|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Галантный прогрессор
часть третья
Сочинение Николая Васильева
Оглавление
Глава двадцать первая. Попытка к бегству
Глава двадцать вторая. Падение Сан-Фелипе
Глава двадцать третья. Спасительный островок
Глава двадцать четвертая. Жизнь рыбацкая
Глава двадцать пятая. Розовая пасха в городке Бозе
Глава двадцать шестая. Снова новобранец
Глава двадцать седьмая. В поисках счастья.
Глава двадцать восьмая. Дебют в Турине
Глава двадцать девятая. Решающая аудиенция
Глава тридцатая. Три принцессы
Глава двадцать первая. Попытка к бегству
Спустя час форт Ла Мола превратился в филиал ада. В недрах этого ада раздавался почти непрерывный грохот с извержением из них клубов белого дыма, а также ядер, книппелей и брандскугелей. А поверхностную часть пронизывали летящие с залива ядра, попадание которых в стены форта вызывало лишь сотрясение, но попадание в дома имело разрушительные последствия. Вскоре во дворе форта и на его стенах можно было увидеть тела убитых или раненых егерей. Местные жители, впрочем, среди поверженных почти не встречались — сказывался, вероятно, опыт предыдущих сражений. Сашка, устроивший свой НП в массивной башне с узкими амбразурами, сначала периодически поглядывал на комендантский дом, но потом горячка боя захватила его целиком.
К этому времени флагманский корабль поравнялся с фортом и попал под огонь всех его пушек. Парусов он так и не поставил, потому что ставить их было уже некому; к тому же рангоут его был изрядно нарушен книппелями. Даже удерживать корабль на фарватере с помощью руля было очень сложно: рулевых пытались закрыть от пуль егерей толстыми досками, но время от времени они все же получали раны или погибали. Пушки левого борта продолжали изрыгать ядра в сторону форта Ла Мола, но ответным огнем по наводке канонира Санти треть из них была уже "погашена". Вдруг защитники форта дружно закричали: кормовую надстройку флагмана (с кают-кампанией) удалось поджечь брандскугелями. Пожар, сначала ленивый, стал разрастаться, моряки выскочили его тушить и тут же полегли от огня егерей. В итоге через 10 минут корма флагмана превратилась в огромный костер; его при этом развернуло поперек эстуария и моряки стали выбрасываться в воду через порты и иллюминаторы. А еще через пару минут взорвалась кормовая крюйт-камера, и корабль быстро ушел на дно залива.
"По заказу работает Мигель Санти, — усмехнулся Сашка. — Теперь еще одного поросенка тут уложить и хрен Вам, англы, не Порт-Магон. Но что-то другие корабли не спешат к нам, в остров тычутся и стрелять из пушек бросили....". Тут он повернулся для контрольного взгляда на комендатский дом и похолодел: окно его комнаты зияло провалом!
— Эмили! — закричал Сашка и бросился к выходу из башни. Вот он спрыгнул во двор форта, вот вбежал в дом, наполненный взвешенной пылью, и вверх по лестнице к заветной двери. Комната его тоже вся была в пыли, кровать разметана, но ни тела, ни крови он не обнаружил. Выбежав обратно на первый этаж, Сашка снова закричал: — Эмили! Эмили!
— Здесь они, герр Чихачев, — вынырнул перед ним из пылевого облака Петер. — В подвале сидят.
— А Эмили жива?
— Живехонька, только измаялась вся в переживаниях за Вас.
— Веди!
В дверях подвала ему на грудь кинулась со слезами, поцелуями и вскриками ("Ты жив, жив!") Эмили.
— Все хорошо, дорогая, все хорошо! — оглаживал ее плечи и зацеловывал щеки Сашка. — Мы утопили их флагманский корабль, а другие стрелять прекратили. Дай бог, сдадутся нам, и убийства эти поганые прекратятся....
— Я так боялась, что тебя убьют! Что бы я потом делала, как жила без тебя?
— Миссис Бартон! — раздался вдруг из подвала женский голос. — Побойтесь Бога, ведь Вы замужняя женщина....
— Нет, уже нет! — резко оборвала ее бывшая жена майора. — Джон Бартон бросил свой пост и меня впридачу ради какой-то католички! Меня могли здесь растерзать и растерзали бы вместе с вами, если бы не этот герой, Алекс де Мож. Я заявляю перед Богом и людьми, что отныне не являюсь женой предателя. Я теперь свободная женщина и могу сама выбирать себе мужскую опору. Я выбрала Алекса — до тех пор, пока он будет рад видеть меня возле себя. Ты не прогонишь меня, Алекс?
— Ни за что! — твердо пообещал Сашка.
"Только в походы военные брать поостерегусь", — хотел добавить он, но глянув в сияющие глаза Эмили, слова эти ненужные проглотил.
Вернувшись на стены форта, Сашка осмотрел окрестности и удовлетворенно хмыкнул: боевые корабли английской эскадры подняли белые флаги и на них уже хозяйничали его егеря. Крепость Сан-Фелипе наглухо закрыла входы и выглядела почти безлюдной. Вдруг его тронул за локоть капитан Жерар и кивнул встревоженно в сторону открытого моря: там белели всеми парусами многочисленные линейные корабли и фрегаты. Сашка поднял подзорную трубу в поисках флага и облегченно улыбнулся, завидев полностью белое полотнище — официальный военно-морской флаг Франции.
— Это эскадра Галиссоньера, — пояснил он. — Вот им и сдадим наши корабельные трофеи. Кстати, я не вижу над фортом лилейно-синего флага Франции....
— Его сбило во время перестрелки, мсье полковник.
— Надо срочно поднять, иначе нас могут обстрелять свои корабли. Распорядитесь, Жерар.
В последующие несколько часов Сашка занимался встречей морских офицеров во главе с низкорослым горбатым адмиралом, бывшим однако в большом авторитете у своего эскорта. Адмирал выспросил у полковника де Можа все подробности боя с адмиралом Эджкамбом, одобрил стрельбу Мигеля Санти и тотчас предложил ему должность канонира в своей эскадре, подивился меткости егерей и отбыл, наконец, на трофейные корабли для их осмотра. Вскоре на них прибыли временные экипажи, и корабли медленно двинулись к устью эстуария, прижимаясь на всякий случай к левому берегу. Впрочем, из форта Сан-Фелипе так и не донеслось ни одного выстрела.
Возле полуразрушенного дома коменданта Сашку перехватил Петер и повел к новому его обиталищу — не столь обширному, но уютному домику в три комнаты плюс кухня. Когда Сашка в него вошел, то сразу увидел Эмили в паре с простоватой женщиной, оказавшейся ее служанкой. Они занимались, конечно, наведением уюта — в данном случае на кухне.
— Эмили, — заулыбался Сашка. — Так ли нужна нам в ближайшее время кухня? Куда важнее порядок в спальне....
— Не волнуйся, дорогой, — лучезарно засветилась его новая фемина. — Там я уже побывала. Но ты войдешь туда не скоро: только после очередного мытья в лохани. Удивительно, какой ты грязнуля: дважды в день тебя мыть приходится....
— Эмили, может только голову?
— Нет, милый, все. Но ты разве не рад? В прошлый раз, помню, радовался....
— Н-ну, пожалуй.... Но где пройдет эта процедура? Комнат у нас всего три....
— Петер будет жить отдельно от нас, зато как султан — исключительно в женской компании. Ты ведь не против, дорогой?
Глава двадцать вторая. Падение Сан-Фелипе
Утро молодой влюбленной пары (Сашка запретил Вобану будить себя рано, только при получении тревожных вестей) было наполнено только прелестными занятиями, в число которых вошел и завтрак в постели. Наконец полковник решил, что манкировать своими служебными обязанностями больше не вправе, сделал попытку покинуть постель, но был пойман за руку.
— Алекс, — сказала Эмили, вглядываясь в него удивленно и серьезно. — Я полагала, что ты просто восхитительный и пылкий молодой человек. Но ты оказался в любовных играх куда опытнее меня. Я таяла под твоими необыкновенными ласками и снова их желала. Где, с кем ты всему этому научился? Эта женщина должна быть исключительной любовницей. Вроде мадам Помпадур....
У Сашки чуть с языка не сорвался утвердительный ответ, но он схватил себя мысленно за горло. Чуть погодя ответил, утрированно рисуясь:
— Эмили, ты не поверишь, но это — государственная тайна. Даже не скажу тебе тайна какого это государства. Скажу лишь, что я не француз де Мож и не герр Чихачев. Ласки же мне приходят в голову при малейшем твоем движении. Вот сейчас ты повела плечиком и приоткрыла краешек подмышки, которую мне тотчас захотелось поцеловать.... А сейчас ты им дернула и нечаянно колыхнула грудью — и я страстно возжелал прильнуть к твоему подгрудию....
— А-алекс! Что ты со мной делаешь, Алекс....
Выйдя, наконец, из дома, Сашка отправился к Вобану, и тот сообщил, что гарнизон Порт-Магона сдался прибывшему к авангарду маршалу Ришелье. Теперь осталось убедить к сдаче гарнизон Сан-Фелипе и остров Менорка станет принадлежать Франции.
— Мне казалось, что мы передадим его Испании, — сказал Сашка.
— Чтобы они снова отдали его без боя Англии?
— Ну, оставить здесь на первое время французский гарнизон, дополнив его испанским — но все-таки передать. Уверен, что король Карлос такой подарок оценит и отплатит в троекратном размере....
— Изложите свои соображения маршалу, мсье де Мож — может, они его и убедят. Он, кстати, прислал сообщение о скором своем появлении в форте Ла Мола....
Ришелье в окружении генералов и подхалимов прибыл на корабле, часам к четырем. Полковник де Мож встретил его на берегу перед строем своего полка.
— Трэ бьен, егеря! — молодцевато гаркнул маршал.
— Вив ле марешаль! — рявкнул в ответ тысячеголосый строй.
— Поздравляю вас с победой! — продолжил заклинание маршал.
— Ур-ра, ур-ра, ур-ра-а! — раздался грозный рев.
— Что это за ур-ра? — оборотился Ришелье к де Можу.
— Это клич римских легионеров, — пояснил Сашка. — Я заимствовал его из трудов Тацита. Теперь будет клич французских егерей.
— Н-да? Вы весьма начитаны, мсье де Мож. Особенно для московита. Но пусть будет у вас такой клич. А теперь расскажите о подробностях захвата форта Ла Мола и разгроме адмирала Эджкамба....
