Не кричите в тёмном лесу [в работе]

Оглавление

Глава 1. Напарник

{Лунария О-Ори}

Все, кто имел возможность, собирались на традиционную утреннюю летучку. По моим прикидкам, таких "имеющих" должно было набраться пятнадцать человек из полусотни, все остальные в рейсах. Я пришла в числе последних, благоразумно не опаздывая к назначенному сроку: потом устанешь объяснять, где тебя носило. Я, конечно, могу сказать, что просто поленилась идти и еле уговорила себя выбраться из уютной каюты или ещё более уютной сауны, но начальство такой прямоты обычно не понимает.

Поздоровавшись с товарищами, я с размаху плюхнулась в кресло, оно приятно спружинило и подстроилось под форму тела, а через пару мгновений вообще начало вибрировать и массировать мышцы возле лопаток: обнаружило излишнее напряжение.

Люблю я современную технику.

— Как прошло вчерашнее свидание? — вполголоса спросила сидящую рядом Ику. Та выразительно скривилась, махнув рукой.

— Так же, как и все предыдущие. Кончились у нас благородные мужчины, — резюмировала она угрюмо.

— А что, они когда-то начинались? — искренне удивилась я. — Читала бы ты меньше сказок, а? Если они когда-то и существовали, то вымерли вместе с мамонтами.

— Иди ты, — обиженно огрызнулась подруга, но тут же заинтересованно уточнила: — А кто такие мамонты?

— Понятия не имею, — легко ответила я. — Говорят, жили такие существа много стандартов назад на Земле. Примерно тогда же, когда твои странные мужчины.

— На Земле-е, — протянула Ику расстроенно. — Где мы, а где та Земля!

Я только насмешливо фыркнула и не стала уточнять, что имела в виду совершенно другое.

Я не знаю родителей и семью этой наивной девочки — она мне не столько подруга, сколько просто коллега, — но её странные критерии поиска идеального мужчины повергают в недоумение. Ладно внешность, но как можно найти мужика, который на первом свидании не будет мечтать окончить встречу в постели? Да, он может сдержаться и ничего от тебя не потребовать, но как он может не думать?! Зачем ещё на свидания ходить?

Конечно, Ику можно только посочувствовать: она координатор. То есть настолько эмоционально восприимчива, насколько вообще бывают восприимчивы люди, и отлично чувствует подлинное состояние собеседника. Люди её профессии очень часто несчастны и одиноки, а потому полностью помешаны на работе. Но проблема этой женщины не в профессиональной деформации, она легко сходится с людьми и умеет закрывать глаза на мелкие недостатки, а в странном отношении к жизни, как у ребёнка откуда-нибудь из дикой патриархальной глуши. При этом выросла Ику на Лооки, в большом городе, и уже не ребёнок: сорок стандартов стукнуло, должны же какие-то здравые мысли проклюнуться!

Впрочем, чего я точно не собиралась делать, так это заниматься воспитанием окружающих. Дожила же она как-то до своих лет без моих советов и несчастной не выглядит.

Пока я выясняла подробности вчерашнего выходного Ику, собрались остальные коллеги. Кто-то с интересом ожидал назначения на рейс, кто-то ждал того же лениво и с неудовольствием. Координаторы должны были отчитаться о состоянии тех, кто уже в рейсе, а трое из присутствующих, включая меня, просто создавали массовку и сидели для галочки.

Пара пилот-штурман складывается обычно во время учёбы. Здесь важно не столько уважение к профессионализму напарника и умение работать в команде, сколько личное доверие и психологическая совместимость. Во время перехода происходит не просто тесное взаимодействие, а слияние сознаний. Конечно, не полное, полное просто невозможно, но и частичный контакт с человеком, который тебе неприятен, то ещё испытание. Чисто теоретически, работать можно, вопрос — на сколько хватит ответственности обоих? Или даже не ответственности, а просто — сил?

В общем, вместо того, чтобы попусту рисковать жизнями ценных специалистов, дорогостоящей техникой, грузами и пассажирами, в основу современной геонавтики была положена установка: подбирать в пару только психологически совместимых людей, с похожим отношением к жизни и минимальной возможностью конфликта.

Пятнадцать стандартов с момента окончания училища я работала с Вадари, отличным пилотом и замечательной подругой, и получала от процесса огромное удовольствие. А недавно Вая меня бросила.

То есть я, конечно, утрирую. Не бросала она меня, просто временно оставила работу по семейным обстоятельствам: проще говоря, вышла замуж и решила завести ребёнка. Так что подруга уже полстандарта сидит дома, ожидая появления на свет сына, а я те же полстандарта скучаю на базе, потому что свободных пилотов под меня нет. Только и остаётся, что ждать прибытия на практику слушателей лётного училища и подбирать среди одарённой молодёжи. Хотя я с трудом представляю, как смогу работать с пилотом, напрочь лишённым опыта.

Двое других моих товарищей по несчастью находятся в похожем положении. Тарр — отличный, даже почти гениальный пилот, но обладает неуживчивым тяжёлым характером. Он сменил по психологической несовместимости трёх штурманов и сейчас сидит без работы. А у Ризы такая же ситуация, как у меня: её друг и напарник недавно женился, его подруга жизни оказалась ревнивой и пришлось ему уходить из геонавтов в обычные лётчики. Это, наверное, хорошо, что жена и семья оказались для него важнее службы, хотя за Ризу обидно. Но у нас не тюрьма, и мы даже не военные, поэтому желающих уйти никто не удерживает.

Нет, мне предлагали перейти к воякам. Специалист я ценный, напарника там подберут сразу, и может даже займут чем-нибудь чрезвычайно интересным вроде поиска новых миров, но этот вариант я пока придерживала на крайний случай. Мне нашей-то дисциплины хватает за глаза, а у тех ребят всё совсем строго.

Продолжить разговор по душам нам с Ику не дали. На пороге возник взмыленный начальник группы с совершенно дикими выпученными глазами и стоящими дыбом короткими светлыми волосами. Со всех сторон посыпались вопросы, что происходит, но шеф замахал на нас руками, безадресно погрозил сразу обоими кулаками — наверное, для большей важности. Безумный взгляд обычно сдержанного Варнера пробежался по небольшой кучке присутствующих, потом запнулся об меня, и шеф начал бурно жестикулировать, попеременно тыкая пальцем в меня и себе в грудь.

Мы с Ику растерянно переглянулись, подруга пожала плечами, и я в полном недоумении уставилась на начальство:

— Что не так-то?

Варнер всплеснул руками и замахал сложенными в щепоть пальцами у себя перед грудью, вверх-вниз. Я растерянно опустила взгляд, уткнулась им в глубокое декольте своего расстёгнутого форменного комбинезона и удивлённо спросила:

— Мне застегнуться, что ли?

Потерявший дар речи шеф радостно закивал, потом дёрнулся и отскочил от двери.

Я вновь переглянулась с Ику, на этот раз — почти испуганно, приняла менее вольную позу и действительно замкнула застёжку до самого горла, краем глаза отмечая, как встревоженно зашевелились коллеги, спешно придавая себе сосредоточенный серьёзный вид.

У транспортной службы есть свой устав, своя форма и определённые дисциплинарные требования. Но у нас не армия, и на мелкие вольности и нарушения руководство смотрит сквозь пальцы. Ну в самом деле, какая разница, застёгнут у меня воротничок или нет? Начальство в основном мужского пола, ему приятно посмотреть, а мне — не жалко, зато комбинезон не душит.

Варнер — мужик эмоциональный, сам из бывших координаторов, имеет привычку перестраховываться по поводу и без. За общее дело радеет куда больше всех нас, вместе взятых, поэтому к его нервной реакции на всё подряд более-менее притерпелись, как привыкли делить на десять его прогнозы. Но одно дело — это личные переживания шефа, а совсем другое, когда он вдруг вспоминает устав до последней закорючки. Значит, что-то случилось. Последний раз на моей памяти он так паниковал чуть меньше стандарта назад, когда приехала большая внеплановая проверка из центра, причём не внутренняя, а государственная.

Пока мы переглядывались и шушукались, строя предположения, дверь вновь открылась, впуская небольшую процессию. Идущего впереди Авгара А-Апи, начальника базы, прекрасно знали все присутствующие и многие искренне любили. Он — не просто интеллигентный и умный человек, но, что называется, "свойский мужик". Под настроение может не только вызвать к себе для разноса, но и пригласить для вполне неформальной мирной беседы за чашкой чая, особенно после долгого сложного рейса. Геонавт из него не получился, но профессией этой он бредил с детства, поэтому любит послушать наши истории. В общем, его визит не мог служить поводом для паники, и всё внимание сосредоточилось на сопровождавшей его троице.

Одеты трое чужаков были одинаково безлико: явно форменные комбинезоны, только не облегающие, как у нас, а достаточно свободные, с многочисленными встроенными карманами. Отличался и цвет: тёмно-синий против нашего серебристого.

Молодая женщина с лицом типичной уроженки Лооки, странно сочетавшимся с длинными абсолютно чёрными и прямыми волосами. Приглядевшись, я обнаружила, что у неё даже глаза тёмные. То ли у неё настолько странные вкусы и это косметическая коррекция, то ли она не местная. Скорее, второе, учитывая сопровождавших её мужчин. Несмотря на похожее сложение, наружность они имели совершенно разную и при этом — одинаково чуждую. Первый, несмотря на светлые волосы, ни в коем случае не мог сойти за о-Лоо, аборигена: непривычного оттенка короткие золотистые волосы обрамляли вытянутое лицо с широко распахнутыми тёмными глазами. Второй имел похожий тип лица и близкий разрез глаз, но отличался чёрными волосами, тоже подстриженными, и коричневым цветом кожи.

Я даже предположить не могла, откуда к нам принесло такую разношёрстную компанию. А самое главное, пришельцы разглядывали нас с ответным любопытством, как равные, и совсем не походили на важных гостей откуда-то сверху.

Впрочем, как обычно невозмутимый, А-Апи быстро расставил всё по своим местам.

— А это, собственно, наша лучшая группа. Та её часть, которая пока не в рейсе. Дамы и господа, знакомьтесь: Киоко Като, пилот, — он указал на женщину, та коротко поклонилась, спрятав лёгкую улыбку в уголках губ. — Фидель Рамос, штурман, и Юрий Сорока, пилот, — начальник назвал сначала брюнета, потом блондина. — Они прибыли по программе обмена опытом с Земли, прошу отнестись к нашим гостям и будущим товарищам с пониманием. Всю группу представлять не буду, полагаю, вам особенно интересны только трое...

Собственно, как только А-Апи начал представлять пришельцев, стала ясна цель их визита: вот они, напарники для одиночек нашей группы. А потом он назвал их родину, и теперь я понятия не имела, радоваться или пора начинать паниковать.

Почти триста стандартов назад Земля вдруг объявила глухой карантин, закрыв своё пространство от гостей и решительно оборвав все торговые связи. Информационный обмен при этом продолжался, они заверяли окружающих, что ситуация под контролем, но тем не менее никого не впускали и не выпускали. Только сорок шесть стандартов назад земляне начали потихоньку выходить из самоизоляции и навёрстывать упущенное. Что именно тогда произошло, обыватели могли только гадать. Однако выяснилось, что затворничество не привело к упадку, технологии прародины не стояли на месте, этот новый контакт оказался обоюдовыгодным.

И среди прочего земляне достигли невиданного уровня в генной инженерии.

Мне всегда казалась самой правдоподобной версия о том, что именно заигрывание с основой собственного существования — эта генная инженерия — их чуть не погубило. Какой-то эксперимент вырвался из-под контроля или природа постаралась взять своё и нанесла внезапный удар в виде какой-то жуткой болезни — не знаю, но сейчас земляне генетическими экспериментами официально не занимаются и ни с кем своими знаниями не делятся. С другой стороны, и отказываться от этих знаний явно не собираются, приглашают к себе на лечение многих больных, от которых отказываются ведущие клиники самых разных миров.

Земляне сейчас уже не такая сказка, как, скажем, сотню стандартов назад, и не такая экзотика, как было тридцать стандартов назад, но всё равно представить, что мне предстоит работать с кем-то из этих загадочных людей, я не могла до сих пор. Затворничество-то кончилось, однако посвящать широкую общественность в подробности своей жизни они явно не спешили и туристов к себе не звали.

Победило в конце концов любопытство, а первый шок и беспокойство сменились предвкушением: мало того, что мне представился шанс вернуться к любимой работе, так ещё сделать это предстоит в компании совершенно легендарного существа. То есть не просто познакомиться с представителем нашей всеобщей прародины, но ещё с полным на то основанием заглянуть к нему в голову! Это же какая удача!

Жалко только, ни с кем, кроме Ику, поделиться наблюдениями не получится. Надо постоянно напоминать себе, что это не забавная зверушка, а напарник, и его стоит всячески беречь. В том числе — и от собственного длинного языка.

Но поделиться с координатором — это всё же святое. Её профессиональный долг состоит в том, чтобы отслеживать возникающие в парах конфликты и решать их как можно быстрее, лучше всего профилактически.

В общем, хорошо, что мы с ней ещё и приятельствуем.

Пока мы все шли за А-Апи к его кабинету, я окончательно успокоилась и принялась сосредоточенно разглядывать обоих пилотов. С штурманом-то всё понятно, поэтому тёмный мужчина меня интересовал в последнюю очередь, а вот с кем из этих двоих предстоит учиться работать — большой вопрос. И за время недолгого пути я так и не определилась толком, кто мне кажется более интересным.

Кабинет А-Апи мне всегда нравился. Наша станция — "Унлоа", "Радужная" — располагается на краю естественной воронки на полюсе Лооки, а начальник станции помещается почти на самом верху. Над ним — только диспетчерская вышка, куда посторонние не допускаются ни под какими предлогами, поэтому вид отсюда открывается изумительный.

Недалеко от "Унлоа" распахнут зев циклопической, больше двадцати километров в диаметре, воронки водоворота. Отсюда, с высоты, гладкий конус кажется монолитным и неподвижным, а льдины, что срываются с краёв и устремляются к жерлу — крошечными. Даже старожилам эта картина порой кажется неестественной, ненастоящей, будто нарисованной на стекле. Даже геонавтам, которые неоднократно разглядывали её изнутри и скользили среди льдов по покатому конусу, чтобы вскоре вместе с потоком провалиться на изнанку мира.

В ясную погоду летом это зрелище прекрасно — сизое море, пронзительно-синее небо и ослепительно-белые льды, — но стоит оно внимания и в другое время. Когда над "Унлоа" клубятся низкие облака, порой цепляясь за диспетчерскую вышку, водоворот навевает тоску и мысли о собственной ничтожности перед силами природы. А ночью, под отсветами полярного сияния, он... страшен. Первобытно, до дрожи в пальцах и холодной испарины, страшен просто и примитивно, как древние мифы о жизни после смерти и ожидающем грешников наказании. Прямой вход в Преисподнюю. Кто знает, может, древние люди и придумали ту страшилку, взглянув на подобный же провал на северном полюсе Земли?

Сегодня Лооки кокетничала и стремилась показать себя гостям с лучшей стороны. Алу — жёлтый карлик, вокруг которого вращается наш мир, — по весенней поре висел низко над горизонтом, небо отличалось почти пугающей чистотой, ледяные глыбы искрились, как настоящие бриллианты, а горизонт виделся тонкой чёткой линией, лишённый малейшей дымки.

Лооки — первый из обнаруженных людьми пригодных для жизни миров, первая из колоний, и при этом из всех открытых планет больше всего похожа на Землю. Какое-то время она обходилась безликим номером, а потом с лёгкой руки знаменитого местного поэта стала Лооки — "моя родная" на местном наречии. Она похожа на нашу всеобщую прародину соотношением воды и суши, климатом, наличием океана на одном из полюсов и льдов, покрывающих его поверхность. Даже здешняя жизнь оказалась потрясающе похожа на земную. Не просто похожа — родственна! Это потом, обнаружив очень странные, непонятные миры, люди узнали, что жизнь бывает не только белковая. А тогда момент открытия Лооки стал моментом торжества современных ему учёных. Хотя, если совсем честно, за неё стоило благодарить первопроходцев-геонавтов, которые верили, что где-то есть миры, почти неотличимые от родной планеты. Верили настолько, что нашли мою родину.

Правда, сейчас это зрелище меня не зачаровало так, как бывало обычно: сиюминутные эмоции оказались сильнее. Долго мучить нас неведением А-Апи не стал и первым делом представил напарников друг другу. Мне достался мужчина.

Сначала мы с обменялись задумчивыми взглядами с коллегой, а потом — принялись с интересом изучать материал, с которым предстояло работать.

Подобное разделение несколько удивило, мы обе ожидали иного: Риза привыкла работать с мужчиной, я — с женщиной, и казалось разумным не изменять этой привычке. Я легко нахожу общий язык с представительницами собственного пола, бесконфликтна, не рвусь быть первой, до определённого предела легко прогибаюсь и умею балансировать на той грани, когда не изменяешь своим принципам, но окружающие всё равно считают тебя "своей". Что поделать, я выросла с двумя очень разными, но очень сильными характером старшими сёстрами, пришлось подстраиваться.

А вот дружить с мужчинами я не умею. Честно пробовала, не получается. Если бы у меня имелся возлюбленный или напарник был глубоко женатым семейным человеком, совесть ещё заставила бы удержаться на границе флирта, а так — я даже пробовать не собиралась. Напарники неизменно становятся очень близки друг другу: сложно дистанцироваться от человека, знающего тебя до самой потаённой мысли и желания. И если они не ближайшие друзья — Риза со своим предыдущим, например, считали себя без малого братом и сестрой, — то любовники, и по статистике восемьдесят процентов разнополых пар в конечном итоге женятся. Подобные отношения начальством не то что не порицаются — приветствуются!

В общем, спорить с высоким начальством и целым штатом координаторов я в любом случае не собиралась, так что оставалось положиться на их компетентное мнение и привыкать к сложившейся ситуации. Да и стыдно жаловаться: пилот был как минимум хорош внешне, пусть и немного экзотичен, а сомневаться в его профессиональных качествах мешал здравый смысл. Земляне заново налаживают контакты с соседями и для них, как и для Лооки, этот новый опыт очень важен. Вряд ли прародина прислала бы для такого ответственного эксперимента каких-то неумёх.

Так что теперь я разглядывала землянина особенно пристально, отмечая интересные детали уже с хозяйственным одобрением. И высокий рост, и широкие плечи, и узкую талию, и крупные сильные ладони, и густые короткие волосы — картинка, а не мужик! Но особенно мне понравились глаза, причём не столько экзотичностью, сколько выражением: умные, живые и смешливые.

Будущий напарник отвечал мне прямым оценивающим взглядом, внимательным и спокойным. То есть как минимум был настроен дружелюбно, а остальное приложится.

Надолго мы у А-Апи не задержались. Начальник станции сообщил, что тренировки у новообразованных пар начнутся завтра, в девять утра по станционному времени, до тех пор аборигены свободны, а новичков ждёт скучный день решения организационных вопросов. Так что нас выдворили наружу, а землян с распростёртыми объятьями и очень хищными выражениями лиц ждали старший координатор "Унлоа" и начальник медицинской службы.

Крепкие у пришельцев нервы. Я бы при виде таких радушных гримас занервничала и попыталась бы спастись бегством, а эти ничего, вежливо кивнули и без возражений согласились.

— Ну как тебе земляне? — первой спросила я. Тарр куда-то сразу же убежал, а мы с Ризой неторопливо двинулись в сторону жилого сектора.

— Любопытно. — Коллега ответила задумчивым пожатием плеч. — Оба пилота производят впечатление людей спокойных и выдержанных, а штурман — эмоционального и темпераментного. Неожиданный выбор. Ладно, мы с тобой, но я не представляю, как этот чернявый сработается с Тарром.

— Какая ты наблюдательная, — восхищённо протянула я. — А я только своего пилота разглядывала, и то толком рассмотреть не успела. Но мужик фактурный, интересный.

— Лу вышла на охотничью тропу? — с иронией улыбнулась Риза. — Ты бы поаккуратней, они всё-таки земляне, а про них много всякого рассказывают.

— Например? — Я даже слегка растерялась. Про землян я слышала всякое, но ничего из этого не говорило о совсем уж кардинальном их отличии от остальных людей.

Коллега смерила меня задумчивым взглядом, несколько секунд поколебалась, но потом всё-таки продолжила:

— Ты же знаешь, что мои родители состоят в дипломатическом корпусе? Вот мать как раз с землянами работала. Зная тебя, не могу не предупредить. У них очень... странный, если не сказать большего, подход к личным отношениям.

— В каком смысле? — я растерялась окончательно.

— Я точно не знаю, да и мама не в курсе, но складывается впечатление, что они в принципе равнодушны к постельным утехам.

— И как же они в таком случае размножаются? Из пробирки, решительно все? Да ну. — Я поморщилась, а потом вовсе недовольно затрясла головой. — Нет, подобные глупости хорошо смотрятся в фильмах и всяких фантастических байках, но чтобы в реальности такое случилось? Конечно, можно принудительно купировать все соответствующие инстинкты, особенно учитывая их уровень знаний в вопросах генетики и анатомии, но... нет, не может быть. Зачем?! Нет, я отказываюсь в это верить. Такой мужик — и вдруг абсолютно бесполезный?!

— Лу, мужчины не только такую пользу приносят, — рассмеялась Риза. — Да ладно, не переживай так. Будет у тебя повод открыть новую грань человеческих отношений: платонические. Или научиться наконец с ними дружить.

Я никак не стала комментировать это заявление, только скривилась недовольно, и спросила:

— И что, они на любые намёки реагируют смертельной обидой?

— Нет, почему? — собеседница задумчиво повела плечами. — Они реагируют спокойно и вежливо. Они вообще в большинстве своём очень вежливые и спокойные люди. Впрочем, у меня есть достоверные сведения только о дипломатах, а это специфическая профессия, и не исключено, что они отличаются от всех остальных. Или, может, за пределы Земли выпускают только специально обработанных. А с другой стороны, среди посольских есть супружеские пары, которые ведут себя совершенно нормально, — заметила она, скорее рассуждая вслух, чем разговаривая со мной.

— Тьфу, ну с этого и надо было начинать! — обрадовалась я. — Мало ли как там этих дипломатов обрабатывают, чтобы избежать утечки информации. Опять же, если есть нормальные семьи, то и отношения нормальные наверняка должны быть!

— Да я вообще не исключаю, что мама пошутила или от возмущения подобное ляпнула, если у них там что-то с этими землянами не получилось. Если совсем честно, она это не мне говорила, я случайно их разговор с отцом услышала, — улыбнулась Риза. — Так что воспринимай это как сплетню и относись критически. Просто очень уж к слову пришлось, я не могла с тобой не поделиться и не попросить быть поаккуратней.

— Если честно, ты только разбудила во мне азарт, — весело фыркнула я в ответ. — Спорим, я его всё-таки затащу в постель? После тренировок... Ладно, с учётом особенностей — после первого же рейса!

— Лу, это глупо и по-детски — спорить на подобное, — укоризненно протянула она.

— Ой, да ладно тебе! Один раз живём, кто за нас глупости совершать будет? Ну, давай! Мы же не всерьёз, а из принципа. На бутылку розового "Оре"! И я ещё Ику привлеку в роли третейского судьи, должен же кто-то факт завидетельствовать!

— Искушаешь, — с ироничной улыбкой вздохнула Риза. — Но разве я могу отказаться от возможности распить бутылку "Оре" в хорошей компании? Спорим. Но только без глупостей, ладно?

— Ты что, плохо меня знаешь? — наигранно возмутилась я.

— Хорошо, поэтому и уточняю, и ещё раз прошу быть осторожнее.

— Ай, ну что — осторожнее? Не прибьёт же он меня! Ну попросит держать грязные мысли и неприличные намерения при себе, и этим всё закончится. Уж подобную трагедию моя хрупкая психика переживёт!

На этой позитивной ноте мы и расстались, Риза пошла по своим делам, а я направилась в бассейн. Почему-то лучше всего мне думается именно в воде.

Уже через пару минут после заключения пари и мне начало казаться несусветной глупостью и ребячеством. Но со мной такое случается нередко: не успеваю удержать язык на привязи, и он мелет, что попало. Одно утешает, я обычно говорю глупости, а не гадости, и не успеваю никого обидеть. Напротив, окружающих это обычно забавляет, я же искренне считаю, что смех гораздо полезней волнений и скандалов, даже если смеются надо мной. Как говорит Ику, я "человек абсолютно уравновешенный, с порой даже слишком здоровой самооценкой", так что обидеть меня очень трудно. На моей памяти это получалось только у сестёр в детстве, а потом мы все дружно поумнели.

На втором кругу по бассейну я пришла к выводу, что про пари помнить буду, но активно бороться за победу и бегать за напарником, стирая подмётки, — уже вряд ли. Как минимум потому, что сама не люблю навязчивых людей. Проиграю — с радостью поставлю девочкам бутылку вина и в их компании посмеюсь над этим приключением.

Но прощупать почву всё равно стоило, причём не столько из-за пари, сколько из любопытства: раздразнили меня слова Ризы. Этот Юрий — приятный мужчина, и я в любом случае начала бы с ним кокетничать. Но сейчас гораздо сильнее хотелось выяснить, насколько земляне отличаются от остальных, действительно ли у них есть какие-то проблемы и если есть, то — какие? И вообще, насколько изменилась Земля по сравнению с картинкой в учебнике, насколько изменились тамошние порядки, чем живут и дышат современные обитатели прародины.

Историю Земли как неотъемлемую часть истории человечества знает каждый.

Впрочем, про "каждого" я погорячилась: заселённых миров много, и некоторые из них забыли даже себя, совершенно одичав. Да и знание это спорное — ученикам дают небольшой набор фактов и исторических вех, больше попросту не влезает в учебный процесс. А искать самостоятельно... информации много, она зачастую противоречива, и без специального образования разобраться во всём этом попросту невозможно.

По официальной версии, чуть меньше двух тысяч стандартов — земных лет — назад физик и геолог Олег Андреев обосновал и доказал принципиальную возможность существования того, что сейчас называется "геонавтикой". Опираясь на некоторые явления, необъяснимые современной ему наукой, он доказал возможность связи планет и иных крупных космических объектов не через внешнее пространство, именуемое космосом, а через внутреннее. Через точки гравитационного искажения, образующиеся внутри достаточно массивных тел. А если ещё точнее — через потоки однотипных веществ, сообщающиеся через эти искажения. В случае Земли таковым веществом стала вода.

Экспедиция, организованная Андреевым, обнаружила наличие на одном из полюсов огромного провала, естественного пути к условному "центру планеты", то есть точке входа в искажённое пространство. Одно из землетрясений древности сдвинуло что-то в земных недрах, и на входе в провал образовался своеобразный естественный клапан: проход действовал не постоянно, а открывался лишь изредка, в зависимости от погодных условий.

Когда открытие подтвердилось и люди прикинули перспективы, за контроль над этим провалом едва не началась война. В это же время на одном из континентов произошло катастрофическое извержение и взрыв супервулкана, которые стёрли с лица планеты несколько стран и доставили выжившим огромные неприятности. Но, по иронии судьбы, сопутствующее взрыву землетрясение заклинило открытый "клапан" на полюсе, распахнув для науки новые горизонты.

Правда, на некоторое время людям стало не до полюса и не до открытия гениального учёного, но в тот раз человечество удержалось на краю пропасти. Труды не забылись, исследования продолжились и через некоторое время достигли значительного размаха, теория потихоньку начала обрастать практическими наблюдениями и результатами, принесёнными автоматическими станциями. А через полторы сотни стандартов после совершённого Андреевым открытия к точке перехода отправился первый пилотируемый аппарат, которые создатели назвали "Гавия" — в честь какой-то земной птицы, умеющей нырять. Как это часто случалось в человеческой истории, название первого в своём роде устройства стало названием целого типа, и сейчас гавиями называют все аппараты геонавтов.

Дальше открытия посыпались одно за другим. Люди научились достаточно уверенно ориентироваться в пространственных складках, обнаружили пригодные для заселения планеты, основали колонии. С тех пор отгремело несколько крупных и без счёта мелких войн. Какие-то колонии отстаивали собственную независимость, потом — грызлись между собой. Кто-то деградировал, несколько планет оказались уничтожены старым добрым атомным и новым тектоническим оружием. Технологии забывались и утрачивались, открывались вновь, но главное, человечество потихоньку продолжало развиваться.

Земля не очень-то боролась за контроль над колониями. Открытие огромных пространств, пригодных для жизни, повлекло за собой новое великое переселение. Десятки, сотни миллионов покинули истерзанную прежними войнами и катастрофами Землю, и последней это пошло на пользу, старушка вздохнула с облегчением.

Незадолго до странного карантина прародину мало кто считал главной в политическом смысле, но она снискала себе научный авторитет, и здесь с ней, пожалуй, никто не мог бы спорить.

А потом... случилось то самое неизвестно что. И у меня имелся отличный шанс выяснить, что именно.

Лёжа на спине, я прикрыла глаза, вытянула и расслабила руки и ноги и вслушалась в стук собственного сердца — единственный звук, нарушающий тишину бассейна. В это время суток здесь почти всегда безлюдно, обитатели станции заняты делами.

Обстановка располагала, и я позволила себе погрузиться в медитацию. Стук сердца стал медленным, гулким, далёким. Тёплая вода мягко обнимала тело, помогая отрешиться от его ощущений. Чистый прохладный воздух пах только водой и немного — холодом, который как будто просачивался через прозрачные стены, отделяющие пресный бассейн от едва солёного моря. Если повернуться лицом вниз, можно увидеть тёмную толщу воды: пол здесь тоже прозрачный, а под бассейном располагается одна из глубочайших впадин океанского дна.

Мне, чтобы заглянуть в бездну, не требовалось шевелиться и открывать глаза. Дымчатая, серо-сине-зелёная, она распахнулась под закрытыми веками, затягивая меня в свои глубины, и я покорно поддалась влечению.

Бездна знала всё. В неё уходили умершие, из неё приходили живые. Она вела в другие миры, она заключала их в себе, как бокал игристого вина содержит пузырьки газа, вереницей бегущие от дна к поверхности. Она одинаково полно знала тех, кто имел наглость смотреть ей в лицо, и тех, кто даже не подозревал о её существовании.

И с тем, кто занимал сейчас мои мысли, она тоже была отлично знакома.

Мужчина. Красивый мужчина. Не лицом и телом, и даже не моральными качествами — стандарты человеческой красоты скоротечны и изменчивы. Красивый... С точки зрения бездны. Своей полноценностью, завершённостью. Неизменностью.

Она любит таких. Как-то выбирает их среди миллиардов, призывает к себе, открывает для них своё чрево, позволяет заглянуть в самые потаённые уголки своего естества. Именно их — по старой памяти — называют пилотами. Пузырьки в бокале игристого: идеальная форма, лаконичное содержание.

Таких, как я, она тоже любит, но иначе. Мы — её неотторжимая часть, тонкие ниточки потоков, нарушающие покой всей её циклопической массы.

Течение подхватило упругий шарик воздуха, понесло вперёд, кружа, щекоча, заигрывая... а тот вдруг легко вывернулся из потока, устремился вверх и за считаные мгновения исчез из поля зрения, затерялся среди себе подобных.

Из состояния медитации я выскочила резко и не так чтобы добровольно, скорее — как от хорошего пинка. Было бы поменьше опыта, могла нахлебаться воды, а то и вовсе утонуть с перепугу, но обошлось. Нырнула, сделала несколько гребков под водой, потом поднялась на поверхность и подозрительно огляделась по сторонам. Бассейн оставался всё таким же пустынным.

Хм.

Или я чего-то не понимаю, или пилот мне достался не просто хороший, а отменный!

Нет, конечно, можно допустить, что полуабстрактному абсолюту, который я для удобства называла бездной, вдруг захотелось вмешаться в мои развлечения и поступить по-своему. Но если обойтись без бредовых допущений, получается, меня сейчас доходчиво попросили не тянуть абы куда руки, не отвлекать занятых людей и не переходить сразу на фамильярный тон.

Чувствуя, как внутри разгорается азарт, я выбралась на бортик бассейна и принялась торопливо надевать комбинезон, прошедший за время моего купания цикл очистки. К счастью, процесс этот не быстрый, за прошедшую пару минут я сумела немного успокоиться и взять себя в руки, поэтому не побежала прямо из бассейна разыскивать землянина, чтобы взглянуть в его хитрые глаза и потребовать немедленного удовлетворения моего любопытства. Излишняя навязчивость — это плохо, а завтра он от меня всё равно никуда не денется.

Выдержки хватило до вечера, и то только потому, что доброе начальство придумало мне занятие. Пока новоприбывшие знакомились с "Унлоа", их будущих местных напарников решили прогнать через стандартные тесты. Просто так, для подтверждения профпригодности. Очень им хотелось лишний раз убедиться, что за время вынужденного безделья никто из нас не растерял навыков.

Если бы не эти тесты, я бы побежала разыскивать пилота раньше, а так — дожила до ужина без особых проблем. И дольше бы прожила, если бы не припозднилась, пропустив основную волну едоков, и не обнаружила землянина не просто сидящим за моим любимым столиком у окна, но ещё и в полном одиночестве. Разумеется, проигнорировать подобный факт я не смогла и, выбив из системы доставки плотный ужин (программа настроена на здоровое питание, так что добыть вечером что-нибудь вкусное вроде отбивной непросто), направилась углублять и расширять знакомство.

— Привет представителям дружественной цивилизации, — бодро поздоровалась я и плюхнулась на удобный стул напротив мужчины. Пилот явно был больше поглощён просторами планетарного информационного пространства, чем ужином: глаза его закрывала непрозрачная полоска терминала. Но при моём появлении она сначала чуть посветлела, а потом вовсе втянулась в воротник комбинезона. К слову, уже нашего, местного, а не того, в котором мужчина прибыл.

— Привет, — с лёгкой улыбкой в уголках губ кивнул он, ответив мне уже знакомым спокойным изучающим взглядом. Причём осмотрел пилот и содержимое моей тарелки, и меня саму, включая привычно глубокий вырез комбинезона, похоже, с одинаковыми эмоциями. — Странно, я ожидал встретить тебя раньше.

— То есть? — Я озадаченно вскинула брови.

— На первый взгляд ты показалась мне чрезвычайно любопытной даже для штурмана-женщины особой, потом косвенно подтвердила это, а потом вдруг пропала, — хмыкнул он.

— А-а, вот ты о чём! — легко рассмеялась в ответ. — Ну да, я бы, может, тебя и раньше отыскала, но нашлись другие занятия. Ловко ты от меня сбежал, не ожидала от пилота такой прыти. У вас там все такие, или ты особенный?

— По-разному, — неопределённо пожал плечами мужчина и спросил насмешливо: — Дай угадаю, дальше ты хотела спросить, чем земляне отличаются от нормальных людей?

— Не угадал, — я насмешливо фыркнула. Что я, совсем дура, такие вопросы в лоб задавать малознакомым загадочным субъектам? И так ясно: правды не дождусь. — Я хотела предположить, что ты раньше работал с мужчиной. Иначе знал бы, что любопытство от пола не зависит.

— Не угадала, — передразнил он. — С женщиной.

— И что с ней случилось? — полюбопытствовала я, но тут же осеклась и поспешила уточнить: — Если я вдруг проявила бестактность — извини, это случайно.

— Не проявила, — спокойно ответил землянин. — Ничего страшного с ней не случилось, просто вышла замуж. У нас семейные тоже не ходят в рейсы.

— Странно, избегать нашего любопытства и попыток внушения ты наловчился, а замуж она вышла не за тебя. — Я слегка наклонила голову к плечу.

— Я раньше работал с сестрой, мы близнецы, — пояснил он, видимо, чтобы окончательно снять этот вопрос. — Она почему-то всегда считала себя старшей, пришлось научиться держать её на расстоянии.

— Как я тебя понимаю! — я душераздирающе вздохнула и добавила, принявшись за еду: — У самой две старших сестры. Родня — это хорошо, но иногда очень утомительно.

Вдохновлённый моим примером, собеседник тоже вспомнил о своём остывшем ужине, и некоторое время мы молча жевали, посматривая друг на друга. Лично я на будущего напарника — с крепнущим уважением. Одно дело ускользать от внимания посторонних, а вот от кровной родственницы, тем более — близнеца, сбежать не так-то просто.

Это ещё одна тонкость взаимоотношений в паре. Пилот управляет гавией, для чего подходят люди уравновешенные, спокойные, с крепкой стабильной психикой и хорошей реакцией. Штурман — задаёт направление и выбирает дорогу в более широком смысле, а с этой работой лучше всего справляются люди гибкие, пластичные и достаточно энергичные. Привыкая контролировать действия напарника в рейсе, многие начинают переносить это в жизнь. Побочным эффектом нашей связи является возможность взаимного влияния, и пользуются ей как раз мои коллеги.

Всерьёз что-то изменить, конечно, нельзя не только с этической точки зрения, но и банально с технической: мы можем лишь немного корректировать эмоциональное состояние напарника. Например, успокоить, разбудить любопытство, раздражение. Все эти изменения быстро проходят с окончанием воздействия, поэтому особых проблем никому не доставляют, да и нормальные люди подобным не злоупотребляют. На самом деле это очень полезный в работе и удобный механизм: в случае необходимости штурман может помочь напарнику справиться с сиюминутной нагрузкой. Например, в экстренной ситуации, когда аппарат терпит крушение и способности штурмана не очень-то важны, гораздо ценнее мастерство и спокойствие пилота.

Очень редко пилоты умеют уходить от такого воздействия, да им это обычно и не надо. В бассейне я подумала, что мы пока просто не нашли контакта, плохо знакомы, и намеревалась попробовать потом, попозже. Но если он умудрялся избегать внимания родной сестры, то мне, пожалуй, можно даже не пытаться.

Однако мне всё больше нравится этот тип!

Поужинали мы в тишине, а потом я спросила:

— Тебе уже показали станцию?

— Весь день только этим и занимались, — усмехнулся он. — Стартовые площадки, техника, тренажёры, медблок, жилые сектора... У вас отличное оснащение.

— Значит, не показали, — со смешком решила я и, поднявшись, за локоть потянула мужчину за собой. — Пойдём, самое интересное тут не для официальных лиц.

— Ну пойдём, — через мгновение согласился пилот и позволил мне увлечь себя прочь из столовой. Даже чуть согнул руку в локте, чтобы мне было удобнее держаться. Жест показался рефлекторным, и такие реакции обнадёживали.

С землянином было приятно идти рядом. Под плотной тканью комбинезона ощущались твёрдые мышцы, мужчина вежливо примеривался к моему более короткому шагу, а ещё было такое ощущение, что я... в скафандре полной защиты. Даже не в скафандре — в аварийной капсуле, которая уже лежит на земле, причём земле родного мира. Пилота буквально окутывала аура спокойной уверенности, безопасности. Его коллеги всегда внушают окружающим уверенность, но здесь всё умножалось на личные качества и что-то глубоко инстинктивное. Мужчина равно защитник.

Интересное ощущение.

Прогуливались мы не спеша. Я действительно угадала, ничего по-настоящему интересного пилоту не показали. То есть техника-то ему тоже наверняка была интересна, тут я несправедлива, но на технику можно насмотреться во время работы, надоест ещё. Начальство, как и положено, показывало вещи, нужные для жизни и работы, а я — для души.

Мы посетили логово гляциологов и океанологов, занимавшее почти всю нижнюю часть станции. Заглянули к метеорологам и полюбовались на роскошную объёмную модель полюса Лооки со всеми воздушными течениями, заодно выяснив, что через пару дней ожидается перемена ветра и пришествие огромного недовольного жизнью циклона. Показала я пришельцу и бассейны — верхний, отделённый от синего неба только тонкой плёнкой силового поля, и нижний, мой любимый.

На "Унлоа" я провела добрых полжизни и любила её искренне, поэтому рассказывала бойко и с удовольствием. Судя по всему, экскурсовод из меня получился хороший и прогулка напарнику нравилась. Во всяком случае, он с искренним интересом всё рассматривал и задавал уточняющие вопросы.

— А как у вас всё организовано? — полюбопытствовала я, но тут же осеклась, вспомнив, с кем разговариваю, и поспешила добавить: — Это не попытка выведать секретную информацию!

— Ну, секрета никакого нет, — усмехнулся землянин. — У нас всё проще: станции целиком подводные, лежат на грунте. Дно достаточно ровное, можно себе позволить. Не то что ваши иглы. А это что такое? — спросил он растерянно, когда я затолкала его в узкую шахту лифта, и транспортная площадка медленно поехала вниз.

— А это самое интересное, сейчас увидишь. Думаю, тебе понравится. У тебя же хороший вестибулярный аппарат и нет клаустрофобии?

— Обычно такие вещи спрашивают заранее, — насмешливо сообщил он.

— Обычно пилоты такими проблемами не страдают, — рассмеялась я в ответ и протянула задумчиво: — Юр-рь-ий... Интересное имя. У вас троих вообще интересные имена, у нас таких нет.

— Старые, — коротко пояснил он. — Очень старые.

— У вас так принято, или просто совпало?

— Принято, у нас очень редко попадаются новые имена, которые родом из колоний. Меня так вовсе назвали в честь вполне конкретного человека, первого космонавта. Тоже, кстати, пилотом был, — со смешком добавил землянин.

— Кхм. Нет, таких подробностей древней истории я не знаю, — созналась я.

— Не такая уж она древняя, — он пожал плечами. — У меня родители историки, так что о прошлом человечества я знаю достаточно много. Мы куда, под землю спускаемся?

— Почти. В одну из скал. Да вот уже приехали!

С платформы мы вышли в сравнительно небольшое протяжённое помещение, в полукруглой стене которого располагался десяток одинаковых дверей, а посередине стоял пульт, за которым скучал одинокий дежурный.

— Лу? — заметив меня, он удивлённо вскинул брови и с интересом осмотрел моего спутника. — Давненько тебя не было видно.

— А с кем мне было тут торчать? — рассмеялась я. — Мы ненадолго, у нас экскурсия, так что без экстрима.

— Ну-ну, — протянул он насмешливо, но комментировать происходящее не стал и молча открыл проход в одну из капсул.

— Пойдём, пойдём, не съем я тебя! — Я двинулась к открытому проёму, нетерпеливо подталкивая землянина в спину.

— Я бы на твоём месте не верил этой женщине, — донеслось в спину насмешливое. Я, не оборачиваясь, погрозила старому знакомцу кулаком, и подбодрила спутника:

— Не обращай внимания, он дурак и не лечится.

Ещё один короткий лифт, и мы оказались в небольшой совершенно круглой тёмной комнатке, освещённой только попадающими из дверного проёма отсветами.

— Ну, держись! — велела я, закрывая дверь.

— За что? — с иронией спросил пилот.

— Понятия не имею, — хихикнула я в ответ.

Полукруглый пол под ногами дрогнул и завибрировал, мы медленно двинулись в темноту. Потом короткий резкий толчок — и комнату окутало тусклое зеленоватое сияние, льющееся сверху. Короткая перегрузка окончилась сильным рывком, уронившим меня прямо на мужчину, силуэт которого смутно угадывался в окружающем сумраке.

Юрий продемонстрировал отличную подготовку и реакцию, без видимого труда устоял сам, удержал меня. На мгновение я оказалась в крепких объятьях мужчины, а потом он аккуратно поставил меня на мягко покачивающийся под ногами пол и рассмеялся:

— А вот это было грубо.

— Извини, я нечаянно, — я виновато пожала плечами.

— Я не про твоё падение, хотя оно, конечно, тоже неубедительное. Я могу закосить под дурака и сделать вид, что ничего не понял, но... Ты интересная, красивая, и экскурсия получилась отличная, за что я тебе очень благодарен. Одна проблема: переспать со мной из любопытства у тебя не получится. Даже несмотря на весьма располагающую атмосферу.

— Что, совсем не получится? — раздосадованно вздохнула я, не думая отрицать свои намерения, и села на пол. Было, конечно, досадно получить такую отповедь, но не настолько, чтобы доводить ситуацию до абсурда и пытаться изображать святую наивность.

— Совсем, — вновь засмеялся Юрий и присел на корточки.

— Жалко, — искренне протянула я, пару мгновений подумала и вытянулась на спине, разглядывая далёкую поверхность воды. — То есть про вас правду говорят? Что у вас даже инстинктов не осталось и вы размножаетесь из пробирок?

— Про нас такое говорят? — весело уточнил мужчина, сел поудобнее и тоже запрокинул голову, озираясь. — Нет, размножаемся мы, в основном, традиционным путём. А вот с инстинктами всё сложнее, и этот вопрос я точно не намерен обсуждать. Если угодно, можешь считать его той самой страшной тайной.

— Обидно.

— За неудовлетворённое любопытство? Уверяю, технически у нас всё происходит точно так же, как у остальных людей, — со смешком сообщил он.

— Ну в этом-то я не особенно сомневалась, только всё равно обидно. Ты симпатичный.

— Хм. Наверное, вот в этом главное различие. В нашем представлении этого для секса недостаточно.

— Ну, это понятно, должно быть ещё взаимное желание, иначе...

— Давай сменим тему, я чувствую себя глупо, обсуждая подобные вещи с почти незнакомым человеком, — перебил он. — Расскажи, что это такое? Зачем? — Глаза уже привыкли к темноте, и я различила, что мужчина широко повёл ладонью. — Не для романтических свиданий же, правда?

— Как место для романтических свиданий оно подходит только при общении с коллегами, — легко согласилась сменить тему я. — Чужих сюда не приведёшь, а если приведёшь... на взгляд нормального человека, здесь страшно. Мало какой псих из гражданских сумеет получить удовольствие в подобной обстановке. Во всяком случае, мне такие не попадались. Ты, в общем-то, и так завтра сюда попал бы: здесь начинаются тренировки, практические занятия в паре. На контроль, на контакт, на выдержку. Эти пузыри закреплены на разных уровнях и в разных течениях. Сам понимаешь, здешний рельеф, эти скальные выходы-шипы, предоставляет огромный простор для фантазии. Сейчас мы в самом тихом, медитационном, он находится глубоко, в спокойном месте, здесь почти нет течения. Видишь, даже крепления не предусмотрены.

— Интересное решение вопроса, — задумчиво похвалил Юрий. — Так, может и проверим, раз всё равно здесь оказались?

— Ты не против?! — просияла я. — Я хотела предложить, но постеснялась.

— Странная женщина. Секс она предлагать не стесняется, а поработать — да, поработать — это так неприлично! — расхохотался пилот.

— Да ну тебя, — отмахнулась от него. — Откуда я знаю, может, ты устал с дороги и тебе врачи запретили до завтра подобные нагрузки!

