мы из Бреста. часть 6

Сизов Вячеслав Николаевич

Мы из Бреста. Часть 6.

( на правах рукописи)

Хочу вернуться в те года,

Где была смерть и шла война.

Хочу увидеть всех друзей,

Обнять как можно их сильней.

Хочу пройти весь путь опять,

Я так устал не воевать.

Тоска съедает, боль в груди,

Прошу судьбу — меня верни.

Любую цену заплачу,

Пусть даже сразу я умру.

Но только дай мне автомат,

Патронов больше и гранат.

Я каждый день хочу туда,

Где грозовые облака,

Где вольно дышит океан,

Где ветер дует из-за скал.

Хочу ребят своих найти,

И в первый рейд опять уйти.

В засаду мы не попадём,

Всех пятерых домой вернём.

Хочу обратно на войну,

Серёга, друг, к тебе иду.

Хочу увидеть я тебя,

Хочу взглянуть в твои глаза.

В одном из послевоенных интервью И.В. Тюленев так определил особенности кавказского театра военных действий: большая (около 1 тыс. км) протяженность фронта; сильно пересеченная горами и ущельями местность; наличие трех оперативных направлений — грозненско-бакинского, туапсинского и участка Главного Кавказского хребта; наличие морей по флангам; резкие смены климатических поясов в зависимости от высоты; изолированность фронта от центра страны. В конце июля 1942 г. кавказская группировка врага (группа армий "Б") насчитывала 167 тыс. солдат и офицеров, 1130 танков, 4540 орудий и минометов, до 1 тыс. самолетов. Между тем, Закавказский фронт в 1941-1942 гг. уже отправил из Закавказья в Действующую армию десятки готовых частей и соединений, сотни маршевых подразделений и к лету 1942 г. располагал лишь незначительным количеством готовых соединений (20 стрелковых дивизий и бригад, 3 кавалерийские дивизии, 3 танковые бригады), прикрывавших по периметру все Закавказье. Бронетанковые силы насчитывали 202 танка, в большинстве своем — архаичные модели типа Т-26, Т-60. Фронт располагал 164 исправными самолетами, а также около 250 самолетами разных типов в запасных авиаполках и авиашколах. Артиллерия насчитывала 922 орудия и 746 минометов (калибром свыше 50 мм). Тем не менее, огромным напряжением сил уже ко второй половине августа 1942 г. удалось создать устойчивый фронт обороны в предгорьях Кавказа и на грозненско-бакинском направлении.

Глава

Из книги воспоминаний Героя Советского Союза генерала — майора авиации в отставке Паршина Григория Ивановича "Огненное небо" (АИ)

На встречах, меня часто спрашивают — какой год на войне был самым тяжелым? Могу с уверенностью сказать, что 1942 год. В этом, безусловно, меня поддержит большинство фронтовиков. Каким бы тяжелым не был первый год войны, 1942 год был в несколько раз хуже. После победы под Москвой, освобождения значительной части Белоруссии, в 1942 году были наши поражения под Брянском и Курском, тяжелейшие бои под Харьковом, Ростовом, Воронежем, в Крыму и на Кавказе. Наша авиадивизия принимала самое активное участие в этх сражениях. Мы снабжали наши соединения, сражающиеся в полном окружении врага в Белоруссии и под Брянском. Доставляли подкрепления и вывозили раненых, высаживали десанты и диверсионные группы. Очень многих боевых товарищей мы потеряли в том грозном 1942 году.

К марту 1942 года в строю обоих транспортных авиаполков оставалось лишь 20 исправных самолетов Ю-52. Еще 12 были повреждены зенитным огнем противника и требовали средней категории ремонта корпуса и двигательной группы, а 7 самолетам, совершившим вынужденную посадку под Минском, требовался капитальный ремонт. В истребительном авиаполку положение было еще хуже. Его потери в технике составили более 70 %, а в личном составе 50%. Серьезные потери в людях и технике понесли бомбардировочный и разведывательные полки.

Ставка ВГК оперативно отреагировал на сложившиеся в авиадивизии положение с авиапарком. В ущерб другим авиасоединениям нам были увеличены поставки самолетов ЛИ-2, которые стали заменять донельзя изношенные трофейные борта транспортников и бомбардировщиков. По мере насыщения авиаполков новыми типами отечественных самолетов, а так же закупленных в США и поставленных по "Алсибу"* (16 ноября 1942 года в Красноярске приземлилась первая группа перегоняемых американских самолетов по трассе "Алсиб". Авиалиния "Алсиб" начиналась в г. Грейт — Фолс штата Монтана до Красноярска и далее, через Сибирь и Урал в Москву, общей протяженностью 14 тысяч километров за 1942-45 годы было переправлено 7926 боевых самолетов) захваченные у врага самолеты передавались в учебные части. Где использовались для обучения лётчиков-истребителей: к примеру, с немецкими машинами вели учебные бои слушатели знаменитой "вошебойки" — высшей офицерской школы воздушного боя (ВОШВБ) в подмосковных Люберцах. Естественно, испытывались трофеи и для получения объективных тактико-технических характеристик, необходимых для совершенствования отечественных самолетов. Часть самолетов была передана в ГВФ*(гражданский воздушный флот).

Наиболее остро стоял вопрос с летным и техническим персоналом аиваполков. Кроме боевых потерь были другие. Так, значительная часть пилотов и членов экипажей авиаполков состояла из числа "штрафников". У большинства из них в конце марта истек срок нахождения в штрафной эскадрилье, и они убыли для дальнейшего прохождения службы в части ВВС КА. При этом с авиадивизии никто не снимал ответственности за снабжение Минской группы войск. Эта проблема была решена за счет большего привлечения женского персонала. На нашем базовом аэродроме в Подмосковье к тому времени переучивалось более сорока пилотов-женщин. Именно они и заменили убывших в свои части штрафников. Уже к лету 1942 года половина экипажей транспортных авиаполков действовавших на Минском и Брянском направлениях состояли из женщин, а осенью практически все они были полностью укомплектованы женскими или смешанными экипажами.

Обеспокоенное все увеличивающимися нашими поставками на Белорусский фронт немецкое командование ранней весной 1942 года значительно усилило свои силы ПВО на основных маршрутах, которыми мы пользовались. В районах Полоцка, Витебска, Орши, Смоленска и Могилева были размещены переброшенные с Запада ночные истребители и станции радиолокационного обнаружения. Это стало возможным благодаря бездействию на фронте наших "союзников" по антигитлеровской коалиции. Практически сразу же возросли наши потери транспортных самолетов и бомбардировщиков. Только за одну ночь марта 1942 года на свою базу под Калининым не вернулось пять транспортных бортов, на следующую ночь еще шесть и это несмотря на то, что их на всем протяжении маршрута прикрывали истребители сопровождения. В связи с этим был поставлен вопрос об изменении тактики полетов в Белоруссию — с наступлением темноты наши самолеты стали прорываться поодиночке и на малой высоте. Кроме того перед партизанскими отрядами и диверсионными группам НКВД действовавшими в тылу врага была поставлена обнаружения позиций РЛС и аэродромов базирования ночных истребителей противника. Скоро эта задача была выполнена.

Было установлено, что Люфтваффе использует специально разработанную сеть, которая состояла из ряда квадратов под кодовым названием "Himmelbett"*("Химмельбетт" или "четырехслойка" (название отражало четыре компонента системы — радар раннего оповещения "Freya" ("Фрейя"), два контрольных радара "Würzburg" ("Вюрцбург") и планшетный стол "Зеебург")), аналогичная тому, что была создана немцами в Германии и Западной Европе. Каждый такой квадрат имел размеры около 45 км в ширину и 30 км в глубину. В центре квадрата размещался радар, несколько прожекторов и дежурный ночной истребитель.

Партизанам в районе Полоцка и Смоленска удалось уничтожить несколько таких квадратов вместе с радарами и самолетами, а главное с летчиками и операторами РЛС, что на некоторое время снизило потери нашей транспортной авиации, но не решило проблему полностью.

Наши конструкторы были заинтересованы в изучении новейшей вражеской техники. С этой целью в тыл противника была заброшена специальная группа диверсантов и специалистов НКВД, которая во взаимодействии с партизанами смогла под Витебском захватить немецкий аэродром, на котором располагались так заинтересовавшая нас техника врага. Захват был произведен так профессионально и тихо, что немецкая комендатура в Витебске узнала об этом только после завершения операции, уничтожения аэродрома, эвакуации захваченных трофеев за линию фронта и удара партизан по городу.

Среди захваченных трофеев оказались планшетный стол "Зеебург", радары "Würzburg" и "Freya", техническая документация на них, обслуживающий персонал радаров и самолетов, ночные истребители Ju 88С-6 и Bf.110, оборудованные новейшими на тот момент радарами FuG 202 "Lichtenstein" BC. Радар FuG 202 работал на частоте 490 МГц и имел радиус действия до 5 км. В связи с высоким уровнем секретности, этот радар оснащался управляемыми из кабины пилота взрывателями для самоуничтожения в случае аварии самолета. Тем не менее, специалистам НКВД удалось обезвредить заряды и перегнать самолеты.

Наша авиадивизия принимала самое активное участие в этой операции — мы предоставляли транспортные самолеты, экипажи и техперсонал для эвакуации захваченной авиатехники, документации, вооружения и пленных. Все принимавшие активное участие в данной операции были награждены орденами "Боевого Красного Знамени", остальные медалями "За боевые заслуги".

Изучение захваченных трофеев помогла советским конструкторам в совершенствовании стоящих с 1937 года на вооружении РККА станций радиообнаружения самолетов. Таких как РУС-2 "Редут", РУС-2с "Пегматит"*(В 1936 году в ЛФТИ по заданию НИИС КА начались работы по наземной радиолокационной установке "Редут". В отличии от РУС-1( система радиообнаружения линейного типа для охраны государственных границ — система "Ревень". В основу системы была положена разработка ЛЭФИ "Рапид", испытанная в 1934 году. Система состояла из одной передающей машины и пары приемных, которые должны были располагаться на удалении 30-40 км от передающей. Передающая станция создавала в стороны приемных направленное излучение в виде сплошной завесы, при пересечении которой самолеты обнаруживались приемными станциями по биениям прямого и отраженного сигналов. В 1937-1938 годах система прошла успешные испытания и НИИС КА получил заказ на изготовление первой партии из 16 комплектов "Ревень". В сентябре 1939 года система "Ревень" была принята на вооружение войск ПВО под названием РУС-1. Первое боевое применение РУС-1 произошло в ходе советско-финской войны, когда станции были установлены для организации ПВО Ленинграда. Всего было выпущено 45 комплектов РУС-1, которые были размещены главным образом в Закавказье и на Дальнем Востоке.), новая установка должна была не просто выявлять факт наличия самолета, но и определять его азимут, скорость и дальность. Весной 1937 года опытный экземпляр установки обнаружил самолет на удалении 10 км, а через год, когда удалось создать более мощный передатчик, дальность обнаружения была доведена до 50 км. В 1939 году дальность обнаружения была доведена до 95 км. В 1939 году "Редут" был испытан в Севастополе и с его помощью удалось обнаруживать корабли на удалении до 25 км, но работа на берегу усложнялась высоким уровнем помех из за переотражений. 26 июля 1940 года "Редут" был принят на вооружение под наименованием РУС-2. Как и большинство советских довоенных РЛС, РУС-2 выпускался в мобильном варианте и состоял из 3 фургонов, установленных на автомобильном шасси: электрогенератора и приемника, смонтированных на шасси ГАЗ-ААА и передатчика на шасси ЗиС-6. Приемная и передающая кабины были оснащены синхронизированным приводом вращения. В период 1940-1945 годов было выпущено более 600 станций РУС-2 различных модификаций. Помимо автомобильной установки, выпускался также вариант РУС-2с "Пегматит", размещенный на двух прицепах. В 1940 году из за дефицита автомобилей был разработан одноантенный вариант РУС-2 "Редут-41", в котором передатчик и приемник помещались на общем шасси).

Летом 1942 года конструкторы возобновили работы по станциям РЛС обнаружения "Река" и наведения "Рассвет", разработка которых началась еще в 1939 году, но из-за начала войны так и не была закончена. Кроме этих станций, были разработаны станции "Редут-Д" с дальностью обнаружения до 300 км.

В Мурманске усилиями местных инженеров была создана РЛС "Роза", которая была построена с использованием блоков от станции орудийного наведения СОН-2, РЛС "РУС-2с" и элементов радиоаппаратуры, снятых с трофейных Ju.88. "Роза" обнаруживала самолеты противника на удалении до 160 км.

В 1943 году установки РУС-2М стали комплектоваться системой опознавания "свой-чужой". После модернизации РЛС получили обозначения П-1, П-2 и П-2М соотвественно. В 1943 году была инициирована разработка станции раннего предупреждения и наведения перехватчиков П-3. При мощности 100 Квт на волне 4,15 м новая станция должна была обеспечивать дальность обнаружения не менее 130 км, а дальность определения координат для наведения перехватчиков — не менее 70 км.

Говоря о наземных радиолокационных станциях нельзя не рассказать и РЛС авиационного базирования. В начале 1941г. в НИИ радиопромышленности по заказу ВВС начинается разработка авиационной РЛС сантиметрового диапазона "Гнейс-1". Станция планировалась к размещению на Пе-2 и должна была обеспечивать дальность обнаружения не менее 5 км. Из за эвакуации возникли проблемы с генераторными лампами и было принято решение разрабатывать РЛС метрового диапазона, получившую индекс "Гнейс-2". РЛС работала на волнах длиной 1,5 м при мощности передатчика 10 кВт. Летом 1942 года РЛС "Гнейс-2" была установлена на 15 самолетов Пе-2 и Пе-3, которые были переданы в войсковые части. К 1944 году было выпущено более 200 станций "Гнейс-2". Значительная часть их были установлены на самолеты нашей авиадивизии и АДД. Только слабость нашей радиоэлектронной промышленности не позволила обеспечить установку таких радаров на все боевые самолеты. Эта задача была решена уже после войны с введением в строй нескольких радиозаводов.

Для противорадиолокационной борьбы в годы войны конструкторами были разработаны специальные установки, которые имитировали отраженные сигналы, что снижало эффективность радаров. Использовались и системы постановки помех, которые шумовым излучением "забивали" частоты работы РЛС противника.

Благодаря принятым мерам нам к ноябрю 1942 года удалось в значительной мере сократить потери в личном составе и технике, эффективно бороться с ночными истребителями противника...

Глава

Выглянувший из кабины пилот прокричал:

-Товарищи командиры, приготовьтесь, скоро посадка. Садиться будем в Сталинграде.

Вот за что я любил летать на современной мне по прошлой жизни реактивной авиации — так это за скорость. Всего пару часов лета из Москвы и ты в Сочи или Тбилиси, а тут за полдня только до Сталинграда "доплелись". Завтра весь день тоже придется провести в самолете на пути в Тбилиси, так как полетим кружным путем через Астрахань и Баку.

Еще люблю я реактивную авиацию за комфорт — все же тепло в салоне всегда есть, а тут хоть и не морозильник но все же явно конструктора к этому стремились, раз об отоплении салона не позаботились. Я когда две недели назад в Москву летел вроде, как и не замерз даже, а тут совсем задрых от холода.

В принципе все не так уж и плохо. Пока летели, я успел ознакомиться с отчет о работе артели, разобрать кучу бумаг взятых из наркомата и прочитать письма, поступившие на мое имя.

Дела в артели шли хорошо. Продукция расходилась на раз. Заказов было больше чем надо, но все они исполнялись вовремя. Плохо было с текстильным сырьем и кожей, но пока выкручивались.

В июле запустили кирпичный завод, и теперь мы могли похвастать выпуском собственного кирпича, керамической плитки и керамзита.

Все больше вопросов возникало по началу ремонта и сборки автотранспорта. Мы до этого занимались только разборкой неподлежащей восстановлению трофейной техники и восстановительным ремонтом, привлекая к этому, в том числе и бойцов ремроты. Восстановительный ремонт сначала включал в себя — ремонт двигателей, коробок, мостов, элементов кабины и кузова за счет снимаемых с других разбитых машин запчастей. Позже стали сами выпускать часть необходимых запчастей — тех же прокладок, например. Что-то сами лили, что-то заказывали по образцам на других предприятиях — таких же артелях и заводах. На заводах, кстати, дороже и дольше это обходилось. Артели были более оборотисты, да и качественнее товар производили.

Весной больше половины бойцов и специалистов артели, работавших на восстановлении техники, забрали во вновь создаваемые фронтовые мобильные ремзаводы. На месте остались лишь бойцы, списанные с военной службы по ранению и их ученики обоего пола в возрасте до 16 лет. Вот они то и стали инициаторами нового дела — сборки автомобиля собственной конструкции. Им, видишь ли, переделывать часть машин в автобусы и спецмашины уже неинтересно стало. Общими усилиями создали свое конструкторское бюро и на итоге получили что-то похожее на "Пазик" моего времени. Каюсь, я к этому тоже приложил свою руку — отправив Шмиту примерную схему и рисунок. Обещают к февралю опытный действующий экземпляр автобуса представить.

Еще весной мы отправляли представление на награждение лучших работников артели. В сентябре состоялось награждение. 19 человек получили медаль "За трудовое отличие" и что интересно все награды были с мечами (в РИ такое дополнение к награде рассматривалось, но так и не было введено), указывающие на исключительные заслуги перед страной в деле вооружения РККА и НКВД, создания и освоения, новых образцов вооружения.

Из других новостей было завершение строительства еще двух десятков домов для работников артели, поселковой школы, больницы и госпиталя. Наш поселок рос и развивался еще немного и в число крупных населенных пунктов попадем.

Обрадовали известия от ребят с кем лежали в госпитале. Все письма были с фронта. Главное что живы и здоровы, чего и мне желали.

Самую большую радость мне доставило письмо из госпиталя в Горьком. Оно было написано детским почерком с несколькими грамматическими ошибками, но, то, что было в нем, не могло не обрадовать — Петрович Горохов нашелся.

Он не погиб тогда при налете. Отброшенного взрывной волной и засыпанного обломками, в обгоревшем обмундировании, бессознательном состоянии с кучей ран и переломов его нашли бойцы занимавшиеся разбором завалов склада только на следующий день. Отправили в госпиталь, а оттуда эвакуировали за линию фронта. Сознание к нему вернулось на пятый день после прибытия в Горький, а вот память только несколько дней назад. Именно поэтому так долго и не было сведений о нем. Лечение шло очень тяжело. Сказались тяжелая контузия, переохлаждение, многочисленные переломы и раны. Подлечив его раны, врачи оставили Петровича в качестве нестроевого при госпитале до восстановления памяти и полного выздоровления. Писать он сам не может, руки трясутся и не могут удержать ручку, именно поэтому за него это сделала девочка из пионерского отряда, шефствующего над ранеными. Он просил сообщить как жена и остальные знакомые.

Тут же в самолете написал ответ Петровичу и в госпиталь представителю нашего наркомата, с просьбой о переводе Горохова на лечение к нам на подмосковную базу. Мы его быстро на ноги поставим. Не зря же говорят, что дома и родные стены помогают. Вот Ленка то обрадуется, узнав, что ее муж жив.

Среди кучи корреспонденции писем от Татьяны не было. Не знаю, почему, но в последнее время, особенно после расставания с Юлей, для меня это было важным.

Посадка прошла более чем успешно. Поболтало немного ну да ничего главное без приключений сели. В иллюминаторы был виден заснеженный аэродром, десятка два самолетов в капонирах и несколько батарей зениток. А еще заметил, что несколько зенитных пулеметных установок бдительно сопровождали борт, пока он катился по полосе. Как только самолет занял указанное ему место, его заблокировало несколько грузовиков, рядышком с которыми в полной боевой готовности разместилось с десяток автоматчиков в стальных нагрудниках. Лишь после проверки документов у экипажа и пассажиров нам разрешили покинуть самолет, а техникам приступить к обслуживанию самолета.

Выйдя из относительного комфорта самолета, оказались на все пронизывающем ветру. Хорошо, что хоть не пришлось тащиться по морозу. На ночь нас пообещали разместить в гостинице находящейся неподалеку от аэродрома и поэтому для экипажа, пассажиров и части их груза подогнали старенький автобус с промерзшими окнами. По дороге в гостиницу он горестно вздыхал, шумел коробкой и скрипел на ухабах но, тем не менее, упорно преодолевал сугробы и заносы.

Гостиницей оказалось большое теплое одноэтажное деревянное здание с несколькими десятками номеров, баней, столовой и минимумом необходимых бытовых условий. Экипаж разместили всех вместе в одной комнате. Остальных тоже постарались разместить вместе. Мне же досталась койка в двухместном номере. Соседа на месте не оказалось. Сразу же после размещения дежурная пригласила на ужин.

Глава

Камышников

В столовой практически никого не было. Несколько припозднившихся офицеров из таких же, как и мы бедолаг, застрявших на аэродроме до утра. Подавальщицы тут же накрыли столы.

На одной из стен висела большая карта европейской части СССР с обстановкой на фронте, около которой расположилось несколько офицеров. Слушая вечернюю сводку Совинформбюро, доносившуюся из висевшего в углу репродуктора, они переставляли флажки на карте. Быстро закончив с ужином, мы присоединились к ним.

Линия фронта сейчас соответствовала примерно тому, что было в известной мне истории на начало 1943 год.

На северо-западном направлении бои шли под Ленинградом, на линии Тосно — Любань — Чудово — Новгород — Старая Русса — Холм — Великие Луки — Невель — Велиж. На центральном участке фронт проходил на линии Духовщина — Ярцево — Дорогобуж — Спас-Демянск — Киров — Людиново — Жиздра — Мценск — Новосиль — Ливны — Воронеж — Лиски — Павловск — Россошь — Валуйки — Волчанск — Чугуев — Змиев — Нов. Водолага — Красноград — Сахновщина — Лозовая — Барвенково — Славянск — Красный Лиман — Первомайск — Дебальцево — Красный Луч — Красный Сулин — Шахты — Мелиховская. Далее линия фронта шла на юг вдоль Дона до Манычевского канала и к озеру Маныч — Дивное — Буденновск — Моздок — Малгобек — Майский — Баксан — Микоян-Шахар (Кисловодск) — Каменомостовская — Нефтегорск — Горячий Ключ — Абинская — Крымская — Варениковская — Темрюк.

Меня больше всего интересовала обстановка на Кавказе. Там шли тяжелые бои на подступах к Малгобеку и Моздроку. В наркомате мне никаких указаний и приказов не дали. В разговоре с Берией прозвучало, что нам следует продолжать обеспечивать безопасность тыла Северной группы Закавказского фронта на территории Чечни, Ингушетии, Осетии и Грузии. Тем не менее, фронт был совсем рядом с нами, отсиживаться в стороне от участия в боях я не собирался.

Среди обступивших карту офицеров своими комментариями выделялся подполковник-танкист на гимнастерке которого красовались два ордена "Красного Знамени" и три нашивками за ранения. Мне он показался знакомым, но где мы могли видеться я сначала не мог вспомнить. Хоть я на память не жалуюсь. Тем более что Перстень частенько помогает вытаскивать из закромов совсем уж забытое. Подпол кстати меня тоже, похоже, узнал и старался вспомнить, где мы виделись. Несколько раз я ловил на себе его заинтересованные и внимательные взгляды, а затем, когда собравшиеся у карты стали расходиться по своим делам подошел ко мне и обратился с вопросом:

— Подполковник Камышников, Анатолий Павлович. 5-я танковая армия. Брянский фронт. Простите, товарищ подполковник, мы с вами раньше негде не пересекались? Лицо мне ваше очень знакомым показалось.

— Седов Владимир Николаевич. Закавказский фронт. Мне ваше лицо тоже знакомым показалось. В Белоруссии не служили?

— С начала июня по июль прошлого года проходил службу комбатом в 53-м танковом полку 27-я танковой дивизии 17 мех корпуса. До войны стояли в Новогрудке. Там войну и начал. А вы?

— Служил в Бресте. 333 стрелковый полк 6 Орловской дивизии тоже с июня прошлого года. Войну встретил в крепости, потом отходил через Слуцк и Бобруйск.

— Считай земляки.

— Ну да. Кажется, я вас в начале июля в Слуцке видел.

— Похоже да. Я там, в лагере для военнопленных сидел, когда наши войска город и нас из плена освободили. Вы, по-моему, руководили одним из подразделений НКВД бравших город. Потом еще выступали перед освобожденными из офицерского лагеря. Вы были в форме офицера войск НКВД.

— Да это был я. Вы-то, как в плен к немцам попали? Насколько я знаю, ваша дивизия отходила в направлении Столбцов.

— Наша дивизия, почти не имеющая оружия и техники, ее штаб и тыловые структуры, а также тяжёлое оружие, к которому не было боеприпасов, были сконцентрированы в лесу, в 18 километрах от Барановичей. Та часть дивизии, что имела оружие, заняла оборону на западной окраине Барановичей. Там и попали под удар танковых частей Гудериана. Раскатали они нас в хвост и гриву. Большая часть дивизии была рассеяна, те, кто остался в строю, начали отступать в направлении Столбцов, а оттуда уже пошла к Узде. Я на подходах к городу под обстрел попал, ранение получил, от своих отстал, неделю в лесу у местных жителей отлеживался. Потом к фронту пошел. По пути полицаи из местных жителей меня и взяли. Доставили на сборный пункт пленных, а оттуда уже отправили в Слуцкий лагерь.

— Понятно. После освобождения что делали?

— В лагере у меня рана снова открылась, поэтому после освобождения сразу в строй не поставили, отправили как легкораненого в штаб Константинова. Занимался формированием из пленных бронетанковых частей. Подлечившись, командовал сводной танковой ротой. Участвовал в боях на укрепрайоне, потом с боями отходили к Бобруйску и Гомелю. За месяц боев из танковых ротных переквалифицировался сначала в комбата, а затем и командира стрелкового полка. В этом качестве и вышел к своим. Потом были бои под Гомелем, снова ранение. Госпиталь. За бои под Слуцком наградили орденом Красного знамени и очередным воинским званием — капитан. Вылечился и снова воевал теперь уже под Рославлем. Командовал стрелковым полком в 4 армии. Там получил второй "Боевик" (орден Боевого Красного знамени) и "майора". Снова госпиталь. Выписался лишь весной этого года. Со мной лечился однополчанин из нашего 17 корпуса. Он только в 36 танковой дивизии служил. После выписки он попал служить во 2-й гвардейский корпус под начало к своему бывшему замкомдива Лизюкову, которого до войны часто встречал. С его подачи меня после выписки тоже под начало генерала Лизюкова направили. В оперативный отдел штаба корпуса, а потом и армии.

— Ясно. Анатолий Павлович, может за встречу и знакомство по пятьдесят грамм? А то я смотрю, мы тут совсем одни остались, а людям убирать надо.

— Я только за. Тем более что я вам за свое освобождение из лагеря военнопленных до конца жизни теперь должен. Мне порой снится совсем другая судьба и жизнь... Вы где разместились? Может ко мне в комнату? Я в ней один. Соседа пока не дали. — Идя по коридору, предложил Камышников

— Да какая в принципе разница. Давайте у вас — раз вы один.

Смех нас разорвал, когда мы остановились у дверей нашей с ним общей комнаты. Камышников оказался как раз моим соседом. Быстро накрыв из своих запасов стол и пропустив по маленькой, мы продолжили прерванный разговор.

— Я видел что вас очень интересовала обстановка на Воронежском направлении — спросил Камышников.

— Да. Я родом из Тамбова, а это считай по соседству. Всего-то чуть боле двухсот километров.

— Ну да. Бывал я в Тамбове. Этой осенью. На танкоремонтном заводе. Хороший городишко. Да и в Воронеже побывать пришлось.

— Воевали там?

— Да. Сначала на дальних подступах к городу, а затем и в самом городе.

-Танки в городе? Надеюсь хоть с пехотным прикрытием? Кстати вы же говорили, что служите на Брянском фронте, а в городе насколько я знаю, действует Воронежский фронт.

— Наша армия действительно входит в состав Брянского фронта. После июльских боев нас выводили на переформирование, а потом в резерв Ставки. В середине сентября одну танковую бригаду нашего 2 танкового корпуса использовали в городе вот с ней я туда и попал.

— Понятно, простите, что перебил ваш рассказ. Тяжело, наверное, было сражаться в городских кварталах?

— Не тяжелей чем в Слуцке и Гомеле или этим летом. В Воронеже мы почти полтора месяца поддерживали действия штурмовых групп одной из дивизий НКВД оборонявшихся в районе сельхозинститута. Неплохо немцам ребра посчитали.

— Потери большие были?

— В ротах в строю по два — три танка осталось. Это притом, что подбитые машины старались сразу же эвакуировать и ремонтировать.

— Понятно. Анатолий Павлович вы несколько раз упоминали про летние бои под Воронежем, не расскажите о них?

— Если вам интересно расскажу. В середине апреля 1942 г. Лизюков получил приказ сформировать 2-й танковый корпус. С собой к новому месту службы он взял часть штабных командиров 2-го гвардейского корпуса, в том числе и меня.

По решению Ставки 2-й танковый корпус был включён в состав созданной в Московском военном округе 5-й танковой армии. Кроме него в состав армии вошли 11-й танковые корпуса, 340-я стрелковая дивизия, 19-я отд. танковая бригада, артиллерийские и другие части.

По своему составу танковые корпуса были однотипны — они включали в себя одну тяжелую танковую бригаду на КВ-1(32 КВ и 21 Т-60) и две бригады танков, укомплектованных Т-34 и Т-60 (44 Т-34 и 21 Т-60 в каждой). Всего в корпусе предполагалось иметь 183 танка, в резервной танковой бригаде — 44 танка Т-34 и 21 танк Т-60, а в армии — 431 танк.

Мотострелковые бригады тоже были однотипные — 3 мотострелковых батальона, минометный дивизион, артиллерийский дивизион, зенитный дивизион. Плюс отдельные подразделения.

Все части формировались весной этого года.

В июне 1942 года Лизюкова назначили командующим армии, во вновь формируемый штаб армии перевели и меня.

В середине июня нашу армию включили в состав Брянского фронта. Оставаясь в резерве Ставки Верховного Главнокомандования, она была сосредоточена в районе г. Ефремова в готовности к нанесению контрудара в случае прорыва противника на мценском направлении.

28 июня 1942 года началось германское наступление и на Орловском и Курском направлениях. Наша армия частью сил 2-го танкового корпуса сражалась на Орловском направлении. Оборонительные бои там шли очень тяжелые. Бригады постоянно контратаковали врага, заставляя его останавливать свое продвижение и даже отступать. Тем не менее, в конце первой декады июля Орел и Курск пали, а немцы стали продвигаться в Воронежском направлении.

Если помните, 7 июля 1942 года Брянский фронт был разделён на собственно Брянский (3-я, 48-я, 13-я и 5-я танковая армии, 1-й и 16-й танковые корпуса, 8-й кавалерийский корпус, авиационная группа генерала Ворожейкина), который возглавил генерал-лейтенант Чибисов и Воронежский (40-я армия, 3-я и 6-я резервные армии, 4-й, 17-й, 18-й и 24-й танковые корпуса, авиация фронта), во главе которого стал генерал-лейтенант Голиков. Мы остались в составе Брянского фронта.

К исходу 12 июля (в РИ 2 июля) 1942 года противник, продвинувшись в полосе Брянского фронта на глубину 60 — 80 км и в полосе Юго-Западного фронта до 80 км, окружили западнее Старого Оскола часть соединений 40-й и 21-й армий. На воронежское направление из Резерва Ставки ВГК были срочно направлены 60-я (бывшая 3-я резервная армия), 6-я (бывшая 6-я резервная армия) и 63-я (бывшая 5-я резервная армия) армии. Одновременно в районе Ельца с целью нанесения контрудара по флангу и тылу группировки немецких войск, наступавших на Воронеж, было принято решение о сосредоточении нашей 5-й танковой армии, усиленной 7-м танковым корпусом Ротмистрова, и 1-й истребительной авиационной армии резерва Ставки ВГК.

Для переброски своих войск в исходный район Лизюков предложил всем составом армии совершить своим ходом марш, двигаясь в ночное время, так чтобы танковые бригады можно было ввести в бой одновременно, единым бронированным кулаком этим выигрывалось необходимое время для перегруппировки войск. Данное решение было одобрено Ставкой (в РИ этого сделано не было). Знающие люди поговаривали, что за это решение командующего первым высказался сам товарищ Сталин.

16 июля (в РИ 3 июля) германская мотопехота прорвалась к пригороду Воронежа. Город охватили пожары, на его улицах развернулись ожесточенные бои за каждый квартал, дом, этаж бойцы бились насмерть.

В этот же день армия получила приказ "ударом в общем направлении Землянск, Хохол (35 км юго-западнее Воронежа) перехватить коммуникации группировки противника, прорвавшейся к реке Дон на Воронеж; действиями по тылам этой группы сорвать её переправу через Дон и оказать помощь выходящим из окружения частям 40-й армии".

Времени для подготовки и организации контрудара было мало, тем не менее, командование армии смогло своевременно выполнить приказ Ставки, и нанесла всеми своими соединениями мощный удар по врагу. Первым вступил в бой 7-й танковый корпус, которому для усиления были выделены 611-й легкий артиллерийский полк, две мотострелковые бригады (2-я и 12-я), а также 19-я танковая бригада полковника Калиховича.

Весь контрудар 5-й танковой армии строился на предположении о том, что наступающие немецкие танковые корпуса будут далее двигаться через Дон и Воронеж на восток. Однако это было не так. Уже в ходе боев от пленных было установлено, что армейской группе "Вейхс" ОКХ и ОКВ приказало высвобождать подвижные соединения 4-й танковой армии в районе Воронежа и двигать их на юг согласно плану "Блау".

В связи с контрударом 5-й танковой армии по левому флангу армейской группы "Вейхс", немецкое командование было вынужден отозвать свой 24-й танковый корпус, моторизованную дивизию "Великая Германия", три пехотные дивизии и 4-ю танковую армию из группировки, наступавшей вдоль Дона. Именно с этими силами и пришлось вступить во встречные бои нашей танковой армии.

Первый такой бой произошел с частями 11-й танковой дивизии противника в районе Красная Поляна. Около 170 наших и примерно столько же вражеских танков вступили в бой. Немцы в основном использовали средние и тяжелые танки с новыми длинными стволами танковых орудий могущие поражать наши машины на расстоянии до 1000 метров. Тем не менее к исходу дня враг был отброшен за р. Кобылья Снова. Наши части форсировали ее на участке Каменка, Перекоповка, однако дальше развить успех не смогли. Немцы заняли там прочную оборону и отражали все попытки их атаковать.

17 июля штаб ввел в сражение 11-й танковый корпус. Однако ни он, ни 7-й танковый корпус не добились успеха. Противник, имея превосходство в воздухе, оказывал упорное сопротивление. Вражеские бомбардировщики группами по 12-20 машин бомбили объекты армии по 7-9 раз в день. Очень сильно страдала от бомбежек пехота (2-я и 12-я мотострелковые бригады), которая временами вообще вынуждена была прекращать боевые действия.

К исходу четвертых суток боевых действий, соединения первого эшелона армии сломили сопротивление противника и, потеснив его, вышли к р. Сухая Верейка, где вновь были остановлены. По иронии судьбы речка Сухая Верейка оказалась довольно широкой водной преградой с заболоченной поймой. Броды не оборудовались, мосты были взорваны, подходы заминированы. Пока велась разведка, поиск бродов, темп наступления был утрачен. Немцы смогли перебросить на этот участок фронта крупные резервы пехоты и артиллерии.

Позже мы узнали, что с целью улучшению руководства войсками группа армий "Юг" была разделена на группу армий "Б" (6-я армия и армейская группа "Вейхс"; генерал-фельдмаршал Ф. фон Бок) и группу армий "А" (немецкие 1-я танковая, 11-я и 17-я армии, итальянская 8-я армия; генерал-фельдмаршал В. Лист).

Вечером 20 июля (в РИ 9 июля) перешла в наступление 2-я мотострелковая бригада 2 тк, а на рассвете 21 июля (в РИ 10 июля) вступили в сражение тяжелые танки 148-й танковой бригады. После пятичасового боя противник был выбит из села Бол. Верейки. Однако он непрерывно контратаковал, препятствуя развитию успеха. Его авиация безнаказанно "обрабатывала" боевые порядки корпуса. Утром 21 июля (в РИ 10 июля) в сражение были введены остальные силы 2-го танкового корпуса, но добиться каких-либо существенных результатов не удалось.

Немцы поставили на пути наших наступающих танков мощную противотанковую артиллерию, смертельную преграду из САУ, 88 мм зенитных орудий, групп танков действующих из засад и других ПТС. Наши танки, шли напролом, прогрызая оборону противника, и гибли десятками от вражеского огня, вспыхивая яркими факелами на полях придонья. Хорошо, что ремонтно-эвакуационные подразделения все поврежденные машины старались сразу же вывозить в тыл для ремонта.

Горели и немцы. Сильно горели. Две немецкие танковые 9-я и 11-я дивизии там больше половины своей техники потеряли. Много их танкистов навечно осталось в полях под Воронежем. Пленные утверждали, что в их ротах по 2-3 танка осталось. Так что сломили мы им там ударный хребет, заставили отступать, перегруппировываться и подтягивать резервы со Сталинградского направления.

Тем не менее, основную задачу поставленную Ставкой мы выполнить не смогли. 24 июля (в РИ 12 июля) 1942 года противник, перегруппировав свои силы, нанес сильный контрудар в стык между 7-м и 11-м танковыми корпусами. Части нашей танковой армии были вынуждены перейти к обороне. Бои в том районе с переменным успехом шли до середины августа. Пусть медленно, но армия продвигалась вперед.

5 августа (в РИ 23 июля) в бою у южного отрога рощи, в 2 км южнее села Лебяжье (высота 188,5) Семилукского района Воронежской области с прорвавшимися подразделениями 542-го пехотного полка 387-й пехотной дивизии врага танк Лизюкова был подбит, а сам он погиб. Сейчас во главе армии стоит генерал Рыбалко Павел Семенович.

Как бы там не было, части армии смогли совершить главное — максимально задержать смену немецких танковых соединений на пехотные, в результате в этом сражении за Воронеж была втянута большая часть 4-й танковой армии, что лишило её возможности развить наступление на юг вдоль Дона на Сталинград.

Как я уже рассказывал, в конце августа в связи с большими потерями в танках и личном составе наша армия была отведена в тыл на пополнение и переформирование.

— Вы не анализировали, почему контрудар танковой армии не достиг желаемого результата?

— Анализировали и не один раз.

Для начала такой контруќдар, превращавшийся для армии в самостоятельную наступательную операцию, следовало куда более тщательно планировать. Четко определить задачи, организовать взаимодействие с артиллерией и авиацией, наладить управление, решить массу других вопросов, как это делается при планировании любой подобной операции.

Кроме того не было организовано оперативное ориентирование штаба армии, не был налажен на должном уровне обмен информацией между штабом фронта и армией.

Не маловажной из причин является то, что многие наши старшие и высшие командиры не готовы к претворению в жизнь теоретических положений, которыми руководствовались Ставка и Генеральный штаб, создавая танковые формирования такого масштаба как танковый корпус и армия. Они просто не смогли руководить той массой танков, что была в их распоряжении. Генштаб допустил серьезную ошибку, не организовав дополнительную подготовку командного состава штабов фронтов, армий и танковых корпусов по вопросам использования крупных масс танков. Отсюда слабая слаженность танковых соединений. В результате возник разрыв между техническими возможностями войск и уровнем подготовки руководящего состава по применению таких мощных средств борьбы, как танковые корпуса и армии, что отрицательно сказалось на их боевых действиях.

К числу причин неудач следует отнести также слабую подготовку личного состава подразделений к ведению боевых действий. Да и сами подразделения вступали в бой неукомплектованными: не имели положенных по штату сил и средств разведки, связи, материально-технического обеспечения. Ощущался недостаток в средствах управления. Что касается боевой техники, то на вооружении находилось достаточно много легких танков.

Еще можно отметить: использование танковых частей мелкими подразделениями, что приводило к распылению сил; невнимательное отношение общевойсковых начальников к техническому состоянию подчиненных им танковых частей; ввод танков в бой поспешно без предварительной разведки и рекогносцировки местности, тщательного изучения системы огня противника; атака танками противника в лоб, неумение маневрировать на поле боя; использование танков для борьбы с танками и артиллерией противника...

— Понятно. Надеюсь, вы учли все эти ошибки?

— Постарались. На основе нашего опыта издан приказ Ставки по применению бронетанковых сил и взаимодействию всех родов войск в ходе наступательной операции. При Генштабе сейчас идет переподготовка командного состава танковых войск.

— Прекрасно. Будем надеяться, что теперь при организации наступления все получиться как надо. Вы то, как в Сталинграде оказались?

— Мы должны получить на СТЗ для армии новые танки и остальную технику. Я прилетел попутным самолетом, остальные должны прибыть поездом. Вы надолго сюда?

— Нет. Утром полечу дальше к себе на фронт в Закавказье. Бригада заждалась. Да и немцы тоже.

— Понятно, тогда давайте закругляться, а то вам тяжело будет в полете.

— Согласен...

Глава

Из беседы штабных офицеров вермахта вечером 4.12. 1942 г. Орша

— Ого, мой старый друг и начальник ты, наконец-то вернулся, и я могу теперь спокойно спать по ночам, а не мучится начальственным недосыпанием! Надеюсь, ты приехал не с пустыми руками, а то мои запасы французского коньяка окончательно приказали долго жить?

— Все бы тебе потешаться надо мной Вилли. Ты не слишком много стал пить? По моим сведениям у тебя оставалось довольно много пойла — целых четыре бутылки!

— Узнаю старого разведчика! Знать сколько у друга осталось в запасе коньяка, могут не многие. Придется менять денщика.

— Не трогай парня он тут не причем. Так все-таки что случилось?

-Мои прогнозы на эту зиму стали сбываться и ты мне теперь должен минимум 2 бутылки, а лучше ящик коньяка, чтобы я мог удовлетворить свое самолюбие. О взятии русскими Великих Лук и Невеля и окружении там части сил 59 армейского корпуса, не успевшего вовремя отойти, уже знаешь?

— Да. Сказали утром на аэродроме.

-Тогда зачем спрашиваешь о причинах уничтожения моих запасов алкоголя? Кстати как прошла твоя поездка? 16 армия еще не сдала Старую Руссу, а то был бы повод лишний раз выпить за здоровье маршала Сталина?

— Нет, пока еще держатся. Хотя маршал Тимошенко усиливает давление в этом направлении. Насчет поездки могу сказать, что в основном все прошло неплохо. Твои друзья из ГА "Север" передают большой привет и пожелание скорее стать генералом и наконец, возглавить наш Генштаб, чтобы победоносно или хотя бы вничью закончить эту войну. Твои прогнозы действительно сбываются. Но это не повод так сокращать свои запасы алкоголя. Еще не вечер мой друг! Еще далеко не вечер!

— Согласен. Но согласись, что сумерки уже наступили. Русские нацелились на Полоцк и Даугавпилс. 3 Танковая армия и ОГ "Шевалери" чтобы остановить их бросает туда все, что только можно. Снимают даже части с Минского направления. Но боюсь что это все зря, больших резервов в нас сейчас нет, они все заняты либо под Минском, либо под Кировом и Мценском. Так что 2-й Белорусский фронт продолжит свое победоносное продвижение вперед. А что там, у "северян" в районе Ленинграда? Какие новые фокусы выкинул командующий Ленинградским фронтом генерал-лейтенант артиллерии Леонид Александрович Говоров? Ты прости, что я так говорю об этом русском, но я уважают этого выдающегося полководца. В октябре — принять от Жукова фронт, завязший в оборонительных боях, полностью перестроить его работу, создать Ленинградский артиллерийский корпус, предназначенный для контрбатарейной борьбы с нами, построить 5 новых укрепрайонов на подступах к городу и перейти в наступление уже через месяц согласись, не каждый такое может сделать.

— Согласен. Но ты забываешь, что он почти полгода был у Жукова в качестве начальника штаба. Так что все перечисленное сделано им было еще до назначения командующим фронта. Кстати можешь добавить в его заслуги создание в период тяжелых оборонительных боев прошедшего лета и осени ударной группировки, полностью выпавшей из поля нашего зрения. Главное тут в том, что он это сделал, не нарушая крепости и устойчивости линии обороны. Все части были изъяты из передней линии и имели немалый боевой опыт. На прошлой неделе войска Ленинградского фронта, взаимодействуя с Балтийским флотом, с ораниенбаумского плацдарма и Красного Села на Ропшу перешли в наступление. Вчера после упорных боев наступавшие войска соединились в районе Ропши, ликвидировав этим нашу петергофско-стрельнинскую группировку. Сейчас русские продолжают развивать наступление на юго-западном направлении.

— Очень интересно. Значит на очереди Новгород, Красногвардейск, Кингисепп, Луга и Нарва, а там и до Пскова недалеко. Брать они их будут во взаимодействии с партизанами, Волховским и Северо-Западным фронтами.

— Да. Наши парни тоже так считают.

— Не зря Сталин Жукова оставил на Северо-Западном направлении. Полтора года не прошли для генерала Жукова даром. Он очень хорошо изучил своего противника генерал — фельдмаршала фон Кюхлера и подчиненные ему войска. Поэтому он так удачно выбрал время для нанесения удара, как раз тогда когда у нас совершенно нет резервов. Я вообще думаю, что нашим парням лучше бы оттуда уйти самим и, прикрывшись Лугой и болотами занять крепкую оборону.

— Боюсь это не реально. Фюрер будет категорически против и потребует держаться на занятых позициях до конца.

— Как посмотреть. Все будет зависеть от ситуации под Воронежем, Ростовом и на Кавказе.

— А что такого чрезвычайного случилось на Кавказе?

— Пока ничего особенного. Если не считать переход в наступление наших войск под Орджоникидзе. Возможно, я и ошибаюсь, но думаю, в ближайшее время русские попытаются срезать "кавказский аппендикс". Они накопили достаточно сил и вымотали наши войска, чтобы там начать крупную наступательную операцию против Группы армий "А". Не зря же они сохранили Южный фронт и продолжают его усиливать войсками из Сталинграда.

— И где же, по-твоему, будет нанесен удар?

— Явно не на Ростовском или Краснодарском направлениях. Это слишком ожидаемо. Мне кажется, что ударов будет несколько. Отвлекающий будет наноситься из района Новороссийска общим направлением на Краснодар, а основной из района Элисты на Ворошиловск (Ставрополь) или Кропоткин с целью отрезать и окружить главные ударные силы 1 Танковой и 17 Полевой.

— Это не реально! У русских не хватит сил для этого! Кроме того там степи и укрыть войска практически негде.

— Карл ты стал старым и уже глупеешь! То, что нереально для нас вполне выполнимо для русских. Насколько я помню, в Гражданскую войну эти степи для них не были большой преградой. Кроме того не забывай что Южным направлением русских все еще командует маршал Буденный для которого это знакомые по прошлой войне места.

— Возможно и так. Что они там собрали?

— Согласно разведсводки от ребят из ГА "Юг" получается, что в состав Южного фронта вошли 51 и 57 армии, ранее стоявшие на Сталинградском направлении. Они полностью отмобилизованы, пополнены техникой и вооружением, личный состав обучен. Эти армии расположились на южном фланге фронта. Сюда же из Сталинграда выдвинута 1-й Танковая армия Москаленко, а также часть сил 28 армии прикрывающей Астрахань. Так что мы имеем создание ударного кулака на возможном направлении главного удара.

28 и 37 армии Южного фронта в течение июля — ноября получили пополнение из 62 и 64 армий того же Сталинградского направления и заточены на продолжение обороны вдоль Маныча и Дона.

Само же Сталинградское направление усилено пополнением из тыловых регионов России.

— Да это похоже на создание ударных сил наступательной операции. А что на других направлениях?

— В Новороссийск тоже поступают войска. 47 и 56 армии русских усилены несколькими бригадами морской пехоты, стрелковой дивизией из Баку. Есть неподтвержденные сведения о прибытии туда войск, ранее задействованных на обороне перевалов Большого Кавказского хребта.

-Тебе не кажется что это что-то странное. Снимать войска с Туапсинского и Сухумского направлений, по крайней мере, выглядит, на мой взгляд, глупо. Мы же там можем ударить в любой момент.

— Нет, господин полковник ты действительно становишься старым и глупым. Совсем забыл курс академии. Мой друг я тебе хочу напомнить, что перевалы в тех районах уже в сентябре — октябре из-за большого снега труднопроходимы. Поэтому обороняющимся там не потребуется держать большие силы. Вполне хватит пары подготовленных батальонов, чтобы перекрыть дорогу нашим егерям, которые, кстати, в предыдущих боях понесли слишком большие потери и отведены на зимние квартиры. У русских готовых горных егерей хватает, что они доказали при защите перевалов в начале осени. Кроме того насколько я понял из сводки — значительная часть наших егерей 49 корпуса снята с этих направлений, и участвует в наступлении на Орджоникидзе (Владикавказ).

— Ты прав, я уже слегка подзабыл академический курс. Видимо русские, действительно там готовят контрнаступление. Надеюсь это видят и в штабе ГА "Юг", а раз так то смогут оперативно отреагировать на него. Я так понимаю, что ты не берешь в расчет наступление русских в районе Моздока — Орджоникидзе?

— Не беру. Не вижу смысла. Оно обречено на неудачу. Как бы наши войска не были ослаблены боями, они смогут остановить русских на этом направлении — наступающим придется преодолевать слишком много естественных преград. А это дополнительные потери в людях и технике чего русские в последнее время стараются избегать. В принципе это уже подтверждено боями конца ноября. По сообщениям разведки у русских там нет ударных частей кроме нескольких гвардейских соединений и войск НКВД.

— Ну, вот тут ты не прав. Русские как раз их и могут двинуть в наступление. Там насколько я помню, командует войсками Северной группы войск генерал-лейтенант НКВД Масленников, заместитель Берии по войскам НКВД, бывший командующий 39 армией в известных Ржевских событиях этого года, а оборону Орджоникидзе строит генерал-майор НКВД Киселев известный нам по событиям в Испании и на Дальнем Востоке. Они вполне могут держать козырь в рукаве и при необходимости применить.

— Память у тебя все-таки неплохая. Хоть ты меня и стараешься убедить всех в обратном. Я думаю, так же как и ты, но полагаюсь только на установленные факты. А они пока говорят о том, что с резервами у этих русских генералов слабо. Им приходится бороться с инсургентами, скрывающимися в горах Кавказа. Потому и держат там кучу боевых частей, опасаясь удара в спину. Как, например Брестскую штурмовую бригаду.

— Ты о ней что-то нового слышал?

— Нет. Кроме того что в августе и ноябре она чистила от повстанцев, дезертиров и наших агентов тылы Северной группы войск Закавказского фронта. Ее батальоны стояли в Грозном, Орджоникидзе и Грузии с Дагестаном.

— Тогда я тебя могу немного просветить по этому вопросу. По сообщениям из Москвы ее командир старший лейтенант ГБ Седов за совершенные летом и осенью этого года преступления на Кавказе находится в заключении. Нашему агенту удалось это выяснить через своего знакомого в аппарате ЦК большевиков. Бригадой командует друг Седова — майор войск НКВД Акимов.

— Интересно и довольно неожиданно. Мне казалось, что Седов пользуется благоволением со стороны высшего русского руководства. Звания, награды, должности об этом ярко говорили.

— Так и есть. Но не забывать, что существует подковерная борьба за власть, в том числе и у русских. Кому-то из "небожителей" не понравилось быстрое возвышение старшего лейтенанта ГБ, рост численности и возможности войск НКВД, усиление в связи с этим того же Берии. Вот Седов и мог стать пешкой в этой борьбе.

— Согласен. Тут кстати была информация об аресте и отстранении от дел целого ряда высших советских, партийных и военных чиновников на Кавказе. Вполне возможно, что арест комбрига является отголоском этой внутрипартийной борьбы?

— Возможно и так. Но до подтверждения раскола среди русской верхушки я думаю говорить рано.

— Согласен.

— Давай вернемся к обсуждению возможных катастроф. Ты ничего не говорил про Воронеж?

— А что тут говорить? Там идет позиционное противоборство. Мы уже столько времени топчемся на одном месте, что даже становится скучно. Ни у нас, ни у русских пока нет сил, переломить ситуацию в свою пользу. В какой-то мере взятие в августе Паулюсом на себя общее руководство войсками на том направлении потихоньку исправляет ситуацию в лучшую сторону. Мы медленно, но уверенно прогрызаем оборону русских в городе. Стоит особо отметить, что мы недооценили готовность русских обороняться. Барон Вейсх в августе явно поспешил сообщить, что город в наших руках.

— Ты не думаешь, что мы сможем прорваться дальше на восток и юг?

— Нет. Ни сейчас, ни позже. Нас не пустили ни на Москву, ни на юг к Сталинграду. Русские в оборонительных боях планомерно уничтожили наш ударный потенциал, а теперь готовятся к контрудару. Не зря же они держат свои 3-ю и 5-ю танковые армии на этом направлении. Летом русские доказали что вполне могут справляться с такой "игрушкой" как танковая армия. Хотя опыта у них пока мало, но это дело наживное. Я думаю, они его с лета поднакопили, раз смогли остановить продвижение наших уважаемых танкистов и выбить у них столько танков. Кроме того на том же направлении у них с недавних пор появилось еще две танковые армии...

— На совещании у "Старого лиса" говорили, что скоро на фронт придут новые тяжелые танки могущие пробить броню любого русского.

— Мы уже с лета используем танки с длинными стволами, а толку пока мало. Русские тоже не сидят без дела. Про Т-34М-85, КВ-1с-85, новые самоходки и истребители танков я, по-моему, уже рассказывал?

— Да.

— Ну, тогда слушай еще одну страшилку. По сведениям наших агентов русские на Урале стали выпускать самоходные орудия с усиленным бронированием лобовой части и орудиями от 10 до 15 см. А вместо танков Т-34М-85 и КВ-1с-85 готовят к выпуску новые танки с усиленным бронированием и мощными орудиями. Мне думается, стоит над этим основательно задуматься.

— Да очень интересная информация. Насколько я знаю, наши новые танки вооружают зенитными "Ахт-Ахт" и имеют значительно усиленную броню. Это по минимуму должно сравнять положение наших танкистов.

— Может быть, но я в этом не уверен. В техническом плане наши машины совершеннее, но русские проще и эффективнее. Не зря же во многих танковых частях сейчас используются трофейные русские танки. И еще ты упускаешь такой момент как подготовка экипажей. По сведениям агентуры русские наращивают выпуск курсантов для танковых войск. Экипажи проходят слаживание сначала на полигонах, а потом непосредственно в боевой обстановке. Сообщалось, что в том же Воронеже 5 танковая армия русских использует свои бригады, постоянно меняя экипажи для получения ими большего опыта. А мы гоним юнцов только что закончивших школы.

— Ты прекрасно знаешь проблему с комплектованием частей. Скажи, когда ты ждешь наступление русских под Воронежем.

— Через две недели крайний срок через месяц после разгрома или поражения наших войск на Кавказе. Именно в эти сроки русским удастся перебросить свои резервы с юга к Воронежу. По моим расчетам это будет январь— февраль следующего года. Тогда все три русские фронта -Брянский, Воронежский и Донской перейдут в наступление с целью окружения наших войск в треугольнике между Орлом, Курском и Воронежем.

— Надеюсь, ты сообщил об этом Адмиралу?

— Да еще вчера отправил ему свой анализ...

Глава

Кобулов

Наш самолет приземлился в Тбилиси уже в полной темноте. По позднему времени решил остаться ночевать здесь. От дежурного по наркомату позвонил в бригаду и вызвал на утро машину. Уже на выходе из здания встретился с подъехавшим в сопровождении немногочисленной охраны Кобуловым.

— На ловца и зверь бежит. Давно приехал?

— Час назад.

— Это хорошо. Давно тебя жду. Поздравляю с повышением и благополучным возвращением. Все вопросы уладил?

— Спасибо товарищ комиссар Госбезопасности 3 ранга. Да все нормально. — Это хорошо. Ты сейчас куда?

— В гостиницу. Вызвал на утро машину к себе ехать.

— Ну и зачем звонил? Возьмешь автожир и быстро доберешься до места. В гостинице тебе нечего делать, ко мне поедешь. Места, где разместиться хватит, кроме того нам надо с тобой переговорить по ряду вопросов...

Кортеж из нескольких автомашин быстро пронесся по городским улицам и вырвался в горы. По дороге Богдан Захарович расспрашивал о Москве.

— Ты по поводу случившегося сильно не переживай. Бывает. Обид ни на кого не держи. Главное что для тебя все закончилось благополучно. Мне сказали, что когда Иосифу Виссарионовичу докладывали материалы о тебе, он приказал прекратить расследование за отсутствием в твоих действиях состава преступления, а тебя немедленно освободить. И указал, что излишняя мягкотелость в борьбе с врагами страны не нужна — "...Чем мягче мы относимся к нашим врагам, тем больше сопротивления эти враги оказывают" (И.В. Сталин. Сочинения, том 13, стр. 108-109) ...

После позднего ужина замнаркома пригласил в кабинет и у карты рассказал мне, что произошло на фронте за время моего отсутствия.

— Ты же сразу после ноябрьских уехал? Обстановку на тот период помнишь?

— В основном да.

— Тогда слушай. Тебе полезно это будет знать.

В конце августа противник из района Тихорецка силами 3 румынской армии (кавалерийский корпус в составе 5-й, 6-й и 9-й кавалерийских дивизий) и 5 армейского корпуса 17 армии нанес удар в направлении Анапа — Краснодар. Войска противника продвигались довольно быстро. На некоторых участках суточный переход доходил до десяти километров. Воздушный корпус 4-го флота немцев, старательно расчищал путь войскам Клейста, производил бомбардировки железнодорожных станций, беспрерывно штурмовал с воздуха советские части, ведущие тяжёлые арьергардные бои. Главной угрозой нашему фронту было и до сих пор остается низкое морально-психологическое состояние войск, особенно молодого пополнения, которое без подготовки приходилось бросать в бой. Для сдерживания врага и обеспечения возможности планомерного отвода войск командованием Северо-кавказским фронтом было принято решение о контрударах: силами частью сил 47 и 56-й армии в районе Батайска, 17-м добровольческим казачьим кавалерийским корпусом и в районе станиц Кущевской, Шкуринской, Канеловской.

В районе станицы Шкуринской активными действиями 12-й Кубанской дивизии удалось изрубить, перестрелять и артиллерийским огнём уничтожить более трёх тысяч фашистов.

13-я Кубанская дивизия в своей конной атаке изрубила более 2000 фашистов.

Тем не менее, попытки задержать врага, несмотря на весь героизм, проявленный нашими бойцами, потерпели неудачу.

Все четыре кавдивизии (15, 116, 12 и 13 кавалерийские дивизии) 17-го кавкорпуса понесли значительные потери от артиллерии, танков и плотного миномётного и пулемётного огня противника.

Стремительное продвижение частей 49-го немецкого корпуса побудило нас отвести 17-й кавкорпус в район Майкопа на новый оборонительный рубеж.

Неудачей обернулось, и стремление сил 47 и 56-й армий овладеть Батайском. В ходе боев 339 и 349-я стрелковые дивизии понесли значительные потери, потеряли свою боеспособность и были вынуждены отойти на краснодарский оборонительный обвод для формирования и отмобилизования. Они вместе с 30-й Иркутской стрелковой дивизией стали костяком обороны города.

Немцы стремились отрезать наши 12 и 18-ю армии, 1 особый стрелковый корпус и 17-й кавкорпус от предгорий Кавказа, окружить и уничтожит их. Успешное завершение этой операции позволило бы им в районе Туапсе беспрепятственно выйти к Чёрному морю. Командование Северо-кавказским фронтом заранее предвидело подобный сценарий развития ситуации. Основные силы фронта заблаговременно были выведены на левый берег Кубани. Кроме того спустили воду с каналов на рисовые поля и уничтожили мосты. Все это помогло в обороне города и надо возможности противнику прорваться в город с запада. Бои за город шли 2 недели. Хоть и удержать город не удалось, тем не менее, наши войска, закрепившись на левом берегу Кубани, смогли надолго остановить врага.

19 октября немцы перешёл наступление, нанося удар в направлении станиц Абинская, Крымская. Вспомогательные удары были направлены на Темрюк. После ожесточённых сражений, части 47-й армии и морской пехоты остановили противника, не дав ему прорваться к Новороссийску. Через месяц боев немцам на этом направлении пришлось перейти к стратегической обороне.

На Туапсинском направлении Черноморской группе войск удалось удержать под своим контролем все перевалы и не допустить прорыва 44 армейского корпуса 17 армии противника через горы к Туапсе. Главный удар здесь наносила армейская группа "Туапсе" (в её состав входили горнострелковые и легкопехотные части). Она наносила одновременные удары на Шаумян и село Садовое. В этих боях немцы потеряли более 10 тыс. человек. Получив, как следует, "по зубам" с 31 октября немцы тут перешли к обороне. По сведениям разведки они снова готовят наступление теперь уже через село Георгиевское. Думаю, что позиции мы там удержим, тем более что погода в тех местах нам благоприятствует.

После взятия Ворошиловска (Ставрополя), Армавира, Майкопа немцам потребовалось время для приведения себя в порядок. 9, 12, 18 и 56 армии, опираясь на заранее подготовленные позиции, смогли в значительной степени ослабить ударный кулак 1 Танковой армии немцев. Тем не менее, вермахт обладает достаточными силами для развития одновременного наступления как в направлении Баку — Грозный и Орджоникидзе — Тбилиси — частями своих 1-й танковой и 17-й полевой армий, так и для захвата перевалов Главного Кавказского хребта — частями 49-го горного корпуса.

23 сентября немецкие войска (49 горнострелковый, 40 танковый, 52 армейский корпуса) перешли в наступление на моздокском направлении, здесь оборону держала наши 1-я танковая, 4-я воздушная и 9-я армия.

25-го пал Невинномысск, 26 — Пятигорск. В городе два дня шли бои между передовыми частями 3-й немецкой танковой дивизии и бойцами местного гарнизона и курсантами Полтавского тракторного училища.

На фоне отступления наших войск в тылах и частях усилилась паника и хаос. Командир разбитого под Армавиром 1-го отдельного стрелкового корпуса генерал Шаповалов под станицей Ярославская добровольно перешел к представителям 16-й моторизованной пехотной дивизии Вермахта и активно сотрудничает с ними. Уже через два дня после своего предательства Шаповалов написал листовку-обращение к нашим бойцам с призывом сдаваться в плен. Ну да ему это воздастся...

28 сентября 23-я танковая дивизия 1 танковой армии немцев заняла Прохладный. 1 октября Моздок. Дальнейшие попытки противника прорваться по линии Прохладный — Орджоникидзе успеха не принесли. Наши войска, используя естественные преграды, создали здесь глубоко эшелонированную оборонительную линию. В начале октября немецкие войска начали форсировать Терек и заняли небольшой плацдарм на южном берегу реки.

14 октября немцы силами 2 танковых и 2 пехотных дивизий перешли в новое наступление. Немцы имели здесь превосходство в артиллерии более чем в 6 раз и в танках более чем в 4 раза. Однако больших успехов не достигли, понеся большие потери из-за ударов нашей авиации, в том числе и твоих автожиров.

24 октября началось новое немецкое наступление на этом направлении. Их ударная группировка была усилена 5-й танковой дивизией СС "Викинг", которую сняли с туапсинского направления. Немцы наступали в направлении Орджоникидзе и вдоль железной дороги Прохладный — Грозный по долине реки Сунжа на Грозный. После четырёх дней ожесточённых боёв, противник захватил Терек, Плановское, Эльхотово, Илларионовку, но дальше Малгобека пробиться не смог. Огромные потери, понесённые в боях в районе Моздока, Малгобека и Эльхотово, заставили Клейста временно перейти к обороне.

Одновременно с боями на грозненском направлении, развернулось сражение в центральной части Главного Кавказского хребта. Первоначально сражение складывалось явно не в нашу пользу. Вермахт силами 49-го горного корпуса корпус генерала Конрада и двух румынских горнострелковых дивизий, сумел довольно быстро прорваться к перевалам западнее горы Эльбрус.

