Варяги: На гребне волны

Варяги: На гребне волны

На Руси, после одержанных побед, впервые за долгое время воцарился мир. Но варяжское братство не может сидеть и ждать у моря погоды. Им куда милее оказаться на гребне волны, несущей их корабли... к берегам тех земель, которые позже назовут Испанией. Тех земель, жители которых, истекая кровью, с переменным успехом ведут Реконкисту — войну за возвращение захваченных маврами земель. А Хальфдан Мрачный знает, что мавры из Кордовского Халифата, равно как и из других арабских государств — это проблема не только испанцев, но и всех народов Европы. К тому же паровозы лучше всего давить, пока они ещё чайники.

Пролог

Май (травень), 997 год, Атлантический океан близ побережья Испании, флагман флота Руси 'Нагльфар'.

Время... Правильно говаривал не родившийся ещё старик Эйнштейн, что это понятие крайне относительное. Даже приводил пример, связанный с красивой девушкой и горячей сковородкой. Дескать, если ты находишься в компании красивой девушки, то время может пролететь незаметно, часы минутами покажутся. Зато если кого-то посадить задом на горячую сковородку, то тут несколько секунд часами обернутся.

К чему это я? Да просто с момента заключения 'Римского договора', как его привыкли называть почти во всех странах Европы, прошло более пяти лет. И годы эти пролетели как-то быстро, почти незаметно. По причине... Вот причины толком и назвать не получается. Может быть потому, что время выдалось относительно спокойным. Относительно спокойным, если сравнивать его с теми суматошными и заполненными хлопотами годами начиная с момента моего попадания в X век. С лета 985 года по конец 990. А со следующего 991, всё стало куда более спокойно, появилось пристойное количество свободного времени, государственные дела давали спокойно дышать. Впрочем, последующие годы нельзя было назвать мирными и спокойными. Да и нужен ли этот самый мир, вкупе с покоем? Покой, он вообще исключительно для покойников!

За прошедшие годы Русь практически не вела войн. Практически — это значит, что не было чего-то действительно масштабного. Не считать же за серьёзную войну постепенное вытеснение печенежских племен в сторону Хазарского Каганата, проводимое с чувством, с толком, с расстановкой. По большому счёту степняки сами виноваты. Ну кто их заставлял летом 993 года совершить даже не полноценный набег, а попытку оного, в нарушение заключённого с ними перемирия? Никто не заставлял, кроме собственных глупости и жадности. Сунулись на земли Руси, вот и получили вполне естественную ответную реакцию.

Кстати, сунулись, не переправляясь через Днепр — предыдущего печального опыта хватило — а рванули по суше по направлениям к Переяславлю и Чернигову. Покуролесить толком и не успели — первый натиск был отражен срочно выдвинувшимися отрядами, вооруженными не только метателями 'греческого огня', но и некоторым количеством пушек. Что тут сказать, картечь на дальней дистанции и струи огня на близкой оказались чрезвычайно эффективны против пугающихся всего неожиданного степняков. Особенно картечь, ведь выстрелы из пушек были не только по телам, но и откровенно пугали. Адский грохот, больше всего напоминающий печенегам раскаты грома, а потом... смерть скачущих рядом всадников. Неудивительно, что многие сочли, будто сами боги на них гневаются.

Отразив же первый удар, войскам стало легче. Подтянулись новые отряды, а потом, увеличившимся числом, степняков погнали обратно. И не просто погнали, а начали полноценное такое наступление с целью вытеснить засранцев поближе к Хазарии или Волжской Булгарии. Пусть лучше им проблемы доставляют. Всё это заняло два года, зато результат оказался на загляденье. Степняков вытеснили за реку Северский Донец, заодно изрядно сократив их поголовье и взяв неплохую добычу с их разорённых становищ. Но главной добычей, как и в прошлый раз, была земля. И стратегические выгоды. Хотя бы тот факт, что Белая Вежа, она же бывший Саркел, теперь не являлась отдалённым от нас форпостом. Отныне сей важный для торговли с восточными землями город был не сказать чтобы рядом, но поблизости от порубежья. А уж водой, по Дону, драккары могли добраться за совсем незначительное время.

Печенеги... Те, которые сумели ускользнуть от нас и на сей раз, пусть теперь терроризируют мордву с буртасами, да пакостят по мелочи Булгарии. Точнее, её окраинам. Не удивлюсь, если скоро их окончательно вырежут, больно вздорный и дурной нрав у них. Впрочем, это проблема всех без исключения степняков.

Вот и всё насчет чисто военных действий, которые случились за это время. Если, конечно, не считать обычных для варяжской братии набегов. Их, как и всегда, хватало. Земли франков и англов на севере, ромейские владения на юге — это были дела привычные. Однако, постепенно загребущие лапы варяжских хирдов тянулись и в более дальние страны. Если выход из Чёрного моря был наглухо перекрыт ромеями и из новых вариантов пограбить добры молодцы на драккарах смогли сунуться лишь в Абхазию с Арменией, то на западе дела обстояли куда более оптимистично.

Земли, которые потом станут Испанией. Не все, а лишь та часть из них, которая сейчас носила название Кордовский Халифат. И тут уже были не просто набеги ради добычи и поддержания хирдов в полной боевой готовности. Не-ет, это была ещё и разведка будущего театра военных действий. Впрочем, это отдельный вопрос.

Зато дела мирные, связанные со строительством, торговлей, ремёслами и наукой... Здесь было чем похвастаться. Строились новые города — на новоприобретённых землях — и совершенствовались старые. В камне, конечно, потому как я хорошо помнил из истории, какими уязвимыми были, есть и будут постройки из дерева. Создавались сначала в пробных экземплярах, а потом и более массовым порядком новые для этого времени товары. Часть из них была предназначена исключительно для внутреннего употребления, зато другая шла и на экспорт. Бумага, печатные книги, стекло и зеркала — всё это стало уже привычным товаром за пределами Руси, пускай и довольно дорогим. И не только это. Зато, к примеру, та же артиллерия, её уж точно продавать никто не собирался. Военное преимущество, больше и сказать нечего.

Торговля, она вообще штука полезная, если государство держит её под жёстким контролем, а не пускает на самотёк. Мы именно что держали, не давая торговому люду никакой власти и влияния помимо собственно торговых дел. Примеры в истории, весьма печальные, уже имелись. Их хватало для того, чтобы умные люди понимали, насколько опасно для государства, когда обладатели туго набитых кошельков, кроме них ничего знать не желающие, начинают влиять на правителей.

За пределами Руси тоже всё было очень даже весело. Венедский Союз крепил оборону порубежья с Германской империей и окончательно закреплялся в отвоеванном Поморье. Ну и с гастрономическим интересом начинал погладывать на маркграфства Лаузиц и Мейсен. Пруссы, те, по своему обыкновению, ни на что не погладывали, лишь с завидным постоянством устраивая набеги на польские земли. Братство йомсвикинтов, то под властью Торкеля Высокого продолжало обустраиваться уже не на столь новом месте, прочно захватив власть над племенами ливов и поглядывая на земли жмуди. Ну и набеги на все земли, не являющиеся союзными, имели место быть, как без этого. Лишившись репутации воистину нейтральных наемников, йомсвикинги вернулись к усилению роли набегов. Но вместе с тем всё больше и больше пристёгивались к Руси, начиная понимать, что становятся нашим вассалом во всех смыслах этого слова.

Гданьск и окрестные земли... Там сейчас сидел давний знакомец, Ратмир Карнаухий, исполнивший всю мечту. Ему был обещан престол, он его получил. Ну а осознание своей подчинённой относительно Киева роли бывший вольный ярл понимал, принимал сей факт и ничуть из-за этого не расстраивался.

А вот с последним союзником — в полной мере этого слова — Руси было не так чтобы очень хорошо. Это я про Норвегию, где у конунга Хакона Могучего возникли определённые проблемы. Не внешние проблемы, тут как раз ситуация обстояла более чем пристойно, но внутренние. Сыновья... Объявленный наследником Свейн и Эрленд, они с каждым годом сильнее и сильнее грызлись. Первый был наследником, но репутацию среди викингов имел не самую лучшую. Ну да, от промахов, допущенных в битве при Роскильде-фиорде, до конца отмыться так и не удалось. Точнее сказать, не давали. Эрленд старался всеми силами, мутя воду и старательно перетягивая симпатии простых викингов и жречества на свою сторону. Получалось это у него с переменным успехом, но ясным было одно — случись что с Хаконом Могучим и эти двое вцепятся друг другу в глотки. Утешало лишь то, что нынешний правитель Норвегии был ещё полон сил и в Валгаллу не собирался.

Врагов же у Руси не сказать что стало меньше. Правда главенство среди них вновь подхватила Византия, ведь мужем базилиссы Анны по-прежнему был Владимир Святославович. И злобствовал он почище прежнего! Причин для злости у него и раньше было много, а теперь их прибавилось. Да и кто бы на его месте не исходил ненавистью, узнав, что один из ближайших советников и доверенных лиц оказался прознатчиком злейшего врага. Это я про Доброгу, бывшего главу Тайной Стражи, запутавшегося в собственных интригах и угодившего к нам на неизвлекаемый крючок. Он достаточно долго был нашим очень ценным агентом сначала в Тмутараканском княжестве, а затем и в Византии. Был, потому как получив последнее задание, после которого мог возвращаться на Русь, выполнил его... не до конца. Да, матёрый хитрец и пройдоха сумел отравить дядю Владимира и его главного советника, Добрыню, но вот избежать подозрений у него не получилось. Более того, он и скрыться не успел, явно переоценив собственную способность выходить сухим из воды. Результат очевиден — смерть лютая, показательная, о подробностях которой даже вспоминать неохота. Слишком уж... мерзко всё было обставлено. Хорошо хоть предусмотрительности у покойника хватило семью заранее вывезти за пределы досягаемости Владимира.

В целом же, несмотря на злобу Владимира Святославовича, Византии было не то чтобы до нас. Потеряв богатые и важные со стратегической точки зрения территории по результату войны с Болгарией; не сумев подавить мятеж Варды Фоки, который прочно сидел в Антиохии, сделав ту своей столицей... Так что Византия смотрела на сильных соседей, аки зоофил на ёжика. В смысле и хочется, и колется! Вновь накачав 'военные мускулы', напасть на Болгарию? Даже не смешно, они и так от Самуила схлопотали увесистых пинков. Растереть в порошок Варду Фоку, теперь предпочитающего называть себя царём Антиохии? Вмешается та же Болгария, да и мы в стороне не останемся, потому как Варда в амплуа независимого правителя был полезен Руси и Болгарии. Рискнуть оскалить зубы на Багдадский Халифат? Тоже вилами по воде писано, чья возьмёт. Поэтому на крупную войну Византия пока не решалась, утешая себя разве что продвижением в земли касогов и аланов. Дело это долгое по всем прикидкам, поэтому лично у меня и ближнего круга никаких возражений не имелось. Пусть грызутся с дикими полупервобытными горными племенами, теша имперское самолюбие. На сколько-то лет этой возни хватит, а потом посмотрим.

А на землях бывшей Священной Римской империи жизнь кипела и била ключом... по головам тех, кто там находился. Начать стоило с того, что Папа Римский Иоанн XV, он же Джованни ди Галлина Альба, вскипятил воистину адское ядовитое варево, причём выход из Священной Римской империи самого Патримониума Святого Петра, королевства Уго Итальянского и королевства Генриха Баварского был лишь 'пробой пера'. Ведь получив не только духовную, но и полную светскую власть в расширившемся Патримониуме, Иоанн XV на этом не остановился. Введение института кардиналов, то есть сана выше епископского, но с возможностью возводить в сей сан мирян — суть этого действа поняли не сразу. А ведь целью было полное изменение власти в Риме.

Дело было не в том, что Иоанн XV возводил в кардинальский сан не только верхушку духовенства, но и верных лично себе мирян. Шутка состояла в том, что их, не затронутых большей частью обетов, становилось всё больше и больше, а скоро они и вовсе стали большинством. Тут возведенные в священнический сан — то есть принесшие обеты безбрачия и прочие — клирики начали было брожение, попытались было возмутиться, но... Кому адресовать это самое возмущение? Самому Папе? Смешно. Его союзникам Генриху Баварскому, Уго Итальянскому и дожу Венеции? Так им невыгодно было выпадение из заключённого союза столь сильного звена как Рим. Ведь рядом была Германская империя, не забывшая унизительного поражения, отпадения части территорий и особенно Рима. Ну а попытаться поплакаться Оттону III, точнее его регентшам... Те да, посочувствуют, много чего пообещают, но вряд ли что-нибудь сделают. На вторую войну после столь печальной для империи первой там пока не рискнули бы.

Получив таким образом в свежесозданной кардинальской курии большинство преданных лично ему кардиналов, да ещё личностей сугубо светских, рассматривающих сан лишь как необременительное, ибо без тяжёлых обетов, средство получения власти — Джованни ди Галлина Альба принялся за реформы. Теперь нового Папу избирали кардиналы простым большинством голосов. Казало бы, мне удивляться нечему, всё как и в привычной мне истории. Так, да не совсем! Здесь Иоанн XV пошёл куда дальше, дав возможность себе, а значит и новым хозяевам Святого Престола назначать преемника ещё при жизни. Требовалось лишь одобрение кардиналов, только и всего.

Неплохой такой ход, да? Конечно же, поддержанный союзниками в лице Генриха Баварского, Уго Итальянского и дожа Венеции, что было естественно. Вот на кой им гадать, чего ожидать от следующего Папы, которым неизвестно кто будет? А так его личность заранее известна, можно заранее выстраивать отношения с будущим понтификом.

В Германской империи скрежетали зубами, но устраивать раскол внутри церкви не собирались. Понимали, что подобное действие, учитывая натиск мавров на Леон и Наварру и вообще усиление халифатов... нецелесообразно. Да ещё и 'идолопоклонники' в лице Руси и наших союзников под боком. Поэтому империя предпочла договариваться. На тему? Некоторое уменьшение духовной власти Святого Престола над иными странами взамен на признание проведённых Иоанном XV реформ. Тот, не будь дураком, взял да и согласился. Понимал, что поступившись толикой власти вне Патримониума святого Петра, внутри оного становится не просто полноправным, но и признанным другими правителем.

К слову сказать, выбранный коллегией кардиналов 'наследник' был личностью крайне примечательной! Но в то же время и компромиссной, по крайней мере, в глазах кардиналов-мирян. Джованни ди Торрино, секретарь по внутренним делам Святого Престола и вернейший для Иоанна XV человек. Вместе с тем он устраивал и иных сподвижников Папы хоты бы по той причине, что они понимали — сам по себе он не сможет, ему нужно будет опираться на них. Ведь одно дело разбираться в убийствах и заговорах, и совсем другое — внешняя политика, финансы, командование армией. В общем, большую часть кардиналов устроил такой преемник Папы Иоанна XV.

Спустя же два с небольшим года Джованни ди Галлина Альба... умер. Абсолютно естественной смертью, ни малейших подозрений не было и быть не могло. Здоровье понтифика и так было... не идеальным, плюс не самый юный возраст. Прибавить к этому сильную простуду, перешедшую, как я понял, в бронхит, а затем в воспаление лёгких, смертность от чего в эти времена была высокая. Результат — труп.

Король умер — да здравствует король! Примерно то же самое можно было сказать применительно к Папе Римскому. Кстати, тоже Иоанну, но под порядковым номером шестнадцать. Им стал, согласно ранее сделанному выбору, тот самый Джованни ди Торрино — человек, сроду не приносивший обета безбрачия и не намеревавшийся этого делать. Более того, у него имелась жена и аж трое детей, двое из которых мужеска полу. И что-то мне подсказывало, что с течением времени они также могут стать кардиналами-мирянами... для начала.

Забавно. И перспективно. Забавным было то, что, по некоторым сведениям, именно этого в известной мне истории по мнению некоторых исследователей хотел добиться Родриго Борджиа, также известный как Папа Александр VI. Ему не удалось по некоторым причинам. Зато тут Иоанну XV сие оказалось по плечу. Насчет же перспективности... Всё таки куда легче иметь дело с предсказуемой передачей власти, а не с практически случайным выбором, зависящим от сиюминутных прихотей нескольких кардиналов.

Прецедент состоялся, папская тиара была передана заранее выбранному преемнику. Теперь Риму оставалось закрепить это начинание. Однако с таким жёстким человеком на Святом Престоле шансы на закрепление ситуации были немаленькими. Впрочем, будем посмотреть, а время, оно покажет. Сейчас, по крайней мере, никаких проблем не намечалось, вот уже не первый год новый Папа крепко сидел в Риме, не растеряв поддержи большей части кардиналов.

Остальные игроки на европейской сцене не имели столь уж важного значения. Хотя... Точно, дела болгарские, связанные с религией. Тот самый храм в болгарской столице, насчет которого Самуил, болгарский теперь уже полновластный правитель дал лично мне однозначные гарантии. Храм всё так же действовал, хоть и находясь на посольской земле. Но будучи весьма красив и величественен, стал символом того, что вера в древних богов больше не собирается уступать свои позиции. Более того, начинает возвращать утерянное. И результаты были видны. В той же Болгарии медленно, очень осторожно, но стали 'выплывать на поверхность' почитатели тех богов, которые были до принятия Болгарией христианства. Да, их было немного. Да, они таились. Но на тех, кто осмелился приоткрыть свою веру, уже не велась, хм, охота. Христианские священники шипели, плевались, но дальше слов и проклятий не заходили. Видимо, царь болгарский Самуил сделал им внушительное предупреждение в особо циничной форме. Ему то мы были нужны в качестве союзника против Византии в случае возобновления войны. По крайней мере, на несколько лет точно.

Вера... Не знаю, что будет в этом мире с разными 'крестовыми походами', но в целом эпоха 'войн за веру' не то чтобы началась, скорее вспыхнула с новой силой. А поскольку воют разными средствами, то... Иными словами, при укреплении своей религии лучше всего сочетать как меч, так и перо. Последнее в нашем случае предстало в виде завершения давно начатой реформы, целью которой было не только слияние восточно-славянского и скандинавского пантеонов в единое целое, но и централизованное управление духовной жизнью Руси.

Получилось ли всё это? А ведь именно что получилось. Вот в обычное время было бы огромное количество проблем, высокий риск раскола. Но не в это время, ведь всем умеющим думать было очевидно — альтернативой реформе было бы полное уничтожение. Владимир, засевший сначала в Тмутаракани, а теперь в Царьграде, служил живым и очень раздражающим напоминанием о том, что могло бы произойти. Ну а голоса отдельных недовольных реформой... Так всем не угодишь! Голоса малой части по сути своей больших неприятностей доставить не могли. И не доставляли, что характерно.

Да и бывшие датские земли, где сейчас хозяйничал Хакон Могучий, там тоже произошёл классический откат к истокам. Своего рода 'реконкиста', но в исполнении почитателей богов Асгарда. Не в пример той, испанской, набравшая ход не за десятилетия и века, а за считанные годы. И далеко не факт, что остановившаяся, скорее взявшая паузу для освоения возвращённого или же завоёванного, это смотря с какой стороны посмотреть.

Как ни крути, что ни говори, а прошедшее время пошло на пользу Руси, равно как и нашим союзникам. Относительно мирная пауза, возможность восстановить силы, укрепить войско и флот. Зачем? Да чтобы вернуться к активным действиям, но не абы каким, а заранее запланированным. И целью этих планов было проникновение в Средиземное море. А поскольку сделать это можно было лишь через византийские проливы или же в обход будущей Испании, то второй вариант в настоящий момент был несколько более предпочтительнее. Да и мавров пощипать хотелось. Вот и плывём... в королевство Леон, находящееся сейчас не просто в глубоком кризисе, а в глубочайшей заднице, если называть вещи своими именами. Там для нас найдутся достойные варягов дела!

Интерлюдия

Апрель (цветень), 997 год, Леон, королевский дворец.

Ощущение собственного бессилия — страшное чувство. Особенно когда ты понимаешь, что делаешь все, что только можно, но сил просто недостаточно. А ещё постоянные предательства тех, кто, казалось бы, просто не может этого сделать, обладая хотя бы остатками чести. Однако всё равно предаёт.

Именно так вот уже много лет ощущал себя король Леона Бермудо II Перес, человек со сложной судьбой, сумевший занять трон в очень сложные для Леона годы. Бастард короля Ордоньо III, не рассматривающийся вначале практически никем в качестве серьёзного претендента на трон, он сумел подняться на самый верх, свергнув Рамиро III, который серьёзно разозлил португальскую и галисийскую знать. Последней чертой стали поражения Рамиро от халифа Кордовы аль-Мансура. Затем была междоусобица, длившаяся около двух лет, в которой Бермудо с трудом, но разгромил войска своего соперника.

Власть он получил, но вместе с ней и очень серьёзные проблемы. Восток королевства сотрясала череда бунтов сторонников низверженного короля. Частично их удалось подавить, но графство Кастилия по сути откололось от королевства, там у Бермудо II не было и тени власти. А Кастилия была богата, густо населена, её же владетель, граф Гарсия Фернандо, обладал немалым и хорошо обученным войском.

Потом король совершил самую серьёзную ошибку — решил заключить временный союз с халифом Кордовы для того, чтобы усмирить очередной бунт, на сей раз в Галисии, угрожающий самому существованию королевства Леон. Только вот союз как таковой халифа аль-Мансура не интересовал, он потребовал от Бермудо II признать себя данником халифата в обмен на возвращение нескольких ранее захваченных маврами городов, среди которых были и весьма важные крепости. И обещал ту самую военную помощь против мятежников. Да и дань должна была быть малой, больше даже символической.

Вот король Леона и решился, о чём потом постоянно жалел. Нет, мятеж в Галисии был подавлен, но раз появившись войска аль-Мансура уходить не собирались. К тому же чувствовали себя на землях Леона хозяевами, полными и абсолютными. Что же до просьб Бермудо к аль-Мансуру, то... чихать он на них хотел. Согласился стать данником? Вот и всё на этом. А для мавров данник — это не вассал, это нечто среднее между ещё не завоёванным 'неверным' и уже полностью порабощённым. Только так и никак иначе.

Бермудо II не мог не предпринять ответных действий в ответ на подобные унижения. Размещённые в Леоне отряды мавров были большей частью уничтожены при полной поддержке населения, а меньшей частью разоружены и выставлены по ту сторону границы с Кордовским Халифатом. И с этого момента началась война.

Аль-Мансур с истинно восточным коварством не стал сразу же нападать на Леон во главе собственных войск, хоть и объявил Бермудо II своим личным врагом. О нет, он поступил куда хитрее. Для начала оказал поддержку деньгами галисийской знати, а также графу Сальдании Гарсии Гомесу, чьего отца нынешний король Леона заставил отречься в пользу сына. Поскольку Галисия и Сальдания находились в разных частях королевства, Бермудо II должен был выбрать направление первого удара. Он выбрал Галисию, разумно посчитав тамошних мятежников более многочисленными и опасными.

Король не ошибся. Просто в этой ситуации любой его выбор был приемлемым для халифа Кордовы. Король Леона отправился подавлять мятеж в Галисии? Граф Сальдании получил в придачу к деньгам многочисленное войско мавров, используя которое обрушился на столицу королевства. Леон, в отсутствие большей части войск короля, был взят приступом и разграблен до нитки. Руками мавров, чуждых по культуре, языку, богам. расе... Мавров, которые вот уже много десятилетий были заклятыми врагами испанских земель. И их привёл туда испанский граф, предавший собственный народ. Впрочем, таких предательств хватало.

Это было лишь началом. Следующий удар обрушился на Португалию, но туда аль-Мансур послал уже исключительно собственные войска. Португальские земли даже не разорялись, они выжигались подчистую, да так, что на некоторых местах ещё долгие годы было просто невозможно вернуться. Нормальная такая мусульманская методика, которой они всегда придерживались и придерживаться будут. Жестокость ради жестокости, это у них в крови, равно как и прочие 'прелестные' особенности.

Зато земли противников короля аль-Мансур не трогал. И не собирался трогать в дальнейшем, ослабляя своего врага всеми возможными способами, делая ставку не только на военную силу, но и на силу предательства. Это было в 987 году.

На следующий же год война разгорелась ещё ярче. Ослабленное предательствами, подавлением мятежей, а также тем, что некоторые вассалы не прислали войск своему королю для войны с маврами, войско Бермудо II после чувствительных поражений отступило на север, в Самору, оставив в Леоне крупный гарнизон. Гарнизон долго и храбро сражался на стенах, отбивая атаки мавров, но город всё же был взят, а жители вырезаны почти поголовно. Ну или уведены в рабство, что не факт что лучше.

Трусость — она очень быстро перерастает в предательство. Это король Леона ощутил на своей шкуре, когда знать Саморы и окрестностей решила сдать город без боя. К этому решению присоединились и некоторая часть знати, примкнувшая к королевскому войску. Участь Леона лишила некоторых из них мужества. Они решили... смиренно умолять аль-Мансура о милосердии. И доумолялись. Хоть Самора и была сдана без боя, халиф Кордовы частью вырезал, а частью поработил этих... робких духом.

По сути, королевства Леон не стало. Зато оживились мятежные графы, которые. раболепно повиливая хвостами, на зависть любым дворовым псам, в 989 году прибыли в город Грахаль-де-Кампос, считающийся древнейшим городом королевства. Вернее к тому, что от него осталось, потому как войско аль-Мансура разрушило его, по своему обыкновению перерезал большую часть жителей. И во главе оных, с позволения сказать, испанцев, был граф Сальдании Гарсия Гомес. Они готовы были на всё, лишь бы им дали хотя бы тень власти над тем, что осталось от Леона. Вот и признали себя данниками, причём готовы были платить огромные для разорённых земель суммы. Выдавали заложников из числа собственных семей, соглашались с размещением войск халифа в их городах. В общем, как уже и упоминалось, вылизывали халифу под хвостом с невероятным усердием. И добились своего.

Именно Гарсия Гомес был выбран халифом аль-Мансуром и назначен управлять большей частью Леона, помимо севера, где всё ещё держался Бермудо II с верными людьми. И оставив предателей 'на хозяйстве' вкупе с некоторой частью своего войска, аль-Мансур двинулся в сторону Кастилии, граф которой плевать хотел на все предложения сделаться данником халифа. Просто потому что не забыл о таком понятии, как честь и чувство собственного достоинства.

Однако, как оказалось, Бермудо II зря посчитали было более не опасным противником. Уже к 991 году ему удалось заручиться поддержкой графа Кастилии, да к тому же взять в жёны его дочь, а заодно вновь привлечь на свою сторону часть той леонской знати, что ещё недавно была против него. С чего возникли такие перемены? Жизнь под властью не столько Гарсии Гомеса, сколько мавров, она неплохо прочищает разум тем, у кого он ещё присутствует. Вот и получилось, что к концу 991 года войска Бермудо II вновь заняли Леон, выбив оттуда как мавров, так и их пособников во главе с графом Сальдании. Аль-Мансуру же было... не до этого, он сильно увяз в Кастилии, правитель которой, несмотря на трудности, цеплялся за каждую крепость, порой нанося и ответные удары мавританским захватчикам.

После восстановления власти над большей частью королевства Бермудо II приходилось метаться то в одну, то в другую сторону, чтобы хоть как-то удерживать королевство от новых потрясений. Это требовалось для восстановления хотя бы части принесенного маврами разорения. И первым делом требовалось восстановить войско, поэтому даже добить графа Сальдании не было возможности. Приходилось до поры делать вид, что Гарсии Гомеса не существует, как и некоторых других, особенно ярко проявившими себя в выказывании преданности... халифу Кордовы. А ещё было понимание — аль-Мансур очень скоро вернется в Лион во главе войска. Большого, обученного, привыкшего побеждать. И тогда снова начнётся кошмар, в том числе и предательство части графов, на которых нельзя было положиться.

Выхода, казалось, не было вовсе, но осенью 993 года произошло то, что дало истерзанному войнами и чередой предательств королевству первый лучик надежды. Хотя поначалу он таковым не выглядел. А началось всё с того, что в Леон прибыло посольство из далёкой северной страны, известной как Русь.

* * *

Король Леона сидел напротив открытого окна, целеустремлённо накачивался вином в полном одиночестве, которое сейчас ему было нужнее любой компании, и вспоминал. Ту самую осень 993 года от рождества христова. Его тогда несколько удивило появление посольства из страны, с которой его Лион даже торговых отношений почти не поддерживал. Нет, Бермудо II, равно как и его двор, знали о редких и большой цены диковинках, которые приходили с севера. Некоторые даже могли позволить себе купить не рукописные, а ПЕЧАТНЫЕ книги, причём не пергаментные, а бумажные. И бумага эта была дешевле арабской, и не на малые деньги. Зеркала опять же, стёкла, которые так хорошо ставить в окна, хотя и стоило это удовольствие большие деньги; иные товары, как обычные, так и весьма удивительные. Но одно дело товары, доставляющиеся торговцами, и совсем другое — посольство. Послов просто так не присылают. А какие общие интересы у истощённого войной Леона и далёкого, могущественного северного королевства, которое пару лет назад повергло саму Священную Римскую империю со всеми её союзниками?

Оказалось, что интересы есть. И посол, как он сам представился, ярл Олаф Рыжий, посланник конунга Хальфдана Мрачного, это подтвердил. Для начала преподнёс как самому Бермудо, как и его семье богатые дары, после чего выразил желание заключить торговый договор между Леоном и Русью. А для развития добрых отношений разрешить посольству остаться тут на длительный срок, равно как и отправить посольство в Киев, столицу Руси.

Странно было бы не разрешить. Торговля с богатой, обильной товарами страной, которая, ко всему прочему, обладала большим числом кораблей, была полезна для Леона. Постоянное пребывание посольства в столице его королевства? И против этого король не возражал. Разве что ответное посольство пообещал отправить несколько позже. Но посол, прибывший из далёкой Руси, не высказал и тени недовольства. Более того, предложил выкупить земельный участок под размещение посольства. Не при всех, конечно, а предварительно попросив о личной аудиенции. И предложенная ярлом цена... потрясла даже ко многому привычного Бермудо II. По той причине, что была неразумно, непредставимо огромной. Тогда он не мог не задать естественный в той ситуации вопрос:

— Зачем это вам, Олаф? Не вам, конечно, вашему королю... конунгу?

— Можете называть его хоть королём, хоть великим князем, Ваше Величество, — улыбнулся посол, отвечая королю не через переводчика, а на латыни, которую Бермудо II вполне прилично понимал для ведения серьёзного разговора. — Хотя по силе и власти Русь можно смело называть империей. Ведь мы побеждали как Священную Римскую, так и Византийскую империи. Первая, потеряв часть земель заодно с Римом, стала просто Германской Империей. Столицу второй, Константинополь, наши воины брали дважды, в знак победы прибивая шит на ворота великого города.

Бермудо был вполне образованным человеком, поэтому сказанное послом Руси новостью для него не стало. Зато напоминание о мощи северной страны было вполне уместным и в то же время не слишком навязчивым.

— Вы правы, граф... Можно вас называть графом?

— Можно. Ярл соответствует этому титулу. Только мы не владеем городами, лишь землями. Никто не владеет, кроме конунга.

— Необычно.

Король Лиона и впрямь был удивлён, подобное выламывалось за пределы привычного ему. Однако, Олаф Рыжий в нескольких словах сумел объяснить суть подобной 'странности', заявив:

— Конунг запретил раздел земель. Один правитель, один наследник, который получает всё. Другие дети могут стать полководцами, жрецами, придворными, но кусков страны в личное пользование не получат. Это разумно, нет дробления сильного и единого целого на много слабых осколков.

— Ваш... король не может править во всех городах.

— Он и не должен. В городах сидят наместники, которые правят от его имени, но они не владеют ими. К тому же конунг указал, что дольше пяти лет в одном городе наместник находиться не будет. Если он очень хорош, то срок удлинят до семи. Не больше. Затем его переместят в другое место.

Бермудо II слушал и понимал, что правитель Руси сильно отличен от других, более привычных. Но раз он не просто усидел на завоёванном немалое число лет назад троне, а ещё и укрепил власть, расширил подвластные земли, то... К словам посла стоило прислушаться. Не применять, это он считал невозможным, но именно прислушаться. Чужая мудрость тоже может быть полезной. Даже если идет от... От кого? Варваров? Назвать варварами столь развитую страну при самом большом желании не получится. То есть назвать то можно, но будешь смешон даже в собственных глазах, не говоря уж об окружении. Идолопоклонников? Так рядом мавры, которые тоже совсем не христиане.

— Я предоставлю вам другую аудиенцию. Там поговорим о том, кто и как правит на Руси. Сейчас я хочу вернуться к вопросу о цене. Высокой. Очень высокой. Зачем это вашему повелителю?

— Таким образом конунг желает поддержать короля Леона в его сложной борьбе с маврами. Знак доброго отношения Хальфдана Мрачного к земле, ведущей войну с теми, кто не вызывает у него ничего, кроме чувства глубокого отвращения.

— Бойтесь данайцев...

На усмешку короля посол почти мгновенно ответил, показывая, что неплохо знаком с древними легендами.

— Мы не 'данайцы', даже не греки с 'троянским конём'. У конунга свои интересы в этих землях. И вы можете ему помочь, Ваше Величество. Не просто так, а получив от этого большую выгоду. Для себя. Для вашего королевства, которое переживает тяжёлые времена. Простите, но халиф аль-Мансур скоро отвлечётся от Кастилии и не упустит возможности вновь доставить множество бед вашему прекрасному королевству.

— Аль-Мансур объявил меня своим врагом. Мне он тоже враг. От Кордовского Халифата много лет страдают Леон, Наварра, Кастилия, Барселона. Я ненавижу мавров, но почему они так отвратительны вашему императору, который их ни разу не видел?

— Что видел и что не видел конунг — не знаем даже мы, — без проблеска улыбки произнес посол. — Он не первый из правителей Руси, кто очень близок к жрецам. И конунг ЗНАЕТ, кто такие мавры. Зная, объясняет и своим приближённым. Рядом с нами тоже жили свои 'мавры'. Хазары, печенеги...

— Жили?

— Вы сразу уловили суть, Ваше Величество, — учтиво поклонился Олаф. — Хазария, когда то бывшая великой страной, после ряда поражений от наших правителей теперь занята лишь собственным выживанием. Более того, время от времени откупается от нас, только чтобы мы давали им жить. Печенеги... Дикие племена, живущие в степях, но ещё более жестокие людокрады, чем хазары. Потому что глупее и не умеют заглянуть в грядущее дальше одного дня.

— Они тоже платят, чтобы Русь давала им жить?

— Нет, Ваше Величество. Если хазары усвоили урок, то эти... они просто дикари. Конунг Хальфдан Мрачный за последние годы уничтожил более двух третей всего их поголовья. Они осмелились вторгнуться на наши земли и попытались обратить в рабство людей нашей крови. Все, кто был в этом замешан — уничтожены. А их ханы... правители были убиты перед главным храмом наших богов. Как и подобает, то есть с оружием в руках, выйдя против наших храмовых воинов-жрецов.

— Колизей...

И вновь на припомненную Бермудо II связь с древностью у посла нашёлся ответ.

— В некоторой мере. У них была зыбкая, но возможность остаться живыми. И свободными. Победить трех воинов-жрецов. Но никому не удалось сделать даже первого шага. Зато они умерли с оружием в руках. Это требуется предоставить всем облечённым властью. Почти всем. Исключение — предавшие собственную кровь, веру, предков. Поэтому если конунг доберется до мужа византийской императрицы — Владимир умрёт самой позорной смертью, а его труп будут клевать вороны.

Король Леона понимал, почему посланник правителя Руси столь откровенен. Если Хальфдану Мрачному действительно что-то нужно от многострадального Леона, то он, видимо, приказал своему послу не скрывать ничего из того, что и так стало бы известно. Это было похоже на... тот самый древний, дохристианский Рим. Его консулы, а затем и императоры тоже не считали нужным скрывать известное. Зато держали за крепко закрытыми дверями всё, что было нужно держать там. И если он, Бермудо, прав, то на прямой вопрос ему столь же прямо и ответят.

— Что хочет получить от меня ваш повелитель и что готов дать взамен?

— Моему конунгу не нужны земли Леона или деньги. Это он с удовольствием отберёт у мавров. Ему нужны гавани, куда смогут заходить его корабли. Нужна возможность для воинов сойти на берег, пополнив запасы воды и провизии. Починить повреждения, если таковые будут. Это то, что он желает получить. Теперь о том, что конунг готов вам предложить. Деньги за то, что наши корабли получат возможность бросить якорь в ваших портах. Но это малая часть выгоды, которую получит Леон.

— Продолжайте, посол.

— Конечно, Ваше Величество. Каждый год, как только моря освобождаются от ледяной хватки зимы, из Хольмгарда, что на Руси, и из Йомсборга, нашего вассала, на морские просторы рвутся десятки боевых кораблей, заполненные храбрыми воинами. Они отправляются в набеги, ища славы, крови и богатой добычи. А в Кордовском Халифате много богатых городов, в том числе прибрежных. Ну а их корабли, они гораздо слабее наших.

Король не мог не понять всю выгоду предложенного ему. По сути посланец правителя Руси предлагал ограниченное, но всё-таки вступление в войну против мавров на стороне Леона, требуя взамен всего лишь возможность использования портов королевства для стоянки своих военных кораблей. Ну и помощь в починке повреждённых судов. Больше ничего. Пока ничего.

