Претендент, глава 1

1

Меня зовут Костя. Некоторое время назад я шел из универа домой, а попал в инопланетный трудовой лагерь. Нет, не на Альфа Центавра. На Земле, которая в одночасье перестала быть родной. Но это я узнал уже потом, а вначале был страх, неизвестность и яркие синие лучи с неба.

Наверное, я потерял сознание. Просыпаюсь в огромной серой комнате. Из мебели — такого же цвета ящик в углу и больше ничего. Ни окон ни дверей. Не успеваю окончательно прийти в себя, как по ушам ударяет гулкий бой барабанов. Кажется, звук идет не из одного источника, а отовсюду. Из стен, потолка и даже пола. Вскоре жуткая музыка сменяется не менее жутким голосом. Очень низким гортанным басом. Мне сообщают, что некая Тарсианская империя захватила Землю, а я теперь — раб. И должен работать на благо и процветание империи, иначе буду казнен.

Первая мысль: это что, шутка такая? Кто-то решил разыграть меня? По ящику постоянно крутят подобные шоу, но там людей не вырубают на улицах.

Ладно, предположим, меня похитили злые дяди с целью выкупа. Что можно взять с первака при нищих родителях вообще непонятно. Но зачем рассказывать сказки про какие-то империи? Похитители — любители фантастики?

А затем случается то, что сразу дает ответ на все вопросы. Часть стены отползает в сторону, и в помещение заходит нечто. Увидев это, я забиваюсь в угол, дрожа всем телом. Прихватывает так, что даже закричать не могу. Трясусь и смотрю вытаращенными глазами на здоровенное существо в черном скафандре. Версия о розыгрыше отпадает сама собой. Мой гость ростом метра под три, если не больше. При моем метр восемьдесят пять я выгляжу карликом на его фоне. Про ширину плеч и прочие объемы можно и не говорить. Я попал в плен не к людям. Таких великанов на Земле попросту нет.

— Ты, — гулко доносится из-под темного забрала. — Выходи.

Несмотря на необычный голос, существо говорит по-русски без акцента. Я решаю подчиниться — иного выбора не вижу. Перепуганный, шокированный — что я могу сделать? Зато это существо одним ударом вышибет из меня дух. Стараясь не коситься на великана, выхожу в просторный коридор. Вообще, тут все просторное — иначе как такие кабаны перемещаются?

Осталось понять: где это тут? Все серое, непонятно из чего сделанное. То ли пластик, то ли крашеный металл.

Из соседних ячеек выходят люди в сопровождении конвоиров. Повезло, я не одинок в своем горе. Оборачиваюсь, но голову обхватывают цепкие пальцы и поворачивают до хруста в шее.

— Не осматриваться. Не разговаривать, — басит существо.

Кто-то за спиной начал возмущаться и кричать. Слышится глухой удар, и вопли затихают. Я вздрагиваю и перевожу взгляд на стоящую впереди девушку. Черное каре, простенькое зеленое платье, балетки без каблуков. Обычная городская одежда: на работу, учебу, прогулку. А вот упитанный парень, стоящий сзади, одет в пятнистую пижаму — это я успел заметить. На улицу в таком наряде не выйдешь. Выходит, как минимум одного похитили прямо из кровати.

От размышлений отвлекает рык конвоира:

— Вперед.

Нас приводят в просторную богато украшенную комнату. Сперва мне показалось, что эти тарсиане предпочитают спартанские условия, но я ошибся. На стенах висят длинные багровые флаги с белой окантовкой. На них написаны какие-то символы, похожие на иероглифы. Напротив двери стоит стол и массивное кресло, над ним висит портрет какого-то существа. У него молочно-белая кожа и черные миндалевидные глаза без зрачков. Черты лица крупные, с квадратной челюстью и выпирающими надбровными дугами. Скулы широкие, выпуклые. Волосы похожи на темные ежиные колючки. И все же существо отдаленно напоминает человека. Особого отвращения не вызывает, но и приязни тоже.

Стена напротив раскрывается, в комнату шагает великан в скафандре, но без шлема. Я сразу узнаю его — именно он изображен на портрете. Наверное, какая-то важная шишка. Пришелец не утрудился представиться, и я окрестил его Главным.

Главный садится, кладет руки на столешницу и заявляет: отныне мы все слуги великой Тарсианской империи. Земля порабощена, все жители распределены по трудовым лагерям. Тут я слышу старческий голос, который вопрошает: как это мол так Землю за один день захватили? Главный сверлит старика гневным взглядом. Я не отваживаюсь повернуть голову и посмотреть на храбреца. Возможно, жить ему остались считанные секунды. Но Главный усмехается и поясняет: с момента интервенции прошло без малого десять лет. Вся инфраструктура полностью переработана, пришла пора добывать полезные ископаемые. Чем мы и займемся после небольшого ознакомительного курса.

