Эльфантина. Отравленная кровь

Пролог

Эль было четырнадцать, когда ее тело впервые покрыли порошком из священного корня ишару. Мелкая крошка лезла в глаза, забивала ноздри. Так и тянуло чихнуть, но терпела изо всех сил, прижимая язык к небу. Порошок придавал коже золотистое сияние. Красиво, но если кто прикоснется — будет знак и на его руке, и на Эль следы останутся. Сразу видно — запрет нарушен.

— Богиня вернулась! Богиня снова с нами! — доносилось с улицы.

Толпа ликовала, но Эль было не по себе. Она стояла абсолютно нагая, ожидая пока служанки присыплют каждый сантиметр тела — ни одного чистого участка. Веки с губами и те в порошке. С этого дня она себе не принадлежала. Это тело уже не ее, а Богини.

Эль нарядили в хитон. Вышитая белая ткань ничего не скрывала, а скорее подчеркивала. Тело Богини создано для любования, призвано дарить эстетическое наслаждение. Грех прятать его от других. Пусть народ видит, как Богиня хороша, сколько в ней молодости и жизни. Пусть возрадуется. А то, что Эль неловко выходить полуобнаженной на всеобщее обозрение, так это не беда. Привыкнет.

Последний штрих — каштановые волосы распустили по плечам и спине. Под конец Эль бросила взгляд в зеркало. Как будто не она. Синие глаза, подведенные углем, показались больше и глубже, чуть ли не в пол лица. И столько в них было страха, что озноб пробрал. Откуда этот ужас? Ведь с детства готовили, а все равно сердце предательски замерло, когда Эль ступила на балкон.

Площадь взорвалась: крики, свист, улюлюканье. В воздух полетели цветы и головные уборы. Она смотрела на людское море сверху, осознавая — теперь так будет всегда. Нет отныне Эль. Есть только Богиня.

Глава 1. Ночь жатвы

Монастырь прятался глубоко в горах близ Гелиополя, но еще на территории людей. К нему вела единственная дорога — узкая одноколейка, с одной стороны которой отвесная скала, с другой обрыв. Мало кто знал этот путь. Марике было пять, когда она впервые им прошла.

В деревне, где она родилась, живность не держали — себя бы прокормить. Болотистые земли давали скудный урожай, зато женщины рожали с завидной постоянностью. Потому и торговали в деревне тем единственным, чем были богаты — детьми.

Марику — восьмую по счету дочь — мать по дешевке продала, как скот, неразговорчивому мужику. Неизвестно, что он разглядел в чумазой не по возрасту маленькой из-за недоедания девочке, только это решило ее судьбу. Мужик показался Марике страшным и ужасно старым, хотя ему было от силы тридцать. Он-то и привез ее и еще нескольких девочек в монастырь, где ей поначалу понравилось. Кормили хорошо, не то что дома. Одевали в чистое, спать укладывали на белых простынях, причем каждую в свою постель. Дома-то спали вповалку на полу, подстелив отсыревшую солому.

Девочек в монастыре было не счесть. Их селили группами в зависимости от возраста. Послушницам разрешалось заводить друзей, играть и шалить, как положено детям, и Марике казалось, она при жизни попала в рай. Вот бы до конца дней жить в монастырских стенах и однажды сменить мать-настоятельницу на посту, чтобы подобно ей улыбкой приветствовать вновь прибывших и уверять их, что им нечего бояться.

Блаженных два года Марика верила в сказку, которую сама придумала. До тех пор, пока ей не исполнилось семь. В день рождения мать-настоятельница лично ее поздравила и объявила, что она достаточно взрослая, чтобы заняться тем ради чего приехала в монастырь. До этого Марика игнорировала тот факт, что девочек по достижению семи лет переводили из блока для малышей в блок для старших. Как там жилось, она не знала. Младшим запрещали общаться со старшими.

Поговаривали, будто девочек готовят в жены вельможам. Их учат угождать мужу и быть во всем ему послушной. Марика не видела в этом большой науки. Но какие бы знания девочки не постигали, все держалось в строжайшей тайне. А что за тайна в супружеской жизни?

Но особенно Марику тревожили поминальные службы. Раз в один-два месяца кто-то из старших девочек погибал. Порой прощались сразу с несколькими воспитанницами. Лица мертвых были бледны и одутловаты. Легкий травяной запах от их окоченевших тел кружил голову, и к горлу подступала тошнота.

Мать-настоятельница заставляла целовать покойниц на прощание в холодные губы. После этих поцелуев Марике делалось дурно, и она до вечера маялась животом. На схожие симптомы жаловались и подруги, поэтому дети думали, что поцелуй с покойником опасен для жизни.

Ночами они развлекались страшилками об оживших девочках, о том как они пробираются в дома людей и через поцелуй крадут их души. Ах, если б знать тогда, как близки они были к истине! Но, вдоволь насладившись ужасом, девочки засыпали безмятежным сном, свято веря, что уж их-то смерть не коснется. Они собирались жить вечно и давать жить другим. Но ни тому, ни другому не суждено было сбыться.

* * *

Воспоминания о коротком детстве жгли каленым железом. Марика повзрослела в семь лет. Она помнила разговор с подругой, так словно тот был вчера. За секунду до того, как все изменилось раз и навсегда, она была счастлива.

− Марика! Марика! − голос Эрии звенел подобно колоколу, зовущему к обеду.

Подруга нагнала ее в коридоре, ведущем из обеденного зала в блок для младших, и повисла у нее на шее.

− С днем рождения! − крикнула в ухо, едва не оглушив.

− Спасибо, − улыбнулась Марика, выпутываясь из объятий.

− Завтра тебя переведут в другой блок, и ты забудешь обо мне.

− Не говори глупостей, − она тряхнула головой, русая коса метнулась из стороны в сторону. − Через два с половиной месяца тебе тоже исполнится семь, и мы снова будем вместе.

− Поклянись, − попросила Эрия, − что не променяешь меня на другую лучшую подругу.

− Клянусь, что не променяю тебя ни на кого другого никогда в жизни, а не только в эти месяцы.

На этот раз они обнялись по обоюдному желанию. Спустя годы Марика жалела лишь об одном — что Эрия, как и мечтала, попала в блок для старших девочек.

* * *

− Вам никогда не стать женами и матерями. Тела тех из вас, кто переживет это ночь, претерпят изменения, которые не позволят вам вести жизнь обычной женщины. Но не огорчайтесь, дочери мои. Ваша судьба выше. Вы уникальны, а от того бесценны. За ваши услуги люди будут платить золотом, а за ваши обиды расплачиваться жизнями.

Мать-настоятельница еще много говорила о том, кем им не быть, но умалчивала о том, кем им суждено стать. Девочки по-прежнему терялись в догадках. Если служение богам не входит в их обязанности, то кто их господин? Ответ Марика выяснила много позже, и он был прост до неприличия — тот, кто платит. Деньги — единственный истинный бог, которого признавала мать-настоятельница. Деньгам незнакомы вероотступники. И этому богу девочки были предназначены в услужение, чтобы он в свое очередь ублажал мать-настоятельницу и ее сестер и братьев по вере.

— В этой чаше священный дар, — мать-настоятельница подняла серебряную чашу над головой. — Но, как и любой дар, он способен обернуться проклятием. Когда он разольется по вашим венам, только самые сильные из вас подчинят его огонь.

Чаша пошла по рядам. Монахини следили, чтобы каждая девочка сделала по глотку. Марика сидела одной из последних, а потому видела, как девочки в первых рядах схватились за животы и повалились на пол. Симптомы были похожи на те, что мучили их после поцелуев с покойницами. Только в разы сильнее.

Марика закрутила головой, не желая пить. Тогда монахини заломили ей руки и насильно влили густой отвар в рот. А после зажали нос, заставляя глотать. Терпкая жидкость обожгла пищевод, добиралась до желудка и скрутила его так, что дышалось с трудом. Марика словно проглотила ежа, и он перекатывался у нее внутри, коля иголками. Из желудка отвар вместе с кровью распространился по телу. И вот уже она вся горела и металась в агонии, а рядом стонали подруги. Перед тем, как потерять сознание, Марика подумала, как хорошо, что Эрии еще не исполнилось семь лет.

Она пришла в себя в блоке для старших девочек на новой кровати. Над ней стояла монахиня.

— Молодец, — похвалила она. — Ты справилась. Очнулась одной из первых.

Марика слабо улыбнулась в ответ. Она пока не догадывалась, что теперь так будет всегда. Раз в месяц они собирались в зале для жатвы и пили ужасный отвар. И каждый раз кто-то из девочек засыпал навсегда, и уже их целовали в холодные уста младшие послушницы.

Отныне они зовутся дишканди, объясняла мать-настоятельница на уроке. Отвар, что они пьют, сварен из плодов дерева дишкан. Они крайне ядовитые, но их яд обладает уникальным свойством — он способен накапливаться в организме, не просто отравляя, а превращая его в тот самый ядовитый плод, вкусив который неподготовленный человек умрет. Конечно, есть нюанс: яд надо принимать по особому рецепту, состав которого — тайна. Если просто съесть плод, умрешь на месте.

Девочкам давали пить отвар, сваренный таким образом, чтобы они не умирали, а привыкали. Цель — заставить их тела пропитаться ядом. Сделать их ядовитыми, чтобы кровь, слюна, любая жидкость или часть тела несла смерть. Увы, не все могли приспособиться к яду. Какая-то часть послушниц погибала. Зато оставались самые крепкие и выносливые. На них-то мать-настоятельница и возлагала все свои чаяния.

Вскоре Эрия присоединилась к подруге. Вдвоем ежемесячная пытка переносилась легче. Каждый раз Марика переживала, что подруга не справится, что яд ее добьет, но Эрия была такой же сильная, как она.

Помимо привыкания к яду, девочек учили манерам, умению вести беседу, искусству соблазнения. Всему тому, что требовалось, чтобы подобраться к жертве. Ведь для убийства им необходимо войти в тесный контакт. Всего пара капель их крови в напитке, и отравленного уже не спасти.

К семнадцати годам Марика смирилась с будущим наемной убийцы, но Эрия была другой. Она хотела любить и быть любимой. Она так остро нуждалась в этом светлом чувстве, что даже в монастыре, где мужчин можно было сосчитать по пальцам одной руки, нашла того, с кем его можно разделить. Она и сын торговца, скупающего девочек в деревнях, влюбились друг в друга до беспамятства. Марика покрывала их встречи, хотя сердце подсказывало — ничего хорошего из этого не выйдет.

Однажды ночью, прежде чем уйти на свидание, Эрия призналась:

— Сегодня я отдамся Рему.

— Что ты! — Марика подскочила на кровати. — Разве можно? Забыла, предупреждение матери-настоятельницы? Нам нельзя быть с мужчиной.

— Она просто пугает. Мы будет осторожны. Я все продумала.

— А если он случайно попробует твою отравленную кровь? — прошептала Марика, чтобы другие девушки не услышали.

— Каким образом? Я не собираюсь ранить себя, чтобы поить его своей кровью.

Эрия была беспечна и весела. Ее возбуждение передалось Марике. Подумать только, отдаться мужчине! Она и представить подобное не смела.

— Расскажешь потом, как все было, — попросила она подругу.

Эрия, покраснев, кивнула. Когда она ушла, Марика сложила одеяло так, чтобы казалось, будто под ним кто-то спит. Монахини не часто проверяли их, но мало ли. Иногда ведь из монастыря пытались сбежать. Их тела потом находили на горных склонах — обгоревшие на солнце и обезвоженные. У этого места был самый высокий уровень защиты от побегов — невыносимые погодные условия и скалистая местность.

Марика планировала дождаться возвращения подруги, но прошел час, другой, а та все не шла. Похоже, секс ужасно долгая штука. Так она и заснула до прихода Эрии.

А утром ее разбудила ужасная весть — сына торговца отравили. Наплевав на завтрак и душ, Марика металась в поисках Эрии. И в итоге отыскала ее в кабинете матери-настоятельницы. Игнорируя субординацию, она ворвалась туда без приглашения. Эрия сидела зареванная в кресле, а мать-настоятельница что-то ей втолковывала.

— Вот и ты, Марика, — кивнула мать-настоятельница. Эта женщина словно была вытесана из куска гранита. — А я-то думаю, где ты задержалась. Вы же все делаете вместе. Что ж, садись, тебе тоже будет полезно послушать.

Ей хотелось обнять подругу, успокоить, но под строгим взглядом матери-настоятельницы Марика стушевалась. Она уселась на самый край второго кресла и мяла юбку озябшими пальцами.

— Рем умирает. Его не спасти. Когда, милые девушки, я говорила, что все жидкости вашего тела отравлены ядом дишкан, я имела в виду абсолютно все жидкости. Даже те, что тело выделяет для любовных утех.

Марика залилась краской. В свои семнадцать она мало смыслила в любви. Она и мужчину-то голого никогда не видела, если не считать картинок, которые им показывали на уроках соблазнения. Впрочем, одетых мужчин она встречала не чаще. Во всем монастыре жил только Рем да несколько чернорабочих. Послушницы с ними почти не пересекались.

— Будь вы терпеливее, я бы объяснила вам, как избежать неприятных последствий. От вашего яда существует противоядие. Но оно действует, только если принять его до отравления, после уже поздно. Изредка им можно пользоваться. Но даже с ним вы все равно медленно убиваете своего партнера, сокращая его жизнь на пару лет каждый раз ложась с ним в койку.