— Ты сейчас про работу или про что? — ехидно спросил землянин.

— Да ну тебя! — повторила я возмущённо. — Иди сюда, ложись рядом и дай мне руку. Мне лёжа проще расслабиться, да и физический контакт не повредит... И — да, сейчас я про работу! — с трудом выдерживая серьёзный тон, строго проговорила я, не дав ему высказаться.

Юрий выразительно хмыкнул, но комментировать всё это никак не стал, только устроился рядом. Пузырь был достаточно небольшой, метров трёх в диаметре, и даже я не могла толком вытянуться на покатом дне, а мужчине пришлось опереть ноги о стену. Но устроились мы в конце концов вполне удобно, и я, прикрыв глаза, полностью расслабилась, загипнотизированная лёгким шумом в ушах, ощущением знакомой бездны вокруг и еле слышными протяжными звуками, доносящимися снаружи пузыря, — дыханием океана.

Не знаю, кто подбирал нас друг другу, но стоило сказать ему большое спасибо.

Мне, кажется, даже с Вадари не было так легко, как с этим землянином, а мы с ней знакомы с детства, учились вместе и тренировались тоже с самого начала обучения. Может, всё-таки правы те, кто предлагает ввести не добровольный отбор, а разделение по парам на основе личностных характеристик? И это будет не ущемление свободы, тирания и потеря человеческих ценностей, а просто разумный выход, удобный всем?

Эти мысли блуждали в голове, пока сознание привыкало к знакомому телу, а расфокусированный взгляд блуждал по достигающим этой глубины тусклым сполохам солнечного света и плавающим среди них теням. Хорошо, что сейчас день; когда вода чёрная под звёздным небом, даже опытным геонавтам бывает жутковато внутри тоненькой скорлупки, болтающейся на тонком тросе.

Раньше, в древности, когда геонавтика только начиналась, ничего этого, конечно, не было. Наши предшественники вынуждены были доверять сложной автоматике, они были её заложниками и полностью зависели от конструкторов и техников. То есть от тех, кто не рисковал своей жизнью, ныряя в гигантский водоворот в хрупкой скорлупке пилотируемого аппарата. Слияние сознания, теория единства информационного поля, способность человеческого разума после определённых тренировок воспринимать его — всё это было открыто много позже, с развитием биотехнологий. Когда кто-то умный подумал, что если удаётся научить искусственный интеллект ориентироваться в искажённом пространстве, то почему бы не попробовать научить тому же людей?

Оказалось, не просто можно, но результат превзошёл все ожидания. Сначала прибегали к бионическим вставкам, усиливающим способности мозга искусственно, а потом научились развивать всё это естественным путём. Впрочем, мода на бионику порой возвращается, видоизменяясь и совершенствуясь, но пока на Лооки стремятся ко всему естественному, и лично мне подобное по душе.

Возвращаясь же к землянину... Здесь, рядом со мной и на границе с бездной, он был почти такой же, как в реальности, только ещё лучше. Сложно объяснять эти ощущения словами, но мне он напоминал цельный и неправдоподобно чистый кристалл — может льда, а может даже алмаза. Удивительно ясный разум. Как человек может быть таким... таким?! Такое впечатление, что он вообще не испытывает сомнений!

Впрочем, эйфория первого знакомства вскоре отступила вместе с жутковатым ощущением, что я пообщалась или с нечеловеческим существом, или с программой. Пришла более здравая мысль: я увидела не всё, дальше этой спокойной уверенности меня просто не пропустили. Это предположение, с одной стороны, обнадёжило, а с другой — оказалось по-детски обидным. Как же так, мне не доверяют!

Почему-то это было гораздо обиднее истории с дурацким спором и моим желанием пощупать живого землянина. Даже несмотря на уверенность, что всё это грани одной фигуры, и понимания, что особых причин доверять мне вот так с ходу у мужчины нет. Я же знаю, что если я — душа нараспашку, совсем не обязательно окружающие придерживаются того же взгляда на вещи.

Но осадок всё равно остался.

Долго он, впрочем, не продержался. Я быстро уговорила себя, что это всё временно, что мужчине просто надо привыкнуть и вообще есть дела поважнее.

— Ты забавная, — нарушил тишину пилот. — Не то порыв ветра, не то горный ручей. Не думал, что бывают такие люди.

— Мы в расчёте, — весело фыркнула я в ответ. — Мне ты напомнил камень, и я тоже подумала, что никогда не встречала таких людей. Правда, потом сообразила, что ты закрываешься. Это всегда так?

— Это нормально. Разве нет?

— Не знаю, — честно признала я через пару секунд. — У меня не такой большой опыт, я раньше всего с одним человеком работала, и мы друг друга знали лучше, чем самих себя. Можно, конечно, спросить у координатора, но я бы пока не спешила с такими мерами. Как считаешь?

— Сами разберёмся, — как мне показалось, излишне резко ответил он.

Похоже, не любит мой напарник координаторов. А скорее всего, дело куда проще: он просто не любит, когда окружающие вторгаются в его личное пространство. Пожалуй, это действительно нормально, и это мне надо как-то перестраиваться и привыкать к общению с нормальными людьми.

— Ну что, давай потихоньку выбираться отсюда? Я люблю свою работу, но иногда всё-таки нужно спать.

— Да, пожалуй, время-то к вечеру! Тебя, кстати, полярный день не беспокоит?

— Я могу спать в любой ситуации, — рассмеялся землянин.

— Тогда пойдём, Юр-рь-ий, — мягко, грассируя, протянула я, отправляя через внутренний переговорник сигнал на пульт.

— Можно просто Юра.

— Лу. Будем знакомы, — я с преувеличенно серьёзным видом пожала руку пилота. И в этот раз в ответ на рывок троса падать не стала: зачем, если меня уже раскусили?

Глава 2. Рейс

{Лунария О-Ори}

Если бы не инструкции, я бы без малейших душевных переживаний доверила новому напарнику жизнь буквально на следующий день после знакомства. Но на моё рвение, восторги и желание поскорее вернуться в строй всем было плевать, поэтому три новообразованных пары без лишней спешки совместно проходили положенные тренировки, сдавали нормативы и потихоньку знакомились друг с другом.

Второй пилот с Земли, Киоко, оказалась спокойной и достаточно мягкой по характеру девушкой, контактной и дружелюбной, но — себе на уме. Для неё вопрос неприкосновенности личного пространства стоял ещё острее, чем для Юрия, и не допускала она туда никого и ни в каком качестве: не только берегла свой внутренний мир, но старательно избегала случайных прикосновений.

А вот штурман полностью оправдал первое впечатление. В отличие от остальных землян, он оказался очень открытым, энергичным и неунывающим человеком. Фидель отказывался обсуждать только отдельные темы, явно определённые полученными дома инструкциями, вроде сакраментального вопроса "что же случилось на Земле?". Странно, но общий язык с Тарандаром он умудрился найти очень легко, наш доморощенный гений вполне благосклонно принял чужака и умудрился за время тренировок ни разу с ним не разругаться, а это дорогого стоило.

Наше общение с Юрием оставалось в тех рамках, которые определились с самого начала. Мужчина спокойно реагировал на мои хватательные порывы, с удовольствием поддерживал какие-то шутки, полностью доверял мне как специалисту и... Всё. Пилот с достойным восхищения изяществом продолжал держать меня, как и всех остальных, на некотором расстоянии. Первое время я возмущалась и обижалась, но потом обсудила ситуацию с Ику и временно смирилась с таким положением вещей. Вот такой осторожный мне достался пилот, что поделать. Координатор утверждала, что это совершенно нормальное поведение и со временем, если мы сойдёмся характерами, всё наверняка изменится, и я великодушно решила дать землянину время привыкнуть. Да и лёгкая натура брала своё, я совершенно не умею подолгу сердиться или переживать какое-то событие, тем более когда речь идёт о подобных мелочах.

Мысли, что мы можем не сойтись, не допускала вовсе.

Поскольку компания подобралась исключительно опытная, инструкторам не приходилось объяснять что-то кому-то по пять раз, все нормативы оказались сданы с первого раза, и нас торжественно поздравили с допуском к реальной работе в поле.

Первого рейса я ждала с предвкушением и нетерпением, и назначение не подкачало: большой груз в сырьевую колонию на необитаемой планете, где всех жителей — полторы сотни работников автоматических горнодобывающих комплексов. Обратно надо было забрать и доставить плоды их труда, какие-то редкоземельные металлы в астрономических количествах. То есть всё, как я люблю: непростой маршрут, необычные пейзажи и отсутствие пассажиров.

При всей общительности и дружелюбии, я очень не люблю возить пассажиров: они доставляют массу переживаний и являются серьёзным испытанием для моих нервов. Конечно, на пассажирских рейсах присутствуют бортпроводники, которые следят за порядком в жилой части гавии, но я всё равно каждый раз дёргаюсь. Слишком уж ответственное занятие, приходится обращать внимание на те мелочи, которые в грузовом рейсе можно игнорировать. Большинство грузов без проблем выдерживают перегрузки и резкие манёвры, чего нельзя сказать о пассажирах. Серьёзных нагрузок, способных повредить здоровью, в штатных ситуациях не случается — себя мы тоже бережём и здоровьем попусту не рискуем. Но неподготовленные люди таких ситуаций боятся и искренне полагают, что сильная турбулентность означает неминуемое падение. А паника на борту хуже пожара.

Впрочем, на моё счастье, к перевозке пассажиров допускаются только экипажи с приличным опытом и нам с землянином подобное не грозило ещё стандарт-другой.

Гавия нам досталась давно знакомая. Небыстрая, но послушная и изумительно надёжная машина чуть моложе меня. Выглядела она неказистой и слегка потрёпанной жизнью, но зато я точно знала, чего от неё можно ожидать, где у неё что может вдруг "заболеть" и что следует предпринимать в этом случае.

— Серьёзный аппарат, — одобрил Юрий, когда амфибия поднялась со стартовой площадки и по глиссаде двинулась к воронке.

— Хоро-оший, — ласково протянула я, погладив приборную панель.

Гавия эта не имела собственного имени, только порядковый номер и название линейки — "Боро". Боро — это вид крупных, в пол-ладони, жуков, обитающих в тёплых частях всех трёх материков моей родной планеты, и создателям данной амфибии нельзя отказать в остроумии. Машина не только внешне напоминает это насекомое, но и существует в тех же средах, как природный тёзка: умеет летать, плавать и нырять.

Подобные аппараты производятся на Лооки массово, пользуются большой популярностью и любимы геонавтами за простоту и надёжность. Да и пилота тяжёлый транспортник слушается хорошо, обладает неплохими скоростными и маневровыми характеристиками.

"Боро" универсален, насколько это возможно. Для управления им вполне достаточно стандартной пары пилот-штурман — необходимый минимум — но можно разместить и расширенный экипаж. Так что представители этой серии встречаются повсеместно: у транспортных компаний вроде нашей, у частных владельцев, буквально живущих на борту, и даже у исследователей.

Любая гавия управляется просто. В рубке есть шесть универсальных терминалов, через любой из которых можно легко получить доступ к единому виртуальному интерфейсу. Раньше для подобного подключения людям в головы вживлялись нейроконтакты, а сейчас хватало небольшого биоэлектронного приборчика, входящего в состав костюма, — вербула. В быту люди через него получали доступ к информационным сетям, а в таких профессиях, как наша, ещё и работали.

Через этот общий интерфейс можно было легко и быстро общаться между собой, отдавать команды системам гавии, он упрощал "отрыв от реальности" — прямой контакт с единым информационным полем. Можно было работать и без него, в полностью ручном режиме: такую возможность предусмотрели на случай какой-то серьёзной аварии, если вдруг электроника выйдет из строя. Но просто так переходить на подобный режим было довольно глупо.

Помимо быстрого общения между членами экипажа, виртуальный интерфейс имеет ряд преимуществ. Например, в экстренной ситуации способен ускорить восприятие человека, буквально "растягивая" для него время; да, это вредно, мозг может и не выдержать нагрузки, но подобная возможность спасла не одну и не две жизни.

Я люблю работать на грани, в полуавтоматическом режиме, когда часть расчётов отдаётся на откуп "мозгам" гавии, но самые ответственные решения принимает человек. Как оказалось, Юрий придерживался того же мнения и предпочитал тот же стиль работы.

Автопилот — это рутина. Скучная, простая, надёжная и почти не требующая внимания. Никто не запрещает пилоту прибегать к его услугам, как никто не мешает штурману пользоваться автотрассировкой, но это своего рода признак недостаточного профессионализма. Или лени. Или равнодушия. Человек, которому нравится его работа и который по ней соскучился, не будет передавать самую интересную её часть аппаратуре, и мне было приятно лишний раз убедиться, что Юрий — именно такой человек.

В воронку мы вошли точно и аккуратно, возле самого жерла, а потом поток подхватил амфибию и потащил за собой. Наименее опасный момент в дороге, но наиболее зрелищный: кажется, будто воронка сминает гавию и шансов выбраться у путешественников нет. Но это только кажется, а на самом деле поток держит не так крепко — главное, не переть в лоб, не пытаться пересилить стихию, а действовать аккуратно и с умом. Даже в таком жутком и мощном водовороте, кажущемся монолитным, есть струи, стремящиеся прочь от жерла, нужно их только найти и поймать.

Но сейчас наша цель лежала за пределами этого мира, поэтому оставалось следовать за потоком и ждать, пока он принесёт нас к точке перехода. А вот после начиналось действительно самое сложное.

Здесь, в искажённом пространстве перехода, не имеют смысла расстояния: Лооки находится на другом конце галактики по сравнению с Землёй, но путь между ними очень короткий. Куда важнее здесь сродство, подобие среды. Легче всего перебраться из воды в воду — туда, где есть мировой океан, подобный земному. Именно поэтому первыми были освоены планеты, очень похожие на нашу прародину, и только потом люди научились перебираться из потока одного типа в другой, проскакивая своеобразные мембраны, разделяющие их. Например, нетрудно вляпаться в какой-нибудь газовый гигант, и астрофизиков подобное обстоятельство несказанно радует, вот только нам потоки сжиженных газов лишь осложняют маршрут.

Если бы амфибия была настолько прочной, что умела бы выживать в плотных потоках плазмы, для неё не составило бы труда заглянуть внутрь звезды, чем упомянутые астрофизики бредят с самого начала геонавтики. Защитная оболочка гавии хоть и прочна, и защищает от многих опасных веществ и столкновения с некоторыми твёрдыми объектами, но на такое пока не способна. И мне заранее жалко того потомка, которого рано или поздно закинут в недра одного из бесчисленных гигантских термоядерных реакторов, созданных природой. От одной мысли о подобном мне делается жутко, а я не самый трусливый человек.

Технически сложнее всего попасть на твёрдые планеты, лишённые подземных океанов. Быстро перемещаться в твёрдой породе мы, увы, пока не умеем, и остаётся довольствоваться только теми мирами, которые имеют в глубине большие полости. Хороший штурман способен рассчитать точку прокола мембраны так, что гавию выкинет внутри такой вот гигантской пещеры, а дальше уже можно двигаться малым ходом.

При необходимости из этих полостей пробиваются ходы на поверхность планеты. Не регулярными транспортниками, конечно, а специально для этих целей созданными машинами. На всякий случай каждую амфибию оснащают буровым оборудованием, но делается это в большей степени для собственного успокоения. Ставить серьёзные мощные системы на каждый грузовик — слишком дорого, а то, что есть, профессионалы-буровики воспринимают со смехом. Инструкция в случае промаха предписывает повторный заход: если в полости есть выход из пространственного искажения, там же находится и вход в него, поэтому сбежать из подобной природной ловушки не сложнее, чем в неё попасть. Это достаточно рискованное занятие, потому что велик шанс впечататься в скалу и сгинуть в неизвестном пространстве-времени, но совсем не такое самоубийственное, как может показаться. Во всяком случае, я проделывала подобное неоднократно и даже в данной конкретной колонии уже бывала.

Я уже не говорю о том, что на многих планетах с твёрдой корой, лишённых воды, очень агрессивная атмосфера, и их поверхность интересует только немногочисленных учёных. Часто бывает гораздо проще и дешевле сосредоточить хозяйственную деятельность внутри обнаруженных естественных полостей.

Блеснуть талантами мне в этот раз было не суждено. Мы миновали всего пару первых потоков, когда совсем рядом разверзлась жевака. Я предупредить об этом пилота ещё успела, он сменить курс — уже нет.

По-научному это явление называется очень красиво, непонятно и грозно: случайная флуктуация пространственного искажения. Насколько я помню, они даже как-то классифицируются — так же сложно, заумно и с практической точки зрения бесполезно. Они представляют собой завихрения потоков, нарушающие целостность и однородность как их самих, так и соединяющих их мембран. Такие искажения возникают спонтанно — во всяком случае, мы пока не умеем их предсказывать, — существуют недолго и, насколько я знаю, до сих пор толком не объяснены наукой.

Бытовое название гораздо лучше отражает и суть явления, и результат встречи с ним гавии. Жевака затягивает в себя неудачника, "пережёвывает" его пространственными искажениями — тщательно или нет, как повезёт, — и выплёвывает то, что останется. Опять же, куда повезёт: может гуманно вышвырнуть в воду, а может и впечатать в твёрдую породу. Но последнее, к счастью, случается редко. Точной статистики нет, ушедшую в камень амфибию считают пропавшей без вести — найти её невозможно. Просто пропадают без вести мои коллеги достаточно редко, а следы жеваки на останках аппаратов сложно с чем-то спутать: так аккуратно и ровно поменять местами двигатель и кабину транспорту или голову и ногу человеку больше ничто не способно.

Нам повезло дважды: во-первых, жевака оказалась слабой и почти "беззубой", полетела лишь некоторая часть электроники по внешнему контуру, а во-вторых, вышвырнуло нас в воду. Не знаю, как Юрий умудрялся в ручном режиме вести по заданному курсу вихляющуюся и трясущуюся гавию, но он не только выдернул нас из потока в открытое водное пространство, но даже сумел поднять амфибию над поверхностью и на малой высоте дотащить до берега, оказавшегося сравнительно недалеко — третья удача. Там наш кораблик рухнул и блаженно затих, уткнувшись носом в рыхлый грунт.

Несколько секунд мы оба сидели неподвижно и пялились в пространство перед собой, отходя от случившегося.

— Ты как? — первым подал голос пилот.

— Это было круто! — выдохнула я, после чего поспешила пояснить, поймав его озадаченный взгляд: — Я не про жеваку, я про то, как ты выруливал.

Землянин с облегчением рассмеялся и чуть откинулся вместе с креслом, разминая пальцы.

— Я рад, что ты в порядке.

— Это только так кажется, — успокоила его я. — Вот сейчас как устрою истерику! Или не сейчас, чуть позже, — добавила рассеянно, пытаясь выяснить, насколько пострадала амфибия и каковы наши шансы на спасение. — Хм, ну проживём мы в любом случае долго: в грузовом отсеке куча консервов для колонии, система жизнеобеспечения почти не пострадала, а кислород в атмосфере присутствует и мы сможем им воспользоваться. А вот найдут нас или нет — вопрос, потому что работают только простейшие сигнальные маяки, связи нет. Следов деятельности человека я что-то не вижу...

— Я, кажется, знаю, где мы, — обнадёжил Юрий, разглядывая обзорный экран — внешние камеры, на наше счастье, работали. Точнее, нормально работала одна, но её вполне хватало. — Если не ошибаюсь, эту планету обнаружили стандартов двадцать назад: очень приметный пейзаж. Здесь смертельная для человека концентрация углекислого газа. Но её не забросили, исследуют автоматическими станциями, орбитальными и не только: очень необычные формы жизни, достойные изучения. Насколько я знаю, подобные аппараты отправляют отчёты раз в несколько дней, так что уж за месяц нас точно найдут и вытащат.

— Скорее всего, раньше, — предположила я. — О нашей пропаже сообщат, а в таких случаях опрашивают все возможные станции и поселения. Надеюсь, у наших адресатов не случится локальной катастрофы из-за недостачи продовольствия...

— Не идиоты же они, заказывать поставки, когда всё уже кончилось, должен быть запас! — отмахнулся напарник.

Мы ещё некоторое время лениво помолчали, просматривая повреждения гавии и потихоньку отходя от пережитого стресса. Эх, знаю я отличный способ сбросить лишнее нервное напряжение, но ведь пошлют же!

Я покосилась на напарника, тихо вздохнула себе под нос и озвучивать интересное предложение не стала, вместо этого сосредоточилась на пейзаже и дыхании. Благо вид открывался действительно запоминающийся и очень располагающий к созерцанию.

Зеркало почти неподвижного, ртутно-серебристого океана плавно переходило в бескрайний ровный пляж так, что береговая линия угадывалась с большим трудом. Крупный песок на первый взгляд казался серым, но при более пристальном рассмотрении вызывал желание вглядеться, потрогать, поднести к лицу и осмотреть каждую песчинку. В общей серо-чёрной массе то и дело проскальзывали осколки радуги, и разные участки поверхности отливали всеми цветами спектра. Интересно, что создаёт такой эффект? Углерод ассоциировался у меня с алмазами, но сомневаюсь, что столь полезные камушки в таком количестве не заинтересовали бы людей. Скорее всего, это нечто вроде гранитной крошки с вкраплениями слюды.

Низко над горизонтом в тёмно-сером небе висело тусклое и маленькое бледное солнце. То ли планетку с трудом обогревал какой-то белый карлик, то ли располагалась она достаточно далеко от светила. И грелся этот мир, наверное, во многом благодаря парниковому или каким-то другим эффектам, о которых я не слышала. Внешние датчики показывали температуру чуть больше трёхсот по Кельвину, а при таком светиле этого многовато. С другой стороны, а откуда я знаю, что светило здесь одно?

Пока интереснее всего было наблюдать не за звёздами и даже не за песком, а за гораздо более примечательным явлением. По гладкой поверхности медленно перекатывались красивые разнокалиберные шарики пастельных оттенков — бледно-розовые, голубоватые, желтоватые. Судя по тому, что двигались они порой в противоположных направлениях, иногда замирали или разворачивались на месте, произвольно меняли скорость и аккуратно огибали друг друга, именно эти странные объекты и представляли собой те самые "необычные формы жизни". Выглядели они лёгкими, воздушными, даже как будто пушистыми или, скорее, плюшевыми, и вызывали большое желание потискать или хотя бы пощупать.

Впрочем, когда один из них замер совсем близко от камеры и я прикинула его размеры, всё умиление бесследно растаяло: в диаметре это нечто составляло метра четыре.

— Это животное или растение? — полюбопытствовала я у пилота.

— Понятия не имею, — откликнулся землянин, так же с интересом разглядывавший местных обитателей. — Я же не космобиолог. Случайно наткнулся на информацию об этой планете в новостях, запомнилась картинка. — Он кивнул на обзорный экран. — Почти такой же вид был.

— Всё-таки нам очень повезло, — резюмировала я, а потом продолжила со смешком: — Меня разрывают противоречивые эмоции. С одной стороны, очень хочется выйти, прогуляться, размять ноги и немного развеяться, стены давят. А с другой — здравый смысл грязно ругается в ответ на такие идеи.

— Правильно делает, — похвалил Юрий. — Верх глупости — выходить из исправного корабля на поверхность незнакомой планеты, да ещё непригодной для жизни.

— Я же не предлагаю идти, я просто жалуюсь. Наверное, это всё от нервов. Адреналин выделился, а реализовать всплеск энергии не получилось. — Я задумчиво мазнула взглядом по чёткому профилю мужчины и снова тихо вздохнула.

Ощущение было неприятное. Слишком быстро всё произошло и слишком благополучно разрешилось: организм, приготовившийся к боли, удару или вовсе смерти, никак не мог поверить, что опасность миновала. Внутри будто сжалась пружина и мелко подрагивала, готовая вот-вот выстрелить, это чувство напрягало и никак не хотело проходить.

— Есть у меня одна идея, — вкрадчиво предложил пилот, поворачиваясь ко мне вместе с креслом и чуть подаваясь вперёд. Глаза его буквально искрились от сдерживаемого смеха. Я, конечно, залюбовалась, а в глубине души вспыхнула надежда, что мысли наши сходятся, но справедливо заподозрила подвох. Однако ответила мягко, кокетливо, с придыханием, тоже чуть сместилась ему навстречу:

— Я вся внимание!

— Знаю верное средство, помогающее в подобных ситуациях. Надеюсь, такое примитивное животное стремление тебе не претит. — Юрий окинул меня выразительным, раздевающим взглядом, приблизил лицо к моему на расстояние ладони и продолжил всё так же мягко и чувственно: — Пойти пожрать.

Мгновение мы разглядывали друг друга, а потом одновременно расхохотались, откинувшись в креслах. Может и нервно, но зато — искренне.

— Кто про что, а мужик про еду, — выдохнула я сквозь смех, утирая слёзы тыльной стороной ладони. Не знаю, действительно ли помогает в таких случаях плотный обед, а вот веселье мигом разрядило обстановку и помогло расслабиться.

— Энергия лишней не бывает. К тому же интересно выяснить, какой рацион ждёт нас в ближайшие дни. Очень надеюсь, что в контейнерах есть мясные консервы, а не только сухие крупы или, хуже того, концентраты, и хочу выяснить это побыстрее.

— Кто-то, оказывается, любит вкусно покушать? — хихикнула я, игриво толкнув идущего рядом пилота бедром. Вернее, попыталась: он увернулся и даже вежливо поддержал меня под локоть, когда я по инерции чуть не пролетела мимо.

— Ещё скажи, что ты готова питаться солнечным светом. Кто-то очень уважает красное мясо, насколько я успел заметить, — с иронией парировал он. — Хотя, судя по твоей внешности, ты должна питаться как раз нектаром.

— Это почему? — опешила я и удивлённо вытаращилась на напарника.

— Наружность эфемерная, — невнятно ответил он. — У всех о-Лоо, но у тебя особенно.

— Вот сейчас было обидно и несправедливо. — Я, ухмыляясь, демонстративно приподняла грудь ладонями, заодно командуя послушному мысленным приказам комбинезону углубить вырез. Взгляд напарника предсказуемо упал в моё декольте, задержался там на пару мгновений, а потом мужчина неопределённо хмыкнул и исправился:

— Я не это имел в виду, а лицо. Уж извини, твою фигуру я не разглядывал.

— А вот это было совсем обидно! — фыркнула я недовольно, но не удержала серьёзной гримасы и опять захихикала. — Да ещё и непрофессионально! Надо же точно знать своего напарника, а то так со спины и не отличишь.

— Значит, мне есть куда расти в профессиональном плане, — философски заметил Юра.

— А что ты всё-таки имел в виду? — спросила я, возвращаясь к предыдущей теме и временно прекращая балаган.

Дело в том, что по меркам родной планеты назвать меня "выделяющейся эфемерностью" довольно сложно: большинство женщин о-Лоо отличаются гораздо более тонкими и хрупкими фигурами и я, прямо скажем, далека от местного эталона. И грудь великовата, и бёдра широковаты — наследие бабушки по отцовской линии, она не с Лооки. Впрочем, от собственной неидеальности в представлении сородичей я никогда не страдала, справедливо полагая, что восхищённые взгляды случайных прохожих меня мало интересуют и способны принести больше вреда, чем пользы. А привлечь нужного рода внимание интересных мне людей обычно удавалось без особых проблем: здесь гораздо важнее уверенность в себе и умение себя преподнести. Не говоря уже о том, что почти всю свою сознательную жизнь я общаюсь с теми, кто много путешествует и в большинстве своём обладает гораздо более широкими взглядами на мир и его красоту.

— Лицо. Светлая тонкая кожа, почти сиреневые глаза, вьющиеся белые волосы — и всё это при восточном типе лица. На взгляд рядового землянина, очень странная наружность. Я раньше встречал ваших сородичей, но это совсем другое ощущение. Да не столько во внешности дело, сколько... Ты правда очень не похожа на тех людей, с которыми мне доводилось сталкиваться в рабочей сфере, в близком контакте. Всё это, в сочетании с необычным типом лица, придаёт какой-то мистичности. Я же говорю, ты очень похожа на горный ручей — тонкий, хрупкий, прозрачный, но непредсказуемый. Когда тает снег, такой ручей может превратиться в нечто чрезвычайно грозное.

— Кхм, — тихо кашлянула я, потому что дар речи временно пропал, и растерянно глянула на по-прежнему задумчиво-невозмутимого Юрия. — А ты, оказывается, поэт. Так и не скажешь...

— Я просто очень много читал в детстве, — обезоруживающе улыбнулся он в ответ.

На некоторое время нам стало совсем не до разговоров: мы выбрались в грузовой отсек и принялись за ревизию. Если в двух словах, нам снова невероятно повезло, потому что еды было много и еда эта была разнообразной. Присутствовали даже некоторые в полном смысле слова деликатесы и редкости — питательные, полезные и дорогие. Соблазн полакомиться был велик, но мы его преодолели. Конечно, чтобы выжить, нужно нормально питаться, но наглеть-то не стоит, тут и без экзотики есть чем подкрепить силы. Вот если мы съедим всё остальное и другого выбора не останется...

Впрочем, очень надеюсь, что до этого не дойдёт. Двоим такого количества припасов хватит на несколько стандартов, а я бы предпочла, чтобы нас нашли значительно раньше. Очень надеюсь, что Юра правильно угадал по поводу планеты...

Плотно пообедав саморазогревающимися пайками, отдать им должное — весьма вкусными, мы продолжили скучать в кабине. Заняться было решительно нечем, пейзаж за окнами почти не менялся, только светило удручающе медленно ползло к горизонту: сутки на планете оказались по прикидкам раз в пять длиннее стандартных земных (почти, к слову, равных суткам Лооки). Выходить наружу мы себе строго запретили, и из развлечений осталась только информация в терминалах — какие-то книги, логические игрушки и прочая чепуха — и разговоры. Последние доставляли куда больше удовольствия, но трещать без умолку несколько часов кряду не могла даже я, а Юра заметно уступал мне в болтливости.

Разговаривали мы о какой-то совершенной ерунде. О кулинарии и курьёзах во время учёбы, о космических телах и перспективах прогресса, о дальних колониях и необычных животных — всего и не упомнишь. Но я всё больше проникалась уважением к тем, кто подобрал нас в пару, и симпатией к самому землянину.

По молчаливому согласию разбрелись спать, когда светило всё же скатилось за ровную линию горизонта, полыхнув напоследок зеленоватым закатом, больше похожим на северное сияние. По корабельному времени сейчас было время ужина, и прожорливый пилот оказался не прочь подкрепиться перед сном. Я посидела с ним за компанию, а потом устроилась в тесной каюте, свернувшись калачиком.

Комбинезон снимать не стала. Всё равно на таких кораблях нормального душа нет, только ионное недоразумение, удовольствие от процесса я не получу, а острой необходимости в нём не было, костюм помогал сохранять чистоту. Длинные волосы в рейсах тоже проблем не доставляли: я собирала их в несколько кос, укладывала вокруг головы и фиксировала одним хитрым составом. В таком виде они не путались, не пачкались и могли без особых проблем просуществовать десяток-другой дней, а больше обычно и не требовалось.

Заснула быстро: койка, занимавшая добрую половину крохотной каморки, удобно подстраивалась под тело и не доставляла неудобств, а сознание с радостью воспользовалось передышкой. Тот факт, что я не впала от встречи с жевакой в истерику, да и потом неплохо себя контролировала, совсем не значил, что встреча эта далась легко. Я видела останки тех, кому повезло гораздо меньше, забыть увиденное не могла до сих пор и не смогу уже никогда, хоть и умудрилась тогда не проблеваться. Сложно было не прокручивать в голове эти картины и не холодеть от мысли, что мы были на волоске от подобного исхода.

Закономерно, что, уснув, спала я урывками и то и дело просыпалась от невнятных сумбурных кошмаров: разум переваривал переживания дня. Обнаружив себя в тесной тихой каюте, я каждый раз быстро успокаивалась, поворачивалась на другой бок и засыпала снова.

В какой-то момент меня разбудил короткий оклик по имени, и в первое мгновение я спросонья подумала, что это была часть сна. Но тут комната озарилась рассеянным тусклым светом, а стоящий в проёме двери Юра вновь окликнул меня и спросил:

— Лу, на корабле есть оружие?

— Что?! — уточнила я сонно, села на койке, растирая глаза. — Что случилось, какое оружие?

— Есть или нет? — требовательно повторил он.

— Нет, откуда! Это же обычный грузовой аппарат, ты же читал характеристики...

— Я имею в виду ручное оружие.

— Нет, — окончательно растерялась я. — По инструкции не положено, да и толку от него? Опять же, с ним ещё уметь обращаться надо...

Глаза более-менее привыкли к свету, и я сумела наконец рассмотреть пилота. И увиденное мне не понравилось.

— Плохо, — коротко проговорил он. — С ним было бы спокойней.

— Да что случилось, ты можешь мне рассказать?! — Я торопливо поднялась с койки.

— Пойдём, сама увидишь, — отмахнулся мужчина и широким шагом двинулся к рубке. Я, естественно, поспешила за ним, на ходу пытаясь угадать, что происходит.

Мысли, что Юрию приснился кошмар и у него вдруг разыгралась паранойя, я даже близко не допускала, не тот человек. Может, я плохо знаю его и его биографию, но что-то подсказывало: очень сложно вывести моего пилота из равновесия, а сейчас он был весьма встревожен. Не паниковал и даже, наверное, не боялся, но явно ожидал чего-то очень плохого и готовился с этим бороться. С оружием в руках.

Самым вероятным мне представлялся вариант, что на поверхности планеты с закатом появилось нечто более внушительное и опасное даже на вид, чем те шарики, но дальше фантазия пасовала. Я просто не могла себе представить живое существо, способное всерьёз угрожать нашей амфибии. А даже если бы смогла, точно не поняла бы, как в борьбе с ним может помочь ручное маломощное оружие.

Но всё оказалось иначе.

Ночь на этой безымянной планете мало уступала в яркости дню: небо пересекала широкая полоса, дававшая почти столько же света, сколько здешняя звезда. Судя по всему, с белым карликом я угадала, и за орбитой "нашей" планеты располагался протопланетный диск, который отражал очень много света. Ума не приложу, как мы могли не заметить его вечером.

Но это всё мелочи. Главное, в свете этой полосы в нашу сторону вдоль береговой линии двигался... двигалось нечто. Продолговатый серебристый объект по-настоящему циклопических размеров, по меньшей мере в пару километров длиной, на первый взгляд кажущийся совершенно монолитным. Он неторопливо плыл на высоте в несколько десятков метров с лёгкостью и грацией облака, закрывая горизонт, надвигаясь неотвратимо и... да, по-настоящему жутко.

Разноцветные шары продолжали флегматично перекатываться по поверхности, равнодушные как к смене дня и ночи, так и к новым гостям. Неизвестный объект же, напротив, проявлял к ним повышенный интерес, и то один, то другой шар взмывали вверх, бесследно исчезая в серебристом чреве, а остальные соседи полностью игнорировали пропажу.

Жертвы выбирались на первый взгляд бессистемно, разных цветов и размеров. То забирались несколько рядом, то пропускались плотные скопления. И всё это плавно, размеренно, даже как-то рутинно.

Я догадывалась, о чём думает сейчас напарник, и полностью разделяла его мысли. Почему-то казалось несомненным, что мы разделим участь пасущихся на пляже существ, и представлялась эта участь незавидной. А хуже всего было то, что мы не могли сопротивляться: повреждённая амфибия не могла сдвинуться с места без посторонней помощи, а бежать некуда. Даже если оно нас не заметит, мы просто не сумеем дожить за пределами гавии до прибытия помощи.

Всё-таки ожидание и осознание собственного бессилия много хуже смерти как таковой.

Бросив задумчивый взгляд на напарника, я опустилась в собственное кресло: сидя ждать развития событий было значительно удобней. Юрий на несколько мгновений оторвался от созерцания приближающегося объекта и последовал моему примеру. Я почувствовала, что он запустил проверку систем двигателя — жест отчаянья, за время нашего сна ничего не изменилось и измениться не могло.

— Как думаешь, что это? И кто? — Я наконец не выдержала тишины.

Уже не вызывало сомнений искусственное происхождение громадины: на поверхности виднелись выемки, борозды и наросты слишком геометрически правильной и разной формы. Пирамидки, цилиндры, штыри...

— Может, какая-то колония, с которой была потеряна связь? — с расстановкой проговорил землянин, но, судя по голосу, и сам в это не верил.

За всё время развития геонавтики люди так и не встретили пресловутых "братьев по разуму". До сих пор хватало энтузиастов, которые упорно искали их следы, и вроде бы даже попадались подлинные артефакты чужих цивилизаций, но всё это существовало на уровне слухов. Возможно, большие секретные шишки знали куда больше и чаёвничали с какими-нибудь многорукими хвостатыми гуманоидами, но обыватели довольствовались сказками и условно-реальными историями. Никакого "контакта" не случилось, никто не вёл с нами дипломатических переговоров, не пытался торговать и не рвался делиться совершенными технологиями.

Не исключено, что с разумом таким мы встречались, но не опознали его: я придерживалась популярного мнения, что возникший в принципиально иных природных условиях разум будет, скорее всего, настолько иным, что никакого контакта не сможет случиться, мы банально не сможем воспринять друг друга и будем существовать параллельно.

Некоторые считали, что нам очень повезло ни с кем не встретиться. Если немного дать волю фантазии и интерпретировать в подобном ключе кое-какие находки, подобное мнение казалось особенно справедливым.

Человечество действительно находило разнообразные артефакты и сооружения, похожие на следы древних цивилизаций. Многие из них представляли собой мегалитические каменные конструкции и до странности напоминали древние сооружения Земли. Например, одной из достопримечательностей Лооки является огромная скала, обточенная в форме правильной пирамиды явно не водой и ветрами. Вот только происхождение таких творений, в отличие от земного наследия, оставалось огромной тайной: вокруг них не попадались даже совершенно одичавшие, примитивные аборигены.

Сотню стандартов назад много шуму наделала небольшая планетка, открытая исследовательской миссией. На ней имелась вода, воздушная атмосфера, но не было ровным счётом никакой жизни, даже бактерий. Полная стерильность. Зато нашёлся материал, похожий на янтарь, огромные залежи мела и другие вещества, которые в человеческом представлении имеют органическое происхождение. А ещё там нашлись пресловутые мегалиты.

Что за катастрофа уничтожила жизнь, явно существовавшую на этом небесном теле, учёные гадали до сих пор, версий имелась масса, но ни одна пока не подтвердилась.

Сейчас я смотрела на медленно летящее вдоль береговой линии нечто, и во мне крепла неприятная уверенность, что я знаю ответ на эту загадку.

— Интересно, нас банально сожрут, препарируют или попробуют сначала поговорить по душам? — мрачно уточнила я.

— Истории ходят разные, — уклончиво ответил землянин. — А жалко, что я не согласился тогда на твоё предложение. В той тренировочной капсуле.

— Ты серьёзно? — я вытаращилась на него с, подозреваю, весьма ошалелым видом.

— Нет. — Он усмехнулся. — Просто пытаюсь разрядить обстановку. Всё равно бы ничего путного не вышло.

— Да ладно... Говорят, настоящий мужчина не может считаться импотентом, пока у него есть хоть один палец, — заметила я, с готовностью подхватывая тему. Пустопорожняя фривольная болтовня определённо приятнее мыслей о неизбежной скорой смерти. И полезней, что уж там. Очень не хотелось впадать в ничтожество и терять от страха человеческое лицо, а если в тишине представлять себе всевозможные картины зверской расправы жутких тварей над людьми, удержаться от этого трудно.

В ответ на моё высказывание Юрий расхохотался.

— Интересная мысль.

— Да ты что, это же древняя шутка, — хмыкнула я чуть растерянно. — Небось, ещё с Земли родом.

— У нас сейчас об этом не шутят.

— За это бьют морду и смертельно обижаются?

— Нет, почему? Просто не смешно, — он слегка пожал плечами.

— По тебе заметно, как не смешно, — съехидничала я.

— В твоём исполнении и именно сейчас получилось удачно, — пояснил он.

— Погоди, я знаю! У вас с головой проблемы, а не с противоположным местом! — предположила я.

— Не понял.

— Ну мораль очень строгая. Настолько строгая, что до свадьбы прямо ни-ни, и всё это ещё химически контролируется. А тебя дома ждёт женщина, которой ты поклялся хранить верность. Впрочем, есть ещё одна мысль, но она мне ещё сильнее не нравится: женщина эта умерла, а ты больше ни с кем и никогда... Надеюсь, не угадала? — насторожилась я, потому что напарник смотрел на меня уж очень странно.

— Кхм. Нет. Ты книги сочинять не пробовала? У тебя получится!

— Ты думаешь, я сама это придумала? Нет, как раз почерпнула из разного рода развлекательной литературы, — с облегчением ответила ему. — Точно никакой трагической истории с бывшей женой нет?

— Точно, — спокойно проговорил Юрий. — Обошлось. Я вообще женат не был: у нас редко женятся поспешно и потому редко разводятся.

— То есть у тебя или совсем не было женщин, во что мне совсем не верится, либо близкие отношения вне брака всё-таки не порицаются, — сделала я логичный вывод.

— Не порицаются. — Пилот усмехнулся задумчиво и как будто немного снисходительно, чуть сощурился, разглядывая меня, и явно собрался что-то сказать, но в этот момент картинка "за окном" резко сдвинулась, и мы оба осеклись, напряжённо уставившись в экран.

Игнорировать нас пришельцы, увы, не стали. Немаленькая амфибия воспарила вверх с той же лёгкостью, с какой до сих пор поднимались разноцветные шары, — и на этом всё кончилось. Точнее, кончились наши перемещения. Снаружи царила непроглядная глухая темень, а приборы показывали несусветную ерунду. Состав атмосферы менялся стремительно и хаотично: то там был разреженный аргон, то электроника утверждала, что мы вмурованы в толщу камня, то выдавала длинные невнятные списки веществ, как будто в случайном порядке выдернутых из какого-то химического справочника. Причём некоторые из них по всем привычным мне законам просто не могли существовать рядом, не вступая друг с другом в реакцию, однако — существовали.

Видимо, корабельная электроника знала те же законы, что и я, или просто не выдержала таких стремительных изменений, и вскоре внешние датчики расписались в собственном бессилии. Не отключились, но раз за разом грустно сообщали, что среда неизвестна.

Некоторое время мы молча сидели в тишине, а потом за нашими спинами с тихим шелестом открылась дверь. В мёртвой тишине этот звук прозвучал грохотом, и мы с напарником одновременно обернулись. Причём я обернулась вместе с креслом, а Юрий одним слитным движением успел не только повернуться, но и встать, сделав полшага по направлению к двери — кажется, чтобы пульт и кресло не мешались. Разглядев причину переполоха, я вздрогнула от неожиданности, тоже медленно встала, но вперёд рваться не спешила. Наоборот, вжалась в пульт, из-за плеча пилота рассматривая неожиданного визитёра.

Выглядел он... человекообразным. Среднего роста некрупная фигура в какой-то бесформенной серой одежде. Кажется даже, не просто бесформенной, а прихотливо изменяющей очертания. Описать лицо тоже не получалось: оно было никаким. Невнятные очень короткие сероватые волосы, непонятного цвета глаза. Каждая черта в отдельности казалась нормальной и человеческой, но собираться в единый портрет они упорно отказывались.

— Сохраняйте спокойствие, — бесстрастным и таким же никаким, как остальная наружность, голосом проговорил он.

Судя по всему, прямо сейчас убивать или жрать нас не собирались, решили сначала поговорить. Это вселяло определённый оптимизм и позволяло немного перевести дух. По крайней мере, сейчас.

— Кто вы такие и что вам от нас надо? — хмурясь, спросил землянин.

— И откуда вы знаете нашу речь? — не удержалась я и осторожно подступила ближе. Не к чужаку, к напарнику: с ним рядом мне было спокойней. Подошла, встала у него за спиной и чуть сбоку, прижимаясь бедром к креслу и едва удерживаясь от желания ухватиться за локоть мужчины.

Вперёд я бы не полезла даже в бреду. Я совсем не боец и способна постоять за себя в очень ограниченных пределах, а вот Юрий держался уверенно. Не думаю, что он действительно чувствовал себя таким спокойным, как пытался показать, но... обманчиво расслабленная устойчивая поза, какая-то необъяснимая сосредоточенность давали понять, что, в отличие от меня, пилот драться умеет и непременно будет, если возникнет такая необходимость. И мешаться у него под ногами я не собиралась.

— Примитивное средство коммуникации, простое в изучении, — так же монотонно ответил он. — От недостатка информации особи вашего вида совершают нерациональные поступки, чем вредят себе. Сохраняйте спокойствие и оставайтесь внутри своего транспортного средства.

— Что вы собираетесь с нами делать? — настойчиво повторил Юрий.

— Изучать.

— Мы хоть живы после этого останемся? — мрачно уточнила я.

— Способности вашего вида к самовосстановлению пренебрежимо малы, вероятность выживания особи при применении разрушающих методов изучения приближена к нулю. Вероятность успешного изучения конфигурации электрических связей и носителей информации в случае разложения приближена к нулю. Выработанный алгоритм поведения требует применения неразрушающих методов исследования. Сохраняйте спокойствие и оставайтесь внутри своего транспортного средства, — повторил пришелец, пошёл странной рябью и исчез.

С тихим шипением закрылась дверь, в проёме которой прежде стоял странный гость. Несколько секунд мы молча таращились в стену.

— Я почти ни хрена не понял, но "неразрушающие методы" звучит лучше, чем разрушающие, — с расстановкой проговорил пилот. Глубоко шумно вздохнул, передёрнул плечами, встряхиваясь, и только после этого обернулся, оказавшись в упор ко мне. Я нервно хихикнула и, зажмурившись, уронила голову, уткнувшись лбом в плечо землянина.

— И не говори.

Руки и ноги сделались ватными. Кажется, пальцы мелко дрожали, но смотреть на них и убеждаться в этом не хотелось. Хотелось рассмеяться, сморозить какую-нибудь глупость, пошутить, да хоть бы опять начать приставать к Юре с неприличными предложениями, чтобы отвлечься. Но по спине пробирало холодом, а в голове билась единственная мысль: оно вошло в транспорт, не повредив обшивку и не потревожив электронику. И я готова была поклясться, дверь среагировала на его появление только для того, чтобы... подопытные не начали совершать нерациональные поступки от недостатка информации.

А если оно вошло однажды, с той же лёгкостью войдёт снова.

