Последний из бледнолицых

"У меня братишки нет,

У меня сестрёнки нет,

Говорят, с детьми хлопот невпроворот.

Что же будет на Земле,

Через сто ближайших лет,

Если мода на детей совсем пройдёт?"

(Из популярной эстрадной песенки 70-х годов прошлого века)

"Сколько у меня осталось патронов? Посчитать? А зачем? Даже если бы у меня был лучевой дезинтегратор, это ничего уже не изменит... Да и не продают такое оружие белым — нигде в пределах этой страны и, наверно, всего мира. Вот и приходится рассчитывать только на древнюю "М-16", принятую на вооружение больше ста лет назад. Музейный экспонат, конечно, но убивать — убивает..."

Над водной гладью великого озера Онтарио стлался утренний туман, втягиваясь белыми языками между стволов могучих деревьев — молчаливых свидетелей минувшего. Трава была мокрой от росы, словно на неё пролились все слёзы женщин народа, некогда владевшего этими краями. Где они сейчас, эти племена? — Сгинули без следа и памяти... А теперь настала очередь и самих победителей, слишком безмятежно почивавших на лаврах...

Притаившийся в кустах человек в пятнистой защитной одежде был очень стар. Время избороздило морщинами кожу его лица и заострило черты, придав им хищное выражение. Глаза поблекли, но остались по-прежнему зоркими, спина не согнулась, а руки его так же бугрились мускулами, как и во времена безвозвратно ушедшей молодости. Вот только вряд ли это уже имело какое-то значение.

"Откуда они появятся? И на чём? Свалятся прямо на голову на винтокрыле или примчатся по озеру на слайдере? Пока маскировочное поле держит, меня не разглядят ни с орбиты, ни через систему континентального слежения. Экранировка полная — стражам сил поддержания общественного порядка не помогут даже новейшие детекторы, реагирующие не только на тепло тела, но и на тончайшее дрожание человеческой ауры".

Человек сидел на самой оконечности далеко вдававшегося в озеро узкого мыса, густо поросшего орешником. Этот уголок в своё время по одной из федеральных программ сделали заповедным — таких мест на всём континенте осталось совсем мало, — и здесь по соседству с молодыми деревцами сохранились кряжистые дубы, помнившие ещё первопроходцев, тех...

...что шли через лес, чутко вслушиваясь в шорохи и держа наготове длинноствольные карабины. Прежние хозяева этих мест не любили пришельцев, — и было за что! — и в любой момент из-за зелёного полога листвы могла скользнуть стрела. Дикари искусно прятались в чаще и метко стреляли, но всё равно не смогли устоять под натиском бледнолицых. Гордые воины полегли в неравных боях, жалкие остатки некогда могучих и грозных племен загнали в резервации, а индеанки стали жёнами (в лучшем случае) и служанками победителей. На месте лесов выросли шумные многолюдные города и пролегли автомагистрали, и лишь кое-где уцелели крохотные островки природы, смутно помнящие былое...

Человека звали Нат — Натаниэль Бампо. Он жил в этих краях лет тридцать — с тех пор, как ему стало невмоготу жить среди людей. Нет, эти люди не были откровенно враждебными, напротив, они следовали тому, что некогда назвали политкорректностью, но все они были чужими, и Натаниэль был для них тоже чужим. И он ушёл — устроился рейнджером, а потом и вовсе осел в здешних лесах. Свобода от опостылевшего ему мира была иллюзорной — Нат зависел от этого мира, от денег, хранившихся на его счету, от магазинов и от всего того, что называется благами цивилизации. И он стал бороться, чтобы стать независимым.

Это было невероятно трудно — человек XXI века был намертво привязан к обществу тысячами незримых нитей, разорвать которые казалось невозможным. Но само это общество менялось, и другого выхода не было. Натаниэль не мог жить так, как жили здесь люди триста лет назад — рыбы в озере почти не осталось, а за нелицензированный отстрел оленя можно было запросто угодить за решётку, — и поэтому был вынужден периодически наведываться на своём древнем автомобиле с допотопным двигателем внутреннего сгорания в ближайший городок, где кусочек пластмассы с кодом личного счёта мог превратиться в продукты и одежду. Хорошо ещё, что его зарплата — а потом и пенсия — регулярно переводились на этот самый счёт, так что контакты с внешним миром можно было свести к минимуму.

Всё изменилось, когда в продаже появились синтезаторы пищи. Первые образцы были крайне несовершенными и стоили кучу денег, но Натаниэль не колебался ни секунды. Он выждал ровно столько, сколько потребовалось — пока синтезаторы не стали более-менее надёжными. Тогда Натаниэль продал свой старый дом — тот самый дом, где они с Джейн когда-то любили друг друга, — купил синтезатор (участок земли у берега озера он пожизненно арендовал как рейнджер-ветеран заповедника) и окончательно ушёл в лес. Пропади оно всё пропадом! Ах, Джейн, Джейн...

* * *

...Всполохи голубого света заливали тёмный зал. Они перемешивались с ритмичной, давящей на сознание музыкой так, что было не понять — то ли это звучит свет, то ли звук сделался видимым. T-shirts* парней и топики девушек отливали феерическими оттенками пронзительно-фиолетового, а белые световые пятнышки, отбрасываемые вращающимися многогранными блестящими шарами, засыпали танцующих призрачной снежной метелью.

Эту девчонку Нат приметил сразу. Она танцевала самозабвенно, не видя никого и ничего вокруг — так, наверно, извивались в ритуальных эротических танцах жрицы каких-нибудь древних богов. Нат ловко ввинтился в толпу и скоро оказался возле девушки — лицом к лицу. Поначалу она не обратила внимания на возникшего перед ней парня, но вскоре Нат ухитрился поймать взгляд её отрешённых глаз — травки, что ли, покурила? — и заметил под густыми ресницами девчонки тень неприкрытого интереса к неожиданному партнёру. Нат определил этот интерес безошибочно — не впервой. Он был завидным парнем — атлетически сложенным (его даже прозвали Конаном-варваром) и к тому же не обиженным мозгами (преподаватели предрекали ему блестящую карьеру), — и многие девчонки спешили стащить с себя трусики и забраться к нему в постель. Пуританская мораль давно пошла трещинами, а новые birth control achievements** позволяли любвеобильным девушкам не бояться ненужных последствий — так почему бы не получить удовольствие от секса с таким аппетитным парнем?

________________________________________________________________________________

* T-shirt (англ.) — спортивная рубашка, футболка.

** Birth control achievements (англ.) — достижения в области противозачаточных средств.

— Как тебя зовут? — выкрикнул Нат, улучив момент, когда сотрясавшие зал децибелы чуть смирили на время свою ярость.

— Джейн! — прокричала девушка ему в ухо. Губы её при этом коснулись щеки парня, и Натаниэль почувствовал, как по хребту его пробежала жгучая искорка.

— А меня Нат, — представился он в ответ и тут же напрямик предложил: — Удерём?

Девушка секунду подумала, улыбнулась, утвердительно тряхнула копной рыжеватых волос — в голубом свете они выглядели мраморными — и без колебаний протянула Натаниэлю руку. Он приобнял Джейн и ощутил кончиками пальцев, какое у неё горячее тело — там, под тонкой тканью лёгкого топика, в ложбинке вдоль спины.

С некоторым трудом выбравшись из зала, где бушевала дискотека, они первым делом обнялись, потом жадно целовались до тех пор, пока у обоих не перехватило дыхание, — у Ната даже мелькнула мысль содрать с девчонки джинсы и завалить её прямо тут, в тёмном закутке под лестницей, среди пустых пластиковых упаковок и банок из-под пива и "кока-колы", — а потом очень скоро и очень естественно оказались в комнате Натаниэля. В кампусе студенты жили по двое, но товарищ Ната в этот вечер отсутствовал, что пришлось как нельзя кстати. Джейн отнюдь не противилась — и даже не пыталась имитировать робкое сопротивление, — когда Нат расстегивал ей "молнию" на джинсах, и позволила себя раздеть и уложить на постель. Она так же послушно развела ноги, но когда Натаниэль коснулся её, тихонько ойкнула и вздрогнула. И только тогда Нат с изумлением понял, что впервые в жизни встретил девственницу.

Это открытие настолько ошеломило парня — как это так, такая красивая девчонка, и до сих пор ни-ни? — что он, — после того, как всё кончилось, — даже не спросил у расслабленно-томной Джейн своё расхожее: "Ну, тебе было хорошо, подружка?". Вместо этого Нат вдруг произнёс — неожиданно для самого себя:

— Слушай, давай поженимся?

К его удивлению, девушка отнюдь не впала в щенячий восторг. Она довольно долго размышляла, потом потянулась всем телом, прильнула к Нату, обняла, потёрлась носом о его щёку и спросила:

— А зачем? Все эти хлопоты с белыми платьями, гостями, расходами... Давай просто: ты будешь моим парнем, а я — твоей девушкой. — И жарко выдохнула: — Мне понравилось... Ты — супер!

При этих словах Джейн Нат вдруг почувствовал раздражение — он никак не ожидал, что его благородное, по его мнению, предложение будет так встречено. Ко всему прочему, — и Нат это явственно понял, — эта девчонка его здорово зацепила, и ему хотелось видеть её именно своей женой, а не какой-то там очередной girl-friend. Подружка — она ведь подружка и есть: сегодня она с тобой, а завтра с кем-нибудь ещё.

Он высвободился из её объятий, сел на смятой постели и посмотрел на матово светящееся в темноте обнажённое стройное тело лежавшей рядом с ним Джейн.

— Или ты выйдешь за меня замуж, — глухо бросил Нат, — или заводи себе какого-нибудь другого "супера". Я с тобой спать не буду, — добавил он, намереваясь встать.

На этот раз Джейн отреагировала мгновенно. Она порывисто приподнялась, прижалась к груди Ната и прошептала:

— Я согласна... Просто я не ожидала такого, извини... Милый, — зовуще прошелестела она, снова ложась и увлекая за собой парня, — иди ко мне...

И только много позже Натаниэль понял, что причиной согласия Джейн была вовсе не пылкая страсть (причина, которую хотят видеть за согласием женщины все мужчины), а холодный расчёт — Нат уже заканчивал учёбу и получил пару очень хороших предложений от солидных фирм. И Джейн, — а она задолго до их знакомства обратила внимание на этого парня и прекрасно знала о его высоком рейтинге, — решила, что глупо упускать завидного партнёра, способного обеспечить ей безбедное существование на всю жизнь (да ещё такого, который испытывает угрызения совести по поводу её нарушенной девичьей невинности).

Но даже это понимание ничего не изменило в их отношениях — Натаниэль искренне любил свою Джейн.

* * *

...Медовый месяц они провели в Европе. Близился Миллениум, и весь мир стоял по этому поводу на ушах. Джейн хотела отправиться на тихоокеанские острова, чтобы там одной из первых — она обожала быть первой — встретить первый рассвет нового тысячелетия. И она настояла бы на своём, но Нат сумел объяснить молодой жене, что третье тысячелетие наступит только через год, а 1 января 2000 года — это всего лишь 1 января последнего года второго тысячелетия, и незачем тратить уйму денег только для того, чтобы умножить собой толпу кретинов, плохо учивших в школе арифметику. И Джейн уступила — уступила второй раз в жизни. Первый раз она уступила, согласившись выйти за Натаниэля замуж — то, что она отдалась ему через полчаса после их знакомства, было с её стороны вовсе не уступкой, а всего лишь её собственной прихотью — этого хотелось ей самой.

...Париж не произвёл на них особого впечатления — он выглядел каким-то сереньким и невзрачным. Не слишком интересовавшимся классической литературой молодожёнам ничего не говорили имена Дюма и Гюго, и Сена показалась им всего лишь мутноватой неширокой речушкой — ручеёк по сравнению с Миссисипи! — лишённой какого бы то ни было романтического ореола. Однако — раз уж деньги заплачены! — они добросовестно обошли все достопримечательности: побывали в Лувре, осмотрели Центр Жоржа Помпиду, посетили Плас Пигаль с её красной мельницей, пили кофе в кафе возле Нотр-Дам, поглядывая на гротескные лики химер знаменитого собора, фотографировались на фоне Эйфелевой башни и Сакре-Кёр, любовались огнями ночного Парижа с борта bateau-mouche* и даже заказали всклокоченному бородатому художнику на Монмартре портрет счастливой новобрачной.

Они спускались в метро — станции метро в Париже понатыканы густо, — и Натаниэль, машинально скользнув взглядом по кучке темнокожих парижан у ограждавшего спуск в подземку каменного парапета, подумал: "Да их тут не меньше, чем у нас в Оклахоме или Луизиане! Вот тебе и Европа...". И тут он услышал возмущённые крики.

Полный француз с добродушным лицом — вероятно, какой-нибудь клерк средней руки, — проходя мимо оживлённо болтающих афрофранцузов, нечаянно задел плечом темнокожую женщину, явно бывшую центром внимания этой мини-тусовки. И тут же вся компания превратилась в стаю яростно галдящих галок, набросившихся на недоумённо вращающего головой голубя.

— Vous etes raciste! Vous etes raciste!** — Натаниэлю показалось даже, что вместо рук у негров крылья, и что они вот-вот начнут дружно клевать растерявшегося и что-то робко бормочущего прохожего. Однако до драки дело всё-таки не дошло, и когда ошарашенный клерк проходил мимо наблюдавшей за склокой молодой пары, Нат с Джейн услышали его детски-обиженное:

— Non, je ne suis pas raciste...

* * *

Джейн только фыркнула, а Натаниэль вдруг ощутил неприятный холодок в спине — ощутил впервые в жизни. Впрочем, через двадцать минут они были уже в гостинице, начали заниматься любовью прямо в душе, продолжили на широкой (несомненно, только для этого и предназначенной) постели и быстро забыли об этом неприятном случае.

________________________________________________________________________________

* Bateau-mouche (франц.) — речной трамвайчик.

** Vous etes raciste! (франц.) — Вы расист!

* * *

Non, je ne suis pas raciste (франц.) — Нет, я не расист.

* * *

...Через десять лет у них уже было всё — купленный в кредит роскошный собственный дом, оборудованный по последнему слову техники, три новенькие автомашины — Джейн, Ната и семейная, для совместных выездов на уик-энды, — престижная и высокооплачиваемая работа и солидный счёт в надёжном банке. Натаниэль стал одним из ведущих специалистов "High Tech Corporation" — крупной компании, занимавшейся разработками и промышленным внедрением новейших технологий, — а Джейн работала в этой же корпорации экспертом по маркетингу. Звёзд с неба она не хватала, но сидеть дома отказалась категорически.

— Ты что, приверженец ислама, который советует держать жён под паранджой? — решительно заявила она мужу. — Нет уж, мой дорогой, я не собираюсь проводить лучшие годы среди кастрюль — не для этого я заканчивала университет. В наше время женщина может очень многого достичь!

И она действительно добилась многого, чем вызвала некоторое удивление Натаниэля, знавшего о скромных талантах своей супруги. До него доходили сплетни о том, что, дескать, карьерные достижения Джейн связаны с несколько иными её способностями, отличными от чисто деловых, но как настоящий мужчина и любящий муж, он пропускал эти сплетни мимо ушей, а однажды прямо заявил разоткровенничавшемуся с ним на эту тему доброхоту:

— Слушай, парень, попридержи свой вонючий язык, иначе я тебе его вырву и засуну тебе же в задницу, о'кей?

Собеседник поперхнулся на полуслове, оценил ледяные глаза Ната и его широкие плечи и счёл за лучшее не вступать в чреватую травмами дискуссию. После этого случая никто больше не пытался "открыть глаза простаку Натти Бампо на недостойное поведение его супруги". Да и было ли оно, это недостойное поведение? Джейн в ответ на осторожный вопрос мужа устроила настоящий скандал с битьём посуды и потоками слёз, суть которого сводилась к старинному изречению "не пойман — не вор!". Правда, Джейн изложила эту самую суть в несколько иных, более энергичных выражениях типа: "А ты что, выгребал использованные презервативы с заднего сидения моей машины?".

Да, у них было всё — кроме детей.

— А зачем они нам? — вполне искренне удивилась Джейн, когда Натаниэль завёл в очередной раз разговор на эту тему, выбрав, как ему показалось, наиболее подходящий момент — они лежали в супружеской постели, отдыхая после любви.

— Как это зачем? — не понял Нат. — Странный вопрос...

— Ну почему же странный? — снова удивилась Джейн, слегка покалывая своими острыми ноготками обнажённую грудь мужа. — Я действительно не понимаю, зачем тебе это нужно! Мы с тобой молоды, перед нами весь мир, в котором столько всего интересного и приятного, у нас есть деньги, которые можно со вкусом потратить на массу полезных вещей и удовольствий, а ты заморачиваешься какими-то там детьми! Всю жизнь мечтала — ходить с пузом, переваливаясь с боку на бок, как глупая толстая гусыня; потом мучаться, пока этот кусок мяса будет выползать из моего тела, орать от боли, а потом ещё возиться с мокрыми памперсами! И для чего? Чтобы лишить себя всех доступных нам удовольствий? Только ради этого?

