Дон: Крещение кровью

Дон: Крещение кровью

США двадцатых годов — необычное место, где находится место всему. Чему именно? Сухому закону и использующим его для невероятного обогащения лидерам мафиозных кланов, возможности за пару лет подняться на вершину или упасть с высоты на дно, пистолету и интриге. Вот в этом 'адском котле' и оказывается человек родом из конца XX-го века, в своём времени не отличавшийся скромностью и почтением к закону...

Пролог.

Иногда я достаю альбом с фотокарточками и перелистываю его, словно пытаясь оживить минувшее. Получается, конечно, плохо, но даже такой относительный успех способен порадовать. Что ни говори, а приятно вспомнить те годы, когда все еще только начиналось. Годы, в которых я был всего-навсего парнем по имени Алексей, единственным сыном барона ди Кардальо, только начинающим идти по выбранному пути.

Забавно, но лишь достигнув власти, уважения в определенных кругах, сколотив собственную империю среди 'людей чести', а потом сделав, пожалуй. самый важный шаг, я стал погружаться в воспоминания, пытаясь найти в них маленькие отрезки безоблачной жизни, не омраченной постоянными проблемами и потерями людей из близкого окружения. Тогда, при достижении вершины, все проходило менее болезненно, круговорот опасностей и поселившиеся в голове стремления не давали отвлекаться. Сейчас же...

Впрочем, обо всем по порядку. Семья ди Кардальо прибыла в США в 1923 году, покинув поместье Александра ди Кардальо на Сицилии из-за крайне неблагоприятной для него политической обстановки, сложившейся тогда. Бенито Муссолини или, как величали его в кругу семьи, 'проклятый коротышка', придя к реальной власти, стал перекраивать жизнь Италии по своим меркам. А они, надо сказать, отличались от тех, к которым привыкли на Сицилии.

Сицилия... На этом острове даже язык был, как бы это сказать, не совсем итальянским. Если какой-нибудь заезжий гость из Рима или там Венеции попадал за пределы Палермо или еще парочки крупных городов, у него практически не было шанса нормально объясниться с местными крестьянами. Что поделать, слишком разные миры, да и языки тоже. Формально все внутри единой Италии. А вот на деле всё обстояло совсем по другому.

Бароны ди Кардальо. Древний род, к которому я как бы принадлежал. Почему 'как бы'? Исключительно по причине того, что сознание человека — явление крайне сложное, как оказалось. Иначе не оказалось бы моё — родом из середины девяностых XX-го века — в этом же веке, но чуть ли не в самом его начале. Впрочем, моя биография и печальное завершение оной там, в будущем — это дело мутное и не особо хочется её вспоминать. Хватает и того что в ночных кошмарах момент смерти ТАМ то и дело возвращается, заставляя просыпаться в холодном поту.

В любом случае, я уже да-авно привык считать себя Алексеем ди Кардальо. Слишком давно. А проблемы у моей здешней семьи возникли не столько из-за Муссолини, сколько из-за того, что и на Сицилии мы объявились некоторое количество лет тому назад. Конечно, теоретически поместье было там постоянно, в нем сидел управляющий, получая ценные указания от 'отца' и действуя тем или иным образом. Постоянно же род баронов ди Кардальо еще со времен Екатерины Великой обитал в Российской Империи, появляясь на землях предков лишь время от времени, отдохнуть в теплых краях или пересидеть времена, когда кто-то из рода оказывался в опале.

Все изменил семнадцатый год... Как только грянул февраль, Александр ди Кардальо, как глава рода, сразу понял, что к чему и, приложив немалые усилия, в том числе финансовые, спешно вывез семью из Петербурга в Крым, а оттуда на попутном военном транспорте в Италию. Сначала он и сам отправился с нами, причем на совершенно законных основаниях. Хоть он и имел чин капитана по артиллерии, но, получив в конце пятнадцатого года сильную контузию от разорвавшегося на позициях снаряда, находился в бессрочном отпуске по ранению.

Доставив нас в родовое поместье и пробыв некоторое время с нами, отправился обратно на Родину, раздираемую безумствами взбесившегося плебса. Тогда на Дону формировалась Белая Гвардия и барон Александр ди Кардальо, дававший присягу пусть рухнувшей, но великой империи, не мог оставаться в стороне от борьбы на стороне тех, что хотел её возрождения.

Вновь он оказался на войне, но теперь уже на совершенно другой, гражданской, разделившей страну на две неравные части. Снова артиллерия, потом неожиданный переход в службу контрразведки генерала Антона Деникина, потом сменившего его на посту Верховного правителя барона Врангеля. Крым, эвакуация. И снова Сицилия, второй родной для ди Кардальо край, где планировалось продолжить жизнь.

Для меня это было особенно печально. Ведь я ЗНАЛ о том, что ждёт Россию вплоть практически до конца века. И знание было откровенно горьким. А ещё горше — осознание того, что я не могу сделать ничего. Уж в ближайшие годы точно. Касаемо же отдалённых перспектив... тут много зависело от того, кем я смогу стать тут, до каких вершин добраться. Но пока оставалось взрослеть, приспосабливаться к местным реалиям и строить планы. Иначе никак. Ну и, само собой разумеется, скрывать тот факт, что юный Алексей ди Кардальо уже не совсем он, а другой человек в его теле. И хорошо, что подростковый период. Он и сам по себе примечателен сменами настроения, образа жизни, предпочтений и привычек. В этом плане мне повезло.

Мне — повезло. А вот семье ди Кардальо в целом — не слишком. Злой рок, гримаса судьбы? Кто знает. В любом случае, возникший конфликт с мэром Палермо из-за канала поставок сельхозпродукции обошелся слишком дорого. 'Отец' никогда не любил и не желал идти на компромиссы, делясь своими деньгами с теми, кто этого не заслуживал. Результат... его не так сложно было предсказать. Сначала была попытка убить строптивого барона по-тихому, но она с треском провалилась. Понимая, что следующим этапом станет уже официальная угроза со стороны властей, могущая кончиться весьма печально, 'отец' вынужден был снова готовиться сменить страну.

Выбор, был ли он у него? В теории — да. После срочной продажи всего ценного имущества и перевода денег на счета за пределами Италии, получившейся суммы хватило бы на то, чтобы обосноваться практически в любой стране. И вместе с тем далеко не везде можно было чувствовать себя не полностью чужим. Югославия, Франция... Там было большое количество беженцев из рухнувшей Российской империи, но там они были именно что беженцами. К тому же офицер рухнувшей империи просто устал... не мог больше видеть осколки рухнувшего величия. Винить его за это? Я бы точно не стал.

В итоге важную роль сыграло то, что эмиграция итальянцев, в том числе и с Сицилии, шла в одном основном направлении — за океан, в США, где во многих городах восточного побережья образовывались свои 'маленькие Италии'. Так что, эмигрируя в США, сицилийцы, да и итальянцы из иных частей королевства, никогда не выпадали полностью из привычной для них среды обитания.

Продано было все имущество, за исключением собственно замка и небольшого клочка земли, на котором он стоял. Само по себе это семейное гнездо ди Кардальо стоило немного, поэтому не должно было возбудить особо острого приступа жадности власть предержащих. Ну а неофициально через уважаемых на Сицилии в целом и Палермо в частности людей 'отец' просил передать следующее:

— Если 'коротышка' настолько жаден, что ему для полного и всеобъемлющего счастья требуется получить дом, в котором рождались, росли, а иногда и умирали члены семьи ди Кардальо — пусть подавится, как дворовый пес брошенной костью. На глазах других благородных родов, которые не преминут ему об этом напомнить.