Искать потаённые угрозы в предложении? Только не в нынешнем положении, когда его власть над королевством, лишь недавно кое-как восстановленная, готова вновь обрушиться. Нет, в его положении не выбирают, хватаясь за первую же протянутую руку. А ведь Бермудо II просил помощи у христианских властителей. Просил у Франции, Рима, нынешней Германской империи, даже у Византии. И никакого обнадёживающего ответа. В лучшем случае слова сочувствия, которые не стоили даже пергамента, на котором были начертаны.

Стоило ли удивляться тому, что король Леона принял предложение? Вряд ли. Даже в кратчайшие сроки подписал договор, который можно было, не зная сути, посчитать торговым. По нему, помимо прочего, кораблям конунга Руси Хальфдана Мрачного позволялось заходить в порты королевства Леон, а в Хихоне и Виго оставаться неограниченно долгий срок, равно как и проводить починку этих самых кораблей. Властям же этих городов именем короля было приказано оказывать всяческое содействие. К тому же отдельно отмечалось, что за все услуги пришельцы с севера будут платить золотой и серебряной монетой.

Так всё и получилось. Весной следующего, 994 года в порты Леона прибыли первые корабли под флагом конунга Хальфдана. И они сразу отпечатались в памяти любого, кто их видел. Большие, идущие как под парусами, так и на вёслах, внушающие опаску как внешним видом, так и вооружением. Метательные машины на палубах, изрыгающие струи огня сифонофоры, куда совершеннее тех, которые использовали византийцы. И резные, богато украшенные скульптуры на носу каждого корабля, изображающие головы неведомых чудовищ.

Несколько кораблей... Точнее сказать, несколько десятков кораблей и примерно по сотне воинов на каждом из них. Хотя вели они себя, сходя на берег, очень пристойно. За покупки расплачивались, если к кому и приставали, то исключительно к портовым шлюхам. И через несколько дней уплыли, пообещав вернуться несколько позже.

Целью оказалось западное побережье Халифата и в особенности город Лиссабон. Целью набега не являлось взятие укреплений города, воинам Хальфдана Мрачного хватило бы и того, что они разрушили и сожгли предместья города, взяв богатую добычу и оставив после себя пепел и трупы множества мавров. Однако... Город не был готов к отражению столь серьёзной угрозы. Обрушившееся изгоном войско числом более двух тысяч ворвалось в Лиссабон сразу через двое ворот, проломив их не тараном или выстрелами из камнемётов, а чем-то совершенно иным. Об этом оружии с севера до короля Леона доходили лишь очень смутные слухи. Однако его действенность нельзя было не признать.

Россы не брали мавров в плен, они просто деловито вырезали всех представителей этого народа, способных держать в руках оружие. Однако женщин и детей они не трогали, даже не захватывали с целью обратить в рабство. Зато просеивали сквозь мелкое сито тех, кто находился в городе в качестве рабов, наложниц, гаремных жён. И тех, которые были захвачены на землях Леона, Кастилии, Наварры с Барселоной, освобождали. Не просто с пожеланием 'идти куда глаза глядят', а предоставляя возможность уйти вместе с ними на их кораблях. Обещая к тому же доставить на земли Леона в целости и сохранности.

Сам же Лиссабон... Он был сожжен. Горело даже то, что по всем понятиям не должно было гореть. 'Греческий огонь' вновь показал, что ему даже камень подвластен, не говоря о прочем. Что же до тех мавританских кораблей, которые имели несчастье столкнуться с кораблями под флагом Хальфдана Мрачного, то находящимся на их палубах пришлось горько пожалеть о случившейся встрече. Зажигательные снаряды поубавили пыл мавров, предлагая на выбор смерть в огне, в воде или же выход из боя с попыткой убрать. Те же, кто попытался сократить расстояние и, зацепившись крюками за борг врага, схватиться на мечах... Они убедились в том, что пришельцы с далекого севера умеют не только стрелять, но и работать клинками. И броня у них сложно пробивается мавританскими саблями.

Халиф аль-Мансур был в ярости. Такого дерзкого и неожиданного удара от неведомого врага он не ожидал. Вообще. Ожидая новых ударов, он отзывал войско из земель Кастилии, опасаясь, что следом за Лиссабоном запылают и другие города халифата. И уж точно ему было не до возобновления войны с Леоном. На некоторое время Бермудо II получил передышку. На недолгое время, потому что не было сомнения — получив донесения от своих доброжелателей на землях королевства, халиф непременно пожелает отомстить тому, кто предоставил гавани чужакам, сжегшим и разорившим Лиссабон. Но передышка Леону всё-таки была обеспечена.

Равно как и ощущение того, что в первый раз за длительное время Кордовскому Халифату был нанесён чувствительный урон. Наглядное свидетельство тому можно было увидеть сначала в порту Виго, где бросили якорь корабли, высадив на берег большое число пленников и пленниц. Особенно пленниц. Ведь в гаремах лиссабонских мавров было не просто много, а очень много женщин родом из Леона и Наварры с Кастилией. А ещё была добыча, часть которой, чтобы не везти, россы решили продать прямо в Леоне. Добычи было в избытке. Не зря же часть её везли на захваченных у Лиссабона и в других местах западного побережья Халифата мавританских кораблях. Корабли, кстати, воинам с Руси не требовались, они для их нужд были слишком уж слабыми, непригодными. Поэтому их они тоже намеревались продать.

Но главным всё же оказалось освобождение пленников, которые, возвращаясь в родные места, разносили вести о том, что кому-то удалось добраться до халифата, отплатить за все те бедствия, которые причинил как сам аль-Мансур, как и его предшественники. А вместе с этими вестями у людей появлялась надежда, пусть пока и довольно робкая. У других же... тоже возникало конкретное чувство. Только вот оно называлось по-иному. Страх! Да, именно страх, ведь при дворе Леона почти ничего нельзя было утаить. Не стал секретом и договор короля Бермудо II с конунгом Хальфданом Мрачным. И теперь тем, кто вилял хвостом перед маврами, стоило призадуматься, что же делать дальше.

* * *

Последующие два года стали для Леона временем сложным, но не таким отчаянным, как могли бы. Начать с того, что в Наварре взошёл на трон после смерти отца Гарсия Санчес, который мгновенно разорвал мирный договор с халифатом. Да к тому же заключил союзный договор о совместных действиях против мавров с графом Кастилии и королём Леона.

Подобный союз сулил халифу аль-Мансуру большие неприятности, особенно если учитывать то, что полсотни кораблей россов под предводительством Эйрика Петли, побратима конунга Хальфдана, продолжали то и дело наносить удары по прибрежным владениям Халифата. То в одном месте, то в другом — предсказать место следующего удара никак не получалось.

Всё, что мог сделать аль-Мансур, учитывая уже показавшую себя слабость его кораблей в сравнении с кораблями пришельцев с севера — усилить оборону важных городов и портов. А ещё вновь отправить свои войска, поубавившиеся числом из-за вышесказанного, на земли Леона. Ведь именно это королевство предоставило свои гавани для нового врага халифа.

Борьба против союза трёх правителей оказалась для Халифата куда более сложной, чем планировалось. Маврам удалось в очередной раз порезвиться поблизости от границ Леона, взять и разграбить несколько городов, но... Подошедшие войска Кастилии и Наварры заставили аль-Мансура стянуть собственные силы в кулак и решиться на большое сражение. Оно произошло неподалёку от разорённой войсками мавров Авилы и было весьма ожесточённым и кровопролитным. К сожалению, союзные войска вынуждены были отступить — боевой дух войска упал после того, как погиб сам граф Кастилии Гарсия Фернандес. Тяжёлая потеря... Но отступили организованно, сохраняя боевые порядки.

Войско аль-Мансура не решилось их преследовать. Халиф понимал, что понесённые им потери не столь малы, а продвигаться дальше, в глубину Леона — навлекать на себя неприятности. Он помнил, что его прибрежные владения всё так же уязвимы и в любой день может примчаться запылённый гонец с мольбой о помощи. Именно поэтому он... двинулся на Кастилию. Почему туда? Знал, что сын погибшего в битве Гарсии Фернандеса, Санчо, спит и видит занять место отца и готов для этого пойти на союз с кем угодно. Более того, находящийся под сильным влиянием матери, Авы Рибагосской, которая ненавидела мужа, Кастилию да и вообще всё и всех, он склонялся к признанию Кастилии данником Халифата.

Так и произошло. Кастилия признала себя данником Кордовского Халифата, равно как и отколовшаяся от Леона Сальдания. И если последнее было, скажем так, естественным явлением, то первое нанесло сильный удар по союзу. Король Наварры не вышел из него, но ситуация осложнилась. Немного утешало то, что большая часть собранного покойным графом Кастилии войска не признало власть Санчеса над собой. Да и у Бермудо появился в будущем повод восстановить власть Леона над Кастилией... с таким-то её нынешним правителем, открыто переметнувшимся на сторону мавров.

И всё же силы были не равны, даже учитывая помощь, оказываемую набегами россов на прибрежные земли Халифата. Особенно после того, как Кастилия с Сальданией открыто объявили себя данниками аль-Мансура, открыв города его войскам и признав его полную власть над собой. Следующий, 997 год обещал стать очень печальным. Особенно учитывая то, что халиф аль-Мансур собирал войска, чтобы окончательно покончить с Леоном. Он не скрывал, что хочет не принудить Бермудо II признать власть Халифата над собой, но уничтожить Леон как королевство, разбить его на множество частей и чтобы каждое графство по отдельности принесло клятвы о покорности.

И тогда короля Леона в очередной раз удивил посол Руси, Олаф Рыжий, вот уже не первый год находившийся в Леоне, частенько беседовавший с ним на назначенных самим королём и испрашиваемых уже с его стороны аудиенциях. Да и просто при дворе он бывал весьма часто, потому как заводил знакомство со многими графами королевства и просто приближёнными Бермудо II.

Посол предложил королю Леона если и не решение всех проблем, то уж точно возможность увеличить силы в войне с аль-Мансуром. Согласно предложению Олафа Рыжего, облёкшего в слова волю своего конунга, весной следующего года в Леоне могло высадиться немалое войско под предводительством самого Хальфдана Мрачного, состоящее как из его людей, так и из нанятых им союзников, которые уже успели в прошлом доказать верность и боеспособность.

Иными словами, правитель Руси от и так весомой поддержки Леона желал перейти к прямому участию в войне. Не к очередным набегам, которые и так заставляли халифа держать немалую часть войск поблизости от важных городов побережья, а к войне на суше. Платой же должны были стать куски владений Кордовского халифата. А ещё — клятва самого Бермудо II, что тот будет очень внимательно прислушиваться к советам своего коронованного собрата в делах военных. И не только...

Был ли у короля выбор? Да, конечно. Он мог отвергнуть предложение помощи и попытаться справиться с аль-Мансуром собственными силами. Но результат такого противостояния был слишком очевиден. Вот и получалось, что при кажущемся наличии выбора, на деле его просто не существовало. Впрочем, предлагаемые послом Руси условия были более чем щедрыми. Хотят союзники оторвать куски от Кордовского Халифата? Пусть! Уж король Леона им в этом деле мешать не намерен. Для него главное другое — остановить натиск мавров на собственное королевство, и так разорённое и израненное в многочисленных войнах.

Быстро составленный договор был подписан самим Бермудо II без помех и возражений, после чего отправлен в Киев, чтобы посол Леона при дворе конунга Хальфдана Мрачного передал его правителю Руси. По сути, всё было решено, теперь оставалось только ждать. Чего? Весны. Кого? Хальфдана Мрачного во главе войска.

Глава 1

Май (травень), 997 год, королевство Леон, порт города Хихон.

Ну вот и прибыли мы на земли солнечной и благодатной Испании. Стоп, ошибочка вышла. Испании нет и ещё долго не будет, да и благодатной эту землю, разорённую маврами и междоусобицами, назвать сложно. Так что мы прибыли всего лишь в королевство Леон, король которого Бермудо II рассматривает помощь Руси как шанс остаться независимым от Кордовского Халифата правителем. Впрочем, и данный расклад меня целиком и полностью устраивает. Равно как и всех тех, кто прибыл сюда вместе со мной. А прибыли многие.

Девяносто драккаров, на которых было по сотне бойцов. Сорок драккаров йомсвикингов. Но эти сходить на берег даже не собирались. Для участия в сухопутных сражениях не собирались, а вот в плане размять ноги и с местными красотками 'познакомиться' — это иное. А через пару деньков поплывут побережье кордовских владений терроризировать в чаянии добычи и славы, как это всему их братству любо. И пруссы. Наёмники, конечно, во главе с уже знакомым мне по войне с Польшей и Священной Римской империей Витовтом Тихим. Корабли у пруссов были так себе, с нашими и даже йомсвикинговскими не сравнить, но их было много, и они вполне перенесли долгое плавание. Большего от этих лоханок и не требовалось — они ж не боевые корабли, всего лишь средства доставки войска.

Девять тысяч варягов и шесть пруссов. Именно столько нас не просто сошло на берег, но и должно было участвовать в грядущих сухопутных сражениях. Всего пятнадцать тысяч бойцов, с боевым опытом, в лучших из имеющихся сейчас доспехах и с лучшим же оружием. А оружие было разное. В обширных трюмах драккаров перевозились грузы не простые, а особенные. Сифонофоры, поставленные на колеса и запас 'греческого огня' к ним. Орудия обычные, для стрельбы картечью по большей части и ядрами в редких, исключительных случаях. Орудия осадные, предназначенные исключительно для того, чтобы отправлять 'зажигалки' за стены крепостей. Другие, тоже осадные, но чтобы пробивать бреши в стенах или же выбивать ворота. Покамест таковых было немного, но следовало протестировать новый вид оружия в настоящих боевых условиях. Боеприпасы к орудиям, то есть ядра, картечь, 'зажигалки', созданные по примеру известного мне брандскугеля. Ну и порох, конечно, куда ж без него то! И пороху было много, так что мавров будет ожидать множество крайне неприятных для них сюрпризов. Это есть хорошо, причём хорошо весьма!

Пятнадцать тысяч закалённых в войнах бойцов — уже большая и грозная сила, тем более с таким оружием. Но и то было далеко не все. Ведь у нас были заранее разработанные планы, как именно лучше всего сражаться против Кордовского Халифата. Полное понимание ситуации, что делать с врагами внутренними, которые порой опаснее внешних. Именно по этой причине, помимо Эйрика Петли — который, правда, задействован исключительно по делам флотским — Магнуса и жриц-сестричек, присутствовал еще и сам Гуннар Бешеный. Мастер по делам тайным и скользким был вооружён теми знаниями о творящемся в Леоне, Кастилии и Наварре, которые исправно поставлял наш посол и его люди. И сведений накопилось более чем достаточно.

Но пока... Пока я просто стоял в порту города Хихона и с огромным удовольствием ощущал под ногами твёрдую землю, а не качающуюся палубу драккара. Всё же, что ни говори, а я человек сухопутный, отнюдь не морской. И слава всем богам Асгарда, что хотя бы морской болезнью не страдаю. Иначе совсем печально было бы.

— Далеко же мы с тобой забрались, брат, — этак философски произнёс Бешеный, в чьих волосах уже проглядывали первые нити серебра. Возраст. Из ближнего круга старше него только Эйрик, но этому блондину и седеть то сложновато. Или просто особенности организма у Петли такие, кто ж его разберет.

— Далеко, — охотно соглашаюсь я. — Зато могли ли мы с десяток лет назад даже помыслить о таком?

— Нет. Никто не мог бы, разве что сам Локи!

— Этот да, мог. Такова уж его сущность, Гуннар. Но нам есть за что быть благодарными как ему, так и иным богам Асгарда. Престол Киева, множество побед, обширные и богатые земли под нашим знаменем. А сегодня самое забавное в том, что мы прибыли сюда не как завоеватели. Нас ПРИГЛАСИЛ сам правитель Леона. В надежде, что мы поможем ему выстоять в не самой удачной для него войне.

— Нас приглашали и раньше, Хальфдан... Я понял, о чём ты! — оживился спец по мутным делам. — Первый раз нас пригласил христианский правитель. Нас, язычников и идолопоклонников. Чудеса.

— Выбора у него не было. Христианские короли и иные властители ему ведь не помогли. Ничем. Вот он и схватился за протянутую руку.

— От того чудо чудом быть не перестало, брат. Ты сам посмотри вокруг. Нас не боятся, на нас смотрят с надеждой. Даже на диковатых пруссов Витовта, которые больше на зверей похожи.

Что верно, то верно. Не зря ещё с самого начала ярлам с их хирдами был дан чёткий и однозначный приказ — при набегах особое внимание обратить на освобождение тех рабов, которые из числа, так сказать, европейцев. Их доставка в Леон, откуда они своим ходом добирались до родных мест, будучи снабжёнными одеждой, запасом еды и небольшой суммой, не могли остаться незамеченными, создала нам, что характерно, реноме освободителей людей от мавров. Следует отметить, что немалое число из этих освобождённых составляли девицы из гаремов. С ними были... особые хлопоты. Некоторым было куда возвращаться, то есть готовая принять их семья, неважно уж, родители, муж или иная родная кровь. С оставшейся частью было куда как сложнее. Кто-то вполне обоснованно опасался презрения, потому как христианская мораль, да ещё того периода... та ещё хреновина. Ведь тех же святош мало волновало, что девушки не своей волей к маврам в постель шли. Могли и на покаяние, и сразу в монастырь. Или ославить нечестивой блудницей, обрекая ни в чем, по сути, не повинных на дальнейшее бытие шлюхи.

Вот и что с такими делать было? Чай без вины виноватые. И они понимали, что в родных краях им ничего хорошего не светит. Вот и приходилось, подождав, пока наберётся побольше, тащить этих знойных испанских красоток к нам, на Русь. Предварительно, конечно, разъяснив, что там им есть место лишь в том случае, если те не будут махать своим христианством. Впрочем, последнее, к моей лично радости, не вызвало никаких хлопот. Мало-мальски упертые никуда деваться из земель испанских и не собирались, предпочитая оказаться в тех же монастырях. Остальные же, после освобождения от мавров и видя хорошее к себе отношение, изъявляли готовность учить новую речь, менять веру и всё в этом духе. Так что на просторах Руси появились новые очень симпатичные и необычные девушки и женщины. Учитывая же то, что новое и красивое всегда притягивает... Результат очевиден.

Чем отличалось их положение сравнительно с тем, в котором они находились в халифате? Для начала, они были свободными, вольными в собственной судьбе. Во-вторых, отношение к женщинам в мусульманских землях с самого начала было... чем-то омерзительным, да и в моё родное время не шибко изменилось. Говорящая вещь, нечистая и множество других схожих определений. Женщину можно было убить, подарить или продать на базаре, как мешок орехов. Продать дочь в гарем — это и в XXI веке явление совершенно естественное на том же севере Африки, во всяких там 'арабостанах'. На Руси же даже те, кто оказались не единственной женой, могли не только быть уверены в нормальном, человеческом к себе отношении. В их власти было просто взять и уйти от мужа. Расторжение брака мог устроить любой жрец любого храма, если только имелись хотя бы мало-мальски пристойные основания. Так что... разница, я думаю, очевидна.

Ну да не в этом дело. Освобождением рабов и наложниц из мавританских земель мы создали себе репутацию, которая работала на нас. Хорошо так работала, показательно. Местным не приходилось объяснять, кто мы такие, откуда взялись и с какой целью тут появились. Они за несколько лет и так всё успели узнать. Равно как и иметь уверенность в том, что войско пришельцев с севера по дороге не будет чинить никаких безобразий, а за всё взятое расплатится звонкой монетой.

Хихон и его окрестности были... переполнены. Пятнадцать тысяч сошедшего на берег войска плюс сколько-то оставались на кораблях. Огромное число. Хорошо хоть Бермудо II Леонский заблаговременно позаботился, незадолго до нашего прибытия доставив в Хихон провиант, повозки и некоторое количество так необходимых нам для перевозки доставленных грузов и артиллерии лошадей. Вот сейчас и происходил процесс подготовки к маршу сначала на Леон, а потом... Потом видно будет, куда именно наше войско продолжит своё движение и когда оно это сделает.

Все суетятся, все заняты либо своим непосредственным делом как Лютобор, Оттар, Всеволод, либо просто так, наблюдают забавы ради наподобие Софьи с Еленой да Магнуса. Впрочем, насчёт последнего заранее ничего не скажешь, этот может даже прикидываясь праздным и ленивым наблюдателем заниматься каким-то важным делом. Только вот смысл оного станет понятен лишь несколько позже, да и то, когда этот хитрец сам поведать соизволит.

О, Одинец. Глава личной моей охраны, уже свирепствует по полной. Он не только выставил оцепление вокруг моей персоны, но ещё и начал частым бреднем просеивать людей поблизости. И уже кого-то прихватил, судя по всему. Тихо так, незаметно для большинства людей, но для понимающего взгляда всё как на ладони. Любопытно! Жестом подзываю верного главу хирдманов охраны и спрашиваю:

— Кого прихватил, Одинец? Просто зевак, излишне любопытных, или же кого поинтереснее?

— У нескольких лица не местные, на мавров похожи. Да совались ближе, чем оно следует. Другие что-то на покрытых углем дощечках черкали непонятное или проскользнуть пытались к драккарам. Один деньги сунуть пробовал... Попытаем — узнаем.

— Зашныряли, — процедил Гуннар, а лицо его заострилось, стало хищным, предвкушающим. — Несколько моих людей тут, в Хихоне, крутились. Из числа тех хирдманов, которые в набегах участвовали. Многих на заметку взяли, но ничего сами не творили. Приказа не было. А теперь... теперь можно!

— Больше того — нужно, — подтвердил я. — Нам не надобно, чтобы аль-Мансур узнал не просто о высадке войска, но и о числе, и о вооружении. Обойдется!

Бешеный лишь радостно оскалился, наверняка только и ждёт того момента, когда к нему поступят сведения, полученные от тех, кого прихватили люди Одинца. Да и сам наверняка своих головорезов послал в Хихон. Зачем? Да чтобы те аккуратненько так изъяли из обращения тех, кто вызвал подозрения раньше, во время предыдущих заходов в этот порт наших кораблей. А что потом? Потом большая часть драккаров отправится вдоль побережья Кордовского Халифата, сея огонь, смерть и разрушение. Ну а меньшая, включая все прусские корабли, останется в Хихоне, который на долгое время станет нашей тут основной базой. Их будет достаточно, чтобы шугануть корабли аль-Мансура, коли таковые появятся. Ну и несколько отправятся обратно — уведомить оставшихся в родных краях о том, что у нас всё вполне благополучно. Для голубиной почты... совсем далеко, особенно учитывая ба-альшие пространства, которые нам далеко не дружественны.

* * *

Май (травень), 997 год, столица королевства Леон.

Хорошо, когда в дороге не происходит ничего незапланированного! Поэтому, когда мы благополучно добрались из пункта А в пункт Б, то есть из Хихона в Леон, я был почти что счастлив. Всё-таки определённые опасения по поводу разного рода подстроенных маврами пакостей присутствовали. Особенно учитывая тот факт, что взятые бдительными хирдманами Одинца и людьми из Тайной Стражи Гуннара в Хихоне много чего порассказали. И да, просто любопытных среди оных практически не было. Те же, которые попали под раздачу, им ничего не грозило, помимо нецензурного напутствия, пинка под зад и пожелания больше не проявлять ненужное и вредное для здоровья любопытство.

Что до тех, кого прихватили заслуженно... О, эти красавцы если чего и заслуживали, так исключительно острую сталь в жизненно важные места организма. И это в лучшем случае. Вообще же меня откровенно поражало — до сих пор, а ведь я в этом времени поболее десятка лет — откровенно раздолбайское отношение многих правителей к такому явлению как шпионы всех мастей и рангов. Далеко не всех, но многих. И Бермудо II Леонский был, к огромному сожалению, из разряда последних.

Сама столица была... не в лучшем состоянии. Даже беглый взгляд подмечал следы от осад города снаружи и полного его разорения изнутри. Нет, столицу, само собой. восстанавливали и весьма активно — ибо какой король захочет находиться пусть и во дворце, но посреди пепелища — но для полного восстановления требовались долгие годы. И главное — тут необходима какая-никакая, но уверенность в завтрашнем дне. С маврами же под боком об уверенности можно было только мечтать.

— Плохая защита стен, — заметил Оттар ещё тогда, когда смог как следует разглядеть стены Леона. — Сами стены хороши, но...

— Мало метательных машин и другого, для отражения приступа полезного, — вторил ему Всеволод. — Понимаю, что 'греческого огня' у них нет, но что мешает побольше простых котлов со смолой и маслом? Не просто так, а чтобы кипящая или горящая жидкость из проведённых желобов выливалась.

— Вот их местные 'хазары' и бьют,— припечатал Лютобор, презрительно фыркнув. — Ещё предателей у них много!

Вот что тут скажешь? Несколькими словами и по защите города потоптались подкованными сапогами, и про одну из главных бед этих мест упомянули. Возразить же тут просто нечего, потому как сказана правда и ничего помимо неё.

Нас встречали. Сам король Бермудо II с избранными придворными и покорными ему леонскими графами выехал за пределы городских стен, тем самым показывая как минимум то, что считает конунга Руси равным себе. Максимально допустимое уважение без риска предстать перед собственным народом слабым и зависимым. Лично я это оценил, равно как Магнус, Гуннар и хитрые сестрички. Насчёт других уже не был уверен.

Та-ак... Бермудо II в сопровождении всего лишь двух воинов в богато изукрашенных доспехах выезжает вперёд. Значит, мне следует сделать то же самое. Только вот доспехи что у меня, что у двух хирдманов-охраников куда более скромные, без украшений. На Руси помпезность покамест не прижилась и искренне надеюсь, что и не приживется, тем более применительно к броне и оружию.

— Приветствую повелителя плодородных и залитых солнечным светом земель Леона, — поприветствовал я короля, выехав ему навстречу. От непривычной латыни... Вроде её и знаю, читать так и вовсе постоянно почти приходится, но как будто из горла что-то чужеродное вылетает. Не люблю и всё тут.

— Я рад видеть в Леоне могучего короля Хальфдана, повелителя далекой Руси, прибывшего для общей нашей войны с нечестивыми маврами. Да благословит Господь всемогущий этот союз.

— Боги Асгарда его уже благословили, Бермудо, — чуть улыбаясь, отвечаю я. — Разрушенный Лиссабон, чуть менее пострадавший Кадис и выжженные 'греческим огнем' множество менее значимых прибрежных селений тому подтверждение. Теперь пришло время сильного удара на суше. Совместного удара наших войск. Присоединится ли к нам король Наварры Гарсия Санчес?

— Об этом лучше поговорить в моём замке, внутри городских стен. Не здесь. Добро пожаловать в Леон, мою столицу.

— Благодарю тебя, король.

Ну вот. Первая беседа, пусть и краткая, состоялась. Король Леона, развернувшись, возвращается к своей свите и охране, мне надо сделать то же самое. И не только это, ведь все пятнадцать тысяч внутрь города не войдут. Да и лишним будет, честно говоря. Куда надёжнее и целесообразнее разбить лагерь, к тому же мало-мальски укрепив его, как и полагается по всем канонам и просто здравому смыслу. Земляной вал, местами повозки, позиции для орудий и сифонофоров, шатры для отдыха и всё в этом духе. А в сам Леон будут выбираться частями. Себя показать, других посмотреть, на здешних красоток полюбоваться и не только. Впрочем, про тренировки им забыть не дадут, да и сами варяги народ опытный, понимают, что тело надо поддерживать в лучшем виде. Вот пруссы — это несколько иное. Хотя этих конкретных Витовт Тихий железной рукой держит за особо чувствительные места организма.

Всё же в любой момент времени внутри городских стен Леона будут находиться не менее нескольких тысяч воинов. Союз союзом, но здоровую подозрительность ещё никто не отменял. Сейчас через городские ворота пройдут три тысячи воинов — две варяжских и одна прусская — остальные же останутся снаружи. Начало работ по обустройству лагеря, рассылка дозоров в окрестности города, а также иные дела. Бездельничать покамест не получится. Только потом, да и то в меру. Не на курорте!

Леон — красивый город, с богатой историей и множеством испытаний, выпавших на его долю. Это видно любому, кто умеет смотреть, слушать, а особенно чувствовать. Я умел, поэтому неспешное движение по улицам города было наполнено впечатлениями. Как и для некоторых других вроде того же Магнуса. Он долгое время молчал, а потом всё же высказался.

— Кровь, боль, смерть. Отчаяние. И чувство надвигающейся беды. Ты чувствуешь это, Хальфдан?

— Лучше бы не чувствовал. Это не место для стольного града, ближайшие лет двадцать наверняка. Но если я даже это скажу, кто поверит? Уж точно не король и тем более не его жрецы распятого бога. Для тех чем больше страданий, тем лучше. Вся их вера построена на боли, слезах, смирении и терпении. Вера, тянущая вниз, заставляющая простираться ниц перед богом. Они сего и не скрывают.

— Да, столицу они не перенесут. Но что сейчас?

— Сейчас? Разговор с королём. Серьёзный, о делах воинских и не только. Он со своими советниками, я же с вами. Ты, обе сестрички с их своеобразным взглядом на мир, да Гуннар, без него нельзя.

— Оттар со Всеволодом, Витовт?

— Многолюдство сейчас излишне. Потом им всё поведаем, они ничего не потеряют.

— Как знаешь, брат... А вообще я уже начинаю скучать по Киеву. Вроде времени мало прошло, а вот гляди ж ты, тоска подкралась. С чего бы?

— Понимание того, что тут надолго задержаться придётся. Мавров просто так не разбить, время нужно и силы. Оттуда и тоска. Да я и сам печаль гоню. В Киеве ж не только Роксана, там и обе дочери, которые уже давно в разум входить начали. А я не на один месяц в дальние края, пусть и по делам очень важным.

Всё так и было. Надолго отрываться от семьи — дело крайне неприятное, учитывая то, что последние годы привык почти постоянно находиться рядом с ними. Воспитание дочерей-близняшек надо сказать оказалось тем ещё 'трудовым подвигом'. Особенно учитывая крайне непоседливый характер и не по годам развитый ум что у Ольги, что у Мирославы.

Развитый ум — это штука крайне полезная, но более всего прочего нуждающаяся в постоянном совершенствовании. И сильно зависящая от круга общения. Учитывая же, что две юные бестии обожали сбегать от нянек и прокрадываться к взрослым, то... В общем, много чего слышали, много чего видели, перенимая определённые черты характера как от родителей, то есть меня с Рокси, так и от ближнего круга. А ближний круг — это то ещё собрание экзотических личностей. Ладно бы особый взгляд на мир Магнуса и его очень своеобразные высказывания на разные темы. Был еще Гуннар Бешеный, любящий при любом удобном случае побеседовать на тему политики, интриг и способов видеть в людях их истинную суть, проникая под носимые теми личины. Эйрик Петля с крайне веселыми, наполненными цинизмом и чёрным юмором морскими байками... Олег Камень, вечно ноющий и жалующийся на вороватых торговцев, своих и иноземных. Чисто воинские байки военачальников вроде Лютобора, Свенельда и прочих.

И как венец всему — Софья с Еленой, жрицы Лады во всей красе, обворожительности и ядовитости. Ну просто 'идеальный' пример для подражания! А ведь они то девочкам очень даже нравились, с ними было интере-есно! Ну не отрывать же двух мелких от столь 'интересных тётенек', которые столь много занимательного рассказывают и местами даже показывают.

Итог всего этого общения? С юных, очень юных лет развивающиеся ум, хитрость, умение выкручиваться из неприятных ситуаций и всё в этом духе. Полезные для правителя качества, тут не поспоришь. А постоянное присутствие рядом опытных, умудрённых набегами и полноценными войнами ярлов и хирдманов поневоле прививало интерес ко всему оружию в частности и войне в целом. Змейка могла не волноваться, её дочери росли в мать в плане воинственности. Их не нужно было приманивать к оружию, они сами к нему тянулись. Так что... Чую, что в будущем ни у кого не вызовет удивление не просто женщина на престоле Руси — Ольга уже была, чего уж там удивляться — но дева-воительница, валькирия во плоти.

Вот только какая из двух? Впрочем, на лицо они обе неотличимы почти для всех. Только знающие их очень хорошо могли отличить Ольгу от Мирославы. Не по внешности, а по мельчайшим особенности движения, мимики, интонаций. И никак иначе, потому как эти хитрюги одевались абсолютно одинаково. Если же одевали в разное, то могли банально поменяться просто за ради обмана окружающих.

Задумался, завспоминался... Лишь оклик Магнуса вырвал меня из размышлений. Побратим напоминал о том, что мы почти приехали. Ага, всё верно, приехали. Пришло время слезть с коня и проследовать в сопровождении охраны и ближников туда, в замок. Именно там и состоится серьёзная, обстоятельная беседа с Бермудо Леонским. Война, враги внутренние, наши планы насчет всего этого. В общем, говорить будем долго и очень надеюсь, что продуктивно. Не хотелось бы потерять время на пустопорожнюю болтовню.

* * *

Жаль, очень жаль, что нет фотоаппарата. Зачем он мне? Просто хотелось бы заснять замок короля Леона изнутри с целью кое-какие элементы привнести к нам, в Киев. Ну да ладно, придётся по памяти ориентироваться. Люблю красоту, вот и всё, а испанский стиль всегда отличался своим неповторимым очарованием. Главное убрать оттуда местами раздражающую пышность и будет совсем хорошо.

Сестрички, те сразу поняли, на что именно у меня глаз загорелся. Быстрее других, о чём не преминули упомянуть в своих обещаниях всё-всё запомнить, а потом начать гонять наших киевских ремесленников на предмет повторения и частичного изменения тут увиденного. И женских нарядов тоже, кто бы сомневался! Жаль только, что Роксана как была далека от некоторых элементов в одежде, так таковой и останется. Хотя... чем Локи не шутит, когда асы спят!

Хорошо, что Бермудо II загодя согласился, что первым делом важные разговоры, а потом уже и пир в честь нашего прибытия. Хотя о нем, пире, было объявлено, куда ж без него. Символ союза, приглашение как тех графов Леона, которые однозначно поддерживали короля, так и тех, которые... не слишком его поддерживали. Первых нужно было увидеть и оценить как немаловажные элементы войска Бермудо. Вторых также следовало увидеть, но по иным причинам. Каким? Некоторых реально использовать, хотя бы до поры. Другим будет лучше просто исчезнуть, сломать шею, упав с лестницы, отравиться некачественной едой или питьём, помереть от как бы естественных причин. Жрицы Лады знают толк в ядах, равно как и люди из Тайной Стражи.

Грубо? Ничуть, ведь грубость — это когда льётся кровь, звучат истошные крики о помощи, работают палачи у всех на виду. Жестоко? Возможно, но это будет необходимая жестокость, слишком уж тут всё прогнило, слишком широко раскинулась паутина предательства и обмана.

Однако сначала нужно посмотреть, разузнать, оценить. И только потом действовать. Спешка, как известно, нужна лишь при ловле степняков и тараканов. Первые ускачут, вторые в щель ушмыгнут. И то и другое мне знакомо на собственном опыте.

Королевский замок... Он видел завоевателей, но пришельцы из далёких северных земель в лице нас тут точно были впервые. Впрочем, мы завоевателями не являлись. Зато хирдманов тут хватало. Они, едва здесь появившись, контролировали часть замка наряду с королевскими стражами, олицетворяя собой полную, абсолютную нейтральность. И обеспечивая мою безопасность. Паранойя? Отнюдь. Ведь стоило учитывать сложную обстановку в Леоне, наличие тех, кто не прочь был бы видеть во главе королевства покорного данника аль-Мансура, видя в этом определённые выгоды. Отсюда и принимаемые меры безопасности.

Вторая и куда более важная встреча с королем состоялась в небольшом зале, в то время, когда уже окончательно стемнело. Впрочем, света в зале хватало, светильников было предостаточно. Зато людей — ограниченное количество, многолюдство при важных разговорах ни к чему. Меня сопровождали Магнус, Софья с Еленой и незаменимый в некоторых делах Гуннар. Бермудо II Леонский же находился в обществе нескольких вполне себе примечательных людей, о которых посол при его дворе, Олаф Рыжий, подробнейшим образом докладывал.

Менендо Гонсалес. Олаф не раз писал в своих донесениях, что этот человек абсолютно предан как лично королю, так и Леону. Хитёр, коварен, в общем, настоящий политик во всех смыслах этого слова, в том числе и отрицательных. Именно его король, в случае чего, желал видеть регентом своего недавно родившегося сына Альфонсо. Показатель, однако!

Хуан Самарро. Этот не мог похвастаться громкими титулами и большим состоянием. Зато именно он в последние несколько лет поднялся не то чтобы со дна, но из шеренги себе подобных — малоземельных кабальеро, имеющим славных предков, но вот с деньгами испытывающих большие проблемы. Он мавров ненавидел люто, готов был костьми лечь, но не допустить их продвижение вглубь Леона. Причины? О, они были более чем весомыми. Разрушенный замок, вырезанная семья — большего для искренней ненависти и не требовалось. И именно таких же он собирал под своими знамёнами, не особенно смотря на знатность рода. Недаром еще пару лет назад, когда звезда Хуана Самарро лишь начинала своё восхождение, Олаф Рыжий отписал из Леона о том, что этот человек представляет для Руси определённый интерес.

Правильно посол его заприметил! Потому и получил приказ аккуратненько так способствовать тому, чтобы отряд, а потом и отряды Самарро получали от нас определённую помощь. Финансовую, конечно. Без каких-либо особых условий, просто по причине того, что этот даже в страшном сне не мог себе представить какой-либо мир с маврами. Полезный человек, очень полезный. Особенно как противовес придворным любителям договариваться с врагом. Против того же политика Менендо Гонсалеса или третьего из советников короля, епископа Леонского Диего Барроса.

