Кот и его Хозяин. Общий файл.

Кот и его Хозяин

Вместо предисловия

По небольшой насыпи — останков некогда величавого сооружения — изредка перебрасываясь словами шли двое. Полуденное солнце слепило путникам глаза, ежеминутно они поднимали руки к лицу: один — утереть испарину замусоленным носовым платком, дрогой — почесать зудевшую кожу. Однако путешественники даже и не помышляли об отдыхе — к ночи надо было пройти как минимум в два раза больше расстояние.

— Змейка, — в очередной раз промокнув испарину обратился к своему спутнику первый. — Как думаешь, вот за что нам это всё?

Остервенело почесав скулу тот недовольно, с какими-то шипящими нотками, почти неслышно пробурчал:

— Мне-то откуда з-знать? Раз-з интерес-сно, найди с-себе очередного пророка — много их с-сейчас-с раз-звелос-сь — у него и с-спраш-шивай. Не думаю, что услыш-шиш-шь меньш-ше с-сотни раз-зличных предполож-жений. И прекращ-щай уж-же меня так з-звать, надоело!

— Да ладно те! Ты ж меня так и не прекратила Бородатым кликать, а?

Хохотнув, он от избытка чувств подёргал объёмную растительность под подбородком.

Второй, точнее, вторая, недовольно зыркнув из-под капюшона на своего спутника, промолчала.

Так, в тишине, прошло ещё несколько минут. В молчании же путники спустились в узкий жёлоб между остовами пляшущих многоэтажек, и только когда они вошли в одно из зданий, намереваясь срезать путь, та, которую называли Змейкой, резко затормозила. Из-под низко натянутого капюшона послышалось тихое шипение, причмокивание.

— Что такое? — резко посерьёзнев, Бородатый извлёк из кармашка своего рюкзака короткую курительную трубку.

— Кровь, — помедлив, ответила Змейка. — Чую з-запах крови.

— Вот ведь не было печали... Где?

Она махнула рукой, обтянутой длинной, по локоть, перчаткой.

— Рядом есть ещё кто?

— Навряд ли. Я не чувствую, но воз-змож-жно это кто-то, умеющ-щий с-скрыватьс-ся и от меня.

Сплюнув, он, ткнув трубку в зубы, направился в указанном направлении.

Догнав своего бескомпромиссного спутника, Змейка тихо осведомилась:

— Уверен?.. Мало ли кого приш-шили, раз-зве оно того с-стоит?

— Да, уверен. В лучшем случае мы завербуем в команду надёжного, повязанного собственной кровью человека... или не человека, плевать. В худшем же... в худшем на наших руках станет чуть больше крови.

— Это мож-жет быть опас-с...

Она оборвалась, увидев недобрые серебристые искорки, кружащиеся в зрачках её спутника.

— В таком случае я разнесу на хрен этот район...

В тёмном, полуобвалившемся подвале было сыро и промозгло. Прямо у входа, в обрамлении лужи чёрной крови, лицом вниз лежало распростёртое тело. В центре спины клоками плоти зияла небольшая сквозная дыра.

Склонившись над телом, Бородатый легко перевернул его лицом вверх, подержал ладонь на груди, пальцами другой коснувшись шеи.

— Ну?..

— Что ну? — Бородатый, отстранившись от будущего пациента, принялся рыться в своём рюкзаке. — Жить будет.

Часть I

Врачеватель Душ

...Вот и я до боли в ушах посмеяться не прочь.

Лишь пока светло в небесах, лишь пока не наступит ночь...

Группа "Пикник", альбом "Дым", песня "Ночь".

Глава I

Скот, центр Города, 3.05.2023

28 минут до захода солнца.

Золотистые лучи заходящего солнца ярко и безжалостно-правдиво высветили серые мрачные силуэты выгоревших многоэтажек. Некоторые выглядели еще как-то более-менее прилично, а вот другим не повезло: у многих домов начисто снесло верхние этажи, а торчащая из бетона уцелевшая железная арматура притязательности отнюдь не добавляла. Впрочем, это была ещё ерунда — зачастую мощные подземные толчки попросту сравняли величественные постройки с асфальтом, и теперь на их месте возвышаются обожжённые горы камней.

На фоне ярко-золотистого неба, в лёгких мазках перистых облаков все это смотрелось пугающе.

Неуместно.

Жутко.

Я переступил лапами и прислушался, одновременно следя, чтобы черепица старого домика, невесть как оказавшегося посреди развалин мегаполиса, не поехала у меня под пятками. Это было бы очень некстати.

Тихо.

Ни звука.

Неожиданно для самого себя я зевнул. Сладко, показывая всему свету оттопыренные чёрные вибриссы и пасть. Сказывалась голодовка, вот уже почти три дня не дающая мне нормально выспаться.

Неожиданно высоко в золотистой хмари неба, громко и ясно на фоне мёртвой тиши, пронзительно закричала какая-то птица. Я даже не посмотрел в её сторону — лишние телодвижения. За те дни, что минули с Катастрофы, уже достаточно хорошо понял — мне до них не добраться. Никак. Пернатые очень редко спускаются вниз, видимо, довольствуясь кормом с верхних этажей. А туда я при всём желании не смогу забраться, ведь большинство подъёмов обвалилось, перегородив путь. Обходные дороги я не искал — слишком удаляться от лёжки опасно. Чрезвычайно опасно.

Меж тем время текло, и солнце неспешно погрузилось в белесую дымку на горизонте, привлекая к работе сестру-луну. Небо медленно перетекало от золотистых тонов к угрожающе-багряным, редкие полоски облачков на этом кровавом поле казались слегка бирюзовыми. Внизу, подомной, улицы заливались потоками сгущающихся теней. Мрачные покосившиеся громады зданий, укутанные в ореол бордовых лучей, теперь смотрелись ещё угрожающе, чем днём.

Развалины города погружались во мрак.

Я недовольно махнул хвостом. За целый день не удалось выследить ни одной хоть мало-мальски пригожей в еду зверюшки. Это было плохо. С того момента, как кончилась уцелевшая в ближайших домах еда, мне не перепало ни крошки. Видимо, придется вновь залегать спать на голодный желудок.

Чтоб тебя, Разодранная Зановеска!

Я уже хотел было развернуться к входу на чердак, как вдруг увидел в окне противоположного дома легкое движение. Это же... неужели?..

Прищурившись, я одновременно осторожно и нетерпеливо вгляделся в подступающие сумерки.

Ничего.

Прошла минута. Полторы. Две...

И тут прямо по балкону, ничего не опасаясь, пробежала серая тень. У края она замерла, наверное, принюхиваясь, метнулась назад, в укрытие

Так и есть! Наконец-то! Мышь!

Запомнив расположение добычи (окно первого этажа, третье слева от подъезда), я мягко спрыгнул на чердак, заваленный грудами давно никому не нужных вещей. Затем на второй, жилой, этаж и, уже не исхитряясь кульбитами, по сохранившейся лестнице на первый.

Не знаю, кто тут жил до Катастрофы. Не знаю, как жил. Знаю только, что теперь этот покосившийся, полу-обвалившийся, но с честью выдержавший все невзгоды дом теперь по праву принадлежит мне.

Метнувшись по коридору, засыпанному ошмётками когда-то голубых обоев, нырнул в узкую щель за опасно накренившимся деревянным шкафом, значительно сокращая себе путь.

Выскочив на улицу, я чуть было не нырнул обратно. Едкий запах смерти, боли и страха насквозь пропитал эти узкие улочки, навсегда проклятые собственными обитателями. Многие, очень многие нашли свое последнее пристанище тут, раздавленные камнями, задохнувшиеся пеплом, сожженные огнем. Или разодранные Тенями.

Но надо было спешить. Тьма уже вступала в свои права, а вышедшие на охоту Повелители Ночи не будут ждать, пока я закончу свои дела и спрячусь в подвале, где уже четыре дня горит мой Неугасимый Огонёк — из дырочки в газопроводной трубе просачивалось топливо, как-то подожжённое во время Катастрофы и теперь надежно охраняющее меня от ужасов Послекатастрофных Ночей.

С трудом пересилив себя, я сделал несколько осторожных шажков, после, наверное, слегка пообвыкнув, вновь затрусил к памятному окну. Ещё с высоты я отметил, что именно туда в своё время рухнула громадная бетонная плита, пробила острым углом асфальт, глубоко увязнув в земле. Оставалось не ясно, как она не рассыпалась в дребезги от страшного удара, но эта странность сейчас сослужит мне добрую службу.

Подобравшись поближе, я, цепляясь за торчащие по бокам исковерканные металлические штыри, легко, как по лесенке, вскарабкался на самый верх. Теперь, оказывается, я даже чуть выше оконного проёма.

Мгновение потоптавшись на месте, рассчитал траекторию, приготовился, замер в ожидании... чего?

Прыжок!

До изувеченного, наполовину осыпавшегося бетонного уступая я не долетел едва-едва, успев-таки уцепится за самый краешек когтями одной лапы. Вес тела, увеличенный силой прыжка, выворачивая пальцы больно ударил по заскользившим когтям. Панически дёрнувшись, закинул наверх вторую лапу, уцепился, подтянулся, перебирая передними конечностями втащил свою тушку наверх.

Фу, еле пронесло. Ещё бы чуть-чуть — и начинать бы мне всё сначала! Ну или сразу заканчивать — тут как повезёт с приземлением.

Осторожно выглядывать назад я не стал — нет времени. Снаружи стремительно темнело, а мне надо было ещё успеть выследить и поймать несчастного зверька. Ну, если так подумать, то это тут я — голодный и несчастный, так что...

Аш-ш-ш!! Ядрён Газон, как больно!

Отвлекшись на посторонние размышления, я не глянул вниз, за что, спрыгнув, и поплатился: напороться на осколки полуразвалившегося потолка удовольствие, я вам скажу, не из приятных. Впрочем, отбросив первую боль мне стали ясно — ничего страшного, всего-то пара царапин от особо острых осколков стекла, да несколько синяков. Первое — залижу, второе — переживу. За эти дни я понял, что такое настоящие мученья — уцелевшие две трети левого уха до сих пор отзывалось страшной болью на каждое движение, а небольшой (хотя, с чем сравнивать!) ожег на боку только-только начал зарастать новой шерсткой. Но не все это было главным — поднятый мною шум скорее всего насторожил чуткие ушки юркого зверька, а это страшнее всего!

Замерев на месте, я осторожно прислушался, затем вгляделся в мир, раскрасившийся чёрно-белыми тонами. Мышь пряталась за опрокинутым столом — видимо юркнула туда, услышав шум. Идиот! Нет, чтобы по-тихому, не привлекая внимания, со спины... А время-то не резиновое!

Выждав ещё пару секунд, я начал осторожно обходить добычу, мягко ступая по припорошенному пылью полу. Не в коем случае не наступать на стекло или камушки — могут выдать скрипом или шорохом. Осторожно, осторожно... Не сводя голодного взгляда с мыши, чтобы, не ровен час, не упустить, я всё приближался и приближался, вот осталось всего чуть-чуть...

И тут случилось непредвиденное.

Сзади и сбоку от меня что-то звонко тренькнуло, зверёк дёрнулся, но уже было поздно — из-за моей спины тёмным росчерком вылетело нечто продолговатое, пробило несчастному существу бок, пришпилив к ножке стола.

Меня опередили!

А через мгновение вспыхнул свет.

Зажмурившись, я, не желая быть обнаруженным, метнулся в полумрак у стены. Тени ненавидят свет и не посмеют тронуть меня даже в так слабо освещенном уголке. Но я всё-таки надеюсь, что до этого не дойдёт.

А ведь на улице уже почти окончательно вступила в свои права Ночь...

Послекатастрофная Ночь.

Проморгавшись, я оглянулся на потемневший проём окна. Небо приобрело тёмно-лиловый отсвет, чем-то похожий на цвет спелой сливы. На этом обманчиво-безмятежном фоне яркими дырочками проклюнулись первые, самые яркие звёзды.