— Подожди, подожди, — Нат перехватил руку жены, целеустремлённо и в тоже время словно ненароком переместившуюся с его груди на живот и ниже. — Но ведь мы же не вечно будем молодыми — мы состаримся! И потом, ведь до тебя миллиарды женщин рожали, и...

— Знаешь что, дорогой, — Джейн вырвала свою руку из его пальцев, пружинисто села на кровати, и Натаниэль почти физически ощутил, как в ней закипает раздражение, — я не собираюсь следовать заветам прабабок, игравших в свиноматок! По-твоему, основное назначение женщины — это быть родильной машиной, так, да? Только не надо сказок про стакан воды, который тебе подадут на старости лет благодарные отпрыски! Да они прежде всего буду думать о том, как бы поскорее спровадить эту старую руину — то есть тебя — в крематорий и получить наследство! Да, да, именно так! Нужно зарабатывать деньги, и тогда тебя до самой смерти будут заботливо облизывать нанятые няньки-сиделки, и безропотно выносить за тобой дерьмо, потому что ты им за это будешь платить — и хорошо платить, вот так! А дети... — и она брезгливо сморщилась. — А что до россказней о продолжении рода — оставь это пасторам, лепечущим что-то про рай и ад! Мне лично наплевать, что будет здесь, на это дрянной планете, после того, как я сдохну и стану бесплатным ланчем для червей. Живём один раз, и поэтому надо взять от этой жизни всё, что можно — и даже то, что нельзя! А если тебе так надо о ком-то заботится — если тебе меня мало, — давай заведём собаку: хлопот меньше, а удовольствие то же. А пользы — пользы даже больше: хорошая собака — это престижно.

Натаниэль смотрел на жену, на её длинные волосы, упавшие на тугую грудь, на глаза, светящиеся в полутьме спальни, как у кошки, и думал, что она чертовски хороша. И ещё он вдруг вспомнил, как Джейн без всяких угрызений совести пошла на эвтаназию своей матери, прикованной к постели, — после того как врачи сказали ей, что старушка никогда уже не встанет, но протянет ещё не один год, мучая себя и других...

И всё-таки она уступила ему — третий раз в жизни. Уступила после того, как пару раз перехватила взгляды Ната, которые он бросал на женщин с маленькими детьми — такие ещё иногда встречались в элитном районе, где они жили. Джейн поняла своим обострённым, каким-то поистине звериным чутьём, что её муж не успокоится; и дело может кончиться тем, что их уютное гнёздышко в один не очень прекрасный день развалится — если в нём не запищит птенец. Так родилась Кэролайн.

Весь период беременности жены остался в памяти Натаниэля как один непрерывный сюрреалистический бред на грани шизофрении — Джейн измучила его до предела своими беспричинными истериками и непредсказуемыми капризами. Он терпел, утешая себя тем, что ей, бедняжке, так трудно — ведь она такая нежная и хрупкая! — и только много лет спустя догадался: на девяносто процентов весь этот театр абсурда был срежиссирован и поставлен ни кем иным, как самой Джейн, желавшей таким способом обезопасить себя на будущее от возможного повторения подобного эксперимента. А родила она легко и быстро, несмотря на своё худощавое телосложение.

— Поздравляю вас с первенцем, мистер Бампо, — сказала ему сиделка-филиппинка в родильном доме, куда счастливый молодой отец явился с огромным букетом цветов, чтобы забрать Джейн и новорождённую дочь. — Ваша девочка — просто ангелочек! Вам так повезло — Господь щедро наделил вашу жену здоровьем, она вам и десяток детишек нарожает!

— Спасибо, — поблагодарил Нат, грустно подумав про себя: "А вот это вряд ли..."

Сама Джейн отнюдь не выглядела безмерно счастливой — скорее наоборот. Она очень быстро перестала кормить дочь грудью (чтобы не испортить фигуру), не вставала к малышке ночью, когда та начинала хныкать, и не купала её, предоставив эти заботы мужу. Натаниэль ждал, что у жены вот-вот проснутся древние материнские инстинкты, но этого не произошло — нежеланный ребёнок так и остался нежеланным и нелюбимым; крохотный верещащий комочек красной плоти не вызывал у Джейн ничего, кроме брезгливости. И даже когда Кэролайн немного подросла и сделала свои первые робкие шаги, мать осталась к дочери равнодушной — в лучшем случае она её замечала, но не более того. И девочка чувствовала это — когда Джейн изредка обращала на неё внимание, ребёнок тут же заходился плачем, и успокаивался только тогда, когда Нат брал малышку на руки. Отец ухаживал за девочкой сам — в пределах возможного, работу он бросить не мог, — а потом в доме появилась пожилая дебелая мексиканка-baby-sitter. Двум молоденьким смуглым и темноволосым претенденткам на эту должность, явившимся по объявлению, Джейн мгновенно — только взглянув мельком на их ноги и бёдра — дала от ворот поворот, а "мама Роза" её вполне устроила и избавила молодую мать от необходимости самой заниматься Кэролайн.

* * *

Шло время, и вроде бы всё было хорошо.

Кэролайн росла. Она уже задорно носилась по лужайке у дома наперегонки с Бобби — громадным чёрным корсиканцем*, безоговорочно признавшим малышку своей любимицей и хозяйкой и безропотно терпевшим потуги Кэролайн, когда она, сопя от усердия, тягала пса за уши или за хвост. Кличку псу дала Джейн, считавшая, что он очень похож на полицейских, которых они видели в Лондоне. Натаниэль не находил в собаке особого внешнего сходства с бравыми британскими блюстителями порядка, но охранником Бобби оказался превосходным — любой выказавший (пусть даже в шутку) недобрые намерения по отношению к Кэролайн, очень сильно рисковал: клыки у этой заботливой няньки и компаньона по детским играм были весьма внушительные.

________________________________________________________________________________

* Кане корсо — собака из породы итальянских молоссов. Иметь собаку такой породы стало модным в начале XXI века.

Кэролайн росла, и в её характере всё чётче проступали черты, всерьёз обеспокоившие Ната — упрямство и откровенный эгоизм. Она привыкла к любви отца и к немому обожанию Бобби, привыкла к тому, что все её капризы тут же удовлетворяются, и привыкла считать себя центром внимания. Сам Натаниэль был единственным рёбёнком в семье, но он помнил слова деда, сказанные им когда-то давно своей дочери — матери Ната. "Ты дура, Рэйчел! У ребёнка должны быть братья и сёстры — только тогда он поймёт, что не ради него одного сотворён весь этот мир. А иначе... Вот раньше — нас было пятеро в семье, и мы..." — "Перестань, dad*, — досадливо оборвала его Рэйчел. — Оставь ты эти свои фермерские замашки — теперь другие времена! Ты знаешь, сколько нужно денег, чтобы вывести в люди хотя бы одного ребёнка? Цены растут, как на дрожжах, жизнь дорожает, а я не хочу, чтобы мой Нат чувствовал себя хоть в чём-то обделённым".— "Дура ты, Рэйчел, — повторил старик, тяжело вздохнув, — мало я тебя драл в детстве, а теперь — теперь уже поздно...".

________________________________________________________________________________

* Dad — папа, отец (англ.).

Однако первую же попытку Натаниэля заикнуться на тему второго ребёнка Джейн пресекла немедленно и яростно. Сначала она закатила мужу грандиозный скандал — "ты что, смерти моей хочешь, я чуть не померла от боли в этой гнусной родилке!", — а потом, зная пиетет Ната перед печатным словом, пустила в ход тяжёлую артиллерию.

— Вот почитай, что тут умные люди пишут! — с этими словами она швырнула на стол увесистый журнал, развёрнутый на странице с заголовком "Дети опасны для здоровья".

— Профессор социологии госпожа Робин Саймон и её коллеги из университета Флориды подтвердили то, что все родители давно подозревали: дети действительно сводят с ума своих пап и мам, — вслух прочитал Нат и недоумённо поднял глаза на жену. — Что за бред?

— А ты дальше читай, а потом скажешь, бред это или нет, — настаивала Джейн. — Ты читай, читай!

И Натаниэль прочёл. Группа Саймон воспользовалась данными национального опроса семей, проведённого в США ещё четверть века назад, в конце восьмидесятых и в начале девяностых годов прошлого столетия. Опросом было охвачено свыше тринадцати тысяч мужчин и женщин, и в результате учёные пришли к выводу — статус родителя не только не приносит никаких ощутимых выгод, но и попросту вреден для психического здоровья.

"Самым поразительным в полученных нами данных, — писала профессор Саймон, — является то, что не нашлось такого родителя, которого депрессия мучила бы в меньшей степени, чем бездетного человека. И мы считаем, — продолжала автор статьи, — что устоявшаяся точка зрения, будто бы дети являются ключом к личному развитию, а без ребёнка жизнь пуста и бессмысленна — не соответствует действительности. Наше исследование окончательно это доказывает"*.

________________________________________________________________________________

* Подлинная цитата из статьи профессора социологии Р.Саймон, 2006 год.

Нат отложил журнал, задумчиво посмотрел в окно, за которым на зелёной траве под присмотром "мамы Розы" играла с Бобби заливающаяся счастливым смехом Кэролайн, и перевёл взгляд на Джейн.

— И ты этому веришь? — спросил он, глядя ей прямо в глаза.

— Я не только верю — я чувствую это на себе! — без промедления отозвалась Джейн. — Позавчера эта маленькая паршивка добралась до моего любимого косметического набора и разрисовалась до самых ушей! И ещё она пыталась накрасить помадой нос Бобби, а этот сукин сын только облизывался и смотрел на неё умильными глазами. Я чуть с ума не сошла, мне её прибить захотелось!

— Ну-ну... — неопределённо хмыкнул Нат, и Джейн, чутко следившая за настроением мужа, тут же сменила тактику.

— Ты ведь любишь меня, правда? — прошептала она, положив ему руки на плечи и упершись лбом в его лоб. — Ты ведь не хочешь, чтобы мне было плохо, а? У нас есть дочь, я родила её тебе, и не надо нам больше! Она действительно меня жутко раздражает — мне даже кажется, что когда-нибудь она меня просто убьёт... Я боюсь её! — голос Джейн дрогнул, а глаза наполнились слезами. — Боюсь...

"Да, убьёт, — подумал Нат, — так же, как ты убила свою мать. Очень может быть..."

Но вслух он ничего не сказал. Он чувствовал, что жена с ним искренна — несмотря на некоторую театральность её поведения. И она действительно на грани нервного срыва — за пятнадцать лет Натаниэль немного изучил её характер. В конце концов, нельзя же требовать от человека того, что он не в силах сделать...

* * *

Но с мужем Джейн была нежна — никудышная мать оказалась хорошей и заботливой женой. Были у неё какие-то интрижки на стороне, не были — никто не мог сказать этого наверняка, но сама она старалась не давать мужу ни малейших поводов для ревности. Скорее наоборот — она не спускала глаз с него самого, моментально пресекая любые попытки любых особ женского пола в возрасте от шестнадцати до шестидесяти хотя бы приблизиться к границам допустимой вежливости между мужчиной и женщиной, не говоря уже о том, чтобы попробовать перешагнуть эти границы. Как-то раз Нат, разговаривая с женой по сотовому видеофону, забыл включить канал визуализации собеседника — Джейн не видела, где находится её муж, и чем он занят. Через две минуты (супруги работали на разных этажах громадного здания "High Tech") она влетела в его офис с видом спецназовца, врывающегося в гнездо опаснейших террористов — ей понадобилось гораздо больше времени для того, чтобы убедиться в отсутствии "состава преступления" и успокоиться.

Однако столь жёсткий контроль с лихвой окупался заботами Джейн о доме и о муже. Ни одна из тех бесчисленных бытовых мелочей, из которых соткана повседневная жизнь человеческая, не оставлялась ею без должного внимания. Для Ната, с полным правом считавшего себя ухоженным мужем, само собой разумеющимся было то, что в доме чисто, что постельное бельё всегда свежее и ароматное, что выглаженная рубашка всегда под рукой, а на туалетном столике всегда стоит полный тюбик крема для бритья. Джейн следила за уютом в своём трудолюбиво свитом гнёздышке тщательно, и стоило любой уложенной в это гнёздышко веточке — будь то маленькая трещинка в одной из кафельных плиток бассейна или строптивая травинка, чуть выбившаяся вверх посередине аккуратно подстриженного газона, — встопорщиться, как Джейн тут же устраняла своим клювиком замеченный непорядок. Она сумела и Кэролайн, смирившись с фактом существования дочери, сделать неотъемлемой частью общего имиджа полного благополучия семейства Бампо — со вкусом одетая хорошенькая бойкая девочка неизменно вызывала восторженные ахи и охи гостей и знакомых. Конечно, далеко не всё Джейн делала своими руками — её работа в "High Tech" требовала времени и сил. Но эта же работа, будучи основой благосостояния, позволяла ей нанять прислугу — кроме "мамы Розы", ставшей почти членом их семьи, Джейн помогали по дому приходящие кухарка и уборщица, а также садовник-пуэрториканец, одновременно выполнявший обязанности дворника. И — не в последнюю очередь — умная домашняя автоматика, реагирующая на голоса хозяев.

Джейн следила и за собой, тратя массу времени и уйму денег на фитнесс, шейпинг и врачей-косметологов. Крохотная морщинка в уголке глаза рассматривалась ею как стихийное бедствие, соизмеримое по своим последствиям с тропическим ураганом или землетрясением, и Джейн не успокаивалась до тех пор, пока эта злополучная морщинка не исчезала бесследно. И труды эти не были напрасными — в свои без малого сорок миссис Бампо выглядела лет на пятнадцать моложе. А питание вообще стало для неё чем-то вроде хобби — она выискивала самые замысловатые диеты и незамедлительно опробовала на себе их эффективность. "Ты рассчитываешь калорийность нашего ужина куда скрупулёзнее, чем специалисты из НАСА траектории космических аппаратов" — пошутил как-то Натаниэль, наблюдая за тем, как Джейн, сморщив нос и шевеля губами, следит на появляющимися на жидкокристаллическом дисплее домашнего компьютера символами. "Отстань, — буркнула она в ответ, не прекращая священнодействовать, — мне плевать, куда улетит запущенная в космос железяка — мне от этого ни жарко, ни холодно. А вот то, что мы с тобой съедим — это действительно важно!".

В конечном счёте все многоплановые усилия Джейн были подчинены одной-единственной цели. Она следовала — почти инстинктивно — древнему постулату, почти не изменившемуся за тысячи лет развития цивилизации: "Что нужно мужчине дома? Тепло очага и ласковая, всегда готовая к любви женщина!". И тогда этот мужчина сделает всё, что этой женщине нужно — причём сделает охотно и даже с радостью.

Джейн очень быстро отметила сексуальный темперамент Ната, и с тех пор интимная сторона их супружеской жизни сделалась для неё предметом повышенного внимания. Джейн придавала большое значение подбору косметики, духов и нижнего белья с тем, чтобы быть и оставаться для своего мужа единственной желанной женщиной — желанной всегда и везде, в любое время, в любом месте и при любых обстоятельствах. Впрочем, это не требовало от неё чрезмерного напряжения — Джейн и сама была большой охотницей до любовных утех и могла вымотать Натаниэля в постели до состояния выжатого лимона. Зато на борту лайнера, совершавшего круиз по островам Вест-Индии, их принимали за молодожёнов — и совсем не потому, что оба супруга молодо выглядели. Джейн и Нат постоянно были рядом, держались за руки и оказывали друг другу мелкие знаки внимания, что обычно присуще только-только познакомившимся юным влюблённым, но никак не мужу и жене, прожившим вместе двадцать лет. Они казались счастливой парой, и действительно были счастливы — в том смысле, который вкладывается в это понятие цивилизованным обществом на планете Земля в XXI веке.

* * *

Компания "High Tech Corporation" уверенно занимала свою нишу на мировом рынке высоких технологий, занимаясь перспективными направлениями в микроэлектронике, энергетике и молекулярном синтезе. Девиз у "High Tech" был простой, но очень ёмкий — "От изобретения до внедрения", — и руководство компании неукоснительно ему следовало. При этом важно было не ошибиться в оценке перспективности того или иного проекта, иначе запросто могло выйти так, что время, силы и средства будут затрачены на эфемерные — пусть даже очень заманчивые — прожекты, тогда как куда более скромные, но сулящие быстрый экономический эффект реальные изобретения останутся без должного внимания.

Угроза глобального энергетического кризиса из-за истощения природных запасов углеводородного сырья становилась всё более реальной, и все развитые страны проявляли повышенный интерес к любым альтернативным энергоисточникам. "High Tech Corporation" не оставалась в стороне — аналитики компании отслеживали печатные и сетевые публикации на эту тему и выдавали рекомендации отделу персонала о целесообразности приглашения для работы в "High Tech" учёных из любых стран мира. "Мозги будут работать на того, кто будет им хорошо платить!" — любил говорить начальник отдела персонала Джереми Бойл, отстаивая перед советом директоров размеры щедрых окладов для "высасываемых мозгов". И он обычно оказывался прав — затраченные деньги возвращались сторицей.