Демарш-провокация был успешен. Муссолини, при всех его неприятных особенностях, не рисковал всерьез ссориться с аристократией королевства. А ухитриться на Сицилии, где у него и так были проблемы, восстановить против себя, помимо мафиозных семей, еще и значительную часть аристократии, было бы неумным поступком. Тем более что и прибытка с этого не было бы. Взвесив 'за' и 'против', похоже, он просто решил закрыть глаза как на это послание, так и на бегство своевольного барона. Итогом стало то, что замок и пара гектаров прилегающей к нему земли остались за баронами ди Кардальо, хотя теперь никакой прибыли с остатка владения семья не получала. Остался лишь символ принадлежности к аристократии, не более того. Но и это много значило. Не просто титул, а ещё и с 'родовым гнездом'.

Двадцать третий год... Именно тогда семья оказалась в Нью-Йорке в полном, хотя и небольшом составе. Барон Александр ди Кардальо, его жена Ольга, урожденная Мелехова, я и младшая сестра, Софья. 'Отец', благодаря все еще имеющимся у него деньгам, приобрел неплохой дом, сравнимый по комфорту с сицилийским или окончательно потерянным в России. Работу найти было не так уж сложно, хотя особой надобности в этом и не было. Просто он никогда не любил пребывать в бездействии только и всего. Ну а имеющиеся знания в области техники и математики позволили ему без проблем занять место преподавателя в одном из колледжей, пусть и не из самых значимых.

Чем стал заниматься я? Готовиться к поступлению в колледж — что для человека конка века, имеющего высшее образование, не составляло особой проблемы — и иными, куда более важными делами. Какими именно? Развитием не интеллектуального багажа, уже имеющегося, а тела, которое требовало пристального к себе внимания. Разумеется, начал я этим заниматься чуть ли не сразу после попадания в старый новый мир, но дело то не быстрое. Сила, гибкость связок, работа с оружием, знакомым и ранее, но требующим некоторой шлифовки. Как ни крути, а тут иные модели пистолетов, которые были знакомы больше по музейным экспонатам, хотя и не все. Некоторые, вроде 'парабеллума' и 'браунинга' даже в руках держать доводилось. В России девяностых чего только у торговцев оружием не всплывало.

Ах да, ещё была головная боль под названием изучение английского языка, который раньше я знал в пределах школьно-институтского уровня, то есть очень и очень слабо. Вот итальянский — тут всё было отлично, за что спасибо огромное доставшейся от прежнего хозяина тела памяти.

В общем, в 1924 году без каких-либо серьёзных хлопот удалось поступить в Грэхемский колледж, что располагался в Дайамонд-сити. Почему в другом городе? По рекомендации 'отца', который был уверен, что там я смогу максимально раскрыть потенциал. Впрочем, мне оно было даже лучше. Воспринимать как настоящую семью этих людей... У меня были настоящие родные, оставшиеся ТАМ. Точнее память о большинстве из них, слишком рано ушедших в мир иной. Я, конечно, на прошедшие несколько лет основательно 'притёрся' к семейству ди Кардальо, особенно к 'сестре', но иногда хотелось побыть одному и не несколько часов и даже не пару дней, а подольше. Вот и подвернувшаяся возможность оказалась как нельзя более кстати.

Учеба сама по себе была не столь сложной. Некоторых серьезно удручала латынь, все еще являвшаяся обязательной в наиболее престижных учебных заведениях, но для меня, имеющего тут итальянские корни... это даже не смешно. Зато те же самые корни среди считавших себя 'истинными американцами' — они доставляли определенные неудобства. Эти паразиты неизвестно с какого перепугу считали вполне себе культурных выходцев из Италии и иных европейских стран лишь самую малость получше каких-нибудь негров или китайцев, которых в Дайамонд-сити, этом портовом городе, было боле чем достаточно. Маразм? Несомненно. Однако факт оставался фактом и сей нюанс мог бы осложнить жизнь.

Мог, но не осложнил. Умение давать в морду сильно и качественно, привитое чуть ли не с босоногого детства, а затем отшлифованное в секциях, само по себе многое значило. А уж на протяжении многих лет проверенное и в более серьёзных переделках... Право слово, не местным мажорам было наезжать на человека, который привык не бить даже, а просто убивать. Хотя тут речь шла не более чем о нескольких ударах или пинках по особо болючим точкам организма. Помогало быстро и сразу. Про такие мелочи как шепотки и злобное шипение за спиной я как-то и думать не собирался.

А в канун Рождества — калорического в данном конкретном случае — следующего, 1925 года случилась очень серьёзная неприятность. Железнодорожная катастрофа, в которой погибли те, кого тут я называл семьёй. Трагическая случайность во всей своей красе разом разорвала пусть не самые серьёзные, но всё же привязанности, оставив меня по сути один на один с новым миром. Было печально... весьма.

Заканчивался второй год обучения, когда случилось то, что стало переломным моментом в моей жизни. Один день весны 1926 года, одно событие, одна случайность...

Глава 1

Дайамонд-сити, май 1926 года

Сухой закон. Он в настоящее время был такой же достопримечательностью США, как и статуя Свободы со своим нелепым факелом. Да... нелепость одинаковая, а известность от этого меньше не стала.

Людей было не остановить в желании выпить, поэтому пышно расцвело бутлегерство — нелегальное производство и торговля выпивкой — которым занимались чуть ли не все крупные криминальные группировки страны. Не оставались в стороне и банды Маленькой Италии. В подробности вникать даже не требовалось — я очень хорошо знал, что это была за затея, когда началась и даже когда закончится. Как ни крути, но тема бутлегерства и сопряжённых с нею мафиозных разборок была более чем популярна в конце века. Фильмы, книги... да много чего.

Впрочем, конкретно к выпивке я относился философски. Максимум, что себе позволял — бокал-другой вина в хорошей компании. Для такой умеренности достаточно было посмотреть на моих сокурсников с утра — вид они имели весьма помятый, а непередаваемое амбре перегара пытались заглушить полосканиями рта и мятными конфетами. Помогало слабо, а смешавшийся с перегаром запах освежителей дыхания превращался в нечто и вовсе монструозное. К тому же опыт той жизни тоже никак не приближал к желанию выпить и последующим последствиям, из которых похмелье было самым безобидным.

Хотя... каждый сам выбирает себе проблемы. Выбирал их и я, предпочитая вместо накачивания виски и прочими горючими жидкостями проводить вечера в компании красоток, настроенных отнюдь не пуритански. А для этого как нельзя лучше подходило такое заведение как кабаре 'Кошечка', расположенное на Баннинг-стрит, дом шестнадцать. Облавы полиции там бывали очень редко, да и в этом случае мне, как в подпитии не находившемуся, ничего и не грозило. В конце концов, 'сухой' закон бил по распространителям выпивки, но не по клиентам.

В этот вечер мне не слишком повезло. Девочка, на которую я положил глаз и хотел бы наложить загребущие руки, оказалась мало того что любительницей шампанского, так оно еще ударило ей в голову так, что мало никому не показалось. Сначала эта чертова Полли устроила подобие канкана на столе, потом занялась артиллерийским обстрелом бармена. В качестве снарядов выступили тарелки, бокалы и прочие бьющиеся предметы. Уж не знаю, что бы она учудила после, но эту фурию без особых нежностей скрутили местные вышибалы, и я, вручив им определенную сумму 'за беспокойство', попросил засунуть это рыжее недоразумение в какую-нибудь кладовку, предварительно влив в нее с бутылку крепкого, после чего дать проспаться и вытурить ко всем чертям.