— Подробности ночного штурма форта маршалу весьма понравились.
— А Вы сможете повторить свою атаку — только теперь на форт Сан-Фелипе?
— Отчего не смочь? Сможем. А если предложить им просто сдаться? Мне кажется, в форте укрылось не больше полка....
— Мой парламентер к ним уже ходил, но этот Блейкни уперся: заявил, что запасов пороха, ядер и пуль у него хватит на каждого лягушатника из кодла Ришелье. Наглец!
— Наглец, — согласился Сашка. — Будем брать его груду камней, которая кажется ему неприступной. Ваши полки уже приблизились к крепости?
— Вот-вот подойдут.
— Отмените, сир. Пусть держатся в отдалении, примерно в миле. Чтобы не нервировать раньше времени осажденных.
Егерский полк форсировал эстуарий через остров, в 2 км от крепости, во второй половине ночи. Верные тактике стремительного броска, егери первой роты сразу двинулись, крадучись, к стенам крепости и взяли их в полукольцо, от залива до берега открытого моря. Сашка был в этот раз с ними, хотя в постановке клиньев и крючьев, навешивании веревок и последующем снятии часовых участия не принимал, а возглавил первую волну наступающих. Он был еще на середине стены, как вдруг где-то в крепости прозвучал выстрел.
"Быстрее вверх!" — хотел скомандовать он, но осекся: всем и так стало понятно, что подъем надо ускорить, а выдавать наступающих голосом пока не стоит.
Наконец, Сашка достиг бойницы между крепостными зубцами, выскочил на стену и сразу подался к ее внутренней стороне. Двор крепости уже заполнялся выбегающими с факелами солдатами, гомонящими как растревоженные пчелы. Сашка достал со спины рупор и скомандовал вдоль стены:
— Бойцы! Гасить факельщиков!
Тотчас защелкали выстрелы, и через пару минут в крепостном дворе стало темнее, хотя и не совсем: часть упавших факелов продолжила гореть. Это, впрочем, было на руку нападавшим: до стен свет не доходил, а двор худо-бедно освещал. Осажденные тоже открыли пальбу, но вслепую. А роты егерей все прибывали и прибывали на стены, усаживаясь и укладываясь вдоль них, за пределами зоны поражения пулями со стороны двора.
— Командиры рот, ко мне! — скомандовал Сашка. Вскоре все десять капитанов собрались возле него.
— Провести перекличку своих бойцов, развести роты по ранее согласованным участкам, разместить бойцов вдоль стен, выявить слабые места ваших позиций и укрепить их, отстреливать инициативных бриттиков и ждать рассвета. Гастон, Вы должны выбить пороховыми зарядами внешние и внутренние ворота, но не враз — по моим сигналам. Пока все. Исполнять.
Наконец, восточная сторона небосклона стала слабо сумеречной, сигнализируя о подъеме через час веселого как всегда солнышка (которому по хрену все кровавые сопли придурошных людишек). Двор и стены форта Сан-Фелипе стали вполне различимы.
— Attention, Britta! — направил Сашка рупор в сторону двора. — I — Colonel de Mog, whose soldiers killed yesterday your two companies. (Я — полковник де Мож, чьи солдаты перебили вчера две ваши роты). I assure thate I am able to kill all of you! (Уверяю, что я способен перебить всех вас).
Тут он повернулся в сторону ворот, которые обложила по стенам рота Гастона, и крикнул в рупор:
— Гастон, внутренние ворота!
Через несколько секунд грохнул взрыв, и окованные железом внутренние ворота крепости выпали во двор.
Сашка вновь повернул рупор во двор и провозгласил:
— Offer you honorable captivity — withhout internment, leaving the officers personal weapon (Предлагаю вам почетный плен — без интернирования, с оставлением офицерам личного оружия).
Он подождал минуту, повернулся к воротам и вновь скомандовал:
— Гастон, внешние ворота!
Вновь взрыв, после которого внешние ворота повисли на одной петле.
-Five minutes later I change my offer to unconditional surrender! (Через пять минут я изменю свое предложение на безоговорочную капитуляцию!) — грозно произнес Сашка.
Почти сразу на двор из внутреннего каземата вышла группка британских офицеров при шпагах и остановилась, глядя в сторону громкоголосого невидимки. А за ними повалили сержанты и рядовые и стали складывать свои ружья на землю — все более, более, более.
— Сержанты, принять оружие и рассортировать пленных! — скомандовал Сашка. — Офицеров закрыть в комендантском доме — до прихода маршала Ришелье.
Маршал был очень оживлен, принимая капитуляцию, а при взглядах на полковника де Можа каждый раз улыбался. Когда же он ознакомился с подземными и цокольными казематами крепости, то воскликнул:
— В этих стенах и с таким арсеналом я мог бы держаться целый год! Алекс, Вы со своими егерями сэкономили мне время и уйму солдатских жизней! Я буду рекомендовать Вас перед королем к награде кавалерским орденом святого Людовика! Вы ведь католик?
— Увы, нет, сир. Меня распропагандировали ваши ученые умы, и теперь я причисляю себя к атеистам.
— Вы не верите в Бога? О времена, о нравы! Но Вас же крестили? В какой же вере?
— В лютеранской, сир, — с покаянной рожей развел руками Сашка.
— Это меняет дело.... Впрочем, я слышал, что в канцелярии короля лежит законопроект о введении военного ордена для офицеров-протестантов. Так что через несколько лет награда Вас все равно найдет.
— Благодарю Вас, мсье маршал. К этой награде не полагается приложение в виде поместья?
— Фи, де Мож. Разве можно быть таким меркантильным? Вам повесит орден на грудь сам король — это высшее счастье для дворянина! Впрочем, Вы ведь пока беспоместный? Так и быть, похлопочу и о поместье для Вас и о титуле — пока баронском, конечно. Теперь довольны?
— Бесконечно, сир.
— А в Вас проглядывает фигляр, мсье. "Бесконечно...."
Сашка посмотрел маршалу в глаза, улыбнулся и сказал: — Нет, правда, спасибо, сир. А скажите, если мои егеря возьмут Гибралтар, я смогу претендовать на орден святого Михаила?
— Вы это серьезно говорите? — оторопел Ришелье. — 30 лет назад испанцы пытались его вернуть, обложив большими силами, потеряли за полгода много солдат убитыми и ранеными и отступились.
— Вы ведь знаете, что девиз егерей совсем другой: "Не числом, а умением". А также внезапностью посредством быстроты и скрытности.
— Не зна-аю.... — задумался Ришелье. — Все подходы к Гибралтару просматриваются издалека. Западный, северный и южный склоны его усеяны мощными батареями по всему периметру, а восточный склон — это сплошная крутая скала высотой от 200 до 400 метров....
— Но ни батарей, ни дозоров на нем нет?
— Батарей нет, только на самом гребне парочка, а насчет дозоров не уверен....
— На самых крутых частях их не устроишь — вот там мы и пройдем. Если Вы решитесь повести туда флот.... Или договоритесь с испанцами о нашем проходе через их побережье близ Гибралтара....
— Флот вести очень опасно — ведь Гибралтарская эскадра британцев сильна и мобильна. Идея насчет испанцев могла бы быть плодотворной, но Фердинанд 6-ой упорно придерживается нейтралитета в споре Франции и Великобритании — в основном потому, что, будучи двоюродным братом нашему королю, женат на дочери короля Португалии, рьяной союзнице британцев. И министр иностранных дел сейчас у него с Британских островов — ирландец Рикардо Уолл, сторонник нейтралитета....
— Но эскадра Галиссоньера сейчас пополнилась двумя линкорами и численно превосходит, наверно, эскадру британцев?
— Может и превосходит, только на практике английские моряки почти всегда бьют наших — как ни больно мне об этом говорить.... Забудьте пока об этой своей мечте, Алекс. Но если обстоятельства сложатся для нас когда-нибудь хорошо, мы тотчас о ней вспомним. Обещаю.
Глава двадцать третья. Спасительный островок
В детстве Сашка, как многие пацаны, мечтал о морских приключениях. Но в четырнадцать лет он упросил родителей совершить круиз на теплоходе по Черному морю по маршруту Сочи-Ялта— Севастополь-Одесса-Сочи и физиологически ощутил, что не создан для моря. На переходе Сочи-Ялта со стороны Новороссийска налетел ветер и создал на море 4-х балльное волнение, которого хватило для того, чтобы Сашку выполоскало от и до — при том что многие пассажиры даже рады были ощутить себя этакими "морскими волками". Круиз пришлось прервать и отдыхать далее на крымских камнях бесправными дикарями.
В 18 веке 24-х летний Сашка пережил переход от Тулона до Менорки сносно в связи со слабым ветром и спокойным морем. Однако на обратном пути на французские корабли налетел сильный западный ветер, который быстро образовал штормовые волны высотой до 3 метров. В совокупности волны и ветер погнали корабли к берегам Сардинии. Шторм укачал многих, но Сашка просто превратился в подобие бледной спирохеты. Напрасны были старания Эмили его отпоить лекарствами, согреть теплом, убаюкать: его рвало, рвало и рвало; случался и понос, хотя есть он совсем перестал. "А если бы мой полк послали воевать в Америку?" — задавал он иногда вопрос, но тотчас махал рукой, отгоняя эту вероятность.
Перед рассветом шторм улегся, а Сашка ощутил позыв на посещение гальюна. Эмили запретила ему в него ходить, так как этот поход был сопряжен с риском (гальюн, к сведению несведущих, устраивался под бушпритом, где приходилось держать равновесие) и припасла ночной горшок — но опорожняться в присутствии своей Лорелеи, хоть и спящей — не комильфо, согласитесь.... И Сашка пошел, крадучись, в рубашке, портах и босиком на все еще качающуюся палубу. Шел, хватаясь за такелаж, фальшборт, леера и вот уже бушприт с кливером, который вдруг хлестнул "сапога" по лицу, а палуба поехала из-под ног (доворот что ли рулевой сделал?) — и Сашка, всплеснув руками, перевалился через борт. Он, конечно, вскрикнул, потом врезался в воду (холодная, зараза!), вынырнул, снова закричал, но сам поразился слабости своего голоса. Корабль же продолжил свой ход и вот уже показал полковнику егерей корму! Сашка в отчаянии повернул голову в надежде увидеть следующий корабль и ничего, кроме волн не увидел.
