Бортовой. Мир вашему дому

Мир вашему дому

Совесть и долг.

Оказывается, они могут быть антагонистами. Я не знал. До сих пор не знал.

Наверное, поэтому не прошёл даже первичный отбор, когда спецы из СБ негласно подбирали кандидатуры для своей службы. У меня слишком сильны моральные ограничители, исполнять долг любой ценой я могу только тогда, когда всю цену плачу сам, не забираясь в чужой карман.

Но когда на кону миллиарды жизней...

— Морган исчез.

— Как — исчез?

— Очень просто. Вышел из дому, но до института не доехал. Его канал связи блокирован, коммуникатор отключён или находится вне Земли.

— Простите, он что, пропал на Земле?

— Вот. Теперь и до вас дошёл трагизм ситуации. Именно на Земле. И единственные, у кого имеется служба безопасности, не уступающая нам по возможностям, это...

— Военные. Контрразведка.

— Именно. Только их и наши транспорты могут покидать Землю без обязательного досмотра и ДНК-идентификации экипажа. За наши я ручаюсь. За вояк — нет.

Мой ответ был из разряда "не при дамах", но дам здесь не присутствовало даже виртуально. Я отсёк все каналы связи со станцией, мотивируя дежурной передачей дел начальству.

— По вашей наводке мы взяли под наблюдение того любопытного диспетчера, — ещё мрачнее проговорил полковник. — Выяснились удивительные вещи. В подробности не вдаюсь, долго рассказывать. Просто знайте, что у них глаза и уши по крайней мере в трёх диспетчерских бригадах из восьми... Михаил, — он вдруг, понизив голос, заговорил совсем не протокольным тоном, — я должен вас предупредить. Нам стало известно, почему на вас охотятся. Нормальным людям такое и в голову не придёт, но мы-то имеем дело с опасными параноиками, одержимыми идеей-фикс. Всевластие и физическое бессмертие — единственное, что интересует их по-настоящему. С властью-то всё понятно, а насчёт бессмертия у них какие-то фантазии относительно вас.

— Они хотят заделаться кибер-божествами, что ли?

— К сожалению, они, помимо своих фантазий, ещё и неплохо вооружены.

— Откуда сведения?

— Оттуда, — криво усмехнулся полковник, подивившись, должно быть, такому дилетантскому вопросу. — Мы нашли их базу. Наверное, вас не удивит, если я скажу, что она расположена в хебеарском секторе.

— Рыбак рыбака видит издалека, — хмыкнул я.

— Верно. Но хебеары — это хебеары. Они чужие. А эти, рассуждая и действуя, как хебеары, внешне выглядят людьми. Им проще подобрать ключик к нашим душам. Мы подсознательно доверяем тем, кто на нас похож и говорит на одном с нами языке... Подготовка к военному перевороту на Земле идёт полным ходом, Михаил, — добавил он. — Они форсируют события, идя на риск засветки своих связей "наверху". Мы... не успеваем. Предательство затронуло слишком высокие круги правительства и генштаба, есть подозрения и насчёт некоторых наших людей. Мы вынуждены работать, секретясь от всех, даже от своих коллег из других отделов. Мы не имеем права ускорять работу за счёт уменьшения секретности, и в этом-то вся проблема.

— Но вы возлагаете какие-то надежды на меня лично, — догадался я.

— Всё верно. Иначе этого разговора просто не было бы.

— Что я должен сделать?

— Отправиться с исследовательской миссией по определённым координатам и ждать... гостей.

— То есть будете ловить на живца?

— Наш человек с той стороны сказал, что несколько дней назад за вас назначена колоссальная награда. Им желательно изловить вас до ...часа "икс", так как они считают, что после вы можете либо войти в состав военного флота, воюющего с путчистами, либо, в случае, если сопротивления не случится, уйти на любую из планет Содружества.

— Не факт, что уйду без драки, но вполне возможно, — кивнул я. — Повторяю вопрос, товарищ полковник: что я должен сделать?

— То, что я уже говорил, — Лемешев смерил меня холодным взглядом. — При этом ежеминутно помня о цене ошибки.

— Если я вас правильно понял, успех тоже обойдётся ...недёшево.

— Ничто в этой жизни не даётся даром, капитан. Иногда ради выживания человечества требуется рисковать жизнями далеко не худших его представителей. И это — самое поганое, что есть в моей работе...

Из всего экипажа я один знаю, куда и зачем мы пойдём через оставшиеся пять дней.

Я должен буду рисковать их жизнями. Возможно, поведу на верную гибель, не имея права сказать им об этом.

Стоит ли пара лишних дней, которые мы дадим СБ, этой жертвы? И смогу ли я сам жить, если всё сложится ...не самым лучшим образом?

Мой экипаж. Моя вторая семья...

Но я смотрю на человеческий муравейник — планету Земля, мою родину — и понимаю, что не могу пожертвовать ею, спасая своих друзей. Потому что, проиграв эту войну, я в любом случае потеряю всё. И всех. Земля, поднявшаяся из пресловутой "тысячелетней лужи кровавого дерьма" — самая лучшая защита для тех, кто мне дорог. Только такая Земля может быть для них домом. Если я проиграю бой... Нет — если мы проиграем бой, то шанс подняться снова у человечества появится очень не скоро. Если вообще появится, потому что к власти рвутся его самые лютые ненавистники.

А с виду они неотличимы от нас. В этом их самая главная опасность.

"Если ищешь главную причину большинства своих проблем — подойди к зеркалу", — прилетел по нейросвязи немного насмешливый голос.

"Это что, универсальное правило для всех разумных?"

"Мы все сделаны по одному образцу. Ваши богословы почему-то считали, что это относится только к структуре биологического организма, но здесь они ошиблись".

Ну, вот, старика пробило на философию. Теперь, пока снова не уснёт, не отвяжется. Хотя не скажу, что разговоры с ним так уж неприятны. Древний — больше двух миллионов лет от роду — разумный корабль давно вымершей расы, встреченный нами буквально на пороге земного сектора космоса, не мог пришвартоваться к станции. Габариты нестандартные, более десяти километров в длину. Диаметр станции и то меньше. Но, немного освоившись, он лёг в дрейф в полусотне километров от рукотворного космического города людей, подпустил к себе учёных. Ему потребовалось время, чтобы немного прийти в себя и освоить наши способы общения. Неплохо поднаторел в земных языках. Он давно понял, что я не принадлежу к его виду, но при этом упорно продолжал считать меня "своим". Это можно понять: я ведь тоже ...э-э-э ...корабль.

"Почему же у нас принято считать, что чужая душа — потёмки? Ну, раз уж нас по одному лекалу кроили..."

"Тот, кто это сказал, не смог разобраться даже в собственной душе, — в бесплотном голосе старика мне почудился призрак иронии. — Вы, люди, ещё слишком молоды, чтобы быть мудрыми. Но вы быстро учитесь. Мне нравится общаться с вами, я вспоминаю собственную молодость... Правда, должен сознаться, многие блоки моей памяти безвозвратно утрачены... но постепенно, общаясь с вами, я восстанавливаю доступ к тем, которые ещё целы".

"Ты так и не сказал, как мне тебя называть".

"Это так важно?" — удивился древний, как само человечество, старик.

"Привычка представителя многочисленной расы — у каждого должно быть имя".

"Имя, отражающее индивидуальность, да... Долгое время оно мне было не нужно, и... Если оно у меня когда-то и имелось, то я его не помню. Прости, брат".

Брат... Ничего себе, братик — в двадцать пять раз превосходящий размерами "Арго" и почти в сорок шесть тысяч раз старше меня самого.

"Скажи, дружище, у тебя есть враги?"

"Враги? Что такое враги?"

"Те, кто желает твоей смерти, или радуется твоим бедам".

"На моём пути встречались такие, кто не пытался говорить, а сразу начинал причинять мне боль или старался насильно удержать около планеты. Я их убивал, я не считал их поведение разумным... Но это было давно. А у тебя есть враги? Ты бы не спросил, если бы дело обстояло иначе".

"Да. У меня есть враги. У моих друзей есть враги. У всего человечества есть враги".

"Ты хочешь их убить?"

"Я хочу лишить их возможности причинить нам хоть какой-то вред. Если не останется другого способа, кроме убийства, я буду их убивать... пока смогу".

"Если бы ты ответил иначе, я бы прекратил общение с тобой. Но ты ответил как мой истинный брат... Теперь я вспоминаю... кажется..."

Нейроканал угас: не иначе старик внезапно погрузился в сон. С ним это часто случается, иногда посреди разговора отключает связь.

Скорость обмена информацией по нейросвязи на порядки выше, чем у обычного звукового общения. Довольно "вместительный" разговор может занимать считанные секунды реального времени. Правда, отнимает массу сил у человека и немилосердно кушает ресурс батареи моего андроида. Батарея хоть и атомная, с расчётом на двадцать лет активной работы, но пиковые нагрузки за короткие промежутки времени ей не очень полезны. Этот разговор, к примеру, занял меньше секунды. Никто из пассажиров "трамвая" и не заметил, что я на это время выпал из реальности. Тем более, что голопроектор андроида работал исправно, формируя мне слегка сонную физиономию скучающего пилота-отпускника... У меня есть ещё пять дней, чтобы пообщаться с родными.

Пять дней.

Целая вечность.

Вот и "наш" скверик.

Привычка — вторая натура. Не могу себя пересилить, чтобы хотя бы разок нарочно опоздать. Всё равно являюсь заранее, куда бы ни пригласили, и с кем бы ни была оговорена встреча. Я же не ИИ, который выполняет указания с точностью до долей секунды. Вот, кстати, подкатывает маленькая грузовая тележка — именно с точностью до долей секунды, ровно в то время, какое было указано в заявке.

Мы с сыном сто лет не катались вместе на велосипедах...

Незадолго до катастрофы "Меркурия" я подарил ему велик, но парень с тех пор вырос, и перед отъездом на станцию передарил двухколёсного друга соседскому мальчишке: ему, мол, нужнее, пусть катается. А я всё тупил, до сих пор не раскачался снабдить Серёжку новым средством передвижения. Велодорожки и велопарковски здесь есть, есть и дешёвый прокат, но пускай пользуется своим транспортом, с индивидуальными настройками. Поэтому на тележке стоят не обычные городские велики, а гоночные, чудо инженерной мысли. Вид одного из них, правда, портит широкое, как диван, седло, но это уже мелочи. Я на узеньком спортивном сейчас попросту не удержусь. Конструкция седалища за последние годы слегка изменилась.

Есть у меня подозрение, что электромеханическое тело андроида будет не так послушно, как отрегулированное естественным отбором живое, человеческое. Но это уже мелочи.

Взмах левой ладонью над терминалом тележки, и робот с едва слышным в уличном гомоне щелчком разблокировал замки. До вечера велосипеды мои, а там посмотрим. Понравится Серёжке — куплю. Нет — просто покатаемся на хороших велосипедах за скромную плату.