Так и есть, высовывать нос наружу до утра равнозначно самоубийству.

Неожиданно свет усилился, и все в помещение вновь вернуло свои окраски: пробившаяся сквозь бетон трава — зеленый, маленькая лужица под крысой — красный, а рубашка осторожно вошедшего в помещение человека — синий. Это было странно и неправильно, ведь раньше я видел всё в оттенках серого, независимо от того, темно ли сейчас, или светло. Но после Катастрофы всё изменилось. Помню, как, дрожа всем телом от страха, я выбрался из подвала, и тут же был буквально ослеплён водопадом цветов, обрушившемся на меня. Несколько мгновений я ничего не видел, а потом ещё очень долго не понимал — тот ли этот мир, в котором я жил до того?.. Хотя последнее и не удивительно, Катастрофа без всякой жалости вывернула привычную обыденность наизнанку.

Так я узнал, что небо обычно не серое, а золотистое, солнце — багровое, люди, изредка показывающиеся на глаза — разноцветные, хотя в основном просто очень грязные... Кстати, о людях...

Назвав вошедшего человеком, я слегка поторопился — скорее это был... человечек?.. э-э-э... лет пятнадцати-семнадцати... наверное... я не слишком хорошо разбираюсь в людях, что правда, то правда. Слишком уж мал мой опыт общения с этими странными двуногими. Например, понять, а уж тем более угадать их мотивы я был не в состоянии. И, наверное, ещё не скоро этому научусь.

Тем временем паренек, настороженно поглядывая по сторонам, подошел к законно моей добычи. Скорее всего он услышал шум и теперь пытался определить его источник. То есть, попросту говоря, искал меня. Ню-ню. Посмотрим, удастся ли тебе разглядеть в полумраке чёрного зверька, затаившегося в дальнем, охваченном призрачными объятиями темноты, углу.

Вор подошёл к бездыханной тушке, замер. Видимо опасался, что, нагнувшись, окажется уязвимым для атаки из засады. Угу, предосторожность вполне логичная. Было б ещё кому нападать... Выждав несколько секунд, человек медленно присел, готовый рвануться с места в любое мгновение. Поднял зверька, завернул в полиэтиленовый пакетик, сунул в рюкзак. Так же осторожно и бесшумно встал. И, видимо, уже собрался отправляться восвояси, как вдруг случилось то, чего менее всего ожидал я и чего, по-видимому, более всего опасался самозваный конкурент.

Светло-бронзовый огонёк в керосиновой лампе, неожиданно мигнув, начал угасать

Поняв, что спасительное световое пятно стало быстро сужаться, я чёрной молнией метнулся за спасительной гранью, в мгновение ока оказавшись у ног человека. Тот, не обратив на меня ровным счётом никакого внимания, поспешно поставив керосинку на пол, принялся лихорадочно обшаривать карманы.

Пламя тем временем уменьшилось уже настолько, что освещало только лишь нас, да небольшой, метра два, пятачок вокруг.

Не видя лучшего выхода, я схватил зубами край его штанины (фу, какая гадость!) и потянул к выходу. Если сейчас очень поторопиться, мы вполне успеем добежать до моего подвала, а уж там как-нибудь перекукуем... Давай же, шевелись! Хватай лампу и бегом, бегом на выход! Ну скорее же!..

Однако все мои усилия оказались тщетными: он не сдвинулся не на шаг. Лишь мелко задрожал...

Идиот!

Я нервно хлестнул хвостом и облизнулся. В какой-то неуловимый момент мир вновь выцвел, раздробившись на белое и чёрное. Ещё мгновение и в комнату заползли Они.

Тени.

Это были странные сущности. Во всех смыслах странные. Их телом была тьма, одеждой — мрак, пищей — ночь. Выглядели они как... как тени. Только живые. Осознающие. Передвигающиеся. Тьма во тьме. Сгусток мрака на чёрной стене. Они не имели ни объёма, ни формы, ни размера. Могли перемещаться по любой поверхности, без разницы, какой. Всегда были чуждыми, непонятными, излишними... и ужасно пугающими.

Тени двигались обманчиво-неспешно, видели, что горит, теплится свет. Он уже не доставал до погружённых во мрак стен и потолка, где и замерли, точно голодные хищники в засаде, Хозяева Ночи.

Обернувшись на человека, я не увидел ничего нового — тот всё так же продолжал торопливо шарить в подсумке. Его руки дрожали от страха и напряжения, с них прямо на меня капал едкий, ледяной пот. Но я лишь прижался ещё ближе к ноге. Ближе к свету. Ближе к жизни. Дальше от тьмы.

Когда освещённый пятачок сузился настолько, что мы еле-еле помещались в него, я отчетливо понял, что сейчас произойдет.

И отчаянно, без всякой надежды на лучшее, зашипел.

Мы — покойники.

Неожиданно я вспомнил то, что, мол, перед смертью глазам открывается прошлое. На душе странным образом полегчало. Вновь увидеть Мать, вспомнить ее тепло, ее заботу, ее любовь... Как с начала она кормила нас, меня и сестренок-братишек своим молоком, потом стала приносить добычу. А потом она взяла нас с собой на охоту... ставшей первой для меня и последней для всех остальных.

Именно в ту ночь и случилась Катастрофа.

Проснувшаяся тогда в маленьком комочке плоти, что называют сердцем, боль, не могла сравняться ни с какими ожогами или разорванными ушами... Именно после неё я понял, что царапины и синяки — ерунда, почти не стоящая внимания...

И тут это произошло. Крошечный язычок, обгладывающий фитиль, исчез, оставив в память о себе лишь тлеющий красноватым уголёк. Странно. Наверное, прошло всего-то несколько секунд, но мне они показались вечность, вечность бесконечною, ватную, и отвратительно-тягучую, словно патоку. Зажмурившись, я не видел и не слышал ничего, надеясь, что тот самый пресловутый Конец будет быстрым и безболезненным. Наверное, тогда я перепугался настолько, что даже не попробовал оживить предсмертные воспоминания. А жаль.

Однако через три секунды ничего не произошло. Через пять — тоже. И только когда я приоткрыл глаза, сверху на меня рухнуло что-то большое, холодное, влажное, дрожащие и дурно пахнущее, придавило голову, не давая перейти к решительным действиям, прошлось по всему телу. Затем все повторилось, почти без перерыва. И тут с верху послышался чуть скрипучий, дрожащий, басовитый и одновременно глухой голос, говорящий тихом шёпотом:

— О-о-ох-х... К-кот-тен-нок-к... Т-ты-то чт-то тут-т д-делаешь?

Я вздрогнул и, подняв глаза к верху, увидел в руке давешнего грабителя, сейчас склонившегося надомной и гладившего вдоль хребта, дешёвую пластиковую зажигалку, на дне которой едва-едва заметной поволокой плескалось топливо. Тени, обожженные неожиданно вспыхнувшем светом бросились в рассыпную, затаившись на потолке и за небольшим, метра два в радиусе, освещенном круге.

— Фух, еле пронесло... ещё бы чуть-чуть, и!.. — паренек выразительно провёл ладонью по кадыку, мотнул головой, отбрасывая с глаз намокшую от пота прядь спутанных волос, осторожно подтянул и повесил на себя непонятную палку, видимо — какое-то оружие. Мать рассказывала, что оружие — это то, чем часто пользуются люди, не имеющие ни когтей, ни клыков. И в руках человека "оружием" могло стать все, что угодно начиная от камня и заканчивая палкой. После чего вновь присел на корточки, в упор меня разглядывая.

Я отвечал ему взаимностью.

— Бедняжка... где же это ты так себя изувечить успел-то? Хотя что за глупость я спрашиваю!.. — он грустно хохотнул, дотронувшись рукой до рваной, запёкшейся кровью глубокой царапине под глазом. Ух, да он везунчик — если бы нечто, оставившее такой след, скользнуло чуть выше — ходить б ему одноглазым! — А худой-то какой... кожа да кости...

Угу... А ты что, не заметил?! Я из-за тебя вообще-то ужина-завтрака-обеда лишился!

Словно читая мои мысли, он еще раз провел по мне своей лапищей. Затем, опасно подобравшись к краю нашего убежища, выхватил из темноты окровавленную тушку:

— Ну ничего, сейчас переползём куда-нибудь, где нет столь напряжённой обстановки... И за катим пир на весь мир, как же иначе? — парень гордо потряс мышкой.

Я покосился на жирного, откормленного на бесплатных харчах зверька, подумал и... повернулся к новоиспеченному благодетелю, встретившись с светло-голубыми глазами, светящиеся усталостью, болью и... симпатией?

Так-так-так, давайте-ка с начала: он что, решил обо мне заботиться? Да ладно, правда что ль? А меня кто-то спрашивал? Я сейчас в обморок рухну, только вот сначала разберусь от чего — толи от радости и счастья (мышь таки моя! Ну или хотя бы частично), толи от подозрений и недомолвок (а вдруг заманит куда и съест, на закуску?).

Я знал, что раньше некоторые люди брали на себя ответственность, принимая к себе в семью кота (собаку, птичку, хомяка) и заботились о нем. Таким счастливчикам жилось вполне хорошо: исправная кормежка и ласка от хозяина, полное здоровье и безопасность... и еще много-много различных бонусов, по мимо одного — свободы. Как любят говорить сами люди — золотая клетка. Чаще всего они жили в квартирах и не имели возможности даже изредка выходить на улицу. А если кого-то и выпускали, то те либо рано или поздно либо терялись, либо сбегали, либо погибали. Именно таким "убеганцем" и была моя прабабка, рассказавшая эту истину бабке, та — матери, а уж она — мне.

Видимо, задумавшись, как и я, о чём-то своём, он на несколько секунд прервал свой полубредовый монолог, впрочем, вскоре с каким-то странным выражением на лице продолжил:

— А знаешь, тебе повезло, что ты встретил именно меня. Я котов люблю. И вообще живность всякую. А кто-то другой мог тебя запросто съесть... Так что не вешай нос, всё просто замечательно, не правда ли?.. Только надо бы поскорее выбираться отсюда, а то неприятно было б вновь остаться без света, зажигалка вон едва-едва чадит...

Полностью согласен. Но вот только куда ты меня поведёшь? Если что, у меня в подвале есть личный источник освещения, слабенький, конечно, но на крохотную каморку, что я выбрал себе в лежбище, хватает. Впрочем, забудь то, что я тебе сказал. Всё равно она моя...

Огонек многозначительно зашипел и мигнул, впрочем, тут же выровнявшись.

А в прочем, разве у меня есть выбор?!

Решившись, я вновь ухватил растерявшегося... Хозяина?.. Да, пожалуй, именно так... и, потянув его за собой, отступил на пару шагов к выходу. Замер, выжидательное оглянувшись.

— Эй, стой, ты куда? — голос у него, по-моему, был слегка разочарованный и неслегка испуганный.

Да не боись! Своих не бросаем!

Я отступил от него еще на шаг, опасно приблизившись к расплывчатой границе тьмы и света, вновь оглянулся.

Кажется, на этот раз до него дошло:

— Ты меня куда-то ведешь?

Дошло наконец-таки... Слышь, дылда, или как там тебя по фамилии-имени-отчеству, если ты так и дальше продолжишь думать заднепроходным отделом мозга, то сработаться у нас вряд ли получится!

Хозяин одним огромным шагом преодолел все то расстояние, что нас разделяло и посмотрев на меня, предложил:

— Ну что ж, веди, что ль?

И я повел.

Шли мы так: я подбегал к краю освещенного круга, на самую грань, там, где тени, обычные тени, вели завораживающую битву со светом, переплетаясь и впиваясь в наш пятачок спокойствия мёртвыми конвульсивными язычками. После ждал, когда мой благодетель приблизится. Затем все повторялось.

