Перекресток времен. Золото и сталь

Андрей Захаров

Перекресток времен. Золото и сталь

"Все мое",— сказало злато;

"Все мое",— сказал булат.

"Все куплю",— сказало злато;

"Все возьму".— сказал булат.

А.С. Пушкин

Глава 1

Город Уануко располагался на довольно широком и плодородном плато, окруженном со всех сторон горными хребтами. Он являлся важным административным центром империи, столицей одноименной провинции и находился на перекрестке основных транспортных артерий. Кто владел Уануко, тот контролировал движение по главной дороге с севера на юг, а также на запад, к побережью Тихого океана и на восток, в джунгли Амазонии.

Не зря губернатором этой провинции был назначен именно Майта Юпанки, законный родной брат безвременно умершего Сапа Инки Уайна Капака. Чужому такой лакомый кусок от пирога империи вряд ли отдадут. Поэтому при смене императора борьба за него будет жестокой и кровавой. И в этой борьбе новороссам суждено принять самое непосредственное участие, изменить историю Южной Америки и всего мира.

Путь от Белгорода до Уануко занял четыре дня. Шли не спеша, проводя разведку местности на день вперед. Наверняка противник уже знал об их присутствии на землях империи и мог устроить засаду. А среди здешних гор и ущелий сделать ее особого труда не представляло. Даже имеющийся у попаданцев огнестрел не помог бы. Несколько подстроенных крупных камнепадов в удобных местах и все. Врага можешь и не увидеть, зато половину людей потеряешь.

Но видно сам Виракоча оберегал новороссов. К плато добрались ближе к вечеру и без особых происшествий, но на него не спускались, а расположились в паре часов пути, в укромном месте, чтобы не обнаруживать свое присутствие. Разведывательным группам удалось перехватить небольшой караван беженцев из города, состоящий из нескольких семей мелких инкских чиновников когда-то ушедших из Майта-тампо, а ныне Белгорода. От них удалось узнать, что китонская армия возглавляемая генералом Кискисом, только сегодня захватила Уануко. Во избежания предательства, ведь эти беженцы могли оказаться и лазутчиками Атауальпы пытающимися пробраться в новоросский Белгород, их задержали, пообещав в случае победы отпустить в освобожденный Уануко.

Николай Антоненко внимательно осмотрел в бинокль город и окружающую его местность. Сверился с составленной Уваровым картой и описанием в его письме.

Уануко не был защищен крепостными стенами и другими укреплениями. Только сотни складов и постоялых дворов стояли рядами на окружавших его склонах. По информации беженцев местный гарнизон в настоящий момент располагался в построенной на ближайшем высоком холме мощной крепости, в которой также укрылось и все население провинциальной столицы.

Сейчас вокруг города и крепости находилось целое море шатров и палаток, возле которых горели костры. Это расположилась на ночлег армия северян Атауальпы.

— Что скажите, Михаил Николаевич? — поинтересовался Николай у стоявшего рядом Новицкого, также рассматривающего в бинокль место предстоящего сражения. — Какие возникают мысли?

— Да есть немного, Николай Тимофеевич. Про нас они знают. Это точно. — спокойно ответил бывший белогвардейский ротмистр, а сейчас начальник кавалерии Новоросии. — Видите, как они расположились. Меньшая часть блокирует крепость с гарнизоном, зато основная встала лагерем на дороге, что ведет к нашим границам. Судя по количеству палаток, у них около пятнадцати тысяч солдат. Три на одного нашего. Но мне интересно другое. Почему нет пожарищ и массы пленных? Почему они склады и город не грабят? Ведь в эти времена, при захвате чужой территории, все должно поддаваться разорению.

— А вот тут вы не угадали, — пояснил Антоненко. — Интерес у местных правителей другой, не такой как у нынешних европейских монархов. Война между Уаскаром и Атауальпой идет не на истощение или уничтожение, а за захват власти. Ведь если завтра генерал Кискис победит, то все это будет принадлежать новому Сапе Инке Атауальпе. А вы будете свою собственность уничтожать? Конечно же, нет. Вот и отдан приказ под страхом смерти ничего не трогать. Да, про нас Кискис знает. Но тут он лоханулся...

— Извините, не понял?

— Простите, Михаил Николаевич, — улыбнулся Николай. — Это сленг такой из моего времени. Просчитался, значит, совершил ошибку. Генерал Атауальпы знает, что мы есть, но не знает, сколько нас и на что способны. Давайте лучше подумаем, как мы их бить будем.

— Согласен.

С целью проведения рекогносцировки постарались подобраться к противнику как можно ближе и незаметнее. Вернее, как получилось. От спуска на плато и до лагеря китонцев местность была полностью открытой. Поэтому наблюдать за противником пришлось с ближайшего к нему выступа горного хребта, обходной путь к которому занял довольно длительное время.

— Местность благоприятствует для атаки кавалерией, — продолжил Новицкий. — Но удар моего полуэскадрона должного эффекта не даст. Конница атакует стремительно, а от места выхода на плато и до противника около двух верст. Пока наша пехота подойдет, китонцы успеют раздавить нас своей численностью. Даже с учетом паники от страха перед лошадьми. Тем более среди шатров и палаток, где всадникам маневр ограничен.

— Что предлагаете?

— Выманить Кискиса из лагеря. Пускай он нас атакует, а не наоборот. Нам необходимо добиться разделения его армии на части, чтобы они удалились друг от друга. И как можно дальше.

— Хорошо, — согласился Антоненко. — И минометную батарею со стрелками в обход пошлем, чтобы их с тыла покошмарили...

Завтрашний день покажет чего они стоят в этом мире. Это не дикарей по амазонским лесам гонять, сейчас противник посерьезнее будет. Регулярная инкская армия. Хотя, как писал Уваров, и ее бить можно, зная слабые места. Сражение с армией китонцев под Уануко, это как государственный экзамен после окончания учебы. Если победим, экзамен сдан. Не зря все это время готовились и людей вели за собой. А если нет? Про "нет" и думать нельзя. Победа, и баста. Другому, не быть! Мы — новороссы, дети богов! А значит, победители!

Пока шли обратно, на Николая Антоненко нахлынули воспоминания.

И черт его дернул поехать вместе с сыном Максимом и друзьями: Олегом Уваровым и Янисом Баюлисом на рыбалку в Чернобыльскую зону отчуждения. Сидели бы сейчас в его киевской холостяцкой квартирке и водочку с перчиком, по-скромному, пили, закусывая соленым огурчиком и украинским сальцом. Да нет же, захотелось на природе свежей ушицей побаловаться.

Побаловались. Природа, мать ее ити! Катаклизмы всякие, едрить их за ногу!

Жалеет ли он о том, что попал сюда?

Поначалу, да. Южная Америка, шестнадцатый век, амазонские дикари-людоеды, империя инков и испанские конкистадоры. За что такие испытания, чем он в прошлой жизни Бога прогневил?

А может все как раз наоборот!

Если бы не поехали на это озеро в Припятских лесах, остался бы ты, Коля, при своих бубновых интересах. Жил бы по-прежнему спокойной, но серой жизнью одинокого военного пенсионера, протирая штаны и оружие в тихом кабинете директора киевского магазинчика "Охота и рыбалка" до самой смерти. Но не пережил бы таких захватывающих приключений и эмоций.

Не встретил бы таких же бедолаг — своих современников, в том числе и бывшего подчиненного Лешку Нечипоренко. И не перенеслись бы они тогда во времени и пространстве, по пути подбирая красноармейцев из 1941 года и беляков из 1919-го. Не нашел бы свою новую любовь — Тани, дочь вождя местного союзного племени уанка. Не обзавелся бы кучей детишек. И не стал бы Правителем целого государства — Новороссии!

Но, если бы, да кабы... Случилось то, что случилось. И он об этом нисколько не жалеет. Даже очень рад. Как будто Бог дал ему шанс свою жизнь заново прожить. По-другому. Сделать и достигнуть того, что не удалось в прошлой жизни.

Едва начало светать, как отряд возглавляемый Алексеем Нечипоренко выдвинулся тайными горными тропами в обход предполагаемого места сражения. Отряд не превышал семи сотен, но он состоял только из тех, кто прошел специальную подготовку в Новоросске и Белгороде. В него входили: триста пехотинцев, отборная сотня девчонок-арбалетчиц и две сотни стрелков-гвардейцев вооруженных ружьями-двустволками под командой сына вождя уаминка Вайра. Все они должны были прикрывать минометную батарею Григорова с десятком ротных минометов навьюченных вместе с боекомплектом на лам. Остальная имеющаяся в наличии артиллерия в виде двух восьмидесятидвухмиллиметровых миномета, попавших сюда из сорок первого года, шестнадцати магазинных станковых аркбаллист и легких разборных катапульт, способных метать "вакумки" Слащенко, оставалась при основной армии. Также Нечипоренко брал с собой небольшую огневую группу вооруженную автоматами и ручным пулеметом. Посылая отряд в таком относительно небольшом составе, рассчитывали на его огневую мощь и внезапность нападения с тыла.