Компания не стала заниматься космическими лучами сверхвысокой энергии — самым мощным, по оценкам теоретиков, источником энергии во Вселенной после Большого взрыва, — не привлекли её внимания и поиски гипотетической "энергии времени". Принцип "синицы в руках" не предполагал концентрации усилий на фантастических проектах, которые могли быть реализованы лишь в отдалённом будущем — отдача требовалась как можно скорее.

Зато корпорация могла похвастаться осязаемыми достижениями в области новых типов аккумуляторов для электромобилей, водородных реакторов и солнечных батарей. "Ладошки Мэгги" — так неофициально (по имени жены руководителя проекта "Solar Palm"*) называли эти миниатюрные изделия — имели очень высокий коэффициент полезного действия и могли работать в любую погоду, пока солнце в данной точке планеты не уходило за горизонт.

________________________________________________________________________________

* Solar Palm (англ.) — солнечная ладонь

Компания охотно выполняла заказы военного министерства и правительства, принимая участие в разработке системы континентального слежения "Глаз Бога", позволявшей с точностью до ярда определить местонахождение вышедшего в Сеть компьютера или мобильного телефона — и не только это; работала она и над созданием "малоразмерных автономных боевых средств, способных выполнять специальные функции при борьбе с терроризмом", как было указано в техническом задании.

Но главным успехом "High Tech" стали молекулярные синтезаторы. Задача была сформулирована очень просто: органические вещества имеют одну и ту же молекулярную структуру — что в мясе, что в древесине. Разница в содержании белков, жиров и углеводов не качественная, а количественная, значит, можно перестроить молекулярные цепочки так, чтобы в результате получить из стога сена жареную индейку. Нужен лишь источник энергии и программа, по которой будет осуществлена такая перестройка. И именно группе Натаниэля удалось впервые получить из недр причудливого и громоздкого агрегата горячий брикет искусственной пищи. По структуре, запаху и вкусу этот брикет сильно отличался — причём в худшую сторону — от ресторанных деликатесов, но это была еда, пригодная для усваивания человеческим организмом. А всё остальное — дело техники, точнее, технологии. Никто из коллег Ната не сомневался в том, что лет этак через десять их синтезаторы начнут бойко выплёвывать искусственные гамбургеры, неотличимые от настоящих.

Успех группы — и самого Ната — не остался незамеченным руководством компании, и вскорости Натаниэль Бампо стал руководителем отдела (в который превратилась его группа), занимавшегося исключительно пищевыми синтезаторами. Прямым — и весьма порадовавшим Джейн — следствием такой реорганизации стал существенный рост доходов четы Бампо: через три года они полностью рассчитались с кредитом и стали владельцами своего дома. Правда, иногда Нат, увлекавшийся работой до одержимости, засиживался за компьютером и дома, причём до поздней ночи. Однако его жена быстро нашла панацею от этого заболевания — стоило ей появиться в рабочем кабинете мужа в пеньюаре облегченного типа и прошептать магическое: "Я уже заждалась тебя...", как Натаниэль тут же шёл за ней в спальню — порой даже забывая выключить компьютер.

* * *

Политикой супруги не интересовались — после того, как на официальном уровне было заявлено, что в случае проведения "Аль-Кайдой" на территории Соединённых Штатов террористического акта с применением оружия массового поражения ответом будет одновременный удар ядерными боеголовками по всем мусульманским святыням, кошмарная угроза терроризма ушла в тень. И никто — или почти никто, в том числе и на самом верху, — не обращал внимания на тенденцию, изменившую в итоге лицо всего мира.

Белокожие жители Америки — сытые, здоровые, получившие прекрасное образование — занимали свои престижные места в офисах банков и компаний, шелестели там клавишами компьютеров, осуществляя самый справедливый делёж всего того, что производилось, покупалось и продавалось во всём мире, и не мыслили себе иной работы. Если по каким-то причинам кто-то из них выбывал из гонки за престижем и становился безработным, он — или она — отнюдь не спешили податься в уборщики мусора или в мойщики стёкол, предпочитая жить на вполне приличное пособие и ждать, пока удача снова не повернётся к ним лицом. Или даже не ждать, а просто ничего не делать и радоваться жизни в пределах возможного минимума — причём минимум этот показался бы верхом изобилия в очень многих странах мира. А за станками, за рулями тяжёлых грузовиков и автобусов, на стройплощадках и на палубах кораблей, в кассах супермаркетов и в приёмных покоях больниц, за стойками баров и в рецепциях гостиниц белых сменяли смуглокожие люди — иммигранты из Индии и с Филиппин, из Латинской Америки и арабских стран. Они брались за любую работу — ведь здесь за неё платили так, как никому из них и не снилось у себя дома. Кое-кто из них возвращался на родину, но многие оседали здесь, доказывали свою полезность для дальнейшего процветания самой могущественной страны мира и получали американское гражданство. И они действительно были нужны этой стране — не всем же быть директорами корпораций и топ-менеджерами. И рождались в их семьях дети — много детей, становившихся гражданами США уже по праву рождения. Дети росли, и смотрели на окружающую их роскошь с завистью и жадностью, и ждали своего часа.

Прокатившаяся в начале века по всей Европе — начиная с Франции — волна беспорядков на расовой почве не задела Америку. "Это где-то там, далеко, и нас не касается, — привычно считал законопослушный гражданин США. — Да и что с них взять, с этих бестолковых европейцев? У нас такого не может быть, потому что не может быть никогда!". Некоторое беспокойство — и то в определённых кругах, прекрасно понимавших, чем это может кончиться, — вызвало введение единой арабской валюты, быстро пошедшей в гору, зато события на Дальнем Востоке России не привлекли почти никакого внимания. И реакция Запада на эти события была несколько своеобразной.

...Огромная толпа китайцев на берегу широкой реки, транспаранты, флаги, трибуна с ожесточённо жестикулирующим оратором... Русские танки и лица солдат и офицеров — напряжённые и сосредоточенные, как это всегда бывает в ожидании приказа к атаке, и в то же время какие-то растерянные — это что же творится-то, а? Заседание Государственной Думы России — и та же растерянность на лицах депутатов... Лицо случайного прохожего на улице Москвы и поднесённый к нему корреспондентский микрофон. "Что вы обо всём этом думаете?" — "Я? Да я..." (вместо ответа — судя по мимике, весьма красноречивого, — следует длинная череда писков, заменяющих вполне определённые энергичные выражения). Кадры видеохроники сменяются компьютерным изображением карты России, на которой на месте Хабаровского края и Приморья расползается обширное жёлтое пятно... Заседание Совета Безопасности ООН: "России следует отказаться от своих имперских амбиций — они давно уже стали достоянием прошлого. Соединённые Штаты с искренним уважением относятся к праву всех людей планеты, независимо от их цвета кожи и вероисповедания, жить по своим обычаям и традициям, в условиях свободы и демократии... Соединённые Штаты намерены признать суверенитет Малого Китая и установить с ним дипломатические отношения... Американский народ всегда..."

— Так им и надо, — равнодушно бросила Джейн, сидя на мягком диване рядом с мужем и глядя на стереоэкран новенького домашнего медиа-центра, где шёл репортаж "Си-Эн-Эн" о провозглашении на территории России китайской автономии. — Врагами были, врагами и остались! Им, — добавила она, имея в виду русских, — надо было не с нами тягаться, а следить за тем, чтобы эти желтолицые не обосновались по-хозяйски в их собственном доме. Слава Богу, у нас такого быть не может.

Натаниэль промолчал — уж очень неприятным было зрелище многотысячной толпы, исступлённо скандирующей что-то под плакатами с красными иероглифами, похожими на насосавшихся крови пауков. А Джейн взяла пульт и лёгким движением пальца с ухоженным ногтем переключилась с программы новостей на развлекательный канал, где сияющий белозубой улыбкой ведущий в окружении умопомрачительных смуглых девиц с минимумом одежды на соблазнительных гибких телах приглашал всех телезрителей принять участие в почти беспроигрышном интерактивном шоу с главным призом в миллион долларов.

* * *

Кэролайн уже училась в школе. Учёба давалась ей легко — она без всякого напряжения стала одной из первых учениц, радуя родителей — в первую очередь, конечно, Натаниэля. И даже Джейн не забывала при случае ввернуть в разговоре с соседкой: "А моя Кэрри вчера получила самый высокий балл при тестировании по истории!", делая при этом акцент на местоимении "моя", хотя её отношения с дочерью по-прежнему напоминали вооружённый нейтралитет.

Обычно детей развозил по домам жёлтый школьный автобус, но иногда Нат и сам заезжал за дочкой. Вот и сегодня у него неожиданно высвободилось пара часов времени, и он решил доставить Кэролайн — и себе, конечно, — маленькое удовольствие. Девочке будет приятно, что папа приехал за ней на недавно приобретённой шикарной машине — такой покупки требовал статус руководителя отдела, и "High Tech" строго следила за тем, чтобы её сотрудники соблюдали статусные требования, — а ему хотелось лишний час побыть с Кэрри. "А то из-за этой чёртовой работы совсем не остаётся времени для простых человеческих радостей..." — думал Натаниэль, подъезжая к школе.

Он припарковался неподалёку — так, чтобы Кэролайн сразу его увидела, — и стал ждать, не выходя из машины. Он ждал довольно долго — ребятишки выбегали шумной гурьбой из-за сетчатой ограды, и Натаниэль обратил внимание, что среди них почти нет белых. Были всякие — смуглокожие, желтокожие, бронзовокожие, совсем чернокожие, — однако чисто белокожих было немного. Какая-то непонятная мысль начала оформляться в сознании Ната, но тут появилась Кэролайн, радостно взвизгнула и бросилась к нему со всех ног. Он вышел из машины, поймал дочку и поднял высоко вверх, к солнцу. Кэрри весело верещала, ничего не боясь в крепких отцовских руках. Натаниэль поставил раскрасневшуюся девочку на землю, открыл перед ней дверцу машины и склонился в шутливом поклоне, подавая Кэрри руку. Та, принимая игру, с самым серьёзным видом оперлась на его ладонь и забралась на мягкое сидение с достоинством маленькой принцессы. Мотор мурлыкнул и заработал почти бесшумно, машина тронулась, и тут Натаниэль ощутил взгляды многих десятков детских глаз, смотревших на него, на Кэролайн и на его автомобиль, похожий своими обводами на космический корабль из фантастического фильма. В этих взглядах было многое, и зависть — зависть была тоже. И он вдруг представил себе этих ребят лет через десять-двенадцать — представил стоящими толпой под плакатами с причудливой арабской вязью и исступлённо что-то скандирующими. И Нат почувствовал неприятный холодок в спине — второй раз в жизни — совсем как в Париже двадцать лет назад при виде той дурацкой сцены у метро.

* * *

Лежавший на коленях Натаниэля небольшой плоский прибор издал еле слышный писк, и тут же засветился маленький дисплей. "Хорошо, что я успел расставить "глаза" по всему периметру участка, — подумал Нат, наблюдая за светящейся точкой, неторопливо ползущей по крохотному экрану. — Их найти не так просто — разве что стражи выпустят "ос", — а я могу видеть всё вокруг. А пока поле не погаснет, и "осы" ни черта не разглядят. Правда, уровень энергии в аккумуляторах уже заметно снизился, но это не страшно: скоро взойдёт солнце и тогда "ладошки", собирающие не только прямой, но и рассеянный солнечный свет, быстро восполнят затраченное за ночь".

Точка укрупнилась до размеров пятнышка, и микрокомпьютер выдал идентификацию, заодно выведя на дисплей данные о расстоянии, курсе и скорости летящего объекта. "Флаер — понятное дело. А ты думал, они пойдут через лес на своих двоих, словно трапперы времён войны за независимость? Ведь эти двое — те, что остались там, возле моего дома, — приехали, а не пришли. Правда, эта самоуверенная парочка не ожидала от меня того, что я сделал... И зря не ожидала...".

Нат знал, что лишних движений сейчас делать не стоит — разрешающая способность полицейских детекторов позволяет засечь шевеление мыши в траве с высоты тысячи футов. Маскировочное поле — штука хорошая, однако "ищейки" классифицируют цели по многим параметрам, в том числе и по динамике, и они набиты всякой хитрой электронной дрянью под завязку. Те же "осы", например, — маленькие автономные летательные аппаратики (именно такие разрабатывались в своё время в специальном отделе "High Tech Corporation" для "антитеррористических операций"), способные проникать в любую щель, подслушивать там, подглядывать, а если надо, то и атаковать по приказу, молниеносно впрыскивая под кожу человека парализующий яд. Вот ведь пакость какая — палить в них из винтовки бесполезно, "осы" чуть крупнее пули. Их, насколько было известно Нату, можно оглушить мощным электромагнитным импульсом — так, что они дождём посыпятся вниз, — вот только нечем ему сгенерировать такой импульс. Значит, надо сидеть смирно.

"Ищейка" — флаер сил поддержания общественного порядка (из тех, что пришли на смену старинным полицейским вертолётам), — со свистом прошла над головой Натаниэля. Он не пошевелился, только проводил флаер глазами. Винтовка под рукой, и при желании старый рейнджер мог бы всадить в голубовато-серое акулье брюхо "ищейки" чуть ли не весь магазин, но смысл? Эту рукотворную бестию завалишь разве что ручной зенитной ракетой "суперстингер-2" или "шариатом" — тем самым лучевым дезинтегратором, которого у него нет, и который белым нигде не продают. Да и чёрт с ним, с дезинтегратором... "Ищейка" просто принюхивается — ну что ж, пусть попробует его учуять!

* * *

В двадцать четвёртом случилось то, что должно было случиться — рано или поздно. Обитатели трущоб, предместий и городов-спутников, облепивших гигантские мегаполисы, многочисленная иммигрантская молодёжь (хотя почему же иммигрантская, все они уже были гражданами этой страны и считали себя американцами); неприкаянная аморфная масса, умело направляемая невидимыми режиссёрами и желающая незнамо чего (хотя почему же незнамо чего — они хотели того же, что было у обеспеченного среднего класса, хотели независимо от суммы своих собственных усилий, затраченных на достижение такого благосостояния); взрывчатое вещество, масса которого достигла критической, — всё это выплеснулось на улицы горячим обжигающим варевом. Особых беспорядков, впрочем, не было — так, кое-где били стёкла магазинчиков, переворачивали и поджигали машины, имели место драки, не достигшие размаха массовых побоищ. Национальная гвардия — название "силы поддержания общественного порядка" появилось позже — и полиция довольно быстро утихомирили буянов. В Конгрессе шли бурные дебаты о принятии надлежащих мер, обсуждался новый пакет обширных социальных гарантий так называемым "обделённым слоям населения", который после некоторых споров и незначительных поправок и был принят. Политкорректность восторжествовала — близились очередные президентские выборы, и все кандидаты буквально охотились за голосами "разноцветного" электората, растущего с каждым годом пугающими темпами. Жертв почти не было, но в это крайне незначительно "почти", исчисляющееся единицами, попала Джейн.

Какая нелёгкая дернула её оказаться в ненужное время в ненужном месте? Или Джейн изменило её знаменитое чутьё, не раз выручавшее маркетолога "High Tech Corporation" и в профессиональной деятельности, и в жизни вообще? Или её ангел-хранитель решил именно в этот день отдохнуть и забыть на время о своей святой обязанности? Как бы то ни было, но...

...возвращаясь домой, Джейн быстро добралась по хайвею до въезда в центр города, заселённый почти исключительно белыми. В воздухе витал терпкий запах встревоженности — она явственно ощущала этот запах. Магазины и многочисленные кафе были закрыты, их окна закрывали опущенные металлические жалюзи. Людей на улицах почти не было видно, припаркованные машины сиротливо жались к тротуарам, но когда Джейн подъехала к кольцевой дороге, являвшейся своеобразной границей элитного района, она увидела впереди плотное автомобильное стадо. Машин здесь собралось около сотни, а над их разноцветными спинами возвышались угрюмые туши двух пятнистых бронетранспортёров с задранными вверх хищными стволами автоматических пушек. Национальная гвардия перекрыла проезд — в узкой щели, образованной стальными бортами бэтээров, стояли солдаты в бронежилетах и в касках, с автоматами наперевес. Действия гвардейцев диктовались благими побуждениями — проверяя ID у водителей въезжавших в центр автомашин, они старались не допустить "инфильтрации нежелательных элементов" в охваченный паникой элитный район, однако Джейн совсем не улыбалось проторчать в этой искусственно созданной пробке бог весть сколько времени. Кэролайн была уже дома — она звонила матери пять минут назад — одна, точнее, вдвоём с Бобби. "Мама Роза" ещё два дня назад попросила недельный отпуск, а Натаниэль улетел по делам фирмы в Нью-Йорк и должен был вернуться только завтра. И Джейн хотелось как можно скорее оказаться дома. Беспокоилась ли она за дочь? Или ей самой было страшно одной на таких знакомых, но ставших вдруг в одночасье такими неуютными и даже враждебными улицах?

Закусив губу, она секунду размышляла, а потом решительно развернула машину. "Так будет быстрее, — думала Джейн, поворачивая руль. — Объеду центр по Ривер-стрит — авось на следующем въезде посвободнее. Да и до нашего дома оттуда ближе..."