Мне на плечо опустилась тяжёлая ладонь мужчины, слегка сжала. Говорить какие-то слова утешения напарник не пытался, да оно и к лучшему, я бы всё равно не поверила. Главное, он просто стоял рядом — сильный, уверенный и как будто даже спокойный. Во всяком случае, достаточно себя контролирующий, чтобы казаться спокойным.

Умом я понимала, что землянин знает не больше моего и вряд ли способен как-то справиться с этим существом, но всё равно напряжение потихоньку начало отпускать. Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь унять торопливо колотящееся в горле сердце, судорожно сглотнула и осторожно заговорила, проверяя, не дрожит ли голос:

— Мне кажется, он говорил про мозг. Носители информации, электрические связи...

К счастью, голос звучал ровно, и это ещё немного приободрило. Если сейчас расклеиться или, хуже того, удариться в панику, ничего хорошего это нам не принесёт. Да и... устраивать безобразную сцену очень не хотелось — не только из-за мужчины, но и ради самой себя.

— Если они так хорошо понимают в наших мозгах, может, это всё было просто видением? Внушением? — предположил Юрий через несколько секунд.

— Но как?! Корабль защищён от проникновения любых веществ, он...

— Но ведь ты способна ориентироваться в потоках, вовсе не прибегая к помощи приборов. Да, сложнее, но стенки корабля этому не мешают.

— Если это действительно так, если они правда пользуются единством информационного поля, — медленно проговорила я и подняла взгляд на лицо собеседника, — получается, мы можем им что-нибудь противопоставить?

— Никто не мешает попытаться. — Землянин одобрительно улыбнулся уголками губ, и страх окончательно отступил под его сосредоточенным взглядом. Не сгинул совсем, но затаился и притих, вытесненный другими мыслями и стремлениями.

Откладывать попытки проверить эту гипотезу мы не стали и поспешили вернуться в кресла.

Сейчас люди склонны полагать, что Вселенная едина и, как ни странно это звучит, неделима. Она изменяется, расширяется, но на любых расстояниях остаётся связь между двумя любыми её точками. Взаимосвязано всё, на самых разных уровнях и с помощью самых разных сил. Многие из них были известны ещё до зарождения геонавтики. Одни взаимодействия связывают элементарные частицы в атомы, другие собирают атомы в молекулы и удерживают вместе, третьи не позволяют планетам сбегать от звёзд.

Давно было доказано, что ничто не может исчезнуть бесследно. Чуть позже — что материя есть особая форма существования энергии, "закольцованная", уплотнённая. А потом, пытаясь найти связь энергии, пространства и времени, обнаружили ещё одно измерение, ещё одно качество реальности: информацию. Отпечаток на шкале времени, который оставляют все события, начиная от колебаний атомов в кристаллической решётке и заканчивая столкновением галактик. Самое замечательное, что для всех этих отпечатков не существует понятия расстояний. То есть, с точки зрения этой теории, в любой точке Вселенной доступно одновременно всё информационное поле.

Постепенно человечество с удивлением обнаружило, что природа, оказывается, наделила людей самым точным и универсальным инструментом для исследования этого масштабного явления — мозгом. Не только как вместилища разума, но просто как органа чувств: мозг способен "пощупать" это самое информационное поле гораздо полнее и точнее, чем придуманные людьми приборы.

Как любая теория, эта имела свои пробелы, и замахиваться на "всезнание" человечеству было, мягко говоря, рановато, но это не мешало учёным продолжать свои изыскания, а техническим специалистам — превращать их плоды в достижения прогресса.

Что я, что Юра — практики, мы учились обращаться с техникой и контролировать свой разум, в некотором смысле выходить за пределы собственного тела, но почти не изучали причин и закономерностей этого всего. Мы знали, что нужно делать и как, чтобы добиться определённого результата, но вот почему это происходит — представляли весьма условно. И точно так же смутно предполагали, как именно можно проверить предположение землянина. Но даже тыкаться вслепую, пытаясь решить неразрешимую задачу, лучше, чем дрожать, забившись в угол — в этом мы с напарником оказались солидарны.

Повреждённая техника задачу не упрощала, но никаких сложных вычислений от нас всё равно пока не требовалось, надо было для начала просто осмотреться. И результат этого осмотра оказался не менее странным, чем показания датчиков среды, когда те ещё работали.

Заглянуть далеко наших способностей не хватало, но на несколько километров вокруг простиралась очень странная среда, понять состав которой мы не могли. Она не походила ни на что, виденное прежде или хотя бы теоретически знакомое — сложная смесь самых разнообразных простых веществ, к которым были подмешаны совершенно незнакомые соединения. Нельзя было даже с уверенностью сказать, газ это или твёрдая материя. Непонятное облако было пронизано столь же неоднородными электромагнитными полями и постоянно хаотически двигалось.

Попытки приглядеться повнимательней привели к тому, что меня попросту вышвырнуло обратно в реальность, и в этой реальности моему телу было плохо: от перенапряжения тошнило и ужасно кружилась голова. Я расслабленно прикрыла глаза, пережидая приступ дурноты, и попыталась проанализировать увиденное.

По всему выходило, что усилия были напрасными: во всём окружающем хаосе не удалось найти и намёка на разумных существ. Кто и как нас похитил, кто и как с нами разговаривал, где мы сейчас находились — ни на один вопрос так и не нашёлся ответ. Даже внятных предположений не осталось.

— Что же это такое? — пробормотала я себе под нос. Действовали мы с напарником совместно, поэтому ощущения его мало отличались от моих, да и мысли, подозреваю, тоже.

— Есть у меня ощущение, что во всём этом с ходу не разобрался бы и коллектив нескольких исследовательских центров, — философски заметил землянин. — Так что результат хоть и обидный, и неутешительный, но закономерный. Лично меня сильнее занимает вопрос "Что со всем этим делать?", но — увы. Могу только с уверенностью сказать, что из амфибии лучше не выходить. Удивляюсь, как держится обшивка и почему никакие приборы, пережившие аварию, в таких условиях не вышли из строя, но на себе проверять, что ждёт человека в защитном костюме, не тянет. К тому же нам ясно велели оставаться внутри корабля, и нарываться на неприятности вот так с ходу не хочется.

— Интересно, какие силы удерживают всё это в таком состоянии? — продолжила я, мысленно согласившись с доводами мужчины. — Может, наши временные хозяева просто теряются в этом хаосе? То есть они где-то там, но за этой, с позволения сказать, атмосферой мы их не видим?

— Это тоже возможно, но больше всего похоже... — ответил он, но замялся, подыскивая слова.

— Мы просто не способны воспринять их — как разум, вообще хоть как-то, — завершила я за него и удостоилась чуть рассеянной благодарной улыбки. — Может, они вообще не имеют физического тела! Например, состоят из относительно свободной энергии неизвестной нам природы.

Разговор помогал пока отвлечься от мыслей о нашем туманном будущем, и я готова была говорить что угодно и о чём угодно. Несколько минут мы с напарником вяло обсуждали увиденное и упражняли фантазию, строя предположения. Без особой надежды докопаться до истины и без каких-либо аргументов, просто это было единственное доступное развлечение, которое хоть немного нас занимало.

— Ладно, предлагаю пойти досыпать, — наконец решил Юрий. — Думать лучше на ясную голову, а мы проспали часа три. Всё равно наша бдительность никому не поможет, а не спать мы не можем.

— Три часа? — переспросила я. — А как ты вообще заметил их приближение?

— Не спалось, потом пить захотелось, решил заодно сходить в рубку, — ответил тот и пожал плечами, поднимаясь с кресла.

— Юра, а можно я тебя кое о чём попрошу? — решилась я.

— О чём? — Пилот, явно растерявшись, озадаченно посмотрел на меня. Кажется, не ожидал от меня такой неуверенности.

— Можно, я пойду с тобой? — попросила тихо.

— Кто про что, а Лу о самом главном? — он иронично хмыкнул.

— Я очень тебя разочарую, если скажу, что в такой ситуации думать о сексе не могу даже я? — Я слабо улыбнулась в ответ и созналась: — Одна, боюсь, не засну.

— Пойдём.

Продолжать тему и выяснять подробности он не стал, и за это я тоже была благодарна.

Я хороший штурман, могу сказать это без ложной скромности. Наверное, даже из лучших на всей немаленькой "Унлоа". Я люблю свою работу, люблю сложные рейсы и необычные занятия. Когда нужно добраться не на соседнюю обжитую колонию земного типа, а вот как в этот раз — далеко, трудно, непредсказуемо. И опасности, грозящие геонавтам, я принимаю спокойно. Смерти боится любой, но каждый из нас к ней готов.

А вот к тому, что происходило сейчас, я оказалась не готова. Да и можно ли вообще подготовиться к подобному?

Одно дело, если нас быстро и безболезненно убьют. Но ведь возможны варианты гораздо худшие. Да, хочется верить в лучшее, хочется, чтобы, внимательно рассмотрев нас, эти странные существа вернули нас домой, но можно ли всерьёз рассчитывать на такой исход?

Мне хватало самообладания и силы воли, чтобы сдерживать свой страх, отгонять мрачные мысли. Но это здесь, в ярко освещённой рубке, в компании собранного и сосредоточенного напарника; глядя на него, было очень стыдно поддаваться панике. А вот что со мной будет в одиночестве крошечной каюты — большой вопрос. Истерика представляется самым вероятным и ещё относительно безобидным вариантом.

Койка для двоих оказалась узкой — всё-таки Юрий достаточно крупный мужчина — и устраиваться пришлось в обнимку. Я вжалась спиной в стену, уткнулась лицом в грудь напарника, ощущая на талии тяжесть его руки. Было тесно и трудно дышать, но не могу сказать, что это обстоятельство меня расстраивало. Зато из темноты за мной не следили пристально бесстрастные чуждые глаза и было почти не страшно.

Но уснуть всё равно удалось не сразу: никак не получалось расслабиться и окончательно успокоиться. Я лежала, слушая размеренное дыхание мужчины, и пыталась уговорить себя, что всё обойдётся, что совсем скоро всё это закончится и мы сможем вернуться к нормальной жизни.

Снилось что-то сумбурное и неприятное, но, к счастью, открыв глаза, я сразу же забыла этот сон. Не сразу удалось сообразить, где я нахожусь и почему. А когда вчерашние события вспомнились, мысли от них первым делом перескочили не на вчерашние страхи, а на напарника, который спал рядом. Почему-то я ожидала, что он встанет первым.

Юрий лежал в той же позе, в какой засыпал; кажется, за всю условную ночь мы оба ни разу не пошевелились. Во сне он хмурился, а веки подрагивали — пилоту явно снилось что-то неприятное.

Почему-то я только сейчас сообразила, что землянин, несмотря на самообладание, тоже совсем не робот. После аварии его, похоже, лихорадило не меньше, чем меня: не просто же так его понесло пейзажи разглядывать! Вполне возможно, что он ещё и прогонял раз за разом в голове все свои действия и гадал, мог ли что-то изменить и вывести амфибию из жеваки с меньшими потерями. Да и вчерашние события явно не прошли даром, вот он и компенсирует долгим сном.

Почему-то эта мысль совсем меня не расстроила и не напугала, а наоборот, приободрила и даже немного обрадовала. Во-первых, понимание несовершенства окружающих и наличия у них слабостей помогает и к собственным слабостям относиться снисходительней, а во-вторых, я где-то слышала, что лучше всего справиться со страхом помогает не самоубеждение, а наличие рядом человека, которому ещё страшнее, чем тебе самому, и которого тебе приходится утешать. Землянин, кажется, в утешении моём не особенно нуждался, но настроения это не испортило.

Меня обуяла жажда деятельности, очень захотелось пойти и совершить подвиг, ну или хотя бы организовать завтрак, но по здравом размышлении я решила отложить эти благородные порывы. Выбраться, не разбудив напарника, я бы не смогла, а будить его не хотелось: пусть лучше спокойно выспится.

Справимся. Совместными усилиями мы со всем справимся, выберемся из этой передряги и ещё потом будем со смехом вспоминать, травя коллегам байки.

Глава 3. Контакт

{Лунария О-Ори}

Долго Юрий не проспал, я даже не успела задремать вновь. Наверное, я всё-таки разбудила его каким-то неловким неосознанным движением.

— Доброе утро, — тихо поздоровалась я.

— Как ни странно, да, — хмыкнул землянин в ответ и поднялся с койки, разминая затёкшие со сна мышцы. — Выспалась?

— Ага. Не помню точно, но, кажется, даже кошмары не мучили. Пойдём завтракать?

Пустяковые бытовые вопросы вроде организации перекуса и ленивые сетования на невозможность нормально умыться скрасили утро, позволив на некоторое время забыть о происходящем снаружи.

Несмотря на заявленную производителями универсальность этой гавии, устройство "Боро" не рассчитано на долгое комфортное проживание. Рубка здесь является, пожалуй, единственным действительно удобным и с умом организованным помещением, где немногочисленные находящиеся на борту люди могут разместиться одновременно, не доставляя друг другу неудобств. Грузовые отсеки тоже распланированы с умом: несколько шлюзов облегчают погрузку и даже во время перелёта в любой момент можно получить доступ почти к любой части груза. А вот все остальные "жилые помещения" явно распихивали по остаточному принципу. Несколько крошечных тесных кают, две туалетных комнаты и некое подобие камбуза площадью с одну из кают — вот и все удобства.

Встречаться с гавиями этого ряда мне доводилось часто, и даже с данной конкретной амфибией я знакома достаточно давно: доводилось возить грузы ещё с прошлой напарницей. Я всегда считала "Боро" одной из лучших, а бытовые неудобства — незначительными, их вполне можно потерпеть несколько суток. Сейчас же все эти недостатки всплыли в полной мере и начали дополнительно раздражать.

Впрочем, в настоящий момент куда сильнее смущал не собственно тесный камбуз, в котором мы с трудом могли развернуться вдвоём, а неопределённость. Я просто не могла определиться, начинать уже привыкать к тесноте и приниматься за обустройство гавии в пределах наших скромных возможностей, или попробовать перетерпеть. Слабо верилось, что исследования наших тюремщиков, даже если всё пойдёт по самому благополучному сценарию, уложатся в несколько дней, но точно нам этого не сказали, и надежда пока жила.

Позавтракав, мы опять устроились в рубке, не спеша в этот раз куда-то лезть: достаточно успокоились, чтобы здраво поразмышлять, а не пытаться забыться. Поэтому мы уселись в кресла и развернулись друг к другу вполоборота.

— Юра, а земляне в самом деле знают об инопланетянах — то есть пресловутых представителях иных цивилизаций — не больше нашего?

— Если кто-то и знает подробности, то это, увы, не я, — ответил он, пожав плечами. — Званием не вышел.

— Званием? То есть ты военный?

— Тебя это удивляет? — Юрий усмехнулся. — На Земле нет и в последние столетия не было геонавтов-гражданских, это вотчина военных ещё с начала освоения других планет. Поначалу подобное отношение было продиктовано опасностями, грозящими первопроходцам. Потом ситуацию начали понемногу смягчать, появились гражданские гавии вроде вот этого транспорта, но обострилась политическая ситуация, стали появляться другие источники угрозы вроде колоний, жаждущих независимости, и частных перевозчиков опять потихоньку подмяли под себя армейские. До карантина разве что отставные имели право на продолжение деятельности, но их всё равно курировало бывшее начальство. Во время карантина геонавтов вообще обучали очень мало, только чтобы не утратить это умение, а после — сама понимаешь.

— Почему установили карантин, ты, конечно, не расскажешь? — полуутвердительно спросила я.

— Уж точно не сейчас. — Напарник не стал меня удивлять.

— И о том, ради чего Земля прислала вашу компанию, тоже?

— Ну, тут всё просто и полностью отвечает официальной версии: налаживаем контакты, делимся опытом. Я же говорил, у нас во время изоляции было очень мало геонавтов, да и сейчас их совсем немного, а потребность только возрастает.

— И у меня есть шанс через некоторое время получить заманчивое предложение? Приглашение поработать? — опешила я.

— Понятия не имею, не я же буду делать выводы и принимать решения, — пилот развёл руками. — Нам сказано работать, осваиваться и внимательно смотреть по сторонам. Например, внимательно наблюдать за отношением окружающих к Земле и землянам.

— Ага, проще говоря — шпионить. Интересно, а специальная подготовка у тебя есть? — весело спросила я, окинув крепкую фигуру напарника внимательным взглядом. Хм. Честно говоря, совсем не удивлюсь, если всё именно так. — Ладно, не отвечай, всё равно ты правды не скажешь или я не поверю. И вообще, нам бы для начала выбраться отсюда. — Я наконец вспомнила, где мы находимся и в каких условиях, и настроение опять испортилось. — Только лично у меня никаких мыслей на эту тему нет.

— Да, тыкаться вслепую — непродуктивное занятие, — согласился пилот.

Некоторое время мы молча сидели, гипнотизируя приборную панель. Я вяло просматривала показания датчиков, внутренних и внешних, не изменившиеся со вчерашнего: корабль по-прежнему не знал, как обозвать окружающую среду, и уверенно утверждал, что посторонних на борту нет и не было. А потом повисшую тишину нарушил Юрий.

— Очень странно, — негромко заметил он.

— Которую из странностей ты сейчас имеешь в виду? — со смешком уточнила я.

— Кислород. Рабочее вещество системы регенерации нетронуто, система жизнеобеспечения к ней не обращалась, при этом все резервуары со сжиженным кислородом полны под завязку. После аварии гавия забирала газ из внешней среды, восполнила всё то, что мы использовали во время перехода, и потом продолжила работать на забортном кислороде. Продолжает и сейчас.

— Погоди, как так?! Датчики среды отказали, мы должны были перейти на внутренние запасы!

— Должны. Но — не перешли, — пилот медленно кивнул. — Более того, стоит отметка о принудительном переходе на этот режим. Компьютер считает, что от экипажа поступила соответствующая команда. Ты её, как я понимаю, не давала, я — тоже, а команда отдана вскоре после того, как мы оказались внутри этого странного объекта. Посторонних на гавии не было, — последнюю фразу он проговорил с откровенным сарказмом, видимо, передразнивая компьютер.

— То есть не было никакого загадочного воздействия через информационное поле, вчерашний тип нам не привиделся? — заключила я. — Им просто не нужны такие воздействия, потому что они напрямую управляют электроникой гавии, могут входить и выходить, когда заблагорассудится. А могут и не выходить вовсе...

— Похоже на то, — мрачно согласился напарник. — Этот вариант выглядит отличной альтернативой воздействию через информационное поле и, на мой взгляд, правдоподобнее. Если они с такой лёгкостью взломали мозги гавии, причём без труда влезли в такие глубокие и изолированные от всех прочих области, как система жизнеобеспечения, возникает закономерный вопрос: зачем им мы?

— То техника, а интересовались они нашими мозгами, — предположила я, пожав плечами. — Наверное, и сейчас наблюдают. И хихикают. Впрочем, даже если мы угадали, это не даёт никакой полезной информации и ответа на вопрос "что делать?" тоже. Разве что поговорить с ними напрямую и узнать, что именно их интересует. Так что, братья по разуму, разговаривать будем? — спросила я у потолка.

— Предложение рационально. Принято, — прозвучало за нашими спинами.

Мы с напарником одновременно вздрогнули и обернулись, с искренним недоумением таращась на гостя. Задавая последний вопрос, я просто дурачилась и даже на мгновение не могла предположить, что меня не просто услышат, но действительно решат поговорить. И тем не менее около выхода из рубки вчерашний — или неотличимый от него — безликий тип и смотрел куда-то сквозь нас.

Единожды высказавшись, продолжать беседу гость не стремился. Мы с Юрием обменялись растерянными взглядами, и я осторожно уточнила:

— Вы роботы, искусственные создания? Или живые разумные существа?

— Не роботы, — уверенно заявил пришелец и опять умолк.

Потом он отмер и сдвинулся с места, подошёл к одному из свободных кресел и сел. Двигался чужак при этом странно — судорожно, порывисто, порой лишь каким-то чудом не падая. На сидение опускался и вовсе неуклюже: присел над креслом, на мгновение завис в этой дурацкой позе, а потом вдруг "стёк" в него быстрым движением, неуловимым глазом. Ещё на мгновение он застыл неживым болванчиком со сведёнными коленками и уложенными на них ладонями, а потом перетёк в другую позу, расслабленную и гораздо более естественную. Я вдруг сообразила, что он просто скопировал Юрия, который несколько секунд назад сидел точно так же.

Все эти неловкие неестественные движения вызывали иррациональный, подспудный страх. Задумавшись, я вскоре нашла ему объяснение: казалось, что человеческим телом управляет чужая воля. Кто-то другой шевелил руками и ногами нашего собеседника, открывал его рот, и человеческое тело было для этого некто непривычной неудобной одеждой.

Правда, всерьёз предположить, что перед нами действительно труп какого-то бедолаги, управляемый чуждым разумом, я не могла. Этот "костюм" при внимательном рассмотрении вообще не казался живым человеком, он скорее напоминал пресловутого робота или некачественную голограмму. Мелькнула мысль, что неплохо было бы пощупать гостя, чтобы узнать, насколько он реален, но я поспешила отогнать эту безумную идею.

— И всё-таки чего вы от нас хотите? О чём именно согласились поговорить? — вернул меня к реальности голос напарника.

— Изучать, — веско, с расстановкой проговорил чужак. — Уникальное строение управляющего органа. Нестандартный путь прогресса для разумной формы жизни белкового типа. Предварительный прогноз исключает возможность прямого столкновения ввиду отсутствия предпосылок конфликта. Рассматривается возможность симбиотического... взаимовыгодного существования. Для окончательного принятия решения необходим подробный анализ особенностей управляющего органа, особенностей экстенсивного развития популяции, поведенческих норм отдельных особей, впоследствии — создание предпосылок для контакта, исключающих превратное толкование.

Весь монолог был произнесён тем же механическим тоном с той же монотонностью, абсолютно без выражения. Подобная манера только подчёркивала заумность фраз, отлично с ней сочеталась и дополнительно осложняла восприятие.

— Чёрт, вам с юристами разговаривать надо было, — недовольно фыркнул себе под нос пилот, явно разделявший моё мнение. — Почему вы, кстати, решили исследовать именно нас двоих, если прежде уже неоднократно сталкивались с нашими сородичами? Или не сталкивались? Или мы не первые жертвы?

— Взаимодополняющие особи вида, ярко выраженная искомая особенность управляющего органа, жизненные показатели в норме, поведенческие показатели в норме, низкая вероятность проявления агрессии, высокая стрессоустойчивость. Оптимальная ситуация: случайное воздействие обстоятельств непреодолимой силы, угроза жизни и безопасности. Рекомендуется оценка наших действий как... жеста доброй воли, — последнюю фразу он добавил нетвёрдо, как будто не был уверен в её значении.

— И что же угрожало нашей жизни на поверхности этой планеты? — спросила я растерянно.

— Явления тектонического характера. Прогнозируемое время уничтожения транспортной единицы с экипажем — восемнадцать часов семь минут в вашей системе счисления.

— Ох, ну ни... — Я выругалась себе под нос, а землянин удивлённо присвистнул. — Ты слышал о таком?

— Нет. Но это не показатель. Если он говорит правду и если нас действительно планируют отпустить живыми, эти сведения будет легко проверить. Даже если они взломали спутник и исправили его данные, есть ещё статистика наблюдений, в которую землетрясение либо впишется, либо нет. Есть, наконец, люди, которые всё это изучают! В общем, не вижу смысла ему лгать. Мы и так полностью в их власти и никуда не денемся, а единственное доказательство их добрых намерений мы сможем получить только тогда, когда окажемся на территории дружественной планеты. Так что предлагаю пока поверить.

Конечно, обсуждать слова чужака в его присутствии было невежливо, но что-то подсказывало: плевать он хотел на нашу вежливость, если вообще знает, что это такое.

— Ну да, если нас не собираются отпускать, смысла не имеют вообще никакие действия и разговоры. Проще допустить, что они действительно хотят мира, чем мучиться паранойей. И какая особенность мозга — ты же о нём, верно? — так ярко выражена у нас двоих? — спросила я у чужака. Предположение у меня имелось только одно, но хотелось бы ясности.

— Способность к прямому обмену информацией без передачи вещества и энергии.

— И как вы хотите использовать эту способность? — Юрий несколько напрягся.

— Необходимость использования отдельных качеств белковых форм жизни отсутствует. Прямой обмен информацией осуществляется нами на качественно более высоком уровне. Механизм использования белковыми формами жизни подобного способа коммуникации представляет исследовательский интерес с точки зрения...

— Слушай, а ты можешь говорить нормально? — перебила я его, не выдержав и полностью потеряв нить повествования.

— Вопрос некорректен, — после секундной заминки решил чужак.

— Слишком заумные слова, как будто ты читаешь какой-то научный доклад. Даже в официальном общении люди так не разговаривают!

— Примитивный способ коммуникации, — через несколько мгновений прокомментировал он, видимо, сообразив, что я имела в виду. — Рекомендовано выбирать наиболее точные формулировки в целях достижения максимальной когерентности...

— Стой! Погоди! — перебила я. — Люди так не говорят!

— Мы стараемся ещё упрощать свой примитивный способ коммуникации, — со смешком поддержал землянин, а я продолжила:

— Если вы исследовали людей, должны уже были выяснить это!

Чужак ещё немного помолчал, а потом решил:

— Утверждение соответствует статистически накопленной информации. Поправка принимается.

— Ты можешь рассказать, как вы собираетесь нас исследовать?

— Наблюдать. До фазы покоя... — сна? — вы активно применяли эту способность. Для наблюдения желательно, чтобы вы повторили эти действия. Понятно?

— Так гораздо понятнее, — похвалила я. — Такой способ исследования лично меня устраивает, действительно — неразрушающий. А на наши вопросы вы ответите?

— Какого рода вопросы?

— Например, как вы выглядите на самом деле, кто вы вообще такие?

— Мы — разумный вид экзопланетного происхождения. Основа состава — кремний, углерод. Второй вопрос некорректен.

— А что не так со вторым вопросом? — уточнила я.

— "Внешний вид" — качество, которое люди оценивают с помощью зрения, а человеческое зрение имеет слишком низкую разрешающую способность. Вы... не сможете нас увидеть, — пояснил он, видимо заметив, что опять увлёкся "точными формулировками".

— А вот это? — Я широким жестом обвела сидящую фигуру.

— В пределах, различимых человеческими органами чувств, мы способны принимать любую форму, — сообщил он и наглядно это продемонстрировал.

Голова фигуры обратилась в плотное облачко, поднялась на полметра над фигурой. Очертания туловища, в свою очередь, поплыли, и через пару мгновений кресло превратилось в полное подобие пульта управления. После этого всё вернулось в исходное состояние.

— Лихо, — протянула я.

— Погоди, я, кажется, понял. — Напарник чуть подался вперёд. — Ты — колония микроорганизмов?

— Приблизительно. Белковые соединения отсутствуют, — педантично поправил чужак.

А я едва не подпрыгнула от восторга, когда сказанное вдруг сложилось в голове в единую картинку.

— Я поняла! Не микроорганизмы, а жутко сложная колония нанороботов или чего-то вроде! Правда, естественного, не искусственного происхождения. Наши учёные до сих пор грезят возможностью создать подобное, только пока у них не получается...

— Да, — с некоторой запинкой ответил чужак. — Это близко.

— А "экзопланетного" означает, что зародились вы такие в открытом космосе, — пробормотал себе под нос Юрий. — Забавные, однако, существа. Сюда бы кого-нибудь из маститых космобиологов, и он съел бы все свои научные работы.

— Почему мне кажется, что ты имеешь в виду {конкретного} биолога? — задумчиво спросила я, мучительно пытаясь выбрать, какой вопрос задать "забавному существу" в первую очередь. Вопросы эти толпились в голове и то казались одинаково важными, то — равно бессмысленными.

— Я бы даже сказал, парочку конкретных биологов, — усмехнулся пилот. — Скажи, к вам применимо понятия "количество особей" или есть один огромный организм? А если применимо, то — сколько вас здесь сейчас? И где это — здесь? Как вы путешествуете?

— Есть индивидуальный разум, который при необходимости становится частью общего. Тесная связь частей с целым осложняет коммуникацию и распространение, — сообщил он. — Неподалёку находится четыре особи, выполняющие различные функции. Способ перемещения... сложно объяснять. Долго. Несовершенные средства коммуникации. Чем раньше мы выясним то, что нас интересует, тем скорее вы окажетесь среди своих. Срок существования белковых форм жизни слишком короток, — резюмировал он.

Мы переглянулись, не сдержав усмешек: не знаю, что именно они хотели выяснить, но о людях действительно знали много. Во всяком случае, кое-что в психологии понимали и умели виртуозно уходить от ответа. Сомневаюсь, что он не сумел бы при желании вкратце ответить на любой наш вопрос. А с другой стороны, может, во всём виноват пресловутый поиск точных формулировок, и в таких сложных вопросах он просто не мог позволить себе чрезмерное упрощение. Кто его, бесформенного, поймёт.

Но зато они отдают себе отчёт в нашей недолговечности. Так, глядишь, нас действительно вернут домой не едва живыми стариками.

— Это честно, теперь наша очередь, — кивнул Юрий. — Что именно от нас требуется?

— Продолжать делать то, что вы делали, — сообщил он и исчез. Наверное, распался на составляющие.

От мысли, что где-то вокруг нас, а хуже того — возможно, внутри нас, — сейчас находится невидимое существо с неизвестными возможностями, стало жутко, но я поспешила отогнать это ощущение и постаралась расслабиться. Надо сделать то, о чём просило это странное существо, и, глядишь, мы в самом деле в недалёком будущем увидим дом.

В этот раз выматываться так, как делали в прошлый, мы с пилотом не стали. Судя по всему, с обнаружением наших новых знакомцев в информационном поле та же проблема, что и с попытками их увидеть, не хватает чувствительности органов восприятия. Так что биться над этой проблемой смысла не было, а других задач перед нами не стояло.

Зато мы смогли относительно спокойно обсудить ситуацию и определиться с дальнейшим поведением. Ничего особенного, впрочем, не надумали, вариант имелся всего один, озвученный раньше: попытаться поверить словам пылеобразного существа и сделать то, что просят. Или геройски умереть, никому ничего не сказав, но эту идею отложили на потом. Представить обстоятельства, при которых наши знания могут как-то помочь ему в гипотетической войне против человечества, мы так и не сумели, поэтому и спешить с красивым благородным жестомсамопожертвования не стали. Пока была надежда выжить, стоило бороться.

В подобном режиме прошло два дня. За это время мы уже вполне успокоились и узнали о наших новых знакомых вещи, кажущиеся фантастическими. Понять объяснения пылеобразного собеседника оказалось несложно, сложнее было в них поверить.

Зародился этот вид в какой-то туманности, удалённой от нашей галактики, и постепенно очень широко распространился. Они умели "вручную" управлять субатомными процессами вроде термоядерного синтеза или ядерного распада, жили и питались за счёт получаемой при этом энергии, с её же помощью перемещались. Явно не просто летали, раз уж сумели добраться от своей далёкой туманности до нашей галактики, но что именно они делали с пространством-временем, мы так и не узнали. Более того, случайно выяснилось, что их активная деятельность в туманности ускоряет формирование звёзд, и именно из-за этого они вынуждены искать новые места обитания. Я не понимала, как у них это получается, да тут и специалист по субатомной физике не понял бы, но дух захватывало от открывающихся возможностей.

Эта разумная пыль могла поглощать энергию разных типов, синтезировать атомы любых веществ и составлять из них молекулы. Последнее давалось сложнее всего, создавать сложные органические вещества и полимеры они не умели, как не умели собирать из молекул достаточно большие объёмы вещества. Несколько элементарных ячеек кристаллической решётки — вот был их предел. Если вдруг им требовалось сырьё подобного рода, добывали органику (да и неорганику тоже) на планетах. Утверждали, что разумных на компост не перерабатывают, но мы с Юрой не поверили. Хотя тему предпочли не развивать. Наш собеседник вообще виртуозно уходил от некоторых вопросов вроде количества и местонахождения представителей "стандартных белковых видов", и выводы из этого следовали не самые приятные. В конце концов мы и сами стали избегать этой темы, чтобы не усугублять ситуацию.

В целом новый знакомый оказался более чем интересным существом, и мы с землянином остро сожалели о недостатке собственных знаний. Даже почти успокоились и привыкли к обществу чужака, хотя оставаться одна я всё равно опасалась. Судя по тому, что Юрий не шутил на тему нашего "совместного проживания", он либо отлично понимал моё состояние, либо и его моё присутствие успокаивало.

Но окончательно свыкнуться с обстоятельствами мы попросту не успели. На третий день такого изучения мы опять выпали в реальность, едва прикоснувшись к информационному полю. Хаотическая монотонность окружающего пространства за прошедшее время стала уже привычной, а сейчас с ним что-то происходило, и подобрать для этого "что-то" название с ходу не получилось. Зато получилось понять, что именно из-за него нас вышвырнуло сюда — не то инстинкт самосохранения, не то остатки корабельной автоматики.

— Ситуация критическая. Сохраняйте спокойствие. Воспользуйтесь средствами защиты, — сообщил, возникнув на высоте полуметра над креслом, наш знакомый и тут же растаял вновь.

— Да какого... вообще здесь происходит?! — проговорила я растерянно, а пилот рывком поднялся на ноги.

— Не знаю, но предлагаю последовать совету.

Защитные костюмы на борту имелись и хранились они здесь же, в рубке — инструкция требовала. Мы даже регулярно сдавали нормативы на скорость облачения в эту неуклюжую конструкцию. Никто никогда всерьёз не верил, что лично ему придётся прибегать к этому средству спасения, поэтому пытались халтурить, относились к этой обязаловке с неприязнью, соревновались в остроумии и ругались. Но сейчас я помянула добрым словом дотошного А-Апи, который драл с техников три шкуры и требовал от них каждый раз проверять не только системы гавии, но снаряжать амфибии под новый экипаж, в том числе — защитными костюмами в размер. А с нас драл по четыре, игнорируя недовольство, заставляя изучать средства спасения до последнего шва и всерьёз отрабатывать все практические занятия

Помогая друг другу, мы уложились в две минуты, на треть быстрее норматива, после чего, изрядно отяжелевшие и "распухшие", устроились в креслах.

— Юр, за что нам такое везение, а? — тоскливо пробормотала я. — Мне бы для бодрости духа одной аварии хватило.

— Копи бодрость про запас, — предложил он с усмешкой. — И не дёргайся раньше времени, ещё ничего не ясно. Вполне может быть, что это ложная тревога и у них тут подобное регулярно.

Я только нервно хмыкнула в ответ. Можно было предположить даже, что всё подстроено специально, для изучения нас двоих — очередной неразрушающий метод — и на самом деле ничего эдакого не происходит. Но чутьё подсказывало: всё всерьёз, мы вляпались в новые неприятности.

Но долго ожидание не продлилось, и где-то через четверть часа мы сбросили тревожное оцепенение, с жадностью уставившись в обзорный экран, тьма на котором неожиданно начала рассеиваться. Сначала чернота превратилась в густой смог, потом он стал редеть, и сквозь клочья потихоньку проступали смутные обманчивые очертания. А потом мне очень захотелось протереть экран — или собственные глаза.

Снаружи был ангар. Во всяком случае, именно это слово первым приходило в голову. Просторное ярко освещённое помещение с гранёными стенами: в плане оно, кажется, представляло собой правильный восьмиугольник, но сектор обзора был сильно ограничен и утверждать это с уверенностью мы не могли. Серовато-белые, на вид шершавые стены, тёмный пол. В стыках потолка и стен помещались тонкие длинные светильники, дававшие холодный болезненно-резкий свет, от которого тени делались чёткими и очень контрастными. Вдоль стен громоздились странные угловатые конструкции, соединённые между собой какими-то гофрированными шлангами. Вернувшиеся в строй датчики утверждали, что атмосфера хоть и отличается составом от привычной, но вполне пригодна для дыхания и даже не представляет опасности.

Но самым главным, что окончательно вывело нас из равновесия, стали {люди}, ходившие вокруг гавии.

— Это что, кто-то из наших учёных развлекался?! — потерянно пробормотала я, не веря собственным глазам и словам. — Или вправду — какая-то старая колония?

— Не думаю, — медленно качнул головой Юрий и отдал компьютеру безмолвный приказ увеличить изображение одного из этих людей. Высокий худощавый мужчина стоял у какого-то ящика на колёсиках и, похоже, командовал остальными. — Присмотрись внимательнее.

Я послушалась и быстро сообразила, что с "людьми" здорово погорячилась. Да, они очень походили на нас, особенно издалека, но вблизи бросались в глаза многочисленные отличия, и чем дольше я его рассматривала, тем больше их обнаруживала. Вытянутая форма черепа, странные черты лица — широкий приплюснутый нос, большие круглые глаза, узкая нижняя челюсть, чуть смещённые назад уши. Руки отличались широкими пальцами и заметными рудиментами перепонок. А ещё я вскоре пришла к выводу, что это не игра освещения, кожа его действительно имела странный сероватый оттенок, а короткие тёмные волосы на голове отливали зеленью.

— Меня настораживают их действия, — тихо заметил напарник. — Судя по всему, они намереваются нас вскрыть.

— Это логично, — согласилась я. — Наши бы на их месте тоже что-нибудь эдакое предприняли. Что будем делать?

— Понятия не имею! Драться мы с ними не можем, это бессмысленно. Рассчитывать, что они, не сумев вскрыть гавию, выкинут нас на какой-то знакомой нам планете — вовсе глупо. Не похожи они на тех, кто может отступить перед подобной задачей, так что рано или поздно нас отсюда выковырнут. Кончать жизнь самоубийством меня по-прежнему не тянет. Предлагаю немного выждать, понаблюдать, а потом — идти сдаваться. Авось удастся договориться!

— Ну да, я тоже других вариантов не вижу. Интересно, куда делся тот, пылеобразный? И всё то облако, в котором он нас перетаскивал? Что-то подсказывает мне, он смог бы прояснить ситуацию. Конечно, не исключено, что он был творением вот этих ребят, но верится слабо. Тогда они бы не стали так долго возиться со шлюзом.

— Да, больше похоже, что это именно они... что-то с ним сделали. Хоть я и затрудняюсь представить, как именно.

Мы несколько секунд помолчали. Окружающие амфибию существа, одетые в одинаковые бесформенные синие штаны и глухие, под горло, тонкие синие куртки, оснащённые чем-то вроде коротких передников, деловито суетились. Одни прикатывали на разнообразных тележках странные агрегаты; часть из них быстро увозили обратно, прочие — оставляли. Другие "люди", облачённые в светло-серое, соединяли эти приборы между собой и пытались с их помощью взаимодействовать с гавией. Подозреваю, одна и та же картина наблюдалась по всему периметру нашего транспорта.

— Юра, а ты не смотрел, у нас есть внешние микрофоны? И что-нибудь вроде громкоговорителя, — подала я голос.

— Нет, не смотрел. Хорошая мысль, а то что мы только картинки разглядываем?

Микрофоны действительно нашлись, они даже оказались исправны. Рубка тут же наполнилась лязгом, гудением, грохотом и, очевидно, речью наших новых хозяев. С полного одобрения напарника я задействовала все свободные вычислительные ресурсы гавии под дешифровку. Не знаю, хватит ли на это умений программы и мощности пережившего аварию оборудования, но попробовать в любом случае стоило.

— Интересно, насколько они {на самом деле} отличаются от людей? — спросил напарник не столько у меня, сколько у окружающего пространства.

— По крайней мере, они используют для общения такой же примитивный способ, как мы, — хмыкнула я в ответ. — Предлагаю потратить время с пользой и рассмотреть их как следует, пока нас отсюда не выкурили.

Когда мы перешли на "рабочий" уровень восприятия, взглянув на незнакомых существ в информационном поле, у нас, что называется, отлегло от сердца. Ощущались они как нормальные живые существа и действительно очень походили на людей. Приглядевшись, мы пришли к выводу, что сами эти чужаки работать с информационным полем не умеют: люди опытные вроде меня и землянина воспринимаются в нём несколько иначе. На первый взгляд заметить это сложно, но при наличии определённого опыта вполне возможно. Интересно, уж не один ли это из тех "стандартных белковых видов", о котором говорил наш пылеобразный собеседник? Знать бы ещё, что такое стандарт по его мнению...

Дальнейший осмотр показал, что мы находимся внутри космического корабля, причём значительно меньшего той громадины, что забрала нас с негостеприимной планеты. Во всяком случае, за пределами ограниченного пространства, заполненного живыми существами и ограниченного твёрдой "скорлупой", простирался, докуда хватало восприятия, вакуум.

Мы ожидали, что с задачей по вскрытию гавии наши новые хозяева справятся быстро, однако та, на удивление, оказалась для них весьма сложной. Наверное, на корабле просто не было необходимого оборудования: вряд ли они каждый день курочат инопланетный транспорт. Автоматика то и дело жаловалась на различные воздействия, но по факту амфибии скорее было "щекотно", чем действительно грозили какие-то серьёзные травмы.

Дополнительным сходством этих существ с людьми оказались эмоции. Во всяком случае, в информационном поле они воспринимались очень по-человечески, да и спектр этих чувств оказался вполне понятным. Досада, раздражение, азарт, любопытство, восторг, опасение — ровно те чувства, которые испытывали бы на их месте наши сородичи.

Где-то через час "мозг" гавии выдал сразу два полезных прогноза: во-первых, пообещал закончить предварительную дешифровку через одиннадцать часов, а во-вторых, пообещал, что такими темпами нарушить целостность обшивки братьям по разуму не удастся.

Мы некоторое время помаялись в защитных костюмах, но потом решили нарушить инструкцию и устроиться с большим комфортом. Толку от этого костюма? Он значительно уступает обшивке в прочности, и если аборигены окажутся враждебными, вряд ли сумеет помочь.

Вернув ценное снаряжение на место, мы опять расселись в креслах. Вернее, землянин сел, буравя экран угрюмым нечитаемым взглядом, а я устроилась на своём месте боком, свернувшись калачиком — благо эргономичное устройство позволяет и не такое. Некоторое время я задумчиво разглядывала пилота, после чего негромко спросила:

— Юр, а если мы всё-таки не вернёмся домой?

— Вот если не вернёмся, тогда и будем думать, гадать и бояться. Сейчас-то что об этом говорить? — не шевелясь, флегматично ответил он.

— Ну, надо же говорить хоть о чём-то. — Я философски вздохнула. — У меня сейчас такое гадкое ощущение, что в этом случае никто особо и не расстроится...

— Лу, ты чего? — напарник растерянно уставился на меня, отвлекаясь от происходящего снаружи. — С чего ты это взяла?! У тебя же вроде бы есть семья, ты говорила про сестёр. Или у вас с ними настолько плохие отношения?

— Ну да. Две старших сестры, родители... Отношения хорошие, но у каждого всё-таки своя жизнь. И друзей таких, чтобы друг за другом и в пропасть, и в омут, не осталось. Прошлая напарница, Вадари, была мне очень близкой, ближе сестёр, но сейчас ей по понятным причинам не до меня. И остаётся только работа.

Землянин повернулся ко мне вместе с креслом, подался вперёд, ухватился одной рукой за спинку моего сидения.

— Лу, брось ты эти глупости, — хмурясь, сказал он. — Я тебя не узнаю. И вот эта женщина меня так решительно и настырно пыталась соблазнить через час после знакомства?

— Не самый умный поступок в моей жизни, — мрачно усмехнулась я. — Я ещё и с Ризой зачем-то поспорила, что у меня всё получится. Что максимум после первого же рейса ты таки дрогнешь. А теперь вот выходит, я даже за проигрыш отчитаться не смогу...

— Детский сад, — решил пилот после короткой паузы, растерянно качнув головой.

— Не без этого, — я вздохнула.

Мы ещё некоторое время помолчали. Я в очередной раз рассматривала лицо мужчины, пытаясь отвлечься от тяжёлых мыслей и отстранённо размышляя, какого у него всё-таки цвета глаза. Раньше я готова была поклясться, что голубые, а сейчас они казались тёмно-серыми, как океанская вода в непогоду.

Напарник отвечал мне задумчивым взглядом, но понять, что за мысли бродят в его голове, не получалось.

— На что хоть спорили? — наконец спросил он.

— На бутылку, — честно призналась я.

— Низко же вы меня оценили, — тихо засмеялся пилот.

— Да я не так чтобы всерьёз. Просто с языка сорвалось, не на деньги же спорить... Я в общем-то с самого начала подозревала, что проиграю, но стоило хотя бы попытаться и выяснить твою реакцию. Это было очень глупо, да?

— Явно не самый умный поступок в твоей жизни, — со смешком подтвердил напарник. Прожёг меня пристальным внимательным взглядом, потом второй рукой ободряюще сжал моё плечо. — Лу, всё будет хорошо. Хочешь, пообещаю, когда выберемся, открыть страшную тайну и рассказать, что случилось на Земле и чем мы отличаемся от всех остальных людей?

— А может, ты лучше расскажешь сейчас? — вяло поинтересовалась я.

— Тогда стимула не будет. — Юрий пожал плечами. Я неопределённо хмыкнула, а потом со вздохом проговорила, накрыв его ладонь своей и благодарно пожав:

— Извини, что-то я совсем расклеилась. Наверное, устала бояться. Расскажи, а у тебя большая семья?

— Нет. — Он качнул головой с едва заметной улыбкой в уголках губ и откинулся на спинку кресла. — Сестра-близнец и ещё двое братьев — старший и младший.

— Ничего себе, и это — маленькая семья? — растерялась я. — Нас трое было, и то это — слишком!

— У нас приняты большие семьи. Я же говорю, семьи создают только те, кто на это всерьёз настроен. Лучше ты расскажи мне о Лооки. Нам, конечно, выдавали кое-какую информацию, но мнение местного жителя интереснее. Да и о вашей культуре нам никто особенно не рассказывал, и об истории.

— Я тоже тот ещё знаток, — рассеянно пробормотала я, пытаясь вспомнить что-нибудь существенное.

— Ты производишь впечатление весьма эрудированной особы, так что — не верю я в твоё незнание, — возразил он. — А точные даты меня не слишком интересуют.

Собравшись с мыслями, я всё-таки начала рассказ. С самого начала, когда восемнадцать столетий назад нога человека впервые ступила на поверхность моей родной планеты. Долгое время её изучали, а собственно заселять начали только стандартов через сто. Ещё через пару веков Лооки отстояла свою независимость, а с тех пор... Много что успело случиться. Местные жители неоднократно воевали уже между собой, четыре века назад одна из таких войн едва не окончилась полным крахом не только людей, но всей планеты. К счастью, тогда наши предки успели вовремя спохватиться и взялись за ум. С тех пор серьёзных войн на планете не было, и вся Лооки последние стандартов триста являет собой единое государство.