Немецкие части пытались прорваться на Клухорский, Марухский и Умпоргский, Санчарский перевалы. В результате чего появилась бы угроза выхода немецких войск к Сухуми и приморским коммуникациям. За перевалы развернулись тяжелые кровопролитные бои. Особо жаркими они были на Санчарском перевале. Внезапной атакой с трех сторон немецкие егеря захватили Марухский перевал, но дальше враг, упершись в стойкую оборону наших частей продвинуться не смог.

Все это удалось сделать только благодаря предвидению Иосифа Виссарионовича и Лаврентия Павловича. Товарищ Сталин еще 2 октября прошлого года приказывал уделить особое внимание обороне перевалов и всего Северного Кавказа (РГВА. ф. 48а. оп. 1554. д. 91. л. 314). В мае этого года Берия как член ГКО дал команду войскам Закавказского фронта пересмотреть в сторону улучшения оборону перевалов, усилить ее сотрудниками нашего наркомата, в том числе снайперами и специально подготовленными группами альпинистов. В 46 армию прикрывавшую перевалы в центральной и западной части Главного Кавказского хребта от нас были направлены инструкторы альпинисткой подготовки. Кроме того сами перевалы были взяты под охрану пограничниками. Со всеми бойцами и командирами были проведены специальные занятия по особенностям ведения боевых действий в горах, передвижению и подъему на ледники и снежные перевалы. Часть, кстати, у тебя на базе готовилась. Для этих подразделений выделили специальное горное снаряжение и вооружение, теплое обмундирование, вьючный транспорт. Здесь в Тбилиси организовали производство разборных деревянных домиков для защитников перевалов.

Ты должен помнить, как в августе сюда приезжал Берия.

— Конечно, помню. После совещания с ним встречались, когда докладывал о разгроме банды Шерипова.

— Так вот он тогда специально ездил проверять подготовку частей к обороне перевалов и строительство оборонительных укреплений. Очень многим ответственным товарищам досталось "на орехи", за плохую работу. Кое-кого из фронтового и армейского руководства пришлось снять со своих должностей.

Была проведена большая работа на самых важных перевалах, а также на Военно-Осетинской и Военно-Грузинской дорогах по обустройству оборонительных сооружений — узлов обороны, опорных пунктов, дотов, окопов и противотанковых рвов, системы заграждений — работы по подготовке обрушения скал, разрушению дорог и их затоплению. На основных перевальных маршрутах и дорогах из наших сотрудников были созданы комендатуры, которые имеют в своём составе сапёров, снайперов, радиостанции. Для противодействия обходным действиям противника были сформированы специальные отряды, численностью до роты, усиленные сапёрами, которые могли быстро блокировать возможный прорыв врага. В целях устойчивого управления сначала при штабе Закавказского фронта, а затем Северо-кавказского была сформирована оперативная группа НКВД по обороне Главного Кавказского хребта. Все это и дало положительный результат.

В качестве примера приведу тебе такой случай. Немецкие альпинисты капитана Гейнца Грота из состава 1-й и 4-й горнопехотных дивизий 49 горнопехотного корпуса Вермахта с перевала "Хотю-тау" через ледник Гарабаши попытались прорваться на Эльбрус. Эта попытка была сорвана специально подготовленной горнострелковой ротой лейтенанта Григорьянц, занявшей туристские базы "Старого кругозора", "Кругозор" и "Новый кругозор", расположенные на высоте 3200 метров над уровнем моря, "Ледовой базе", "Приюте Одиннадцати", а также группы курсантов Бакинского пехотного училища и бойцов 25 и 8 полков НКВД, стоявших в поселке "Терскол" и горноспортивной базе ЦДКА, расположенной на поляне "Азау", и отрядом бойцов 214-го полка 63-й кавалерийской дивизии державших оборону на метеорологической станции базы "Приют Девяти" ( В РИ этого увы не было).

После захвата Микоян — Шахара (сов. Карачаевск) немецким командованием для поддержания оккупационного режима создан антисоветский "Карачаевский национальный комитет", который в значительной степени помог врагу пресечь партизанское движение против захватчиков.

9-11 октября антисоветский "Карачаевский национальный комитет" с разрешения германского командования провело в Кисловодске грандиозное торжество — отметило ранее нами запрещенный исламский праздник Ураза-Байрам. На торжество приезжали и выступали с поздравлениями бывшие царские казачьи генералы и немецкое оккупационное начальство.

19 октября "Карачаевский национальный комитет" издал Указ об упразднении колхозов и совхозов.

22 октября "Карачаевский национальный комитет" при участии и поддержке генерала белой гвардии Султан Клыч Гирея и карачайбалкарских белоэмигрантов Шакманова Паго, Келеметова подал прошение германскому командованию о преобразовании Карачаевской области в "Свободную Карачаевскую Республику".

А уже 16 ноября в оккупированном немцами Кисловодске коллаборантским "Карачаевским национальным комитетом" и делегатами от балкарских сел было провозглашено объединение Карачая и Балкарии в единый Карачай. Был подписан договор об образовании Единой Карачаевской области (Карачай), который сопровождался курманлык (торжественный молебен и обед). В договоре говорится "....народы Карачая и Балкарии, составляющие одну и ту же народность, имеющие одни и те же язык и религию, одни и те же обычаи, нравы, адаты и уклад жизни, насильственно разъединённые в прошлом, изъявили желание соединиться вновь в одну административную единицу..." Они это сделали "под протекторатом Великого Германского народа". Ну, с этими предателями мы позже разберемся.

Ладно, все это дела что называется минувших и будущих дней.

22 ноября вместо генерал-фельдмаршала Листа командующим группы армий "А" назначен генерал-полковник Эвальд фон Клейст, что сразу сказалось на действиях врага. В течении прошедшего месяца немцы вели перегруппировку своих ударных сил. По сведениям партизан и разведки противник на Нальчикском и Орджоникидзевском направлениях концентрируют две танковые и одну моторизованную дивизии. Есть, пока неподтвержденные, сведения о переброски сюда с перевалов Главного Кавказского хребта части сил 49 горнострелкового корпуса, а также подразделений румынской и словацкой армии с Новороссийского и Туапсинского направлений.

Ставка и лично товарищ Сталин считают, что немцы планируют захватить Орджоникидзе, чтобы затем развить наступление в направлении Грозный — Баку и по Военно-Грузинской дороге на Тбилиси и для этого ударят в направлении Нальчика и Орджоникидзе.

Ожидается, что новое наступление врага начнется в ближайшие часы. К этому их вынуждает погода и приказы Гитлера. Так что ты прибыл очень вовремя.

Мы готовимся отразить этот удар. Несколько дней назад на угрожаемые направления скрытно переброшены усиленная противотанковой артиллерией танковая бригада, пять полков истребительнопротивотанковой артиллерии, три полка реактивной артиллерии и стрелковая дивизия из состава 58-й армии. Оборона Орджоникидзе усилена, в том числе и твоей бригадой. Точнее всеми подразделениями, кроме батальонов, задействованных на заставах в Чечне. Участия твоей бригады в оборонительных боях за Орджоникидзе не предусматривается, она будет использована только в случаи прорыва врага непосредственно к городу.

Ваша база в Тарском передана в ведение отдела боевой подготовки штаба Закавказского фронта. На ней будет размещен филиал создаваемой школы военного альпинизма и горнолыжного дела (ШВАГЛД). Сама школа будет располагаться в Бакуриани. Ее начальником назначен капитан Андреев, его помощником воентехник 1-го ранга Черепов. Обучением альпинизму будет руководить капитан Абалаков, занятия по горнолыжному делу лейтенант Родионов, методический материал разрабатывает политрук Белецкий. Ты их должен помнить по ОМСБОНу и подготовке в Тарском. Твой Ларин останется комендантом базы и руководителем филиала школы.

Бригадой сейчас вполне успешно руководит твой зам Акимов. Есть мнение, чтобы он, какое-то время продолжал это делать. А для тебя есть отдельное задание, связанное с имеющимся опытом захвата объектов в тылу врага.

Судоплатов вместе со Штеменко из Генштаба исходя из сложившейся на фронте обстановки предложили провести операцию, которая может в значительной мере помочь нашему скорому контрнаступлению. Судоплатову пришла в голову идея использовать тебя и часть твоей бригады в ходе этой операции. Завтра он тебе все сам подробно расскажет.

— Есть.

— И еще Володя. Хочу тебя предостеречь. На тебя многие зуб точат не только здесь, но и Москве. Кто-то банально завидует, кто-то из-за разгрома здешней пятой колонны. Очень уж ты многим ноги и пальцы поотдавливал. Вот они тебе и гадят, как могут. Лаврентий Павлович весной на тебя за Минск и последующие бои в Белоруссии представление к третьей звезде Героя готовил, но не пропустили в ЦК, сославшись на большое количество жалоб поступивших на тебя с мест. Ты поэтому только орден Суворова 2 степени получил. Хотя остальные свои "Звезды" получили, причем, только за одну Минскую операцию. За остальные операции им ордена Суворова 1 степени дали.

— Не за награды воюем.

— Правильно не за них. Но тут важно другое — отношение к тебе и тому, что ты делаешь.

— Я ни на кого не в обиде. Мне и того что дали вполне хватает.

— Это правильно, но и давать себя отстранять в сторону не надо, затопчут. Поэтому будь осторожен. Твои враги пока только гневные письма по инстанциям рассылают, но скоро перейдут к более решительным действиям. Поберегись. Очень тебя прошу.

— Спасибо, Богдан Захарович учту. Смерти я не боюсь. Рано или поздно все равно умрем. От немцев мне кажется, куда больше угроза исходит.

— Согласен, исходит и не малая. Недавно здесь в Грузии была взята группа немецких диверсантов. Так вот они на допросе показали, что среди задач, поставленных перед ними Абвером, была и твоего физического устранения. О том, что твоя бригада находится здесь командование Вермахта прекрасно осведомлено. Учти это...

Глава

Замысел операции предложенной Судоплатовым был прост и не замысловат — силами моей бригады повторить тоже, что было в прошлом году в Белоруссии и Минске — совершить рейд по немецким тылам. В ходе, которого захватить город или сильный узел немецкой обороны, чем связать немецкие резервы перед нашим контрнаступлением. В качестве целей были предложены — Майкоп, Микоян-Шахар (Карачаевск), Пятигорск, населенный пункт Прасковея. Все объекта были заманчивы и перспективны тем, что там расположились крупные штабы противника.

В Майкопе размещался штабы 44-го егерского корпуса во главе с командиром, генералом артиллерии де Ангелисом и 49 горнострелкового корпуса во главе с генералом горных войск Конрадом.

В Микоян-Шахаре (Карачаевск) стоял штаб 17-й полевой армии вермахта генерал-полковника Руоффа.

В Пятигорске располагался штаб 1-й танковой армии, а в Прасковеи штаб корпуса Особого назначения "Ф" генерала Фельми.

После нашего прошлогоднего рейда командование Вермахта пересмотрела вопросы охраны своих штабов крупных соединений. Так по данным разведки штаб корпуса (армии) — теперь охранялся минимум несколькими усиленными тяжелым вооружением батальонами, ротой средних танков и несколькими зенитными батареями. Все они располагались в хорошо укрепленных населенных пунктах рядом с крупными гарнизонами своих войск. Так, например, в Майкопе к 10 ноября 1942 г. численность оккупационных войск вместе с различными полицейскими формированиями составила 20 тыс. чел.

Так что "орешки" предлагаемые нам были очень крепкими, расколоть их силами одной бригады пусть и хорошо подготовленной было трудно. Поэтому от удара по штабам армий пришлось отказаться. Слишком губительным для бригады он мне показался, да и результат от этого был бы небольшим. Ну, грохнем мы пару сотен старших офицеров Вермахта. Ну, на очень непродолжительное время армии лишатся управления, а толку то — нет ничего. Погибших генералов быстро сменят на более молодых и перспективных, а это привело бы к неизвестным результатам.

Более эффектным мне показался удар по Прасковеи, штабу корпуса Особого назначения "Ф" с последующим захватом Невинномысска. Почему туда? Все объяснялось довольно просто. Стоило только посмотреть на карту.

Фронт проходил по линии Малгобек — Ищерская — Ачикулак — Андреев Курган — восточнее н/п Урожайное — Левокумское. Далее на север линия фронта практически отсутствовала. Лишь основные населенные пункты были прикрыты заслонами. Разрыв фронта составлял порядка 100 км. Тяжелые условия местности (безводные полупустынные степи) не позволяли сомкнуть фланги Северокавказского и Южного фронтов. Поэтому советское командование над этим пространством ограничивалось лишь наблюдениями авиации, действиями кавалерийских разъездов, прикрывавших железную дорогу Кизляр — Астрахань, и небольших партизанских отрядов. С другой стороны, был открыт левый фланг 1-й немецкой танковой армии, действовавшей против сил Северной группы войск Северокавказского фронта. Между левым флангом 1-й немецкой танковой армии севернее станицы Ищерская в степи, где находились части ее 3-й танковой дивизии, также образовался большой разрыв. Левый фланг противника прикрывался незначительными моторизованными отрядами и кавалерийским полком фон Юнгшульца. Гарнизоны немцев имелись в населенных пунктах Левокумское, Владимировка, Ачикулак. Именно здесь держал оборону и ждал своего "звездного" часа корпус особого назначении "Ф" генерал Фельми.

Он был полностью механизирован и располагал возможностью при наступлении германских армий на Ирак вооружить целую дивизию из "добровольцев" и перебежчиков. В нем имелись подразделения и части всех родов войск, что позволяло ему действовать совершенно самостоятельно, без помощи и поддержки других соединений. В соединение входили три усиленных моторизованных батальона, каждый из которых насчитывал до 1000 солдат и офицеров; 1-й и 2-й батальоны были укомплектованы исключительно немцами, солдатами и офицерами вермахта — бывшими солдатами французского Иностранного легиона; 3-й батальон состоял полностью из арабов (иракцев, сирийцев, палестинцев, трансиорданцев, ливийцев и арабов из стран Магриба).

Каждый моторизованный батальон по составу и вооружению, по своим тактическим и огневым возможностям приравнивался к полку. Кроме того, в корпус входили: приданный отдельный танковый батальон (25 средних и легких танков), авиационный отряд (25 самолетов), рота связи, саперная рота, минометная рота, разведывательный отряд на бронемашинах и мотоциклах, кавалерийский эскадрон, взвод метеорологической службы, колонна автомобилей (в основном модели "опель-блиц"). Артиллерия состояла из дивизиона пушек четырехбатарейного состава, приданной батареи 105-миллиметровых штурмовых орудий, тяжелого зенитного дивизиона трехбатарейного состава и легкого зенитного дивизиона 20-миллиметровых пушек.

Опознавательным знаком личного состава корпуса "Ф" было изображение "овального венка, в венке — склоненная пальма, восходящее солнце над желтым песком пустыни, а внизу изображение черной свастики".

Численность корпуса (реально усиленной бригады) первоначально составляла около 6 тысяч солдат и офицеров. После переброски корпуса на Кавказ он был развернут в еще большее соединение; ему были дополнительно приданы танковый батальон, кавалерийский полк и другие подразделения.

Личный состав корпуса "Ф" помимо военной и политической подготовки занимался изучением географии и истории стран Ближнего и Среднего Востока (особенно Ирана и арабских стран, а также Индии). За короткий срок солдаты изучили рельеф и природные условия этого региона, начиная от советско-иранской границы и кончая Индией. Солдаты и офицеры были обучены турецкому, персидскому, арабскому и другим восточным языкам; кроме того, они знали французский и английский, а солдаты — выходцы из ближневосточных стран (кроме студентов) были обучены немецкому языку.

Первоначально корпус особого назначения "Ф" должен был выступить как ударно-штурмовое соединение и политический центр похода германских войск на Кавказ и страны Ближнего и Среднего Востока. Личному составу корпуса вменялось в обязанность проводить разведывательно-диверсионную, пропагандистско-агитационную работу, заниматься подготовкой антисоветских восстаний на Кавказе.

По имеющимся данным Верховное главное командование вермахта поставило перед командиром корпуса генералом Фельми двойную задачу: 1) двигаться под строжайшим секретом вслед за группой армий "А" на Иран двумя путями — через Баку и по Военно-Грузинской дороге, в зависимости от того, где быстрее обозначится успех;

2) оказать помощь 1-й танковой армии, встретившей упорное сопротивление советских войск Северной группы Закавказского фронта и двух гвардейских казачьих кавалерийских корпусов (Кубанского и Донского) генералов Кириченко и Селиванова.

15 октября 1942 года корпус особого назначения "Ф" спешно усиленный 1-м танковым батальоном 201-го танкового полка впервые вступил в бой на северном фланге 1-й немецкой танковой армии и севернее Ачикулак с частями 4-го гвардейского Кубанского казачьего кавалерийского корпуса. Здесь против корпуса "Ф" сражался также сводный Ставропольский партизанский полк под командованием Однокозова.

Вплоть до 31 октября 1942 года, части 4-го гвардейского Кубанского казачьего кавалерийского корпуса, не имевшие в своем распоряжении танков и достаточной артиллерии, храбро сражались с превосходящими танковыми и моторизованными соединениями корпуса особого назначения "Ф". Эти бои показали что корпус "Ф" не смог осуществить против 4-го гвардейского Кубанского казачьего кавалерийского корпуса сколько-нибудь эффективных боевых действий.

После тяжелых боев командование 4-го гвардейского Кубанского казачьего кавалерийского корпуса, учитывая неспособность конницы в силу ее специфики прорывать сильно укрепленные позиции и имея в виду труднейшие условиях степного — безводного и полупустынного — театра военных действий, решило отвести части корпуса в район населенных пунктов Махмуд-Мектеб, Тукуй-Мектеб и Березкин. Впоследствии части корпуса были отведены в район Терекли-Мектеб (Дагестанская АССР), откуда планировалось прикрытие им Кизлярско-Астраханской железной дороги.

Своими активными боевыми действиями 4-й гвардейский казачий кавкорпус сорвал наступление корпуса "Ф" который имел цель перерезать железную дорогу Кизляр — Астрахань и германское командование уже не стремилось к осуществлению поставленной фюрером важной задачи стратегического значения. Корпус "Ф" понес столь большие потери, что продолжать свое наступление уже не мог и перешел к обороне. По данным разведки корпус "Ф" в течении ноября получил подкрепления и восстановил свой боевой потенциал.

Главными пунктами сосредоточения "степной" группировки генерала Фельми и их опорными узлами были укрепленные населенные пункты Ага-Батырь, Нортон, Сунженский, Иргакли, Ачикулак.

30 ноября войска ударной группы нашей 44-й армии перешли в наступление в направлении на Моздок и южнее н/п Ищерская. Целью этого удара было — ослабить корпус особого назначения "Ф" и другие соединения и части 1-й танковой армии на направлении главного удара наших войск и создать благоприятные условия для дальнейших наступательных операций.

С первых дней наступления бои носили ожесточенный характер. Группе противника, которой командовал командир корпуса "Ф" генерал Фельми, из резерва главного командования Вермахта были дополнительно приданы еще три дивизиона артиллерии.

Для усиления правого фланга Северной группы войск Северокавказского фронта и наращивания сил при развитии наступления, на северный берег реки Терек 1 декабря 1942 года были выдвинуты 320-я и 233-я азербайджанская стрелковые дивизии. С этой же целью из 44-й армии была переброшена в район станции Терек 409-я армянская стрелковая дивизия. Однако это не смогло переломить ситуацию. Прорвать оборону противника не удалось.

Утром 4 декабря, после мощной авиационной и артиллерийской подготовки 2 румынская горнострелковая дивизия усиленная немецкими танковыми и пехотными подразделениями под прикрытием дымовой завесы переправившись через реку Баксан, ударила по стыку наших 295-й и 392-й стрелковых дивизий, и перешли в наступление общим направлением на Нальчик. Немецкий удар здесь ждали. (Ой, не зря, я об этом Иосифу Виссарионовичу писал! Совсем не зря!) Оборона города и этого направления была усилена танковой бригадой, дивизией НКВД и противотанкистами. Второй день на подступах к городу шли упорные бои.

В связи с угрозой прорыва нашей обороны был усилен и внешний контур обороны Орджоникидзе (Владикавказа). Сюда были направлены силы 10-го стрелкового корпуса.

По сообщению разведки части 3 танкового корпуса Вермахта в районе Майское, Котляревская готовились нанести свой удар в направлении Орджоникидзе (Владикавказ). Для этого немцы сосредоточили здесь свои наиболее боеготовые силы — 13-ю и 23-ю танковые дивизии, имевшие в своем составе до 200 танков.

Так вот мое предложение о нанесении удара было обусловлено после знанием истории и фактическим положением дел на фронте. Я предложил нанести удар по Невинномысску — крупной железнодорожной станцией снабжения всей группы войск действующей на Кавказе, в том числе и на Нальчико — Орджоникидзевском (Владикавказском) направлении. Обосновывал я свое предложение тем, что для обеспечения продвижения своих частей группы армий "А" противник для доставки грузов, в том числе и ГСМ, вынужден использовать автотранспорт и верблюжьи караваны. Коммуникации врага настолько удлинились, что автоколонны, подвозившие горючее, тратили в пути большую часть груза. Поэтому доставляемых с жд. станций ГСМ войскам не хватало, из-за этого значительная часть авто и бронетехники врага стояла на приколе. Перехватив линии снабжения, даже на небольшое время, мы могли рассчитывать на остановку наступления противника и практически полную утрату подвижности ударных подразделений врага. Если действия моей бригады будут поддержаны ударами я фронта и флангов 1 танковой армии Вермахта, то врагу не останется ничего другого как снимать подразделения с Майкопского направления или брать их из корпуса "Ф" и бросать против нас. В первом случаи это даст возможность Черноморской группе войск ударить на Майкоп. Во втором ослабит фронт обороны корпуса генерала Фельми, что позволит нанести по нему удар нашими подвижными соединениями. Например, Донским и Кубанским казачьими корпусами или кем еще. Целью этого удара будет обход корпуса "Ф", освобождение Ворошиловска (Ставрополя), ну и помощь нам. В случаи успеха можно будет рассматривать вопрос об окружении сил 1 танковой армии врага. В случаи неудачи таких ударов мы будем держаться как можно дольше, а затем уничтожим мосты через Кубань и отступим в горы.

— Что ж стоит признать Владимир Николаевич ваше предложение более интересно, чем мы задумывали. — После некоторого раздумья признал Судоплатов.

— Согласен с вами Павел Анатольевич. Когда вы можете быть готовы к проведению операции? — спросил у меня представитель Генштаба.

— В течение суток — можем выслать группу разведки и корректировки. К исходу вторых суток начать переброску подразделений бригады.

— Участие в операции примет вся ваша часть?

— Нет. Мы не сможем быстро сменить подразделения на заставах в горах, а так же снять батальоны, задействованные в обороне Орджоникидзе, а так же самоходно-артиллерийские и бронетанковые подразделения.

— То есть у вас будет всего один-два батальона?

— Если говорить точно, то я бы хотел задействовать следующие свои подразделения — два штурмовых батальона, те что стоят сейчас в Орджоникидзе. Батальон автоматчиков из Грозного, отдельный минометный (16 минометов калибра 82 мм и 8 минометов калибра 120-мм) дивизион. Плюс разведрота, рота противотанковых ружей, взвод ПВО (8 пулеметов калибра 12,7 мм), отдельный батальон связи, саперная рота, медико-санитарная рота, комендантский взвод, подразделения боевого и материального обеспечения. Было бы неплохо забросить к нам наши артиллерийские подразделения — истребительно-противотанковый (12 пушек калибра 57 мм) и артиллерийский (восемь 76-мм орудий) дивизионы. Батальонные батареи 45-мм орудий (по 4 единицы на батальон) и минометные роты (по 9 минометов калибра 82 мм на батальон).

— Запросы у тебя, Седов. Как у Наполеона.

— Уж, какие есть. Без тяжелого вооружения и значительного запаса боеприпасов долго удержать город в своих руках мы не сможем.

— Придется задействовать всю транспортную и бомбардировочную авиацию 4 и 5 воздушных армий для доставки личного состава и необходимых грузов. В Невинномысске есть аэродром, построенный для приема наших бомбардировщиков. По сообщению разведки аэродром врагом не используется. Если это так, то значительную часть бригады можно будет высадить посадочным способом. — Задумчиво склонив голову над листом бумаги и что-то там чиркая, сказал генерал-майор Штеменко.— Где вы собираетесь собрать личный состав бригады?

— В Грозном. Там уже стоит один из моих батальонов, есть группа авианаводчиков и егерей способных провести необходимую разведку.

— Что ж место действительно удобное. Тем более что на авиаузле "Грозный" сейчас находится 219 -я бомбардировочная авиадивизия. У нее на вооружении Пе-2 в 366 бап и "Бостоны" в 244 и 859 бапах. — просматривая свои записи, сказал Штеменко.

— Насколько я знаю использовать Пе-2 и А-20 "Бостоны" в качестве транспортных смысла нет. Нам бы лучше подошли ТБ-3 или ПС-84. Первый может взлетать с перепаханных полей, садиться в снег глубиной до метра. Возит на внешней подвеске тяжелые негабаритные грузы, в том числе грузовики ГАЗ-АА, артиллерию, танкетки. Между стойками шасси в собранном виде могли уместиться зенитное орудие. Второй берет несколько большее количество бойцов и груза.

— Понятно. Я этого не учел. Самолетами ПС-84 оснащен 325 полк авиации дальнего действия.

— По опыту прошлого года для того чтобы высадить все подразделения потребуется около 40 ПС-84 и 22 ТБ-3. На переброску личного состава и вооружения им потребуется четверо суток при двух-трех вылетах в день. Для доставки остальных грузов можно использовать "Бостоны" и СБ. Парашюты потом можно будет возвращать с транспортниками.

— Вы сможете столько времени удерживать город?

— Постараемся. Все будет зависеть от того кто на нас навалится — пехота или танки. И главное будет ли для нас воздушное прикрытие. Кубань прикроет нас с юга, ну а атаки с севера постараемся отразить. В любом случаи, уничтожив автомобильный и железнодорожные мосты через Кубань и Большой Зеленчук, мы минимум на месяц сорвем поставки войскам врага. Нам желательно иметь проводников, хорошо знающих город и окрестности, а так же подробные карты местности.

— Проводников мы вам найдем. В том районе Ставрополья действует небольшой партизанский отряд. В городе есть наши люди. Кроме того часть бойцов 66 полка НКВД, державшего оборону города, сейчас находится в Орджоникидзе. Их тоже можно использовать в качестве проводников. Картами я надеюсь, вас снабдит товарищ генерал-майор.

— Сделаем. Приготовьте список всего, что вам необходимо и выезжайте к себе в часть. Начинайте сбор личного состава и готовьте разведгруппу к заброске. Я доложу ваши предложения Военному Совету фронта и Генштабу...

Глава

Из дневника ефрейтора Вилли Вольфзангера (Реал. Ист.).

... В начале декабря 1942 года рота прибыла на Кавказ и была включена в состав 1 Танковой армии. Так началось наше боевое крещение. Впервые мы услышали свист снарядов, треск пулеметов, рев минометных установок и разрывы гранат. И это уже была не игра. До этих пор, кроме сожженных деревень, подбитой техники, могил и пожаров на нашем пути, мы не видели настоящей войны. Правда, она уже тогда показала нам свое лицо. Однако теперь на наших глазах атакующие солдаты, сраженные пулями, падали на сырую землю. Лилась кровь, и брели по дорогам раненые. И если ранее мы не сделали из наших винтовок ни одного выстрела, то сейчас они уже пошли в дело.

В первый же день, выйдя на линию фронта, мы атаковали одну из деревень. Защищавшие ее русские быстро оставили свои позиции и бежали. Впрочем, и я потерял мою роту. Когда мы выходили из грузовиков, которые оставались в укрытии, я увидел плачущего солдата, который сидел в снегу. Он отморозил ноги и был не в силах идти дальше. Лошадь, которую он вел, упала. Я с трудом поднял ее, вывел на улицу и по следам добрался до деревни. Замерзший, постучался в первый же дом и попросил дать мне чего-нибудь поесть. Я не знал, что несколькими домами дальше ночевали русские солдаты, которых разбудили выстрелы нашей атакующей роты.

На следующее утро я присоединился к своим. Вскоре нас обстрелял показавшийся у станции бронепоезд, и мы зарылись по шеи в снег. Ничего другого не оставалось, как только молиться. Но мы не молились о спасении своей жизни, мы просили у Бога только того, чтобы он придал нам мужества, которое позволило бы нам сохранить гордость мужчины, а не труса. Трусость была хуже смерти, и даже я, мирный человек, презирал каждого, который дрожал за жизнь и хотел избежать своей судьбы. Я был готов к любым испытаниям. Таков был смысл нашего существования в то время. И в душе среди всего этого ужаса и хаоса продолжало оставаться чувство какой-то детской бравады.

Наши орудия ничего не могли сделать с этим стальным чудовищем, которое, однако, вечером ушло вслед за отступающими русскими войсками. В полночь мы уже шли по улицам занятой деревни мимо горящих домов и изб, нарушив мирный сон местных жителей. Голодные солдаты входили в уцелевшие дома, и крестьяне выносили им хлеб и молоко. Но этого военным было недостаточно. Солдаты хотели меда, — и находили его, разоряя ульи, — муки и сала. Крестьяне умоляли оставить им хоть что-нибудь на пропитание, женщины плакали. В страхе перед голодной смертью один из крестьян попытался отнять у солдата награбленное, но тот размозжил ему череп прикладом винтовки, застрелил женщину и в ярости поджог дом. Шальной пулей он был убит в ту же ночь. Впрочем, мы не искали божьего суда на войне.

На второй день русские упорно оборонялись. Только шаг за шагом наши части продвигались вперед. Я оставался в обозе с пулеметом, защищая машины с боеприпасами. Бесконечные часы стояли мы в снегу и ледяной каше на сильном ветру и ели замерзший сотовый мед. Хлеба и воды нам не хватало. Я уже не чувствовал ног. Солдаты отморозили пальцы ног, уши и руки, когда носили ящики с боеприпасами. Они порой не замечали, как кровь застывала в конечностях. Часами должны были они лежать неподвижно в снегу, в то время как снаряды противника со свистом пролетали над ними. Сначала мы были злы и чрезмерно раздражительны, но потом становились безразличными ко всему и тупыми. Наконец нашим войскам удалось продвинуться. Был захвачен небольшой хутор, но русские сожгли его перед своим отступлением. Мы нашли солому, расстелили ее в овражке, положили плащ-палатки и заснули, прижавшись друг к другу. Ноги были ледяными, но сон оказался сильнее холода. Но те, кто приходил с передовых позиций, не решались ложиться. Они видели наши побелевшие лбы и справедливо опасались тотального обморожения. В конце концов, они растолкали нас. Зажгли костры, сгрудились вокруг и время от времени бегали, не отходя от огня, ожидая наступления дня. Тьму ночи прорезывали кроваво-красные огни горящих вокруг деревень, лишь холмы оставались невидимыми. Над ними звучал беспрерывный гром разрывающихся снарядов. Эта обстановка приводила меня к какому-то странному безразличию.

Поступил приказ к дальнейшему продвижению. Мы вышли и вскоре заняли первые высоты без какого-либо сопротивления русских. Я, нагруженный пулеметом, отстал вместе с двумя приятелями, так как мы очень ослабли во время ночевки в деревне и не могли выдержать темпа марша. С холмов был виден маленький город в долине и ряды домов на высотах вокруг него.

Мы лежали в снегу среди группы пехотинцев из другой части. Русские вели беспорядочный стрелковый огонь, который в любой момент мог накрыть нас. Мы вынуждены были лежать неподвижно, не предпринимая никаких действий, и были совершенно беззащитны. Не что иное, как пушечное мясо.

Внезапно один из нас поднялся. Никто не давал такой команды, но мы вскочили вслед за ним, облегченно вздохнув. Этот поступок был совершенно неосознанным и вовсе не свидетельствовал о нашей храбрости. Просто мы уже не могли лежать в снегу, измотанными от холода и безделья, в каком-то напрасном ожидании. Нас охватило безумие, радость от возможности двигаться, какое-то воодушевление и скорее даже опьянение. Мы не боялись ни смерти, ни опасности, хотя действия наши были бессмысленными.

Некоторые из нас падали, сраженные пулями. Раздавались крики раненых. Но мы, ни на что не обращали внимания и, как одержимые, бросились в атаку на врага. В конце концов, несмотря на пулеметный огонь и снаряды, ложившиеся вокруг нас, достигли окраины города и вломились впервые же дома. Безжалостно расстреливали жителей и спешно нагружали вещевые мешки легкой добычей: медом, салом, сахаром, свежим хлебом. В это же время в соседнем доме русские оказали решительное сопротивление нашим солдатам и не оставили никого в живых.

В конце концов русские оставили город. Наступила ночь. Наши части занимали горящие фабрики и элеваторы. Мосты взлетали на воздух, минометы еще продолжали обстреливать нас, но мы уже не заботились об этом.

Мы заходили в дома и погружались в сон, даже не выставляя часовых.

На следующий день мы увидели руины горевших домов. Улицы были покрыты мусором, битым кирпичом, осколками стекла и обугленными балками. Мы наслаждались днями отдыха.

В первую ночь простые люди отнеслись к нам радушно. Они угощали нас, стирали мундиры, одалживали свои подушки и одеяла, как в хорошем лагере. Мы относились к этому с пониманием и безгранично доверяли им. Эти дни проходили как во сне. Если мы и вспоминали о боях, то чувствовали какую-то смесь ужаса и разочарования. Борьба, опасности и близость смерти теперь уже не пугали нас, и мы не думали об ужасах войны. Она не потрясала и, пожалуй, даже увлекала, хотя ужас преследовал нас повсюду. Мы не знали, ожидали ли нас жестокие сражения, разочаровала ли быстрая победа. И все же какой-то внутренний голос утверждал, что для нас было бы лучше попасть в плен или получить ранение. Не бои заставляли нас страдать, а морозы и ожидание чего-то неизвестного. Лишь после того, как мы долго пробыли на войне, ужас стал охватывать нас при виде множества убитых и умирающих вокруг.

В то время я сумел быстро преодолеть себя. Старался по возможности оставаться в одиночестве, пребывал в бескрайней апатии и старался, чтобы меня ничего не задевало...

Мы остановились в доме, где жили две молодые женщины, которых мы называли дочерьми мировой революции. Их гордость, вопреки простоте обращения, производила на нас большое впечатление. Они как будто бы чувствовали союз, который связывал их ровесников, в то время как война разделяла их. У нас с ними было много сходного в их желаниях, настроениях и умении находить с чужими людьми общий язык. Некоторая таинственность не мешала нам жить с ними в мире. Мне даже хотелось бы встретить их в конце войны.

С нашим реквизированным медом, хлебом и картофелем мы готовили с ними совместный праздничный обед, весело болтая, о чем попало.

Последний вечер в Стешигри мы провели в семье землевладельца, которая всю свою жизнь занималась жилищным строительством. Хозяин показывал нам альбом фотографий дореволюционного времени. Сильный здоровый старик, дворянского происхождения и патриархальных взглядов, представил своих дочерей, нежных, простых девушек, которых он держал в своих как будто бы они все вместе нашли убежище в этом чуждом для них мире и старательно оберегали свое прошлое, свою ушедшую молодость. Он сначала насмешливо спел Интернационал, а затем сквозь слезы царский гимн, песню о Стеньке Разине и духовные песнопения

С его женой я говорил на французском языке. Знала она его неважно и говорила с робостью. Ее лицо все еще было прекрасно, однако сильно увяло от пережитого горя. От нее я узнал об экспроприации в Советской России, нелюбимой работе и растущей нужде. Сына ее сослали в Сибирь, об участи своей дочери в Одессе, состоящей там в браке, она не знала. Фотографии, сохранившиеся от лучшего для этой семьи времени, вызвали наше любопытство. Мы выражали свое сочувствие этой семье. Мы еще не понимали, как с установлением нового порядка и новой жизни Россия могла отказаться от такого ценного прошлого

Затем двинулись дальше на исходные рубежи...

Глава

Невинномысск

День придет, решительным ударом

В бой пойдет народ в последний раз.

И тогда мы скажем, что недаром

Мы стояли насмерть за Кавказ

(из "Баксанской песни")

Из газеты "Комсомольская правда" (Реал.Ист.).

... Братья-близнецы Иван и Дмитрий Остапенко были родом из Луганской области. В начале войны их призвали в РККА, но отправили не на фронт, а на курсы бронебойщиков, после чего определили служить в мирное ещё тогда Закавказье, где, правда, в любой момент могла начаться война с турками. Лишь осенью 1942 настала очередь отправляться на фронт и 10-й гвардейской стрелковой бригаде, где служили братья.

Бригаду включили в состав 9-й армии генерала Коротеева и направили в Северную Осетию. В те дни немецкому командованию удалось скрытно произвести перегруппировку 1-й танковой армии группы армий "А" и сосредоточить её основные силы (2 танковые и 1 моторизованную дивизии) на нальчикском направлении, для захвата Орджоникидзе, чтобы затем развить удар на Грозный и Баку и по Военно-Грузинской дороге на Тбилиси. На шестикилометровом участке прорыва, враг создал трёхкратное превосходство в людях, одиннадцатикратное превосходств в орудиях, десятикратное в минометах и абсолютное превосходств в танках. Последнее означает, что танков 37-я армия, противостоявшая немцам на этом участке, вообще не имела.

Прорвав фронт, немцы и румыны ..... вышли на подступы к городу Орджоникидзе (Владикавказу). Это была самая восточная точка, до которой дошло немецкое военное соединение. Однако ..... наступление противника было остановлено, а на следующий день начались контрудары советских войск.

Благодаря успешному продвижению 11-го гвардейского стрелкового корпуса основные силы 23-й танковой дивизии немцев оказались почти полностью окруженными. У них оставался лишь узкий коридор в районе Майрамадага шириной в три километра. Танки устремились в этот коридор, но на их пути встали бойцы 10-й гвардейской стрелковой бригады, в которой и служили братья-бронебойщики. Ни танков, ни противотанковых орудий в бригаде не было. Вся тяжесть борьбы с танками легла на наших бронебойщиков.

Как только немецкие танки подошли на стометровое расстояние, бронебойщики ударили из своих ружей. Дмитрий Остапенко первой же пулей угодил в башню ведущего танка. Танк клюнул носом и окутался облаком чёрного дыма. Открылся люк. Из него вырвалось пламя, и сноп искр взлетел к небу. Это рвались немецкие боеприпасы. Горящий танк преградил путь другим машинам. У немцев возникло замешательство. Этим умело воспользовался Дмитрий. Он стрелял то по одному, то по другому танку. Пуля Дмитрия перебила гусеницу одного из танков, и машина завертелась на месте. Ещё один танк Дмитрий поджёг, всадив пулю в моторную группу. На выскакивающих из люков солдат и офицеров Дмитрий не обращал внимания: беглецов, так же как и автоматчиков, сидевших на броне, уничтожал пулемётчик Портянкин. С другого конца окопа доносились выстрелы из бронебойки другого брата — Ивана. С каждой минутой подбитых танков становилось всё больше и больше. Немецких танкистов объял животный страх. Они повернули назад.

В этом трудном бою Дмитрии истребил восемь танков противника, но прошло немного времени, и вдали снова загрохотали вражеские танки. Против наших войск двигалась новая большая группа немецких танов.

На этот раз Дмитрий действовал с ещё большим искусством. Подпуская танки на пристрелянную дистанцию, он бил, как снайпер. Ни одна его пуля не прошла мимо цели. Однако в самый ответственный момент боя патроны закончились. На окоп Дмитрия наполз Pz.Kpfw.IV и начал его утюжить. Дмитрий успел перебраться в соседнюю ячейку и оттуда открыл огонь из ППШ по немецкой пехоте. Тут его заметили немецкие танкисты, и в Дмитрия полетел 75-миллиметровый снаряд. Взрывом Дмитрий был контужен и после боя попал в плен.

Иван же вместе с поредевшим подразделением отошёл на новые позиции, где немецкие танки были окончательно остановлены.

Отрезанные под Орджоникидзе немецкие части были полностью разгромлены. Нашими войсками было захвачено 140 танков, 70 орудий разных калибров и другие трофеи. Немецко-румынские части потеряли только убитыми свыше 5000 солдат и офицеров.

Когда подсчитали танки, подбитые в этом бою, то оказалось, что Дмитрий подбил 12 танков, а Иван — восемь. Ивану за этот бой дали орден Ленина. Эту же награду получил и пулемётчик Портянкин. Дмитрию же посмертно присвоили звание Героя Советского Союза.

Однако вскоре Дмитрий Остапенко бежал из плена и оказался в расположении наших войск. Свою звезду героя Дмитрий Остапенко получил в Кремле из рук Михаила Ивановича Калинина. Пожимая руку Герою, Михаил Иванович улыбнулся и сказал: — "Дважды рожденный, поздравляю!"

* * *

* * *

Отправили нас в тыл к немцам в ночь на пятый день немецкого наступления. Когда уже было точно установлено направление главного удара врага — Ардон — Чикола — Алагир — Гизель — Орджоникидзе, а так же введение им в бой 5-й СС-панцергренадерской дивизии "Викинг" (5. SS-Panzergrenadier-Division "Wiking"). К этому времени 23 тд вермахта после тяжелого боя взяла штурмом Алагир и Салугардон. 13тд захватила Фиагдон. Наступая силами до 100 танков и мотопехотой, прорвал внешний обвод Владикавказского укрепленного района на участке Фиагдон, Дзуарикау, а его передовые части переправились через р. Гизель-Дон (Архонка) и вышли в район Гизель.

Я уж думал, что мы так и останемся стоять в резерве фронта и что зря выдернул из Орджо 2-й штурмовой батальон, остальные подразделения, запланированные мной для участия в операции, провел смену егерей с горных застав на бойцов Грозненского полка НКВД. Провел с командирами подразделений игру на картах и заставил их отрабатывать с бойцами бой в городе. Вместе с начальником инженерной службы прикинули планы минирования и прикрытия, восстановления старых оборонительных укреплений... Ан нет.

Судоплатов приехал в Грозный вместе со Штеменко во второй половине дня 8 декабря, дал команду на сбор и сразу же повез меня на аэродром на встречу с командиром бомбардировочной авиадивизии и командиром транспортного авиаполка. Где взяли "быка за рога" — что меня, что летунов сообщив всем собравшимся о начале операции.

Мое предложение по захвату Невинномысска было одобрено на всех уровнях. А раз так, то нам нечего сидеть в Грозном — сегодня же в дорогу. Бойцы, сидевшие в автобусе, прибывшем вместе с комиссаром ГБ, были нашими проводниками.

Оказывается сразу же после обсуждения моего предложения в Тбилиси, не ожидая одобрения высшего командования, в район Невинномысска была заброшена разведгруппа. Несколько партизанских отрядов были выдвинуты к Минводам, Ворошиловску (Ставрополю), Майкопу и Горячему Ключу с задачей контроля за перемещением войск противника и организации диверсий на дорогах. А на аэродромы Грозненского авиаузла были собраны все транспортные борта, имевшиеся в распоряжении фронта и Черноморского флота. Для нас сняли даже те самолеты, что работали на обеспечении Севастополя.

Летуны в наше распоряжение предоставили 3 трофейных Ю-52, 24 транспортных ПС-84 и 5 ТБ-3, два бомбардировочных полка (859 бап и 244 бап) на "Бостонах" и 926 иап на самолетах "ЛаГГ-3" для истребительного сопровождения.

Планировалось, что под прикрытием истребителей один из бомбардировочных полков нанесет удар по железнодорожной станции Минвод, второй по Ставрополю. Ну а мы "под этот шумок" должны были посадочным способом высадиться на аэродроме в Невинномысске и захватить городок. Разведка подтверждала возможность посадки самолетов на аэродром и должна была его подсветить. Именно для захвата аэродрома и высадки боевой группы выделялись трофейные "Юнкерсы". Летный и штурманский состав для операции подобрали из числа тех, кто хоть раз, но бывал на аэродроме в Невинномысске.

С наступлением сумерек все и началось.

Первыми на "Юнкерсах" ушла одетая под немецких десантников группа Дорохова и авианаводчики. Через полчаса следом за ними поднялись ТБ-3 несущие противотанковые орудия и их расчеты, еще через 10 минут стартовали первая волна десанта и бомбардировщики. Следующая волна должна была вылететь через час. Остальные по графику и возвращению бортов.

Захват аэродрома и высадка десанта прошли более чем успешно.

"Юнкерсы" неся положенные бортовые огни, прошли над городком, развернулись и спокойно с включенными фарами сели на заснеженном аэродроме. Не выключая двигатели, разгрузились и тут же вылетели в обратном направлении.

Дорохов со своими парнями занял аэродром без боя. Воевать было не с кем! Немецко-румынский гарнизон аэродромом не интересовался, охраны тут не держал, пост был лишь на выезде из городка в нескольких кварталах от аэродрома. Разведчики, встретив моих парней, сразу же повели их к позициям зенитчиков прикрывавших жд. станцию "Невинномысская" и мосты через Кубань. Действуя "безшумками" "дороховцы" смогли уничтожить дежурные расчеты батареи у жд. станции, охрану у бараков с военнопленными и два патруля вспомогательной полиции, прогуливавшиеся по станции. Без шума и крика удалось захватить капитана коменданта, командира зенитного дивизиона и майора — командира железнодорожного батальона — прибывших на аэродром выяснить причину происходящего. Поэтому посадка десятка транспортников прошла в спокойной обстановке.

Ну а дальше был бой с охраной мостов через Кубань и постов на выезде из городка, захват казарм гарнизона и железнодорожников, отделения гестапо и вспомогательной полиции, эшелонов стоящих на путях, складов, господствующей над городом горы Невинской с расположенной там зенитной батареей и наблюдательным пунктом. В основном это удалось сделать быстро и тихо. Только и пошумели когда брали охрану мостов и зенитчиков на западном берегу. Очень уж там были бдительные часовые и дежурные у орудий, даже стрелять собирались. Правда, это им не сильно помогло. Все там полегли.

Не помогло правильное несение караульной службы и часовым у склада артиллерийских боеприпасов. Мои парни оказались лучше подготовленными, да и против крупнокалиберных пулеметов не все стены помогают. Саперам и остальным не занятым в истреблении врага бойцам сразу же нашлось дело — использовать хранящиеся на складе снаряды для минирования подходов к городку.

В качестве трофеев на жд. станции "Невинномысская" нам досталось восемь паровозов, два десятка пустых вагонов, несколько эшелонов с топливом, продовольствием и бронетехникой. Все это тоже пошло в дело.

Еще два жд. состава мы взяли на станции "Зеленчук". Один был с эвакуируемым имуществом 1 Танковой армии, второй с тяжелоранеными. Имущество то понятное дело нам пригодилось, а вот эшелон с ранеными доставил хлопот. Куда их девать? Не было у меня возможности заниматься их отправкой к нам в тыл. Со своими ранеными бы разобраться!

Вроде и боя как такового не было, а шесть убитых и два десятка раненых набралось. Хорошо, что хоть половина раненых была с легкими осколочными ранениями, остались в строю и занялись фильтром бывших военнопленных. Остальных пришлось отправлять в госпиталь Грозного. Вместе с ранеными отправили и часть захваченных пленных.

Тем не менее, решать вопрос с находящимися в поезде ранеными надо было по любому, но и сообщать врагу о том, что мы заняли станцию, было еще рано. Поэтому приняли решение пока подержать эшелон под охраной на станции, а там посмотрим.

Перечень захваченных бронетрофеев очень обрадовал. У нас в распоряжении оказались: пять САУ "Marder II" (нем. "куница", 7,5 см Рак 40 AUF PZ.KPFW.II A-F, "MARDER" II (sd.kfz.131), истребитель танков на шасси танков Pz.Kpfw.II Ausf. A-F, вооруженный 75-мм противотанковой пушкой Рак 40) , шесть троечек (PzKpfw III Ausf. J, оснащенные длинноствольной пушкой 5 cm KwK39 L/60) и две четверки (Pz Kpfw IV Ausf F2 с длинноствольной пушкой 7,5cm KwK 40 L/43 (48), бортовыми экранами и грушевидным дульным тормозом). Эти машины шли на укомплектование моторизованной дивизии "Викинг" и 4 танкового полка 13 танковой дивизии. Классные трофеи. Тем более что среди моих бойцов хватало прошедших обучение на них (зря мы, что ли их обучали пользоваться трофейным вооружением) пусть и более ранних моделях. Пришлось срочно собирать экипажи и ставить им боевые задачи на Минводовском направлении.

Нашлась работа и для моего почти, что штатного специалиста по бронепоездам — Сафонова. Вагоны и паровозы есть, орудия, пулеметы и пара свободных танков тоже. Освобожденные из плена бойцы и командиры, а так же железнодорожники из местного депо тоже присутствуют. Так что вперед формироваться и в бой, а то у меня тут три неприкрытые жд. ветки и столько же крупных железнодорожных мостов имеются.

Всего кроме вышеперечисленного в качестве трофеев нам досталось 16 зенитных орудий, 9 бронетранспортеров, 63 автомашины, 20 мотоциклов, 34 пулемета, около 800 автоматов и винтовок, 4 склада с продовольствием, боеприпасами и топливом.

Операция шла по графику. Транспортные самолеты все прибывали и не задерживаясь выгружались.

Прибывшие с первой волной противотанкисты с группой прикрытия сразу же после захвата города на трофейных немецких гусеничных бронетранспортерах ушли в сторону станицы Барсуковской, чтобы в районе Закубанского леса оседлать перекресток дорог на Ворошиловск (Ставрополь) и Армавир. Именно оттуда я ждал первые отряды противника направленные для помощи гарнизону города.

Следующая батарея заняла позиции в Красной Деревне, прикрывая дорогу на Черкесск.

До утра мы приняли три волны десанта и волну "Бостонов", сбросивших нам на гору Невинскую, где теперь располагался мой штаб, боеприпасы и продовольствие.

Сообщение о первом бое пришло с рассветом. Как я и ожидал, со стороны Ставрополя противник выдвинул разведку — до роты пехоты на БТРах и грузовиках, усиленной двумя легкими танками. Встретили. Накостыляли. Сожгли оба танка и пять грузовиков с пехотой, остальные отступили. Преследовать врага я запретил, а вот трофеи собрали. Особенно боеприпасы и продовольствие. Нам неизвестно, сколько тут куковать и что будет с нашим снабжением, а раз так то, что попало нам на глаза должно быть оприходовано.

Следующая попытка пробы сил была со стороны Армавира. Ничего не скажу. Хорошая была попытка, умная, с использованием импровизированного бронепоезда из четырех площадок с танками и ротой десанта из числа румынских егерей. Ну, да и мы не лыком шиты. Ждали их. Сафонов успел один артпоезд (по уже установленной традиции названного "Брест") из пары площадок с "Ах-Ахами" (нем. "Acht-acht", "восемь-восемь", 8,8-cm-Flugabwehrkanone 18/36/37, буквально 8,8-см зенитная пушка образца 18/36/37),) и двумя троечками (PzKpfw III Ausf. J,) собрать. Так что смог своим огнем не только поддержать штурмовиков в отражении атаки, но и подбить две площадки с танками, заставив врага отцепить поврежденные вагоны и отступить.

Пока была возможность, личный состав врывался в землю, восстанавливая окопы, ДОТы, ДЗОТы на высотах Великокняжеской и Ивановской горе, готовя каменные здания станций к обороне. Все прекрасно понимали, что бой за городок будет жестоким.

Почему немцам он был так важен? Что такого в этом небольшом десятитысячном городе районного подчинения? Вот что о нем писал в своей книге "Марш на Кавказ. Битва за нефть" немецкий историк Вильгельм Тике: "...Невинномысск имел особое значение. Через него наряду с важной железной дорогой, ведущей с запада на восток, проходит нефтепровод Грозный — Ростов. Здесь начинается Военно-Сухумская дорога, это — отправной пункт коммуникаций с Закавказьем..."

Именно поэтому я и настаивал на том, чтобы провести операцию именно здесь и теперь врагу придется напрячь все свои силы, чтобы нас отсюда выбить.

После небольшого раздумья эшелон с ранеными немцами пришлось отправить по назначению — на Армавир. Поступил я так далеко не из гуманных побуждений. Мало нас. Очень мало и не дай бог, враг узнает об этом! Пусть уж немецкий комендант Армавира голову поломает — почему и для чего мы после разгрома его десантной партии отправили по назначению эшелон с ранеными. По-моему он обязательно этим вопросом озаботит свое начальство, а оно тоже будет "чесать репу" — в чем подвох? Будут пытать медперсонал поезда и раненых о событиях ночи. А, как известно у страха глаза велики — вот опрашиваемые и расскажут о массовой высадке русского десанта в Невинномысске, раз всю ночь над городом кружили самолеты и страшные русские в штурмовом снаряжении их охраняли и пугали... Рассказ "пассажиров" дополнят сведения "Армавирского десанта" и "ставропольских разведчиков". Никто же не отменял "проявление героизма на поле боя" перед превосходящими силами противника. Одна противотанковая батарея в рапорте офицерского состава превратится минимум в артиллерийский полк, а штурмовая рота в батальон. Очень надеюсь, что совместными усилиями немецкое командование придет к выводу — что нас тут не горстка диверсантов, а минимум дивизия. И отправив к ним раненых, мы поступили "по-рыцарски" стараясь не брать на себя ответственность за их гибель под бомбами в ходе сражения.

Что немцы сделают потом? Сначала дадут команду усилить оборону занимаемых населенных пунктов и вновь вышлют разведку — наземную и воздушную. Наземную мы постараемся встретить и на ноль помножить. А вот с воздушной поиграем. Если будет что-то типа "Шторьха" (самолет целеуказания и связи Fieseler Fi 156 Storch) — собьем, а вот "раме" (тактический разведчик и корректировщик Focke-Wulf Fw 189 Uhu) дадим полетать и посмотреть. Особенно на аэродром и оставленные там следы посадок множества бортов, а так же поврежденный ТБ. Пусть снимет и наши работы на высотах по подготовке обороны, а так же составы с топливом на всех захваченных нами железнодорожных мостах через Кубань и Зеленчук.

Этим мы выиграем минимум полдня. Нужно же будет полученную информацию обработать штабам. А вот потом наступят тяжелые для нас часы ожидания немецко — румынских войск. Почему именно их? Есть же и другие? Действительно в распоряжении командования 44 и 49 корпусов есть словацкие с итальянские горные стрелки. Я, честно говоря, не верю, что их бросят в бой против нас. И вот почему — немцам срочно нужен результат — отбить город и железнодорожную станцию иначе из-за отсутствия топлива и других видов снабжения их мехчасти и соединения 1-й танковой армии Клейста посетит "песец", что равносильно полному разгрому. Особенно с учетом нашего скорого наступления на Моздокско — Орджоникидзевском направлении. Именно поэтому генерал-полковник Рихарда Руофф из имеющихся в его распоряжении 15 дивизий, пехотной и кавалерийской бригад, а также 7 дивизий 3-ей румынской армии генерал-полковника Думитреску бросит против нас наиболее подготовленные и проверенные в боях части, которые смогут переломить ситуацию в свою пользу. Самым простым способом для него будет использовать немецких горных егерей из 49 горного корпуса, тех, что расположились здесь у нас под боком в Черкесске и Минводах. А несколько позже, если мы, конечно, выдержим первый удар, к ним присоединятся их "комрады" из Майкопа — подразделения 44 корпуса и румынский кавалерийский корпус в составе 5, 6-й и 9-й кавалерийских дивизий плюс 3-я румынская горнопехотная дивизия генерала Фильчинеску. Остальные союзнические же части оккупантов будут в резерве или останутся охранять перевалы в сторону Черного моря.

Реально? Вполне. Что мы имеем в итоге.

В 49-й корпус входят 1-я генерал-лейтенанта Губерта Ланца и 4-я генерала Эгельзеера горнопехотные дивизии и эскадрилья дальней разведки B/F 121. По сведениям разведки часть сил этого корпуса была замечена на Орджоникидзевском (Владикавказском) направлении. Вроде как это были части 4-я горнопехотной дивизии (13, 91 гпп, 94-й горно-вьючный артполк и другие части). То есть против нас могут быть использованы части 1-й горнопехотной дивизии — 98, 99 горнопехотные полки, 79-й горно-вьючный артиллерийский полк, саперный батальон, а также ряд вспомогательных частей: батальон снабжения, батальон связи, самокатный батальон, противотанковый дивизион, а также полевая жандармерия.

Насколько я помню немецкий горнопехотный полк образца 1941 года состоит из трех батальонов, противотанковой и штабной рот. Батальон насчитывает около 900 человек и подразделяется на три роты по 150 человек каждая. Рота, в свою очередь, делится на взводы, секции и отделения (группы), наряду со стрелковым оружием имеющие 12 ручных, 2 станковых пулемета, 3 50-мм миномета, 2 81-мм миномета, 3 ПТР Pz.B39. Кроме линейных подразделений в состав батальона входит рота тяжелых вооружений и пулеметная рота. В роте тяжелых вооружений есть артиллерийский взвод с двумя 75-мм горными пушками и минометный взвод (6 81-мм минометов), а в пулеметной роте — пулеметный взвод с 12 пулеметами и саперный взвод. В противотанковой роте полка должно быть 9 37-мм и 2 50-мм орудия.

Самокатный батальон горнопехотной дивизии состоит из трех самокатных рот (12 ручных, 2 станковых пулемета, 3 50-мм миномета в каждой) и роты тяжелого оружия (8 станковых пулеметов, 2 50-мм и 6 81-мм минометов, 2 75-мм пехотных и 3 37-мм противотанковых орудия).

В саперном батальоне — три саперные роты.

В артиллерийском полку — два легких (по две батареи с 4 75-мм горными пушками в каждом) и тяжелый (две батареи по 4 150-мм гаубицы) дивизионы.

В противотанковом дивизионе — три батальона.

В 44-й корпус входят — 97-я и 101-я легкопехотные (егерские) дивизии. Каждое подобное соединение состоит из двух пехотных и одного артиллерийского полков, разведывательного и саперного батальонов, противотанкового дивизиона.

Пехотный полк такой дивизии, состоит из двух пехотных батальонов и противотанковой роты с 12 37-мм орудиями ПТО. В июне в состав каждого егерского полка были введены 4 150-мм пехотных орудия.

В каждом линейном батальоне егерского полка имеется 3 пехотных (12 ручных пулеметов и 3 50-мм миномета), пулеметная (8 станковых пулеметов, саперный взвод) роты и рота огневой поддержки (6 81-мм минометов и 2 75-мм горных пехотных орудия).

Разведывательный батальон дивизии состоит из двух самокатных эскадронов (4 станковых и 12 ручных пулеметов, 3 50-мм миномета) и противотанкового взвода (3 37-мм противотанковых орудия), а двухротный дивизион ПТО имеет 20 37-мм орудий и 4 20/28-мм противотанковых ружья.

Саперный батальон дивизии трехротного состава.

Два легких трехбатарейных артдивизиона артполка егерской дивизии имеют на вооружении 12 75-мм горных орудий, трехбатарейный легкий дивизион — 12 105-мм гаубиц, двухбатарейный тяжелый дивизион — 8 150-мм гаубиц.

Разумеется, не все перечисленные дивизионы и подразделения имеют одинаковый состав, участвуя в боях, они понесли потери в людях и технике. Но нам от этого не легче. Не дай бог все вместе на нас навалятся! А вот это вряд ли! Кто-то же должен горный фронт держать.

Хотя... Помнится в известной мне истории гитлеровское командование даже в самые тяжелые моменты войны старалось в боях не использовать в условиях равнины специальные горнопехотные соединения. Оно учитывало то, что многие офицеры этих соединений имели солидную горную подготовку и обладали опытом ведения боев, именно горной войны. И прекрасно понимало, что такие спецы на вес золота и использовать их в линейном бою глупо. А раз так, то вполне реально, что именно сейчас немцы не тронут егерей, а двинут на нас пару полицейских, резервных и маршевых частей находящихся в тылу. А это я вам скажу совсем другой коленкор. Эти части еще с места сдернуть надо и сюда перебросить. Действовать они будут крайне осторожно, стараясь уменьшить свои потери. Так что вполне реально, что противник нам минимум еще сутки спокойной жизни подарит, но на это особо рассчитывать не приходится.

Одно можно сказать с большой долей вероятности — поддерживать наступление на Невинномысск будут части люфтваффе с аэродромов Кореновская, Красноармейская, Краснодар (Кранодар-Центральный), Лабинская, Майкоп, Мирская, Нововеличковская, Тимошевская и Тихорецк. А вот нас — увы, пока фронт к нам не приблизится, никто не прикроет от избиения с воздуха! Потому что далеко и у наших истребителей нет возможности до нас добраться. Хотя Штеменко клятвенно обещал, что наша авиация приложит максимум усилий по разгрому авиации врага на его аэродромах. Но в это не сильно верится, так что придется нам как можно глубже зарываться в землю и надеяться только на свои силы и умения использовать трофейные зенитные орудия.

В принципе получилось, так как я и рассчитывал. Противник после получения "подарка" в виде эшелона с ранеными подарил нам лишние сутки относительно спокойной жизни. Не считать же ожидаемых налетов "Юнкерсов" с целью уничтожения аэродрома и ложных позиций противотанкистов в районе станции и на перекрестке дорог за сильное беспокойство. Мы как-никак на войне.

За эти сутки мы успели многое из задуманного — где смогли, восстановили старые и подготовили новые позиции, поставили в строй еще два артпоезда — "Пружаны" и "Барановичи" (бронепоездами их назвать язык не поворачивается), приняли с Большой земли пополнение и пополнили свои запасы.

По сведениям из штаба фронта авиация Черноморской группы войск нанесла удары по основным аэродромам и гарнизонам врага и вообще предупредили, чтобы готовились встречать наши наступающие войска. Что называется, поддержали как могли и на том спасибо...

А наутро навалились на нас со всех сторон, только успевай отбивать атаки и крутиться, направляя резервные взвода и танкистов на тот или иной угрожаемые участки. Благо с моего НП поле боя было видно, как на ладони и радиосвязь с подразделениями действовала безукоризненно...

* * *

* *

— Господин унтерштрумфюрер ( нем. SS-Untersturmfuehrer, равен лейтенанту вермахта) у меня что-то есть. Я отмечаю слабый сигнал, но он находится совсем в другой стороне.

— Покажи.

— Вот, пожалуйста. Сигнал идет слева по курсу.

— Да это, похоже, на то, что мы искали. Продолжай наблюдение Пауль. Я переговорю с пилотом, чтобы мы могли подойти к сигналу ближе.

— Оберефрейтор — обратился унтерштрумфюрер СС к пилоту. — Мы обнаружили сигнал, но он находится вон там. Можем сменить курс и пройти в том направлении?

— Да конечно, как скажите. В принципе мы не сильно отклонимся от указанного курса.

— Ну как Пауль?

— Сигнал стабильный. Похоже, идет вон с той возвышенности. Пусть пилот сделает пару кругов над ней, чтобы можно более точно определиться.

— Хорошо...

_________________

— Итак, унтерштрумфюрер вы утверждаете, что обнаружили устойчивый сигнал в районе города Невинномысска.

— Да господин гауптштурмфюрер ( нем. SS-Hauptsturmfuhrer, равен гауптману, ротмистру вермахта ). Сигнал идет с горы Невинская. Мы несколько раз специально пролетали рядом и над целью, чтобы более точно определиться.

— Задали вы мне задачу Питер. Город захвачен русским десантом. Для того чтобы выйти к цели потребуется выбить русских с горы. Вы не могли ошибиться?

— Нет. Роттенфюрер (нем. SS-Rottenführer, равен обер — ефрейтору вермахта) Гаух очень неплохой специалист.

— Я не сомневаюсь в компетенции ваших людей Питер. Просто хочу получить четкий ответ на свой вопрос. От этого зависит очень многое. Мы не можем ошибаться. Слишком много наших парней в прошлый раз погибло на Эльбрусе. Повторно допустить подобное мы не можем.

