Кусторез для терний

В душе каждого советского человека жил космос. Так казалось изначально — в собственной стране было не очень уютно, но народу нужен был символ, что не всё так плохо. Народу нужен был знак, и им стал космос. Космонавты — словно живые легенды, ходящие по земле, а уж каково было всеобщее ликование, связанное с космосом... такого ещё никогда и нигде не было. Разве что конец войны воспринимали так же — всеобщими эмоциями.

Однако, пока что, космос был далёк от советского человека. Но не от всех, в частности, Василий Васильевич Граник, был всего лишь диспетчером на аэродроме. Жутко секретном аэродроме у космодрома, где испытывали космические технологии и летали космонавты — и эта должность была его поводом для гордости — принимая отчёты и руководя посадкой самолётов, Граник хоть ненадолго мог почувствовать себя причастным к огромной и таинственной теме космоса. Ему было далеко до звёзд, и тем не менее, он был доволен жизнью. Но не чаем. Чай Граник налил в большой пузатый чайничек и принёс в диспетчерскую. Новейшее, по крайней мере, по сравнению с большинством военных и тем более, гражданских аэродромов, радиооборудование требовало непрерывной работы инженеров. Лампы горели, причём горели постоянно. Перебои были недопустимы. Граник поставил чайничек и посмотрел на своего помощника. Молодой парень растянулся в кресле, не снимая наушников, читал какую-то фантастику.

— А что, сегодня полётов не будет? — заинтересованно спросил Граник, — вроде бы собирались лететь...

— Задерживаются, — не отрывая взгляд от книги, сказал юный радист, — вы же знаете, у них то отмены, то внеплановые полёты...

— Это точно, — Граник налил в стакан чаю, — что читаешь?

Молодой человек поднял взгляд и схватился за наушник, вслушиваясь. Он послушал, цыкнув зубом:

— Радиохулиганы какие-то, — недовольно поморщился и ответил на вопросительный взгляд Граника, — просят посадку для Буран-семнадцать.

— Послушай ещё немного, — настоял диспетчер, — у нас тут на сто км вокруг ни единой души, только военные да колхозники недалеко.

Диспетчер взялся за бакелитовый наушник и послушал ещё. Запрос повторился. А потом ещё раз, с матом.

— Матерят, товарищ диспетчер, — ухмыльнулся молодой человек.

— Ну точно, или солдаты балуют, или к колхозникам кто-то приехал. Или... — Граник сделал многозначительный жест, — проверяют.

— Так что им ответить то?

— Ничего не отвечай. Нечего пеленг давать. Давай лучше чайку.

* * *

Тем временем в плотных слоях атмосферы, на землю летел всем известный транспортный корабль ВКС. На его борту было четыре космонавта, вернее, четыре сотрудника космической корпорации Абстерго. И ещё один пассажир — на этот раз ради разнообразия, глава этой и всея Абстерго, мистер Николсон. Владелец заводов, газет и пароходов. Происходящее ему нравилось не сильно — кораблю никто не ответил. Пилот спросил:

— Сэр, есть идеи, что дальше делать?

— Садись, — угрюмо сказал Николсон, — всё равно нам нужно выходить к людям. Мы тут впятером застряли, а Б-17 — самый простой из наших челноков. Потерпят.

— А не собьют?

— Окстись, — поморщился Николсон, — нас даже современным ПВО не сбить. Три лазерные батареи даже на таком мусоровозе, как Б-17.

— Что ж, — космонавт глубоко вздохнул, — поехали!

Корабль, похожий на помесь Бурана и Нормандии SR-2, снижался. На высоте тридцати километров он перешёл в горизонтальный полёт и начал посадочные манёвры на полосу. Выйдя на глиссаду, пилот только посматривал на приборы, а второй — ленностно смотрел на приближающуюся землю.

Тем временем, когда восьмидесятишестиметровый космический челнок коснулся посадочной полосы, диспетчер выплеснул всё содержимое рта, а именно — полстакана чая, на новейшую радиоаппаратуру, отчего она громко пыхнула и потянуло привычным запахом горелой электроники. Но он не обратил на это внимания, уставившись вместе с помощником на огромный корабль, что легко скользил над поверхностью полосы. Челнок был красив. Даже очень — относительно небольшие крылья, двенадцать компактных плазменных двигателей на задней кромке крыла, слегка выступающая кабина пилота, многоосные стойки шасси... Обычно приземляться приходилось вертикально, но пожалев местных, необычные гости решили не производить лишнего впечатления. Триколор на хвосте челнока закрасили, оставили только символику корпорации.

Ситуация, в которой оказался главный попаданец всея вселенной и его подручные миньоны, вполне тривиальная. Временной разлом. Вселенная — удивительное место, где, подобно бурному океану, время и пространство постоянно изменяются, движутся, закручиваются в воронку или текут в разных направлениях. Им не повезло попасть в самый подлый из возможных феноменов — временной разлом. И в результате — флагман флота ВКС Абстерго, вместе с одним корпоративным челноком, пристыкованным к нему, оказался выброшен в неведомые временные... в неведомое.

Хьярти, в этот момент спавший, не почувствовал никакой опасности, потому что опасности не было, поэтому продолжил сладко спать. А вот четверо космонавтов, которые вместе с сервоботами устраняли мелкие дефекты в своём челноке, почувствовали произошедшее, да ещё как. С экранов сканеров пропали все спутники, маршрут до марса, пропал коннект со всеми галактическими сетями. Поэтому Хьярти был разбужен и, позёвывая, взошёл на мостик, и после получения отчёта о мониторинге радиоэфира, мог только материться на шести миллионах диалектов, заткнув за пояс Ситрипио.

Временной разлом. Хьярти был в ужасе и гневе, но, всё-таки, собрал мысли в кучку и попросил объяснить всё сотрудникам. Сотрудники на инженерной палубе только выслушали кул стори и не поверили ушам своим. Но это дела минувшего прошлого.

Сейчас же, сев на аэродром при космодроме, Хьярти был рад, что их забросило не к динозаврам, а относительно недалеко. Всего то — чуть больше сотни лет назад. К космическому кораблю тут же подъехали машины. Хьярти узнал в них два грузовика ГАЗа и одну легковушку, из которой вышли люди с оружием. Космонавты были не рады такой встрече и обратили свои взоры на Хьярти. Тот, усмехнувшись, приказал не бздеть и полез к люку.

Люк с шипением открылся и из под брюха корабля выехал трап, по которому Хьярти, предусмотрительно одев боевую броню, спустился. Рожи у вышедших его встречать были — любо-дорого посмотреть. Его сотрудники были ещё молодыми ребятами и уж точно не помнили начало двадцать первого века, поэтому Хьярти как самый опытный лучше понимал потомков. Инопланетный, по всем признакам, космический корабель. И тут ещё он в жёстком бронескафандре. Погода зато не подкачала — тепло, сухо, середина лета. Опытный глаз тут же вычленил из комитета по встрече комитет по госбезопасности — люди с военной выправкой, в характерной форме, с оружием в руках. Ожидают наверное чего угодно. Ну и правильно. Делать было нечего — нужно было выходить на контакт, поэтому Хьярти поднял руки, на что комитетчики тут же наставили на него пистолеты. Он прокомментировал это:

— Ребят, уберите пукалки. Всё равно даже не поцарапают.

По встречающим прокатилась волна шёпотков. Комитетчики загоняли всех пинками за машины подальше, но помогало слабо — двое сотрудников на три десятка гражданских.

— Кто такой? Назовитесь! — потребовал мужчина с оружием.

— Хьярти Николсон. ВКС России, флагман ЛК, челнок Б-17, — он кивнул на надпись "Буран-17" на борту корабля, — а теперь ты давай, — Николсон уже опустил руки и подошёл к комитетчику вплтную, — кто такой, по какому праву допрашиваешь адмирала, и какого, мать вашу, ублюдки, хрена, ваш диспетчер не ответил на запрос? Под тибунал, уроды, пойдёте!

Напор у адмирала был нешуточный, да и опыт стращания подчинённых, совмещённый с ментальными техниками, огромен. Поэтому мандраж пробежал по всем, включая опытных чекистов. Однако, на этом Николсон не остановился, только перейдя к главной части:

— Ну что, уроды, стоите, глазами хлопаете, — он снял шлем, — а ну бегом, мать вашу, докладывать в штаб ВКС! Диспетчеру, уроду, шесть нарядов вне очереди! — Хьярти недовольно вздохнул, — расслабились в своём захолустье, понимаешь ли, думаете, что солдат спит, а служба идёт?

Он недовольно повернулся к чекисту и продолжил допрос:

— Я тебе назвался. А теперь ты давай, голубчик, почему одет не по форме?

Кошмонафты, как их саркастично называл Хьярти, выглянули из люка и только усмехались, глядя, как их злобный шеф уже начал строить местных. Однако, это был экстремальный способ выйти на контакт. Хьярти мягко так напомнил всем, что военный — всегда военный.

И уже через несколько минут на аэродром прискакал начальник, ошалевший от таких новостей. Он то и проявил инициативу, вопреки инструкциям и спросил:

— Товарищ, простите, что вмешиваюсь, — он прервал перепалку Хьярти и чекиста, — вы, собственно, кто такие?

— Что? — у Хьярти глаз дёрнулся, — я? Ты меня не знаешь? Оригинальный ты человек, — он покачал головой, — ВКС России, первый флот, адмирал Николсон, а вы?

— Меня зовут Сергей, я начальник аэродрома, — мужчина в военной форме постарался успокоить гостя, и у него это легко удалось, — не знаю, чем вы недовольны, но это военный аэродром советского союза, к тому же закрытый, и приземление неизвестных космических кораблей в нашу программу не входят. По крайней мере, об этом нас бы предупредили.

Хьярти сделал вид, что удивился, но очень и очень натурально:

— Какого нахрен советского союза? Союз развалился в конце прошлого века, или до вашей глуши новости об этом не дошли?

Агрессивно, или нет, но результат был достигнут и все более-менее поверили. Однако, чекисты не пальцем деланые, да и собственные неограниченные полномочия, с привычкой давить и довлеть, давали о себе знать. Правда, по сравнению с взглядом Хьярти, который был таким же добрым, как у Сталина на врага народа, они смотрелись очень блекло и ни у кого не возникло желания показать норов.

— Товарищ, на календаре тысяча девятьсот шестидесятый год нашей эры, — ответил ему начальник аэродрома, оказавшийся более проницательным и разговорчивым, нежели все остальные, включая чекистов, — я склоняюсь к мысли, что здесь происходит какая-то фантасмагория.

— Фантасмагории у нас принято из лазеров расстреливать, — хмуро ответил Хьярти, — та-а-ак, приехали, — он закатил глаза, — временной разлом? Похоже... — задумался, чисто для вида, — а ведь всё сходится...

Тем временем уже набирала обороты деятельность чекистов. Один из них спешно пытался дозвониться в Москву — как назло, линия дала сбой, естественно, неслучайно. Хьярти хмуро осмотрел обступивших его людей и едва удержался от того, чтобы картинно сплюнуть. Начальник аэродрома спросил у чекистов:

— И что делать?

— Докладывать, — ответил хмуро офицер комитета, — а там пусть разбираются. Не нашего ума дело. Молись, чтобы вообще не шлёпнули как лишнего свидетеля, — он развернулся к гражданским, которых так и не удалось отогнать, — а вас, товарищи, ждут долгие и интересные беседы с особым отделом.

Хьярти для вида задумался, хотя и не для вида тоже. Остались трое — два чекиста, начальник аэродрома. Хьярти посмотрел пристально на начальника:

— Доложи Королёву. Сергею Павловичу.

— Простите, — прервал его чекист, — но это не вам решать.

— И не тебе тоже, — Хьярти недобро на него глянул, — ты можешь перечислить всех кротов в КГБ, которые сейчас сливают данные налево? Я — могу. И учти, если кому-то что-то скажешь — можешь не стращать меня солдатами с огнестрелом и ядерными хлопушками. Сам вас закошмарю так, что будете не рады.

— А вот с этого места, если можно, подробнее, — чекист ухватился за интересную информацию, — какие кроты? Кто, где, сколько?

— Это тоже не тебе решать. И вообще, Юлий Владимирович, не волнуйтесь, вас в их числе нет.

У комитетчика глаза на лоб полезли — по именам их всех мало кто знал. Тем более — по настоящим именам. У космической программы был свой пунктик — имена чекистов редко использовались. Их просто могли захватить для выбивания интересной информации.

— Откуда вы...

— Знаю? Неужели, вы думаете, ваши архивы секретны и через сотню лет, или у адмирала военно-космических сил нет доступа к информации? Вот что, пора этот бред заканчивать. Пойдёмте на корабль, — Хьярти махнул рукой, — угощу вас чаем.

Чекисты переглянулись. Начальник аэродрома первым шагнул вслед за Хьярти, и уже потом — комитетчики. Однако, они не одобряли такое поведение местного руководителя. По высокой лесенке они забрались внутрь. Внутри было... не то чтобы просторно, но лучше, чем ничего. Коридор, несколько дверей, каюта для экипажа. Хьярти зашёл в кают-компанию, выглядящую как спальная каюта в хорошем космическом корабле. Большое просторное пространство, диваны, кресла, большой монитор на стене, по которому показывали виды космоса. Учитывая размер экрана — почти во всю стену, и удивительную даже для середины двадцать первого века чёткость, внимание гостей это привлекло надолго. Хьярти нажал пару клавиш на старенькой военной кофе-машине и она начала готовить чай. На качестве здесь не экономили, но работала техника на износ, десятилетиями. Поэтому жужжа, машина приготовила четыре капучино, после чего выключилась. Он поставил многоразовые пластиковые чашки на стол, достал печенье и сел на диван.

— Угощайтесь. Итак, давайте подведём итог. Мы попали во временной разлом. Что очень плохо. У вас тут... какой там год?

— Шестидесятый, — начальник аэродрома, мужчина в военной форме, которая ему абсолютно не шла, так как военным он числился только по документам, а сам был человеком, даже не воевавшим, взял кофе, в отличие от чекистов. Пригубил, прищурился от удовольствия и потянулся за печенькой, — семнадцатое мая тысяча девятьсот шестидесятого, полдень.

— Понятно, — Хьярти кивнул, — вселенная — штука сложная. Пространство и время в ней как вода в океане, бурлит, заворачивается, течёт с разной скоростью и в разных направлениях. Однако, вне аномальных зон более-менее спокойно. Исключение составляют крупные бури. Временной разлом — одна из редчайших аномалий, способных утянуть корабль в неведомые временные ебеня, и хорошо ещё, если к динозаврам. Может и дальше, тогда вообще только сдохнуть остаётся. Нам очень, сказочно повезло! Тут есть люди и вроде бы даже недалеко отошли... всего то сто пятнадцать лет. Ваши действия?

Чекисты переглянулись. Старший из них ответил:

— Мы не чудотворцы. Инструкций не поступало, приземление НЛО на аэродроме — положено взять вас под стражу, как иностранного гражданина.

— Иностранного? — Хьярти выгнул бровь, — окстись, милок, я всю жизнь в Екатеринбурге прожил.

— Но у вас какая-то нерусская фамилия...

— А, это да. Американец по национальности. Судя по тому, что я знаю, у вас здесь холодная война.

— Как она закончится? — вклинился начальник, под неодобрительные взгляды чекистов.

— В целом... неплохо. Сначала союз развалится, но это было закономерно, потом американцы подумают, что выиграли, а потом Россия уже вернётся в игру, но уже без дотационных республик и маразматического негибкого руководства.

— Позвольте, — чекист прервал его, — не вам судить о нашем руководстве.

— Мне, милок, мне, — Хьярти слегка улыбнулся, — ты, например, знал, что из-за того, что ваш плешивый генсек размахивая ботинками просто перепишет Крым в Украину, в начале двадцать первого начнётся большущая локальная война с резнёй русских в Крыму и всей восточной Украине, а потом резнёй украинцев в остальной стране? Или чем закончится освоение целины? Самый грандиозный провал в истории. Знаешь, судя по тому, что я знаю из учебника истории о вашем времени, грамотной и последовательной верховной власти у вас просто нет. Есть царь-самодур, который что захочет, то и заворотит, а все, кто против — "агенты империализьму". Не в обиду будет сказано, конечно, но даже не проси помогать ему.

— Я и не прошу, — хмуро ответил чекист, — что, правда такая память осталась?

— Сами оставили. История России до десятых годов двадцать первого века постоянно переписывалась. И каждый новый человек стремился обосрать предшественника, чтобы получить народную любовь. Ленин — царя, Хрущёв — Сталина, Брежнев — Хрущёва, Шиловский — вообще всех коммунистов вместе взятых. Пока этот цирк ваши коллеги, в лице товарища Иванова, главы КГБ, а после — второго президента России, не прикрыли. И после этого вроде бы началась нормальная власть, без постоянных виляний курса партии, как пьяного оленя.

— Что ж, хоть что-то хорошее, — вздохнул чекист, — информация, которую вы говорите, крайне... любопытная и в то же время крайне провокационная. Давайте так, скажите, кому вы можете доверять, и почему. А мы уже разберёмся, что делать дальше...

Хьярти подумал — хитёр, бобёр! Вот так запросто хотел вытянуть огромный массив информации по личностям. Наверняка, у КГБ есть свои тараканы в головах, поэтому им интересно знать, на кого можно делать ставку, а кто сойдёт с дистанции. Хьярти, подумав, ответил:

— Королёв, Сергей Павлович. Главный конструктор советской космической программы. Романтик, но всё же очень умён, предан, честен, трудолюбив и даже гениален. Жаль, ему недолго осталось. У нас тут есть операционный блок, так что мы можем его подлечить немного. Из партии — Семичастный, Шелепин. Но в основном потому, что не успели как-либо себя запятнать, пока их не турнули из ЦК старожилы. За остальных скажу коротко — им доверия нет. Это вы ещё не дожили до семидесятых — годов самого активного разложения и гниения с головы. Хрущёву доверия нет абсолютно. Идеалист, ограничен, горлопан, а так же скрытый украинский националист. Брат по разуму гражданина Бандеры. Шифруется, скотина. Многие считают развал советского союза результатом его глупых, непродуманных и топорных реформ. Хотя истинная прична в другом генсеке...

— Ком?

— Первом секретаре, — поправился Хьярти, — вскоре должность переименуют в Генерального секретаря. Для солидности.

— Лично мне интересно, — переварив сказанное, спросил начальник аэродрома, — почему советский союз развалился. Это довольно необычно. Предатели? Ошибки?