Культура тоже сильно менялась. Образовывались странные религиозные течения, которые порой приобретали серьёзное влияние. Люди увлекались техникой во всех её проявлениях, в один из периодов — полвека перед Последней войной — на Лооки царил очень жёсткий патриархат со строгой вычурной моралью. Сейчас, на мой вкус, было самое удачное время: верховодил наиболее разумный принцип "живи и не мешай жить другим". Люди жили, занимались своим делом, в большинстве своём стремились к естественности и равновесию с природой... в общем-то, хорошо жили.

Как-то незаметно — Юрий не возражал и не перебивал — я, в качестве примера культуры, разболтала ему всё о себе. Да там и рассказывать было особенно нечего, биография моя не отличалась насыщенностью. Не могу сказать, что меня подобное разочаровывало. Наверное, в порядке извинения за тот дурацкий спор, хоть он и не обидел землянина, объяснила собственную точку зрения на близкие отношения: что считаю странным делать из интимной близости такой культ и возводить вокруг неё столько церемоний, сколько возводят некоторые традиции. Придавать ей значение, на мой взгляд, стоило только в том случае, если всё происходит не только на основе взаимного влечения, но и чувств. Вот тогда можно задумываться и о ритуалах, и о верности, и о каких-то моральных ценностях, но до тех пор... это просто физиологическая потребность, такая же естественная, как желание поесть.

И кажется, Юрий не просто понял, о чём я ему говорила, но вполне принял подобную точку зрения, довольно популярную на Лооки. Я бы не удивилась: если подумать, в ней было много общего с высказанной пилотом земной точкой зрения на семью. Создание семьи, как и сохранение верности, и отношение к близости как к чему-то сокровенному, должно быть {решением} человека, и только в этом случае оно имеет смысл. Никакие запреты не заставят стать надёжной опорой близким того, кому не нужна семья, и никакие общественные ценности не удержат от измены того, кто слышит только свои гормоны.

Может, всё это имело смысл в древности, когда жизнь человека составляла чуть больше полувека, дети умирали часто, очень многие болезни убивали: чтобы выжить всему виду, люди должны были заводить детей рано и помногу, оставаться с одним партнёром — чтобы не распространять заразу. А сейчас, когда жители развитых колоний спокойно доживают до полутора сотен стандартов, сохраняя при этом бодрость духа и тела, можно позволить себе некоторые поблажки.

Несколько раз разговор прерывался — на перекус, да и просто так, чтобы собраться с мыслями. Пару часов мы даже подремали прямо в креслах. Во всяком случае, я точно дремала, а вот за то, чем занимался в это время напарник, не поручусь.

Энтузиазм исследователей за это время поутих. Они поняли, что своими силами с обшивкой гавии не сладят, и суеты вокруг заметно убавилось. Большинство вовсе ушли, остались несколько человек в чёрных одеждах — кажется, охрана — и ещё несколько серых. Кто-то следил за показаниями приборов, а тот первый, которого мы разглядывали и который, похоже, был каким-то местным начальником, сидел в стороне у лёгкого немного обшарпанного стола и что-то сосредоточенно обдумывал, делая пометки в большой тетради. Обычной такой, кажется бумажной, какие сейчас только в музеях и встретишь...

Наконец нас взбодрил сигнал от компьютера о получении промежуточного результата. Отчёт оказался весьма приятным: система сумела разобраться в структуре языка. Словарного запаса ей, понятное дело, не хватало, но это дело наживное. Главное, у нас появилась некоторая база для начала разговора. Пусть повторить слова чужого языка внятно не получалось ни у меня, ни у Юрия, но зато биокомпьютер, встроенный в наши комбинезоны, теперь мог выступать самообучающимся переводчиком и давать подсказки. Конечно, надёжней было бы, окажись у кого-то из нас двоих нейрочип в голове, но — кто мог предполагать подобные приключения, чтобы озаботиться им дома?

— Думаю, не стоит дальше тянуть, — решительно начал Юрий. — Я схожу на разведку, а ты...

— Это плохая идея, — мрачно проговорила я. Ну что же, чего-то подобного я и ожидала.

— Лу, ещё худшая идея — вляпаться вместе. А так я могу сказать, что один здесь, и...

— И потом, когда обман вскроется, мы огребём кучу неприятностей, — подхватила я.

— Можно и не говорить напрямую, не так уж хорошо мы разобрались в их языке, — возразил пилот и продолжил увещевательно: — Подумай сама, это...

— Я и думаю, — вновь перебила его. — Они могут догадаться, что ты не один, или потребовать впустить их в гавию. А в качестве аргумента предъявить твою жизнь. Если тебе вдруг начнут угрожать, думаешь, у меня хватит выдержки спокойно за этим наблюдать?!

— Лу, успокойся, — он опять подался вперёд, потом вообще опустился рядом со мной на корточки. — Такой сценарий тоже возможен, но очень сомнителен. Зачем им сразу угрожать, причём — вот так? И даже если мы пойдём вдвоём, где гарантии, что тогда они нам поверят? И в гавию они могут потребовать впустить в любом случае, и здесь только один вариант есть — не выходить вовсе, а это бессмысленно. Можно попробовать договориться с ними дистанционно, с помощью банальных микрофонов и динамиков, но где гарантия, что на такое обращение они отреагируют адекватно? Могут испугаться гораздо сильнее, а появление безоружного живого существа, очень похожего на них самих и настроенного неагрессивно, должно их хоть немного успокоить.

— Ага, если они не грохнут тебя сразу же на выходе.

— Такой вариант тоже нельзя исключать, но я предпочту рискнуть. Разговаривать с ними вот так, изнутри, можно только с позиции силы, а занять эту позицию мы не можем. Можем только блефовать, что уничтожим их всех к чертям, но это риск куда больший. Если блеф не сработает — а долго он работать не сможет, потому что поддержать его нечем, — это окончательно убьёт надежду на мирное разрешение ситуации. В общем, я предпочту осознанный взвешенный риск безумной авантюре.

— А почему нельзя пойти мне? — проворчала я.

— Я-то покрепче буду и поспокойней, — мягко улыбнулся он. — Но главное, я не видел среди них ни одной женщины. Да, возможно, что они не так отличаются внешне, как люди, они могут быть... не знаю, родственниками ящериц, что ли. Или вообще гермафродитами. Но в любом случае они гораздо сильнее похожи на мужчин, а ты можешь вызвать дополнительный интерес. А если женщины у них есть, они похожи на человеческих, и их нет здесь... не мне тебе приводить исторические аналогии и вспоминать, при каких обстоятельствах подобное возможно. Да, причиной может оказаться не строгая патриархальная мораль, а бережное отношение к женщинам, которых не допускают к опасным профессиям именно из соображений заботы о здоровье, но и в этом случае отношение ко мне будет спокойней. Лу, ты же сама прекрасно понимаешь, что я прав.

— Я тут рехнусь в одиночестве, — с тихим вздохом призналась я. — Может, ну их? Может, останемся тут?

— А если они всё-таки придумают способ? Или вообще уничтожат гавию? Вместе с нами. Я согласен, риск велик, но попытаться стоит. Амфибия неисправна, сами мы её починить не сможем и своими силами вернуться домой — тоже. Глупо просто сидеть и ничего не делать. Главное, предусмотреть несколько резервных способов связи помимо редких контактов через инфополе, чтобы ты могла наблюдать за мной постоянно. Тебе так будет спокойней, ты сможешь давать какие-то подсказки, если вдруг появится интересная мысль. И я не буду дёргаться из-за беспокойства о тебе.

— Чтобы не дёргаться, надо идти вместе, — упрямо возразила я, хотя и понимала: напарник решение принял и бодаться с ним дальше — глупо. Тем более он явно был уверен в правильности этого выбора, а я сомневалась. Мне просто страшно было оставаться одной в гавии.

— Думай лучше, как связь обеспечить, — улыбнулся Юрий, никак не прокомментировав мои слова.

Настаивать дальше я не стала. И так уже дала себе достаточно слабины, позволила всем страхам выползти наружу, а теперь пора брать их в руки.

Дальше мы некоторое время обсуждали исключительно важные практические вопросы, не отвлекаясь на эмоции, и просматривали всё находящееся на борту оборудование, включая ту пару контейнеров, что составляла наш груз. Улов оказался небогатым, но весьма полезным. Помимо вербула, который являлся частью костюма, и связи через информационное пространство, в нашем распоряжении оказались небольшие маячки, способные передавать и звук, и картинку на сравнительно небольшое расстояние, но зато почти без потерь. Нашёлся даже комплект датчиков для них — небольших, на вид цельнометаллических, дисков. Судя по инструкции, оборудование это ставилось на любые автоматизированные системы и использовалось для удалённого контроля. Принимать сигналы можно было с помощью вербула, дистанционно, а для собственно работы маячков никакие внешние устройства не требовались.

На наше счастье, к человеческой коже и форменным комбинезонам датчики липли накрепко, и теперь на лбу пилота, его висках и на спине между лопатками красовались тусклые круглые зеркальца, а на руке — узкий браслет, также похожий на нарисованный. Смотрелось неожиданно эффектно.

— Знаешь, ты сейчас на инопланетянина похож даже больше, чем они, — хихикнула я, окинув взглядом пилота и особенно задержавшись на металлически поблёскивающих дисках на голове. Мужчина сидел в кресле, а я стояла перед ним и старалась приладить датчики поровнее и понадёжней. Кажется, получилось.

— Инопланетяне — понятие относительное, — со смешком заметил землянин. — Для них-то мы как раз инопланетяне и есть. — Он кивнул на экран.

— Ну... да. Наверное. Поосторожнее там, ладно? — тихо попросила я и порывисто обняла напарника за шею. Мужчина неожиданно ответил на этот порыв, крепко обхватив меня одной рукой за талию, а второй — за бёдра. И на мгновение, пока длились объятья, мне вдруг стало не только уютно, но как-то удивительно спокойно. Охватила иррациональная необоснованная уверенность, что всё будет хорошо. Что эти чужаки окажутся хорошими ребятами и непременно помогут нам добраться до дома, и будем мы все жить долго и счастливо, в мире и дружбе, как мечтали люди ещё много веков назад, только задумываясь о космических путешествиях.

Через пару секунд землянин аккуратно отстранил меня, придерживая обеими руками за талию, и ответил:

— Я-то буду осторожен. Главное, ты не совершай опрометчивых поступков, хорошо?

— Так точно, командир, — пробормотала я себе под нос, внимательно разглядывая лицо напарника. Отчаянно, до кома в горле захотелось его поцеловать, а лучше всего — привязать к креслу и никуда не отпускать, но я подавила это стремление и отступила на шаг, позволяя мужчине подняться.

Он заговорщицки подмигнул мне и отправился к шлюзу, а я рухнула в кресло, невидящим взглядом буравя второй обзорный экран: на него выводилось всё то, что видели датчики на пилоте. Четыре картинки, полный круговой обзор. От волнения меня начало потряхивать, и сейчас я уже не пыталась это скрыть, поэтому позволила себе нервно закусить костяшку указательного пальца.

Вот всегда так, всю человеческую историю. Ох уж мне эти мужчины! Они решительно бросаются вперёд, совершают героические поступки и великие открытия, а нам... сиди и жди, не в силах хоть как-то повлиять на события. И надейся, что очередной поступок не станет последним.

Наверное, напрасно я никогда не верила ни в какие высшие силы и не знала, кому из них стоит молиться в такой ситуации. Может, сейчас было бы легче?

Глава 4. Пришельцы

{Юрий Сорока}

Перед выходом меня одолевал мандраж, который удавалось сдерживать только благодаря присутствию напарницы: изображать полную уверенность приходилось хотя бы ради её спокойствия. Увы, перед отправкой на Лооки нас готовили ко многому, но совсем не к контакту с совершенно чуждой цивилизацией.

Шлюз открылся почти бесшумно. Стараясь не делать резких движений и держать руки на виду, я медленно двинулся вниз по столь же бесшумно опустившемуся трапу. Знал, что дверь уже закрылась за спиной, но всё равно с трудом подавил порыв обернуться и удостовериться в этом.

Отдать должное местным, моё появление они заметили сразу, только сначала, похоже, не поверили своим глазам. Первыми очнулись существа в чёрном, вскинули какие-то агрессивного вида штуковины, висевшие на плечах, один издал предупреждающий возглас. Я и без переводчика понял, что обращаются ко мне и чего именно хотят, потому послушно застыл у подножия трапа, позволяя тому убраться. Не надо было соприкасаться с инфополем, чтобы уловить исходящее от вооружённых аборигенов агрессивное напряжение.

Выживу — вернусь домой и лично набью морду тому хмырю, что читал у нас лекции по ксенопсихологии и утверждал, будто встреча с представителями цивилизаций внеземного происхождения невозможна, поэтому вопрос даже обсуждать не стоит, не говоря уже о создании какой-то инструкции. Умник, специалист по экзобиологии и социологии, именитый психолог. Академик! Лауреат! Авторитет! Поставить бы его сюда и загнать ему что-нибудь из местного оружия в задницу...

Раздражение и привычка собираться в экстренной ситуации, забывая о нервах и откладывая вопросы на потом, помогли взять себя в руки, поэтому на пол ангара я ступил уже спокойным.

И всё-таки они чертовски похожи на людей. Готов поставить сто к одному, что мои сородичи в сходной ситуации вели бы себя точно так же. Из подозрительного неразрушимого объекта через несколько часов после обнаружения вдруг спокойно выходит человекообразное существо — есть от чего насторожиться!

Сразу после охраны очнулся тип в сером, очевидно руководивший исследованиями. Он вскочил со своего места и почти бегом кинулся ко мне, оживлённо жестикулируя и раздражённо крича на чёрных. Тот, кто велел мне остановиться, тихо буркнул себе под нос нечто недовольное и жестом скомандовал своим отбой.

Похоже, верховодили здесь учёные, и это успокаивало: по крайней мере, не устранят сразу как опасный объект. Но утешение было слабым. С военными не пришлось бы долго мучиться, а вот у научных деятелей обычно богатая фантазия. Надеюсь, методы исследования у них тут тоже... неразрушающие.

Тип в сером широкой рысью подбежал ближе, замер на расстоянии метра, демонстрируя раскрытые ладони и с жадностью меня разглядывая. Я отвечал спокойным любопытством, не двигался и старался контролировать мимику на случай, если в этом вопросе они значительно отличаются от людей. Пока получалось неплохо.

Кажется, подобное настроение сыграло мне на руку, потому что тип напротив немного расслабился, переступил с ноги на ногу, принимая более удобную позу, потом коснулся ладонью своей груди и проговорил:

— Ашшира.

Кажется, приветствием это не было, поэтому я повторил жест и сказал:

— Юра.

Ответ учёного явно обрадовал и вдохновил на дальнейшее общение. Сопровождая свои слова бурной жестикуляцией и пантомимой, он пустился в пространные объяснения. К счастью, говорить мужчина старался медленно, а жестикулировал достаточно красноречиво, так что даже со своим куцым словарём местного языка я сумел понять объяснения.

Ашшира утверждал, что их корабль уловил наши сигналы со знакомой планеты, на которой прежде никаких следов цивилизации не было. Пока добирались, сигнал пропал, но зато они наткнулись на... нечто. Сарыш. Наверное, этим словом обозначалось транспортное средство пылевых существ. Поскольку пылевые — рыш — иногда воровали сородичей наших нынешних хозяев, обитатели корабля сделали логичный вывод, что именно они виноваты в исчезновении подававшего сигналы объекта. Злодеев нашли, отбили нас и очень рады, что не ошиблись, что мы оказались такими настоящими и не пострадали, и даже согласны на общение. А ещё поинтересовался, почему я так долго не выходил наружу.

Вариант о том, чтобы прикинуться не знающим языка, я отбросил ещё в гавии: нам требовалась помощь этих существ, а тратить время, делая вид, что учусь с ними общаться с нуля, не имело смысла. Так что пришлось ломать язык и пытаться вкратце пересказать свою историю. Естественно, в отретушированном варианте.

Я объяснил, что в полёте случилась непонятная авария, мой транспорт чуть не погиб и я надеялся на помощь сородичей. Но тут прилетели эти... рыш. Хотели странного. В общем, большое спасибо, что спасли. А из корабля я не выходил, пытаясь разобраться в языке спасителей, чтобы суметь с ними общаться.

Если честно, никакой благодарности к местным я не питал. Да, рыши тоже не стоили доверия, но с ними было заметно легче общаться. Кроме того, имелось множество нестыковок и противоречий. Чтобы поймать сигнал нашего передатчика, они должны были находиться на орбите планеты, где им на первый взгляд нечего было делать. Чтобы перехватить сарыш в открытом космосе, надо прекрасно там ориентироваться и уметь отслеживать рышей, а я не уверен в принципиальной возможности издалека отличить это облако пыли от миллионов обычных межзвёздных облаков.

А ещё пылевики спокойно проникли в гавию и вообще производили впечатление существ гораздо более высокоразвитых, чем нынешний собеседник. Тем не менее человекообразные не сумели повредить обшивку гавии, но при этом как-то отбили добычу у рышей.

В общем, материала к размышлению была масса, только возможности спокойно подумать не было. Вся надежда в этом вопросе оставалась на Лу.

Высказывать свои сомнения собеседнику я, конечно, не стал.

— Мы можем помочь с ремонтом вашего транспорта? — спросил Ашшира.

— Нет. Опасно. Нельзя без специального оборудования, может взорваться. Посторонним нельзя внутрь, даже со мной. Может взорваться. Сильно, — с трудом подбирая слова, предупредил я. — Поэтому вышел раньше, не до конца освоив язык: предупредить.

Не знаю, насколько правильно подсказывал мне компьютер и насколько поверил моими угрозам собеседник, но он бросил на гавию долгий взгляд и тему пока развивать не стал. Вместо этого пригласил меня пройти для дальнейшего разговора в более удобное место, если я не против на время оставить свой аппарат. Я согласился.

К "более удобному месту" мы шли пешком и достаточно долго. Пара охранников недовольно сопела в затылок, но внимательно смотреть по сторонам мне это не мешало.

Никогда бы не подумал, что лучшим подспорьем и подсказкой в такой ситуации может стать прочитанная в детстве и юности исторически-познавательная литература. А с другой стороны, именно эти книги во многом определили мою судьбу, поэтому — всё закономерно. Увлечённый историями первопроходцев, включая собственного легендарного тёзку, я выбрал профессию пилота, утянув за собой и сестру, с которой мы в детстве были неразлучны. В юности хотелось открытий, приключений и свершений, потом я немного пообвыкся и полюбил уже не столько высокие недостижимые идеалы, сколько саму работу. И давно уже думать забыл о тех детских грёзах, а они вот взяли и сбылись...

Более того, оглядываясь по сторонам, я с удивлением понимал, что как-то так и представлял себе космические мечты людей прошлого. Я почти {узнавал} некоторые картинки в том, что попадалось мне навстречу, и мысли это рождало весьма противоречивые. Понимать, пусть только отчасти, чужую реальность оказалось приятно и удобно, а вот приходящие в голову возможные ответы на вопрос "как такое возможно" мне не нравились. Полбеды, если это совпадение, чудо или какие-то общие корни. Хуже, если что-то совсем иное: например, игры разума, обманутого теми пылеобразными существами. И чем дольше я наблюдал за окружающими, тем больше склонялся именно ко второму варианту. Слишком всё предсказуемо и похоже на когда-то придуманное людьми, чтобы быть правдой.

Путь наш завершился в небольшой комнатке, ярко освещённой и наполненной разнообразными приборами и откровенно химическим оборудованием, — очевидно, лаборатории. Здесь двое местных в сером занимались какими-то опытами, но когда на пороге появилась наша процессия, побросали свои дела и отпрянули к стенке, пожирая нас любопытными взглядами. Ашшира предложил мне сесть, проигнорировав младший персонал. Охранники заняли стратегическую позицию около выхода.

Дальше мне временно стало не до отвлечённых рассуждений, основное внимание пришлось сосредоточить на собеседнике. Ни одного внятного доказательства того, что он — плод моего воображения, не было, поэтому стоило следовать правилам.

Если бы я наблюдал этот разговор со стороны, я бы, наверное, оценил иронию ситуации, потому что вели мы себя с этим типом абсолютно одинаково. Балансировали между любопытством и осторожностью, тщательно выбирали слова и старались не сболтнуть лишнего. Я пытался добиться разрешения взглянуть на звёздные карты — Ашшира предлагал сделать это потом, поскольку хранятся они далеко и идти туда долго, потому что корабль большой. Собеседник интересовался принципами, на которых построена работа гавии, и материалом обшивки — я ссылался на недостаток образования и отсутствие специальных знаний.

Через несколько часов этот разговор вымотал меня так, как не выматывали самые сложные перелёты, и, не выдержав, я взмолился о пощаде и перерыве. Разговор завершился вничью: у научного работника явно был опыт переговоров как таковых и недюжинный интеллект, а меня выручала универсальная отговорка "моя твоя не понимает" и общая эрудированность.

Ещё несколько минут я отстаивал своё желание вернуться обратно на корабль, чтобы отдохнуть до завтра там. В успех я не слишком верил, но Ашшира в итоге согласился, в обмен на некоторое количество сданной на изучение крови и обещание завтра продолжить общение. Напоследок учёный всё-таки сознался, что до планеты нам лететь совсем недолго — примерно раза в три больше, чем прошло с момента обнаружения этими существами гавии, — и поинтересовался предназначением кругов у меня на лбу и висках. Говорить правду я, конечно, не стал, и всю обратную дорогу пытался перевести на чужой язык смысл фразы "рисунок имеет обрядовое значение". Кажется, у меня это не получилось.

И кто мешал сказать, что это наше, человеческое, представление о прекрасном?

Поднимаясь по трапу, я до последнего ожидал подвоха. Удара в спину, попытки проникнуть в гавию одновременно со мной. Сложно было изображать спокойствие, но я всё-таки сумел не озираясь преодолеть путь от учёного с охраной, замерших у подножия трапа, до шлюза и даже не заработал при этом косоглазие.

Внутри меня первым делом едва не сбила с ног Лу. Крепко обхватила руками за талию, уткнулась лбом в грудь и тихо проговорила:

— Я так боялась, что они тебя не отпустят.

— Они тоже понимают, что мы никуда от них не денемся, — мягко возразил ей, обнимая в ответ. Уточнять, что и сам опасался подобного, не стал. — Кроме того, достаточно глупо с ходу угрожать тому, чьи технологии превосходят твои собственные. Особенно, если этот "кто-то" пока настроен дружелюбно.

— А кто говорит, что они обязательно должны поступать разумно с нашей точки зрения? — с тяжёлым вздохом спросила она и слегка отстранилась. — Ты, наверное, голодный? Пойдём.

Подхватив под локоть, она потянула меня в сторону крошечного местного камбуза. Я не стал возражать, более того, с облегчением почувствовал, как напряжение последних часов отступает под напором энергии напарницы, ослабевая от самого её присутствия.

Эта женщина попала в число тех немногих людей, первое моё впечатление о которых оказалось обманчивым.

На "Радужной" я полагал Лу легкомысленной и ветреной. Сложно иначе воспринимать особу, ведущую себя подобным образом и оказывающую такие вот "знаки внимания" совершенно незнакомому человеку. Как это у неё сочеталось с профессионализмом, я на тот момент не задумывался. Главное, работалось с ней легко, дело своё она знала и на человека, недостойного доверия, не походила.

Только потом, в экстремальной ситуации, я сообразил, что подобное поведение — это проявление не легкомысленности, а скорее, искренности. Если угодно — детской непосредственности, живости характера. Она просто делала то, чего ей хотелось в данный момент, руководствуясь при этом другой моралью. Чем дольше я с ней общался, тем большей симпатией проникался. И уважением.

Меня не готовили для контакта с чуждой цивилизацией, но меня готовили к военным действиям. Не думаю, что Земля всерьёз намеревалась на кого-то нападать или ожидала вторжения, но... нас осталось не так много, меньше миллиарда, и население не спешит стремительно расти, несмотря на низкую смертность и высокую продолжительность жизни. Миролюбивым проще быть тогда, когда ты сильнее всех возможных противников.

И то, при всей пройденной психологической подготовке, мне в сложившейся ситуации было... неспокойно, для сохранения присутствия духа приходилось прилагать серьёзные усилия. Требовать же исключительного мужества от гражданского специалиста, причём достаточно эмоциональной и впечатлительной женщины, попросту глупо. А Лунария держалась отлично. Боялась, почти не скрывала этого, но — пыталась бороться со страхом, показывая себя очень сильной личностью.

Ужинали мы вместе, не отвлекаясь на разговор. Похоже, Лу всё это время не покидала рубку и вымоталась не меньше меня. А может, и сильнее: ожидание — работа трудная.

— Что ты думаешь об этих ребятах? — первой заговорила о-Лоо.

— Думаю, говорить, что мы крепко влипли, бессмысленно, да? — усмехнулся я в ответ. — Пока они не проявляют агрессии и ведут себя вежливо, но впечатления альтруистов не производят. Я почти уверен, что домой нас по доброте душевной не доставят, в лучшем случае — помогут в обмен на что-то ценное. Правда, я пока не представляю, что такого ценного можно им предложить, не подставившись ещё сильнее. Что-то из оборудования гавии? Так нет никаких гарантий, что сделка будет честной. Посулить им технологии и помощь руководства? Так они и поверили! По-моему, ситуация становится всё более безвыходной.

— Интересно, куда подевались эти пылеобразные. Как их называли местные, рыши? Мне показалось, что они куда более высокоразвитые существа, нежели эти, белковые. Странно, что они оказались настолько уязвимыми.

— Ну... дикарь с дубиной опасен и для очень цивилизованного человека, — с иронией заметил я. — Так что их выскоорганизованность — не аргумент.

— Ну ладно организованность, но я даже представить не могу, что можно сделать с разумным сгустком пыли, способным усилием воли контролировать субатомные процессы!

— Честно говоря, я тоже, и меня не меньше твоего беспокоит это противоречие, но ничего утверждать наверняка нельзя. Может, наши учёные тоже с лёгкостью нашли бы решение и управу на рышей? А вообще меня посещала мысль, что всё это — их большой эксперимент.

— Н-нет, не думаю, — неуверенно протянула Лунария. — То есть они, конечно, чуждый разум и непонятно, чем руководствуются, но... нет, не верю. Интуиция подсказывает, что всё примерно так, как кажется: псевдолюди сумели устранить рышей и перехватить нас.

— В любом случае, даже если мы оказались втянуты в эксперимент, как-то нарушить его возможности пока нет, остаётся пытаться действовать в предложенных обстоятельствах. Мне не дают покоя ещё две странности. Во-первых, они слишком похожи на нас.

— Ты же сейчас не про внешность, да? — уточнила собеседница.

— Внешне тоже, но я говорю про окружающее пространство, про их технику, про их оружие. Я понимаю, что многие вещи объяснимы именно внешним сходством. Одинаково устроены руки, глаза, уши, поэтому многие инструменты, выполняющие какие-то конкретные функции, просто не могут сильно отличаться. Рано или поздно человек придёт к наиболее удобной форме предмета, который использует, и форма эта вряд ли будет сильно отличаться от знакомой нам. Но здесь... всё слишком похоже.

— Я бы так не сказала, — с сомнением проговорила Лу, бросив задумчивый взгляд на экран. — Всё слишком угловатое, громоздкое, у нас так не делают.

— Проблема в том, что именно так люди представляли будущее в далёком прошлом. Я же говорил, мои родители — историки, так что нахватался я от них всякого. Если всё вокруг — не галлюцинации и не часть исследования рышей, то эти существа когда-то были очень тесно связаны с людьми. Общие корни, общие представления... Причём складывается впечатление, что контакт этот случился во времена не такие уж незапамятные, иначе мы успели бы сильно разойтись в развитии.

— Логично, — кивнула женщина. — А что во-вторых?

— Во-вторых, их технологии. Какой-то очень странный контраст. Они не сумели вскрыть гавию, даже поцарапать обшивку, пользуются ручным оружием вместо каких-то более удобных и эффективных средств защиты. А с другой стороны, столь поразительные достижения в других областях.

— Ты про стычку с рышами?

— И про них тоже, но главное, про этот их космический корабль. У них есть искусственная гравитация! Причём явно проверенная, надёжная, привычная система, в эффективности которой местные обитатели уверены так же, как в неизменности гравитации планеты. Сама посуди, они почти ничего не закрепляют, спокойно оставляют открытые сосуды с жидкостями, то есть совершенно не допускают возможности появления невесомости. А размеры этого корабля? Да он не меньше вашей базы, они даже не пытаются экономить место! Ну и самое главное, как он вообще летает? Люди вышли в космос больше двух тысяч стандартов назад, но мы до сих пор топчемся на околоземной орбите, порой отправляя к другим телам Солнечной системы спутники, не намного превосходящие те, самые первые. Да, технологии улучшаются, но у нас до сих пор нет достаточно совершенных двигателей, позволяющих перемещаться в открытом космическом пространстве: только антигравы гавий, действующие в поле притяжения планеты. Не нашли никакого гиперпространства, не научились превышать скорость света. А у них путь в соседнюю звёздную систему — или даже не соседнюю, а весьма удалённую, — занимает всего несколько дней!

— А почему ты решил, что мы летим в другую звёздную систему? — полюбопытствовала Лунария.

— Потому что до этого мы находились возле белого карлика, — пояснил ей. — Сложная белковая жизнь на планете неспособна пережить сброс звездой оболочки и вряд ли способна развиться из бактерий до разумных существ за время посмертного существования звезды.

— Кхм. Да, я об этом как-то не подумала, — смущённо кашлянула напарница, а потом задумчиво проговорила: — На самом деле этот их парадокс развития выглядит не таким уж парадоксальным. Сам посуди, открытие того способа межпланетного перемещения, которым мы сейчас пользуемся, могло и не состояться, а за возможность подобных путешествий вообще стоит благодарить случайность. Если бы не тот супервулкан — как его, Ёс... Ел... не помню, — водоворот на полюсе не открылся, вода продолжала бы циркулировать через поры в коре, а подземные океаны мы бы и до сих пор не обнаружили.

— Тоже верно, — признал я.

Ещё некоторое время мы пытались придумать запасной план действий и найти выход, но не преуспели. Причём идея угнать какой-нибудь космический корабль аборигенов и попытаться на нём добраться до какой-то из знакомых планет оказалась едва ли не самой разумной из всех предложенных. По крайней мере, она единственная имела хоть какой-то шанс на реализацию.

Размышления и обсуждения не прибавили бодрости и хорошего настроения, поэтому мы единогласно признали день окончившимся и отправились спать. По сложившейся традиции — в одну каюту: ни я, ни Лу не стремились разойтись по комнатам, обоим так было спокойней. А привыкнуть к тесноте оказалось совсем не трудно. Более того, я начал находить в такой компании удовольствие. Не только от осознания, что с напарницей всё в порядке, это было чувство иного плана. Тепло, уют; едва уловимый приятный запах чужого присутствия, звук дыхания...

Только, увы, было совсем не до обдумывания этих ощущений. Выжить бы сначала и выбраться, а там уже можно разбираться с деталями и чувствами.

Назавтра я уже примерно знал, что меня ожидает, поэтому в шлюз входил почти спокойным. Конечно, теперь разговор мог обернуться не так мирно и закончиться чем угодно, но это меня уже не так беспокоило: главное, я вполне сориентировался в обстановке. В первом приближении моих... партнёров по контакту можно было считать людьми, а люди, даже агрессивные и опасные, нервировали совсем не так, как неизвестность и загадочные непонятные существа. Да, я старался напоминать себе, что от этих существ можно ожидать чего угодно, что сходство пока только внешнее. Но ситуация из категории "хрен знает, что происходит" перешла в разряд чётко сформулированных задач, и я испытал огромное облегчение.

Однако никаких неприятных сюрпризов Ашшира не подготовил и остался верен себе, продолжая соответствовать образу увлечённого человека науки. В хорошем смысле, а не учёного-маньяка. Наверное, можно считать, что нам здорово повезло наткнуться именно на такого.

В том же режиме прошло три дня. Аналитическая система гавии, а с ней вместе мой вербул, здорово продвинулась в изучении языка, так что общались мы уже вполне уверенно. С одной стороны, так стало гораздо удобнее, но с другой — уходить от вопросов Ашширы стало гораздо труднее. Впрочем, я довольно быстро нащупал линию поведения, которая позволяла не сболтнуть лишнего: "приложение к машине". Недалёкий и ничего не знающий человек, сидящий внутри гавии просто потому, что так положено. Все решения принимает автоматика, а пилот занимает кресло.

Изобразить такого оказалось несложно: мне доводилось встречать подобных "специалистов" в жизни. Печальное зрелище, когда человек ни к чему не стремится и не желает развиваться, но сейчас такой опыт оказался кстати. Я получил возможность не говорить ничего принципиально важного, ссылаясь на незнание, но зато вспомнил все знакомые мне развлечения, придуманные землянами и уроженцами бывших колоний. Слушал всё это Ашшира одинаково внимательно и, наверное, делал какие-то выводы.

В это время отсутствие связи с командованием меня особенно расстраивало, очень уж хотелось поставить их в известность, потому что...

Пылевым рышам в самом деле нечего было делить с нами, существами органическими и способными существовать только в очень ограниченном диапазоне сред. А вот прямая конкуренция с существами того же типа могла здорово осложнить жизнь.

Все войны в человеческой истории, какими бы красивыми лозунгами они ни прикрывались, велись за ресурсы. Только очень наивные люди могут верить в религиозные причины, бескорыстное освобождение кого бы то ни было и историческую справедливость. Материальные блага в той или иной форме — вот всё, что когда-либо интересовало людей, стоящих у власти и развязывающих войны. Да, солдаты будут сопротивляться агрессору ради родных, ради собственной жизни, они могут вовсе не задумываться о деньгах и идти в бой во имя собственного воинского долга — но войны начинают не солдаты.

Как бы между делом, стараясь чтобы это не выглядело нарочитым, я рассказывал о военной истории человечества. Сообщил, что люди давно не воюют между собой, но на просторах космоса уже сталкивались с враждебно настроенными цивилизациями и неизменно давали отпор. Радовался, что сейчас мне повезло столкнуться с существами не просто похожими на нас, но миролюбивыми и обладающими схожей моралью — спасли же они меня от рышей! Вдохновенно вещал о том, как всю историю человечество надеялось на встречу с настоящими "братьями по разуму" и как я рад, что именно мне выпала возможность стать контактёром. В общем, изо всех сил пытался дать собеседнику понять, что с нами лучше дружить и лично меня лучше вернуть сородичам — как гарант и залог хороших отношений, которые выгодны обеим сторонам.

Не знаю, насколько это удалось. У меня вообще с трудом получалось толковать реакции "профессора". Причём скупость мимики и интонаций явно была его личной особенностью, у остальных окружающих эти эмоциональные проявления, насколько я успел изучить, не отличались от человеческих.

В качестве ответной любезности Ашшира немного рассказывал о своей родине. Насколько я понял, родная звезда этих существ — сами они называли себя "шаты", в переводе "люди", — была частью небольшого достаточно плотного скопления и путь до соседних звёздных систем от них был гораздо ближе, чем от Солнца до ближайших соседей. Впрочем, эти общие слова совсем не объясняли такой высокой скорости перемещения. Не вплотную же друг к другу они висят, эти звёзды!

Однако рассказывать мне о принципах, с помощью которых шаты путешествовали между звёзд, профессор отказался почти в тех же словах, что и я. Сказал, что он учёный, а не технический специалист, и занимается совсем другими вопросами. Только посетовал, что покинуть свой рукав галактики они пока не могут и вообще не очень сильно углубились в космос, и планет, условиями похожих на родную и полностью пригодных для жизни, пока не нашли. Точнее, нашли, но только одну, и в настоящий момент её исследовали.

Я на всякий случай поддержал его сетования и сообщил, что мы столкнулись с той же проблемой, только повезло землянам меньше, и ни одного объекта, похожего на Землю, нам до сих пор не попалось. И корабль мой, собственно, летел по заданной программе, чтобы исследовать перспективный мир, но потом случилось "нечто", в результате которого я оказался на незнакомой планете у непонятной звезды.

Выяснилось также, что биологически мы в самом деле очень близки. Не один вид, понятно, но совпадений было куда больше, чем различий. Когда мы добрались до этой темы, Ашшира весьма оживился и долго пытался объяснить мне, что именно он выяснил в своих исследованиях (помимо анализа крови, он проверил меня примитивным рентгеновским сканером и на третий день даже уговорил на короткое время расстаться с комбинезоном для осмотра), но здесь я уже в самом деле ничего не понял, да и переводчик не сумел справиться с большинством специальных терминов, которыми сыпал шат.

Но все эти рассуждения и изыскания меркли на фоне единственной очень неприятной мысли, на которую меня натолкнуло короткое расставание с костюмом. Полбеды, что без вербула я лишался связи с гавией и напарницей. Гораздо хуже, что я оставался и без переводчика. Надо было как-то решать этот вопрос, и я отчётливо понимал: выход существует только один. Поэтому по трапу амфибии я поднимался с философской мыслью, что военные секреты и подписка о неразглашении очень важны, и за то, что я собирался сделать, мне грозил трибунал. Но до трибунала надо было ещё дожить.

Напарницу я нашёл в рубке, умиротворённой и невозмутимой. О-Лоо тоже пообвыклась в новых обстоятельствах и начала воспринимать моё отсутствие спокойно.

— Лу, ты мне нужна, — с порога сообщил я.

— Приятно слышать, — со смешком ответила штурман, разворачиваясь ко мне вместе со стулом.

— Что-то случилось? — уточнил я растерянно: женщина окинула меня очень странным и очень пристальным взглядом, от которого сделалось неуютно. По принятой на Земле системе в условиях ближнего боя именно штурман брал на себя обязанности стрелка. Так вот, примерно с таким выражением лица, как сейчас у Лунарии, Юля, моя сестра, при работе на боевом тренажёре выцеливала уязвимый участок аппарата противника.

— Да как тебе сказать, — иронично проговорила она, вновь окатив меня взглядом. — Ты меня весьма впечатлил.

— В каком смысле? — окончательно опешил я.

— В прямом. Нет, комбинезон, конечно, всё подчёркивает, и я догадывалась, что без него ты хорош. Но не ожидала, что до такой степени. Буквально произведение искусства! — сообщила Лу, и выражение лица её в этот момент стало чрезвычайно хитрым и задумчиво-мечтательным.

— Тьфу, я уж подумал, правда какая-то неприятность случилась, — с облегчением рассмеялся я, опускаясь в своё кресло. Радовался не столько отсутствию дополнительных проблем, сколько тому факту, что напарница окончательно взяла себя в руки. Если уж она вновь начала шутить на знакомую тему, значит, действительно прекрасно себя чувствует.

— Ладно, мы отвлеклись. В каком качестве я тебе нужна? — игривым тоном спросила она.

— Как женщина, — спокойно ответил ей и, выдержав короткую паузу, продолжил: — Которая разбирается в электронике.

— Заинтриговал. Продолжай. — Лу поощрительно кивнула.

— Продолжу, но лучше поговорить без лишних ушей.

— Каких? — Белые брови изумлённо выгнулись.

— Любых, — расплывчато отозвался я и расслабленно откинулся в кресле, подключаясь к виртуальному интерфейсу.

Земля шла на контакт с бывшими колониями охотно, но с осторожностью, и не перестраховаться, отправляя геонавтов жить среди чужаков, моё начальство не могло. Нас не только познакомили и научили уверенно работать с техникой Лооки и пары других высокоразвитых планет, но снабдили некоторыми полезными техническими средствами. А именно сложной биоэлектронной системой, вживлённой в тело, которую шутники-разработчики окрестили ёмко — "Переплёт".

Говорят, поначалу планировали присвоить этой конструкции высшую степень секретности и встроить в неё механизм уничтожения носителя в случае разглашения информации о ней, но, подумав, решили не перегибать палку, ограничившись серьёзным внушением и честным словом.

Система эта обычно находится в спящем режиме и включается либо по команде, либо — по жизненным показателям, когда состояние носителя подходит к тому порогу, из-за которого не возвращаются. Нас настойчиво просили не злоупотреблять её возможностями: организм от её работы сильно изнашивается, расходуя собственный ресурс. Красть у самого себя годы жизни имеет смысл только в том случае, когда стоит вопрос сохранения этой самой жизни, и сейчас, похоже, был тот самый случай.

Возможности она давала самые широкие. В сверхчеловека не превращала, но отчасти дублировала нервную систему, заставляя её функционировать в тех случаях, когда по всем законам биологии она должна была отключиться, или заставляла работать иначе. Например, изменяла реакцию на кровопотерю, позволяя избежать шока. А ещё содержала в себе аналог вербула и, главное, помогала выводить из организма всевозможные вредные вещества. Теоретически я бы мог какое-то время прожить, например, на поверхности той планеты, где наша гавия потерпела крушение.

Именно об этой системе я хотел поговорить с напарницей, а заодно — попробовать "подружить" "Переплёт" со стандартными средствами связи. Заявлять же о ней вслух я не собирался: почти наверняка всё, происходящее внутри гавии, фиксируется какими-то следящими системами. Шансов, что эти записи попадут к руководству Лу, немного, но я предпочёл перестраховаться.

Провозились мы в конечном итоге очень долго, но решение нашли — спасибо предусмотрительности разработчиков. Потом, наскоро проверив результаты, завалились спать совершенно вымотанные, чтобы проснуться всего через пару часов от сигналов гавии, сообщавшей о сильных изменениях в окружающей среде.

Когда мы добрались до рубки, экран демонстрировал крайне занимательную картину: парящая в невесомости и вакууме амфибия медленно плыла через ангар, и движение это направляли суставчатые механические конечности, торчащие из стен и явно управляемые откуда-то извне. Движения устройств были резкими, лишёнными плавности и изящества хорошо отлаженного сложного механизма, но задачу свою эти клешни выполняли. Куда нас толкают, видно не было, но я очень сомневался, что такую ценную находку местные выкинут в открытый космос.

Через несколько минут мы преодолели шлюз и оказались в тускло освещённой тесной каморке, лишь немного превосходящей размерами саму амфибию. Там транспортник стиснули какими-то скобами, и шлюз закрылся. Похоже, исследовательский корабль на планету не садился и груз перенесли в спускаемый челнок. Атмосферы и гравитации здесь, к слову, не было.

Спуск на этом аппарате оказался делом небыстрым и занял чуть больше четырёх часов. За это время мы успели добрать сна и плотно позавтракать, фантазируя о том, как выглядит планета наших братьев по разуму, только показывать нам её не спешили. Спуск проходил жёстко, с перегрузками — благо гавия умела всё это компенсировать, — а после посадки мы ещё несколько часов находились внутри капсулы в почти полной темноте.

Впрочем, мучиться от неизвестности мы не стали и с самого начала наблюдали за происходящим с помощью инфополя. Долгое время обзор наш оставался очень ограниченным: сначала челнок долго садился, потом — долго лежал в пустынной негостеприимной местности. Пилотировали его двое шатов, они сидели в крошечной тесной кабине и почти всё это время сохраняли спокойствие профессионалов, выполняющих привычную рутинную работу. В конечном итоге за челноком прибыл атмосферный летательный аппарат, экипажу помогли выбраться и пересесть в кабину, а нас подцепили на внешний подвес.

Летели долго, ещё несколько часов, и за это время мы сумели в общем составить представление о планете, на которую попали. Складывающаяся картина настораживала.

Судя по тому, что мы сумели "увидеть", мир был сильно перенаселён. Сложно было не вспомнить слова Ашширы о трудностях с поиском пригодных для жизни планет: похоже, для местных этот вопрос стоял весьма остро. Кроме того, атмосфера этой планеты оказалась гораздо агрессивней земной. Не исключено, что такой она была с самого начала, в силу естественных причин, но мы с напарницей всё-таки склонялись к мысли, что её удручающее состояние — результат деятельности местных разумных. Как это случалось в прежние времена на Земле, как это было сейчас в мирах менее благополучных, чем Лооки.

— Есть подозрение, что так просто нас домой не отпустят, — недовольно проговорила Лу, когда мы в очередной раз вынырнули в реальный мир, чтобы передохнуть. — Они не производят впечатления дружелюбных "братьев по разуму".

— Пожалуй, что так, — согласился я. — С другой стороны, и убивать нас резона нет, в первую очередь стоит вытрясти всю полезную информацию и использовать с максимальной выгодой.

— Не нравится мне, как звучит это "вытрясти", — пробормотала напарница.

— Я всё-таки надеюсь, что они предпочтут договориться миром. Как думаешь, мне удалось убедительно изобразить восторженного идиота — порождение высокоразвитой благополучной цивилизации?

— О да, — насмешливо фыркнула напарница. — В восторженного идиота поверила даже я. Какой ты, оказывается, артистичный и разносторонне одарённый! Только почему ты думаешь, что они, даже поверив, решат не связываться? Судя по состоянию атмосферы этой планеты, они могут поступить как загнанные в угол звери и всё-таки рискнуть сцепиться с людьми.

— Я очень надеюсь, что они так не поступят, — ответил честно. — Собственно, у нас другого выбора нет, кроме как надеяться на лучшее.

— Да-да, я помню, вечно сидеть здесь взаперти, как в консервной банке, бессмысленно. Давай закроем тему, а то я опять начинаю нервничать и накручивать себя. Расскажи мне... ну хотя бы о своей сестре. Как вы ладили? Как попали на один корабль вместе работать? Как ты научился от неё закрываться?

Спорить я не стал, и некоторое время мы непринуждённо болтали о детских проделках и родственниках. Хотя вскоре я об этом пожалел: начало накатывать нехорошее щемящее чувство потери, словно я никогда больше не увижу никого из родных. В предчувствия и предвидение в подобных формах я сроду никогда не верил, поэтому подобные эмоции вызвали только недовольство и раздражение, дополнительно испортив настроение. Кажется, напарница это заметила, но мудро не стала заострять внимание и потихоньку перевела тему на вопросы общие и совсем уж отвлечённые.

А потом в окружающем мире начали-таки происходить изменения, видимые нашим камерам. Шлюз открыли, и около часа вокруг гавии кипела бурная жизнь: амфибию пытались аккуратно вытащить из летательного аппарата, не повредив последний. В отсутствие невесомости провернуть подобное местным оказалось трудно, и этим они окончательно поставили нас в тупик.

