Проект "Постулат"

Проект "Постулат"

Аннотация:

Синдром "Диванного Вершителя Судеб" добрался и до меня. Заморожено!!! Совсем заморожено.

Если быть до конца честным, то все ниже написанное чистой воды бред графомана, и не более того. Идея глупая, исполнение криворукое, но...

Что происходит в этой стране, как так получается и др. странные вопросы о России приходят в голову или достаточно умного человека или глупого (меня, к примеру) после столкновением с властью как феноменом. Власти не в смысле чего-то эфемерного, каких-то дядях в пиджаках, где-то в том большом доме, а именно как происшествие, как событие.

Все эти столкновения приводят к закономерному вопросу: "Что делать?"

*Переписывается*

Проект "Постулат"

Посередине комнаты со стенами, выкрашенными зеленой краской, стоит лысый мужчина. Мужчина голый и стоит на бетонном полу босиком. Грудь вся в синих от давности наколках, на пальцах красуются нарисованные перстни. Вокруг него суетятся двое молодых парней, измеряя метром плечи, руки, ноги, углы лопаток, голову, шею. Мужчина уже прошел все мыслимые и не мыслимые обследования. От кардиограммы — до анализа крови на гепатиты и ВИЧ.

За этим действом наблюдают еще два человека. Один из них одет в форму федеральной службы исполнения наказаний, а вот второй в обычном черном костюме.

— Симонов Алексей Федорович. 41 год. Ни детей, ни жены, ни родственников. Пожизненное наказание, без права апелляции, — с неохотой оглашает человек в форме. — Физически здоров, психически... судмедэкспертиза тоже признала его здоровым. Наследил и тут и там столько, что его рады прирезать чуть ли не в любом уголке нашей страны.

— Тем лучше. Я считаю, он нам подходит, — мужчина в черном костюме приближается к арестанту. При приближении он видит татуировку на шее. Ровная линия, опоясывающая шею. Вдоль линии надпись "Линия отреза".

Мужчина в форме службы исполнения наказаний рассержено вздыхает и, стиснув зубы, следует за спутником.

— Алексей Федорович! У нас к вам предложение, от которого трудно отказаться.

Цепкий взгляд арестанта проходится по мужчине, дорогому костюму и останавливается на глазах собеседника. Сам арестант выглядит сломленным, но не покоренным: смиренный вид, сгорбленная спина, спокойное лицо и хищник в глазах. Взгляд хищника, который проиграл, но не покорился. — Мы можем устроить вам свободу!

Арестант прячет глаза, уставившись в пол перед собой. По лицу проскальзывает едва заметная усмешка.

— Я не шучу. Реальная свобода. Нам нужны добровольцы. Если все пройдет успешно, то после тестирования нового оборудования мы вас освобождаем как доказательство ценного и успешного эксперимента. Все официально, все бумаги законны и подписаны самим президентом. Без шуток и липы.

Мужчина в костюме умолкает и разглядывает вереницу татуировок на арестанте. Не получив ответа, мужчина поворачивается к своему спутнику и спрашивает: — Извините, а татуировки что-то значат?

— Каждая имеет смысл в зависимости от того где, как и с какой надписью или вообще без нее расположена, — пожимает пышными погонами его спутник. — Это сложная система татуировок очень многое может рассказать о заключенном.

— Разрешите спросить, гражданин начальник? — одеваясь, спросил арестант.

— Спрашивай.

— Что это за оборудование такое, что вам добровольцы требуются, — заключенный не подал виду и взгляд не поднял, но волнение просто сочилось сквозь голос. — Поди, и сдохнуть от такого оборудования можно?

— Сдохнуть — нет, а вот делать кое-что по жизни больше не получится, — с ухмылкой сказал мужчина в черном костюме. — Например, рассказывать об этом оборудовании. В этом суть нашего оборудования. Делать ограничения. Мы предлагаем одно ограничение на ваш выбор. Если наше оборудование сработает — вы свободны, нет — вы опять свободны. Оборудование ставится в голову.

Арестант уставился в глаза мужчине в костюме. Искал подвох, ошибку, обман, но мужчина в костюме ровно и четко выдержал взгляд, ухмыльнулся и произнес с издевкой:

— Догнивать или попробовать — решать вам. Мы вас не торопим, у вас будет время на размышление. Ровно 20 секунд. Желающих хватает.

— Как освободят, гражданин начальник? — тут же четко и быстро спрашивает арестант. — За ворота — и вертись как хочешь?

— Новая фамилия, новый паспорт, подъёмные и неубиваемый телефон с вечной ториевой батареей. Мы всегда должны знать, где ты. Всё, — мужчина в черном костюме разводит руками, мол "условия и так шикарны, что еще хочешь?" В комнате царит молчание, и спустя несколько секунд он произносит: — Двадцать секунд кончились.