Не успел Николай закончить легкий завтрак, как подбежал посыльный и доложил, что разведчики Бажина вернулись из ночного рейда с несколькими пленными. Захваченных северян Атауальпы не стали вести в лагерь, а разместили неподалеку, дабы те не смогли увидеть и оценить всю силу новороссов.

Чтобы разговорить "языков" пришлось прибегнуть к ставшими уже традиционными методам физического воздействия. Как рассказал один из пленников, оказавшимся офицером, командиром сотни воинов, неудачно вышедшим проверить несение караульной службы своими подчиненными, генерал Кискис знал о существовании на землях уаминка пришельцев назвавших себя виракочам, детьми богов. Разведка у Атауальпы работала хорошо. Да и такое смутное время, каким является гражданская война, в любом веке, всегда порождает массу предателей, основное жизненное кредо которых — безопасность собственной задницы и получение при этом материальных благ. Китонцы также знали, что новороссы захватили и обустроили на свой лад Белгород, бывшую пограничную крепость инков. Пленный офицер сообщил неожиданную для новороссов новость. Генерал Кискис не собирался штурмовать крепость с оставшимся гарнизоном Уануко. А только ее блокировать. Основная же часть армии должна сегодня-завтра выйти на захват Белгорода.

— Вы бы это слышали, — рассмеялся Антоненко, пересказывая полученную информацию от пленных своим командирам. — Атауальпа решил одним махом ликвидировать, так сказать, опасность в зародыше. Видно много шума устроили ему Уваров и Синчи Пума на севере.

— Да,— поддержал Новицкий. — Без нас бы он спокойно захватил власть в империи. Все к этому шло. А тут мы как кость в горле или палка в колесе.

— Кость маленькая, но может легко убить если надежно застрянет в глотке, — поддакнул вождь уру. — Мы всех китонцев вырежем и сделаем из их кожи барабаны. Я прав, Ника Тима?

— Да. Мы победим. В этом не стоит даже сомневаться, — уклончиво согласился Николай. Он до сих пор не мог привыкнуть к жестокостям здешнего мира и каждый раз, по мере возможности, старался их минимизировать. — Как показали пленные, половину армии Кискиса составляют воины, взятые из племен, живущих на побережье океана. Они не привычны к горам и вчера уже выдохлись. Еле дошли до Уануко. Если сейчас китонцы выйдут в поход, то эта часть его войска будет слаба, что сыграет нам на руку.

— А если Кискис передумает выступать? — высказал сомнения вождь племени мохос Мунча. — Я его знаю. Он хитрый и изворотливый как змея. Трудно угадать, где и когда он ужалит. Исчезновение одного из командиров, встревожит его, что может изменить все планы.

— Это верно, — согласился Новицкий. — Я тоже об этом подумал. Значит, надо сделать так, чтобы эта змея высунула голову из норы. После чего мы ее и отрубим.

— А может, не будем выходить на плато? — предложил Качи. — Пускай китонцы понервничают. Ведь они не знаю где мы и сколько нас. Будут в поисках врага посылать отряды в разные стороны, а мы их по одному вылавливать и уничтожать.

— Нет. Ждать нам нельзя. Если будем медлить, то дадим противнику время для подготовки. Тем более, что отряд Нечипоренко уже на полпути, — Антоненко, на правах правителя, принял решение. — Выступаем через час...

Первыми вышли воины союзных племен. Они двигались привычным для себя скорым шагом, почти бегом, постепенно растекаясь широким веером по плато. Глядя со стороны, казалось, что нападавшие стараются охватить полукольцом расположившуюся в низине армию Кискиса.

Заметив приближающегося противника, лагерь китонцев превратился в растревоженный муравейник. Раздавались зычные команды, послышались призывный бой боевых барабанов и сигнальный вой морских раковин. Подчиняясь им, по лагерю замелькали разноцветные одежды воинов собранных из подчиненных Атауальпой народов.

С каждой минутой бесформенная разношерстная масса людей превращалась в дисциплинированную инкскую армию. Она делилась на отряды по арифметическому принципу: по десяткам, сотням и тысячам воинов. Засверкали на солнце наконечники бронзовых пик и топоров, медные нагрудники и украшенные перьями шлемы командиров, их красочные красные, голубые и желтые одежды. Подразделения строились строго по принадлежности к тому или иному племени. Над каждым отрядом возвышался стяг или штандарт, по которым можно было определить, к какому народу он принадлежит.

Не доходя до китонцев на расстояние броска камня из пращи, вожди-союзники остановили своих воинов. Им пришлось, уменьшая плотность рядов, растянуть шеренги таким образом, чтобы заслонить от взора врага происходящее у себя в тылу. Но все равно построенная армия Кискиса далеко выходила за фланги противника. Однако нашим союзникам помогало яркое утреннее солнце, встающее из-за их спин и ослеплявшее солдат Атауальпы.

Вслед за отрядами уру, мохос, уанта и чичас на плато начала спускаться новоросская армия. С целью маскировки, Антоненко приказал прикрыть металлические доспехи с оружием накидками и чехлами. В первых рядах находилась легкая пехота с арбалетчиками. За ними — тяжеловооруженные гоплиты под командованием Качи. Далее караван лам тянул станковые акрбаллисты, двуколки с катапультами и минометами. Последними вели под уздцы своих лошадей кавалеристы Новицкого. Это был козырь новороссов и его пока рано вынимать из рукава.

По местной традиции, перед началом сражения обе противоборствующие стороны начали громко шуметь. Находящиеся в каждой из армий музыканты, дудя в раковины-трубы и стуча в барабаны, пытались таким образом морально поддержать своих и одновременно ошеломить чужих воинов хаосом звуков.

Наблюдая за складывающейся обстановкой в бинокль, Николай увидел, как от каждой стороны вперед вышли по несколько десятков воинов. Они настолько сблизились, что могли легко поразить друг друга броском дротика. Между ними разыгралась сценка напоминающая эпизод из фильма "Храброе сердце", где гордые шотландцы возглавляемые Уильямом Уоллесом, в исполнении Мела Гибсона, выкрикивали оскорбления и показывали срамные места англичанам. Перебранка длилась недолго и доведенные до белого каления застрельщики драки, под крики и улюлюканье своих сторонников, яростно бросились друг на друга. При этом ни одна из армий не сдвинулась с места. Все ждали результатов "дуэльного поединка".

Как пояснил Качи, для инков главное — победа, а не кровавая бойня с полным уничтожением врага. Ведь в такой битве есть угроза потерять и много своих воинов. Кроме того, вчерашний противник завтра может стать хорошим подданным. Так зачем же его уничтожать под корень, если со временем он может принести империи пользу. Если коротко, то политика у инков такая: сначала завоевать с помощью оружия, а затем примириться по-хорошему. Но так было раньше, а как сейчас поведут себя генералы Атауальпы, никто не знает.

Пока шел бой местных "гладиаторов", новороссы заняли оговоренные ранее позиции. При этом расположились в довольно узком месте, в своеобразном закрытом дефиле между двумя небольшими горными отрогами выползшими на плато. Тем самым прикрывая свои фланги от охвата и не давая возможность противнику использовать численное преимущество. Отсюда до лагеря китонцев было чуть больше километра.

Антоненко с интересом наблюдал за строем инкской армии. Он существенно отличался от строя союзных новороссам племен, стоявших почти сплошной, но неплотной стенкой, скорее даже толпой. Построение инкских воинов напоминало римский легион. Как и легионеры древнего Рима, солдаты Кискиса стояли в три линии, где между отрядами каждой линии имелись интервалы, которые свободно могли занять подразделения из другой линии, образовав сплошную стену.

"Не зря Баюлис прозвал обитателей джунглей — зеленых человечков из племени лукано "римлянами", — усмехнулся про себя Николай. — Похоже, что действительно они побывали здесь. Уж больно смахивает войско инков на строй гастатов, принципов и триариев. А может это просто совпадение".

Но в отличие от римлян, где каждый занимал свое место в зависимости от возраста и боевого опыта, инки распределялись по виду оружия. Первую линию занимали воины с медными или бронзовыми топорами и маканами — длинными палками с каменным набалдашником. Во второй линии располагались метатели дротиков, а также вооруженные копьями в рост человека. Последними, выполняя роль арьергарда и главной силы, стояли солдаты с длинными пятиметровыми пиками. Причем только у первых двух линий были небольшие деревянные щиты со свисающим почти до колен длинным куском материи. Пикинеры же не имели щитов. Их левую руку защищал наручень из стеганого хлопка. Часть солдат Кискиса была облачена в плотные стеганые хлопковые туники, доходившие им до колен, а часть имела доспехи, изготовленные из деревянных дощечек. Как и у римлян в роли велитов в рассыпном строю перед первой линией находились пращники.

Массовая драка застрельщиков сражения подошла к концу. Большая их часть была убита или тяжело ранена. Оставшиеся, истратив в схватке весь свой боевой пыл и уже не обращая внимания на соперников, стали выносить к своим рядам раненых товарищей, еще подававших хоть какие-то признаки жизни.