— Предатели — сразу нет, — кивнул Хьярти, — коммунизм был основан как наука. А закончился религией. Со своими непоколебимыми догматами и идеологической обработкой. Причём, следует учитывать, что строй уже сейчас отстаёт от реальности, результаты чего вы можете видеть. При огромных территориях — нехватка продовольствия в магазинах, при огромных трудовых ресурсах — товары существенно отстают от западных по качеству. Более жёсткая власть оказалась и более хрупкой, всё как в природе. Либо прогибается, либо ломается. Плюс геронтократия. Постепенно состав политбюро старел, молодняк давили, как могли, а старики... сами понимаете, они относятся ко всему новому крайне консервативно. Они застряли в своём прошлом, и всё, что появилось уже после того, как они "закоснели", воспринимают негативно. Взять хотя бы современную музыку, моду, молодёжные веяния... — Хьярти поднял ладонь, останавливая готовый сорваться у чекиста вопрос, — понимаю, не всё полезно. Однако, молодёжь бесилась и будет беситься всегда. Такой уж характер взросления. Иначе это уже будет евгеническая программа нацистов по уничтожению всех психов, для очистки нации. Результат — целое поколение творческих людей уничтожено. Грань между хиппи, художником и гениальным инженером — иногда тонка. Очень тонка. Такие люди, как Королёв тоже Хиппи, только своего времени и без атрибутики. В середине-конце восьмидесятых ваше ведомство вроде бы взяло под контроль всяческие тусовки и следило, чтобы они не переходили границу. Но было уже слишком поздно. Для целого поколения советских граждан компартия была некоей пыльной и косной машиной подавления свободы воли и принуждения человека к тяжкому труду, вдалбливания в него единственно верного мнения. Это уже не коммунизм, ни в малейшей мере. Это смесь геронтократии, бюрократократии и тоталитаризма, основанного на догматах начала века. Насколько я знаю, Ленин говорил, что коммунизм — это наука. А наука по природе своей это метод проб и ошибок, поиск решения. Наука не признаёт догмы. Наука это нечто противоположное догмам.

— Я не совсем понимаю, кто такие эти Хиппи, — прервал его чекист, — но я думаю, понял ваш посыл. Вырождение, — он пошарил по карманам и достал пачку папирос и не спрашивая разрешения, закурил.

Ещё бы, накал страстей был неслабый. Судя по белым лицам чекистов, Хьярти их напугал до усрачки. Единственный, кто сохранил самообладание — аэродромный начальник. Он не был горячим сторонником советской власти, поэтому выслушал всё это не без удовольствия. Хьярти спросил:

— Теперь понимаете, почему я попросил сразу не докладывать наверх? Никакой помощи от нас они не получат. А вот какая муха укусит кукурузника — одному богу ведомо. Может медалью наградит, может прикажет в психушку посадить. Второе закончится его безвременной кончиной, как вы понимаете.

— Вы в этом так уверены? — спросил молодой чекист.

— На этом, сугубо невоенном грузовозе, и то стоит мощное вооружение. А на орбите болтается флагман, способный целую планету отутюжить до хрустящей корочки, ну или сделать на месте города кратер. Уверен, более чем. Вот теперь давайте думать, как нам из этой жопы вылезать. Причём вам тоже.

Чекист докурил папиросу и забычковав окурок в тарелку, сказал:

— Хрен. Его. Знает. Доложить бы о вас куда следует, и не париться. Да только не так мы воспитаны, — он посмотрел на молодого коллегу, — правильно я говорю, Лёш?

— Верно, — ответил ему сослуживец, — и что делать будем, товарищ капитан?

— Будем посмотреть! — он ухмыльнулся, — верить стопроцентно я вам не собираюсь, хотя судя по всему, вы говорите правду, ну или уверены, что это правда.

— Я бы предложил для начала устроить вам двоим продвижение по службе. И выйти на прямой контакт с Королёвым. У него огромные полномочия, он романтик и поймёт. Что до харчей, у нас есть всё, включая целую фабрику прототипирования для создания нужных нам вещей и запас продуктов на сто лет экипажу в пять тысяч человек. Так что мы не нуждаемся ни в чём. Уже сейчас там заканчивают делать для нас несколько машин.

— И как же, — офицер саркастично ухмыльнулся, — вы можете организовать нам продвижение? Это уже не ваша компетенция.

— Для опытного диверсанта нет ничего невозможного, — Хьярти нагло ухмыльнулся, — вот что, ваш персонал мы можем обработать, чтобы они всё забыли. Кроме вас троих, — посмотрел на них предвкушающе, — а для вас двоих — совместим приятное с полезным. И дело сделаем, и вас выдвинем в большие начальники. Постараемся договориться с Сергеем Павловичем, он вас выдвинет на очень активную должность и при поддержке нашей техники, вы сможете легко разоблачать, раскрывать и изобличать предателей, изменников, кротов и просто распиздяев. Начнём с кротов, сливающих информацию по космосу, а потом и к военным ракетам дойдём.

Комитетчики переглянулись. Старший сказал:

— Хорошая идея. Но учтите, для нас приоритет — это интересы советского народа.

Хьярти только подивился. В его времени безопасники были исключительно людьми-бюрократами, за исключением нескольких подразделений. Людьми, целью которых было выполнение протокола, устава, служение государственной машине. И тем удивительней было встретиться с теми, для кого народ стоит на первом месте, а государство — в его тени. Теми, кто готов пожертвовать буквой устава ради своей мечты. Это было необычно. Идеология в союзе была явно намного крепче, хотя и топорней, на его взгляд. Но всё равно, такого Хьярти не ожидал. Хотел соблазнить их продвижением по службе. Вербовка то — дело нехитрое. Нужно совместить несколько факторов — алчность, амбиции, идеологию, а тут вот оно как вышло. Сами, но опять же, не на него работать согласились, а с ним. Впрочем, это было не менее прекрасно. Хьярти расслабился:

— Учёл. Удивительное у вас время. Наши безопасники бы наплевали на высокие материи и выполнили устав в точности, пусть даже и в ущерб народу. Что поделать, времена. Нравы.

— Ужасные нравы, — передёрнуло чекиста.

— Пуганые. Иначе разброд и шатание, а от них требуется быть жёсткой структурой. Впрочем, у нас такими экстраординарными ситуациями занимаются гибкие отделы ФСБ с большими полномочиями. Что ж... — Хьярти задумался, — память мы сотрём местным. Нужно позвонить Королёву, поговорить. Закрытую линию связи я смогу организовать, но вот говорить — предоставлю возможность вам. Пока что мы заглушили всю связь на аэродроме, так что информация никуда не утекает.

* * *

*

Пришло время представить своих подчинённых. Те выстроились в ряд в большом коридоре. Хьярти представил их:

— Старший лейтенант Василий Зубров — бортмеханик, лейтенант Алексей Щорс — навигатор, старший лейтенант Давид Шпильман — космотехник, капитан второго ранга Леонид Дьяков, пилот и командир судна.

— Очень приятно, товарищи, — сказал чекист, — капитан Светлов, мой помощник, старший лейтенант Ольшанцев.

Чувствовали все себя немного неловко. Впрочем, служащие ВКС привычно выстроились и сделав морды кирпичом, выслушали гостя корабля. Тот, кивнув Хьярти, предложил заняться делом. Хьярти, не став тратить время попусту, сказал:

— Поскольку наша задача — интегрироваться в сообщество — доставим сюда самолёт. Доставят его наши маленькие миньоны. Самолёт, машины, на нём и на них мы уже отправимся с этого аэродрома к Сергею Павловичу, на встречу.

— Простите, — влез чекист, — но каким образом, если он не зарегистрирован нигде?

— Очень просто. Воспользуемся извечным раздолбайством и бюрократизмом, а так же оптико-электронной невидимостью.

* * *

*

Персонал аэродрома и правда, забыл всё, что происходило только что. Люди вернулись к своим рутинным обязанностям, не став вдумываться, а Хьярти со своими людьми оккупировали небольшое здание, которое использовали пилоты между посадками. Времянка-бытовка. Космонавты были рады переночевать на твёрдой земле, а утром их ждал транспортный челнок, который привёз самолёт. Это был небольшой административный реактивный самолёт с угловатым крылом, и весьма комфортным салоном. Утро было прохладным, можно сказать, сырым, но это быстро прошло. Уже к восьми утра солнышко победило ночную прохладу и начало жарить, всерьёз жарить. На несколько военных без формы особого внимания не обращали — тут был просто таки проходной двор, особенно в дни, когда активно шла работа аэродрома. Ещё четыре человека — никого не удивили. Административный самолёт вёл Хьярти, лично. И он же с удовольствием сидел в машине. Пускать пыль в глаза он не любил, но вот передвигаться с комфортом — очень даже.

Их ждали. Сергей Павлович активно занимался разработкой лунной программы и лунохода. При полной поддержке Хрущёва. Однако, количество проблем, с которым сталкивался Королёв, был беспрецедентным. Сжатый до минимума сроки, огромное давление сверху, ответственность и регулярные неудачи при запусках, а так же — отсутствие единоначалия в советской космической программе. Кто тут главный? Одному богу ведомо. И зачастую грызня с коллегами занимала довольно большое количество времени.

Поэтому Королёв с большим трудом выкроил день свободного времени, чтобы вылететь в город Свердловск. Времени было мало, спешка — жуткая.

Самолёт приземлился в аэропорту свердловска. Сергей Павлович, наслаждаясь весенним солнышком, грузно сошёл по трапу на асфальт гражданского аэропорта. Его не узнавали в общественных местах — это было немного неприятно. Все знали его работы, но самого автора... Не то чтобы он был честолюбив, но было обидно. Поэтому Королёв постарался избегать общественных мест. В аэропорту его уже ждали. Это был молодой человек с военной выправкой, он безошибочно определил главного конструктора и широким шагом подошёл к нему:

— Сергей Павлович?

— Собственной персоной, — неспешно ответил Королёв, — а вы...

— Старший лейтенант Ольшанцев. Служу на аэродроме при полигоне номер пять, — представился чекист, — у нас к вам есть очень и очень важный разговор.

— Вот как? У кого это — у вас? — недоумённо спросил Королёв.

— Вы только не смейтесь, но к нам вчера на аэродром сел неопознанный летательный аппарат. Явно из космоса.

— Издеваетесь? — удивился ещё больше Королёв.

— Ни в коей мере. Иначе не просил бы вас о встрече, — покачал головой Ольшанцев, прищурившись от ярко светящего солнца, — тут столько информации, что мы решили обратиться к вам, а не к своему руководству. В нём мы не уверены так, как в вас. Тем более вы главный в вопросах космоса, так что это по вашей части.

— Так, всё интереснее и интереснее, — Королёв был заинтригован, — и что же удалось узнать? Какой формы аппарат?

— Он уже улетел, но думаю, вернётся, если вы захотите увидеть. И вообще, я мало что понимаю из происходящего, лучше вам пообщаться с его экипажем лично, думаю, вы поймёте друг друга.

Сергея Павловича ждал новенький автомобиль БМВ 501, можно сказать — неописуемая роскошь для советского союза. Старлей привёл его к машине и повёз в город. Машина привлекала куда больше внимания, чем её пассажир, и чего греха таить, понравилась Сергею Павловичу. Получше его ЗИСа.

Тем временем в небольшой гостинице, после всех положенных чисток от прослушки, активно спорил космотехник Шпильман и Хьярти. Шпильман активно доказывал своему шефу, что на данном этапе они могут предложить многое, но это потребует от них чуть ли не перебить половину советского руководства, чтобы привести космическую отрасль в порядок.

Щорс совершенно не понимал, почему именно космос? Неужели нет других, не менее достойных внимания тематик? Однако, как любой космонавт, он болел за свою отрасль, просто не понимал. Хьярти понимал — он просто не хотел бегать за советскими людьми, занимаясь прогрессорством. Ему вполне подошла бы какая-нибудь высокотехнологичная отрасль с огромным потенциалом развития. Плюс-минус сто лет для него — несущественно. А потом, когда ситуация нормализуется — можно будет и бизнесом обзаводиться. Однако, Шпильман стопроцентно точно диагностировал в отрасли разброд и шатание. При этом космическая программа только отжирала большую часть бюджета, не давая видимых ощутимых преимуществ.

В середине разговора в спор вступил уже Королёв. Однако, спор был таким жарким, что кошмонафты даже не заметили новых лиц.

— Нет, ну это же надо, — Щорс возмутился, — смотрите, сколько народных денег уходит на космос.

— А без них что? — саркастично спросил Хьярти, — лучше? Это сельский менталитет — "лучше бы нам дали, а нам не дали".

— Передёргиваете, командир, — покачал головой Шпильман, — денег уходит и правда много. А практическая польза... что там можно получить, пока не начнём качать ресурсы из пояса астероидов? Связь, навигация, телевидение, разведка. И всё. А дальше отрасль приходит в упадок как просто не рентабельная.

— Шпильман, ты слишком сгущаешь краски, — поморщился Хьярти.

— И вообще, зачем вам этим заниматься? — поддакнул Щорс.

— Потому что мне лень вытаскивать страну из задницы уже третий раз подряд. Пусть сами, своими силами, — Хьярти недовольно ухмыльнулся, — да и неблагодарное это дело. Раньше я хоть денег мог заработать на этом, сейчас же об этом пора забыть. А значит что? Надо заняться какой-нибудь наукоёмкой и перспективной отраслью. А денег заработать сумею, бизнес есть бизнес.

— Тэк-с, — Шпильман залез в свои распечатки, — вот, спутники связи, навигация с геостационара, низкой орбиты, ретрансляторы, телефонная связь, телевидение, цифровая связь, разведка, ПРО...

— Эк ты разогнался, — осадил его Щорс, — ты учёл, что радары для спутниковой про ещё лет пятьдесят сделать не сумеют при всём желании?

— Сделаем, — поморщился Шпильман, — постараемся и сделаем. Реалистичные варианты есть, но зато какая неоценимая польза! Особенно в нынешней военной обстановке. Практически идеальная защита от всех видов ракет лет на двадцать вперёд.

— Согласен с Щорсом, — ответил Хьярти, — тут ты разогнался слишком сильно, радар мы сделать может быть и сможем, да не вышло бы нам это боком. Вот с телефонной связью — нужно думать. Без геонета и телефонных спутников тут совсем тухло.

— Ладно, — Шпильман не сдавался, — сам смотри, шеф, — он выложил бумагу с чертежом на стол, — вот, это надо сделать, чтобы вывести на орбиту связь. Причём — не меньше сотни штук.

— Это шутка такая? — спросил Королёв.

— Ничуть! — хмыкнул Шпильман, — ракета-носитель сверхтяжёлого класса. Две тысячи тонн стартового веса, на геостационар может забросить восемнадцать тонн. Вот только пока такого монстра смогут сделать — много воды утечёт.

— Рабочие чертежи есть? — спросил Хьярти.

— Есть, но вот надёжность совершенно не гарантируется. Оно взлетало только один раз, правда, без малейших накладок.

— Эдак можно и до луны лететь, — вбросил идею Королёв, — с такой то ракетой.

— С ракетой можно куда угодно, — не поддержал его Шпильман, — вот только что на луне делать? Кусок вулканических пород земли, выбитый астероидом в седой древности, то есть никаких уникальных веществ там в принципе нет. Гелия-3, как термоядерного топлива, там есть, но столько, что легче искать золото посреди пустыни. И то пользы больше. Единственный плюс — можно использовать луну для стационарного размещения каких-либо объектов. Но опять же, задержка сигнала огромная. В качестве стационарной базы, предбанника земли, тоже не подойдёт.

— Ты прав, — поддержал его Хьярти, — луна нам нахрен не сдалась. Нам нужен главный пояс астероидов. Пещера Алладина солнечной системы. Столько редкоземельных, цветных и чёрных металлов, что голова кругом идёт. На сотни лет вперёд хватит, и ещё останется. А получив монополию, можно просто насрать с высокой колокольни на всех остальных. Ракеты и космические корабли потребуют огромного количества этих самых металлов, и пока наши конкуренты будут их выцеживать из земли, у нас будет преимущество. Стратегическая высота, можно сказать. Захватим её — получим дальнейший путь, подавив конкурентов. Упустим — проиграем в любом раскладе. И главное — дело пахнет такими большими деньгами, что только держись!

— Главное, чтобы была промышленность, эти металлы превратить в товары, — хмуро заметил Щорс, — без неё это будет прежний вариант сырьевой экономики. А у нас сейчас... такая обстановка — просрут все полимеры.

— Будет, — пожал плечами Хьярти, — а если не будет — начнём бить. Возможно даже ногами!

Замолчали. Сергей Павлович, оглядев их, спросил:

— И это к вам меня приглашали эти люди?

— К нам, — ответил за всех Хьярти, а его подчинённые вылупились на конструктора как бараны на новые резные ворота в форме бабочки, то есть — с полным охреневанием, — добрый день, Сергей Павлович. Как долетели?

* * *

Гостиница была настолько советской, что просто зубы сводило. Очень и очень советская, прямо таки дышала духом советским. Начиналось всё с немного обшарпанных недорогих дверей. Высокие побеленные потолки с развесистыми люстрами, запах, особый запах ткани и мебели, и всякой уборочной химии. Мебели немного, зато свободного пространства — в избытке. Постельное бельё было накрахмалено так, что просто хрустело под пальцами, в номере так же обязательно стоял графин. Тяжёлый хрустальный графин, напоминавший скорее какую-то дубину, которой можно крушить черепа, а не посуду. И два гранёных стакана рядом с графином — просто прелесть!

Около гостиницы, как бы это ни было неожиданно, стояла целая вереница элитных машин. Хотя партия и правительство были скромными в этом отношении, пока что довольно скромными, гости скромничать даже не собирались. Новенькие БМВ, а Хьярти сел в бронированный лимузин советской школы, угловатый и выглядящий крайне монументально. Без привычных этому времени округлостей и обилия молдинга. Естественно, всё это было нужно исключительно чтобы избежать проблем — останавливать их на дороге и правда не решились, поэтому спокойно проехали и разместились. Более того, проклинаемый потомками советский сервис для пяти мужчин в дорогих костюмах и с лицами ухоженных иностранцев, а не советского пролетариата, был услужлив в высшей мере. Правда, не меркантильно-услужлив, как это было привычно, а скорее подобострастно-услужлив. Не столько пытались получить деньги, сколько нелепо показать своё внимание. Хьярти не оценил, корова в балетной пачке — коровой и останется.

В остальном, Свердловск оставался самим собой. Город как город, без особых, достойных отдельного упоминания хороших или плохих сторон. На взгляд из окна лимузина он был немного... бедноват. Скучноват. Ни рекламы, ни магазинов, ничего такого, хотя довольно ухожен и чист, даже по сравнению с российским периодом он выглядел чище. Хотя и не было супермаркетов и бизнес-центров.

Сергей Павлович, после долгой паузы, наконец-то решился задать вопрос и Хьярти сам ему объяснил вкратце, про временной разлом и их нынешнее положение. И про их идеологическую проблему, вернее, полное недоверие власти. И тут же предложил Королёву немедленно отправиться подлечиться, пока не стало слишком поздно. Проигнорировать это конструктор не мог, хотя и предупредил, что ему нужно возвращаться на работу следующим утром. Хьярти заверил его, что управится.

* * *

Я пытался вникнуть в то, что говорил мне конструктор. Получалось не всегда, но получалось. Постепенно с разговоров о общем и высоких материй мы перешли к мелким техническим и организационным деталям.

— Нет, Сергей Павлович, так дело просто не сдвинется с мёртвой точки, — покачал головой, — если бы у нас была рыночная экономика, я бы рекомендовал вам создать компанию и даже подсобил деньгами. Но ситуация у нас иная.

— Совершенно верно. Но единоначалие — далеко не единственная проблема. Время. Очень не хватает времени, каждый день на счету.

— Завидую вам. В вашем возрасте люди живут так, что года пролетают едва заметно. Вы же живёте каждым днём.

— Едва ли этому можно позавидовать, — Королёв нахмурился, — с одной стороны начальство давит, требует уложиться в срок, с другой — коллеги подбрасывают фортели.

Мы прогуливались по Екатеринбургу. До того, как он стал Екатеринбургом, а потом и Ёбургом. Улицы города в центре были довольно приличные, да и погода позволяла прогулки, и здоровье Сергея Павловича требовало реабилитации...