Настроение было непоправимо испорчено, предназначенные для сегодняшнего отдыха деньги улетучились на возмещение ущерба, а брать что-либо в долг, а потом завозить сумму на следующий день... Нафиг. В общем, делать тут было уже нечего и я, выражаясь самыми нецензурными словами, вышел из 'Кошечки', решив пройтись по ночным улочкам Дайамонд-сити. Подобные прогулки всегда успокаивали в те моменты, когда дурное настроение неожиданно или ожидаемо накатывало.

Уличная преступность? Я о ней хорошо знал, но не беспокоился. При легкой проблеме можно было вразумить покушавшихся на кошелек ударом кастета, при более серьезных... Ещё много лет тому вперёд я крепко-накрепко усвоил, что оружие — неотъемлемая часть мужчины. Здесь же барон ди Кардальо не уставал напоминать, что аристократу быть без оружия позорнее, чем без штанов посреди улицы в дневное время. И я был с этим утверждением абсолютно и полностью согласен. Вот и сейчас за ремнем со стороны спины был заткнут лично пристрелянный 'парабеллум' с патроном в стволе. В случае чего не придется терять драгоценную секунду на досыл. Правда здесь, в этом времени, стрелять до сих пор доводилось лишь по мишеням да пустым бутылкам. Охоту же я не любил, зверюшек жалко.

Стоп... Звук выстрела, его ни с чем не спутаешь, а потом еще несколько и совсем рядом. Эх, любопытство ты мое неуничтожимое! Если что-то творится вокруг, оно просто не даст мне пройти мимо, никогда и ни за что. Выхватив 'парабеллум' из-за ремня, но прикрыв руку с ним под курткой, я ринулся на звук. Осторожно, насколько это вообще возможно при быстрых передвижениях.

Поворот, теперь в переулок, за угол... не выбежать, а выглянуть. Вот оно! Первым делом в глаза бросились две машины: 'Жестянка Лиззи' и более новый 'Форд ТТ', который грузовик. И люди, из которых уже не все были живыми. Водитель грузовика осел недвижной массой прямо за рулем, голова откинута назад, а стекло пробито в трех местах. Второй, как я полагаю, ранее сидевший рядом пассажир, сейчас стоял под прицелом пары парней. Держится за левое плечо, сквозь пальцы руки проступает кровь. Видок бледный, но помирать вроде не собирается.

А что другие, те, что устроили это? Приехали на 'жестянке', водитель до сих пор за баранкой, а трое других заняты делом. Двое держат на прицеле раненого, причем один из них еще и окрестности старается контролировать, а третий проверяет груз. Ну и?

— Бухло тут, все полсотни ящиков, как нам и говорили. Заканчивай с итальяшкой, Питер, пора уезжать, пока копы не появились.

— Минут десять у нас еще есть, Сэмми, — с ленцой отозвался один из парочки стрелков. — Я сейчас прострелю макароннику колено. Потом второе. Потом отстрелю яйца, если он не скажет место и пароль для склада, где хранятся много-много таких бутылочек. А ты пока выбрось труп, выбей стекло и сам сядь за руль. Поведешь машину следом за нами. Понятно?

— Да, босс.

— Вот и хорошо, — кивнул Питер, однозначно старший в этой небольшой группе. — А сейчас поговорим с тобой, Тано...

Раздавшаяся в ответ ругань хоть и произносилась на английском языке, но с таким отчетливым сицилийским акцентом, что вопрос о малой родине Тано просто не мог возникнуть. А раз так, то и действия мои могут быть только строго определенными. Тем более что Питер, оскалившись, готовится привести в действие свою угрозу и спустить курок.

Четыре мишени, восемь патронов, а первоочередные цели очевидны — стрелки. Один из них, тот самый Питер, хорошо стоит, попасть можно не только в корпус, но и прямо в голову. Зато второй... Достать его гораздо сложнее. Частично прикрыт собственным командиром, пусть и невольным образом, поэтому его сразу подстрелить не получится. Ну а водитель и тот, кто сейчас вытаскивает тело из кабины грузовика — это цели второй очереди.

Начали! Первая 'двойка', которыми я привык стрелять, уходит прямо в затылок Питеру. Разрушенный мозг уже не может давать команды телу, поэтому и выстрелить в сицилийца Тано не получается. Тело стачала стоит, а потом начинает медленно оседать на асфальт, окропленный уже кровью и изрядно замусоренный к тому же.

Выстрел, выстрел, выстрел... Первые два мимо, но третий все же попадает в корпус второго стрелка, метнувшегося в сторону и стреляющего на ходу в моем направлении. Подранок дергается, но падать не собирается. Его цель — грузовик, за которым можно укрыться, можно рассчитывать на поддержку собрата. А тот словно замер, впав в легкий ступор от непонимания ситуации. Остаток магазина опять же уходит по резвому бегунку, но мимо. Ч-черт, плохое освещение. Множество теней — это никак не способствует. Пустой. Отпрянуть за угол, выщелкнуть пустой магазин, забросить его в карман, а на его место поставить новый, полный. Дослать патрон и...

Грохот дробовика, еще... Это шофер 'жестянки' палит из своей помпы, прикрываясь открытой дверью. Картечь на таких дистанциях очень уж эффективна. Поэтому высовываюсь лишь на мгновение. Отвечаю выстрелом и вновь прикрываюсь стеной, от которой летят кирпичные крошки. Но и того мига хватает чтобы бегло оценить ситуацию. Раненый в плечо сицилиец, не будь идиотом, успел не только укрыться за закрытым сейчас газетным киоском, но и прихватить по дороге револьвер убитого мной Питера.

Хм, помеченный моей пулей добрался до грузовика и даже, при помощи прикрывающего его Сэмми, залез в кабину. А затем гаркнул:

— В машины, уходим! Черт с ними, с итальяшками. Груз у нас.

Понимаю, помирать неохота от потери крови, если пуля в боку и первей всего хочется добраться до надежного доктора, который ее вытащит, заштопает и лекарствами обколет. Отсюда и желание унести ноги, невзирая на убитого командира. Но мне оно нравится, я же тут так, по сути мимо проходил.

Ревущий мотором грузовик рванулся к выходу, а вслед ему палил из револьвера Тано. Досадовал, что не удается ни убить, ни вернуть груз, как я полагаю. Я же только и успел, что рухнуть навзничь. Иначе... Просвистевшие надо мной пули не отрикошетили бы от стены, а застряли в моем теле, что и больно, и опасно для жизни, которой я слишком дорожу.

Сыны дворовой шавки! Куртка, брюки... теперь их, порванные и грязные, можно будет смело выбрасывать. Нелепая обида на такую мелочь нахлынула и тут же испарилась, заставив лишь скрежетнуть зубами. И выплеснуть раздражение на 'жестянку Лиззи', едущую следом за грузовиком.

Дурную службу водителю сыграло то, что его некому было прикрывать. Ну а сам он стрелять не мог — дробовик для стрельбы одной рукой слабо пригоден, это ж не самозарядка.