Выбравшись наружу, я как всегда на секунду замер, оглушенный разлитой тут Смертью. Особенно едко она чувствовалась именно ночью, когда на охоту выходят самые отвратительные и страшные порождения Катастрофы. Но Хозяин лишь на мгновение сморщившись, да, как мне показалось, слегка позеленев, обеспокоенно спросил:

— Что такое, Малыш?

Так, я свято надеюсь, это он не имя мне придумал? А то будет весело...

Стараясь не обращать внимания на бесшумно сопровождающих нас Теней, я провел его в свой Дом: маленькую (по человеческим меркам, разумеется) подземную клетушку, с трубой, пересекающей ее от стенки до стенки. На ней узким, охристо-жёлтым язычком пламени трепыхался мой Огонек. Чуть ближе ко входу на полу скомканной подстилкой лежало шерстяное одеяло, которое я, еще в первый день, ценой неимоверных усилий приволок с первого этажа, из уцелевшей спальни. Это была моя лежанка.

— Это твой дом? Как тут... уютно! — паренёк подошел ко мне, погладил, почесал за ухом. Я благодарно замурчался, теранувшись ему об колени, а затем и вообще попытался взгромоздиться на него, когда тот присел.

— Ну, ну, хватит! — Хозяин, встав, осторожно спустил меня на холодный бетонный пол, но, несмотря на это, я всеми фибрами своей души чувствовал, что ему хорошо. Так хорошо, как не было уже очень, очень давно. — Погоди немного, Пушистый. Нам поесть надо... и набрела ко мне тут одна идейка...

Он, загадочно улыбнувшись, отошёл к выходу, принялся копаться в рюкзаке, который там и оставил. Заинтригованный, я последовал за ним, уселся рядом, наблюдая, как из большого, явно самодельного мешка появляются самые разнообразные вещи. Небольшой раскладной ножик, отложенный в кучку с, как я понял, "полезными" на данный момент вещами. Ножницы, отправившиеся следом за ним, наполовину пустая зажигалка (Хозяин неприлично ругнулся, видимо, он даже и не подозревал о существовании такой полезно вещички). Тонкая стопка купюр, на которые мы вдвоём долго смотрели — он с кривой усмешкой, я с любопытством. К моему вящему разочарованию скатывать бумажки в шарики и бросать мне паренёк не стал, а, покачав головой, швырнул их обратно. Небольшой моток верёвки (на него тоже реакция была какая-то странная: "Да, Сэм, как всегда, оказался прав. Без верёвки — как без рук. Вот, в этот раз на тетиву пошла. Надо не забыть её потом перемотать, а то запутаться может..."). После из какого-то кармашка вывалилась толстый фотоальбом. Вздрогнув, Хозяин смертельно побледнел, и двумя пальцами, будто бы брал что-то омерзительное, закинул страшную находку как можно глубже. В самом низу же оказалась слегка помятая и дырявая баклага без крышки.

Достав её, он отрезал горлышко, откупорил доно. Затем, предварительно отогнув и смазав клеем края, водрузил свою конструкцию на трубу, как раз вокруг Огонька.

— Ну вот, другое дело! — он явно был очень собой доволен. — Теперь-то уж точно не задует!

Если честно, то смысл его действий я как-то не уловил. Всё равно же тут ветра никогда нет, от чего же тогда прятать свет, делая его ещё более тусклым?! А, да ладно, если ему так спокойнее...

Полюбовавшись своей работой ещё чуть-чуть, мой опекун вновь взялся за дело, пустив на дрова чем-то не приглянувшуюся ему дверь, что до того мирно стояло в дальнем углу. Заняло это всего-то примерно полчаса, а щепки так и летели из-под небольшого топорика на ярко-оранжевой, пластиковой ручки. Да, не только люди могут вечно наблюдать за чужой работой...

Пару раз за это время я пытался забраться в мешочек с дичью, оставшийся, как я думал, без присмотра. Что, к величайшему моему сожалению, успехом не увенчалось — оба раза Хозяин зорко пресекал любые посягательства на ужин. А я бы съел только немного, честно заработанную (ну хотя бы квартплатой!) половину. Или не только...

Тем не менее я бы с честью постарался сдержать аппетит!

Мясо сварили в красной кастрюльке, установив её прямо на прогоревшие, но сохранившие ещё нешуточный жар, угли. Кости оставили про запас — если завтра не повезёт, будет из чего сварить бульон. А вот требуха досталась персонально мне... Мррря-ау!

Минуло почти полтора часа. Хозяин, устроившись на свёрнутом вдвое одеяле, для верности подложив ещё и своё, ублажал меня массажем, заодно неторопливо рассказывая о том, о сём. Если первое я воспринимал благодушно-поощрительно, то второе слушал вполуха, чего, в общем-то, от меня и ждали. Хозяину надо было просто с кем-нибудь поговорить, излить душу, раскаяться. Рассказать обо всём, что случилось с ним после Катастрофы. И я слушал, согласно муркая на особо эмоциональные предложения, слушал, сыто жмурясь в его, часто не по-детски стекленевшие, глаза, слушал, громко урча от каждого движения его, часто замирающей и подрагивающей руки. Слушал, легкими прикосновениями поглаживая искорёженную Искру, будто бы вывернутую на изнанку, багровой, всю в могильно-черных трещинках сердцевиной. Это было жутко и неправильно, не такая Искра должна быть у подростка, только-только начавшего входить в взрослую жизнь. Не такая... не такая избитая колёсами жизни, не такая изувеченная гнётом предательства и удара в спину. Не такая обездвиженная убитой совестью. Не такая чёрная. В конце концов.

Я осторожно обходил вокруг неё, пытаясь найти лазейку. Прикасался к жгуче-отвратительному боку, изо всех сил стараясь сломит кожуру, такую мягкую и податливую на вид. Хоть как-то помочь...

И она поддавалась.

Бледнела.

Ещё немного, и чёрные щели, от которых, кажется, веяло самой замогильной тьмой, начали медленно, нехотя зарастать. Нездорово-багряный окрас потускнел, став всего лишь красным. И с боку, чуть левее меня, отвратительную оболочку прорвал тонкий, слепящий луч золотистого, тёплого света. Вырвавшись из-под смрадного гнёта, он рванулся, дёрнулся, пытаясь освободиться, но... был не в силах.

Пока ещё не в силах.

В моей же задаче — как только возможно приблизить этот момент.

* * *

Открыв глаза, я понял, что утекло немало времени. Костёр окончательно прогорел, рассыпавшись тёплой кучкой пепла, кое-где задорно подмигивающей мне алыми искорками. За окном медленно светало.

Хозяин спал.

Старательно обнюхав его лицо, я довольно муркнул. На потрескавшихся, разодранных в уголке рта губах покоилась мягкая, счастливая улыбка. Она, словно тот золотой лучик, осветила мрачное и вечно напряжённое лицо, сделав его неповторимо моложе и мягче...

Да, не только Хозяин сегодня мог гордиться своей работой.

Глава II

Даниэль и Скот, центр Города, 14.05.23

7 часов 31 минута до заката

Обугленный бетон треснул, крошась под кроссовкой, поехал, шелестящим водопадиком обрушившись в тридцатиэтажную бездну. Забыв от ужаса дышать, я всем телом вжался в почерневшую стену, неосознанно наблюдая за длинным сероватым языком осыпи. Томительные секунды... наконец, он достигает нагромождений валунов, некогда бывших асфальтом и тут же взметается белёсым облачком, будто разорванный изнутри.

Судорожно вздохнув, я с трудом перевёл взгляд, трясущимися, неверными пальцами, опираясь скорее даже на ощупь, чем на зрение, отыскал ещё одну трещину, ухватился. Падения осколков отсюда слышно не было — ветер, задорно свистя в ушах, уносил все звуки, рождённые внизу.

Ещё один шажок по карнизу. Шажок между жизнью и смертью. Между гибелью и спасением... мышцы ноги сведены болезненной судорогой, в груди, где-то пониже горла, мечется безумный ужас, глаза до боли всматриваются вперёд, туда, где слева сверху в стене зияет провал, столь желанный и... недосягаемый. Казалось бы — вот он, всего пара метров от окна!..

И снова шажок. Осторожный, скорее даже робкий. Неожиданно под ногами треснуло, карниз, угрожающе заскрежетав, пошёл трещинами. Давящий горло страх, наконец, вырвался на волю, и я, одержимый ледяным ужасом, с нечленораздельным воплем что было сил бросился вперёд, отталкиваясь от падающих обломков. Пальцы, мёртвой хваткой вцепившиеся в надёжную опору низа проёма, обожгло — вес тела, увеличенный рюкзаком за плечами, с силой ударил по рукам; с одной ладони кое-где содрало кожу, и мне пришлось, на мгновение забыв о страхе, разжать её, повиснув на другой.

Подтянувшись, я, тяжело дыша, выполз на выщербленный, потрескавшийся бетонный пол. Скинув непослушными руками рюкзак, растянулся на спине, уставившись в бурую дымку, устлавшую золотистый небосклон. Всё тело подрагивало, одновременно упиваясь блаженной негой отдыха. Мокрая насквозь одежда приятно холодила кожу.

Я сделал это... сделал...

Очнувшись от раздражённого мяуканья, спросонья не сразу понял где я и кто. Поддавшись мимолётной слабости, видимо, провалился в смутное состояние полузабытья. И дурак. Не то сейчас время, чтобы вести себя вот так вот... распущенно. Не то.

Да и за полдень уже перевалило, если верить часам. Пора бы поторопиться.

— Сейчас, сейчас, потерпи пару секунд, дружок. Да-да, согласен с тобой, я полнейший дебил... ну уж прости дурака, ага?.. Ну же, потерпи ещё секундочку... — неловко поднявшись, развязал тесёмки, выпуская на волю Скота. — Ну как тебе видок, а? Отсюда мы запросто определим куда идти!..

Кот, явно не разделяя моего оптимизма, недовольно фыркнул и, отойдя к дальней стене, принялся вылизываться. Нахал.

Пожав плечами, я огляделся. Что-что, а панорама города отсюда действительно просто великолепная. Прямо-таки футуристическая. В плохом смысле слова. Бесконечный серый лабиринт высоток, озарённый кровавыми лучами багрового солнца. Ни капли зелени, разбавившей бы мрачную постапокалиптическую торжественность мёртвого Города! Полуобрушившиеся строения, угрюмыми памятниками былым эпохам возвышающиеся над безучастным тёмным хитросплетением улиц... нет, скорее переходов. Катастрофа была не разборчива, она, будто вырвала из города несколько кусков, наложила их друг на друга, затем вернув на место. А потом ещё раз. И ещё. И ещё... и ещё, пока Город окончательно не приобрёл теперешний свой облик, облик мрачный, заброшенный. Облик, чуждый таким, казалось бы, фундаментальным понятиям, как логика, пространство, время. Облик, насквозь пропитанный смрадом тоски, отчаяния, скорби, печали, уныния... смерти. Нет в мире ни одной отрицательной эмоции, что не бродила бы по пустынным закоулкам Города.

Но с осмотром окрестностей, пожалуй, стоит повременить, есть парочка вещей поважнее. Кровоточащие ссадины на правой ладони, к примеру... н-да, заработать гангрену было бы сейчас ой как не кстати.

Залив неглубокие ссадины — к счастью, отделался только ими — перекисью, я обернул ладонь чистой белой тряпочкой. Так, на всякий случай.

— Везёт же мне... — пошевелив пальцами под повязкой пробормотал я. Потом, переведя взгляд на следы в бетоне, оставленные левой ладонью, повторил: — Везёт...

Ответ пришёл неожиданно:

— Да, но ведь ты помнишь, что везение не может длиться вечно? Рано или поздно белая полоса закончится... или же ты наивно полагаешь, что идёшь по чёрной?.. Тогда я могу тебе только посочувствовать...

Резко обернувшись на голос, я выхватил нож, щелчком ступора высвобождая лезвие.

Но тут же расслабился, увидев, с кем имею дело. Рукоятка, вновь уместив в себе острое жало, вернулась на крепление ремня.