— Можно. Поверьте, быть стариком гораздо хуже, чем жить полной проблем жизнью. Видите ли, мы бы очень не хотели помешать вам развивать собственную программу. Решением всех этих проблем воспиталось целое поколение замечательных инженеров и учёных, если просто выдать вам ракету, она полетит. Но пользы от этого будет немного, только вред.

— Понимаю. Хотя у меня такой цейтнот сейчас, что...

— Вот это то и самое главное, — заложив руки за спину, остановился, — времени нет. Спешка. К тому же, мы поставили перед собой цель — нужно её достигать. Потихоньку-помаленьку.

— Поможешь мне с текущими задачами — высвободим время для работы над пилотируемым полётом. Всё просто. Условия, в которых мы работаем — тебе лучше самому увидеть, чтобы потом вопросов не возникало.

я пожал плечами:

— Посмотрим.

* * *

*

У Сергея Павловича, как я правильно понял, была немалая власть в своей отрасли. Но и немалая ответственность, да и он, как личность сугубо секретная, всё время находился под колпаком у Мюллера. С размещением нашей группы никаких проблем не возникло, и уже на следующее утро Королёв, довольный своей жизнью и отлично выспавшийся, приехал в своё ОКБ. Он руководил всем в этом ОКБ Љ1. Комитет по оборонной технике — проще говоря, делали баллистические ракеты. Ту же Р-7, которая состояла на вооружении. Секретность вокруг была такая, что просто охренеть три раза, я конечно параноик, но тут у людей паранойя в квадрате. Нет, в кубе.

Даже при содействии Королёва, войти в ОКБ я смог только к концу второго часа бумажной волокиты, пока не решили все организационные вопросы. С Давидом было ничуть не лучше, он, как космотехник, страдал больше всего. И пришёл в неописуемый ужас, увидев, где и как люди делают космическую программу. Это, по его нелестным оценкам, было больше похоже на амбар, а не завод космической техники. Ни о какой чистоте тут даже близко говорить не приходилось. Я же отнёсся к этому крайне спокойно. Главный конструктор не стал нас представлять — просто провёл с экскурсией по своему ОКБ, показал дубликат первого спутника земли и спутник-2, уже большую коническую хрендюлину, имеющую все характерные для спутников черты. Двигатели ориентировки, аккумуляторы, солнечные батареи, управление с земли. Настоящий прорыв, учитывая, что первый спутник — металлический шарик с рожками.

Всё это было интересно. Хотя, лично я считал, что триумф не в том, чтобы запустить человека на орбиту, а в том, чтобы у граждан была нормальная, сытая и довольная жизнь. А это... это игрушки для зажравшихся генсеков, чтобы показать свою удаль всему миру. Не более того. Вот поэтому я немного скептично относился к космической программе, в первую очередь рассматривая её как бизнес-проект, а уже потом — как некую пропагандистскую машину.

К сожалению, советский союз для меня открылся со стороны альтернативной вселенной. В этом альтернативном мире никто не слышал о таких вещах, как бизнес, никого не волнует рентабельность, здесь не видели в глаза доллары и фунты, ну а побывавшие в столице соседнего капиталистического государства это люди, занимающие промежуточное положение между обывателями и космонавтами. Сложно. Много сложностей.

Вдохнув полной грудью всего этого, я понял, что для этих людей бесполезно вести речь о рентабельности, прибыли, расходах и рисках — будут стараться, чтобы быть первыми, потому что в их мире, в их замкнутой вселенной, это имеет значение. При этом люди удивительным образом прохладно относятся к своему быту. Это было... неожиданное открытие. Неожиданное, но немаловажное. Я же хотел развивать космическую тематику, но между нами была стена, или пропасть, преодолеть которую не так то просто. Мы люди не только из разного времени, но и из разных цивилизаций.

Я просто не понимал, что заставляет этих людей заниматься космосом, зная, что это будет очередной игрушкой для пропаганды, а не полезным шагом на пути к будущему. Королёв видел, что игрушка для пропаганды постепенно вырастает в самостоятельную отрасль, но он не имел шанса что-либо изменить сейчас. Партия и правительство хотели больше славы, хотели повод похвастаться перед американцами. Хоть что-то, что у них есть, а у американцев нет. Причём пропаганда в таких грубых красках, что оторопь берёт. Однако, всем здесь было на это насрать. Даже на то, что партия ведёт себя очень и очень по-свински. В частности — партии крайне важно выставить Себя! Себя, как главного начинателя, отца-основателя, и главного героя космической гонки, а Королёв... так, очередной винтик в машине, всего лишь один из конструкторов. Поэтому не было и единоначалия, поэтому сложилась такая ситуация с бешеной секретностью.

Космонавты рискуют жизнью, Сергей Павлович убивает здоровье, люди трудятся круглосуточно, а пенку снимает компартия.

Я разозлился. На них. Было немного неприятно, что сложилась такая ситуация, но поделать тут ничего нельзя было. История, конечно же, расставит всех по своим местам. Хрущёву достанется постамент шута, Королёву — гения, Гагарину — героя, потому что залезть в эту страсть и полететь — это нужно иметь титановые яйца. Осмотрев работу в ОКБ Королёва, я зашёл в его кабинет и хмуро сел на стул, задумавшись. Королёв в это время рассматривал какую-то документацию, сидя в своём кресле, рядом переминались с ноги на ногу два юных паренька. Они странно на меня посмотрели, но ничего не сказали. Сергей Павлович вернул им чертежи:

— Не буду томить, предложение бесперспективное. Так мы слишком ослабим конструкцию. Всё, ступайте.

Они забрали бумаги и вышли, а Сергей Павлович посмотрел на меня и спросил:

— Ну что, увидел всё?

— Да, посмотрел, — кивнул я, продолжая гипнотизировать стол.

— И как зрелище?

— Нормально, — пожал плечами, — конечно не роскосмос, но не так уж плохо.

— Что-то ты какой-то вялый.

— Есть причины, — поднял на него взгляд, — немного не нравится мне вся эта космическая программа. Партия снимает сливки, ракеты стартуют без какой-либо реальной пользы, чисто для получения первенства. И так можно до бесконечности придумывать номинации. О деньгах тут даже говорить не приходится — люди живут в своей собственной вселенной, где всё даёт государство. О том, чтобы приносить деньги, никто даже не подумает.

— Что ж, хорошо, что ты это понял, — Королёв хитро улыбнулся, — такого скепсиса я давненько не видывал! Осадили тебя.

— Нет, скорее разочаровали, — я качнул головой, — не с этими людьми мы будем делать будущее. Они не настроены на него, им нужно настоящее, сегодня и сейчас получить политическую выгоду, премию. Запустить щеночка в космос, или космонавта. И главное — это партия. Главный примазавшийся, как меценат, который лезет вперёд художника к толпе, чтобы показать всем — все картины написаны благодаря его деньгам.

— И это тоже, — не стал скрывать Королёв, — немного обидно — это есть. Но жить можно. Твои идеи по этому поводу?

— Будем крутиться, — я поднял тяжёлый взгляд, — партии о деньгах говорить бесполезно. Для меня это сборище идиотов, которым нужен только пиар. Единственный адекватный вариант — продвинуть законопроект, по которому мы сможем сами получать валютную выручку с продажи собственных услуг. Я думаю, в руководстве на это могут пойти, в первую очередь потому, что космос требует огромных денег. Так мы снизим затраты для бюджета, увеличим мотивацию на самообеспечение отрасли, то есть — её нормальное существование, не на подсосе народных денег. Хрущёва я беру на себя. Тут даже хорошо, что он волюнтарист, будет меньше проблем с решением. Это получится полноценная корпорация.

— Очень интересное предложение. В силу этих же причин я не рассматривал финансовую сторону вопроса так подробно. Раз ты коммерсант — тебе и карты в руки, одно прошу, пока что сделай, что сможешь, чтобы следующий пуск был удачным.

— Давид сделает, — отмахнулся я, — он у нас космотехник, он справится. Что вы там запускаете то?

— "Восток" запускаем. Пока что только пробные пуски, работы много.

Я только пожал плечами. Восток — дело тонкое.

— Нам нужно разработать коммерческую космическую программу, которая будет зарабатывать деньги. И уже на эти заработанные деньги мы сможем разрабатывать гражданскую и научную программы, и когда-нибудь, через несколько десятилетий — возможно и до военного дойдём. Но нескоро.

— Карты в руки!

* * *

*

Вполне неплохое прикрытие, как оказалось. И что самое главное — у меня была работа. Напряжённая, требующая постоянного решения каких-либо задач. Первая же задача — постановление ЦК о валютной выручке и организации организации "Космос". Суть предложения, изложенного в документе, была простой как три рубля — вся космическая отрасль, без поправки на военных, переходит в отдельную структуру, аналог госкорпорации, эта структура по всем признакам — госкорпорация. Единоначалие, иерархическая структура, и главное — валюта. "Звезда" должна получить в свои полномочия право заключать валютные сделки, а так же деньги по ним в обход министерств советского союза напрямую идут на счета корпорации. Валюта, а не эти глупые фантики — рубли.

Убеждённого коммуниста Хрущёва не так то просто убедить в необходимости такого шага, но у меня были аргументы. Главный из них — это необходимость навести порядок в отрасли и дать людям мотивацию. А то, что это получается — космос есть, но денег он не приносит, лучше, если они будут учиться зарабатывать деньги.

Разговор предстоял крайне... тяжёлый. Очень тяжёлый, поэтому я подготовился как следует, а так же привлёк всё своё обаяние и ментальные практики. Никита Сергеевич, как самый ортодоксальный коммунист, закономерно, ничего не понял — я начал обработку сразу же, подал ему документ с ментальным внушением, что это хорошая идея. Это было непросто — он был человеком другой вселенной. Той, где не существует денег, есть только политическая выгода, так что даванул фотографиями того, как живут среднестатистические работники советской космической отрасли и среднестатистические более-менее успешные американцы.

Результат... После первой крупной, иллюстрированной, оформленной в виде книги, записки, Никита Сергеевич немного психанул и внезапно озаботился бытом космической отрасли и наших людей. Я бы даже так сказал — его немного перемкнуло на бытовых задачах, можно сказать — на больную мозоль наступил.

Главным моим тезисом было то, что у "проклятых" капиталистов космическая программа ориентируется не на бесполезные достижения, которые будут забыты, а на практическую сторону. Деньги, их волнует рентабельность и то, какую выгоду приносит космическая программа, а значит — они обречены на успех. Сначала наши будут первыми, посылать спутники, а потом неспешно по проторенной дорожке придут американцы и начнут практическое использование. Мы послали первый спутник — они пошлют функциональные полезные спутники. Мы запустим человека в космос — они зашлют учёных, мы полетим на луну и, попрыгав, воткнём красный флаг — они полетят на луну и начнут выкапывать там Гелий-3. И в итоге рано или поздно они, из-за намного лучшего финансирования и быта, победят, а советский след в истории космоса просто сотрут века. Ну или он останется, но как забавный казус.

Хрущёв, дочитав до конца книжку с цветными иллюстрациями, день нервничал, и ночь плохо спал, а на утро вызвал Королёва к себе в кабинет. Я только наблюдал со стороны через камеры. Никита Сергеевич столкнулся со слишком реалистичным взглядом, циничным. Сергей Павлович не был знаком с моей брошюрой, просто передал её в числе прочих генсеку. Обилие картинок и немного текста — то, что надо, а ещё красивая фотка ракеты на обложки — вот и всё, гарантия прочтения.

Сергей Павлович выглядел лучше и моложе, чем раньше, он постучавшись, вошёл в кабинет Никиты Сергеевича. Хрущёв поднял взгляд:

— Сергей Павлович, — редко когда они встречались вместе, но всё же, Главный Конструктор был главным специалистом по космосу, — я внимательно ознакомился с вашими докладами. Особенно с этим, — он бросил на стол книжку, — что вы можете про него сказать?

— Это не моё авторство, хотя я прочитал эту записку и полностью согласен с анализом.

— Вот как, — у Хрущёва тень на лоб выползла, — и почему?

— Практика, Никита Сергеевич. Освоение космического пространства, даже орбиты земли — дело крайне затратное. Американцы отстают от нас потому, что они ориентированы не на сам факт достижения, а на рентабельность. Хотя бы относительную рентабельность, поэтому первыми будем мы. Но пользоваться нашими достижениями и получать с этого деньги будут американцы, а наши люди просто не способны мыслить в нужном ключе. Для них главное первыми быть, показать себя.

— И? Показали?

— Показали, Никита Сергеевич, — Королёв степенно кивнул, — я тут пообщался с одним человеком из органов по поводу американцев и пришёл к выводу, что мы неправильно к оценке их мнения подошли. Они индивидуалисты, коммерсанты. Для них важно удобство и личные бытовые достижения. Американцы с недоумением смотрят на наши великие достижения и на наш быт, который по их меркам напоминает разве что о временах великой депрессии. Для них идеал — это дом, две машины, хорошая работа, полный холодильник, а так... — Сергей Павлович покачал головой, — поэтому даже запусти мы пилотируемые корабли к Марсу и Венере, американцы восхитятся только тем, сколько выгоды это принесёт. Аналогичного я сам мнения, жизнеспособной космическая отрасль будет тогда, когда не будет нуждаться в искусственном поддержании жизни в виде денег из бюджета. Иначе малейшее изменение финансирования — и всё начнёт шататься, рассыпаться.

— Ладно, что с луной? — прервал его Хрущёв, — когда уже?

— Скоро. Мы дорабатываем ракету и аппарат. Времени мало, плюс у ребят в ОКБ появилась цель получить практическую выгоду. В данном случае — доставить образцы лунного грунта на землю. Так же предложили послать туда бомбу, килотонны эдак три, чтобы взрывом срыть верхний слой грунта и получить образцы из глубины.

— Ладно, — Хрущёв прикрыв глаза, вздохнул, — с луной понятно. Торопить не буду, просто сделай это и сделай это хорошо. По поводу остальных предложений что скажешь? — он подтолкнул книжку к Королёву по длинному дубовому столу. Сергей Павлович пожал плечами:

— Интересные предложения. Людям нужна мотивация, а всей отрасли нужно научиться зарабатывать деньги, чтобы не зависеть от политической конъюнктуры. Подчас очень и очень неровной, освоение же космоса это дело на века. Сейчас наша отрасль существует как дорогостоящий придаток к военно-ракетной программе. В учебниках истории место космической державы займёт не та, которая первая помахала флагом на дальних планетах, а та, которая вышла в космос всерьёз и надолго.

— Занятное мнение, — прервал его хрущёв, — вы правы в одном, ваша программа обходится очень недёшево бюджету, но на чём можно заработать деньги? И как вы собрались это делать?

— Пока не знаю, — честно признался Королёв, — но уверен, инженеры что-то придумают. Особенно, если с этого им самим перепадёт немалая доля. Тут я отдельно прошу оградить меня от вмешательства остальных министерств, чиновников, от всех, кто может помешать.

— Это можно, — Хрущёв призадумался, — вот что, Сергей Павлович, я склонен согласиться, если это даст возможность развивать космос более активно — можно сделать для вас исключение. Хотя это не по-нашему, не социалистический метод.

Королёв только вздохнул и оглядел набор с письменными принадлежностями на столе первого секретаря. Большая массивная подставка под ручки, часы... Сергей Павлович, пригладив волосы пятернёй:

— Командные методы не работают. Коммунизм это наука, а не религия, догмы в науке недопустимы. Догмы это ненаучно. Наш метод — это искать пути, пробовать и ошибаться, экспериментировать. Ленин ведь так говорил. То, что он делал в двадцатых — это тоже эксперимент. Проба, а не истина в последней инстанции. Главное, что он нам оставил — это науку, а не готовые решения всех управленческих проблем. Сейчас я вынужден констатировать, что чем более чувствительна техническая отрасль к изменениям, тем меньшего добьёмся мы с планово-директивным управлением, и тем больше американцы, у которых сотни людей пробуют, ошибаются, ищут пути. И главное — достигают в первую очередь рентабельности. Чтобы не приходилось брать отрасль тяжким грузом на бюджет.

— Но-но, — хрущёв пригрозил пальцем.

— Вы уж простите старика, — Королёв улыбнулся слегка, — во времена Ленина не было настолько высокоразвитой техники, поэтому простые как топор методы могли эффективно решать все проблемы. А теперь мы отстаём безбожно по электронике, потребительскому машиностроению, бытовой технике, выигрываем там, где наиболее грубо и мощно — оружие, тяжёлое машиностроение, горное дело. Просто нет у людей мотивации на тщательный детальный труд.

— Ладно, — Хрущёв прервал мысль Королёва, — это я понял. В чём-то ты очень революционно мыслишь, мы и правда сильно отстали в тонких отраслях. Даю добро, где расписаться?

Королёв вытащил папку и протянул Хрущёву:

— Тут большой пакет документов с постановлениями, уже в готовом виде. Изучите, обсудите, можете просто подписать... — Хрущёв без чтения подмахнул листы один за другим. Ну да, волюнтарист.

— Но учти, — он положил перьевую ручку в подставочку, — с тебя никто не снимал текущие задачи! Когда сможешь отправить человека?

— Скоро. Мы тут ведём большую работу над космическим кораблём.

— Сколько денег понадобится?

— Пока не знаю, только наброски есть, — пожал плечами Королёв, — но как будет утверждён проект — будем и смету высчитывать. Первому космонавту обязательно эту систему нужно подготовить.

* * *

*

Сергей Павлович не верил в удачу. Возвращаясь на своём чёрном-чёрном лимузине в ОКБ, он едва мог сдержать эмоции. Он был в возбуждённом и радостном состоянии, вместе с ним ехал и Хьярти, но он был задумчив. Королёв же наоборот, вертелся, восклицал, строил планы на будущее и старался выжать как можно больше информации из Хьярти. Тот лишь смотрел на проплывающие мимо пейзажи Москвы шестидесятых. Он был от неё далёк, его работа, космос, была границей между советским бытом и им. Он мысленно попросил своего адъютанта остановить машину на ближайшей улице в симпатичном месте, вышел на свежий воздух.

Перемещался Хьярти не на простом правительственном лимузине, а на знаменитом шестисотом мерседесе. Королёв выбрался следом за Хьярти и оказался на улице вечерней Москвы. Тёплый ветерок гулял по улице, множество людей-пешеходов и совсем немного машин. Хьярти с грустью посмотрел на это, представив, как в будущем эти улицы заполонятся пробками, машин будет столько, что куда ни кинь взгляд, наткнёшься на мерседес или уазик. Он заложил руки за спину и кивнув Королёву, пошёл по улице. Сергей Павлович, ещё на эмоциях, пошёл рядом с Хьярти и спросил:

— Хочешь прогуляться?

— Верно. Не стоит засиживаться в машине. Это вредно, нужно иногда почувствовать себя обычным человеком на обычной улице.

