S-t-i-k-s Харон 2.0

-S-T-I-K-S— Харон 2.0

Однажды.

Число людей, хоть однажды не путешествовавших автобусом, совершенно незначительно на общем фоне, но даже им приходилось слышать от друзей, просто знакомых, читать в интернете или смотреть в новостных выпусках истории, раз от разу приключающиеся на дорогах. Истории разные, иногда забавные, редко поучительные, бывает, даже трагические... Всякие. Общее у них одно — место действия. Дорога!

Вот и на этот раз тринадцать пассажиров пригородной маршрутки, удобно устроившиеся на своих местах, даже не представляли, чем обернется эта, казалось бы, совершенно рядовая поездка в сторону районного центра. Кстати, его название не имеет никакого значения для дальнейшего повествования, подобная история теоретически могла произойти в любой точке земного шара, поэтому на подобных деталях останавливаться не имеет смысла... Но выделить ключевые слова для более глубокого понимания имевших место событий, пожалуй, стоит. Итак...

ТЕОРЕТИЧЕСКИ. МОГЛА.

На языке умников в очках и белых халатах, с легкостью готовых доказывать общественности, что Земля вот-вот налетит на небесную ось, что люди произошли от привезенных инопланетянами неразумных рабов, что вчера наш мир покоился на трех китах, а сегодня он стремительно летит навстречу комете Корчинского-Флемме, термин 'теоретически' означает, что свидетелей подобных историй нет, не сохранилось. Даже их мемуаров никто не читал. История не подтверждена очевидцами. Теория не подтверждена практическим экспериментом. В переводе на общедоступный и привычный язык, либо же дальнейшая история полный вымысел, либо ее события настолько драматичны, что живых свидетелей попросту не сохранилось.

Со вторым термином все еще проще и, вместе с тем, сложнее. Чаще всего он используется синоптиками: дожди могли бы пойти... или не могли. Осадков ожидается или не ожидается, что в переводе на тот же общедоступный означает всего лишь: или 'да', или же, совсем наоборот, категорическое 'нет'!

История могла бы случиться с каждым!

Теоретически.

Глава первая

Вот только произошла история именно с этими несчастными тринадцатью пассажирами! Кстати, не стоит искать нездоровой мистики в числе тринадцать, ее железобетонно опровергает водитель маршрутного автобуса, никоим образом не сумевший остаться в стороне. Да он и не старался, это было бы выше его сил и имеющихся возможностей, поэтому он автоматически присоединился к компании, разбавив ее до количества, не имеющего ничего общего с чертовщиной и прочей мистикой. Но вернемся все же к дороге, на которой в данный момент сложилась не самая приятная, и, чего скрывать, вовсе уж не типичная для восточной части евразийского континента ситуация. Впрочем, для остальных населенных территорий и континентов тоже.

— Да закройте же вы окно, сколько можно и дальше дышать этой вонью! — этакая 'учителка' субтильной наружности, в очередной раз прокашлявшись, сумела докричаться тонким дискантом до мирно посапывавшего слегка поддатого пассажира, кемарившего под тихое, размеренное покачивание через проход от нее. Почему 'учителка'? Тощий хвостик рыжих волос, стянутый на затылке резинкой, очочки на половину лица, серенькая, ничем не примечательная мордашка. Увидишь такую во второй раз — вряд ли вот так сходу вспомнишь, где же уже с ней встречался? Ну с кем такую сравнить, не со шпионкой же, те больше ассоциируются с Матой Хари или подружками агента под порядковый номером два нуля семь. Хотя, казалось бы, должно быть наоборот — кому, как не детям, прививать с самого нежного возраста чувство прекрасного? Вот только не задерживаются, почему-то, в школах Мисс Вселенная или Мисс Урюпинск. Почему? Одна из загадок мироздания.

— Командир, притопи тапок, дышать совсем нечем уже! Скорей бы этот дым закончился! — сухощавый, потертый, одетый в явно видавшую виды джинсу бич попытался перекричать гомон, зарождающийся в салоне. — Или у тебя под капотом крыса сдохла?

Кстати, не стоит строить о человеке впечатление по одному лишь коротенькому словечку 'бич'. На деле оно несет в себе богатейшую смысловую нагрузку! И очень жаль, что некоторые недалекие люди (вы же не из таких, правда?) зачастую считают его синонимом термина 'бомж'. Они полностью противоречат друг другу, они антонимы и доказательства этой мысли вы увидите ниже.

Бомж. Чаще бомжара, лицо асоциальное, не способное и не желающее зарабатывать себе на новые штаны и кусок хлеба. Кстати, новые бомжи, из наиболее прогрессивных, тоже научились путешествовать по миру, добираясь даже до земли обетованной или мифической Америки. Устраиваясь там на социалку, по прежнему нихрена, извиняюсь за мой французский, не производя, не сочиняя, да что там... зачастую им лень даже до местной помойки дойти, жрачку приносят прямо на дом!

А ведь эти бомжи даже не представляют, что своим благополучием обязаны простому бичу Мойше, которому не сиделось на одном месте! И который целых сорок лет бичевал по пустыне в компашке себе подобных... Вот неуемной энергии был человек...

Или другой пример, из чуть более поздней истории, и совсем другой бич. Шурик Македонский. Даже имя у него, несмотря на пролетевшие века, до сих пор считалось бы актуальным. Собрал банду таких же оборванцев и пошел бичевать по белу свету. Где только не успел побывать сей энергичный юноша, но, что характерно, везде оставлял за собой видимый след. Города имени себя, многие из которых живут и здравствуют и поныне. Впрочем, не все — некоторые попались на пути не менее известному бичу, двигавшемуся в противоположном направлении. Атилле, поставившему на четыре кости легендарный Рим и разбавившему его застоявшуюся, разведенную до состояния воды римскими бомжами кровь. Как вы считаете, Рим основали бичи или бомжи?

А тот же Кортес? Ну вот не сиделось благородному дону на попе ровно. Понесло с шарагой бичей в несколько сотен душ покорять ни много, ни мало, как парочку только что открытых континентов. Чего только они не творили на своем пути!.. Наградили местных туземцев технологией колеса, лошадьми, триппером и чумой... Нет, последние пару слов немного не в тему, но... Но зато они в одиночку основывали города и целые государства. И открыли, сами того не желая, дорогу сотням тысяч и миллионам остальных бичей, которым уже не хватало Старого Света, было в нем тесно и душно. Не хватало места для вольной жизни... Теперь вы осознали всю глубину разницы? Тогда вам напоследок всего лишь один термин! Бич Божий! Каково, а?

Так вот, к водителю обратился именно тертый дорогами, жизнью, встречающимися на пути бабами именно бич! Не бомж, не было в его энергичной внешности ничего от этой презренной породы. Бич, каковые сейчас колесят по стране из края в край, подрабатывая то тут, то там... Иногда не совсем законно. Иногда их откровенно кидают при расчете... Но, самое главное, эту породу не истребить, хорошо ли, плохо, но она будет жить вечно.

— Что же горит-то? Да я же тут, почитай, больше полвека ездию, а такой дым впервой. Вот ты, ты, в очках, умный, с портфельчиком, как думаешь, сынок, это война? — подала голос дородная старушка, изредка придерживавшая на поворотах огромную клетчатую торбу под сиденьем. Или проверяя, на месте ли поклажа?

— Да что вы городите, дама! И никакой я вам не сынок, упаси господи! Какая война, с кем? Не сейте панику, небольшой пожар, эпицентр которого, по странному сочетанию обстоятельств, находится в непосредственной близости от трассы, — чиновничек, явный бюджетник, так и не научившийся, судя по виду, брать взятки, искренне возмутился. — Вот именно из-за таких, как вы, и происходят скачки курса доллара! Вам лишь бы ужас навести на людей и потом поболтать со своими подружками!

— Фух, успокоил старуху... Я и половину не поняла, но говоришь ты дюже уверенно. А 'Эпицентр' этот давно пора сжечь было, буржуйские штучки! — В самом деле, строительный гипермаркет 'Эпицентр', выросший на выезде из областного центра, располагался именно вдоль шоссе, на котором и завязывалась данная история, всего в паре километров от происходящих событий. Но, к сожалению ли, или к его цыганскому счастью, в эпицентр описываемых событий магазин не попал. Даже краешком. Пока не попал, а как повернется история дальше — время покажет. — Там цены — в голове не укладываются! А подружек-то у меня и не осталось, почитай, совсем. Последняя я. Совсем старая стала уже.

— Это не дым, пассажиры, успокойтесь, это туман, — наконец-то отреагировал на шум в салоне водитель. — Гляньте на конденсат на окнах! У меня дворники едва справляются! А запашок, что скорее, от чего-то другого. Или коллектор где-то прорвало, или снова коммерсы тухлятину у дороги скинули. Падлы, не хотят за свалку платить, и когда на них управа уже найдется?!!

В такой спокойной и непринужденной обстановке, воцарившейся внутри салона, пассажиры, незаметно для самих себя, и проследовали следующие два километра. Или три. Несколько, так будет точнее и ближе к истине — в густом и плотном тумане не разобрать... Но все хорошее рано или поздно заканчивается, да и что может понравиться в передвижении с черепашьей скоростью в этом... назовем его смогом для точности формулировок... вонючем смоге? Закончился, к облегчению путешественников, и он, вот только к добру ли последовавшие перемены, покажет время.

— Эт-то что? Эт-то где мы?.. — растерявшийся интеллигент уронил свой портфельчик в проход между сидениями. — Откуда... это же... автобан, я по телевизору видел!

И действительно, автобус, вынырнув внезапно из нетипичного смога, оказался на совершенно нетипичном же для типичных пассажиров типичного маршрута шоссе — идеально ровное покрытие, режущая глаз дорожная разметка — вот то, что первым бросалось в глаза. Если сравнивать с предыдущей дорогой... Впрочем, лучше не сравнивать, чтобы не портить себе настроение.

И лишь привыкнув, вернее, вдоволь налюбовавшись недостижимым идеалом, коллективный пассажирский разум постепенно вернулся к реалиям за окном. Вернее, за лобовым стеклом старенького, дисгармонирующего с пейзажем автобуса.

Ровные прямоугольники протянувшихся до горизонта полей, разделенные аккуратными посадками. Редкими, совершенно не скрывающими уже пожухлую неубранную кукурузу, подсолнечник, еще какую-то, несомненно, полезную, но позабытую кем-то культуру. Выломанный и валяющийся у дороги знак с остатками надписи '...ыгово 3 км'. Кириллица у смышленых наблюдателей на указателе могла бы навести на здравую мысль — автобус движется отнюдь не по автобану, как показалось вначале, но... Но таких наблюдательных в салоне не оказалось! Или же, что вернее, их внимание было привлечено совершенно иным зрелищем — грудой железа, когда-то бывшей при своей жизни придорожной заправкой. А может, они отвлеклись на валяющиеся рядом остовы двух малолитражек? Обычных гражданских легковушек, по которым стреляли долго и упорно, превращая не просто в груду металла, а в настоящее решето, в котором вряд ли бы сумел выжить даже Шварценеггер в роли терминатора.

— Эттто что? Эттто кккак ттттак? — чиновничек, позабывший про свой драгоценный портфель в проходе, буквально прилип к окну, за которым не было даже намека на недавний туман.

— Это северный пушной зверек, — первым сориентировался джинсовый бич. — Это шмаляли из нескольких стволов! И при этом совсем не слабых стволов! А поля должны были убрать с месяц назад, никак не меньше. Походу, приехали! Эй, народ, это все, что вы заметили? Когда въезжали в чертов туман — едва светало, а сейчас солнце почти в зените! Не могли мы столько блудить, никак не могли!

— Куда приехали? — повелась на его уверенный тон учительница. — Как приехали?

— Совсем приехали, дамочка. Полный абзац!

— Ты, парень, панику не устраивай, — попытался взять себя в руки водила. — Разберемся!

Для степенного, дородного мужика, явно дорабатывавшего последние годы до заслуженной пенсии, зрелище за окном уютного, привычного автобуса выбивалось из знакомой по прожитым годам картины мироздания. Нет, не так, было абсолютно чуждым его мирку, лелеянному десятками лет!

— Конечно, разберемся, — продолжил самый стойкий пассажир. — Ты, командир, двери-то открывай, чего ждем? Пора наружу, смотреть, что там и как.

Растерявшийся от неожиданного зрелища водитель остановил драндулет, через несколько сотен метров после того, как он вынырнул из тумана, так что требование было справедливым.

— А куда же полиция смотрит? — севшим голосом протянула пенсионерка.

— В небо, мамаша, в небо. Вон фуражка валяется под кустом у заправки, левее смотри. Видишь, нет?

— Ой, мамочки! Это что, война?

— Не война, далась вам эта война, в самом деле! Но бой был, — спокойным, размеренным голосом продолжал джинсовый, стараясь прекратить начавшуюся уже зарождаться истерику у самой молодой пассажирки. — Только давно, все пылью занесено. Надо смотреть.

— Разбираешься в вопросе? — впервые подала голос молчавшая до этого момента женщина слегка под тридцать. У них вообще сложно определить возраст, а еще и у настолько достойно выглядевших... Трудно вдвойне.

Чистое, открытое лицо, ладно скроенная, русоволосая, она неспешно встала вслед за джинсовым, и, уже выйдя из дверей замершего автобуса, внимательно разглядывала своего попутчика, обернувшегося на ее реплику.

Худой, не тощий, скорее — жилистый, короткие черные волосы, обветренное лицо, слегка выпирающие, обтянутые кожей скулы. И цепкий, внимательный взгляд, сканирующий окрестности.

— Все мы в чем-то разбираемся. В одном похуже, в другом совсем наоборот, — мужик пробурчал явно без особой охоты.

Закончив осмотр говорившего, любопытствующая удовлетворенно кивнула каким-то своим мыслям, явно нашедшим подтверждение, и медленно протянула:

— Школа жизни, да?

Для простого, рядового обывателя короткий обмен взглядами и парой вполне невинных фраз остался бы непонятен, но бывает иногда так, что встретятся на распутье два человека, моментально оценят друг друга, поймут основную суть и... Нет, как и в данном случае, даже никакого намека на дальнейшее продолжение отношений, просто... Просто поймут, что на их пути промелькнул еще один 'сиделец', узнают по настороженному взгляду, по готовности в любой момент начать действовать адекватно складывающейся обстановке... Даже по аккуратно выстраиваемым фразам, в которых лишнего слова не бывает практически никогда. Поймут и продолжат прерванный на секунду шаг.

— Мы все учились понемногу... Чему-нибудь и как-нибудь.

И, не ожидая ответа, мужчина неторопливо двинулся в сторону покореженных машин — по какой-то причине они заинтересовали его больше сгоревшей заправки. Может быть потому, что от нее почти ничего не осталось? А может, по причине полного отсутствия каких-либо следов рядом с автомобилями? Ведь не бывает же так: явный бой должен был оставить после себя зримые, ощутимые последствия — кровь или хотя бы намек на нее, различный мусор, выпавший из машин после обстрела, хоть что-нибудь! Здесь же идиллию мирного пейзажа нарушала только лишь одинокая милицейская фуражка, если не считать самих легковушек.

— Так не бывает. Не меньше двадцати попаданий и стреляли из чего-то ну очень серьезного, в салоне осталось бы одно кровавое месиво, а он чист. Стерилен! Где... кхм...

— Ты хотел спросить, где следы мозгов на обивке, кишки, валяющиеся на полу, где все остальное, да?

— Хм... Да. Заметь, двери даже не открывали, они заблокированы! Правда, стекол целых совсем не осталось, но ведь после таких прилетевших плюх... Не понимаю. У дороги, явно стоят не первый день... Да в любом селе давно бы на металл растащили! Нечисто тут что-то...

— Если только там был хоть кто-то внутри.

— Да нет, за машинами настолько же пусто! Ни-че-го! За ними не прятались, не похоже.

— Смыло дождями?

— Ну... не знаю. Понятно, что ничего не понятно. Да какие дожди, посмотри сама, сколько пыли! Или они тут стоят... Да нет, фуражка-то целая, не валялась она под дождями, не промокала под осенними ливнями. Так не бывает, так не правильно.

— А все это, вокруг — правильно? Неубранные поля, отличное шоссе? Ты видел такие дороги возле нашего Мухосранска? — женщина начинала понемногу терять терпение, нервничать, говорить быстрее, настороженно оглядываться по сторонам, но...

Но первым хоть какое-то решение вопроса нашел джинсовый:

— Надеюсь, вон тот Данди нам сумеет хоть что-нибудь рассказать.

— Данди?

— Ну а кто же еще! Крокодил Данди, вылитый.

Женщина явно была помладше популярного фильма, но колоритность нового персонажа сумела оценить по достоинству, не требуя продолжать объяснения, а молча рассматривая вышедшего из придорожных кустов метрах в семидесяти одетого в кожу, в кожаную же шляпу блондина с сильно обветренным... Нет, пожалуй, что не обветренным, а обожженным лицом. Молодого, крепкого на вид, энергично вышагивающего в сторону автобуса. И только когда он приблизился на достаточное расстояние, она в полной мере сумела удивиться самой примечательной детали его наряда:

— Это чьи же зубы у него на шляпе? — сантиметров по десять, а некоторые и побольше, умело, аккуратно прикрепленные лентой, они внушали... Именно внушали.

— Сестричка, а лук, колчан и автомат тебя не смущают?

Тем временем подтянулись остальные пассажиры автобуса. Робкие поначалу голоса постепенно переходили в нестройный, но равномерный гул, фоном повисший рядом с непонятно, кем, и, главное, с какой целью расстрелянными машинами. Но, по мере приближения странно одетого и еще более непонятно экипированного незнакомца реплики стихли, умолкнув окончательно, когда он приблизился метров на пять и остановился в задумчивости, разглядывая небольшую и нестройную толпу. Так и стояли — четырнадцать горемык, совершенно не понимающих произошедших с ними событий с одной стороны разбитых машин и подтянутый, резкий в движениях, моложавый, или, что вернее, молодой человек. Человек иного мира, что стало понятно при ближайшем рассмотрении: одетый в кожаные штаны, черную, стандартную для любого магазина футболку и поверх нее кожаную же куртку, спускающуюся примерно до середины бедра. Больше всего в его облике выделялась именно эта кожа — крупно-пористая, но жесткая с вида, хотя, судя по поведению незнакомца, довольно легкая и, что еще удивительней, имевшая по всей площади костяные бляшки, не нашитые, а явно естественной природы. Родные для ее бывших хозяев — это стало заметно благодаря расстоянию: не пришиты, не на заклепках, не приклеены, в конце концов, а попросту выращены! Где-то они едва угадывались по утолщениям, местами имели форму стилизованных доспехов — на голенях, предплечьях, плечах... Создавалось впечатление, что их предыдущий владелец попросту расстался со своим покровом целиком ради наряда этого незнакомца. Невероятно? Тогда остается думать только о выходках безумного модельера, использовавшего в своем творении столь же непонятные технологии — наряд явно ФУНКЦИОНАЛЕН, что подчеркивается отнюдь не бутафорскими стрелами, торчащими из-за спины, спортивным луком приличной длинны, автоматом Калашникова с полным прикладом и берцами. Обычными армейскими берцами, довольно новыми, только слегка, для удобства растоптанными — ну неужели творец такой чужой и чуждой красоты не был последователен, не сумел закончить 'ансамбль' какими-нибудь... сапогами со шпорами, что ли? Да, еще и эта футболка с эмблемой Reebok... И шляпа. Как говорил в одном анекдоте типичный прапорщик: 'Из того же материала'!

— Значит, новички уже потянулись... — задумчиво протянул человек с автоматом. — Надо бы поторопиться, — и, уже обращаясь непосредственно к пассажирам, добавил: — Вот что, уважаемые, автобус я у вас забираю.

— Это как это так, забираешь? — немедленно возмутился водитель. — Это по какому-такому праву? И как?

— По какому праву? Может быть по тому, которое дает мне автомат? Да вы не переживайте, через час, много — два верну в целости и сохранности. Ничего с ним не случится плохого.

— А мы как же? Аааа... а что вообще происходит?

— Да, собственно!.. Автобус он забирает!

Шум начал постепенно набирать обороты, но в разумных пределах — голос больше подавали пенсионерка и очкарик, позабывший в салоне свой портфель, ну и, само собой, пожилой водила, остальные же пока предпочитали только прислушиваться. Но сама ситуация, видимо, не слишком понравилась одинокому пешеходу, поэтому, выждав с минуту, он поднял руку в успокаивающем жесте, доверительно улыбнулся и продолжил свою речь:

— Новеньких обижать — плохая примета, поэтому я не очень хотел бы настаивать, но, учитывая, что вы еще ими не стали, — и, далее, уже продолжая беседу с самим собой: — Вот ведь влип. А действительно, они же еще не новички, так что примета может и не подействовать, верно? Нет, не по-человечески это как-то, так только паршивые отморозки и муры поступают. В общем так: все равно вам в нем не выжить, поверьте мне на слово. Да и просто выжить будет ну оч-чень сложно. А со мной у вас появляется хоть какой-то шанс. Не у всех, может быть, даже ни у кого, но... Я просто должен был предупредить — продолжите ехать дальше, через десять-двенадцать километров за вашу жизнь я не дам и стреляной гильзы. Решайте сами, у меня слишком мало времени, задержался в пути из-за... непредвиденных обстоятельств. Здесь вам почти ничего не грозит, кластер пустой, не интересный, слишком медленный, а вот дальше... Начнется беда... Смерть. Решайте. Даю минуту и ухожу.

— Ты о чем это, милок? — первой опять подала голос старушка. — Какая беда? И где мы? И... что это тут творилось? И как ты так... с автоматом? Куда полиция-то смотрит?

— Ох, беда одна с этими недоновичками. Объяснять в спокойном кластере, пока они сами не увидят хоть что-нибудь? А смысл? Все равно ведь... — и, уже громче: — Ваша минута прошла. Единственное, что могу предложить — взять с собой. Решите ехать по дороге дальше — я ни в чем не виноват, честно предупреждал, впереди вас ждет очень быстрая и, может быть, очень неприятная смерть. Ну? Считаю до трех!

— Данди, ты не горячись, погоди немного. Как это — смерть? Почему? — внезапно очнулся джинсовый. — О чем ты вообще, объясни толком, по-человечески, по-людски! Мы же совсем ничего не понимаем, где, как, почему? И куда старая дорога пропала? И что тут за война была? — указал он взглядом на остатки машин.

— Не Данди, Харон. Рано тебе еще в крестники! И болтать дальше некогда. Быстро бегать умеешь? Вон туда смотри! Метров тридцать по кукурузе, сходи, глянь, многое станет яснее. Только не переживай, поблизости ничего такого же живого нет, эту тварь мы с месяц назад завалили. Да и то не понимаю сам, как она сюда забрела, наверное,.. Не знаю, никогда в этом кластере таких не встречал. Да и других тоже, он, кластер, спокойный, перезагрузок на моей памяти не случалось, так что твари даже из вашего надолго не приживаются. Некоторые его вообще странным считают — гонит что-то зараженных в другие места. По мне, так обычный голод, но кто их разберет? Давай, давай, шевелись, сказал же — времени у меня в обрез, много успеть в этот раз хотел бы! Да не стой ты на месте!.. Ну... как хочешь, а я пошел. Раз вы здесь — скоро закончится откат, а мне добрых пять километров топать!

Джинсовый и затеявшая с ним короткую беседу женщина побежали в указанном направлении практически одновременно и были уже на месте уже через несколько секунд. Правда, понятно об этом стало лишь по раздавшимся с той стороны возгласам: самих их скрыли хоть и не слишком плотные, но еще достаточно густые пожухлые заросли. Вернулась же парочка с немного безумными взглядами, явно пока не в состоянии говорить спокойно.

— Это что там? Это кто вообще? Это как так???

— Это, друзья мои, обычный лотерейщик, не самый развитый, молодой еще. А нас четверо было, легко справились, да и он как-то сообразил, что не светит ему. Правда, с соображением у них совсем плохо, но или нам повезло или у него инстинкт сработал — скакал за машинами, а скорость у них... Ну, немаленькая скорость, очень немаленькая. Чего зря гадать? Патронов, конечно, жалко, но это такое дело — или ты его, или он. Ну все, прощайте.

— Стой! — очнулся до сих пор неестественно бледный мужик. — Поедем! — и, уже в сторону водителя: — заводи! Живо!

И столько убедительности было в его тоне, взгляде, напряженной позе, что пожилой пузан невольно попятился в сторону своей кабины. А вот очкарик удивил — быстро кинулся в кукурузу и столь же быстро вернулся. Правда, с очень уж изменившейся физиономией!

— Э, нет, так дело не пойдет! За рулем только я, мне привычнее и спокойнее будет, — быстро среагировал парень, назвавшийся Хароном. — Да и другие сейчас могут по дороге навстречу... Кому нужна этакая радость — терять время, объяснять что-то еще несостоявшимся новичкам? Кстати, вы давно из него выехали? Там сейчас утро? Вечер? Ну, какое время суток-то?

— Заем тебе? Самое утро, — протянула пенсионерка. — Первый автобус, в пять выехали. Эй, а что там лежит?

— Все, замяли. Вам эта троица по пути расскажет... Пять утра, до чего удачно-то, успеем проскочить до полного заражения, да и за вами смогу присмотреть, в случае чего. Ну, давай ключи! — и он протянул руку в сторону притихшего водителя, непонимающим взглядом озирающего окрестности.

— Ты это, дядя, в самом деле, не быкуй понапрасну, слушай знающего человека! Да и поедем в сторону города, поверь мне, если дальше водится такое!.. Вот просто поверь, — и, подумав, добавил для убедительности: — тебе же лучше по-хорошему все решить.

Откуда-то вдруг незаметно для взгляда в руке жилистого сам собой появился нож: вот только что его не было и уже грозно поблескивает на осеннем солнце. Не длинный, с узким, сточенным за годы пользования лезвием, убедительный. Особенно в сочетании со взглядом его владельца.

— Да ты не переживай, батя, вернемся в ваш кластер — баранку верну, наслаждайся своей ездой. Тут километров шесть всего ехать, больше ждать будем, пока туман не уйдет! Давай, давай, не задерживай! Ну? Вот так, молодец! Говорю же: обижать новичков — плохая примета, так что не беспокойся.

При последних словах Харон почему-то отвел взгляд в сторону, но заметила этот жест только дама, решившаяся сопровождать бича при осмотре того, что сумело настолько удивить эту смелую пару. Заметила, сделала для себя какие-то очередные выводы и ушла в затянувшиеся раздумья...

А ее спутник по этому короткому походу тем временем описывал все увиденное пассажирам, занявшим места в салоне автобуса, который мерно, совсем не спеша катил теперь в обратном направлении:

— Здоровый, метра два с половиной роста!

— Два десять, не больше, и то вряд ли, просто плечи очень раздались в стороны и руки длинные, вот ты и ошибся, — поправила его спутница.

— Ну пусть будет так. Стоп, ты эти лапищи руками назвала? Да они же почти до колен достают и когти. Мама, какие там когти! А еще зубы в пасти... Не такие, как у нашего Харона на шляпе, но тоже не маленькие. И весь какой-то... — он замолчал на время, подыскивая подходящее слово.

— Какой? — едва заметно пискнула 'учительница', протирая свои очки.

— Чужой, — снова вставила свое мнение смелая женщина. И снова попала в самую точку, судя по кивку джинсового.