— Я все понимаю и утверждаю, что нами обнаружен искомый сигнал.

— Хорошо. Я так и доложу в Берлин и Кенигсберг...

_________________

— Господин оберштурмбанфюрер. (SS-Obersturmbannfuhrer, подполковник (оберст-лейтенант)) у нас наступила "Осень".

— Вы уверены?

— Да. Обнаружен устойчивый сигнал, фиксируемый уже несколько дней.

— Прекрасно. Поздравляю вас. Что предпринимаете?

— Пока ведем воздушное наблюдение. "Объект" находится на территории занятой противником. До вашего указания активных мер предпринимать не будем.

— Где конкретно находится "объект"?

— На вершине горы Невинская расположенной в городе Невинномысске. Русские там разместили баратею ПВО и строят оборонительные позиции.

— Вот как. Вы считаете, что они знают об "объекте"?

— Не думаю. Гора господствует над городом. Именно поэтому русские, и заняли ее. Батарея расположена в стороне от "объекта". Оборонительные работы ведутся так же в стороне. Наблюдателями не зафиксированы, какие-либо работы или интерес русских в районе расположения "объекта".

— Хорошо. Я понял вас. Спасибо за новости. Теперь слушайте внимательно.

Немедленно в течении суток эвакуируйте весь, еще раз подчеркиваю весь свой персонал из Майкопа на станцию Тихорецкая. Возможно, русские в ближайшее время попытаются напасть на Майкоп. Для вас в Тихорецкой уже зарезервированы помещения, а на аэродроме место и охрана для ваших самолетов. В случаи угрозы захвата русскими кого-то из членов экспедиции или тех, кто знает о цели экспедиции, примите соответствующие меры вплоть до ликвидации носителя информации. Подумайте, кого из членов экспедиции стоит вернуть в Германию.

Полеты в район Эльбруса не отменять и продолжать тестирование. Самолет хоть полдня, но должен вести там наблюдение. При необходимости используйте резервный комплект оборудования и запросите для себя еще один самолет.

В отношении "объекта". Продолжайте воздушное и если будет возможность то и наземное наблюдение. Договоритесь с командованием воздушного флота о подавлении средств ПВО противника в районе горы. С командованием 17 армии я думаю, мы в ближайшее время решим вопрос о блокировании и уничтожении сил русского десанта в районе города. Приготовьте группу захвата из числа подразделений охраны экспедиции, которая должна находиться в передовой линии блокады и быть готовой к немедленным действиям.

— Слушаюсь. Нам может не хватить людей. Потери личного состава после событий на Эльбрусе не восстановлены.

— О пополнении не беспокойтесь. К прибытию экспедиции в Тихорецкую там будут люди для вас. Кроме того в Сталино (Донецк) находится спецгруппа парашютистов, которая в ближайшее время тоже поступит в ваше распоряжение. Ее перебросят к вам самолетами. Очень надеюсь, что вы на этот раз сделаете все как надо.

— Я сделаю все возможное.

— Держите меня в курсе операции.

— Есть...

Глава

Из воспоминаний старшины Кармазина Ю.М., Брестская штурмовая бригада НКВД (АИ) .

После трех дней боев от батальона в строю осталось не больше роты, тем не менее, мы продолжали держаться в здании мельницы и шерстомойной фабрики. Все попытки врага выбить нас заканчивались безрезультатно и с большими потерями для него.

Я к тому времени как старший по званию за ротного был, всего десятком ходячих командовал. Зато каких — почти все из первого состава батальона — брестчане и рейдовцы, орденоносцы, красноберетчики. Одних только сержантов в моем подчинении было шестеро, из которых половина раненых, но отказавшихся уходить в подвал, где размещалась медсанчасть. Мы меж собой из-за красного кирпича, использовавшегося для строительства фабрики, корпус и позиции где держались, называли — "Кольцевой казармой", как в Бресте. Правда, тогда в крепости у нас только винтовки были, а тут 4-е пулемета, в том числе два станковых и пара РПГ помогали отбиваться от врага. Да еще боеприпасов и продовольствия было в достатке.

К вечеру того дня немцы выбили наших из Красной деревни и, разместив в ней свои гаубичные и минометные батареи стали с тыла засыпать фабрику и мельницу своими снарядами и минами, а затем совсем обнаглели и передвинули своих минометчиков и пулеметчиков ближе к берегу, а среди деревьев обосновались их корректировщики. Достать их из-за большой дистанции мы из своих пулеметов не могли, а батальонные минометы к тому времени уже были разбиты. Артпоезд "Брест" что нас поддерживал в эти дни, к тому времени тоже был подбит, его экипаж держал оборону около моста через Кубань и помочь нам уже ничем не мог. У нас сразу возникли проблемы с перемещением между корпусами и позициями, увеличилось количество раненых.

Около полуночи к нам прибыл парторг батальона младший политрук Федоров. Собрав бойцов, он сообщил, что принято решение направить на противоположенный берег группу, которая должна уничтожить батареи врага. Пойдут только добровольцы. У нас согласились идти все, но чтобы не оголять оборону участка из роты отобрали только троих — меня, гранатометчика Колю Новикова (он один из расчета своего гранатомета остался) и пулеметчика Федора Иванцова.

Всего со всех подразделений батальона отобрали двадцать три человека — взвод. Все "старики" прошедшие огни и воды. Нас собрали в штабе, где и поставили задачу — через час двумя группами переправиться на тот берег.

С собой мы несли боезапас и трофейную взрывчатку, найденную на немецком артиллерийском складе еще в первый день высадки. Для переправы саперы из подручных средств нам плоты сделали и лодки на берегу насобирали. Однако до берега еще надо было добраться, все подходы к реке простреливались врагом.

Подобрав себе плавающее средство, мы бросились к воде. Это не осталось незамеченным. Начался жестокий артиллерийско-минометный огонь, снег почернел. Много наших ребят полегло еще на подходах к берегу реки.

Уже сидя в лодке, Коля Новиков попросил меня поменяться местами. Только пересели — ему осколком снесло череп. А другому — Федору Иванцову — раздробило колено. Я остался в лодке не раненым один, вокруг люди тонут, плоты переворачиваются. Кому смог помог забраться в лодку, и мы на осевшей по самые борта лодке погребли к другому берегу.

Рядом с нами в метрах пяти на плоту гребли пулеметчики Леня Тимофеев, Костя Артемьев, Бештоев Умар и еще парторг Федоров. Прямым попаданием мины их разнесло на моих глазах — доски и люди разлетелись в разные стороны...

Под огнем врага мы все же смогли добраться до берега. Выбирались на обледеневший берег, помогая друг другу. Вместе со мной из остатков двух групп, начавших форсирование, добрались 12 человек. Почти сразу же мне осколком раздробило ногу, но я дополз до своих, занимавших круговую оборону среди деревьев. Где-то правее вела бой еще одна группа, успешно переправившаяся через реку и, видимо, уже добравшаяся до немецких пулеметчиков.

Тянуть было нельзя. Все кто был ходячий, во главе с лейтенантом определившись с направлением и преодолев проволочное заграждение, рванула вперед. Остальные ползком двигались следом за ними. Обойдя с фланга немецких минометчиков, ударили по батарее. Двенадцать раненых и обмороженных бойцов в тяжелом бою захватили батарею. Развернув три уцелевших в бою батальонных миномета, они по световым зарницам от выстрелов гаубиц обстреляли позиции гаубичной батареи. Огонь вели, пока был боекомплект, и не замолчали гаубицы, а затем отбивали атаки немцев и румын, наступавших со стороны Красной деревни.

Подмоги не ждали. Знали, что на этом берегу наши части тоже вели бой в окружении. Рацию еще на переправе осколком мины повредило. Связи с соседями не было. Все же в нас теплилась надежда, что они, услышав бой на берегу поддержат нас минометным огнем или прорвутся к нам на соединение. Но, ни огня, ни помощи не было, а только озверелые от потерь атаки врага.

Когда убили лейтенанта, командира группы, понял, что шансов на спасение у нас нет. Дрались до последнего, несколько раз сходились в рукопашную, но удержали свою позицию. Я из-за ранения участвовать в атаке не мог — лежал за трофейным пулеметом МГ-42. Позицию себе в старой воронке от снаряда оборудовал. Патроны мне Мальцев Гена из 1-й роты набивал. Он тоже не ходячий был — в обе ноги осколками раненый.

После последней атаки немцы нас со стороны деревни стали закидывать минами. Рядом с нами одна такая разорвалась. От страшной боли в ноге потерял сознание. Очнулся в утренних сумерках — вокруг одни убитые. Где-то в стороне шел бой — било несколько пулеметов и громыхали гранаты. Изредка в той стороне взлетали осветительные ракеты. Кто их пускал наши или немцы не знаю. Мы же тоже трофейными пользовались.

Пока был в сознании, собрал боеприпасы, что нашел на своих и чужих трупах. Наших парней я в одно место стащил, а немцев и румын выбросил в сторону. Жалко было ребят, с которыми столько прошли и в Беларуси и Москве да здесь на Кавказе. Слезы сами собой стали наворачиваться. Что толку от того что я плакал, что я этим мог изменить или кого вернуть? Все мы смертны, знали, на что шли! Год назад после тяжелого боя в крепости тогда еще комбат и лейтенант товарищ Седов правильно сказал: — "Слёзы подождут. Сперва убей врага, потом оплакивай павших". Добрать до врага я самостоятельно не мог, боялся, что сил не хватит, и снова потеряю сознание, но вот навредить я еще мог. Как учили, заминировал трупы врага гранатами — придут фрицы утром своих собирать, напорются. Глядишь, еще пара-троечка с моей помощью на небеса отправится.

Сдаваться в плен я не собирался. В Белоруссии насмотрелся, что это такое. Патроны и гранаты были, кое-что из еды тоже по ранцам нагреб. Подкрепившись едой и водкой, перевязавшись чистыми бинтами, почувствовал себя куда как лучше. Потому принял решение дождаться ночи и перебраться через реку обратно к своим. Что здесь смерти дожидаться, а там глядишь, еще своим помогу. Пополз обратно к реке. Полузатопленная лодка, на которой мы переправлялись так и осталась привязанной к дереву. При свете дня переправлять было глупо, как и оставаться у лодки. Немцы могли обнаружить. Стал искать укрытие. Неподалеку от этого места увидел несколько поваленных разрывами деревьев. Пробрался туда, сделал себе лежку и приготовился к бою. На удивление после боя немцы не стали прочесывать берег и я в своем убежище дождался темноты.

Как удалось вернуться на свой берег — не помню. Стонал от боли в снарядной воронке, когда меня нашли санитары, наложили на бедро жгут и перенесли к медикам в подвал фабрики.

Уже там после операции, когда я пришел в себя, мне сказали что на том берегу все еще остается группа из 8 наших ребят вооруженных ручным и станковым пулеметами удерживает плацдарм, а из нашей группы больше никто не вернулся.

Глава

Из воспоминаний красноармейца Калина И.Н., Брестская штурмовая бригада НКВД . (АИ)

Я, был связным в саперной роте. Радио и телефонная связь это хорошо, но когда их нет, то выручают ноги. Первоначально бегал, связывался с командирами взводов своей роты, а потом с ротами и батальонами бригады.

Штаб и часть подразделений бригады располагались и держали оборону на Невинской горе. Она возвышается над городом и видна практически из любого района Невинномысска, да и за его пределами тоже. В начале 19 века, когда ещё не существовал город Невинномысск, на вершине этой горы был построен казачий редут, позволяющий стремительно реагировать на частые в те времена нападения местных кавказских народов. С вершины горы открывается изумительный вид на город Невинномысск и его окрестности. На севере даже можно увидеть гору Стрижамент (самая высокая гора Ставропольской равнины), а на юго-востоке при хорошей ясной погоде виднеется Эльбрус — отец всех кавказских гор. Чтобы добраться до вершины горы, где располагался КП бригады надо почти два километра по дороге вверх подняться, да еще километр по самой вершине пробежаться. Вот мне и приходилось в день по нескольку раз туда-сюда бегать.

"Немедленно в 1-й батальон", "Копать убежище 2-му взводу!", "Минировать дорогу к станции!" — такие команды чуть ли не круглые сутки мне поступали. А ночью таскал мины и снаряды с трофейного склада, крутил и ставил колючую проволоку, копал, восстанавливал вместе со своим взводом окопы и блиндажи, построенные еще летом.

Как пружина, сжимаясь и разжимаясь, дышала передовая, отступая и наступая попеременно. Вроде только в одном месте отобьешься, как другой стороны наваливаются.

На третий день после взятия города узнали: 3-й батальон попал в окружение. Зажали их немецкие и румынские егеря, прибывшие из Майкопа, на участке обороны между Нагорным кладбищем — мельницей и станцией "Чистая". Сердце сжалось до боли: выдержат ли, выстоят ли ребята? А дней через шесть новость: из окружения вышли 200 человек — одна рота. Остальные полегли на поле брани, отражая атаки оккупантов.

Вскоре и 1-й, и 2-й батальоны постигла участь окружения. С Ворошиловска (Ставрополя) и Буденновска подошли к немцам подкрепления и зажали наших ребят в тиски. Героически сражаясь, истекая кровью, батальоны, разорвав немецкие клещи, с большими потерями, вышли из окружения. Пробились к своим и закрепились на Крестовой горе.

Парни, из противотанкового артдивизиона, державшие оборону в районе станции "Невинномысская" тоже в окружение попали, но смогли вырваться оттуда и прорваться к нам. О тех боях Мишка земляк рассказывал.

Группа до 35 танков и бронетранспортеров с пехотой противника развернулась перед фронтом 1-й батареи дивизиона и атаковала ее.

Артиллеристы выждали, пока танки приблизились примерно на 500 метров, и открыли меткий огонь. В короткой схватке батарея подбила 13 танков, из них 5 полностью сгорели. Противник не выдержал и отошел, но ненадолго. Через 40 минут, получив подкрепление и разделившись на две группы, вражеские танки пошли в обход батареи, чтобы атакой с флангов взять ее в клещи. Да только просчитались. Наши парни, зная тактику и привычки врага, за это время сменили позиции и встретили его, как подобает — подбили еще 10 танков, 4 бронемашины врага и уничтожили до двух взводов пехоты.

Следующая атака была уже через час. Немцы подтянули артиллерию и вызвали авиацию. Штурмовики несколько раз бомбили позиции противотанкистов спрятанные среди складов и пакгаузов. Два орудия повредили и одно уничтожили. Потом "рама" над ними висела, корректировала огонь вражеской артиллерии. Затем снова пошли танки, в том числе и наши трофейные тридцатьчетверки.

Бой был очень тяжелым. Немцы, преодолев минное поле, прорвались на позиции батареи и применили против батарейцев огнеметные танки. На батарее то и дело возникали пожары. Горели здания складов, воспламенялись деревянные ящики со снарядами, горела одежда на бойцах, но батарея стойко продолжала сражаться, ведя огонь до последнего снаряда, отбиваясь гранатами и пулеметным огнем. До тех пор как огнем из танков не было разбито последнее орудие батареи, она уничтожила еще 4 танка. В этом бою на батарее было 17 человек ранено и 4 убито...

Еще одна группа вражеских танков нанесла удар по 2-й батарее державшей оборону у Красной Деревни...

Батарея героически сражалась до последнего снаряда, и когда боеприпасов не стало, а танки вплотную подошли к огневой позиции, в ход были пущены противотанковые ружья и бутылки с горючей жидкостью. В этой схватке 2-я батарея уничтожила и подбила 9 танков и 15 бронетранспортеров с пехотой. Но силы были слишком неравны, и многие бойцы батареи сложили голову у своих орудий...

Наши потери были велики, но и немцы несли изрядный урон. Да еще какой! Одних танков на подступах к "Низкам" (район Невинномысска) два десятка, да еще столько же на подступах к станции "Зеленчук" обугленные стоят.

Держались! К удивлению немцев и всех остальных — держались, ни на шаг не отступили!

Питались всухомятку: ротная кухня была разбита прямым попаданием бомбы.

Порой забывалось, когда грыз "керзу" (соленую прессованную ячменную плитку-брикет). Чай в котелках грели, снег топили и пили. Единственный водный источник — река — взбаламучена взрывами бомб и снарядов, местами завалена трупами. Ни мы, ни немцы не успевали хоронить убитых. Когда выдавалась минута тишина, мы все-таки своих погибших старались выносить в тыл и хоронить недалеко от вершины горы в общей могиле рядом с остатками старого редута.

Бесконечные артиллерийские и минометные обстрелы, скрежет их "Ванюш", трескотня пулеметов, автоматов, винтовок сливались в сплошной ошеломляющий грохот и гул. А здесь "хейнкели", "юнкерсы", "мессершмидты" — заразы, висели над нашими головами, пикируя, включали разноголосые сирены, наводя страх и ужас. Наши зенитчики старались, как могли. Пять стервятников за эти дни навсегда приземлили. Да еще штук пять точно повредили — с дымами в сторону Ставрополя уходили.

Нервы напрягались до предела. И ночью не стихали бои. Мы старались улучшить свои позиции и сбросить егерей вниз. Контратаковали. Ползком приближались к вражеским окопам и забрасывали их гранатами и бутылками с зажигательной смесью, а потом сходились врукопашную. Немцы, я уж не говорю про румын, не выдерживали. Бежали как наскипидаренные. Особенно те, кто из тыловых служб был. С егерями было сложнее. Обученные, верткие. Но и их гоняли. Комбриг, когда на станции вагоны с топливом захватили, дал команду собрать по городу все пустые бутылки и заполнить их "зажигалкой". Вот мы ими врага и жгли. Уж что там за жидкость была, не знаю, но горели вражеские позиции и блиндажи просто отлично.

Страшно хотелось спать, от усталости и бессонницы валился с ног. Но только команда "Связной!" — открывались глаза, и я стоял перед начальством, получая очередное задание.

Целыми днями и часами плевался: во рту, на зубах песок, земля. При бомбежках и обстрелах открывал рот, как нас учили, чтоб не лопнули ушные перепонки.

Вместе с нами сражались, и жители что к нам присоединились после освобождения города.

"Неужели нам не будет никакой помощи? Батальоны, роты тают на глазах", — такие мысли иногда приходили мне в голову. Спрашивали свое начальство и красноармейцы, и младшие командиры те, что недавно к нам в бригаду попали: "Где же наши? Силы на исходе!". Ответа естественно не получали. Но каждую ночь с "Большой земли" к нам прорывались транспортные самолеты и бомбардировщики. Они сбрасывали к нам на вершину грузы с боеприпасами, медикаментами и продовольствием, а потом бомбили позиции врага. С наступлением темноты группы авианаводчиков и разведчиков специально спускались вниз и наводили нашу авиацию на врага. Насколько я знаю (от связистов слышал) в городе среди местных жителей были группы наших ребят, которые тоже помогали с наводкой авиации. Поэтому немцы и не могли воспользоваться мостами для переправы через реку.

После гибели нашего командира роты непосредственное командование над остатками взводов легло на начальника инженерной службы бригады майора Рябова — плотного, высокого сибиряка, умного, мужественного и олимпийски спокойного командира, он часто вышагивал на переднем крае, давая указания и команды, где и как минировать (запас трофейных снарядов был очень большим), какие ставить заграждения.

"Пулей в ущелье!" — это мне его команда. Вчера с ним был в глубоком узком овраге, где сегодня взвод копал, строил, оборудовал новое укрытие под штаб бригады, бумажкой-приказом в руке бегу сломя голову, на ходу соображая, как побыстрее добраться до указанного места.

Прибежал — а ущелья нет! Несколько минут назад немецкая авиация бомбила это место. Две бомбы, угодившие в края оврага, сомкнули его, живьем похоронив двадцать человек. Только троих откопали. И все это под огнем врага. Справа шел бой: трещали автоматы, взрывались мины, снаряды, над головами выли сирены пикирующих "юнкерсов". В двухстах метрах по краю склона двигались три немецких средних танка, обстреливая наши позиции. Два расчета бронебойщиков в окровавленных повязках и расстегнутых грязных ватниках подпустив танки поближе, из своих "удочек" сбили с них спесь, а потом лейтенант из пистолета расстрелял танкистов пытавшихся удрать из подбитых танков. Стрелял он как в тире — по пуле в мишень. Ни одной не промазал.

Помнится, за несколько дней изнурительных боев оставшиеся живыми в батальоне автоматчиков не выдержали, отступили метров на двадцать, оставив свои позиции на южном склоне. Все мы были этим огорчены и даже подавлены, комбриг — особенно. Он написал записку комбату: "Продержитесь до утра!".

А что будет утром? Неужели нам будет подкрепление? Или какая другая помощь?

Свечерело быстро. Путь к своим ребятам я знал хорошо. Пошел. Где можно, бежал, где нужно, полз. Все же чувство страха охватило меня — окопы наши, но в них никого нет. А вдруг немцы еще дальше продвинулись?! Вдруг слева из-за завала тихо так и в то же время грозно: "Стой! Кто идет?!". "Свои!". Я несказанно обрадовался.

Что же случилось? Немцы, захватив наши окопы, праздновали победу. Как потом мне рассказали ребята, вместе с пулеметными очередями со стороны неприятеля доносились ошалелый смех, разливы губной гармошки и крики: "Рус, сдавайс!". Немецкие егеря явно переоценивали свои силы и возможности.

Оценив обстановку, помкомвзвода (не помню его фамилию), других командиров в роте не было, организовал внезапную контратаку. С криками "Ура!", да с гранатами в руках бросились красноармейцы на очумевших немцев. Те не ожидали такого удара и нахальства, не выдержали боя — позорно бежали. Окопы снова стали наши. Здесь же парням остались хорошие трофеи: оружие, боеприпасы, вещи, продукты питания. Кое-что из съестного и мне досталось: хлеб, колбаса... шнапс...

Когда в очередной раз я приполз к нашим радистам, они сообщили радостную весть: нашими войсками взяты Ворошиловск (Ставрополь), Буденновск, Прохладный, Моздок и Майкоп. Идут бои за Белореченск и Лабинск. Еще немного и "Армия Клейста" будет полностью окружена, а к нам придет помощь.

— Подождите, радоваться будем позже! — Серьезнейшим образом предупредил нас сержант. — Сегодняшнего дня, нам с вами, нужно быть особенно бдительными и осторожными. Немцы с румынами сейчас все силы чтобы нас смять и освободить дорогу на север, кинут. Мы же им тут дороги перекрыли и под своим огнем держим. Вот они и попрут на нас.

Так оно и оказалось. Еще двое суток мы дрались в полном окружении врага, огнем своих минометов не давая ему возможности, навести переправу через Кубань, а потом подошли войска Южного фронта...

* * *

* * *

...— Как проходит операция гауптштурмфюрер?

— Сигнал продолжает устойчиво фиксироваться. При наличии хорошей погоды наш самолет постоянно ведет наблюдение. Для наземного наблюдения используется одна из подвижных станций. Наши войска в Невинномысске везде теснят русских. Силы противника первоначально оцененные в десантную дивизию не подтвердились. По показаниям пленных и осмотра документов погибших против нас действует отдельная бригада НКВД, переброшенная по воздуху из Орджоникидзе. Продвижению и ликвидации противника мешают сплошные минные поля и активность русской пехоты, большая насыщенность ее автоматическим оружием и средствами противотанковой обороны. Наши войска несут просто огромные потери от огня снайперов противника. Против наших снайперов и пулеметчиков действуют группы противника, вооруженные мощными снайперскими винтовками.

Группа захвата и технической разведки находится в непосредственной близости от линии соприкосновения. Как только линия фронта подойдет к горе, она начнет действовать.

— Не спешите вводить ее в бой. Пусть линейные войска закончат окружение и ликвидацию остатков русского десанта, а уже потом выдвигайте группу для захвата района "объекта". Постарайтесь не допустить туда солдат линейных частей. Нам не нужны лишние свидетели. — Понятно.

— Что с уничтожением средств ПВО на горе?

— Зенитная артиллерийская батарея уничтожена. Сейчас там действуют только зенитные пулеметы находящиеся недалеко от "объекта". Нам стоит больших трудов удерживать "птенцов Геринга" от нанесения удара по позиции зенитчиков.

— Не сдерживайте их. Дайте просто координаты, куда не при каких условиях не надо наносить удар. Чем больше будет убито русских, тем лучше. Нашим ребятам будет проще работать. Вы продумали вопрос о применении парашютистов?

— Да.

— Меня беспокоит положение на фронте. Русские в любое время могут прийти на помощь своему десанту.

— В районе Ворошиловска (Ставрополя) русские несут большие потери в живой силе и технике. Наши новые тяжелые танки очень хорошо блокируют танковые удары русских рвущихся в сторону Армавира. Дивизия "Викинг" держит удары на Невинномысском направлении.

— Все это хорошо. Но меня беспокоит, то, что рано или поздно русские все равно прорвутся. Поэтому я думаю, вам стоит рассмотреть другие варианты захвата "объекта" чем лобовая атака.

— Парашютисты уже изучают возможность высадки на гору.

— Хорошо. Действуйте по обстановке. В случаи высадки десанта. Не забудьте в его состав включить группы несколько наших парней с кинокамерами. Рейхсфюреру и остальным будет интересно увидеть все происходящее.

— Я понял. Сделаю...

Глава

Из беседы штабных офицеров вермахта 15.12. 1942 г. Орша

Вильгельм с удивлением смотрел на то, как Карл достал из портфеля и поставил на стол бутылку французского коньяка, банку сардин и коробку кубинских сигар.

— Что это ты так расщедрился? Или я что-то пропустил?

— Я выиграл спор, а это твоя доля.

— Интересно о чем был спор, раз я в нем участвовал, а сам даже и не знал об этом?

— Не волнуйся. Все было в рамках приличия. Просто я поспорил с Фридрихом и его штабными умниками, что твой прошлый прогноз развития событий на фронте ГА "Север" верен.

— Судя по выигрышу, так оно и есть?

— Да. Русские на Новгородском и Красногвардейском направлениях перешли в наступление. В районе Новгорода они смогли вклиниться на ряде участков нашей обороны на 600-1000 метров. Но "Северный вал" в целом пока держится и продолжает борьбу.

— Ожидаемо. Там собраны наши не самые плохие силы. Впрочем, как и у русских. Кроме того у них под Новгородом имеется неплохой плацдарм. Могут сработать на окружение там наших войск, если мы надолго задержимся в Новгороде. Ну а дальше пойдут в направлении Батецкий, Луга и Шимск. Так что если будешь еще спорить, то можешь повышать наши ставки.

— Договорились. Тебе не интересно, что происходит на других участках? — О том, что творится у нас, я и так могу сказать — мы продолжаем пытаться пробиться к Великим Лукам и Невелю. Зря при этом кладя людей и истоньшая свои невеликие запасы. Русские нам не вернут захваченное.

— Тем не менее, мы, же фланговым ударом смогли вернуть контроль над целым рядом участков фронта и даже вырвались на несколько километров вперед.

— Смогли. Но какой ценой! Ты видел последнее пополнение? Среди него практически нет ветеранов даже прошлого года. Одна молодежь, не нюхавшая еще пороха и недавно прошедшая обучение. А у русских там отлично обученные ударные и штурмовые части.

— И что же? Нам не наступать?

— Наступать. Потому что другого нам не остается, а еще усиливать свою оборону на Минском, Оршанском и Смоленском направлениях. Пытаться выбить русских из Белого и Велижа.

— Ты думаешь, что русские скоро ударят туда?

-Да я тебе не далее чем дней десять назад об этом говорил. Как и подготовке удара, русскими под основание Воронежского выступа.

— Говорил. К твоим рекомендациям в штабе ГА уже прислушались и принимают соответствующие меры. Хорошо, а что ты скажешь о высадке русского десанта в Невинномысске?

— Умно. Даже слишком. Лишить войска Клейста единственной железнодорожной ветки снабжения — равносильно поражению всей нашей группы войск действующей на Кавказе. Но русские сами себя перехитрили или у них далеко идущие планы.

— Почему ты так решил?

— С имеющимися в их распоряжении силами провести полное окружение 1 Танковой армии на линии Ставрополь — Невинномысск — Черкесск не получится. Войска Южного фронта русских не смогут удержать линию окружения. Могу поспорить с кем угодно, что Клейст уже давно все просчитал и выводит свои войска из под удара.

— Вот как! Почему ты так решил? Сообщений об отводе его войск к нам не поступало.

— Все довольно просто. С его силами атаковать войска русских обороняющихся на линии Моздок — Орджоникидзе было просто глупым и бессмысленным. Максимум на что можно было рассчитывать это до весны удерживать захваченные позиции, но он вынужден был подчиниться приказам Ставки, и, выполняя их, бросил в бой своих ребят. Наступление развивалось не очень хорошо. Нашим солдатам пришлось прогрызать хорошо подготовленную и продуманную оборону противника, что не очень-то у них и получалось. Я думаю что, опять-таки видимо подчиняясь приказам сверху, Клейст ввел в бой свой ударный танковый кулак — 3 танковый корпус. Одновременно с этим из полосы своей армии он начинает эвакуацию раненых и тыловых частей. Я могу ошибаться, но разрешения на это он в Берлине не спрашивал.

— Откуда ты об этом знаешь?

— Посети госпитали и поспрашивай у персонала кого и откуда привезли в последнее время. Тебе многое станет понятно.

— Я вообще то думал что раненые ГА "Юг" должны лечиться на подконтрольной ей территории.

— Увы, нет. Еще с весны все наши госпитали на Украине завалены ранеными. Свободных мест там практически нет под лечебные заведения используются все более или менее пригодные помещения. Вот раненых, особенно танкистов, солдат восточных батальонов и румын, рассылают на лечение по разным местам, в том числе и к нам.

— Не знал об этом.

— Ты еще о многом не знаешь мой дорогой начальник, так как мало общаешься с тыловиками. Мне же приходится, заметь по служебным вопросам, с ними часто общаться. Решая проблему экипировки и снабжения забрасываемых агентов.

— У меня своих дел хватает.

— Я тебя не упрекаю. Прекрасно знаю о твоих проблемах, а о раненых рассказал для сведения. Нам бы, кстати, тоже не мешало бы отправить их в Польшу или фатерляйн.

— Спасибо. Я подскажу парням из штаба по поводу раненых. Прости, я тебе перебил, продолжай.

— Дальше начинается самое интересное — русские с началом нашего наступления на Орджоникидзе выбрасывают крупный десант и захватывают узловую станцию в нашем глубоком тылу. Используют при этом словно по шаблону тот же маневр и те же силы что и в Минске прошлой зимой. И главное делают это примерно в те же сроки.

-Я это тоже заметил. Действительно ударной силой, снова, как и тогда выступает Брестская штурмовая бригада НКВД. Мне вот только непонятно — где русские смогли набрать столько транспортных самолетов для переброски стольких соединений? Ведь мы практически знаем все об их авиации. Наш агент в штабе русской авиации давал точные сведения о наличии самолетов на каждом фронте.

— Кто его знает. Он мог просто не успеть сообщить нам о концентрации транспортных самолетов на Кавказе. Или этот вопрос тайно без привлечения ВВС был решен представителями НКВД с "союзниками" и они предоставили свои самолеты из Ирана для десанта.

-Да такое вполне могло быть. Оставим этот вопрос пока в стороне до получения более точных сведений. Продолжай.

— Посмотри, как отреагировали на высадку десанта оба командующие армиями группы "А".

Клейст останавливает свое наступление и под ударами русских начинает медленное отступление. От рубежа к рубежу выматывая наступающих и заставляя их все время "придерживать шаг". Именно поэтому русским никак не удается применить свои подвижные соединения казачьи корпуса и крупные силы танкистов.

Его коллега из 17 армии в это время своими резервными частями блокирует район высадки десанта и начинает прощупывать оборону города. После первых же столкновений переходит к обороне и усиливает блокаду, в том числе с воздуха.

Русские вместо того чтобы начать свое долгое время готовившееся наступление на Краснодар, бьют через горы на Майкоп и после короткого ожесточенного боя с горными егерями захватывают его. Лишая нас последних иллюзий на получение оттуда нефти и крупного аэродрома нашей истребительной, бомбардировочной и транспортной авиации. Затем они через Лабинск, где находится еще один крупный аэродром теперь уже истребительной авиации, пытаются прорваться к Невинномысску.

На это Руофф снова реагирует блокирующими и фланговыми ударами. Чем останавливает продвижение русских, отбрасывает их обратно к Майкопу.

Южный фронт русских своим левым флангом в составе 2 общевойсковых и одной танковой армий переходит в наступление и прорывается к Ставрополю. Захватывает его. Только после этого продвижение русских вперед заметно уменьшается — они натыкаются на части корпуса "Ф", заранее усиленные Клейстом танковым полком и несколькими артиллерийскими дивизионами, а так же части сил 3 румынской армии, которые наносят фланговый удар из района Буденновска и Армавира по наступающим русским армиям. Бои сразу же становятся ожесточенными. Русские несут большие потери в своих танках. Против них выступает и большая удаленность от баз снабжения и сама природа — снег, ветер и мороз.

С началом боев под Ставрополем из Кавказских Минеральных вод начинают свое наступление части дивизии "Викинг", снятые с фронта и опять-таки заранее там сосредоточенные в исходном районе. Взять с ходу Невинномысск они не смогли, потеряли довольно много техники, поэтому частью сил присоединяются к блокированию гарнизона русских в Невинномысске, а остальными подразделениями наносят удар в направлении Ставрополя. Понимаешь, о чем я говорю?

— Ты хочешь сказать, что Клейст и Руофф видя сосредоточение русских сил, не ставя в известность Берлин, заранее готовили отступление своих войск с Кавказа.

— Да. Этим они фактически спасли войска 1 Танковой армии от полного окружения и истребления. Клейст арьергардными боями сдерживает наступление русских войск с фронта и постепенно отступает, выводя свои войска из возможного "котла" через коридор Черкесск — Невинномысск.

— Но при этом он потерял огромное количество техники! Я где-то встречал данные о потерях 1 танковой армии — 300 танков брошенных только под Орджоникидзе. К этому надо добавить огромного количества артиллерии и транспорта на пути к Минеральным водам.

— Это так, но зато он спасает своих людей из ловушки. Вывести технику и тяжелое вооружение он из-за отсутствия топлива вряд ли бы смог. Объемов поставляемых ГСМ ГА "Юг" не хватало уже летом во время боев под Харьковом. И как я понимаю, наш удар на Кавказ был направлен именно для получения запасов кавказской нефти.

— Это понятно нам, но как на это посмотрят в Берлине.

— Я думаю, что если Клейсту удастся вырваться из окружения и занять оборону по Кубани, то в скором времени у нас будет на одного генерал-фельдмаршала больше.

— Это конечно хорошо, но у меня есть еще один вопрос — почему, по-твоему, на Краснодарском направлении не наступает Черноморская группа войск Северокавказского фронта?

— Они ждут, когда Руофф снимет с фронта еще пару частей, а это поверь мне, скоро будет сделано.

— Для усиления Кубанского фронта?

— Да. Клейсту может не хватить времени для занятия устойчивых позиций и переформирования, обескровленных боями частей. Поэтому и потребуются свежие части для сдерживания наступления русских. Так как взять их неоткуда, то Руофф снимет их из под Краснодара. Тогда-то генерал Петров и нанесет свой удар, который будет поддержан ударом Южного фронта на Ростов.

— Получается, что русские готовят нам "новые Канны"?

— Да тысяч так на триста, а с учетом примкнувших к нашим войскам на Кавказе противников советской власти то увеличь эту цыфру вдвое. Но этот "котел" сварится только в том случаи если наши умники их ОКВ и ОКХ не найдут резервов для Клейста и Руоффа. А из таких я вижу лишь 4-ю Танковую и часть сил 4-й румынской армий. Ну и переброску очередной порции "пушечного мяса" с Запада. Благо там нет войны, а наши части несут лишь гарнизонную службу.

— Если убрать 4 Танковую из "Воронежского выступа", то может обвалиться весь наш фронт под Воронежем.

— Так и будет. Русские ударят под его основание. Именно поэтому они и концентрируют свои танковые и ударные части. Сразу же, как только они обнаружат убытие частей 4-й танковой армии, и будет нанесен удар, направленный на окружение всей нашей действующей там группировки. Получится у русских или нет, сказать не могу. Мало данных о созданных ими ударных группировках в том районе. "Смерш" и войска НКВД по охране тыла фронтов слишком частым гребнем прошлись по нашей агентуре в том районе. Я уж не говорю о работе русской радиоразведке и подразделений радиоборьбы активно вычисляющих наших радистов. Хорошо еще, что мы пока можем получать сведения из других мест.

— Страшную картину ты нарисовал Вильгельм. Исходя из тобой изложенного — мы на грани очень большой катастрофы и полного проигрыша кампании. Какой выход ты видишь из этого?

— Выход один — немедленно начать отвод войск с Кавказа и усиление обороны под Ростовом. Иначе мы потеряем не только их, но и те части, что сейчас ведут бои в Воронежском выступе.

— Тебе придется завтра лететь в Берлин. Я хочу, чтобы ты срочно донес до Адмирала свои мысли и выкладки.

— Берлин это хорошо... Но удастся ли "Старому Лису" переломить ситуацию ... Вот в чем вопрос.

— Будем на это надеяться. Я пойду, позвоню ему и попрошу срочно встретиться с тобой.

— Хорошо...

Глава

"Кавалерия прибыла вовремя!" — так, по-моему, говорят во всех американских фильмах, когда приходит помощь. Если бы наши задержались еще на пару дней, даже и не знаю, чтобы осталось бы от бригады и так кучу народа потеряли.

Много ли времени надо, чтобы преодолеть 50 километров? По мирной жизни да по хорошей дороге час — максимум. А на войне? У Южного фронта на это ушло трое суток. Хорошо еще, что вообще дотопали, а то я со своего КП насмотрелся, какие бои шли на дороге к нам.

Немцы как с ума посходили, контратакуя при первой же возможности. "Викинги" — мать их! Высшая раса! Вместе с румынами и иными союзниками пытались удержать лавину наших наступающих войск, тем не менее, лезли напролом. Танков нажгли, что наших, что своих не один десяток. Все поле заставлено горелыми машинами. На пистолетный выстрел сходились. Людей тоже немало пало с обеих сторон. Но все равно наши вышли победителями и отогнали их за Кубань.

Надо отдать должное и врагу. Свою задачу части врага все же выполнили — дали возможность Клейсту вывести свои войска из окружения. Шли они мимо Невинномысска через коридоры между Черкесском и Ставрополем. Поезда из Минвод доходили до разъезда "Дворцовый", где разгружались и пустыми вновь уходили в сторону Минвод. Войска плотными и широкими колоннами катили мимо Невинномысска в сторону Армавира по заснеженной равнине. Достать мы их не могли. Не было в нашем распоряжении дальнобойной артиллерии. 120 мм минометы достать врага, увы, не могли. Сколько ушло войск из "котла" не знаю, но много. День и ночь шли. С хорошим "воздушным зонтиком" — их авиация все время прикрывала свои войска и помогала отбивать атаки наших войск.

На это время немцы даже про нас "забыли". Не то что совсем — но во всяком случаи стали куда меньше над нами висеть и мы смогли хоть чуть-чуть перевести дух. С наземными войсками мы более или менее справлялись, а вот с авиацией у нас были серьезные проблемы. Отбивать ее атаки стало практически нечем — все зенитные орудия накрылись, только пулеметным огнем и отбивались. Стараясь одновременно с этим удержать и свою наземную оборону, а то было дело — прозевали атаку, когда под прикрытием атаки своих "воздушных хулиганов" немецкие егеря на мой КП прорвались. Спас нас тогда Перстень.

Укрывшись от бомбежки под толстым накатом землянки и доверившись наблюдателям, мы решили попить чая. Шестерка "Штук" (Юнкерс Ju 87, пикирующий бомбардировщик Ю-87, свое название "штука" получил от нем. Sturzkampfflugzeug, еще одно название "лаптежник",) в очередной раз атаковали позиции зенитной батареи, ложные позиции минометчиков и окопы рядом с вершиной горы. Именно в той стороне рвались бомбы.

Наверху стучали пулеметы зенитного взвода, отбивавшего атаку с воздуха, ниже по склону рвались мины и снаряды очередного обстрела. Младший сержант Никулин был за наблюдателя и сидя у входа в землянку комментировал происходящее и считал количество разрывов на наших позициях. Все было так же как всегда. Мы впятером сидели и пили чай, когда Перстень стал слегка жечь палец, на котором он был одет.

Вообще Перстень в последнее время вел себя своеобразно — периодически на его камне появлялась и перетекала ярко красная точка. Возникала она в любое время суток, светила час или два, а потом исчезала. Я сначала внимания на это не обращал — мало ли что в душе у камня творится. Но потом обратил внимание, что чаще всего это связано с очередным налетом немецкой авиации. Заинтересовавшись, даже вроде как выяснил, с чем это может быть связано — одиноким Ю-88 ( Юнкерс Ju 88 многоцелевой самолёт люфтваффе) периодически появлявшимся в нашем районе и не принимавшем участие в бомбометании со всеми остальными, а висевшем несколько в стороне. Может быть, я и ошибаюсь насчет него, но точка на камне всегда была в той же стороне, что и "Юнкерс".

Вот и в тот день он был среди самолетов, что утюжили нас. Капля вновь шла по камню. Была она по размерам несколько большем, чем всегда, и я решил посмотреть, с чем это могло было связано. Только и успел выйти в ход сообщения, как небольшая бомба обрушилась на крышу землянки. Крыша выдержала, а вот нас с Никулиным ударная волна отправила на дно окопа и присыпала землей.

Сколько мы так пролежали — минуту-две не знаю, но когда я поднялся и стал осматриваться вокруг, то заметил спускающихся с неба немецких "одуванчиков". Выбрасывала их тройка "Ю-52" (Юнкерс Ju 52 пассажирский и военно-транспортный самолет люфтваффе) под прикрытием пары истребителей, а "штуки" уходили на север. И то хлеб! Вовремя я погулять вышел!

Трофейный МГ-42 прикрытый плащ-палаткой стоял на бруствере. Никулин, все еще приходя в себя, тряс головой, так, что пришлось мне самому взяться за пулемет и заодно звать из землянки на помощь остальных.

В это же время от подошвы горы нас при поддержке двух танков атаковала рота егерей. Не отвлекаясь на огонь с флангов, она упорно рвалась наверх. Помогали им в этом и минометы, расчищавшие своим огнем дорогу наверх. На всей линии соприкосновения тут же вспыхнул бой. Танки, преодолев с таким огромным трудом восстановленное нами проволочное заграждение, объезжая воронки подорвались на остатках минного поля и выбыли из игры. Остановить пехотинцев удалось лишь в полста метрах от вершины и моего КП сосредоточенным пулеметным огнем, ударом гранатометов и установок РСов. Оставив на дороге наверх больше половины личного состава и попав в огненную ловушку, пехота врага залегла в воронках, а потом стала откатываться вниз.

С десантниками пришлось повозиться. Оставшиеся из них в живых закрепились на позициях бывшей зенитной батарее и воронках вокруг нее, а затем, перегруппировавшись, атаковали в направлении моего КП. Им надо было проскочить почти 700 метров по изрытой воронками земле. Атака была ожидаема и поэтому немцы нарвались на огонь с двух сторон от нас и во фланг от радиовзвода. Несколько позже к нам присоединились еще два пулемета саперов и от санчасти. Зажатые с четырех сторон пулеметным огнем, потеряв еще с десяток человек, парашютисты, преодолев полпути, вынуждены были вновь залечь.

Наше противостояние затягивалось, а немцы снизу могли в любое время снова перейти в наступление, поэтому мы решили контратаковать. Разобрав гранаты и разделившись на пары, бросились на ближайших к нам. Четыре "лимонки" в четыре воронки, четыре взрыва и шесть трупов. Следующий рывок и снова летят гранаты. Разрывы. Кто-то из "зеленых дьяволов" (обиходное наименование немецких парашютистов) бьет из автомата с боку. Никулин, схватив пулю, заваливается на ходу. Прыгаем в ближайшую воронку, где пришлось добивать перевязывавшего себе руку "дьявола". Из соседней воронки в нашу сторону летит привет в виде пары "толкушек" (германская ручная граната Stielhandgranate 24 (StiGr 24), ручная граната М24). Удается их выбросить из воронки, и они взрываются на лету. В ответ мы бросаем свои оставшиеся гранаты. Одна из гранат влетает в воронку, вторая разрывается около края. Трое парашютистов выскакивают из воронки, чтобы попасть под наши пули. Следом за разрывами мы рывком преодолеваем расстояние между нашими укрытиями, чтобы сойтись в воронке в рукопашной с еще двумя "дьяволами". Раненые осколками гранат и оглушенные их разрывами они, тем не менее, пытаются на краю воронки установить пулемет и заправить в него ленту. Увидев нас, тут же бросаются врукопашную. Мы удачливее и быстрее, тем более что пленные нам не нужны. Все быстро кончается. Захваченный пулемет и гранаты идут в дело.

Только тут удалось увидеть, что саперы поддержали нашу атаку и зачищают свой фланг, а так же бывшие позиции зенитчиков.

Совместными усилиями немцы кончились. Восьмерых из них мы все же взяли в плен. Они пусть и покалеченные, но дождались, того что их скоро отправят к нам в тыл. Ничего толкового на допросе пленные не сказали. Вылетели они с аэродрома в Тихорецке, куда их перебросили из Сталино (Донецк). Задача у них была одна — совместно с атакующими снизу егерями захватить и удержать вершину, а затем зачистить гору. О заинтересовавшем меня "Юнкерсе" ничего сказать не могли. Осмотр вещей и трупов практически тоже ничего не дал. Все как обычно — оружие, боеприпасы, немного продовольствия, две рации и кинокамера с несколькими бобинами чистой кинопленки. Что самое интересное так это то, что кинокамера была найдена на унтершарфюрере СС из роты пропаганды которого, по словам пленных, включили в группу перед самым вылетом. Он должен был снять очередной подвиг "зеленых дьяволов" и лучших в мире горных егерей.

Вот так Перстень нас всех спас. Самое удивительное, что после этого провала достопамятный "Юнкерс" больше не появлялся, а немцы вроде как "охладели" к нам. В атаки больше не ходили и ограничивались лишь минометными обстрелами.

Серьезно заниматься нами мешали и оставленные мной в городке снайперские тройки, скрывавшиеся до особого распоряжения и после памятного боя вышедшие на охоту. По поступавшим докладам они полностью контролировали железнодорожную станцию и часть городка, не допуская туда румынские и немецкие команды. Осознав ненужность лишних жертв, немецкое командование отозвало своих саперов с этого участка, бросив их на минирование и инженерную подготовку ставропольского направления.

Несмотря на все ухищрения и попытки врага наши все равно прорвались в городок. Первыми, расчищая дорогу огнем орудий и минными тралами, вошла рота танков на Т-34М. Она перерезала немцам дорогу через ставропольскую сторону, вышла к аэродрому, а затем ударила в направлении жд. станции. Поторопился ротный. Ой, как поторопился! Кто же в городе пусть и таком маленьком как Невинномысск действует без пехотного прикрытия?! Нет, чтобы как все умные и грамотные люди закрепиться на аэродроме, связаться с нами, договориться о совместных действиях. А они решили, что самые умные и пробивные. За что и поплатились. Тут, несмотря на все действия моих снайперов, еще оставалась в развалинах куча немецких и румынских егерей. Три тридцать четвертки они "фаустами" сожгли.

Жалко танкистов, но может умнее будут и больше не полезут без разведки и пехоты, куда не надо. Мои снайпера вышли на них уже после того как те спрятали свои машины от огня противотанковой артиллерии и "фаустников" врага среди развалин станции и городка. Совместными усилиями наладили оборону станции.

Наша "царица полей" (пехота) пришла только через два часа после этих событий. Ну а потом подтянулась артиллерия, зенитчики и разнообразное начальство, которое после радости встречи двух фронтов, оставило нас в городке гарнизонной и комендантской командой, а само нацелилось на Черкесск и Минводы. Правда продвинуться дальше и перерезать "горловину котла" у них не получилось, Клейст не собирался просто так сдавать и устроил нашим войскам "настоящую кровавую баню", в которой участвовала и пара даже издалека узнаваемых "Тигров" (Panzerkampfwagen VI Tiger). Они вместе с немецкой пехотой и противотанкистами, работая с заранее подготовленных позиций, сбили весь наш наступательный порыв.

Осложнило ситуацию для наших войск и слабая поддержка авиации. Слишком далеко она была от линии фронта, да и со снабжением ее топливом было очень сложно — его нужно было вести аж из Астрахани. Так что тыловикам бы со снабжением механизированных соединений справиться, а то и так половина танков с сухими баками вдоль дорог стоит. Сдав трофейный эшелон с топливом, до этого стоявший на жд. мосту через Кубань и служивший препятствием для его использования врагом, мы смогли серьезно помочь танкистам. Они хотя бы свои танки собрали в кучу и смогли отбросить на десяток километров румын в сторону Армавира.

С КП меня подвинули. Считай просто "культурно попросили" не мешаться под ногами у "серьезных ребят". Оно и понятно. Начальству для руководства войсками много хорошо защищенного места откуда видно все поле боя надо. А на вершине кроме моего КП его нет, вот, они и решили "поютиться" на уже подготовленном и проверенном месте. Для остальных служб штаба использовали имеющиеся землянки моих подразделений — санчасти, саперов и радиовзвода. Чтобы их освободить всех раненых независимо от категории ранения на оставшемся после боев трофейном автотранспорте сразу же направили в Ставропольский эвакогоспиталь.

Моих ребят державших оборону в разных местах городка в течении суток сменили прибывшие части Южного фронта. Все вместе остатки моих подразделений собрались в развалинах станции, где теперь была комендатура и наш штаб. В строю осталось меньше трехсот уставших и измученных боями человек. Вместо заслуженного отдыха нам пришлось организовывать комендантскую службу, решать вопросы не только военные, но и гражданского населения.

В известной мне истории Невинномысск в ходе боев за город и станцию не сильно пострадал, а в этой представлял собой груду развалин, среди которых бродили тени гражданского населения и чудом уцелевших домашних животных. Вот и надо было их накормить, обеспечить теплом и водой. Решать вопрос с восстановлением производства и коммунального хозяйства. Так что забот был полон рот.

Самое обидное было в том, что никто из прибывшего командования не позаботился об обеспечении нас всем необходимым. Решился вопрос только с пополнением боеприпасами. Хорошо еще, что танкисты, помня о переданном им трофейном топливе, помогли, поставили к себе на котловое довольствие не только нас, но и кормили из своих кухонь местных жителей.

Забот действительно хватало. Одно захоронение и уборка трупов чего стоила. Для всех своих погибших мы на местном кладбище сделали общую могилу. Немцев и румын хоронили за городом. Много проблем доставил сбор трофейного оружия и боеприпасов, уничтожение неразорвавшихся мин и снарядов, снятие минных полей. Саперы "соседей" помогали, чем могли, но у них и своих проблем хватало с ремонтом и восстановлением жд. мостов. Так что основная работа по разминированию легла на остатки моей саперной роты. Они работали, что называется на износ.

Доставалось и остальным подразделениям. Кто-то же должен был охранять и конвоировать пленных, нести комендантскую службу в городке, помогать санбату эвакуировать и охранять раненых. Так что на отдых оставалось не более четырех часов в сутки.

Полегчало нам только через неделю. После того как войска нашего Северокавказского фронта вышли на линию Невинномысск-Черкесск и соединились с войсками Южного фронта державшими оборону по Кубани. Практически сразу же начались работы по восстановлению железнодорожного пути на участке Минводы — Невинномысск, а на городской аэродром села авиадивизия из Грозного. Сразу же улучшилось снабжение местного населения и нас, войска усилили свой нажим на врага, а линия фронта приблизилась к Армавиру.

Вскоре пришел приказ о нашей эвакуации в Орджоникидзе. Для нас снова появилось дело.

Глава

Из дневника ефрейтора Вилли Вольфзангера (Реал. Ист.).

... В нашей роте было много больных, утомительные марши на крепнувшем морозе становились день ото дня тяжелее. Мы шли в неизвестном для нас направлении. Пересекли маленькую, замерзшую реку, после чего нам разрешили слегка отдохнуть. А потом опять бесконечные марши по покрытым ледяной коркой дорогам, на сильном ветру днем и ночью по направлению на Валово. Нашей целью был Орджоникидзе. Однако мы не сразу ее достигли.

Днем, перед атакой, я проспал с приятелями очередной поход. Никто не разбудил нас, каждый думал только о себе, о своих нуждах, об усталости и суровой команде, которая вынуждала их продолжать нелегкий путь. Мы двинулись по равнине, ориентируясь на следы, оставленные нашими частями. Русские солдаты встречали нас и бросали свое оружие в снег. Мы не беспокоили их, ужас нашего положения и странное чувство безвозвратности все время росли. В деревне мы наткнулись на русские части, которые остановились там на постой с лошадьми. Солдаты наблюдали за нами в бинокли, но не стреляли и не собирались брать нас в плен.

Так мы шли в надежде на благополучный исход нашего отчаянного предприятия, не обращая внимания на русских, которые готовились к контратаке.

И ночью вошли в деревню, где расположилась наша рота.

Солдаты толпились на улицах, заполненных грузовиками, повозками, орудиями и тележками. Шло отступление после провалившейся атаки.

После полуночи нас, совершенно не выспавшихся, атаковали казаки на лошадях. Они бросили ручные гранаты в окна домов и исчезли, как только нас подняли по тревоге.

Восемь солдат спали той ночью в отдельном доме на краю деревни, который окружили казаки. Проснувшись, двое из них, которые почуяли опасность, выпрыгнули через окно и тотчас попали под пули. Двое других очнулись ото сна только тогда, когда русские ворвались в дом, и были убиты. Двоих взяли в плен в сенях и заставили вытаскивать вместе с казаками захваченное орудие на позиции и открыть стрельбу по нашим войскам. Один солдат спрятался на сеновале и испытал всего лишь нервное потрясение. И, наконец, последний спрятался за сундуком. Хотя русские и освещали комнату спичками, они так и не нашли его. Однако он сошел с ума, бежал на запад и был задержан, когда пытался сесть в товарный поезд. Никто не мог понять, каким образом ему удалось бежать, а он сам ничего не мог об этом рассказать.

На следующее утро один из солдат распаковывал ящики с ручными гранатами с помощью ста пленных русских, а затем расстрелял их всех из автомата. Мы вышли на передовые позиции, в то время как другая часть отражала атаку русских. С помощью всего имеющегося у нас легкого и тяжелого оружия пехоты мы уничтожали очаги сопротивления русских, но они не отступали, ни на шаг. Мы стреляли с колен или лежа в снегу. Колени примерзали к земле, между ступнями ног и краем шинели образовывался лед. Мы что есть силы, стучали бесчувственными ногами по земле. Руки примерзали к металлу оружия и, так как только у немногих из нас были перчатки, приходилось отдирать его вместе с кровавыми лоскутами кожи.

Обмороженных было много. Некоторые из них не выдерживали, вскакивали в отчаянии на ноги и сразу же попадали под огонь русских. Их либо убивали, либо ранили.

Напрасно мы ждали белую сигнальную ракету, которая должна была известить о прибытии подкрепления. Наступила ночь. Мы получили семь часов передышки и из последних сил с наступлением темноты стали подниматься с земли. Некоторые солдаты, будучи не в силах встать из-за отмороженных ног, снова падали в снег. Были случаи самоубийства. Мы прыгали по снегу, до тех пор, пока кровь снова не начинала циркулировать. Наконец поступил приказ отступать, и мы вернулись под огнем сталинского оркестра, обратно в деревню, надеясь там согреться и выспаться. Но вскоре после полуночи туда снова ворвались казаки, незаметно спешились и атаковали крайние дома, где находился дивизионный медицинский пункт. Медицинский персонал сбежал, а всех раненых убили сибиряки. Сигнал тревоги заставил нас выскочить из изб. Раздетые солдаты в одних рубашках и носках на босу ногу испуганно выбегали на улицу. Полная луна освещала это безрассудное бегство.

Врач кое-как собрал около двадцати солдат, в том числе и меня, которые сосредоточились вокруг него. У нас были винтовки, ружья PAК и пистолеты. Равнина, освещенная ярким светом луны, лежала прямо перед нами, и нас сразу же с дикими криками "ура" атаковали казаки. Наша группа огнем из винтовок, ружей и пистолетов отражала атаку более четырехсот русских. Часть их отступила, но потом они окружили нас, прежде чем мы это заметили.

Ручные гранаты взрывались вокруг. Один за другим падали убитые, раненые валялись с разорванными животами в снегу, пытаясь вложить обратно в живот свои внутренности. Мы шатались как пьяные, надеясь убежать. Двоих сразу же подняли на штыки русские. Оставшиеся в живых, в том числе врач, спрятались за угол амбара. В десяти шагах от нас, словно фантомы смерти, из темноты показались русские. Мой приятель упал как подкошенный.

Я лежал в снегу и не стрелял, хотя у меня была исправная винтовка. Тогда я предпочел бы умереть, чем стрелять в людей, хотя они и хотели убить меня. Это был час моего испытания на зимней войне. Врач стрелял в нападавших из пистолета.

На наше счастье, русские исчезли в ночи. Уже издалека слышалось их страшное "ура". При следующей атаке на равнине мимо нас пробежали отступающие солдаты, которых преследовали русские. Они так и не вернулись. А мы, семеро оставшихся в живых, еще долго скрывались у стены амбара. Провидение спасло нас.

Всю ночь беглецы, те, кто спрятался, и те, кому удалось убежать, отступали в деревню, не имея представления, взяли ли ее русские. Обмороженные и раненые с трудом тащились по улицам деревни. Мы стояли в карауле. Полная луна освещала трупы, лежавшие на снегу, их искаженные лица, их черты, успокоенные смертью, и застывшие ледяные глаза. Кости черепов, взрезанные животы, вытекшие мозги и лужи крови на рассвете стали хорошо видны. Перед нами возникли посмертные маски.

Нам не надо было ничего, кроме еды, тепла и сна. В деревне горели дома: русская артиллерия вела по ней огонь. В домах оставались еще красноармейцы, которых находили и расстреливали наши солдаты. Был дан приказ: в плен никого не брать. В той избе, где я поселился, мы нашли горячий суп с макаронами, который оставили русские. Мы сели на скамью, поставили замерзшие ноги прямо на трупы хозяев и набросились на еду, не думая об опасности и смерти. В вещмешках убитых мы нашли сахар, хлеб и впервые наелись досыта, тем более что не были особенно избалованны.

Вечером поступил тревожный приказ. Надо было выходить из окружения. Русские замкнули кольцо вокруг наших частей. Отступление началось, хотя мы еще не успели выспаться. Это было началом трагедии, отчаянный прорыв, которым закончился наш честолюбивый марш по русской земле.

Утопая в снегу, мы медленно, спотыкаясь и шатаясь, двигались на запад. Это был путь в неизвестность, а за нашими спинами постоянно слышалось дыхание преследующих нас русских. Мы смертельно устали в эту третью бессонную ночь. Если выдавался привал на несколько минут, то прислоняли к лафету орудия и дремали до тех пор, пока лошади не трогали с места и не будили нас. Через некоторое время толпа русских в камуфляже атаковала нас. В долю секунды они открыли огонь из пулемета. Первые жертвы упали в снег. Мы ускорили шаги. Перед нами качались немецкие стальные шлемы и спины немецких солдат. Убитых оставили лежать в снегу, а тяжелораненых погрузили на лафеты. В пути многие из них умерли, но никто уже не обращал внимания на трупы. Мы шли дальше. Сон одолевал даже на марше, глаза слипались, ноги двигались механически, колени подкашивались. Мы падали на ходу, просыпались от падения и боли, вскакивали, стояли на коленях в снегу. Товарищи поднимали нас, но многие не хотели вставать даже под страхом смерти, хотя и знали, что погибнут. Попытка отдохнуть на снегу, как объясняли нам, означает смерть. Русские шли по пятам! Эти слова действовали как удар кнутом: только вперед! Безмолвно, разочарованно, ожесточенно мы тупо спешили на запад. Радисты посылали сигнал SOS, но никто здесь не мог нам помочь. Снова падали и падали в снег самые слабые. Они оставались лежать, отказываясь подняться. Мы подходили к ним и ударяли прикладами в спину. Но ничего не действовало на них. А мы шли дальше. Тех же, кто падал или отставал, больше уже не спасали. Они замерзали или гибли под пулями противника.

Наконец нас остановили на отдых. Всего один час провели мы в маленькой деревне. Вместе со своими товарищами я заполз в дом и заснул, даже не вспомнив, как опускался на пол в углу. Когда проснулся, в избе уже никого не было. Стряхнул с себя сон, снял с предохранителя винтовку и поспешил наружу. Там никого не было, ни друзей, ни врагов. Я поднялся на холм и оттуда увидел моих товарищей. Это были какие-то крохотные точки на снежном ландшафте. Я пошел к ним, но прошло не менее пары часов, пока мне удалось их догнать. Ангел-хранитель не покинул меня.

Русские самолеты пронеслись над нашей колонной. Летчики поливали нас огнем из пулеметов и сбрасывали бомбы. В полдень мы опять остановились на отдых под жестоким зимним солнцем в деревне. И снова погрузились в сон.

Началась оттепель. Наши бомбардировщики сумели разорвать для нас кольцо окружения. Мы приветствовали их с ликованием, криками и слезами в глазах. Еще бы! Мы были помилованы, хотя и на короткое время...

Глава

— Рад тебя видеть живым и здоровым, Владимир Николаевич.

— Взаимно товарищ комиссар ГБ 3 ранга.

— Много говорить не буду. Скажу только одно — вы молодцы. Это оценка не только моя и штаба фронта, но и Ставки. Благодаря вам удалось накостылять Клейсту и его 1-й Танковой. Ему пришлось практически все свои танки и тяжелое вооружение под Орджоникидзе и Прохладным побросать.

— Мы сделали все что смогли.

— Приказом Ставки все участники десанта награждены орденом "Красной Звезды". На тех, кто достоин большего подавай представления. Все будут рассмотрены в ускоренном порядке.

— Кадровики будут против. На многих буду готовить.

— Не будут. Им дана команда не привередничать и пропустить всех на кого подадут документы. На любые награды. Без всякой разнарядки. Сколько у тебя в строю осталось?

— Чуть более 20% от личного состава десанта. Примерно столько же на излечении в Ворошиловске (Ставрополь). На их скорое возвращение в строй рассчитывать не приходится. Богдан Захарович, моих бы раненых на лечение сюда или Тбилисский госпиталь перевести. Линия фронта от Ворошиловска совсем недалеко проходит. Вражеская авиация спокойно дотягивается. Жалко если людей выживших в аду задарма потеряем.

— Об этом не беспокойтесь. Сделаем. Сегодня же дам команду, чтобы твоих парней сюда или Пятигорск перевезли. Там лечебная база сохранилась практически в целости. Что с вооружением?

— Минометы, гранатометы, противотанковые орудия и ружья все потеряны в боях. Остальное тяжелое вооружение по штату. Что в боях потеряли, за счет врага добрали.

-Тяжелое вооружение восстановим. Резерв есть, в том числе и трофейного оружия.

— Спасибо.

— Не спеши благодарить. Теперь о вас... Командование фронта планирует провести еще одну десантную операцию, в которой вновь хочет использовать твою бригаду.

— В ближайшее время мы не сможем на повторение того что сделали в Невинномысске. От бригады остались одни ошметки. Того что осталось, хватит на один бой. Чтобы добиться реального результата нам срочно нужно хорошо подготовленное пополнение и хотя бы небольшой отдых для тех, кто выжил в Невинномысске. Мы, конечно, выполним любой приказ, но о значительном результате и самой бригаде придется забыть.

— Я это понимаю. У тебя есть несколько дней, чтобы отдохнуть и привести бригаду в порядок. Примите пополнение из состава 12 Орджоникидзевской дивизии НКВД. Вам передадут по одному полностью укомплектованному, обученному батальону из Особого полка, 169 и 273 стрелковых полков. Распоряжение в дивизию дано еще два дня назад.

— А как же дивизия?