Оба были одеты в строгие чёрные костюмы, на Хьярти даже гражданский костюм сидел как мндир, строго и чётко. К тому же был сшит идеально, и со слегка необычным кроем, более присущим военной форме. Он осмотрелся по сторонам и улыбнувшись прохожим, пошёл по улице. Ступая по ещё тёплому асфальту дорогими кожаными ботинками, двое мужчин радостно прогуливались. Хьярти думал, как быть дальше, Королёв думал о своём. У него теперь в запасе намного больше пяти лет, у него теперь есть минимум десять-двадцать лет, а значит — можно строить планы. Планы на будущее, можно думать. Хьярти внезапно сказал:

— Сергей Павлович, открою вам информацию. В ближайшем будущем, вернее, во всей второй половине двадцатого века, особое распространение получит электроника. Она будет развиваться даже более бурно, чем авиация в начале века. И будет приносить реальную прибыль и пользу. Постепенно из гигантских шкафов электроника превратится в дешёвые интегральные схемы, которые стоят пожалуй везде, где можно что-то автоматизировать. В обычном доме, наверное, наберётся с десяток-другой чипов. Кухонная техника, пылесосы, холодильники, электроплиты, обогреватели. Что характерно — это универсальный микромозг, как инстинкт у насекомого — он выполняет принимает информацию и производит определённые запрограммированные действия. Машины конца двадцатого века почти не отличаются от нынешних с точки зрения механики, — Хьярти огляделся по сторонам, улица пустела, а Королёв слушал его очень и очень внимательно, понимая, что Хьярти не вдруг, внезапно решил поделиться информацией, а чего-то добивается. Хьярти, улыбнувшись себе, продолжил: — однако, они умеют сами тормозить перед стеной, следить за тем, как близко борт другой машины при парковке с помощью маленьких радарчиков, сами включают дворники при дожде, отопитель при холоде, кондиционер при жаре, систему пожаротушения при пожаре, выбрасывают подушку безопасности и прижимают водителя к креслу ремнями при столкновении. Сами следят за качеством горючего, температурой, давлением масла и топлива, следят за износом шин и механизмов, сами рассчитывают расход топлива и сами прокладывают оптимальный маршрут благодаря заложенной в компьютер карте и спутниковой навигации. Сами следят за тем, чтобы ночью угонщик не открыл дверь машины и не включил двигатель, умеют автоматически включать и выключать поворотники — благодаря точной спутниковой навигации и заложенным картам. Собственно, недорогая машина конца века сложнее космического корабля, на котором американцы летали на луну, на порядок сложнее.

— И к чему это? — Королёв заинтригованно спросил.

— Я придумал, как сбросить вес вашим ракетам, нужно поработать с электроникой и автоматикой. Поскольку советский союз гонку за электронику уже просрал, будем так говорить, прямо, я могу не щадить эту отрасль. Автоматика на тёплых, ламповых схемах, это конечно неплохо, но...

Пойдёмте в машину, — он свернул с тротуара тверской улицы и нырнул в едущий рядом лимузин, потом забрался Королёв. Хьярти захлопнул тяжёлую бронированную дверь и включил монитор, выведя на него информацию:

— Обратите внимание, это американский компьютер ПДП-11. Выпущен в шестьдесят пятом, первый по-настоящему компактный и массовый недорогой компьютер. Конечно, у него нет главных атрибутов современного компьютера — органов ввода-вывода информации, — Хьярти махнул рукой и изображение сменилось, — это IBM-360, компьютер восьмидесятых. По сравнению с БЭСМ — мощнее на порядки. Быстродействие, плюс главная функция — текстовая.

— Текстовая? — удивился Королёв.

— Верно. Человек воспринимает текст, это машина воспринимает машинный код, импульсы, нули и единицы. Текстовые программы преобразовываются уже компилятором в машинный код, который и работает. Компьютеры шестидесятых не имели монитора, программы нередко выводились на телетайпы, и не было чёткого понимания, куда дальше двигаться. Написание и пересылка текстов, хранение текстов в архивах, поиск информации, пересылка электронных писем и документов, вот что нужно человечеству от компьютеров. Текст — это переходная форма информации между мыслью и исполняемой программой. Человек формирует текстовую программу на клавиатуре, сообщая компьютеру, что от него хочет, последовательно, с множеством условий, переменных, компьютер разлагает текстовые команды на машинный код, последовательность элементарных команд, называемых ассемблером, и уже их обрабатывает процессор, выполняя программу.

— Очень интересно, и сколько весит этот... айбиэм? Вернее не так, сколько он жрёт энергии?

— Не больше, чем какой-нибудь тостер, — отмахнулся Хьярти, — суть не в этом. Благодаря подобным компьютерам и программированию мы сможем существенно облегчить ваш труд. Снизить риски ошибок, ускорить процесс решения прикладных задач. Вот, к примеру, Электроника Д-3-28. Это промежуточный этап между программируемым каклькулятором и компьютером. Простенький компьютерный калькулятор, способный сохранять и выполнять расчёты, а так же, что я особенно люблю — пробивать расчёты на чековую ленту. То есть сохранять на бумагу.

— Отлично! — у Королёва глаза загорелись, — вы... поделитесь?

— Я постараюсь сделать такие же, — пожал плечами Хьярти, — техника то архаичная, но схема у меня есть, как и маленькое производство. Едем дальше, — Хьярти улыбнулся хитро, — вот, посмотрите. Это проект, ответ на ракету Старка. Ракета с возвращаемой первой ступенью. После отделения она спускается на парашюте и совершает мягкую вертикальную посадку на ракетном двигателе.

Королёв посмотрел на картинку. Хьярти включил видео. Тёмный силуэт ракеты, подсвеченный только вышками освещения, надпись "Россия" на борту ракеты. Яркая вспышка, факел дыма и огня, расходящийся в обе стороны от ракеты и мягкий старт, ровная и минималистично-чёткая работа всех систем. Ракета поднялась в воздух и начала набирать скорость, после чего вид переключился на установленную на корпусе ступени камеру. Это зрелище внезапно захватило Сергея Павловича. Вид с борта ракеты — это невиданная роскошь. Она кувыркнулась в ночном небе и земля приближалась, после чего тряхнуло камеру. Включились ракетные двигатели на боках ракеты — маленькие, похожие на рулевые сопла, и ракета мягко опустилась хвостом вниз, на специально подготовленную площадку, сев очень мягко. У Королёва аж слюнки потекли. Хьярти заметил:

— Это позволяет сильно сэкономить на стартах, ведь первую ступень достаточно перезаправить. и раз пять-десять её можно использовать. Вот только такая посадка должна включать в себя мощный компьютер, кучу датчиков, акселерометров, точнейших гироскопов и отработать на пять. В наше время эта технология так и не успела повзрослеть. Другие технологии старта вытеснили ракетный.

— Так почему бы не развивать их? — удивился Сергей Павлович.

— Чтобы их развивать, придётся залезть в такие разделы физики, что... в общем, про них можно забыть на сотню лет как минимум, — Хьярти переключил картинку, — к сожалению. Дело в том, что управлять гравитацией люди научатся нескоро, нужны мощные термоядерные электростанции — а это опять же, очень нескоро, нужна гигантская работа в области теоретической физики, физики элементарных частиц, это не отдельная технология. Это уровень. Однако, ракеты — это вполне приемлемый вид старта в дорепульсорную эпоху.

Сергей Павлович развалился в кресле, положив руки на кожаные подлокотники. Он задумчиво осмотрел внутреннее убранство лимузина. Оно было необычным. Технологичным, на взгляд Королёва — особо технологичным. Светодиодные панели светили мягко, бежевый салон с идеально ровным убранством, мини-бар в центре, просторно, и в то же время — совершенно иначе, чем в правительственных машинах. Кресла больше напоминают ложемент космонавта, который они разрабатывали — оно анатомическое со сложной формой, удобным подголовником и прекрасно дышит. Салон был сделан из недорогих материалов, но с феноменальной точностью сборки и обработки. Стежок к стежку, даже ручки дверей напоминали больше космическую технику — идут мягко, упруго, с чувством прекрасно работающего механизма. Запах, цвет, даже тактильные ощущения, всё было продумано в салоне лимузина до мельчайших деталей. Под левой рукой Сергей Павлович обнаружил пульт с несколькими алюминиевыми клавишами с искусно сделанными пиктограммами, слегка светящимися изнутри. Вентиляция, управление стеклом, раздельный климат для ног и головы, вибромассаж кресла...

Надо ли говорить, что в таких условиях он чувствовал себя так, словно сам полетел в космическом корабле? Более чем. Сергей Павлович подумал о своих текущих проблемах. Он работал, но работал не один. С ним работала команда профессионалов. Каждая деталь разрабатывалась ими и проходила настоящую комиссию, защищали свои проекты как докторские диссертации, доказывая их эффективность и значимость. Работа комиссии нужна была большая, работать должны были все. Сергей Павлович заботился только о том, как увеличить массу полезной нагрузки, но сейчас он был уверен, что для вывода тяжёлых грузов нужно разрабатывать специализированную ракету, да и масса спутника не бесконечна. Королёв перечислил про себя все свои последние работы по снижению массы семёрки и востока. Подумал, что можно автоматизировать... и выходило, что в ракете можно и нужно автоматизировать практически всё. Вручную было много работы.

Он оценил предложение компьютера, поэтому подумал о том, что внедрить такую машину на производстве будет несложно — расчётов много, и нужна машина очень и очень. Космические расчёты в основном идут по одним и тем же формулам, так что получив в свои руки несколько программ, можно будет сэкономить труд сотен расчётчиков и снизить вероятность ошибок. Что не менее важно — это автоматика в самом космическом корабле и ракете.

Хьярти всерьёз собирался создавать ракету с возвращаемой первой ступенью, и это должно было стать прорывом для их корпорации. Снизить затраты и повысить рентабельность пуска, а американцы пытаясь воссоздать технологию, угробят бесчисленное количество времени, денег и сил. Свинью подложить им удастся знатную!

Сергей Павлович заинтересовался баллистическими ракетами — раз уж космос использует свои, то что баллистика? Хьярти вкратце описал ему состояние дел на конец века, когда баллистические ракеты ещё состояли на вооружении. Особенно Королёву понравился Тополь, мобильный комплекс. Это же универсальное решение проблемы защиты ракет от удара врага! В такой большой стране, как Россия, даже со спутниками, найти все будет нереально. А уж схема разделяющихся боевых частей привела его в восторг.

* * *

*

Было хорошо. Время всегда хорошее, а уж сегодня, в хорошую погоду — особенно.

Нам выпала сомнительная честь жить в хрущёвке, которая, к слову, котировалась довольно высоко. Даже жалко людей немного. Но всё это где-то там, на втором плане. Хорошо, что для юного космотехника нашлась работа — мне выделили квартиру, работу, да и люди здесь, в этом времени, более приветливы, чем в будущем. Хотя, при взгляде на местную космическую технику — оторопь берёт за то, насколько она проста и примитивна. Однажды даже дали одним глазком увидеть одну из экспериментальных моделей востока — космического корабля. Ужаснулся — и вот на этом летят люди? Они даже не представляют, насколько рискуют.

Потянувшись у открытого окна, я спешно оделся. Жить одному в большой, просторной квартире — непросто. Зато, что хорошо, продуктов — хоть залейся. Шеф сразу предупредил, чтобы не дразнили местных, но и не жлобствовали. Поэтому, взяв с полки пакетик конфет, я перегнулся через подоконник и подозвал соседского мальчугана. Тот недоумённо взял в руки пакет с американскими конфетами и просиял. Дети у вас красивые. Хе-хе, аж бородатый анекдот вспоминается, причём, постоянно!

В дверь позвонили. Я открыл, совершив мини-пробежку по квартире. На пороге стояла соседка. Ух ты, а здесь симпатичные девушки живут — стройная, даже худощавая, с красивым лицом, очень похожа на Софи Лорен. Я только мысленно присвистнул, но с невозмутимой миной спросил:

— Шалом, вы что-то хотели?

— Эм... — она замялась, — у вас случайно не найдётся сахара? Кончился, вот и...

— Найдётся всё! — ответил я яндексом, — прошу, — распахнул дверь.

Судя по её удивлению, к увиденному внутри квартиры она не была готова. Просторная, в две обычные хрущёвки, квартира, с большой прихожей. Мебель новенькая, только что привезли из Америки, ковры, в спальне и коридоре, дубовый паркет сложного набора, многочисленные светильники на стенах — не любил я потолочные люстры. Просто не переваривал. Привычка ещё с работы в космосе, где освещение всестороннее. Так что впечатление на девушку произвело самое серьёзное. Мы прошли на кухню, тоже очень нетипичную для советского человека. Бежевые гладкие шкафы в форме полукруга, стойка, мойка, плита, интегрированная в стойку, два десятка разных шкафчиков, в углу — угловой диванчик, перед ним симпатичный столик, рядом двустворчатый холодильник Бош высотой под два метра. Девушка немного стеснённо себя чувствовала. Я открыл ящики и посмотрел, что мне сюда навёз шеф. Все ящики были забиты под завязку, тут было всё, и всё как у Экюля Пуаро, в идеальном порядке. Это уже типичная черта всех космонавтов, идеальный порядок. Батарея пластиковых баночек для сыпучих материалов, подписанных. Мука, соль, сахар, крупы, чай... Я достал банку-графин с сахаром и осмотрелся в поисках тары. В итоге насыпал примерно килограмм в пластиковый контейнер и протянул девушке:

— Прошу, леди. Если ещё что-то нужно — не стесняйтесь, — улыбочку.

Девушка взяла контейнер и смущённо покинула мою обитель. Нда. Слухи распространяются быстрее скорости света, особенно в советском доме с двором, бабками и соседями, которые без спросу ходят друг к другу в гости.

А ещё была такая высмеиваемая старыми фильмами черта, как управдом, или главный любитель совать свой нос в чужие дела. Быстренько разобравшись с одеждой, я вышел во двор, где была припаркована моя машина, и множество других. Вот только мой личный мерседес выделялся на их фоне как породистый скакун в табуне осликов. Расчёт был прост — чем дороже машина, тем реже её будет останавливать советская милиция, тем меньше лишних вопросов будут задавать. Плюс ко всему, нужно же иметь определённый имидж. Эх, пойти что ли к соседке поклеиться? Она ведь такая сексуальная... Эх, мечты-мечты. До ближайшего выходного ещё дожить нужно, а работы столько, что можно заворачиваться в простыню и ползти на кладбище. Трёхсотсильный мотор гулко взревел приятным баритоном и машина легко поплыла над дорогой, сопровождаемая взглядами всех наших дворовых.

Город ещё не носил имя Главного Конструктора, а был простым Калининградом. Здесь делалась космическая программа, вот только об этом хоть и знали все, особо совать нос не решались. Можно было получить по шапке.

У ОКБ уже собирались машины многочисленных конструкторов и что немаловажно — военные, на волгах. Значит, не высшее руководство, но высокое. Ничего, у нас тут проходная заткнёт за пояс любой ТАСС, стоило мне подойти и спросить, ответили:

— Приехали из минобороны. Закрылись в кабинете с Главным, о чём-то уже два часа разговаривают.

— Два часа? — удивился я.

— Ну да. Это у нас рабочий день начинается в девять, а у главного в семь утра.

— Ну и мужик, — покачал головой. Сухой старичок, сидящий на вахте, только усмехнулся.

На входе переоделся в свою рабочую одежду — аналог формы будущего. Костюм из нетканных материалов, кроссовки, очень удобные и тоже не оставляющие волокон, не промокающие и защищающие от множества вредных воздействий, защитные очки на лоб, поверх всего этого — халат, чтобы не заговняцать дорогостоящую уникальную форму. Моя форма была предметом зависти у отдела сборки, в котором я трудился — к сожалению, всем пока не выдали.

Я пожал руки ребятам — молодым техникам, пожилому очкастому электрику, подошёл к моему главному проекту на сегодняшний день — главный модуль спускаемого аппарата "Союз". Сергей Павлович стоял около модуля и о чём-то спорил с людьми в военной форме. Ух ты, не каждый день удаётся услышать его разносы в адрес военных! Обычно бывает наоборот.

— А я срать хотел, — грубо прервал военных Королёв, под взглядами всего КБ, — слушай, неужели я один занимаюсь ракетами?

— Тогда мы обратимся к Челомею! — возмутился генерал. Челомей — давний конкурент Королёва, и подобная угроза была бы очень чувствительной... раньше.

— Отлично. Просто прекрасно. Я возглавляю космическую отрасль. Вот если вам понадобится военный спутник вывести на орбиту — милости прошу. Оружием я больше не занимаюсь. Вообще.

Военные ещё повозмущались для приличия, видимо, спор шёл уже давно. Но Сергей Павлович их выпроводил, чуть ли не пинками. И обратился к нам:

— Вот, видите, люди ещё не перешли на новые рельсы. Шпильман? И ты тут? — он удивлённо посмотрел на меня.

— Так точно, — ответил я, — где ж мне ещё быть.

— И чем же ты таким важным занимаешься?

— Так это, "Союз" разрабатываем...

— Без тебя справятся, ты с электроникой ладишь, так что марш на третий этаж, там сегодня обещали привезти новые ЭВМ. Поможешь установить и объяснишь, как этой хрендюлинкой пользоваться. Мы люди уже немолодые, привычки не меняем.

— Слушаюсь, — кивнул я, — я пошёл?

— Побежал! — усмехнулся Королёв, — вечером зайду, проверю что у вас там!

Под саркастичные взгляды коллег, пришлось трусцой отправляться на третий и последний этаж ОКБ. А там... В большой кабинет, похожий на школьный класс, заносили компьютеры. Ох ты ж мать-перемать, да это же архаичные... то есть новейшие ДВК!

Более того, в отдельном кейсе-коробке мне принесли Ардуино... Я взял в руки толстую книжечку и начал читать. Итак, ардуино — распространённая в начале двадцать первого века технология построения простейших схем автоматики. Состоит из набора плат, стоила даже тогда копейки, использовалась для любительской автоматики и хобби. Компьютер размером со спичечный коробок. Ардуино — универсальная среда разработки любой относительно простой автоматики. В наличии прилагались выходы на RS-232, а так же куча электромеханики. Боже, тут такой массив работы, что просто охренеть можно!

Но идею шефа я поддерживаю полностью — именно такая, простая, лёгкая и дешёвая универсальная среда нам и нужна. И главное — ардуино весьма легко защитить от ЭМИ и прочих факторов, сделав весьма надёжную, а по местным меркам — сверхнадёжную автоматику. Та-а-ак. Что мы можем сделать с её помощью?

Блин, да всё, что угодно! Причём, шеф прислал сразу целую гору самых различных плат и систем. Ох, мать-перемать, ладно ДВК, на них бэйсик с досом вшиты по умолчанию, обойдёмся написанием программ... если он заранее не написал, но ардуино — это головная боль на недели вперёд! Как же я люблю свою работу. Просто обожаю.

В большом зале вычислительного центра было тихо, сухо, чисто, и завалено всякой электроникой, как работающей, так и уже отработавшей своё. Делать нечего — принял по накладной от шефа двенадцать компьютеров ДВК, полсотни периферийных устройств, вплоть до большого чертёжного аппарата, и приступил к работе над ардуино.

Итак, где и как мы можем её использовать? Везде. Везде, где требуется автоматика. Вот только посвящать инженеров в работу этой системы нельзя, а значит — нужно будет лично вмешиваться в разработку. Кхм. А почему бы не свалить всё на работу центрального компьютера, разработкой которого займусь уже официально я? И тут все вопросы отпадут как бы сами собой.