— Верно, совсем чужой! — согласился бич, — сестричка, а как тебя звать-то? А то страсти ходили вместе смотреть, а обращаться не...

— Молчать! — резко перебил завязавшуюся беседу прислушивающийся водитель. — Запомните, здесь вы никто и звать вас никак! Новое имя надо вначале заслужить, получить от крестника — примета такая! И правило! Как вас звали там, в том мире — не интересует никого, советую забыть навсегда! Всем ясно?

— Серьезно тут у вас, — протянул джинсовый. — И как его заработать?

— Сначала дожить до крестин! Просто дожить, и, поверь мне, хорошо, если это удается одному из сотни!

— Дожить до крестин? Один из сотни сможет получить погоняло? Жестоко... А?..

— Об этом потом, сам все скоро поймешь! Крестить буду вечером по вашему времени. Если будет кого.

— Ты постой, постой, молодой да ранний, не много ли на себя берешь? — автобус уже подъехал к постепенно редеющему туману и остановился, явно в ожидании, щуплый почувствовал некоторую уверенность, оставив непонятные и, чего уж там, пугающие факты за спиной и в его голосе появилась неожиданная настойчивость.

— Как же вы мне успеваете иногда надоесть! — раздосадовано протянул краснолицый парень. — Ладно, сам напросился. По-твоему, кто лежал в зарослях кукурузы, монстр, да? Инопланетный разум или выкидыш из твоих пьяных кошмаров? Там лежал ЧЕЛОВЕК! Человек, успевший переродиться после перезагрузки вашего кластера и выросший, отъевшись на других неудачниках. Уразумел теперь, о чем я??? Все, затихли, остальные вопросы потом!

— Вон оно как выходит... — уже более тихим, едва слышимым голосом протянул воспрявший было духом мужичок. — Надо же...

Первая встречная машина появилась буквально через минуту. Фура на непривычно медленной скорости вынырнула из редеющего тумана и припарковалась метрах в пятидесяти позади него.

— Еще один любопытствующий на мою голову! — проворчал недовольным голосом Харон. — И так почти каждый раз!

Водитель многотонного грузовика осторожно вышел из кабины, еще более осторожно потрогал ногой асфальт, присел, пощупал его руками, огляделся по сторонам и двинулся в сторону маршрутки.

— Черт! Ну не знаю я, почему в этом кластере такой асфальт, не знаю, — раздраженно и немного громче продолжил свой монолог непонятный пассажирам новый попутчик. — Этот кластер вообще считается странным — говорят, когда-то перезагружался, но так давно, что уже никто и не помнит. Да слушайте вы, для вас болтаю, пока время есть. Кластер очень длинный, с одной стороны граничит с вашим, месячным, с остальных двух... Черные земли и обычный недельный кластер с заброшенной еще у себя свинофермой. Классический мелкий тройник с очень большим периодом перезагрузки.

И, уже к водителю фуры, успевшему подойти к открытой заранее двери:

— Ехал бы ты дальше, мне и так хватает хлопот.

— Мужик, да ладно тебе! А где я?

— Вот никогда не понимают по-хорошему. Езжай, езжай, не создавай пробок! Видишь, туман редеет, еще пара минут и совсем растает. Некогда мне!

— Ты чего такой злой? Баба не дала, да? Или не позавтракал?

— Человече, говорю в последний раз — садись в свою таратайку и двигай дальше. Увидишь на дороге сгоревшую бензоколонку — можешь остановиться и ждать! Да, там и жди, вернусь через час-полтора и что-то да объясню, а пока...

— Да постой ты! — с дороги упрямцу был не виден наряд Харона, иначе он, пожалуй бы, и последовал доброму совету. — Ты хоть что-то толком объяснить можешь?

Тяжело вздохнув, тот потянулся за автоматом, лежавшим у ног, и с укором выставил его в открытое окно:

— Другие аргументы нужны? Жди у заправки, как лучше тебе советую, дальше не суйся, пропадешь ни за грош. Или... черт с тобой, пропадай! Время!

Последние клочья смога как-то неестественно быстро таяли, растворялись, не оставляя после себя ни малейшего следа. Харон отложил оружие, неспешно завел мотор и столь же неторопливо тронул машину с удивленными пассажирами.

— Какой там у вас месяц теперь? — кинул он фразу в салон.

— Сентябрь, самое начало, шестое.

— Значит, уже светать должно? Нормально, сойдет.

Автобус постепенно набирал скорость, от тумана впереди не осталось даже следа и компания в салоне, не почувствовав того жуткого запаха, если не сказать, вони, еще немного расслабилась.

— Слушайте внимательно, повторять не буду. Мы в вашем кластере, кусок земли приличный, но с этой стороны почти безлюдный. Доедем до места, я вас оставлю на тридцать-сорок минут. Телефоны можете не пытаться включать — связи нет и не будет уже никогда. Ну конечно, не доверяете... Не будет связи, электричества, водопровода, да почти всех, так привычных вам мелочей, которые называются цивилизацией.

— Никогда?

— Все, что нужно — я расскажу сам. Не перебивайте, вот-вот подъедем, а мне еще так много надо успеть! Если на посту нас попытаются притормозить продавцы полосатых палочек — не пугайтесь. Останавливаться не буду, некогда, да и незачем! В автобусе самим сидеть тихо, не высовываться, до появления первых зараженных времени хватит. Тихо! Сказал же не перебивать! Зараженные... можете называть их мутантами, зомби, мертвяками, да как хотите! Только помните одно — они живее вас. Немного быстрее, немного живучее, немного тупее. Если увидите хоть одного... Да нет, не успеете, вернусь раньше. Одним словом, фарами никому не сигналить, в машине не курить... Потерпите! Сидеть тихо! Не отсвечивать, прикинуться ветошью и даже дышать через раз!

Пост проскочили без проблем, сонные служивые больше интересовались выезжающими, и то по раннему часу достаточно вяло.

— Почти на месте. Удачно, — глядя на пустую стоянку рядом с гипермаркетом, продолжил Харон. — Паркуюсь с самого края, ждете. Ждете сорок минут, затем, если не вернусь — выходите из автобуса и разбредаетесь в стороны. Ни в коем случае не кучковаться, идти поодиночке, боясь собственной тени, ясно? Ты, смелая и симпатичная, иди сюда. Действительно, смелая, — с последними словами Харон вытащил откуда-то из глубины своей настолько приметной куртки весьма внушительный тесак и рукоятью вперед протянул уже подошедшей женщине. — Надеюсь, не пригодится. Очень надеюсь. Ну все, ждите!

Пассажиры, уже решившие было, что он двинется в сторону магазина — уж очень грозный вид был у их спутника, с удивлением глядели как он со скоростью отличного бегуна пересек шоссе и через минуту-другую скрылся за небольшим холмом на другой стороне дороги.

— Шустрый. Красивая, похвастай ножиком? Да в твоих руках! Серьезная штучка, писало не для каждого, — действительно, длинное, сантиметров двадцать пять обоюдоострое лезвие трудно было бы найти в привычном хозяйственном магазине. Соответствующая ширина его сантиметра в четыре... и вес... — ручная работа! Нет догадок, куда он намылился?

— Я не местная.

— А я пожил тут не один годик. Ох, и непростой нам попутчик случился, совсем непростой. Нет там ничего! Совсем ничего — один пустырь, огороженный колючкой. Землю делят. Хотя, по слухам, давно уже раздербанили! Что-то типа таких ларьков, — он кивнул в сторону гипермаркета, — несколько фирмачей строить будут.

— И?

— И все... Нечего там ловить, могли бы и на колесах доехать. Значит, темнит, хоронится от нас, а это о чем говорит?

— Соврал.

— Или сказал не всю правду. От будущих жмуров так хорониться смысл? Стало быть, поживем еще!

— Или выживет кто-то один, если не врал. Просто он осторожный.

— Да что вы такое говорите, уважаемая! — очнулся от оцепенения очкарик. — Накаркаете еще! А вы, товарищ, продолжайте, продолжайте! И как нам в сложившейся ситуации, по вашему мнению, действовать? Мы же, натурально, заложники!

— Молчи, обсос, это лучшее, что тебе остается. Какие заложники, вон дверь, она открыта. Иди себе, вольному воля!

— А вы правы! Вы знаете, вы совершенно правы! Да что он себе вообще позволяет! — последние слова доносились уже из-за двери.

И, что удивительно, примеру чиновничка последовали многие. Стряхнув с себя остатки онемения от дикости ситуации, один за одним все пассажиры, да что там, пассажиры, даже водитель, кто независимым шагом, кто украдкой, озираясь по сторонам, двинулись в сторону магазина. Ну, кроме двоих.

— В милицию позвоню. Не может быть, чтобы связь вся пропала! Этот гад и ключи с собой унес! Ну ничего, найдется и на него управа! — увеличивающееся расстояние гасило последние слова водителя.

— Идиоты.

— Согласна. А может быть, Харон и рассчитывал на это?

— Его не понять. Чую, нутром чую, что не врет человек, но и всей правды не говорит. Непростой, тертый. Я таких повидал. Вот только в чем его выгода-то? Или не хочет мараться?

— Ты же слышал — примета плохая.

— Да ну, ладно тебе. Такой волчара, замазан, наверняка, по самое не хочу, для него... Ну, ты понимаешь.

— Думаю, действительно примета плохая. Был у меня как-то... знакомый один. Чужими долгами занимался, так вот, он черных котов ну очень не уважал. Если перейдет такой дорогу — вовсе на работу не пойдет в этот день.

— И в чем суть?

— Не знаю. Просто верил человек. Не знаю.

— Давай хоть познакомимся, что ли? Я... — но договорить единственный собеседник так и не успел из-за закрывшей ему рот руки.

— Примета плохая. Не стоит.

— Ну, подруга, ты и даешь стране угля! Мелкого, но так много! Слушай, а он ведь тебя зацепил! Ой, как зацепил!

— Ты хочешь об этом поговорить? — без всякой злобы, с откровенным любопытством. — Тебе настолько важно поболтать именно об этом?

— Ну... извини, — смущенно и немного растерянно. — Нервишки немного пошаливают.

— Боишься?

— Конечно. Он таких страстей нарассказывал, что поневоле начнешь опасаться.

— И правильно. И молодец. Ты хоть что-то подобное раньше слышал? Ну хоть отдаленно похожее? Вот и я нет! А это означает только одно — обратной дороги для нас нет! Для всех нас. Надо начинать привыкать и обустраиваться на новом месте.

— Вот за что я люблю женщин — у них все всегда просто и разложено по своим местам. Дом, порядок, постоянный прибыток. Постоянный мужик... ну, не всегда, конечно, иногда и совсем наоборот бывает, но главное, чтобы хозяйство свое было, да?

— А у меня все так и было еще сегодня. Дом, огород, мужик. Привыкла за последние годы, теперь заново строить. Как же без этого?

— Завязала, что ли?

— Давно уже. Просто по малолетству сглупила, потом сама и расхлебывала.

Наверное, у собеседников сработал эффект попутчика, эффект соседа по купе в поезде, когда казалось бы совсем незнакомому человеку ты неожиданно для себя выкладываешь едва ли не всю историю своей жизни. Зная в итоге, что во второй раз у вас встретиться шансы ну очень невелики. Впрочем, сейчас ситуация этих шансов предполагала еще меньше, так что разговор незаметно для них самих мог бы затянуться очень надолго, если бы не одно но. И этим 'но' выступил восьмиколесный, даже с виду ухоженный броневик, выруливший откуда-то из-за мегамаркета и направляющий свой ход прямиком к маршрутке, припаркованной далеко в стороне и от входов, и от подъездных дорог. И на броне у него были уложены ящики явно не цивильного вида.

— Это что, началось?

— Не думаю. Слишком уверенно к нам прет. Так вот в чем его секрет — знал, знал, подлец, где разжиться подобной штукой! Да ты хоть представляешь, подруга, что это? Это же... Это же БТР-80А с тридцатимиллиметровой автоматической пушкой и на пару к ней пулеметом Калашникова! Это же... Вещь!

— Разбираешься?

Но дождаться ответа не получилось — машина неспешно подкатила к автобусу, у нее посередине распахнулась двойная дверь, нижней частью образовав трап, и на нем немедленно нарисовался Харон собственной персоной:

— Эй, как вы там? Не успели соскучиться? А что... разбежались остальные, да? Похоже на то.

— Сразу утёкли, один даже побежал в милицию звонить!

— Х-ха... Ну и шут с ними, меньше народу — больше кислороду. Тогда перебирайтесь — вначале думал двумя машинками выбираться, но так даже проще выходит. Ау, чего замерли, время-то летит, скоро тут основная карусель и начнется!

Послушная парочка без лишних вопросов перебралась в бронетранспортер, собираясь подыскать себе место получше, но была неожиданно остановлена его хозяином:

— Да вы далеко не уходите, ко мне в рубку давайте. Нам и ехать-то всего ничего, еще одна работенка не закончена.

Медленно, со скоростью неспешного пешехода, бредущего в потемках, Харон направил машину в сторону ближайшего входа из стеклянных дверей между металлическими сандвичами.

— Мог бы и со стороны грузовых ворот, но так ближе!

Машина плавно, почти не чувствуя сопротивления, продавила раздвигающееся с девяти до двадцати ноль-ноль стекло и сразу же свернула направо.

— Приехали! — раздалось в рубке через минуту и десяток громких ударов о корпус. Тут харчами торговали раньше, в том, вашем мире. Брать только консервы и не жадничать! Нам всего на пару дней, если выживите. Нет, так и того меньше!

— Ну и юморок у тебя, Харон!

— Ты до сих пор не понял, что я не шучу? Чего ж тогда не умотал вместе со всеми?

— Интересно, чем это все закончится. Вот и решил посмотреть немного.

— Как чем? Или тебя сожрут, или ты получишь пулю в лоб. При особой удаче станешь элитной тварью, которую даже из такой пушечки не факт, что завалят. Хорош болтать, хватайте, что повкуснее, и ходу, ходу, пока сюда рейд не пожаловал! Ну конкуренты, не смотри на меня так, будто я тебе пятый год три рубля должен! А я пушечкой по сторонам на всякий случай повожу! Шевелитесь, шевелитесь, сонные мухи, я по пути еще кое-куда заскочить хотел — там на посту пара скоро бесхозных автоматов всегда бывает, не пропадать же такому товару зазря!

'Товару?' — подумала про себя женщина, набивающая брошенный ей рюкзак самыми интересными банками. — 'хозяйственный. Может быть, и этот монстр на восьми колесах для него всего лишь товар, сам же обмолвился, что не в первый раз сюда за таким добром явился'?

Через пару минут, когда бронетранспортер уже выруливал со стоянки, откуда-то из-за холма раздались одиночные выстрелы.

— Черт. Если будут шмалять очередями — точно рейд. Придется работать грязно, в перегрузившемся кластере все равны, но с пушкой и пулеметом мы станем немного равнее!

Глава 2

— Харон, я вот все не пойму, как ты эту машинку так бесшумно увел, она что, совсем без охраны была?

— Ну почему? — голос Харона приобрел назидательность. — Но вначале первый урок — знаешь, что в этом мире ценится выше всего? Ладно, не морщи лоб, я тебе сам расскажу. Вернее, обоим, как раз успею, пока доедем.

Ехать небольшому экипажу БТР действительно оставалось всего ничего. Они только что легко и непринужденно разоружили пост на дороге, попросту направив на него крупнокалиберный пулемет — сонные или похмельные полицейские покорно отдали свои штатные автоматы, бич попутно пролетел по крошечному зданию и вернулся с довольной рожей и тремя бронежилетами. Загрузился обратно и сразу стал приставать к Харону с вопросами.

— Итак, в благополучных стабах...

— Где?

— В Караганде! Просто запомни название, потом, при случае переспросишь. Итак, в благополучных стабах, кластерах таких, которые не перезагружаются вообще... В следующий раз дам в глаз!

— Уяснил, шеф, нем, как рыба.

— Там иногда скучно. Не хватает развлечений, ценятся свежие журналы, записи с фильмами, всякими шоу, одним словом... ну вы уяснили?

Джинсовый даже щеки надул, закрыв рот рукой, а женщина просто коротко кивнула.

— Затем идет всякого рода оружие, снаряга, патроны... Все, что нас убивает.

— Патроны дороже оружия?

— По-разному. От местности во многом зависит.

— Так в ящиках?..

В следующий миг бич улетел с кресла. Удар был короткий, хлесткий, если бы он успел рассмотреть, то заметил бы, что огреб всего лишь открытой ладонью.

— Дальше... После патронов идут спораны, горошины и жемчуг...

На последних словах Харон подозрительно глянул на медленно забирающегося обратно бича, остался доволен результатом и продолжил:

— Добываются они из зараженных, в которых в большинстве своем превращаются новоприбывшие и... И являются основным источником жизненной силы для нас, таких, как я, иммунных. Ну а на последнем месте, вернее, на первом идет, как везде и во все времена, информация. Вот ты задал мне вопрос, на который я не хочу отвечать бесплатно. Отрабатывай!

Поглядев на еще раз кивнувшего бича, Харон одной рукой освободился от колчана за спиной и протянул его провинившемуся.

— Найдешь какую-нибудь ветошь и протрешь кровь. И, нет, я никого не убил, только ранил. Не смертельно, выживут, если карты так лягут. А теперь, пока есть еще пара-тройка минут, можете спрашивать.

Бич усиленно замотал головой, потирая при этом затылок и откладывая перепачканные кровью стрелы отдельно, а молчавшая до тех пор женщина с небольшой опаской произнесла:

— Где мы?

— Хороший вопрос. В Улье. Иногда его еще называют Стиксом, наверное, в более отдаленных местах еще как-то. Состоит из кластеров, как соты в улье. Иногда больших, чаще поменьше. Разной формы, разных размеров. Большинство доступных кластеров часто перегружаются, бывает, что каждый день. Перезагрузка — это... Это то, как вы попали сюда, еще вчера тут было совсем пустынно, редко кто забредает в такой медленный кластер. Есть стабильные, из названия уже понятно, да?.. Есть мертвые... Бррр... Полностью мертвые, где не выжить. Смерть не мгновенна и очень мучительна. Ты хочешь что-то спросить? Я женщин не бью.

— Откуда ты знаешь про мучительность?

— А откуда ты так научилась выделять главное? Ну бывал, умирал там. И вам доведется, если решитесь идти со мной. Да, да, болезный, у вас есть выбор. И ценой его может стать все та же смерть — просто не выдержите в Черноте. Да, я произнес это слово с большой буквы. Да, там больно, очень больно. И да, мне туда идти обязательно. Что-то еще, а то подъезжаем?..

— А если мы решимся идти с тобой. Ой, если выживем и потом решимся?

Кивнув удовлетворенно важному уточнению, Харон продолжил:

— Если решитесь, то я выведу вас в очень спокойный и благополучный стаб. Я там живу. Иногда. Все, приехали! Ох, мама дорогая, сколько же их тут собралось! Это же целый день убивать придется!

Спутники с недоумением посмотрели на своего вожака, мужчина даже отложил в сторону протираемую стрелу и попытался немного отодвинуться в тесной кабине.

— Я же говорил — все, попавшие в этот мир, заражаются с первым вдохом. Нет, не говорил? Ну забыл, извините. Так вот, впервые вдохнув воздух Стикса, вы вступили на путь необратимых изменений. Результатом их или примером могу служить я. Ну, или моя одежда — на нее ушли куски трех тварей поопасней той, на чей костяк вы глазели. Твои вопросы мне нравятся, можешь всегда перебивать. В мирной обстановке.

— Результат от чего-то зависит?

— От величайшего из богов всех времен и народов. От Случая. Не знаю точных цифр, да и никому, пожалуй, они не интересны, но измененных всегда меньше, чем тварей.

— Почему ты называешь себя измененным?

— С тобой интересно, — Харон пристальней взглянул на задавшую вопрос женщину. — Потому, что я тоже не человек. Здесь, в Стиксе, людей нет вообще! Твари получают новое, прогрессирующее тело, мы — способности. Разные, их тоже не счесть. С первой своей вы познакомитесь за неделю-две, у каждых по-своему. Да спрашивай, мы приехали, теперь просто ждем, чтобы толпа подтянулась.

Действительно, вокруг остова бензоколонки вдоль дороги припарковалась добрая сотня машин — легковушки, автобусы, грузовики... Сотня, или больше, кто их будет считать — много. И народ, народ, бродивший по округе.

Получивший разрешение бич с легкой опаской все же задал мучавший его вопрос:

— Обратного пути нет? Туда?

— Нет. Это навсегда.

— Что за способности, — подключилась женщина.

— Да черт его знает, у каждого свои. Кто о чем больше думает, мечтает, или старается сделать. Видел даму, которой было очень стыдно за свой нос. Ну ты представляешь — длинный, острый... А она рядом с этаким писаным красавцем! Теперь умеет полностью менять свою внешность. Работает у нас в стабе шлюхой, неплохо получает — экзотика! Да не кривись, правда неплохо — процесс не быстрый, а у мужиков иногда такие фантазии, особенно по пьяни или под стабом, что... Ну?

— Под чем?

— Местный наркотик. Делают из тварей. Кстати, живчик из них же. Живчик — раствор, без которого загнешься за ту же неделю. Круговорот зараженных в Стиксе — они жрут нас, мы — их. Те, правда, и своих соплеменников трескают, если долго на голодном пайке, но мы для них повкуснее.

— Какие способности самые ценные? Самые... ну ты понимаешь, да?

— Из известных — ксер. Дублирует небольшие предметы, помещающиеся в одной руке... Живут припеваючи в стабах. Лекарь и знахарь — имеют чуть меньше, но тоже горя не знают.

— Знахарь?

— Отчасти тот же лекарь, но чуть послабее. Новую ногу не вырастит, но края распоротого брюха срастит. Конечно, все от силы зависит. Еще открывает для измененных их способности. Ну да, ими еще научиться пользоваться надо, и часто узнать, что же ты умеешь. Немного предчувствуют будущее. Да про все не рассказать — разнообразие Даров так велико... Из личных... ну кинекинетики очень опасны — бьют мыслью на расстоянии. Сильные могут угробить новичка одним ударом, если рег слабый.

— Рег?

— Регенерация. Она у всех в той или иной мере. У всех, кто вовремя пьет живчик. Еще... да всякие есть. Видел новичка, который со своей подружкой прощался с этим миром, слились в экстазе, клоуны! В итоге он затрахал до смерти тварь, похожую на зомби, в порыве страсти не заметил, что она свернула не в ту сторону. А теперь ходит, прикрывая хрен, стесняется вечного стояка. И в борделях с него дерут как за десятерых — прокачал свой Дар со временем. Правда, пропал куда-то...

— Дар один?

— А ты умная, — во второй раз похвалил свою собеседницу Харон. — Нет, сколько их может быть у измененного — неизвестно. Я знаком с обладателем пяти. Три самых бестолковых, не повезло мужику, не так фишка выпала.

— Что посоветуешь женщине?

— Хм... Замуж выйти за ксера. А серьезно — никак не настраиваться на... ну на эти ваши женские штучки. Станешь нимфой, они вообще по площадям бьют, не всегда контролируя себя. Не любят их в Улье, очень не любят! Убивают толпой издали. Ладно, хватит, пора с народом общаться. Вы там пока расскажите своими словами про обстановку, а я осмотрюсь, идет?

— Берешь с нас плату за информацию?

— Приучаю к Стиксу. Тут не бывает ничего даром. Ну пошли, что ли?

— Последний вопрос можно? — и, увидав благосклонный кивок, продолжила: — а какой Дар у тебя?

— Хм... Даже не представляю, чем бы ты смогла со мной рассчитаться в ближайшие годы за такие знания. Хотя... оценил. Умна, умна... Уже кое-что узнала... Ну пошли, что ли, вон уже по броне стучат. Смелые...

Бронетранспортер на фоне припаркованной там и сям техники выделялся. Привлекал внимание, вселял надежду в растерянные, чаще даже совсем испуганные лица, привлекал к себе... толпу. А любая толпа зачастую склонна к движению, стоит только кому-то задать этому движению понятный всем и дарующий надежду импульс.

Харон, как вы уже, вероятно, догадались, знал некоторые ниточки, за которые стоит дергать в сложившейся ситуации. Более того, он эту ситуацию создал, смоделировал, и было бы нелогичным, если бы пустил ее на самотек. Поэтому, следуя своим планам, он преспокойно выбрался из такой надежной, по сравнению с остальными, машины, не забыв, правда, свой арсенал, нарочито спокойно потянулся, покрутил якобы затекшей шеей, с беззаботным видом присел пару раз... Попинал все восемь колес, удовлетворенно кивнул и отправился за остов сгоревшей заправки.

— Харон? — окликнул его озабоченным тоном джинсовый, уже окруженный немалой толпой зевак, чуть ли не с открытыми ртами ловивших каждое его слово.

— Да щас я, отолью только, — ответ был скучающим, безразличным.

Уверенно раздвигая народ плечом, особо настырные при этом получали ощутимые толчки и, глядя в наглые глаза, отступали, пристыжено отворачиваясь или делая вид, что попались на пути ну совершенно случайно... Зашел за пепелище, выполнил свое обещание, данное бичу... Достал из кармана манок на уток и... и дважды свистнул? Крякнул в него? Одним словом, подманил кого-то. Ну в самом-то деле, что еще делать манком? Не толпу же разгонять, тем более, если сам ее и собрал... Прислушался к своим ощущениям и замер в выжидательной позе.

И не прошло и минуты, как откуда-то из пожухлой, сухой кукурузы вынырнуло стремительное, нет, пожалуй, даже, молниеносное... нечто. С первого взгляда про него можно было сказать только одним словом — четвероногое. Так вот, это нечто, практически незамеченное никем из возможных свидетелей, подлетело к Харону, встало на задние лапы, сровнявшись с ним ростом и... и лизнуло его в лицо!

— Ну... ну... — отбивался от нечто Харон. — Соскучился? Ай, мой хороший, ну все, все... И я рад тебя видеть! Ну хватит! Хватит, сказал! Пошли, налью тебе живчика!

Появившись из-за остова станции в компании этого... четвероногого, парочка мигом стала центром внимания толпы. Первыми отреагировали несколько завизжавших женщин. Мужчины вскрикивали гораздо сдержаннее, но... но только поначалу. Одним словом, толпа отхлынула, растеклась, оставляя после себя свободное пространство, бронетранспортер и задержавшихся спутников Харона.

— Чего это они?

— Ты еще спрашиваешь? Да я тоже чуть не... — бич покосился на свои штаны. — Ну да, чуть не... Кто это?

— Это? Зверь. Зовут его так — Зверь. Друг мой. Зверь, это пока свои. И вообще, к ноге! — нечто послушно заняло место у левой ноги Харона, замерев в ожидании. — Он кваз, раньше догом был, да вот... Не уследил я. Кваз — это измененный с внешними чертами тварей. Ну, не только внешними, он еще не по годам быстрый, сильный, только выглядит не очень. Одним словом, я не смог ему вовремя живчика дать и вот... ну теперь у меня такой дог. Да вы продолжайте, продолжайте, он смирный. Без команды не ест никого. Нет, ну согласитесь, со Зверем вам быстрее поверят. Да?

— Слушай, а он вообще живой, а? Я таких только в самых страшных ужастиках видела. Б-р-р... — женщина поплотнее придвинулась к Харону и скрылась за его спиной от подбежавшего чудовища.