— Как все. Она понесла большие потери под Гизелью, но вместе с частями 10-го гвардейского стрелкового корпуса смогла замкнуть кольцо окружения и удержать, пытавшиеся прорваться оттуда основные силы З-его танкового корпуса (13-я и 23-я танковые дивизии) немцев.

Стремясь оказать помощь окруженным, Клейст бросил в бой свой резерв 2-ю румынскую горнострелковую дивизию и полк "Бранденбург". Поддержав их атаку 60-ю танками. В Суарском ущелье за Майрамадаг (12 км западнее Орджоникидзе), где оборонялась 34-я отдельная стрелковая бригада полковника Ворожищева, сформированная из курсантов военноморских училищ, и подразделения Особого полка из дивизии Киселева произошло ожесточенное сражение. Наши ребята не позволили противнику захватить Майрамадаг и проникнуть в Суарское ущелье, чтобы пробить коридор к окруженным. Стояли насмерть. Не отступили ни на метр и дали возможность войскам фронта уничтожить "котел". Благодаря мужеству курсантов одних только танков почти 300 штук захвачено. Часть трофеев в неисправном состоянии, но, надеюсь, быстро их восстановим и поставим в строй.

Из-за понесенных потерь дивизия участвовать в наступлении пока не может, выведена в резерв фронта и сейчас занимается охраной тыла и пленных. В ближайшее время сюда прибудет маршевое пополнение, и дивизия будет численно восстановлена.

Исходя из складывающейся обстановки и понимая что твоя бригада нуждается в пополнении штаб фронт принял решение об укомплектовании вас сохранившими боеготовность подразделениями дивизии.

— Ясно. Куда планируют нас закинуть?

— Пока точно не определено, но многие склоняются к Тихорецку.

— Красиво. Ничего не скажешь. Крупная жд. станция и большой аэродром, и по всей видимости там же располагаются штабы 17 Полевой и 1 Танковой армий. Одним махом сразу столько значимых целей поразить можно. Красиво и очень заманчиво. Можно вопрос Богдан Захарович?

— Давай?

— Как идет наше наступление?

— Неплохо. Линия фронта сейчас примерно проходит так: Майкоп — Лабинск — Армавир — Изобильный — Донское — Ипатово — Дивное — река Маныч. Нашим войскам приходится преодолевать упорное сопротивление противника. Командующий 17 Полевой армией Руофф не зря свой пост занимает. Настроил несколько линий обороны. Его войска постоянно контратакуют и сбивают темп нашего наступления. Тем не менее, мы хоть и медленно, но продвигаемся вперед. Заставляем врага отступать по всему фронту.

— Понятно. Простите товарищ комиссар ГБ 3 ранга, но считаю, что с подготовкой нового десанта штаб фронта явно поторопился.

— Почему ты так решил?

— Потому что с каждым днем темп нашего наступления будет падать, а сопротивление врага усиливаться. Клейст в самый короткий срок приведет в порядок свои части и усилит ими оборону 17 Полевой армии. Из-за этого наши потери значительно вырастут. Мне думается, что противник будет, отходить от рубежа к рубежу до Кубани где, и встанет в жесткую оборону, которую мы с ходу взять не сможем. В связи с чем, нам скоро придется остановить свое наступление, так как тылы уже сейчас отстают от наступающих частей. Если, конечно, на фронте, не произойдет каких — либо кардинальных перемен и враг не бросится ускоренно отступать. Например, будет перерезана "пуповина" у Ростова. Но насколько я понял, удар на Ростов и форсирование Маныча войсками Южного фронта пока не получились?

— Да. На том направлении идут очень тяжелые бои. Немцы подтянули туда свою 4 Танковую армию, а так же усилили оборону румын артиллерией и подразделениями 11 Полевой армии.

— Исходя из вышесказанного, считаю, заброску десанта в Тихорецк пока бессмысленным и неоправданным делом. Только зря людей положим. Я бы предложил высадить морской десант в Приморск — Ахтарске, Ейске или Мариуполе. Ейск предпочтительней, но десант в Приморск — Ахтарске легче снабжать по морю.

— Возможно, ты и прав. Я доведу твои доводы командованию фронта т наркомата. Тем не менее, готовь людей к новому десанту.

— Есть. Нам потребуется не менее двух недель на подготовку бойцов и притирку подразделений ...

Глава

Снова под крылом плыла бескрайняя снежная степь. Тройка транспортных самолетов в сопровождении истребителей неслась на север. Приказ о переброске бригады в распоряжение командующего Донским фронтом пришел за сутки до начала операции по десанту в Тихорецк и встречи Нового года. Без объяснения причин мне выдали предписание о командировке в Москву, а бригаде указано грузиться в эшелоны и по железной дороге ускоренным темпом направиться в Сталинград. В принципе чего-то подобного я и ожидал. Правда, думал, что нас бросят на Брянский фронт. Но что наверху решили, то решили.

Сборы в дорогу были не долгими. Самолеты для переброски группы управления бригады выделили без промедления. Эшелоны под погрузку подали своевременно и вперед.

Старшими в эшелонах идут начштаба с замполитом, а Серега вместе с частью штаба и группой управления со мной летит. Будет эшелоны на месте встречать, а пока закутавшись в полушубок, своим храпом безуспешно пытается конкурировать с двигателями "Дугласа". Ну да ладно, пусть спит, ему еще вкалывать и вкалывать на новом месте. Еще неизвестно когда и где ему теперь придется поспать. Ведь место нашего назначения так и не определено. Так что мотаться ему и мотаться по штабам решая, где нам быть и чем заниматься. Ну а мне предстояло прибыть под ясные очи моего наркома и командующего оперативными войсками наркомата.

Вместе со мной в Москву полетит и остаток нашей вертолетной эскадрильи — четыре пилота и восемь техников — получать пополнение и новые "вертушки". Остальной личный состав эскадрильи, получив награды, очередные звания и должности, остался в Орджо. На их базе будет развернут вертолетный полк НКВД, приданный Управлению внутренних войск НКВД Северо-Кавказского округа. По оговоркам в штабе фронта выходит, что во главе Управления будет стоять командир 12 Орджоникидзевской дивизии войск НКВД генерал — майор Василий Иванович Киселев. Именно он, изучив наш опыт применения автожиров, выходил через Кобулова на Наркомат с инициативой сформировать специальный вертолетный полк обученный действиям в горах для борьбы с бандитизмом. Кобулов и Берия его поддержали. Пока мы геройствовали в Невинномысске, этот вопрос в Ставке решился положительно. Из бригадной эскадрильи выделили 2 звена, которые теперь и послужат базой для формирования полка.

Кобулова в Москву отозвали неделю назад. Мы несколько раз с ним созванивались, и я докладывал о ходе подготовки новой десантной операции.

Как я и предполагал в двадцатых числах декабря фронт встал и не только из-за тех причин, что я называл Кобулову.

Клейст, провел несколько удачных контратак, на Ворошиловском (Ставропольском) направлениях против войск Южного фронта. Немцы в тех боях использовали значительное количество авиации, артиллерии и танков, в том числе "Тигров". Нашей техники говорят, набили море... В результате чего наши войска понесли большие потери в людях и танках и перешли к обороне. Следом за частями Южного фронта, остановить свое наступление пришлось и нашей Северной группе Северокавказского фронта. Правда, Армавир наши все-таки взяли.

Тем не менее, командование фронта рассчитывало взять реванш и продолжить наступление. Для этого было решено, вновь использовать нас в десантной операции, а так же разрабатывалось еще несколько десантов, в том числе и на морском побережье. В штабе поговаривали, что силы и средства доставки десанта собирают в Новороссийске и Дивноморске. В операции там будут задействованы войска Черноморской группы нашего фронта, Черноморский флот и Азовская флотилия.

С целью нашей операции — Тихорецком в штабе Северной группы войск определились на второй день "отдыха". Меня она откровенно не радовала, но начальству как говорится виднее. Потому и гонял людей с утра и до позднего вечера, отрабатывая учебные задачи и сплачивая подразделения.

Так что отдых у нас получился очень активный. Вместо того чтобы нежиться в кроватях мои бойцы вместе с бойцами 308 (бывшего Московского истребительно-диверсионного) полка словно олени мотались по горам вылавливая немецких егерей и одиночек отставших от своих частей или специально оставленных в нашем тылу. Ни дня без боя... Из-за этого пришлось направлять для прочесывания тех кто выжил в Невинномысске. Пополнение было слишком уж "зеленое".

Дивизия нам действительно передала три батальона. Но каких! Ладно, что они были совсем другого штата, чем у нас, так еще и бойцы все сплошь — молодежь только, что прибывшая из учебки и пороха не нюхавшая, имевшая много энтузиазма и задора, но слабо кормленная. На все мои стенания по этому поводу Киселев ответил коротко — нет других. Нет и все тут! Не хочешь не бери. Жди маршевого пополнения. Потери в полках дивизии слишком большие — мне и так лучших из тех, что в строю остались, отдали.

Пришлось поверить и начать "круговерть" сначала. Только уже не в горах, а на развалинах Гизели и пригородах Орджоникидзе натаскивая своих бойцов как чистых штурмовиков для боев в городских кварталах.

Комсостава как всегда не хватало. Вновь пришлось пересматривать списки и согласовывать штатки батальонов, забирая лучших на командные должности и тасуя людей. Хорошо еще, что все мои раненые, лечившиеся в Пятигорске и Прохладном, старались не залеживаться там и стремились обратно к себе в часть и тут же попадали в мои цепкие руки. Я же находил им применение порой в других батальонах, а не тех где они были раньше. Комбаты потихонечку ругались в кулак, но понимали, что это делать надо. Деваться ведь некуда, с тем, что есть, в бой придется идти и лучше если на должностях командиров взводов стоят люди, которые знают что надо делать. То, что в бой мы должны были идти в уже ближайшие дни, все комбаты знали, так как с картами и фотоснимками цели каждый день работали.

С обеспечением нас вооружением и остальными видами довольствия тыловики не жадничали. Выдали все, что мы только просили. Особенно из запасов трофейных складов. Потому что сами еще не знали, какие богатства они стерегут, а мы этим пользовались. Брали только самое лучшее и наиболее ценное. Например, обмундирование и снаряжение горных егерей, продовольствие и трофейное оружие с боеприпасами.

Оперативно решился вопрос и с заслуженными бойцами наградами. Через неделю после прибытия в Орджо к нам в расположение бригады прибыла солидная компания из штаба фронта и местного руководства для вручения наград. С ними прибыла и большая группа местных артистов. Церемония была смазана большим количеством награжденных посмертно и находящихся на излечении. На Боевом Знамени бригады появились новые знаки отличия: орден "Красной Звезды" и два наградных шильдика — "Кавказ 1942 г." и "Невинномысск 1942 г.", а сама бригада получила почетное наименование "Невинномысская". Все подразделения входящие в состав бригады стали отдельными. Соответственно в них выросли должностные оклады и звания, что не могло не радовать ребят. Мне награды не досталось.

Вечером для личного состава бригады был праздничный концерт местных артистов и небольшой сабантуй. После концерта, проводов гостей и остальных командиров мы с Серегой посидели за разговором и бутылкой неплохого трофейного французского коньяка. Обсудили новости и дела в бригаде. К полуночи Серега рванул в город, у него там завелась симпатичная черноглазая пассия из местных жительниц, с которой у Сереги наметился бурный роман. Я ему даже слегка позавидовал. Так как моя личная жизнь желала лучшего.

Пока стояли на "отдыхе" мы с Юлей встречались сего несколько раз. Урывками на пару часов. Мне и ей все время было некогда — то одно то другое. Успели помириться и снова поругаться. Она сильно похудела, хотя и сказала, что ест и спит нормально. Ей по указанию руководства много приходилось мотаться по региону, встречаться с местными жителями налаживая мирную жизнь. Пару раз ей приходилось туго — "из зеленки" обстреливали машину, а однажды она в одном из сел попала в засаду бандитов. Спасибо, ехавшие мимо села, тыловики помогли отбиться. С тех пор Юля не расставалась с оружием и кроме пистолета возила с собой автомат. От моей помощи в обеспечении ее охраны она отказалась, а потом вообще попросила не искать больше встречи с ней. Вот и понимай женщин...

Сведений от Татьяны я так и не получил. Вот и оставалось мне только завидовать другу и его успехам у женщин.

Хорошо все же что нас сдернули с места. Бой лучше всего отвлекает от глупых и ненужных мыслей...

Обновление на 05.11.17. рабочий текст...

Глава

В Сталинграде нас встретил пожилой старший лейтенант. Он пригласил остающихся в городе офицеров в автобус, а нас с Акимовым к себе в "эмку". Отпустив водителя "прогуляться на свежем воздухе" старший лейтенант достал из своего планшета запечатанный сургучом пакет.

— Товарищ майор это ваши дальнейшие инструкции. — Передавая пакет Акимову, сказал он. — Распишитесь на конверте и поставьте время.

Вскрыв пакет, Сергей вчитался в несколько страниц текста, а потом передал их мне.

Ну что ж теперь все стало более-менее понятно. С целью введения противника в заблуждение 4-м управлением НКВД была разработаны мероприятия по дезинформации агентуры противника.

Акимов с сотоварищами должны были развить бурную деятельность по подготовке приема и размещения личного состава бригады на территории 10 дивизии НКВД. Им предписывалось часто появляться в общественных местах — ресторанах, рынках, жд. станции и т.п. где вести разговоры о прибытии в город подразделений бригады.

Эшелоны бригады по прибытии в Сталинград перегонялись якобы под разгрузку на запасной путь, оттуда в ночное время, сменив литер, под видом маршевого пополнения для 322 стрелковой дивизии 40 армии должны были убыть далее по маршруту конечной станцией которого, называлась — "Таловая". Оттуда автотранспортом подразделения перебрасывались на аэродром 208 нбад расположенный у пос. Нов. Чигла.

В Сталинграде должны были остаться все находящиеся в эшелонах больные и имеющие незажившие ранения. Их лечение будет проводиться в госпиталях на территории города.

Для имитации нахождения подразделений бригады в Сталинграде из маршевого пополнения 10 дивизии НКВД выделяется две стрелковые роты.

Группа Акимова после отправки из Сталинграда последнего эшелона бригады убывает самолетом на аэродром "Нов. Чигла" где организует прием и размещение подразделений и пополнения, подготовку личного состава к новой операции в тылу врага. Устанавливались и сроки. К 31 декабря — прибытие бригады к пункту сосредоточения, к 10 января готовность к участию в операции.

Короче весело, особенно по срокам готовности бригады. На этой ноте мы расстались и машины уехали в сторону города.

Пока шла дозаправка самолета, экипаж и нас прямо у самолета покормили горячим обедом. Минут да двадцать до вылета на автобусе привезли еще пассажиров — несколько летчиков и армейского полковника. Лицо полковника мне показалось очень знакомым. Покопавшись в памяти вспомнил, кто это был — один из наиболее известных осетин Хаджи-Умар Джиорович Мамсуров, знаменитый "полковник Ксанти". Он стоял у истоков советского партизанского (в гражданскую) и диверсионного (в Испании) движения, перед войной руководил 5-м разведывательно-диверсионным отделом РазведУпра, командовал разведывательно-диверсионными группами и лыжной диверсионной бригадой (в финскую и Великую Отечественную), 2-й гвардейской кавалерийской дивизией, ставший впоследствии генерал-полковником и получивший в мае 1945 года Золотую Звезду Героя Советского Союза.

Пока было время, познакомились. Оказалось, что он знает обо мне и действиях бригады. Я о его действиях в Испании. Сближало нас и то, что мы оба любили Кавказ и Осетию в частности. Так что у нас было о чем поговорить и на стоянке и в полете.

В разговоре выяснилось, что Хаджи-Умар в начале войны тоже был в Белоруссии, в составе группы Ворошилова. Он рассказал, как они ездили на машине в западном, северо-западном, юго-западном направлениях от Могилева в поисках штаба Белорусского округа. Как беспокоились о судьбе находившихся в войсках двух заместителей наркома обороны — маршалов Бориса Шапошникова и Григория Кулика. К счастью к западу от Могилева полковник отыскал больного Шапошникова. Вместе с ним был и командарм 1 ранга Павлов со своим штабом.

В последующем их группа занималась организацией партизанских отрядов и баз в районе Рогачева, Могилева и Орши. Останавливали отходящие части, потерявшие связь с вышестоящим командованием. Несколько позже "майору Ксанти" по приказу Ворошилова пришлось арестовывать своих знакомых по Испании "Генерала Пабло" и командующего артиллерией округа командарма Клыча. Кроме того арестовали и начштаба округа командарма 2 ранга Климовских.

Я и не знал, что арест Павлова был произведен армейцами, а не сотрудниками НКВД. Да и еще по приказу Ворошилова. Мне в свое время попадались данные, что Ворошилов предлагал Сталину отстранить Павлова от командования округом и назначить командующим танковой группой, сформированной из отходящих частей в районе Гомель-Рогачев двух танковых дивизий. А тут такой поворот.

Мне тоже было о чем рассказать — о боях в Бресте, создании отряда и бригады, рейде по Белоруссии и боях на Кавказе. В общем, хорошо и познавательно провели время до Москвы.

Столица встретила нас крепким морозцем. Полковника ждала машина, и мы дружески с ним попрощались, договорившись при случаи продолжить знакомство и выпить "рюмку чая".

По уже устоявшейся традиции вечер и ночь провел на базе. Мои вертолетчики разместились в недавно отстроенном общежитии на аэродроме, а я в своей ставшей уже родной землянке. Правда, попал я туда только после полуночи. Сначала занимался служебными делами, нужно же было войти в курс дела на базе и батальонах тяжелого оружия, а потом меня перехватили Гороховы. Ну как с ними не посидеть?

Петрович выгладил вполне здоровым. Что и доказал сразу же после прибытия из госпиталя практически взяв на себя все хозяйственные вопросы базы. Лена в своем материнстве была прекрасна. Их дочь Маша не отставала от родителей, была энергична, весела и главное здорова. Хорошо посидели, не хотелось от них уходить, но утром мне надо было попасть в наркомат, потому долго не засиживались.

Землянка меня встретила теплом и чистыми простынями. Уснул сразу же, приказав дневальному разбудить меня в шесть утра...

Глава

— Здравствуй Владимир Николаевич, давно с Кавказа? — Отвечая на мое воинское приветствие, спросил шедший по коридору в окружении порученцев Кобулов.

— Сегодня прилетел товарищ комиссар Госбезопасности 3 ранга. Вызвали в штаб и к наркому.

— Наркома в ближайшие дни в Москве не будет. Я в курсе, что он хотел, так что как освободишься от штабных, зайди ко мне. Поговорим.

— Есть.

* * *

* * *

— Ну что на общался со штабным народом? Наслушался их умных речей?

— Как воды напился. Теперь хоть понял, почему и зачем нас с места выдернули.

— Это дело хорошее. Справитесь? Люди-то у тебя все новые и насколько я понял не обученные.

— Должны. Богдан Захарович. Должны. Там в принципе ничего сложного нет. Высадиться, захватить плацдарм и аэродром, обеспечить высадку прибывающего пополнения и удержать станцию и город до подхода главных сил. Делали уже такое, правда, стоит признать люди, тогда более опытные и обученные были. Ну да все равно справимся. Я ребят за эти полмесяца натаскал малость, совсем уж лохами не будут. В первой волне наиболее подготовленные пойдут, а затем уж остальные.

Главное чтобы летуны не подвели. Выбросили первую волну десанта в нужном месте.

— Кого вам дают?

— Полк на Ли-2 от Паршина, 1-й и 2-й отдельные авиапланерные полки ВДВ подполковника Кузнецова и майора Карпенкова. Эти полки состоят из двух эскадрилий самолетов-буксировщиков (по 10 самолетов Ил-4) и 60 пилотов-планеристов. Обещали, что для выброски предоставят наиболее грузоподъемные планеры Г-11( он же Гр-11 и Гр-29, вмещал 11 десантников или 1200 кг. груза) и КЦ-20 (вмещал 20 десантников или 2200 кг. груза). Прикрывать доставку десанта до места будет истребительный авиаполк из дивизии Паршина на истребителях "ТИС(А)" (Тяжелый Истребитель Сопровождения созданный осенью 1940 г. в КБ Н.Н. Поликарпова, очень перспективная и интересная машина которая могла использоваться в качестве истребителя для сопровождения бомбардировщиков Дальнего Действия, ночного истребителя, штурмовика и легкого пикирующего бомбардировщика, в РИ из-за сложных отношений авиаконструктора Н.Н. Поликарпова с зам. Наркома авиационной промышленности авиаконструктором А.С. Яковлевым).

— О летчиках не беспокойся. Доставят на место как надо. Дадим команду, чтобы наши товарищи в полках дополнительно поработали с пилотами по этому вопросу. Место высадки вам подсветят партизаны и авианаводчики.

— В штабе сказали, что группа авианаводчиков уже на месте. Там же действует несколько разведгрупп нашего Наркомата.

— Это хорошо. Ты ведь что-то еще у меня спросить хочешь Володя?

— Есть такое дело. Ничего от вас скрыть нельзя, товарищ комиссар Госбезопасности 3 ранга! Не знаете, почему именно нас выбрали для этой операции? Все-таки тащить бригаду для участия в операции через полстраны как-то не совсем рационально.

— Знаю. Когда впервые узнал о разработке операции по разгрому Воронежской группировке врага, то предложил использовать твою бригаду, а никого — нибудь другого. Для этого есть три причины.

Во-первых, главную роль в определении того кто будет участвовать в операции сыграл опыт проведения подобных операций. А ты и твои бойцы его, несомненно, имеют.

Во-вторых, вам пока на Кавказе делать нечего. Там на некоторое время, пока идет подготовка к новому наступлению, активных действий нами не предвидится. Имеющихся сил у Северокавказского фронта и без вас для отражения возможных контратак Клейста и Руоффа вполне достаточно.

Ну и в третьих. На ка вот почитай это сообщение из Орджоникидзе. — Доставая из кожаной папки, лежащей на столе, документ и передавая его мне, сказал замнаркома.

Взяв в руки листок, я вчитался в текст сообщения Управления войск НКВД по охране тыла Северной группы войск :

"17 декабря 1942 года заместителем начальника 11-й заставы по разведке 2-го полка войск НКВД младшим лейтенантом милиции Шишановым был задержан лейтенант Хаустов, не имеющий соответствующих документов.

Заместителем командира 3-го батальона по разведке младшим лейтенантом милиции Корнеевым в ходе проведенным следствием было установлено, что Хаустов Василий Александрович 1917 года рождения, уроженец села Листопадово Воронежской области, беспартийный, русский, перед самой войной окончил Ленинградское военное пехотное училище РККА и был направлен в часть. В ходе участия в боевых действий попал в плен. 10.11.42 г. был завербован немецкой разведкой и переброшен в тыл Красной Армии со шпионским заданием.

Вмести с ним были переброшены, бывшие красноармейцы РККА Назаров и Кудрявцев (показал, что других их данных он не знает), которые также были завербованы немецкой разведкой и перебрасывались в тыл КА с другими заданиями. В процессе заброски он оказал им помощь в прохождении проверки на КПП.

В г. Орджоникидзе Хаустов, где он остановился у своей сожительницы гр. Скорниковой, произвел неудачную попытку устроится в штаб 58-й Армии.

Хаустов и Скорникова арестованы, дана ориентировка на Назарова и Кудрявцева. (РГВА ф.38658 оп.1 д.2 л.178, копия).

— Совсем обнаглел абверовцы, к нам в штабы рвутся и ведь какая-то сука из местных штабных им в этом помогала. Не могли же они на самом деле рассчитывать просто так попасть на службу в штаб армии. Насколько я знаю "с улицы" туда не берут.

— Вот то-то и оно что не могли. С задержанными немного поработали и вскрылись очень интересные вещи, в том числе и их контакты с местными структурами.

Выяснились и другие задачи стоящие перед агентами. Так вот среди прочего они должны были выяснить, где находится и чем занимается твоя бригада и ты лично, а после этого вызвать из-за линии фронта специальную группу для твоей ликвидации.

— Интересно девки пляшут!

— Согласен. Ну и последнее добавление к сказанному.

По сведениям нашей агентуры тебя для ликвидации ищут и местные бандиты. Не только за то, что твоя бригада разгромила главные силы чеченских бандитов и уничтожила более тысячи наиболее опасных боевиков, но и за какой-то неимоверно интересный и редкий кинжал. Есть такое дело?

— Есть. Взял я там, у боевика, один интересный клинок. Правда не разобрался, что он собой представляет, и где его сделали. То, что редкий однозначно, я раньше таких не встречал.

— Покажешь?

— Конечно. Я в прошлый раз не успел похвастаться. Он у меня здесь на квартире лежит. Если будет время, заезжайте, покажу.

— Сегодня же приеду. Ты мне заодно и всю свою коллекцию оружия покажешь. Если не возражаешь сейчас дам команду, чтобы тебе продуктов домой привезли. У тебя же там наверняка "шаром покати". Договорились?

— Конечно.

— Вот и хорошо. Ладно, мы отвлеклись.

Оценив и взвесив все вышесказанное, я вышел с предложением к Лаврентию Павловичу использовать твою бригаду на одном из центральных участков фронта.

Он мое предложение в Генштабе и Ставке поддержал. Иосиф Виссарионович тоже за использование твоей бригады в операции высказался, так как вновь сформированные части ВДВ еще не готовы к столь масштабным операциям.

— Спасибо.

— Не за что. Заслужили своей кровью.

— Всегда готовы выполнить приказы командования.

— Я, да и остальные об этом знают.

— Богдан Захарович, а что сформированы новые десантные части?

— А ты не знал?

— Как то мимо меня прошло. Я же все время в поле...

— Понятно. В начале августа все десантные корпуса, использовавшиеся на фронте, были переформированы в обычные стрелковые дивизии. В том числе и те, что действуют сейчас в Белоруссии и на Кавказе. Потери в этих частях большие, да и функции они больше пехотные, чем десантные выполняют. Вот и было решено сделать их стрелковыми.

Тем не менее, понимая необходимость иметь десантные части, 16 августа вместо переформированных частей было принято решение о восстановлении восьми воздушно-десантных корпусов и пяти отдельных маневренных воздушно-десантных бригад (постановление ГКО Љ 2178с от 16 августа 1942 года).

Осенью они, в том числе и за счет запасных воздушно-десантных полков были сформированы. Новые воздушно-десантные корпуса получили номера 1-й (1-я, 204-я, 211-я вдбр), 4-й (8-я, 9 я, 214-я вдбр), 5-й (7-я, 10-я, 201-я вдбр), 6-й (11-я, 12-я, 13-я вдбр), 7-й (14-я, 15-я, 16-я вдбр), 8-й (17-я, 18-я, 19-я вдбр), 9-й (20-я, 21-я, 22-я вдбр) и 10-й (23-я, 24-я, 25-я вдбр), а пять новых отдельных маневренных воздушно-десантных бригад: 1-я, 2-я, 3-я, 4-я и 5-я.

Новые части проходили боевое слаживание и подготовку, когда ближе к зиме обстановка на фронте значительно изменилась — окончательно застопорилось наступление немцев на Воронежском, Сталинградском, да и у нас на Кавказе тоже.

Вот Ставка и решила использовать выгодную стратегическую обстановку и провести сразу две крупные операции: одну — против группы армий "Центр" и "Юг", другую — против группы армий "Север".

Операция против группы армий "Север" получила название "Полярная звезда". С целью усиления войск Северо-Западного фронта принято решение имеющиеся воздушно-десантные корпуса и бригады снова переформировать в дивизии и направить их на реализацию планов "Полярной звезды".

В декабре все перечисленные мной корпуса ВДВ переформированы в гвардейские воздушно-десантные дивизии (приказ Љ 00253 от 8 декабря 1942 года) и в скором времени будут задействованы на Северо-Западного фронте.

Ну а твою бригаду было решено использовать в предстоящей операции под Воронежем.

— Понятно. А кто же будет работать в тылу Клейста?

— В составе Северо-Кавказского фронта сформирован 31-й гвардейский отдельный воздушно-десантный полк (майор Ф. Я. Смеянович). Он и будет работать вместо вас.

— Ясно. Как говорится бог в помощь. Они на Тихорецк будут нацелены?

— Нет. Штеменко рассказывал, что планируется вместе с Черноморским флотом провести несколько крупных десантных операций. Всех тонкостей не знаю, но в качестве целей выбраны — Мариуполь и Перекоп. Про Мариуполь мы с тобой еще в Орджоникидзе говорили, а вот Перекоп всплыл недавно.

— Цели более чем симпатичные. Захватив и удержав Перекоп, мы практически полностью лишаем Манштейна возможности удрать из Крыма, а удар на Мариуполь заставит Клейста начать отступление с предгорий Кавказа и Ростова.

— Да что-то такое говорил и Штеменко. У тебя еще дела здесь в наркомате есть?

— Практически нет. Общую задумку плана операции до меня довели, последние разведданные и необходимые комплекты карт выдадут уже в штабе Воронежского фронта.

— Понятно. Тогда не задерживаю. Ты же, наверное, еще дома не был?

-Не был. С аэродрома сразу же в наркомат привезли.

— Как всегда. Машина есть, чтобы до дома добраться? А то мою возьми, мне она пока не нужна.

— Машина есть, у себя на базе дежурную взял...

Глава

Гости званые и не званные

"Кобулыч" приехал поздно вечером. Я уж, честно говоря, разуверился в том, что он вообще сегодня приедет и собирался ложиться спать. Но он все-таки нашел время "заскочить на огонек". Приехал не один, а в сопровождении нескольких охранников и пары девушек, накрывших нам очень симпатичный стол из продуктов, привезенных порученцем Кобулова.

По обоюдному молчаливому согласию девушки в сопровождении одного из охранников нас покинули. И без них хорошо посидели. Душевно так. Без всякого пафоса и излишеств.

Моя квартира Кобулову понравилась.

— Неплохие хоромы у тебя Володя. Все продумано и удобно. — Сказал "Кобулыч" пройдя по квартире и осмотрев все комнаты. После чего отправил охранника с порученцем в машину.

Второй охранник затих, усевшись на стульчике в прихожей с большой кружкой чая и тарелкой с бутербродами в руках.

Часть коллекции холодняка (не самая лучшая!), выложенная из ниши на стол в библиотеке, произвела на Богдана Захаровича хорошее впечатление. Подержал в руках каждый из клинков, а затем за стаканом хорошего вина обсудили каждый из них. Сошлись во мнении, что каждый из них великолепен и дополняет друг друга.

Кавказский кинжал, из-за которого разгорелся сыр-бор, впечатления на Кобулова абсолютно не произвел. Он видел клинки и получше, где был качественнее обработанный металл и богаче украшенные ножны. История клинка его не заинтересовала, а вот испанский клинок и "наваха" пришлись ему очень даже по вкусу. Богдан Захарович предложил обмен — за заинтересовавший его клинок — пару картин "старых мастеров" для украшения моей библиотеки, ну и еще чего-нибудь к ним в придачу. Я согласился.

"Наваху" подарил Кобулову просто так. Все равно бы он что-нибудь у меня еще выцыганил, а так я даже с прибылью остался и гостю угодил и пару старых картин приобрел. Хорошо.

Не сильно большой интерес у замнаркома вызвали собрание книг и картин. У самого не хуже.

За окном мела метель, а у нас за плотной шторой светомаскировки было тепло, светло и более чем уютно. Красное вино играло в хрустальном бокале. Кобулыч почти не пил, так слегка смочил губы вином. Мы разговаривали и вспоминали общих знакомых и прошедшие события. Мне удалось аккуратно напомнить замнаркома о комдиве Василии Ивановиче Киселеве и необходимости его поощрения за оборону Орджо.

— Не беспокойся о нем, Володя. Василий Иванович за оборонительные бои под Владикавказом награжден орденом "Боевого Красного знамени". В наркомате за разгром немцев в ходе последующего наступления подготовлено представление о присвоении ему звания генерал-лейтенант и награждении орденом Суворова 1 степени (в РИ этого сделано не было). Кроме того он назначен начальником вновь формируемого Управления внутренних войск НКВД Северо-Кавказского округа.

Ты о себе бы лучше подумал. Все головой своей рискуешь — из огня да в полымя скачешь! Вон опять в самый ад прешь! Хочешь, я тебя к себе одним из замов заберу или еще куда, в наркомат?! Уверен, ты справишься и потянешь любой вопрос. С Лаврентием Павловичем о твоем переводе я договорюсь...

— Спасибо за предложение Богдан Захарович, но лучше я со своими пока побуду. Не наглотался я еще войны. Да и спокойнее мне среди них будет. Здесь врагов наверняка больше чем на фронте обнаружится.

— Это ты прав. Здесь на тебя за Кавказские события в ЦК до сих пор бочку катят. Бумаги не жалеют. Шлют и шлют во все инстанции. Требуют твоей головы и кары небесной.

— Вот и я о том же. На фронте все же спокойнее.

— Наверное. Хотя в этом и не уверен. Насчет моего предложения перебраться в наркомат все же подумай. Ты здесь бы очень пригодился.

— Подумаю...

Незнаю, почему, но у меня на душе появилась какая-то смутная тревога, нарастающая с каждой минутой. К чему бы это? А тут еще Перстень начал теплеть и темнеть, реагируя на какую-то угрозу. Не уж то за мной или Кобуловым кто пришел? Тогда это просто идиот. Дом-то как-никак наркоматовский. Да и охрана Кобулыча на месте. Я на всякий случай проверил. Стоят машины, и человек около них присутствует, по сторонам посматривает. Об атаке с воздуха даже не думал. Год уже как к Москве не прорываются немецкие бомбардировщики. По словам Кобулова лишь иногда одинокая "рама" на большой высоте проходила над городом и то за ней шла охота высотных истребителей ПВО. Так что если и ждать атаки, то только с земли.

Вокруг вроде как тихо и никого не видно, но чувство тревоги не исчезло, а наоборот все продолжало нарастать. Не нравится мне все это. Ох, как не нравится! Особенно то, что телефон не работает и дозвониться, никуда не получится. Но гостя своими настроениями травмировать не стоит. Хотя о чем это я?! Мужик он нормальный, понимающий и боевой. Потому лучше уж сразу в лоб сказать. Что я и сделал.

Не подвел мои ожидания "Кобулыч". Сразу в тему въехал и словно лет на двадцать помолодел. Виктора — своего охранника позвал и предупредил о моих предчувствиях возможного нападения. Охранник отнесся к ним с должным пониманием и внимательно посмотрел на меня. Пришлось ему разъяснять, что к чему и насчет телефона тоже. Самое хреновое было в том, что у охраны "ходилок-бродилок" (носимая радиостанция) не было. Вообще! Полная ж...а, а не обеспечение безопасности подотчетного лица. Пришлось сделать себе зарубку на память — из наших запасов передать пару раций парням.

Наш военный совет был недолог. Люди грамотные и не в таких переделках бывали. Для начала решили провериться, а то вдруг это так глупость или еще чего. После чего спуститься к машинам.

Богдан Захарович рвался в бой. За лежавший в кармане брюк, подаренный мной, "Вальтер ППК" схватился. Пришлось его успокаивать и оставлять в квартире. Заодно и Виктора с ним. Они мне спину прикроют, если что не так пойдет. Да и мне спокойнее — мешаться под ногами не будут, а то вдруг на "глупую" пулю попадут. Отвечай потом!

У меня с собой был комплект черной формы, черные теплые носки и такая же вязаная шапочка. Переодеться было минутным делом. Из шинели Виктора и моих теплых вещей связали тюк, похожей на человеческий силуэт.

Выключив свет в коридоре и прихожей, мы приступили к действу. Щелкнул дверной замок и дверь квартиры, выпуская меня с тюком на руках, широко открылась. Два быстрых и неслышных шага в сторону от дверного проема. Никто не стреляет и не нападает! Уже хорошо! Значит, они не увидели меня. Следом за мной на площадку шумно вышел охранник.

Как и договаривались, Виктор, привлекая внимание возможных "клиентов", шумно потоптавшись на площадке, несколько раз громко вздохнул, спустился на пару ступенек вниз, постоял там и вернулся в квартиру.

Я же, прижавшись к стене и аккуратно переставляя ноги, поднялся по лестничному пролету выше. Благодаря тому, что на окнах в подъезде не было светомаскировки, лунный свет проникал в подъезд и давал минимум необходимого освещения. Именно поэтому мне и удалось осмотреться вокруг.

На лестничной площадке этажом выше стояли двое темных призраков, одетых в военную форму. Один из них склонившись над перилами, всматривался вниз в темноту подъезда. Второй стоял сбоку у лифтовой клетки и старался не отсвечивать. Мог ли там быть кто-то еще? Вполне. Минимум еще один, что возможно стоял у стены за клеткой или на ступеньках лестницы. Вели они себя профессионально. Ни скрипа одежды, ни шумного дыхания от них не было слышно. Выдавал их лишь запах обувного крема.

Что ж, похоже, это мои клиенты. Только вот не ошибиться бы, а то вдруг не тех шлепну. Может это кто из жителей домой пришел, а ключей от дверей или в квартире никого из родственников нет, вот и стоит в ожидании. Тем более что со своих соседей я практически не знал. А я на них грешу! Так что рисковать я не стал.

Вернувшись на площадку, подхватил тюк с одеждой и бросил его вверх по лестнице. Это не осталось не замеченным, и сверху раздались почти неслышные щелчки. Ого, да у парней, похоже, тоже глушак имеется! Вот все и стало на свои места. Наверху был враг, которого следовало уничтожить. Тюк, пролетев около метра, ожидаемо упал на ступенях. Стукнула, ударившись о бетон, пряжка портупеи, и все стихло. Теперь мне следовало затихариться и подождать, когда "граждане профессионалы" пойдут посмотреть, кого это они уложили.

Ждать долго не пришлось. Уже через пару минут сверху, прикрывая друг друга, медленно и тихо стали спускаться неизвестные. Первый держал "на мушке" своего "Нагана" с глушителем "БраМит" тюк, а второй явно с чем-то похожим на МР-40 (нем. Пистолет-пулемет) в руках прикрывал его сзади.

Ну не я первым начал. Стрелял очередями — два патрона во второго, как наиболее опасного, потом два в первого и опять во второго. Вроде как попал. В первого точно. Он, не выпуская револьвер из рук, глухо упал на ступеньки лицом вниз. Второй тоже осел и не отсвечивал из-за перил. То, что не стреляет уже хорошо, значит, я в него попал, и он пока выбыл из игры.

Оттянувшись назад, перезарядил пистолет. Ну что вперед? Точнее сначала слегка по лестнице вниз — перепроверяться, нет ли там еще кого. По идее там должны находиться еще двое — трое, те, кто при необходимости должны были остановить поднимающихся снизу, и не допустить нашего прорыва на улицу. Хотя этого можно было и не делать. Почему? Да потому что мы хоть и пользовались глушителями, все же нашумели и если бы внизу кто ждал, то прибежал бы на помощь убивцам... А они до сих пор так и появились, но перепроверить все равно стоило. Для успокоения себя любимого.

Распластавшись, не забывая поглядывать наверх, где остались неизвестные, сполз на пролет вниз. Тихо. Или их нет или они так хорошо заныкались, что обнаружить их невозможно. А раз так, то займемся подранками сверху.

Пришлось ползти по ступенькам, теперь уже наверх. Особо не спешил, стараясь аккуратно и как можно тише двигаться вверх. Почему? Да хотя бы потому, что "убивцы" проявили неплохое мастерство, вот только есть несколько правил, которые обязательно соблюдают в такой ситуации. Например — "если вы в вдвоём, то в то время как один держит "верхнюю" площадку, второй занимается следующим нижним лестничным маршем, и возможно углами поворотов лестницы. Далее он принимает контроль за следующей площадкой, а первый продолжает двигаться и зачищает опасную зону". А "ребятишки" этого не сделали. Шли укороченной "змейкой" (построение при котором 1-й держит сектор на 12 часов, 2-й на 3 часа, 3-й на 9 часов, 4— й на 6 часов, первым обычно идёт самый опытный боец) и совершенно не заботились о своем тыле. Значит что? А то, что вполне вероятно есть минимум еще один, который их как раз и прикрывал от угрозы сверху. Так что не спешим, не выходим на свет и смотрим во все стороны.

Первый был точно мертв. Он лежал, так как я его и оставил. Моя пуля попала ему в голову. Вон лужа крови на ступеньках темнеет. Револьвер мужик замертво зажал в руке. Вроде как неопасен, но на всякий случай "контрольный" не помешает. Один — ноль в мою пользу.

Второй все так же сидел около перил. Он поприветствовала меня. Короткая очередь в три патрона поцарапала стену подъезда. Не попал. Слишком высоко надо мной она прошла. Мой ответ оказался точнее. Подтверждением тому стал короткий стон.

Третий пока себя ничем не выдавал. Ну что ж поиграем с ним "в кошки — мышки". Только сначала со вторым окончательно разберемся. Короткий бросок к нему, и прикрывшись телом "убивца" я осмотрелся по сторонам. Вроде тихо.

Второй лежал, прислонившись к ограждению лестницы. В отключке "товарищ". Видно от ран потерял сознание. Он хоть и не выпустил автомат из пальцев, тем не менее, пользоваться им уже не мог. Его правая рука и левое плечо были прострелены. Досталось ему от меня и в левую ногу. Пришлось его освобождать от тяжести оружия и того что было в карманах. Неплохой набор. Даже граната нашлась. Ну да мне она не сильно нужна. Итак, будем читать два — ноль в мою пользу. Где же третий? Молчит супостат!

Ладно. Еще один бросок наверх — к лифтовой площадке, а там посмотрим. Почти проскочил. Три бесшумных выстрела "в упор" прозвучали из-за угла лифтовой кабины, когда я был почти у цели. Спас Перстень. По две моих пули ушло примерно туда, откуда стрелял враг и на шум, раздававшийся с лестничного пролета ведущего вверх. Попал. Рывок и вот я рядом с пытающимся ползти по ступенькам вверх третьим. Короткий и давно отработанный удар и гражданин "ушел в нирвану". Минут десять в таком состоянии точно пробудет. Одна из моих пуль попала ему в правый бок, а вторая в предплечье. Мне повезло. Да еще как! Две "лимонки" у "гражданина" кроме револьвера нашлись. Мужик явно жить хотел потому больше и не стрелял и не сопротивлялся. Что ж, знать судьба у него такая — пленным будет. Стянуть руки его же ремнем не составило труда.

Дальше действовать пришлось бегом. Время поджимало. Наверху никого. Только люк на крышу открытый нашелся.

Виктор открыл дверь квартиры, как только я постучал условным стуком. Вдвоем мы занесли пленного в комнату и привязали к батарее. Все это время Кобулыч с пистолетом в руках прикрывал нас. Хороший он все-таки мужик. Правильный. Пока Виктор бегал к машинам за подмогой (хотя я и был категорически против), пленный пришел в себя.

— Поговорим? — не стал тянуть я. — Сколько вас?

— Четверо. — На хорошем русском языке не замедлил ответить пленный. — Трое здесь. Четвертый на улице в машине. Ждет нас с грузом.

— Откуда?

— Абвер. Штаб "Валли".

— Задание?

— Захватить или уничтожить вас — подполковник. В случаи успешного захвата вывести на явку и ждать самолет.

— Кто навел на квартиру?

— Я точно не знаю. Слышал, как старший группы разговаривал с агентом из местных — что тут в НКВД служит, тот ему и сообщил, что какая-то местная артистка с Украины у вас здесь в гостях была. Она и сообщила, как на вас выйти. О том, что вы в городе нам сообщили по телефону. Ваша фотография у нас была. Опознали, как только вы у дома появились. — А что ж тогда не пошли на захват?

— Вокруг вас люди были. Управдом, уборщицы. Лишние свидетели нам были не нужны, а потом к вам гости пожаловали. Решили не рисковать и дождаться когда они уедут.

— В подъезд как попали?

— Через первый подъезд. Как группа ВНОС поднялись на крышу, а дальше все просто.

— И вас так просто пропустили?

— Мы тут уже как две недели на крыше по ночам дежурим. Вопросов нам никто уже давно не задает. Тем более что управдому был звонок из штаба МПВО.

— Ясно. Какая машина ваша?

— Зеленая "Эмка". Стоит напротив первого подъезда.

— Кто старший группы?

— Тот, что был с автоматом.

— Где остальное снаряжение и оружие?

— На крыше. Рядом с люком Рация на квартире...

В принципе мне этого пока хватит, тем более что в квартиру вломились охранники Кобулова. Им хватило ума не поднимать на улице шум. Тихо вошли в подъезд и бегом поднялись к нам. Пользоваться лифтом я запретил — "гости" могли его заминировать. План захвата машины диверсантов и того кто в ней находится, составили на ходу. Кортеж Кобулова как раз должен был проехать мимо их автомашины. На этом и решили сработать...

Взяли. Труп. Мужик, поняв, что за ним пришли, успел застрелиться. Мне, наверное, самому надо было сработать...

Следственная группа, вызванная Богданом Захаровичем из наркомата, работала до полуночи. Пленного и трупы она забрала с собой.

— К утру из него все, что знает вытянут. Вообще весело ты живешь подполковник, — наливая коньяк в рюмки, сказал Кобулыч.

— Бывает иногда. Пленный вроде не врет. Своими показаниями облегчил парням жизнь.

— Это да. Только вот у меня сложилось ощущение, что он что-то недоговаривает.

— Согласен. Есть у него какие-то тайны.

— Ага, особенно про девицу, что на тебя вывела. Не знаешь кто такая?

— Знаю. Оксана. Порученец мой — Никитин, с ней кружил. Вроде как жениться даже собирался.

— Понятно. Как она? Хоть симпатичная?

— Да. Неплохая. Интересно как немцы на нее вышли?

— Утром узнаем. Может, ко мне домой поедем? Что ты тут в одиночестве куковать будешь? Вдруг кто еще нагрянет?

— Да нет. Я здесь останусь. Не будет больше гостей. Особенно незваных. Не должно у них быть группы зачистки. Ну а если будет. Встречу.

— Смотри. Хочешь, я тебе пару ребят пришлю?

— Спасибо не надо. Сам справлюсь.

Глава

Проводив всех и убрав все на свои места, собрался лечь спать, но, увы, сон как назло рукой сняло. Толи так на меня покушение повлияло толи еще чего.

Согрев чайник и налив себе большую кружку чая, открыв шторы светомаскировки, я смотрел через оконное стекло на разыгравшуюся метель.

Кобулыч все-таки оставил охрану у моего дома. Из "Эмки", стоящей на площадке среди деревьев, с завидной периодичностью к нам в подъезд погреться ходила пара вооруженных автоматами бойцов. Холодно, а они в одних ватных бушлатах вот и мотаются туда-сюда, чтобы согреться. По времени их прогулки можно было точно сказать, что пост у них расположился на первом этаже. То, что это не профи из охраны, а опера было ясно при первом же взгляде на их действия. Кто же так машину и пост ставит? Хотя кто его знает, может быть это специально сделано — в качестве приманки, а где то рядышком затаились еще одна группа бригадмильцев которую не видно и не слышно?

Хорошо вот так стоять, но и поспать надо. День обещает быть бурным — один поход в ГШ чего стоит...

О будущей операции особо не задумывался — смысла нет. Что будет то и будет. В "Невинке" получилось и тут получится. Правда сколько я не напрягал память вспомнить об "Алексеевском десанте" как части Острогожско — Россошанской или Воронежско — Касторской операций из прошлой истории не получалось. Не было ее или у меня в памяти не отложилось. Тут даже Перстень не помог. Хотя как она могла быть, если история круто изменила свой ход. Ну да не боги горшки обжигают! Надо — значит сделаем! Хотя знать об объекте атаки стоило бы больше. Да вот только в штабе войск и так поделились всем, чем могли. А мне этого маловато. Может в ГШ побольше знают? Ладно, утро покажет, что к чему.

Я уже лежал в постели, когда услышал, как щелкнул дверной замок, а затем тихо хлопнула дверь, и кто-то включил свет в коридоре. Так, похоже, еще гости пожаловали! Не квартира, а проходной двор какой-то. Достать пистолет было секундным делом, а уж подняться с постели тем более. Одеваться не стал — не до церемоний...

Неизвестный не торопился проявлять себя. Его присутствие в коридоре выдавало тихое сопение, скрип и глухой шлеп ног по паркетному полу. А еще запах — устоявшийся запах лекарств и карболки, какой остается на вещах долго лежавших на госпитальных складах. Был только один человек, у которого имелись ключи от квартиры, и кто мог так мило пришаркивать сапогами — Татьяна. Убирать пистолет я не стал, положив на тумбочке рядом с дверью кабинета. Тихо прошел в коридор и обнял склонившуюся над раскрытым вещмешком женщину...

— Прости, звонить с вокзала не стала. Не хотела тебя будить,— когда губы стали свободными сказала Таня. — Я думала, что ты спишь в спальне, а ты в кабинете заночевал.

— Все это мелочи, — еще сильнее прижимая Татьяну к себе, сказал я. — Ты чего же это пропала? Ни слуху, ни духу от тебя. Не написала, что находишься в госпитале?

— Некогда было. Да и думала, что ты меня разлюбил. Нашел себе другую. Мы же с тобой год не виделись...

— Скажешь тоже.

— Я смотрю, у нас в подъезде охрана теперь стоит? Тебя охраняют? Опять что-то натворил?

— Наверное...

Объятия все же пришлось разжимать. Телефон как всегда затрещал не вовремя.

— Товарищ подполковник у вас все в порядке, а то к вам женщина прошла, сказав, что она ваша жена. — Раздалось в трубке.

— Спасибо, все хорошо...

Татьяна сильно похудела. Застиранная и выцветшая форма была явно с чужого плеча. Ее роскошные волосы стали с заметной проседью. Под глазами у нее появились темные круги. Только глаза оставались такими же глубокими и все понимающими.

Пока грелся чайник, и наливалась ванна, я коротко ввел Таню в курс происходящего. Более подробно мы поговорили уже после того как она привела себя в порядок и мы удовлетворили свой голод...

— Ты где и когда ранение получила?

— Месяц назад под Минском. Передислоцировались к новому месту расположения, попали под минометный и пулеметный удар ягдкоманды действовавшей в нашем тылу. Вот меня осколками мины и приложило по ногам. Несколько крупных осколков вошло. Боли сначала не почувствовала. Отбиваться надо было. Диверсанты начали зачистку колонны. Да не на тех попали. Все кто выжил, встретили врага своим огнем. Отбились. Встать хотела с земли, не получилось. Только тогда и поняла, что ранена. Крови много потеряла. Ребята помогли, перевязали, в ближайшую санчасть доставили. Оттуда эвакуировали на Большую землю, в Калинин, там и лечилась.

— Получается, что ты все это время в Белоруссии была?

— Да. При особом отделе фронта. Переводчиком и при необходимости занималась оперативной работой. Ты получил мое письмо, где я писала о Михаиле?

— Да. Как он там?

— Не знаю. После боев под Березино их бригаду перебросили под Барановичи на западный участок фронта. Вскоре немцы прорвали фронт и заняли Минск. Бригада, где служил Михаил, вроде бы смогла прорвать окружение и прорваться в Налибоки. Но связи с ней до моего ранения установить не смогли.

— Как же получилось, что Минск сдали?

— Молча. Не хватило у нас сил удержать город. Мы и так к тому времени сильно уступали врагу в численности. Потери были очень большие, а с пополнением и снабжением совсем плохо стало. Под Витебском Люфтваффе несколько эскадр ночных истребителей разместили и нашим "соколам" прорываться тяжело стало. За ночь всего пару— другую самолетов принимали. С продовольствием еще более или менее сносно было, а вот с пополнением и боеприпасами совсем плохо.

Немцы из Франции и Польши несколько своих свежих дивизий прислали. Создали ударный кулак и прорвали наш фронт и заняли город. Правда, много они от этого не выиграли. Город им достался сильно разрушенным. Население в большинстве своем нами было вывезено. Жд. станцией, аэродромами, заводами, складами пользоваться долго не смогут. Продвинуться дальше в Налибоки (Налибокская пуща) и вглубь занимаемой нами территории противник не смог.

— А шрамы на спине у тебя, откуда?

— Это я еще весной получила. В марте от нашего человека поступило сообщение, что часть бойцов, в одном из полков, собралась перейти на сторону врага. Полк был укомплектован из местных жителей, попавших под мобилизацию в феврале этого года. Командование полка было на хорошем счету, полк под его руководством неплохо сражался под Докшицами, стойко держал оборону. Поэтому рубить с плеча не стали. Было решено, что я под видом жительницы Минска, разыскивающей своего мужа, ранее содержавшегося в шталаге на Пушкинской и после освобождения направленного на службу в этот полк, поеду туда и на месте разберусь, что к чему. В качестве мужа должен был выступить один из наших парней.

Не успела приехать, как немцы перешли в наступление и загнали полк в болото. То, что мы оказались в окружении, стало понятно уже к исходу вторых суток. Часть бойцов, в ходе боев, добровольно сдалась и перешла к немцам, остальные держались, как могли.

Немцы лупили по болоту минометами. В атаки старались не ходить, знали, что по зубам получат.

Холодрыга стояла ужасная. Лед подтаял. Ноги весь день в воде. Хорошо, еще, что у меня с собой резиновые сапоги и шерстяные носки были, а то бы обморожение точно получила.

Товарищ, к которому я ехала, погиб еще в начале боев. Пришлось открыться командиру полка — кто я и зачем прибыла. Понятно, что ему было не до моих проблем. Связи с командованием не было. Временно меня определили в санроту. Вот я и отступала вместе с ранеными. На третий день закончилось продовольствие. Питались отзимовавшей клюквой и болотной водой. Ослабли все. Боеприпасов осталось по паре патронов на человека. Искали теплые вещи и патроны у убитых. Но держались. Когда стало понятно, что помощь не придет, командованием полка было принято решение — на рассвете пятого дня идти на прорыв. Все секретные документы и знамя полка сложили в сейф и закопали. Капитан что полком командовал, меня специально пригласил. Место показал, куда они с начштаба и политруком сейф прятать собрались. Ориентиры как потом найти закладку мне оставил. Я свое удостоверение и партбилет в сейф положила. Себе лишь платок, зашитый в одежду, оставила.

Нам не повезло. Вечером немцы подтянули свою тяжелую артиллерию и начали методично обстреливать наши позиции. Один из снарядов разорвался рядом с нашим укрытием. Сосна, стоявшая рядом, обломилась и упала, накрыв собой раненых. Те, кто был рядом побежали в разные стороны. Меня кто-то толкнул в болото, и, наверное, оглушило миной — очнулась, лежу в воде. Только голова наружу. Еле вылезла. Рядом живых уже никого не было, одни трупы. Наших не слышно. Видно далеко уже ушли. Обстрел к этому времени закончился. Пока лезла, очень устала и вымоталась. Потому добравшись до сухого места, упала и тут же задремала.

Вдруг бабах — рядом выстрел. Осмотрелась, а это неподалеку немец пристрелил тяжелораненого. Потом меня за шиворот подняли. Хорошо еще, что я в гражданской одежде была, а оружие в болоте утопила. Немцы нашу сестру не жалуют. Тех, кто был в военной форме, в плен старались не брать. Издевались и расстреливали на месте. Мне повезло на более или менее адекватных нарвалась. Они меня своему начальству представили.

На допросе сказала, что местная жительница и по мобилизации ухаживала за ранеными. Оставшиеся в живых раненые это подтвердили. Вот меня вместе с ними и повели в плен. Помогло и то, что я немецким языком владею. С офицером, ведшим допрос, без переводчика общалась. Так я оказалась в Лепельском концлагере.

Поместили меня в барак, где наши девушки-пленные содержались. Человек сорок нас там собралось. В большинстве своем в плену при таких же обстоятельствах, как и я, оказались — ранеными и контуженными. В лагере они за больными и ранеными ухаживали, на кухне работали. Охрана над ними издевалась, как могла. Особенно теми, кто помоложе. Били и насиловали их постоянно. На девчонках живого места не было. Меня не трогали. Видно от своего начальства указание имели.

Охраняли нас украинцы, прошедшие обучение в "Травниках" (форт на территории Польши, где перешедшие на сторону врага проходили обучение в качестве охранников концлагерей). Сволочи, живодеры и извращенцы... Командовали ими немцы из охранных частей СС. Частенько в лагерь наведывались и абверовцы. Их сразу отличить можно — чистенькие такие все, культурные. Если кого избить надо охрану вызывают. Сами не пачкаются. С пленными спокойно разговаривают, сигаретами угощают. После их отъезда из лагеря потом обычно десятка полтора пленных в грузовике вывозилось.

Посещали нас и предатели, те, кто в РННА (Русская национальная народная армия) немцам служат. Да и казаки несколько раз приезжали.

Из руководства полка я никого в плену не видела. От тех раненых с кем мы вместе в плен попали мало, кто в живых остался. Многие еще по дороге в лагерь умерли.

Меня на допросы часто вызывали. Все пытались вызнать, кто я, как попала в полк. Держалась своей легенды. Пробовали из меня что-то вышибать, ничего не получилось. Причем допрашивали наши же — украинцы, русские и белорусы что перешли на сторону врага. Бросят животом на лавку, лупанут пару раз плеткой или резиновым шлангом по спине: "Говори!". Хоть и больно, но я терпела. Стояла на своем. С нашими говорила только на немецком. Требовала к себе нормального отношения. Может именно поэтому мне немцы и поверили. Перевели в лагерь, где содержались местные жители, собранные для отправки в Германию.

В том лагере пробыла двадцать дней — удалось сбежать. Там был сортир за колючей проволокой, и выводили туда по десять человек, а я увязалась одиннадцатой. Конвойные нас не считали. Потому и повезло. Конвоиры вовнутрь не заходили, на улице стояли, курили да разговоры вели. Когда все вышли, я затаилась, дождалась, когда остальных уведут в лагерь. Я выскочила и дала ходу. Сутки скрывалась в лесу, а потом краем дороги пошла на запад. Уже на следующие сутки услышала канонаду.

А потом в лесу нарвалась на наших разведчиков. Их группа по немецким тылам шарилась — диверсии на дорогах совершала. Старшим там был старший сержант Петр Гренишкин. Мы с ним переговорили, я ему свой платок предъявила и попросила помощи. Вернуться назад через линию фронта они не могли, выделить людей для моего сопровождения тоже. Поэтому взяли меня с собой. Почти месяц "гуляли" по немецким тылам. Хорошо так погуляли. До Орши и Витебска дошли и назад к Лепелю вернулись. Почти каждый день немцам и их прихвостням хвосты накручивали. Я подсчет вела, так вот во время рейда мы более тысячи солдат противника жизнь сократили. Два десятка танков и почти сотню автомашин пожгли. Более двух десятков мостов сожгли. Немцы за нами охоту организовали. Части с фронта специально против нас снимали. Погоню посылали. Но мы благодаря Петру всегда вовремя уходили. Пару ягдкоманд на ноль помножили.

Сначала нас всего двенадцать человек было, а когда к своим вышли уже почти три сотни набралось. И это с учетом потерь, что несли в боях. Пока шли пленных из рук немцев и гитлеровцев освобождали, небольшие группы партизан к себе присоединяли.

Старший сержант оказался из отряда Саши Могилевича. Помнишь такого?

— Ну как же не помнить. Если я его и оправлял под Минск.

— Прости, забыла. Так вот. Петр многие тактические приемы использовал из тех, что ты сам применял, когда из Бреста свой отряд вел.

— Вот как. Я, честно говоря, у себя в отряде бойца с такой фамилией не помню.

— А он и не шел с тобой. К Могилевичу в августе прошлого 1941 года со своей группой присоединился. Командиром рейдовой группы был. До этого в 6 кавкорпусе сражался. А до приемов, специального обмундирования и снаряжения сам дошел. Мне об этом рассказала Аня — радистка группы Гренишкина. Она с Петром практически с самого начала войны вместе воевала. Она вообще о Петре много чего интересного рассказала. Талантливый и смелый парень. Нас из кучи передряг вытащил.

— Интересно. Самородок значит. Не знаешь, что с ним и его группой потом было.

— Как не знать! После возвращения по моему представлению Петра повысили в звании и назначили командиром разведроты в твоей бывшей бригаде. Там он и воевал до расформирования бригады. За свое мужество и героизм получил несколько орденов. Офицером стал. Осенью его вроде как на батальон поставили. И по идее он должен быть все еще на Белорусском фронте.

— Понятно. Куда ты теперь?

— Как куда? К тебе в бригаду на свою должность переводчика. Возьмешь? — Возьму, конечно. Я вообще-то думал, что ты к Цанаве вернешься.

— Нет. В кадрах меня возвращать в Белоруссию не стали. Сказали, что я нужна тебе.

— Они правы...

Обновление на 09.11.17. рабочий текст...

Глава

Оставшееся время до Нового года пролетело незаметно.

30-го я почти весь день провел у "операторов" ГШ — уточняли и согласовывали весь комплекс вопросов связанных с подготовкой десанта.

На основе выкладок я доказывал необходимость выделения в наше распоряжение более крупных сил авиации. То, что было запланировано, в лучшем случаи хватило бы на одну волну.

Дали мне поработать и с разведсводками и с картами. Пусть они в целом и повторяли те, что я смотрел в нашем наркомате, но были некоторые нюансы, на которые стоило обратить внимание — например охрана мостов, содержание дорог, размещение моторизованных сил и гарнизонов противника.

В итоге я предложил кроме сил бригады использовать в составе десанта еще несколько лыжных батальонов. Они нужны были для удара на Круглое. Целью, которого было — перерезать еще одну дорогу на Острогожск с тем, чтобы не допустить отхода врага на запад.

Кроме того в плане практически не рассматривался вопрос пополнения десанта личным составом на случай затяжных боев в окружении и неудачи наших войск при прорыве фронта противника.

Выслушав мои доводы в ГШ, согласились с ними и предложили остаться в Москве еще на два дня для окончательного решения всех возникших вопросов. В качестве компенсации предложили 2 билета на вечернее представление Московского цирка.

Кто бы отказался, а я нет. Тем более что представление должно было пройти в старом* (в мое время уже уничтоженном) здании цирка на Цветном, где всегда была своя неповторимая атмосфера и запахи, большой манеж и зрительный зал на почти 2 тыс. человек! Очень хотелось увидеть в живую, а не на киноэкране, выступление "клоуна номер один" — "Карандаша"* (Михаил Румянцев) и его собаки Кляксы, воздушных канатоходцев Хибина.

Вечер удался. Пусть даже моя давняя мечта и не осуществилась. "Карандаш" вместе с бригадой цирка выступал где-то на фронте. Мы с огромным удовольствием посмотрели цирковой спектакль "Трое наших"* (Премьера состоялась 9 мая 1942 года (авторы сценария А.Г. Афиногенов и М. Бурский, режиссер-постановщик Н.М. Горчаков и А. Ширай, художник Б. Эрдман, музыка (подобрана и отчасти написана Б. Мошковым)).

О чем был спектакль? "Трое наших" — это советские разведчики* (артисты цирка П. Осташенко. Н. Тамарин, П. Есиковский) действовавшие в тылу врага. Благодаря их смекалке и ловкости фашисты терпели большие неудачи. На арене проходили бои мотоциклистов, борьба за лошадь, акробатическая клоунада двух пьяных немецких солдат. В финале на манеж выехал настоящий танк и раздавил вражеские доты. Игравший партизана артист Смирнов, при помощи трамплина делал вместе с мотоциклом прыжок на расстояние около шести метров, поднимался на мотоцикле по высокому и крутому скату, шедшему с арены на сцену, бросал гранату в немецкий штаб и он взрывался и горел.

Было смешно и захватывающе интересным. Весь заполненный до отказа зал грохотал над репризами и выходками главных героев. Вместе со всеми хохотали и мы. Порой мне казалось, что купол от смеха упадет нам на голову. Но ничего выдержал.

Домой решили идти пешком. В воздухе кружился лёгкий и невесомый снежок. Морозец пощипывал щеки. Мы, наслаждаясь вечером и погодой, не торопясь, шли темным улицам столицы. Несмотря на позднее время и скорый комендантский час, на улице, в трамваях, на входе в метро — везде было многолюдно и царило предпраздничное оживление. Работали магазины, коммерческие кафе и рестораны. Москвичи как всегда спешили по своим делам. Многие несли покупки и ёлки. Их продавали с машин и на специализированных елочных базарах. Мы тоже не удержались и купили елочку...