Вдруг, как по команде, союзные племена бросились вперед, на ходу забрасывая противника градом камней из пращей. Пытавшиеся было убежать инкские "гладиаторы", получив свою порцию "летающих плюшек", попадали замертво. Только единицы из них смогли добраться до своих пращников. Те тоже не остались в долгу и послали в сторону врага свою тучу каменных снарядов. С обеих сторон падали наземь убитые и раненые, но в рукопашный бой никто не вступал.

Наконец, китонцы пришли в движение. Под барабанный бой, практически одновременно, медленно, но уверенно, плотные квадраты всех линий пошли вперед. Над первыми рядами на длинных шестах растянулись огромные полотнища, напоминающие транспаранты, носимые на первомайской демонстрации трудящихся в двадцатом веке. Они использовались для защиты от града камней, летящих из пращей противника. Каждый такой транспарант прикрывал около сотни воинов. Постепенно армия Кискиса разделилась на три неравных части. Центр, как самое большое подразделение, мощно оттеснял назад слегка поредевшую стенку союзников новороссов. Два других, с намерением окружить, начали заходить с флангов.

В середине линии пикинеров, над их головами возвышался довольно крупный паланкин, который несли на плечах двенадцать носильщиков. Судя по тому, как рядом с ним, то поднимались, то опускались шесты с разноцветными флажками и сновали гонцы, в паланкине находился сам генерал Кискис. Он с высоты осматривал поле битвы и отдавал необходимые команды.

Еще перед спуском на плато Николай строго-настрого приказал союзным вождям не ввязываться в плотное сражение с противником. Только дразнить его, оттягивая подальше от лагеря и крепости. Подавляя привычное желание любого местного бойца показать свое геройство в одиночной схватке, союзное войско также медленно, но организованно отступало. Не видя в действиях врага признаков поражения, а в глазах его воинов страха, инки усилили натиск. Только значительная дистанция не давала солдатам Атауальпы возможность броситься в рукопашную. И это их все больше раздражало, повышая боевой азарт.

Из письма Уварова Николай знал об одной из слабостей инкской армии. Обладая превосходящей численностью, в решающий момент сражения, как только противоборствующие стороны сходились вплотную, инки теряли это превосходство. Отряды рассыпались, дисциплина падала, а управление становилось практически невозможным. Каждый старался сражаться сам за себя, причем в пылу сражения все кричали и хвастались своими подвигами, толком не понимая и порой не зная, что делают его соседи. Победа наступала тогда, когда враг в страхе убегал. Побежденных, если они не сильно сопротивлялись, превращали в подданных, а буйных и непокорных, уничтожали.

Когда до первой линии новороссов, состоявшей из легких пехотинцев и арбалетчиков оставалось менее ста метров, последовала громкая команда:

— Горнисты! Играй "к отступлению"!

Воины союзников, услышав долгожданные звуки, наконец-то перестав пятиться, остановились. Резко развернувшись, при этом не применув специально показать голые задницы преследовавшим их инкам, они подхватили под руки своих раненых и бегом кинулись в приготовленные для них интервалы. Свою задачу на данный период они выполнили. Настал черед воевать армии новороссов.

Неудавшееся окружение разозлило китонцев. Они упустили момент. Сейчас уже сама местность не позволяла этого сделать. Фланги армии уперлись в склоны горных отрогов и были вынуждены входить в неширокий коридор, сжимаясь к центру. Видя спины убегающего врага, отряды первой линии вместе с пращниками по инерции бросились за ним. Жажда победы оказалась сильнее страха перед наказанием за нарушение приказа остановиться. Тем более, что он поступил с опозданием. Генерал Кискис с высоты паланкина не сразу заметил и осознал вдруг возникшую угрозу.

Впереди, пропустив через себя убегающих и сомкнув за ними своих ряды, стояли шеренги новых воинов. Но эти были другие, не привычные для генерала и его солдат. Да, их одежда и лица были знакомы. Это сыновья местных гор. Но оружие в их руках было другим, незнакомым. Кискис знал о чужаках, появившихся в этих землях и назвавших себя виракочами. Еще раньше он слышал о появлении бородатых людей на западных границах империи. После их прихода в империи наступили черные времена. От страшной болезни погибло много воинов, в том числе и сам Сапа Инка Уайна Капак. Затем началась кровавая война за власть между его сыновьями, которая самому Кискису была не особо по душе. Будучи человеком жестким и хитрым, но рассудительным, он выбрал сторону Атауальпы, поскольку посчитал того более вероятным кандидатом на трон, чем Уаскар. Сапа Инка Атауальпа пообещал отдать в правление богатую провинцию Уануко, если Кискис сможет ее захватить, убив Майта Юпанки и помогавших тому пришельцев. Но Майта Юпанки сейчас на севере, где успешно держит оборону в крепости Уамачуко, сражаясь против самого Атауальпы. В настоящий же момент для генерала основной задачей, поставленной молодым императором, было полное уничтожение чужаков. Иначе ему удачи не видать.

Кискис был опытным полководцем, выигравшим не одно сражение во многих уголках великой империи, но с таким противником он столкнулся впервые. Еще на слуху был полный разгром армии Урко Варанка и победное наступление старого губернатора Уануко на север. Ясно, что здесь без чужаков не обошлось. Старый Майта Юпанки сам бы такого не смог, силенок бы не хватило. Перед генералом Кискисом возникла дилемма. С одной стороны есть риск потерять армию и самому погибнуть в бою, как Урко Варанка. Чего не очень-то и хотелось. С другой, если ему удастся пусть не сразу уничтожить, но хотя бы победить пришельцев и отбросить их от границ империи, есть шанс стать лучшим генералом Сапа Инки и наместником этой провинции. Был еще и третий вариант. Остановить сражение и заключить мир с этими виракочами. После чего покинуть провинцию. Но при этом потерять все. В том числе и голову. Атауальпа такого не прощает. Ослушаться приказа и не дать возможность сесть на трон империи, такого никто не простил бы. Хотя... Если бы получилось переманить чужаков на свою сторону, то было бы не плохо. Но, зная характер своего повелителя, складывающуюся обстановку и учитывая возможные действия посланного ранее в обход крупного отряда, генерал Кискис принял решение.

Когда воинам Атауальпы оставалось добежать до врага всего несколько десятков метров, по рядам противника раздался непривычный для их уха громкий свист. Первые шеренги армии новороссов, словно подрубленные невидимым волшебным лучом, одновременно опустились на колено, прикрыв голову и грудь щитами, образуя сплошную бронзовую стену. В набегавших людей ударил мощный залп арбалетных стрел. Пробивая насквозь слабые деревянные щиты и хлопковые доспехи, а порой и человека, короткие болты практически полностью выбили передовую волну первой линии северян. Часть из них, по инерции пробежав вперед с торчащими из груди оперенными концами толстых стрел, упала под ноги легкой пехоты новороссов. Над их головами снова раздались трели командных свистков. Стена щитов быстро поднялась и ощетинилась стальными жалами коротких копий. Те из китонцев, кто не успел остановиться и повернуть назад, с наскока налетев на преграду, были тут же заколоты или зарублены. Причем новороссы практически не понесли потерь. Место выбывшего, сразу же занимал воин из следующей шеренги. Повинуясь запоздавшему приказу, солдаты Кискиса отхлынули назад, оставив на поле боя сотни убитых и корчившихся от боли раненых. Добивая нерасторопных, вслед им полетели камни, пущенные пращниками союзников, укрывшимися за рядами бронзовых щитов.

В сражении возникла довольно длительная пауза. Стороны, изучая друг друга, не решались дальше наступать. Если виракочи ожидали новой атаки противника, то генерал Кискис ждал другого.

— Посмотри, Ника Тима, — обратился Качи к Антоненко, указывая рукой в тыл китонской армии. — Кискис, как и гуаро под Уанка-канча, хочет нас вонючим дымом отравить. Его воины большой костер разводят.

— Да нет, Качи, — глянув в бинокль, ответил Николай. — Травить нас Кискис не собирается, иначе бы своих воинов заодно с нами перетравил. Тут другое.

— Николай Тимофеевич, он наверное сигнал собирается подать, — вставил стоящий за их спинами Бажин, старший лейтенант пограничных войск из сорок первого года, а ныне командир новоросского спецназа, отряда разведчиков-диверсантов составленного из попаданцев и местных лучших бойцов. — Но кому? Когда шли сюда, мы с ребятами все в округе прошерстили. Ничего подозрительного не обнаружили.

— Может быть вы и правы, Иван Михайлович, — задумчиво проговорил Антоненко. Затем хитро усмехнулся и добавил. — А давайте-ка ему в этом подыграем.

— Как? Займемся маскарадом? И затем, как говорит Олег Васильевич, сделаем бум-бум?

— Почти угадал, Ваня. Только переодеваться мы не будем, да и не успеем, время поджимает. По расчетам скоро Алексей Нечипоренко с минометчиками Григорова должны подойти, — пояснил Николай. — А вот на сигнал ответим.