— Я же потону! — закричал он, глядя в слабо сумеречное, облачное небо. — Ты что делаешь, всесильный? Спасай меня, я не закончил свою миссию!
В разрыве облаков показалась одинокая звезда, подмигнула погибающему попаданцу и скрылась.
"Что же, тонуть? Или все же подергаться — как известная лягушка в кувшине с молоком? Где тут восток? Там, где чуть светлеет горизонт? И там же находится Сардиния — значит, плыву в ту сторону. Вода, вроде бы уже не такая холодная.... Помоги, боженька!"
Рассвет застал его все еще барахтающимся среди волн — уже невысоких, но все равно заплескивающих ему в жадно дышащий рот порции соленой воды. Сашкины руки и ноги еле шевелились от усталости и холода, но он упрямился, изображая что-то вроде брасса. Внезапно его поволокло вперед, потом сильно потянуло назад, он высунул голову из воды как можно выше и увидел скальный берег. Откуда-то в организме взялся адреналин, вливший силы в мышцы и Сащка стал грести, грести руками, пока не зацепился ногами за песчаный грунт. Еще немного телодвижений — и он вполз на галечно-песчаный пляж небольшой бухточки в обрамлении зализанных прибоем известковых скал. "Спасибо, боже!".
Когда солнце взошло почти в зенит, Сашка успел приободриться, подсушиться, напиться пресной воды из лужицы в скальном углублении (вчерашний ветер сопровождался дождем) и определить, что забросило его, как водится на остров, — вернее скальный островок размером 300х100 м при высоте до 10 м. Растительность на острове была — в виде хвойных и мелколиственных кустарников, а животный мир ограничивался какими-то пичужками. Были, вероятно, и морские твари в виде рыб, крабов, морских лилий, ежей и т. д,, но их еще предстояло найти и поймать. Осталась надежда и на людей: на востоке километрах в пяти виднелась сплошная береговая линия. Плыть туда Сашка пока не собирался (хотя припрет и поплыву!), но, может быть, местные рыбаки близ этого островка бывают?
Остаток дня он пытался добыть в море пищу: отваливал валуны в надежде на крабов (трех нашел, но один убежал), плавал с открытыми глазами под водой и выкинул в итоге на берег с десяток морских звезд, один "морской огурец" и двух "ежей", а также надрал ламинарий — для салата. Потом дробил панцири иглокожих и высасывал из них содержимое — но очень выборочно, потому толком не насытился. Хорошо, что ламинарий было в достатке — заполнил ими пустоту в желудке. Потом искал и оборудовал место для ночлега: наломал веток, постелил на них штаны и лег калачиком, а рубашкой укрылся. Как ни странно, пригрелся и уснул.
Через пять дней он стал всерьез думать о форсировании пролива вплавь. Погода установилась тихая, теплая, море чуть шевелилось под лучами жаркого солнца — чего ж не плыть? Устану — отдохну на спине, слава богу, умею. А то ведь на острове этом и сдохнуть недолго: вода в одной тенистой лужице еще есть, но рано или поздно кончится, да и жратвы добыть много не получается. К тому же огонь так и не разжег (ну нет среди известняков кремня, железки и стекло тоже нигде не валяются!), а еще от этой специфической пищи ему стали сниться яркие эротические сны, в которых первой являлась Эмили, превращавшаяся в Жанну, та в Анну-Марию, а на пике сновидения возникала почему-то Ксения, которой и доставалось все мужское семя.... Нет, надо плыть, плыть отсюда! С этим твердым намерением Сашка и уснул.
С утра не поплыл, надо было плотнее позавтракать. А когда вернулся с добычей на скальную вершину (где предпочитал есть и одновременно обозревать горизонт в поисках транспортов), то увидел вдруг плывущую к острову лодку под косым парусом. "Господи, ты опять меня услышал? Надо, бросать, видимо, свой атеизм и молиться тебе каждодневно. Или тебя и теперешний мой типаж устраивает?" Сам же встал на скалу, снял рубашку и стал ей махать над головой, понимая уже, что замечен.
Оказалось, что этот островок давно облюбован местными рыбаками как скопище гранчио, олотурио и риччио ди маре. Так, по крайней мере, понял Сашка после многословных объяснений с двумя "рыбаками": пожилым (лет под 70?) Гвидо и молодой (лет 20-22?) Паолой. Мгновенный обмен взглядами меж Сашкой и Паолой, разумеется, состоялся, и Сашка усек, что его щетина и всклокоченная голова не столь ужасны в понимании черноглазой итальянки. В итоге он предложил свою помощь в поисках морской продукции, которая оказалась весьма веской, поскольку ни Гвидо, ни Паола плавать под водой (а может и на воде?) не умели. Наконец, аппетиты Гвидо были удовлетворены, и лодка отправилась в обратный путь вместе с усталым, но веселым Сашкой.
Глава двадцать четвертая. Жизнь рыбацкая
Рыбацкое поселение Анчио состояло из трех десятков одно-двухэтажных плоскокрыших белых домиков, сложенных из неотесанных плит известняка, скрепленных известковым же раствором. Напротив домиков у берега стояли на приколе лодки (хотя большинство мест еще пустовало), а поперек берега сушились на распорках сети, меж которыми тут и там затевали свои игры дети. Гвидо причалил возле незавидного одноэтажного дома, принес из него корзины и велел Паоле и Алексу грузить в них добычу — раздельно. Сашка, исколовший ладони и пальцы о проклятых ежей еще возле острова, поднял руки вверх и показал их мужику. Тот презрительно скривился, но принес из дома брезентовые рукавицы. В рукавицах сортировка пошла у Сашки споро, но тут он заметил, что кожаные перчатки Паолы совсем тонкие и она тоже морщится от уколов. Тотчас он снял правую рукавицу и протянул ей. Она взглянула на него в упор и качнула в знак отрицания головой, но Сашка сунул рукавицу ей в руку и утрированно грозно сдвинул брови. Рыбачка беззвучно оскалила в улыбке зубы и надела рукавицу.
Улов Гвидо тотчас понес на продажу — вернее, две корзины понес Сашка и одну Паола. Покупателем же оказался самый зажиточный селянин (обитал аж в трехэтажном доме!), который, вероятно, являлся перекупщиком, а собственно потребители ежей, голотурий и крабов пребывали где-то в аристократических высях. Сашка и Паола при торге, конечно, не присутствовали, а сели на лавку во дворе дома и, не имея возможности поговорить, стали смотреть друг на друга. Долго смотреть у них не получалось (то один отводил в смущении взгляд, то другая), но через одну-две минуты их взгляды снова встречались.
Стоит пояснить, что сексуальный аппетит Сашки от купанья в море нисколько не убавился, и потому взгляд его, обращенный на молодую донну, быстро эволюционировал от игривого любопытства до едва завуалированного вожделения. Паола вожделения была достойна: помимо ярких черных очей ее овальное смуглое лицо имело все достоинства итальянской красоты, то есть прямой изящный нос, полные губы, белейшие зубы, маленькие уши, круто очерченные соболиные брови и чистый невысокий лоб, обрамленный гривой густых черных волос, обрезанных почему-то до плеч. А шея.... А груди, свободно шевелящиеся под рубашкой.... Гибкий стан, внятные ягодицы, стройные ноги с босыми изящными ступнями.... Столь же изящные кисти рук.... И взгляд ее: сначала изучающий, держащий на дистанции, но не отталкивающий, равно готовый к улыбке или негодованию, и все-таки понемногу наполняющийся влечением в ответ на Сашкины все более нескромные взгляды....
Читателю вправе, кажется, поморщиться: у этого сочинялы и принцессы и рыбачки — все красавицы.... Он, вероятно, не бывал в Италии и, тем более, на Сардинии. Здесь за тысячелетия перебывали многие, очень многие нации: греки, римляне, кафагеняне, вандалы, готы, норманны, арабы, испанцы.... И все, первым делом, "покоряли" женщин, а те рожали детишек.... С каждой волной "покорителей" все более и более красивых детишек. В итоге даже рыбачки Сардинии имели очень замысловатую родословную, восходящую к цезарям и эмирам.
Вдруг Паола, успевшая еще на острове узнать, что француз не понимает итальянского, а тем более сардов, заговорила:
— Che, ranocchio, in filare in me tuo cazzo? (Что, лягушонок, хочешь воткнуть в меня свой хрен?). Invano lo hai nascosto, ho avuto il tempo di vedere (Напрасно ты его прячешь, я успела увидеть). Questo, forse, ci sarrebe stato bene (Это, может быть, было бы и неплохо). Come ho avito abbestanza di questo Guido! (Как мне осточертел этот Гвидо!). Сhe stupido che sono, che ha ceduto in momento di debolezza! (Какая я дура, что поддалась ему в минуту слабости!) La Vergine Maria! Mi dispiace per I brutti pensieri! (Дева Мария! Прости меня за дурные помыслы!).
И стала часто креститься.
Сашка напряженно вслушивался в речь Паолы, выхватывал отдельные слова, но не понимал. Впрочем, общий смысл уловил: сначала она в чем-то его упрекнула (В том, что пожирает ее глазами?), а потом стала жаловаться на свою жизнь. Давай, птичка, давай, а я потом тебя пожалею....
Тут из дома вышел Гвидо, крутя головой: объегорил его, вероятно, ушлый перекупщик. Оба страстотерпца поднялись с лавки и поплелись за ним по жаре к собственному жилищу.
В доме Гвидо оказалось всего две комнаты, не считая кухни: в одной спал Гвидо со своей женой (старой вешалкой с проницательным взглядом, имя которой Сашка не расслышал), в другой обитала Паола с двумя детишками (девочкой лет 7 и пацаненком 4 лет). "Куда же определят на ночь меня? — озадачился Сашка. — Или поблагодарят сейчас за помощь да отпустят восвояси?". Оказалось, что с улицы к дому пристроен сарайчик длиной 2 метра, беспорядочно заваленный колотыми дровами из плавника. Но если их сложить вдоль стены в поленницу, то вдоль другой стены можно будет лечь.... Так, во всяком случае, понял Сашка слова и жестикуляцию Гвидо. "Приступлю тогда к укладке поленницы. Надеюсь, ночью она на меня не свалится?"