Эрия вскинула голову. По ее щекам катились слезы, но глаза были пусты. Марика не на шутку испугалась за подругу. Она слушала окончание речи матери-настоятельницы в пол уха. Тем более ничего нового та не сказала. Просто в очередной раз напомнила, что тело дишканди не создано для любви. Оно — орудие убийства.

— Вы как заточенный меч. А меч призван рубить головы, им нельзя почистить картошку.

Марику передернуло. Сравнить любовь с картошкой — на это способна лишь мать-настоятельница. Легко ей рассуждать, ее-то молодые годы давно прошли. А что делать девушкам, жаждущим любви и ласки? Подливать противоядие в питье мужчинам и надеяться, что они не умрут во время близости?

Спустя полчаса Марика вывела подругу из кабинета. Эрию пошатывало. Она плохо осознавала, где находится. Им разрешили не ходить на занятия. Эрия не в состоянии, а Марике поручили приглядеть за ней. Смерть Рема все восприняли как досадное недоразумение. Дишканди куда важнее подобных мелочей. Эрие всего год до выпуска. До него доживали процентов десять девушек, не больше. А все редкое высоко в цене.

Марика отвела подругу в комнату, помогла лечь. Сама села рядом и гладила ее по голове, шепча слова утешения.

— Я убила его, понимаешь? — подорвалась Эрия. — Я ведь не знала про противоядие. И о том, что нам совсем нельзя...

— Тише, — Марика надавила ей на плечи, заставляя снова лечь. — Никто не знал. Нам о нем еще не рассказывали.

— Как же мне жить с этим? — подруга отвернулась к стене. — Ты бы видела его лицо, когда он все понял. У него был такой взгляд! Он сказал, что не осуждает меня. Что он рад, что был со мной и на ни что бы это не променял.

— Это хорошо, что он тебя простил. Это правильно.

Марика отлучилась лишь однажды и то по просьбе Эрии. Подруга попросила воды. Марика со всех ног бежала на кухню, чуть не упав на каменных ступенях, неслась назад, стараясь не расплескать воду из кружки, но когда влетела в комнату на кровати уже никого не было.

Глиняная кружка выскользнула из пальцев, разбилась об пол. Марика шла по черепкам, не слыша, как они хрустят под ногами. Одно из окон было распахнуто настежь. Занавесь летела параллельно полу от ветра, со свистом врывающегося в помещение. Марика замерла в метре от окна. Никак не могла заставить себя подойти.

Прошла вечность, прежде чем она решилась. Подоконник под пальцами был ледяной. В каменных стенах монастыря всегда холодно, несмотря на то, что расположен он в горах близ южного полюса. Южнее только Гелиополь.

Марика перевесилась через подоконник, глянула вниз. Третий этаж. Высоко. Под окно земля твердая как алмаз. И на ней, раскинув руки, словно птица крылья, лицом вниз лежала Эрия. Вокруг ее головы была лужа крови. Она все ширилась и ширилась. Распускалась, как алый цветок. Марика точно завороженная следила за ней, недоумевая, откуда в человеке столько крови.

В день, когда Эрию и Рема похоронили на монастырском кладбище, Марика дала себе клятву — никогда никого не любить. Не ради себя, а ради того, кому могла отдать сердце. В жизни дишканди нет места любви, в ней только смерть.

Глава 2. Знай свое место

После демонстрации нового воплощения Богини прошла неделя. Все это время Эль заученно выполняла роль. Шла, куда скажут. Делала, что велят. Обязанностей было не так много: красиво стоять, красиво сидеть, красиво ходить. Быть прекрасной и обворожительной. А говорить ни к чему. Это лишнее. Улыбаться тоже не обязательно. Эль ощущала себя статуей.

Она даже расчесаться не могла самостоятельно. За нее все делали служанки. Ей ни в чем не отказывали — драгоценности, наряды, ароматические масла, еда, вещи. Все лучшее, самое дорогое. Но хотелось не этого. Выбежать бы в сад, прогуляться босиком по траве, да кто ж позволит. Она — Богиня. Живое олицетворение изящества и достоинства. Приходилось соответствовать.

Но когда ее позвали на сейм жрецов, сердце сладко заныло. Неужели позволят принять участие в совещании? Хотя почему нет? Место Богини во главе сейма. Жрецы ее верные слуги. Вот он шанс на полноценную жизнь. Если докажет, что чего-то стоит, к ней начнут прислушиваться. Политика всегда ее интересовала.

Только немного страшно, что явится император. Он последний, кого Эль хотела видеть. Но в длинном как тело змеи зале, где собрались жрецы, его не было. Императорское величество больше заботили наложницы, чем дела государства.

В зале вместо одной стены — бесконечный балкон с колоннами. Легкие занавеси колыхались от ветра. Эль шла в сопровождении свиты из служанок. Жрецы почтительно расступались, склоняли головы, но поглядывали исподлобья на полуобнаженное тело. Во рту пересохло, и она нервно облизала губы. Никак не привыкнуть к подобным взглядам.

Эль миновала стол со стульями — места жрецов — и поднялась на возвышение. Ее кресло было отлито из золота. Такова традиция — этот металл символизирует Богиню. Попробовали бы они голыми ягодицами посидеть на холодном и жестком золоте. Тело вмиг затекло. Хоть бы подушку подложили! И ведь нельзя ерзать, выдавать, что тебе неудобно. Богине чуждо земное. Хорошо хоть кормят.

Служанки заняли места за спинкой кресла и по бокам. Кто-то стоял, кто-то пристроился на ступенях. В их окружении, Эль чувствовала себя уверенней. Теперь ее тело было не так легко рассмотреть. Грудь прикрывали нити бус, сплетенные из того же золота, ноги — юбка, больше похожая на набедренную повязку. Сидя, Эль ощущала себя практически одетой.

Верховный жрец — лысый и сухой, точно мертвое дерево — объявил повестку дня, стоя спиной к Эль. Все делали вид, будто ее нет в зале. Словно она и правда скульптура. Полюбовались, пора и делами заняться. Это больно ударило по самолюбию. Она не позволит так с собой обращаться!

Эль терпеливо молчала, слушала. Но едва объявили приход послов из Эльфантины, чуть не подорвалась с кресла им навстречу. Лишь усилием воли заставила себя сидеть, как ни в чем не бывало. Только подрагивающие пальцы выдавали волнение. Она сжала кулаки, пока никто не заметил. Напомнила себе — ты в Атноре столице Иллари. Здесь любой промах может стоить жизни. Отец учил скрывать свои слабости, иначе их обязательно используют против тебя. Хоть Эль и живое воплощение Богини, но сколько сотен мечтает занять ее место. Этим дурехам не понять, быть Богиней не привилегия, а пытка.

Послы, раскланявшись, косились на Эль. Им было неловко от ее наготы. Она же почти равнодушно воспринимала их внимание. Куда больше ее заботила причина их приезда. Вряд ли дело касалось торговли. Ради такого пустяка сейм не созывают.

И точно — речь зашла о войне. Эль жадно ловила слова. Даже наклонилась вперед, забывшись на мгновение. Легкое прикосновение к лодыжке вернуло ее в реальность. Служанка вытирала пальцы, убирая с них следы порошка ишару. Эль подарила ей в благодарность улыбку. Спасибо, не дала опозориться. И отметин на коже почти не оставила. Можно подумать, служанок специально учат прикасаться так, чтобы не стереть порошок.

— Эльфантина на пороге войны с морейцами, — сказал посол — высокий статный мужчина. — Снежные совсем обнаглели. Участили набеги, заглядываются на города, чего раньше себе не позволяли. Если не утихомирить их сейчас, дальше будет только хуже.

Верховный жрец Квист кивнул. Вроде благосклонно, но Эль даже по спине видела, как ему скучно.

— Чем ваши дела со снежными важны для нас? — спросил Квист у посла. — Благословенные Великой Богиней острова Иллари распложены так, что не имеют отношения к северу. Мы ближе к южному полюсу. Так какое нам дело до северных лесов?

— Война затронет всех, — пробурчал полос.

Эль едва сдержалась, чтобы не покачать головой. Посол сказал глупость. У снежных нет кораблей, им не пересечь океан, не добраться до островов. Даже если они захватят Эльфантину вместе с ее кораблями, что им делать в Иллари? Вот если бы он что-то пообещал. Знает ведь, на островах хватает проблем. Те же волки океании. Посулил бы помощь в борьбе с ними.

— Иллари ваши войны не страшны, — ответил жрец. Без сомнений он думал так же, как Эль.

— Нас выгодно иметь в союзниках, — произнес посол. — Города сильны, как никогда.

— Тогда вы в состоянии справиться со снежными. Мы слышали, ваши умельцы учатся делать мечи из стального льда. Если у них выйдет, победа вам гарантирована. Мы же в свою очередь с удовольствием приобретем у вас это чудесное оружие.

Посол замялся. Видимо, успехи со стальным льдом не так велики, как говорят. Эль не выдержала. Расправив плечи, сказала:

— Уважаемый посол Гвинц, вы просите Иллари о помощи, ничего не предлагая взамен. А, между тем, волки океании наша общая беда. Они топят и ваши корабли. Сделаем договор обоюдно выгодным.

Голос Эль еще летел по залу, когда она заметила взгляд верховного жреца. Квист буквально припечатал ее к креслу. По телу разлился холод, сковывая по рукам и ногам, как если бы те самые снежные окружили ее со всех сторон. Но разве она не имела права высказаться? Разве ее предложение не разумно?

Жрецы притворились, что ничего не произошло. Словно она молчала. До конца сейма Эль сидела сама не своя. Посол был не против обсудить ее предложение, но верховный жрец сменил тему. От обиды на глазах навернулись слезы. Эль терпела изо всех сил. Не хватало еще разрыдаться при всех. Опять же порошок смоется. Вот будет позор.

Остаток разговора она пропустила мимо ушей. Голоса жрецов и посла звучали фоном собственных безрадостных мыслей. Никто не ждал от нее участия в сейме. Неужели присутствие Богини всего лишь дань традиции? И ее дело молчать и услаждать собравшихся своим видом? Никому не интересно ее мнение. Будто она не человек, а фон. Как те резные колонны, поддерживающие потолок. У колонн не бывает точки зрения. Не должно быть и у нее.

Посол ушел с пустыми руками, а ведь был готов согласиться с Эль, но жрецам это не нужно. Они тоже постепенно разошлись. В зале остались только Эль со служанками и Квист. Он ждал, пока она встанет. До чего тяжело стоять, когда все тело затекло. Ноги едва держали. Но никто, даже верные служанки не могли помочь. Без крайней нужды они не касались Богини. Наказание за это слишком велико.

Верховный жрец склонил голову. Скорее кивок, а не поклон. В нем ни капли уважения к Богине. Эль покусывала губы от досады, не замечая, что слизывает порошок.

— Госпожа моя, — в голосе жреца не было почтения. Так говорят с зарвавшейся девчонкой, а не с Богиней. — Прошу вас в следующий раз не встревать в обсуждение. Позвольте вашим верным слугам решать, что лучше для вас и островов.

— Но разве я не имею право голоса? — хотела спросить с вызовом, а прозвучало жалобно.

Жрец усмехнулся:

— Дар Богини красота и молодость. Она — символ вечности, надежды и возрождения. Своими перевоплощениями она напоминает, что смерти нет, и мы все однажды вернемся сюда из чертог нежизни.

— Мне все известно о Богине, — перебила Эль. — Ни к чему повторять.

— Тогда, госпожа моя, вам также известно, что мудрость не входит в число достоинств воплощений Богини.

Жрец резко отвернулся, так что его сутана ударила ее по голым ногам, и ушел. Слезы против воли все-таки побежали по щекам, чертя полосы на лице. Эль указали на ее место — сидеть на золотом кресле и помалкивать. Часть ее в этот момент умерла.

И дней таких было не счесть. Вскоре от нее не осталось ничего кроме оболочки. Из Эльмидалы получилась безупречная Богиня. Ни эмоций, ни чувств, ни желаний. Зато она красиво ходила, стояла и сидела. А большего от нее и не требовалось.

Глава 3. Первая кровь

Восемнадцатилетние — день, когда Марике предстояло закончить подготовку. Вместе с ней выпускались еще три девушки из пятидесяти семи, что были поначалу. Другие не справились. Их тела теперь покоились на заднем дворе — кладбище занимало едва ли не половину территории монастыря и постоянно разрасталось.

Тело Марики пропиталось ядом плодов деревьев дишкан, которые специально выращивали в монастыре. Когда они цвели, розовые тугие бутоны источали дивный аромат. В эту пору дерево походило на осыпанный бабочками насест. Но лепестки опадали, им на смену приходили ярко-желтые плоды в коричневую крапинку. Они-то и несли смерть.

Марика уже не нуждалась в подпитке отваром. За одиннадцать лет ежемесячного употребления яда тело научилось жить с ним и даже воспроизводить его. Теперь она сама — плод дерева дишкан.

Ее и других выпускниц ждало первое задание. Старшие сестры давно разъехались по миру, верой и правдой служа матери-настоятельнице и тем, кто ей платил. Но прежде чем отправиться вслед за ними, выпускницам предстояло познать мужчину. Нельзя отпускать их неподготовленными. Теория теорией, но практику ничто не заменит. Мать-настоятельница называла это дефлорацией, а мужчину — дефлоратором. Никакой романтики. Впрочем, одернула себя Марика, она ни к чему.