Выгреб все расширительные платы и начал работу над простейшей системой. Суть микроконтроллеров в распределённом контроле, а не централизованном управлении. Для примера вполне подойдёт этот ВЦ, где можно повеселиться. Начнём с простейшего контроллера — включение и выключение света. Получился стальной ящичек, в который я засунул провода и повесил его рядом с выключателем, и от него над дверью — датчик движения. Система с виду простая, но чтобы она работала, пришлось повозиться с программой управления, чтобы свет не выключался сразу же, как только теряется движение, а только через пять-десять минут. Вряд ли кто-то или что-то может абсолютно неподвижно сидеть десять минут подряд, не двигаясь совершенно — сенсор довольно чувствителен. Дальше пошло управление шторами. Шторы тут имели новомодный механизм закрытия — с помощью шнурка, который вращает барабанчик, двигающий шторы. Пришлось чуть не упасть с подоконника, а так же целый час провозиться с монтажом платы — расчёт проекта оказался проще простого. То же, что и в прошлом случае, только прикручиваем к выходному реле мотор с пониженной передачей. Пришлось прикрутить его к шторе одельным уголком, который мне принесли по первому звонку из сборочного цеха, но результат — налицо. Степень закрытости штор напрямую зависела от степени освещённости датчика света, но не сразу, а через полторы минуты освещения. Если солнышко просто выглянет на минутку и тут же спрячется за тучками — ничего не произойдёт. Ещё на одной плате смонтировал сигнализацию. Использовал мощную сигнальную сирену. Теперь если включить сигнализацию, любой непрошенный гость вызовет переполох по всему ОКБ, мощность сирены дай боже каждому. Завывает не хуже воздушной сирены городской сигналки.

К тому моменту, когда пришёл Сергей Павлович я уже завершал сопряжение всех этих систем с компьютером ДВК. Казалось бы, простая вещь — датчик движения, однако... как это полезно для безопасности! Сергей Павлович пришёл в восемь вечера, очень уставший, и с порога огорошил меня:

— Так, Давид, у тебя будет особое задание, — он осмотрелся и заметив стройный ряд компьютеров, стоящих на столах, улыбнулся, — нужно разработать корабельный компьютер, устройства ввода-вывода. Хотя твой шеф предлагает засунуть туда какой-нибудь ДВК и не париться по этому поводу. Я баню не очень жалую, так что ты подумай над дублирующей машиной. И показывай, чем ты тут весь день занимаешься!

Я встал и показал ему на кучу микроконтроллеров на столе:

— Прошу, Сергей Павлович. Ардуино-проект. Свободная архитектура для построения простой автоматики. Радиолюбительство двадцать первого века. С их помощью можно строить полноценные схемы автоматики.

— Вот как? — Королёв подошёл к столу и взял в руки плату, — какая маленькая. И что, это работает? — он присмотрелся.

— Прекрасно работает. По мощности плата примерно... примерно чуть выше БЭСМ, их можно использовать для различных задач. Они вышли из употребления ещё когда мой отец молодым был, так что пришлось осваивать работу схемы. Очень просто и эффективно, скажу я вам.

— Покажи.

Я задумался. А как показать? А, я же сопряг ардуино с компом. Ну-ка... Развернулся к компьютеру и ввёл команду исполнения макроса:

— Пока что у меня получились простейшие схемы. Потенциал этой платы намного выше, я лишь так, первые шаги сделал. Вот... — ткнул в клавишу выключения схемы, свет в кабинете погас. Двинулся, он снова включился, — над дверью установил датчик движения. Он автоматически посылает сигнал на процессор и включает свет. Выключает после того, как движения не было десять минут.

Дальше показал работу закрывателя штор. Пояснил, что шторы закрываются настолько, насколько освещён датчик — под прямыми солнечными лучами полностью закрыты, при пасмурной погоде полностью открыты.

Сергей Павлович оценил, но перевёл мою рабочую мысль на нужный ему лад:

— Это всё прекрасно, но пока что выглядит как простая игрушка.

— Оно таким и должно быть, — кивнул я, — только тогда технология вошла в жизнь полностью, когда её перестают воспринимать серьёзно. Датчик ведь тоже не простой фотоэлемент, который закрывает-открывает. Он выполняет программу.

— Вот и хорошо, вот и ладно, — Королёв покрутил в руках плату, — мне нужны результаты. В частности — необходимо сделать полностью автоматическую работу космического корабля. Нашу автоматику заменить на эту, насколько это вообще возможно. Основной бортовой компьютер твой шеф уже сделал, теперь нужно сделать так, чтобы он работал.

— Подумаем, Сергей Павлович, — ответил я, — посмотрю, набросок будет завтра в середине дня...

Ох, опять мне ночью работать. Ничего, люди привычные, зальюсь кофеём, главное, чтобы к дедлайну работа была сделана.

— Вот и посмотрим, что ты там надумаешь, — кивнул Королёв.

* * *

Старт космической ракеты — вещь крайне важная, долгая, дорогая, сложная и требующая больших затрат сил и средств. Работа тысяч людей, каждый из которых может своим действием или бездействием похерить старт, поэтому к проекту допускались только проверенные люди, работающие уже не один год в ракетной отрасли и понимающие всю важность деталей. Сейчас ситуация была похожая. Мы не могли просто взять и изменить всё. О, нет, ситуация складывалась такая, что ракету "Паром" официально по всем документам провели как Р-7. Вот только это была совсем не Р-7, я, понимая, что Сергей Павлович в какой-то мере скован силой своей ракеты, постарался сделать новый носитель. На этот раз — взял за основу проект "Нейтрон-100", мощнейшую ракету с сотней тонн полезной нагрузки. Ох, что это был за монстр! Если поставит её рядом с семёркой, то она была толщиной с двигательный блок семёрки, расходящийся внизу, имела ещё четыре вспомогательных двигателя, которые при посадке расходились в стороны и обеспечивали посадку первой ступени. Ракетные двигатели — крайне надёжные и работают на синтетическом горючем, дающим огромную тягу. В высоту она вдвое превышала гагаринскую семёрку, а в толщину — в полтора-два раза, плюс имела утолщение на конце и вершил ракету острый нос системы ориентации в полёте — газовые рули на самом носу ракеты, которые позволяли ей управлять. Автоматически, само собой. Этого монстра было нелегко доставить и установить, но при проектировании рассчитывали на использование стартового комплекса Байконура. Пришлось добавить к комплексу огромный подвижный гусеничный транспортёр и новое оборудование, значительно укрепить стартовую площадку. Но в итоге через месяц начались сверхсекретные испытания. Настолько сверхсекретные, что даже Хрущёв о них не знал. Вернее, ему не докладывали — по планам был запуск ракет. Работа шла полным ходом.

Люди из отрасли ещё плохо понимали суть реформ с небольшим реверансом в сторону рынка, просто не понимали, что такого в этом. Для них всё было проще — есть работа, есть оклад, есть премия, и... всё. И кирдык. И что ты не делай, выше головы не прыгнешь. Однако, Хьярти уже нашёл небольшую телевизионную компанию и выкупил её акции, процесс обеспечения был запущен. Спутники готовились. Телекомпания "Глобал Спейс Ньюс" зарегистрирована в Индии, по всему миру набирали журналистов, задумка Хьярти была проста — охватить вещанием всю планету. И вещанием, и информационным агентством. Что поделать — с их ресурсами по видеомонтажу и трансляции, самым лучшим способом получить деньги было именно информационное агентство. Самым важным пунктом Хьярти считал спутниковое телевидение.

Над разработкой шаблонов новостных программ, символики, дизайна бегущей строки и мощного комплекса аппаратуры для прямого эфира, он протрудился не один день. В результате это стало его главной работой — телеканал "Глобал Ньюс". Впервые в истории он мог спокойно транслировать цветное телевидение, прямые эфиры в цвете, а так же широко использовал компьютерную графику.

Мало кто замечает, но телепрограммы середины двадцать первого века насыщены графикой так, что... впрочем, это уже совсем другая история. Хьярти нуждался в двух вещах — красивая, зрелищная картинка и репортажи с места событий. А так же — большой массив собственных телепрограмм на разных языках мира, форматы телешоу — дебаты, шоу типа говорильни с диванчиками и скандальными гостями, от сухих выступлений говорящих голов Хьярти решил отказаться полностью во имя зрелищности.

Проблема перевода центрального новостного канала на все языки мира — ещё одна существенная. Пусть не на все, но на основные — это решалось раздельной подачей видео и аудиодорожки, с минусовкой и переозвучкой телепередач. Плюс отдельным накладываемым модулем шли субтитры, которые принимались в виде картинки, перекрывающей основной канал — сделать подобное в полностью аналоговой технологии было непросто.

Хьярти проделал колоссальную работу, лично вылетая в десятки мировых столиц, покупая недвижимость под студии и регистрируя канал как СМИ. Япония, Китай, индия, ближний восток, средняя Азия, Европа... Поработать пришлось знатно — с утра до ночи шли переговоры, подача объявлений о найме специалистов, наконец, часть работы взяли на себя андроиды и полностью цифровые ведущие.

Самым интересным Хьярти счёл систему ретрансляции радиосигнала — определённые сигналы, принимаемые спутниками, усиливались и ретранслировались. Во-первых — так должно было заработать первое общепланетарное радио. Во вторых — система связи Орбита-земля.

Как бы то ни было, тестовый прогон системы Хьярти назначил и произвёл. Сидя в ОКБ, он расслабленно смотрел на множество точек над глобусом земли, глобус был голографическим. Кабинет Хьярти расположился в одном из помещений ОКБ Королёва. Небольшой, но очень неплохо обставленный. Сам Сергей Павлович сидел в уголочке и следил за действиями Хьярти, совершенно не вмешиваясь. Искинам было дано всё управление над будущей медиа-империей, а пока — только над сотнями спутников. Спутники он грубо вытащил из ангара, сбросив на орбиту без лишних слов. Размером спутник вещания был с большой грузовик, утыканный антеннами — антенны-локаторы по бокам, принимающие сигнал и выпуклый радиоэмиттер, направленный в сторону земли. Когда все точки, что кружили вокруг глобуса, стали зелёными, Хьярти приказал:

— Проверка линий связи. Прозвон всех каналов одновременно.

— Принято, — отозвался механический голос псевдо-искина, выполняющего роль координатора прораммы, — прозвон прошёл успешен. Все тестовые станции вышли на связь. Помехи в пределах нормы. Чёткость сигнала в пределах нормы. Сила сигнала в пределах нормы. Искажения в прделах нормы.

— Закончить тест, — Хьярти улыбнулся сам себе, бросил взгляд на Королёва, — второй цикл — передача видеосигнала. Проверка всех каналов.

— Проверка... — ответил механический голос координатора, — проверка окончена. Сигнал с тестовых станций показывает незначительные отклонения от нормы. Цветовые искажения в пределах нормы. Временные искажения в расчётных пределах. Тест пройден успешно.

— Третий тест, — объявил Хьярти, — трансляция радиосигнала. Приступить к выполнению.

— Выполнено, — отозвался голос, — трансляция прошла успешно. Объекты с первого по сто шестьдесят второй прошли все сигнальные тесты. Приступить к тестированию внутренних систем?

— Отставить, тестирование уже было. Мощность реакторов на десять процентов, жди дальнейших указаний.

— Принято, — отозвался голос, — выполнено.

Хьярти поднялся из кресла и с улыбкой посмотрел на Королёва:

— Вот и всё. А вы боялись.

— А...

— А ракетами будем потом что-нибудь другое на орбиту забрасывать. Спутники связи размером и весом с пассажирский самолёт, их так просто не поднять на ракете.

— Понятно, — Королёв нахмурился, — и что это нам даёт?

Хьярти пожал плечами:

— Манёвр. Никто не знает, что спутники уже выведены. Старт телекомпании назначен на восьмое октября. Пока люди соберутся, пока проведём продакт-плейсмент, пока выпустим домашние спутниковые антенны... В общем, дел ещё завались!

— Вот только тут даже близко не пахло нашей работой, — недовольно сказал конструктор, хмуро глянув на Хьярти.

— Деньги — не пахнут. К тому же у нас ещё гигантский рынок спутниковой навигации и связи не освоен. Пока выпустим спутниковые тарелки, наживёмся на их продаже — дай бог каждому. К тому же ещё платные каналы организуем... — он подошёл к стене — на столе стояло что-то, закрытое чехлом. Королёв внимания не обратил — такое в его ОКБ на каждом углу встречается.

Хьярти снял чехол и гордо продемонстрировал...

* * *

Никита Сергеевич остановился перед витриной магазина. На заднем плане маячил единственный охранник. Витрина магазина Никиту Сергеевича привлекла, даже очень. На ней стояли новенькие телевизоры, которые в СССР, как ни крути, не выпускались. Дизайн у них был футуристичный, симпатичный, слегка задранный вверх экран и ручка-переноска у маленького красного телевизора, и монументальный, как башни кремля, большой. Большой то и привлёк внимание никиты сергеевича — телевизор имел большую диагональ — тридцать два дюйма, картинка была такая, что любо-дорого посмотреть. Яркие краски, в эфире красивая индийская девушка танцевала. Хрущёв нахмурился — срамота! Но телевизор хорош! Чёрный матовый корпус и... плоский экран. Вот плоский, как зеркало. По краям не было привычного уже искажения картинки. Звук тоже очень даже недурной пробивался через стекло витрины. Стоял большой телевизор на тумбе, в которой лежала стопка заграничных тележурналов. Цыкнув зубом, Никита Сергеевич решил лично зайти. Он не чурался народа и мог легко зайти в любой магазин, на этот раз повезло этому. К его удивлению его не узнали со спины, и всё равно вежливо поздоровались:

— Добрый день, вас интересуют телевизоры? — девушка мило улыбалась.

— Да, — Хрущёв не стал поворачиваться к ней лицом, — по чём этот, большой?

— Тридцать тысяч, — без сомнений ответила девушка.

— Сколько? — у Хрущёва глаза на лоб полезли, — за что?

— Это телевизор "Неотек", с блоком программного управления, принимает сигнал от спутниковой сети "Глобал ТВ", диагональ экрана тридцать два дюйма, в два раза чётче любого современного телевизора. У него есть инфракрасный пульт дистанционного управления, может принимать дополнительно субтитры и озвучку на любых используемых языках. Восемь лет гарантии и в комплекте к нему идёт телевизионная тумба. Пока что принимаются только Советские, Индийские, Японские, Итальянские, французские и швейцарские каналы, всего двадцать два канала.

— И что, вот прям так принимают? — не поверил своим ушам хрущёв, — а как же гостелерадио?

— Советские каналы тоже принимает. Правда, пока только нецветные, но, говорят, к следующему году запустят цветное советское телевидение в сеть Глобал-ТВ. Там какие-то сложности с особыми телекамерами... Ну или бюрократами, точно не известно. Для широкого круга потребителей есть более скромный вариант, телевизор Неотек-Сильвер, комнатный вариант, восемь предустановленных каналов, плоский экран, прекрасные сочные цвета. Три тысячи рублей. Столько же стоит неотек-микро, вот он, — девушка показала на малюсенький телевизорик, который Хрущёв и за телевизор то не считал. Передняя часть — размером с сложенный вчетверо лист бумаги. Девушка пояснила:

— Это самый компактный из Неотеков. Было непросто сделать приём телевидения со спутника без антенны-локатора, но справились. Он использует классическую штырьковую антенну, которую можно закрепить на крыше автомобиля или окне.

— Какой-то он... вытянутый, — у Хрущёва глаз дёрнулся при виде этого уродца.

— Телевизор предназначен для встраивания в технику. Например, в кухонный шкаф, или автомобиль, торпедо или под потолок между передним и задним сидением. Кинескоп может ориентироваться... — девушка показала, что кинескоп внутри может двигаться, наклоняясь вверх-вниз, влево-вправо, — лучший способ скоротать время в долгой поездке или пока варится суп. Он показывает всего один канал, к сожалению, Глобал-Ньюс, но зато это самый крупный новостной канал в мире. Так же цветной, так же обладает прекрасной для своего размера чёткостью изображения.

— Мелковат больно, не для моих глаз, — пожаловался Хрущёв, — ладно, спасибо, девушка. Как-нибудь... зайду. И много у вас ещё телевизоров?

— Хватит на всех, — девушка улыбнулась.

* * *

Никите Сергеевичу осталось только гадать, почему? Почему девушка вообще не отреагировала на то, что он в магазин зашёл? Общалась абсолютно нейтрально, даже бровью не повела. Приятно, конечно, что не устроили цирк и обслужили как простого смертного, по всем правилам, но... Что-то не так в королевстве датском. Едва приехав на рабочее место, он тут же начал звонить и ругаться. В гостелерадио — и вызвал на ковёр Кафтанова. Главу государственного комитета по... в общем, гостелерадио. Прибыл кафтанов через полчаса, и тут же увидел крайне недовольного Хрущёва.

— И как это называется? — с порога начал никита Сергеевич, оседлав любимого конька, — на территории советского союза спокойно вещает иностранное телевидение, советские граждане смотрят, а я — ни сном ни духом!

— Простите, — немолодой уже чиновник даже чуть попятился, — какие каналы?

— Такие, — первый секретарь недовольно насупился, — еду я на работу, остановился, увидел телевизор в витрине. Зашёл, узнал, вещают через спутники. И где, спрашивается, вы были? Как товар вообще попал на прилавки наших магазинов? Бардак?

— А, вы про Глобал, — Кафтанов заметно расслабился, — так они же с нами всё согласовали, никаких препятствий мы не увидели. Американцы к телеканалу никакого отношения не имеют, пропаганду не ведут... неделю назад только договорились, что уже начали работу? Быстро!

— Вот то-то и оно, — Хрущёв хлопнул по столу ладонью, — быстро! А как же цензура?

— Так она же не касается спутникового вещания, — Кафтанов недоумённо пожал плечами, — это уже не наша юрисдикция. Да и мы на равных правах, можем транслировать свои каналы по всему миру через сеть. Как и у всех, резерв в два телеканала, я считаю это просто выгоднейшая сделка, которая позволит нам развивать телевидение международного уровня.

— Вот как? — Хрущёв задумался, — всё равно как-то выглядит не очень. Не по-нашему это.

— Товарищ Хрущёв, — нахмурился Кафтанов, — скажу лишь, что это сулит большие валютные выручки и немалую пользу для телевидения. Ну а что они свои каналы показывают, это даже хорошо. Меньше будет иллюзий у советского человека по поводу жизни за границей. Меньше этих, стиляг, меньше будут туда рваться. Там ведь не вражьи голоса, они это на весь мир транслируют, а не только на союз, так что просто лить пропаганду у них не получится. Никак не получится, иначе потеряют аудиторию и уйдут из телесети.

— Ладно, если выручки, тогда ладно. Деньги нам сейчас очень нужны, — хрущёв был готов пойти на попятную, — сколько обещают?

— Зависит от аудитории. От того, сколько людей там будет наш канал смотреть. Вот поэтому это так полезно, — Кафтанов был воодушевлён, как никогда, — ведь нам придётся соревноваться за внимание с крупнейшими западными телеканалами. А сейчас на телевидении конкуренции нет, что показывают, то и смотрят. Вот только они существуют на сои заработанные деньги, а мы зарплаты людям платим рублями, а от иностранных телезрителей получаем долю с показа в долларах!

Хрущёв совсем расслабился:

— Посмотри, что можно сделать, — совсем уж дураком он не был и понимал, что советское телевидение рядом с теми же французами проигрывает вчистую, — и чтобы смотрели!

* * *

Собственно, с этого разговора начались большие подвижки во всей телерадиосети советского союза. Иновещательные каналы требовали совершенно другого контента, совершенно не в формате советского телевидения. Поэтому начались бесконечные споры с тасканием друг друга за бороды — не было в советском союзе людей, способных устроить полноценный телеканал. Телесериалов не было, новости? Интересно, но не более. Популярные фильмы-мюзиклы уже безбожно устарели и просились на полку.

Такой уровень подвижек был, словно всю структуру перевернули с ног на голову — спешно решили вопрос о строительстве нового телецентра, старый, расположенный в здании театра, это даже не смешно. Не серьёзно и грустно.

