Ещё одна сказка

Ссылка на обновление

Первая глава

После работы я зашла в продуктовый магазин и взяла кое-что из привычных продуктов, которых хватит и на сегодняшний ужин, и на завтрашние готовки. Сумка получилось нетяжёлая: знала, что дети, семнадцатилетние двойняшки Андрей и Катя, после школы по дороге тоже наверняка забежали в магазин и заранее купили самое тяжёлое из того списка, что всегда висит на дверце холодильника.

Завернув за угол дома, я ещё издалека увидела, что скамейка возле подъезда тесно занята, услышала голоса и улыбнулась: мои тоже там. Небось, после тренировок в секции возвращались и присели поболтать с друзьями. Майский вечер хоть и темноват к девяти часам из-за нависших над городом туч, но для детей времени свободного достаточно.

— О, мам! Тебе помочь? — вскочила со скамейки Катя. Так, опять "без головы", пусть вечер и безветренный. И волосы не распустила — теплей было бы: опять строгая коса, скрученная и жёстко фиксированная на затылке шпильками. В чём-то мои дети всегда немного старомодны.

— Нет, спасибо. Добрый вечер всем, — приветливо улыбнулась я ребятам. "Мои с плохишами не водятся!" — в который раз с гордостью порадовалась я в душе, узнав троих из сидящих — все одноклассники моих и все учатся неплохо.

Ребята вразнобой ответили мне тем же приветствием.

— Тогда мы ещё минут десять посидим, — сказал со скамейки Андрей, покачивая на коленях две спортивные сумки — свою и сестрину.

— Конечно, сидите, — кивнула я и вошла в открытую Катей дверь подъезда.

Дом у нас из стареньких, "хрущовка", поэтому пришлось обойтись без лифта. Ничего страшного — четвёртый этаж. Между первым и вторым я поставила сумку на подоконник и попыталась без ключа вытащить из почтового ящика рекламную газетку. Получилось. Правда, повозиться пришлось: вытаскивала сверху, из прорези, чуть пальцы не ободрала. Ещё усмехнулась. Вот вам и десять минут. Да мои вскоре за мной придут! И снова принялась подниматься к себе.

В подъезде тихо и светло. Думая о завтрашней работе (после сокращения пришлось устроиться в частной швейной мастерской), я спокойно, ни о чём не подозревая, шагала по ступеням... Повернула на своей лестничной площадке к квартирной двери — и оторопела.

Из задумчивости вышла мгновенно: между дверью и косяком — небольшой, всего в несколько сантиметров, зазор. Тёмный. Дверь отошла чуть-чуть, но ведь... Дома-то никого. Ещё минута — и мурашки жуткой волной прошлись по спине, а руки ослабели так, что чуть не выронила сумку. Нас ограбили?!

Пиликнул внизу домофон. Подъездная дверь не стукнула — она закрывается медленно и тихо. Я услышала лишь быстрые шаги, которые постепенно становились громче — и, слава Богу, неразборчивые пока, но узнаваемые голоса моих детей. Побежала вниз, им навстречу. Встретились перед третьим этажом.

— Мам, ты не зашла? — удивился Андрей.

— С тёть Машей, небось, встретилась, заболталась! — засмеялась Катя.

В полутьме лестницы моего испуганного лица они не разглядели.

— Дети, у нас дверь... Дверь! — вполголоса и бессвязно от страха заговорила я.

Мои двойняшки мгновенно преобразились. Улыбки слетели — и я даже не узнала своих детей в этих неожиданно взрослых молодых людях. Высокие и сильные, они обошли меня, совсем маленькую рядом с ними, и, бросив: "Жди нас здесь!", быстро побежали наверх. Я — за ними: "Ишь, чего захотели — ещё буду беспрекословно подчиняться их приказам! Дети же! А вдруг с ними..." Правда, понимала, но прятала от себя, что просто-напросто боялась остаться одна в неожиданно враждебном подъезде.

Успела увидеть, как они бросили спортивные сумки на пол, перед соседней дверью, — освободить руки, и немедленно вошли в квартиру, резко распахнув дверь. Ещё удивилась: и не побоялись? И тут же испугалась за них самих. Бросилась к двери, открыла рот окликнуть их и тут же захлопнула. Да ещё ладони прижала ко рту. Они уже внутри! А вдруг там преступники? А я им буквально отдам детей своим окликом?! Пока же там темно — и грабители не узнают, вошёл ли кто... Отступив подальше от двери, подняв сумки детей, я стояла, выжидая и чувствуя болезненно сильное биение своего сердца.

Зазор посветлел — включили лампу в прихожей, я увидела краешек плаща на вешалке, а потом дверь распахнулась, и на пороге появился Андрей. Очень серьёзный. Он вздохнул и сказал:

— Мам, заходи. Только не переживай, ладно?

Он забрал у меня сумки и посторонился, пропуская мимо себя. После чего выглянул в подъезд, даже шагнул за порог — свеситься через перила, чтобы проверить нижние лестницы, после чего зашёл домой и плотно, чтобы щёлкнул замок, закрыл дверь. И повернул защёлку ещё два раза.

Уже в прихожей, одним взглядом окинув всё, что было доступно глазам, я схватилась за щёки. Такого погрома в жизни не видела! Почти все вещи сброшены с вешалки! Такое впечатление, что по ним прошлись ногами, и не только прошлись. С яростью попинали!.. Полка для обуви сломана, а ботинки и туфли валяются повсюду. Остро воняет разлитыми и смешанными жидкостями из разбитых флаконов духов и парфюма. Слава Богу, зеркало трельяжа не тронули!.. Осторожно ступая между вещами, я хотела было поднять плащи и шапки с платками, но Андрей неожиданно резко и тоже ногой отодвинул от меня вещи в сторону.

— Мам, иди в комнату.

Мне стало не по себе от его жеста — вещи-то все наши, но на этот раз я послушалась его и вошла в комнату.

Квартира у нас однокомнатная.

Когда мой муж попал в производственный пожар по собственной глупости или из пофигизма (привычно напился, благо технический спирт всегда под рукой), мы жили в двухкомнатной. Я ухаживала за ним почти полгода. Ни врачи, ни я сама ничего сделать не могли. И привезли его из больницы в ту квартиру умирать. Врач ещё давал какие-то гарантии — медбрат выразился точно и... жестоко. Муж умер. А потом явился его младший брат, прописанный здесь же, в старой квартире — она досталась им от родителей ещё, и потребовал свою часть жилплощади или деньги. Я была слишком угнетена сначала долгим и мучительным уходом за мужем, одновременно продолжая работать; затем его смертью. Когда он умер, я... будто опустела. Мир вокруг меня опустел. Слишком резко стало не за кем ухаживать. Слишком резко оставалось много ненужного времени. Даже забота о детях не восполняла эту пустоту. Попросту — я впала в ступор, который, как потом окажется, будет многолетним... Сил у меня не оставалось, чтобы выяснять, имеет ли его брат право на что-то при моём положении, и я согласилась на всё, что угодно, лишь бы не приставали, лишь бы оставили в покое. Так, разменявшись, мы с детьми очутились в однушке.

Двойняшкам тогда было по десять лет — и новую квартиру, да ещё с балконом (наша бывшая двушка была на первом этаже) они восприняли с восторгом. Нам повезло в главном: дом был "хрущовкой", а в таких люди все очень добродушные и друг друга издавна знают, а ещё здесь издавна обжитый двор и очень много детей, с которыми легко познакомиться. Соседи из нашего подъезда быстро приняли нас: тут, в этой квартирке, раньше жил пьяница, и они радовались, что теперь будет небольшая семья. Пока я целыми днями была на работе, та же болтушка тётя Маша, пенсионерка лет под семьдесят, живущая в квартире напротив, часто и добровольно, а главное — бесплатно (денег-то на няню нет) сидела с моими детьми, пока им не исполнилось по четырнадцать. Я всегда могла рассчитывать, что мои дети, придя из школы, будут накормлены и обихожены, а со всех скамеек всех восьми подъездов за ними проследят зоркие пенсионерские глаза. А уж лет с тринадцати дети и сами взялись за ум. А я... Мне было довольно привычного набора для счастья: дети сыты, обуты-одеты. Если простудились-заболели, я всегда рядом. Что ещё нужно для нормальной жизни среднестатистической семьи, которая живёт от зарплаты до зарплаты?..

Итак, неловко, боясь споткнуться и постоянно вздрагивая от желания поднять какую-нибудь из вещей с пола, я прошла в комнату.

Дочери сначала не увидела. Глаза застыли на новом погроме. Первое впечатление — я смотрю детектив, где показывают со всех точек произведённый в квартире обыск. Или обыск, проделанный бандитами, которые не поленились не только сбросить вещи в безалаберную кучу, но даже разбить всё, что только попало под руку. Честно говоря, я онемела. Я даже сглотнуть не могла от ужаса — так закаменело напряжённое горло. Хотелось понять, что именно сломано или даже разрезано, но мозг отказывался воспринять этот ужас. И я видела лишь мешанину, мусорную свалку, не различая отдельных предметов.

А потом Катя выскочила из кухни. Её действия меня слегка привели в сознание. Моя дочь деловито носилась по комнате, быстро собирая какие-то вещи и набивая ими два рюкзака и две большие и мягкие сумки, которых я раньше не видела: они больше походили на дорогие саквояжи — кожаный и замшевый. Пока я, растерянная, стояла, Андрей огляделся и быстро принялся помогать сестре.

— Дети, что происходит? — наконец жалко сумела я выдавить из себя, не в состоянии справиться с дрожащими пальцами.

— Мам, мы тебе потом расскажем, ладно? А пока нам надо... — Катя замолчала, но не испуганно, а скептически — кажется, подбирая слова, чтобы не испугать меня.

— Надо уйти из квартиры. Здесь опасно, — закончил Андрей.

Ухватившись за их слова и за их уверенность, я сразу спросила:

— Вы что-то об этом знаете?

Мои дети выпрямились от сумок и переглянулись.

— Знаем, — наконец сказал Андрей. — Когда выйдем и окажемся в безопасном месте, мы всё... — Он споткнулся на слове и улыбнулся сестре. — Или почти всё расскажем, ага?

Мои дети всегда были слишком взрослые. Может, оттого что им пришлось жить рядом с умирающим от ожогов отцом, который сутками, пока оставались силы, мычал от боли, стонал, охал и ругался матом. Может, оттого что слишком рано остались сиротами. Они всегда были мне опорой. Никогда не просили лишнего, как-то умудрялись жить, не закатывая истерик, если им чего-то не хватало. Повзрослели слишком быстро. Как по четырнадцать исполнилось, я видела в них уже не детей, а именно что взрослых. Несмотря на частую нехватку денег, они всегда были спокойны и чаще успокаивали меня, чем я их. Дома у нас всегда были определённые продукты — не слишком экзотичные, но с голоду не умирали, а порой я думала: "Как хорошо, что мои дети так неприхотливы!"

И вдруг выясняется, что я чего-то о них не знаю!

А сейчас до меня дошло ещё кое-что, и теперь я испугалась до ужаса: так этот разгром квартиры — из-за них? Связан с ними? Во что вляпались мои всегда послушные и примерные дети?! С какими бандитами связались?!

Но они выглядели такими спокойными... Так что я послушно собралась: документы, косметичка с самым необходимым, вторая косметичка с лекарствами, деньги — небольшие, потому что неделя до получки. А потом только хотела спросить, куда мы идём и что надо ещё взять с собой, как обмерла, услышав обыденное Катино замечание:

— Мамину швейную машинку несёшь ты. Она к ней привыкла.

Господи, куда они меня собираются отправлять?! "Несёшь машинку?.. Привыкла?" Куда мы с ними отправляемся?!

Андрей, уже приспособивший за спину один из рюкзаков, легко взвалил на плечо один из саквояжей и, склонившись на секунду, легко поднял за ручку деревянный футляр со старенькой швейной машинкой, доставшейся мне в наследство от свекрови.

— Вы спускайтесь вниз, — снова скомандовала Катя, — а я закрою квартиру и передам тёте Маше деньги на квартплату. Мама, за вещи не беспокойся. Потом и их заберём.

Так мы надолго? Впрочем, если с машинкой... Но... Куда?.. И откуда у Кати такие деньги, чтобы она могла их оставить тёте Маше? Да ещё за квартиру?! Ничего не понимающая, но твёрдо знающая лишь одно: мои дети плохого не сделают и они-то понимают, что произошло! — я подчинялась всем их приказам, правда, высказанным заботливо и тоном просьбы. И, лишь когда вышли из подъезда — я между ними, словно между телохранителями! — всё же удалось робко спросить:

— А мы надолго?

— Пока всё не уляжется, — твёрдо пообещал Андрей и слегка дёрнул плечом, вернув на место ремень съезжающего саквояжа. Руками-то он не мог действовать. Уже прихватил и второй из саквояжей. Спортивную сумку взяла Катя — тоже с рюкзаком за плечами. Мне вручили сумку со съестным — на первое время, пообещали дети. От моей помощи с большим грузом отказались.

Спросить, куда же мы сейчас, я уже не пыталась.

Человек абсолютно домашний, я только раз в жизни, один-единственный год, сумела быть волевой — когда пришлось ухаживать за обгоревшим мужем. Больницы отказались держать его в стационаре, врачи предполагали, что он должен умереть вот-вот... Участковый детский врач, заходивший к нам, пользуя моих детей, только обидно для меня удивлялся, видя, что муж ещё жив.

Но после его смерти я... опустила руки. Нет, мне ещё пришлось побегать, выискивая квартиру, когда продали двухкомнатную из-за мужниного брата. Побегать, заново устраивая детей в школу, ближайшую к новому дому. Побегать, когда оформляла пенсию по потере кормильца. Побегать, когда сама устраивалась на работу — не по профессии, потому что завод, на котором работала, объявил о банкротстве. А потом... Я как оцепенела. Выполняла лишь то, что требовалось от меня. Жила по инерции. И, если кто-то брал на себя какие-то мои обязанности, нисколько не возражала. Иной раз я понимала, что превратилась в затюканную женщину средних лет, которая боится любого шага в сторону от привычного до автоматизма быта и которая страшно боится знакомиться с новыми людьми, даже если это женщины. С последним меня, кстати, спасала тётя Маша, которая всегда рассказывала мне, кто в какой квартире нашего дома съехал, а кто вселился взамен. Если встречались с нею на улице, могла меня и представить новым соседям: "Сашенька, подойди-ка, с кем я тебя познакомлю! Вот! У нас новые соседи появились!"

Сама бы я ни за что не заговорила с незнакомцами, если бы даже по десять раз на дню видела их на улице, возле нашего дома.

Может, ещё и поэтому мои дети быстро повзрослели. Они сами бегали в школу, сами говорили, что им нужно из вещей, причём старались покупать подешевле. Сами пошли в секцию самбо, о чём я узнала только тогда, когда они начали ездить на соревнования. От учителей я узнавала, что мои детки оказались весьма жадными к знаниям: мало того, что выбились в отличники, так ещё и записались на несколько факультативов. Только по полкам самодельного стеллажа — Андрей своими руками сделал! — я узнавала, что дети покупают литературу не только художественную и научно-популярную, но и техническую. Иногда я всё-таки пробуждалась от своего долгого ступора, чтобы спросить:

— Откуда у вас деньги на книги?

— Места надо знать, где книжки покупать! — смеялась моя дочь.

Андрей же обстоятельно рассказывал о городских книжных точках и развалах, на которых книги можно с рук купить за копейки. И предлагал мне прогуляться с ними, чтобы поискать и себе книжечки для чтения в свободное время.

Очнувшись от воспоминаний, в которых плыла тоже по инерции, я вдруг вспомнила, что во вторую сумку мой сын запихал исключительно книги! А потом тёмный прохладный вечер заставил взбодриться и задаться главным вопросом. Пока про себя.

Куда же мы идём?

Когда мы подошли к первому подъезду, я машинально обернулась на неожиданный свет, задвигавшийся за спиной, но дети, тоже коротко оглянувшись, стремительно уволокли меня за угол дома. И я рассмотрела лишь, что у нашего подъезда остановились, кажется, три машины, подъехавшие с другой стороны дома. Прислушавшись к себе, хотела пожать плечами. Почему-то не страшно.

Дети уже отвели меня за дом, и теперь мы шли по пешеходной дороге параллельно проезжей части, мимо следующего по улице дома. Пройдя несколько шагов, я вдруг чуть не засмеялась: не знаю, куда они ведут меня, но им я доверюсь! И только сейчас, оживившись на вечернем прохладном воздухе и в непривычной, даже странной ситуации, я вдруг начала думать.

Появились странные мысли и вопросы, которыми я раньше не задавалась. В основном денежного свойства.

Откуда у моих детей деньги на спортивные сумки? Я им не давала.

Откуда у них форма не только для тренировок, но и для соревнований, на которые они довольно часто ездили? Краем уха не раз слышала, что на соревнования вообще нужны довольно большие деньги, а у меня дети таких не спрашивали. Нет, пару раз было, конечно, что спрашивали, но... Только сейчас я осознала, что они всегда обходятся своими.

Потом вспомнилось, как на последний день рождения они подарили мне замечательные осенне-весенние ботинки — высокие, мягкие. Они сообщили, что купили подарок для меня на чёрном рынке, опять-таки с рук, хоть и ненадёванные. А когда я рассеянно спросила, на какие шиши они сумели купить довольно-таки отличную вещь, они не обиделись, а посмеялись, что сумели скопить карманные деньги — из тех, что я им давала из папиной пенсии. Я ещё тогда подумала, что мои дети прагматичны, но это им, живущим на пенсию по потере кормильца и на мою не самую большую зарплату, в плюс.

А сейчас я словно просыпалась, вспоминала, и вопросы накапливались с огромной скоростью. И мне... Мне становилось страшно.

Затем, когда мы перешли дорогу, я заморгала на школьный забор, вдоль которого шли и за которым темнели кусты и деревья, сливающиеся в сумерках в чёрные тени. Зачем мы здесь? Дети хотят спрятать меня в школе? Глупости... Школа наверняка уже закрыта в такое время... Повернули пешеходной дорожкой, уходящей вниз. Нет, всё правильно — мы идём к калитке на школьный двор, но зачем?!

Но прошли металлическую калитку в заборе и остановились там, где забор образует угол. Дети зорко огляделись. Но здесь, в темноте (с одной стороны — жилой высотный дом, поблёскивающий редко освещёнными окнами, с другой — этот угол пришкольного участка, почти чёрный из-за старых деревьев), можно ли что разглядеть?

— Давай, — шепнула Катя Андрею. — Залезай, а я тебе передам сумки.

Отогнутые прутья забора меня не удивили. Такое всюду можно увидеть: все дети — любители по-своему сокращать путь в школу или ещё куда-нибудь...

Сын шмыгнул между прутьями и протащил за собой рюкзак. Потом Катя передала ему оставленный на дорожке саквояж.

И тут я очнулась.

— Дети, — неуверенно сказала я. — Вы думаете...

— Мама, мы уже не думаем, а действуем, — деловито сказала Катя. — Лезь за Андреем. Там всё узнаешь.

Пока я стояла на территории пришкольного участка и смотрела, как Андрей подхватывает вещи, передаваемые ему с улицы сестрой, какие только дикие мысли не приходили в голову! Вплоть до такой, что у них где-то здесь сооружён шалаш, в котором они, как истинные романтики, какими бывают только подростки, собираются спрятать меня от какой-то беды, связанной с их мелким (я очень на это надеялась) хулиганством. И лишь один вопрос приводил в ужасающее недоумение: а при чём тут швейная машинка?!

Наконец дети оказались рядом со мной и снова навьючились вещами, опять-таки отдав мне лишь продуктовую сумку.

— Ну, мама, — снова по-взрослому сказал Андрей, — настал момент истины.

По-моему, настал момент не истины, а момент, когда я всерьёз начала опасаться за свой плащ. Боярышник (насколько я помнила — он рос по всему периметру пришкольного участка) всегда обладал страшными, длинными и жёсткими шипами и уже проскрипел по моему рукаву — и я, похолодев, расслышала тихий и злорадный треск ткани. Зачем они меня уговорили надеть этот длинный плащ! Он же почти новый!

— Дети, — испуганно обратилась я к ним, — пожалуйста!..

— Мама, ты не бойся, — сказала Катя ласково, так что я испугалась ещё больше. — Тебе надо всего лишь сделать ровно три шага вот сюда, между деревьями. — И она указала на смутно видневшиеся в темноте два ствола.

— И что потом?

— Если ничего не получится, возвращаемся домой и вызываем полицию, — пожал плечами всё тот же резко повзрослевший сын.

На это возразить было нечего. Ну, уж три-то шага ступить мне нетрудно. Вздохнув на всякий случай, я тщательно отсчитала предложенные три шага.

И с третьим шагом остолбенела на месте, поначалу зажмурившись от яркого света, ударившего по глазам, привычным к вечерней тьме. По инерции сделала ещё шаг, и внезапно что-то прохладное легонько скользнуло по щеке. Отпрянула и осторожно разлепила ресницы. Я стояла и разглядывала светлый, солнечный вечер в чьём-то саду. Кажется. Потому что стояла не возле двух стволов боярышника, а рядом с яблонькой, чья потревоженная ветка, усыпанная бело-розовыми цветами, пахнувшими на меня сладко-холодным ароматом, покачивалась рядом с моей головой, ссыпая нежные лепестки на мои плечи и в не очень пока густую траву.

Потом меня заставили очнуться от столбняка, нечаянно пихнув в спину.

— Мам, шагни ещё немножко вперёд, а? — попросил пыхтящий от тяжести Андрей.

— Ага! Ага! — радовалась где-то за спиной Катя. — Я же говорила, что это мама, а не папа!

— Ну, я бы не был так уверен, — солидно возражал сын. — А вдруг они оба?

— Дети! — беспомощно воззвала я. — Вы о чём?

— Мама, мы рядом с местом, где можно поговорить, — терпеливо сказала Катя, когда Андрей, оставив рядом со мной футляр с швейной машинкой, снова пропал в кустах. — Если ещё немного пройдёшь вперёд, то окажешься на дорожке. А там мы с тобой дойдём до дома, в котором всё и узнаешь. А пока иди, пожалуйста. Нам ещё багаж перетаскивать.

Пришлось тоже набраться терпения. Хм. Дорожка, на которую я вышла, стоила того. Она была выложена узорными плитками, кое-где вылетевшими, и с обеих сторон огорожена низкими бордюрами, местами обвалившимися. И эти плитки... В общем, я долго на их узор любовалась и только потом обратила внимание на сад. Он, вперемешку заросший сорняками: сухими и жёсткими, оставшимися явно с прошлого лета, и травами, которые только-только начинали вытягиваться, — видимо, давно нуждался в заботливых и работящих руках. Оглянулась: дети видны, потому что в высокой и густеющей траве, между ползучими лозами кустов, обвивших какие-то металлические опоры, протоптана тропинка. Кажется, мои двойняшки здесь часто бывают?

Я молчала, потому что дети обещали всё объяснить. И потому, что они рядом. Рядом вся моя семья. Но чуть ли не перед глазами вертелся один-единственный вопрос: как?! Как из позднего вечера, из глухого уголка пришкольной усадьбы, я перенеслась сюда — в яркое угасание дня и в чужой сад?!

Наконец дети выложили все вещи, которые взяли с собой, и Андрей обошёл меня, так целеустремлённо зашагав по тропинке, что я без слов поспешила за ним. Правда, раз остановившись, попыталась, обернувшись к Кате, помочь ей с грузом, но дочь нетерпеливо мотнула головой:

— Мам, здесь всего пара шагов!

Пришлось покориться и последовать за сыном. Дорожка оказалась очень удобной. Достаточно широкой, чтобы высокие и густые декоративные кусты с гроздьями сиреневых и фиолетовых цветов, не всегда до конца распустившихся, с обеих сторон склонялись к узорным плиткам, но не мешали идти. Вела дорожка неровно, постоянно сворачивая то за один куст, то за другой. Только я открыла рот, чтобы спросить, долго ли нам ещё, как дорожка повернула в очередной раз.

Теперь уже Катя чуть не наткнулась на меня. Поняла я это только потому, что услышала её гордое и радостное:

— Ну как? Тебе нравится? Это наш дом!

Сначала я не поняла её слов. Стояла, ошеломлённая, и рассматривала небольшое здание, похожее на шикарную дачу-двухэтажку. Слева белела дверь под отдельной, уютно округлой крышей крылечка — явный вход. Но что поразило меня больше всего: дом утопал в цветах и в кустарниках! И кустарники тоже начинали цвести! Идти по дорожке к нему — уже счастье, потому что с обеих сторон к идущему склонялись кусты, светлые от розовых и белых роз!

Дети обошли меня и заглянули в лицо — сами сияющие от счастья.

— Ну, мама! — воскликнула Катя. — Тебе нравится наш дом? Ну скажи!

— Если ты считаешь, что слишком много сорняков, — добавил Андрей, ухмыляясь, — мы устроим прополочный десант! Не беспокойся. Мы просто всё не успеваем сделать. Времени здесь всегда почему-то маловато!

— Почему... — начала я и задохнулась от странного впечатления чужого праздника, когда и радостно, и горестно, что счастье — вот оно, руку протяни, но... не твоё. — Почему вы говорите — наш дом?! Вы его купили?!

— Мам, успокойся, — уже серьёзно сказал Андрей. — Мы сейчас зайдём, покажем тебе твою комнату, потом накормим — ты же после работы не ужинала. И за ужином всё расскажем. Хорошо?

— Ага, — сказала Катя, всё ещё улыбаясь. — Андрей тебя проводит в комнату, а я ужином займусь.

Дальше всё как-то суматошно было.

Сын оставил у двери весь груз, который тащил, и открыл мне дверь. Она оказалась не заперта. Катя вошла с нами, но сразу убежала куда-то в сторону по небольшому коридору. Андрей же взял меня за руку и, забрав мою сумку и положив её у входной двери, рядом с другими вещами, повёл к лестнице.

— Осторожно, ступеньки очень крутые. Ну вот... Вот это и есть твоя комната! — сказал сын, когда мы одолели и в самом деле довольно крутую лестницу — ладно хоть перила удобные.

Комната на втором этаже заставила меня машинально шагнуть через порог. Светлая, какая-то радостная от закатных солнечных лучей, с большим окном (в две рамы) почти в пол — низкий подоконник с парой цветочных горшков на нём едва намечен. Слева низкая кровать. Справа — какая-то декоративная распорка, на которую Андрей повесил снятый с меня плащ. И комод, к которому сын поставил сумки с моими вещами, за которыми он, оказывается, сбегал, пока я оглядывалась. Сбоку от окна стоит кресло, в которое только сядь — и разглядывай всё, что происходит на улице.

Заворожённая странными и поразительно красивыми видами, я медленно подошла к окну, выходящему на сад. И встала здесь, разглядывая сквозь деревья странное поселение с такими же двух-, а то и трёхэтажными домами, каждый из которых будто нежился в пышной чаше из трав, кустов и цветов. Чуть сбоку виднеется такой же дом, очень старый и, кажется, заброшенный. Опустила глаза, приглядываясь. Перед ним — каменные плитки, затем выводящие на улицу, и дальше небольшие столбы с металлическими воротами. Кажется, передо мной двор? Соседний? И далее дорога, рядом с которой торчал низкий шест с небольшим ящичком. Почтовый?

И вздрогнула, когда на ящичек опустилась сорока. Неуверенно улыбнулась при виде того, как нервно вертит хвостом чёрно-белая птица, быстро оглядываясь. Улыбка быстро опала в изумление: сорока застыла на миг, а затем подняла крыло, из-под которого клювом выдернула белый прямоугольник и сунула в боковую щель ящичка.

Птица вспорхнула и улетела.

— Ты чего, мам?

Подошёл Андрей, обнял меня за плечо.

— Почтовый ящик, — только и сумела выговорить я — и снова затаила дыхание.

Птица вернулась и, недовольно стрекоча, снова уселась на ящичек, сбоку из которого торчал белый краешек. Оглядевшись, сорока критически уставилась на этот краешек, затем вытянула лапу и быстро запинала письмо вовнутрь. Снова улетела.

— Ну, вот, — вздохнул мой сын, впрочем, без капли сожаления. — О нашем переезде теперь все знают. Надо бы тебе, мам, побыстрей здесь обживаться. Скорее всего, это пригласительное письмо. Здесь любят знакомиться с соседями.

Вторая глава

Вместе с сыном я спустилась на первый этаж. Коридор с лестницей наверх делил этаж на два помещения. Одно — поменьше, здесь — кухня с выходом в сад и при ней маленькая кладовая. Другое помещение имело общую комнату. По бокам вместо стен высились набитые книгами стеллажи, а за ними находились два закутка, где и спали мои дети, когда бывали здесь. Катя показала: в каждом из закутков — кровать и небольшой комод для вещей, а на стене — полка с крючками для верхней одежды... Кстати, первое, в чём дети сознались: в последний год они почти не ездили на свои многодневные соревнования, потому что жили здесь.

Мебель общей комнаты так и притягивала внимание: этажерки, подвесные полки, стулья — все они отличалась лёгкостью и резными узорами. А уж стоящие у небольшого камина, уместившегося между двумя стеллажами, плетёные кресла были так хороши, что хотелось немедленно подойти к ним и сесть, расслабиться...

Меня торжественно усадили за стол, велели в первую очередь поужинать и пообещали полный рассказ за чаем с плюшками. Ещё одно потрясающее открытие! Моя дочь умеет печь вкуснейшие плюшки!

Правда, печёные вкусняшки не заставили меня забыть о главном. Сначала я помалкивала, во все глаза рассматривая богато сервированный стол

— Ну, рассказывайте, — не совсем уверенно велела затем, когда доела предложенную кашу и Катя убрала посуду, оставив лишь маленькие чайные чашки тонкого фарфора, с тончайшим узором из тёмно-зелёных листьев по бежевому фону разных оттенков, а Андрей принялся разливать чай из такого же изысканного заварного чайника.

Кажется, детям нравилось и моё потрясение, и мой плохо скрываемый восторг при взгляде на сервиз. А ещё, я заметила, они уверенно играли роль хозяев дома. Честно говоря, я втихаря радовалась, глядя на них.

Несмотря на то что они двойняшки, выглядели мои дети не похожими друг на друга. Разве что оба высокие и спортивные, что проявлялось в сильном и ловком движении. Но Андрей светловолос. Лицо у него всегда расслабленное, как будто он только что проснулся. Сонные серые глаза под размашистыми бровями только при внимательном всматривании в них поражали цепким взглядом, а большеватый рот, внешне безвольный, мгновенно твердел, едва сыну приходилось решать проблемы. А Катя темноволоса и от широколицего брата отличается тонким, скуластым лицом. Правда, глаза у неё тоже серые, зато брови тонкие, словно аккуратно нарисованные. Слегка курносый носик часто морщится — дочь любит посмеяться. Зато её пухлый рот спокойным я вижу реже. Чаще он напряжён и сосредоточенно сжат. И тогда я напоминаю Кате улыбаться, чтобы губы не выглядели слишком тонкими.

... Тем временем они начали своё повествование.

Года полтора назад у моих детей не было физкультуры — учитель заболел. Директриса пришла в физраздевалку, скомандовала переодеться, а потом оставила с классом завуча по воспитательной работе. Весной было дело, тоже в мае. Та вывела класс на спортивное поле и затеяла спортивные игры. Но класс-то десятый. Переглянулись, перемигнулись — и постепенно, по одному поудирали с урока, благо что последний. Портфели, оставленные в раздевалке, договорившись втихаря, ещё раньше выбросили из окна. Петляя, словно зайцы, запутывая след, мои дети пробирались домой кустами. И был момент, когда им показалось — они слышат за спиной голос завучихи. Дали стрекача, пробежали между деревьями — и вдруг выскочили сюда. В сад. Побрели, отметив место выхода — на всякий случай. В саду им понравилось, тем более что место оказалось не только странным, таинственным, но и очень притягательным.

— И ещё... — задумчиво сказала Катя. — У меня с самого начала было ощущение, что я... вернулась.

— А когда мы вернулись на пришкольный участок, попробовали ребят из класса провести, — признался Андрей. — Прикольно же. Не получилось. Хорошо, что мы им не говорили, что будет, если они пройдут между деревьями. Но, кажется, пару раз нас за дураков всё-таки приняли.

— Сад был огорожен, — сказала Катя, невольно улыбаясь. — И мы нашли здесь два дома. Один — вот этот. Его легко было восстановить, а потом мы узнали, что здесь раньше жил садовый сторож. Мам, ты представляешь — здесь до сих пор есть садовые сторожа, для которых строят вот такие хоромы!

При этих словах мне стало стыдно. Когда-то я не отстояла нашу двухкомнатную квартиру. А ведь могла устроиться на вторую работу и отдать мужниному брату его долю деньгами. Правда, и старая двухкомнатная квартира не идёт ни в какое сравнение с этим садовым домиком, как они выразились. Но... Этот ведь не наш? Дети играют?.. Может, они его просто сняли у кого-то на время?.. Господи, какие глупости в голову лезут...

— Сначала мы просто прибегали сюда, — продолжала Катя. — Нам нравилось представлять, что это и правда наш дом. Во второй, большущий дом мы не смогли войти, но нам и этого хватало. Потом мы решили: раз тут всё заброшено, значит, можно немного прибраться и заниматься чем-нибудь. Вот только мы не придумали — чем.

— А потом, только убрались наверху, как нас засекли, — перехватил нить повествования Андрей. — Соседи справа. Соседка. Там такая старушечка симпатичная ходила по саду. Нас углядела. Позвала нас к себе поболтать. Разговаривала нормально так. Мы сразу сказали ей, что нас сюда... занесло. Она нисколько не удивилась. Так, мам. Запоминай. Здесь с людьми нужно очень осторожно разговаривать. Они... — Он замялся. — Не всегда то, кем выглядят.

— И что вам... старушечка сказала? — поинтересовалась я, испугавшись, а не вызвала ли соседка полицию.

Дети переглянулись.

— Она сказала, что это наш дом. Дом нашей семьи, — спокойно ответил Андрей. — Не этот, где мы сейчас, а тот — большой. Ну, и этот, конечно, тоже нам принадлежит. А ещё сказала, что нам пора обживать его, а тебе возвращаться. Мам, тут всё наше — оба дома и сад. Но давай торопиться с объяснениями не будем, ладно? Не хочется на тебя вываливать всё сразу. Начнём с того, что ты здесь жила маленькой, а потом тебе пришлось уехать. Сбежать, как сказала Гранда.

— Гранда — это ваша старушечка? — машинально переспросила я, не совсем вникая в смысл сказанного.

— Да, она наша соседка. Завтра, с утра, мы поведём тебя к ней. Знакомиться.

— Вы говорите, она старушечка. Но вы так запросто называете её по имени.

— Ну, между собой только, — улыбнулась Катя. — А вообще здесь называют друг друга, добавляя слова "доре" — это господин, "ре" — это госпожа. И Гранда, кстати, знает тебя, но не как Александру.

В голосе дочери была такая торжественность, что я невольно улыбнулась.

— А... как?

— Она говорит, что в детстве тебя все звали Искандрой. Поэтому, из-за имени, мы немного сомневались, что именно ты из этого мира, а не отец. — Сын сказал и замолчал, нахмурившись и вглядываясь в мои глаза. — Мама, ты правда не помнишь?

Дети насторожённо заглянули в мои глаза. А потом разочарованно вздохнули.

— Что я должна помнить? — в новом смятении спросила я, чувствуя, что сердце снова, как недавно на лестнице, перед дверью, открытой неизвестными, заходится от страха. Только я не понимала сейчас, какой страх заставляет сердце так больно дёргаться.

— Гранда сказала, ты, маленькой, часто бывала в её доме. А потом ты пропала из своего дома вместе с дедом. Тебе тогда было лет пять или близко к тому. Больше она не захотела нам говорить, хотя мы поняли, что, кажется, случилась какая-то беда. Она повторила несколько раз, что расскажет об этом только тебе. Ты точно её не помнишь?

— Нет... не помню. — В совершенной растерянности я взглянула на детей, которые смотрели на меня как-то испытующе. И спросила — лишь бы спросить: — А что было дома? У нас? Кто к нам заходил — и почему мы бежали сюда?

— Только не смейся, — серьёзно предупредила Катя. — Мы начнём с самого начала, а оно немножко, ну, такое, глупое — на первый взгляд. Гранда сказала, у нас способность ходоков — людей, которые умеют перемещаться между мирами. Таких людей в этом мире мало. И она сказала, что эта способность у нас была в роду как раз у деда. Ну, у твоего. А у нашего прадеда. И велела не глупить, а сразу заняться делом. И помогла, объяснив, с чего мы можем начать.

Кажется, Катя замолчала, соображая, как рассказывать о деле. А меня опять опахнуло страхом, который я не показала. А если эта Гранда — какая-нибудь аферистка?! И подбила моих детей на что-то противозаконное?! Грабёж, например?!

— В общем, ходоки всегда ходят по мирам не просто так, — сказал Андрей. — А нам надо восстанавливать свой дом, для чего денег здешних у нас нет. И Гранда нам предложила начать с кошек.

— Что?! — вырвалось у меня.

Но дети спокойно восприняли моё восклицание.

— Мы же говорили, что прозвучит глупо. Здесь проблемы с кошками, — объяснила уже Катя. — В этом городке. Их привозят сюда издалека и за бешеные бабки. И Гранда показала нам картинки с кошками. Мы посмотрели и обалдели — кошаки здесь на вес золота, но они обыкновенные!

— А что они делают с кошками? — с замирающим сердцем спросила я, ужасаясь, что сейчас дети скажут о чём-то страшном.

— Мам, ты прости, что мы перескакиваем с одного на другое, — вздохнул Андрей и улыбнулся примирительно, — но мы-то уже привыкли к здешней жизни, поэтому нам трудно сориентироваться, о чём рассказывать в первую очередь. В общем, в этом городе (а он очень небольшой) живут в основном маги. После нашего перехода, я думаю, ты нормально воспримешь эту новость?

Нет! Я испугалась за бедных кошек ещё больше: а вдруг эти маги пускают их на всякие артефакты или какие-нибудь зелья!.. Господи, да я выговорить этот кошмар не могу! Но дети ждали моего ответа. Я и ответила — вопросом:

— А зачем им кошки?!

— Мама, я же сказал, что тут живут маги, — терпеливо объяснил Андрей. — Им нужны талисманы и фамильяры. О фамильярах я потом тебе подробней расскажу. Одного, кстати, ты уже видела — сороку. Ну вот... Сначала мы отловили бездомных кошек у нас во дворе. Ты же знаешь, что тётя Валя из четвёртого подъезда за ними ухаживала.

Это-то я знаю. Как знаю и то, что древняя старуха лет так за девяносто однажды при мне удивлялась, куда делись две подопечные бездомные кошки, из-за которых она постоянно вслух ругалась, потому что они приносили котят чуть не два раза в год. А попробуй-ка их всех пристроить в добрые руки!.. А с ними пропали и котята. И три кота, которые столовались все в одном месте, прикормленные.

— Гранда нам сказала, за сколько можно продать этих кошек и котят. И первых забрала сама. — Андрей вдруг рассмеялся. — Ты скоро увидишь этих котов — ну, бывших котят которые. Звери — не коты. Над ними тут так трясутся! Холят и лелеют. Здешние кошки рожают по одному котёнку, а наши — и шестерых запросто могут. Ну, мы с Грандой договорились так: она продаёт котят и взрослых, берёт процент с продаж, а нам отдаёт остальное. С руками отрывают, мам!.. Процент она берёт совсем небольшой, потому что богатая, и ей очень хочется, чтобы мы вернулись сюда всей семьёй. Особенно ты. Про это мы потом тоже подробней тебе расскажем. Ну вот. Потом мы начали отлавливать кошек с других дворов. У нас появились первые деньги, и Гранда подсказала, с чего начать ремонтировать садовый домик. Даже прислала одного плотника из города. Потом она же придумала для нас, что делать, чтобы мы ещё какое-то время могли в своём мире нормально жить. Она покупала на деньги от продажи кошек всякие красивые статуэтки, а мы относили их в ломбарды или в комиссионки уже в нашем городе. — И, помолчав, закончил: — А нас там заприметили. Вещи-то очень ценные — по тем, нашим, меркам, а мы таскаем их часто. И хозяин одного ломбарда однажды пригласил поговорить с нами каких-то бандитов, чтобы те по-своему выяснили, откуда мы такие вещи достаём. Ну и... — Он пожал плечами. — Их было тоже двое, но драться они не умели. Мы побили их и сбежали, а они, наверное, нас начали искать по всему городу. И нашли. Сегодня.

— А кроме кошек?.. — начала я и остановилась, даже не зная, как спросить.

Но дети поняли.

— Кроме кошек, мы... — Катя смущённо улыбнулась. — Мы собирали пустые стеклянные бутылки и любое стекло, какое могли найти. Покупали маленькие баночки. Гранда сказала, что для магов это ценнейший материал. А здесь стекло очень дорогое. Ну, ещё были заказы по мелочи. Здесь городок при море, есть только небольшие речки. А мы живём при реке — и носили, пока можно было, речные раковины. Однажды мы принесли стекло, завёрнутое в газету, а там были объявления о продаже породистых щенков. Гранда увидела фотку щенков и попросила нас прочитать (про чтение мы опять-таки тебе потом расскажем), а в следующее наше появление попросила купить щенков боксёров. В общем, мам, мы потихоньку становимся профессиональными ходоками. Сейчас мы — не сказать, чтобы богатые, но достаток у нас есть.

— Но как же школа? — сообразив, что дети твёрдо намерены остаться здесь, в этом странном месте, с тревогой спросила я. — Вам же осталось до экзаменов всего ничего!

— А мы их и не собираемся пропускать, — опять пожал плечами Андрей. — Вход сюда — с пришкольного участка. Эти бандиты и не подумают нас в школе искать. Они думают, что мы взрослые. Мои учебники мы временно перенесли сюда, оставили в квартире только Катины. Да, в сущности, они нам и не нужны — мы сдавать экзамены готовы хоть сейчас. Но с последним экзаменом мы их все сдадим.

— Но как же университет? Вы же собирались поступать!

— Хуже, мам, — усмехнувшись, сказала Катя. — Мы уже поступили. Сдали экзамены в здешний. На факультет магов-артефактчиков. Это дополнит наше понимание, что именно нам, как ходокам-профессионалам, тащить из нашего мира сюда. А заодно пригодится в будущем для нашей жизни здесь. Учёба начнётся с осени, как и у нас. Так что о нашем образовании не беспокойся. Как и о нашей профессии.

Катя привстала и долила мне горячего чаю.

Было так странно сидеть в этой мирной комнате, слушать страшилки-непонятки, одновременно прислушиваясь к лёгкому ветерку за окном с приоткрытой рамой, к постукиванию по раме яблоневой ветки и близким птичьим голосам. И в то же время странность заключалась в том, что я помнила, но очень смутно, что такое уже бывало в моей жизни. Но ведь могло быть и совпадение в ощущениях? Может, это детские впечатления давали мне знакомое чувство, что когда-то я вот так же, при открытых окнах, сидела за столом и пила чай с горячими, свежевыпеченными булочками? Ведь раннее детство я провела в деревне. Так что, возможно, мои сегодняшние впечатления связаны именно с деревней?

Вопросов много. Но один волновал больше всех, хотя я старалась сдерживаться, помня, что дети обещали объяснить мне позже. Почему их милая старушечка Гранда, по их уверениям, очень сильно ждёт именно меня?

— Мам, — настойчиво позвал Андрей. — Давай, пока светло, мы тебе сад покажем. И к старому дому сводим. Зайти не зайдём, потому что не пустит, но хоть поглядишь на него. Может, вспоминать начнёшь.

— Вы идите, — деловито сказала Катя, — а я пока со стола уберу. Далеко не уйдёте, всё равно вас найду. И правда... Немного погуляем, а потом, мам, перед сном, я помогу тебе вещи разложить. А то мы бросили их в комнате — завтра ничего не найдёшь.

Андрей вышел первым, открывая передо мной двери. Оказывается, он успел сбегать на второй этаж, чтобы принести мне плащ. Подал он его в коридоре.

— Здесь к вечеру прохладно, — объяснил он, помогая застегнуть пуговицы, отчего я почувствовала себя потерявшимся ребёнком.

Потом, слегка ошеломлённая, я встала на крылечке. И только сейчас, глядя с другой стороны, со стороны входа в дом, заметила, что здесь, возле потрескавшейся от времени деревянной балюстрады, на полу, стоят две тарелочки с чем-то, чего я разглядеть не могла — темновато в этом уголке крыльца. А перед ними сидят два огромных кота и внимательно изучают меня.

— Прошу любить и жаловать, — улыбнулся Андрей. — Это наши — Барсик и Тигра. Думаю, кто есть кто, ты различишь по окрасу.

Зеленоглазый Тигра и впрямь был рыжим в тёмную полоску, а синеглазый Барсик обладал роскошной шкурой мраморной расцветки — по голубовато-белой шерсти рассыпаны мелкие тёмные пятна.

— Кисоньки, — растерянно, словно здороваясь, выговорила я, так как оба зверя в упор и пристально смотрели на меня.

Коты почти синхронно мыркнули — басом. Неудивительно. Оба, и сидя, выглядят чуть поменьше собаки средней величины. С места не сдвинулись, но их мырканье я сочла за ответное "здравствуйте" и успокоилась. Тем более что Андрей нетерпеливо потянул меня дальше, в сад.

— А что они здесь едят? — спросила я, оглянувшись и убедившись, что коты сопровождают нас. — Вы им даёте что-то здешнее или носите из... нашего мира?

— Пробовали носить, — откликнулся сын. — Сначала ели сухой корм, пока котятами были, а потом они облазили весь сад. А у нас он в самом конце спускается к небольшой речке. Очень рыбной, между прочим. Ну... И вот. Теперь наши коты — оба рыболовы. Мы им только время от времени сметаны наливаем да творога подкладываем. А ещё через двор наш сосед — мельник. Он у нас и кошек купил, и нашим котам радуется, потому что амбар для хранения зерна и муки у него большой, а крыс очень много. Так что наши там себе и мясо нашли. Вот и вымахали.

Я не сразу заметила, что Андрей повёл меня не по той плиточной дорожке, по которой дети провожали меня к садовому домику. А по той, что уводила за сам домик. Пока мне было интересно оглядеться, хотя время и впрямь было поздним. Солнца теперь не видно, и только с закатным заревом, красным в облаках (наверное, завтра будет ветер), на горизонте что-то можно ещё рассмотреть. Сад и правда запущенный. А в темноте и плохо различимый, хотя руки у меня пару раз-таки дёрнулись — выдрать сорнячище, замеченный между вьющимися лозами мелких роз.

Но становилось всё темней, поэтому я начала посматривать вперёд — туда, куда вёл меня Андрей. И почувствовала себя озадаченной: чем дальше, тем ближе мы подходили к ещё более плотной тьме за деревьями. Неожиданно под ногами появилось ещё более твёрдое покрытие, как показалось. А ещё два шага, пока я размышляла, откуда у меня такое впечатление, и мы очутились в довольно странном месте: под ногами и впрямь оказались другие плиты — более широкие и явно не бетонные или какие там ещё бывают — из тех, по которым я шла к садовому домику. Эти были явно каменные и старинные — старше тех, давнишних. Заполонили они довольно большой квадрат перед воротами со столбами, от которых в обе стороны шёл проржавевший решётчатый забор. По неясным намёкам я узнала это место. Там, за воротами, должен быть столбик с почтовым ящиком. Поскольку Андрей остановился, я мельком взглянула на дом напротив ворот и тут же подошла к боковой металлической калитке. Точно. Вон маленький ящичек, куда сорока запихала белый листок.

— Ты пока оглядись, — сказал подошедший Андрей, — а я заберу пригласительное.

— Ты так уверен, что там именно пригласительное? — засомневалась я.

— На что спорим? — улыбнулся сын и вынул из кармана ключ, которым и принялся открывать калитку.

А я побрела к дому.

Не очень хорошо разбираюсь в архитектуре. Описать, как следует, вряд ли сумею.

Двухэтажный. По меркам моего города — на два подъезда. Только там, где должны быть двери в подъезды, вперёд выступают... пристрои? Так их назвать? Громадные такие — с двумя большими окнами на обоих этажах и с окном — на чердаке.

Между ними, в основном здании, по два окна в ряд. Правда, на первом этаже — по одному. В одной части крайнего — арка, чья внутренняя темнота закрыта такими же металлическими воротами. В другой — явный парадный вход в сам дом. Я медленно подошла к этому входу. Широкое крыльцо с лестницей в шесть ступеней. Наглухо закрытые двери, обитые металлическими узорными полосами. И наглухо закрытая память, если дети говорят правду и я здесь когда-то жила. Не может быть... Если, как они говорят, меня отсюда увезли, когда мне было лет пять, я хоть что-то должна помнить. Но я... нет, не помню. Всё здесь слишком... незнакомо. Может, моих детей обманули? И нет впечатления, что я когда-то жила в богатстве, которое предполагает такая махина.

Медленно поднявшись по грязным, занесённым листьями и мелким мусором ступеням, я подошла к двери и засмотрелась на солидную ручку. Резная. С какой-то странной, даже причудливой звериной головой. То ли львиной, то ли мантикоры... Что?.. Кто такая мантикора? И откуда я о ней знаю?.. Машинально протянула руку дотронуться и резко отдёрнула. Горячая!

И тут же вздрогнула: сосредоточенная на боли от нежданного ожога, не сразу расслышала шаги за спиной.

— Я же говорил — пригласительное! — радостно сказал Андрей, вставая рядом со мной и размахивая бумажным прямоугольником. Заглянул мне в лицо. — Мам, ты что?

— Нет, ничего, — в смятении, скрытом быстро опущенной головой, ответила я.

— Вот вы где! — воскликнула Катя, которая только что повернула к воротам, но, наверное, заслышав наши голоса, обернулась к нам. — Андрей, от кого приглашение?

— Нас на завтрашний вечер приглашает доре Марик, — отозвался сын, спускаясь вместе со мной с крыльца.

— О, — оценила Катя. — Хорошо, что мы заранее кое-что прикупили из парадных одёжек. И хорошо, что присмотрели кое-что для тебя, мам.

— Что-о? — поразилась я. — Вы что-то купили мне из одежды?

— Не повседневной, — уточнила дочь. — Просто здесь свои заскоки насчёт вечеров, к которым все относятся очень серьёзно. Мы-то уже на нескольких побывали с ре Грандой, так что знаем, что тебя ждёт. Не бойся! — засмеялась она. — Мы тебя в обиду не дадим. Весь вечер сторожить будем.

— Весь вечер... — растерянно повторила я и снова вздрогнула, когда тут же громко и звеняще просвистела птица из куста, мимо которого мы сейчас проходили и которого-то в темноте уже и не видно. Как подтверждение. Становлюсь суеверной...

Катя ещё раз перед сном показала мне, где что находится в садовом домике, после чего проводила на второй этаж и помогла разложить по комоду и вешалкам наспех взятые с собой вещи... Радостные дети пожелали мне спокойной ночи и спустились к себе.

Я села на кровать и ссутулилась, упираясь руками в колени.

Что происходит? Куда привели меня дети? А как же завтра моя работа? Не выйду один день — меня немедленно уволят. В городе с работой плохо. Где мне потом искать её? И что будет с квартирой? Тётя Маша, конечно, проследит, но... А ведь там остались наши вещи... Я покорно следовала за детьми, куда бы они меня ни вели... Но этот дом, такой огромный, что его назвать домиком... Неужели всё, что рассказали дети, — правда?

Я тяжело встала и подошла к окну. Трудно думать о том, что в незнакомом месте безопасно, если в широченные рамы заглядывает белая луна и тёмное пространство за окном кажется безграничным. Всё чудится, что в окно вот-вот кто-то залезет. Осторожно задёрнув шторы с обеих сторон, я вернулась к кровати, легла... Вся моя жизнь как на ладони. Всё как у всех... Детский сад, школа, попытка поступить — не получилось. Работа. Через год после школьного выпуска вышла замуж. Дети. Детский сад и школа с ними. Страшные полгода с умирающим мужем. Какой-то просвет в новой, пусть и тесной квартирке. И всё это осталось где-то на границе между здешним садом и пришкольным участком... Уснуть не могла. Снова села и, накинув на плечи край одеяла, загляделась на узкий зазор между шторами.

Третья глава

Закрыла лицо ладонями. Кого хочешь обмануть? Себя?

По большому счёту, моя жизнь — это две части. Одна, сознательная, началась после того, как на мою голову опустилась ладонь моего деда и я услышала его шёпот: "Когда вернёшься — вспомнишь". И вот после этого я прожила всё, что бывает у всех. Правда, чтобы оставить впечатление обыденности, я старалась не вдумываться в то, что происходило над головой девочки, которой шёл шестой год.

Не вдумываться в то, как дед, высокий и усталый (это всё, что осталось в памяти, я даже не помню, старым он был или моложавым), привёл меня в село, и мы поселились в стареньком доме с рассохшимися рамами, с которых сыпалась старая краска; с избяной дверью, которую надо было изо всех сил тянуть кверху, чтобы она соизволила открыться.

В избе почти всегда темно, но уютно. Иногда приходили соседи. Потом начала частенько захаживать одинокая соседка, весёлая да вдовая молодая ещё женщина, которая ахала надо мной и голосисто жалела меня, а потом всё чаще начала приговаривать: "Да как же с тобой, старый чёрт, девчоночку оставлять? Вот была б она моя, милушка, приголубила бы её да приветила..." Я не понимала, что имеет в виду соседка, видела только, что ей хочется взять меня за руку и отвести к себе в дом, где было всегда ярко и празднично от вышитых полотенец и скатертей и вкусно пахло пирогами и свежевыпеченным хлебом. Но не слышно детского голоса. Соседка, печалясь, вздыхала: "Деточек Господь мне не дал..." И я воображала, как Господь (видела на её иконах) проходит по селу, а за ним целая вереница детей, которых он оставляет у каждой избы. А когда Он добирается до избы соседки, за ним детей уже нет...

На сельской улице играла я редко, хоть пара подружек была, однако больше общалась я именно с соседкой... А однажды она пришла, но играть со мной не стала и чуть не заплакала. И дед сказал, будто решился: "Потерпи до завтра". И соседка ушла, ничего не сказав, только сморкалась с чего-то. А ранним утром по селу проехали со страшным гудением пожарные машины. Позже прибежала одна из подружек и сообщила, что ночью загорелся сельсовет. А утром третьего дня после пожара пришла сияющая соседка, крепко взяла меня за руку и увела, кивнув деду на прощанье... Взрослая, я поняла, что это дед устроил пожар — там, где хранились все документы о сельчанах и где соседка якобы нечаянно оставила свой паспорт, платя за арендованные земли на покос. И он сгорел. Обрадованная соседка, восстанавливая бумаги, потребовала с председателя сельсовета вписать сиротку в нужную страничку паспорта как собственную "дочуру". Был тот председатель ей каким-то там родственником — и напору моей будущей мамы уступил. Вместе с новым паспортом она получила якобы восстановленное свидетельство о рождении дочери Александры. А как документы были готовы, чтобы не поползли по селу досужие слухи, моя новая мама продала избу и уехала со мной в районный центр, а потом и вовсе перебралась в город. Вот та граница, с которой началась моя обычная жизнь. И деда я больше не видела.

... Отняв ладони от лица, я тихо вздохнула. Если мои дети правы, дед в самом деле ходок, как они это называют. А старенькая избёнка — его прикрытие в нашем мире.

Но что было в моей жизни до ладони на моей голове?

Как ни пыталась вспомнить, как ни старалась, скорее на ощущениях чувствовалось что-то страшное и тёмное. Наверное, дед спас меня, а потом отдал соседке, чтобы я... исчезла в мире людей? Исчезла даже для него? Настолько он боялся за меня?

И кто мои настоящие родители? А ещё... где они?

Осторожно встав с кровати, я походила по комнате, рассеянно радуясь, что доски под ногой не скрипят. Остановилась у окна, снова присмотрелась к саду, притихшему ночью. И вдруг улыбнулась. Дома, в однокомнатной квартирке, сейчас бы мы давным-давно спали — я с дочерью в комнате, а Андрей — на кухне, на своей раскладушке... Теперь понятно, почему они так часто "ездили на соревнования". Здесь-то им просторно. Целый дом в их распоряжении. А я-то ещё тревожно спрашивала, не отразятся ли их соревнования на подготовке к выпускным экзаменам...

Оглянувшись, я нашла кофточку, брошенную на спинку стула, и накинула её.

А если я, вернувшись, подставляю своих детей чему-то страшному? Тому, чего я не помню, но случилось со мной, маленькой?

И поняла, что спать не смогу.

Стянула кофточку с плеч, быстро оделась полностью — только плащ не стала надевать: шуршит, а мне не хотелось быть услышанной. Надела разношенные туфли — в них по камням идти можно тихонько. Стучать не будут.

Тая дыхание, я спустилась по лестнице в коридор первого этажа и бесшумно открыла дверной засов...

Ни Андрею, ни Кате я не сказала, что на ладони, на пальцах, остался странный ожог от дверной ручки того большого и угрюмого дома. Когда мы вернулись в садовый домик, за всеми хлопотами и размещениями вещей я как-то подзабыла о зудящей коже. Да и она, кажется, успокоилась. Я-то думала: приду — смажу кремом или вазелином. Забыла. Но сейчас, когда я решила немного погулять на свежем воздухе, чтобы вернуть себе сон, ожог на пальцах снова засвербел. Сначала едва ощутимо. Но, едва я повернула к мрачному дому, пришлось остановиться. Пальцы чуть не вибрировали от боли, которая затем остаточной волной пронизывала всё тело, и отчётливо дрожали из-за учащённого пульса.

Мне нельзя к тому дому?

Но меня тянуло к нему с ощутимой силой. И я решилась пересилить боль. Правда, с оглядкой. Твёрдо сказала себе — быстро. До него — и обратно. Детей-то оставляю в открытом доме. Мало ли что тут может случиться. Тут, где я, кажется, потеряла своих родителей... Последняя мысль подстегнула. Я помчалась по дорожке. Хорошо, что запомнила, в какую сторону идти. Ветер качал ветви деревьев — под белым сиянием полной луны. Что-то вокруг похрустывало и шелестело, и угрожающе мотались тени, от которых я пару раз даже подпрыгнула — слишком неожиданно они дёргались.

Только выскочила на мощёный двор перед домом, как поняла, что мне надо (надо?!) не сюда, не к той двери, ручка которой обожгла меня, а в другое место. Метнулась назад всполошённой птицей — чувствовала себя испуганной гусыней почему-то, тяжёлой и глупой. Обежала дом и, запыхавшись, то и дело оглядываясь на пропадающую стену притихшего сада, насторожённо подошла к двери, почти невидимой в стене — из-за нависающей над нею низкой крыши. Здесь замка нет. Точней — есть, но, видимо, врезной, раз я его не вижу. И ручка обыкновенная, безо всяких выкрутасов. Незаконченная, как будто надо нажать на неё — и... Я и нажала — машинально. Нажала, ощутила знакомое движение вниз — и тут же испугалась: а вдруг снова обожжёт? Отдёрнула руку, отступила. Только поздно. Дверь беззвучно открылась передо мной.

"Но дети сказали, что дом... не пускает!"

Облизав губы, я постояла, бездумно пытаясь разглядеть, что внутри. И внезапно почувствовала, что меня будто втягивает в дом. Будто что-то мягко подталкивает в спину.

Оглянувшись снова, я увидела пустое пространство между домом и невидимым садом. Снова взглянула на темноту внутри дома... Моя рука с ожогом на пальцах медленно поднялась, будто на упругой подушке из... ветра?.. Сердце стучало так торопливо, будто я бегу и не могу остановиться. Что происходит... Мне страшно...

А потом я чуть не подпрыгнула, когда сбоку басовито пробурчали: "Ммм?.." Чуть сердце не разорвалось. Но в лунном свете разглядела две знакомые на вид плотные фигурки, сидящие поодаль — там, куда на них не падала тень от дома. Коты.

Когда коты удостоверились, что я их точно заметила, она поднялись с места и медленно подошли ко мне, а затем и мимо меня, причём один (в темноте не узнала, который; возможно, Барсик — он посветлей) прошёл так близко, что даже на ходу прислонился к моей ноге. И оба вошли в дом.

Сначала я, ничего не понимая, посмотрела им вслед. Пока они не пропали во тьме. Но моя рука всё ещё слабо колыхалась, приподнятая всё той же невидимой опорой. И за эту же руку меня властно ввели в чёрное помещение: заставили шагнуть раз, другой, а дальше я пошла по инерции...

Слепая и мгновенно потерявшая ощущения собственного тела, я неуверенно шла, будто ведомая за руку. И одна мысль: обернись! Шагов через десять я не выдержала. Оглянулась. За спиной смутный свет, который, как ни странно, успокоил меня. Дверь оставалась открытой... А потом вдруг стало тихо. Все шорохи и шелесты улицы пропали. Не сразу, но я сообразила: дверь закрылась. Но теперь было не страшно: я знала, что впереди меня идут живые существа. Поэтому продолжала идти к тянущим навстречу, наверное — со сквозняком, запахам застарелой пыли и старых, забытых вещей. Под ногами мягкое покрытие — возможно, ковры?

Ещё несколько шагов — и я очутилась в громадном, по впечатлениям, помещении. И, не успела я осмотреться в полутьме (луна лилась потоками света из многих окон), как на пальцах мягко затеплились мои ожоги. Просто засветились — без боли. Удивляться я уже устала. Просто повернула к себе ладонь с растопыренными пальцами и смотрела, как по этим пальцам мягко бегают странные жёлтые волны. Будто кто-то водит направленным тонким лучом фонарика.

Устала удивляться?! И не захочешь, так удивишься!

Ржавый скрежет заставил сильно вздрогнуть — так, что я похолодела от неожиданности. Застыла на месте, отчаянно вслушиваясь в темноту и напрягая глаза на светлые полосы лунного света в заброшенном месте. Но вместо нового скрежета во вновь наступившей тишине услышала деловитое топ-топ-топ. Из ближайшей тени вынырнул один из котов, подошёл ко мне и снова обтёрся о мою ногу. Чуть не свалил с ног — так сильно... боднул. После чего поднял хвост и пошёл куда-то в сторону, на полпути лишь разок остановившись и оглянувшись на меня.

Делать нечего. Чуть-чуть, но угомонив сердце и дыхание, я робко последовала за хвостатым проводником. Идти было легко: уж кто — кто, а этот представитель кошачьих предпочитал ставить лапы на свободное место. Наконец он остановился и сел. Спиной ко мне. Я подошла к нему. Потом, поколебавшись, шагнула ещё раз и присела на корточки. Теперь мы вместе с котом разглядывали что-то странное — предмет чуть меньше моего роста. Сначала я решила — мебель. Возможно, декоративная. Нечто будто узкий шкаф, взлетающий к потолку. Додумала и задрала голову. Ого, здесь потолок какой... Как будто и нет его — такой высокий. Всё-таки какая-то зала.

Когда голову опустила, кота рядом не было. Я ещё оглянулась. Нет, не испугалась на этот раз. Просто он только что был — и уже его нет. Машинально поискала... И снова уставилась в предмет. Что-то неуловимо знакомое. Стеклянная дверца. Только почему настолько узкая и высокая? А за нею... Из предмета внезапно заскрежетало. От нежданного звука с корточек я свалилась назад — и, только упав, всполошённо и ненужно упёрлась руками в пол.

Снова тишина. Не сразу успокоив частящее дыхание, обнаружила, что сижу в позе, которая делает меня беспомощной, случись что: вытянув ноги к предмету, загадочному и издавшему тот самый жуткий звук. Быстро дёрнула ноги к себе и с трудом, помогая себе дрожащими руками, встала.

Шагнула в сторону от предмета, и вдруг вернулась, и снова присела на корточки. Я узнала, что это! Это напольные часы! Всего лишь старые, покрытые слоями грязи и пыли напольные часы. Я дотронулась до верха часов и сбросила на пол липкий ком закосматевшей от древней пыли паутины. Неуверенно улыбнулась, шёпотом вспомнив:

— Час за часом, круг за кругом —

стрелки следом друг за другом.

И, секунды отбивая,

старый маятник шагает:

тик, так — и вот так,

шаг сюда — обратный шаг.

Слова выталкивались из моего рта, как будто рвались навстречу к этим антикварным часам. А губы стали какими-то тяжёлыми, будто опять-таки слова детского стишка заставляли их двигаться, чтобы произносить вслух полузабытые строки... А потом я и вовсе опять отскочила от часов, потому что с последними словами "обратный шаг" они снова скрежетнули, и я даже не услышала произносимых слов.

Отскочила — и ошарашенно уставилась на обоих котов, которые, оказывается, сидели на одной линии со мной, пока я шептала стишок. А они уставились — на меня. Правда, ненадолго. Дружно повернули ушастые головы к часам.

— Обратный шаг... — прошептала я.

За смутным от пыли стеклом что-то шевельнулась. Я перестала дышать. Что-то длинное и ровное медленно, словно его тащили силой, довели до другого края, и, наконец, послышался слабый стук. Ничего не понимая, я снова прочитала весь стишок от начала до конца — в такт покачивающейся солидной стрелке, а потом снова присела на корточки и вместе с котами молча смотрела на выравнивающееся движение маятника.

Останавливаться часы не собирались, и почему-то на душе стало легче. Я снова поднялась и попробовала определить, где тот коридор, которым пришла сюда. Искать не пришлось. Коты тоже зашевелились и, опередив меня, довели до закрытой двери, которой я сначала испугалась: а если не откроется? Открылась и — спокойно. Оглянулась у двери, всё ещё даже отсюда слыша постукивание маятника, похожий... на пульс проснувшегося дома... А говорили — не впускает... И... что-то мне показалось, что я вижу смутные фигуры в темноте. Как будто туман в ночи. Отвернулась и помотала головой. Из-за темноты у меня просто глаза устали. Вот тебе и фигуры.

Коты же довели меня до садового домика, утопав в темноту кустов, едва я встала на первую ступеньку крыльца. Боясь лишний раз вздохнуть, я вошла и закрыла за собой дверь на засов. Сняв туфли, в свою комнату на втором этаже я взлетела, будто за мной кто-то гнался, хоть и знала, что у моих двойняшек сон по выходным крепкий. А если им завтра не в школу — ведь завтра выходной?

Перед тем как лечь, я снова встала у окна и в лунном свете обследовала правую руку. Нашла на запястье странный, будто вытатуированный знак: чёткая вертикальная черта — сверху и направо заканчивается будто галочкой, а снизу — та же галочка перевёрнутая. Но не жжётся. И я успокоилась, что ночью она меня тревожить не будет. А уж завтра, в солнечном свете, я присмотрюсь к знаку и придумаю, что делать, чтобы его не было видно. Не хватало ещё, чтобы ходить на виду у всех с этим знаком. Фу... Как уголовница.

... Когда дети проснулись, я успела разобраться со здешней кухней и приготовить привычный завтрак из тех продуктов, что нашла в висячих шкафах. А нашли они меня в саду. Я воевала с сорняками, безжалостно выдирая их руками, а там, где не могла вытащить особенно здоровый, рубила его под корень найденной лопатой. И работала энергично, потому что прополка не давала слишком глубоко размышлять над странными вещами, одна из которых меня просто ужасала: я не хочу возвращаться в свою квартиру! Не хочу! Ни за что! А другая мысль заставляла ёжиться: так была я ночью или не была в заброшенном доме? А вдруг мне просто снились сны?

Ко всему прочему знак на руке пропал. И я начала сомневаться в собственном рассудке: а если ночью не было никакого путешествия по громадному пустому дому?

— Мама? — удивилась Катя и, подойдя ближе, отняла у меня лопату. — Ты что делаешь? Перчатки надо было взять! Они там же висят, на гвоздике — рядом с лопатами!