— Понял, — обрадовался Бажин. — Кискис подумает, что это его воины к нам в тыл зашли, расслабится и ударит со всей дури, якобы с двух сторон. Тут мы его и накроем. По-нашему, по-русски. Дубиной по башке. Раз и готов. Чтобы лишний раз не трепыхался.

— Это как? И что мне делать? — не понял Качи. Он с самого начала сражения рвался в бой. Уж очень командир тяжелой пехоты — гоплитов жаждал испытать в реальной схватке с инками полученную в Новоросске "науку побеждать".

— Скоро увидишь, Качи. И не только увидишь, но и примешь в этом деле самое непосредственное участие, — пообещал Антоненко. Повернувшись к Бажину, приказал. — Иван Михайлович, бери всех своих орлов, в этой драчке вы пока не нужны и бегом к месту нашего спуска на плато. Там разведите костер с дымком, да таким, чтобы и в Уануко было видно.

— Понял. Разрешите исполнять? — обрадовался Бажин и рванул с места.

— Стой, — Николай еле успел его остановить. — Возьми с собой пару сотен воинов уанта, они эти края хорошо знают. Вместе с ними еще раз проверьте все окрестности. Чем черт не шутит. Может, действительно какой гад к нам в тыл пробрался.

— А я, Ника Тима? — не мог сдержаться Качи, сжимая рукоять сабли. — Мои гоплиты рвутся в бой. Хотят резать много инкских голов, чтобы сыновья могли гордиться своим отцами.

— Конечно, конечно, Качи, — Антоненко вспомнил про обычай союзного народа уаминка украшать свои жилища высушенными головами врагов. — Сегодня ты много вражьих голов посечешь. А задача у гоплитов будет такая...

Тем временем генерал Кискис завершал перестроение своей армии. Вперед выдвинулись пикинеры из третьей линии. Но встали они не сплошной стеной, а тремя колоннами наподобие швейцарских баталий. Их задачей было пробить бреши в шеренгах противника. Сразу за ними, также плотными колоннами, расположились все остальные его солдаты. Из-за узости коридора между отрядами практически не оставалось свободного места. Кискис рисковал. Если чужаки снова начнут стрельбу из своих небольших, но сильных перевернутых луков, то их короткие стрелы вряд ли не найдут себе жертву. Но как успел заметить генерал, стрелков у пришельцев всего около четырех сотен и стреляют они реже, чем лучники из дикой сельвы. Да, потери будут, но для него это не очень критично. С другой стороны, одновременный мощный удар всей армией в столь узком месте просто сметет уступающих по численности чужаков вместе с их союзниками. А это главное. Он одним махом уничтожит препятствие на пути Атауальпы к трону, а самому Кискису к должности правителя большой провинции. Тем более, что посланный в обход отряд уже зашел врагам с тыла, о чем свидетельствует поднимающийся за их спинами дым от сигнального костра.

Не отставали от китонцев и новороссы. Они так же решили поменять свой строй. В центре, как и просился Качи, плотным прямоугольником встали его тяжеловооруженные гоплиты. За их спинами расположилась часть воинов союзных племен. Остальных, вместе с легкой пехотой и арбалетчиками, Антоненко разместил по флангам.

Время близилось к полудню. Солнце остановилось в зените, словно захотело понаблюдать за схваткой людей. Обе армии замерли в напряжении, ожидая команды к броску на врага. И она прозвучала. Бой десятков барабанов и рев раковин-труб снова раздались над плато. Воины Атауальпы ринулись вперед. Поскольку до противника оставалось чуть больше сотни метров, это расстояние преодолевали быстрым шагом, постепенно переходя на бег. Чтобы нельзя было остановиться. Таранный удар будет настолько сильным, что не оставит чужакам никакого шанса на победу.

Вот и наступил тот миг, который должен решить исход сражения. Если пропустим, то нас сметут. И новороссы ответили.

Под громкий перелив свистков ряды воинов, прикрывшись щитами, опустились на колено. На наступающего врага обрушился непрерывный ливень арбалетных болтов. Навесом стреляли не только арбалетчики, но и били скорострельные аркбаллисты, размещенные за спинами гоплитов. В наступающих колоннах образовались огромные кровавые бреши. Пронзенные стрелами и не имевшие надежной защиты китонцы падали наземь сотнями. Когда первые ряды воинов приблизились для рукопашного боя, то за ними никого уже не было. Средняя полоса армии Кискиса практически полностью была выбита. Горы убитых и раненых, устлав землю, мешали продолжению атаки. Задние ряды остановились. Увидев, что стало с их товарищами, им расхотелось идти вперед. Несмотря на крики командиров, воины топтались на месте. Страх охватил их души. Еще чуть-чуть и это уже не армия, а толпа перепуганных крестьян-пуриков. Давно известно, что сумев запугать врага, можно выиграть даже самый безнадежный бой.

— Катапульты! Бей!

— Минометам, беглый огонь в тыл противника, по паланкину!

Пролетая над головами своих, "вакумки Слащенко" исчезали в плотных рядах противника. Страшные взрывы раздались один за другим. Почти мгновенно на месте падения зарядов образовались мощные облака огня и дыма. Яркие вспышки слепили глаза. Люди гибли десятками. У оставшихся в живых липкий огонь поджигал одежду и окружавшую траву. Армию северян охватила паника. Они никогда такого не видели! Обезумевшие от страха люди, забыв обо всем, бросались куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого страшного места. За считанные минуты от сильной армии не осталось и следа. Она превратилась в неуправляемое дико орущее и разбегающееся стадо двуногих животных.

Качи дождался своего часа. Вопреки приказу Антоненко командовать гоплитами из задних рядов, он занял место в первой шеренге. Безрассудное геройство охватило воинственного уаминка. Едва наконечники копий китонцев коснулись щитов гоплитов, Качи с громким криком бросился вперед. Движением щита он отбил вверх две пики метившие ему в грудь и резким броском вперед вонзил свое копье в горло одного из атакующих. Нанести следующий сильный удар Качи уже не успевал и поэтому, выдернув копье, просто направил его в сторону второго китонца. Тот с разбегу напоролся грудью на препятствие, пропустив его сквозь свое тело. Вырвать копье назад не было возможности. Бросив его, Качи выхватил саблю и тут же подрубил ногу возникшего перед ним нового врага. Примеру командира следовали и его подчиненные. За короткое время они уничтожили первую волну нападавших. Таким же образом действовала на флангах и легкая пехота. После окончания обстрела и повинуясь командам, вся армия новороссов перешла в наступление. Догонять убегающего противника. Добивать же раненых китонцев оставались воины союзников. Для них это дело было привычным.

Еще перед началом сражения Новицкий приказал кавалеристам скрыть от глаз противника лошадей. Поскольку занимаемая местность не давала возможности спрятать их в оврагах или ложбинах, поступили по-простому. Воткнули в землю свои пики и развесили между ними одеяла, бурки и другую имеющуюся под рукой материю. Таким образом, образовался закрытый круговой загон, похожий на большой разноцветный шатер, но без крыши, не дающий возможность противнику оценить красоту и силу новоросских скакунов.

Готовясь к бою, кавалеристы надевали на себя доспехи, а на лошадей — защитные попоны, проверяли оружие. Новицкий привел с собой шестьдесят всадников. Он разделил их на два отряда, расставив по флангам за пехотой. Каждому из них придавалась, на подобии тачанки из 20 века, двуколка с закрепленным станковым пулеметом "Максим". Кавалерия имела следующую задачу. После массированного обстрела и прорыва легкой пехоты на флангах, проскочить в образовавшиеся бреши на оперативный простор. Затем, зайти в тыл китонской армии и отрезать ее от лагеря под крепостью. И самое главное. Взять в плен самого генерала Кискиса! Расчет строился на быстроту, маневр и страх аборигенов перед непривычными для них лошадьми. Для пущего устрашения местных, каждый всадник надел на себя плащ с перьями птиц по краям, который на скаку превращался в своеобразные огромные крылья, как у большого кондора. Получалось что-то похожее на польских крылатых гусар.

Антоненко-младший уже не был рядовым кавалеристом, а стал десятником, возглавляя десяток новоиспеченных всадников подготовленных в Белгороде из уаминка и уанка.

За время прожитое здесь, Максим сильно изменился. Как внешне, так и внутренне. Теперь он не такой, как когда-то, в двадцать первом веке, девятнадцатилетний студент политехнического университета Мадрида, будущий архитектор и прожигатель жизни, как и большинство его молодых бывших современников. Реалии шестнадцатого века существенно повлияли, показав суровую действительность прошлого. Хотя и раньше Макс не был маменькиным сынком, но сейчас превратился в настоящего мужчину. Испытал трудности жизни, увидел кровь и сам убивал в бою. Стал более жестким, но не жестоким. Встретил настоящую любовь, девушку по имени Оксана из сорок первого года. Женился на ней, обвенчавшись в новом православном храме Новоросска. Сейчас Оксана ждет его в Белгороде, переживает. И уже не сама. Скоро у них родится сын, первенец. Когда Максим вернется к ним, один Бог знает. Но знает точно, что вернется. Иначе быть не может!