Почему в космосе шаты умудрялись уверенно управлять гравитационными полями, а на поверхности планеты не могли даже незначительно ослабить воздействие? Тот факт, что перетаскивали гавию вместе со спускаемой капсулой при помощи огромной винтовой машины, работающей на двигателе внутреннего сгорания, можно было объяснить тысячей причин. Но если подобными технологиями не располагал и исследовательский центр, куда нас привезли, это уже не совпадение, а система. И я готов был поставить своё жалование за год, что дело не в технологических ограничениях вроде способности управлять только собственноручно созданными полями, не в помехах со стороны планеты и не в чём-то ещё столь же специфичном. Проблема была глубокой, принципиальной. Антигравитация вообще не вязалась с шатами на их уровне развития, и я никак не мог отделаться от ощущения, что это явление мне мерещилось. Как будто я наблюдал какой-то спецэффект, красивую картинку.

Или как будто они и сами толком не знали, как работает то устройство, которым они пользовались на корабле.

Последней мыслью я поделился с напарницей, и та в ответ искоса посмотрела на меня с очень серьёзным и задумчивым выражением лица.

— Может, ты всё-таки не пойдёшь туда? Сомневаюсь, что прежние хозяева расстались с этим прибором добровольно.

— Да ладно, может, шаты случайно нашли какой-то артефакт и отчасти разобрались в его работе? Не выяснили принципы, но сумели найти закономерности.

— А ты, оказывается, оптимист, — протянула Лу с непонятной интонацией.

— Повторюсь, а что нам ещё остаётся? Если бы я был пессимистом, я бы просто предложил застрелиться, — хмыкнул я в ответ. — А вот и старый знакомый... Ладно, нехорошо заставлять старого приятеля ждать.

Рабочие с горем пополам справились со своей задачей и вытащили гавию в просторный ярко освещённый ангар, и теперь её окружили шаты рангом явно повыше, включая Ашширу. Выражение лица учёного мне не понравилось — раздражённое, недовольное, даже откровенно злое — как не понравились трое типов в красно-белых нарядах, стоящих рядом с ним. Но отступать сейчас было некуда.

Когда я поднялся, Лунария тоже встала, приблизилась ко мне и крепко обняла.

— Будь осторожен, хорошо? Помни, что ты тут не один, — тихо проговорила она мне в шею, пощекотав дыханием незащищённую комбинезоном кожу, а потом вдруг осторожно коснулась губами горла.

Странный поцелуй. Лишённый всякого чувственного подтекста, какой-то совершенно детский и невероятно искренний. Особенно странный для прежнего поведения и ехидных неприкрытых намёков женщины; я ведь чувствовал её эмоциональный настрой, и ничего подобного в Лу сейчас не было.

Повинуясь порыву, неожиданной внутренней уверенности, что именно так будет правильно, я чуть отстранился, пальцами приподнял лицо женщины за подбородок и коротко коснулся её губ своими — в ответ. А потом отстранил напарницу и двинулся к шлюзу, с удивлением понимая, что всё беспокойство и страхи отступили, исчезли в неизвестном направлении.

Почему-то показалось, что всё самое сложное и страшное уже позади, а со всем остальным мы легко разберёмся. Появилась твёрдая уверенность, что всё сложится хорошо, что выход из этой ситуации непременно найдётся. Что я сумею взглянуть на Лооки не только через вербул и его виртуальный интерфейс, а своими глазами. Что, как обещал, непременно расскажу Лу о давних событиях, так сильно изменивших землян.

С этими мыслями я и спустился по трапу, разглядывая стоящих неподалёку типов в бело-алом, чьё присутствие столь явно нервировало Ашширу, показавшегося мне достаточно невозмутимым по жизни типом.

Наряды их резко отличались от откровенно рабочей одежды остальных шатов. Тёмно-красные с широким белым кантом высокие сапоги, такого же цвета — длинные, по локоть, перчатки с широкими раструбами. Белые свободные штаны из плотной ткани, не стесняющие движений, заправлены в голенища, сверху надета рубашка с глухим воротником под горло — хотя, возможно, это был комбинезон. Сверху всё это прикрывало нечто вроде приталенного жилета с широкими накладками-наплечниками, красными с жирными пятиконечными белыми звёздами. Жилет прижимал широкий белый пояс, с которого впереди вниз свисало длинное треугольное полотнище на манер древней набедренной повязки. Кроме того, откуда-то из-под наплечников — мне было не видно с такого ракурса — почти до колен спадали плащи, белые с алым же подбоем. На ремне у каждого, по бокам, висело по небольшой белой сумке сложной конфигурации — кажется, в них хранилось оружие. Всё это напоминало какую-то странную форму, но повергало в недоумение своей откровенной непрактичностью.

Держались красно-белые с таким видом... в общем, слепой бы понял, что именно они тут главные. Хотя лично мне они этой надменной холодностью, вкупе с расцветкой нарядов, до смешного напомнили обыкновенных петухов. Настолько, что мне с трудом удалось удержать улыбку в вежливых пределах. Впрочем, вскоре я вообще постарался волевым усилием отогнать неуместную весёлость. Она была предпочтительней страха, но тоже могла не довести до добра. Кто знает, что из себя представляют эти трое на самом деле? Тот факт, что их наряды кажутся мне забавными, не умаляет возможной опасности этой троицы.

— Здравствуй, Юра! — первым заговорил Ашшира. — Это Кра, дальше разговаривать с тобой будет именно он, — представил профессор одного из красно-белых, на первый взгляд не отличавшегося от остальных.

— А что случилось? Почему не ты? — спросил я со всем дружелюбием, на какое был сейчас способен.

Кра и его коллеги смотрели на меня внимательно и настороженно, будто ожидали, что я сейчас брошусь и попытаюсь кого-то из них загрызть, или взять в заложники учёного. Тот факт, что они не спешили хвататься за оружие, мало обнадёживал. Не удивлюсь, если где-то неподалёку дежурит охрана, пристально следящая за каждым моим движением, и именно на неё возложена задача по обезвреживанию опасного пришельца в случае агрессивного поведения. Поручиться за это я не мог, но резких движений на всякий случай решил избегать.

— Кра — {пуль}, — "пояснил" исследователь.

— Пуль? — переспросил я, потому что переводчик этого слова не знал и прежде оно нам не попадалось.

— Они... следят за порядком. Защищают и направляют, — проговорил Ашшира подчёркнуто ровно и спокойно, но его эмоциональное состояние, которое я непрерывно считывал через инфополе, ясно говорило: собеседник играет и сам не верит своим словам. Ему вообще откровенно не нравились эти {пули}, но спорить с ними и возражать он явно опасался. Похоже, я имел честь познакомиться с представителями местных спецслужб, хотя функция "направлять" в применении к ним звучала непривычно. — Юра, будь осторожен со словами, говори то, что им нужно, — торопливо добавил учёный. — То есть отвечай на вопросы, — поспешил уточнить он, бросив короткий взгляд на пулей.

— Хватит, — оборвал профессора Кра, повелительно дёрнул головой. Один из его спутников на полшага приблизился к Ашшире. Учёный не был ниже и не казался слабее, но рядом с этим пулем как-то инстинктивно сжался и ссутулился. — Вперёд, — это уже мне, — и без глупостей, — отрывисто велел он.

Под конвоем двоих красно-белых и нескольких примкнувших типов в уже знакомых чёрных комбинезонах я двинулся через ангар. Разговаривать со мной никто не спешил, но осматриваться не мешали.

Отделанное грязновато-серыми панелями, озарённое резким холодным светом и лишённое окон, помещение производило неприятное, давящее впечатление. Мимо то и дело громыхали жестяными тележками, пустыми и нагруженными какими-то коробами и приборами, рабочие, при виде нас настороженно замиравшие и почтительно уступавшие дорогу. Я сумел внимательно разглядеть местных сотрудников, и по сравнению как с экипажем корабля, так и с конвоем, зрелище... располагало к размышлениям.

Я с трудом отличал шатов в лицо, типаж у них был очень схожий, а какими-либо особыми приметами могли похвастаться немногие. Высокие — мой рост считался бы среди них средним — и достаточно худощавые, они обладали похожими чертами узких лиц, имели одинаковый цвет кожи и небольшие различия в цвете волос. Такие были на корабле, такие же — здесь, в этом смысле обошлось без сюрпризов. Отличие заключалось в ином.

Здешние работники выглядели гораздо более... потрёпанными. Не только одеждой, сильно поношенной и линялой, но и лицами — ещё более худыми, болезненными, с глубоко запавшими глазами, — и фигурами, гораздо менее прямыми и уверенными, чем у сопровождавших меня бойцов или космических коллег этих самых работяг.

А ещё были {взгляды}. При нашем приближении шаты опускали глаза и склоняли головы, на спины же наши лилась молчаливая, тщательно сдерживаемая, зрелая ненависть. Не отвращение, не неприязнь и даже не страх — чувство взвешенное и явно осознанное. Заслуженное. Поскольку лично я и, полагаю, мои сородичи вряд ли чем-то успели навредить местным, да и на корабле я вызывал у этих существ только опасливое любопытство, — сделал логичный вывод, что таким успехом у местных пользуются именно пули.

Впрочем, всё это я отмечал машинально, краем сознания. Гораздо сильнее меня сейчас беспокоило расстояние, на которое конвоиры удалятся от гавии. Вербул без внешних ретрансляторов и усилителей обеспечивает связь на расстоянии нескольких километров, не больше. Была бы цела амфибия, она увеличила бы этот радиус раз в десять, но увы, жевака не пожелала отпускать нас без потерь. Так что оставалось нервно считать шаги и вглядываться в стены, прислушиваясь к инфополю — не встретится ли на пути какая-то преграда, экранирующая сигнал?

К счастью, наружу меня не повели и ни в какой транспорт грузить не стали. Мы дошли до дальнего конца просторного зала. Там, лязгнув дверьми, железная клетка примитивного лифта проглотила нашу компанию и медленно потащила вниз, глубже под землю. Спускались долго, но углубились от силы на пару сотен метров. Из лифта мы вышли в коридор, перегороженный железной решёткой с кодовым замком. По ту сторону решётки дежурили двое шатов в такой же форме, как у пулей, только угольно-чёрной и без плащей. Нас эта пара тут же взяла "на мушку", но, разглядев Кра и его коллегу, заметно расслабилась.

Пришлых конвоиров отпустили, и они с явным удовольствием вернулись в лифт — похоже, общество пулей не радовало даже их. А старший из красно-белых тем временем обменялся с охраной непонятными фразами, ввёл на панели замка какую-то комбинацию (познакомиться с местной письменностью я так толком и не успел), и путь продолжился.

Через короткий ослепительно-яркий коридор, под потолком которого, выше ламп, угадывалось движение — похоже, там располагалась настоящая охрана — мы дошли до ещё одного лифта, лишённого каких-либо средств управления. Несколько секунд железный ящик висел неподвижно, а потом плавно тронулся, утаскивая нас ещё глубже в грунт, правда, всего на пару этажей.

Опять хитросплетения коридоров и переходов, то и дело навстречу попадались шаты — частью в такой же бело-красной одежде, как мои спутники, частью — в простых белых комбинезонах. С первыми Кра обменивался короткими приветствиями, вторых игнорировал.

Вскоре от этого резкого света начали болеть и даже слезиться глаза, так что полдороги я их тёр и пытался проморгаться. Использовать козырь в виде "Переплёта" я по такому пустяку не стал, пусть лучше шаты считают меня слабым никчемным существом. Если враг тебя недооценивает, это уже половина победы, а в том, что эти существа — не друзья, я уже не сомневался. Если Ашшира ещё тянул на разумное существо в хорошем смысле этого слова, то нынешние мои хозяева, похоже, представляли собой солдафонов в худшем смысле. Увы, судя по всему, именно они являлись здесь властью, а никак не умница-профессор.

— Раздевайся, — велел Кра, когда мы финишировали в небольшой квадратной комнате с белыми стенами, освещённой настолько ярко, что я вынужден был щуриться, чтобы рассмотреть хоть что-то. Так и ослепнуть недолго, черти бы побрали этих пулей... Как они сами могут выносить подобные условия? И ведь даже почти не щурятся!

— Что происходит? — решил всё-таки спросить я. Решение было опрометчивым: я едва устоял на ногах, и то исключительно благодаря стене, оказавшей мне поддержку. Хук слева у Кра был поставлен как надо, даже местный яркий свет на несколько секунд померк перед глазами, а я к тому же не ожидал удара и не сумел нормально отреагировать.

Кажется, я начинаю понимать, за что этих типов так любят в народе...

В динамиках испуганно ахнула и грязно выругалась до сих пор молчавшая Лу. Я мысленно согласился с её комментарием в адрес шатов.

— Молчать. Выполнять! — отрывисто скомандовал Кра, и в голосе послышалось удовлетворение.

Пару мгновений я потратил на то, чтобы прийти в себя, и заодно поспешно соображал, как лучше себя повести — изобразить праведное возмущение и разыграть удивление, или молчать и слушать, не изображая из себя продукт высокоразвитого гуманного общества. Решил не нарываться: их тут всяко больше и даже если я справлюсь с одним-двумя, остальные с чувством глубокого морального удовлетворения отделают меня так, что думать будет больно. А я всё ещё не оставлял надежды найти выход из этого мира, для чего лучше сохранять ясность ума и целостность организма.

Правда, "Переплёт" всё же пришлось задействовать, иначе я рисковал остаться без переводчика. Экономя ресурс, запустил только одну функцию, переводчика: всю информацию по языку шатов я переписал туда ещё в гавии. Конечно, можно было уцепиться за костюм под предлогом незнания языка, тем более что это являлось чистой правдой, но... "Переплётом" воспользоваться пришлось бы даже в том случае, если бы они мне поверили. Простой и логичный выход: отобрать переводчик и выдавать его только по необходимости. Если бы шаты были идиотами и начали свободно общаться при мне на темы, не предназначенные для моих ушей, такое действие ещё имело бы смысл. Но на идиотов пули не тянули, так что смысла спорить я не видел.

Молчаливый спутник Кра сунул мне в руки какие-то тряпки и отобрал комбинезон, после чего оба вышли, оставив меня в одиночестве. Тряпки при ближайшем рассмотрении оказались одеждой, застиранной линялой робой грязно-серого цвета и такими же штанами. Думать, сколько народу до меня скончалось в этом тюремном наряде, не хотелось. Но брезговать одеждой я благоразумно не стал, натянул на себя и, прислонившись спиной к стене, сполз по ней на жёсткий пол — за неимением в комнате какой-либо мебели.

Яркий свет жалил глаза даже сквозь плотно сомкнутые веки, но так всё равно было проще его выносить. Я осторожно ощупал скулу, на которую пришёлся удар; та опухала на глазах и жаловалась на жизнь тянущей пульсирующей болью.

Через несколько секунд свет начал пульсировать — хаотично, неравномерно, без системы, — после чего в уши начал ввинчиваться резкий тонкий звук. Я задумался, что и где у них сломалось, но потом сообразил, что происходит, и расхохотался. Даже от избытка чувств пару раз слегка стукнулся затылком о стену, чем, наверное, здорово озадачил наблюдателей.

Что мы там с напарницей вспоминали про дикарей? Вот они, в чистом виде, даже с пресловутой дубиной, которую сейчас пытаются применить к моей психике!

Самое смешное, с кем-то другим из моих сородичей этот приём вполне мог сработать. Грубо, примитивно, действенно... Не так грубо, как физические пытки, и даже, наверное, более эффективно: неведение, полная дезориентация, пара суток без сна — и можно брать тёпленьким.

Но давить подобным образом на геонавта абсолютно бессмысленно, о чём шаты догадываться, конечно, не могли. У нас слишком тренированный разум для того, чтобы обмануть его подобными методами. Да, в расслабленной обстановке погружаться в инфополе проще и приятнее, но работа наша состоит отнюдь не из таких моментов. Главное для геонавта — не потерять концентрацию в любой ситуации, будь то штатный переход из потока в поток, авария или хоть та же жевака. Честно говоря, в сравнении с последней эта их светомузыка выглядела смешно и нелепо.

Доносить до своих хозяев всю ошибочность их тактики я, конечно, не стал. Забился в угол, обхватил колени руками и уткнулся в них лбом, чтобы не выдать себя безмятежной физиономией, и постарался расслабиться, сосредоточившись на дыхании. Уже через несколько вдохов вой отстранился, оставшись за пределами моего "я", сосредоточившегося сейчас глубоко внутри, под диафрагмой. Ещё несколько мгновений — и где-то там, далеко, остались вообще все ощущения тела.

Найти среди понятных, но всё-таки чуждых существ хорошо знакомое сознание напарницы оказалось нетрудно. Встревоженная Лу напоминала вихрь и моего успокаивающего "прикосновения" сначала просто не заметила. Но через считаные мгновения опомнилась и, приглашая к разговору, распахнула сознание — настолько резко и полно, что чужими сильными эмоциями и мельтешащими мыслями меня в первый момент оглушило гораздо сильнее, чем пыточными техниками шатов.

Сложно внятно объяснить, как строится подобное общение. Не разговор в прямом смысле этого слова; обмен информацией происходит напрямую и гораздо быстрее. Впечатление такое, что часть твоих мыслей думает другой человек, получается эдакий "внутренний диалог". Лгать в настолько близком контакте чертовски трудно, как и недоговаривать, хотя и этому можно научиться. Я старался никогда не опускаться до подобного и предпочитал держать дистанцию, не пуская партнёра дальше поверхностного слоя сознания. Лу же, напротив, никогда не закрывалась, но... играла, буквально утекала из рук: слишком быстро образы в её сознании сменялись один другим, выстраиваясь в сложные ассоциативные цепочки, и отследить такие последовательности было гораздо сложнее, чем, скажем, "вскрыть" мою защиту.

Сейчас же напарница не таилась вовсе. От такой откровенности и полноты восприятия чужого разума голова шла кругом. Было ощущение, будто постороннее сознание, подобно водовороту, затягивает вглубь себя и мягко, но очень настойчиво вынуждает открыться в ответ. На мгновение сделалось жутко, на периферии мелькнул страх потерять себя, окончательно заплутав среди чужих мыслей, но я волевым усилием отогнал эти глупости. Никакого основания подобные опасения не имели, обыкновенный страх неизвестного. Или, вернее, известного теоретически, но не пережитого и не прочувствованного лично.

К счастью, Лу являлась профессионалом в достаточной степени и очень быстро справилась с собой. Она не стала закрываться совсем и возвращаться к прежнему стилю поведения, но меня, по крайней мере, перестали так трепать и тащить её эмоции.

Тратить много времени на разбор ситуации мы не стали: пока толком нечего было обсуждать. Собственно, я хотел только удостовериться, что эта природная связь исправно работает, и успокоить напарницу, которая восприняла случившееся гораздо острее, чем я. Причём не столько в силу характера и иной подготовки, сколько...

Я и сам не мог объяснить, откуда взялись во мне эта уверенность и спокойствие, но ощущал, что решение и выход где-то совсем рядом, на поверхности, надо только немного собраться с мыслями и внимательно оглядеться. Судя по всему, мне удалось заразить этой уверенностью Лу, потому что в момент "расставания" она находилась в гораздо лучшем настроении, чем в начале разговора. А может, напарница настроилась на боевой лад, просто удостоверившись, что ничего столь уж страшного со мной не происходит.

Прервав контакт, я тем не менее не спешил полностью возвращаться в реальность, памятуя о том, в каких условиях находится моё тело. Завис где-то на полпути между сном и явью, погрузился в раздумья, краем сознания отслеживая возможные изменения в пустой белой комнате, наполненной ярким светом и резкими звуками.

Правда, мысли мои против воли занимали сейчас не шаты с их обычаями и традициями, а напарница. Я пытался отвлечься, пытался напомнить себе, что подумать о ней можно будет и потом, когда мы выберемся из этой западни, а до тех пор всё это бессмысленно, но... заноза засела прочно и настырно требовала внимания.

Расслабившись и позволив мыслям течь свободно, я почти сразу понял, что именно меня так зацепило и сбило с рабочего лада: эта самая открытость Лу, полное и безграничное доверие. Да, такое непривычное поведение встревожило, даже почти напугало. Но одновременно нестерпимо захотелось ответить тем же, наплевать на все привычки, полностью открыться и просто посмотреть, что из всего этого выйдет.

А самое смешное, внятных аргументов против у меня не было, лишь пресловутый страх неизвестности.

Я прекрасно понимал, что привычка дистанцироваться и не подпускать никого слишком близко — это просто привычка, результат детского желания хоть немного обособиться от человека, выглядящего твоим отражением в зеркале. Это сейчас мы с сестрой не так уж похожи, а в детстве были на одно лицо, причём, что меня особенно обижало тогда, принимали нас за девочек. Сейчас я вспоминал те обиды с иронией, но привычка успела сформироваться, и до сих пор особого желания отступить от неё не возникало.

Почему возникло сейчас? Сложно сказать. Потому что Лу доверилась первой. Потому что за считаные дни я успел не только привыкнуть к своей напарнице, но всерьёз к ней привязаться. Подкупала её лёгкость, полное отсутствие второго дна, и отвечать на подобное глухой стеной отчуждения было физически трудно. Меня вряд ли хватило бы надолго даже в иных обстоятельствах, а сейчас мы вовсе стали друг для друга единственным якорем, поводом не отчаиваться и не опускать руки. Как можно в такой ситуации скрытничать и сторониться друг друга?

А будущее не пугало вовсе. Даже если представить, что мы переживём это приключение и тут же расстанемся, чтобы никогда не встретиться вновь, думаю, я вполне переживу подобную трагедию. Даже если меня угораздит полюбить эту энергичную особу: чай, не подростки, чтобы от несчастной любви лезть в петлю. Зато получится интересный и необычный опыт...

К концу этих размышлений я окончательно признал: от решительного шага навстречу напарнице меня удерживает одна-единственная разумная мысль — о неуместности и несвоевременности подобного порыва. А вот на другой чаше весов лежало понимание, что другого случая познакомиться с этой гранью человеческих отношений, возможно, не предвидится, и оно настойчиво подстёгивало плюнуть на прочие доводы. Причём дело здесь было даже не в том, что мы можем не выжить. Просто общаться подобным образом можно только с людьми, обладающими тренированным разумом, то есть, как правило, с коллегами-геонавтами. Со всеми прежними знакомцами такого желания не возникало.

Нет, чисто теоретически можно связаться и с неподготовленным человеком, только... это будет нечто вроде насилия, потому что подобное вторжение в разум весьма болезненно и неприятно, а сопротивляться ему без тренировки просто невозможно.

В этот момент в голове как будто звонко щёлкнуло: меня осенило. Вот же искомый выход! Шаты не умеют осознанно контактировать с инфополем, более того, подозреваю, они даже не в курсе его существования. Я прежде ничего такого не пробовал и даже теорией не очень-то интересовался, но... сомневаюсь, что это намного сложнее пилотирования.

Оставалось найти подходящую жертву и начать эксперименты. Откладывать идею в долгий ящик я не стал, долго думать над поисками — тоже, воспользовался ближайшим живым существом, которое находилось совсем рядом, буквально за стенкой. Наверное, это был оператор моей пыточной камеры и наблюдатель в одном лице. Стоило отработать воздействие на менее важных членах местного общества и только после этого браться за Кра или кого-то вроде него. А заодно — попробовать разобраться в здешних реалиях.

Глава 5. Союзники

{Лунария О-Ори}

"Убью. Вот доберусь, из-под земли достану и убью!"

"Или не убью, но покалечу, чтобы надолго запомнилось".

"А перед этим, может, ещё как-нибудь изуверски надругаюсь!"

Такие или примерно такие мысли толкались в моей голове, пока я отходила от пережитого и переваривала открытие, что напарник мой жив и неплохо себя чувствует. Нет, я была безусловно рада, что Юру там не пристукнули. Но невозможность докричаться до землянина и картинки, которые передавал маячок, доставили мне много неприятных, да что там, откровенно страшных, моментов.

Только потом уже, когда ко мне в голову "постучался" пилот, сообразила, что надо было не паниковать, а сразу же погружаться в инфополе.

К моему искреннему удивлению напарник был возмутительно бодр и спокоен, несмотря на перехваченные мной болезненные ощущения, и именно этот факт совершенно вывел меня из равновесия и пробудил жажду крови. Я значит боюсь за него и не знаю, как спасать, а он иронизирует!

То есть я вполне отдавала себе отчёт, что мысли и желания эти нелогичны, сиюминутны, и на самом деле ничего подобного я не хочу, но это не помешало добрую минуту провести, тихонько матеря землянина на все лады. От этого полегчало, и я сумела сосредоточиться на окружающем мире.

Ничего нового там не происходило, наоборот, всё вернулось на круги своя: гавию опять пытались вскрыть. Процессом руководил оставшийся красно-белый при молчаливом недовольстве Ашшира, которого от работ с "пришельцами", то есть нами, почти отодвинули. Ситуация повторилась в точности: сначала аборигены ковыряли гавию подручными средствами, потом пригнали страхолюдного вида здоровенный аппарат, принявшийся долбить корпус, потом...

Развлекались они довольно долго, но, на моё счастье, не преуспели. За это время я несколько раз проведывала напарника, который был сосредоточен на чём-то непонятном и вяло от меня отмахивался. Я не настаивала, пусть его. Главное, жив-здоров и неплохо себя чувствует.

Когда пыл исследователей поугас и суета вокруг гавии начала стихать, я попыталась уговорить себя лечь спать, и даже легла, вот только заснуть никак не получалось.

За прошедшие несколько дней я настолько привыкла к присутствию рядом землянина, что без него чувствовала себя до крайности неприятно. Не хватало тёплого горьковатого запаха, тяжёлой сильной руки на талии, уютных расслабленных объятий, ощущения покоя и защищённости...

Не просто привыкла — привязалась. С трудом верилось, что совсем недавно я даже не знала о существовании этого человека. Казалось, будто мы знакомы, по меньшей мере, уже несколько стандартов, которые провели бок о бок. Вот что значит — экстремальная ситуация!

Некстати вспомнился совершенно деморализовавший меня короткий поцелуй, если его вообще можно так назвать, и я окончательно загрустила. Потому что при мысли об этом сердце забилось чаще, дыхание перехватило, губы сами собой изогнулись в мечтательной улыбке... В общем, стоит посмотреть правде в глаза и признать очевидное: я влюбилась. Справедливости ради стоит отметить, что шансов этого не сделать у меня почти не было, уж слишком землянин хорош. Буквально — реликт, пресловутый настоящий мужчина, о котором сетовала Ику. Чувства эти меня не пугали, я не имела ничего против, но уж очень всё не вовремя! Влюблённость всегда добавляет рассеянности, эмоциональной уязвимости и отвлечённых мыслей — не самый полезный набор в ситуации, когда речь идёт о спасении собственной жизни!

Впрочем, сейчас, перед сном, я всё-таки позволила себе предаться всяческим приятным мыслям, под которые потихоньку начала погружаться в дрёму. Ровно до того момента, как прямо над ухом прозвучало резкое и отчётливое:

— Проверка коммуникативной функции.

Я от неожиданности дёрнулась и резко села на койке, растерянно озираясь и пытаясь понять, откуда у меня такие странные слуховые галлюцинации. Ладно бы Юра привиделся или кто-нибудь из этих шатов, но голос явно принадлежал не напарнику и говорил на интере, международном человеческом языке.

— Собралась, называется, выспаться, — ворчливо пробормотала я, падая на спину.

— Коммуникативные функции в норме, — спокойно продолжил тот же голос, и я вновь резко села.

— Кто здесь?

— До столкновения с белковой формой жизни у нас состоялся контакт, — через пару мгновений отозвалась темнота.

— Разумная пыль?! — ошарашенно переспросила я. — Куда вы пропали? И пропали ли? Что вообще происходит? И... ты можешь проявиться? — добавила просительно. Включившийся по команде свет озарил пустую каюту, мой собеседник предпочитал оставаться невидимым. Это нервировало. — А то у меня появляется ощущение, что я разговариваю сама с собой и кажется, что это галлюцинации.

— Ответ отрицательный. Изменение агрегатного...

— А можно хотя бы говорить на нормальном языке?! — перебила я.

— Д-да, — с некоторой запинкой проговорил он. — Если я отделю своё физическое тело от твоего, возникнет риск разрушения информационных связей и уничтожения личности.

— Отделю?! То есть сейчас ты... во мне что ли находишься?! — голос прозвучал сипловато. Очень захотелось упасть в обморок или как-то ещё радикально выбросить из головы этот короткий диалог, но получилось только грязно выругаться, когда рыш коротко ответил:

— Да.

Негодование он пережидал молча. Я долго ругалась в пространство, пыталась ощутить какие-то неприятные, тревожные, страшные изменения в организме и уловить тень надвигающейся смерти или хотя бы безумия, а потом начала потихоньку успокаиваться.

— И чем мне грозит?

— Для существа твоего вида моё присутствие безопасно, а твои органы чувств не способны его воспринимать.

— Так. Стоп. Давай-ка рассказывай по порядку, что случилось и почему ты здесь. Но для начала, имя у тебя какое-нибудь есть? А то на "эй, ты" обращаться не очень-то удобно.

— Вербальный идентификатор отсутствует, — отозвался он.

Неисправим.

— Ладно, со временем что-нибудь придумаем, — устало отмахнулась я и прикрыла глаза: разговаривать с пустой комнатой было неуютно, так же можно убедить себя, что собеседник сидит рядом, а не в моей голове. — Рассказывай.

Если опустить все громоздкие конструкции, которыми рыш порой называл простые вещи, рассказ его сводился к следующему. Оказалось, что пылевые существа не такие уж неуязвимые: электромагнитные импульсы определённой частоты и интенсивности разрушали их внутренние связи и лишали разума. Чем шаты, случайно открывшие такой эффект, активно пользовались. Собственно, именно эти трупы рышей, управляемые переменным током высокой частоты, помогали им перемещаться в космосе на большие расстояния и создавать гравитационные поля внутри космических кораблей. Отсюда и ограничения на дальность перелётов, и отсутствие базовых знаний во многих областях: все закономерности выявлялись экспериментально, а внятной теоретической базы не существовало.

Встреченные нами шаты, действуя по привычной схеме, убили нескольких сородичей этого рыша, с которыми тот путешествовал. Его самого спас корпус гавии, но "контузило" отдачей от разрыва связей с товарищами. Сейчас рыш пришёл в себя и поспешил укрыться внутри "белкового организма" в моём лице, который неплохо изолировал от опасного воздействия и при этом, в отличие от неодушевлённых предметов, был способен перемещаться и предпринимать какие-то действия по собственному спасению. А заодно — спасению безбилетного пассажира.

— Как они вообще перехватили вас в открытом пространстве, если они толком не умеют управлять собственными летательными аппаратами?

— Мы оставались всё это время на орбите той самой планеты, — признался рыш. — Но цель их пребывания в той звёздной системе мне неизвестна. Предполагаю, туда их привёл очередной эксперимент, перемещение носило случайный характер.

— Что такое не везёт и как с этим борроться, — прокомментировала я, а потом со вздохом согласилась: — Ну да, уловить наши сигналы они бы с таким уровнем развития точно не смогли. Вряд ли вокруг той планеты у них летали какие-то спутники, а у нас исправен только резервный радиопередатчик, маломощный и ненаправленный. Естественным же путём радиосигнал добирался бы до ближайшей звёздной системы несколько стандартов. Ладно, это всё детали. Главный вопрос — ты, получается, сам можешь послужить космическим аппаратом и вывезти нас отсюда?

— Энергетического потенциала одной особи недостаточно для развития второй космической скорости.

— То есть получается, вы нас подставили под этих шатов, которые о нас знать не знали, а теперь ты надеешься, что мы тебя каким-то образом отсюда вытащим?! — возмутилась я. — Слушай, ты, вообще, в курсе, что такое совесть? Или это понятие, свойственное исключительно белковым видам?

— Совесть — механизм саморегуляции вашего вида, предназначенный для исправления ошибок эмоционально-поведенческого характера, связанных с нарушением норм морали. Необходимость в подобном механизме у моего вида отсутствует, поскольку совершение подобного рода ошибок полностью исключено: образ поведения определяется рационально, на основании понятия целесообразности, — пространно пояснил он.

— То есть ты бессовестный, и даже базу под это подвёл. — Я с горем пополам переварила очередную заумную фразу. — Хорошо устроился. Может, раз ты такой умный, ты предложишь способ побега отсюда?

— Необходимо выйти на орбиту планеты, за пределы плотных слоёв атмосферы. Оттуда можно попробовать переместиться, — невозмутимо сообщил рыш.

— Это существенно упрощает задачу, — ядовито протянула я. — Достаточно быстро-быстро махать руками, пинками разгоняя аборигенов, и мы в космосе!

И всё-таки хорошо, что эти пылевики так сильно отличаются от людей. Глист — как я в раздражении назвала этого приживалу — оказался существом дивной невозмутимости. С человеком я бы разругалась через минуту, особо терпеливым — через полчаса, а этот на мои эмоциональные взрывы и возмущение совершенно не реагировал, выбирал из сказанного рациональное зерно и продолжал конструктивный разговор.

В сухом остатке у нас имелось два варианта дальнейших действий: для бегства с этой планеты нам требовалось либо оказаться на орбите, либо — под водой, если здесь существовал мировой океан, как на Лооки. В последнем я, впрочем, сомневалась, иначе на шатов давно бы наткнулись мои сородичи. С другой стороны, без воды привычная нам белковая жизнь не смогла бы существовать, и вода тут наверняка есть, и её много. Может, она просто не связана с теми потоками, через которые путешествуют геонавты? Эх, сюда бы какого-нибудь головастого теоретика!

Попутно выяснилось, что геонавтика, собственно, и явилась тем самым "нестандартным путём прогресса белкового разумного вида", который так заинтересовал рышей в людях. Увы, рассказывать, сколько стандартных видов встречали пылевые за время своего существования, он отказался под чрезвычайно мутным и непонятным предлогом. Непонятным в прямом смысле: Глист завернул такую сложную словесную конструкцию, что мой измученный впечатлениями дня мозг просто отказался воспринимать её целиком. Или впечатления не при чём, а всё дело в скудости интеллекта, не знаю. На тот момент мне было уже почти плевать, и настаивать на подробностях я не стала.

Интересно, что проще — угнать космический корабль или маленькую подводную лодку?

Главный вывод, к которому я пришла к концу этого разговора, оригинальностью не блистал: нам нужна информация о мире и его реалиях. Зато меня осенило, как её можно получить. Если мирным путём договариваться с нами шаты не желали — что ж, стоило ответить симметрично, взять языка и допросить с пристрастием. Но — завтра, после основательного отдыха и совещания с напарником.

Утро началось с того, что я пыталась понять, приснилось мне знакомство с рышем или нет.

— Эй, Глист, ты тут? — раздражённо спросила я у пустой каюты.

— Да, — с готовностью отозвался голос в голове.

Сходу определиться, рада я, что это был не сон, или нет, не получилось, поэтому я решила отнестись философски и начать с еды. Рыш помалкивал, давая возможность спокойно всё обдумать.

Присутствие такого приживалы в организме отчасти даже радовало. Как ни парадоксально, с ним было спокойнее: хоть и пылевая невнятная субстанция, а всё-таки — живое существо, с которым можно поговорить. Да и пользу он способен принести. Не только с побегом, если он действительно способен переместить сравнительно небольшой объект без всякого двигателя, но и с подготовкой этого побега, своими знаниями. Не мешается, не вредит, сидит себе тихонько...

Но с другой стороны, на ясную голову такое соседство пугало ещё сильнее, чем вечером. Главным образом, своей незаметностью и неощутимостью. Это пока он ведёт себя прилично и не пытался влиять на моё восприятие (во всяком случае, хочется на это надеяться), так что объективного повода для паники нет, а что будет потом — неизвестно.

За несколько минут я накрутила себя почти до паники с рефреном "он поработит мой мозг", а потом ещё за столько же — уговорила, что подобное ему совсем не нужно, и вообще глупо дёргаться из-за того, на что нет возможности повлиять.

Если выживу, я или заработаю нервный срыв, или закалю нервы так, что в Воронку смогу прыгать без спассредств...

— И давно на вас эти шаты охотятся? — спросила я наконец.

— По вашему летосчислению — чуть меньше десяти... стандартов.

— Шустрые ребята, за такой короткий срок не просто освоились, но начали строить свои корабли, — задумчиво похвалила я. — А вы с нами случайно не из-за этих шатов решили подружиться? Которым ничего не можете противопоставить.

— Это один из факторов, — уклончиво ответил рыш.

— И почему ты думаешь, что мы примем вашу сторону, а не их? Почему уверен, что мы не найдём ту последовательность радиоимпульсов, которой шаты вас глушат, и не начнём развивать собственную космонавтику?

— Такая вероятность имеется, — согласился он. — Однако подобный вариант нерационален с вашей точки зрения, а те, кто у вас принимает решения, насколько я могу судить, достаточно рассудительны. Причин для конфликта с нами нет. Ваша популяция неагрессивна: комфортные условия для существования каждой особи, отсутствие дефицита продовольствия, изобилие благоприятных для проживания территорий. С другой стороны, столкновение интересов людей и шатов неизбежно. Если исключить наше присутствие, две ваших цивилизации рано или поздно непременно встретились бы и это привело бы к жёсткой конкуренции. Прогнозируемое время столкновения — пять-семь стандартов. Люди поступали... глупо. Отправка упорядоченных сигналов в космос для привлечения внимания возможных разумных существ выдаёт ваше местоположение. В настоящий момент отправка сигналов прекращена, но скорость распространения радиоимпульсов конечна, и по расчётам отправленные ранее сообщения в ближайшем будущем должны достигнуть системы шатов. В случае столкновения с этим видом, несмотря на ваш более высокий уровень развития, результат конфликта непредсказуем.

— Ну... да, не самый умный поступок наших предков, — согласилась я. С рышем сложно было спорить: мы, в отличие от шатов, в космосе перемещаться почти не умеем и на их планету до сих пор не наткнулись, то есть попасть на неё с помощью привычных нам средств, скорее всего, очень трудно. В случае конфликта это даст им серьёзное преимущество. А что до сигналов... — Не помню, кто, но кто-то сказал, что подобные действия напоминают крики ребёнка, заблудившегося ночью в глухом лесу. На такой крик скорее придут дикие звери, чем спасатели. Я правильно поняла, ты предлагаешь нам сотрудничество? То есть не ты, твой вид. Вы нам помогаете освоиться в космосе, мы — прикрываем вас от этих типов?

— Вероятно. Недостаточно информации, — уклончиво ответил рыш. — Требуются исследования. Подобные решения должен принимать общий разум.

— Ладно, в самом деле об этом ещё рано. Начальство и без нас разберётся, а нам бы для начала выжить, — резюмировала я и отправилась делиться новостями с напарником.

Однако Юра к общению был не расположен. Нет, ничего ужасного с ним не случилось, землянин просто дремал. Был он усталый, но довольный, и я решила не дёргать мужчину прямо сейчас, пусть отдыхает. Хотя, конечно, большой вопрос, чем он таким занимался в одиночестве в запертой комнате, что так вымотался?

{Юрий Сорока}

Я никогда прежде не пробовал делать что-нибудь подобное, даже мысли такой не возникало. А вот сейчас, когда возникла, я вдруг вспомнил, что у меня на родине насильственное воздействие через инфополе считалось преступлением и каралось весьма строго. Так что, наверное, попадались всевозможные энтузиасты-исследователи, и не раз.

Вот бы пообщаться с таким человеком, опыт перенять..

Дикие мечты о консультации с опытным уголовником я, впрочем, старательно от себя гнал и пытался найти ответы методом проб и ошибое. Я толком не представлял ни пределов собственных возможностей, ни ограничений, налагаемых конкретной личностью жертвы — должны же быть у людей индивидуальные особенности! — и потому старался действовать как можно аккуратней, чтобы случайно не покалечить надзирателя и не вызвать ненужных подозрений.

Но на деле всё оказалось даже проще, чем я смел надеяться. "Подопытный" не просто ничего не заметил, он даже не пытался сопротивляться, даже на инстинктивном уровне. Его мозг воспринял воздействие как нечто само собой разумеющееся и не ощутил ни малейшего беспокойства. Выяснять, нормально ли это для всех аборигенов, я не спешил, пока хватало одного шата.

Чужое полностью открытое сознание представлялось странно — нечто среднее между компьютером вроде вербула и захламлённым пыльным чердаком. Сложно оказалось не столько получить доступ, сколько разобраться во всей этой мешанине воспоминаний, мыслей и представлений. Факты объединялись не столько стройными причинно-следственными связями, сколько сложными ассоциативными цепочками, и понять логику этой паутины я так и не смог. Попытался, но быстро плюнул, смирившись, что на медленный дотошный путь у меня нет ни времени, ни знаний. Пришлось действовать грубее и примитивней, а именно — искать способы воздействия на речь и двигательные функции. Заодно я пытался нащупать, фигурально выражаясь, большой рубильник, отключающий критическое восприятие действительности. Во избежание грядущих проблем с объектом воздействия, чтобы он вдруг не сообразил, что действует не по своей воле, и не взбунтовался.

В конечном итоге я всё-таки нащупал нужные точки и на этом свои эксперименты прекратил, уж слишком утомительными оказались подобные развлечения. Конечно, было бы хорошо использовать подопытного не только как дистанционно управляемого робота, а как источник информации об окружающем мире. Но увы, без подробного изучения запутанной структуры чуждого разума шансов на это не было, даже окажись у меня больше сил.

В прямом смысле спать в тех условиях, которые обеспечили мне тюремщики, было невозможно, но я погрузился в медитацию, давая отдых телу и натруженному сознанию. Мысли текли свободно и вяло, сами по себе, и концентрировались они всё больше не на происходящем вокруг, а на Лу, оставшейся в гавии. Впрочем, я даже не удивился этому: единственное близкое и понятное существо, достойное доверие, на многие световые годы вокруг. Ничего странного, что именно за этот образ зацепилось подсознание, чтобы успокоиться.

Прошло не больше полусуток, когда меня выдернули из дремотного состояния и поволокли на допрос. Зрелище я, по счастью, представлял весьма жалкое: помятый, с неуклюжими движениями затёкшего в одной позе тела, да ещё глаза слезились, а левый вообще заплыл из-за распухшей скулы. "По счастью" потому, что светить бодрой довольной физиономией в подобной ситуации опрометчиво: в противном случае тюремщики легко поняли бы, что их методы не действуют, и придумали бы что-то ещё. Вряд ли это "что-то" мне понравится.

— Говори! — резко велел уже знакомый красно-белый, когда меня приволокли в какую-то комнату и толкнули на табурет, стоящий перед широким тяжёлым столом. Собственно, ничего больше в этой комнате и не было, даже второго стула. Пуль устроился на краю стола, угрожающе нависая надо мной.

— Я не понимаю, что вам от меня нужно! — совершенно искренне ответил ему.

— Кто ты? С какой целью прибыл сюда?

— Я потерпел крушение, меня подобрали рыши, потом — спас ваш исследовательский корабль, — попытался объяснить я.

— Допустим. Откуда ты прибыл?

— С планеты Земля, но я не знаю, как объяснить, где она находится! Я же не знаю, где я сейчас!

Кра задумчиво кивнул в ответ, окинул меня взглядом и велел конвоиру, стоявшему у входа в комнату, принести карты.

— Расскажи про свою планету, — резко скомандовал он мне.

Я заговорил, повторяя примерно то же, что говорил Ашшире. Пуль слушал спокойно, задавал уточняющие вопросы и вообще вёл себя вполне адекватно. Многие вопросы повторял и формулировал по-другому, пытался поймать на неточности и противоречиях, перескакивал с темы на тему и, наверное, применял какие-то ещё приёмы допроса, распознать которые мне не хватало знаний. Ну не готовили меня к допросам и отправляли не в тыл к врагам, а на стажировку к потенциальным союзникам!

Оставалось полагаться только на свой здравый смысл и целостность той картины, которую я представлял. А представлял я её неплохо. Рассказывал о том, что мы давно не воюем, что на Земле давно нет голода. Вспоминал, что много лет на нас напали и чуть не уничтожили всё человечество, мы извлекли урок и с тех пор опять много времени уделяем военной науке. Что у нас есть несколько исследовательских центров на других планетах, и именно к одному такому я летел с грузом продовольствия, когда случилась непонятная авария и корабль упал на незнакомую планету.

Потом принесли карты, разложили их на столе, и я замер, в полном недоумении разглядывая россыпь чёрных точек на белом поле с какими-то непонятными пометками. Даже если бы я чуть больше разбирался в астрономии и доподлинно знал, в какой части галактики находится Солнце, я бы не сумел сопоставить эту карту со своими познаниями. А так... я геонавт, мои познания в астрографии ограничивались давно и прочно забытым школьным курсом астрономии. Я знал карту потоков, грубо говоря — искривлённую изнанку пространства, по которой путешествовал, и ни разу в жизни не пытался совместить эту картинку с расположением звёзд. Да не только я, тут и учёный-специалист не разобрался бы!

Но всё это ерунда. Самое главное, я просто не представлял, как объяснить это своему собеседнику. Желательно — не упомянув о нашем способе перемещения.

— А где здесь... центр галактики? — спросил я осторожно. В том месте, куда ткнул Кра, пометок было не больше, чем в остальных местах, зато попадались какие-то новые условные обозначения. Ни то, ни другое мне не помогло. — Если честно, я не большой знаток навигационных карт, — заговорил наконец. — У нас курс прокладывает автоматика, и я...

— Просто присутствуешь, для галочки, — ровно продолжил за меня пуль. — Что послужило причиной аварии?

— Ошибка навигационной системы, автоматика порой даёт сбои. Корабль упал на незнакомую планету, чудом не погиб при падении...

Честно говоря, в этот раз я удара почти ждал. Нет, удовольствия мне такие "развлечения" не доставляют, но... если угодно, у шата на лбу было написано, что он мне не верит. Точнее, на лбу может и не было, но через инфополе я без труда почувствовал угрозу, для этого даже не надо было погружаться в медитацию, и подобное её воплощение воспринял едва ли не с облегчением. Синяки заживут, а ведь он мог схватиться за оружие.

Кра ударил наотмашь — раз, другой. Я с трудом подавил рефлекс съездить ему по морде в ответ — не думаю, что вооружённый конвоир спустил бы мне подобное — а пуль тем временем за ворот стащил меня на пол. Что-то негромко рыча (я понимал через слово), несколько раз ударил ногой. Кажется, он обвинял меня во лжи, но в основном просто материл. Да мне было не до его речей, я сосредоточился на дыхании, старательно прикрывал живот и голову и угрюмо думал, что ещё пара таких допросов, и сбегать с этой планеты будет некому.