— Доброе утро, мам, — пробасил со сна Андрей. — Хватит с утра пораньше садом заниматься. Пойдём завтракать!

Не успела ответить детям, как в саду внезапно что-то затряслось и слабо зазвенело.

— Что это? — поразилась я, слушая колокольчики, со смутно знакомым звоном.

Катя недовольно поморщилась, но брат прервал её.

— Кто-то пришёл, — сообщил Андрей и быстро пошёл по той тропинке, которая, как я уже усвоила, вела ко двору перед старым домом.

— А нам можно посмотреть? — вполголоса спросила я дочь.

— Ты не хочешь на глаза показываться! — сообразила Катя. — Можно. Мы за столбами спрячемся — и всё увидим!

Как две закадычные подружки, мы прокрались по дорожке и в самом деле спрятались за столбом, который, видимо, раньше являлся частью забора перед домом из сада. Выглядывая из-за него, низенького, но толстого, я не сразу, но разглядела, что Андрей с кем-то говорит. Вытянув шею, я почувствовала, что мои глаза... остекленели.

За воротами стояло существо непонятного вида: высокое и плотное, словно медведь, оно довольно активно рычало и ворчало, то ли разговаривая с Андреем, то ли всего лишь отвечая на его вопросы. Впрочем, если сначала я была несколько ошарашена, то теперь, по спине сына и по его свободной позе сообразив, что он не боится этого существа, возвышающегося над ним, попробовала разглядеть его в подробностях. К сожалению, не сумела, потому что сын кивнул существу — и то, переваливаясь сбоку набок, и впрямь поразительно похожее на медведя, отъевшегося перед зимней спячкой, медленно утопал от нашего двора.

Сначала я улыбнулась свободной одёжке медведя, которая подрагивала жирами своего владельца. А потом до меня дошло, что я только что произнесла в мыслях. Наш двор. Наш. Если честно, понимание это меня потрясло. Я даже забыла о том, что рядом стоит Катя, отчего и подпрыгнула, когда девочка прикоснулась к моей руке.

— Мам, пошли?

Пока я накрыла на стол, почти извелась от любопытства. Дети умылись, расчесались и сели. Стол круглый — когда-то давно моя мечта, так и не исполнившаяся. Я смотрела на него, сама не замечая — улыбаясь. Я мечтала, что однажды куплю такой стол и свяжу на него скатерть — видела такие красивые в журналах по вязанию.

Опомнившись, я спросила:

— Андрей, а кто это был?

— Дворецкий ре Гранды, — рассеянно ответил сын. — Он передал, что ре Гранда будет у нас через два часа.

— А почему столько... колокольчиков по саду? — полюбопытствовала я.

— Единственный нормальный колокольчик проведён в старый дом, — на этот раз объяснила Катя. — А сюда сделать трудно. Мы и решили навесить провода на деревья, чтобы звон был слышен и здесь. А когда нас здесь нет, колокольчики не звонят. Но теперь мы оставим их для тебя.

— А нам как-то надо... — Я смутилась. — Надо как-то приготовиться встречать вашу Гранду?

— Да нет, ничего страшного, — улыбнулась дочь.

— Ничего страшного, — пробурчала я в тревоге. — Вы-то уже знаете всё здесь, а мне каково? Что у вас тут надевают, встречая гостью. Не в этом же мне к ней выходить? — И уже скептически оглядела старенький халат, накинутый поверх повседневного платья.

— Мама, я знаю, что ты будешь удивлена и не сразу поверишь, — спокойно сказала Катя, — но здесь все женщины трясутся над своими садами, поэтому такое одеяние (не считая халатика) для многих нормально. И как иначе копаться в саду?

— Но ре Гранда впервые придёт сюда, — возразила я. — Ну, чтобы встретиться со мной. Надо же её встретить в чём-то не таком затрапезном!

— Мама, если ты имеешь в виду здешний дресс-код, — снисходительно сказала дочь, собирая ложкой остатки салата из найденной мной довольно красивой салатницы, — то в повседневности чаще всего это юбка с блузкой и поверх возможна классическая кофточка. Ну и обувь — хорошие туфли.

— Что ты имеешь в виду под хорошими туфлями? — в панике спросила я, вспоминая свою разношенную обувь, латаную-перелатанную, но явно на последнем издыхании. И, как всегда, держащуюся лишь на одном: вот это сезон проношу, а там — глядишь, и новые куплю. А сейчас... Времени до конца сезона совсем ничего, так чего тратить деньги зря?

— Мама, — терпеливо сказал Андрей, — мы же тебе говорили, что потихоньку скупали для тебя вещи, дожидаясь, когда можно тебе будет сказать про это место! Размер обуви у вас с Катькой один. Так что туфли мы тебе прикупили тоже. Не суетись, мам. Всё хорошо!

Естественно, о ночном походе детям я ни словечка не сказала. Катя помогла вынести посуду в кухоньку и тут же вымыла её, благо тёплая вода в чайнике оставалась, и мы её перелили в рукомойник. Странно, но отсутствие удобств с водопроводом меня почему-то не задело. Зато здесь оказалась питьевая вода: обыкновенный дачный шланг тянулся откуда-то от закрытого колодца в саду, который мне пообещали показать. И уж чего — чего, а воды, насколько я поняла, здесь всегда можно найти в достатке.

Андрей затем ушёл обходить садовую ограду, которую постепенно восстанавливал, а мы с Катей поднялись на второй этаж, чтобы, наконец, разобраться с одеждой. Дочь показала мне содержимое комода и удобно припрятанных за входной дверью в комнату плоских шкафов, в которых на вешалках я и нашла всё то, что они называли покупками для меня... Когда я охнула при взгляде на это богатство, Катя покосилась на меня и пожала плечами.

— Привыкай, мама. Ре Гранда говорит, что в тебе здесь многие заинтересованы.

— Что это значит? — заволновалась я.

— Мама, по своему состоянию, здесь небольшой городок — предпочитаю говорить о нём — городок. Но все живущие здесь либо маги, либо люди с толикой магических способностей. Ты — отсюда, говорит Гранда. А значит, у тебя тоже должны быть магические способности.

— Какие? — немедленно спросила я, искренне заинтересованная.

— Не знаю.

Я внимательно посмотрела на дочь. Не шутит. Серьёзна.

— Ре Гранда молчит, но мне кажется, она кое-что про тебя знает. Если не всё досконально. И кто ты, и кто твои родители... — И тут Катя впервые споткнулась. Светлые глаза округлились. — Мама, но значит, баба Тоня не наша бабушка?

— Нет. Это я точно знаю. Просто не говорила вам.

Дочь отошла к небольшому столу перед окном и села рядом. Я подошла к ней с приглянувшимся платьем и села напротив. Катя некоторое время смотрела в сад, а потом вздохнула. Я знала, почему. Баба Тоня никогда не интересовалась внуками, а дети не однажды спрашивали меня, почему у других бабули и дедули есть, а у нас одна — и та всегда пьяненькая. Ну как им в таком возрасте рассказывать, что бабуля запила, как только мы переехали в город? Соблазны города огромны. Не каждый человек из сельской глубинки может им противостоять, особенно привыкший к свободным деньгам, к тому, что половина нужных продуктов — вот они, руку только протяни — на собственном огороде да в собственном саду. А уж такая женщина, как баба Тоня, привыкшая, что в селе все её прихоти выполняются быстро: родня вся не только большая, но и в начальствах ходит — в городе тоже попыталась вести себя нагло, но без поддержки родных сломалась быстро и запила. Стало не до взятой в приёмыши девчонки. Держали её только детсад и школа, куда волей-неволей приходилось мне ходить... Одна из причин, кстати, почему я так быстро вышла замуж. Лишь бы сбежать от вечно пьющей "матери". Хотя по малолетству пыталась ей помочь — глупо и наивно. Пока та спала, например, я выкидывала бутылки, которые та не успела оприходовать. Но пару раз "мать" меня поймала на этом — и закончились мои старания помочь "маме" очень плохо. В общем, в школу в мае, перед выпускными экзаменами, мне пришлось ходить в кофте с длинными рукавами и в тёплых колготках, чтобы никто синяков не видел. Молчала, никому не говорила. Гордость какая-то заставляла ходить с высоко поднятой головой...

— Мама, а это плохо, да? Что мы... — Дочь загляделась на сад. — Что мы не хотели вообще общаться с бабой Тоней? Но она всегда такая страшная была... Папины дед с бабушкой и то лучше были, хоть из деревни.

Я подавила улыбку. Дети хоть и выглядят взрослыми, но рассуждения у них всё ещё детские. А потом спохватилась.

— Катя, давай-ка одно дело закончим. Отберём из одежды то, в чём я буду, когда появится ваша ре Гранда.

В общем, спустилась я со второго этажа одетой чистенько и довольно элегантно, после чего начала с помощью Кати изучение кухни и того, что где лежит. За хлопотами не заметили, как прошло время. Только снова зазвенели колокольчики, и Катя, разогнувшись от нижних полок в небольшой кладовой и схватившись за поясницу (слишком долго просидела в одной позе), встревоженно сказала:

— Кажется, Гранда пришла. Ты сиди в комнате, а я приведу её к нам.

— А она здесь бывала? — тоже обеспокоенно спросила я, провожая дочь к выходу из садового домика и одновременно оглядывая, всё ли у нас в порядке.

— Тыщу раз! — убеждённо сказала Катя и побежала по дорожке.

А я всё стояла у порога на крылечко и не могла сдвинуться с места: воспоминания разбередили душу. Вот я приезжаю с детьми к "матери", а она даже подняться не может от стола, за которым заснула, и мы входим только потому, что дверь баба Тоня оставила открытой. И ладно, если, войдя, мы видели только её. Порой, бывало, что и мужики какие-то сидят вокруг её стола и еле ворочают языками. Тогда я немедленно заворачивала детей обратно, к двери на выход, чтобы не видели этого — дома-то и отец пьющий. И была постоянно на душе вина, что я не сумела помочь "матери" справиться с пьянством. А иной раз, после её пьяных воплей, уходила не только с виной, но утвердившимся сознанием, что именно я виновата в том, что она пьёт. И ехала к себе, где меня ждал пьяный муж, и со страхом спрашивала себя: а если и он запил из-за меня?

Наконец я отвернулась о двери и поплелась в общую комнату на первом этаже. Здесь я передвинула на середину стола керамическую вазу с пионами, слегка переставила цветы, чтобы, разноцветные, выглядели гармоничней, и снова задумалась. Что за женщина сейчас появится на пороге комнаты? Что она мне скажет? Как примет гостью-беглянку из другого... мира? А если она не увидит во мне ту, которую ожидает? Но детей-то моих она приняла... На стук входной двери я вздрогнула и повернулась в тревожном ожидании. Послышались лёгкие шаги.

— Здравствуйте, — пролепетала я, во все глаза глядя на "старушечку" Гранду.

Передо мной стояла невысокая, почти с меня ростом, женщина — да, заметно морщинистая, но притом глазастая и худенькая, как девочка. Одета она была в светлое платье, чей подол, видимо, придерживала, пока входила в домик, да и забыла убрать пальцы. Синие глаза сверкали из-под широкополой белой шляпки, украшенной живыми цветами. Гранда замерла, восхищённо и улыбчиво вглядываясь в меня. За её спиной я заметила Катю, потом Андрея...

— Искандра! — глубоким певучим голосом пропела Гранда. — С возвращением, милая девочка!

Четвёртая глава

Она была такой яркой, что лишь позже я с огромным изумлением заметила за её спиной двух серых типов, которые при пристальном вглядывании в них оказались высокими и широкоплечими. Оба одеты в деловые костюмы, однако шитые из серого твида с мелкими завитушками букле преимущественно зелёного и жёлтого цвета, так что им, чтобы прятаться, никаких маскхалатов не надо! А уж в утреннем солнечном саду, наполненном множеством теней от деревьев, они вообще сливались с окружающей обстановкой.

И впечатление лёгкой воздушности, которую привнесла своим появлением Гранда, огрузилось пока ещё едва заметным беспокойством: почему эта знатная дама (насколько я поняла своих детей) пришла под охраной двух телохранителями, если она наша близкая соседка?

После нескольких минут бестолковых и даже неловких приветствий и уговоров войти и посидеть в доме или пойти погулять по саду, чтобы поговорить, мы все остановились на разговоре в комнате первого этажа, где и уселись в креслах у окна.

Впрочем, не все. Телохранители встали — один у входа в дом, другой — на пороге в комнату, в которой мы расположились.

Теперь я поняла, почему мои дети называют Гранду старушечкой. Она была не просто старушечкой, но старушечкой-цветочком. Сверху крупная, слегка разлохматившаяся хризантема, стремительная и летящая. Ближе книзу — статуэтка. Немаловажную роль в чём сыграли туфельки на высоком каблучке. Лицо словно написано акварелью, в которую вписали тонкие очертания бровей вразлёт и больших глаз, а также упрямого, слегка курносого носика. Да, морщинки присутствовали — вокруг глаз и большого, но всё равно красивого рта. Посмеяться дама явно любит... Всё тонко и трепетно, как и её лёгкое одеяние... Я, темноволосая, неловкая и неуклюжая, стесняющаяся своего вида и своего поведения, а оттого надутая (подглядела в зеркало, пока рассаживались), рядом с ней выглядела, как грубая крестьянка, для каких-то целей приведённая в господский дом.

Как только мы сели в кресла, пока ещё улыбаясь друг другу и не зная, с чего начать разговор, я заметила, что Гранда исподтишка старается разглядеть мою руку. Сначала удивилась. Зачем ей? Потом сообразила и с трудом удержала зачастившее дыхание: она хотела увидеть, есть ли на запястье знак, который я разглядела ночью.

Я с трудом удержалась, чтобы специально не выгнуть руку так, чтобы она убедилась, что запястье чисто от знака. Но сообразила — она сразу поймёт мой жест: я не просто так показываю ей руку. И убедится, что знак — был, несмотря на сиюминутное его отсутствие... А мне... Я чуть не прикусила губу — вовремя опомнилась: почему-то мне показалось, что Гранда из тех, кто мгновенно замечает все детали и любые изменения в лице того, кого она хочет расколоть.

И, только произнеся это слово мысленно, удивилась, всё ещё благожелательно улыбаясь соседке. Удивилась сама себе. Я не хочу, чтобы меня сразу раскусили! Чем больше поглядывала на меня Гранда, одновременно разговаривая с моими детьми, тем большее росло во мне упрямство. Сначала о себе узнаю я сама, а уж потом... если захочу.

Вслушавшись в беседу детей и соседки, поняла, что они обсуждают налёт на нашу квартиру, из-за чего нам пришлось бежать из... своего мира. Эта беседа помогла мне собраться с мыслями и в некотором смысле подстроиться под Гранду в странной, придуманной мной игре "дознаватель — маскирующийся шпион". Я решила улыбаться не так, как она — слегка свысока, хоть и благожелательно, чего не замечали мои дети. А бесстрастно... Что-то такое во мне насторожилось, чего я не понимала. Я, как будто насторожённая кошка, внутренне вздыбилась, присматриваясь к нашей гостье и пытаясь разгадать её помыслы.

А Гранда тем временем обратилась ко мне:

— Искандра...

— Пожалуйста, ре Гранда, — мягко, но настойчиво сказала я. — Я не помню этого имени. Называйте меня Александрой.

— Отлично, Александра, — улыбчиво приглядываясь ко мне, согласилась соседка. — Итак, Александра, сегодня вы идёте к доре Марику на званый вечер. Твои дети побывали на таких вечерах, но мне хотелось бы быть твёрдо уверенной, что комплект одежды, купленной ими, подойдёт тебе. Не могли бы мы уединиться наверху, в твоих покоях? Посекретничать по-женски? — рассмеялась она.

Не зная, что ответить на такое откровение, я мысленно заупрямилась: нет, не хочу, чтобы мне навязывались в... феи для бедной Золушки! Не надо мне благотворительности! Правда, голос рассудка где-то там, на окраинах упрямства, напомнил, что я и в самом деле не разбираюсь в здешнем этикете, а значит, помощь Гранды будет для меня великим подспорьем, если придётся входить в здешнее общество.

Последнее перевесило. Впечатление, что я больше не вернусь в мир, где прожила большую часть своей жизни, требовало подчиниться завуалированному приказу, и я первой встала и склонила голову, приглашая гостью в свою комнату.

Ладно хоть, телохранители и не подумали подняться вместе с нами — один остался сторожить свою госпожу у лестницы на второй этаж.

Гранда с порога мельком осмотрела комнату, кивнула, словно себе самой, в ответ на какой-то вопрос, и обернулась ко мне.

— Садись, поговорим. Катя поднимется чуть позже.

Ого, мы уже на "ты"!.. Потом вспомнила, что она уже говорила со мной, "тыкая", но сначала это прошло мимо моих ушей. А сейчас... покоробило... И, вообще, странно. Чем дальше мы общались, тем чувствительней я себя ощущала не только к эмоциям гостьи, но и к словам, которые выговаривала Гранда. Причём, чаще всего я придиралась к их значению и даже ловила в них недосказанность, которой хотелось возражать. Сжав в кулачок (пойми, Саша: она старше! Ей можно!) откуда-то взявшееся упрямство и острое прочувствованное желание дерзить и не подчиняться, я заставила себя дойти до кресла, развернуть его к Гранде, а сама присела на табурет, до сих пор стоявший возле кровати.

Гостья порхнула к креслу и уселась, расправив складки платья одним движением. Выглядело это и впрямь очень по-светски. Я бы так точно не сумела бы — сидела бы и ёрзала, поправляясь. Глядя на меня уже не столько благожелательно, сколько со скептической усмешкой, Гранда вполголоса сказала:

— Узнаю знаменитую строптивость твоей семьи. Никогда никого не слушали — жили только по своим законам. Впрочем, могли позволить себе — со своими-то талантами. Александра, ты здесь менее суток. Спрошу напрямую: не замечала ли ты в себе каких-то изменений? Чисто внешних? Место у вас здесь обжитое — твоей семьёй. Что бы ты в себе ни несла внутри себя, это должно проявиться знаками. Итак?

— Нет, не замечала, — тихо ответила я.

Как ни странно, знатная гостья только хмыкнула на мой ответ и даже кивнула, усмехнувшись.

— Примерно предполагала, поэтому принесла с собой вот это. — Она сунула пальцы в длинный рукав своего платья и вынула оттуда тонкие листы, как от небольшого блокнота, свёрнутые вместе — что-то вроде брошюрки или свитка. — Если на коже появятся какие-то знаки, загляни сюда — здесь есть определение символов. Они помогут тебе сориентироваться, кто ты и что ты собой представляешь.

— А что это?

— Это магические листы, позволяющие определиться с твоими талантами, — объяснила Гранда, теперь уже усмехаясь моему нежеланию взять из её рук эти листы. А потом, чуть перегнувшись в сторону, спокойно положила их на низкий подоконник. — Если ты мне не доверяешь, возьмёшь после моего ухода. Странно... — уже задумчиво проговорила она. — По рассказам твоих детей, я представляла тебя несколько иной, чем та... Александра, что сидит сейчас передо мной. Но это и к лучшему. Расскажи о своей жизни там, за гранью.

Чуть не надерзила сказать ей: "Охота ж вам лезть в чужие дела?" Но зажала себя в жёсткий кулак и по её наводящим вопросам начала свою историю с момента, когда стала "дочурой". Старалась говорить скупо, но этой старушечке инквизитором бы служить! Она вытянула из меня столько и того, о чём, будь ситуация и собеседник другими, я даже вспоминать бы не захотела. Мне повезло в одном: вспоминая, говорила очень медленно. И скоро на лестнице послышались быстрые шаги — к нам бежала Катя.

Обе заставили меня надеть то одеяние, которое дети купили мне для "выходов в свет". Одевалась, слава Богу, за ширмой, которую Катя вытащила из-за шкафа, прятавшегося за дверью. Не так стыдно — перед посторонней. Длинное тёмно-бордовое платье без рукавов, но с коротким жакетиком чуть светлей основного тона мне и самой понравились. Как и удобные чёрные туфельки на небольшом каблучке. Придирчиво осмотрев меня, Гранда безапелляционно заявила:

— Как только вернусь домой, пришлю тебе сумочку.

— Ой... — огорчилась Катя. — Забыла...

— Ничего страшного — у меня есть как раз в тон обуви, — ободряюще сказала гостья и обратилась ко мне: — Александра, проводи меня, пожалуйста.

Катя спустилась вместе с нами, но сразу прошла в комнату, к брату, а я послушно поспешила следом за Грандой, сопровождаемая двумя телохранителями гостьи. Догнала почти на полпути, и соседка молча предложила мне руку.

У калитки сбоку от ворот Гранда обернулась ко мне.

— Твоя прошлая жизнь требует от тебя здесь осторожности — я понимаю. Но, чтобы выжить здесь, тебе придётся побыстрей вжиться в нашу реальность. Городок у нас небольшой, но все друг друга знают. Первое, что надо именно тебе сделать, открыть старый дом и привести его в порядок. Будут проблемы — или ко мне обращайся, или проси о помощи своих детей. Они многое уже здесь знают. Но не будь букой — таких считают заносчивыми и не принимают в здешнем обществе. Сегодня вечером тебя дети приведут к доре Марику. Не отказывайся принять мою помощь на этом вечере. Кое с кем познакомлю сразу — с теми, кто обычно отказывает новичкам в знакомстве и расположении. До вечера, Александра.

— До вечера, — откликнулась я, и она снова улыбнулась.

Затем, не глядя на телохранителей, она вышла на улицу, и те поспешили за нею, обойдя меня и лишь склонив головы на прощание.

А я вернулась в садовый домик, в очередной раз про себя удивившись, какой же он огромный, и в очередной раз слабо улыбнувшись, вспомнив свою "однушку".

Дети нетерпеливо дожидались меня в своей комнате.

— Ну что, мам? — приступил ко мне Андрей. — Катя говорит, тебе Гранда не понравилась! Это правда?

— Я не говорила, что маме не нравится Гранда! — возмутилась дочь. — Я говорила, что мама ведёт себя немного... ну... как сказать... В общем, они не болтали, как подруги.

— А, ну тогда ладно, — успокоился Андрей и усмехнулся. — Было бы странно, если б они, как подружки, болтать начали. Не детки в песочнице, чтобы сразу вот так. Взрослым вообще трудно с общением, — философски сказал сын, когда я села в кресло, а Катя пристроилась рядом. — Им постоянно надо соблюдать какие-то правила этикета. То ли дело мы — познакомились с Грандой около забора, в саду. Раз — поговорили и всё друг про друга поняли. Мам, а если не секрет, чем она тебе не понравилась?

— Ты же только что сказал, что Гранда понра... нет, ну вы поняли! — снова рассердилась Катя. — И тут же... Мам, — ласково обратилась она ко мне, — ты ещё ни слова не сказала про Гранду. Но ведь она ничего тётка, да?

Эта её "тётка" будто спустила во мне намертво зажатую пружину. Я расхохоталась.

Дети удивлённо посмотрели на меня и тоже засмеялись.

Когда мы отсмеялись, Андрей немного удивлённо сказал:

— Мам, а ты ведь здесь совсем другая.

— Подожди, — остановила я его — знала: сын иной раз пускался в рассуждения по интересующему его поводу, но его рассуждения часто слишком пространны, а мне сейчас хотелось кое-что выяснить. — Это Гранда вам сказала, что вы ходоки?

— Да, — сказала Катя. — Она принесла нам магические листы со знаками-символами, и мы взяли их в руки, после чего разглядели на запястье собственные знаки, указывающие на наши способности.

— Это какие же знаки? — насторожилась я. Мелькнула мысль: а если и у моих детей такие же, как у меня. Точней у меня такие же. И тогда мне не надо будет дотрагиваться до этих бумаг: почему-то я панически и боялась.

— У нас обоих знаки дороги — латинская буква R, — сказал Андрей. — Только она очень жёсткая, как будто вырубленная или вырезанная на дереве.

Между нами зависло молчание. Дети опустили глаза, и я видал, что они вспоминают тот момент, когда узнали, почему они могут переходить границу между мирами. Или — грань, как сказала Гранда... Пока они вспоминали, я наконец сумела сформулировать вопрос так, чтобы они не поняли, чего я опасаюсь.

— А эти листы Гранда потом забрала?

— Да нет, — пожала плечами Катя. — Они у нас в ящике стола где-то валяются. — Хочешь посмотреть?

— Потом, — быстро сказала я. — Только один вопрос по ним. Если эти бумаги содержат объяснение каких-то символов, почему Гранда назвала их магическими?

— Они усиливают выход знака на запястье, — объяснил Андрей.

— Понятно, — не совсем уверенно проговорила я. — Сейчас бы мне хотелось узнать ещё вот о чём: кто и что будет на вечере. Что собой вообще представляет вечер, который закатывает этот доре Марик?

— Ну, вечера здесь не закатывают, — задумчиво сказал Андрей и взглянул на сестру. К моему удивлению, Катя вдруг покраснела и отвернулась от него. — Здесь общие званые вечера проходят очень солидно. Сначала все собираются в общей зале, молодёжь танцует, танцуют и те взрослые, кого пригласят. Остальные обмениваются новостями, обсуждают их. Если к кому-то кто-то приехал, хозяева приехавших представляют их всем. Нас представляла ре Гранда. Но нам легче. Обычно сюда чаще приезжают взрослые люди, а мы тут — малышня. И нас сразу взяла к себе в компанию здешняя молодёжь. — Он сказал это так важно, что я снова чуть не рассмеялась. — А они поболтливей предков будут. — Он вдруг поморщился. — Плохо только одно: нам с Катькой так никто и не сказал про семью — ну, нашу здешнюю семью. Все отговариваются, что ты должна всё вспомнить. И сама нам всё рассказать. Но мы кое-что всё-таки сумели узнать.

Он замолчал, взглянув на сестру. Катя тоже задумчиво посмотрела на меня.

— Мы узнали только главное: твоих настоящих родителей убили. И этим здешние очень недовольны. И очень надеются, что твой талант будет таким, как у них — у твоих папы и мамы.

Я внезапно подумала, что мои дети всё ещё остаются детьми, несмотря на кажущуюся взрослость. Это видно даже по тому, как они говорят. Взрослому легче было бы выговорить "родители", а мои дети произносят — "твои папа и мама". И только чуть позже пришло осознание того, что Андрей сказал: моих родителей убили. Я ничего не помню, но почему эхом откликнувшиеся слова резанули по сердцу?

— И не сказали... — негромко сказала я, чтобы перевести разговор и не думать о невесть откуда появившейся боли. — О том, какие именно у меня таланты должны быть.

— Но Гранда же тебе оставила магические бумаги! — удивилась Катя. — Когда у тебя на запястье появятся знаки, тебе только и надо будет взять бумаги в руки — и всё.

Как легко... А если у меня неприятие этих бумаг из рук слишком самоуверенной в себе ре Гранды? Если у меня подозрение: возьми я только эти бумаги в руки, она сразу будет знать, кто я?.. Кажется, моё нежелание общаться с людьми становится паранойей... Прислушавшись к себе, я поняла: мне не хочется вообще выходить за границы своего... поместья. Не хочется выходить из этого сада, где я чувствую себя защищённой. Не хочется с кем-то знакомиться, быть вежливой и приветливой, Господи — разговаривать!

— А мы думали, что здесь ты станешь другой, — разочарованно сказал Андрей, как оказалось следивший за моим лицом.

— А вам этого так хочется? — в смятении спросила я. — Чтобы я стала другой?

И не дожидаясь ответа, по малейшим изменениям в лицах детей я ощутила отклик на мой вопрос. Да, они желали этого изо всех сил! Но почему? Оттого ли, что вся их жизнь со мной ранее катилась по слишком ровным рельсам? Что я думала только о главном: сыты, одеты-обуты — и этого хватит?

— Ты нужна не только нам, — вдруг сказал Андрей. — Ты нужна всем этим людям. Поэтому нам хочется, чтобы ты перестала... дичиться. Мам, мы всё понимаем. Тебе из-за папы трудно. Тебе трудно из-за той жизни, которую ты вела не в своём мире. Но, мам, хватит прятаться от всех. Понимаешь, мама, нам хочется приводить сюда своих друзей и... — он смущённо улыбнулся, — и своих подруг. Но если мы знаем, что ты этого не хочешь, нам трудно приглашать к себе кого-нибудь. А у нас здесь друзья, и им тоже интересно, как мы живём. А как приглашать, если ты с трудом скрываешь, что ты не хочешь видеть всех посторонних?

— Я... научусь быть открытой, — решившись, пообещала я. — Только мне бы немного времени. А то вы, дети, тоже слишком многого хотите от меня. Не бывает так, чтобы только вчера — с корабля на бал, а сегодня уже я изменилась. Не бывает. Дайте мне время привыкнуть к самой мысли, что я здесь не чужая. Пожалуйста!

Дети даже посмеялись и обещали прислушаться к моим словам, после мы все снова занялись работой по дому и по саду. Пока я знакомилась со всеми потайными хозяйственными уголками в садовом домике, при взгляде на Катю, которая снова была моим экскурсоводом, мне вдруг в голову пришла мысль о том, что моё отторжение нового настолько эгоистично, что я сразу не поняла движения дочери: она застеснялась, когда Андрей заговорил о друзьях.

Я покраснела сама и радовалась, что Катя стоит ко мне боком, разглядывая какую-то посудинку. Да, чистейшей воды эгоизм — не отреагировать на нечаянную подсказку дочери, что она нашла себе в этом мире, как выражаются среди её ровесников, молодого человека. А я время от времени в своём мире удивлялась, почему она ни с кем не дружит!

Но с кем она подружилась? Я вздохнула с новым беспокойством: хоть бы молодой человек оказался достойным!

Пока занимались хозяйством, меня посетила одна мысль: хотелось тайком снова подойти к задней двери старого дома и попробовать войти. Днём. Чтобы получше рассмотреть то помещение, где я невольно запустила напольные часы. Идут ли они до сих пор? Или остановились, и в зале снова затаилась тишина, от которой мурашки по коже?

После обеда, помыв в компании с Катей посуду, я сказала детям, что хочу одна прогуляться по саду. Дети согласились, что надо постепенно осваивать собственность, хотя я и побаивалась, что они упрекнут меня и будут набиваться в спутники. А у меня ещё сразу после ухода ре Гранды возникло это маленькое желание, которое так захотелось воплотить!.. Но дети согласились, и я несмело пошла по дорожкам, чтобы ещё и запомнить их. Правда, когда я сумела подойти к старому дому, моё желание угасло с запертой дверью. Сколько я ни пыталась, открыть её не смогла. Может, потому что рядом не было котов? Я даже улыбнулась при этом предположении. Но делать нечего. Пришлось не солоно хлебавши возвращаться в садовый домик, где дети уже начали подготовку к поездке на вечер к доре Марику.

И тут меня словно стукнуло.

— Объясните мне, пожалуйста, почему нам так быстро прислали пригласительное, хотя знали, что я только-только появилась в этом мире? — озадачилась я. — Вы же не знали, что придётся убегать из нашего мира именно вчера? Это не слишком рано для меня, которой и мира-то здешнего не знает?

— Мама, мы ничего тебе сказать не можем определённого, — пожал плечами Андрей. — Просто здесь ценятся специализации, носителей которых очень мало. Мы, например, ходоки — в этом городе почти единственные. Есть один старик, но он уже отказывается ходить за грань. Мы с ним познакомились как-то — он очень стар, и мы понимаем, почему он отказывается. Поэтому нам все обрадовались. У тебя дар пока неизвестен. Но ре Гранда считает, что, если он до сих пор спит, его надо разбудить. Поэтому нужен вечер у доре Марика — ты будешь взволнована, а значит, окружающая обстановка должна повлиять на пробуждение твоего дара. А как только он проявится, ты заглянешь в листы — и они помогут тебе проявить его полностью.

— Мне пока ещё трудно понять, что к чему, — покорно, лишь бы не спорить сейчас с ними, ответила я. — Я не вполне поняла, что ты мне объяснил, но буду помнить об этом. А далеко ли живёт этот ваш доре Марик?

— Тебя это не должно волновать, — рассеянно сказала Катя. Она сидела у окна, старательно делая маленький букетик из садовых цветов для наших шляпок, пока я брызгала водой из пульверизатора на наши платья, стараясь хотя бы так разгладить небольшую помятость ткани. — Ре Гранда обещала нам прислать карету, в ней и поедем. Это неофициальные визиты могут совершаться пешком, а на вечера с приглашением обычно приезжают либо на машинах, либо в каретах.

Когда мы все были готовы (о личной готовности промолчу), зазвенели колокольчики, и Андрей весело сказал:

— Карета подана!

Он подал мне руку и вывел из дома, после чего взял под руку и Катю.

Невесть откуда взявшиеся коты проводили нас до калитки.

— А в следующий раз мы вытащим себе собаку, — невпопад сказала дочь, улыбаясь и оглядываясь на котов.

Первой Андрей ввёл в карету сестру и тут же объяснил:

— Это против правил, но ты никогда не каталась в карете, поэтому она поможет тебе подняться. Осторожно со ступеньками.

Кучер дружелюбно улыбнулся мне, скособочившись на своём облучке. Я откликнулась дрожащей улыбкой. Сын был прав. Только рука Кати, в которую я судорожно вцепилась, помогла мне не упасть на первой же ступеньке, оказавшейся до ужаса узкой и скользкой. Дочь кивнула мне.

— Не бойся. В первый раз я вообще шлёпнулась на руки Андрея. Хорошо ещё, кроме Гранды, никто не видел моего позора.

— Почему позора? — спросила я, усаживаясь на мягкую, покрытую чуть ли не ковром скамеечку.

— Мам, ты просто поскользнулась, а я наступила на подол платья — и оно порвалось! Ну не совсем порвалось. Оборка повисла. Но у Гранды здесь, в каретах, есть запас всяких ниток на всякий случай. Мы из-за меня тогда чуть не опоздали.

А потом мы замолчали: дети давали мне разглядывать в окошечко ряд домов, а я делала вид, что смотрю, а сама переживала странные впечатления. Ещё вчера я пробиралась на пришкольном участке среди деревьев и кустов, спасаясь от неведомой беды. А сегодня меня везут в карете... на бал? На местный бал? Странная жизнь у меня. Вроде жила я до сих пор почти сонной, плохо воспринимающей реальность... И неожиданно реальность сразу двух миров ворвалась в этот сон, развеяв его вялый, апатичный флёр без остатка. И снова эти думы поднимали главный вопрос: кто я? Кем были мои родители, если их за это убили, но тем не менее, именно во мне ожидают возрождения их таланта?..

Я поёжилась. Это тяжело и страшновато — быть в глазах многочисленного общества ожидаемой. А вдруг я не смогу оправдать ожидания незнакомых мне людей? Что тогда? Правда, моих детей здесь приняли и очень хорошо — из-за того, что их дар всем нужен. Но что будет со мной? Стану при них просто матерью... И это замечательно. Я всегда радовалась, что мои дети разносторонне одарённые и что нет проблем с уроками, которые они знают отлично. А теперь... Я вздохнула. Слишком мало знаю, чтобы судить о том, что теперь будет. Подожду. Я-то в отличие от тех, кто знал настоящую мою семью, ничего не знаю. Так пусть подождут и они...

Вскоре закончилась улица, в которой чуть не каждый из домов выглядывал из зелени. Карета свернула на частную дорогу, как я поняла, а через некоторое время остановилась у крыльца дома. Когда я вышла с помощью Андрея из кареты, с замирающим сердцем я заметила множество карет и машин по обе стороны от крыльца.

Наша карета тоже отъехала подальше, едва из неё вышла Катя.

— Ну что, дамы? — шутливо спросил Андрей. — Готовы к празднику?

Он поднял руки и согнул их в локтях, чтобы мы могли уцепиться за них, после чего пошёл к крыльцу, где нам открыли двери.

Я не успела никого разглядеть, как неподалёку от нас какой-то человек важно провозгласил:

— Ре Искандра с сыном Андреем и дочерью Катериной!

Стараясь выглядеть серьёзной и улыбающейся, я с ужасом почувствовала, как начинает трястись живот от непроизвольного и скорее всего истерического смеха. Ужас... Прямо-таки... сказка! Но постепенно, пока Андрей вёл нас через всю залу (я так поняла, к хозяину), я могла с трудом заставить себя улыбаться, как прежде.

Когда-то, давным-давно, стоя в очереди за талоном в регистратуре нашей поликлиники, я от нечего делать перечитывала чью-то газету, оставленную на прилавке. И в одной статье меня зацепило странное сочетание слов "чуждые в какой-то степени".

Перед нами расступались, нам улыбались. Но впервые я могла сказать, что все эти люди отличались главным признаком: они были чуждыми. Не знаю, в какой степени, но... они начинали пугать меня. У входа в основном толпились молодые люди. Одна компания привлекла моё внимание тем, что их лица, отмеченные странной красотой, тем не менее, не скрывали одну особенность. Для людей они выглядели необычными. В чём именно — я разобраться не могла, но похолодела от неясного страха, когда один молодой человек, высокий и отчётливо высокомерный, вдруг кивнул Кате, а она улыбнулась ему.

Но затем я перестала отвлекаться на тех, кто здоровался с нами. Мы подходили, кажется, к хозяину дома. Низкий и кряжистый, он стоял под руку с Грандой и следил за нашим приближением с таким предвкушением, словно дожидался, когда доверчивая жертва сама сунется в капкан. Когда Андрей остановился перед ним, Гранда легко скользнула на шаг вперёд, выпростав руку из захвата хозяина, и приветливо сказала:

— Доре Марик, разрешите представить вам ре Александру, нашу надежду и всеобщее ожидание!

Честно говоря, мне в это мгновение захотелось убить её: неужели так трудно сказать, чего именно все ждут от меня?!

Пятая глава

С трудом "держа лицо", я вытерпела, пока доре Марик, которому явно было где-то за шестьдесят, если не больше, смачно целовал мне "ручку", а Гранда щебетала так, что я постоянно вздрагивала в начале её каждой новой фразы. Помогало лишь одно: дети смирно стояли рядом, спокойно принимая все странные выкрутасы хозяина дома и "старушечки". Чуть позже Гранда кивнула моим детям, и те, прошептав: "Мама, ничего не бойся!", отошли от нас.

Старушечка продолжала щебетать, однако я, хоть и не сразу, но заметила, что наша соседка говорит хоть и пронзительно, но так, чтобы её слышали только в нашем тесном кружке, который пополнился ещё тремя представителями здешних аристократов. По поводу последних, аристократов, у меня не было никаких иллюзий: одеты были прекрасно и вели себя весьма раскованно, как только дело касалось этикета. Мне их, естественно, представили. Высокий и темноволосый доре Велеслав оказался главой довольно большой семьи. Добродушная и полная блондинка ре Миранда тоже была матриархом в многодетной семье. Угрюмый и сутулый тёмно-рыжий доре Тамаш завершил нашу компанию. Кажется, все они в своём кругу являлись довольно влиятельными людьми. Первые двое много старше меня — сверстники доре Марику, но доре Тамаш, если не обращать внимания на горестные морщины вокруг рта, кажется, ровесник мне.

Доре Марик чуть не интимно ласкал мою ладонь в своих руках, время от времени расцеловывая её, словно самый настоящий дон Жуан, и в то же время пытливо вглядывался в мои глаза, что напрочь отбивало все мысли о любовной игре. В очередной раз приложившись к моей ладони, он вполголоса сказал:

— Лучшая маскировка — быть на глазах у всех. Вы играете в покер, ре Искандра?

— Не-ет, — от неожиданности споткнулась я на коротком слове.

— Вы очень терпеливы, ре Искандра. Потерпите ещё немного. Прямо за столом с картами мы расскажем вам, почему мы так ждали вашего появления.

Мне тут же объяснили, что за данный карточный столик в главной зале может садиться только хозяин дома, в котором проводится вечер. А с ним те гости, которым он предложит партию. Все остальные играют в отдельной комнате. Недоумевая: "Покер? Но я же сказала, что не умею играть!", я присела на предложенный низковатый, но уютный мягкий стул при инкрустированном мелкими деревянными деталями столе. Я так загляделась на роскошный узор всех оттенков медового цвета, что не сразу сообразила: слова о маскировке предполагали, что мне будут подсказывать карты и ходы в игре. То есть игра будет понарошку — на зрителя...

Пока все усаживались вокруг столика, распорядитель объявил вальс — и не замеченный мной небольшой оркестрик, расположившийся в углу залы на возвышении-эстраде, принялся настраивать свои инструменты, а затем, со взмаха скрипача смычком, повёл лёгкую танцевальную мелодию, при первых звуках которой многие в зале зашевелились и оживились. Вскоре в середине помещения появились первые, с удовольствием танцующие пары.

Боясь встретиться с кем бы то ни было глазами, я осторожно оглядывала залу, высматривая детей. Катю заметила в толпе молодых людей, которая ещё раньше привлекла моё первое, не вполне одобрительное внимание. Она стояла перед тем молодым человеком, который кивнул ей при входе, и сосредоточенно слушала его, а он ей что-то увлечённо рассказывал. "Надеюсь, он хороший человек, — только и могла я повторять про себя со вздохом. — Очень надеюсь, что моя Катя осмотрительна и не наделает глупостей..." Андрея сразу не нашла. Пришлось выслушать парочку комплиментов от доре Марика, потом снова бросить взгляд уже на танцующую толпу. Андрей стоял неподалёку, в компании двух молодых людей, которые, посмеиваясь, что-то говорили ему, а сын с еле заметной улыбкой отвечал им. Они явно были старше, но среди них Андрей чувствовал себя уверенно, время от времени даже снисходительно им улыбаясь.

Успокоившись, что дети рядом и на глазах, я обратила внимание на столик и соседей-игроков.

Итак, нас за столиком шестеро. Все остальные приглашённые гости постарше устроились в креслах, поставленных ближе к стенам, чтобы не мешать молодым танцевать. Между ними то и дело появлялись, судя по униформе, слуги, которые предлагали выбрать что-нибудь с подноса — кажется, сладости. Наверное, гости постарше очень довольны таким времяпрепровождением, поскольку общались между собой очень живо, а главное — не приближались к нашему столику.

Главное — видимо, с точки зрения сидящих здесь заговорщиков. Все они нетерпеливо смотрели на колоду в руках хозяина, а тот всё никак не начинал игру, словно рассеянно мешая карты. Наконец к нашему столику подскочил один из прислуги и поставил сбоку поднос с вазочками, полными конфетами и, похоже, кусочками сушёных фруктов в виде разных фигурок. Затем подбежал ещё один и расставил перед каждым из нас довольно вместительные бокалы с каким-то напитком.

— Ну вот, можно начинать, — тихо, но отчётливо сказал доре Марик. — Пригубите, ре Искандра, вино слабое, но вам понравится.

Пока я пробовала вино, ре Миранда громогласно им восторгалась, перечисляя его достоинства, а ре Гранда заливисто смеялась. Не отнимая бокала от губ, я снова осмотрелась: блестящая от нарядов и свечей зала, подчиняясь руководству распорядителя вечера, на нас совершенно не обращала внимания. На это надеялся хозяин?

— Следуйте моим карточным подсказкам, ре Искандра, или бросайте любую карту, не глядя, как только я посмотрю на вас, — похлопывая по губам краем своего карточного веера, спокойно сказал хозяин дома, — и слушайте вашу и нашу историю. Что я забуду — подскажут мои гости и друзья. Начнём. Наш город поделён. Живём мы, здешние, в старой части, где остаются ещё такие дома, как ваш или мой. В Новом городе, как мы его называем, живут пришлые, которые либо остаются здесь навсегда, оседая в благословенном уголке нашего края; либо, пожив немного здесь, продолжают путь в поисках лучшего места для семейного дома. Тридцать с лишним лет назад в нашем городе жила семья доре Конрада (я вздрогнула). Был почтенный доре Конрад отличным ходоком — вы уже знаете, что это такое. Его сын, доре Истван, как и его жена — ре Илди, славились сильными способностями эктомантов. Ре Искандра, вы понимаете значение этого слова?

— Нет, — растерянно отозвалась я.

— Эктомант — это человек, видящий призраков, — негромко сказал доре Тамаш.

Несмотря на усилия держаться, я не выдержала и передёрнула плечами. Ужас... Ещё и призраки... Доре Тамаш рассказывал дальше о том, что эктоманты умеют не только разговаривать с призраками, но и имеют власть над ними, но я уже отвлеклась на промелькнувшее вдруг воспоминание. Не являлись ли две смутные фигуры, виденные мною ночью в старом доме, именно призраками?

Опомнившись, я виновато опустила глаза. Все сидящие за столиком внимательно смотрели на меня. Затем хозяин дома кивнул, словно отвечая на свой незаданный вопрос, и продолжил:

— Однажды, ранним утром, ре Гранда послала ко мне слугу, который сообщил, что в усадьбе доре Конрада происходит что-то странное. Приехал я быстро: доре Конрад был моим старинным приятелем. Впрочем, кому он только ни был приятелем — при его-то специализации ходока. Он был востребован у многих из нас.

— Я побоялась идти в усадьбу, — объяснила ре Гранда. — Проснулась от страшных криков и не знала, что делать в первую очередь: обратиться к полиции, благо здесь у нас есть свой комиссар, или просить о помощи соседей.

— Поэтому для начала я попросил ре Гранду не приближаться к дому, а сам, со своими сторожами (мы их раньше держали привычно, по старинке) зашёл в дом доре Конрада. В общей зале при входе всё было разгромлено, и тут же мы нашли тела доре Иствана и ре Илди. Старый мой друг, доре Конрад, исчез вместе с маленькой внучкой. Полицейский комиссар, будучи сильным магом, обшарил весь дом, чтобы найти следы убийц. — Доре Марик несколько смутился, перед тем как сказать следующее: — Была даже версия, что доре Конрад сошёл с ума и сам учинил это убийство. Но мы отмели её. Конрад был не очень стар и всегда отличался проницательностью и крепостью суждений.

— Мы живём, в отличие от представителей вашего мира, гораздо дольше. Конраду в то время было где-то около пятидесяти, — вставил доре Велеслав. — По нашим меркам, он был очень молод ещё. Очень крепкий и спортивного типа человек. Доре Истван женился очень рано, ещё в университете, будучи студентом.

— Ре Искандра, мы так поняли, что доре Конрад вас увёз в мир обычных людей, — с любопытством сказала ре Миранда. — Он всегда был рядом с вами? Всю жизнь?

— Нет, — покачала я головой. — Он передал меня... в семью и пропал. Когда я вышла замуж, до рождения детей пыталась отыскать его. Я помнила, где его дом. Но на старом месте уже был построен другой дом, а следов или какой-нибудь записки, куда он уехал, он не оставил. Как и подсказки, где бы он мог быть.

Несмотря на то что со мной разговаривали доверительно, я пока не могла говорить начистоту с этими людьми, не зная, почему они так спешат с беседами о моём прошлом и о прошлом своего города. О смерти моих родителей я уже знала от детей. И пока не испытывала никаких сожалений. Для меня они были и оставались неизвестными мне доре Истваном и ре Илди.

Потом мы сидели молча, лишь улыбаясь друг другу и рассматривая свои карты. Конечно же, в картах я была профаном, но именно эта пауза дала мне возможность увидеть другое. До сих пор я не понимала, почему чувствую себя свободно, сидя на виду у всех. Оказывается, меня посадили за столиком боком к танцующей зале, оттого я и ощущала комфорт, зная, что все остальные гости не рассматривают меня в упор. Мысленно я преисполнилась благодарности к доре Марику, который учёл этот момент.

По кругу мы выложили карты, причём мне показалось, что и остальные игроки бросали карты, не глядя на них.

— Три дня прошли в поисках доре Конрада, прежде чем мы убедились, что его нет в нашем мире, — задумчиво сказал доре Марик, "разглядывая" свои карты, а на деле вперив взгляд в пустоту. — А потом случилась новая странность: дом Конрада закрылся. Ни один из сильных магов не сумел открыть печать мертвецов — о ней нам сказал старый эктомант, которого комиссар полиции вызвал из другого города. Мы знаем, что души ваших родителей не упокоены, в отличие от тел. Чуть позже ре Гранда проводит вас на кладбище, чтобы показать усыпальницу с останками ваших родителей.

— Что значит: души не упокоены? — смутно догадываясь о значении фразы, решилась уточнить я. О печати мёртвых не спрашивала, хотя это умолчание могло и заинтриговать моих собеседников. Впрочем, они наверняка уже знают, что дом не пустил и меня. А о пропадающей метке на пальцах, о которой не знали даже мои дети, а также о том, что я успела войти в закрытый для других дом, пока предпочитала вообще помалкивать.

— В вашем доме призраки, — спокойно ответил доре Марик. — И они никого не пускают в дом, закрыв его печатью мертвых.

Неясное движение заставило меня оглянуться на танцующих. Катя была очень близко к нам, ведомая всё тем же молодым человеком. Мне показалось, она бросила на меня взгляд, улыбнулась мне и снова опустила глаза. Некоторое время я наблюдала, как молодой человек осторожно ведёт её среди танцующих, а потом набралась смелости и спросила доре Марика:

— Моя дочь танцует с юношей. Почему он кажется мне странным?

— Вы пока ничего не знаете о местных расах... — задумчиво сказал доре Тамаш, а потом усмехнулся. — Юноша из расы метаморфов. То есть он умеет менять свой облик. Сейчас он слегка взволнован, хочет понравиться вашей дочери и не может полностью контролировать своё настоящее лицо. Ре Гранда, вы ведь знаете этого мальчика?

— Да, он из потомственной семьи метаморфов. — Старушечка благожелательно улыбнулась, разглядывая танцующих. — Насколько я узнаю его, это доре Космин. Не беспокойтесь, ре Искандра, в скором времени ваша дочь познакомит вас с ним.

Про себя я загадала: вернувшись домой, не забыть вообще порасспрашивать детей о том, кто здесь живёт. Название расы метаморфов я запомнила и теперь понимала, почему парень мне показался странным: я не могла уловить основные внешние черты его лица, которое постоянно менялось. А своеобразная рекомендация Гранды позволяла надеяться, что отношение к этим метаморфам в здешнем обществе... благосклонное и что их раса равноправна со всеми другими.

А тем временем доре Марик вернулся к интересующей всех беседе.

— Сейчас мне хотелось бы познакомить вас с ситуацией, из-за которой мы все спешим ввести вас в курс дела и очень надеемся, что вы нам поможете.

Промелькнуло: "Как же я могу помочь, если я ничего не понимаю?"

— Если коротко, вот в чём дело. После смерти ваших родителей в городе (не только в нашей, старой части, но и в Новом) начались странные происшествия, которые часто заканчивались убийствами. Чаще всего злоумышленники нападали на семьи, в которых хранятся старинные артефакты. Выживших мало. Их рассказы довольно путанны, но в одном сходятся все: сначала глубоко ночью появляются чёрные призраки, способные не только напугать, но и войти в человека, в его сон и свести его с ума. За ними появляются живые, которые убивают и грабят. Утром обычно уже не найти ни следа их присутствия. Причины убийства вашей семьи мы поняли только после серии убийств. Преступники убрали единственных эктомантов в городе и теперь чувствуют себя безнаказанными. Нам нужен эктомант, ре Искандра. Отсюда все наши надежды на вас. На ваш спящий дар.

— Вы так уверены, что я эктомант? — медленно спросила я. — А если... нет? Да и что я могу сделать? Ведь, даже если я эктомант, я не умею ни общаться с призраками, ни защититься от этих ваших чёрных призраков. Я только что появилась в вашем мире. Ничего не понимаю в вашей жизни. А вы утверждаете, что я ваша надежда.

— Ре Искандра, — тяжело сказал доре Тамаш, — одна из моих специализаций — маг-определитель. Живущие в нашем мире могут иметь несколько специализаций. Я определяю степень магического таланта и помогаю определиться с тем, какой из талантов надо развивать будущему магу. Вы закрыты для меня, но я туманно вижу, что ваш талант близок дару эктоманта.

Внезапно вспомнились слова деда, произнесённые надо мной: "Вернёшься — вспомнишь". И его ладонь на моей голове. Может, это были не просто слова? Может, они стали чем-то вроде заклинания? Не прятал ли он таким образом не только меня, но и мой дар? Боялся, что меня по нему найдут и в мире, где я становлюсь беглянкой?

— Если же вы эктомант, нам нетрудно будет помочь вам развить свой талант. И защитить вас от тех, кто совершает разбои, — медленно сказал доре Марик. — Понимаете, ре Искандра, мы десятки лет живём в страхе, что следующая ночь для кого-то из нас будет последней. Мы тратим страшно огромные силы на то, чтобы защитить свои дома и своих родных. Мы знаем, кто насылает чёрных призраков. Некроманты. Но не можем уличить кого-то из них, потому что не знаем, кто из них занимается запрещённой, преступной магией. Мы даже не знаем, из старого они города или из города новых застроек. У нас есть учителя для эктомантов. У нас нет самого эктоманта. Поэтому мы все так обрадовались, когда ре Гранда в прошлом году сообщила, что, возможно, внучка нашего доре Конрада жива.

— Мы бы выждали немного, — со вздохом сказала ре Миранда. — Помогли бы вам устроиться здесь и привыкнуть к миру. Но не далее как позавчера ограбили моего кузена. Семьи дома не было, но убили двоих слуг. И всё тем же способом.

— Пожалуйста, ре Искандра не отказывайтесь от помощи нам.

— Доре Марик, вы разговариваете со мной так, будто я понимаю вас с полуслова, — в смятении сказала я. — Но я слышу знакомые слова, а в целом не понимаю их значения. Вы говорите — не отказывайте в помощи. Но какую помощь я могу оказать, если я только возможный эктомант?

Как ни странно, но доре Марик уже деловито сказал:

— Доре Тамаш будет приходить к вам каждый день, чтобы попробовать вытащить на свет ваш припрятавшийся талант. Вот и всё, что от вас пока требуется. Согласны ли вы на ежедневные учебные визиты доре Тамаша?

Я с сомнением взглянула на того. Тот сидел, всё так же ссутулясь, и поглядывал на меня чуть не исподлобья. Мрачный и угрюмый. Кажется, не совсем правильно расценив мой взгляд, доре Тамаш бросил на стол свои карты.

— Не беспокойтесь, докучать не буду. На урок мне нужны лишь полчаса в день.

То ли интуиция сработала, то ли просто догадка промелькнула, только мне показалось... Слишком усталыми выглядели глаза этого человека, представившегося магом-определителем... Надо бы втихаря спросить ре Гранду, не пострадала ли семья доре Тамаша от ограбления теми же чёрными призраками.

Тем временем ре Миранда выждала, пока мы обменяемся с доре Тамашом репликами, назначая расписание, и сама с любопытством спросила:

— Ре Гранда сказала, что вы перешли из того мира сюда только вчера вечером. Дети вам о нашем мире рассказали? Или не успели?

— Нет, — подтвердила я. — Не успели. Сейчас я знаю лишь, что в этом мире живут маги и метаморфы.

— Боюсь, это не совсем так, — переглянувшись со своими гостями, откликнулся доре Марик. — Кроме уже названных, есть раса обычных людей — они в большинстве в нашем мире. Есть и другие расы, с которыми вы познакомитесь постепенно. У нас время от времени выходят брошюрки, которые дают сравнительный анализ состояния нашего времени и времени других миров, в которых бывают наши ходоки. Мы, если брать в расчёт ваш мир, застряли где-то на шестидесятых годах. У нас есть паровозы, легковые машины. Прогресс идёт постепенно и по нарастающей. Но всё так же в почёте маги, которые предпочитают жить, как мы вот сейчас, в отдельных поселениях.

— А почему? — вырвалось у меня. Доре Марик рассказывал слишком обобщённо, а мне хотелось узнать частности.

— Когда маги селятся в одном месте, таланты молодёжи расцветают ярче, — пояснил доре Велеслав. — Ведь когда молодые видят, как другие маги используют свой дар, они тоже интересуются собственным развитием. Ваши дети, ре Искандра, попали сюда, домой, лишь по счастливой случайности. Говорили ли они вам, что сначала они жили в садовом домике, но временами ночевали у соседей? Крыша домика, пока её не починили, выглядела сплошным решетом. Так они познакомились с другими соседями, а заодно узнали множество интересных особенностей по собственной специализации.

Последних слов я не слышала. Издалека заметила, что Андрей как-то странно себя ведёт. Он то смотрел на меня в упор, то отвлекался на товарищей. И насторожился, когда все сидящие за столиком начали смотреть на танцующих. После чего сын решительно двинулся к нам. Остановившись у столика, он склонил голову и спокойно сказал:

— Прошу прощения. Мама, можно тебя пригласить на танец?

Я невольно скосилась на ре Гранду. Она засияла так, будто мой сын пригласил не меня, а её! Ну, что ж. "Разрешение получено", — внутренне усмехаясь, решила я.

Опираясь на руку Андрея, я встала и пошла с сыном к центру залы. Вальсовая мелодия продолжалась. Андрей встал передо мной и, снова склонив голову, обнял меня за талию, а я положила руку на его плечо... Фигуры были несложные, я просто повторяла то, что видела, благо танцевали все вокруг нас, да и Андрей вёл прекрасно, машинально подсказывая движением, когда и как надо повернуться в ту или иную сторону. Так, раздумывая о том, что я услышала, я постепенно начала машинально танцевать, а потом в лёгком ритмичном движении забылось обо всём, и стало так свободно! И, как ни странно, но именно в этом движении я неожиданно убедилась... что я вернулась!

Вальс почти без перерыва переходил от одной мелодии к другой, а Андрей всё не собирался меня отпускать, да и мне нравилось кружиться, поддерживаемой, — и вдруг, закончив последнюю фигуру, он встал на месте и почтительно склонил голову чуть в сторону. Оказывается, к нам подошёл доре Тамаш.

— Вы не возражаете? — спросил он.

Я кивнула.

Сначала танцевать с доре Тамашем было тяжело. Он не смотрел в глаза и, кажется, постоянно думал о чём-то плохом. Но танцевать хотелось. И тогда я положилась на то, что, несмотря на задумчивость, новый знакомый, уверенно ведёт меня по кругу, и начала сама размышлять. Первая мысль — раз знают о моём прибытии те, кто возлагает на меня надежды, значит, будут знать и те, кто промышляет грабежом. Учли ли это в своих планах доре Марик и ре Гранда? Сумеют ли они защитить меня и детей? Мысль следующая, не совсем связанная с первой: даже отрешившись от всего, довольно энергично двигаясь в танце, я ощущала неясное впечатление, что зала гораздо полней, чем выглядит на самом деле. То и дело я оборачивалась на чей-то взгляд — как чудилось, направленный в упор в мою спину. Правда, старалась оглядываться незаметно для моего партнёра по танцу, который, впрочем, и так был погружён в свои мысли. Правда, спустя пару минут он поднял голову и внимательно всмотрелся в мои глаза:

— Что-то не так, ре Искандра?

Собравшись с мыслями, я ответила:

— Всё не так. И мир другой. И люди другие. И скорость, с которой меня вводят в курс дела, — тоже не так.

— Вы постоянно ёжитесь. Вам холодно?

— Глупое ощущение, что все смотрят на меня.

Доре Тамаш не ответил, а провёл меня по новому танцевальному кругу, после чего нехотя улыбнулся.

— Я был прав. Ваш дар сказывается в ваших ощущениях. Вы чувствуете взгляды тех, кто заинтересовался вами после нашего разговора во время покера.

— Но... — с изумлением начала я и осеклась, когда сообразила, что мужчина имеет в виду. Беседу за столиком могли слышать только те, кто незримо присутствовал рядом. Те самые призраки. Теперь замолчала я, всем телом прислушиваясь к своим ощущениям.

— Не надо, — внезапно сказал доре Тамаш. — Чем вы напряжённей, тем сильней отгораживаетесь от них. Отдайтесь снова танцу — и их взгляды станут гораздо отчётливей. Не сосредоточивайтесь ни на чём — возможно, вы их увидите.

Если честно, своими словами доре Тамаш напугал меня. Мне вовсе не хотелось видеть призраков. Разве что... боязливое любопытство подталкивало. Из чувства противоречия я принялась жёстко вглядываться в танцующих, сидящих у стены, в покеристов, которые без меня и доре Тамаша начали настоящую игру. Потом мы разминулись с парой — Катя и её парень. Я начала размышлять о дочери: как давно она знакома с этим молодым человеком, дружат ли они, или у них всё более серьёзно... И чуть не споткнулась.

Вся зала резко превратилась в чёрно-серое кино. Люди продолжали шевелиться: танцевали, переходили друг к другу, весело беседовали...

Опущенные глаза чёрно-серого доре Тамаша — а за его спиной, держась за то его плечо, которое свободно (здесь так танцевали: женщины держались только за одно плечо партнёра), двигалась следом за ним худенькая черноволосая женщина в длинном лиловом платье. Она была похожа на цветную фотографию, почему-то выполненную на прозрачной плёнке. И тоже танцевала с безучастным лицом и опущенными глазами.

Я смотрела на неё, не в силах оторвать взгляд от тонкого лица, которое застыло в странном выражении: будто женщина, глядя в затылок доре Тамашу, вот-вот начнёт плакать. Внезапно она подняла глаза, и мы встретились взглядами. Продолжая танцевать, женщина подалась ко мне, умоляюще протянула руку через плечо доре Тамаша.

Со всхлипом, которого от себя не ожидала, я отпрянула от этой призрачной руки.

— Что случилось? — очнулся от раздумий доре Тамаш. — Простите, отвлёкся.

Зала облилась разноцветьем, а женщина пропала.

— Это вы меня простите, доре Тамаш, — заставила я себя выговорить. — Кажется, я немного устала. От обилия впечатлений. Вы не могли бы проводить меня на место?

— Конечно-конечно, ре Искандра.

Он предложил мне руку, за что я была ему благодарна. Пожелай он взять меня за руку, чтобы провести к покеристам, он сразу бы заметил, как крупной дрожью трясёт мои пальцы. А так я сумела унять дрожь, заставив пальцы безвольно повиснуть. У столика он меня усадил, но теперь я не хотела даже изображать играющую, а только, снова отговорившись впечатлениями, просто сидела и наблюдала за гостями доре Марика. Потом сумела внятно попросить хозяина дома отпустить меня. Причём Андрей словно почувствовал мою усталость (а может, видел, как я иду с доре Тамашем). Он снова подошёл к столику и не успел слова сказать, как рядом появилась и Катя. Мы быстро договорились с игроками, что уходим, и доре Марик поднялся проводить нас.

Уже в карете, чувствуя себя по-настоящему усталой, я вздохнула:

— Дети, я помешала вам веселиться. Простите.

Двойняшки переглянулись.

— Когда мы собирались, Катя сразу сказала, что долго ты не выдержишь, — отозвался Андрей. — Так что мы заранее предполагали. Не волнуйся.

Волноваться я и не собиралась. Собиралась прятать содрогание, которое всякий раз охватывало меня, когда я вспоминала темноволосую женщину, следующую за доре Тамашем. Кажется, в своих догадках я оказалась права. Доре Тамаш тоже подвергся нападению неизвестных бандитов и потерял либо жену, либо возлюбленную.

Когда мы приехали, Андрей велел нам идти к домику, а сам остался с кучером, которого должен был отпустить, заплатить ему. Подарок от ре Гранды подарком, но, как ещё в карете сын вполголоса объяснил, здесь всё-таки надо платить исполнителю за услугу, если хочешь оставаться на хорошем счету.

Пока мы с дочерью брели к садовому домику, Катя молчала. Но, едва зашли в дом и без слов дружно перешагнули порог в комнату первого этажа, переглянулись и засмеялись. Андрея было решено ждать, сидя в креслах. И я воспользовалась, что сын опаздывает к началу разговора.

— Катя, я как-то не думала раньше, что буду настолько банальной и задам тебе вопрос из наших сериалов: у тебя с этим молодым человеком серьёзно?

— Не знаю, — легкомысленно ответила дочь. — Он думает, что серьёзно. Я же не хочу сковывать себя браком в таком возрасте. Мам, здесь необязательно торопиться с браком. Космин мне нравится. Он хороший и не ведёт себя, как идиот. Старше меня на три года. Но я думаю, мы будем некоторое время дружить, а потом посмотрим.

— Ты рассуждаешь как... — Я озадаченно замолчала.

— Как человек, который хочет осмотреться и получить здешнее образование. Не хочу с бухты-барахты бросаться в замужество.

Я хотела было сказать, что от неё этого никто и не требует, но поняла, что это будут пустые слова. И мы молчали — комфортно и каждая в своих раздумьях, пока не пришёл Андрей. И только после этого я догадалась взглянуть на настенные часы и охнуть. Время приближалось к одиннадцати. То-то я себя чувствовала вымотанной. А ведь назавтра меня ждал фронт работ в саду... Я распрощалась с детьми, которые тоже собирались сразу готовиться ко сну, и поднялась на свой этаж.

Переодевшись в обычное своё одеяние и выключив свет, я немного посидела у окна, с улыбкой вспоминая какой-то домашний бал, где все свои и все доброжелательно ко мне отнеслись. Затем задёрнула шторы и легла прямо в халатике — то ли на втором было прохладно, то ли ночь после танцев оказалась холодней, чем я думала. Укрывшись одеялом, сомкнула глаза... И мгновенно распахнула. Странный звук донёсся снизу, с первого этажа. Мгновенно села на кровати. Прислушалась с тревогой. А потом чуть не рассмеялась: наверное, на улице коты устроили между собой выяснение отношений... Быстро сменяемые чувства прогнали сон. Пришлось лечь и закутаться в одеяло... И снова вскочить уже от отчётливого звука из комнаты детей. Спустя секунды я не то что сбежала — чуть не скатилась по лестнице на первый этаж.

Шестая глава

Лишь в коридоре я опомнилась и возблагодарила удачу и строителей дома, что лестница состоит из толстых ступеней-брусов, впечатанных в бетон. Под ногой они не скрипели, да и торопливого шага бегущего по ним человека почти не слышно. Затаив дыхание и застыв возле двери в комнату, я вслушалась в наступившую тишину. Сразу заходить боялась: а вдруг странные звуки только привиделись-прислышались? Может, ничего не было? И, кажется, мои опасения начинали сбываться. Тишина мягко влилась в коридор, после того как отшуршал мой халатик... Кажется, всё спокойно. Я медленно повернулась назад, к лестнице.

И подпрыгнула на месте.

Из-за двери в комнату и в самом деле послышался короткий звук, который я теперь расценила как стон, будто процарапавший изнутри всё тело острой ледышкой.

Всё, выдержки не осталось. Если что — сама скажу, что приснился кошмар. И рванула дверь к детям.

Полную тьму в комнате косо перечёркивала лишь полоса лунного света из полузакрытого шторами окна. Она ступеньками с подоконника через табурет ложилась только на часть комнаты возле самого окна, но, чтобы разглядеть расположение мебели, хватало и этого.

— ... Катя, Кать!.. Очнись!.. Всё нормально, Катюха, это только сон... Проснись же, Катька, маму разбудишь...

Не раздумывая, я поспешила за правый стеллаж.

Еле разглядела в темноте — и то, только потому, что предполагала увидеть. Склонившись над кроватью, Андрей тряс сестру за руку, беспомощно повторяя одно и то же. Тяжёлое дыхание дочери я расслышала сразу, а потом она хрипло то ли вздохнула, то ли втянула воздух и застонала-заплакала — тоненько-тоненько:

— Ма-ам...

— Я здесь, Катенька!

Андрей выпрямился и тут же отступил к изголовью, а я быстро заняла его место, присев на корточки у низкой кровати. Ладонь на лоб дочери. Температура вроде нормальная, но лоб даже не влажный, а мокрый от холодного пота... Почему же она не просыпается? И что продолжает шептать, время от времени зовя меня?.. И лицо у неё кривится то ли от боли, то ли от страха...