Преобразованием сарайчика в жилье Сашка занимался до вечера. Когда Паола пришла звать его на ужин, то удивилась: вдоль стены стояли на забитых в землю кольях крепкие нары (из нескольких плавниковых стволов, обнаруженных под дровами), противоположную стену закрывала до крыши ровная поленница, в головном торце сарайчика, между поленницей и нарами, высился столик из плахи на высоких кольях, а в ногах (напротив входа) был устроен круглый очаг из камней. Она покачала головой из стороны в сторону в знак снисходительного одобрения и повела лягушатника в дом.
После небогатого ужина (паста из мелких шариков теста вперемешку с сыром, луком и мелкими жареными рыбешками, которую запивали кислым слабеньким вином) та же Паола выдала Сашке обширную накидку, сшитую из двух овечьих шкур, и подушку, набитую каким-то мягким мехом, и отправила в сарайчик, объяснив на смеси итальянских и французских слов, что завтра их вновь ждет сбор иглокожих и крабов. Сама же занялась, видимо, вязанием при свете рыбацкого фонаря. Сашка побрел спать, размышляя меж тем, не "сделать ли ноги". Но без знания языка тут легко огрести нехилые неприятности, вплоть до попадания в рабство — нет, лучше попахать пока на Гвидо, попутно уча итальяно....
Впрочем, времени на изучение языка у него назавтра почти не было: пришлось нырять, нырять и нырять, собирая колючие дары моря. Наступил момент, когда его глаза стало немилосердно щипать и он пошел в отказ. Гвидо было нахмурился, но приглядевшись к слезящимся глазам найденыша, вернулся к прежней методике лова, наощупь. Улов стал прибывать значительно медленнее. Сашка посожалел об отсутствии маски и вдруг вспомнил, что в доме перекупщика окна стеклянные (у Гвидо и у других окна в частых переплетах, ячейки которых затянуты бычьими пузырями) — значит, стекло раздобыть можно, а если найдется также гипс.... Он попытался объяснить свою задумку Гвидо, потом подключил Паолу, стал рисовать на песке маску и убедил их бросить скудный промысел и плыть в поселок для изготовления маски.
Стекло и гипс Гвидо купил в том же доме, причем нашелся и корундовый стеклорез. Сашка сумел обрезать прямоугольную пластинку стекла до овала, потом заготовил гипсовый бинтик и окантовал им этот овал. На следующем этапе он прилепил к пластинке гипсовую трубу и стал ее понемногу обпиливать, подгоняя к рельефам своего лица. Наконец, привязал к гипсовой маске завязки и пошел опробовать ее у берега моря. Пока "труба" не погружалась целиком в воду, обзор дна был прекрасным, но при полном заныривании вода в маску неизбежно проникала и все портила. "Значит, буду плавать поверху и примечать добычу на дистанции". Гвидо тоже полежал на воде в маске и выбрался обратно удивленным и довольным. Паола смотрела завистливо, но лезть в воду и мочить платье не захотела. Сашка, воспользовавшись моментом, попросил Гвидо, чтоб Паола поучила его языку — тот поворчал, но разрешил.
На другой день сбор иглокожих походил на сборку авто на конвейере: Сашка плыл рядом с лодкой, погрузив лицо в воду, примечал добычу, снимал маску и передавал Паоле, нырял, возвращался на поверхность моря с крабом, ежом, голотурией или лангустом, отдавал их Паоле, забирая и надевая маску, и вновь плыл.... Лодка была наполнена еще до обеда, и им пришлось плыть в поселок. Гвидо, бывший на руле, просто сиял всю дорогу. Паола же посматривала на лягушатника, пожалуй, с почтением. После обеда Сашка с полным основанием подсел к Паоле и стал донимать ее вопросами.
Потом был следующий день, похожий на предыдущий, потом другой, третий.... Их удачный лов был, конечно, замечен другими рыбаками и на третий день возле островка плавало более 10 лодок, но с хорошей добычей оказались опять одни они. Гвидо просто распирало от самодовольства.... На берегу его обступили рыбаки с целью узнать его секрет, но он только задирал вверх подбородок, ухмылялся и охлопывал соседей по спинам: мол, уметь надо рыбачить-то....
В тот вечер Сашке не спалось, и он стал слоняться возле дома без цели. Проходя мимо окна комнаты Паолы он вдруг услышал приглушенные мужской и женский голоса, причем в женском присутствовала яростная интонация. Среди незнакомых слов его ухо выхватило знакомые: "бамбини" и "дева Мария".... Потом послышалось яростное мужское ругательство и финальное хлопанье дверью. "Гвидо приходил, видимо, за "любовью" и получил отлуп" — рассудил Сашка. То, что этот старый козел "теребит" свою вдовую сноху, он успел понять — не желая понимать Паолу, уступившую этим домогательствам. Узнав эту постыдную тайну, Сашка как-то подувял в своем эротическом стремлении к Паоле — что, в принципе, было и хорошо (для его жизни в этом доме), но и горьковато. Теперь же он разулыбался и пошел спать с легкой душой. А под утро ему был презент: эротический сон с участием Паолы.
Глава двадцать пятая. Розовая пасха в городке Боза.
Наутро Гвидо был в явном раздражении, что проявлялось в виде мрачных взглядов, бросаемых им как на Паолу, так и на приблудного лягушатника ("Вот истинный виновник вчерашнего бунта ранее покладистой снохи!"), а также швырков, рывков, сопения, молчания и т. д. Лишь находка Сашкой подводного рифа, густо заселенного иглокожими, вновь оживила одержимого наживой рыбака, который попытался сделать к рифу и второй рейс за день — но Алекс проявил строптивость и потыкал пальцами в свои красные глаза: нельзя, устали occhi.... (Конечно, было можно, но на фиг, на фиг!). Тогда Гвидо придумал другую работу (починку старых, давно не использующихся сетей) — лишь бы не дать этой сладкой парочке ворковать на пару под видом изучения языка.
Сашка же обурел и стал совмещать приятное с бесполезным, то есть в процессе починки сетей продолжать расспросы Паолы на темы "что есть что" и "как это что употреблять". Гвидо оборвал их раз, другой, Сашка же продолжал борзеть (полагая, что основной добытчик вправе вести себя самостоятельно); в итоге Гвидо бросил сеть и ушел в дом. Так и слава богу — не так ли, Паола? У Паолы было, видимо, другое мнение, но Сашка лопотал итальяноподобную галиматью, улыбался, корчил рожи, жестикулировал, рисовал на песке фигурки в разных позах и говорил "sei tu" и "ancora tu" ("это ты" и "опять ты"). Молодая женщина смотрела на него вопросительно или недоуменно, потом скептически, саркастически, иронически, снисходительно и, наконец, заулыбалась и даже засмеялась однажды. После чего стала учить забавного раноччио уже с энтузиазмом. К вечеру сеть была починена наполовину, а общение Сашки с Паолой стало похоже на примитивную, но беседу. Ужинать их позвала дочка Паолы, Розина — самая старательная помощница бабушки Марии.
Прошло еще несколько дней (Паола совсем сдружилась с Алексом), как вдруг настал день Пасхи роз, в связи с которой почти все население поселка отправилось в соседний городок, Бозу, — естественно, на лодках с парусом. Паола взяла с собой Розину и настояла, чтобы поехал Алекс. "Там нахальные парни, — напомнила она Гвидо. — При виде Алекса они будут поскромнее". Старая Мария осталась дома вместе с шустриком Джованни.
Отправились ранним утром, чтобы успеть к обеденной мессе, и караван лодок из Анчио растянулся на целый километр. Через несколько часов вошли в устье реки Темо и, поднявшись по ней километров на 5, завидели город, вытянувшийся по обоим берегам реки. В центре города реку пересекал каменный мост, выходящий как раз к собору. У моста и приткнули лодки анчийцы. Городок состоял из разноцветных, но однотипных каменных домиков высотой в 3-4 этажа, накрытых уплощенными крышами из красной черепицы. "Немецкие городки повеселее будут — констатировал привередливый Сашка. — А собор вообще низенький и простенький — как туда такая прорва людей войдет?"
По улицам к собору, действительно, шли непрерывные вереницы принаряженных горожан, а также окрестных селян. Присоединились к ним и анчийцы, которых теперь показалось совсем немного. Однако собор города Боза имел секрет: невеликий снаружи, он оказался внутри довольно просторным, вместив всех своих прихожан. Сесть анчийцам на скамьи, конечно, не удалось, но места стоячие им достались не у самого выхода. Гвидо встал рядом с Паолой, которая была одета в праздничный сардинский наряд: темная юбка в сборку до пят, белая рубашка с длинными рукавами, красный вязаный жилетик символических размеров, белый платок на голове, а на ногах — деревянные башмачки. Наряд вполне стандартный, но выглядела она как пава, так что многие мужчины и парни на нее поглядывали. Сашка встал сзади хозяев, а Розину (наряд которой копировал одежду матери) поставили впереди Паолы. Она тотчас стала вертеться, пытаясь разглядеть, что делается у алтаря, и Сашка проявил инициативу: взял ее на руки. Девочка, получившая великолепный обзор да еще мягкое место, совершенно успокоилась и прикорнула к груди добросердечного великана. От Паолы Сашка тоже удостоился благодарного взгляда, а от Гвидо опять мрачного.
О мессе распространяться вряд ли стоит: попы лицедействуют везде одинаково. Единственной неожиданностью для Сашки оказалось осыпанье прихожан из-под купола лепестками роз. Наконец, отзвучали последние торжественные речи и завывания, и ревностные католики потянулись к выходу, кропя себя и своих близких святой водой из стоящей перед выходом чаши. Вдруг руки Сашки коснулись мокрые пальцы — то Паола явила ему свою приязнь. Он растерялся и, вместо ответного кропления, ей поклонился. Она улыбнулась и тоже чуть склонила голову.
После мессы анчийцы дружно поспешили в давно облюбованную тратторию: выпить вина и смачно пообедать. Гвидо вдруг оставил общество Паолы и подсел к компании, состоявшей из одних рыбаков. Паола же скорешилась с деревенскими товарками, но Алекса не забыла, потянув за собой. Сашка покосился на анчийских мужичков, с которыми ему уже доводилось перемолвливаться, но никто места за своим столом ему не предложил. "Горите вы синим пламенем! — обозлился Сашка. — Придется идти к бабам, по местным понятиям позориться".