Улицы по-прежнему оставались пустынными, только вдалеке над крышами невысоких домов поднимался тягучий столб чёрного дыма — там что-то горело, — да тротуары сплошь были усыпаны стеклянным крошевом от выбитых витрин. Джейн уже сворачивала на улицу, ведущую к следующему въезду в благословенный элитный район, который казался ей сейчас землёй обетованной, как вдруг машину резко дернуло влево, и Джейн услышала негромкий хлопок. Руль повело — впечатление было таким, что автомобиль споткнулся и охромел на переднюю левую ногу.

Зачем она вышла из машины? Вызвала бы по сотовому видеотелефону помощь и спокойно дожидалась приезда "аварийки", сидя за бронированными стёклами (с недавнего времени среди чуявшей надвигающееся неладное белой элиты пошла мода превращать свои авто в подобие боевых машин морской пехоты). Но Джейн вышла и увидела, что...

...левое переднее колесо её автомобиля сплющилось чуть ли не до самого обода. Покрышка не просто лопнула — она была взрезана, и причина этого тут же стала ясна: на мостовой были густо набросаны скрученные в узлы обрезки железа с торчащими концами, заточенными до бритвенной остроты. Джейн смачно выругалась, глядя на это оружие "уличного терроризма" и на результат его применения, и в ту же секунду по лакированному боку её машины щёлкнул камень.

На противоположной стороне неширокой улицы возле кучи щебня, приготовленного для дорожных работ, как из-под земли появилась группа смуглокожих подростков. Джейн не разобрала, кто это были — "чиканос"*, арабы или мулаты, — её охватил ужас при мысли о том, что вот сейчас эти малолетние подонки всем скопом изнасилуют её прямо здесь, на грязном асфальте, возле её собственной машины.

________________________________________________________________________________

* Чиканос (амер. сленг) — выходцы из Латинской Америки.

Однако нападавшие, похоже, не имели такого намерения — они просто забрасывали попавшую в их засаду "крутую тачку" и её белую владелицу градом камней из так кстати подвернувшейся кучи. Один из камней больно ударил Джейн в коленку, другие отскакивали от стёкол и капота автомобиля. Каждое попадание сопровождалось замысловатой руганью на разных языках — Джейн разобрала лишь "Так её! Бей белую сучку!". Она втянула голову в плечи и закрыла лицо правым локтем, пытаясь левой рукой нашарить ручку дверцы. И тут раздался вой полицейской сирены.

Увидев приближающуюся машину с мигающим на крыше разноцветным маячком, Джейн испытала невероятное облегчение — ну вот, всё уже позади.

— Сюда! Скорее! Спасите! — закричала она, призывно размахивая обеими руками.

Подростки бросились врассыпную, и в это время брошенный кем-то из них камень — последний! — с дьявольской точностью попал ей прямо в висок. Камни — не пули, Джейн так и отделалась бы испугом да парой царапин-ссадин, если бы не этот острый и увесистый осколок гравия...

...Тело стало вдруг чужим и бессильным, а небо начало быстро-быстро разваливаться на куски. Нет, Джейн не вспомнила всю свою жизнь со всеми её радостями, не вспомнила она и ласки Натаниэля. Последней мыслью, промелькнувшей в её гаснущем сознании, было: "Я не успела сделать в этой жизни что-то очень важное... Кэролайн... Прости меня, моя девочка..."

...Джейн погибла нелепо и глупо, хотя разве внезапная насильственная смерть — да и вообще смерть — бывает умной?

* * *

Виновных не нашли — разве найдёшь в муравейнике именно того муравья, который так больно укусил? Натаниэль выслушивал соболезнования соседей, знакомых и сослуживцев — когда искренние, когда продиктованные правилами приличия, — и молчал: внутри него медленно растекалась, заполняя и затопляя душу, гулкая и немая пустота. Он любил Джейн, любил, несмотря на всю несхожесть их натур, но только сейчас, потеряв жену, понял, насколько он её любил. Ему было больно — нестерпимо больно, так больно, что Нат хотел тут же взять винтовку, отправиться туда, где погибла Джейн, и уложить нескольких первых попавшихся ему на глаза обитателей этого района — независимо от их пола и возраста. Он не сделал этого только потому, что прекрасно понимал полную бессмысленность такого поступка. И у него оставалась Кэролайн — значит, жить ещё стоило.

...Ночь Нат провёл без сна. Он лежал на спине, глядя в потолок невидящими глазами, словно силясь найти там ответ на безответный вопрос: "За что?". Он даже не заметил, как в его комнату проскользнула Кэролайн — Натаниэль понял, что она здесь только тогда, когда девочка прижалась к отцу всем своим худеньким, вздрагивающим от рыданий тельцем. Он гладил её плечи и рыжеватые — точь-в-точь как у Джейн — волосы, пытаясь утешить. Утешить молча — нужных слов у него не было. "Мамочка... — прошептала вдруг Кэролайн, — мамочка...". Впервые дочь назвала так свою холодную и прагматичную мать — назвала тогда, когда её уже не стало...

Через месяц "мама Роза" попросила расчёт.

— Я уже не нужна вам, мистер Бампо, — сказала она, пряча глаза. — Кэрри подросла, и ей уже не нужны мои заботы. А у моей младшей дочери родился четвёртый ребёнок, и она просит меня помочь. Я привыкла к вам, мистер Бампо, и к вашей малышке, но... Отпустите меня, мистер Бампо, — я вам больше не нужна.

— Хорошо, миссис Фуэго, — ответил Натаниэль, внимательно глядя на старую добрую женщину, столько лет бывшую для Кэролайн второй (если не первой) матерью. — Но... у вас ведь есть и ещё какая-то причина уйти от нас?

— Да, мистер Бампо, — призналась "мама Роза" после минутной заминки, — есть. Среди наших... — она снова замялась. — Ну, вы понимаете, о ком я говорю... Они начали на меня косо посматривать — мол, хватит служить белым господам. Нехорошие времена наступают, мистер Бампо, — я не хочу быть тут, когда на улицах начнут стрелять...

— Хорошо, миссис Фуэго, — повторил Нат. — Вы, наверно, по-своему правы. Хотя мне жаль, мама Роза, — мы с Кэролайн так к вам привыкли, особенно Кэрри.

— Храни вас Господь, мистер... Натаниэль, — голос мексиканки дрогнул. — И вас, и вашу девочку. Храни вас Господь! — И с этими слова "мама Роза" по-матерински поцеловала Ната в щёку, покрытую двухдневной щетиной — после гибели Джейн Натаниэль перестал бриться по выходным, когда ему не надо было никуда идти.

От остальной прислуги Нат тоже вскоре отказался — их всех нанимала Джейн, и они напоминали Натаниэлю о ней. Да и не было особой нужды в помощниках — Кэролайн уже сама умело справлялась со всем автоматизированным домашним хозяйством. Она заказывала продукты, которые им привозили прямо на дом, а потом программировала кухонный компьютер, управлявший плитой, микроволновой печью и всеми прочими овощерезками-кофеварками, на приготовление тех или иных блюд. Полы подметал робот-пылесос, стиркой тоже занималась машина. Кэролайн оставалось лишь сменить постельное бельё да протереть пыль в углах, но ни отец, ни дочь — по молчаливому уговору — не дотрагивались до картин, развешенных когда-то Джейн, и до статуэток, расставленных ею. И на этих предметах, помнящих руки ушедшей хозяйки, мало-помалу скапливалась пыль, словно вещи медленно седели...

А потом внезапно умер Бобби. Именно внезапно — пёс был хоть уже и в преклонных годах, однако на здоровье не жаловался и прежней прыти не утратил.

Собака издохла ночью — под дверью комнаты Кэролайн. Почему умный пёс выбрал именно это место для того, чтобы переселиться в лучший мир? Может быть, он чувствовал, что его обожаемая маленькая хозяйка всего через несколько лет навсегда покинет этот дом, и хотел преградить ей дорогу? Кто знает...

Отец и дочь остались вдвоём.

А жизнь — жизнь шла своим чередом.

* * *

Друзей у Бампо не было — понятие "дружба" не очень котировалось в прагматичном обществе XXI века, однако после гибели жены он сблизился с двумя своими коллегами по работе — с язвительным и сухощавым программистом Ричардом Мэрфи и с финансовым аналитиком Джоном Колдуэллом, флегматичным и добродушным толстяком. Все трое были одногодками, и их судьбы оказались чем-то схожими: Мэрфи развёлся несколько лет назад, а Колдуэлл принадлежал к породе закоренелых холостяков. А разностью натур они, как это нередко случается, только дополняли друг друга. Приятели частенько проводили уик-энды в доме Ната за пивом (с добавлением стаканчика-другого-третьего виски) и за неспешными разговорами о разном. И как-то раз, после того как объёмистая бутылка "Black Label" уже показывала дно, Натаниэль рассказал им о том, как ему хотелось взяться за оружие в чёрный день похорон Джейн.

— Глупости это, Нат, — резюмировал его рассказ Мэрфи. — Чего бы ты добился? Попал бы под суд, и больше ничего! Времена покорения Дикого Запада с его законом мистера Кольта и благородными шерифами прошли давным-давно. Конечно, ты бы в конце концов выкрутился — месть, состояние аффекта, и всё такое, — вот только эти прощелыги-адвокаты изрядно высосали бы из тебя деньжат.

— А жаль, что те времена прошли, — задумчиво проговорил Колдуэлл, глотнув пива. — Парни, куда мы катимся? Их, этих браун-скинов*, развелось столько, что патронов не хватит — даже если разрешили бы отстрел.

________________________________________________________________________________

* От английского словосочетания brown skin — коричневая кожа.

— Не изображай из себя наследника "Ку-клукс-клана", Кол, — досадливо поморщился программист. — Да, стрелять надо было, но только из другого ружья, и не холостыми патронами, как мы привыкли это делать, а боевыми!

— Не понял тебя, Дик, — поднял бровь финансовый аналитик. — Из какого такого ружья надо было палить направо и налево?

— Из того, что у тебя в штанах, Джон, — невозмутимо ответил Мэрфи. — И ты верно подметил: и направо надо было палить, и налево. Детей надо было делать, вот что, и как можно больше. Посчитай сам — ты же у нас хорошо разбираешься в математике, верно? — если у ста супружеских пар рождается по одному ребёнку, то в следующем поколении детей будет уже не сто, а всего пятьдесят; ещё через одно поколение — только двадцать пять. И это я ещё пренебрегаю погрешностями вроде бездетных пар и убылью людей детородного возраста из-за болезней и несчастных случаев. А дальше сообрази — через сколько поколений на Земле не останется ни одного белого человека? Мода-то на детей у нас прошла уже давно!

"А ведь он прав, чёрт бы меня побрал, прав, — думал Нат, слушая Ричарда. — Что там говорила по поводу детей моя Джейн? И наверняка так думала далеко не она одна — вон он, результат, бегает по нашим улицам..."

— Ну, прямо, — проворчал Колдуэлл, — нашёл корень всех бед! Я что ли, должен был рожать этих детей? Иметь или не иметь бэби — тут, как ни крути, последнее слово за женщиной. А мы что? Наше дело несложное...

— То-то ты даже от этого несложного дела отлыниваешь всю жизнь, — съязвил Дик, набулькивая себе в стакан с кубиком льда очередную порцию "скотча". — Феминизм, охрана чести и достоинства женщины от сексуальных домогательств — мы дружно поём это песню вот уже лет пятьдесят. Вот и допелись, и доохранялись, умники! А теперь вступает в действие закон природы — энергично размножающаяся популяция человекообразных животных подавляет и вытесняет другую, пренебрегающую основным инстинктом. Всё очень просто. Да ещё смешанные браки — мы растворяемся в арабах, неграх, китайцах. Их кровь заменяет нашу — пройдёт ещё лет сорок, и на Земле не останется ни одного чистокровного белого, а вместе с нами уйдёт и вся наша культура. Наши женщины охотно ложатся в постели биологических победителей и рожают здоровых метисов — тут чутьё им не отказывает!

— Тебе бы вещать с амвона о наступлении Апокалипсиса, Дик, — не выдержал Нат. — После такой проповеди остаётся только застрелиться! Можно подумать, что белые девушки напрочь пренебрегают белокожими парнями!

— Скажи это своей дочери, Натти, — усмехнулся Мэрфи. — Она у тебя уже большая и наверняка уже посматривает на парней. Нет, ребята, всё будет именно так, как я вам говорю, попомните моё слово! Вы знаете, почему евреи выжили, несмотря на все обрушивавшиеся на их голову гонения и холокосты, а? Я вам скажу — они берегли чистоту крови и трепетно относились к детям. А мы — мы пренебрегли этой древней мудростью. Знаете, почему я развёлся со своей стервой? Нет? Она не хотела иметь детей — видите ли, прибыль не окупает затраченных инвестиций! Конечно, я могу взять себе хоть завтра какую-нибудь филиппинку, которая нарожает мне целую кучу детёнышей, но, — он сделал яростный глоток, — этого не хочу уже я! — И немного помолчав, спросил у хозяина дома, показывая на пустую бутылку. — Слушай, надеюсь, это не последняя боеголовка в твоём арсенале? А то что-то разговор у нас пошёл больно тоскливый...

Разговор действительно оставил в душе Ната неприятный осадок — тем, что доводы Дика Мэрфи несли в себе какую-то первобытную правду, опровергнуть которую было очень трудно.

* * *

А Кэролайн действительно выросла, как-то незаметно превратившись из угловатой девочки-подростка в красивую девушку, притягивающую мужские взгляды и чувствующую свою привлекательность. Она заканчивала школу, и Натаниэль частенько разрешал Кэрри устраивать в их доме — благо места хватало — молодёжные вечеринки, во время которых по углам обнимались и шушукались парочки. "Ты расправляешь крылышки, малышка, — думал Нат, перехватывая направленные на дочь взгляды её сверстников (и не только сверстников), — только смотри, не обожги их..."

Как-то раз Натаниэль вернулся домой днём — он взял с работы компакт-диск и решил обработать кое-какие данные на своём домашнем компьютере, не без основания полагая, что эта работа затянется далеко за полночь. И был очень удивлён, увидев перед домом изящный электромобиль с шутливой надписью "Carry Carrie!"* на борту — эту машину он сам подарил Кэролайн на шестнадцатилетие, чтобы она ездила на нём в школу.

________________________________________________________________________________

* "Carry Carrie!" (англ.) — "Вези Кэрри!"

"Почему Кэрри не на занятиях? — подумал Нат, отпирая магнитным ключом входную дверь. — Последний год учёбы, экзамены... Уж не заболела ли она?". Пройдя на кухню и не обнаружив там дочери, он вернулся в холл и уже собирался было окликнуть её — "Где ты есть?" — как вдруг услышал тихий смех, донёсшийся из комнаты Кэролайн.

Натаниэль поднялся по лестнице на второй этаж, по привычке — без стука — распахнул дверь в комнату дочери и остолбенел.

Его маленькая Кэролайн лежала нагишом на смятой постели в обнимку с каким-то смуглым парнишкой, тоже абсолютно голым, — не нужно было иметь высшее образование, чтобы догадаться, чем они тут занимались.

Кэрри вскинулась на звук отворяющейся двери, а её приятель откатился в угол и сжался испуганным зверьком, сверкая блестящими от страха и от не схлынувшего ещё возбуждения глазами.

— Папа?!

— Кэрри... ты... ты... Что ты...

— Я уже большая, папа, — быстро заговорила Кэролайн, ничуть не стесняясь пикантности ситуации и предупреждая зреющую вспышку ярости отца. — А это мой boy-friend, он хороший парень, его зовут...

— Меня не интересует, как его зовут, — в голосе Натаниэля прорезались рычащие нотки. — Он — такой, как он! — убил твою мать! И после этого ты... — Он сделал шаг вперёд. — Я его порву пополам, этого твоего...

— Папа, папа! — Кэролайн соскочила с постели и раскинула руки, загораживая собой замершего от ужаса парня. — Там были арабы, а Редди индус, и то не чистокровный, его мать англичанка, и он...

— Какого чёрта... — прохрипел Нат, натолкнувшись на острые груди дочери. — Ты что, не могла себе найти белого парня? Что у этих браун-скинов, мёдом между ног намазано?! "Боже, что я несу...".

— А среди белых нет нормальных парней! — отрезала Кэрри с неожиданной злостью. "Как она похожа на Джейн — вот тебе и папина дочка...". — Они больше присматриваются к попкам друг друга! У нас в классе половина белых парней — завсегдатаи гей-клуба! А один даже хвастался, что живёт с каким-то старым педиком, и что тот ему ни в чём не отказывает, и что даже машину ему купил! — Кэрри почти тараторила, словно боясь, что отец её перебьёт, не дав договорить до конца. — И что остаётся делать нам, девушкам? Тоже лизать друг друга? Нет уж, извини! Мне такая любовь не по нутру!

"Вот тебе и маленькая Кэрри, которую я совсем недавно носил на руках... — смятенно подумал Натаниэль. — Семнадцатилетняя девчонка — и столько цинизма! Хотя нет, это уже не цинизм — это нормальные рассуждения взрослой женщины... Как же быстро ты выросла, моя девочка...". Но вслух он не сказал ничего — резко развернулся и вышел из комнаты, так хлопнув дверью, что жалобно звякнули оконные стёкла...