— Живее всех вот этих новичков, разбежавшихся от одного его вида, — говоря, Харон развернулся лицом к женщине, так и оставшись стоять вплотную, даже сквозь куртку из какой-то жуткой твари ощущая... ну вы поняли. — Скажи, я честен с тобой? С вами?

— Думаю, да, — ответила она быстро, еще не понимая, к чему тот клонит. — Не все говоришь, но не похоже, что обманываешь.

— Так почему же ты, девочка, — хоть внешне Харон и выглядел лет на пять младше, но его слова не прозвучали смешно. — Так почему же ты обманываешь меня? Помолчи, дай договорю. Почему ты пытаешься постоянно проявлять свои женские штучки? Думаешь, я не знаю, как боятся Зверя по-настоящему? Оглянись! Видишь этих людей? Они испуганы, они действительно испуганы. А ты?!!

— Харон, она не поверила по поводу нимф.

— Вижу. И что мне с ней делать теперь? Убить сразу? Зачем откладывать на потом, если все равно придется? Или бросить на произвол судьбы? Тоже как-то не правильно — войдет в силу, столько бед может натворить, пока ее кто-нибудь не прихлопнет.

Говоря эти слова, Харон внешне оставался совершенно беспристрастным. Ни мимикой, ни жестами, ни даже позой он не выдавал ни малейшего волнения. Да и было ли оно? Так, обычная, ежедневная работа — вот что поняла эта женщина. Или прочла в его глазах? Кто его знает...

— Все... Прости. Хотела оставаться ближе к тебе — ты того стоишь. Не права. Хочешь, уйду прямо сейчас? Правда не права, и клянусь, никогда в будущем не попытаюсь даже... с тобой... так... Решай сам.

— Решу. К ве...

Но словам Харона не суждено было сорваться с языка — метрах в пятидесяти внезапно наступившую тишину разорвал отчаянный крик сразу нескольких испуганных голосов.

— Это оно, Харон? — быстрее всех отреагировал бич. — Началось?

— Ну а что же еще? Сейчас посмотрю.

В один прыжок вскочив на крышу броневика, он оглядел начинающееся движение, выделил взглядом источник звука и уверенно указал рукой направление присоединившимся через мгновения спутникам.

— А чего ты стоишь-то? Надо же что-то делать? — продолжил бич.

— Да-а-а? — кроме недоумения, в голосе Харона не было, пожалуй, ничего. — Девочка, верни-ка мне тот нож, что я тебе оставлял? Вот он у тебя за ремнем на джинсах...

Молча принял и так же молча протянул его второму спутнику. Выждал несколько секунд и продолжил:

— Ну делай, что же ты? А я занят, думал, Зверю свежего живца наболтать, но не время, из запасов налью.

Уперев плашмя нож в грудь джинсовой куртки замершего в нерешительности бича, он просто разжал руку, дождался, когда тот машинально примет его и снова одним порывистым движением скрылся в кабине. Появившись через время снаружи, поставил перед собой объемистую пластмассовую миску, отмерил в кружку какое-то одно ему известное количество мутноватой жидкости и вплотную занялся псом. Ну да, псом, Харон же так говорил про это существо, правда?

А тем временем мужчина с ножом, замерший в нерешительности и наблюдавший за манипуляциями своего лидера, еще раз бросил короткий взгляд в сторону, коротко пожал плечами и двинулся в направлении разворачивающихся событий. Где расталкивая растерянных зевак, где попросту отвешивая тумаки, он довольно споро растворился в немаленькой толпе...

— Как он там? — не поднимая головы, снизу спросил у своей спутницы Харон.

— Справляется.

— Убьет?

— Этого? Думаю, да. Но там, левее, метрах в ста еще один.

— Одновременно? Бывает.

— Ты прости мня еще раз, Харон. Я была не права. А меня ты тоже убьешь?

— Как ты себя чувствуешь? — поднял на нее глаза, вставая, слегка озабоченный мужчина.

— Вроде бы, вполне нормально. Нет, если принимать за норму все случившееся с нами... Волнуюсь, жутко боюсь, растеряна, теперь окончательно поверила, что вся моя старая жизнь рухнула и про нее пора забывать, а в остальном вполне нормально. Ты это хотел знать?

Кивнув, Харон скрылся в БТР, появился вновь и забрался рядом, разглядывая развивающиеся под ногами события. Первого зараженного достал-таки бич... Пока остальные в растерянности разбегались с истошными криками в стороны, он спокойно, по деловому добрался до внешне еще ничем не отличающейся от нормального человека твари и... И всадил ему нож в живот, провернув, выдернув и успев отскочить. Осмотрел дело рук своих и наконец-то спокойствие спало с его лица! Тварь, ни мало не смущаясь вываливающихся из распоротой брюшины потрохов, лишь на считанные мгновения сбившись с ритма, выбрала бича себе новой целью. Резко, быстро рванувшись, попыталась без замаха то ли ударить своего противника в горло, то ли вцепиться в него...

— Шустрый! — прокомментировал уход бича вниз и в сторону Харон. Ловко он ножик под подбородок успел всадить!

— Мне чем их? — задумчиво протянула его спутница. — Ты ему специально нож дал?

— Конечно. Видишь, умнеет, назад бежит. Ты спустись внутрь, я там парочку пожарных топоров припас — самое оно против пустышей. Видела же, что твориться?

Действительно, рана, две раны, смертельные для обычного человека, заставили зараженную тварь лишь упасть, но движения она не прекратила. Бывшая женщина сменила приоритет, потеряв из виду прежнего соперника и поползла в направлении ближайшей остановившейся группы.

Так, вероятно, бывает часто, когда даже значительные скопления шокированных неожиданностью людей пасуют перед возникшей опасностью. И пусть величина этой опасности мнимая, пусть ущерб, который она может принести, никак не сравним с размерами и силой такой группы, но должен появиться какой-то дополнительный фактор, способный сдвинуть чашу весов в ту или иную сторону. Часто такой фактор приводит к панике...

— Третий! И за спиной?

— Да. Так бывает. Считай сама, тут около пятисот человек, в среднем заражение проявляется за первые двое суток. По сколько в час выходит?

— Как ты можешь считать в такое время, Харон?!!

— Посчитай, посчитай. Пятьсот раз... Ну пусть четыреста пятьдесят на сорок восемь часов. Почти по десять тварей в час. Мне двое суток метаться по полю, затыкая своей так дорогой мне грудью каждую амбразуру? Ты это предлагаешь? Да? — голос Харона обрел неожиданную твердость. — И ради чего? Я просто могу завести броневик и увезти вас с собой! Или бросить и выпутывайтесь сами.

— Но это же как-то не по-человечески, Харон...

— А я и не человек, Дита. Я измененный. В Стиксе вообще нет людей, забудь про них, сколько раз повторять. Тут каждый сам за себя! Тут твой надежный, проверенный друг, спасая твою шкуру, в легкую может сломать тебе ногу, тут твой близкий мужчина, которому ты доверишься, запросто продаст тебя внешникам, если ты ему надоешь и он посчитает это выгодным ДЛЯ СЕБЯ. Запомни это!

— Как ты меня назвал? Дита? — и, уже попробовав катать на языке:— Дита... А почему?

— На соседку мою похожа. Там, давно, еще в том мире.

— Вот так просто... Просто похожа на кого-то, да? Я думала...

— Ты думала, надо проявить какие-то личные качества? Бывает. Знаешь, сколько раз я встречал Засранцев в разных местах? Ну обделался бедолага, впервые встретим зараженного, а тут зубоскалящиеся свидетели. Ты не довольна? Извини, поздно!

— А что, она уже не станет такой? — протянул бич, указывая глазами под ноги, где очередной нормальный еще минуту назад мужчина пытался укусить за плечо соседа.

Причем, успешно пытался.

— Какая разница? Захотел и окрестил. Пусть хоть умрет не безымянной! Ну? Так и будете стоять?

Раздосадовано махнув чему-то рукой, Харон как-то неуловимо для глаза стряхнул с плеча лук и, не целясь, выпустил одна за одной пару стрел.

— Зверь, Апорт!

Лысый, с перекатывающимися несимметричными буграми стероидных мышц под бородавчатой кожей и длинным, извивающимся хвостом Зверь будто давно ждал этой команды! Рванув вперед из положения сидя, сбивая, как кегли всех на своем бегу, в направлении одной из стрел, он в несколько прыжков преодолел расстояние к замершему со стрелой в голове зараженному, выдрал ее, размозжив распростертой твари контрольным ударом лапой освобожденный от постороннего предмета череп и повторил эту операцию со второй жертвой Харона. Довольный собой и окружающей обстановкой, приблизившись к БТР, запрыгнул к хозяину на крышу и, преданно заглядывая в глаза, передал стрелы.

— Мой хороший, один ты меня всегда понимаешь с полуслова. Пойдем внутрь, я тебя вкусняшками покормлю. Один ты сегодня заслужил, заработал свой ужин... — с этими словами довольная парочка скрылась внутри боевой машины. Дверь захлопнулась незамедлительно...

— Похоже, мы стратили, Дита.

— Пошли. Поможешь мне поначалу?

— Да куда ж я денусь-то, если в подводную лодку все люки задраены? Давай так, я стараюсь подсечь ноги, а потом уже на пару крошим в капусту? Идет?

— Не попробуем — не узнаем.

Говорят, правильно составленный план, разработанная тактика боя — половина будущего успеха кампании!

А еще говорят, что гладко было на бумаге, да забыли про овраги...

В любом случае, вернее всего придерживаться где-то середины этих, безусловно, мудрых высказываний.

Если, по всей видимости, умудренный каким-то житейским опытом, какими-то случавшимися в его истории драками мужик и сумел с первого удара попасть в ногу твари, то... То дальнейшее развитие ситуации пошло по новому для актеров сценарию. Во-первых, его удар пришелся не совсем туда, куда он метил. Не в колено, травма которого, несомненно, снизила бы маневренность даже такого живучего создания. Удар рассек бедро! Качественно, глубоко! Как всякое рассечение этой переполненной всякими крупными и мелкими артериями плоти, результатом стал просто-таки фонтан крови из разорванных, разошедшихся краев. Но скорость зараженного от такого повреждения упала не сильно. Нет, потом, через минуту-другую он, возможно, и упал бы, но пока же попросту выбрал цель, прыгнул на нее все своим телом, вцепился в топор одной рукой, в волосы бича второй и вонзил ему в плечо зубы. Ну да, в плечо, целился в горло, а коварная жертва успела-таки наклонить голову! Спросите, что же Дита?

Может быть, не стоит? Ну, раз вы настаиваете... Дита в это время, выронив из рук топор, упав на колени и уперевшись обеими руками в такую твердую и устойчивую землю... блевала. Женщины могут ее понять. Мужчины где-то даже посочувствуют. Бичу было не до этих высоких чувств! Он готовился к самому решающему движению в своей жизни! Не в силах выдернуть топор или освободить вторую руку, не имея достаточного места для замаха головой, он попросту... повторил маневр твари! И удачно! Вырвал зубами кусок мяса из ее горла и уже выплевывал его для повторения маневра, когда до зараженного наконец-то дошло, что в своей первой трапезе в данной ипостаси ест не он, а вовсе даже наоборот!

Ну пусть не едят. Но зато откусывают! И успешно! Что-то прохрюкав, тварь отпустила свободную руку бича и попыталась ею закрыть рот противника. Удачно, очень удачно. Снова патовая ситуация? Ну... так бы и было, если бы пальцы так вовремя освободившейся руки не вонзились бы в глаза уже обмякающего от потери крови зараженного.

— Как же мне его окрестить-то? — бормотал в это время наблюдающий за ситуацией через смотровую щель Харон. — Мясником? Было бы грозно, но паренек заслуживает чего-то более благозвучного. Девчонка, конечно, предсказуема, но очухается ли?

Знаете вы или нет, но подобной привычкой — бормотать иногда вслух — зачастую. Сами того не замечая, обзаводятся люди, подолгу скитающиеся в одиночестве. Не неделя, нет, гораздо-гораздо дольше. Наверное, эта деталь поможет нам узнать о Хароне немного больше и понять его глубже? Посмотрим.

— Ты смотри, что вытворяет! Нет, ты видал, Зверь!

А посмотреть действительно, было на что: полностью освободившийся от захвата мужчина поднял резким рывком бледную Диту, дал ей в руки свой топор, не теряя времени, чтобы поднять ее оружие и спокойно, даже как-то ласково выдохнул:

— Руби, девочка. Руби. Ты сможешь, иначе нам обоим хана. Этот чертов ублюдок не выйдет. Руби, маленькая...

— Зверь, из него выйдет толк.

Наверное, сценарист какого-нибудь фильма ужасов теперь руками Диты все-таки снес бы голову пытающемуся ползти ослепленному зараженному. Наверное. Но в этой истории все снова вышло немного иначе.

Ему раздробил череп подоспевший на помощь мужичок лет за пятьдесят. Раздробил добрым десятком ударов здоровенного гаечного ключа, ну знаете, при помощи которых меняют колеса. Бил, пока не превратил в полное месиво из осколков кости, мозгов, крови, волос...

— Фух... едва успел. А ты думал, парень, что все разбежались? Да погляди, народ просто вооружается, кто чем может! Кстати, паря, со спины ты больше на этакого безумца был похож, — это уже бичу, — очень вовремя обернулся!

А в это время народ из машин начал потихоньку организовываться — маленькими, а иногда и большими стайками кучковаться вокруг новорожденных тварей... Вот группа метрах в десяти сомкнулась, несколько взмахов всякими подручными инструментами и... и с отвращением расходится от оставшегося кровавого месива на земле. Вон другая, лица суровые, хоть и ошеломленные; оглядываются, ищут глазами нового врага.

— Явился? — бич, явно рассерженный, зло уставился на Харона.

— Имеешь что-то против? Так скажи сразу, чтобы не было между нами недоговоренностей. Нет? Молчишь? Ну так готовьтесь, самый пик, самый скачок на первые часы, а следующие день-два только остатки добивать. Вопросы?

— У меня вопрос, уважаемый, — подоспевший человек с ключом. — А в самом деле, почему не помог?

— Кому, дядя? Тебе? Ему? Каждый из вас может такой же тварью стать. Так какой резон? Среди всей этой толпы я могу быть уверен только в себе и Звере! Ты можешь мне гарантировать, что, пока я бы рвал задницу ради него, — ткнул пальцем в бича. — он бы меня не тюкнул своим топориком по затылку?

— Ну... Сложно все как-то...

— Сложно станет, когда выживете, а пока так, цветочки. Ладно, развлекайтесь. Дита, зайди в машину, — и, к ее спутнику: — а ты далеко не уходи, к тебе тоже дело будет!

На этом явление Харона народу закончилось. Правда, дверь в машину осталась открытой, но возле входа лежал такой добродушный Зверь, скалясь ласковой улыбкой, что вряд ли случайный прохожий решился бы без приглашения заглянуть на огонек. Кстати, он же, выждав минуту, носом подтолкнул замешкавшуюся Диту ко входу.

— Харон, я... — начала она, понурив голову.

— Ты женщина, Дита, я все понимаю. Знаешь, каков процент женщин среди измененных? Примерно такой же, каков будет среди выживших на этом поле, если не меньше. И потом им становится по0настоящему плохо. Представляешь, как уставшему от прогулки по таким дорогам вернувшемуся в стаб и нажравшемуся до синих чертей рейдеру хочется бабу? А?

— Почему до синих? — хлюпая носом, переспросила Дита.

— У каждого — свой колер. Тебя только это волнует?

— А... а какой выход? Ты же про это?

— Молодец, быстро отходишь. Что умная, я уже понял. Есть выход, но очень рискованный. Смотри.

На руке Харона появилась небольшая черная горошина, невзрачная на вид, маленькая, но, почему-то притягивающая внимание.

— На, подержи в руке. Чувствуешь, как она теплеет, правда?

Дита заворожено кивнула, продолжая хлюпать носом.

— Что это? И что я должна сделать?

— Это? Это твой шанс, девочка. Или смерть. Может быть, тело останется живо, но разум умрет. Погаснет. Станешь как те, даже хуже — сильной, ловкой, быстрой, настоящей смертью для каждого встречного. Но если все будет в порядке, если эта черная жемчужина предназначена именно тебе, ты получишь очень сильный дар. Очень. Там тоже не все так просто, но для тебя лучший, едва ли не единственный шанс жить нормальной жизнью, а не раздвигать ноги перед десятком мужиков ежедневно, пока не сдохнешь от такой жизни.

— А ты бы что выбрал?

— Я? Хочешь переложить решение на старенького Харона? По-женски, ничего не скажешь.

— Прости. А без нее?..

— Без нее, с ней ли... шансы одинаковы. Все просто, девочка, с ней ты почти гарантировано станешь сильнее. Слушай меня внимательно, в некоторых стабах. Продав такую жемчужину, можно жить безбедно год. Ты представляешь, что такое год жизни в таком веселье, как за окном? Но если ты решишься, и вы с ней понравитесь друг другу, то перед тобой откроется намного больше... Я бы просто мог тебе сказать — ешь, ничего не объясняя. И ты бы послушалась, ведь правда?

Дита в очередной раз кивнула.

— Сегодня твой первый день тут. Поэтому вероятность срабатывания эффекта... Статистики нет, очень мало кому везет настолько — заполучить жемчуг в свои руки в первый день. Даже увидеть жемчуг удается далеко не каждому. Но если подействует плохо — я пойму. И убью тебя сразу же, пока еще могу справиться, пока ты не станешь сильнее — зачем плодить тварей, их и без нас с тобой хватает. Ну так как?

— Просто есть.

— Просто есть. На, запьешь потом, это придаст сил. Не волнуйся, алкоголя немного, и я мешаю с неплохим коньяком. Вот так... Проголодалась? Ну, как захочешь есть, возвращайся, а пока иди, девочка, иди. Привыкай к виду крови, ее теперь на твоем пути будут целые реки. И позови мне... черт, ну ты поняла, да?

Явившийся в дверь бич вид имел довольно рассерженный, но сдерживал себя, не отнять.

— Я не буду вмешиваться, если ты снова об этом, — предупредил его вопрос Харон. — И объяснять лениво, потом как-нибудь. Тебя только это злит?

— А тебе этого мало? Я смотрел этой твари в глаза, там же нет ничего человеческого!

— Ну я же говорил уже, — со вздохом протянул Харон. — Экий ты невнимательный. И я не человек, и ты скоро им станешь. Или такой же тварью безумной, или измененным, вроде меня. Кстати, о твоей драке, тебе только глаза не понравились?

— Ты сдурел, да? Я дрался с обычным, с виду мужиком. Хлюпиком-ботаником, и то едва одолел, а мне на своем веку... ну, довелось, одним словом, начальник. Как вы тут живете вообще с такими соседями?

— Да по-разному, кто как. У кого с мозгами в порядке, тот нормально.

— Как себя поставишь, да?

— Почти. У них, у зараженных, развитие идет в тело, у нас, иммунных, открывается Дар. Или два, или...

— Помню, помню... скажи, меня все мучит эта фишка с погонялами... что, тоже примета такая? А если я не суеверный и, придя в этот твой стаб, назовусь иначе, у меня что, все время шнурок развязываться будет?

— Иди, — Харон махнул рукой в сторону открытой двери.

— Ты гонишь, начальник. Я же не про сейчас, а вообще. Куда я один пойду-то?

— Ну, если приведу я, то первым делом зайду к ментату и расскажу о крестниках. А потом и тебе зайти придется, это обязательно для всех. А ментат уже снимет с тебя слепок и отправит другим. Это если в двух словах.

— Ясно. Прописка, как на родной зоне. Какое погоняло заслужил, с тем свою пайку и хлебай весь остаток срока. Ну, дело знакомое.

— Не на зоне же тебя таким приемам научили, правда?

— Ну тут ты пальцем в небо метишь. Там замесы бывали и покруче.

— Как хочешь, не лезу, — продолжил Харон. — Дар хочешь?

— Бойся данайцев, приносящих дары, — на что Харон только хитро усмехнулся. — Что взамен потребуешь, начальник? Стукачка себе заиметь решил?

— Совсем даже наоборот. На, посмотри, — на этот раз в руках Харона появилась красная жемчужина. — С очень большой вероятностью откроет в тебе сильный, очень сильный Дар прямо сегодня. Взамен молчание, полное, обо всем, пока мы идем вместе. Навсегда!

— Гладко стелешь. Погоди... А если проболтаюсь. Ты, конечно, меня на краю света отыщешь, да?

— Палец о палец не ударю. Тебя грохнут заинтересованные лица, до которых дойдет твой треп. Вначале будут долго, вдумчиво расспрашивать специально обученные люди, ну, ты понимаешь. О ком я. Чтобы проверить, не упустил ли ты чего. А потом убьют. Просто из жалости. Тело твое регенерировало бы, но ты, как по конвейеру, попал бы к следующим любопытным, и потом еще к следующим. Ну?

— Понял. Тебе помощник нужен, да? А какие гарантии. Что ты меня не того?

— Никаких. То, что ты держишь в руках...

— Дорогое?

— Лет пять жить хватит.

— Эх... мне не хватит.

Если б было море водки,

Стал бы я подводной лодкой!

Если б было море пива!

Я б дельфином стал красивым!

— Ну, считай, что тебе повезло. Тут алкоголиков и нет, почитай. Так, народ в стабах поквасит месяц-другой и надоедает. Отходняк неслабый, все по правилам, но тело регенерирует. Зато наркоманов навалом.

— Так не бывает, Харон.

— Бывает, бывает. Алкоголь приносит из того мира. А вот наркота уже из местных тварей, из зараженных.

— Не жизнь, а курорт. Убедил. Ну, что мне делать? Говорить: 'Вот те крест на пузе?' и глотать?

— Если тебе так хочется, можешь сказать, мне пофигу. Сначала дослушай. Когда мне понадобиться твоя помощь... Этого может и не случиться... Ты кое-что узнаешь. Сопоставишь факты. Прикинешь хрен к носу. Одним словом, я пойму твою цену. Поверь мне, пойму!

Бич только весело усмехнулся:

— Харонову ладью я вижу пред собою

И взмах его весла над черною рекою.

Я слышу кормчего. "Не медли, — он кричит. —

Тебя здесь ждут. Иди! Спускайся к нам в Аид!

— Жан Баптист Расин, Ифигения... За нее когда-то мой крестный меня и окрестил. Вот если ты мне сейчас соврешь, что читал в нужнике на зоне или дежурным по роте от скуки,.. а если скажешь правду, имеется неплохой вариант имени.

— Институт Востока. Так, для общего образования.

— Вон оно как, Петрович. Так ты шпиён?

— Да куда мне. Рылом не вышел. И не доучился... Одним словом...

— Одним словом, Улисс, если решился — глотай. И запей живчиком.

— Все, что ли? Так просто? И красная? А Дану ты какой купил?

— Черной. Суеверие. Страхуюсь, может и не сработать, а так шансы выше. Начнешь превращаться в тварь, убью немедленно.

— Начну болтать — убьют слушатели. Харон, а другие варианты есть? Ну пряник какой-нибудь? Стоп, Улисс? А... вот он, пряник! Ну че, за крестины!

По лицу крестника Харон догадался, что быть Одиссеем его удовлетворяет. Не меньше.

— Ну все? А теперь вали отсюда. Убей там всех, нам еще два дня ждать, так проведи их с пользой!

Глава 3

Особенно непросто было ночью.

То, что на местном небе заменяло луну и звезды, света, как такового, давало маловато, а новорожденные твари очень чутко реагировали на малейший звук, но подопечные Харона выжили. Даже ему самому несколько раз пришлось подключаться, а Улисс уже под утро расстался с куском мяса на плече. Не успел, не потянул сразу двух тварей.

— Ерунда, — прокомментировал Харон. — Царапина, к вечеру и следа не останется. Ну, максимум через пару дней... Живчик приготовь сам, учись.

— Ну конечно, кто бы сомневался? Все сам и сам... У тебя же еще две полторашки есть!

— Улисс, ключевые слова — 'у меня'. Или тебе спорана мало? Так жди, пока твари созреют.

— Прости. Просто замотался в последней драке немного, вот и злюсь. Дита, а ты на каком расстоянии это можешь?

У Диты от перепуга или от неприятия крови проснулся Дар. Дар, о котором, по его словам, даже Харон не слыхал: она сумела превратить ноги зараженного, евшего Улисса со спины, в гипсовую статую. Ненадолго, всего на какое-то мгновение, но этого времени хватило, чтобы ступни твари от резкого движения противника подломились. И никакой крови!

Нет, кровь, конечно, потом появилась, но уже у Диты из носа, когда она упала от перенапряжения... Зато довольная ухмылка с лица Харона не сходила долго! Особенно после того, как он присел над осколками, оставшимися от твари и долго, со всем усердием изучал остатки. Растирал в пыль, нюхал, на момент показалось, что даже попробовал на вкус. И все это под голодное урчание новых зараженных, на которых он совершенно не обращал никакого внимания. Зверь сидел рядом и охранял своего двуногого хозяина. Или друга? Мощный, почти лысый, с непомерно раздутой грудной клеткой, над которой возвышалась такая же безволосая голова. Окровавленная пасть с мутировавшими челюстями запросто перекусывала руки-ноги подбиравшихся тварей... И умные, необычайно умные для зверя глаза. Ужасное и завораживающее своим сюром зрелище!

— Шутишь? Дай отойти от первого раза! Харон, у тебя лимона, случайно, нет? Если найдешь — съешь поскорее...

— А почему гипс, Дита?

— Сама не знаю, наверно, в фильме каком-то видела. Просто очень-очень захотелось. Так оно и бывает, да?

— Конечно. Хе-хе, это получше очарования, правда? Но работать тебе теперь и работать! Такой дар надо очень упорно развивать. Неожиданно... Если я правильно понимаю, он совсем не боевой, но нужны эксперименты...

— И ты опять все подстроил со своей жемчужиной? Знаешь, наверное, я тебя как-нибудь придушу во сне. Ой, прости, я сама не своя, спасибо тебе, Учитель.

— Баба! Харон, не придушит, я буду следить!

Возбуждение боя сказывалось, выходил адреналин, поэтому Харон лишь добродушно посмеивался, слушая мелкие подначки и споры. Интересно, много раз он бывал свидетелем подобного? Много раз ему доводилось вот как сейчас быть свидетелем радостного возбуждения выживших и слегка окрепших новичков?

— Харон, а Улисс уже точно не станет таким?

Волнение Диты понятно, с ней-то уже все самое страшное позади.

— Не должен, вроде бы. Если, конечно, он не эстонец.

— Почему эстонец? — удивился объект разговора.

— Мне кто-то рассказывал, что в Таллине есть круговой перекресток, перед которым висит знак с надписью 'Не более трех кругов'.

— Аааа... издеваешься! Тебе можно, ты начальник.

— Бросал бы ты придуриваться. Или образ так глубоко въелся, что уже и не снять?

— Так легче жить, начальник! Особенно в тех местах, о которых ты говоришь. В стабах. Я ведь правильно тебя понимаю?

— Не совсем. Да, в некоторых... что-то вроде Дикого Запада с нашим, славянским уклоном. Но есть и... всякие. Сам увидишь когда-нибудь. Да и нам через несколько по пути придется пройти.

— Мы там надолго остановимся? — вмешалась Дита.

Лицо Харона как-то помрачнело от этого вопроса. Совсем незаметно, но женщина успела понять, что затронула какую-то не слишком приятную тему.

— Отдохнем немного. Стоп, не надо загадывать на дорогу!