В квартире сразу же густо запахло смолой. В связи с поздним временем сначала решили ее поставить на следующий день, но не удержались и, сдвинув в сторону стол, до полуночи провозились с установкой и украшательством ели. В качестве игрушек пошли конфеты и фрукты из полученного в наркомате новогоднего пайка. Очень даже неплохо вышло.

Утром в ГШ меня ждал сюрприз — все предложения и вопросы, поднятые мной, были уже согласованы и утверждены. Так что я мог заниматься своими делами. А их была куча. Для начала нужно было проконтролировать вопрос с получением новогодних подарков от трудящихся Москвы для бойцов части и найти подарок Тане.

С получением подарков все было в порядке. Когда приехал в наркомат машины и политруки уже ждали меня. Мне оставалось только отдать им накладную и показать, куда и к кому надо обращаться. Так что до обеда тяжелогруженые машины убыли в расположение, и я был уверен, что подарки бойцам поступят вовремя.

Найти подарок Тане оказалось сложнее. Нет, в магазинах был довольно большой выбор и я все никак не мог определиться, что же мне хочется ей подарить. В итоге остановился на золотом кольце с крупным синим сапфиром.

Довольный покупкой, пошел обедать в наркоматовскую столовую, тем более что мне надо было отметить свое командировочное удостовирение. Тут меня нашел Кобулов.

— Все вопросы согласовал? Моя помощь ненужна? Когда улетаешь?

— Все сделал. Вылететь собирался завтра.

— Понятно. У тебя какие планы на сегодняшний вечер? Где встречать новый год будешь?

— Планов никаких, а новый год буду дома встречать или к себе на базу поеду. Еще не решил.

— Тогда может быть, вечером ко мне домой придешь? Посидим. Вместе встретим Новый год. Я Анне Ивановне (жена Б.З.Кобулова) давно обещал пораньше домой приехать, а то все работа и разъезды. Семье времени уделить некогда, а тут вроде как свободный вечер образовался.

— Я не против. Только если разрешишь, то я буду с женщиной.

— Какая-нибудь очередная актриска?

— Нет. Боевой товарищ и друг. У меня в бригаде переводчиком служит. Мы с ней уже несколько лет знакомы. По всей видимости, до колец дойдем.

— Тогда понятно. Приезжайте вместе. Жена с дочкой будут рады. Компания у нас будет — ты да я да мы с тобой. Все в разгоне. Машину как освобожусь, за тобой пришлю. О подарках даже не думай. Ты и так мне кучу всего подарил.

— Есть...

Вновь пришлось озабочиваться поисками подарков — не пойдешь же в гости с пустыми руками. Тем более в такой день. Нашел. Пол Москвы пришлось объездить, но нашел. Денег ушло много, но жалеть их не стал. Не жил богато и не чего привыкать. Хотя по сравнению с обычными гражданами я себе казался нуворишем* (от фр. nouveau riche — новый богач). И деньги и хороший паек и квартира в "элитном" доме.

Домой приехал, когда уже смеркалось. Здесь меня ждал дорогой гость — наш бессменный директор КБО Исаак Лаврентьевич Шмит собственной персоной. То-то мне показалось, что водитель стоявшего во дворе грузового "Опеля" знакомый. Они с Татьяной сидели на кухне, и пили чай с вареньем. Между прочим земляничным. У нас дома такого точно не было.

— Ну, наконец — то соизволил явиться. Мы уж тебя заждались, — приветствовал он меня. — Почти все варенье успели съесть.

— Так уж и все?!

— Нет, конечно, оставили чуток. На самом донышке. Что же ты был на базе, а ко мне не зашел? Я как узнал, тут же к тебе собрался. Гостинчика на Новый год привел. Татьяна меня вот приветила, чаем напоила. Ты-то может, что покрепче нальешь?

— Конечно, налью.

— Ну а с меня тогда закуска.

За прошедшее с нашей последней встречи время он довольно сильно сдал. Похудел, почернел и осунулся, но все равно старался держаться бодро.

Мы обнялись. Пока Таня накрывала на стол, приговорили пару "рюмок чая", а потом за ужином поговорили.

Исаак Лаврентьевич рассказал о работе КБО и номенклатуре выпускаемой продукции, строительстве новых производственных зданий, людях и их проблемах. О том как, выполняя постановление от 7 апреля 1942 года "О выделении земель для подсобных хозяйств и под огороды рабочих и служащих" удалось расширить подсобное хозяйство — весной увеличили посевы картофеля и овощей, поголовья крупного рогатого скота и другой живности. Хоть и пришлось довольно много потом сдать в фонд государства, но остальное-то осталось и дало приплод. Еще поведал о том, как осенью запасались "подножным кормом" — организовали сбор не только грибов и ягод, но и хрена, рябины, желудей, щавеля, лебеды и крапивы. Все это сдали в московские магазины. Очень хорошо пошли консервированные грибы. Неплохую прибыль получили. С "торгашами", кстати, договорились о подготовке для них наших инвалидов по специальности — мясник, гастроном, рыбник.

Поговорили мы и о работе остальных наших курсов. Хоть большинство из них были платными, но все они пользовались большим спросом. Особенно технические. Да и десятилетняя школа не пустовала. Так что тянулся народ к знаниям, строил планы на будущее.

Строили планы и мы. Пора было задуматься о расширении поселка и строительстве отдельных коттеджей для семейных пар, а то нехорошо — когда две-три семье под одной крышей живут. Думали мы и над расширением номенклатуры выпускаемой продукции — говорили о корпусной мебели и фурнитуре к ней. И о том, как будет после войны.

Пока Таня выходила в комнату, Исаак Лаврентьевич сунул мне объемистый бумажный пакет с деньгами и ведомость: — На ко вот, распишись. Тут твоя прибыль.

-Вот спасибо, а то я растратился.

— Понимаю. Дело молодое. Да с такой женщиной и не растратиться?! На свадьбу не забудь пригласить...

Долго задерживаться у нас Шмит не стал — комендантский час он и в Африке комендантский час, а ему еще ехать и ехать.

Тянуть до полуночи с вручение подарка я не стал. Кольцо Татьяне очень понравилось, она вся расцвела и покраснела от удовольствия и поцеловала крепко-крепко... Чуть не опоздали со сборами к Кобуловым.

Машина за нами пришла в начале одиннадцатого. Дороги в городе были расчищены от снега, убрали и ряд баррикад, установленных еще осенью 1941 г., так что до "Дома на Набережной"* (ул. Серафимовича, д. 2) где жили Кобуловы, добрались быстро. Консьерж, проверив документы, объяснил, как найти 8-ю квартиру. Чего тут сложного, не знаю? Тем более что на каждом этаже располагалось всего по две квартиры.

Встречал нас сам хозяин, как самых дорогих родственников и в то же просто, по-семейному. Знакомство с семьей замнаркома прошло легко. И Анна Ивановна и их дочь Света оказались доброжелательными и светлыми людьми. Они очень тепло и радушно приняли нас.

Таню, как крупного специалиста, женщины тут же припахали к сервировке стола, а мне "Кобулич" устроил экскурсию по квартире.

Что сказать о квартире? Хорошая такая. Большая. Может быть, чуть получше, чем у нас. Высокие украшенные фресками потолки. Полы выстланы паркетом и коврами. Отдельная кухня, зал, кабинет, 3 спальни, 2 ванные комнаты, каждая с собственным окном, 2 балкона, широкие коридоры. Неплохо так.

Стол был накрыт в зале. Тут же стояла большая, пахучая ель, украшенная настоящими елочными игрушками. Но и тут без конфет и фруктов, завернутых в фольгу, не обошлось. Пока женщины накрывали на стол, мы в кабинете за просмотром коллекции "холодняка" и библиотеки пропустили по паре рюмочек коньяка.

Под настроение взял хозяйскую гитару. Как там было у Александр Благодатских:

Я гитару свою расчехлил,

Приобнял и по струнам прошёлся,

Звон малиновый мягко поплыл,

Растворился и, снова "нашёлся".

То заплачет гитара, то вновь

Разольётся прохладою синей,

Где-то снова проснётся Любовь

И появится Витязь былинный!!

Семиструнная! Душу тревожь!

Сказка пусть продолжается вечно!

Увлекся. Спел пару романсов. Богдан Захарыч подпевал. Вскоре к нашему импровизированному концерту присоединились женщины. Специально для них, подражая Петру Лещенко спел "Ах эти черные глаза...". В ответ Анна Ивановна с Таней и Светланой акапельно (когда только спелись!) исполнили романс "Не уходи, побудь со мною...", а потом пригласили нас к столу.

Хорошо посидели. По-доброму, почти по-родственному. Выпили, закусили, попели, потанцевали под патефон и радиолу, поиграли в фанты, почитали стихи. Я исполнил пару реприз из своего времени. На "ура" прошли рассказы Зощенко и о том, как мы сходили в цирк и что там видели. После чего решили, что обязательно сходим в цирк все вместе.

После полуночи достали подарки.

Захарыч подарил мне неплохую немецкую шпагу из своей коллекции. У Татьяны оказался крепдешиновый отрез на платье. Мы же подарили всем присутствующим по антикварной чайной паре саксонского фарфора и серебряной чайной ложечке.

Около трех ночи мы засобирались домой, но нас не отпустили, уговорив остаться до утра. Пока женщины занимались домашними делами и готовили ко сну, мы с Захаровичем засели в кабинете. Гитара снова оказалась в руках. Я наиграл несколько мелодий, потом исполнили на двоих пару песен.

Незнаю почему но мне пришло в голову исполнить песню из кинофильма моего времени "Батальоны просят огня", ту что поет Караченцев :

Как ни странно, в дни войны

Есть минуты тишины,

Когда бой умолкает устало

И разрывы почти не слышны.

И стоим мы в дни войны,

Тишиной оглушены... *( муз. А.Петров, сл.М. Матусовский)

— А ведь ты Володя неисправимый романтик и при этом неплохой командир!!! — сказал "Кобулыч".

— Согласись Богдан Захарович, все мы такие, только жизнь нас заствляет быть жесткими и требовательными. Разве не так? — продолжая наигрывать на гитаре, спросил я.

— Так. Я вот всегда учиться хотел, не получилось. Только гимназию закончил. Больше не удалось. Грузчиком помогал отцу в мастерской. Вместе чтобы прокормить семью работали. Он у меня неплохим портным был. Да денег всегда не хватало. Ну а потом революция и гражданская война, работа в органах. Какое уж тут повышение уровня образования.

— Прости Богдан Захарович, должен усомниться в твоих словах. Никогда не поверю в это. Я же вижу, какой объем работы ты ведешь. Одно следствие и оперработа чего стоит. Да и на Кавказе очень многое на тебе висело. А это без специальных знаний и умений хорошо делать не получится.

— Увы, Володя. Против правды не пойдешь. Не хватает мне знаний. Тебе-то проще и средняя школа и полный курс военного училища, да и целый курс академии за спиной, а мне до всего приходилось доходить самому. Хорощо еще, что помощники помогают, а то со веми делами и неуправился бы. Тебе Володя надо продолжать учиться. Так что вернешься с операции давай садись за книги и заканчивай академию.

— Сделаю.

— Я с Лаврентием сегодня о тебе говорил. Он сказал, что о твоем переводе в наркомат чуть позже переговорим. Какие-то изменения в структуре наркомата намечаются, какие конкретно он пока не говорит. "Хозяин" пока думает.

— Богдан Захарыч ты же знаешь, что не хочу я в кабинетные начальники. Мне "в поле" вольготнее.

— Не говори чушь. Нужен ты будешь в наркомате, очень нужен и твои люди тоже. Так что поберегись и зря голову под пули свою не подставляй. — Постараюсь...

Глава

— Андрей Николаевич, что у нас по нападению на Кобулова и Седова?

— Расследование ведется под личным контролем Кобулова. Следствие ведут толковые люди. Захваченный Седовым пленный — штандартеноберюнкер СС (нем. SS-Standartenoberjunker, равен оберфенрих Вермахта, старший прапорщик) Карл Закс активно "поет".

Согласно его показаниям их группа заслана для захвата и переправки Седова за линию фронта. Ликвидация комбрига предусматривалась лишь в самом крайнем случаи. Именно поэтому они и не напали на квартиру. Ждали, когда Кобулов ее покинет. Он был им не интересен.

— До чего дожили — немцы у нас похищают комбригов, а замнаркома НКВД им не интересен!

— Бригада Седова несколько раз решала задачи фронтового уровня, доставив при этом много проблем противнику. Противник вполне обоснованно считает, что значительных результатов бригада добилась во многом благодаря своему командиру. Как не прискорбно мне это говорить, но враг знает, что в ближайшее время Брестская бригада снова будет брошена в бой. А раз так, то захват комбрига дает врагу шанс узнать о наших планах. Если исходить из логики врага, то захват или уничтожение комбрига в краткосрочной перспективе должно сказаться на деятельности бригады, что в условиях подготовки нашего нового наступления не лишено смысла.

Захват и или убийство Кобулова в принципе ничего в обстановке на фронте не изменит. Они прекрасно осведомлены, что он лишь ваш заместитель по следственной части, роли в управлении войсками не играет, о положении на фронте и планируемых операциях не знает. Конечно, какие-то политические дивиденды захват вашего заместителя и мог бы дать, но не большие. Поэтому диверсантам Богдан Захарович не столь интересен как Седов.

— Доводы довольно убедительные. То есть вы считаете, что Абвер продолжает свои попытки уничтожения наиболее заметных наших командиров?

— Да. Нападения продолжается.

— Вы считаете показания Закса правдивыми?

— У нас нет оснований не доверять ему. Он профессионал с давней и довольно известной нам "биографией". Показания о его участие в ряде операций на территории СССР не вызывает сомнений. Косвенно подтверждаются показания и о действиях их группы на территории Польши и Балканах, а также сведения о немецких разведшколах и лагерях для военнопленных на территории Восточной Пруссии.

Их взвод подчиняется непосредственно Штабу "Валли". В оперативном отношении они подчиняются абверштелле "Кёнигсберг". Состав подразделения — штаб и 2 мобильные группы по 4 человека. Всего 10 человек. Перечисленные штандартеноберюнкером фамилии нам ничего не говорят, в картотеках не числятся. Первоначально взвод организационно входил в батальон "Эббингхаус", затем был выведен в отдельное подразделение.

По словам Закса многие из солдат взвода члены НСДАП (нацистской партии). Практически все свободно владеют оружием, знают несколько европейских языков, в том числе русский. Имеют навыки работы на радиостанциях, управления автотранспортом.

Закс входил в 1-ю мобильную группу. Принцип отбора в подразделение он не знает. Во взводе были представители, как Вермахта, так и Люфтваффе и войск СС. Сам Закс попал туда в 1938 году как специалист по подрывному делу из 18-го штандарта ("Штандарт-подразделение СС" — основная административно-территориальная единица в структуре СС) общих СС, расположенного в Кёнигсберге.

Парашютную подготовку прошел в 1937 году в центр подготовки парашютистов люфтваффе в городе Стендаль, а до этого обучался на краткосрочных курсах в разведшколе расположенной в районе Берлин-Тегель. Там он изучал теорию и практику применения взрывчатых веществ для совершения диверсионных актов.

Дальнейшее обучение проходил под руководством бывшего сотрудника реферата IX ACT "Кёнигсберг" майора Моос (Марвиц) в абвершколе, расположенной в местечке Гросс-Мишен (в настоящее время пос. Кузнецкое недалеко от Рябиновки в Калининградской области), где готовили разведчиков и радистов для заброски в наш тыл. В ходе обучения основное внимание обращалось на подрывное дело, на стрельбу, индивидуальную боевую подготовку, повышение уровня физической силы и сообразительности. Изучались также парашютное дело, минирование, искусство быстрого передвижения на разных типах местности, виды вооружений стран-противников Германии. Из спортивных дисциплин в почете были бег (в том числе и на лыжах), борьба, силовые единоборства, плавание (со снаряжением и без). Обязательными были курсы по скалолазанию, иностранным языкам, психологии, маскировке. Солдаты должны были разбираться в униформе и традициях войск противника.

Во время войны с Польшей действовал в составе эйнзатцкоманды 16 (штаб-квартира — Данциг). Во главе, которой стоял оберштурмбанфюрер СС Рудольф Трёгер. Группа Закс входил в подразделение "Гдыня". По указанию ее руководителя криминальдиректора Фридриха Класса участвовала в захвате значимых представителей польской интеллигенции и командного состава Польской армии и разведки.

В дальнейшем группа работала в Варшаве по захвату руководства и агентуры "Экспоситуры" (непереводимый технический термин польской разведки, 2-й отдел 2-го Бюро) из секретных досье, обнаруженных в форте "Легионов" под Варшавой. За что награжден "Железным крестом" 2 класса.

Затем их группа участвовала в операциях на Балканах. За что Закс награжден "Железным крестом" 1 класса.

Весной 1941 года группа Закса возвращена Восточную Пруссию. Дислоцировалась на территории разведшколы в Гросс-Мишен. С началом войны их группа действовала в наших тылах на территории Литвы и Белоруссии.

Осенью 1941 года школа в Гросс-Мишен была закрыта, преподавательский состав перешел в Варшавскую школу Абвера. Где Моос стал начальником.

Взвод оставили при абверштелле "Кёнигсберг". Заброску на советскую территорию осуществляли через абвергруппу-111, действовавшую против войск Ленинградского фронта, а также через абвергруппу-1Б (абвергруппу-103) в Смоленске.

Задание по захвату Седова группа Закса получила месяц назад. Инструктаж в Кенигсберге проводил неизвестный Заксу оберштурмбанфюрер СС (SS-Obersturmbannfuhrer, подполковник (оберст-лейтенант)).

Для заброски группа была перебазирована в Красный Бор (6-7 км от Смоленска) и разместилась в бывших дачах Смоленского облисполкома.

Заброска в ближнее Подмосковье была осуществлена посадочным способом самолетом абверкоманды 1Б с аэродрома в Смоленске. На месте высадки группу встречал проводник. Он обеспечил их транспортом и пропусками в Москву, доставил в Москву, где поселил на явочной квартире.

Закс выдал ее местонахождение. Обыск проведенной в ней подтвердил нахождение там группы из четырех человек. Отпечатки пальцев соответствуют тем, что взяты у пленного и убитых в доме Седова.

Дом, где проживали диверсанты, принадлежит семье одного из ответработников наркомата путей сообщений, с августа 1941 года находящегося в эвакуации в Ташкенте. По имеющимся сведениям он и его семья с августа 1941 года по настоящее время в Москве не появлялись. За домом присматривала дальняя родственница хозяев. В сентябре этого года она умерла. Соседям и участковому диверсанты предъявили ордер на заселение, выданный Московской комендатурой. Проверка подтвердила подлинность документа.

Со слов Закса составлен портрет проводника. На его поиск ориентирована агентура и территориальные органы.

Машина, на которой передвигались диверсанты, еще с осени числится в угоне.

— Что говорит задержанный по поводу вывоза Седова?

— За ними должен быть прислан самолет. Место, где он должен приземлиться Закс не знает.

— Как вы думаете, используя радиостанцию Закса, мы сможем организовать радиоигру с противником?

— Я думаю, нет. И это не только мое мнение.

— Почему?

— Несмотря на то, что Закс вроде бы как с нами сотрудничает у следователей да и у меня тоже сложилось мнение, что он что-то не договаривает или пытается скрыть. В первую очередь это то, что касается их здешнего проводника, а так же агентов обеспечивавших им прикрытие в Москве. Много в показаниях Закса указывает на то, что он знает больше, чем говорит.

— Вполне возможно. Кстати что там с женщиной, которая навела диверсантов на квартиру Седова? Ее допрос что-то дал?

— Да. Онищенко Оксана Георгиевна — интересная личность оказалась. 1921 года рождения, украинка, из семьи совслужащих, жительница Киева. Отец работал преподавателем в Киевском университете. Мать домохозяйка. Оба сейчас находятся на территории занятой противником.

Онищенко в июне прошлого года еще до начала войны приехала в Москву, где через свою двоюродную сестру, работавшую в ЦК ВЛКСМ, устроилась на работу один из театров. Использовалась в основном в массовках и на вторых ролях. Пользовалась большим успехом у мужчин. Любит бывать на вечеринках, развлекательных учреждениях и злачных местах. Женщина действительно красивая, умная, умеющая себя подать, неплохо знает несколько европейских языков. Наш сотрудник курирующий театр воспользовался этим и привлек ее к работе с иностранцами из дипломатических миссий. Ее донесения есть в деле. Несколько из них представляют для нас оперативный интерес.

В окружение Седова и на его квартиру попала осенью прошлого года через его ординарца — сержанта Никитина, как невеста последнего. Они с Никитиным вроде бы как собирались пожениться, но не успели. В начале декабря батальон Седова был отправлен в Минск.

Знакомство Онищенко с Никитиным состоялось осенью прошлого года в Москве в ресторане "Арагви", где сержант обедал со своим командиром. Инициатором знакомства был Никитин. Мы изъяли у Онищенко письма сержанта к ней. Ничего интересного — обычная любовная переписка и планы на будущее. Насколько я понял из переписки, у сержанта к ней были действительно серьезные намерения. Про Онищенко этого не скажешь. После отъезда сержанта, она продолжила свою "веселую жизнь". С весны этого года сожительствует с офицером ВМС Британии. Сам Никитин, командуя ротой, геройски погиб летом этого года под поселком Березовка в Белоруссии. Посмертно награжден орденом "Боевого Красного Знамени".

По словам Онищенко около двух месяцев назад она в ресторане познакомилась со старшим лейтенантом войск НКВД Игорем Буданцевым, служащим в одной из наших частей. Инициатором знакомства был Буданцев. Они несколько раз встречались в городе, посещали рестораны. Не получая известий от Никитина — Онищенко спросила о нем у Буданцева. Выяснилось, что он в 1941 году служил вместе с Никитиным и Седовым, но после ранения и лечения в госпитале судьба их развела и Буданцев служит теперь в другой части, а так, же то, что хотел бы вновь с ними встретиться, но не знает, где их найти. Онищенко и рассказала ему о квартире Седова.

— Думаете это и был немецкий агент?

— Со слов Онищенко составлен портрет Буданцева. Он не совпадает с тем описанием, что дает Закс. Возможно старший лейтенант тут и не причем. Случайное лицо действительно ищущий своих однополчан, а может быть и агент Абвера, о котором мы не знаем. Так что будем искать этого старшего лейтенанта и продолжать работать с задержанными, а так же прорабатывать окружение Онищенко.

— Держите меня в курсе. Сталин вчера интересовался этим делом. Кобулов предложил Седова перевести на работу в наркомат. Он хотел бы видеть комбрига одним из своих заместителей. Как вы к этому относитесь?

— По-моему еще рано об это говорить. Понятно, что Кобулыч после пережитого на квартире Седова и на Кавказе, считает своим долгом продвинуть комбрига вверх. Он действительно этого достоин, но, тем не менее, я считаю, что еще рано выдвигать Седова на руководящие посты в наркомате. Тем более по линии следственной части.

Капитан ГБ вполне успешно выполняет свои обязанности комбрига. Бригада под его руководством показывает очень неплохие результаты. Но сам Седов еще слишком молод и горяч чтобы зарастать мхом в кабинете. Мне кажется, что он будет выглядеть белой вороной среди наших убеленных сединами заслуженных бюрократов. Что не прибавит ему популярности среди кабинетных жителей, никогда не работавших в поле. Не стоит забывать и о банальной зависти. В двадцать с небольшим лет быть Героем Советского Союза и комбригом может не каждый.

Если и назначать Седова на должность в наркомате это его место в отделе боевой подготовки. Там ему самое место.

Есть и еще одна причина, по которой я считаю еще рано двигать комбрига. Его бригада будет задействована в операции Воронежского фронта — отсутствие комбрига может негативно сказаться на результатах операции.

— Что ж вы правы. Тем не менее, после операции под Воронежем нам придется вернуться к этому вопросу. Если конечно Седов выживет в мясорубке, что там намечается. Кто из ваших ребят сейчас рядом с комбригом и могут ли они обеспечить охрану и при необходимости ликвидацию Седова?

— Думаю, смогут. Рядом с ним всегда находится группа пограничников и несколько наших сотрудников действующих в бригаде под видом связистов. Кроме того нами из Белоруссии вызвана лейтенант Попова. Два дня назад она вернулась из госпиталя в Москву и уже встретилась с Седовым...

Глава

Из беседы штабных офицеров вермахта 01.01. 1943 г. Бобруйск

— Ну и как тебе генеральная репетиция маршала Сталина?

— Ты о чем Вилли?

— О наступлении на Кавказе.

— А об этом... Ну что тебе сказать. Очень неплохо задумано и так же неплохо сделано. За двадцать дней наступления преодолеть больше 400 км по распутице и горам. Очень неплохо для тех, кто совсем недавно бежал прочь от наших солдат.

— Ну, пока что усиленно отступают наши солдаты, а русские КМГ (конно-механизированные группы) идут вперед с очень приличным темпом. Хотя стоит признать, что темп их продвижения определил сам Клейст, отведя наиболее боеготовые части на тыловые рубеж и оставив перед русскими только небольшие арьергардные и засадные отряды.

-Тут главное в том, что ловушка подготовленная русскими не сработала. Точнее сработала, но не до конца. Клейст во время начал отвод своих войск из намечающегося котла. Пусть потеряв всю тяжелую технику, но сохранив при этом своих людей, а также несколько сот тысяч русских пожелавших уйти с нашими войсками из под власти Советов. Долго сопротивляться в условиях окружения он бы не смог. Как наши доблестные летчики справляются с обеспечением войск находящихся в окружении, ты прекрасно видел по Демянску и Холму. Так что Клейст действовал правильно и высокопрофессионально. Чтобы об этом не говорили в Берлине.

Стоит отметить и деятельность Руоффа. Он смог устоять перед соблазном бросить в бой свои резервы и не ввязался в бои за Невинномысск. Кроме того он успел подготовить промежуточные оборонительные рубежи на которых и сдержал натиск русских.

— Согласен. Но меня тревожит, то, что 4 Танковая армия отведена с Воронежского и Харьковского направления. Паулюсу не хватит сил сдержать русских, если они перейдут в наступление там. Тогда его войска окажутся в новом большом котле.

— Ну, ты же предупредил Адмирала об такой возможности развития ситуации.

— Довел. Как довел и сообщения агентуры о концентрации русских войск и подготовки ими наступления на Центральном, Воронежском и Юго-западном направлении. Только боюсь, этого будет мало. Фюрер вряд ли прислушался к доводам Адмирала и логике событий.

Заметь, русские с началом своего наступления на Кавказе, значительно активизировались на всех фронтах от Новгорода до Воронежа и от Харькова до Ростова, сковав этим наши войска. Кроме того партизаны в нашем тылу вновь повсеместно сыграли "рельсовый концерт", чем не дали возможности перебросить резервы на помощь Клейсту. Кстати "концерт" все еще продолжается. С учетом этого можно говорить о том, что русские в скором времени вновь перейдут в наступление.

— Вопрос только где? Они и так навалились на нас на Полоцком направлении, где уже продвинулись на два десятка километров. На севере в районе Луги? Или где еще?

— Потерпи мой старый друг. Можешь не сомневаться, русские ударят по "Воронежскому выступу". Где конкретно будет нанесен удар, сказать не могу. Наиболее вероятными направлениями я считаю Мценск — Орел и Волчанск — Белгород. Не зря же русские так держатся за "Изюмско — Барвенковский выступ". Но могут ударить и в любом другом месте.

— Тогда 4-ю Танковую нужно срочно возвращать назад под Харьков.

— Надо. Только успеют ли?! Русские в любой момент могут перейти в наступление и захлопнуть ловушку.

— Могут. Но я не думаю, что ОКВ и ОКХ будут молча смотреть на, то как рушится фронт. Они могут взять часть сил у Манштейна. Тем более что согласно сводки у него в Крыму сейчас затишье.

— Оставь на него надежды мой старый друг. Хотя бы, потому что у него под боком Севастополь и Керчь. Русские сейчас начнут там атаки и ему будет не до того что твориться у Ростова и Харькова. Свой бы фронт удержать. Кроме того он уже дал все что можно из своей армии и ему может не хватить сил удержать Крым.

— А как же формирования из крымских татар? Ведь к нам на службу записалось около 20 тысяч крымских татар.

— Я бы сильно не надеялся на все эти национальные части. Особенно в линейном бою. Они могут использоваться только как полицейские и охранные. Наверное, примера использования украинских частей Боровца на фронте должно уже было хватить нашему командованию, чтобы сделать соответствующие выводы. Много пропагандистского шума и очень мало реального боевого толка. Хотя как говорят русские: "на безрыбье и рак рыба". А раз так, то всю эту шваль можно спокойно и без угрызения совести гнать на русские танки. Ну и еще оставлять на территории врага для организации партизанского движения. Крым, Кавказ для этого изумительно приспособлены. Огромная, изрытая бухтами береговая линия — доставлять оружие и припасы, высаживать десанты можно в больших масштабах. Горы, леса, пещеры, дикие тропы там можно легко спрятать тысяч десять партизан. Ну и главное: враждебное к советской власти крымско-татарское и кавказское население, готовое поддерживать своих партизан хоть сто лет — продуктами, одеждой, убежищами, разведданными, бойцами...

Главное чтобы они могли умирать за наши идеи и помогали нам в борьбе с русскими...

— Не любишь ты борцов за "национальную свободу"!

— А за что мне их любить? Предавший раз предаст второй. Как только положение на фронте ухудшиться большинство из них перебежит на сторону противника. Откровенно говоря, только глупцы и откровенные дураки могут верить в то, что мы им даруем национальную свободу после нашей победы над русскими. "Советы" им дали и так слишком много, сохранив как национальность в системе государственной власти.

— Вильгельм постарайся не говорить это в присутствии наших "союзников" и тех, кто отвечает за работу с ними.

— Конечно. Я не настолько глуп как это может порой показаться. Кстати как там поживают наши друзья из "общеевропейского дома"?

— Если ты имеешь в виду французов, то совсем неплохо. Усиленно выполняют директиву Љ 46 от 18 августа этого года "Основные указания для усиления борьбы с бандитизмом на Востоке". Гоняются за партизанами и решают проблему с местным населением.

— Ты имеешь в виду создание "мертвых зон" (при таком подходе часть гражданского населения эвакуировалась из больших областей, а всех оставшихся после этого признавали партизанами и планомерно убивали).

— И их тоже. Партизан поставили вне закона, обозначая их как "бандитов"; соответственно, и борьба с ними приравнивается к борьбе с бандитизмом. В результате только двух операций проведенных осенью с их участием: убито 1037 партизана, 58 взято в плен, выловлено 329 русских дезертиров, 18596 человек эвакуировано, уничтожено 64 партизанских лагеря.

— Боюсь, что все это окончательно лишит нас популярности у местного населения. Кроме озлобления населения, определенная часть которого до этого старалась сохранять нейтралитет и хоть как-то выжить. Уничтожение деревень приведет к тому, что жители уйдут в лес к партизанам или начнут сотрудничать с ними, что вновь запустит механизм репрессий. Одна жестокость накладывается на другую, вызывая взаимное "озверение" сторон.

— Согласен, но другого выхода у нас нет. Партизаны слишком "обнаглели" практически лишив нас возможности снабжения по железной дороге.

— Что верно, то верно. Ладно, все это побочное явление. Мы говорили о французах...

— Да. Наиболее боеготовым из всех соединений, сформированных из французов, является Легион, точнее усиленный 638-й французский гренадерский полк (verstakte Französisches Grenadier-Regiment 638). Мы его "очистили" от неудовлетворительных кадров. Прежде всего, отчислили иностранцев — русских, грузинских эмигрантов, а также не белых солдат — арабов и негров. Убрали офицеров, которым больше 40 лет, унтер-офицеров и легионеров, которым больше 30; отправились домой и те, кто физически не соответствовал предъявляемым нормам. Постарались сократить и количество политических активистов от французских партий, а также бывших служащих Французского иностранного легиона из числа немцев. Чтобы не настраивать против себя вчерашних союзников, все было сделано под видом отказа из-за медицинских показаний. Всего из Легиона отправлено около 350 человек. Сейчас в распоряжении нашей ГА числится 3641 француза, в том числе 113 офицеров и 3528 иных чинов. Организационно они входят в состав 221 охранной дивизии. Правда, после событий у Березино (см. "Мы из Бреста. Искупление"), их стараются использовать побатальонно и на разных участках фронта. С ними всегда вместе используются добровольцев из восточных батальонов. Особенно казаков Кононова.

14 декабря в отчете отдела 1с (разведка) дивизии 3 французский батальон характеризовался так: "многие офицеры и младшие офицеры больше похожи на бродяг и искателей приключений, нежели на "идеологических бойцов". Французов особенно удручает, что они вынуждены заниматься антипартизанской деятельностью, а не воевать на фронте. Французы очень беспокоятся о своих соотечественниках, которые находятся в качестве военнопленных во Франции, а также много думают о невзгодах, которые переживают их семьи; нарастает постепенный страх, усилившийся после высадки англо-американских войск во французской Северной Африке в ноябре 1942 г.".

— Что только подтверждает мои слова обо всех этих союзниках.

— В какой-то степени я с тобой согласен. Но пока они на нашей стороне и мы можем использовать их в наших целях, постарайся не афишировать свое мнение об этих людях.

— Договорились.

— Остальные подразделения, сформированные из французских добровольцев, после летних и осенних боев этого года с Белорусским фронтом выведены в тыл и проходят переподготовку и переформирование в учебных лагерях.

Мы отвлеклись от общей темы разговора. Чтобы ты предложил сделать в той ситуации, что складывается на юге?

— Что сделать? По-моему лучше всего подбросить Паулюсу свежие резервы, с запада раз там нет войны, усилив ими фланги 6 Полевой армии. По мере возможности войска 4-й Танковой выводить из боя и возвращать к Харькову и Белгороду с тем, чтобы она могла в случаи необходимости контратаковать русских на Воронежском и Орловском направления. Вместо нее в районе Ростова сосредотачивать и вводить в бой армию Клейста, которая должна прикрыть выход 17 Полевой армии из "Кавказского котла".

— Ты ничего не сказал о румынских войсках держащих оборону по Манычу и Дону.

— А что тут говорить? Надо же кого-то оставлять на съедение русским. Вот они и послужат "куском мяса".

— Ты становишься циником!

— Увы. Все мы становимся ими на этой войне. Если отход армий Клейста и Руоффа ни кем не прикрыть, то скоро русские будут в Ростове, а в феврале замкнут кольцо под Воронежем. Согласись что, пожертвовав малым, мы можем спасти кучу немецких парней.

Клейст смог же пожертвовать горными егерями 49 корпуса, которые прикрывали его отход и смогли сдержать русских до того как все наши войска покинули "Невинномысский котел". Так почему бы румынам не сделать тоже самое. Я не говорю о том, чтобы их вообще бросить на Кавказе. Войска можно постепенно отвести к побережью и эвакуировать морем в Мариуполь.

— Боюсь, на это Берлин не пойдет, и будет требовать держаться до конца.

— Жаль. Тогда надо запасаться бумагой, чтобы писать похоронки семьям тех, кто попадет в котлы...

Обновление на 15.11.17. рабочий текст...

Глава

Сколько надо времени, чтобы хорошо подготовиться к проведению столь масштабной операции как высадка десанта в тылу врага? Много и чем больше, тем лучше. Но, увы, его-то у нас и не было. Вообще. Все делали с колес. По-другому никак не получалось.

Для начала пришлось заниматься подготовкой не только своей бригады, но и выделенных нам из резерва Ставки 3-х отдельных лыжных батальонов и 2-х стрелковых бригад. Как не просил выделить в состав десанта вместо обеих стрелковых бригад одну 253-ю стрелковую бригаду* (ком. подполковник М. Н. Красин) укомплектованную курсантами военных училищ мне ее так и не дали. У командования фронта были свои планы на нее.

Подготовка личного состава, что мой бригады, что остальных частей ни меня, ни штаб бригады не устраивал. Если бойцы моей бригады хотя бы что-то умели, и их можно было посылать в бой с большой долей уверенности, что они победят, то остальные не дотягивали даже до начального уровня батальонов полученных на Кавказе. Пришлось из числа своих бойцов выделять инструкторов для подготовки прикомандированных подразделений и организовывать учебный процесс, гоняя народ до посинения. Заодно перетрясали все подразделения на предмет технически грамотных бойцов. Они нужны были для укомплектования экипажей и расчетов возможных трофеев — исправных танков, бронемашин, артиллерийских и зенитных орудий. Естественно командиры подразделений были категорически против такой перетасовки кадров. Пришлось с ними объясняться.

Я не стал скрывать от них то, что мне не верилось, что выделенными ВВС средствами удастся в короткий срок перебросить за линию фронта такую ораву народа. Нет у нас в стране еще такой возможности — транспортных самолетов нет. Поэтому мне хотелось, чтобы в первую очередь в составе десанта были люди, максимально подготовленные как военном, так и техническом уровнях. Так как от этого зависит победа над врагом и возможность удержать захваченные позиции, а так же количество погибших в ходе операции. Меня вроде как поняли и возмущений по поводу перевода бойцов не было. Да и само отношение к учебному процессу заметно изменилась в лучшую сторону.

Только вроде наладили учебный процесс, как возникли трудности с авиацией.

Транспортные авиаполки затянули с прибытием, а когда прибыли, то оказалось что места для всех самолетов и планеров не хватает. Пришлось ехать в штаб 2-й воздушной армии и согласовывать размещение авиаполков на других аэродромах. Соответственно пришлось менять временные графики, а так же передислоцировать следом за самолетами подразделения обеих стрелковых бригад. А это очередные хлопоты и заботы связанные с учебой, размещением и обеспечением подразделений, организации взаимодействия с авиаполками и штабом десанта.

Потом возникли сложности обеспечением нас боеприпасами. Планировалось, что нам подадут 3-3,5 боекомплекта для стрелкового оружия и АГ-ТБ* (40,8 мм. автоматический гранатомет Таубина-Бергольцева. Создан в 1933-38 году. В РИ был выпущен в малой серии. После ареста Таубина весной 1941 г. все работы по данному очень перспективному виду вооружения были прекращены. В качестве боеприпаса использовалась модифицированная ружейная граната Дьяконова калибра 40,8 мм. В АИ благодаря ГГ работы по нему были восстановлены летом 1941 г., а Таубин освобожден из заключения. Подробнее см. "Мы из Бреста. Штурмовой батальон"), но дали только два. Выстрелов РПГ*(ручной противотанковый гранатомет) только один комплект. Гранат выдали по две штуки на человека. Противотанковых мин не дали вообще. Как тут строить оборону я вас спрашиваю?! Нас же там танками и артиллерией утюжить будут! Как танки останавливать? Только человеческими жертвами, а у меня каждый боец на счету! Поразил ответ тыловиков — у нас нет, вы диверсанты сами у врага заберете! Шкуры тыловые! Так и хотелось с ними на месте разобраться, рядом с воротами к стенке поставить. Правда, особисты подтвердили, что на складах действительно с боеприпасами очень туго и тыловики нам выдали все что могли. Пришлось довольствоваться тем, что дали.

Много забот было с разведданными. Они приходили практически ежедневно как от партизан из местного партизанского отряда Сергея Фрыкова, так и от группы Дорохова. Его группу под видом немецких интендантов в начале января забросили в Алексеевку через Валуйский партизанский отряд.

На основе этих данных в созданный нами макет района будущих действий постоянно вносились изменения. Так только после начала подготовки операции выяснилось, какую систему охраны и обороны имеют склады 2-й венгерской армии. Это была система вышек и ДЗОТов разнесенных по всей линии обороны. ДЗОТы соединялись между собой траншеями со стрелковыми ячейками. От траншей в глубину обороны ответвлялись ходы сообщения. Интервалы между ДЗОТами, как и расстояние от них до находившихся позади блиндажей пулеметных расчетов, не превышали 100 м. Все это дополнялось устроенными проволочными заграждениями в несколько рядов, а на отдельных участках — спиралями Бруно. Когда же темнело, к проволочным заграждениям выставлялись группы охранения из 3-5 человек с ручным или станковым пулеметом. Между ними передвигались патрули в составе 2-4 человек.

Примерно такая же система обороны была и в городе и на аэродроме. Все объекты прикрывалось зенитными батареями. Так что нам предстояло изрядно попотеть, чтобы раскусить эти орешки.

Радовало только одно. Разведчики сообщали, что в рядах венгерской армии много солдат и офицеров, не желавших воевать за интересы Германии. В сентябре хортистские войска получили крупное пополнение. Но, в ходе боев осень и части зимы, они понести большие потери, а это усиливало деморализацию венгерских солдат, их гнетущее настроение. Служба ими несется без особого усердия. А раз так, то нам вполне вероятно удастся с минимальными потерями взять все объекты и взломать оборону врага.

План высадки вчерне был готов еще по дороге из Москвы, но он постоянно уточнялся. Хорошо еще, что вносимые изменения не требовалось согласовывать с вышестоящими штабами. Хватало моих полномочий.

Общая картинка была следующая.

Начиная с 4 января наша бомбардировочная авиация (в т.ч. транспортные авиаполки, самолеты которых были оборудованы бомбодержателями) ежедневно в ночное время по данным авианаводчиков наносила массированные бомбовые удары по тылам 6 Полевой немецкой и 2-й Венгерской армий, зенитным батареям (в составе 6 Полевой была 9-я зенитная дивизия Люфтваффе — 18 тяжёлых и 30 лёгких зенитных батарей) по маршруту движения десанта к району высадки. Этим решался комплекс задач. Начиная с нанесения урона тыловым и боевым частям противника до тренировки экипажей транспортных авиаполков, прибывших на незнакомый для себя театр боевых действий. Налеты осуществлялись массированно — сразу несколькими авиаполками. В районе Алексеевки бомбовому удару подвергались позиции зенитных батарей в районе с. Иловское, аэродрома, жд. мостов, казармы гарнизонов города и складов.

Все подразделения должны были быть готовы к 20.00 10 января.

В ночь с 12 на 13 января в районе Алесеевки тремя волнами высаживались основые силы моей бригады — 4 батальона.

1-я волна — капитан НКВД Сафонов — 1-й Транспортный авиаполка дивизии Паршина, 1-й авиапланерный полк, двадцать планеров КЦ-20, двумя группами, 1-й эшелон: 2— роты разведбата парашютным способом, 2-й эшелон посадочным способом — разведбат, танкисты — захват аэродрома, танкоремонтных мастерских;

2-я волна — майор НКВД Акимов — 2-й Транспортный авиаполк Паршина, 2-й авиапланерный полк, двадцать планеров КЦ-20, посадочным способом — два штурмовых батальона и связисты — город (жд.вокзал, концлагеря, штаб 2-й Венгерской армии, блокирование гарнизона) и склады;

3-я волна — капитан ГБ Седов — 3-я и 4-я аэ. Транспортного авиаполка ОГ Паршина, Московская АГОН** (Московская авиагруппа особого назначения), посадочным способом — штаб бригады, подразделения тяжелого оружия, батальон егерей — город, Иловское.

Остальные задействованные в операции подразделения доставляются на аэродром в Алексееву и площадку у с. Иловское в последующие сутки посадочным способом...

* * *

* * *

Из воспоминаний старшего сержанта Нечаева командира танка 2 танковой роты Брестской отдельной штурмовой бригады (Альт. Ист.)

... После нового ранения полученного в боях на Смоленском направлении я с весны и по июль месяц пролежал в госпитале. Откуда меня выписали и направили к себе в часть. От положенного мне после ранения отпуска отказался. Ехать было не куда. Родные под оккупации попали. Вот и поехал я сразу же к себе в Бригаду.

На вокзале, покуда ждал поезд, в углу около печки в зале ожидания приметил грязного со свалявшейся шерстью вислоухого маленького щенка. Он, прижавшись к печке, грустно смотрел своими умными и все понимающими глазами на окружающих его солдат. Кто-то из сердобольных парней положил перед ним кусочек сухаря. Щенок его попробовал, пару раз куснул и прижал к себе. Таким он мне показался жалким и одиноким, что я решил его взять с собой. Протянул руку — щенок ее понюхал и ткнулся мордочкой мне в ладонь. Вот так мы с ним и подружились. Всю дорогу щенок никуда не отходил от меня. Чтобы он не потерялся, я из ремешка от командирской сумки сделал ему поводок. На частых остановках поезда мы вместе гуляли и играли на перроне и за нами завистливо смотрели остальные.

До Москвы наш поезд добирался двое суток. Приходилось долго простаивать на полустанках, пропуская эшелоны, шедшие на юг.

Приехал на базу, а бригады-то и нет, только отдельные подразделения на месте остались. Ну и такие же, как и я, прибывшие из госпиталей и восстанавливающиеся после ранений по расположению болтаются. Приятно было видеть знакомые лица товарищей, с кем мы вместе сражались в Белоруссии и здесь под Москвой. Всю ночь проговорили, вспоминая боевых товарищей и погибших друзей. Играя с "Печкиным", так общими усилиями назвали щенка. Его помыли теплой водой, досыта накормили тушенкой и он превратился в веселого, красивого и пушистого пса. Дежурный весь голос сорвал, чтобы мы улеглись спать и перестали мучить животное.

Наутро в кадрах, после проверки всех документов, меня определили в танковую роту командиром среднего танка Т-44-76 (в РИ выпускался в 1944г., в АИ это танк Т-34 образца 1940 г. с устраненными недостатками выявленными комиссией ГАБТУ и прошедший глубокую модернизацию).

Экипаж подобрался знающий и боевой. Все "старики" с опытом боев прошлого года. Мехвод и заряжающий воевали в Белоруссии, там же получили ранения и горели в танках. Радист пришел в бригаду под Москвой, здесь же под городом в декабре был тяжело ранен и долго лечился. Дело свое они знали "туго" и проблем у нас не возникало.

По решению ротного "Печкин" был зачислен в наш экипаж, и на него теперь на кухне была положена отдельная "пайка".

В августе рота была преобразована в батальон и получила новую боевую технику — танки Т-44-85, самоходки и улучшенные "ракушки". Хоть ротный и комбат "сватали" меня на должность взводного я остался в той же должности. Почему отказался? Да образования то нет, а там людьми командовать надо.

Лето и осень прошли в работе с техникой и вооружением, натаскиванием экипажа, за изучением и ремонтом трофейной техники. Мы считались как находящиеся в резерве. Тем не менее, часть экипажей батальона принимали участие в боях в составе подразделений 2 дивизии ОН НКВД на Западном фронте. И хоть фронт был неподалеку — под Смоленском, мы чувствовали себя на отдыхе, так как остальные подразделения бригады в это время дрались с бандитами и диверсантами на Кавказе.

За полгода "Печкин" вырос и стал всеобщим любимцем. Он вместе со мной мотался по полигону, парку и на стрельбище. Даже в строй вместе со всеми по команде становился, а в танке занимал свое законное место на фуфайке рядом с нижним люком. Все кто его видел, моментально влюблялись в этого непоседливого и умного пса. Комбат был не против наличия в нашем экипаже пса. "Печкин" его уважал и позволял ему себя выгуливать на поводке, чего не терпел от остальных. Дважды "летуны" пытались у нас переманить "Печкин" к себе, закармливали тушенкой и свежим мясом, но как настоящий "танкист" он всегда возвращался домой. Так что пришлось соседям смириться с этим и завести себе рыжего кота "Ваську".

Нахождение на базе закончилось сразу же после встречи Нового 1943 года. Сняли с места по тревоге. Погрузили в железнодорожный эшелон. От батальона на фронт отправили только две роты и только тех, кто уже имел опыт боевых действий и десантирования в тылу врага. "Печкин" поехал с нами. Оставаться на базе с Комбатом он категорически отказался, принеся в зубах из танка свою фуфайку к нам в вагон. Ехали без техники, которую оставили на базе. Куда везли? На юг к Воронежу, до станции "Анна", а оттуда автотранспортом в поселок Нов. Чигла. Тут на аэродроме мы соединились с прибывшими с Кавказа подразделениями бригады и сразу же включились в процесс подготовки к десанту.

Нашу бронероту прикрепили ко 2-му штурмовому батальону, который должен был высаживаться первыми. Их целью было захватить и удержать аэродром для посадки самолетов с остальными подразделениями бригады. Мы же танкисты, при поддержке двух взводов штурмовиков, сразу же после высадки должны были захватить танкоремонтную базу, располагавшуюся на окраине Алексеевки и по возможности использовать находившиеся там танки и бронемашины.

Пока шла подготовка к десанту, жили в землянках прямо на аэродроме, вместе с летчиками и техниками 208 нбад (ночная бомбардировочная авиационная дивизия). Сюда же на аэродром стали прибывать транспортные самолеты и планеры, задействованные в операции. Нас приписали к конкретному борту. ПС-84 (Ли-2) брал на борт 24 десантника с полным вооружением. Вот мы и осваивались в нем. Каждый знал свой экипаж и свое место в самолете. Знал его и "Печкин", так как бросать меня он не собирался. Для него специально сшили брезентовый мешок, в который он по команде забирался и при необходимости мог самостоятельно развязать зубами. Мы даже дважды вместе совершали прыжки из самолета. Не скажу, что Печкину это понравилось, но он мужественно терпел все невзгоды. За что получил от Комбрига и остальных командиров лишние банки тушенки.

Мы ждали только приказа. Настроение у всех было боевое и задорное. Солдатский телеграф сообщил, что вылет будет в ближайшие дни и часы. Погода мешала — то оттепель, то мороз стояли на дворе. Все спали в "полной боевой", с оружием и боекомплектом. Ранцы и вещмешки стояли собранными, парашюты были уложены.

Наши летуны каждую ночь ходили на боевое задание — бомбили тыла врага и изучали маршрут, а мы продолжали ждать.

Сигнал поступил как всегда неожиданно. Буднично так. День выдался очень морозным. Тем не менее, мы на занятиях отрабатывали взаимодействия групп. После раннего ужина было общее построение бригады. Мы уже предвкушали заслуженный отдых, когда на плац из штабной землянки вышел комбриг — товарищ капитан ГБ Седов и объявил "Сбор". Трубач, стоявший за спиной комбрига, сыграл сигнал, и все пришло в движение. Началась погрузка первой волны десанта в самолеты. На краю летного поля было развернуто наше Боевое Знамя, играл марш оркестр летчиков.

Как только за последним десантником закрывался люк, самолеты выруливали на взлетную полосу и поднимались в небо.

Полет был не так уж и долог — до Минска в два раза больше добирались. Ну а дальше был прыжок и купол парашюта над головой. Нашу группу высадили в нескольких километрах от Алексеевки. Приземлились довольно кучно потому и собрались все вместе быстро. "Печкин", выскочив из мешка на волю, тут же обежал всю площадку и помог сориентироваться, где место сбора остальным. Свернув парашюты и выставив на месте высадки охрану, мы по снежной целине бросились вперед к городу, где уже шел бой.

Высадку нашего десанта гарнизон, состоящий из частей венгерской армии, прозевал. Никто из них даже не мог подумать о том, что мы высадимся им "на голову" в сорокаградусный мороз. Штурмовые роты, захватив аэродром и не дожидаясь прибытия второй волны десанта, бесшумно уничтожая расчеты зенитных орудий и пулеметов, редкие патрули и часовых, ворвались на улицы городка.

Бесшумно снять всех часовых не получилось. В нескольких местах венгры обнаружили наших парней и открыли огонь. Пришлось штурмовикам блокировать очаги сопротивления и выдавливать врага на целину. Разбуженные близкими выстрелами и разрывами гранат, солдаты противника полуодетыми выскакивали из занимаемых ими домов, и не помышляли о сопротивлении, старались скрыться в ночной темноте, но везде встречали шквальный пулеметный огонь.

Ремонтную базу расположенную рядом с железнодорожной станцией удалось захватить почти без боя. Пяток часовых и десяток венгерских танкистов попытавшихся завести свои боевые машины пришлось ухлопать, чтоб не мешались под ногами. Так они и остались лежать около своих танков и бронемашин. "Печкин" вытащил на "свет божий" еще двоих венгров, спрятавшихся без оружия под танком.

Нам досталось около двух десятков венгерских и трофейных советских танков в разной степени исправности. В основном это были легкие машины. Настоящим великаном среди них смотрелся единственный КВ-1.

Время не ждало. Нужно было срочно поддерживать своим огнем и броней остальные подразделения, да и скорой контратаки врага следовало ожидать. В первую очередь запустили танки, у которых копошились танкисты врага, резонно посчитав их наиболее боеготовыми. Так оно и оказалось. Проверив наличие боекомплекта и топлива, экипажи тут же выдвинулись к перекресткам дорог на прикрытие городка.

Мне приглянулся стоявший под навесом и прикрытый от мороза чехлом экранированный БТ-7. Именно под ним "Печкин" и нашел венгров. Венгры слегка модифицировали танк — установили командирскую башенку от немецкой "троечки", заменили оптику и установили немецкую же радиостанцию, а в остальном это был давно знакомый и хорошо изученный танк, так что разобраться с ним не составило труда. Боекомплект нашелся на складе. Быстро загрузив его, мы выдвинулись в центр города, где кипел бой.

Около сотни венгерских солдат и офицеров закрепилось в помещениях, как потом оказалась занимаемых штабом 2-й венгерской армии, и огнем зенитных пулеметов отбивала все атаки десантников. Так что прибытие моего танка сразу изменило ситуацию в лучшую сторону. Прикрываясь домами, нам удалось точными выстрелами подавить зенитку, а потом и пулеметные точки врага. Атака десантников при нашей поддержке была успешной, уже через десяток минут из зданий выводили пленных венгерских офицеров.

Пока шел бой в городке на аэродром сели самолеты второй волны десанта, а на поля рядом с ним планеры.

Ротный, связавшись со мной по рации, дал задание поддержать атаку штурмовиков и освободить деревню Иловское, расположенную недалеко от Алексеевки. Гарнизон в деревушке был небольшой, но "зубастый". По сообщению партизан у венгров там была артиллерия и станковые пулеметы. Насколько я знаю, сначала туда удара не планировалось, должны были ограничиться только выставлением заслона. Но штурмовикам около штаба удалось захватить в исправном состоянии пару грузовиков и легковушку, и командованием было принято решение ударить на Иловское. Так что рванули мы туда "на всех парах".

Ворваться в деревню удалось, что называется "под шумок". По дороге пристроились к колонне из трех грузовиков набитых до отказа вырвавшимися из Алексеевки венграми. Именно они и позволили прорваться в деревню. Ну а дальше — бой, где пощады не было никому ни нам, ни врагу. До того как нас подбили нами было уничтожено 2 орудия, 2 станковых пулемета, три грузовика и один тягач противника.

Подбили нас по-глупому. Пехота и, да и я зеванули. Вот мы и поплатились за это. Всадили нам в танк болванку — гусеницу сбили и по корпусу крупнокалиберным пулеметом прошлись. Хорошо еще успели за дом заехать и из танка выбраться. Мехвод и радист ранения получили, пришлось им помогать. "Печкин" выбрался самостоятельно и сразу бросился от нас в сторону. Ну, думаю — все потеряли пса. А нет. Оттуда куда он побежал, шум и лай раздались. Я туда. "Печкин" вцепился зубами в руку венгерскому пулеметчику, а тот обивается пса по голове бьет. Я эту свару прекратил — шлепнул гада, чтоб собаку не обижал. Пулемет нам потом очень пригодился, когда мы контратаку отбивали...

Обновление на 11.11.17. рабочий текст...

Глава

Ну что ж операция проходит вполне успешно. Все запланированные к захвату поселки — Иловское и Подсередное взяты. В Алексеевке пока еще идут бои с блокированными в своих казармах венграми, тем не менее, можно считать город своим. Освобождены оба концлагеря для мирного населения*(один находился на базарной площади в магазинах, второй на территории межрайонной мастерской капитального ремонта сельскохозяйственной техники и инвентаря (с 1958 года машинно-ремонтный завод, сейчас исправительно-трудовая колония Љ4 )). Плюс под нашим контролем продовольственные склады 2-й королевской армии, расположенные в лесу северо-восточнее Алексеевки. Там нам достались значительные запасы продовольствия и боеприпасов. Пусть теперь мадьяры посидят на голодном пайке и в чистом поле.

Молодец Сафонов. Не стал дожидаться пока сядут борта первой волны, сразу же после захвата аэродрома, где захватили свыше 40 самолетов и зенитную батарею, двинул своих ребят в Алексеевку. Потому и удалось взять венгров со "спущенными штанами". Связанные боем с ротами Сафонова они не смогли организовать прочную оборону и ударились в панику. И это притом, что венгерский гарнизон по данным разведки насчитывал, чуть ли не 10 тысяч человек. А у меня в первой волне лишь батальон Сафонова был. Не зря же говорят, что смелость города берет.

Да и Серега не подкачал. Оперативно развернул штаб и направил прибывшие посадочным способом подразделения для захвата рабочего поселка и станции.

Жаль, что командующего 2-й венгерской армии генерал-полковника Густава Яни и его начальника штаба захватить в плен не удалось. Кто же знал, что они на совещание в штаб 6 Полевой армии в Острогожск уедут и не вернутся назад. Ну да ничего страшного нам сотрудников его штаба вполне хватило. Хоть и немного их в живых осталось. Политруки за две недели подготовки к высадке постарались — мотивировали бойцов не брать пленных. И было за что. Слишком кровавый след тянулся за мадьярами на оккупированной территории.

В мое время советская политкорректность не любила вспоминать об этом, чтобы не очернять "братский" народ. Сколько помню, всегда акцент в советской исторической литературе делался на "гитлеровцах" и "немецко-фашистских захватчиках", под которыми понимались, прежде всего, немцы. А прочие венгры, румыны, болгары, финны, итальянцы, шли за ними через запятую, мол, как подневольные. Хотя чинили зверства не хуже, а порой и хлеще фрицев. А про тех же французов, голландцев, добровольно воевавших на восточном фронте, вообще предпочитали не говорить.

Венгрия была на подхвате у Рейха еще до официального начала Второй мировой и оттянулись Венгры тогда вволю...

В марте 1939 года Венгрия оккупировала Карпатскую Рутению, уничтожив республику Карпатская Украина, а там уже полыхнула Словацко-Венгерская война, и Венгрия получила восточную Словакию, ну а потом пришла пора полакомиться Румынской Трансильванией, где после аннексии начались погромы и этнические чистки.

Когда в 1941 году Гитлер напал на Югославию, Венгрия радостно присоединилась к немецким войскам и послала против Югославии свою Третью армию. Венгры оккупировали Воеводину. А за верность идеалам Рейха, Венгрия получила Югославские: Баранью, Бачку, Медимурье и Прекмурье.

Кстати, "Казус Белли" для официального объявления войны СССР, стала для венгров бомбардировка тремя румынскими самолетами PZL Р-37В "Los", венгерского города Кошице, но так как на самолетах не было опознавательных знаков, их официально признали Советскими.

Уже в первый месяц войны Венгрия отправила на Восточный фронт подвижный корпус общей численностью более 40 000 человек. В ходе боёв с советскими войсками корпус потерял 26 000 человек, 90 % своих танков и более 1000 единиц автотранспорта и 6 декабря 1941 года вернулся в Будапешт. Однако Германия требовала от союзников все новых усилий, и Венгрия отправила на Восточный фронт 2-ю венгерскую армию. К середине 1942 года в соединения и части венгерской армии набирались уже не только венгры, но и румыны из Трансильвании, словаки из Южной Словакии, украинцы из Прикарпатской Украины и сербы из Воеводины.

О том, что творили гонведы — захватчики отдельная тема. Все перечислить сложно — не зря людская молва говорит, что венгры были хуже немцев. Вот только пара задокументированных их преступлений.

Показания крестьянина Антона Ивановича Крутухина, проживавшего в Севском районе Брянской области, написанные им от руки: "Фашистские сообщники мадьяры вступили в нашу деревню Светлово 9/V-42. Все жители нашей деревни спрятались от такой своры и они в знак того, что жители стали прятаться от их, а те которые не сумели спрятаться, они их порасстреляли и изнасильничали несколько наших женщин.

Я сам старик 1875 г. рождения был также вынужден спрятаться в погреб. По всей деревне в ней шла стрельба, горели постройки, а мадьярские солдаты грабили наши вещи, угоняя коров, телят"*. (ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 37. Д. 423. Л. 561-561об.)

Из показаний колхозницы колхоза "4-й Большевистский сев" Варвары Федоровны Мазерковой:

"Когда увидели мужчин нашей деревни, то они сказали, что это партизаны. И этого же числа, т.е. 20/V-42 схватили моего мужа Мазеркова Сидора Борисовича рождения 1862 и сына моего Мазеркова Алексея Сидоровича, год рождения 1927 и делали пытки и после этих мучений они связали руки и сбросили в яму, затем зажгли солому и сожгли людей заживо в картофельной яме. В этот же день они не только моего мужа и сына, они 67 мужчин также сожгли"*. (ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 37. Д. 423. Л. 543-543об.)

В июне — июле 1942 года части 102-й и 108-й венгерских дивизий совместно с немецкими частями принимали участие в проведении карательной операции против брянских партизан под кодовым названием "Vogelsang" ("Птичье пенье", проведена с 5 по 30 июня 1942 года) . В ходе операции в лесах между Рославлем и Брянском карателями было убито 1193 партизана, 1400 ранено, 498 захвачено в плен, выселено 12531 жителей. Помимо этого, 2249 мужчин в возрасте от 16 до 50 лет были арестованы. * (Армстронг Д. Партизанская война. Стратегия и тактика... — с. 136.).

Для уничтожения партизан к северу от реки Навли с 16 по 30 сентября было проведено две операции "Dreieck" ("Треугольник") и "Viereck" ("Четырехугольник"). В немецком донесении сообщалось о 2244 убитых и взятых в плен партизанах. В этих операциях участвовала 108-я венгерская дивизия.

Венгерские подразделения 102-й* (42-й , 43-й , 44-й и 51-й полки) и 108-й дивизий принимали участие и в карательной операции против партизан "Zigeunerbaron"* ("Цыганский барон") в районах нынешних Брянской и Курской областей. В ходе этой операции карателями было уничтожено 207 партизанских лагерей, 1584 партизана было убито и 1558 взято в плен, выселено 15 812 чел., более 2400 чел. были привлечены к суду", что повлекло за собой карательные меры.

Сволочи и садисты — вот им имя. Не зря у Гашека в его книге "Похождения бравого солдата Швейка" сказано:

— Короче говоря, мадьяры — шваль,— закончил старый сапер Водичка свое повествование, на что Швейк заметил:

— Иной мадьяр не виноват в том, что он мадьяр.

— Как это не виноват? — загорячился Водичка.— Каждый из них виноват,— сказанул тоже!

Обо всех известных злодеяниях гонведов мои политработники постарались донести до бойцов. Итог был очевиден — минимум пленных и только тех, кто представлял интерес для разведки или НКВД.