Отсутствие сопротивления и лежачий противник Кра не смущали, мужик только разогревал сам себя собственной руганью. Могу ошибаться, но, по-моему, у него серьёзные проблемы с психикой.

Не знаю, когда бы он остановился сам, но достаточно быстро этого психа успокоили. Сначала с порога прозвучал резкий оклик и команда прекратить, а через мгновение пуля просто оттащили. Как я успел заметить краем глаза — тот же конвоир, что до сих пор невозмутимо стоял у стены.

— Встать сможешь? — спокойно поинтересовался рядом тот голос, что пытался призвать Кра к порядку. Не дожидаясь ответа, нежданный (или вполне спланированный?) спаситель за плечо потянул меня вверх, помогая встать. Я шипел и кривился от боли, но не сопротивлялся стал и с облегчением опустился на всё тот же стул, разглядывая новое действующее лицо.

Этот новый был одет почти так же, как мой знакомый, разве что наплечники со звёздами были синими. Типом внешности он не отличался от всех остальных аборигенов, но в остальном был достаточно примечательным. Глубокие морщины, жутковатого вида пигментные пятна на лице, сухая шелушащаяся кожа — то ли он был болен, то ли просто стар, а то ли и то, и другое вместе. Глаза у него были очень светлые, почти белые, и крупные чёрные зрачки на фоне такой радужки выглядели особенно неприятно.

— Спасибо, — прохрипел я. — Кажется, он собирался меня убить.

— Кра проявляет слишком большое рвение, когда речь идёт об угрозе безопасности нашей родины, — спокойно проговорил этот, старший, с непонятным выражением лица покосившись на первого пуля, которого как раз в этот момент конвоир выпустил из болевого захвата. Выглядел красно-белый помятым, недовольным, но, кажется, вполне вменяемым.

— Пусть принесут ещё один стул, — велел он охраннику. Тот дождался кивка новоприбывшего — очевидно старшего по званию — и вышел.

— Но ты сам виноват, — заметил старший. — Мы не учёные, мы не верим в сказки, а твой добрый мир, который ни с кем не воюет, уж извини, очень похож на сказку. Если бы ты рассказал правду, разговор бы прошёл совсем иначе.

— Но я... — начал я мрачно, но меня оборвал всё тот же Кра:

— Зря ты возражаешь против более надёжных методов, он бы у меня уже говорил! — недовольно проворчал он, отступая от двери и пропуская конвоира, который принёс стул для старшего.

— Боль способна развязать язык, да. Но нам ведь нужна правда, а от боли можно сознаться в чём угодно. К тому же, зная тебя, ты бы его скорее покалечил или убил. — Старший чуть улыбнулся. С отчётливой гордостью отца, мягко журящего своего ребёнка за излишнее усердие в науках.

— Ре, ты...

— Я давно тебя знаю, — возразил он. — Ну так что, Юра, предлагаю договориться по-хорошему. Как ты на это смотришь?

Я смотрел на это молча и не спешил высказываться.

Сначала был Ашшира, слушавший с интересом и, кажется, действительно веривший моим словам. Обыкновенный учёный, судя по всему никак не связанный с этим силовым ведомством, кем бы они ни были. А вот потом...

Первым делом эти ребята наверняка ознакомились с информацией, полученной от Ашширы.

Потом меня без комментариев и разговоров сунули в мозголомку. Чего хотели добиться? Очевидно, вывести из равновесия и зоны комфорта, полагаясь на внезапность и заключение учёных о нашей похожести. За несколько часов в этой камере, не имей я возможности сбежать от реальности, мозги могли совершенно поплыть.

Но — не поплыли. К такому выводу пришёл Кра, когда я повторил свои предыдущие показания. Похоже, в моё миролюбие эти ребята не верили совершенно, и пока я не откажусь от своей позиции, на меня продолжат давить.

Что они делали сейчас? Тоже, в общем-то, понятно. Психованный и неадекватный следователь, которого осаживает добрый и покладистый старший по званию. Но при этом не отправляет его под суд за превышение полномочий, а только мягко журит. То есть ничего особенного по мнению аборигенов Кра сейчас не сделал. Единственный его проступок в том, что он чуть не убил ценного свидетеля. А убивать меня нельзя, вот покалечить в крайнем случае — это легко. О чём, собственно, сообщил этот Ре почти прямым текстом.

Сейчас мне, согласно сценарию, наверное, полагается проникнуться симпатией к своему доброму спасителю и всё ему выложить как на духу. Иначе... ну понятно, иначе будет только хуже.

"Удивительно, и почему же мне этот старший по званию совсем не кажется белым и пушистым?" — с усталым сарказмом спросил я самого себя, и сам же себе ответил: — "А потому, что по подчинённым прекрасно можно судить о командире, и если таких отморозков, как Кра, держат без намордника, начальство никак не может оказаться высокоморальным и благородным".

— Можно мне воды? И немного времени подумать?

— Воды можно, — спокойно разрешил Ре и кивнул конвоиру. — А время отдохнуть у тебя будет только тогда, когда мы удостоверимся в твоей благонадёжности. Уж извини, рисковать безопасностью миллиардов мирных граждан мы не можем.

Пока низший по званию ходил за водой, мне дали возможность собраться с мыслями. Труднее всего в этот момент было абстрагироваться от ноющей боли по всему телу: если даже Кра ничего мне не сломал, каждое движение всё равно оказалось мучительным. С другой стороны, я вполне мог шевелиться, да и боль как будто шла на спад. Я запоздало сообразил, что это "Переплёт" признал ситуацию опасной и включился на полную. Пользуясь случаем, я разбудил и связной модуль, чтобы успокоить напарницу.

— Проверка связи, приём, — тихо пробормотал себе под нос, для надёжности — вслух.

"Юра! — прозвучал в голове испуганный голос штурмана. — Как ты?!"

"Жить буду. Лу, всё нормально, правда. Я разберусь", — продолжил, проговаривая уже про себя. Но "Переплёт" сработал как надо.

"Это всё, что ты хотел мне сказать? — со вздохом уточнила Лу. — Эта твоя защитная система тебя не угробит?"

"Надеюсь, что меня покормят, тогда станет полегче, — ответил ей. — Я хотел проверить связь и... да, это всё. Не хотел, чтобы ты волновалась".

"Зачем я тебя только отпустила, — тоскливо пробормотала женщина, а потом торопливо окликнула: — Там конвоир пришёл, не спи!"

Я хотел спросить, откуда она знает, но мне в руку уже сунули стакан, сбив настройку, а потом я уже сообразил, что датчики с моей головы отодрать пока не успели.

— Ну так что ты надумал? — подбодрил Ре, когда я осушил стакан.

Как ни странно, кое-что надумать за эти несколько секунд я действительно сумел. А именно — вспомнить последние слова, сказанные мне Ашширой. Его совет говорить то, что нужно. Сейчас эта фраза воспринималась иначе, и я, кажется, понял, что имел в виду учёный. Говорить не то, что я считаю нужным, а то, что нужно {им}. То, что они хотят услышать.

— Я... расскажу, — медленно проговорил я, пытаясь собраться с мыслями и вспомнить те фантастические истории, которые довелось читать в юности. Очень сложно на ходу сочинять новую цивилизацию, но если эти господа не желают слушать правду, другого выбора нет. Объяснять им прописную истину, что теория должна опираться на факты, а не факты подгоняться под теорию, я не собирался: спасибо, с первого раза дошло, что они знают о моей родине больше, чем я сам, и переубеждаться не намерены.

Согласно этой новой концепции, земляне были весьма развитой и агрессивной цивилизацией. Недавно они окончили долгую кровопролитную войну с соседями, из-за которой не успели забраться далеко в космос, но которая дала большой толчок к развитию. Корабль мой стал жертвой недобитых врагов, из-за того неудачно ушёл в гиперпространство и выпал не в тех координатах. Спасибо книгам, я даже сумел это самое пространство описать в красках и едва сам не поверил в его реальность.

В эту новую концепцию гораздо лучше вписалась и выдуманная раньше система самоуничтожения гавии. С точки зрения агрессивной цивилизации, едва окончившей войну и всегда готовой к новым столкновениям, вполне логично сделать так, чтобы техника не попала в руки потенциального противника. Я вообще по секрету сообщил, что в той ситуации, в которой я оказался, я должен был самоуничтожиться вместе с гавией, однако решил, что очень не хочу умирать. Зато на проникновение посторонних реакция должна была последовать незамедлительная и однозначная — она уже не зависела от меня. Но я пообещал придумать, как обойти эту систему и в залог наших добрососедских отношений поделиться с шатами тем, что имел. Не знаю, насколько мне поверили собеседники, но к амфибии с требованием немедленно впустить не поволокли и наказали думать лучше и быстрее.

Сложнее всего оказалось определиться с судьбой дальней связи. Был большой соблазн сообщить, что она работает, и пригрозить явлением армады, но я предпочёл не рисковать жизнью гавии и, главное, напарницы. Судя по манере поведения этих пулей, единственным решением, которое они могли принять в свете подобной информации, это попытки не вскрыть, но уничтожить амфибию. Если на предложение обмануть систему самоуничтожения они ещё могли купиться, то от маяка, приманивающего опасность к родной планете, непременно предпочли бы избавиться.

Из этих же соображений я долго не мог решить, что говорить о нашем оружии. Сказать, что его очень много, и запугать — решат избавиться от всех проблем скопом, уничтожив следы моего здесь пребывания. Сообщить, что после войны Земля измотана — привлечь излишнее внимание и, возможно, спровоцировать нападение. В итоге я остановился на варианте "силы есть, но все устали и новой войны не хотят".

А потом эффектно ушёл от разговора, попросту отрубившись на полуслове. Отключился бы и раньше, но договориться с очень надёжной и стойкой системой защиты, одновременно бойко что-то рассказывая, оказалось очень непросто. "Переплёт" до последнего держал меня в сознании и судорожно пытался ускорить регенерацию, а сейчас мне такое было очень не кстати.

{Лунария О-Ори}

— Если судить по траектории ударов, примерной силе замаха и местам приложения силы, отсутствие опасных для жизни повреждений можно спрогнозировать с вероятностью порядка семидесяти трёх с четвертью процентов. Это достаточно высокая вероятность применительно к здоровью белкового...

— Да заткнись уже, — раздосадованно пробормотала я, обрывая рыша, с какой-то стати взявшегося меня успокаивать. — Без тебя тошно.

Как реагировать на увиденное, я просто не представляла. В первый момент, когда этот отморозок только начал бить землянина, я задохнулась от возмущения и даже выругаться от души не сумела. Потом Юра поднялся на ноги, и от сердца немного отлегло, но всё равно стоило больших усилий не добавить напарнику от себя, пусть и в словесной форме.

Какого...?! Почему эти психи так себя ведут, что им вообще от нас надо? Землянин же всё рассказал!

И почему Юра даже не пытался сопротивляться, молча терпел?! Струсил? Да в жизни не поверю!

Растерянность и страх сменились возмущением и раздражением. Потом, когда мужчина отключился, все эти чувства утонули в панике. Но я сумела справиться с собой, нашла напарника через инфополе и с огромным облечением выяснила, что он в самом деле чувствует себя неплохо, и скорее провалился в целительный сон, чем в кому.

Засуетились вокруг пилота пули, не ожидавшие такого вероломства от инопланетянина. Вскочила и заметалась по рубке я: хотелось срочно бросить всё и бежать, спасать напарника. С последним порывом я справилась даже в таком состоянии, но усидеть на месте всё-таки не сумела. Сначала ругала шатов, потом — землянина, потом — себя. А потом высказался рыш, и я наконец сумела собраться.

Стоило немного успокоиться, и ответ на пару вопросов я нашла. Во-первых, сообразила, что окажи Юра сопротивление, его и убить могли. Во-вторых, хоть и не поняла, почему он начал угрожать местным, но оценила результат: в почти правду шаты не верили, а вот новая история явно пришлась им по душе. Почему? Да кто их разберёт, инопланетных гуманоидов!

С другой стороны, гуманоидность их, может, и не при чём. Люди легко верят только в ту картинку, которую они сами себе придумали. А если правда сильно отличается от человеческого представления о ней, немногие умеют принимать такое положение вещей. Разум склонен к самообману. Интересно, это только... белковых видов касается, или справедливо и для кучки разумной пыли?

Философские рассуждения неожиданно помогли окончательно взять себя в руки и успокоиться. Всё ещё находящегося без сознания Юру его тюремщики сдали костоправам, и те, насколько я могла судить, действительно оказывали ему помощь, а не пытались заглянуть внутрь под благовидным предлогом.

— Так, голос в голове, я спокойна и готова к действиям, — решила я. — Расскажи всё, что вы успели выяснить про этих шатов, если хоть что-то успели.

Разбудили Юрия вскоре после моего собственного пробуждения, поэтому толком составить план действий мы с рышем не успели. Сейчас было самое время исправить это упущение.

Главной особенностью, которую сумел назвать пылевик, оказалась "разнородность понятийного аппарата вербального средства коммуникации в зависимости от конкретной выборки объектов". Через пару минут допроса я пришла к выводу, что под этой заковыристой фразой пряталось наличие нескольких языков помимо того, который сейчас изучал компьютер гавии. И поняла, что с такой помощью я скорее озверею и рехнусь, чем без неё, поэтому задумалась над поиском иных источников информации, то есть вернулась к предыдущему плану.

Совесть меня не мучила совершенно и жалости к будущему пленному я не испытывала. Более того, я была уверена, что у меня не дрогнет рука даже убить его, получив нужные сведения. Как будто при виде маниакально-удовлетворённой рожи Кра, ногами избивавшего моего напарника, сработал в голове некий переключатель, и я вдруг перестала воспринимать этих существ не то что как разумных — просто как живых. Роботы, машины, которые не чувствуют боли, лишены личности и недостойны сочувствия.

А может, всё гораздо проще, и мне банально хотелось отомстить? Выместить злость хоть на ком-то?

Да, по сравнению с местными, наше общество можно назвать почти утопией, но так ли сильно мы отличаемся от этих шатов? И дело, наверное, не в том, как вёл себя этот пуль, а в том, {с кем} он себя так вёл. Окажись там не мой напарник, а некий посторонний тип, я бы, конечно, возмутилась, но вряд ли смогла бы настолько разозлиться. А сейчас я готова была своими руками порвать этого пуля на части без малейших угрызений совести.

Пока я металась, злилась, успокаивалась и строила планы, снаружи гавии начала сходить на нет деятельность местных: похоже, наступил вечер или даже ночь. Старый знакомый, Ашшира, ушёл почти сразу после того, как увели Юру, остальных работников я запомнить не могла. Только постоянно маячил где-то неподалёку третий пуль, явно оставленный надзирать за работами.

Было большое желание затащить в своё логово именно его, но красно-белый исчез из поля зрения как раз в тот момент, когда мне в голову пришла эта мысль. А вслед за ним потянулись и остальные, и я опомниться не успела, как в большом гулком помещении воцарились полумрак и тишина, нарушаемые только редкими лампами дежурного освещения и гудением приборов.

Из живых в окрестностях гавии оставался только одинокий щуплый тип, определённый мной как лаборант. Он не сидел на месте постоянно, а только периодически появлялся из сумрака, обходил приборы и тяжёлой походкой сонного человека удалялся за нагромождения конструкций непонятного мне назначения. Именно этого типа я решила избрать на роль жертвы.

Вооружившись импровизированной дубиной, я под покровом ночи двинулась на дело. Оружием мне согласился послужить какой-то измерительный прибор геологического назначения: он был достаточно тяжёлый, компактный и с удобной рукоятью.

Перед тем, как покинуть гавию, я осмотрелась через инфополе и удостоверилось, что никого живого поблизости нет, а в мою сторону движется одинокий представитель здешней цивилизации. Выходить решила через один из грузовых шлюзов, оказавшегося почти вплотную к стене: основная деятельность местных учёных сосредоточилась вокруг того выхода, который "засветил" Юрий, и я предпочла немного перестраховаться. Аборигены, конечно, достаточно отсталые существа, но у них легко могут существовать какие-нибудь датчики, реагирующие на движение, или вовсе записывающая техника. Не хватало ещё вот так грубо засветиться на ровном месте!

Помимо массы других достоинств форменный комбинезон имел одну маловостребованную в обычной жизни функцию: маскировочную. Дело в том, что изначально форма разрабатывалась для военных, потом ушла "в народ" с некоторыми упрощениями, но вот это полезное свойство осталось. Насколько я понимаю, для того, чтобы его убрать, требовалось полностью переработать конструкцию, и оказалось проще взять то, что давали.

Сделать меня полностью невидимой комбинезон, конечно, не мог, но помочь остаться незамеченной в таком неверном свете — вполне. Потемневшая ткань, ставшая матовой, закрывшая лицо маска — и заметить меня без специальной аппаратуры очень ложно. Будем надеяться, это место — просто исследовательская лаборатория, и внутри подобная аппаратура не применяется. За кем им тут, в самом деле, следить?

О скором появлении жертвы первым возвестил немузыкальный свист: лаборант, похоже, совсем расслабился и принялся напевать. Меня подобное только обрадовало, и я спряталась за угол какой-то из конструкций.

Сначала я думала, что мне просто кажется из-за нервного напряжения, но вскоре стало понятно: жертва действительно движется куда медленнее, чем в прошлые разы. Недовольно проворчав себе под нос всё, что думаю о человеческой необязательности, я вдоль стенки, по щелям двинулась навстречу.

Не удержалась я от беззвучной ругани и позже, когда, высунувшись из-за очередного укрытия, едва не попала под луч тусклого жёлтого фонаря, висящего на груди у моей жертвы. И потом, когда, выглянув уже осторожнее, поняла, что жертва — совсем не та.

Это был уборщик. Костлявый даже по сравнению с прочими худощавыми аборигенами и странно низкорослый тип, напевая, неторопливо и тщательно тёр пол. Примитивно, тряпкой, наброшенной на Т-образную палку. Рядом стояла низкая широкая тележка, на которой теснились три больших ведра. Несколько секунд я приглядывалась к этому шату, а потом решила положиться на судьбу и брать то, что дают. Уборщика хватятся не так скоро, как лаборанта, ответственного за точное оборудование.

Поэтому, дождавшись, пока жертва примется полоскать свою тряпку в трёх водах по очереди, я бесшумно и легко (сама удивилась собственной ловкости) выскользнула из укрытия и тюкнула парня по затылку. Знанием, куда бить, со мной поделился рыш, так что кое-какую пользу безбилетный пассажир всё-таки принёс. Судя по тому, что жертва тихо охнула и осела на пол, наводку бестелесный дал правильную, и ударила я в нужное место. Упасть шату совсем я не дала, подхватила под мышки и аккуратно положила — он оказался неожиданно лёгким. Пожалуй, значительно легче даже меня, а он был на полголовы выше!

Поскольку искать признаки жизни у неизвестного биологического организма можно было очень долго и в итоге не найти, независимо от реального его состояния, я проверила результат удара через инфополе. Оказалось, всё в порядке, не перестаралась, жертва дышит.

Несмотря на незначительный вес, тащить добычу в гавию через весь огромный зал на себе мне не улыбалось, и здесь очень кстати пришлась его телега. Оттащив вёдра за угол (а вот они как раз оказались очень тяжёлыми), я взвалила уборщика на его четырёхколёсный транспорт и потянула в сторону гавии.

Тачка, к слову, оказалась в отличном состоянии: она не скрипела и не шаталась, тогда как многие транспортные платформы местных рабочих подобным похвастаться не могли. Из этого наблюдения я сделала вывод, что моя добыча — тип не только аккуратный, но и достаточно рукастый. Это внушало оптимизм и позволяло надеяться, что он не безнадёжен. В том смысле, что работает уборщиком не от недостатка ума или врождённой его болезни, а по другим, не физиологическим причинам.

До гавии я добралась без приключений и как раз вовремя, чтобы спокойно разминуться с лаборантом. Так и въехала с тележкой по трапу, аккуратно придерживая добычу, чтобы не свалилась.

Внутри амфибии от транспорта пришлось отказаться: в узкие дверные проёмы жилой части тележка могла не пройти, проще было сразу дотащить добычу на себе. Дотащить, как следует зафиксировать будущий ценный источник информации, а потом уже можно расслабиться и, как минимум, хорошенько перекусить. Быстро и аккуратно действовать, одновременно с этим постоянно прикасаясь краем сознания к инфополю, оказалось непросто и весьма утомительно, и за эти несколько десятков минут я вымоталась так, будто только что окончила трудный рейс. Было бы неплохо поспать, но такой роскоши я себе позволить пока не могла.

В итоге шат оказался устроен в кресле, руки его зафиксированы на подлокотниках толстой подушкой монтажного геля — быстросохнущей особо прочной субстанции, которая в больших количествах входила в стандартный корабельный ремнабор. Сделав это важное дело, я отправилась на перекус, по дороге вспомнив о маскировке и отключив её: режим этот здорово истощает энергоресурс комбинезона, а его стоит экономить.

Когда вернулась, уборщик всё ещё оставался без сознания. Сидел, уронив голову на грудь, но по-прежнему дышал, а инфополе утверждало, что здоровью его ничто не угрожает. Я подняла уборщику голову, устроив затылок на подстроившемся под седока подголовнике, плюхнулась в кресло напротив добычи и, не спеша её будить, принялась разглядывать при нормальном освещении.

Грязно-коричневый, местами вымытый до серого комбинезон казался ветхим, но был чистым. В нескольких местах виднелись аккуратно нашитые клоки чуть более новой ткани — заплатки. Я в музее видела, раньше у нас тоже так чинили одежду. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что уборщик действительно чрезвычайно тощ: даже по сравнению с остальными худощавыми аборигенами он выглядел натуральным скелетом, по нему-живому можно было анатомию изучать. Я допускаю, что он может быть таким от природы, но почему-то не верится, что это всё от хорошей жизни.

Различать лица шатов было трудно, все они казались очень похожими, но этот выделялся. Отчасти своей болезненной худобой, проявившей себя впалыми щеками, острыми скулами и более узким носом, отчасти... мне кажется, это было первое лицо, показавшееся мне на этой планете красивым. Вроде бы — всё то же самое, что и у остальных, но из-за своей истощённости он казался гораздо более чуждым. В полном смысле инопланетное существо, необычное, но по-своему гармоничное. Если остальные казались гротескной пародией на людей и особой симпатии не вызывали, то этот выглядел настолько чуждым, что его просто не получалось сравнить с человеком. Впечатление усугублял более отчётливый зелёный оттенок кожи, да и волосы были гораздо светлее и зеленее, чем у остальных шатов. Болеет чем-то? Или просто — отличается?

Фонарик висел на тощей шее уборщика и по-прежнему продолжал светить. Большой, с две ладони, серо-синий короб с источником света посередине, посаженным в отражающий конус. Я аккуратно сняла шнурок и принялась рассматривать устройство, пытаясь для начала его выключить. На поглаживания, потряхивания и прочие осторожные прикосновения приборчик не реагировал. Продолжая вертеть увесистую игрушку в руках, я сосредоточенно зарылась в воспоминания. Не могу назвать себя любителем истории и завсегдатаем разных выставок, но я посещала технический музей и, определённо, что-то смутно похожее там было.

Наконец, я догадалась приложить более существенное усилие, накладная пластинка на одной из боковых граней со щелчком сдвинулась и свет погас. Надавила в другую сторону — включился.

— Столько усилий на такую ерунду тратить, — вздохнула печально и отложила прибор.

Приходить в себя его хозяин по-прежнему не собирался, сидел без движения. Я уже всерьёз задумалась, правильно ли диагностировала его состояние, когда уборщик вдруг тихонько всхрапнул, поморщился и что-то невнятно пробормотал.

Сквозь сон. Эта наглая морда просто заснула!

— Эй! — резко окликнула я, заодно тряхнув уборщика за плечо. Тот дёрнулся, охнул, резко выпрямился в кресле и ошарашенно заозирался.

— Что это?! — потрясённо пробормотал он.

— Вопросы задаю я! — строго оборвала его (переводчик я подключила заблаговременно). Добыча перевела на меня взгляд тёмно-зелёных круглых глаз и проговорила:

— Ого! — Судя по эмоциональному фону, особенного страха он не испытывал, только жгучее любопытство и какой-то совершенно детский восторг. — Это что, я внутри той штуки?! — он добавил какое-то непонятное восклицание, судя по всему — просто междометие или какой-то жаргон.

— Да, внутри. И у меня есть к тебе ряд вопросов, — проговорила я. — Если ответишь честно, отпущу тебя вместе с твоей телегой.

Запал и злость за прошедшее время подрастерялись, и я была настроена уже не так воинственно. Если совсем честно, я сейчас прекрасно понимала, что рука на это тщедушное создание у меня не поднимется, как бы я себя ни накручивала, но пока ещё не могла определиться, считать это слабостью или разумным решением. Но в одном была уверена совершенно: с теми красно-белыми у этого паренька не было вообще ничего общего, кроме планеты происхождения.

— Нет! — вдруг эмоционально воскликнул он, глядя на меня с каким-то шальным выражением. — Заберите меня лучше с собой, хорошо? Я помогу, я всё сделаю!

От такого неподдельного энтузиазма я совершенно растерялась.

— Ты ведь понятия не имеешь, что я хочу сделать и как выглядит мой мир. Почему ты думаешь, что там будет лучше? — спросила я.

— Да и... с ним, — невнятно отмахнулся собеседник. — Увидеть своими глазами мир, наполненный... вот таким — за это и умереть не жалко! — Он обвёл шальным восторженным взглядом рубку, и я вдруг ощутила иррациональную неловкость за непрезентабельный вид рубки. И за местами облезлую краску, и за отполированные бесчисленными прикосновениями органу управления, и за блестящие от постоянного контакта с седалищами геонавтов кресла, и, главное, за стоящую на бесполезном сейчас пульте большую пустую кружку.

— Ты погоди умирать, давай сначала о деле, — одёрнула я себя. — Ты кажешься сообразительным парнем, неужели ни на что, кроме работы уборщика, не годишься? Как твоё имя, кстати?

— Анынуварышта, — назвался он и неловко пошевелил плечами. — У меня нет денег на учёбу, а жить как-то надо. Маму вот надо было кормить, дома работы совсем нет, и я приехал сюда. Два года назад она, правда, умерла, но я вроде бы привык. Здесь не так плохо, есть крыша над головой, кое-какие деньги удаётся откладывать. Я надеялся накопить и всё-таки оплатить курс учёбы.

— А кроме мамы у тебя больше никого нет? — спросила я совсем не то, что собиралась.

— Она меня-то еле подняла, здоровье из-за этого подорвала, — он пожал плечами. — Мы же вайши, нас не считают, и помогать никто не будет.

— Вайши? — уточнила я.

Источником информации об этом мире Аныну... Анын оказался бесценным. Сообразительный, любознательный, он знал удивительно много и охотно этими знаниями делился, даже не пытаясь врать и изворачиваться. Похоже, меня сама судьба бережёт: не думаю, что лаборант оказался бы настолько же разговорчивым.

Планета эта оказалась очень густо населённой. Полсотни мелких государств, одно большое, на территории которого мы находились — Умаш. Разговаривали мы на их же языке, язык этот считался международным. Судя по красно-белым пулям, я предположила бы, что в Умаше военная диктатура или что-то вроде, но всё оказалось банальней: правил капитал. Хозяева жизни не спешили явно демонстрировать свою власть, прятались за яркой ширмой всенародного избранника и красивыми словами о мировом благе.

Это в Умаше. За его пределами... тоже кто-то правил, но диктовали волю местные же богатеи. Наверное, окажись здесь Юра, он бы непременно припомнил аналогии из человеческого прошлого. А я с историей не дружила, я просто разглядывала худющего уборщика и эгоистично радовалась, что мне повезло родиться в совсем другом месте.

— Откуда ты всё это знаешь? — спросила я негромко.

— Я умею не только слушать, что говорят, но и смотреть по сторонам, даже немного думать, — отчего-то виновато сообщил он. — К тому же, я вайш.

Это жаргонное словечко можно было перевести как "приезжие", но с отчётливым пренебрежительным оттенком. В поисках лучшей доли со всего мира в Умаш стремились те, кому дома не оставалось места, и занимали нишу чернорабочих, обслуживающего персонала самого низшего класса. Независимо от собственных талантов и умений: для подтверждения навыков, полученных где угодно, требовалось сдать здесь кучу экзаменов, за которые тоже нужно было заплатить. Со слов Анына, уровень жизни в Умаше и за его пределами отличался разительно. Что не удивительно: на это благосостояние фактически работал весь остальной мир.

— И никто не пытается изменить это положение вещей? — спросила я мрачно.

— Некому, — просто ответил он.

Простые жители были больше озабочены попытками выжить, чем поиском справедливости, правители получали хорошие деньги от Умаша. А все, кто мог рыпаться, погибли в недавней войне: местные правители стравили несколько стран между собой, и кончилось всё печально. Шестью ядерными взрывами, если точнее.

— Мне кажется, ты слишком умный для уборщика, — задумчиво предположила я. — И язык знаешь слишком хорошо для обычного чернорабочего.

Анын вновь пожал плечами, а потом негромко ответил:

— Меня мама учила. Отец погиб в войну, он как раз был из тех, кто хотел справедливости. Мы остались вдвоём, — добавил он так, как будто это всё объясняло. Настаивать на подробностях я не стала, но предположила, что отец этого парня был отнюдь не простым солдатом, да и мама явно была женщиной неглупой и весьма образованной.

— А почему здесь нет женщин, кстати? Я до сих пор ни одно не видела, — полюбопытствовала я.

— Здесь считают, что лишнее образование женщине вредно, что она слабое и уязвимое существо, — пояснил собеседник. — И уж точно никто не допустит их на военный объект, на котором мы находимся.

— Здесь — это в Умаше?

— Угу. Раньше было иначе, когда Умаш уравновешивала Скафая. Но сейчас той страны нет, от неё осталось несколько мелких государств и радиоактивная пустыня.

Секунд десять я пристально рассматривала Анына, чем заставила его понервничать, а потом рывком поднялась и ушла к нише, в которой хранился ремнабор.

— Что это? — настороженно уточнил парень, когда я примеривалась к затвердевшим сгусткам геля на его руках.

— Растворитель. Сейчас я тебя освобожу, накормлю, и мы подумаем, что делать дальше.

— То есть вы всё-таки возьмёте меня с собой?

— Если вообще найдём способ отсюда убраться, — прозвучало угрюмо и даже как-то зловеще, но собеседник обрадовался и такому ответу.

Желание Анына сбежать с этой планеты хоть в чёрную дыру, лишь бы подальше, после этого разговора стало понятно. Цепляться ему не за что, перспектив похоже тоже никаких, зато любознательности на пятерых хватит. Да ещё инопланетяне относятся вполне гуманно: я же просто зафиксировала его, аккуратно и безболезненно, а могла бы повести себя гораздо, гораздо хуже.

Незнакомому существу с неизвестной моралью я бы ни за что не поверила на слово, но правдивость уборщика подтверждало инфополе, да и интуиция утверждала, что Анын на нашей стороне. Вернее, на своей, но стороны наши пока совпадают.

— Да, кстати, я же не представилась. Лунария, можно просто — Лу.

— У вас имена ничего не значат? — полюбопытствовал он.

— Нет, почему же, значат. Только я не помню, что именно, но можно поискать.

— Я не об этом, — возразил уборщик.

Оказалось, в здешнем обществе имя, а вернее — его длина отражала социальное положение обладателя. Чем короче имя, тем это положение выше. Три звука и меньше соответствовали элите. Самого парня до эмиграции звали именно так, как я сократила — Анын, но для спокойной работы пришлось добавить себе букв. В такой системе по понятным причинам бытовые и уменьшительно-ласкательные сокращения не приживались, и для краткости аборигены давали друг другу прозвища.

При виде еды глаза парня заметно заблестели, а нос забавно задвигался, втягивая запахи. Анын даже спрашивать не стал, что ему дают, и не проявил опасений, что может от этого умереть: накинулся с таким энтузиазмом, как будто давно уже голодает. Впрочем, судя по его внешности, досыта этот бедолага не ел уже давно, если вообще хоть когда-то ел. Паёк я выбрала самый диетический и гипоалергенный (были в наших запасах и такие) и очень надеялась, что инопланетянина это не убьёт. В конце концов, мы дышим одним воздухом, да и предварительные выводы исследователей с космического корабля утверждали, что организмы наши близки по химическому составу и строению.

Кстати, об исследователях.

— А ты знаешь что-нибудь об Ашшире? Том учёном, который прибыл сюда одновременно с нами?

— Да, он очень широко известен, — закивал Анын.

— Как думаешь, стоит попробовать попросить его о помощи? И может ли он вообще помочь?

— Не знаю... — растерялся собеседник. — Наверное, какие-то возможности у него есть, но вряд ли они достаточно широки. Он вышел из низов, уже потерял три буквы и вполне может подняться на самый верх. Он очень умный и достаточно осторожный, чтобы избегать политики.

— Да, кстати, тебя не хватятся? — опомнилась я.

— Не должны до утра, — предположил он. — А что?

— Прямо сейчас я никуда идти не собираюсь, надо подумать и подготовиться. Мне кажется, будет лучше, если сегодня ты спокойно пойдёшь домой и никто ничего не заподозрит.

— Разумно, — неохотно согласился Анын. Уходить он явно не стремился, но предлога остаться не было.

— Не волнуйся, без тебя я вряд ли куда-то сунусь, — хмыкнула я в утешение. — Я же правильно понимаю, что в этом здании никаких космических кораблей нет и никто отсюда никуда не летает?

— Да, конечно. Это исследовательский центр, а все старты происходят где-то далеко за городом.

— Не удивительно, — мрачно вздохнула я. — Ладно, тогда такой вопрос. Ты можешь как-нибудь выяснить, где именно всё это происходит, как можно туда добраться и как часто кто-то отправляется в полёт?

— Постараюсь, — оживился он, явно приободренный поставленной задачей.

Отправила Анына восвояси я ещё где-то через час, после очередного визита лаборанта. Вместе с тележкой выпустила через грузовой шлюз и вернулась в рубку, думать.

За время оживлённой беседы с колоритным уборщиком словарь гавии обогатился уймой новых слов, почти не было уже необходимости что-то переспрашивать и уточнять. Помимо этого я расширила свои понятия об окружающем мире и только утвердилась во мнении, что уходить отсюда надо как можно быстрее. Новую планету, пригодную для жизни, шаты искали не от хорошей жизни. Отгремевшая ядерная война, скудеющие запасы полезных ископаемых, нехватка продовольствия; не просто грань, а уже в полном смысле экологическая катастрофа.

Да, их было жалко. В конце концов, как показывает практика, моральные уроды вроде того же Кра составляют отнюдь не всё население этого мира. Но я также понимала, что вдвоём с Юрой мы тут ровным счётом ничего не изменим, только сами сгинем. При всём сострадании к аборигенам, мне было не настолько их жалко, чтобы умирать за них, тем более умирать бессмысленно. Вот если большое начальство, которому мы непременно доложим об удручающем положении братьев по разуму, решит вмешаться и как-то помочь — это действительно может принести пользу. Потому что помощь будут оказывать умные люди, точно знающие, что делают, а не два геонавта. Но для этого нужно как минимум добраться до оного начальства.

— Глист, ты тут? — поинтересовалась я.

— Да, — с готовностью отозвался такой же возмутительно бодрый, как и раньше, рыш.

Ну да, в самом деле, куда он денется?

— Почему вы не договорились с этими шатами по-человечески? Ну, то есть не пытались поговорить с ними, объяснить, предложить помощь.

— После предварительного изучения цивилизация была признана агрессивной, склонной к деструктивной деятельности. Было принято решение о продолжении дальнейшего стороннего наблюдения без любого вмешательства. Вскоре после этого шаты атаковали наблюдательную группу.

— Всё понятно, — тяжело вздохнула я. — А зачем вы их воровали?

— Изучали, как и вас. Но мы почти всех возвращали!

Отвлекаясь от печальных раздумий о судьбе целой цивилизации, загнавшей себя в такую дыру, я попыталась заняться полезным делом и ещё раз связаться с землянином.

Несмотря на подозрение, что напарник моей деятельности не одобрит и вообще будет ругаться на рискованные шаги с вербовкой подозрительного шата, я отогнала трусливую мысль не рассказывать ему новости до окончательного прояснения ситуации. Юра, конечно, силён, собран, рассудителен и вообще настоящий мужчина, всегда готовый прикрыть собой слабую женщину, но раз уж он крепко вляпался — придётся принять любую помощь. В том числе, от этой самой женщины. В конце концов, напарники мы или нет?!

Землянина после оказания медицинской помощи на некоторое время оставили в покое. Комнатушка была не намного больше предыдущей, её тоже заливал холодный резкий свет, но в ней по крайней мере присутствовала койка, а на той — подушка и одеяло вполне узнаваемого вида, и при желании пациент вполне мог бы спрятать голову под эту самую подушку.

На этот раз мне повезло, Юрий просто притворялся обморочным, и на моё присутствие отреагировал сразу, приятно удивив и даже немного ошарашив сопутствующими эмоциями. Точнее, не столько ими, сколько их глубиной. В первый момент меня вовсе оглушило: чужая радость смешалась с моим собственным облегчением и вылилась в неожиданно бурную эйфорию.

Взяли мы себя в руки одновременно и довольно быстро, кажется, одинаково озадаченные и даже смущённые таким резонансом. Оба постарались сразу переключиться на рабочий лад, и это даже получилось бы, но эмоции никуда не делись. Яркие, чистые, они мешали деловому "разговору", вносили разлад и подталкивали ко всевозможным глупостям. Далеко не сразу я поняла, что происходит и почему, а когда сообразила... в общем, разговор получился долгим. Но ни меня, ни напарника это не расстроило, и никто из нас не пожелал возвращаться назад, к прежней манере.

Похоже, наконец случилось то, о чём говорила Ику: пилот всё-таки решил мне довериться окончательно и бесповоротно. Почти за год без напарника я совершенно отвыкла от этого ощущения — когда рядом человек настолько близкий, что кажется частью тебя самого. Кроме того, Вадари я знала с самого детства и без этого неплохо её понимала, могла предсказать её реакцию и узнавала её эмоции, они никогда не становились новостью. Землянин же...

Беспокойство его, вызванное моими действиями, неожиданностью не стало, равно как и удивление по поводу результатов опроса, и адресованное местным сочувствие, и грусть узнавания — кажется, он действительно помнил моменты из истории человечества, когда наши предки оказывались в подобной ситуации.

А вот общее отношение напарника ко мне удивило. Большое, тёплое, какое-то удивительно уютное чувство. Оно окутывало со всех сторон и заставляло чувствовать себя без малого всемогущей. Нежность, забота, опека, желание быть рядом, поддержка...

Когда я вернулась в реальность, ещё долго сидела, неподвижно таращась в пространство и бездумно улыбаясь. Странно на меня влияет общение с этим человеком. Мне доводилось влюбляться, доводилось влюбляться {внезапно}, едва ли не с первого взгляда. Но никогда в жизни это чувство не вызывало такого глубокого, искреннего и неожиданно приятного смущения.

Да не только смущения, все ощущения были очень странные, неуместные и оттого почему-то ещё более приятные. Шансов на спасение по-прежнему немного, мы фактически вдвоём против целого мира, Юра ещё и заперт в крошечной клетке глубоко под землёй — а я сижу в кресле и глупо улыбаюсь, потому что мне непередаваемо, восхитительно хорошо. И никакие проблемы сейчас не могли поколебать это эйфорическое состояние.

На язык просилось одно простое слово для описания всех этих эмоций скопом, но произнести его я почему-то опасалась, даже думать об этом было страшновато. Не в тех мы обстоятельствах, чтобы отвлекаться на чувства, а это... похоже, уже даже не влюблённость, а нечто куда более серьёзное.

Глава 6. Тень

{Юрий Сорока}

Я так и не определился, стоит ли ругать напарницу за её авантюру или, напротив, хвалить. Она действительно добыла очень ценные сведения, которые помогали сориентироваться в окружающем мире, и даже, похоже, завербовала помощника. Но риск, на который женщина пошла в процессе и на который ещё предстояло пойти, мне категорически не нравился.

Впрочем, сердился я больше не на неё, а на себя самого — за то, что женщине приходилось прилагать усилия к нашему спасению. Чувствовал себя виноватым, и потому злился.

А ещё я злился на себя из-за того, что не мог сосредоточиться на деле после завершения разговора: никак не получалось избавиться от ощущения эйфории, неожиданно охватившей меня в момент эмоционального контакта. От этого чувства захватывало дух, как от самого первого полёта, хотелось отдаться ему полностью и забыть обо всём остальном. Более того, немного успокоившись и привыкнув к новым ощущениям, я вдруг поймал себя на ещё одном желании, неуместном и потрясающе несвоевременном: вновь поцеловать женщину, только уже совсем, совсем не так. Да и не только поцеловать...

В общем, впору было радоваться отсутствию Лу рядом. И — да, злиться на себя.

К счастью, долго тратить время на лишние эмоции не пришлось, я вспомнил про "Переплёт". Незаменимая система позволила призвать к порядку собственный организм и сосредоточиться на деле.

Потом. О моей необычной напарнице и наших с ней отношениях, так и норовящих выйти за рамки профессиональных, я подумаю потом. На Лооки или какой-то другой планете, лояльной к Земле, неважно. Но точно не сейчас среди шатов.

Они в самом деле чрезвычайно походили на нас, в их современном обществе без труда узнавались страницы прошлого Земли. Жажда денег, жажда умножить капитал, поставленные во главу угла материальные блага и построенное на всём этом общество безоглядного потребления много веков назад едва не сожрало само себя, перечеркнув всю человеческую историю. Только людям повезло перевернуть эти страницы и выжить, сохранив человеческое лицо и живую планету, а вот шаты явно близились к грани самоуничтожения.

Но это всё пространные рассуждения, а в сухом остатке мы имели капиталистическое общество в худшем его проявлении, с олигархической формой правления и резким разделением на классы. Это если вспомнить учебник истории и тамошние определения, а что это давало нам...

Во-первых, мизерные шансы на помощь со стороны местных, особой гуманности и альтруизма от продуктов этого общества ждать не стоит. Лунарии чертовски повезло с тем уборщиком: он точно знал, чего хочет, и мы могли ему это дать. Да и вообще мальчишка явно был воспитан в другом обществе и других традициях, был куда человечнее и морально выше своего нынешнего окружения.

Во-вторых, договориться с местными хозяевами жизни о мирном разрешении вряд ли получится. Не потому, что это невозможно, а потому, что следует здраво оценивать собственные силы и способности: я просто не умею вести разговор с подобными личностями. Всё закончится тем, что из меня так или иначе выжмут всю нужную им информацию и "кинут", а вероятнее — попросту убьют.

В-третьих, теперь хотя бы в общих чертах понятно поведение пулей и реакция на них простых смертных. Высшая каста, обласканные капиталом цепные псы, которых простой люд боится и ненавидит. Даже местные, которые живут в лучших по сравнению с остальными странами условиях. Потому что если основной ценностью являются деньги и материальные блага, тот, у кого их больше, будет вызывать зависть, а с ней — и остальные сопутствующие эмоции.

Ну и в-четвёртых, можно считать предварительный план оправданным и единственно верным. Нужно залезть в мозги к кому-то из местных старших чинов, взять его под контроль и с его помощью выбираться.

Только меня всё равно не отпускало ощущение недосказанности и какой-то неправильности. Может просто было сложно принять местные порядки, может сказывалась общая обрывочность сведений, но не покидало ощущение, что для цельной картины не хватает чего-то принципиально важного.

Подумав, я сообразил, что именно мне не нравится: отношение пулей к непонятному пришельцу из неведомых далей. Теоретически, их агрессию можно попытаться объяснить привычкой повелевать, общей паранойей и даже патологической жестокостью. В конце концов, в многострадальной земной истории неоднократно случалось, что та или иная группа людей вдруг признавала всех прочих "людьми второго сорта" и вдохновенно истребляла целые народы.

Но проблема в том, что как раз в пулях не было ни ненависти, ни злости. Они ломали меня как-то рутинно, привычно, будто уже встречались с кем-то подобным и ничего нового не ждали. Сосредоточиться на их эмоциях я в тот момент не мог, слишком отвлекала боль, но сейчас отчётливо понял: каким бы психопатом ни казался Кра, он был спокоен и собран. Да и, судя по тому, что он мне даже рёбра не поломал, всерьёз забить не пытался. Это был спектакль, рассчитанный на существо с понятной, знакомой психологией.

Именно так они поступили бы со своим сородичем, и это было логично. А вот без проверки применять подобные техники к инопланетянину — не самый умный поступок. Да, можно почитать их обоих идиотами и солдафонами, но... сомнительно. Нет, они точно знали, с кем имеют дело. Ашшира сомневался и изучал, а эти — нет. Получается, кого-то подобного мне они уже встречали и успели изучить, не исключено, что моих же сородичей. А Ашшира... может, учёному просто не довелось с ними в своё время пообщаться?

"Лу, ты меня слышишь?" — Я решил воспользоваться активным состоянием "Переплёта" и обратиться к напарнице с его помощью. Благо для этого достаточно направленно мыслить и совсем не обязательно произносить слова вслух: для сторонних наблюдателей я предпочитал оставаться спящим.

"Да. Что-то случилось, или ты просто систему проверяешь?" — настороженно спросила женщина.

"И то, и другое. Надави там на своего пассажира и расспроси его всё-таки про другие белковые виды. И уточни, с кем из них и при каких обстоятельствах контактировали шаты".

"Думаешь, они с кем-то контактировали до нас?"

"Почти уверен".

На этом мы распрощались, и я сосредоточился на решении промежуточной задачи — установки контроля над кем-то из шатов. Если получилось с простым служащим, не факт, что дело выгорит с кем-то постарше, поэтому следовало оценить собственные возможности.

Уходить прямо сейчас я не планировал. Глупо сбегать в никуда, нужно для начала подготовить конкретный план, чтобы не пришлось день за днём бегать от всех местных спецслужб. Хотя бы найти местный космодром и способ до него добраться, а в идеале — подобрать корабль, придумать способ попасть на его борт и, наконец, избавиться от возможной слежки, обезопасив нашего пылевого союзника. А то шарахнут по нам в момент перехода, угробив рыша, и прощай, Земля.

Последнюю задачу я пока, скрепя сердце, оставил Лунарии. Она, конечно, женщина, и спасать её — мой прямой долг, но не стоит забывать, что она при этом полноправный напарник и опытный штурман. К тому же, насколько я успел узнать эту женщину, отстранение от дела она воспримет как личное оскорбление и смертельно обидится. Сейчас, конечно, самое время поругаться между собой...