— Я согласен.

— Конвой! — громко кричит мужчина в форме и когда появляются двое дюжих конвоира коротко бросает: — В лазарет.

Арестант, сложив руки за спиной, проходит на выход, а мужчина в форме поворачивается к своему спутнику с вопросом:

— Вы действительно выпустите эту падаль? У него же руки в крови по самые гланды!

Мужчина в костюме смотрит на сопровождающего и морщится, как от зубной боли.

— Вы в своем уме? Ладно, этот кретин, но вы! Вы же офицер! — сложив руки в замок на груди, он вздыхает и отворачивается к окну, которое закрыто толстыми металлическими прутьями. — От нас живыми не уходили.

— А если уйдет? Если справится?

— Нельзя выиграть в игре, правила в которой придумываем мы, — пожимает плечами мужчина в дорогом черном костюме.

Несколько месяцев спустя.

Ролик на огромном экране.

На экране появляется седой мужчина в белом халате. Под глазами круги, а взгляд от недосыпания бегает.

— Образец номер 1796. Полная стабильность. Нет никаких побочных эффектов. 100% совместимость. Мы нашли принцип постановки модуля! — мужчина закусывает губу и неуверенно добавляет: — Я думаю, что мы нашли.

Глаза опускаются, и он начинает читать текст за кадром.

— Объект не испытывает дискомфорта же 78 дней. Установка модуля — запрет пить воду. Запрет был взят с потолка, и расчета на удачный исход не было, но в итоге из-за невнятных установок и отсутствия когнитивных якорей произошла программная ошибка. Подопытный категорически отказывается от любой прозрачной жидкости, включая спирт и газированные прозрачные напитки. Даже если он знает, что это не вода. Мы можем его напоить прозрачной жидкостью, если свяжем его и закроем глаза, но самостоятельно он от любой прозрачной жидкости отказывается.

В кадре появляется татуированный с ног до головы мужчина. Татуировки явно тюремные.

— Подопытный большую часть жизни провел в местах лишения свободы, и имеет специфичные параметры биотоков мозга. Сейчас мы проводим последние испытания на прочность и летальную функцию модуля. По изначальному замыслу эксперимента, подопытный, мучимый жаждой, должен сорваться и выпить стакан воды. В качестве альтернативы рядом со стаканом мы поместили пистолет с одним патроном. Психотип подопытного сложен таким образом, что самоубийство не приемлет как факт, так что сегодня, я думаю, мы увидим летальную функцию нашего модуля. Для чистоты эксперимента подопытный до эксперимента принимал мочегонные препараты. Перед экспериментом мочевой пузырь опорожнен принудительно.

Изображение меняется и в нем видно, как в ускоренном темпе, с перемоткой, в камеру вводят недавнего заключённого. Одет тот в теплую пижаму. Из обстановки в комнате только кровать, стол с ящиком, стул, стакан с водой и одно зеркало. Человек бессмысленно ходит по камере. Спит, сидит, снова ходит. Перемотка ускоряется, все сильнее и сильнее. Человек начинает пытаться стучаться в дверь, биться о стены, вылезти в маленькое зарешеченное окно, разбить зеркало, привинченное к стене. Он переворачивает кровать, разбивает стул о стену, подходит к столу и протягивает руку к стакану с водой. Рука трясется, тянется, но до стакана не достает. Человек кричит, бьет руками о стол, но к стакану не прикасается. Он заглядывает в единственную полку в столе. Оттуда он достает пистолет Макарова. Вместе с ним он ложится на пол. Спит, лежит с открытыми глазами, что-то говорит. Звука нет, только изображение, но видно, что он что-то бормочет одними губами. Спустя несколько секунд он встает, и перемотка прекращается.

Подопытный стоит, расправив плечи, лицо искажает гримаса боли, но слез нет. Рука сжимает рукоятку пистолета.

— Суки!... — шепчут треснувшие от жажды губы. Отметка времени бесстрастно сообщает, что прошло 147 часов, 53 минуты и 27 секунд. Подопытный повторяет одно и тоже, пересохший, скрипучий голос повышается с каждым разом становится все сильнее и сильнее. Через минуту подопытный орет во всю глотку: Суки! Волки позорные! Вашу мать и в рот и боком!

Он продолжает орать и покачиваться от обезвоживания. Вот рука с пистолетом вскидывается, дуло подносится к виску, а глаза зажмуриваются.

— Недоебанные бляди... — произносит подопытный и нажимает на курок. Выстрел. Голова мотнулась от удара 9 грамм свинца, а тело уже начало падать. Глухой стук от падения тела.