Свой КП я разместил в Крестовоздвиженском храме, в самом сердце городка. Запасные КП были тоже в храмах — "Дмитрия, Ростовского чудотворца" и "Алесандра Невского". В храме "Святой троицы" разместили госпиталь. Все каменные здания сразу же стали превращать в опорные пункты и огневые точки. Все танки и бронемашины, что удалось захватить на ремонтной базе венгров пошли в дело. Из тех, что были на ходу сформировали танковую роту, остальные растащили на перекрестки и к мостам через городок реку Тихая Сосна. Пусть в большинстве своем это были порядком устаревшие итальянские танкетки "Fiat-Ansaldo" CV 3/35* (глубокая итальянская модернизация английской танкетки "Карден-Лойд" Mk.VI. Корпус танкетки был клёпаным и собирался из катаных броневых листов толщиной от 5 до 13 мм. В передней части находилась трансмиссия, в средней — боевое отделение, в кормовой — моторный отсек. Водитель размещался с правой стороны, командир машины (он же стрелок) — с левой. Вооружалась спаркой 8-мм пулеметов Breda mod.38 с улучшенной стрелковой установкой, или одного 13,2-мм пулемета Breda mod.31. Оснащался 4-цидиндровым двигателем SPA CV.3-005, рабочим объёмом 2748 см.куб. и максимальной мощностью 43 л.с.), лёгкие танки "Toldi"* ("Толди". Лицензионная версия шведского танка "Landsverk L-60" собиравшегося на венгерских заводах. Танк серийно выпускался с 1939 по 1944 гг. При этом машина существовала в следующих основных модификациях 38.M Toldi I, 38.M Toldi II(IIA) и 43.M Toldi III. Всего изготовили 202 боевые машины. Ранние выпуски вооружалась 20-мм самозарядным противотанковым ружьем швейцарской компании "Золотурн". Данное ружье производилось в Венгрии по лицензии под маркой 36.М. Питание противотанкового ружья осуществлялось из магазинов, рассчитанных на 5 патронов. Практическая скорострельность доходила до 15-20 выстрелов в минуту. Дополнительно на танке был установлен 8-мм пулемет 34./37.М с ленточным питанием. Это была лицензионная копия чешского пулемета. Боекомплект танка состоял из 208 патронов к ПТР и 2400 патронов к спаренному с ним 8-мм пулемету. Еще один дополнительный пулемет мог быть установлен на крыше башни в специальном кронштейне, он мог использоваться как зенитный. Последующие серии вооружались вместо ПТР 40-мм пушкой 42.М собственной венгерской разработки. Изменение основного вооружения привело к снижению боекомплекта, к 40-мм орудию в танке можно было разместить всего 55 снарядов) и бронемашины "Csaba"*( 39M "Csaba" (Чабо) — легкий венгерский бронеавтомобиль. создан инженерами компании "Олвис-Штраусслер" в 1930-х годах. Свое название бронеавтомобиль получил в честь Чабы — младшего сына легендарного вождя гуннов Аттилы. Выпускался в двух основных версиях: 39M Csaba — базовая модель и 40M Csaba — командирский вариант, отличался наличием нескольких радиостанций, рамочной антенной и исключительно пулеметным вооружением.) а так же несколько наших затрофейных танков свою роль в обороне городка должны были сыграть.

Первыми на нашу высадку, как и ожидалось, отреагировал 88 пехотный полк вермахта, стоявший по соседству в Верх. Ольшевке — выслал моторазведку и мадьяры, видно замерзшие сидеть в снегах, атаковавшие село Иловка. Зря они это сделали. На высотах около села, мы захватили орудия зенитного дивизиона венгров, которые прекрасно отработали по наступающим.

Через два часа подтянулись основные силы немецкого полка, точнее, его остатки. Не зря же все дни подготовки десанта на его расположение сыпались бомбы. Правда, немцев сопровождали их более многочисленные венгерские собратья, оставившие нам свое тяжелое вооружение, в т.ч. артиллерию и танки. Ими мы и отбились, заставив противника оттянуться назад и задуматься о нашей осаде на более безопасном расстоянии.

Отбили мы и атаку со стороны леса. Вообще это была их полная дурь — наступать по глубокому снегу через лес на позиции егерей и снайперов. Понятно, что хотели отбить склады, но ведь и думать надо своей головой! Раз не вернулась разведка — зачем же посылать стрелковые роты без поддержки бронетехники и артиллерии в лес? Только на убой обороняющимся! Что мы и сделали — помножили на ноль.

Тем не менее, мы понесли серьезные потери. С учетом тех, кто погиб от зенитного огня в воздухе и при аварийной посадке планеров бригада потеряла почти треть личного состава. Так что о броске на Круглое пришлось забыть, удержать бы захваченное.

По рации удалось договориться с "Большой землей" о нанесении бомбового удара по позициям врага. Дважды "сталинские соколы" по данным авианаводчиков "огненным валом" прошлись над позициями противника. Заставили его отступить еще дальше. Главное что от наших асов досталось подразделениям 26 пехотной дивизии немцев, расположенных в поселках Татарино и Карпенково. Им до Алесеевки всего около 40 км. ходу, а так глядишь на сутки задержатся.

С наступлением темноты возобновился "воздушный мост". Нам доставили еще два батальона и батарею противотанковых орудий. Батальоны сразу же ушли прикрывать направление на Татарино, а батарея осталась в моем резерве.

Обратными рейсами самолетов удалось отправить, раненых и часть пленных. Захватили летуны и оставшиеся целыми планеры, не пропадать же добру.

Летуны сообщили радостную весть — еще утром наши войска под Воронежем перешли в наступление и прорвали первую линию обороны врага. Прорвались наши танки и в районе Россоши. Так что нам только день и ночь простоять, пока помощь придет. Хорошо бы, да только не верится в это. Пока было время, я трофейные карты посмотрел, с пленными венгерскими офицерами поговорил. Не смогла наша разведка всю оборону врага вскрыть. Немцы на первую линию тут своих союзников поставили, а сами во второй разместились. Да вдобавок ко всему свою оборону перестроили. Если раньше они в основном строили ее очагово, опираясь на населенные пункты, то теперь это была сплошная линия обороны с полноценными инженерными сооружениями и широкими минными полями. Так что тяжеленько придется нашим. Многих оставят по дороге к нам. Да и нам далеко не сладко придется и даже сорваться с места, чтобы уйти в рейд по немецким тылам не удастся — станция и дорога слишком важны.

Всех своих погибших той же ночью похоронили в большой братской могиле на площади "III-го Интернационала" (далеко не последней как показали дальнейшие события). Заодно, тут же на площади, повесили не успевших сбежать вместе с венграми назначенного немцами бургомистра Фисенко* (в РИ его приговорили к 25 годам. Когда он подал кассационную жалобу, новое судебное заседание вынесло ему приговор о расстреле) и начальника полиции Ковалёва с сотоварищами полицаями.

Утром следующего дня на нас навалились итальянцы со своими венгерскими соседями. Хорошо так навалились — сразу с трех сторон. С танками и артиллерией. Да ведь и мы не лыком шиты. За прошедшие сутки успели закопаться в землю и опоясаться минными полями, да и с боеприпасами проблем не было. Спасибо сами венгры нас обеспечили.

Трижды в этот день нас пытались раскусить. Дважды все висело на волоске — противник врывался на южные окраины Алексеевки и в Иловское. Но мы устояли, чем порушили все планы немецкого командования. Многие теперь из атаковавших нас итальянцев и венгров не увидят свою родину. Сами виноваты. Мы же их не приглашали — сами добровольно приперлись.

Глядя через стереотрубу на заваленное трупами поле, вспомнилось давно читанное:

Черный крест на груди итальянца,

Ни резьбы, ни узора, ни глянца,—

Небогатым семейством хранимый

И единственным сыном носимый...

Молодой уроженец Неаполя!

Что оставил в России ты на поле?

Почему ты не мог быть счастливым

Над родным знаменитым заливом?

Я, убивший тебя под Моздоком,

Так мечтал о вулкане далеком!

Как я грезил на волжском приволье

Хоть разок прокатиться в гондоле!

Но ведь я не пришел с пистолетом

Отнимать итальянское лето,

Но ведь пули мои не свистели

Над священной землей Рафаэля!

Здесь я выстрелил! Здесь, где родился,

Где собой и друзьями гордился,

Где былины о наших народах

Никогда не звучат в переводах.

Разве среднего Дона излучина

Иностранным ученым изучена?

Нашу землю — Россию, Расею —

Разве ты распахал и засеял?

Нет! Тебя привезли в эшелоне

Для захвата далеких колоний,

Чтобы крест из ларца из фамильного

Вырастал до размеров могильного...

Я не дам свою родину вывезти

За простор чужеземных морей!

Я стреляю — и нет справедливости

Справедливее пули моей!

Никогда ты здесь не жил и не был!..

Но разбросано в снежных полях

Итальянское синее небо,

Застекленное в мертвых глазах...

Получив по полной, итальянцы и венгры поуспокоились, закопались в снег и старались лишний раз не отсвечивать. Да и некогда им было нас атаковать — об отступлении нужно было думать и чем быстрее, тем лучше.

Войска нашего Воронежского фронта на правом берегу Дона прорвал 1-ю линии обороны Южной группы войск противника и успешно продвигались общим направлением на Острогожск. Насколько я знаю, из донесений разведки, вторая линия обороны представляет собой систему опорных пунктов, расположенных на высотах, в населенных пунктах и отдельных рощах. В каждом из них, в зависимости от его размера и тактической значимости, имелся гарнизон в составе взвода, роты или батальона. Местность в глубине обороны была пересечена оврагами, руслами малых рек, перелесками. Эти естественные препятствия были использованы немцами для укрепления обороны. Наиболее прочные опорные пункты ими оборудованы в селениях Сторожевое 1-е и Урыво-Покровское, а также в так называемой "Ореховой роще" на высоте 185. Расположенный на высоте 185 опорный пункт противника являлся ключевой позицией. Его захват облегчал прорыв обороны врага. Наши об этом прекрасно знают, а значит, предприняли все необходимые меры для того чтобы его захватить. Во всяком случаи при обсуждении плана операции в штабе фронта говорилось о выделении инженерно— штурмовой бригады именно для этого.

От Воронежского фронта не отставали и войска Донского фронта. Они нанесли мощный удар из района Кантемировки по Итальянскому Альпийскому корпусу и прорвали его оборону. Только вот на помощь союзникам явился 24 танковый корпус Вермахта* (5 пехотных дивизий (19, 213, 298, 385, 387-я), 27-я танковая дивизия, а также несколько отдельных пехотных полков). Рванули туда и другие мобильные резервы 6 Полевой армии, в том числе 26-я пехотная немецкая и 1-я танковая венгерская дивизии (те самые удара которых я так боялся). На полях от Каменки до Россоши развернулось кровопролитное сражение.

Летчики, доставившие очередное пополнение сообщали о больших потерях там наших танкистов. Но по их словам мы ломили немцев. Прорыв наших войск пусть и медленно, но расширялся.

Ну да будем надеяться, на то все пройдет как надо и у нас есть шанс дня через два-три встретить своих...

Глава

"Мы забыли всё. Мы бились беспощадно.

Мы на лезвиях штыков свой гнев несли,

Не жалея жизни, чтобы взять обратно

Развороченный кусок родной земли..."

(В.Занадворнов)

Из воспоминаний Ивана Фёдоровича Дынникова (Реал. Ист.),

...13 января 1943 года. Лежим в цепи, холод пронизывает до костей. Политрук роты Бикмул Бикбулатов говорит, что надо прорваться в расположение врага, провести разведку, отвлечь на себя его внимание. И спрашивает: "Кто со мной?". Я и ещё несколько человек идём за командиром.

Огородами пробираемся к одному из домов. Там никого, но по всему видно, фашисты ушли недавно. Политрук приказывает проверить соседнюю улицу. Иду я, Владимир Тульский и ещё один наш товарищ. Перебираемся через изгородь. Владимир, потом я, третьего убивают.

Первый раз смерть прошла мимо меня, но её холодное дыхание я почувствовал спиной. Пробравшись на соседнюю улицу, мы спрятались за углом дома. Увидели двух автоматчиков, открыли по ним стрельбу, а другие немцы из укрытия накрыли огнём нас. Кое-как выбрались, доложили командиру, где располагаются огневые точки врага.

Идём обследовать другую улицу и вновь встречаемся с немцами, огонь открываем одновременно. Убит ещё один товарищ Николай Брагинский, я к нему, трясу, вдруг жив, и тут, словно молотом, меня ударяет в левую сторону груди. Слышу голос политрука: "Дынников, вы ранены!". Кричу в ответ: "Нет!". А сам вижу — кровь льётся слева из груди, подбородок болит.

Меня и ещё одного раненного товарища оставили в одном из свободных домов, с нами остался и рядовой Павлов. В полусознательном состоянии вижу, как к дому подбирается группа немцев. Не успел опомниться, как один из них уже заходит в избу. Павлов его укладывает с первого выстрела, я хватаю оружие фашиста. Закрываю дверь в избу. Начинаем отстреливаться через окна, переговариваемся с Павловым, и вдруг он замолк, я смотрю, а у него затылок пробит. Не успеваю прийти в себя, как слышу шипение, в избе крутится граната.

Как хватило сил, не знаю, а только в один миг спрятался за убитого Павлова, граната и рванула. Павлов спас меня от неминуемой смерти.

Меня контузило, а потому взрыва второй гранаты я уже не слышал, увидел лишь, что и правую сторону задело. Вспоминаю, что за поясом у меня Ф-1. Пока не обессилел окончательно, хватаю её и к окну. Там целая группа немцев, да с пулемётом. Думали, что с нами покончено, поэтому полностью сконцентрировались на обстреле улицы. Я в них гранату и швырнул. А вторую приготовил для себя и Фёдорова. Говорю ему: "Если фашисты ворвутся, взорвём и себя, и их". Тот согласился.

Но, видимо, в этот день судьба решила нас хранить. Немцы в избе так и не появились. Мы с товарищем кое-как сумел добраться до расположения роты. Там узнал, что тяжело ранен политрук, командир роты Игнат Киселёв, замком роты и многие другие. Через трое суток раненых отправили в полевой госпиталь.

Я слышал, как оперировавший меня врач сказал коллегам: "Первый раз с начала войны вижу счастливого человека. Смерть обошла его трижды". А обратившись ко мне, добавил: "Молодой человек, вы родились в рубашке, и жить будете очень долго". Так и получилось...

* * *

* * *

Из воспоминаний старшины Кармазина Ю.М., Брестская штурмовая бригада НКВД . (Альт Ист.)

Должность ротного за мной после Невинномысска так и оставили. В госпитале я не задержался. Как только заштопали и на ногах раны стали подживать, сразу же к себе в бригаду сбежал. Как был на костылях, так и сбежал. Да и бежать то было недалеко из Пятигорска, где я был в госпитале, в Орджоникидзе. Помогли мне до части добраться наши парни, что зачищали горы от немецких егерей, пробивавшихся к своим.

Комбриг в бригаде как родного встретил. Благодарил и орден "Ленина" за бои в Невинномысске перед всем личным составом бригады вручил. Ну а потом ротным в нашем батальоне оставил. Я-то по первости отказывался, боялся, что не справлюсь. Но комбриг мне все объяснил и мой отказ не принял. Не было больше никого, кого можно было на роту ставить, а я как-никак уже столько боев прошел и опыта набрался. На весь батальон нас "стариков" всего десяток набрался. Вот и стали мы взводными да ротными. Бойцов с учебки прислали. Молодежь неопытная вот мы и стали им свой опыт передавать. Сначала на Кавказе, а потом в пути и когда уже к новому десанту готовились.

Хорошие мне парни достались. Все быстро, "на лету" схватывали и впитывали. Нам бы времени на подготовку побольше, да не было его. Командование в бой бросило.

После высадки нам участок обороны выделили в нескольких километрах от Алексеевки. Место удобное досталось — пара высоток, ложбинка, дорога на большом участке просматривается, окопы и противотанковый ров опять-таки от летних боев остались. Нам их только от снега очистить да местами подправить оставалось. А тут еще счастье в виде тяжелого танка подвалило.

Из захваченных на немецкой ремонтной базе танков удалось сформировать танковую роту. Она сразу же была пущена в дело — направлена прикрывать самое танкоопасное направление — западное.

Во время совершения марша от основной колонны отстал один из трофейных танков "КВ". Он вышел из строя — прекратилась подача горючего. Машина заглохла на дороге совсем рядом с позициями, на которых закреплялся наш батальон.

По просьбе комбата, комбриг разрешил оставить неисправную машину при батальоне в качестве БОТа (бронированной огневой точки).

Танкисты парни задорные с поломкой своей машины не примерились и сразу же занялись ремонтом. На ремонтную базу смотались, запчасти нашли и своими силами устранили неисправность. Заняв удобную позицию в лощине, склоны которой укрывали боевую машину, экипаж "КВ" изготовился к бою. Рядом с ним расположились и бойцы нашего батальона.

Вскоре на дороге из-за березовой рощи показались две немецкие колесные тяжелые бронемашины — "Achtrad" ("Восьмиколесный") (Sd.Kfz. 231 8-Rad, вооруженные 20-миллиметровой пушкой 2 cm KwK 30 L/55). Наши танкисты, опередив врага, открыли огонь, одна из бронемашин была подбита, другая поспешно ретировалась.

Практически сразу же за бронемашинами на дороге с юго-запада, со стороны леса показалась колонна танков — 15 легких "Праг" (немецкий танк PzKpfw 38(t)). Следом за ними следовала еще одна колонна в количестве 20 единиц средних "четверок" (немецкий танк PzKpfw IV).

Подпустив первую колонну танков противника на расстояние 500 — 600 метров, экипаж "КВ" открыл огонь. Прямой наводкой им было уничтожено 4 легких танка. Боевой порядок немецких танкистов мгновенно сломался. Они открыли ответный огонь из своих пушек и пулеметов. Экипажи подбитых немецких танков пытались атаковать позиции наших танкистов. Но куда там! Мы до этого момента старались свое присутствие не афишировать — ждали, когда они к нам приблизятся чтобы ударить наверняка. Никому не дали живым уйти. На поле боя царил настоящий хаос — гремели танковые орудия и пулеметы, рвались снаряды в горящих танках, рычали моторы, скрежетали металлические траки, столбами взвивались снежная пыль и дым...

Оставшиеся танки противника, обстреливая наши позиции, откатились обратно к лесу.

Через полтора часа 30 немецких танков развернутым строем вновь атаковали нас. Героический экипаж поджег ещё 6 средних танков врага. 3 машины из противотанковых ружей подбили мы. Чем заставили противника вторично возвращаться назад.

Еще через 2 часа враг, получив подкрепления, предпринял третью атаку. Она была куда как лучше организована. Танки сопровождал огонь нескольких артиллерийских орудий, 6 бронемашин и цепи пехоты.

Постоянно меняя позиции, укрываясь в лощине, наши танкисты дрались до последнего снаряда. Они смогли уничтожить ещё 6 вражеских средних танка, 2 бронемашины и 8 автомашин с вражескими солдатами, двигавшимися по дороге.

Мы чем могли, тем и помогали танкистам отражать атаку врага. Огнем своих пулеметов, АГС и минометов заставили залечь пехоту. 9 танков и 4 бронемашины были подбиты нами из противотанковых ружей и РПГ.

Два наших расчета ПТРД (противотанковое ружье Дегтярева) располагались на небольшой высотке чуть в стороне от нас. Так вот они за этот бой сожгли 3 легких и 4 средних танка, положили у своей высотки до взвода пехоты. Жаль только, что парни погибли в том бою, но не отступили и сдержали врага.

Получив, что называется "по морде", немцы отказались от атаки и вновь отступили. В течении дня только у наших позиций противник потерял 13 легких и 18 средних танка, 7 бронемашин. Все поле перед нашими позициями было заставлено подбитыми машинами противника. Тут и там валялись трупы врага. Досталось и нам. Батальон в тот день потерял только убитыми 50 человек.

К этому времени наш "КВ" полностью "обездвижил": многочисленные попадания сделали-таки своё дело, да и снаряды в машине закончились. Сделав последний выстрел, танкисты стали "эвакуироваться" через нижний люк. Выбраться наружу удалось троим: сержанту — командиру танка, ефрейтору — наводчику орудия и технику-лейтенанту, который помогал ремонтировать танк. Остальные члены экипажа погибли.

Пользуясь наступившей темнотой, танкисты, сняв с машины пулеметы, присоединились к нашей роте. Мы по-братски разделили с ними свой ужин.

Ночь выдалась довольно темная, снежная и морозная. Разведка, высланная нами к лесу, сообщила, что немцы расположились на отдых, готовят ужин и занимаются ремонтом поврежденных машин.

В тылу врага надеяться на бесперебойное обеспечение трудно, вот мы пока была такая возможность, организовали сбор трофеев на поле боя. В поиск пошли и танкисты.

Немцы вели себя спокойно, изредка их часовые пускали осветительные ракеты. Наши поисковые группы довольно быстро вернулись с собранным у врага имуществом. Не было только танкистов. Вдруг среди стоящих перед нами разбитых танков раздался басовитый гул танкового двигателя.

Практически сразу же на немецких позициях взлетело несколько осветительных ракет. В их свете удалось рассмотреть как, маневрируя среди подбитых машин, в сторону наших позиций медленно ползла "четверка" тащившая на буксире еще один танк. Впереди этой сцепки с парой пулеметов на плечах бежал танкист — ефрейтор.

Эту картину рассмотрели и немцы. Они постарались накрыть боевую машину своим минометным огнем. Но рывком преодолев оставшееся до наших позиций расстояние, танк вкатился в лощину, а ефрейтор спрятался в воронке, где и пересидел обстрел. Позже он перебрался к нам. Из его рассказа стало известно, как экипаж смог увести у врага танки.

Двигаясь по полю боя, они осмотрели несколько подбитых танков, стоявших подальше от наших позиций. Сняли с них несколько пулеметов и коробок с патронами, тут услышали какой-то металлический стук и звон. Выглянув из-за корпуса разбитой "Праги" сержант разглядел как неподалеку трое немцев, стараясь не шуметь, натягивали гусеницу на оснащенный "фартуками" (шутливое прозвище дополнительных защитных 5-мм экранов для защиты башни и бортов корпуса) "четверке". Еще двое немцев закрепляли трос на соседнюю машину.

У техника-лейтенанта с собой был ПБС (прибор бесшумной стрельбы). Дождавшись, когда немцы закончат ремонт, наши танкисты напали на врага и смогли победить. Машина, что ремонтировали немцы оказалась в исправном состоянии, двигатель завелся на раз. Ну а дальнейшее мы видели сами.

На этих машинах наши отважные танкисты на следующий день смогли подбить еще 3 танка противника. За те бои всему танковому экипажу 31 марта 1943 года было присвоено звание Героя Советского Союза...

В окружении нам пришлось держаться пять дней с 13-го по 18 января, пока к нам не пробились танкисты 15 танкового корпуса 3 Танковой армии. Я вновь получил осколочное ранение в ногу и был третий раз отправлен в госпиталь...

Глава

Из воспоминаний Галунова Ивана Кузьмича 1921 года рождения (начало см. "Мы из Бреста. Искупление")(Альт. Ист.).

... Где-то в конце июля по завершении четырехмесячной подготовки нас подняли по тревоге и эшелоном отправили в район Воронежа. Прибыли на станцию "Бобров" уже ночью и стали быстро разгружаться. Станцию уже сильно разбомбила немецкая авиация. На путях стояли разбитые вагоны.

Командиры нас все время поторапливали даже перекурить и осмотреться не дали. Сразу же дали команду грузиться в подъехавшие автомашины. Повезли нас к фронту. Немцы тогда сильно на наших давили к Воронежу и Сталинграду рвались. Потери в частях дюже большие были, и пополнение требовалось срочно. Вот под нас и выделили автотранспорт.

До передовой я в тот раз так и не добрался. По дороге нашу колонну немецкая авиация накрыла. Увидели ее вовремя, машины под деревья спрятать постарались. Мы из машин повыпрыгивали и постарались, как учили, укрыться. Надо же было такому случиться, что одна из бомб разорвалась почти рядом с воронкой, в которой мы прятались. Из восьми человек, что там находилось, ранение получил только я один. Большой осколок попал и разворотил мне плечо. Всего ранеными тогда оказалось человек сорок и десятка полтора были убиты. Нас собрали и отправили на станцию обратно, а оттуда дальше в госпиталь. Считай, все лето там провел. Ранение слишком серьезным оказалось. Несколько раз операцию делали. Боялся, что руку совсем отнимут. Но бог миловал. Врач руку спас.

Оттуда направили в зап.(запасной полк). Где таких же, как и я бывших раненых собирали и снова учили воевать.

Потом был Донской фронт. Бои на Сталинградском направлении. Не пустили мы немцев к Сталинграду. Бои там страшные были. Немцы и их союзники нас танками и артиллерией давили. От полка, где я служил только двадцать человек в строю осталось. Но мы выстояли, остановили врага. Я в тех боях вновь ранение получил. Снова госпиталь. Лечился в Сталинграде. Откуда через зап. попал на фронт.

Вот ведь судьба как сложилась. Привезли нас снова на станцию "Бобров". Города мы так и не увидели — метель началась, вот мы к друг другу и прижались, подняв воротники шинелей и опустив уши шапок, чтобы не замерзнуть. Везли долго, пока не приехали в поселок "Степной". Здесь нас на ночь разместили в сарае, а утром после завтрака стали распределять по частям.

Я как умеющий ходить на лыжах попал служить в лыжный батальон. Таких как я набралось человек под сто и вместо фронта повезли нас, почему-то в тыл на другой аэродром. Где и стали обучать, как правильно садиться в планеры. Иногда нас ставили на лыжи, и мы отрабатывали свои действия в наступлении и обороне.

В тыл к немцам отправили в ночь на вторые сутки операции. Высадились на аэродроме и сразу же в колонну и бегом подальше от планера к краю летного поля. Проводник из числа "штурмовиков" нас там встретил, с комбатом переговорил и повел в город. Вскоре мы оказались рядом с жд. вокзалом. А там все было разрушено! И наша и немецкая авиация сильно поработала.

Из вагонов с сорванными дверями и прямо на рельсах валялось раскиданное барахло, какие-то ящики и мешки. Рядом с нами оказался разбитый вагон с сахаром. Целые и разорванные рогожные мешки с высыпавшимся кусковым сахаром валялись прямо под ногами. Ребята, быстро запасались сахаром, рассовывая его, кто в карманы, а кто в вещевой мешок. Я тоже развязал свой вещмешок, наложил в него немного кусков. Вдруг крики — "Воздух! Воздух!", и все кинулись врассыпную, прячась, кто куда. Недалеко от меня валялся здоровенный камень, я быстро упал за него. Самолетов оказалось всего два или три. Они построчили из пулеметов, в основном по лошадям и технике, а затем улетели. Смотрю, забегали санитары с брезентовыми носилками, кого-то они уже тащили с матерками и стонами...

Командиры построили нас и, костеря самолеты матом, пошли, брякая котелками и лопатами к передовой.

Ещё издалека доносились звуки стрельбы и разрывов с передовой. Навстречу несколько бойцов вели десятка полтора пленных немцев и венгров. Ближе к фронту шли легкораненые, некоторые из них держались за телеги с тяжелоранеными. С марша заняли высоты и сразу стали рыть и строить снежные окопы. И это в сорокаградусный мороз. Но все понимали, что делать это нужно. Жизнь дороже. К утру позиции были почти готовы: в снегу и земле отрыты окопы в полный рост, оборудованы ячейки для стрельбы, ребята еще два блиндажа построили из бревен, принесенных из Алексеевки. Я над своей ячейкой настелил веток и присыпал их снегом, а потом еще водой полил. Снег покрылся ледяной коркой, что дало мне дополнительную защиту от ветра и снега.

На роту у нас был один расчет станкового пулемета "максим" и по расчету РПД на взвод. Автоматов не было, зато винтовки разные. В основном трехлинейки, но у многих были и СВТ — самозарядки Токарева. По две гранаты выдали. Батальон поддерживала огнем артиллерийская батарея, но стреляла она редко, видать снарядов негусто было.

На третий день ночью через позиции врага к нам парни со сбитого еще четыре дня назад планера прорвались. Их планер сел в тылу врага. Из двадцати человек к нам только восемь вернулось. Остальные при приземлении ранения получили и дальше двигаться не могли. Остались у планера прикрывать отход этих восьмерых.

За почти неделю мы немцев не видели. Итальянцы и венгры против нас были. В атаки они не ходили, старались обойти наши позиции степью и убежать подальше на запад. Так иногда, какой сдуру пальнет в нашу сторону и дальше идут. Мы им не отвечали. Патроны берегли. В те дни бои в основном шли в районе железной и автомобильных дорог.

К концу недели напротив нас появились немцы. Сначала они себя тоже не сильно активно вели. Так постреливали иногда, с самолетов раза два бомбы бросали. Но понятно было, что они подтягивают силы для атаки. Они изредка закидывали нас минами. Тоже видно с боеприпасами тяжело было. Били из ротного миномета, и мины, издавая свист, хлопая, разрывались то, не долетая, то перелетая наши окопы. Как-то под этот свист и хлопки я задремал в ячейке. Разбудил меня удар воздушной волны. Мина попала в навес, раскидала все ветки и засыпала меня снежной и ледяной пылью. В ушах звон стоит, но, ни одной царапины...

По окопам ходили обозники с плетеными корзинами, раздавали сухари, тушенку, махру и по читку водки. Я свой пить не стал, поставил в ячейке в стенку. Там карман вырыл, гранаты туда положил, фляжку с водой, лопатку саперную. Сижу, курю. А в окопах уже начали менять водку на тушенку, махру, кто на что. Подошли Егор Чупахин и Кабанченко Серёга, хорошие уже. Спрашивают: "Вань ты свой читок пить будешь?"

— Не буду и вам не советую. Сейчас немцы пойдут в атаку или нас погонят вперёд.

Егор говорит: "Чё, испугался штоли? Отобьёмся сват! Давай меняй свой читок на пачку махорки!" Я им говорю: "Если хотите, так берите!" И точно. Где-то через час немцы после довольно сильного минометного обстрела пошли в атаку. Егор вылез из окопа на бруствер и с колена начал стрелять. Его сразу же подстрелили, метрах в двух от окопа. Кабанченко полез за ним, но его тут же в плечо, он в окоп упал, рукой рану зажал, орёт... Я ему: "Бежи в санбат!"

Атаку отбили. Мы с Коротченко Лёхой затащили Егора в окоп. У него вся грудь и живот в крови, аж кишки вылезли... Но еще в сознании, здоровый мужик был. Я его перевязываю, а он: "Ваня, дай воды! Б...ди подстрелили... Помру я, сват... Как там Манька с ребятишками одна останется?.." Санитары унесли его в санбат, он там, через сутки и умер... А Серёга Кабанченко после ранения опять попал на фронт и то ли в 43-м то ли в 44-году пропал безвести...

В последние дни до прихода наших немцы раз пять пытались сбить нас с высот. Артобстрел проведут, минами закидают, значит, жди атаку. Атаки мы их отбивали, ребята в батальоне крепкие подобрались, многие уже до этого пороха нанюхались, таких на пушку не возьмешь. Сами тоже не раз в контратаки поднимались, врукопашную пару раз сходились. Там тогда не зевай, кто кого. Только ослабли ребята, кормили плоховато, а немцы на нашем участке крупные были, как на подбор. Так мы, кто поздоровее, немцев покрупнее на себя брали, разбирали на ходу до рукопашной. Штыки с СВТшек поснимали все. Он у них как кинжал, и в бою удобней, когда штык у тебя в руке. Ведь в рукопашном бою если штык на винтовке, и промажешь при уколе, тебе хана почти на все сто. А когда он в руке, если не оробел, русский человек — зверь. В рукопашной самое главное не оробеть, не думать что убьют, не зевать, бить надо быстро, сильно и не стоять на месте, вертеться, чтоб сзади никто не ударил. Я в первой рукопашной немца лопаткой убил. Он на меня бежал с винтовкой без штыка, я на него. В правой руке лопатка саперная, в левой штык от СВТ. Быстро все произошло... Он стволом меня хотел в живот ткнуть, я левой удар отбил, он проскочил, я — "С-сука!!!" и с разворота как саданул ребром лопаты снизу по шее, аж искры с каски вылетели... — "Убивать меня пришел, мандавошка лубошная?!" У него голова как шляпа от подсолнушка, обвисла набок, сразу осел...

Ножом бить тоже приходилось... После рукопашной возвращаешься весь в крови, своей, чужой... Да, крови пролилось там много...

Зато вода была только из речушки, почти ручей. За ней ходили по очереди, то мы, то немцы. Когда к вечеру стрельба затихает, одни убитых собирают, кто-то за водой идет. Тут уже ни мы, ни немцы не стреляли. И патронов маловато, и наши артиллеристы почти не вели огонь по их позициям. Кинут два-три снаряда и выдохлись. Зато немцы мин и снарядов не жалели, каждый день по окопам кидали.

Вот так мы эти три дня и простояли в обороне. Потом все попритихло. Немцы прекратили атаки, лишь иногда постреливали с минометов.

Вскоре пришла радостная весть, что мы соединились с войсками, наступавшими с фронта. Правда, с линии обороны нас не сняли, надо было удерживать внутреннее кольцо окружения вокруг врага. Конечно, это было не очень хорошо, могли бы и на отдых отвезти, зато снабжение улучшилось, пополнение прибыло. А то от нашей роты всего пять десятков парней и осталось. И это от почти двух сотен высадившихся.

Однажды утром по нашим позициям начался артобстрел. Причем, такого сильного огня еще ни разу не было. Где-то около часа немцы обстреливали наши позиции, и за это время у нас было много убито и ранено. Потом атака... Пьяные эсэсовцы шли на прорыв в полный рост, напролом. Кое-как атаку отбили, пулеметчики хорошо поработали. К вечеру наш батальон отрезали от остальных, и мы оказались в окружении. Три дня в нем просидели. Вроде наши вот они рядом всего ничего, а пробиться к ним никак. Немцы кругом.

Спрашиваешь, что там творилось? Атаки шли одна за одной. В воздухе над высотами хоть и зима такой смрад стоял, что дышать нечем. Воняло тротилом смешанным с пороховой гарью и трупным запахом, от этого всего в горле стояла горечь...

Патронов почти нет, атаки отбивали в рукопашной. Подпустим к окопам метров на десять, выскакиваем, и тогда держись... Сколько там миру побили, и наших и немцев... Раненые, кто полегче и ходить мог, ушли. Ночью какой-то парень из прикомандированных к нам "штурмовиков" с собой в тыл увел.

По ночам в окопах холодно, еды почти нет, так те, кто посмелее, лазили за окопы в немецких ранцах пошариться. Метрах в пятидесяти их там много валялось... Да у них там тоже негусто, редко что-то пожрать найдешь. Так, барахло разное и почему-то, от их вещей воняло не так, как от наших. Пересыпали что ли чем-то? Повезет, если галеты найдёшь. Хлеб у них такой, с виду небольшая плитка, как печеник, водой размочишь, набухает как булка. Спасались пареной кониной, там коней убитых много валялось. Выбираешь из портянки место, где почище, оторвешь клочок, замотаешь в него кусок конины. Разгребем ямку в земле, наложим туда, зароешь ямку землей, а сверху костёр, и часа через полтора готово. Еще сильно страдал без курева. Я же с детства пристрастился, а тут махорка закончилась.

На третьи сутки с самолетов сбросили нам на парашютах патронов, гранат, еды немного. В одном тюке письмо комбату нашли — "Держитесь! Помощь будет! Наши будут прорывать окружение!" Тут мы ожили, надежда появилась. Патроны, гранаты поделили, сухарей по две штуки каждому досталось. Сухари большие, в ладонь. Булку ржаного хлеба вдоль порежут на куски и сушат так, что не угрызешь. Так нам с голодухи эти сухари сладьше конфет показались... Отломишь кусочек, в рот положишь и посасываешь как конфету. Хорошо!!!

23-го под утро снежок пошел, лёгкий такой, как пушок. До того все морозы стояли и снег колючим был, а тут легкий такой, мягкий, пушистый. Все припорошил. И воронки и трупы. Красиво так все стало. Чисто. Как в раю!

С утра атака по всему фронту, сильный бой был, немцы нас раз пять бомбили и артобстрел вели. Атака за атакой, пустили в бой танки, правда, их было всего три. Подбили их "штурмовики" из своих "фаустов" (в Альт. Ист. РПГ-1) почти сразу. Но немцы, прячась за ними, вплотную к нашим окопам подошли. С большими потерями тогда отбились... Вся позиция трупами была завалена... 5-я рота прикрывала нас с правого фланга. С фланга у них речушка была, там пулеметный расчёт стоял и заслон на сопке до взвода. Но немцы ночью танки перетащили через ручей и ударили одновременно по флангу и с фронта 5-й роты. Танки ребята подбили, но немцы зашли им во фланг, и к обеду ворвались в окопы роты. Бойцы стали отходить на нашу высотку. Человек сорок пять добрались до наших окопов, но если бы не пулеметчики, всех бы немцы положили. А так они успели уйти, зато пулеметчики оказались в окружении. Ребята еще долго секли немцев очередями, потом затихло...

К вечеру земля почернела от разрывов и гари — картина жуткая... Все подходы к высотам завалены убитыми немцами, чадили два подбитых танка у оставленных позиций 5-й роты. Еще один танк подбили метров за двести от нас ребята из нашей 1-й роты. Он до окопов не дошел метров тридцать, там его и укокошили гранатами.

На следующий день немцы отдыхали. Изредка били из минометов и артиллерии. А мы уже не в силах были убирать убитых. Они валяются и в окопах, и на бруствере, убитые везде, кажется, что все это место засеяно трупами...

От двух батальонов нас осталось человек сто двадцать...

В тот день, утром, меня ранило осколком снаряда в правую руку. Я лежал и стрелял из винтовки, снаряд разорвался где-то сбоку, и меня словно обожгло чем-то выше локтя. Боли сразу не было, потом уже сильно зажгло. Гляжу, из рукава фуфайки кровь потекла. Фуфайку снял, смотрю, осколок пробил руку и засел глубоко. Кровь хлещет, рука сразу обвисла. Снял гимнастерку и нижнюю теплую рубаху, ногой наступил на рукав, оторвал его, одной рукой кое-как вывернул, внутри почище была, и на рану намотал. Телогрейку одел в одну руку, с ремня подсумки выкинул, патронов там все равно не было. Ремень на шею надел, руку вставил наперевес. Сержант какой-то подошел, мы уже там все перемешались, кто с какого батальона, роты, никто не знал и не спрашивал, говорит: "Иди к раненым в блиндаж!"

Беру свою винтовку и пошел. Траншея уже почти вся обвалилась, жерди поперек валяются, много убитых приваленных землей и снегом. Только нога или рука торчит снаружи... Добрался кое-как до блиндажа, он тоже почти весь разрушенный, лишь стоны из-под земли доносятся. Перед входом была площадка отрытая, так она вся доверху умершими завалена... Ни санитаров, никого не было. Заглянул в блиндаж, а там битком набито и стоны, стоны, стоны...

Я с краю у стенки присел, пригляделся, кто-то со стоном спрашивает: "Браток, как там? Наших не видно, не прорываются на помощь?" — "Да бьёт где-то артиллерия, бои кругом идут, может, это пробиваются к нам". — "Скорее бы уже, а то мочи нет совсем. Санитары куда-то делись, мёртвых не убирают..." А у меня повязка вся кровью набухла, кровь по телогрейке на колени капает, в голове гудит. На входе сумка валялась брезентовая с красным крестом, я пошарился в ней, бинтов не оказалось, только кусачки какие-то, шприц и стекляшки от ампул раздавленные. А метрах в десяти от блиндажа отвилка траншеи шла к западному склону высотки, и когда я шел в блиндаж, прямо на этой развилке заметил убитого. Убитых там много валялось, но на этого я обратил внимание потому, что он был обут в ботинки. Неновые, каблук был стоптанный, видать не новобранец. Срочник, наверное, потому что наши все в сапоги и валенки обуты. Дня два как убитый, землей засыпанный, но видно, что ему осколком ползатылка снесло... Я еще подумал — вот и дождалась мамка сына... Подошел, ботинок с него снял, шнурок сыромятный вынул, сунул в карман. Посмотрел, а он оказывается, без портянки был, нога синяя... Я ему назад ботинок на ногу надел.

Присел, повязку размотал, выкинул, она вся как тряпка мокрая от крови. Рука распухла, кровь идет, видать глубоко залез осколок. Второй рукав оторвал от нижней рубахи, с ватника ваты надергал, в середину напихал, с краю шнурок вставил в дырки от пуговиц, перевязал туго, и сверху шнурком затянул, чтоб не разматывалась. Тут помню, к стенке прислонился, кровь вроде перестала бежать, но от потери крови и от усталости поклонило в сон, и я задремал.

К вечеру подошел комбат, от копоти весь черный, худой, телогрейка на нем вся в клочьях, и говорит: "Получен приказ прорываться из окружения! У кого еще есть силы, попытайтесь, как стемнеет небольшими группами прорваться к позициям штурмовой бригады. Они вроде как устояли. Немцев там почти не осталось, всех перебили. Может, и проскочите.". Тяжелораненые, неходячие спрашивают: "А как же мы?" Комбат отвечает: "Мы остаемся с вами, и будем ждать помощи. Приказ касается только легкораненых".

Как стемнело, нас человек семь собралось, и поползли в сторону ручья. За ним через полкилометра лесок начинался. Я с собой винтовку взял, хоть там и патронов три штуки, но бросать не стал. От наших позиций до ручья метров семьсот не больше, днем десять минут ходьбы. Так мы этот участок всю ночь ползли. С нами раненый в ногу полз, боец с нашей роты со смешной фамилией, я ее запомнил — Якуночкин. Так он метр проползет и начинает потихоньку стонать от боли. Ему пуля навылет икру ниже колена пробила. Немцы то и дело ракеты пускают, мы затихнем. В воронку заползем, отдохнем, сил нет, все отощали от голода, и снова потихоньку в сторону ручья. Немцы ракету пустят, немного постреляют, как перестанут стрелять, мы прислушаемся, ползем дальше. А там вся земля разрывами исковерканная, воронка на воронке, убитые на каждом метре валяются, в иных местах целыми кучами... К середине ночи доползли к подбитому немецкому танку, он метров четыреста от ручья стоял, наши артиллеристы его на второй день окружения подбили.

Рассвело, а мы как раз у ручья. Вдруг, слышим, говорит кто-то. Глянули, а это человек пять немцев вдоль ручья идут с баками за спиной. За водой ходили. Мы залегли не шевелимся, это нас и спасло. Немцы подумали убитые лежат. Там у воды их много валялось... Не доходя до нас метров триста немцы повернули и пошли в сторону высот.

Мы через ручей перебрались. Он не глубокий, по пояс не больше, но вода холодная, пришлось помогать друг другу. И по кустам уже пошли в полный рост. Никто нас не заметил, не обстреливал. Добрались до леска и только там сели передохнуть. Но мы, же мокрые, и долго не посидишь. Замерзнешь насмерть и так вся одежда промокла и заледенела. Двинулись потихоньку дальше.

К вечеру наткнулись на еще одну группу наших. Человек сорок пять с 1-го батальона, большинство раненых, и тоже второй день не могут выйти к нашим. Местность никто не знает, наобум не пройти, есть нечего, медикаментов нет. Силы на исходе, истощали все, двое раненых умерли... Мёртвых там даже не закапывали, так снегом присыпали и все. На привал присядем, кто кору жуёт от голода, кто мох.

Был среди нас один парень из "штурмовиков". Вот он хоть и раненый в плечо был, но решил сходить в разведку. "Сидите здесь, никуда не уходите. Я проверю, что к чему и вернусь за вами".

Часа через четыре он вернулся: "Всё, есть проход к нашим! Двигаемся!" Кое-как поднялись, а один так и лежит. Умер... Мы его под снег схоронили и пошли.

К утру вышли к своим окопам. Оттуда кричат: "Стой! Кто такие?!" — "Окруженцы!" — "У кого оружие бросайте на землю!" Я свою винтовку штыком в землю воткнул...

Меня вместе с ранеными в санбат отправили. Там рану обработали и перевязали. Пришел особист, проверил документы и меня с группой раненых направили в госпиталь...

Обновление на 17.11.17. рабочий текст...

Глава

Черт! Неужели все кончилось и мы, наконец-то соединились со своими? Даже не верится!

Все эти дни мы жили надеждой на соединение с наступающими войсками. Хотя знали, что оно будет не скорым. По планам командования коридор к нам должны были пробить на третьи сутки операции, а реально произошло только к концу пятых суток нашего "сидения" в Алексеевке. Оно и понятно. Германское командование с целью ликвидации прорывов линии фронта ввело в сражение все свои резервы, но остановить продвижение наших войск так и не смогло. Парни рвались к нам как могли. Так что мы без претензий. Пришли уже хорошо. Жаль только что много хороших ребят за эти дни полегло. Из руководства прикомандированных к нам бригад и батальонов практически никого не осталось. Да и сами эти части по численности теперь представляют собой не больше роты, и имеют в своем строю от 50 до 130 человек. Практически весь их комсостав погиб в боях или при доставке в район высадки. Поэтому во главе подразделений стоят мои командиры, а сами подразделения введены в состав моей бригады.

Сообщения о продвижении наших войск мы получали ежедневно. С севера-востока к нам с тяжелыми боями двигались войска 40-й армии Воронежского фронта. С юга, от Кантемировки, 3-я танковая армия. Некоторые из моих командиров даже поспорили, какой из фронтов к нам первым коридор пробьет.

Так вот первыми к нам пробились танкисты.

Вечером 19 января* (в РИ 18 января), не ввязываясь в затяжные бои за отдельные опорные пункты и узлы сопротивления противника, около 20 боевых машин 88-й танковой бригады 15 танкового корпуса 3-й Танковой армии Донского фронта* (в РИ это была часть Воронежского фронта) прорвались к нашим позициям, разогнав по дороге большую группу отступающих венгров. Следом за танкистами подошла 52-я мотострелковая бригада того же фронта. Во время надо сказать пришли.

Немцы в очередной раз решили выбить нас из Иловского. Собрав ударный кулак, из нескольких танков и десятка бронемашин, при поддержке гаубичных батарей и пехотного батальона они атаковали позиции стрелковой бригады державшей оборону в селе. Немцы уже знали, что к этому времени мы на этом участке обороны практически лишись всей своей артиллерии и танков. А тут такой облом в виде контрудара десятка тридцать четверок в сопровождении пехоты. Хорошо немцам бока намяли, до позиций их батарей добрались, но дальше не пошли. Отбросили врага на два километра назад к Острогожску и хватит. Итак, из учавствовавших в бою десяти танков — 6 требовали среднего ремонта, 2— капитального. Хорошо еще, что поле боя за нами осталось, и подбитые машины смогли для ремонта оттащить в Алексеевку.

Противник отступал в беспорядке, бросая вооружение и технику. Только в плен к нам попало около 500 солдат и офицеров врага. Кроме того захватили 5 орудий разного калибра, 29 пулеметов, под тысячу винтовок и 7 минометов, 12 тракторов и 17 автомашин.

После боя за ужином и рюмкой трофейного французского "чая" у меня в штабе, командиры танковой (полковник Сергеев) и мотострелковой бригад рассказали о боях, что шли южнее нас.

Тяжко парням пришлось. Половину техники и личного состава бригад они потеряли в боях в районе Бондарево-Жилин. Где против наших частей сражались 385 и 387 немецкие пехотные дивизии, итальянская горноќстрелковая дивизия "Юлия", 27-я немецкая танковая дивизия и сформированная из полицейских и охранных частей дивизионная группа "Фогеляйн". Они на три дня задержали наше наступление. Лишь ввод в бой дополнительных сил Донского фронта переломил ситуацию в нашу пользу, и бригадам удалось вырваться на оперативный простор и, громя вражеские тылы рваться к нам.

Ну а я рассказал о том, как мы тут геройствовали. Да они сами все видели. Ожесточенные бои, прошедшие на территории Алексеевки и Иловского, лесов между ними, аэродроме и жд. станции оставили горы трупов. На подступах к нашим позициям стояли десятки единиц сожжённой боевой техники врага, а сами позиции украшали свернутые стволы орудий, разбитые артогнем траншеи и блиндажи. Куда ж деваться? Такова наша доля — за Родину воевать и умирать там, где она прикажет.

За разговорами и "чаем", танкового "шила" беседа затянулась далеко за полночь. Прекратила ее Татьяна. Твердо сказавшая, что "война еще не кончилась, а завтра бой, так, что товарищи командиры ложитесь ка спать". Пришлось подчиниться.

За ночь танкисты смогли восстановить три из восьми своих подбитых машин.

Утро началось как обычно. Со стороны Острогожска рано утром появился большой отряд немцев и вновь попытался нас атаковать. Отбились. Заставили уходить врага по бездорожью на северо-запад.

Вскоре, обойдя Острогожск с севера, на соединение с нами вышли подразделения 309 стрелковой дивизии нашего Воронежского фронта. С выходом дивизии в этот район и встречей с танкистами армии Рыбалко было завершено рассечение всей "Воронежской" группировки врага и окружение его "южной группы", как это и предусматривалось планом операции. В окружение попали дивизии 8-й итальянской армии, 2-ой венгерской армии (без двух дивизий) и значительная часть 6-й Полевой армии немцев.

К моменту образования внутреннего фронта "кольца" советскому командованию удалось создать и внешний фронт окружения силами стрелковых соединений и четырех кавалерийских корпусов (7-го, 8-го (21-я, 55-я и 112-я кавалерийские дивизии), 3-го гвардейского (5-я и 6-я гвардейские кавалерийские дивизии и 32-я кавалерийская дивизия) и 4-го (61-я и 81-я кавалерийские дивизии). В РИ Острогожско-Россошанской наступательной операции был задействован один 7-й кав.корпус). Мне было понятно, почему для этого использовали именно кавалерию. В любой операции на окружение требуется не только отрезать путь к отступлению и линии снабжения окружаемым, но и обеспечить внешний фронт "кольца". Если не создать прочный внешний фронт окружения, то ударами извне противник может деблокировать окруженных, и все наши труды пойдут насмарку. Для этого обычно используют механизированные соединения. Они прорываются за спиной окружаемых максимально глубоко в тыл противника, захватывают ключевые позиции и занимают оборону. Поскольку у Красной Армии сейчас мало хорошо подготовленных механизированных соединений эта роль и была поручена кавалерийским корпусам.

Я думал, что с приходом войск фронта нас сменят и отведут на отдых. Этого не произошло. По приказу командования Воронежским фронтом нас оставляли на месте держать оборону города до полной ликвидации "котла".

Внутренний фронт окружения не были сплошным. Наши войска занимали лишь узлы дорог и населенные пункты на наиболее вероятных путях прорыва. Это создавало предпосылки для разгрома войск противника в короткие сроки. Но надо было спешить, так как нарастала угроза, что окруженные немецкие войска попытаются прорвать кольцо.

Во избежание напрасного кровопролития Военный совет Воронежского фронта выпустил листовку с обращением к окруженным войскам противника от имени офицера, попавшего в плен.

"Я, Натале Антонио, полковник Королевских вооруженных сил Италии, награжденный за боевые заслуги во время мировой войны 1914-1918 гг., участник войны 1911-1914 гг. в Ливии и войны 1935-1936 гг. в Албании, командир 27-го пехотного полка 156-й дивизии "Винченца", нынче нахожусь в плену у русских и призываю вас прекратить сражаться...

Солдаты, спасайте Вашу жизнь и честь Италии. Сдавайтесь в плен. Я заверяю вас, что русские будут обращаться с вами хорошо".

Командование окруженных войск не вняло этим благоразумным призывам. Были предприняты отчаянные попытки вырваться из окружения. Надо же такому случиться, что прорываться они решили, в том числе и через нас. Хорошо еще, что к этому времени командование фронтов, готовя наступление на Касторное и Старый Оскол, подтянуло к нам поближе вторые эшелоны войск и резервы.

Выдвижение врага своевременно обнаружили разведчики. Со стороны Татариново — Карпенково к Алексеевке шли четыре венгерских и трех немецких пехотных дивизий. Они явно не собирались сдаваться, т.к. впереди колонны шли танки и мотопехота. Остановить продвижение врага удалось после мощного авианалета, удара полка "Катюш" и артиллерии группы "дальнего действия"* (38-й и 129-й пушечные полки 8-й артиллерийской дивизии прорыва), контратакой танкистов. Противник оказался грамотным, тут же развернул боевые порядки и перешел к обороне. Контратаку танкистов остановил с разгромным для нас счетом. Правда, после этого на некоторое время полностью перешел к обороне и закопался в землю.

В этот же день начались бой за Острогожск и Россошь, куда стекались отступающие части противника.

24 января, несмотря на сильную метель, из района севернее Алексеевки началось наступление войск нашего фронта на север. Прорвав оборону врага, они стальной лавиной двинулись на Новый Оскол и Касторное навстречу Брянскому фронту, завершая окружение вражеских войск в "Воронежском выступе". Алексеевка стала тыловым районом. Все дома были приспособлены для размещения раненых и больных, которых с каждым днем становилось все больше.

26 января осознав опасность окружения, противник начал отвод своих войск от Воронежа на запад, а в нашем направлении выдвинул корпусную группу "Зиберт". До этого она отметилась в попытках остановить продвижение наших войск в направлении Воронежа. Сейчас же она явно готовилась нанести удар по тылам наших войск в районе Острогожска и Алексеевки. Для нас это было очень опасно. Почему? Да просто перед нами уже стояли вражеские части, а если "группа Зиберта" прорвется, то мы вновь окажемся между молотом и наковальней. Поверьте не очень это приятное дело!

Бои за Острогожск шли уже больше недели. Враг держался за каждый дом, перекресток, постоянно контратаковал. Противник постоянно подтягивал к городу отступающие с юга части. Но все равно наши их давили.

В боях за Острогожск и наступлении мы не участвовали. Своих проблем хватало. Алексеевка словно магнит привлекала к себе части противника пытавшиеся вырваться из кольца и прорваться на соединение со своими частями северо-восточнее и западнее города. В первую очередь их интересовали захваченные нами склады и перекрестки автодорог. Вот мы их и встречали всем, чем могли. А могли мы не так уж и много -артсклады под иссякли, а наши не спешили нам боеприпасов подбросить. Трофейные орудия и бронетехника тоже на ладан дышали — что могли, ремонтировали, разбирая то, что уже не подлежало восстановлению. У меня в резерве только артдивизион в виде одной батареи (остальные так и не перебросили из-за линии фронта), пары танков и остался. Да и с личным составом проблема так и не была решена. Не было пополнения для нас — оно в первую очередь шло для ударных частей. Поэтому в обороне города пришлось обходиться тем, что было — выздоравливающими и теми, кто мог держать в руках оружие.

27-го все и началось. "Группа Зиберта" перешла в наступление на Острогожск. Окруженные из района города ударили им на встречу. Командование фронта вовремя парировало удар, введя в бой, стоявший в резерве танковый корпус. Бои в Острогожске и вокруг него завязались с новой силой.

Досталось и нам. Большой отряд немцев прорвал внешний фронт "котла" двинулся на Иловское. Активизировались и те, что сидели в Татариново. Они смогли прорвать позиции лыжных батальонов, они, обходя Алексеевку с юга, двинулись на Буденное и Казацкое. Часть "окруженцев" ударила на Алексеевку и ворвалась в город. Но мы устояли, не сдали город. Тех, кто прорвался мимо нас, успели перехватить подошедшие части второго эшелона 305 стрелковой дивизии и 201 танковой бригады.

Зажатые в лесном массиве северо-западнее Алексеевки венгерские, итальянские и немецкие войска предпринимали отчаянные, но безуспешные попытки прорваться на Новый Оскол. Уничтожение этой группировки закончилось лишь на следующий день. В тот же день над Острогожском подняли Красное знамя. В городе был о захвачено много пленных и большие трофеи. Но главное среди пленных оказался почти весь штаб 6 Полевой армии во главе со своим командующим генералом Паулюсом...

Глава

Из воспоминаний подполковника в отставке Пётра Михина, Беларусь.

Все эти дни наш артдивизион был в резерве комбрига. Нас использовали для поддержки обороняющихся подразделений и затыкания дыр на линии фронта. Вот и в тот день комбригом мне было приказано взять батарею и во что бы то ни стало опередить, задержать и уничтожить прорвавшихся из окружения немцев. В десятке километров от нашего расположения большой отряд врага вырвался из кольца и по широкой балке уходил на запад.

В минувших боях вторая батарея потеряла сразу командира и всех трех взводных, поэтому из трех батарей я выбрал для дела именно ее. Машины еще с утра были загружены снарядами, так, что на погрузку в них бойцов орудийных расчетов, санинструктора ушло всего несколько минут.

Мы чуть не опоздали, хотя и мчались на машинах с пушками к месту прорыва на самой высокой скорости.

— Батарее, по всей колонне — беглый, огонь! — подаю команду.

Беглый огонь — это как можно более быстро. Беглый огонь — это сумасшедший темп ведения огня. Скорые выстрелы всех четырех наших орудий упруго затрещали по всему фронту батареи — десятки снарядов рвут, опустошают вражескую колонну.

Никогда еще за всю войну мне не приходилось вести огонь по такому скоплению врага. Снаряды рвались в самой гуще неприятеля. Бегущие плечом к плечу солдаты, конные фургоны, зажатые в людской теснине машины, в мгновение ока разбрасывались разрывами во все стороны.

Сначала в людском муравейнике разрывами наших снарядов были выхвачены единичные пятна, потом эти пятна-пустоты из трупов и транспортных обломков стали сливаться в обширные черные разводы.

Сквозь космы сизого дыма я видел поверженные машины, разметанные тела людей, коней, перевернутые повозки. В считанные секунды голова колонны по всему фронту и в глубину метров на двести перестала существовать. Но настойчивость немецкого командования и отрешенность их войск были несгибаемы. Повернуть назад они ни в коем случае не хотели. Основная масса лавины длиной в полкилометра, обтекая разрывы снарядов, непреклонно рвалась вперед. Перепрыгивая обломки повозок, трупы людей и лошадей, падая и поднимаясь среди воронок и разрывов, немцы все ближе и ближе подходили к нам.

Только я хотел подать команду на перенос огня в глубину колонны, как где-то в вышине раздалось знакомое шуршание, переходящее в посвист. Впереди и сзади батареи разорвалось несколько пристрелочных мин. Сейчас немцы внесут поправки к прицелам и перейдут на поражение. Десятки мин обрушатся на наши головы. Предотвратить их падение и то страшное, что сотворят они с нами, взрываясь у орудий, разя осколками все живое, у нас нет никакой возможности. Мы обречены на погибель, так как окопаться не успели и находимся на ровном, голом месте. Укрыться нам негде. Да и некогда. Мы должны продолжать интенсивную стрельбу, не считаясь с собственной погибелью, а вражеские минометы нам не видны, мы не можем ни уничтожить их, ни воспрепятствовать их смертоносному действу.

Остается одно: пока немецкие минометчики корректируют свой огонь, пока будут находиться в полете их мины, надо уничтожить как можно больше врагов из орудий.

Наши снаряды продолжают рваться среди вражеской колонны. Она все редеет и редеет. Уже не тысячи, а только сотни фашистов надвигаются на нас. Их надо успеть уничтожить, пока они не ворвутся на батарею и не довершат нашу гибель, если к тому времени кто-то из нас останется в живых после минометного обстрела. Надо успеть выпустить еще сотню оставшихся у нас снарядов, чтобы они не пропали даром.

Немецкие мины! Они рвутся все ближе к нам, все кучнее ложатся возле орудий. Зловещие черные пятна от их разрывов покрывают огневую позицию, не оставляя никого живого вокруг. Уж если осколки сбривают все вокруг до черноты, то человека они изрешечивают так, что от него тоже ничего не остается.

Пошло чудовищное соревнование: кто у кого успеет больше уничтожить людей! Клубы снежной пыли и дыма окутывают всю батарею. Мириады осколков пронизывают пространство.

А расчеты работают как звери. Один солдат падает на землю, второй. Но третий, превозмогая боль, лежа на спине, все же дотягивается до казенника и вкладывает снаряд. Убитые и раненые устилают землю между станинами. Оставшиеся — на коленях, на четвереньках, на спине, но все же передают снаряды заряжающему и продолжают стрельбу. Поредевшие расчеты из двух-трех раненых вместо шести здоровых мелькают у пушек.

Мина падает между мною и четвертым орудием. Она уничтожила почти весь орудийный расчет. У пушки остается только один заряжающий. Становлюсь к прицелу, и мы вдвоем ведем интенсивный огонь.

Рвутся новые мины. Одна из них отрывает ноги заряжающему, мне осколок пронизывает сустав правого колена. Боль неимоверная, кровь заполняет сапог. Стоя на одном колене, продолжаю целиться и стрелять. Смотрю: второе и первое орудия умолкли. Уже прекратились доклады:

— Сидорова убило!

— Николенко ранен!

Убитых и раненых становится все больше и больше. Расчеты первых двух пушек лежат на земле, около них хлопочет санинструктор Груздев. Но перевязывать приходится уже по третьему, а, то и четвертому разу или констатировать смерть.

Весь в бинтах подползает к первой пушке ящичный Похомов. У него изранены ноги. Поднимается, держась за казенник руками, вкладывает снаряд и жмет на педаль спуска. Целиться уже некому, да и незачем. Цель слишком широка — километровая балка, снаряд кого-нибудь да найдет.

Единственный человек на батарее — командир третьего орудия сержант Хохлов — не получил еще ни одного ранения. Вместе с ящичным Кругловым он ведет интенсивный огонь из своей пушки. Но у него кончаются снаряды. Согнувшись, Хохлов в несколько прыжков достигает соседнего орудия, производит из него выстрел, прихватывает снаряд и возвращается к своей пушке. Так он имитирует живучесть батареи: стреляют-де все орудия.

А мины все плюхаются и плюхаются около пушек. Их разящие осколки умерщвляют тех, кто только что был после нескольких ранений еще жив. Застывает с бинтом в руке и санинструктор Груздев. Он только что доложил, что раненых больше нет. После многократных ранений они все погибли.

Противник понес большие потери. На батарею движется уже не лавина, а уцелевшие группы людей. Но и их мы с Хохловым удачно уничтожаем. По полю с диким ржанием носятся обезумевшие кони, здоровые и раненые.

Навожу прицел на ближайшую к нам группу бегущих немцев. Она как раз умещается в кругу прицела. Ставлю перекрестие прицела в центр группы, жму педаль спуска и вижу, как снаряд разметывает бежавших.

Между тем минометный обстрел нашей батареи постепенно стихает и совсем прекращается. Видно, у немцев кончились боеприпасы. Мины уже не взрываются, но и батарея, по существу, мертва.

Немцы от нас в двухстах метрах, они бегут уже не вдоль балки, а по диагонали, по направлению к нам, постепенно поднимаясь по пологому краю балки. Ну, все, думаю, снаряды у нас кончаются, стрелять некому, в живых только мы с Хохловым, сейчас прибегут, прикончат нас, и приказ до конца не выполним.

Целюсь в новую группу, их человек двадцать, все умещаются в поле зрения прицела. Только хотел нажать на спуск, как увидел в стане врага что-то белое. Смотрю — не то нательная рубашка, не то белые кальсоны.

— Хохлов, — кричу, — бегом изо всех сил к немцам, пока не передумали! Прикажи сложить оружие! Пусть сами строятся, а ты веди их на противоположный край балки, чтобы они не рассмотрели, что батарея пуста!

Длинноногий сержант, делая саженные шаги, помчался вниз наискосок к немцам. А я подумал: сейчас они схватят его и растерзают. Но Хохлов подбегает к немцам, останавливается метрах в десяти, держа автомат навскидку. Что-то говорит им, жестикулирует.

Наверное, перед Хохловым была группа немецких командиров. Они стали голосом и сигналами подавать своим разрозненным группкам команды. Вижу, к белому флагу со всех сторон начали стекаться остальные немцы. Сбрасывают в кучу оружие, строятся в колонну по восемь или десять человек. Старший немец встал во главе колонны, и все они двинулись на тот край балки.

Хохлов с автоматом наизготовку бодро шагает сбоку. Сколько же их там, думаю, пятьсот, тысяча? Спохватился и стал ползать от орудия к орудию, поворачивая стволы пушек направо, в сторону немецкой колонны. Пусть оглядываются и чувствуют себя под прицелом. А у нас и стрелять-то нечем и некому. Батарейцы, двадцать четыре человека, лежат мертвыми.

Многие изуродованы разрывами мин до неузнаваемости, погибли после многократных ранений. Да разве можно было уцелеть в таком аду?!

До сих пор считаю, что в ближнем бою, кроме пулемета, нет страшнее и эффективнее оружия, чем 82-мм миномет. Мина падает почти вертикально, и на месте падения остается лишь маленькая воронка размером с котелок. Но, взрываясь, мина разметывает свои осколки во все стороны низом, над самой землей в таком количестве и с такой силой, что буквально сбривает все, оставляя черное пятно до пяти метров в диаметре. Все живое, находившееся на этом зловещем черном пятне, перестает существовать — разрывается на кусочки и разбрасывается вокруг. А когда эти черные пятна перекрывают друг друга, когда они накрывают орудийные расчеты в ходе боя — ну кто же тут уцелеет!