Одеяло сбито к стене. Как и Андрей, Катя в пижаме. Руки судорожно обняли плечи, как будто дочь замёрзла. Но почему тогда откинуто одеяло?..

— Андрей... Давно она так?

— Минут пять. Мам, что с ней?

Только машинально хотела пожать плечами, как дочь что-то зашептала. Слова выталкивались из пересохшего рта горячие и невнятные, но кое-что я расслышала:

— Уходите... Выпустите меня... Выпустите...

— Катя, миленькая...

Я поднялась и села рядом с нею, попыталась, как и Андрей, тряхнуть её, чтобы пробудить от кошмара, который ей снился. Но дочь продолжала шептать, и меня ужасало, что она говорит противоречивые вещи: уходите — но выпустите...

Сын отвернулся на секунды, а повернувшись, приподнял зажжённую свечу. Пламя задёргалось, и по стенам задёргались рваные тени. Я вздрогнула вместе с ними и на какое-то время оцепенела, не в силах отвести от них взгляда.

— Ма-ам... Хо-олодно... — плачуще позвала дочь.

Я машинально расправила одеяло, сбитое в ком у стены, и укрыла дочь, подоткнув, как в детстве, его края под спящую. И только сейчас почувствовала, какая подвальная сырость воцарилась в закутке Кати. Андрей всё так же растерянно стоял рядом со свечой, поэтому я быстро встала и вышла из-за стеллажа. В общей комнате я бы ни за что не поняла бы температуры, не шагни буквально из одной в другую. Да, здесь прохладно, но это прохлада, струёй льющаяся из сада через форточку, пахла яблоневым цветом и пионовой сладостью, но никак не подгнивающим деревом и сырым кирпичом.

— Уходи-уходи-уходи!.. — раздался мучительный крик из-за стеллажа.

В два прыжка вернувшись в закуток, я растерянно замерла. Из-за крика Кати я решила, что Андрей попытался поднять её, но девочка сбросила одеяло на пол и, схватившись за шею, уже не кричала, а хрипела:

— Уходи-и...

Я снова чуть не упала на кровать рядом с дочерью, приподняв — обняла её, горячую, слабую, вздрагивающую. Прижав к себе и качая, только хотела выговорить: "Катенька, успокойся и просыпайся..." Как меня будто ударило: "... сначала глубокой ночью появляются чёрные призраки, способные не только напугать, но и войти в человека, в его сон и свести его с ума. За ними появляются живые, которые убивают..."

Ужаснулась.

"Войти" в его сон. А дочь придушенно кричит: "Уходите! Выпустите меня!"

А если чёрные призраки не просто входят в сон, но и удерживают в нём человека?!

Андрей, хоть и двойняшка, естественно, выше Кати и сильней. Я бережно опустила обмякшее тело дочери головой на подушку, стремительно подняла одеяло с пола и велела:

— Андрей, дай свечу! Быстро! — А когда сын передал мне свечку, скомандовала: — Возьми Катю на руки! Надо вынести её из дома! Быстрей!

— Но мы не одеты... — пробовал было возразить сын.

— Быстро, Андрей! Сюда идут убийцы!

Мой крик словно ударил его. Я успела отступить. Андрей нагнулся к бормочущей и всхлипывающей Кате и легко взял её на руки. Я со свечой поспешила в коридор, где с досадой сообразила, что свеча нас будет выдавать. Потушила одним выдохом. Позади услышала шелест и мягкий шаг босых ног.

— Куда? — вполголоса спросил сын, слегка подбрасывая сестру так, чтобы она легла безвольной головой к его плечу.

Я шагнула было к входной двери в садовый домик — и отшатнулась, едва удержавшись от вскрика.

Пространство коридора стало полупрозрачным, как будто я попала в старое чёрно-серое кино.

Фигурка словно с подсвеченной цветной плёнки вспыхнула передо мной — в человеческий рост, но с раскинутыми в стороны руками. Фигурка знакомая, всё в том же длинном лиловом платье... Времени на страх нет. Уж этот жест запрета я поняла сразу. Мгновенно развернулась.

— Идём через кухню.

— Мам, но... — пробовал было возразить Андрей.

Но я прошмыгнула у него под руками, ближе к стене, чуть не стукнувшись о свисающие ноги Кати. Руки заледенели, когда тот же призрак оказался тут же. Но он мигом просочился сквозь дверь. Пришла в себя быстро, потому что вместе со страхом во мне зарождалась злость, которая подстёгивала двигаться сильно и решительно. Злость на конкретных людей. Но о них я подумаю потом. Сейчас в опасности моя дочь. Мои дети.

Со всевозможными предосторожностями я тихо открыла дверь из кухни, впуская в устоявшийся воздух коридора, закрытого со всех сторон, холодное дыхание сада со всеми его запахами травы и цветов, особенно сильными ночью.

Но сам сад оставался для меня чёрно-серым, с единственным ярко-белым пятном луны. Правда, я глянула на неё лишь мельком. Моим вниманием снова завладела фигурка в длинном платье. Она было поплыла от нас, но резко встала на месте. Быстро вернулась, словно подброшенный ветром сухой лист. Снова поплыла. На этот раз её движения стали резче и нетерпеливей. Её раздражало, что мы такие непонятливые?

Но первым делом я всё же огляделась.

Пусто и тихо, и только сад живёт своей ночной шуршащей жинью...

Кивнув сыну спуститься ос степеней небольшой лестнички, я, наоборот, поднялась и закрыла дверь в кухню. Вернувшись, я со страхом расслышала, как бормочет Катя свои болезненно умоляющие: "Уходите! Выпустите!"

Ладно, из дома мы сбежали, но, насколько понимаю, чёрные призраки, вошедшие в сон дочери, укажут убийцам любое наше место. Так как же спрятаться от них?

Кажется, Андрей думал о том же.

— Тебе сегодня про это рассказали? — прошептал он, становясь ближе ко мне. — А дальше что? Куда нам теперь?

— Не знаю, Андрей, не знаю, — ответила я, машинально собирая волосы дочери, которые, застряв, наверняка оттягивали кожу головы. Затем огляделась, подложив ладонь под затылок Кати. Куда дальше бежать? И призрак пропал...

— Мама... — почти беззвучно прошептал Андрей.

— Что?

— Катька замолчала.

Я обернулась и чуть не попятилась: с обеих сторон от Андрея вытянулись два длинных пятна, настолько чёрных, что казались непроницаемыми. Как будто... будто... их создали, разбрызгав вместо аэрозоли плотную крашеную пыль. И они буквально дышали агрессией и злобой... Я медленно потащила руку из-под головы дочери, сама не представляя, что происходит и что делать в этом случае.

— Мам? — шёпотом спросил Андрей.

Тень слева от него резко взвилась к голове дочери, и та снова застонала-заплакала.

Второй раз демонстрировать для меня это действие и его результат не пришлось. Я снова решительно сунула ладонь под голову Кати — и с тем же ужасом, от которого затошнило, увидела, как чёрная тень свесилась с головы дочери, а потом отпочковалась и заняла своё место рядом с Андреем. Всё такая же длинная — почти в рост сына.

— Андрей, идём к тому дому, — глядя на него, негромко скомандовала я.

— Но он закрыт, мам.

— Пересидим там, за ним. Нас там не увидят, — безбожно соврала я, если учитывать, что чёрные тени-призраки насланы убийцами.

Но призрак женщины в лиловом платье снова покачивался передо мной и манил за собой, то и дело уходя и возвращаясь. Она — за нас, а значит, надежда... И я заторопилась.

— Андрей... — И другой рукой потянула его за рукав пижамы.

Видимо, от растерянности он пошёл туда, куда его торопливо повела я. Ему-то хорошо идти. А мне было довольно неудобно — вести его, одновременно придерживая голову Кати, которая теперь дышала хоть и тяжело, но без стонов и всхлипов. Вскоре, эту взаимосвязь уловил и сын. Он скосился на мою руку раз, ещё... Когда мы пробежали освещённое луной место до низкой, но очень ветвистой яблони, которая давала неровную сетчатую тень, и затаились под нею, сын не выдержал.

— Мам, тебя предупредили? — прошептал он.

— Нет. Мне кое-что рассказали, но не предупредили, — сквозь зубы процедила я. — Я не знала, что такое возможно... Андрей, дойдём до места — поговорим, ладно?

Он только кивнул и шагнул из-под яблоньки на дорожку.

А я с облегчением убрала пальцы от рукава его пижамы, оставив ладонь под головой Кати. Теперь он будет слушаться меня во всём... Только подумала, как шарахнулась с дорожки к сыну, когда на неё из кустов вылетели две чёрные маленькие тени. Как не закричала — сама поражаюсь. Возможно, начала привыкать к неожиданностям.

— Мам, это Барсик с Тигрой... — Андрей осторожно коснулся подбородком моей головы. — Всё нормально. Идём дальше?.. Что это с ними?

Коты обошли нас, а потом застыли вокруг нас — точней, с обеих сторон от Андрея. Сообразить, что они тоже видят чёрных призраков, было нетрудно. Но долго они на них не смотрели. Будто оценили, не нашли ничего страшного — и потрусили вперёд, следом за фигуркой в лиловом платье... Этой дорожки я не знала, зато знал Андрей. А раз он идёт по ней уверенно, помня, что нам к закрытому дому... А у меня вдруг сильно застучало сердце. Коты! Они и прошлой ночью были со мной! Может, нам удастся отсидеться в старом доме, куда остальным вход закрыт?

— Андрей, тебе тяжело?

— Не... Катька лёгонькая.

Ещё большая надежда вспыхнула, когда мы и в самом деле оказались позади старого дома, и под знакомой небольшой крышей я рассмотрела две смутные тени.

Двигаясь вместе с сыном, я не могла разглядеть чёрные тени, которые теснились вокруг него, ожидая момента, когда можно будет снова проникнуть в сон Кати. Но молилась изо всех сил, чтобы нас пустили в старый дом и отрезали эту гадость от нас же.

Две смутные фигурки исчезли — с нами осталась лишь женщина в лиловом платье. Она отплыла в сторону. Будто уступая нам дорогу. И именно в эту секунду сбоку от дома резануло ярким светом. Машинные фары?

— Мам... Это за нами?

Дыхание Андрея тоже частило.

— Иди к двери.

— А смысл... Она закрыта.

Я вынула ладонь из-под головы дочери и бросилась к двери — коты впереди меня. Если она будет открыта, я уверена, что чёрные призраки отстанут на пороге.

Оба кота переминались у двери так нетерпеливо, словно недавно вышли погулять, а теперь требуют открыть дверь им, нагулявшимся. Я протянула дрожащую руку к дверной ручке и, чувствуя пульс крови в ушах, сомкнула на ней пальцы. Дёрнула на себя.

— Вот это да-а... — услышала позади себя шёпот Андрея.

Мгновенно встав в сторону, пропустила мимо себя котов, затем чуть не рванувшего за ними в дом Андрея. И, больно напрягая глаза, уставилась на две тени, нерешительно замершие на месте. Продолжая соображать сплошь на интуиции, жёстким шагом вошла в родительский дом и хлопнула дверью, уже твёрдо зная, что сюда никто другой не войдёт.

Прижимая к себе сестру, Андрей всматривался в темноту коридора.

— Здесь подсобные помещения, — негромко сказала я. — Вчера довелось здесь побывать. Иди дальше. Там что-то вроде вестибюля.

— Вчера... — зачарованно пробормотал Андрей и пошёл дальше.

На этот раз я шла позади и, поглядывая из-за его спины, продолжала видеть две смутные фигуры. И только на выходе из коридора в вестибюль сообразила, что фигурка в лиловом платье осталась на улице. Сработала печать мёртвых? Даже для призрака?

Никогда бы не подумала, что уже знакомый запах пыли может так бодрить и придавать уверенности... Когда мысль оформилась, я усмехнулась.

На сына чуть не наткнулась, не сразу заметив, что он остановился, разглядывая представшее его глазам запустение огромной залы.

— Пройди дальше.

— Мам, здесь... часы тикают, — с огромным удивлением сказал Андрей.

Я протиснулась мимо него и прошла к небольшому дивану у стены, примеченному вчерашней ночью. Расстелила на нём одеяло, которое до сих пор несла на руке.

— Положи её сюда.

Частью одеяла я накрыла низкий валик, так что Андрей положил сестру головой на него, как на подушку. А я быстро укрыла Катю краями, очень надеясь, что девочка вот-вот проснётся от дурного сна. Когда закончила с одеялом, огляделась и обнаружила сына уже в дальнем конце залы, что-то изучающим.

Снова посмотрев на Катю, сочла, что некоторое время она полежит и без моего присмотра. Тем более что оба кота запрыгнули на диван, обнюхали лицо Кати и деловито пристроились лечь у неё в ногах.

Приблизившись к сыну и приглядевшись к тому, что он делает, я снова усмехнулась. Старый громадный камин солидно чернел пустым сейчас чревом, но представить, как весело и радостно горел бы здесь огонь, нетрудно.

Андрей задумчиво стоял у каминного набора, держа в руках кочергу и явно примериваясь к ней, как к оружию. Затем посмотрел на подставку, откуда взял предмет, и снял со стойки ещё один предмет — длинный, с небольшим крюком на конце.

— Это мне? — спросила я.

— Нет, Кате. Ей не понравится, что она в пижаме и безоружная. — Деловито сказав это, Андрей вдруг резко повернулся ко мне. — Мам, а она проснётся?

— Не пугай, — сердито ответила я и чуть не бегом поспешила к дивану. Мельком подумала, что было бы здорово разжечь в камине огонь, чтобы согреться, хотя бы будучи рядом с ним. Пока я холода не чувствовала, но в пустом доме, хранящем прохладу запустения, со временем без движения здесь замёрзнуть немудрено.

Склонившись над дочерью, я убедилась, что она крепко спит. Дыхание спокойное. Лицо, видимое в лунном свете, разгладилось...

— Надо разбудить её, — сзади сказал Андрей.

— Почему? Пусть спит.

— Надо поговорить. И Катьке явно не понравится, если мы будем говорить без неё.

— Жалко... — прошептала я.

— Кать... Вставай.

— Ну-у...

— Не дури. Мама привела нас в старый дом.

— Что?!

Дочь одним движением села на диване, из-за чего коты, недовольно мявкнув, спрыгнули на пол и уставились на неё укоризненными глазами. Катя же обвела ошалевшим взглядом бесконечное в полумраке помещение. Потом взглянула, на чём сидит. Тем временем я, улучив момент, пока коты не прыгнули назад, расправила одеяло, чтобы можно было сесть на старый диван без опаски испачкаться в многолетней пыли, и велела Андрею:

— Садись тоже. Громко говорить не хочу.

Сын первым делом передал сестре кочергу, которую та схватила так, будто привычное ей оружие, с которым она не расставалась до сих пор, и лишь после этого сел рядом с ней. Получилось так, что мы с ним грели Катю с двух сторон, а она грела нас.

Для начала пришлось рассказать Кате, почему и каким образом мы все оказались здесь. Потом дети потребовали от меня рассказа, когда это я успела вчерашней ночью посетить закрытый для всех старый дом.

— Я думаю, призраки открывают дом для тех, кто свой и нуждается в помощи, — задумчиво сказала я, закончив рассказ и вчерашних своих приключениях.

— А почему тогда нас не пускал, если эти призраки — наши дедушка с бабушкой? — с претензией спросила Катя.

— Ты же слышала, что сказала мама: если свои нуждаются в помощи. Мам, а как ты поняла... — Сын затруднился с формулировкой вопроса. — Как ты поняла всё это?

— На вчерашней встрече мне кое-что о нас рассказали.

И я снова принялась вспоминать всё то, что мне объясняли у доре Марика. А закончив, выждала, как воспримут всё это мои дети. Молчание было долгим. Первой, как я и ожидала, информацию переварила Катя.

— Ты хочешь сказать... — медленно и с угрозой сказала дочь, — что здешние нас подставили? Что они специально устроили приём, чтобы о тебе узнали все?

— Логично, — проворчал Андрей. — Напали на нас уже сегодня — значит, здешние узнали, что убийцы-некроманты из старого города. Блин, а мы ре Гранде так верили...

— Их понять можно, — заметила я, потирая стынущие руки. — Их столько лет грабят и убивают... А теперь двойная удача. И эктомант здесь, и возможность узнать, кто бандиты.

— Это... слишком жестоко, — угрюмо сказала Катя, одной рукой гладя кота, взобравшегося на её колени. Из второй она не выпускала каминной кочерги.

— Это жизнь, — пожала я плечами. — Не хотелось бы вас настраивать против ре...

— Мама, прекрати, — велел сын. — Я прекрасно понимаю, как это называется: своя рубаха ближе к телу. Разговаривать с ре Грандой так, как раньше я говорил, я и сам не сумею. Не думай, что я такой уж ребёнок и не понимаю ничего. Нас могли убить — и это та точка отсчёта, с которой начинается теперь моё отношение к здешним.

Тяжёлое молчание, снова воцарившееся в зале, угнетало. Я грустно думала о том, что моей семье нет покоя ни в том мире, из которого мы ушли, ни в том, в который пришли. Мне не хотелось бы, чтобы назавтра мои дети начали дерзить ре Гранде и другим из здешнего общества. Но и говорить с жителями старого города, как обычно, вряд ли получится. Честно говоря, я даже не представляла, как они сами-то будут говорить с нами, кого предназначили в жертву бандитам...

Катя встрепенулась.

— Ой, а чего мы сидим? Давайте погуляем по дому, пока есть возможность? Ведь он нас потом не пустит. Мам, а ты видишь сейчас деда и бабушку?

Оглядевшись, я вздохнула.

— Увы... Но идея хорошая. Правда, мы не потеряемся здесь? Не заблудимся?

— А мы не будем гулять по всему дому, — отозвался сын. — Давайте заберёмся на второй этаж и попробуем разглядеть, что делается около садового домика?

— А давайте! — загорелась Катя. — Мам, накинь одеяло на себя. Мы-то в пижамах, а у тебя только халат. И пойдём.

Лестницу с трудом отыскали в этом слишком огромном для нас доме. Правда, будь здесь свет, легче было бы. Дети шли рядом, решительно держа потенциальное оружие в руках, и я нисколько не сомневалась, что они пустят его в ход, если понадобится. Коты завершали нашу процессию. Шагали по лестничным ступеням, тоже время от времени застывая и подозрительно оглядываясь по сторонам.

На втором этаже оказалась зала, по бокам которой были кое-где приоткрытые, а где и плотно закрытые двери. Мы все трое первым делом кинулись к окнам, не забыв приблизиться к ним, прячась, со стены. Андрей первым позвал:

— Идите сюда! Садовый домик виден отсюда просто отлично!

Мы с Катей прокрались к нему и выглянули сбоку.

Да, из этого окна садовый домик просматривался довольно хорошо, если не считать деревьев и кустов, частично закрывающих его. Вокруг него промелькнули три плохо различимые фигуры. Потом появились снова — и пропали. Яркий свет фар потух, как будто те, кто включил их, понял, что за домиком наблюдают. Но дети продолжали пристально следить за ним, и мне даже показалось, что они видят в темноте. Спрашивать не стала, отошла вглубь залы, медленно обходя её. Есть ли смысл смотреть на невнятные фигурки, если их отсюда не узнать... И обернулась, почувствовав взгляд в спину.

Две смутные тени, которые я ещё вчера решила считать призраками своих родителей, мягко словно тлели у двери, которая, судя по чёрной щели между нею и косяком, была открыта. Одна тень, повыше, отделилась от второй и подлетела ко мне. Постояла прямо передо мной и снова вернулась к оставленной. Поскольку эти тени видела только я, то, немного сомневаясь, я решила, что призраки подзывают меня к себе. Что они хотят, чтобы я вошла в эту комнату.

С небольшой опаской (а вдруг я всё не так поняла?) я подошла к двери. Призраки отплыли в стороны. Оглянувшись на детей, я молча обследовала часть комнаты, которая виднелась в зазоре. Вроде всё то же самое, что и в других, уже виденных мной помещениях... Наверное, можно и зайти?

Я толкнула дверь и перешагнула через порог.

Странная комната. В ней покрытые пылью предметы не дряхлели, как думалось о тех, что я уже видела. Полное впечатление, что они спят...

Луна заглядывала в эту комнату, то и дело пропадая среди прозрачных облаков, и за время её появления до времени исчезновения я успевала рассматривать комнату, пока не сообразила, что смотреть надо на другое. Точней, мне это пояснили без слов. Смутные призраки влетели следом за мной и, обогнув меня, проследовали в дальний угол, после чего снова один призрак приблизился ко мне, а потом улетел к другому, таким образом подсказав, что я должна подойти к ним. Я и подошла.

Всего три шага — и я чуть не упала. В первое мгновение мне показалось, что мои ноги зацепились за что-то. От испуга я пошатнулась и чуть не упала. Мои ноги не зацепились. Они влипли в пол. Подошвы кожаных тапок, в которых я бегала по садовому домику, намертво приклеились к чему-то, что я пока не могла разглядеть. Попытки вытащить сначала ноги из тапок, а потом — отодрать саму обувку тоже ни к чему не привели. Только покачнулась я так, что перепугалась, как бы ноги не сломать, пытаясь хоть как-то сдвинуться с места.

Когда я укрепилась на ногах, смирившись, что придётся звать на помощь детей, луна снова выползла из-за облаков. Я замерла. Я стояла не просто на полу — в середине странного круга, внутри которого уменьшаются к моим ногам другие круги — полосками, со вписанными в них словами, наверное, на латинском языке, перемежаемыми странными символами и примитивными рисунками. Забывшись и стараясь, пока есть свет, прочитать хотя бы одно слово (зачем? Всё равно не понимаю языка!), я пыталась уловить, где начало и конец хотя бы одного читаемого слова. Нашла и по слогам прочитала...

"Вернувшись — вспомнишь!"

— ... Папа, бери Искандру и беги к подземному ходу! Мы их задержим!

Я завизжала — тоненько. От страха, потому что не понимала, почему мама и папа бегают по комнате и что-то делают с дверью, за которой страшно грохочут. Потому что маленькая. Потому что только что разбудили, и я видела странное...

— Тихо, доченька, тихо! Злые люди услышат!

Меня подхватывают под мышки и прижимают к себе. Это дед. У него мучительно горестные глаза и дрожат губы, как будто он тоже хочет плакать. Он бьёт по стене — и стена раздвигается. И со стуком закрывается за нами.

— Деда, мы играем, да?

— Да, милая, мы играем.

— А мама с папой? Они придут играть со мной? Или мы вернёмся к ним?

Он бежал по тесному коридору, который был так узок и низок, что, протяни я руку, могла бы дотронуться до потолка.

— ... Эта игра плохая, — говорю я, сегодняшняя, плохо повинующимися мне губами и со слезами смотрю на призраков. — Вы не смели бросать меня одну с дедом! Почему вы не побежали со мной и с дедом? Подземный ход помог бы вам остаться в живых!

Я бросала обвинения, прекрасно зная ответы: чтобы дед успел пробежать подземный ход и прорваться в другой мир, спасая меня, надо было задержать убийц. А кто мог это сделать, как не мои родители? И я плачу, глядя на призраков, которые постепенно, на моих глазах, обретают форму и цвет. И магический круг на полу моей детской комнаты помогает мне видеть их почти как настоящих, как живых... Папа, мама... Теперь я узнаю вас и сквозь слёзы бросаю вам обвинения, а в ваших глазах лишь улыбка и понимание... Как же я вас люблю... Вас, которые помогли мне выжить.

Седьмая глава

Двойняшки добрались до детской, когда я успокоилась и, наскоро вытерев слёзы, присела на свёрнутое, под пальцами прахом, в пыль распадающееся покрывало на кровати. Очень надеялась, что дети не заметят моего состояния в устоявшемся полумраке: луна уже ушла... Первой ступила в комнату Катя. Она смотрела только на меня, поэтому именно Андрей резко оттащил её назад.

— Мам, что это?

Катя ойкнула, уставившись под ноги.

— Всё хорошо, — вздохнула я, стараясь больше не всхлипывать. — Этот магический круг мне выложили родители, когда мне исполнилось пять лет. Он должен был развивать мой дар эктоманта.

— Откуда ты знаешь? — поразился Андрей, боком обходя круг.

— Последние слова деда, перед тем как я забыла обо всём, были такими: "Вернёшься — вспомнишь". Ты-то сразу заметил круг, а я... — Я промолчала, что родители-призраки тоже "подставили" меня. Правда, на хорошее. Поэтому выразилась общо: — Я наступила на него. И вспомнила, что могла, из детства.

Оглядываясь на магический круг, дети подошли ко мне и сели рядом. А потом мы засмеялись: в дверном проёме появились оба кота, которые, тоже осмотревшись, обошли круг и сели перед нами — правда, головами к открытой двери.

— Свет погас, — сказал Андрей. — По-моему, те, кто был у домика, ушли.

— Мам, как будем жить дальше? — тихо спросила Катя, потирая лоб. ("Голова побаливает", — пожаловалась она.) — Может, вернёмся домой? Поменяем квартиру на другой район, и к нам эти больше приставать не будут? А мы закончим школу и поступим в один из наших городских вузов? Обычных?

— Сбежим? — презрительно хмыкнул Андрей.

— А у тебя есть что предложить? — повернулась к нему Катя. — У нас ситуация — фиг знает, как выкрутиться. Ненавижу Гранду! Старушечка, блин! Улыбалась нам всё время, ласковая такая была... А потом взяла — и сдала! И Марик такой же гад! Вечер он устроил! И как же я сразу не поняла, что он сделал! — Дочь стиснула губы, и я сразу обняла её за плечо, прислонила к себе. Катя помолчала немного, а потом выдавила из себя: — А я ещё радовалась — как же, вечер в честь тебя! Он не постеснялся так в пригласительном написать! Всех убийц сразу оповестил! У-у... — И дочь прорычала сквозь зубы, явно осёкшись на матерном слове. И тут же сморщилась, схватившись за голову.

— Катя, не надо, — предупреждающе сказала я. — Ты разжигаешь в себе злость, а у нас времени до рассвета маловато.

— А чего — рассвет? — пробормотал Андрей. Он сидел, ссутулившись и глядя в пол. — Что изменится с рассветом?

— Многое, — решительно сказала я, и дети подняли головы. — Но у меня несколько вопросов к вам, чтобы сориентироваться, с чего начать новую жизнь. Доре Тамаш сказал, что у каждого мага есть несколько специализаций, из которых развивают обычно только одну. Вы проверялись у него на специализации?

— Да, — ответила Катя. — Я в основном ходок, но у меня есть склонность к магии огня. У Андрея есть склонность к магии воздуха и к эктомантии, как у тебя.

— Ты так уверенно говоришь об этом. Вы пробовали развить эти... склонности?

— Да. Мне Космин сказал, что в последнее время многие маги не слишком обращают внимание на старые запреты развивать только одну специализацию. Магия сейчас даже в этом мире не очень востребована, а потому многие пытаются иметь навыки разных специализаций хотя бы на небольшом уровне, чтобы использовать их в обыденной жизни. То есть быть универсалами. Ну, типа, как в нашем мире мужчины, не слесари, умеют починить кран, заменить розетку или выключатель. Ну и, там, плотницкие работы. Или женщины. Ты, вон, и шить можешь, и варить, хоть не повар... Вообще-то, у женщин по жизни всегда было больше специализаций, — грустно усмехнулась она и вздохнула. — Поэтому мы решили, что нам пригодится всё, что у нас нашли.

— Подождите, но у вас и так получается две специализации? Ходоков и артефактчиков, насколько я поняла?

— Они взаимосвязаны, — сказал Андрей. — А мы решили развивать и другие способности, не связанные с профессией ходоков. Мам, а зачем тебе знать об этом?

— Я многого не знаю. Ведь ушла из этого мира, будучи ребёнком, — задумчиво сказала я, пытаясь мысленно выстроить в систему то, что начинало складываться в общую картину. — Но вы... Если вы целый год сюда приходили, если поступили в здешний университет магии, значит, вы кое-что знаете полезное для меня в нашей дурацкой ситуации. Вопрос следующий: действует ли эта магия в нашем мире?

Катя повернулась под моей рукой посмотреть на меня.

— Если с собой артефакты силы, то действует.

— А у вас они есть — эти артефакты?

— Есть.

— В таком случае, совещание военного совета объявляю открытым, — шутливо сказала я. И взглянула на две фигуры у небольшого камина, видимые только мне. Пришлось тут же отвернуться, потому что к глазам снова горячо подступили слёзы. — Нам придётся действовать тайно, чтобы начать нормальную жизнь здесь. Назад я не вернусь, дети. Я чувствую, что здесь есть нечто, из-за чего ощущаю странную уверенность в себе. Может, будучи магом-эктомантом, я была лишена в нашем обычном мире той поддержки, которую чувствую сейчас. Недаром вы мне только что подтвердили: магия действует и в нашем мире при условии, что есть артефакты с силой. Здесь-то вам артефакты не нужны.

Дети снова переглянулись, уже потрясённые.

— Я об этом не подумал, — признался Андрей. — Ну? И зачем тебе магия в том мире?

Я убрала руку с плеча Кати и встала. Осторожно прошла между предметами на полу к противоположной стене и несколько раз ударила ладонью по обвисшим кое-где от старости обоям — правда, ни на что особо не надеясь.

А через минуту двойняшки стояли за моей спиной, жадно вглядываясь в открывшийся проём. Катя не выдержала первой.

— Мама, а что это?

— Это подземный ход, которым ваш прадед уходил в наш мир. Этим ходом он вынес меня, когда на дом напали убийцы. — Вспомнив, что ход открылся от хлопка ладонью справа, я стукнула ладонью слева. Внешние стены с обоями скрипуче поехали друг другу навстречу. — Первое, что я хочу сделать — это убедиться, что ваш прадед... — Я облизала губы, прежде чем выговорить: — Что ваш прадед умер. Я искала дедушку, но очень поверхностно. Теперь я хочу убедиться, жив он или умер.

— Теперь? Мама, договаривай! — нетерпеливо подёргал меня за руку Андрей.

Я невольно улыбнулась: намного выше меня, в своих детских привычках он всё равно оставался ребёнком. А потом кивнула им на дверь из детской. Мы спустились к дивану и укрылись единственной более или менее чистой вещью — одеялом из садового домика. Он, конечно, чистый только с одной стороны, но нам это не помешало. Коты притопали за нами и не возражали, когда дети взяли их к себе на колени погреться от них.

— Нам надо как-то сделать так, чтобы нас здесь не беспокоили по пустякам, — задумчиво, проверяя, как мысли звучат на слух, сказала я. — И за короткий промежуток времени сделать важные для нашей семьи дела. Для начала надо пройти ходом вашего прадеда и попасть в то село, где был его дом.

— У него тоже была потайная квартира? — сияя глазищами, спросила Катя.

— В деревне это частный дом, маленькая избёнка, — объяснила я. — Как я примерно представляю всё, сейчас выскажу, а вы мне скажете, что не так. Мы, все втроём, выйдем этим ходом, доедем до деревни прадеда, моего деда. До этого похода вы покажете мне, как пользоваться артефактами силы. Там, у избы, я воспользуюсь этими вашими артефактами или вы что-то сделаете, чтобы я сумела увидеть призраков.

— Подожди-ка, мам, — прервал Андрей. — Но мне показалось, ты хочешь этим заняться чуть ли не сегодня. Но ты же...

— Магический круг в детской, — напомнила я. — Он очистил мой дар. Я вижу призраков. И это для меня сейчас самое главное — что вижу. Всё остальное, как эктомант, я не умею. Но каждый день ко мне будет приходить доре Тамаш и будет учить меня этому остальному. Говорить ему, что я уже вижу призраков, не собираюсь.

— Ну, предположим, мы добрались до избы, — сказала Катя. — Ты находишь тамошних призраков и расспрашиваешь у них про нашего прадеда. И что дальше?

— Всё зависит от результата, — ответила я. — Если мой дедушка жив, мы перетаскиваем его сюда и селим в этот дом, благо что мои родители разрешат это сделать.

Андрей поёжился.

— Ты их видишь, — негромко сказал он. — И ты с ними говорила. Значит, нам можно будет прятаться здесь, случись что-то плохое?

— Можно, — подтвердила я. — И это часть второго варианта развития событий. Если дедушка Конрад жив, он быстро поможет нам со многим здесь разобраться. Если же дедушка умер, мы будем переходить сюда каждую ночь. До тех пор, пока я не вычислю убийц и грабителей. Гранда надеется, что я смогу это сделать после обучения... Надо будет здесь прибраться. Хотя бы одну комнату вычистить — или две. Одна для деда. Другая останется для нас — ночевать, пока убийц не вычислим. Новых вещей покупать не будем. Вы несколько раз проводите меня до нашей квартиры, я упакую вещи: что-то оставлю у тёти Маши, что-то вынесу сразу, и вы поможете мне донести их сюда. В основном спальные принадлежности, конечно.

— То есть, пока ты учишься у доре Тамаша, нам всем предстоит двойная жизнь? — вслух размышлял Андрей. — А не слишком хлопотно будет переходить из садового домика в старый дом? Кто-то может и наблюдать за нами. Увидит — сразу раскусит, в чём дело.

— Дети мои... — вздохнула я. — Мне было почти шесть, когда меня отсюда забрали, так что кое-что я помню из прошлой жизни здесь. Несмотря на то что вы ремонтировали садовый домик, одно местечко в нём прошло мимо вашего внимания. Садовый домик и этот дом тоже соединяются подземным ходом. Из подвала. Вернёмся — покажу, где он. Вы, как часть нашей семьи и наследники, должны знать об этом.

— Обалдеть, — радостно прошептала Катя.

Далее мы договорились сделать вид, что ночью ничего особенного не происходило. Кто бы из соседей ни спрашивал, что это за огни были возле садового домика, будем в один голос утверждать, что дрыхли изо всех сил и ничего не слышали, не видели. Раз с нами так, то и мы тоже по-своему! Принятое решение выполнять будет трудновато, если учесть, что днём захочется спать. Но ведь никто из соседей возражать не будет, если я, например, буду придерживаться старого расписания, при котором существовал "тихий час". А что вместе со мной это расписание начнут соблюдать и мои двойняшки, так свалим их внезапное желание спать на ударную прополку сорняков, после которой мои бедняжки просто выбились из сил. Ничего, некоторое время активного бодрствования по ночам выдержим. Нам и нужны-то всего две-три ночи: одна — на перенос вещей из нашей квартирки, одна-две — на поиски дедушки Конрада.

Договорились и о следующем.

Мы сегодня днём занимаемся прополкой, а как только ко мне придёт доре Тамаш с первым уроком, я занимаюсь с ним. Причём я и дети должны придумать вопросы к этому уроку, чтобы потом воспользоваться невольной подсказкой доре Тамаша, как разговаривать с призраками.

А потом (если не сначала) наверняка заглянет узнать, как мы пережили эту ночь, ре Гранда. Мы навешаем ей лапши на уши, она успокоится до следующей ночи и не будет нам мешать с другими делами.

Как только наши посетители отстанут, мы спим, а ночью проникаем в наш мир за вещами, сначала перетаскав постельные принадлежности на пришкольный участок, где их посторожит Катя, а затем перенесём их в садовый домик, а уж из него в старый дом... Вот так планы начинали меняться, приноравливаясь к событиям дня. Если сначала мы хотели перенести постельные принадлежности за несколько ночей, то сейчас решили сделать это в одну ночь.

— Цепочка, — подытожил Андрей. — Долго. Мам, а почему бы сейчас не пройти в садовый домик отсюда? Ты же сказала, что подземный ход есть.

— Я не помню, где его начало здесь, — покачала я головой. — А в домике помню. Кроме всего прочего, что-то мне не очень хочется идти сейчас туда, пока темно.

Потом мы ещё раз обсудили наш первый осмысленный день назавтра, кое-что поменяли в планах. Я знала, что и этот план не точный, но не стала зацикливаться и настаивать на своём. Событий впереди нас ждёт много. И не от нас зависит всё, что мы задумаем, лишь бы выжить здесь, на родной для нас земле... Первым заснул Андрей, то и дело вздрагивая, когда резко просыпался и обводил сонным взглядом тёмную залу. Потом прикорнула Катя, прислонившись ко мне.

Коты сначала мерно мурчали, пока один не сполз с коленей Андрея на пол, а второй сумел пристроиться между мной и Катей. Я не возражала: так теплей.

У меня-то — сна ни в одном глазу. Столько всего надо сделать... И постоянно вспоминала и надеялась, что мои дети достаточно взрослые, чтобы хитрить перед своими знакомыми здесь и скрывать правду о том, что же у нас, в старом поместье, происходит.

... Утро вечера мудренее.

Пословица сработала и в этом мире.

Проснувшись, когда в окна первого этажа проник предутренний сумеречный свет, мы осторожно вышли в седой от росы сад. Мелкими перебежками добрались до садового домика. Перебежками — потому что побаивались, как бы чья-нибудь любопытная сорока не подсмотрела, из какого интересного места мы мчимся. Но, видимо, время оказалось слишком ранним для здешних жителей, и домой мы добрались незамеченными.

Подступались к домику с громадными предосторожностями.

Входная дверь оказалась просто закрытой до конца. На каждом шагу замирая и прислушиваясь к тому, что происходит в доме, мы вошли. И с облегчением принялись оценивать, какой ущерб нам нанесли обозлившиеся из-за нашего отсутствия незваные гости. Оказалось — никакого.

Когда за ранним завтраком обсудили странное положение дел, Андрей высказал:

— Возможно, они решили, что мы снова ушли в свой мир. Поэтому дома чисто. Типа, их здесь и не было.

— А как же тогда чёрные призраки? — не поняла я. — Они же влезли в сон Кати! Они видели, куда мы вошли!

— Мам, честно — я этого не понимаю, — покачал головой сын. — В некромантах не разбираюсь, о чёрных призраках сказать ничего не могу.

— А мне кажется, эти бандиты спросили у призраков, куда мы ушли, — размышляя, сказала Катя и машинально потёрла лоб — на головную боль она снова пожаловалась, едва мы вошли в домик. — А те им сказали, что мы ушли туда, куда им хода нет. А бандиты вполне могут подумать: раз мы ходоки, то ушли в свой мир.

Притянуто за уши, но ладно.

— Кстати, мам... — зевнула дочь. — А я придумала, как нейтрализовать любопытство Гранды, не дожидаясь, пока она сама к нам придёт. Ждать не хочется. Она гуляет по своему саду каждый день часов в десять утра. Мы можем ещё немножко поспать до этого времени, а потом пойти на прополку.

Мысль показалась гениальной, и я скомандовала детям отбой. Спим до половины десятого, а потом — в сад.

Как мы пололи обочины дорожки, идущей параллельно саду Гранды, — это надо было посмотреть! Звонкие голоса моих детей разносились так далеко, что их, наверное, слышали на другой стороне улицы. Гранда уж точно расслышала их от собственного дома, ведь двойняшки так старательно перекликались по каждому поводу.

Роса к этому времени почти вся сошла, и работа, честно говоря, доставляла бы удовольствие, если б в это время я не раздумывала о том, что лучше бы я сейчас прибиралась в одной из комнат старого дома, готовя помещение хотя бы для временного жилья. А ещё пыталась подсчитать, сколько лет сейчас дедушке Конраду, если он жив. По моим расчётам получалось что-то около восьмидесяти с лишним. В обычном мире это преклонный возраст, но здесь, как мне сказали, люди живут гораздо дольше, а значит, я могу надеяться, что дедушка Конрад не только поможет нам с напастями, но ещё долго будет с нами жить... Как-то смутно вспомнилось, что со стороны мамы у нас тоже здесь должна быть родня. И вздохнула. В том мире родня мужа после смерти старшего сына даже и не интересовалась, как там внуки. Нет, по компьютеру слали открытки на почту двоюродные брат и сёстры моих двойняшек, но для старших я как будто не существовала. И мне постоянно казалось, что старшие мужи меня виноватят, что я не сумела выходить его, хотя... Не только казалось. На кладбище, куда они приехали всей толпой, его мать бросила мне: "Лучше надо было ухаживать. Он на таком заводе работал — деньги-то он, небось, тебе оставил!" И не стала слушать моё робкое вяканье, что мне после ухода за мужем ещё долги раздавать. Деньги уходили мгновенно, сколько бы ни занимала.

Я так углубилась в размышления, что вздрогнула от звенящего голоска:

— Прекрасного утра, Искандра!

Гранда и впрямь остановилась возле забора и даже, кажется, некоторое время наблюдала за тем, как мы работаем, освобождая плиточные тропки от травы и сорняков.

Разогнувшись и еле успев вспомнить, что не надо бы хвататься за занемевшую поясницу, я спокойно сказала, после того как дети вразнобой ответили на приветствие нашей соседки:

— Ре Гранда, вы забыли. Меня зовут Александра.

— Но на приёме вы не возражали против представления вас, как ре Искандры, — очаровательно улыбнулась "старушечка". Прогуливалась она по саду под летним зонтиком, отчего казалась ещё более изящной.

— Боюсь, на приёме забыли спросить меня об имени, — упрямо сказала я.

— Ах, Искандра, не будьте такой капризной! — засмеялась Гранда.

Я перехватила недобрые взгляды на "старушечку" моих детей и постаралась сосредоточить внимание соседки на себе. И почувствовала собственную злость.

— Мне кажется, представление на приёме было неправильным из-за возраста доре Марика, который не расслышал, как именно меня зовут. Или не запомнил, когда вы ему об этом сообщили.

— А вы злая, — уже задумчиво рассматривая меня, отметила соседка.

— Жизнь такая, — совершенно искренне вздохнула я. — Куда ни подайся, везде либо подвох, либо подстава.

"Старушечка" вскинула длинные красивые брови.

— Вам, Александра, наверное, очень многое пришлось испытать в том мире, — с явным неодобрением сказала она. — И поэтому трудно привыкать к здешней жизни — с её правилами и этикетом. Надеюсь, ваши обучение и адаптация к нашему миру не затянутся. Да, доре Тамаш просил передать, что он заглянет к вам после обеда.

— Спасибо, — на этот раз с искренней радостью поблагодарила я, искоса поглядывая, как дети сурово выдирают засохшие с прошлого года стебли сорняков, лишь бы не смотреть на соседку.

Когда Гранда медленно и величаво проплыла мимо нашего забора, постепенно пропадая за розовыми кустами, я спросила:

— Неужели так трудно было поулыбаться хоть во время разговора?

— Ты первая начала, — шмыгнул носом Андрей.

— Ага, улыбнёшься тут, как вспомнишь, что ночью было, — проворчала Катя. — У меня голова только-только перестала болеть.

— От свежего воздуха, скорее всего, — проговорила я, занятая мыслями о первой состоявшейся встрече.

Дети, видимо, тоже думали о ней. Двойняшки встали на месте, опираясь — кто на лопату, кто — на мотыжку. Андрей первым заметил:

— Я почему-то думал, что она спросит, как мы спали.

— Мама перебила? — предположила Катя.

— Нет. У меня такое впечатление, что она ни сном ни духом про сегодняшнюю ночь.

— Вполне возможно, — вздохнула я.

— Но если они хотели поймать некромантов на месте преступления... — начала Андрей и запнулся. — Что-то здесь не сходится. Наживку они подцепили, но почему-то даже не подумали ловить преступников. Что-то я ничего не понимаю.

— Ну, есть у меня одна догадка, — медленно сказала я, глядя на котов, которые шли к нам через лужайку, брезгливо поднимая лапы, когда попадали в росистое место. — Они вчера объявили о моём появлении, но решили, что бандиты сразу нападать не будут. Что нападения придётся ждать, скажем, с сегодняшней ночи, а не предыдущей. Кстати, очень логично. Только вот некроманты эти оказались гораздо решительней. И, теперь я не просто думаю, что они здешние, а уверена в этом. Дети, а вы знакомы с кем-нибудь из тех некромантов, что живут здесь, в старом городе?

— Понаслышке знаем, — уже озадаченно сказала Катя. — Когда я подружилась с Космином, я у него о многом спрашивала. Он же знал нашу историю и рассказывал всё и обо всех, кого только ни задевал наш разговор. Я знаю, что на нашей улице два дома с семьями некромантов, но мне кажется... — Она задумалась. — Нет, я не понимаю, почему никто не заметил, что на нас напали ночью!

— А я понимаю, — ответил Андрей. — Если бы напали на старый дом, все бы это увидели. Но следы от колёс были на дороге, далеко от дома, — я недавно выходил посмотреть. Садовый домик стоит в середине сада. И огни вокруг него трудно разглядеть с улицы. А если кто-то и заметил, то решил, что мы среди ночи зажгли свечи по какой-то обычной причине. Поэтому Гранда ничего не знает про ночь.

— Ладно. Собирайте выдранные сорняки в кучу, — скомандовала я, подцепив охапку граблями, — и идём домой. Нам надо выспаться перед обедом и ещё раз уточнить вопросы к доре Тамашу.

— Вы идите, а я соберу всю кучу, — предложил Андрей.

— Нет уж, — отказалась я. — Все вместе. Это сейчас ты чувствуешь себя бодрым, а что будет ночью? Работёнка нам сегодня та ещё предстоит. Не забудь, что после урока у доре Тамаша мы идём в старый дом и начинаем чистить его.

Потратив ещё минут пять на уборку садового мусора, мы вернулись в домик. Не знаю, как дети, но я провалилась в сон сразу, правда не очень крепкий, потому что отчётливо помню, как доругивалась в нём с ре Грандой по поводу моего настоящего имени. И помню, каким противным был самоуверенный голос "старушечки".

Проснулась раньше детей и сразу помчалась на кухню. К их пробуждению я успела приготовить обед, который мы завершили решением задать доре Тамашу лишь два вопроса: как задать вопрос призраку, чтобы он ответил, и почему чёрные призраки называются чёрными?

— Мам, мы подождём прихода доре Тамаша, а потом пойдём снова полоть, — сказала Катя, — а то вдруг Гранда проследит, доделаем мы дорожку или нет. И что-то заподозрит.

Кхм. Кажется, мои дети заигрались в шпионов. Но кем, как не шпионкой, была наша соседка?.. Впрочем, как чуть позже выяснилось, дети остались не зря. Пока мы возились в тесной кладовой садового домика, отбирая вещи, пригодные для тайного житья в старом доме, зазвенели сигнальные колокольчики. Дети быстро побежали открывать калитку в воротах пришедшему, а я поспешила на свой второй этаж снять халат с повседневного платья и прибрать растрепавшиеся волосы.

Когда я вышла на крылечко, доре Тамаш шёл чуть впереди, а позади него мои двойняшки вели за руки невысокого мальчика лет десяти. Немного удивлённая, я поспешила навстречу гостям, но, не доходя до порога крыльца, Андрей крикнул:

— Мама, мы немного погуляем с Ремом, пока вы занимаетесь!

Боюсь, я не сумела сказать ни слова, онемев при виде лица обернувшегося ко мне мальчика. Оно было пятнистым — и эти пятна мучительно напомнили мне о муже.

— Здравствуйте, ре Искандра, — сказал доре Тамаш, подходя ко мне, и нахмурился. — Что с вами, ре Искандра, вам плохо?

— Простите, доре Тамаш, — с трудом заставляя себя говорить, отозвалась я. — Ваш сын пережил пожар?

— Откуда вы знаете? — поразился тот. — Узнали по... лицу?

— Да... Мой муж умер после пожара, — уже негромко и неохотно сказала я. — Походите, пожалуйста, доре Тамаш. — А когда мы оба очутились в комнате и я показала гостю, куда можно садиться, не выдержала: — Простите моё любопытство, доре Тамаш, но мне казалось, что в этом мире должны быть хорошие лекари или целители. Ведь здесь живут маги! Почему же у мальчика... такое лицо?

Он помолчал, наверное собираясь с мыслями.

— У нас прекрасные целители, ре Искандра. Благодаря им, мой сын выжил. А что до кожи на лице, так будем надеяться, что со временем будет выглядеть здоровой и она.

Мы сели за стол. И, кажется, доре Тамаш разглядел моё напряжение.

— Простите, ре Искандра, что привёл с собой мальчика. Всё дело... — Он запнулся и спросил: — Ре Гранда вам ничего обо мне не говорила?

— Не-ет, — медленно ответила я, уже подозревая, что дело связано с бандитами-некромантами и их чёрными призраками.

— Меня не было дома той ночью, когда бандиты выбрали своей целью мой дом. Уехал по делам в Новый город, — скупо и неохотно рассказывал доре Тамаш, не глядя на меня. — А когда вернулся, дом сгорел. Жена при пожаре умерла, а сына нашли глубоко в подвале. Он не задохнулся, благодаря запасному выходу из подвала, у двери которого упал и куда огонь не дотянулся. Но пробирался он к нему через огонь. Рем, когда смог говорить, сказал, что мама кричала о чёрных призраках... Вы понимаете, что это значит... Оставить сына мне не с кем, потому что живём мы в отдельном флигеле родителей жены, а в доме и без нас есть молодые семьи. Так что прошу прощения ещё раз, что буду приходить к вам с сыном. Он спокойный ребёнок и не будет докучать вашим детям.

— Ваш мальчик никогда не будет чувствовать себя здесь лишним, — твёрдо пообещала я. — Приводите Рема всегда. Здесь ему будет уготован самый приветливый приём. И не уходите сегодня сразу после занятия. Я угощу вас с сыном чаем с очень вкусной выпечкой — свежей, потому что Катя пекла сегодня утром. Надеюсь, печенье мальчику понравится.

И началось занятие, в ходе которого я узнала, что такое эктомантия и почему эктоманты так нужны в обществе. Кое-что я записывала за доре Тамашем и сильно жалела, что нельзя порадовать этого человека сообщением, что я уже вижу призраков. Мне так хотелось, чтобы он хоть чуть-чуть посветлел лицом, в котором тлели безнадёга и угрюмство... Может, поэтому я не стала говорить ему, что пока не могу принять имя Искандра. Тем более мне нравилось, как оно звучит в его устах.

Восьмая глава

Моё первое занятие закончилось не через полчаса, как вначале намеревался проводить его доре Тамаш, а через час. Боюсь, в этом виновата я, поскольку увлеклась и принялась задавать вопросы не только по интересующей меня теме эктомантии, но и о старом городе, и даже о своих родителях. К сожалению, доре Тамаш мало что знал о них, так как и впрямь оказался старше меня лишь на два года. О старом городе он сказал лишь, что здесь живут в основном только те, кто может позволить себе охрану из не слишком преуспевающих, зато физически очень сильных магов.

— Как ре Гранда? — спросила я, вспомнив её телохранителей.

— Именно.

— Но от бандитов они плохо спасают, — логично предположила я. — Ре Гранда говорила и о магической охране. И о комиссаре полиции.

— Не хочу вас пугать, ре Искандра... — замялся ре Тамаш. — Поймите правильно... Некроманты используют мертвецов, чтобы проникнуть в любое место. Но мёртвых тел вокруг нас... много. Мы привыкли думать о мёртвом теле, лишь имея в виду человека. Но мёртвым может быть и животное, и птица, и насекомое. Другое дело, что повелевать не имеющими сознания невозможно. Но по их следам, с их помощью пройти можно куда угодно. И магическая охрана должна содержать такую силу, какой мало кто обладает, чтобы нейтрализовать тех, кто умеет ходить по следам мёртвых. Здесь комиссар полиции не поможет, а другие некроманты отказываются помогать. Сила некромантов-грабителей слишком велика для обычных мастеров, поскольку они используют приёмы, неведомые для них. Для тех, кто никогда не углублялся в тёмные дела.

— А чем отличаются чёрные призраки от обычных? — нисколько не смущённая высказанным ужасом, как боялся доре Тамаш, поинтересовалась я. Меня сейчас больше волновало, как оберечь дом и детей. И любая информация была на вес золота.

— Чёрные призраки — это результат преступления, — с облегчением и некоторым удивлением (неужели я не испугалась, что мёртвые нас окружают повсюду?) ответил тот. — Они появляются, когда некромант присутствует при постепенном... — он снова запнулся. — При постепенном угасании жизни в человеке. Ещё одно условие — человек должен умирать от насильственной смерти. Некромант дожидается первого появления призрака вне физического тела, но всё ещё не отъединённого от него, и мгновенно подчиняет его себе, накидывая невидимую... — доре Тамаш задумался и закончил: — Удавку.

— Удавку? — изумилась я. — На призрака?

— Это некроманты, ре Искандра, — философски заметил доре Тамаш. — В их магическом арсенале множество различных уловок. Удавкой может быть заклинание или зелье, заговорённый порошок или артефакт, которым достаточно коснуться призрака, растерянного в первые секунды отделения, — и тем самым поработить его.

Последние слова он договорил как-то рассеянно, словно к чему-то прислушиваясь.

А я уже знала, что происходит. Из-за закрытой двери в общую комнату на первом этаже, из коридора с маленькой кухней, доносились сдавленный смех, прорывающийся из шёпота вопрос во весь голос и смешливые уговоры говорить потише, чтобы взрослые не услышали. И я, тоже улыбаясь, сразу объяснила:

— Андрей с Катей привели Рема полакомиться печеньем.

Доре Тамаш посмотрел в окно, за которым в разгаре сиял солнечный день, подчёркнутый птичьим пением, и смущённо сказал:

— Простите, я, наверное, вас утомил своим уроком.

И только тут я догадалась спросить:

— Доре Тамаш, а вы не преподаватель?

— Да, я преподаю в университете Нового города.

Мы помолчали, глядя в окно, где шелестела зелень, где сад жил, энергично высвистывая птичьи песенки и щедро делясь цветочными ароматами, а солнце светлыми пятнами уютно скользило по всем листьям... Доре Тамаш, кажется, даже притаился, затих, чтобы ещё посидеть здесь, где, как мне показалось, ему уютно и спокойно, пока он подставляет лицо солнечным лучам. И я сама не заметила, как расслабилась, глядя в окно и улыбаясь даже не мыслям, а собственному сонному, странно летнему состоянию, которое часто наступает, когда находишься посреди деревьев и слышишь только шорохи листьев под напором мягкого, тёплого ветра... Опомнившись, взглянула на доре Тамаша.

Тот смотрел на меня в упор.

— Вы были несчастливы в том мире, ре Искандра?

Теперь смутилась я.

Как рассказать почти незнакомому человеку, что жизнь моя с перехода к новой "матери" и до окончания школы была жизнью выживающей? Что я была девочкой без места, без угла, который можно было бы назвать домом, ведь на деле существовала квартира с чужой женщиной, которая слишком быстро наигралась с чужим ребёнком в дочки-матери? С одной стороны, принимая обстоятельства моего появления в том мире, мне повезло. Я выжила. С другой... Я не хотела бы, чтобы даже мои дети знали о том, как я выжила. Жить рядом с женщиной, которая пьёт и постоянно забывает, что взяла на себя официальную заботу о ребёнке, пока до неё не достучатся с угрозой, что вот-вот лишат материнских прав... Жить рядом с той, мимо которой каждый вечер, дотянув время до последнего, шмыгаешь в свой уголок, лишь бы она не заметила и не остановила, чтобы пьяно "поболтать" со мной, обвиняя в утраченных личных возможностях из-за чьего-то ублюдка, каким и я привыкла себя считать, не зная ничего о настоящих родителях... Рядом с той, дождавшись беспокойного пьяного сна которой, на цыпочках пробираешься на кухню и ищешь, что бы поесть перед сном. Не каждый день, но часто... Моё детство — это грязная квартира, которую я искренне пыталась отмыть и вычистить, пока "матери" нет дома. Это страх перед теми, кого она приводила ради выпивки, которую приносили с собой. И неуверенность в каждом следующем дне... Были и радостные дни, но они как-то в детской памяти отошли, уступая горечи тогдашнего существования... Что уж говорить о годах жизни с мужем — тех годах, которые поначалу казались такими беспечными...

Я мотнула головой и ответила:

— Много чего было. Вспоминать не хочется.

Доре Тамаш неожиданно протянул руку и цепко ухватился за мою кисть, повернув её запястьем кверху. Посмотрел и вполголоса сказал:

— Ре Искандра, вам лучше спрятать знак. Поверьте, будет правильней, если какое-то время никто не будет знать, что вы уже видите призраков. Носите, пока поздняя весна, платья с длинным рукавом. Весна не слишком холодная, но длинный рукав оправдает.

Ошеломлённая, я даже не сразу сообразила, о чём он говорит. Но когда сама взглянула на запястье, то закивала испуганно. Знак буквально полыхал огнём на коже!.. Как же я забыла о нём?!

Доре Тамаш выпустил мою руку, и я немедленно спрятала её, убрав со стола.

— Доре Тамаш, посидите немного, — попросила я. — Сейчас принесу чаю.

— Нет, спасибо. — Он поднялся из-за стола так решительно, что я не стала настаивать. — Мы с сыном засиделись, а нам ещё идти домой. Здесь недалеко, но не хотелось бы беспокоить вас своим затянувшимся присутствием. Только решим один вопрос. Завтра я уже не смогу прийти в это время — буду занят в университете. Когда будет удобно прийти к вам снова?

— В пять, к вечеру, — предложила я.

Доре Тамаш кивнул и вынул из кармана пиджака небольшую книгу, размером где-то в средний блокнот и не очень толстую. Он положил её на стол, а не отдал, как я ожидала, прямо в руки.

— Это основные принципы эктомантии. Свод правил обращения с призраками. Взгляните на первые страницы.

Странно, положил на стол, но предлагает взглянуть сразу.

Заинтригованная, я взяла в руки книгу и попыталась открыть её.

Как будто взяла в руки лёгкую короткую доску, имитированную под книгу.

— Это специализированная книга, — спокойно сказал доре Тамаш. — Только специалист с даром может открыть её. Эктомантия для эктоманта. Просто проведите ладонью по обложке. Книга узнает вас и будет служить вам.

Проделав присоветованные манипуляции, я с любопытством повторила попытку открыть обложку и даже усмехнулась от радости.

— Теперь вот что ещё. Благодаря тому что наш мир принял вас, вы можете говорить на нашем языке, не подозревая о том. Но читать вам будет трудновато. Поэтому я добавил к книге маленькое заклинание. Вам придётся по каждой странице проводить рукой, и записи будут преобразовываться под доступное вам чтение.

— Это... домашнее задание? — удивлённо спросила я.

— Нет, это настольная книга любого специалиста — свод основных правил, — повторил доре Тамаш. — Здесь же вы прочитаете и основные принципы безопасности пери работе с призраками. — И, заметив моё недоумение, добавил: — Такие книжечки обычно раздаются на выпускном вечере университета — вместе с дипломами. Они именные. Если вы взглянете на титульный лист, то поймёте, о чём я.

Нетерпеливо перелистнув, я увидела надпись твёрдой рукой: "Ре Искандра (ре Александра)". Подняв на доре Тамаша глаза, я не удержалась:

— Вы знаете второе моё имя?

— Да, ре Гранда упоминала.

Честно говоря, я была немного растеряна, но выяснять отношений из-за имени не хотелось, да и не умела, да и выглядеть вздорной бабой, настаивая, — увольте... Тем более доре Тамаш сам разрешил ситуацию, о которой не подозревал: он уже повернулся к двери, за которой звенели голоса и смех детей.

Когда мы вышли, на кухоньке — узкой, но симпатичной для троих детей, которые обсели кухонный, рабочий стол и то и дело взрывались смехом, глядя на двух котов, которые влюблённо и преданно таращились на Рема, сидевшего у окна. Как объяснили мои двойняшки, Рему понравилось бегать с верёвочкой, на конце которой вихлялась какая-то тряпочка, а коты, обезумев от счастья, что с ними играют в такую простую, но важную для них игру, разом растеряли всё своё кошачье достоинство и, задрав хвосты, словно беспечные котята, азартно носились за подпрыгивающей на траве тряпочкой, как за самым страшным врагом.

— Папа! А нам таких?! — закричал Рем, завидя отца.

Тут же спрыгнул со стула и побежал к отцу. Тот, явно очень удивлённый чем-то, подхватил мальчика и посадил на сгиб руки.

— Когда-нибудь, — дипломатично ответил доре Тамаш, улыбаясь сыну.

Рем нетерпеливо завертелся на его руках, и отец опустил его на пол. Мальчик схватил верёвочку и понёсся к открытой входной двери, где его уже ждали мои двойняшки. Коты вылетели следом.

"Когда-нибудь" заставило меня насторожиться.

— Вы сказали — живёте во флигеле, — осторожно проговорила я. — Позволить мальчику завести животное вы не можете?

— Я постоянно на работе, — бесстрастно сказал доре Тамаш. — Ре Луминита, мать моей жены, следит за Ремом, как и за остальными внуками. Животное — хорошо, если есть свой угол, что я пока сыну обеспечить не могу. Не подумайте, что я беден. Я могу себе позволить купить квартиру в Новом городе. Но мой сын по задаткам — маг-стихийник, как и его мать. Его стихия — земля. Тесть — мастер, и он учит моего сына тому, чего Рем не получит в городе. Приходится в чём-то ущемлять себя и надеяться, что, став взрослым, Рем оценит заботу о нём.

— Тогда приходите всегда вместе с сыном, — предложила я. — Мои дети будут рады Рему, а уж коты — тем более.

Несколько секунд он непроницаемо смотрел на меня.

Правда, скрыть, что черты его лица смягчились, ему не удалось.

— Большое спасибо, ре Искандра, — чуть поклонился он. — Я не часто слышу, как смеётся Рем, и ценю сделанное для него вашими детьми.

— И котами, — пробормотала я, когда он отвернулся к входной двери.

Когда Рем понял, что пора уходить, он сник, взял отца за руку и, понурив голову, поплёлся за ним к калитке, то и дело оглядываясь. Коты проводили своего лучшего друга до дороги и там сидели, глядя ему вслед. Я попробовала представить, что видит маленький мальчик, оборачиваясь на уменьшающихся с расстоянием Барсика и Тигру. Коты-то не соображали, поэтому я велела:

— Андрей, убери их, чтобы не видел Рем. Плакать же начнёт!

Двойняшки выскочили на дорогу, когда мальчик в очередной раз отвернулся, и схватили изумлённых до глубины души котов. Калитку за детьми, вбежавшими на территорию двора, я быстро закрыла, а потом вздохнула.

— Пора за уборку в старом доме.

Коты притихли на руках детей и не вырывались, а те молча тащили их, хотя по Кате понятно было, как животные тяжелы.

Войдя в коридор садового домика, где коты дружно пошли к своим мискам, занесённым с крыльца, я сказала:

— Одеваемся в самое то, что не жалко. Катя, где тут у вас вёдра, тряпки и то, что подойдёт для мусора — мешки какие-нибудь?

Через минут пятнадцать мы были готовы к решительному походу в старый дом. Коты, между прочим, тоже. Они ходили за нами по пятам во время нашей подготовки к генеральной уборке, видимо сразу поняв, что мы снова затеяли что-то интересное.

Затем я изнутри закрыла на засов дверь в садовый домик и первой спустилась в открытый люк небольшого подпола, укреплённого кирпичами, где дети хранили скоропортящиеся продукты. Последним спустился сын и закрыл за собой люк, отрезав все звуки, которые вливались из сада в коридор из приоткрытой оконной фрамуги.

— Мам, ты уверена? — с сомнением спросил Андрей. — Не забывай, что мы ремонтировали здесь и ничего такого, ну, похожего на подземный ход, не видели.

— Вы ремонтировали, не думая о чём-то другом, кроме обычного дела, — объяснила я. — И, насколько я помню ваши рассказы, с вами были обычные рабочие, присланные ре Грандой. Но сейчас вы почти профессиональные ходоки. Так что вам и карты в руки — искать подземный ход вашего прадеда Конрада. Насколько я понимаю, надо начать со стены, которая уцелела и без ремонта. Ищите ход в ней. Я не сумею показать вам, где он. Показываю лишь общее. А как найдёте, будете всегда знать, где он и без поисков.

Коты, усевшиеся на последней ступени лестницы в подвал, с любопытством следили за нами. Подвал они уже знали, поэтому, обойдя его в очередной раз, ждали теперь, какие сюрпризы мы им ещё преподнесём. Я ещё мельком удивилась этому: в старый дом-то они первыми побежали! Или пути ходоков и для них невидимы?

Оставив орудия труда у лестницы, Андрей и Катя, будто заворожённые, приблизились к старой кладке. Она выглядела довольно крепкой, и было понятно, почему рабочие не тронули её при ремонте. Я присела на корточки возле котов, которые скосились на меня, а потом с интересом уставились на моих детей, которые, пока ещё сомневаясь, неуверенно обхлопывали кирпичную стену. Я качнула головой. Молодцы, что надели перчатки. Несмотря на холод, пауки здесь уже похозяйничали, и голыми руками дотрагиваться до стен не то что неприятно, но даже противно.

— Ага... — напряжённо сказал Андрей, и Катя немедленно шагнула к нему, по дороге продолжая обхлопывать стену.

— Точно, — подтвердила дочь, руками пытаясь определить примерное местоположение потайного подземного хода. — Давно не пользовались. Интересно, а чёрные призраки сюда войдут?

— Я спросила у доре Тамаша, — подала я голос. — Такие ходы обычно для любых призраков проблематичны, потому что первоначально делались в расчёте на то, чтобы их в упор не замечали. Даже призраки... Использовали заклинания — и очень сильные.

— Ф-фу-у... — выдохнула Катя.

А Андрей попросту исчез, шагнув в стену.

Я невольно встала, подняв подсвечник, прихваченный с собой.

— Здесь и правда давно не ходили, — деловито сказал Андрей из стены. Голос доносился, будто он стоял за плохо закрытой дверью. — Мама права. Надо идти по ходу, размахивая какой-нибудь большущей шваброй. Здесь старой паутины полно. У нас такая есть? Ну, швабра?

— Накрутить тряпку на щётку нетрудно, — отозвалась Катя. — Ты сколько там прошёл? Мне уже можно?

— Возьми у мамы свечу. Здесь так темно, что... О, я ступеньки нашёл!

Голос стал удаляться вместе с рассказом о том, что ещё нашёл Андрей.

Тем временем я вытащила из кармана накинутого сверху халата ещё одну свечу — я взяла про запас три штуки и отдала Кате. Спичек не понадобилось: Катя щёлкнула пальцами над фитилём, и свечка затрепетала поначалу слабеньким огоньком. Дальше я не увидела: прихватив щётку и на ходу накручивая на неё сухую тряпку, дочь шагнула в стену. Делать нечего. Я присела на лестнице, на предпоследнюю ступеньку, но сбоку, чтобы не мешать так удобно устроившимся здесь котам, и принялась ждать. Ну, и заодно, чтобы не скучно было, к удовольствию котов, стала поглаживать их. Одновременно размышляла, правильно ли я определила приоритеты: может, надо не с уборки дома начинать, а с поисков дедушки? Может, каждая минуты промедления отдаляет его от нас?

Чтобы не зацикливаться на том, что изменить сейчас не в силах, я вспомнила доре Тамаша. Мне показалось, он перестал сутулиться. И в сумрачных глаза появилось какое-то оживление. Может, всё-таки подарить его сынишке котёнка?..

Нет, может, поговорить с детьми о дедушке? Всё же он довольно стар. А вдруг мы зря надеемся на него? И его уже давно нет в живых?.. А мы уже потихоньку начинаем воспринимать его просто как отсутствующего...

Полностью впасть в депрессию, размышляя, правильно ли делаю, начиная с дома, не успела. Из стены вышагнула Катя, перемазанная в паутине и в чём-то лёгком, но чёрном, будто в саже, и радостно подтвердила впечатление:

— Ход прячется в камине! Андрей сказал: теперь, когда мы двое прошли его, теперь можешь пройти и ты с котами. Пойдём!