Епископ был из числа новоназначенных. Сан и это место он получил ещё при Иоанне XV, будучи разбирающимся в делах церковных, неплохим управляющим монастырскими делами и... безопасным. Плюс к тому, не вызывал никаких отрицательных эмоций у Бермудо II, потому как банально не провоцировал какие-либо конфликты с Римом. Более того, готов был помочь дельным советом, предварительно убедившись, что он не пойдет во вред Святому Престолу.

При виде нас епископ не стал креститься и шептать молитвы, призванные оградить верного раба божьего от 'нечестивых идолопоклонников'. Понимал, что это будет по меньшей мере неуместно. Новые епископы, разосланные Святым Престолом, они вообще были не столь... фанатичны. Скорее уж являлись прагматиками, умеющими разделять интересы христианства как такового и интересы Святого Престола в частности. Причём последние были для них приоритетными. Как-никак, ныне покойный Джованни ди Галлина Альба старался на ключевые точки Европы посадить именно таких 'князей церкви', что вызывало глухой ропот немалого числа духовенства из других стран. Впрочем, это были уже не наши проблемы.

Все нужные люди присутствуют? Похоже на то. Плюс пяток местных стражей, равно как и пятёрка хирдманов Одинца. Безмолвные статуи, закованные в броню, но в любой момент готовые сорваться с места, поразить любого врага. И, само собой разумеется, не приученные болтать. Вообще.

Стол. На столе изобилие вина, яств... Видимо, король Леона решил даже тут показать свою крайнюю приязнь к гостям в нашем лице. А может обычаи тут такие, я даже не знаю. Да и не интересовался особенно, не до того было, других забот в избытке. Оставалось лишь занять места за столом, прослушать не шибко долгую, но изобилующую лестными словами речь короля. Ответить на нёё, но уже совсем кратко, после чего напомнить о цели, ради которой собрались здесь и сейчас. И только после этого можно было озвучить первое из насущного.

— Какими силами располагает королевство? Ополченцы, кое-как вооруженные и толком не обученные, меня не интересуют. Они лишние, совсем. Нужны опытные воины, а также новые, но хорошо вооружённые, обученные, в доспехах. Пешие и конные, вместе. И сколько готов прислать на помощь король Наварры?

Сам Бермудо II был несколько ошарашен подобным напором с моей стороны, но тут же слегка шевельнул правой рукой. Оказалось, это был беззвучный приказ ответить на мой вопрос, адресованный даже не Гонсалесу, а Хуану Самарро. Что ж, лично меня это устраивало, да и король Леона признавал глубокие знания и опыт военачальника.

— Леон разорён и истощён войнами с халифатом, — вздохнул Самарро. — Сальдания и другие графства принесли клятвы аль-Мансуру и стали его данниками. Есть и те, которые могут изменить на поле боя, отведя свои войска.

— Их не считать, — отрезал я. — Такие отряды в войске — враги, способные ударить в спину.

Интересный промельк в глазах испанца. Да, сразу видно, что он с этими моими словами согласен. Более того, готов лично резать на мелкие куски подобных индивидом. И это вдвойне радует.

— Тогда меньше двадцати тысяч, коне... конугн...

— Понимаю, — улыбнулся я. — Непривычное для вашего языка слово. Обращайтесь, как привыкли, благо конунг и король — это одно и то же.

— Прошу прощения, Ваше Величество, — встав, Самарро склонился в глубоком поклоне. Лишь получив заверения, что я вовсе не чувствую себя оскорблённым, он продолжил, хотя сесть с трудом согласился. Этикет же! — Гарсия II Наваррский готов прислать тысяч семь, возможно восемь. Но это опытные воины. И он обещал, что сам поведёт их в бой.

Отдавая на словах должное храбрости короля Наварры, мысленно я заворачивал как минимум трёхэтажные конструкции. Много королей — много проблем. Все ведь будут желать командовать, играть главную роль в предстоящих битвах. А у семи нянек дитятко часто без глаза остаётся.

— Около сорока тысяч, — быстренько сложил в уме Магнус. — Это большая сила. У халифа Кордовы же...

— Мавританское войско менее сотни тысяч — это мечта, — опечалился Менендо Гонсалес.

— Кабальерос Леона, Кастилии и Наварры более умелые и отважные воины, чем какие-то... мавры, — взвился Хуан Самарро, словно его пчела в задницу ужалила. — При равном числе мы почти всегда побеждаем!

— При равном числе. Объединённое войско будет меньше и это следует учитывать. Да, конунг?

— Всё верно, Магнус. Будем надеяться на число врага меньшее, нежели сотня тысяч, но исходить из этого невесёлого числа. Но в любом случае войско аль-Мансура будет сражаться, оглядываясь на родные для себя земли. Особенно на прибрежные.

Тут пояснять не следовало. Пришедшие в Хихос драккары сейчас большей частью вновь вышли в море. Как раз для того, чтобы продолжить терроризировать побережье халифата. И пусть будет с ними Тор, да и Один с Локи своим вниманием не оставят.

— Меньше сотни тысяч халиф всё равно не поведёт, — скептически ухмыляясь, поделился своим не самым хорошим настроением Гуннар. — И учитывая наличие доброжелателей мавров на землях Леона, можно быть уверенным — аль-Мансур скоро узнает численность войска, которое мы привели. А силы Леона с Наваррой ему и так ведомы.

— Но наши договорённости в силе, — не спросил, а скорее уточнил Бермудо II, обращаясь непосредственно ко мне.

— Бесспорно. К тому же мы давно привыкли сражаться против превосходящего числом врага. Сражаться и побеждать. Мы свою часть уговора выполним. Но в связи с этим ответьте на один из интересующих меня вопросов, Бермудо. Мой посланник писал, что вы, последовав примеру ныне покойного правителя Кастилии, также издали указ, согласно которому любой, способный собрать достаточно средств на полное вооружение рыцаря для себя или близкого родича, после чего отправившись или отправив его в войско, становится одним из инфансонов. Это так?

— Да, так, — голос короля Леона не был радостным. — Это не кабальерос, но мы были вынуждены приблизить к себе, перевести в благородное сословие тех, кто готов сражаться и может себе позволить траты на оружие и доспехи.

— Я слышу в вашем голосе некоторую печаль. Поверьте, это лишнее, — утешил я Бермудо. — Готовый сражаться, да к тому же имеющий возможности для этого, заслуживает сделать шаг вверх. Особенно если проявит себя в битвах с врагами родной страны. У нас, на Руси, это естественно. К тому же этой возможностью наверняка воспользовались те, кто уже воевал с маврами. Я прав?

Бермудо Леонский лишь кивнул, а вот Хуан Самарро торжествующе улыбался. Неудивительно, ведь многие из новоиспечённых инфансонов предпочитали оказаться в числе собираемых им отрядов. Там практически не было пренебрежительного отношения к вчерашним простым воинам, лишь по необходимости введённым в сословие аристократии, пусть и в 'низшую' её часть.

— Хорошо. Следующее. Удалось ли узнать, куда именно аль-Мансур направит свой удар? Направится ли на Леон через Саламанку и Самору? Двинется в сторону Браги? А может его цель Сантьяго-де Компостела? И это я упомянул лишь наиболее напрашивающиеся пути.

— Нам удалось кое-что узнать. Немного, но этого должно хватить. Об этом расскажет епископ Леона. Говорите.

— Да, Ваше Величество, — склонился перед королем Диего Баррос. — В халифате много верующих в Господа нашего Иисуса Христа. Есть и монахи, которые то там, то здесь, принося вести своим братьям в Леон и унося слова утешения находящимся в рабстве у мусульман.

— Нам известно, как всё это происходит, — вздохнул Гуннар, привыкший держать себя в руках и не раздражаться. Его бешеный нрав уже давно был под жестким контролем, прорываясь лишь изредка и по очень весомым поводам. — Что удалось узнать вашим бродячим монахам, епископ?

Церковник яростно зыркнул в сторону Гуннара, явно собираясь ответить, но... сдержался. Осознал, что моему побратиму на все слова жреца 'распятого бога' плевать. А портить отношения со столь необходимыми Леону союзниками по мелочам будет совсем уж неразумно. Вот оно, повышение адекватности церковников в действии, последствия реформ Иоанна XV во всей красе. Кто знает, может в этом мире и не будет инквизиции и прочих сомнительных прелестей, как было в моей родной истории. Ну да это так, общие мысли на отвлечённую тему, не более того.

По конкретному же делу выяснилось, что эти самые монахи, то подслушивая, то прямо спрашивая у находящихся в рабстве единоверцев, смогли таки выяснить предварительные планы халифа аль-Мансура. На сей раз халиф желал нагрянуть в северо-западные области Леона, которые были и не столь сильно разорены войной, как другие, и еще по той причине, что там поддержка Бермудо II была наиболее сильна.

— Значит через Брагу и к Сантьяго-де-Компостеле, — задумчиво протянул я, услышав предварительные сведения о планах аль-Мансура. — Разумно. Рядом с Леоном Сальдания и прочие мятежники, Кастилия тоже покорилась халифу, а Наварра... Оттуда он недавно ушёл, не добившись решительной победы. Да, это разумно. Когда?

— Неизвестно, — пригорюнился епископ. — Может быть они уже отправились, может сделают это через месяц или полтора.

— Но не позже?

— Не позже, — эхом отозвался Баррос. — Воины аль-Мансура требуют от своего повелителя новых побед, добычи, рабов и рабынь. В Наварре они этого не получили.

— И точно наши степняки.

— Скорее уж хазары, а не печенеги, Магнус, — усмехнулась Софья.

— Только вера другая, — а это уже Елена, никогда не отстающая от сестры. — Но суть их...

— Одинакова.

— Да!

Что ж, всё услышано, ситуация прояснилась. Ну и сестрички плюнули ядом, как они это делать любят и умеют. Пришла пора принимать решения. Нам принимать, ставя короля Леона перед фактом, пусть и со всей возможной в этой ситуации вежливостью. Варианты наших действий были разработаны заранее, в том числе и при таком вот раскладе, при котором аль-Мансур рванёт в сторону Сантьяго-де-Компостелы.

— Собирайте войска, Бермудо. Быстро. Срочно. Из мест, которые ближе к Леону — пусть движутся сюда. Те, которые рядом с Брагой и Сантьяго-де-Компостела — пусть идут туда, усиливая оборону этих крепостей. Их задача — держаться, пока наши войска не придут на помощь. Осада — дело долгое. И посылайте людей к Гарсии Наваррскому, пусть со своим войском движется на соединение с нами. Мы же, пока есть время до подхода наваррцев и сбора воинов из отдалённых земель Леона, должны будем обезопасить столицу от того врага, что совсем рядом.

— Наш враг — мавры...

— Да, мавры, — согласился я с Бермудо, но тут же уточнил. — А ещё те, кто встал перед ними на колени и доволен своим коленопреклонённым перед этим народцем положением. Я про графа Сальдании Гарсию Гомеса, графа Кастилии Санчо Гарсию с его мамашей и прочих, которые не столь значимы, но столь же отвратительны. Но сейчас опаснее всего Сальдания, слишком уж близка к столице вашего королевства.

— Но они...

— Предатели, — припечатал одним веским словом всю эту братию Бешеный. — Предали свой народ, перейдя на сторону тех, кто резал единых с ними по крови, духу, вере. Гарсия Гомес уже предавал Ваше Величество, а если вы попытаетесь договориться, предаст снова. Таких исправит только смерть.

— Не просто смерть и передача земель одному из детей, — улыбнулась Елена. Да так, что от этой улыбки многим становилось очень неуютно.

— Вы это уже пытались сделать...

— С его отцом.

— И это было....

— Бесполезно.

— Сын...

— Оказался...

— Таким же.

— Или даже хуже!

Первый вынос мозга от жриц Лады Бермудо II с советниками получили, да по полной. Сложно людям привыкнуть к забавной привычке одной из сестёр подхватывать слова другой на лету, чередуя их между собой. Поэтому пришлось малость пояснить.

— Это жрицы Лады, одной из богинь. Их разум отличается некоторыми особенностями. Не у всех, а именно у этих. Отсюда и необычность разговора. Вместе с тем они одни из лучших, умеют видеть то, что остаётся скрытым от других. И сейчас сказанное ими абсолютно правдиво. Вы должны раздавить предателей, начав с Сальдании, как наиболее близкой и опасной для Леона цели.

— Опасность Сальдании преувеличена, — вкрадчиво начал епископ. — Гарсию Гомеса можно убедить, он верный сын матери-церкви...

— Нас не интересует его вера, — сразу отмахнулся я. — Для нас — он помеха. Для Леона и его короля — предатель, которого надо уничтожить, а его род лишить власти, то есть земель и городов. Пусть Сальдания станет первым значимым городом, который из рук предателя перейдёт лично к вам, Бермудо. Королевский домен, как по мне, сильно нуждается в расширении. Посадите там не графа, но наместника. А потом и в Кастилии, которая от достойного правителя перешла в руки пресмыкающегося перед аль-Мансуром ничтожества.

Нравится! Не сами идеи возмездия предателям, ибо и сам Бермудо в плане договоров с маврами того, не без греха, а именно что возможность получить в собственные руки новые земли. Не покорных вассалов, а усиление себя родимого, что особенно важно. А меж тем Магнус подхватил эстафету, высказывая новые мысли в развитие уже изложенного.

— Сальдания не ожидает удара с нашей стороны. Они привыкли, что при угрозе мавров все силы бросают именно на войну с ними. Даже если не удастся сразу взять столицу графства, то мы умеем не затягивать с осадой. У нас есть оружие, способное оставить от самых крепких ворот лишь обломки дерева и куски железа. Взятие Сальдании и падение её графа будет знаком.

— Знаком того, что отныне ни один из тех, кто склонился перед халифом, не сможет чувствовать себя в безопасности, — подхватил Бешеный. — Ваше Величество даже сможет издать указ, что те, кто в, допустим, месячный срок не изгонят мавров со своих земель и не изъявят покорность Леону, будут сурово наказаны. Лишатся земель, замков, иного ценного для них. И всё это перейдёт не к их родным, а к тем, кого сочтёт достойным Ваше Величество.

— Возможны мятежи, — покривился Бермудо II, в правление которого оных было более чем достаточно. — Мавры вот-вот нападут, а это... опасно.

Боится. И что-то нашёптывающий ему на ухо Менендо Гонсалес явно не в восторге от высказанных нами мыслей. О епископе Леонском и вовсе говорить нечего. Для него главное, чтобы в тех же Сальдании с Кастилией продолжали действовать христианские храмы, дающие доход и влияние. Остальное же... вторично. Типичная тактика христианских духовных персон, независимо от конфессии. И вот это не поддаётся никакой корректировке. Так уж у них мозги заточены, такова суть этой веры.

А вот Самарро, тот аж землю готов подкованными сапогами рыть, кусая губы от нетерпения, но сдерживаясь. Понимает, что среди советников короля он наименее знатен, потому и не может лезть вперёд двух других.

Меж тем Бермудо II, внимательно выслушав Гонсалеса, кивнул и сделал рукой отстраняющее движение. Дескать всё нужное уже услышано. Затем ещё один жест, на сей раз приказывающий Хуану Самарро приблизиться и что-то тихо сказать. Что забавно, епископа король Леона сейчас ни о чём спрашивать не собирался. Ни до слов, сказанных ему Хуаном, ни после. Наконец, король замер, словно каменная статуя, и оставался в таком положении минут этак несколько. Часов ведь в этом месте нет, так что точно сказать я не мог.

Та-ак, кажется, он к нам вернулся. В том смысле, что готов озвучить свое королевское решение. И я искренне надеюсь, что оно будет устраивающим меня. Хотя бы частично. Иначе...

— Гарсия Гомес, граф Сальдании, должен перестать им быть. Я так решил, — и голос вполне себе уверенный. Радует. — О его судьбе я приму решение потом, после взятия графства под власть короны.

— Сбор ваших воинов близ Леона, а также в Браге и Сантьяго-де-Компостеле? Призыв короля Наварры с войском?

— Послания верным мне графам и наместникам будут оправлены завтра утром. То же с письмом Гарсии Наваррскому.

— Хорошо, — кивнул я, принимая такой ответ. — Моему войску нужно два дня для подготовки. Затем Сальдания будет ждать нас.

— Четыре дня, — решительно возразил Хуан Самарро. — Мы не будем готовы так быстро.

— Четыре... Хорошо, но не позже. Мавры ждать не станут. А сейчас хотелось бы уточнить о тех отрядах, которые уже в Леоне или близ него. И начнём с тех, которые под вашим командованием, Самарро.

И пошло поехало. Рутинная работа, но от которой никуда не денешься. Требовалось узнать всё не через письменные доклады посла, а непосредственно от командующих, то есть от Хуана Самарро, Менендо Гонсалеса и самого короля Леона. Наводить тень на плетень они вряд ли будут, понимают, что сейчас это не в их интересах. Что ни говори, а в союзе с Русью заинтересованы первым делом они. Мы же так, используем подходящую возможность, особенно с их точки зрения. Вот потому мы сейчас внимательно слушаем, а сестрички даже записывают, стремясь не упустить ни единой мелочи. И это правильно.

Глава 2

Июнь (кресень), 997 год. Королевство Леон, графство Сальдания.

Как Бермудо II Перес и обещал, спустя четыре дня после нашего с ним разговора войска леонцев из числа находящихся близ столицы были готовы выступить на Сальданию. Боевой дух не то чтобы сильно радовал, но и до уровня плинтуса не снижался. Так, серединка на половинку. Не привыкли испанские кабальерос к таким целям похода, которые были объявлены во всеуслышанье, ой не привыкли. Плевать! Или сами втиснут это в свои головы, или мы в них это вобьём, словно гвоздь в дубовое бревно — медленно, со скрипом и руганью, но результативно.

Две тысячи наших и тысяча пруссов оставались в Леоне под предводительством Оттара. Зачем? Чтобы местные кабальерос были под надёжным присмотром и за ради отражения любого возможного бунта со стороны готовых целовать мавританские сапоги и задницы. Оставшиеся же двенадцать плюс шесть с небольшим тысяч леонцев под предводительством самого Бермудо начали марш на Сальданию. Почему всего шесть с небольшим, учитывая сказанные королём же слова о возможности выставить лишь немногим менее двадцати? Кое-кто оставался в Леоне. Другие должны были составить действительно крепкие гарнизоны в Браге и Сантьяго-де-Компостеле. Остальные же просто не успевали подойти в назначенные сроки, по действительно веским либо надуманным причинам. Политика, млин, она штука замысловатая.

От Леона до Сальдании вроде и недалеко, немногим более ста километров, а быстро всё равно не преодолеть. Всему войску не преодолеть, в отличие от леонской лёгкой кавалерии и наших хирдов, обученных передвигаться действительно на большие расстояния. Вот и разделилось войско на две части, одна из которых поспешала вперёд, стремясь обложить собственно главную твердыню графства, чтоб главная цель, шавка аль-Мансура и пока ещё граф Сальдании Гарсия Гомес никуда не улизнул. Дело на самом то деле не шибко сложное — очень сильно сомневаюсь, что Гомес вообще был в состоянии предположить такой ход с нашей стороны. Тут, в этих землях и этом времени, было принято воевать несколько по-другому. А вот когда под стенами Сальдании появятся варяжские хирды, вооружённые до зубов, перекрывающие выходы из крепости, да к тому же при поддержке некоторого числа кавалерии... вот тогда Гарсия Гомес, если обладает высоким уровнем интуиции, начнёт чувствовать себя весьма печально. Если же нет... нам оно и лучше. Пускай думает, что это всего лишь очередные вялые попытки короля Леона 'вразумить непокорного вассала' недопустимо мягкими методами.

Зато вторая часть особо спешить просто не могла. Обременённая орудиями, метателями 'греческого огня', боеприпасами и просто повозками, из которых при необходимости быстро собирались мобильные крепости, они же 'гуляй-города'. Та самая тактика, не раз показавшая себя с лучшей стороны во время боёв с печенегами, она вряд ли окажется менее пригодной в случае мавров. Что те, что другие основной упор делают на конницу, а варяги и так то хорошо умели с ней бороться, сейчас же и вовсе вывели это умение на новый, куда более высокий уровень.

И при этой самой второй, более медленной части находились и мы — практически всё командование сборной солянки в лице моем, Бермудо II Леонского, Магнуса, Самарро и прочих. Полезный нюанс, поскольку представлялась возможность изучить союзника в походно-боевых условиях, а через пару деньков придёт время и просто боевых, стоит лишь нам добраться до стен Сальданьи. И вот тогда сперва заговорят орудия, предназначенные для выноса ворот, а может и обрушения части крепостной стены, потом же настанет время штурма. В то, что Гарсия Гомес и вся его шайка-лейка поднимут лапки вверх и сдадутся на нашу милость, я как-то не рассчитывал. Особенно учитывая факт, что никого из видных мавританских пособников оставлять в живых в принципе было нельзя. Требовался урок — жестокий, кровавый, показательный, дабы пример Гарсии Гомеса вызывал ощущение животного страха у прочих испанских графов, едва подумавших о возможности каких-либо переговоров с маврами и тем паче возможности признать себя их данниками.

Мне необходимость подобных действий была очевидна, Магнусу и сестричкам тоже.... зато с нашими леонскими союзниками дело обстояло куда как сложнее. Имелась лишь одна весомая персона, которую следовало окучивать по полной программе, чтобы его и так довольно жёсткие взгляды на ведущуюся войну зашли ещё дальше, аккурат за незримую, но очень важную черту.

— Видите ли, сеньор Хуан, сейчас в Леоне, да и в Наварре с Кастилией, откровенно то говоря, сложилась очень печальная ситуация, — говорил я, едучи рядом с Самарро, сопровождаемый неслабым числом охраны. — Мне сложно понять причины, из-за которых графы и даже короли ради победы в междоусобных распрях готовы были — да и сейчас многие готовы — пользоваться сперва услугами абсолютно чуждых всем нормальным людям мавров, а потом и ползать перед ними на коленях за ради получения помощи. Может поясните?

— Святые отцы сказали бы про гордыню, Ваше Величество.

— Уж простите за сказанные слова, Хуан, но мнение жрецов Христа что у меня, что у моих приближённых не пользуется сколько-нибудь значимым уважением и тем более доверием. Зато слова опытного воина, вот уже не первый год не просто сражающегося, но и научившегося побеждать в не самых выгодных условиях — совсем иное дело.

Улыбается Самарро, пусть и с осторожностью. Тем самым подтверждает сделанные людьми Олафа Рыжего и самим нашим послом в Леоне наблюдения о не шибко великой религиозности самого, пожалуй, перспективного леонского полководца.

— Многие слишком долго жили под властью мавров. И переняли от них разную грязь, — скривился Самарро, пусть с неохотой, но искренне отвечая на заданный вопрос. — Готовность ударить в спину соседа родной крови и веры, готовность преклонить колено или колени перед одним врагом, чтобы сокрушить другого, который не далеко, а рядом. Мне стыдно признавать такое, но приходится. Многие закрывают глаза, стараются оправдать... особенно собственные поступки, но тем самым вынуждены оправдывать и чужие.

— Я понял, что вы хотите сказать, Хуан, договаривать не обязательно.

— Благодарю, Ваше Величество, мне действительно не хотелось бы договаривать всё.

Это леонец сейчас про собственного короля, Бермудо II. Ага, сия коронованная особа тоже изволила замараться во временном союзе с маврами, потому в его голове необходимость не просто наказания, а тотальной зачистки предателей крови если и будет укладываться, то с огромным трудом. В отличие от обрабатываемого сейчас Самарро. Хорошо так обрабатываемого, ведь начал ещё Олаф Рыжий, я же продолжил, используя уже заложенную нашим посланником основу.

— Договаривать действительно не обязательно, а вот вырывать с корнем дурную траву придётся. Вы ведь это понимаете, Хуан, потому воюющие под вашим началом не щадят ни мавров, ни тех, кто им служит.

— Не всех...

— Верно, поскольку за некоторых дают хороший выкуп, других же можно обменять на попавших в плен своих, — согласился я, понимая, что имеет в виду Самарро. — Но вот стали бы вы, к примеру, обменивать или возвращать за выкуп аль-Мансура, понимая, какую угрозу он представляет для Леона, Наварры и иных земель сам по себе? Не торопитесь отвечать, призадумайтесь. И поверьте, что слово 'честь' тут не слишком уместно. Совсем неуместно, если быть откровенным. Мавры не связаны никакими законами чести по отношению к иноверцам, они и меж собой их почти никогда не применяют. Таков уж народец — подлый, гадкий, бессмысленно жестокий, но способный доставить огромные неприятности. Численность уж больно велика! И слишком сильны распри между вами, то бишь леонской, кастильской и иной знатью. А теперь снова к аль-Мансуру и его предполагаемому пленению. Так что вы предприняли бы, сеньор?

Немного помолчав, посмотрев сперва на затянутое тучами небо, затем на мерно шагающих воинов, Хуан наконец ответил:

— Иногда мертвецы полезнее живых. Особенно такие опасные как халиф.

— Только до халифа нам пока не дотянуться. Он далеко, окружён огромной армией... в отличие от того, кто даже не враг, а помесь врага с предателем. И бед доставил Леону немногим меньше как раз своим предательством и готовностью предать столько раз, сколько сочтёт нужным. Обычные 'наказания' не помогут, ваш король уже пробовал. Впустую, эта порода не понимает увещеваний. А если вдруг один становится мёртвым, то знамя предательства подхватывают жена, дети, другие родственники. Или я ошибаюсь, сеньор Хуан?

— Печально, но Ваше Величество правы. Граф Сальдании предаст снова, если останется в живых.

— Вот вы и произнесли вслух то, что и без того знали. Поздравляю. Теперь остаётся лишь воплотить в жизнь произнесённое. Не только срубить ствол, но и пень выкорчевать, чтобы не показались новые побеги из тех же корней, которые вот уже не одно поколение порождают изменников Леона, мавританских приспешников.

— Мой король будет недоволен.

— Недоволен тем, что делается во благо его и всего королевства. Это... забавно, не находите ли?

— У вас необычное чувство забавного...

— Какое есть. Зато жить помогает, равно как и принимать определённые решения. А для наглядности приведу я вам несколько примеров из далёкого и не очень прошлого, связанных с предательством — наследием, передаваемым от отцов к детям и прочими интересными чертами сути человеческой.

Примеров действительно хватало. Греция, Рим, Византия — все эти государственные образования предоставляли к услугам умеющих читать и интересующихся веками минувшими множество прелюбопытнейших историй. Только руку протяни к нужной книге. Внимательно вчитайтесь и вуаля, извольте применять мудрость веков к нынешним ситуациям. Мир, он ведь того, по принципу спирали построен, где каждый следующий виток всего лишь деталями отличается от одного из предыдущих, сохраняя главное.

Поплыл сеньор Самарро, особенно учитывая предыдущую психологическую обработку и подходящий для именно этого внушения тип характера. Ненависть к маврам, глубокое неприятие предательства, не особо сильная религиозность плюс таящееся внутри желание стать более значимой фигурой, нежели он является сейчас. Хар-роший такой коктейль, который оставалось лишь взболтать как следует, подогреть до температуры, близкой к кипению, после чего он сам выплеснется с должной силой и в подобающем направлении.

К моему большому сожалению, с королём Бермудо II Леонским говорить было хоть и можно, но особого проку с этих самых разговоров не наблюдалось. Да, тот был вполне себе податлив относительно того, чтобы прислушиваться к даваемым советам, не лезть со своими 'гениальными полководческими идеями' и вообще не выходить за рамки младшего партнёра, но... Бермудо, увы и ах, оставался порождением этого времени и места, то есть не был в состоянии выйти за установленные воспитанием и традициями рамки. Это ни разу не мешало, просто... хотелось большего. Именно это на первой ночёвке и высказали сестрички в своей привычной манере.

— Если у короля Бермудо...

— Будет лежать золото прямо под ногами...

— Он все равно не подберёт его...

— Если традиции запрещают, — закончила мысль Елена, глядя на пламя костра, вокруг которого сидела наша небольшая компания.

— Хуан Самарро должен стать более заметным, чем его король, — перебирая руны бесстрастно вымолвил Магнус. — Видит Локи, это будет несложно!

Киваю, соглашаясь с побратимом. Сложно затмить реально яркую личность, к тому же озарённую светом множества громких побед, военных либо политических. А вот полупрофессиональные неудачники, каковым, на мой взгляд, и являлся Бормудо Леонский, находясь у власти, балансируют на крайне шатком фундаменте. Одно неосторожное движение, любой направленный толчок и... конструкция под названием власть с треском обрушивается в тартарары. Только такого расклада нам точно не требуется — Бермудо хорош прежде всего тем, что управляем и не должен пытаться взбрыкнуть... пока не почувствует за своей спиной реальную силу. Таковой же покамест даже в проекте не наблюдается. Вроде как.

— Сальдания.

— Да, Мрачный, — едва заметно улыбается Магнус. — То, что ты там сотворишь и от чего король Леона будет держаться в стороне. А Хуан Самарро должен оказаться близко-близко, чтобы это заметили простые воины и те, кто стал этими... инфансонами. Они и без того считают Самарро своим предводителем. Знают, что тот ненавидит мавров. Раздуем уже горящее пламя так, чтобы оно поднялось до небес.

Вот что тут сказать можно? Исключительно соглашаться. Да и не впервой нам раздувать то самое пламя, которое радостно и с аппетитом пожирает не устраивающую детей Асгарда картину реальности. Сперва творящееся на землях Руси, затем степи, земли венедов, датские, иные... Сейчас добрались и до испанских. Кстати, под испанскими лично я имею в виду территорию современной мне Испании. Мавры тут абсолютно лишние и очень даже вредные. Как тараканы, которых надобно либо тапком, либо дихлофосом. А можно использовать оба варианта, чтоб уж наверняка! Но сначала Сальдания — первый по настоящему знаковый момент в обновлённой Реконкисте. Пусть произошедшее там покажет, что именно изменилось в борьбе с маврами, на какой принципиально новый уровень она вышла, как только к ней присоединились мы, варяги.

* * *

Графство Сальдания. Богатые земли, слабо затронутые войной, хорошо укреплённые замки... Да-а, тут мавры хоть и отметились, но несильно, словно на контрасте с теми землями Леона, на которых мы уже побывали. Один из островков благополучия в разорённом войнами королевстве и в то же самое время гнездовье одного из знаковых предателей, Гарсии Гомеса, пока ещё графа Сальданского.

Всеволод, командующий ушедшей вперёд частью войска, сделал всё ровно так, как и следовало. Не отвлекаясь на штурм второстепенных замков графства, блокируя их небольшими отрядами, он двигался к главной крепости, где и должен был находиться Гарсия Гомес. Понимая, что кавалерия по любому быстрее пехоты, её Всеволод и послал на первичную блокаду собственно Сальдании, чтобы не дать графу выскользнуть из западни. И Гомес то ли решил, что угроза невелика, то ли подумал, что лучше будет прорываться позже, то ли вообще рассчитывал сесть в осаду и ждать не то своих мавританских господ, не то вступать в уже привычные переговоры с королём Леона... Это уже не имело значения, потому как через некоторое время к кавалерии присоединилась пехота. Не испанская, а самая что ни на есть варяжская, годная против всех видов вражеского войска.

Полная блокада обоих ворот, причём для конницы теперь выбраться было практически нереально. 'Чеснок' — это примитивнейшее, но не раз прекрасно зарекомендовавшее себя средство против кавалерии — был обильно высеян на нужных местах. Ночью, само собой разумеется, дабы не раскрывать козырную карту совсем уж явно. Может у графа Сальданского и его военачальников и шевельнулись внутри черепов какие-то подозрения по поводу непонятных действий противника ночью — если они вообще обратили внимание на оные — только подозрения и уверенность... несколько разные понятия.

Завершив блокаду крепости, Всеволод сел на попу ровно, то есть не стал проявлять излишнюю и не слишком уместную сейчас инициативу. Он выполнил всё порученное, а разума в избытке хватало, дабы понять — дальнейшие действия возможны лишь при наличии пушек, а также присутствия под стенами Сальдании таких персон как конунг Руси и король Леона.

Пытался ли сделать что-либо граф Гарсия Гомес? Естественно. Для начала проверил на прочность осаждающих, попробовав очень ранним утром сделать вылазку, рассчитывая на сон и некоторую рассеянность людей в это время суток. Попробовал и... нарвался на обстрел из арбалетов, а также на тот самый 'чеснок', который о-очень сильно не понравился всадникам и тем паче лошадям. В общем, возвратились его воины в крепость числом куда меньшим, чем вышли из ворот. А следующим днём подошли уже и мы...

— Неплохо, Всеволод. Очень даже неплохо, — оценил я проделанную полутемником (Тьма — десять тысяч. Полутемник, соответственно, командует пятью тысячами воинов) работу, как только выслушал краткий, но чёткий доклад о произошедшем под стенами Сальдании и не только там. — Как командир леонской конницы, хлопот не доставил?

. — Бывали союзники и хуже, — отскочил от прямого ответа Всеволод, но тут же, видя, что я хочу знать мнение о Фернандо Лоркаде именно сейчас, пояснил. — Он очень прыток и хочет ввязаться в бой, даже когда он невыгоден. Но храбр, неглуп и поддаётся убеждению.

— Последнее ты правильно упомянул. А сейчас...пора послать людей, пусть предложат графу выйти и поговорить с нами. И не только с нами, но и с его собственным королём, которому он как бы обязан подчиняться.

— Не выйдет, — усмехнулась Елена, а Софья радостно так закивала, поддерживая сестру.

— А нам особой разницы нет, — отмахнулся я. — Выйдет, так мы позабавимся, подрывая боевой дух самого Гарсии Гомеса и его ближников. Не выйдет... найдём среди воинов наших союзников народец погорластее и пускай они орут, что случится с Сальданией по вине её графа, который полюбил пресмыкаться перед маврами и особенно халифом аль-Мансуром. И ещё добавят, что отступившие от предателя королевства и собственного народа будут полностью прощены, не понесут никакого наказания за уже совершённые злодеяния. Помимо нескольких особо замаравшихся в служении маврам. Кстати, а мавры в крепости есть?

Неожиданная такая смена темы, но за прошедшие годы ближники не только привыкли к подобному, но и сами научились, переняли, так сказать, некоторые привычки родом из начала третьего тысячелетия.

— Есть и немало, — подтвердил предположение Всеволод, как более других осведомлённый в сем вопросе. — Халиф аль-Мансур пристально наблюдает на своим данником. Мы разговорили одного из раненых во время вылазки защитников крепости, вот он нам и рассказал всё обо всех. Жаль, знал не очень много.

— Что-нибудь действительно важное?

— Ничего особенного, конунг. Про желание халифа посадить на трон Леона теперешнего графа Сальдании нам и так ведомо. И про то, что аль-Мансур собирает побольше войск, чтобы наверняка и без промедлений рассеять войска Леона с Наваррой. Боится же он... нас.

— Правильно делает. Ладно, всё это хорошо, но пора, а то союзники вот-вот беспокоиться начнут. Негоже до такого доводить, право слово!

Особенно короля Бермудо, который, оказавшись под стенами Сальдании, как-то неожиданно приуныл. Похоже, лицезреть главное логово человека, который всерьёз нацелился занять его место на троне, причём уже заручившегося поддержкой мавров — совсем не то же самое, что рассуждать о высоких материях войны издалека. Правильно, пусть прочувствует!

Вот чего не отнять у нынешних испанцев, так это умения в короткие сроки устроиться даже в чистом поле с повышенным комфортом. Не для всех такое, понятное дело, лишь для избранных. Но королевская особа — это вообще отдельный разговор. Роскошный шатёр с богатым убранством внутри, немалое количество слуг, прочие прелести бытия. Да-а уж, переняли испанцы у мавров часть избыточной восточной пышности! А всё хорошо в меру — особенно во время походов, тем паче во время войны. Хотя если вспомнить, что творилось в знакомой мне истории во множестве армий... Мда и ещё раз оно же. Огромные обозы, порой по численному составу обслуги лишь самую малость уступающие числом собственно солдатам. Кухарки, прачки, маркитантки, шлюхи.... Особенно шлюхи, число которых просто зашкаливало за все не то что разумные, но и НЕразумные пределы. Вроде бы сильнее прочих отличались особо любвеобильные французы, но и иные не шибко отставали.

Бр-р, жуть и мрак! Искренне надеюсь, что на Руси до такого маразма дело не дойдет. Обслуга и особенно девочки — дело важное и нужное, но только не в ущерб боеспособности. Так что место им исключительно в городах и крепостях, но никак не в 'поле'. И горе тем придуркам, которые позабудут про сию простую, но чрезвычайно важную истину.

— Не нравится, да, брат? — улавливающий даже не слова, но эмоции и до конца не оформившиеся мысли жрец Локи опять был совсем рядом. И не просто так, а со своими комментариями, порой весьма ядовитыми. — Мне тоже. Роскошь должна быть дома, а не в походе. Не понимающие это делают себя слабыми, уязвимыми.

— И подают пример другим, словно подстрекая подражать себе. Стремление равняться на правителей естественно, — поморщился я, вспомнив прошлое своего мира. — Нам надо хорошенько вложить его в разум собственных детей.

— Ты справишься, я справляюсь... Другим придётся помогать. Но кто поможет им? И надо ли им помогать?

— Поживём — посмотрим.