Краем видеокамеры — чуть было не подумал "глаза" — засёк нечто знакомое. Точнее, кого-то. Так и есть, патруль службы безопасности станции. Этих ребят вижу здесь почти каждый раз, как прихожу: почему-то так получается, что мои увольнительные в девяти случаях из десяти совпадают с их сменой. Привычно козырнули друг другу — они при исполнении, я в повседневной форме с капитанскими нашивками — а лейтенант, китаец лет двадцати пяти, при этом даже приветливо улыбнулся. Не то, что в первый раз. Андроиды под полимерной или голографической оболочкой не редкость, но когда машина предъявляет чип с идентификацией человека, да ещё с пометкой "не биологический объект", тут позволительно слегка впасть в ступор и в плохо скрываемой панике запросить подтверждение из базы данных родного ведомства... Вообще-то СБ работает обычно тихо и незаметно. За всю жизнь всего два раза стал свидетелем задержаний, и то в одном случае был пьяный хулиган, а в другом чуть не попался я сам, когда безопасники поймали отставшего из нашей самоволки. Причём второй раз обошлось без выкручивания рук и укладывания мордой в тротуар. Не то, чтобы сто процентов граждан были строго законопослушны — я тоже был хорош, курсантские драки и воздушное хулиганство чего стоили — но если сей час и случаются серьёзные происшествия, то о них не трубят на каждом углу. Кто хочет быть в курсе криминальной хроники, тот читает тематические сайты. Мне, например, наплевать, кто мошенничает, кто пытается подделывать личные идентификации, и кто, кого, да по каким мотивам убил. Главное мне известно: СБ работает, и свой хлеб ест не зря. Остальное — дело специалистов.

— Па, ну, ты даёшь...

Я обернулся на голос, придав своему виртуальному лицу выражение ироничной доброжелательности — того самого чувства, что сейчас испытывал. Я догадывался, какого рода подарок понравится сыну, и, судя по его восхищённому взгляду, с догадкой не промахнулся. Что ж, воспользуюсь преимуществом "не биологического объекта" с прямым подключением к общей сети станции и оплачу его велосипед прямо сейчас.

— Обещал, что куплю новый, когда вырастешь из старого? Выполняю, — я постарался ответить Серёжику как можно непринуждённее, хотя отчего-то волновался. Впрочем, понятно, отчего. Я ему, если хорошо подумать, не какой-то там велосипед, а целую жизнь задолжал. — А то скоро, глядишь, не велик, а мотоцикл дарить пора будет.

— Спасибо, па, но на мотоцикл я уже сам заработаю, — сын вернул мне иронию с процентами.

— Это сейчас круто? — поинтересовался я.

— Последний писк — электромоцык собственной сборки. Можно на антиграве, но они, блин, большие и тяжёлые получаются... Не, я слышал, что открыли антиграв-кристаллы, что скоро будут нормальные антигравы, а не эти гробы, но "скоро" — понятие растяжимое. Наверное, я к тому времени уже на машину заработаю.

— Ладно, сына, садись и погнали. Как раньше, помнишь?

— Помню...

"Как раньше" не получилось, и не только потому, что я без конца падал. Всё-таки станция — не Земля, и погонять, как когда-то, не выйдет. Слишком мало места и много народу, тоже желающего погонять на двух колёсах. Не было того безбашенного веселья, сопровождавшего наши прежние покатушки, несмотря на то, что мы оба изо всех сил старались вернуть хотя бы его тень... Мой сын вырос, и душой я это чувствовал, невзирая на протесты разума. Нет, иные и в тридцать с хвостиком остаются мальчишками, пример уже глаза намозолил. Серёжка не такой. Взрослый уже в свои пятнадцать.

— Блин... — процедил я "сквозь зубы", в очередной раз брякнувшись набок. Андроид комплектации "спасатель" мог штурмовать отвесные стены, вытаскивать людей из горящих домов и копаться в завалах, но ездить на велосипеде эта модель не умела в принципе. — Где мои семнадцать лет...

— Не расстраивайся, па, — сын притормозил рядышком. Он был слишком деликатен, чтобы пытаться поднять моё неуклюжее искусственное тело. — Зато ты лучше всех водишь космический корабль.

— Спасибо за утешение, — невесело рассмеялся я, неловко вытаскивая ногу из-под рамы. — В который раз убеждаюсь, что нельзя объять необъятное... Я тебе прогулку испортил, да?

— Па, не говори глупости. Ну, не получается у тебя теперь на велике ездить, и что с того? Знаешь, я ведь очень рад тебя видеть... всяким, па. И всегда.

Сын посмотрел мне в глаза, и я невольно вздрогнул: до чего он похож... на меня, на моего отца, на деда... да, собственно, на всех Кошкиных, что глядели на потомков из старинного семейного фотоальбома, обтянутого вытертым тёмно-красным бархатом трёхсотлетней давности. Хоть с ярких цветных голо-карточек последнего времени, хоть с запаянных в прозрачный пластик чёрно-белых бумажных фотографий двадцатого века. Та же основательность, та же серьёзность, то же чёткое осознание своего предназначения в жизни.

Я впервые понял, что мой сын не просто вырос. До меня наконец дошло, что из него получился достойный человек. Пусть моей заслуги в этом куда меньше, чем хотелось бы, но получился же.

Ему всего пятнадцать. При большом желании Серёжку ещё можно "сломать", вылепив то, что понадобится пресловутому ломателю. Вот только сил и времени на это уйдёт столько, а результат получится настолько ненадёжным, что овчинка не будет стоить выделки. У него есть то, что принято называть "стержнем". То, вокруг чего нарастает характер. У меня и у отца этот стержень уже вольфрамовый — ни согнуть, ни расплавить. Серёжику ещё только предстоит закоснеть до такой степени, но лучше несгибаемый дух упрямца, чем кисельная лужица на том месте, где он должен быть.

Наконец мне удалось выпутаться — в буквальном смысле — из треугольной рамы велосипеда и твёрдо встать на ноги.

— Анекдот про парашютиста помнишь? — усмехнулся я, хлопнув пятернёй по седлу. — Вот так и мне эту поездку за две пиши — как первую и последнюю.

— Может, другого андроида возьмёшь? — предложил сын.

— У других мозги не те, маловаты для меня. А этот ещё и очень сильный, я как-то на спор трёхмиллиметровый стальной лист руками порвал.

— Ну, да, спасатель же... Па, я понимаю, вы по военному ведомству проходите, всё такое... — он сменил тему так, словно всё это время не решался заговорить о главном, а сейчас навёрстывал упущенное. — Пацаны из моей группы всё подначивают, чтобы я попросился слетать с тобой. А я понимаю, что тебе не разрешат. Только...

— Что, сына?

— У тебя в академии был препод по фамилии Головач?

— Да, помню такого. Настоящий полковник.

— Он тебя тоже вспоминает, — Серёжка криво усмехнулся. — В основном матерно.

— Есть за что, — я ответил сыну такой же кривой ухмылкой. Годы учёбы я вспоминаю как с гордостью, так и содроганием.

— Так он сюда прилетал, па. Сам. Сказал, чтобы лично отобрать... Короче, па, нас тут на станции двое всего нашлось таких... как он сказал, уникальных. Каждые полгода будем проходить тестирование, пока школу не закончим. Если не завалим, нас в академию без экзаменов. На военную кафедру. У меня уже сейчас есть военный билет, я типа суворовец, и если что...

— Ты не беги впереди паровоза, сына, — осадил его я. — Раз ты — типа — военнообязанный, хотя это ещё под вопросом, то должен понимать, что наша работа проходит под грифом "секретно". Я бы хотел взять тебя на "Арго", но меня после этого спишут на грузовик, а тебя вышибут из академии ещё до приёма.

— Ты секретный, на грузовик не спишут.

— Спишут на армейский грузовик. И буду подштанники по гарнизонам развозить, пока морально не устарею.

— Ладно, фишку просёк, — слава богу, сын не обиделся. — Нельзя — значит, нельзя. Подожду, пока сам допуск к полётам не заработаю.

— Лет десять ждать придётся.

— Па, вся жизнь впереди. Мы ещё вместе полетаем...

Я чувствовал себя так, что впору было бы сказать "сердце сжалось". Конечно, мне бы по пустой головушке здорово перепало, если бы я даже просто пустил сына погулять по "Арго". На грузовик бы не списали, но поставили бы под плотный контроль. Но не это меня остановило. Я слишком хорошо знаю своего сына. Его только пусти на борт, он наверняка отыщет лазейку, чтобы просочиться туда перед стартом. Сам был таким же, меня дважды ловили в трюмах кораблей за считанные часы перед отправлением. Хватит и того, что в этой миссии иду на смертельный риск, и подставляю под удар своих друзей, не имея права сказать им об этом. Чтобы, зная об опасности, потащить туда ещё и родного сына, нужно быть совсем уж... самкой собаки. Я далеко не ангел господень, но и не настолько ещё испаскудился.

— И снится нам не рокот космодрома, — напевал я песенку времён начала космической эры, — не эта ледяная синева. А снится нам трава, трава у дома, зелёная, зелёная трава...

— Хорошая мысль — после этой миссии всем дружненько отпроситься в отпуск на Землю, — на полном серьёзе заметил Том. — Давненько я на настоящей земной траве не валялся.

Мы с ним привычно работали в паре, с ювелирной точностью выводя "Арго" из дока. Миссия начиналась так же, как и предыдущие — самым будничным образом. Обычная перекличка с диспетчерской, коррекция положения, неспешное перемещение на стартовую позицию при помощи маневровых движков. И — последний взгляд на космический город со всем его окружением. В том числе и на древнего косможителя, мирно дремавшего в полусотне километров отсюда. По меркам космоса — рукой подать.

Мне было грустно и тревожно одновременно, и потому я терзал динамики любимой песней космопилотов, хотя раньше всегда выдавал композиции, посвящённые легендарному плаванию того, мифического "Арго". Аргонавты — так нас называли уже практически без юмора. Что ж, руно, не руно, а каждый раз что-нибудь диковинное привозим. Правда, финал у древнегреческого мифа не оптимистический. И если этот факт раньше меня не беспокоил, то сейчас появилась несвойственная пилотам — и компьютерам — нервозность. Хорошо ли я её скрывал? Надеюсь, что хорошо.

Надеюсь, кстати, что мои приготовления не были напрасными. В любом случае, тот, кто попытается силой ворваться на борт "Арго", может внезапно удивиться. Время сейчас мирное, это правда, и я принадлежу к поколению, которое не воевало, но помимо нервозности я испытывал гнев. Ну, почему, чёрт подери, стоит людям хоть немножко пожить в своё удовольствие, как обязательно появляются ...чудаки на букву "м", которым это не нравится? Ведь в кои-то веки земляне перестали драться друг с другом за кусок хлеба. Впервые за много тысяч лет. Нет, нашлись красавцы, которым обязательно нужно напиться крови. Целую философию выстроили, завесили красивыми словами своё мурло...

Тихо, тихо, пилот. Спокойно. Не время ещё для гнева.

— Выходим на стартовую позицию, — доложил я.

— Вектор чист, — ответил старший диспетчер. — Удачи, "Арго". Ни пуха, ни пера.

— К чёрту, — мало кто так суеверен, как мы, космолётчики. — Разогреваю маршевый.

Когда ещё мы увидим Землю в иллюминаторе, как поётся в той песне? И увидим ли?

"Уходишь?"

"Ненадолго... надеюсь".

"Знаешь, вы в чём-то правы. Имя — это не просто набор символов и звуков. Имя должно отражать суть — неважно, предмета или существа... Я своё имя вспомнить не могу. Может быть когда-нибудь вспомню... позже. Но сейчас я обращаюсь к тебе с просьбой".