Услышанное кажется мне бредом. Как это десять лет? Что случилось с друзьями, родными? Они тоже очнулись в больших серых комнатах? Но где? Была ли война, сопротивлялось ли человечество? Столько вопросов, что голова идет кругом. Но задавать их я не осмеливаюсь. Как-никак, а жить еще хочется. Двадцать лет не тот возраст, чтобы подставляться под горячую руку. Эти ребята на расправу быстры, в этом я уже убедился.

— Сейчас вас проводят на медосмотр, — сообщает Главный.

Пленников строят в колонну по два. Справа человек, слева великан. Тарсиане строго следят, чтобы мы не болтали и не вертели головами. Впрочем, никто и не собирается. Пять минут пути, несколько поворотов и очередная дверь. Сколько же здесь коридоров, настоящий лабиринт. Интересно, это здание или космический корабль?

Новое помещение светлее предыдущих, почти белое. Очень длинное, размером с два школьных спортзала. Вдоль стен ящики, накрытые блестящими покрывалами. Между ними стеллажи с какими-то непонятными штуковинами. Одни мигают и потрескивают, другие выключены.

Нас встречает тарсианин с плавными чертами лица и вытянутой лысой головой. Он худощав и чуть ниже соплеменников. Поверх скафандра надет белый фартук. Как у мясника, мелькает в голове.

Я думаю, что это лазарет, а тип в фартуке — Доктор. Он держит в руке устройство, похожее на старую телефонную трубку. На нижнем конце блестит круглая емкость размером с футбольный мяч.

Доктор осматривает нас скучающим взглядом. Очевидно, для него это не первая процедура. И людей он уже видел. А может и не только людей. Доктор подходит к девушке и хватает за голову, резко наклоняет. Девушка вскрикивает. Краем глаза мне удается рассмотреть ее лицо. Не то, чтобы красивое, но симпатичное. Милое такое.

Доктор прислоняет трубку к виску, незнакомка орет уже во весь голос. Меня передергивает, ноги становятся ватными. Черт знает, что это за медосмотр, но он весьма болезненный. На месте, где только что была трубка, виднеется красная шишка. Очень похожая на здоровенный прыщ, только без гнойной головки. Тарсианин удовлетворенно кивает и подходит ко мне. Сказать, что мне страшно — ничего не сказать. Но я решаю терпеть любую боль. Если уж хрупкая девчонка не померла — то и я справлюсь. А если стану выпендриваться — будет куда больнее, к гадалке не ходи.

Ощущение, словно кожа всасывается в трубку, а затем пронзается раскаленным гвоздем. Я кричу и хватаюсь рукой за висок. Пальцы нащупывают мерзкую шишку. Она не только внешне смахивает на прыщ, но и чувствуется также. Противная ноющая боль от перекатывающегося под кожей шарика. Так и хочется сдавить руками, услышать треск лопающегося нароста...

— Не советую, молодой человек, — обращается ко мне Доктор. — Я вживил вам чип контроля и биометрии. Остальные тоже слушайте, это всех касается! Лагерь окружен защитным периметром — длинными такими антеннами. Увидите, когда пойдете на работу. При пересечении границы чип впрыснет снотворное и подаст тревожный сигнал. Беглеца будет ждать суровое наказание. Трудоспособных людей осталось не так много, смертная казнь не поощряется, но наказать могут так, что больше не подумаете о побеге. Это всем ясно? Я не слышу! Да, мне ясно! Хором!

— Да, мне ясно, — невпопад кричат испуганные, затравленные голоса.

После меня я насчитываю еще шесть вскриков. Значит, всего нас восемь. Не шибко-то большая трудовая бригада. Нас снова строят и ведут в следующий отсек. Едва дверь открывается, я сразу понимаю, куда попал. Вдоль стен столы и полки с инструментами, под потолком висит когтистая лапа подъемного крана.

Мастерская.

За верстаком спиной к вошедшим стоит тарсианин и что-то чинит. В его руках светящийся шарик на длинном пруте, при касании белой квадратной рамки шарик вспыхивает ярче. Аналог сварки? Вполне возможно. Но меня привлекает не технология пришельцев, а сам Техник. Он гораздо ниже и худее своих товарищей. Вместо скафандра обтягивающий комбинезон до колен, напоминающий костюм аквалангиста. И этот комбинезон подчеркивает определенно не мужское телосложение. Широкие бедра, узкая талия. Неужели мне доведется увидеть тарсианскую самку? Интересно, они такие же страшные?

Техник оборачивается и снимает шлем. На плечи падают рыжеватые суставчатые иголки, обрамляя довольно симпатичную мордочку. Можно сказать красивую даже по земным меркам. Оказывается, тарсианки очень даже ничего. Треугольное лицо с мягкими, ровными чертами, без выпуклостей и наростов. Крупные миндалевидные глаза — не черные, как у мужчин, а голубые, цвета арктического льда. Носик крошечный, едва различимый на белом фоне. Бледные тонкие губы слегка искривляются. Что это, подобие улыбки? Она рада нас видеть?

