Горький дым Гаваны

Выращиваю белую розу

В июле, как и в январе

Для искреннего друга

Который подает мне щедрую руку

И для жестокого, который вырывает

Сердце, с которым я живу,

Выращиваю я не колючки и не крапиву —

Выращиваю белую розу

'Гуантанамера'

Надвигался ураган. Тучи, цвета фиолетовых чернил, нависли над бушующим морем, казалось, мексиканский залив всей своей мощью обрушился на старую крепость Кастильо-дель-Моро. Штормовой ветер, забрасывал волнами набережную Малекон, наполняя морской водой прилегающие calles и avenidas. Смыв грязь гаванских улиц, и забив ею стоки, вода мутнела на брусчатых мостовых огромными лужами.

Бронзовый Хосе Марти с укоризной глядел на беснующиеся волны, указывая монументальной десницей на Американскую военную миссию словно обвиняя в непогоде заклятых гринго.

В высотке 'Гавана Либре' меня приветствовали как старую знакомую. С тех пор, как я впервые побывала на Кубе, никогда не останавливалась в захудалых отелях на окраине города. Багаж доставили в номер, и, поощрив малетеро несколькими песо, я закрыла дверь. После долгого перелета очень хотелось спать, но было только пять часов вечера и куча неотложных дел.

— Алло, Рамон?

В трубке оглушительно свистнули, крикнули на испанском, и через пару секунд я услышала голос своего напарника.

— Юлиа! С приездом, каринья.

— Спасибо, дорогой, — при звуке его голоса сердце привычно дрогнуло, но показать свою радость я не спешила. — Какие новости?

Трубка замолчала, я уже подумала, что из-за урагана оборвалась связь, но Рамон вдруг произнес по-русски:

— Есть проблема, жду в 'Лас Террасес'.

Я не любила проблем, в нашем деле все звенья должны работать с точностью часового механизма, иначе — тюрьма. Рамону точно, а тюрьмы на Кубе это не голландский пансионат, да и мне не поздоровится, минимум — выдворят из страны, максимум — нары в изоляторе для иностранцев.

После душа я вызвала такси, и, подкрасив губы, спустилась в вестибюль гостиницы. У дверей меня ожидала 'кукарача', чудо, созданное на заре американского автомобилестроения. Водитель, молодой кубинец, без устали тарахтел на исковерканном испанском, но я настолько привыкла к нему, что если бы ко мне обратились на чистейшем языке Сервантеса, то несказанно бы удивилась.

Он встретил меня у входа в кафе, нежно поцеловал. Красивая пара — русская девушка и смуглый кубинский парень, всегда привлекали внимание.

— Почему это местечко, Рамон? — спросила я юношу, когда официант принес мне дайкири.

— Иностранцев много...

— В 'Бодегите' тоже много, но она гораздо ближе, — сказала я, потягивая ромовый коктейль. — Ну, что там у нас?

— На 'Партагасе' партии больше не берем.

— Что случилось? — спросила я, пристально глядя в глаза напарника.

— Полиция, — Рамон сглотнул, дернулся кадык, и я поняла, что он нервничает. — Обнаружили крупную пропажу готовой продукции.

— Помнится, трясли 'Партагас' не раз и не два, потом спускали на тормозах. Или есть то, чего я не знаю? — внезапно я озарилась догадкой. — Неужто Полковник...

— С Полковником все мутно, лучше на время сменить фабрику, — пряча глаза, сказал Рамон.

— Извини, менять налаженный канал на неизвестно что, по-моему, это бред!

— Про 'Партагас' забудь.

— Черт! Где дыра? Где, Рамон?! — прошипела я, чуть не опрокинув бокал с дайкири.

— Прекращай дурить, Юлиа, — одернул меня Рамон, улыбаясь и кладя ладонь на мои пальцы. Они были холодны. Неужели ему страшно?

Парень кивнул в сторону террасы, и мы, пробираясь между столиками и многоголосым баром, вышли на свежий воздух. На безлюдной террасе было ветрено, шевелились макушки пальм, и сорванные листья падали в заводь, где на беспокойных волнах покачивались небольшие катера. Рамон закурил, прикрывая ладонью слабый язычок пламени зажигалки. Как ни странно, но, глядя на буйство природы, я успокоилась. Опершись на перила террасы, я ждала, когда напарник продолжит наш нелегкий разговор.

— Есть завязка с новыми партнерами, сбыт через официальную торговлю, — наконец начал он. — Фальшивые товарные чеки...

— Значит ли это, что я буду предъявлять их на таможне, как и товар? — перебила я.

— Да.

— Почему мы не идем проторенным путем, заплатив офицеру таможни?

— Эспозито отказался, — выпустив струйку дыма, тут же подхваченную ветром, ответил Рамон. — Существуют проблемы, и я не могу заставить его нарушать закон.