В женской компании он, как мы знаем, никогда не терялся: в этот раз ему не хватало слов, но он успешно компенсировал их жестами, ужимками и смехом. Бабенки стали все чаще шутить именно с ним, а потом потрагивать, поглаживать, ухватывать — так что Паола начала всерьез сердиться на его излишнюю веселость. (Когда пришла пора расчета с хозяевами, Сашка осознал, что денег-то у него нет, но Паола за него заплатила).
Вдруг компания, где сидел Гвидо, начала дружно петь какую-то протяжную песню ("в грузинском стиле" — оценил Сашка). Песня была, видимо, любимой, так как у некоторых певцов из глаз показались слезы. Женщины слушали молча и бесстрастно. Закончив одну песню, мужички запели вторую, столь же заунывную. Потом третью.... Хозяин шепнул что-то своему пареньку, тот исчез, но вскоре появился в зале вместе с высоким усачем, в руках которого была гитара! Подождав, когда рыбаки закончат песню, он сделал беглый перебор и запел высоким голосом:
— Il sola splende sopra il mare di sardegna (Солнце сияет над морем сардинским)
E la mia anima vola verso te (А моя душа летит к тебе)....
Женщины при первых звуках песни оживились и тоже дружно стали подпевать; мужички же посмурнели ("Ну, бляха муха, матриархат попер на патриархат! Что-то будет?" — улыбнулся в душе Сашка). А усач пел, нанизывая одну высокую ноту на другую и проливая, видимо, бальзам на души угнетенных женщин. Закончив одну песню, он сразу запел "О sole mio", которую женщины тоже с удовольствием подпевали. Потом пришел черед третьей, столь же сладкой.... "А не похулиганить ли мне? — загорелась вдруг душа у Сашки. — Сбацать про калмыка, Челентано? В школе на выпускном мы с пацанами ее лихо исполнили! И слова я еще вполне помню.... Тем более, что они в ней нейтральные и подойдут даже для этого времени. Попробую — если усач даст гитару".
Улучив момент, он подошел к певцу и на примитивном итальяно попросил дать сыграть одну песню. "Уно, понимаешь? Уно!". Тот посмотрел на него с сомнением, помялся, но все же дал. Сашка прошелся по струнам ("Слава богу, перестраивать не надо!") и ударил по ним всеми пальцами, порождая неведомый здесь пока бодрый ритм. Закончив играть квадрат, он запел, глядя прямо на Паолу:
— Mi sembra la figlia (Ты будто бы доча)
Di un capo cosaco (Казаков атамана)
Con quegli stivali (В таких сапогах)
E quell nero Colbacco (И в черной ушанке)
Ай-яй-яй, ая-яй-яй-яй, ая-я-яй!
Chi un que ti guarda (Тебя кто рассмотрит)
Rimane di stucco (Как стукнутый будет)
Ed ogni ragazzo (И каждый подросток)
Si sente un calmucco (Калмыком себя видит)
Ай-яй-яй, ая-яй-яй-яй, ая-я-яй!
Tutta la gente si gira, si gira (Люди к тебе повернутся, вернутся)
Quando ti vede passаr, passаr (Когда ты меж ними идешь, идешь)
Non sente piu che ce freddo, сe freddo (Не чувствуют холода, холода)
E resta ferma a guardar (И замирают, глядя на тебя)
Sei alta sei bruna (Ты высока, ты брюнетка)
Sei propio uno spacco (Ты просто взрыв)
Сon quegli stivali (В этих сапогах)
E quell nero colbacco! (И в этой черной шапке!)
Ай-яй-яй, ая-яй-яй-яй, ая-я-яй
И вновь заиграл залихватский проигрыш, сначала притопывая ногами, а потом изобразив натуральную пляску с криками и свистом, под которую все в таверне стали ему хлопать.
Закончив номер, он подал с поклоном гитару хозяину, но женщины вдруг запротестовали и стали просить исполнить что-нибудь еще. Сашка посмотрел вопросительно на певца и тот нехотя кивнул. Тогда он запел вторую песню из репертуара Челентано, "Соно Итальяно", которую обычно исполнял в паре с "Калмыцкой": — Лашате ми кантаре, кон ла гитарра н,мано.... Запел и пожалел, вспомнив, что там полно понятий, в этом веке не существующих. Может, спишут на его плохое произношение и акцент? Слушали ее тоже хорошо (а где, когда слушали плохо?), тем более что раздумчивая ткань песни хорошо ложилась на меланхоличный нрав местных жителей. Потом долго хлопали и просили новых песен, но тут Сашка уперся твердо, отдал инструмент и уселся рядом с Паолой. Она посмотрела на него вдохновенными, блестящими глазами и тайком пожала запястье.
Вернулись жители Анчио в свой поселок уже в густых сумерках. От ужина Сашка отказался и пошел спать. Некоторое время ворочался, мечтая о Паоле, но потом уверил себя, что она ему вновь приснится и, как по приказу, заснул. Через некоторое время вожделенная женщина скользнула в его объятья.
— Паола.... — нежно произнес Сашка. — Ты появилась, как я просил. Жаль, что только во сне....
— Perche durante il sonno? — произнес рядом еще более нежный женский голос. — Io dal vivo, tocca a me (Почему во сне? Я живая, потрогай меня).
— Ты здесь? Мамма мия, божественная донна, ты здесь! Дай мне твои labbra (губы)..... Мамма мия! Дай collo (шею).... И petto (груди).... И..... Che felicita!
Глава двадцать шестая. Снова новобранец
Как ни хоронились Паола и Сашка от взглядов Гвидо утром следующего дня, многоопытный мэн быстро распознал их тайну и набычился. Внезапно он прекратил сборы на очередной лов и целенаправленно пошел к дому перекупщика. Потом вернулся, сел молча в лодку и поплыл в сторону Бозы. Прелюбодеи посидели некоторое время в тревоге, но потом их взгляды вновь потеплели, руки сплелись, и они пошли бок о бок в такой уютный сарайчик....
Гвидо вернулся после обеда и не один: в лодке сидели два вояки с ружьями, причем один с какими-то знаками отличия. Сашка и Паола сидели в это время на берегу и продолжали чинить сеть, попутно разговаривая. Сержант(?) ловко выпрыгнул из лодки на берег, наставил на Сашку ружье и сказал:
— Ты — дезертир! Бруно, вяжи его!
Второй вояка вылез из лодки неловко, положил ружье на банку лодки и почапал к "дезертиру", снимая с пояса моток веревки.
— "Повязать их что ли? — стал лихорадочно соображать Сашка. — Ухватить увальня, крутнуть и бросить в ловкача-сержанта, затем вырвать ружье, ткнуть того и другого стволом в мошонки, повязать, добавить к ним в компанию Гвидо и валить на лодке в море.... Взять с собой Паолу? А дети? Вот беда.... Черт с ними, пусть забирают, авось, выслужусь. Вот только Паола: измордует ее без меня этот Гвидо....
Через полчаса лодка вновь отплыла к Бозе, увозя связанного Алекса от безутешной Паолы.
В Бозе, оказывается, заканчивалось формирование батальона гренадеров, в который набирали самых рослых рекрутов из сел и городков Западной Сардинии. В него-то и сдал нежеланного работника предприимчивый рыбак, получив за него горстку скудо (а может всего лишь сольди?), а также вернув в крепостную зависимость Паолу. Если только она не пошлет его, наконец, в края далекие: маску-то волшебную Сашка ей оставил....
Казармы батальона располагались на северо-восточной окраине города, у подножья горы, на которой стоял древний замок Серравалле — ныне разваленный, пустой. Вокруг казарм и плаца был возведен каменный забор высотой в 2,5 м — чтоб не убегли рекруты.... Сашку в батальонном дворе, наконец, развязали, и он стал разминать затекшие больнючие мышцы, поглядывая на забор ("Фигня делов, преодолим на раз: разбег, напрыгивание одной ногой на стену и толчок ею же, тело по инерции летит вперед и вверх, руки хватаются за край стены, выходят в положение упора, а вторая нога перебрасывается на верх забора — далее прыжок вниз, можно с переворотом...."), входные ворота с караулом из двух солдатиков ("Тоже не преграда...."), двухэтажные здания казарм с деревянными ставнями на окнах и вышагивающие по плацу под барабанный бой и звуки флейт роты ("Натуральный гусиный шаг: бьют по земле всей подошвой — и это в занюханной Сардинии?").
Тут "ловкий" унтер подвел у нему офицера (капитана?) — на вид натурального пруссака: высокого (но пониже Сашки), костистого, светловолосого, голубоглазого, с длинным прямым носом.
— Ecco questo recluta, signor capitano, — сказал унтер. — Ma non e italiano, un francese (Вот этот рекрут. Но он не итальянец, а француз).
Офицер пристально вгляделся в бравого молодца и спросил:
— Quel est ton nom?
— Алекс де Мож, герр официр, — четко ответил Сашка.
Офицер вскинул ко лбу брови и спросил еще:
— Sie Edelmann und sprechen Deutsch? (Вы дворянин и говорите по-немецки?)
— Genau so, Herr Offizier. (Именно так, господин офицер)
Офицер подумал еще чуть и снова спросил:
— Sie dienten in der Armee und in welcher dienstgrad? (Вы служили в армии и в каком чине?)
— Im Rang eines Oberst, unter dem Kommand Marchall Richelieu (В ранге полковника, под командой маршала Ришелье).
Офицер снова вскинул брови, потом нахмурился и спросил:
— Sie dass, der Prinz des Blutes? Oder Bastard? Wie alt sind Sie? (Вы что, принц крови? Или бастард? Сколько Вам лет?)
— Ich bin 24 Yahre alt und ich war der Kommandant eines Regiments Jager (Мне 24 года и я был командиром полка егерей)
— Regiment Jager? Etwas neues, vor allem fur die franzosische Armee. Und was konnen Ihre Jaegers? (Полк егерей? Что-то новое, особенно для французской армии. И что могут Ваши егеря?)
— Lassen Sie demonstrieren? (Позвольте продемонстрировать?) — спросил Сашка. Офицер пожал плечами и чуть кивнул. Сашка встряхнул руками и ногами ("Вроде в норме...."), повернулся к забору, прикинул разбег и побежал и прыгнул и перекинулся через забор, успев в последний момент от него оттолкнуться, завидев развал камней с той стороны забора. Потом выбрал удобное место для нового разбега и проделал тот же номер, оказавшись вновь в батальонном дворе. Совершил бегом 50-метровый рывок, но за 10 метров до офицера перешел на строевой шаг и отрапортовал по-немецки:
— Подобные препятствия умеют брать все егеря, а также метко стрелять, бросать гранаты дальше любого гренадера, выстоять против любого бойца и даже против всадника, вздыматься на крепостные стены и еще многое другое — но со специальными приспособлениями).