* * *

После этого случая отец и дочь начали потихоньку отдаляться друг от друга. Нет, теплота осталась, но что-то было утрачено — безвозвратно. Кэролайн пошла своенравностью в мать — она не терпела, когда хоть что-нибудь шло вразрез с её мнением и желаниями. Нат, смирившись, — что ж теперь поделаешь! — предложил дочери: пусть её возлюбленный живёт у них. Этим давно уже никого не удивишь — молодые парни и девчонки уже лет пятьдесят приводят домой своих избранниц или избранников и начинают жить с ними псевдосемейной жизнью на глазах у родителей. Он уже знал, что этот англоиндус — студент университета, хотя где и как они с Кэролайн познакомились, так и осталось для него тайной — дочь упорно отмалчивалась, когда отец пытался осторожно коснуться этой темы. Однако студент — это всё-таки не бездельник из предместья, и если Кэрри его выбрала, значит, он того заслужил. Кэролайн приняла отцовскую логику, но от предложения жить со своим boy-friend'ом под отцовской крышей отказалась. Они продолжали встречаться, и девушка даже приводила своего приятеля к себе, но только тогда, когда была полностью уверена в том, что отца нет дома, и что он не появится в самый неподходящий момент.

Окончив школу, Кэрри поступила в университет — естественно, в тот же, где учился её Редди. Вступительные экзамены она сдала без труда — её не зря считали в школе одной из лучших учениц. Но в отличие от матери, заканчивавшей обучение, когда Нат уже работал в "High Tech Corporation", Кэролайн так и не окончила университет. Через два года она вышла замуж за своего Редди, получившего к этому времени диплом, бросила учёбу и уехала вместе с мужем в Индию — как оказалось, Редъярд Шриванса был сыном крупного промышленного магната и собирался, получив образование в Соединённых Штатах, продолжить отцовское дело у себя на родине.

Свадьбу справляли дома, расставив столы прямо под открытым небом. Приготовлением блюд занималась сама невеста — к удивлению Ната, Кэрри уже очень неплохо разбиралась в индийской национальной кухне и загрузила в кухонный компьютер целый пакет новых и необычных программ. Гостей было несколько десятков человек: приятельницы Кэролайн по школе и университету и сокурсники Редьярда — индийцы. Белых парней было всего двое, и тем не менее праздник, на котором звучала не только протяжная индийская музыка, удался. Было много цветов и улыбок, и возникали стремительные романы — вряд ли кто-нибудь из гостей провёл последовавшую за этим вечером ночь в гордом одиночестве.

Натаниэль искренне пожелал молодым счастья (Кэрри даже всплакнула на плече отца), но после отъезда дочери за два океана он потерял самое дорогое из того, что у него осталось. Они общались, конечно, по видеофону и по электронной почте, но это было уже не то. Через год Кэрри родила сына, затем дочь и ещё одного сына, и регулярно присылала отцу по Сети фотографии и видеофильмы, чтобы стареющий Нат мог видеть, как растут его внуки. И Нат заботливо развешивал по стенам своего кабинета цветные объёмные картины, на которых на фоне пальм и дома из белого камня сидел на зелёной траве сначала один малыш, потом двое, потом трое. А больше всего нравился Натаниэлю снимок, где все трое ребятишек облепили большого чёрного кане корсо, удивительно похожего на Бобби, — как видно, Кэролайн не забыла преданного пса, верного друга её безмятежного детства.

"Интересно, — думал Нат, в который раз разглядывая эту свою любимую фотографию, — а души собак тоже возвращаются? Что там говорит об этом индийская религия? Они тоже реинкарнируют, как люди? Тогда очень может быть, что этот пёс — наш старый Бобби, снова нашедший свою маленькую хозяйку...". Собака на фото молчала, но в глазах её было такое выражение, как будто она слышит мысли Натаниэля и более того, соглашается с ними. А дети — дети на снимке были смуглыми и темноволосыми...

Кэролайн неоднократно звала отца к себе в гости, но он так и не поехал, сославшись на деловую занятость. На самом деле причина была в другом — в памяти Ната гвоздём засела фраза Ричарда Мэрфи "женщины охотно ложатся в постели биологических победителей", и Натаниэль не смог себя пересилить, хотя ему очень хотелось увидеть своими глазами и дочь, и внуков. И главное — он не мог забыть смерти Джейн. Почему Кэролайн была так уверена в том, что соотечественники её избранника непричастны к трагедии? Ведь виновных так и не нашли! Да и не была Кэрри уверена в своей правоте — ей просто хотелось найти себе оправдание. Джейн всегда поступала именно так: если очень хочется сделать что-то, что окружающие не слишком одобряют, значит, надо найти вескую причину, оправдывающую этот поступок.

Да, его дочь выросла очень похожей на свою мать — и внешне, и по характеру. На ту самую Джейн, которая за четверть века совместной жизни уступила своему мужу всего лишь три раза. Ах, Кэролайн, Кэролайн...

* * *

Флаер не вернулся — вместо него на озере появился экраноплан. Натаниэль узнал о его приближении задолго до того, как серебристая машина выскочила из редеющего тумана, — "глаза" работали исправно, — но всё равно экраноплан возник неожиданно: его хищный силуэт словно соткался из белой дымки. "Понятно, — мысленно усмехнулся Нат, — "ищейка" нашла на месте моего дома только дымящуюся чёрную яму да клочья металла, вот они и хотят разобраться, что же там произошло. С воздуха несподручно — надо посмотреть с воды. А потом, когда они не заметят ничего подозрительного, — а они не заметят! — экраноплан выберет местечко, где можно пристать к берегу — не будет же он высаживать стражей в воду, они ведь ножки промочат!".

Нат не ошибся — через десять минут острый нос экраноплана нацелился туда, где на стыке мыса с общей береговой линией был крохотный заливчик, окаймлённый полоской песка. Отрезали отступление — но разве ему, Натти Бампо, есть куда отступать? Натаниэль сжал ствол винтовки, не отрывая глаз от дисплея. "Сколько вас там? — думал он, следя за сигналами "шпиона". — Двое? Нет, трое. Четверо! Ну что ж, давайте, парни, идите... Вы, конечно, в бронекомбинезонах, но это ничего. "Шариата" у меня нет, зато бронебойными пулями с сердечниками из обеднённого урана я всё-таки сумел разжиться. Патронов с такими пулями у меня немного, но вам — вам хватит. И вашу броню они прошивают превосходно — это уже проверено...".

* * *

"Мама Роза" ошиблась — стрелять на улицах не начали, хотя белые американцы, напуганные беспорядками двадцать четвёртого года, активно запасались огнестрельным оружием. Покупали пистолеты, помповые ружья и даже куда более серьёзные игрушки — вплоть до гранатомётов и тяжёлых многоствольных пулемётов. Владельцы оружейных лавок потирали руки, подсчитывая бешеные барыши, а домохозяйки занимались в стрелковых клубах, старательно решетя молчаливые мишени. Но до настоящей стрельбы дело так и не дошло — события развивались совсем по-другому.

"Новые варвары" не штурмовали твердыни белой цивилизации, не взламывали таранами неприступные стены, не забрасывали на зубцы башен крючья верёвочных лестниц. Их пригласили внутрь этих крепостей сами их обитатели — пригласили для того, чтобы варвары подметали двор, чистили котлы на кухне, ухаживали за скотом и прислуживали господам. А потом — потом случилось неизбежное: многочисленные пришельцы заявили о своих претензиях на место под солнцем.

Коренное белое население Америки и всех развитых стран Европы старело. Стариков становилось всё больше и больше, молодых — всё меньше и меньше. По закону всего живого и дышащего старики уходили, уходили рано или поздно, несмотря на все достижения медицины и на увеличение продолжительности срока жизни, и некому было их сменить — у господ было мало детей и ещё меньше внуков, не говоря уже о правнуках.

А рядом бушевал и кипел жизненной энергией совсем другой мир, отличный от сытого и упорядоченного мира белых. Этот мир молодел, ему было уже тесно в своих естественных границах, и молодые, полные сил выходцы из этого мира искали применение своим силам. И находили — в стареющем и дряхлеющем мире белых.

К середине тридцатых политическая карта планеты начала изменяться. Рождался Новый Халифат — арабские страны объединялись. Процессу объединения способствовала экономическая интеграция — единая арабская валюта оказалась ниткой, сшившей отдельные лоскуты веры, обычаев и традиций в общий ковёр сверхдержавы.

Новый Халифат стремительно расширял свои границы. Африканские страны одна за другой входили в его состав — волна катилась с востока на запад и с севера на юг, от Египта до Мавритании и Марокко и от Ливии до Мадагаскара и Южно-Африканской республики. Движение шло и на север — бывшие среднеазиатские республики исчезнувшего Советского Союза становились владениями Нового Халифата. Россия съёживалась до границ XVI века, оскаливаясь клыками ядерных боеголовок в ответ на попытки "новых бедуинов" проверить прочность её рубежей. Однако страсти кипели и внутри России — мусульманские республики — Татарстан, Башкирия, Калмыкия — требовали выхода из состава федерации с тем, чтобы воссоединиться с единоверцами и стать частью Халифата.

Турция легко рассталась с европейскими ценностями, быстро возвращаясь во времена Сулеймана Великолепного и Оттоманской империи, и на Балканах — в который уже раз за долгую историю этим мест — всё туже затягивался узел противоречий. "Возьмут ли новые варвары Рим?" — вопрошали итальянские газеты, а в Испании всерьёз поговаривали о новой Реконкисте, если мавры вновь захватят Кастилию и Арагон. Франция, формально оставаясь президентской республикой, всё больше напоминала восточный эмират, а потомки викингов, силясь оградить свой дом от наплыва пришельцев с востока, ужесточали иммиграционные законы. Праправнуки сипаев появились в британском парламенте, и Шотландия с Ирландией заявили о своём выходе из Соединённого королевства.

А на Дальнем Востоке и в Тихоокеанском регионе во весь голос заявила о себе другая сила. Япония, Китай и Корея образовали Азиатский Союз "жёлтых драконов" — технические достижения Страны Восходящего солнца соединились с неисчерпаемыми человеческими ресурсами Поднебесной империи. Новорождённый Союз, запустив щупальца в Сибирь и вобрав в себя Малайзию с Индокитаем и множество мелких островных государств Тихого океана, энергично проникал в страны Центральной и Южной Америки, используя застарелую неприязнь латиноамериканцев к бледнолицым гринго и прибирая к рукам нефтяные поля Венесуэлы. Индия, Индонезия и Филиппины оказались на границе сфер влияния арабского мира и "жёлтых драконов", и мусульманские сепаратисты играли в этих странах роль мины замедленного действия. И чесали головы меланхоличные австралийцы, размышляя, удастся ли остановить новый самурайский натиск, куда более масштабный, нежели тот, который был отбит в прошлом веке. И что лучше — женщины в парандже на улицах Мельбурна или девушки в кимоно на пляжах Сиднея?

Глобальный процесс набирал силу и в Соединённых Штатах Америки — смуглокожие американцы карабкались вверх по ступеням общественной пирамиды. Им было труднее, нежели их белым собратьям, они встречали сопротивление — когда скрытое, а когда и явное, — однако браун-скины брали упорством и главное — числом. Белой молодёжи было слишком мало, чтобы полностью заменить тех, чьё время истекало; белые старики вынужденно уступали свои места людям с другим цветом кожи, и они становились мэрами городов, конгрессменами и губернаторами штатов. Работал естественный отбор и закон чисел: если из тысячи человек найдётся сотня энергичных личностей, рвущихся к власти, то среди десяти тысяч таковых наберётся минимум пятьсот, а при прочих равных условиях, обеспечиваемых демократией, — и вся тысяча. А если ещё к тому же на выборах их поддерживают многочисленные единоплеменники... И набирали силу восточные религиозные конфессии, опирающиеся на миллионы и миллионы верующих.

Проникновению выходцев с востока в большой бизнес способствовали арабские нефтяные капиталы — золотой динар уверенно теснил доллар. К тому же кое-кто из старой финансовой элиты, почуявшей, откуда дует ветер, без колебаний переходил на сторону победителей. Динар или доллар — какая, в конце концов, разница? Деньги — они ведь не имеют цвета кожи. А менеджеры среднего звена давно уже "посмуглели" — бизнесмены тоже люди, и они тоже стареют, и они тоже смертны.

Дольше всех удерживали свои позиции военные. Генералы и адмиралы оказывали всемерную поддержку любому мало-мальски перспективному белому, пробивающемуся к заветным большим звёздам на погонах и притормаживали его конкурентов. Но беда в том, что любой генерал когда-то был лейтенантом, а среди выпускников военных училищ всё больше появлялось смуглокожих лейтенантов. И браун-скины становились командирами атомных подводных лодок и авианосцев, ракетных баз и крупных войсковых соединений. А белые ветераны, помнившие "Бурю в пустыне", уходили в отставку, с тоской вспоминая "старые добрые времена".

Мир менялся — изнутри.

* * *

Да, до уличных боёв дело не дошло, но кровь — кровь всё-таки пролилась. По-другому, наверно, и быть не могло.

Их называли эйпиррами*. Движение это родилось стихийно, хотя почти наверняка за ним стояли кое-кто из сильных мира сего — из числа тех, для кого перемены означали утрату богатства, власти и влияния. А ряды боевиков пополняли простые обыватели, ошалевшие, напуганные и не понимающие, что происходит — привычная и размеренная жизнь рушилась на глазах, словно подмытый бурным течением обрывистый берег. Страх трансформировался в злобу, в неистовое желание найти того, кто во всём этом виноват, и спросить с него по полной. Люди меньше всего склонны винить в своих бедах и несчастьях самих себя — возложить вину на других всегда легче и удобнее.

________________________________________________________________________________

* Эйпирр — аббревиатура от Adherents of the Pureness of the Race (англ.) — ревнители чистоты расы.

Никакой политической — или иной — программы у эйпирров не было. Они следовали примитивному девизу: "Бей цветных, пока они не съели белых!", следовали тупо и яростно. Движение было подавлено в течение нескольких лет, хотя отдельные вспышки расовой ненависти продолжались гораздо дольше. Преступления такого рода против граждан страны в новой Америке рассматривались как преступления против государства, и реакция властей была жёсткой. Главари эйпирров попали на электрический стул (а кое-кому из них, следуя новым веяниям, отрубили головы), уцелевшие рядовые исполнители рассеялись и затаились. Движение эйпирров было обречено изначально, но оно запомнилось целым рядом кровавых побоищ — жестоких и бессмысленных.

— Сограждане! — голос миловидной дикторши-мулатки дрожал от волнения, а в глазах явственно просматривалась тень испуга. — Сегодня, в семь часов утра, мы стали свидетелями нового преступления эйпирров. В одном из пригородов Чикаго...

"Идиоты, — подумал Натаниэль. — Неужели они не понимают, что таким способом ничего не исправишь? Браун-скинов слишком много, и они не замедлят принять ответные меры..."

Он сел перед экраном, отставив в сторону чашку с недопитым кофе. Приходя домой, Нат сразу же включал медиа-центр, чтобы быть в курсе новостей — на работе ему было не до этого. Он обычно ужинал, слушая новости, но эта новость заставила его забыть о еде.

На экране стлался чёрный дым, прошитый острыми языками пламени, а голос за кадром комментировал события:

— Группа эйпирров — по предварительным данным, их было около двадцати человек, — ворвалась в этот район на автомашинах. Люди мирно спали в своих жилищах, а нападавшие открыли огонь из гранатомётов. Точное число погибших...

"Этот коттедж сложился от попадания, как карточный домик, — вряд ли хоть кому-то удалось выбраться из-под развалин. И этот тоже, и тот — да, эти парни не жалели зарядов...".

— Но самое страшное произошло потом...

Нат увидел искорёженный остов жёлтого школьного автобуса, завалившийся набок.

— Эйпирры подожгли этот автобус — подожгли вместе с детьми. Никто из детей не спасся — уцелевших добивали автоматными очередями...

Дети лежали неподалёку от автобуса, и никто из них не подавал признаков жизни. А затем стали видны согнутые фигуры людей в тёмных комбинезонах, с оружием в руках. Они торопливо залезали в машины, которые, надсадно взревев моторами, исчезали в клубах дыма и пыли.

— Смотрите, вот их лица! Обязанность каждого законопослушного гражданина страны известить власти, если кто-то из этих людей появится...

"Положим, лиц не разобрать, — подумал Нат, когда на экране появилось укрупнённое изображение, — они в масках. Но всё равно — не завидую я этим парням. Теперь их будут травить, как бешеных волков, травить, пока не затравят. Эти снимки сделаны через систему континентального слежения — вряд ли в это время и в этом месте мог оказаться дотошный корреспондент с видеокамерой. После соответствующей компьютерной обработки на основе этих фотографий можно получить портреты нападавших — пусть даже примерные. И тогда... Помнится мне, у нас в "High Tech" работали на этой задачей ещё лет пятнадцать назад. А эту запись, наверно, гоняют целый день — ведь сейчас уже...".

Он посмотрел на большие настенные часы — их когда-то купила Джейн, — и тут запищал сигнал: кто-то стоял у ограды его дома, и этот кто-то явно хотел войти.