Сознание Ре я нащупал достаточно быстро — запомнил во время допроса. Я боялся, что высокопоставленный тип, да ещё аристократ, не станет торчать в этом исследовательском центре круглые сутки, но далеко пуль не ушёл. Да и не собирался: спал, практически не сходя с рабочего места. Находился он сравнительно недалеко, не дальше Лу, и мне осталось только порадоваться такому стечению обстоятельств.

А вот потом начались странности: я просто не сумел проникнуть в сознание шата. Ломиться нахрапом после первой неудачи не стал, принялся внимательно оглядываться, и вскоре сумел сформулировать, что не так. Разум Ре был буквально заключён в некое подобие мыльного пузыря, всё выпускавшего, но ничего не впускавшего. В первый момент я растерялся и едва не шарахнулся прочь, ожидая, что моё присутствие обнаружат, но подопытный продолжал спокойно спать, а пузырь выглядел замкнутой структурой и совсем не сообщался с внешним миром.

Вскоре я пришёл к выводу, что сам Ре никакого отношения к этой конструкции не имеет, то есть — это не его персональная защита и не порождение его разума. За вычетом пузыря, он не отличался от своих сородичей и об инфополе явно знал не больше их. Со стороны пузырь тоже никак не управлялся и никакой "сигнализации" не имел. Во всяком случае, я ничего подобного не нашёл.

Относительно природы этой штуковины у меня появилось всего три предположения: либо это какое-то случайное образование, либо нечто вроде болезни или психического отклонения, либо соорудил эту конструкцию некто посторонний.

Мелькнула мысль попробовать лопнуть пузырь, но я удержался от таких экспериментов на живом существе. Не могу сказать, что мне было жалко пуля, я бы без особых сожалений убил его и вполне сознательно, собственными руками. Но здесь включалась записанная буквально на генном уровне осторожность, не позволяющая тыкать пальцами во всё непонятное и подозрительно выглядящее. Кроме того, если это в самом деле сделал некто посторонний, я рисковал таким образом привлечь к себе его внимание. Так что вместо продолжения эксперимента я "отправился" разговаривать с напарницей и просить помощи у рыша. Может, он со своим тонким восприятием поймёт больше или даже сумеет незаметно просочиться за стенку пузыря.

А потом пришлось возвращаться в реальность, окружающий мир жаждал общения. Хотя я бы с радостью задержался в забытьи: пусть Кра бил аккуратно, профессионально, со знанием дела, и обошлось без серьёзных травм, но ушибы всё равно ныли и не добавляли хорошего настроения.

{Лунария О-Ори}

— Ты всё слышал? — строго поинтересовалась я у рыша, когда Юра отключился. — Выкладывай, что знаешь о "стандартных белковых видах". Сколько вы вообще встречали этих самых видов, чтобы определить стандарт, и которые из них общались с шатами? Ну, чего молчишь?

— Я не обладаю достаточно достоверной информацией, — через несколько секунд уклончиво отозвался паразит.

— Ничего, мы и недостаточно достоверной обойдёмся, — отмахнулась я. — Учитывая, что у нас никакой нет, любые крохи будут кстати.

— Подобная позиция неразумна, — назидательно изрёк он. — Неполная обрывочная информация...

— Слушай, ты, неопределённая субстанция! — возмущённо протянула я, сообразив наконец, что рыш попросту пытается заговорить мне зубы. — Ты вообще на чьей стороне? Если хочешь нормального сотрудничества и партнёрства с этим, как его... симбиотическим существованием — будь добр говорить правду! А то я найду способ тебя из своего организма выкурить, и плевать, что нам же от этого будет в итоге хуже. Так что откладывай свою демагогию и давай по существу.

— Вероятность неадекватной реакции индивидов на информацию нивелирует её ценность, — заметил рыш.

— А если сравнивать с вероятностью неадекватной реакции на молчание? — зло спросила я.

Ломался он очень долго и изобретательно, но окончательно сдался только тогда, когда на связь вновь вышел землянин и обрисовал ситуацию с защитой на том пуле. Похоже, рыш понял, что молчанием своим пользы не принесёт в любом случае, и заговорил.

Больше всего я пожалела, что не могу придушить эту пылевую субстанцию или вульгарно дать ей в морду.

Оказалось, белковые виды рыши встречали достаточно часто и с интересом за ними наблюдали, так что к настоящему моменту накопили приличную статистику. По которой разум, происхождением подобный человеческому, развивался всегда более-менее однотипно. Зарождение, развитие в геометрической прогрессии, выход в космос — и вскоре крах. Погибали цивилизации по-разному, кого-то скашивала смертельная болезнь, кого-то катастрофы планетарного масштаба, кто-то истреблял сам себя в жестоких войнах. Рыши в конечном итоге пришли к выводу, что это нормальный цикл развития для подобных живых существ, и ждать от них чего-то большего бессмысленно.

Первый раз пылевики всерьёз усомнились в правильности своих выводов, когда наткнулись на планету, носящую результаты жизнедеятельности белковых форм жизни, обладающую пригодной для них атмосферой, но полностью стерильную. Полагаю, ту самую, которая поставила в тупик и наших учёных.

Порывшись в видовой памяти, рыши сообразили, что некоторое время назад уже бывали в окрестностях этой планеты, тогда на ней успешно развивался очередной белковый разумный вид. На тот момент особого интереса эти существа не представляли, и пылевые отвлеклись на что-то более интересное, о чём теперь сильно жалели. Понять, что случилось на планете, они так и не сумели, но зато усомнились, что это "нечто" сотворили именно местные обитатели. Но если не они, то кто?

Этот вопрос занял рышей, ориентированных на познание в чистом виде, всерьёз и надолго. И постепенно они стали приходить к выводу, что гибель белковых разумных видов далеко не всегда естественна. Разобраться в причинах войн и понять, кто именно и в чём виноват, было непросто, а вот остальные сценарии стоило рассмотреть повнимательней. Пылевые существа выбрали для наблюдения перспективную цивилизацию — шатов — и набрались терпения.

Общественные, очень высокоорганизованные и достаточно немногочисленные существа прогрессировали стремительно. Быстро освоили межпланетные перелёты, активно вели разработку транспортных средств, способных доставить их к соседним звёздным системам.

Сначала в планету едва не врезалась комета. По космическим меркам — достаточно заурядное событие, если бы не одно "но". Изначальная траектория полёта космического странника не несла планете никакой угрозы, а потом вдруг изменилась. Поскольку такое "вдруг" по космическим меркам как раз выпадало из всех закономерностей, рыши насторожились, а комету отодвинули.

Когда вскоре после этого на планете шатов разразилась страшная эпидемия, пылевые окончательно поняли, что всё это не просто так, прицельно уничтожили вирус — и неожиданно для самих себя перехватили выскочивший из пространственного искривления космический корабль. Автоматический, без живых существ на борту. Исследовать его рыши толком не успели, он самоуничтожился. Но стало очевидно, что параллельно с самими пылевиками существует какая-то чрезвычайно высокоразвитая цивилизация, с которой они до сих пор не сталкивались.

Зная, что именно искать, рыши ещё несколько раз отлавливали подобные аппараты, кое-что даже сумели исследовать. С высокой вероятностью они предположили, что создатели этой техники — очередной белковый вид. Во всяком случае, внутри транспортных средств обнаружилась пригодная для подобных нам существ атмосфера и даже некоторый запас продовольствия. Спрашивается, зачем, если техника автоматическая?

А у шатов тем временем что-то пошло не так. Выяснить, самостоятельно или под действием враждебных сил, рыши не сумели, в плотной атмосфере на поверхности планет им было очень некомфортно и среди местных они не жили. Но за каких-то три поколения благополучное общество стремительно покатилось под откос. Более того, аборигены начали активно охотиться на своих пылеобразных спасителей, причём настолько эффективно, что тем пришлось попросту сбежать.

Стало понятно, что прежняя позиция сторонних наблюдателей имеет свои недостатки. Более того, рыши вдруг с удивлением обнаружили, что не так уж неуязвимы и живучи и сами нуждаются в помощи белковых, способных создавать монолитные конструкции, непроницаемые для электромагнитных волн, и тогда они решили обратиться к нам.

А вот о предыдущих сознательных контактах шатов с другими видами рыш в самом деле ничего не знал. Скорее всего, они носили единичный характер. Пылеобразный даже рискнул предположить, что к местным в руки попадали действительно наши сородичи — экипаж других гавий.

— Ответь мне на один вопрос, тварь бесплотная. Из каких соображений ты не сказал этого раньше?!

Из пространного и невнятного ответа на этот простой вопрос я сделала вывод, что он просто не рискнул единолично принимать такое ответственное решение, касающееся всей популяции. Существовала установка общего разума, велевшая не рассказывать белковым лишнего, вот он и помалкивал.

А может, не такие уж мы и разные?

— Всё с тобой ясно, жертва устава. — Я сокрушённо вздохнула и покачала головой. — Ладно, давай к делу, а то мне чем дальше, тем сильнее хочется оказаться дома. Ты, помнится, говорил, что вы умеете общаться через инфополе, да ещё на продвинутом по сравнению с нами, белковыми, уровне? У тебя есть уникальная возможность это продемонстрировать. Пойдём вскрывать черепушку тому главному пулю. Фигурально выражаясь, — на всякий случай уточнила я.

— Несогласованное воздействие на разум исследуемого объекта строжайше запрещено, — возразил рыш. Мне даже почудилось возмущение в его обычно бесстрастном голосе.

— А тебя никто не просит воздействовать, ты просто его осмотришь, — отмахнулась я, поудобнее устраиваясь в кресле, и кровожадно добавила: — Воздействовать буду я!

Перед погружением в инфополе я бросила взгляд на экран, оценивая состояние напарника. Тот проснулся, и как раз сейчас его решили покормить какой-то сероватой однородной массой. Юра героически потреблял калории и не жаловался, и я в очередной раз прониклась к напарнику уважением. Надеюсь, его там не отравят...

Первым делом, перед тем, как искать нужного шата, я дотянулась до землянина. Сильно отвлекать не стала, но от лёгкого "прикосновения" — короткого, поверхностного — не удержалась. Просто лишний раз показать, что я рядом — и почувствовать его присутствие. Всё хорошо. Мы вместе, и вместе мы со всем справимся. Так?

Получив требуемый эмоциональный отклик, я предпочла истолковать его не просто как ободряющую улыбку, но как крепкие надёжные объятья, и только после этого в чрезвычайно приподнятом настроении отправилась "на дело".

Рыш в инфополе воспринимался очень странно. Раньше он вообще не ощущался, а теперь... наверное, если бы интерфейс гавии имел собственный интеллект, он "выглядел" бы точно так же. Не точно определённое существо с видимой структурой, а просто ускользающее ощущение присутствия. Как лёгкий отзвук чужого дыхания, слабое движение воздуха от тихих шагов в тёмной комнате. Или, вернее, запах. Лёгкий, неразборчивый, но удивительно навязчивый и отвлекающий внимание. Раздражающий.

Пришлось повозиться, пока мы сумели найти нужного шата, вычленив его сознание из сотен других. Определить источник затруднений Юры получилось очень быстро, а вот с ходу определить, что это такое, не сумел даже Глист. Но рассмотреть согласился без возражений: по-моему, и сам заинтересовался этой конструкцией.

Отчёт последовал минут через десять, которые я потратила на изучение защитного пузыря снаружи и борьбу с деструктивными позывами. Рыш сообщил, что сфера эта постороннего происхождения, то есть не создана самим Ре, ни с какими внешними объектами не связана и вообще полностью замкнут. Примитивная, но оттого не менее надёжная конструкция.

А вот с функцией всё оказалось гораздо сложнее, пузырь совсем даже не защищал носителя от воздействия через инфополе, как казалось на первый взгляд, а наоборот, ограничивал этого шата. В чём именно — рыш точно выяснить не сумел. Предположил только, что связано это с какими-то эмоциональными реакциями и поступками, а ещё угнетает стремление познавать, купирует любопытство. На мой вопрос, навредит ли подопытному уничтожение этого кокона, точно ответить не сумел, но больше склонялся к мысли о безопасности такого поступка. Мы посовещались, и я решила рискнуть. Да и Глист не очень-то возражал: он был уверен, что шат никакого отношения к появлению сферы не имеет, и поэтому считал правильным освободить его от чужого воздействия.

Справиться с этой плёнкой оказалось на удивление нетрудно, от короткого точечного удара сфера просто лопнула, как воздушный шарик. Некоторое время мы настороженно наблюдали за состоянием подопытного, но тот продолжал спокойно спать, как будто ничего не произошло, и я посчитала нашу миссию выполненной. Самостоятельно лезть в голову Ре я не стала, предоставив возможность разбираться Юре. В конце концов, он успел на ком-то попрактиковаться, вот пусть и здесь продолжает. И не ворчит, что я выполняю не свою работу и вообще слишком рискую.

Впрочем, если честно, основная причина этого самоустранения заключалась совсем в другом. Мне было чудовищно, до дрожи противно соприкасаться с чужим разумом. Причём дело не в чуждости, моральных качествах или поведении данного конкретного шата в разговоре с моим напарником. Просто сама необходимость копаться в чужих мозгах вызывала подспудное отвращение, как будто меня заставляли влезть в кучу экскрементов или препарировать живое существо. Одно дело — добровольный контакт, как с напарником, а такие действия мне претили.

Сообщить о своих достижениях Юре сразу я не смогла, он бодрствовал и общался с каким-то шатом, судя по всему, местным костоправом. Поскольку прямо сейчас продолжать эксперимент с Ре землянин явно не собирался, я рассудила, что информация может подождать несколько часов, и вернулась в реальный мир.

{Юрий Сорока}

Как и ожидалось, пробуждение оказалось неприятным. Здешняя медицина полностью соответствовала общему уровню развития технологий, поэтому ни о каком мгновенном или хотя бы быстром излечении и речи не шло. Проснувшись, я долго привыкал дышать так, чтобы не беспокоить отбитые рёбра, и пытался вспомнить, как скоро заживают ушибы естественным путём. Можно было, конечно, привлечь к этому делу "Переплёт", но команду системе я отдал жёсткую: подобные мелочи не трогать, вмешиваться только в случае реальной угрозы жизни или хотя бы серьёзной травмы. Лучше потерпеть боль сейчас, чем раскрыть перед противником карты и продемонстрировать ему свою живучесть.

Очевидно за мной кто-то наблюдал, потому что вскоре после пробуждения явился абориген исключительно унылого вида, одетый в серое, с серым жестяным подносом и серой миской серой каши (или чего-то вроде) на нём. Ну, и стаканом воды.

Отказываться от еды я не стал. Дрянь редкая, но зато сытная и много, а для восстановления здоровья и запаса сил нужно хоть что-то. Вряд ли в случае капризов мне предложат что-то другое, скорее вовсе без еды оставят.

После кормёжки явился врач. Мне он никаких вопросов о самочувствии не задавал, но изучал очень внимательно. Восхищённо цокая языком, осмотрел синяки, продиктовал что-то стоящему рядом молодому шату с блокнотом. Сложилось впечатление, что костоправ просто пользовался случаем и возможностью внимательно изучить представителя другого разумного вида и, боюсь, очень жалел, что не может вскрыть меня и рассмотреть более дотошно.

Лекарствами меня старались не пичкать, похоже, сознательно. Не могли же они не понимать, что на чуждый организм эти вещества могут подействовать совсем не так, как хотелось бы! Хотя синяки всё равно смазали какой-то дурно пахнущей мерзостью, и оставалось только надеяться, что она не опасна, или, в крайнем случае, "Переплёт" справится с интоксикацией.

Любопытный врач ещё не успел уйти, когда на пороге возник Кра.

— Он может говорить? — без приветствия резко спросил пуль у доктора, сверля меня взглядом.

— Вполне, — невозмутимо ответил тот. — Но я бы всё равно рекомендовал оставить его здесь, во избежание.

— Разберёмся, — поморщился Кра и явно вознамерился обратиться ко мне, но его прервал резкий отрывистый стук в дверь. Не дожидаясь ответа, в камеру сунулся взмыленный и заметно встревоженный тип в чёрной форме. — Что? — резко и недовольно спросил пуль.

Пришлый бросил настороженный взгляд на меня и доктора, подошёл ближе и что-то едва слышно шепнул командиру. Я едва ушами не начал шевелить от любопытства: уж очень интересно было узнать, что у них там случилось. И датчики как назло не такие уж чувствительные, они вообще для других целей созданы, поэтому ничего услышать не могла и Лу. А ведь явно случилось нечто из ряда вон, если этот, чёрный, рискнул прервать допрос!

Подтверждая моё предположение, Кра от сказанного заметно переменился в лице. Как я отметил с мелочным удовольствием, новости его не обрадовали. Взгляд на несколько мгновений стал растерянным и расфокусированным, даже как будто испуганным, но Кра быстро взял себя в руки и так же коротко и резко уточнил:

— Когда?

— Несколько минут назад, — негромко ответил тип в чёрном. Пуль медленно кивнул своим мыслям, нервным движением головы отпустил гонца и вперился в меня напряжённым пристальным взглядом.

— Сколько уже идёт осмотр? — мрачно уточнил он... наверное, у доктора, но рассматривать продолжал меня.

— Я здесь чуть меньше получаса, а что? — с удивлением ответил врач.

— Как вёл себя объект всё это время?

— Лежал смирно, что ему ещё оставалось. Да что случилось? Ручаюсь, он никуда не выходил и ничего не мог за это время натворить! — со смешком сообщил доктор.

— Глаз с него не спускать, — скомандовал пуль и молча вышел.

Мы с медиком переглянулись, он пожал плечами, махнул рукой и продолжил осмотр.

Пока костоправ занимался своим делом, я маялся от скуки и мучился любопытством, а потом, когда он вместе с помощником вышел, поспешил вызвать напарницу. Чтобы не отвлекаться от реальности, воспользовался "Переплётом".

"Лу, рассказывай! Что там стряслось?"

"Это не я!" — поспешно отозвалась она.

"Что — не ты? — растерялся я. — Лу, не молчи! Что случилось?"

"Ну... Единственное, что приходит в голову, это пузырь в голове Ре, мы его как раз недавно лопнули. Но этот пуль точно чувствовал себя прекрасно, когда мы его оставили! — поспешила уточнить о-Лоо. — Он даже не заметил исчезновения этой сферы. А Глист... то есть рыш, пылевик, клялся и божился, что для самого Ре разрушение оболочки безопасно!"

"А сейчас с ним что?"

"Сейчас я не могу его найти, — нехотя созналась Лунария. — Вряд ли он мог так быстро проснуться и уехать куда-то далеко, так что..."

"Ага. То есть паника у них из-за того, что большой начальник внезапно склеил ласты", — задумчиво подытожил я.

"Извини, я правда не думала, что это так кончится", — виновато проговорила напарница.

"Не извиняйся. Мою причастность они всё равно доказать не смогут, про тебя вообще не знают. В этом Кра просто говорит паранойя, он не может меня всерьёз подозревать. А даже если подозревает, всё равно не будет подробно расспрашивать и обвинять, не идиот же он, понимает, как это выглядит".

"Да он псих по-моему, он что угодно может!" — эмоционально возмутилась женщина.

"Псих, а не идиот, — возразил я. — Он кажется болезненно агрессивным, но это не значит, что он дурак. Да и агрессия эта его лично меня смущает".

"Чем?" — опешила Лу.

"Невменяемо жестокий психопат постарался бы покалечить меня сильнее. А он явно бил так, чтобы не причинить серьёзного вреда, да и в инфополе я не ощущал никаких эмоций, соответствующих поведению маньяка. Хотя я в маньяках не специалист..."

"То есть он тебя ногами избивал в шутку?! — взвилась о-Лоо. — Да их шизофрения, похоже, заразна!"

"Не в шутку, а для устрашения, — поправил я. — Конечно, я допускаю, что в таком обществе на такой должности вполне мог оказаться отмороженный садист-энтузиаст, но он правда не тянет на такого. Скорее, это беспринципная, расчётливая, циничная сволочь. Хладнокровная, эгоистичная и очень умная. И это тоже форма психического отклонения, хотя такой портрет гораздо лучше соответствует его должности".

"Юр, ты меня пугаешь, — пробормотала женщина. — Откуда ты всё это знаешь?!"

"Я же говорил, я весьма неплохо знаю историю Земли, — весело ответил ей. — А в ней ещё и не такое случалось! Кстати об истории, у тебя получилось выдавить из безбилетного пассажира ещё хоть какую-то информацию?"

"А, да! Чуть не забыла. Он же столько всякого наговорил!"

Рассказ Лунарии много времени не занял, но оставил массу вопросов. Я взял перерыв в разговоре, чтобы обдумать полученную информацию, а заодно — пока что полностью отключил "Переплёт". Всё равно сейчас мне не с кем разговаривать.

Конечно, идея существования кого-то могущественного, тщательно контролирующего развитие разумных существ и не позволяющего им продвинуться дальше определённого уровня, происходила откуда-то из области теории заговора. Но сейчас, в свете собранной рышами информации, она казалась пугающе рациональной. Особенно, если оглянуться на недавнюю историю Земли.

Карантин у нас действительно был карантином. Пришла болезнь, которую далеко не сразу удалось одолеть, причём сделать это сумели весьма неожиданным и неочевидным способом, открытым, подозреваю, случайно. Тогда земляне действительно оказались на грани вымирания. Откуда взялась та зараза, простым смертным не сообщали.

Большинство полагало, что случилась утечка из каких-нибудь секретных лабораторий, но что если всё иначе? Именно так, как предполагали рыши? Утечка возможна, люди зачастую играют с очень грозными силами и не всё способны предусмотреть. Но создавать болезнь у себя под боком, не работая при этом над лекарством от неё, по меньшей мере самоубийственно. Особенно в том случае, когда на собственной планете не наблюдается потенциальных противников, все они далеко за её пределами.

Жалко, что я не какой-нибудь агент земных спецслужб. Наверное, будь у меня больше информации, и выводы я мог бы сделать более точные. А так — оставалось только гадать. Например, о том, кто так тщательно контролирует развитие цивилизаций земного типа и, главное, с какой целью?

Если бы они стремились очистить планеты для себя или избавиться от конкуренции — это понятно. Но освободившиеся планеты эти существа не заселяли и вообще никакого интереса к ним больше не проявляли. Пресекали возможный конфликт в зародыше и таким образом пытались отвадить потенциальных противников от своего дома заранее? Больше похоже на правду, но совсем непонятен такой размах. Со слов рыша получалось, что занимаются они этим не просто давно, а очень давно, и методы всё это время не меняются. За столько тысяч — десятков, сотен тысяч? — стандартов они не изменились совершенно. Не распространились, не заселили другие планеты, но раз за разом проделывали одну и ту же операцию — и на том останавливались. И рышам они ни разу не попались, как будто сидят на какой-то отдельной планете, тщательно замаскированные, и только тем и занимаются, что мешают жить другим. Да, чуждый разум может иметь совсем другую мораль, другие цели собственного развития и вообще может быть любым, но всё равно это как-то странно.

Размышлял я об этом долго, но ни к какому внятному выводу так и не пришёл, а потом мысли перескочили на более приземлённое, на моих тюремщиков. Сложилось впечатление, что обо мне просто забыли. Не знаю уж, кем был этот Ре и как он умер, но переполох вызвал знатный. Что-то подсказывает мне, если бы это была тихая смерть во сне от инсульта или чего-то вроде, такой паники не случилось бы. Однако выяснить причину переполоха не получалось: читать чужие мысли я не мог. То ли делал что-то не так, то ли дело банально в незнании языка — с шатами-то я общался благодаря "Переплёту", а он в процессе взлома чужих мозгов не участвовал.

Короткий разговор с Лу тоже ничего не прояснил. Вокруг гавии царило затишье; похоже, местные поверили в наличие системы самоуничтожения и предпочли не рисковать. А те аборигены, которые оказывались поблизости, не спешили обсуждать интересную нам тему. Вполне возможно, они просто не знали, что именно произошло.

Пользуясь отсутствием внимания к моей персоне — не считать же таковым дремлющего на стуле в углу медбрата — я сделал то, что, пожалуй, следовало сделать значительно раньше. А именно, нащупал сознание Кра.

Морально я был готов к наличию вокруг его сознания такой же сферы, как у Ре, не удивился бы и её отсутствию, но пуль решил преподнести сюрприз. Если перевести в зрительные образы, больше всего это походило на паука или, скорее, каракатицу. Тёмный сгусток непонятной субстанции сидел на макушке, обвивая длинными тёмными щупальцами пёстрый комок сознания шата. Самостоятельно влезать в этот сгусток и изучать его я не рискнул, вместо этого призвал на помощь напарницу вместе с её пассажиром.

Выводы рыш сделал неожиданные. Судя по всему, это нечто являлось порождением вирусного заболевания вроде энцефалита, и вирус этот вполне мог быть создан искусственным путём. А главное, с большой долей вероятности результатом работы этой заразы является возникновение такой сферы, какая окутывала разум Ре. После короткого совещания консилиум постановил единогласно: травить.

Как бы мы ни опасались последствий, но справиться с заразой удалось без труда. Некоторое время мы продолжали наблюдать за подопытным, но Кра чувствовал себя вполне неплохо и умирать явно не собирался. Даже эмоциональное состояние его не особенно изменилось — та же настороженность и тревога, которые возникли со смертью Ре.

Оставив напарницу бдеть за пулем дальше, я решил проверить ещё одну догадку — осмотреть остальных доступных мне шатов и выяснить, насколько это заболевание распространено.

Результат оказался... интересный. Заражённых было много, около трети всех осмотренных. У многих заболевание дошло до, вероятно, финальной стадии — той же, что у Ре. У остальных наблюдались разные стадии развития и формирования сферы. А кое-где я обнаружил... наверное, результат работы иммунитета — ссохшиеся "трупы" вирусных "каракатиц". Наверное, знай я хоть что-то о тех, кого осматривал, мог бы понять, что именно делала эта зараза. Но из всех осмотренных я опознал только Ашширу, и он оказался одним из немногих, поборовших болезнь самостоятельно. Собственно, сейчас я обнаружил её следы только потому, что примерно знал, что и где искать.

Этот осмотр незаметно занял весь остаток дня, и к его окончанию я чувствовал себя совершенно вымотанным. Опять осмотрев вполне живого и здорового Кра, мы ещё раз посовещались с Лу и сообща предположили, что к смерти приводит уничтожение вируса только на последней стадии заболевания. Чтобы утверждать это наверняка, нам не хватало материала, но и диссертацию на этой теме защищать никто из нас не собирался. На ближайшее время в планах у напарницы был разговор с уборщиком, а у меня — крепкий здоровый сон. Пока про меня забыли, стоило этим воспользоваться. А завтра... Надо надеяться, завербованный шат принесёт какую-то ценную информацию.

{Лунария О-Ори}

За внезапно обретённым интересным занятием и исследованием новой грани собственных талантов наше бедственное положение подзабылось, стало казаться менее удручающим. Инфополе позволяло стереть границы, незаметно выйти за пределы гавии и этого огромного здания. Высунуться дальше, правда, возможности не было: исследовательский центр располагался обособленно, и собственных способностей не хватало, чтобы покрыть раскинувшееся вокруг свободное пространство. Но и доступных просторов хватало, чтобы почувствовать свободу. Возвращаться потом в реальность оказалось не то чтобы мучительно, но не слишком-то приятно.

Но тут я успокоила себя оптимистичной мыслью о скором побеге и отправилась удовлетворять примитивные физиологические потребности. Очень сочувствуя при этом напарнику, вынужденному питаться серой бурдой.

— Скажи, Глист, а ты когда-нибудь видел что-то подобное этому... вирусу? Если он, конечно, вирус.

— Однозначный ответ невозможен, — медленно проговорил он. — Предположительно, любой дефект структуры... здоровья организма должен отражаться в инфополе...

— Это, конечно, уникальное открытие, — хмыкнула я насмешливо. — У нас уже давно основная медицинская диагностика на этом строится. Я про вот такой конкретный и явный спрашиваю. Тем более, как ты утверждаешь, искусственного происхождения.

— Однозначный ответ невозможен, — повторил он. — Ресурсов отдельного субъекта недостаточно...

— А если на нормальный язык?! — устало перебила я его в очередной раз.

— В моей памяти информации о таких событиях нет, но это не значит, что никто из нас никогда с подобным не сталкивался, — пояснил он. — Кроме того, "искусственное происхождение" — недостаточно точный термин. Я могу утверждать только, что это не порождение разума шатов как такового, не результат непосредственного воздействия какого-то иного разума, вроде вашего вида, и не естественный результат работы их организмов. Вирус — наиболее близкий аналог, однако для точного ответа или определения его происхождения недостаточно информации.

— Тьфу, ты меня так ещё сильнее запутал. Пока будем считать, что это результат деятельности всё тех же галактических вредителей... нет, ну что за высокоразвитые разумные виды? Паразит на паразите! Ты вон засел как заноза, а эти вообще цивилизации уничтожают походя, сволочи. Добраться бы до наших и предупредить их... Ладно, не будем о грустном, — оборвала я собственные причитания. — Тем более, гости уже пришли.

Перед тем, как впустить посетителя в гавию, я тщательно проверила его эмоциональное состояние, да и на наличие знакомого паразита проверила. Анын оказался здоров, но очень возбуждён. Присмотревшись, я определила, что волнение это скорее со знаком "плюс": шата переполняло предвкушение, жажда деятельности и какой-то непонятный тревожный восторг. "Оглядевшись" вокруг и не обнаружив поблизости ни одной живой души, я всё-таки рискнула впустить гостя.

— Привет. Ну как, удалось что-нибудь выяснить? — с порога настороженно спросила я.

— Через три дня Ашшира будет возвращаться на свой исследовательский корабль, так что старт непременно будет, — обрадовал меня парень. — На место он поедет отсюда, и вроде бы с ним вместе отправляется какой-то ценный груз, который повезут в обитаемой части корабля.

— Отличная новость! Заходи. Есть хочешь?

— Хочу, — не стал кокетничать Анын.

— После вчерашней еды тебе плохо не было? Самочувствие нормальное? — уточнила на всякий случай, устраивая его на камбузе.

— Нет, всё в порядке, — поспешил подтвердить он, и на этом вопрос питания оказался решён.

Не могу отнести себя к числу людей, демонстрирующих заботу через кормление всех и вся, но с Аныном по-другому не получалось. Он был настолько болезненно худенький и несчастный, что будил во мне материнский инстинкт и желание подсунуть самый вкусный кусочек. И даже ласково потрепать по макушке, но от этого я воздерживалась.

— А с чего вдруг ты такой взбудораженный? — полюбопытствовала я, когда гость расправился с пайком.

— Ой, тут такое случилось! — эмоционально откликнулся он, окончательно утверждая меня во мнении, что дело я имею с совсем молодым парнем, едва вышедшим из подросткового возраста. — Авиш Ре застрелился!

— Застрелился?! — потрясённо переспросила я, пытаясь соотнести эту информацию со сложившимся в голове портретом старой беспринципной сволочи. — Что, и правда — сам?

— Ну, точно я не знаю, но вроде бы он даже записку оставил. Пули в панике, такого у них сроду никогда не было, — восторженно сообщил Анын.

— Не очень-то ты переживаешь о смерти этого... авиша, что бы ни значило это слово.

Мой собеседник от такой шпильки заметно смешался и принялся путано объяснять. Насколько я поняла из монолога парня, авишами назывались представители старшего сословия — граждане Умаша с двумя и тремя буквами в имени.

— Я правильно понимаю, что Ре был чрезвычайно неприятной личностью?

— Мало кто из пулей нормально относится к шатам вроде меня. — Он смущённо повёл плечами. — Кроме того, у меня с умашами разное представление о том, что такое хорошо и правильно.

— Например? — заинтересовалась я.

— Умаши считают, что шат должен заработать много денег. Чем больше денег, тем лучше, умнее, успешнее шат.

— Ты же считаешь иначе, — закончила я за него. — М-да, не повезло тебе с компанией... Слушай, а откуда ты вообще знаешь, что случилось с этим Ре? Они наверняка не очень-то распространяются об этом.

— Я отмывал кабинет и слышал, как пули обсуждали это событие. Шатов с моим цветом кожи они стараются не замечать, особенно если мы заняты делом, — сообщил он.

Про цвет кожи я успела выяснить ещё вчера: её оттенок, некоторые характерные черты лица и особенности строения скелета делили шатов на три разных расы. Все, виденные мной до сих пор, принадлежали к господствующей, и только они могли в этом государстве-гегемоне добиться значимых высот. Мечта Анына получить образование в этом смысле была особенно смелой. За деньги бы его, конечно, выучили, но большой вопрос, что пришлось бы стерпеть в процессе и какого результата он мог добиться в итоге.

— Вот я что ещё забыла спросить: кто здесь главный, в этом центре?

— Был авиш Ре, а теперь, с его смертью, наверное, авиш Кра.

— Странно. А почему они сами в таком случае допрашивали пленного?

— Ну... это хоть и военный объект, но пулей здесь немного, в основном всё-таки учёные и рабочие.

— Отрадно слышать, — медленно кивнула я. Ещё не знаю, как именно это может помочь, но почему-то такая информация порадовала.

Вскоре мы с Аныном распрощались, условившись встретиться завтра в это же время: ему ещё нужно было закончить уборку.

{Юрий Сорока}

После сеанса связи с напарницей мне только и оставалось, что восхищаться эффективностью её действий и радоваться её удачливости. Мальчишка-уборщик оказался потрясающе полезным существом. Уже за одну только новость о скором отбытии Ашширы он заслужил огромную благодарность: дураку понятно, что это отличный шанс. Как и в каком качестве мы сумеем проникнуть на корабль, конечно, большой вопрос, но он решаем. Главное, у нас появился точный срок старта и определённая цель. Последнее радовало особенно: стало куда легче жить, зная, что нужно сделать для продолжения этой самой жизни.

А вот вторая новость Анына — известие о том, что Ре покончил с собой, — мягко говоря, удивила. Поступок определённо был связан с разрушением той сферы, но как именно? Болезнь заставила шата тронуться умом, но до сих пор сама сдерживала его от этого шага? Или Ре свихнулся и без болезни, сам по себе, а та просто продлила жизнь? Или это, напротив, был "прощальный подарок", бомба отложенного действия, который мы проглядели при осмотре?

Где-то на краю сознания вертелась ещё пара предположений, и интуиция подсказывала, что именно они содержат в себе правду. Но "в руки" эти мысли не давались, неизменно ускользали, и я волевым усилием заставил себя отойти от этой темы и переключиться на другое. По опыту знаю: сейчас бесполезно даже пытаться насиловать собственный мозг. А потом идея сама сформулируется и придёт.

Очень поспособствовало переключению появление в комнате Кра. Выглядел шат несколько осунувшимся, кажется, эту ночь он не спал. Пуль постоял у двери, пристально и внимательно меня разглядывая. Я же смотрел на него настороженно, ожидая любых действий вроде продолжения избиения, нелепых претензий или вовсе попытки выжечь мне мозги каким-нибудь местным оружием. Но всерьёз нападения не ожидал: в Кра не ощущалось агрессии. Усталость, растерянность, раздражение и какое-то непонятное мне тяжёлое сомнение — чтобы разобраться точнее, надо было погрузиться в медитацию, а такого я себе позволить не мог.

— Выйди, — коротко велел он медбрату, отступая от двери.

Тот послушался молча и безоговорочно, дверь захлопнулась — и установилась тяжёлая тишина. Слышно было, как где-то за стеной по трубам бежит вода, а над головой тихо гудит светильник.

— Как ты это сделал? — спросил наконец Кра.

— Сделал что? — осторожно уточнил я.

— Это ведь ты его убил? Ре.

— А его убили? — совершенно искренне удивился я, но собеседник в ответ только недовольно скривился, продолжая буравить меня взглядом. Я медленно, не делая резких движений, сел, морщась от боли в отбитых рёбрах. Как же заманчиво было запустить ускоренную регенерацию, но...

— Я готов сожрать собственное сердце, если ты к этому непричастен. Не понимаю, как, но я уверен, ты что-то с ним сделал. И со мной делаешь... Он рехнулся, а теперь я схожу с ума. Чего ты хочешь? Что ты вообще такое?! — процедил он зло, а я едва воздухом не поперхнулся от такого заявления.

У этого шата, похоже, гениальная интуиция, граничащая с провидением: он бессознательно, но очень чутко реагирует на все изменения в инфополе. Или это просто дурацкое совпадение, и параноик-пуль готов заподозрить меня в чём угодно вплоть до местной ядерной войны, а сейчас просто случайно попал в цель?

— Я никого не убивал, — совершенно искренне ответил я. — И понятия не имею, что случилось с тем шатом. И с тобой я ничего не делаю.

— А давай проверим? — с ухмылкой проговорил он, с подчёркнутой неторопливостью достал из кобуры на боку своё оружие и наставил его на меня. — Давай, расскажи, что должно меня остановить от того, чтобы сделать дырку в твоей голове?

— Может быть, здравый смысл? — медленно проговорил я, не сводя взгляда с оружейного ствола и лихорадочно соображая. В том, что этот тип без малейших угрызений совести воплотит угрозу в жизнь, я не сомневался. Зато сам Кра сомневался в своём желании это сделать, и это был единственный шанс.

— Неожиданный ответ, — хохотнул пуль. — Удиви меня подробностями.

— Ну во-первых, вы же ещё не узнали у меня всё, что могли бы, и твои коллеги вряд ли одобрят уничтожение такого ценного материала.

— Ответ неверный, ещё одна попытка, — всё с той же ухмылкой ответил он, со щелчком переключая что-то в своём оружии. Полагаю, чтобы привести его в боевую готовность. — Моё решение теперь здесь закон, никто даже не спросит, зачем я это сделал.

— А во-вторых, — начал я, запнулся, а потом вдруг меня осенило. Как там говорят, с сумасшедшими нужно соглашаться и стараться не выходить за пределы картины их бреда? — Если я сумел поспособствовать смерти Ре, не видя его и находясь под постоянным наблюдением, ты не можешь знать, на что я ещё способен. Может быть, моя смерть приведёт к катастрофе и взрыву моего корабля. Ты же понимаешь, что наши технологии значительно совершеннее ваших, и оружие — в том числе. Хочешь рискнуть своей планетой? Ты же не можешь предсказать силу взрыва. А кроме того... почему ты думаешь, что твой выстрел убьёт меня? Если он убьёт это тело, это ещё ничего не значит. Вы же сталкивались с рышами. Так возможно, я больше похож на одного из них, чем на вас? А это всё — маскировка?

— Хорошая у тебя фантазия, Юра, — после короткой паузы вдруг совершенно спокойно похвалил Кра и, опять что-то переключив в оружии, убрал его обратно в кобуру, после чего расслабленно привалился к стене у двери, скрестив руки. — Но ты слишком наивен. Неужели ты правда подозревал, что высокий пост может занять шат с психическими отклонениями?

— Если ты играл психа, у тебя получалось очень убедительно, — честно ответил ему, радуясь, что сижу. — Зачем всё это было? Что за спектакль?

Когда Кра в меня целился, было не до страхов, стрессовая ситуация заставила в первую очередь искать выход. А вот сейчас, когда пуль убрал оружие, запоздалое осознание, что я был на волосок от смерти, окатило с ног до головы, на несколько мгновений отдавшись слабостью в конечностях и лёгким головокружением, как будто резко упало давление.

Надо же было так вляпаться. Интересно, почему ничего подобного не случается с первооткрывателями, которые ищут и исследуют новые миры? Вот какого чёрта тут сейчас находимся мы с Лу, а не десяток толковых ребят со спецподготовкой бойцов особого назначения, исправной дальней связью и самыми широкими возможностями?

— Просто проверял свои предположения. Ты сообразительный парень: при угрозе не продолжаешь стоять на своём, а пытаешься придумать версию, угадав желания собеседника. Можешь больше не стараться, я и так понимаю, что ты пришёл из куда более благополучного мира, чем наш. Что до моего поведения... Репутация безумного фанатика удобна, — охотно пояснил Кра. — Окружающие уверены, что способны легко тебя просчитать и знают, о чём ты думаешь. А уж если твой начальник — в самом деле фанатик, то без неё не жить. Так что... если это в самом деле именно ты поспособствовал скорейшей отставке Ре, могу только поблагодарить.

— Обращайтесь ещё, — машинально проговорил я. — А почему ты думаешь, что это сделал я?

— Ре поговорил с тобой несколько минут и на следующий день свёл счёты с жизнью, оставив трогательную записку о том, что он сделал слишком много плохого и не может с этим жить. Я скорее поверю в непонятные мне скрытые способности пришельца, которыми он воспользовался, чем в то, что у авиша Ре вдруг проснулась совесть и чувство ответственности перед потомками, — хмыкнул он.

— Тогда я совсем уже ничего не понимаю, — пробормотал я, качнув головой. — Что тебе от меня нужно?

— Мне нужно, чтобы ты открыл корабль.

— Но я же уже говорил... — начал я, но Кра оборвал:

— Да, да, система самоуничтожения. Видишь ли, в чём дело. Даже если такая система существует, {твой} корабль мне в любом случае не нужен: он неисправен.

— Хочешь сказать, у тебя есть ещё один такой же? Исправный? — растерянно переспросил я, в ответ на что пуль снисходительно усмехнулся:

— А ты всерьёз думал, что первый и единственный?

— Я предполагал, что вы уже сталкивались с моими сородичами, — ответил честно. — Уж очень уверенно действуете, совсем не удивлены. И что же случилось с теми, кто был до меня?

— По-разному. Но живых инопланетян здесь сейчас, кроме тебя, нет, — отозвался он невозмутимо. Выдержал недолгую паузу, с интересом разглядывая мою хмурую физиономию, а потом со смешком добавил: — Большинство попадали к нам мёртвыми вместе с разрушенными кораблями. Материала было достаточно, чтобы удостовериться в нашем сходстве — и физическом, и психологическом. На моей памяти был всего один выживший, но никакой полезной информации от него мы получить не сумели: он, в отличие от тебя, не знал нашего языка. И выучить не успел.

— С таким ласковым приёмом, подозреваю, он не очень-то хотел его учить, — пробормотал я себе под нос, но Кра услышал.

— Мы тоже так подумали, — с ироничной улыбкой согласился пуль. — Поэтому его и устранили.

— Но о каком корабле в таком случае идёт речь? И почему ты думаешь, что я сумею его открыть? И главное, какие у тебя гарантии, что я не сбегу, если сумею в нём разобраться?

— Никаких. Но я всё-таки рискну, — проговорил он спокойно. Ещё несколько секунд помолчал, а потом отклеился от стены и постучал в дверь. — Пойдём. Я кое-что тебе покажу, — вполне миролюбиво добавил Кра, когда открылось и закрылось небольшое обзорное окошко, и кто-то снаружи отпер замок.

— Босиком? В таком виде? — рискнул я обратить внимание пуля на мою одежду: на мне сейчас оставались одни мятые тонкие штаны. Говорить о том, что после его допроса мне вообще было тяжело ходить, я не стал, уж доползу как-нибудь.

Резкая перемена поведения тюремщика всерьёз не удивила, лишь немного насторожила и очень заинтересовала. В добродушие его я верил не больше, чем в патологическую жестокость, поэтому никаких иллюзий не питал, а вот удовлетворить любопытство очень хотелось. И выяснить всё-таки, что именно нужно от меня {лично} Кра, потому что, похоже, его интересы несколько отличаются от интересов и общества, и начальства.

К моему удивлению пуль аргумент признал весомым и велел сунувшемуся в камеру медбрату принести мне одежду, обувь и таинственное "всё остальное для выхода".

Где-то через четверть часа посыльный вернулся с потёртым серым комбинезоном, большими серыми ботинками и сравнительно небольшой пластиковой сумкой, которую надлежало вешать через плечо. Тот же самый молодой шат по кивку пуля помог мне во всё это облачиться. Ботинки оказались заметно велики, но жаловаться я не стал. И в сумку, которую на меня повесили, заглядывать не стал, несмотря на любопытство. А потом про такие мелочи, как и про свои синяки, я вовсе забыл: Кра повёл меня прочь из бункера. Либо дорога здесь одна, либо все пути выглядели одинаково, но маршрут оказался предсказуемым. Лифт без кнопок, коридор без потолка, пост охраны, ещё один лифт...

Мы медленно, но неотвратимо карабкались наверх, под самую крышу. Пуль выглядел абсолютно невозмутимым и даже безмятежным, и меня так и подмывало попытаться сбежать прямо сейчас. Но эти мысли я поспешил разогнать. Возможность возможностью, но всё упиралось в уже знакомую мысль: прежде чем сбегать, надо придумать, {куда}. Кажется, это прекрасно понимал и сам Кра, поэтому не очень дёргался.

От вопросов я тоже старался воздерживаться, хотя клубилось их в голове великое множество. Зачем лишний раз привлекать к себе внимание? Ещё спрошу что-нибудь не то, решит мой конвоир опять сменить образ поведения... Нет уж, его благодушная версия устраивает меня несравнимо больше.

— Надевай, — велел пуль, кивнув на сумку, когда мы вышли из лифта на каком-то техническом этаже и остановились у крутой жестяной лестницы, заканчивающейся тяжёлой дверью.

"Всем остальным" оказалась защитная маска, к которой надлежало присоединять капюшон комбинезона.

— Надевай-надевай, — подбодрил меня Кра. — С непривычки будет тяжело.

Под его насмешливым и снисходительным взглядом я достаточно быстро разобрался в несложной конструкции маски: прозрачный щиток, закрывающий лицо, резиновая оправка и дыхательный фильтр напротив носа и губ. Пока я надевал и прилаживал эту конструкцию, затягивая крепления, пуль достал из второй кобуры небольшую округлую белую полумаску, закрывающую только нижнюю часть лица. Надевать её, правда, не стал.

— Вперёд. Не бойся, это не смертельно. Надеюсь, — он спокойно кивнул на дверь. Я не спорил и молча двинулся вперёд.

Дверь оказалась двойная, шлюзовая, и открывалась она нажатием на единственную большую кнопку сбоку. А вот снаружи... Нет, я чего-то подобного и ожидал, но результат всё равно оказался ошеломляющим.

Кра привёл меня на крышу. Вероятно, для наглядности.

Выход с лестницы располагался неподалёку от высокого парапета, ограждающего периметр. Я сделал несколько шагов к краю и замер, разглядывая раскинувшийся вокруг пейзаж.

Глава 7. Реликвия

{Юрий Сорока}

— Впечатляет? — Пулю приходилось почти кричать, чтобы перекрыть свист ветра. Кроме того, у лица он держал свой респиратор — я наконец вспомнил, как называлось это архаичное устройство — и это тоже не добавляло разборчивости. — Я знал, что тебе понравится.