Она ужасно волновалась. За тринадцать лет в монастыре Марика и парой слов не перекинулась с противоположным полом. Особенно пугала перспектива навредить кому-нибудь. Вдруг противоядие не подействует, и мужчина умрет? Что ей делать с трупом?

Но сперва ее вызвали в кабинет к матери-настоятельнице. Та была с мужчиной. Неужели это он? Марика присмотрелась к незнакомцу. Молодой. Хоть за это спасибо.

— Это она? — мужчина оглядел Марику, пока она стояла, скромно опустив голову, посреди кабинета.

— Лучшая выпускница, — похвалила мать-настоятельница. — Скажу по секрету, давно у нас такой красавицы не было.

— Откуда им взяться, красавицам? — фыркнул мужчина. — Вы ж всякий сброд в деревнях подбираете. Какое там наследство. Да и эта далека от идеала. Мордашка симпатичная, конечно, но не более того.

— Крестьянская кровь самая сильная. Ни одна неженка-аристократка не переживет посвящение.

— Тоже верно, — мужчина изучал Марику с интересом. Пощупал толстую косу, заглянул в вырез сарафана. Разве что зубы не посмотрел. — Годится. Я бы и сам ее откупорил, но яд этот ваш жуткая дрянь.

— Зато смертность сто процентная, — заметила мать-настоятельница.

— С этим не поспоришь.

Марике велели возвращаться к себе, но далеко она не ушла. В коридоре было пусто, и она не устояла перед искушением подслушать. Все ж таки первое дело. Оно поважнее первой ночи с мужчиной будет. Хотелось знать, кто ее заказчик, какие у него мотивы. Вдруг есть веская причина для убийства? Существуй она, Марике было бы легче.

Она припала сначала глазом к замочной скважине. Так она видела, что происходит в кабинете, но ничего не слышала. Тогда она приложила к скважине ухо.

— Кто он? — спросила мать-настоятельница. — Назовите имя и должность.

— Имени хватит. Оно говорит само за себя — Валум Здравомыслящий.

Марика вздрогнула. Имя было знакомо даже ей — в монастыре много внимания уделяли образованию. В том числе политическому.

— Чем же вам не угодил первый магистр? — в голосе матери-настоятельницы звучала насмешка. Марика живо представила ее кривую ухмылку.

— Много о себе возомнил. Армию на север повел, столицу без защиты оставил. На площади средь бела дня неугодных ему казнят без суда и следствия.

— Неужели за народ радеете? Или все-таки за себя, уважаемый магистр Проксима? А, может, боитесь, что будете следующим на той самой площади?

— Это не только мое желание. Я лишь посланник.

— О, так это сговор. И сколько же магистров в нем участвуют?

— А вот это уже не ваше дело, — визгливо ответил мужчина.

— Значит, все.

Надо же, магистры хотят убить одного из своих. В мире, где люди так жестоки и злы, у Марики никогда не переведутся заказы. Это открытие опечалило, а тут еще в коридоре послышались чьи-то шаги. Она отпрянула от двери и поторопилась скрыться в своей комнате. Впереди ждала дефлорация.

Никто по доброй воле не согласится переспать с дишканди. Даже чернорабочие из монастыря, что порой заглядывались на девиц, не такие дураки. Поэтому девушек отвозили в ближайший город, не забыв выдать противоядие. Им предоставляли свободу выбора — самой решать, кто будет их первым. Присмотрев кого-то, девушка подмешивала ему противоядие, чтобы не убить. Мужчина так никогда и не узнавал, в какой опасности был и насколько сократил свою жизнь, переспав с дишканди.

Марика долго выбирала среди завсегдатаев кабака, куда забрела наугад. Подобрать того, кто лишит тебя девственности, само по себе не простое дело, так еще все осложняла непривычная обстановка. Это был ее первый выход за стены монастыря. Звуки и запахи кабака оглушали. Она никогда не бывала в столь людном месте. Конечно, в столовой монастыря тоже частенько не протолкнуться, но это несравнимо. Там и окружение иное, и пахнет по другому.

В конце концов, она выделила двух приезжих, опасаясь трогать местных. Один действительно симпатичный. С соломенными волосами и доброй улыбкой. Он был немного старше Марики. Из него выйдет ласковый и терпеливый любовник. Не будь в ее крови яда, она бы, не задумываясь, предпочла его. Но нечестно рисковать жизнью симпатичного парня просто потому, что ей так удобно.

Второй взрослее и грубее. С циничной усмешкой и злыми глазами. Такой миндальничать не станет, но и с ним можно не церемониться. Если убьет ненароком, хоть не жалко.

Между собственным удобством и чужой жизнью Марика выбрала чужую жизнь. Этой же ночью, подлив противоядие из флакона, что висел у нее на шее, в пиво грубияна, она отдалась ему в комнате наверху. У мужчины были шершавые ладони, а изо рта пахло перегаром. Он жадно целовал, сминая губы. Шептал о том, что у него никогда не было такой красавицы, а Марика из последних сил сдерживалась, чтобы не оттолкнуть его.

Она вскрикнула, когда он резко вошел в нее, не заметив ее девственности, а после терпела его толчки. От боли по щекам катились слезы. Какое уж там удовольствие, вытерпеть бы до конца.

Сделав дело, мужчина заснул, обнимая ее одной рукой и храпя в ухо. Случайной беременности Марика не боялась — у таких, как она, не бывает детей. Отравленный организм не даст зародиться новой жизни.

Она выпуталась из объятий, быстро оделась, избегая смотреть на своего первого мужчину. Но напоследок все-таки не сдержалась, бросала взгляд. Он спал, открыв рот, и слюна свисала с уголка губ. Ее передернуло от отвращения, и на краткий миг она пожалела, что не отравила его. Если близость с мужчиной всегда такая, то хорошо, что для нее этот плод запретен.

В монастырь вернулась поутру совершенно разбитой. О пережитом вспоминать не хотелось. Другие девушки тоже не спешили делиться впечатлениями. Судя по лицам, им прошлось не слаще.

Наконец, наступило время инструктажа. Можно было отвлечься и сделать вид, что ночью ничего не случилось. Каждая из четырех выпускник получила отдельное задание. Вряд ли они когда-нибудь встретятся, но грустить по этому поводу нет смысла. Сердца выпускниц были высечены из гор, на которых стоял монастырь. В них нет места привязанностям, любви и прочим глупостям.

Указания Марике давала лично мать-настоятельница. Она постоянно повторяла, какое важное дело ей досталось.

— За жертвой поедешь на север. Притворишься местной. Наши тебя прикроют.

Марика кивала в такт словам. Ни для кого не секрет, что у матери-настоятельницы повсюду свои люди. Их организация опутывает весь двуполярный мир, включая Гелиополь — земли солнечных, где всегда день, и Морану — земли снежных, где вечная ночь.

— Его зовут, — сказала мать-настоятельница, — Валум Здравомыслящий.

— Но ведь это..., — Марика изобразила удивление. Притворству их тоже обучали.

— Так и есть. А ты думала, мы тут деревенских мужиков за измену женам наказываем? Нет, милая, дишканди берутся за самые сложные дела, с которыми другие не справятся. Убить первого магистра не так просто, но у тебя получится. Просто дай ему каплю своей крови и уходи. Яд сделает все за тебя.

На следующий же день Марика отправилась на север. Она впервые увидела снег, впервые вдохнула морозный воздух. Ей было все вновь, все интересно. Не будь целью поездки убийство, она бы наслаждалась путешествием.

На севере шла война. Валум засел в лагере, окруженный верными солдатами и телохранителями. К нему так просто не подобраться. Но как мать-настоятельница и обещала, помогли местные агенты монастыря — трое крепко сбитых мужчин, похожих на деревенских жителей. Вчетвером они придумали легенду. Якобы их захватили в плен снежные, а потом отбили солдаты. И теперь они горели желанием лично поблагодарить Валума за спасение.

В шатре, куда их привели, Марика старательно изображала деревенскую дурочку, не забывая встать так, чтобы Валум рассмотрел ее прелести. Мать-настоятельница не раз повторяла, что она хороша собой, но проверить чары было не на ком. И вот представился случай.

Валум попался на удочку. Не лгала мать-настоятельница, есть у Марики власть над мужчинами. Тот, кого она должна убить, предложил ей остаться в шатре. Она прикинулась смущенной, но согласилась.

Напарники ушли, дальше она сама по себе. Если проколется, они спасать не станут. Марика сделала вид, что занята уборкой, о которой просил Валум. Лишь бы он не заметил, что хозяйка из нее ужасная. В монастыре не учили домашним делам. Там для этого были монахини, которых набирали из тех же купленных девочек, только некрасивых или слабых здоровьем, не пригодных на роль дишканди. Иногда Марика задумывалась, как бы сложилась жизнь, будь они с Эрией страшненькими. Уж лучше прислуживать другим девушкам, чем вот так...

Протрубили отбой. Для нее это послужило сигналом — пора начинать. Без лишних слов Марика отвела Валума к кровати, скинула сарафан и полезла целоваться. А чего церемониться? Он был не против, она видела. Пока он языком шарил у нее во рту, она надкусила свою губу. Секунда острой боли, и Валум, не заметив, проглотил несколько капель отравленной крови. Можно, конечно, было подмешать кровь в питье, но попробуй, заставь его выпить. Жажду он бы почувствовал разве что после секса, а так далеко Марика не планировала заходить.

— Вот и все. Дело сделано, — она встала с колен мужчины.

— Ты о чем, девка? — Валум попытался схватить ее за руку, но не поймал. — А ну, вернусь.

— Успокойтесь. Не тратьте попусту силы. Их у вас осталось немного.

— Что ты говоришь? — попытка встать тоже провалилась. Яд быстро распространялся по телу. — Что ты сделала со мной?

— То, за что мне щедро заплатили, — Марика надела платье. — Видите ли, в моей крови яд. Такие, как я, зовутся дишканди. Слышали о нас?

В его глазах вспыхнуло понимание. Уж он-то должен был слышать о дишканди. Небось, сам прибегал к их услугам. Но большинство все-таки считали их легендой. Мать-настоятельница говорила, им это на руку.

— Не переживайте, — сказала она перед уходом. — Смерть не быстрая, но и мучиться не будете. Мой яд убивает медленно и ласково. Он как объятия любимой, что постепенно сжимаются. К утру вас не станет. Распорядитесь временем с умом.

— Кто тебя послал? — прохрипел он.

— Тот, кто устал от войны и жаждет мира.

Марика сама не знала, зачем это сказала. Она понятия не имела об истинных мотивах нанимателя. Те пару фраз, что она подслушала, ничего не объясняли, но почему-то показалось, что такой ответ правильный. С ним Валуму будет легче принять смерть.

Прорезав дыру в шатре, она поспешила убраться подальше. Пробежала через лагерь, не оглядываясь. Затем по полю прямо в лес. Снежные пугали ее меньше, чем перспектива быть пойманной солдатами Валума.

В лесу Марика повалилась в сугроб. Зачерпнула снег горстями, умыла лицо. Кожу щипало, но голова прояснилась. Хорошо, что не надо убивать с помощью оружия. Она бы не вынесла вида крови. А так остается иллюзия, что ты непричастен. Только это и удерживало от полного отчаяния. Она сотни раз думала сбежать из монастыря. Особенно после того, как не стало Эрии. Но мать-настоятельница ясно дала понять — даже если задуманное удастся, ее везде найдут. И приволокут обратно. А уж после непременно накажут, да так, что желание убегать навсегда пропадет.

Марика не сомневалась в могуществе организации, которой служила. Единственное место, где ее не достанут — тот свет. Но ей было всего восемнадцать, она хотела жить.

Глава 4. Невольник

Железные браслеты шириной с ладонь не давали забыть кто Рейн таков. Боги, как он их ненавидел! При каждом движении браслеты скользили по коже, царапая запястья. Хорошо хоть не звякали. Не то чувствовал бы себя экзотической танцовщицей.

Он снова попытался сбежать, и снова его поймали. С островов не так-то легко уплыть, но и оставаться нельзя. Рано или поздно найдут. На этот раз свобода была близка как никогда. Ему удалось попасть на корабль, идущий в Эльфантину. Тот даже отчалил от пристани, но не успел выйти в нейтральные воды — жандармы остановили для досмотра. Рейна нашли в трюме, прячущимся за бочками. Легко он не дался. Терять-то все равно нечего, и так осужден по самой серьезной статье — за убийство.

На Иллари нет тюрем. Здесь, видите ли, считают, что каждый житель должен приносить максимальную пользу. Даже преступник. Вместо заточения попадают в рабство. Срок зависит от тяжести преступления. За первую кражу будь добр отработать три года. За вторую — пять, и так по нарастающей. Рейну дали пожизненно.

Илларцы правда утверждают, что у них нет рабов. Есть вольные и невольные. Тактичные, забери их Вел в свой мрачный шатер. Только смысл от этого не меняется. Раб он и есть раб, как его не назови.

Рабов запрещали истязать, но в то же время им разрешалось давать любое задание. Хоть заставить лезть в огонь за оброненной безделушкой. Хоть подняться на отвесную скалу под надуманным предлогом, чтобы посмотреть сорвется или нет. И еще ставки с дружками делать. Вольный всегда придумает, как поиздеваться над рабом, не нарушая законов.