Техник берет с полки блестящий цилиндр с лямками, гофрированный шланг и штуку, похожую на фен с пистолетной рукояткой. Подходит к пленникам. Техник выше меня на целую голову, но разница в росте уже не так ощутима. Девушка пахнет морской солью и чем-то еще, непонятным. Запах нов для меня, я не могу подобрать ему сравнение. Но он определенно приятный.

— Новенькие, — с улыбкой говорит Техник. — Меня зовут Талх, я заведую материальным обеспечением.

Да уж, непривычное для земного уха имечко. Голос Талх довольно груб, но куда более приятен, чем мужской гортанный бас. Она кладет запчасти на ближайший стол и начинает собирать их, попутно рассказывая об устройстве. Называется оно добытчик и в собранном виде очень похоже на садовый опрыскиватель. Серебристый цилиндр — это бак, где хранится переработанный ресурс. Внутри него скрыт еще один тубус — прозрачный, снабженный ручкой. В день нужно наполнять его полностью, а затем засовывать в специальный сборник. Охранники периметра покажут, где он находится, ничего сложного нет. На "фене" есть индикатор, чтобы проще ориентироваться. Сам "фен" действует как обычный пылесос — подносишь вплотную к минералу, он его всасывает. Только не вакуумом, а коротким фиолетовым лучом. Талх пояснила, что рабочая дальность — пять сантиметров, потом луч рассеивается.

Каждый из нас берет пылесосы. Эти штуки на удивление легкие, хотя с виду и не скажешь. Под чутким присмотром мы разбираем и заново собираем устройства, извлекаем накопители. После вешаем добытчики на спины и следуем за охранниками. Талх говорит вслед: если прибор сломается — сразу идите в мастерскую. Логично. У меня бы и мысли не возникло пытаться чинить эту хрень самостоятельно.

Последнее помещение — столовая. Как обычно все серое и невзрачное. Конвоиры уводят в подсобку двух стариков. Идя, они держатся за руки. Родственники? Скорее всего. Думаю, их заставят работать на кухне, для добычи они вряд ли годятся.

Оставшихся усаживают за стол — большой, занимающий почти весь центр столовой. Охранники становятся позади нас, но головами крутить не запрещают. Я рассматриваю товарищей по несчастью, они — меня. Трое не нравятся сразу. На вид типичная гопота. Один невысокий, но плечистый, напоминает Валуева в молодости, только лопоухого. Второй моего роста, такой же худощавый, с дебильной улыбочкой на лице. И чем ты радуешься, интересно? Третий — угрюмый, толстый, но видно, что под жиром спрятаны немалые мышцы. Телосложение борца-тяжеловеса, и добавить нечего. Короткий ежик рыжих волос, взгляд волчий. Двое в джинсах и футболках, борец в спортивных штанах и черной майке.

Смотрим дальше. Девушку я уже видел, претензий нет. Парень в пижаме рыхл и с виду неуклюж, но лицо вполне себе приятное, умное. Светлые волосы до ушей, щетина. Толстяк явно нервничает, причем неизвестно от чего: от инопланетного плена или от соседства с уличной шпаной. Я стараюсь не смотреть на них, они же то и дело зыркают в мою сторону и ухмыляются. Нутро холодеет, крутит до тошноты. Ничего хорошего от этих взглядов не дождешься. Надо будет сразу скооперироваться с пухлым — может, получится дать отпор этим уродам.

— Встать, — говорят конвоиры. — На раздачу.

В подсобке, которая действительно оказывается кухней, открывается окно. Там видна старушечья голова в красном платочке. Женщина выставляет на карниз забавные полукруглые чашечки с тремя ножками. В них колыхаются полупрозрачные студенистые шары. Очень похожие на медуз или... сопли. К ним выдаются столовые приборы — ну один в один наши ложки!

Мы берем инопланетную жрачку и возвращаемся за стол. Невидимый голос сообщает, что время на прием пищи — одна минута. Запускается отсчет, гулко стукает барабан. Но никто не приступает к трапезе. Все почему-то смотрят на меня. Негласно назначили подопытным кроликом? Мне самому не прельщает дегустация. В гробу я ее видал. Но здравый смысл подсказывает, что вкалывать весь день на голодный желудок — лучший способ себя в оный гроб загнать. А времени все меньше. Ладно, была не была.

Зачерпываю щедрый кусок и отправляю в рот. На вкус как... ничего. Ну или вода. В общем, полная безвкусица. Может быть оно и к лучшему. Остальные видят, что я не упал под стол с коликами и даже не скривился. Берут ложки, пробуют. Готопа пихает друг дружку локтями и ухмыляется.

Время заканчивается.

— На выход, — сообщают конвоиры.

А я уже собрался отнести посуду. Впрочем, на кухне есть кому прибраться. Взваливаю пылесос на спину и топаю к выходу. От столовой до длинного ребристого трапа идти всего ничего. Вот она, родная природа. Свежий ветерок, привычные запахи летней природы. Поднимаю голову, ожидая увидеть в небе орды космических тарелок, но вижу лишь косматые облака.