"Придумать тебе имя?"

"Если тебя не затруднит".

Старик меня озадачил. Вот так сходу бери и придумывай ему имя, как можно более точно отражающее его суть. Мафусаил? Это имя отразит разве что возраст нашего очень старого друга. Джехути, он же Тот, он же Гермес-Трисмегист — египетский бог знаний? М-м-м, нетактично. Дедушка перезабыл чёртову кучу того, что помнил. А может, раз уж зашла речь о древнем Египте, вспомнить ещё кое-кого? Древнего, как само время, любителя задавать трудные вопросы, например.

"Имя — вопрос серьёзный, — мысленно ответил я, машинально отметив, что по корабельному времени прошла всего одна секунда. — Так сразу называть, наверное, не стоит. Но могу предложить для обдумывания один вариант".

"Какой?"

"Сфинкс".

"Это имя?"

"Почти. Если хочешь, поищи информацию о Сфинксе в Египте, но не археологическую, а легендарную. Обсудим, когда я вернусь, хорошо?"

Если вернусь...

"Согласен. Обсудим после твоего возвращения".

Удачи, старик. Надеюсь, я был не худшим эпизодом в твоей бесконечно долгой жизни.

Туннель раскрылся в точно заданном месте в точно заданное время. Как швейцарские часы.

Старт. В неизвестность. Неимоверно гладко и удачно прошедший старт.

Хорошо быть компьютером, у которого нет нервов...

— Том, возьми чуть ближе к планете.

— Хех... Тут на сканерах хрен разберёшь, где планета, где спутник.

Мы уже видели звёзды-близнецы, вращавшиеся вокруг центра масс, но с планетами-близнецами встречаться не доводилось. В нашем случае совсем уж близнецами эти небесные тела не были. Одно, имевшее более плотное ядро, было на семнадцать процентов тяжелее второго, и обладало сильным магнитным полем. Потому условно обозначили его "планетой", а второе — "спутником". Но по химическому составу коры их было не отличить, а радиус и вовсе различался на доли процента. При этом на более тяжёлом близнеце была условно пригодная для дыхания атмосфера, вода и богатая биосфера, а "спутник" напоминал Марс.

Эдакие планеты-двойняшки...

Разумной жизни здесь не нашли, а, стало быть, планету после тщательного изучения планировалось внести в список на колонизацию. Условно пригодная атмосфера означала кислород в пределах нормы, разбавленный не только азотом и углекислотой, но и другими газами. К ней колонистам придётся некоторое время привыкать. Но до самой колонизации предстояло тщательное изучение недр и местной живности. Насчёт последней — это не наша забота, через несколько месяцев сюда снарядят исследовательский корабль, набитый ксенобиологами. Наше дело — картографирование и поиск месторождений полезных ископаемых. Чтобы биологи уже точно знали, где будут построены первые поселения.

Не скажу, что этот случай — рутина. Не так уж много в нашем секторе космоса планет, подходящих для жизни человека, и исследование хотя бы одной такой — всегдашняя мечта наших учёных. Везёт не всем. Нам, вот, свезло. Настроение у экипажа было соответствующее.

Я их радости не разделял. По крайней мере, в глубине души.

Я не просто ждал беды — я точно знал, что мы её дождёмся. Именно здесь, на орбите одной из самых перспективных планет нашего сектора.

— Спускаюсь на высоту четыреста сорок, стабилизируюсь, — доложил Том. — А хороша планетка. Я бы здесь прогулялся.

— Спуск только в скафандрах, Томми, — напомнил я.

— Да знаю я. Всё равно хочется пройтись... Майк, я уже забыл, когда топтал поверхность планеты, а не пол на станции.

— Ладно, — хмыкнул я. — Будет тебе прогулочка, обещаю. Но сперва пойдут разведботы. Я не хочу, чтобы тебя слопал какой-нибудь местный тираннозавр.

Виртуального образа я не формировал, андроид тихо пылился в шкафчике в режиме ожидания. Если экипаж и заметил, что командир перестал злоупотреблять своей вездесущностью на борту, то никто и виду не подал. А я... Я не мог смотреть им в глаза.

Есть люди, которые лгут так виртуозно, что им верят без всяких "но" и "если". Наверное, я в их число не вхожу. Да, я могу солгать плохо знающему меня человеку, и эту ложь раскусят не сразу. Но чтобы спокойно врать в глаза своему экипажу, который знает меня как облупленного, нужно обладать... гм... уникальными моральными качествами. Я не настолько одарён в этом смысле.

Двое суток мы вертелись на орбите главного близнеца, сканируя, изучая образцы и строя предположения насчёт того, где лучше прогуляться. Климат на планете напоминал юрский период Земли: тропики, субтропики и степи от полюса до полюса. Правда, в отличие от Земли, здесь не было строгого деления биосферы на животных и растения. Здешняя растительность, чем-то похожая на мангровые заросли, умела передвигаться, медленно вытягивая корни из земли и втыкая их в другом месте, а некоторые животные при необходимости могли ненадолго переходить на фотосинтез. Здесь вообще взаимоотношения между видами выглядели с нашей точки зрения очень странно. Хищных видов, заточенных только на убийство и поедание мяса, не существовало. Зато все животные и растения были всеядны. То есть, лопали всё, что могли найти на своём пути. Меня поразило зрелище милых таких зелёненьких кустиков, украшенных полуметровыми шипами, облепивших огромную тушу мёртвого животного. Туша была обглодана почти до голого скелета, и часть кустиков уже подалась в сторону, добывать новую порцию энергии и микроэлементов для жизнедеятельности. Они медленно ползли плотной кучей, не особенно выбирая дорогу, качали шипастыми ветвями и оставляли за собой полосу перепаханной корнями почвы... Не хотел бы я оказаться на их пути, даже в ипостаси робота-андроида.

М-да. Приспособиться к сосуществованию с местной флорой и фауной возможно, но лично я не представляю, как это будут делать колонисты, и во сколько жизней им это встанет.

Том продолжал настаивать на высадке, и я согласился.

— Но сперва обследую весь квадрат, — добавил я, всё ещё находясь под впечатлением от плотоядных кустиков. — Здесь не только растения любят пожевать что-нибудь мясное.

— Ну, тогда ты готовь боты и самолёт, а я пошёл готовить скафандр.

— Обычный планетарный?

— Ну, не вакуумный же.

— Учти, здесь магнитное поле в два с половиной раза мощнее нашего. Плохо не станет?

— А мы ненадолго.

— Кто это — "мы"?

— Я, Эрнест и Ник. Хочешь, подгрузись в робота, слетаешь с нами.

— Мне робота жалко, я его за свои кровные покупал, — едко хмыкнул я.

— Ты сегодня что-то не в духе, — сказал Том. Ну, слава богу, хоть кто-то заметил. — В чём дело?

— Да так... Настроение почему-то паршивое. Вроде не с чего, а поди ж ты...

— Так проверь все параметры, — посоветовал старый друг. — Сам знаешь, что такое подсознание.

Ну, да. У обычного человека иной раз подсознание начинает бить тревогу задолго до того, как отреагирует разум. А у корабля? Может быть подсознание у корабля? Наверное, может. Просто вместо глаз и ушей у меня широчайший набор разнообразных сенсоров, соответственно плотность поступающей информации больше. И в этом потоке вполне могли затесаться малозаметные данные, которые и заставили меня... Чёрт, да что я несу? Сам себя обмануть пытаюсь? Я же совершенно точно знаю, чего следует ждать, и как действовать... впоследствии.

Это верно. Но ведь никто не оговаривал по пунктам, как именно это должно происходить. Важен результат. А насчёт конкретных действий уже возможны варианты.

Кстати, о малозаметных данных...

— Том.

— Что, Майк?

— Пока ты не сбежал, посмотри вот на это, — я вывел на голоэкран столбики цифр и динамический график частот. — Возмущение слабовато, но, тем не менее, я его фиксирую.

Том, мысленно пребывавший уже вне рубки, не слишком довольно покосился на экран. Надо было видеть, как вытянулось его худое, заросшее хиповатой бородой лицо.

— Эхо гиперсвязи? Такое слабое? — он был потрясён, и я его понимаю. — Но, кроме нас здесь некому устанавливать канал. Да и эхо было бы в разы сильнее.

— Гиперсвязь используют не только для разговоров на больших расстояниях, — напомнил я.

— Вояки?

— Всё может быть. Я позову Эрнеста. Ситуация нештатная.

Вот оно, то, чего я ждал. Они зашли с козыря. Теперь мой ход.

Надеюсь, не придётся выбирать между долгом капитана и долгом человека. Ради того, чтобы не стоять перед таким выбором, надо хорошенько повертеться.

Эрнест явился в рубку по первому сигналу. То есть минуты через две. За это время странное эхо прекратилось. Оно, кстати, характерно тем, что его "слышно" на небольшом — до четверти астрономической единицы — расстоянии от канала, независимо от его мощности. Почему так, я не знаю, не физик. Но это факт, и сей факт означает, что где-то неподалёку, в радиусе четверти АЕ, кто-то переговаривается по гиперсвязи.

Протокол в таком случае обязывает меня оповестить в первую очередь старших офицеров корабля. То есть Тома и Эрнеста. Земля, конечно, входит в Содружество планет, но нельзя забывать о том, что мы не так уж давно воевали с весьма продвинутой в техническом плане цивилизацией. И что эта цивилизация, пусть загнанная в свой сектор и обставленная флажками, вполне жива, относительно здорова и не замечена в склонности прощать окружающим собственные ошибки. Словом, это те самые аргументы, которые я привёл начальству, выпрашивая бортовое вооружение. На меня навесили оружия как на новый эсминец. И, боюсь, пришло время его применить, равно как и особые полномочия капитана корабля.

Буду ли я стрелять на поражение?

Да. Буду. Должен.

Что-то в моих графиках Эрнесту не понравилось, и он, подгрузив их в свой персональный коммуникатор, прогнал данные через какую-то неведомую мне программу. После чего нахмурился — хмурый человек-гора, м-да — и произнёс всего одно слово:

— Хебеары.

— Уверен? — Тому, судя по его лицу и внезапно севшему голосу, стало не по себе.

— Гиперсвязь перехвату и дешифровке пока не поддаётся, но у техники разных цивилизаций свой, гм, почерк, — ответил Ромашкин. — Нашу связь по структуре возмущений пространства тоже не спутаешь ни с какой другой. Эти передатчики — хебеарские.

— Валим отсюда, — мрачно процедил я, едва не сорвавшись на мат. Хебеары в планах нашей СБ присутствовали, это верно, но несколько в иной роли. Никто не мог предположить, что на перехват явятся именно они. И если экипаж попадёт в их руки... — Сворачиваю все программы по исследованию, готовлю движки.

— Полтора часа до полной мощности, ещё минут сорок на расчёт туннеля, — прикинул Том.

— Сократим время по возможности.

— Как? За счёт ускоренного разогрева активной зоны? — обозлился Том. — Майк, тебе не надоело ещё играть в русскую рулетку? Одного раза мало показалось?