Она уступила мне дорогу, встав рядом с предполагаемым ходом. Я, нагрузившись ведром с водой и тряпками, подошла и с замирающим от неведомого сердцем подняла ногу и осторожно ткнула ею в стену. Небольшое сопротивление — и я резко втянула вторую ногу к первой, невидимой и будто отрезанной (жутковатое впечатление), оставленной за стеной. Выждала, чуть отступив уже внутри хода. Через минуту появилась Катя с зажатыми под мышками котами, которых тут же опустила на пол. Те, будто ничего особенного не произошло, огляделись и неторопливо затрусили вперёд, то и дело кивая головами, когда внюхивались в затхлые запахи, напомнившие мне подвальные сараюшки нашего дома-хрущовки в покинутом мире.

Чтобы не дать себе испугаться, я считала шаги. Катя, забравшая у меня ведро с водой, шла впереди. Ей свеча не нужна была.

— Ну, вот и дошли! — весело сказала дочь, нагибаясь и передавая Андрею ведро.

— Мама прошла? — с тревогой спросил он.

— За мной идёт.

Катя выскочила из низенького камина, а мне Андрей протянул руку, потому что, согнувшейся в три погибели, мне было трудно передвигаться.

— Два хода, — задумчиво сказал Андрей, машинально стирая с носа сажу, и чихнул.

— Не уверена, — отозвалась я и огляделась. — Ну? С чего начнём?

— Мне кажется, с твоей детской, — предложила Катя. — Там и круг остался для тебя и для Андрея, между прочим, поскольку он тоже владеет второстепенной способностью к эктомантии, и комната поменьше. Да и зачем нам, когда мы прячемся, слишком много комфорта? Лишь бы спрятаться. А потом, когда всё выяснится, будем отмывать и другие комнаты. Да и деда сюда можно сразу спрятать.

— Почему? — удивился Андрей.

— Комната на втором этаже, но окна закрыты шторами. Во всех остальных комнатах, кроме первого этажа, окна надо закрывать, а это может привлечь внимание.

Сын только хмыкнул, и мы все впятером поднялись в детскую.

Призраков родителей я не увидела. Наверное, я ещё слаба, как эктомант. А может, они появляются лишь ближе к вечеру.

Пока коты продолжили с интересом обнюхивать всё, что под носы попадётся, мы начали уборку: сначала смели паутину, потом вынесли в залу второго этажа совсем уж обветшавшие вещи. И, только освободив детскую от лишнего и обговорив, где будут стоять наши кровати и кушетки, которые мы затащим сюда из других комнат, мы стали отмывать слои пыли и грязи с пола и со всех предметов, включая каминную полку.

Мы так увлеклись вычисткой (по-другому не назовёшь) детской, что не сразу поняли, что слышим.

— Колокольчик! — сообразил Андрей. — Кто-то звонит у ворот!

— Гранда, небось, — с едва уловимой враждебностью проворчала Катя.

— Катя, будь с нею вежливей, — предостерегла я. — А то она очень удивится твоему слишком жёсткому отношению. Так... Что делаем-то? Как вывернуться? — спросила я, лихорадочно пробегая пальцами по пуговицам грязнущего от пыли халата, не решаясь — снять ли его, или оставить.

Дети переглянулись и хмыкнули, будто поняли друг друга с одного взгляда.

— Мы выпрыгнем в окно на первом этаже и подойдём к воротам. Грязные — не страшно. Мы будто пололи неподалёку, — решил Андрей, бросаясь к выходу из детской — Катя за ним. — А ты, мам, беги в домик по подземному ходу. Мы скажем, что ты убираешься в подвале. И звонок до тебя не доходит.

Я слышала ещё шаги детей, когда заторопилась следом, но к камину. Заинтересованные быстро сменяемыми событиями коты поспешили за мной. Один из них обогнал меня и остановился на мгновение — обнюхать подсвечник с потушенной свечой, тем самым напомнив мне, что надо бы взять с собой освещение для подземного хода. Бежать не получалось — я страшно боялась, как бы не споткнуться. Добежав до стены, я вдруг испугалась: а если без детей не сумею пройти? Но прыгнул в стену Барсик, следом пропал за кирпичной кладкой Тигра. И, уже успокоенная, я шагнула вперёд.

В подвале я быстро нашла лестницу, по которой уже поднимались коты. Они остановились на верхних ступенях, оглядываясь на меня. Но поднять люк я не успела.

Над головой затопали, быстро приближаясь. Я замерла. Шаги затихли над моей головой, а потом сверху чуть приглушённо сказали:

— Мам, это я, Катя. Если ты внизу, прикрой голову чем-нибудь.

— На мне косынка, — напомнила я.

— А, тогда открываю.

В подвал ворвался свет, коты немедленно выпрыгнули на пол, в коридор. Катя протянула мне руку и помогла выбраться в коридор.

— Что там? — обеспокоенно спросила я.

— Ре Гранда, как я и думала! — раздражённо сказала дочь.

— Катя, я просила тебя: соберись с силами и будь привычной для неё. Иначе... мало ли что...

— Мам, она ненадолго, но привезла с собой какого-то мужика и прямо-таки жаждет познакомить тебя с ним, — непривычно жёлчно, чуть не сквозь зубы проговорила Катя.

— Ну и пусть знакомит, — пожала я плечами. — С доре Тамашем познакомилась же.

— Ладно, сама увидишь, — снова процедила дочь. — Снимай косынку, а то у тебя волосы вообще жуткие. Хотя... — Катя как-то зловеще ухмыльнулась. — Хотя, может, это сейчас именно и нужно. Так, давай я тебя хоть немного отряхну.

Привести волосы в порядок я не успевала — ждут же у ворот! Так что волосы слегка пригладила и скрутила в шишку на затылке, воткнув в неё шпильку, прихваченную с узкого подоконника в кухне. Быстро ладонями отерла лицо. Вспомнила — взглянула на Катю: нет, не такая чумазая, как тогда, когда уходила к калитке на звонок.

Маленькое зеркальце висело на гвозде рядом с входной дверью в садовый домик, так что я глянула мимоходом в него и успокоилась. Какими гости ни были, но если дети сказали им, что я занимаюсь уборкой, то должны соображать, в каком виде я должна предстать перед их глазами. Обдёрнула платье и, собравшись с духом, вышла.

К воротам почти бежали. Лишь когда они должны были появиться на виду, пошли просто быстрым шагом, успокаивая дыхание.

Гости, пообещавшие, что заглянули лишь на минутку, даже не вошли во двор дома. Открытая карета ре Гранды стояла близко к забору. Андрей разговаривал с двумя гостями. И обернулся на наш шаг.

— Добрый день, милочка! — заворковала ре Гранда, ощутимо довольная собой. — Мы проезжали мимо, и я решила, что моему гостю будет интересно познакомиться с вернувшейся хозяйкой дома, с единственным и неповторимым, а главное — весьма симпатичным эктомантом в нашей местности. Милочка Александра, позволь представить тебе доре Драгомира!

Первое впечатление — ре Гранда разговаривает со мной, как с недавно нанятой служанкой.

Второе впечатление... Обернувшийся ко мне темноволосый мужчина, высокий и широкоплечий, в деловом костюме, мой ровесник, просто потрясал своей внешностью. Он отличался той открытой мужской красотой, которая изобличала в нём победителя. И почему-то я сразу начала сравнивать его с доре Тамашем. Тот... прятался. Этот бросал вызов всему миру. Он смотрел на меня с интересом, которого и не думал скрывать, но уже заранее сверху вниз, что мне... понравилось. Я сама удивилась этому впечатлению, когда поняла его. Брови вразлёт, упрямые губы, прямой нос с чуткими ноздрями... Не-ет, этот мужчина рождён, чтобы шагать по миру и... по головам тех, кто не захочет уступать ему дорогу. Доре Тамаш, случись что, вежливо посторонится. Этот пройдёт и не заметит.

Двойственное впечатление заставило меня напрячься. А стрессовая ситуация всегда вызывала во мне желание стать отстраняющей.

— Рад, весьма рад знакомству, — коротко и элегантно поклонился он. Голос у него потрясающий — будто низкие ноты органа, на клавиши которых органист нажимает так мягко, так вкрадчиво...

— Рада познакомиться и я, доре Драгомир, — суховато от переполняющих меня эмоций ответила я. И тут же добавила, когда он опустил глаза на мои руки: — Руки для поцелуя не подам. Они грязные. Ре Гранде неплохо бы в следующий раз заранее предупредить соседку о столь значимом событии, к которому я не готова. — "Старушечка" уставилась на меня, приоткрыв рот, а я ласково добавила, нейтрально улыбаясь ей: — Мы с ре Грандой в таких близких отношениях, что я могу иной раз совсем немножко поворчать на любимую соседку, не правда ли, ре Гранда?

— Я могу надеяться, что в следующий раз мы встретимся в более привычных светским людям обстоятельствах? — осведомился доре Драгомир.

Первая мысль: он что — не видит, с кем разговаривает? Уж в чём — в чём, но в своей внешности я никогда не обманывалась. Простенькая. Ничего выдающегося. Среднее, ничем не запоминающееся лицо. С чего бы этому потрясающему красавцу так захотелось продолжить со мной светское, как он выразился, знакомство? Или я вдруг стала такой подозрительной, что во всём вижу опасность?

— Надеяться — можете, — правильно расставив акценты, ответила я.

Доре Драгомир вдруг расхохотался.

— А вы... (мне показалось, он хотел сказать "забавная", когда запнулся) оригинальная, ре Александра! Вот теперь мне и в самом деле захотелось познакомиться с вами поближе.

Он внезапно шагнул ко мне и, всё-таки взяв меня за руку, приложился сухими губами к моей кисти. После чего попрощался, кивнув нам всем, помог сесть в карету ре Гранде, сел сам, и кучер мягко причмокнул лошадям. Доре Драгомир обернулся лишь раз, чтобы послать мне воздушный поцелуй.

Если он надеялся таким образом очаровать меня, то жест пропал впустую: я исподтишка внимательно разглядывала поцелованную им руку. Заметил ли он знак, выдающей во мне эктоманта, который уже видит призраков? Вспомнив, что я могу уже сейчас это проверить, я оглянулась на детей.

— Андрей, ты видишь что-нибудь на моём запястье?

— Нет, мам. Ты боишься, что этот Драгомир приехал, чтобы Гранда разузнала про тебя?

— Не знаю, что и думать, — призналась я. — Если честно, я немного устала от всех этих загадок, которые нас окружают и... множатся. Ладно, пойдём домой. Время к ужину, а вы хотели заняться после уборки тренировками.

Когда мы зашли за ворота, Андрей стал закрывать калитку на засов. Я обратила внимание на Барсика и Тигру. Как и Катя. Оба кота со злобой смотрели вслед уехавшей карете горящими глазищами, да ещё будто увеличившись вдвое — так они вздыбили шерсть.

— Что это с ними? — удивилась дочь.

Андрей постоял немного, разглядывая насупленных котов, а потом бросился к воротам, будто хотел их открыть и побежать вслед за каретой. Но остановился. Постоял немного, хмурясь, а потом вздохнул:

— Дамы, вы только не пугайтесь. Но такая реакция у наших котов, вообще у кошачьих, бывает только на одного мага — на некроманта.

Девятая глава

Жизнь, полная стресса. Спрессованные во времени события, в которых надо постоянно выискивать хорошо спрятанный подвох. Уверенность только в мелких событиях, чаще житейских.

В этом кое-как накрошенном-нарезанном винегрете с закопанной где-то внутри тикающей часовой бомбой я продержалась только трое суток.

Всего трое суток.

Майские вечера здесь тоже долгие. Сразу вернуться домой за необходимыми вещами не удалось. Пришлось ждать темноты. Там, дома, уже стемнело, но здесь ночь наступала часа на три позже. И мы побаивались, как бы кто не заметил, как было в прошлый раз, что мы опять куда-то уходили. После ужина оставалось часов пять до наступления полной тьмы. Заниматься уборкой в старом доме не хотелось. А вдруг ещё кому-нибудь приспичит пообщаться с нами?

Зато за ужином я сумела уговорить детей привести в гости на часок своих друзей, кем успели здесь обзавестись. Просто так — на чай со сладостями, посидеть, поболтать.

Больше всего фыркала от этой идеи, как я и предполагала, Катя. Но, тем не менее, именно она смилостивилась и рассказала, что собой представляет её друг, метаморф Космин. Оказывается, метаморфы до двенадцати лет растут как обычные дети, а потом у них начинается та самая метаморфоза. Отличительные черты лица сглаживаются, и оно становится похожим, простите за неловкий каламбур, на безликое лицо манекена. Взглянешь на человека — мало того, что взгляд соскальзывает, так ещё отвернёшься — и не вспомнишь, какой он внешности. Ещё через три-четыре года юные метаморфы с подсказки родителей начинают придумывать себе лицо. После двадцати лет придуманное лицо становится, можно сказать, почти собственным, не считая маленьких эмоциональных катастроф, когда метаморф волнуется и не может "удержать" его. Но затем лицо закрепляется — ближе к тридцати, а метаморф может изменять его усилием воли. Все метаморфы очень красивы, но влюбляются чаще не в себе подобных, а в людей с резко выраженными чертами лица. Так что я нисколько не удивилась, узнав, что Космин "без ума" от моей дочери. Уж на её лицо, нервное, эмоциональное, с отчётливыми, узнаваемыми чертами, раз взглянешь — долго не забудешь.

После небольшой беседы с дочерью за мытьём посуды я приняла к сведению, что Космин из родовитой и богатой семьи, причём довольно влиятельной в Старом городе, и спокойно пустила на самотёк все решения дочери в личных вопросах. Кроме всего прочего я узнала, что первым здесь друзей нашёл именно Андрей. Несмотря на то что все его здешние товарищи оказались студентами, а значит, старше него, он, высокий, спокойный и рассудительный, быстро вошёл в их компанию, а затем ввёл в неё и сестру.

После ужина дети прогулялись до парка неподалёку, где обычно собирались их друзья. Обратно приехали на трёх машинах — позже я узнала, что кареты как средство передвижения предпочитает старшее поколение здешнего общества.

Именно Космин, как потом выяснилось, уговорил своих друзей прийти к нам, в то время как остальные из небольшой компании сомневались. Поначалу гости слегка из-за меня смущались, но я редко спускалась к ним, и они, и юноши, и девушки, постепенно освоились, тем более что большинство из них здесь, в садовом домике, уже бывали.

Результатом маленького приёма стало ответное горячее желание Космина что-то сделать для меня, например, показать мне и детям Старый и Новый город. Я, конечно же, тоже горячо согласилась на это предложение. О поездке договорились на завтрашний день, после обеда.

Молодёжь разъехалась в темноте, и мы на всякий случай выждали ещё с полчаса, когда всё вокруг успокоится, прежде чем идти к началу пути ходоков. На этот раз вперёд прошёл Андрей, следом я и Катя. Коты проводили нас до начала хода и сели дожидаться нашего возвращения. Я удивилась. Почему-то показалось, что они будут сопровождать нас и в недавно нашем мире. И снова подумалось: а если они были обычного росточка только в бывшем моём мире, а именно здесь превратились в солидных зверюг? Не потому ли не хотят идти туда, где выглядели... несолидными?

Договорились так: вместе войдём в подъезд, и Катя поднимется до нашего четвёртого этажа, а потом спустится и скажет, свободен ли путь.

В кустах и между стволами боярышника сидели, затаив дыхание, прислушиваясь к ночной дороге за школьной оградой. Сидели, вдыхая острые и сладкие запахи расцветшей сирени и черёмухи. Слушали соловья. Тот пел далеко, под оживлённым транспортным мостом над оврагом. Целая остановка отсюда и вниз. А как будто неподалёку. И, слушая соловьиные прищёлкивания и долгие переливы посвиста, такие знакомые и трогающие сердце, я не удержалась и вздохнула. Может, и не моя родина, но сколько всего здесь остаётся близкого моей душе...

Потом шли по этой дороге, старательно делая вид перед всеми встречными-поперечными, что гуляем перед сном... Стоя в прохладном подъезде, глядя на тусклую лампочку и прислушиваясь к быстрым шагам дочери, бегущей на разведку к нашей квартире, я размышляла, почему не боюсь за неё.

Нет, всё правильно. Там, на этаже, нас могут поджидать бандиты, которых навёл на моих детей хозяин комиссионки. Но Андрей стоит рядом со мной, напряжённый, как сжатая пружина, готовая в момент выстрелить. И надежда не только на то, что оба моих ребёнка (я вздохнула) умеют драться. Вряд ли бандиты будут караулить возле квартиры целой компанией...

Мысли постепенно сменили курс на то, о чём думала в последнее время и из-за чего сильно нервничала. Дедушка... Я не сразу, но приходила к убеждению, что его надо искать, несмотря на то что старый дом не совсем готов к приёму постоянного жильца... Дедушка не здешний. Он только ходок. А вдруг с ним случилось что-то нехорошее, хуже — непоправимое? Читая книгу, оставленную доре Тамашем, вспоминая о том, что мне рассказали об артефактах силы дети, я приходила к выводу: мир помогает тем, кто родился на его земле. Мне не было подпитки для моего дара здесь, где меня оставил дед, спасая от убийц. Ни разу я не почувствовала в себе ничего особенного. Но, едва вернулась, эктомантия во мне едва уловимыми проблесками, робко, но подняла голову... А дедушка потерял эту подпитывающую его силу.

Лёгкие шаги сверху.

— Никого, — негромко сказала Катя, свесившись с перил на второй этаж.

И мы быстро побежали к своей квартире.

Пока бежали, пару раз промелькнула мысль, что нас, боязливо оглядывающихся и вздрагивающих от каждого резкого или внезапного звука, могут вполне и самих принять за грабителей или бандитов.

Дочь успела открыть дверь, так что у порога не задержались. Странное впечатление — прятаться и забегать в дом, недавно такой уютный и привычный, а сейчас... Дверь тихонько щёлкнула замком. Андрей включил свет, и я тут же зашипела на него:

— Ты что-о? С улицы увидят!

— Мам, не бойся, я закрыла двери из кухни и комнаты в прихожую, — нетерпеливо объяснила Катя. — С чего начнём?

Я ответить не могла. Смотрела на разор, погром в прихожей и вспоминала, что творится в комнате и на кухне. И — как-то всё посторонним виделось. Уже не своим. Чужая жизнь, только осколки которой ещё на что-то пригодны... Очнулась от голосов.

— Нет, три матраса нам не нужны! — доказывал Андрей сестре. — Я могу спать и на одеяле. Мам, давай, а? Возьмём только два матраса и все одеяла.

— Почему два? — возмущалась Катя. — А когда прадеда вернём — на чём ты ему спать предложишь? На одеяле, что ли? Дед старый — ему на таком лежать противопоказано!

Диалог детей вернул меня к реальности. Я быстро прикинула, мысленно просмотрела детскую и задумчиво сказала:

— Мы хотели взять матрасы, но... Вспомните. Несмотря на ветхость, кровати там в довольно приличном состоянии. И пружинные. Может, берём только одеяла и покрывала? Хотя бы на первый случай. И одну подушку — для деда. Всё это очень удобно скатать и связать бельевыми верёвками. После чего спрятать в подъезде, за второй дверью, которую открывают только при морозах. А потом потихоньку перенести к школе. А заодно набить пакеты мелочью, которую не успели взять в прошлый раз.

— Андрей сильный, — сказала Катя, оглянувшись на брата, который хмыкнул. — Мы ему одеяла скатаем — пусть сразу отнесёт и прямо там, в саду, около дорожки оставит. А когда там накопится куча, и перетаскаем всё в садовый домик.

Мысль показалась здравой.

На перенос необходимых вещей из квартиры в садовый домик в общем и целом мы потратили где-то часа три с половиной. Пока Андрей таскал самые неуклюжие из-за размеров поклажи, мы с Катей, осмелев и включив свет, сначала собрали в пакеты то, что нам казалось необходимым. Потом Катя вздохнула и предложила:

— А если нам упаковать все вещи? А в следующий раз не надо будет думать...

— Согласна, — пробормотала я. — Катюш, давай так: ты собираешь вещи, а я возьмусь-ка за щётку с совком и соберу всё, что на полу валяется. Не могу смотреть на этот ужас. Да и жаль как-то оставлять квартиру в таком состоянии...

— Хорошо, — сказала Катя и унеслась в кухню в поисках новых пакетов.

А я, стараясь делать уборку так, чтобы не слышали соседи, тихонько собирала мусор, порой весьма пахучий — разбитые флакончики духов всё ещё благоухали, правда какой-то запустелостью, и осторожно ссыпала его в мусорное ведро.

Наконец я закончила уборку, и мы поняли, что отдельные пакеты с вещами можем забрать и так. Андрей, вернувшийся в очередной раз, выглядел бодрым и даже разгорячённым, но я помнила, что нам ещё перетаскивать вещи по саду, и взяла на себя предложение закончить сегодняшний поход:

— Не знаю, как вы, а я выдохлась. Может, хватит на сегодня?

Дети оглядели квартиру критическим оком и согласились, что хватит.

Больше всего по возвращении я боялась, что на нас накинутся чёрные призраки. Но то ли они появились раньше, пока нас не было, то ли бандиты решили после неудачной ночи повременить с новым нападением, но затащили мы вещи в садовый домик благополучно, после чего прихватили предметы, загодя предназначенные для старого дома, и спустились в подвал, в подземный ход. Коты, радостно обнюхивавшие новые для них вещи, с интересом припустили за нами... В старом доме сил хватило только на то, чтобы в вычищенной детской постлать покрывала и одеяла на затащенные днём кровати. И свалиться. Правда, дети всё ещё перешёптывались, и поэтому я на остатках бодрствования вспомнила кое-что и сквозь дремоту спросила:

— Андрей, у вас там были две сумки с книгами. Это не могло повременить?

Тишина наступила такая, что я немедленно проснулась вообще. Что не так с моим вопросом? Потом в темноте я услышала вздох, и Катин голос сказал:

— Мам, поговорим завтра. Книги не наши, а последний заказ от здешних.

— Хорошо, — согласилась я, чтобы успокоить детей, которые ещё не привыкли, что от меня теперь недавно потайные дела ходоков прятать не надо.

— Спокойной ночи, мам.

— Спокойной...

Я слушала размеренное тиканье будильника, прихваченного из дома с мелочью, и дыхание двойняшек, а потом дыхание исчезло... Повеяло прохладой, но не садовой, к которой я уже привыкла. Садовая — та, что насыщена цветочными и травными запахами, а эта прохлада отдавала подвалом — сгнившим деревом и сырым камнем.

Открыла глаза вовремя — чтобы увидеть, как перед моей кроватью садится на корточки мама. Отец стоял чуть в стороне и только кивнул мне. Я приподнялась на локте, понимая, что дети уснули крепко — после длительных физических усилий на ночном воздухе. Поэтому родители появились. Поэтому мама подошла ко мне... Приподнявшись — я оказалась наравне с призраком. Глаза в глаза.

Убедившись, что я внимательна, мама поднялась и отвернулась. Я осторожно, чтобы не разбудить детей, встала. Призрак отошёл-отплыл от меня и оглянулся. Отец уже стоял у дверей в детскую. Я прошла через магический круг и оказалась в зале. Призрачная рука мамы легла на дверь. Кивнув, я закрыла дверь в детскую.

Вслед за своими родителями я спустилась на первый этаж, а потом снова поднялась, но уже по другой лестнице, в другую часть дома. Ещё одна зала. Пустынная в ночной тишине. И наполненная призраками, среди которых я сначала потеряла родителей, испугавшись множества мелькающих теней. Но родители сами вернулись ко мне, и я больше не отставала от них, понимая, что они не зря ведут меня за собой.

Камин этой залы выглядел солидно и внушительно. Призрачный отец прошагал по невидимым ступеням чуть наверх и положил руку на каминную полку. Мама подлетела к нему. И снова призрачная ладонь опустилась на то же место, только чуть западая за полку. Я нерешительно подошла и поставила перед камином стул, валявшийся неподалёку. Было страшно. Пугал и старый стул, который мог от старости не выдержать моего веса. Пугало бездонное чёрное чрево камина, словно некое чудовище, распахнувшее жуткую пасть. Если не сожрёт эта пасть, то из неё может выскочить какая-нибудь жуть и схватить меня за ноги. Я содрогнулась от придуманного ужаса... Но родители спокойно ждали меня на том же месте, и я постаралась забыть о страхах. Моя ладонь осторожно опустилась сквозь призрачную ладонь мамы. В холод.

Взглянув в лицо мамы, я заметила с трудом видимую улыбку. Бровями мама указала на наши ладони. Я пригляделась. А мамина ладонь взяла и повернулась — по часовой стрелке. Стараясь не дышать, я повернула свою ладонь, как показывала мама.

Ничего не произошло. Я вопросительно взглянула на маму. Она покачала головой в упрёке. И вернула ладонь в предыдущее положение. Но при этом её рука согнулась так, что я поняла: надо напрячься. Я повторила, упираясь ладонью в прохладный каминный камень. И ощутила под ладонью, как чуть выскочила и поехала в сторону невидимая плитка, границ которой до сих пор не чувствовала, так хорошо она была встроена. Так испугалась этого неожиданного движения, что отдёрнула руку.

Прозрачное, но отчётливо видимое лицо мамы... Её рука снова касается места, где только что была плитка. Погружается в это место.

Вздохнув, я дотронулась до выемки. Под пальцами множество мелких предметов. Ничего не понимая, я с величайшими предосторожностями сжала пальцами что-то маленькое и круглое и потащила его из выемки. С лёгким стуком он медленно выползало на свет — какие-то бусины разной величины, а закончилось тем, что вытащенный предмет грузно вытянулся из-за большого довеска на нём. Даже в ночном свете я поняла, что вынула что-то из маминых украшений.

Мама снова положила ладонь на плитку и сделала круговое движение против часовой стрелки. Я кивнула и закрыла тайник.

Родители проводили меня до детской. И исчезли.

Укрывшись одеялом, сжимая в руке предмет из бусин, я лежала неподвижно, плача без всхлипов, без вздохов... Я как будто проснулась. Как будто только что открыла глаза — и узнала родителей. И было так больно... Слёзы лились по лицу, пощипывая нервно напряжённую кожу, а я могла думать только о том, что осознала только сейчас: как много я потеряла...

... Утро принесло уже привычное множество событий.

Наверное, никто не удивился, что мы слишком поздно появились вне садового домика. Насколько я поняла, та же ре Гранда вставала очень поздно.

Мы с Катей заканчивали полоть ту самую дорожку, когда соседка появилась за забором как ни в чём не бывало. Она приветливо поздоровалась с нами, благодаря чему мы с дочерью смогли выпрямиться, собираясь немного отдохнуть, потому что остановилась ре Гранда точно не зря, а намереваясь чуть-чуть поболтать.

И тут — гром среди ясного неба... Гранда улыбнулась нам так радостно, будто предвкушая заветное лакомство.

— Милая Александра, я приглашаю тебя и твоих детей сегодня вечером на небольшой приём в твою честь!

— Чего? — невоспитанно вырвалось у Кати.

Не обращая внимания на мою дочь, ре Гранда торжествующе смотрела на меня с заметным желанием увидеть радость на моём лице.

— Спасибо, — с недоумением откликнулась я. — Но вам, ре Гранда, не кажется такой приём преждевременным? Ведь только недавно доре Марик устраивал то же самое.

— Александра, ты не представляешь, как многие рады твоему появлению, твоему возвращению. Лишний раз взглянуть на тебя, узнать, что ты жива и приехала сюда на постоянное проживание, — для многих из нас уже большое облегчение, — весело отозвалась соседка. — Ничего не бойся, все организационные дела мы берём на себя. Если тебе не в чем прийти, только скажи мне об этом, и я буду рада сопроводить тебя в одну из модных лавок нашего города.

— Спасибо, — снова пробормотала я, просто не в силах придумать какой-нибудь отказ, который бы выглядел достоверным.

— Гостей я пригласила не так уж и много, — продолжала тем временем щебетать ре Гранда, перекладывая зонтик из одной руки в другую: кажется, она всё-таки нервничала? Но почему? — Будет небольшой оркестр и час танцев.

Оркестр? Вот тут я струхнула. Если она пригласила оркестр, то что значит: "Гостей я пригласила не так уж и много"?

— Официальное пригласительное будет к обеду, — добила соседка и неспешно ушла.

— А после обеда приедет Космин, — проворчала пришедшая в себя Катя. И посмотрела на меня. — Что делаем, мам? Деньги есть. Идём в лавку?

— Нет, — решительно сказала я. — Никуда не идём. Ни в лавку, ни на приём. Я им что — нуворишка какая-то? По всяким вечерам каждый день бегать? Я же поняла, что на каждый вечер надо одеваться в новьё!

— Мама, потерпи! — попросила Катя. — После второго вечера ты имеешь право отказаться от следующего приглашения.

— Что? — поразилась я. — У них тут ещё и такие правила?

Дочь только пожала плечами, а я вдруг подумала о том странном колье, которое утром успела рассмотреть: мелкие бусины оказались золотыми, а то крупное, что я нащупала в темноте, оказалось тёмно-зелёным камнем, полыхающим сумеречным блеском и вделанным в ажурную розетку из золота же. Платье бы к нему из зелёного шёлка...

После обеда, как и договаривались, приехал Космин. Ему объяснили, что поездка отменяется из-за внезапного приглашения, на что парень ответил спокойно:

— Я знаю. Нам тоже прислали пригласительное. Вместо поездки по городу могу предложить поездку по лавкам. Я ездил с мамой, знаю, какие предпочтительней.

Метнув взгляд на Катю, я подумала, понимает ли дочь, что молодой человек старается для неё? Кажется, понимает. Взгляд Кати потеплел, и девочка уже легче стала разговаривать с Космином о том, куда именно он нас повезёт. Мы переоделись в два счёта, забрали недовольного Андрея и поехали. Впрочем, недовольство сына быстро прошло, потому что Космин даже в укороченной экскурсии по Старому городу успел нам многое рассказать...

Правда, столкнувшись с Андреем в коридоре, уже готовая к поездке, я шёпотом выудила причину его недовольства: оказывается, последние книги, ночью принесённые из нашей старой квартиры, были заказаны здешними магами, с интересом изучавшими магию Земли. И все раздать из-за нашей поездки сын не успел, хотя надеялся получить за них деньги уже сегодня.

— Ладно, перетерплю, — решительно сказал он. — Потом всё сделаю.

Что-то мне показалось, что сын сказал это, чтобы подбодрить меня.

Старый город в самом деле мог называться старинным. Он был достаточно большой, улицы — такие, как наша, различались по степени богатства и древности рода тех, кто здесь живёт. Некоторые семьи обеднели со временем, но продолжали жить тут же, потому что в обществе имели вес уже не только богатство, но и родовое древо. Последним примером были мы, наша семья. И фишка была именно в том, что мы могли бедствовать, нищенствовать, не иметь слуг, но старожилы нас всегда будут поддерживать не только финансово, как только что предложила ре Гранда, но и приветствовать на любом мероприятии, устраиваемом здешними потомственными магами. Всё потому, что от магов с родословной ждут сильных и ярких талантов. А уж теперь, когда обнаружилось, что мы обладаем необходимыми городу способностями...

— Вас, ре Александра, — добавил Космин, — ещё завалят пригласительными. Пока все ждут, что вы устроитесь в доме, привыкнете к здешней жизни, а вот потом... Слишком многие за последние годы ждут личного разговора с привидениями своих домов. Разговора, в котором вы будете посредником. От вас теперь многое будет в городе зависеть: не всегда старики умирают, заранее сообщив наследникам, где припрятаны богатства семьи — или даже завещание. А ещё я слышал, что есть несколько домов, в которые наследники вообще вселиться не могут: духи буянят, а причины никто не знает.

Из его слов я заключила, что наша семья бедствовать не будет. И успокоилась из-за неизбежности покупать новые вещи в модных лавках.

Новый город появился постепенно. Его заселяли в основном те, кто был магом не по древу поколений, а по силам. Вообще сам город назывался Большим Сердцем не случайно: Старый и Новый части на карте города выглядели соответствующе и разделялись небольшой речкой.

— Красивое название — Большое Сердце, — повторила я вслед за Космином.

— Его основателем считается маг, оставшийся безымянным. Он безвозмездно сгладил для будущего города бесплодную скалистую местность и устроил так, чтобы на ней появилась почва, пригодная для выращивания трав и цветов, — заметил метаморф. — На старом кладбище есть склеп с надписью: "Большому Сердцу от благодарных горожан".

В модных лавках мы с Катей, к радости Космина и Андрея, не задержались. Посетили всего две, после чего сначала дочь, а потом и я обзавелись платьями, скромными, но достаточно приличными для небольшого, как обещала Гранда, приёма. Больше всего я обрадовалась тому, что Катя согласилась со мной в вопросах цены на новые тряпки и не возражала взять то, что не слишком дорого.

Космин высадил нас возле ворот старого дома и, сказав, что с удовольствием встретится с нами на приёме у ре Гранды, уехал. А мы вошли в калитку и по уже знакомой дорожке направились к садовому домику.

А спрессованные события продолжали накатывать на нас приливными волнами, о чём мы, конечно, не подозревали, пока не подошли к крылечку домика. Остолбенели на месте, едва только взглянули на него. Там, где стояли чашки котов, в самом уголке крыльца, кто-то спал, укрывшись покрывалом, снятым с перил, где оно висело для просушки. Еле виднелись только подошвы ботинок. Коты лежали рядом, а при виде нас только открыли глазища и не встали. Даже не мурлыкнули! Совершенно ошарашенные, мы некоторое время даже с места двинуться не могли.

А потом Андрей, видимо, решил, что, как единственный мужчина, тяжесть по опознанию неизвестного он должен взять на себя. Он отдал Кате свёртки, которые нёс от машины Космина, и поднялся по ступеням. Пол крыльца не скрипнул, когда он нагнулся над неизвестным. Внезапно Андрей выпрямился и улыбнулся нам. Коротко и выразительно произнёс одно слово, и Катя, первой считав его с губ брата, немедленно озаботилась.

— Бедненький! — заговорила она на ходу, поднимаясь к брату. — Голодный, небось! Не замёрз бы. Сколько он здесь спит, интересно?

— Кто там? — тихонько спросила я, ничего не понимая.

— Рем! — уже во весь рот улыбнулся сын, поднимая с пола сонного мальчика и поворачиваясь к открытой ему Катей двери в дом.

— Он, наверное, с котами пришёл поиграть, — вполголоса сказала Катя, придерживая дверь и для меня. — Андрей, положи его в кресло. Он маленький, ему кресло как раз вместо кровати будет. А то у нас за стеллажами темно. Испугается ещё, когда проснётся.

— Дети, а вы знаете, где живут его дедушка с бабушкой? — обеспокоилась я. — Они же искать его будут, тревожиться!

— Мам, да ты не бойся за него, — сказал вышедший в коридор Андрей. — У него на руке магически отслеживающий браслет. Как только Рема дома хватятся — тут же по браслету пойдут и найдут. — А помолчав, глядя с улыбкой на комнату, в которой спал мальчик, добавил: — Я не знаю, где живёт доре Тамаш.

Поскольку мы решили после поездки немного заняться разглядыванием всех тех вещей, которые ночью принесли, то в комнату заходить не стали. Всё принесённое у нас было сгружено в небольшую кладовую при кухоньке.

Когда мы почти закончили с вещами, определив, что куда, мальчик проснулся. Мы устроили чаепитие, во время которого пытались осторожно выспросить, где же Рем живёт, а мальчик, косясь на котов, залёгших в "его" кресле, самозабвенно врал, что не знает.

Рема хватился отец, вернувшись из Нового города после работы. Как выяснилось, старшие даже не подумали вообще отследить присутствие-отсутствие мальчика, привыкнув, что Рем обычно строго соблюдает режим дня. Доре Тамаш прибежал к нам за полтора часа до приёма у ре Гранды, на который тоже был приглашён. Он долго извинялся за неудобство из-за сынишки и за потерянное время урока со мной. Рем же нисколько не смущался. Он хотел поиграть с котами — и поиграл.

При нас отец учинил ему допрос, как мальчик сумел сбежать из поместья дедушки. И выяснил, что сынишка воспользовался знаниями и умениями, которым его дед как раз и учил. Рем поднял землю, сделал примитивную копию себя, голема, и, надев на неё свою курточку, оставил земляную скульптуру на садовой скамейке. И никому из взрослых даже в голову не пришло поинтересоваться, а что делает мальчик, сидя на скамье, несколько часов подряд. Главным для всех было, что Рем пообедал со всеми, а далее оказался представлен самому себе на несколько часов до приезда отца. А потом Рем сбежал. Опять-таки помогла земля, которой он приказал показать собственные следы, ведущие в поместье с дружелюбными хозяевами и игривыми животными.

Мы снова сказали доре Тамашу, что мальчик нам нисколько не был обузой. Маг скомканно попрощался с нами и увёл сынишку, который всё оборачивался, как вчера, и махал рукой котам, снова усевшимся возле калитки.

— Мне только кажется, — сказал озадаченный Андрей, — или он на самом деле снова завтра к нам прибежит?

— Прибежит, — уверенно сказала Катя. — Я бы прибежала. Здесь коты и здесь такое внимание к нему. Мне бы понравилось.

А я подумала, согласившись с рассуждениями детей, что есть ещё одна причина, по которой мальчик завтра придёт к нам. Очень уж он вчера поначалу дичился, заглядывая в наши лица с тревогой. Но никто из нас даже не подумал показать Рему, что мы брезгуем смотреть на его лицо с обгоревшей кожей. И он повеселел... Дети жестоки. А доре Тамаш обмолвился, что у родителей жены живут и другие внуки. А если они дразнят Рема? Придумывают страшилки для него, в которых обязательно поминается некрасивая кожа? Тогда я тоже понимаю, почему мальчик так стремился к нам. Здесь он чувствует себя в каком-то смысле свободным.

За полчаса до приёма у ре Гранды мы оделись. Катя пришла в восторг при виде моего колье, с которым платье сочеталось весьма и весьма. Правда, я решила, она думает — это бижутерия из тех безделушек, что мы принесли ночью. Ну и ладно. Андрею тоже понравились наши наряды, и он не стал ворчать по поводу купленного для него длинного, обязательного для молодых людей на приёме сюртука.

И сердце ни разу не стукнуло, предупреждая, что на этом вечере произойдёт событие, небольшое по длительности, но такое яркое, что останется в памяти надолго.

Десятая глава

Космин, приехавший забрать нас и довезти до дома ре Гранды, засиял при виде Кати. Я, гордая и счастливая, отвела от них глаза, потому что Катя в воздушно-лиловом платье и впрямь была просто очаровательна. Дочь глаза опустила, но нетрудно было догадаться, как ей понравился не только вслух выраженный комплимент молодого человека, но и его обожающий взгляд.

Сначала я недоумевала, помалкивая при этом, зачем нужна машина, если ре Гранда — наша соседка. Потом увидела и поняла... Но об этом чуть позже.

Мы вышли из калитки к машине. Солнце, почти летнее, светило уютно и по-вечернему мягко. Перед тем как открыть мне дверцу к заднему сиденью, Андрей улыбнулся, глядя на меня. Спрашивать — чему, не стала. Потом скажет, но, кажется, я догадалась и сама: сегодня он, как старший мужчина в семье, снова будет в центре, при входе в залу соседнего дома. И входить ему, с двумя дамами под руку, приятно и... что-то вроде как... даже насмешливо. Только... почему?..

Поймала себя на странном впечатлении. Я тоже улыбалась. И чувствовала нетерпение. Но тоже... почему? Да, мне хотелось двигаться, я вспоминала, как танцевала позавчера и как мне это нравилось, несмотря на зажатость... И внезапно прикусила губу: в первую очередь я жду, что там будет Тамаш. И он обязательно пригласит меня... Потому что, вспоминая тот вечер, я отчётливо помнила именно его руку на моей талии. И его тёмно-карие глаза, в которых полыхали огненные отблески зальных свечей...

Мы отъехали от ворот нашего старого дома. Переключившись на дорогу, я всё ждала, что вот-вот остановимся и что нам придётся уже выходить. Но Космин продолжал спокойно ехать дальше, и я уже не понимала, куда он собрался нас везти, как машина повернулась — и мы снова... поехали по довольно широкой дороге следом за близко идущей перед нами машиной. Невольно оглянувшись на неясное движение позади, я чуть не рассмеялась: лошади, впряжённые в карету, величественно следующую за двумя машинами, выглядели важными и полными достоинства. Потом снова посмотрела вперёд.

Машина ровно катила по дороге к надвигающемуся на нас замку — такому огромному, что даже наш старый дом выглядел перед ним маленьким. Но уютным. Я как-то даже озадачилась: а зачем старушечке Гранде такой домина? Да она, наверное, за месяц и в половине его помещений не побывает! Впрочем (осадила я себя), не мне, привыкшей ютиться в однушке, скептически подходить к жилью в этом мире.

Космин остановил машину у ступеней крыльца, которое выглядело бесконечным из-за уходящих в разные стороны колонн. К нам торопливо спустился швейцар и помог выйти сначала мне, а затем Кате, пока Андрей обходил машину. Космин кивнул и, дождавшись, пока закроют дверцы, поехал куда-то в обход дома. Я сообразила, что он специально даёт нам время, чтобы не входить вместе... Украдкой осмотрелась, нет ли среди тех, кто стоял на крыльце, Тамаша...

— Прошу! — всё так же насмешливо сказал Андрей, предлагая мне и Кате взять его под руки. Что мы поспешно и сделали.

Он провёл нас через небольшую залу, в которой собрались друзья моих детей: улыбки со всех сторон, обращённые к нам, я уловила сразу, кое-кому узнанному улыбаясь в ответ и наполняясь праздничным настроением весёлого торжества. Затем мы прошли ещё одну комнату и поднялись по широкой лестнице на второй этаж, празднично украшенный цветами, с каждым шагом приближаясь к музыке и говору множества голосов. Но ведь Гранда сказала — небольшой приём?!

— Ре Искандра с сыном Андреем и дочерью Катериной! — уже знакомо провозгласили откуда-то сбоку.

И мы вступили в ослепительно блестящее, шумное, волнующееся, музыкальное!

Не прошли и нескольких шагов, как навстречу нам легчайшей бабочкой порхнула в своих разлетающихся одеждах (поверх платья, обливающего идеальное тело женщины, трепетно-воздушная накидка) сама хозяйка. Честно: я позавидовала и помечтала, чтобы в такие годы, как у ре Гранды, точно так же летать!.. Старушечка мигом отцепила меня от Андрея и тут же положила мою руку себе на локоть. После чего поволокла за собой. Господи, да она меня, как бульдозер, тащила — только ноги успевай переставлять!.. Но, пока она волокла меня по громадной зале, сверкающей светом и блестящими нарядами гостей, я сумела понять: да, для Такого замка Такое стечение гостей точно можно назвать небольшим приёмом!

Глазом моргнуть не успела, как оказалась сидящей за таким же карточным столиком, памятным по дому доре Марика, который сидел тут же. Опомнилась я, лишь здороваясь с ре Мирандой и доре Тамашем.

— Ре Александра, — вполголоса огорчённо сказала ре Гранда, — милая, ты так и не притрагивалась к магическим листам, которые я дала тебе?

Перехватив её взгляд, как и взгляды остальных сидящих на свою кисть, я едва пожала плечами, хотя сначала страшно испугалась, что очертания знака проявились. Но кожа белела под тонким браслетом без намёка на знак эктоманта.

— Простите, ре Гранда, — пролепетала я под осуждающим взором хозяйки. — Столько событий, что я просто-напросто забыла о них. Никак не могу привыкнуть к дому...

Некоторое время хозяйка замка изучающе смотрела на меня, а потом кивнула со вздохом. И даже несколько виноватым тоном призналась:

— Да... Мы тебя, милая девочка, очень уж подгоняем побыстрей стать той, которую хотим видеть. Подгоняем. Но наши предпосылки ты уже знаешь.

Я только вздохнула так, чтобы она слышала и видела моё раскаяние. Не говорить же ей, что принесённые ею магические листы я немедленно завернула в тряпочку и убрала с глаз долой и от греха подальше.

Только я села, как мужчины встали, чтобы приветствовать появившегося словно из ниоткуда доре Драгомира. Я даже обиделась на него: музыка-то звучала, и доре Тамаш только что смотрел на меня с едва уловимой улыбкой предвкушения, которую я не только радостно отметила, но при виде которой приготовилась встать.

— Позвольте представить вам моего внучатого племянника, доре Драгомира, — обращаясь к вставшим, радостно произнесла ре Гранда. — Он работает в муниципалитете Нового города на руководящей должности! — гордо закончила она.

А я с досадой подумала: "Выскочил, как чёрт из табакерки! Жди из-за него теперь, когда приличия позволят Тамашу пригласить меня!" И моя неприязнь к Драгомиру возросла ещё больше, пока мужчины обменивались приветствиями, а ре Гранда называла их имена гостю. Но, когда представление закончилось, я чуть не задохнулась от жуткого негодования!

— Ре Александра, разрешите пригласить вас на танец, — изысканно склонившись передо мной, сказал доре Драгомир.

Боюсь, раздражения я не сумела сдержать — ладно, хоть этот хлыщ его не заметил. Но заметил доре Марик: он насмешливо скривил губы, глядя на меня и одобрительно кивнул. Доре Тамаш разочарованно опустил глаза, впервые сегодня ссутулившись, разом словно уставший. Боюсь, ему бы не понравилось, если б он заметил, что от этого движения я, напротив, воспряла духом и уже легче перенесла приглашение племянничка ре Гранды.

— Да, пожалуйста, — ответила я, подозревая, что отказываться нельзя. Но решила, что чуть позже поймаю Катю или Андрея, чтобы узнать, какими изысканными словесными формулами можно будет в следующий раз наотрез отказать этому нахалу. Лучше спросить Катю. Она наверняка часто танцует с Космином и уж здешние правила выучила давно.

Два шага к центру зала, и Драгомир подхватил меня и твёрдо повёл по кругу, влившись в ряд тех пар, что давно уже увлечённо кружились и выполняли нетрудные фигуры танца, к которому я привыкла с прошлого раза. Правда, на этот раз мой партнёр не собирался давать мне возможность молча наслаждаться танцем.

— Ре Александра, каковы ваши впечатления от жизни в мире, где вы когда-то родились? — безмятежно спросил Драгомир.

Смиренно опустив глаза, я вздохнула:

— Всё больше проникаюсь давней потерей родных и одиночеством.

Не взглядывая на него, услышала, как он чуть не поперхнулся. И предугадала, что после моего ответа Драгомир некоторое время будет молчать, не мешая мне мечтать о том, что танец скоро закончится, и я смогу пройти несколько туров по залу под руку с Тамашем. Как и ожидала, через несколько кругов оказалась в ряду женщин, которые поклонились партнёру (через несколько дам от меня — Катя склонилась перед Космином), а партнёр отступил и встал на одно колено. Я шагнула к Драгомиру и, держась за его поднятую руку, обошла его мелкими шажками.

— Вы хотите сказать, что вам трудно приспособиться к здешней жизни? — поинтересовался Драгомир, тем же шагом ведя меня уже в ряду других пар.

— Дети помогают, — дипломатично ответила я.

— У вас прекрасный вкус, — заметил он. — Наверное, в магических лавках Старого города до сих пор появляются интересные украшения, наподобие этого колье.

Чуть не ляпнула, что это колье я нашла в другом месте. Прикусила язычок и кивнула, снова вздохнув:

— Да... Порой такие вот замечательные мелочи и поддерживают настроение.

Пусть думает, что я меркантильна. Может, это соображение избавит меня от его странного внимания? Только вот...

— А почему вы сказали о магических лавках, доре Драгомир?

— Эта вещица буквально окутана магией, — рассеянно отозвался тот, одаривая меня пристальным и значительным взглядом.

Неужели я так понравилась ему, что он искренне старается изо всех сил обаять меня? Впервые в жизни я попробовала играть — и мне это удалось. Как бы ни старался Драгомир разговорить меня, я отвечала ему косноязычно, то и дело не заканчивая предложений, а то и показательно вполуха слушая его вопросы, чтобы потом переспросить: "Вы, кажется, что-то сказали, доре Драгомир?"

Наконец оркестр с замедлением, чтобы кавалер и дама успели раскланяться друг перед другом, закончил первую танцевальную мелодию. Приседая перед партнёром, я уже нетерпеливо осматривалась, где же Тамаш, как вдруг... Драгомир бережно, почти полуобняв, помог мне подняться и объявил:

— Вы прекрасно танцуете, ре Александра! С вашего великодушного разрешения ангажирую вас и на следующий танец! И благодарю вас за предоставленную возможность прекрасно провести время с замечательной партнёршей!

Ошеломлённая, в первую очередь я подумала, что неправильно вела себя. Надо было не выказывать себя неловкой в словах. Надо было постоянно наступать ему на ноги, на отлично вычищенные ботинки, которые буквально сияли в свете канделябров! Поздно. Он уже знает, что двигаться в танце я могу.

А оркестр начинал первые такты следующей мелодии! А этот наглец уверенно отстранял меня от себя, как и другие мужчины, собираясь танцевать следующий танец!

Я беспомощно оглянулась. Не хочу! Не хочу танцевать с этим Драгомиром!

— Мама! — раздался рядом голос Андрея, а потом из-за спин других танцующих появился и он сам. И тут же попятился от нас. — Простите, я думал, мама свободна для следующего танца! Доре Драгомир. — И Андрей склонил голову, то ли принося извинения, то ли просто в почтении.

— Э... — Остановленный на жесте, доре Драгомир, кажется, решил показать своё благородство и уступил танцевальную партию моему сыну.

— Мам, чего это он? — вполголоса спросил Андрей, поспешно уводя меня от племянника ре Гранды подальше, в другой конец зала.

— Понятия не имею. Андрей, ты сказал он — некромант? — беспокойно спросила я. — А вдруг он из этих грабителей?

— Он не здешний, — покачал головой сын и тут же опроверг себя: — Но мы и остальные не знаем, откуда те убийцы — из Старого или Нового города, так что... Мама, ты не возражаешь, если я тебя передам другому? Доре Тамаш ходил за вами с Драгомиром весь танец. Сейчас он встал в ряд с мужчинами, а этот танец предполагает...

— Хочу! — нетерпеливо перебила я.

Он, посмеиваясь, раскрутил меня — и я очутилась перед взволнованным доре Тамашем. Что бы там он себе ни думал, но я чуть ли не мёртвой хваткой вцепилась в него, так откровенно обрадованная, что он впервые на моей памяти открыто улыбнулся моей радости и повёл меня в середину круга танцующих. Я уже знала этот танец: в середине кавалеры не меняют партнёрш! Мы молчали и только кружились, улыбаясь друг другу, — и это было прекраснейшее времяпрепровождение!.. И только под конец танца я сообразила спросить его:

— Доре Тамаш, мне сказали — это колье магическое. Вы понимаете его магию?

Помолчав немного, Тамаш кивнул и сказал:

— Его магия работает, скрывая то, что хочет скрыть его владелец.

Сначала я обрадовалась: вот и ответ, почему ре Гранда не рассмотрела знака эктоманта на моей руке! А потом густо покраснела: понял ли доре Тамаш, что я не специально заставила его пялиться на моё декольте?

Но всё было прекрасно... Пока снова не появился этот хлыщ!

Третий танец пришлось пройти с ним...

И четвёртый, и пятый... Потом меня, растерянную и отчаявшуюся, не знающую, как сбежать от него, снова перехватил Андрей, стараясь выручить, как какую-то несчастную девчонку, к которому пристаёт назойливый парень. А через какую-то минуту мы обнаружили, что из танцевального зала пропали оба моих постоянных партнёра!..

Сын отвёл меня к стене, усадил в кресло — отдохнуть. Ноги в новых туфельках слегка побаливали с непривычки, но танцевать-то я готова была хоть до утра! Где же Тамаш? Куда он пропал?.. Осторожно, чтобы не наткнуться снова на приставучего кавалера, разглядывая зал, я заметила, что и Драгомира нигде нет.

— Андрей, ты его видишь?

— Неа, — обескураженно ответил сын, карауливший меня, как он признался, на всякий случай. Ну, в смысле: если вдруг появится Драгомир, Андрей бегом потащит меня в танец от него. — Около столика, около ре Гранды, его тоже нет. И доре Тамаша тоже. Ты посидишь немного здесь? Я сбегаю, попробую разузнать, что происходит.

— Беги, — потерянно сказала я.

Далеко убежать в поисках сведений о моих пропавших кавалерах Андрею не удалось. Только он отошёл, как я увидела, что навстречу ему бежит встревоженная Катя, таща за собой послушного ей Космина. Только двойняшки встретились, как Катя быстро-быстро заговорила с Андреем, а стоявший рядом Космин только поддакивал. Сын оглянулся на меня и вздохнул. Я только хотела встать и подойти, как уловила странное движение в зале и обернулась.

От столика хозяйки дома по той невидимой дорожке, по которой меня протащила ре Гранда, она же сейчас и бежала к выходу, сильно обеспокоенная. Танцующие пары останавливались, провожая её недоумёнными взглядами. Значительно опоздав, за нею спешил доре Марик, кажется вполголоса бубня про себя что-то нехорошее. Ре Миранда, оставшаяся в кресле, нервно обмахивалась веером, а рядом с ней стоял слуга, дожидаясь возможности вручить ей стакан воды.

От голоса незаметно для меня приблизившегося Андрея я сильно вздрогнула:

— Тамаш и Драгомир дерутся! Хочешь посмотреть?

Я представила, как двое мужчин мутузят друг друга кулаками, и задохнулась от ужаса. А сын ещё посмотреть на это безобразие предлагает!

А сама уже вскочила немедленно бежать, разнимать!

— Да не туда, — остановил меня Андрей. Он был радостно возбуждён. — Пошли! Я покажу тебе, где это!

— Ага, мы знаем окно, откуда всё видно! — пробежали впереди нас Катя и азартно настроенный Космин.

Да что с ними со всеми?!

Пока некоторые гости в зале, оставленные без хозяйкиного пригляда, пытались осторожно выяснить, что происходит, а кто-то, не обращая внимания на суматоху, продолжал наслаждаться спокойными беседами и танцами, благо оркестр всё ещё играл, мы забежали в какую-то комнату, освещённую только тем светом, который проникал из танцевального зала. И здесь Андрей нетерпеливо отодвинул штору, после чего мы, все четверо, приникли к стеклу.

Когда глаза привыкли к вечернему освещению, я от неожиданности прижала руки к груди: внизу, на небольшой плиточной площадке среди цветущих кустов, двое дрались — на мечах!.. Космин, как самый высокий среди нас, дотянулся до небольшой щеколды на оконной раме и сумел приоткрыть створу. Теперь мы все отчётливо слышали скрежет и звон металла, одновременно наблюдая, как то один, то другой теснит противника.

— Что они делают... Что они делают...

— Дерутся на дуэли, — обыденно сказал Космин.

— Но зачем?!

— Э... Ну...

— Мам, тебе на пальцах объяснить, что это всё из-за тебя? — не оглядываясь от окна, нетерпеливо сказал Андрей и дёрнулся вместе с одним из дуэлянтов. К сожалению, в темноте трудно было разглядеть, кто из поединщиков кто. Оба высокие, темноволосые и одеты одинаково.

— Ранили? — испугалась Катя.

— Нет, вроде нет. Эх, жаль, темно — не разобрать, кто там и как.

— Я вижу. Ранен доре Драгомир, но легко, — спокойно сказал Космин. — Драться дальше сможет. Посмотрим, чем всё закончится. Я слышал, что доре Тамаш — лучший боец в Старом городе. Если сейчас их не разнимут, будут драться, пока один из них не сдастся. Судя по всему, правило "до первой крови" не для них.

— А их могут разнять? — со страхом спросила я, заворожённо следя за стремительно мелькающим оружием, сверкающим в ночи призрачными бликами.

— Могут. Ре Гранда может потребовать от обоих прекратить. Они должны будут ей подчиниться — дерутся-то на её территории.

Я почувствовала, как Катя, стоящая рядом, взяла меня за руку. И будто с этим жестом из меня схлынули все силы, и физические, и душевные. Я тихонько отняла руку и отошла от окна. А потом и вовсе вышла из комнаты. Стараясь делать вид, что ничего особенного не происходит, я дошла до карточного столика хозяев и заняла место, на котором сидела с минуту, прежде чем появился доре Драгомир. Мысли — вразброд. Кажется, я понимаю, почему вспылил Тамаш. Но почему Драгомир не отказался от дуэли?

Всхлипывающая ре Миранда, хватаясь за сердце, пожаловалась мне:

— Отвыкла я от таких происшествий, ре Искандра. Каждый раз, когда что-то случается, очень переживаю. Охота ж им на дуэлях драться, когда от такой напасти, как некроманты-убийцы, не знаешь, как избавиться!

Я поддакнула, думая о том, лишь бы она не узнала, что дрались мужчины из-за меня. Может, кому-то это было бы приятно, но не мне. На душе и так хаос и тревога. А тут ещё мужчины как с цепи сорвались... И не могла понять... Ну ладно, доре Тамаш вспылил, что ему постоянно переходили дорогу. Но почему доре Драгомир дерётся? Нет, ещё раньше. Почему он постоянно старался танцевать со мной? В любовь с первого взгляда не поверю ни в жизнь! Что ему обо мне наговорила Гранда? Может, предложила подумать о браке по расчёту? Если со стороны смотреть, я и мои двойняшки в этом случае — выгодная семья. Двое ходоков в другой мир и пока не раскрытый, но обязательный эктомант. Поэтому Драгомир не давал Тамашу танцевать со мной? Но во время танца племянник Гранды не очень-то настаивал на ухаживании. Просто дразнил Тамаша, углядев, что тот горит желанием танцевать со мной?

Я выдохнула, и ре Миранда тут же предложила мне водички.

— Вы выглядите бледной, — заявила почтенная матрона и даже встала, чтобы собственноручно налить мне воды из кувшина.

Я благодарно приняла бокал из её рук и повернулась в сторону зала вовремя, чтобы увидеть, как из то тёмной комнаты выходят двойняшки и Космин, горячо что-то обсуждая. Очень надеясь, что дуэль окончилась без особого кровопролития, я виновато сжалась в кресле, ожидая появления ре Гранды. Уж она-то знает причину дуэли.

Гранда появилась в зале под руку с доре Мариком. Пара спокойно прошла весь зал и спокойно же опустилась в свои кресла. Собравшиеся оживились, сообразив, что ничего страшного не произошло, а я собралась с силами посмотреть на старушечку. И поразилась. Та победно улыбалась!

У меня сердце упало. Тамаш ранен?!

Жаль, спросить при остальных было неудобно. Я нервничала, психовала, чуть не разбила бокал с водой, тиская его в руках. И этих обоих тоже не было!

Господи, как хорошо, что перед приёмом-балом я успела договориться с детьми!

Андрей подошёл к нашему столику и учтиво поклонился старшим.

— Простите, пожалуйста. Но нам пора идти, ре Гранда. Мама ещё не привыкла к здешнему расписанию, и ей тяжело придерживаться здешних порядков.

— Андрей, я счастлива, что ты так заботлив со своей матерью! — воодушевлённо сказала ре Гранда. — Конечно же, мы отпустим её пораньше, не правда ли? — обратилась она к сидящим доре Марику и ре Миранде. — Тем более ре Александре сейчас приходится довольно тяжело, пока она восстанавливает поместье своих родителей.

Хозяйка замка встала и пошла вместе с нами к выходу, провожая. У лестницы на первый этаж, где нас дожидалась Катя с Космином, ре Гранда поцеловала меня в щёку и сентиментально вздохнула:

— Мне жаль, что вечер слегка был попорчен неожиданным происшествием, но я рада, что это происшествие открыло мне глаза на некоторые частности. — Последнее она произнесла значительно, глядя мне в глаза.

Мне пришлось лишь слегка склонить голову, то ли винясь, то ли прощаясь, но, судя по тому, как благосклонно наша соседка приняла мой жест, это движение для неё было понятным... Пока мы спускались по лестнице — я с опорой на руку Андрея, я испугалась за Рема: каково будет мальчику, если его отец ранен и какое-то время будет пребывать в больнице? Может, договориться с родственниками, чтобы Рем пока пожил у нас?

— Кто-нибудь знает, как закончилась дуэль? — наконец не выдержала я, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Доре Марик волей старшего в муниципалитете Старого города прекратил дуэль, — сообщил Космин. — Доре Драгомир ранен — лезвие меча прошло по локтю, но нерв не задело. В сущности, это просто глубокая царапина. С доре Тамашем всё в порядке. Он ушёл домой, извинившись перед ре Грандой.

Больше я ни о чём не спрашивала. Но от сердца отлегло. Космин довёз нас до ворот старого дома. Катя осталась с ним, пообещав, что это ненадолго, а я с Андреем пошла к садовому домику.

— Мам, — деловито сказал Андрей. — Так, на всякий случай. В общем, если что — доре Тамаш мне нравится.

Я чуть глаза не закатила от этой фразы, чувствуя себя не самым лучшим образом. Сама-то я ещё ни в чём не разобралась, а они уже всё решили!.. Почему-то я не сомневалась, что однажды ко мне с той же фразой подойдёт и Катя.

Коты, дожидавшиеся нас на пороге, вошли в коридор вместе с нами.

— Если Катька не придёт минут через пять, я с Космином тоже подерусь, — пригрозил Андрей.

— А ты умеешь — на мечах?

— На кулаках будем, — фыркнул сын. — Он умеет. Правда, со мной ему победа не светит. И он знает об этом, — добавил Андрей безо всякой похвальбы.

— Не торопи её, — попросила я. — Пока я переоденусь, пока приготовимся, Катя и подойдёт. На той стороне успеем оказаться.

"Той стороной" мы в последнее время называли недавний наш мир.

Поднявшись к себе, я первым делом сняла колье и огляделась, куда бы его припрятать. Вещь, которая прячет возникающий на руке знак, мне очень нужна. В конце концов, я сунула колье в коробочку из-под крема для рук, а коробочку поставила на полку среди остальных косметических средств. Вряд ли кто из бандитов, появись они здесь, догадается, что хозяйка колье может прятать его практически на виду.

Затем я переоделась в джинсы и тёплую блузку. Кофточку взяла с собой и спустилась на первый этаж. Катя была уже здесь. Любопытно было стоять в общей комнате и слушать, как сын с дочкой переругиваются, собираясь в ночной поход и поминая время и Космина, каждый из-за своего стеллажа.

— Может, хватит? — спросила я, улыбаясь. — Оставьте силы на вылазку. Сумки я собрала только самые вместительные. Катя, ты сказала — оставишь тёте Маше деньги на квартплату. Приготовила их?

— Приготовила, — откликнулась дочь.

У нас оставалась последняя ночь, чтобы разделаться со всеми делами в своей старой квартире. Следующая ночь предназначалась для вылазки по магическому ходу прадеда в деревню и для поисков моего деда, доре Конрада.

Вскоре мы пробрались к нашему садовому ходу и вышли на пришкольный участок. Ещё несколько минут — и мы стояли под окнами тёти Маши, разглядывая небольшое голубовато-серое освещение.

— Телик смотрит, — решила Катя. — Она всегда была любительницей поздних фильмов. Мам, может, ты к ней забежишь?

— Не сейчас, — сказала я. — Если я появлюсь, это будет разговор долгий. А у нас пока времени на это нет. Будем действовать, как договорились. Идём.

Пока мы с Андреем разбирались с последними вещами, Катя сумела объяснить тёте Маше наш вынужденный и внезапный отъезд надолго. Так что, пока дочери не было, мы перетаскали на первый этаж подъезда не только сумки, но даже матрасы, которые Андрей немедленно унёс в школьные кусты. Если найдём дедушку, будет он спать в старом доме с комфортом.

Когда Катя спустилась, мы осторожно высунулись из подъездной двери.

— Тётя Маша сказала, что к нам никто не вламывался, — тихонько сказала дочь. — Может, и не будет больше никого?

— Дай Бог, — пробормотала я, прислушиваясь. — Дети, вы ничего не слышите?

— Нет, — сказал Андрей и взялся за сумки. — Выходим.

Мы не успели сойти с приподъездной площадки, как замерли уже втроём. Катя прислушивалась недолго, сразу определив, откуда идёт плачущий звук. Оставив свои вещи на асфальте, дочь скрылась в ночных кустах на газоне. Вышла она сияющая.

— Смотрите, какой хорошенький!

В руках Кати вздрагивал, прижимаясь к ней и пытаясь облизать её подбородок, и поскуливал жутко тощий щенок. Андрей затрясся от смеха и жалобно сказал:

— Слушайте, давайте пойдём уже, а?

— Что ты ржёшь? — подозрительно спросила Катя. — Хочешь сказать, что щенка не пристроим? Или он тебе не нравится?

— Да ничего такого, — благодушно сказал сын. — Просто я представил себе глаза наших котов, когда они увидят это. А потом — глаза Рема. Вот и всё. Ну? Идём, нет?

И мы вернулись сначала в садовый домик, а потом — по подземному ходу в наше убежище, в старый дом. Вместе с изумлёнными котами и счастливым щенком.

Одиннадцатая глава

Позади садового домика Катя показала мне немного странный огород, правда давно уже никем не востребованный и густо заросший сорняками. Невысокая насыпь крутой крышей в две стороны. А с неё спускаются террасы, укреплённые обычными досками. Наверное, здесь сажал для себя овощи, чтобы не бросалось в глаза, последний садовый сторож. Огородик и впрямь в глаза не бросался, скрытый от посторонних целым рядом шпалеров, на которых дочь накручивала подрастающие лозы вьющихся роз.

Мне понравилось. Каждый ряд можно засеять или засадить отдельными овощами. Сегодняшним утром я уже прополола грядки-террасы и разбила сухие комки найденной маленькой мотыжкой. А теперь мяла пакетики с семенами, решая, где что сажать.

Когда Катя зашла к тёте Маше, пришлось рассказать соседке немного глуповатую легенду о том, что семья переезжает на время в пригород, где мы купили деревенский дом. Как ни странно, соседку больше обеспокоило, что мы переехали внезапно и что у нас мало необходимых для проживания в сельской местности вещей. И первое, о чём она вспомнила, это семена. Дачу она продала года два назад, а семена, закупленные с надеждой, что здоровье ещё позволяет копаться в земле, остались. И она вручила поспешно найденные пакетики Кате со словами: может, что и не прорастёт, но у вас там, наверное, огород совсем пустой. Вот и поэкспериментируй. А то жаль, зазря пропадут.

Благодарная тёте Маше за заботу, я стояла и раздумывала, с чего начать. Правда, мысли чаще сбивались на то, как уходили мои дети сегодня утром... в школу. Пробивало на нехилый такой нервный смех, когда вспоминала серьёзные лица двойняшек.

— Мам, у нас сегодня сокращённый день и консультация по геометрии, — сообщил Андрей, хлопоча над спортивной сумкой, куда вошли не только его учебники и тетради, но и сестры. — Придём быстро. Справишься без нас?

Катя, деловито работавшая помадой у зеркала, обернулась.

— Если что-то нужно, скажи сразу — по дороге забежим в магазин.

Господи... Дежа вю... Обычное утро обычной жизни в нашей однушке!

— Мы, кажется, всё перенесли из необходимого, — справившись со своими чувствами, с сомнением сказала я. — Разве что на всякий случай прикупить зубную пасту? Или здесь она тоже продаётся?

— На кухне целая коробка с моющими средствами, — сказала Катя. — И пасты там тоже много. — И улыбнулась. — Мам, когда мы начали здесь осваиваться, мы тоже побаивались остаться без привычных вещей. Накупили столько, что на целый год одной пасты хватит! О, придумала! Купим что-нибудь для Факса! Пусть лопает из своей посуды.

Факсом мы назвали щенка. Соединили "фас" с "гавсом" и получили бумажно-компьютерную собаку. Смешно, но кличка подходила для того обожравшегося сокровища, которое спало сейчас с котами, вернувшимися с ночной охоты. Дичь, дохлую крысу, слава Богу, хвостатые охотники оставили сбоку от крыльца, а не принесли бросить на пол, перед дверью.