Стрелял я не по колесам, это привело бы максимум к остановке и последующей перестрелке. Автокатастрофы не получится, слишком невелика скорость была у автомобиля, чтобы воитель с гарантией свернул себе шею или потерял сознание. Нет уж, лучше пусть крутит баранку и жмет на педали. Пока я упражняюсь в стрельбе по этакому варианту 'бегущего кабана'.

Выстрел, снова, снова... каждый раз чуть смещая линию прицеливания. Не останавливаясь, вплоть до щелчка, свидетельствующего об очередном опустевшем магазине. Руки уже рефлекторно меняют пустышку на полный и последний из имеющихся магазинов, а разум лишь начинает осознавать результат. Все, правка не требуется, цель поражена. Вильнув в сторону, автомобиль резко сбросил скорость и довольно мягко уткнулся в мусорные баки. В смерти водителя сомневаться не приходилось — заляпанное красным стекло, обмякшая фигура, ее полная неподвижность. Финита и все тут.

Рассиживаться нечего, надо бежать. Только сначала...

— Эй, Тано! Ты там не пальни сгоряча.

На обычные слова он может и не обратил бы внимание,. но вот на произнесенные на сицилийском диалекте пришлось. К тому же, как оказалось...

— Нечем палить. Револьвер пуст,— показавшийся из-за киоска Тано, брезгливо скривившись, отбросил пустое оружие в сторону. — Ты кто, парень? Я тебя не знаю.

— Если захочешь, то потом представимся. Надо смываться, копы вот-вот нагрянут. Есть идеи, а то я этот район не так чтобы идеально знаю.

— Есть. На машине. Я поведу.

Хороший вариант. Подойдя к авто, Тано первым делом выкинул труп с двумя дырками в спине и размозженной башкой. Рана, похоже, не сильно его беспокоила, да и кровотечение прекратилось. В ответ на мой вопрос он лишь отмахнулся, заявив, что простая царапина его из строя не выведет. Ну а я, прихватив лежащий на сиденье дробовик, прикладом в несколько ударов вышиб ветровое стекло, пояснив:

— Как говорил наш ныне мертвый Патрик, отсутствие стекла привлекает меньше внимания, чем пулевые отверстия в оном. Садись, поехали, если эта 'жестянка' еще способна на подвиги.

Оказалось, что еще как способна. Утробно урча, чуток помятое, но все еще резвое авто под управлением Тано уносило нас в лабиринт узких улочек старой части Дайамонд-сити. Лично я уже потерял всяческое понятие о нашем местоположении, в отличие от водителя. Оставалось лишь ждать, следить за происходящим вокруг и контролировать ситуацию. Как-никак, оружие сейчас было лишь у меня, да и сидел я не рядом с Тано, а позади. Мало ли. Хоть он и сицилиец, но люди разные бывают.

Успешно ушли. Полицейские машины, все же выдвинувшиеся на место стрельбы, мы увидели лишь краем глаза, да и то уже отъехав на приличное расстояние. Ну да ничего, пусть ловят вчерашний ветер, бессмысленно размахивая руками. Вот только трупы, они могут сказать многое. Но не обо мне, я тут вообще никаким боком не замешан.

Меж тем, свернув в очередной переулок, Тано затормозил и, остановив машину, повернулся ко мне:

— Поговорим, незнакомец.

— Алексей, можно просто Алекс. И давай лучше твою рану хотя бы перетянем. Потом уж до врача добираться будешь. Эх, жаль нету виски или чего то в этом роде. Дезинфекция, однако.

— В бардачке посмотри.

И верно, там нашлась на треть полная бутылка. Или народ был запасливый, или к выпивке неравнодушный. Хотя нет, скорее второе, потому как иначе были бы еще какие-то медикаменты, а их не присутствовало. На скорую руку перетянув и впрямь не слишком серьезную рану, я выжидающе посмотрел на Тано. Тот вздохнул и высказался:

— Я, Тано Ринальди, благодарен тебе за помощь. Банда О'Тулла меня бы живым ни за что не выпустила. Но почему ты помог?

Тут мне оставалось лишь пожать плечами.

— Ты явно с Сицилии, я тоже там не чужой. Особых проблем мне это не доставило, позиция для стрельбы была удобной. Будь удача более благосклонна, те двое могли бы не уйти. Но и так получилось... весело.

— Весело? — переспросил меня он. — Не самое удачное слово.

— Для тебя — да. Ты потерял не то друга, не то коллегу по нелегкому ремеслу бутлегера. Приношу свои соболезнования, синьор Ринальди. Ну а для меня это было своего рода боевое крещение. Первый бой, первая настоящая опасность. И неплохой результат.

— Необычный ты человек, Алекс.

— Какой уж есть.

— И все равно я обязан тебе. 'Человек чести' не забывает подобное, — уверенно, без тени сомнения произнес Тано. — Если тебе что-то понадобится...

— Уже. Видишь ли, мой любимый пистолет явно не годится для дальнейшего использования, — показал я свой 'парабеллум'.

Недоуменный взгляд Тано. Мда, видимо, последние достижения науки под названием баллистика не всем ведомы. Придется кратко, очень кратко разъяснить.

— Про отпечатки пальцев слышал? Ну вот, примерно таким же образом обстоят дела и с оружием. Пусть по гильзам, точнее, по следам бойка на них конкретный пистолет или револьвер определить получается не всегда, но рисковать я не хочу. А уж учитывая последние достижения, позволяющие идентифицировать, из какого ствола выпустили пулю, по остающимся на ней следам от нарезов в стволе. В общем, хотелось бы такой же пистолет и из числа еще не стрелявших по живым мишеням.

— А сам? Пистолеты во многих местах продают.

— Ага, конечно! И приходит к ним скромный студент Грэхемского колледжа, что само по себе явление запоминающееся, да еще покупает не самый распространенный здесь пистолет. Зато если появится кто-то незаметный, но естественный в таких местах — дело другое. Теперь смысл просьбы понятен?

Дураком мой новый знакомый не был. Да и просьба моя была для его возможностей вовсе не обременительной. Осталось разобраться лишь с временем передачи 'подарка'.

— Не буду возражать, если кто-то из твоих друзей окажется завтра часов в шесть вечера в баре 'Бочонок'. Это уютный такой полуподвальчик на углу Третьей Авеню.

— Я знаю. Если смогу — приду сам. Нет, тогда придется прислать другого.

— Договорились, — улыбнулся я. — Тогда до встречи, Тано. Поправляйся и постарайся в следующий раз не попадаться своим врагам. Или уж стрелять первым и метко.

Выйдя из автомобиля, я убедился, что отъезжающая 'жестянка' идет ровно, не виляет и не сбрасывает скорость. Надеюсь, Ринальди без проблем доберется до одного из докторов специализирующихся на таких вот нелегальных пациентах. Я же, не особо торопясь, двинулся к знакомым местам, а там уж и до снимаемой квартиры было рукой подать. Одно жаль — пришлось, предварительно стерев отпечатки, выбросить пистолет. Вообще выбросить, то есть по частям в разные мусорные баки. Теперь он уж точно нигде не засветится, гарантия.

Добравшись до квартиры, откупорив бутылочку прохладительного и растянувшись на диване, я вновь прокручивал в голове случившееся сегодняшним вечером. Что тут сказать, кажется, меня снова угораздило сделать шаг, ведущий в сторону от законов той страны, где я нахожусь. Не то судьба такая, не то расклад карт на руку снова выпал своеобразный. Ведь изначально 'отцом' планировалось мое поступление в армию после окончания какого-то из университетов, но... Проклятая революция спутала карты первый раз, хотя насчёт этого мне и сомневаться не приходилось. Послезнание, оно неслабые такие козыри может дать. А потом и дурной характер 'коротышки' дуче сыграл свою поганую роль, второй раз разрушив планы барона ди Кардальо.