Невольников посылали на разные работы. Кому-то выпадал сущий пустяк — служить вольным. А буйных отправляли добывать руду. В этот раз Рейна уже ничто не спасет. Это третья попытка побега. После нее только рудник, где живут от силы пару лет.

А потому он бился отчаянно. Швырнул в жандармов бочку, сбив их с ног. Подхватив доску, с воплем кинулся на противника. Ему бы пробиться к лестнице и выбраться из трюма, а там свобода. Но жандармов было на порядок больше. Они навалились со всех сторон. Рейн хорош в бою, но даже ему не справиться одновременно с пятью вооруженными мужчинами. Мелькнула шальная мысль — пусть убивают. Лучше так, чем медленно подыхать в забое. Он ринулся на лезвие, но удар сзади по голове достал раньше. Рейн повалился на палубу без чувств.

Пришел в себя в распределителе. Отсюда рабов развозили по местам работы. Затылок ныл, во рту привкус крови. Должно быть, прикусил язык, когда падал. До чего тошно снова сюда попасть. Лучше б выбросили за борт с камнем на шее, утопили как котенка. Но нет, илларцы верят в перевоспитание. По крайней мере, так они говорят, а на самом деле просто наслаждаются страданиями других.

В камере он был один, но в коридоре кто-то ходил — вольный выбирал раба. Рейна это не касалось. Ни один вольный, если он в своем уме, не возьмет его служить к себе в дом. Он убийца, к тому же беглый. Таких, как он, сторонятся. Ведь ему ничего не стоит свернуть хозяину шею.

— Кто здесь у вас самый буйный? — донеслось до Рейна. Он еще не видел вольного, но уже хотел посмотреть на любителя острых ощущений.

— Вам зачем такой, господин? — насторожился жандарм.

— Твое какое дело? Показывай, что велят.

Жандарм не спорил. Должно быть, вольный важная птица.

Рейн прислушался — шли в его сторону. Вряд ли в распределители был кто-то хуже него. Страшно представить, для чего вольному такой, как он. Может, он из тех, кому доставляет удовольствие страдания других? Специально берет того, на кого всем плевать. Если Рейн умрет, никто плакать не станет. И жандармы особо копаться в причинах его гибели не будут. Наоборот вздохнут с облечением.

Вольный подошел к камере. По одежде невозможно было определить кто такой. Лысый да тощий, с впалыми щеками. Маленькие глаза смотрели злобно. Внешность вольного ничего Рейну не говорила. Разве только что ничего хорошего его не ждет.

— В чем он виновен? — спросил лысый.

Жандарм перечислил прегрешения Рейна:

— Плавание в составе волков океании, убийство гражданина Иллари, три попытки побега, ранение жандарма. И по мелочи: отказ подчиняться, невыполнение работ, хамство.

Рейн хмыкнул. Да, он не подарок. А не надо было делать его рабом. Отпустили бы на родину в Эльфантину. Так нет ведь, держат на Иллари и, видимо, уже не отпустят.

— Мне подходит, — кивнул вольный.

Жандарм удивился. Рейн не меньше. Оба смотрели на вольного с сомнением. А здоров ли он, бедняга? Слышал ли послужной список раба?

— Невольника планировали отправить на рудник, — слабо возразил жандарм. — Он опасен.

— Я его забираю, — заявил вольный и ушел с таким видом, будто точно знал — никто не посмеет ему возразить. Осталось только добавить — заверните.

Да кто ж он такой? Почему у Рейна чувство, что вот теперь он попал по-настоящему. Что до этого все были цветочки, а ягодки сейчас пойдут. У него потемнело в глазах, когда жандарм отпер решетку. Так и тянуло попросить — может, лучше в рудник, а? Но кого волнует мнение раба.

Рейн обдумывал возможность побега, но бросил эту идею едва его вывели из распределителя. Вольный подготовился на совесть — захватил с собой маленькую армию для охраны раба. Рейна вмиг окружили стражи. Вел с ним, будь, что будет.

* * *

Его держали в подвале. Ни к чему не принуждали, никак не использовали. Кормили хорошо. Но чем дальше, тем сильнее Рейн нервничал. Творилось что-то странное. Неизвестность пугала похлеще рудников. Там хотя бы знаешь, чего ожидать. А тут... сплошные вопросы.

Когда спустя пару дней за ним пришли, он был почти счастлив. Ну, наконец, хоть какой-то прогресс. Пока вели куда-то, рассматривал дом. Только это не дом был вовсе, а целый дворец. Вольный-то из богачей. Возможно, аристократ.

Мягкий климат Иллари сказался на архитектуре. У зданий было много балконов, террас и открытых лоджий. Благодаря им приятный ветерок всегда гулял по залам. Полы выкладывали мрамором тоже неспроста. Он освежал, дарил прохладу. Аристократы любили гулять босиком по своим дворцам.

Рейн еще не бывал в такой богатой обстановке. Она угнетала, заставляла чувствовать себя мелким и никчемным. Просыпалось неведомое доселе чувство — желание подчиниться. Словно он и правда жалкий раб.

Его привели в круглый зал. Надавили на плечи, заставляя опуститься на пол — встать на колено и склонить голову. Предплечье одной руки он положил на поднятое колено, кулаком второй уперся в пол. Только так и никак иначе. На Иллари это положение зовется позой покорности. Она первая, чему учат рабов. Рейн стиснул зубы, из последних сил терпя унижение. Работать не проблема, необходимость пресмыкаться — вот что невыносимо.

В зал вошел тот самый вольный, что забрал его из распределителя. За ним следовала толпа девушек. И зачем ему Рейн понадобился? К девушкам беглых рабов не подпускают.

Они остановились напротив. Рейн по-прежнему преклонял колени. Без дозволения вставать нельзя, а он его пока не получал. Вольный тем временем общался с одной из девушек. Из позы покорности ее было не рассмотреть.

Но любопытство победило — Рейн осторожно приподнял голову. Девушка, к которой обращался вольный, была чудная какая-то. Но красивая, чего уж там. Густые каштановые волосы, мягкими волнами спускающиеся на плечи. Чувственно очерченные губы. Глаза синие, как воды океана омывающего острова. Чуть вздернутый нос. Все в ней было гармонично и приятно глазу, но чего-то недоставало. Не было огонька в глазах, не хватало ямочек на щеках, что наверняка появятся, если девушка улыбнется. Только в том и беда — она не улыбалась. Вроде слушала, но вид был равнодушный, словно говорили не с ней. Смотрела в одну точку мимо вольного, мимо охранников и Рейна, как если бы видела что-то им недоступное. Даже искушение возникло взглянуть туда же. А вдруг там и правда что-то интересное?

— Госпожа моя, — произнес вольный, — у меня для вас подарок в знак примирения. В последнее время отношения у нас не ладились. Хочу загладить вину.

Девушка молчала. Не поймешь то ли не расслышала, то ли ей плевать на попытки вольного подлизаться. Лицо ничего не выражало. Прямо маска. Аж жутко.

— Госпожа благодарна, — ответила старшая из спутниц девушки.

Может, вольный изначально к ней обращался? Но смотрел-то он на девушку. А она по-прежнему глядела в стену, не моргая.

— Я долго думал, что вам подарить, — продолжал вольный. Его этот странный диалог не смущал. — И вспомнил, что ничего важнее безопасности Богини нет. А потому вот мой скромный дар, — вольный махнул рукой в сторону Рейна, — личный невольник-телохранитель.

Женщина, что отвечала вольному, посмотрела на Рейна с сомнением. Он и сам поразился услышанному. Его и в телохранители? В убийцы он бы, пожалуй, еще сгодился, но охранник из него никакой.

— Вы уверены, что он подходит на эту роль? — спросила женщина настороженно. — Речь все-таки о защите Богини.

— Вы обвиняете меня в желании причинить Богине вред? — с надрывом поинтересовался вольный.

Еще руки начни заламываться, как девица, фыркнул про себя Рейн. Уж не знаю, как девушка и ее спутницы, а он точно подозревал вольного в злом умысле. С какой стати дарить беглого раба в телохранители, если не желаешь смерти? Он же при первой возможности повторит побег, придушив нового хозяина.

От мелькнувшей догадки Рейн вздрогнул. Вот это план у вольного! От восхищения его хитростью аж дух захватило. Как он потом будет объяснять свою оплошность с подарком неизвестно. Придумает что-нибудь. А только девчонку руками Рейна убьет.

А ей, что ли, все равно? Он вгляделся в девушку. Она даже позы не поменяла. Кто из них двоих невольный — он или она? Почему-то казалось, что она.

Женщина бросила короткий взгляд на девушку, та едва заметно кивнула.

— Госпожа довольна, — произнесла женщина.

У Рейна брови поползли на лоб. Ощущение, что он попал в приют для душевнобольных. Зачем девушка приняла подарок? Какими мотивами руководствовалась? Или это какая-то тонкая игра, правила которой Рейну неизвестны. Тогда следует быть начеку.

Девушка попрощалась с вольным. Точнее он прощался, а она слушала. Едва он умолк, она ушла вместе со свитой. Женщина жестом велела Рейну следовать за ними. Он встал, думая, что амбалы будут приглядывать за ним и дальше, но нет, они остались в зале вместе с вольным. Среди десятка женщин Рейн был единственным мужчиной. Ничего не мешало ему напасть, придушить парочку-другую девиц, взять заложницу и сбежать, прикрываясь ей как живым щитом. Но он был так ошеломлен, что это даже не пришло ему в голову. Он просто шел на автомате туда же, куда и все.

Глава 5. Глава городского надзора

После убийства Валума Марика вернулась в монастырь отчитаться. Старшие девушки так не делают, но у нее это было первое задание. Мать-настоятельница пока не настолько доверяла ей, чтобы отправить в вольное плавание, но достаточно, чтобы дать новое дело. И так четыре года убийств и мук совести. Марика потеряла счет жертвам. Некоторые девушки делали татуировки на бедре в виде галочек, похожих на летящих птиц. Кто посмотрит, увидит птичий клин. Ни за что не догадается, что каждая из них чья-то смерть. Те, что покрупнее — важные персоны, прочие — мелкая сошка. Своеобразные зарубки, чтобы помнить. Марика была из тех, кто предпочитал забыть.

В очередной раз ей предстояло отправиться в Эльфантину — столицу союза тринадцати людских городов. Она предвкушала поездку с детским азартом. В свои двадцать два года она еще не бывала в столице. Зато много слышала об Эльфантине, о ее фонтанах и балах. Не терпелось посмотреть самой. Одна мелочь омрачала радость — необходимость снова убивать.

— Твоя жертва местный князек. Не высокого полета птица, но с влиятельными друзьями. Уверена, с ним ты справишься. Но он не главная проблема, — учила мать-настоятельница. — Доносчики сообщают, что в столице объявлена охота на нас. Одна твоя сестра пропала. Не хочу потерять и тебя.

Мать-настоятельница погладила ее по щеке. Почти нежность, почти забота. Еще бы забыть, чем она продиктована. Марика не просто любимая ученица, она ценная редкая вещь. Будь она книгой, ее бы хранили в специальном помещении и каждый день сдували пыль.

— Кто эти охотники на дишканди? — поинтересовалась Марика. — Хочу знать, с кем предстоит иметь дело.

— Охотник один. Глава столичного городского надзора. Следователь. Солнечный, — сыпала мать-настоятельница информацией. Марика только диву давалась как у них развита сеть агентов. Все про всех знают. — Зовут Дарквинн. Хотя это странное имя для гелиоса. Возможно, псевдоним. На это указывает и тот факт, что нам так и не удалось выяснить из какого он рода.

Про гелиосов, или солнечных, как их зовут люди, Марика знала немного. Их родина — город Гелиополь, вытесанный в толще скал на крайнем юге, где никогда не заходит солнце. Именно ему они поклоняются, называя Небесным отцом, оно же питает их энергией. Без солнца гелиосы обречены на гибель. Они издревле считали себя высшей расой, а людей называли низшими.

— Солнечный на службе у людей, — покачала головой Марика. — Странно.

— Его судьба не твоя забота. Главное не попадись ему на глаза.

— Может, отправите в столицу более опытную? Ту, которая там уже была.

— Нельзя. Твое лицо пока не примелькалось. Есть шанс, что проскочишь незамеченной.

Марике стало не по себе от такого шанса. Ее словно кидали в водоворот: выплывет — хорошо, нет — значит, не судьба. И все же она поехала в столицу. Привычка подчиняться укоренилась в ее крови не хуже яда дишкан.

Эльфантина была именно такой, какой она ее воображала. Дома в два-три этажа с резными ставнями. Бассейны фонтанов со статуями. Цветы и воркующие голуби. А главное люди, много людей.

Но над славной столицей витал дух запустения: в клумбах было полно сорняков, в фонтанах — ряски, фасады домов давно не красили. Эльфантина потеряла своего заботливого хозяина. С тех пор как не стало Валума, а назначенный им преемник сложил полномочия и ушел в земли снежных, между городами не было мира. Магистры городов никак не могли выбрать, кому сидеть во главе треугольного стола. И во всем этом имелась вина Марики. Именно она лишила столицу правителя.