Нужны были новые форматы, новые люди — все прекрасно понимали, что строгий мужчина в пиджаке, зачитывающий насквозь пропитанный бюрократией и советизмами текст, допущенный цензурой — это будет грандиозный провал. И в лучшем случае — закрытие полное программы.

Поиск новых форматов для телешоу настолько не совпадал с обычной работой бюрократической машины гостелерадио, что цензоры только за головы хватались, однако, им на пробу дали посмотреть запись американских и советских телепередач. Все прекрасно понимали, что ЭТО до эфира допускать никак нельзя, да на советском телевидении были свои законы. Появиться на телеэкране — значит стать звездой, телеканалов всего раз-два и обчёлся, а ещё ночной перерыв? Вот это выбивало из колеи всю машину гостелерадио. Кафтанов прекрасно понимал, что стране нужны деньги и если телевидение их даст — его авторитет без всяких там повышений сравнится с членами узкого круга ЦК, его не выгонят. Хотя перспектива вот-вот вылететь уже маячила на горизонте, но, неделю назад его взгляды на телевидение резко изменились. Сильно изменились.

Делалось всё, как всегда, в спешке, но в данном случае чекистам надавали по губам из кремля, чтобы поумерили свой цензорский пыл. Обошлось просто — взяли кинопередвижку, приехали к первому секретарю и показали отснятые тестовые передачи, формат которых придумали буквально на ходу, показали так же вариант, пропущенный цензурой и снятый по всем нормам советского телевидения. Показали французскую телепередачу и на этом вопрос был решён окончательно — каким бы дураком не был никита Сергеевич... впрочем, учитывая его турне с колхозниками по странам запада — нихрена он не понимал, просто доверял телевизионщикам.

Всех их ждал серьёзный удар по самолюбию, очень серьёзный, так как проценты рейтинга придётся буквально вырывать зубами. Первые же пущенные в эфир советские телепередачи вызвали фурор, но дальше... тишина. Это был грандиозный провал, но Хьярти, куратор этой программы, посоветовал работать. Работать лучше, тщательней, больше зрелищности, юмора, и найти свою нишу, развиваясь в ней.

Кафтанов, как глава всея гостелерадио последовал совету и уже через неделю эфир не напоминал телеканал "Культура", унылый и скучный. Хьярти отдал должное — несмотря на все разочарования и копеечную зарплату люди старались, работали, и бурно развивали свою отрасль. Доля советского телевидения в иновещании составила около пяти процентов просмотров. Двадцать две страны мира, сорок четыре телеканала, и среди них пять процентов — это по крайней мере не два. Выручал интерес к жизни за железным занавесом.

Простенький сюжет телесериала Хьярти подкинул для затравки — научая фантастика, уровня "Звёздного пути", старательно обходящая все вопросы политики и идеологии... и это заработало, первую пилотную серию сняли за месяц, благо, помощь со спецэффектами была оказана огромная, и благодаря деньгам, заработанным на показе, купили цветную плёнку... но главное — было впереди.

* * *

Королёв, Глушко, и ещё шесть конструкторов из ОКБ, недоумённо смотрели на пластмассовый макет, который им представил Хьярти. Макет очень... реалистичный. Королёв сказал:

— Я думал, у тебя там ракета, наконец-то. Даже весь конструкторский совет собрал, — выглядел Сергей Павлович при этом обиженно.

Хьярти только руками развёл:

— Ракеты подождут. А что собрали — это хорошо. Уж простите, но в этом хлеву дальше делать космическую программу нельзя никак. Поэтому нужно переезжать. Да и дома для сотрудников нужно строить, традиционные хрущёвки меня как-то не вдохновляют. На волне, так сказать, массовых строек я решил замутить несколько строительных проектов. Первый вот, второй — монолитный дом в восемнадцать этажей, с просторными квартирами. Элитный жилищный комплекс, — Хьярти достал ещё один макет, стопку рисунков, — вот, посмотрите.

Академики, конструктора и Королёв, главный, взяли рисунки и посмотрели. Хьярти прокомментировал:

— От проектирования пятиэтажек я отказался. Масштаб взял больше, сразу жилищный комплекс из пяти крупных домов, по шестьдесят восемь квартир в каждом. Квартиры сто, двести и триста двадцать квадратных метров, соответственно две, четыре и шесть комнат.

— Это уже слишком, — возразил Королёв.

— Не, именно к этому мы ДОЛЖНЫ стремиться, — надавил Хьярти, — Хрущёбы — явление временное и надеюсь, посыл Никита Сергеевич поймёт правильно и постепенно будет в Москве и других крупных городах строить большие дома с большими квартирами.

Сергей Павлович только отложил чертежи ЖК и спросил:

— И кто же нам эту прелесть построит? Я конечно всегда рад выделению квартир на ОКБ, но за этот проект не возьмутся.

— Возьмутся, — Хьярти хитро улыбнулся, — я уже поработал в этом направлении и нашёл рабочих, так что дело за малым — чтобы ваша корпорация выпросила землю у Хрущёва.

— А этот ты где хочешь разместить? — Королёв кивнул на центральное здание.

Здание примечательное — квадрат из офисного здания, со стороной в двести пятьдесят метров, угольно-чёрный, снаружи вместо привычной облицовки — гладкая чёрная поверхность. Тонированное стекло, панорамные тонированные окна. Огромен, массивен, но обитаемая часть — только по сторонам квадрата, у окон. Внутри — большой полигон, огромное закрытое пространство, где можно и нужно будет собирать космическую технику, вести опыты, инженерную работу. Атриум-ангар имел размеры двести на двести метров. Святая святых космоса. На этом чёрном монолите, как называл его Хьярти, стояла ракета Р-7, гагаринская. Вернее, не так, не ракета, а небоскрёб, в точности повторяющий форму ракеты. Очень уж удачная с архитектурной точки зрения у неё форма — двигатели, центральная цилиндрическая часть, шпиль... это выглядело как ракета Р-7, увеличенная в пять раз. Цилиндр ракеты в обхвате — тридцать два метра, в основании ширина конструкции — до ста метров, и высота — четыреста двадцать метров. Эта исполинская ракета должна стать небоскрёбом, внутри которого расположится всё руководство корпорации. Благодаря секционной установке блоков небоскрёба на силовой каркас, удастся сократить время строительства до минимума — главное это создать каркас, а уже потом можно будет установить на него кран. Опираться вся эта конструкция будет на девять столбов прочнейшего из возможных строительного материала — бетона с армированием наноматериалами.

— Зачем это нужно, — Королёв поморщился, — ну серьёзно, если можно.

— Серьёзно? — Хьярти посмотрел пристально в глаза комиссии, — нам нужен символ. Как статуя свободы, Эйфелева башня или собор Василия блаженного. Символ нас. Символ сплочает людей. Что сейчас думает человек, когда слышит "Советская космическая программа"? Сухие пиджаки по телевизору, говорящие головы, зачитывающие пафосный текст о том, что наши ракеты самые быстрые, а поезда самые поездатые в мире? Нужен символ советского космоса, это создаст образ, который получит уважение и признание во всём мире. Поэтому — ракета. Та самая, с которой всё начиналось.

— Тут немного другая, — заметил Глушко.

— Чуть-чуть. Первая Р-7 это скорее баллистическая, а не РН. Ну что, согласны?

По старой привычке ещё обсудили технические детали и перешли на жильё для сотрудников. Завхоз возмутился:

— По-моему, это как-то не по-советски, такие хоромы людям...

— А кому? — язвительно спросил Хьярти, — давите в себе деревенского мужика, который при виде того, что кто-то живёт лучше, желает не подняться на его уровень, а спустить его на свой. Эдак мы попадём в ситуацию, в которой все живут плохо и мешают друг другу как-то улучшить ситуацию. Мы заработали деньги, мы можем построить на них дома.

— Кстати о птичках... — напомнил Королёв.

— Двести семнадцать миллионов зеленью, — ответил ему Хьярти, — чистая — сто пятьдесят.

— Прилично! — главный конструктор удивился, — и где они?

— На счетах нашей компании.

Королёв ещё раз взял в руки картинки и спросил:

— И почему ты не хочешь их немного уплотнить?

— Хочется, чтобы проблемы не было. Так что жильё должно как минимум — быть мирового уровня.

— Дизайн хорош, — Сергей Павлович улыбнулся, — сроки строительства?

— До следующего лета управимся, — уверенно сказал Хьярти, — до зимы зальём фундамент на восемь ЖК, сорок восемь домов, три тысячи двести квартир, школа, детский сад, клиника, кинотеатр, центральный офис Космоса, водонасосная, библиотека, коммунальные службы. Будем строить дороги, парки, проводить земляные работы.

— Зимой? — удивился Королёв.

— Зимой. А к лету уже должны быть готовы все материалы и стоять "слойка" зданий. В итоге получится целый маленький район, со своей инфраструктурой.

— Дома на балансе компании?

— Именно. Так что они будут неприкосновенны даже для советской власти. Квартиры можно и дарить сотрудникам...

— Сотрудников то... — отмахнулся Королёв.

Хьярти напомил ему:

— "Космос" объединил силы многих КБ. Поэтому сотрудников много. На всех не хватит. По мере ввода в эксплуатацию новых зданий КБ, можно их переводить сюда.

* * *

Шпильман грустно взирал на землю с высоты геостационарной орбиты. Мало кому нравилось работать в открытом космосе, в скафандре. Шпильман не исключение, и хотя скафандр больше напоминал броню, радости это не прибавляло. Нужно было уцепиться якорями за висящий в космосе спутник и пол дня его курочить, устраняя детские болячки. Закончив установку новых модулей связи, Давид грустно посмотрел на землю и нашёл взглядом едва видневшийся с геостационара аравийский полуостров. Жаль, но в Израиле ему делать было нечего. Пока, по крайней мере. Хотя слетать туда определённо стоит, и будущую жену свозить на историческую родину.

Давид включил двигатели скафандра и быстро поплыл к бурану, который ждал его с открытым грузовым люком. Стоило ему залететь, люк закрылся и давление выровнялось, однако, снял шлем он только когда прошёл в кабину пилота. Так надёжнее.

Стоило ещё доставить один важный груз на телерадио, а время поджимало. Эх, если бы Настя только знала, кто за ней ухаживает и где пропадает её парень по вечерам... — он ещё раз грустно вздохнул и полетел на землю...

* * *

Вокруг первого полёта человека в космос накрутили столько бюрократической волокиты, что... в общем, Королёва и весь "Космос" попытались поставить в позу. Правда, вышло это очень неубедительно — к октябрю сеть Глобал Тв уже вышла на проектную мощность и приносила деньги своему создателю и всему "Космосу". Сотрудники самой элитной отрасли поголовно владели автомобилями, даже уборщицы, перед зданием ОКБ был натуральный парад. Вот только советскую машину ждать никто не хотел, поэтому перед королёвским КБ гостей ждали три сотни иномарок, причём, далеко не бюджетных. Само КБ преобразилось. Обзавелось солидной охраной, да и рабочие ОКБ больше не напоминали сантехников — все в новенькой форме с эмблемой космоса на груди — контур земли и красная ракета по центру. Это не мордастые советские партноменклатурщики, с обрюзгшим от пьянства лицом, и не худощавые кожа-кости интилигентные рабочие, а весьма ухоженные леди и джентльмены.

Поэтому когда партийная номенклатура приехала в ОКБ, чтобы обсудить пилотируемый полёт, а проще говоря — выдать Королёву задание, и заодно показать, где его место, их ждала такая лютая, чистая и яростная до зубовного скрежета злоба, что Сергей Павлович испытал ни с чем не сравнимое удовольствие. Чинуши теперь уже не имели никакой власти над ним, и этот визит — попытка самоутвердиться и показать ему его место. Наверняка, без Челомея не обошлось.

Селяне, что и говорить, внешние проявления власти и состоятельности для них важнее всего. Им плевать на космос, им важны дорогие машины и прочие демонстративные показатели статуса. Что ж, сейчас, в кругу своих людей, после того, как чинуш протащили через парковку ОКБ как грешников через ад, они были унижены до крайности. Их чайки и ЗИЛы совершенно не смотрелись на фоне БМВ, а уж новенькие, блестящие мерседесы и его личная мазератти 3500GT, стоящий у входа в здание. Так что, Сергей Павлович понимал, почему эти люди пришли к нему, желая тут же покарать виновника и обвинить его во всех смертных грехах, в особенности — в буржуйском образе жизни.

Конфликт вышел с большим политическим скандалом и продолжением — охрана вывела чиновников из комиссии, причём вывела под ручки. Спорить с дюжиной вооружённых мордоворотов не решились, поэтому делегация, приехавшая довлеть и нагибать, сама была согнута в позу пьющего оленя и выведена из здания. И уже на следующий день в ОКБ заявился Хрущёв, лично и без своей золотой орды. Ему увиденное тоже не понравилось, поэтому он коротко сказал:

— Сергей Павлович, нехорошо поступаете. Такая стоянка перед ОКБ — наш ГОН и рядом не валялся. Не стыдно?

— Никита Сергеевич, — Королёв был спокоен, хотя любой другой уже бы застрелился, — покупать себе автомобиль на заработанные честным трудом деньги — не стыдно. Ни капли. И это, заметьте, весь автопарк стал огромным стимулом для рабочих.

— И не хотите пересесть на волги?

— Нет, — Королёв покачал головой, — вы уж простите, я знаю ваш принцип поддержки отечественного, но у меня другой принцип в ходу. Не принуждать.

— Плохой принцип, — Хрущёв нахмурился, голос у него был будь здоров, громкий.

— Наоборот. Принудить можно к чему угодно. Но тогда что будет с отечественным производителем? Автозаводы и так уже обленились в край, совсем забыли, что делают машины для людей. Людей они воспринимают как просителей, а себя — как благодетелей, поэтому откровенное дерьмо на колёсах выпускают и вечно плетутся в хвосте мирового прогресса. Они план делают, а не машины.

— Уверен? — в голосе Хрущёва послышалась угроза.

— Абсолютно, — Королёв был спокоен, — в конце концов, люди сами выбрали, кто лучше. Мы можем только наблюдать и делать выводы.

— Ладно, оставим это, — Хрущёв поморщился, сел, — что у тебя с Востоком и почему людей обижаешь? Там на тебя чуть ли не доносы строчат.

— А, — Сергей Павлович улыбнулся, — приехали вчера. Губа вперёд, хвост пистолетом, с порога начали требовать и приказывать, показывать, что я тут никто, а они — наше всё. Я их послушал, — Сергей Павлович хитро посмотрел на Хрущёва, который слушал внимательно, — начали бузить, грозить, дебоширить, как Ежовцы на выезде, грозить всем вокруг карами. Вот охрана из комитета их и вывела из здания. Вроде бы даже пинка дали, для ускорения в нужном направлении.

Хрущёв усмехнулся:

— Правильно сделали. Я так и приказал. Правда, поиздевался ты над ними знатно. Итак, что у нас с пилотируемым кораблём?

Сергей Павлович согласно кивнул, меняя тему:

— Теоретически — всё готово. Корабль испытан, ракета готова, кандидатов уже отобрали. Старт планируем весной.

— Американцы не опередят?

— Они даже близко не подобрались, — хмыкнул Королёв, — так что первые мы, а их тут не стояло. На зиму у нас запланировано восемь стартов Р-7 со спутниками Глобал-ТВ.

— Сколько? — удивился Хрущёв, — восемь?

— Восемь, — невозмутимо ответил Сергей Павлович, — и за каждый из них нам платят по пять миллионов долларов. Почти половину придётся отдать наземной команде, заводам.

— А не жирно? — Хрущёв удивился.

— Нет, работа тяжёлая и крайне ответственная, — качнул головой конструктор, — Какой-нибудь оболтус не довернёт гайку — и вся ракета взорвётся, поэтому приходится кнут делать больнее, а пряник слаще. Иначе с нас ещё возьмут за уничтоженный спутник, а это по два миллиона долларов за штуку. Сейчас уже все поняли, чьи деньги и за что они получают, поэтому команда старается особенно тщательно.

Хрущёв не решился нагрузить Королёва ещё сильнее — в конце концов, тот показал обещанный результат, да и практическая нагрузка на бюджет от его проектов снизилась почти втрое против обычного. Поэтому даже участливо спросил:

— Может, нужно чем-то посодействовать? У нас ещё военные просят спутники связи вывести.

— Выведем, — пожал плечами Королёв, — почему нет. Только расписание стартов на зиму уже есть и менять его невозможно. Уплочено. А вот в мае-июне будет свободное время, тогда и посмотрим.

* * *

Сколько нужно советскому человеку места, чтобы умыться? Сколько — чтобы раздеться? Сколько советской женщине нужно нижнего белья?

В общем и целом, прочитав про высчитывание всяческих прожиточных минимумов, я пришёл в неописуемый... ужас. Ужасно то, что квартиры строили и рассчитывали тоже по-мнимуму. Теперь понятно, почему хрущёбы так активно распространились по стране — архитекторы обладали ничтожно малыми ресурсами строительства. Фактически, у них не было ни массовой строительной техники, ни квалифицированных рабочих. Это только в кино студент шурик подрабатывал на стройке, а тут вполне часто использовали труд местных дебоширов.

Поэтому у меня даже вышел небольшой скандал с советским чиновничеством, которые зарубили на корню мою идею построить жильё для королёвцев. Это сочли шуткой, глупостью, фантазёрством и идиотизмом, они просто не поняли, что мне нахрен не сдались их рабочие и материалы — землю бы выделили в городе, и сами всё построим. Вот тут уже стена — люди просто не понимали, что значит сами? Как это?

Пришлось армии моих юристов дойти до местного начальства, а проект жилья для рабочих предприятия "Космос" оказалось притчей во языцех и городской легендой, которую друг другу пересказывали, просто не веря в то, что мы действительно будем строить большие и объёмистые ЖК.

* * *

Шпильман устало потёр виски. Проблем у него всегда было много, а сейчас — очень много. Да плюс тут ещё в добавок — проблема торговли. Давид, как водится, нередко относил ненужные или просто не нравящиеся ему, но купленные вещи в местный комиссионный магазин. За неделю он оттащил туда новый катушечный магнитофон "Сони", моднявые нынче, но не подошедшие ему джинсы, тостер, коллекцию пластинок c местной музыкой, а так же фотоаппарат "Кодак", которым он всё-таки пытался научиться фотографировать, пока окончательно не убедился в бесперспективности плёночной фотографии.

Постепенно установилась такая ситуация в комиссионном магазине, единственном в городе, что некоторые даже дежурство устраивали перед магазином. Ведь туда свозили некоторые товары и остальные люди, и итальянские джинсы тут уже были верхом мечты, не говоря уже про американские. А настоящие, не палёные, пластинки?

Приехав на своём БМВ к комиссионному магазину, Давид обнаружил, что его, магазин, облепили люди — несколько человек ждали на периферии, кто-то держался поближе к двери... Курили, спорили, играли в карты — всего человек десять, может чуть больше. Давид вышел из машины, опасаясь, что это хулиганы, но не пришлось — едва он подъехал, все дела мгновенно прекратились. Надо отметить, что Шпильман не жалел советских людей и прилично одевался, в отличие от своего шефа, который носил только варианты формы, Давид мог похвастаться прекрасными известными и не очень брендами в одежде, обуви и аксессуарах. Поэтому вид у него был вполне нормальный для состоятельного европейского еврея. Машина тоже.