— Что, снова плохая примета? — оскалился в ухмылке Улисс.

— Плохая привычка. Нам еще Черноту пережить! Ох, и достанется же вам... Зато немного окрепните, перестанете быть этакими хлюпиками.

-Запугал уже, прямо, — но по лицу Улисса не заметно, что он хоть немного напуган. — А чего ждем-то? Пока все не заразятся, да? Двинули бы еще вчера, а то торчим тут.

— Можно, конечно. Но не хочу кабину броневика пачкать. Вдруг ты в ней превращаться начнешь, а? Оттирай потом твои кишки пополам с мозгами. Или на броню посадить?

— Эх... все, молчу, молчу.

— Харон, — вмешалась Дита. — Ты вот про регенерацию вчера говорил, все хочу спросить... А что у тебя с лицом?

— А, это... Пустяки, через месяц-другой как новый буду. Волосы вон уже отрасли, а то ходил, на Зверя похожий. Измененных в стабах пугали на пару.

— Я поняла. Значит, она не быстрая.

— Нормальная. Не как у зараженных, конечно, но жаловаться не вижу смысла. Вон у Улисса укус за пару-тройку дней затянется. Улисс, может, зашьем?

— Ну... Если умеешь... Было бы здорово. Только Диту внутрь отправим? Не будем нервировать девушку?

— Пусть привыкает. В жизни все может сгодиться, верно, девочка?

— Как скажешь, Харон, — покорная своей судьбе, согласилась Дита.

Достав из какого-то очередного кармана своей примечательной куртки вполне себе современный набор хирургической нити и игл, Харон усадил пациента, успевшего снять порванную джинсу, промыл рану живчиком, и, прежде чем приступить, поинтересовался:

— Могу, конечно, коньяка немного предложить...

— Если немного, не надо. Только душу травмировать.

— Хозяин-барин. В самом деле, что там терпеть-то? Ну, приступим.

И споро, за считанные минуты стянул края ровными, аккуратными скобами, комментируя каждое свое действие побледневшей Дите. Несложная операция тяжелее всех далась, пожалуй, именно ей.

— А теперь внутрь, полчашки. Со временем и шрама не останется.

— Серьезно? А... только шрамы?

— Я понял вопрос. Помолодеешь еще немного. Тут у каждого по-своему. Можешь внешне таким же остаться, на свои сорок-сорок пять, а можешь и лет десять скинуть. От тебя все зависит, — вот к этим словам уже с гораздо большей заинтересованностью прислушивалась и Дита.

— Ну что, позавтракаете и спать? По очереди, конечно.

— А что ждем-то, Харон? Ты ведь так и не ответил пока.

— Ждем? Пожалуй, что ждем, пока город не очистится.

— От зараженных? Так ведь по твоей логике, выжившие нажрутся и только сильнее станут.

— Зараженные не так страшны, как некоторые измененные, а их там сейчас много. Несколько команд грабят город. Ну, тот кусок, который перезагрузился. Расходники всякие — консервы, тряпки.

— А мы как же?

— И нам останется, не переживай, Улисс... Завтра поедем. Так... Оливки... Дита, твоя работа? Манго... Ага, тушенка. Ну, кто что принес, тот и получает, справедливо? Давайте, светает уже, надо за день выспаться.

— Харон, а ведь ты, как с нами связался, ни разу не ел. И живчик свой только Тузику подливаешь, — заметил Улисс. — Что нам еще не известно?

— Да не накручивай ты себя, диета у меня такая. Лишние килограммы набрал, можешь считать так.

— У тебя лишние? — изумилась уже Дита.

— Ага. Полтора. Девушкам не нравлюсь такой толстый. Все, ешьте и спать, а я первый немного подежурю.

Весь день и следующая ночь прошли довольно однообразно: разбежавшиеся было остатки перенесенных людей постепенно возвращались к дороге, подтягивались к броневичку. Чтобы в один не прекрасный вид начать похрюкивать, издавая отнюдь не человеческие звуки, тянуться к ближнему своему и... И успокаиваться навечно под ударами остающихся. Нет, вернулись, конечно, не все, но утро следующего, третьего дня возле БТР встречали еще семеро... назовем их пока выжившими, так как Харон не питал полной уверенности в окончании превращения.

Кстати, за это время со стороны перезагрузившегося кластера проехало еще с десяток машин. Некоторые водители с полубезумными глазами проносились мимо, некоторые останавливались на время, но, узнав, что владельцы БТР собираются в город, крутили пальцем у виска и ехали дальше.

— Харон, а тебе их совсем не жалко? — спросила после очередного микроавтобуса Дита.

— Кого? Дита, тебе пора уяснить одну простую вещь — ежедневно в Стикс прибывает несметное число неудачников. Большинство сразу умирает, — он кивнул за плечо — машину уже дважды перегоняли, трупный запах давал себя знать. — У меня не настолько большое сердце, чтобы вместить в себя всех, свидетелем смерти которых я был. И тебе пора немного черстветь.

— Она справится, Харон. Дай только немного времени!

— А вот его-то, пожалуй, у нас и нет. Быстро в машину, Улисс, заводись! У нас гости! Все, как учил, следишь за моими жестами! Зверь, в сторону! Дита, двери закрыть!

Оставшаяся семерка выживших проворно юркнула в придорожные заросли. От греха подальше, как учил их Харон, который, оказывается, не собирался больше никого брать с собой в путешествие.

А на дороге, ведущей из перегрузившегося кластера, в это время появилась... мечта Безумного Макса, при виде которой он срочно стал бы искать покупателя на свою левую почку. И правую.

Наверное, когда-то в предыдущей жизни это был трактор. Наверное. Опоздать его можно было только по невероятно огромным колесам, защищенным вдоль дисков цельными листами металла. Сварная рама-клетка с навешанной же самодельной броней с небольшими амбразурами, выдавалась за колесную базу далеко в стороны, давая понять, что внутренний размер вполне может вмещать в себе четыре-пять человек, правда, пренебрегающих привычным комфортом. Собственно, именно четыре ствола и смотрели в каждую сторону. Автоматных, что странно.

— Нищеброды. Но умелые, — по своей привычке прокомментировал вслух увиденное Харон.

Прицеп. Доверху груженый поклажей огромный прицеп, уже без брони. Скорость... ну, как у быстрого пешехода, видимо, перегруз всяким нештатным железом сказывается на ТТХ конструкции, во главу которой поставлены отнюдь не эргономика или комфорт, но безопасность экипажа. Ну да, именно экипажа, так как называть пассажирами людей внутри было бы кощунством. Пардон, измененных.

Остановилось это рукотворное чудо метрах в семидесяти впереди БТР. Немая сцена... Особенно, учитывая, что все движение бронированного монстра сопровождалось легким поворотом оружейной башенки с тридцатимиллиметровой пушкой, спаренной с немаленьким же пулеметом. Для тех, кто понимает — зрелище убедительное. В тракторе, похоже, собрались исключительно понимающие измененные, один из которых выскочил на дорогу и сейчас осторожно, озираясь по сторонам и совершенно никуда не спеша, приближался к БТР.

'Как он только влез в камуфляж'? — думал Харон. Обширный, а вернее будет сказать, необъятный дядька ростом под добрые два метра, бородатый, мордатый. Вот первые слова, которые пришли бы любому при его виде. Пузатый. Добротное брюхо любителя пива с многолетним стажем. Правда, при нынешних ценах на алкоголь отрастить такое совершенно не представляет проблем, поэтому говорит оно скорее только о благополучии кластера, из которого прибыл его владелец. Или же о его роли в этом кластере.

— Епс туды чича чебурашка! — подойдя на расстояние нескольких шагов, выдал камуфлированный густым, сочным басом. — Хуман! С ума сойти, живой хуман!

— А ты что, круглый, мертвых видел? — немного прищурившись, процедил Харон.

— Нет, нет, ты не подумай! — затарахтел толстяк! — Я к тому, что вообще никаких не видел, только слухи! Я не так давно здесь, месяцев шесть всего.

— Откуда будешь, круглый?

— А ты что, про меня слышал? Ну... это... имя знаешь... Из Понизовки мы!

— Имя? Так как же тебя еще назвать-то могли? — усмехнулся Харон. — Ну и кто там сейчас у вас в боярях сидит? Шум?

— Да ну, Шума еще ранней весной сожрали, я и не застал его. У нас теперь князь! Зима!

— Этот маленький заморыш?

— Ну дык... у него сила, у него дружина.

— Понятно. А сами куда?

— Так за споранами же! Каждый месяц здесь добычу ведем. В городе уже всех постреляли, вот, думали в спокойном кластере бегунов побить. Обычно неплохая добыча раз в месяц.

— Извини, дорогой, не в этот раз. Сам видишь...

— Ну да... — печаль в басе бородача была неподдельной. — И в городе облом. Опоздали.

— Что, зачистили уже весь?

— Ну само собой. Привычное дело — медленный кластер, рейдеры со всей округи собираются. Бедновато у нас на тварей.

— Не прибедняйся, у вас Долина под боком! Уж чего-чего, а тварей там всегда хватало!

— Знаток! Там посерьезней дела, а тут выждал, поколол бегунов и домой. Легкие деньги! Были, — Круглый покосился на трупы, устилающие сплошным покровом обе обочины. — Ты что, им даже созреть не дал? Не по-хозяйски.

— Не тебе судить! — и, увидав согласный кивок, уже более спокойным тоном: — давно у вас не был, как там вообще? Ну, житье-бытье?

— Да нормально все, — Круглый пожал плечами. — Только после войны народишка маловато.

— Войны? Снова с Кулебовкой?

— Ага. Нет, ну чего они? Сами виноваты! Зато мы им так наваляли, ты бы видел!

— И теперь рады каждому измененному, верно?

— Ну... Зима налоги снизил.

— Понятно. Ладно, сам видишь...

— Ага. Так мы это... Пойдем? Можно?

— Да идите уже. Хотя, постой, — начавший уже было разворот толстяк потешно замахал руками, возвращаясь лицом к Харону. — Возьмешь семерых измененных?

И, даже не дожидаясь ответа, Харон крикнул в пространство:

— Эй, народ! Вылезайте из кукурузы, вам повезло, вас берут в благополучный стаб! Выходите, выходите!

Раз... три... считал про себя Харон. Шесть. Странно, было же семь? Ну... бывает.

— Ты же говорил про семерых?

— Черт его знает, может быть, обсчитался?

— Жаль. И одни мужики... — действительно, Харон отчетливо припоминал девушку. Этакого божьего одуванчика. Сбежала, что ли? Ну и сама виновата.

— Чем богат. Ну все? А то и нам пора, хотели с утра пораньше выдвинуться.

— Да, да, спасибо. А?..

— Пока.

— Ну да, да. До встречи, друг. И спасибо!

Трактор проворно развернулся в сторону, с которой только недавно прибыл и поспешил удалиться, увозя своего немаленького пассажира.

— И что это было? — высунулся из водительского люка Улисс. — Харон, ты их по понятиям задавил? И чего мы вообще прятались-то?

— Береженого бог бережет. Про этих я немного знаю, а могли быть и другие. Которые вначале стреляют, потом здороваются, просто для профилактики. Или еще хуже.

— Куда уж еще-то? — подала голос Дита.

— Узнаешь. Хотя, тьфу-тьфу-тьфу, лучше не надо! Ну что, друзья мои, будем и мы сворачиваться. Заедем в городок, благо, его почистили, загрузим еды на дорогу, вас приоденем по-человечески и в путь?

— Подожди, Харон, — потупилась Дита. — Тут такое дело. В общем, я не успела тебя предупредить... попросить... Я... мы...

— Ну и чего я не знаю?

— Одним словом... Ты такое рассказывал про женщин. Про то, как с ними обходятся...

— Так-так-так... Так вот почему их было шестеро, да? Эта щуплая пигалица, правда?

— Ну... девочке всего семнадцать, ей бы жить и жить еще.

— Ой, Дита, Дита... Вот выпороть бы тебя. Разложить прямо на броне. Взять ремень и по голой заднице!

— Харон, а давай, я ее подержу? Дита, ты не переживай, я аккуратно.

— Ну... — Дита снова начала хлюпать носом. — У нас же... столько места.

— Которого скоро не будет совсем, если тебя не связать. Ты понимаешь, что она не перенесет черноту. Всего не перенесет. Слабая слишком. Так у нее был хоть какой-то шанс. Да и потом, после... Нам топать и топать до места!

— Я...

— Оставить вас на дороге, что ли? И зачем только с бабой связался, старый дурак.

— Ну...

— Баранки гну! — Харон на секунду задумался. — Что сделано, то сделано, в принципе, бывало и похуже. Но что мне не нравится, Дита...

— Я все поняла!

— Поняла она. Веди давай. Дита, вот честное слово, если еще хотя бы раз!..

— Я поняла-поняла. Сейчас мы!

И, пока Дита умчалась с криками в сторону кукурузы, слово перешло к ее спутнику, Улиссу. Ну да, и у него появились вопросы.

— Хуман?

— И так называют. Что-то не так?

— Нет, все нормально. Хуман, так хуман, бывает. Нет, я не ворчу, конечно, и так все понятно. Ведь хуман же, да? Бывает.

— Гуманитарий.

— Ххе... Институт культуры речи?

— Ладно, зануда, — на что Улисс многозначительно покашлял. — Хуманами нас так называют, за то, что не очень уважаем всякие эти трещотки.

Харон постучал по боку БТР, потом поднял автомат, показывая его собеседнику.

— Но пользуетесь.

— А ты презервативами в той жизни пользовался?

— Хм... резонно. Без всякой охоты, но приходилось. Нахожу твой довод достаточно образным и понятным. И все?

— Ну не все. Если кратко, не люблю зависеть от всякой техники. Мы в мире, где всё разделено на иммунных и зараженных. Твари растут, матереют, а иммунные... Готовы душу продать, чтобы заполучить пушку потолще, ящик патронов побольше. Костыли, — Харон слегка презрительно сплюнул.

— Ну ясно. И чтобы отказаться от этих костылей, надо пройти тысячу ступеней Шаолиня.

— Утрируешь. Просто я частенько брожу вдали от стабов, волей-неволей мне стали ближе лук и стрелы, нож, Зверь, остальное.

— Вот про остальное хотелось бы немного подробней, — затараторил почувствовавший интересную тему Улисс. — Дар?

— Дары. Одним не отделаешься. Кстати, будешь болтаться и дальше рядом со мной, начну гонять по-настоящему.

— А у меня есть выбор?

— Конечно. Могу оставить в первом же стабе. И живи себе, как знаешь.

— Э-э-э, нет, друже, теперь тебе от меня так легко не отделаться. И, кроме того, я хочу такой же прикид, как у тебя! Очень стильный. Это по нему тебя Круглый опознал?

— Да. По нему. Без проблем, набей монстров, сдери с них шкуры, пошей. Выделывать самому не обязательно, как и шить, а остальное — сам, все сам.

— Один, да? А в чем прикол? Почему нельзя вальнуть компанией?

— Можно. Кто тебя проверять-то будет? Это потом уже, в стабах или других кластерах...

— Принцип понятен. Повесил кольт на бедро, будь уверен, что найдется кто-то, кто захочет проверить, как ты умеешь стрелять, правда? Или как татухи не по статусу...

— Что-то вроде того.

— Серьезно тут у вас. А остальные как называются? Ну... тот же Круглый.

— Черт его знает. Он, скорее, рейдер, гуляет по окрестностям. Добывает спораны, тем и живет. Да названий много, со временем пообтешешься, — и, уже с облегчением, видимо, тема была не очень удобна. — Ага, явились...

Иногда, да что там обманывать самого себя, зачастую ситуация складывается не совсем так, как ты планируешь изначально. Не даром же из века в век переходит пословица: 'Хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах!'

Примечательно другое — реакция разных характеров на такие внештатные изменения. Паника, досада, обида, недоумение, олимпийское спокойствие, оптимистический пофигизм — этот ряд можно продолжать бесконечно. Интересно, какая эмоция преобладает у вас? Хотя нет, стоп. Сейчас речь не о вас, наш главный герой все-таки Харон, поэтому ему и предоставим следующее слово.

— Ну и как же мне с тобой поступить, юное дитя? Съесть?

Харон даже оскалил здоровые белые зубы, но тут неожиданно в ситуацию вмешался Зверь.

Чудище под центнер весом, одним своим видом способное нагнать страху на три-четыре полных фонтана десантников в день ВДВ выбралось из придорожных зарослей, спокойно приблизилось к хозяину, но не остановилось, а продолжило свое путь к юной, хрупкой девчушке. Которая, к слову, даже зажмурила глаза от страха — в ней и весу-то вдвое меньше, и вообще...

А зверь лизнул ее в руку, подошел к Харону, вздохнул, посмотрел ему долгим взором в глаза и улегся у ног.

— И ты туда же? Сговорились? — уже по инерции проворчал командир небольшого отряда. — Ладно, слушай свою задачу. Выполнять все мои команды, не раздумывая! Сразу и с улыбкой на лице! Пожирать глазами не обязательно, но остальное... Как же мне окрестить-то тебя? Или ты, Дита, и тут успела?

Дита только усиленно замотала головой, боясь еще чем-то напомнить о себе.

— Ну хоть что-то. Ты, красавица, чем в жизни-то занималась? В школе училась, поди?

— Медучилище. И подрабатывала помощницей акушера.

— Да ладно! — Харон радостно заржал. Как ни странно, его поддержал Улисс.

— Ну а что, Харон! — выдавил тот сквозь кашель. — К концу пути полный пантеон богов и героев соберешь! Гера, богиня плодородия, логично?

— Да иди ты! И хлюпкая она для такого... Ну... а с другой стороны... Собственно, коротко и ни с каким не спутаешь. Удобно, звучно... Гера... Будешь ты, юное создание, Герой, богиней плодородия. Между прочим, сильная тетка, очень сильная, — и, когда та кивнула, гаркнул: — Гера, ложись!

До девушки доходило не сразу. Но как только она осознала смысл, плюхнулась на дорогу моментально. Зверь поднялся, еще раз вздохнул и запрыгнул на броню, отвернувшись от Харона.

— Годится. Но в другой раз чтоб быстрее! На, глотай! Черных больше нет, буду переводить на тебя красную. Подействует или нет, и как — это тебе потом Дита расскажет, у меня ни времени ни желания расписывать тебе все сопутствующие страсти, примем, как неизбежный риск. Ну что, готовы? Поехали в город, пока там все не растащили!

Пустой город ранним утром по выходным все равно имеет свои звуки. Где-то вдалеке засвистит старыми тормозами разбитый троллейбус. Возле какого-нибудь подъезда дворничха, страдающая похмельной бессонницей, гремит мусорными баками. На парковке жаворонки прогревают моторы... Да мало ли?

Но не в этот раз! И пусть в кластере царила и на этот раз предрассветная мгла (и чего Круглому и компании не спалось в такую рань? Жадность?), но тишина была непривычной, неестественной...

Весело погромыхивая по разбитым стеллажам все того же гипермаркета, БТР, на броне которого восседал кормчий со зверем, катался от отдела к отделу.

— Нет, ну Харон, я все понимаю, генератор там, канистры к нему, топоры,.. — недоумевал Улисс. — Даже болгарку... Ты ее хоть поднимешь один? Ладно с болгаркой, а зачем нам рулон теплоизоляции?

— Утомляешь. Хотя, ты прав, возьми еще один, быстро за кусты рвется.

— Ой-ёй, лучше бы молчал. Куда дальше, начальник?

— Мотков двадцать скотча и в продуктовый.

— Яволь, герр генерал...

В продуктовых рядах на этот раз Харон не стал пускать ситуацию на самотек:

— Рыбные и мясные консервы в мешки. Дита, Гера, приматываете скотчем в десантном отсеке! Проверю, чтобы ничего не шевелилось! Улисс, паки с водой на броню!

— Харон, да тут на месяц уже!

— Да? Тогда еще удвой! И консервов! Потом некогда будет!

И, примерно через час:

— Все? Ну, рули к одежде. Женщинам по три пары добротных джинс, рубашки, куртки. Обувь попрочнее и полегче. Нет, еще сапоги обязательно! Ну и там... сами разберутся, я на броне. Зверь, и ты поглядывай.

То, как поглядывал Харон по сторонам, не оставляло сомнений — ему просто лень участвовать в дальнейшем, лень следить, как дамы выбирают себе обновки.

— Слушай, Харон, — через считанные минуты к нему присоединился и Улисс. — Я про Диту. Ты бы не слишком, может там у нее... Ну, критические дни и все такое.

— Не все так просто, не все. У нее второй Дар открывается, вот ее и мотает — сама не своя.

— Так ты видел уже такое?

— Бывало. Когда рождается хитгер... ну, измененный, получивший в первые дни жемчуг... Их так колбасит! Иногда валяются без сил, на ноги подняться на могут, под себя гадят. У нее еще легко протекает.

— Дааа?.. — протянул в задумчивости Улисс. — А как же...

— А как же ты? Ну, живой пока еще и то ладно. Старайся, что ли?

— А как? Тужиться? Нет, вот ты взял бы, и научил.

Харон задумчиво поглядел на бича, засунул руку в карман, потом завел обе за спину, и, уже вытянув их перед собой, продолжил:

— В какой?

Улисс, не раздумывая, ткнул в правую. Харон, сокрушенно качая головой, разжал пустую ладонь. Споран лежал в левой.

— И в чем прикол? — удивился Улисс.

— А вот если бы я приставил тебе автомат к голове и от результата зависела бы твоя жизнь, был бы шанс на очень неплохой Дар. Попробуем?

— Ты знаешь... А ведь ты же выстрелишь для чистоты эксперимента!

— Конечно.

— Ну... тогда я еще немного подожду, ладно? В самом деле, куда спешить? Тише едешь — дальше будешь!

— От того места, к которому едешь, бестолочь.

— И вот так учат на хумана, да?

— Дался тебе этот хуман! Живу просто так, как мне нравится. И как считаю для своей шкуры полезней.

— И таскаешь ты эту шкуру отнюдь не по библиотекам... — продолжил какую-то свою мысль Улисс. — По паленому цвету заметно.

— Отвали, да? Ну придумал кто-то идиотское название, так это только от безделья.

— Не нравится? А сам как себя называешь?

— Ты что, родной. Я ж говорил — Харон.

— Ладно, спрошу по другому. Наверняка знаком с... с такими же. С теми, кто разделяет твои взгляды. Вон как Круглого вопросом про мертвого хумана на место поставил. Ну и как они себя называют?

— Ухо прошло? Не болит?

— А? Какое ухо? А-а-а, ты о той мелочи? Ну могу второе подставить, если ответишь.

— Да блин никак не называют! И одежда эта только из-за удобства. Прочная, как привыкнешь, уже другой не захочешь. Надоедает постоянно перезагрузившиеся кластеры ради порванных тряпок искать. НИКАК НЕ НАЗЫВАЮТ!

— Угу...

— Да иди ты.

— И пойду. Пора тёток поторопить. Скажи только еще...

— Ну?

— Почему Зверь? Почему не Цербер, к примеру? Смотрелись бы на пару лихо. Нет, правда, почему?

— Цербер бы не понял. Зачем мне лишние проблемы, разборки?

— Кто не понял?

— У нас в стабе. Наливайка у него. Солидный мужчина, крепкий...

— А-а-а-а...

— Ворона кума. Где они там, в самом деле? Хотел черноту сегодня пройти!

— Иду, иду, поищу.

Улисс двинулся в глубину отдела, сзади же, совершенно беззвучно его сопровождала огромная четвероногая тень. И как только у Зверя получается не стучать когтями по кафелю?

Вернулась троица минут через десять. Раздосадованная, немного злая Дита, робко притихшая Гера и ухмыляющийся Улисс.

— Объяснял им, что рюкзаки таскать самим?

— Неа. Просто повыкидывал мусор. Спорить с женщиной в магазине? Ты мне лучше своего лотерейщика покажи — всяко для здоровья полезней. Ну что, поехали?

— Ага. Еще в туристический отдел заскочим. Ты пока коньяк в пластик переливай, я дальше сам справлюсь.

Нагрузив на броню еще пару надувных лодок, несколько бухт тонкого капронового троса, походную треногу с котелком, Харон, скептически оглядев внешний вид машины, покачал головой:

— Только бы знакомых по дороге не встретить. Засмеют. Все, уходим.

Обратная дорога была такой же спокойной, если не считать одного происшествия на заправке. Пока Улисс качал помпой бензин в канистры, Харон вдруг прямо как охотничая собака напрягся, сделал стойку и... И выстрелил из лука в стеклянную дверь. Дважды.

— Зверь, апорт.

Послушный четвероногий неспешно потрусил за стрелами.

— Видел я подобное. На войне. И, кажется, понимаю, какой у тебя Дар. Если он один. Чуешь опасность?

— Что-то вроде того. Вижу.

— Даже так?

— Цвета немного меняются. И вас так же понял.

— Погоди-погоди. Нас? В смысле, нас с Дитой?

— Ну да. Остальные начинали немного... краснеть. Ну, еще не краснеть, но так...

— Блин, хочу! Дальше расспрашивать не имеет смысла?

— И так много сказал для начала. Но мне лучше ехать на броне, так что рулить пока тебе.

— Мешает?

— Ну обзор же закрывает, чудила. Если и увижу что, то считай, уже хана, или зажарились, или нас вот-вот начнут вскрывать, как консервную банку. Закончил? Канистры на корму и пошли со мной. И женщин зови, будем бегуна свежевать. Покажу.

— Блииинн. Я такой же хочу! Харон, кого надо убить за такой Дар?

— Черт его знает.

— А тебе кого довелось?

— Элитника.

— Погоди, ты рассказывал. Это вершина местной пищевой цепочки, да? Царь горы. А что ты хотел при этом?

— Ты дурак, что ли? Выжить хотел, отчаянно хотел выжить!

— А как ты его валил, расскажешь?

— Да нет в этом никакого секрета, чего уж там. Это еще на второй день мой тут было. Ему грудину бронебойным разворотило, а я слабый был, совсем ничего не жрал вторые сутки, даже отскочить не успел, ноги мне придавил своей лапой. Ну, смотрю, он в нокауте, кости на груди раскрыты, а внутри сердце бьется. И он понемногу в себя приходит. Я и давай ему сердце левой рукой рвать.

— Почему левой? Это важно?

Харон скептически посмотрел на Улисса.

— Ты бы еще записывал, потом алгоритм составлял. Правой дотянуться не мог — он здоровый, гад.

— Вырвал?

— Не все, оно с большую подушку. Но покоцать успел — подох.

— И тебе с небес на голову свалился такой Дар. Только потому, что ты до усирачки хотел выжить. Так?

— Не совсем. Детали потом, как-нибудь, но принцип похож.

— Погоди, погоди... Ты тогда не ел вторые сутки, сейчас совсем не жрешь... И живчик свой не пьешь, хотя в нас регулярно заливаешь. Ты что задумал?

— Задумал тебе во второе ухо зарядить. Для симметрии. И первое обновить. Долго мы еще тут копаться будем? Случись что — я-то выживу, а вот вы...

— Понял, понял, начальник. Лечу.

Споровый мешок у бегуна оказался пустой.

— Молодой еще, — прокомментировал Харон. — Не успел отрастить. Дита, как ты?

В воспитательных или иных целях Харон поручил рыться в затылке твари именно ей; не известно, что творилось в душе женщины в эти моменты. Но справилась. Даже не поморщилась.

— Нормально. Едем?

Улисс с Хароном только переглянулись.