Будто мало было этой напасти, так еще солнечные активировались. Снова диктовали людям, что делать, как во времена ига. Но пока открыто не переходили в наступление. Особенно отличилась новая глава рода 'Первого луча зари'. Аурика Прекрасная даже в Эльфантину переехала из Гелиополя, чтобы влиять на магистров. Поговаривали, она уже своя за треугольным столом. Не сегодня, так завтра посадит в его главу своего ставленника.

Всяко пытались от нее избавиться, но она была словно заговоренная, а все благодаря наемнику, что ее охранял. Марика не понаслышке о нем знала — когда не смогли добраться до солнечной, матери-настоятельнице поступил заказ на ее верного пса. Кого только к нему не подсылали — и умных, и красивых, и хитрых — ни одна не справилась. Наемник на девушек даже не взглянул. Ух, как мать-настоятельница злилась! Это был один из немногочисленных случаев, когда дишканди провалили задание.

Марике, не видевшей столицы в период ее расцвета, она понравилась и в пору заката. Где-то здесь в большом и шумном городе жили сестры по монастырю. Она их не видела, но чувствовалась их незримую поддержку. Есть что-то особенное в том, чтобы принадлежать группе. Ощущение, что кто-то из своих всегда рядом, пусть и обманчивое, но приятное. С ним не так одиноко и почти не страшно.

Она поселилась в гостинице, купила красивое платье, готовясь к балу, где предстояло познакомиться с князем. О приглашении уже позаботились. Связной передал его Марике в одном из кафе, где они якобы случайно встретились.

Наверняка на балу будет много столичных красавиц. Надо выглядеть так, чтобы князь выделил ее среди других. Она знает его имя, у нее есть описание его внешности. Осечек быть не должно.

Наряд цвета молодой травы подчеркнул цвет ее зеленых глаз, и они мерцали на лице, как изумрудные звезды. Корсет утягивал и без того тонкую талию, вырез демонстрировал грудь, а пышная юбка придавала округлости бедрам. Марика осталась довольна своим внешним видом. Может, и не безумная красавица, но и мимо равнодушно не пройдешь.

Едва прибыв на бал, она забыла обо всем. Дворец был шикарен, зал — огромен, музыка — волшебная, словно ее играли на струнах души. Так и тянуло закружиться в танце. Хрустальные люстры сыпали с потолка солнечными зайчиками. Марика и не представляла, что так бывает.

Пришлось напрячься, чтобы вспомнить, зачем она здесь. Когда первый дурман восторгов от бала рассеялся, она отыскала князя в окружении девушек. Он, между прочим, был молод и недурен собой. Разве что припухлость лица, выдающая в нем любителя выпить и погулять, портила внешность.

Марика прохаживалась неподалеку, привлекая его внимание, но за спинами девушек князь ее не разглядел. Она отклонила несколько приглашений на танец, только долго так продолжаться не могло. Вскоре ее начнут обсуждать.

Тогда она протолкнулась сквозь толпу дам и сделала вид, что уронила платок. Прием старый как мир, но сработало. Князь поднял платок и вернул его хозяйке. Один взгляд в глаза — и все. Он ее.

Заарканить князя было проще простого. Остальное дело техники. Немного флирта, и вот он уже, забыв о других, вился вокруг нее. Несколько танцев, якобы случайные интимные прикосновения — чего только во время танца не бывает. Вскоре он был готов идти за ней на край света, а Марике так далеко не надо. Ей бы в сад выйти да поцеловать его разок. И нет князя.

Она притворилась, что ей душно. Обмахиваясь веером, Марика призывно поглядывала на двери в сад. Князь радостно согласился прогуляться на свежем воздухе. Уже, наверное, представлял, как будет тискать ее под сенью деревьев. Что ж, она даст ему такую возможность.

— Марли, — он назвал ее вымышленным именем, — ты пахнешь, как цветок.

Князь прижал ее к дереву. Шершавая кора царапала оголенную спину. Потные ладони мужчины скользнули по лифу платья, сжали грудь. Марика отстранено фиксировала его прикосновения, словно это не ее обнимали и целовали в шею. Тело не откликалось. Не разжег князь в нем ответный огонь. В этом не было его вины. Он действовал вполне умело и даже нежно, проблема крылась в Марике.

Она привычно прокусила нижнюю губу в уголке. Крохотная капелька крови была не заметна в полумраке сада. И во рту ее вкус не ощущался. Князь не понял, что целуя девушку, слизывает с ее губ яд.

Как только яд попал по назначению, Марика принялась обдумывать пути отступления. Притвориться, что ли, будто голова разболелась? С мысли ее сбил треск веток. Казалось, через кусты ломится дикий кабан и не один. Чуть заслышав шум, князь неожиданно крепко схватил Марику. Уже не целовал, просто держал.

Обострившиеся инстинкты кричали об опасности. Бежать! Немедленно! В монастыре учили не только глазки кавалерам строить, но и за себя постоять. Марика ударила князя в пах. Когда дело касается мужчин, вернее места нет.

Князь вскрикнул от боли и выпустил ее. Не теряя времени, она устремилась вглубь сада. В зал смысла возвращаться не было. Князь знал ее в лицо. Зато в темноте да среди деревьев с кустами можно затеряться. Еще бы не эта пышная юбка, сковывающая движения. В ней Марика чувствовала себя медведем на самокате.

Сзади донесся топот ног вперемешку с тяжелым дыханием. Она оглянулась на бегу. Ее преследовали трое. Среди них точно не было князя. Кто же они? Его телохранители? О них не предупреждали, а ведь дело выглядело элементарным.

Что-то чиркнуло Марику по плечу. Настал ее черед вскрикнуть от боли и неожиданности. Впереди в дерево вонзился дротик, оцарапавший кожу. Она машинально вырвала его из ствола и побежала дальше.

— Я ее задел! — прозвучал властный мужской голос. — Вопрос времени, когда она потеряет сознание. Не дайте ей уйти с территории.

Да что ж это за дрянь такая? Скорее спрятаться, пока не поздно. Марика нырнула под мост над аллеей, привалилась к каменной стене. Плечи свело от холода и страха. Впервые не она охотилась, а охотились на нее.

Мужчины остановились в паре шагов от ее укрытия. Марика отлично их видела: два человека в форме городского надзора и командир — солнечный. Теперь холод был не только снаружи, но и внутри нее. Она легко сложила два и два — перед ней следователь, о котором предупреждала мать-настоятельница.

У него были светлые прямые волосы до плеч, тонкие губы и орлиный нос. Желтые, как у всех гелиосов, глаза пронзали темноту в ее поисках. Повезло, что он солнечный. Они слепы как кроты в ночное время суток. Следователь наклонил голову, прислушиваясь, и Марике почудилось, он слышит ее дыхание. Она зажала рот и нос рукой. Уж лучше задохнуться, чем быть схваченной городским надзором.

Она внимательно изучила следователя. Полезно запомнить его на будущее, чтобы бежать без оглядки, если вдруг встретит. Он был высок, широк в плечах и узок в бедрах. Классическая мужская фигура, что так притягивает женщин. На вид чуть старше тридцати. Не поджимай он губы и не хмурься постоянно, Марика сочла бы его красивым. Но жесткое выражение лица портило впечатление.

Как мать-настоятельница говорила его зовут? Дарквинн, Дарк. В переводе на всеобщий — темный. Только какой же он темный? С его-то золотыми волосами и кожей. Или его тьму не разглядеть глазами? Она из тех, что прячется внутри. В это легко поверить. Марика кожей ощущала волны ненависти, идущие от него. Найди он ее, придушит голыми руками.

Взгляд следователя остановился на ней. Неужели разглядел? Ей казалось, она слилась с ночью. Несколько долгих мгновений ничего не происходило. Марика смотрела на следователя, он — на нее. Затем он развернулся и зашагал прочь, крикнув своим людям искать тщательнее.

— Гадина не могла далеко уйти, — проворчал он себе под нос.

Все-таки не заметил, просто совпало. Обидно, что он так ее назвал. Она ему ничего плохого не сделала, а если и сделала, это все равно не повод оскорблять.

Проклятый дротик действовал — у Марики кружилась голова. Яд в крови защищал от постороннего воздействия, но ненадолго. Скоро она потеряет сознание. Если это случится в саду, Марика обречена.

Едва шаги отдалились, она выбралась из-под моста. В другой ситуации она бы предпочла отсидеться, но время поджимало. Ее уже пошатывало, и она плохо понимала, куда идет. Возможно, прямо в руки следователю с мрачным именем и усыпляющими дротиками.

Чьи-то руки подхватили ее. Соскальзывающее в воронку сознание, едва воспринимало реальность. Последнее, что Марика увидела — продолговатое мужское лицо в обрамлении темных волос. Не следователь, и то хорошо.

Она очнулась в чужой постели. На ней было все то же платье с бала. Голова гудела, мысли разбегались, а еще она что-то сжимала в кулаке, да так сильно, что рука ныла. Это оказался дротик размером с указательный палец и оранжевым оперением. Едва она увидела его, нахлынули воспоминания о прошлой ночи.

Дверь в комнату заскрипела, и Марика сжалась, борясь с искушением зажмуриться. Неужели следователь все-таки ее поймал? Но вошел мужчина, в котором Марика с облегчением признала связного. Он был поблизости и вытащил ее из сада. Она рассыпалась в благодарностях. Без него сидела бы сейчас в камере, а ведь он не обязан был помогать.

— Что с князем? Он мертв? — спросила она, переодеваясь за ширмой.

— Жив и отлично себя чувствует.

Пуговица не попала в петлю, так у нее затряслись руки. События последних суток походили на дурной сон. Забыв о приличиях, она вышла полуодетой из-за ширмы.

— Это невозможно. Я его отравила. Сейчас его труп должна оплакивать родня.

— А он вместо этого попивает чай в кафе. Я видел его час назад, когда проверял, как все прошло.

— Бред какой-то, — Марика потрясла головой. — Князь мог выжить только в одном случае...

Горло перехватил спазм, и она умолкла. За нее договорил связной:

— Если принял противоядие до поцелуя.

— Выходит, он знал, что я приду за ним. Либо его предупредили о покушении, либо все это — заказ, бал, сад — ловушка, чтобы поймать меня.

— Говорят, следователь Дарквинн помешан на поисках дишканди. Ни перед чем не остановится.

— Даже сделает ложный заказ, выманивая одну из нас.

Связной кивнул.

— Смотри, — она бросила ему дротик. — Этим он меня усыпил.

— Похоже на следователя. Дротики в качестве оружия его изобретение.

— И что мне теперь делать?

— Уедешь из города. Мать-настоятельница дала четкие инструкции насчет тебя.

— Она уже все знает? Так быстро?

Мужчина пожал плечами. Какие же каналы связи у организации, частью которой она является? Похоже, она и половины о ней не знает.

— Я помогу тебе переправиться за океан на острова. Как раз назрел один важный заказ.

— Надеюсь, на этот раз настоящий.

— Не переживай. Клиент проверенный. Следователь мог запомнить твое лицо. Тебе небезопасно задерживаться в столице. И в землях людей тоже.

— Он меня точно не видел. Но вот князь... Он в состоянии меня описать, — Марика сглотнула, — подробно.

— Тогда решено. Отплываешь завтра. Твоим заданием будет наследник Иллари принц Гайдиар. Он, как и все, падок на хорошеньких девушек. Принц скоро уезжает в провинцию. Туда не суйся. Пока его не будет, обоснуешься, завяжешь знакомства, а там, глядишь, он вернется. И будь осторожна — у илларцев свои понятия о наказании. Они делают из преступников рабов. Если тебя поймают, никто уже не поможет.

Глава 6. Тонкий расчет

Личные покои девушки, которой отныне принадлежал Рейн, состояли из нескольких комнат. Здесь была спальня, гостевая, даже бассейн. Балкон размером превышал дом, где Рейн вырос. Девушка явно принадлежала к аристократии. Нежданно-негаданно он попал в высшее общество Иллари.

Рейн хмыкнул, привлекая к себе внимание служанок. Одна моментально отреагировала, приказав ему встать в позу покорности. Делать нечего, опустился на колени. Он уже понял, что главная здесь девушка, а прочие слуги, но не рабыни — на них нет браслетов. Даже эта почтенного вида женщина лет сорока, что раздает приказы налево и направо, лишь слуга. Разве что статусом повыше других.

Служанки проводили госпожу к бассейну, а Рейн остался в соседней комнате. Никто не потрудился закрыть дверь, и он наблюдал за тем, как госпожу, раздевая, готовят к купанию. Надо сказать, она и без того была едва одета. Платье хоть и до пят, а просвечивало так, что при желании все рассмотришь. Госпожа наверняка понимала, что он все видит, но ей было как будто все равно.

Служанки осторожно, стараясь не касаться ее, сняли платье. Кожа у девушки была необычного цвета — золотого и словно светилась изнутри. На вид госпоже и двадцати не было. Стройная, гибкая, она стояла спиной к двери, волосы спускались до поясницы, не прикрывая ягодиц. На секунду Рейн забыл, кто он и где находится, любуясь формами девушки. Тело, истосковавшееся по женщинам, мгновенно откликнулось. Давно у него никого не было. Не так-то просто рабу найти пару. Негде, да и некогда.

— Смотри, если хочешь, — женский голос вернул его в реальность, — но не смей трогать. Наказание за прикосновение к Богине немедленная смерть. Даже суда не будет. Убьют на месте.