Понимающая улыбка Магнуса. Только вот рука побратима сжала боевой посох чуть сильнее обычного, показывая, что он серьёзно задумался над всплывшей темой, весьма важной, несмотря на свою внешнюю несерьёзность. Жрецы, они такие, умеют зреть в корень.

Сложно всё, реально сложно. Вроде и стоит налаживать отношения с потенциальным союзником, но и риск весьма велик. А ну как, поднакопив сил, тот же Бермудо возьмёт, да и повернётся к нам задом, а к тому же Риму фасадом. Или не к Риму, а к Германской империи, для нас невелика разница. Тогда получится, что мы зря старались. Остаётся лишь ждать, отслеживать малейшие изменения ситуации. а уж исходя из всего этого принимать решения. К слову сказать, со времени прибытия в Леон первых посланников Руси, Тайная Стража и жрицы Лады уже запустили свои лапы загребущие в политическую кухню королевства. Осторожно, шаг за шагом, не форсируя события, но прознатчики Гуннара делали своё дело, невзирая на возникающие в их работе сложности. Мда, сложности, куда ж без них! Требовалось врастать в местную культуру, изучать обычаи, традиции, множество иных нюансов. Но потихоньку-полегоньку процесс пошёл. И к моменту, когда мы высадились тут с полноценным войском, парни Гуннара и обворожительные храмовые жрицы уже начали выдавать полноценную информацию о происходящем. Жаль, что пока лишь относящуюся к королевству Леон, да и то не ко всему. К примеру, та же Сальдания так и оставалась по большей части вещью в себе. Слишком велико там было мавританское влияние, а влезать туда... Для жриц Лады без долгой и тщательной подготовки подобное было откровенным перебором.

Не в последнюю очередь из-за сложностей Гуннар остался в Леоне, где он был куда нужнее, нежели тут. Паук должен находиться в центре выплетаемой паутины, а не на периферии. Центр же сейчас именно в столице королевства, именно из этого города лучше всего контролировать десятки нитей, ведущие в разные концы королевства. а то и за его пределы. Золото, документы... работа с добровольными, купленными и вынужденными работать на нас людьми. Тут же достаточно было и сестричек. Более чем достаточно!

Интересно, решится ли граф Гарсия Гомес на переговоры или затворится, аки устрица в своей раковине, спрячется за крепостными стенами в надежде на... что-то? А вот сейчас и узнаем, благо несколько наших открыто двинулись к стене, показывая свои мирные намерения. Пытаться же нашпиговать парламентёров стрелами... нет, это вряд ли.

Действительно, парламентёры вернулись в целости и сохранности, принеся с собой кое-какие сведения. Граф Сальдании не собирался покидать крепость, опасаясь за свою шкуру. Кого больше опасался? Явно не Бермудо, а нас, пришельцев с далёкого севера, о которых ходило множество слухов. Вбить же ему в голову тот факт, что дети асов держат данные их именами клятвы — не тот случай, право слово. Ладно, хорошо хоть со стены поговорить соизволит... может быть. Я уже начал серьёзно раздумывать на тему того, послать одного из ближников, чтобы не особенно баловать того, кто обречён стать трупом, или и вовсе ограничиться чисто формальными переговорами, как напомнил о себе Бермудо II Перес, король Леона. Громко так напомнил, настойчиво

— Ни вам. ни мне, никому из наших приближённых не следует показываться по стенами крепости. Граф Гомес способен на любое коварство!

— Может быть и так, — не стал я спорить с королём. — Тогда остаётся лишь отправить ему список наших требований, заверенный рукой и печатью каждого из нас. Не столько для самого Гарсии Гомеса, сколько для тех, кто увидит сию бумагу помимо графа.

— Зная нашего конунга, — замурлыкала Софья, — можно ожидать...

— Многого и красноречивого, — вторила ей вторая сестричка. — И неизменно выводящего из себя того...

— Кто будет это читать.

— Мы тоже хотим!

— Поучаствовать!

— Можно даже...

— Без печатей.

— Нам они не нужны!

— Совсем!

Вот что обе сестрички любят и умеют, так это сношать мозг тех, кто является их противниками. С чувством, с толком, с расстановкой... и получая огромное удовольствие. Кажется, они от постельных забав столько кайфа не получают, сколько от таких вот ситуаций, когда удаётся в избытке поделиться своим ядом не абы с кем, а с сильными мира сего. Особенно с теми, кто вскоре должен перестать быть таковыми или вообще перестать быть. Жрицы Лады, да, вдобавок одни из наиболее эффективных и талантливых, больше тут и сказать нечего. За то и любим. За то и ценим!

Интерлюдия

Июнь (кресень), 997 год, крепостная стена Сальдании

Граф Сальдании Гарсия Гомес думал, что многое успел повидать в своей жизни, пусть и не будучи убелённым сединами старцем. Однако содержание того листа бумаги, который сейчас находился у него в руках... Это было нечто неописуемо мерзкое, но в то же время пугающее. Смертный приговор, который отличался лишь в мере распространённости и видах исполнения, но никак не по существу. И он, Гарсия, должен был стать центральной в нём фигурой. Его пришли не вразумлять, не лишать графства, а убивать, о чём и сообщали в довольно изящных словесных кружевах.

Бежать хотя бы с частью войска? Он уже попробовал на прочность осаждающие крепость войска и, к огромному своему разочарованию, убедился, что конница не сумеет прорваться. Богом проклятые хитрости северных варваров-идолопоклонников накрепко перекрыли пути для лошадей, да к тому же сделали саму попытку прорыва смертельно опасной.

Тянуть время, надеясь сначала запутать врагов обещаниями и клятвами — любыми, лишь бы поверили хоть на время — а затем дождаться, когда у Бермудо Леонского и его союзников начнутся проблемы? На словах звучало хорошо, а вот на деле не слишком. И дело не в Бермудо или там короле Наварры, совсем нет. Другие... приплывшие на своих больших, изрыгающих пламя кораблях, оставляющие лишь горящие обломки от тех судов аль-Мансура, которые пытались их остановить. Нападающие на прибрежные поселения халифата, а порой и на города, если только чувствовали, что могут это сделать без лишней опасности. Опасности больших потерь, поскольку, такое впечатление, эти идолопоклонники вообще не боялись потерпеть поражение. Или просто давным-давно забыли о самой такой возможности после того, как заставили признать поражение сначала Византию, а затем и Священную Римскую империи, не говоря об иных, менее опасных своих врагах.

И вот теперь они, эти руссы или россы, пришли сюда, под стены Сальдании. Пришли не разговаривать, не договариваться... а убивать. Даже не пытаясь скрыть то, что считают его не врагом, а всего лишь предателем, связавшимся с халифатом. Мухаммад ибн Абдалла ибн Абу Амир аль-Мансур — вот кто был их главной целью, их основным врагом. У Гарсии Гомеса хватило разума, чтобы понять это, но оказалось недостаточно, чтобы осознать это вовремя, ещё до того, как пришельцы с далёкого севера оказались здесь.

Только вот сдаваться он не собирался... это означало бы добровольно подставить голову под удар меча или ощутить верёвку вокруг шеи или принять смерть иным, куда более замысловатым и болезненным образом. Нет, он продолжал надеяться если и не на чудо, то по крайней мере на предоставление пусть призрачной, но возможности скрыться, ускользнуть из сжимающейся ловушки.

— Ваши приказания выполнены, — раздался голос Диего Гартеза, командующего гарнизоном Сальдании и частенько замещающего самого графа во время вынужденных отлучек последнего. — Но люди боятся, Ваше Сиятельство. И этому способствуют слухи...

— Слухи? Какие именно, Диего?

— Нехорошие. Распространяемые среди простых воинов, — вздохнул Гартез, всем своим видом показывая графу, что всё действительно серьёзно, что и изнутри крепостных стен есть причины для беспокойства. — Говорят, что войско под нашими стенами лишь из-за того, что граф Сальдании, прошу прощения, стал слугой халифа аль-Мансура. Что ни сам Бермудо Леонский, ни король Руси, пришедший тому не помощь, не собираются карать простых людей. И готовы простить тех воинов, кто докажет свою готовность 'искупить грех'. Делами, а не словами, открыв путь осаждающим, убив кого-то из верных вам и особенно резнёй находящихся в городе мавров. Или захватом в плен тех из них, кто многое знает и готов рассказать.

Гомес поморщился от столь неприятных слов, но гневаться на верного человека и тем более прерывать его слова даже не пытался. Понимал, что уж сейчас преданные люди наперечёт, при стоящей то у стен смерти.

— И многие верят слухам?

— Многие! — одним словом Диего словно вбил очередной гвоздь в крышку гроба. — Россы успели показать себя. Пленники мавров, освобождённые ими... Среди них были и уроженцы графства.

— Заткнуть бы им глотки, раз и навсегда, — мечтательно прищурился граф. — Жаль, что это значило бы ещё сильнее настроить горожан и даже некоторых воинов против меня. Что будем делать, Диего, какие пути для спасения у нас ещё остались?

Гартез призадумался, прислонившись спиной к каменной стене, но вместе с тем избегая показываться на открытом пространстве. Арбалетчики, которых среди россов хватало, отличались умением в обращении с оружием и за короткий срок успели показать, что даже мимолётные цели поражать умеют. Раненые, убитые... их было чрезмерно много. Зато оставшиеся стали вести себя предельно осторожно.

— Гонцов послать мы успели, Ваше Сиятельство, — напомнил и так известное графу Диего. — Теперь всё зависит от того, что решил халиф. Станет ли сначала спасать нас или, как и задумывал раньше. двинется на Брагу и Сантъяго-де-Компостелу. Но даже если он направится сюда, к Сальдании, то может не успеть!

— Стены высоки и крепки, верных воинов должно хватить, а золото... я не поскуплюсь. Провиант... Можно выгнать за пределы стен тех, кто покажется склонным сдать крепость. Меньше кормить придётся.

— 'Греческий огонь', — от этих слов графа Сальдании аж перекосило, но он сдержался и сделал знак продолжать. — Северные варвары за несколько дней превратят всё, что внутри стен, в геенну огненную. Так, как они это уже делали в войне с Польшей. Да ещё новое их оружие, грохочущее и выбрасывающее каменные и железные шары. О нём уже наслышаны, хотя видеть мало кому доводилось.

— Твоя участь будет сходна с моей, Диего! Думай, как нам этого избежать, думай. Или ты хочешь стать мучеником?

— Мученический венец не про нас с вами, — невесело оскалился верный советник графа. — Скорее я поверю в то, что всех, склонившихся перед халифом, бросят стервятникам на поживу. Скажите, Ваше Сиятельство, вы готовы рискнуть почти всем, бросить графство, большую часть войска? При этом я не обещаю, что задуманное мной удастся.

— А у меня есть выбор?

Выбора у графа Сальдании действительно не было. Поэтому он очень внимательно слушал то, что ему говорил Диего Гартез. От сказанного не то чтоб стыла кровь в жилах — слишком ко многому привык граф, слишком многое делал и уж тем более научился отбрасывать в сторону так называемую честь — просто предлагаемое действительно было чрезмерно опасным. Чрезмерно... Если бы 'измерение' не происходило сейчас, в почти что безнадёжной ситуации.

— Значит, сначала придётся подождать, потерпеть, да?

— Необходима достоверность, — развёл руками Диего, показывая необходимость задержки. — Только так мы сможем обмануть тех, кто и сам хорошо умеет вводить врага в заблуждение.

Граф понимал, что сказанное его советником относится отнюдь не к королю Леона. Бермудо II не был сейчас угрозой, он стал всего лишь орудием в руках других. Впрочем, был ли он сам игроком, а не фигуркой на шахматной доске? Как ни печально было признавать правду, но она заключалась в том, что сейчас на землях Леона, Кастилии, Наварры и в иных местах игра велась между чужаками, прибывшими как с юга, так и с севера. Просто фигуры были разные.

Глава 3

Июнь (кресень), 997 год. Королевство Леон, графство Сальдания

Хорошо, когда имеются возможности для того, чтобы содержание доставленного врагу послания не осталось достоянием узкого круга, а распространилось среди большинства находящихся по ту сторону стен. Откуда они взялись, эти самые возможности? Ну право слово, не зря же последние годы мы тем или иным образом, но присутствовали на испанских землях. И не просто так, мимо проходили, а нарабатывали вполне определённую репутацию. В частности, освобождая местных из мавританского плена. А эти самые бывшие рабы родом были из самых различных мест. Графство Сальдания ну ни разу не стало исключением.

Что чувствуют люди, освобождённые от участи, многими считаемой похуже смерти? Благодарность к тем, кто их спас и полное отсутствие оной к тем, кто и пальцем не пошевелил за ради их спасения. Если же не просто 'не пошевелил', но ещё и принялся вылизывать мавританские сапоги, что тогда? Правильно, тогда уже не просто отсутствие благодарности, а реальная неприязнь, порой и вовсе переходящая в ненависть. Ненависть же, как известно, бывает 'горячая' и 'холодная'. Первый случай не слишком годился для цели сбора информации и использования носителей ненависти как агентов влияния. Второй же вариант — это совсем другое дело! Способные ненавидеть расчетливо, на время спрятать истинные чувства за той или иной маской, отбирались и натаскивались должным образом. От них не требовалось умений владеть оружием или принадлежности к привилегированным сословиям, вовсе нет. Хотя это приветствовалось, чего уж там. Но вот мало-мальски развитый разум являлся необходимым критерием, равно как и грамотность, пусть даже через пень-колоду.

Сальдания, Кастилия, Барселона, Наварра... собственно Леон. Тайная Стража с некоторых пор получила информаторов во многих местах, да и снабжать их время от времени меняющимися инструкциями не забывала. Чем, к примеру, плохи странствующие между городами и странами торговцы невысокого пошиба? Не боги весть какая лакомая цель для разбойников, но в то же время возможность без каких-либо серьёзных подозрений перебираться из одного города в другой. Более того, контакты с информаторами воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. Торговцы ведь! Ещё хороша была бы маскировка под странствующих монахов, но сие не представлялось возможным. Прикинуться жрецом распятого бога, для этого нужны немалые знания и навыки, а таковых у используемых нами освобождённых из мавританского рабства не имелось. Монахи же как таковые... ни я, ни Гуннар, ни иные ещё не насколько разумом оскудели, чтобы даже пробовать использовать их в разыгрываемой многоходовой партии. Так что торговцы как основа. Плюс жрицы Лады уже начали использовать кое-кого из местных девиц, многое претерпевших от мавров и желающих отомстить. Покамест именно местных, ведь внешность испанцев и родившихся на Руси или там в скандинавских землях, скажем так, имеет довольно явные отличия. Прибавим к этому необходимость знания языка, обычаев, манеры поведения, да на высоком, практически неотличимом от здешнего, уровне.

Как бы то ни было, а агенты, находящиеся в Сальдании, имели чёткий приказ, а именно при взятии крепости в осаду довести до как можно большего числа людей суть предъявленных нами требований. С упором на предательство своего народа, совершённое как самим графом, так и его приближёнными. Уверен, что именно это они и сделали, после чего Гарсии Гомесу, его ближнему кругу да и вообще сторонникам становится 'хорошо'. Да и мы, выждав порядку ради до следующего утра, начали пусть не штурм крепости, но вполне себе активные действия.

— Ясно, солнышко греет, птички щебечут...

— Пушки стоят, — по обыкновению подключилась к словам сестры Софья.

— И они скоро тоже запахнут...

— Огненным зельем!

— И дымом, сестра.

— Но мы ведь любим...

— Этот запах.

Врут и не краснеют! Обе, само собой разумеется. Жрицы Лады вообще учатся искусству обмана долгие годы, затем используя оное во всех его проявлениях, практически во всех сферах бытия. Обманывать врага есть не грех, а доблесть, особенно если это приводит к достойным результатам. А красивые девушки, они априори легче внушают ложь, способствуя её должному усвоению своим обликом, манерами, иными проявлениями девичьей своей сути.

Сейчас же они так, развлекались. Знали, что я отнюдь не забыл, как сии сестрички-лисички морщатся — при отсутствии необходимости скрывать эмоции — даже при запахе обычной гари, не говоря уже об ароматах сгоревшего пороха. Сама стрельба им нравилась, но не сопутствующие запахи и не чересчур громкие звуки. Хотя от последних они частично отгораживались, затыкая уши как собственно и все пушкари, несмотря на постоянную практику... а может как раз благодаря ей.

Смех смехом, а момент был весьма примечательный — впервые огнестрельное оружие должно было сказать своё в прямом смысле громкое и очень весомое слово при осаде крепостей. А уж будут выбиты ворота или обрушена часть крепостной стены — это уж как карты лягут. Пушечными ядрами прямой наводкой, ну а глиняные с начинкой из греческого огня полетят по навесной траектории при помощи куда более привычных тут осадных орудий. Простых таких, метательных. Потом, если в них вообще возникнет надобность. По большому то счёту нет у нас особой необходимости выжигать Сальданию изнутри, ведь огонь не разбирает правых и виноватых. Не-ет, это останется на крайний случай, если сопротивление верных Гарсии Гомесу людей не удастся сломить иным образом.

— Бермудо все глаза высмотрел, пытаясь понять, что собой представляет наше новое, но уже прославившееся оружие, — хмыкнул опирающийся на свой боевой посох Магнус. — Я удивлён.

— Неужто любопытством, брат?

— Нет, его сдерживанием. Ведь король Леона очень хочет напроситься походить рядом, посмотреть, потрогать... изучить. Но ведь до сих пор не подошёл к тебе, Мрачный, не стал просить.

— Это Гуннара и его людей благодарить надо, — оскалился я. — Они ещё при выгрузке пушек пяток любопытных повесили или на головы укоротили. В самом Леоне с десяток и по пути сюда сколько-то ещё. А там были не только любители мавров, но и другие, хотя Бермудо никогда не признает, что там и его людишки крутились. Зато знает, что мы это знаем. Вот и скромничает, изображает невинность.

— Хорошо хоть шею не почёсывает, захохотал жрец Локи. — Это было бы совсем забавно.

Б-бах! Ба-бах! Первые выстрелы, они же пристрелочные. А затем, после внесения поправок, пошло-поехало. Не отдельные выстрелы, а по сути залп. Орудия — а под стены Сальдании притащили по большей части пушки реально крупного 'калибра' — одно за другим отплёвывались ядрами в сторону ворот. Это был не абы какой хлам, не прототипы, а вполне себе доведённые до ума изделия. Примитивные, но прицельные приспособления, лафеты, даже отделение зарядных камор от собственно основной части ствола присутствовало. Грубо, топорно, но эти новшества делали из металлической трубы, способной пускать ядра 'куда-то в сторону цели' вполне себе пристойное оружие, пусть и массивное, пусть и довольно редко стреляющее из-за низкого качества используемого пороха.

Новое оружие, тайное оружие. Реально тайное, наряду с метателями 'греческого огня' и собственно рецептурами огнесмеси и пороха. Многие тоскливо смотрели и жадно облизывались, желая получить эти секреты в своё распоряжение. Предлагали деньги, союзы, пытались подкупить кого-то из посвящённых или выкрасть... Пока всё впустую. А вот с новыми, усовершенствованными арбалетами, они же самострелы, дело обстояло печально. Шила в мешке не утаить! Достаточно было нескольких трофейных экземпляров сего стрелкового оружия, чтобы понять нехитрую конструкцию обоих основных видов натяжного механизма, отличного от использовавшихся в других странах. И те из наших соседей, кто не являлся зашоренным дураком, начали вводить данные разновидности в своих войсках. Рим, Бавария, Германская Империя опять же. А вот дальше модернизированные арбалеты пока толком и не распространились. Франки и англы покамест осторожничали, испанские королевства только-только примеривались к новшествам, равно как и Византия. Ну и мавры, к нашей немалой радости, пока что, милль пардон, увлечённо жевали сопли, не осознавая суть.

Второй залп. Ворота он не вышиб, но было заметно, что невредимыми они не остались. Становилось ясно, что при длительном обстреле мы таки да сумеем пробить себе проход в город. А может и не один, ведь помимо собственно ворот есть и просто крепостная стена, не все участки которой одинаково крепки. Некоторые, скажем так, давненько уже не подновлялись, а значит такие слабые места стоило прощупать... десятком ядер для начала. Поживём — посмотрим... и постреляем, да.

Установленные на стенах и привратных башнях камнемёты и стреломёты? О них беспокоиться не стоило, ведь часть второго орудийного залпа была нацелена именно на них. А что делает большое, тяжёлое — неважно, каменное или там металлическое — ядро, попав даже не в саму метательную машину, а куда-то рядом? Правильно, напрочь отбивает у прислуги боевой машины желание стрелять, а то и саму возможность. Осколки камня, выбиваемые из кладки, собственно ядро, обычный страх от нового, доселе невиданного оружия. Прелесть как эффективно. К тому же я был практически уверен, что ещё пара-тройка залпов и орудийные расчёты ко всем ангелам сметут что сами метательные машины защитников Сальдании, что обслуживающих их воинов. Не зря же пушкари не один год усердно тренировались в прицельной стрельбе. К тому же не просто так, но и на конкретных орудиях, чтоб привыкнуть к ним. Изделия то пока, как ни крути. а штучные, у каждого свой 'характер', свои особенности.

— Стрелки Лютобора пошли, — заслоняясь рукой от солнца, вымолвила Елена.

— Осторожно движутся...

— Не радуют тех, которые очень хотят...

— Их подстрелить.

— А вот пруссам Витовта пока поскучать придётся, — ухмыльнулся побратим. — Страдают они, давно уже ждут возможности ощутить кровавый угар битвы, порадовать своих богов, любящих боевое безумие.

Ничего, пусть ждут, их время ещё придёт. Пруссы по сути своей как были штурмовиками, великолепно проявившими себя в войне с Польшей, а затем с уже развалившейся Священной Римской империей, так оными и остались. Дисциплина у них хромает, чтобы долго держать строй... тут тоже печально. Традиции, чтоб их! Те самые, из-за которых сломать строй и поддаться жажде крови — не есть слабость, не есть недопустимая вольность и тем паче преступление.

Пройдёт ли это, смогут ли они отбросить то, что иногда полезно, но чаще всего становится причиной поражений? Скорее всего да, первые шаги уже делаются, только вот... Время, на такие коренные для них изменения нужно реально много времени, а не жалкие несколько лет. Вот потому пока они хороши лишь как часть войска, к тому же используемая в нужное время и в подобающем месте. Например, при резне внутри крепостных стен или там для прорыва вражеского строя. Для завершающего удара по уже ослабленному, нарушившему правильный строй противнику опять же. Но только не в обороне, тут пруссы слабее многих. Эмоции, боевая ярость, жажда крови... Сильные стороны становятся слабостью, увы и ах.

Сейчас не время штурмовиков. Стрелки же — дело другое. Вот они и приближались к крепости, прикрываемые особо дюжими щитоносцами, находясь под надежным прикрытием окованных доброй сталью щитов. Сами же воспитанники Лютобора стреляли хоть и редко, но метко, проявляя себя лишь в те мгновения, когда им удавалось выцелить показавшегося в бойнице или из-за каменных зубцов очередного защитника крепости. И вот тогда короткие болты с шелестом распарывали воздух, сразу несколько в одну цель. Давняя, но эффективная тактика — промахнётся один, другой. зато третий уж точно попадёт. Вот и выбывали из строя один воин графа за другим, сокращая и так не столь великое число тех, кто действительно готов был сражаться, а не отсиживался за каменной преградой, опасаясь и нос оттуда высунуть.

Обстрел из орудий. Обстрел со стороны арбалетчиков, не дающий защитникам организовать сколь-либо организованный отпор. И что оставалось делать графу и его советникам? Попробовать сделать очередную вылазку, на сей раз пешим порядком, благо в чрезвычайно опасности использования кавалерии они уже убедились? Милости просим, этим Гарсия Гомес меня только порадует. Переть бешеным кабаном на превосходящие силы противника, к тому же при кавалерии и с огромным количеством стрелков? Ждём-с, радостно потирая лапы.

Станете отсиживаться, изображая мышь под метлой? Опять же на здоровье. На наше здоровье, потому как несколько дней сосредоточенного обстрела из орудий предоставят один, а может и парочку шикарных проходов для пруссов Витовта Тихого, которые только и ждут возможности от души порезвиться, обагрить клинки кровушкой врагов. Это понимал я, осознавали Магнус, обе жрицы-сестрички, да и другие военачальники, причём не только наши, но и леонские. Мда, для графа Сальдании складывалась типичная ситуация под названием 'куда ни кинь, а всюду клин'. Или полная жопа, если в привычной мне интерпретации.

— Вести, конунг, — нарушив относительную тишину вокруг — помимо грохота орудий на не столь большом отдалении и вообще звуков сражения — уведомил Одинец. — Люди короля Бермудо перехватили одного из гонцов, посланных графом Гомесом к халифу аль-Мансуру. Только их наверняка много было, точно не один-одинёшенек.

— Кто бы сомневался, — процедил я. — И что предатель пишет своему хозяину?

— То мне неведомо. Король приглашает тебя к себе, видимо, хочет там о письме поговорить.

— Значимость свою показывает, Мрачный. Дескать, тут моя земля, мои люди тоже могут... кое-что. Пусть тешится. Надобно тебе идти, порадуй того, кто мнит себя великим и могучим.

Жрец Локи, как и всегда, хорошо читал в душах людских. Ведь Бермудо II Перес и впрямь изо всех сил старался доказывать всем вокруг и приближённым в первую очередь. что он силён, а значит достоин занимать то место, на котором сейчас находится. Естественное для коронованной особы поведение. Ставить палки в колёса было бы и бессмысленно, и даже вредно. Король Леона важен для нас. Союзник, как ни крути: добровольный, понимающий свою зависимость от нас, а потому не склонный к резким и необдуманным телодвижениям. Какое-то время точно. И лучше всего будет сделать так, чтобы это самое время длилось подольше. Следовательно...

— Окажем любезность королю Бермудо, — улыбнулся я. — Только за ради Хель, красавицы, постарайтесь не выгрызать несчастным леонцам мозг своими шуточками. Они и так уже от ваших развлечений на стенку лезут и готовы в твердокаменную землю по уши закопаться.

Хихикают сестрички, довольные жизнью и своим в ней местом. Мда, просто никакого сравнения с теми образами, которые были несколько лет назад, при первом с ними знакомстве. Тогда обе они были прежде всего озабочены местью. Теперь же больше стремятся получить от жизни все доступные радости. То, что таковыми считают, с учётом своего, очень своеобразного по местным меркам взгляда на мир. Я тоже, хм, добавил пару горстей жгучего перца в и так ядовитое варево. Результат получился... на страх не только врагам, но и многим союзникам. Два очаровательных монстрика женского полу выносили и выгрызали мозг всем, кто оказывался в пределах досягаемости. Кому-то относительно бережно, можно даже сказать любя. Другим... со всем усердием, а это уже было реально жёстко. Жесть как она есть, больше и добавить нечего.

Однако и голос здравого смысла порой пробивается. Вот и сейчас, оказавшись в королевском шатре в качестве моего сопровождения, малость прикрутили фонтан, из которого щедро хлестало приправленное чернейшим юмором и отборным змеиным ядом красноречие. Магнус, тот в принципе не был в подобном окружении склонен к лишним словам, если не видел в том надобности. Жрецы Локи и жрицы Лады — явления совершенно разного порядка.

Бермудо Леонский был чрезвычайно вежлив, благостен и доволен происходящим. Нет, он, конечно, очень хотел побольше узнать о нашем особенном оружии и однозначно не оставил надежд, что кто-то из его прознатчиков сумеет либо подкупить кого-то из посвящённых, либо высмотреть-подслушать нечто особо важное. Только подобные стремления абсолютно нормальны и естественны даже между реально близкими союзниками, не говоря уж о союзниках временных, ситуативных по сути своей.

Довольна коронованная особа была другим. Чем? Самим фактом того, что наиболее важный и значимый его враг внутри королевства был так быстро и без особых сложностей закупорен внутри стен крепости и мечтал лишь о побеге или о том. чтобы сдаться на сколь-либо приемлемых условиях. Просто бальзам на до сих пор обильно кровоточащие раны монаршего самолюбия, по которому раз за разом, год за годом цинично топтались шипованными сапогами, да со всей затейливостью. И наверняка имели место быть мечты о чём-то схожем относительно других врагов. К примеру, Гарсии Фернандеса, графа Кастилии, обладающего куда большими возможностями, нежели граф Сальданский. Да и другие враги, уже иной крови и веры...

Рассыпавшись в не слишком витиеватых, но преисполненных лестью фразах, Бермудо всеми силами показывал, до чего рад нас видеть и как хочет поделиться полученными известиями. Теми самыми, почерпнутыми из перехваченного послания от графа Сальдании, адресованного халифу.

— Перехваченное послание — это хорошо, — кивнул я, поудобнее устраиваясь в специально предназначенном для меня походном кресле. Удобное, мягкое... умеет король Леона обустраивать быт свой и окружающих, чего уж там. — Но вот есть ли в нём что-либо помимо жалобных, воистину панических воплей обречённого предателя? Вот посмотрим на очаровательных жриц Лады... Их лица преисполнены здорового сомнения, они даже могут поделиться им с нами. Если мы того захотим, конечно, — малость успокаиваю Бермудо, который совершенно точно не хочет выслушивать очередной мозговынос, порождённых специфическим разумом сестричек.

— Там есть многое, помимо паники, Хальфдан, — не пытаясь ограничиться исключительно словами, король Леона жестом приказывает одному из своих кабальерос передать мне тот самый лист бумаги. Знакомой бумаги, произведённой одной из расположенных на Руси мастерских. Мелочь, а всё равно приятно. — Гомес пытается испугать своего властелина-мавра, но вместе с тем упоминает о важных событиях и планах.

— Вот и посмотрим... это может быть не только любопытно, но и полезно.

Беру у того самого леонского кабальеро покрытый строчками лист бумаги и внимательно так вчитываюсь. Внимательно, потому как язык не самый знакомый из мне известных, пусть и изучаемый вот уже не первый год. Ну а как иначе то? Влезать в испанские дела и при этом даже не удосужиться всерьёз врасти в местные реалии, включая владение устной и письменной речью — не самый лучший вариант из возможных. Вот и впихивал в свою голову очередную порцию лингвистики, щоб ей пусто было.

Долго, хлопотно, но оно того стоило. Другое дело, что подобные усилия стоило прикладывать лишь для улучшения понимания союзников и взаимодействия с ними, но никак не для явных и однозначных врагов. Последних стоило внимательно изучать, искать сильные и слабые места, но вот лично для меня учить язык тех, от кого неудержимо тянет блевать... Нафиг такое счастье! Так что хазарские, мавританские и иные им подобные наречия пускай идут в далёкое, пешее и несомненно порнографическое путешествие в один конец. И с сопровождающим пинком на дорожку, чтоб, значит, верное направление указать.

Само же письмо, попавшее, наконец, в мои загребущие лапы, и впрямь содержало немало интересного. Пусть граф Сальдании знал немного, но в своём стремлении внушить халифу аль-Мансуру, что дела обстоят совсем-совсем печально, он не стеснялся излагать нарисовавшуюся вокруг Сальдании ситуацию с учётом общей картины 'битвы за Испанию'.

Начать с того, что халиф вроде как — если вообще верить изложенному в этом письме — должен был использовать в качестве места сбора войска город под названием Саламанка. Звучало это разумно, чего уж там! Завоёванный халифатом два десятка лет тому назад, а значит уже 'переваренный', встроенный маврами в своё государство, без наличия сколь-либо значимого сопротивления со стороны большей частью перебитых или обращенных в рабство, а частично склонившихся перед завоевателями испанцев. Мощная крепость, возможность хранения больших запасов провианта и прочих необходимых для многотысячной армии припасов. Стратегически выгодное положение опять же.

Очень выгодное, осмелюсь заметить! Небольшой рывок вперёд, взятие или блокирование Саморы — единственной серьёзной преграды в северном направлении — давало войску аль-Мансура возможность выбора, куда именно наносить основной удар.

Продолжить движение на север — вот она, столица королевства Леон с одноименным названием, которую халиф уже повергал к своим ногам. Северо-восток тоже не просто так, там как раз располагалась Сальдания и иные графства, не столь яркие, но идущие в кильватере Гарсии Гомеса. Северо-запад выведет к Сантъяго-де-Компостеле. Ну а если двигаться от Саморы практически на запад, то упрёшься в город Брага, тоже весьма немалый и богатый. Куда ни кинь — всюду есть свои преимущества для вторженцев на земли королевства. И у каждого варианта есть как плюсы, так и минусы. Это понятно мне, но наверняка и халиф это соображает. Если не сам, так у него и советники в воинских делах присутствуют, причём в немалом количестве.

К сожалению, о количестве стягиваемых к Саламанке войск граф Сальдании не имел ни малейшего представления. И это хорошо, потому как будь в письме даже лёгкий намёк на это, я бы почувствовал ни с чем не сравнимый аромат дезы. Зато почти прямым текстом звучало напоминание халифу о том, что именно он, Гарсия Гомес, более всех иных подходит для того, чтобы оказаться на троне Леона. Королевства уже не независимого, а покорного воле халифа и готового не только платить большую дань, но и оказывать всяческую помощь в дальнейших завоеваниях Кордовского Халифата.

Ага, тут всё совсем-совсем понятно, это уже не раз в истории, мне знакомой, наблюдалось. Самый яркий пример — потерявшие остатки чести и самоуважения твари, лишь по ошибке называемые русскими князьями, ползающие на коленях перед ордынскими ублюдками, выпрашивая ярлык на княжение, да ещё и гордящиеся этими 'великими достижениями'. Отрицательный отбор в действии, когда наверху сидели мрази, готовые предать всех и вся в обмен на кость, брошенную с ханского стола. Некоторые, хм, даже святыми стали, что хоть и противно, но ни разу не лишено смысла со стороны той самой церкви распятого бога, ети её с казённой части шипованной палицей.

Гарсия Гомес, граф Сальдании. Санчо Гарсия, граф Кастилии. Два главных предателя, которые готовы были яростно грызть других и грызться между собой за право торговать жизнями и свободой людей одной с ними крови, выслуживаться перед маврами изо всех сил. Были готовы, делали это, но... теперь одному из них уже вряд ли светит нечто иное, помимо публичной казни и краха всего рода Гомесов. До второго же только предстоит дотянуться, да.

Хорошее письмо, действительно полезное, открывающее кусочек важной информации и в очередной раз подтверждающее сущность нынешнего властителя Сальдании. Это я и произнёс.

— Полезное письмецо. Саламанка, значит! Что ж, место для сбора войска аль-Мансур выбрал удобное во всех отношениях. Оттуда он может угрожать сразу нескольким вашим городам, Бермудо. И ударит он туда, где вас сейчас нет, рассчитывая на медлительность королевских войск и слабость духа защитников Браги, Сантъяго-де-Компостелы и даже самого Леона.

— Рыцари королевства верны мне, а потому...

— А потому уже бывали случаи открытия ворот перед войском мавров, — небрежно отмахнулся я от начала напыщенной речи монарха. — Здесь присутствуют лишь те, кто хочет обойтись без красивостей, предпочитая только правду, как бы печально она не звучала. Ваши подданные боятся мавров, точнее их великого числа, которое не раз ломало воинское искусство отдельных воинов Леона и не только. И пока мы делом не напомним им о том, что мавров можно и нужно сокрушать, каким бы числом они не появлялись на полях сражений, страх этот никуда не уйдёт.

— Поэтому сперва Сальдания, потом, если останется на то время, Кастилия, и лишь после этого можно будет развернуть войско на мавров, — высказался Магнус, привычно ударив посохом об пол. — И никакой пощады ни маврам, ни предателям.

— Саламанка-Саламанка... — мелодично пропела Софья, играясь с собственными волосами, заплетёнными в косу. — Как жаль, что там нет наших ушей и глаз.

— Большого их числа, сестричка!

— Только малое...

— Как будто прознатчики окривели и полуоглохли.

— Точно!

— То даже так мы кое-что можем, — мурлыкнула Елена. — Нам скажут, когда и куда они двинутся.

— Ведь есть город Самора.

— Он не рядом...

— Но и не далеко!

— А там мы можем смотреть.

— И видеть.

— Слушать.

— И слышать!

Хоть и в своей манере, но сестрички успокоили Бермудо, недвусмысленно намекнув, что мы, россы, хорошо знаем, что делаем и готовы, случись действительно опасная ситуация, прийти союзникам на помощь. С другой стороны напомнили, что за несколько лет, прошедших со времени прибытий посольства Руси в Леон, мы постарались как следует освоиться в королевстве, в том числе заимев сторонников и прознатчиков в самых разных местах и слоях населения.

— Осады длятся долго, — напомнил об очевидном для этих мест Лоркад, этот бравый леонский кавалерист и реально неплохой командир, пусть и горячий порой сверх меры.

— Не теперь. Прислушайтесь!

Очень даже к месту спустя несколько мгновений раздался звук очередного выстрела. Похоже, пушкари нащупывали новую точку, куда рассчитывали уложить очередную порцию ядер. Магнус, напомнивший леонцам о необходимости внимательнее относиться к происходящим вокруг изменениям, довольно усмехнулся, после чего продолжил.

— Мы не зря тащили за собой осадные пушки и большой запас пороха для них. Несколько дней, может неделя... и всё, мы пробьём для нас путь по ту сторону стен. Тогда прислужники мавров узнают, что такое ярость наших хирдманов и боевое безумие пруссов. Долго под стенами не задержимся, Локи то подтвердит!