— После обеда сводим тебя в здешние магазины и лавки, — добавил Андрей. — Познакомим с продавцами. Здесь любят знакомиться, чтобы потом болтать. Будешь ходить в магазины — будешь в курсе всех новостей в Старом городе.

И дети ушли в свою школу, а я вдруг вспомнила, что у них не только экзамены начинаются, но скоро ещё и последний звонок. И вздохнула. Мысли немножко дыбом, когда стараешься совместить события двух миров... Но ничего. Придётся привыкать, если мои дети — почти профессиональные ходоки.

На прощанье, перед тем как ступить в невидимый ход, Катя посоветовала:

— Прежде чем семена сажать, подержи их в ладонях. Быстрей взойдут.

— Это что — магия такая? — удивилась я.

— Магия, но обычная, человеческая! — засмеялся сын.

... А ещё назойливо лезли воспоминания о вечере ре Гранды.

Сначала мной владело восхищение: надо же, доре Тамаш — лучший боец Старого города, а я-то его жалела, как вдовца, который терпит лишения из-за сына, лишь бы мальчик выучился тому, к чему склонен! Потом пришло смущение: из-за меня ему пришлось ввязаться в ужасную драку! И рядом тлел росток радости: из-за меня!

... Мотнув головой, чтобы освободиться от воспоминаний, я снова взглянула на земляные террасы, тщательно очищенные от сорняков и хорошенько взрыхленные. Так, наверху посажу лук. В следующем ряду — морковь. Или морковь лучше в самый низ? Когда мысленно распределила, где какому овощу быть, первым делом посеяла лук, осторожно приминая его в лунки, а затем полила первую грядку...

Когда закончила с посадкой, усмехнулась: видела бы тётя Маша, как я распорядилась её семенами! Посмеялась бы, наверное... Я задумалась, слушая птичий пересвист и шорохи листьев в саду от поднявшегося ветра...

Мороз по коже от тихого голоса за спиной:

— А я знаю заклинание быстрого роста для травки.

А когда узнала того, кому принадлежит голос, не оборачиваясь, но с облегчением так же негромко откликнулась:

— А я знаю, где лежат пакеты с какао и молоком. Хочешь? С печеньками?

— Хочу, — сказал Рем. — А где ваши коты?

"Этого ты ещё не знаешь?" Скрывая улыбку, я повела его в садовый домик. Коты дрыхли, валяясь на старом коврике, который Андрей с утра выбил хорошенько, а затем разложил в общей комнате первого этажа, ближе к окну. Сейчас, прогреваемый солнцем, коврик показался котам лучшим местом на свете. Щенку — тоже. Сначала он несмело протиснулся между котами, чтобы греться от них, а теперь валялся на боку — лопоухой головой на Барсике, а вытянутой задней лапой на Тигре. Котам, разморённым на солнце, видимо, лень было спихнуть детёныша с себя, и щенок, за ночь и утро отъевшийся от пуза, наслаждался неожиданным уютом. Судя по окрасу и внешнему сходству с овчаркой, только порыжевшей, щенок оказался настоящим "дворянином".

Рем, запрыгнувший в общую комнату и со всех ног побежавший к котам, резко остановился. Коты лениво подняли головы посмотреть, кто пришёл, и снова легли. Щенок не пошевелился, блаженствуя. Мальчик медленно подошёл и сел на колени у края коврика. Я тоже подошла к коврику.

За Рема не боялась. Щенка двойняшки осмотрели и вынесли вердикт: здоров, тощий только и грязный, с чем быстро справились, перед сном выкупав найдёныша в старом доме. Пообещали потом сделать ему все необходимые прививки. И показали мне толстенный ветеринарный справочник, которым пользовались, едва начали, по совету ре Гранды, таскать животных в этот мир. Причём справочник по ветеринарии оказался не единственным. И вообще, я начала приглядываться к книгам, которые они принесли из нашего мира сюда. Нет, не зря мои дети бегали на разные факультативы, углубленно изучая абсолютно разные предметы.

Тем временем Рем оглянулся на меня — глазища огромные.

— А... можно?

Памятуя, как он обращался с котами и как коты ему благоволят, я кивнула.

Он поднял безвольное тельце спящего детёныша, который только и заскулил во сне, потревоженный, и прижал его к себе.

— Это собачка, да? Почему она глаза не открывает? Ой, какие косточки...

— Рем, давай немного посидим, какао попьём? И я тебе расскажу про Факса, как мы его нашли и сюда принесли.

Но мальчик не желал расставаться с сонным щенком. Немного посоображав, я нашла небольшую корзинку, в которую расстелила тряпки, сверху Рем уложил щенка, а потом поставил корзинку на третий стул возле стола. Рядом с собой. Второй на сегодня для нас обоих завтрак прошёл в оживлённой беседе. В её конце Рем задался хорошим таким вопросом:

— Если он бездомный, значит ничей?

Ответить сразу на такой вопрос, прекрасно понимая, что подразумевает мальчик, было сложно. Поэтому я обрадовалась, услышав звонок от калитки. Велев Рему сидеть с корзинкой на полу, я побежала узнавать, кто почтил меня своим приездом или приходом.

У ворот стояла машина. У звонка продолжал жать на кнопку высокий мужчина в униформе, знаков отличия, которой я, конечно же, не знала. При виде меня мужчина отступил назад, к машине, и открыл дверцу в задний салон. Когда я отворила калитку, из машины вышла высокая дама, с короткими белокурыми волосами, что ей очень шло, учитывая, что белокурость её подчёркивала седина. Суховатое лицо, словно вычеканенное из металла, жёсткое и с резкими чертами. И всё-таки знакомое в них я уловила.

— Добрый день, ре Луминита, — сказала я.

— Вы знаете, как меня зовут? — твёрдо спросила дама.

— Доре Тамаш упоминал вас, когда говорил о сыне.

— Рем у вас?

— Да, ре Луминита.

Женщина смотрела на меня в упор, и я договорила:

— Он мне не мешает, если вы хотите об этом знать. Он играет с котами.

— Как вы узнали меня?

Я улыбнулась.

— У Рема ваши глаза.

Она растаяла, как снежная королева. Сначала всплеск недоверия, а потом лицо смягчилось, и ре Луминита даже сумела улыбнуться. И я тут же спохватилась.

— Простите, ре Луминита. Не хотите ли войти в дом и выпить чаю?

И поймала её взгляд на свои руки.

— Спасибо, — сдержанно сказала бабушка Рема. — Заходить не буду, чтобы не тратить вашего времени. Полагаю, доре Тамаш сегодня будет у вас?

— Да, — не стала я скрывать. — Он даёт мне уроки магического развития.

— Будет ли мешать вам Рем? До прихода отца?

Вот оно что... Сразу гора с плеч.

— Мальчику есть чем заняться здесь, у нас, — приветливо сказала я. — Я не против, чтобы он дожидался доре Тамаша в нашем доме.

— Спасибо, — кивнула ре Луминита и развернулась к машине.

Водитель почтительно стоял у открытой дверцы и немедленно подал руку хозяйке, помогая ей сесть. Я выждала, пока машина не отъехала, и лишь затем плотно притворила калитку и пошла к садовому домику, по дороге разглядывая руки. Ну да, всё правильно. Рукава как засучила, так и не спустила. Фу... Самой неловко. С другой стороны, ре Луминита посчитала, что я только что из огорода, и, кажется, одобрила моё времяпрепровождение. Ну и женщина... С такими жёсткими мне всегда трудно разговаривать. Но сейчас подспудное понимание, что я защищаю сразу двух мужчин, заставило говорить с нею спокойно.

Вздохнув, я вернулась в домик. Рем вовсю играл с щенком, бегая от него по всей комнате и хохоча над неуклюжестью Факса. При моём появлении мальчик остановился, и улыбка медленно начала уходить с его губ, сменяясь насторожённостью.

— Ты подождёшь своего папу здесь? — спросила я, и такое облегчение написалось на его пятнистом от ожогов лице, что у меня сердце защемило.

— Подожду!

— Рем, а ты знаешь собачьи команды, которым надо учить собаку?

— А такие есть? — изумился мальчик.

Следующие десять минут мы изучали книгу, найденную на полке стеллажа: я читала, а Рем пытался претворить в жизнь прочитанное, заучивая с щенком команды. Факс ничему не хотел учиться, но изо всех сил, покачиваясь и спотыкаясь на слабых ещё лапках, рвался в коридор. Там, между столом и лестницей на второй этаж, у него уже появился свой уголок с мисками, так что вскоре мы решили, что команды он будет учить потом, а пока посмотрим, как Факс ест. Я отдала Рему пакет с собачьим кормом, оставшимся от других переведённых в этот мир псов, и показала, как налить в миску воды. На кухне существовал примитивный водопровод, ведущий своё начало из закрытого колодца в саду. Под краном находилась раковина, а сбоку стоял небольшой бак, в котором всегда можно зачерпнуть воду ковшом. Потом мы нашли поводок, которым следовало опоясывать всё тело щенка, и вдвоём сумели сообразить, как его надевать на малыша.

Перед самым появлением двойняшек мы успели поколдовать над моим странным огородиком, и Рем серьёзно пообещал, что уже вечером взойдут первые всходы на всех грядках, которые ему явно понравились. Несмотря на поводок в руках и повизгивающего Факса, который его тащил в дом, к миске, он улыбался, разглядывая маленькие террасы.

Обедали мы вчетвером, да ещё в компании котов и щенка, который от радости не знал, куда бежать: то ли за Ремом, то ли за котами — они всё-таки теплей, хоть и фыркают на него. Под конец обеда Факс выдохся и снова спал без задних ног в корзинке, а мои дети угощали Рема зефиром.

И за чаем Андрей осторожно спросил мальчика:

— Рем, как ты думаешь, если мы тебе щенка оставим, но жить он будет у нас, ты согласен на такое дело?

— Согласен, — после паузы, будто серьёзно откликнувшись на призыв подумать, откликнулся мальчик. — Мне бабушка не разрешит держать Факса, а здесь, у вас, с ним даже бегать можно. — И добавил, с мольбой всматриваясь в наши лица: — И папа к вам каждый день ходит.

— Договорились! — засмеялась Катя.

Ещё немного болтовни за столом, и я заметила, что Рем с трудом открывает глаза. Что ж, всё понятно: набегался, получил множество ярких впечатлений... Пока дети вполголоса рассказывали, как прошёл день в школе, мальчик, кажется сам того не замечая, положил сложенные руки на стол, на них — голову... Андрей осторожно встал и отнёс Рема в уже привычное ему кресло у окна, а Катя укрыла его покрывалом.

— Вы идите тоже спать, — тихо напомнила я. — У нас ночь на носу. Я посуду помою и тоже подремлю немного.

Зевающие, глядя на спящего Рема, двойняшки разошлись по своим закуткам, пока я относила посуду со стола в коридор, напоследок вынеся и корзину со спящим щенком, а от порога шёпотом позвав котов. Закрыв дверь в общую комнату, я невольно улыбнулась.

Крыльцо оказалось достаточно широким в обе стороны, чтобы напротив кошачьих мисок поставить близко к перилам солидный стул. Дремать много не пришлось. Возможно, я не так сильно устала, а может, слишком много думала о том, жив ли дедушка и найдём ли мы его сегодня ночью... Но где-то через полчаса я уже стояла за садовым домиком и с любопытством приглядывалась к взрыхленной земле террасных грядок. Нет, я понимала, что до вечера далековато, но всё равно было очень интересно и любопытно: неужели обещание Рема сбудется, и семена тёти Маши прорастут уже сегодня? Пока никаких зелёных всходов я не заметила... А потом спохватилась и побежала к воротам старого дома — встречать доре Тамаша, чтобы гость не разбудил детей.

Стоя за деревьями, я смущённо думала, каким он придёт к нам. Наверное, очень сердитым за вчерашнее. И втихомолку радовалась побегу Рема к нам. Ведь Тамаш теперь просто вынужден прийти за ним, а значит, я сумею оправдаться... А... стоит ли? Мужчина принял решение и воплотил его в действие. Если Тамаш пошёл драться с Драгомиром, значит, он ко мне неравнодушен?.. И только сейчас внезапно подумалось: странно, почему ре Гранда так спокойно восприняла это происшествие, с которого вернулась с улыбкой? Она даже поцеловала меня на прощание, хотя поняла, что мужчины дрались из-за меня! Но Драгомир — её племянник! И ранен!

Последняя мысль заставила нахмуриться. Ещё одна странная загадка.

Решая её, я чуть не пропустила появление Тамаша.

Только когда ему оставалось сделать пару шагов до звонка, я опомнилась и опрометью бросилась к воротам.

— Не звоните! — запыхавшись, чуть не зашипела я. — Дети спят!

Он даже вздрогнул.

— Что? Дети?

Я открыла ему калитку и уже с удивлением спросила:

— Разве вам не сказали, что Рем у нас?

— Я дома не был, — озадаченно признался он. — Рем у вас? Давно?

— Достаточно давно, — задумчиво сказала я, отмечая, что он больше взволнован новым побегом сынишки, чем выяснением по поводу вчерашнего. А может, он и не думал выяснять? — Приезжала ре Луминита, разрешила мальчику дождаться вас здесь.

Тамаш потёр лоб, явно растерянный, но долго раздумывать над событиями ему не пришлось. Прикинув обстоятельства, я предложила:

— Доре Тамаш, может, вы проведёте урок для меня на ходу? Давайте погуляем по здешним дорожкам? Дети и правда устали и спят дома.

Взгляд — глаза в глаза, а потом неожиданно и одновременно мы оглянулись на сад.

Тамаш шагнул ко мне и, кажется, абсолютно по привычке, согнул руку. А я поспешно ухватилась за неё... Мне почудилось, или правда это было? Что мы торопливо обошли дом, потому что боялись, что распахнётся входная дверь и нас остановят?

Сад-то большой... И я не очень много за эти несколько дней от него успела рассмотреть, занятая введением в хозяйство садового домика. Тамаш вёл меня, как потом выяснилось, по незнакомой дорожке, но так уверенно, что я доверилась ему. Может, я и слишком практичная, но, взволнованная, я всё время, пока шли, думала о том, что он одинок, с сынишкой, который мне нравится, что в нашем доме Тамашу есть место — и не из последних... И он... он мне очень нравится, и как бы было здорово, если б он и ко мне хоть чуточку испытывал симпатии... Господи, до чего я только ни додумалась, пока мы шли, да так целеустремлённо, будто не только Тамаш, но и я знала, куда нам нужно...

Плиточная дорожка вывела нас к речке, рядом с которой обнаружилась скамья, не очень чистая, но всего лишь облепленная сухими листьями, наверное, приставшими к сиденью после дождей. Причём скамья расположена так, что с неё виден речной поворот и сама дорожка. С сожалением опустив руку, Тамаш быстро сбросил пиджак и постелил его на скамье, после чего, вновь подав руку, помог сесть мне. "Не болезная, не шибко дворянка!" — смешливо промелькнуло в мыслях, но этот привычный для кого-то жест — мне такое счастье!.. А уж когда он присел рядом со мной — близко и вполоборота ко мне... Внутри стало так тепло...

— Ре Искандра, расскажите о том мире.

Большая ладонь осторожно легла на мою, глаза — тревожные, будто Тамаш боялся спугнуть меня. Но в них же такое желание узнать обо мне... И, несмотря на тревогу в его глазах, я поддалась его просьбе, потому что теперь-то знала: его внешняя неказистость и постоянная усталость — привычка, ставшая маской сильного человека. Человека, который, когда ему надо, умеет настоять на своём. Меня прорвало. Я рассказала ему обо всём, начиная с момента, как оказалась у "матери", и закончив переездом в однушку. Говорила сбивчиво и, боюсь, не всегда связно и складно, иногда забываясь и замолкая, заново переживая отдельные временные эпизоды, а то и удивляясь самой себе: со мной такое происходило? И как я это выдержала?.. Тамаш слушал напряжённо, время от времени задавая вопросы. Обломки обрушенной плотины легко поддавалась на эти вопросы, и я говорила не только о событиях своей жизни "там", но и о том, что передумала за всё время, пока ухаживала за мужем, а потом жила с детьми в однушке. И с каждой минутой что-то изменялось в этом человеке. Тревога смягчалась, уходила, а на смену ей приходило что-то иное, более жёсткое, как будто Тамаш постепенно приходил к каким-то выводам, а с ними и что-то задумывал.

Но интерес к себе и своему рассказу я чувствовала — и какой ещё! Тамаш будто старался вжиться в мою жизнь — было такое мгновение, что меня это впечатление даже испугало, настолько он сопереживал мне. А когда я закончила свою историю и робко спросила о нём самом, он коротко повторил историю о нападении бандитов, об убийстве жены и о поразительном спасении Рема. Но мне уже было всё равно, и его прежняя сдержанность больше мне не мешало. В какой-то миг я тоже уловила, что он готов рассказывать дальше, и узнала многое о его работе преподавателем в здешнем университете. Как узнала о том, что однажды ре Гранда привела к нему двух незнакомых молодых людей и попросила определить их способности, и о том, как он был потрясён, узнав, что они не просто ходоки, а дети той самой ре Искандры, о которой время от времени в Старом городе вспыхивали слухи, что она жива и что доре Конрад успел-таки спасти единственную внучку.

А потом мы молчали, слушая всплёскивание речной воды и её журчание по декоративным камешкам на дне, слушая какую-то птицу, напомнившую мне соловья, которую я с детьми ночью слушала в зарослях боярышника, перед тем как пойти к своей квартире. Опустошённая и... какая-то очищенная.

— Дети нас, наверное, хватились, — нарушил молчание доре Тамаш.

Я взглянула вверх. Солнце пронизывало светом толщу листвы, но виделось немного сбоку. Вечер. Всё правильно. Пора возвращаться. И готовиться к новому ночному походу... Но первым встал Тамаш и снова подал мне руку. Взял со скамьи пиджак и, слегка улыбаясь, встряхнул его от приставшего мелкого мусора. Надевать не стал, повесил на сгиб локтя и снова предложил мне руку. Шли без слов, переживая каждый свои впечатления... Мои впечатления... Возле скамьи взглянув наверх, на солнце, я с трудом удержалась от улыбки: солнечный свет мягко ложился на тёмно-рыжие волосы Тамаша, и это было так... славно.

Ещё одно потрясение ожидало Тамаша около садового домика. Рем ползал рядом с лестницей, пытаясь ухватить Факса за поводок, а тот ускользал от него. Благо высокий и видел всё, Андрей командовал ползающей под лестницей Катей:

— Да вон он! За подпорку забежал! Ну?

— Не нукай! — огрызалась сестра. — Не запряг ещё! Если всё видишь — так лез бы сам, а то рявкаешь только — и всё без толку!

— Что у вас случилось? — спросила я, наклоняясь над Ремом.

Тамаш просто-напросто встал на колени рядом с ним.

— Щенок? — поразился он.

— Мне его ре Искандра подарила! — возмущённо сказал мальчик. — А он сбежал!

— Вот такие у нас подарки — бегающие! — засмеялась я, с облегчением вникая в детские проблемы.

— Поймала! — торжествующе закричала Катя и тут же, ворча, добавила: — Теперь бы только поводок распутать!

Рем тут же решительно пополз к ней, но Тамаш перехватил его и вытянул на свет. Потом Андрей помог сестре, всё-таки решившись полезть следом, и распутал поводок Факса. Когда все, наконец, оказались на ногах, а Рем — в обнимку с щенком, я погнала всех в дом — мыть руки. Кажется, Тамаш решил, что и так слишком поздно задержался у нас, потому как сразу после санитарно-гигиенических процедур он выслушал ещё одну историю — щенка, поблагодарил нас за участие к сынишке и попрощался, обмолвившись, что дома надо обязательно быть к совместному ужину с остальными родичами.

Как бы мне ни хотелось, чтобы Тамаш оставался с нами хотя бы ещё несколько минуточек, я сделала вид, что спокойна, и проводила его с сыном до калитки, у самых ворот забрав щенка из рук мальчика. Рем силился не заплакать, и только обещание отца, что он поговорит с бабушкой, и мои клятвенные заверения, что я нисколько не против, если он завтра снова придёт (или его привезёт ре Луминита), давали мальчику силы не разреветься от расставания с Факсом.

Когда отец с сыном пропали на повороте дороги, я машинально погладила повизгивающего щенка и развернулась. Надо бы подумать о том, что пора начинать подготовку к ночному походу. Тёмно-жёлтые лучи заходящего солнца ещё проникали сквозь ветви деревьев, и понизу вкрадчиво легла предвечерняя прохлада, но я помнила, что тёмный вечер наступит быстро.

Всё ещё поглаживая Факса, я свернула с дорожки и обошла садовый домик. Остановилась. Недоверчивая улыбка сама тронула мои губы. Я сомневалась. Всё-таки мальчик. Мало ли что ему говорят взрослые о его способностях... Но любопытство пригнало меня к своему пробному огородику. И я не могла поверить в то, что видела, хотя и чувствовала, как радость поднимается волной, заставляя верить во все последующие чудеса: острые тёмно-зелёные иглы ростков победно торчали из рыхлой земли на всех грядках-террасах!

Когда совсем стемнело, мы уже были готовы к походу. Взяли немного: аптечку и деньги — всё на всякий случай. Мои кисти были унизаны браслетами, которые, по уверению детей, должны мне будут дать достаточно магических сил, чтобы мои способности эктоманта сработали и в другом, когда-то нашем мире.

Щенка Факса тоже на всякий случай прямо в корзине решили перенести в старый дом, под защиту моих родителей-призраков. Это я побоялась, как бы убийцы не убили его со злости, что снова не добрались до нас. А что? С них станется. Так что... Оставим там миски с кормом и водой. Если среди ночи проснётся, плакать не будет. А если и поплачет — ничего страшного. Мы вернёмся быстро.

Огляделась.

— Всё взяли? Пора идти в старый дом.

— Ты хочешь без подземного хода? — удивилась Катя.

— Хочу. Через подземный слишком долго, а я знаю, что дверь за домом нам откроют. Ну, идём. Катя, бери корзину.

Андрей впереди нас потащил было котов из домика и замер на пороге.

— Ма-ам, — предостерегающе позвал он.

Я обошла Катю и сына и вышла на крыльцо. И тоже остолбенела. На верхней ступеньке крыльца сидел мужчина. На наши шаги он обернулся и встал, но свет мы выключили, и я сразу не узнала его в такой темноте, под покровом деревьев.

— Ре Искандра, — сказал знакомый голос. — Прошу прощения и не сочтите за наглость, но я иду с вами.

— Мама, — с безмерным удивлением сказал Андрей, опуская котов. — Ты всё рассказала доре Тамашу?!

— Ре Искандра ничего мне не говорила, — вздохнул невидимый Тамаш. — Мне очень неловко, но я вскрыл её мысленный блок и узнал о вашей сегодняшней экспедиции. И понял, что лучше будет сопроводить вас туда и обратно. Побочная моя специализация позволяет мне побыть немного ходоком по мирам — при условии, что я буду рядом с вами.

Я молчала, абсолютно сбитая с толку. Что это значит: вскрыл мой мысленный блок? А потом как-то вспомнилось: а ведь читала как-то раз популярную статью о том, как расположить к себе собеседника, чтобы он разоткровенничался. Тамаш на скамье у ручья сел, развернувшись ко мне полностью. То есть... Он так меня "прочитал"?

Кажется, решив, что я обозлилась, Тамаш забеспокоился.

— Ре Искандра, пожалуйста! Я могу пригодиться вам, если вдруг придётся иметь дело с опасностью.

Честно говоря, я сомневалась: ведь придётся вести его в детскую! Показывать ему тайный ход! Нет, он, конечно, сказал, что сам ходить не умеет, но... Я слышала, как в сгустившейся тьме переминались с ноги на ногу дети, тоже не зная, как поступить в такой ситуации, и ругала себя ругмя: тоже мне — захотелось идти для скорости не подземным ходом!.. И вдруг сообразила.

— Вы понимаете, что вам придётся завязать глаза? — бесстрастно спросила я.

— Понимаю и готов к этому, — тут же сказал Тамаш.

И я услышала, как выдохнул Андрей.

Двенадцатая глава

Садовая дорожка как перелом жизненного пути... Никогда бы не подумала, что так может быть. Но первые же шаги в темноте по плиткам — и меня словно ударило в спину ледяным ветром: завязать ему глаза? Человеку, который подслушал мои мысли?! И который поэтому уже знает, где находится потайной ход в стене?! Ненавижу...

Ненависть словно исподтишка дала под дых...

Еле удержала всхлипывающий вздох и постаралась на следующих шагах вернуться к тем минутам, когда рассказывала Тамашу о своём прошлом. Думала ли я тогда о потайном ходе?.. Но голову заполонили настойчивые мысли только об одном: он вскрыл мой блок и без моего разрешения прочитал то, что я прятала... Нет, не прятала, просто пока не думала говорить ему. Всё равно что прочитал письмо, адресованное другому.

Усилием воли подавила обиду и злобу (до слёз! Нашла, кому довериться!) на него, молча идущего рядом, и заставила себя вернуться к главному. Сосредоточиться на воспоминаниях получалось плохо. Хотя... Нет, вряд ли я думала о ходе. Размышляя о ночном походе, я представляла себе село, в котором дедушка нашёл мне "маму". Да, скорее всего, я не думала, каким образом мы туда попадём. Но рисковать не хотелось. Единственное, что может знать Тамаш, — это о том, что потайной ход в старом доме. Но, вряд ли знает, где именно он находится.

Значит... Есть возможность проверки, знает ли Тамаш о потайном ходе.

Только бы дети не удивились вслух тому, что я сейчас сделаю.

И на развилке двух дорожек я повернула к фасаду старого дома, внутренне замирая от ожидания, не раздастся ли возглас Андрея или Кати: "Мама, ты же сказала, мы пойдём от задней двери дома!" Но дети, шедшие за нами, промолчали, и я снова попыталась удержать слишком частящее дыхание. Молчал и Тамаш, но он, наверное, думал, что я всё-таки слегка обижена на него... Слегка. Решил попрать законы этики — получи ответно!

Я решительно ступила на каменный двор перед старым домом и уверенно направилась к крыльцу. Единственное, что меня сейчас беспокоило, — так это опасность со стороны: не дай Бог, сегодняшнюю ночь для нападения определили и убийцы! Если они напустят сейчас на нас чёрных призраков, отбиваться придётся и от них, и от тех, кто на нас их насылает.

Поднявшись по ступеням, я резко протянула руку к дверной ручке и дёрнула на себя. Дверь, как и ожидалось, не шелохнулась. Я дёрнула снова.

— Что-то случилось? — тихо спросил Тамаш за спиной. — Вы отсюда заходили хотя бы раз?

— Да, — нисколько не сомневаясь, соврала я, чуть не плача от облегчения: он не знал про дверь позади дома, а значит, не знает про потайной ход! — А сегодня почему-то закрыто. Ну-ка, попробую ещё раз.

— Мам, давай я попробую, — спокойно включился в моё враньё Андрей.

— Не торопитесь, — остановил его Тамаш и присел перед дверью на корточки, видимо разглядывая ручку.

— Вам посветить? — предложила Катя и шагнула ближе.

— Нет, в темноте даже лучше. Дверь в самом деле открывалась раньше? — уже обескураженно спросил он.

— Да, открывалась, — подтвердила я. — Точней сказать — ходила я через неё.

— И дверь открывалась легко?

— Да.

— Странно. Печать призраков на месте, — медленно проговорил Тамаш.

— И что это значит? — спросила я, будто машинально, и добавила, пережив спазм горла и припустив в голос интонаций любопытства: — Это какая-то примета? Или они нас специально не пускают?

— Всё возможно, — согласился он и встал.

Мы молчали, глядя на него. Андрей, правда, снова шагнул к двери и на этот раз всё-таки подёргал ручку, словно не веря, что путь нам закрыт. Катя громко вздохнула, перекладывая ручку корзины со щенком на другую руку. Я нехотя, ещё и сердито сказала:

— Ладно, завтра попробуем ещё раз.

Поверил?

Внезапно Тамаш коротко склонил голову передо мной.

— Простите.

Жёстко развернулся и быстро ушёл во тьму. Застыв от неожиданности, мы слушали, как затихают его шаги, как клацнула калитка, закрывшись. Ещё минуты тишины. В той же темноте Андрей негромко сказал:

— Он понял.

Прикусив губу от обиды, я выждала, пока не прошёл новый спазм всхлипа.

— Это его всё равно не извиняет.

— Что делаем, мам? — прошептала Катя.

Ответил Андрей, за что я была ему благодарна:

— Возвращаемся. Ставим свечи, как будто не спим. А сами уходим по подземному ходу в старый дом. Как и хотели сначала.

Уже в коридоре я сказала:

— Если оставим свечи, я буду беспокоиться, что их может опрокинуть или ещё что. Может, потушим?

— Нет, я поставлю свечи на время, — нетерпеливо вмешалась Катя, напомнив о своей побочной специализации стихийника огня. — Твоя, на втором этаже, погаснет первой, как будто ты первой легла спать. А потом погаснут наши. У себя мы зажжём две.

Дети проверили на коридорных окнах занавески, которые заранее, ещё до первого выхода, задёрнули, чтобы никто не видел наших перемещений. Затем они пошли впереди меня, спустились в подвал и первыми же вошли в тайный ход для посвящённых.

Когда открылась дверца в стене, Андрей вдруг сказал:

— Мам, не переживай так, ладно? Он на нас не злится. Ему сейчас очень стыдно.

— Что? — поразилась я.

— Андрюшка в прошлом году однажды тоже подслушал кое-что в школе, — со вздохом объяснила Катя. — И полез помогать, хотя его не просили. Дурак. Говорила ему — не ходи, нет — полез! Потом насмерть разругался с девчонками, хотя он им реально помог. Но они обвинили его, что он всегда подслушивает в раздевалке физры, хотя это получилось только однажды и совсем уж нечаянно.

Сын поморщился и отвернулся. Кажется, даже воспоминания ему были неприятны.

Я промолчала. К Тамашу это не относится. Он отнюдь не нечаянно, а целенаправленно считал с меня то, что не предназначалось для него. Это... Это как предательство. Я ему доверяла настолько, что взахлёб рассказывала о своей жизни в чужом мире, почти исповедовалась. А ему было наплевать... Он во время моей истории подглядывал... шарил, как последний вор, в той стороне моей жизни, куда я ещё не решалась кого-то пускать.

Минут через десять мы оставили щенка на первом этаже старого дома, на всякий случай привязав его к корзине, чтобы не заблудился в доме, проснувшись, и поднялись в детскую. Впрочем, в последнее — в то, что Факс проснётся среди ночи, я не верила. Перед путешествием накормили его так, что щенок теперь будет спать до упора. Поднимаясь по лестнице к детской, заглушила вздох: что-то теперь будет завтра? Рем-то обязательно прибежит. Ребёнок не виноват в том, что его отец поступил гадко. А вот что делать, как вести себя завтра с Тамашем — большой вопрос... Я вспомнила его всегда усталые тёмно-карие глаза и упрямо склонила голову. Не прощу.

Когда оказались в комнате, Андрей повернулся ко мне и напомнил:

— Мама, ты не настраивайся, что прямо сегодня найдём деда. Мало ли что... Просто думай, что это первая разведка, а уж дальше...

— Ты меня утешаешь? — удивилась я. — Заранее?

— Конечно, — усмехнулся сын и вдруг вздрогнул, повёл плечами. — Мам, сейчас твои родители... здесь?

— Да, они провожают нас, — вздохнула я, вспомнив, что он тоже владеет слабеньким, но всё же даром эктоманта, и глядя через его плечо на две смутные фигуры.

— Свечи я вынула, — доложила Катя, украдкой оглядываясь. Она немного побаивалась призраков — особенно, как ни странно, боялась увидеть их. — Возьмите сразу по одной. Как войдём в ход — я зажгу вам их. И не забудьте надеть перчатки.

Первыми в потайной дедов ход опять-таки шагнули дети.

Перед тем как выйти, я обернулась к тёмной комнате, с едва уловимыми очертаниями мебели, и тихо пообещала смутным фигурам:

— Я найду деда.

Ступила на первую ступеньку застеночного хода и плотно закрыла за собой дверь. Впереди тут же вспыхнул первый огонёк, за ним второй. Я поспешила ко второму, и Катя зажгла мне мою свечу.

Спускаться приходилось боком — настолько узок был этот ход. Но я не удивлялась, сообразив, что, встроенный в стены дома, ход просто обязан быть узким, чтобы его при внимательном осмотре сразу не обнаружили из-за несоответствия в толщине стен. Так что, осторожно передвигая ноги: шаг правой на нижнюю ступеньку, затем к ней левую, потом новый шаг правой, — я старалась не торопиться. Свалиться здесь не свалишься, но мало ли... Тем более и ступени здесь довольно высокие и узкие — я то и дело задевала коленями стену. Спасибо Кате, что придумала взять перчатки, — иначе бы я давно все ладони исцарапала на шершавой поверхности стены, лицом к которой спускалась.

Потушив свечи, мы вышагнули в сад, но у забора рядом с речкой. Переглянулись. Странно. Я помню, как вчера выходила перед закатом солнца и слышала доносившиеся от этой речки голоса птиц, которые тут гнездились. Почему же я не помню соловьиных трелей, которые сейчас звучали так, словно я стояла перед самим гнездом маленького певчего? И сколько их здесь!..

— Мам, — неуверенно сказал Андрей, — может, ты вспомнила хоть что-то? Куда дедушка тебя повёл, когда вывел из дома?

— Андрей, не забывай, что мне шёл всего шестой год, — со вздохом отозвалась я. — Разве что-то я могла запомнить тогда, да ещё испуганная?

— Давай рассуждать логически, — предложила брату Катя. — Смотри, здесь забор впритык к подземному ходу... Впритык... — заворожённо повторила она, оглядываясь. — Андрюшка, а ведь мы не в саду!

— Как ты... — начал Андрей и осёкся, глядя за спину сестры. — Вот это да...

И мы, все трое, уставились не на постройку, из которой только что вышли, а на огромную трубу, которая невесть как оказалась за нашими собственными спинами! Несмотря на ночь, она просматривалась далеко, и виднелись за неё не только ветви деревьев, которые пока ещё были покрыты не слишком густой листвой, но сквозь дырявые стены просвечивало и небо со звёздами — очень знакомыми! Вот почему на речке звенят соловьи! Речка не садовая — лесная!.. Пройди здесь обычный человек, он прошагает эту трубу и снова окажется в лесу. А для ходоков это порог подземного хода в наш старый дом... Значит, дедушка построил дом в расчёте на мгновенный выход в другой мир?

Но в таком случае, где мы?

— Дети, а потом мы этот ход найдём? — со страхом спросила я.

— Мама, не бойся, — решительно сказал Андрей. — Если я вышел из одного хода, я всегда буду знать, где он находится.

— Все эти ходы нас будто зовут к себе, — тут же объяснила Катя.

— Но как же вы тогда не нашли подземный ход из садового домика в старый дом?

— Ну, так мы же его и не проходили, — невозмутимо ответила Катя. — А один раз прошли, так нас теперь постоянно тянет туда заглянуть. Не знаю, на сколько километров хватает этого зова. Мы однажды в соседнем городе выступали на соревнованиях, так я оттуда зов нашего личного хода слышала.

— Для нас этот зов в одном тоне, — добавил Андрей. — Этот вот звучит тоном ниже, чем наш. А вот тот подземный ход, из садового домика в старый дом, звучит средним между ними.

— Вы этот зов слышите и сейчас? — не поверила я.

— Слышим.

— А по такому зову сумеете узнать, где ещё могут быть ходы в другой наш мир?

— Нам говорили, что после нескольких зовов мы будем слышать и другие, на которые можно настроиться. Но пока мы слишком мало набрали путешествий, чтобы слышать те, по которым мы не ходили, — сказала Катя. — Мам, давай о подробностях потом, ладно? Надо посмотреть, что это за забор, и подумать, куда идти дальше.

— Мама, мы будем спрашивать село Михайлово? — задался вопросом Андрей.

Про себя я хмыкнула: у кого спрашивать?

Мы вышли из того мира на несколько часов раньше, чем в этом. Ночь вокруг, глубокая и непроглядная. Вряд ли кого встретим. Если только на дорогу не попадём. Там-то ещё, наверное, можно будет остановить какую-нибудь машину и спросить водителя, где то село, куда я пришла маленькой с дедушкой.

— Возможно, и будем, — пробормотала я, вглядываясь во тьму. — Что-то мне кажется, впереди дом стоит. И забор этот вокруг него. Может, это дом лесничего?

Мы обошли забор. Он кое-где полёг от старости, и приходилось перелезать через упавшие секции трухлявых досок... Дом стоял пустой. Совсем. Открытая входная дверь поскрипывала от сквозняков в лучших традициях ужастиков про страшные дома. Окна с разбитыми стёклами напрочь отбивали желание даже заглянуть в помещения дома. Про себя я предполагала, что здесь, возможно, была пасека: углядела сбоку сарай со странными, на первый взгляд, домиками-ящиками.

Мы постояли немного в пустынном дворе дома, ощущая гнетущее впечатление, несмотря на густой птичий пересвист в воздухе, а потом снова огляделись в растерянности. И куда теперь держать путь?

Левая рука будто попала в холодный пар, и я резко дёрнулась.

— Мам, что? — испугалась Катя.

Но говорить я не могла. Одно дело — ожидаемо видеть призраков, например, в старом доме. Другое — страшновато, когда неизвестный призрак встаёт рядом, будто давно ждал кого-то, чтобы вместе с живыми посмотреть на опустевший дом. Мало того — неизвестный, так ещё и формы неопределённой: так — вытянутое вертикально облачко, едва уловимое глазом.

— Андрей, артефакты у тебя? — прошептала я.

Сын помешкал, кажется не понимая, зачем мне артефакты с силой, а потом он кивнул и быстро протянул мне браслет. Довольно тяжёлый, он и сам по себе придавал уверенности, а уж когда я надела его на кисть... Кряжистый широкоплечий старик, в старой фуфайке, в мятых штанах и стоптанных кирзовых сапогах, стоял передо мной, испытующе глядя в глаза.

— Здравствуйте, — робко сказала я. — Меня зовут Александрой. Это мои дети — Андрей и Катя.

Глаза под широченными и косматыми бровями моргнули. Открылся рот.

Ответа я не услышала, а... восприняла. Как будто собственную мысль.

"Здравствуй, дочка, коли не шутишь. Дядь Ваней зови меня. Видишь, стал быть, меня-то?" — чуть слышно и сипло отозвалось в голове.

— Вижу, дядь Вань.

Андрей вдруг прищурился и сам надел браслет на руку. Но по прищуренным глазам сына и его напряжённому лицу я сообразила, что призрака он так отчётливо, как я, не может разглядеть.

— Мы ищем село Михайлово, дядя Ваня. Не подскажете, в какой стороне искать?

"Да я и проводить могу, коли исполнишь просьбу мою..."

— Какую? — насторожилась я.

Но призрак выглядел спокойным и не страшным.

"Дочка, сделай милость: отнеси вещичку, какую покажу, в село, в третий двор от леса, да там и оставь".

С небольшой опаской я последовала за призрачным стариком, покачав головой на движение детей пойти за нами.

— Подождите немного здесь.

Дядя Ваня привёл меня к углу дома и призрачным пальцем (мы оказались в свете луны — кажется, её свет повлиял на его прозрачность) ткнул под последнее бревно. Постояв в сомнениях и, чего уж греха таить, в небольшом страхе, я всё-таки присела на корточки и пошарила рукой в перчатке по земле. Она здесь уходила под сруб, возможно размытая весенними водами. Пришлось потянуться далеко под венец, прежде чем пальцы наткнулись на что-то твёрдое. Ещё немного помешкав — и определившись с очертаниями этой вещи, я ухватила его, наконец, за нечто удобное и вытащила. Тащить пришлось основательно: предмет обросла трава, так что я вырвала небольшой топор вместе с облепившей его травой.

— Дядя Ваня, ты хочешь, чтобы я оставила этот топор в том дворе? — с недоумением спросила я.

"Хочу, дочка, хочу..."

— Но это топор, — неуверенно сказала я. — Вдруг он навредит тем, кому его положу?

"Да что ж ты, дочка, такие слова говоришь? — укоризненно сказал старик. — Топор этот я возвращаю, ясно? Он не мой, а нам чужого не надо. Сосед мой сюда как-то заезжал, оставил по недосмотру, а потом вот отдать всё никак было-то... Так стыдоба же. А ты вот и отдашь. И мне спокойней будет".

Речь, отдававшаяся в голове, заставила вспомнить поверья, что призраки уйти не могут, если их держит на Земле какое-то незаконченное дело. Я поднялась с корточек и стряхнула и сдёрнула с топора траву.

— Хорошо. Третий двор. Веди.

Вместе с находкой я вернулась к детям и объяснила происходящее. Андрей взял у меня топор и, придирчиво осмотрев его, пучком вырванной травы вытер его ещё раз и сунул в небольшой рюкзак за плечом.

По невысокой траве я определила, что мы идём по старой тропке, тем более, когда вышли за пределы двора, обнаружились ещё и две колеи. Старик плыл рядом, рука об руку со мной, и я не сдержала любопытства.

— Дядя Ваня, вы первый призрак, который со мной говорит. До сих пор я встречала только молчащих. Не знаете, почему другие молчат?

"Ой, не скажу... — покачал головой старик. — Разве что... помер-то я своей смертью, а вот встречался с одним — убили его по пьяни, вот так с ним и я говорить не мог".

Некоторое время я шла, горестно размышляя: если родителей убили, то поэтому они и молчат, не разговаривают со мной... Додумать не успела. Дядя Ваня при жизни, видать, был человеком общительным. А может, устал от невольного молчания, а теперь обрадовался мне, видящей и слышащей его.

"А на что вам в Михайлово?"

— Дед мой там когда-то жил, а потом пропал из виду.

"А звать-то его как? Мож, знакомец будет, я и обскажу, где да откуда".

Глупо, что я сразу об этом не подумала. Пасека-то недалеко от села.

Дети за мной шли (я изредка оглядывалась), поблёскивая глазами от любопытства. Ещё бы. И для них впервые такое, что призрак — говорит! Пусть они его и понимают только после моих вопросов и ответов.

— Моего дедушку звали необычно — Конрад. А жили мы в пятом доме от околицы, со стороны шоссейки.

"О как! — удивился дядя Ваня. — Конрад? А не Кондратий? Вы ведь, городские горазды имена коротить по-всякому. Вот того Кондратия я точно знавал! Он всё в городе работу искал, здесь-то часто жил, да всё временно. А потом и вправду говорили, что он с внучкой, что ли, объявился, да потом внучка куда-то пропала. Кондратий же избу продал да в соседнее село подался. Но и там долго не жил — с работой плохо у нас на селе, разве что на постой за подмогу податься. А это ведь хорошо только на летние работы, особенно у кого скотина есть. А он свободу любил, так ко мне, на пасеку, перебрался. Помогал, да не за деньги, а за жильё. Иной раз уходил куда-то ненадолго, но возвращался, да опять без денег. Разве что вещи носил по мелочи, которые продать можно..."

Я от неожиданности остановилась, едва призрак заговорил о дедушке.

— И куда он потом пропал? — Смутно я подозревала, что дедушка Конрад исчезал, время от времени наведываясь в старый дом моих родителей, да и его собственный, но страшился объявляться, чтобы не навести потом на мой след.

"Да он вернулся однажды, а я больной весь — дело зимой было. Он и давай надо мной хлопотать. Знахарем оказался. И быстро так я тогда излечился. Ох, в селе и удивились тогда. В лёжку ведь лежал. Ну, и потянулся к нему народ со своими болячками. А я что? Пусть приходят, чего надо из продуктов — завсегда принесут. А потом Кондратий сказал как-то, что долго сидеть на одном месте тяжело ему. И ушёл как-то раз в ночь..."

— А куда — не говорил?

Насчёт знахарства я сообразила. Наверное, одна из побочных способностей дедушки Конрада. Целительство.

"Куда — говорить-то. Сказал, на месте не сидится, мол, и сгинул... Последний раз, слыхал я, говорили о нём, что в соседней деревне объявился как-то раз и даже вроде как квартирантом стал. Только баба та, у которой он остановился, плохая была, нехороша. Пила по-чёрному. Кондратию-то, мож, и обрадовалась, да только потому, что несли ему за знахарство всё подряд — и кто во что горазд: и деньги, и хлеб, и молоко, а то и мясо, бывало. А она пропивала всё. Так говорили — врать сам не буду".

— А далеко эта соседняя деревня? — Опомнившись, я снова заспешила по тропинке, давным-давно превращённой в лесную дорогу: нога постоянно соскальзывала в колеи.

"А как пройдёшь всё Михайлово, так и выйдешь на дорогу к соседям. — Дядя Ваня помолчал и вздохнул, пригорюнившись: — Да не знаю только, жив ли Кондратий. Звал я тогда его к себе, чтобы пасеку стерёг — с мёду денег всегда было бы на сторожбу его, да не захотел он. Да. Давно дело было. Ох, давно..."

Призрак не только довёл нас до Михайлово, но и проследил, чтобы я припрятала топор возле указанного дома — просунула его под ворота. Очень боялась, как бы не подскочила какая-нибудь собака. Укусит же. Но из-за ворот осторожно выглянула кошка и тут же удрала.

Дядя Ваня распрощался с нами, пожелав лёгкого пути и быстрых поисков дедушки Конрада. Я смотрела вслед исчезающему в пространстве призраку и всё думала: он уходит к своей избе в лесу или уходит навсегда?.. На всякий случай помахав ему, мы, изредка сопровождаемые бдительным собачьим лаем из дворов, поспешили вперёд. Даже с сельской улицы были видны тёмные домики далеко отсюда, но Андрей уверил, что за ночь успеем дойти и до соседней деревни, и обратно.

По дороге, стараясь говорить негромко, я пересказала всё, что поведал мне призрак пасечника дяди Вани. Пока рассказывала, дошли до дома, где я жила с дедом. Показала детям. Андрей и Катя остановились и осторожно приблизились к избе.

— У него была изба — у нас квартира, — пробормотал сын.

— Жалко, посмотреть нельзя, — вздохнула Катя, заглядывая в окна.

Я огляделась: ни призраков, ни живых... Постояли, посмотрели и двинулись дальше. Несмотря на прохладную майскую ночь, я чувствовала, как горю. И не только от быстрей, энергичной ходьбы. Вернулись мысли о том, что случилось перед выходом сюда. Я вспоминала Тамаша и думала о том, как какая-то мелочь может порушить всё на свете. Может, я не права? И нужно было взять его с собой?

Из воспоминаний вырвал голос дочери.

— Мам, ты думала, как будешь искать деда?

— Ты забыла? — вопросом на вопрос ответила я. — Найдём призраков — спросим.

— Мам, прости за вопрос, но... Ты уверена, что он ещё жив?

— Дедушке было под пятьдесят, когда мы сбежали от убийц. Сейчас ему под восемьдесят. Мне сказали, что в нашем мире — это нормально, что люди живут дольше обычного земного. Вон — доре Марик. Ровесник дедушки, а как выглядит!

— Мам, ты не забывай, что дедушка Конрад жил уже не в нашем мире, — напомнил Андрей, идущий слева. — Он отрезан от магии. А значит, стареет по законам Земли.

— Но восемьдесят — это не так много, — уже по-настоящему встревожилась я. — Особенно для человека, который занимается целительством, а значит, и сам старается поддерживать собственное здоровье.

— Чего гадать, — проворчала Катя. — Дойдём до места — там всё и узнаем.

Честно говоря, поход от села к соседней деревне дался мне сложно. Я прокляла ботинки, в которых решила идти. Лучше бы надела кроссовки. И всё втихомолку восхищалась детьми: они как пошли ровно и энергично, так и продолжали бы идти, если б не начали отставать из-за меня.

Соседняя деревня тоже сладко посапывала. На нас пару раз гавкнули из-за ворот. Потом прокатилась перекличка петушиного кукареканья — и Андрей встревоженно взглянул на часы, тем более что и горизонт на востоке начал светлеть.

— Начало четвертого, — предупредил он.

— Слушайте, мы как-то не подумали... — вдруг сказала Катя. — А если нам его к себе тащить, как мы будем его транспортировать? Он же так шагать, как мы, не сумеет. А дорога длинная. Что делаем? Просто запоминаем, где он живёт? А потом что? Заказываем такси уже днём и привозим в свою квартиру?

— Если вечером привезти, можно высадить у подъезда. А потом домой не заходить, — предложила уже я, и сама уже обеспокоенная. — Сразу повести его к школе.

— Мам, мы прошли уже два дома. Ты никого не видишь?

Под "никого" Андрея подразумевались, естественно, призраки.

— Нет, никого.

Из-за дворовых ворот нас снова обгавкали, а потом ещё сонно промычала корова. Петухи замолкли, а где-то далеко проехала машина. Деревня оказалась весьма развалистой, благо уселась на нескольких оврагах. Небольших деревенских улиц мы насчитали аж три штуки. Остановились посередине одной, кривенькой и мотающейся узкими тропинками то вниз, то вверх, и растерянно огляделись. Да, горизонт вовсю предупреждал о скором восходе. И, скорее всего, ещё немного — и на улицу выйдут первые коровы в стадо. А в нашем мире тот же восход чуть позже, но ведь тоже не замедлит. И что тогда делать?

— Как вы думаете, — решительно сказала я. — Где тут у них кладбище?

— Прошли мы его минут пять назад, — сказала Катя, оглядываясь. А потом обернулась. — Мам, это ты здорово придумала!

Кто бы видел, как мы рванули на маленькое деревенское кладбище, у виска бы пальцем покрутил. К нашему удивлению, кладбище окружал металлический забор, причём даже недавно покрашенный. Нашли калитку и вошли в царство заросших травой и кустами сирени могил. Остановившись, я машинально тронула пальцами браслет. Дети послушно замерли за мной. Призрак старушки в странной одежде, сидевший на скамье, сразу подлетел ко мне, едва я заглянула ему в глаза. Поздоровавшись с ним, я объяснила, что ищу живого человека. Призрак слабо улыбнулся.

"Не моё дело о живых говорить. С меня зачиналось здешнее упокоение, а за калитку я давно не выходила. Но есть неподалёку и другие, недавние, что не упокоились. Могу провести к ним, а там уж попробуй с ними поговорить".

Тем не менее, призрак старушки оказался весьма любопытным. Пока мы пробирались следом за ним по тропинке, он успел выспросить у меня историю дедушки Конрада. С тревогой поглядывая на небо, я коротко рассказала ему, почему мы здесь. Призрак внезапно остановился, удивлённо вздёрнув бровки.

"А-а, так ты о Конраде говоришь! Это я тебя, милушка, и сама к нему провожу, не беспокойся".

У меня сердце упало. Но... Лучше знать, чем предполагать.

За призраком я почти бежала, с трудом уворачиваясь от ветвей и поневоле дожидаясь бегущих за мной детей, чтобы их не хлестнуло этими ветвями. Кажется, мы проскочили всё кладбище, прежде чем остановились у самой ограды, за которой притулилось странное строение, больше всего напоминающее хлипкий сарай. Но всё моё внимание... Свежая могила — без креста, без венков, только пол-литровая банка с огарком свечи в ней... Неужели мы опоздали?.. Неужели... Слёзы навернулись на глаза...

— ...Кто тут ещё по кладбищу бродит в неурочный час? Кому не спится? — неожиданно по-стариковски ворчливо спросили от забора.

"Ну вот, — весело сказала старушка. — Вот он, ваш Конрад, — сторож наш кладбищенский!"

Тринадцатая глава

Детская память, как и глаза, напрочь отрицала, что передо мной стоит родной или хотя бы знакомый мне человек. Хотя деда я лишь смутно помнила высоким, но это понятно: для пятилетнего ребёнка все взрослые высокие. Сейчас предрассветье позволяло рассмотреть внезапно появившегося перед нами человека почти в подробностях. Сутулый старик, только что прошедший в узкую калитку между прутьями забора и повисший на самодельных костылях, был высоким, но не настолько. Немедленно вставший рядом со мной Андрей, с его метром восемьдесят пять, отчётливо возвышался над ним, даже на расстоянии. Но я пристрастна. А ведь этот похудевший до торчащих скул, бородатый и с давно не стриженными седыми волосами старик, тяжело опиравшийся на костыли, пусть я его не узнавала в целом, обладал всё ещё яркими серыми глазами, цепкий взгляд которых проникал вглубь...

С замиранием сердца я разлепила губы и выдохнула:

— Доре Конрад?

На морщинистом лице не дрогнула ни одна чёрточка. Старик равнодушно помолчал, будто невзначай выставив вперёд один костыль, уже точно не опираясь на него. А потом сказал, но уже не тем энергичным и даже бодрым голосом привычного к бессоннице человека, которым он нас остановил, а усталым, потухшим:

— Я... не понимаю ваших слов.

— Дедушка!

Несколько шагов, разделяющих нас, я пробежала, как будто меня подгоняло ветром. Я обняла старика, несмотря на его палки, служившие ему костылями, и с меня будто сдёрнули все защитные покровы. Слёзы хлынули неостановимо.

— Дедушка, это я — Искандра!

Один костыль упал, и старик обнял меня. От его шёпота я содрогнулась:

— Зачем ты приехала, Искандра? Найдут — убьют! Тридцать лет прошло... Я ж прятался и от них, и от тебя, чтобы не нашла... Девочка моя, внученька... Сил уже не осталось — только умереть... Век свой доживаю, а ты... возьми — да появись... Зачем, Искандра?! Зачем?!

С неожиданной силой он отодвинул меня и вгляделся в глаза.

— Не плачь, девочка. Только на вопрос ответь — зачем?

— Ответ простой, — мгновенно успокоившись, только всё ещё всхлипывая, выговорила я. — Ты нужен мне и твоим правнукам. Это Андрей. Это Катя. Они ходоки. Мы живём в садовом домике нашего поместья и готовы драться со всеми, кому не нравится наше возвращение. Целый город ждёт, что мы найдём убийц наших родителей. Но нам нужен ты, чтобы объяснить то, чего мы пока ещё не знаем или не понимаем. А мы боимся обращаться к тем, кого не знаем. Дедушка, только не отказывайся. Родители открыли мне дом. Но остальные по-прежнему видят на его дверях печать призраков. Ты будешь жить там. Я понимаю, почему ты не мог перебраться отсюда в старый дом. Там не было еды и вообще условий проживания. Но, дедушка, теперь у тебя есть мы! Мы поможем тебе, а ты поможешь нам! Неужели тебе не хочется самому вернуться домой?! Дедушка!

Он сжал мои плечи, замер. Я слышала его вздрагивающее дыхание. Потом он поднял голову — взглянуть на правнуков.

— Ты даже не представляешь, насколько я хочу вернуться... — прошептал он.

— Насколько? — твёрдо спросила я. Правда, всхлип поколебал решимость вопроса.

Дед выпрямился и уже спокойно (руки всё равно вздрагивали) принял из рук Андрея оброненный костыль. Огляделся и попятился к забору, к которому и прислонился.

Чувствуя, как дрожат ноги, как перед глазами время от времени начинает плыть — от бессонницы, от утомления, от усталости, от треволнений этой бесконечной ночи, я шагнула следом, не желая оставлять дедушку. Крепкая рука Кати поддержала меня за локоть, и я вздохнула, понимая: будь я один на один с дедом, в голос ревела бы сейчас, взахлёб и бесконечно, не умея остановиться. Но дети рядом. И я черпала силы уже из одного их присутствия.

— Я не могу вернуться, — тяжело сказал дед Конрад. — Магия полностью покинула меня. Когда я в последний раз попытался войти в дом через личный ход, я попросту его не нашёл. Хотя помню, где он находится. Я стал слишком стар. Без подпитки магией я развалина. — Он с неожиданной теплотой взглянул на Андрея, потом на Катю. — Если даже мои правнуки — сильные ходоки, меня перевести в наш мир не получится. Искандра, ты уверена, что сделала правильно, покинув этот мир?

— Да, уверена. — Я помедлила и снова вздохнула, глядя на него с тревогой: неужели переубедить не удастся? — Несмотря на опасность, я чувствую, что мне там легче.

Он опустил глаза. Но я поняла, что разговорить его сумела. Поэтому задала последний вопрос:

— Почему ты живёшь здесь, на кладбище?

— Одно время я занимался целительством, — неохотно сказал дед Конрад. — Но в последнее время начал сдавать. Слишком много магии уходило на лечение... Когда не сумел помочь последним страждущим, меня выгнали из дома, где квартировал (Я вспомнила про пьянчужку, о которой говорил пасечник). Мне повезло, что однажды помог встать на ноги председателю здешнего сельсовета. Он выбил для меня должность кладбищенского сторожа и эту лачугу. — Дед показал на ту странную, похожую на жалкий сарайчик постройку, которую я заметила раньше. — С тех пор я здесь... Искандра... Мне жаль.

Он угрюмо опустил голову, и я снова вспомнила крепкого и энергичного доре Марика, который был почти ровесником деду. Покосилась на детей, растерянных, смотревших на прадеда с жалостью... А как иначе на него смотреть?

— Андрей, у тебя остались артефакты?

Сын аж вспыхнул надеждой. Повернул рюкзак к себе и вынул два браслета.

— Что это? — прошептал дед, ошеломлённо глядя на артефакты, которые ему протянул мой сын.

Снова упал костыль, только на этот раз никто не кинулся его поднимать.

Я держала деда за руку, чтобы он выстоял на ногах, смотрела, как Андрей помогает ему надевать браслеты, и думала: наплевать на то, в какое время суток мы вернёмся. Ясно же, что с дедом придётся плестись до хода в мир моих родителей слишком долго: сначала эта деревня, потом — вторая, последние шаги по лесу... Наплевать, что нас могут хватиться в Старом городе... В конце концов, все знают, что мы... возвращенцы. Решат, что мы уходили в свою старую квартиру. Если дед сейчас сможет идти без своих костылей, мы пойдём все вместе и будем идти с ним рядом до последнего. Не хочу вернуться к нему в следующий раз, чтобы наткнуться на свежую могилу — уже настоящую, его собственную.

А дед медленно, но выпрямлялся, как будто почуял силу, впитывающуюся в него. Нет, он не выглядел человеком, который сразу приободрился и начал расправлять плечи. Скорее, он прислушивался к себе, время от времени ласково и бережно поглаживая браслеты, надетые на кисти рук.

"Ишь ты... — задумчиво сказали рядом, и я обернулась к старушке, с которой и началось это кладбище. — Родненькие, значитца... Что ж, ежели своего не забываете и не бросаете — уважение вам и доли счастливой! Пойду-ка я далее".

— Спасибо вам, — поклонилась я в её сторону.

— Искандра? — удивлённо позвал дед, который всё ещё сутулился, но на костыли уже не наваливался. — С кем ты? Или... — Он осёкся и облизал губы. — Искандра, ты?..

— Дедушка, да, я эктомант, — кивнула я, отвечая на не заданный им полностью вопрос. — И меня в Старом городе уже учат всем особенностям этой профессии. Ты как? Можешь теперь передвигаться сам?

— Наверное, смогу. — Он с сомнением посмотрел вниз, на ноги, как я поняла. А потом с досадой закончил: — Могу без костылей, но не быстро.

Артефакты подействовали, но слишком слабо для сегодняшнего состояния деда. Шагать он мог, но медленно. Но я уже настроилась, что буду идти рядом с ним до победного. Поэтому напомнила:

— Дедушка, у тебя есть какие-нибудь вещи, которые ты бы хотел забрать с собой?

Он оглянулся на лачугу и усмехнулся.

— Разве что книги. — И, уже глядя на Андрея, добавил: — Как войдёшь, слева полка будет. Вот там и возьмёшь.

— Лучше я, — предложила Катя и подёрнула ремень сумки, с которой вышла из дома. — Андрей пусть на всякий случай будет с вами.

Промолчав, я решила, что книги наверняка по эзотерике — такие же, какие мои дети покупали для магов Старого города по их заказам.

— Искандра, — снова позвал дед Конрад, глядя на меня уже тревожно. — У тебя дети, но ты ничего не говоришь о муже. Ты... сбежала от него?

— Нет, дедушка, я вдова. Муж умер — и давно, — отозвалась я. — Ещё до того, как мы оказались... там, в старом поместье.

— Вот как... Жаль, — протянул дедушка.

И я снова промолчала. О своей прошлой жизни здесь говорить пока не хотелось, хотя она закончилась всего несколько дней назад. Не то место и не то время. Торопливый и сумбурный разговор о самом главном, что хотел знать дед Конрад, — вот и всё пока, что ему понадобится... Не хочу даже думать о прошлом. Всем душой и сердцем я уже в своём поместье, в старом доме и в садовом домике. Ох, как там Факс? Если проснулся, плачет, небось, что одного оставили? А если Рем ни свет ни заря прибежит и не сможет поиграть со своим щенком? А коты? Полными ли мы им оставили их личные тарелки? Они, конечно, отличные крысоловы, что вчера утром мне доказали, но... А странные мои грядки? Их ведь каждый день поливать надо...

Между тем дед Конрад оживился так, что даже начал тоже думать о будущем.

— А что дальше? — обеспокоенно спросил он, когда вернулась Катя с отяжелевшей сумкой. — Вы пришли или приехали?

— Пришли, — сказал Андрей. — Через ваш ход из детской. Через лес и деревни.

— Тогда... — задумался дед и поднял голову. — Нам надо выйти с кладбища и найти седьмой дом справа. Там живёт Егорка. Хороший человек. Он нас и отвезёт. Ещё и до рассвета успеем попасть домой.

— Куда? — вырвалось у меня.

— До леса. А может, и до избы пасечника, дяди Вани.

— Но ведь и время ещё раннее...

— Егорка — такой человек, что ни о чём не спросит, если его попросить. Правда, — смущённо добавил дед Конрад, — ещё и потому, что я дочку его вылечил.

Опираясь на руку Андрея, дед Конрад поначалу неуверенно, а потом всё более твёрдо зашагал впереди нашей маленькой компании.

Нам и правда поразительно повезло. Стоило нажать плоскую кнопку в воротах небольшого кирпичного дома, как минуту спустя мы услышали стук открываемой двери и шаги, приближающиеся к нам. Наконец открылась дверь справа от ворот. Дед Конрад попросил высоченного, выше Андрея, и худощавого Егорку, всего какого-то тёмного (может, из-за щетины), отвезти нас к старой лесной пасеке. Егорка промолчал на наше приветствие, промолчал и на просьбу деда. Ушёл, закрыв за собой дверь, а потом открыл ворота и выкатил на улицу тако-ой древний драндулет, в котором Андрей с трудом, но с азартом опознал "москвичонка", что я с трудом скрыла невольную улыбку жалости к этой машине-развалюхе. Краска с корпуса немилосердно сыпалась, колёса примялись так, словно из них вот-вот выйдут остатки воздуха... Егорка закрыл ворота и тихим голосом велел садиться в машину.

Мне стыдно, но тут я втихомолку порадовалась, что дед Конрад тоже худущий. На заднем сиденье он с правнуками уместился с трудом. Очень уж там было тесное сиденье. А потом машина затарахтела так, что я обмерла от нервного грохота: а вот не дай Бог, сейчас все деревенские собаки лаем изойдут!

Егорка невозмутимо вывернул на уличную, и мы затряслись по кривобокой дороге, чьи колеи местами оказались такими глубокими, что мы, замерев от ужаса, слушали, как по сухой отвердевшей земле скрежещут боковые бамперы "москвичонка". Собачий лай мы благополучно слышали сквозь всё то же тарахтенье. Поскольку Егорка был всё так же невозмутим при этом, то и мы решили не обращать внимания на собак. Тем более что приходилось испытывать довольно неприятные... впрочем, лучше напрямую — кошмарные ощущения при тряске.

В общем, это было счастье — когда это чудо гороховое под названием "машина" остановилась у опушки. Егорка оказался реалистом. Скучным голосом, без единой интонации, он сказал деду Конраду, что дальше не поедет, потому что машина застрянет в лесу и выбраться у него не будет возможности.

Когда машинка утарахтела назад, а мы потрясённые, всё стояли, глядя ей вслед, Катя с недоумением спросила:

— Что он имел в виду, что машина застрянет? Она и на тех дорогах в деревне легко может встать!

— Он имел в виду, что в лесу дорога узкая для нормальной машины, — объяснил Андрей, не отрывая глаз от точки, которая то и дело появлялась в облаке пыли на дороге. — Там, где его "москвич" проедет, другая машина вряд ли сумеет. И, если он и в самом деле в лесу встанет, на другой машине вряд ли поедут его вытаскивать. Дед, хватайся за мою руку. Идём.

Дед Конрад чуть заметно улыбнулся. Кажется, ему понравилось, что правнук так легко обратился к нему на "ты"... Они пошли впереди, мы с Катей за ними. Нет, магических сил, набранных в артефактах, деду Конраду явно маловато. Он старался идти как можно бодро, но время от времени спотыкался. И я видела, как Андрей в таких случаях резко сжимает свою руку в локте, чтобы дедова ладонь не выскользнула.

Шли не торопясь, и в какую-то секунду Катя заглянула в мои глаза.

— Мам, ты что? — шепотом спросила она. — Всё же хорошо?

Я едва слышно шмыгнула носом.

— Прости, Катя... Накатило... Всё думаю, что дед — это только начало. И... что-то страшно мне теперь, хоть вроде и радоваться надо, что теперь мы будем знать многое. И от других... не зависеть.

— Другие — это доре Тамаш?

— И он тоже, — буркнула я, отворачиваясь. — А ещё... страшно за деда.

— Почему?

— А вдруг тех магических сил, что в браслетах были, мало, чтобы он прошёл собственный же ход?

— Ничего страшного! — тихонько заявила дочь. — Будет сидеть у хода, а мы ему передадим ещё несколько артефактов. Андрей всегда про запас держит.

Но, видимо, возможность, что дед Конрад не пройдёт ход, волновала и её. Катя то и дело задумчиво посматривала на идущих впереди мужчин, сдвигая брови.

Возле дома пасечника нас никто не встретил, что я восприняла с облегчением: значит, дядя Ваня "ушёл". Призраков больше в этом месте не будет.

Вдоль забора дошли до бетонной трубы. Остановились. Я заглянула в трубу. Сквозь ветви виднелся сияющий слабой позолотой восхода горизонт. Машинально подумалось: "А выйдем домой — будет ещё очень темно".

Дед Конрад стоял у труб, не решаясь шагнуть в неё, кусая губы и сжимая кулаки. Я смотрела на него и сама с трудом удерживала новые слёзы. Получится? Нет?

— Не отпускай моей руки, деда, — спокойно сказал Андрей.

Он сам шагнул в трубу — в невидимый для всех ход, таща за собой деда Конрада.

Меня обдало жаром — исчезли оба!

— Фу-у! — громко в лесной тишине сказала Катя и сама же пригнулась, услышав сой голос. И засмеялась. — Всё, мам. И нам пора!

Я сжала её холодную ладошку, чувствуя и свою, продрогшую за время вынужденной прогулки в предутреннем лесу. Шагнула и очутилась в тесной темноте, пахнувшей на нас сыроватым кирпичом. Рядом, чуть ниже глаз, вспыхнул огонёк. Сначала я привыкала к неверному свету, качающемуся и подпрыгивающему от сквозняков. Потом услышала отчётливый шёпот:

— Я прошёл... Я вернулся!..

Дыша ртом, чтобы дед не расслышал, как я снова шмыгаю, я осторожно вытерла слёзы.

Потом мы снова боком поднимались к детской, и я слышала, как Андрей терпеливо повторяет деду Конраду:

— Не торопись, здесь ступени высокие. Забыл?

— Да не забыл, — в темноте с досадой отвечал дед Конрад. — Ноги пока плохо поднимаю — вот и вся недолга, почему спотыкаюсь. Как будто не мои. Но уже хоть без костылей! — почти молитвенно добавлял он.