Обратный путь прошел, как говорят в официальных заявлениях, 'в спокойной, дружественной обстановке'. Конечно, если считать за таковую абсолютно вымершую дорогу и редкие выстрелы где-то далеко на востоке. Женщины притихли; или задумались о чем-то своем или окончательно хоронили теперь уже оставшуюся далеко в прошлом прежнюю привычную жизнь. Улисс нацедил себе кружку коньяка и под насмешливым видом Харона устроился за баранкой.

— Ну а что? С такой кружечки не развезет. А последних патрульных мы сами разоружили.

Харон лишь еще раз проверил прочность креплений груза на броне, потрепал по морщинистому загривку Зверя и тоже притих. До сгоревшей заправки добрались незаметно.

— Слушай, Харон, я вот чего не пойму, ты говоришь, этот кластер не перезагружается?

— Я говорил, что не слышал про это.

— Ну да, ну да. А почему тогда тут было всего две тачки? Ну, в самом начале?

— Не знаю. Они всегда тут. А эти... — он махнул в сторону припаркованных тут и там автомобилей, потом указал на трупы. — Не знаю. Пропадут. Давай, вылезай, дальше я.

Поменявшись с водителем местами, Харон в какой-то момент забрал от дороги резко левее, в сторону возвышающейся на Юго-Западе возвышенности.

— Далеко нам? — не сиделось спокойно Улиссу. Ну да, выпил, а поговорить?

— Километров двадцать. Я бы с Перевальным в Крыму сравнил, только там почти серпантины, а тут все плоское, как стол.

И, уже через час:

— Ну все. Мы на месте. Девочки налево, мальчики... направо, Улисс, направо. На дорогу не есть, не хочу, чтобы вы весь салон облевали. Раньше надо было думать, когда предлагал. Улисс, ты их крепко привязал?

Харон на всякий случай проверил, как женщины устроились в забитом до потолка десантном отсеке, еще раз подергал примотанные скотчем мешки, переспросил у Диты:

— Попробуй еще раз, — поглядел, дотягивается ли она до приклеенного скотчем под сиденьем ножа. — Порядок. В случае чего — освободишься.

— Прикуси язык, плохая примета!

Харон демонстративно высунул и прикусил язык, оглядел еще раз отсек и вернулся на командирское место.

— Бррр, — поморщился Улисс. — И нам, конечно, прямо в эту черную мерзость мерзость.

— Точно.

— И пилить по ней часа два?

— Точно.

— И ты впервые попал в нее по доброй воле, да?

— Точно.

— Да ладно, так не бывает.

— Точно. От орды уходил. Больше некуда было.

— Фьюууу... — просвистел удивленный Улисс, — веселая у вас, хуманов, жизнь, как я погляжу. Ну, я допиваю и с богом?

— Точно.

Харон слегка тронул педаль газа, так, чтобы тяжелый броневик только сдвинулся с места, заглушил мотор и откинулся на сиденье.

— Ну, спокойной ночи. Если сможешь уснуть.

Первая боль пришла через какую-то сотню метров пути. Может быть, меньше. Может быть. Больнее — тяжело судить в плотной, вязкой черноте. Только изредка похрустывали, рассыпаясь звонкой пылью встречающиеся на пути кусты. Вероятно. Кусты, так говорил Харон, а попутчики последнее время верили ему безоговорочно.

Минут через десять-пятнадцать начала постанывать Гера. Харон только мрачно вздохнул.

Еще через полчаса к Гере понемногу добавились маты Улисса.

Еще через время вскрикнула Дана. Гера, судя по звукам, все-таки испачкала десантный отсек, а потом затихла.

— Как ты можешь еще и рулить здесь?

— А есть другой выход?

— Слева сейчас... будет... — прохрипел Улисс.

— Не смогу довернуть, сил не хватит. Один раз пробовал. Откуда?..

— Открылся, — в темноте лица было не различить, но, судя по голосу, Улисс сейчас улыбался от уха до уха.

— Сиди уж. Потом расскажешь. Недолго осталось. Женщины совсем притихли.

— Живые... знаю...

— Надо же, — протянул Харон. — Это путешествие обещает стать самым интересным. Правда, Зверь?

Но и зверю, судя по всему, приходилось туго. Коротко проскулив в ответ, он более ничем не выдал своего присутствия.

А когда вдруг внезапно Чернота закончилась, Улисс смог только коротко всхлипнуть.

— Сейчас, сейчас... — процедил Харон. — Не бойся, не утонем.

БТР, слегка притормаживаемый Хароном, плавно съехал по песчаному берегу в русло довольно широкой реки и остановился, даже не успев перейти в плавучее положение.

— Ты что делаешь-то?

— Завожусь. Надо успеть отойти от берега.

С третьей или четвертой попытки затея, наконец-то. Харону удалась. Медленно, со скоростью беременного пингвина машина отчалила, постепенно увеличивая расстояние между собой и узкой полоской песчаного пляжа. Где-то уже в сотне метрах, примерно на середине русла Харон облегченно выдохнул и окончательно заглушил мотор.

— Все. Мы на месте. Можете постепенно оживать!

— Не пойму. Чего ты так дергался последние метры?

— Да? Ну посмотри вон туда, — и Харон указал направление усталой рукой.

Улисс поперхнулся готовой вырваться репликой, с трудом оторвал взгляд от зрелища на берегу и перевел его на Харона.

— И ты вот ЭТОМУ вырывал сердце рукой? Ты знаешь... я уже не уверен, что все еще хочу стать хуманом...

Глава 4

— Так что тебя все-таки смущает? — уже через пару часов, когда все четверо наконец вернулись к прежнему состоянию, ну разве что Гера еще предпочитала лежать, повторил свой вопрос Харон.

— Он еще спрашивает, что меня смущает! Дита, может, поднимешься, глянешь?

— Попозже. Я все равно в этом ничего не понимаю. Как решите, так и будет.

— Эх... он еще спрашивает, что меня смущает. — Улисс в пылу начал повторяться. — Да вон та тварь на берегу, если ты не заметил. Ну, допустим, из пушки ты ее сможешь завалить. Если бронебойными. Ну, допустим, она будет одна и мы сможем покопаться в ее потрохах...

— В споровом мешке. И взгляни вон туда, — Харон протянул бинокль горячившемуся рядом Улиссу.

— Упс. Вопрос снят, их двое.

— А теперь вон туда.

— Ну ладно, четверо. Зачем мы здесь, Харон? И зачем ты притащил генератор и болгарку?

— Пилить, естественно.

— Вот эту дуру пилить? Да в ней... Сколько, четыре метра росту?

— Может, и пять.

— Тем более! Что? Пять? И ты об этом так спокойно говоришь? Да валить отсюда надо, валить!

Харон указал на привязанную к броне еще не надутую лодку:

— Большому кораблю — семь футов под килем. Всегда с собой запасную беру, некоторые действительно уходят.

— Да что с тобой говорить! — Улисс в отчаянии махнул рукой. — Дашь пострелять? Чур, я первый.

— Да пожалуйста. Умеешь?

— Приходилось. Справлюсь.

Прислушавшись к происходящему, Харон только пожал плечами и предпочел вернуться в люк.

— Наигрался? Я для пулемета почти не брал, сразу все израсходуешь.

— С воды палить из пушки? Сбрендил? Ни навести, ни... зальет же.

— Вот и выруливай... Отойди, дай, я сам. Тут мели есть, правда, до берега будет опасно близко.

— Насколько? Ты же говорил, что они воды не любят, — напомнил Улисс.

— Зато кидаются далеко. Этот, вроде, не слишком большой...

— Пять метров в холке — не слишком? Официант, налейте мне то же самое!

— Метров сорок будет. Так что всем сидеть внутри. Камней в округе не осталось, это стаб, а остальное...

— Что остальное?

— Или спугнем, или, если повезет, разозлим. Один раз было — бетонный блок притащил. В воду не хотел спускаться — они только с большой голодухи в нее готовы лезть. А вот злобы было выше, чем надо — не поленился сбегать к ближайшему дому, выломать кусок стены и швырнуть.

— И? — заинтересовался Улисс.

— Перелет. А потом я уже в него попал.

— Большой блок?

— Не очень. Где-то метр на полтора.

— И перелет? Мама...

— Да успокойся ты. Все, мы уже на месте. И удачно как, скоро стемнеет, до начала матча около получаса.

— До чего??? До какого еще матча?

— Не болтай под руку, плохая примета. Предупреди женщин, пусть рты откроют! Потом высунься и шмальни в него из автомата. Один раз, патронов не много!

Прислушиваясь к движениям Улисса, Харон заканчивал окончательную доводку прицела. Замер, ожидая, пока тварь... Вот! Самого броска он рассмотреть не успел, а ее следующую траекторию вычислил точно. Да и какие сомнения, если зараженный элитник бросился прямо по направлению к источнику звука, отделенному от него неширокой полоской воды. Короткая очередь взорвала тишину кабины бронетранспортера.

Тридцатимиллиметровую пушку знающие люди с брезгливостью и не называют пушкой. Вовсе. А очень знающие, бывшие свидетелями ее работы, смотрят на этот огромный пулемет с нескрываемым уважением. Вот и на этот раз — очередь из нескольких десятков снарядов буквально взорвала грудь твари и берег вокруг нее. Ну да, это не из любимого Хароном лука, видать, практики все же поменьше.

— Подождем, — пробурчал себе под нос Харон. — Еще трое гуляют, двоих надо бы...

Вторая очередь прервала его же собственные слова.

— Свалил! Харон, ты его вскрыл, как бычки в томате!

— Цыц. Не каркай под руку.

Действительно, как бычки. Твари выглядели массивными, при этом не теряли своей скорости, а вот с броней дело обстояло немного похуже — не имело смысла наращивать ее в обстановке, в которой они жили. Впрочем, не будем забегать вперед, об этом чуть позже.

Третьего обезумевшего от громких выстрелов элитника Харон попытался срезать из пулемета.

— Ну ты уж совсем.

— Да, все-таки нарастили кое-что.

Очередь, более громкая, секунд на семь-восемь поставила свою жирную точку на прибрежном песке.

— Надувай лодку.

— Это я сейчас, это я мигом. Но ты же о четверых говорил.

— Четвертого не трогать! Пусть растет, маленький, а то нам еды не хватит ждать, пока новые определяться, кто из них будет главным... Да и далеко он, и матч уже начался.

— Да что за матч-то, Харон? Вот ведь привычка — загадками говорить.

— Плохой матч, Улисс, самый скверный матч из тех, что тебе доведется увидеть. Женщинам из машины ни ногой!

— Даже так?..

— Даже так. Считай его вашей платой за проезд в АИД. Пока не совсем стемнело, можешь сам немного в бинокль полюбоваться. Поближе к домам гляди, там, между высоток, должно быть видно.

Наверное, самое время рассказать читателям о топографии места, в которое попали наши герои. Для Харона, вероятно, она не в новинку, Улисс и сам может все рассмотреть, а вот читатели... Ну что ж.

Чернильная полоса, из которой вынырнул БТР, заканчивалась метрах в ста пятидесяти от берега в сторону востока. Течение реки, двигаясь к западу, километрах в полутора загибалось к северу, образуя этакий мыс. Правда, как потом выяснится — полноценный полуостров, омываемый излучиной реки шириной метров до двухсот в самых широким местах. А противоположный берег снова-таки почти у самой воды окутывала Чернота. 'Над водой она не может стелиться, что ли?' — у Улисса даже мелькнула подобная мысль. Но зато к северу этот полуостров в, опять-таки, километре, не более, пустынный и безлюдный, переходил в самый обычный жилой район довольно крупного мегаполиса. Такой же безжизненный, но начинающий затягиваться знакомой нашим героям полосой тумана. Смога. Кисляка... Одним словом, картина должна быть понятна?

— Харон! Это то, что я думаю?

— Лодку надул?

— Само собой. Так это...

— Кисляк. Перезагрузка соседнего кластера. Очень быстрый, два раза в день.

— И матч, о котором ты говорил...

— Стадион там. Тысяч тридцать народу. И все после перезагрузки повалят сюда, в стаб.

— Так это стаб?.. — уже шепотом, начиная понимать, куда привел их проводник, вымолвил Улисс.

— Да. Маленький, компактный. Километров восемь на два. Сам по себе пустой, не прокормил бы и пару бегунов — передрались бы...

— Но сюда ломанутся восторженные болельщики... Много? Хотя. Нет, не так. Часто?

— Дважды в день. Тысяч пятнадцать. Иногда двадцать...

— Черт.

— Ага. Привыкай, мы тут надолго. Ну все, я за трофеями.

— Мне можно с тобой?

Харон задумался на пару мгновений, потом махнул рукой:

— Черт с тобой. Тогда берем два топора. Автоматы оставь — они что слону дробина, только руки занимать. Зверь, ты как?

В ответ с брони раздалось отчетливое 'Пффф' и... и все.

— Тогда остаешься за старшего, — и, развернувшись к Улиссу: — Греби, морячок!

Уже вытягивая лодку на берег, тот все-таки поинтересовался:

— А четвертая... четвертый не припрыгает?

— Не должен. У них все в массу пошло, на мозги совсем мало осталось. Привык месяцами, что туман означает сытную кормежку, вот и сидит, ждет. У него расписание. Ну и внимания на таком расстоянии мы не привлекаем. Главное, не бегай по берегу. И не шуми.

Первую тварь разворотило качественно. Костяные щиты грудины, не слишком толстые, как заметил Харон, разорвало сразу несколькими попаданиями, оставив под ними мелко нарубленный фарш.

— Хреново дело, придется голову рубить, не перевернем.

— Может... того, я за болгаркой смотаюсь?

— Нет. Пошли к следующему, болгарку с генератором уже утром наладим. А те два удачней, видишь? — действительно, подкосившись на подрубленных ногах, продолжая получать снаряды в грудь, твари все-таки продолжали тянуться к БТР, несмотря на инерцию ударов. Упали действительно удачно, лицами вниз. Тьфу, гадость какая, мордами с челюстями, способными пережевать человека пожалуй, что и не раскусывая.

— Видишь, это как купол. Надо только нижнюю пластину подрубить, она всегда тоньше, иногда даже не совсем ороговевшая, — учил Харон, указывая на споровый... сейф. Язык не поворачивается называть эту конструкцию мешком.

Вскрыв пластину, достал памятный тесак, который в свое время передавал Дите, большой пластиковый мешок и принялся за работу, улегшись рядом с головой твари.

— Ты как медведь в дупло за медом полез, Харон.

— Ну да.

Продолжая работать, Харон, не сильно заморачиваясь с укладкой и сортировкой, грузил в пластиковый мешок длинные, желтые, маслянисто-жирные на вид толстые нити с еще большими утолщениями, этакими узелками. Или междоузлиями? Зачастую на них висели желтоватые же шары размером с крупную горошину, виднелись и несколько жемчужин — и черных, и даже мелькнула одна красная.

— Это ценный хабар?

— Ну да.

— Однако, ты немногословен.

— Помог бы, что ли? Мешок подержал, хотя бы, — продолжая вычищать трофеи, Харон бурчал: — ценные — не ценные... От точки зрения зависит. Про жемчуг я тебе рассказывал, а это... Кому-то обезболивающее, очень сильное... Кому-то энергетик на время. Стимулятор, если без фанатизма. Для торчков — наркота высшей пробы. Ты из каких будешь?

— Да ну тебя! Вернемся на борт — накачу стакан коньячка и спать завалюсь, — и сразу уточнил: — Если у начальника других задач не будет. Это то, зачем ты сюда шел?

— Отчасти. Легкие деньги. Добираться от моего стаба месяца три-четыре. Потом домой еще столько же. А хватит надолго, лишь бы только донести без потерь.

— Ну да... — теперь уже Улисс повторил присловье Харона. — Отчасти?

— Потом, все потом, всему свое время, — Харон закончил с трофеями и поднимался с песка. — Пошли ко второму, пока не началось. Видишь, туман уже встал.

Управились со сбором вовремя. Первые крики на берегу донеслись до бронетранспортера когда Харон, Улисс и присоединившаяся к ним Дита мирно уселись на броне с приготовленной бичом выпивкой. Харон даже достал сигареты, что крайне удивило спутников.

— Так ты куришь, начальник?

— Тут курю. Вопли на нервы действуют.

— Им же ничем не помочь, да? — протянула Дита. — Дай и мне. Пойду, поесть принесу, а то развезет вас!

— Хозяйственная! — ухмыльнулся Улисс, едва только женщина скрылась в машине.

— Рисковать будешь?

— Ээээ,.. старичок, ты о чем?

— О втором Даре. Проглотишь еще шарик?

— А шансы?

— Как у синоптиков. Либо будет чудесная погода, либо придет грозовой циклон. Но ты хитгер пока только с одним даром, так что всякое может быть.

— Хитгер? Это ты уже второй раз матюкаешься так.

— Что поделать, называл не я. Новичок, который открыл свой первый Дар жемчужиной. Второй не за горами, сам придет, но есть шанс подтолкнуть третий. Кстати, опиши, что ты там почувствовал.

— Жизнь. Что-то живое, много живого. Хорошего, даже как-то тепло на душе стало.

— Хм... а увидел?

— Силуэты, всполохи. Много, разные. Но там было спокойно, повторяю, тепло и уютно.

— Хм... Сенс с каким-то уклоном. То ли эмоциональным, то ли еще что. По-своему, полезный Дар, в хорошо обустроенном стабе тебе всегда найдется тепленькое местечко.

— Что значит — хорошо обустроенный?

— Спокойный. Организованный. Имеющий твердую руку, способную держать в кулаке всех местных и с помощью сэнсов и ментатов проверять пришлых. Такие стабы имеют кормушки под боком — быстрые и богатые кластеры, которые снабжают всем необходимым. Тебя с таким даром могут возить на лимузине или даже носить на носилках.

— Так, хватит, хватит, я понял. Могу выбирать, красную или черную? И... я снова коньячком полирну? Ну чего тянем?

Харон, не глядя, запустил руку в трофейный мешок, нащупал там что-то, вытащил, пошаманил обоими руками за спиной и протянул их в сторону Улисса.

— Повторяешься. В левой, конечно.

Разжав левую, протянул черную жемчужину Улиссу, показав в правой красную.

— Обоснуй.

— От обоснуя слышу! Рука зеленым мерцала.

— Хм... Я ошибся, ты не сэнс. Ты знахарь.

— Это круче, начальник? Ну так я глотаю?

— Что круче — электростанция или муравейник?

— Я понял, понял, не грузи. И тому и тому найдется свое применение, да?

— А может, и в этом ошибся. Если ты знахарь, что видишь во мне?

— Да ни черта не вижу. Снова зеленоватая аура. Мерцает, теплая, опасности нет.

— Опасности? — живо встрепенулся Харон.

— Ну да, вон те зверушки на песке бордовым слегка мерцали. Вот та толпа... просто пятна слегка светлее остального фона.

— Хм... Ну, время покажет, — в это время показалась Дита с обещанным ужином. — Как она там?

— Спит. Успокоилась и спит.

— Это хорошо. Сейчас приготовлю спек, как проснется, покормишь и... научу. Твоя забота, тебе и ухаживать.

— Конечно, Харон. А с этими? — она кивнула головой в сторону усиливающихся криков.

Оставив женщину без ответа, Харон лишь достал еще одну сигарету, закурил, глубоко затянулся и пригубил немного коньяк.

А в то же время на берегу творилось нечто действительно ужасное. Вероятно, толпы болельщиков, радостно возбужденные, устремились в город после окончания матча. И каково же было их удивление, когда большей части города они так и не обнаружили. Нет, сыграло свою роль и отсутствие освещения, и пропавшая напрочь мобильная связь, так что особой радости, пожалуй, и не было, но все же...

Но все же они и не могли ожидать того пятиметрового ужаса, который поджидал их на выходе из тумана.!

— Так будет всю ночь, Харон? — повторила Дита.

— Так будет до тех пор, пока у нас не закончится еда. Или снаряды к пушке. Как получится, раз на раз не приходится.

— А ты тут часто бывал?

— Не так, чтобы очень, но приходилось. Натолкнулся случайно, по-другому сюда не попасть. От Орды бежал, от очень большой и голодной Орды.

— А что, другого пути нет? Мы что, снова в эти чернила полезем, начальник? — подключился к вопросам и Улисс.

— Нет, вверх нам не потянуть. Сюда только скатиться можно с выключенным двигателем. Кстати, свои электронные часы смело выкидывай.

— Да? Я думал, просто батарейка села. Жалко, я за них девять баксов отдал! — но часы уже тихо булькнули в воду за бортом. — Так куда нам потом?

— Километров семьдесят пройдем по воде, но вначале поработаем над машиной. Немного замаскируем. Тут одни твари, а таких быстрых кластеров под боком на всех не хватает, могут по берегу увязаться. А дальше машину придется бросать — пороги. И вообще... Долго рассказывать, сами все на месте увидите. Спать не пора?

— А сказку на ночь, начальник? Слушай, а вот эта жуть, что на берегу, летающая не бывает?

— Я не видел. Может, где-то и бывают. Тут вопрос в начальном весе — минимальный предел для заражения или изменения — около пуда. Ты таких птичек много знаешь? Да и потом, опять же...

— Ну да, ну да, понимаю. Если оно обрастет салом, броней, зубами и когтями... Хрен взлетит. А плавающих?

— Вон те воды боялись. А вообще — не знаю.

— А новые... ну там, на берегу... — продолжила допрос Дита. — Быстро вырастут?

— Ага. Столько еды! У зараженных только одно ограничение — недостаток пищи. Если ее нет — становятся вялыми, болеют, умирают. Но вначале сожрут все в округе, включая друг друга. На твой вопрос — завтра к вечеру тут появятся новые топтуны, возможно, даже руберы. Хорошо еще, у них врагов мало, а то такой броней обрастут — из нашей пушки не с каждым справишься...

— Хренассе... Так это самые страшные звери здесь, в Стиксе? Да, начальник?

— Нет.

— Ну что ты снова, клещами, что ли, из тебя тянуть.

— Примета плохая — упоминать в опасном месте скреббера. Говорят, многим не повезло, целые стабы вымирали.

— От этого скреббера?

— От одного его упоминания. Табу. Если где-то попробуете хоть заикнуться — не факт, что я сумею вас отстоять.

— Ну... дела... Но ты-то не боишься, начальник, ведь правда? Вон как болтаешь!

— Я? Боюсь, конечно.

— А на кого он похож, а?

— Да тьфу на тебя! На кусок дерьма он похож. На огромный кусок дерьма, перед которым орда из сотни вот тех милых зверушек подожмет хвосты.

— Не было у них хвостов, начальник! Я проверял! Не, ну интересно же! А сильно боишься?

— Настолько сильно, что поперся сюда за жемчугом для оплаты охотникам. Помощникам.

— А... Ну точно! А я все гадаю, зачем нам тут столько сидеть? Ну натягали бы этих побрякушек за недельку, так ведь жрачки на месяц. Думал, ты просто жадный, начальник, а ты дальновидный! А зачем тебе этот скреббер?

— Рассказывать про свои планы — плохая примета. Захочешь — доживешь и сам посмотришь.

— Блин, как у тебя все просто! Убей сотню трехтонных монстров, протащи мешок золота через континент дикарей, найди дуб, на дубе яйцо... Что не так?

— Не дикарей. Там, где мы пойдем — совсем не дикари.

— Ну конечно! Дикари — это было бы совсем просто! Чего мелочиться? А кто там?

— Все, спать. Марш отсюда, я первый дежурю!

— Подождите, — тихим голосом, но достаточно решительно скомандовала Дита. — Улисс, я хочу посмотреть твое плечо, раздевайся.

Недоуменно переглядываясь с невозмутимым Хароном, Улисс стянут куртку, надетую на голое тело. Дита посадила его на броне так, чтобы свет из незакрытого броневым щитком окна позволял разглядеть все, что ей требовалось и... И начала трогать плечо вокруг краев раны. Вначале нерешительно, осторожно, затем ее движения начали приобретать все большую твердость, уверенность. Наконец она просто оставила руки вдоль неровного, стянутого медицинской нитью шва, замерла на несколько минут и:

— Все, швы можно снимать. Болеть перестанет завтра. Харон, дашь живчика, какая-то слабость пошла.

— Конечно, о чем речь, — протянул быстро отмерянную дозу Харон. — На Гере открылся? Можешь не отвечать, и так понятно. Тебе поспать бы...

— Разберемся, — устало протянула Дита и направилась в десантный отсек.

Улисс только молча показал большой палец командиру, на что тот так же молча кивнул.

— Давай, действительно, повыдергиваю лишние нитки, не нужны уже. И, это, будешь внутри, кинь в меня мылом, искупаться хочу.

— Ага, — зевнув, Улисс хлебнул прямо из своей фляги, почесал свежий шрам, натянул куртку и полез вниз. — Лови!

Харон в задумчивости постоял еще с минуту, прислушиваясь к все усиливающимся крикам на берегу, медленно стянул с себя свою приметную одежду и спустился в воду. Немного поплавав, вернулся на броню, выдавил на себя изрядную порцию мыла,.. одним словом, еще через несколько минут он уже спокойно плавал чуть ниже по течению, наслаждаясь пусть и по-осеннему прохладной, но такой свежей водой. Кто знает, насколько долго бы он так купался, если бы не...

Настоящие аквариумисты, посвятившие своему хобби достаточно времени, знают, насколько сложно разведение некоторых видов пресноводных креветок — то им жесткость воды не подходит, то, видите ли, мхи не той породы, то освещение слишком яркое. Но для таких людей, готовых изощряться, вымеряя температуру воды по десять раз на день, аквариум всего лишь хобби. Гораздо проще и эффективнее действуют профессионалы, получающие от процесса прибыль.

Не хочет креветка размножаться? Бывает. Но какие проблемы, надо попросту вырвать ей один глаз. Есть клешни? Еще лучше — долой одну! Скажете — жестоко? Ничуть! Профи создает оптимальные стрессовые условия для скорейшего размножения! Смерть близка, надо успеть оставить после себя потомство!

Вы полагаете, люди далеко ушли от ракообразных? Для ответа на этот вопрос достаточно вспомнить некоторые анекдоты про поручика Ржевского: 'Гусарский полк взял город. Изнасиловали всех женщин. Изнасиловали всех мужчин. Изнасиловали всех лошадей. Приехал поручик и начался полный разврат'! Скажете, пошло и банально? А ведь есть в подобных историях большая доля настоящей сермяжной правды: люди крупно рисковали своей жизнью, в организме были чудовищные выбросы адреналина, тестостерона и прочих... гм... полезных онов. И в таких ситуациях... ну, вы понимаете.

Понимал происходящее и Харон. И хотя местной скудной и чахлой луны было явно недостаточно, но в ее свете он все же разглядел характерные движения раздевающейся на броне женщины. То есть, полностью раздевающейся. И осторожно спускающейся в воду. Умудренный прошлой жизнью или накопленным уже здесь опытом, Харон поспешил сменить свою позицию, заняв место поближе к машине.

— Замерзнешь, — разнеслось над водой. — Осень.

— Так согрей. Сейчас, только окунусь. Пошли наверх, я уже постелила.

Не стоит комментировать дальнейшие события, но фактом будет то, что Харон остался и на следующее дежурство. И не один. Не будем им мешать...

— Эй, соседи, ну вы достали уже, я буду жаловаться управдому! Третий час ночи, а они шумят! — тем более, что и без нас нашлось кому помешать им... — Вы как хотите, а я еще выпью! Ладно, ладно, опускаю броню!