Верхушка здания, где я сейчас стоял, раньше, по-видимому, была одним из этажей — парочка стен сохранилась, до сих пор подпирая несуществующий потолок. Они представляли жалкое зрение, напоминая своим видом зубы столетней старухи, обглоданными, выщербленными столбами возвышаясь метра на полтора. На одном из таких постаментов, закинув ногу на ногу, и восседал он.

Невысокий, пониже меня. Потускневшие засаленные волосы всклокочены — торчат в разные стороны. Одежда потрёпана, свисает с тела грязными лохмотьями. Погнутая оправа очков с потрескавшимися линзами не скрывает холодный, презрительный взгляд.

А на месте солнечного сплетения — небольшая, с кулак, сквозная дыра.

— Сгинь.

Как можно больше равнодушия к происходящему. И властность в голос. Спокойствие... только так, и никак иначе.

— О-о, да мы, кажется, перестали узнавать старых друзей, а? — подросток ловко, прямо как при жизни, соскочил со своей трибуны, опёрся рукой на стену, глядя на меня поверх очков. — Это же так соответствует имиджу... хм, ты же помнишь свой имидж?

Отвернувшись, я молча попытался сосредоточиться на окружающем пейзаже. Но всё, абсолютно всё напоминало мне тот день. Тот час. Тот миг. Взгляд будто магнитом притягивало к нежеланному визитёру.

— Молчишь, значит... ну и правильно. Такие как ты должны молчать. Так что говорить буду я... на чём там остановился?.. А, точно, что когда-нибудь твоё везение кончится, точно-точно... Ты же видишь меня, да? Так вот, тогда твоё везение победило моё. Ты быль слишком везучим для меня. Однако что, если ты встретишь кого-нибудь, удачливей тебя, а? Или, растратив своё везение попусту, вот так вот просто рухнешь с высоты?

Парень, замолчав, подошёл к бездне, заглянул за край.

— Но давай вернёмся к имиджу... ты что ещё себе не придумал? Ну так давай, помогу. К примеру... мм... "бьющий в спину". А что, тебе подходит!

И тут я не выдержал. Гнев, копившийся внутри всё это время, выплеснулся неудержимым ураганом ярости. В следующую секунду обтянутый перчаткой кулак, беспрепятственно миновав тело задиры, с грохотом пробил трухлявую стену позади него. Она, до того державшаяся, видимо, лишь на добром слове, медленно осыпалась грудой осколков.

Ну что ж, как я и предполагал. Всё окончательно встало на свои места — мёртвые не воскресают.

— Хо, не в бровь, а в глаз, верно? Ну а что ты скажешь на...

— Заткнись, — тихо и злобно прохрипел я. — А, впрочем, что я с тобой разговариваю-то вообще?! Прекрасно ведь понимаю, что ты не тот, за кого себя выдаешь...

Сочтя разговор окончательно исчерпанным, я быстрым шагом отошёл в сторону. Руки, покрытые ледяной испариной мелко дрожали. Нет, нет, только вот глюков мне для счастливой жизни не хватало! Господи, да что же происходит с этим миром?! А со мной?! Казалось бы — вот оно, дно Тартараров, но нет — каждый день не обходится без сюрприза, каждый день бездна откладывает момент приземления...

За спиной раздались тихие шаги, приблизились настолько, что я, казалось, почувствовал на затылке ледяное дыхание. Приблизились и остановились.

По крайне мере пока он бестелесен, так что и опасность представляет чисто моральную. Хм, а почему я вообще решил, что это мои гаечки за шестерёнки заехали? Той памятной всем выжившим ночкой много чего появилось... нового. Почему бы моему визитёру не быть частичкой этого нового?.. А, впрочем, с чего я решил, что...

Длинные, могильно-холодные пальцы мёртвой хваткой вцепились в правое плечо.

...что глюки хуже отродья катастрофы?!

Замерев, не в силах от ужаса дернуть хоть мизинцем, я безмолвно разевал рот, самому себе напоминая выброшенную на берег рыбу. Все суеверные, а частью даже оккультные страхи, сдерживаемые плотиной здравого смысла, прорвались, бурными потоками растеклись по телу, сковав его почище горячечной рубахи. Перед глазами виртуальными окошками раскрылись все полузабытые кошмары детства, столь тщательно упакованные в уголке сознания и, казалось, давно поверженные. Вдруг мир качнулся, и мне охватил странный дурманный покой, смешанный с холодом, расползавшимся по правому боку.

Зачем-то, по непонятной тогда причине, скосив глаза к плечу, я увидел бледную кисть, неожиданно напомнившую усевшегося паука. От этой мысли по телу пронеслась волна такого отвращения, что я, вздрогнув, из последних сил дёрнулся, скидывая губительный плен оцепенения, неловко кувыркнулся влево, выдираясь из ледяной хватки...

Мир двоился и плыл. Спина, слегка ушибленная при неудачном приземлении, тихо постанывала; воздух пылал, жаркими потоками огня врываясь в окоченевшие лёгкие. Голова словно бы висела в тумане, отдельно от тела, почти его не ощущая.

— Ну что, теперь ты окончательно готов к серьёзному разговору?

С трудом, всем корпусом, развернувшись на голос, я едва узнал в стоящей передо мной фигуре погибшего знакомого. Мир вокруг, и без того унылый и мрачный, казалось, вовсе выцвел, расплылся, потерял резкость и контрастность. И тем ярче выделялось на этом фоне громадный, затмивший полнеба чёткий тёмный силуэт, отдалённо напоминающий человека.

Он говорил ещё что-то, и говорил много, но я так и не смог разобрать что именно — следом за цветами и звуки потускнели, истаяли, растянулись в неумолчный, сводящий с ума своей заунывность вой. Не в силах больше стоять, я упал на колени, а затем и вовсе уткнулся лицом в бетон. Не знаю, сколько продолжалась эта мракобесия, не знаю. Может быть какие-то доли секунды, однако мне они показались вечностью. Вечностью падения в бездну, куда глубже той, что уготована нашему бедному миру. Вечностью... вечностью без границ, без начала и без конца.

Неожиданно всё стихло.

Мир оставался всё таким же серым, однако вой, сквозь который я уже начинал слышать отдалённый бой барабанов, исчез без следа, оставив за собой лишь звонкую тишину. Я наслаждался ею, забыв обо всём на свете, наслаждался, как радуется неге отдыха усталый путник после продолжительного похода, укладываясь в мягкие перины. Удивительное, неповторимое чувство.

Вдруг что-то мягкое коснулось щеки, потёрлось об неё, муркнуло. Повернув голову набок, я уткнулся носом в пушистый мех. Сверху вниз на меня смотрели пронзительные, удивительно яркие золотые глаза. Весь мир был вокруг меня, но он был тих, нем и бесцветен. Казалось, что всё окружающее я могу разглядеть в этих склонившихся надо мной щелевидных агатах, обрамленных тончащей работы золотой оправой.

Счёт времени всё ещё не вернулся ко мне, и я не могу сказать, сколько мы его вот так вот провели, внимательно вглядываясь друг в друга. Ощущение окружающего постепенно, не сразу возвращалось ко мне — засвистал в ушах порывистый ветер, тени налились синеватыми оттенками, тучи — буроватыми. Всё вернулось на круги своя.

Он, как и прежде, сидел на одинокой бетонной колонне, вновь приняв образ убитого паренька. Разбитые линзы очков дробили свет, пробивавшийся сквозь полог туч, искрились. Слипшиеся от пота волосы едва-едва колебались под порывами ветра.

— Очень жаль, дорогой мой друг, нам с тобой помешали побеседовать по душам. Но не думай, что на этом всё закончится, нет! Жди, мой дорогой друг, однажды мы всласть наговоримся...

И пропал. Исчез, будто растворился в воздухе.

Я сел, порывисто прижал к себе Скота, бормоча что-то непонятное даже самому себе. Наверное, это были слова благодарности, но точно утверждать не берусь. Из глаз, прямо на шёрстку, медленно катились слёзы. Кот, на удивление спокойно восприняв мои посягательства, громко мурчал. Спасибо тебе, Скотинка, спасибо...

Немало драгоценного времени утекло, пока я в обнимку с пушистым приходил в себя. Наконец, когда уже по-хорошему пора было отправляться обратно, я понял, что дело больше ждать не будет. А понежиться с мурчащим котом я ещё успею, никуда зараза пушистая не денется!

Повторный осмотр окрестностей, теперь уже в "бинокль", не дал почти никаких положительных результатов. Взбираясь сюда я надеялся обнаружить хоть каплю зелени в желтовато-бетоном море, по направлению к которой потом и держать путь, но... проблема заключалась в том, что этой-то капли как раз-таки на горизонте и не было. Как говорится, вообще от слова совсем.

Помассировав правый глаза пальцами, я принялся быстро собирать немногочисленные вещи, прихваченные с собой в экспедицию. На крыше нам больше делать нечего — к юго-западу отсюда строения будто бы понижались, туда завтра с утра пораньше и отправимся. А сейчас надо поскорее спуститься и заняться приготовлениями к походу.

В середине площадки, где мы находились, в бетоне зияла большая, неровная дыра, присмотренная мною под спуск уже давно — подняться тут было невозможно (а если и возможно, то очень рискованно: перекрытия верхних уцелевших этажей держались буквально на соплях — плюнь и погребут тебя под обломками. Выбранный мною путь по карнизу был куда безопаснее), зато спрыгнуть самое оно. Осторожно подобравшись к провалу со стороны несущей стены, я уже приготовился соскользнуть вниз, как вдруг Пушистый, с большой неохотой вновь умастившийся в рюкзаке, задёргался и... завыл. Пронзительно, протяжно. Тоскливо. Обречённо.

Извлечённый наружу, он тут же вырвался у меня из рук. Никогда прежде я ещё не видел его таким: шерсть вздыблена, когти выпущены, небольшое розовое пятнышко на носу побагровело, а глаза... зрачки расширились настолько, что тонкая золотая ниточка — радужка — почти исчезла.

— Эй, эй, дружище, полегче, ты чего?! — испуганный и обеспокоенный, я вновь попытался приблизиться к коту, но тот в длинном прыжке отскочил подальше, явно намекая что сейчас не время для сантиментов. — Да что с тобой такое?!

Я посмотрел на солнце, затем сверился с часами. Похожая реакция у моего пушистого друга был на приближающихся Теней, но... Тени за несколько часов до заката?! Что за наркомания... или... на этот раз...

Кот завыл вновь. За моей спиной что-то треснуло, будто бы молотком раскололи бетонную глыбу.

Однако реальность оказалась куда... интересней моих самых смелых предположений.

— Ух ты, да сегодня прямо день сюрпризов, — тихо пробормотал я себе под нос, наблюдая за верхушкой соседнего здания, в ореоле осколков медленно уплывающей ввысь. — Эй, приятель, шутки в сторону, самое время дать отсюда стрекоча... ах ты, царапаться вздумал! И не надо так орать, как только спустимся я тебя сразу выпущу! Да прекрати ты уже мне на нер...

С похожим хрустом несколько верхних этажей ещё двух зданий в буквальном смысле взлетели на воздух. А через секунду, с поистине замогильным скрежетом и легким толчком, полетели и мы. Точнее полетела часть здания, а мы остались на ней как ни в чём не бывало.

— А, что б тебя-а-а..! Котяра, я же говорил, что оставаться здесь плохая идея-а!!

Мешок из-за плеч ответил негодующим шипением.

Я поднялся на четвереньки, безуспешно попытался встать — обломок здания, не имея опоры, тут же начал переворачиваться под моим весом. Несколько секунд, и мне пришлось изо всех сил вцепиться в оголившиеся стержни арматуры — глыба в несколько тонн, провернувшись моей стороной к низу, уравновесилась. Класс. Вот всю жизнь мечтал полетать вниз головой на парящем этаже.

Чуть развернувшись, я насколько позволяло положение глянул вниз. Там, прямо подомной, оскалившись обломками бетона и острыми кусками металлических прутьев, копьём торчала оставшаяся на земле часть высотки.