Из двадцати шести уцелели только мы с Хохловым. Ползая от орудия к орудию, чтобы навести их стволы на пленных немцев, я одновременно тщательно осматривал лежащие тела — с надеждой, что кто-нибудь еще дышит. Но все мертвы.

Пока я разрезал перочинным ножом штанину, перевязывал рану, никто из наших на горизонте не появился. Страх стал одолевать меня больше чем во время боя. Сейчас пленные задушат нас. Их же сотни. На том и конец будет.

Срезал куст, сделал посох — не такую уж толстую, но довольно прочную палку, можно опереться...

И вдруг слышу — шум моторов! Показались грузовые машины, что доставили нас сюда, а в кузовах — солдаты. Оказалось, это разведрота. Из первой машины вышел капитан Михайлов, командир разведроты.

Михайлов отправился к пленным немцам. Их оказалось восемьсот с лишним человек. Он в сопровождении своих бойцов повел их в село, что стояло в двухстах метрах от нашей батареи, построил в широком дворе в полукаре.

Когда я появился в этом дворе, Михайлов закончил говорить, а один из пленных вышел из строя. Я стоял, опираясь на палочку, рядом с Михайловым. Немец вытащил из кармана желтого цвета целлулоидную баночку, отвинтил крышку и показывает содержимое:

— Вот как мало немцы дают нам масла! Своим-то солдатам больше! — сказал пленный на чистом русском языке. — А ведь мы воюем даже лучше немцев! Вы это на себе сегодня почувствовали. Это мы в вас из минометов стреляли.

— Кто это — спрашиваю Михайлова.

— Предатель, а всего восемьсот двадцать шесть человек.

— Ах, гад! Похваляется, как он нашу батарею истреблял!

Обращаюсь к пленному: — Откуда же ты родом?

— Я воронежский.

— Ты смотри, земляк! — воскликнул я и поковылял к нему.

Тот в растерянности смотрит на меня. Изо всей силы, на какую я только был способен во зле, бью "земляка" палкой по голове. Он рухнул на землю. Не знаю, что с ним было потом. Не интересовался. Возвращаюсь на середину к Михайлову и громко спрашиваю строй: — Еще воронежские есть?

Молчание.

— Ах вы сволочи! Своих убивали, да еще жалуетесь нам на немцев, что плохо вас кормили!

На этом закончился наш разговор с пленными...

Я оказался с раненой ногой в санбате. Звезду Героя Советского Союза я получил уже в госпитале. ( в РИ подполковник Михин за этот бой ничего так и не получил, командование дивизии где он служил, забыло отметить героев).

Глава

"В русском аду"

(РИ) Из неопубликованной рукописи Фридриха Вильгельма Клемма. адъютанта офицера Ia (оперативное управление) 94-й пехотной дивизии 6 Полевой армии.

Во время одной из атак 17 января 1943 года я был тяжело ранен, закопался в землянке и провёл неделю в таком состоянии и без еды при температуре -25.

Ледяной степной ветер задувал над окрестностями .... Он бросал сухой снег в пустые лица уже не похожих на человеческие фигур. Было утро 23 января 1943 года. Великая немецкая армия билась в агонии. Для масс слонявшихся, осунувшихся и ослабевших солдат больше не было спасения.

Несколькими часами ранее я был одним из этой безнадёжной толпы, приговорённый к поражению. Затем армейский квартирмейстер (подполковник Вернер фон Куновски) нашёл меня в заброшенном блиндаже, я был в бреду из-за ранения, растряс меня и донёс до штаба 6-й армии. Там я получил разрешение на вылет и приказ добраться до последнего вспомогательного аэродрома в юго-западном углу ....

4 часа я пробирался к своей цели на двух руках и одной здоровой ноге через снег по колено. Рана в верхней части правого бедра с каждым движением причиняла мне сильную боль. Вперёд, вперёд, говорили мне мои последние резервы воли, но моё измождённое тело больше не могло двигаться. Месяцы, проведённые на кусочке хлеба в день: в несколько последних дней снабжение вообще прекратилось. Добавить сюда и моральный гнёт от этого первого ужасного поражения наших войск. Я лежал, полностью погребённый под маленьким сугробом, и вытирал снег с лица рукавом своей рваной шинели. Был ли смысл в этих усилиях? Русские разделались бы с раненым с помощью приклада. Для их заводов и шахт им нужны были только здоровые пленные.

Этим утром начальник штаба армии (генерал Артур Шмидт) отговорил меня от мрачных планов. "Просто попробуй добраться до аэродрома", — сказал он, пока подписывал моё разрешение на вылет, — "Серьёзно раненых всё ещё вывозят. У тебя всегда много времени, чтобы успеть умереть!". И вот, я полз. Возможно, всё ещё был шанс на спасение из этого гигантского отрезка земли, превращённого человеком и природой в ведьминский котёл. Но сколь бесконечен был этот путь для человека, который волочился по нему словно змея? Что это за чёрная толчея там на горизонте? Неужели это аэродром или лишь мираж, созданный перевозбуждённым, лихорадочным сознанием? Я взял себя в руки, протянул ещё три или четыре метра и затем остановился, чтобы передохнуть. Только не ложиться! Или со мной случится то же, что с теми, мимо кого я только что прополз. Они тоже хотели всего лишь немного передохнуть во время своего безнадёжного марша ... Но изнурённость была выше их сил, а жестокий холод сделал так, что они никогда не проснулись. Можно было им почти позавидовать. Они больше не испытывали ни боли, ни беспокойств.

Спустя примерно час я достиг аэродрома. Раненые сидели и стояли близко друг к другу. Задыхаясь, я пробрался к центру поля. Я забросил себя на кучу снега. Метель утихла. Я посмотрел вдоль дороги за взлёткой: она вела назад... Отдельные фигурки с огромным усилием тянули себя к окраинам. Там, в зияющих руинах этого так называемого города они надеялись найти укрытие от мороза и ветра. Казалось, массы солдат пошли по этой дороге, но сотням это не удалось. Их окоченелые трупы были как столбы на этой навевающей ужас дороге отступления.

Русский мог бы занять эту территорию уже очень давно. Но он был строг и в день проходил лишь обозначенное расстояние. Зачем ему было торопиться? Никто больше не мог его победить. Словно гигантский пастух, он погонял этих побеждённых людей со всех сторон в направлении города. Немногие, кто ещё, быть может, летали вокруг в самолётах люфтваффе, не в счёт. Казалось, русский подарил их нам. Он знал, что все здесь серьёзно ранены. Около меня на плащ-палатке лежали двое. У одного была рана в животе, у второго не было обеих рук. Вчера вылетела одна машина, но с тех пор разыгралась снежная буря, и было невозможно приземлиться, рассказал мне человек без рук с отсутствующим взглядом. Приглушённые стоны слышались вокруг. Вновь и вновь санитар пересекал полосу, но в целом он тут ничем не мог помочь.

Вымотанный, я потерял сознание на своей куче снега и впал в беспокойный сон. Вскоре мороз разбудил меня. Стуча зубами, я оглянулся вокруг. Инспектор люфтваффе шёл через взлётную полосу. Я крикнул ему и спросил, есть ли шансы улететь. Он ответил, что 3 часа назад им передали по радио: три самолёта вылетели, они сбросят припасы, но приземлятся или нет — неясно. Я показал ему своё разрешение на вылет. Покачав головой, он сказал, что оно недействительно, нужна подпись начальника санитарной службы армии (генерал-лейтенанта Отто Ренольди). "Иди и поговори с ним", — закончил он, — "тут всего 500 метров, вон там в овраге...".

Всего 500 метров! И вновь — великое усилие. Каждое движение отдавалось болью. Одна мысль об этом ослабила меня, и я скатился в полусонное состояние. Внезапно я увидел свой дом, мою жену и дочь, а за ними лица павших товарищей. Затем ко мне подбежал русский, поднял винтовку и ударил. Охваченный болью, я проснулся. "Русским" был санитар, который пнул меня в раненую ногу. Их было трое, с носилками. У них, видимо, было задание убрать трупы со взлётной полосы. Он хотел проверить, жив ли я. Это неудивительно, т.к. моё сжавшееся, бескровное лицо, скорее, выглядело как у трупа, чем у живого человека. Краткий сон придал мне немного сил. Я попросил санитаров описать мне путь к медицинскому блиндажу, с намерением добраться до него. Я протащил себя вперёд на последнем издыхании. Казалось, прошла вечность, прежде чем я сидел перед начальником санитарной службы. Я описал ему происшествие и получил его подпись. "Этот баран мог бы и не отправлять тебя сюда", — сказал он, пока подписывал, — "подписи штаба армии достаточно". Затем он послал меня в соседний блиндаж.

Врач хотел сменить мою повязку, но я отказался. Чувство острого беспокойства звало меня покинуть тёплый блиндаж. После энергичного выползания из оврага, я вернулся на аэродром. Поискал глазами инспектора, увидел его недалеко от моего сугроба. Теперь мои бумаги были в порядке, сказал он. Я решил быть умнее и не стал называть его бараном: может, это мне и спасло жизнь.

Во время нашей беседы над полем раздался шум моторов нескольких самолётов, летевших по направлению к нам. Это были русские или наши спасители? Все взгляды устремились в небеса. Нам были видны лишь смутные движения в светлом покрове небес. Снизу зажгли сигнальные огни. И затем они спустились, словно гигантские хищные птицы. Это были немецкие He-111-е, снижавшиеся большими кругами. Сбросят ли они лишь контейнеры с провизией, приземлятся ли, чтобы забрать нескольких из этих несчастных, подстреленных людей? Кровь бурно неслась по артериям, и, несмотря на холод, было жарко. Я расстегнул воротник моей шинели, чтобы удобнее было смотреть. Все усилия и страдания последних дней, недель и месяцев были забыты. Вон там было спасение, последний шанс попасть домой! Внутри себя каждый думал о том же самом. Значит, нас не списали и не забыли, они хотели нам помочь. Как огорчительно было чувство, что тебя забыли!

В секунду всё изменилось. Вначале все вздохнули с облегчением. Затем на большом аэрополе начался внезапный переполох, как в разрушенном муравейнике. Кто мог бежать, бежал; куда — никто не знал. Им хотелось быть там, где приземлится самолёт. Я тоже попытался встать, но после первой попытки упал, охваченный болью. Вот я и остался на своём снежном холме и наблюдал за этим бессмысленным неистовством.

Две машины коснулись земли и покатились, загруженные до предела и пружинистые, чтобы остановиться в 100 метрах от нас. Третья продолжала кружить. Словно разлившаяся река все устремились к двум приземлившимся машинам и облепили их тёмной, волнующейся толпой. Коробки и ящики выгружали из фюзеляжа самолёта. Всё делалось с предельной скоростью: в любую минуту русские могли занять эту последнюю взлётную полосу немцев. Никто не мог им помешать.

Внезапно стало тихо. У ближайшего самолёта появился медик в чине офицера и прокричал невероятно чётким голосом: "Мы берём на борт только сидячих тяжелораненых, и лишь по одному офицеру и семь солдат в каждый самолёт!".

На секунду установилось мёртвое молчание, а затем тысячи голосов с возмущением завыли подобно урагану. Теперь — жизнь или смерть! Всем хотелось быть среди восьми везунчиков, попадавших в самолёт. Один толкал другого. Ругань тех, кого отталкивали назад, усиливалась: крики тех, кого затаптывали, раздавались по всей полосе.

Офицер спокойно взирал на это безумие. Казалось, он привык к этому. Раздался выстрел, и я вновь услышал его голос. Он говорил, повернувшись спиной ко мне; я не понял, что он сказал. Но я видел, как сразу же часть толпы без слов отпрянула от машины, упав на колени там, где стояли. Другие офицеры-медики выбирали из толпы тех, кого погрузят.

Совсем забыв себя, я сидел на своей куче снега. После стольких недель полусна, эта бьющаяся жизнь совсем меня покорила. Прежде чем мне стало ясно, что больше и речи не может идти о моём спасении, плотный поток воздуха почти сдул меня с места. В ужасе я обернулся и всего в нескольких шагах от меня увидел третий самолёт. Он подкатился сзади. Огромный пропеллер почти разрубил меня. Окаменев от страха, я сидел не шелохнувшись.

Сотни человек бежали со всех сторон в моём направлении. Если и был шанс на спасение, то это был он! Массы сталкивались, падали, одни топтали других. Что меня не постигла та же участь, было лишь благодаря навевающим ужас, всё ещё вращающимся пропеллерам. Но теперь полевые жандармы сдерживали натиск. Всё медленно успокаивалось. Упаковки и тару выкидывали из машины прямо на промёрзшую землю. Никто из голодавших солдат и не думал об этом бесценном провианте. Все напряжённо ждали погрузки. Офицер, командовавший ей, забрался на крыло. В наступившей тишине я услышал, почти над своей головой, судьбоносные слова: "Один офицер, семь солдат!". И всё.

В момент, когда он развернулся, чтобы слезть с крыла, я узнал в нём своего инспектора, человека, который отправил меня в эту сумасбродную погоню за начальником санитарной службы, а он узнал меня. С приглашающим жестом он крикнул: "А, вот и ты! Иди сюда!". И, повернувшись ещё раз, он добавил деловым тоном: "И семь солдат!".

Ошеломлённый, я, наверное, секунду просидел на своём снежном стуле, но лишь секунду — ибо затем я встал, ухватился за крыло и проворно добрался до грузового отсека. Я заметил, как стоявшие вокруг меня безмолвно отодвигались, и толпа давала мне пройти. Моё тело разваливалось от боли. Меня внесли в самолёт. Шум вокруг меня превратился в радостный крик: я потерял сознание. Должно быть, всего лишь на несколько коротких минут, потому что когда я очнулся, то услышал как инспектор считает: "Пять". Значит пятерых уже погрузили. "Шесть... Семь". Пауза. Кто-то крикнул "Сядьте плотнее!", и они вновь начали считать. Мы вдавили себя друг в друга. "Двенадцать", — слышал я, а потом, — "тринадцать..., четырнадцать..., пятнадцать". Всё. Стальные двери были закрыты рывком. Места было лишь для восьми, а они взяли на борт пятнадцать.

Пятнадцать человек были спасены из ада... Тысячи остались позади. Сквозь стальные стены мы чувствовали сосредоточенные на нас взгляды тех отчаявшихся товарищей. Передавайте Родине привет от нас, наверное, были их последние мысли. Они ничего не говорили, они не махали, лишь развернулись и знали, что их жуткая судьба предрешена. Мы летели к спасению, они шли к годам смертоносного плена.

Мощный рёв двигателей выдернул нас из наших предвзлётных мыслей. Неужели мы действительно спаслись? Ближайшие минуты покажут.

Машина крутилась на негладкой земле. Пропеллеры выдавали всё, что можно. Каждой клеткой своего тела мы дрожали вместе с ними. Затем внезапно шум резко прекратился. Похоже, мы поворачивали. Пилот повторил манёвр. Заднее стекло в кабине пилота открылось, и он крикнул в отсек: "Мы перегружены — кто-то должен выйти!". Наше счастливое горение как ветром сдуло. Теперь пред нами была лишь ледяная реальность.

Выйти? Это что значит? Молодой пилот с надеждой уставился на меня. Я был старшим офицером, я должен был решать, кто выйдет. Нет, этого я сделать не мог. Кого из тех, что на борту, только что спасённых, мог я выбросить на бессмысленную гибель? Покачав головой, я посмотрел на пилота. Сухие слова сорвались с моих губ: "Никто не покидает самолёт". Я услышал облегчённые вздохи тех, что сидели рядом.

Я почувствовал, что все сейчас ощущали себя одинаково, хоть и не было проронено ни слова одобрения или несогласия. Пилот потел. Он выглядел так, как если бы хотел протестовать, но когда увидел все эти решительные лица, он повернулся назад к приборной панели. Его товарищи в кабине, наверное, сказали ему: "Попробуй ещё раз!". И он попробовал! Наверное, мало когда пятнадцать человек молились столь искренне своему Богу, как это делали мы в те решающие моменты.

Моторы взревели ещё раз, запев свою грозную песню. По снежным следам, оставленным двумя другими машинами, стройная махина тускло-серого цвета с силой покатилась по взлётной полосе. Внезапно я почувствовал неописуемое давление в животе — самолёт покидал землю. Он медленно набирал высоту, дважды кружил вокруг поля, и затем повернул на юго-запад.

Что было под нами? Не серые ряды товарищей, что мы оставили позади? Нет, эти солдаты были в коричневой униформе. Русские брали аэродром. Ещё бы несколько минут, и мы бы не успели ускользнуть. Только в тот момент мы поняли всю суровость положения. Воистину, это было спасение из когтей смерти в последнюю минуту! Ещё лишь несколько секунд русских было видно, затем облако взяло нас под свой спасительный покров.

(Реал. Ист.) Из воспоминаний Хайнца Шрётера, военного корреспондента 6-й Полевой армии Вермахта:

"В подвалах здания ... лежали восемьсот солдат, прислонившись к стенам или прямо на полу в центре сырых помещений. Люди лежали на ступеньках и заполняли проходы, при этом уже никто не считался с тем, у кого какое звание и должность — знаки различия опали с них, как сухие листья с деревьев.

В подвале ... закончился их жизненный путь, и если еще и существовали между ними различия, то они заключались в степени ранения и количестве часов, сколько кому оставалось прожить. Различия были и в том, как умирал тот или иной солдат.

На лестнице кто-то умирал от дифтерии, рядом лежали трое, которые давно уже были трупами — просто никто этого не заметил, так как было темно. Сзади кричал унтер-офицер, которого мучили жажда и боль: его язык, раскаленный, как кусок железа, вывалился изо рта, а ступни уже начали гнить.

На стене центрального подвала в консервной банке горел фитиль, издававший зловоние. Пахло керосином, протухшей кровью, горелым человеческим мясом, застарелым гноем и разлагающимися телами. Ко всему этому примешивался запах йодоформа, пота, экскрементов и нечистот.

Спертый воздух давил на сердце и легкие, в горле першило, многие страдали тошнотворной икотой, на глазах выступали слезы. Кожа покрывалась волдырями и слезала с тел, как шелуха; пораженные столбняком, люди орали как звери — на теле образовывались гнойники и грибки.

Кто-то задохнулся, у кого-то парализовало дыхание, другой трясся в лихорадке, звал свою жену, проклинал войну и взывал к Господу Богу. Люди умирали от сыпного тифа, воспаления легких и инфекций.

В углу умирал ефрейтор со вздутым животом и опухшими ногами, умирал молча, не прося о помощи, не шевелясь, с открытыми глазами и скрещенными на груди руками. С другой стороны входа, за лестницей, бился об пол молодой солдат двадцати лет, на его губах выступила пена, а глаза дико вращались, но вскоре он затих — смерть избавила его от судорог и болей.

Есть было нечего, а если у кого и была еда, то тот боязливо прятал ее — в темноте этих подвалов человеческая жизнь не стоила и куска хлеба. Понять это сможет только тот, кто сам однажды голодал и кто знал и знает, что значит крошка хлеба.

Самым страшным были вши, которые вгрызались в кожу и проникали в раны, лишая людей сна. Тысячами они покрывали тела людей и остатки одежды, и только после того, как наступала смерть или начиналась лихорадка, они покидали тело, как бегущие крысы покидают тонущий корабль.

Омерзительная, кишащая масса этих тварей перебиралась к тому, кто лежал рядом и был еще жив, и прочно обосновывалась на новом месте. И не было никого, кто мог бы помочь этим несчастным.

Там, где было возможно, мертвых относили во двор или складывали их как бревна в воронке от взорвавшейся бомбы. Однажды в подвалах появился врач, но он просто искал убежища во время бомбовой атаки, начавшейся в тот момент, когда он направлялся к "своему" подвалу, где его так же ждали и звали, как и здесь. Правда, он и у себя мог оказать помощь далеко не всем — страданий и боли было слишком много.

Тот, чей мозг еще работал, мог предположить, когда наступит его конец, и при этом он знал, что бессмысленно кричать и шуметь, а также сопротивляться. Собственно, кому или чему сопротивляться?

Умирали многие, и, прежде чем кто-либо замечал, что его сосед уже мертв, проходили часы и дни. Поскольку тела никто не выносил, их передавали от одного к другому, перекатывая, как мешки, через людей, которые еще могли подняться, через все помещение, проходы, горы лохмотьев и зловоние.

Так трупы достигали стены, где их протискивали в отверстие, откуда они скатывались в воронку от двухсот пятидесяти килограммовой бомбы. В воронке уже лежали сотни трупов, среди которых попадались еще теплые тела, но они принадлежали тем, у кого уже не было сил издавать какие-либо звуки.

Перед входом в подвал ждали уже другие и по возможности пытались проникнуть в помещение, и никого из них не удивляло, что из подвала еще ни разу никто самостоятельно не вышел — они все равно старались войти в него.

Мертвых не считали и не снимали с них личные знаки, лишь иногда заглядывали в их сумки в надежде найти там немного хлеба. Никого из новичков не интересовало, от чего умер тот или иной солдат, — главное, что люди умирали быстро, а для ожидавших снаружи на ледяном ветру это означало, что каждый раз освобождалось еще одно место.

Умирали не только в подвалах ..., умирали везде. По усталым, обессилевшим телам людей прокатилась волна агонии, они уже ничего не боялись.

В подвалах не было ни страха, ни паники, и здесь им не приходилось быть свидетелями того, как падает дисциплина среди офицеров штабов там, на поверхности. В подвалах они уже не держали палец на спусковом крючке и уже не сидели в своих ледяных норах, как те, у которых закончились последние патроны.

Те, кому удалось вырваться из ... кольца и вернуться на родину, будут в своих мыслях и воспоминаниях часто возвращаться в то ужасное время и в минуты покоя, закрыв глаза, внутренне прислушиваться, чтобы услышать песню степей.

Эта песня звучит нежно и звучно, как легкое колебание крылышек стрекозы или как слабый, нежный звук, который раздастся, если пальцем легко провести по гладко отшлифованному стеклу. Мелодия степи звучит сладко и маняще и одновременно печально.

Слушая звуки этой мелодии, можно представить себе голубое небо и яркое солнце, а также тень от облаков и зарницу — все это похоже на музыку Моцарта, в которой благословенное голубое небо смеется над серебристыми аккордами до тех пор, пока порыв холодного ветра не поднимет с земли опавшие листья и не бросит их на ваши радостные столы.

Многим известна эта песнь степей: ее часто слушали днем, когда воздух над степными просторами был наполнен жужжащим и мерцающим зноем, ее слушали в вечерние часы, когда в воздухе исполняли свою головокружительную пляску мириады комаров, в последние дни октября, когда над степью бушевали осенние ураганы, и когда в неподвижные и безмолвные зимние ночи до людей доносились тихие напевы смерти, и когда в бледном свете луны бродили черные тени волков, ее слушали и позже, когда уже ничего не двигалось, кроме легких снежинок, круживших над полями, окутанными смертельной тишиной.

В мыслях ... воскресало прошлое, слышался суровый голос войны, чувствовалась внутренняя дрожь, от которой трясло все тело, вспоминались дикие боли и закоченевшие души, страх перед неизвестным, смерть товарищей, безумный шквал артиллерийского огня и горизонт, который они сами создали из огня и стали и при этом все равно мерзли и промерзали насквозь...."

Глава

(Реал. Ист.) Из воспоминаний военврача 116-го военного госпиталя 2-й венгерской армии Шоморяи Лайош:

"13 января. Ночью температура воздуха опустилась до -41 градуса, днем было где-то -25. Живем тихо. Я потерял последнюю надежду.

17 января. Температура -40 постоянно днем и ночью. Редко днем понижается до -35. Теплая одежда и валенки жизненно необходимы. Вчера я получил плохую новость: южнее Воронежа началось крупное русское наступление. Они вклинились в венгерскую оборону. Думаю, что речь идет о нашем корпусе. Ужасно представить отступление по такому морозу.

19 января. Наконец-то мы все знаем. По рассказам отступавших, 80 тысяч русских при поддержке 300 танков атаковали венгров на 8-ми километровом участке фронта. 7-й корпус стал запланированной жертвой. Измученные годом войны венгры не смогли удержать оборону, и линия фронта расплылась как масло, и все бежали, куда глаза глядят. Паника была жуткой. Раненые погибли от холода. Несколько дней отступавшие шли без пищи и воды в 40-градусный мороз. Отставшие от колонн породнились со смертью. Русские танки и пехота преследовали венгров на расстоянии выстрела. 7-й корпус был уничтожен, 60% личного состава погибло. Дисциплина утрачена полностью. Я был спасен от неминуемой смерти, так как находился не на передовой, а в тыловом госпитале.

26 января. Движение плохо организовано. Нет корма для лошадей. В этом холоде 1000 наших лошадей ночи напролет стоят под открытым небом. Рядовой состав уже 3 дня не получает пищу. Как они живут? Загадка. Я питаюсь консервами, которые берег про запас в течение полугода. Сейчас они пригодились. Я купил за 2 марки 10 картофелин. Цыганская жизнь надоела, но это жизнь.

27 января. Вчера мы получили приказ: "2-я венгерская армия потеряла свою гордость! Противник смял наши боевые порядки. Это не стыдно. Стыдно позорное бегство обезумевших солдат, превратившихся в сброд.". Вот что мы получили, получили наши солдаты, находившиеся в течение 10 месяцев в полной боевой готовности против превосходящего по численности, лучше вооруженного и обученного противника, фанатично воюющих до последнего патрона русских солдат. Мы же вынуждены воевать без веры, с плохим снабжением и вооружением, на чужой территории и не защищая свою родину. Эта благодарность прошедшим через кромешный ад, кучке оставшихся в живых солдат.

Это надгробная речь для погибших венгров, воевавших за чужие интересы далеко от родины и в большинстве своем лежащих непохороненными в бескрайних российских заснеженных степях".

Из беседы штабных офицеров вермахта 30.1. 1943 г. Бобруйск

— Итак, Карл, несмотря на все предупреждения и попытки этого не допустить, окружение под Воронежем все-таки состоялось!

— Да Вильгельм. Русские в этот раз были сильнее. Они смогли прорвать все нами подготовленные линии обороны.

— В который раз, кстати! Вспомни Минск, Кавказ, Ростов, Новгород.... Сколько наших парней остается в распоряжении у Паулюса?

— Точной цифры пока нет. Многие подразделения смешались, кто-то все еще пытается прорваться через линию окружения или не вышел на связь с командованием.

В штабе считают, что в окружении может находиться более полумиллиона человек. Тринадцать и остатки еще двух дивизий в районе Россоши. Около 20 наших и 3-4 дивизии наших союзников в районе Воронеж — Старый Оскол — Касторное. В том числе из состава 6 Полевой армии — порядка 300 тысяч, в том числе 232 тысяч немцев, от 50 до 52 тыс. русских перебежчиков, украинцев и казаков. Сюда же надо добавить примерно 100 тысяч человек из числа 2 венгерской армии (6, 7, 9, 10, 12, 13, 19, 20, 23-я пехотные дивизии, лыжные батальоны 8-й и 22-й кавалерийских дивизий и 1-й бронетанковой венгерской дивизии) и около 10 тысяч румын из состава 4 румынской армии.

До сих пор нет сведений о количестве попавших в окружение солдат из частей 8-й итальянской армии, точнее из ее Альпийского корпуса — а это 4 дивизии (всего 57 тыс. человек). Нашего 24-го танкового корпуса, в состав которого входили 5 пехотных (19, 213, 298, 385, 387-я) и 27-я танковая дивизия, а также несколько отдельных пехотных полков.

Но опять-таки это примерные и не подтвержденные цифры. Можно с уверенностью утверждать, что в первые десять дней русского наступления 2 венгерская армия потеряла 105 085 человек убитыми, ранеными или пропавшими без вести. То есть примерно половину от имевшегося на начало русского наступления личного состава этой армии. Примерно такие же потери у итальянцев и румын.

— Впечатляюще!

— Не то слово. Потери армии Паулюса уточняются, но по всему выходит, что в процентном отношении она понесла потери несколько меньше союзников. Это обусловлено тем, что основной удар русскими был нанесен по нашим союзникам. Паулюс, предполагая возможность русского наступления, сделал довольно умно — разместив наши части на второй линии обороны, в тылу союзников и подставив их под русский каток.

— Что думает наше командование по поводу организации выхода из окружения 6 Полевой армии?

— Берлин требует от Паулюса держаться. Обещает помощь. Да и Паулюс, надеюсь, не будет сидеть, сложа руки. Он просто обязан нанести удар по окружившим его войскам и прорваться к нам. Кроме того формируется ударный кулак из срочно возвращаемой под Харьков 4 Танковой армии, 4 румынской и 8 Итальянской армий.

— Спохватились. Это надо было делать раньше, когда только вскрылась подготовка русских к наступлению, а теперь поздно. Сейчас надо думать, как остановить русских у Харькова и Курска с Орлом.

— Штабные проговорились, что Клюге уже думает, чем заткнуть 300 километровую дыру на нашем правом фланге. Он пригласил к себе Моделя и дал команду бросить все тыловые части и охранные части на орловское направление. Кроме того туда же направляются прибывающие с Запада резервы. Снимаются части и из под Минска.

— Это может быть очень опасным! Русские там могут вновь перейти в наступление и в очередной раз перерезать нам коммуникации.

— Конечно, но это лучшее что можно сделать в этой ситуации. Иначе боюсь, что русские, размолотив отступающие части 2-й Полевой и остатков 6 Полевой армий в ближайшие дни смогут прорваться к Курску и Белгороду. Этим они еще больше увеличат разрыв между окруженными и линией фронта.

— Тогда я думаю, нам стоит заказать панихиду по павшим.

— Не шути так Вильгельм!

— Я и не шучу. Посмотри правде в глаза Карл. Русские на Острогожско— Россошанском направлении ввели в бой всего несколько своих ударных армий и сразу же добились огромных результатов. Не только окружили наши войска, но и успешно добивают их. Прости, ты недавно говорил, сколько они там окружили дивизий?

— Тринадцать и остатки еще двух.

— Это из 21-й дивизии, в том числе 6 немецких, 10 венгерских и 5 итальянских находившихся на южном фланге Паулюса. Все попытки Паулюса пробить к ним коридор от Воронежа закончились прахом. Его атаки были отражены резервами Воронежского фронта. Ты же сам читал мне данные, предоставленные нашими агентами по ту сторону фронта. Русские следом за 40 армией ввели в прорыв еще две своих армии, которые и встретили наши контрудары. Донской фронт также вслед за 3-й Танковой армией ввел в прорыв две общевойсковые армии. Они образовали внешнее и внутреннее кольцо окружения и занялись ликвидацией котла. Разве не так?

— Так.

— То есть, если не случится чудо, то мы уже сейчас можем списать эти дивизии со своих счетов. Русские не выпустят из своих лап такой лаковый кусочек. Разве не так?

— Так, — нехотя признался подполковник.

— Теперь в отношении Паулюса. Он был абсолютно прав, с началом русского наступления прося разрешение у Берлина начать отвод своих войск из возможного котла. Но он всегда был слишком исполнительным офицером, чтобы как Клейст ослушаться приказов из Берлина и сделать все по своему. Чем и обрек свою армию на полное поражение и уничтожение. А это как-никак около 24 дивизий.

— Пока этого не произошло. У него еще достаточно сил для организации прорыва из котла. Русским просто не хватит сил удержать внутреннее и внешнее кольцо окружения. Да и мы надеюсь, поможем окруженным. Так что говорить о крахе его армии еще рано.

— Поверь мне, скоро это будет. Фронт окружения постоянно сужается, русские уплотняют свои порядки за счет свежих резервов и вводимых в прорыв армий. Как только русские окончательно добью союзников под Россошью, они всеми своими силами примутся за Паулюса. Будет это максимум через пару дней. Внешнее кольцо окружения вокруг его армии отодвигается все дальше на запад и даже если Паулюсу удастся прорвать внутреннее кольцо, то нашим окруженным солдатам придется пройти слишком много километров по снежной целине под вой сталинских "органов" и "соколов". Русские просто так их не выпустят из своих когтей. Слишком много наших "unser kameraden" останется в степи.

Кроме того есть такая проблема как наличие в армии запасов продовольствия и ГСМ. Они у Паулюса очень быстро закончатся, а поставки новых ему никто не обеспечит. Тогда наступит крах. Германии после этого поражения уже не оправиться, а наши союзники поспешат заключить сепаратный мир если не с СССР, то с Великобританией и США. (В Реальной истории так и произошло. Весной 1943 года Турция отказалась от вторжения в СССР, Япония не начала планируемый "Сибирский поход", Румыния (Михай I), Италия (Бадольо), Венгрия (Каллаи) стали искать возможности для выхода из войны и заключения сепаратного мира с Великобританией и США).

— Ты думаешь, что Люфтваффе не сможет организовать снабжение окруженных?

— Нет! И ты об этом прекрасно знаешь. Они не смогли справиться с этой задачей под Демянском, да и в других местах. Русские доказали что могут обеспечить не только надежное прикрытие своих войск с воздуха, но и не допустить организацию "воздушного моста" нашим окруженным. А "птенцы Геринга" единственная надежда для наших парней под Воронежем. Другой я не вижу. Потому и предлагаю заказать панихиду по павшим прямо сейчас.

— Я бы не спешил делать такие пессимистические выводы и главное их озвучивать. Мне бы не хотелось тебя потерять из-за чего-то доноса в гестапо. Сейчас все и на всех уровнях усиленно начнут искать "козла отпущения"... А ты более чем подходишь для этой роли. Хотя бы тем, что еще несколько месяцев назад говорил о том, что это случится.

— Согласен. Мне бы не хотелось им быть, но и молчать в не моих правилах.

— Я знаю, и все же поостерегись.

— Постараюсь. Ты заметил, что русские снова применили один и тот же хорошо отработанный тактический прием?

— Ты имеешь ввиду — высадку сильного десанта в нашем тылу, нацеленного на захват и удержание ключевой станции снабжения фронта, перерезания коммуникаций и ликвидацию штабов уровня корпус — армия?

— Да. Для русских это становится шаблоном.

— Как и использование конно-механизированных групп вводимых в прорыв!

-Да. Не зря они это отрабатывали еще до войны. Но меня больше интересует, то, что в качестве ударной силы десанта выступают войска НКВД.

— Точнее одна небезызвестная бригада.

— Да. Заметь, что она словно феникс возрождается из пепла. Всего полтора месяца назад ее в связи с большими потерями под Невинномысском выводили на переформирование, а две недели назад она уже активно действует в нашем тылу.

— Раз она так быстро восстановилась, значит, для нее где-то готовят резервы?

— Но этого так и не смогли установить. Наша агентура кроме базы бригады не нашла другого учебного центра под Москвой. Мы не смогли и отследить, как она была переброшена из под Сталинграда в Алексеевку. Понятно, что по воздуху — самолетами и планерами, но почему наши агенты, до этого времени бесперебойно сообщавшие чуть ли о не каждом самолете, прибывшем в город, не смогли отследить концентрацию специальных транспортников и планеров на аэродроме в Сталинграде! Вот в чем вопрос!

— Согласен. Тогда еще один вопрос на эту же тему — а была ли Брестская бригада в Сталинграде и не была ли это дезинформацией специально запущенной НКВД знающей о нашем интересе к ней?

— Тут ответ один — была. Это доказано сообщениями сразу нескольких наших старых агентов, специально ориентированных на отслеживание бригады. Она прибыла сразу после Нового года. Сначала в город приехала группа офицеров штаба во главе с Акимовым, а затем несколькими жд. составами и остальной личный состав бригады. Офицеры бригады засветились в штабе Сталинградского фронта, областном управлении НКВД, ресторанах и гостинице. Остальной личный состава размещался вместе с подразделениями 10-й дивизии НКВД. Солдат этой бригады видели в городе — на рынке, кино и кабаках. Они всегда передвигались по городу в составе небольших групп, во главе с унтер-офицерами. Тем не менее, в неформальной обстановке с ними общались местные жители и наши агенты. По их сообщению даже после того как нам стало известно об участии бригаде в новом десанте в городе еще находятся солдаты этой части, в том числе и те что прибывают из госпиталей. Так что говорить о целенаправленной дезинформации нас противником я думаю, не стоит.

— Но факт участия бригады в десанте остается фактом.

-Я думаю, что в захвате штаба 2 венгерской армии участвовала не вся бригада, а только какие-то отдельные штурмовые или егерские подразделения, которых специально перебросили из Сталинграда под Воронеж. Возможно, именно поэтому наши агенты и не смогли отследить передвижение бригады.

— Может быть. Тем не менее, войти в плотный контакт или завязать хорошие знакомства в бригаде нашим агентам не получилось. Как и захватить, или уничтожить ее комбрига в Москве.

— Я не знал об этой операции!

— Я сам был не в курсе. Операцию разрабатывали в Кенигсберге, в штабе Валли. Группа захвата была тоже оттуда, а вот агент наш — завербованный тобой еще летом 1941 года. Сведения из Москвы поступили только сегодня. Наш агент выступал в качестве проводника спецгруппы и не участвовал в нападении на Седова. Он и его группа должны были не вмешиваться в происходящее, вести наблюдение со стороны и при необходимости обеспечить отход остальных. Потому они и выжили. Так вот по сообщению агента весь личный состав спецгруппы, а это 4 хорошо натасканных и проведших несколько успешных операций в тылу русских человек уничтожен. Подробностей пока нет.

— Одни неудачи преследуют нас с этой бригадой.

— И не говори...

Глава

(Реал. Ист.) Дневник-отчет оперуполномоченного контрразведывательного отдела особого отдела НКВД Донского фронта старшего лейтенанта госбезопасности Е.А. Тарабрина о нахождении и общении с генералами немецкой армии, которые были взяты в плен войсками 64-й армии.

1 февраля 1943 г.

Утро. Начали бриться. Шмидт долго смотрел в зеркало и категорически заявил: "Холодно, я оставлю бороду".

"Это ваше дело, Шмидт", — заметил Паулюс.

Находившийся в соседней комнате полковник Адам процедил сквозь зубы: "Очередная оригинальность".

После завтрака вспомнили вчерашний обед у командующего 64-й армией.

"Вы обратили внимание, какая была изумительная водка?" — сказал Паулюс.

Долгое время молчали. Бойцы принесли ст. лейтенанту газету "Красная Армия" с выпуском "В последний час". Оживление. Интересуются, указаны ли их фамилии. Услышав приведенный список, долго изучали газету, на листке бумаги писали свои фамилии русскими буквами. Особенно заинтересовались цифрами трофеев. Обратили внимание на количество танков. "Цифра неверная, у нас было не больше 150", — заметил Паулюс. "Возможно, они считают и русские",— ответил Адам.

"Все равно столько не было". Некоторое время молчали.

"А он, кажется, застрелился", — сказал Шмидт (речь шла о каком-то из генералов).

Адам, нахмурив брови и уставившись глазами в потолок: "Неизвестно, что лучше, не ошибка ли плен?"

Паулюс: Это мы еще посмотрим.

Шмидт: Всю историю этих четырех месяцев можно охарактеризовать одной фразой — выше головы не прыгнешь.

Адам: Дома сочтут, что мы пропали.

Паулюс: На войне — как на войне (по-французски).

Опять стали смотреть цифры. Обратили внимание на общее количество находившихся в окружении. Паулюс сказал: Возможно, ведь мы ничего не знали. Шмидт пытается мне объяснить — рисует линию фронта, прорыв, окружение, говорит: Много обозов, других частей, сами не знали, точно сколько.

В течение получаса молчат, курят сигары.

Шмидт: А в Германии возможен кризис военного руководства.

Никто не отвечает.

Шмидт: До середины марта они, вероятно, будут наступать.

Паулюс: Пожалуй, и дольше.

Шмидт: Остановятся ли на прежних границах?

Паулюс: Да, все это войдет в военную историю как блестящий пример оперативного искусства противника.

За обедом беспрерывно хвалили каждое подаваемое блюдо. Особенно усердствовал Адам, который ел больше всех. Паулюс оставил половину и отдал ординарцу.

После обеда ординарец пытается объяснить Нестерову, чтобы ему вернули перочинный нож, оставшийся у их штабного врача. Паулюс обращается ко мне, дополняя немецкие слова жестами: "Нож — память от фельдмаршала Рейхенау, у которого Хайн был ординарцем до того, как перейти ко мне. Он был с фельдмаршалом до его последних минут".

Разговор опять прервался. Пленные легли спать.

Ужин. Среди блюд, поданных на стол, — кофейное печенье.

Шмидт: Хорошее печенье, наверное, французское?

Адам: Очень хорошее, по-моему, голландское.

Одевают очки, внимательно рассматривают печенье.

Адам удивленно: Смотрите, русское.

Паулюс: Прекратите хотя бы рассматривать. Некрасиво.

Шмидт: Обратите внимание, каждый раз новые официантки.

Адам: И хорошенькие девушки.

Весь остаток вечера, молча, курили. Ординарец приготовил постель и легли спать. Шмидт ночью не кричал.

Оперуполномоченный КРО ОО НКВД Донфронта

старший лейтенант госбезопасности Тарабрин

Верно: подполковник П. Гапочко

(АП РФ, ф. 52, on. 1, д. 134, м. 23-33. Копия)

* * *

* * *

Вот ведь поменял историю на свою голову. Третий раз личный состав бригады придется менять и пополнять. От тех с кем шли по Белоруссии и брали Минск только пятая часть осталась. А от тех с кем дрались в Бресте вообще единицы. Ну а куда деваться? Война! Она проклятая забирает и калечит лучших. Сам чуть не угодил в сети "Старухи" когда немцы, стараясь вырваться из окружения, прорвались в Алексеевку к моему штабу.

Панцергренадеры проломив оборону "лыжников" Малина и остатков первого батальона при поддержки трех танков тогда на мой КП ворвались. Танки и бронемашины мы-то из РПГ сожгли, а вот с пехотой на полу церкви в рукопашной пришлось сойтись. Они нас своей массой чуть не задавили. Слишком много их на нас десятерых пришлось. Дрались не на шутку. Главное что пленные ни им, ни нам были не нужны.

Мои "архангелы" в самом начале боя погибли — граната рядом взорвалась. Радист и мой порученец свои пули из окна от пулеметчика получили. Тот долго не радовался — я его с помощником из автомата приложил.

Сереге Акимову фриц в драке чуть нос не откусил, да Серега проворнее оказался — ножом успел достать.

Меня парочка ворвавшихся внутрь "арийцев" все своими штыками пытались достать. Пришлось крутиться. Верный ППД не подвел — когда патроны кончились в качестве дубины хорошо пошел только так башки сносил. Правда, приклад теперь придется на нем менять.

Татьяна, укрывшись за перевернутым столом, держала наш тыл. Из пистолета хладнокровно отстреливала тех, кто появлялся в проеме двери и окнах. И это несмотря на то, что она получила ранение в ногу.

Пара ребят из разведроты укрепившись с пулеметом на хорах, отбивали атаки на дальних подступах к нам. Высокий, худой, белобрысый, в нашей трофейной шапке, с грязными и длинными руками, гранатометчик перед своей смертью успел накрыть их двумя гранатами.

Хоть и осталось нас в живых только трое — я с Татьяной и Серега, но главное мы отбились. Трупами весь пол покрыли. Хорошо, что подмога, в лице танкистов, ремонтировавших свои машины на трофейной рембазе, и наших связистов, вовремя подоспела, а то бы нам совсем крышка была.

В начале февраля, практически сразу же после полного освобождения Воронежа, руководство бригады вызвали на совещание в штаб фронта. К этому времени он из Боброва перебрался в Острогожск. Так что наша поездка на автомашине много времени не заняла. Всего два часа на преодоление 50 километров по разбитой дороге ушло.

Вообще-то в штаб фронта нас могли бы и не дергать. Приказ о выводе в тыл на переформирование могли и по телефону передать. Ну да с начальством не поспоришь. Хотя сделать это все равно пришлось. Тем более, когда судьба оставшихся в живых бойцов и командиров бригады решается. Очень уж кому-то из "штабных небожителей" было желательно, чтобы мы на переформирование убыли без личного состава*(обычная практика того времени), передав его в армейские части. Понятно, что идет наступление и войскам фронта не хватает пополнения, но и бригаду оголять нельзя. От нее и так только "кости" остались. На этом и настаивал в разговоре с начштаба и ЧВС* (члена Военного Совета). Распалился не по детски, но отстоял свою позицию, сославшись на подчиненность лично наркому и Ставке. Думал, что меня после этого скандала на выходе из кабинета арестуют, но ничего обошлось. Даже горячим чаем у операторов напоили и последними новостями поделились.

Операция по окружению и ликвидации войск врага в "Воронежском выступе" шла успешно.

Войска левого крыла нашего Воронежского фронта вышли к р. Оскол на участке Уразово, Валуйки, Волоконовка, Городище, Новый Оскол.

Утром 24 января 1943 года началось наступление 60 армии генерал-майора Черняховского. И хотя боевые действия продолжались до 2 февраля, уже утром 25 января на балконе гостиницы "Воронеж" (ныне площадь Ленина, 8) бойцы 60-й армии водрузили символическое Красное знамя освобождения. На воронежском направлении было уничтожено 25 немецких дивизий, более 75 тысяч солдат и офицеров сдались в плен.

На сегодняшний день в результате наступления нашего — Воронежского, Сталинградского и Донского фронтов в районе Острогожска и Россоши было окружено и ликвидировано более тринадцати дивизий противника. Количество только пленных венгров из состава 2 венгерской армии на нашем участке фронта составило более 105 тыс. солдат и офицеров.

В плен вместе со своими штабами попали командиры итальянских дивизий "Альпийского корпуса" "Кунеэнзе", "Юлия" и "Винченца". Из 55-тысячного корпуса итальянского "Альпийского корпуса" из окружения смогли вырваться не более 6000 человек.

К сожалению, значительная часть соединений 6 Полевой армии державшихся на второй линии обороны смогла отойти и соединиться с немецкими войсками, держащими оборону в районе Воронеж-Касторское — Старый Оскол.

По данным разведки сейчас в "воронежском выступе" оборонялось до 12 дивизий группы армий "Б". Из них на северном участке действовали 8 дивизий 2-й немецкой армии, а на южном — отошедшие 4 дивизии группы "Зиберт". Все дивизии развернуты в первом эшелоне. Общая численность его войск на этом участке фронта составляет примерно 125 тыс. солдат и офицеров, 2100 орудий и минометов, 65 танков. Авиационная группировка насчитывала около 300 самолетов. Тем не менее, их теснили и уничтожали.

Брянский фронт в результате ожесточенных боев, наконец-то освободил жд. станцию "Кантемировка" и Курск. Его войска продолжали бои за Старый Оскол и Мценск. Рвались на Дмитров — Орловский и Обоянь.

На харьковском направлении войска Донского фронта усиленные освободившимися армиями Сталинградского фронта продолжали отражать атаки Манштейна стремящегося прорвать внешнее кольцо окружения 6 Полевой армии. Но, по словам "операторов", опасаться прорыва фронта не стоило. С каждым днем кольцо вокруг остатков 6 Полевой армии сужалось, а количество сдавшихся в плен все увеличивалось.

На остальных фронтах тоже шли упорные и ожесточенные бои.

Северо-Кавказский фронт безуспешно пытался прорвать "Голубую линию" 17 Полевой армии на Кубани. Клейст, выведя свою 1-ю Танковую армию под Ростов, усилил обороняющиеся там части 4-й румынской армии, остановил наступление нашего Юго-Западного фронта на этом направлении. Примерно, то же самое было и с Крымом.

Крымский и Керченский фронты медленно с тяжелыми боями продвигались к Перекопу, где отражая атаки немецкой ОГ "Крым", истекал кровью наш десант.

В Белоруссии шли тяжелые позиционные бои примерно там же что и раньше. Немцы особо не лезли в глуш лесов и "партизанского края", старались обеспечить в первую очередь безопасность стратегических магистралей снабжения и оборону крупных гарнизонов.

2-й Белорусский фронт (бывший Калининский) дрался за "Суражские ворота", Городок, Полоцк и Великие Луки. ГА "Центр" получив подкрепления с Запада, вновь пыталась срезать "Суражский выступ". Пока безуспешно.

1-й Прибалтийский (часть бывшего Калинского фронта) и Северо-западный (принял в себя часть войск Волховского фронта) фронта наступали на Остров и Псков. 2-й Прибалтийский (сформирован из части Ленинградского и Волховского фронтов) рвал оборону ГА "Север" в районе Луги.

Ленинградский и Карельский фронта прорвали оборону врага и наступали на Петрозаводск.

Ознакомившись с обстановкой на фронтах мне стало понятно почему нас срочно отводят на переформирование — началась подготовка нашего весеннее-летнего наступления, в котором нам видно отводится особая роль. А раз так, то нечего тут сидеть и ждать милостей от начальства, пора собираться в путь. Тем более что вагоны под остатки бригады заказаны, а собраться не так уж и сложно.

Хуже всего то, что своих раненых мы с собой забрать не сможем. Пути не выдержат. Поэтому тяжелораненых придется оставить в Алексеевке и передать в армейский госпиталь. Надеюсь, что они нас по "дороге на запад" еще нагонят.

Глава

Железнодорожные пути за время боев были разбиты. Тут и немцы, и наши партизаны постарались. После того как враг был загнан в кольцо, наши, первым делом, взялись за восстановление жд. сообщения. Ремонтные работы еще продолжались, но поезда пусть и медленно, но ходили. На каждой станции долго выстаивали, пропуская встречные. В Воронеже считай целый день простояли.

Чтобы мы "не скучали", политуправление фронта организовало ознакомительную поездку по городу, чтобы мы своими глазами увидели масштаб сражения и нашей победы. Даже транспорт предоставили. В качестве проводника выступал старший политрук из политотдела 60 армии. В поездку направился весь старший комсостав бригады. Собрались быстро. Перспектива целый день в теплушке никого не прельщала, а тут хоть какая-то смена обстановки.

Наш автобус медленно продвигался по расчищенным от битого кирпича и трупов улицам Воронежа. Что сказать — не было города как такового — одни развалины. Жилой фонд был разрушен на 96%, трамвайные пути и линии электропередач уничтожены, коммуникации не функционировали. Исторический центр города с его деревянными постройками сгорел во время бомбежек, каменные и кирпичные здания, заводские цеха превратились в руины, укрепленные для обороны. Взрывами были уничтожены музеи, церкви, дворец пионеров, здания административного назначения. Все ценности, оставленные в городе, были вывезены на запад, в том числе бронзовый памятник Петру 1 и Ленину. На улицах города, в парках, в домах, в подвалах фашисты оставили тысячи мин. Передвигаться можно было лишь по тропинкам, проложенным по снегу сапёрами. Только за первые 10 дней после освобождения города было обезврежено 580 противотанковых и 816 противопехотных мин* (в дальнейшем нашли более 300 тысяч мин).

Тем не менее, город жил. В него возвращались жители и рабочие. В разборе завалов участвовали все, кто могли, в том числе и дети. Работа шла днём и ночью. Спали, у костров прямо на улице. Тут же питались из полевых кухонь.

А еще кругом витал трупный запах. Бои-то в городе только закончились вот трупы убрать и не успели. Они тут кругом валялись. Группы пленных под конвоем пары бойцов искали их по развалинам и подвалам, а затем грузили трупы в сани. Разделяя по форме одежды массу заледеневших трупов в серо-зеленых мундирах немцев, хаки румын, серых шинелях красноармейцев и черных фуфайках ополченцев. Складывая их в штабеля рядом с проезжей частью. Тут же складывали найденное оружие и боеприпасы. Старший политрук сообщил, что за найденное вооружение пленным полагается дополнительный паек и сигареты.

Убирали трупы и местные жители. Видел, как совсем еще девчушки, лет по четырнадцать, таскали из подвалов и развалин заледенелые трупы в наших серых шинелях и грузили их на детские саночки, чтобы потом перегрузить на автомашины. У тех, у кого не было сил, вытаскивали мертвецов по частям и складывали у обочины дороги, чтобы потом отвезти и похоронить в братских могилах вырванные толом в мерзлой земле.

На одном из перекрестков образовался затор. Регулировщица никак не хотела пропускать стоявшую перед нами колонну из нескольких грузовиков пока не пройдет большая группа пленных.

Пленные, двигались колонной по четыре. Зябко кутаясь в какие-то хламины, медленно переставляя ноги, они шли в окружении конвойцев и занимали всю свободную от завалов проезжую часть дороги.

Развернуться тут было негде. Поэтому хочешь, не хочешь, приходилось ждать, пока их прогонят мимо нас.

— Может, пока стоим, перекурим? — спросил Сафонов.

— Давайте. Заодно свежим воздухом подышим, — согласился я.

Такая же мысль посетила и тех, кто ехал в грузовиках. Водители и старшие стоявших перед нами автомашин дружно скучковались и затянулись табачным дымом. Один из офицеров в сильно поношенной, в паре мест прожженной шинели с новенькими, недавно введенными для частей НКО (народного комиссариата обороны) погонами старлея*(старший лейтенант) показался мне знакомым. Пришлось покопаться в памяти. Она не подвела, услужливо подсказав, кто это и как его зовут. "Земляк" — Рома Крупин. Почти одногодок, 20-го года рождения. Летом сорок первого он был младшим лейтенантом и командовал ротой* (зам.командира пулеметной роты) в 1 батальоне нашего 333 стрелкового полка. Мы несколько раз виделись на построениях и столько же сидели за столиком в столовой комсостава. Он, похоже, тоже меня узнал — во всяком случаи внимательно разглядывал. Что мучить человека сомнениями? Тем более что я был рад увидеть знакомого. Подошел, обнялись и разговорились. Оказалось, что он все еще служил в нашем полку. Замкомбата. Колонна машин стоявшая перед нами полковая. У меня во фляжке было и мы с ним, укрывшись от ветра за кузовом ближайшей автомашины, пропустили по сто грамм за встречу.

— Войну встретил вне крепости, на берегу Буга в укрепрайоне, — рассказал Рома. — Нам повезло. Во-первых, тем, что обороной полка руководил полковник Матвеев. Во-вторых, у нас-то боеприпасы и оружие были* (в РИ этого не произошло), а у других всего по паре патронов на брата нашлось. Да и с оружием у них проблем хватало — оно на складах в крепости осталось. Всего по одному взводу на роту вооружены были. Комполка дал команду, чтобы мы с соседями боеприпасами поделились. В третьих конский состав сохранился*(в РИ этого не произошло, практически полностью остался в крепости) — мы раненых до последнего эвакуировать могли, да и свои уцелевшие орудия вывезли* (в РИ этого не произошло).

Немцы против нас бросали артиллерию и авиацию. Дважды танками атаковали, но наши противотанкисты пять танков их сожгли. Остальные отступили. Наш 1-й батальон почти полностью там, на берегу Буга, навсегда остался. Да и остальные подразделения тоже большие потери понесли. К обеду немцы через соседей прошли, нас обошли и выбили с занимаемых позиций. Тем не менее, мы отступали от рубежа к рубежу. До вечера врага задержали. К ночи от полка остались лишь отдельные отряды, которые и отступали к Жабинке. Особиста нашего помнишь?

— Конечно. Как его забыть. Старший лейтенант Горячих Дмитрий Ильич. Он мне рекомендацию в партию давал.

— Мы его в Жабинке встретили. Он собрал все знамена гарнизона и с небольшим отрядом бойцов, с боем, прорвался из крепости, до того как немцы ее полностью блокировали*(см. "Мы из Бреста. Бессмертный гарнизон". В РИ смог вырваться из окруженной крепости. Воевал до конца войны. Был несколько раз ранен. Выжил. Служил в ОО.).

На следующий день остатки полка в контрударе по врагу участвовали. Хотели к Бресту на помощь прорваться. Да где там! Немцы к тому времени уже свои основные сила через Буг переправили. Авиацию свою натравили. Этим и остановили нас. Вынудили вновь отступать в направлении Кобрина. Комполка — Дмитрий Иванович, собрал вокруг себя остатки полков нашей дивизии, совпартработников и железнодорожников, что из Бреста прорвались, отход корпуса прикрывал. Вот немцы на нас в районе Андронова и навалились. Мы с немецкой 3-й танковой дивизией дрались. Почти сутки позиции удерживали, потом за канал Мухавца отошли. Чекисты мост через р. Мухавец в Кобрине взорвать успели*(в РИ в 16 часов 23 июня танкисты 3 танковой дивизии Вермахта захватили мост целехиньким и по нему немцы вырвались на Варшавское шоссе, обеспечив прорыв немцев вглубь нашей обороны. 3-я танковая была задержана только у канала Мухавец) как и склад ГСМ. В тех боях я ранение получил. Меня сначала в Бобруйск эвакуировали, а оттуда в Могилев.

В начале июля вернулся в полк. Назначили командиром пулеметной роты. Полк тогда под Пропойском стояли, на переформировании. К тому времени от него всего десятка полтора человек осталось, а от дивизии человек 300.

Пополнение пришло не обученное, невооруженное как следует, а нас вновь в бой бросили. Без артиллерии и связи. Немцы фронт прорвали. Сражались на р. Сож. Немцы сразу же за нашими отступающими шли. Хорошо, что вовремя заметили. Успели мосты взорвать. Только этим и остановили врага. У меня от роты всего два человека осталось — я и боец. Потом наша артиллерия подошла, помогла нам хорошо. Немцы все прорваться пытались, но потери большие понесли и остановились.

В августе меня снова ранило. Тяжело. В госпитале пролежал почти два месяца — кости все сращиваться не хотели. Потом снова на фронт попал. Участвовал в наступлении. Попали в окружение, вырвались. Дрался на Брянском направлении. Вырос до комбата.

Потом снова в госпиталь попал. Снаряд рядом взорвался. Осколки всего порезали. Лечился в Горьком. Оттуда уже снова в наш полк вернулся.

В мае сорок второго опять ранило — в ногу. Думал — на месте вылечусь. Не повезло. Гангрена началась. Хорошо врачи спасли. Правда, считай все лето, по госпиталям пришлось промотаться. Я сначала здесь в городе лежал, а как немцы фронт прорвали, нас из Воронежа в Тамбов перевели. Вылечился и снова в полк. Сюда в Воронеж. Так тут в городе и дрались. От полка снова одни ошметки остались. Сейчас вот пополнение ждем. Говорят, скоро на запад снова пойдем только тут все закончим ипойдем.

— А что тут разве еще не закончилось?

— В основном да. Но есть тут еще и немцы, и венры, и наши предатели, что по норам в завалах скрываются. На наши караулы и народ периодически нападают. Вот мы с "чекистами" и зачищаем город от них.

— Это дело. Наших, довоенных, в полку много?

— Нет, всего человек пять наберется и то в большинстве своем бойцов. Командиров всего пару человек — я да Дима Беломоин. Он со 2-го батальона, командовал 6 ротой. Может, помнишь его?

— Не знаю. Посмотреть на него надо. Я с ребятами из 2-го батальона почти не общался.

— Понятно. Остальные на пути от Бреста к Воронежу полегли или без вести пропали.

— А что с Матвеевым?

— Комполка? — переспросил Роман. — Говорили погиб, отражая танковую атаку. Жаль.

— И не говори. Толковый мужик был. А остальные из руководства полка?

— Комиссар полка Аношкин Николай Иванович, ответственный секретарь парткомиссии Почерников Иван Михайлович, начхим капитан Семенов погибли еще у Бреста...

— Вечная им память!

— Начштаба капитан Руссак — летом 1941 года пропал без вести. — Сделав глоток из фляжки, продолжил старлей. — Говорили, что он с группой бойцов пытался вырвать из окружения, больше его никто не видел. Мой комбат Гелашвили — тоже пропал без вести* (в декабре 1941 г. умер в Освенциме). Начальник полковой школы капитан Джиджишвили Александр Иванович погиб летом 1941 года в окружении.

— А из моего батальона сейчас есть кто в полку?

— Нет. Правда, о кое-ком из командиров могу рассказать. Комбат — капитан Гончар, Нестор Бокерия* (командир 7 роты) и Иосиф Лисецкий* (командир 8 роты) летом сорок первого пропали без вести. Об остальных не знаю. Ну, а ты-то как сам?

— Я, как все. Воевать начал в крепости. С группой бойцов удалось вырваться и уйти в пущу. Сколотил отряд. Дрался и рейдовал в Белоруссии. В июле сорок первого перешел линию фронта севернее Могилева. Потом сражался под Москвой, в Белоруссии и на Кавказе. С января был неподалеку отсюда. Участвовал в наступлении, давил врага. Теперь вот на переформирование едем.

— Наших кого встречал?

— Из командиров никого. Часть ребят из моей роты и батальона, что в казарме оставались, под моим началом до сих пор и ходит. В Слуцке еще пару наших бойцов подобрал.

— А с нашего батальона кто есть?

— Увы, нет. В крепости были, а в отряде нет. Остались там в крепости.

— Понятно. Кем ты сейчас? Комбат или штабной? Куртка у тебя знатная. Наверняка теплая? У нас, в такой только комполка ходит. Остальные шинелями или бушлатами обходятся.

-Типа того, — уклонился я от ответа.

— Помнится Александр Ерастович*(Гелашвили, до войны командир 1-го батальона 333 стрелкового полка) еще до войны, после совещания у комполка говорил, что ты далеко пойдешь. Знать прав был.

— Наверное.

— Кстати, а что ты без погон? Да и остальные парни, что с тобой едут тоже. Я так понял, вы все из одной части? Не завезли? А у нас уже всем выдали.

— Нам не положено. Я в штурмовых частях НКВД служу.

— Тогда понятно. Интересно чего это вас погонами обделили?

— Кто его знает. Нам без погон удобнее. Они под бронником ломаться и не за что цепляться не будут.

— Это верно. Я погоны тоже только когда в штаб дивизии или куда еду ношу, а так стараюсь петличными знаками обходиться. Наши, полковые, к этому с пониманием относятся. Сами так на передовой ходят...

Пока разговаривали, показался конец колонны пленных — несколько телег с ранеными. Мои "архангелы" до этого стоявшие в сторонке заволновались. Один из них о чем-то переговорил с Сафоновым и тот подошел к нам.

— Владимир Николаевич. Нам пора.

— Да пора. Ром, давай адрес своей полевой почты. Гора с горой сходится, а уж мы-то просто обязаны это сделать. — Доставая из планшета блокнот и ручку, сказал я.

Пока старлей диктовал адрес к нам подошел политрук.

-Товарищ подполковник, — обратился он ко мне. — Мы готовы.

То, что Крупин сильно удивился описывать не стоит.

— Хорошо. Сейчас иду, — ответил я. — Вот Виктор Григорьевич своего однополчанина встретил. Полтора года не виделись. Мы с ним войну в Брестской крепости встретили. Он в составе вашей армии здесь в городе воевал...

Глухой винтовочный выстрел прозвучал из расположенных рядом развалин. Следом раздался еще один. Сафонов, стоявший рядом со мной, покачнулся, а затем медленно стал заваливаться на бок. Одна из пуль попала Николаю в голову, вторая в правый бок. Николай, падая, увлек меня за собой. Что-то теплое ударило в лицо...

Охрана заполошенно открыла ответный огонь, а Роман присев достал пистолет. Старший политрук упал на землю и перекатился под автомашину. Мой комсостав рассредоточился и, заняв позиции, вел наблюдение по стонам. Дав пару коротких автоматных очередей "архангелы", прикрывая друг друга, рванули в ту сторону, откуда были выстрелы.

Помочь Сафонову я уже ничем не мог. Пуля разворотила ему всю голову и обезобразила лицо.

В стороне, куда убежали мои бойцы, раздалось несколько автоматных выстрелов, а потом разорвалась "лимонка"*(граната Ф-1). Поднявшись с земли, я укрыл шапкой то, что осталось от лица Николая.

Вот так глупо и жестко война напомнила о себе. Такой человек ушел...

Минут через десять вернулись мои бойцы, в руках они принесли "мосинку" в снайперском варианте.

— Ушел. Оружие бросил, а сам ушел. — Ответили они на мой молчаливый вопрос.