— Том, — Эрнест с непередаваемым спокойствием положил ему руку на плечо. Бедняга американец слегка дрогнул: не всякий выдержит дружеское похлопывание нашего планетолога, по совместительству офицера СБ. — В нештатной ситуации капитан на борту второй после бога. Видишь, даже я не возражаю.

— Спасибо, Эрнест, — хмыкнул я, параллельно запуская предстартовые процессы в системах "Арго". — Разборы будем устраивать потом. Когда выскочим. А пока — тревога второй степени. Приготовиться к экстренному старту... Разблокировать сейф, выдать экипажу личное оружие и скафандры. Том, Эрнест, за дело.

Мы не видели никаких хебеарских кораблей, но одного эха их разговоров достаточно, чтобы любой гражданский корабль давал дёру. О том, что они творят с пленными, лучше лишний раз не упоминать. Стошнит даже меня, а ведь я квантовый. Только военные могли пересекаться с ними, имея неплохие шансы уцелеть и победить. Мы, строго говоря, не совсем военные. Мы — научно-исследовательский корабль. Пострелять, конечно, можем, но в случае высадки абордажной группы шансов у нас ноль. Разве что Виктор Петрович, как ветеран хебеарской войны, пристрелит парочку солдат противника — перед тем, как остальные сожгут его до пепла. Ибо возраст уже не тот. Вся надежда на меня. На моё пилотское искусство, на вооружение "Арго", на разнообразные сюрпризы внутри корпуса.

Я ещё успел оценить ситуацию внизу, на планете, мимоходом отметив, что тропический климат плюс тёплые океаны всегда приводят к образованию мощных ураганов. Что на Земле, что на далёкой землеподобной планете. И косматая, с "глазом" посредине, клякса тропического шторма, надвигавшегося на побережье крупного континента, навела меня на кое-какие мысли.

"Эрнест, — я воспользовался нейросвязью, оглашать такое вслух даже мне было ...неудобно. — Сможете всемером утрамбоваться в нашу прогулочную таратаечку?"

"Если сильно потеснимся, пятеро в кабине, двоих можно в грузовой отсек, в скафандрах... Есть идеи, капитан?"

"Грузи экипаж в самолёт. Возьмите оружие и концентраты, с расчётом на две недели. Заглушите все передатчики и валите на планету. Я вас в зоне урагана высажу".

"Старт самолёта с орбиты отследят".

"Я вас высажу в зоне урагана, Эрнест, — я позволил себе жёсткую иронию в стиле полковника Лемешева. — По-моему, я выразился недвусмысленно".

"Сможешь маневрировать в атмосфере? Ты же четыреста метров длиной, а крылья размахом как у стратосферного самолёта".

"Скорость в помощь... Защитное покрытие выгорит, ну и хер с ним, оно как раз на такие случаи сделано. Короче, все в самолёт. Продовольствие, медикаменты, оружие..."

"За две недели нас найдут?"

"Если у меня получится. Если нет, то..."

Я даже мысленно не смог произнести "...то искать особо некому будет, кроме врагов". Даже мне это было страшно признать.

Но страшно — ещё не значит, что нужно забиться в угол и скулить. Пилотам всегда и по многим поводам страшно, у нас работа такая... нервная.

"Набьём самолёт припасами по максимуму", — Эрнест будто услышал недосказанное, и ответил.

"В моё отсутствие старшим по рангу является Том, но в нештатной ситуации в отсутствие капитана командование переходит к старшему офицеру СБ. А это — ты, — напомнил я. — Отвечаешь за экипаж".

"Есть, капитан, — неожиданно серьёзно ответил Эрнест. — А у тебя, как я понимаю, особое задание".

"Я этим... за каким-то хреном до зарезу нужен. Вот пусть за мной побегают. Но заложников я им дать не могу... хотя, такой вариант тоже рассматривался".

Хорошо, хоть не спрашивает, кем.

"Как оцениваешь свои шансы выскочить?"

"Около нуля, — честно признался я. Почему-то от этого стало немного легче. — Хотя, может, это и правильно. Мёртвые не должны смешиваться с живыми".

"Ты живой, — нейросвязь донесла до моего сознания гулкий низкий голос Эрнеста. — В отличие от некоторых... с биологически здоровыми телесами. А в остальном ты прав. Мёртвые не должны смешиваться с живыми".

"Эрнест, похоже, я их вижу".

"Кто и сколько?"

"Засёк семь малых объектов, выходящих из тени спутника планеты. Не могу идентифицировать, они под маскировкой. Идут полусферой".

"Принято. Иду к самолёту. И, пока мы все ещё на борту, командуешь ты".

"Понял. Объявляю тревогу первой степени".

От мелькания оранжевой подсветки в помещениях и заунывного воя тревожной сирены мне стало почти физически больно. Боль и страх... Никто не учил нас абсолютному бесстрашию, это невозможно. Нужно не иметь ни нервов, ни мозгов, чтобы вообще ничего не бояться. Нас не учили и преодолевать страх. Это возможно, но последствия могут оказаться не теми, какие ожидаешь. Нас учили повелевать своим страхом и подчинять себе душевную боль. Только тогда пилоты могут быть уверены, что не наделают дурацких ошибок.

Я должен спасти экипаж. Конечно, если встанет тот самый выбор, которого я стремлюсь избежать, то должен буду пожертвовать семью жизнями ради спасения миллиардов человек. Но если всё пройдёт хотя бы вполовину так, как я задумал, выбирать не придётся. Мне-то при любом раскладе крышка. Нет, я попытаюсь выжить, инстинкт самосохранения остался при мне. Но искушать судьбу второй раз... Одному парню две с лишним тысячи лет назад кое-кто предлагал испытать судьбу, бросившись со скалы. Что он ответил, помните? Я тоже помню.

Судьба дважды таких роскошных подарков, как мне, не делает. Или это был аванс? Может, меня некие высшие силы засунули в комп только ради одного — чтобы я дожил до этого момента и сделал то, что нужно? Вопросик для богословов.

А впрочем, не буду загадывать. Высокие материи — не моя епархия. Я просто делаю своё дело.

На военном корабле при звуках тревожной сирены не принято спрашивать, в чём дело и что случилось. Там принято сразу переходить в режим беспрекословного подчинения старшему по званию. "Арго" — корабль военно-космического флота, но научно-исследовательский. Здесь просто не мог не найтись умник, задающий лишние вопросы. Таковым умником, к большому моему сожалению, оказался Вуур.

— Капитан, что происходит? — пока остальной экипаж, не говоря лишнего слова, занимал свои места или подтягивался в рубку за приказаниями, чуланец не нашёл ничего лучшего, как неприятно удивиться.

— Боюсь, у нас неприятности, Вуур, — сухо ответил я, обрубив канал его личного компа. Не время для научных исследований, мягко говоря. — Подготовьте портативный медкомплекс к погрузке в самолёт и наденьте скафандр.

— Мы готовимся покинуть корабль? — круглые зрачки больших жёлтых глаз чуланца сделались овальными, вытянутыми вертикально. Насколько я знаю, у них это первый явный признак страха. — Но как же вы?

— Капитан покидает борт последним, — напомнил я. Забыв, правда, добавить сакраментальное: "...либо не покидает вовсе". Не дурак, догадается. — С этой минуты вы поступаете в полное распоряжение Эрнеста Ромашкина. Его приказы выполняете, как мои. Что неясно?

— Мне многое неясно, но ваш приказ я понял и приступаю к его выполнению, — Вуур развёл руки в стороны и чуть склонил голову.

Вуур зануда, как большинство его сородичей, но хотя бы научился понимать, чем "Арго" отличается от прочих научно-исследовательских кораблей. За эти два года стал на диво пунктуален. Вот бы ещё ему внушить наше понимание слова "субординация"... Но это уже будет делать кто-то другой, не я.

Я. Должен. Их. Спасти.

Точка.

После чего пусть эти творят со мной, что хотят, лишь бы... нет, не буду загадывать наперёд, чтобы не сглазить.

Успеть бы сделать то, на что я подписался...

Семёрка неизвестных кораблей всё ещё шла полусферой, постепенно "растягивая" её. Стандартный строй загонщиков. Значит, где-то поблизости, возможно, за горизонтом планеты, находится ещё одно звено, засадное. А то и два. Нехорошо. Я им, если верить данным нашей разведки, нужен живым и сговорчивым. Для этого достаточно вывести из строя мой движок и высадить абордажную команду. Есть целая куча причин, по которым они этого сделать не должны. И не сделают, если я не сваляю дурака... Выдав экипажу недвусмысленный приказ собирать рюкзаки и грузиться в самолёт, я включил двигатель в режим малой тяги. Дурака валять я, ясное дело, не собираюсь, но введение противника в заблуждение — первая заповедь военного. Пусть решат, что я их раскусил и собираюсь давать дёру, не принимая бой. Другой реакции они явно не ждут. Кто я для них? Гражданский пилот, волей случая оказавшийся на военной службе, да и то на нестроевой.

Но загонщики и засада повели себя не так, как я думал.

Второе звено вынырнуло, как я и предполагал, из-за горизонта планеты задолго до того, как мой движок должен был прогреться до оптимума.

Странно.

Очень странно.

Холодно-рассудочные хебеары так себя не ведут. Они всегда действовали строго логично, на чём мы их неоднократно ловили и били. В моём случае — они должны были дождаться момента, когда до оптимума ещё далеко, но скорость корабля уже достигла третьей космической, когда любые резкие манёвры стали бы для "Арго" опасны.

А хебеары ли там, за штурвалами перехватчиков? Что-то меня начали терзать смутные сомнения на этот счёт...

Какая, в сущности, для нас разница? Да никакой. Кто бы там ни рулил, план я менять не собираюсь. И, раз уж они "расчехлились" раньше времени, то я должен реагировать.

Прямо сейчас.

— Ухожу вниз на сто сорок, разворот лево на борт, — загрохотало в динамиках корабля. — Держитесь, сейчас начнётся болтанка.

Надеюсь, ребята уже успели закрепить груз. А что такое "болтанка" в моём исполнении, пускай Том объясняет. Он в курсе. То-то матерится на своём реднековском жаргоне, который в Айдахо почему-то упорно принимают за английский язык...

"Майк, ты опять за своё?!!"

"Том, только ты сможешь их вытащить".

"Ты сам мог загрузиться в комп самолёта, и..."

"Им нужны заложники, Том. Неужели не понятно?"

Долгое, длиной почти в секунду, молчание.

"Вот оно как, значит..."

"Том, мне сейчас будет не до разговоров. Я мог бы тебе приказать. Я имею право тебе приказать, но я прошу, как друга — вытащи их. Я должен говорить с этими ...типами, зная, что вы в безопасности".

"Ясно... Командовать будет Эрнест?"

"Он самый".

"Не самый худший вариант... Нет, ты скажи, почему мне так не везёт с друзьями? Кого ни возьми, то тихушник, то упрямая задница... вроде тебя... Вот почему, а?.."

Нейросвязь, по идее, передаёт только мысли, но не эмоции и переживания. Почему же я буквально физически ощутил его боль?

"У меня не задница, у меня корма", — попытался съязвить я.

"Тьфу..."

"Том".

"Чего тебе, засранец?"

"Всё должно возвращаться на круги своя, дружище. Когда встретишь моего отца, просто передай эти слова".

"Сам ему скажешь".

"Если повезёт, скажу".