Бампо бросил взгляд на миниатюрный монитор камеры внешнего обзора. Да, так и есть — у ворот переминался с ноги на ногу человек, одетый в короткую коричневую кожаную куртку поверх тёмного комбинезона.

Сигнал повторился. Нат выдвинул ящик стола, достал оттуда автоматический пистолет, сунул его за пояс и вышел на улицу. Он шёл по дорожке, ведущей от двери дома к воротам, не спеша — он уже знал, кто там стоит, и ему хотелось подумать, как поступить.

— Брат! — выдохнул человек у ограды, когда Натаниэль подошёл к воротам и включил "привратника" — дисплей, позволяющий гостю и хозяину видеть друг друга и говорить. — Белый брат! Мне нужно пересидеть до утра, пока эти собаки не успокоятся. А утром...

Нат молчал, глядя в глаза эйпирра — в безумные глаза, где были перемешаны злоба и страх, — и видел перед собой сначала восковое лицо Джейн в морге, потом смеющуюся Кэролайн в белом платье, с фатой на голове; и снова Джейн, и снова Кэролайн, но уже с детьми, которых он так и не видел никогда в реале. А потом он увидел горящие дома, остов сожжённого школьного автобуса и разбросанные в беспорядке детские тела, разорванные пулями со смещённым центром тяжести, нелепые в уродливых позах смерти, словно сломанные игрушки... Нат молчал бесконечно долго — наверно, целую минуту, — а потом сурово произнёс каким-то чужим голосом, как будто говорил не он, Натаниэль Бампо, руководитель департамента новых разработок "High Tech Corporation", а человек из другого времени или даже из другого мира:

— Я тебе не брат. Уходи. Я не буду прятать в своём доме убийцу детей. Если ты ступил на тропу войны, воюй с мужчинами, а не расстреливай из автомата ребятишек. Я всё сказал.

Парень судорожно сглотнул — кадык на его горле дёрнулся вверх-вниз, — повернулся и побежал вдоль ограды, затравленно озираясь по сторонам. Нат долго смотрел ему вслед, пока фигура в мешковатом комбинезоне не растаяла в сгустившейся темноте.

Но в полицию он звонить не стал.

* * *

"High Tech Corporation" процветала по-прежнему, несмотря на то, что в её штате всё больше было смуглокожих сотрудников, причём отнюдь не только на должностях курьеров или секретарш. Ведь мозги у всех людей устроены одинаково, всё зависит лишь от уровня общего и специального образования, а университеты год за годом выпускали тысячи и тысячи "небелых" выпускников. И они оказывались ничуть не худшими специалистами, чем их белые предшественники, и приносили компании солидную прибыль, зачастую поражая даже ветеранов "High Tech" своими нестандартными техническими решениями. "Ладошки" и "супераккумуляторы" давно появились на рынке, и уже пошли в серийное производство первые пригодные для массового потребителя образцы пищевых синтезаторов.

В тридцать девятом Натаниэль получил новый, сокрушительный удар — совершенно неожиданный и оттого особенно болезненный. В коридорах многоэтажного головного офиса "High Tech Corporation" давно уже циркулировали неясные слухи о каких-то грядущих уже в скором будущем серьёзных переменах, но всё случилось как-то слишком быстро. Сначала почти полностью сменился совет директоров, а однажды утром в кабинете Ната замурлыкал коммуникатор, и вкрадчивый голосок секретарши проворковал:

— Мистер Бампо, вас хочет видеть директор по персоналу господин Аль-Мансур!

"Аль-Мансур? Это что ещё за хрень? А куда девался старина Бойл? — недоумевал Нат, поднимаясь на скоростном лифте на административный этаж. — И что ему от меня надо?".

Аль-Мансур оказался стройным, безукоризненно одетым моложавым арабом. Вежливо предложив Бампо сесть, он без промедления перешёл к делу, явно демонстрируя неплохое знакомство со старой истиной "время — деньги".

— Мистер Бампо, — английский у Аль-Мансура был превосходным, с едва уловимым акцентом, — компания высоко ценит ваш огромный опыт и ваши заслуги. К сожалению, обстоятельства против нас — вы прекрасно знаете, что такое конкурентная борьба. Нас теснят, и мы вынуждены защищаться. В сложившейся ситуации у нас нет другого выхода — нам придётся уменьшить заработную плату большинству служащих "High Tech". Конечно, мы не можем платить вам, — директор по персоналу выдержал короткую паузу, — в вашем прежнем статусе главы департамента новых разработок меньше, чем платили раньше. Это было бы несправедливо, — ещё одна пауза, — ...и мы предлагаем вам стать инструктором по подготовке молодых специалистов. Зарплата у вас будет меньше, но и работы тоже будет меньше — гораздо меньше. Да и ответственности тоже будет куда меньше.

— А кто придёт на моё место? — спросил Нат, сохраняя спокойствие. Сотрясать воздух патетическими высказываниями вроде "Я никогда не боялся ответственности!" или задавать идиотский вопрос "Но почему?" было бессмысленно — ясно ведь, что всё уже решено.

— На ваше место, — глаза Аль-Мансура похолодели, — придёт новый перспективный работник. Из Саудовской Аравии — такова политика нового руководства компании. Вам хватит трёх дней на передачу дел?

— Я... могу подумать? — ошеломлённо выдавил Нат.

— Думайте. До завтра, но не больше, — жёстко произнёс Аль-Мансур. — Вам до пенсии ещё несколько лет — вряд ли стоит отказываться от выгодного предложения. Особенно принимая во внимание, — добавил он, глядя в глаза Натаниэлю, — настоящие и будущие перемены. Вы меня понимаете? — закончил директор по персоналу, вставая и давая понять, что аудиенция окончена.

Вернувшись к себе в офис, Бампо отключил внешнюю связь и вышел через свой личный терминал в базу данных своего департамента. Ещё пару лет назад с помощью Мэрфи он создал на одном из жёстких дисков укромный уголок — настолько укромный, что его объём даже не отображался на диаграмме заполненности диска, а открыть его можно было только еженедельно менявшимся кодом, известным лишь самому Нату. В этот скрытый сектор он записывал свои последние идеи и разработки, касавшиеся маскировочного поля — "шапки-невидимки", как его называли. Введя код доступа, Натаниэль подождал, пока на экране появится запрос на подтверждение, и снова набрал код, изменив в нём всего один из пятнадцати символов. "Неверно! — тут же появилось на экране. — Внимание! Повторная ошибка приведёт к уничтожению массива!". Нат усмехнулся и повторил неверный код. Дело сделано — программа-убийца запущена, и всё то, что Натаниэль сюда записывал, стёрто без возможности восстановления.

Нат отнюдь не обольщался — над "шапкой-невидимкой" работало множество людей, и рано или поздно кто-нибудь из них додумается до того, что уже пришло в голову ему, Нату. Один человек не остановит технический прогресс — наивно на это надеяться. Но как бы то ни было, он, Натаниэль Бампо, не будет помогать новым хозяевам его страны.

А что именно случилось с "High Tech Corporation", Нату этим же вечером разъяснил Колдуэлл — разъяснил предельно доходчиво, несмотря на то, что они на пару осушили целую бутылку виски.

— Нас купили с потрохами, старина, — сказал Джон угрюмо. — Арабский мир сколотил огромные деньги на продаже нефти — настолько большие, что Восток уже не в силах их переварить! Арабы уже давно — где-то с конца прошлого века — активно инвестируют эти деньги в западную экономику, получая на этом бешеные дивиденды. Потом началось долевое участие, а затем и скупка контрольных пакетов акций. Потомки бедуинов наловчились владеть ultimate weapon* современности — деньгами — не хуже, чем их предки владели кривыми саблями... Ты не найдёшь сейчас на всём нашем континенте ни одной мало-мальски значащей фирмы, где не был бы задействован арабский капитал! Эр-Рияд заинтересовался нашими разработками, — кстати, и разработками твоего отдела по синтезу пищевой органики, — и решил прибрать всю корпорацию к рукам. Ты представляешь, какие им светят прибыли, если удастся наладить серийный выпуск синтезаторов в промышленных масштабах? А мы с тобой, — Джон горько покачал головой и со щелчком распечатал банку пива, — отработанный материал. Тот, кто тебя сменит, — он ведь выходец из саудовской элиты, так что брыкаться бестолку. Тем более что ты — белый.

— Я не буду учить браун-скинов тому, что знаю и умею сам, — глухо сказал Нат. — Они убили Джейн.

________________________________________________________________________________

* Ultimate weapon (англ.) — абсолютное оружие.

На следующий день Натаниэль подал заявление об увольнении. Его не удерживали, хотя выразили вежливое сожаление. Причитающие ему деньги он получил полностью, до последнего цента, — никто не собирался обманывать его по мелочам и добивать упавшего.

* * *

Целый год Нат ничего не делал, благо за без малого сорок лет работы в "High Tech" его текущий счёт изрядно вырос. Он не знал, куда себя деть, и зачастую просто сидел на кухне, тупо наблюдая, как по оконному стеклу стекают дождевые капли. И одна и та же мысль назойливо стучала в его голове — раз за разом: "Мы проиграли демографическую войну — остаётся только подписать безоговорочную капитуляцию...". "Мы растаяли, как кусочек холодного белого сахара в чашке горячего чёрного кофе..." — думал Натаниэль, размешивая сахар и глядя на поднимающийся над фарфоровой чашкой лёгкий дымок.

Он почти никуда не выходил, покидая свое одинокое жилище только в случае крайней необходимости, а Дик Мэрфи и Джон Колдуэлл навещали его нечасто — у них хватало своих проблем. "Каждый выживает в одиночку" — похоже, это циничное выражение становилось будничным.

Иногда Нат по многолетней привычке возвращался мыслями к работе, размышлял о векторе напряжённости маскировочного поля, о его конфигурации, об эмиттерах и о расходе энергии, но он тут же гнал эти мысли прочь. Всё, с прошлым покончено, и возврата нет.

Однако были и другие мысли, которые Натаниэль анализировал, стараясь довести до логического завершения. Белые проиграли — это факт, но это всего лишь констатация факта. Остаётся ещё вопрос: почему это произошло? Почему энергичная раса, преобразившая мир и достигшая невиданных доселе высот, тянущаяся к звёздам и к тайнам материи, вдруг начала угасать, совершая то, что можно было с полным правом назвать расовым самоубийством?

Нат думал. Времени у него было предостаточно, а привычка думать над той или иной проблемой вошла в плоть и кровь. Освободившись от жесткого ритма, навязываемого всем образом жизни и работой в корпорации, он вдруг получил возможность поразмыслить над темами, которые раньше полагал отвлечёнными, бесполезными, поскольку от них вряд ли можно было ожидать реальной экономической выгоды, исчисленной в денежных единицах.

"Мы жили хорошо, даже очень хорошо — у нас было всё. Мы поднялись на вершину, огляделись и... поняли, что дальше идти некуда, да и незачем. И нам стало тепло и уютно, и мы перестали понимать тех сумасбродов, которые когда-то плыли через бушующие моря, ломились сквозь непролазные джунгли и карабкались по скалам. Хотя нет, мы их понимали — если в конце пути героев ждали груды золота или алмазные россыпи. Тогда да, тогда стоит сворачивать шеи на преградах и в кровь обдирать руки. Но для нас всё это было уже позади — мы шагали по протоптанным дорогам, точнее, мчались по ним на своих роскошных машинах. Нам не надо было ломать голову над тем, как нам жить — рецепт уже приготовлен. Добейся успеха и наслаждайся жизнью — регламентированной и до последней клеточки расчерченной жизнью, где каждому отведено соответствующее место. Нам объясняли, что хорошо и что плохо, что надо кушать и как нужно одеваться, какую машину купить и какую передачу смотреть, какой пастой чистить зубы и за какого кандидата голосовать на выборах. И мы слушались, и следовали предписаниям, и радовались тому, как хорошо всё у нас устроено — мы ведь искренне в это верили. И когда нам говорили, что дети нам не нужны, потому что они сводят с ума своих родителей и мешают им жить, мы тоже этому верили. И мы забыли о том, что любой народ живёт только до тех пор, пока продолжает себя в детях.

Нас приучили к тому, что нам некуда больше стремиться — мы уже всего достигли. А раз так, то зачем заботиться о тех, кто придёт тебе на смену? И мы расслабились... Мы жили для себя — только для себя. Мы начали воспринимать необходимость заботиться о ком-то другом как досадную помеху нашему безмятежному существованию. Мы перестали думать о будущем — зачем, когда есть прекрасное настоящее? Только вот сами ли мы додумались до этого мудрого откровения, или же нам его ненавязчиво подсказали?".

* * *

В сороковом году президентом США стал негр. Это событие никого особо не удивило — в Европе подобное наблюдалось сплошь и рядом. Президентом Франции был араб, премьер-министром Великобритании — индус, канцлером Германии — турок, а на последних президентских выборах в России победил чеченец.

Однако Натаниэля это событие, как ни странно, встряхнуло — он вышел из состояния душевного оцепенения. Просматривая объявления в Сети, Нат обнаружил вакансию, которая пришлась ему по душе — прежде всего потому, что эта работа предполагала минимум общения с людьми. Так Натаниэль Бампо стал рейнджером заповедника Великих Озёр.

Новые обязанности оказались несложными — с ними физически сильный и энергичный мужчина справлялся без всякого труда. Зато теперь он мог часами бродить по лесу и дышать его древними запахами — Нат словно остановился на бегу и с изумлением увидел, что рядом есть другой мир, которого он прежде не замечал в сумятице дел; мир, с которого и началась та Америка, где он родился и вырос. Рейнджерам по штату и по традиции полагалось носить оружие, и Нат быстро выучился метко стрелять, влёт прошибая из винтовки подброшенную высоко вверх пустую жестянку из-под пива или кока-колы.

А ещё он пристрастился к чтению — и новейших AV-книг*, и особенно старинных бумажных. Нат и не предполагал, что это занятие может оказаться настолько увлекательным. Долгими вечерами, сидя в своём лесном доме у горящего камина, он перелистывал таинственно шуршащие белые страницы, наполненные мыслями и переживаниями людей, живших до него на маленькой планете по имени Земля. Так он узнал, к своему удивлению, что триста лет назад по этим самым местам бродил его тёзка — охотился на оленей, сражался с кровожадными ирокезами и спасал попавших в беду бледнолицых девиц. "Вот ведь как интересно, — подумал Нат, прочтя книгу, — всё кончается там, откуда начиналось. Как там звали этого последнего из могикан?".

________________________________________________________________________________

* AV-книга — электронная форма книги на аудиовидеоносителе (на диске или на кристалле).

...И оживал лес за стенами дома, и звучали таинственные голоса, и мелькали неясные тени. И холодил ладонь гранёный ствол карабина, и надо было пройти через враждебную тёмную чащу, полную недобрых и зорких глаз, чтобы известить коменданта форта о том, что гуроны вновь вступили на тропу войны, и что нужно быть начеку. И что надо укрыть от случайной стрелы женщин и детей — в первую очередь детей, потому что иначе...

А другая книга — сборник рассказов Джека Лондона, отчаянного парня, жившего сто пятьдесят лет назад, оставила горький осадок. Вернее, горечь вызвала не вся книга, а один из рассказов, называвшийся "Лига стариков" — про старика-индейца, вступившего в неравную и заведомо безнадёжную борьбу с могучей расой белых пришельцев. А больше всего поразила Ната одна фраза, сказанная дюжему полисмену этим стариком, увидевшим хорошенькую белокурую девушку: "Как такие хрупкие скво могут рожать таких сильных мужчин, как ты?". "Знал бы ты, индеец, — с горечью подумал Натаниэль, — что придёт время, и эти скво перестанут рожать воинов... Тебе тогда, наверно, легче было бы умирать...".

* * *

Покидать своё лесное жилище Натаниэль старался как можно реже — особенно после того, как вышел на пенсию. Он делал это только тогда, когда надо было посетить ближайший городок и сделать там необходимые закупки. Кончено, Нат мог бы оформить доставку всего нужного и на дом, но он не хотел, чтобы кто-то нарушал его уединение. Уж лучше самому выбраться на час-полтора в этот чужой мир — тогда, когда ты сам этого захочешь, — чем позволить этому миру стучаться в твою дверь, когда это будет удобнее ему.

И только один раз Натаниэль ночевал в своём старом доме в городе — в последний раз.

...Агент по недвижимости — шустрый метис лет тридцати — не скрывал своей радости. Ещё бы — приобрести такой великолепный дом в прекрасном районе по цене гораздо ниже той, которую он ожидал. Этот бледнолицый старик не стал торговаться, хотя легко мог бы получить процентов на сорок больше, и агент уже прикидывал в уме, сколько он заработает на продаже этого роскошного жилища.

— Вы хотите забрать что-нибудь ценное, сеньор Бампо? — спросил он хозяина — уже бывшего хозяина.