Запись обрывается, и в зале загорается свет.

Несколько мужчин сидят в кабинете за круглым столом. Все в пиджаках, галстуках, словно деловая встреча. Пиджаки без эмблем, без знаков отличая, но покрой и то, как они сидят на них, позволяют делать далеко идущие выводы. Ни одного отечного, заплывшего жиром лица. Все подтянутые, хотя многие имеют седину. По таким лицам и не скажешь, что "пашут как лошади". Только дикая усталость в глазах и темные круги под ними сообщают, что халтурщиков среди собравшихся нет.

В зале, щедро украшенном позолотой и лепниной, сидит седой человек с архаичной кожаной папкой. Он встает перед столом, за которым сидят мужчины и, кашлянув, начинает доклад.

— Я рад чести выступить перед вами и постараюсь...

— К делу! — коротко обрывает его один из мужчин. Лысина на голове и взгляд, от которого хочется убежать. — Расшаркиваться на пресс-конференциях будем...

— Да, собственно. Прошу прощения, Иван Васильевич, — мужчина суетливо поправляет очки и начинает выкладывать листы из папки перед каждым участником. — На данный момент у нас намечается кризис в структуре власти. Мы имеем дело с тотальной коррупцией. Она настолько масштабна, что грозит перейти в "культуру власти". Другими словами, скоро будет "не нормально" НЕ пилить бюджет в субъектах страны. Если в высших эшелонах власти мы можем наблюдать пока относительную чистоту представителей...

Один из мужчин, тот, что был заметно шире остальных в плечах, язвительно хмыкнул на такую трактовку, но докладчик постарался не обращать внимания на подначку.

— ...Да, в семье не без урода, Дмитрий Викторович, но в среднем звене и непосредственно в субъектах федерации мы можем наблюдать тотальную коррупцию. Она приобрела настолько ужасающий размах, что НЕ пилить со всеми бюджет — НЕ нормально. По данным, добытым лично мной — от таких стараются избавиться как можно быстрее. Вплоть до физического устранения. Далеко ходить не надо. Можно вспомнить...

— Прежде, чем заявлять подобные вещи, надо хоть немного думать, — вмешался широкоплечий Дмитрий Викторович. Казалось, что даже сквозь пиджак на нем проступают мышцы. — Если бы пилили, не задумываясь, — результатов от приказов сверху не было. По нашим данным — приказы на местном уровне выполняются. Худо-бедно, но выполняются. Я понимаю, что не все гладко, и чиновничий аппарат кормится...

— Простите, Дмитрий Викторович, но не кормится. Жрет. По-другому не скажешь, — докладчик снял очки и начал протирать их, попытавшись спрятать взгляд в плотных занавесках. — Приказы выполняются без финансовых затрат, или с мизерным применением денег. Все остальное оседает в местных органах власти. Масштабы просто ужасают. Я тут собрал информацию по трети субъектов...

— Мы уже ознакомились, — снова обрезает полемику Иван Васильевич. По тону и безапелляционности его слов сразу понятно, кто тут главный. — С ситуацией и докладами мы знакомы. Желающих ознакомить нас с ситуацией в субъектах федерации хватает. Мы же собрались здесь, чтобы услышать ваши предложения.

Докладчик умолк на полуслове, руки вернули на место очки и он задумчиво произнес:

— Любите ли вы Россию так, как ее люблю я? ... — мужчина глубоко вздыхает. — План и прост, и сложен одновременно.

Докладчик подходит и кладет перед каждым стопку бумаг. Простые белые листы. На первом написано крупными буквами: "Программа "Постулат".

Один из мужчин взвесил в руках стопку, лицо исказила недовольная гримаса:

— Может, вы хотя бы кратко нам опишите смысл этой программы? По ролику, который вы нам показали, мало что можно понять.

— Постепенная замена всех ключевых мест во власти. Дальше — больше. Дойдем и до субъектов. Везде будут наши люди...

— Это вы будете думать, что они ваши. На самом же деле..., — попытался вмешаться один из мужчин, но докладчик вставил свою фразу:

— Наши люди будут контролироваться программно.

В зале повисла тишина. Несколько пар глаз сосредоточенно сверлили взглядом докладчика.

— Недавно нам удалось разработать новую концепцию контакта между компьютерами и человеческими мозгами. Мы научились делать искусственные синапсы. И как итог, мы научились контролировать мозг человека. Благодаря работе Петра Сергеевича нам достался самый разнообразный подопытный материал. Мы научились выделять центры поведения у человека и заставлять программно подчиняться его нужной нам установке.

— Вы что, предлагаете сделать из чиновников киборгов?