Когда раздались первые взрывы от "вакумок Слащенко", поступила команда: "По коням!". Максим, оглядев свой десяток, занял место в строю. Как поведут себя его новоиспеченные подчиненные? На вид боевые ребята, но что у них в душе творится? Максим знал. Сам испытал подобное в своей первой конной атаке под Уанка-канча, рубя дикарей и получив ранение в ногу. Ничего, справился же. И они справятся, зря что ли он с Левченко так долго с ними занимались. Тяжело в учении, легко в бою!

Тем временем бой подходил к своему логическому завершению. Сидя на Вороне, Макс увидел отца, закованного в сталь и возвышающего над своими телохранителями под флагом Новороссии. Антоненко-старший раздавал команды, посылая гонцов во все стороны. Как только артиллерия прекратила стрельбу, и пехотинцы двинулись вперед, отец повернулся в сторону Максима. Их глаза встретились. Этим взглядом было сказано многое. И они поняли друг друга. Надо сберечь себя для семьи, а если суждено погибнуть, то с честью.

Стоявший рядом с отцом верный оруженосец Валью замахал длинным шестом со значком кавалерии — красным квадратом с золотой конской головой, указывая направление атаки.

— Эскадрон! В атаку! Марш-марш! Генерала Кискиса брать живым!

Сначала медленно, осторожно перешагивая через тела убитых, но потом все ускоряясь, лошади переходят на рысь. Кругом спины бегущих в страхе китонцев. Но кавалеристам сейчас не до них, пусть пехота ими занимается. Постепенно толпы противника редеют. Появилась возможность поднять лошадей в галоп. Как горячий нож сквозь масло, прошла конница через смешавшиеся ряды отступающей армии Кискиса.

Немного придержав своего коня, впереди скакавший Степан Левченко, казачий урядник и командир их взвода, обернувшись к Максиму, крикнул:

— Носилки! Генерала бери! Мать его так!

Макс повернул голову и увидел немного в стороне валявшийся на земле поломанный паланкин. Возле него копошилась довольно крупная группа китонцев. Притормаживая Ворона и отводя пику в сторону, как бы перекрывая движение следовавшим за ним всадникам, Максим крикнул:

— За мной! К носилкам!

Вслед за своим командиром развернул коней к паланкину и его десяток.

Вид мчащихся на галопе "крылатых" всадников в блестящих доспехах на огромных неведомых животных, приводил китонцев в ужас. Одни, натыкаясь друг на друга, падали на землю и прикрывали голову руками. Другие, от испуга потеряв чувство реальности, разворачивались и бежали назад, попадая в руки легкой пехоты новороссов. В этом хаосе основная масса солдат Кискиса напрочь забыла о своем генерале. Только самые преданные остались рядом с ним в тяжелую минуту.

Видя приближающихся к ним на большой скорости страшных четвероногих существ с огромными, как у кондора крыльями, эти воины не стали убегать. А еще больше сплотились вокруг поломанных носилок. Часть из них подняла валявшиеся рядом длинные копья и выставила их в сторону всадников.

У Максима не было никакого желания налетать на такой острый забор. Коня потеряешь, да и самого могут нанизать на пику, как шашлык на вертел. Он громко скомандовал:

— Карусель!

Этот маневр они не раз отрабатывали на лугу под Белгородом. Когда-то, в глубокой древности, скифские конники также кружили вокруг врага, поражая его стрелами из своих небольших, но мощных луков.

Переведя Ворона с галопа на рысь и отвернув его вправо, Максим, перехватив пику для броска, метнул ее в гущу китонцев. С такого расстояния промахнуться было невозможно. Упал один копейщик, за ним второй... Весь десяток повторил действия своего командира. Но копья еще торчали изгородью, хотя и основательно поредевшей.

Пробегавшие мимо испуганные воины, не спешили на помощью своему полководцу. При виде образовавших коловорот страшных всадников, они шарахались в стороны и еще быстрее удирали, побросав оружие.

Не останавливая коня, Максим вытащил из кобуры отцовский ТТ и уже целенаправленно начал отстреливать вооруженных копьями защитников Кискиса. Беря с него пример, несколько кавалеристов выхватили из седельных кобур двуствольные пистолеты, напоминающие обрез ружья — вертикалки, изготовленные уже в Новоросске. Громкие картечные выстрелы прекратили всякое дальнейшее сопротивление. Когда едкий пороховой дым развеялся, никто из китонцев не стоял на ногах. Большинство из окружения Кискиса были убиты или тяжело ранены. Оставшиеся в живых, так вжались в землю от страха, что ни о каком сопротивлении не могло быть и речи.

Быстро осмотрев своих, убитых и даже раненых не оказалось, Максим соскочил с коня и передал поводья ближайшему всаднику. Подойдя к разваленному паланкину, он увидел находившегося в нем человека. Генерал Кискис оказался невысоким худощавым жилистым мужчиной лет сорока со своеобразным строением черепа и редеющими черными волосами.

"Чем-то на удава похож, — промелькнуло у Макса в голове. — Наверное, и характер такой же, змеиный".

Командующий армией северян был жив, но без сознания. Осколками от мин генерал получил ранения в голову и левое бедро. Заботливые слуги перевязали его раны, но не смогли вынести с поля боя. Не успели. Максим пинками поднял выживших перепуганных слуг главного китонца. Жестами и криками удалось заставить их соорудить из копий и одеял самодельные носилки, на которые положили раненого Кискиса. В окружении гарцующих всадников скромная процессия не спеша двинулась в сторону наступающей армии новороссов.

Тем временем конница обогнала бегущих и отрезала им дорогу к лагерю. Новицкий выстроил кавалеристов развернутым строем в одну шеренгу. Двуколки, повернув пулеметы, расположились на флангах.

Самые шустрые из китонцев, оказавшиеся в первых рядах, увидев встречающих их огромных незнакомых существ, стали замедлять свой бег. Многие оказались безоружными. Так легче убегать от смерти. С каждой минутой их становилось все больше и больше. Еще немного и эта безумная масса сможет разорвать тонкую нить преграды.

— Огонь!

Не сходя с лошадей, казаки из карабинов дали по толпе залп. Затем еще несколько. С флангов заработали пулеметы. "Косы смерти" прошлись по первым рядам, выбивая людей десятками. Видя огонь и слыша гром со стороны преградивших им путь, солдаты Кискиса не понимали, почему их товарищи, истекая кровью, замертво падали наземь. И это непонимание порождало в их душах еще больший страх. Зажатые с двух сторон и, не видя выхода, многие садились на землю, прикрывая головы руками. Так здесь сдавались в плен, отдаваясь на милость победителю.

Но нашлись и такие, кто не до конца потерял голову. Воспользовавшись тем, что они выскочили из узкого места, часть воинов решила вырваться из окружения. Они побежали в сторону ближайшего леса, подальше от лагеря. Таких оказалось не менее трех сотен. Новицкому в данной ситуации, чтобы перекрыть все пути отступления, просто не хватило всадников. Сдержать бы основную массу пленников до подхода своей пехоты. На сбежавшую "мелочевку" распылятся никто не хотел. Поэтому их и не преследовали. Только ближайший пулеметчик дал вслед длинную очередь, отправив к богам с десяток беглецов.

По-иному сложилась ситуация возле заблокированной крепости. Видя какой разгром учинили пришельцы основной армии Кискиса, командиры оставшейся части, бросив свой лагерь, отступили от крепости. Несколько довольно крупных отрядов, не задерживаясь в Уануко, двинулись на юг. Другая же часть отправилась на запад, по дороге к побережью, откуда они и пришли. Их не преследовали. Новороссы хоть и победители, но все же люди, а не боги. И людям свойственно уставать. Хотя и говорят, что от работы устают быстрее, чем от войны. И забот у победителей всегда больше, чем у побежденных. Необходимо разобраться с огромным количеством пленных, убрать убитых и по возможности спасти раненых. Да и свои ряды необходимо привести в порядок, разместить воинов на отдых, накормить их и так далее. К тому же визит вежливости в крепость обязателен. В общем, пока мы выиграли только одну битву, но не всю войну. Так что праздновать еще рановато. Силенок надо бы поднакопить. А дальше, война план покажет...

— Почему мы не преследуем сбежавших трусов? — чуть ли не хором подняли шум вожди союзных племен. — Их надо поймать и убить. Иначе они соберут новую армию и снова придут сюда. А Кискиса при всех разорвать на куски. Чтобы все видели нашу силу!

— Пока не имеем такой возможности. Да и желания, — вместо Антоненко уклончиво ответил вождям Новицкий. При этом хитро подмигнул Николаю. — Лошади устали. Подкормить их надобно. Да и спешить нам сейчас ни к чему. За нас все сделают те, кто сбежал.

— Это как? — выразил свое сомнение и недовольство Качи. Он за время схватки не одну вражью голову срубил. Но и сейчас по-прежнему рвался в бой. Слишком уж быстро все закончилось. Не по здешним меркам, когда бьются с утра и до вечера.