— Здесь везде так? — спросил я, сбрасывая оцепенение.

— Где-то хуже, где-то лучше. Но не намного.

Сравнительно невысокое здание исследовательского центра располагалось на отшибе, в стороне от огромного города, занимающего весь горизонт. Высотные здания пронзали плотную пелену сизого смога и царапали шпилями низкие, больные серо-жёлтые облака, в прорехах которых порой проглядывало небо — блекло-голубое, тусклое, выцветшее. Земля казалась отражением облаков: того же грязного цвета, покрытая облезлым, в проплешинах ковром чахлой жёлто-бурой растительности. Убедить себя, что это летняя степь или что трава здесь от природы такого цвета, не получалось.

Если бы я не понимал, что мы видим, картина могла показаться завораживающей и даже красивой. Если бы это была... просто какая-то планета. Пейзажи Венеры, Марса, спутников Юпитера — они тоже по-своему прекрасны, пусть и не похожи на привычные земные.

Повернувшись спиной к ветру, я приподнял маску, сделал короткий неглубокий вдох — и всё равно закашлялся. Кислый, тяжёлый, спёртый воздух был ко всему прочему настолько сухим, что драл горло, да и глаза от такой атмосферы заслезились. Кра не насмехался, спокойно и молча наблюдал за тем, как я возвращаю на место маску и пытаюсь отдышаться. Сам он только слегка щурился на ветер.

— Зачем ты меня сюда привёл? — спросил я, наконец восстановив дыхание.

— Затем, чтобы ты понял, для чего мне этот корабль. Наш мир умирает.

— Хочешь, чтобы я тебе посочувствовал? Скажешь, умирает он не по вашей вине, сам собой? — удержаться от сарказма я не сумел.

— Оставь свою жалость себе, — спокойно отбрил пуль. — Лично я просто хочу нормально жить, остальное меня мало волнует.

— Конечно, куда проще найти другую планету и загадить уже её, чем восстановить собственную.

На это высказывание Кра ответил смеющимся взглядом, а потом проговорил так, что я едва услышал за свистом ветра:

— Хотелось бы мне посмотреть всё-таки на твой мир. Просто удостовериться, что такой вообще существует.

— В каком смысле? — Ответ оказался неожиданным, а потом меня осенило. — Погоди, ты хочешь сказать, что с самого начала посчитал мою историю правдивой? Зачем тогда был дальнейший спектакль?!

— Есть моё мнение и есть мнение вышестоящего начальства. — Кра пожал плечами. — И есть ясные инструкции.

— И о чём они говорят?

— Не верить первому же слову. Никто не говорит правду сразу.

— Но это же бред! — возразил я.

— Это инструкция, — поправил Кра. — На мой взгляд, ты слишком наивен для существа, на родине которого только что закончилась война. Да и для того, чьи сородичи недавно сталкивались с враждебной инопланетной цивилизацией, уж извини, тоже. Нет, твоё поведение больше подходит существу, не знавшему серьёзных потрясений, но читавшему о них в книжках. И сейчас я только убедился в том, что от подобного вы далеки, — он неопределённо дёрнул головой, указывая на горизонт. — Пойдём, ничего нового мы здесь не увидим.

— Почему вы даже не пытаетесь изменить ситуацию? — спросил я, когда мы вновь миновали шлюз и разговаривать стало сподручней. — Ведь можно очистить...

— У вас, может быть, такие технологии есть, — перебил он. — Некоторое время назад эта мысль посетила светлые головы владык, но было, как показала практика, уже поздно. Прошлое мы менять не умеем, а чтобы решить эту проблему сейчас, нужно быстро и, главное, без новой ядерной или химической войны уничтожить девяносто процентов населения. Тогда оставшиеся смогут существенно снизить нагрузку на экосистемы, и планета восстановится. Если тебя это утешит, такой вариант тоже рассматривается. И если в ближайшем будущем не найдётся планета, пригодная для переселения, он будет принят окончательным.

— Тебя, судя по всему, не слишком расстраивает эта перспектива, — заметил я.

— Не расстраивает. Полагаю, я всё-таки войду в оставшиеся десять процентов, — ответил он всё с той же невозмутимостью.

После чудесного превращения полного отморозка в циничного умного профессионала я вдруг поймал себя на том, что мне стало очень легко разговаривать с Кра. Я понимал, что наше отношение к жизни и большинству её аспектов отличается радикально, постоянно напоминал себе, что разговариваю не с коллегой и не близким по духу существом, а с носителем совершенно иной морали, но новая его манера общения безусловно подкупала. Не говоря уже о том, что у меня успела накопиться масса вопросов, которые некому было задать, и в этой связи пуль казался бесценным кладезем.

А возможно, дело не столько в вопросах, сколько во всей ситуации, которая уже нестерпимо раздражала.

Что поделать, я достаточно прямолинейный человек (во всяком случае, в том, что не касается личного), и все эти дипломатические пляски, недомолвки, необходимость выжимать из окружающего мира информацию по капле выводили из себя. Имел бы я склонность к такой работе, пошёл бы в науку, а так... Я люблю, когда на конкретный практический вопрос есть ясный ответ, который можно легко найти в информационной сети или узнать у специалиста. Исключение составляет круг моих обязанностей, то есть пилотирование: в случае непредвиденной ситуации и невозможности узнать точный ответ, там я способен найти решение самостоятельно. Ну, или погибнуть.

Здесь и сейчас мне приходилось заниматься вещами совершенно посторонними, представление о которых сложилось у меня исключительно на основе развлекательной литературы. Не люблю, когда за сложное дело берутся непрофессионалы, а тут у нас и выбора особенного не было.

В общем, ничего удивительного, что я так уцепился за возможность наконец-то поговорить со знающим существом более-менее откровенно. В этом не было большой беды, главное только, самому не сболтнуть чего-нибудь лишнего и постоянно помнить, с кем я имею дело.

А с другой стороны, стоит быть откровенным с самим собой: я банально ничего такого не знаю, что теоретически мог бы сболтнуть. Да, угроза из космоса для землян критична, никакого космического флота у нас нет. Но даже если я расскажу об этом, местные всё равно ничего не смогут сделать, они банально не найдут Солнечную систему. Причём не нашли бы даже в том случае, если бы я сознательно пытался помочь: я понятия не имею не только где находится мой дом, но даже в какой мы сейчас галактике. Поручиться, что именно в Млечном пути, не смогу при всём желании, даже если каким-то чудом сумею взглянуть на неё со стороны.

Вообще, с определением местоположения открываемых миров изначально наблюдались большие сложности. Для этого надо как минимум вывести на орбиту пару телескопов и долго исследовать результаты их работы, а это процесс непростой и дорогостоящий. За всё время существования геонавтики такие данные пытались получить всего для десятка колоний. Причём четыре из них, включая Лооки, обнаружились в пределах Млечного пути, родительские галактики ещё двух оказались определены и знакомы людям, а для остальных с уверенностью установили только, что находятся они не в окрестностях колыбели человечества.

Это обстоятельство могло стать серьёзным препятствием на пути домой: полдела угнать корабль, надо же ещё задать цель! Надеюсь, рыш всё-таки не врёт и сумеет доставить нас домой.

— А всё-таки, зачем тебе корабль? Хочешь на нём отсюда сбежать? — спросил я, пока мы опять ехали куда-то на лифте. На этот раз — вниз.

— И жить в нём же? — уточнил Кра, не глядя в мою сторону. — Нам нужна планета. Есть всего три корабля дальней разведки, они обходятся миру в безумные деньги и пока не приносят пользы: мы тычемся вслепую.

— И чем тут поможет четвёртый корабль?

— Информацией. Там могут сохраниться сведения о других звёздных системах, возможно, с пригодными для жизни планетами. Или, в крайнем случае, технологии, способные помочь в навигации.

— Ну, допустим. А почему именно ты решил меня привлечь? Почему Ре даже не пытался, да и Ашшира ничего такого не говорил?

— Сейчас всё увидишь, — отмахнулся пуль, и мы вышли в просторный холл.

Стены здесь покрывал абстрактный узор из прихотливо пересекающихся прямых линий. Правда, приглядевшись, я понял, что линии эти складываются во вполне сюжетные изображения: какие-то шаты что-то делали. Что — я не понял. Высокий потолок пестрел теми же лампами, дающими резкий болезненный свет. По периметру я насчитал пять дверей, возле каждой из которых располагался пост охраны. Одна из дверей, находившаяся в торце прямоугольного помещения, отличалась от остальных размерами и внешним видом — высоченная, двустворчатая, украшенная мозаикой. Похоже, это был парадный вход.

Посреди почти пустого зала, огороженный символическим заборчиком, лежал огромный булыжник, аккуратно обтёсанный в форме приплюснутого яйца.

— Это что? — растерянно спросил я когда мы подошли к камню вплотную и остановились.

— Корабль, — отозвался пуль невозмутимо. Я покосился на него настороженно и всё-таки рискнул уточнить:

— Откуда такая информация? Ты уверен? По-моему, это просто кусок камня.

— Вот тебе и ответ, почему никто не принимает эту идею всерьёз, — сообщил Кра. — Этой штуке несколько тысяч лет и она не подвержена коррозии. Минерал, из которого она сделана, нам неизвестен. Вернее, не совсем так: он настолько прочный, что за всё время исследования никто так и не сумел наскрести даже пыли, ломаются инструменты из прочнейших сплавов. Точно так же, как и с твоим кораблём. По официальной версии это просто метеорит.

"Лу, ты здесь?"

Пока мы молча разглядывали камень, я активировал переговорное устройство "Переплёта" и вызвал напарницу.

"Наблюдаю, затаив дыхание", — с готовностью отозвалась та.

"Спроси там у своего паразита, он что-нибудь знает о таких метеоритах".

"Так точно, командир!" — бодро заключила она. — "Как ты себя чувствуешь?"

"На пороге великого открытия", — ответил ехидно.

Долго болтать нам не дали, ко мне обратился Кра и связь пришлось обрывать.

— Тоже будешь утверждать, что это просто камень? — спросил он.

— Понятия не имею, — честно сообщил я. — Какой-то он слишком правильный для камня, да и прочность наводит на определённые мысли. Но чего ты хочешь лично от меня?

— Чтобы ты попробовал это открыть.

— Как? — уточнил я растерянно. — Я понятия не имею, что это такое. Это точно создано не нами, чем бы оно таким ни было, и я не представляю, как оно работает. Даже если наши технологии развиты лучше ваших, я всё равно ничего не смогу сделать: я пилот, не учёный, и я уже устал об этом говорить.

— Но наш язык ты как-то выучил. И чутьё подсказывает, что разобраться в этом у тебя гораздо больше шансов, чем у нас, — возразил пуль.

— Язык я не учил. Его проанализировал компьютер корабля и записал мне в голову. Так что если я и способен чем-то помочь, то только при помощи этого компьютера, для чего я должен или попасть на борт, или как минимум вернуть себе свой костюм, в который встроена система связи.

Естественно, о собственных способностях и наличии этой самой связи я умолчал. Чем чёрт не шутит, вдруг пуль расщедрится и действительно вернёт мне костюм? Это существенно облегчит жизнь.

Спрашивать, с чего бы мне помогать тюремщикам, я тоже благоразумно не стал. Зачем провоцировать? Контактная и адекватная версия Кра устраивала меня несравнимо больше, даже если не надеяться, что он в ответ на помощь согласится нас отпустить. Как минимум, устраивала потому, что он не пытался драться и угрожать. Интересно, этой перемене поспособствовало устранение того... заболевания, которым страдал пуль и его начальник, или этот тип говорил правду?

А странный объект меня в самом деле заинтересовал. И по непонятным, субъективным причинам я отчего-то сразу принял точку зрения собеседника: во мне появилась стойкая, хотя и ничем не подкреплённая уверенность, что это действительно корабль.

— Я подумаю, — решил Кра, и мы двинулись в обратный путь.

— Скажи всё-таки, почему ты уверен, что это корабль, если никаких доказательств этого факта так и не нашли?

— Ну, кое-что всё-таки было, — через несколько секунд проговорил он, почему-то не слишком уверенно. Опять замолчал, и молчал достаточно долго — я почти уже решил попросить уточнений, — а потом вдруг добавил негромко и хмуро, как будто пытался спорить с самим собой: — Я всегда был в этом уверен.

Расспрашивать подробнее я на всякий случай не стал, а вскоре меня вернули в уже знакомую палату, где почти сразу накормили и даже, к моему удивлению, оставили в одиночестве.

{Лунария О-Ори}

За приключениями напарника я наблюдала с замиранием сердца и всё ждала какого-нибудь подвоха. Да что там — "какого-нибудь"! Совершенно определённого и конкретного. Я ждала, что пуль вот-вот сорвётся и набросится на Юру с кулаками. Но Кра, единожды чуть не до седины напугав меня своей выходкой с угрозами, вдруг как по волшебству превратился в адекватного человека. Либо его помутнение было вызвано той заразой, от которой мы избавили пуля, либо напарник оказался прав, и под психопата пуль действительно только косил. Пожалуй, я склонялась именно ко второму варианту. Сейчас все аргументы напарника казались особенно разумными.

— Ну что, паразит, послужи на пользу обществу в моём лице. Рассказывай всё, что знаешь про такие каменные штуковины. Надеюсь, это не останки какого-нибудь древнего гигантского яйца какого-то древнего сверхгигантского зверя? — ворчливо обратилась я к сожителю. Однако тот безмолвствовал. — Эй, Глист, ты спишь что ли?

— Я не испытываю необходимости в подобной нервной деятельности, — отозвался он после паузы, как будто нехотя.

— Тогда почему не отвечаешь? Ну! Или это опять какие-то дурацкие распоряжения свыше? Рассказывай, что за булыжник.

— Это маскировка, — наконец разродился он.

— Уже интересно. И что она маскирует? — уточнила я.

— Не знаю, — сознался рыш. — Объект закрыт и от меня. Броня многослойная, сложносоставная.

— Совсем замечательно, — протянула я хмуро. — То есть там на самом деле с одинаковым успехом может быть и древний корабль, и таким экзотическим способом захороненный труп, и какая-то страшно разрушительная бомба, и компактная чёрная дыра, и новая Вселенная в сингулярном состоянии?

— Вероятность последних двух вариантов пренебрежимо мала, не рекомендуется принимать их в расчёт, — заметил собеседник.

— Спасибо! Ты не представляешь, насколько мне полегчало, — со всем доступным ехидством ответила ему. — Значит, ни с чем подобным вы не сталкивались?

— В моей личной памяти записей о подобных встречах нет, — отозвался рыш.

— Печально. Значит, будем выяснять сами.

Удостоверившись, что напарник остался в одиночестве и вроде бы не собирается влипать в неприятности в ближайшем будущем, а занят исключительно гигиеническими (в такие моменты землянин ненадолго отключал передачу сигнала с датчиков, я к этому уже привыкла) и бытовыми вопросами, я решила последовать его примеру. А потом можно и мозговой штурм устраивать.

Прикосновение чужого сознания, которое я ощутила где-то через полчаса, показалось уже привычным.

Сколько мы с ним знакомы? Сколько работаем вместе? Если подумать, ведь прошло всего несколько дней с того момента, как мы впервые покинули "Унлоа", направляясь в совместный рейс. При другом раскладе мы бы до сих пор спокойно перешучивались, я упрямо пыталась бы пробраться за щиты напарника... и всё.

А сейчас я чувствую его так, будто мы много лет рядом. Совсем рядом. Ближе, чем коллеги, любовники или друзья. Кажется, будто я знаю его целиком, от кончиков пальцев до кончиков волос — даже лучше, чем саму себя, потому что себя невозможно увидеть со стороны.

В эмоциональном поле землянина сквозила усталость. Такая... плотная, въедливая, психологическая усталость, которая накапливается по чуть-чуть, прячется за мыслями о плохой погоде и временном недовольстве жизнью. Усталость постоянного напряжения и настороженности.

Странное каменное яйцо вместе с шатами, их вирусом и непонятными пришельцами, уничтожающими цивилизации, временно потеряли всякий смысл. Больше всего мне хотелось сейчас оказаться рядом с Юрой и просто крепко-крепко обнять. Другого — большего — тоже хотелось, но без этого можно было обойтись, обнять же хотелось буквально до ломоты в суставах.

А через мгновение это ощущение странно преломилось, отразилось — и желание как будто воплотилось. Странные выверты сознания, но я действительно ощущала в этот момент тепло чужих рук и щекочущее висок дыхание, ладони чувствовали шершавую грубоватую ткань, а губы — ровный уверенный пульс под кожей у основания шеи мужчины. И это при том, что в инфополе ощущения тела отсутствуют вовсе. Во всяком случае, до сих пор я была в этом уверена. Просто общие галлюцинации? Или что-то такое, с чем мы прежде не сталкивались?

Не знаю, сколько прошло времени. Мы не двигались, совсем не стремились разбираться в происходящем и думали одну на двоих мысль — как хорошо было бы, чтобы это ощущение не кончалось. Почему-то так было легче дышать.

Идиллию совершенно запредельным с моей точки зрения усилием воли нарушил Юра. Стряхнул оцепенение, отбросил пришедшую следом за ним досаду, потом я почувствовала его глубокую, искреннюю благодарность, нежность и какое-то неоформленное, непонятное обещание. То ли того, что всё будет хорошо, то ли того, что мы непременно продолжим с этого места в реальности. Мне больше понравился второй вариант, но, зная напарника, пришлось смириться и с первым.

И мы сосредоточились на деле.

В инфополе огромный камень выглядел как камень, и это уже был повод всерьёз им заинтересоваться.

Дело в том, что в инфополе предмет кажется тем плотнее, чем больше в нём... наверное, информации. Или выше плотность вероятности возникновения каких-то изменений, больше степеней свободы и хаоса — я, честно говоря, не знаю, что именно говорит об этом современная наука, никогда не интересовалась. Простая материя, сгусток более-менее однородного твёрдого вещества до некоторой степени прозрачен. Понятно, что сквозь планету или просто толщу скалы просочиться не получится, но обыкновенные стены зданий почти не создавали помех. А этот обломок, определённо, имел недостаточные размеры для своей плотности. Кроме того, заглянуть в каменный монолит на некоторую глубину всё равно можно, а здесь граница пролегала неглубоко под поверхностью и была слишком ровной для естественного образования.

Подобной плотностью обладает человеческий разум, какие-то сложные биоэлектроныне приборы, а больше нигде я ничего подобного не встречала. И Юрий, судя по всему, тоже. Действительно — защита от проникновения, как говорил рыш? Или что-то иное?

Хорошо было думать об этой штуке, как о корабле, когда я наблюдала за ней со стороны. А сейчас, при виде плотного непроницаемого кокона, делалось не по себе.

"Может, ну его? — осторожно предложила я напарнику. — Может, мы не будем туда лезть? Может, это не его содержимое изолировали от окружающего мира, а окружающий мир — от него?"

Обмен мыслями напрямую, без необходимости их формулировать и "проговаривать" словами, безусловно быстрее и удобнее. Но сейчас мы могли позволить себе растянуть удовольствие, сделать вид, что спешить некуда и ничего особенного не происходит, а мы просто сидим рядом и болтаем. Во всяком случае, меня это успокаивало, а Юра не стал возражать. К тому же, я понимала, что как только разговор закончится, землянин вернётся обратно, и вполне сознательно хотела оттянуть этот момент.

"У меня такое впечатление, что ты в моё отсутствие развлекаешься чтением фантастики или вообще ужасов, — ответ землянина сочился ехидством. — Откуда такие странные мысли? Честно говоря, я почти готов согласиться с Кра, его версия выглядит наиболее логичной".

"А ты, по-моему, переобщался с этим психом и слишком уж разоткровенничался с ним. Мне кажется, он задумал что-то нехорошее, и вообще этот тип мне не нравится".

"Ну, положим, мне он тоже не нравится, но я сейчас не в том положении, чтобы выбирать собеседников, — отозвался мужчина, и мне стало стыдно за свои высказывания. В самом деле, можно подумать, у Юры там есть какие-то варианты или возможность отказаться! — Да и, если честно, этот пуль ещё не самый худший вариант: он умный и готов договариваться. Не знаю, сколько правды в его словах о Ре, составить своё мнение об этом большом начальнике я не мог, но Кра действительно уж очень резко изменил линию поведения. И как-то совсем неожиданно решил поверить в мою первоначальную историю. Возможно, такой приказ отдал кто-то сверху, ознакомившись с моим делом, или дело в вирусе. Но предположение о том, что раньше решения принимал именно Ре, а этот — просто выполнял его приказы, тоже имеет право на жизнь".

"Да, ты прав, но... Я очень боюсь за тебя, — призналась ему. — Ну, и за себя конечно тоже, но сейчас ты рискуешь гораздо больше".

"А уж как я за себя боюсь!" — заметил он весело.

"По тебе не заметно... И всё-таки, может, не трогать эту штуку?"

"И что там может быть по твоему мнению?"

"Да хоть бы бомба! Может, те, кто эту штуку подложил, оставили её как средство крайнего случая. Если местных не удастся уничтожить вирусом или ударом из космоса, если они разовьются достаточно, чтобы вскрыть этот подарочек, он бабахнет — и уничтожит всю планету. Может, по их морали уничтожение разумной жизни нормально, а вот угробить планету уже плохо, и делать это допустимо только в совсем крайнем случае".

"И зачем было подбрасывать эту штуку заранее, когда местные ещё из каменного века не вышли?" — полюбопытствовал Юра.

"Откуда я знаю! Это же инопланетяне. Хобби у них такое или религия. Мол, если мы не можем вас убить — вы достойны жить и решать свою судьбу, и коль решите самоубиться, это исключительно ваш выбор. Любопытство, между прочим, во всех поговорках до добра не доводит", — недовольно заметила я.

"У тебя хорошая фантазия, — похвалил пилот. — Согласен, такое тоже возможно, хотя лично мне в это трудно поверить. Да вообще всё возможно. Это может быть, наконец, живой представитель какой-то негуманоидной цивилизации, отсюда такая плотность! Вопрос в другом: что ты предлагаешь?"

"Попробовать предыдущий план. Пробраться на корабль, а там передать управление рышу", — не слишком уверенно предложила я.

"Хорошо, в таком случае, предлагаю совместить, — решил после короткого раздумья землянин. — Всё равно с этой идеей я со своего места никак не смогу помочь, и выяснить подробности можешь только ты. А я попробую договориться с Кра. Только не рискуй понапрасну, ладно? Будь осторожна".

"Ты тоже, — ответила и едва сдержалась, чтобы не прикоснуться к нему так, как в начале этого разговора. Не стоит сейчас отвлекаться, не до того. — И о чём ты хочешь договориться с этим отморозком?"

"Насколько я понимаю, лично я ему и даром не нужен, получить от меня какие-то знания он уже отчаялся. Если я как-то сумею ему помочь, он может в качестве ответной любезности отправить гавию обратно на орбиту и выкинуть в какой-нибудь сарыш. Или не гавию, а отдать нам какой-нибудь списанный спускаемый аппарат, неважно. Надо только придумать, как всё это ему преподнести. А можно предложить ему помощь в решении проблем с экологией. Мне показалось, он был искренен, когда рассуждал о них".

"А у тебя что, есть такие полномочия?" — опешила я.

"Нет, но предложить-то можно, — насмешливо отозвался напарник. — Подозреваю, конечно, он как и ты не поверит, но я ничего не теряю от такой попытки. Если честно, я даже не знаю, существуют ли у нас такие технологии и есть ли возможность как-то исправить здешнюю ситуацию. Впрочем, что-то мне подсказывает, даже если принципиальная возможность существует, вряд ли твоё или моё руководство займётся решением этой проблемы: она в любом случае непростая, а бескорыстная помощь таким агрессивным братьям по разуму вполне может выйти боком. Но это тоже решать не нам. Вполне возможно, что для решения проблемы достаточно излечить местных от этой странной болезни".

"Ты полагаешь, это она заставляет их совершать гадости? — спросила я с большим сомнением. — Да так болезнью любое преступление оправдать можно!"

"Я их не оправдываю, — мягко возразил Юра. — Но у меня есть одно предположение, что делает эта сфера. Ну, помимо снижения стремления к познанию окружающего мира. Помнишь, твой безбилетный пассажир говорил, что оно всё выпускает, но ничего не впускает, и действует на какую-то непонятную ему сферу эмоций?"

"Помню, говорил. И что?"

"Живые существа связаны через инфополе, даже если не способны пользоваться этой связью сознательно, и сильные изменения в одном существе влияют на окружающих. Например, в толпе страх, агрессия, как и радость, собранность, передаются от человека к человеку во многом именно через инфополе. А если представить, что некто не способен воспринимать эти сигналы, он оказывается отрезан от остального общества. — Юра зашёл издалека и, пожалуй, правильно сделал. Кажется, я начала понимать, к чему он клонит, и вряд ли сумела бы поверить этому выводу без такого введения. — Он не получает от окружающих никаких сигналов. Я не психолог, но логика подсказывает, что не сказаться на его поведении это не может. Мне кажется, такой человек не будет чувствовать себя частью общества во всех смыслах. Вполне возможно, что он посчитает себя стоящим {над} обществом. И при этом он, не чувствуя никакого отклика в инфополе, может спокойно творить, что заблагорассудится".

"То есть, переводя на простой язык, он лишается совести?"

"Утрированно — да, — согласился напарник. — Не только совести, но и сострадания, и жалости. Он может просто не понимать, что другие рядом тоже чувствуют боль, не задумываться об этом".

"Получается, космические злодеи, уничтожающие другие цивилизации, решили так избавиться от шатов?" — предположила я.

"Не обязательно, это может быть... не знаю, какой-нибудь естественный механизм регуляции численности. Эта планета на самом деле сильно перенаселена. Я же говорил, в истории Земли встречались и не такие чудовища, не валить же это всё на вирус и инопланетян! Может, это вообще один из возможных результатов эволюции разума, а не вирус, мы те ещё доктора".

"Ну да, это я даже со своими куцими знаниями истории понимаю, — вынужденно согласилась я. — А по поводу этой каменюки я попробую расспросить Анына, может, он что-то знает или слышал. Откуда она вообще взялась, при каких обстоятельствах и кем найдена. У них наверняка масса легенд на эту тему. Не просто же так они притащили сюда этот булыжник и выставили на всеобщее обозрение перед парадным входом".

"Согласен. А я пойду ждать, до чего додумается Кра. До связи".

Прощальное прикосновение, похожее на короткие быстрые объятья, и контакт прервался.

Я устроилась в кресле боком, обхватила руками колени и некоторое время сидела, уткнувшись в них лбом. Чувствовала я себя сейчас очень маленькой, слабой, уставшей и... обречённой. Больше всего хотелось крепко зажмуриться, а потом открыть глаза — и обнаружить себя на Лооки, на родной "Унлоа". Пусть пропадут пропадом все эти шаты, межгалактические маньяки и разумная пыль из неизвестной науке туманности! Я же не нанималась решать вселенские проблемы, я... домой хочу...

Ощутив характерную резь в глазах, я поняла, что сейчас заплачу. Если же я заплачу, то успокоиться сумею очень нескоро: сильного и надёжного землянина, благотворно влияющего на моё настроение, под рукой не было, оставалось полагаться только на саму себя. Увы, в данном вопросе эта кандидатура не вызывала доверия, а расклеиться совсем было бы сейчас очень некстати. Поэтому, совершив над собой героическое волевое усилие, я распрямилась, села нормально, встряхнулась и стёрла тыльной стороной ладони всё-таки выступившие слёзы.

— Так, минута рефлексии закончена, хватит, — решительно проговорила вслух. — Надо чем-то себя занять, а то от безделья и ожидания чего только ни придумаешь!

Кстати вспомнилось, что я с момента вылета с Лооки не давала телу даже лёгкой разминки, так что решила убить время до вечера зарядкой. Заодно взбодрюсь: говорят, физическая активность поднимает настроение.

Эх, знаю я, какая активность меня сейчас могла здорово порадовать! Только напарник у меня непрошибаемый, да ещё и находится вне досягаемости. Пошутила бы, что это он специально от меня сбежал, только смеяться некому. Даже мне самой не смешно.

Как бы то ни было, до ночи и появления Анына я в конечном итоге дожила, не ударившись в истерику и не рехнувшись от скуки.

Беседа наша началась уже почти традиционно, с плотного ужина для гостя. Юный уборщик выглядел оживлённым и радостным, глаза блестели почти лихорадочно. Пожалуй, если бы кто-то действительно обращал на него внимание, давно бы заметил необычное состояние паренька. Надеюсь, он прав, и до него никому из окружающих нет дела. Вернее, ему бы, конечно, было лучше, окажись у него близкие, и парня жалко, но лично мне эта одинокая замкнутость сейчас на руку, как бы цинично это ни звучало.

Информацию юноша принёс чрезвычайно полезную, а именно — выяснил местоположение космодрома и набросал примерную карту. Более того, он даже узнал, какие контейнеры отправятся на корабль вместе с учёным, только новости эти оказались неутешительными: нелегально пробраться туда незамеченными не представлялось возможным. Местные экономили каждый кубический миллиметр объёма, и втиснуть трёх лишних пассажиров было некуда.

— Интересно, как с этой экономией вяжется тот огромный корабль, на котором мы сюда прилетели? — мрачно пробормотала я себе под нос, бездумно разглядывая нарисованную Аныном схему.

Оказалось, ответ на этот вопрос мой бесценный информатор тоже знал. Ту махину строили на планете и старались нагрузить уникальный секретный двигатель по максимуму, предусмотрев что можно и что нельзя. А поскольку размеры двигательной установки и сопутствующих систем зашкаливали все мыслимые пределы, на остальном решили не экономить.

Сам Анын не понимал, как такое возможно, поскольку не знал, на чём работает эта жутко секретная система и ни о каких рышах никогда не слышал — видимо, эту тайну здешние боссы блюли тщательно. Мне же логика создателей аппарата была приблизительно ясна: антиграву на объём плевать, да и на массу как таковую тоже. А вот как шаты боролись с огромным моментом инерции такого аппарата и умудрялись управлять им в космосе — уже большой вопрос, но, видимо, собранная из рышей установка позволяла любые вольности.

Ответ на резонный вопрос, почему местные гоняют на орбиту челноки при наличии такого замечательного аппарата, пусть и большого, тоже оказался несложным. Вывод на орбиту такой громадины занял почти три недели: чтобы корабль не рассыпался от трения о воздух, поднимали его очень медленно. Я, правда, с трудом могла представить себе этот процесс, но... если оно успешно летает, надо думать, всё прошло удачно.

— Анын, а расскажи, пожалуйста, ты знаешь что-нибудь об огромном круглом камне, который хранится у вас здесь, в исследовательском центре?

— Мировое Яйцо? — удивлённо уточнил он.

— Я не знаю, как это у вас называется, — честно призналась я. — Сейчас, покажу картинку... — Я подключилась к системам гавии и вывела на обзорный экран фрагмент сегодняшней записи.

— Ну да, это оно. А что, это в самом деле сделала ваша цивилизация? — Юноша уставился на меня с искренним восторгом. Даже неловко стало его разочаровывать.

— Нет, мы тоже не знаем, что это такое и откуда. Расскажи, что о нём известно?

Нашли эту штуковину пару сотен лет назад при раскопках развалин, оставленных одной из цивилизаций древности. Вокруг камня был насыпан курган, наружу торчал только небольшой участок, служивший алтарём, на котором приносились жертвы. Жрецы верили, что при регулярном удобрении камня кровью из него вылупится новое божество. Якобы их бог ушёл, но оставил пастве своё дитя, и если паства будет достойна, оно выйдет из камня и наступит всеобщее непрекращающееся счастье, в каком находились их предки при прежнем боге.

Исследовать камень пытались многие, версии строили тоже самые разнообразные. Сейчас мало кто сомневался, что яйцо это прилетело из космоса, и предположение о чужом космическом аппарате было весьма популярно. Оно по крайней мере объясняло сравнительно небольшой вес (при таком объёме) и высокую прочность странного объекта. Параноидальные версии вроде моих тоже выдвигали, помещая внутрь контейнера погибель всего сущего и связывая его с сотней грозных мифов о конце света. Определить его точный возраст пока никому не удалось, так что местные обитатели терялись в догадках.

К слову, небезызвестный нам Ашшира тоже в своё время приложил усилия к поиску истины, но не преуспел. Со слов Анына, великий учёный современности тоже склонялся к версии, что Яйцо на самом деле — космический корабль, не то потерпевший крушение, не то с непонятной целью оставленный здесь какой-то древней космической цивилизацией.

Кстати вспомнив ещё одну интересную часть разговора Юры с Кра, я расспросила Анына о наших предшественниках: и тех, что были найдены мёртвыми, и том, что попал в руки местных живым. Увы, ничего конкретного парень не знал, только слухи и разговоры. Если он и успел родиться к тому моменту, когда местные столкнулись с живым инопланетянином, то проживал далеко от этих мест, а доступа к секретным архивам он не имел. Да даже если бы он мыл там полы между стеллажами, вряд ли полез бы знакомиться с документами под грифом: не идиот же он, в самом деле.

После рассказа осведомителя я заметно приуныла.

Будем реалистичны, такая хорошая на первый взгляд идея — сбежать на корабле, спрятавшись среди груза — трещала по швам и грозилась лопнуть. Да что там, она уже вполне лопнула, просто мне сложно признаться в этом самой себе. Незаметно пробраться на борт и пережить старт не получится, это факт. Антигравитационного челнока у местных нет, а становиться невидимыми вроде рышей и незаметно распределяться в пространстве, занимая полости, мы с напарником не умеем. Значит, либо надо как-то заманить в сообщники Ашширу — причём как можно скорее, на это у нас всего сутки, — либо довериться Юре и сделать ставку на Кра. По понятным причинам учёный нравился мне куда больше психованного пуля.

От Анына я уже знала, что живёт Ашшира здесь, в центре, именно отсюда он отправится в очередную командировку на орбиту, и это облегчало задачу. Впрочем, это был единственный плюс, я понятия не имела, что делать дальше и как с этим учёным вообще разговаривать. И стоит ли рисковать, доверяя ему собственную шкуру.

— Как ты думаешь, Ашшира достоин доверия? Если я поговорю с ним, он не потащит меня немедленно препарировать? — хмуро спросила я.

— Не должен, — от такой постановки вопроса юноша заметно растерялся. — Он хороший, но... я не знаю, как он отреагирует. Вряд ли выдаст пулям, а вот сможет ли помочь?

— То есть, скорее всего, решит не связываться? — задумчиво перевела я с дипломатического на обычный.

— Ну... да, — смущённо подтвердил парень. — Что-то случилось? — решился наконец спросить он, явно заметив перемену настроения.

— Ничего нового. — Я со вздохом вымученно улыбнулась. — Просто я не представляю, как можно отсюда выбраться. Своими силами мы не сумеем ничего сделать, а помощи, кажется, взять негде. Сам понимаешь, радоваться в этой ситуации нечему.

Анын нахмурился, кивнул, обвёл крошечную каморку камбуза задумчивым взглядом.

— А починить ваш корабль никак не получится?

— Даже если это возможно, мы всё равно не знаем, как. Поломка слишком серьёзная, должны работать специалисты.

— Жалко, — заметил юноша.

Не поспоришь...

Вскоре парень ушёл выполнять свои обязанности, и я вновь осталась наедине с собственным отвратительным настроением. Первым порывом было пожаловаться на мировую несправедливость напарнику, но я одёрнула себя, вслух отругав за слабость, трусость и бесхребетность, не стесняясь в выражениях. Нашла, тоже мне, жилетку! Можно подумать, землянину там легче. Он тоже устал, не стоит дёргать человека из-за каждой мелочи. В конце концов, мы же договорились, что он прорабатывает вариант с Кра, я — альтернативный план побега. Вот и надо заниматься делом, а не опускать руки и ударяться в истерику при виде первого ощутимого препятствия. Мне и так здорово повезло наткнуться на Анына, а в остальном... Никто не обещал, что будет легко.

Кое-как взбодрив себя, но так и не придумав выхода из ситуации, я отправилась шерстить инфополе. Спать не хотелось, а другого занятия я просто не сумела придумать.

Для начала я отыскала Ашширу и некоторое время блуждала у него в голове. Кажется, учёный работал — во всяком случае, разум его бодрствовал, и весьма активно, а тело при этом оставалось почти неподвижным. Понаблюдав за шатом, я не вынесла из этого процесса никакой полезной информации, лезть глубже не стала и вежливо удалилась, отправившись "бродить" дальше. Оставила в покое и бодрствующего напарника, памятуя о сделанном самой себе выговоре.

А вот возле булыжника неизвестного происхождения задержалась, не прикасаясь, но внимательно разглядывая.

Ведь, если подумать, это сущая глупость — надеяться его вскрыть. Его совершенно определённо создала не человеческая цивилизация, а кто-то другой, и даже если это окажется корабль, шансы разобраться в его устройстве мизерны. Да что там — разобраться! Я почти уверена, что он в любом случае неисправен, не просто же так его здесь бросили. И даже если мы вскроем защиту, проникнем внутрь и обнаружим средства управления, пригодные для использования существами нашего вида, это всё равно не поможет. А починить... да мы собственную гавию восстановить не можем, что уж говорить об этом чуде инопланетной техники! Если только окажется, что оно настолько чудесно, что само себя восстановило за прошедшие тысячелетия, но поверить в это очень трудно. За такое время оно скорее всего полностью выработало бы свой ресурс и превратилось в обычный кусок камня. Ну да, полый внутри, каким-то хитрым способом защищённый от проникновения через инфополе, но и только.

Отставив панику и взяв себя в руки, я признала мысль о том, что мы имеем дело с каким-то транспортным средством, справедливой. Не единственно возможной, но разумной и вероятной. Прочная скорлупа вполне соответствовала обшивке нашей гавии, и тот факт, что местные до сих пор не сумели её вскрыть, может означать похожесть этих материалов. А непроницаемость...

Юра прав, слухи о разработке оружия, действующего через инфополе, бродят давно. И считать их только слухами глупо: человек никогда не упускал случая сделать свежее открытие основой оружия. Совершенно не удивлюсь, даже если такое оружие давно существует, как существует защита, подобная той, что окружала это... Мировое Яйцо.

Непонятно только, что со всем этим делать?

Медитировала на ровную поверхность я достаточно долго и через какое-то время с удивлением поняла, что она совсем не такая монолитная и однородная, как физическая защита. На поверхности вполне явственно виднелись участки более светлые, плотные, и тёмные, относительно тонкие. Судя по симметричности и упорядоченности конструкций, это были совсем не случайные вкрапления и дефекты.

Растерянно полюбовавшись на них несколько секунд, я "коснулась" широкого светлого прямоугольника — и с испуганным визгом шарахнулась назад, дёрнулась и очнулась в своём кресле, с колотящимся в горле сердцем и слабостью в конечностях. В ответ на моё прикосновение поверхность {ожила}, монолит превратился в плотную многослойную сетку... А дальше я уже не видела, потому что перепугалась такой реакции до полусмерти.

— Ну и как это называется? — невнятно пробормотала я, растирая ладонями лицо. — Глюки, или оно действительно зашевелилось? А, Глист?

— Ответ отрицательный, — доложил он.

— Ответ на который из вариантов? — устало вздохнула я, пытаясь дыхательной гимнастикой унять суматошно стучащее сердце и успокоиться.

— Неверны оба варианта. Реакция на контакт действительно имела место, это был не продукт бреда, однако объект сохранил свою неподвижность.

— Тьфу! Формалист...! — ругнулась я, наградив безбилетного пассажира нецензурным эпитетом. — Значит, мне не показалось, оно действительно реагирует на моё присутствие. Изумительно. И что теперь делать? Лезть проверять или звать Юру?

— Рекомендуется...

— Помолчи, пожалуйста, я не с тобой разговариваю! — оборвала я рыша. — Это просто мысли вслух, а твои инструкции интересуют меня в последнюю очередь.

— Принято, — согласился покладистый пылевик, но дальше я принялась рассуждать мысленно. Во избежание.

Перед тем, как тревожить напарника, я решила повторно взглянуть на камень и проверить, изменилось ли что-нибудь. За пару минут окончательно взяла себя в руки, убедив в том, что никто меня есть не собирается, и отправилась проверять.

Камень выглядел точно так, как до знакомства со мной: ровная однородная поверхность. Однотонная, безо всяких переходов цвета и расслоений. Странно, я готова была поклясться...

Словно в ответ на эту мысль моё внутреннее зрение продемонстрировало искомые пятна и неоднородности. Кажется, там же, где они были в прошлое знакомство.

Занятно. Получается, эта штука действительно реагирует на чужое присутствие. Раньше вот почему-то не реагировала, а теперь — начала. Сомнительно, что изменение произошло самопроизвольно и так вовремя. Нет, это почти наверняка реакция на какое-то внешнее воздействие. Логично предположить, что именно моё, поскольку никого больше поблизости нет. Ещё рыш, но он утверждал, что для него эта оболочка непроницаема.

Вновь внимательно осмотрев камень, я опять "коснулась" того же прямоугольника. Поверхность пришла в движение. Видимый монолит, ограниченный прямоугольником, начал расслаиваться, открывая глазу многослойную частую паутину. Остальную поверхность камня эти изменения не затрагивали.

Дожидаться, чем всё кончится, я не стала и поспешила отстраниться, пытаясь при этом сообразить, "трогала" ли я камень тогда, когда мы разглядывали его вместе с Юрой, или нет. По всему выходило — да, трогала, но он не реагировал. Потому что был статичен, не разделён на прямоугольники? То есть неактивен?

Прежний вид поверхность восстановила за пару секунд. В порядке эксперимента я попробовала потыкать в другие участки, но те не реагировали вовсе. Тогда я потянулась, было, опять пощупать подозрительный прямоугольник, но благоразумно одёрнула себя. Некогда играться, надо поскорее сообщить всё землянину, а ещё лучше — показать.

{Юрий Сорока}

Разговор с Лу оказал на меня благотворное воздействие. Относительно, конечно, потому что о деле мне после этого разговора думалось с трудом, гораздо больше занимала мысли сама напарница. Но с другой стороны, 0щущение усталости и отвращения к окружающему миру растаяло, даже дышать стало как будто легче.

День до вечера прошёл в раздумьях. Увы, достаточно угрюмых: я заставил себя всё-таки отвлечься от мыслей об о-Лоо и сосредоточился на реальности, а та не радовала. Я прекрасно понимал, что опрометчиво верить Кра, даже если он пообещает меня отпустить.

Да, с одной стороны, я действительно вряд ли сумею ему и этому миру чем-то серьёзно помочь, и пуль не может этого не понимать. Знания одного человека — ничто, если только он не какой-то удивительный гений, и даже гений бессилен без привычных ему технологий и приборов. Шантажировать единственным заложником целую цивилизацию — полный бред, никакое даже очень гуманное общество не станет расшибаться в лепёшку ради его спасения. Полагаю, прекрасно сознавая всё это, Кра попытался привлечь меня к единственному делу, в котором от меня может быть польза. Весьма логично, к слову: наша гавия отчасти похожа на этот камень, как минимум, своей прочностью. Да и кому понимать в управлении кораблём, как не пилоту? Не думаю, что пуль всерьёз рассчитывает, будто я сумею раскрыть секрет этого булыжника (если такой секрет действительно существует, и это не природная аномалия), но не попробовать было бы глупо. Всё равно меня больше нечем занять.

А с другой стороны, не слишком-то разумно просто так отпускать меня на все четыре стороны, да ещё предоставив при этом транспорт. Гораздо логичней пристрелить и забыть, просто на всякий случай, как они поступили с моим предшественником. Эх, узнать бы, кто это был... Человек? Землянин или уроженец какой-то из колоний? Или вовсе представитель какого-нибудь иного белкового вида? Кстати, интересно, на скольких планетах сейчас развивается разумная жизнь подобного типа? Кажется, этот вопрос мы рышу не задавали.

Ещё стоит спросить, сколько времени у рыша займёт путешествие к ближайшей человеческой колонии. А то вдруг нам даже транспорт не нужен, и путешествие получится пережить в защитных костюмах? Запаса воздуха там хватит на несколько часов, достаточно ли этого времени?

О том, что, если вдруг Кра решит пойти навстречу, мне придётся как-то объяснять существование напарницы, я тоже думал, беспокоился, но особенной проблемы всё-таки не видел. Здесь нам на руку играло отношение местных к женщинам: с большой вероятностью шаты поймут моё нежелание впутывать пассажирку в мужские дела и стремление её обезопасить. Представить как свою жену, и вопросы сами отпадут. Главное, чтобы Лу хоть несколько часов кряду сумела играть беззащитную слабую женщину...

Мысли опять вернулись к напарнице, и я уже не стал с этим бороться.

Я волновался о ней, да, боялся, что деятельная о-Лоо влипнет в какие-нибудь неприятности. Но ещё я скучал. Сильно, отчаянно, до незнакомого прежде щемящего чувства. Очень хотелось заглянуть в её глаза, увидеть улыбку, услышать голос. Обнять, уткнуться носом в мягкие белые волосы — не уложенные в закреплённую каким-то специальным составом аккуратную причёску, а свободно рассыпающиеся по плечам, как было на "Радужной". Вдохнуть запах, потом коснуться губами её губ...

А дальше я в очередной раз благодарил создателей "Переплёта", который умел контролировать почти все физиологические процессы в организме, и гормональные — в том числе. Потому что остальные мои мысли и желания, наверное, пришлись бы Лу по душе, вот только были чудовищно неуместны. Так-то мозгов не хватает, а если ещё имеющиеся от эмоций поплывут — совсем беда!

Гоняя эти и похожие мысли по кругу, я периодически отвлекался на осмотр доступного мне инфополя. Проверял эмоциональное состояние и настрой Кра, неизменно находил его сосредоточенным на каких-то делах и спокойным. Приглядывал за Лунарией; её мрачно-пессимистический настрой меня не радовал, но я всё равно не мог ей ничем помочь, поэтому предпочитал напарницу не трогать. Рассматривал и ощупывал непонятный камень, но тот оставался неизменным — подозреваю, точно так же, как все прошедшие века.

Прислушивался к миру, пытаясь абстрагироваться от ближайших источников возмущений и воспринять глобальные информационные потоки, но так и не преуспел: то ли сосредоточенности не хватало, то ли настрой был не тот, а то ли потоки эти отличались от привычных земных. В общем, медитации в полном смысле этого слова у меня не получилось, и вскоре я вообще задремал, стараясь чутко прислушиваться к шагам и шорохам за дверью.

А проснулся только утром от звука открываемого замка.