Рейн сглотнул ком в горле. Не очень-то он смыслил в местных правилах и верованиях. Не успел разобраться, сразу как сошел на берег в рабство угодил, а там уже не до того было. Знал только, что Иллари государство религиозное. Все здесь поклоняются Великой Богине. Краем уха слышал, что раз в одиннадцать лет она возрождается, но так и не понял, как это возможно, и посчитал выдумкой нетрезвого раба. Но, выходит, не солгал пьянчуга. Неужели у госпожи и правда божественное происхождение? Что это за страна такая, где боги живут среди людей?

— Меня зовут Арда, — представилась женщина. — Я главная служанка Богини.

— А как мне обращаться к ней? — Рейн кивнул на бассейн, где служанки омывали Богиню. Даже отсюда было заметно, как вода постепенно приобретает золотистый оттенок, а кожа хозяйки наоборот молочно-белый, что странно, учитывая жаркий климат Иллари. Может, ее покрывали специальным кремом, чтобы не загорала?

— К ней не надо обращаться, — ответила Арда. — Если хочешь что-то сказать, говори мне. Я передам. Будешь повсюду сопровождать Богиню, оберегать ее от лихих людей, а по ночам сторожить покои.

Так и тянуло сказать, что он сам лихой человек, но Рейн сдержался. Если хочет сбежать, надо прикинуться покладистым. Усыпить бдительность вольных.

Продолжить инструктаж Арде помешало возвращение госпожи. Закончив купание, она прошла мимо Рейна абсолютно нагая. Ни капли смущения. Словно он не мужчина, а одна из ее служанок. Прямо обидно. С другой стороны, какое ей дело до раба? Он для нее пустое место. Потому и не стеснялась.

Госпожа встала по центру комнаты, и служанки принялись обсыпать ее порошком из чаш. Постепенно кожа снова приобретала золотой цвет. Вот в чем секрет! Порошок не впитывался, как, например, крем, а ложился на кожу вуалью. Чуть прикоснись и нарушится целостность, останутся следы. Неужели все ради того, чтобы узнать, дотрагивался кто-то до Богини или нет? Или смысл глубже? Рейн впервые пожалел, что мало интересовался местными обычаями. Сейчас бы не чувствовал себя бараном.

Видя интерес Рейна, Арда поторопилась увести его под предлогом получения новой формы. Переодеться действительно не мешало. На нем была серая роба с последнего места работы в конюшнях. Там никого не заботила внешность рабов. Чистить навоз можно хоть голым. Но дворец не конюшни, надо соответствовать.

В хозяйственной части ему выдали черную форму охранника. Вольные частенько заводили себе телохранителей. Те ходили за хозяевами по пятам, но так как защищать особо не от чего в основном исполняли прихоти вольных. Непыльная работа. Рейн никогда не думал, что она достанется ему. Не тот уровень. В охранники брали надежных и уж точно не убийц.

Ему разрешили вымыться. Какое это было наслаждение! Смыть с себя вонь конюшен и нескольких дней, проведенных в бегах, когда даже поесть толком не удавалось, а уж о личной гигиене и не вспоминал. После купания, переодевшись, поймал свое отражение в зеркале. Лицо заросло щетиной, темные волосы рваными прядями спадали на светло-карие глаза. За их цвет мальчишки в деревне дразнили его солнечным, хотя до медовых глаз гелиосов ему было далеко.

Рейн уже и не помнил, когда стригся. Вид, как у лохматой собаки. Он пятерней зачесал волосы назад, пытаясь придать себе приличный вид. Ерунда, конечно, но хотелось выглядеть хорошо.

Черные брюки и рубаха с кожаными вставками-броней сидели на худощавом теле идеально. Впервые за пять лет рабства выдали одежду его размера, да еще из качественной ткани. Кожа дышала, что важно в тропических условиях Иллари. Если так пойдет дальше, он почувствует себя вольным.

Арда осмотрела его с пристрастием, словно скотину перед покупкой. По лицу не понятно, довольна осталась или нет, хотя скорее нет. Не доверяла она ему. Была б ее воля, отдала на рудники. Повезло, что решение принимает не она.

Следом за одеждой Рейну выдали оружие. Он дар речи потерял при виде ножен. Оружие? Ему? Беглому рабу, осужденному пожизненно? Нет, он, конечно, взял ятаган, вытащил на свет, полюбовался кривым лезвием. Уже и забыл, когда держал оружие. Пока прикреплял ножны к поясу, не покидало ощущение неправильности происходящего.

— Кто распорядился выдать ятаган? — спросил он раньше, чем успел испугаться — вдруг отберут.

— Госпожа, — в голосе Арды сквозило раздражение. — Сказала, что у охранника должно быть оружие, иначе как он будет ее защищать.

А госпожа не подумала, что этим самым оружием он ее убьет? Может, она просто дурочка. Хорошее объяснение для ее странного поведения. Рейн едва сдержался, чтобы не опробовать ятаган немедля, но время для побега было неудачное. Лучше дождаться ночи.

Арда не сразу вернулась в покои госпожи. Перед этим покормила Рейна на общей кухне для слуг и рабов. В последний раз он так вкусно ел дома. Как раз перед отплытием. Дернул же его Вел податься в моряки. Знал бы, чем дело кончится, даже ступней в океане не мочил.

По пути в покои Арда объяснила правила. Отныне он собственность Богини. Его первейшая обязанность быть всегда при ней, сопровождать повсюду и оберегать. Пока она в покоях, он сторожит вход. Ночью дежурит у дверей спальни.

Рейн слушал наставления невнимательно. Даже не поинтересовался, будет ли у него хоть изредка свободное время. Все это неважно. Он не собирался задерживаться во дворце. С ятаганом да в одежде телохранителя у него появился реальный шанс свалить с Иллари. Он его не упустит.

Остаток дня Рейн думал только о побеге, просчитывая варианты. Легко не будет, но и тех сложностей, что были раньше, не наблюдалось. За ним никто не следил, опять же ятаган выдали. На ночь, похоже, не планировали запирать. Грех не попробовать.

Попытка узнать у новой хозяйки, что ему делать, разбилась о живой щит из служанок. Девушки окружали ее плотным кольцом практически все время. Она сама даже не повернула голову на его голос. Так и сидела в плетеном кресле, глядя с балкона на сад. Между прочим, уже второй час. И не надоело?

На ночь девушки вместе с госпожой закрылись в спальне. Рейна туда не пустили, да он и не рвался. Оставшись один в гостиной, он ждал, пока все заснут.

Все-таки раб он и есть раб. Ему даже койки не выделили. Арда намекнула, что его место на коврике около двери в спальню. И лицо у нее при этом было такое довольное. Вот ведь гадина! Но Рейн терпел, не время показывать характер. Только челюсть свело, так сильно он сжимал зубы, чтобы не сорваться.

Наконец, все затихло. За окном сияла луна. Свет от нее ложился серебристой дорожкой на мраморный пол и вел прямо к двери в общий коридор, словно указывая Рейну путь. Через балкон не уйти, слишком высоко, и он воспользовался советом. Только дверь не оправдала его ожиданий — заперто. Взломщик он был посредственный, но не отказываться же от побега из-за первого препятствия.

Увлекшись замком, он не услышал шорохов за спиной. Понял, что в гостиной не один слишком поздно. Кто бы ни наблюдал за ним, он застал раба за попыткой сбежать.

Разворачиваясь, Рейн одновременно выхватил ятаган. Острие замерло в сантиметре от груди девушки. Перед ним стояла госпожа. Лунный свет очерчивал ее фигуру со спины, проникая сквозь тонкую сорочку, из-за чего девушка казалась сотканной из лунного света и тумана.

Она молчала. Рейн тоже. Глупая ситуация. Хозяйка застукала его, нельзя оставлять ее в живых. Едва он покинет покои, она поднимет шум. Вообще-то она уже должна была кричать, звать на помощь стражу, но девушка упорно хранила молчание. Вдруг действительно немая?

Она смотрела на него своими глазищами. Глубокими, большими... пустыми. Не похоже, что боялась. Напротив как будто ждала чего. Захотелось встряхнуть ее за плечи, вызвать хоть какую-то реакцию. Почему она не убегает? Не пытается спастись? Так испугалась, что не может двинуться?

Словно откликаясь на мысли Рейна, девушка подалась вперед. Ятаган уперся ей в солнечное сплетение, лезвие проделало в сорочке дыру. В прорезь показалась присыпанная порошком кожа между грудей, и хотя Рейн лицезрел госпожу голой несколько часов назад, его взволновал этот вид.

Девушка снова дернулась, и ему пришлось отступить, не то она бы порезалась. Она как будто хотела, чтобы он ранил ее. Словно просила убить. В ее глазах на миг вспыхнуло подобие жизни. Некое предвкушение. Неужели смерти?

В голове Рейна пронесся вихрь мыслей. Никогда он не думал так быстро. События дня мелькали перед внутренним взором. Вот вольный подарил его девушке. Она видела, что он неблагонадежный. Не могла ни видеть. Весь его облик — одежда, щетина, грязь под ногтями, впалые от недоедания щеки, запах, в конце концов, — буквально кричали об этом. Но она все равно приняла дар, после сделала то, что не один здравомыслящий вольный не сделал бы — вооружила опасного раба. А затем вышла к нему ночью. Одна.

Вряд ли Рейн разбудил ее шумом. Он был аккуратен. Уж что-то, а двигаться беззвучно он за годы рабства научился. Значит, она ждала, пока все уснут, чтобы... Что? Выйти к нему и быть убитой? В этом ее гениальный план?

Да что ж это за место такое, где молодые девушки подстраивают свое убийство? Рейн скривился от досады. Не мог он вот так взять и прирезать ее, даже если от этого зависела его свобода.

Девушка читала эмоции по его лицу. Надежда, вспыхнувшая в глазах, постепенно гасла, сменяясь разочарованием.

— Возвращайтесь к себе, госпожа, — хрипло произнес Рейн и опустил ятаган, показывая — он не пойдет у нее на поводу.

Она ушла так же, как пришла, — без единого слова. Точно и не было ее в гостиной. Рейн засомневался, не привиделось ли ему. Но нет, на мраморе еще виднелись следы ее босых ног.

Короткая игра в гляделки с госпожой так утомила, что он отложил побег. Еще удерживало любопытство. С девушкой было что-то не так, и его тянуло разобраться в этой тайне. Он почти не боялся, что она сдаст его или отберет оружие. Хотела бы избавиться, подняла шум уже сейчас.

Что за необычная ему досталась госпожа? Неужели ей так плохо живется, что она готова умереть, лишь бы не продолжать свои муки?

Рейн лег на ковер под дверью спальни. Тот был ничего, мягкий. Еще бы подушку с покрывалом, да кто ж даст.

Засыпая, он думал о девушке. Почему-то казалось, ее положение не лучше его собственного. Да, госпожу окружала роскошь и слуги, но едва ли кто-то по-настоящему интересовался ее желаниями. В этом чудесном дворце она была даже большей невольницей, чем сам Рейн.

Глава 7. Охотник

Это был промах. Девчонка сбежала. Осознание этого факта будило в нем такую ярость, что впору было крушить все вокруг.

— Ты ее хорошо рассмотрел? Сможешь описать? — жадно выпытывал Дарквинн у князя Аквиуса.

— Боги, Дарк, я с ней целовался. Конечно, я ее разглядел.

Дарк пристыжено умолк. Он и забыл, как друг рисковал. Все-таки в его кровь попал яд дишканди. А вдруг бы противоядие не подействовало? Но даже то, что оно сыграло свою роль, не спасло друга от травмы, нанесенной ядом его организму. С его стороны это был смелый поступок — предложить себя в качестве наживки. Дарк и сам был готов исполнить эту роль, но его лицо хорошо известно врагам. На него бы просто не купились.

— Сейчас возьму у тебя кровь, — сказал Дарк. — Хочу еще раз поискать следы яда в организме. Не может быть, чтобы его нельзя засечь. А после опишешь мне внешность девушки.

— А нельзя сперва передохнуть?

Аквиус выглядел неважно. Яд не убил его, но организм ослабил. Только Дарк был непреклонен:

— Лучше не откладывать. Потом детали забудутся, а важна каждая мелочь.

— Ты просто одержим этими дишканди. Мало тебе девчонки, что месяц назад поймали твои парни?

— Она умерла.

— Ты хотел сказать, ее убили, — поправил князя.

— Не надо было сопротивляться при аресте. Представляешь ли ты скольких людей эти милые девушки отправили на тот свет? Я и сам не догадывался, что ситуация настолько плачевная, пока не провел анализ. Их жертвы исчисляются сотнями. Это могущественная и опасная организация. И я положу ей конец.

— Ты даже не в состоянии найти место, где их выращивают, — фыркнул Аквиус.

— За этим и нужна живая дишканди. Она все расскажет.

— А если не расскажет? Попадется упорная.

— У меня есть это, — Дарк помахал руками, затянутыми в кожаные перчатки без пальцев. — Через соприкосновение я узнаю даже то, что родной матери не рассказывают.

— Я полагал, соприкосновения запрещены.

— Ради такого дела можно нарушить запрет.