Мы стоим у подножья невысокого мелового холма. Кто-то заботливый срезал часть пласта, обнажив идеально гладкую белую стену. Я оборачиваюсь, хочу осмотреть корабль или строение, где нас держат пришельцы. Вижу черную громаду высотой с пятиэтажный дом. Что это понять невозможно. Вот с высоты я бы сразу определил, а так... Громадина и черт с ней, толку голову ломать.

Замечаю вокруг холма иглы антенн. Периметр небольшой, где-то с футбольное поле. Пространство для маневров есть, толкаться не придется. Охранники доводят нас до участков и возвращаются к трапу. Видимо, на этом их дела закончены. Мы предоставлены сами себе. Интересно, как скоро шакалы придут по нашу душу?

Помня о плане, завожу разговор с толстяком. Он представляется Игорем, говорит, что недавно сдал ЕГЭ и собирался как следует оттянуться, а тут такой облом. Как я его понимаю.

— Мне кажется, нам что-то подмешали в еду, — говорит Игорь. — Прилив сил какой-то. Чувствуешь? Я вообще ленивый, а тут прямо работать захотелось. А тебе?

Я пожимаю плечами. Мне не до рассуждений о внеземной кухне. Троица бросила свои пылесосы и приближается к нам. Охранники стоят как статуи и в ус не дуют. Придется разбираться самостоятельно.

— Здорово, — сипло выплевывает ушастый. — Поработать не хотите?

Жердь с дебильной рожей ржет. Смех писклявый, омерзительный. Дать бы ему в морду, да только вот борец этому не обрадуется. Я судорожно планирую мирный выход из ситуации, как вдруг Игорь заявляет:

— Пацаны, нет. Нам бы свое успеть.

Ехидная ухмылка вмиг слетает с лица лопоухого. Одним ударом он валит толстяка на землю и начинает бить ногой в живот. Игорь орет и пытается заслониться руками, но делает только хуже. Несколько раз получает по пальцам, а это куда больнее, чем по жирному пузу. Все происходит так быстро, что я не успеваю даже рта открыть. На помощь неожиданно приходит борец. Он хватает подельника за плечо и оттаскивает от избитого парня.

— Хорош, Славян, ему работать еще.

Славян сплевывает на землю. Его уши красные, левый глаз дергается. Шизик хренов.

— Чтоб отработали нашу норму, поняли? А то получите пи-ды, лохозавры.

Они уходят, весьма довольные собой. По дороге достают сигареты, закуривают, смеются. Этим козлам жизнь малиной будет хоть в потоп, хоть в пожар. Лишь бы нашлись под рукой работящие и хилые лохозавры.

Я помогаю Игорю встать. Он охает и потирает отбитый живот.

— Ты как? Работать можешь?

Толстяк пробует нагнуться и кривится от боли.

— Смогу. Сука, блин. Крепко стукнул. Пошли заберем их цилиндры.

Проходит два дня рутинной работы. Пахать за троих становится все тяжелее. Наш с Игорем участок сильно углубился в пласт. Здесь, вдали от посторонних глаз, я обнаружил кое-что интересное. Вход в небольшую меловую пещеру, насквозь проходящую через холм. Даже не пещеру, а трещину, узкий лаз. Но он ведет за периметр, значит, можно попытаться сбежать. Иначе через неделю (в лучшем случае) нам конец. Никакая еда с особыми добавками не спасет.

Я делюсь соображениями с Игорем и вхожу в ступор от его ответа. Оказывается, товарища все устраивает — корм сытный, поспать есть где, не издеваются особо, зверских экспериментов не ставят, можно и поработать сверхурочно на троицу. Черт его знает что там, за периметром. А тут какая-никакая безопасность.

Нет, такие расклады точно не по мне. За побег вроде бы не убивают, так что попробовать стоит. Главное найти способ избавиться от чипа. Нужно вырезать его, причем аккуратно, не повредив. Острые предметы я видел только в мастерской и лазарете. Первая отпадает — там все грязное, инопланетная гангрена обеспечена. Или что похуже. Значит, необходимо попасть во второй. А какой самый лучший способ загреметь в больницу? Правильно — драка. Но просто идти и нарываться на троицу не хочется. Получить пилюлей без боя не интересно. Если уж задумал пакость, нужно развить ее до предела.

Следующим утром я краду из столовой тарелку. Массивная металлическая штука с тремя острыми ножками — чем не оружие? Пришельцы не особо следят за имуществом, так что слямзить тарелку удалось без проблем. Я засунул ее в пылесос поверх накопителя — вот и все дела.

Иду на участок, рядом шагает шпана. Трещат о бабах и бухле — как, мол, сейчас не хватает. Действительно, о чем еще может общаться интеллектуальное большинство? Длинный то и дело бросает косые взгляды на девушку. Ушастый Славян вертит башкой — не смотрит ли охрана. Неужели они всерьез собрались изнасиловать девчонку?