Уверенность, звучавшая в голосе моего побратима. Собственные впечатления от изрыгающих огонь и массивные ядра пушек. Уже сложившаяся у нас репутация вояк, которые привыкли опрокидывать практически все возникающие на пути к цели преграды... Всего этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы убедить леонцев, а самое главное лично короля Бермудо II Переса в том, что Сальдания не просто обречена пасть, но сделает это в кратчайшие сроки. Приятно ощущать нечто подобное. очень приятно. Оставалось лишь одно — воплотить сказанное в жизнь. Не просто воплотить, но при этом не нанести собственно городу и его населению слишком большие повреждения. Репутация. Та самая, уже сложившаяся, согласно которой мы воевали исключительно с маврами и их пособниками, но никак не с простыми испанцами. Эх, пусть удача пребудет с нами. Как ни крути, а именно Локи тот, кто более других обитателей Асгарда знает толк в этой эфемерной штуке.

Глава 4

Июнь (кресень), 997 год. Королевство Леон, графство Сальдания

Два дня подряд пушки грохотали, посылая ядра как по воротам Сальдании, так и по тому участку крепостной стены, который показался пушкарям наиболее подходящим. Про немногочисленные камнемёты и стреломёты защитников на этом участке стен я и не говорю — их окончательно перемешали с камнем и кровью ещё в первый день. И что можно было сказать по итогам этих самых двух дней? Почти полное отсутствие потерь с нашей стороны. Держащиеся 'на одном честном ВААГХе' ворота и немногим лучшее состояние целого участка крепостной стены. Неслабые потери защитников, осмеливающихся показать нос из-под защиты стен от прицельной стрельбы арбалетчиков Лютобора. И фактически не пострадавшие постройки за крепостной стеной, чего мы и стремились достичь. Да и в преддверии запланированного штурма воины знали, что им следует убивать лишь тех, кто бросается на них с оружием в руках, а простых людей трогать было запрещено, равно как и сдающихся, бросивших оружие. Единственное исключение — мавры, да и то тех, которые будут выглядеть более перспективно для допроса с пристрастием, рекомендовалось брать живыми, пусть и в разной степени помятости.

Конные патрули страховали нашу армию от возможной атаки извне, хотя вероятность её была ничтожно мала. Вот кто, скажите на милость, осмелился бы на такое... из числа находящихся в относительной близости? Графы из числа тех, кто следовал за Гомесом? Не тот случай, они сейчас засунули головы в жопы и сидели тихо-тихо, выжидая, чем дело кончится. Санчо Гарсия, граф Кастилии? Угроза посерьёзнее, но пока не поступало тревожных сигналов от наших прознатчиков. Похоже, что он сам, что его слетевшая с катушек мамаша, Ава Рибагорская, особая любительница пресмыкаться перед маврами, считали возню с Сальданией всего лишь очередной попыткой короля Леона вразумить непокорного вассала, ничем от прежних не отличающейся. К тому же ослабление конкурента им было только на руку, позволяло самим претендовать на трон Леона в качестве 'любимой жены' халифа аль-Мансура.

Славьтесь, заблуждения людские вкупе с инерционностью и шаблонностью мышления! Пока наши враги страдают подобными недостатками, мы сможем снова и снова ставить их в тупик неожиданными, но действенными ходами. Но и забывать про меры предосторожности не стоило, отсюда и большое количество патрулей, отсюда же и находящиеся в готовности ко всему войска.

Ко всему я был готов, но жизнь таки да преподнесла очередной сюрприз. Поздним вечером, практически ночью вторых суток активных действий, передовые отряды, чьей основной задачей была слежка за осаждёнными, отловили нескольких перебежчиков. Не просто покинувших осаждённую крепость по личным мотивам, а сделавших это с конкретной целью — передать лидерам осаждающих, то есть мне и Бермудо Леонскому, послание от некой группы людей, заинтересованных в сохранении не только своих жизней, но и занимаемого сейчас положения.

Никаких писем, исключительно слова для передачи. Вот потому их и привели ко мне, но не просто так, а со связанными за спиной руками и, естественно, под охраной. Всё согласно давно уже заведённым правилам, которые доказали свою действенность и эффективность. Не сейчас, а много лет тому назад и особенно вперёд.

Двое. Среднего возраста, не особенно примечательные внешне. Вместе с тем явно не от сохи, а из тех, кто привык держать в руках клинок и применять его по прямому назначению.

— Вот они, Мрачный, — констатировал очевидное Одинец. — Очень хотели говорить, но только с кем-то важным. А кто тут важнее тебя то?

— Тогда начнём, — перейдя на местный язык, я обратился уже к покинувшим Сальданию леонцам. — От кого вы и что он или они хотят мне передать? Что предложить за сохранение имеющегося у них?

Тот из парочки, который выглядел малость постарше, повнушительнее, а вдобавок отличался грубым шрамом на шее, заговорил. Речь позволяла предположить, что человек это вполне себе образованный по нынешним меркам, что уже кое-что значило. Не простой воин, следовательно, послать его могли лишь те, кто стоит выше. Интересненько.

— Мы отдадим вам Хасана аль-Джалани. И ещё нескольких мавров: торговцев, советников аль-Джалани. Ваше Величество сможет от них многое узнать.

— И взамен...

— Мы вместе с семьями и ценностями выйдем из крепости, а потом, после её падения, вновь зайдём. Сохраним дома, деньги, земли. Больше ничего. И конечно дадим клятву верности нашему законному королю. Это всё, мы лишь хотим вернуться к нормальной жизни, не чувствовать себя между молотом и наковальней.

— Звучит неплохо. Только кто же вам даст покинуть Сальданию, да ещё с такими ценными пленниками? Гарсия Гомес понимает их значимость, равно как и то, что сам он нужен мне лишь мёртвым. Или живым, дабы прилюдно казнить предателя.

Тень смущения на лице? Нет, ошибаюсь, всего лишь пытается собраться с мыслями. Но пока один собирался, заговорил второй, доселе молчавший:

— Граф Гомес ничего не сможет сделать. Совсем ничего! Он не станет начинать второе сражение с немалой частью своих же воинов. И с сеньором Диего Гартезом, который не хочет умирать за интересы халифа Кордовы.

— Ждите. Я думаю.

Подумать и впрямь стоило. Гартез — это не просто фамилия, а вполне себе конкретная персона, о которой кое-что было известно. Древний род, неплохое состояние, определённая репутация опять таки. Сам же сеньор Диего Гартез проходил у нас как чуть ли не самый доверенный советник и приближённый графа Сальдании. Занял это положение пару-тройку лет тому назад, подвинув иных, оказавшихся не столь полезными и умеющими ужом извернуться, но получить выгоду из самых вроде бы паршивых ситуаций. Эта самая изворотливость в сочетании с умением падать на все четыре лапы внушала определённые мысли. В частности, о серьёзности и естественности заявленных намерений соскочить с уходящего на дно драккара. Подобные типажи любят и умеют совершать подобные фокусы.

Здесь же и готовность сдать нам многое и многих как раз по причине полной повязанности Гартеза делами Гарсии Гомеса. Как ближайший советник и сподвижник повелителя Сальдании, он просто не мог не быть причастен к выслуживанию перед маврами. С другой стороны, как раз эта черта позволит выпотрошить его до самых зловонных глубин, причём он даже сопротивляться не станет, охотно сдавая и продавая своих прежних хозяев. А жизнь и часть принадлежащего ему сейчас... оставить можно. Фигура то он не шибко публичная, его помилование урона нам практически не принесёт. Следовательно, нужно соглашаться. Только сперва попробовать выжать ещё более выгодные для нас условия.

— Мавры — это хорошо. Зато открытые ворота только добавят привлекательности той договоренности, которую столь сильно желают получить Диего Гартез и поддерживающие его кабальерос.

— Он был бы рад пойти навстречу, но тогда число поддерживающих его уменьшится. Некоторые согласны уйти из города, отстраниться, но не прямо предавать графа, которому давали клятву верности, — притворно тяжко вздохнул первый, который со шрамом. — К тому же часть наших семей останется рядом с полностью преданными графу воинами. Если мы попробуем открыть ворота, они погибнут. На такое никто не пойдёт. Таковы договорённости уже с Гомесом. Простите, Ваше Величество.

Врёт посланец желающих соскочить с несущегося в пропасть поезда или нет — дело десятое. Доводы приведены очень уж убедительные, против таких в принципе не попрёшь.

— Договорились. У вас есть моё слово. Когда и как всё должно произойти?

— Завтра, до полудня, — без промедления ответил шрамированный, тем самым показывая, что не импровизирует, а излагает заранее вбитое в его голову вышестоящими. — Сперва из тех, вторых ворот, которые остались целы, выйдут пленённые мавры, среди которых обязательно будет Хасан аль-Джалани. Это покажет вам, что мы соблюдаем уговор. При этом ваших доблестных воинов не должно быть поблизости. Граф Гомес боится, что иначе они сумеют воспользоваться приоткрытыми воротами.

— Осторожный.

— Это так. После того, как вы убедитесь, что это действительно мавры, настоящий аль-Джалани и другие важные лица, только тогда город покинем и мы, оставив внутри тех, кто предпочитает остаться рядом с графом и ждать прибытия войск халифа.

Понятная процедура, чего уж там. Сперва выдают ценных пленников, тем самым подтверждая вои намерения. И лишь затем выходят сами, уже доказавшие своё желание именно переметнуться, а не устроить очередную попытку прорыва. Всё прямо продуманно, просчитано... и оттого взывает некоторые сомнения в истинности. С другой стороны, если подключить здравый смысл, то он шепчет, что поводов для беспокойства быть не должно. Ай, так или иначе, я ж всё равно соглашусь, слишком много плюсов и при этом отсутствуют минусы.

— Годится. Вы оба, как я полагаю, должны вернуться в Сальданию?

— Нет, Ваше Величество, всего лишь подать сигнал — зажечь большой костёр в уговоренном месте. Это даст знать сеньору Гартезу, что с его условиями согласились.

Костёр так костёр. Согласившись на предложенный посланниками Диего Гартеза вариант, мне оставалось лишь приказать хирдманам охраны увести обоих сальданцев. Пусть подают условленный сигнал — под присмотром, само собой разумеется, ну а потом сидят себе аки мышь под метлой до тех пор, пока вся эта затея не придёт к своему логическому завершению. Успешному для нас, искренне на то надеюсь. Получить живым и невредимым доверенное лицо халифа аль-Мансура, чтобы в спокойной обстановке выжать из него всё возможное и даже чуточку невозможного — это ж просто праздник души какой то, право слово. У нас умеют развязывать языки, причём делать это так, что к концу процесса говорящий не выглядит как кусок хорошо отбитого и растерзанного мяса, к тому же находящийся на грани смерти.

Оставалось уведомить Бермудо. а также обсудить новости с Магнусом и сестричками, причём второе раньше первого. Приоритеты, знаете ли.

* * *

Утро вечера мудренее? Может и так, хотя как по мне дурацкая поговорка. Немалому проценту людей в ночное время суток думается куда лучше, нежели под светом солнца. Тишина, спокойствие, отсутствие суеты вокруг, что свойственно как раз вышеупомянутому утру. Дело вкуса, чего уж тут.

Для нас утро следующего дня обернулось очередными хлопотами. В их число не входило продолжение обстрела, временно прерванного по вполне понятной причине. Ненадолго, лишь до момента, когда мы получим ценных пленников, а Гарсия Гомес лишится некоторой части своего войска из числа нежелающих помирать за интересы мавританского отродья.

Понравился ли неожиданный подарок что Бермудо, что моим ближникам? Более чем. Предусматривали ли они возможность какой-либо хитрости со стороны сальданцев? Скорее нет, чем да, да и то минимально беспокоились лишь склонные к особенной хитрости и коварству жрицы-сестрички, да Магнус. Побратим вообще предпочитал искать второе, а то и третье дно в любой ситуации. Он и раньше излишней доверчивостью не отличался, а после многолетнего общения с 'новым Хальфданом' и вовсе заразился здоровой паранойей. Той самой, которая залог здоровья параноика. Отсюда и меры предосторожности, среди которых и отсутствие поблизости от вторых ворот Сальдании кого-либо из значимых персон союзного войска, и наличие как стрелков, так и лёгкой конницы в полной боевой готовности.

К тому моменту, когда началось столь ожидаемое нами событие, кое-кто — не будем показывать пальцем, но он носил корону и не являлся мной — уже начал беспокоиться и донимать что Самарро с Лоркадом, что кабальерос свиты, что некоторых из нас вопросами, разными по форме, но схожими по существу. Немного раздражало, но Магнус, умеющий сохранять спокойствие там, где другие уже давно озверели бы, раз за разом отвечал, одним видом своим символизируя полнейшую уверенность и несокрушимую бесстрастность. А Софья с Еленой — эти по большей части молчали, понимая, что сейчас не время для их шуточек и издевательств над окружающими.

Вот оно. Ворота медленно приоткрылись с расчётом на то, чтобы, случись нечто настораживающее, как можно быстрее вновь их захлопнуть. И оттуда один за другим показались... всадники. Часть явный конвой, другие же, судя по специфическим одеждам, были теми самыми маврами. Хм, не жирно ли пленников на лошадях? Или это только наиболее важных, согласно их ценности? Пожалуй, потому как более половины мавров топали на своих двоих, со связанными руками, а порой и верёвкой на шее, чтоб, значит, наверняка. Стоп, руки связаны у всех пленников — это хорошо, это правильно

Остановились. Почему? Вижу, что кто-то из конвоиров что-то спрашивает у такого же как он леонца, только находящегося на другой стороне. Тот машет рукой, показывая, что нужно двигаться вправо, потом вперёд, затем влево... после чего, как я понимаю, предлагает просто-напросто следовать за ним. Через недолгое время чужих конвоиров заменяют наши хирдманы, а это значит, что теперь можно не сомневаться в сохранности ценного живого материала. Он нам многое расскажет и покажет... после сеанса убеждения, а точнее принуждения к сотрудничеству.

А где там другие, которые хотят покинуть Сальданию и расплатились с нами ценными пленниками? Ага, тоже показались из ворот, уже не приоткрытых, а открытых полностью. Кое с кем из них, в особенности с Диего Гартезом, тоже нужно поговорить, хотя со всей вежливостью, положение обязывает, равно как и данное слово.

— Хорошо, что 'чеснок' мы обильно посеяли, — слегка улыбается, произнося эти слова, побратим. — Простая придумка, с давних пор известная, а сколько пользы приносит и приносить будет.

— Особенно опасная для тех, кто никак не может узнать, где находятся... Мьёльниром меня по голове для вразумления! Мы сами, сами показали проход!

Действительно сами. И вырывающаяся из распахнутых ворот конница чётко знала куда именно им надлежит двигаться, по какому конкретно пути можно нестись вперёд, не рискуя каждое мгновение. что наступившая на 'чесночину' лошадь, крича от боли, сбросит седока или просто упадёт, придавливая всадника. Понятное дело, что это требовалось им не для атаки — даже при таком раскладе мы успели бы сперва перещелкать из арбалетов, затем опалить 'греческим огнём' из метателей, а оставшихся насадить на клинки. Бегство же — совсем иное дело. Бегство тех, кому от нас при любых раскладах не светило ничего, кроме казни. Ну а вместе с этими, по умолчанию приговорёнными, наверняка следовали как реально верные, так и те, кто надеялся на какое-то весомые выгоды. Или просто продолжал верить в то, что войско Кордовского халифата победит даже союз Руси, Леона и Наварры. Блажен кто верует, едят того клопы... сильно едят, причавкивая от удовольствия.

— Остановить! — кричу, пытаясь сохранять относительное спокойствие. насколько это вообще возможно. — Стрелки, затем конницу вдогонку.

Впрочем, приказы отдавать было можно, нужно, но даже простые хирдманы, не говоря уж про их командиров, знали, что им следует делать в такой ситуации. И они делали. Арбалетные болты летели точно в цель, сопровождая прорывающихся из города воинов графа Гомеса. Те, как ни крути, находились в уязвимом положении хотя бы потому. что вынуждены были какое-то время двигаться по одному из оставленных в 'чесночных полях' проходу. Одному из нескольких, но единственному им известному. Значит, теряли темп и не могли двинуться в любую из сторон. Раздолье для стрелков, жаль, что немногочисленных. Не столь многочисленных, как мне хотелось.

И слишком медленная реакция леонской кавалерии. О нет, никакого саботажа. Просто они не ожидали ничего подобного, а их командиры во главе с Фернандо Лоркадом не отдали заблаговременно приказа быть в полной боевой готовности. Инициатива же в среде леонских кабальеро хоть и имелась, но не до такой степени. Отсюда и частичный успех беглецов. Осыпаемые арбалетными болтами, виляющие из стороны в сторону, чтобы избежать горячего внимания готовых горячо поприветствовать их хирдов, в избытке теряя своих, они уходили. Малым числом, но всё же сумев вырваться из казалось смертельной ловушки. Надежды на то, что очухавшиеся наконец леонцы сумеют их настигнуть? Они присутствовали, но ставить на подобный исход сколь-либо крупную сумму лично я не рискнул бы.

— Прорвались...

— Да, Мрачный, — подтвердил очевидное Магнус, но тут же уточнил. — Зато посмотри, ворота Сальдании открыты, они уподобились крысам, бежав и бросив всё и всех, потеряв слишком многое. И сколько их ушло то? Меньше половины от тех, кто решился. Как знать, может нужные тебе люди как раз и валяются со стрелой с боку или между глаз. Надобно проверить. И ещё поспешить занять город. Там, как шепчет мне из чертогов Асгарда один хитрый бог, можно найти много интересного.

— И мавры.

— Да, брат, и мавры тоже. Ещё не позабудь об укрепившемся духе леонской части войска. Тех, кто видел, как столь досаждающий королевству граф Сальдании в страхе бежал, не попытавшись держать осаду, пожертвовав графством и большей частью воинов. Такое запомнят надолго.

— Умеешь подбодрить.

— Умею сказать правду, повернув должной гранью, что порой ускользает при первом взгляде. А теперь... отдавай приказы, Хальфдан. Не Бермудо же будет этим заниматься.

Умеет Магнус в иронию, хорошо умеет, когда этого хочет. Оттого и две шебутные сестрички не особенно рискуют мериться с ним остротой языка и концентрацией яда в словах.

Приказы последовали, отдаваемые один за другим, заставляющие войско не просто шевелиться — командиры и сами были не промах — но делать это согласно наиболее подходящему варианту с учётом всех политических нюансов. Быстро проникнуть в город, первым делом взяв под контроль ворота, прилегающие участки стены, а уж потом планомерно, шаг за шагом, расширяя контроль. Разоружение всех сальданцев и временное взятие воинов под стражу, чтобы чуть позже, со всей тщательностью, разобраться, кто есть кто и что с каждой категорией и даже конкретными личностями делать. 'Фильтрация' убитых и раненых при прорыве сальданцев с целью понять, что вообще произошло — не в общем, тут как раз ясно, а в частностях, могущих оказаться весьма важными — и кому таки да удалось ускользнуть. Плюс в качестве 'вишенки на торте' — доставка пленников из числа мавров, а особенно Хасана аль-Джалани, вдумчивая беседа с которым обещала быть весьма полезной. На последнюю, кстати, придётся пригласить самого Бермудо Леонского или — если тот откажется из-за... не самой приятной атмосферы, которая будет сопровождать сей разговор — то кого-то из его приближённых. Мне оно пофиг, просто требовалось соблюдать дипломатическую вежливость касаемо союзника.

И всё завертелось. Получившие приказ, отряды пруссов Витовта и хирдманы Всеволода рванулись в сторону открытых ворот, прикрываемые арбалетчиками, отслеживающими признак какой-либо активности на стенах. Следящими, высматривающими и... ничего подобного не обнаруживающими. Как там внутри городских стен я пока не знал, но был почти уверен, что никаких неприятных сюрпризов там не таится. Разбор же убитых и раненых — тут пока стоило лишь ждать и рассчитывать на удачу.

Удача, эфемерное ты понятие. В отличие от того, что получено в результате осознанных действий. Это я о маврах, которых Гарсия Гомес, уже однозначно бывший граф Сальдании, сдал нам как приманку, отвлекая внимание от своего отчаянного прорыва. Вот они, четверо. Разумеется, их было куда больше, но наибольший интерес представляли именно эти персоны: Хасан аль Джалани, его доверенное лицо, он же де-факто секретарь и переводчик в случае необходимости, а к ним в придачу два торговца из числа наиболее важных и имеющих реально серьёзные интересы в Сальдании и окрестностях. Солидная добыча, которую нам предстояло разговорить.

— Ну что скажешь, брат? — ухмыльнулся я, глядя на весьма бледно выглядевших кордовцев. — Попробуем предложить разговориться по-хорошему или сразу звать заплечных дел мастеров, которых в Тайной Страже хорошо так поднатаскали? Леонцев опять же приглашать требуется, чтобы недоразумений не возникало.

— Постой, Мрачный, — неожиданно для меня посерьёзнел Магнус, внимательно смотрящий на строящих перед нами, откровенно пошатывающихся пленников. — Не нравится мне это. Они мне не нравятся...

— Так не девушки же в прозрачных платьицах, видит Хель!

— Тут другое! Они чересчур плохо выглядят. А их даже не били, это я бы заметил.

— М-му-ы! М-мы-ы...

Нечленораздельные звуки, которые издавал один из вроде как торговцев, были вызваны тем, что рты у всех четверых были заткнуты. Постарались не мы, а ещё сальданцы, ещё до передачи там ценного груза. В причины никто из принимающих вдаваться даже не думал, что и неудивительно, но вот теперь...

— Уберите кляпы. Всем.

Приказ был выполнен молниеносно. Но если трое как молчали. так и продолжали молчать, то четвёртых, рухнув на колени, замолотил на леонско-кастильском диалекте, пусть и с ощутимым таким. грубым акцентом:

— Яд, о милосердный господин! Нас отравили, я это чувствую. Спасите меня, я же расскажу всё-все, клянусь бородой пророка!

Аль-Джалани взвизгнул что-то на своём родном языке, обращаясь исключительно к говоруну. Наверняка пытался не то угрожать, не то укорять, да толку то с этого чуть. Разговорившийся мавр прежде всего не хотел помирать, остальное же было, скажем так. не принципиально.

Отрава значит. Логичный такой ход со стороны Гарсии Гомеса, который просто не мог, рассчитывая пристроиться под крылышком у халифа, оказаться в ситуации, когда ради спасения собственной шкуры выдал врагам последнего довольно важных персон. Своего единоверка аль-Мансур мог бы и простить — мораль у мавров и прочих арабов штука такая, практически отсутствующая — но в случае 'неверного', выдающего правоверных... Нет, за такое как минимум бы сняли голову, а то и на кол могли посадить, что даже более вероятно. Зато отравить по тихому так, чтобы при невозможности взять с собой при прорыве и врагу не достались — такой расклад халиф мог понять и даже одобрить.

Шум, гам, суета... это Магнус развил бурную деятельность, призывая травников просто и жрецов, разбирающихся в подобных делах. Яды — штука такая, в которой многим полагалось разбираться на солидном уровне. распознавать на вкус, цвет, иметь определённое представление о противоядиях опять же. Я так и вовсе отлично помню, как меня пытались травить сначала византийские послы в Киеве — ещё на исходе правления Владимира, чтоб ему костью подавиться — и попытки более поздние, причём уже не только византийские, но и со стороны почти помноженных на ноль печенегов. Эти, не имея своего посла — ибо кому нужно такую хворобу в Киеве заводить — попытались действовать через арабских торговцев и их дары. Провалились, понятное дело, потому как Тайная Стража и жрицы Лады устроили такую многослойную систему охраны, что я реально проникся уважением к проделанной работе. Хорошую такую систему, действующую и постоянно совершенствующуюся в вечном, но недостижимом стремлении к идеалу.

Здесь немалая часть этих самых мер также работала. Специалисты по ядам опять же имелись, готовые как устранить нежелательные персоны, так и защитить своих от попыток отравления. Сейчас перед ними стояла задача сохранить жизни этих четырёх мавров. Они и старались, делая всё возможное.

Суета сует и всё суета. Именно это изречение пришло на ум несколько позже, когда глава хирдманов охраны объяснял одному из приближённых короля Бермудо Леонского. Что тут вообще происходит и почему вроде как обещанная возможность как следует побеседовать с пленными маврами временно откладывается. Вот расклад такой случился, что ещё сказать то можно? Только коронованные особы не всегда готовы воспринимать краткие и чёткие пояснения, им требуется побольше слов. желательно витиеватых. Достаёт порой, честное слово! Вот на что в Киеве стараюсь обходиться минимумом всей этой придворной бодяги, но всё равно приходилось и ещё придётся, нутром чую, немалую часть времени и нервов тратить на всю эту малоприятную мне возню.

— А граф то уже того...

— Помер, — радостно проворковала Софья. — Две стрелы в спине...

— Отправили его

— Из этого мира в другой.

— Нам интересно...

— Отправился ли он в рай к своему распятому богу?

— Или же весёлые чёртики делают из него...

— Копчёного на смоляном дымке предателя?

Действительно приятная новость! И обе сестрички с особым чувством юмора видели это по выражению моего лица, да и сами осознавали сей факт. Разве что...

— Кто ушёл?

— Семья его, Мрачный, — посерьёзнела Елена.

— Диего Гартез тоже, — процедила Софья. — Не думаю, что их удастся догнать. Они жертвуют и своими.

— Оставят заслон и ау, леший знает, куда они свернут.

— Сожри Гарм их потроха, — выругался я. — Хотя нет, пёсик может и отравиться подобным яством. Ничего. Главное, что бывший граф Сальдании мёртв, сама Сальдания совсем скоро будет полностью занята нами. Ну а тело предателя нам тоже послужит. Особым образом.

— В сосуд с вином и в подарок халифу?

Елена изобразила на своём красивом личике тень лёгкой скуки. Понятное дело, это уже не раз проходили. А значит, затея потеряла оригинальность и не могла действовать столь же эффективно, как вначале. Следовательно, жрицы Лады не шибко одобряли подобные ходы.

— Нет, проявим способность создавать что-то новое. Никаких подарков халифу. Достаточно того, что ему расскажут, как даже мёртвый предатель станет пугалом для тех, кто лишь подумает о чём-то подобном.

— Это как? — удивилась Софья, да и её сестра смотрела на меня этак выжидающе. Мда, даже сестричек я мало-мальски смог удивить. Мелочь, а приятно.

— Скоро увидите. А пока пусть доставят тело и найдут мне... охотников, но из числа ценителей охотничьих трофеев. Разных трофеев..

Интерлюдия

Июнь (кресень), 997 год. Бургос, графство Кастилия

Кастилии и её владетелям было не привыкать к самым разным событиям, в том числе и весьма печальным, угрожающим самому существованию этой земли как полностью или частично независимому образованию. Страх, он тоже был довольно частым гостем. Только страх страху рознь и в этом граф Санчо Гарсия и имевшая весьма большое влияние на него мать, Ава Рибагорская, совсем недавно убедились. Как раз после того, как голубиная почта принесла известия о случившемся в Сальдании. Взятие Сальдании, смерть самого графа Сальданского Гарсии Гомеса, а главное — посмертная его участь, наглядно показывающая, что с этих самых пор с противниками Бермудо Леонского церемониться не собираются. Особенно с теми, кто хотя бы раз даже улыбнулся в сторону мавров и лично халифа аль-Мансура.

— Бермудо обезумел! Он не понимает... Такого не должно было случиться! Я должен... Мы должны...— вскрикнул Санчо, мечась от одной стены к другой, то сжимая руки в кулаки, то начиная жестикулировать, словно помогая не совсем осмысленным порой речам.

— Успокойся, сын! — голос матери подействовал на графа, словно удар хлыста на норовистую, но уже укрощённую лошадь. — Бермудо уже ничего не решает, он лишь кивает головой, на которой сияет корона, придавая дополнительную силу словам другого короля — северного варвара и идолопоклонника. Оставайся у короля Леона что-либо значащий голос, разве он допустил бы случившееся после взятия Сальдании?

— Нет, матушка...

Ава Рибагорская лишь невесело улыбнулась, в очередной раз убедившись, что пока ещё в состоянии как влиять на сына, так и успокаивать его вспышки чувств, зачастую неуместных. Только вот поводов для веселья не было. Вообще. Особенно после того, как по кастильскому двору уже поползли слухи о случившемся в Сальдании и о том, чем это может грозить уже им. Не стоило удивляться, если уже через день-другой весь город будет обсуждать приближающуюся угрозу. А ещё через некоторое, довольно незначительное время. и вся Кастилия. Учитывая же, что немалая часть армии её покойного мужа предпочла присоединиться к войскам Наварры, лишь бы не служить 'шлюхе, готовой подставить задницу первому попавшемуся мавру, только бы не делить постель не то что с мужем, а просто с добрым христианином', то... Там наверняка найдутся те, кто сочтет, что их род вполне может сменить род Лара в качестве графов Кастильских.

Вдова Гарсии Фернандеса Лары понимала, откуда подул ветер и что он с собой принёс. Те самые слова, сказанные ею около семи лет назад, в то время, когда её сын Санчо поднял мятеж против собственного отца. Все сколько-нибудь сведущие в делах кастильских знали, что одним из главных подстрекателей стал граф Вела, равно как и его сторонники. Зато гораздо меньшее число представляло, сколько слов, обещаний и золота потратила сама Ава Рибагорская, чтобы сперва вложить эти замыслы в голову графа Велы, а затем постараться, чтобы они воплотились в жизнь.

Лишь после того, как граф Вела и иные бросили первые камни на чашу весов. в игру вступила и сама тогда ещё законная жена графа Кастилии. Понимая, что поддержка её сына, скажем так, невелика, она заранее постаралась озаботиться получением оной со стороны. Откуда? Конечно же от тех, с кем её муж никогда не стал бы вступать в союз... от мавров, от халифата. Отсюда и те прозвучавшие слова о готовности стать женой даже мавра, только бы это помогло избавиться от Гарсии Фернандеса Лара.

Оно и помогло, пусть не сразу и частично. Санчо Гарсия Лара получил в помощь мавританское войско... и был разбит отцом, пусть и сумел отступить с остатками верных ему воинов. Однако, всерьёз озабоченный тем, что его Кастилия погружается в междоусобную войну, Гарсия Фернандес, скрипя зубами, всё же пошёл на мировую с проблемным отпрыском, выделив тому часть кастильских земель в качестве независимого владения. Равно как и своё прощение... на словах.

О, Ава Рибагорская знала своего пусть ненавистного, но мужа. Следовательно, понимала, что он непременно передаст власть над Кастилией отнюдь не Санчо, а его младшему брату Гонсало, ибо, что было бы совсем плохо, своей любимой дочери Онеке. Своей любимой... той, которая от всей души ненавидела брата и весьма прохладно относилась к собственной матери. Особенно после тех самых слов про готовность стать женой мавра в обмен понятно на что.

А затем была смерть Гарсии Фернандеса и переход власти к тому, кого тот так и не успел окончательно от неё отстранить. Её любимый ребёнок сумел получить то, чего она для него желала — власть над Кастилией. Ну а то, что для укрепления оной пришлось признать себя вассалом халифа аль-Мансура... что ж, за всё приходится платить. К тому же подобная плата устраивала как нового графа, так и стоящую за его спиной Аву из Рибагорсы. Более того, в относительно близкой перспективе просматривалась корона всего Леона, опять же вассального от халифата. На пути к этому, как ей тогда казалось, было лишь одно значимое препятствие — Гарсия Гомес, граф Сальдании, который также успел показать себя важным для халифа Кордовы.

И вот теперь этой преграды нет. Казалось бы, стоило порадоваться, да как-то не получалось. Оценивая ситуацию в настоящий момент, Ава воспринимала смерть графа Сальдании как обрушение стены, ограждающей Кастилию, её и сына Кастилию, от неудержимо накатывающейся волны, пришедшей с севера. Той, с которой не договориться уже потому, что эта стихия не желает договариваться, предпочитая получать желаемое силой.

Сила, она бывает разная. Сила слов и оружия, войск и хитрости, яда и интриг. Ставшие по собственным желаниям союзниками короля Леона идолопоклонники явно преследовали собственные цели, в которые Ава Рибагорская долгое время не стремилась вникать, о чём потом сильно пожалела. Ведь ясное дело, что не Бермудо Леонский и не его советники ещё до смерти Гарсии Фернандеса Лара распускали слухи о том, что стоит тому пасть в одной из битв или попасть в плен к маврам, как его жена, змея ядовитая и коварная, сразу же продаст маврам как саму Кастилию, как и кастильцев... в качестве галерных рабов, евнухов и гаремных наложниц.

Собственно, случившееся после гибели супруга Авы... во многом, пусть и не во всём, стало явью. Мать нынешнего графа Кастилии не собиралась обманывать саму себя, понимая, что для правительницы, пусть и стоящей за троном и шепчущей в ухо носителя короны. Самообман бывает чрезвычайно опасен. Но только сделав Кастилию вассалом халифата, она могла сохранить трон для своего сына, для Санчо. А неудачники и неудачницы, попавшие к маврам... В конце концов, смирение тоже добродетель, вот пусть этим они и утешаются.

Недовольство народа — это можно было пережить. Измену немалой части кастильского войска, что переметнулось к королю Наварры... тоже. Особенно учитывая, что халиф аль-Мансур вновь прислал немало своих воинов для поддержки важного для него сейчас вассала. Гораздо опаснее было то, что Онека, сестра Санчо и её, Авы, дочь, пользуясь суматохой, возникшей после смерти отца, улизнула в ту же самую Наварру. Под крыло Гарсии II Санчеса, короля Наваррского, где её приняли со всем почётом, уважением и явно строили далеко идущие планы.

Возвращаться обратно? О нет, Онека прямо и без каких-либо сомнений заявила, что скорее предпочтёт броситься к ногам пришельцев с севера с просьбой принять под своё покровительство, нежели вернётся в Бургос, к 'любимым' матери и брату, которые уже сподобились обещать одну из дочерей/сестёр в качестве очередного украшения гарема аль-Мансура.

Действительно, такая договорённость была, и Ава Рибагорская с сыном намеревались её выполнить, несмотря на все... сложности, которые возникали. Уже многие кабальерос, не говоря про простых инфансонов, открыто плевались в сторону Бургоса и особенно графа Кастилии с его матерью, которые даже родной сестрой и дочерью готовы были торговать. Контраст с покойным Гарсией Фернандесом был разительным... да и король Наварры на этом фоне смотрелся гораздо более благородно. Да что там, даже Бермудо Леонский, на которого раньше кастильские кабальерос посматривали сверху вниз, стал казаться не таким уж плохим монархом в их понимании. Что ни говори, но он вёл войну с халифатом и войну относительно успешную, особенно с учётом заключенного союза с далёкой Русью. Тем более сейчас, когда эти союзники прислали не просто войско, а войско большое, сильное, привыкшее побеждать.

Привыкшее, да. И доказавшее это только что, с ходу, без сколь-либо значимой задержки растоптав вроде бы хорошо укреплённую Сальданию. А графа Гарсию Гомеса, убитого при попытке бежать из обречённой крепости, и после смерти не оставили в покое, сделав из его хладного трупа пугало для всех, кто даже подумает о возможности вступать в какие-либо переговоры с маврами.

Чучело — вот какая участь была уготована тому, кто стал вассалом халифа аль-Мансура. С трупа Гарсии Гомеса была снята кожа, обработана на скорую руку, набита так, как это делают с охотничьими трофеями. После этого получившееся... распяли на воротах Сальдании как напоминание. Более того, запретили снимать, выставив стражу. И про то, чтобы разослать весть о случившемся по всем ближним и не очень землям позаботились. Ободряя одних, ввергая в панику других, заставляя всерьёз задуматься третьих. Ведь если одного из 'предателей' постигла такая судьба, то могут ли другие чувствовать себя в безопасности?

Ответ на этот вопрос был предельно прост. Не могут! Сама Ава Рибагорская словно бы ощутила лезвие хорошо заточенного охотничьего ножа, которым свежуют добычу. И ощущение это было из числа тех, которым место разве что в ночных кошмарах. Её же сын и вовсе не находил себе места, то пытаясь залить страх вином, то бросаясь к ней за советом. А что она могла сказать? Хотя нет, сказать как раз могла, но следовало хорошенько думать, прежде чем облекать мысли в слова. Положение их разом стало ещё более опасным, нежели было каких-то пару дней тому назад.

— Сын, перестань! — прикрикнула Ава на графа, который пусть и не метался взад-вперёд, но то пытался смять в руках кубок — к счастью, пустой — то пробовал на прочность висящую у него на шее золотую цепь. — Мы должны быть готовы к чему угодно, даже к самому худшему.

— Стать охотничьими трофеями этого варвара?! — передёрнуло Санчо, с трудом сдерживающегося, чтобы не сорваться на не подобающий положению крик. — Лучше уж бежать... Туда, где нас согласятся принять вместе с тем, что осталось в сокровищнице.

— Об этом я тоже думала. Там осталось достаточно. Вопрос лишь в том куда бежать, чтобы нас приняли как подобает а не для виду, чтобы потом выдать или отравить. Но я надеюсь, что до такого не дойдёт.

— Рибагорса?

Ава не то чтобы призадумалась, скорее заново вытащила из разума воспоминания, относящиеся к этому пути. Да, это была её родная земля, там, при всех сложностях, беглецов из Кастилии могли и принять, и укрыть сколь угодно долгое время. Родная кровь... Вместе с тем эту дорогу она хотела оставить напоследок, когда все иные закроются. Об этом и сообщила сыну:

— Только если не останется другого выхода. Графство Рибагорское не так сильно, чтобы действительно помочь нам. Не укрыть, а именно помочь. Ты ведь не хочешь окончательно потерять власть над Кастилией, сынок?