— Нет. Это нам не по силам, даже в отдаленной перспективе, да и не поможет в решении нашей проблемы. Я предлагаю создание вживляемого модуля. Модуль будет довольно прост. Он будет реагировать на четкий мыслительный процесс. Явным показателем эффективности является представленный вам видеоролик. Пожизненно заключенный предпочел смерть от пули стакану воды. А если мы возьмем идею, к примеру, "на благо России"? Мы можем получить идеальный чиновничий аппарат! Для этого поначалу придется начать выращивать замену нынешнему чиновничьему аппарату...

— А что это за градация такая странная... "Свой", "Цербер", "Ведущий" и... "Апостол"?— вмешался один из мужчин, пробегая по листам глазами. Мало кто знал, что этот неприметный мужчина средних лет читал не строчками, не абзацами, а листами. — При беглом прочтении больше похоже на очередной культ или подобие масонского ордена.

— Градация необходима, чтобы отделить тех, кто пройдут весь курс подготовки, тех, кто его не осилят и тех, кто подойдут под наш "программный контроль". Дело в том, что на данный момент мы можем поставить подобный модуль не всем. Нам необходимо определенное положение нервных центров в коре головного мозга. Это очень глубокая физиология и если говорить проще, то нам подойдут ДАЛЕКО не все. Процентов 7-8, не больше. По программе "Постулат" предполагается растить детей из детских домов. Нам придется сделать закрытую территорию, обеспечить полную секретность для... я думаю начать с нескольких тысяч детей...

— Вы в своем уме? Вы хоть считали, в какие средства это встанет? — мужчина с широкими плечами и военной выправкой глядел исподлобья, взгляд ничего хорошего не предвещал. И дураку было понятно, что этот мужчина имел отношение к военному ведомству, а обеспечение секретности такого крупного проекта ложилось именно на это ведомство.

— Вы еще не услышали потенциала этой программы, — докладчик примиряюще поднял руки. — Только по самым скромным подсчетам на странице 78 приведена сводная таблица должностей и сэкономленных средств. Это не верхняя планка, это нижняя.

В заде повисла заминка на несколько секунд и послышался шелест бумаги. В тишине голос Ивана Васильевича прозвучал как гром.

— Откуда цифры?

— Полная отдача стране и должности. У нашего человека не будет зарплаты. Он будет полностью на государственном обеспечении. Соответствующее питание, проживание, обеспечение всем необходимым. От зубной щетки до регулярных интимных встреч с НАШИМИ женщинами. Чиновник не должен в чем-либо нуждаться. Он должен работать.

— Ну вы прям... — человек с военной выправкой развел руками и не смог подобрать культурного слова для такого заявления.

— Вместе с тем, участник программы получает и ограничение. На такого чиновника нельзя чем-либо воздействовать. Такой чиновник не имеет права на семью, на родственников или другие привязанности. Я не просто так отметил, что нам требуются именно дети из детских домов. Это очень важный момент. Нам необходимо сделать из людей готовых в любой момент отдать жизнь за страну. Они осознанно должны идти на такое...

— Вы играете с очень опасными вещами, — со вздохом вмешивается один из мужчин. Его лицо начисто выбрито, на голове седеющая шевелюра, на носу очки в золотой оправе, и крупные мешки под глазами. — Национализм такой формы в чиновничьем аппарате может сыграть злую шутку. Вы не боитесь, что мы к такому пока не готовы?

— Я с вами полностью согласен, — кивает докладчик. — Пока мы к такому не готовы. Но и чиновники такого уровня — не пирожки. На подготовку первого поколения нам понадобится лет 20, но можно начать подготовку уже сейчас. Ввести ряд ограничительных мер, начать, к примеру, массовую накачку в духе: "Русский — это не славянин. Русский — это житель Российской Федерации". Нам над многим придется начать работать, и ряд превентивных мер описан в последнем пункте.

Докладчик перевел дух и хотел было возобновить пояснения, но вмешался другой мужчина в темно-синем пиджаке. С виду ничем не примечательный, с сединой в волосах, но взгляд настолько цепкий, что казалось, ощущаешь его кожей.

— Мысль очень знакомая. Вспоминается Германия в период правления Гитлера, но... — мужчина пожевал губами, подбирая слова. — Нечто похожее делали и мы. Чего уж греха таить. Я поддерживаю данный проект. Поначалу мы вообще можем сделать все тихо. Ставить всех своих людей на нужные места и начинать потихоньку замены. Наши люди начнут "входить в имеющийся коллектив по местным правилам". Собранный ими капитал сливаем на нужные счета и ими же финансируем затраты на следующее поколение. Когда количество нужных людей подойдет к определенному порогу — мы просто делам тихий переворот. Отлучаем от власти все коррумпированные элементы, устраиваем чистку среди местных бизнесменов с арестами и делами, и получаем полный контроль над субъектом. Обратите внимание — тотальный контроль. Такого у нас не было со времен "трубки и пышных усов", но тогда обратной связи не было, а у нас будет. Вы только вдумайтесь...