Перевожу внимание на себя, пока не стало слишком поздно. Ставлю пылесос под ноги, снимаю крышку. Зову Славяна, чтобы тот отдал свой накопитель. Пока гопник возится с лямками, я достаю миску и с размаху бью в висок. Слышится хруст, посуда разлетается вдребезги. Сперва мне кажется, что удар вышел слишком слабый, но юный неандерталец кулем оседает на землю. Из пробитого виска хлещет кровь, глаза закатились. Вдруг раздается дикий рев, и борец бросается на меня с кулаками. Долговязый не спешит на помощь, он неотрывно смотрит на павшего товарища, прижав ладонь ко рту.

Сильнейший толчок сбивает с ног. Удар за ударом обрушиваются на голову. Борец лупит как молотом, поднимая и опуская тяжеленные руки. Я отключаюсь.

— Люди очень странные существа, молодой человек. Даже потеряв планету и попав в рабство, они готовы убивать друг друга. Такое мне доводилось видеть очень редко.

Что-то колет меня в предплечье, я открываю глаз. Рядом стоит Доктор с большим стеклянным шприцом. Проходят какие-то секунды после укола, а левый глаз начинает ныть, опухоль рассасывается. Ломота во всем теле исчезает, сменяется приятным расслаблением. Как после хорошей тренировки.

Доктор удовлетворенно кивает и отворачивается. Интересно, что за лекарство он мне дал. Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения. На расстоянии вытянутой руки от меня лежит керамический поддон с инструментами. Среди множества изогнутых и острых штуковин замечаю небольшой белый серп. С виду очень острый. Наверное, инопланетный скальпель — как раз то, что нужно. Доктор гремит инструментами, перекладывает их с места на место. И что-то напевает под нос. Ну, я так думаю, что напевает. Эти звуки больше похожи на кошачье мурлыканье.

Осторожно беру серп и прячу в карман джинсов. Беру на заметку: уходить надо осторожно, иначе эта хрень меня порежет. Но процедура еще не закончена. Доктор подходит ко мне, в его руке шприц поменьше с алой жидкостью.

— Тебе слегка повредили чип, — говорит тарсианин. — Я попросил наказать этих рабов за порчу имущества.

Вот оно значит как. За порчу людей тут никто не наказывает. Запомню.

— Лежи смирно, будет немного жечь.

Немного — сильное преуменьшение. Висок пронзает резкая боль, почти такая же как при установке чипа. Я морщусь и шумно втягиваю воздух. На большее нет сил.

— Вот так. Все, свободен. До утра я выписал тебе больничный, можешь отдыхать.

Медленно поднимаюсь и ковыляю к выходу. На правую ногу стараюсь не опираться, прихрамываю. Лекарство хорошее, но наваляли мне по первое число, имею право.

В коридоре ждет молчаливый охранник, провожает в камеру. Ложусь на кровать и стараюсь заснуть. Вырезать чип на корабле — дурацкая идея, за пленниками наверняка следят.

Утром в столовой немноголюдно. Знаменитая троица куда-то подевалась. Искренне надеюсь, что их пытают или ставят зверские опыты — они заслужили.

Девушка смотрит на меня широко распахнутыми глазами, но тут же отводит взгляд. Обычно в таких ситуациях скромные тихони краснеют, а она бледнеет. Видимо, моя морда еще не зажила и вся покрыта синяками и ссадинами. Провожу языком по нижней губе. Боли нет, но припухлость и корка крови ощущается.

Как бы случайно роняю ложку и наклоняюсь под стол. Прячу скальпель в пылесосе — удобная, блин, штука, вместительная.

По дороге на участок Игорь всячески мне сочувствует. Пытается подбодрить, но видно — ему страшно. Рано или поздно упыри вернутся из карцера (или где они сейчас) и будут мстить. И далеко не факт, что чудодейственная медицина успеет мне помочь. Сильно сомневаюсь, что пришельцы научились воскрешать мертвецов. Но если задумка удастся, чхать я хотел и на упырей, и на тарсиан. Уверен, Земля не порабощена, такого просто не может быть. Где-то сохранились очаги сопротивление или людям удалось спрятаться. Сначала я найду их, а потом попытаюсь отыскать родителей. Гнить в чертовом концлагере не по мне.

Мы заходим в наш уютный закуток, огражденный от посторонних взглядов белыми стенами. Охрана даже не патрулирует периметр, надеется на свои антенны. Посмотрим, каковы они в действии.

Доктор сказал, что чип поврежден. Это только на руку, но резать все равно придется осторожно. Я показываю Игорю скальпель, тот охает и качает головой. Не одобряет, приспособленец толстый. Да мне ничье одобрение и не нужно. Каждый волен сам решать, как быть. Лишь прошу его выйти на свет и не дергаться: блестящая поверхность пылесоса отличное зеркало.

Да уж, разукрашен я мама не горюй. Вокруг глаз фиолетовые "очки", губы как у обезьяны, нос, кажется, сломан и успешно вправлен. Скалюсь и тут же кривлюсь от боли. Зубы каким-то чудом уцелели — и то хорошо.