"Тебе повезёт... Тебе, чёрт безрогий, всю жизнь везёт".

"Ладно, Том, время на исходе. Вхожу в ионосферу".

"Мы на местах. Ждём сигнала на старт".

"Удачи, Том".

"И тебе удачи, Майк".

Камеры в ангаре исправно передавали картинку: набитую до отказа кабину и закрывающийся люк грузового отсека самолёта. Фиксаторы надёжно держат стойки аппарата, гравикомпенсатор работает. Значит, при маневрировании в атмосфере ничего не должно оборваться.

Порядок. Начинаю представление.

До сих пор я оставался единственным пилотом-хулиганом, которого не сумели изловить патрульные на Земле. Лет, правда, с тех пор прошло порядочно, и всё это время я был, по выражению Тома, тошнотворно законопослушен. К тому же, четырёхсотметровый космический корабль несколько отличается от небольшого самодельного гравилёта. Но, как шутит отец, мастерство не пропьёшь.

В атмосфере я не получу преимущества над перехватчиками, хотя корпус "Арго" вполне обтекаемый. Это хебеарские перехватчики, предназначенные строго для манёвров в открытом космосе и имеющие угловатую форму, растеряют скоростные и маневренные преимущества надо мной. Вот тогда и посмотрим, у кого нервы крепкие, а у кого их вовсе нет.

Оба звена перехватчиков правильно интерпретировали мой кунштюк с разворотом в сторону планеты, и, сбросив, наконец, маскировку, начали перестраиваться для преследования. У них нелёгкая задача — не дать мне уйти в атмосферу.

Ну, кто кого? Поиграем в догонялки, ребята. Обещаю сюрпризы.

Четыреста с лишним метров. Серебристая, ослепительно сверкающая в лучах местного солнца "сигара" с крыльями изменяемой геометрии. "Арго" теоретически умел садиться на поверхность и взлетать, но практически это делали только один раз, на испытаниях, и меня в корабле ещё не было. Но я точно знал, какой длины ему нужна полоса, и какова скорость отрыва.

Слишком много даже для Земли. На родине всего три или четыре космопорта могли принять "Арго" без ущерба для инфраструктуры, и ещё с десяток — могли обслужить посадку и взлёт в вертикальном положении. Не самолёт, не космолайнер, не эсминец. Эдакий гибрид ежа с ужом.

Зато идеален для исследований дальних планет, это верно...

Скорость и обтекаемая форма — мои козыри. Это противник почувствовал уже в верхних слоях атмосферы, а я всё снижался и снижался. Чувства — мои машинные, супертехнологичные чувства — обострились до предела. Я ощущал каждый проводок корабля, каждую систему, будто собственное тело. Два с лишним года жизни в квантовом мозгу начисто стёрли ту психологическую грань, которую мы с риском для рассудка с трудом преодолевали в академии.

Я маневрировал, как дьявол, и в то же время одним из контуров своего изрядно расширившегося за последние годы сознания вспоминал повесть старинного фантаста Беляева. Повесть о мозге умершего учёного, который его коллега раскормил до такой степени, что орган уже не мог поместиться в черепную коробку человека. И тогда его вживили в тело слона. У меня обратный случай. Я сам не в меру "разъелся", живя в квантовом кластере космического корабля и обладая сверхчеловеческими возможностями, и теперь с небывалой остротой осознал, что возврата в прежнюю жизнь не будет. Сколько бы я ни совершенствовал свой "протез тела" — андроида — сколько бы ни старался оставаться человеком в быту, ничего не выйдет. Пилоты и без того слегка стукнутые "звёздами под ногами", а обо мне и речи нет, крыша уехала давно, прочно, и даже писем не шлёт.

Может быть, именно это так напугало Инну, что убило её чувство?

Человеком с такими сдвигами по фазе мне уже не быть. Тогда зачем коптить небо потенциально опасному психу, рулящему хорошо вооружённым кораблём? Чтобы, теряя тех, кого успел полюбить за их короткую жизнь, через несчётные века превратиться в старого склеротика, забывшего, зачем живёт? Пример, можно сказать, перед глазами. Такое будущее меня почему-то не устраивает. Я привереда? Вряд ли. Просто осталось ещё во мне что-то от человека. Значит, самый лучший выход — уйти. Положить жизнь свою за други своя, как делали это мои предки. Высадить экипаж там, где их не найдут враги, выполнить задание — и...

Инстинкт самосохранения, совершенно не свойственный компьютеру, вяло сопротивлялся принятому решению, но поделать уже ничего не мог. Воля — пожалуй, единственное, что у меня осталось прежним.

Скорость. Только скорость. Иначе — сваливание в штопор, из которого мне с моими габаритами и параметрами крыльев не выйти. И уклонение от сгустков убийственной плазмы, которыми начали плеваться перехватчики... Воображаю, как я выгляжу со стороны. Гигантский сверкающий самолёт, несущийся сквозь атмосферу в прозрачной пелене выгорающего защитного слоя и под гром маршевого движка, работающего на малой планетарной тяге. При этом ещё и закладывающий головоломные виражи. Гравикомпенсаторы внутри корпуса завывали от перегрузок при каждом моём взбрыке. А ведь я ещё только добрался до стратосферы. Чтобы высадить ребят на планету, нужно спуститься ещё ниже, в тропосферу, в самый ад урагана, где молнии, ливень и ветер отплясывают танец с саблями. Том, при всём его житейском раздолбайстве — пилот высочайшего класса. Он один из немногих, кто способен посадить самолёт в таких условиях. А Эрнест — тот человек, который способен увести от самолёта и спрятать небольшой отряд так, чтобы его искали до морковкина заговенья. Я надеюсь на их умения. Боже мой, как я на них надеюсь...

Вот она, крутящаяся громада серых, с белыми венцами, облаков. Мне вон туда, налево и вниз, в самое сердце грозового фронта.

Перехватчики открыли шквальный огонь, целясь по моей корме. Уклонился, поймав вскользь пару зарядов хвостовыми стабилизаторами, и включил кормовые турели: а ну-ка повертитесь теперь вы, ребятки, не всё же мне одному. До облаков уже рукой подать, не мешайте. Конечно, облака — не идеальное прикрытие. Меня и там будут видеть, слишком большой, чтобы играть в прятки. Но помехи, создаваемые мощной грозой, способны прикрыть самолёт. Он меньше перехватчика, а если будет соблюдать режим радиомолчания, у Тома есть шанс успешно сесть до того, как его обнаружат.

Заложив умопомрачительный вираж, я нырнул в сплошную облачную стену.

Мало кто видел грозового "эльфа" — разряд, направленный вверх. Явление, не такое уж редкое, просто мало кто рискует летать над грозой. Я его увидел своими машинными органами чувств за долю секунды до того, как этот разряд ударил по мне. Еле успел включить магнитное поле. Тем не менее, в корпусе загуляли наведенные токи, и в моём компьютерном сознании проявился целый букет красных сигналов от вышедших из строя датчиков. Грубо говоря, я начал слепнуть и терять чувствительность. Плохо. Надо поторопиться. Гроза для меня не менее опасна, чем вражеские перехватчики.

— Том, готов?

— Готов. Системы самолёта работают штатно, — услышал я. — Скоро?

— Жди сигнала.

— Давай, Майк, а то мы с этой болтанкой скоро в омлет превратимся.

Он ещё пытается шутить, хотя точно знает, что, возможно, мы разговариваем в последний раз.

— Лови сводку метеоусловий, — сказал я, посылая ему файл.

— М-да, полёт в аду, — хмыкнул Том. — Ладно, вытяну.

— Пойдёшь в режиме "невидимки".

— Что, даже без радара? Там же не видно ни хрена.

— Спустишься ниже облаков, пойдёшь на визуальном. Местность плоская, гор нет. Не позорься, Томми.

— Зато там сплошные джунгли. Мягкой посадки не будет.

— Я в тебя верю.

В ответ я был обозван компьютерной задницей и ненормальным русским. Всё в порядке, Том всё тот же. Значит, вытянет, не в первый раз. Он посадил аварийный, с одним-единственным работающим движком, пассажирский бот, ещё будучи стажёром. Бот, конечно, помял, но пассажиров спас.

Тогда-то мы с ним и познакомились...

Теперь меня болтало не только от постоянного маневрирования, но и от бушующих воздушных потоков. Корпус моментально покрылся слоем воды, шипевшей и испарявшейся на нагретой поверхности. Позади с оглушительным грохотом взрывались воздушно-водяные пузыри, возникшие от раскалённого до звёздной температуры выхлопа двигателя. Но этот "концерт" многократно заглушал неумолкающий, библейской грандиозности гром. Я приближался к сердцу тропической грозы.

Но даже сквозь свистопляску мощных электромагнитных импульсов я сумел заметить третье звено перехватчиков, заходившее снизу-спереди. То есть практически от поверхности. Собственно, я почуял не столько их, сколько их системы захвата цели. И в перекрестье прицелов была не моя многострадальная, корма, а...

— Тревога первой степени! — заорал я в аудиосвязь. — Всем покинуть ангар! Задраить люки!

Сейчас не время играть в благородство и ждать, когда те выстрелят первыми. Я активировал все турели передней части корпуса и дал залп. В ответ тоже начало прилетать, и я вынужден был снова маневрировать, но уже в экстремальных погодных условиях.

Куда там — высаживать экипаж на поверхность... Их ждали.

Хебеары, поколениями воспитывавшиеся в противоречивом духе эгоизма и толпо-элитарности, не были способны понять стремление командиров-людей, спасавших свои экипажи ценой жизни. Для них это было дикостью. Те, кто устроил засаду внизу, учитывали особенности человеческой культуры. И чем дальше, тем больше у меня сомнений, что за штурвалами перехватчиков сидят хебеары. Да и манера пилотирования у них знакомая.

Проверим догадку, раз уж вышел большой облом с планами?

На одном из манёвров я задрал нос вверх и дал четвертную тягу. "Арго", одевшись в мантию из электрических разрядов, змеившихся по магнитному полю, с грохотом вырвался из облачной круговерти и помчался вверх. В космос, в свою родную стихию.

Настроение испортилось окончательно, хотелось выматериться от души. Выбор передо мной встал ещё тот: либо уходить, провалив задание, либо погибнуть всем вместе... Помнится, не так давно я размышлял, что смогу заплатить семью жизнями за безопасность миллиардов человек. Смогу ли теперь воплотить в жизнь эту мысль? Хватит ли духу?

По носу "Арго" зазмеились голубоватые разряды холодной сверхпроводимости: атмосфера пробита. Я начал разгон, форсируя движок, что называется, на грани фола.

Мой экипаж — моя вторая семья — не снимая планетарных скафандров и с оружием в руках, в полном составе явился в рубку. Нет, не выяснять отношения. Кажется, на борту не осталось никого, кто не понимал бы, что происходит.

— Пытаешься оторваться? — мрачно спросил Том.

— Да, — в тон ему ответил я, выдав на главный экран картинку с шести внешних камер. — Вне атмосферы они меня быстро догонят, придётся пострелять... Виктор Петрович?

— Если вы подумали о моём боевом опыте и необходимости его применения, я готов, — невесело усмехнулся профессор. — Жаль. Надеялся прожить остаток жизни, не прикасаясь к оружию. Но раз надо...