Последний шанс на спасение медленно уплывал вниз.

— Кот, слышишь меня?! — разгулявшийся ветер свистел в ушах, сносил слова, приходилось кричать изо всех сил. — Если мы подохнем, виноват будешь ты, усёк?!

Медлить больше было нельзя.

И я прыгнул.

— Физика, гравитация? — лежа на спине, приобняв недовольно возящийся рюкзак, я с каким-то отстранённым весельем наблюдал за уплывающими вдаль обломками. — Не, не слышал!

Меня начал разбирать нервный смех, грозящий постепенно перейти в гогот свихнувшегося, и я, чтобы успокоится, лёг лицом вниз, прижавшись пылающим лбом к приятно-прохладному бетону. Вот, так, Дэнни, спокойно, спокойно... у тебя и так уже есть личный толи глюк, толи вообще не пойми кто с дыркой в груди!

Вниз мы спускались в гробовой тишине. Скот, выпущенный на свободу, обиженно плелся чуть позади. Вот так всегда — спасаешь кого-то, а на тебя потом смертную обиду держат...

До самой темноты я готовился к завтрашнему походу. Собирал вещи, свои и обнаруженные в приютившим нас доме — на удивление в нём сохранилось достаточно много полезных вещей. Сразу после Катастрофы, когда уцелевшие люди выползли под сень золотого неба, некоторые решили воспользоваться ситуацией и чуть подправить своё материальное положение за счёт других. Идиоты. Большинство из них всё равно погибли в первую же ночь, а собранные богатства так и остались лежать по тайникам да схронам. В нашем же доме оказался небольшой подвал, куда можно было попасть из комнаты с газопроводом. Проход оказался частично завален, и я потратил много вечеров, разбирая его. Однако, как и предполагалось, мой труд не был напрасным.

Поставив набитый до отказа рюкзак у выхода, на пляшущей границе света и тьмы, я облегчённо выдохнул. Никогда не любил сборов, этой тягостной нервотрёпки с постоянным опасением, не оставил ли ты чего важного. Но, к худу ли, к счастью ли, я с Пушистым были полностью готовы покинуть ад на земле, чем бы эта решимость для нас потом не обернулась. Необходимое упаковано, не поместившееся вновь завалено в кладовой. Теперь можно наконец-то вздохнуть с облегчением и лечь спать, поставив жирную точку на этом безумно длинном и нервном дне.

Подвинув раскинувшегося на пол лежанки пушистого, я, перед тем как улечься самому, невольно бросил взгляд на ровный, надёжно защищённый от сквозняков язычок пламени, вырывающийся из крохотной, едва различимой трещинки на изгибе трубы. С того момента, как я увидел его в первый раз, он уменьшился почти вдвое.

Повернувшись на другой бок, я приобнял кота, размышляя, насколько же глупо радоваться завершению трудного дня, когда даже не подозреваешь, что принесёт тебе грядущий...

Глава III

Скот и Даниэль, центр Города, 16.05.23

10 часов 3 минуты до заката

Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз...

Было темно и немного душно. Равномерное покачивание в такт шагов убаюкивало, и я, свернувшись клубочком, придрёмывал.

Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз...

Бетонное месиво хрустит и скрипит под кроссовками; ветер залихватски свистает в небесных свирелях, переливает звуки в гул, а шум в высокие ноты... мастерски пробегает пальцами по отверстиям невидимой флейты. Недобро сипит трёхглазый сурк, зыркает в след жёлтыми недобрыми зрачками. Хотя с последним я, возможно, и неправ — отсюда не видно.

Остановившись, Хозяин тяжело вздохнул и, сбросив поклажу, сам уселся рядом. Как только я выполз из своего пристанища — мешка, собственноручно сшитого Хозяином для моей транспортировки — он объявил:

— Перекур! Кошатина, ты как, дымить умеешь?

Вопрос был чисто риторическим — из самодельной котомки, что Хозяин за глаза именовал рюкзаком, появилась отнюдь не пачка курева, а банка консервов и небольшой кусок хлеба. Сигареты, правда, там тоже имелись — когда Хозяину становилось совсем худо, а я это чувствовал как не кто другой, он иногда пытался заглушить душевную боль табачными клубами. Однако толи сигары были какими-то не такими, толи их наркотические свойства постоянно обходили Хозяина стороной, но итог всегда был одним и тем же: выкурив две-три сигареты, он, ещё более злой чем прежде, отплёвываясь, шёл прополаскивать рот. А так как Хозяин всегда, даже в таких критических случаях, старался экономить воду — её у нас было немного — то возвращался он в состоянии "лечь и не встать", как сам и называл его в мыслях. Вот тут-то я обычно понимал, что уже пора бы как-нибудь вмешаться, а то поздно будет...

Вскрыв консервы, Хозяин понюхал содержимое и, покачав головой, принялся намазывать его на ломтик хлеба. Мне он наложил немного в одну из припасённых жестянок. Примрррятного аппетита, Хозяин!

— Вот знаешь, Скотинка, если б кто раньше мне сказал, что буду я, дескать, каждый день есть печень трески, да к тому же ещё и кота своего кормить... — проглотив первый кусок доверительно сказал он. — Не поверил бы я! Да что там — в лицо бы такому шутнику рассмеялся! Кстати, кошатина, я тут недавно на пузырёк валерьянки набрёл...

Стоп, что? Валерьянка?

Подняв глаза от уже осточертевшей печени, я испытующе уставился на Хозяина.

— Да ладно, что уж и пошутить нельзя? — хихикая с набитым ртом пробубнил он.

Да ты, да ты... Хозяин, у меня просто нет цензурных слов что бы описать твой поступок!

Неожиданно и немного разочаровывающе еда закончилась: в консервной банке осталось лишь масло, а от хлеба так и вообще просто закончился... Старательно упаковав консервку в большой кусок полиэтилена, Хозяин бережно уложил её в рюкзак — он был одним из людей, придерживающихся правила "всё в хозяйстве пригодится". Вот и остаткам дневной еды он находил самое правильное применение: варил вечером ирландское рагу, восхваляя какого-то Джорджа за изумительную идею. Получалось, надо сказать, достаточно вкусно, хоть и весьма необычно.

Собравшись мы вновь отправились в путь. К моему вящему разочарованию оказалось, что я окончательно проснулся и умру, если ещё хоть минуту буду лежать. Найдя компромисс между врождённой сонливостью и желанием поноситься кругами вокруг Хозяина, я, извернувшись, высунул голову из мешка. Как и прежде пейзаж вокруг был уныл и однообразен. Мы шли по на удивление широкому проходу, дальше, по-видимому, сильно сужающемуся; по бокам цельной стеной возвышались сросшиеся пьяные зданий с редкими кривыми проёмами окон.

Отвернувшись, я ещё некоторое время с интересом разглядывал затылок Хозяина, затем, когда и это занятие мне окончательно наскучило, вновь нырнул в мешок. Свернувшись там калачикам, прикрыл глаза, медленно погрузившись в спокойную бесконечность дремоты. Вверх-вниз, вверх-вниз...

Так скороталось ещё около получаса.

Беспокойство пришло неожиданно, нахлынуло нестройным прибоем, усиливаясь с каждым шагом. Очнувшись от мирной дремоты, я извернулся и что было воздуха в лёгких заорал, предупреждая Хозяина об опасности.

Он тут же замер — шаги остановились.

Высунув голову из мешочка, я огляделся, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Бетонные обломки под ногами поскрипывали при малейшем движении. Серые стены вокруг, изборождённые красными витиеватыми иероглифами, закручиваясь спиралями уходили в чистое, цвета чеканного золота небо, оставляя на обозрение снизу только узкую полоску. Проход между ними, по которому мы двигались, через несколько метров ещё больше сужался, а стены над ним смыкались, образуя неровную арку. С первого взгляда всё тихо.

Тревога перестала нарастать, но и не пропала. Фу, на этот раз вроде пронесло.

Прекратив выть, я тихо зарычал, не меняя тональности, замолчал.

Хозяин меня понял.

Понял верно.

Присев, он подхватил горсть щебёнки, размахнулся, с силой метнул вперёд. Камешки дробью застучали по сужающимся ребристым стенам, некоторые, пущенные удачнее, должны были попасть прямо в арку. Но вдруг за пару метров до неё щебёнка начала замедляться — не сразу, постепенно — будто угодила в густой кисель.

— Что опять за хрень... — пробормотал Хозяин, невольно пятясь.

Оказавшись прямо под аркой, бетонные осколки окончательно остановились, повисли в воздухе. Точнее, скорее всего они продолжали двигаться, но настолько медленно, что глазом это было невозможно заметить.

— Ну вот и первый сюрприз на сегодня... здравствуй, Рэд, давно не виделись... Ладно, Скотинка, не печалься, попробуем через здания обойти.

Опасливо миновав иероглифы, Хозяин, выбрав одно из искривлённых до неузнаваемости окон, уже собирался забраться в него, как я почувствовал — что-то не так. Уже вроде бы улёгшееся чувство опасность вновь нахлынуло, забило в набат.

Ядрён Газон, да что ж у нас всё через пятую точку?! Хозяин, давай, я тебя предупредил, линяем отседава пока пятки не поджарило!!

Услышав мои причитания, Хозяин тут же отпрянул от проёма, быстро осмотрелся по сторонам, сдавлено выругался и, развернувшись, что было сил рванул по извилистому проходу.

И было от чего.

Вцепившись когтями в плотную ткань, едва не вываливаясь из мешка, я, развернувшись мордой назад, мог разглядеть происходящее в деталях. Воздух под аркой сгустился, потемнел, начал заворачиваться по спирали, всё быстрее и быстрее, образуя даже не воронку, а скорее цилиндр кружащихся потоков тёмного воздуха. Он разрастался, набирал мощь, легкий гул исходивший от него быстро перерос в оглушительный грохот, казалось, способный легко порвать самые крепкие барабанные перепонки. Когда звук достиг апогея, в центре воздушного столба вспыхнуло что-то белое, и он тут же начал расширяться, образуя выпуклый диск. Коснувшись стен, его края легко прошли сквозь них, не причинив никакого вреда.

Неожиданно мир, подпрыгивающий в такт бегу, провернулся, и мы плашмя растянулись на земле. Мешок сорвало с плеч, меня в нём протащило ещё метра два. Вывернувшись из спеленавшей ткани, я на неверных ногах подошёл к Хозяину.

Давай, вставай, ну же! Вставай!! Хозяин, пожалуйста, ещё чуть-чуть и мы покойники! Ну пожалуйста!..

Безуспешно потыкавшись мордой в его рассечённый, мокрый от крови лоб, я, покачиваясь, обошёл распростёртого на земле паренька. Вот и причина падения — левая нога, провалившись в щель между разошедшимися пластами асфальта, застряла, и теперь ниже колена неестественно напоминала металлическую косичку, скрученную спиралью. Все попытки хоть как-нибудь помочь Хозяину оказались безуспешными.

В отчаянии я забрался ему на спину, улёгся, уткнувшись мордой в грязную одежу. Ну что ж, помирать — так вместе... Хозяин, мордой тебя в прокисшие сливки, слышишь, из-за тебя моя жизнь прервётся, так и не вступив во взрослую пору!..

Неожиданно спина дёрнулась, и глухой, едва различимый сквозь адский грохот, царящий вокруг, Хозяйский голос произнёс:

— Котяра, слезь... с меня!..

Как только я скатился на землю, он, дёрнувшись, поднялся на четвереньки и с проклятиями выдрал лязгнувшую ногу из каменной ловушки. Придерживая её левой рукой, осторожно перевернулся, усевшись на бетонное крошево.

Левый глаз его изнутри заволокло зеленоватым, с бирюзовыми проблесками, туманом.

Грохот тем временем всё нарастал, я уже не мог расслышать кого именно поносит Хозяин совсем рядом. Разросшийся метров до тридцати в диаметре диск всё также, казалось, не тревожил ничего окружающего — даже пыль не взметнулась под порывами нематериальной бури.