Здесь же... Я сам послал нехорошими словами саму идею поступать в армию глубоко несимпатичного мне государства. Мотивация была проста и убедительная для рода ди Кардальо: 'Этой власти я присягать не намерен, честь не позволяет'. Учитывая то, как именно в роду относились ко всевозможным республикам и прочим народовластьям, тем более после семнадцатого года... 'Отец' лишь вздохнул и высказал надежду, что когда-нибудь жизнь сама направит меня на нелегкий, но наиболее почетный для мужчин нашего рода путь воина.

Вот и направила. Необычным способом, надо признать, но все же. И чем-то сходным тому, первому пути. Стечение обстоятельств плюс сама окружающая обстановка. И снова первые выстрелы, первая кровь, увиденные смерти и вкус победы. Главное же никакой первой раны. Бой, он для отдельного человека ни что иное, как умение проливать много чужой крови, теряя как можно меньше собственной. Только так и никак иначе.

Сами же совершенные мной убийства... были неприятными. В отличие от произошедших много лет тому вперёд, на руинах рухнувшей страны. Тех я хотел прикончить и сделал это с огромным удовольствием. Личные мотивы, именно они. Здесь... Присутствовала некая отстранённость да пожалуй и всё. испытывать какие-либо моральные терзания я тем более не собирался. В конце концов, эти двое не невинными овечками были, а матерыми бандитами, у которых руки тоже в крови замарались.

Следовательно... уснул я крепко, да и кошмары не мучили, как порой случалось. Ну а утром проснулся бодрым, полным сил и готовым жить яркой, насыщенной жизнью. Только вот вечером надо получить компенсацию за покинувший меня пистолет. А может и аккуратно прощупать почву на предмет своей дальнейшей жизни, мало ли как оно повернётся.

* * *

Первое мое, скажем так, приключение в Дайамонд-сити многое дало. Помимо боевого опыта и проверки собственных сил, я приобрел знакомство с Тано Ринальди — человеком, живущим в совсем другом, нежели я, мире.

Он пришел на ту встречу, назначенную мной в баре 'Бочонок', несмотря на явно мучащую его рану. Принес и то, что я попросил — пистолет системы 'парабеллум', практически идентичный моему, совершенно новый, из которого если и стреляли, то лишь для проверки. В тот вечер наше общение было недолгим, но начальный взаимный интерес не только не исчез, но и перерос в некое подобие дружбы. Именно дружбы, а не его благодарности за спасение жизни. Это я уж мог отличить.

Тано был нетипичным представителем в своей среде. Хоть он старался не распространяться о своих занятиях, но обстоятельства нашего с ним знакомства не могли трактоваться двояко. Однако, эту сторону жизни я пока что обходил стороной, ведь и так было что обсудить. Женщины, марки автомобилей, оружие — во всем этом мы оба имели собственные, но не кардинально отличавшиеся мнения. Да, поговорить с интересным человеком на одном из двух своих родных языков мне в Дайамонд-сити редко случалось. В Грэхемском колледже тем более — случилось так, что ни итальянцев, ни тем паче русских там не нашлось. Печально, но факт. Здесь же хоть какая-то отдушина в слишком уж сероватой обстановке вокруг. Чужой для меня обстановке американского образа жизни, в которую я не смог встроиться за прошедшее время, да и в будущем вряд ли смогу.

Кстати, Тано любил эпатировать клиентуру 'Бочонка' и еще нескольких привычных мне заведений своей чужеродностью тому кругу завсегдатаев, что их посещал. Студенты из местных 'сливок общества', чем-то напоминающие мне тепличные растения, нутром чуяли, что залетевшая на огонек птица совсем из другой стаи. Мда, тут действительно начинаешь верить в теорию проклятого всеми известными богами Маркса о 'классовой ненависти'.

Парадокс, но именно Тано Ринальди выступал в роли аристократа, а здешний юный 'бомонд' примерял на себя шкуру исходящих на навоз пролетариев. Он лишь посмеивался, слушая, как меня сквозь зубы просили 'не портить атмосферу заведения гостями столь нежелательного толку'. Я же в ответ на подобное лишь издевался, вопрошая:

— Мой гость умеет себя вести, не напивается до состояния полного нестояния, как некоторые здесь присутствующие. Ах да, к тому же умеет и любит оказывать знаки внимания присутствующим здесь девушкам. Уж можете поверить в этом человеку, чей род знает толк и в хороших манерах и в том, с кем стоит заводить знакомство, а кого не пускать дальше лакейской...

Как правило, после этих слов следовали нелестные, но не обращенные лично ко мне комментарии. Впрочем, они могли только забавлять, хотя из пары заведений 'только для своих', где собирались лишь студенты Грэхема и их гости, меня таки да попросили исчезнуть.

— И зачем тебе все это? — спросил на одной из небольших вечеринок с присутствием обворожительных и не совсем одетых девушек Тано, которого я вновь притащил в качестве гостя. — Они бесятся от одного моего вида. В американском обществе такие как я, дети нищих эмигрантов из Италии, не пользуются популярностью.

— Скажи это тем девушкам, которые висят на тебе, как гроздья винограда на кусте. Да и ты к ним... неравнодушен. Сначала к одной неравнодушен, через неделю к другой и так до бесконечности.

— Да, девочки тут из высшего света, — прищелкнул языком мой знакомец, а это для него означало максимальную степень восхищения. — Ухоженные, в дорогих платьях, с украшениями ценой не в одну тысячу долларов. Я для них что-то вроде экзотического дикаря, знакомством с которым хвастают перед подругами. Ну как новым колье или купленным заботливым папочкой авто.

— Они используют тебя, ты используешь их. Гармония, друг мой Тано. В мире всегда желательно поддерживать гармонию. Ту самую, которая выгодна тебе больше, чем прочим. Главное не влюбись в одну из этих пустышек.

— Пустышек?

— Да. Они пыжатся, изображая из себя 'сливки общества', а на деле только нарядами и драгоценностями не уступают. Да и то... Если дурочка видит красивое перо, то вставляет его себе с задней части, не думая о том, что выглядит это... нелепо.

Только я хотел развить интересную мысль, как этому помешали. Нагло так, без особых изысков. Проще говоря, рядом с нами остановился находящийся в подпитии тип. Звали его Джонни Батлер, и был он не только моим сокурсником, но еще и сынком одной видной шишки в Сенате, к тому же с ба-альшим состоянием. Ну и характер у этого представителя 'высшего света' был отнюдь не золотым. Более того, хамоватым он был со всеми, кого его не приучили считать ровней или и вовсе вышестоящими. Я, по понятиям его и папашиным, к вышеназванным не относился.

— Что, Кардальо, опять со своим нищим дружком с городской помойки пришел? Наверно, это самая подходящая для тебя компания, из приличных с тобой скоро никто и разговаривать не будет. Да, ты еще и нормальный язык со своими итальяшками забудешь, жестами объясняться на экзаменах придется.

Желает английский? Что ж, это мы легко и просто. Сам напросился.

— Смотри, Тано, вот это тело, являющееся пусть косвенным, но свидетельством теории эволюции Дарвина, невольно подняло пару интересных тем.