— У страха глаза велики. Чего нет, и то увидят, — народной пословицей пояснил Николай. — Ты видел, в каком страхе и панике они бежали?

— Видел, — Качи расплылся в довольной улыбке. — Как будто им пятки на костре поджарили. Так и до Хауха со страха добегут не оборачиваясь.

— А в Хауха кто сейчас идет? — продолжал Антоненко. Вождей заинтересовало это пояснение. Они перестали возмущаться, ожидая узнать что-то новое для себя в военном деле. — Другой генерал Атауальпы — Чалкучима. Его цель: захват Хосхо-Куско. Если он убьет Уаскара, то Атауальпа точно станет Сапа Инкой. И тогда он бросит все свои армии на нас.

— А бежавшие трусы? — не понял один из вождей. Его больше всех разбирало любопытство.

— Паника, — вставил Новицкий, покручивая ус. — Паника это великая сила. Семена страха, брошенные в стан врага, иногда дают лучший результат, чем сама битва.

— Да, — подтвердил Николай. — Эти трусы принесут в армию Чалкучимы панику и страх. И тогда значение нашей победы над Кискисом увеличится в несколько раз. Расскажут то, что видели и даже то, чего не было. После этого Чалкучима, да и сам Атауальпа, десять раз подумают, а стоит ли на нас нападать. Лучше убраться отсюда по добру, по здоровому.

— А как же слава? — задал новый вопрос любопытный вождь. — Наша слава великих воинов и множество голов поверженных врагов? Что мы покажем своим сыновьям?

Здесь у новороссов возникли трудности. Славу они вроде бы гарантируют, а вот с вещественными доказательствами индивидуального геройства местных воинов, то есть головами врагов, выходила промашка. Надо думать.

— А вам что, тех голов, что сегодня нарубили, не хватает? — помог выйти из ситуации Новицкий. — Мы на этом останавливаться не собираемся. Будут еще победы, будут и головы. Я прав, Николай Тимофеевич?

— Конечно, — согласился Антоненко. И чтобы переключить тему разговора на более важную, добавил. — Но меня сейчас интересует другое. Где Нечипоренко с минометчиками Григорова и стрелками Вайра? Они давно уже должны быть здесь. Что-то случилось. Необходимо срочно направить им навстречу хороший отряд. Не зря ведь Кискис ждал от кого-то условного сигнала...

Глава 2

Подъем и спуск. Вверх и вниз. Анды — крутые горы. Со скалистыми вершинами и глубокими узкими ущельями. Это местные летают по ним словно горные козлы. Нашему же человеку, после привычных и родных русских равнин, в них приходится тяжеловато.

А эти дороги инков! И не дороги вовсе, в нашем понимании, а обыкновенные каменные узкие тропы. С головокружительными лестничными пролетами, с вырубленными в горной породе ступеньками. Они предназначены только для пешеходов и осторожных, твердых на ноги лам. Здесь нет никаких ограничений, связанных с крутизной того или иного уклона. Надо быть всегда начеку, чтобы не сорваться в пропасть.

Поднявшись на очередную ступень, Андрей обернулся и подал руку следовавшей за ним Тимту. Он пропустил девушку вперед. В ходе такого горного марша, куда приятнее смотреть на стройную фигурку своей красавицы жены, чем на мохнатую задницу идущего впереди навьюченного минометом самца ламы.

Григоров улыбнулся, вспомнив рассказанную на привале Алексеем Нечипоренко веселую байку про то, почему мужчины всегда стараются пропустить женщин вперед.

В далеком прошлом мужчина, прежде чем выйти из пещеры, сначала выпускал наружу женщину. А вдруг там дикий хищник? Он, как на приманку, первым накинется на женщину. Зато он — охотник останется невредим и убьет зверя.

У арабских мужчин не принято пропускать женщину вперед. Но, после ряда войн конца двадцатого и начала двадцать первого века, арабы пересмотрели свои традиции. Теперь, в ряде случаев, они пропускают женщину вперед. А вдруг там мина? У арабского мужчины может быть четыре жены, зато он — один. Если одна из жен подорвется на мине, то ничего страшного. Еще три жены останется.

Это, конечно, все шутки. Но Григорову больше пришелся по душе третий вариант. Мужчина пропускает женщину вперед не столько из-за галантности, а из-за того, чтобы оценить и полюбоваться ее фигурой. Что он и сделал.

Совсем недавно он, Андрей Григоров, девятнадцатилетний лейтенант Рабоче-Крестьянской Красной Армии, командир взвода, а затем и батареи противотанковых орудий, в 1941 году бил немецких фашистов под Киевом. И даже не думал о женитьбе. Некогда было. Но судьба-злодейка, а может и не злодейка вовсе, а как раз наоборот, счастливый случай и божий промысел, перенес их сюда, чтобы он нашел новых друзей и свою любовь, названную им ласково Тимой — Тимочкой.

Красавица Тимту была двоюродной сестрой Тани, дочери вождя местного союзного племени уанка, ставшей сейчас женой правителя Новороссии и такого же попаданца, как и он, но из двадцать первого века, Николая Тимофеевича Антоненко, отца его нового друга Максима. Поначалу Андрей, не имевший большого опыта общения с девушками, немного стеснялся Тимту. Он всегда краснел во время ее откровенных заигрываний с ним. Поскольку девушка жила в доме Антоненко, куда Григоров часто заходил в гости к Максиму, он таки сдался ее чарам. Спустя некоторое время они поженились. Священник отец Михаил обвенчал молодоженов в Новоросской церкви. Хотя Тимту и стала православной, но традициям племени уанка осталась верна. Девушки там уж больно боевые. Пока не родит ребенка, молодая жена не покидает мужа, следуя за ним повсюду, даже на войну. Андрей против этого не возражал и научил Тимту — Тимочку стрелять не только из арбалета, но и из своего немецкого автомата.

Сейчас Григоров был не просто командиром противотанковой батареи, а начальником всей артиллерии Новороссии. Но на данный момент в его подчинении находилось только десять расчетов ротных 50-мм минометов. Их отряд, возглавляемый офицером-десантником Алексеем Нечипоренко, по приказу командования выдвигался в обход предполагаемого места сражения под Уануко для внезапного нападения с тыла на армию китонцев Атауальпы.

— Ты не устал, Андрюша? — ласково спросила Тимту и слегка прижалась к мужу. В отличие от Григорова, для нее, уроженки здешних гор, этот ускоренный марш был просто легкой прогулкой. — Проводники говорят, что скоро будет селение, в котором можно передохнуть.

— Да не очень, Тимочка. Ноги еще не стер. — отшутился Андрей и, на зависть идущим сзади девчонкам-арбалетчицам, чмокнул жену в щечку. У здешних аборигенов не принято показывать свои чувства на людях, но познакомившись с новороссами, местным девушкам понравилось такое общение между влюбленными. И поэтому каждая из них в тайне мечтала о женихе-новороссе.

Действительно, не прошло и получаса, как они начали спускаться в узкую долину с извивающимся по ней быстрым горным ручьем.

Ручей разделял долину почти пополам. В верхней части находилась небольшая, но довольно густая рощица, а также свободный клочок земли, используемый под пастбище и огороды. В нижней же, прижавшись к воде, располагались полтора десятка прилепленных друг к другу неказистых двориков, огороженных невысокими каменными заборчиками. Находящиеся внутри двориков хижины не имели окон и были сложены из булыжников, обмазанных глиной. Покатые крыши сделаны из соломы или толстого слоя травы. В домах было по одному входу, где вместо двери висела драпировка из шерстяной ткани. Судя по закопченности, входной проем также служил и дымоходом. Через ручей было перекинуто два каменных мостка, по которым тропа через рощу вела дальше в горы.

И что странно. Ни во двориках, ни на огородах, ни на нескольких небольших террасах, вырубленных в склонах гор, не было видно людей. Даже ламы и мелкие собачонки, обязательные спутники местных жителей, отсутствовали.

Послышался командный голос Нечипоренко:

— Внимание! Привал двадцать минут. И двигаемся дальше.

Андрей приказал своим минометчикам располагаться возле ближайших двориков, но лам не развьючивать. Ведь скоро снова идти дальше. Народ остановился на кратковременный, но все-таки отдых и поэтому немного расслабился. Кто-то присел на камень возле заборчика, чтобы поправить обувь, другой прилег в тенечке на густой траве. Часть людей пошла к ручью, желая наполнить фляги холодной горной водицей.

— Командир, а тебе не кажется странным, что деревня как-то быстро опустела? — подойдя к Нечипоренко, высказал тревогу Григоров.

— Я об этом тоже подумал, — подтвердил опасения Алексей. — Помет лам возле дворов еще свежий. В некоторых хижинах даже горячее варево на кострище осталось. А в округе ни души.

— Похоже, что до нас здесь уже побывали, — Андрей поправил на плече автомат. — И кто-то чужой. Местные не оставили бы просто так свой завтрак горячим. Я бы не рискнул сейчас идти дальше без хорошей разведки.