Дарк снял пояс с дротика и бросил его в кресло. В части из них была отрава, способная убить, но вчера он использовал тот, что со снотворным. Он надеялся, девчонка уснет и будет легкой добычей, но кто-то помог ей выбраться из сада. Глупо было рассчитывать, что она работает в одиночку. Собственная недальновидность злила сильнее всего. Он так тщательно все спланировал! Нашел пути, как сделать заказ дишканди. Даже заплатил за него. А сумма, между прочим, немаленькая. Пришлось взять деньги из своего кошелька, надзор отказался оплачивать такие расходы. И теперь все начинать заново. Вряд ли дишканди возьмутся за еще один липовый заказ. У него единственный шанс уничтожить их — найти вчерашнюю девчонку.

— Она не могла далеко уйти, — готовя инструменты для сбора крови, сказал Дарк. — Застава на всех воротах оповещена.

— И кого же они ищут? Миловидную девушку лет двадцати? Так их знаешь сколько. Всех арестовать камер не хватит, — Аквиус закатал рукав.

— Я пригласил художника. Он нарисует ее портрет по твоему описанию, разошлю его по заставам.

Князь поморщился, когда скальпель разрезал кожу. Оба молча наблюдали, как кровь стекает в пробирку.

— Вот так, — Дарк дал другу, чем прижать рану. — Посмотрим, что там у тебя.

Спустя час он усталый и сердитый оторвался от пробирок. Опыты опять ничего не дали. Яд дишканди растворился в крови. Ничем его не определить. Он словно подстраивается под внутреннюю среду организма. Мимикрирует, становясь частью человека.

Пока Дарк возился с кровью, князь с художником работали над портретом. Тот был почти готов. Дарк зашел художнику за спину, изучить рисунок. У девушки было миловидное, но простое лицо. В ней явно текла крестьянская кровь. Впрочем, при должном умении и она способна очаровать любого. Хоть и говорят, что мужчины падки на внешность, но личное обаяние тоже играет роль. А дишканди с детства учат соблазнять. Значит, она владеет этим искусством в совершенстве.

У девушки были русые волосы и зеленые глаза. Приятное сочетание. Нос с горбинкой, полные губы, притягивающие взгляд, округлые щеки — Дарк пытался запомнить все. Запечатлеть образ в голове, надеясь, что друг ничего не перепутал. Не приписал девушке несуществующих черт и не забыл важных. Все ж таки он вчера прилично выпил для храбрости, как Дарк его не отговаривал. Князь и сейчас сидел с бокалом игристого вина, хотя самого еще мутило от яда. Не понимал Дарк этой тяги к спиртному. Ему трезвая голова была важнее сиюминутного удовольствия. Никогда он не позволял ни выпивке, ни женщинам затмить себе разум. Единственной его слабостью был азарт охоты.

— Размножь портрет, — велел он художнику, когда тот закончил, — и разошли по заставам. Одну копию принеси мне.

Память памятью, а экземпляр рисунка лучше иметь под рукой. Художник ушел, и мысли снова вернулись к неуловимому яду.

— Как же они дают жертве яд? — пробормотал Дарк, и уже громче: — Она угощала тебя чем-нибудь? Напитком или едой?

— Только своим телом, — хмыкнул Аквиус.

— Она тебя уколола? Или как-то иначе поранила?

— Я не почувствовал.

Неужели старая легенда правдива, и девушки передают свой яд через поцелуй? Придется поверить в эту небылицу. Сложное ему досталось дело. Никто толком ничего не знал о дишканди, сплошные домыслы. И только их жертвы подтверждали то, что они существуют. Но и тут все непросто. Яд не обнаружить, а значит доказать причастность девушек нельзя.

Дарк первый, кто заметил сходство симптомов — слабость, посинение кожных покровов, затрудненное дыхание и самое главное, натолкнувшее его на мысль, что смерти взаимосвязаны, — покраснение зрачков. Люди с подобными симптомами жили от силы часов десять. Их смерть нельзя было назвать мучительной, они медленно угасали, но даже маги не могли им помочь. Яд дишканди неумолим. Раз попав в тело, он непременно сделает свое черное дело.

У князя симптомов не наблюдалось. Помогло противоядие. Он лишь чувствовал слабость, но дальше дело не пошло. А вскоре он уже снова был бодр, и Дарк с чистой совестью отпустил его домой.

Остаток дня и полночи Дарк перебирал дела с пометкой 'дишканди'. Здесь было и убийство первого магистра Валума. Именно с него он начал следить за действиями девушек-убийц. Смерти нескольких глав родов Гелиополя тоже лежали на их совести. Видимо, девушки действительно хороши, раз даже гелиосы позарились. Вельможи, купцы, знать — дишканди брались за любое поручение. Поистине потрясающая работоспособность.

Не было среди их жертв только снежных, но те всегда держались особняком. После подписания мирного договора нападения на деревни прекратились. Теперь снежные редко заглядывали в земли людей, предпочитая отсиживаться на крайнем севере, отгороженные ото всех непроницаемой стеной из леса и холода.

Дарк отправился спать с рассветом. Стаскивая рубашку, с усмешкой подумал, что бы на это сказала мать. Гелиос, предпочитающий ночь дневному свету. Да его бы отправили на принудительное лечение.

Долго поспать не удалось. Солдат городского надзора разбудил его спустя два часа. У него было срочное донесение — девушку, похожую на портрет, видели в порту. Сон как рукой сняло. Дарк оделся на ходу, подхватил пояс с дротиками, выбежал на улицу, где ждала лошадь. Очередная несвойственная его народу черта. Гелиос в седле, что вальсирующий деревенский мужик. Дарк помнил первые попытки забраться на лошадь. Каким увальнем он тогда был!

Сейчас он легко вскочил в седло. Годы тренировок не прошли даром. Может, у него внешность гелиоса, но повадки давно людские. Только меч ему так и не дался, сколько он не бился с инструктором. Но он нашел замену — дротики. В его работе они даже эффективнее. Позволяют схватить преступника, не приближаясь. Дарк уже пять лет возглавлял городской надзор. И пока равных ему не было.

В порту его встретили надзорные. Не теряя времени, он устремился к свидетелю, показал еще раз рисунок и внимательно выслушал ответ.

— Очень похожая девушка, — рабочий порта мял в руках шапку. — Только лицо у нее продолговатей будет.

— Так это была она или нет? — злился Дарк.

— Да вроде...

— Она была одна или ее кто-то сопровождал?

— Одна одинешенька. Никого поблизости не было.

— Что она делала?

— Села на корабль. Щедро заплатила за каюту. И мне деньжат подкинула за то, что помог донести багаж. А за что ее ловят-то? Она с вида такая милая.

— Куда плывет корабль, на который она села? — Дарк проигнорировал вопрос.

— На Иллари, знамо дело. Куда там еще плыть-то.

Сбежать решила. Значит, он близко подобрался.

— Сколько в день кораблей отплывает на Иллари?

— Три-четыре, иногда с пяток, — ответил матрос.

— Как назывался корабль, на котором отплыла девушка?

— 'Мелена'.

Получив необходимые сведения, Дарк отпустил рабочего. Ему предстояло непростое решение — смириться с тем, что девушка сбежала, или погнаться за ней. Зная характер начальника, мальчишка-подчиненный почти не сомневался в его выборе. Господин следователь как лиса — никогда не упустит зайца.

Не прошло и часа, как Дарк уже нашел подходящий корабль и забронировал себе место. Осталось передать управление надзором заместителю, и можно отплывать. Поездка была риском. Дарк сомневался, что девушка на корабле именно та, что ему нужна. Но чутье, которое еще ни разу не подводило следователя, подсказывало, что он на верном пути.

— Ты уверен, что это того стоит, — князь Аквиус пришел его проводить.

— Я впервые так близко подобрался. Четыре года слежки, дознаний и напряженной умственной работы. Отпустить ее сейчас, потерять эту нить навсегда. Опять возвращаться в начало? Скольких людей они убьют, пока я, наконец, до них доберусь?

— Похоже, ты не сомневаешься, что доберешься.

— В этом можешь быть уверен, — Дарк хлопнул друга по плечу. — Я своих слов на ветер не бросаю.

Они обнялись на прощание. Дарк поднялся по деревянным мосткам на корабль, а князь следил за ним с пристани. Ох, и неспокойно у него было на сердце. Конечно, Дарквинн сильный мужчина. За себя постоит. Но он, похоже, не до конца понимал, с кем имеет дело. Аквиус близко столкнулся с дишканди. Испытал на себе не только действие яда, но и женских чар, которым поддался, как мальчишка. И это при его-то богатом опыте.

Дарк, может, и бывалый воин, и следователь одаренный, но с женщинами у него всегда не клеилось. Выстроил вокруг себя броню, ни одной красотке не удалось еще за нее пробиться. Особо настырные получали тело, но душу — никто. Не дай боги, дишканди сломает эту крепость!

Глава 8. Церемония дарения

Разочарование ударило больно, словно кто-то на самом деле врезал под дых. Перехватило дыхание, на глаза навернулись слезы. А ведь Эль уже три года не плакала. Думала, разучилась. Но едва понадеялась, что свобода близко, как все в ней встрепенулось. Каких невероятных усилий ей стоило этого не показывать! Оставаться спокойной и безучастной, как всегда, пока верховный жрец нахваливал невольника, которого вздумал ей подарить.

Разумеется, дар был небескорыстным. Но Эль казалось, она постигла его тайный смысл. Квист давно мечтал провозгласить Богиней свою единственную дочь. Она как раз вошла в возраст. Если сейчас не сделать ее живым воплощением Богини, потом будет поздно. Перерастет. Только двух Богинь не бывает. Чтобы появилась новая, прежняя должна умереть, а до ритуала освобождения еще семь лет.

Эль полагала жрец решился. Нарочно подсунул ей неблагонадежного невольника, чтобы тот сделал за него грязную работу. Она не возражала. Пусть так. В ее положение не выбирают, откуда ждать спасения. Она даже помогла — велела выдать невольнику оружие, сама явилась к нему ночью. А он ничего не сделал!

И вот она плелась обратно в кровать на негнущихся ногах. Во рту стоял привкус крови — от досады прикусила щеку. И снова слезы, будь они неладны. Неужели еще семь лет терпеть? Хотелось рыдать навзрыд, чтобы лицо опухло, а белки стали красными, но она и такой малости не могла себе позволить. Богиня всегда должна выглядеть идеально.

Рухнув на кровать, Эль пыталась успокоиться. Зачем Квист подарил невольника, если не хотел ее смерти? Может, она все не так поняла, и он приставлен к ней для слежки? Что жрец надеется узнать? У нее нет тайн, которые могут его заинтересовать. То, что она глубоко, отчаянно, невыносимо несчастна известно ему и без того. Но жрецу плевать. Он собственную дочь готов обречь на весь тот ужас, что ежедневно переживает Эль. И все ради престижа.

К утру она успокоилась. В конце концов, ничего непоправимого не случилось. Она размечталась, позволила себе поверить, что ее мучения скоро закончатся. Ошиблась, как бывало уже не раз. И это еще один урок — хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, делай это сама.

Невольник вел себя невозмутимо, словно ночью ничего не случилось. С ним надо быть осторожней. Без сомнений он шпион верховного жреца, иначе бы давно ее выдал. Желая его задобрить, Эль приказала Арде позаботиться о койке. Ни к чему ему спать на полу, как собаке.

Сегодня намечался тяжелый день, а потому Эль вскоре забыла о невольнике. Ее присутствие требовалось на церемонии дарения. Там соберутся все. И хотя церемония сама по себе испытание, больше всего пугали встречи, которые она сулила.

После присыпки порошком ее нарядили в тунику до пят. Ткань как обычно ничего не прикрывала, но Эль привыкла к подобным нарядам. Приходилось стоять абсолютно нагой перед многотысячной толпой. Ее не смутить нескольким похотливым взглядам.

Вместе со служанками она направилась к главной террасе, откуда правящая верхушка Иллари следит за ходом церемонии. Место Эль было среди них, но лишь физически. Что она думала и что чувствовала, никого не волновало.

Невольник пошел с ними. Теперь он всегда был поблизости. Это раздражало. Квист умудрился испортить ее и без того несносную жизнь. Отныне она даже в собственных покоях не сможет расслабиться.

— Эльмидала! — донесся в спину мужской голос.

Всего один человек по-прежнему звал ее по имени. Упрямец! По правилам у Богини не может быть имени. Любого другого она бы поблагодарила за напоминание о том, кем она была прежде, но не его. Ведь он не хотел поддержать, его цель — уколоть побольнее, напомнить чего лишилась.

Эль зажмурилась, пока он не видел. Готовилась к встрече. Когда он обошел служанок и заглянул ей в лицо, она умудрилась выдавить улыбку. Скорее всего, та выглядела жалко, но лучше так, чем потом объяснять, почему не рада его видеть.

Гайдиар — принц Иллари и наследник императора — светился довольством. Как у него получается выглядеть так, словно его жизнь прекрасна и беззаботна? Не знай Эль всю его подноготную, могла поверить в образ счастливца.

— Как всегда изумительно выглядишь, — он осмотрел ее цепким взглядом синих, как у нее глаз. Немного задержался на груди, немного внизу живота. Зрачки принца расширились от желания.

Ей не впервой терпеть подобное, а потому она покорно ожидала, когда он налюбуется. Прикоснуться все равно не посмеет. В такие минуты она радовалась, что на коже порошок. Не будь его, Гай бы себя не сдерживал.

— Позволь проводить тебя, Эльмидала.

Она кивнула в знак согласия. Какой смысл спорить? Он все равно поступит так, как хочет. Она размечталась, что все обойдется, и они просто пройдутся вдвоем до террасы. Возможно, Гай скажет что-нибудь неприятное или вызывающее. Пустяки, переживет.