Утро встретило новых робинзонов еще более громкими криками. По всей видимости, твари все-таки активнее при дневном свете, иначе чем объяснить усилившуюся суету на берегу? Вдалеке, на пригорке, оставшийся, вернее, оставленный в живых элитник без суеты, по деловому отлавливал случайных прохожих, спасающихся от погони успевших расплодиться за ночь более мелких тварей. Изредка со стороны городка на холме накатывала очередная волна беженцев, гонимая бегунами, лотерейщиками, топтунами, руберами всевозможных размеров, форм, степеней агрессивности. Накатывала и разбивалась о волнорез, во главе которого стоял все тот же элитник. С такого расстояния подробности терялись, но основной алгоритм его действий прослеживался четко — схватить, откусить кусок, будь-то рука, нога, голова... Бросить, сделать прыжок к следующему. Повторить. Повторить... Дойти до края мыса, развернуться, и неспешно сожрать добычу, если ее еще не растащили мелкие падальщики, заметно подросшие в сравнении с исходным материалом.

— Кошмар, — ужаснулась проснувшаяся Гера. — И... это надолго?

— Через час-полтора туман накроет остатки города, и потом все повториться.

— Ээээ... начальник, когда мы прикувыркались сюда, на берегу всего четверо было. А теперь сотни!

— Случайность. Кого-то, особо жадных или увлекшихся, накрывает кисляком. Кто-то проскочил на другую сторону.

— Там, за стадионом, то же самое? — уточнила Дита?

-Понятия не имею. Не ходил, не смотрел. Наверное. Раз на раз не приходится, может и сотня руберов с дюжиной элитников сидеть, ждать перезагрузки. Работы хватит, теперь все от них зависит.

— И нам тут все время слушать эти ужасные крики? А вы не можете им ничем помочь? — слабым еще голосом спросила Гера.

— Могу, только патронов жалко. И привыкай на 'ты', девочка, все те условности остались в прошлом. Как ты себя чувствуешь?

— Как? Как в кошмаре. А нам обязательно оставаться здесь и смотреть на все это?

— Нет, конечно. Дита, проводи свою подопечную вниз. Я скоро спущусь, проверю, как у вас дела.

Наблюдавший за событиями на берегу Улисс поморщился от очередного фонтана крови — ближайший рубер оторвал какому-то бедолаге голову, поднял над собой безвольное тело и с наслаждением на жуткой морде пил бьющую фонтаном кровь.

— Мне и то не по себе, блевать тянет. Думаешь, выдержат? — кивнул на люк.

— Самая большая смертность у иммунных знаешь, от чего?

— От этих здоровых парней на берегу, от чего же еще?

— От суицида, Улисс, от самоубийств. Не все справляются, совсем не все. Дойдет новичок до ручки, начнет выть от безнадеги, вспоминая прежний уютный мир — первое время на стены кидается. А потом попросту опустит руки и пойдет к ближайшему зараженному.

— Об этом я как-то не подумал.

— А сам что? Нет желания сбежать подальше?

— Куда? Нет, тренер, ты уже показал, что и здесь, если с умом, то вполне жить можно. Мерзко вот такими моментами, но за все надо платить. Это и есть один обол? Тебе хватит или еще потребуешь?

— Не нравится — иди, удавись.

— Жестко. И им так же скажешь?

— Ты что, дурак? Им подкидывать такую идею? Не хватало еще! Хотя... иммунные женщины часто покрепче мужиков бывают. Не в плане там элитника голыми руками завалить, а вот в такие моменты... Как этот.

— Э-э-э... ты меня совсем за лоха держишь? Вот эту махину голыми руками? Нет, я понимаю, у каждого рыбака свои байки, но ты ври-ври, да не завирайся, начальник.

Харон оценивающе оглядел Улисса, сплюнул под ноги, едва не попав тому на ботинок:

— Ну да... Эх... все равно ведь придется когда-нибудь, почему не сейчас, если ты так тормозишь со своим Даром? На, подержи...

Снял лук, колчан, плотно застегнул куртку, еще раз оглядел берег и двинулся к привязанной лодке.

— Тренер, старичок, у тебя коньяк несвежий был? Ты ошалел, да? Ну верю, верю, вот только не надо этих красивых жестов! Ты хоть о бабах подумай, тебя схарчат, а мне их вытягивать, да?

— Надо, Улисс, надо. И скучно, поразмяться не помешает. Застоялся я в последние дни, покажу разок, чтобы понимал, кто тут самый страшный зверь. Зверь, лежать! Я не про тебя! Все, Улисс, смотри, только очень тихо, девчонкам не стоит волноваться.

До берега Харон добрался за десяток минут. Казалось бы, что такое сорок метров, но глядя на движения надувной лодки, можно бы было подумать, что управляет ею как минимум пара укуренных наркоманов, спорящих за весла. Быстрые рывки в три-четыре метра сменялись паузами, уходами в неожиданные направления, был даже один небольшой круг. У самого берега, уже выйдя из лодки, Харон совсем замер, медленно, очень медленно разгибаясь в полный рост. Неспешно вытянув лодку на берег, вновь замер, застыл и...

И вдруг резким толчком кинул тело метров на пять вперед, навстречу бегущему мужчине, обрадованному появлением спасательной команды. Удар в грудь, быстрый, неуловимый и вот уже тот замер, жадно ловя воздух открытым ртом. Харон же всего лишь присел, сделал несколько плавных шагов влево и снова впал в неподвижность, наблюдая, как наскочивший на обрадованного было мужчину рубер рвет свою жертву. Долго ждал, Улиссу показалось, что пролетел добрый десяток секунд, прежде чем отчаянный женский крик 'Петяяя' откуда-то справа не заставил зараженную тварь повернуть все свое туловище в том направлении.

— Вот сукин сын, он же этого вместо себя подставил, — протянул наблюдающий за происходящим Улисс. — Хотя, в этой мясорубке все равно труп. Оба трупы.

Набежавшего бегуна Харон вовремя успокоил ударом в затылок, успев пропустить его себе за спину. Двадцать — двадцать пять метров спокойного, очень неторопливого шага заставили Улисса покрыться холодным потом: Харона не видели! Нет, не так, на него не обращали внимания! Все действующие лица были заняты исполнением своих ролей — жертвы спасались, преследователи, гораздо меньшим числом, ловили самых шумных, самых испуганных, ломали их, в меру своих сил, приданных изменением и, либо начинали отрывать кровавые куски, либо же отвлекались на самых крикливых.

А Харон просто был позабыт сценаристом, писавшим эту сцену! Для него не нашлось даже эпизода! Выделывая замысловатые па, он исполнял свой, собственный танец — медленный, спокойный, причудливый и замысловатый, и, как уже успел понять единственный зритель, имеющий целью самого большого артиста из труппы. В своем движении Харон следовал одному ему видимому узору, раскинутому на пологом склоне — знал, куда и как шагнуть, где присесть, где и вовсе отдернуть вовремя ногу, когда пролетающий мимо лотерейщик даже немного перепрыгнул через нее, чтобы не сбиться со скорости...

— Завораживает, — прошептал Улисс. — Даже начинаю верить, что он вернется.

Вернулся Харон минут через двадцать. Большую часть этого времени заняли совсем небольшие перемещения вдоль траектории поедавшего своих жертв элитника. Выбирал момент, как догадался Улисс, выбирал расстояние, выбирал даже самую удачную позу своей четырехметровой жертвы, которая все еще считала себя хищником, даже не догадываясь, что в ее песочных часах падает последняя крупица. Финальный бросок Улисс едва не прозевал: тварь наклонилась подбирать растерзанный труп, стоя спиной к притаившемуся охотнику, последовало смазанное движение и вот уже Харон летит над ее почти горизонтальной спиной, вытянув руку вперед.

Хлопка ломаемой кости спорового отсека на таком расстоянии не услышать, зато прощальный всхрап зараженного донесся и до броневика. Умер он резко, сразу, едва только опустился всей тушей на песчаный берег. Не было ни агонии, ни судорог, ничего, только этот последний полувздох-полувсхрап. Трофеи Харон не взял...

Обратную дорогу он вообще сократил:

— Ко мне, все ко мне, тут выход! — этот вскрик привлек к себе оставшиеся сотни полторы — две все еще пытающихся найти какое-то спасение обезумевших жертв переноса.

Исполнив еще один неспешный танец среди разрываемых на части доверчивых людей, добрался до лодки, осмотрелся и... и теперь уже на нормальной скорости, в десять-двенадцать гребков причалил к броневику.

Закурил, стоя рядом с молчаливым Улиссом, как бы оправдываясь, протянул:

— Вот так...

— Спасибо. Я понял, что тут за жизнь.

— Ну и молодец. Неси свой коньяк, так и быть, сегодня только стреляем. Кисляк через... минут сорок.

Посидели еще, потягивая коньяк.

— Харон, а тебе их совсем не жалко?

Их? — Харон не переспрашивал, просто кивнул в сторону берега. — Был бы у них хоть самый маленький, призрачный шанс спастись, я бы не полез. А так... Да и кроме того, кого именно мне жалеть? Вот-вот кластер перезагрузится и сюда попадут те же самые люди. И совсем не факт, что какой-нибудь Вася Пупкин в образе твари не будет пожирать Васю Пупкина, только что переместившегося к нам с обновленным кластером.

— То есть... Не понял... Так это выходит...

— Ну да...

— Веселая тут жизнь получается. А все равно, хорошо, что женщины внутри, не видели твоей выходки. Могли бы и не оценить, могли бы и возненавидеть до конца дней. Особенно, когда ты... ну тех...

— А ты?

— А я проникся. И задумался, очень крепко задумался. Походу, тут самый опасный зверь — не те твари, а такой же иммунный, да?

— Так ведь и там, в том, прежнем мире разве иначе было? Ну как, справишься?

— А есть выбор? Раз уж посмотрел твои пляски... Это ты так опасность чувствуешь, да? Видишь что-то?

— Вижу. Все вижу, что будет, где соломки подстелить, где драпать. Но не в этом суть — твари туповаты, вот что главное. С иммунными такое ни при каких условиях не прошло бы. Выходит... понимаешь?

— Выходит, — продолжил после глотка Улисс. — Их не стоит бояться. Опасаться — да, иметь в виду — конечно, но не бояться. А они адреналин могут унюхать?

— Почти как собаки. Еще на резкие движения реагируют. Слух отличный. И тупые далеко не все, но когда врагов... вернее, еды так много, им сложно концентрироваться, глаза разбегаются, хватают то, что громче, шумнее, быстрее пытается убежать. Почти всегда. Бывают исключения, так что ты не торопись с выводами.

— Хочу такой же Дар! Это перед тобой как бы карта была?

— Цветовая схема. Всех оттенков красного. Привык, ориентируюсь, знаю, где хуже всего станет. Как-то так.

— Дела... Хочу такое!

— Ну так завязывай бухать, бери лодку и...

— Гонишь! Сожрут сразу!

— И вперед за камышами. Сушняк тоже сгодится. Сейчас кисляк уйдет, я тут стрельбу открою — на этот раз перебью всех. А нам надо постепенно БТР в плавающий островок превращать.

— Нафига? Они же не плавают.

— Плавают, когда голодные. Но прятаться будем от беспилотников.

— Так... Стоп... Хватит меня грузить. Уже верю, что они есть и они опасны, но остальное потом, а то мозг взорвется. Тут есть что-нибудь не опасное? Стоп, не отвечай. Не разрушай мои последние иллюзии, я пошел. А ты стреляй погромче!

Сказано — сделано. Наверное, именно этим отличаются настоящие мужчины, способные построить дом, посадить дерево... что там еще? Одним словом — решение принято — незачем переливать из пустого в порожнее.

Берег Харон полностью очистил минут за двадцать, быстро установил на броне машины генератор, залил бензина, приготовил болгарку, переноску. К этому же времени подгреб и Улисс в доверху груженой лодке. Камыш, ветки, плавающий у берега мусор был перекинут на броню, мужчины переправились на берег и занялись разделкой трупов. Пока Харон сосредоточенно отпиливал голову самому матерому элитнику, завалившемуся на спину, Улисс успел пробежаться по пляжу, собирая урожай спор и гороха с тварей поменьше. Постоянная оглядка на туман — вот самый лучший стимул быстрой работы.

— Пора! — скомандовал Харон.

Махнув рукой на валяющегося вдалеке лотерейщика, Улисс, послушный команде, придерживая увесистую сумку, бросился к лодке. Несколько мощных гребков и вся команда машины-крепости снова в сборе.

— Кофе? Чай? Я забыла спросить, кто что любит... — слегка виновато обратилась к вернувшимся мужчинам Дита.

— Кофе.

— И мне, покрепче и сахара побольше! Харон, мы много натаскали по местным ценам?

— Прилично. Хочешь почувствовать себя богатым?

— Да ну нафиг. Просто считаю — сейчас почти килограмм, если почистить от всякого мусора, вечером еще столько же настреляем. Кто тащить будет, если мы машину бросать собрались?

— Правильно мыслишь. Теперь стрелять будем реже. Пусть созревают.

— Реже — это насколько? Раз в день? В два?

— По моим прикидкам, да и другие говорят о похожих цифрах, чтобы в нормальных условиях вырос приличный урожайный элитник, ему надо съесть около семидесяти тонн мяса...

— Ну тысяча человек, да?

— Примерно. Дело во времени. Топтунам и руберам меньше... Здесь... Горох тоже полезная штука — ускоряет рост Дара.

— Погоди, погоди, они ведь и гадят столько же? А берег почти чистый.

— Зато город не очень. Хорошо, что он очищается дважды в сутки, а то сюда не подплыть было бы. Снова ты перебил... О чем я? А, ну, одним словом, будем в неделю отстреливать тридцать-сорок отъевшихся тварей, которые в периоды между перезагрузками попадают на нашу сторону. Только самых подрощенных, самых крепких! Этих сейчас набили для собственных нужд — споры, горох...

— А, точно, ты говорил. Ну, тогда ясно, должно хватить.

— Ну вы и даете! — внезапно ожила Гера. — Семьдесят тонн мяса... Вы же о людях! О живых людях, которые совсем не хотели стать 'мясом'. Которые еще недавно нормально жили, работали, ходили в кино...

— Гера, Гера, остынь. Не горячись, — протянул успокаивающим тоном Харон. — Одна из теорий, объясняющих Человеческий Улей и его существование — все мы всего лишь копии. Копии, понимаешь, девочка. И имена эти придумываем, чтобы однажды не встретились два Иванова Ивана Ивановича в одном месте и не стали выяснять, у кого из них... хм... кто из них более настоящий, понимаешь? И все эти люди, что сегодня погибли — они живы, они по-прежнему ходят, как ты говоришь, на работу, в кино, едят от пуза, щупают... хм, ну кто кого хочет, тот того и щупает. Понимаешь? Это копии!

— Да? — неуверенно протянула девушка. — И я копия?

Улисс изобразил озадаченность на своем лице, но Харона так просто смутить было сложно.

— И ты копия, которая с каждой секундой все больше отдаляется от своего оригинала. Пишет свою историю, становится новой личностью. Заводит новых друзей, новые привычки... А все те, — Харон махнул рукой за спину, — этого не успели. Погибли при рождении. Они не успели стать личностью, новой, живой, они так и остались калькой с самих себя. Ненужной, бракованной. Ты выжила, к тебе удача повернулась лицом, подарила еще один шанс. Так к чему переживать о тоннах кальки, которые одним фактом своего короткого существования повернули статистику в твою пользу? Выживают не все! Ты там, дома, сильно переживала о голодающих в Африке? О гибнущих на войнах? Да что там войны, простые ДТП на дорогах! Или нет, вернее сравнить с абортом. Вот и думай, что на берегу лежат останки еще не успевших родиться личностей, подвергшихся аборту самим его величеством Случаем!

— Болтун ты, Харон, — Дита вернулась с чашками и прислушивалась к его речи. — Точно, болтун. Гера, не слушай его, он тебе так голову заморочит! Садись лучше, посидим. Расскажешь о себе? Пора ведь знакомиться, правда?

Глава 5

— Харон, ну хоть что-то подсказал бы? Ну там левую руку прямее или ногу развернуть, а?

— Один раз подсказал, ты не слушаешь...

— Это ты считаешь подсказкой? 'Завязывал бы, все равно ничего не выйдет' — это, по-твоему, добрый совет?

— Купишь приличный арбалет и забавляйся с ним, сколько хочешь. Лук — не твое. Корову к седлу надо с раннего возраста приучать!

— Какую корову?

— На лошадь ты пока не тянешь. Ну не лень — стреляй.

— Да у меня уже все получается!

— Ага, ага. Попадаешь восемь раз из десяти. В берег.

— Ну и что? Зверь же все равно стрелы достает!

Действительно, мощному, матерому Зверю новая забава Улисса доставляла истинное удовольствие — плавал, бегал, иногда нырял на мелководье, доставляя выпушенные стрелы для новых попыток. Пока... гм... не слишком удачных.

— Не в твоем возрасте начинать! Тебе домино пора осваивать или нарды, а ты за лук схватился.

— Ну ты же сам говорил, что тут, в Стиксе, можно жить практически вечно! Что многие молодеют, что все еще впереди у нас.

— У нас впереди выживание на местности, а если ты запуляешь стрелу в задницу руберу, то это выживание будет у тебя позади. Лучше бы чем-то полезным занялся, третий день дурака валяешь! Вон женщинам с хворостом бы помог, что ли?

— Дита! Гера! — проорал Улисс. — Вам помочь?

В ответ они лишь отрицательно закачали головами, подплывая на лодке, груженой всяким хламом — ветками, корягами, камышом. Дита, а под ее руководством и Гера стремились доказать свою полезность отряду, поэтому будущий камуфляж плавающего БТР взяли полностью в свои руки. С чем Улисс ни минуты не спорил, тут же выпросив лук у Харона для тренировок.

Харон же попросту бдил третий день. Следил за обстановкой на берегу, изредка постреливая из пушки за приближающимися к берегу элитниками, не трогая остальных зараженных. Следил за порядком в отсеках — женщины все время стремились его переиначить, устроить по-своему, но тут уж Харон, следуя какой-то своей логике, жестко пресекал все их поползновения. Следил за экипажем, втягивая в ничего не значащие разговоры то одного спутника, то другого.

— Эй, Робин Гуд, не устал? Кофе будешь?

— Колчан достреляю и можно...

Харон молча пожал плечами и отправился за посудой. Когда через несколько минут к нему подсел Улисс, немаленькие чашки уже исходили горячим ароматом.

— Начальник, а сам-то долго стрелять учился?

— Порядочно.

— А поподробней?

— Я же тебя не спрашиваю, за что из института выперли?

— Тоже мне, тайна. Папаша удружил, не придумал ничего лучшего, чем сесть за хищения в особо крупных размерах. Ну не поделил что-то с подельниками или наверх мало отправил, вот из него и сделали козла отпущения. А меня сразу того...

— Бывает.

— Да я ни о чем и не жалею. Квартиру он заранее успел мне неплохую оформить, а остальное... Не калека же.

— А за что сидел? Не понятно как-то, ни одной наколки, а под урку косишь.

— Будешь смеяться, все за ту же квартиру и сидел. Меня больше года в стране не было, жена из-за алиментов в суд подала, ну и... Там смеялись — едва ли не последний алиментщик попал в истории!

— Бывает.

— Да ерунда. Квартиру отсудила, так что больше ко мне претензий никаких.

— А где пропадал-то в то время? Ну, ты сказал — больше года где-то болтался.

— А... это... Ну, тут тоже никаких секретов. Меня же, когда из института Востока попросили, чекисты пытались к делу пристроить. Доучивался на погранца, потом Амур, лейтенантом, а потом стажировался... На войне, которой не было. Так что справку предоставить не смог.

— А свои чего не заступились?

— Да там одна история. Короче, долгая. Не прижился я там, не мое. И они мне не глянулись, и я им. Расплевались, одним словом.

— Бывает.

— Вот ты заладил. Ну так скажи, сколько сам стрелять-то учился?

— Да всю жизнь. И сейчас учусь. С самого детства, так получилось.

— Понятно. Спортсмен, значит, — на последние слова Харон лишь добродушно усмехнулся. — А у меня со вторым Даром надолго тормоза?

— Черт его знает. Ты хоть что-то толком-то хочешь? Да ладно, можешь не отвечать, сам вижу: ни рыба, ни мясо — все есть, живешь на всем готовом, ничего не происходит. Может, тебе камень на шею и в речку?

— Шутишь так?

— Ничуть. Научишься задерживать дыхание, станешь подводным диверсантом.

— Не. Лениво. Там мутное все. И холодно. Я не водоплавающий, я — птица гордая!

— И правильно. Получишь что-то получше, если захочешь.

— А что можно-то? Нет, мне бы весь список с пошаговой инструкцией. А там я бы уж справился. Нет, ну точно, напрягать булки я умею, знать бы только как правильно? Ну там... Ну не знаю. Вот мне бы так на берегу танцевать научиться!

— Хочешь — давай попробуем. Отстрелю всех, кто потолще, оставлю одних бегунов, пойдешь на берег ну... с ножиком, хотя бы?

— А откроется?

— Вряд ли. Скорее — сожрут. Ты же все время на прикрытие надеяться будешь, а я на тебя. В итоге я не буду стрелять, а ты бояться по-настоящему. Понял?

— Да не дурак. А что же делать-то?

Дита и Гера, в этот момент пришвартовавшиеся к БТР, тоже начали заинтересованно прислушиваться. Заметив внимание со стороны увеличившейся публики, Харон решил развить тему:

— Думать. Думать, чего ты больше всего хотел бы. Это самый действенный рычаг и стимул, я же повторял несколько раз. Вот чего ты хочешь, Улисс?

— Ну... снова хочу хуманом стать. Бродить в кожаных штанах везде, где нравится, и чтобы каждый встречный приседал и два раза 'ку' говорил. Ну могут не приседать, я не гордый, а вот такое зачетное барахлишко, как у тебя, мне совсем не помешало бы. Ну и вечная жизнь в придачу.

— Нормальная цель. А теперь разбей ее на этапы, распиши для себя и придумай, вернее, определись с первым шагом.

— Так вот же он! — Улисс потряс длинным луком. — Научиться бы для начала, чтобы как ты — бац, бац, и пара трупер... А то в самом деле, как-то зависеть от патронов, от ствола... не по-нашему это, не по-хумански.

Харон снял шляпу, задумчиво почесал затылок...

— Ну так действуй. Встречался мне несколько раз такой дар — кинекинетики. Иммунные могут своим желанием, своей волей здорово приложить соперника. Правда, расстояние ограничено опытом и откат бывает долгий по первым порам, но все, опять же, от тренировок зависит. А ты стрелу попробуй направлять. Что-то вроде телекинеза, понимаешь?

— Вроде чего??? И такое возможно?

— Ты как дите неразумное. В Стиксе возможно все! Ну, или почти все. Если ТАМ тебе казалось невозможным заживлять раны наложением рук, то что теперь Дите делать?

— Ты думаешь...

— Я ничего не думаю. Вот, видишь, бегун валяется? Навскидку, метров шестьдесят до него, как раз подходящая для тебя цель. Если из двадцати стрел ты по нему больше двух раз промажешь, то я умываю руки. Будешь учиться сам — пойму, что ты ни на что не годен! Начинай!

На Улисса было больно смотреть — столько обиды на лице взрослого мужика, столько... Будто бы у ребенка отняли вкусную конфету, наградив взамен подзатыльником. Но через минуту-другую эмоции сменились, вернее, совсем ушли, лицо стало немного задумчивым, он начал о чем-то усиленно размышлять. Еще немного, и на его лице бы появилась табличка: 'Ушел в себя, буду поздно'! Но...

Но нет, вместо нее отразилась какая-то мрачная решимость.

— Читал я что-то подобное. Думал — шаманство чистой воды, развод для домохозяек, желающих разбогатеть за четырнадцать дней по инструкции. А ведь если сработает...

— Ты стреляй, стреляй. А уж сработает или нет — все только от тебя зависит. Хотя, нет, погоди. Объясню еще раз, на пальцах. Для отставных военных. Если ты просто захочешь попасть, то может и другой Дар открыться. Любой. К примеру, тело само примет верное положение — и такое бывает. Вот только такой подарок Стикса будет для тебя тупиковым. Понимаешь меня? — и, видя задумчивый кивок, продолжил: — а тебе нужен именно телекинез. Умение управлять предметами на расстоянии.

— Почему? — еще более задумчиво и немного недоумевающе переспросил ученик.

— Потому! — и тут же резко оборвал себя. — Ладно, обещал же на пальцах и несколько раз. Вот стрела, вот лук. Ты ей придаешь энегрию... Заметь, я не требую от тебя убить бегуна или даже хотя бы проткнуть его, мне достаточно на первых порах, чтобы она упала на его хладный труп. Не натягивай тетиву, будто от этого зависит вся твоя жизнь, главное — направляй полет и исправляй промах! В полете. Потом сможешь во время драки притянуть к себе выбитый нож. Поднять взглядом горсть песка и кинуть в глаза. Швырнуть камень, когда руки заняты... ну, чем-то там заняты. Много чего сможешь!

— И такой Дар существует?

— Да!!! Да, блин, и он только первый шаг! Стреляй давай! Две первых стрелы тебе на промахи, но только попробуй не попасть третьей!

Попал Улисс с первого раза. Действительно, на самом излете стрела попросту шлепнулась на злосчастного бегуна, а сам стрелок в этот момент пошатнулся и завалился на правый бок, не успев сгруппироваться, громко сверзился на броню.

— И давно это с тобой? Ну, падаешь часто? — ухмыльнулся Харон. — Когда отпустил, тебя инерцией понесло, да?

— Точно!

— Ну на конфетку! — Харон протянул ученику флягу. — Извини, кисловатая, разводил на уксусе, но для тебя сейчас самое то. Потом сам научишься делать. Да пей, не бойся! Из горошины, как раз развивает Дар. Ну, давай, повторяй!

На следующие девятнадцать стрел Улисс потратил около часа — тряс руками-ногами в интервалах, глубоко вдыхал, даже несколько раз присел отдохнуть, но... Но все стрелы попали точно в цель!

Забавно иногда видеть такое детское изумление, такую радость на лице совершенно взрослого человека. Да что там забавно, если вам довелось быть свидетелем подобного зрелища — можете считать себя необычайным везунчиком! Еще бы, прожитые года учат меньше удивляться, больше контролировать свои эмоции, да и... Да и поводов настолько радоваться своему, казалось бы, абсолютно невинному при взгляде со стороны достижению, незаметному для неискушенного зрителя... Ну разве что на сеансах Кашпировского, когда прикованные к инвалидной коляске верующие внезапно встают и идут. Но там немного другое, там высокий профессионализм актеров, там эмоции бурные, но рассчитанные на публику — недоумение, слезы радости, восторг...

Улисс же был по-тихому счастлив. Он поверил в себя. В себя и в свои возможности.

— Я же теперь смогу и не только со стрелами так, да?

— Будешь тренироваться — сможешь притянуть тот труп и наколоть его на подставленный нож.

— Правда?

— Конечно.

Столько убежденности было в голосе Харона, что Улисс расплылся в счастливой улыбке. И не он один, только вот улыбка присевшей неподалеку Диты была более понимающей и снисходительной. Впрочем, она поспешила отвернуться, чтобы даже взглядом не выдать себя, не омрачить радость спутника.

А вот Гера задумалась всерьез о чем-то своем...