— Василий Иванович, тут подготовка кадров требуется аналогичная подготовке внешних агентов. Это уже ваша епархия, если вы уж решились поддержать проект...

— Я не возражаю и готов предоставить инструкторов в полном объеме. Ради такого — готов, — Василий Иванович поворачивается к остальным. — Вы вспомните, что было? Приезжают, блистательные доклады и отчеты волокут с собой на сотню листов. А что было, когда уполномоченных представителей начали посылать? Помните, какие разгромные отчеты снизу пошли? Публичная порка, замены — и все вроде хорошо. И полпреды улыбаются, кивают синхронно отчету, а когда наши агенты по стране поехали? Помните, что было? Дачи, коттеджи, семейства за границей, машины ценой в бюджет Кировской области. А теперь появилась возможность засунуть компьютер в голову к чиновникам, и мы будем на 100% уверены в их адекватности. Будет гарантия, что такой человек не предаст, не продаст и не уедет, как запахнет жареным, за границу. Вы понимаете? Чиновник не начнет складывать себе в карман через год, три, пять! Это стоит любых затрат, это окупится в первый же год! Если 80% бюджета оседает в карманах чиновников, то вы только представьте, что будет, когда они, допустим, справятся с текущими расходами и вернут в федеральный бюджет пусть 70% того, что сейчас расхищается? Вы вообще понимаете, какие средства вернуться в бюджет? Да черт с этими средствами! Вы понимаете, каких агентов для внешней разведки мы можем начать готовить? Агент без права выдачи информации. Не нужен яд, не нужен пистолет! У него в голове будет компьютер...

— Совершенно верно, хотя еще есть ряд пунктов, которые требуют пристального внимания и обсуждения. Проект по своей сути колоссальный, но и работа предстоит немалая, — докладчик зарылся в бумаги и, достав один из листков, принялся читать. — Вот, к примеру... Чисто технический вопрос: "Защита от электромагнитого излучения". Или такой вот вопрос: "Рано или поздно наши люди не смогут выполнять свои функции". Что тогда? Пенсия? Они ведь всю жизнь проведут на должностях, и мало что смогут самостоятельно. У них не будет зарплаты, и на пенсии жить им будет негде. Выход? Я вижу только закрытые дома престарелых.

Лешка

Лешины глаза блестели. Столько розовых бумажных пачек, которые манили сладким ароматом малины, он не видел никогда. Он пробовал его всего раз в жизни, и вкус останется в памяти навсегда. Этот запах синтетического аромата малины, привкус дешевого крахмала и комочки, которые нет-нет, да попадаются в кружке. Комочки были самым вкусным. В них вкус малины был особенно концентрированным. Иногда это оказывались комочки обычного крахмала, но бывало — везло, и вот тогда...

Кто-то скажет: "Какие его годы? Всего-то 4!" Для кого-то просто кисель, а для мальчишки в детском доме, в такой глуши, что не каждый слышал, не просто кисель. Напиток богов! Очень часто в темноте комнаты при свете уличного фонаря худенький мальчишка в шерстяном одеяле разглядывал крупные снежинки. Они летели медленно и величественно, но он думал не о них. Он мечтал о том, как вырастет, будет зарабатывать деньги и пить малиновый кисель — столько, сколько сможет. А как только выйдет из детского дома — тут же пойдет в магазин и купит пачку малинового киселя и попробует съесть ее сухой. И никто не будет бить его потому, что не отдал свой стакан. Не придется ни от кого прятаться.

"Комочки — это ведь кисель, который не растворился? Значит и сухой кисель такой же вкусный. Разве нет? Почему его не дают сухим? Так ведь вкуснее..."

Воспитатель, полная женщина лет 50-ти, наклонила голову вперед и голосом, не терпящим пререканий, произнесла:

— Выйди!

Кадык пронесся вниз, сглатывая слюну. Леша все никак не мог оторвать взгляда от россыпи пачек киселя на большом столе. На нем обычно повар Тамара Михайловна резала хлеб огромным ножом. А сейчас на нем стояла сумка, с которой приходила воспитатель Нина Сергеевна, а рядом с сумкой — россыпь бумажных розовых пачек киселя.

— Пошел вон! — прошипела сквозь зубы Нина Сергеевна.

Холодок пробежал по спине Леши, и он поспешно вылетел за дверь. Страх простоять ночь в темном углу почти животный. Получив такое наказание пару раз, Леша стал почти образцовым ребенком. Он всегда аккуратный, всегда моет за собой посуду, никогда не перечит. Одна слабость — малиновый кисель. За него он дрался, из-за него он периодически попадал в тот темный угол. Иногда, когда все спят, он позволял себе помечтать. Как будет пить один кисель, или вообще есть его сухим.