Едва он зашёл в магазин, остальные ринулись следом и попытались переговорить с Давидом лично, но не получилось. Он только недовольно ответил, что никакой фарцой не занимается и заниматься не будет.

Зашёл, забрал деньги за свои товары — без малого двадцать тысяч рублей, и ушёл с ними же. Естественно, Давид прекрасно знал, что за ним наверняка идёт слежка, только не знал, со скольких сторон одновременно. И был бы разочарован, если бы за ним приглядывал только шеф.

Не успел он отъехать, как его остановил милиционер, свистнув в свисток. Пришлось тормозить. Давид даже был немного удивлён — мало кто решался остановить большой чёрный элитный БМВ. Милиционер представился по форме и попросил документы. Однако, нехорошее чувство предупредило Давида о возможных надвигающихся проблемах.

* * *

Местное партийное руководство пришлось сменить полностью. Порядки у нас строгие, и преимущественно — законные. Закон это основа основ, а они привыкли к тому, что есть правильное и неправильное, хорошее и плохое, и если хочется, то можно. В частности, как выглядел Давид в глазах обычного советского партийного чиновника? Однозначно, неблагонадёжный элемент. А дальше по накатанной — устроили целую спецоперацию по захвату и раскулачиванию Шпильмана, которая закончилась поднятием тревожной команды и штурмом горкома, с раздачей слонов всем, кто хоть как-то сопротивлялся. Первый местечковый секретарь полетел с должности в тот же день, а потом и его заместители, вторые, третьи, пятые-десятые секретари... и закончилось это всё назначением к нам новой команды из партии. Оскандалиться как прошлые они не хотели, поэтому буквально за неделю всячески показали то, что они за нас всеми руками и ногами. Проблемы строительства решались на лету.

* * *

Глобал ТВ была единственной телесетью, вещавшей на территории СССР, и расчёт в ней был сделан очень точным. Иностранные каналы на фоне советских... нет, на взгляд людей из другого времени разница была невелика, но для местного населения — колоссальна. Это единственная возможность увидеть мир без монтажа цензурой и картинка, которую показывали по телевизору не просто отличалась от привычной, она абсолютно отличалась. Америка, Европа, Азия... жизнь в разных странах тоже не была лёгкой, но тут уже произошёл сильный сдвиг в советской пропагандистской машине, в масло которой сыпанули абразив. Машина работала, повреждая себя тем самым — чем больше она кричала про загнивающий и разрушающийся запад, тем больше затягивала удавку на собственной шее. Подобное можно было встретить везде. Информацию преподавали в крайне искажённом ключе, и постепенно это вылезало наружу, так как телевизоры Неотек были практически у всех крупных чиновников, а общая аудитория в союзе в среднем — по пять человек на телевизор. То есть — уже больше трёх миллионов человек, от Москвы до самых окраин. Жизнь за пределами союза не была безоблачной, как могли бы подумать оппозиционеры-дисиденты, но всё-таки, она была и была вполне приличной. Передачи, словно из другой вселенной, совсем не похожие на пропахшие нафталином советские говорящие головы, работали в полную силу. Репортажи о бунтующих студентах во Франции и американские политические программы... всё это очень, очень серьёзно подрывало упоротый в край стиль пропаганды. Тот, который вещал со всех телеэкранов про голодающую Америку и живущих в картонных коробках англичан.

Беда советской пропаганды в том, что она не вбивала людям правильную точку зрения, а действовала по принципу котла, где граждане должны были вариться в информационном соку, но если в этом котле есть брешь, то всё шло насмарку. Так и случилось позже, когда вместо святой ненависти к западу, в советском союзе установилась любовь, почитание и едва ли не ползанье на коленях перед американскими порядками, товарами, культурой. Яростное отрицание породило столь же яростную любовь. Точки равновесия не удалось достичь никогда.

Спутниковое ТВ, конечно, произвело тихую и небольшую культурную революцию внутри самого союза, и уже никто, даже люди, ни разу не смотревшие Глобал, не воспринимали рассказы о нищих разлагающихся американцах всерьёз. Советские телеканалы на Глобале вызывали недоумение — они были вполне приличными и на порядок лучше и интересней того, что шло в эфир обычных телеканалов.

Однако, наружу это пока не выплёскивалось и потихоньку бурлило внутри культурной среды союза. Молодёжь часами ждала концертов западных исполнителей, чтобы записать музыку, а телевизор и спутниковая тарелка стали непременным атрибутом советского крутого чиновника, так как это было престижно, модно, да и информация была крайне... свежей.

* * *

Мы с Сергеем Павловичем сели думать, как и куда потратить деньги, вырученные через глобал-тв. Королёв уже недоумённо развёл руками:

— Ну ты и спросил, здесь тратить их просто негде и некуда.

— Всегда должен быть выход, — не согласился я, — сами подумайте, что нам нужно?

— Самообеспечение нам нужно. Но мы не можем покупать материалы в СССР за доллары — официальный курс слишком нереалистичен, а капиталисты нам нужное не продают.

Вопрос серьёзный. Можно сказать — злободневный, это большое количество денег, лежащих мёртвым грузом. Сергей Павлович вытянул ноги и прищурившись, сказал:

— Мы уже потратили сорок миллионов на космонавтов. В основном это снабжение, всякий ширпотреб. Машины, мебель, техника, продовольствие, а вот с рублями у нас затык.

— С рублями тоже неплохо, — я качнул головой, — с продажи телевизоров выручка большая. Очень, вот только толку в них... за наличность только граждан отоваривают, и то это не валюта, а карточки. Универсальные.

— Знаю, — Королёв задумался, — твои идеи?

— Предлагаю... — я задумался, — предлагаю нанимать специалистов за бугром. Знаете, советские спецы во многих вопросах, мягко говоря, посредственные работники. Я вон нанял строительную фирму для строительства ЖК, и ничего, работают. У нас главная проблема при реализации любого проекта — это одобрение сверху, чиновничество и так далее. Работает всё только через госаппарат.

— Ты предлагаешь решать эти проблемы деньгами? — удивился Королёв.

— Именно. Если проблема решается деньгами — это расходы, а не проблема.

— И какие же проблемы мы так можем решить? Нанять американов, чтобы нам космодром построили?

— Хорошая идея, — я улыбнулся, — и это тоже. Сейчас моя задача номер один — это запустить в производство "Нейтрон", тяжёлый носитель. Для его производства нам нужен новый завод, новые цеха, транспортная система... я думаю под Екатеринбургом заводик построить. Американцы этим и займутся.

— Ну наглец, — восхитился Королёв, — нет, до такого я точно бы не додумался. Нанимать их строить наши заводы!

— Это ещё что, — улыбнулся, — проблема номер два, а по злободневности — номер один, это жилищные условия нашей отрасли. Я стараюсь довести до такой точки, апогея, когда элитарность наших людей превысит номенклатуру партии.

— Тебе это уже удалось...

— Нет, — качнул головой, — пока нет.

— А по-моему, удалось. Смотри, даже из ЦК смотрят с завистью. Зачем доводить до абсурда? Я против.

— Зря вы так, — не согласился я, — космос — модная тема. Мы задаём моду, и те проекты, которые мы создаём для граждан, вскоре будет модно использовать в городском строительстве. Я думаю, просто это демонстрирует, что хрущёвская пятиэтажка — не предел мечтаний. Я тут почитал на досуге журнал ТМ, так обнаружил ма-а-аленькую сноску про строительство жилых небоскрёбов в Чикаго. При этом эту новость пытались подать под соусом загнивания запада, мол, ютятся в картонных коробках проклятые капиталисты...

— Бредятина, конечно, но такой курс партии, — серьёзно сказал Сергей Павлович, — так правильно думать.

— Посмотрим, к чему этот бред приведёт. Уже всё начинает меняться под влиянием спутникового телевидения. Через лет десять, глядишь, за "Загнивающий" запад будут по морде бить.

— Ты что это, — Королёв удивился, — хочешь провернуть разрушение союза раньше времени?

— Не, — я открестился от таких планов, — наоборот, снизить градус накала. Стравить давление из этого информационного резервуара, пока не бомбануло. В восьмидесятых, на мой взгляд, была не разрядка, баллон просто шипел и его пучило перед взрывом, непоколебимые догматы партии выгибались, за секунду до того, как всё рвануло. Сейчас давление снижается. Радикальные элементы ослабляют свою деятельность, с обеих сторон. Стабилизация.

Сергей Павлович бросил взгляд на окно, за которым стоял его любимый мазератти и вздохнул:

— Мы не можем сделать ничего более. Денег много, спору нет, во что нам обходится строительство одного ЖК?

— Около пяти миллионов зеленью.

* * *

Некоторые вещи никогда не менялись. Некоторые — менялись очень быстро, но оставались одинаковыми по своей сути веками. Дети советских чиновников не раз уже ловились, но всегда их преступления оставались без малейшего внимания со стороны. И неудивительно — папики легко могли отмазать даже от уголовки, вот только на этот раз у товарищей из ЦК произошёл когнитивный диссонанс. После очередного дебоша, который устроила в центре Москвы большая группа их золотых детишек, очередного внушения местной милиции, казалось бы, всё в норме. Но тут о происшествии рассказали мимоходом на телеканале Глобал Ньюс. Дети чиновников распоясались, более того, несмотря на откровенную уголовную ответственность — нанесение побоев, они оказались абсолютно безнаказаны. Фамилии известные, а милиция от комментариев отказалась. Почему преступники были отпущены на волю — тоже непонятно, но наверняка не обошлось без влиятельных родственников...

Для советского человека подобное в прессе — это всё. Конец карьеры, полный и окончательный. Ситуацию пробовали замолчать, ситуацию пробовали представить в выгодном свете, однако, вышло только хуже. Скрытые камеры засняли, как люди в штатском угрожают журналистам в их офисе, после чего история получила продолжение под названием "Бесславные Ублюдки". Закончилось всё очень быстро — недовольство в народе вспыхнуло быстрее лесного пожара летним днём — через три дня уже по всей стране знали, что у товарищей из ЦК длинные руки, длинный язык и маленькая совесть. Дело запахло жареным, когда вмешался Хрущёв — вообще вспыхнуло. По своему обыкновению Никита Сергеевич быстро исключил "товарища" Брежнева, чья дочь оказалась главным фигурантом дела, из политбюро, под раздачу попал так же весь кагал "Дорогого" Леонида Ильича. Глобал ТВ, естественно, сообщило об оперативно принятых мерах и ситуация быстро вернулась в нормальное русло. Более того, авторитет Хрущёва вырос — он быстро приструнил распоясовшихся товарищей.

Конечно, никто из них не знал, что борьба с правонарушениями это тоже часть пропаганды. Хрущёв искренне полагал, что нанесён удар репутации компартии и руководства, однако, результат был прямо противоположен — народу понравилась быстрая расправа над Леонидом Ильичом. Народ требовал хлеба и зрелищ, хлеба не хватало, зрелищ тоже, а такие гладиаторские бои в кремле — это радость номер один.

Хрущёв, каким бы он дураком не был, не мог не признать, что результат был скорее положительным, чем отрицательным, поэтому он закрыл глаза на происходящее. Журналисты Глобал ТВ могли работать на всей территории союза, и обещали не распространять сведения, порочащие государство. Поскольку дети чиновников в число служащих не входили, их можно было трогать сколько угодно, а их родителей — ни-ни.

* * *

*

За всей этой хренью как-то легко терялась наша основная цель. Однако, она очень быстро дала о себе знать. Более того, она кричала о том, что нужно работать! Началось всё с того, что в наше ОКБ приехало армейское начальство. Наученное горьким опытом, оно послало весьма демократичных скромных генералов, которые не устраивали базар-вокзал, а сразу перешли к делу. Приехало два человека, и Королёв перенаправил их ко мне. Мой офис в его ОКБ располагался в небольшом помещении рядом с ВЦ. Генералы — один мордастый, пожилой, пузатый, второй наоборот, худощавый, прям кожа да кости. Толстый, как я его окрестил про себя, представился и перешёл сразу к делу:

— Товарищ Королёв направил нас к вам, интересно, с чего бы это?

— Товарищ Королёв осуществляет общее руководство. И на данный момент занят исключительно проблемами ракет-носителей и их аварийности. Вряд ли вы приехали поговорить об этом или что-то предложить, а значит — заниматься вашей проблемой будет тот, кто курирует соответствующее направление. Я руковожу разработкой орбитальных систем связи.

— Вот как... тогда мы к вам, — кивнул генерал.

— Хьярти Николсон, — я вежливо склонил голову.

— Американец? — Генерал был удивлён.

— Исландия. Это такая старая ледяная страна викингов и красивых полярных сияний.

— А, ну... — генерал немного задумался, — проблема состоит в следующем — нам нужна надёжная дальняя связь. Радио, конечно, в какой-то мере решает задачи, но оно слишком ненадёжно.

— Тогда я вас огорчу — спутниковая связь едва ли более надёжна. Хотя зона охвата у неё конечно огромна, помехи есть, и немалые. Поддержание этой связи тоже дело непростое, недешёвое, и будет стоить немалых денег государству.

— Потерпим, — ответил генерал, сев на стул, в отличие от своего худощавого коллеги, стул тихо качнулся под его весом. Генерал расстегнул пуговицу на мундире и положил на коленки фуражку, блестя кокардой и звёздами на погонах.

— Хорошо. Давайте определимся с техзадачей, для каких целей связь? Одно дело, если делаем текстовую, другое — если телефонную. Количество каналов ограничено настолько, что использовать её для магистральной передачи данных будет... проблематично.

— Задача — дополнить радио и телефонную связь, — пояснил генерал, — поставить коммутатор и при повреждении телефонных линий — передавать данные между АТС через спутник. Так же необходим полевой комплекс приёма-передачи сообщений.

— Есть два типа спутников — геостационарные и орбитальные на различных низких орбитах. Геостационарные — крутятся вместе с землёй, как луна, неподвижно висят над определённой точкой экватора. Плюс геостационарного спутника — очень широкий охват территории. Минус — связь хреновая в заполярье, уязвимы для помех. Идеально подходят для передачи сообщений, не имеющих стратегической важности, но с широким охватом территории. Например — для сообщения между войсками в мирное время, оповещения, передачи данных о погоде, связи между сильно удалёнными от цивилизации местами. Низкоорбитальные спутники уже находятся намного ближе — задержка сигнала у них намного меньше, возможна телефонная связь. Помехи поставить сложнее, спутник может передавать сигнал, настраиваясь на определённую точку приёма, то есть фокусировать сигнал на определённую местность. Минусы — для работы требуется большое количество спутников, около шестидесяти, срок службы у них меньше, чем у геостационарных, соответственно, придётся постоянно выводить новые на орбиты.

— Но ведь и плюсы должны быть немалые.

— Помехозащищённость, сила сигнала, хороший приём по всей планете, даже на северном и южном полюсах, исключение — только если попасть в "дыру" между спутников, сигнал может ослабевать, пока новый спутник не подлетит. Возможность защищённой шифрованной телеграфной связи и телефонной. Но, к сожалению, количество телефонных линий крайне... скромное.

— Но ведь телевидение работает же! — удивился генерал.

— Работает. Потому что спутники не работают с входящей информацией с земли. На земле стоят Очень мощные направленные передатчики, которые посылают сигнал на геостационарные спутники направленным лучом, оттуда сигнал уже ретранслируется на низкоорбитальные спутники, а с них — на землю. Задачу принимать сигналы с земли они не имеют, гонят информацию по пути земля-геостационар-низкая орбита-земля. данными друг с другом не обмениваются. Подобная система с военной точки зрения бесполезна.

— Совсем?

— Совсем.

Военный задумался и спросил:

— А мы не можем использовать такой же тандем из орбитальных и геостационарных спутников?

— Ну... — я подумал, — вполне возможно. Вам же нужна аппаратура связи для установки на корабли, самолёты и на шасси грузовика?

— Мы на это не надеялись, — скромно сказал генерал.

Понятно. Хотел, но не думал, что уже можно. Но ничего, можно. Только если пошевелить булками...

— Могу предложить вот такую систему, — я показал ему листок с фотографией, — это станция спутниковой связи, монтируется на шасси грузовика, радиорубку корабля или самолёта. Масса — две тонны, вместе с антенной — три. По проекту у неё пять спутников, обеспечивает телефонную связь...

* * *

"Будут выпущены дополнительные тонны..."

Юрий Викторович выключил телевизор и откинулся на спинку кресла, посмотрев хмурым взглядом на свой кабинет. Работы привалило много, вот только недовольство так и пёрло. Как хорошо было ещё какой-то год назад, когда всё было просто и понятно. Теперь же недовольные появлялись чаще, как и новые идеи. Директор радиозавода вообще был человеком важным, имел огромные связи и возможности, но сейчас его положение шаталось как никогда. Закономерная причина — отсталость производства. И самое поганое — поделать с этим он ничего не мог — при имеющемся оборудовании надо было умудриться наладить выпуск полупроводниковых компонентов...

Проклятые, ненавидимые махонькие детальки, едва ли не в десятки раз меньше привычных радиоламп, россыпью лежали на столе. Предоставили товарищи из космоса, вот только не учли технический уровень. Появление таких деталей жутко секретно, комитетчики лютовали, хотя пока им затыкали рты, американцы вполне нормально рекламировали всё это по телевизору! Сюрреализм. Социалистический Сюрреализм.

Юрий Викторович взял в руки детальку и присмотрелся к ней. Какая маленькая, а сколько шума произвела — чуть ли не волосы драли на всех местах специалисты его завода. И главное — никто не хотел выпускать. Никому не было нужно брать на себя ещё кучу работы. Теперь Юра хорошо понимал привезшего детали инженера-космотехника. "Обречены на отставание, пока вместо товара будем делать план!".

Детальки сулили большие политические выгоды — вплоть до возможности занять кресло министра лично для него. А уж какие схемы можно создать на столь компактных деталях! Куда там маленьким радиоприёмникам — это был путь к ЭВМ. А ЭВМ, как верил Юрий, было основой всего. В этом он уже убедился, посетив ОКБ номер один, где ЭВМ не только решало математические задачи, но и управляло всем, вплоть до освещения и кондиционеров.

Положив транзистор на стол, он снял трубку, но не понадобилось — в дверь постучали.

— Войдите!

— Это я, — лощёная, ухоженная физиономия еврейской наружности принадлежала только такому человеку, как Шпильман.

— Ну как, передрались? — Шпильман вошёл, нагло сев напротив директора, — я думаю, до вас и ваших людей уже дошло, что лампы доживают свои последние дни. Ну или не дни, но годы — точно. У меня тут есть для вас кое-что... — он положил на стол большой талмуд, книжку толщиной с Большую Советскую Энциклопедию, — вам будет интересно.

— Что это? — Директор прищурился.

— Тут технические описания и инструкции. Собственно, тут описана работа с полупроводниками и методы их производства, в деталях. Вам никто не ставит задачу, но сами понимаете, освоите — пойдёте вверх, не сможете — вверх пойдёт кто-то другой. Мы сейчас лоббируем закон о валютной выручке, если сможете наладить маркетинг и производство, получите десять процентов с продаж в виде долларов на счетах. А это — даст вам универсальное средство мотивации и для закупки нового оборудования — деньги. Настоящие.

— Ладно, — директор завода подвинул книгу в сторону, — но вы кое-что не учитываете. Оборудование нашего завода предназначено для производства радиоламп. Оборудование, специалисты, да и планы никто не отменял.