Плюю на серповидное лезвие и вытираю о грязную рубаху. Такая вот у нас дезинфекция. Пальцами левой руки развожу кожу в стороны, чтобы шишка чипа стала виднее. Больно, но я терплю, скоро будет во сто раз больнее. Главное представить, что это просто прыщ. Сколько я в свое время таких проколол? Не счесть. Вот и сейчас предо мной один из них.

Осторожно примериваюсь и тяну скальпель вниз. Не понимаю, что происходит, но кожа рассекается, хотя я даже не коснулся ее. Или коснулся? Черт разберет эти внеземные технологии. Боли нет, но открывшаяся картина вводит в ступор. Такой, что я забываю про текущую по всему лицу кровь. Она застилает глаз, но мне хватает и одного. Чип не просто засунут под кожу, он там... укоренился. От шарика размером с крупную горошину во все стороны тянутся жгуты, пронзая кожу и, возможно, кости. Я потрогал чип рукой, попытался раскачать — куда там. Впился намертво, как паук о сто лап. Как такой вырезать, не повредив? А никак. Тут профессиональному хирургу работы на день.

Я отбрасываю скальпель и приваливаюсь к стене. Побег отменяется, а за попытку извлечь датчик по головке точно не погладят. Облом, сука. Игорь поворачивается и тихо матерится.

— Охренеть. Мерзость какая, фу, блин.

— Я не смогу его достать.

— Да это и ершу понятно. Бе. Мне кажется, или он шевелится?

— Отвали! — рычу я и вытираю кровь с лица.

Игорь переводит взгляд на свой "фен". Измеряет пальцами диаметр сопла, зачем-то наклоняется ко мне. И задумчиво говорит:

— Слушай, а если его пылесосом?

— Ты издеваешься?

— Нет. По размеру почти подходит. Раз включишь — и чипа нема.

— Ага! А еще нема куска кожи и черепа. Совсем с дуба рухнул?

Игорь пожимает плечами. Мол, я предложил, а решать тебе. Ты ж у нас беглец. Хотя... если все сделать осторожно, может и прокатить. Подумаешь, слой черепа слижет — некоторые вон с тремя пулями в мозгу живут. Я прошу товарища подставить баллон. Приставляю "фен" ко лбу — ни дать ни взять застрелиться собрался. Помню, что рабочая длина луча пять сантиметров. Впритык лучше не включать, так полбашки засосет. Отвожу устройство на безопасное расстояние и жму кнопку.

Вы когда-нибудь обжигались о раскаленную плиту? Не так, чтобы сразу отдернуть пальчик, а хорошенько приложиться всей пятерней. Теперь представьте, что вас берут за голову и прислоняют виском к оной плите. И держат так секунд десять, пока не зашкворчит и дым не повалит. Умножьте это ощущение на три и поймете, что я тогда испытал.

Достаточно сказать, что Игоря тошнит бесцветной слизью. Запашок тому способствует. Не знаю, каким чудом мне удается не закричать. А может и кричу, не помню. Сознание мутнеет, организм включает шоковый режим, чтобы сердце не остановилось. А оно могло, ой как могло. К счастью, инопланетный укол еще действует, боль быстро отступает. Я кое-как поднимаюсь и опираюсь на стенку.

Шепчу:

— Игорек, у меня мозги не торчат?

Товарищ блюет еще раз и сквозь кашель отвечает:

— Нет. Но кость видна.

Меня мутит, я едва стою на ногах, но впереди еще долгий путь к свободе. Или к смерти, все может быть. Нужно идти прямо сейчас, иначе все мучения зря, а там и новых добавят. Я протягиваю толстяку руку, он отвечает слабым рукопожатием. Игорек бледен как мел вокруг. Хотя нет, это слишком простое сравнение. Он бледен как тарсианин — вот это подходящий пример.

Я лезу в пещеру. Иду бочком, протискиваясь в толще минерала. Никогда не страдал клаустрофобией, а тут прихватывает. Все кажется, что стены сдвинутся и раздавят меня. Дыхание сбивается, сердце то колотится как бешеное, то пропускает удары. Хочется закричать, забиться в судорогах, но я терплю. Выход уже виден, до него шагов двести и все! Терпи, Костик, будь мужиком.

Наконец я добираюсь до цели и падаю на живот. Хохочу, плачу, рву траву и бросаю в стороны. Открываю глаза и вижу черные сапоги передо мной. Размерчик явно не человеческий.

Безмолвный страж подхватывает меня под живот и несет в лагерь. Я вишу на сгибе огромной руки как тряпичная кукла. Глаза широко распахнуты, в открытом рту застрял отчаянный вопль. Все пропало, Штирлиц провалился.

Меня приносят в кабинет Главного и усаживают на стул. Тарсианин осматривает меня сердитым взглядом, а потом улыбается. Тепло так, по-отечески. Интересно, сразу убьет или помучает?

— Интересная задумка с чипом, — говорит он. — Отважная. Никогда прежде не видел такого. Надо будет пересмотреть процедуру вживления с учетом открывшихся обстоятельств.

Я сижу ни жив ни мертв. Руки предательски дрожат, вцепляюсь в колени. Понимаю, что эта бравада ни к чему, но стараюсь выглядеть пред лицом оккупанта достойно. Наверное, так же вели себя пленные партизаны в гестапо.