Сейчас же он был в смятении. С одной стороны — он один знал, что скоро дадут кисель. С другой — его прогнали, значит — это будет сюрприз? До Нового года — три месяца. Может быть, на Новый год дадут?

Не дали. Не дали на Новый год, не дали на 23 февраля, не дали на день рождения воспитателя, не дали на 9 мая. В следующий раз Леша увидел кисель ближе к июлю. Он увидел розовую бумажную пачку, которая вывалилась из сумки. Сумку он знал хорошо. С этой сумкой на работу приходила их воспитатель Нина Сергеевна. Леша видел вощеную бумагу сливочного масла, желтые крышки подсолнечного, но розовая обертка киселя вызвала целую бурю эмоций. Он ничего ей не сказал, ни в чем не уличил и не начал истерики. Он, как и все, — промолчал.

В тот момент просто заныло что-то в груди, то ли совесть, то ли обида. Леша тогда еще не умел их различать. А вот взгляд и поведение тех, кто старше — уловил сразу. Отводили глаза, делали вид, что ничего не увидели, но крепко сжатые губы белели, сжимались под столом кулаки. Леша не знал, как такое называют, но уже умел это чувствовать.

Этим же летом к ним приехали две женщины и мужчина. Таких людей Лешка еще не видел. Обе женщины были в возрасте, ухоженные, красивые, одетые в красивые костюмы. Они не кричали, не ругались, не заставляли ничего делать. Мужчина вызвал много вопросов. От него не пахло алкоголем и табаком, как от местного дворника дяди Юры, он был начисто выбрит, в отглаженном костюме, начищенных ботинках.

Поначалу эту компанию встретили неприветливо, но когда мужчина показал красный прямоугольник, в котором была вклеена его фотография, все сразу засуетились. Всех переодели в чистую и новую одежду, которую одевали только по особым случаям, собрали в большом холле и строго-настрого запретили жаловаться и ябедничать.

Спустя полчаса всех детей начали уводить в комнату, где сидели гости. Обратно никого не возвращали, сразу куда-то уводили. Сначала Лешка думал, что это новые мама и папа выбирают себе ребенка. Он уже видел такое, только они не закрывались в комнате. Обычно они приходили, когда дети играли. Их тогда тоже одевали, но не было такой суеты, не было страха в глазах воспитателей.

Вот воспитательница подошла к нему, поправила воротничок и шепотом сообщила на ухо: "Не болтай!" Лешка кивнул, рука воспитательницы подхватила его ладошку, и его ввели в кабинет. За столом сидели те две женщины и мужчина.

— Веденеев Алексей, — сухо произнесла воспитатель, как только они вошли.

— Присаживайся, Леша, — приветливо улыбаясь, произнес мужчина. Он кивнул на стул перед столом.

Леша взглянул на воспитателя. Одобрительный кивок — и мальчик несмело забирается на стул. Воспитатель из кабинета выходит.

— Леша, сколько тебе лет? — спросила женщина в очках. Неестественный угольно-черный цвет волос не намекал — кричал о том, что они крашенные. Лица коснулось дуновение старости, но морщин на удивление немного. Женщина изо всех сил старается выглядеть молодо и следит за собой.

На вопрос Леша ответил жестом. Он показал женщине растопыренную пятерню с загнутым большим пальцем.

— Леш, мы ищем особых детей, — спокойно начал мужчина рассказ. Он не торопился, но речь была слишком четкой. Словно ее давным-давно заучили. — Нам очень нужно, чтобы ты посидел пару минуток ровно и не шевелился. Мы оденем тебе на голову вот такой шлем. Это не больно.

Мужчина подошел к столу с компьютером и поднял полусферу со стола. Глаза Леши стали большими и испуганными. Толстый кабель и красные лампочки внутри сферы казались зловещими. Мужчина, заметив реакцию ребенка, едва заметно вздыхает и смотрит на вторую, седую женщину.

Женщина выглядела довольно необычно. Минимум косметики, седые волосы, росчерки морщин по лицу и самая обворожительная улыбка, которую доводилось видеть Алеше.

— Леша, сейчас дядя оденет на меня эту штуку и ты посмотришь, что ничего страшного в этом нет, — женщина подмигнула мальчику и, подхватив его за руку, повела к компьютеру. — Садись ко мне на колени. Посмотришь, что дядя будет делать...

Обследование не заняло много времени, и уже через несколько минут мужчина задумчиво вглядывался в диаграммы и графики на мониторе, а женщины расспрашивали мальчика:

— И что же ты больше всего любишь кушать? — спрашивает женщина с явно крашеными волосами.