— Я не для того так долго шёл к этому, чтобы отдать так скоро и... так позорно.

— Тогда послушай свою мать, которая никогда не давала дурных советов, — уже привычным тоном, с добавлением естественного для неё нажима проговорила Ава. — У границ наших земель находятся верные нам люди, которые сразу же пришлют весть, как только заметят войско Леона и их северных союзников. Если такое случится — мы не уподобимся графу Сальдании, который решил отсидеться в крепости и проиграл всё, даже свою жизнь. Мы покинем Бургос сразу, взяв с собой золото и действительно верных нам воинов. И отправимся на юг... в халифат. Будем просить великого и могучего халифа аль-Мансура оказать нам помощь в войне не только с Леоном, но и с теми, кто доставил и ему множество печалей.

Вот тут Санчо Гарсия Лара искренне заинтересовался. Он и так оказался чересчур тесно связан с маврами, да и вообще немалую часть его войск, на которых он мог рассчитывать, составляли как раз присланные халифом отряды. Как предполагалось изначально — для присмотра и чтобы новый кастильский граф не попытался договориться с врагами халифа, особенно с Бермудо Леонским. Но теперь...

— А может нам не придётся бежать? Если халиф, поняв, наконец, всю опасность, грозящую его завоеваниям, успеет ударить по леонцам и другим. Или сначала соединится с нашими войсками. Мы же послали к нему людей, а в письмах... Там не простые слова, а и наши обещания, и объяснения, что может случиться, если падут Сальдания и Кастилия. Сальдания уже пала.

— Здесь от нас уже ничего не зависит, Санчо, — опечалилась Ава Рибагорская. — Новое письмо мы отправили почти сразу, как только весть о падении Сальдании донеслась до нас. Остаётся надеяться либо на разум халифа, либо на медлительность леонцев. И да поможет нам бог!

Говоря эти слова, Ава невесело улыбнулась. Сложно надеяться на бога тем. кто по существу предал его, будучи готов продать своих единоверцев правителю, враждебному не просто, но и по вере. Однако иного просто не оставалось... она считала именно так и даже не собиралась допускать мыслей, что можно было бы пойти иными дорогами.

А халиф Кордовы, на помощь которого она так рассчитывала... Аль-Мансур, за минувшие годы потерявший почти все свои корабли, получивший сожженные и ограбленные прибрежные поселения, не зря вёл войска на Леон. Понимал, что если не лишит северян их леонских союзников, то для подвластным ему земель наступят совсем чёрные дни. Впрочем, они уже почти наступили! Западное побережье халифата заметно обезлюдело, а пример взятого штурмом Лиссабона и ещё нескольких портов помельче напоминал, что противостоять росским кораблям, 'украшенным' головами чудовищ, и на море невозможно, и на суше проблемно. Держать же действительно многочисленное войско в каждой крепости в дне пути от моря... Подобное было бы чересчур расточительно даже для обогатившегося при аль-Мансуре халифата.

И торговля... та, которая морская. Теперь она сосредоточилась исключительно внутри Медитерранского моря, ведь корабли, осмелившиеся, пройдя через пролив, направиться в Нормандию, Бретань, Англию или в иные земли имели очень большие шансы попасться бороздящим водную гладь тем самым кораблям-драккарам. А после такой встречи оставались лишь сами корабли и перевозимые ими товары, но никак не торговцы и не команды. Россы вырезали всех мавров без исключения, даже в плен никого не брали. Удар по торговле был для халифата весьма чувствителен. Это помимо иных, тоже чувствительных, убытков. Следовательно, у аль-Мансура просто не было иного выбора. кроме как ударом по Леону укрепить свою не так давно взятую власть. Точнее сказать, трон, на который он сел, приказав удавить юного халифа Хишама II из династии Омейадов и сев на его место, пользуясь поддержкой почти всех знатных родов.

Узурпация власти, смена династии. С одной стороны, основатель династии имеет большие преимущества, не будучи связан прежними союзами и обязательствами. С другой, он просто не имеет права допускать серьёзных ошибок и терпеть болезненных поражений. Ведь тогда может образоваться другой молодой хищник, которому придёт в голову мысль, что и он с таким же успехом может сесть на трон, ещё толком не успевший укрепиться под нынешним властелином.

Не-ет, нынешний халиф Кордовы непременно постарается всеми силами обрушиться на Леон. А 'все силы' — это не только мавры, но и склонившиеся перед ним вассалы из числа христиан, среди которых сейчас наиболее значимым является граф Кастилии Санчо Гарсия Лара. А раз так, раз аль-Мансура можно было назвать кем угодно, но не неспособным смотерть в будущее, то... Он должен прийти им на помощь, ну или хотя бы не просто принять беглецов, а использовать их как важную фигуру в ведущейся игре.

Ава Рибагорская впервые за последнее время робко, но улыбалась. Ей казалось, что она нашла дорогу, ведущую к выходу из запутанного, полного опасностей лабиринта.

Глава 5

Июнь (кресень), 997 год. Королевство Леон, графство Сальдания

Гости бывают разные, но неожиданные — это отдельная статья. И слава Локи, что на сей раз это были довольно приятные неожиданности, пускай о них я мог бы подумать разве что в предпоследнюю очередь.

Когда в Сальданию прибыли опередившие гостей гонцы, я с трудом поверил услышанному. Про Магнуса и сестричек говорить и вовсе не приходилось — эти трое более всего напоминали вытащенных на берег рыб, настолько выразительно открывались и закрывались их рты, не в силах вымолвить что-либо членораздельное. Оно и понятно, потому как гости с острова Рюген, прямиком из храмов Арконы — это то ещё значимое событие, учитывая отсутствие у последних желания выбираться за пределы острова без крайней на то необходимости.

Согласен, я уже имел весьма значимую беседу сначала с одним из них, Гюрятой Молчальником, а затем и ещё несколько раз встречался, как собственно в Арконе, так и в Киеве. Но поводы, они были понятными и. как мне казалось, куда более весомыми с точки зрения жрецов Арконы.

В первый раз я встретился с одним из них, тем самым Гюрятой Молчальником, в самый разгар нашей войны против Дании, Польши и впрягшейся за них по религиозному принципу тогда ещё Священной Римской империи. Неудивительно, что арконские жрецы послали своего представителя уточнить кое-что для них важное. Война то, как ни крути. была под знаменем старых богов, чьи последователи в кои-то веки не просто защищались или атаковали с целью расширить свои владения, а делали это не в последнюю очередь для восстановления разрушенных жрецами распятого бога храмов и возрождения изначальной, исконной веры, царившей там ранее.

Во второй раз посланцы арконских затворников нагрянули уже в Киев, спустя некоторое время после окончания войны и заключения в Риме мирного договора между всеми участвующими сторонами. Причина? Окончательно оформившееся реформирование религии. Точнее сказать, слияние западно-славянского и скандинавского пантеонов в единое целое и связанные с этим изменения. Довольно важные, способные вызвать определённые... брожения, что было бы ой как нежелательно. Отсюда и визит в Киев арконцев, чьё влияние сложно было бы преуменьшать и тем паче оспаривать.

Делегация, да. Не просто так, а при полном при параде, внушающая, давящая наработанным за многие года и века авторитетом и... играющая как раз на нужной стороне. Подобная поддержка оказалась как нельзя более кстати, не дав некоторым особо борзым и резким перетянуть на себя одеяло. В частности, тому самому Богумилу Соловью, который. несмотря на всю свою реальную пользу, хотел подмять под себя слишком большую власть, пусть и исключительно в духовной сфере. Не вышло, подрезали крылья, пусть и со всей возможной в сложившейся ситуации вежливостью. Хоть и занял Соловей наиболее значимый пост в реформированной структуре, но оказался ограничен как со стороны других жрецов, так и со стороны власти светской.

Вот тогда более тесно пообщался как с уже знакомым Молчальником, так и с другими представителями этого весьма замкнутого жреческого сообщества. Заметно отличавшегося от уже привычных мне индивидов. В частности, более глубокими знаниями и... реальными возможностями, в том числе относящимися к взаимодействию со скрытой от многих гранью мира. Сложно было отмахиваться от того, что в моём родном времени называли паранормальным или сверхъестественным, когда именно благодаря его проявлению ты оказался в далёком таком прошлом

Разговоры были... те ещё. Достаточно сказать, что после каждого из них я, чтобы уж точно не забыть, записывал большую часть услышанного в предназначенную для особо важных заметок тетрадь. Слишком интересные темы затрагивались, причём такие. о которых тот же Магнус, Софья с Еленой, да и Богумил, мать его, Соловей имели куда более скромное представление.

Знания — сила. Особенно такие вот, затрагивающие тайны мира сего, а может и не только. Отсюда и случившиеся уже мои визиты в Аркону с целью выжать из тамошнего жречества очередные порции знаний. Получил ли я всё что хотел? Конечно же... нет. Но и сказать, что поездки оказались никчёмными, тоже язык не повернётся. Арконские затворники выдавали информацию дозировано, словно в аптеке, будто она в больших количествах могла уподобиться опасному яду. В последний раз и вовсе стали темнить, намекая, что должно произойти нечто важное. после чего многие их догадки подтвердятся либо опровергнутся. И вот тогда... Что именно они имели в виду под словом 'тогда', я так и не понял, ибо во главе войска отправился сюда в испанские земли. Рассчитывал уже по возвращении таки да вытрясти из любителей недоговаривать и сидеть на древних знаниях, словно кощей над сокровищами, нужное мне. Однако...

Мало кто из не относящихся к числу жрецов хочет чересчур сильно влезать в подобные дела. Вот и сейчас в бывших покоях графа Сальдании находились, помимо меня, лишь Магнус да две с да-авних пор знакомые жрицы Лады, которым лишь бы любопытство удовлетворить. Другие в то, что имело отношение к жрецам Арконы, лезть не решились. Мог бы Гуннар, но побратим находился в Леоне и, судя по всему, дел у него там оказалось воистину огромное количество. Как ни крути, а вычищать столицу королевства от в изобилии присутствующих мавританских шпионов и отслеживания возможных заговоров против короля Бермудо или нас, как слишком сильно влияющих на королевскую особу... Бешеный по уши зарылся в тамошние хитросплетения и выдёргивать его срочным порядком лично я не видел особого смысла. Потом всё равно получит полнейшую информацию, иначе и быть не может.

— Арконцы никогда не прибывают просто так, Мрачный, — напомнил об очевидном Магнус, попутно изучая то, что удалось в спешном порядке выбить из таки да вылеченных от отравления пленных мавров. — Сперва поддержка в войне под знамёнами богов Асгарда, затем помощь при слиянии двух родственных, но не одинаковых вер. Теперь... Им что-то нужно даже здесь, в землях, куда сроду не падал взор ни Локи, ни даже Одина.

— А может и падал.

— У обоих, — привычно дополнила сестру Елена. — Замыслы богов!

— О них мы можем...

— Только догадываться.

— В то время как затворившиеся на своём острове...

— Знают больше.

— Гораздо больше!

Сестрички, да. Эти две чертовки при малейшем поводе представали в самом завлекающем из возможных обличий. Вот вроде бы далеко не первый год друг друга знаем, прошли плечом к плечу через множество испытаний, успели многое друг о друге узнать. А всё равно никак не оставят игру под названием 'затащи в постель конунга'. Тут либо чисто спортивный интерес, либо уже привычка, в которой обе красавицы находят своё особое удовольствие. Зато забавно и эстетически радует, чего тут скрывать.

За последние годы на Руси с женскими одеяниями стало совсем хорошо. Всего то и стоило сделать несколько намёков женам и иным симпатиям друзей и приятелей, что у торговцев, что из стран дальних, порой и вовсе заморских, можно приобрести наряды дивные и вместе с тем мужской взгляд оченно привлекающие. А уж если прекрасная половина рода человеческого получает намёк не просто, а исходящий от носителя короны, то... оный воспринимается чуть ли не как прямое руководство к действию вкупе с прямым одобрением тех самых новшеств. И пошло-поехало! Сначала расспросы тех самых торговцев, затем доставка пробных партий тех самых нарядов. Затем следовали примерки, пробные выходы в свет, после чего производились определённые корректировки, приводящие предназначенные для иных частей света одеяния в полную гармонию с местными условиями и предпочтениями. В результате те самые девичьи моды изменились пусть и не до неузнаваемости, но весьма существенно. Смешение стилей во всей красе. Однако и прекрасные дамы были довольны, и их кавалеры, вполне умеющие ценить новые образы прекрасного.

Удивляться тут было нечему. Как ни круги, а Русь за последние годы стали чуть ли не важнейшим источником разного рода товаров, среди которых сырьё... да практически не вывозилось за пределы страны. Вот товары на основе оного — это да, это сколько угодно. В разумных пределах. Я слишком хорошо помнил, к чему в итоге можно прийти, поставляя лишь не— или полуобработанный материал. Спасибо, участь сырьевого придатка Европы — совсем не то, что хотелось оставить после себя. Плавали, знаем. Так что вместо воска — готовые свечи. Пушнина? Лучше разместите заказы на конкретные меховые изделия, шубы там или мантии, вам в скором времени это предоставят. Оно и выгоднее... больше нам, но и вам тоже, поскольку можно везти уже готовый товар. Про печатные книги, зеркала, изделия из стекла, бумагу и прочее я тем паче молчу — эти товары готовы были расхватывать в любом количестве и просить добавки.

Мда. Вот взглянул в очередной раз на весьма фривольные, с явно прослеживаемыми элементами византийской и персидской моды одеяния Софьи с Еленой, и поневоле мысли нахлынули. Бывает, дело житейское. Хорошо ещё, что отслеживать слова что их, что Магнуса мне это не мешало. Привык, так сказать, следовать примеру достопочтенного Гая Юлия, который Цезарь, любившего и умевшего делать три дела одновременно. Полезная привычка, честно говоря, ведь пока мои мысли... витали, Магнус как следует прошёлся по тому, что хотя от арконских жрецов пока, помимо пользы. ничего не было, стоит держать ушки на макушке.

— ...они сами по себе, у них свои, особенные цели, — ворчал побратим, благо его нынешнее, весьма высокое положение в жреческой среде, позволяло быть в курсе чуть ли не всего. — А ведь не с сотней или там полутора охраны прибыли. С целой тысячей храмовых воинов! Воинов хороших, опытных, столько мечей с собой на простую прогулку не берут. Помяни моё слово, Хальфдан, они эту тысячу нам предоставят, причём как дар великий, от которого и захочешь, так не откажешься.

— Будем слушать, будем думать, — отвечаю на крик души друга. — По крайней мере в прошлые разы польза была взаимная. Надеюсь, что и сейчас ничего в худшую сторону не изменится. У нас и так хватает проблем с протестующими криками леонцев из окружения Бермудо. Сам то он до поры глас возмущённый подать не осмелится, но все мы понимаем, что пробрало его нами сделанное до самого до нутра.

— Как пройдёт мимо чучела, из графа набитого...

— Так и вздрогнет! — хихикнула Сфья. — И смо-отрит так не трофей наш заслуженный...

— Словно сам боится на его месте оказаться.

— А ведь Сальдания теперь...

— Его владение, королевское.

— На собственный след смотрит, оборачиваясь, — хмыкнул Магнус. — Король и сам горазд был с маврами договариваться. Раньше... теперь не осмелится, видя, к чему это может привести. И теперь он сам стал частью содеянного, от этого ему не отпереться, слушать никто не станет. Верно мы его цепями приковали крепко-накрепко. Цепи невидимы, да прочны, невесомы, да к земле тянут, сбежать не дают,

У любого действия есть последствия. Порой они проявляются сразу, порой спустя некоторое время. Иные затихают очень быстро, другие разносят 'круги по воде' спустя долгие годы. Посмертная участь, уготованная бывшему графу Сальдании Гарсии Гомесу, дала эффект и сразу, и сильный. Какой именно, помимо страха, поразившего некоторых леонцев, из числа склонных пусть в перспективе, но договариваться с маврами, в самую душу? Наметившееся разделение между готовыми идти до конца и использовать любые средства, чтобы поганой метлой вымести мавров со своих исконных земель и теми, кто опасался, что 'все средства' приведут к слишком серьёзным изменениям в привычном жизненном укладе. Причины у всех были разные, но для нас это было в лучшем случае вторично.

Что же тогда первично, помимо самого факта наметившегося разделения леонцев? Окончательно оформившийся лидер партии 'войны любыми средствами и до победного конца'. Неудивительно, что им оказался уже хорошо знакомый как мне, так и ближникам Хуан Самарро. Достаточно было понаблюдать за ним в то время, когда он смотрел на приколоченное к крепостным воротам чучело, сотворённое из бывшего графа Сальдании, чтобы многое понять. Сие зрелище доставляло ему массу удовольствия. Не удивлюсь, если он представлял рядом и примерно в том же виде и иных персон, тоже замешанных в разного рода похабных сношениях с маврами.

Маркер — вот чем стал набитое не то соломой, не то чем-то иным — я в дела чучельников сроду не вникал и даже не собирался — труп предателя. Теперь, видя реакцию благородных кабальерос и поднявшихся с низа инфансонов, мы могли составить мало-мальски точный список и делать следующие шаги. Суть их весьма проста — необходимо было продвигать тех, чья реакция признавалась подходящей. А уж средств и возможностей для этого у нас сейчас хватало. Это я и сказал своим теперешним собеседникам, которые не только в делах жреческих являлись компетентными. Сестрички поддержали полностью, а вот Магнус с небольшой оговоркой.

— Основа недостаточно окрепла. Зато после важного сражения — другое дело. Если же мы сумеем показать, что Самарро и идущие за ним показали себя с самой лучшей стороны, более умелыми и удачливыми, чем другие — достаточно будет лишь небольшой помощи от нас.

И вот что тут сказать? Оставалось лишь соглашаться, благо сказано чётко, по делу и лучше вряд ли получится. Что же до бурчания части леонских кабальерос... Не критично, к тому же сам Бермудо тоже исключительно ворчанием и ограничится, вставать 'в третью позицию' совсем не в его интересах. Да и вкусный кусок в виде перешедшего под его прямую власть Сальдании тоже дорогого стоит. Ах да, ещё и поддерживающие до сего момента покойного Гарсию Гомеса кастильские и не только аристократы засохли, зачахли и явно готовы были вновь склонить головы. На сей раз перед старым-новым властителем. Тоже проблема! Веры этим 'теннисным мячикам' перепрыгивающим с одной стороны на другую, абсолютный ноль, а гнать всех без исключения поганой метлой тоже не получится. хотя хочется, чего уж там!

Что делать? Озадачить людей Гуннара и жриц Лады на предмет не только сбора, но и обработки уже имеющейся информации на предмет того, насколько сильно упомянутые леоно-кастильские феодалы замарались в служении маврам. И уж тогда, проведя сравнительный анализ их прегрешений, разделить на две основные категории: нуждающиеся в ликвидации либо изгнании вместе с семьями и те, кого можно и нужно как следует пугануть, может даже урезать по казне и землям, но оставить до поры. Впоследствии будет видно, до кого дойдёт суровое предупреждение, а кто вновь решится обслуживать всех и каждого. Да, пожалуй, по-другому при всём желании не получится. Более того, придётся долго и нудно вколачивать вполне естественные эти расклады в голову Бермудо Леонского. Естественны то они для меня и близкого круга. 'заразившегося' от выходца из иных времён его мировосприятием, встроившего изменённый взгляд на мир в свои личности.

Ничего, справимся! Право слово, в сравнении с тем, что приходилось преодолевать раньше, взбрыки короля Леона смотрятся откровенно слабо, бледно, местами даже забавно. Другое дело — неотвратимо приближающиеся арконские гости. Что принесёт их прибытие... велика загадка.

* * *

Знакомые всё лица! Это я про жрецов с острова Рюген, из арконских храмов, конечно. Они таки да прибыли. Причём именно что в сопровождении тысячи храмовых вояк, что сами по себе представляли большую силу. Гвардия, ети её! И в этих моих словах не было даже тени иронии, исключительно уважение к мастерам своего дела.

Тысяча. Учитывая общую численность воинов острова Рюген, получалось, что сюда прибыла немалая их часть, скорее даже большая. И лучшая, что само по себе о многом говорило. Ради какого-то обычного — для арконских жрецов. а не вообще — разговора такое сопровождение было бы неуместно. Получается что? А бес его знает! Пофиг, всё равно в самом скором времени мне это поведает может Гюрята Молчальник, а может Колот Снежный или Лютобор Изяславович, как то не обзаведшийся прозвищем за долгие годы жизни. Именно эта троица главная среди прибывших, уж настолько я в их иерархии разбираюсь.

Встреча, само собой разумеется, была организована не только почётная, но и пышная. Не в последнюю очередь для леонских наших союзников, иначе бы не поняли и не осознали значимость прибывших гостей. По сути, если переводить в понятные леонцам термины, трое вышеупомянутых жрецов были более чем сравнимы с епископами по уровню значимости и имеющейся власти. В очень приблизительном сопоставлении не учитывая всю имеющуюся у нас, на Руси и в союзных странах, специфику. Только и этого сравнение хватило как Бермудо, так и иным, чтобы понять и проникнуться. А раз так, то и пышная встреча являлась непременным атрибутом.

Арконцы посмеивались, конечно, но играли полагающиеся им в данной сценке роли. Жрецы, тем паче высших рангов, они умели врастать в нужную личину, если, конечно, изъявляли такое желание. Желание в классическом смысле слова здесь вряд ли присутствовало, но его заменяло понимание необходимости подобного, дабы не создавать уже мне определённых проблем. Это было хорошим знаком. Раз тот же Молчальник играет роль пусть не шибко разговорчивого, но доброжелательно настроенного к леонским союзникам Руси жреца — значит хочет получить от меня что-то для себя ценное. Навряд ли материальное, ибо к этой части бытия арконцы почти равнодушны, зато информацию или продвижение дел духовных ценят на порядок больше. Следовательно...

Церемониально-вступительная часть надолго не затянулась. Так, необходимый по здешним понятиям минимум, благо де-факто присутствующее 'военное положение' давало довольно широкие возможности урезать разного рода церемониалы. А вот произошедшее дальше вызвало у меня чуть ли не ностальгию. Словно копируя ситуацию времён нашего первого пересечения на дорогах этого мира, Молчальник вежливо, но настойчиво выразил пожелание поговорить не тет-а-тет, но в присутствии ограниченного числа людей, причём исключительно относящихся к жречеству высоких ступеней. Разумеется, я не мог этого не отметить.

— Прямо как в старые добрые времена войны с тогда ещё Священной Римской империей. Даже спутники у меня те же самые из жречества, — взгляд в сторону сестричек и Магнуса. — Разве что с тобой, Гюрята, двое собратьев, кого тогда не было.

— Значит, так Святовит нашу новую встречу увидел, а твой бог-хитрец Локи не стал путать дороги под нашими ногами. Хотя этих двух вертихвосток в одеяниях почти прозрачных, я бы до поры выставил... Да только понимаю, что ты этого делать не станешь.

Скалятся, стервочки, довольные и уверенные в своей значимости. Да и Молчальник так, ворчит по привычке, понимая, что эти две жрицы Лады слишком глубоко завязли в самых что ни на есть тайных делах Руси, да и про интересы жрецов Арконы были целиком в теме.

— Тогда прошу... всех вас со всем почтением проследовать в бывшие покои здешнего графа.

— Прямо туда? — усмехнулся Колот. — Мы не леонский король, можем и без такого обойтись.

— Мы можем, а вот они смотрят на конунга Руси, — обоснованно возразил Снежному Лютобор Изяславович. — Вот Хальфдан Мрачный и блюдёт себя, как и должно носящему стальную корону в чужой земле.

Серьёзности в арконских жрецах, как по мне, многовато. Не сужу, просто впечатление такое лично у меня имеется. Впрочем, тут и положение роль играет, и возраст, ведь вся эта троица давненько за шестой десяток перевалила, а кое-что совсем старик, особенно по местным понятиям. Возраст же, он часто даёт о себе знать не только телесно, но и на поведение влияя.

Располагались жрецы в комнате от души так, со всей серьёзностью. Появились на столе мешочки с рунами, в каменных чашах сперва вспыхнуло пламя, затем сменившееся ароматным дымом. Несколько сундучков, каменных и металлических, непонятно что внутри скрывающих. Вот уж действительно чисто жреческие заморочки, в которые я в последние несколько лет вынужденно вникал, причём предельно концентрируясь. Причина этого? Та самая паранормальная грань мира, которая заявила о себе с самого моего тут появления, но всерьёз приоткрывающаяся лишь с относительно недавних пор. Только вот сама она приоткрылась или мне её приоткрыли — вопрос оставался открытым. Может так, а возможно и этак.

Теперь я при всём желании не мог списывать то же гадание на рунах, исполняемое как Магнусом, так и иными жрецами из числа действительно продвинутых в своём деле, как чисто вспомогательный, психологический элемент в работе аналитика, способствующий повышению концентрации. Нет, это тоже, само собой разумеется, но было и нечто иное, находящееся за рамками нормального, естественного для уроженца конца двадцатого столетия. И не рунами едиными. Используемое храмовыми воинами то, что я бы назвал боевым трансом, способным не просто убрать ощущения боли и усталости, но реально повышающим возможности организма без использования каких-либо стимулирующих настоев. С их же использованием пределы возможного выходили на ещё более высокий уровень. И кое-что совсем уж за гранью... Впрочем, не это меня сейчас занимало.

— Гюрята. Колот. Лютобор, — уже не приветствую, ибо должные слова прозвучали сразу по прибытии жрецов, а скорее подтверждаю, что сейчас начинается собственно разговор по покамест неведомому мне делу. — Я и мои ближники, что волею богов пошли жреческими путями, рады вашему прибытию сюда, в эти земли, куда нога человека, чтящего Локи, Одина и иных, ступила совсем недавно. Но вместе с радостью есть и желание узнать о причинах, побудивших вас не просто совершить дальнее путешествие, но и приказать сопутствовать целой тысяче храмовых воинов. Не новичков, только-только ступивших на сей путь, а знатоков клинка и иных умений.

Хотел ли я смутить сказанным жреческое трио? Вовсе нет. Этих монстров даже сваей не пробить, не то что какими-то простыми словами. Однако поднять вопрос стоило сразу и без вариантов, чтобы не возникло каких-либо неясностей. И это было воспринято как само собой разумеющееся. Арконцы переглянулись, но ответил мне Молчальник. Не удивлюсь, если по причине того, что именно он первым из их довольно замкнутого круга вышел со мной на контакт.

— Важное дело. Для тебя. Для нас. Для той веры, для которой все мы делаем что должно, и что нам по силам. Со времени нашего последнего разговора кое-что изменилось. Мы воззвали, и нам пришёл ответ. Пришлось немало поразмыслить, чтобы понять его, но итог того стоил. Ты не зря отправился сюда, конунг Хальфдан. Видимо, Локи или иное божество нашептывает порой то, что обращается уже в твои собственные решения.

— Уже заинтересовали. А подробнее можно?

— Нужно, — сверкнул глазами Колот Снежный. — Помнишь ту первую встречу с одним из нас, с Гюрятой?

— И весьма неплохо.

— Память важна. Он тоже помнит и дословно передал тот разговор. И теперь я напомню ту его часть, в которой речь зашла о черепе Святослава Великого, который ты вернул из липких лап степных дикарей-печенегов. Тогда Молчальник спросил тебя, о причинах, побудивших не разжечь погребальный костёр, а сохранить часть тела могучего князя. Ты ответил такими словами: 'У почитателей распятого бога есть Орудия Страстей и не только. Истинные или ложные — то не столь важно. У поклоняющихся Аллаху — их Черный Камень в Каабе. Зримые воплощения Силы, в которые верят. А Святослава Великого у нас хорошо помнят. Живы еще те, кто стоял рядом с ним в битвах. Немногие, но все же. К тому же... Символ поражения стал знаком возвращения силы Руси'.

Впечатляет! Это я про память, которой обладают жрецы с Арконы и не только оттуда. Да, подобному учатся долго и упорно, но в результате память становится чуть ли не подобна огромной книге, записанной прямиком в разум. Далеко не сразу, далеко не у всех, да к тому же идеала вряд ли кому удалось достичь. Однако и то, чему я был несколько раз свидетелем, откровенно поражало. На ум сразу приходили персонажи одного фантастического цикла про планету пустынную, безводную, но таящую внутри бесценное сокровище. И были там некие уже не совсем простые люди — этакие живые компьютеры, вместе с тем не утратившие ничего из чисто человеческих качеств.

Почему вдруг из глубин памяти всплыла именно эта аналогия? Сложны и извилисты пути мыслей человеческих. Наверное, слишком уж напомнили мне некоторые умения жрецов высших ступеней кое-что из того, что творили определённые личности в возданной фантазией одного человека вселенной. Тут и структурированная наподобие библиотеки память, и умение использовать скрытые и сверхвозможности человеческого тела, да и про умение воздействовать голосом на собеседника забывать не стоило. Ага, подобные фокусы часть жрецов тоже могла проворачивать. Ну чем не 'ведьмы', использующие Голос? Правда гендерная составляющая тут отнюдь не только женская. Мля, осталось только 'всплыть' некоему аналогу особо ценной 'алхимии' да ещё лицеделам, способным в прямом смысле слова менять черты лица и тела, уподобляясь выбранной для исполнения замыслов цели, тогда у меня совсем ум за разум зайдёт, право слово!

— Действительно, мои слова воспроизведены в точности, — признал я очевидное. — Готов снова подтвердить сказанное, хотя не совсем понимаю, какое отношение это имеет к нынешним событиям.

— Замысловатое, но крайне значимое, — а вот и Лютобор Изяславович изволил веское слово молвить, однозначно играя заранее согласованную с остальными роль. — Зримое воплощение Силы оказалось важным и действенным. Ты, Хальфдан, лишь недавно прикоснулся к нашим тайнам, потому и не можешь оценить изменений. Твои друзья и побратимы, с ними сложнее. Эти две многого добившиеся в делах Руси жрицы, — улыбка... не пренебрежительная, скорее уж покровительственная, — привыкли первым делом опираться на девичье очарование и хитромудрие своё. Они могли не заметить. Зато твой придворный жрец, тот способен понять, особенно когда подсказку услышал.

Та-ак, кажись, тут у нас моего побратима изволили палочкой потыкать за ради взбодрения жреческой части его личности. И, судя по замерцавшему в его глазах огоньку понимания, тычок достиг поставленной цели. Посмотрев на меня и получив полное одобрение насчёт высказывания мнения, Магнус попробовал дать ответ.

— Руны стали отзываться быстрее и с большей охотой. Но ведь так и должно было быть после того, как мы вернули часть исконных земель, восстановили порушенные храмы, отогнав жрецов распятого бога, показав им силу асов и их детей.

— Правильный ответ... для стоящих на твоей ступни посвящения, — не уколол, а всего лишь констатировал некую известную ему истину Лютобор. — Восстановление храмов и изгнание жрецов распятого на кресте оказало влияние. Но малое, одного его не хватило бы для столь ощутимого усиления. Волна пошла из Киева, из определённого места, от известного символа, ставшего источником Силы.

— Череп великого...

— Превратившийся из кости.

— В одно из Орудий Силы, — зажмурившись от удовольствия, мурлыкнула Софья. — Но если есть одно...

— То может быть и больше.

— Знать бы только!

— Каких именно.

— И откуда взять?

Прошибить арконскую троицу привычными для сестиц фокусами было невозможно. Но один комментарий от Колота они таки да получили.

— Ошиблись вы. девоньки, когда Ладе себя посвятили. Макошь... вот кто ближе не каждой из вас в отдельности, а тому, что вы вместе стали представлять. Да и к поднявшему знамя порождения Локи вас не просто так притянуло. Богу-насмешнику любы вам подобные. Но это уже неважно, сделанного не изменить.

— Не о том молвишь, Снежный, — Молчальник поморщился, устраиваясь чуть поудобнее, видимо, потревожив побаливающую временами спину. — Когда мы поняли, чем стал череп великого князя, на что он стал способен... Такие предметы можно применить и для того, чтобы дозваться до настоящих сил, которых мы называем богами. Если без них наш зов слабо слышен, а ответы зачастую и вовсе не разобрать, то с ними всё меняется. Внимаешь, конунг?

Киваю, благо говорить тут ничего и не стоит. Лучше пока послушать, а там уж видно будет. Вот оно как всё, оказывается, обстоит. Чем дальше, тем страньше и в то же время интереснее. Сколько уж лет тут нахожусь, а только сейчас чувствую, что меня по полной догнала даже не паранормальщина, а сама что ни на есть настоящая мистика. причём высоких порядков. И отмахнуться от неё... было бы откровенной глупостью. Тупо отмахиваться от того, чему есть самые прямые доказательства, к тому же прямо сейчас и демонстрируемые.

Как именно? Достаточно было поглядеть на руны, которые словно сами собой вылетали из мешочков, в коих доселе находились. Вылетали без какой-либо помощи и более того, раскладывались в сложные узоры. Мда. И ещё раз это же самое слово, причём с предельной, искренней эмоциональностью. И ведь ни разу не гипноз или иное воздействие на разум — в этом я мог быть полностью уверен. Держать покерфейс было сложно, но я старался, прилагая все доступные мне усилия, попутно отслеживая реакцию как Магнуса, так и сестричек. Что тут сказать? Впечатлёнными все трое были, зато изумление, близкое к неверию в происходящее, отсутствовало как класс. Я понимал, почему. Для них подобные умения были хоть и недоступными, но о них рассказывали те, кто может сам и не видел, но пребывал в полной уверенности, что такое возможно. Вот оно, отличие моего времени и этого. Во времена 'много веков тому вперёд' виденное мной сейчас проходило по разряду однозначных баек, сказок, фантастическо-фэнтезийной литературы. Здесь же совсем иначе.

Отсюда и вопрос, который я не мог не задать арконцам.

— А несколько лет назад вы трое могли делать нечто подобное?

— Могли, — сверкнул белыми зубами Снежный. — Мы могли и ещё кое-кто. Только ощущали себя потом так, будто пили три дня и три ночи меда выдержанные в зело большом количестве. Теперь же сам видишь. Тяжело, да, но лишь словно добрым клинком с четверть часа помахать. И не жаль потраченного, ибо настоящее рунное гадание так и происходит. Негоже руниры руками хватать, так им часть тебя передаётся, искажая вопрошаемое твоими же чаяниями. Силой не материи, но духа надобно деять.

— И если подобное дало приобретение и задействование одного Орудия Силы и похода под знамёнами наших богов, то наверняка есть возможность сделать очередной шаг. Я прав, говорящие с богами и умеющие слушать их ответы?

Переглянулись... Такое впечатление. что им и говорить друг с другом необязательно. А может и впрямь так, особенно после увиденного сейчас. Или всё же я переоцениваю? Локи ведает. Однако продолжил не Колот, а Молчальник, говорить не любящий, но при надобности неплохо умеющий.

— Любое строение, как из материи, так и духовное, плохо держится на единственной опоре. Пара — тоже неустойчива. А вот три — это уже достаточное для надёжного существования число. Можно и больше, но меньше опасно. Три Орудия, вот что необходимо получить. Не пришедших из глубины веков, а близких нам, тех, память о которых жива и будет жить ещё долго. Разная память, но неизменно яркая.

— Уж не оттуда ли столь чтимая жрецами Христа троица, которая и в их символе веры прочно поселилась?

— Оттуда, Хальфдан, — процедил резко помрачневший Лютобор. Правда, его изменившийся настрой был вызван не мой как таковым, а скорее неким очень нехорошим воспоминанием. — Только не 'бог-отец, бог-сын и бог-дух-святой' — это только первый слой. Ты ведь знаешь, что три ветви есть исходящее от единого корня?

— Древний иудаизм, выросшее и отделившееся от него христианство, а затем выпрыгнувший, как леший из чащи, ислам, по сути нечто странное, но родственное более старшим ветвям. Сожри всех троих Гарм и наколи Сурт на свой клинок, у них даже священные книги одна другую включают. Я эти тонкости успел как следует изучить!

— Вот она, истинная троица, нераздельная и неслиянная, с Единым богом, прикидывающимся через своих посланников тремя разными сущностями. Три ветви, три опоры, три Орудия, которые сумели избежать даже воплощение в материи. Остальное же, вроде Орудий Страстей, Чёрного Камня и прочего... они вторичны, хотя тоже важны.

Ох и чётко, с истовой убеждённостью говорит Лютобор. Я же, обладая знаниями веков грядущих, ничуть не удивлен, благо успел увидеть как, в случае необходимости, эти три ветви, обычно сварящиеся меж собой, быстренько объединяются, чтобы побыстрее сожрать возможные угрозы. Общие для всей этой долбанной триады.

— И какой совет дали те, к кому вы обратились? Что использовать собственную триаду — это я понял. И что первая её часть -превратившийся в Орудие Силы череп-чаша великого князя.

— Собрать собственную троицу Орудий лишь первый важный шаг, — не слишком весело, но всё же улыбнулся Снежный. — Так уж свершилось, что форма первого Орудия поневоле задала её для остальных. Не обязательно черепа, но части тел иных сильных, своими деяниями рвущих ткань мира. Разными деяниями. Разными по отношению к тем, кто начал собирать троицу орудий. Первое создано из радетеля, всю недолгую, но яркую жизнь отдавшего за Русь и даже смерть не омрачила его славу и величие. Вторым должен стать враг. Лютый, страшный, совершённое которым уже принесло много бед, но принесёт ещё больше. Его мы и начали искать, думая прежде всего на сидящих в Царьграде. Риме или близких к короне Германской империи. Ведь прежде всего от них исходила, исходит и будет исходить угроза нашей земле и вере. Мы ошибались, хотя так и не понимаем, почему. А вот ты направился в нужную сторону, Хальфдан Мрачный.