— Это каких? — заинтересовался Тано не то искренне, не то просто желая подыграть.

— Во-первых, насчет местного, с позволения сказать, 'высшего света'. Настоящих его представителей эти взбесившиеся потомки каторжников, нищих и прочего сброда выгнали аж пару веков назад. Потом лучших из оставшихся выбили в местной гражданской, в 'войне Севера и Юга'. Результат, как говорится, налицо, ведь победила та сторона, которая о гордости и чести даже понятия не имела. Правда лицо, нам сейчас досаждающее, больно уж неприглядное, но какое есть.

Проговаривая слова нарочито медленно, с ноткой пренебрежения по отношению к младшему Батлеру. Я намеренно выводил его из себя. Смысл? Да надоел мне этот сноб, не имеющий за душой ни мозгов, ни манер. Вообще ничего, кроме хамоватого папаши, который проводил через губернатора выгодные для своей компании контракты. Обычный вариант 'купи дешевле, а продай подороже'. Не промышленник, а так, смех один. Подобное я никогда не уважал.

Джонни раздувался от злости, как древесная жаба, ну а багровел лицом, словно желая приблизиться по окраске к коммунистическому, будь он неладен, стягу. Ну и вызывало это зрелище смешки у одних и протестующие выкрики у других.

— Ты не слишком далеко зашел, Алекс? — довольно мягко спросил другой студент Грэхема, Франц Марлоу, учившийся на курс младше. — Не тебе судить о наших традициях.

— Было бы верно, Франц, не начти вот этот индивид оскорблять меня и моего друга, изображая из себя пуп земли. А это вовсе не так. К тому же, несколько раз послушав его чванливые высказывания по поводу своего положения в 'обществе'. Смешно.

— Почему? Мистер Батлер младший из уважаемого и почтенного рода.

— ...ни одного из представителей которого не приняли бы в салонах Петербурга, Рима, Берлина и прочих. И дело тут даже не в крови, хотя я, как наследник титула баронов ди Кардальо, многое могу сказать. Просто состояние его семейки лишь самую малость отличается от тех, что наживают ростовщики, дерущие с должников три шкуры. Только вот некоторые денежки не просто пахнут, а пованивают выгребной ямой. И никакой дорогой парфюм не перебивает зловоние, идущее от такого вот нувориша, пытающегося влезть со своим рылом в приличное общество. Твой отец, из числа не самых последних адвокатов, был бы комильфо в приличном обществе. Но Батлеры... Не будем о печальном. Да и поведение отпрыска этого рода вызывает лишь искреннюю тоску. Как видишь, термин 'этикет' нашему маленькому Джонни если и знаком, то слабо. К тому же...

Рычание. Я с интересом посмотрел на его источник. Ну конечно же, как можно было сомневаться.

— Попробуй еще раз. Может быть получится издать нечто членораздельное.

— Убью!

— Легче будет локоть укусить, страдалец. При твоем-то избыточном весе из-за полного пренебрежения спортом.

— Уничтожу...

— Заинтересовал, право слово. — усмехнулся я. — Можешь облить меня святой водой, особенно летом. Тогда я даже спасибо скажу по поводу избавления от зноя. Или... папочке пожалуйся. О, это, пожалуй, единственный способ хоть какие-то неприятности мне доставить. Ну давай же, ножками, раз и два, до родительского гнезда.

— Хватит, Алекс, — вновь вмешался Марлоу. — Посмотри, он уже посрамлен на виду у всех.

Оглядевшись, я понял, что сейчас все обстоит именно так. Привыкший хамить большей части собратьев-студентов Батлер на сей раз просчитался и был морально раздавлен, как лягушка под паровым катком. Прятали улыбки те из студентов, что опасались оказаться в числе недругов Джонни. Открыто скалились те, кого он успел достать и кому было плевать на его оскорбленное самолюбие. Хихикала часть девиц... ну а дружки молчали, понимая, что тут они ничего сделать не могут, иначе сами будут выглядеть глупо. Никакого удовольствия мне это не доставило, но спустить с рук оскорбление в свой адрес я не мог. Честь не позволяла.

— Ты прав, Франц. Он распустил язык, за это получил подобающий ответ. Так что пусть кто-нибудь уведет его подальше от нас с Тано и даст нормально отдохнуть, причем в той компании, которую мы сами считаем интересной.

— Возразить нечего, Алекс. Он уйдет. А вот я, если не возражаешь...

— Ничуть. Думаю и Тано будет не против твоего общества. Особенно если приведешь с собой нескольких прекрасных дам, которые способны придать компании особый шарм и приятность. Да?

Ринальди улыбнулся и отсалютовал наполовину полным бокалом. Ну кто бы сомневался в этом дамском угоднике.

— Думаю, после сегодняшнего желающих девушек будет куда больше. чем число... Какого?..

Лишь хорошая реакция позволила мне увернуться от брошенной в меня бутылки из-под шампанского. Ну а запустил ее в короткий полет ни кто иной как сам мистер Джонни Батлер. А вот такое следует пресекать на корню. Жестом попросив Тано не вмешиваться, я вскочил из-за стола и быстрым рывком настиг Джонни, попытавшегося было улизнуть, едва только он понял, что промазал.

Быстро бегал, но все же недостаточно быстро. Думаю, даже он это понял, когда мой кулак соприкоснулся с его мясистым с прослойками сала загривком. Шум, грохот, распростертое тело на полу, стонущее и изрыгающее одно ругательство за другим. Некоторые из них были примитивны, другие глуповаты, третьи не в тему. Стоп, а вот это совсем никуда не годится!

— И мать твоя — дешевая шлюха, нагулявшая такого ублюдка от кого угодно, но не от законного мужа! И твой отец...

— Тано, Франц. Сюда! Остальные — не мешать, иначе хуже будет!

Слова я сопроводил легким пинком по яйцам Батлера. Не таким сильным, чтобы лишить сознания или ввести в болевой шок, но достаточным. Теперь подождать несколько секунд, пока оба моих будущих ассистента приблизятся.

— Тано, ты ведь слышал, что этот паскудник визгнул?

— Слышал.

— Что на Сицилии за такое можно сделать?

— Из лупары дробью с солью в живот.

— 'Лупара' — это обрез ружья, обычно двустволки. Немного особенный, — с улыбкой пояснил я несколько шокированным подобными словами окружающим. — Но это на крайний случай. По-хорошему вызывают на дуэль. Стреляться там или на холодном оружии, это по обоюдному согласию. Но поскольку вот этот вот явно не согласится, да и в вашей стране нет столь чтимого мной 'уложения о дуэлях'... Придется поступить более простым образом. Поднимайте засранца! И когда будет падать, поднимайте снова.

Удар по поднятой в вертикальное положение тушке и... её падение. Удар и снова падение. После третьего раза я скривился от отвращения к процедуре. И без нее нельзя, и она сама жутко противна.

— Тано, у тебя не спрашиваю, ты понимаешь. Франц?

— Он сам напросился. Бутылкой, сзади. Недостойно. А про твою семью и вовсе низко.

— Рад, что ты понял. А иначе поступить я не мог. Ну не убивать же мне этого паршивца, — я обвел взглядом все еще находившихся в помещении. — Обычная потасовка, спровоцированная самим Батлером. Возражения есть?

— Возражений нет, Алекс, — тяжко вздохнул Марлоу. — Многие подтвердят, а слова остальных не станут решающими. Но ни сам Джонни, ни его отец этого не оставят. А Батлер старший имеет влияние на руководство колледжа. И на губернатора, и вообще на многих.