Впрочем, можно и ошибиться при взгляде со стороны, тем более — что мы знаем-то об этой девушке? Только то, что она молода, семнадцать лет по нынешним меркам... Ну да, скажете вы, в семнадцать лет уже многие успевают выйти замуж, родить и благополучно развестись. Успевают, да... А разве это такое уж достижение? Вот многие ли из семнадцатилетних умеют варить борщ? Или вести хозяйство, самостоятельно следить за чистотой в доме, за тем, чтобы все было постирано, муж, вернувшийся с работы...

Стоп, стоп, какой муж? Это сейчас не модно! Как и стремиться к судьбе домохозяйки. Нет, сейчас идеалы другие — сделать селфи в трусах перед зеркалом, потрещать в скайпе. Сходить в клуб, оторваться там... Сейчас — это вам не тогда, сейчас совсем не популярна когда-то едва не ставшая классикой песенка: 'Вся жизнь прошла, пора судьбой заняться! — А сколько же вам лет? — Ах, много, сударь, много, восемнадцать'! Сейчас в этом возрасте жизнь только начинается!

Вот и Гера выглядела на свои семнадцать совершенным неоперившимся цыпленком. Худая, или стройная — у каждого свой вкус. Поначалу перепуганная до потери сознания, изможденная переходом через черноту, едва не замкнувшаяся в себе благодаря потрясениям она, стараниями Диты, постепенно оживала. Начинала принимать участие в происходящих событиях, правда, пока всего лишь в качестве зачастую молчаливого зрителя, но уже вмешивалась в беседы вопросами. Чаще, конечно, немного наивными, но их иногда становилось просто невыносимое количество. До такой степени, что даже терпеливый Харон предпочитал ретироваться, попросту отмахиваясь, говоря: 'Не все сразу! Потом узнаешь'!

А сейчас же, после сцены с Улиссом, она явно открыла для себя что-то новое. Нет, не просто новое, а невообразимое, непредставимое раньше, в том, потерянном навсегда мире. Задумалась, ушла в себя, даже начала шевелить губами и незаметно загибать пальцы, явно решая для себя какую-то важную, очень важную задачу.

Улисс продолжал поражать уже порядком дырявый трупик бегуна, Харон подзуживал его редкими и едкими комментариями, Дита хлопотала по хозяйству, а Гера... А Гера сидела на броне и думала! И, судя по всему, что-то таки надумала! Почему? Да потому, что она отвязала в лодку и пусть слабыми, но уверенными гребками направилась к берегу, на котором где-то вдалеке еще маячили зараженные, отлавливающие последних жертв прошлой перезагрузки и ожидающие новой. В самом деле, что им ловить у пустынного берега? Тем более, что кисляк уже начинал редеть?

Новая партия невезучих болельщиков натолкнулась на плотную, массированную атаку несколькими сотнями подрощенных зараженных. По большей части, это были, конечно, свежие бегуны, только и умеющие, что быстро подскочить и впиться зубами, но среди них мелькали и твари пострашнее. Элитников Харон благополучно выбил, пополнив личный счет на борту БТР до семи единиц, а вот всякие топтуны, лотерейщики и еще какие-то крупные, уже обрастающие костяными бляшками твари отчетливо выделялись в начавшейся атаке.

Кстати, толпа слегка задержалась и была... как бы это сказать, на заметном взводе. Наверное, какие-то ультрас отметились на матче, заскочили на обратном пути в пивнуху — хотя, какая пивная выдержала бы напор трех сотен жаждущих? А их было больше, не знаем, насколько, но зримо больше — народ все еще прибывал, когда первые вопли 'зомби!' заставили ряды фанов сплотиться... В руках уже появились цепи, арматурные прутья, кто-то стягивал с себя ремень с огромадной бляхой, кто-то в спешке надевал второй кастет... Одним словом, на этот раз на бережок вывалилась не стайка разобщенных любителей поспорить, был ли офсайд или судью купили, а хорошо организованная и имеющая своих лидеров команда.

Команда, сама, первой ринувшаяся в атаку на слегка ошалевших от такой наглости тварей.

Конечно, тут для красоты и динамики сюжетной линии можно было бы наврать, что они двинули единым строем, смяли зараженных, прижали их к воде и благополучно утопили всех до единого, но... Но зачем, если в действительности все обстояло немного иначе. Да, сразу, моментально образовалось несколько очагов, скажем так, сопротивления со стороны ультрас. Да, они, в пылу настоящей, не постановочной, как это зачастую у них бывает, драки, сумели вычистить всех немногочисленных пустышей, проредить большую часть бегунов, но вот против лотерейщиков, топтунов, четырех руберов... Одним словом, ребята начали таять быстрее, чем к ним прибывало еще дезориентированное подкрепление. Таяли эти пресловутые очаги, раздираемые быстрыми и частично обросшими броней тварями. Быстро таяли, рассеивались, уже вступил в силу основной закон 'каждый сам за себя', подкрепленный 'спасайся, кто может'! Уже наступил полный армагеддец фанатам.

Но не всем. Самые зоркие или же самые ушлые смогли-таки разглядеть неподалеку от берега и лодку Геры, и БТР, на броне которого наличествовали зрители... Нет, Гера сообразила вернуться к родному уже броневичку, но и пример подала своим поступком весьма поучительный! Там безопасно? Туда принимают? Там пушка и пулемет???

И вот уже, спустя какие-то десять-пятнадцать минут со всего открывающегося на берегу пятачка (а это добрые километра четыре... В смысле, квадратных...) к одинокой машине устремилась разрозненная, раздираемая по пути еще не нашедшими себе еды тварями толпа растерянных ультрас.

— Стрельнуть, что ли? Нет. Давай ты. Когда до воды добегут, пальнешь из пулемета, но экономь патроны, ладно? — лениво протянул Харон.

— Там же... — Улисс слегка побледнел. — Там же обычные люди.

— Где? Не вижу! Говорил же — кто вдохнул воздух Стикса, перестал быть человеком в тот же момент. Забыл?

— Это как-то...

— Покажи мне, как! — решительно заявила Дита, высовываясь из люка. — Я сделаю.

Улисс вместо бледного налился нездоровым румянцем, потоптался с секунду и:

— Ладно, сядь там в сторонке, и просто смотри. Действительно, вдруг пригодится в жизни...

— А не уделишь ли ты мне чуточку своего внимания? — повернулся Харон к привязывающей лодку Гере. — Не решился тебя окликать, но вот сижу и гадаю — за каким чертом тебя туда понесло в такой неудачный момент? Жить надоело?

— Надо! — сказала, как отрезала. — Лодку жалко, да?

— Ну... раз девушка так уверенно говорит, что ей надо, то кто я такой, чтобы с ней спорить. Бери, конечно, у нас запасная останется. Да и может быть, эта не пострадает, только тебя разорвут, а лодку я потом подберу. Ты не думай, я не занудствую, надо — так надо. Просто любопытно было.

— Ну извини. Не будь букой, — внешне Харон выглядел лет на семь-восемь постарше девушки. — В самом деле надо. Потом, попозже снова поплыву.

— Эх... нет на тебя морячка поблизости, он бы тебе объяснил, что по воде плавает. Черт с тобой, забирай, я пока вторую надую. У тебя в роду партизанов не было?

— Партизанов? Зачем спрашиваешь? Не знаю, вроде бы не было.

— Ну те тоже всегда молчали, боялись выдать свою самую страшную тайну.

— Дурак. И никакая не тайна, просто смеяться будешь.

— Я??? Над тобой??? — Харон в огромном недоумении уставился на Геру. — А даже если и буду, это страшнее, чем умереть, да? Ну... дело твое.

Теперь уже задумалась девушка. Ненадолго, махнула рукой и выдала:

— Просто послушала, как ты Улиссу про телекинез объяснял и придумала свое! Себе! И открою.

— А-а-а... всего-то... Ну, валяй. Зверь, Апорт! — Харон отправил Зверя собирать выпущенные Улиссом и позабытые в суматохе стрелы, благо, предупредительные очереди на песке закончились, народ осознал всю глубину своей ошибки и теперь, впечатленный появлением в воде стокилограммового страшилы, дружно бросился в разные стороны.

— Тебе что, не интересно даже, что я придумала?

— Интересно. Но если буду спрашивать, то ты начнешь мне морочить голову, вот я и решил или выждать пару минут или просто посмотреть со стороны. Так что сама решай.

Гера надулась. Похоже, она в самом деле хотела устроить маленькое представление с собой любимой в главной роли, наверняка, уже даже расписала в голове небольшой сценарий, а тут такой облом. Не самым благодарным слушателем оказался Харон, не станет восторгаться гениальностью ее замысла, даже не спрашивает, в чем именно его гениальность! Ну как тут не обидеться? Совсем немного, минуты на три?

— Ну ладно, ладно, расскажу, раз тебе любопытно, — Харон приглашающе кивнул, но сдержанно, прохладно. — Может, и подскажешь что-то, ты, вроде бы, здесь не полный нуб. Вот только...

Гера на какие-то мгновения задумалась, а потом подсела вплотную к Харону и продолжала, уже понизив голос до полного шёпота:

— Я понимаю, что одной все провернуть будет сложно, а ты мужик серьезный, вон уже сколько рассказал. Да и Улисс про твой поход на берег говорил. Понимаешь, Хароша, — Хароша даже поперхнулся от неожиданного обращения. — дело в том, что когда у меня все получится... Ну... это будет посильнее нимфы, которой ты Дитку стращал. Мне бы хотелось...

— Могила! — понимающе прошептал Харон. — Никому!

— Ты молодец, соображаешь. Ну ладно, слушай. Нет, не так, начну сначала. Мне тут с самого появления было до жути стремно, такой ужас вокруг и я вся такая хрупкая и беззащитная. И к вам только по Диткиному совету прибилась, сама в тот день вообще ничего не соображала. А сейчас... Вот послушала, как ты убеждал Улисса, а потом увидела, что у него все получилось... Корче говоря, я поняла, что попала в рай. Только не ржи, знаю, что смешно со стороны — вокруг одни трупы, кровища по всему полю, Улисс вон из пулемета по футбольным фанам стреляет... Это все наносное, это не важно, не оно главное.

— Ну-ну, — поощрительно подтолкнул замявшуюся собеседницу Харон. — Кажется, ты первая ухватила суть, но как-то ее перевернула с ног на голову. Давай, жги дальше.

— Думаешь? Да, это рай, настоящий рай в том виде, как я его представляла. То, что про тебя рассказывал Улисс, Дита... То, как она меня вытянула из обморока... Как Улисс научился контролировать стрелы... Да это же настоящий рай. Где сбываются все твои мечты, стоит только правильно, по-настоящему их мечтать! Ну согласись, ну так же, да?

— В какой-то мере. Ограничения небольшие есть...

— Ерунда, — отмахнулась девушка. — Если, по твоим словам, тут молодеют и вообще, можно жить чуть ли не вечно, то все остальное — только вопрос времени и упорства, а не богатых родителей или старого пердуна, который за зачет пытается затащить тебя в койку. Тут я все могу сделать сама!

— Почти. Если научишься выживать, если повезет добраться до спокойного кластера, если сумеешь добывать себе пропитание... Ну еще десятка три-четыре если, а остальное в самую точку. Не рай, конечно, но жить можно.

— Ай, перестань. — отмахнулась Гера. — Именно рай, главное в это поверить и знать, что здесь сбываются все мечты. Даже самые сокровенные! И для них не надо случайно встретить Абрамовича и понравиться ему. Не надо быть родом из уважаемой семейки отпетых потомственных ворюг. Не надо спать с десятками потных, толстых и вонючих мужиков, как некоторые мои подружки... Да, первое время будет тяжеловато, но ведь ты мне поможешь, раз взялся? Уже не бросишь?

Последние слова Гера уже шептала в ухо Харону, придвинувшись вплотную.

— Черт его знает. Если не буду занят, и если не лень в тот день будет. А что ты хочешь-то от меня?

— Как что? Ты дурак, да? Выжить, пока учусь! А остальное постараюсь сделать сама!

— А, это... Ну, это просто, главное — слушаться даже в мелочах. Эй, эй, ты мне сейчас на колени залезешь, я не про это!

— Совсем-совсем?

— Вот балда малолетняя. Ладно, давай, рассказывай, что ты там придумала? Одна голова хорошо, а, глядишь, и я что присоветую...

— Ты про мечту?

— Ну а про что еще? Улисс, молоток! Надуй, пожалуйста, вторую лодку, — и, уже Гере: — давай. Шепчи скорей, пока он не вернулся, а то и ему будет интересно.

— Только не смейся. Да? Знаешь, кем я хотела всю жизнь стать? Кем очень и очень легко быть? Кто живет сам по себе, и плевать ему на всех вокруг?

— Мною? Так мы знакомы всего пару дней!

— Не шути, я серьезно. Нет, ты тоже парень крутой. Одна твоя собака чего стоит, но все равно... Я серьезно, Харон!

— Ну?

— Вампиром!

Пожалуй, было бы очень любопытно узнать реакцию Харона на это заявление, но, к сожалению, с этим придется немного повременить. Закончить доверительную беседу помешала совершенно банальная причина — заговорила тридцатимиллиметровая пушка БТР. Очередями.

— По кому это он? — сам у себя спросил Харон, потому, что при таком гуле выстрелов рассчитывать на ответ было бы наивно. — Ух ты! Дай сюда!

Последние слова он уже говорил, отталкивая Улисса от пульта управления огнем.

— Молоток! Долго целился?

— Да нет, само как-то... — смутился Улисс.

— Все, дальше я сам! Готовь лодку. Болгарку в нее, а женщин в десантный отсек! И чтоб носа оттуда!.. С тебя спрошу!

А сам же он, переведя стрельбу в одиночный режим, старался как можно тщательнее прицелиться в лежащую метрах в двадцати от кромки берега бессознательную тушу элитника. И откуда он только взялся, спросите вы? Забегая вперед, расскажем — выскочил из города! Вероятно, пережидал перезагрузку кластера с другой стороны — там более безопасные места, там никто не стреляет, а вот надо же, жадность, азарт, охотничий инстинкт или еще какая-то причина все-таки занесли его поближе к опасной зоне, подставили под выстрелы, да какие! Почти в упор, что такое шестьдесят-семьдесят метров для вооружения БТР-80А? Даже Улисс не промазал, все сделал именно так, как инструктировал его все последние дни Харон — отстрелил обе ноги. Почти по пояс...

Наверное, стоит сделать небольшое ретроспективное отступление, Харон-то проводил инструктаж, но страницы романа физически не в состоянии вместить все беседы, мимолетные разговоры, реплики, многозначительные хмыканья... Даже в стенографическом виде. Так вот, по словам учителя, болевой порог зараженных значительно понижен. Причем понижен тем сильнее, чем больше тварь успела натворить в своей жизни, простите за тавтологию. Чем выше развилась, чем больше жертв на ее счету! Но и он не может отсутствовать полностью — помните, как обстояло с динозаврами? От головы до хвоста добрых десяток метров, а скорость распространения нервных сигналов около одного метра в секунду. Это называется — прощай, любимый хвост, я не успеваю к тебе развернуться! А если боль уйдет совсем? Где же тогда ютиться инстинкту самосохранения?

Вот и сработала сейчас эта боль именно так, как предполагал Харон. Нет, так, как ему было необходимо! Безногая туша валялась без признаков жизни. Хотя, нет, лишь грудь равномерно вздымалась, говоря, что... Ну, мол, дайте мне побольше мяса и я отращу себе новые ноги!

А теперь и руки. Или, скорее, лапы, которые Харон сумел отстрелить за двенадцать одиночных выстрелов!

— Ну как там?

— Обижаешь, начальник, что ж я, не понимаю — надо, значит надо. Болгарка загружена, генератор под парами, запасная переноска в лодке.

— Спасибо. Женщин не выпускать, причалю — заберешь лодку тросом, всех любопытных предупреждать из пулемета, всех выше лотерейщика валить на подступах. Если у меня все получится — заберешь мое бренное тело, как вырублюсь.

— А-а-а... ну да... А вырубаться обязательно, начальник?

— В прошлые разы без этого не получалось. Потом пол-литра живчика в меня и какого-нибудь бульона.

— Как скажешь. Тебе видней...

— Ну все, я пошел!

Сноровистый человек виден всегда и во всем. Он не будет путаться в знакомом снаряжении, оглядываться через плечо, спотыкаться, вообще совершать какие-либо ненужные действия. Ненужные, не вписывающиеся в кратчайший алгоритм достижения цели. Его поведение можно сравнить с программой, написанной опытнейшим программистом — ничего лишнего! То, как быстро Харон достиг своей цели — обездвиженного бессознательного монстра — доказало стороннему наблюдателю, что он именно таким и является: пять или шесть гребков, болгарка на плечо, разматывающаяся бобина переноски в левой руке, быстрая короткая перебежка и вот уже на пляже раздается шум действующего электромотора...

Шум, заглушаемый редкими одиночными выстрелами легкой пушки.

— Ну и худой же ты, — по привычке бормотал себе под нос Харон. — Наверное, совсем недавно перешагнул очередное изменение, не отъелся еще...

Что ж, знатоку видней. Лежащее мордой вниз туловище без конечностей трудно назвать худым, но специалисту виднее... Почти квадратное из-за мощных костяных наростов брони и торчащих во все стороны шипов, каких-то ребер жесткости, что ли?.. Добрых метра два от пустого паха до шеи, прикрытой растущими из плеч костяными отростками, примерно столько же в плечах, закованных в броню, оно постепенно сужалось к тазу, едва ли не вдвое. Мощь и подвижность? Пожалуй, это самые подходящие слова для его (или ее) характеристики.

Быстро осмотрев тушу, отметив для себя уже затянувшиеся, переставшие кровоточить обрубки, Харон достал из-за спины автомат, почти не целясь, выпустил в обрубок ноги короткую очередь в четыре-пять патронов, добавив тем самым болевого шока и приступил к работе, не забывая поглядывать по сторонам.

На первый надпил в костяной броне у него ушло минут пятнадцать — пара минут работы чередовалась пятиминутною прогулкой по пляжу. И диску давал время остыть, и контролировал, в меру своих сил, ситуацию, отвлекая редких, но любопытных тварей подальше от места своей работы.

Под конец второго разреза сменил диск, благо с собой он захватил десяток запасных, подвесив на самодельный крюк за карман куртки...

На третьем надпиле ему пришлось вернуться в лодку и отступить почти к БТР — сработала его чуйка. И вовремя! Он заинтересовал собой довольно крупного лотерейщика, оставившего в покое фанов и прибежавшего на шум инструмента. Улисс на этот раз с тварью справился быстрее, чем с предыдущими — сказывался накапливаемый опыт.

Четвертый, решающий надпил в образовавшемся квадратном окошке чуть ниже левой лопатки твари Харон сделал после еще двух автоматных очередей — одну в обрубок задней лапы, второй — правой передней. Выдернул выпиленную за полтора часа пластину, оглядел пустующий берег, вытер с лица не замечаемый прежде пот и...

— Ну, поехали!

... и начал вырезать ножом плоть между двумя толстыми ребрами, откидывая ее под ноги. В это время элитная тварь очнулась...

— Эх, как же тебе больно-то... Даже не представляю... Потерпи немного, скоро все кончится, осталось совсем немного.

Показалось, или в глазах зараженного сквозь пелену отчаяния и страданий прорезалось какое-то понимание произнесенных и услышанных слов? Кто знает? Может быть, Харон? Но он не расскажет, он сейчас занят, уже прорубается сквозь рыхлое, упругое, резиновое легкое...

Еще минут десять работы, на этот раз без перерывов, только огладываясь по сторонам, так, на всякий случай.

— Готово. Ну, прощай, что ли?

С этими словами Харон по локоть запустил руку в тушу и начал методично, кусок за куском вырывать пульсирующую плоть сердца измененного. Вырывать, отбрасывать, погружать руку внутрь, снова вырывать, снова отбрасывать. Снова и снова, снова и снова... Пока тварь не выгнулась в слабой конвульсии, и затихла, выбросив из вырубленной в спине шахты последний, завершающий фонтан крови.

К которому припал Харон, ловя губами темную, тягучую жидкость...

А Улисс уже подтянул капроновым тросом оставленную лодку и спешил к берегу забрать распластанного рядом с остывающим трупом учителя.

— Черт, такой худой и такой тяжелый, — думал он, неся на плече Харона. Двадцать шагов до воды, уже не заботясь об удобствах, скинул неподвижное тело, оттолкнул лодку, забегая по пояс в воду, десяток гребков и только потом облегченно вздохнул: — Ну и развлечения у вас, хуманов. Дважды подумаешь, становиться ли? Надеюсь, не всем нужна кровь живого элитника? Только очнись, я теперь с тебя не слезу с вопросами!

Глава 6

— Гера, ну честное слово, хватит уже, — Харон, что-то мастерящий из разрезанного на ленты рюкзака, остановил собравшуюся опять на берег девушку. — Мы и так на остров со стороны похожи, хватит, в самом деле, хватит...

— А может, еще немного?

— Да хоть живи там — твое дело, но больше ничего не тащи. Лучше расскажи, как себя чувствуешь?

— Да лучше уже. Сегодня вообще не тошнило, и руки совсем перестали дрожать.

— Ну и отлично. Открылся у тебя Дар, открылся, не переживай. Теперь дело за малым.

— Знать бы еще, какой...

— Вот жешь женщины... Ну не знахарь я ни разу. Это вон к Дите или Улиссу, у них что-то рядом, но ведь сколько раз повторял, честное слово, устал уже! Не бывает все и сразу. Ну, Улисс, ты хоть ей скажи, а?

— А что я, как что, сразу я? Гера, ты гороховку сегодня пила?

— Нет. Завтра буду, решила раз в неделю. Страшно немного.

— Ну и хорошо. Тебе начальник что объяснил? Что тут, в этом болотце, мы взяли уже все, что только валялось и даже намного больше. Жадность приводит к бедности? Приводит. Хочешь башку там сложить? Твое право. Только сама, ладно? И это... В самом деле, мы и так уже почти не видим, что творится снаружи, за твоим хворостом, дальше только хуже сделаешь!

Гера критическим взглядом осмотрела заботливо привязанные, прикрученные, переплетенные сухие ветви, камыш, разбросанные на броне водоросли и не нашла, что ответить. Под этой маскировкой угадать машину было абсолютно невозможно, особенно на расстоянии. Какая-то огромная коряга, отцепившись от берега, нахватала с собой попутного мусора и застряла на отмели. Именно тот результат, которого добивался Харон, и которым он был доволен к концу второй недели неспешной, неторопливой работы команды... Ровно неделю назад.

— Иди, лучше, сюда, еще раз экзамен сдадим, — дождавшись, когда Гера присядет рядом, Улисс продолжил: — почему эти звери на берегу, даже элита, считаются слабыми?

— Это просто. Это как сравнить волка в диком лесу и домашнюю собаку, живущую на привязи.

— Точно. Регулярная кормежка, никаких врагов. А почему нам на них больше ничего, кроме гороха и спор, не взять?

— Ну ты опять? Да поняла я, поняла.

— То есть, не знаешь, забыла, да?

— Ну знаю, знаю, зануда. Это все равно как ту же собаку регулярно бить палкой. До смерти. Фу, ну и сравнение ты тогда придумал!

— Какое есть. Харон, а спроси ты что-нибудь этакое? — обернулся Улисс к наставнику.

— Для чего я вас с собой тащу?

— Ххыы... Ну... тут так сразу и не ответишь, начальник. Альтруистом я бы тебя не назвал — потратил на нас три жемчужины и жменьку споранов, получил взамен уже сколько? Двадцать девять черных и семь красных? По мне, так нормальный размен, учитывая, что тушку твою пришлось из под ног этих тварей вытаскивать и потом два дня кормить с ложечки... По мне — в расчете, если ты за собой должок не чувствуешь...

— С чего бы?

— Вот именно, — продолжил Улисс. — Мог подобрать любых других охламонов, благо их на берегу всегда прибывает регулярно... Да еще и рассказываешь, что почем. Учеников ты мог бы и в более спокойном месте найти, а, по твоим рассказам, нам еще пилить и пилить... Может, ты нами еще где-то прикрыться хочешь?

— Вами? Вами проще позавтракать с голодухи. Да шучу я, Гера, шучу, сиди спокойно. Ну, Улисс, какие еще варианты?

— У нас открылись очень редкие Дары Улья?

— Черт его знает. Немного нестандартные, но над ними еще работать и работать. Вон Дита хоть лечить может, тренируется, мне уже надоело руку ножом для нее резать, а вы так, балласт пока на долгие годы.

— Ну да... Пусть лучше сидит над камнями, пытаясь их в мел превратить, — съехидничал Улисс.

Действительно, Дита ежедневно по несколько часов в день сосредоточенно крутила в руках то камень, то открученную откуда-то гайку, пытаясь превратить их в природный мел. Именно мел у нее получился, по объяснениям Харона, в прошлый раз. Почему мел? Да попросту она множество раз еще в той жизни имела с ним дело — перетирала краски деревенскому иконописцу. Впрочем, это неважно, добиться хоть каких-нибудь успехов у нее не выходило. А Дар, по словам Харона, весьма перспективный, на грани ксера, только с куда меньшими ограничениями — и размеры не зависят от ладони иммунного, и дистанция... Ну да что загадывать, не получается же!

— Злой ты, — протянула Дита. — Получишь насморк — не буду лечить!

— Эй-эй-эй, язык мой — враг мой! Ну хочешь, я сгоняю, тебе цветов на берегу нарву?

— Да сиди уже, нужен мне этот высохший хлам! Харон, может, ты просто чувствуешь какую-то... ответственность, что ли? Доведешь нас до стабильного кластера и бросишь?

— Брошу, конечно, если захотите. Вам решать. Даже споранов на первое время отсыпал уже, — споранов у Харона накопилось изрядно, мелкие серые шарики, засыпаемые им без счета в плотные полиэтиленовые пакеты, занимали примерно по четверти объема рюкзаков и Диты, и Геры, и, естественно, Улисса. — Ну думайте, думайте, а то мне становится скучно!

— Да просто ты хороший, Хароша! — слегка порозовев, полушепотом выдавила Гера.

— Ты опять? Издеваешься, да? — возмутился гм... Хароша. — Надо тебе какое-то наказание придумать. Глядя на твои выходки, вот тот ехидный дядька скоро начнет меня Харей называть. А я бить его в ухо... Вот оно! Еще один Хароша, и Улисс получает оплеуху, а рука у меня тяжелая!

— Не, ну чё снова я-то? Чуть что — сразу Улисс и Улисс. Гера, иди сюда, буду тебе политику партии преподавать.

— Отвали!.. Харо... Харон, не надо его бить, я больше не буду!

— Замяли. Ну так какие еще варианты?

— Продавать нас на органы? Судя по всему, к мурам ты неровно дышишь, сам готов их расчленять с особым цинизмом, — начал загибать пальцы Улисс. — Скучно одному? Так между населенными местами всего-то по несколько дней пути, даже меньше иногда. Надеешься, что из нас в пути что-то стоящее разовьется? Так это до приличного уровня шлепать и шлепать... Не, я сдаюсь.

— Да я говорю — он хороший!

— Ты знаешь, Гера, а в этом что-то есть, — поддержала девушку Дита. — Он нас проверил своим Даром, опасности не увидел, вот и решил сделать доброе дело, особо не напрягаясь.

— Кхм... — поперхнулся Харон. — По поводу 'особо не напрягаясь' — я бы не торопился, сами посмотрите.