— Аль-Мансур, ранее хаджиб Кордовы, а не так давно придавивший юного халифа и сам севший на роскошный трон халифата. Умён, жесток, опасен и несомненный враг для всех, в ком есть хоть отдалённо схожая с нами кровь. Значит вот чью голову нужно заполучить, желательно не затягивая.

Не скажу, что меня сколь-либо сильно удивила цель. Сама ситуация — это да, но не частность, выразившаяся в том, кто пойдёт на 'материал' для второго Орудия Силы. Подходящая кандидатура. Если зреть в корень, то аль-Мансур являлся одним из столпов ислама, одним из 'трамплинов', отталкиваясь от которого эта абсолютно чуждая мутная волна с новой силой хлынула в сторону европейских стран и особенно средиземноморья. Уж на что была чужда Византия, но в сравнении с тем, что пришло ей на смену... Мда, тут и добавить то нечего.

Мне нечего. А вот трио арконских жрецов умолкать не собиралось. Даже Гюрята Молчальник.

— В таких делах время годами и десятками лет меряют, Хальфдан. Только б аль-Мансур своей смертью не помер, а остальное... Год или несколько, от клинков твоих хирдманов, леонских копий или от яда, поднесённого тому бывшими друзьями — то нам без разницы. Главное получить тело или хотя бы его часть.

— Получим, — киваю я, подтверждая услышанное пожелание жреца. — На то моё слово, а оно, как многие убедиться успели, не пыль на ветру и не быстро затихающее эхо. Видит Локи. Но если вам стал известен второй, то и третий не должен был остаться тайной.

Усмешки всех трёх гостей с Рюгена-Руяна. Сейчас точно чем-то озадачат, ведь с чувством юмора у них всё более чем хорошо. И точно, Колот Снежный изволил одновременно и порадовать, и ошарашить.

— Третьим должен был стать предатель, готовый предать собственную кровь, веру, землю ради... странного. Мы думали, что им должен оказаться Владимир, едва унесший ноги из Киева в Тмутаракань, но потом, не иначе как щедротами своего нового бога, ставший, наряду со своей новой женой, правителем Византии. Рассуждали, как подвигнуть тебя, конунг, на то, чтобы помочь Руси уже в третий раз прибить щит на врага Царьграда. Но оказалось, что это лишнее. Догадка была близка, родственна по крови, но мы всё ж ошиблись. Хорошо, что вовремя спохватились. Предателя, что должен стать третьим Орудием Силы, уже уничтожили. По твоему, Хальфдан Мрачный, приказу. Осталось лишь добыть его останки и должным образом обработать. Но ты добудь, а уж мы сделаем остальное.

— Добрыня, с-собачий сын, — расхохотался я. — Вот ведь паршивец, даже после смерти никак не удаётся избавиться от его общества! Ладно, парни из Тайной Стражи поработают, найдут способ выкопать то гнильё, которое от него осталось. Думаю. понадобится всего несколько месяцев, чтобы и вскрыть могилу по-тихому, и доставить малость подгнившие кости в Киев. Или сразу к вам, в Аркону?

— Можно и так и так, — пожал плечами Колот. — Мы верим, что с этим у тебя, конунг, хлопот больших не возникнет. Зато аль-Мансур — иное. Оттого мы и привели с собой ту тысячу воинов. Они лишними не окажутся.

Факт. Учитывая же, что халиф Кордовы и сам рвётся разгромить что Бермудо Леонского, что нас, его союзников — встреча на поле боя становится практически неизбежной, причём в самое ближайшее время. Вдобавок, учтя поступающие от прознатчиков и купленных местных сведения, да присовокупив к ним сведения, вырванные во время допроса из мавров... Аль-Мансур и его военачальники очень встревожились как взятием нами Сальдании, так и весьма высокой вероятностью, что то же самое и быстро может произойти и с Кастилией.

Лишиться по полной подстелившегося под халифат холуя аль-Мансур сильно не хотел. Не потому, что какой-то неверный был ему важен сам по себе. Тут совсем иное, куда более важное, политическое и стратегическое. Если второй из склонившихся христианских властителей будет вот так походя смят войском короля Леона — это покажет неотвратимость смертельной кары для всех тех, кто только помыслит подчиниться халифату и ему лично. Следовательно, это требовалось прекратить. А уж бросится он со своим реально огромным войском сюда, к Сальдании. либо попробует сперва соединиться к тем, что осталось от войска у Санчо Гарсии Лары... Право слово, кого волнует таких мелочей, как быть может — а скорее всего уже нет — будут говорить в одном портовом городе.

Забавно и символично. Что именно? Заготовка для орудия Силы сама придёт к нам, абсолютно не подозревая о той судьбе, что ему уготована пришельцами с севера, желающими восстановить силу как покровительствующих им сверхсущностей, так и вновь обрести силы собственные. Я же, что логично, всячески хочу этому посодействовать. Это моя земля, мои люди... да и сущности, богами именуемые, мне с давних пор более чем интересны. Именно из-за них жизнь совершила столь резкий поворот, о котором я и помыслить не мог. Так что иди сюда... материал для артефакта, названного Орудием Силы. Мы ждём тебя, куда бы ты ни двинулся.

Глава 6

Июль (червен), 997 год. Кастилия, Бургос

Всегда приятно видеть, как твои действия заставляют врагов суетиться, метаться, совершать вынужденные ошибки. Впрочем, это смотря с чьей стороны ошибки! Взять, к примеру, Санчо Гарсия Лара, графа Кастилии, и его мамашу, Аву Рибагорскую. Им хватило первых известий о выпотрошенной тушке Гарсии Гомера, что сейчас чучелом на крепостных воротах Сальдании работает, чтобы очень быстро собрать оставшихся верными воинов, казну и... свалить из Бургоса в Куэльяр — самый южный город, принадлежащий кастильской короне. Зачем? Дождаться там войска Мухаммада ибн Абдаллы ибн Абу Амира, более известного как аль-Мансур, халиф Кордовы. Этот мавр не двинул свои орды из Саламанки на север, к Саморре, а, узнав о случившемся в Сальдании, рванул — даже не со всем войском, а его более мобильной частью — на соединение с Санчо Гарсией Лара. О верности союзно-вассальным клятвам тут и речи не шло — халиф понимал, что если после Гомеса кердык придёт и кастильскому иуде... тогда все его надежды на испанцев-отступников, предателей собственного народа, пойдут прахом. Отсюда и столь явный энтузиазм, отсюда и Куэльяр как точка рандеву. Зато Бургос...

В Бургос пришли мы, благо от Сальдании до главного города Кастилии расстояние весьма невеликое. Почти беззащитный, открывший ворота город. Более того, поскольку почти все сторонники Санчо Лары свалили вместе с ним, то остались либо индифферентные, либо немногие уцелевшие сторонники покойного графа Кастилии. Очень немногие, ведь они либо заранее покинули основные города Кастилии, либо... были убиты Санчо Ларой.

Бескровное взятие столицы — это вам не абы что! Абсолютно не поврежденные стены, башни, почти полные склады провианта, фуража. Благодать! Некоторые, а именно Бермудо II и его приближённые, беспокоились относительно того, что теперь войско аль-Мансура увеличилось ещё на пару тысяч человек, но я насчёт этого беспокоиться даже не думал. Причины? Просты как апельсин! Во-первых, не столь уж большое число воинов притащит в качестве своего хвоста Санчо Лара. С ним по любому пошли только повязанные особо выдающимся служением маврам, которым ожидать прощения ну совсем никак. Или особо тупые, не понимающие, что всё кардинально меняется. Во-вторых, сам пока ещё граф Кастилии принёс халифу не только свою трепещущую тушку, но и бациллы страха. Аль-Мансур, пусть сам того не знает, получил живое — пока живое — биологическое оружие, а сопровождающие наше войско арконские жрецы обещали и от себя кой-чего добавить. Ага, то самое оккультное воздействие, как бы странно это ни прозвучало. Очень уж ситуация удачная сложилась. Во главе мавров не абы кто, а тот, чья черепушка должна послужить материалом для создания второго Орудия Силы. При другом раскладе суетиться оно б и не стоило, но сейчас... Посмотрим, однако, чем удивят Гюрята. Колот и Лютобор.

Оптимизм по всем фронтам? Не совсем так. Кое-кто из числа приближённых Бермудо II Леонского начинал ворчать. Осторожно, скрывая это самое ворчание от очень многих, но всё же. Жестокие методы расправы с теми, кто был замечен в связях с маврами, полная конфискация земель у не поспешивших изъявить абсолютную покорность графов и разных кабальерос. Частичная конфискация у тех, кто это сделал, вымаливая прощение. Ну и, конечно, чуждость наша варяжская всей мишуре распятого бога, причём показательная, ярко и явно демонстрируемая. Оно как бы и планировалось, но хотелось с некоторым замедлением, чтоб уже после однозначной победы над халифом. Жизнь... и то, как она любит усмехнуться над планами, что строят люди.

Ах да, чуть было не забыл из-за совсем уж малой значимости! Санчо Лара уволок не только свои и мамашины смердящие потроха, но и родственников: брата и двух сестёр. С братом по имени Гонсало было всё понятно — такая же тварь, как и сам Санчо. Сёстры же... тут сложно было утверждать наверняка. Хотя нет, две другие себя уже проявили, пусть и совершенно разным образом. Тода была женой графа Сальдании Гомеса, ныне превращённого в показательное чучело, а сейчас наверняка искала убежище у мавров, сумев благодаря уловке Диего Гартеза вырваться из крепости. Вторая же, Онека — эта показала, что у Грсии Фернандеса Лара не все дети пошли в их ублюдочную мамашу. Сейчас она пребывала при дворе Гарсии II Санчеса, короля Наварры, куда бежала сразу после смерти отца. Понимаю и поддерживаю, ибо кому в здравом уме захочется стать очередной постельной игрушкой мавританского животного в короне халифа. То-то и оно!

Мда, хоть и мелочи, а и с ними стоит как следует разобраться. Это я про сестёр Санчо Лары. Всё зависит от того, по собственной ли воле они отправились с матерью и братом или... Исходя из этого будем и действовать. Пока же войско, не спеша, но и не медля, двигалось в сторону крепости Куэльяр. Так себе крепость, ничего особенного, но так уж сложилось, что туда сбежали Лара, туда двигался и халиф Кордовы. Вот она, точка рандеву, близ которой, если не случится ничего форс-мажорного, должно состояться генеральное сражение с халифатом.

Узнай врага своего! Это получается не всегда и почти никогда не удаётся сделать это в достаточной степени. Зато если представляется возможность как следует 'выпотрошить' кого-либо из доверенных лиц этого самого врага... О, тут уже совершенно иной расклад вырисовывается! У нас такой субъект наличествовал. Тот самый Хасан аль-Джалани, посланный халифом в качестве своего представителя и во многом даже надсмотрщика за делами бывшего графа Сальдании. Его удалось откачать, вовремя нейтрализовать данный тому Гомесом яд. Сперва аль-Джалани не хотел разговаривать, но при правильно подобранных средствах убеждения говорить начинают практически все. И никакие попытки откусить язык не спасут, особенно если заранее предприняты необходимые меры. Восемь часов обработки и вуаля. готов покорный болванчик, что не просто говорит, но делает это старательно, со всей возможной инициативой. Казало бы чего ещё можно желать от уже доведённого до кондиций важного источника ценной инфы? Ан нет, оказалось, что нет предела совершенству.

Инициатором стал Магнус, который после беседы по душам с арконскими жрецами сперва сильно этак призадумался, а потом чуть ли не посреди ночи, как мне потом сказали, метнулся к Гюряте Молчальнику, с которым у побратима как-то полегче общаться получалось. Что да как он ему говорил, тут я не скажу, свидетелем не был, но результат, как говорится. налицо. Явившийся поутру в сопровождении Магнуса Гюрята попросил возможности лично поговорить с мавром, дабы, как он выразился 'сотворить из грубой тряпичной куклы, потерявшей подобие полноценного разума, создание иное, на время покорное, но вместе с тем изо всех сил искажённого своего духа помогать желающее'. Правда предупредил, что подобное воздействие на разум приведёт аль-Джалани к мучительной смерти по истечению двух, может быть трёх дней.

Размышления относительно необходимости подобного? Их и быть не могло, особенно учитывая возможность посмотреть на работу мастера своего дела. Лично посмотреть, да ещё послушать комментарии как Магнуса, так и собственно арконского жреца. Он, оказалось, и сам высказал желание потихоньку-полегоньку приобщать меня, конунга Руси, к настоящим жреческим тайнам. Там реально было на что посмотреть и чему поучиться.

Объект воздействия по имени Хасан аль-Джалани, уже весьма потрёпанный после 'беседы по душам', собственно жрец с острова Рюген, а помимо этого минимальный инвентарь в виде нескольких плошек, в которых тлели наборы трав. Каких? Вроде бы самых обычных, но в смеси представляющих собой неплохие такие релаксанты, ввергающие не особо осторожного человека в подобие лёгкого транса. Затем слова, которые под стать тем же спецам по нейролингвистическому программированию из моего времени, плюс ухватки мощного гипнотизёра.

Обычное дело, скажете вы? Так, да не совсем. В словак звучала настоящая Сила, они, даже произносимые на чужом, абсолютно незнакомом для мавра языке, вбивались ему под кости черепа, проникали в разум, оставались там. Оставшись же, укоренялись, затем прорастали, становились неотъемлемой частью. Но вместе с тем я словно бы ощущал — тело нашего ценного трофея словно бы начинало работать на износ. Стоп, не тело... Исключительно разум. Не удивлюсь, если через те самые два-три дня его хватит 'святой кондратий', по научному инсультом именуемый. Понимать, запоминать, чувствовать то истинное, к чему слова лишь прилагались — вот что от меня требовалось. Это я и пытался ухватить, словно пролетающую мимо райскую птицу за её пышный хвост. Хвать её и...

Лишь условные пару перьев из хвоста — вот что удалось оставить. Смутное осознание произошедшего, первые шаги, ведущие по извилистой дороге к неимоверно далёкой цели. А ещё понимающая улыбка Молчальника, который смотрел на меня и даже на Магнуса как на детей, едва начинающих постигать грамоту, но уже пытающихся сунуть любопытные носы в сложный научный трактат. Не самое лестное сравнение, но привык я воспринимать реальность 'о натюрель', а не через розовые очки.

— Сколько лет нужно для того, чтобы понять? — только и спросил я тогда.

— Вся жизнь.

— А чтоб твёрдо встать на дорогу, ведущую к источнику мудрости?

— Годы.

— И сколько шагов мне уже удалось сделать?

— Чтоб годы не сложились в десятки.

Задумываюсь ненадолго и вновь продолжаю раскручивать Молчальника на важную инфу.

— Поводырь на трудном пути...

— Нужен лишь делающему первый шаг.

— Смотреть и учиться у мастеров?

— Да. На собственном пути.

Короткий разговор, но из него многое можно было понять. Если постараться, конечно. По существу мне намекнули, что с уже имеющимися знаниями можно развиваться дальше. Ну а периодические советы и даже 'мастер-классы' мне предоставят. В том случае, если я продолжу двигаться по уже выбранному пути. Хороший вариант. устраивающий почти все заинтересованные стороны. Помимо той, представителям которой предстояло стать либо трупами либо опять же мертвяком, но с последующим использованием в качестве Орудия Силы.

Магнус... про побратима и говорить нечего — арконские жрецы для него и ему подобных всегда были этаким слабо достижимым ориентиром. Теперь же р-раз, и они рядом, в пределах досягаемости. Напрямую к ним он, естественно, лезть не рискнёт без веской причины, а вот опосредованно будет пытаться получить толику интересных именно ему знаний. Я опять же с охотой поделюсь узнанным. Остаётся лишь понять, будет ли это самое узнанное полезно кому-либо помимо меня самого? Загадка.

Зато с Хасаном аль-Джалани никакой загадки не было да и быть не могло. Обработанный оккультным образом, он действительно оказался способен выдать ещё массу полезных сведений. Одно дело, когда ты сам выпытываешь у объекта нечто нужное, получая результат. Другое — если сам объект стремится рассказать не только спрашиваемое, но и то, что в принципе может тебя заинтересовать, но о чём ты по тем или иным причинам не поинтересовался. Это даже не сыворотка правды, а нечто вовсе невообразимое. Только вот Гюрята сразу сказал, что на подобное лучше не рассчитывать, слишком от многих составляющих зависит успех. И чуть ли не в первую очередь от пока ещё очень слабых, почти неощутимых веяний силы. Той, которой немногим ранее было совсем уж мало а теперь... всё равно категорически не хватает.

Смысл демонстрации? Именно демонстрация. Очередная. Доказательство грядущего развития или скорее восстановления ранее доступного. Близкий к идеальному стимул стараться, дабы поскорее добыть аль-Мансура, причём неважно, в живом или дохлом состоянии.

Посыл принят, изучен и признан более чем достойным внимания. Ну а что касается полученных сведений в довесок к выбитым стандартными методами — они помогли наиболее верно понять образ мыслей халифа, вычленить слабые и сильные стороны, что в раскладе приближающейся битвы должно было во многом помочь. Численность войск — вот что имело немалое значение. Три тысячи наших остались в Леоне, ещё по полутысяче пришлось оставить в Сальдании и теперь вот в Бургосе. Это в довесок к леонцам, которые тоже — по нашим настоятельным рекомендациям — отщипывали от своих сил немалую толику, дабы держать под надёжным контролем избавленные от власти кордовских холуев земли. Генеральное сражение — это, конечно, хорошо, нужно и важно, но про тыл забывать категорически не рекомендуется. Слава всем асам и отдельно хитрому Локи, что многолетний опыт войн позволял понимать, как лучше всего действовать в различных обстоятельствах.

Куэльяр. Мы даже не скрывали, что движемся туда, вызывая этой самой открытостью глубочайшее непонимание как у самого халифа, так и у его полководцев. Чем? Тем, что двигались этак с ленцой, не стремясь ударить по его войскам, пока те не стали совсем уж велики числом. Нечто среднее между восьмьюдесятью и девяноста тысячами — вот такое число мавров составляло собранную под знамёнами аль-Мансура армию. Как правило, подобной оравы хватало с избытком, чтобы сокрушить леонцев, наваррцев и прочих, пользуясь тотальным превосходством в живой силе и слабой чувствительностью к понесённым потерям. Так было раньше, но теперь... Пускай с именно маврами мы в полноценных сражениях пока не сталкивались, но печенеги с хазарами имели схожие повадки. Разве что в войсках Кордовского халифата с доспехами получше дела обстояли, но в данном случае это не должно было играть большого значения. Что такое обычные доспехи при отсутствии массовой вооружённости арбалетами, полнейшего отсутствия огнеметателей, артиллерии, а ещё полноценной тактики со стратегией? Последнее, к слову сказать, у испанцев тоже не шибко присутствовало, из-за чего те с завидным постоянством и огребали от превосходящего числом противника, рассчитывая лишь на индивидуальное мастерство. Да, козырь неплохой, весомый, но не когда он является единственно сильной картой. Зато если добавить к нему привычные уже нам старшие козырные карты — ситуация меняется.

Двенадцать тысяч наших с пруссами войск — это учитывая тысячу храмовых воинов Арконы — чуть менее десятка тысяч леонцев, да спешно подошедшие наваррцы вместе с тем, что осталось от армии Кастилии, отказавшейся после гибели Гарсии Фернандеса Лары присягать его сынку, подстелившемуся под мавров. Это ещё восемь. Итого имеем двенадцать плюс восемнадцать равно тридцати. Три десятка тысяч -действительно солидное число. С любой стороны солидное, как ни посмотри! Добавим к этому драккары йомсвикингов, которые сейчас рыщут вдоль побережья халифата, наводя страх и ужас, мешая кордовским эмирам собирать и отправлять халифу дополнительные войска... Ситуация была более чем оптимистичная, хотя наши союзники, некоторые из них, готовы были впасть в пессимизм средней глубины. Причины... привычные, но вызывающие лишь улыбку.

Воюют не числом, но умением! Фраза простая, пусть именно в этих словах здесь не известная. Её понимали ещё с античных времён — те же 'триста спартанцев' и прочие исторические примеры в помощь любому образованному человеку — признавали действенность, но вместе с тем признавать и уменье применять таки да большая разница. В общем, всем всё понятно. Испанцам мешали отсутствие жёсткого командования, попытки личных вассалов графов подчиняться лишь непосредственному сюзерену, а также собственно амбиции графов, считающих короля лишь первым среди равных. А где есть подобное отношение, велик риск скатиться в потерю единого управления даже не перед боем, при выработке планов на предстоящее сражение, но посреди собственно битвы. Лично наблюдал подобное во время сражения с польскими войсками. Не только там, конечно, но это был наиболее яркий и печальный для проигравшей стороны случай.

Сейчас же — шалишь! Хоть подчинённых лично мне как конунгу войск было и меньше половины от общего числа, дисциплину удалось поставить на вполне приемлемом уровне. Авторитет, он штука такая, особенно если подкрепляется победами не 'где-то там', а более чем зримыми, свидетельства которых могли видеть все союзные войска. Сальдания и Бургос из совсем недавних, Лиссабон и вообще тотальный террор, наводимый нашими и союзными драккарами близ побережья халифата — это уже из разряда лично не наблюдаемого, зато известного по результатам. Плюс живые и вполне заслуживающие доверия свидетели, в том числе и освобождённые рабы, пленники, бывшие наложницы мавританских особей. Они многое рассказывали, делясь не только эмоциями, но и реальными фактами, пусть и каждый со своей колокольни, зачастую маленькой и невзрачной.

Меж тем дороги, по которым двигалось союзное войско, вывели нас совсем близко к Куэльяру. Разведка, в качестве которой использовались конные стрелки Лютобора, уже успела прощупать окрестности города, окончательно убедившись в том, что мы и так подозревали. Аль-Мансур был там со всем своим огромным войском, опираясь в качестве базы на крепость, не испытывающий нужды в провианте, иных припасах, а к тому же, по словам отловленных пленников, ведущий себя более чем уверенно. Санчо Лара тоже крутился поблизости, заодно со своей маман и немногими оставшимися воинами.

Настроения во вражеском стане? Захваченные пленники были невеликого полёта птицами, серьёзнее сотника никого не попалось, но и это был неплохой результат. Так вот, они были уверены, что как сам халиф, так и его военачальники пребывают в благостном расположении духа. Считали, что ничего не способно им помешать в очередной раз показать леонцам и наваррцам, кто есть кто. Нас, варягов, они, как я мог понять, тоже недооценивали. Вот это было, скажем так, довольно странно, учитывая лиссабонский инцидент и прочие ситуации. Подобная недооценка выглядела неестественной, следовательно...

Для хороших и важных людей всегда найдётся время. А назвать жрецов из Арконы малозначимыми персонами у меня б язык не повернулся. Вот и пришло время навестить их в очередной раз.

Магнус был по уши в хлопотах, отвлекать его не хотелось, а потому, прихватив лисичек-сестричек, я и направился в сторону, где в окружении немалого числа храмовых стражей расположилась арконская троица. Назвать это лагерем или станом было нельзя -его не разбивали, сейчас был всего лишь привал перед последним, уже совсем небольшим. Участком намеченного пути — но и на коротком привале все мыслимые и не очень меры предосторожности предпринимались. Лазутчики, они такие, везде могут проникнуть. Пускай разного рода ассасины появились заметно позже, но мало ли как ситуация могла повернуться. Прогресс, он не только у нас, но и у врагов присутствует. Волей-неволей, а Русь своим рывком вперёд сразу во множестве областей дала понять другим, что будущее за способными делать смелые шаги. Хотя... Где мавры и где эти самые смелые шаги? То-то и оно. Согласен, здесь они ещё в начале своего пути и не стали совсем уж деградировавшими, но... нутро берёт своё.

— Неожиданно видеть...

— То есть не видеть, — продолжила за сестрой Едена.

— Мудрых жрецов Арконы.

— Но чувствовать их.

— У нас...

— Это...

— Получается!

— Рад за вас, красивые вы мои, — от души поздравил я жриц Лады, понимая, что они имели в виду. — Это первый раз?

— Так отчётливо?

— Первый, Хальфдан, — промурлыкала София. — Раньше только смутные ощущения.

— И далеко не везде.

— Только в храмах.

— Сильных, старых,

— И только других жрецов.

— Тоже не недавно ставших на эти пути.

— Мы очень...

— Довольны.

Сенсорика! Опять же некоторое количество веков назад умение чувствовать друг друга и не только было у многих адептов того или иного бога. Было, но затем стало сперва ослабевать, а потом и вовсе почти исчезло. Смутные отблески прежнего яркого сияния, да и то в специальных, ещё хранящих эхо былого могущества местах. Теперь вон оно как! Действительно, возвращение магии в мир, пуская пока очень осторожное. Меня это не просто радует, а делает чуть ли не счастливым. Столкнувшись с чем-либо мистическим один раз, не захочешь, чтобы подобное прекращалось. У меня первое столкновение было... да как раз перед тем, как я оказался в далёком прошлом. Попав сюда, на Русь конца X века, я наблюдал лишь едва заметные отзвуки чего-то волшебного. Да и то всё больше со слов. Лишь спустя годы эти отзвуки стали более... реальными, что ли. Замысловато всё происходит, больше и сказать нечего. Однако я рад. Реально рад.

Вместе с тем я никак не мог понять, что это арконских жрецов не видать? Храмовые воины, жрецы, но младших ступеней посвящения. Обычно ведь хоть один из три непременно встречал, словно — а может и действительно — ощущая моё приближение. Странно. Стоп, а вот и Колот Снежный появился из крытой повозки. Только вот вид был у него... сказать утомлённый и измученный, значило не сказать ничего.

— Предчувствия у меня...

— Тяжёлая работа, Мрачный, — не дала мне договорить Софья, развеивая мрачные мысли на корню.

— Работа жреческая, — вторила её сестра.

— Та самая.

— Меняющая мир.

— Давно отвыкший от сил.

— Намеренно спрятанных.

— И закрытых на ключ!

Ясно. Магичить жрецы изволили. Только вот с какой именно целью, чего добиться пытаясь? Что в сторону халифа и его приближённых волшбу направляли — тут сомнений практически никаких. Интересовали нюансы, в который как раз и могла скрываться основа.

— Здрав будь, Колот, — учтиво поприветствовал я жреца. — Мыслю, ты и сам понимаешь, почему я пришёл и что хочу услышать.

— И услышишь, конунг Хальфдан по прозванию Мрачный, — с небольшим усилием произнёс арконец, присаживаясь на заботливо придвинутый одним их храмовых воинов деревянный чурбак, сейчас играющий роль стула или там табурета. — Ты хочешь знать, почему я едва на ногах стою, а мои братья лежат в повозке, не в силах подняться и тебя встретить?

— Истощение от волшбы, это и без слов понятно. И что как-то в сторону аль-Мансура или кого-то рядом она была направлена тоже тайной не является. То-то они ведут себя... неправильно. Мы должны были научить их осторожности поселить если и не страх, то опаску в сердца и души. Но вместо этого как будто нас нет, да и случившееся в Сальдании и Бургосе значения особого не играет. Халиф умён и не мог так ошибиться... если ему не помогли. Отсюда простой вопрос. Почему именно так?

— Помутнение разума и обманчивая уверенность в своих силах, — внимательно посмотрел сперва на меня, потом на сестричек Снежный. — Кордовский халиф теперь не будет воспринимать нас как опасных врагов. Ближайшие дни мы для него и ещё нескольких его ближников станем... как леонцы. Просто удачливые и не более. Воспоминания о сгоревшем Лиссабоне и постоянном страхе в прибрежных поседениях уйдут в тень, станут неуловимыми. И ещё...

— Если есть и 'ещё', то это совсем порадует, Колот.

— Есть, — кивнул жрец. — Желание аль-Мансура разбить нас в одном бою, не пожалеть даже больших жертв, не отступать, чтобы ударить потом, подобрав лучшее место и время. Ты знаешь. Как этим воспользоваться, конунг! Так порази же того, кто нужен нам всем. Сильно нужен.

— Будет в наших руках Орудие Силы. Непременно будет, клянусь Ермунгандом!

Хихикают жрицы Лады, в прелестных головках которых бегают даже не тараканы, а настоящие тираннозавры, давно сожравшие всю фауну помельче и побезобиднее. Доволен и сам Снежный, поскольку умение читать по лицам и душам успел за долгие годы развить до высокого уровня. Вот и видит, что я серьёзно настроен. Касаемо же неотвратимо надвигающейся битвы... Мавры в принципе не могут быть полноценно готовы ко всем неприятным сюрпризам, что обрушатся на их головы. Невиданное в этих землях оружие. Новая тактика, про доскональное знание противостоящих нам полководцев тоже забывать не следует. Хасан аль-Джалани, успевший рассказать всё обо всех, а после помереть и быть закопанным в яме, оказался действительно полезным. Познай врагов своих! У нас, на Руси, эта здравая мысль использовалась раз за разом, неизменно принося плоды.

Что ж, Мухаммад ибн Абдалла ибн Абу Амир, раз уж ты оказался на пути у варягов, то тебе остаётся лишь одно — умереть. И даже умерев, ты послужишь нам... образом весьма неожиданным, о котором наверняка даже и помыслить не можешь. Ирония, она такая. А Локи, знаменитый бог-трикстер, любит иронию.

Глава 7

Июль (червен), 997 год. Кастилия, окрестности Куэльяра

Вот чем действительно хороши окрестности Куэльяра, так это отсутствием сколь-либо серьёзных рек, гор, даже более-менее выдающихся холмов. Леса, конечно, присутствуют, но это отнюдь не русские чащобы. Обычные такие леса, в которых и не спрятаться толком, разве что от полноценной кавалерийской атаки они таки да смогут защитить. Зато малые группы всадников даже в этих, кхм, лесах будут вполне привольно себя чувствовать, не опасаясь внезапного падения с лошади.

Хороши окрестности... Вот и аль-Мансур со своими маврами так думает. Привычная местность, удобная для кавалерии, которая составляла очень немалую и однозначно наиболее опасную часть кордовского войска. Более половины точно, хотя из уже конной части около двух третей были кавалерией лёгкой, если это деление вообще применимо в настоящее время. Скорее уж лучше защищённой и правильно вооруженной.

Слава Одину, что никаких попыток ведения переговоров и прочего бреда и в принципе не могло быть. Аль-Мансур желал уничтожить, как он считал, взбунтовавшихся данников вместе с их непонятными и очень наглыми северными союзниками. Я со своими советниками тем паче не желали переливать из пустого в порожнее. Как ни крути, нам нужна была жизнь халифа Кордовы, а вовсе не тот или иной договор. Тянуть время также смысла не просматривалось. Разве что Бермудо II Леонский и Гарсия II Наваррский могли быть в некоторой мере заинтересованы предварительными разговорами. Однако... Их не слишком уж сильное желание поговорить перед сражением легко могло быть пусть не проигнорировано, но вежливо отклонено. Дескать, нечего вести светские беседы со сборищем однозначных врагов, к тому же приправленным толикой предателей. С последними разговоры и вовсе вредны для душевного здоровья, а к тому же прибавляют разного рода брутово-иудину отродью уверенности в себе и ощущения собственной значимости. А оно однозначно лишнее, зуб готов дать. Не свой, понятное дело, вражеский... или вообще много-много их зубов.

Расстановка войск перед сражением — тут пришлось действовать исходя из не самого обычного состава. Наши и прусские войска — тут всё понятно, известно и многократно проверено. Давно подмечены сильные и слабые стороны, натренирована способность быстро и верно реагировать на команды, слаженность опять же достойном уровне. Зато местные наши союзники — совсем иное дело. Хорошо хоть готовы были оч-чень внимательно прислушиваться к советам и занимать именно те места при построении, на которые им было указано.

Конница. Она большей частью была не нашей, а именно что испанской. Семь тысяч леонцев, четыре кастильцев с наваррцами. Итого — одиннадцать, зато вся или почти вся действительно неплохо вооружённая, обученная, побывавшая в сражениях. Другое дело, что у мавров этого вида войск было аж пятьдесят с лишним тысяч, даже ближе к шестидесяти из примерно девяноста общего личного состава. Неплохая такая разница, да? Зато ожидаемо. Главным козырем Востока и вообще Азии всегда являлось Число. Вот с выучкой и умением дела обстояли куда как печальнее... для них, понятное дело. Исходя из подобного расклада, мы и собирались действовать.

Наша же конница... Исключительно конные арбалетчики под началом Мала. Да и то с трудом выцарапали из леонцев нужное число лошадей. Плюс какое-то количество удалось хапнуть в Сальдании и Бургосе. Большей частью в Сальдании, конечно. Увы, но тут давала о себе знать наша высадка с драккаров. На них лошадей с собой не притащишь, смысла особого нет. В результате имеем лишь то, что имеем. Из таких вот исходных данных и тактику со стратегией выстраиваем.

Обычная расстановка? Не тот случай. Хотя бы потому, что сейчас у нас имелся и новый вид войск — артиллерийские батареи. Это помимо метательных машин, теперь используемых исключительно для доставки во вражеские ряды глиняных ядер с 'греческим огнём'. Орудия пока были массивные, сложно перемещаемые, пусть и на колёсах, нуждающиеся не только в расчётах, но и в отрядах охраны. Было бы куда легче, построй мы полевые укрепления, хотя бы чисто земляные, но увы. Не тот случай. Бить с телег гуляй-города? Опять же не тот случай. Не идеальная надёжность, риск разрыва одного из орудий мог серьёзно нарушить планы. Может быть потом, после нескольких усовершенствований... но не теперь.

Оставалось использовать минимальные преимущества местности, а именно расположить батареи — орудий и метательных машин — в двух местах, на небольших холмиках, тем самым пусть немного, но улучшим позиции для обстрела вражеских войск. При отражении их атаки, само собой разумеется. И ещё обильно засеять 'чесноком' местность вокруг холмов, оставив лишь пару узких безопасных проходов. Да-да, 'чеснок' присутствовал там по полной программе, в отличие от остальных мест, поскольку нам требовалось и сохранить простор для собственной — то бишь союзнической — кавалерии. и не всполошить кавалерию кордовцев. Напор и натиск — для начала в отношении союзников. Передовой полк, в котором реально ожидались серьёзные потери, был сформирован из леонско-наваррской пехоты. Почти весь состав, поскольку управлять им должен был один из наших, Свенельд. Та ещё задачка, но варяг должен был справиться. Требовалось принять на себя первый удар и. отступая, вытащить мавров под стрелы стоящих сзади основных полков, 'большого', а также правой и левой 'рук'. Плюс поддержка конницы, леонско-наваррско-кастильской, что должна была короткими наскоками ослаблять напор мавров, наседающих на наш авангард. Естественно, не ввязываясь в затяжной бой, ибо не с их малой численностью надеяться сломить хребтину халифа.

'Большой' полк... В него сводилась немалая часть наших варягов, некоторое число пруссов, а командовал наиболее большой частью войска Всеволод. Особых озарений с его стороны ожидать не следовало, но вот разыгрывать ситуацию по заранее подготовленным путям — тут лучше мало кого найти можно было. При большом полке находился и Лютобор со своими избранными арбалетчиками, в задачу которых входила быстрая и меткая стрельба по наиболее опасным противникам. Мавры... от них сейчас особых хитростей ожидать не следовало — непременно станут рваться туда. где главные знамёна, моё и Бермудо II Переса. Помутившийся разум аль-Мансура можно считать за дополнительную гарантию подобного. Построение? Тут уж 'мухи отдельно, котлеты тоже'. Варяги выстраивались классическими хирдами, пруссы тоже сооружали их подобие. Угу, научились за прошедшие годы, поняли выгоду правильного боя. Не все и не всегда, но Витовт Тихий своих выдрессировал качественно, не стесняясь обращаться за помощью. И опять-таки перед расположением этого полка 'чеснок' имелся, пусть и не в очень большом количестве. Исключительно на ближних подступах, чтобы частично ослабить атаку вражеской кавалерии, но не мешать кавалерии союзников. Эх, всегда приходится чем-то жертвовать!

Полки правой и левой руки под началом Данислава и Витовта, состояли опять же из смеси варягов, пруссов и некоторого, весьма небольшого, числа наших союзников. Резерв... полторы тысячи варяжской пехоты, конные арбалетчики Мала и три тысячи испанской кавалерии. Крылья опять же из отдельных построений, хирдов и обычного, используемого испанцами. Хуже монолитность, печальнее насчёт взаимодействия, но имеем только то, что имеем. Выделять всех союзников в отдельный полк было бы неразумно, они банально не смогли бы удержать натиск конной лавины. Побежав же, обрушили бы все наши планы. Хватит и того, что передовой полк почти целиком из них состоит!

Всё? Вовсе нет, поскольку союзная конница, разделённая на несколько отрядов, не имела чёткой привязки к месту и должна была наносить удары по ситуации, ориентируясь за флажные сигналы, значение которых было вдолблено в самые ограниченные головы командиров. Ну и две группы батарей, куда без них! Расчёты, боевое охранение.