Наконец наверху затеплился огонёк свечи, специально оставленный Катей перед походом, чтобы видеть окончание пути. Сначала исчезли мужчины, а затем и мы с Катей вышли в детскую. Да, здесь было ещё очень темно, хотя темнота стала прозрачной и даже рассеянной, предполагая скорый рассвет.

Я тут же скомандовала:

— Дети, заберите Факса и идите спать. У вас три часа до побудки.

— Куда им? — тихо удивился дед Конрад, разглядывая детскую комнату.

— У нас в десять утра по земному времени консультация по геометрии, — объяснил Андрей. — ЕГЭ в этом году начинается с математики. Ладно, мам, мы побежали.

Сын уже привычно шагнул в магический круг для начинающего эктоманта, постоял немного и пошёл к двери. Катя — за ним. На неё круг не действовал.

Дед Конрад смотрел правнукам вслед с восхищённой улыбкой, которой даже и прятать не думал. А потом будто спохватился:

— Факс — это кто?

— Щенок, — усмехнулась я, расстилая ему приготовленную постель. — Дедушка, ты мне скажи одну вещь. Почему ты на кладбище так рано вставал?

Дед Конрад огляделся и сел в кресло.

— Не вставал. Потому что не ложился. Бессонница у меня. Года два как. С тех пор, как на кладбище переехал работать. — Он вздохнул. — Одна радость — в деревне библиотека хорошая. Ночью на кладбище делать нечего — читал. А днём всегда дел хватало. Много ли я в свои лета мог что-то сделать? Вот и работал не торопясь. А в последние годы перестал читать. Глаза не те уже...

— Хочешь сказать, спать и здесь не сможешь? — присела я на стул рядом с ним. — Кстати, тебе бы надо умыться. Завтрак на столе — рядом с дверью. У окна мы постарались ничего не ставить для тебя. Шторы хоть и закрыты, но мало ли — не до конца же.

И замолчала при виде двух фигур, вставших за спиной сидящего деда Конрада. Обе положили ладони на его плечи. А одна мягко провела ладонью по голове деда.

— Ох, Искандра... — Дед с трудом подавил зевок. — Кажется, дома я... — Он задвигался, собираясь встать, и я подскочила к нему, подала руку. — Что-то вдруг нахлынуло. Неужели я буду спать? — явно удивляясь самому себе, покачал он головой.

Я, не отнимая руки, направила его к постели. Кажется, сон для деда Конрада сейчас важней всего на свете. И я была очень благодарна родителям-призракам, если это их помощь заставила деда ощутить желание спать.

Помогла ему сесть на кровать, а когда он попросту свалился боком, уже не в силах открыть глаза, подняла ему ноги уложить на постель, а потом укрыла. Пусть в одежде. Ничего страшного.

Осмотревшись, я покачала самой себе головой — всё правильно: проснётся — увидит стол с завтраком и поест. Около входной двери в детскую я снова оглянулась: дед и правда спал. Даже отсюда, от двери, я слышала его тихое посапывание. Родители стояли по обе стороны от кровати со спящим, словно охраняя его. Я кивнула им и вышла, оставив дверь приоткрытой.

Спустившись на первый этаж, я шагнула в подземный ход и быстро прошла его. Дверь в комнату детей была плотно закрыта. Судя по пустому уголку под лестницей наверх, щенка они забрали с собой. Со всеми предосторожностями, чтобы не скрипнуло, я открыла входную дверь. На крыльце пусто. Коты ещё не вернулись с ночной охоты... Улыбнулась. Тарелки полные. Снова заперла дверь и пошла к себе, на второй этаж.

Прежде чем уснуть, выглянула в зазор между задвинутыми шторами.

Сердце больно стукнуло: от забора отъезжала машина. Я видела её расплывчатым тёмным пятном в той рассеянной тьме, которая дремала на улице. Сердце-то стукнуло, а потом пришло понимание и облегчение: сегодня ночью приходили некроманты-убийцы. Ничего не добившись, они ушли не солоно хлебавши. Ровнёхонько в то время, когда мы вернулись. Значит... Значит, остаток ночи мы спим спокойно, не думая об опасности.

А завтра... Завтра будет завтра.

Я решительно села в кресло у окна, закуталась в шаль, висевшую до сих пор на спинке, и задремала.

... Когда двойняшки проснулись, их ждал горячий завтрак. Я бегала по коридору с кухней в одних носках, чтобы не топать тапками и не будить детей слишком рано. Пока завтрак готовился, я успела сбегать в старый дом, чтобы узнать, как там дед Конрад. Наверх не взбегала — призрачные родители встретили почти на пороге и отрицательно покачали головами. Я постояла немного, прислушиваясь к размеренному стуку напольных часов, и вернулась в садовый домик.

— Мам, ты вообще, что ли, не спала? — удивился Андрей, первым вышедший из общей комнаты.

— Спала. Только сон больно беспокойный был. Зато чувствую себя замечательно, — торопливо добавила я. — Бегаю везде, как электровеник.

Сын фыркнул и пошёл умываться.

Вскоре вышла Катя. Пока она дожидалась своей очереди умыться, я быстро перенесла завтрак в общую комнату. А заодно открыла входную дверь и впустила котов. Как будто расслышав лёгкое "топ-топ-топ" по деревянному полу, проснулся щенок. Пришлось бегом выносить его корзину на улицу, чтобы малыш сделал свои дела на просторе, а потом занести его. Коты снисходительно наблюдали за Факсом, бегающим вокруг корзины, со ступенек крыльца, а потом зашли следом за нами в общую комнату.

За завтраком определились с расписанием на сегодня, и я ещё успела написать список необходимых продуктов, уже имея в виду нового жильца в старом доме. Потом дети уточнили свои учебники и тетради и убежали в сад. Пришлось закрыть за ними дверь, чтобы следом не рванули коты — насытившийся-то щенок снова дрых.

На часах в коридоре — восемь. Рем должен прийти (если придёт) ближе к десяти. Я немного посомневалась, но всё-таки снова сбегала в старый дом. Дед Конрад ещё спал, и я осторожно, на цыпочках, удалилась, оставив ему записку: "Если захочется, можешь пройти в садовый домик". Зная его состояние, я решила, что дед Конрад будет очень осторожен и, если придёт, не будет высовываться из домика.

Прежде чем начать новый день во всей его полноте, я выполнила то, о чём упорно думала по дороге к деду Конраду: надела колье родителей и пожелала быть непроницаемой для любой попытки проникновения в моё личное пространство.

Минуты спустя я была в саду. Первым делом, сопровождаемая котами и проснувшимся щенком, я полила свой мини-огород. Потом прикинула размеры прополки и решила, что буду полоть всё подряд, расширяя чистую площадь вокруг садового домика. Пришлось надеть перчатки, потому что кусты роз, в которые я залезла, чтобы освободить их от сорняков, кололись немилосердно.

Не знаю, сколько я так проработала, как раздался звонок от калитки.

Устало выпрямившись, сонная, я ещё улыбнулась, думая, как буду следить за мальчиком — ведь наверняка это его привели. И затаилась в душе, надеясь, что привёл Рема не Тамаш. Сейчас, усталая, плохо спавшая, я не была готова к разговору с ним.

Демонстративно не снимая перчаток, чтобы беседа, если она будет, длилась бы недолго, я встряхнула мусор с фартука и поплелась к воротам старого дома, ощущая невыносимое желание взглянуть на его окна.

Кошмар. У калитки стояла открытая карета, в которой сидела счастливая ре Гранда и благодушно настроенный доре Драгомир. Парочка радостно заулыбалась мне ещё издалека, а я про себя простонала: "Неужели опять какое-нибудь мероприятие?! Ничего себе — у них тут светская жизнь ключом бьёт!"

Доре Драгомир даже выскочил из кареты, чтобы лицезреть меня полностью. Весь идеально импозантно-элегантный, он в несколько мгновений заставил меня пережить множество противоречивых эмоций: от уязвлённости, что меня застали в таком виде, до полного наплевательства: "Да пошли вы тёмным лесом!" Последнее на паре шагов до калитки заставило серьёзно задуматься, откуда мне известны такие выражения. Решила, что из сериалов, которые забегала к нам смотреть тётя Маша, когда у неё барахлил телевизор — так она недовольно ворчала. А на самом деле ей просто хотелось посидеть с кем-нибудь, кроме телевизора. Как там сейчас давняя моя соседка и бессменная няня моих детей? Я вздохнула и открыла калитку.

— Доброго утра! — слегка склонила голову, приветствуя таким образом сразу обоих.

— Доброе утро, ре Искандра! — Абсолютно довольный доре Драгомир раскланялся передо мной и с восторгом произнёс: — Вы грациозны и прекрасны, несмотря на свой рабочий наряд, ре Искандра!

С некоторым разочарованием я убедилась, что повязки на его левой руке нет. И правда, царапина. Жаль. И тут же нервно усмехнулась: "Ну, я и кровожадная!"

— Доброе утро, ре Гранда! Рада видеть вас бодрой и здоровой!

— Милочка Искандра! — запела старушечка, и у меня внутри ёкнуло: а ну как сейчас скажет, что сегодня вечером следующая вечеринка? Но нет... — Мы так рады тебя видеть! Мой племянник прав, и ты выглядишь просто потрясающе в этом рабочем платье!

Я благовоспитанно улыбнулась на комплимент и шутливо подняла руки в рабочих перчатках. Гранда сразу заторопилась:

— Не будем, не будем мешать тебе, милая Искандра! Мы просто заехали предупредить, что ре Миранда приглашает (я чуть не закатила глаза) на домашний праздник по поводу дня рождения одной из младших внучек. Бального платья не понадобится, но...

— Но наденьте такое, в котором вам будет удобно танцевать, — бесцеремонно перебил её Драгомир. — На танцевальный минимум я в обязательном порядке надеюсь!

— Не уверена, что мне захочется танцевать...

Он перебил и меня, сразу сообразив, что я хочу сказать:

— Доре Тамаш принёс мне свои извинения. Мы разошлись с миром.

Вот как... Во мне сразу вспыхнуло странное неприязненное чувство. Пусть ре Гранда и говорила моим детям, что старинные семьи всегда получают поддержку, но отношение к тем, кто обеднел по каким-либо причинам, кажется, всё равно идёт по принципу пренебрежительного взгляда сверху вниз — с долей снисходительности.

— Милая Искандра, — добродушно завершила наш диалог Гранда. — Мы заедем за тобой в шесть вечера. На этот раз тебе необязательно брать с собой детей.

И они откланялись. Глядя вслед карете, я вдруг подумала: "Интересно, какими будут их лица, если дворецкий провозгласит: "Доре Конрад со своим семейством!" Сцена застряла у меня в воображении. Помотав головой, я отправилась расчехлять свою швейную машинку. Лоскутков у меня много. И украсить любое платье так чтобы оно обрело парадность, мне нетрудно. Пока есть время, придётся постучать машинкой.

Четырнадцатая глава

Итак, перед появлением Рема я многое успела сделать.

Снова осмотрела дорожки вокруг садового домика, чисты ли от сорняков. Мелочь снова проклюнулась, но настолько куцая, что её полоть — только верха обрывать, а надо бы с корнем, чтобы уж наверняка. Зато розовые кусты взбодрились — и резво пошли в рост, уже не теснимые вредным сорняком. Я ещё себе взяла на заметку найти книги о садоводстве, чтобы узнать, как вернуть розовые кусты и лозы вьющихся цветов из задичавших к состоянию садовых.

Затем осмотрела выметенную ранее небольшую площадку — миниатюрный дворик — перед крыльцом садового домика. Решила, что для игр и беготни одного маленького мальчика и одного щенка места здесь хватает.

И во всех этих осмотрах за мной следовали два кота и Факс, который время от времени терялся в густой траве и начинал призывно поскуливать, чтобы его нашли. Коты торопились за мной, наверное обрадовавшись, что появилась постоянно живущая в доме хозяйка, а щенок... щенок радовался, что у него теперь есть дом и место, где можно побегать. К розам он не лез. Сунулся раз, получил иглами по любопытному носу — одного опыта хватило, чтобы больше к агрессивным цветам не соваться. Да и куда ему в розы лезть, когда вокруг домика столько дорожек — и все необследованные!

Хорошо, что зверьё отвлекало от мыслей... Меня снедало любопытство вкупе с опаской: с кем появится Рем? А при мысли о том, кого бы не желала видеть, возникало возмущение: ну почему он был так... груб? Испортил мне... хорошее отношение к нему! И сама же себя ругала, что так быстро забыла свою обиду. Хотя, может, это потому, что треволнения ночи эмоционально перевесили его неловкое предложение помощи? Или потому, что я теперь, с магическим колье, чувствую себя намного уверенней?

А потом не выдержала, присела на ступеньки крыльца и, прислонившись к перилам, уснула. Сны мелькали сумбурные, и где-то далеко в них я видела спокойно спящего деда Конрада, потом слышала жалобный зов то ли ребёнка, то ли щенка, а потом он замолк, а мне стало почему-то очень тепло. А потом с неба грянули колокола, и я вздрогнула на месте, таращась вокруг и не понимая, где я нахожусь. Секунды спустя я поняла, что щенок залез ко мне на колени и зарылся носом в моё платье, старательно уткнув нос в мой живот, а сбоку, на двух ступенях рядом, сидят коты.

На второй дообеденный звонок от калитки мы отправились даже не компанией — процессией. Впереди со всех своих пока не уверенных лапках — Факс, за ним — я, а замыкали шествие два солидных кота.

Впрочем, при виде мальчика, нетерпеливо переминающегося возле калитки, оживились и коты. Они мигом догнали щенка и, на радость Рему, протиснулись между решётками, чтобы приветствовать хорошего человека, умеющего правильно гладить котов и играть с ними.

Втихаря я выдохнула при виде сопровождения мальчика. Им оказался сухопарый мужчина — лет, примерно, доре Марика, а значит, ровесник моего деда. Весьма носатый и жёлчно глядящий, с поредевшими жидками волосами, прядями спускающимися по вискам, он сначала недовольно наблюдал за моим приближением, а потом отвлёкся на котов, которых вовсю обнимал Рем.

— Добрый день, — приветливо улыбнулась я дедушке Рема.

— Добрый день, — снисходительно ответил мужчина, пока я открывала калитку. Перешагнув нижнюю планку-порожек, он представился: — Доре Таир. А вы, как понимаю, ре Искандра?

— Да, всё так. Проходите, пожалуйста.

Оказывается, доре Таир пришёл не просто так, а после того как Рем рассказал о событиях вчерашнего дня. И больше всего деда Рема заинтересовали не игры с котами и щенком, а мои террасные грядки, с которыми мальчик попрактиковался, будучи стихийником земли. Как гостеприимная хозяйка, я хотела было предложить доре Таиру чаю но, уловив его нетерпение, сразу повела гостей за садовый домик. Поначалу думала, что Рем расстроится. Видела, как ему хочется поиграть. Однако мальчик помчался к огородику впереди нас — так не терпелось похвастать перед дедушкой. Домашнее зверьё радостно кинулось за ним.

Пока Рем не видел, я быстро спросила:

— В вашем доме есть собаки или кошки?

— Нет.

— А почему вы не хотите взять щенка или котёнка домой?

Доре Таир, скептически глядя на бегущего внука, ответил:

— В нашем доме все очень заняты. А с животными нужно обязательно соблюдать режим и учить их своему месту. Дети с этим не справятся, а взрослым в доме некогда, как я уже и сказал.

Я промолчала на это, но мне показалось, слова доре Таира прозвучали простой отговоркой. А ведь сколько детям радости было бы. И не только Рему.

А далее про меня забыли. Доре Таир, обследовав мой огородик и состояние ростков на нём, устроил внуку настоящий зачёт, и мальчик так старательно и даже азартно отвечал на все его вопросы, что, глядя на них обоих, понимающих друг друга с полуслова, я вдруг сообразила, что передо мной садоводы! Один опытный, второй — начинающий!

Под конец зачёта Рем получил заслуженную награду — возможность досыта набегаться с щенком и котами, а я, как клещ, вцепилась в доре Таира, и мы в степенной прогулке обошли часть сада вокруг домика. Сколько я узнала! Это просто чудо, что в лице деда Рема я нашла умного и терпеливого собеседника! Он показал мне, где что надо сделать, чтобы возродить цветочные клумбы и ряды. Рассказал, у кого в Старом городе можно купить хорошие семена, и пообещал в следующий раз с внуком прислать свои книги по садоводству. А когда я проводила его к воротам и открыла калитку, он осведомился, правда ли я могу оставить у себя Рема до прихода его отца, а потом вздохнул, задумчиво глядя на старый дом:

— Жаль, что с вашей семьёй так случилось. Мы дружили с Конрадом, и я рад, что хоть вы с детьми вернулись сюда. Здесь всегда жили счастливые люди.

Мы распрощались, условившись о встрече на завтра, чтобы доре Таир не только привёл внука, но и показал мне, как работать с садом далее.

Когда доре Таир ушёл, я медленно зашагала к садовому домику, размышляя о том, что желания у меня не совпадают с возможностями. Мне и хотелось поиграть, пообщаться с мальчиком, но Рем сейчас здорово мешал — так тянуло посидеть рядом с дедом. Можно, конечно, оставить мальчика с щенком возле садового домика. Насколько я поняла, Рем довольно послушен... Хм, получив желаемое... Но дёргаться, постоянно пытаясь проследить за ним и его передвижениями по саду прячась в старом доме, — это заставлять нервничать и деда Конрада. Что же делать?

Заглянув в уголок, где на расчищенной площадке оставила Рема с щенком, я увидела, как оба малыша что-то старательно разглядывают между бордюром и землёй, у цветочной дорожки. Судя по взглядам обоих, они следили за перемещениями какого-то жука. Успокоившись на время, я вошла в дом. Пора готовить обед... Сбегать бы в старый дом хоть на минутку... Попробовать?

— Искандра? — тихонько позвали из-за лестницы — оттуда, где кухонька заканчивалась дверью запасного выхода из дома.

Дед?!

Я радостно помчалась на кухоньку. Он и правда был здесь и даже ещё не закрыл дверцу подвала, откуда пришёл по подземному ходу. Я быстро нагнулась и аккуратно, чтобы не грохнула, положила квадрат дверцы в пазы. И, наконец, обнялась с дедом Конрадом. Мы замерли, и я почувствовала, как потеплели мои глаза. Ну вот... Рёва мне ещё не хватало. И деду тоже...

— Ну, не плачь, внучка, не плачь, малышка...

Чуть не засмеялась сквозь слёзы: малышка! Под сорок-то! Сколько лет пропало насмарку, в разлуке!..

— Дедушка, ты выспался?

Чуть отстранившись, я вгляделась в родное лицо, которое начинала смутно узнавать. Не может быть! Наверное, тогда, в серой предрассветной мгле, мне только показалось, что его морщины очень глубоки! Да, на меня смотрел всё ещё старик. Но кожа на лице, которую я помнила... уставшей, безвольно обвисшей, будто стянулась. А глаза... Я снова обняла деда Конрада — и тут же спохватилась: мало ли что кожа! А ноги-то! Надо немедленно усадить его — устал же столько стоять!

— Подожди, я вынесу стулья!

Вот так, вынужденно прячась за лестницей, готовый в момент опасности спуститься в подвал, к подземному ходу, дед Конрад сидел рядом со мной, пил чай с выпечкой, а я готовила обед и, вполголоса, сразу объяснив, что это за ребёнок за окном, рассказывала ему обо всём. О своей жизни "там" говорила мало и кратко. Обрисовала ситуацию с "мамой" и с мужем и сразу перешла к истории моих детей и моего неожиданного возвращения сюда. А вот о нашей здешней жизни начала рассказывать подробно. Дед молча прихлёбывал чай с выпечкой Кати и только слушал, лишь изредка уточняя имена.

Один раз пришлось прерваться: за окном смолкли голоса Рема и щенка. Я встревожилась и выскочила их искать. Коты спали на крыльце, но, заслышав открывающуюся дверь, мгновенно побежали в коридор, с интересом принюхиваясь. Может, к запаху незнакомого им человека? Я только с улыбкой оглянулась на котов: дед Конрад уже знает о наших домашних животных.

Оказалось, Рем издали увидел появившихся в саду Андрея и Катю и сразу побежал к ним, таща на руках Факса. Двойняшки поздоровались с восторженным мальчиком и, тут же оценив обстановку, разделились: Катя осталась с Ремом в саду, а Андрей, поймав мой нескрываемо счастливый взгляд, быстро вошёл в дом.

Только я собралась последовать за ним, как в саду раздался звонок от калитки. Вздохнув, на вопросительный взгляд Кати я отрицательно покачала головой: "Играй с Ремом. Ты и без того устала!" и побежала к воротам. Быстро шагая по дорожке, среди зеленеющих кустов и цветочной пестроты, вдруг поймала себя на мысли, что про себя разговариваю с Тамашем: "Ну и зачем ты пришёл так быстро? Пусть бы мальчик пообедал с нами. Ты-то наверняка не останешься, ведь вину свою чувствуешь до сих пор. И Рем теперь не сможет поиграть на воле с щенком, и я не смогу поговорить с тобой, как хотелось, чтобы выяснить всё до конца..." А когда остался последний поворот дорожки к воротам, внезапно остановилась. Откуда мне знать, что звонит именно Тамаш? Для него, кажется, ещё рано. И с чего я вдруг решила, что надо прояснить вечернюю ситуацию до конца?

Заставила себя дойти и от начала поворота узнала стоящего у ворот, при виде которого машинально потрогала спрятанное под одеждой колье. Но дошла до Тамаша уже спокойно и открыла ему калитку.

— Добрый день, ре Искандра, — неловко сказал Тамаш. — Мне придётся забрать Рема раньше. И, простите, что сегодня не успеваю позаниматься с вами.

— Добрый день, доре Тамаш, — безразлично, как постороннему, ответила я. — Пройдите, пожалуйста. Рем играет рядом с садовым домиком.

Я отступила от калитки, чтобы закрыть за ним. По дорожке мы пошли вместе... Как будто проглотили язык оба. Не знаю, как Тамаш, но я просто не знала, о чём начать говорить. Только посматривала на него, ссутуленного, точно сломленного, каким увидела его впервые. Правда, теперь его привычка сутулиться меня не сбила с толку. Я уже знала, что за маской хмурого и отстранённого человека скрывается очень страстный мужчина, который дрался из-за меня... Господи, до сих пор не верю — на мечах!

— Ре Искандра...

Я остановилась. Оказывается, я ушла вперёд, даже не заметив этого. Или Тамаш остановился? Прикинув место, сообразила, что мы недалеко от садового домика. Что же он встал? Осталось чуть-чуть...

— Искандра, — повторил Тамаш. — Вы... никогда не простите мне? — И тут же заторопился, прерывая меня — впрочем, я и сама не нашлась, что ответить ему сразу: — Понимаете, когда вы мне рассказывали о своей жизни "там", я видел, что вас тревожит что-то помимо рассказа. И эта тревога была такой яркой, что я легко разглядел ваше желание найти деда — доре Конрада, ваше желание именно вот-вот, прошедшей ночью, пуститься на его поиски. Я долго сомневался... — Он облизал губы. — Очень долго. Но всё же решился пойти с вами, пусть это и выдавало меня с головой — то, что я почти подслушал вас, считал с вас ваше желание. Простите, Искандра... Но мне стало страшно за вас. В том мире я побывал всего раз и знаю, что там мирное время, и всё же... Я так боялся за вас, что решился пережить ваше возмущение и негодование, но пойти с вами... Искандра, сможете ли вы простить меня?

Яблоневый сад с розовыми кустами... Мужчина, который неожиданно просит прощения, словно боясь, что единственная ниточка между нами оборвана раз и навсегда... Ошарашенная, я молчала, не зная, что и сказать. Обида давно не то что прошла, а потускнела на фоне других событий. И было немного жаль, что между мной и Тамашем как-то странно, неназываемо и вроде как даже косвенно произошёл разрыв. И в то же время так и хотелось недоверчиво улыбнуться. Разрыв? А было ли что-то? Всё опять-таки на сплошных намёках... Чувство, которое я раз ощутила к Тамашу... Ощутила — опорное слово. Я и сейчас чувствовала его, даже опустив глаза. Чувствовала его упорный, хоть и виноватый взгляд. Его сильное желание приблизиться и в то же время страх ненароком снова сделать что-то не то... И как хотелось весело и непринуждённо сказать: "Да что вы, доре Тамаш! Ничего же особенного не произошло! За что просить прощения?"

Как будто уловив мои сомнения, Тамаш торопливо сказал:

— Понимаю, что сразу принять мои извинения трудно. Но... я могу надеяться?..

— Наверное, нужно время, — с трудом выдавила я. — Чтобы принять...

— Спасибо, Искандра, — серьёзно сказал он.

Он постоянно называл меня Искандрой, не обозначая "ре" при имени — и внезапно мне это не то чтобы понравилось... Я услышала, с каким наслаждением он произносил моё имя — наполненным ощутимой нежностью, будто ему хотелось постоянно его выговаривать. Без приставки "ре" оно словно приближало его ко мне. И, даже опасаясь моей немилости, он не мог удержаться и произносил только имя.

Заглянув в тёмные глаза, я негромко сказала, боясь спугнуть то впечатление понимания, которое нас сближало:

— Пойдёмте. Дети слышали звонок. Они ждут.

— Искандра...

Имя остановило меня, хотя я уже повернулась. Тамаш смотрел виновато и упрямо.

— Искандра, я не знаю, какой артефакт сейчас делает вас защищённой, но скрывать эмоции вы не умеете. Простите, но... Вы можете возненавидеть меня... Я рад, что у вас всё получилось.

Вот теперь я вспыхнула — от страха и... радости, что он всё понял. И лишь одно меня утешило в моём замешательстве: он один знал, что я старалась найти деда Конрада. Взяв себя в руки, я попыталась спокойно сказать:

— Спасибо.

И больше не ждала его, сразу зашагав — в неопределённой надежде, что Тамаш больше не будет смущать и беспокоить.

Он забрал сына, который только вздохнул, глядя на Факса в руках Кати... Ирония ситуации: Рема мне стало жаль больше, чем провинившегося передо мной Тамаша.

Так задумалась, что не сразу восприняла вопрос Тамаша:

— Ре Искандра, вас пригласили к ре Миранде?

Очнулась только на концовке вопроса. Пришлось прокрутить его в мыслях, чтобы понять, о чём он говорит. Вскинула голову:

— Вы тоже будете? С Ремом?

Мальчик, державшийся за руку отца, кивнул в ответ на мой вопросительный взгляд и насупился в легко читаемом: "Не хочу!" А потом умоляюще посмотрел на меня:

— Ре Искандра, вы ведь придёте? Можно, мы будем рядом с вами? Пожалуйста! Мне с вами легко!

— Рем, — мягко сказал Тамаш. — Ре Искандру тоже пригласили. Она будет на детском празднике ре Миранды.

Хм. Кажется, я только что проговорилась? Точно: "Вы ТОЖЕ будете?" Ну, что ж... Взялся за гуж — не говори, что не дюж. Если до сих пор была возможность уклониться от приглашения, то просьба Рема всё перевернула. Мальчика, которому и так плохо в семействе ре Луминиты, наверняка будет неуютно среди полузнакомых детей — внуков ре Миранды. Тамашу тоже будет неуютно, потому что его воспринимают как бедного родственника ре Луминиты... Я прикусила губу. А я не слишком переживаю за этих двоих? Ведь до моего появления здесь, в Старом городе, они жили и без моей поддержки! И Тамаш уже показал себя настоящим мужчиной, отнюдь не хлипким, в поединке с Драгомиром. Хм, почаще себе об этом надо напоминать, чтобы перестать жалеть его, видя в нём всего лишь какого-то несчастненького.

Склонившись к Рему, я пожала ему руку и тихо сказала:

— Пусть только кто-то к нам попробует подойти! Всех отвадим!

Выпрямилась от заулыбавшегося мальчика и сказала уже Тамашу:

— Я провожу вас до ворот.

А когда закрыла за ними калитку и поспешила побыстрей к деду и двойняшкам, которые наверняка уже рядом с ним, неожиданно нахмурилась. Даже шаги замедлила. То ли из-за интриг вокруг меня и моих детей, то ли ещё из-за чего я внезапно подумала о том, о чём раньше не предполагала думать. Не пригласили ли Тамаша с Ремом, чтобы надавить на меня и чтобы я обязательно пришла? Ведь Драгомир видел, что я недовольна новым приглашением. Они: и Драгомир, и ре Гранда — уже знают, что я благоволю к Рему, что мне симпатичен Тамаш. Не значит ли их приглашение Тамашу, что меня почему-то очень хотят видеть на детском празднике ре Миранды? Но зачем? Ведь что Миранда, что Гранда — обе они из компании, которая желает избавиться от убийц-некромантов. Нет, однажды Гранда меня подставила. Но неужели совместно с Драгомиром она решила сделать это ещё раз? Но почему нельзя поймать этих убийц как-то иначе?

Я закрыла дверь в садовый домик на щеколду, задвинув её до конца.

Пока меня не было, Андрей переставил кухонный стол на середину коридорной кухоньки. Получилось — в тесноте, да не в обиде. В большей степени потому, что кухонька наша обладает небольшими окнами, да ещё довольно высокими и сейчас с задёрнутыми занавесками. Катя успела накрыть стол, и наша семья, наконец, уселась за обед. Мы сидели впритык к столу, смеялись над изумлёнными котами, которые понять не могли, почему мы сидим здесь, в коридоре, а не в просторной общей комнате; между нашими ногами бегал щенок, а мы говорили и говорили, вспоминая и рассказывая, удивляясь и сочувствуя. И всё это было настолько наше — до слёз, что сжималось сердце.

Дед Конрад объяснил своё видимое преображение.

— Я вернулся домой, — просто сказал он. — В свою среду. Здесь мне легко самому собирать силу. Насколько я выяснил, твои дети уже знают, как накапливать магическую силу, которая помогает поддерживать организм и справляться со всеми невзгодами, — задумчиво сказал он. — Мне дети рассказали и о том, как тебе помогали с артефактами "там", чтобы ты могла видеть призраков. И о колье, место которого подсказали тебе родители. Как только разберёмся с опасностью (а я думаю, что разберёмся обязательно!), я сам тебя буду учить набору магической силы. А пока займёмся текущими делами. Что там с твоим приглашением на сегодня?

— Мне придётся идти, — вздохнула я. — Сначала думала отказаться, тем более что у меня есть возможность: дети напомнили, что после второго приглашения я могу отказаться от третьего. Но я пообещала Рему. Ты не видел его, но, наверное, Андрей уже рассказал, что Рем — жертва тех же убийц-некромантов. Его чуть не сожгли. Мальчик выжил, но его лицо обезображено пятнами горелой кожи. Я обещала ему поддержку на детском празднике. Но мне не нравится, что ре Гранда велела мне приехать на этот праздник без детей — без Андрея и Кати. Вроде как она сама заберёт меня туда. Вопрос: а оттуда? — не обсуждался. Есть личное подозрение, что на обратном пути что-то произойдёт. Или я преувеличиваю?

— Мама, не беспокойся, — вмешался Андрей. — Ты поедешь без нас, но на обратном пути мы проследим за твоей безопасностью. Жаль, что здесь нельзя использовать мобильники. Было бы здорово: ты звонишь нам, что выходишь, — и мы втихаря начинаем охранять тебя от самой двери. Но итак ничего. Мы спрячемся рядом с поместьем ре Миранды и будем ждать твоего появления.

— Хорошая идея, — одобрил дед Конрад, в то же время глядя на меня с тревогой. — Тем не менее, я дам тебе парочку артефактов, которые помогут в случае опасности. Ко всему прочему не забудь дать мне свои украшения, в которых ты пойдёшь на праздник. Я наложу и на них заклинания защиты. Говоришь, ре Гранда настоятельно тебя приглашала? Старая интриганка... Любопытно, что она задумала... Жаль, я не знаю, кто такой доре Драгомир. Но если и ре Миранда участвует в этом заговоре... — Он озадаченно покачал головой. — Невероятно. Дети, вы в самом деле надеетесь защитить свою мать?

— Мы не надеемся, — спокойно сказал Катя. — Мы знаем, что сумеем это сделать.

— Нам бы только выспаться, — добавил Андрей и тут же с видимым трудом приглушил зевок.

— Идите к себе и закрывайтесь, — велела я, сама еле удерживаясь не повторить. — Мешать вам никто не будет.

— В таком случае, Искандра, — посмотрел на меня дед Конрад, — мне нужны твои украшения — все. Пусть это будут кольца или что-то другое. Пояс от платья и туфли — всё это отдай мне, а к вечеру они будут нашпигованы заклинаниями силы.

Так наш обеденно-военный совет закончился чисто практическими делами.

Я побежала к себе собирать украшения, а Катя взялась за уборку обеденного стола. Когда я поднималась по лестнице, мелком заметила, что дед Конрад придвинул свой стул к Андрею — и они тихо заговорили... Кажется, деду экстремальная обстановка по возвращении — на пользу. Вон как глаза сияют!

В своей комнате я быстро пересмотрела, в чём идти на детский праздник, и выбрала тёмно-серое платье, к которому подходили многие украшения. Не последним было соображение, что у него оказалось небольшое декольте, а значит, я могла спокойно снова выставить на обозрение всех колье моей мамы, скрывающее намерения хозяйки.

Собрав в пакет два колечка и браслет, близкий по тону к колье, положила туда же коробку с туфлями и пояс от платья, как и просил дед Конрад, я спустилась в кухоньку. Задумчивый Андрей смотрел в столешницу, явно пытаясь что-то уяснить, а дед Конрад втихомолку радовался, глядя на него, чего правнук не замечал до поры до времени.

— Что тут у вас? — спросила я.

— Ничего особенного, — от мойки откликнулась Катя. — Деда нам рассказал, что можно устроить ловушку на чёрных призраков. Только нужны твои способности. И книга, которую ему надо найти в старом доме. А Андрей, вон, теперь думает, как засечь этих некромантов возле ворот. Деда сказал, что можно настроить зеркало — типа вип-камеры, чтобы запечатлеть на нём всех, кто там будет останавливаться по ночам.

— Не совсем поняла, — призналась я, принимая из её рук полотенце и начиная сушить вымытую ею посуду. — Если деда сказал, что можно это сделать, о чём думает Андрей? Андрей ты нас слышишь?

— Слышу, — недовольно отозвался сын. — Я думаю о том, сколько зеркал нам пригодится и куда их развешать так, чтобы эти некроманты их не заметили. А ещё... Хватит ли их в старом доме...

— Идите-ка спать, — предложила я. — Я тоже не выспалась за прошлую ночь. Пока нам деда будет готовить заклинания защиты на мои вещи, мы должны успеть выспаться, чтобы на детском празднике не зевать.

Двойняшки засмеялись и послушно отправились в свою комнату.

А дед Конрад встал из-за стола и направился к подземному ходу. Я догнала его и обняла. Изо всех сил.

— Мне теперь почему-то кажется, что всё у нас будет хорошо, — прошептала я ему прямо в ухо. — Дед, подтверди. Пожалуйста.

— Подтверждаю, Искандра, — вздохнул он. — Мне нравятся твои дети. Весьма целеустремлённые.

Я отпустила деда, закрыла за ним дверцу подвала. А потом, взяв на руки спящего Факса, сопровождаемая котами, поднялась к себе. Надо бы тоже хоть чуть-чуть прикорнуть, чтобы быть внимательной на те несколько часов вечера у ре Миранды.

Оставив щенка в кресле, я присела на кровать. Раздеваться не буду. Только прилягу... Взгляд притянуло платье, висящее на открытой дверце шкафчика. И подумалось: понравится ли оно Тамашу? Захочет ли он танцевать со мной на этом вечере?

А потом нахмурилась. Есть проблема посущественней. Захочет ли этот настырный Драгомир уступить Тамашу, если тот пойдёт ко мне в надежде сделать тур вальса? И как сделать так, чтобы отшить Драгомира, не обижая его тётю — ре Гранду? Господи, в жизни столько не думала о том, как переплетается множество действий людей из-за желаний одних и стремлений других! Не забыть бы спросить деда Конрада, есть ли такие артефакты, которые помогают выполнять примитивные желания? Например, желание потанцевать с человеком, который, несмотря ни на что, всё же притягателен для меня?

Накинув часть покрывала на ноги, я закрыла глаза, унося в свой сон пойманную напоследок глазами часть солнечного сада: зелёные деревья купаются в ослепительно-ярком солнечном свете, но где-то за ними темнеет полоска медленно надвигающихся туч... Потом мне на ноги тяжело легло что-то мягкое, но увесистое. Вторая тяжесть весомо перешла через меня и свалилась за моей спиной. Стало тепло и уютно, как тогда, на крыльце, когда я сумела перехватить с час дремоты. Но сейчас я уснула.

Пятнадцатая глава

Все мои представления о детских праздниках ограничивались теми несколькими, на которых я была, пока мои двойняшки ходили в детский сад. А ходили они недолго — год до школы. И тому была рада. Муж тогда только-только начал прикладываться к рюмочке. Не хотелось, чтобы дети часто видели его в таком состоянии, когда он резко становился гениальным педагогом, о чём втолковывал им, требуя, чтобы они сидели послушно и усваивали всё, что скажет он.

Правда, и садик нам достался — далеко-далеко, не в нашем районе. Ездить приходилось. И вставать ранним утром. И слушать дружный детский рёв, потому что не высыпались. Некоторые родители мне немного завидовали. У них к "Спать хочу-у!!" детки добавляли: "Не хочу в сади-ик! Там (имя мальчика или девочки) дерётся!" Детский сад нам достался в заводском микрорайоне, где общежитские детишки росли... э... в сложных условиях, так как родители их ещё помнили время, когда заводскими парнями и мальчишками собирались страшной толпой и с неумолимой целеустремлённостью шли бить такую же страшную толпу из другого микрорайона. Забава такая была у них, молодецкая.

Мои давали отпор всем, кто покушался на их мирную жизнь. Не справлялся Андрей — на драчунов с жутким визгом, от которого те шарахались, налетала Катя. Пытались обидеть Катю — набычившись, шёл разбираться с обидчиками Андрей. Потом воспитатели прорабатывали меня и тех родителей, чьи дети спровоцировали конфликт.

Впрочем, речь не о том. По старым впечатлениям, я воображала себе детский праздник таким образом: большая зала, размеры которой я себе уже представляла, понимая, что праздник будет проходить в богатом доме; возле стен теснятся умилённые происходящим родители, а в середине помещения детки будут давать маленький спектакль или читать стихи и петь, а может, будет какой-нибудь конкурс и не один. А потом все дружненько сядут за столики и начнут вкушать сладкое и вкусненькое. А родители будут стоять рядом и снова умиляться на своих деток.

Мда. Зал оказалось две. Одна, цветасто и весело разукрашенная, — для малышни, с которыми работали приглашённые устроители детских празднеств. Другая, светская, — для взрослых, где повторялось всё то же самое, что было на двух других вечерах. Одно маленькое уточнение: дети на этом празднике имели право показаться в зале для взрослых — при условии, что ведут себя примерно и никого не раздражают своей беготнёй.

Тамаш с Ремом встретил меня на крыльце дома ре Миранды. Мальчик ни за что не хотел заходить без меня, зная, что я вот-вот приеду. Так объяснил мне встречу его отец. Что-то мне показалось, что Тамаш и сам не прочь был меня встретить прямо на крыльце... Странная получается цепочка: желание Тамаша, мне кажется, я придумала сама именно потому, что мне этого хотелось. Ну, чтобы он хотел меня встретить...

Пока мы разговаривали с Тамашем и Ремом, Драгомир провёл Гранду мимо нас так надменно — даже не поздоровавшись с Тамашем, что я насмешливо простила ему все его комплименты, которые он по дороге расточал, сидя на одном сиденье со мной. Не нравится, что мне здесь рады? Ну и фиг — как ни сказали бы мои дети.

В дом мы с Тамашем вошли, ведомые Ремом, которого держали за руки, — точней, это мальчик вцепился в наши руки. Уже на развилке двух зал Рем жалобно спросил:

— Папа, а можно я не пойду туда? Я лучше в вашей зале спрячусь и никому мешать не буду! Честное слово!

Я вздрогнула. На мгновение мне показалось, что за мальчиком стоит смутная женская фигура, чья ладонь покоится на голове Рема. Ещё немного вглядывания, и я узнала лиловое платье.

Тамаш с сожалением покачал головой. Рем покорился неизбежному и уныло пошёл в залу, звенящую лёгкой весёлой музыкой и детскими голосами. Пока отец наблюдал за сыном, я покосилась на призрака. Сегодня я настолько вооружилась различными артефактами, что мне не надо расслабляться, чтобы уловить прозрачные очертания фигур. Если сначала, ладонь матери на голове сына заставила меня почувствовать жалость, то теперь, при виде фигуры, закрывшей ладонями лицо, я, честно говоря, немного испугалась. Потому что женщина-призрак теперь стояла рядом с Тамашем, и её тело содрогалось от рыданий. Тамаш всё ещё смотрел вслед сыну, а я испуганно размышляла. По сборнику учебных статей для эктоманта, вручённому Тамашем на первом же занятии, я помнила, что призраки провидеть будущее не могут. Значит, с Тамашем уже что-то случилось? Но он спокоен. Разве что привычная горечь морщила кожу по обе стороны от его губ. Или... Или призрак узнал что-то опасное для Тамаша? О чём-то, что может грозить бедой именно Тамашу, а не Рему?

Один из распорядителей детского праздника быстро подошёл к Рему, который растерянно остановился при входе в залу. Мужчина улыбнулся мальчику и за руку повёл его в центр залы, к длинному столу. Тамаша это движение словно пробудило от созерцания детской залы, и он предложил мне руку.

С ним под руку я последовала за Тамашем — дома ре Миранды, естественно, я не знала. Шла не в силах улыбнуться, потому что понурая фигурка в лиловом платье, всё так же закрыв лицо ладонями, шла с другой стороны от него.

— Не беспокойтесь за Рема, ре Искандра, — неожиданно сказал Тамаш, и я сообразила, что он принял за беспокойство выражение тревоги на моём лице. — Он будет веселиться на празднике, как все дети.

— Надеюсь, — пробормотала я и тут же вздрогнула: призрак в лиловом платье вдруг отпрянул от Тамаша и пропал.

— Что случилось, ре Искандра? Вы вздрогнули.

— Простите, из-за узора на паркете показалось — здесь ступенька, а тут ровный пол, — торопливо ответила я, готовая в сию же секунду позорно сбежать из танцевальной залы.

Тамаш ласково скользнул ладонью по моим пальцам, сжавшимся на его локте, успокаивая, и мы пошли дальше. Под конвоем четырёх чёрных призраков.

Оказывается, это очень трудно — не смотреть на то, что очень хочется разглядеть во всех подробностях. Я заставляла себя заинтересоваться происходящим в зале, но ничего не получалось. Отчаявшись, я спросила Тамаша:

— А как проходят увеселения для взрослых, пока их дети играют отдельно?

— Всё то же самое, что и обычно. Только карточные столики здесь уже не ставят. Все либо танцуют, либо сидят у стен, беседуют. Если захотите перекусить, можете остановить официанта, разносящего сладости и напитки.

Он говорил, а я скользила глазами по зале, чтобы увидеть то, что он говорит. И вскоре обнаружила, что чёрные призраки пропали. То ли я вообще их перестала воспринимать, переключившись на рассказ Тамаша, то ли они куда-то ушли по своим делам (я передёрнула плечами), но больше я их не замечала. И постаралась забыть о них. Как и о покойной жене Тамаша. Тем более что, слушая спутника и наблюдая за временной жизнью празднично украшенного зала, я начала проникаться атмосферой танцевального вечера. Обнаружила, кстати, что, кроме молодых родителей, здесь присутствовали и дедушки-бабушки, которые привезли сюда своих внуков. Очень удивлённая, нашла в небольшой компании пожилых дам ре Луминиту. Неужели Тамаш с Ремом сбежали от неё, чтобы встретить меня? Ну-ну...

Несмотря на остатки насторожённости, светлая танцевальная музыка заставила-таки меня вернуться к настроению ожидания праздника. Правда, в самом его начале люди пока ещё не танцевали. Кажется, хозяйка, ре Миранда, давала гостям время на поиски знакомых, с которыми можно посидеть в дружеской компании. Во всяком случае, я видела такие группки, которые радостно встречали своих знакомых или соседей...

— Ре Искандра...

Удивлённая, я обернулась на зов, произнесённый незнакомым женским голосом.

Сбоку ко мне спешили две молодые женщины. За ними еле поспевал мужчина лет тридцати. Одна женщина, одетая в изящный белый костюм из короткого жакетика и прямой юбки, легко переставляла ноги в туфельках на высоком каблучке. Другая предпочла такое же платье, как у меня — приталенного силуэта, что ей очень шло, несмотря на то что она явно ожидала пополнение в семействе. Я улыбнулась. Кажется, у неё будет мальчик: животик "острый" и собранный. Угадывать пол ребёнка меня научила тётя Маша, которая просто горела от любопытства, завидев в нашем дворе беременных, и устраивала им целый допрос о наследстве для малыша или малышки. Почему-то её всегда беспокоил этот вопрос, сумели ли молодые родители накопить белья для своих чад... Мужчина же ничем не отличался от Тамаша в своём чёрном костюме. Разве в кармашке у него была гвоздичка.

— Простите, вы ведь ре Искандра? — взволнованно спросила дама в положении.

— Да, я ре Искандра, — улыбнулась я ей.

— Меня зовут ре Табита, это мои друзья и соседи по улице — доре Вали и ре Оана, — представила Табита своих сопровождающих.

Я кивнула им, заинтересованная, почему они ко мне подошли. Тамаш спокойно стоял рядом, и я ничего не боялась.

— От других наших соседей, которые видели вас на недавних двух вечерах, — продолжила Табита, — мы знаем, что вы эктомант. Это правда?

— Это правда, — вмешался Тамаш, — с небольшим уточнением. Ре Искандра пока ещё не до конца открыла свой талант. Она только начинает осваиваться с ним.

— Замечательно, — выдохнула Табита, жадно вглядываясь в меня. — Когда можно будет к вам обратиться за помощью? У нас проблема — и очень старая. Умерла бабушка, за которой мы с мужем ухаживали в её старости. Она обещала нам деньги на ремонт дома. Дом у нас старый. И его можно хоть с фундамента начинать отстраивать заново — настолько он дряхл. Мы знаем, что призраки не уходят, пока не выполнят обещанного. Бабушка умерла слишком неожиданно. Мы думаем, что эктомант мог бы поговорить с призраком и узнать, где бабушка спрятала свои деньги. Она любила нас и своих правнуков. Я знаю, что она обещала не зря. Пожалуйста, ре Искандра, помогите нам!

— У нас тоже свои беды, — негромко сказала ре Оана. — Мы живём в одной половине дома, хотя он очень крепкий. Вторую половину занял странный призрак. Если мы заходим на его территорию, он начинает выть и насылать на всех домочадцев страшные сны. Это не наш призрак. Мы подозреваем, что где-то поблизости был убит человек, чья душа теперь жаждет отмщения. Но пока он лишь мешает нам жить в доме.

— По сравнению с крупными бедами моих соседей, наша беда не очень мешает нам жить, — смущённо сказал доре Вали. — Но, тем не менее, наших маленьких детей пугают два призрака, которые каждый день гуляют по саду. Ре Искандра, как долго ещё вам придётся учиться? Когда к вам можно прийти, чтобы вы помогли нам?

Снова в беседу вступил Тамаш, которого здесь хорошо знали. Он обстоятельно объяснил мою ситуацию со способностями. Его словам поверили и обрадовались, что я вскоре буду использовать свой дар эктоманта в полной мере, после чего раскланялись и отошли от нас. Тамаш повёл меня далее, лишь раз усмехнувшись:

— Эктомант нам нужен. Когда вы собираетесь рассекречиваться, ре Искандра?

— Как только посоветует или разрешит мой учитель и наставник, — в тон ему насмешливо ответила я, напоминая, что именно он первым велел мне не раскрывать, что я уже вижу призраков.

— В таком случае, потерпите неделю, — предложил Тамаш.

Я снова кивнула и начала высчитывать про себя. Да, недели мне хватит, чтобы полностью войти в права хозяйки дома, чтобы дед Конрад пришёл в себя, ну и чтобы решить проблему с чёрными призраками. Если получится. Привести старый дом в порядок — это уже повседневность. Ждать не обязательно. Да, недели хватит.

Только додумала и тут же озадачилась: а Тамаш-то почему предложил неделю?

Но благоразумно решила не спрашивать, а попривыкнуть к обстановке, в которой сейчас находилась. Заметила, что чисто машинально здороваюсь с теми, кто здоровается со мной, и даже удивилась, правда не вслух. Оказывается, знакомых лиц здесь очень много — с прошлых вечеров. Интересно, куда ведёт меня Тамаш? И опять-таки, только додумалась спросить, как он завернул к стене слева и усадил меня в кресло. Не успела устроиться поглубже, как он поймал пробегающего официанта и взял с его подноса мороженое с кусочками фруктов. Мы с удовольствием поели холодной сладости, прислушиваясь к лёгкому разговору вокруг нас и любуясь первыми танцующими парами.

Тамаш забрал у меня опустевшую креманку и помахал официанту.

Когда наши руки освободились, Тамаш улыбнулся:

— Ре Искандра, желаете ли тур вальса?

Я немедленно встала. Танцевать с человеком, чью мягкую манеру вести я уже знала, было легко и приятно. Плохо оказалось то, что танцующей меня орлиным взглядом заприметил Драгомир. Он выскочил неизвестно откуда, когда первый вальс заканчивался, и Тамашу ничего не оставалось, как отпустить меня с Драгомиром, который за короткие минуты второго танца успел надоесть хуже горькой редьки своими жуткими комплиментами... Наверное, поэтому я слишком быстро откликнулась на предложение неизвестного мужчины в белом костюме пройти с ним тур танго. И только когда неизвестный положил руку мне на талию, я вдруг почувствовала что-то не то. Вместо радости — тревогу.

Изумлённая, я заглянула в глаза незнакомого партнёра. Он смотрел на меня равнодушно и в то же время с каким-то неожиданно посторонним интересом. Да, именно такое впечатление у меня сложилось — посторонний интерес. Мужчина как будто знал меня... Но шапочное знакомство... Он был тёмен. Темноволосый и небольшая бородка с усами — такими, словно он просто забыл побриться со вчерашнего вечера. Что-то в лице его было такое, что я про себя назвала мужчину Испанцем...

Хорошо, что я знаю основные фигуры вальса и танго. Спасибо учительнице физкультуры, которая учила нас — три выпускных класса к выпускному вечеру. Она в первое же занятие твёрдо заявила: "Ни одни из вас сидеть или стоять у стеночки во время вечера не будет!" И добилась своего.

Так что сейчас, втихомолку изучая своего партнёра, я на полном автомате передвигалась, ведомая сильными руками, пока не сообразила бегло оглядеть зал. Танцующих танго было маловато. Видимо танго здесь было не очень в чести... Поэтому я снова обратила своё внимание на Испанца. Тот двигался очень комфортно для меня. Оказался не очень высоким, но плотным. Хотя, возможно, ощущению плотности посодействовал мешковатый пиджак, впрочем, какой-то элегантно мешковатый. Мне нравилось танцевать с этим человеком, руки у него были сильные и надёжные, но в то же время внутри росло какое-то опасение... И после круга по залу оно прорвалось в ужас, когда за плечами моего партнёра внезапно выросли две чёрные призрачные фигуры. Это произошло в тот момент, когда Испанец бережно привлёк меня к себе в танце. Встретиться лицом к лицу, глаза в глаза с призрачными кошмарными фигурами, выглянувшими из-за его плеча... Мурашки по телу... С трудом удержала движение отшатнуться. Нет, жёстко взяла себя в руки и продолжила танцевать, заставляя себя быть привычно пластичной для партнёра и податливой.

Танец закончился. Чёрные призраки отпрянули от Испанца и растаяли, и я даже сумела улыбнуться ему. Он властно полуразвернул меня и повёл к Тамашу, как ни странно. Впрочем, Испанец, наверное, видел, с кем я вошла в зал, и решил, что для меня будет лучше именно возвращение к Тамашу. С одной стороны, я была благодарна, что Испанец увёл меня далеко от Драгомира. С другой — я бы предпочла сейчас постоять во временном одиночестве, чтобы попытаться ответить на парочку вопросов, например: а что это было? Ну, чёрные призраки? Они мне указывали на... хозяина? Или они показывали следующую жертву? Кого бы спросить?

И тут же выдохнула. Кого... Тамаша, конечно!

— Тамаш, а кто это? — вполголоса спросила я, когда Испанец удалился на безопасное расстояние, откуда не мог нас слышать.

Неожиданно бледный Тамаш сказал мне странное:

— Не обращайте на него внимания. Можно пригласить вас на следующий вальс?

В полном недоумении я согласилась.

Мы танцевали и этот, и следующий вальс. Тамаш всеми силами избегал оставлять меня одну, а заодно, что мне особенно нравилось, в конце каждого танца чуть ли не в последний момент умудрялся уволакивать меня из-под носа сердитого Драгомира.

Время летело так, что я не замечала. Я танцевала и, несмотря ни на что, была счастлива. Чёрные призраки, напугавшие меня, больше в зале не появлялись. Что ещё нужно для счастья? Ре Гранда раз попалась мне на глаза среди тех, кто только сидел и смотрел на танцующих. Я даже подошла к ней и постояла немного рядом, благо Драгомира нигде не было видно. Ожидала, что она упрекнёт меня за беднягу Драгомира, но ре Гранда была очень довольна вечером, и даже досада племянника её не волновала.

Последний танец пришлось прервать на полуслове. Тамаш вдруг оглянулся и извинился передо мной, после чего отвёл меня в сторону, к зрителям. Посмеиваясь: припрятал, чтобы Драгомир не увидел и не перехватил партнёршу! — я прошла между гостями-зрителями и очутилась близко к месту, где Тамаш внимательно слушал неизвестного мне молодого мужчину, который выглядел достаточно испуганно, чтобы я встала чуть не за спиной Тамаша. Расслышала имя Рема... Потом фразу:

— ... И с тех пор мы его не видели...

Тамаш кинулся мимо молодого мужчины — как я поняла, устроителя детских праздников. Я суматошно оглянулась на залу. Может, предупредить кого-нибудь? Но за это время Тамаш исчезнет, и я не смогу найти его, чтобы узнать, что произошло с Ремом. И я помчалась следом за его спиной, всё ещё мелькающей в группах людей, спокойно бродивших в просторном коридоре, отдыхая от танцев в более проветренном помещении.

Так началось кино, в котором некоторые кадры прокручивали в бешеном темпе, а некоторые растягивали до невозможности.

Выскочила на крыльцо, где негромко разговаривали и смеялись несколько человек. Сбежала по ступеням. Увидела впереди, на дороге, мелькающий силуэт в смутно сером. Ага, это цвет его костюма.

— Тамаш! — негромко окликнула я его на бегу, надеясь, что в тишине ночи он расслышит мой зов.

Увы. Он прибавил шага. Может, увидел Рема?

Впрочем, я и без вопросов уже догадалась, что произошло. Рема, наверное, обидели в детской зале, и мальчик сбежал... Только додумалась, как передо мной возникла женская фигура в лиловом платье. Я оцепенела на месте, ничего не понимая: женщина протестующе раскинула передо мной руки — как тогда, когда она помешала мне и двойняшкам бежать к входной двери садового домика, направляя нас к старому дому. Но почему она не хочет, чтобы я бежала за Тамашем, если я пытаюсь помочь его сыну?!

— Я хочу найти Рема, — постаралась объяснить я.

Женщина-призрак взялась одной ладонью закрыть лицо. Что это? Жест отчаяния? Но почему? Ничего не понимая, ошеломлённая, я обогнула призрачную фигуру и побежала дальше, к выходу из поместья ре Миранды. Мельком пожалела, что не умею зажигать огонь, как Катя. Впрочем, фонарей здесь, по обеим сторонам дороги, было достаточно. И я вскоре оказалась на улице. Оглядевшись, с досадой сморщилась: я не помнила, с какой стороны меня сюда привезли Гранда с Драгомиром.

Но, когда напрягла зрение, мне показалось, что в свете уличных фонарей я вижу бегущего по дороге Тамаша. И бросилась к нему. Он ищет Рема. А вдруг мальчик опять побежал к нам? Надо догнать Тамаша и сказать ему об этом, чем терять время зря, в поисках в никуда.. Господи, какие у меня неудобные туфли!..

— Тамаш! — уже вскрикнула я.

Неясное пятно остановилось, и я прибавила бегу.

На расстоянии от одного фонаря до другого я неожиданно поняла, что человек, который выжидает меня, одет отнюдь не в серое. В белое. Испанец. Совершенно ошарашенная, я приутишила бег, но потом решительно зашагала к нему с твёрдым желанием выяснить, что происходит.

Когда оказалась между двумя фонарями, остановилась. Что-то мне не нравилось, что я сейчас буду допрашивать незнакомого человека. И, вообще, мне всё происходящее нравилось всё меньше и меньше. О чём предупреждала меня женщина-призрак?

Оставалось шагов десять, если не меньше, когда Испанец (а это был точно он — теперь я узнавала его не только по белому костюму) медленно тронулся мне навстречу. Я замерла на месте. Ночь прохладная, но почему-то мне вдруг почудилось сырость холодного подвала. А дальше померк свет фонарей. Пока я, удивлённая, глазела на странность освещения, Испанец дошагал своё расстояние.

— Ре Искандра? — спросил он так, словно спрашивал меня, какого чёрта я здесь делаю. Или: что вам-то тут надо? Вас здесь никто не ждал!

Сначала я уставилась на него, не в силах поверить глазам... Затем за спиной я услышала шум быстро подъезжающей машины. Оглянулась в ту секунду, когда машина встала рядом, качнувшись от сильного торможения. А в следующую секунду мне зажали рот и сдавили руки, выкрутив их за спину. Я охнула от боли. Прямо перед моими глазами распахнулась дверца в тёмный салон...

— Стоять! — рявкнули прямо над ухом, как мне сначала показалось.

Я пришла в себя и задёргалась в руках похитителя. Он держал меня так жёстко, что я с трудом повернула голову — увидеть, как к нам со всех ног несутся несколько человек, возглавлял которых Драгомир! Никогда бы не подумала, что буду так рада видеть его, да ещё таким разъярённым!

Забылась и чуть не упала, когда несостоявшийся похититель оттолкнул меня от себя, чуть не свалив на землю. Испанец сам влетел в машину — на ходу: та взревела мотором и будто подпрыгнула с места, удирая от бегущих к ней мужчин.

Первым делом мне пришлось сделать несколько шагов по инерции, чтобы удержаться на ногах, а потом — схватиться за столб, чтобы не упасть, потому что ноги как будто самостоятельно поняли, что я в безопасности и что теперь мне стоять не обязательно. Обхватив фонарный столб руками, я медленно начала оседать без сил.

— Быстро машину на третий участок! — услышала над головой рявканье Драгомира. — Спустить собак по следу! Капитан — предупредите своих людей по всем постам ближайших улиц! И найдите доре Тамаша — это он подстроил провокацию!

Я решила, что мне снится очень странный и сумасшедший сон. Драгомир? Этот баловень своей тётушки командовал целой армией?! Армией, кстати, кого?

А потом услышала эхом его последнюю реплику и опустила руки. Тамаш? Спровоцировал моё похищение?!

Меня обхватили за талию и рывком подняли на ноги.

— Сейчас будет машина, ре Искандра, — сухо сказал Драгомир. — Я довезу вас до дома и проверю ваш садовый домик на изоляцию от чёрных призраков. Мне жаль, что всё так случилось, ре Искандра!

По-моему, после моих следующих слов он начал считать меня дурой:

— А что... случилось?

Подъехала новая машина, и Драгомир легко сделал то, что едва не сделал мой похититель, только безболезненно: поднял меня на руки и сунул в салон машины.

— Чуть не случилось, — всё таким же сухим тоном поправил он, садясь рядом со мной и кивая водителю. — Доре Тамаш, зная о вашей привязанности к его сыну, устроил побег мальчика с праздника, тем самым заставив вас в одиночестве выйти из дома. Дальнейшее — ваше похищение теми самыми некромантами, о которых вас предупреждала ре Гранда, моя тётя. И зачем вам надо было выходить из дома! — Последнее не было вопросом, а всего лишь досадливым восклицанием.

Чувствуя себя абсолютно тупой, я беспомощно спросила:

— Доре Тамаш заодно с похитителями?

Драгомир покосился на меня и пожал плечами.

— Или заодно, или его заставили шантажом участвовать в этом.

Немного посидев, глядя, как впереди мелькают огни фонарей, сливаясь в странную линию угасающего и снова набирающего силу освещения, я снова спросила:

— Доре Драгомир, а вы кто?

— Я помощник комиссара от мэрии Нового города. Прислали в помощь здешнему комиссару. — И снова пожал плечами, выдавив неохотную ухмылку. — А что... Мне и легенды не надо. Здесь никто не знает, чем я занимаюсь в мэрии. Все знают лишь, что я племянник ре Гранды и какой-то чиновник. Ре Искандра, вы запомнили человека, который танцевал с вами? Нам надо хотя бы узнать, как он выглядит...

— На вечере он выглядел человеком с бородкой и усами.

Драгомир застыл.

— То есть? Что значит — выглядел?

— Когда он держал меня у фонаря, я заметила, что его лицо стало иным. — Я замолчала, снова переживая то мгновение, когда по лицу Испанца прошла странная волна, и испанистое лицо внезапно превратилось в лицо манекена. — Боюсь, описать его невозможно. Но думаю, он метаморф.

Ничего не ответив, Драгомир слепо уставился вперёд, на убегающую в свете фар дорогу. Водитель тоже молчал. Машина ехала так спокойно, что мимо неё промчались ещё две машины — одинаковые, насколько я сумела разглядеть. Наверное, полицейские...

— И что дальше? — негромко спросила я.

— Дальше... дальше мы обеспечим вам охрану, — хмуро отозвался Драгомир. — И простите, ре Искандра, за служебное приставание к вам. Надеялся уберечь, держа вас при себе. Вы правда ещё не видите призраков?

— Не совсем так, — решилась я держаться золотой середины. — Иной раз мелькает что-то перед глазами...

Он посмотрел на меня скептически.

-Врать бы вам ещё научиться, — уже задумчиво сказал он. — Доре Тамаш знает?

— Знает... — прошептала я.

Потом мы замолчали. Не знаю, о чём думал Драгомир, но я вспомнила женщину-призрака в лиловом платье. Теперь мне стала понятной её жестикуляция. Ладонь на голове Рема: "Мой бедный мальчик! На что решился твой отец!" Ладонями закрывает своё лицо: "Тамаш! Тамаш! Что ты делаешь?! Это твой ребёнок!" Наверное, она подслушала, как шантажировали ребёнком её мужа... И поведение Тамаша стало ясней: он пытался быть спокойным, но страх за Рема прорывался.

В конце пути Драгомир вздохнул:

— Спасибо вам, ре Искандра. Благодаря вам впервые за тридцать лет следствие сдвинулось с точки. Хотя бы сузился круг подозреваемых.

— Доре Драгомир, а как узнали, что это похищение?

— Рядом с Ремом за столом сидела девочка. Она сказала, что к Рему подошёл неизвестный дяденька и предложил мальчику отвести его к ре Искандре. Мальчик сначала отказался, а потом всё же побежал к двери из залы, за подозреваемым.

К воротам старого дома мы подъехали одновременно с другой машиной. Из неё выскочил ещё один незнакомец и доложил вышедшему Драгомиру:

— Доре Тамаш не найден. Мальчика тоже не нашли.

За это время к воротам подбежали взволнованные двойняшки, и Драгомир с рук на руки передал им меня, а также отправил с нами к садовому домику одного из полицейских, умеющих настраивать защиту дома.

Шестнадцатая глава

Холодея от нового ужаса: а вдруг дед Конрад всё ещё в садовом домике? — я повела полицейского привычной дорожкой. Двойняшки молчали: Андрей шагал следом, а Катя — впереди, держа фонарь, потому что дорожных плиток не видно из-за низких туч. И я робко понадеялась, что молчание детей, отсутствие попыток протестовать или юлить, не пуская нежданного гостя в домик, подтверждают: дед успел скрыться по подземному ходу в старом доме.

Но полицейский и не думал заходить в садовый домик. После моего неуверенного приглашения он сразу отказался.

— Мне надо всего лишь обойти дом и поставить стандартную защиту, — деловито объяснил он. — По опыту работы мы уже знаем, что такая защита хорошо работает против чёрных призраков.

— А можно мы посмотрим, как вы делаете? — попросилась Катя.

— Конечно, — улыбнулся полицейский. — Ничего сложного. В следующий раз и сами справитесь. Что-то будет непонятно — спрашивайте. Тем более что у вас домик небольшой, сил много не надо.

— Мам, ты иди в дом, — чуть не велел Андрей, — и выпей чаю. Тебе надо успокоиться.

По словам двойняшек, я сообразила, что они и в самом деле отсылают меня, чтобы я успокоилась и... была готова к какой-то новости. Поэтому молча вошла в дом и сразу направилась на кухоньку — заваривать чай для всех нас троих. К здешнему керогазу я уже привыкла, так что сразу поставила чайничек греться.

Время от времени поглядывала в тёмное окно: обещанная небом гроза всё никак не начиналась, зато вокруг ни зги не видать, хоть вечер не поздний. Смутно в этой темноте мелькали огни: полицейский с детьми обходил дом с фонариком.

Тамаш... Что он натворил? Я ничего не понимала из происходящего. Слишком многое оставалось под спудом тех событий, подоплёку которым я не знаю... Додумать не успела, а на глаза навернулись слезы: Господи, а где же Рем?! Неужели мальчик попал-таки в руки бандитов-некромантов? Очень уж хорошая приманка — предложение пойти ко мне... Ужас! Значит, они знали, что мальчику нравится бывать в нашем доме?! Заранее следили за ним?! Что за люди...

Схватила три чашки поставить рядом с заварочным чайником и на мысленном полуслове застыла. Сначала даже не поняла, в чём дело. Ну да. Здесь был дед Конрад, поэтому одна чашка немытая — Катя просто не успела её помыть. Но... На дне чашки плохо растаявший сахар, а я уже знала, что дед пьёт чай несладким. На душе сразу потеплело — до слёз: пока я знала в этом мире только одного человека, который обожает класть в чашку много сахарного песка. Всё... Хоть за этого одного конкретного человека переживать не надо.

Внимательно осмотрелась. Да, я права. Котов и щенка не видно.

Ладно, подожду, пока зайдут мои дети и расскажут мне всё сами.

Пока готовила стол к чаепитию, пыталась и так и этак прокрутить в уме ситуацию. Получалось так: бандиты устроили выход Рема из дома ре Миранды, оповестили об этом Тамаша, зная, что я буду рядом в этот момент. И я, которая, как они знают, симпатизирует мальчику, конечно, должна побежать за Тамашем. И правда побежала, испугавшись за Рема. А в толпе, пока бежала, Тамаша наверняка дёрнули в сторону и заменили его другим, похожим... Ох... Испанцу легко было снять с себя тот мешковатый пиджак! Сзади-то он стал похож на Тамаша... И я продолжала бежать за ним. Но, если всё так, где же сейчас Тамаш? Остался у бандитов? Что с ним теперь будет?!

Стукнула входная дверь. Послышались шаги.

— Мам, это мы! — крикнул Андрей. — Одни!

Всё-таки дети у меня молодцы: сразу предупреждают, что бояться появления вместе с ними чужого не надо.

Что-то стукнуло в окно. Я вздрогнула.

— Дождь начался, — буднично сказала Катя.