Вдруг всё вокруг залило ослепительно-белое сияние, исходившее, казалось, со всех сторон — вспыхнули иероглифы, до того едва выделявшиеся на фоне стен. Они искрились десятками звёздочек, разлетающимися во все стороны, воздух вокруг дрожал и колебался, как в жару над асфальтом, тончайшие дуги молний соединяли затейливо закрученные линии ярчайшего света. Мир сплющился, потерял тени, став гладким и двумерным. Небо, такое светлое и приветливое, померкло, приобретя неприятные коричневые оттенки. Всё вокруг казалось невзрачным и малозначительным, всё, помимо пылающих иероглифов. Даже грохот и водоворот теней, беснующийся неподалёку не внушал такого трепета, как они. Сам мир, казалось, существовал ради них.

Сияние всё усиливалось. Чёткие линии горящих символов размылись, потеряли контрастность, словно бы свет, стеснённый временным пристанищем, начал неудержимо просачиваться наружу. Секунды, и первые язычки белого огня серебряными паутинками тумана потянулись к бушующему водовороту. Белые искорки, изредка мелькавшие сквозь ревущий хоровод света и тени, разгорались, впитывая энергию тускнеющих иероглифов. Вскоре те вновь стали серыми, едва-едва светлее окружающего бетонного лабиринта.

Миру отчасти вернулись оттенённые белоснежным пламенем цвета, хоть свет никуда и не делся — сгустился за полупрозрачным воздушным барьером в неправильный, постоянно перетекающий из одной формы в другую, шар.

Заворожённый происходящим, я заметил подошедшего сзади Хозяина только когда тот подхватил меня на руки. Прижав меня к себе, он, чуть пошатываясь, побрёл назад, подальше от беснующегося вихря. Его левый глаз вновь выглядел как всегда. Полный бесценных вещей рюкзак остался брошенным позади.

Но уйти нам было не суждено.

Неожиданно — вмиг, словно кто-то переключил рубильник — на место оглушительного грохота пришла звенящая тишина. Ударив по ушам почище взрывной волны, она густой, вязкой субстанцией расползлась вокруг. Затем пыль вокруг зашевелилась, тонкими струйками поползла вверх. Несколько секунд, и под сдавленные ругательства Хозяина в воздух один за другим принялись подниматься некрупные камушки. Я чувствовал, что с каждым шагом мы всё больше отдаляемся от земли, будто подпрыгиваем. Буквально полминуты — и ноги Хозяина беспомощно заболтались в воздухе.

К моему удивлению, на этот раз он смолчал, и, лишь перехватив меня поудобнее одной рукой, перекувырнулся, оттолкнувшись от ближайшей стены, оказался у кривой щели противоположного окна. Усевшись в нём, Хозяин всем телом прижался к бетону, только тут дав волю чувствам.

И тут, второй раз за день, мир залил ослепительный свет.

Почва содрогнулась, как от землетрясения, и сгустившаяся в центре водоворота энергия заколебалась, извергая даже нам видимые протуберанцы, с шипением прорвалась изнутри, колоссальным столпом белого огня соединив небо и землю. Свет от него был куда ярче прежнего, я уже просто не мог смотреть на это, боясь ослепнуть. По усталому ворчанию Хозяина я понял, что у него дела не лучше.

...Мир содрогался и бесновался, выкручивался и выворачивался на изнанку. Небо стало землёю, а почва — небосводом, день темнел, а ночь светлела и заливалась огнём. Казалось, Катастрофа вновь пришла резвиться на развалины... хотя нет, то что происходило сейчас не шло ни в какое сравнение с Катастрофой.

Зажмурившись, прижавшись друг к другу и к разогревшемуся бетону приютившего нас окна, мы пережидали необъяснимое, дожидались конца. Ослепляющий свет бил по глазам сквозь плотно сомкнутые веки, земля колебалась и пляшущие здания качало как спички. Нас мотало туда-сюда, грозя выкинуть наружу, во власть свихнувшейся гравитации. Это безумие, как сказал потом Хозяин, сверившись с часами, продолжалось порядка часа.

Нам этот час показался уготованной грешникам вечностью в аду.

Сначала, оповестив толи переход на новую стадию, толи действительно эпилог, исчезли подземные толчки. Затем мы почувствовали, что больше не сможем улететь, даже если захотим — гравитация вернулась в своё прежнее состояние. И, наконец, померкло слепящее глаза сияние. Не знаю, улетела ли вся энергия в небо, или же вернулась на землю, нам не было видно. Глаза, уже попривыкшие к свету, погрузили окружающее в мрак.

Когда мир наконец пришёл к более-менее устойчивому равновесию, мы ещё долго не осмеливались выбраться на улицу, и даже наоборот, протиснулись в глубь здания, пережидая каменный дождь. Небо всегда отдаёт свои долги.

Порывшись в уцелевшем подсумке, Хозяин достал крохотный фонарик-брелок. Он, правда, скорее светил, чем освещал, но за неимением альтернатив...

— Пойду гляну, авось чего полезного нарою, — пояснил мне свои действия Хозяин. — Эх, вот бы рюкзак уцелел... столько бы проблем сразу решилось...

Привстав на задних лапах, я опёрся передними о край окна и, вытянув шею, глянул наружу.

Щебёнка градом барабанила по свернувшемуся водоворотами, кое-где вставшего дыбом асфальту, пьяным и каким-то опустошённым стенам, со стуком разлеталась в пыль. Что может быть тоскливее и мрачнее дождя? Обыкновенного, самого-самого обыкновенного водяного дождя? Раньше я считал такую погоду наипаршивейшей во всём свете — холодно, сыро, отовсюду капает... куда не глянь — лужи, на улицу не выйти, бррр...

Однако сегодня моя точка зрения кардинально переменилась. Самое последнее, что я буду ждать — каменный дождь, идущий из тёмных облаков пыли, медленно, очень медленно уносимых ветром куда-то в даль... Темно, ни один лучик солнца не пробивается сквозь эту плотную вуаль неба. Щебень, разлетающаяся при падении облаками мелкого крошева, заволакивает улицы плотным пылевым туманом — показаться там сейчас без повязки равносильно самоубийству. Как, впрочем, и без каски. А лучше так вообще сидеть где-нибудь под крышей, вот как мы сейчас...

Отстранившись от проёма, в который уже начало затягивать облаком бетонной взвеси, я улёгся на старую половую тряпку, кем-то брошенную в углу. За стеной раздавались шаги, изредка что-то грохотало, скатывалось или падало. В дверном проёме, сейчас больше похожем на вогнутую линзу с боку, мелькал слабый лучик света. Интересно, это так всегда бывает — если чего-то много, то оно тебе не нужно или даже вредно, а как только это что-то хоть кому-нибудь понадобиться, то его количество уже стремиться к нулю... наверное, это один из законов мироздания. Право, жаль, что его-то Катастрофа по какой-то причине не вывернула на изнанку...

Обернувшись к окну, я вновь вернулся к размышлениям о погоде. Потом неожиданно вспомнились мысли Хозяина вечером на кануне похода... да, я, пожалуй, недалеко от него ушёл — считаю что-то самым-самым, не имея полной картины, лишь эскизы да фрагменты... хотя, с другой стороны, в чём-то верны и мои предыдущие рассуждения, ведь для меня с нынешним горизонтом кругозора это вершина пирамиды. Ох, как же всё в этом мире относительно!..

Свернувшись калачиком, я дремал. Хозяин, усевшись вплотную к небольшому костерку, перешивал чью-то одежду в новый рюкзак. Рядом с ним горкой лежали отобранные в путь вещи. На улице изредка постукивали последние камушки, возвращающиеся на землю. Да и пыль уже начала развеиваться, что на небе, что на земле — скоро уже можно будет попытаться выбраться отсюда.

Поднявшись, Хозяин слегка потрепал новоявленный рюкзак, проверяя на прочность быстрые швы.

— Ладно, — удовлетворившись результатом произнёс он. — На пока сойдёт, а потом уж как-нибудь доведу до ума... а тебе, кошатина, придётся пока что на своих четырёх топать!

Приподняв веки, я хмуро посмотрел на укладывающего вещи Хозяина. Поду я, ага, размечтался...

Закончив с поклажей, он отряхнул одежду, служившую подстилкой остальному добру. На левую руку в квартире он нашёл несколько перчаток вместо окончательно истрепавшейся, заодно подобрав и две новенькие джинсовые куртки да плотные штаны. Переодевшись, Хозяин задумчиво повертел в руках полоску чёрной ткани, затем осторожно приладил его на лицо так, чтобы полностью скрыть левый глаз. Повертев головой туда-сюда, хмыкнул и сунул повязку в карман.

Повесив на плечи рюкзак и взяв меня на руки, Хозяин сел в оконном проёме, свесил ноги вниз. Высоты метра три, хоть и страшновато, но прыгать можно. А вот топорщившийся во все стороны острыми складками асфальт отнюдь не добавляет уверенности... помедлив несколько секунд Хозяин ловко соскользнул вниз, приземлившись точно между двумя разрывами. Оглянувшись, он ошарашенно застыл, и лишь через несколько мгновений поражённо прошептал:

— Е-едрить-коротить... Скот, ты тоже это видишь, да?.. А то у меня уже один раз было что-то... глюканутое на всю дырку в груди...

Я видел.

И был ошеломлён не меньше Хозяина.

Вместо узкого прохода и арки нашим глазам предстал классический бульварчик середины двадцатого столетия. Точнее говоря, его часть, метров тридцать в диаметре, причудой нового катаклизма вставленная как раз там, где только что бушевал вихрь. Ровная серая плитка заменила изуродованный асфальт, вокруг, напоминая картонные декорации, стояли фронтовые стены пятиэтажек. В центре, будто поддерживая друг друга, склонились над простенькой уличной скамьёй два иссохших деревца. Ни одна пылинка, ни один осколок не закатился за незримую черту разграничивающую время.

Подобное мы уже встречали, и не раз — то тут, то там небольшими пяточками полянок проявлялись кусочки прошлого, неприхотливо вкроенные в окружающий ландшафт Города. Обычно они были пятьдесят-столетней давности, пару раз примерный "возраст" мысленно оценивался Хозяином в двести-триста лет. Ни разу нам не встречался осколок будущего, из чего Хозяин сделал мрачный вывод: нет у человечества другого будущего, помимо вечного заточения здесь.

Несколько раз мы даже, как и сейчас, становились свидетелями возникновения подобных мест. Однако тогда всё было куда менее... масштабно.

И на этот раз, впервые, помимо декораций из прошлого появились... люди.

Несколько секунд Хозяин стоял молча. Затем, невнятно что-то прошептав, напялил на лицо повязку и медленно, словно нехотя направился к спящей на скамье парочке. Я, чуть помедлив, побежал следом.

Это были подростки, лет тринадцать-шестнадцать на вскидку — в любом случае они были явно младше Хозяина. Девочка одета в коричневое платье и белый фартук, на мальчишке — тёмный костюм, брюки подпоясаны широким ремнём с массивной бляшкой, на топорщащихся во все стороны волосах — съехавшая набок фуражка. У обоих к одежде на груди прикреплён значок, на коленях лежат портфели.

Безвольно повесив головы, они спали. Именно спали — я слышал дыхание и биение сердца.

Хозяин, несколько мгновений стоял перед "находкой", а затем осторожно потрепал мальчишку по плечу:

— Эй, парень, ты спишь?

Дёрнувшись, он вскочил, сонно хлопая глазами, хотел было что-то сказать, но вдруг покачнулся, закатил глаза и вновь плюхнулся на скамью.

А вот теперь все признаки глубокого обморока.

Нащупав пульс и удостоверившись в дыхании бедолаги, Хозяин, памятуя о предыдущей попытке, осторожно коснулся плеча девочки. Глубоко вздохнув, она сквозь толстые стёкла очков обвела нас осоловевшим взглядом и снова сладко засопела.