— И?

— Тебя могут просто исключить. Причину найдут, это сделать просто. Связи с девицами лёгкого поведения. Сквернословие в пределах колледжа. Ты чересчур на виду. Алекс, а твое поведение слишком яркое.

— Ну хоть за недостаток знаний не отчислить, — усмехнулся я. — Или и тут попробуют?

— Тут не смогут, — покачал головой Марлоу. — Ты мог бы стать хорошим юристом... И надеюсь, что станешь, но вряд ли в этом месте. Батлера тебе не простят. Но я спрошу у отца, он должен знать.

Охотно верю. Ведь Марлоу-старший преподавал в нашем же колледже, поэтому уж он точно поболее иных был в курсе 'внутренней кухни' Грэхемского колледжа. Поэтому я поблагодарил Франца, подтвердив, что сведения о реакции папаши избитого мной типуса мне более чем интересны. А затем продолжил 'культурный отдых' в приятной компании, благо Джонни Батлера и его дружков тут уже не было. Увели побитого приятеля не то к доктору — потому как личико я ему очень хорошо подпортил — не то просто отлежаться.

Этот вечер закончился более чем хорошо, да и ближайшие дни были вполне себе рутинными, предсказуемыми. Близилась летняя сессия, которая не вызывала никакой тревоги, потому как в предметах я вполне ориентировался и опасений что-либо не сдать просто не было. А затем...

Глава 2

Дайамонд-сити, июнь 1926 года

Выперли с треском! Именно такими словами можно было охарактеризовать случившееся. Пока-пока Грэхемский колледж, вернуться сюда мне точно не светит, ибо я был отчислен с позором за 'поведение, недостойное студента сего почтенного заведения с богатыми традициями'.

Да, Франц Марлоу оказался прав, хотя даже он не смог предугадать всего, что на меня вывалили. Порочащие связи с проститутками, которые не были на территории штата запрещены сами по себе, но вот определённые их вариации... очень сильно не одобрялись. И плевать на то, что мне в голову не могло прийти избивать женщин, пусть даже путан, плетью, при этом ещё платя за подобное 'удовольствие'. Проклятье. да я услугами шлюх сроду не пользовался, предпочитая просто любящих повеселиться девушек. Лишним пуританством не озабоченных! Только кого это волновало в нынешней ситуации. Ведь требовалось не уголовное дело, а всего лишь повод для причинения мне максимального ущерба.

Сюда же вывалили и курение опиума, что уж и вовсе не лезло ни в какие ворота. Я и наркотики... смешно. Зато нашлись несколько 'добровольных информаторов' из числа дружков Батлера, сообщивших, что они таки да видели меня в состоянии явного наркотического опьянения. Нагло так, открыто. В ответ же на моё предложение пройти любую проверку у действительно уважаемого врача, для которого клятва Гиппократа не пустой звук, директор Грэхемского колледжа мистер Эпплбаум заявил, что: 'Колледж не собирается прояснять именно этот нюанс, потому как и других более чем достаточно для отчисления без права восстановления'.

Угу, так прямо и сказал. Более того, добавил, что частенько случавшиеся драки и вообще безобразное поведение и порочащие знакомства и сами себе переполнят чашу терпения любого приличного учебного заведения. И что никакие деньги за оплату обучения не могут послужить оправданием... В общем. пошла-поехала говорильня, которую и слушать смысла не имелось. Особенно учитывая тот факт, что Эпплбаум был, так сказать, связан с папашей Джонни Батлера.

Оправдываться? Бесполезно. Выслушивать до конца всю эту хрень, чувствуя себя словно под водопадом из отборнейших помоев? Идите вы все в жопу, недорогие и не товарищи и даже ни разу не господа.

— А всё это из-за того, что я несколько раз дал по наглой самодовольной роже сынку важной сенатской крысы, который оскорбил моих родителей к слову сказать, покойных, — усмехнулся я. — И вот уже лощёные холуи виляют хвостом в желании услужить важной персоне. Поэтому... Идите вы в жопу. Мистер Эпплбаум и захватите в это вонючее путешествие обоих Батлеров, их дружков и весь подобный мусор.

— Вы что себе...

— Я, Алексей ди Кардальо, позволяю себе то, что могу позволить. А тебе, холуй, цена, — тут я сплюнулд на пол и растёр плевок ботинком,— цена ровно этот плевок. Честь имею... гнида.

Эпплбаум что-то вопил вслед, но я уже не слушал. Пошёл он на эстонский хутор толстых бабочек ловить. Было понятно, что решение окончательно и обжалованию не подлежит. Более того, сомневаюсь, что мои неприятности, устроенные папашей Джонни Батлера, ограничатся только этим колледжем.

Выйдя из административного здания, я присел на первую же попавшуюся на глаза скамейку, раскрыл портсигар и. вытащив оттуда сигариллу, некоторое время тупо вертел её в руке. А хрена ли тут думать, курить надо. Никотин, он ведь штука такая. неплохо мозги прочищает. После нескольких затяжек и сосуды в голове, сжавшиеся от приступа ненависти к отдельным представителям популяции уродов, расслабились, да и нервы малость отпустило. Вечером полезно будет девочку, а то и сразу двух, из числа особо сговорчивых и любящих подарки.... Заморачиваться с теми кого следует хоть некоторое время. но завоевывать — это сейчас не про меня. Состояние сегодня несколько иное, а потому не следует замахиваться на то. чего не в состоянии исполнить.

Или не только девочки, но и ещё кое-что. Это я не про винище. А про беседу с нормальными людьми, после которой... да, женское общество никто на сегодня отменять и не думал. А поговорить — вон Франц Марлоу к дверям, из которых я недавно вышел, поспешает, но при этом ещё и по сторонам оглядывается, словно кого-то потерял.

— Франц! — машу ему рукой. — Иди сюда, разговор есть.

Уже бывший собрат по жизни студенческой сначала дёрнулся, но уже в следующее мгновение, опознав голос, приветственно махнул рукой и двинулся в моём направлении. Без какого-либо промедления. Словно и не торопился к... Хм, а может быть именно так оно и есть.

— Неужто меня искал, Франц? — полюбопытствовал я, предлагая Марлоу присаживаться и закуривать. — Так вот он я, свежевыгнанный благодаря одному уроду с влиятельным папочкой.

— Спасибо. Но нет, — отказался Франц от моих сигарилл. — Крепкие слишком. Я лучше свои.

Ну да. он, хм, здоровье бережёт, считая, что собственноручно набиваемые папироски из какого-то особо 'лёгкого' табака гораздо полезнее для здоровья и вообще способствуют долгой и счастливой жизни. Ну-ну, может оно и так, ведь эффект плацебо ещё никто не отменял. Вот Марлоу раскурил свою 'табачную палочку', разок затянулся и, посмотрев на меня с заметной долей сочувствия, вымолвил:

— Алекс, мой отец узнал кое-что насчёт твоих неприятностей и... они тебе очень не понравятся. Понимаешь, то, что тебя отчислили из Грэхемского колледжа -это только начало.

— То есть и остальные уважаемые учебные заведения не будут рады видеть меня в своих стенах, — отслеживая выражение лица приятеля, я понял, что 'выстрел' попал если не в центр мишени, то близко к оному. — А значит если я хочу завершить юридическое образование в нормальном учебном заведение и получить пользующийся уважением диплом, то придётся валить в ту же Британию или, если неохота тащиться через океан, в Канаду, которая есть часть империи. Так?