Не успели двойняшки подойти ко мне, как по крыше загрохотало уже основательно.

— Давайте пойдём в большую комнату! — крикнул Андрей.

Я подхватила поднос с приготовленным чаем и сладостями к нему, Катя забрала остальное. Андрей открыл нам дверь в общую комнату, а сам остался в коридоре, бросив:

— Я сейчас!

Не спуская глаз с двери, я быстро расставила всё на столе. Катя, взглянувшая на стол, подняла брови.

— Мам, ты...

Дверь открылась. Нет, я не собиралась удивляться, потому что предполагала, кто появится на пороге, но удивиться пришлось. Порог, взявшись за руки, переступили Рем с дедом Конрадом. За ними следовали Андрей с щенком на руках и коты. Закрыв дверь, сын же и объяснил:

— На всякий случай они сидели наверху, в твоей комнате.

Рем вырвал руку из ладони деда Конрада и побежал ко мне. Я поймала его, когда он подпрыгнул, и, не скрывая изумления, спросила:

— А как ты сюда попал?

— Мы сидели дома и вдруг слышим — Факс тявкает, — сказал Андрей, садясь за стол и машинально взглядывая на окна, плотно закрытые шторами. Сын был хмур, но пока его занимало происшествие с Ремом. — Вышли на крыльцо — смотрим, а Рем здесь. Мы спрашиваем, как он здесь оказался, а он говорит — я ре Искандре скажу, а не вам.

— Папа сказал, что я должен сказать только ре Искандре! — заявил мальчик, подвигая к себе чашку и сахарницу.

Насупившись на высыпание сахара в чашку, он молчал, выпятив губы, а я только и могла, что улыбаться, глядя на его сосредоточенность. Наконец чай был готов. Рем положил на стол ложечку и скособочился, шаря в кармане.

— Вот! — положил он передо мной сложенный вдвое листок.

Я дотянулась до бумаги и, открыв записку, прочитала вслух: "Искандра, пусть Рем поживёт некоторое время у вас. Спрячьте его. Не говорите никому об этом. Спасибо".

— Та-ак, — протянула я, глядя на мальчика. — И как ты сюда добежал?

— Папа сказал, что ко мне подойдёт незнакомый дядя и скажет про вас, — проговорил Рем, через каждые два слова дуя на горячий чай. — И тогда я должен бежать к вам через сады по его следам. Я и прибежал.

— Как это по его следам? — поразилась Катя.

Мальчик не успел слова сказать, как я предположила, в чём дело.

— Рем... Папа прошёл от поместья ре Миранды до нас по садам, так?

— Да, а потом я попросил землю показать мне его следы, — безмятежно сказал Рем.

Пока остальные пытались сообразить, что это значит, я привела в порядок мысли и получила несколько ответов на некоторые из вопросов. Тамаш заранее знал... Нет, не так. К Тамашу заранее подошли перед этим вечером и предупредили, что он должен сделать, чтобы выманить меня на улицу. И вчера же вечером, а может, и ночью, Тамаш, зная, как сын умеет ходить по земляным следам (чего я не понимала — честно говорю), пробежал весь путь от одного поместья до другого. Кошмар... Его же собаки могли покусать! Он знал, что за мной следит Драгомир, и не боялся за меня. Но боялся за сына и сделал всё, что мог, чтобы Рем оказался вне поля зрения бандитов.

— А когда мальчик вошёл, не постучавшись, я сидел в комнате внуков, — чуть даже виновато сказал дед Конрад. — Пришлось знакомиться.

Раскат грома был такой, будто на садовый домик свалился танк. Мы все вздрогнули, но быстро справились со своим испугом.

— А кроме записки папа ничего не передавал? — осторожно спросила я мальчика.

— Передавал, — ответил Рем. — Он сказал, что разрешил мне у вас пожить какое-то время. Только дед Таир не будет сюда приходить, чтобы никто не узнать, где я. А, вот ещё что... Он сказал, что пусть это пока лежит у вас. — Снова насупившись, мальчик расстегнул рубашонку и вынул ещё какой-то лист — на этот раз не белый, а в строгих рисунках и плотный.

Я взяла в руки явно официальный бланк и развернула с нехорошим предчувствием. Провела ладонью, как меня учили, по первому этому слову — и сердце ударило так больно, что я резко прихлопнула бумагу, не желая читать дальше слова "Завещание". Хорошо, мальчик в это время тянулся к печенью и не заметил моего движения. Неужели... Нет, не может быть! Неужели Тамаш считал происходящее делом, настолько безнадёжным?! Неужели эти две бумаги — прощание с миром живых?.. С трудом подавила слёзы...

Дед Конрад остро взглянул на меня и забрал бумагу, брошенную на стол: я боялась теперь даже прикасаться к ней. Двойняшки склонились к нему с обеих сторон, а разогнувшись, тоже прочитав первое же слово, с жалостью уставились на Рема. Андрей зло сказал:

— Эта защита и в самом деле легко ставится! Какого чёрта они нам раньше не говорили о ней?! Почему они вообще так с нами поступают?!

— Не кипятись. Сейчас не это главное, — хмуро сказала Катя, положив ладонь на его руку и предостерегающим взглядом указав на Рема. И вздрогнула от нового раската над головой. — Защита не помогает от шантажа напрямую. Мам, что будем делать? Рема-то спрятать нетрудно, но сколько может продолжаться этот террор?!

— Искандра, — тихо позвал дед Конрад. — Вся надежда на тебя. Только ты видишь и можешь говорить с призраками убитых этими бандитами. Пора выходить из тени и сотрудничать со здешней полицией.

— Призраки убитых говорить не могут, — угрюмо сказала я.

— Зато они могут проводить тебя к домам убийц, — напомнил дед, с участием глядя на Рема, который во все глаза смотрел на нас, кажется стараясь понять, о чём мы говорим. — С тех пор, как твои способности открылись здесь, ты встретила хотя бы одного?

Машинально взявшись за колье, я кивнула. И покосилась на Рема. Среагировав на мой взгляд, Катя привстала за столом и налила мальчику ещё чаю. Кивнув на Рема, опустившего голову, я беззвучно сказала: "Мои родители. Его мать". Все притихли, а Рем залпом допив чай, попросился из-за стола к щенку.

После его ухода мы стали говорить вполголоса. Первым делом я рассказала, кто такой доре Драгомир и что произошло в поместье ре Миранды. Помолчали, переваривая...

— Время к полуночи, — напомнила я. — Где мы сегодня спим?

— Не верю в защиту, — недовольно сказал Андрей. — Всё понимаю, что она сильна. Но я хочу выспаться так, чтобы завтра себя чувствовать нормально. А для этого мне надо не вздрагивать от малейшего шороха. Не то что от грома. Я не чувствую себя здесь защищённым. И у меня впечатление, что завтра придётся драться.

— У меня тоже, — задумчиво призналась Катя и вздохнула. — Дед, у нас в роду прорицателей не было?

— Чтобы предчувствовать — необязательно быть прорицателем, — отозвался дед Конрад, покачивая чашку с остатками чая.

— Значит, эту ночь ночуем в старом доме, — подытожила я. — Берём и наши постели, переносим туда. Места в детской хватит на всех, а если что — кто не побрезгует, поспит и в соседней комнате. Я, например. А завтра... — Я прикусила губу. — Не представляю, с чего начинать завтрашний день.

— Завтра первым делом прибежит доре Драгомир, — чуть рассеянно сказал дед Конрад и на мой удивлённый взгляд объяснил: — Пока тебя не было, дети мне много чего рассказали. А что он из чиновников — ты сказала только что. Я думаю, на этот раз он напрямую обратится к тебе за помощью. И, думаю, надо будет последовать его... рекомендациям и решить, наконец, проблему с некромантами. Так ты говоришь, среди них был метаморф?

Катя встревоженно опустила глаза, а потом резко сказала:

— В семье Космина нет некромантов!

— О них никто и не говорит, — вздохнула я. — Ну, ладно. Хватит. Пора готовится к ночлегу. Где, кстати, Рем?

Мальчика нашли за креслом, где он спал прямо на полу, в обнимку с щенком. Коты давно дрыхли на том же кресле.

Двойняшки скатали постельные принадлежности, дед взял на руки Рема, я — щенка и сумку с припасами на завтра для деда и Рема, и вся наша странно выглядевшая компания тихонько зашагала прятаться в старом доме, сопровождаемая недовольными котами, которые всё же не хотели оставлять нас.

Разместились все всё-таки в детской. Я с Ремом легла на кровать. На другую лёг дед Конрад. Напротив расположилась Катя — в ногах коты. Андрей скептически присмотрелся к ковру и заявил, что помнит, как он его выбивал. Бросив на пол принесённую с собой постель, он лёг здесь же. Гроза грохотала за окном, закрытым шторами. Когда погасили свечу, комната бледно освещалась молниями, которые бесновались непрерывно, словно собираясь поджечь дом. Но их свет всё же был достаточно слаб, чтобы я, в первые минуты не в силах уснуть, взбудораженная жуткими событиями, сумела увидеть яркие, несмотря на прозрачность, фигуры родителей. Они появились словно из ниоткуда. Мама присела на корточки перед Андреем. Отец сел на кровать, где спал дед Конрад. Коты с кровати Кати подняли головы — посмотреть, и снова закрыли глаза. Потом родители обошли всех спящих и остановились перед моей кроватью. Обнимая одной рукой Рема, я осторожно приподнялась на локте другой. Мама подняла ладонь над моей головой... И я уснула.

... Дед оказался прав.

Проснулись мы рано — все, кроме мальчика. Он так хорошо спал, что я оставила его на кровати и укрыла одеялом. Дед шёпотом пообещал приглядеть за неожиданным внуком, а мы с двойняшками и котами перешли в садовый домик.

Единственное... Перед тем как шагнуть в камин, в подземный ход, я оглянулась. Родители стояли перед камином и с грустью смотрели нам вслед. Сообразив, что двойняшки успели далеко отойти, я прошептала:

— Папа, мама... Вы знаете, кто вас убил? Сумеете найти их дома?

Отец покачал головой. И я с горечью отвернулась...

Только успели подумать о завтраке, как от калитки позвонили.

— Я пойду, — сказала я, накидывая на плечи лёгкий плащ: идти придётся под деревьями, а вымокнуть от вчерашнего дождя не хочется.

— Одну не отпустим. Мало ли, — мрачно сказал Андрей и подбросил в руке взятый в коридоре топор.

Катя ничего не сказала, но ломик тоже прихватила.

И мы втроём заторопились к калитке.

По дороге я всё принюхивалась к воздуху. Пахло свежестью и дождём, даже — показалось — озоном, хотя гроза закончилась ближе к раннему утру. Но мне всё казалось, что к свежести примешивается терпкий запах горелого. Такое бывало у нас, в том мире, когда в дачных посёлках осенью дачники жгли мусор.

Доре Драгомир сегодня явился в машине и с двумя полицейскими, насколько я их, стоящих за спиной начальства, определила по выправке.

— Заходить не буду, — он сразу взял быка за рога. — Доброе утро, ре Искандра. Главный вопрос к вам: готовы ли вы сотрудничать с нами?

— То есть?

— Прекратите играть, ре Искандра, — досадливо сказал Драгомир, привычно элегантно одетый — так, что даже мне стало совестно, что выскочила к незваным гостям всего лишь в домашнем. — Мы же прекрасно знаем, что несколько дней в этом мире — и ваши способности пробудились. Вы нужны нам — всему городу.

— Предположим, я буду с вами сотрудничать, — осторожно сказала я. — Вы сумеете обеспечить нашу безопасность на время этого сотрудничества?

— Естественно, — кивнул он. — За вами последуют наши сотрудники. Они будут сопровождать вас повсюду и охранять вас дома. Я лично тоже буду сопровождать вас.

— С чего начнём?

— Нам нужен призрак, который сможет подсказать, где находятся дома убийц, — чуть не слово в слово повторил дедово предположение Драгомир. — Мы можем проводить вас до любого дома, ограбленного некромантами. А уж там вы сами...

Я оглянулась на детей. Те кивнули. Всё ясно: они не собираются передавать мою жизнь полицейской охране. Будут везде следовать за мной. И я решила это их решение закрепить, чтобы потом не было затруднений... А потом Андрей недвусмысленно приподнял топор, намекая и напоминая.

— Мои дети тоже будут со мной, — предупредила я Драгомира.

— Согласен, — поспешно ответил помощник комиссара. — Сейчас подъедет вторая машина, и на ней вы поедете к домам, где можно будет раздобыть призрака.

Я ещё подумала, что и с призраками, пусть даже я их вижу, будет сложно. Ведь не все призраки убитых успевали отследить отъезд убийц. В большинстве своём, растерянные, они наверняка оставались на местах, не понимая, что физическая оболочка неотвратимо мертва. Так что слова Драгомира: "Нужен призрак, который может подсказать дома убийц" абсолютно справедливы. Тем более что мои родители убийц не знают. Кстати, не потому ли они в доме, что не знают их?

— Тогда мы сейчас зайдём к себе переодеться, — решительно сказала я, умалчивая, что мы ещё не завтракали, и надеясь, что время нам хватит и на поесть.

— Да-да, конечно! — обрадовался Драгомир. — За это время подъедет вторая машина — с вашей охраной.

И мы побежали к садовому домику.

— Мам, — по дороге окликнул меня Андрей. — А зачем переодеваться? Мы вроде и так готовы. Ну, в смысле — одёжка на нас довольно... уличная.

— А позавтракать? — резонно возразила Катя. — Думаешь, они нас куда-то повезут? Фиг! Так что мама — молодец.

На повороте дорожки я, запыхавшись, сказала:

— Вы лучше придумайте мне, где положить записку для деда, чтобы он нас не искал, как проснётся.

— На самом виду! — велел Андрей. — Ты напиши просто: я и Андрей ушли с полицией. И всё. Типа, вы эту записку оставили для Кати.

— Но...

— Мам, не беспокойся, — включилась в беседу дочь, подбегая к двери. — Они же не знают, как мы уходим в свой мир. Подумают, что записка для меня, потому что Андрей с тобой, а меня нет.

— Слушайте, вы меня запутали. Как это тебя с нами нет?

— А я сейчас под мальчишку оденусь, — хмыкнула Катя. — А если чуть позже заметят меня с вами, решат, что я после присоединилась.

Ну, ладно. Если дети считают, что так лучше, то пусть. Записку могут увидеть посторонние люди — садовый домик оставляем на всякий открытым. Ну, если эти посторонние сумеют пройти защиту, установленную вчера. Главное, что здешняя полиция вряд ли записку увидит. Она нас только сопровождает. И, насколько я успела убедиться, не горит желанием заглядывать в садовый домик.

Мы приготовили завтрак для себя и для деда с Ремом, добавили творога в тарелки котов, которые ещё не появились с утренней охоты. Надеюсь, дед не испугается, если коты притащат ему крыс, как мне.

Вторая машина подъехала, едва мы появились у калитки.

Драгомир сел за руль, я — с ним, двойняшки — назад.

— Ну, так с чего начнём? — теперь уже спросил племянник Гранды.

— С поместья ре Луминиты, — решительно сказала я. — Несколько раз я видела призрака оттуда — жену доре Тамаша.

Драгомир некоторое время смотрел на улицу, не заводя машину, а потом вздохнул:

— Только будьте готовы к неприятному зрелищу. Сегодня ночью злоумышленники подожгли флигель, где жил доре Тамаш. Его, между прочим, как и сына, не нашли.

Катя позади ахнула.

— Что? — изумился и Андрей. — Флигель сожгли? Но ведь ночью гроза была?

— Флигель загорелся до грозы. Причём горел так сильно — даже во время грозы и ливня, что мы потом обследовали пожарище и выяснили, что дом был облит горючим.

— А доре Тамаш в это время не был ли во флигеле? — быстро спросила я.

— Нет, мы обследовали всё до последнего угла. — Драгомир помолчал и, не глядя на меня, спросил: — Вы спросили только о доре Тамаше. А почему не спросили о ребёнке?

Машина тронулась с места.

— Где доре Тамаш, там и Рем, — задумчиво ответила я. — Во всяком случае, я привыкла к такому положению дел.

— Доре Драгомир, — с небольшой претензией в голосе позвал Андрей. — Может, вы нам объясните, почему нам никто раньше не говорил о защите дома?

— Для вас это объяснение может показаться странным, — вздохнул доре Драгомир, — но всё так и есть. Мы до конца не знали, что ре Искандра всё же обладает способностью к эктомантии, а она это замечательно скрывала. — Он сдвинул губы в невесёлой ухмылке. — Знать бы раньше, мы бы охраняли вас как зеницу ока. А так... Мало ли потомков в роду вообще не имеет способностей к магии.

— А какая разница? — начала я и поправилась: — А если бы здесь жили обычные люди, без способностей к магии... Вы не поставили защиту от некромантов?

— А зачем бы вы тогда некромантам? — пожал плечами Драгомир. — Им ведь главное, чтобы эктомантов в Старом городе не было — тех, кто может поговорить с призраками и узнать, кто преступник. А ставить защиту обычным людям — подвергать их здоровье опасности. Магия — она ведь с несведущих сама может силы потянуть.

На это мы промолчали. Я лишь подумала, что многого ещё не знаю, чтобы судить о разнице между обычными людьми и магами. Пока приходится верить на слово Драгомиру. Рассказать ему — нет ли, как чёрные призраки напали на Катю? Поразмыслив, решила, что лучше опять-таки промолчать. Надеюсь, что на этот раз наше умолчание не принесёт нам вреда.

Улицы медленно заскользили, а потом поплыли мимо нас. Яркое солнечное утро совершенно не соответствовало нашему настроению. Не знаю, как моим детям, но мне всё казалось, что освежённая зелень, оригинальные ограды повсюду и сами поразительной красоты дома — всего лишь декорации, за которыми кто-то прячется, выглядывая во все щели и провожая нас подозрительными взглядами.

Машины завернули на дорогу к поместью ре Луминиты, и теперь, прильнув к окну, я даже увидели остаточный дым там, где, должно быть, стоял флигель Тамаша. Сердце дрогнуло. Трудно было выговаривать слова, не был ли Тамаш внутри во время поджога. Я, честно говоря, не совсем верила, что он там может быть. Больше всего я верила в другое: пойманный чёрными призраками, Тамаш умирает от боли, которую они ему причиняют. Господи, хоть бы повезло нам найти его призрачную жену!..

Ре Луминита встретила нас на крыльце вместе с доре Таиром. Высокомерная осанка и застывшее брезгливое выражение лица не дали мне обмануть себя. Отёчные веки и мешки под глазами, неожиданно обвисшие щёки — всё указывало на бессонную ночь и страх, а то и ужас, пережитый за зятя и внука. Как только доре Драгомир помог мне выйти из машины, я быстро поднялась к ре Лумините на крыльцо и, не обращая внимания на её неподступный вид, быстро обняла её. Она стояла, высоко подняв голову, жёстко, изо всех сил сопротивляясь моим сочувственным объятиям, но долго так продолжаться не могло. Суховатые руки стиснули мои плечи — и старая женщина зарыдала, склонившись ко мне.

Подозрительно захлюпал носом доре Таир, отвернувшись...

Я могла бы их успокоить, что жизнь мальчика вне опасности. Но могла бы в таком случае быть уверенной, что он останется в живых? И я промолчала, лишь плакала вместе с ре Луминитой, жалея её новые потери, оплакивая Тамаша и всю свою нелёгкую, хотя такую короткую здешнюю жизнь...

Когда мы успокоились и разомкнули объятия, ре Луминита самолично провела нас к дымящимся остовам флигеля. После чего быстро удалилась, со слезами на глазах признавшись, что не выносит одного только вида этих дымящихся руин.

Первое, что я боялась, — это не увидеть призрака в ярком солнечном свете. Поэтому бродила, не зная, с чего начать поиски призрака ре Илины, жены Тамаша. А ведь я очень надеялась, что призрак постоянно преследовал мужа, а значит, видел, куда его могли увезти. С другой стороны, если ре Илина преследовала убийц, то она возможно, сюда, к родительскому дому, и не возвращалась.

Оглянувшись на Драгомира, неслышно ступающего за моей спиной, я робко сказала, надеясь, что он поймёт новичка в эктомантии:

— Мне кажется, я не увижу её на солнце.

— Подойдите сюда, ре Искандра, — позвал он от той части дома, которая не обвалилась. — Здесь тень очень густая.

Я приблизилась, с опаской посматривая на вполовину обвалившуюся крышу на чёрных столбах. И, набравшись смелости, вошла под горелые своды. Следом проскользнула Катя и огляделась. Я медленно, словно прогуливаясь, обошла помещение со сгоревшими предметами, мебелью... Мокрой гарью пахло просто ужасающе.

Ни в одной из комнат призрака ре Илины не нашлось. Я почти выскочила на улицу из обгорелых обломков бывшего флигеля. Отдышалась и сказала подошедшему Драгомиру, который всматривался в меня с надеждой:

— Или я не вижу, или здесь её нет.

Когда доре Драгомир повернулся к выходу, Андрей, поймав мой взгляд, кивнул. Он тоже не видел. Хотя в последнее время часто тренировался с магическим кругом в детской комнате старого дома.

Когда мы догнали Драгомира, он стоял у машины и смотрел на дорогу из поместья ре Луминиты. Разочарование на лице, когда он обернулся на наши шаги...

— Теперь куда?

— Не знаю, доре Драгомир, — развела я руками. — Это был единственный призрак, который вообще пытался общаться со мной. Теперь везите меня туда, где могут быть такие призраки.

Мы объехали за весь день шесть перспективных, по мнению помощника комиссара, ограбленных домов, но призраков я нигде не нашла. Смущаясь, что не очень хорошо знаю собственные способности, я напрямую спросила Драгомира, не потому ли я не вижу призраков, что пытаюсь рассмотреть их в дневном свете.

— Для обычного эктоманта нет разницы в свете, — устало буркнул он.

Кажется, я его разочаровала гораздо сильней, чем думала до сих пор.

Двойняшки молча уселись на заднее сиденье, и нас повезли домой.

Семнадцатая глава

Вместо того чтобы доехать до ворот старого дома, Драгомир неожиданно завернул машину на дорогу, ведущую к особняку ре Гранды.

Двойняшки промолчали, хотя приподняли брови: на большее неспособны — тоже устали, хоть всего лишь сопровождали нас. Но я их понимала: переживали сильно — и не только за меня, которая оказалась, увы, не подготовленной к работе эктоманта. Добавляло нервотрёпки и при взгляде на опустевшие и заброшенные дома, особенно когда мы узнавали их горестные истории. Сейчас мои дети даже сидели утомлённо — темноволосой головой Катя прислонилась к плечу Андрея.

Да и я могла бы промолчать, узнать обо всём потом, когда Драгомир соизволит сказать, почему нас домой не довезли. Но не выдержала. Прорвалось эхо усталости, голода, сплошного негатива в маленьком путешествии и неизвестности, от которой тошнило уже не хуже, чем от голода.

— Зачем мы сюда? — неприязненно спросила я.

— Вы не успели пообедать, — тоже хмуро отозвался Драгомир. — Дома вам придётся готовить. Так лучше... Хоть у тётушки поедите.

— Ре Гранда знает?

— Да. Я предупредил, что мы заедем перекусить.

Постоянное напряжение сказалось — не иначе. Было бы по-другому — я бы промолчала. Но в голосе Драгомира я услышала какую-то недосказанность — может, всего лишь плохо слышные кому-то интонации, и грубо, напролом спросила:

— И что ещё у тётушки?

Он сбрасывал скорость и смотрел вперёд. Но, остановив машину у ступеней парадного крыльца, бросил:

— Книги.

— То есть?

— Дед ре Гранды тоже был эктомантом. Оставил много книг по теме. Ещё до вчерашнего происшествия ре Гранда сказала, что хочет отдать книги вам, ре Искандра.

В зеркальце впереди я заметила заблестевшие глаза Андрея. Он даже повозился, чтобы сесть, выпрямившись. О второй способности сына здесь пока редко кто знает. Надо бы его предупредить, чтоб не выдавал себя. Мало ли что тут... Они утаивают информацию — будем утаивать и мы.

Постаравшись, чтобы саркастические нотки были отчётливо слышны в моём следующем вопросе, я уточнила:

— То есть вы полагаете, доре Драгомир, что мы будем скрупулёзно читать все книги деда ре Гранды, дабы узнать, почему я не могу видеть призраков? И сколько дней, если не недель, на это понадобится, если вы упоминали "много книг по теме"?

Лицо Драгомира стало упрямым, как будто он пытался совладать с раздражением: понаехали тут неграмотные — всё-то им объясняй!

— Моя тётушка — маг, — с тем же с наигранным терпением ответил он, явно стараясь попасть мне в тон. — Она проведёт с вами ритуал, который позволит вам сразу узнать нужную книгу.

— Почему же мы раньше этого не сделали?

— Ритуал тоже занимает достаточно времени. А его у нас... Тем более вы сами сказали, что призрак ре Илины общался с вами. Была надежда узнать немедленно...

Он первым вышел из машины и даже помог выйти мне, пока мои двойняшки выбирались сами. К нам выбежал какой-то человек в ливрее и сел за руль. Пока Драгомир что-то говорил ему, склонившись к окошку, а тот кивал, я огляделась. Яркий солнечный день. И не подумаешь, что ночью ярилась гроза, а ливень хлестал, вбивая в землю траву. Как там мой террасный огородик? Рем, наверное, будет грустить, что его усилия по выращиванию ростков из семян пропали даром... Гранде хорошо — позавидовала я. Её садовники наверняка уже убрали все следы разрушительной грозовой силы: вон какие клумбы аккуратные... Подставив лицо припекающему солнцу, я осторожно вздохнула. Так хочется спокойной жизни... Хоть дом успеть привести в порядок.

— Мам, — услышала шёпот рядом, и Катя взялась за мою руку. — Очень устала?

— Да нет. Не столько устала, сколько перенервничала. Ничего. Сейчас поедим — уже легче будет. Вы как? Держитесь? Или за столом уснёте?

— Ну, мама-а... — укоризненно протянула Катя и тут же прыснула в кулачок: — Ага!.. Мордой лица в тарелку с салатом! Во глаза у Гранды будут!

— Хм. Тогда уж в тарелку с тортом, — философски сказал Андрей. — Сладкого хочется — жуть!

— Это тебе энергии не хватает, — авторитетно сказала Катя. — Ничё! У Гранды всего полно и всегда вкусно. Я бы сейчас лимон слопала — так витамина C мне не хватает. Вот.

— А лимоны здесь есть? — тихонько поинтересовалась я.

— Немного другие, но тоже ки-исленькие, — со вкусом сказала Катя, а Андрей поморщился.

А я снова вспомнила об оставшихся дома деде Конраде и Реме. Как они там? Сумеют ли найти холодильник в садовом домике? Найдут ли посуду, в которой можно разогреть сваренные мной суп и кашу? Не забыл ли дед Конрад, как зажигается керогаз?

Только оглянулись на Драгомира, который поднимался к нам, на крыльцо, как входная дверь распахнулась, и появилась Гранда. При виде нас она всплеснула руками и немедленно схватила меня под руку, таща в дом. В отличие от своего племянника, ре Гранда оказалась настолько деловой, что мы глазом моргнуть не успели, как нас отвели в комнаты, где дали возможность умыться и прийти в себя, после чего зазвали к столу, где нас уже дожидался Драгомир. Гранда, насколько мы поняли, обменявшись с ним парой фраз, не собиралась крутить этикетные реверансы с нами и вокруг нас. Велела садиться и есть. Накормила сытно и вкусно. Я даже успела попробовать пару интересных фруктов, положившись на кивок Кати, что это вкусно.

А потом Гранда властно подняла меня с места и буквально уволокла в библиотеку, которая располагалась в другом корпусе дома. Прежде чем войти, она решительно отказала моим детям и Драгомиру во входе в книжное царство. Никто не возражал: вход в личную магическую библиотеку не для всех — это понимала даже я.

Захлопнув за нами высоченную и грузную на вид дверь, ре Гранда уверенно повела меня между книжными рядами. Жаль, времени мало... Гранда могла бы не тащить меня за собой, потому что, несмотря на тревоги и предполагаемые ужасы с Тамашем, я поневоле заглядывалась на книги, то и дело ухватывая глазом (я уже начинала считывать и без проведения ладонью по буквам) часть интригующих, а то и просто таинственных надписей на них, и с каждым прочитанным словом моё почтение медленно, но уверенно возрастало — как к самой библиотеке, так и к её хозяйке и владелице.

Вскоре я заметила, что идём мы почему-то очень долго. А ещё с каждым шагом входим в странную необычную темноту. Кроме всего прочего, в библиотеке, кажется, были открыты окна. Когда мы вошли в помещение, я чувствовала небольшой приятный сквознячок и далёкие птичьи голоса, но после десятого-двенадцатого шага звуки начали пропадать, словно кто-то потихоньку подкручивал звуковые настройки. А запахи становились всё более напоминающими музей: старая бумага, рассохшееся дерево, пыльные обложки... Хотя какая тут пыль. В библиотеке было очень чисто, если вообще не стерильно. Я удивлялась, но помалкивала.

Видимо, пока мы с детьми приводили себя в порядок перед обедом, ре Гранда успела переговорить с Драгомиром и знала о проблеме. Поэтому я не стала задавать примитивные вопросы, куда и зачем мы идём, дожидаясь, пока хозяйка дома сама не расскажет всё, что мне необходимо знать.

Наконец мы оказались в довольно уютном уголке — между двумя рядами стеллажей, кажется, у окна, закрытого толстой шторой. Здесь нашлись два кресла. Уже приближаясь к ним, я сообразила, что хозяйка предложит сесть, и с трудом удержалась, чтобы не передёрнуть плечами: а вдруг они пыльные? Но пересилила себя и села.

Тем более что ре Гранда села первой.

— Милая Искандра, — проникновенно сказала она, глядя на меня в слабом свете зажжённой свечи на столике, которого я не замечала, пока Гранда махом руки не осветила уголок. — Давай забудем всё лишнее, что нам мешало общаться. Даже то, что ты скрывала от меня свои пробудившиеся способности к эктомантии, что могло закончиться плачевно и для тебя, и для твоих детей. Сейчас нам надо сосредоточиться на главном. Мы ищем доре Тамаша. Это конкретная цель. Найдя доре Тамаша, мы найдём тех, кто его похитил. Это основная цель. Милая Искандра, расскажи всё, как это было, когда ты общалась с призраком ре Илины. И расскажи о том, что случилось, что ты больше её не видишь.

— Как я могу рассказывать о последнем? — медленно, собираясь с мыслями, спросила я. — Я же не знаю причин.

— Пусть их! — махнула рукой ре Гранда. — Расскажи о том, как ты... не видела призраков сегодня.

Ничего не понимая, я послушно, опять-таки опустив встречи с родителями (это моё и только моё!), пересказала, как впервые встретила ре Илину на вечере у доре Марика, а потом увидела её на вечере ре Миранды, где она не пускала меня бежать вслед за Ремом. А затем, слегка помешкав, я рассказала о сегодняшнем провале: куда смотрела, где разглядывала — и ничего не видела.

Во время моего короткого рассказа ре Гранда встала с кресла и начала прохаживаться от одного высокого стеллажа к другому. Я машинально следила за её передвижениями, иногда увлекаясь слежением за странно монотонным шагом хозяйки дома, и сбиваясь с мысли или описания.

Так же медленно ре Гранда вернулась к креслу. Правда, оно уже было занято.

Пока я таращилась на седовласого старика, сидящего в кресле, свободно положив руки на подлокотники, ре Гранда спросила:

— Искандра, ты кого-нибудь видишь?

Поскольку я была ошарашена странным явлением: кого — кого, а старика увидеть здесь не ожидала — то сразу ответить не сумела. И ре Гранда спокойно заметила:

— Судя по твоей растерянности, видишь. Опиши его.

— Это... — я запнулась. Тяжело описывать человека, пусть даже от него осталась лишь призрачная оболочка. Тяжело, потому что он спокойно смотрит в мои глаза, будто с интересом дожидаясь, каким же я его опишу.

— Ну же, Искандра, поторопись.

— Это старик с длинными седыми волосами, — робко начала я. — Одет в домашний костюм, поверх которого накинут шёлковый халат.

Старик одобрительно кивнул.

— Этого хватит? — В горле от волнения пересохло — и последние слова вылетели небольшим хрипом.

— Достаточно. Этих примет хватает, чтобы узнать в призраке моего деда, — ласково сказала ре Гранда, глядя в пустое для неё кресло. — Милая Искандра, готова ли ты пожертвовать немного крови, чтобы поговорить с моим дедом?

— ... Да, — выдавила я с небольшим испугом: дело с кровью довольно серьёзное, насколько я понимала. Но спросить, правильно ли я поступаю, решаясь на такой поступок, некого. Так что... на свой страх и риск. — А ваш дед... Его убили?

— С чего ты взяла? — удивилась ре Гранда, вытаскивая из изящного мешочка, покрытого узорами, какой-то удлинённый предмет размером со слегка сточенный карандаш и начиная его раскручивать в разные стороны.

— Ну, он здесь и не говорит, — жалко сказала я, выдавая таким образом свои скудные познания по призракам: Тамаш хоть и учил меня, но что такое два-три занятия?

Седой старик, мосластый и широкой кости, с весёлыми глазами и орлиным носом, только снисходительно усмехнулся мне. После чего я замолкла, стараясь понять: а если и он чего-то не закончил на этом свете? Как тот старик-пасечник из моего бывшего мира? Может, его держит здесь эта библиотека?

И ре Гранда, улыбаясь (её снисходительная улыбка — точка в точку, как у старика!) мне, ответила:

— Нет, мой дед умер, прожив полную событий жизнь, и тихо скончался в окружении любящих и скорбящих родственников. Пару раз я вызывала твоих родителей, чтобы поговорить с ним, но дед даже от них хранил свою тайну, почему он задержался здесь. Ты готова, Искандра, побеседовать с доре Орелем?

Разве в такой ситуации закапризничаешь? Вздохнув, я кивнула.

Ре Гранда подошла ко мне и показала миниатюрный то ли кинжал, то ли стилет, вынутый из округлых ножен-карандаша.

— Мне встать? — опасливо спросила я.

— Нет-нет! — замахала на меня ре Гранда, не замечая, что страшно пугает зажатым в правой руке кинжальчиком. — Сиди, Искандра! Мне именно нужно, чтобы ты сидела! — А потом она забормотала, обходя моё кресло кругом — и не один раз: — Давно этим не занималась... Странно, что всё помню, как будто в последний раз готовилась к ритуалу только вчера.

— А мне что делать? — тихонько спросила я.

— Только сидеть и не бояться боли. Её не будет, — твёрдо пообещала ре Гранда, в очередной раз обходя моё кресло. Правда, на последних словах заметно споткнулась и со вздохом добавила: — Почти не будет.

Время от времени я видела её деда, доре Ореля. Он сидел, вольготно откинувшись на высокую спинку, полузакрытыми глазами наблюдал за мной. Я тоже посматривала на него, пока ре Гранда не закрывала его от меня на секунды. И всё мне казалось странным, что я вижу призрака, а она, вызвавшая его, не видит. Потом начала думать о библиотеке ре Гранды — и стало завидно, настолько она богатая. Хотя... Я же не была в старом доме — в той его части, где находилась родительская библиотека. Может, наша тоже не уступает здешней? Надо бы спросить деда Конрада и...

— Ой!

По пальцу полоснула холодная боль, которая в мгновения превратилась в горячую!

Я заморгала от неожиданности и обнаружила, что старушечка ре Гранда сидит передо мной на корточках, что-то монотонно приговаривает на непонятном мне языке и окровавленным кинжальчиком разбрызгивает капли моей крови по обе стороны от меня. Наконец она встала и, словно не замечая ничего, слепо взглянула на меня, одновременно придерживая мою кисть, и прикладывая лезвие к ране на среднем пальце, отчего я вздрагивала, и снова обрызгивая собранной кровью пространство вокруг нас обеих.

Замерев от необычного действа, я всё-таки вскоре заметила, что кровавые брызги каким-то образом облетают вокруг нас и скапливаются стеной, вращающейся вокруг второго кресла... И старик... становится непрозрачным!

Ре Гранда вдруг выпрямилась, слегка покачиваясь с опущенными руками и всё ещё продолжая выговаривать слова какого-то заклинания... А потом не спеша развернулась и начала обходить моё кресло. Пропала старушечка, одетая в лёгонькое платье юной девушки. Я сидела не в силах пошевельнуться, смотрела в точку и в то же время видела и слышала ре Гранду. Только теперь ритмично отбивала свой танцующий шаг не та ре Гранда, которую я уже знала. Нет, перед костром, который (я знала — он есть!) полыхал в древнем лесу, под громадными суковатыми деревьями, плясала дикий танец странная дряхлая старуха, босоногая, одетая в тяжёлые юбки и в грубо вязанную кофту, огруженную на груди крупными бусами в несколько рядов. Старуха взмахивала руками, на которых подпрыгивали браслеты, и пристукивала ногами. И в этом ритме я слышала не просто стук, а музыку. Она завораживала и заставляла сердце биться в унисон с ритмом каблуков. Библиотека, и так в этом месте тёмная, медленно исчезала во тьме. И всё чудилось, что вокруг нас, припрятанные косматым туманом, проступают очертания могучих стволов деревьев, между которыми скрываются и снова выглядывают странные фигуры. И я не знала, бояться ли их. Или они должны меня бояться?..

Старуха внезапно остановилась. Юбки, взметнувшиеся от последнего стремительного разворота, будто упали, вытягиваясь по длине. Ре Гранда, внешне дряхлая, но чувствительно сильная, стояла и смотрела в ничто.

Медленно пропадали деревья, костёр...

— Ну что, девочка, поговорим? — прокаркал сухой голос.

Моргнуть — и то страшно. Я смотрела на старика, сидящего в кресле, и не верила глазам. Теперь он не просто сидел, а закинул нога на ногу.

— Поговорим, — тоненьким — девочкиным — голосом слабо откликнулась я.

— Что ты хочешь узнать?

— Вы слышали о некромантах, которые используют чёрных призраков? — с надеждой спросила я. — Эти чёрные призраки вселяются в людей, причиняют им боль, а потом убивают.

— Слышал. И что из этого?

Я посмотрела на ре Гранду. Она всё ещё стояла в самой настоящей прострации, глядя в ничто. Много ли у меня времени?

— Мне нужно знать... — Я запнулась. Почему я раньше не обдумала вопросы?! Размышляла о чём угодно, только не о важном. И всё же... — Я хочу знать, почему пропали обычные призраки в Старом городе. Не те, которые привязаны к домам, а те, которые могли перемещаться по городу. Я хочу знать, как избавиться от чёрных призраков, чтобы они больше не причиняли вреда живым. Я хочу найти Тамаша, которого схватили некроманты. Я хочу узнать, где живут некроманты, которые используют чёрных призраков для своих тёмных делишек.

— Найди книгу "Чёрная некромантия", — проскрипел доре Орель. — Иди сейчас же! — рявкнул он, когда я, оторопев, непонимающе уставилась на него: найти книгу вообще — или прямо сейчас?

После этого стариковского рявканья я вскочила с кресла, готовая к следующим указаниям. Старик ухмыльнулся моей готовности.

— Ближний к тебе стеллаж, шестая полка снизу. От стенки отсчитываешь восемнадцатый том.

Быстро, боясь показаться неуклюжей и нерасторопной, я пошарила на полке в том порядке, который был мне предложен, и с трудом вытянула толстенный фолиант. Вернулась с ним к креслу, села на кивок доре Ореля.

— Что теперь? — осмелев, спросила я.

Доре Орель посмотрел на меня испытующе, словно сомневаясь, сумею ли я выполнить то, что сейчас услышу.

— Ты только не волнуйся, девочка, — неожиданно ласково сказал он. Мне даже почудилось, что и голос у него помягчел, скрипел уже не так скрежещуще. — Положи книгу на колени — так, чтобы не упала без твоей поддержки. Так. Теперь открой титульный лист книги. Да-да, именно титульный, а не "Содержание". Растревожь порез, сделанный моей внучкой, чтобы чуть-чуть сочилась кровь. Так. И положи ладонь кровоточащим пальцем на титульный лист.

Вот теперь меня затошнило конкретно. Я видела, как кровь и правда сочится, вроде пачкая светлый лист. Но книга оставалась чистой, какой был, хотя у меня появилось жуткое впечатление, что кто-то старательно и ощутимо вытягивает — высасывает кровь из пальца! Ранку даже щипало — очень неприятно!

— Закрой глаза! — повелительно сказал старик.

Головокружение началось, едва перед глазами стало темно. А впечатление кровососа, который жадно тянул кровь из моего пальца, усилилось. Когда я бессильно откинулась спиной на спинку кресла, стало только хуже: меня снова начало тошнить, но уже не так легонько, как было, пока ехали в машине доре Драгомира. Дыхание зачастило так, что мне стало не хватать воздуха.

Думала — хуже быть не может. Но... Оказалось — может. Как будто те же кинжальчики — что-то резко полоснуло по обоим вискам. Я вскрикнула.

А потом меня ударило и всем телом прижало к тому, к чему я только что прислонилась. Я изо всех сил старалась открыть глаза, но не могла, потому что, как почудилось, мне их залепили чем-то мокрым и тяжёлым. Я задыхалась и пыталась кричать, но рот, который я чувствовала безвольно приоткрытым, не повиновался, как не повиновались и руки, которыми я хотела схватить того, кто внезапно стал бить в череп сотнями тончайших кинжалов. Я только плакала, не в силах защититься от тех неизвестных, что причиняли мне боль, от которой даже перед закрытыми глазами полыхали ослепительные вспышки...

... Когда закончился болезненный кошмар, когда я сумела открыть глаза, я очутилась всё в той же части библиотеки ре Гранды.

Доре Ореля не было. На его месте снова сидела хозяйка дома. Облокотившись на высокий валик кресла, ре Гранда спала — уткнувшись лицом в ладонь, словно не хотела видеть кого-то или чего-то.

Ощущения такие, будто я тоже спала — и в неудобной позе. Стараясь не разбудить хозяйку дома, я пошевелилась, чтобы вернуть к нормальному состоянию руки-ноги... И чуть не уронила поехавшую с коленей громадную книжищу. Успела её цапнуть в последний момент, а то бы здорово грохнула на пол. И тут же вспомнила жутковатый сон.

Поддерживая книгу одной, левой рукой, взглянула на ладонь правой. Здесь в полутьме, еле-еле, но можно было рассмотреть очертания пальцев. Средний палец чуть-чуть зудел, но на коже не было ни следа, подсказывающего, что его резали до крови.

На всякий случай осторожно покачала в стороны головой. Нет, боль исчезла.

И тут вдруг словно проснулась. Старик ушёл и не ответил ни на один мой вопрос! Возмущение прорвалось такое, что я задышала, будто бегун перед финишем. Или человек на грани слёз. Это что же?! Я столько сейчас пережила — и зачем?

Книга снова поехала из ослабевших от обиды пальцев. Я сердито схватила её обеими руками, подтянула к себе, чтобы полностью прочитать название. Сердце стукнуло. Я замерла, ещё ничего не понимая сознательно, но воспринимая... Книга называется "Чёрная некромантия. Чёрные призраки и уничтожение некромантических заклинаний, вызывающих их". Изумлённая, я повернула книгу так, чтобы свет от входа немного делал чётче большие изысканные выписанные буквы. Название то же, что я сейчас про себя проговорила. Откуда я это знаю? Нет, я слышала, что люди считают чудом внезапно замеченные мелкие предметы, которые всегда были на виду, но в глаза не бросались. Но... Я точно не читала полное название этой книги!

А через минуту я застыла, не в силах отвести от книги взгляд.

Я знаю её наизусть! Всю! До последней буквы выпускных данных её издания!

Я знаю все ритуалы и заклинания, а также все ингредиенты, нужные для проведения этих ритуалов!

Машинально подняла руку к голове. До сих пор побаливает... Что сделал дед ре Гранды — доре Орель? Впихнул содержание этой книги в мою память?

Мне-то думалось, он пойдёт со мной по Старому городу и покажет, где живут некроманты-убийцы, сотворившие чёрных призраков... Нет, это, наверное, слишком легко было бы. Хотя я от такого не отказалась бы... Кстати, а куда делся доре Орель? Я покрутила головой, пытаясь рассмотреть в тенях библиотеки другую, призрачную тень.

Ушёл ли он навсегда? И что же за причина всё-таки держала его здесь? Передача содержания этой книги другому, неопытному эктоманту? Или бескорыстная помощь? И ушёл ли он навсегда? Может, однажды доре Орель снова появится?

Забывшись, я нечаянно стукнула твёрдой обложкой книги по подлокотнику кресла. От неожиданности замерла. Но ре Гранда услышала стук. Глаза старушечки открылись — страшно усталые. Она попробовала улыбнуться мне, но не сумела.

— Нам пора идти, — слабо сказала она.

— А как же книга? — спросила я, показывая ей обложку. Мне почему-то показалось, что Гранда не понимает, что в моих руках книга из её библиотеки.

— Дед велел отдать её тебе. Навсегда, — безразличным голосом сообщила она, а потом, отдышавшись, умоляюще добавила: — Искандра, не заставляй меня говорить.

Я молча встала, сунула нежданный-негаданный подарок под мышку и помогла ре Гранде подняться. Цепляясь за меня, она наконец сумела передвигать ноги, чтобы шагать к выходу из библиотеки. Здесь, у двери, пришлось опять встать на месте. Дверь была тяжеленной, и открывать её пришлось мне, одновременно удерживая на ногах обессилевшую хозяйку дома.

Мы вышли, словно не из библиотеки, а словно вернулись с поля боя. Благо Драгомир, нетерпеливо ожидая нашего возвращения, шатался рядом, он бросился к нам, и я с облегчением передала ему ре Гранду. Правда, очутившись в его сильных руках, хозяйка дома открыла глаза и чётко выговорила:

— Отвези их домой. Искандра должна выспаться. Вечером её ждёт большая охота!

Выслушав эти выспренные слова, я даже улыбнуться не сумела. Правда, внутренне порадовалась, что домой нас всё же завезут.

Дальше было как-то... странно. Я то и дело резко прижимала к себе добычу — книгу доре Ореля. То и дело, потому что с каждым вторым шагом и мои глаза начали закрываться наглухо. И открыть их было тяжело. Потом я почувствовала, что идти стало легче: услышала невнятные испуганные голоса, а затем почувствовала, как с обеих сторон меня подхватили сильные руки моих детей... Очнулась в машине. Было мягко и удобно — и только перед самым выходом сообразила, что меня с обеих же сторон держат сидящие рядом двойняшки.

Они же вытащили меня из машины и повели к воротам. Мельком я слышала, как отъезжала машина Драгомира, а потом Андрей просто-напросто взял меня на руки и отнёс к садовому домику. Он не стал подниматься на второй этаж: Катя велела ему положить меня на свою кровать. И дети положили — всё с той же книгой, которая досталась мне ценой боли и впечатления, что я сошла с ума. Сознание плыло, пространство перед глазами качалось. И, перед тем закрыть глаза и погрузиться в нормальную тьму обычного сна (хотя в обычном я сомневалась), я услышала взволнованный голос деда Конрада:

— Ничего-ничего... Вы посидите с Ремом, а я посторожу Искандру. Идите. Я сам.

И я вдруг выдохнула и поняла, что теперь и в самом деле будет легче, потому что дед Конрад рядом и он уж точно проследит, чтобы мне было хорошо.

И с последней мыслью об этом я прижала к груди книгу и повернулась набок.

Восемнадцатая глава

Дед Конрад то ли дремал, то ли в самом деле спал. Но главным для меня было, что находился он рядом, в изножье моей кровати. Сидел в кресле. Судя по тёплым сумеркам, устоявшимся за стеллажом, день скатывался к вечеру. Открыв глаза, я покосилась на деда, но не шевельнулась, снова уставившись в далёкую стену напротив. Левая рука покоилась на чём-то твёрдом, что довольно болезненно опиралось на запястье. Вспомнив предыдущие события, сообразила. Книга. Из почти стотомного собрания сочинений по некромантии. Том сорок первый. О чёрных некромантах и чёрных призраках. О том, как уничтожить чёрных призраков. Или, на худой случай, остановить их.

Странно было строить планы, да и вообще размышлять, имея в памятном багаже книгу, словно не только прочитанную, но и выученную наизусть. Не считая небольшой головной боли, я прикидывала, что и как, — легко. Мгновенно оперируя всеми данными мне знаниями. Мгновенно переходя от одной страницы к другой. Как от одной главы к другой. Перелистывая не страницы, а блоки памяти. Как на устных экзаменах в школе.

Думать оказалось тоже легко. Поставила вопрос, мысленно прошла по главам книги, лежащей сейчас под моей рукой. И обнаружила ответ. Как уничтожить призраков? Просто. Надо назвать каждого чёрного призрака по имени. Хм. И правда — просто. Драгомир, если попросить, найдёт мне тех, кто погиб не своей смертью тридцать лет назад. Всех, кто умер за месяц до гибели моих родителей. И умер в одиночестве. То есть так, чтобы никто не видел, как они умирают. Тогда будет легче отделить тех, кого использовать бандиты-некроманты для создания чёрных призраков.

А ещё мне понравились страницы с ритуалами для набора силы против чёрных призраков. Их можно и не уничтожить, зато остаться в живых после встречи с ними.

Да, это просто.

Гораздо трудней другое. Ну, узнаю я, кто именно умер не своей смертью. Найдут мне их фотографии. Запомню лица. Но чёрные призраки потому и называются чёрными, что они только тени-исполнители. Лиц у них нет. И как назвать чёрного призрака по имени? Называть строго по списку имён, пока один из них не откликнется? В экстремальной-то ситуации... Да пока я прочитаю второе имя, призраки окружат меня со всех сторон — и... Вот об этом думать уже не хочется.

Спасибо Тамашу, что он успел обобщённо, но познакомить с некоторыми правилами поведения с обычными призраками. Теперь станет легче и с чёрными.

Перед тем как встать, я немного пожалела, что книга открывается лишь эктоманту.

— Дедушка...

— Что, Искандра? — прошептал дед Конрад, сразу открыв глаза.

— Где дети?

— Бегают по старому дому. — Он улыбнулся, судя по голосу: — Сначала хотели прибраться, да какое там... Рем с щенком как начал носиться по лестницам, так они про все дела и забыли — как в музее бегают, всё разглядывают... Как ты себя чувствуешь, Искандра?

— Прихожу в себя. — Я завозилась и села на кровати, спустив ноги на пол. Босыми — на чистый деревянный. Приятно — ступнями на тёплый. — И пришла настолько, чтобы спросить: дед, а у родителей были книги по эктомантии?

— Конечно. И не были, а есть. — Он цепко взглянул на обложку книги, которую я не выпускала из рук, и вынужден был признать: — Такой я у сына не видел. Правда, они книги всё более мирные брали. А эта, что тебе Гранда дала... Как бы поточней сказать — воинственная. Агрессивная. Зато... Я знаю, где обычно мой сын хранил эктомантические артефакты, которые тебе могут пригодиться.

— Дед, а кто она — ре Гранда? — спросила я, а чтобы он понял подоплёку вопроса, кратко описала ритуал, после которого запомнила наизусть целую книгу. — Ну, в качестве мага? Какая у неё специализация?

— Маг воздуха, — ответил дед Конрад. — И, кажется, дополнительная специализация её — посредник между магами и любыми нематериальными порождениями.

— Тогда почему она сама с чёрными призраками не хочет посредничать?

— То же, что и с книгами. Она посредничает с мирными порождениями. И то... Ты сама видела, сколько сил у неё это забирает. Говоришь — пообещала отдать всю библиотеку доре Ореля? Как всё закончится, пошли к ней детей... — Дед Конрад вдруг замер, а потом покачал головой: — У меня правнуки. Не думал, что доживу... Сколько раз собирался съездить в город, по тому адресу, что оставила Тамара, посмотреть на тебя хоть издали. И всё боялся.

— Чего? — насторожённо спросила я.

— Я знал, что один ходок в Старом городе оставался. Старик. Старше меня. Но вдруг бы его всё-таки заставили и он привел бы ко мне чёрных некромантов? Силы-то уже не те. Пытать начали бы — не выдержал, рассказал бы, где ты... А так... Даже под страшной болью говорил бы только одно: знать не знаю, где она...

Я положила ладонь на его пальцы и заглянула в его глаза. Он в самом деле в это верил. Может, и правда — сказалась слабость из-за отсутствия магических сил? Сейчас-то он выглядел гораздо бодрей.

Звонок от калитки застал нас чуть не врасплох. Я быстро вскочила на ноги, растерянно оглядываясь, куда бежать в первые секунды. Дети в доме: слышат, но не успеют добежать. Дед Конрад... Ну, с ним ясно.

— Дедушка, беги в подвал, к ходу. А я пойду к калитке, открою.

Из коридора мы разлетелись в разные стороны.

Я бежала по дорожке и, усмехаясь про себя, думала лишь об одном: не расчёсанная, не умытая после долгого сна. Нет, вру. Думала ещё о том, как испугались дети в старом доме. Наверное, притаились сейчас у одного из окон, отодвинули тихонечко штору и стараются разглядеть, кто пришёл.

После последнего поворота, я уже не бежала, а шагала пусть и поспешно, но с достоинством хозяйки дома. За воротами виднелась лишь одна фигура, что немного успокоило смятенные чувства. Но, подойдя ещё ближе, я снова заволновалась. Доре Таир! Дед Рема! Зачем он сюда пришёл? Хочешь обвинить меня в исчезновении мальчика?

Не доходя нескольких шагов до калитки, я почувствовала, как кольнула недавняя боль: а как потом объяснять безутешным дедушке и бабушке, что всё это время Рем прятался у нас? Они же переживают сейчас! Сейчас у них с сердцем плохо!.. Господи, куда ни кинь — везде клин.

— Ре Искандра!..

Пока я отпирала калитку, доре Таир вцепился в её решётки, и лицо у него было таким... в таком торжествующем сомнении! Да-да, выглядело именно так странно!

— Добрый вечер, доре Таир, — неуверенно произнесла я, распахивая калитку.

— Вы разрешите мне войти? Дойти до домика? — с надеждой попросил дед Рема. — Я не буду вас беспокоить, оставаясь у вас слишком долго!

До садового домика мы шли в полном молчании. Я только поглядывала немного испуганно, как доре Таир жадно обшаривал весь сад ищущими глазами. Что это он?

Мы вошли в коридор, и дед Рема быстро сказал:

— Заходить не буду. Спасибо, ре Искандра! Вы успокоили моё сердце.

Я стояла, ничего не понимая, а он аж светился весь от радости. Наконец, доре Таир заметил моё состояние и объяснил:

— Я видел следы моего внука, которые перебивали следы Тамаша. И счастлив, что Тамаш оказался предусмотрителен и сумел использовать дар моего внука ему во благо. Да, я эгоистичен, но я... — Он скривился от сильных чувств и с трудом вернул спокойное выражение лица. — Да, я эгоистичен, но я счастлив, что хоть мой внук жив.

— Но... — испуганно начала я.

Доре Таир замахал руками, перебивая.

— Об этом будем знать только мы с Луминитой. Пока я не сказал ей, боясь, что ошибся с выводами и следами, но теперь, когда увидел следы Тамаша и Рема, когда увидел вас, я уверен. Луминита ужасно переживает. Она не показывает этого — вы уже видели, что она умеет хранить свои чувства от чужого взгляда. Но я боялся, как бы незнание, что с Ремом, не повлияло на её здоровье. Тамаш был прав: ваш домик — последнее место, где бандиты могут искать нашего внука. Пусть он останется здесь, пока всё не закончится. Ре Искандра... — В голосе доре Таира послышались настоящие слёзы. — Мы так благодарны вам!..

Доре Таир хотел уйти немедленно, но я, встревоженная его слишком радостным видом, заставила его посидеть и выпить чаю. И, только когда он успокоился и сумел принять вид, близкий к спокойному и даже привычно хмурому, я проводила его к калитке. Не дай Бог, за нами наблюдают... По блестящим глазам деда Рема нетрудно догадаться, что он знает о местонахождении внука.

Вернувшись в садовый домик, я помогла деду подняться из подвала и пересказала, с каким визитом приходил доре Таир. На конец рассказа из того же подвала вышли и дети.

— Зачем приходил дедушка Таир? — обеспокоенно спросил Рем. — Он ведь меня не заберёт отсюда? Папа сказал — я могу у вас побыть несколько дней.

— Всё хорошо, Рем, — улыбнулась я мальчику. — Дедушка приходил узнать, как тебе здесь живётся. И всё. Пока ты остаёшься у нас.

Стоявшие за мальчиком двойняшки почти одновременно переглянулись.

— Так, у нас до ужина час, — напомнила я. — Давайте посмотрим, что вы нашли в старом доме. — Напоминающий взгляд на деда. — Может, книги какие-нибудь интересные?

— С картинками! — с воодушевлением сказал Рем. — Мы нашли книжки с картинками. Они старенькие, но интересные.

— В детской, — уточнил Андрей.

— А факс где?

— Там же оставили, — улыбнулась Катя. — Эти двое так набегались, что Факс дрыхнет без задних ног.

— А давайте-ка мы вот что сделаем, — сообразила я. — Возьмём вкусненькое для ужина и устроим себе пирушку в старом доме. Так, где у нас корзинки?

Через минут пятнадцать мы наполнили корзинки сухим пайком, Андрей прихватил керогаз, а Катя — полный воды чайник. И мы пошли в поход, в конце которого нас ждал пикник в заброшенном доме. И, когда мы расположились в зале первого этажа, дети принялись готовить "стол", а дед Конрад повёл меня в библиотеку моих родителей.

Когда мы остановились перед лестницей на второй этаж, дед Конрад велел мне отойти к глухой стене, на которой крепилась эта лестница.

— Дверь здесь, — сказал он и протянул мне зажжённую свечу в канделябре. — Когда пройдёшь, не забудь вернуться. Туда я могу войти, только ведомый за руку.

Дверь здесь? В совершенном недоумении я стояла перед сплошной кирпичной стеной, выкрашенной облупившейся сейчас краской. Здесь, в тёмном углу, эта стена казалась нерушимой. Дверь? Не может быть. Категорически. Даже при том, что в детской такая же стена скрывала подземный ход с выходом в другой мир.

Что-то мелькнуло перед глазами. Я сосредоточилась. И невольно улыбнулась. Женщина, которую я теперь видела очень отчётливо, стояла справа. Мужчина, черты которого я начала узнавать, — слева. Оба протянули руки к одному и тому же месту на стене. Указывали? Затаив дыхание, я сама вытянула руку и чуть не отдёрнула её, когда она легко, не встречая преграды, вошла в стену. Собравшись с силами, я шагнула вперёд, неся впереди себя горящую свечу.

С библиотекой ре Гранды не сравнить, конечно. Я стояла в небольшой комнате, где стен не видно из-за стеллажей. Они не такие высокие, как в доме ре Гранды. Но их полки плотно набиты книгами... Две тени скользнули перед моими глазами — и я опомнилась. За невидимой защитой ждёт дед Конрад. Он поможет мне с выбором нужных книг.

Выйдя из библиотеки, я взяла деда за руку и вернулась.

— Что теперь? — спросила я, разглядывая покачивающиеся в дрожащем пламени свечи стеллажи с плотными рядами книг.

— Теперь тебе надо прочувствовать свою силу. Личную магию, — ответил дед Конрад. — Встань посреди библиотеки и следи за тенями. Насколько я понял, твои родители уже здесь и ведут тебя. Дай свечу. Сейчас она будет мешать тебе.

Насчёт "ведут тебя" я не совсем поняла. Сообразила лишь, что родители будут подсказывать, что делать. И решила следить за всеми их действиями.

Оказалось, правильно сделала. Женская фигура, в темноте обретшая яркие, тоже узнаваемые черты, сразу поманила меня за собой. Далеко идти не надо было: комнатка-то небольшая. Призрак подвёл меня к полке стеллажа прямо напротив двери. Призрачная рука легла на обрез книги, довольно дряхлой — настолько, что я даже в полутьме разглядела это.

— Мне её вытащить? — спросила я, с опаской приглядываясь, не рассыпать бы книгу.

Призрак кивнул.

Пришлось отодвинуть соседние книги, чтобы вытащить указанную. Дед, следовавший за мной, забрал книгу и велел следить дальше за призраками.

Через минут пять он поставил канделябр со свечой, а в руках у него оказалось девять книг, которые он и разложил в середине комнатки так, чтобы они образовали круг. В центре на колени уселась я, стараясь спрятать от деда Конрада дрожащие руки — так боялась ещё одного болевого удара, который довелось испытать у ре Гранды. А через минуту поняла, что такое "прочувствовать свою силу, личную магию".

Сидела и буквально слушала, как по всему телу прокатывается... Я даже не знаю, как это назвать. Как будто кровь взбунтовалась и волнами мчится по всему телу, внутри его, расширяя его, делая его воздушным и в то же время сильным, наполненным.

Если сначала я робко думала, не озвучивая вслух, зачем мне это, то теперь поняла. Я должна не только знать то, что получила из книг ре Гранды и Тамаша. Я должна знать, что у меня есть сила, которая поможет узнанное использовать. И, если сначала я чувствовала в основном удивление ("Во мне есть такое?!"), то постепенно я начала поднимать голову: "Я и правда всё это могу сделать!" Эта сила, ощутимо бегущая в моей крови, по моим жилам, придавала не только уверенности. Она укрепляла во мне желание делать всё, что поможет отомстить за родителей. За всех, кто погиб за годы ночного террора в Старом городе. Выручить Тамаша (сердце дрогнуло: если он ещё жив!). Вывести на свет Божий беглеца — деда Конрада — и вернуть ему нормальную жизнь. Стать той, кем могла бы стать, если б однажды некто решил, что я нечто лишнее в жизни, как и мои родители.

Нет, я буду колебаться, когда мне станет страшно. О себе-то я многое знаю. Но эта сила, что кипит в моих жилах, будет напоминанием, что кое-чего я всё же стою. А ещё... Эта сила напоминала, что я единственный эктомант. Единственный человек, который может исправить существующее положение, при котором здешние дома вынуждены укрывать сильнейшей магической защитой, а по ночам улицы пустынны, потому что в любой момент в голову может ворваться чёрный призрак — и убить.

Биение мчащейся внутри силы успокоилось. Прислушавшись к себе, я поднялась в круге и, следя за двумя призраками, переложила книги так, как они показали. После чего вышла из круга. Книги остались на полу. Маленький ритуал, который я не поняла, но после которого почувствовала, как обострилась на ощущения кожа на кончиках пальцев. Косвенно получила впечатление, что этот круг — замена тому, что нарисован при входе в детскую комнату. Он должен обострить не только тактильное ощущение кожи. Темноволосая мама... Теперь я разглядела её — Катя невероятно похожа на неё. А светловолосый Андрей не копия, но всё же неуловимо похож на своего деда, моего отца.

Перед тем как выйти из родительской библиотеки, я оглянулась на них, на призраков, к которым нельзя подойти и обнять...

— Я люблю вас, — прошелестело моё признание по помещению на вздохе.

Дед Конрад молча взял меня за руку, и мы вышли.

... После странного пикника в заброшенном доме мы с двойняшками ушли, а дед Конрад остался с Ремом играть с щенком и котами, а заодно рассказывать мальчику о старом доме, проводя своеобразную экскурсию. Думаю, им обоим скучно не будет... Дед Конрад пообещал мне не выпускать мальчика из дома, пока мы не вернёмся. И дать ему наиграться так, чтобы он заснул крепким сном и не пробовал сбежать.

За минуты до звонка Драгомира в калитку я предупредила Андрея:

— Вы идёте вместе со мной, но учти, Андрей, ты ничем не должен выдать... В общем, ни слова Драгомиру о своей способности эктоманта.

Некоторое время мой сын смотрел на меня, как будто старался понять. Только я вздохнула: неужели придётся объяснять, что нам тоже нужен свой джокер в рукаве? — только начала недовольно морщиться Катя, глядя на него, — как он кивнул.

— Понял, — коротко сказал Андрей и усмехнулся: — Жалко, что нельзя, как в боевиках, взять хорошее оружие с собой.

— Ничего! — задорно откликнулась Катя, уже одетая не так, как обычно ходила здесь, — в платье, а в джинсы и в удобную рубашку. — Морды мы им начистить и без оружия сумеем! Ты нам только покажи, мам, кому чистить!

— Постараюсь! — смеясь, ответила я, чувствуя сейчас лишь одно: мне по фигу, как иной раз говорит Андрей. Да, именно так. Мосты сожжены. Отступать некуда. Или мы живём в своём доме. Или обречены всю жизнь прятаться в старом доме на ночь, делая вид, что живём обычно, как все.

К калитке мы вышли до звонка Драгомира и даже несколько минут ждали, пока он появится. Впрочем, "ждали" — не то слово. Для начала я вдруг поняла, что вижу на вечерней дороге множество людей. Ещё удивилась сначала. Как же: время к вечеру, а там и ночь недалеко. В это время обычно все стараются домой отправиться — до темноты, которая стала временем бандитов-некромантов и чёрных призраков. Вечеринки — другое дело: там в основном многих сопровождают охранники или телохранители.

А эти ещё и вели себя странно: они не гуляли группами или в одиночку. Они стояли неподвижно — и все смотрели в нашу сторону. Толпа, которая будто ожидала чего-то, какого-то события с нами в главных ролях. И это было не только странно — то, как они оцепенело стояли. А то, что смотрели на нас бесстрастно...

А потом сердце заколотилось, да так больно, что я машинально прижала руку к груди: это не люди. Это призраки, которых я теперь вижу отчётливо... Я даже вышла ближе к середине дороги, чтобы убедиться в этом. А убедилась в другом. Среди призраков обнаружила несколько фигур, которые стояли ближе к заборам в полусогнутом состоянии, а то ещё и отвернувшись. Заинтересованная этой странностью, я подошла к ближайшему призраку, чтобы посмотреть, что же он разглядывает. И наткнулась на всполошённый взгляд человека, прячущегося в кустах нашего сада.

Хорошо — вовремя подъехал Драгомир.

Пока я пятилась от забора навстречу побежавшим ко мне детям, которых моё движение насторожило, машина успела остановиться, из неё вылетел Драгомир и помчался к нам через дорогу.

— Тихо, ре Искандра! — схватил он меня за руку. — Не смотрите на эти кусты!

— А кто там? — немедленно заинтересовались двойняшки. — Мам! Кто?

— Я не знаю! — выпалила я, тоже глядя на Драгомира с возмущением и ужасом. — Доре Драгомир, кто там прячется?!

— Это наша охрана из полицейских, — сквозь зубы процедил тот, злой, что его затея спрятать своих людей на грани раскрытия. — Неужели вы думали, что мы отправим вас к бандитам вот так, в полном одиночестве? Как вы его увидели?

Справившись с истерическим смехом, который обуял меня при вести о том, что от меня прятались, чтобы меня защитить, я сумела выговорить:

— Мне показал на него призрак.

— Что?! — теперь уже вырвалось у Драгомира.

— Судя по всему, призраку тоже стало любопытно, почему этот человек прячется, — пофыркивая от смеха, объяснила я. — И, кстати, не ему одному. Если хотите, доре Драгомир, могу показать и остальных полицейских в засаде. Я насчитала шестерых в зоне видимости отсюда.

— Лучше попросите призраков показать вам дорогу к бандитам, — раздражённо сказал Драгомир.

— Ну уж нет! — уже успокоившись, отрезала я. — Для начала мне нужны имена тех людей, которые умерли не своей смертью за несколько дней до убийства моих родителей. Среди них были будущие... то есть настоящие чёрные призраки. Мне нужны их имена. Имена этих людей. Знание имён поможет избавиться от чёрных призраков, упокоить их.