— Чип удален идеально. Периметр тебя не засек. Знаешь, почему не получилось сбежать?

Я сижу смирно, смотрю на ехидное лицо пришельца. Этот вопрос не требует ответа.

— Тебя сдал человек по имени Игорь. Твой напарник. Он думал, что получит за это какие-нибудь преференции. Знаешь, что он попросил? Двойную порцию пайка и одеяло с подушкой. Невелика цена у дружбы, правда?

Меня бросает то в жар, то в холод. Если я заговорю, голос будет дрожать, заикаться. Как у нашкодившего ребенка в ожидании наказания.

— Ты знаешь, что за побег мы не казним. Но и по головке не гладим. Кара ждет суровая, но его можно избежать. Знаешь как?

Качаю головой.

— Убей предателя.

От неожиданности я вздрагиваю.

— Мне нужен ответ прямо сейчас. Да или нет.

Толстый оказался сволочью, но убить его... не смогу. Для меня это слишком. Избить, покалечить — еще куда ни шло. Но лишить жизни человека... нет, это не для меня. Я снова качаю головой.

— Ладно, дело твое. Пошли.

Главный что-то берет из стола и манит за собой. Я плетусь следом на подкашивающихся ногах, сердце едва трепыхается, дыхание то и дело дает сбой. Мы выходим на трап, и я наконец вижу, что взял с собой пришелец. Веревку. Не в силах пошевелиться наблюдаю, как тарсианин вяжет петлю на одном конце. Меня что, повесить решили? Но ведь за побег не убивают! Или меня повесят не за шею? Я судорожно сглатываю, хотя во рту пересохло.

Главный продевает веревку в едва заметное на черном фоне кольцо. Их много, тянутся вдоль всего борта. Затем палач завязывает вторую петлю и хватает меня за шкирку. Ага, понятно. Меня подвесят за руки. Вес тела отдается глухой болью в суставах. Не проходит и нескольких секунд, а конечности начинают неметь.

— Ты наказан на три дня, но можешь передумать. Согласишься убить Игоря — просто позови охранника. Но это еще не все, самое интересное будет позднее.

Главный щелкает меня в бок и уходит. Я вишу, обдуваемый вечерним ветром. Ночью будет очень холодно, а днем чертовски жарко. Заснуть вряд ли получится, разве что потерять сознание. Запястья чертовски болят — веревка очень тонкая, врезается в кожу. Поднимаю взгляд и вижу белые обескровленные ладони. Утешаю себя, что могло быть и хуже. Меня, по крайней мере, просто подвесили, а не прибили гвоздями. Но впереди ждет что-то еще, более страшное. И скоро я узнаю, что именно.

Со смены возвращаются пленники, на входе их поджидает Главный. Тарсианин сообщает важную новость — каждое утро и вечер рабы должны швырять в меня камни. Кто откажется — составит мне кампанию. С кухни пригнали стариков, теперь у них расширенные обязанности. Женщина крестится, охает, мужчина смотрит гневно, однако не протестует. Возможно, они видели нечто подобное.

Первым поднимает камень борец. Неудивительно. Я ловлю себя на мысли, что среди гопо-троицы нет Славяна. Уж не проломил ли я ему черепушку? Впрочем, какая теперь разница. У меня есть занятие интереснее, чем размышлять о судьбе подонка.

Первый снаряд уходит в молоко, но здоровяк не останавливается на достигнутом. К нему тут же подключается долговязый, за ним Игорь. Последними берут комья грязи старики, но кидают они вяло: то промах, то недолет. Главному это не нравится, он рычит, но старики огрызаются. Говорят: доживи, мол, до наших лет, а потом размахивай руками после рабочего дня.

Главный фыркает и замолкает. Ненадолго.

— Эй, ты, мелкая. Глухая, что ли? Бери камень и бросай!

Девушка отворачивается.

— Повторяю последний раз — бросай!

В ответ едва заметное покачивание головы. Главный уходит.

Уставшие люди бросают абы как. Лишь дважды мне досталось действительно сильно — в пах и лоб. Самое веселое начнется утром, после отдыха и бодрящей слизи. Странно, почему тарсианин не предупредил народ, что убивать меня нельзя?

Что самое паршивое — даже с его уходом братья по разуму метают камни и грязь. А ведь могли бы сделать перерыв, за ними никто не смотрит. Кричу девушке, чтобы она подчинилась. Хотя бы сделала вид, как старики. Нельзя ей на дыбу, ну никак нельзя. Я-то могу потерпеть, а вот она с виду совсем слабая, хрупкая. Ручки тонкие, детские.

Дерьмо.

Главный возвращается с веревкой и повторяет процедуру. Девушка шипит и повизгивает, но старается не показывать боль и страх. Лишь когда все уходят, я замечаю на ее щеках блестящие полоски слез.

— Тебя как зовут? — стараюсь поддержать бедолагу разговором. Если отвлечься, будет не так больно.