— Надеюсь, до этого не дойдёт, — сухо сказал я. — Ник — в техотсек, мне понадобится помощь. Остальные поступают в полное распоряжение Эрнеста.

— Моя помощь тебе уже не нужна? — покривился Том.

— Ты мне очень поможешь, если будешь выполнять приказы майора Ромашкина, — ещё более сухо произнёс я. Последнее, что мне нужно на борту, так это раздолбайство второго пилота, будь он мне хоть трижды лучший друг. — По местам.

Мрачными были все без исключения, даже Вуур, внезапно осознавший, чем запахло дело. Я его понимаю: чуланцы его родной семьи были адептами культа Жизни, и на протяжении веков давали своей планете отличных медиков. Не было для верующего худшего греха, чем преднамеренное убийство. А ведь ему, оправдайся мои опасения, придётся этот грех совершить... Не переживай, друг. Твой грех я возьму на себя.

Кажется, я знаю, что должен сделать.

— Внимание всем, — я включил многостороннюю связь, и, почувствовав все семь работающих каналов, продолжил. — Ситуация хреновая: мы попали в засаду и атакованы хебеарскими перехватчиками. Попытка высадить вас на планету не удалась, вы в курсе. Им нужен только я, но от удовольствия захватить вас как заложников они не откажутся. И убьют, как только получат надо мной полный контроль. Этого я допустить не могу... Надеюсь, все понимают, к чему я клоню?

— Что уж тут непонятного... — услышал я бурчание Ника. — Достаточно снять защиту с реактора, и мы красиво испаримся в один момент. Главное, что без мучений.

— В случае риска захвата корабля ты обязан принять любые меры для недопущения этого, — напомнил Эрнест. — Никому не хочется помирать, но лучше так, чем попасть в руки к хебеарам... или кто там за них сейчас.

— А, тебе тоже показалась странной их манера вождения, — хмыкнул Том. — Майк, тут и вправду такая *опа, или ты нагнетаешь?

— Скоро проверим, — процедил я. — Они сокращают дистанцию. Все по местам.

— Есть, капитан...

Я сложил крылья, ненужные в вакууме, и активировал все оружейные системы, не выходя из траектории разгона. Не верю я, что они не приготовили ещё один пакостный сюрприз.

Стрелять мне, впрочем, не довелось.

Чувствительные сенсоры уловили впереди, с отклонением меньше градуса от моего курса, зарождающуюся аномалию. Эдакий космический "шторм" с "глазом" межпространственного туннеля. И, судя по побочным эффектам, этот туннель сейчас "разродится" довольно крупным объектом.

Приехали, мать вашу...

Хорошо, хоть не слишком сильно разогнался. Можно затормозить и скорректировать курс. Лобовое столкновение в мои планы точно не входит.

— Внимание всем, — снова заговорил я — мрачнее мрачного. — Впереди по курсу туннель... и хебеарский крейсер, чтоб ему сгореть.

— *опа, — резюмировал Том, и ни у кого не нашлось возражений.

Хебеарский крейсер — зрелище для эстетов. Изящная с виду конструкция из светло-серого материала с металлическим блеском, похожая на ажурную чечевицу. Смертельно опасная красота двух километров в поперечнике. Не верилось, что эта штуковина полным бортовым залпом может сорвать атмосферу с планеты земного типа или разнести на куски Луну.

Мы наблюдали его с минимального расстояния, всего-то километров десять. Впечатляет.

— Послушайте, Михаил, я не знаю, с чего вы взяли, будто нам нужны жизни вашего экипажа, — представительный пожилой мужчина в дорогом гражданском костюме был похож скорее на профессора, читающего лекцию, чем на капитана корабля мятежников. — Как только мы изымем квантовый кластер и заменим его чистым аналогом с полным набором управленческих программ, они смогут отправиться на "Арго" куда угодно. Никто не станет их задерживать. Нам нужны вы, я этого не скрываю. Но ваши друзья — нет. Они — предвосхищаю ваши возражения — даже не смогут нам помешать. Не успеют. Именно потому никто их и пальцем не тронет.

— У меня есть основания вам не верить, — отвечал я, сформировав свой виртуальный образ.

— Какие же?

— История взаимоотношений Земли и... вашего сообщества.

— Времена меняются, молодой человек, и мы меняемся вместе с ними, — тонкие губы на его сухощавом лице сложились в улыбку. — В одном вы правы. Подлость человеческая суть константа, от времени не зависящая. Боюсь, вы, как человек честный, ни разу не задумывались о том, что могли стать жертвой обмана и манипуляций.

— Я не человек, — напомнил я. — Но и вы правы. Я мог бы стать жертвой обмана и манипуляций. Но именно для того, чтобы не стать, я никого постороннего на борт "Арго" не допущу. Малейшая попытка меня вскрыть — и я снимаю защиту реактора.

— Мы вновь вернулись к отправной точке... — сокрушённо покачал головой благостный "профессор". — Но я надеюсь, что услышанное, всё же, повлияло на ваш выбор, и вы смягчите условия.

— Условия прежние.

— Вы упрямы.

— Наверное, упрямство — последнее, что осталось во мне от человека.

Его умиротворяющий вид не мог меня обмануть. Прекрасно помню его лицо, когда я, рыча от ярости, выкрикнул свой ультиматум: или они отзывают звено абордажников, или я взрываю "Арго" к какой-то матери. Это было лицо человека, у которого из-под носа увели казавшуюся лёгкой добычу и вынудили "танцевать" ради её получения. Ну, ну, дядя, потанцуй.

Только не закрывай канал связи.

Мне понадобилось несколько десятых секунды — немыслимо долго для квантового компьютера — чтобы отрешиться от всего лишнего и сосредоточиться на поставленной задаче. Отрешиться, но не забывать ни на мгновение, потому что "лишним" в моём случае был даже экипаж. Дико звучит, но это так. Мои друзья рассредоточились по кораблю тремя парами, Ник сидел в техотсеке, обеспечивая возможность снятия защитного экрана с реактора в ручном режиме. Я не смог бы сам его отключить, слишком много предохранителей там предусмотрено. У всех был вид защитников осаждённой крепости, точно знающих, что их ждёт в случае поражения, а на победу рассчитывать несколько наивно. Я должен был не думать о них. Потому что, пока один из моих личностных контуров торговался с "профессором", второй старался держать под контролем системы "Арго", третий загрузился в андроида и дежурил в техническом коридоре, все прочие мои псевдоличности начали осторожно внедряться в компьютерную сеть хебеарского крейсера.

Хебеарским он был разве что конструкционно, но его экипаж целиком состоял из людей, землян по происхождению, никогда не видевших Земли. С одной стороны это облегчало задачу, люди более понятны, чем чужаки. Но с другой — возникал вопрос: почему? Неужели у беглой элиты хватило ума заключить договор с хебеарами? В качестве кого люди присутствуют на чужих кораблях?

Скоро узнаю.

По характеристикам хебеарские квантовые компьютеры были сравнимы с нашими. Прямо скажем, я не специалист в этой области, но даже мне известно, что часть нынешних технологий Земли — военные трофеи. Не только Содружество нам тогда подсобило с ништяками. Помогло и тщательное изучение образцов захваченной техники, и, чего греха таить, задушевные беседы с пленными спецами. Потому внутри корабельной сети я чувствовал себя, словно в другом городе. Вроде улицы незнакомые, но логика их расположения и конструкция домов вполне понятны. Учитывая, что управлял корабельной сетью земной ИИ известной мне модификации, моя задача несколько усложнялась. Модификация-то военная — кстати, ещё один вопрос: откуда дровишки? Кого именно стоит взять за жабры по поводу снабжения потенциального противника секретным программным обеспечением? Ну, да ладно, разбираться без меня будут. Главное — не попасться в острые зубы какой-нибудь сторожевой программе, а их тут невероятное количество.

Чёрт, везде защита. К системам и базе данных без шума не пробиться, а шум — это последнее, что мне нужно.

Так, голова квантовая, думай давай. Где у ИИ слабое место?

Проникнуть в управляющий модуль теоретически можно с периферийных систем, но на это уйдёт некоторое время, да и сторожа не спят. Гарантий, соответственно, никаких. А я как сапёр, ошибиться могу только один раз. Оставляю пометочку "рассмотреть в отсутствие других вариантов" и дедуктирую дальше. Итак... ИИ обязан подчиняться приказам человека, наделённого соответствующими полномочиями и авторизованного в базе. Но у меня таких полномочий нет, и в базе я не авторизован. Здесь мимо. Разве что удастся взломать идентификацию капитана корабля, о чём и мечтать не стоит. Поймают при первой же попытке...

Были бы мозги — голова бы заболела. А так...

А что — "так"? Отец всегда твердил: "Никогда не стесняйся спрашивать у того, кто знает больше". Именно. У меня на борту есть хакер-любитель, сумевший взломать мой код. Я под его чутким руководством тоже с горем пополам научился примитивному взлому, но рядом с ним я такой же ноль, как он в пилотском деле.

"Эрнест, — позвал я по нейросвязи. — Ответь. Нужна твоя помощь".

Долгих полторы секунды его канал светился мутно-жёлтым огоньком ожидания. Я уже волноваться начал, хотя, вот он, Эрнест, на борту.

"Что-то случилось?" — прилетел его неслышный никому другому ответ.

"Ты смог бы по-тихому взломать комп этого крейсера, если бы имел мои возможности?"

"Если бы был тем программистом, который писал его ИИ — и ломать бы не пришлось", — в ответе Эрнеста мне послышалась добрая ирония профессионала, объясняющего неучу прописные истины.

Был бы я человеком — заехал бы себе кулаком в лоб. То-то было бы звону.

Не только среди пилотов ходят байки про хитросделанных программистов, оставляющих "калиточки", "чёрные ходы" и прочие неприметные сюрпризы в своих изделиях. ИИ это касалось в полной мере. Эрнест уверял, что не существует ни одной модификации искусственного интеллекта без программистских закладок, и он, как любитель тихого взлома, частенько ими пользовался. Не получилось только со мной: он так и не смог пробиться дальше внешнего, искусственного контура. Но ведь и я не ИИ. Моё ядро писал такой специалист, с которым не посоревнуешься — уровень не тот.

Зато личностный блок любого ИИ — его слабое место. Угадали, почему?

Потому что никакой ИИ не обладает личностью в полном смысле этого слова. Даже самый полный набор поведенческих реакций таковой считаться не может.

"Калиточки, значит... — спустя долю секунды ответил я. — Не подскажешь, где можно их найти в модификации "генерал"? Она у этих в компе за операционку".

"Мне будет проще тебя провести туда, чем объяснять на пальцах".

"Веди".

"Хех... "Генерал" у них, видите ли..."

Эрнест никогда не недооценивал противника. Скорее, был склонен несколько преувеличивать их возможности. Но мысленный голос у него был насмешливый. Видимо, ему было известно об этой модификации что-то такое, чего мы, простые смертные ...да и непростые смертные тоже, не знали.

"Дай мне полное управление".

"Хочешь побыть в моей шкуре? А потянешь?"

"Я не собираюсь тебя замещать, жить ещё не надоело. Просто дай мне управление и не мешай. У тебя работа посложнее моей — заговорить зубы старому хрычу в костюмчике".