— Скрываются тут в завалах всякие. Вроде и почистили тут все, а все равно суки еще пооставались. Недавно патруль расстреляли у сельхозинститута, — сказал старший политрук...

Глава

(РИ) Шифровка, принятая Центром из Женевы в 4 часа 25 минут утра 18 марта 1943 года. Дора ( Шандор Радо), сообщал:

Љ 13078

от Анны. Берлин, 13 марта

"Только что в охотничьем замке Губертусшток (охотничий замок германского императора близ города Эберсвальде в земле Бранденбург ) состоялась конференция под председательством Геринга, при участии руководящих представителей ОКВ и важнейших руководителей немецкого хозяйства во главе с Рёхлингом (Герман Рёхлинг — один из крупнейших сталепромышленников Германии, фюрер военной экономики, после войны приговорён к 10 годам заключения) и Фёглером (Альберт Фёглер — германский промышленник, финансировавший НСДАП, фюрер военной экономики, курировал военное производство в Руре, в апреле 1945 года покончил с собой). Геринг сделал доклад о стратегических, политических и организационных планах немецкого главного командования.

Согласно этому докладу, немецкое главное командование после завоевания Харькова и Курска (Курск был освобождён Красной Армией 8 февраля 1943 года, Харьков — 16 февраля, но затем немецкие войска нанесли контрудар и начали наступление на Харьков, ворвавшись в город 12 марта) ожидает нового наступления Красной Армии, но только через определённый промежуток времени, в течение которого немецкое командование надеется суметь обеспечить необходимым образом оборону между фронтом и линией "ОСТВАЛ".

Геринг выразил уверенность в том, что немецкому командованию удастся, благодаря отсутствию согласия между англосаксами и СССР, благополучно преодолеть критический период, переживаемый немецкой армией, до середины апреля. После 15 апреля сокращение Восточного фронта и результаты "тотальной мобилизации" позволят снова укрепить Западный и Южно-Европейский фронт сильными соединениями армии и воздушного флота и постепенно восстановить там прежнее положение.

Достижение этой цели будет означать, что советские надежды на плодотворное военное сотрудничество с англосаксами будут окончательно похоронены.

Эти планы ОКБ были полностью одобрены руководителями немецкого хозяйства...".

(имеется надпись: В дело. Послано т. Сталину, т. Молотову)

Глава

Выйдя из машины, адмирал пригласил Вильгельма размять ноги, пройдясь по лесу.

— Ты хорошо запомнил дорогу Вилли?

— Да господин адмирал. Откровенно говоря я немного в расстроенных чувствах по поводу того что вы показали мне эту шахту.

— Мы планируем сделать в ней хранилище для наших архивов. В официальных документах она готовится в качестве запасного командного пункта нашей местной разведшколы. Однако таковым использоваться не будет. В нескольких километрах от нее строится настоящий пункт управления.

— Может быть, мы зря привлекли русских пленных для его создания?

— Через месяц оно будет полностью готово. Заботу о пленных и соблюдение режима секретности возьмет на себя охрана объекта. В данном, конкретном случае не до церемоний.

В отношении хранилища... Сразу же после того как оно будет введено в строй, сюда начнут перемещать часть наших архивов. Все то, что связано с агентурой на востоке. Соответствующие указания в наши подразделения уже пошли. Сколько, по-твоему, продолжится война на Восточном фронте?

— Если ничего не изменится, то еще что-то около года. После поражения под Воронежем, Ростовом и в Крыму положение наших войск на востоке стремительно ухудшается. Прибывающие с запада части, боюсь, остановить русских уже не смогут. Удар Манштейна под Харьковым и в районе Запорожья показал, что русские вполне могут справляться с любым нашим контрнаступлением. Мы на время остановили их продвижение, но это ненадолго. Мне вообще думается, что Сталин специально остановил свои части, чтобы подтянуть резервы и очистить свои тылы от наших находящихся в окружении солдат. Задуманное наступление на Курском направлении уже ничего не исправит. Русские довольно быстро захватят оставшуюся часть Украины и Белоруссии, выйдут на свою старую государственную границу, а затем войдут на территорию Германии.

— Примерно так же считаю и я. Война на Восточном фронте фактически проиграна. Именно поэтому мне думается, что в скором времени фюрер начнет искать "козла отпущения". Первым кандидатом на эту роль видимо буду я.

— Вы? Но это же, по меньшей мере, глупо? Мы сделали все возможное для рейха!

— Да Вилли, я. Фюрер уже давно выказывает недовольство нашей работой на востоке. А после "Воронежского разгрома" эти претензии только усилились. Мне сообщили, что в окружении фюрера идут разговоры о подчинении Абвера ведомству Гиммлера. Насколько это будет полезно сказать трудно. Боюсь, что нашим парням после этого станет только хуже работать. Кроме того мне кажется вместе со мной уберут целый ряд профессионалов говорящих правду как бы она горькой не была. Среди них с большой долей вероятности будешь и ты. Какая судьба будет у этих людей, я даже не могу предположить. Хорошо если только отстранят от службы и отправят в отставку, но мне кажется, что в отношении них будут приняты более решительные меры. Поэтому я решил подстраховаться.

Фюреры уходят, а Германия останется навсегда. Ты должен выжить в этой войне и продолжить службу новой Германии. Разведчики твоего уровня не должны остаться в стороне от возрождения нашей страны. Это и будет твоим новым заданием.

Я не знаю как после своей победы "союзники" разделят фатерляйн. Если русские не остановятся, то они первыми войдут в Берлин и оккупируют значительную часть Германии. Для нас это был бы не самый худший вариант. Мы во многом похожи.

Несмотря на всю пропаганду, русские не будут спешить приносить к нам свою идеологию. Насколько я их понимаю, они на первых порах не будут вмешиваться в экономические, а также административные процессы. Иначе им придется слишком много вкладывать в восстановление не только своей страны, но и Германии. Советы научились считать деньги и трезво оценивать свои возможности. Конечно, они что-то поменяют. Например, отстранят от власти Гитлера и его национал-социалистов, наложат контрибуцию, вывезут часть нашей промышленности и культурного наследия. Подчистят вермахт и полицию от наиболее замаранных в военных преступлениях лиц, но уничтожать армию и полицию врят ли будут. Им в противостоянии со странами "западной демократии" нужны будут союзники — мы для этого очень подходим. Не зря уже столько лет воюем.

Кроме того в прошлом оккупируя Германию русские тем не менее всегда оставляли нашу территорию, что служило только объединению страны. А раз так у нас есть все шансы возродить Великую Германию.

Показав тебе это хранилище, я надеюсь, на то, что ты после войны сможешь правильно распорядиться материалами, что там будут храниться. Новому правительству страны потребуется люди твоего уровня профессионализма. Так что ты будешь востребован, как мне кажется, в возрождаемой немецкой разведке. Материалы станут немалым пособием нашим парням. Надеюсь, они это оценят.

— Простите господин адмирал. Насколько я вас понял мне надо попасть в плен к русским?

— Да. Но не перейти к ним, а именно попасть в плен. Тебе на фронте это сделать будет довольно просто. Желательно чтобы тебя захватила разведгруппа или диверсионная группа НКВД. Ты довольно ценная "тушка" и они будут заинтересованы в сохранении твоей жизни.

Твой переход на сторону врага врят ли удастся скрыть. Разбирательство и последующий суд подорвут отношение наших офицеров к тебе, что может сильно помешать в дальнейшей работе. Нам этого не надо. Поэтому захват в плен остается наиболее предпочтительным. Ты боевой офицер, таким и должен оставаться и дальше.

— Русская контрразведка довольно быстро вычислит кто я, и постарается вытрясти из меня, все что знаю.

— Я рассчитываю на то, что ты сможешь оставаться разумным и не выдашь слишком многих. Это должны быть не самые лучшие наши агенты. Выдашь часть тех, кого готовили в Смоленской и Борисовской школах. Кого-то из тех, что готовили на Украине.

— Русские на этом не остановятся. У них наверняка есть картотека, в которой отмечен весь мой путь еще с царских времен. Кроме того они будут заинтересованы в раскрытии нашей агентуры в Европе.

— Я, подбирая кандидата для этого задания, именно на это и рассчитывал. Вполне вероятно, что так оно и будет. Поэтому сдашь пару человек из Московской резентуры, тех, кто по возрасту уже не сможет дальше работать или не представляют ценности. Список таких агентов позже перешлю. Сдачи пары весомых агентов действующих в России еще с царских времен должно хватить, чтобы русские тебе окончательно поверили, а после войны разрешили вернуться в Германию. Насчет агентов в Европе... Согласен с тем, что они будут интересны русским. Что ж сдай пару известных тебе человек.

— Я буду один знать о хранилище?

— Нет. Есть еще несколько человек, которым дано похожее задание. Но с большой долей вероятностью я считаю, что у тебя должно получиться лучше, чем у остальных. Они будут знать о данном тебе задании и необходимости подчиняться твоим распоряжениям.

Я рассчитываю на то, что после меня Абвер возглавит Ганзен (полковник, кадровый сотрудник Абвера) он тоже будет в курсе твоего задания и продолжит пополнение картотеки.

— Кто-то из наших ребят будет выходить на союзников, чтобы работать на оккупированной ими части Германии? Может быть, мне стоит их знать, чтобы впоследствии мы могли взаимодействовать?

— Ты прав. Есть несколько кандидатур рассматриваемых мной. О выбранном мной лице сообщу дополнительно. Возможно, мы еще успеем встретиться все вместе и обсудим вопросы работы в период оккупации Германии. О данном хранилище они знать не будут. Как и ты о тех хранилищах, что будут в их распоряжении.

У тебя будет группа из числа наиболее подготовленных наших офицеров. Список лиц, явки и пароли получишь чуть позже. Некоторых из них ты знаешь по прошлым операциям, остальные сейчас подбираются. Но допуск к хранилищу будет только у тебя. Люди, которые останутся присматривать за хранилищем, будут извещены о твоей роли и окажут тебе всю необходимую помощь. Они так же перейдут в твое подчинение.

Кроме того по известному тебе адресу останутся микрофильмы дублирующие все материалы, что будут храниться здесь.

— Мне делиться с русскими информацией из хранилища?

— На твое усмотрение.

— Когда надо приступать к операции?

— Подготовку начинай прямо сейчас. Объездишь с очередной инспекторской проверкой школы своей Абверкоманды. Посмотришь картотеки, подготовку курсантов, преподавательский состав. Основная цель данной поездки — засветиться перед агентами, отправляемыми к русским в тыл. Этим подогреешь интерес к своей персоне со стороны русской контрразведки. Кроме того проверишь ход подготовки и отправки архивных материалов. Герлиц ( Феликс Герлиц — подполковник, начальник Абверкоманды 103, полевая почта N 09358 Б, позывной радиостанции — "Сатурн") уже получил соответствующее указание.

Потом проедешь по школам ГА "Север". Цель та же.

— Работа по подготовке агентов моей группы?

— Продолжишь. Парней, что сейчас в твоем подчинении готовь к эвакуации в Нойгоф (мест. в Восточной Пруссии, здесь располагалась разведшкола Абвера, где готовили разведчиков и радистов для засылки в СССР).

— Сроки их эвакуации?

— Два-три месяца. Затягивать не надо. Желательно чтобы после твоего захвата они не попали под подозрение СД.

— Я могу их использовать в деле?

— Да. Возможно, кого-то из них мы заранее переведем сюда и включим в твою группу. Но о полученном тобой задании им говорить не надо. Карлу тоже.

— Понятно. Семья? Гестапо может на ней отыграться.

— Семью немедленно отправь за границу. Благо твоя жена туда часто наведывается. Лучше всего в какую-нибудь нейтральную страну, но не в Швейцарию. Там и так скоро будет много наших соотечественников.

Денежные средства на безбедное существование семьи получишь из наших секретных сумм. Расчетный счет будет открыт на имя твоей жены в шведском банке. На тебя, кстати, там тоже будет счет. Еще один счет в американских долларах и английских фунтах для организации работы будет открыт в Испании. Воспользуешься ими по своему усмотрению.

Предупреди жену о своем задании. Она у тебя умная, все поймет. Не зря столько лет прожила с тобой. Ее активное участие в наших играх не предусматривается. Только если в крайнем случаи или чтобы выйти на тебя. Пароль для наших агентов установишь сам.

— Яволь.

— Несколько позже адъютант привезет тебе мои подробные инструкции по организации дальнейшей работы. Для сбора твоей группы подготовлено несколько явок в Базене, Ленгрисе и Шверине.

— Есть. Что мне делать если ситуация в стране изменится?

— Ты имеешь ввиду устранение от власти фюрера?

— Да.

— Все тоже самое. Мне не сильно верится в успех заговора, что сейчас формируется среди генералов. Там много разговоров, но пока нет дела. Кроме того они еще не решили в чью пользу он произойдет, а также во взаимоотношениях с Англией и остальными "союзниками", а также Россией. Среди заговорщиков образовалось две партии — одни за мир на западе и войну на востоке, вторые за заключение мира в первую очередь с русскими, от которых сейчас исходит основная гроза рейху. Я постараюсь тебя держать в курсе событий, чтобы ты смог ориентироваться в сроках и лицах...

Глава

Из беседы штабных офицеров вермахта 20.3. 1943 г. Бобруйск

-Я не помешаю?

— Когда ты мешал?! Давно прилетел? Проходи. Сейчас я закончу, и поговорим — делая отметки на карте, сказал подполковник.

— Только что с аэродрома. Решил сразу же зайти к тебе с письмом от Адмирала и заодно узнать последние новости.

— Молодец. Мне немного осталось

— Что-то интересное?

— Да. Сверяю данные радиоперехвата и донесения агентов о концентрации русских войск в районе Ржева. Похоже, противник вновь собирает ударный кулак, нацеленный на Даугавпилс или Полоцк. В Великих Луках отмечено прибытие большого количества старших офицеров танковых войск, а также штурмовых частей, мотопехоты и кавалерии. Практически одновременно с этим служба радиоперехвата отметила работу нескольких новых радиостанций абоненты, которых находятся именно в Ржеве.

— Ожидаемо. После того как мы остановили их зимнее наступление на этом направлении русские разгромив наши войска под Воронежем и Харьковым просто обязаны начать наступление против нашей группы армий. И наиболее удобным направлением для них является Даугавпилское — полностью отрезать нас от ГА "Север" — прекрасная идея. Но я бы не обделял своим вниманием и Витебское направление — соединиться с Белорусским фронтом тоже неплохая идея для русских. Что с десантными частями русских?

— По нашим сведениям они все там же — на Белорусском фронте в районе Минска. На месте их постоянной дислокации под Москвой сейчас идет формирование новых частей и подготовка пополнения для уже действующих в нашем тылу соединений. Русские зимой искусно провели нас за нос. Их ждали под Лугой, а они неожиданно появились под Лепелем и заставили 3-ю танковую армию освобождать с таким трудом захваченную у русских территорию.

— Русские вообще умеют "напустить тумана". Одна высадка частей Северо — Кавказского фронта у Перекопа чего стоит. Мы прекрасно знали, что они в Новороссийске и Дивноморске готовят десантную партию. Знали примерное место высадки морского десанта — Мариуполь или Туапсе. Наши агенты на Кавказе и русских штабах в один голос твердили — высадка планируется именно там. А в итоге высадка произошла у Перекопа. Воздушный десант смог захватить площадку для посадки самолетов и разгромить наш гарнизон* (в РИ подразделения десанта были сбиты с занимаемых позиций). Одновременно с этим Крымский и Керченский фронта русских перешли в наступление.* (В РИ этого не произошло) 11 Полевая армия чуть не попалась в ловушку приготовленную генералом Петровым. Слава богу, что Манштейну хватило решимости начать отвод своих войск из Крыма.

— Согласен.

— Нам пока везет, что у противника не хватает транспортных самолетов и необходимого количества парашютов, чтобы высаживать в нашем тылу крупные десантные подразделения. Именно поэтому они и стараются захватывать аэродромы. Заодно и "птенцов Геринга" выбивают. Можно считать, что именно диверсионные части русских завоевали для своих ВВС господство в воздухе.

— Ты о "мясниках"?

— И о них тоже. Раз уж мы заговорили о них — есть новости?

— Они под Москвой. Выведены в резерв Ставки. После боев под Воронежем получают пополнение и готовятся к новым боям. Командует бригадой Акимов. Седова в бригаде нет — он где-то в Москве, в наркомате. Информация достоверная и проверенная. Кроме той группы, что направил ты, есть еще несколько агентов подтвердивших эту информацию.

— Интересно бы знать, чем конкретно в своем наркомате занимается Седов. Какую-то рутинную задачу ему вряд ли поставили. Опять готовят какую — то пакость в нашем тылу.

— Ты прав. Я просил нашего агента это разузнать.

— Тебе не кажется, что надо дополнительно усилить наблюдение за бригадой Седова и транспортными авиаполками русских? По тому, где они будут концентрироваться, можно узнать о сроках начала русского наступления. Для заброски бригады Седова в Алексеевку им потребовалось собрать транспортные и планерные авиаполки за две недели до начала операции.

— Я понимаю твою озабоченность Вилли. Понимают твою правоту и наверху. Брестская бригада у русских слишком уж заметная и решает задачи стратегического уровня. Рейд по нашим тылам в 1941г, успешные операции под Москвой, в Минске, на Кавказе и под Воронежем слишком показательны. Поэтому командованием решено усилить внимание к ней и к авиадивизии НКВД.

— Хорошо если это так. Пока бригада под Москвой может, стоит нанести бомбовый удар по ней?

— Предлагали, но пока ограничились ударами по аэродромам авиадивизии Папшина и МОАГ* (Московской особой авиационной группы). Сложно прорваться через Московскую зону ПВО, а наша бомбардировочная авиация и так понесла большие потери. Полки Паршина ближе к фронту и не так хорошо прикрыты ПВО. Тем более что 2-й флот получил с авиазаводов Франции очередную партию Юнкерсов. Вот их и послали. Из вылета не вернулось шесть самолетов сбитых истребителями русских. Несколько экипажей смогло дотянуть до нашей территории и сесть. Остальные видимо попали в плен. Русские же потеряли десять транспортных самолета на земле и два истребителя.

— Неплохо. Почти два — ноль в нашу пользу.

— Да. Но этим мы смогли лишь несколько ограничить полеты русских в наш тыл. Несколько дней русские не прорывались к Минску.

— Не сильно же им помешал наш налет.

— Русские сейчас довольно быстро восстанавливают свои потери в самолетах. Кроме того после уничтожения радиолокационной станции у Витебска и уничтожения там же на аэродроме ночных истребителей стало трудно контролировать русские поставки Белорусскому фронту.

— Комиссия что-то накопала?

— Да. О том, что нападение было осуществлено партизанскими бригадами "Алексея" и Флегонтова ты в курсе. Захваченные нами партизаны об этом рассказали. Но тут недавно всплыли новые подробности. В Stalag 313 (Шталаг 313-й)* (стационарный лагерь для военнопленных рядового и сержантского состава, располагался в Витебске на территории бывшего 5-го железнодорожного полка) был выявлен пленный солдат НКВД, который принимал непосредственное участие в атаке на станцию. Наши парни взяли его в оборот и выяснили, что произошло год назад. Это была рейдовая группа НКВД, действовавшая в нашем тылу с начала войны. Именно она вела разведку и наводку партизан на аэродром и РЛС. Кроме того в ее составе было несколько летчиков которые и угнали к русским несколько новейших ночных истребителей Ju 88C-6* ( ночной истребитель созданный на базе бомбардировщика Ju 88А-4, первоначально имел радар FuG 202 Lichtenstein ВС, затем появился FuG 212 Lichtenstein C-l, а в конце 1942 года самолеты стали оснащать радаром FuG 220 Lichtenstein SN-2. Некоторые самолеты, кроме того, были оборудованы предупреждающим радаром, размещенным в хвостовой части машины. На машины, выпущенные в конце войны, для защиты задней полусферы, устанавливали один MG 131 в задней установке. У ночных истребителей на выхлопные трубы устанавливали пламегасители. Радар FuG 202 работал на частоте 490 МГц и имел радиус действия до 5 км. Радар FuG 212 при рабочей частоте 91 МГц имел радиус действия 6 км. На самолетах Ju 88C-6 были установлены две пушки "Рейн-металл-Борзиг MG FF" или, чаще, "Маузер MG 151/20" с боезапасом 500 выстрелов на ствол. Пушки устанавливались под углом 70№-80№ к горизонту и позволяли атаковать самолеты противника снизу (по-немецки эта установка называлась Schraege Musik (джаз)).

— Интересно. А что он сказал про радиолокатор?

— Его разобрали специалисты, присланные из Москвы, и вывезли за линию фронта на захваченном транспортном самолете.

— То есть теперь в распоряжении у врага есть наш новый радар Würzburg (Вюрцбург)* (создан компанией " Telefunken" инженером Вильгельмом Рунге в 1939 году. Этот радар имел мощность 10 кВт при длине волны 60 см (500 МГц) и кодовое название Würzburg (Вюрцбург). Радар оборудовался 3-х метровым параболическим отражателем производства компании "Zeppelin" складной конструкции и имел дальность обнаружения около 40 км. при точности до 25 метров. Расчет — 5 человек, масса — 3,5 т. Станция монтировалась на специальном прицепе и в транспортном положении половина парабоической антенны откидывалась вниз. Антенна наводилась на цель вручную, по пикам на осциллографе)?

— Да. Но хуже другое. По словам пленного, выходит, что русским удалось захватить специалистов умеющих эксплуатировать эту станцию.

— Получается, что русские повторили томми* (Ночью, 27 февраля 1942 года, 120 коммандос были выброшены с парашютами на побережье Франции в районе Брюневаля. Где по данным британской разведки, в этом районе находилась одна из радарных установок Würzburg (Вюрцбург). Высадившись, коммандос разделились на две группы: одна начала зачистку побережья для эвакуации, а вторая, скрытно приблизившись, атаковала виллу, где стоял радар, и захватила немецких операторов врасплох. Утром 28 февраля, британские коммандос эвакуировались на моторных катерах. В результате этой операции, британцы захватили радарную установку Wurzburg, и шестерых ее операторов. Тщательное изучение радара позволило существенно продвинуть британские методы радиоэлектронной борьбы). У кого-то полетит голова. Надеюсь, диверсант жив и с ним можно поработать?

— Увы. Его от нас забрала с собой спецгруппа из Кенигсберга.

— Вот даже как! Он что-то еще успел сообщить?

— Список и описание членов группы, рассказал о нескольких операциях проведенных ими. Сейчас наши парни проверяют эти показания. Кстати эта была та самая группа, ради которой тебя перед Рождеством 1941 года приглашали в Минск.

— Тесен мир. Мне можно будет посмотреть его показания?

— Конечно. Пока ты гулял в Берлине, приезжал Густав. Он, выполняя указания Адмирала, привез тебе несколько перспективных курсантов из наших школ на Украине.

— Прекрасно, немного позже я с ними пообщаюсь...

— У тебя новое задание?

— Да, в рамках уже действующего. Мне думается, что в письме "Лис" тебе о нем сообщит.

Глава

Из воспоминаний Галунова Ивана Кузьмича 1921 года рождения. (АИ)

Из госпиталя я вернулся в начале марта. Было удивительно, что меня ранее сидевшего в лагере, отправили служить в Брестскую бригаду НКВД.

Я-то думал, что снова попаду в зап., а оттуда уж куда пошлют ведь от нашего лыжного батальона практически ничего не осталось. В госпитале наших ребят всего два десятка набралось. Да потом пара человек уже на больничной койке скончалась. Так что думал одна у меня дорога в зап. Тем более что лечился я в армейском госпитале г. Алексеевка. Но нет.

В канцелярии госпиталя мне выдали предписание явиться в штаб бригады НКВД, а на складе выдали обмундирование положенное бойцу штурмового подразделения — без погон, с одними петличками. Самое удивительное было в кассе госпиталя — там выдали такую кучу денег, что я сначала и не поверил. Думал, кассир ошибся. Ан нет! Все до копеечки правильно рассчитали — и за ранение, и за орден, и полуторный оклад по должности — рядового бойца НКВД. Много. Даже слишком много. Я столько никогда в руках не держал.

Как до Подмосковья добирался, рассказывать не буду. Долго. Почти четыре дня из Алексеевки до Москвы ехали. Полдня только в Воронеже стояли — ждали, когда жд. путь в очередной раз починят.

Пока было время, я около станции прошелся, ноги размял, на разруху посмотрел, кипяточку набрал и продуктами на складе отоварился. А что еще делать? В вагоне насиделся, а с соседями еще в госпитале наговорился.

Что сказать об увиденном? Не было города — развалины кругом. Патрульные сразу же сказали, чтобы я далеко от жд. путей не отходил — минировано тут все еще кругом. Пути-то и то, что к ним примыкало, очистили, а вот дальше не получается. Слишком уж тут жестокие бои шли. Много неразорвавшихся снарядов и мин осталось, да и минные поля еще не все сняты. Каждый день подрывы происходят. Так что я от греха подальше никуда особо и не пошел. Так посмотрел со стороны и все.

Рядом со станцией располагались палатки эвакогоспиталя, где лечились, в том числе и военнопленные. Враг, отступая, оставил победителям не только своих убитых, но также раненых и больных. Но было их мало. Вымерзли. Да и наши, похоже, не сильно озаботились их спасением. Слишком уж много их было по подвалам и закоулкам. Не всех сразу нашли. Да и свободных рук не хватало — своих бы раненых собрать. Потому уже собирали заледенелые трупы противника. Может оно и правильно. Чего врага жалеть? Они нас ведь не жалели! Насмотрелись в лагерях для военнопленных.

Бригаду я нашел на ее подмосковной базе. Первоначально определили меня в штурмовой батальон. Хоть он не был еще укомплектован, тем не менее, практически сразу же началась учеба, которая шла и днем и ночью. Чему учили? Действию при прорыве вражеской линии обороны, городском бою, обороне, борьбе с танками. Особо много внимания уделяли знанию и умению владеть оружием нашим и трофейным. Мне в первый же день на складе выдали автомат ППШ и нож от СВТ. Взводный внимательно смотрел, как я автомат от смазки очищаю, диски и патроны проверяю. Ничего не сказал. Только одобрительно покивал. Потом пришлось мне заново изучать пистолеты и револьверы, немецкий карабин Маузер, нашу "светку"*(СВТ), ручные пулеметы наши, немецкие и итальянские. И все обязательно со стрельбами.

Офицеры батальона практически все были свои "доморощенные" — из тех, кто в батальоне еще рядовым начинал. Так что службу знали и строго спрашивали за все. Я на хорошем счету был, потому в наряды и не попадал. А "залетчикам" постоянно доставалось — вместо отдыха работать на кухне или на заготовке дров.

Время для отдыха мало оставалось. Только вечерами пару часов до отбоя, да после обеда в выходные дни можно было потратить на себя. Да и то старались их тратить по разумному.

По рабочим и выходным дням в клубе бригады и поселковой школе для бойцов работала "вечерняя школа". Многие из нас же только начальную и семилетнюю школы закончили, а тут под руководством учителей проходили курс средней школы. Еще у нас большим спросом пользовались кружки — те, где изучали иностранные языки — немецкий, польский, белорусский. Один старый еврей идиш преподавал, но к нему мало кто ходил. В основном все на немецкий налегали.

Каждую пятницу и в выходные по вечерам после киносеанса на площадке перед клубами бригады и поселка под духовой оркестр были танцы. Туда народа много набиралось. Девушки приходили и наши бригадные, и поселковые, и из банно-прачечного комбината, и из зенитного полка, и даже с авиабазы. Все равно их на нашу ораву мало было. Нас все-таки в бригаде больше пяти тысяч был. А девушек в три раза меньше. Порой между мужиками до скандала доходило из-за того чтобы потанцевать с понравившейся девушкой. Права старались все же без мордобоя обходиться, а то можно было спокойно на "губу" залететь.

Жили мы в землянках построенных еще несколько лет назад. Землянка если за ней следить очень хорошее и теплое жилье. В нашей части из тех, кто инвалидность в боях получил, строительную бригаду сформировали. Пока части в расположении не было, они следили за всеми жилыми помещениями — ремонтировали крыши и стены, печи и нары, строили новые здания. С приездом бойцов они переходили на другие объекты — заготавливали материалы для домов в поселке, но и о нас не забывали, заходили печи осматривали. Мы от них не отставали, многое старались сами сделать. Руки-то мирной работы хотели, а не только убивать.

Из госпиталя я в ношенном и неоднократно ремонтированном обмундировании приехал. То, что на складе нашлось то и выдали. В батальоне меня переодели. Выдали: теплое толстое нижнее белье, специальную ватную куртку с капюшоном, брюки стёженые, ватные, с лямками на плечах, почти по самую грудь. Шапку, рукавицы с указательным пальцем, белый маскхалат и валенки. Снега-то, несмотря на то, что вроде как весна была, вокруг еще хватало. В лесу по грудь снега местами было.

Дней через пять после моего приезда, по "солдатскому телефону", новость прошла — якобы в бригадном разведбате из "старичков" хотят сформировать лыжную разведывательно-диверсионную роту. Брать вроде как туда хотят тех, кто на лыжах хорошо "стоит". Наш ротный заводила Сашка Решетников ко мне сразу приставать стал — "Ты же лыжник! Давай подавай рапорт о переводе туда". Я и в правду как приехал в часть, сразу же на лыжи встал. Нравилось мне ходить на них по зимнему лесу. С разрешения ротного каждый день по пять-семь километров вокруг гарнизона бегал. Но рапорт о переводе подавать не стал — сказали же, что туда "старичков" брать будут, а я "без году неделя" в части. Тем не менее, в разведроту все же попал.

Их ротный старший лейтенант Малин меня на лыжной пробежке приметил и ко мне пристроился. "На слабо" меня взял. Кто первым до финиша дойдет. Да я сильнее его оказался. Первым пришел. Тогда-то мы с ним познакомились. Так мы с ним пару дней посоревновались, потом к нам еще пара ребят из его роты присоединилась. Вот мы и бегали наперегонки. Но я все равно первым к финишу приходил. Старший лейтенант Малин меня как то в сторонку отозвал и предложил к ним в роту перейти. Я сначала отказывался — неудобно мне перед своими товарищами было. Только пришел в роту и снова уходил. Кроме того я же судимый был. Хоть и сказано нам было прокурором после освобождения из лагеря об этом не вспоминать, но слов из песни не выкинешь. Об этом и своих сомнениях я Малину без утайки рассказал. Но он меня убедил, что это для них мелочи. Уговорил-таки меня Юрий Иванович. На следующий день я уже в разведроте обосновывался.

Почти два месяца опять учился. Минно-взрывному делу, разведке местности, чтению топографической карты, снятию часовых, самообороне без оружия, немецким Уставам.

С апреля батальоны бригады в составе батальонных тактических групп на фронт выезжали, в боях участвовали. Скоро и до нас очередь дошла.

Обновление на 28.10.17. рабочий текст...

Глава

Оперативный приказ Ставки вермахта Љ6

ОКХ, Генеральный штаб сухопутных войск. Ставка фюрера 15 апреля 1943 г.

Оперативный отдел (1). 430246/43. Отпечатано в 13 экз. Экз. Љ 4.

Штаб 2-й армии. Оперативный отдел, Љ 591/43.

Сов. секретно. Только для командования. Передавать только через офицера.

Поступило 17.4.1943 г.(Два приложения).

Оперативный приказ Љ6

Я решил, как только позволят условия погоды, провести операцию "Цитадель" — первое наступление в этом году.

Этому наступлению придается решающее значение. Оно должно завершиться быстрым и решающим успехом. Наступление должно дать в наши руки инициативу на весну и лето текущего года.

В связи с этим все подготовительные мероприятия необходимо провести с величайшей тщательностью и энергией. На направлении главных ударов должны быть использованы лучшие соединения, наилучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира.

Я приказываю:

1. Целью наступления является: сосредоточенным ударом, проведенным решительно и быстро силами одной ударной армии из района Белгорода, и другой — из района южнее Орла, путем концентрического наступления, окружить находящиеся в районе Курска войска противника и уничтожить их.

В ходе этого наступления в целях экономии сил следует занять новый сокращенный фронт по линии Нежега — р. Короча-Скородное — Тим-восточнее Щигр — р. Сосна.

2. Необходимо

а) широко использовать момент внезапности и держать противника в неведении прежде всего относительно времени начала наступления;

б) обеспечить максимальное массирование ударных сил на узком участке с тем, чтобы, используя местное подавляющее превосходство во всех средствах наступления (танках, штурмовых орудиях, артиллерии, минометах и т. д.), одним ударом пробить оборону противника, добиться соединения обеих наступающих армий и таким образом замкнуть кольцо окружения;

в) как можно быстрее перебросить из глубины силы для прикрытия флангов ударных группировок с тем, чтобы последние смогли продвигаться только вперед;

г) своевременными ударами со всех направлений по окруженному противнику не давать ему передышки и ускорить его уничтожение;

д) осуществить наступление в возможно быстром темпе с тем, чтобы противник не смог избежать окружения и подтянуть мощные резервы с других участков фронта;

е) путём быстрого создания нового фронта своевременно — высвободить силы для выполнения последующих задач, в особенности подвижные соединения.

3. Группа армий "Юг" сосредоточенными силами наносит удар с рубежа Белгород-Томаровка, прорывает фронт на рубеже Прилепы-Обоянь, соединяется у Курска и восточнее его с наступающей армией группы армий "Центр". Для обеспечения прикрытия наступления с востока, как можно быстрее достичь рубежа Нежега — р. Короча — Скородное — Тин, однако при этом не допустить ослабления массирования сил на направлении Прилепы, Обоянь. Для прикрытия наступления с запада использовать часть сил, которым одновременно поставить задачу нанести удар по окружаемой группировке противника.

4. Группа армий "Центр" наносит массированный удар наступающей армией с рубежа Тросна — район севернее Малоархангельска, прорывает фронт на участке Фатеж, Веретиново, сосредоточивая основные усилия на своём восточном фланге, и соединяется с ударной армией группы армий "Юг" у Курска и восточнее, для прикрытия наступающей группировки с востока, необходимо в кратчайший срок достигнуть рубежа Тим — восточнее Щигр — р. Сосна, не допустив при этом ослабления сил на направлении главного удара. Для прикрытия наступающей группировки с запада, использовать часть имеющихся сил.

Части группы армий "Центр, введенные в бой на участке западнее р. Тросна до разграничительной линии с группой армий "Юг", имеют задачу с началом наступления сковать противника путем проведения местных атак специально созданными ударными группами и своевременно нанести удары по окружаемой группировке противника. Непрерывным наблюдением и воздушной разведкой обеспечить своевременное вскрытие отхода противника. В этом случае следует немедленно перейти в наступление во всему фронту.

5. Сосредоточение сил обеих групп армий для наступления осуществить в глубине, вдали от исходных позиций с тем, чтобы, начиная с 28.4, на шестой день после отдачи приказа главным командованием сухопутных войск, они могли начать наступление. При этом следует принять все меры по маскировке, сохранению тайны и введению противника в заблуждение. Самым ранним сроком наступления является 3.5. Выдвижение на исходные позиции для наступления должно осуществляться только ночью при соблюдении всех правил маскировки.

6. Для введения противника в заблуждение продолжать в полосе группы армий "Юг" подготовку операции "Пантера". Подготовку надлежит усилить всеми средствами (демонстративные рекогносцировки, выдвижение танков, сосредоточение переправочных средств, радиопереговоры, действия агентуры, распространение слухов, применение авиации и т. д.) и проводить ее как можно дольше. Эти мероприятия по введению противника в заблуждение должны эффективно поддерживаться также соответствующими мероприятиями обороноспособности находящихся там войск (см. пункт 11 настоящей директивы). В полосе группы армий "Центр" не следует проводить в крупном масштабе мероприятия по введению противника в заблуждение, однако всеми средствами необходимо скрыть от противника истинную картину обстановки (отвод войск в тыл и ложные переброски, передвижение транспорта в дневное время, распространение ложных сведений о сроках начала наступления лишь в июне и т. д.).

В обеих группах армий соединения, вновь прибывающие в состав ударных армий, должны соблюдать радиомолчание.

7. В целях соблюдения тайны в замысел операции должны быть посвящены только те лица, привлечение которых абсолютно необходимо. Новые лица должны знакомиться с замыслом постепенно и по возможности позже. На этот раз необходимо непременно избежать того, чтобы вследствие неосторожности или небрежности противнику стало что-либо известно о наших замыслах. Путем усиления контрразведки обеспечивать постоянную борьбу с вражеским шпионажем.

8. Войска, предназначенные для наступления, учитывая пространственно ограниченные и точно известные цели наступления (в отличие от прежних операций), должны оставить в тылу весь транспорт, без которого можно обойтись в наступлении, а также всякий обременяющий их балласт. Все это только мешает и может отрицательно повлиять на наступательный порыв войск и затруднить быстрый подвод последующих сил. Поэтому каждый командир должен быть проникнут стремлением взять с собой только то, что необходимо для боя. Командиры корпусов и дивизий должны строжайшим образом контролировать выполнение этого требования. Необходимо ввести строгое регулирование передвижений на дорогах. Оно должно осуществляться самым решительным образом.

9. Распоряжения о снабжении, а также о немедленном и полном учете всех захваченных пленных, местных жителей и трофеев, а также о ведении пропаганды по разложению противника даны в приложениях 1-3.

10. Военно-воздушные силы также используют все имеющиеся силы на направлениях главного удара. Следует немедленно начать согласование вопросов взаимодействия с командными инстанциями ВВС. Обратить особое внимание на соблюдение секретности (см. пункт 7 настоящей директивы).

11. Для успеха наступления решающее значение имеет то, чтобы противнику не удалось наступательными действиями на других участках фронта групп армий "Юг" и "Центр" заставить нас отсрочить начало наступления "Цитадель" или же преждевременно отвести участвующие в нем соединения. Поэтому обе группы армий должны наряду с наступательной операцией "Цитадель" подготовить планомерно до конца месяца оборону на остальных и прежде всего на угрожаемых участках фронта. При этом в первую очередь необходимо ускорить всеми средствами строительство оборонительных позиций, прикрыть танкоопасные направления достаточным количеством противотанковых средств, создать тактические резервы, своевременно вскрыть активными действиями разведки направления главных ударов противника.

12. По завершении операции предусматривается:

а) перенесение разграничительной линии между группами армий "Юг" и "Центр" на общую линию Конотоп (для группы армий "Юг") — Курск (для группы армий "Юг") — Долгое (для группы армий "Центр")

б) передача 2-й армии в составе трех корпусов и девяти пехотных дивизий, а также частей РГК, которые будут еще уточнены, из группы армий "Центр" в группу армий "Юг";

в) высвобождение группой армий "Центр" дополнительно еще трех дивизий в резерв главного командования сухопутных войск в районе северо-западнее Курска;

г) вывод с фронта всех подвижных соединений для использования их в соответствии с новыми задачами. Этим замыслам должны соответствовать все передвижения соединений 2-й армии.

Я оставляю за собой право еще в период операции, в зависимости от хода боевых действий, постепенно переподчинять группе армий "Юг" штабы и соединения, упомянутые в пункте 12.б настоящего приказа.

13. Группам армий доложить о мероприятиях по подготовке наступления и оборонительных действий, проведенных на основании этого оперативного приказа, с приложением карт масштаба 1: 300 000 с нанесенной группировкой войск в исходном положении, а также таблицы распределения частей РГК и план согласованных с командованием 4-го воздушного флота и командованием ВВС "Восток" мероприятий по поддержке с воздуха наступления "Цитадель", а также план мероприятий по дезинформации противника. Срок представления — 24.4.

— * Приложения не публикуются.

Гитлер.

* * *

Из беседы штабных офицеров вермахта вечером 24.04. 1943 г. Орша

— Как прошло совещание в Варшаве?

— Неплохо. Адмирал передавал тебе наилучшие пожелания. Сожалел, что адъютант перед вылетом из Берлина не успел купить твои любимые пироженные.

— Да... я бы сейчас от них не отказался. То, что делают у нас в кафе, явно не дотягивают до берлинских изделий. Что-то еще спрашивал?

— Интересовался ходом нашей работы. Твой рапорт о проделанной работе я ему передал. Адмирал с ним ознакомился при мне. Дал положительную оценку сделанному и напомнил о необходимости проехать остальные школы, в том числе и на Украине.

Твоя идея о поддержке предложения "Белорусской партии независимости*" ("Белорусской Незалежницкой Партии" или "БНП" — военно-политическая организация белорусских националистов создана в 1939-1940г. в Вильнюсе, просуществовала до середины 50-х годов. Инициатором по её созданию являлся один из идеологов белорусского национального движения ксёндз Винцент Годлевский. Формально БНП позиционировала себя как патриотическая и конспиративная организация с задачей вооруженной борьбы за независимость Белоруссии. В действительности с самого начала деятельности руководство партии активно сотрудничало с Абвером.) о воссоздании из местных жителей на территории Белоруссии разветвленной сети боевых организаций "Лешие" и "Черный кот" одобрена.

"Лис" дал распоряжение выделить все необходимые силы и средства запрошенные тобой. Решено в местечке "Дальвитц" развернуть разведывательно-диверсионную школу.*(в РИ такая школа была развернута с осени 1943 г. Со временем это формирование стало проходить по немецким документам как Специальный десантный батальон "Дальвиц" (Landung Bataillon zur besonderen Verfügung "Dalwitz" или "специальный белорусский батальон") Она будет находиться в подчинении Абверкоманды-203. В качестве слушателей туда будут направляться члены БНП, "Белорусской краевой обороны", "Союза белорусской молодежи", батальонов Белорусской краевой обороны и других объединений, полицейских и перебежчиков из Красной армии. В качестве начальника школы назван майор Герулис.

Абвергруппа 210 должна подготовить в Западной Белоруссии отряды по несколько десятков человек. Для их деятельности уже сейчас должны быть заложены оружие, боеприпасы и продовольствие, типографское оборудование. Абвергруппа 203 должна передать им из своих запасов закамуфлированные взрывные устройства.

Твое название плана "Liebes Kätchen" ("Любимая кошка") Адмирал не изменил, под этим именем она так и будет числиться в наших делах.

Кандидатура, предложенная тобой в качестве руководителя белорусского "Черного кота" — Михаила Витушко* (член ЦК БНП, один из руководителей коллаборационистов ("самообороны") в Полесье. Совместно с отрядами УПА Бульбы-Боровца проводила антипартизанские акции. Организатор немецко-фашистской полиции в Минске, до осени 1941 г. был заместителем Космовича (начальник полиции в Смоленске, руководитель антисоветской организации "Белорусский Освободительный Фронт" ("Беларускі Вызвольны Фронт", БВФ). Главный организатор мобильных отрядов оккупационной вспомогательной полиции, действовавшей в тыловом районе группы армий "Центр" на востоке Белоруссии (Могилевщине), в Смоленской и Брянской областях, сформированных из числа белорусских националистов, именовавшихся службой порядка (нем. Ordnungsdienst, сокр. OD — "оди"). Майор "Белорусской краевой обороны". С лета 1944 года — офицер десантного батальона "Дальвитц". Витушко создал обширную сеть подпольных ячеек и партизанских отрядов, действовавшую до 1950 года, общей численностью около 3,5 тысяч боевиков и 10-15 тысяч подпольщиков. Всю территорию БССР штаб Витушко разделил на три оперативные зоны — Север, Центр и Юг. Эта сеть, получившая название "Белорусский освободительный фронт" (БОФ), действовала до 1955 года. В 1945 году органами НКГБ было "установлено, что подпольные группы БНП были созданы во всех областных и районных центрах БССР". В 1944-45 гг. НКВД и НКГБ удалось разгромить несколько партизанских отрядов БНП и взять в плен её руководителя Всеволода Родзько, которого в 1946 году приговорили к смертной казни и расстреляли. Сам Витушко в 1950 году якобы нелегально пробрался через Польшу в ФРГ, где жил до смерти, наступившей в 2006 году) им утверждена.

Кроме того решено аналогичные сети создать на Украине и в Латвии. Поэтому отряды, что там сформируются, будут носить названия — "дикие", "степные", "лесные" "коты" и "кошки". Для формирования этих отрядов мне разрешено использовать часть нашей агентуры в Брянской и Смоленской областях.

— Прекрасно. Что говорят о нашем новом наступлении?

— Оно будет обязательно. Приказ Ставки Љ6 остается в силе. Правда Фюрер еще не определился с датой его начала.

— Под Курском?

— Да. Насколько я понял, хотят срезать "Курский выступ" и лишить русских собранных там ударных сил. Для этого фон Манштейну и Моделю отдают все возможные резервы и новую технику, в том числе танки "Тигр" и "Пантера", а так же САУ "Фердинанд". Они впервые будут использованы массово. Авиация также получит новые и совершенные машины истребители-бомбардировщики "фокке-вульф 190-А", самолеты-истребители танков "хеншель 129 Б2". Конструкторы установили 30-миллиметровые пушки на "Ю-87" и "хеншели". Снаряды этих орудий способны пробивать тонкую верхнюю броню танков "Т-34".

Союзников к участию решено не привлекать — в ОКХ и ОКВ посчитали, что они слабы и ненадежны. В операции будут задействованы только немецкие части.

— Прости, я не верю в успех этого наступления. Мы опоздали с ним минимум на два месяца. Предложенный план операции мог бы быть реализован в конце зимы, но никак не сейчас. Получится, как с "Суражскими воротами". Сколько мы уже топчимся на месте? Больше года! А успехов ноль. И это при условии нашего превосходства в людях и технике. То же самое будет и под Курском. Я изучил данные авиаразведки. Русские там уже сейчас построили несколько оборонительных линий и превратили важные пункты в настоящие бастионы и продолжают их совершенствовать. Чем больше мы будем тянуть с ударом, тем крепче будет их оборона. Их оборона во многом похожа на ту, что была в излучине Дона и которую так и не смог преодолеть Паулюс в своем стремлении прорваться в Сталинград.

— Ты хочешь сказать, что русские на этом направлении перешли к стратегической обороне и как давно они это сделали?

— Да. Они перешли к обороне сразу же, как только русские взяли Харьков и образовался "Курский выступ". Только после этого Советы завершили ликвидацию "Воронежского котла". Остановка под Харьковом танков Манштейна пытавшегося прорваться к войскам 6 армии был лишь этапом этого процесса. Ты за всеми своими делами это пропустил.

— Возможно, — ответил подполковник. — Что, по-твоему, мы должны делать? Ударить в другом месте?

— Увы. Нам лучше встать в оборону и пока не поздно нужно попытаться заключить мирное соглашение с русскими. Боюсь, меня никто не послушает.

— Ты прекрасно знаешь, что фюрер на это пока не пойдет. Сколько раз уже были попытки уговорить его это сделать?

— По-моему три. Во всяком случаи о стольких мне в свое время поведал "Лис".

Первая была в июле-августе 1941 года. Русские через болгарского посола Ивана Стаменова пытались выйти на контакт с нами. Тогда же Сталин попробовал обратиться к Гитлеру через посла Шуленбурга. Тогда в обмен на окончание военных действий Сталин отдавал нам Прибалтику, Западную Украину, Молдавию и часть Белоруссии.

— Жаль, что тогда не получилось заключить мир. Очень неплохие условия. — Да. Вторая попытка была в октябре 1941 года. Помнишь, мы тогда стояли под Москвой и в оптику смотрели на кремлевские башни?

— Конечно, помню. Как и то, что нас оттуда отбросили пинком под зад.

— Да. А ведь был шанс получить мир на наших условиях. Но договориться не удалось, так как победы кружили голову не только фюреру, но и остальным наверху. Гитлер вновь посчитал условия мирного договора невыгодными.

— Поговаривали, что во всем виноват Йодль* (генерал Вермахта, начальник штаба Главнокомандования). Он ввел фюрера в заблуждение, докладывал ему: — "Мы без преувеличения окончательно выиграли войну".

— Так оно или нет, не знаю. Знаю только то, что мы упустили свой шанс заключить выгодный для нас новый "Бресткий мир".

— Согласен. К третьей попытке договориться уже были причастны мы.

— Угу. Насколько я помню, это было в конце февраля 1942 года.

— Да. Это было после нашего поражения под Москвой и отступления под Вязьмой, восстания в Минске. Ты тогда лежал после ранения в госпитале.

— Ты еще после поездки в Берлин прилетал ко мне в Кенигсберг.

— Да. Мы тогда не смогли договориться с русскими. Они более прочно "стояли на ногах" и уже могли нам диктовать свои условия. Они предлагали — объявить перемирие до 1 августа 1942 года, отвести наши войска за старую границу, до конца года установить новые границы между Германией и СССР. Наши требования были для русских неприемлимы — правительство СССР должно незамедлительно покончить с еврейством. Уы тогда мы не сошлись с русскими во мнении.

— Жаль. Мы бы общими усилиями могли начать военные действия против Англии и США и обвинить в развязывании войны международное еврейское сообщество.

— Могли, но не сделали.

— Я слышал, что в декабре прошлого года после высадки союзников в Африке, Муссолини выдвинул предложение заключить мир с СССР и продолжить войну с англо-американцами. Якобы переговоры с советскими агентами по этому поводу в Стокгольме от имени Риббентропа вёл чиновник МИД Кляйст.

— Я об этом даже и не слышал. Раз ничего об этом неизвестно, то значит, никаких договоренностей достичь не удалось. В Берлине я слышал, что в августе прошлого года Шелленберг* (Вальтер Фридрих — бригадефюрер СС, генерал-майор полиции и войск СС начальник внешней разведки службы безопасности (SD-Ausland — VI отдел РСХА)), по поручению Гиммлера*(Ге́нрих Лу́йтпольд — один из главных деятелей Третьего рейха, нацистской партии и рейхсфюрер СС, рейхсминистр внутренних дел Германии), пытался установить предварительные контакты с англо-американцами. Якобы с нашей стороны в встрече учавствовал принц Макс Эгон фон Гогенлоэ от США руководитель УСС Аллен Даллес. Речь шла о заключении мирного договора между нами и ими.

— Довольно интересно. С учетом того что они знали истинное положение дел и поняли, что выгоднее заключить мир, пока Германия одерживает победы. Интересно, у них что-нибудь вышло?

— Я думаю, нет.

— И теперь нам придется рассчитываться за недальновидность наших руководителей.

— Согласен. Меня беспокоит то, что происходит здесь и сейчас у нас.

— А что такого замечательного может тут происходить? Все как всегда. Идут бои. Мы вцепились друг другу в глотки и рвем по кусочку. Если на Московском направлении все более или менее стабильно, то в нашем тылу у "Суражского выступа" и города Духовщина отмечена активность русской разведки и партизан. Недавно Модель пытался улучшить наши позиции в этом направлении, но в очередной раз уперся в стойкую оборону панцерной пехоты русских поддерживаемой тяжелой артиллерией и танками.

— Русские не пытаются контратаковать?

— Они бы не были русскими, если бы не стремились этого сделать. Контратакуют и даже в районе Духовщина несколько продвинулись в сторону Смоленска. В атаке участвовали ударные части НКВД, в том числе и подразделения Брестской бригады НКВД. На остальных участках фронта относительное затишье.

— Как думаешь, почему они не наступают у Витебска? Ведь знают же что у нас в 3 Танковой армии мало сил, и они устали от боев!

— Советы ждут окончания распутицы. Кроме того у них хватает проблем на Даугаупилском направлении. Парни из ГА "Север" получив свежие подкрепления, смогли там слегка прищемили пальцы русским и смогли остановить продвижение противника.

— Ты как то смазано сказал об участии в боях "мясников"?

— Что тут говорить? Нами установлено присутствие у города Белый усиленной батальонной группы бригады. Русские ее использовали для блокирования прорыва своей линии фронта и контрудара Духовщины.

— Это была точно группа, а не сама бригада?

— Нашим парням удалось захватить пленного. Он и дал эти показания. По его словам основные силы бригады все еще находятся под Москвой.

— Как думаешь, появление подразделений этой бригады под Белым может говорить о подготовке русскими тут наступления?

-Я думаю. Но не спешил бы уведомлять об этом руководство ГА. Спросишь почему? Ответ прост — русские вполне могут играть нам на нервы с целью перебросить на этот участок фронта дополнительные резервы. Не мне тебе говорить, что эта бригада постоянно используется русскими для действия в нашем тылу и наступлении. Они прекрасно осведомлены, что нас эта часть очень интересует и что некоторые наши штабисты используют сведения о бригаде в качестве лакмусовой бумажки о задумках русских. Разве не так?

— Так. Поэтому ты думаешь что русские, таким образом, пытаются всучить нам дезинформацию о месте своего будущего наступления?

— Да. Наступление будет совсем другом месте. Мне кажется, они вновь ударят на Витебск-Лепель.

— А если это будет Курск? Вообще-то это глупость гадать на кофейной гуще. В "Суражском выступе" и у Курска русские сейчас сосредоточили несколько армий, а мы судим об их намерениях по одной мотострелковой бригаде.

— Что верно, то верно. Кстати я бы назвал ее "легкой дивизией". Пленный рассказал о тех подразделениях бригады, что ему известны — двух мотострелковых, танковом и артиллерийском полках. Так вот если ему верить, то мы имеем дело с новой ударной дивизией русских, по максимому оснащенной броне и автотехникой, артиллерией на механическом ходу и автоматическим оружием, способной решать задачи прорыва фронта.

— Хорошо. Пусть дивизией. Что-то известно о местонахождении Седова?

— Ничего. Только отрывочные сведения, что он в Москве. Более точно наш агент установить не смог.

— Жаль, что мы не можем отследить его перемещение. Возможно, это дало бы нам подсказку. Я как то привык, что наши неудачи на фронте периодически связаны с участием в боях этого комбрига. Но с другой стороны отсутствие командира части на месте говорит о неготовности русских к наступлению.

— Я бы на это не рассчитывал. Его заместители на месте, а они свое дело знают. Седов где бы не находился, может догнать свою часть в ходе переброски.

— Согласен. У нас будет несколько суток пока бригада двигаться к фронту, у нас есть. По ее направлению движения мы сможем определить возможный участок наступления. Ты работал с пленным? Есть возможность его перевербовать, и использовать в деле?

— Работаем в этом направлении. Очень сложный, мотивированный и уверенный в себе клиент...

Глава

Из воспоминаний Галунова Ивана Кузьмича 1921 года рождения. (АИ)

В конце мая нашу разведроту на фронт отправили. Под город Белый, что на Смоленском направлении расположен. Бои там очень тяжелые шли. Немцы фронт наш прорвать хотели, но мы, ни на шаг не отступили. Все их атаки парировали.

В дивизии, к которой мы были приписаны, своих разведчиков хватало. Вот нашу роту в основном как диверсионную и использовали. В рейд в тыл к фашистам мы, как правило, ходили на три-пять суток, было несколько раз, что "гуляли" аж две недели. Вёл роту проводник из партизан или местных жителей. Линию фронта проходили всегда ночью или под утро. Потом бегом почти всю дорогу бежать приходится. Особенно если на наш след ягдкоманда или кто еще прицепится. Километров тридцать через чащобы, буреломы и болота за ночь отмотаешь, ноги пухли как булки, болели страшно. Уходя от преследования, обычно свой след минировали противопехотными минами. Отрывались от преследователей с помощью гранат Ф-1.

"Лимонку" закрепляли в развилке куста, рядом с тропой. Чеку гранаты почти вытаскивали, оставляя самый кончик, сдерживающий боек. Бечевку от чеки протягивали через тропу, замаскировав ее. Затем через каждые метров 100 оставляли протянутые веревки, но без гранат. Расчет был такой. Подорвавшись, преследователи станут более внимательны, бечевка их будет останавливать, когда же их бдительность притупится, они устанут от пустых поисков, тогда-то и сработает еще один заряд.

Если фашисты брали нашу группу в кольцо, окружали, тогда применялся "таран". Это способ такой прорыва. Прежде всего, находили в цепи наиболее растянутую линию, где были бреши между преследователями, чтобы огневая мощь группы была сильнее, чем у врага в том месте, где намечен порыв. Расположение группы — клином, уступом. В минуту прорыва все решают быстрота, натиск и неожиданность. Бойцы клином таранили цепь, стреляя из всего, что у них имелось, и исчезали, оставляя позади себя расстрелянных в упор преследователей.

Если успешно оторвались, то ищем нужный объект. Порой круголя крутить приходилось на сотню верст. Иногда ходили и дальше. Ночевали под деревьями, но курить и жечь огни нам не разрешали. Выдает это сильно.

Сложнее всего нам диверсии на жд. линиях давались. Немцы вояки справные. Много чего против нас придумали — патрулирование на дорогах дополняли устройством вышек для охраны, снабженных прожекторами и пулеметами, огневых точек. Они специально создавали открытые пространства, для чего на 200-300 метров по обе стороны пути вырубали лес и кустарники, устанавливали на подходах к путям мины-ловушки, шумовые устройства, проволочные заграждения. Наиболее тщательно охраняли железнодорожные мосты. Каждый из крупных мостов представлял собой настоящий оборонительный рубеж с колючей проволокой, минными заграждениям, системами вышек с пулеметами, дотами, прожекторными установками, ракетной сигнализацией. Через определенные промежутки времени по магистралям проходили бронепоезда, обстреливавшие лесные подходы к дорогам. Широко использовали хорошо обученных сторожевых собак.

Стремясь отвести взрывы от паровозов и вагонов, немцы пускали впереди эшелонов пустые платформы. На особо опасных участках пути замедлялось движение транспорта, а на некоторых оно разрешалось только днем и только после тщательного осмотра соответствующего участка дороги в целях поиска мин.

Я уж про вражеские засады на нас и не говорю. Они поджидали нас на подступах к магистралям и на путях отхода. Вообще их можно было ожидать и на любом участке маршрута.

Как действовали? Группа подрывников почти всегда под прикрытием подгруппы охраны действовала. Подойдя к дороге, группа залегала в пределах видимости железнодорожного полотна, изучала обстановку, вела наблюдение, выбирала место подхода к полотну. Иногда это длилось несколько суток. Установка каждой мины требовала мастерства, предельного напряжения и внимания. Особую опасность представляла установка неизвлекаемых мин, способных сработать от любого колебания почвы. Большого умения требовала и их маскировка. На месте установки не должно было оставаться никаких следов. Нельзя было перемешивать сухие верхние слои с сырыми нижними — это сразу бы вызвало подозрение охраны. Лишнюю землю уносили с собой на плащ-палатке. Установив мину, сверху укладывали побеленные камешки — так, как они лежали вдоль полотна до минирования. Отходя, убирали свои следы. А ведь все это делалось ночью, в абсолютной темноте, с соблюдением тишины: при малейшем звуке в небо взмывали ракеты и мгновенно открывался огонь...

Теоретически, для того, чтобы перебить железнодорожный рельс требуется 200 грамм тротила или 400 грамм аммонита или аммонала, но на самом деле взрыв должен быть настолько сильным, чтобы выхватить в настиле полотна воронку, через которую не перескочить колесным парам паровоза и вагона. А для этого надо не менее 3 — 4-х килограммов тротила. Под большой эшелон ставили 3-4 заряда в разных местах полотна. Удобно было взрывать полотно на повороте, там заряд ставился в стык рельса, тогда эффект был больше.

На автомобильных дорогах мы использовали "поле смерти". Это когда на дороге устанавливаются две-три мины нажимного действия, причем задние срабатывают от взрыва передней мины по ходу движения. Таким образом, если взрывается передняя машина, она взрывает еще 1-2 машины, следующие за ней. Одновременно с этим вдоль движения колонны, по кюветам, устанавливали немецкие трофейные мины "шпринг-минен" S-34. Эта противопехотная мина подпрыгивает при взрыве вверх. При взрыве машин уцелевшие немцы кидались в кювет и попадали там, на прыгающие мины.

Что еще делали? Штабы, склады и батареи немецкие искали. Штабы то оно понятное дело — ликвидация управления, языки опять-таки ценные. Артиллерийские и минометные батареи уничтожить сам бог велел — чем больше уничтожим, тем меньше снарядов и мин на головы нашим парням упадет. А склады это вообще песня. Фрицы то привыкли, что у них снабжение хорошее и вино французское и сыры голландские и шпроты и сардины и боеприпасы всегда есть. Поэтому не любили они на голодном пайке сидеть. А мы их постоянно подсаживали на него — склады и технику что подвозом занимались, уничтожали. Под утро или ночью снимем часовых, завязываем короткий бой, подрываем технику, ГСМ и отходим к себе домой.

Своих не оставляли, ни убитых, ни тем более раненых. Не дай бог попадет в плен! Но трудно, очень трудно было отходить с ними. За плечами ранец, без него нельзя, в нем патроны, жратва дня на три, а то и больше, портянки запасные, гранаты, курево. Все это перематывали нижним бельем, чтоб не гремело. На шее автомат, на ремне нож и подсумок, тут и одному-то тяжело идти, а уж с раненым или убитым вообще смерть. Но все равно несли. Ломая себя через ни хочу. Чего только не придумывали для транспортировки. Но, в основном таскать приходилось на себе.

Отходили партиями. Небольшая группа, человека три, прикрывает после боя, остальные отходят. Забирают все и бегом. Пару сот метров пробегут, следующая группа остается прикрывать и так до места сбора.

Радиста оставляли километра за три до места боя. В бою он не участвовал. От него наши жизни зависли. Да и сведения о враге пока мы до своих добрались бы могли устареть. Вот и берегли радиста как могли. Они парни нормальные были, обижались порой, но в большинстве своем понимали, как важно вовремя данные передать.

Как вернёмся, сутки потом отсыпались, готовились к следующему рейду...

Приложение Љ1

Директива НКВД СССР Љ 553 о мерах по усилению борьбы с бандитизмом и дезертирством

10 декабря 1942 г.

Наркомам внутренних дел союзных и автономных республик,

начальникам УНКВД по краям и областям.

За время войны органами НКВД проведена значительная работа по борьбе с бандитизмом. Однако наряду с этим в ряде республик, краев и областей продолжают безнаказанно укрываться дезертиры и уклонившиеся от службы в Красной Армии, за счет которых в основном и происходит пополнение существующих и организация новых бандитских групп.

Такое положение объясняется тем, что большинство органов НКВД борьбу с бандитизмом проводит лишь путем преследования бандитско-дезертирских групп милицейско-войсковыми силами без сочетания этого мероприятия с агентурнооперативной работой.

Предлагается:

1. Наркомам внутренних дел республик, начальникам УНКВД краев и областей проверить работу отделов (отделений) НКВД-УНКВД по борьбе с бандитизмом и разработать необходимые мероприятия, обеспечивающие ликвидацию или изъятие бандитско-дезертирских групп и одиночек.

2. Немедленно приступить к внедрению в существующие бандитско-дезертирские формирования агентов-внутренников, способных подвести их под оперативный удар.

3. В районах действия и укрывания бандитов и дезертиров создать специальную агентурно-осведомительную сеть из числа лесных объездчиков, охотников, чабанов и иных лиц, могущих обеспечить за ними необходимое наблюдение.

4. Выявить пособническую и родственную базы бандитов и дезертиров и обеспечить их осведомлением. Иметь в виду необходимость использования этих баз для изъятия бандитов и дезертиров, а наиболее злостных укрывателей арестовывать и привлекать к ответственности в установленном порядке.

5. В национальных районах практиковать привлечение местных авторитетов к делу отрыва рядовых участников бандитско-дезертирских групп от их главарей с использованием их по ликвидации или изъятию бандитов и дезертиров.

6. Ускорить выполнение директивы НКВД СССР о заочном предании суду как изменников Родины дезертиров, принимающих активное участие в бандитско-повстанческих формированиях, а дела на членов семей лиц этой категории представить на рассмотрение Особого совещания НКВД СССР.

7. Для изъятия дезертиров, скрывающихся в городах, практиковать также систематическое проведение тщательной проверки документов через органы милиции у лиц, вызывающих подозрение.

8. Чекистско-войсковые мероприятия по изъятию бандитско-дезертирского элемента, как правило, проводить в сочетании с агентурно-оперативными мероприятиями.

9. О результатах работы по борьбе с бандитизмом и дезертирством ежемесячно представлять отчет в НКВД СССР.

Зам. народного комиссара внутренних дел СССР

Комиссар госбезопасности 3 ранга Кобулов