— Да что гадать? — подвел итог Улисс. — Ты же тех иммунных Круглому зачем-то сплавил? И тот был доволен! Вот и весь сказ — иммунные представляют ценность, а остальное — время покажет!

— Ну... — протянул Харон. — Зерно истины есть, не спорю.

— Ну и отлично, начальник! Я заработал ответ на свой вопрос? — и, после кивка, продолжил: — Вот я тогда выяснил, что кровищей твари ты свой Дар развиваешь. Мол, то-се, на горох уже у тебя изжога, боишься мутантом стать, мол, воссоздаешь картину пре... ну, первую картину. Я забыл тогда спросить, ты часто такое практикуешь?

— Ошалел, родной? Да ты к элитнику подступись хотя бы!

— Ну да, ну да, видел я один танец.

— Да забудь, говорил же — забудь, это просто стечение обстоятельств, толпа, общая паника. Другой такой раз может и вовсе не выпасть! Я только воодушевить хотел, а, похоже...

— Да ладно. Воодушевил, так воодушевил!

— Забудь! — еще раз, для верности, повторил Харон. — С одиночным зараженным или с группой такого не выйдет. Тут нужна большая толпа бестолковых... статистов, которые отвлекают! Ну да, я могу видеть опасность, но так пройти...

— Да понял я, понял. Был момент для шоу, ты и показал его. Но все равно, впечатляет!

— Впечатленный, скажи мне, кто самый опасный зверь в Стиксе, а то я начал подзабывать?

— Ну иммунный...

— Так вот, запомни, а лучше запиши на бумажке и перечитывай постоянно — тебя это не касается! Любой рейдер, да даже тот же Круглый, которого ты видел, уделает тебя с полпинка! И только по одной простой причине — он живет тут уже полгода! И плевать, какой у него Дар и есть ли он вообще, главное — он всегда готов. Он спит с открытыми глазами, он не надеется, что вот его редкий Дар, который может отклонить стрелу на пару сантиметров, спасет его, он готов драпать в любой момент! И я готов! И любой, кто сумел выжить и добраться до стаба, это прекрасно понимает и всегда, при любой опасности первым делом знает, куда он побежит! Не выстрелит из пулемета, не спрячется в развалинах, а именно удерет! И я, когда шел между тварями, всегда держал открытым путь назад, в любой момент! Ну что, впечатлил, герой?

— Да что я, не понимаю? — промямлил Улисс. — Обижаешь, начальник.

— Ладно, сорвался. Дам вам, так и быть, подсказку. Гера, ну-ка, расскажи еще разок, почему ты считаешь Стикс раем?

— Опять? Я же уже рассказывала! — и, сдавшись под тяжелым взглядом, продолжила: — потому, что здесь можно все, стоит только по-настоящему захотеть. Ты это хотел услышать, Харон?

— Почти. Продолжай.

— Ну... мне нравилось в игрушках всяких за вапмиров играть. Они клее-е-евые, особенно, если раскачать. Не те, что кровь пьют, хотя, если надо будет, — она покосилась на Харона, — то я и это могу. Но вот так... выкачать жизнь, выкачать энергию... нет, не просто выкачать, а еще и себе присвоить — это круто! А в книгах они вообще живут вечно!

— И много их выживает? Нет, не так — почему, если они такие крутые, то не захватили весь мир? Ну, хотя бы в твоих играх?

— Да ну, там баланс, там ограничения.

— Так вот, поймите, и тут баланс между тупой силой и мозгом. И если сила прожила хотя бы неделю, то она уже нажралась достаточно, чтобы быть немного быстрее, немного сильнее, немного живучее вас! А вам прятаться годы! Дошло?

— Харон, а часто ты сюда ходишь? — внезапно сменил тему Улисс.

— По-разному. Иногда раз в год, иногда лет пять не заглядываю — некогда.

— И помогает?

— Когда перестаю расти другими методами — помогает.

— Скажи, — подключилась Дита. — а вот ты... ну там развиваешь свой Дар... Или Дары... Становишься крутым, сильным или каким еще... И это все? Это то, ради чего ты живешь — просто выживаешь?

— Кхм... — Харон как-то резко помрачнел, сдулся. — Придем — увидишь. Рассуждать о смысле жизни? Никогда не умел и поздно уже начинать. Да и не интересно. Ты вон с теми, на берегу порассуждай. А я от них почти ничем не отличаюсь, разве что только БТР-ом под задницей, о котором они бы сейчас мечтали.

— Нет, ты вот скажи, у тебя есть семья, жена? — гнула свое Дита.

— Была когда-то жена. Я ушел погулять, а она не дождалась. Нашла себе другого.

— И долго ты гулял? — не отставала она.

— Ну... пару месяцев... И пару лет.

— Даааа?.. Странная женщина.

— Дита, чего пристала к начальнику, такое бывает. Тренер, скажи, а когда у нас Дар от этого гороха перестанет расти?

— Не перестанет. Если правильно принимать — не перестанет, только вам самим тесно станет от таких рамок. Ну, когда увидите, что другие иммунные... Те, кто начал вместе с вами, теперь уже намного сильнее, намного приспособленнее вас...

— Потому, что не сидят в стабах?

— Не совсем так, Улисс. Вот ты когда-нибудь кузнеца видел? Настоящего, который каждый день стучит молотком, тягает железо, торчит у раскаленного горна?..

— Как-то не довелось. А к чему... А, понимаю.

— Ну и молодец. Так же и дар — вон, Дита при опасности сработала на автомате, от страха. А теперь три недели тужится, чтобы повторить! Не выходит же... Хотя Дар перспективный, но, как по мне, он мирный... Я как представлю, что с ним можно было бы натворить! Лет через... много. Ладно, сегодня досиживаем уже, а завтра начнем выдвигаться, хватит дурака валять, тут новая элита появится не скоро, а с остальных только горох и спораны. Можете доставать меня своими вопросами.

— Чур, моя очередь! — ну куда же без самой молодой, в самом деле? — Харон, скажи, а ты о вампирах слыхал?

— Нет. Но это не значит, что они не существуют. Вот подумай сама, пигалица, узнай кто, что у тебя есть такой дар и ты его качаешь, что он сделает в первую очередь?

— Что? — переспросила Гера.

— Постарается тебя поскорей убить, пока можно. А вдруг ты захочешь захватить мир? Ну, не мир, а поставить на колени самый большой из доступных стабов. Сделать всех своими рабами и пищей. Жить припеваючи за счет чужих жизней?

Гера помрачнела, зато оживился Улисс.

— Кстати, да, а существуют города... тьфу, стабы, где правят... ну, какие-нибудь супермэны?

— Навалом! То здесь, то там возникают, только живут недолго. Кого во сне придушат, кому мухоморов в грибной супчик подкинут. Боевой Дар очень расслабляет, особенно крутых одиноких перцев. Если в команде, не высовываясь, не афишируя, то, бывает, и подолгу живут. А власть... ее другие держат.

— Ну да, — задумчиво протянул Улисс. — Все, как и там.

— Не то, чтобы все, отличия, конечно, есть... Никто не мешает сменить стаб и искать себе новый до тех пор, пока хватит сил или пока не найдешь. Ладно, это лирика. Завтра будем сниматься с якоря, как и решили! Надоело, места стали опять глухими, ловить больше нечего. Если вопросов больше нет...

— Как это нет, начальник? Мне вот интересно,...

— А я хотела спросить...

— А еще...

...

В такой веселой и непринужденной обстановке и прошел остаток последнего дня четверки в этом кластере. В самом деле, раз в команде начинаются скука и безделье — а именно они и появились в последние дни — то даже простой армейский сержант вам с удовольствием объяснит, какую яму надо начинать копать этой команде, в какой цвет красить траву и какую новую песню выучить. Нет, ну конечно, только в том случае, если этот сержант все еще хочет сохранить свое влияние на членов команды.

Стронулись с отмели на рассвете следующего дня. Для всех, кроме Харона, изменение наскучившей обстановки добавило настроения — какое-никакое, а развлечение. Правда, пейзаж на берегу кардинально не поменялся, все тот же песчаный берег, река трижды повернула, и дальше ее русло не предвещало никаких сюрпризов, так что любоваться особо было и нечем. Небольшие холмы там и тут, вялая скорость в аж два километра в час... А все равно радовались!

Только Харон сидел молчаливым. Лениво почесывал за ухом лежавшего рядом Зверя и озирал окрестности. Ловил своим чутким локатором, настроенным на цветовую гамму, малейшие признаки опасности.

— Глуши! — крикнул он Улиссу через почти два часа.

— Случилось что? — высунулся тот из люка.

— Черт его знает. Тебе-то что, течение понемногу несет, сиди себе, загорай. Или вон девчонкам свои похабные анекдоты по седьмому разу расскажи. Небезопасно.

Причина остановки выяснилась через полчаса: стайка зараженных голов в двадцать споро бежала по своим делам почти вдоль русла, обгоняя путешественников.

— Ложная тревога, заводи. Заодно и проверил себя!

— Куда это они, Харон? — полюбопытствовала Дита.

— Да кто же их знает? Малая орда сдвинулась с места. Наверное, из того стаба, где мы охотились, только с какого-то другого участка. Подросли, отъелись, что-то стукнуло в голову сбиться в стаю, вот и бегут. Так часто бывает, могут по пути вырасти или, наоборот, расколоться. В том, старом мире тоже так бегали, самый громкий пример — лемминги. Улисс!

— Чего, начальник?

— Держи ближе к середине, так, на всякий случай. До вечера все равно еще далеко, причаливать не собираюсь!

До вечера проделали путь километров в тридцать.

— Улисс, освободи место.

Подойдя к берегу, но не выезжая на него, Харон заглушил мотор.

До заката солнца, буквально размазавшегося по горизонту чернильной кляксой, минут десять просидели, болтая ни о чем, готовились кто ко сну, кто к дежурству...

— Это что с солнцем было? — расширила от удивления наивные глаза Гера.

— Закат. Мы не в стабе, обычный закат, привыкайте. Демонстрация того, что на словах рассказать все невозможно. Теоретиками я вас, возможно, и сделал, а вот практика — она такая... Ну, я спать!

Наивные надежды молодых иммунных на смену обстановки разбились о суровую действительность — нет ничего скучнее монотонного сплава по реке. Да еще и на таком удобном транспортном средстве! Дни тянулись за днями, раздражая своим однообразием. Изредка Харон настораживался, заставлял Улисса глушить двигатель, выжидал пару-тройку часов и плавучая крепость продолжала свой неспешный путь.

Десять дней... Десять однообразных, похожих другу на друга, деланных под копирку дней и приблизительно сто пятьдесят километров, за все время пути не встретив на реке никакого движения. Впрочем, последнему обстоятельству Харон нисколько не огорчался. Но все плохое когда-нибудь да заканчивается, ведь правда? Только вот неизвестно, следующие перемены что принесут?

— Гера, не тяжело? — утром одиннадцатого дня Харон проверял свою команду и ее снаряжение.

— Ну тяжело, но ведь не консервы же выкидывать, да?

Логично, девушке не откажешь в здравом смысле. Примерно одинаково распределив груз из банок тушенки, рыбы, фасоли и зеленого горошка, добавив к нему по паре сменной одежды и обуви, легкий самодельный камуфляж из прихваченной в гипермаркете теплоизоляции, Харон добился веса рюкзаков в двенадцать-тринадцать кило. Вот только для него и Улисса они были едва заметны, Дита слегка напряглась поначалу, а потом лишь махнула рукой, зато Гера... Шуплая, по-модному стройная Гера с заметным напряжением прохаживалась по броне. А ведь троим спутникам еще нести автоматы и топоры!

— Этак ты в первый же день ноги протянешь. Улисс, я сейчас подойду вон к той свалке, — Харон ткнул рукой в грандиозное нагромождение различного плавающего мусора в небольшой заводи, образуемой излучиной реки. — А ты за это время перебери ее рюкзак. Раздели между нами, но оставь так, чтобы девочка постепенно привыкала. Пусть попробует несколько раз, время терпит.

— Привыкала к чему?

— Привыкала жить с ним.

— А-а-а... понял, начальник. Будет сделано!

Харон тем временем подошел по какой-то замысловатой траектории к участку, заваленному хламом, машина коснулась колесами дна, мотор издал последние звуки и 'начальник', на миг показавшись на броне, исчез в валежнике, продолжающем редкий, чахлый прибрежный лесок за линией воды. Не было его минут десять, зато вернулся с довольной улыбкой от уха до уха... В комплекте к ней шел огромный, добрых метра полтора длинной пластинчатый, собранный из металла, кости, дерева и еще неизвестно чего, украшенный затейливой резьбой и покрытый местами темным лаком лук. И соответствующий ему колчан с толстыми, длинными же стрелами.

— Это что, заначка твоя, да?

— Это я в прошлый раз его тут оставил. Так вышло... Сам делал! — в голосе Харона слышалась неподдельная гордость.

— Пощупать дашь?

— Руки чистые? Вон ту рогатку можешь оставить себе, я с родным теперь. Да не лапай, все равно не натянешь! Ну посмотри, посмотри. Девчонки, собрались? Гера, нормально? Ну и отлично, остался только я. Минуту и идем.

— Харон, а что там? — показала Дита в направлении, откуда он только что появился.

— Там? Да ничего интересного. Такой же БТР. Почти пустой, вздувшиеся консервные банки я не считаю. Ничего интересного.

С последними словами он принялся обматывать вокруг пояса капроновый шнур с обрезками толстой трубы на обоих концах, аккуратно его закрепляя на ремне и проверяя, быстро ли сможет снять.

— Все хотел спросить, это же боло, да?

— Точно.

— М-да... Если ты еще бумеранг выстрогаешь, я уже не удивлюсь.

— Да ну его, толку-то. Только для охоты, но утку я и стрелой бью. Не понравился мне в свое время... — на такой ответ Улисс, судя по его виду, не рассчитывал совершенно. — Ну все, двинули?

— А-а-а... машина?

— Пусть себе стоит. Там горючки всего ничего, ни пороги не объехать, ни... Металлолом, одним словом. Все, все, на берег! Быстрее, не хочу тут отсвечивать! Зверь, гулять!

Как бы ни был надежен и устойчив плавучий БТР в качестве средства передвижения, но вот сравниться с земной твердью ему не дано, особенно после такого длительного отлучения от нее. Пусть и частичного, пусть неполного, но... Но Гера шлепнулась на первых же шагах, Дита, глядя на нее, села сама. Улисс, конечно, как бывалый морской волк не подал и виду, он попросту встал, расставив пошире ноги и снисходительно улыбался, где-то в глубине души надеясь, что не понадобится Харону в ближайшие минуты.

— Что, совеем плохо, да? Ну вы живчика понемногу хлебните, буквально по паре глотков. Должен придать сил. Давайте, давайте, нам бы от реки отойти подальше!

— Харон, ты же сам говорил, что тропинки вдоль рек самые безопасные. Забыл, начальник?

— Ну вот именно поэтому и отойти бы. Тут все места не сильно спокойные, Приграничье, всякое забредает. Гера, не увлекайся, пару глотков и хватит, сейчас отпустит. Ты новые кроссовки одела? Улисс, куда смотрел? Хочешь, чтобы мозоли в первый же день натерла? Переобувайся, живо! Вот так...

Такими уговорами, подбадриванием, хорошим настроением, замешанным на видимом легком беспокойстве, Харон сумел-таки организовать команду в считанные минуты. Гера разрумянилась после первой сотни метров пути, Улисс все порывался ускорить шаг, так, что Дита его придерживала иногда за рукав, Харон отрывался от группы то в одну сторону, то в другую, не теряя, впрочем, своих спутников из виду в чахленьком лесочке...

Вы когда-нибудь гуляли в лесу? Не спеша, наклоняясь за встреченными рыжиками, пытаясь рассмотреть улепетывающего потревоженного зайца, слушая галдящих в кронах птиц? Одним словом, неспешно? Так вот, Харон старался задать своей группе темп, лишь немногим превышающий знакомый вам. Не вяжется с его стремлением побыстрее убраться? А давайте поразмышляем на эту тему?

Поскорее покинуть опасное или просто неблагополучное место означает несколько вариантов. Первый из них — убежать, сломя голову, услыхав, как в темной, неосвещенной арке кто-то отбирает кошелек, старательно отбивая почки его предыдущему владельцу. На деле это означает пробежку в меру всех ваших сил на доступное расстояние — как правило, до ближайшего освещенного людного места. Там вы уже отдышитесь, восстанавливая дыхание, примите прежний невозмутимый вид и продолжите свой обходной путь. Иными словами — спринт, в который вкладываются все силы на довольно короткой дистанции.

Второй вариант — попасть под раздачу на каком-то празднике. Ну засветились вы, будучи слегка выпивши, в глазах местных правоохранителей, угадав в глаз непонравившемуся соседу. Тут ваши действия будут хоть и стремительны, но сдержанны: не бежать, постараться затеряться в толпе, отойти на максимальное расстояние, поймать такси, или, если с деньгами уже не густо — запрыгнуть в трамвай или спуститься в метро... И так до самого дома вашего друга, от которого уже можно звякнуть жене, предупредить ее, что вы бухаете с Левой уже вторые сутки, а она только-только уехала от вас... Средний темп, средняя дистанция, спурт.

Харон, говоря, что хочет уйти побыстрее и подальше, имел в виду дистанцию хотя бы километров в пятьдесят от реки. Хотя бы... А это несколько кластеров. Поэтому-то темп и был настолько щадящий... Марафон.

Первый привал он разрешил устроить через час, на самой опушке леса. Пройдено группой было, по его прикидкам, километра четыре.

— Полчаса поваляться. Можно поесть. Следующая остановка вооон на том холме, — до указанной горки было еще километра три, правда, уже на подъем. — Отдыхайте. Разуйтесь, хочу посмотреть ваши ноги.

— Начальник, да мы же шли всего ничего, — протянул Улисс, в то время как женщины принялись развязывать шнурки.

Харон молча окинул его взглядом, подошел, внимательно осмотрел ноги Диты и Геры, остался удовлетворен увиденным, ободряюще похвалил и только потом вновь повернулся к Улиссу:

— Хорошо. Уходи.

— Не понял. Ты чего, Харон?

— Уходи, говорю, — повторил тот совершенно спокойным голосом. — Я ни с кем спорить и никого убеждать не собираюсь. Если ты не можешь выполнить настолько простое указание, ты мне рядом не нужен. Уходи.

Женщины испуганно затихли, вроде бы даже позабыв дышать. Лицо Улисса выражало полное раскаяние и растерянность.

— Совсем? — он решился переспросить. — Может быть, одну ошибку...

— Одну?

— Правда, одну. Оправдываться не буду — хочешь, верь, хочешь, выгоняй.

Постояли, помолчали...

— Разувайся.

Гера за спиной Харона облегченно всхлипнула, Дита просто перевела дыхание. Зверь ничем не выдал своего присутствия, хотя сидел под деревом метрах в пяти от разыгравшейся сцены.

— Нормально. Сегодня дойдем до той вершины и устраиваемся там на ночлег. Да, рано, да, до заката будет еще несколько часов, но так будет лучше. Объясню, пока есть время — вы изнеженные городские жители. Вероятно, можете за один раз пройти и пятнадцать километров, вот только завтра у вас начнутся боли, которые никаким живчиком не убрать. Боли на несколько дней. Поэтому поначалу, пока вы не втянетесь, будем идти такими короткими дистанциями. Не хочу застрять с неспособными встать без посторонней помощи инвалидами. Дита? Аааа... Извините, девушки, вас проводит Зверь. Надеюсь, его вы стесняться не будете? Зверь!

Вот так, коротко, за несколько минут Харон расписал положение дел, подавил зачатки не бунта даже, но сомнений в его праве приказывать и проявил заботу. Наверное, есть что-то в нем от командира? Именно с такими или очень похожими на эти мыслями и отходила по своим делам под охраной Зверя Дита. Кстати, и Гера тоже. О чем думал Улисс, осталось загадкой, так как он, в отличии от девушек, своими мыслями ни с кем не поделился...

Достав из рюкзака вполне приличный бинокль, Харон долго, тщательно осматривал окрестности и, наконец, указав направление, дал полюбоваться обнаруженным остальным.

— Это зараженный, начальник?

— Конечно. Объясни, почему?

Улисс открыл было рот, но сразу захлопнул, еще раз осмотрел фигуру вдалеке, почесал затылок и решил-таки ответить.

— Покачивается с пятки на носок. Никуда не идет так долго. Без штанов.

— Исчерпывающе, урок усвоил. Теперь классифицируй.

— Эм...

— Я жду.

— Внешних изменений не заметно, полностью походит на человека, а таких всего двое — только зараженные и измененные пустыши, голодные твари, еще не получившие никаких особенностей и бегуны. Стали чуть быстрее, чуть ловчее, появился споровый мешок. Стоит боком, мешка не заметно, но, думаю, это бегун.

— Ну... — подтолкнул к продолжению Харон.

— Без штанов, значит, уже успел потерять за неделю или больше. От веса сами свалились. Валить его будем?

— А смысл? У тебя в рюкзаке мало споранов?

— Согласен. Да и крюк большой... А как же...

— А как же мы пойдем дальше? Спокойно, без лишнего шума и резких движений. Он уже начал подтормаживать, как и все они с ростом заражения, будь мы ближе — среагировал бы. Может, и компанию притащил, отсюда не видно, а так... На этом расстоянии мы, если не побежим, не привлечем его внимания. Там, чуть дальше, дорога, вот он и пасется.

— Где-то частенько перезагружается кластер?

— Не такой быстрый, как со стадионом и не такой богатый на перенесшихся, но есть. Даже два. Так что идем спокойно, не торопясь и не махая руками. Шучу, можете шевелиться, главное — не бежать.

— А твоя чуйка?.. Ну вот просто интересно, что твой Дар тебе говорит?

— Подсвечивает слегка розоватым всю площадь вдоль нашего пути, но западнее метров на сто-сто пятьдесят неровной линией. Значит, их там целая цепочка, просто не видны за рельефом или кустами.

Действительно, западнее проложенной Хароном для спутников линии маршрута росли не то, чтобы низкие деревца, а, скорее, нечто вроде высокого кустарника. Так бывает, например, с той же шелковицей, когда в раннем возрасте поврежден основной ствол и корень выпускает пять-шесть новых, молодых, которые борются за право существования между собой, не добиваясь, впрочем, никакого успеха многие годы... Одним словом, холмистая равнина, поросшая редким кустарником, среди которого ждали своего часа низшие зараженные. Харона они не впечатлили.

На вершине холма компания расположилась часа через два, как и планировал Харон. Вновь осмотрев ноги спутников, остался доволен, лишь посоветовал держать обувь наготове, но остаться босиком. Не настаивал, только посоветовал, но обуваться никто не спешил.

— Харон, а что они ждут? — указывая на маячивших вдоль дороги вдалеке зараженным, спросила Дита.

— Полюбуйся сама, — он вместо ответа протянул ей бинокль. — Кто-нибудь да появится. Смотри левее. Там в нескольких километрах довольно богатый кластер, и за ним еще парочка интересных. Или схарчат кого-нибудь, или сами нарвутся на сильный рейд, которому не лень накинуть крюк в десяток километров ради сафари. Тут обстановка меняется довольно часто.

Как и прогнозировал Харон, вышло все по второму варианту — издалека по дороге, располагающейся чуть больше, чем в километре, постепенно, все увеличиваясь в размерах, нарисовался кортеж из двух... назовем их автомобилями, хотя никакой безумный дизайнер не решился бы взять на себя ответственность за... хм, такое. Передний грузовичок, переделанный из Зила, еще можно было опознать по очертаниям сохранившейся кабины, вокруг которой была наварена сетка из толстой арматуры, вместо бампера — металлическая рама, далеко выдающаяся вперед и в стороны, на которую наварены... Самым емким и точным термином будут длинные широкие косы, торчащие под различными углами во всех направлениях. Много поблескивающих на солнце остро заточенных кос. Но отнюдь не комбайн, о чем говорит кузов, прикрытый мощными швеллерами, сквозь которые выглядывают стволы крупнокалиберных пулеметов. Два вперед и два по бокам...

И примечательная машина в сопровождении. Типичный багги-самоделка, маленькая, юркая, рассчитанная на пилота и единственного пассажира, с минимумом брони, зато способная развивать вполне приличную скорость на любых буераках. И опять-таки, где вы видели багги со станковым пулеметом?

Дита, а затем и Гера, по очереди разглядывающие происходящее в бинокль, довольно быстро пресытились развивающимся действием. Улисс же уделил ему немного больше внимания.

— Это рейдеры, да?

— Вроде того. Охотятся за споранами.

Впрочем, пояснений не требовалось — передняя машина на приличной скорости попросту 'косила' бросавшихся на большую, шумную, лакомую добычу обезумевших от долгого голода или от превращения зараженных. Косила и мерно катила дальше, лишь редкими автоматными очередями из кузова подводя черту под случайно увернувшимися, вернее, не попавшими под мясорубку тварями. Задняя собирала трофеи, останавливаясь на мгновения возле каждого трупа и моментально догоняя своего ведущего.

— Не туда смотришь, правее, — указал направление Харон. — Видимо, ребята давно привыкли играть на своем поле, раз так подготовились.

А события продолжали развиваться своим чередом: то ли привлеченный выстрелами, то ли просто следовавший по каким-то своим делам, в сторону ЗИЛа несся... четвероногий трансформер? Метра полтора в холке, зато в длину добрых три, шипастый, покрытый костяными щитками, оставляющий после себя глубокий царапины на беззащитном перед ним асфальте... Ужас, летящий на крыльях ночи.

— Нифига себе... Это...

— Топтун, скорее всего, топтун-переросток на грани рубера. Или из бобика мутировал, или еще какого-нибудь волка, всякое возможно.

— А если бы мы ему на дороге попались?

— Ну что поделать. Иногда тореадор побеждает быка, иногда наоборот. У нас попросту нечем по нему стучать. Ты смотри, там сейчас должна работать команда, или я совсем ничего не понимаю в этой жизни.

И действительно, разогнавшийся трансформер находился буквально в считанных прыжках от головной машины, а весь его внешний вид просто кричал, что он перемахнет через косы, запрыгнет на кабину и вскроет ее в пару ударов, если не предпочтет вначале отвлечься на четверку в кузове, но!.. Но выпрыгнувший из-за Зилка багги был не согласен с такой диспозицией. Стрелять пассажир начал, пожалуй, еще не видя тварь, не целясь, попросту поливая огнем пространство перед собой. Навел огонь на цель водитель, резко вильнув в сторону и уходя с дороги вбок, заваливаясь с обочины и продолжая свое движение по полю. Вряд ли парочка попавших пуль принесла значительный урон зараженной твари, но дело свое экипаж машины-малютки выполнил — отвлек зараженного, заставил того затормозить, начать разворот в попытке достать наглую досадливую муху. И попасть-таки под косы мерно тарахтевшего, не сбавляя ход, самосвала.

Кстати, самосвал так и не остановился, лишь выпустил короткую контрольную очередь позади себя — оказывается, пулемет был и сзади.

— Согласен, это сыгранная команда, — протянул удивленный Улисс.

— Ты не высовывайся сильно, местные ребята суровые, для них не существует понятия 'свой'. Осознал?

— Проникся немного местной атмосферой, начальник. Ты говоришь, сколько нам пешком идти?

— Мне — километров триста, вам — не знаю. Решите сами.