— Кисель.

— А какой? — уточнение ввергает Лешу в задумчивость. Мальчик не знал, что кисель может быть разным. Видя, что мальчик "завис", женщина тут же меняет тему: — А ты помнишь маму или папу? Может быть, сестричку или братика?

Мальчик задумчиво смотрит на собеседницу и, пожав плечами, произносит:

— Я тут всегда был.

— Идеальное совпадение... — доносится от компьютера мужской голос. Спустя минуту к мальчику подходит мужчина, который садится на корточки так, чтобы оказаться глазами с Лешей на одном уровне. — Леша, мы хотим забрать тебя с собой.

Мальчишка испуганно взглянул на женщину и почему-то начал вжимать голову в плечи.

— Не бойся, мы увезем тебя туда, где всегда дают кисель, никто никого не бьет, и о тебе будут заботиться, — начала пояснять женщина.

Еще не рассвело, а на остановку в спальном районе начинает стекаться народ. Хмурые, укутанные в шарфы по самые ноздри люди медленно бредут к месту посадки в транспорт. Поток людей слабый, сказывается воскресный день. Среди этого потока идет мужчина, на вид лет тридцати. Обычная вязаная шапка, черный пушистый шарф и шерстяное пальто. Пальто в такой мороз явно было не по погоде.

Видавший лучшие времена автобус, заграничный, но очень уж старый, медленно подкатил к остановке. Народ засуетился, все торопились на работу. Да, есть люди, которые работают даже в воскресенье. Наш мужчина в черном пальто не стал исключением. Он вместе со всеми торопился залезть в автобус. Вот он заходит вместе с остальными и усаживается сзади. Там у автобуса двигатель и печка дует чуть теплее, да и пол не покрыт наледью, тепло от двигателя подогревает пол и сиденья.

Среди пассажиров оказывается двое мужиков. Оба явно подпитые, оба в пушистых меховых шапках, и красуются яркими красными носами. Оба идут назад, туда, где потеплее, и усаживаются позади нашего мужчины в пальто. Замечают они друг друга только тогда, когда уже уселись на сиденье.

— Колька, ты что ль?

— Оба! Ванька! А ты чего тут?

— Ай! — машет рукой Колька — Теща на рынок погнала за мясом. У нее там свояки, бычка деревенского привезли. А я вчера за наших две чекушки приговорил! Как играли! Как играли!

— Да-а-а-а... Играли на славу! — Ванька вздыхает, шмыгает носом и утирает его кулаком. — Я вчера три приговорил, на радостях...

Оба с улыбками вздыхают, и по салону автобуса разносится едкий запах водочного перегара. Автобус трогается, кондуктор, упитанная женщина лет сорока, начинает собирать деньги с головы автобуса, а пассажиры устраиваются поудобнее. По тем, кто уже готовится прикорнуть на ходу, можно было определить, кто едет до конечной "центр", а кто выходит на заводе, который буквально в нескольких остановках.

— Слышишь! Колька! Ты чего, спишь уже?

— Не, гол Иванченко вспомнил! Он как в угол дал, так я вскочил и столик с закуской опрокинул! — Колька пожевал губами и с грустью добавил. — Моя кижуча солила, я себе бутеров под такое дело наделал с маслом, а они все по полу! Я на радостях подпрыгивать начал, и на одном поскользнулся.

— И чего?

— Да ничего! Нет у меня столика журнального больше! — буркает Колька и тем же тоном добавляет. — И жена всю плешь проела с этим столиком.

— А, ты вон чего! Столик — херня! К Петровичу сходишь — он тебе новый смастерит из обрезков. А я тут услыхал знаешь чего?

— Чего?

— Губернатор наш, молодой, отчебучил, говорят!

— Ай! — махает рукой Колька — Они вечно чебучат. Старый — знаешь, почему не чебучил? Потому, что песок с него сыпался. Старый уже. Ни любовниц у него не было, ни шестого дома на Канарах. Ты мне вот что скажи: был у нас хоть один губернатор, чтобы не чебучил? А?

— Чего ты передергиваешь все время! Ты дослушай! — Ванька назидательно поднял вверх палец и произнес: — Наш молодой губернатор с молотка продал все джипы, что нашу администрацию возили!

— Это ж сколько он на откатах себе в карман положил? — Колька начал чесать лоб, прикидывая барыш губернатора. — Погодь, а администрация новые закупила? Не пешком же ходят?

— Закупила! — довольный Ванька глянул на друга и с ленцой добавил. — Закупили три уаза и четыре волги.

— Брешешь! — безапелляционно заявил Колька — Их с производства в нулевых сняли!