— Уже отправил десяток бойцов вверх по тропе. Но пока они не вернулись. Хотя уже должны быть, — Нечипоренко взглянул на часы. — Давай подождем пока все подтянуться. И Вайра со стрелками. А там решим.

— Долго ждать нельзя. Опоздать можем. — расстроился Григоров. Хотя прекрасно понимал, что в такой ситуации бежать вперед сломя голову не зная, что ждет за поворотом, равносильно поражению. Сам погибнешь и людей почем зря положишь.

Но Алексей не успел дать ответ. Их внимание привлекли тревожные крики со стороны ручья. Вслед за ними на новороссов со всех сторон обрушился град камней. Кто-то присел и прикрылся щитом, кто-то бросился к хижинам и каменным заборчикам, ища защиту под их стенами. Часть начала метаться на месте, не зная где найти спасение.

— Кто со щитами, строй "черепаху"! Занять круговую оборону! Мать вашу! — прокричал Нечипоренко и тут же повалился наземь, получив по каске увесистым камнем. Андрей нагнулся над ним, чтобы прикрыть и проверить, жив ли командир.

— Что ты меня, как девку лапаешь. Легкая контузия. Живы будем, не помрем, — Алексей пришел в себя и, приподнявшись на локте, огляделся по сторонам. — Беги к своим. Давай беглый огонь за ручей. Андрюха, не дай им его перейти.

Кивнув головой в знак того, что понял приказ, Григоров бросился к минометчикам, по пути натыкаясь на тела раненых и убитых. Ему повезло. Только пара камней зацепила. Один больно саданул по левому плечу, а второй ударил в каску, но по касательной.

Его подчиненные не растерялись. Большую часть из лам они сумели загнать за ограждение и сейчас, находясь под обстрелом, пытались снять с них минометы.

— Давай, ребята! Быстрее, быстрее...

Но и без его команды люди понимали, что от их сноровки сейчас многое зависит. Чем раньше откроют огонь, тем больше шансов выжить.

Во дворе, куда забежал Андрей, вместе с минометчиками, за невысоким каменным заборчиком, укрылись и девчонки-арбалетчицы. Но они не были растеряны и напуганы. Заряжая арбалеты под прикрытием стены, девушки поднимались над ней и стреляли в приближающегося врага. Помогая им, Григоров дал длинную очередь из автомата в сторону рощи, откуда валили толпы размахивающих оружием и орущих китонцев.

Немного успокоившись и быстро оглядевшись, Андрей оценил ситуацию. Они попали в умело устроенную западню. Враг напал с двух сторон.

С верхних террас, расположенных над селением, по ним вели обстрел несколько десятков пращников, занявших отличную позицию. Отсюда практически весь отряд Нечипоренко был как на ладони. Правда, новороссов спасало только расстояние, мешавшее прицельно метать камни. Но это все равно позволяло китонцам безнаказанно засыпать противника градом камней.

Большая же часть воинов Атауальпы наступала из рощи, за ручьем. В их первых рядах также находились и пращники. Многие из нападавших уже попадали на землю, пронзенные арбалетными болтами или пулями, пущенными из ручного пулемета и автоматов новороссов. Но, несмотря на это и грохот неизвестного им оружия, китонцы не ослабевали натиск, а как полчища тараканов, лезли изо всех щелей. И они все прибывали и прибывали.

Из-за мечущихся по двору лам, минометчикам никак не удавалось открыть огонь. То кто-то из перепуганных животных собьет только что установленный миномет. То камень попал в заряжающего и тот не смог опустить мину в ствол. Во двор набилось довольно много народа и животных. В такой толкучке, да еще под обстрелом, невозможно быстро развьючить лам и достать оружие с боеприпасами.

— В дома! Минометы, в дома! — крикнул рассерженный Григоров. — Уберите солому с крыш и бейте оттуда. Хоть ламы мешать не будут.

Увидев, что подчиненные кинулись исполнять его приказ и в этом месте оборона достаточно надежно организована, Андрей, не найдя среди присутствующих любимой Тимы, решил поискать ее в другом дворике. Сменив магазин в автомате, Григоров, перебегая, дал несколько коротких очередей по верхним террасам. Он с удовлетворением отметил, что трое из вражеских пращников, находившихся там, исчезли из виду.

На входе в следующий двор Андрей нос к носу столкнулся с Тимту.

— Андрюша, ты жив! — обрадованная девушка, бросив наземь свой арбалет, кинулась на шею мужу. — Я так за тебя волновалась. Где ты, что с тобой!

— Все хорошо, Тимочка. Все хорошо. — успокоил жену Григоров и, прикрывая своим телом от пращников, вернул ее за каменную изгородь. Вслед за ними во двор забежали и несколько пехотинцев, посланных Нечипоренко на помощь девчонкам-арбалетчицам и минометчикам.

Тем временем нападающие уже достигли ручья. Несмотря на большие потери, китонцы довольно плотными группами начали переправляться на другой берег. И вот уже первые вражеские воины стали появляться на каменном ограждении. Бывшие во дворе девчонки, побросав арбалеты, выхватили сабли и вместе с пехотинцами вступили в рукопашную схватку. Андрей остановил рвущуюся в бой жену, сунув ей в руки свой автомат с запасными магазинами:

— Куда? Назад! Тима, прикрывай нас. Стреляй в тех, кто попытается прорваться...

На возражение жены Андрей не ответил. Он увидел как один из китонцев, повалив на землю девчонку-арбалетчицу, пытается ее задушить. Григоров, забыв про саблю, висевшую на левом боку, выхватил из-за пояса топорик-томагавк и, подскочив к ним, со всего маху всадил граненный клевец в голову супостата. Убитый завалился на девушку, придавив ее своим телом. Андрей еле успел вытащить топорик, как новый враг оказался перед ним. Недолго думая, Григоров метнул томагавк и попал тому лезвием в лицо. Появилась свободная секунда, можно и саблю применить, хотя в такой тесноте ею и не очень-то удобно работать. Достать пистолет из кобуры он уже не смог. Перед Андреем появился новый противник. И по-круче, чем два предыдущих.

Довольно высокий для аборигенов и широкоплечий воин. Таких мужиков в нашем народе называют "шкафами". Судя по имеющемуся у него на груди доспеху — большому бронзовому диску и такому же шлему с перьями, воин явно принадлежал к китонской знати или даже был вождем одного из племен. Оружием для него служила огромная дубинка из железного дерева, которой тот, не смотря на ее внушительный внешний вид, легко и умело управлялся практически одной рукой. Перед тем как напасть на Григорова, "вождь" уже покалечил двоих пехотинцев посмевших встать на его пути. Одному проломил каску вместе с головой, а другому так двинул дубиной по щиту, что сломал не только руку, но и отбросил воина в сторону на несколько метров.

Видя перед собой такого грозного противника, Григоров невольно сделал пару шагов назад, что его и спасло. Дубина пронеслась буквально у самого носа. На обратном ее движении, Андрей, уворачиваясь, сумел проскочить под рукой врага и оказался у него за спиной. Ударом, как учил его казак Левченко, он со всей силы рубанул саблей "шкафа" сзади по незащищенной шее. Да так, что голова чуть не слетела с плеч. Подрубленный китонец по инерции пробежал вперед, все еще размахивая своей страшной дубиной.

В суматохе боя Андрей не сразу среагировал на короткую автоматную очередь и последующий за ней вскрик Тимту. Оглянувшись в сторону жены и замерев на секунду, Григоров в ужасе прокричал:

— Не-е-е-т!! Ти-ма!

С этого момента для него все вокруг происходящее потеряло значение. Он перестал слышать крики сражающихся и стоны раненых, не обращал внимания на минометные выстрелы и близкие разрывы гранат, а также на дружные ружейные залпы подошедших стрелков Вайра.

Очередью из автомата Тимту остановила могучего китонца, но и тот не остался в долгу. Его дубина так двинула девушку в грудь, что та отлетела к стене хижины, впечатавшись в нее. Изо рта потекла тонкая струя крови.

Григоров бросился к жене.

— Тима, Тимочка! Ты как? Жива?

— Андрей... Андре-е... — захлебываясь кровью, девушка попыталась что-то сказать, но кроме ее хрипов Григоров больше ничего не слышал. Он как сумасшедший, обдирая в кровь пальцы, принялся срывать с жены жилетку-бригантину. Но из-за суеты никак не получалось. Тогда Андрей выхватил нож и обрезал ремни доспеха, после чего отбросил его в сторону. Дубинка китонца не пробила бригантину, но проломила девушке грудную клетку, в результате чего сломанные ребра глубоко вошли в легкие. С каждой секундой ей все тяжелее становилось дышать. Тимту вдруг дернулась и крепко схватила мужа за руку, взглянув в его залитые слезами глаза. И затихла. Она умерла.

— Не-е-ет! Ти-ма!