— Могут выстоять против любого бойца? И даже всадника? Интересно было бы посмотреть, — сказал с ноткой почтения офицер. — Но какие приспособления Вам для этого надо?
— Очень простые, которые я могу изготовить сам.
— То есть завтра Вы сможете нам показать другие свои умения?
— Вероятно, да, смогу. К кому мне обратиться за необходимыми материалами?
— К фенриху Брателли — он является квартирмейстером батальона — завершил разговор офицер. Потом повернулся к унтеру и сказал на итальянском:
— Поместите синьора де Мож где-нибудь отдельно от солдат. Сможете?
— Да, синьор капитан.
Глава двадцать седьмая. В поисках счастья
Демонстрация Сашке, слава богу, удалась (хотя нервишки у него играли: сам-то ведь давно егерские испытания не проходил!): и бойца страхолюдного и потом лошадь под всадником сумел спутать вытащенным из-за спины боло, стрельнул из штуцера, метнул ножи и кинул гранату привычно, зато на стене замка Серравалле, в щели которой забивал клинья и крючья и вешал страховочную веревку, страху натерпелся! Кроме того, он показал основы маскировки, умение лазать на крышу с помощью "кошки" и на деревья с помощью наскоро выкованных "когтей". А потом стал рассказывать офицерам и унтерам батальона, как егери его полка воевали надавно на Менорке....
В итоге командир батальона майор Распони (крупный вальяжный седоватый брюнет лет 45) предложил Алексу де Мож занять пока пустующую вакансию лейтенанта и начать готовить первый плутонг егерей, отобрав кандидатов из всего батальона. Кузнец же и портные изготовят для них необходимые приспособления и одежды (Заказывать пули Минье и "димонки" Сашка пока поостерегся: как бы не украли идею да не передали Фридриху — например, этот пруссак. фон Лигниц). В ближайшей перспективе батальон перебазируется на север Сардинии, в Сассари, где объединится со вторым батальоном Гренадерского полка, а полк должен будет прибыть в Турин, на смотр королю Карлу Эммануэлю 3-му. Там и решится судьба Алекса де Мож: быть ему вновь командиром егерского полка, только в сардинской армии или нет.
Неделю спустя Сашка, не вылезавший с полигона, где учил своих рекрутов азам егерской службы, а по вечерам тосковавший по Паоле, переговорил с Распони, и тот дал ему день отпуска "для улаживания личных дел". Сашка нанял в Бозе лодку с парусом и мареманом и отправился в Анчио, волнуясь все более по мере приближения к поселку. Наконец, около полудня лодка ткнулась в берег напротив дома Гвидо. Сашка выскочил из лодки и с сильно бьющимся сердцем подошел к двери и постучал. Открыла ему, конечно, Мария, которая, разумеется, не признала в красавце-офицере своего недавнего постояльца. Когда же недоразумение ее рассеялось, то Сашке было доложено, что Паола на следующее утро после похищения Алекса собрала свои немногочисленные пожитки в два мешка, связала их, перекинула через плечо, взяла за руки ребятишек и ушла по прибрежной тропе в сторону Бозы.
— В Бозу? Да ведь я сейчас как раз живу в Бозе! Вот дурак я, дурак! Нет, чтобы там людей поспрашивать.... Ничего, еще не поздно, я их отыщу!
— Ты влюбился в нее что ли, молодой господин? Она, конечно, красавица, недаром мой Микеле ее выбрал (Мир ему в морской пучине!), да и козел этот старый, Гвидо, голову потерял.... Но ведь простолюдинка она, к тому же нищая. Зачем тебе такая? За тебя теперь любая дворянка пойдет, а то и графиня....
— Я, в самом деле, не смогу взять ее в жены — вернее, не дадут взять мои начальники. Но и оставить ее без помощи не могу. А что касается сравнения Паолы с благородными дамами.... Поверьте, донна Мария, я был коротко знаком со многими из них и некоторых любил — так вот Паола ничуть им не уступит по тонкости чувств, а тем более благородству намерений. И еще она очень добра — качество, которое лично я ценю в женщинах все больше по мере жизни. Спасибо Вам, донна Мария за то, что поддержали меня в трудную пору. Пусть другая Мария, матерь божья, даст Вам здоровья!
— И тебе здоровья и счастья, Алекс! А с Паолой оно будет или с другой женщиной — не так важно. Главное, что без женской любви счастья у мужчин не бывает. Иди с Богом!
На обратном пути Сашка внимательно оглядывал берег, приставая ко всем встречавшимся домишкам и поселкам. Во многих описываемую им женщину с двумя детьми почему-то не видели, но в двух поселках все же приметили: да, шла и даже поблизости ночевала — то ли под кустом, то ли под лодкой.... Говорить почти не говорила, отмалчивалась. От еды, впрочем, не отказывалась, но кормила ей детей. И пошла дальше, горемычная. Последний поселок, где ее видели, был уже вблизи устья реки Темо, причем было это 3 дня назад....
Для верности Сашка миновал устье реки и провел опрос в следующем, довольно большом поселке — но никто Паолы тут не видел. Тогда он с возросшей надеждой вернулся к устью и стал подниматься вверх по реке, к городу. Провел опрос жителей западной окраины и один из них подтвердил: шла беженка с мешками и детьми, а куда девалась, не знаю. По наитию он высадился возле "той самой" траттории и вдруг увидел в стайке играющих возле нее ребятишек Розину, а потом и Джованни! "Слава богу, нашлись...." — отлегло у него от сердца, и он пошел скорым шагом к ним, улыбаясь.
— Алекс! — враз опознала его Розина, несмотря на офицерский камуфляж. — Ты стал такой важный! А мама пошла к тебе, в казармы!
— А где твое ружье? — перебил ее Джованни. — Все солдаты с ружьями должны быть.... Ты, значит, не настоящий солдат?
— Я его в казарме оставил, чтобы вас не испугать. Розина, а давно мама ушла?
— Да она уже должна вернуться: в тратторию скоро люди будут приходить, чтобы наесться, напиться и песни попеть, а мама их будет обслуживать. А то хозяин нас выгонит....
— Выгонит и без ужина оставит, — добавил Джованни. — А есть уже так хочется....
— Пойдемте в тратторию: я поговорю с хозяином, и он вас накормит вкусным ужином.
— Я маму буду дожидаться, — мотнула головой Розина.
— Розина! — воскликнул братик. — Ты дура? Мама и так придет, зачем нам ее ждать?
— Это ты дурак! Иди, ешь свою лазанью!
— И пойду! Пойдем, Алекс....
— Подождите меня, я сейчас вернусь, — сказал Сашка и пошел рассчитываться с мареманом. А когда повернулся к траттории, то увидел идущую к ней Паолу! Он побежал к ней навстречу, она отшатнулась, но все же узнала своего Алекса и бросилась к нему на грудь, тычась уже мокрым от явившихся слез лицом в шею и губы....
Тем же вечером, после вкусного ужина в траттории, Сашка привел Паолу и детей в свою квартиру на первом этаже офицерского общежития. Умиротворенные дети вскоре уснули, а Сашка и Паола засыпать все не хотели и не хотели, перемежая молчаливые страстные ласки счастливым шепчущим лепетом.
Глава двадцать восьмая. Дебют Турина
В начале сентября 1756 г. Сардинский гренадерский полк высадился в генуэзском порту и, не задерживаясь в Генуе (по тривиальной причине — в казармах местной воинской части для солдат полка не нашлось места), начал марш на Турин. Впрочем, скоро остановились ночевать на опушке подходящей рощи. Плутонг (взвод) лейтенанта де Мож установил палатки в числе первых, углубившись в саму рощу. Лейтенанту, само собой, поставили отдельную палатку, тем более, что он был обременен семьей. Паола воспринимала превратности жизни с "олимпийским" спокойствием, хотя была уже на 4-ом месяце беременности, а Розина и Джованни — как очередное восхитительное приключение.
Сашка в эту ночь вновь задумался: стоит ли ему оставаться в сардинской армии? Дезертировать из нее сейчас было проще простого: Генуя под боком, жалованье за 4 месяца накопилось, найти в ней морячка, готового отвезти гражданскую семью в Тулон, тоже не проблема. А там на перекладных в Версаль, в полк "своих" егерей, под покровительство Ришелье и Жанны.... Ну, а показушные учения его плутонга майор Распони и сам с удовольствием устроит.... Но какая-то мысль в голове брезжила и не пускала в бега.
Он покопался в своих исторических знаниях и вспомнил, что очень боевитый король Карл Эммануэль, мечтавший оттяпать у соседей то одну провинцию, то другую, в Семилетнюю войну так и не ввязался — хотя эмиссары Франции, Австрии и Пруссии к нему подкатывали с няшными предложениями. А не сделать ли такое предложение теперь мне? На основе необыкновенного повышения боеспособности его войск? Глядишь, на 100 лет раньше своего потомка, Виктора-Эммануила, объединит итальянские государства.... Достойная задача для попаданца. Правда, североитальянские государства сейчас находятся под властью императора Священной Римской империи, то есть разлюбезной Марии-Терезии. Но если обещать ей военную помощь мощной сардинской армии в обмен на герцогство Миланское (а ей достанется в итоге Силезия), то сделка может состояться. Попробую, пожалуй. Только действовать надо быстро — Фридрих уже напал на Саксонию, что мы узнали из генуэзских газет. Но быстрой победы в этот раз, вроде бы, не случилось....
— Сашенька, ты почему не спишь? — прошелестел в тишине голос Паолы.
— Тебя, душа моя, дожидаюсь, — заулыбался Сашка, лежавший на собственных нарах, в то время как Паола расположилась с детьми на соседних. — Придешь?
— А та обещаешь потом уснуть?
— Если ты меня всех, всех, всех сил лишишь....
— Не пойду. Судя по голосу, сил у тебя накопилось много, не стоит и пытаться....
— Знаешь, и правда. А в море я опять этих сил лишился....
— Да не только "этих", — хихикнула Паола. — Ты и ходить-то не мог, только ползал. А сейчас, значит, ожил?