— Какой закон? Божий? Все остальные он уже нарушил, когда брал взятки!

— Юлиа, или ты принимаешь новые условия, или мы расстаемся, — твердо сказал напарник, сейчас он выглядел уверенным, совсем не таким, каким был в баре.

'Расстаемся' из его уст стало бы для меня смертельным, если бы касалось только нас, но есть другое, что заставляет тревожно биться мое сердце.

— Ты представляешь, сукин сын, что будет, если я вернусь без товара? — глядя ему в глаза, жестко спросила я.

— Представляю, — Рамон снова затянулся сигаретой, — поэтому советую не психовать и принять правила игры.

— Игра хороша, когда она стоит свеч, в нашем случае — сигар. Сколько я могу провезти по поддельным чекам? — я усмехнулась, и, выдернув сигарету из пальцев Рамона, бросила ее в воду. — Пятьдесят коробок! Вычти из прибыли стоимость пошлины, билета, гостиницы и прочая. Посчитал, Рамон?

Юноша нахмурился, будто действительно жонглировал цифрами, и неожиданно сказал:

— Ромео и Джульетта.

— Что? — удивленно переспросила я.

— Сигары, каринья. Лучший размер 'Черчилль'. Пробная партия.

Я замолчала, будущее показалось мне не таким уж удручающим. Проба есть проба, но обычно, почувствовав вкус легких денег, люди стремятся получить больше и больше.

— Что скажешь, каринья?

За меня ответили небеса — громом, будто единым залпом выстрелили все старинные пушки Кастильо-дель-Моро.

Рамон ушел от меня хмурым утром, поцеловав в висок и забрав сигареты со столика. Я лежала в постели, и думала о том, что происходит. Ночная исповедь Рамона развеяла мое радужное настроение: Полковник проиграл. Не в карты, не в рулетку, он потерял бизнес. Теперь у Рамона другие хозяева, и правила изменились. Передел сфер влияния — история знакомая, и страшная, в которой неизбежны человеческие жертвы. Если Полковник безропотно отдал столь лакомый кусок 'Дону Пепино', то чего же мой возлюбленный смертельно боится? Этой пасмурной ночью Рамон любил меня, словно в последний раз...

Я попала в переплет несколько лет назад: мой отдых на Кубе закончился плачевно — паспорт, деньги, и все, что имело хоть какую-нибудь ценность, украли из номера моего третьесортного отеля. Я была растеряна, все случилось перед моим отъездом, времени на объяснения с полицией и консульским отделом не было. Хорошо хоть отель был оплачен заранее! За время своего неудачного отпуска я познакомилась с интересным человеком, офицером, интеллигентного вида кубинцем. Он приглашал меня на выставки, и не уставал восхищаться моим совершенным испанским. Это ему я позвонила в первую очередь, рыдала, жаловалась на невезение, и он взялся уладить дело без полиции. Паспорт вернули, но денег на билет у меня не было. Мой друг позаботился обо мне, и уже на следующий день я оказалась в Москве, вместо пропавшего багажа я везла первую в своей жизни партию сигар. Именно тогда я познакомилась с Рамоном и Эспозито. Интеллигентного дядечку они называли Полковником. Вот так меня легко и просто завербовали, передав в Москве в цепкие руки дельцов, промышлявших контрабандой сигар.

За эти годы я стала одним из специалистов по Кубе, мои туры приносили прибыль, и обе стороны были довольны — машина отлажена, бизнес процветал. Почему в Москве еще не знают о гаванских войнах? Или знают. Только вот курьера не предупредили, он исполнитель, пушечное мясо, чего его жалеть. Придется разбираться самой... Полковник не похож на человека способного без драки отдать свою долю, и я долго не могла отпустить то, что пришло мне в голову: не предал ли Рамон куратора, и не я ли та самая жертва?

Я встала с постели и подошла к окну. Косой дождь бил в стекла, скатываясь по ним тугими струями. Вот тебе и 'wonderfull view of the bay' обещанный рекламками, выложенными под раскидистыми пальмами великолепного холла. Чертова погода!

Портье принял меня за сумасшедшую, когда я отказалась от такси, и велел принести огромный зонт. Под ним я и пустилась в путешествие по полноводным улицам Гаваны. Дождь молотил по сиреневому куполу, а ветер пытался вырвать мою непрочную крышу из рук. Навстречу попалась пожилая матрона, в сине-белом полосатом костюме, сквозь стену ливня она была похожа на ходячий кубинский флаг. Я шла по лужам и вспоминала...