Андрей прижал девушку к своей груди, прикрыв ее собой ото всех. Словно надеялся на то, что старуха — смерть, пролетая мимо, не заметит любимую жену и оставит ее ему. Плечи его вздрагивали, он тихо плакал. Но это продолжалось недолго. Григоров, бережно подняв девушку на руки, понес ее на выход из двора. Не обращая внимания на шум битвы, он, рассеянно оглядевшись по сторонам, направился к одиноко стоящему дереву, дающему хорошую тень. Под ним имелась довольно густая трава, на которую Андрей осторожно положил свою драгоценную ношу. Затем снял флягу с ремня и водой смыл кровь с лица Тимту. После чего нежно поцеловал ее в губы...

— Еханый бабай! Да сколько же вас прет-то! Лезут, сволочи, словно коки обожрались!

Придя в себя после удара камнем по голове и увидев толпы атакующих китонцев, Нечипоренко принялся громко раздавать команды, организовывая оборону селения.

Еще несколько камней упало возле него. Один из них слегка зацепил за плечо. Видно находящиеся на террасах вражеские пращники поняли, что он здесь главный и решили покончить с ним.

— Япона мать! — ругнулся Нечипоренко и, развернувшись к террасам, дал по ним очередь из автомата. Несколько пращников упали, получив по пуле. Но это не прекратило обстрел камнями. Тогда Алексей крикнул бойцам своей небольшой огневой группы, имевшим автоматы:

— Перебить на хрен этих горных козлов! Забодали уже! Только короткими, не тратьте зря патроны!

Вдруг рядом предательски затих ручной пулемет, еще совсем недавно косивший атакующих китонцев не переставая.

— Пулемет! Что случилось, почему заглох?

Неприятности на голову Нечипоренко сыпались одна за другой.

— Хреновы дела, командир. Ствол раскалился. Не стреляет, а просто плюется пулями. Да и патроны кончились. Хана нам. — почти обреченно произнес пулеметчик.

— Гранаты! Приготовить гранаты! — скомандовал Алексей. — Если погибать, то хоть с музыкой!

Но есть все-таки Бог на свете! А может и Виракоча помог своим посланникам в этот мир. Но, в ту секунду, когда Нечипоренко уже мысленно попрощался с жизнь и приготовился подороже ее продать, со стороны хижин ударили минометы. Сначала один выстрелил, затем второй, третий... Алексей увидел, что стреляет только половина из десяти, но и они сыграли свою роль. Мины со свистом пролетали над головами атакующих и падали в их задних рядах, разрывая людей на куски. Частота минометных выстрелов все увеличивалась, создавая суматоху в стане врага. Напор китонцев стал ослабевать. В тылу неприятеля началось непонятное движение. Похоже, что кто-то из вождей дал команду "отбой" или одна из мин удачно накрыла все старшее командование. Но атака противника начала захлебываться. Чтобы не дать ему опомниться и уничтожить успевших переправиться через ручей, Нечипоренко прокричал:

— Гранаты! Бросайте гранаты!

К гранатным и минным разрывам добавились дружные ружейные залпы подошедших стрелков.

Вайра, двадцатилетний сын вождя союзного племени уаминка Синчи Пумы, с первых дней появления попаданцев-новороссов в священной для его народа долине богов, постоянно находился среди них. Не только следуя воли отца стать "посвященным", но и благодаря своей природной любознательности, он старался получить как можно больше знаний и умений пришельцев. Молодой уаминка уже не только хорошо говорил по-русски, но даже научился читать и писать на языке виракочей, чем очень гордился. Вместе с другими двумя сотнями молодых воинов, он прошел суровую школу обучения "науке побеждать" и в настоящее время командовал первым отрядом стрелков, будущей гвардией молодого государства Новороссия.

К началу боя они немного опоздали. Так уж сложились обстоятельства. Тропа, по которой отряд Нечипоренко шел в обход, оказалась слишком узкой и извилистой. Позволяла двигаться только по одному, в затылок друг другу, растягивая отряд в длинную цепочку. Вайра со своими людьми шел замыкающим, поэтому и не смог прийти вовремя на помощь.

Он увидел место битвы, когда китонцы уже перешли ручей и штурмовали селение. Быстро оценив обстановку, Вайра сразу же направил три десятка стрелков уничтожить вражеских пращников на террасах. Мощным ударом в штыки, его бойцы опрокинули в ручей успевших переправиться на этот берег врагов. Затем частыми дружными залпами из двуствольных ружей стрелки начали истреблять противника. Едкий пороховой дым и грохот от частой стрельбы так подействовал на китонцев, что они прекратили атаку и начали отступать. Не давая врагу опомниться, вошедший в азарт боя, Вайра громко скомандовал:

— В атаку! Бей их, ребята! Ура-а-а-а!

С точки зрения военного дела идти в рукопашную против превосходящего тебя во много раз противника было полной авантюрой. Но безрассудное геройство местных горцев и их беззаветная уверенность в своей победе, помогла стрелкам. Вопреки всем законам тактики меньшинство обратило большинство в паническое бегство. Быстро переправившись на противоположный берег, бойцы Вайра выстроились в плотные шеренги и дали по отступающим еще пару залпов. После чего, перезарядив ружья, дружно двинулись вперед, по пути добивая штыками и прикладами чужих раненых, не сумевших покинуть место битвы.

Увидев такой поворот в сражении, Алексей Нечипоренко также бросил своих подчиненных в атаку.

Отступающие китонцы практически не сопротивлялись. Только единицы из них пытались как-то отбиться от внезапно перешедшего в наступление врага. Основная же их масса, бросая оружие, старалась побыстрее покинуть поле боя. Но, видимо ведущая через рощу и далее тропа была не слишком широка, поэтому и не давала возможность всем одновременно сбежать, образуя своеобразную человеческую пробку. Вот в эту толпу, напоследок и ударили минометы, чем еще больше усилили панику среди отступающих.

Помня народную мудрость о том, что загнанная в угол крыса кидается и на льва, Нечипоренко, а за ним и Вайра, с трудом остановили своих воинов. Запретив им приближаться к китонцам ближе, чем на пятьдесят метров, Алексей зло приказал:

— Расстрелять их из всего что есть! Но в рукопашную не вступать!

Бойцы словно ждали этого. В обезумевшую от грохота и страха толпу ударили пули, арбалетные болты, полетели гранаты с камнями. Избиение прекратилось только тогда, когда исчезла спина оставшегося в живых и успевшего скрыться в лесной чаще последнего китонца. И как-то сразу наступила тишина. Следом за ней накатила усталость. Преследовать врага никто не спешил. Надо привести себя и оружие в порядок. Мало ли что.

— Просто так отпускать их нельзя, — произнес Нечипоренко, вставляя последний магазин в автомат. — Вайра, надо им хвост так поджарить, чтобы драпали не оглядываясь.

— Согласен, — ответил молодой уаминка, при этом старательно, но быстро чистящий шомполом стволы своего ружья от порохового нагара. — Как сказал проводник, дальше широкого места нет. Только узкая тропа. Я пойду со своими вперед. Будем стрелять им в зад, чтобы быстрее бежали. А где Андрей? Что-то его я не видел, жив ли он?

— Жив. Но плохо ему, — Алексей кивнул головой в сторону селения. — Жену убили. Тимту. Никак в себя прийти не может.

— Много наших погибло?

— Пока не подсчитали, но больше сотни точно. И раненых не меньше. Девчонок-арбалетчиц жалко. Молоденькие ведь совсем были. Им бы дома детей рожать, а они здесь полегли, — после этих слов Нечипоренко замолчал. Оглядев поле битвы, усеянное вражескими трупами, он с хрипотцой в голосе добавил. — Моя вина. Плохо разведку организовал. Не просчитал ходы противника наперед.

— Не вини себя. Наперед могут знать только боги, но не люди, — успокоил его Вайра. Он уже давно понял, что появившиеся здесь виракочи не боги, а такие же люди, как и его народ. Но от этого его уважение и восхищение ими нисколько не уменьшилось. — Что дальше делать будешь?

— Приказ надо выполнить. Несмотря ни на что. Ведь его пока никто не отменил, — ответил Нечипоренко. — Быстро приведем себя в порядок и выдвигаемся вслед за тобой. Нам еще армию Кискиса надо успеть разгромить.

— А Андрей как? Что с ранеными делать будем?

— Оставшихся раненых китонцев, добить. Некогда нам с ними возиться, — Алексей зло сплюнул в сторону. — Григоров останется здесь. Все равно он сейчас не боец. Пока от горя не отойдет. Оставлю ему полсотни пехотинцев. Пускай за нашими ранеными поухаживают. Убитых наших соберут и похоронят по-человечески.

— Сердца своих погибших воинов уаминка и уанка хоронят на своей земле, — вдруг возразил Вайра. — Надо сообщить Ника Тима и нашему верховному жрецу Иллайюку, чтобы прислали людей и жрецов для проведения ритуала. Мы никогда не оставляем своих на чужой земле.

— Хорошо, — согласился Нечипоренко. — Сейчас напишу рапорт Николаю Тимофеевичу и с гонцом отправим его к нашим, под Уануко. Готовься выступать.

— Ас. Да будет так!