— Нет, сеньор Мендес, — ответил Нат, окинув взглядом холл. "Все действительно для меня ценное, — подумал он, — фотографии Кэрри и внуков, картины и статуэтки — память о моей Джейн, книги — я уже забрал. Это уже не дом — это пустая скорлупа"

— Вот и прекрасно. Распишитесь, — агент зашуршал бумагами, — вот здесь, здесь, и ещё вот тут. Вы как хотите получить деньги — динарами или долларами? Если вы собираетесь хранить их в банке, то особой разницы нет, а вот в магазинах сейчас куда охотнее принимают динары. Зачем терять процент при конвертации, верно?

— Всё равно, — равнодушно бросил Натаниэль — Хотя... Давайте динарами — вот на эту карту, — он протянул агенту пластиковый прямоугольник, — с доступом на всю сумму.

Сеньор Мендес вставил карту в портативный сканер и проворно набрал комбинацию цифр, усердно шевеля при этом своими аккуратными чёрными усиками.

— Готово, — сказал он, возвращая Нату кредитку. — Проверьте, всё ли правильно.

Бампо кивнул, активировал доступ и скользнул глазами по семизначному числу, высветившемуся в окошке банк-сканера.

— Всё верно, — подтвердил он. — Вы знаете свою работу, сеньор Мендес. Набор ключей — от дверей, от ворот, от гаража — возьмите. Если новый владелец захочет сменить коды, то это несложно.

— Да, да, конечно. — Глаза агента поблёскивали — его распирало от удовольствия, и он не мог молчать. — А вы знаете, сеньор Бампо, на ваш дом уже есть покупатель. Бизнесмен-араб — у него три жены и тринадцать детей! Такая большая семья — им нужно много места. А в вашем доме... — но тут Мендес осёкся, заметив выражение глаз Ната. — Извините, сеньор Бампо, я не хотел... Извините...

— Не извиняйтесь, сеньор Мендес, — спокойно произнёс Натаниэль, — я всё понимаю. Могу ли я здесь переночевать? Уже поздно, а мне довольно далеко ехать. А утром я просто захлопну дверь — она запирается автоматически.

— Да, да, конечно, — закивал головой незадачливый агент, кляня себя за то, что коснулся столь щекотливой темы, и явно обрадованный тем, что собеседник не стал её развивать. — Я приеду завтра, часов в десять, не раньше, и вы...

— Я уеду в восемь, — перебил его Нат всё тем же ровным тоном. — Так что прощайте, сеньор Мендес. Вряд ли мы с вами снова увидимся — недвижимости у меня больше нет.

Ночью Натаниэль долго не мог уснуть, думая о том, что этот дом он так и не сумел наполнить детским смехом, и что за него это сделают другие. А дом молчал, и даже призраки прошлого — если они здесь были — безнадёжно вязли в толстом слое пыли, скопившемся за долгие годы необитаемости этого жилища.

* * *

Продавец был подчёркнуто вежлив и предупредителен — ещё бы, не часто появляются покупатели, готовые сделать такую крупную покупку. А то, что этот белый — интересно, сколько ему лет? пятьдесят? шестьдесят? семьдесят? — действительно хочет купить пищевой синтезатор, а не просто разглядывает эту занимательную и очень дорогую игрушку, Хасан понял очень быстро. Понял он и то, что этот парень — спец, и что пытаться рассказывать ему сказки о невероятных возможностях синтезатора нет никакого резона.

— Разъём стандартный, а источник можете подключить любой — хоть водородный реактор, хоть аккумулятор. Можете даже подсоединиться к автомобильному генератору — только вот расход топлива... На полфунта еды вы затратите столько бензина, сколько вам хватит на двести миль езды. Куда экономичнее использовать систему "ладошек", тогда...

Нат слушал молча, не перебивая, лишь изредка кивая головой. "Да, они довели наших мастодонтов до кондиции, — думал он, рассматривая изящный блестящий корпус с откидной крышкой. — И вес — первые опытные образцы мы перетаскивали вчетвером, пыхтя от натуги, а этот я легко унесу один — на руках".

— Подробная инструкция, — продавец показал толстенную книжицу, похожую на иллюстрированный журнал, — и набор программ, — он извлёк пачку разноцветных компакт-дисков. — Диапазон исходного органического сырья, пригодного для переработки, не столь обширен, как хотелось бы, но в гарантийное обслуживание входит и модернизация агрегата в течение трёх лет — без дополнительной оплаты. Если, конечно, вы не будете оформлять долгосрочный кредит — в этом случае...

— Я заплачу всё сразу, — прервал его Нат, заметив, как при этих его словах округлились глаза продавца.

— Динарами? — осторожно поинтересовался Хасан. — Хотя, конечно, я приму и доллары, если вам так удобнее.

— Динарами, — усмехнулся Натаниэль. — Меня уже предупредили. Зачем терять процент при конвертации, верно?

От помощи — довольный Хасан вызвался лично донести синтезатор до машины — Нат отказался. Уже уходя, он встретился в дверях с женщиной в тёмном платье и в хиджабе.

— Здравствуй, почтенный Хасан, — певуче произнесла она, лишь мимоходом зацепив взглядом Натаниэля.

— Здравствуй, почтенная Мариам, — приветствовал её продавец, и его улыбка, в отличие от официально-вежливой, с которой он разговаривал с Бампо, была искренней. — Я слышал, твоя средняя дочь уже родила первенца! Это правда?

Что ответила Хасану женщина, Нат не услышал, но когда он уже выходил на улицу, до него донёслось негромкое:

— Эти бывшие ещё попадаются на наших улицах. А я думала, они уже все вымерли...

В глазах у Натаниэля потемнело, он скрипнул зубами, но сдержался. Уложив покупку в багажник, он захлопнул заднюю дверцу и тут заметил невдалеке двух смуглокожих детей лет четырёх-пяти — мальчика и девочку. Они с явным любопытством смотрели на... Нет, не на автомобиль — эта древняя колымага их ничуть не заинтересовала. Дети рассматривали блестящими глазёнками самого Ната — с таким видом, словно перед ними появилось вдруг сказочное существо, которое невозможно встретить в обычной жизни.

* * *

За событиями в мире Натаниэль следил, и очень внимательно: в отличие от Ната Бампо XVIII века Нат Бампо века XXI располагал куда более совершенной техникой.

В пятьдесят четвёртом две новые сверхдержавы, оспаривавшие друг у друга власть над изменившимся миром, столкнулись — разразился тихоокеанский кризис. И Натаниэль поймал себя на том, что испытывает чувство, очень похожее на откровенное злорадство — пусть бьют друг друга! Но когда конфликт между Новым Халифатом и Азиатским Союзом вплотную подошёл к той грани, за которой начинается широкомасштабная война, ему стало не по себе. "Неужели всё это, — думал он, следя за скользящей над гладью озера белокрылой чайкой, — и этот лес, и эта птица в один миг может рассыпаться радиоактивным пеплом?". А потом Нат вспомнил о Кэролайн, и его обдало леденящим холодом — если над Индостаном встанут атомные грибы, то у его маленькой Кэрри с детьми (неважно, что они уже выросли) не будет ни единого шанса уцелеть.

Соединённые Штаты, формально оставаясь независимой страной, практически вошли в состав Нового Халифата. Однако активного участия в противостоянии они не принимали — хватало внутренних проблем. Всё тихоокеанское побережье — от Калифорнии до Аляски — было охвачено этническими беспорядками, в которых схлестнулись латиноамериканцы и китайцы из многочисленных диаспор с одной стороны и тёмнокожие мусульмане — с другой. О происходящем по официальным каналам сообщалось глухо и невнятно, хотя дело шло к самой настоящей гражданской войне. Число жертв с обеих сторон исчислялось десятками тысяч, и обоюдная жестокость далеко превзошла ту, с которой действовали двадцать лет назад приснопамятные эйпирры.

В полыхающие штаты восточного побережья Америки были введены отряды наскоро сформированного корпуса "сил поддержания общественного порядка" и правительственные войска. Они именовались миротворцами, хотя частенько превращались в обыкновенных карателей — информационные каналы Азиатского Союза захлёбывались сообщениями о расправах над проживающими на территории "полыхающих штатов" китайцами и японцами. Китайские подводные лодки прорывались к берегам Калифорнии и выплевывали из своих торпедных аппаратов прямо на песчаные пляжи самоходные капсулы-контейнеры с оружием для желтокожих "повстанцев", как их называли в Пекине и Токио, а через мексиканскую границу потоком шло японское военное снаряжение.

Тем временем флот Нового Халифата высадил десант в Индонезии, поддерживая мусульманских сепаратистов. Горели джунгли, и арабские винтокрылы расстреливали с воздуха джонки и сампаны, переполненные беженцами. Вдоль индо-пакистанской границы разгорелись ожесточённые встречные бои бронетанковых соединений, а сверхзвуковые "джинны" заливали напалмом и забрасывали термобарическими бомбами города Кашмира и Пенджаба. Кровавый "мятеж на Минданао", по терминологии "желтых драконов", — или "восстание", выражаясь языком "новых бедуинов", — был беспощадно подавлен китайскими войсками, и Филиппины вошли в состав Азиатского Союза. Японо-индийская эскадра пресекла попытку высадки отборных частей африканской морской пехоты — "Зулусов Зимбабве" — на Цейлон. На дно пошли сотни кораблей, волны выбрасывали на берег обломки и трупы, акулы обжирались человеческим мясом, и тогда Новый Халифат потянулся к атомной бомбе. На улицах европейских столиц многотысячные толпы под зелёными знамёнами призывали покарать "неверных азиатов", а в России было введено военное положение. И люди, затаив дыхание, смотрели на стереоэкранах домашних медиа-центров переписанные на кристаллы старинные хроники времён Второй Мировой, где выли сирены, рушились дома и полосовали чёрное небо узкие белёсые клинки прожекторных лучей — неужели всё это повторится? К счастью, до обмена ядерными ударами дело всё-таки не дошло — враждующие стороны сумели придти к разумному компромиссу.

В результате долгих переговоров Индия сохранила свою независимость, а Индонезия была разделена на два государства. Было принято решение о массовой депортации "лиц азиатской национальности" с территории США — транспортные корабли Азиатского Союза перевозили вынужденных эмигрантов в Южную Америку в течение трёх лет. В качестве компенсации США передали Японии Гавайские острова — через сто с лишним лет после Пёрл-Харбора над Оаху и Мидуэем поднялись флаги Страны Восходящего солнца.

Конфликт затих, оставив тлеющие искры, угрожавшие новой вспышкой. А рейнджер заповедника Великих озёр Натаниэль Бампо испытал новую утрату: в бою у берегов Шри-Ланки получил прямое ракетное попадание и затонул со всем экипажем фрегат индийских военно-морских сил "Бенгал", на котором служил сублейтенант Джонатан Шриванса — его старший внук.

* * *

Кэролайн связалась с отцом по Сети. Это было не так просто — несмотря на мирный договор между Новым Халифатом и Азиатским Союзом и на прекращение военных действий в районе Тихого океана, Индия отныне считалась врагом Соединённых Штатов, и частные контакты граждан США с этим врагом пресекались. Кэрри плакала, и Нат заметил, как она сразу постарела — а ведь ей не было ещё и пятидесяти. Она сказала отцу, что двое других её детей, Лакшми и Радж, живы и здоровы, и что их дом не попал в зону бомбёжек. А ещё она сказал, что Лакшми уже замужем, и что скоро у Натаниэля будет правнук. И это немного утешило старого Бампо — жизнь продолжается. Но этот сетевой разговор отца с дочерью оказался последним — провайдеры блокировали связь с "враждебной державой".

Натаниэль остался совсем один.

А в шестьдесят седьмом году начались волнения на Аляске. Сеть переполнял поток противоречивых сообщений, разобраться в которых было не так просто. И только сравнивая новости из разных источников и отметая бред о "сумасшедшем бледнолицем генерале", якобы угрожавшем запуском ракет с кассетными водородными боеголовками из шахт на Аляске чуть ли не по всем крупным городам планеты, Натаниэль смог составить более-менее чёткую картину происходящего.

Этот конфликт назревал давно. Немногочисленное население Аляски сумело сохранить прежний этнический состав — суровые условия севера не слишком нравились выходцам из жарких стран. И спаянные теми же суровыми условиями белые жители этого края не забыли чувство локтя и простую истину "любой народ живёт до тех пор, пока продолжает себя". До поры до времени аляскинцы так и жили особняком, но когда дело дошло до принудительной исламизации, они воспротивились.

Командующий ракетными войсками на Аляске генерал Юджин Уайт поднял мятеж. Строго говоря, мятежом это выступление можно было назвать разве что с юридическо-казуистической точки зрения, поскольку генерала поддержало практически всё население штата. Жертв почти не было — двое оказавших сопротивление при аресте и застреленных на месте офицеров-браун-скинов не в счёт, — однако в Вашингтоне на эти события реагировали очень болезненно. Правительственные радикалы потребовали направить к берегам Аляски соединения боевых кораблей и немедленно подавить "мятеж сепаратистов" силой. Ситуация явно накалялась, но "сумасшедший бледнолицый генерал" оказался не так прост.

Аляска заявила о своём суверенитете, в считанные часы провела референдум, а затем и президентские выборы, на которых Юджин Уайт одержал безоговорочную победу, став таким образом легитимным президентом новорождённой республики. После этого он тут же обратился к лидерам Азиатского Союза с просьбой защитить его страну от агрессии в обмен на долгосрочные концессии по разработке аляскинских полезных ископаемых. "Жёлтые драконы" плотоядно облизнулись, оскалили зубы, и японские тяжёлые ракетные крейсера преградили дорогу торопившимся к Анкориджу и Кадьяку американским авианосцам и десантным судам. Ко всему прочему, независимая Республика Аляска располагала ядерным оружием — ракетные базы были созданы там ещё сто лет назад — и недвусмысленно дала понять, что применит его, если её не оставят в покое. Тем не менее, Аляска стала новым яблоком раздора, вокруг которого сошлись интересы самых могущественных сил планеты — к границе Канады с Аляской шли колонны американской бронетехники, над арктическими льдами сменяли друг друга самолёты, оснащённые крылатыми ракетами, а возле Алеутских островов скользили в тёмной глубине Тихого океана обтекаемые тела атомных субмарин.

Из всего этого Натаниэль сделал очевидный вывод — вся эта история непременно коснётся и его самого, отсидеться в сторонке, как в прошлый раз, не удастся. Конфликт имел ярко выраженный религиозно-расовый характер, причём между браун-скинами и белыми, а значит... Значит, новые хозяева новой Америки будут "зачищать тылы" — обязательно будут.

И Нат снова почувствовал неприятный холодок в спине — знакомое, хоть и забытое ощущение. Ну да, конечно, — он уже дважды чувствовал этот холодок: первый раз в Париже, в двухтысячном году, а второй раз — в две тысячи двадцать втором, возле школы, в которой училась Кэрри.

И старый Бампо начал готовиться к неизбежному, несмотря на то, что здравый смысл подсказывал ему — любое сопротивление заведомо безнадёжно.

* * *

Нат истратил все свои сбережения — зачем они ему теперь? — но не сумел бы сделать и десятой доли задуманного, если бы не помощь Мэрфи. Натаниэлю удалось разыскать его по Сети, и Ричард искренне обрадовался вызову старого друга. Они не виделись четверть века, с того времени, как Натаниэль подался в рейнджеры, но Дик не забыл Ната.

А вот с Колдуэллом связаться не удалось. На вызовы он не отвечал, и Натаниэль так и не узнал, что с ним сталось — уехал ли Джон куда-то очень далеко или, скорее всего, уже переселился в лучший мир.

Мэрфи прибыл на невзрачном старом грузовичке, доверху набитом разнокалиберными ящиками и коробками — Нат в общих чертах рассказал ему, что от него требуется. Ричард стал совершенно седым и как-то усох, сделавшись похожим на старого воробья. Но этот воробей всё ещё хорохорился — его движения не утратили знакомой Нату порывистости, и глаза Дика Мэрфи всё так же вызывающе-колюче смотрели на мир из-под поредевших седых бровей.

Заметив удивление во взгляде Натаниэля, когда тот увидел допотопное транспортное средство, Мэрфи только усмехнулся.

— Так надёжней, Натти, и безопаснее, — объяснил он, — меньше привлекает внимание. Было бы как-то не с руки, если бы стражи вдруг заинтересовались моей машиной да хорошенько порылись в содержимом её кузова. Хоть браун-скинов и не очень волнует моя скромная персона, но всё-таки... А так — старый чудаковатый бледнолицый отправился в гости к приятелю на древнем драндулете, на котором они когда-то вместе возили девчонок на пикники, — ну и пусть себе прослезятся, вспоминая былое!

— Так ведь и рыться-то не обязательно, — возразил ему Нат, — можно и через систему континентального слежения посмотреть. Она сейчас, я так думаю, куда совершеннее, чем тридцать лет назад.

— А вот на этот случай, — снова ухмыльнулся Дик, — у меня кое-что имеется. — Он извлёк из нагрудного кармана куртки небольшой цилиндрик, подбросил его и ловко поймал. — Кнопка от складного "зонтика" — блок управления портативным генератором локального маскировочного поля. "Глаз Бога" узрел бы только коробки с пивом да пакеты с едой, что стоят сверху. Ну, об этом мы с тобой ещё поговорим — тебе ведь, как я понял, это и нужно. Соберём тебе такую же "шапку-невидимку", соберём — только помощнее. Пойдём-ка в дом, старина, опрокинем по стаканчику да побеседуем.