— Вот мне и не пришлось самому говорить тебе неприятные слова, — с облегчением выдохнул Марлоу, в пару глубоких затяжек приканчивая свою папиросу. — Иеремия Батлер чересчур влиятельный человек, противостоять ему могут только обладающие такими же связями или капиталами, а таких людей мало. И его любовь к единственному сыну и наследнику большей части капиталов и связей в Вашингтоне... Ты понимаешь, что стал для него целью, которую он хочет втоптать в грязь. Прости, мне не следовало так грубо.

— Именно так и следовало, Франц. Ты же знаешь, я не люблю эвфемизмов и тем более попыток подсластить пилюлю. Что ж, я постараюсь сделать так. чтобы эта выходка оказалась неприятной для её устроителей гораздо сильнее, чем для меня.

— Не связывайся с ними, Алекс, — покачал головой Марлоу. — Если ты только приблизишься к Джонни Батлеру, его отец постараетсяслепить из пустоты уголовное дело. Наша полиция... ты же и сам знаешь, некоторые копы за хорошую сумму наличными способны на разные низости.

— Разве я сказал, что завтра же побегу бить морду этому ублюдку? Этого не будет даже через месяц-другой. Я не болван, чтобы ломиться в закрытую дверь. К тому же месть лучше всего подавать охлаждённой. А пока... расскажи мне всё, что знаешь о семействе Батлеров. Мне может пригодиться даже то, что ты посчитаешь ничего не значащей мелочью.

— Ну... Тебе это точно надо?

— Ещё как.

— Тогда слушай. Сначала меня и тут, а потом я постараюсь упросить отца поделиться теми документами, которые он сможет найти, не привлекая излишнего внимания.

Это я всегда пожалуйста. И послушать, и впоследствии документы в своё распоряжение получить, дабы потом и по ним задать все могущие возникнуть вопросы. А без них тут точно не обойдётся, нутром чую. У семейки Батлеров явно немалое количество скелетов по шкафам и сундукам распихано, а Марлоу — который отец Франца — явно рад предоставить их каждому, кто имеет на Батлеров зуб, толику информации. наверняка в ней нет ничего 'жареного', но и систематизировать имеющиеся в открытом и относительно открытом доступе сведения дорогого стоит. Сейчас же начало XX века, а вовсе не конец оного. Тут инфу о людях добывать гораздо сложнее.

Мда, хорошо побеседовали. Полтора часа... нет, без десяти минут два продолжался наш сегодняшний разговор с Франком. Причём происходил он на этой самой скамейки по причине несогласия Марлоу поменять дислокацию на более приятную, например, кабинет в баре или мою квартиру. Видимо, предпочитал посидеть на свежем воздухе, насладиться тёплым летним днём. Его право.

— Интересно... весьма. А если документы добавят в общую картину ещё некоторое количество штрихов, то сложится та картина, с которой можно начинать работать. Воремени, конечно, займёт немало, но оно того стоит.

— Странный ты человек, Алекс.

— Обычный , если смотреть с точки зрения тех мест, откуда я родом.

— Сицилия...

— И Россия. Сплав получился экзотический, но, я надеюсь, качественный. Хотя тут со стороны виднее. И время покажет, оправдается ли моё решение устроить семейству Батлеров хорошенькую такую вендетту за нанесённое оскорбление. И надеюсь, что ты не откажешься дать мне ещё парочку... консультаций.

Марлоу кривовато усмехнулся, после чего вымолвил:

— Не совсем понимаю, совсем не одобряю, но помогу чем смогу. Мой отец сталкивался с Иеремией Батлером. Я же знаю Джонни. Они нам... не нравятся.

— Совсем замечательно. Ну а я, пожалуй, пойду. Надо бы стресс снять в подобающем месте и в обществе доступных красоток. В кабаре 'Кошечка, оно всем нам известно. Тебя буду рад там видеть, имей в виду.

— Без меня, — сразу отказался Марлоу. — Экзамены, к ним надо готовиться. Вот если после...

— Можно и после, только по другому поводу. Надеюсь, что тогда не в печали буду. а в куда более приподнятом настроении.

— Того тебе и желаю, Алекс. До встречи.

— До встречи.

Распрощавшись с заспешившим по своим делам Францем, я ещё минут десять посидел, подставляя лицо неожиданно поднявшемуся лёгкому ветру, а потом и сам отправился... подальше с территории Грэхемского колледжа. Делать тут мне, как ни крути, больше нечего. Проклятье этому дому, пойду к другому. И надеюсь, что там мне больше повезёт, по крайней мере, касаемо концентрации мудаков на квадратный метр.

Разумеется, в 'Кошечку' я направился не сразу. сначала следовало зайти домой, переодеться... и вообще часик-другой полежать на диване, не то смотря в потолок и дымя сигариллами, не то пытаясь листать одну из книжек. Или совместить два занятия сразу. Вот только... на ступенях, ведущих к двери многоквартирного доходного дома. где я снимал двухкомнатную, боле чем достаточную для одного меня квартиру. Сидел Тано Ринальди. Давно сидел, судя по двум пустым бутылкам пива и россыпи окурков. Мрачный Тано... иначе бы его попросили не портить атмосферу, и он бы послушался. Ведь в нормальном состоянии он вежлив, более чем готов исполнить несложную просьбу и вообще искренне пытается вести себя как человек из приличного общества. Но в этот раз он зыркал по сторонам злобным и мутноватым взором, а подобное означало лишь одно — у моего приятеля какие-то проблемы, причём из числа серьёзных. Видел разок его в таком образе, а раскололся по поводу причин он лишь спустя пару дней. Его босс тогда имел к нему претензию, могущую грозить... большими и печальными последствиями. Но он вроде как всё разрулил, потому как вновь стал похожим на себя обычного.

Только вот оно, уже знакомое мне состояние. И причина... Ладно, гадать нет смысла, сам сейчас спрошу.

— Опять проблемы добрались до твоей сицилийской задницы?

— Они, Алекс...

— Тогда кончай замусоривать окурками ступени и пошли ко мне. Поделимся... проблемами.

Ринальди спорить не стал. Послушно поднялся и потопал вслед за мной до третьего этажа, где и находилась уже знакомая ему квартира. Примостившись на одном из стульев, он отказался от выпивки, а вот сигариллу взял. Мда, многовато дымит сегодня, сразу видно, и дерганый, словно его вот-вот стая пираний до костей обглодает.

— Ну что, Тано, кто первый 'порадует' своими проблемами?

— Лучше ты, — скривился он в невесёлой ухмылке. — Мне надо с силами собраться, чтобы рассказать о своих делах.

— Как знаешь. Если в двух словах, то меня выставили из моего колледжа и вряд ли я смогу поступить в другое приличное учебное заведение на территории США. Тот ублюдок Джонни Батлер, которому я вдумчиво полировал физиономию в 'Бочонке' через своего сенатского папашу это устроил. Однако.... Со временем я планирую подобраться уже ко всей этой семейке и устроить им подобающий ответ. Прощать оскорбления — это не для баронов Кардальо.

Затем я рассказал о некоторых деталях. В частности о том, что ко мне должны попасть некоторые сведения о Батлерах в довесок к уже имеющимся, да и вообще есть люди, готовые держать меня в курсе дел этой семейки. Правда имени Марлоу не упоминал — это уже личное.