— Да, Паолочка, да, — с жаром зашептал Сашка. — Лежу, ворочаюсь, думаю только о тебе: какие у тебя лукавые сейчас глаза, нежные щечки, пухлые губки, лилейная шея, атласные плечи....
— Прекрати, не продолжай!
— Буду продолжать, ибо не могу не продолжать: все твои прелести видны сейчас моему мысленному взору. Вот изящные пальчики на необыкновенно маленьких ступнях — такие ступни даже капризным китайским мандаринам пришлись бы по нраву. Вот щиколотки — узкие, точеные, которые выдают твое происхождение от какого-то аристократа (хотя бы и в 3-м поколении). А вот икры.... Ах, какие ровные, длинные, полные у тебя икры! Я так люблю их погладить, потискать и снова погладить, чтобы потом перейти под коленки, в ямочки нежные, трепетные, которые можно только зацеловывать.... Ой, ты все же пришла, Паолочка? Без всяких условий и без сроков? Какая ты умница! На чем я там остановился, на коленочках? К ним мы скоро вернемся, а пока дай губы свои нежные, давно-давно нецелованные....
В Турине прибытие полка гренадеров, напротив, ожидалось и потому их разместили с удобствами: в замке Валентино, на левом берегу реки По, который в данный момент никем не использовался. Сашка по ассоциации сразу вспомнил святого Валентина, покровителя влюбленных, — и оказалось, что не зря: мощи именно этого святого хранились в расположенной рядом с замком церкви! На замок это большое 2-х этажное П-образное здание было похоже только с тыльной, береговой части (выступы, башенки, красный кирпич), с фасада же это был типичный барочный дворец во французском стиле: белый, воздушный, с обилием больших окон. Полторы тысячи человек в нем вполне поместились, причем офицеры заняли по комнате, а то и две во втором этаже одного крыла. Нашлась просторная комната и для Сашкиного семейства.
Перед фасадом замка имелся обширный парк, вытянувшийся вдоль реки на 2 км, в котором можно было организовать полковые занятия — без фанатизма, конечно. Реальный полигон (со стрельбами и метанием гранат) можно было подыскать на правой, слабо заселенной стороне реки. Уже на следующее утро Сашка вывел свой особый плутонг на физподготовку: пробежку 3 км, борьбу в парах, метания ножей, лазание по деревьям, маскировка и снова борьба.... После обеда егери пошли к тыловой части замка — отрабатывать подъем на стену и крышу различными способами, в том числе забеганием с помощью длинного бревна.... Завершили день массовым купанием в холоднючей горной воде (градусов 12?) с последующим энергичным растиранием всех частей тела. Прочие солдаты полка занимались, в основном, шагистикой. Так прошло несколько дней. За это время начальники подыскали все-таки настоящий полигон напротив Турина и выделили спецгруппу для его оборудования. В нее целиком вошел и плутонг лейтенанта де Мож.
Работы по оборудованию полигона были в стадии завершения, когда из Турина прискакал курьер с требованием все закончить к следующему дню, ибо "Король с генералами прибудет! Смотр должен пройти гладко!". Ну, форсировали, сделав кое-что на "тяп-ляп" — не без этого. С утра взялись доделывать, а к полудню стали подходить гренадерские роты. Когда на полигон втянулся арьегард, а за ним отцы-командиры, начались минуты, а потом часы ожидания....
Король со своими присными явился, разумеется, после обеда. Тотчас барабанщики полка разразились бравурным горохом звуков, и 1700 рослых вояк вытянулись во фрунт, поедая глазами группу пышно разодетых франтов, определить среди которых короля было задачей нетривиальной. Сашка, впрочем, вспомнил, что Карл Эммануэль имел прозвище Карлито, выхватил взглядом единственную низкорослую фигурку и осознал: это король. Так неспешно и властно оглядывал он первую шеренгу гренадеров, начав с правого фланга, где стояли, соответственно, самые высокорослые новобранцы. Наконец, его цепкий взгляд добрался до фланга левого, то есть плутонга егерей (из опыта Сашка уже знал, что наиболее ловкие егери получаются из низкорослых парней), и наполнился недоумением: что за маломерки в маскарадных одежках? Один командир похож на гренадера, а прочие — на гренадеришек! Впрочем, через мгновение король отвернулся.
Начали смотр, конечно, с шагистики: рота за ротой по-гусиному шлепала подошвами перед расположившимися на скамьях аристократами. Прошли и егери, ничуть не хуже прочих. Потом стали показывать стрельбу залпами (с осмотром мишеней аристократами).... Потом бросание гранат (новый осмотр).... Потом штыковая атака. И все. Плутонг егерей в этой вакханалии не участвовал, стоя в сторонке — что не осталось незамеченным бдительным королем. Он подозвал командира гренадеров, полковника де Шаллана, и кивнул в сторону егерей. Полковник что-то ему сказал, король еще раз поглядел на "ряженых" и продолжил инспектировать основное войско. А после обновления мишеней настала пора егерей.
— Плутонг! — скомандовал Сашка. — На позицию дальней стрельбы бегом марш!
Глава двадцать девятая. Решающая аудиенция
Карл Эммануэль 3-й давно не испытывал такого подъема чувств. "Что за чудо-бойцы эти егери! Будь у меня такой плутонг в 1733 г при осаде Милана, город был бы, несомненно, взят. А полк егерей в 1745 г позволил бы отразить французскую армию на Альпийских перевалах и на Лигурийском побережье. Но самое удивительное, что 3 месяца назад это были самые обыкновенные новобранцы, да еще из богом забытой Сардинии! То есть все это чудо сотворил один человек — лейтенант де Мож. Вернее, полковник де Мож, как мне подсказал маркиз де Лаваль, представитель Генерального штаба французской армии, который, оказывается, отличился с полком подобных егерей при взятии маршалом Ришелье крепостей Менорки. Маршал очень жалел о его гибели во время шторма, но Бог, получается, спас умелого молодца. Может быть, как раз для того, чтобы укрепить мою армию? Алекс де Мож уверяет, что может поготовить чудо-полк за 3-4 месяца. Но у него есть какое-то условие.... Наглец! Просто денег ему мало и он ставит королю условие! Ладно, послушаю, может, и соглашусь, но зарубку на память сделаю...."
Сашка ждал аудиенции в Синем зале королевского дворца, оглядывая его от нечего делать. "Миленький зальчик, — было его заключение. — Обои в каких-то обильных синих цветах, двери светло-желтые резные, паркет темно-коричневый наборный, зеркала, камин, стулья и диван, обитые в тон обоям, наборный потолок из перекрещивающихся светлых балок (в тон дверям), меж которыми вечные картины на религиозные темы, хрустальная люстра в 2 десятка свечей — вроде все. Где же бродит этот Карл Эммануэль?"
Столь беспардонный зов тотчас возымел последствие, не вполне ожидаемое посетителем: одна из дверей открылась, и в зал вошли 3 человека: король, дородный брюнет лет 50-ти и долговязый юноша лет 15-16-ти, который показался Сашке смутно знакомым.
— Герр Алекс? — направился к нему с улыбкой этот юниор. — Вы меня не помните? Как учили игре на бильярде у дяди Франсуа?
"Точно! — вспомнил Сашка. — Был такой пацаненок в гостях у императора Франца. Кажется, его звали Бенедикт...." И заулыбался в ответ:
— Бенедикт! Вы очень подросли за эти два года! Вероятно, стали мастером бильярда?
— Нет, герр Алекс: здесь ведь нет "того" бильярда и "тех" киев, что Вы нам смастерили, — ответил юноша и продолжил, повернувшись к королю:
— Отец, перед Вами — Алекс Чихачев, инженер из Российской империи. Дядя Франсуа остался о нем очень высокого мнения, равно как и императрица Мария-Терезия, а также ее дочери....
— Алекс Чихачев? Из России? — удивился и нахмурился король. — Что это значит, мсье де Мож?
— Я в самом деле русский дворянин, из городка Можайск — поэтому, попав по воле судьбы во Францию, представился как шевалье де Мож. Инженерные занятия мне пришлось поменять на карьеру военного — в итоге стал полковником лесных стрелков, егерей. А потом пошел воевать с англичанами....
— Какого рода были эти инженерные занятия? Фортификация? — быстро спросил король.
— Нет, только обустройство быта: водопровод, канализация, отопление. Бенедикт может, вероятно, подтвердить....
— Да, отец, так и есть. Но что это за благоустройства! Герр Чихачев оборудовал весь дворец Шенбрунн прекрасным отоплением посредством горячей воды, пущенной по трубам и каким-то батареям. Никаких больше печей, одни незаметные глазу трубы!
— Хм, а мой дворец Вы можете обеспечить теплом, мсье де Мож?
— Вероятно, да. Если у Вас, сир, найдется толковый архитектор и умелые рабочие. Вряд ли у меня будет много времени, чтобы непосредственно тянуть трубы из зала в зал — если Вы не передумали создавать егерский полк.
— Не передумал. Но что за условие Вы хотите мне предъявить?
— Сир! — с ноткой укоризны произнес Сашка. — Я не предъявляю, а лишь прошу Вас совместить полезное с приятным. Приятное — это союз с величайшей империей Европы, который можно закрепить Вашим браком с одной из дочерей Марии-Терезии. А полезное — приобретение герцогства Миланского мирным путем, в качестве свадебного подарка и благодарности за помощь в борьбе с заклятым врагом империи, Фридрихом Прусским.
— После смерти моей любимой жены Терезы-Элизабет я поклялся больше не жениться, — глухо произнес Карл.
— Простите, Ваше Величество. А что скажет Бенедикт, если Вы предложите жениться ему? Он ведь хорошо знаком с дочерьми Марии-Терезии....
— Бенедикт? Хм, а действительно, что ты скажешь, мой мальчик? Их там три в подходящем возрасте.... Которая кажется тебе самой красивой?
— Анна, — сказал, опустив голову, Бенедикт. — Только она недавно родила, девочку....
— Родила? Без мужа?
— Об этом мало кто знает....
— Но ты узнал. Видимо, она очень тебе понравилась?
— Ну.... Кристина и Элизабет тоже милые девушки.
— От кого же родила принцесса Анна?
Бенедикт, к удивлению отца, остался молчать.
— Бенедикт! Что значит твое молчание?
— Я не знаю, отец. Этого никто не знает....