"Выделяю тебе контур с полным доступом".

Это было непросто — взять и потесниться, уступая инициативу другому. Отвык. Но я сознательно отключил себе даже аварийный канал перехвата управления выделенным контуром, чтобы не дай бог не помешать Эрнесту. Он у нас умелец по взлому, пусть работает. А я побуду в роли обычного ИИ-компа.

Я — руки и инструменты в оных. Он — мозг. Чего уж проще? Главное — не лезть со своими ценными указаниями ему в душу.

Камеры в коридоре показали, как Ромашкин вошёл в свою каюту. Переключение — и я увидел, что он не сел в своё любимое модифицируемое кресло, а выдвинул лежанку и устроился поудобнее. Обруч нейросвязи на его коротко стриженой голове остро помигивал цветными огоньками работающих систем.

"Начинаем", — услышал я.

И часть меня, превратившаяся в обычный интеллект-компьютер под управлением человека, снова унеслась по каналу связи на вражеский крейсер.

Тоненькая серая ниточка, незаметная в целом пучке таких же.

— Должен признать, кое в чём вы правы. У вас есть основания не доверять нам, так же как и мы не можем всецело доверять вам. Взаимность чувств, знаете ли, — "профессор" тонко усмехался. Так, будто тайно гордился своим интеллектуальным превосходством над каким-то там пилотом. — Тем не менее, существует старинная мудрость: политика — это...

— ...искусство возможного, — не слишком вежливо перебил его я. — А как насчёт искусства невозможного? Или вы не оперируете такими понятиями?

— Молодой человек, мы с вами живём в реальном мире. Здесь понятие "невозможное" имеет вполне определённый смысл, — в голосе моего визави наконец послышалась едва заметная нотка раздражения. Хорошо, пусть сосредоточится на мне, не чтящем величайшего мудреца нашего времени. Только без фанатизма, не перегнуть бы палку. — "Невозможное" — это то, чего быть не может в принципе. Строить какие-то договорённости на таком основании бессмысленно.

— То, что случилось со мной, тоже проходило по разряду "не может быть в принципе", — возразил я. — Или вы слышали о подобных случаях?

— Нет, — кажется, я сумел заставить его призадуматься. — Вы уникальны. Именно эта ваша уникальность и вынудила нас к активным действиям.

— Вынудила, — едко хохотнул я. — Ну, ну.

— Не ловите меня за язык, молодой человек, — улыбка исчезла с суховатого лица оппонента, будто её стёрли. — Нет на свете живого существа, которое не действовало бы, исходя из обстоятельств. Меняются обстоятельства — меняются и действия... Хорошо, если вы предпочитаете открытый разговор, без увёрток, я буду говорить открыто. Вы хотя бы понимаете, что стали фактически бессмертным?

— Перестав быть человеком, — ещё раз напомнил я.

— Есть люди, готовые заплатить такую цену за бессмертие.

— В таком случае возникает вопрос: а люди ли они? Если нет, то им попросту нечем заплатить.

— Демагогия, — отмахнулся "профессор". За его спиной неясными силуэтами мелькала свита — несколько человек, державшихся, как офицеры, и несколько вооружённых до зубов типов. Довольно неприятных типов, надо сказать. И в моём, компьютерном смысле, тоже. — Если есть цена, найдётся и оплата. Главное, чтобы было кому её принять.

— То есть вы предпочтёте расплатиться из чужого кармана, как в старые добрые времена?

— А вам не всё равно, из какого источника вы получите вознаграждение, скажем, за полезную нам информацию?

— Мне-то, может, было бы всё равно, — я сформировал голографический образ и изобразил самую наглую ухмылку, на какую был способен. — Будь я всё ещё человеком. Слабым, уязвимым и поддающимся искушениям. Но со мной-то вы чем рассчитываться будете? Битами, тритами? Я уже не говорю о том, что мошенничать с судьбой не получится.

— Жизни вашего экипажа, стало быть, вы в качестве оплаты не примете, — усмешка вновь явилась на тонких старческих губах "профессора".

— Они и так в моих руках. Давайте лучше поговорим о том, чего в моих руках нет... пока.

— Чего же вы хотите?

— Вот эту тему нам с вами стоит обсудить более подробно...

Старая ошибка этих ...нетоварищей. Неустранимая ошибка их системы. Нет, не недооценка противника. Это было бы полбеды.

Они обо всех судят по себе и только по себе, не допуская и мысли, что кто-то может думать и действовать иначе, не в рамках их философии.

Пожалуй, это единственное, на чём они могли сойтись с хебеарами. Те же яйца, только в профиль. И они, как те Бурбоны, ничего не забыли и ничему не научились.

Всё из-за суперэгоизма. Когда считаешь себя непогрешимым, истиной последней инстанции, жизнь не упустит случая щёлкнуть по носу. Мы все строим в голове некие модели окружающего мира, более или менее отражающие действительность, но все они, без исключения, несовершенны. Рано или поздно разница становится заметна, и мы вынуждены корректировать свои модели. Но некоторые индивиды — вроде привольно развалившегося в пилотском кресле крейсера типажа — предпочитают менять не "мир в голове", а окружающий мир, силой заталкивая его в прокрустово ложе своих несовершенных представлений о нём. Один такой как-то ляпнул: "Если факты противоречат моей теории, тем хуже для фактов". Задумывался ли этот мудрец, что факты, не вписавшиеся в его теорию, могут говорить о законах мироздания, которые ему не известны? Думал ли он, что его кредо пахнет кровью? Ведь под таким лозунгом очень удобно уничтожать носителей "неправильных" теорий и свидетелей "неправильных" фактов. Вряд ли. О таких мелочах ни он, ни его идейные братья и последователи не думали. И не думают.

Вот только для меня это не мелочь.

Говори, дядя, говори. Танцуй, чтобы получить желаемое. Я скажу всё, что ты хочешь услышать. Выцежу по капельке, продаваясь подороже и растягивая твоё удовольствие.

Меня интересует только выигранное время.

Отключив себя от управления своей псевдоличностью и предоставив его Эрнесту, я всё-таки оставил себе право зрителя. Он молча делал своё дело, я молча наблюдал и запоминал. Скоро пригодится, особенно если придётся дальше работать в одиночку.

Я, наконец, понял, что мне не нравилось в вооружённых мордоворотах за спиной "профессора". Достаточно было немного понаблюдать, как Эрнест обходил киберсторожей, и проследить парочку их связей, становившихся видимыми во время обмена информацией с ИИ корабля. Сторожа были опосредованно завязаны на ...охранников. На здоровенных, редкостно тупых с виду мужиков с обручами нейросвязи на головах. Только, в отличие от наших обручей, эти были намертво вживлены в выбритые налысо головы. Оставалось загадкой, чего теперь больше в этих существах — человеческого или компьютерного.

И это тоже я скоро выясню — с помощью Эрнеста.

Пресловутая программистская "калиточка" сперва показалась мне обычной игровой "пасхалкой" — мелким сюрпризом от разработчиков. Активируй те или иные действия своего виртуального персонажа, или нажми на определённый камушек в кажущейся монолитом стене, и получишь полный короб счастья. Или проблем. Как повезёт. Эрнест будто в самом деле нажал на тайный рычажок, и "калиточка" открылась, не потревожив сторожевые программы. Киберпейзаж вокруг нас резко изменился. Если раньше он напоминал до предела роботизированный многоуровневый город, пронизанный оживлёнными трассами и населённый странными существами, то сейчас мы словно вывалились в обычный коридор обычного космического лайнера. Точнее, в коридор, обрамлявший премиум-салон для именитых пассажиров. Мы сами тоже преобразились. Я — в охранника, получеловека-полумашину, Эрнест — в одного из офицеров.

"ИИ должен быть там, где рубка, — Ромашкин впервые за весь сеанс решился заговорить со мной. — Успокойся. Здесь нас не услышат. Мёртвая зона, закладочка от создателей ИИ военного назначения. Как раз на наш случай. Да, если выберемся живыми — никому ни слова. Мало ли..."

"Вопрос в том, где находится сама мёртвая зона", — хмыкнул я, почему-то совсем не обрадовавшись тому, что вошёл в узкий круг особо посвящённых.

"Там, где пожелает программист, — широко улыбнулся Эрнест. — Они у нас ребята с извращённым чувством юмора".

"Да уж, проверил на своей шкуре... Ну, что, какие у нас планы?"

"Вспомни, как ты работал с собственными ИИ-блоками в самолёте и андроиде".

"И — дальше что? Любой исправный ИИ будет сопротивляться попыткам замещения его интеллект-блоков".

"Двоечник. Кто говорит о замещении? Просто представь, что этот ИИ — твоя псевдоличность. И действуй соответственно. Что непонятно?"

"М-да. Век живи, век учись, и дураком помрёшь, — мысленно хохотнул я. — Давай, умник, действуй. Я на подхвате".

Эрнест, изобразив на лице-маске кривую усмешку, коснулся пальцами сенсора двери.

За дверью на миг вспыхнуло солнце...

...Мгновение — и я раздвоился. Не в том смысле, что снова выделил из себя полноценную псевдоличность, нет. Я был "Арго", и я же теперь был хебеарским крейсером, поименованным земным названием "Дуайт Эйзенхауэр". Кстати, имя многое говорило о его экипаже и командире. Но это сейчас лирика, не имеющая отношения к делу.

Я попросту "уселся" поверх корабельного ИИ, как "усаживался" на собственные, ущербные копии. Я ждал чего угодно — тревоги на корабле, активизации сторожей, вмешательства хебеаров — но только не того, что произошло.

А произошло... ничего.

Тишина.

Корабельный ИИ по имени Дуглас не то, чтобы принял мою личность. Он просто стал её частью, растворился во мне. То есть он не был тупым примитивным ИИ с грузовика, и момент "усадки" не прозевал. Но в его базе данных такой ситуации не прописали, и он не знал, как на неё реагировать. А когда ИИ не знает, как реагировать, он не реагирует вообще. В этом их самое главное слабое место.

Зато я теперь прекрасно знал, что мне делать.

"Спасибо, Эрнест. Без тебя бы я не управился".

"Всё понял?"

"Да".

"Тогда я возвращаюсь. А ты — будь осторожнее. Мало ли, какие сюрпризы ещё".

"Эрнест".

"Что, Миша?"

"Береги их".

И, во избежание дальнейших расспросов, отключил свой канал нейросвязи.

Теперь я действую в одиночку. Но первая планка взята, и это внушает осторожный оптимизм.

Главное — не обнаружить свой оптимизм раньше времени. У меня цель покруче крейсера, как бы он ни был крут сам по себе.

По корабельным часам же прошло меньше минуты...

— ...Безопасность экипажа — единственное, что вас интересует в данный момент, — мой оппонент тем временем продолжал констатировать очевидное. — Если вы не верите в мою искренность — а я был искренен — я готов заключить с вами сделку.

— Не вижу смысла менять шило на мыло, — в прежней хамоватой манере ответил я. — Вы снова предлагаете мне поверить вам на слово.

— Что же вас устроит?

— В идеале — если бы вы посторонились и дали нам уйти. Но идеал недостижим. Потому предлагаю принять "Арго" в ангар вашего крейсера... Найдётся у вас ангар подходящих размеров? Вот и хорошо. И мы все вместе прогуляемся туда, куда вы хотели отвезти меня одного. Мой экипаж будет всё время при мне, никто из вас не будет даже пытаться проникнуть ко мне на борт. Только в этом случае я готов с вами о чём-то говорить.