Девушка не отвечает, тихонько всхлипывает. До меня доходит:

— Ты немая?

Короткий кивок.

Вон оно как. Мог бы и раньше догадаться. За все время я не услышал от нее ни единого слова. Я задаю односложные вопросы, она кивает или качает головой. Назвать это разговором сложно. А висеть еще трое суток.

Проходит час, Немая перестает отвечать. Понимаю, что до конца наказания она не выдержит. Голодовка и боль убьют ее хрупкое тело, а ведь она пошла на пытку ради меня. Совершенно незнакомого парня. Игорь, которого я считал товарищем по несчастью, предал за короб печенья. А Немая согласилась умереть, чтобы остаться человеком.

Я зову охрану. Великан одним рывком рвет веревку и подхватывает меня прежде, чем я упаду с приличной высоты. Прошу снять девушку, но стражник отвечает отказом и ведет на ковер к начальству. Главный удовлетворенно кивает и достает из стола две палки длиной в мой локоть. Тарсианин сообщает, что Немая будет висеть до Игоревой смерти. Для стимула, чтобы я не филонил.

Главный провожает меня в большую восьмиугольную комнату с куполообразным потолком. Она такая же серая и невзрачная как и наши камеры. Но на полу заметны прорези. Что это — слив?

Ловлю себя на мысли, что за все дни рабства ни разу не сходил по большому. Малую нужду справляю на участке — в камере никакого намека на туалет нет. Скорее всего, желе усваивается полностью, без отходов. Удобно. Однако зачем прорези в полу? Для стока крови?

В противоположной стене открывается дверь, заводят Игоря. Главный раздает нам палки и уходит. Понятно, это арена. И предателю дадут шанс искупить вину, сохранить жизнь в обмен на мою. Мало ему одного раза. Впрочем, честный бой все же лучше казни. На нее я бы мог и не решиться, а драка... Пусть будет драка.

Взвешиваю в руке палку. Слишком легкая. Пластиковая, что ли? Да уж, оружие крайне хреновое. Главный не рассчитывает на быструю победу, хочет нас помучить. Эти тарсиане хуже фашистов, честное слово.

Мы молчим, сверлим друг друга суровыми взглядами. Никто не спешит нападать. Я подхожу к центру арены и становлюсь наизготовку. Драться мне приходилось всего пару раз — и то в начальной школе. Но палка внушает доверие. Видимо, умение обращаться с ней досталось от далеких предков. Боевые искусства — сложная наука, чтобы постичь ее понадобятся годы. А палкой как-то само выходит. Инстинкт, не иначе.

Игорь сопит и дергает губой. Интересно, кого он планирует напугать? Лучше бы подошел поближе, а то так и стоит у двери. Я топаю ногой и взмахиваю палкой. Противник вздрагивает, смешно трясет салом. Такой природный доспех будет сложно пробить. Делаю себе пометку, что надо бить только в голову.

Наконец предатель отваживается шагнуть вперед. Мы идем навстречу и останавливаемся в метре друг от друга. Хотя, какой он мне друг. Мразь он, вот кто. Внезапно толстяк размахивается и бьет меня в живот. Недооценить врага — значит проиграть, а я Игоряшу явно недооценил. Даже не предположил, что этот увалень может быть таким резвым. Боль пробуждает гнев, я бью в ответ и попадаю в плечо. Игорь отшатывается и стискивает зубы. Не смертельно, однако весьма неприятно. Так тебе и надо.

Бью еще раз, целясь в висок. Противник отшатывается и тут же колет в грудь, но я успеваю отбить выпад. Еще немного и получится какая-то мушкетерская дуэль. А ведь пока мы тут пляшем, Немая висит снаружи. Новая волна ярости несет меня вперед. Я бью Игоря коленом в бок, враг охает и наклоняется, подставляя затылок. Упустить такой шанс грешно — палка с глухим щелчком опускается на голову. Предатель теряет равновесие, его водит в стороны словно пьяного. Я развиваю преимущество и бью еще раз — прямо в лоб. Что-то хрустит. Наверное, палка. Хотя на месте удара остается заметная вмятина. Игорь падает на пол и мелко трясется. Глаза закачены, на пухлых губах пена.

Я отступаю на шаг и замираю в нерешительности. Что бы я не выбрал, один человек умрет. Или Игорь, или Немая. Иного выбора мне не оставили, ситуация патовая. И я решаю спасти ту, кто не побоялся отдать за меня жизнь.

Становлюсь над бьющимся в судороге противнике и наношу один удар за другим. Держу палку двумя руками: замах — удар, замах — удар. Раньше так молотили зерно, только инструмент был немного другой. Им бы я разбил Игорю башку в один присест, а так приходится потеть. Кажется, я кричу, все как в тумане. И сквозь пелену долетает сухое "щелк-щелк-щелк", которое вскоре сменяется на "хлюп-хлюп-чвяк". Я отбрасываю палку и падаю без сил. Успеваю лишь заметить темную громаду, нависшую надо мной, и отключаюсь.