— А они очень похожи... близнецы, наверное, — тихо произнёс Хозяин, осторожно переложив брата на расстеленное рядом одеяло. Сестра, тут же воспользовавшись предоставленной возможностью, растянулась по всей скамье.

Ещё раз посмотрев на получившийся лазарет, Хозяин поднял съехавшие с лица девочки очки и, сложив их, протянул руку положить их на подлокотник... так и недонеся её, он обескураженно замер.

Я, почувствовав, что в душе Хозяина что-то происходит, резко обернулся к нему. Он, побледнев, вертел в руках очки. Другие, не те что только что хотел положить на подлокотник, их оправа была куда светлее. Посмотрев на мальчишку, Хозяин, сжав губы в тонкую линию, осторожно водрузил их ему на нос. Прямоугольные линзы в чуть искривлённой оправе бросали на плитку солнечные зайчики.

Хозяин, бледный как сама смерть, обхватив голову руками, сидел на корточках, облокотившись о ствол зачахнувшего деревца. Неприкрытый глаз горел лихорадочным блеском, до моих настороженных ушей доносился сбивчивый монолог:

— Он знал, он знал!.. Как?! Неужели... нет-нет, не может быть! Но я... я обещал ему позаботиться... ах что б тебя, почему ты даже после смерти так глумишься надомной?! Хотя... кто знает сколько сейчас до его смерти... Но...

Так, пожалуй, пора бы уже вмешаться...

Подбежав к Хозяину, я, муркнув, теранулся об его колено. Замолчав, он взял меня в охапку и порывисто прижал к себе. Было не слишком удобно, но я всё равно мурчал, пытаясь вернуть своему лучшему другу душевное равновесие. Капельки слёз скатывались на шкурку, забирались под шерсть и неприятно холодили кожу, а Хозяин вновь, как и при первой нашей встрече изливал передо мной душу. Ладно уж, потерплю, не впервой чай...

* * *

И вот вновь передо мной мягко пульсирует сгусток тёплого света, Искра, стянутая отвратительной бездной. Узкий лучик, пробивающийся с боку стал чуть шире с моего последнего визита сюда... да, у меня ещё много работы, а сейчас, чтобы я там не думал, время для неё наилучшее...

* * *

Бережно сняв с колен уснувшего кота, он поднялся. Немного постоял, обдумывая свой следующий шаг, затем тихо, но твёрдо произнёс, глядя на дремлющих у скамейки подростков:

— Обещал... да, обещал. Выполню я своё обещание, выполню, слышишь?!

И, похлопав себя по карманам, достал полупустую пачку сигарет.

Глава IV

Даниэль, Скот, Михаил и Александра, центр Города, 16.05.23

2 часа 43 минуты до заката

— То есть ты хочешь сказать, что для нас в один миг пролетело полвека?! Да быть такого не может! — Миша с чувством долбанул кулаком по стене, впрочем тут же пожалев о своей несдержанности. Здешний бетон попрочнее обычного будет.

— Я хотел сказать только то, что сказал! И прекрати уже задавать глупые вопросы, продолжай лучше рюкзак искать, а то ваших бутербродов нам надолго не хватит, — я бродил неподалёку, прощупывая пыль и щебень перед собой металлическим прутом.

После увеличения нашей компании вдвое — теперь нас, считая Скота, было четверо — в полный рост встали продовольственный и свето-тепловой вопросы, если можно так выразится. Топлива и тёплых вещей было немного, а еды, в особенности воды, и того меньше. Повторно сунуться в пляшущие здания для пополнения запасов мне совершенно не улыбалось, один раз проскочили — и слава Богу. Вот и получается, что раньше, когда нас было только двое, поиск пропавшего рюкзака был бездарной потерей времени, но не сейчас.

— Эй, Даниэль! — после нескольких минут напряжённого молчания окликнул меня Миша. — Тогда... ну, когда мы только очнулись... ты что-то рассказывал нам о произошедшем. О Катастрофе... я тогда, если честно, совсем ничего не соображал и мало что понял...

— Давай потом, ночью. Поспать, чувствую, нам так и не придётся.

Солнце уже спряталось за крючковатые силуэты построек, и я начинал всё чаще и чаще с тревогой поглядывать на багровеющие облака. До темноты осталось не так уж много времени, а нам надо ещё столько всего сделать... можно конечно сейчас всё бросить и рвануть к ближайшему выходу искристого камня, я ещё более-менее помню его расположение с последнего подъёма, однако кто даст гарантии, что мы успеем до него добраться? К тому же на тот момент у меня ещё оставался небольшой запас, пополнять его я не собирался, и не удосужился как следует запомнить, где именно между руин пробивалось оранжевое сияние. А жаль.

— Нашла! — неожиданно звонко разнёсся в сгущающихся тенях Сашин голосок.

Когда я подбежал к ней, она уже старательно разгребала щебёнку с противоположной стороны глыбы, придавившей мои вещи, чтобы та сама сползла с рюкзака. Умно, хоть и медленно, если забыть про искрокамень... хотя навряд ли он ещё цел, учитывая, что творилось пару часов назад. Однако, как говорится, бережёного Бог бережёт.

— Так, подожди, не торопись, — остановил я её. Затем, поймав радостно носящегося вокруг Скота, передал ей и продолжил: — Отойди-ка чуть назад и кота подержи.

Саня, с трудом удерживая воющего и вырывающегося питомца, послушно перебежала к стене. Так, замечательно, если рванёт то они будут в безопасности. Миша тоже достаточно далеко, а я в любом случае отбежать успею, уже пробовал.

Упёршись левой рукой в глыбу — правая тут будет только мешать — я, присев, резко разогнулся, откидывая валун, и тут же что было сил бросился бежать. Сзади слегка громыхнуло, я рухнул как подкошенный, прикрыв руками голову. По спине несильно застучали бетонные осколки. Я всегда побаивался носить с собой много огненного янтаря, и взрыв вышел слабым, можно было и не падать.

— Ого! — Мишка подскочил ко мне, помогая выбраться из-под небольшого завала. — Что это такое было?

В его голосе звучал неприкрытый восторг начинающего пиромана-испытателя.

— Осколки искристого камня, — откашлявшись, пояснил я. — Это такая штука... как бы объяснить... в общем при ударе они взрываются. Если брать по не многу, то можно развести огонь. Полезная вещь, завтра как раз пойдём к его выходу, тогда и посмотришь... одно только не понимаю, почему они до сих пор не взорвлись?

Ткань, и без того побитую жизнью, разнесло в клочья, и всё содержимое мешка оказалось разбросанно в радиусе двух-трёх метров от небольшой воронки. Собрав более-менее уцелевшие вещи, я быстро их рассортировал и распределил между моим новым рюкзаком и портфелями близнецов. Готово. Теперь осталось только подготовится к ночёвке.

Посмотрев на небо, я прикинул сколько у нас осталось времени. Кажется, достаточно, однако на всякий случай стоит поспешить — кто знает, что может случиться

— Эй, Саша, Миша! Айда ко мне! — позвал я близнецов, что-то тихо обсуждавших в отдалении. Когда они подошли, я продолжил: — Умеете костёр разводить?

— А то! — с гордостью выпятил грудь Миша. — А вот она, — он тыкнул пальцем в сестру. — Нет!

Саша густо покраснела, и я вдруг каким-то шестым чувством понял — вот-вот расплачется... ну ладно, я знал, что рано или поздно это обязательно случится. Они ещё молодцом держались.

Неодобрительно посмотрев на сконфузившегося паренька, я тихо, чтобы ещё больше не усугубить положение, обратился к девочке:

— А ты... скажем... готовить умеешь?

— Д-да...

— Тогда сегодня будешь мне помогать, а затем, как освоишься, это будет твоя обязанность, договорились?

И тут, глубоко вздохнув и утерев выступившие слезы, она, совершенно неожиданно для меня, твёрдо сказала:

— Спасибо, не надо меня успокаивать, я справлюсь. И с готовкой я сама справлюсь.

И быстро направилась к середине вырванного из прошлого куска улицы, где Миша уже складывал шалашик. Направилась, оставив меня в полном смятении смотреть ей в след. Однако эта парочка начинает нравится мне всё больше и больше...

— А где спички? — крикнул мне Миша.

Подхватив свой мешок, я подошёл к трём аккуратно сложенным кострам по периметру очерченного мной круга. Замечательно, просто великолепно! Пожалуй, мой взгляд на выживании в дружной группе начинает потихонечку меняться. Господи, главное, чтобы всё не закончилось, как в прошлый раз... нет, не так... чтобы я всё не закончил, как в прошлый раз.

Вытряхнув необходимые вещи, я, вновь покосившись на темнеющее небо, начал свою лекцию, стараясь одновременно и разъяснить пытливому мальчишке побольше деталей, и побыстрее закончить:

— Спичек у нас нет, они сгорели при взрыве, зажигалка тоже лопнула. Зажигалка — это устройство, которое в моё время применяется для розжига. Нет, я не знаю, как она работает, считай её многоразовой спичкой! Всё, закончили с зажигалкой. Смотри, мы сейчас сделаем по-другому. Запоминай, это будет твоей обязанностью в нашей команде. Хорошо, если тебе так хочется, то когда ты работаешь буду называть тебя "товарищ Михаил", доволен?! Ладно, проехали... главное молчи и смотри внимательнее. Вот это — батарейка, и больше о ней тебе пока что знать не надо... А, так ты знаешь, что такое батарейка? Хорошо, тем проще для меня. Откуда, кстати? Тфу-ты, потом расскажешь, времени нет... да, нам надо спешить, так что едем дальше! Это — фольга от жва... конфеты с бумажным слоем. Разрезаем её вот так вот... а ты, пока я режу, наделай ещё немного опилок. Да-да, точно так как ты делал раньше. Так... а вот теперь смотри внимательно: прикладываешь фольгу металлической стороной к полюсам батарейки... так ты не знаешь, что такое полюса батарейки? Странный ты тип, товарищ Михаил... А вот здесь ты совершенно прав, просто запомни, что полюса — это вот эти вот концы батарейки. Чем они отличаются расскажу позже, когда достану вам по фонарику. Ладно, продолжаем. Прикладываешь один конец полоски к одному полюсу, теперь подносишь место выреза к тоненьким стружкам и прижимаешь второй конец фольги ко второму полюсу.

Бумажный слой задымился и вспыхнул. Несколько минут мы вдвоём старательно раздували пламя и подкладывали ему пищу, пока небольшой, "кухонный", как назвал его Мишка, костерок в ямке не затрещал, весело облизывая сероватое дерево веток.

— Сань, твой черёд, — позвал я девочку, разбиравшую на скамейке мою нехитрую, исковерканную утварь. — Миш, мы с тобой занимаемся постелями.

— А ты говорил, что мы спать не будем, — простодушно удивился он.

Улыбнувшись, я уклончиво покачал головой вместо ответа. Не спать сегодня буду только я, но мелкому об этом знать не обязательно.

Я вздрогнул. Мелкий... когда это я вновь начал его так называть?

— Даниэль, ты чего? — паренёк обеспокоенно тронул меня за плечо.

— А... да ничего. Просто... вспомнилось кое-что.

— Семья? — неожиданно участливо сказал он. — Дань, не переживай, все мы в одной тарелке. Я с Сашкой вот тоже теперь совсем одни и... и...

Неожиданно из его глаз закапали слёзы, и он поспешно отвернулся, стараясь незаметно протереть под очками краем рукава. Возможно, это даже и к лучшему... ребята, как я уже понял, мне попались не из робкого десятка, их слёз опасаться не стоит. Выплеснут излишек эмоций, а потом вновь как огурчики. Мне бы такую стойкость духа сразу после Катастрофы!

Хотя это всё и не отменяет логичного вопроса: какого этот парень вообще ко мне полез?!

Но я лишь тихо сказал:

— Иди, помоги сестре. Я тут сам.

И слегка подтолкнул его в спину.