Я наивный дурак. Верь, дядя. Я должен быть именно таким — согласно твоей модели мироустройства. Я тот, кого ты считаешь лохом. Ну, так я им и буду.

Верь своим заблуждениям. Вера — страшная сила, если применять её с пользой. А если вера в свою непогрешимость идёт в комплекте с неутолимой жаждой бессмертия, то ещё неизвестно, кто из нас лох.

Минут двадцать отчаянной торговли, и для "Арго" открыли ангар, в который мог спокойно войти эсминец. На земных крейсерах таких ангаров нет, а на хебеарских есть. Зачем? Этого даже Дуглас не знает. Его сюда не так давно установили, полугода ещё не прошло. Зато он, став частью моей личности, предоставил доступ к массиву такой интересной информации, что я чуть было не возгордился. Наша разведка годами искала это, собирая по крупицам, по косвенным данным, а мне за здорово живёшь полный доступ. Хорошо быть компьютером. Плохо то, что воспользоваться полученным массивом мне, скорее всего, не удастся. Дай бог успеть хотя бы "Арго" спасти. Шансов на это очень мало, хотя и больше, чем ноль.

Вспомнив, какой облом получился с попыткой высадки на планету, я отвесил самому себе мысленную оплеуху. Туннельный переход — это несколько часов.

Мало. Очень мало.

Если мне удалось подмять под себя корабельный ИИ, это ещё не значит, что тот же фокус удастся повторить с ИИ базы. Или где они там собираются. Насколько я знал, земные военные базы никогда не управлялись одним суперкомпом. Только распределённой сетью нескольких десятков обычных квантовых кластеров и штатных ИИ. Выход из строя или переподчинение одного из узлов сети ничего не даст, кроме доступа к информации. А мне сейчас не информация нужна. Вернее, не только она. Мне нужна вся сеть.

Хотя...

И Эрнест, и, в своё время, Джимми говорили мне, остолопу, что структура любой компьютерной сети в общих чертах повторяет структуру общества, её создавшего. На Земле уже привыкли к системе, состоящей из кластеров самоуправляемых общин, объединённых законами государств и — следующий уровень иерархии — межгосударственных объединений. Ещё выше находились выборные органы планетарного масштаба. При этом единоличной властью не обладал никто. Это тормозило принятие важных решений, зато повышало их качество и не позволяло ни одному органу подгрести под себя слишком много власти. Эдакий защитный механизм, общественный предохранитель. Примерно так же были устроены компьютерные сети Земли, и только у военных можно было вырубить сеть базы по приказу пары человек. На то они и военные.

А как насчёт устройства общества наших оппонентов?

М-да. Приличных слов не нахожу.

Я не фантазирую, и не вспоминаю усвоенное ещё в школе. Начитался сейчас файлов из базы данных Дугласа. Он воспринимал всё это как должное. Так с него и взятки гладки, он всего лишь компьютерная программа. А мне материться хочется.

Значит, высока вероятность того, что главный суперкомп у них всё-таки есть. И управляет им — готов поспорить на свою зарплату с премиальными — не земной, а хебеарский ИИ, структура которого мне не известна. Периферия, скорее всего, наша, а центральный комп — нет. Почему я так решил? Скорее всего, потому, что люди на хебеарских кораблях не более чем пушечное мясо. Таран для уничтожения Земли, посмевшей унизить этих недосиженных владык галактики. А коль так, то командуют парадом именно хебеары. Они, скорее всего, сидят на базе и паре-тройке самых мощных кораблей. Они отдают приказы и управляют всеми системами, значит, им нужна понятная операционка с привычным интерфейсом... Логично я рассуждаю? Логично. А значит, очень вероятно, что я ошибся во всём. Ведь где люди, а где логика?

Хотя, смотря какие люди и какая логика...

Туннель был довольно коротким. "Эйзенхауэр" вышел из него приблизительно в половине АЕ от цели, но даже отсюда я — всеми сенсорами крейсера — увидел грандиозную ячеистую полусферу с планетой в фокусе. Увидел и восхитился. Это ж надо было согнать в одну небольшую, на четыре планетки, систему такой серьёзный флот. Насколько я помню, за всю войну хебеары только раз провернули нечто подобное, когда после первых небольших, но обидных поражений спланировали "окончательное решение земного вопроса". Битва была, говорят, страшная, и если бы враги тоже стояли насмерть, там бы попросту не осталось ничего живого. Но хебеары привыкли дорожить своими жизнями, и отступили, как только поняли, что тактически проигрывают... Я не знаю, сколько они собрали кораблей тогда. Я просто вижу, сколько собрано сейчас, и, несмотря на свою враждебность, невольно восхищаюсь.

В самом деле, трудно не восхититься такой феноменальной твердолобостью. А я думал, только нам, людям, свойственно дважды наступать на одни грабли.

И тогда у них на Земле была "пятая колонна", и сейчас есть. Возможно, хебеары считают, что учли свои прежние ошибки. Ну, так и мы вроде не поглупели с тех пор.

Потому-то я сейчас здесь, а не на орбите какой-нибудь перспективной планеты...

— Мать моя женщина... — Том, обозрев транслировавшуюся мной картину, как обычно высказался первым. — Вот это вот всё против Земли, что ли?

— Гордись оказанной честью, — не без грустной иронии проговорил Виктор Петрович.

— Прям лопаюсь от гордости за родную цивилизацию. А наши что, клювом щёлкают?

— Не думаю, — покачал головой Эрнест, входя в рубку. Выглядел он так, будто работал двое суток без сна и отдыха. — Наши, скорее всего, не только в курсе, но и готовятся к встрече дорогих гостей. Загвоздка наверняка только в дне и часе их прибытия.

— А это всегда так, — подтвердил Щербаков. Он сменил свои любимые очки на контактные линзы, и выглядел несколько непривычно. В особенности тем, что у него на коленях вместо коммуникатора и исчёрканного карандашом допотопного блокнотика лежала импульсная винтовка. Ветеран взял из оружейки то, к чему привык на войне. — Точное время начала операции — самая засекреченная информация. Её спускают вниз чуть ли не в последние минуты. Но то, что мы видим, это не что иное, как окончание сбора перед наступлением. Тот самый момент наибольшей неготовности, предваряющий момент наибольшей готовности. Если бы сейчас здесь появился наш флот и нанёс удар...

— Размечтались, профессор, — хмыкнул Том, плюхнувшись в пилотское кресло. На консоли рядом с ним лежал и висел целый арсенал, от импульсного пистолета до громоздкой длинноствольной гауссовки. Он бы ещё кинжал за пояс заткнул и треуголку нацепил... — Это только в кино кавалерия прибывает на помощь в самый драматический момент. Мы тут одни. И будем вертеться, зная, что подкрепления не дождёмся.

— Мы всегда так на задание уходили — не рассчитывая на подмогу, — усмехнулся Щербаков. — Знаешь, как оно бывало — второй десантный когг с подкреплением могли подбить. А задание выполнять надо. Вот и вертелись... в одиночку.

— Эй, вы что, хотите сказать, что мы сейчас тоже... на задании? — всполошился Том.

— Мы на войне, — устало вздохнул Виктор Петрович. — На той войне, которая могла настичь любого из нас по отдельности, в любой точке пространства. Но для того, чтобы победить, нужно это понимать. А то расслабились от мирной жизни и всеобщей сытости. Забыли, на каком свете живём. Это вам не ефремовский коммунизм, где все люди братья, а все встреченные инопланетяне — друзья и помощники. Может, когда-нибудь мы до этого и дорастём, но такое будущее даром не дастся. Его нужно отвоёвывать... у нашего прошлого.

После его слов в рубке повисла тишина. Ни добавить, ни возразить нечего, тут я со своими друзьями был солидарен.

— Приближаемся к планете, — я был вынужден нарушить эту неловкую тишину. — Сейчас могут быть неприятные сюрпризы, приготовьтесь. Таро, смени Ника в техотсеке.

— Есть, капитан-сан, — один из близнецов ответил мне по звуковой связи. Я так и не спросил, кто из них старший, кто младший.

— Майк, — подал голос неугомонный Том. — На кой хрен мы обвешались стволами, если точно знаем, что штурм не состоится? Если полезут, мы сделаем красивый фейерверк, и всех делов.

— Демонстрируем противнику свою решимость, — совершенно серьёзно ответил я. — Они должны знать, что легко им не будет в любом случае... Так, поменьше болтовни. Нас сейчас не будет сканировать только ленивый.

Планета медленно росла на экранах "Арго" и "Эйзенхауэра". Не слишком уютная, маловодная, с сухим контрастным климатом. Тем не менее, когда-то — если верить сведениям Дугласа — она дала жизнь разумной цивилизации. Существа, имевшие мало общего с гуманоидами, строили обширные подземные города, наполненные непонятной техникой. Когда вымерла эта раса, неизвестно. Сухой климат сохранил их обиталища и механизмы настолько хорошо, словно подземные города были покинуты только вчера. Люди-мятежники, на которых выместили свою злость потерпевшие поражение хебеары, обосновались здесь совсем недавно, и ещё не успели толком исследовать планету. Построили город, ввели какие-то совершенно зверские законы, наладили снабжение продуктами питания и производство необходимых вещей. Короче, только-только начали обживаться, а тут снова заявились хебеары, и сделали руководству колонии предложение, от которого невозможно было отказаться. Результат, как говорится, налицо. И теперь на всех возможных орбитах жёлто-коричневой, с редкими тёмными пятнами мелких морей, планеты крутился внушительный флот вторжения. Финальная сцена, так сказать.

Спрашивается, за каким чёртом они, будучи на сто процентов готовыми атаковать, подвинули срок? Неужели только для того, чтобы меня изловить? Ради чего? Ради призрака бессмертия, замаячившего на горизонте? Если это так, то они действительно психи. Правда, должен признаться, этот сдвиг по фазе оказался для Земли спасительным. Погоня за мной дала нашим драгоценное время. Даже если у меня ничего не получится, это уже плюс. А если получится, где-то на Земле, как минимум в одном неприметном кабинете, откроют бутылку шампанского.

Самая лучшая война — та, которая не началась.

Я затаился в головном компе "Эйзенхауэра", предоставив Дугласу — моей новой псевдоличности — полную свободу действий. Странно, но никто на борту, включая штатных умников, не обратил внимания на несколько увеличившийся объём, занимаемый ИИ в пространстве кластера. Может, и обратили бы, не будь такой запарки.

Поскольку сейчас мы с мужем переживаем далеко не самые лучшие в смысле финансов времена, буду благодарна за любую помощь. Увы, такова наша селяви... :) У нас поменялся номер карты — у старой заканчивается срок действия, её счёт скоро будет закрыт. Кошелёк Яндекс-деньги: 410012852043318 Номер карточки сбербанка: 2202200347078584 — Елена Валериевна Спесивцева. По рекомендации зарубежных читателей завели киви +79637296723 Заранее спасибо!

"Хойти-Тойти", А. Беляев

Бит, трит — единица информации в двоичной и троичной системе счисления соответственно.

Высказывание приписывают Гегелю.