Насчёт "скромной персоны" Ричард явно преувеличивал — это Нат быстро уяснил. Мэрфи сумел устроиться — и неплохо — при "новом порядке" благодаря своему таланту хакера высочайшего класса. Конечно, специалистов обучают, и незаменимых людей нет, но истинные таланты — в любых областях — попадаются крайне редко, и их ценят. И Дика ценили — он даже получил статус "гражданина вне подозрений", и это несмотря на белый цвет кожи. А когда приятели разгрузили машину, Натаниэль понял, что две трети того, что находилось в кузове, он сам не купил бы нигде и ни за какие деньги — связям Мэрфи можно было только позавидовать. Нат рассчитался с другом, перебросив через банк-сканер деньги со своего счёта на его счёт, и Ричард не отказывался.

— Деньги как были деньгами, так ими и остались, — сказал он, пряча пластиковую карту, — в этой стране они по-прежнему решают всё. Но вот это, — и он протянул Натаниэлю увесистый металлический ящичек, — подарок. Бронебойные патроны к "М-16" — сто штук. Из экспериментальной серии. Пришлось потревожить коллекционеров и музейных крыс — они тоже любят деньги. Правда, "шариат" я тебе так и не достал — уж не взыщи.

...Они работали неделю, работали как одержимые, прерываясь только для того, чтобы наскоро перекусить и поспать часов пять-шесть. Маленький Дик оказался двужильным — не обиженный здоровьем Нат не переставал удивляться кипучей энергии своего друга.

Они собрали из привезённых Мэрфи комплектующих дополнительную энергосистему миниатюрных солнечных батарей — "ладошек Мэгги" девятого поколения, — смонтировали эмиттер маскирующего поля и всю периферию следящего устройства — "шпиона". А потом Ричард долго возился с программным обеспечением, изредка бормоча под нос замысловатые ругательства, вышедшие из обихода лет двадцать тому назад.

Закончив, друзья уселись за стол и потихоньку осушили бутылку "Black Label" — совсем как в старые добрые времена, — закусывая ломтиками искусственного бекона, вышедшими из утробы синтезатора. Правда, пили осторожно, не мешая виски с пивом, — всё-таки им обоим было уже очень хорошо за восемьдесят, а не пятьдесят, как когда-то. И выпив, Ричард не повеселел, а сник, и в глазах его появилось грустное выражение.

— Наша жизнь кончилась, Натти, — негромко произнёс он, глядя в огонь камина, — и наша, и нашего народа. Здесь теперь совсем другая страна — не та, которую мы с тобой так хорошо знали. И люди — люди тоже другие. Нет, они не гонят нас, как паршивых собак, — пока не гонят, — но мы здесь чужие. И мы, последние из бледнолицых, потихоньку уходим, уходим один за другим. И никто не замечает нашего ухода...

— Оставь, Дик, — попытался ободрить его Натаниэль, — ты же сам сказал — деньги по-прежнему решают всё в этой стране. Неужели у тебя не хватает долларов, то есть, тьфу, динаров, чтобы обеспечить себе пожизненные услуги опытной сиделки?

— А ты знаешь, как это выглядит, а, Нат? — Дик посмотрел на друга, и Бампо поразила тоска, до краёв затопившая взгляд бойкого "старого воробья". — Да, конечно, эта сиделка добросовестно выполняет свои обязанности — она меняет бельё, она моет тебя, и она будет сидеть рядом с тобой, пока твоё сердце не перестанет биться. И сиделка отметит — отметит равнодушно и холодно, что лучик на дисплее медицинского компьютера больше не пляшет.

— А не всё ли тебе равно, что она подумает в этот миг? — спросил Натаниэль, положив свою тяжёлую ладонь на худое плечо друга. — Тебе-то — не всё ли равно?

— Нет, Натти, нет, — возразил бывший ведущий программист "High Tech Corporation" с неожиданной горячностью, — мне не всё равно! Провожать стариков без грусти — это как зачинать детей без любви. У браун-скинов мудро устроено — они уважают своих стариков, уважают — и дети, и внуки, и правнуки. И старики уходят легко, потому что знают — их есть кому вспомнить. А мы — мы не бросили в землю семя, и теперь позади нас не поле с цветами, а голая пустыня, закиданная использованными презервативами. Так-то, Натти...

* * *

Они расстались на следующий день — расстались навсегда, это чувствовали оба.

— Бросил бы ты эту свою затею, а? — сказал Ричард на прощанье. — Глупость всё это. Кому и что ты докажешь?

— А ты можешь помочь мне перебраться на Аляску? — спросил его Натаниэль вместо ответа. — Можешь или нет?

— Нет, старина, этого я не могу, — чуть виновато произнёс Мэрфи и развёл руками, — туда сейчас и скунс не проскользнёт. А идти официальным путём... — он безнадёжно покачал головой. — Это совсем глухо. А браун-скины совсем взбесились: их там вдоль границы — как муравьёв в муравейнике. Новый Халифат вот-вот объявит джихад Республике Аляска, и наши, конечно, тоже в стороне не останутся.

— У аляскинцев есть атомные бомбы, — медленно проговорил Нат. — И Азиатский Союз — они ведь тоже решительно настроены. Это всё может очень плохо кончится, Дик.

— Может, — согласился Дик. — Ещё как может, Натти. Но на Аляску тебе не попасть.

И Нат знал, что Мэрфи прав, и не переоценивал свои силы. Он, Натаниэль Бампо, далеко уже не юноша — ему не прорваться через канадские леса, кишащие солдатами, тем более что в приграничной полосе, насквозь просматриваемой самыми современными техническими средствами, он будет выглядеть "белой вороной" — в прямом смысле этого слова. "И почему я не спохватился раньше? — подумал Нат, когда раритетный грузовичок Мэрфи исчез за поворотом дороги. — Лень было оторвать задницу от уютного кресла. Ждал-ждал, и дождался! А теперь уже поздно сожалеть..."

И он не сожалел — он работал. На мысе Натаниэль вырыл себе убежище — с помощью парочки механических землероек-киберов, тоже доставленных Мэрфи, — на дом надежды не было. Землеройки оказались великолепными машинами — Нат загрузил в их управляющие микрокомпьютеры программы с объёмной моделью будущего подземелья, и киберы врылись в податливый мягкий грунт. Они работали безостановочно, расширяя и углубляя каверну, прокладывая подземные ходы и утрамбовывая стены и пол. Машины работали посменно — пока одна трудилась, другая подзаряжалась — сотни "ладошек" с лихвой обеспечивали землероек энергией. Нату оставалось только следить за подзарядкой да за маскировочным полем, которое он активировал сразу же, как только начал строить убежище. Попутно он разобрался с системой "шпиона" и проверил в работе "ведьмин пояс" — носимое, точнее, надеваемое устройство, стирающее следы. Примятая трава распрямлялась, и опечатки ног разглаживались — мощное узконаправленное поле "ведьминого пояса" восстанавливало структуру почвы. Правда, "пояс" был очень прожорлив, но энергии у Ната хватало. Да и не собирался он бегать кругами по лесу, сбивая со следа свору собак, — ему надо будет пройти от дома к озеру всего один раз, не оставив при этом никаких следов.

Убежище было готово за шесть дней. "Я словно Господь Бог, — подумал Нат, оглядывая стены своего нового — и судя по всему, последнего — жилища, — который создал мир за шесть дней. Правда, мирок это несколько тесноват, но ничего — один я тут как-нибудь помещусь". Натаниэль перенёс в подземелье пищевой синтезатор (благо пригодной для переработки растительной органики тут имелось вдоволь), центральный энергоблок (сами "ладошки" солнечных батарей последних моделей были почти неотличимы от широких листьев) и вообще всё самое ценное, в том числе и книги. Убежище станет ему домом на весь остаток жизни — Натти Бампо надеялся встретить здесь свой девяностый день рождения, до которого осталось совсем немного.

* * *

...Он чуть-чуть не успел всё закончить — оставалось лишь запустить таймер-детонатор и уйти, навсегда простившись с домом, в котором он прожил столько лет, — гости прибыли раньше.

Они приехали под вечер на слайдере-амфибии — территорию заповедника рассекало прекрасное шоссе, пригодное и для колесных автомашин, и для этих новомодных штучек. Приехали вдвоём на трёхместке — третье место, как потом понял Нат, предназначалось ему, Натаниэлю Бампо.

Он был в это время в доме, в последний раз оглядывая стены своего жилища, и не сразу понял, что означает басовитое урчание за дверью — не понял потому, наверно, что не хотел верить очевидному: за ним приехали. Секунду помедлив, он тяжело вздохнул, отложил в сторону пульт дистанционного управления таймером, открыл дверь и шагнул за порог. Со своей антикварной "М-16" Нат не расставался — он ведь всё ещё числился рейнджером, имел право носить это оружие, и винтовка всегда висела у него на плече.

Каплевидный слайдер убрал воздушную подушку и сел, примяв сочную зелёную траву. Обе его дверцы поднялись вверх, словно надкрылья гигантского жука, из машины вылезли двое в бронекомбинезонах — в боевой форме сил поддержания общественного порядка — и пошли к нему. Скорее всего, эти молодые парни, годящиеся Натаниэлю в правнуки, не испытывали к нему лично никакой неприязни — они просто выполняли приказ. К тому же они не ждали никаких неожиданностей от этого замшелого осколка прошлого, и поэтому их короткоствольные "рашиды" не были взяты наизготовку, а тонированные забрала шлемов остались поднятыми.

— Гражданин Натаниэль Бампо, рейнджер заповедника Великих озёр? — осведомился один из них, со значком сержанта, остановившись в шаге от Ната.

Нат молча кивнул, разглядывая лицо сержанта — смуглое ("Браун-скин — а ты что, ожидал увидеть белого?"), с тонкими правильными чертами и красивыми чёрными глазами.

— Тогда прослушайте предписание, — вежливо, но твёрдо произнёс сержант, вынул из кармашка на поясе небольшую чёрную коробочку и вставил в неё прозрачный пластиковый диск.

— Внимание и повиновение, — эмоций в механическом голосе было не больше, чем в ящике с гвоздями. — Повелением верховного муфтия североамериканского континента — да продлит Аллах его дни! — вам надлежит...

Что именно надлежит, Нат понял сразу. Его направляли в RRR — резервацию расовых реликтов, нечто среднее между зоопарком и хосписом, где Нату предстояло окончить свои дни. "Если бы не угроза войны с белой Аляской, меня бы не тронули, — с тоской подумал Натаниэль, — но теперь власти хотят обезопасить себя от любых случайностей...".

— Сдайте оружие! — сурово сказал сержант, протягивая руку. — И не беспокойтесь — ваша собственность не пострадает. Мы оценим стоимость всего вашего имущества, и все средства будут переведены на ваш счёт, которым вы будете пользоваться в резервации.

Второй страж тем временем настроил портативный сканер-оценщик и направил его на дом, чуть шевеля губами при виде замелькавших на дисплее прибора цифр и символов. Да, парни знали свои обязанности и не теряли времени зря. Но одну большую ошибку они всё-таки сделали, опрометчиво сочтя Натаниэля дряхлым и никчёмным стариком.

Нат медленно снял с плеча винтовку, взял её за верхнюю скобу, и...

Он даже не осознал, как и почему его тело вдруг — само! — выполнило единственное нужное движение, как будто он, Натаниэль Бампо, всю жизнь прослужил в "коммандос" и ничем другим не занимался. Или это проснулась генная память, впитавшая в себя навыки поколений воинственных предков? Или распрямилась пружина, которую сжимали годами?

Перехватив винтовку второй рукой, Нат со страшной силой ударил прикладом в лицо сержанта — в молодое смуглое лицо с тонкими правильными чертами и красивыми чёрными глазами. Сержант рухнул как подкошенный, второй браун-скин уронил сканер и схватился за парализатор, но щёлкнул выстрел, и в нагруднике стража появилась аккуратная чёрная дырочка — как раз напротив сердца.

Третьим движением Нат повернулся к упавшему, секунду смотрел, как тот, давясь осколками выбитых зубов и захлёбываясь кровью, силится дотянуться до тревожной кнопки, и выстрелил вторично.

"Хорошо, что я догадался зарядить свою старушку бронебойными, — отрешённо думал старый рейнджер, глядя на мёртвые тела. — А ведь эти парни ни в чём не виноваты — во всём виноваты мы сами; мы, упустившие подаренное нам судьбой... А этим — этим просто не повезло: приедь они на полчаса позже, остались бы живы".

Потом он загнал слайдер в примыкавший к дому гараж, затащил туда же убитых, зашёл в своё обречённое жилище и запустил таймер. Уходя, он аккуратно — как будто это имело какое-то значение — закрыл за собой дверь и зашагал в лес. Натаниэль не оглянулся ни разу — даже тогда, когда земля под его ногами вздрогнула. Он не поскупился, минируя свой дом, — такое количество взрывчатки превратило бы в груду щебня многоэтажное бетонное здание. Нат был уверен: и бунгало, и гараж, и амфибию, и тела стражей разметало так, что теперь даже не установить, сколько именно людей погибло при взрыве.

* * *

Неподалёку чуть слышно хрустнула ветка. На дисплее "шпиона" прорисовался белёсый призрачный силуэт. Страж — один из тех, что прибыли на экраноплане. Идёт сюда — уверенно и спокойно, не скрываясь. А чего ему опасаться? Он идёт по своей земле — разве может кто-нибудь стать на его пути? Нат невидим — точнее, дистанционно необнаружим поисковыми приборами, — но когда страж наткнётся на него, в ход пойдёт древнейший инструмент, имеющийся у любого здорового человека: обыкновенное зрение. Браун-скин просто увидит Натаниэля Бампо — без всяких ухищрений.

Люк под ногами, активатор — на поясе. Стоит старому рейнджеру коснуться пальцем сенсорной кнопки, и он бесшумно и стремительно скользнёт вниз, и крышка люка тут же закроется над его головой. На крышке слой земли в полтора ярда, с травой и молодыми побегами деревьев, идеально совпадающий с окружающей почвой, — не зная, что здесь что-то есть, страж равнодушно пройдёт мимо. А Нат укроется в убежище — в обширной каверне со сложной системой ходов, тянущихся на десятки метров. Он затаится там, невидимый и неслышимый, чутко следя "глазами" "шпиона" за всем происходящим наверху. А страж вернётся к своим и доложит — так, мол, и так, ничего не обнаружено. И другие браун-скины не найдут ровным счётом ничего — они осмотрят громадную воронку, оставшуюся на месте бунгало рейнджера, и изложат начальству вполне правдоподобную версию случившегося — старый свихнувшийся бледнолицый взорвал свой дом и себя вместе с ним. К сожалению, при взрыве погибли и двое бойцов сил поддержания общественного порядка — на то воля Аллаха! И анализ подтвердит наличие микрочастиц органики — следов распылённых вихрем взрыва человеческих тел. А проверка записей системы континентального слежения ничего не даст — дом был под "зонтиком", а к моменту взрыва Нат уже вошёл в зону действия эмиттера маскировочного поля убежища, и "ведьмин пояс" затёр все следы.

На этом всё и кончится, а Натаниэль Бампо останется жить под землёй. На здоровье он не жалуется и сможет протянуть ещё долго — синтезатор пищи надёжен, а "ладошки" обеспечат его энергией и для "шапки-невидимки", и для повседневных нужд. Да, последний бледнолицый в окрестностях Великих озёр наверняка — особенно если не будет лишний раз пользоваться Сетью — доживёт до того часа, когда у него не хватит сил открыть выход и выйти наружу, чтобы в последний раз взглянуть на солнечный свет. Он будет тянуться немеющими пальцами к активатору, тянуться — и не дотянется. И подземная нора, заботливо выстроенное им самим убежище, станет его могилой.

Правда, есть и другой вариант — принять бой. Браун-скины ещё ничего не подозревают, и он сможет перестрелять их всех поодиночке. А если постараться, то можно отправить на дно и экраноплан, имитировав, например, взрыв пошедшего вразнос двигателя. Но даже если удастся проделать всё это незаметно — что очень и очень проблематично, стражи наверняка поддерживают непрерывную двустороннюю связь со своим штабом, — покоя уже не будет. Два странных несчастных случая подряд — это многовато для простой случайности. Браун-скины вернутся — и уже не вчетвером. Они буквально перероют весь этот участок, и тогда...

Высокая фигура в бронекомбинезоне появилась в двадцати шагах от Ната из-за ствола старого дуба, помнящего, наверно, ещё боевые кличи краснокожих воинов. Тёмное забрало шлема опущено — страж похож на оживлённую злыми чарами безликую статую, ломящуюся сквозь кустарник. Натаниэль Бампо глубоко вздохнул, поднял винтовку, прицелился чуть ниже и правее нижнего края забрала и плавно нажал на спуск.

...Вспугнутая звуком выстрела пичуга сорвалась с вершины высокого дерева, описала в воздухе круг, суматошно трепеща короткими крылышками, и вернулась обратно. В гнезде её ждали голодные птенцы, и их надо было кормить. И это было для неё самым главным.

Санкт-Петербург, весна 2006 года