— Хорошо-хорошо, — опять недовольно сказал Драгомир. — Садитесь в машину. Отвезу вас в полицейский участок. Списки умерших не своей смертью в Старом городе есть в каждом участке. Посмотрим их и попробуем определить, кто нам нужней. Думаю, теперь вы, как эктомант, будете лучше отличать одно от другого.

Слово "попробуем" неверно — решила я, садясь в машину и глядя, как её окружают призраки, которые внимательно прислушивались к нашей беседе. Определять не придётся, потому что мне укажут фото тех, кто стал чёрным призраком. Теперь у меня много помощников, которые слышали последние слова Драгомира о том, что я эктомант. А многим из них я успела заглянуть в глаза, чем подтвердила свой статус.

Солнце опускалось медленно и выглядело малиновым шаром, на который трудно смотреть. Мы ехали будто ему навстречу, и я чувствовала, как сжимается сердце. Успеем ли мы просмотреть фотографии, а потом найти бандитов, что я самонадеянно пообещала Драгомиру в эйфории? Успеем. Надо верить — и тогда сбудется любое сумасшедшее желание. А уж с такими помощниками... Найдём!

Участок оказался неприметным коттеджем с просторным залом с открытыми по-летнему окнами. Здесь было даже уютно — из-за темноватых лучей заходящего солнца, которые скрадывали резкие углы и смягчали очертания официальной мебели. Всего я насчитала здесь трёх человек, что подняли головы при нашем появлении.

Нам навстречу поднялся коротко стриженный мужчина в форме. Он поклонился мне, а потом зашептался с Драгомиром, который подошёл к нему. Двойняшки стояли рядом со мной, и Андрей, пытаясь держать глаза опущенными, пробормотал:

— Мам, они вошли с нами, да?

— Да.

— Здорово! — не сдержался он, хоть и шёпотом. — Они помогут?

— Надеюсь.

По моей просьбе, нам освободили один стол и принесли фотографии убитых тридцать лет назад — за два месяца до убийства моих родителей. Я старательно разложила фотографии так, чтобы моим невидимым помощникам было легче указывать на нужные. После чего попросила всех: и полицейских, и детей — уйти подальше от стола, мотивировав, что мне так удобней.

— Отделите тех, чьи души ушли совсем, — еле слышно прошептала я.

Обступившие стол призраки зашевелились. Я смотрела на фотографии, которые смутно темнели, едва на них ложились призрачные ладони, и осторожно забирала их. Это снимки тех, кто, несмотря на насильственную смерть, ушёл на покой... Иногда призраки не успевали убрать ладони, и я касалась их, как будто опускала руку в ощутимый холод. Иногда, прежде чем забрать фотографию, взглядывала на призрака, который указал на неё... И всё не могла отделаться от впечатления, что вокруг меня живые люди, которые странно выглядят, изредка идя волнами, словно расплавленный воздух над огнём.

Когда на столе осталось пять фотографий, я вопросительно огляделась. Говорили, что призраков четыре. Что я видела и сама, когда они напали на Катю. Почему же пять?

— Почему пять? — прошептала я, чтобы призраки меня слышали.

Они стояли молча, не шелохнувшись. Мужчины и женщины в обычных одеяниях жителей современного города. Тихие и неподвижные... До мурашек.

Кажется, поняла. Они не могут точно сказать о пятом, потому что не знают, что с ним. Поэтому засчитали в компанию к чёрным призракам.

А что делать мне? Я ведь должна назвать чёрных призраков по именам... Подняла глаза от стола с фотографиями и сказала, глядя на Драгомира:

— Мне нужен список имён этих пятерых.

Он взял фотографии и отдал полицейскому, который быстро, поглядывая на раскрытые папки отобранных пяти "Дел", принялся выписывать фамилии и имена на отдельный лист. Мне предстоит немедленно выучить этот список наизусть. И мою эйфорию жутко пошатнуло второй аспект этого дела. Как? Как узнать, что именно этот призрак называется этой фамилией и этим именем?

Пока полицейские тихонько переговаривались, а мои дети разглядывали фотографии убитых, я обернулась к призракам за спиной и спросила одними губами:

— Как мне узнать, кто из них кто?

Толпа призраков замерла, будто размышляя над моим вопросом. Я рассеянно перебегала глазами от одного к другому, с горечью понимая, что, если не сумею уничтожить чёрных призраков, не сумею ничего. И зря на меня надеются... И застыла глзами на призраке, который стоял слева. Он медленно поднимал руку. Медленно — потому что явно привлекал моё внимание. Когда ладонь его оказалась на уровне глаз, он сжал кулак, оставив два пальца — указательный и средний. Знак "виктория". Знак победы. Он подбадривает меня?

Призрак, словно услышав мой вопрос, отрицательно покачал головой, а потом оба пальца направил на собственные глаза, будто указывая на них, и снова застыл.

— Смотреть им в глаза? — прошелестела я.

Призрак так же медленно опустил руку и шагнул назад, в толпу призраков, в которой и затерялся. Заворожённо проследив за этим странным движением, я опомнилась и быстро подошла к столу полицейских, где твёрдо заявила:

— Фотографии я тоже забираю! Все пять! Надпишите их имена на фотографиях.

— Раньше что — трудно было сказать? — проворчал Драгомир, но спрашивать, почему я спохватилась так поздно, не стал.

Наконец всё было готово. Мне отдали и снимки, и список. И повели к машине. Солнце мерцало отблесками заката из-за садовых деревьев, когда мы сели в машину, а полицейские, которые сопровождали наш выход из участка, мгновенно словно растворились в воздухе. Пока ещё светло... Пока ещё...

— И куда дальше? — спросил Драгомир.

— Вперёд, — спокойно сказала я. — Прямо по дороге. Сначала вернёмся к нашему дому, а потом я покажу.

И призраки побежали впереди всей нашей компании, а мы сидели в еле ползущей по дороге машине, изучая фотографии и заучивая наизусть не только имена, но и лица.

Девятнадцатая глава

В дороге к неизвестному пока для нас логову некромантов-убийц я всё-таки сообразила, почему раньше я не видела ни одного призрака. Они все вместе ушли оттуда, где для них было опасно. И сгрудились там, где, как они поняли, появился эктомант. Возле моего дома. То есть... Они все теперь надеялись, что эктомант сумеет исправить ситуацию, когда чёрные призраки пугают не только людей.

Так. Хоть одну задачку решила, сообразив причину отсутствия и нового появления призраков... Я вздохнула, складывая фотографии людей, умерших тридцать лет назад. Тлело слабое сомнение: а если некроманты использовали для создания чёрных призраков не только тех, кто погиб тогда? Мысленно поставленный вопрос получил ответ из книги ре Гранды: чёрные призраки практически вечные — использовать их можно бесконечно.

Зато появилось другая проблема.

Там, в полицейском участке, я слишком поспешно, вскользь опросила призрака, пошедшего на контакт со мной. Он показал на глаза, когда я спросила, как мне узнать чёрных призраков "в лицо", чтобы потом назвать их по имени. Но чёрные призраки похожи на бесформенный дым! Как же угадать в этом дыму, где находятся их глаза, если даже головы не видать?

Поскольку этот вопрос не получал ответа даже по мысленно пролистываемой книге ре Гранды, я скрепя сердце решилась оставить его до тех пор, пока не придётся практически подойти к нему. Может, на месте соображу, что делать.

А пока, благо сидела на заднем сиденье и Драгомир за рулём не видел моих рук, я осторожно вынула из кармашка кофты артефакты, доставшиеся от родителей и показанные мне дедом Конрадом в библиотеке. Их назначение я теперь знала и могла спокойно использовать при случае. А случаи, думается, не заставят себя ждать. Так что я незаметно надела на пальцы парочку колец и высоко на кисти подняла один браслет

Возле нашего старого дома Драгомир остановил машину.

— Куда дальше? — спросил он, не оборачиваясь ко мне с детьми.

Ладонь Андрея, из-за тесноты в машине упиравшаяся в ладонь моей, дрогнула. Я немедленно и крепко сжала его пальцы. Не выдавай себя! Эктомант здесь только я!

— До поворота едем так же, — отозвалась я. — А там посмотрим.

Вглядываясь в тот поворот, я только предполагала его, потому что дорога изгибалась медленно и где-то там, вдали, обрывалась.

И, только когда Драгомир всё своё внимание переключил на дорогу, я укоризненно взглянула на сына. Тот смешливо улыбнулся, глядя через меня. Обернувшись, я увидела кулачишко Кати, которым та исподтишка, от коленей, грозила брату. Черти... Им бы всё похихикать. Никак не могу привыкнуть, что они в свои семнадцать резко повзрослели, хотя временами всё ещё те же проказливые детишки.

— Поворот, — минут через пять сообщил Драгомир.

— Я выйду, — сказала я, и Андрей открыл дверцу остановившейся машины.

Самое лёгкое во всём этом деле — встать впереди машины, разглядывая вечернюю тёмную (Драгомир потушил огни) улицу, видеть полупрозрачные тени, плавающие, словно в аквариуме, поставленном на подоконник в тёмной опять-таки комнате. И знать, что по обеим сторонам дороги в засаде сидят живые люди. Призраки продолжали любопытствовать, почему эти люди прячутся в кустах и за деревьями, — и тем самым невольно подсказывать мне их местоположение. Их подсказки радовали: я не так боялась, как если бы знала, что улица полностью пустынна.

Поворот. Постояв немного, я сделала несколько неуверенных шагов. Потом ещё несколько. И аквариум остался за спиной. Вдаль, сужаясь, уходила дорога, через довольно длинные промежутки освещённая фонарями. Дорога пустынная. Как будто я переступила некую границу. Эту улицу я плохо знала, но, кажется, призраки знали её очень хорошо. Обернувшись, я проследила, как они проплывают вдоль невидимой границы, которую стараются не переступать. Останавливаются, смотрят на меня — и снова уплывают в темь.

Но и чёрных призраков здесь не видно. Значит ли это, что данная территория — их владения? Просто территория очень обширная?.. Постояв немного, я вернулась в машину.

— Надо проехать ещё немного. Очень медленно. И лучше, если я пойду пешком.

Наверное, двигались минут десять, прежде чем я встретила сгусток, похожий на один из тех, что свисал с руки Андрея, пока он держал сестру, потерявшую сознание.

Я махнула рукой Драгомиру, не глядя. Мы не договаривались, каким образом я буду общаться с ним, но Драгомир машину остановил. Может, жест у меня был такой, что он... Забыв о машине, я шагнула раз, другой. Остановилась. Сгусток не шевельнулся. Я стояла в двух шагах, затаив дыхание и разглядывая его. Нет, не совсем чёрный. Внутри он полыхал всё тем же тёмным пламенем, которое, в общем-то, разглядеть нельзя, но я... видела. И это пламя мне показалось адским. Как будто душа или тень убитого человека страдала в этом пламени, но, насильно привязанная к безжалостному хозяину, послушно выполняла его приказы — вплоть до убийства другого человека.

Кто же он? Кто из пяти, чьи фотографии сейчас я нервно сминаю в руке, лихорадочно вспоминая их имена?

Глаза... Я всмотрелась в верхнюю часть сгустка. Какое там — даже очертаний головы не различишь... А сгусток словно почувствовал мои колебания и двинулся на меня. Напряжённая, я сразу почувствовала, что он будто гонит на меня облако влажного холода. Липкого холода. Туман, которого не видно. Он мягко облепил мою кожу пока ещё не очень плотной плёнкой, от которой по коже побежали колючие мурашки... Я упрямо дёрнула головой. Отставить ощущения! Надо смотреть ему в глаза... которых нет!

Но холод продолжал вкрадчиво впитываться в меня, и это ленивое, но упорное движение так было чувствительно, что завораживало и заставляло прислушиваться к себе, не веря, но продолжая слушать его...

— Мама...

Шёпот, шелохнувший ночной застоявшийся воздух, заставил меня вздрогнуть.

Андрей. Зачем он вышел из машины?..

Затылку внезапно стало горячо от приложенной к нему ладони.

И перед глазами будто резко сменили кадр: чёрный призрак оказался далеко! Но именно от него исходил морозный туман, который агрессивно вливался в меня, заставляя стоять на месте. Он... хотел убить меня?!

— Спасибо... — прошептала я. И неожиданно даже для себя подняла руку, удерживая ладонь сына на своём затылке. — Не убирай, Андрей... Подожди-ка.

— Что, мам?

— Я... вижу его.

Не знаю, что понял Андрей, но я вместо бесформенного тумана и впрямь увидела человеческие очертания! Боясь что-то говорить и крепко прижимая ладонь сына к своему затылку (горячо надеясь на его сообразительность), я медленно зашагала навстречу чёрному призраку, который как застыл на месте, так и не шевельнулся.

"А чего ему шевелиться! — подумалось с внезапным раздражением. — Поймал одну — идут к нему, как на заклание, двое!" А сама не могла отвести глаз, не веря, но видя! Видя человека! Высокий мужчина стоял на дороге. В костюме с удлинённым пиджаком — почти сюртуком. Кажется, он вернулся к себе домой с какого-нибудь здешнего вечера. Домой, где его уже поджидали некроманты-убийцы. Илит его подкараулили в другом месте? Набросились из-за поворота и... Коротко стриженные волосы. Симпатичное лицо, о котором больше ничего не скажешь, потому что выражение его мёртвое. Безразличное.

Но ещё пара шагов — и я сама остановилась. Он слеп. Нет, не просто слеп, что не видит. Ему выкололи глаза... Я сглотнула... Кажется, выкололи, пока был жив, потому что длинные дорожки чёрной крови, кое-где слившиеся в единые, были слишком широки. Кроме всего прочего, он, видимо, пытался вырваться из рук убийц, мотал головой, заметив орудия ослепления. Лоб чистый — опять-таки машинально отметила я, с трудом удерживаясь от слёз, которых поначалу и не чувствовала. Только нижняя часть лица скрыта под кровавыми потёками. Лицо мужчины превратилось в лицо ковбоя, только вместо платка его прикрывала кровь.

Мы с Андреем остановились за несколько шагов от него.

— Мама, ты знаешь, кто это? — прошептал сын.

— Знаю, — шёпотом откликнулась я и уже громко и уверенно сказала: — Доре Октав!

Чёрный призрак не шелохнулся. Но через секунды ожидания я почуяла, что холод от него перестал облеплять мою кожу. И повторила, страшно боясь, что неправильно поняла "прочитанное" в книге:

— Доре Октав. Доре Октав...

Три раза. Число "три", кажется, и в этом мире имело магическое значение. Как в моём недавнем. Правда, там в основном в сказках, как я помнила.

Я могла забыть всё, что угодно. Но мои артефакты, которые я получила от деда Конрада из библиотеки моих родителей, в этой ситуации, словно настроенные именно на неё, сработали сами. Левая рука, не спеша, независимо от меня, поднялась. Я даже сопротивляться не могла — только оцепенело таращиться на неё. Пальцы сжались в кулак, который слегка выгнулся так, чтобы надетое на средний палец простое кольцо с надписью: "Открываю!" уставилось этой подписанной частью ободка на чёрного призрака. В какой-то момент я даже ожидала, что из кольца вылетит что-то вроде молнии, но ничего такого театрального не случилось.

Но прямо на моих глазах чёрный призрак неожиданно обрёл цвета и примерно то же воплощение, что и обычные призраки. Он даже как будто ожил. Его глаза, в которые я от страха вперилась не моргая, блеснули. Мгновения они смотрели на меня, потом мелькнули белки — он смотрел явно за наши с Андреем спины. Но повернуться, чтобы узнать, что именно разглядывает недавний чёрный призрак, я боялась.

Призрак доре Октава опустил голову... и пропал.

Я так остолбенела от неожиданности, что не сразу ощутила, что вместе с его исчезновением пропало и остаточное впечатление гнетущего холода. Не доверяя глазам, снова, напрягая глаза, обшарила пустынную дорогу. Пусто.

— Андрей, — выдохнула я беззвучно. — Ты его видишь?

— Нет, мам, — растерянно сказал уже вслух мой сын.

Только после его ответа я сумела обернуться, вспомнив пристальный взгляд чёрного призрака доре Октава за наши спины. Андрей тоже. И оба напряглись.

Машина Драгомира, вне которой стоял водитель, а внутри сидела Катя, находилась в нескольких метрах от нас. А за самой машиной неподвижно замерла призрачная толпа, которой не было, пока мы ехали сюда. Не было её и потом, когда мы останавливались.

Пытаясь совладать с частящим дыханием, я спросила себя: "Значит, эта территория теперь для их перемещений свободна? Они боялись... доре Октава?"

— Мам, можно опустить руку? — шёпотом спросил Андрей. — Затекла...

— Можно.

Ответила, а потом с сожалением почувствовала, какой прохладной стала кожа на затылке без горячей ладони сына

— Ре Искандра! — позвал Драгомир, вышедший из машины. — Долго ещё? Или можно ехать дальше?

Сначала я даже не поняла. Что — долго? Почему он спрашивает, можно ли ехать... Дошло. Он же не видел чёрного призрака! Он думает — я медлю, рассматривая дорогу! И удивляется, зачем рядом со мной Андрей.

— Поезжайте за мной, — чётко, давя на голос, чтобы Драгомир не понял, что меня трясёт от пережитого ужаса, сказала я.

И выждала, наблюдая, пока он сел, завёл мотор... Я шагнула, Андрей — одновременно со мной... Машина медленно сдвинулась с места, призраки — за нею.

Та-ак... Они сообразили, что я очищаю для них эту улицу?

Судя по тому, как призраки продолжали собираться в небольшие компании по обочинам, ближе к садам, полицейские тоже перебегали следом за нами. "Замечательно, — задумчиво и со вздохом облегчения решила я. — Если наткнёмся на некромантов, полицейские будут удачным сюрпризом для них".

Старалась идти так, чтобы из машины не видно было, как подрагивают мои колени. Не на Драгомира играть старалась — на Катю, чтобы дочь не выскочила из машины вести меня, как какую-то последнюю дрожащую... Обзываловки я себе так и не подобрала. Решила ограничиться эпитетами.

— Мам, тебе плохо? — услышала шёпот Андрея.

— Тошнит немного, — призналась я тоже еле слышно.

— Мне тоже страшно было, — помолчав, признался сын.

Некоторое время я шла, недоумевая. Почему он сказал мне о своём страхе? Решил меня подбодрить? Мол, не только тебе боязно? Так ничего и не поняв, но и вправду немного успокоившись, я уже уверенней пошла дальше.

По дороге нас ещё трижды останавливал могильный холод, и трижды поднималась моя рука с кольцом, пока я называла по имени узнанного призрака. И с каждым разом всё происходило гораздо быстрей и легче. Место очищалось. Это было заметно хотя бы потому, что призраки, которые замирали за машиной при моей встрече с новым чёрным призраком, мгновенно шли ко мне, едва названный по имени призрак исчезал, словно проваливаясь сквозь землю. А после первого случая они оставались за машиной, словно не веря в мои способности или силы.

Дом некромантов-убийц мы нашли легко. Едва пропал четвёртый чёрный призрак, обычные кинулись не по дороге, а мимо нас и в сторону, после чего облепили забор и ворота следующего по улице дома. Этот дом в вечерней темноте почти ничем не отличался от соседних. Разве что излишней простотой. Двухэтажный, без всяких архитектурных украшений, даже без наличников вокруг окон, он темнел в густоте сада вокруг него. В трёх окнах второго этажа слабо светился огонь. Всё тихо и мирно.

Я смотрела на эти окна и поверить не могла, что именно здесь обитают самые страшные люди Старого города, убийцы моих родителей, целых тридцать лет наводящие ужас на население сразу двух городов. Потом опомнилась и побежала к машине Драгомира, показывая, чтобы он остановился. Не в силах говорить, я просто ткнула пальцем в дом некромантов.

— Доре Клемент... — чуть не потерянным голосом произнёс Драгомир, и в его интонациях было всё: и ужас от открытия, и неверие, смешанное с отчаянием, что не он нашёл этого некроманта...

Развернув машину, Драгомир включил фары, пустив свет в обратном направлении. После чего выскочил из машины и, в световых лучах поднял руки, размахивая ими, будто подавая определённый сигнал.

Это отмашка и в самом деле оказалась сигналом. Зашевелились кусты по обочинам. Полицейские, прятавшиеся с обеих сторон улицы, бросились к нашей машине. Это было так стремительно, что их жёсткое, целеустремлённое движение напугало меня. Андрей немедленно взял меня под руку.

— Всё нормально, мама. Это полицейские. Спецы по некромантам.

— Знаю, — пробормотала я, вглядываясь в бегущих к нам. — Всё знаю, но...

Полицейские рассредоточились вокруг машины и Драгомира, не приближаясь к нему. В единственном мужчине, который встал напротив него, чтобы быстро и коротко что-то обговорить, я узнала начальника того полицейского участка, в котором нам отдали фотографии. Он так же быстро отвернулся от Драгомира и, размахивая руками, принялся отдавать какие-то приказы полицейским, поочерёдно бегущим к нему, а затем по двое отбегающим от него. Насколько я сумела определить, бежали они, чтобы окружить указанный им дом.

Какое-то время я старалась машинально подсчитать, сколько полицейских участвует в облаве и задержании, но потом бросила, досчитав до тридцати... А полицейские всё подбегали к своему начальству, чтобы потом мчаться к поместью.

Наконец никого из прятавшихся больше не осталось. Бросив нам приказ сидеть в машине, Драгомир с начальником местного участка поспешил к воротам поместья.

Когда мимо меня мелькнула ещё одна фигура, я ахнула:

— Андрей! Вернись!

— Мама, не бойся, — схватила меня за руку Катя. — Там полицейских полно — ничего с ним не случится. Давай и правда посидим здесь, подождём, пока всё закончится.

Да, хорошо ей говорить — не бойся! Калитка треснула с таким стуком, что я вздрогнула. Потом три фигуры метнулись к крыльцу и загрохотали в дверь дома. Я изо всех сил напрягала глаза, с ужасом ожидая чего угодно — воплей дерущихся, криков умирающих, выстрелов.

Дверь открывать не хотели, хотя до меня доносились начальственные крики и требования. Потом две фигуры отпрянули в стороны, а третья резко подняла ногу. Мелькнул свет, а в нём замельтешили человеческие фигуры, и длинные тени на дворе перед крыльцом заметались, торопливо зашатались...

Прижав руки к сердцу (впервые я заметила за собой такой жест — пусть и машинально, тут же забыв о нём!), я ожидала, чем закончится этот ужас. Как будто добровольно оставшись с нами, рядом трепетали несколько призрачных теней.

Дом, в который ворвались полицейские, был похож на растревоженный муравейник. А потом и вокруг дома замелькали дёргающиеся огни — видимо, фонари в руках полицейских. Послышались окликающие, приказывающие вскрики. Зрелище сумасшествия в ночи завораживало, всё казалось — вот-вот кто-то выскочит из кустов и успеет удрать мимо полицейских, снующих по всему периметру поместья.

Но, наверное, зрелище, как бы там ни было, занимало не всё моё внимание, потому что я неожиданно для себя отвлеклась на движение на дороге. Некоторое время я приглядывалась к прихрамывающей фигуре, которая двигалась из-за следующего поворота вокруг поместья некромантов-убийц.

Фары машины всё ещё смотрели в другую сторону, но на дороге было достаточно света, чтобы узнать человека, который, привычно для меня ссутулившись, наваливался на одну ногу — так опасно, что вот-вот упадёт.

Узнавание окатило меня горячей волной.

— Тамаш!

И со всех ног, сопровождаемая Катей, я бросилась навстречу хромающему мужчине. Дочь мчалась наравне со мной, так что мы успели с обеих сторон подхватить Тамаша, когда он вдруг бессильно повалился набок.

Повиснув на наших руках, он с трудом поднял голову и выговорил:

— Простите, ре Искандра, слишком слаб...

— Ничего, Тамаш, — поспешила я утешить его, — мы тебя сумеем довести до машины. Только ты ноги передвигай — нам легче будет.

— Закиньте руку на моё плечо, — скомандовала Катя. — Не бойтесь опираться на меня. Я сильная, выдержу. Мама всё равно половину вашего веса на себя берёт. Что с вами случилось?

— Держали в сарае — связанным, — на выдохе, а потому с паузами отвечал тот. — Били как по расписанию — каждые два часа, спрашивали, кто может ещё про них знать. Обещали сделать из меня чёрного призрака... И я никак не мог понять, зачем им ещё один... А вы? Как вы сюда попали?

— Нас привели другие призраки, — торопливо объяснила я, чтобы Тамаш поверил, что он находится в безопасности.

— Но ведь чёрные...

— Мы нашли способ их нейтрализовать, — тоже утешающим тоном сказала Катя, — об этом не беспокойтесь, доре Тамаш.

Опираясь на нас, Тамаш сумел доковылять до машины. Хорошо ещё, дверца заднего сиденья оставалась открытой. Мы с трудом усадили его, неожиданно тяжёлого от слабости, и Катя быстро включила свет внутри машины.

— Подождите, — сказала она, садясь на переднее сиденье, — я знаю, где здесь аптечка.

Я же обошла машину и собралась сесть рядом с Тамашем, чтобы оказать ему, если получится, первую помощь. Открыла дверцу и замерла, ничего не понимая... Сквозь призрачные фигуры я видела Тамаша, безвольно сидящего на месте, но...

— Катя! — снова ахнула я, обегая машину, чтобы буквально выдрать дочь с переднего сиденья. — Боже мой! Я забыла отдать Андрею! Возьми, пожалуйста, и немедленно отнеси это Андрею! Иначе он пропадёт!

— Что? — удивилась Катя. — Вот из-за этого он пропадёт?!

— Катенька, это его личный артефакт! Он сам его сделал! Андрей без него как без рук! Пропадёт же! Беги!!

Совершенно сбитая с толку дочь, тем не менее, послушно приняла из моих рук один из браслетов и побежала к дому, который почти успокоился — даже на беглый взгляд. Мельком проследив, как Катя добегает до крыльца, на котором уже спокойно стоят две фигуры полицейских, я вернулась на заднее сиденье, к Тамашу, с аптечкой в руках.

— Вижу, что с вами, — сочувственно сказала я после небольшого осмотра его лица, вздутого от синяков и кровоподтёков, грязного от влажной ещё крови. — Но мне непонятно, с чего начинать. Ваши лекарства для меня неизвестны. Доре Тамаш, может, поможете? Подскажете, какие лекарства в этой аптечке для чего?

— Лучше отвезите меня к целителю, ре Искандра, — слабым голосом выговорил Тамаш. Он с трудом держал голову, всё пытался взглянуть на меня и тут же ронял голову на подголовник. — Он живёт неподалёку.

— Проблема, доре Тамаш, — смиренно призналась я. — Не умею водить. И в том мире не умела, а уж тем более здесь.

— Помогите мне перейти на место водителя, — умирающим голосом, выдыхая через слово, сказал он. — Если вы будете сопровождать меня, сидеть рядом, я сумею довести машину до нужного дома. Одному мне... Я слишком слаб, ре Искандра.

На этот раз мне было легче: Тамаш опирался на машину и сумел без особых усилий добраться до места водителя. Свалив его на это место и подсобив ему поднять ноги, я постояла рядом, кусая губы, а потом обошла машину впереди и снова остановилась, теперь уже у дверцы к переднему сиденью. Тамаш тяжело поднял голову, усталые и больные глаза....

— Доре Тамаш, я сажусь, — поспешила я выполнить озвученное действие. И, взглянув наверх за стекло, захлопнула за собой дверцу.

Мотор будто осторожно, чего-то опасаясь, загудел, и машина мягко поползла по дороге, постепенно разгоняясь.

— А как я должна вам помогать, Тамаш? — осмелилась спросить я. — Ну, вы говорили — я должна вас сопровождать, чтобы вы сумели доехать до целителя.

— Расскажите, как вы нашли... этот дом. Всё с самого начала.

Думая, какая же я корова, какие же у меня мозги тяжеловесные, что сразу среагировать не могу на стремительно меняющиеся обстоятельства, я начала монотонно рассказывать Тамашу о первом чёрном призраке... Машина медленно катила в темноту улицы, и сначала я пыталась думать, почему он не добавит скорости. Но потом сообразила: добавить скорость — это усилить звук двигателя. А для него это пока невыгодно. Скорее всего, он повернёт, и машина помчится на пределе по пустынной улице, благо впереди машин больше нет. Поворот всё ближе...

И, когда перед машиной выскочил какой-то человек и выстрелил по шинам, я чуть не заплакала от счастья.

Машина завиляла, скатываясь на низкую обочину с небольшой канавой. Тамаш выругался и выключил мотор.

Оглядываясь налево, я заметила, что к человеку с пистолетом подбежали ещё двое — уже в форме полицейских. Наша машина была развёрнута капотом к дороге, и я смотрела, замерев, как они медленно, даже крадучись, подходят к нам.

Внезапно меня жёстко обхватили за шею и сдавили её так сильно, что я чуть не задохнулась.

— Что?.. Что вы делаете, доре Та...

Он так сжал шею, что голова поневоле задралась кверху.

В верхнем зеркальце я увидела то, что ждала всю дорогу от дома некромантов.

Судорога прошла по лицу лже-Тамаша, а затем оно превратилась в лицо манекена. Безличное. Ни синяков, ни синюшных вздутий, ни крови.

Он чуть приспустил хватку, чтобы я сумела ответить на вопрос:

— Ты специально отослала девчонку?

— Да... — сипло пискнула я.

— Как ты поняла, что я не Тамаш?

— Призраки... подсказали.

— Следовало ожидать, — пробормотал он с ненавистью. — Думаешь — отпущу?

Я только и могла отрицательно покачать головой. Ничего не думала. От страха мозги вообще отказались думать.

— И как ты тогда с дедом своим уцелела! — с досадой сказал некромант. — И чего вернулась?! Жила бы там себе, а мы — здесь. Никаких проблем...

— Клемент! — рявкнул с дороги Тамаш. — Отпусти её!

— Дашь гарантии, что я сумею спокойно уйти? — равнодушно спросил некромант.

— Я дам тебе только одну гарантию: будешь живым, если отпустишь её!

— Клемент, — вмешался полицейский, — ты же умный человек, ты понимаешь, что ситуация у тебя тупиковая. Соглашайся на наши условия — и будешь в лучшем положении, чем сейчас, когда тебе инкриминируют ещё и похищение женщины!

— Ну почему? — безразлично сказал некромант. — У меня достаточно сил, чтобы превратить вас всех в пепел или вытащить из вас души для ритуала чёрных призраков.

— Не блефуй! — крикнул Тамаш, направив пистолет на него.

Некромант спокойно дёрнул меня к себе, закрываясь от дула оружия.

— Ты тоже не блефуй, — недовольно сказал он. — За дурака меня считаешь? Думаешь, я поверю, что ты осмелишься...

Что-то не очень сильно грохнуло. Жёсткие ладони вокруг моей шеи ослабели, а голова некроманта упала на моё плечо, которое почему-то очень быстро начало влажнеть. Ничего не понимая — зная лишь, что я могу освободиться от ослабевших рук убийцы, я завозилась, вылезая из-под тяжёлого тела... Кто-то обнял меня за талию и вынул из машины. Будто пытаясь поймать меня, некромант потянулся следом и упал на сиденье.

Прижимая меня к себе, Тамаш выдохнул и через машину, поверх неё, крикнул:

— Драгомир, спасибо!

Из-за машины появился племянник ре Гранды, засовывающий пистолет в кобуру на бедре. Коротко кивнул.

— Если б ты не отвлекал, трудней было бы. Неплохо в паре поработали.

С обеих сторон дороги к нам ехали машины.

Двадцатая глава

Мне всегда казалось, я умею неплохо держать себя в руках. Научили те полгода с мужем, когда приходилось притворяться перед ним, что всё хорошо и что он скоро встанет и... начнёт жить... Но когда я поняла, что некромант мёртв... Никогда не думала, что могу тараторить высоким голосом, плакать и смеяться одновременно, рассказывая в мельчайших, никому не нужных подробностях о том, как мне подсказали, что рядом со мной не Тамаш... А потом я очнулась, чтобы взглянуть в лицо Тамашу и снова заплакать, уткнувшись ему в грудь. Грязный, заросший щетиной, похожий на усталого бродягу-уголовника со своим пистолетом... Не выплакав все слёзы, я внезапно перестала реветь, решив раз и навсегда, что мои слёзы — слишком тяжкий груз для того, кто сутки провёл в застенках у некромантов-убийц. И не заметила, когда он одной рукой приобнял меня и повёл в тот самый дом. Только смотрела ему в лицо и тихонько радовалась, что он жив и что его маленький сын будет счастлив увидеть его живым... А вспомнив о Реме, испугалась, заоборачивалась по сторонам, где тут мои дети, живы ли они.

— Мама, мы здесь, — ясно сказал Андрей, и пелена, заставлявшая меня творить нечто, что делало меня слабой, пропала, словно снег под горячей водой.

Я увидела за его плечом Катю — дочь что-то доказывала какому-то незнакомому мужчине в полицейской форме, а потом оглянулась на меня и помахала рукой.

В голове сложилась странная формула: двойняшки живы, Тамаш найден — что ещё нужно для счастья?

Оказалось, для счастья остальных понадобилось, чтобы я вошла в дом и прошлась по всем его этажам и комнатам.

Усталый не менее других участников облавы, вломившихся в дом преступников, Драгомир некоторое время пытался объяснить мне, чего от меня ждут. Я слышала, что именно он говорит, но понять не могла. Да ещё отвлекалась во время объяснения: то на полицейского, который промакивал мне плечо какой-то тряпкой, а мне хотелось объяснить ему, что кровь не моя, так что не страшно — пусть будет, а я потом выстираю всё сразу. То смотрела на Тамаша и глупо улыбалась, потому что постоянно хотелось ему рассказать, чтобы он не беспокоился за мальчика, что Рем у нас дома, и тут же осекалась: он же сам послал сына к нам!

Но вскоре меня завели в комнату, которая была ярко освещена и в которой какая-то испуганная женщина дала мне стакан воды. И я словно проснулась.

Да, я в безопасности. Мы нашли дом бандитов, которые терроризировали Старый и Новый города, которые грабили мирных жителей и легко убивали ненужных свидетелей.

Но наша вылазка ещё не закончена.

Махом выпив всю воду и отдышавшись, я секунды молча рассматривала незнакомую комнату, приходя в себя. Эйфория слилась. Я перебирала впечатления последнего часа, ужасаясь маленьким, но значимым происшествиям, ужасаясь, что нашла в себе силы, чтобы поехать со страшным метаморфом и не дать ему уйти... Наконец, сглотнула и уже брезгливо осмотрела ладонь, перепачканную в его крови.

— Ещё раз, — сказала я, глядя на Драгомира, но держась за руку Тамаша. — Что я должна сделать?

— Клемент устроил дома целый мир, использовав награбленные артефакты, — повторил тот после паузы, в течение которой вглядывался в мои глаза, будто сомневаясь, что я и сейчас сумею понять его. — В последние дни он почти не выходил из дома, потому что мог проходить из комнаты сразу туда, куда ему нужно. То есть он входил в дом нужного человека, грабил его, убивал свидетелей и тут же исчезал в своём собственном доме. Весь второй этаж — это пути ходоков для обыкновенного человека или мага. Если кто-то несведущий туда попадёт, он может потеряться в мирах. Надо осторожно собрать артефакты, которые обеспечивают эти переходы. Но ходить там безнаказанно может только призрак. Попросите призраков показать вам эти артефакты.

— А откуда вы это знаете?

— Мы задержали его брата, который грабил вместе с ним. Он сейчас вываливает информацию за информацией, лишь бы обвинительный приговор смягчили.

Я вопросительно оглянулась на Тамаша.

— Я буду рядом, — правильно понял он.

— Доре Драгомир, покажите, куда идти, — вздохнула я.

Нас с Тамашем провели к лестнице на второй этаж. Вместе с нами шла та женщина.

Сначала я постояла, чтобы разглядеть эту лестницу, уже привычно повернув на пальцах кольца и тем самым усилив видение. Видели лужу, на поверхности которой расплывается бензиновое пятно, разноцветное в солнечном свете? Вот такая плёнка колыхалась над этой лестницей. Только воздушно-призрачная.

Женщина, жена Клемента, тихо рассказывала всё, о чём её спрашивали. Насколько я поняла, никто из семейных Клемента, державшего своих в ежовых рукавицах, не смел подниматься на второй этаж. Хозяин лишь раз предупредил, чем это может обернуться для всех, кроме него самого, устроив показательный пример: велел жене подняться всего на одну ступеньку лестницы. От боли она кричала ещё очень долго, после того как он сдёрнул её с этой ступени. Так что весь второй этаж громадного дома находился лишь в ведении хозяина и его брата, которому, правда, позволялось подниматься наверх лишь в дни, приуроченные к грабежам. Без самого хозяина даже его брат не мог войти в помещения, приспособленные под пути ходоков.

Покрутив пальцы в ладони Тамаша, чтобы он отпустил меня, я шагнула ближе к лестнице. Оглянулась. Тамаш улыбнулся мне, и я облегчением нагнулась к первой ступени, в левом углу которой лежало что-то круглое. В жизни бы не разглядела, не покажи мне этого предмета призрак пожилой женщины.

— Можно его взять? — негромко спросила я, присев на корточки и глядя в её глаза.

Вопрос не из лишних, ведь от этого круглого предмета тянулись в разные стороны призрачные нити. Проследив одну из них, я сообразила, что круглый предмет соединяется с каким-то другим предметом, пока плохо видимым, несмотря на яркий свет в холле. Тронуть кругляшку — наверняка заставить активироваться другие предметы.

Призрак пожилой женщины кивнул, а потом указал на следующий предмет — не тот, который заметила я, пройдя взглядом по одной из нитей.

— После него этот? — пожелала удостовериться я.

Призрак кивнул.

Что-то мелькнуло справа. Я вздрогнула от неожиданности. Но это оказался ещё один помощник — призрак молодого человека с измученным узким лицом. Он тоже мне кивнул, а потом показал на третий предмет. И я начала подниматься, отдавая какие-то отшлифованные камни, деревянные фигурки, кожаные штуковины, похожие на браслеты, металлические бляшки идущему за мной Тамашу, а тот, повертев каждую отданную ему вещичку в руках, передавал её Драгомиру, шёпотом сопровождая каждую передачу. Кажется, он объяснял или принадлежность предмета какой-то семье города, или её назначение в переплетении путей ходоков.

Меня такие подробности пока не интересовали.

Впечатление, что я шла по минному полю. Поторопишься — взрыв. Пару раз, увлёкшись своим видением, я пыталась сразу взять самостоятельно увиденный предмет, но резкое мелькание призрачных рук перед моим лицом — и я покорялась неизбежности: не всё, что я замечаю, можно брать сразу. До конца первой лестницы я уже привыкла следить не за тем, что нахожу на ступенях или в углах лестницы, а за призрачными руками, которые показывают, что надо брать в первую очередь. Так что по второй лестнице следовала за призраками на полном автомате, уверенная на сто процентов, что они не промахнутся и я смогу без потрясений взять всё, что нужно.

На улице посветлело, когда мы добрались до первой комнаты второго этажа.

— Искандра, ты не устала? — ненужно спросил Тамаш, в предрассветной мути выглядевший так, словно его вытащили из-под обломков рухнувшего дома.

— Устала, — пробормотала я утомлённо, — но ещё больше хочется пить. Как там Андрей с Катей?

— Спят, — улыбаясь, сказал Тамаш. — Их расположили на первом этаже. — Чуть повысив голос, он оглянулся и позвал: — Доре Драгомир, пусть принесут что-нибудь из питья для ре Искандры. Всё-таки она почти ночь в этом деле.

Хотела поправить его, чтобы принесли и ему: судя по впалым щекам, он не то что пить — не ел все сутки, которые его продержали здесь. Но решила, что не стоит. Принесут что-нибудь — поделюсь... Два призрака, помогающих мне, переместились чуть вперёд. Я тихо сказала им:

— Мне бы отдохнуть немного.

Они замерли, глядя на меня, а потом медленно подлетели ближе. Поскольку далее движения не последовало, я вернулась к лестнице и села на первой ступени. Тамаш посмотрел-посмотрел — и сел рядом... Смотреть вниз, на ярко освещённый холл, было приятней, чем за спину. Сероватые сумерки и чёрные тени второго этажа наводили уныние и даже неприятие после тревожной ночи. Вставать и идти в это серое, бесцветное не хотелось до слёз.

— Рем у тебя?

— Да. Он прибежал сразу. Умный мальчик, хорошо читает следы на земле.

— Перед ре Луминитой неудобно, — задумчиво сказал Тамаш.

— Уже всё удобно, — специально проворчала я, чтобы он не понял, как тепло мне прижиматься рука об руку к нему. — Доре Таир вчера пришёл ко мне и сказал, что он тоже прошёл по следам внука и поэтому знает, что мальчик у нас. Он обещал сказать об этом только ре Лумините. Так что беспокоиться о них не надо.

Тамаш выдохнул. А я порадовалась смекалке доре Таира, которая нас всех освободила от чувства стыда перед целой семьёй, переживающей за Рема.

К нам поднялась сонная Катя в сопровождении Андрея. Оба принесли для нас небольшие глубокие подносы с чашками и тарелками, положили их нам на колени и присели чуть ниже, зевая и жмурясь. Насладившись сытными запахами, я не выдержала и поинтересовалась:

— А почему вы? Других к нам послать не могли?

— Еда не из этого дома, — объяснила дочь и снова зевнула, прикрываясь ладошкой. — Тут у этих, конечно, всего полно. Но доре Драгомир побоялся, как бы нас здесь не отравили — мало ли, и послал за завтраком к ближайшему дому ближайшего полицейского. Так что еда простенькая, но не отравленная.

— Спасибо, — удивлённая мнительностью Драгомира (он мне казался решительным во всём), сказала я. — А почему вы?

— А мы проснулись, когда принесли поесть, и вызвались, — сказал Андрей. — Посидим с вами, а заодно, может, что и перехватим из вашего завтрака.

— Андрей! — возмутилась Катя.

— Мы не обжоры, — успокоил детей, посмеиваясь, Тамаш. — Сейчас поделим всё.

После короткого завтрака (хотя завтраком этот приём пищи назвать сложно: за окнами всё ещё темновато) дети забрали подносы и спустились, а вместо них поднялись отдохнувшие с нами полицейские и Драгомир, и мы принялись за дальнейшую чистку этого страшного дома.

К восходу солнца очистили часть второго этажа. Стало легче — особенно при солнечных лучах. Только хотели вернуться на первый этаж, чтобы подняться по другой лестнице в другую часть дома, как два призрака, неутомимо помогавших нам, настойчиво остановили меня и повели к стене, разделявшей эти части. Вспомнив потайной подземный ход в собственном доме, в детской комнате, я спросила их:

— В стене есть ход?

Призраки промолчали, выжидательно глядя на меня.

Подумав, я спросила иначе:

— Здесь есть ход на ту сторону?

На этот вопрос призраки переглянулись и покачали головами, после чего призрак пожилой женщины подплыл ближе к стене и провёл пропадающей в солнечном свете рукой вертикальную линию примерно в рост человека.

Мы с Тамашем внимательно осмотрели стену. Обои и обои. Хорошие, правда. Твёрдые и чистые, как будто наклеенные недавно. Поскольку это место было освобождено от опасных артефактов, к нам подошли полицейские и Драгомир.

Он сначала спокойно и даже скептически понаблюдал за попытками полицейских найти хоть что-то стоящее в стене, потом открыл рот, явно собираясь сказать что-то насмешливое... И внезапно застыл. Минуту спустя после его оцепенения мы все изумлённо следили, как он снимает обои, выдирая их полосами и отдельным рваньём. Поскольку призраки стояли рядом, спокойно глядя на его странные действия, то я не стала напоминать Драгомиру, что вход в какое-нибудь потайное помещение может быть опасным из-за тех же артефактов... Но ещё один взмах руки Драгомира — и все невольные зрители бросились к стене помогать ему в его погроме.

Драгомир, будучи некромантом, уловил вписанные в стену линии некромантического ритуала, а также настолько нечто странное, что удержаться от немедленного проникновения за преграду не смог.

За несколькими слоями обоев оказался не потайной ход, а потайной простенок, похожий на узкий шкаф, а в нём в кандалах висел человек в беспамятстве. Когда откопали больше, я застыла от ужаса. Такого я не ожидала. Впрочем, как потом выяснилось, никто не ожидал.

Пятый человек с пятой фотографии. Тот, о котором даже всеведущие призраки затруднялись говорить, жив он или мёртв. Немедленно приведённый сюда брат главного бандита нехотя объяснил: этот бедолага висит здесь тридцать лет, связанный с собственным призраком, который от него, тем не менее, отделён; Клемент время от времени допускал призрака вернуться в собственное тело и кормил ожившего на какое-то время пленника. Смысл этого страшнейшего пленения заключался в том, что призрак являлся вечным двигателем для всех связанных между собой артефактов. Объяснений я не совсем поняла. Уловила главное, что именно это движение: временное отделение призрака от плоти и затем его вселение в живое тело — и становилось пищей, энергией для путей ходоков, существующих в доме некроманта.

Для меня, как эктоманта, видеть висящего в кандалах человека — кожа да кости! — а рядом смиренно выжидающую, когда позволят вернуться в тело, хотя бы временно, тень — стало слишком сильным потрясением. Бедный... Все тридцать лет понимать, что с ним происходит, и не иметь возможности вырваться от своего мучителя и палача!.. Ноги ослабели — и какое счастье, что рядом оказался Тамаш...

Несчастному призраку опять пришлось выждать, пока я приду в себя настолько, чтобы помочь ему вернуться в собственное тело. Когда ритуал был закончен, я невольно заметила, с какой безнадёжной завистью смотрели на этого человека, вынутого из простенка, два других призрака, помогавших искать артефакты.

Но их взгляды я забыла быстро. Я им ещё помогу уйти, как только закончим с этим домом. Больше всего меня потрясала судьба этого пятого — человека, который тридцать лет спустя освободился от ужасающей участи быть живым генератором для некроманта-убийцы. Сейчас он в полуобморочном состоянии. Каково будет ему потом? Сумеют ли его вернуть к нормальному состоянию, когда он сможет жить в полной мере? Каково будет его родным и близким, которые похоронили его в душе тридцать лет назад, узнать, что он жив? Хотя они-то, наверное, будут рады...

К обеду мы закончили с другой половиной второго этажа, полностью лишив лабораторию Клемента опасных предметов, да и вообще опасности. Специализированная группа полицейских-некромантов досмотрела за нами все помещения и забрала уже не артефакты, а всё, что только относилось к основной деятельности некроманта-убийцы.

Когда всё было закончено, я сумела провести ритуал и отпустить двух призраков, которые нам помогали, а также тех, кто находился поблизости. Драгомир лично погрузил нас, четверых, в свою машину и, задрёмывающих, а иногда засыпающих и просыпающихся в страхе, не понимая, где мы, повёз домой. Как он буркнул:

— Так понимаю, что домой — это к вам, ре Искандра?

— Ага, — сказала я с закрытыми глазами.

И лбом мягко ткнулась в плечо Тамаша, который немедленно склонил свою голову на мою, после чего мы то ли спали, то ли дремали до самого дома. Когда нас довезли, оказалось, что двойняшек добудиться невозможно. Драгомир и Тамаш заставили детей выйти из машины и, с трудом передвигая ноги, дойти до садового домика. Честно говоря, мужчины двойняшек просто-напросто дотащили до дома. И я проснулась только для того, чтобы показать мужчинам, куда уложить детей, потом мы проводили Драгомира, который смотрел на нас очень сочувственно. И, только когда машина отъехала от ворот, я вдруг встревожилась:

— А он не попадёт в аварию? Он же тоже не спал!

— На этой должности ему не впервой так время проводить, — заметил Тамаш, равнодушно от усталости глядя вслед машине.

Назад, к садовому домику мы почему-то брели еле-еле, хотя спать всё ещё хотелось, да и ноги подрагивали от слабости. Прохлада под тенистыми садовыми деревьями, по странному впечатлению, заставила меня вспомнить своё первое появление в саду... Наконец мы вошли в домик, и я показала Тамашу маленький рукомойник в нашей тесной кухне. Мы умылись и немного привели себя в порядок, стараясь не стучать и не шуметь, чтобы невзначай не разбудить двойняшек.

Вытираясь поданным ему полотенцем, Тамаш встревоженно посматривал на меня, одновременно будто прислушиваясь к чему-то в садовом домике и не решаясь спросить о чём-то. Но спросил:

— А где Рем? Мне казалось...

— Рем в старом доме, — невольно усмехаясь, объяснила я. — Под присмотром деда Конрада и двух котов со щенком.

— Доре Конрад? — с глубоким изумлением переспросил Тамаш. — Он здесь? Живой? А как... Дом же закрыт печатью призраков!

Пришлось ему рассказать о том, как я проникла в старый дом, и о нашей с двойняшками экспедиции по возвращению домой деда Конрада. Когда я закончила рассказ, для него весьма занимательный, пора было выходить из кухни. Поскольку я шла впереди, то без капли сомнений (чему даже удивилась) поднялась по лестнице на второй этаж, в свою комнату, так же нисколько не сомневаясь, что Тамаш пойдёт следом.

Здесь, ни на секунду не задержавшись, я подняла один из табуретов и приставила его сбоку к кровати. Тамаш огляделся и молча добавил ещё один табурет, который я тоже укрыла покрывалом. Первой легла я. Потом рядом, на небольшом расстоянии, лёг Тамаш.

Сон как будто вздохнул и сгинул.

Я лежала, глядя в потолок, и удивлённо думала: Как такое может быть? Тамаш — мало знакомый мне человек, и вдруг он лежит на одной со мной постели? И почему-то это всё естественно. Как будто так и должно быть.

— Ты заставила свою дочь выйти из машины, — неожиданно, тоже не оборачиваясь ко мне, заговорил Тамаш. — Именно тогда призраки подсказали тебе, что это метаморф?

— Нет, — покачала я головой по подушке. — Призраки опоздали с подсказкой. Я поняла, что это не ты, потому что этот некромант упорно обращался ко мне, как к "ре Искандре". А ты последние два дня обращался ко мне только по имени.

— У меня язык не поворачивался сказать тебе "ре", — пробормотал Тамаш и лёг набок, опираясь на локоть и теперь слегка нависая надо мной. — Но ведь и ты... — Он чуть улыбнулся. — И ты позволяла мне называть тебя не просто по имени, но настоящим именем. Прости, но я слышал, как ре Гранда раздражённо говорила на одном из вечеров о твоём пристрастии к имени Александра. Ну... И я воспринял твоё не высказанное вслух разрешение называть тебя Искандрой как хороший знак, обещающий что-то большее, чем просто дружба...

Он снова лёг, но на этот раз головой на мою подушку. А я с облегчением переплела свои пальцы с его, чувствуя его жёсткую горячую кожу и мгновенно вспоминая ту дуэль под окнами замка ре Гранды. Теперь я поняла, почему хозяйка дома вернулась после разборок с дуэлянтами с торжествующей улыбкой, хотя в той драке на мечах был ранен её племянник. Как все старые дамы, ре Гранда обожала быть в курсе местных сердечных привязанностей и уж тем более — покровительствовать им. Я ещё ничего не подозревала о склонности ко мне Тамаша. Он ещё сомневался и в себе, и во мне. Но ре Гранду наша робкая симпатия друг к другу обмануть не могла.

Только я хотела рассказать Тамашу о своём открытии, как затаила дыхание, боясь пошевельнуться: за время паузы моих воспоминаний он уснул.

А мне, несмотря на усталость и утомление, не спалось. Почему-то вспомнилось, как я впервые увидела Тамаша на вечере доре Марика, и он показался мне таким несчастным и сломленным... И как я была ошеломлена, узнав, что он вызвал на дуэль Драгомира и стал победителем.

И, уже засыпая, в полудрёме, я размышляла, говорить ли Тамашу о том, что среди призраков, которых я недавно "отпустила" возле дома некроманта-убийцы, был призрак ре Илины — его погибшей жены.

Всё будет позже. И все свои вопросы я решу легко. Ведь теперь со мной рядом двое мужчин — дед Конрад, который будет мне подсказывать, и Тамаш, который будет меня поддерживать. И мои двойняшки, которые пока знают этот мир лучше меня.

Обновление

Эпилог

Следствие по делу некроманта-убийцы тянулось недолго — для меня, для которой события не прекратили своего стремительного движения.

Всего два месяца. Пока собирали улики. Пока искали награбленное бандитом. Пока обнародовали это награбленное, чтобы жертвы — те, кто сумел остаться в живых, — подтвердили, что эти артефакты принадлежат именно им или их семьям. Пока обследовали те искусственные пути ходоков, которые придумал Клемент для своих ночных налётов и благодаря которым он легко уходил от преследования, если вдруг горожане решались сопротивляться...

Оказалось, братья держали небольшое похоронное заведение на одном из старых кладбищ Старого города. От него и шли обычные доходы на дома Клемента и его брата. Семья Клемента совершенно ничего не знала о преступной ночной деятельности своего хозяина и даже представить не могла, что именно Клемент — тот, кто тридцать лет держал весь город в каждодневном ужасе. Из слов допрашиваемого брата складывалась странная картина: некромант-убийца и не думал продавать награбленные артефакты, редко-редко выдавая денежные крохи брату; ювелирные украшения и деньги хранились в двух сейфах, которые с трудом отыскали в подвалах похоронного заведения. Из допросов же брата и семьи постепенно вырисовывался портрет настоящего психопата, которому важней наводить страх на жителей города, наслаждаться тайной властью, атмосферой оглядки и подозрительным отношением горожан друг к другу, нежели думать об обогащении.

Заезжавший к нам, как к лучшим друзьям (несмотря на хмурые взгляды Тамаша), Драгомир держал нас в курсе дела, рассказывая обо всём подробно, словно отчитываясь. Правда, у него свой резон был: а вдруг призраки поведали мне ещё что-то интересное в этом деле? Впрочем, именно мне пришлось не один и не два раза ездить с Драгомиром и в дом Клемента, и в похоронное заведение, чтобы с помощью призраков найти все заначки убийцы, от которых тот не знал как отделаться за ненужностью и поневоле прятал ближе к себе, чтобы они ненароком не выдали его.

Я, не прожившая в этом мире и месяца, вдруг оказалась захлёстнутой волной радостного облегчения, захватившей Старый и Новый города. Ранее пустевшие ближе к вечеру, городские дороги теперь полнились энергичными звуками и цокота копыт, если мимо проезжала карета, и бодрым гудением двигателя, если торопились на машине, а то и звонким смехом и оживлёнными голосами гуляющих по улицам молодых компаний и влюблённых парочек.

... Денег Тамаша хватило на то, чтобы взамен сгоревшего выстроить новый флигель в поместье родителей погибшей в пожаре жены, а также на то, чтобы вернуть к жизни наш старый дом, наконец открытый для всех моими родителями-призраками. Строителей и уборщиков наняла ре Луминита, которая уже знала о моей и Тамаша привязанности и ни словом не возразила против наших отношений. По моим впечатлениям, в старом доме ремонтные рабочие отвоёвывали у затхлости и угасания комнату за комнатой. Тамаш первые дни спал в доме ре Луминиты — нашёлся для него угол в гостевых комнатах. Рем же, как и мои двойняшки, спал в моей детской комнате, которую мы ранее отмыли и отчистили, а рабочие отремонтировали потом в первую очередь и за день. Утром сын и дочь отводили мальчика к деду, доре Таиру, на учёбу (я посмеивалась — в детский сад), а днём Рем свободно бегал по саду, так что строители быстро закончили переклейку обоев и в его комнате, и в комнатах рядом, куда сразу перебрались вся семья. И Тамаш смог переехать в опустевший садовый домик, где чувствовал себя спокойней, чем в доме доре Таира и ре Луминиты.

Когда Рема не было дома и не надо было им заниматься, дед Конрад учил моих двойняшек хитростям своей специальности. Он не только показал те ходы из нашего поместья, о которых дети не знали, но и научил их самостоятельно находить новые.

За время первого месяца дети успели закончить с экзаменами, получить аттестаты, погулять на выпускном вечере и полностью переключиться на работу ходоков.

Появление в нашей жизни деда Конрада помогло им в главном: дед вместе с ними (набрался достаточно сил) сходил по нескольким ходам в наш бывший мир и познакомил ребят с хозяевами нескольких комиссионок, точней — уже их детьми, которые продолжали работу своих отцов. Но отцы двоих были живы, так что дед Конрад напомнил им о себе и на будущее обеспечил двойняшек деньгами нашего бывшего мира. Ведь заказы моим юным магам-ходокам поступали регулярно, а значит, на учёбу им придётся тратить то, что они будут зарабатывать в летние каникулы. Кроме всего прочего, однажды мои дети явились очень поздним вечером вместе с весело посмеивавшимся дедом и с жаром рассказали, что дед Конрад провёл их не в наш — в абсолютно другой мир! И оттуда они принесли свой первый по нему заказ — ингредиенты для магических лавочек Старого города: камни, травы, какие-то жидкости в бутылочках и даже чучела животных и птиц, от вида которых не только я пришла в ступор, но и Рем. Что уж говорить о котах, которые, обнюхав принесённое, просто-напросто зашипели на странные предметы и удрали от греха подальше. Факс тоже понюхал предъявленное ему чучелко какого-то зверя и на полусогнутых сбежал следом за своими более опытными "старшими товарищами".

Я порадовалась вместе с детьми новым открытиям и чудесам. Но, когда они ушли спать (в последнем я, правда, посомневалась, ну, в том, что они сумеют уснуть — в таком-то возбуждении), когда ушёл довольный дед Конрад, я поделилась сомнениями и страхами с Тамашем, оставшимся на кухне, пока я убирала со стола ужин для припозднившихся двойняшек и деда:

— Тамаш, что-то мне не по себе. Нет, я знаю, что им по семнадцать. Что они давно уже самостоятельные. Но и в нашем-то мире хватает опасностей. А дед показал им ещё и новый, о котором я ничегошеньки не знаю.

— Зато знает доре Конрад, — спокойно заметил Тамаш. — И уж кто — кто, а он-то своих правнуков обязательно не только познакомит с этим миром, но и научит принципам безопасности в нём.

— Ты так думаешь? — с надеждой спросила я, хотя сознавала, что всё сказанное им — правда.

— Конечно. Если ты боишься за детей, лучше подумай о том, что было бы, если б они без деда нашли эти ходы в тот мир. Вот тогда бы впору испугаться. Но, пока с ними рядом опытный ходок и знаток этого мира, пусть учатся. И не стоит за них бояться. Доре Конрад подстрахует, где и когда надо.

Я положилась на его здравые рассуждения, хотя опаска за детей в душе оставалась.

А пока сама, когда было время, продолжала изучать снова ставший родным мир. Немало в том, как ни странно, помогала ре Гранда. Она как-то незаметно сдружилась со мной, начав с необходимого для меня — с порядка в саду. Однажды она посетила меня, не желая впустую болтать через забор, как ранее. Мой террасный огородик, выживший после памятного ливня и грозы, привёл её в восторг, а потом мы прогулялись по садовым дорожкам. В конце прогулки я уже жалела, что не взяла с собой блокнот, чтобы записать для себя самые ценные советы от соседки.

А через месяц мы настолько стали дружны, что я не выдержала как-то и спросила:

— Почему вы не сказали доре Драгомиру о второй специализации Андрея? Вы же знали, как и доре Тамаш. И некроманта могли бы уже раньше найти.

— Боюсь, я слегка эгоистична, — улыбнулась ре Гранда. — Если бы Драгомир использовал твоего сына по второй специализации, но не смог уберечь бы его от убийцы, Катя бы мне этого не простила, и я лишилась бы ходоков, а эта специализация, как и специализация эктоманта, весьма редкая даже в нашем мире. А всяческие штучки, пусть даже только из вашего мира, я просто обожаю!

Хорошо, что она под конец своего маленького монолога оглянулась на посвист какой-то птички и не заметила, как меня передёрнуло.

Нет, это не эгоизм. Это что-то другое. Похуже.

Слава Богу, ре Гранда оказалась не скупердяйкой:

... Оказалась, что у меня самая выгодная работа в семье. Обещанные книги своего деда она отдала мне беспрекословно. Причём принесла их сама. Точней — сопроводила своего дворецкого, который и привёз аккуратную тележку с аккуратно упакованными томами. И я наконец сумела разглядеть дворецкого поблизости. Ведь его внешняя неуклюжесть и в то же время странная грация медведя, переваливающегося сбоку набок при ходьбе, меня всегда завораживала. Ничего ужасного, обычный человек! — выдохнула я, заглянув в приветливое, хоть и слегка одутловатое лицо. Он просто очень рыхл из-за толщины. В душе я боялась, что среди здешних рас могут быть... ну, оборотни... Книгам особенно обрадовался дед Конрад, объявив, что теперь можно начинать мою учёбу со всеми подробностями и нюансами моей специализации. Чуть позже я выяснила, почему он выглядел таким счастливым: книги моих родителей оказались более современными, а книги деда ре Гранды, доре Ореля, являлись почти раритетами.

Так вот — о выгодной работе. Мало того, что мне, как частному лицу муниципалитет заплатил за вклад в обезвреживание жуткого бандюги, так в течение этих двух месяцев, да и позже я была нарасхват чуть не каждый день. Уже через неделю после громкого дела с некромантом-убийцей ко мне приехали две женщины и мужчина, которые подходили ко мне на памятном вечере ре Миранды. Приехали они, чтобы напомнить о моём обещании помочь им с призраками. Поскольку ре Табита жила рядом с доре Вали, мы договорились, что в первую очередь я заеду к ним, а на следующий день, если времени уйдёт на первых двух слишком много, заеду к ре Оане. Сопровождать меня Тамаш не мог — занятость в университете не позволяла. Со мной на присланной машине поехал Андрей, а Катя осталась дома с дедом Конрадом и Ремом.

Честно: ладони вспотели от страха. В одиночку справляться с призраками я ещё побаивалась. Андрею ещё в машине пришлось успокаивать меня. Но успокоили не его слова, а его настроение: в отличие от меня, сын рвался в бой! Дед Конрад начал обучать и его, сразу предупредив, что, в отличие от меня, Андрею всегда не будет хватать практики. В последнее я почему-то не поверила: если меня будут таскать по домам обоих городов, как это сыну не будет хватать практики? Насмотрится вместе со мной всяких призраков — и научится всему, что знаю я. Потом поняла: дед имел в виду, что зрение Андрея плохо приспособлено для наблюдения за призрачными фигурами. Я могла следить за движением призраков. Андрей же пока приглядится к призраку, пока рассмотрит его, призрак раз — и пропал. Всего лишь в сторону отплыл, но сын его уже не видит.

Сначала мы заглянули к ре Табите. Всё-таки молодая женщина ждёт ребёнка — и волноваться ей нельзя. Дом, в котором ре Табита и её муж жили, и в самом деле оказался ветхим. Как и говорила молодая женщина, его требовалось перестроить с фундамента. Пришлось обойти всё строение несколько раз, прежде чем я обнаружила призрак старушки в кресле (тоже призрачном!) на веранде. Как она мне обрадовалась! Ой, какая болтливая оказалась! И вот уж кто был настоящей эгоисткой! Сначала старушка заставила меня выслушать всё, о чём ей хотелось поговорить со "свежим" человеком, а потом не поленилась встать с кресла, которое тут же растаяло, и довести меня до края веранды, чтобы ткнуть пальцем в местечко на стыке стены и крыши. Муж ре Табиты, ради встречи со мной оставшийся дома, принёс лестницу и, взобравшись по ней, за чуть отогнутой доской обнаружил старинный кошель с деньгами. Умилившись радости своих внуков, бабуля покачала головой, бросила мне: "Привет им передай!" и тоже растаяла.

Следующим оказался доре Вали. В его саду я и впрямь нашла двух призраков, с которыми пришлось поговорить наедине: оба наотрез отказались "говорить при свидетелях" со мной. Когда я осталась в пустом саду, призраки сообщили, что умерли своей смертью, в один день и чуть ли не в один час, потому что всегда любили друг друга. Но умерли в одиночестве, о чём долго никто не знал. И этот факт не давал им покоя... В общем, не успела я и слова утешения сказать, как оба поклонились мне и сгинули.

А я похлопала глазами: и это всё? И вернулась в дом, где и объяснила ситуацию.

Поскольку оба дела закончились быстро, я и Андрей поспешили к ре Оане — в надежде, что сумеем так же быстро разобраться и с её делом. Увы... Этот озлобившийся, засевший во второй половине дома и терроризировавший обитателей жилой половины призрак долго не хотел идти на контакт. Пришлось ездить к ре Оане ещё два дня, прежде чем призрак мужчины, выглядевшего чуть ли не обглоданным, объяснил, что с ним случилось. Он привёл нас к той самой речке, которая протекала через несколько садов, и спешно вызванный начальник полицейского участка вместе со своими дознавателями-экспертами вынул со дна небольшого омута останки провалившегося в воду человека.

Сарафанное радио сработало на раз. И я стала очень востребована. Меня стали приглашать на все вечера Старого города, где меня знакомили с жаждущими заполучить к себе эктоманта и избавиться от стародавних проблем с призраками.

Как только я поняла, что меня и в самом деле приглашают по делу, но одеяние должно быть всё же соответствующим, я распаковала наконец свою швейную машинку, подарок бывшей свекрови, и уселась за неё, перед тем быстро проглядев принесённые Катей журналы и найдя нужную выкройку. На вечера я теперь ходила в сопровождении Тамаша, так что двойняшки получили свободное время и проводили его так, как им вздумается. Чаще в компании Космина и его друзей. Но за детей я не опасалась. Дома всегда дед Конрад и мой младший — оживший и больше не страшившийся насмешек Рем, который получил в своё безраздельное распоряжение любящих его взрослых, обожающих его животных, громадный дом и сад, в котором так интересно использовать свои знания и умения мага земли.

Лучший вечер, на котором я стала счастливой до слёз, оказался моим собственным в обновлённом старом доме. Ре Гранда хотела помочь мне с ним, а в конце концов взяла всю подготовку к нему на себя, за что я была очень благодарна ей.

... У старых напольных часов о чём-то разговаривал дед Конрад с моими дедушкой и бабушкой по маминой линии. Рядом с ними стояли доре Таир и ре Луминита, держа за руку торжественно одетого Рема, блестевшего на гостей любопытными глазами. Чуть поодаль — компания Космина, в которой Андрей и Катя чувствовали себя своими... Вскоре появился Тамаш, одетый в строгий костюм светло-коричневого цвета, что так шло к его тёмно-рыжим волосам. Он огляделся и быстро подошёл ко мне... И, когда мэр Старого города зачитал регистрационные документы о заключении брака между доре Тамашем и ре Искандрой, я, вцепившись в кружева пышного белого платья моей мамы, увидела, как две призрачные фигуры кивнули мне с улыбкой и, взявшись за руки, медленно пошли от меня, постепенно пропадая в пространстве.

Не смея поднять на Тамаша счастливых глаз, боясь, что в самом деле расплачусь от наплыва чувств, я услышала его шёпот:

— Твои дети сказали, что в твоём мире после объявления мужем и женой следует маленький, но очень важный ритуал. Это правда?

Затаив дыхание, я попыталась сообразить, о чём он. Сообразила. Вспыхнула.

— Да, это правда.

Мой еле слышный шёпот был услышан. Твёрдой, даже властной рукой Тамаш увлёк меня в коридор. Толпа шумных и радостных гостей не заметила нашего исчезновения по одной причине — начали раздавать шампанское. Спрятавшись ото всех под лестницей, мы целовались так, что, только когда очнулись, поняли по выкликам и вопросительным возгласам издалека, что шампанское гостями выпито и что нас давно потеряли. Мы переглянулись и, взявшись за руки, как недавно мои родители, вышли к родным и гостям разделить их радость за нас и наше счастье.

Конец истории

6. 03. — 25. 04. 17.