— Снять то сняли, но если губернатору надо, то со складов достанут!

— Брехня! — не унимался Колька. — Не будут депутаты наши на волгах ездить!

— Я тебе говорю как есть! Я в новостях отчет видел! Там гаражный мастер нос воротит, но волги и уазы принял!

Пока двое мужиков спорили, в конце разговора перейдя на повышенные тона, наш молодой человек сидел и, хмурясь, слушал мужиков. В конце разговора он поворачивается и спокойным тоном говорит:

— А что, про дачи ничего не сказали в новостях?

Мужики переглядываются и синхронно пожимают плечами.

— Вот черти! Я ведь и все коттеджи, что на балансе края были, — с молотка пустил.

— Ну и на кой? По-другому воровать не научили? — с ухмылкой спрашивает Колька, не признавший в мужчине губернатора.

Ванька же новости смотрел, и потому нового губернатора в лицо знал. Он ткнул друга локтем, и большими глазами и кивками попытался объяснить.

— Ну, воровать меня не учили, но я рассуждал так. Живем мы на народные деньги? Так? Так! А почему меня тогда на работу возит машина с таким движком, что трактора обзавидуются? Да и стоит та машина как две квартиры у нас в районе. Для чего? Меня и автобус возить может. Зачем держать такую машину, которая ест бензин не меньше того же трактора? А коттеджи за городом администрации на кой черт? Что с ними делать? Дохода в казну не приносят, ухаживать за ними, содержать надо? Надо! А зачем? Вот и пустил их с молотка.

Все пассажиры, до этого поневоле слушавшие разговор двух мужиков с похмелья, теперь стали свидетелями данной сцены. Теперь они тайком, словно невзначай, поглядывают в сторону губернатора и мужиков.

Колька же не верит в подлинность губернатора и продолжает ехидно ухмыляться и придираться:

— Товарищ губернатор, а что же вы в пальтишке? На улице -27! Не заработали на шубу-то? — друг Ванька уже открыто дергает его за плечо.

— Нет, что вы. С первой зарплаты бы мог бы взять, — мужчина стучит себя по груди, и оттуда слышится звук, как из пустой бочки. — Это все из-за бронежилета. В шубе и бронежилете я сварюсь даже в тридцатиградусный мороз! Вон, охрана покою не дает, все порядок блюдет, охраняет!

Губернатор кивает на здорового мужика в пуховике, сидящего с краю через проход. Другой мужчина, к слову, не менее огромный, сидевший рядом с губернатором, возмутился:

— Ну, Алексей Михайлович! Ну, договорились же!

— Что договорились? Вы со мной и в туалет ходить будете?

— Надо будет — будем ходить! А если, не дай бог, пырнет ножом кто? Что тогда?

— А поделом тогда! — начал передразнивать губернатор охранника. — Если хреново руковожу — пусть режут! Ну, а если и найдется дурак или террорист какой, то вы зачем? Зачем нам вообще МВД, если дураки с ножами по улицам разгуливать будут, или террористы что попало творить будут?

— Ну вот! Старая песня! — вздохнул охранник.

— Все я сказал! — отрезал Сергей Михайлович и повернулся к мужикам. Оба сидели с огромными глазами и пялились на губернатора, едущего на работу в автобусе. — Вот такие пироги, мужики. Даже поссать спокойно не дают.

От прохода слышится едва слышный голос кондуктора:

— Оплачиваем проезд, — женщина вжала голову в плечи, словно сейчас должен ударить гром небесный.

Алексей Михайлович начинает рыться в карманах пальто, охранники повторяют за ним. Первым несколько металлических монет достает губернатор, протягивая кондуктору.

— За вас уже заплатили... — едва выговаривая, произносит кондуктор и поворачивается к охраннику.

— А за этих мы заплатим! — вмешивается Ванька и протягивает сотенную купюру. — Не за свои же им ездить, на службе ведь!

Пассажиры, прежде открыто наблюдающие за этой сценой, отворачиваются. Многие прячут довольные улыбки.

На другой стороне, у окна, седой мужчина произносит скрипучим голосом:

— Поостереглись бы вы! Вона, Евдокимов тоже супротив власти пошел! И что? — взгляд, повидавший уже много в этом мире, останавливается на губернаторе. — Хлопнули, и дело с концом! Нет человека — нет проблем.

— Типун тебе на язык, старый! — произносит кондуктор, отсчитывая сдачу мужикам за Алексеем Михайловичем.

— А я не один, — усмехается губернатор. — Мы — команда.

— Кто — мы? — улыбается беззубым ртом старик. — Ты, да зам твой?

— Придет время — узнаешь, — с загадочной улыбкой мужчина отворачивается к окну.