Но когда они проходили мимо балкона, он преградил ей путь, велев служанкам оставаться на месте. Арда и та не посмела ослушаться. Наследнику никто и никогда не перечит. Даже Эль. Лишь невольник шагнул за ними на балкон.

У Гая сделались такие глаза... словно океан, на котором вот-вот разразится шторм. Ему ничего не стоило убить невольника прямо здесь. Никто не осудит. Подумаешь, наследник не сдержался. Скажет, в нем взыграла необузданная кровь императора — о вспыльчивости правителя Иллари слагают легенды.

Эль испугалась. Не за себя, за невольника. Хотя, казалось бы, какое ей до него дело. Но ради его спасения она обратилась к Гаю, чего не делала очень давно.

— Мой принц, — с непривычки голос звучал глухо. Давно она не разговаривала, не с кем и не о чем было. Арда обычно понимала ее с полкивка. — Вы хотели что-то со мной обсудить.

Гай был поражен. Забыв о невольнике, он повернулся к ней.

— Ты решила снизойти до меня. С чего такая честь? — хмыкнул он недоверчиво. — Я полгода увивался за тобой хвостом, а ты даже в мою сторону не смотрела. И вдруг заговорила.

— Сегодня такой день, — она сделала неопределенный жест. Пусть спишет ее болтливость на нервы перед церемонией. — И потом ты знаешь, почему я молчала.

— Хочу услышать это от тебя.

— Разговоры — пустое. Они ни к чему не ведут. Я — Богиня, ты — наследник. Наши пути давно превратились в две параллельные.

— Я не хотел для тебя такого, — он обвел ее рукой.

Иногда Эль думала, как бы Гай поступил, не будь она Богиней. Может и к лучшему, что судьба распорядилась так, а не иначе. По крайней мере, порошок надежно отгораживал ее от принца и ему подобных.

— То, чего ты хотел, ни для кого не секрет, — ответила она спокойно. Давно научилась владеть эмоциями. — Но это невозможно. Только не после всего, что было. И не между нами.

— А помнишь, как в детстве? — глаза Гая озорно блеснули. — Нам же было весело вдвоем.

— У нас разные воспоминания о детстве, — Эль передернуло. Порой она мечтала потерять память, чтобы не помнить, как было в детстве. Гай ни при чем. Он выстрадал не меньше ее, поэтому он теперь такой.

Принц приблизился. Наклонился, рука потянулась к шее и замерла в миллиметре. Эль чувствовала его тепло и дыхание. Их губы почти соприкасались.

— Эль, — прошептал он, — жизнь моя, боль моя. Как же я люблю тебя... как ненавижу...

От его слов по коже пробежал мороз. Он не дотрагивался, нет, но Эль все равно дрожала. В такие моменты она особенно остро осознавала, как хрупка и беззащитна. Перед миром, перед жрецами, перед императором и перед наследником. Тонкий слой порошка на коже — вот ее единственная защита.

Рука Гая напряглась, аж вены вздулись. Кажется, вот-вот сожмет, сломает тонкую шею, но в последний момент он сдержался. Оттолкнул Эль несильно, да так чтоб не коснуться кожи. Вдохнул со свистом через сжатые зубы.

— Я послезавтра уезжаю в провинцию по приказу отца, вернусь через месяц, — будничным голосом произнес принц, будто не терял контроль. — Придешь попрощаться?

— Разумеется, — кивнула Эль невозмутимо. В игру под названием 'у нас все отлично' она играла не хуже него.

Развернувшись на пятках, Гай ушел, забыв, что хотел проводить. С ним всегда так — перекинешься парой фраз, а душевное равновесие потом восстанавливать несколько часов. Но она не злилась. Гай старший из детей императора. Разница в возрасте у нее с наследником — пять лет. Страшно представить его жизнь без нее. Они вместе-то едва справлялись, а уж как он в одиночку переносил капризы и причуды повелителя и не сломался для нее загадка. Больно видеть, что он вырос во всем на него похожим.

* * *

Как она терпела? Почему не съездила ему по лицу? Или Богине тоже нельзя дотрагиваться до других? Рейн даже вникать не хотел в их высокие отношения.

Аристократ, уходя, так посмотрел на Рейна, что он против воли встал в позу покорности. Сейчас-то он понимал девушку чуть лучше. Такому попробуй не подчинись, размажет по стене. И еще удовольствие в процессе получит. За годы рабства Рейн за версту научился распознавать садистов. Этот один из них.

Эльмидала, Эль — теперь, когда он узнал ее имя, девушка как будто стала ему ближе. Она не задержалась на балконе. Проходя мимо Рейна, впервые обратилась к нему:

— Никогда ему не перечь. Меня он не тронет, тебя же уничтожит.

Она говорила тихо, чтобы только он слышал, словно они заговорщики. Рейн проводил ее недоуменным взглядом. Что это было? Попытка оградить его от неприятностей? Похоже, прошлая ночь связала их крепче, чем он предполагал. Догадывается ли кто-нибудь из ее окружения, что она пыталась с его помощью покончить с собой? Разве что Арда.

На террасе возвышалось несколько тронов. Один золотой массивнее других. К нему и направилась Эль. И удобно ей сидеть на таком? Он ведь жесткий. Но у нее хоть был этот трон, а Рейну никто не предложил присесть, и он застыл позади Эль. Раз его дело охраняться, нельзя расслабляться.

Вскоре на террасе появился седовласый бородатый мужчина лет пятидесяти в небрежно накинутой на плечи хламиде — живое воплощение вальяжности и величия. За ним следовала свита знати. В том числе аристократ, с которым говорила Эль.

Рейна распирало любопытство. Он слегка наклонился к ближайшей служанке и спросил, кто этот бородач.

— Ты что, — она округлила глаза, — это же император Иллари — Клеон Багряный.

— Почему Багряный? — шепотом уточнил Рейн.

Но служанка так посмотрела, что желание узнавать ответ пропало. Прозвище императора ассоциировалось у нее с чем-то ужасным. Но поболтать-то хотелось. Уже несколько недель у него не было нормального общения. А служанка молоденькая и симпатичная — светлая коса, карие глаза с крапинками, добродушная улыбка. К тому же местная. Не рабыня.

Рейн попросил ее рассказать о церемонии дарения. Признался, что понятия не имеет, чего ожидать. Сказал, что весь в предвкушении. В ответ снова этот взгляд, словно она сомневалась в его умственном здоровье. Да что ж такое! С досады Рейн замолчал. Не клеилось у него в последнее время общение с противоположным полом.

— Меня зовут Верда, — успела шепнуть ему служанка перед тем, как площадь огласилась ревом.

Рейн вздрогнул от неожиданности, но быстро понял, что это всего лишь трубы подали сигнал к началу церемонии. Он вытянул шею, чтобы ничего не пропустить.

Усыпанная песком круглая площадь перед террасой пустовала. Толпа зрителей умолкла, едва трубы утихли, установилась гнетущая тишина. Поразительно, как огромное количество людей может стоять так тихо. Раздался протяжный скрип — под террасой открылись ворота. На площадь вывели пять девушек и пять юношей в сопровождении жрецов. Шествие возглавлял тот самый вольный, что подарил Рейна его нынешней хозяйке. Его лысина блестела на солнце, точно начищенный сапог.

Процессия под звуки труб вышла в центр площади. Девушки и парни бухнулись на колени прямо в песок лицом друг к другу, за их спинами встали жрецы — на каждого по одному. Лысый принялся толкать речь.

— Жители Иллари, сегодня великий день. Именно в этот день тысячу лет назад Богиня впервые почтила нас своим присутствием. Она принесла на острова светоч знаний. Без нее мы как слепцы бродили по тьме. Но она осветила наш мир своим присутствием. Богиня поделилась с нами любовью, красотой, благодатью, взамен попросив лишь нашей верности. Чтобы доказать, что мы и по сей день ей верны, раз в году мы проносим Богине дар. Отрываем от сердца лучших из лучших и отдаем ей в знак нашей бесконечной любви и поклонения.

Толпа благосклонно внимала словам жреца, поддерживая его гулом. И только плечи Эль напряглись. Рейн не видел ее лица, но чувствовал, что девушка не в своей тарелке.

— О, Великая Богиня, — теперь жрец обращался непосредственно к Эль, — прими наш дар.

Жрец умолк. Видимо, Эль полагалось как-то отреагировать, но она тянула время. Все, включая императора, смотрели на нее. Последний с осуждением.

— Госпожа, — одними губами прошептала Арда.

Эль, дернувшись, пришла в себя и подняла руку. Тонкое запястье чуть ли не просвечивало на солнце. Пальцы подрагивали, но едва ли это кто-то заметил кроме Рейна.

Сложив безымянный и мизинец, она прижала их к ладони большим пальцем, одновременно направив указательный и средний к небу. Знак был дан. Жрецы на площади пришли в движение. У каждого в руках было по шелковому шнурку. Рейн сперва не обратил на них внимания, а разглядев, не сразу понял для чего они. И лучше бы он оставался в неведение.

Жрецы накинули шнурки на шеи девушкам и парням, стоящим перед ними на коленях. Те не дергались, не пытались вырваться. То ли их чем-то опоили, то ли они искренне верили, что приносят себя в жертву ради общего блага. Когда их душили, они не сопротивлялись. Все произошло быстро и в абсолютной тишине. Один за другим молодые, полные сил и жизни люди валились замертво, а Эль так и сидела с поднятой рукой.

— Всемогущие боги, — пробормотал Рейн, — да что ж это такое?

— Тише, — одернула Верда. — Не привлекай внимание. Делай вид, что наслаждаешься зрелищем, не то в следующий раз подарят тебя.

Вот так дар Богине. Рейн далеко не впечатлительный мальчишка. За свои двадцать семь лет много чего повидал, но ему стало дурно. К горлу подкатила тошнота. Он с трудом боролся с рвотными позывами, наблюдая, как уносят тела принесенных в жертву людей. Эль, наконец, опустила руку.

А дальше началось гуляние, народ веселился. Не понятно, что их радовало больше — то, что Богиня довольна, или что в этот раз в дар принесли кого-то другого. Пока Эль исполняла свои обязанности Богини — стояла как истукан, давая толпе вдоволь налюбоваться собой, Рейн потихоньку расспросил Верду о местных традициях. В частности о церемонии дарения.

— Тысячу лет назад, — объяснила служанка, — на острова явилась Великая Богиня. До ее прихода здесь жили разрозненные племена. Ни письменности, ни культуры. Городов и тех не было. Варвары, одним словом. Но она всех организовала, создала государство и возглавила его.

— Много ума не надо, подчинить дикарей, — хмыкнул Рейн, но заметив недовольство Верды, умолк.

— Богиня создала народ Иллари из ничего. С тех пор мы ей поклоняемся.

— Но зачем приносить раде нее человеческие жертвы? Нельзя обойтись животными?

— Их приносили всегда. Еще во времена жизни Богини, — ответила Верда. — Она питалась людьми.

У Рейна вытянулось лицо. Что ж это за существо такое — Великая Богиня Иллари? И была ли она на самом деле или ее выдумали? Он осторожно поинтересовался об этом у девушки, стараясь не задеть ее религиозных чувств.

— Конечно, была, — уверяла служанка. — Приплыла из-за океана на корабле. Вся из золота.

— Постой, — перебил он, — корабль из золота? Да такой никогда не поплывет, затонет под собственным весом.

— Да не корабль, глупый, — вздохнула Верда, — а Богиня. Она была из золота.

— Прямо-таки из металла? Как бусы на госпоже?

— Ну, может, и нет. Но только волосы, кожа и даже глаза у нее были цвета золота. Это доподлинно известно. На всех фресках ее такой изображают.

Много ума не надо, чтобы догадаться, представителя какой расы можно назвать золотым. Естественно, гелиоса. Это у них волосы, кожа и даже глаза желтого цвета, как пески и горы в пустыне, которую они зовут домом. Выходит, когда-то в незапамятные времена некая гелиоска приплыла на острова, застала здесь хаос и, воспользовавшись случаем, провозгласила себя местной Богиней.

Ныне живущие илларцы, конечно, не раз видели гелиосов. Те свободно разгуливают по улицам девяти островов. Но не в силах местных сопоставить образ народа солнца с той, кому они поклоняются. Богиня так давно умерла, что все давно забыли, какой на самом деле она была. Попробуй кто намекнуть, что их Богиня всего-навсего гелиоска, они его быстро поджарят на костре за оскорбление религии.

Солнечные всегда были высокоразвитой цивилизацией. Они и людей на материке во многом обставили, что уж говорить о полудиких островитянах. Должно быть, гелиоска и правда показалась им Богиней. А то, что людьми питалась, так это легко объяснить. Для жизни гелиосу нужна энергия. Либо солнечная, либо людская. На островах хоть и тепло, но до Гелиополя с его вечным днем им далеко. Жизни ее правда ничего не угрожало, могла бы обойтись без жертв, но, видимо, сострадание и совесть ей были незнакомы. Вот она и брала энергию из верных подданных, а они рады были услужить. Так рады, что до сих пор ей жертвы приносят, хоть она давно умерла. Только как с этим соотнести роль Эльмидалы. Этого Рейн пока не понимал.

ЗАКОНЧЕНО. Читать БЕСПЛАТНО на Литнет.