Где были мы, то есть командование? В конкретном случае находились при резерве я и Магнус плюс Бермудо II Леонский, не рискнувший оказаться посреди боя. В отличие от Гарсии II Наваррского, что уже привычно для себя готов был окунуться в кровавую круговерть конной сшибки, направляя своих и не только всадников. Надеюсь хотя бы на то, что этот коронованный воин даже в разгар битвы не перестанет трезво соображать и не отмахнётся от направляющих сигналов.

— Войска уже строятся, брат, — хмыкнул наблюдающий за происходящим Магнус. — Очень много войск... К такому сложно привыкнуть. Более сотни тысяч воинов на одном поле. Не думал, что увижу и буду участвовать в таком. Раньше не думал.

— Человек ко всему привыкает. Но тут главное не участие, а победа. Желательно, с меньшими потерями, особенно среди наших. Если слова и дела наших арконских друзей окажутся именно такими, о которых шла речь, то мы сумеем воспользоваться этим подарком пусть не самих богов, но их верных последователей.

У Магнуса, как я мог видеть, не имелось и тени сомнений. Всё же жрец, да весьма высокой ступени посвящения, а это означало и определённые знания. Тайные? Уже не совсем, поскольку жрец Локи давно не имел от меня тайн. Просто рассказанное и принятое, встроенное в собственное мировосприятие — понятия несколько разные. Я со всем уважением относился к жреческим ухваткам, старался шаг за шагом перенимать полезные умения, но... Характер у меня иной, не так чтобы очень соответствующий тому, который у большинства жрецов. Требуется увидеть, 'пощупать', быть уверенным в верности той или иной ухватки.

Раньше было куда сложнее. Сейчас стало на порядок легче хотя бы по причине личного наблюдения за эффективностью жреческих методик. Телекинез, сенсорика, настоящее гадание на рунах, отличающееся от всего привычного ранее. Разные виды транса, в сравнении с которыми то же изменённое состояние берсерков — обычное и привычное на Руси и не только — казалось детскими забавами, пускай и полезными. Вот и хотелось снова 'усилить' мистические возможности, для чего требовалось что? Правильно, не просто победить, но и получить главный трофей в этом сражении.

Пока же осталось наблюдать. За чем? Как окончательно выстраиваются полки, батареи, конница опять же. И всё это очень немалое войско ожидает мавров, уже осведомлённых о нашем местоположении и стремящихся напасть. Именно напасть по причине своей почти полной уверенности в победе. Конные дозоры, кружащиеся в отдалении от мавров, отслеживали перемещения противника ещё с того момента. как аль-Мансур отдал приказ своей орде выдвигаться от Куэльяра к северо-востоку, то бишь к нам. Уверенно так выдвигаться, даже не особенно спеша.

Наблюдение — это хорошо. Особенно хорошо, если учитывать то, что за минувшие годы на Руси научились делать не просто стекло, а то, что пригодно для оптических линз. Качество... далеко не идеальное. Но по нынешним понятиям и простенькая подзорная труба была настоящим чудом. Очередным чудом, как-то даже теряющимся на фоне книгопечатания, пушек, зеркального телеграфа и прочего. Не уникальность, а всего лишь очередное звено в цепи, возвышающей Русь над окрестными землями. Подзорные трубы были товаром не штучным уже, но редким, к тому же на вывоз не поставляющимся. Слишком серьёзное преимущество могли дать нашим соперникам, а потому как они сами так и, особенно, секрет изготовления пригодного для оптики стекла охранялся строжайшим образом.

Вот и смотрели в оптику что командиры дозорных отрядов, что полководцы, нуждающиеся в грамотной оценке происходящего вдалеке. Взирали и мы, сейчас находящиеся в стороне от собственно намечающегося боя, но готовые управлять им, словно по нотам. Сперва были видны лишь наши войска, но потом показались и передовые отряды мавров. Что ж, мы вас ждали и вы припёрлись!

— И мириады подков их коней...

— Вытоптали траву...

— И оставили за собой...

— Кучи навоза.

— А нам надо сделать так, чтобы остались и...

— Другие кучи.

— Из мавританских тел...

— Но можно ещё и перемежаемые...

— Мавританским же навозом.

— Хи-хикс.

Сестрички пожаловали, мозговыносящие в обычном своём стиле. Правда, стиль одежды радикально поменялся. Тут им стоило отдать должное. Обеих, Софью и Елену, сейчас можно было принять за классических таких воительниц. К слову сказать, воительницы были той компонентой варяжского войска, которая раз за разом шокировала местных. Тут даже дамы из благородных семейств ограничивались почти всегда управлением делами замка и окрестных земель в отсутствии супругов, что тоже являлось значимым, но... Одно дело образ 'леди-хозяйки', сохранившийся в европейских странах несмотря на заразу христианизации, а совсем другое амплуа леди-воительницы. Вот этот образ чуждой религии удалось вырвать чуть ли не с корнем. И тут типа р-раз и как чёртик из табакерки он вновь появился пред взорами жителей сперва Леона, а потом и Кастилии. Шоковая терапия, однако.

Много ли было у нас в войске воительниц? Не слишком, и это ещё мягко сказано. Я по возможности старался не брать заметную их часть в сей дальний поход по экзотическим землям. Дело тут не столько в шоке местных — плевать нам на него по большому счёту — а в повышенном риске. Женщины всё же. организм понежнее мужского, да и вообще... А число будущих валькирий то всё увеличивалось. Змейка моя, супруга конунга, тому сильно поспособствовала. Живой пример, однако! И уже далеко не первые ласточки того самого 'гендерного равенства', о котором много кричали, сперва по делу, потом и не очень. Зато если без идиотизма и перегибов, то оно уж точно не примет такие уродливые формы, как знакомый мне радикальный и не очень феминизм. В основе которого не отсутствие дискриминации для женщин, а ненависть к мужчинам ради собственно ненависти. Бр-р.. мерзость полнейшая. Как вспомню, аж передёргивает всего.

Отвлёкся на малое время, а тут уже и гости заметно приблизились. И впереди явно конница. Много конницы, очень много конницы, а вот пешие отряды мавров заметно позади. И это значит что? Правильно, будут пытаться смять одни ударом, считая себя готовыми как к сшибке кавалерийских отрядов, так и к стаптыванию пешего строя. И ведь стопчут... передовой полк уж точно, в нём ведь на варяги, а всего лишь леонцы с наваррцами по большей части.

— Перестроиться. Стрелков Лютобора вперёд и к ним ещё полутысячу с щитами.

— Как в битве при Накло? — хмыкнул Магнус. — Надеюсь, халиф про неё не спрашивал или спрашивал, но сейчас подзабыл, жрецами Святовита омороченный.

— Не совсем. Будут два передовых полка. И Лютобор пусть, как только конница станет приближаться, начинает отход, дабы втянуться в большой полк. Нам не потери нужны.

— Мал и его арбалетчики?

— Пока побережём эту сильную руну в руновязи. Зато 'греческим огнём' угостим как подобает. А потом и ядрами с картечью, для пущего вразумления.

— Понял тебя, Мрачный, — несколько отданных побратимом приказов и вот он снова направляет всё внимание в мою сторону. — Что со Свенельдом?

— Притягивать внимание станет. Ну и пара сотен арбалетчиков при нём есть. Пусть стараются, равно как и лучники наших союзников. Сначала эти стрелки, потом кое-кто другой.

Тут мой взгляд невольно скользнул по батареям на правом и левом флангах. Там действительно уже готовы, как только противник окажется на прицельной дистанции, попотчевать вражеский строй зажигалками. Потери, ясно дело, будут и немалыми, и с психологическим эффектом, что обещает быть сокрушительным. По сути первое масштабное применение нашего оружия в этой части света. Штурм Лиссабона, а затем Сальдании можно не считать. Или считать, но не совсем. Статичная крепость, которая никуда не девается, и обычный срой — несколько разные понятия. Во всяком случае, мавры думали о чём-то похожем, судя по допросам прихваченных дозорами и не только пленникам.

Перестраиваются наши войска. Быстро, без суеты, деловито так. Оно и понятно, ведь учения постоянно проводятся, чтобы и в отсутствие больших войн бойцы и их командиры не забывали своё мастерство. Совсем немного времени прошло и вот вместо одного передового полка два. На удивление испанских союзников... Нет, не плевать, поэтому сейчас сестрички объясняют Бермудо II и командующему конным резервом Хуану Самарро, для чего вообще всё это нужно и какую выгоду с этого реально будет получить. Те хмурятся, вздыхают, но видно, слова мимо их ушей не проходят. Неплохо, совсем неплохо.

Та-ак, и что тут у нас? Два конно-человеческих 'моря', одно из которых однозначно будет нацелено на наши передовые полки. Зато второе уже обходит нас с левого фланга, намереваясь таким вот манером ударить по Витовту. Ну и той части конницы, которая поблизости, хотя пехоту кордовцы считают совсем лёгкой и удачной для себя добычей. Привычка у них такая плюс оморочка. Иначе б аль-Мансур и его советники могли бы вспомнить о том, что варяжский строй — это отнюдь не жертвы, не добыча, а хищники, просто не любящие конную езду. Не любящие, но за прошедшие годы научившиеся и этому. Жаль только, что тут, в испанских землях, лишних лошадей в достаточных количествах для нас не нашлось. Это и сейчас большой дефицит. Отсутствие нашей конницы не давало возможности использовать 'чеснок' в большом количестве, иначе союзная кавалерия, не привыкшая перемещаться по узким свободным коридорам, ориентироваться по специальным знакам, угробила бы себя впустую. Нет уж, мне тут никаких харакири, пусть даже невольных, напрочь не требуется. Потому имеем что имеем.

— Огоньком их, греческим, — цежу сквозь зубы, заметив, что мавры приблизились достаточно для того, чтобы быть накрытыми залпами из метательных машин. — Промахнуться не должны, пристрелка уже была.

Слово командующего есть приказ к действию, а потому взвились сигнальные флаги, показывая артиллерийским расчётам, что пришла пора начинать. Не орудиям, пока лишь метателям, но для первого неприятного сюрприза противнику и этого должно хватить.

Щелчки срабатывающих механизмов, понятное дело, с нашего холма слышны не были, но вот видеть посредством оптики, как заполненные зажигательным составом глиняные ядра сперва взлетали, а потом падали, разбивались и разбрызгивали жидкое пламя на ой как не привычную с подобным 'горячим приветам' конницу халифата — тут совсем другое дело. Паника не способных выносить боль от ожогов лошадей. Горящие люди, страх перед падающим с неба огнём. Пускай мавры в принципе знали о сей византийской, а теперь и русской приблуде, но знать и ощущать на собственных шкурах несколько разные понятия. Так что наступательный порыв, пусть и не был сбит окончательно, но заставил обе лавины притормозить, сбить набранную было скорость. А зажигалки меж тем всё продолжали лететь. Стреляли то не все метатели разом, а группами, заранее разбитыми и через выверенные временные промежутки.

Сбитой скорости хватило отрядам Свенельда и Лютобора. Первому для подготовки к неприятностям. Ну а второму — для начала прицельной стрельбы из усиленных арбалетов. Народ нам был опытный, знал, в кого лучше стрелять, чтобы не просто убавить число, а ещё выбить большую часть командиров. Не самых-самых, низко-среднего звена. Видя же их бесславную гибель, да будучи под психологическим воздействием от подирающего тела огня и диких криков сгорающих заживо — немалая часть конницы уже не будет столь азартно атаковать передовые полки.

— Пусть горят! — ласковый голос Софьи никак не соответствовал произносимым словам.

— Жарко и ярко, — вторила сестре Елена.

— Только второй отряд.

— Который слева!

— Он продолжает движение...

— Несмотря на потери.

— Даже ускорился!

Действительно, так оно и есть. Более того, движение чуть изменилось, конница явно рассчитывала обогнуть наше левое крыло, тем самым... Вон оно как. Значит, решили глубоким обходом с тыла зайти? А может провоцируют нас на то, чтобы мы бросили уже собственную конницу на парирование сего выпада, тем самым завязав привычные для мавров конные сшибки? Хрена им, лысого и волосатого одновременно, с разных сторон и физиологических отверстий.

— Обходят. Или выманивают, — сверкнул глазами Магнус. Не обращая внимания на поднявшуюся среди приближённых Бермудо Леонского суету. — Ждём или?..

— Ждём, брат. Но вот гуляй-город надо начинать готовить. Чтоб не сильно заметно. Большой, чтоб внутри и конница могла поместиться. Часть её.

— То добрая мысль. А халиф новую волну конницы готовит, уже третью. Теперь если что и остаётся, помимо пехоты, то запас.

Таки да всё верно. Первая, изрядно припалённая 'греческим огнём', а потому сбавившая скорость и натиск, всё же ударилась о передовой полк Свенельда. Поскольку же там было мало собственно варягов и очень много испанских союзников, то... Строй порвали и сейчас полк нёс серьёзные потери. Но неся их, он приковывал конницу к себе. В это же время летел настоящий дождь из арбалетных болтов, стрел, глиняных ядёр с 'греческим огнём'. По сути, мы пожертвовали немалой частью союзной пехоты, чтобы капитально проредить вражескую конницу. Однако... испанские государства также всегда считали собственную пехоту разменной монетой, вот и не сильно пищать будут. Вдобавок какое-никакое прикрытие было, да и вообще Свенельд ни разу не дурак.

Лютобор тем паче, поскольку отводил своих стрелков, которые хоть и продолжали стрелять, но пятились обратно, к большому полку, уже отразив при помощи прикрытия из щитовиков первый натиск. И вместе с тем...

— Пусть Лоркад ударит конницей с правого фланга. Быстрый удар с наскока и отход. Это нужно Свенельду, чтобы выпутать остатки своего полка. И никаких лишних попыток побольше мавров порезать, удаль показать. Резня будет позже, сейчас время грамотных тактических ходов.

Новые приказы, новые флаги и сигналы дымом, повлекшие за собой отнюдь не то развитие событий, которого хотел бы аль-Мансур и его полководцы. Не знаю уж, какая доля его нынешних решений естественна, какая по причине ментального воздействия арконских жрецов, но тактика его войск была так себе, на троечку. Система 'разом нас богато' и вообще зерг-раш действует далеко не всегда и не со всеми. С другой стороны, если раз за разом или в большинстве случаев подобное прокатывает, то у восточного менталитета срабатывает естественный порыв души и любое развитие стопорится. Мда, но нам это по любому на руку.

Часть мавританской конницы, обошедшая наш левый фланг, попыталась было сунуться к хирдам под общим началом Витовта. Стукнулась, откатилась под ливнем болтов, залпами зажигалок и... грохотом орудий. Новое оружие послужило очередным ударом по хрупкой азиатской психике. Отсюда отход на позиции типа 'куда подальше', перегруппировка и попытки выманить союзную конницу в привычный бой. Бесплодные, поскольку Гарсия II Наваррский желал прежде всего не славы, а уничтожения врага. Здравый смысл, он легко находил пути в голову этого коронованного наваррца, что меня однозначно и неслабо радовало.

Наскок, удар. По давно уже потерявшим скорость и кружащим вокруг потрёпанного полка Свенельда маврам самое оно. Те, конечно, пытались перестроиться и отразить удар, набрав хоть какой-то разгон да и своих конных лучников вновь задействовать, но... Обстрел то с нашей стороны не прекращался, а под огненным — частично и в прямом смысле слова — ливнем очень плохо что отражать атаку, что пытаться контратаковать. Вот и получилось, что союзная конница ещё сильнее расстроила порядки кордовцев, да и потери у первой конной волны становились настолько тяжёлыми, что мавры отхлынули. Готовы были побежать, но... Использование заградотрядов, пусть несколько в иной форме, оно отнюдь не изобретение одного горца с манией величия и зашкаливающим садизмом. Это ещё в Риме было, и в других государствах. Психологический приём, порой действенный и вместе с тем очень опасный, если использовать его раз за разом, как в большинстве азиатских стран. Страх не должен быть основой всего. Однако нам от этого вновь больше бонусов, нежели хлопот.

Третья действительно серьёзная часть мавританской конницы. Не по центру, обход справа. И почти тогда же остатки первой волны окончательно отступают, уже повинуясь поступившим приказам. То, что осталось, конечно, поскольку потери... немалые. Обход и охват с двух сторон? По ходу, именно так. Дескать, или будете парировать собственной конницей или... Пехота то мавританская тоже двинулась вперёд. Медленно, осторожно, явно с целью связать нашу пехоту. Быть может и не боем, а просто фактом своего присутствия. Численность! Перевес по-прежнему сохранялся и был очень-очень весомый. Вижу в глазах Бермудо II Переса легко читаемое беспокойство, вот-вот способное перейти в страх. Страх привычный, уже в подкорку забитый, поскольку поражения от аль-Мансура стали чуть ли не печальным элементом мира вокруг. И это требовалось сломать раз и навсегда.

— Трясётся леонец, — мурлыкнула Елена.

— Зуб на зуб скоро попадать не будет.

— И это нужно...

— Прекратить.

— Ибо трясущийся король...

— Плохой пример для воинов.

— Разреши нам, Мрачный!

— Мы умеем.

— Внушать...

— Всё.

— И быстро внушать.

— Ну как можно запретить что-либо столь прекрасным девам, — развожу руками, но тут же предостерегаю. — Только если нужны будут особые способы убеждения... шатры есть или там повозки крытые.

Улыбаются предвкушающе, но в то же время хитро. И головками этак отрицательно покачивают. Дескать, мы и без особо мощного оружия жриц Лады справимся, обычного арсенала с избытком хватит. Ну-ну. Будем посмотреть.

Зато Хуан Самарро — это уже иной расклад. Сей леонский военачальник беспокоится обоснованно, его обществом красоток не отвлечь и разум не замутить. С подобным типажом нужно говорить, причём убедительно.

— Опасность приближается. Ваше Величество, — поклонившись, вымолвил леонец. — А вы запрещаете коннице преградить маврам путь. Они скоро могут ударить или по одному из крыльев, или даже сюда, надеясь убить или пленить моего короля и вас. Манящая для них цель. Падут короли, битва будет проиграна.

— Сунутся — завязнут, а может и полягут. Туда посмотри, Хуан! — делаю жест в сторону телег, которые уже почти образовали вокруг нас полноценный гуляй-город, к тому же усовершенствованный, с щитами-стенами и бойницами для стрелков и даже метателей 'греческого огня'. — А чтобы уж наверняка хлопот не возникло, если увидим, что атака вот-вот начнётся, подкрепимся парой тысяч вдобавок к уже имеющимся. Переброска войск, она не просто так придумана.

Ещё несколько фраз, поясняющих ситуацию, подзорную трубу Самарро в руки, показать, в какие именно стороны сейчас надо посмотреть. Вот теперь точно успокоился, после чего отправился обратно к своей кавалерии. тем самым трём тысячам, стоящим тут, в резерве. Их время ещё придёт. Ну а пока...

Кордовская пехота, как и предполагалось, стремилась не столько атаковать центр и крылья, сколько связать нас боем, оттянуть на себя внимание. Потрёпанные остатки первой конной волны успели перегруппироваться и уже более малыми отрядами появлялись то тут, то там, как бы нервируя нашу пехоту и вроде как заставляя придерживать внимание союзной конницы. Нам только и оставалось, что поддерживать чужую игру. Полностью устраивающую. Что Свенельд со своими недобитками, что Лютобор с арбалетчиками уже оттянулись обратно, став частью большого полка. Размен... и однозначно в нашу пользу. Уверен, маврам давно не прилетало столь сильно и жестоко, пусть они пока это полностью не поняли. Почему? Купились на то, что оба наших выдвинутых вперёд полка вроде как перестали существовать, да и кавалерия Фернандо Лоркада оттянулась обратно, теперь вновь кружа близ правого крыла.

Кордовская пехота? Попытки не наскоков, но медленного, планомерного натиска с использованием численного превосходства. Не по крыльям, тупо по центру. Опять же потери с их стороны были весомыми, но при очередном откате они замещались и пробовали варяжские хирды и прусские схожие построения на прочность уже новые пехотинцы. Доселе не испытавшие на собственных шкурах ни клинков, ни болтов, что пробивали любые типы брони, используемые пехотой халифата. На малой дистанции тем паче. Попытки обстрела кордовскими лучниками? Уже посмеялся. Едва такое случалось, как туда отправлялась очередная порция ядер с 'греческим огнём' внутри, напрочь лишая стрелков остатков боевого духа. И это при том, что колесные сифонофоры внутри строя так и не были покамест задействованы.

Немного забавлял тот факт, что мавры пока толком и не пытались сбить артиллерийские позиции. Не считать же за нечто серьёзное те вялые попытки, что имели место быть. По ходу, аль-Мансур со своими решил перетерпеть, списать в убыток ещё энное количество своих соплеменников/единоверцев. Хороший вариант, радующий первым делом нас. Задача то не только в том, чтобы вырвать победу, но и в уничтожении как можно большего числа воинов Кордовского халифата. Про халифа не говорю, то отдельная проблема, к собственно тактике со стратегией имеющая косвенное отношение. Чистая политика, да вдобавок круто замешанная на оккультизме.

Вязкое сражение рассчитанное не на один рывок, а на постепенное утопление нас в обычном давлении, а уж потом... За время до того самого 'потом' сестрички успели успокоить Бермудо, не прибегая к совсем уж мощным методикам. Мавры тоже. кхм. Не скучали, на батареи правого крыла попробовали было рыпнуться с повышенным энтузиазмом. Получили по полной, понятное дело, причём как от самих орудий. саданувших картечью по попавшим на прочесноченные поля, так и от конницы союзников, которые тут не просто так околачивались, только и ожидая, что команды 'фас'. Засиделись кабальерос без хорошей, будоражащей кровь драки, вот и мало-мало развеялись, вырубая оказавшихся в печальном положении мавров.

И вместе с тем... Именно когда дорубали отступающих от так и не сбитых батарей, началось самое интересное. Две мавританские конные орды, что обходили нас с флангов, изображали до поры намерения ударить по испанской коннице, по позициям артиллеристов, по полкам правой и левой 'рук' — теперь они отбросили последние остатки маскировки и, выжимая все силы из лошадей, мчались к нам, к тому месту, которое, по их мнению, было сердцем всей нашей армии. Думать — это, бесспорно, хорошо. Проблема лишь в том, что порой мысли идут в неверном направлении. Вот как сейчас. Вот действительно интересно, они реально не понимали, что возводимый гуляй-город это вовсе не нелепость, а уже проверенное в боях построение, этакая полевая крепость? Не изучили наши прежние сражения, в том числе с печенегами? Да и войну с Польшей и Священной Римской империей тоже стоило по кусочкам разобрать. Хотя... Тут и особенности мавританской психологии, и оморочка от Гюряты Молчальника и остальных арконцев. Чего тут было больше. чего меньше... можно будет поспорить потом, на досуге. Сейчас время битвы. Время её ключевого этапа.

— От большого полка — запас. Конницу Самарро внутрь! Метатели 'греческого огня' подготовить. Стрелки... по готовности. И да пребудут с нами боги Асгарда включая одного хитромудрого йотуна и детей его!

* * *

В любом сражении есть ключевой момент. При Бородинской битве сражение за 'Багратионовы флеши'. Наиболее яркое и значимое сражение Семилетней войны, битва при Кунерсдорфе, где сошлись пламенный натиск Фридриха Великого и осторожная, выверенная тактика генерала Салтыкова, решилось при штурме пригорка под названием Шпицберг. Именно к нему пруссаки перебросили почти всё, что имели... и растратили, после чего получили со стороны русских, эти самые резервы сберегших, роскошного пинка.

Вот и сейчас случился тот самый решающий момент. Кордовцы чересчур воодушевились возможностью убить или пленить аж двух из трёх королей противника — меня, конунга Руси Хальфдана и Бермудо II, короля Леонского. Удайся им это, то Гарсия II Наваррский и впрямь не смог бы руководить общим сражением. Однако... тут всё было вовсе не так, как казалось малость помрачённым разумам аль-Мансура и его окружения.

Непонимание! Именно эта эмоция начинала овладевать умами кордовских военачальников тем сильнее, чем дольше они пытались штурмовать вроде бы такое простенькое препятствие как построение из странных повозок. С самого начала и до сего момента. Отсутствие какого-либо встречного удара конницей. Ноль попыток отступления, соединения с другими частями нашего войска. Отсутствие стремления испанской конницы во что бы то ни стало прорваться в королю Леона, спасти его от явной и чрезмерной опасности. Лишь арбалетные болты, что летели в надвигающуюся на нас конницу мавров.

Таранить скрепленные цепями повозки? Некоторые по скудости ума попытались это сделать. Вечная память местным лауреатам премии не существующего тут Дарвина! Приблизиться вплотную и растащить эти самые телеги? Опять сильно смешно. Их же не верёвочками связали, а цепями, причём пропущенными через заранее сделанные скобы и всё это было скреплено могучими замками. Хрен разорвёшь и фиг растащишь. Можно лишь прорубить проход топорами либо поджечь. Но это нужно было сперва понять, а потом ещё и ухитриться сделать. Плюс оковка железом в нужных местах, плюс древесина отнюдь не легкогорючая. Благодать для обороняющихся и большой гемор для пытающихся сокрушить гуляй-город.

Нахлынули... и откатились, нещадно расстреливаемые и избиваемые кистенями и топориками-чеканами на длинных рукоятях. Те самые виды, наиболее хорошо себя показавшие в печенежских войнах. Опять нахлынули, как бы под прикрытием множества стрел. И что? Если стрелы кого порой и задевали, так большей частью лошадей и иногда испанцев, коим происходящее было в новинку. А короткий инструктаж не отложился в подкорке. И опять откат, и опять никакого результата. Только вот битва шла не только тут, но и там, вовне. Что пехота, что конница с обеих сторон оказались задействованы по полной.

Сперва кордовская пехота вновь было предприняла попытки обрушить хирды, стучась о них, словно бараны о новые ворота, но... результат был аккурат как у тех самых рогатых животин. Нулевой. Отступление... затем, судя по всему, взбодрение путём обезглавливания или там ломания хребтов для особо робких, и вновь попытки атаковать. Только на сей раз основной упор был сделан на попытках заткнуть орудия и метатели 'греческого огня'. Шансы имелись, даже учитывая обильно разбросанный чеснок. Имелись бы, не отступи правый и левый полки к тем самым позициям и не займи полноценную круговую оборону. Свернувшись в шилтроны — те самые круговые построения, ощетинившиеся короткими копьями, прикрывшиеся щитами и вообще очень-очень злобные. Пассивная оборона? Не совсем, потому как 'греческий огонь' продолжать жечь не души, но туши наступающих, 'чесночины' порой впивались даже в обычную обувь кордовской пехоты — союзников то провели через безопасные коридоры, а у варяжско-прусской братии обувка была специальная, должным образом усиленная, чтоб уж наверняка. Кавалерия испанцев тоже не просто так, а кружила где-то рядом, пусть большую часть внимания вынужденно уделяла тем мавританским конникам, что ещё были в этом секторе. Сопоставимые уже были силы, оч-чень сопоставимые. Плюс там то хилая поддержка конных и не только лучников, а с нашей стороны... Помимо прочего, были спущены с цепи конные арбалетчики Мала, а уж их можно было с полным основанием считать элитой. Быстрые перемещения. Стрельба в высоком темпе. Высокий процент попаданий. Конные арбалетчики по возможности уклонялись от ближнего боя, но если таковой вдруг случался... Арбалет за спину, шит и клинок в руки и айда показывать умения именно что конного воина. Хорошие умения, надо отметить. И поддерживаемые собратьями-стрелками, ведь не могло быть такого, чтобы все воины оказались вынужденными сменить арбалеты на клинки.

Битва рычала, стонала, кровь, как и всегда в таких случаях, обильно удобряла землю. Ну а Хель... она собирала привычную свою жатву, никого не обделяя своим безразличным вниманием. Вот уже и колёсные метатели то тут, то там стали отплёвываться шипящими струями пламени, прожигая во вражеских порядках настоящие просеки. Вновь вопящие, но быстро затихающие живые факелы разбегаются в разные стороны, корчатся, падают... затихают.

Мясорубка! Мельница, куда подсыпают не зерно, но человеческие тела. Получая на выходе фарш грубого помола из крови, костей и мяса. И чувствуется, что кордовцы уже выдыхаются. Окончательно, вот-вот и начнут отступать, ведь уже никакие зверства их 'заградотрядов' не помогут держать напряжение боя, заставлять простых конников и пехотинцев, видящих огромные потери, опять бросаться на почти что верную смерть. Ту, которая забирает кого-то слева, справа... порой идущих спереди или сзади. Безопасных мест просто нет, ведь гибель не так часто приходит от клинка или копья, как от арбалетного болта, стрелы, сжигающего всё и вся пламени, что то и дело падает с неба, окатывая огненным ливнем всё вокруг. Смерть... Она столь 'приветливо' улыбалась кордовцам, что те действительно могли не отступить, а просто побежать. И это невзирая на таки да сохраняющийся численный перевес. Очень уж их было много, столь большое количество очень сложно перебить в правильном бою и даже расстреливая как на стрельбище.

— Перелом, брат! — уже не говорит, а хрипит Магнус, успевший сорвать голос, отдавая приказы. Возраст... он и до него стал добираться. Хотя, как по мне, не те у него ещё годы. Мда, годы не те, а вот многократно срываемое и простуживаемое горло — это несколько иное. — Не отступление, бегство. Нам нужно оно! Пускай Самарро. И пусть 'шары' вновь становятся хирдами. Пора давить!

— Пора так пора. А время действительно пришло, песочные часы готовы перевернуться.

И понеслось. Очередной пуск огненных струй из сифонофоров. На сей раз вообще из всех готовых, чтобы наверняка заставить отшатнуться врагов подальше и подольше. Лязг размыкаемых цепей, открывающих выходы из нашего уже сыгравшего свою важную роль гуляй-города. Из сразу двух открытых проходов сперва выплёскиваются струйки пехоты, тут же формирующиеся в строй. Уже затем, когда ощетинившийся острой сталью ещё не хирд, но боевой порядок мог обеспечить безопасность прохода, вперёд рванула конница Самарро. Вся, без остатка, вооружённая, помимо обычного оружия, ещё и чёткими указаниями, как и что им предстояло сделать. И не только она.

Правое и левое крылья перестраивались из сомкнувшихся вокруг батарей шилтронов в обычные, более привычные варианты строя. Трансформировавшись же. начинали давить на мавров, переходя в наступление. Благо сил у них, отсиживавшихся в обороне, сохранилось достаточно. Большому полку и вовсе перестраиваться не требовалось. Почти не требовалось.

Ну и конница Лоркада и короля Наварры, она тоже не спала. Пользуясь тем, что большая часть конницы мавританской билась и убивалась о гуляй-город, уменьшаясь в числе, леоно-кастильцо-наваррцы устремились даже не на просто мавров, а туда, где находился сам аль-Мансур. Численность уже позволяла. Особенно учитывая отвлечение всей пехтуры и части конницы на неудержимо ползущие вперёд хирды.

Вот и она в гости пришла. Дочь ныне забытого бога, но сама вновь и вновь о себе напоминающая. Паника! Нещадно избиваемые со всех сторон, кордовцы даже не отступали, они улепётывали со всех ног. И хорошо было тем, кто мог пользоваться четырьмя чужими ногами! Бегущие же на своих двоих безжалостно расстреливались, вырубались... Пленных в этой битве при Куэльяре брать никто не собирался. Вообще никого, ни единого человека. Хороший мавр — мёртвый мавр! Именно такую установку получили наши союзники. Росичам же и пруссам и напоминать не следовало, все и без этого были в курсе наших тут целей и интересов, в число коих сохранение популяции способных носить оружие мавров точно никак не вписывалось. Да и в принципе лишние они на всей территории Европы. Нах хаус, непосредственно в родимую африканию. Это уже потом можно будет решать, куда гнать дальше, чтоб хорошие для жизни места не занимали. В частности, прибрежную зону, на которую имеются далеко идущие планы.

Вдох и выдох. Вдох... Опять выдох. Лишние мысли пока убрать, вновь сосредоточиться на битве, в которой перелом уже точно произошёл, но необходимо ещё и поставить большую, жирную и ярко кровавую точку.

— Главное, чтобы конные стрелки Мала сумели сделать то, что от них требуется.

— Тут лишь если боги помогут, — развел руками Магнус, лицо которого выражало лишь безмерную усталость. Было бы больше именно нашей конницы... А так может и уйти халиф. На время.

Эх! Хотелось сорваться вместе с одним из хирдов или повести остатки резерва — пешего, конечно, ибо я и полноценная конница ни разу не сочетаемся — но приходилось давить порывы души. В моём положении полагалось лишь смотреть и при необходимости отдавать дополнительные приказы. Или не отдавать, если всё и так идёт по одному из заранее проработанных вариантов. Времена ярла-воина успели закончиться, этот этап остался в не шибко далёком, но однозначно прошлом.

— Так завершается господство Кордовского халифата, — без особых эмоций, просто как уже свершившийся факт, подчеркнул я, обращаясь к подошедшему вместе с несколькими своими приближёнными королю Леона. — Теперь даже если халиф и часть его армии и сумеют выбраться, сбежать, то...

— Мы не сможем перебить всех, — хоть в глазах Бермудо II Переса и горело пламя энтузиазма. Он всё ещё боялся окончательно поверить в случившееся. — Даже сейчас они большей частью бегут, а не убиты. Почти сто тысяч!

— Было почти сто. А сколько осталось уже сейчас? Какое количество будет перебито моими и вашими воинами во время бегства? Сколько сгинут по дороге или умрут от полученных при битве ран? Но главное не в этом, Бермудо.

— А в чём же тогда?

— Чаши весов. Чем большее количество мавров будет мертво в результате этого сражения. Тем легче будет вам, владыкам Леона, Наварры, иных стран, вести Реконкисту дальше. Численный перевес — вот что мешало. Теперь он или полностью исчезнет, или станет далеко не столь значительным, как было недавно. Вдобавок и наша поддержка не исчезнет, хоть и станет не столь значимой и существенной. Ну и, конечно, нельзя допустить возобновления распрей. Пусть лучше кордовские эмиры грызутся между собой, оставим им это несомненно греховное занятие.

Пока я ездил по ушам леонскому монарху и его приближённым, дела шли и развивались не самым лучшим из вариантов, но вполне меня устраивающим. Та самая паника, охватившая кордовцев, заставляла их драпать, сломя голову. Только вот сам аль-Мансур никак не мог осознать и принять неизбежное поражение, пытаясь силой удерживать хоть отдельные части. Удерживать, тем самым упуская возможность самому ускользнуть. Вот она, сила воздействия оккультным способом, воочию продемонстрированная. Сперва я, понятное дело, не мог этого знать. Слишком далеко, никакая оптика из имеющихся не могла показать, что творится там, во вражеском тылу. Зато имелись гонцы, дымовые сигналы опять же, которые легко подавать и легко читать, если знаешь, что именно они означают.

Халиф Кордовы, упустивший удачный момент для бегства с остатками сохраняющих боеспособность отрядов, всё же прозрел. Видимо, ментальное воздействие арконских жрецов таки да оказалось перебито страхом близкой смерти. А может просто закончилось, тут уж если кто и ведает, то они сами. Но беспокоить их, отдыхающих после перенапряга едва-едва возвращающихся способностей... не самое лучшее и уж точно жестокое не к месту решение. Сейчас всё едино не о них, а об аль-Мансуре, который в последний момент попытался было улизнуть, но... Мал, умница, так хорошо использовал свой отряд конных арбалетчиков, так качественно засыпал улепётывающего халифа ливнем болтов, держась вместе с тем на расстоянии, что не оставил халифу особого выбора. Выбор, он у Мухаммада ибн Абдаллы ибн Абу Амира оставался между повышенным риском продолжать бегство, поминутно теряя людей, лошадей, уменьшая отряд в численности и постоянно сам рискуя получить болт-другой в уязвимые места организма, и вторым вариантом. Каким? Укрыться в находящемся рядом Куэльяре, а уж из-за стен этой пусть плохонькой, но крепости или пробовать откупиться от победителей или надеяться, что удастся прорваться при помощи пусть сейчас улепётывающих, но способных несколько позже собраться с духом и вернуться войск. Вернуться может и не для того, чтобы вырвать победу уже в новой битве, но хотя бы для того, чтобы помочь своему халифу вырваться и отступить в те земли, где можно было чувствовать себя в безопасности. А уж потом...

Аль-Мансур выбрал второй вариант. К моему большому облегчению. Именно эту весть принёсли сперва подаваемые дымом сигналы, а затем и гонцы. Бывшие очевидцами того, как отряд со знаменем халифа Кордовы въехал в открытые ворота крепости. А уж потом к Куэльяру и другие отряды стали стекаться. Из тех, вестимо дело. кто сохранял хоть некое подобие выдержки и желания оставаться рядом с аль-Мансуром, вместо того, чтоб бежать, куда глаза глядят.

Вот он, завершающий акт для кого-то драмы, а для других феерического выступления. Если аль-Мансур и впрямь заперт внутри крепостных стен, то он... обречён. И неважно, сколько воинов находится рядом — Куэльяр крепость невеликая. Плевать даже если сумеет смыться несколько более число мавров, чем мы предварительно рассчитывали. Пофиг на эти вторичные аспекты! Отрубить голову халифата — тело без качественного мыслительного центра уже куда менее опасно. Смены у аль-Мансура покамест не наблюдается. Достойной смены, я имею в виду, поскольку желающих сесть на освободившийся трон будет огромное количество. А когда много претендентов, они часто начинают рвать друг друга с такой силой, что во все стороны летит не только кровь, но и откалывающиеся от государства кусочки. Самое оно. То, что добрые доктора с севера прописали!