Это Полковник придумал легенду о влюбленных, даже наши имена были кстати: Рамон и Юлиа. Мы азартно вживались в образы, и скоро обман перестал быть обманом. Куратор был рад такому повороту событий — кроме всего прочего в деле меня удерживал сердечный интерес. Я была готова летать через океан хоть каждую неделю, к тому же любовные отношения с Рамоном оправдывали мои частые визиты на остров Свободы. Но шли годы и чувства Рамона остыли: я узнала, что он мне изменяет. Не обошлось без слез, и без отеческого наставления Полковника, любимый присмирел, но было уже поздно. Так и шло по накатанному, у Рамона была своя жизнь, я прилетала, мы проводили ночь вместе, забрав партию, вновь возвращалась к московским будням. Горько, но не так, как на свадьбах...

Обогнув Капитолий, я вышла на улицу Индустрии. Никогда прежде я не совалась на территорию 'Партагас', и вот теперь я стояла перед четырехэтажным зданием фабрики. В нем было что-то недружелюбное, нахохлившееся, готовое к бою. Песочного цвета стены местами стали оливковыми, с терракотовых наличников стекала вода. Закрыв зонтик, я шагнула под навес, открывшаяся дверь 'табачного рая' приветствовала меня мелодичным звоном колокольчика.

В аэропорту меня ждали. Иногда я чувствовала опасность, и сейчас уловила ее в движении рук офицера взявшего мой паспорт, в мельтешении фигур в погонах за его спиной. Подошедший таможенник пригласил меня для личного досмотра. 'Началось', — подумала я, но только улыбнулась носителям серых кителей. В небольшом кабинете меня встретил Эспозито — хитрая ухмылка, черные топорщащиеся усы на рябом лице.

— О, русская сеньорита!

Я сделала вид, что не знаю продажного таможенника, мне было тревожно, что сюда не ввозят мой багаж. 'У него хватит ума подкинуть мне наркотики, тогда точно нары...' Но тележку вкатили, следом за ней вошел чиновник, при виде которого все присутствующие встали, а Эспозито даже сумел подобрать свисающий на ремень живот. После военных приветствий, начальник обратился ко мне:

— Это ваши вещи сеньорита?

— Мои, господин офицер.

— Могу ли я попросить вас вскрыть их?

'Да он сама любезность', — пробурчала я про себя, разрезая обернутую скотчем упаковку поданными ножницами.

— Что в коробках?

— Именно то, что на них написано, — сказала я.

— Отвечайте по существу вопроса!

— Сигары.

— Количество? — он быстро писал на листке бумаги, но я не могла разобрать что именно.

— Допустимое к провозу кубинскими властями, — ответила я, и тут же поправилась: — Пятьдесят коробок сигар 'Партагас'.

— 'Партагас'?! — неудержался Эспозито.

'Полковник 'включил ответку', поручил Эспозито сдать конкурентный товар вместе с курьером'.

— У вас имеется подтверждение покупки? — чиновник перестал писать и посмотрел на меня.

— Да. Товарные чеки фабричного магазина, плюс оплата госпошлины, — спокойно ответила я.

— Чеки предъявите, коробки откройте, — последовал приказ.

— Все?!

— Все.

'Социализм! Им наплевать, что цена на вскрытую коробку упадет в разы'. Я вскрывала коробки одну за другой, двое таможенников, проверяя голограммы, вытряхивали сигары из уютных гнезд. Комната наполнилась одуряющим запахом табачного листа.

'Зачем это варварство? Так поступают, когда хотят устранить конкурента... Этот чиновник... эмиссар 'Дона Пепино'! Ах ты, черт!'

Смешно было смотреть на Эспозито — нахмурившись и покусывая усы, он соображал, как так получилось, что я не привезла к рейсу 'Черчилля' и поддельные чеки. Не найдя зацепок меня отпустили, и даже извинились за причиненные неудобства. Растерянного Эспозито увели в сопровождении двух офицеров.

'Передай привет Полковнику, и поставь жирный крест на своей карьере, продажная тварь!' — от души пожелала я.

Кое-как собрав разоренный багаж, я вышла из кабинета и, толкая тележку, продолжила путь. В толпе провожающих я заметила встревоженное лицо Рамона, вскинула руку в прощальном жесте. Увидев меня, он быстро скрылся за спинами обнимающихся людей.

'Куда же ты, напарник, а как же я, твоя каринья? Аста ла виста, любимый! Прощай, и передай 'Дону Пепино', что 'Ромео и Джульетта' путешествуют на океанском лайнере'.

В зеркальных стенах аэропорта отражалось яркое кубинское солнце. Сидя у иллюминатора, и держа бокал с шампанским, я хотела выпить за мою почившую любовь. История знаменитых веронских героев была печальной, но светлой, не такой, как у Рамона и Юлии... Горько? Горько!

______________________________________________________________________________

Calles — улицы

Avenidas — проспекты

Малетеро (maletero) — носильщик

Каринья — милая, дорогая

Wonderfull view of the bay — замечательный вид на залив