У Сашки отлегло от сердца — он ведь уже собирался признаться в преступном адюльтере.
— Удивительно, — хмыкнул король. — Богино, и Вы не знаете?
— Нет, сир, — ответил третий персонаж. — Но я могу узнать.
— Не стоит. Марии-Терезии, моей будущей сватье, это может не понравиться. Или ты, Бенедикт, не хочешь жениться на дочери императрицы?
— Хочу, — твердо сказал сын. — Хоть завтра. И лучше тогда на Кристине — Элизабет вредная очень. Да и малявка еще.
— Ха-ха-ха, — рассмеялся король. — Нет, сын, завтра не получится. Но сговориться надо уже сейчас — вдруг кто из других монархов невесту перехватит? Богино, сегодня же переговори с посланником империи на эту тему. Впрочем, я сам с ним должен поговорить, поскольку свадьба будет лишь прологом к военному союзу. Теперь Вы довольны, полковник де Мож?
— Ваше Величество! Вы самый реактивный из всех знакомых мне монархов. Я создам для Вас лучший егерский полк в Европе!
— Самый реактивный? Что это за определение?
— Самый стремительный, самый быстродумаюший, сир. Ришелье очень высоко оценивал при мне Ваш талант полководца, применяя именно этот эпитет.
— Ришелье — толковый полководец. Это он сумел отбить наше наступление на Тулон в 1746 году и гнал потом до Ассиетты, где мой Себастиано со своими гренадерами уперся и принес нам долгожданную победу.
Тут король повернулся к сыну и сказал:
— Бенедикт, теперь я тебя отпускаю. У меня с мсье де Мож будет приватный разговор.
Глава тридцатая. Три принцессы
Вторым следствием фавора Алекса де Мож у короля Сардинии (первым стало присвоение звания полковника) стало переселение в особняк (2 этажа, 8 комнат), расположенный, правда за пределами города, в предместье на правом берегу реки По, близ единственного моста, зато недалеко от полигона, где преимущественно предстояло проводить время личному составу формирующегося егерского полка — и его полковнику, конечно. Паола ходила из комнаты в комнату с восторженным выражением лица, а Сашка, следуя за ней, прикидывал, как можно оборудовать отопление, водопровод, ванную и туалет с канализацией. Не самому, конечно, а той же бригаде рабочих, что станет преобразовывать королевский дворец. В свободное, так сказать, время.
Было и третье следствие этого фавора, которого, на взгляд Сашки, лучше бы не было: он получил право (и одновременно обязанность) бывать на приемах короля. На которых придворные откровенно пялились на новое приобретение сардинского двора, пытаясь сообразить, надолго ли этот пришелец к ним пожаловал. Некоторые с ним при этом заговаривали, но Сашка, видя их неискренность, отделывался общими фразами.
Иным было внимание к нему придворных женщин, высоко оценивших его мужские достоинства. Дамы в возрасте прикидывали, в чьей постели вскоре окажется этот бравый молодец, а молодые вольно или невольно напружинивали походку, поводили ягодицами и поднимали руки к волосам, обозначая рельефнее груди, когда оказывались в поле его зрения. В числе этих соблазнительниц оказались на беду Сашки (так решила его чуйка) и три перезрелые королевские дочери: Элеонора (28 лет), Луиза (27) и Фелицита (26). Были они вполне миловидны (особенно Элеонора, чей точеный античный профиль и голубовато-серые вопрошающие глаза тронули сердце искушенного ловеласа), но имели отцовское, субтильное сложение — малявки же были не в Сашкином вкусе. Хотя была ведь в его жизни Милочка.... Но Паола: ее нельзя, нельзя обижать....
Быть может, Сашке удалось бы избегать общества королевских дочерей, (уделяя львиную долю времени подготовке егерей, с которой, впрочем, вполне справлялись его сержанты), но все тот же Бенедикт явно понарассказывал принцессам баек о невероятном эротизме Алекса, сумевшем обаять одну из венских принцесс, которая из-за него даже пыталась покончить с собой — иначе трудно объяснить ту настойчивость, с которой сестры стали вовлекать его в свои развлечения. То они разучивали пьесу возрожденного из небытия композитора Вивальди, в которой партию флейты непременно должен исполнять Алекс де Мож; то устраивали танцы с включением новомодных вальсов, в которых Алекс просто бесподобен; то галопировали в королевском парке на лошадях, позволяя снять себя с них именно статному полковнику; то настаивали на его участии в игре в волан, которую он модифицировал, заменив деревянные биты ракетками из воловьих жил.... Признаться, вращение в обществе принцесс было выбрано Сашкой отчасти сознательно — во избежание вращения среди женщин менее высокопоставленных и неизбежно доступных (по крайней мере, для французского дворянина, фаворита короля). К тому же принцесс три и они почти ровесницы, им трудно будет уступить друг другу одного мужчину, который со всеми одинаково ласков. Плохо он знал эту троицу....
Перешагнув порог двадцатипятилетия, принцессы Сардинии осознали, что их шансы выйти замуж за венценосного мужчину приравнялись к нулю. Хотя в пору расцвета девичества Элеоноры и Луизы (в 15-16 лет) их прочили по очереди в жены сыну Людовика 15-го (в итоге он женился на испанской инфанте). Теперь их ждало неизбежное пребывание в монастыре, хоть и в роли аббатис (аббатисы, впрочем, могли значительную часть времени проводить вне монастыря, среди людей светских). Какое жизненное разочарование! Они готовили себя к роли возлюбленных, к мужским ласкам, а оказались мужчинам не нужны. И это при том, что придворных мужчин вокруг них полно и многие из них окидывают их восхищенными или даже вожделенными взглядами! Так не сорвать ли им цветы эротических удовольствий, пока они еще в пределах их досягаемости?
Наиболее предприимчивой дамой в расстановке сетей флирта оказалась старшая принцесса, Элеонора. В ней "разгорелся" вдруг охотничий азарт, и она упросила отца взять ее на осеннюю охоту в окрестности городка Аосты, где в замке Сарр кучковалась высокородная охотничья братия. Разумеется, среди охотников был и граф N, с которым она успела обменяться в дворцовых переходах жаркими взглядами. В итоге граф на охоте отличался не слишком, зато по ночам с большим пылом ввергал принцессу в пучину плотских страстей. Как блестели глаза, дрожали губы и сладко екали какие-то внутренности у Кристины и Фелициты, когда они слушали рассказы Элеоноры о пережитых ею страстях! В итоге на весеннюю утиную охоту, в Ступиниджи, они поехали втроем — и угадали: граф N провел первую ночь с Элеонорой, во вторую к ним присоединилась Кристина, а в третью добавилась Фелицита, с которой граф был особенно мил. На этом скоротечная охота завершилась, но воспоминания о пережитых эмоциях принцессы перебирали еще долго.
Кульминацией их романа с графом N стала очередная осенняя охота в Сарре, когда он ласкал их то по одиночке, то a quarto — откуда только силы черпал.... При этом ни одному своему приятелю этот уникальный граф о приключении с принцессами, видимо, не проговорился — иначе весь двор гудел бы от пересудов. Но все хорошее когда-то кончается: небогатому графу N предложили невесту с большим поместьем в Кальяри (!), куда он и уехал — управлять свалившимся богатством своей рукой. Принцессы погоревали, но через некоторое время стали приглядываться к окружающим дворянам: не найдется ли среди них еще такой скрытый сладострастник? Тут их и огорошил Бенедикт своим рассказом о таинственном совратителе принцесс Алексе Чихачеве де Мож....
Меж тем явился октябрь — основной месяц для королевской охоты. Карл Эммануэль и его неизменные товарищи по охотничьим забавам собрались быстро, но с ними пожелала отправиться большая группа придворных, в том числе и женщины, возглавляемые тремя принцессами. Сашка в этот вояж вовсе не собирался, но вдруг король лично его оповестил:
— Хочу посмотреть, какой из Вас охотник, мсье главный егерь.
— А как же подготовка полка? — заикнулся было Сашка.
— Вы знаете, каково главное качество монарха? — спросил с ухмылкой король. — Умение организовать дело руками подчиненных. В своем полку Вы тоже монарх: организуйте же своих заместителей. Вернетесь с охоты — спросите с них по всей строгости.
Попав в долину Аосты, Сашка, восседавший как и все в королевской кавалькаде, на коне, вскоре переменил свое мнение о поездке на охоту: ради той красоты, что разворачивалась сейчас перед его глазами, стоило забыть обо всех проблемах этого мира. Лесистые горные склоны долины были расцвечены всеми цветами осени: желтыми, бурыми, красными и еще зелеными. Вода в весело бегущей по камням реке синяя-синяя, грунтовая дорога, утоптанная и укатанная людьми за два тысячелетия, ровная и вела она от одного живописнейшего замка к другому, потом к третьему, четвертому.... 120 замков выстроились в этой долине на протяжении 80 км — просто Диснейленд какой-то! В одном из этих замков (Шатильоне) они и переночевали — без особых удобств (по нескольку дворян в комнате), но накормили хозяева вкусно. А наутро тот же пейзаж — только горы высоченные, заснеженные заметно придвинулись и похолоднее воздух стал.
Наконец, показался городок Аоста: компактный, аккуратный, без архитектурных излишеств — только красочный замок посреди долины на скале, донжон которого увенчан надстройкой с четырьмя башенками по углам, да развалины древнеримских строений встречаются то тут, то там. В нем задерживаться не стали — замок Сарр располагался неподалеку, чуть выше по долине реки. Когда он показался ввиду, Сашка едва сдержал голос разочарования: замок выглядел как прямоугольный 2-х этажный дом с мансардами, над которым зачем-то возвели четырехугольную башню высотой метров в 10. "Как мы тут все разместимся-то?" — подумал он. Но потом получил в единоличное владение комнатку в мансарде, с теплой трубой в стене и успокоился.
Во время ужина рядом с ним оказалась Элеонора — очень хорошенькая в своем мальчиковом охотничьем костюме. Сашка за ней, как положено, ухаживал, подкладывая на тарелку куски дичи, которые выглядели повкуснее, она же мило что-то щебетала (он не особенно прислушивался), а уходя, сунула в руку записку. "Вот зараза, — поморщился Сашка. — На свиданку ночью придется идти?". Оказалось, что никуда идти не надо. В записке были слова: "Я приду ночью. Не запирайте дверь".
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