Мягкосердечный я какой-то стал, раньше бы всё высказал в лицо, и дело с концом. Однако сейчас что-то внутри меня подсказало: "Не стоит". Возможно это и не мягкосердечность, а хвалёное умение читать души людей? Да навряд ли. Месяц я уже ни с кем кроме Скота не разговаривал, с какой стати тогда подобный навык развился?

И тут неожиданно я поймал мимолётный взгляд кота, проходящего мимо. Странный, задумчивый взгляд. Словно говорящий: "Дурак ты, Хозяин, раз таких простых вещей не понимаешь...". Всего секунду мы смотрели друг другу в глаза, потом зверёк отвернулся, продолжив свой путь. Наваждение схлынуло, и я, проводив питомца взглядом, старательно погнал из головы мысль о поехавшей крыши, занявшись наконец лежанками.

Карематов у меня было только два, да и те после произошедшего днём представляли собой жалкое зрелище. Впрочем, близнецам хватит, а я как-нибудь и на куртке перемогусь, зря что ли магазин с термобельём грабил.

Закончив с нехитрым ритуалом подготовки постели, я в который раз поднял голову к побагровевшему небу. До прихода Теней осталось около получаса, поесть-то мы точно успеем, а уж тогда и посвящу их в эту послекатастрофную тайну, раз уж они забыли всё, о чём я им сразу после пробуждения рассказал. Да, если вспомнить, сколько вопросов эта парочка задавала мне в течении дня, то "вечер ответов" будет очень насыщенным!

— Это... они? — тихо спросила Саша, крепко прижавшись к брату.

— Ага... — оторвавшись от подготовки вещей назавтра, я мельком взглянул на выползающие из тёмных углов бесформенные силуэты, затем уже внимательнее оценил яркость огня. — Миш, подкинь-ка немного веток в вон-тот костёр. Да, достаточно, хватит... Тени иногда шипеть и свистеть могут, даже рычать, но это уже редко. Вы не бойтесь — пока горит огонь они нас не тронут. Если станет страшно позовите Скотинку, он ночью сам к людям жмётся.

Близнецы тут же схватились за кота, сыто разлёгшегося на каремате.

Закончив с подготовкой, я перетащил свою подстилку к неопрятной куче хвороста и небольших поленьев, на который мы пустили скамейку и деревца. Отсюда можно было одновременно следить за всеми тремя кострами, так что я решил провести ночь здесь. Усевшись по-турецки на куртку, я опёрся локтями о колени, приготовившись к продолжительному ничегонеделанью. Однако вскоре мои спутники, очнувшись от потустороннего оцепенения, перебрались со своими карематами поближе ко мне. Быстро они. Я в своё время полчаса сдвинуться с места не мог.

— А... когда будем спать? — шёпотом, невольно косясь на клубящийся за границей света мрак, спросил Миша.

— Да хоть сейчас — ложись и спи.

— Ты же обещал!

Я раздражённо помассировал правый глаз. Не отвертелся.

— Ладно, валяйте, только быстро. Помните — вам ещё выспаться надо успеть, с зарёй мы уходим.

Несколько секунд они молчали, собираясь с мыслями, затем Саша задала первый вопрос:

— Ты говорил о Катастрофе... что это такое?

— Мне почём знать? — пожал я плечами, соображая, стоит ли ребятам знать столько же, сколько и мне.

Да, однозначно стоит, хоть пока и не совсем всё. Три головы лучше, чем одна. А недосказанное потом раскроется само собой.

— Даже приблизительно?

— Ну... как сказать... встречал я одного типа, который явно что-то знает, но рассказал он мне совсем немного. Он, когда я спросил его о Катастрофе, сравнил её с надувным шариком. Если его сдуть, то рисунок станет маленьким, даже измениться; если надуть сильнее, то по рисунку пойдут трещины, а если совсем переусердствовать, то шар лопнет. Тот человек сказал, что в нашем варианте самым точным будет второй случай.

Осмотрев свою аудиторию, я пожевал губу. Метафора колдуна оказалась для близнецов непонятной, и ещё несколько минут я потратил на объяснения, как выглядит резиновый шарик с рисунком.

— Получается, что шарик — Земля, рисунок — рельеф, внешний вид нашей планеты, а Катастрофа — сдувание и надувание шарика, так? — загибая пальцы задумчиво произнесла Саша.

— Я тоже так решил.

— Но тогда... что такое воздух, которым шарик надувают?

— Если тот человек и придавал ему какое-то значение, а это было наверняка, то пойди и спроси у него. Я не знаю.

— А зачем тебе повязка на глаз и перчатка на левой руке? — влез в разговор паренёк.

Сестра его тут же одёрнула, но я ответил, постаравшись осторожно перевести тему. Этого им пока знать не стоит, я и сам не до конца понимаю собственные возможности. Да и, если честно, не хочу понимать.

— Катаклизмы, происходящие вокруг, редко когда не оставляют не человеке следов. Теперь мой черёд спрашивать. Извините, что ворошу прошлое, но не могли бы вы рассказать мне о себе? Хотя бы немного и вкратце.

Близнецы переглянулись. Первым начал Миша:

— Мы, как ты уже знаешь, близнецы, очень похожи друг на друга. Ма... нам говорили, что если Саша острижёт косы, то нас будут путать. Меня зовут Михаил Андреевич Кистяпин, сестру — Александра Андреевна Кистяпина. Нам четырнадцать лет. И... вроде всё...

Я кивнул. Пока действительно хватит, не стоит попусту тревожить воспоминания. Однако тут же, сам себе в противоречие, зачем-то тихо пробормотал:

— Знаешь, у меня тоже была сестра-двойняшка... хоть мы и были не настолько похожи, как вы.

— Она... погибла?

— Не знаю. Я с семьёй расстался ещё во время Катастрофы, и больше мы не виделись.

— Понятно...

Мы все немного помолчали, каждый обдумывая сказанное и услышанное.

— А откуда у тебя такое странное имя — Даниэль?

— Оно не совсем моё, родители дали мне другое. А так меня назвал мой друг... единственный друг, которого я встретил уже после Катастрофы.

В темноте кто-то тихо и мелодично засвистел, переходя с низких тонов на более высокие. Сглотнув и повернувшись ко мне Миша просипел:

— Кто... что такое Тени?

Я весело хохотнул, с чувством хлопнув себя по коленям.

— Спроси чего полегче! Они не полностью принадлежат нашему миру, а, значит, и объяснить их только с нашей точки зрения невозможно.

— Это... как?

— Я и сам не до конца понимаю, но так сказал тот тип, который сравнивал Катастрофу с надуванием шарика.

Неожиданно в одном из костров что-то щелкнуло, осыпав огненным дождём искр ближайших теней. Протяжный, режущий мысли визг взметнулся ввысь, многократно отражаясь от кривых стен, растворяясь в холодном лунном свете.

Пока близнецы приходили в себя, я подкинул веток в притухший костерок.

— А какую территорию затронула Катастрофа? — в конце концов возобновила разговор Саша.

— Думаю, весь мир. Мне встречались разговаривающие на английском, немецком, французском и испанском языках. А за первые две недели после Катастрофы, когда в Городе было ещё достаточно людно, я повидал все известные мне расы.

— Эти сооружения... Город... занимают теперь всю поверхность Земли?

— Нет, конечно нет. Есть и моря, и леса, и поля, и океаны. Есть и Город, а нам не посчастливилось оказаться именно в нём. Собственно, я с Скотом как раз собирались выбраться отсюда.

На мгновение отвлёкшись, я сменил позу, позволяя сонному коту забраться на колени.

— Почему это место называют Городом?

— А я почём знаю, — улыбнулся я. — Почему Катастрофу называют Катастрофой, а Библиотеку Миров -Библиотекой Миров?

Близнецы вновь удивлённо переглянулись, и Миша задал следующий, вполне закономерный вопрос:

— А что это такое — Библиотека Миров?

Я, уже пожалев, что приплёл это красивое, но почти ничего мне не говорящее название, нехотя ответил:

— Не знаю, честно. Думаю, место, по странностям сравнимое с Городом, — и, увидев, что такой ответ их не удовлетворил, поспешно добавил: — Так, на сегодня вечер вопросов-ответов кончился, идите спать.

День для всех выдался не из лёгких, так что ребята послушно растянулись на карематах и почти сразу заснули. Только Миша, приоткрыв глаза и увидев меня, всё так же сидящего у кучи хвороста, тихо спросил:

— А ты?

— А я попозже. Спи.

Убедившись, что он заснул, я вытряхнул из коробка последнюю сигарету и, бросив картонку в ближайший костерок, закурил. Никогда не был любителем подымить, а вот теперь, когда никотин уже не оказывает совершенно никакого воздействия на организм, зачем-то начал. Зависимости у меня, как и следовало ожидать, не появилось, однако откуда-то выработалась забавная ассоциация: сигарета — проблема. Каждый раз, чувствуя сигаретный привкус во рту, мне кажется, что впереди стоит какая-то нерешённая задача, проблема, которую я должен распутать, как хитрый узел. Наверное, так и не получив желанного тумана в голове, я заработал стойкую неприязнь к сигаретам. Да, может это и к лучшему, что у меня стальные бронхи и лёгкие.

Пуская колечки дыма, я смотрел на Теней, живущих там, за чертой света, своей, не понятной простому человеку жизнью. Они ползали обманчиво-медленно, словно давая предполагаемой жертве расслабиться и предпринять отчаянную попытку проскочить мимо, из одного светлого пятна к другому, через губительную темноту. И стоит кому-нибудь решиться на этот отчаянный шаг, как их плавные, заторможенные, словно скованные движения ускоряются в разы, не теряя при этом ни доли своей грации и плавности. Миг — и от сумасброда остаются лишь багрово-алые брызги крови на стене, в которую повелители ночи утащили свою добычу. Тени завораживают, как завораживают движения грациозного тигра или гибкого гепарда. Удивительные существа, если их можно назвать существами.

Ловко подбросив в костры хвороста, я отправил следом окурок и обернулся к спящим близнецам. Неожиданно в голову пришло сравнение — я словно бывалый сталкер веду по Зоне ничего не смыслящих новичков. Сестра была бы в восторге.

Грустно улыбнувшись воспоминаниям, я, как всегда во время задумчивости, снял с левой руки перчатку, наблюдая, как ходят металлические сегменты механизма, когда я сжимаю и разжимаю пальцы. Интересно, как там она сейчас, моя сестра? А брат? А родители и прародители?

Надеюсь с вами всё хорошо.

Глупо конечно сравнивать Город с Зоной, это совершенно разные вещи, да и я, если уж на то пошло, совершенно не тяну на роль "бывалого сталкера". А "новички"...

Я вновь внимательно всмотрелся в их лица. Господи, как же мне было тяжело сегодня! Не потому что они дети — я сам-то ненамного старше — а потому что... тяжело разговаривать с мертвецом. Особенно, если ты знаешь, что рано или поздно этот человек погибнет от твоей руки. Впрочем, теперь я хотя бы знаю, почему он тогда окликнул меня именно "Даниэль", а никак иначе...

Подкинув очередную порцию веток, я, обхватив голову руками, уставился прямо в огонь. От неприятных размышлений разболелась голова. Ничего, ночь длинна, ещё успеет успокоится к рассвету.

Следующая ночь, видимо, тоже будет бессонной, как последующая. Пока ребята не приспособятся к послекатастрофному образу жизни вахта будет на всю ночь, и та только для одного человека. Лампа, которую я раньше зажигал перед сном, разбилась, да и если бы осталась цела — что с того? Это я уже привык спать как бревно, шаг в право шаг в лево — расстрел, а если кто-нибудь из близнецов откатится в темноту?

"Ну ничего", — натянув перчатку на руку и поправив повязку, подумал я, — "Главное — ещё не всё потеряно. Будущее всегда неопределенно... даже если оно произошло в прошлом".

И Скот, словно в ответ на мои умозаключения, одобрительно муркнул, поддерживающе теранувшись лбом о металлическую руку.