— Подумаешь, не перевыполните план год-другой, новых людей нанять вам будет вообще проще простого, всё равно вы не директор американского предприятия, который жёстко скован своими финансами. А оборудование... что ж, оборудование для производства мы вам предоставим. Вот только нужно организовать чистое производство. Действительно чистое, а то, что сейчас творится — это лютый звиздец!

— Да ладно? — Юрий дёрнулся как от удара, — звиздец, говорите?

— Именно! — не оценил недовольства Шпильман, — люди в халатах и чепчиках, кондиционирование так себе, один рабочий вообще носом шмыгает, бактерий распространяет. Это ещё что, я слышал, на соседнем заводе в производственной комнате за бутылку водки форточку приделали. Собственно, это и послужило причиной для их закрытия, а всех работников кроме того, кто пожаловался — перевели куда-то в неведомую глушь, директора вообще посадили на три года, за халатность.

Юрий оценил масштаб угрозы:

— У нас никаких форточек! Всё в рамках приличия.

— Не, чтобы работать с полупроводниками — нужен совершенно другой уровень. Там на тридцатой странице иллюстрация есть, посмотрите.

Юрий открыл указанную страницу и присмотрелся. На большой иллюстрации была изображена в фотографической точности красивая иллюстрация чистой зоны и человека в чём-то, напоминающем скафандр или водолазный костюм. Шпильман посмотрел, чуть приподнявшись и прокомментировал:

— Тут конечно показан слишком крутой вариант, для сборки космической техники, но стремиться нужно к этому! Полная герметичность, многоуровневые воздушные фильтры, поверхность из полимерных, не выделяющих частиц материалов, одежда из нетканых материалов, плюс гермоскафандр, медосмотр перед каждым входом в чистую комнату.

— Это ж... придётся с нуля строить! — возмутился Юрий.

— С нуля не надо. Мы вам поможем, у "Космоса" есть ещё кое-какие материалы и связи. Будет вам чистая комната. Я тут посмотрел, как производят электронику — ужаснулся, чуть не поседел. Бабы, толстые, паяльниками тыкают в платы и кое-как, лишь бы зарплату платили, и ещё отвлекаются. Неудивительно, что процент брака такой высокий! Смотрите, — шпильман залез в карман и вытащил оттуда зелёную печатную плату, положив перед Юрием, — вот ЭТО нужно производить у вас.

— Это... — у Юрия глаза на лоб полезли. Ещё бы, перед ним была небольшая схемка, на которой плотно уместилась целая куча различных крошечных элементов, так плотно, что между ними не было видно платы, — вы же понимаете, что это зависит не от меня! Тут нужно едва ли не всё сдвинуть с места...

— Верно. С товарищами уже поговорили, сырьё вам обеспечат. Самое сложное — создание элементной базы. Пока что у американцев даже близко ничего подобного нет, и лет пять ещё не будет.

— Но это... что это за схема? Сколько здесь элементов?

— Простейшая, сто двадцать четыре элемента, — Давид спрятал схему обратно в карман, — но это грубо, слишком грубо. Нормальную ЭВМ можно построить, когда на такой схеме может уместиться не меньше тысячи элементов. Вот тут всё упирается в вашу работу, товарищ.

Юрий сглотнул:

— Это будет сложно, но у меня же нет оборудования! На чём делать, если у нас только линия производства радиоламп?

— Будет линия, — Давид хитро улыбнулся, — для начала — простая, незамысловатая. Придётся пробивать эту тему, и тут нужен от вас неугасимый энтузиазм и готовность идти на большие жертвы ради достижения цели.

* * *

Иногда хочется чего-то такого... обычного. Расслабиться, отдохнуть, побыть простым человеком. И я себе это иногда позволял. Надо отметить, что жизнь в этой странной стране существенно отличалась от того, как её понимали в наше время. Даже более того — в наше время на факты советской действительности натягивали наши реалии, то, что было иначе, но не учтено — просто дорисовывали картинку красками будущего. Вот и выходило, что советские реалии понимали как нечто среднее между реальностью фильмов Гайдая и ужастиком о очередях и дефицитах. Никому и в голову не могло прийти, что здесь Всё иначе. Всё. Абсолютно всё. Гайдай тонко уловил советскую действительность и показал её в солнечном, красивом ключе. Здесь же мы видели море домов-бараков, не самые хорошие дороги, и в целом, у меня создавалось ощущение некоей пустоты и незавершённости образа. Не было рекламы, но это полдела, многое не было продумано и оставалось белым пятном.

В рестораны и кафе советские люди ходили очень редко, да и сервис в них существенно отличался от привычного. Жизнь в СССР оставляла ощущение казённости. Именно так — казённости. Когда всё, одежда, машины, сервис, казённые. Это ощущение особое, оно кроется в мелких деталях. К примеру — обеденный перерыв в магазинах. Вся торговля СССР замирает на час. Людей зачастую нет на рабочих местах — увидеть вместо продавца табличку "Ушла на склад" — обычное дело. Причём, никого не волнует то, что люди ждут. Продавцу не нужно выполнять свои обязанности — он не продавец, а раздатчик. Его задача — раздавать товары за карточки.

Аналогичная картина везде. И было удивительно, но в этой атмосфере казённости была некая стабильность. Люди смирились с системой, воспринимали её как должное и самые хитрые — изыскивали возможность "Достать" дефицит. Здесь в цене были не деньги. Наоборот, широко продаваемые в магазинах товары считались если не вторым сортом, то неким общим ширпотребом, который никому, в общем-то и не нужен. Если товар был действительно хорош — он тут же превращался в дефицит, потому что потребление его было выше нормы.

Я зашёл в магазин, обычный продуктовый магазин-гастроном и походил некоторое время, рассматривая витрины. Ровные пирамидки консервных банок, товары на полках — в один ряд. Расположение товаров в много ярусов от пола до потолка — это немыслимая роскошь. Пространства много, люди шли к кассе, выбивали чек в определённый отдел на определённую сумму и уже с ним шли получать товар. Как неудобно! Но деваться некуда. До оплаты продавцу, а уж тем более — супермаркета, тут не додумаются. Просто это никому не нужно.

Работники и работницы торговли меня позабавили. Среди них не было стройных — тётки все, поголовно, мордастые и толстые. В смешных чепчиках, выдавали товар. Пока ещё не из под прилавка. Это будет потом.

— Вы брать что-то будете? — заметив мой изучающий взгляд, спросила толстая продавщица. Я, заложив руки за спину, посмотрел на неё:

— Не думаю. Тут такие очереди, а у меня на них аллергия.

— Ну, как хотите. Не загораживайте вид!

— Кому? — я осмотрелся, вокруг было только два человека.

— Да не важно кому, товарищ, — тётка развернулась и пошла вдоль прилавка прочь. Я только пожал плечами. Странные они тут.

Уже на выходе из гастронома меня окликнули:

— Товарищ, подождите, — ко мне семенила другая толстая тётка, — простите нашу продавщицу, она новенькая, — не моргнув глазом соврала, — вы что-то хотели купить?

— Нет, что вы, я только посмотреть, — улыбнулся ей, — спасибо за внимание. Мне пора.

Тётка не угомонилась:

— Приходите к нам ещё, обязательно...

А, понятно. Через стеклянную витрину хорошо видно большой чёрный лимузин, на котором я передвигался. Водитель ждал меня, да ещё и я в очень не-советском прикиде — строгий чёрный костюм по моде двадцать первого века... Сопоставив два и два, местное руководсто сделало совершенно неверный вывод о том, что я де какая-то большая шишка. В принципе, не сильно ошиблись, вот только я не чинуша. Кивнув ей, демонстративно вышел на улицу и сел в услужливо открытую дверь машины. Представляю, что сейчас начнётся в этом магазинчике.

— Поехали куда-нибудь... — поёжился — погодка то уже не осенняя. Зима, морозец. Мне то ничего, но холод я просто не люблю. Водитель без слов развернул большой членовоз. Уютно, что ни говори — мы резко набрали скорость и "поплыли" по улице...

В советском союзе в моде были "Танцы", как назывались мероприятия с преимущественно западной музыкой, на которых клеили комсомолок. Культурный досуг, засунутый в рамки вездесущей казённости. Казённость плохо скрывала натуру танцев — это большая тусовка. Парни на мотоциклах, юноши со взором горящим, девушки, которые идут туда с надеждой не вернуться домой ночевать в одиночестве.

Зачастую для организации "Танцев" достаточно взять любой более-менее крупный зал, повесить колонки. Но у меня были совсем другие представления о возможном отдыхе, поэтому я переговорил с генералом, который заказывал у меня спутники. А дальше вопрос выделения мне крупного здания на севере Москвы, в районе Сокол, это лишь дело пяти минут. Через неделю я уже осматривал выделенные мне хоромы. Несколько больших залов, несколько мелких комнат, насквозь казённая обстановка, и стоящие строем солдаты-срочники, которые тут проходили службу. Повезло. Сейчас я приехал сюда, и застал большую стройку. Люди устанавливали вместо привычной казённой напольной плитки более пружинистое покрытие, подвесные потолки с системой рассеянного света, пафосная обстановка сталинского ар-деко заменялась на более современную. Прямо напротив входа мы установили огромный высокий стенд с красивой картинкой галактики — фотография из прошлой жизни, и надписью "Галактика". Такое название клуба. Вместо гипсовых и деревянных поручней установили более современные, из стальных хромированных труб в стиле хай-тек. Дальше был ночной клуб. Дизайн такой, что в двадцать первом веке смотрелся бы хорошо, со всеми деталями. С множеством деталей — люстры, барная стойка, танцпол, четыре зоны для отдыхающих со столиками и диванами, при этом всё выполнено... ну, это надо видеть. Это не описать словами — сложная система освещения светильниками, дающая правильный свет, где нужно — больше, где нужно — меньше. Барная стойка, установленная не на ножках, а на соплах отработавших ракетных двигателей из королёвской Р-7, трубы по бокам обеспечивали такой стильный хай-тек дизайн. Ультрафиолетовые лампы, матово-белый пол словно бы светился. Стиль исключительно космический — стены угольно-чёрные, в них проделали дырочки и установили сотни тысяч светодиодов, которые погружали гостей в обстановку открытого космоса. То, что чёрные стены не отражали ультрафиолет — только делало картинку более реальной. Тут же располагалась сцена для музыкантов, выглядящая как нечто космическое, стартовая площадка — стальные фермы у основания, пол из профилированного листа, покрытый диэлектриком, чёрно-жёлтая полоска по краям и рядом — моделька ракеты Нейтрон, упрощённая. Красота!

Аудиосистема тоже неплохая, слышно было всё хорошо. Стробоскопы я поставить не решился, а вот светомузыкальную установку, вращающиеся многоцветные головки — дюжина штук, прожекторы, многолучевые головки, сабвуферы и колонки...

Фасад здания притерпел очень серьёзные изменения. Раньше это было обычное здание с небольшим реверансом в сторону девятнадцатого века — колоннада, козырёк над ней, широкие ступеньки и четыре двустворчатые двери. Цвета ослиной мочи стены. Естественно, мы его переделали — всё здание фиолетового цвета, моего любимого, с архитектурной подсветкой, колонны оставили белыми, потому что на них пошла цветная подсветка, превратившая колоннаду в цветомузыкальное представление.

Но подобный молодёжный стиль был только в центральном зале. По бокам от него было ещё два крыла, по три этажа в каждом, и вот там уже были вполне культурные дизайнерские решения ночных клубов — бильярдный зал, ресторан — с кожаными диванами тёмно-коричневого цвета, такими же жалюзи на окнах, приятным глазу тёмным интерьером и дубовыми столиками в минималистичном стиле, в левом крыле — строгие, и в то же время роскошные дизайны, уютно. Ковры на полу, бежевые стены с золотыми светильниками, длинная барная стойка и кухня, в правом зале — наоборот, более стильная и смелая обстановка, множество специфических деталей, роскошно и красиво, цветасто. На первом этаже левого крыла был бильярд, на первом этаже правого — кинотеатр. Левый этаж так и напоминал своей тихой роскошью дорогой коньяк в строгом бокале из великолепного стекла, а правый — какой-нибудь яркий коктейль "Секс на пляже" с льдом и зонтиком. Вот такие вот пироги!

Приехав в клуб, забурился в центральный зал и включил музыку бетховена. В хорошем качестве, да через мощную звуковую систему с шестнадцатью каналами, она звучала шикарно. Просто пробирала до косточек. Мягкая светомузыка, управляемая компьютером, подсвечивала нежными цветами, плюс стена была большим монитором, на который выводился зрительный образ — полёт сквозь звёзды, или пламя. Красотища, даже на мой строгий взгляд, что уж говорить про местных — должно быть вообще улёт!

Я сел с бутылкой Миллера в зале и наслаждался классической музыкой. Потом пошёл андреа бочелли, поющий что-то про любофф. Эх, хорошо то как!

Почему я занимаюсь этим, а не ракетами и спутниками? Ракетами и спутниками я занимаюсь, вот только я не хотел мешать людям, плюс ракетами занимались мои миньоны, строящие носитель "Нейтрон-100", а так же "кошмонафты" работали в ОКБ. Они же анализировали с Сергеем Павловичем конструкцию Р-7. Тут не надо быть семи пядей во лбу — просто передали всю техдокументацию по модернизациям Р-7, а дальше Королёв сам указывал людям на ошибки и их постепенно исправляли. Лично мы не лазили с линейками по ватманам.

Со спутниками ещё проще — запуск на орбиту будет летом. Когда достроим "Нейтрон", а сейчас главное — подготовить космонавтов. Кстати... Клуб мой привлекал много внимания в Москве, в том числе и в тусовке творческих людей, а чиновники вообще ссали кипятком от злости, но натыкались на то, что клуб в минобороны. А с военными тут конфликтовать не решились бы даже комитетчики. Армия в СССР получала всё, что нужно. Как говорил Устинов в ответ на жалобу женщин о пьянстве лётчиков — нужно будет, армянским коньяком систему охлаждения заправим!

Через час меня прервали — пришла толпа людей. Молодые, в рабочей униформе клуба, девушки одеты по меркам времени фривольно — короткие юбки, каблучки, платьица чёрные, хорошо подчёркивающие стройные фигуры. Девушек много — десятка два, их вёл миньон — продукт деятельности Берси. Мини-искин. Послушный, с человеческого уровня разумом, жёстко вставленный в андроидную платформу. Послушный, исполнительный, умный в одних вещах и по-синтетически тупит на некоторых моментах. При прямом управлении высшим разумом — Берси, может совершать удивительные вещи, а так... Это лишь жалкое подобие имперского искина. До уровня империи, с её колоссальными квантовыми нейрокомпьютерами мне как до луны пешком. Но всё же, технологический прогресс в этом направлении я наметил.

Стайка девушек вела себя очень... стеснительно. Увидев меня, они зарделись, стесняясь своих нарядов и атмосферы вообще. Ещё бы, музыка ещё играла. Я, потянувшись, встал и подошёл к ним. Ох, красивы же девушки в русских селеньях... Все красавицы — кровь с молоком, лица милые, щёчки розовые, ножки стройные, так бы и приударил! Но нельзя, не по чину мне к подчинённым приставать. Это местный директор клуба может себе позволить роман с официанточками крутить...

— День добрый, прекрасные леди, — громко сказал я, убавляя мыслекомандой звук, — добро пожаловать на работу в клуб "Звезда Союза". Лучший дневной и ночной клуб в мире. Меня звать Хьярти, я руковожу... много чем. Клубом тоже. Как вы видите, клуб наш, в отличие от всего остального советского союза, пропитанного духом казёнщины, вполне современный и ориентирован на гостей. Я много раз сталкивался с безразличием и лебезением в сервисе, но это продукт общей атмосферы. Продавцы считают себя благодетелями, а покупателей — просящими, поэтому наглеют. У нас, за дверями этого клуба, советский союз заканчивается... — Девушки слушали меня, но ещё больше — смотрели. Ещё бы, статный, в моднявой одежде, с хорошо поставленной речью и харизмой, — Здесь начинается другая страна, с другими правилами. Здесь могут выгнать пинком под зад за грубость к клиенту, здесь неприемлемо подобострастное отношение к клиентам, будь это хоть вся верхушка партии. Здесь вы — улыбчивые очаровательные феи, летающие между столиками и обслуживающие нужды клиентов, а не благодетели. Хотите сделать хорошую карьеру и жить как сыр в масле — с самого начала уясните, что здесь посетитель — главный. Сегодня в магазине жирная тётка потребовала от меня не загораживать витрину — потому что я не собирался ничего покупать. Мне было неприятно. Нет, её не уволили за грубость, а вот вас за подобное турнут только так. Поэтому лучше сразу настройтесь на нужный психологический лад и будьте очаровательными фейками, а не бабками ёжками. Вопросы есть?

— А... — одна из девушек смутилась, когда вылезла первой, — а вы директор клуба?

— Нет, я вообще работаю в индийской корпорации Глобал Телевижн. Но да, здесь, в этом клубе директора назначу я.

— А кто к нам придёт? — спросила другая девушка, жгучая брюнетка, — партия?

— И они тоже. Но вообще-то клуб состоит на балансе организации "Космос", которая руководит нашей космической программой. Отдельно замечу, что никакие служебные отношения неприемлемы. Вы должны слегка флиртовать с гостями, но в рамках приличия, едва заметно, чтобы им понравилось у нас. Поэтому если вы хотите себе мужика найти — то пришли не по адресу.

Девочки захихикали, брюнетка смутилась. А я продолжил:

— Никаких партийных бонз. Клуб исключительно для космической и околокосмической, культурной тусовки. Чиновники могут завидовать, но приглашения не получат. Меня тошнит от принятой в союзе практики "всё лучшее — иностранцам и чиновникам". Я надеюсь, вы быстро поймёте, что к чему и будете получать удовольствие от работы. Работа у нас в три смены — утро-вечер, вечер-ночь, и Ночь-утро.

Открытие клуба мы решили приурочить к первому полёту человека в космос. Вообще, Никита Сергеевич охреневает с нас всё больше и больше. Мы готовимся к первому полёту в космос человека! Мы клепаем модельки ракет, игрушечных космонавтов, часы в форме шлема космонавта, делаем постеры, печатаем книги, выпускаем мягкие игрушки в виде "кофмонафтов", даже разработали лайт-версию космического скафандра, для продажи широким слоям населения. Никита Сергеевич охреневает, нет, он в глубоком шоке и у него вообще шарики за ролики уехали, уже много раз орал на Сергея Павловича, чтобы тот не занимался ерундой, а занялся делом. Однако, Сергей Павлович активно занимался ерундой. Склады забивались под завязку сувенирами и прочей околокосмической продукцией. Наконец, мы делали детские игры в космонавта, с оранжевыми детскими скафандрами без флага СССР, настольные игры "Орбитальный полёт" по правилам, похожим на данжеон-драгонс, в котторых игрокам предлагается смоделировать полёт в космос и решать вполне реальные задачи броском кубиков. Повезёт или нет!

Лично я ещё подготавливал сериал в стиле стар трек — про полёт группы военных кошмонафтов из будущего по галактике. Уже отсняли четыре серии первого сезона....

Март наступит вот-вот, а там апрель, и всё. И Гагарин, или кто-то ещё, улетят в космос. Ох, какую же масштабную и мощную программу мы разрабатывали вокруг полёта! Хрущёв топал ногами и орал, но не вмешивался — Королёв убеждал его, что всё правильно.

* * *

Товарищ Гагарин забрался в космический корабль. Он был в лёгком скафандре, развалился на ложементе и пристегнул ремни. Сергей Павлович заглянул через люк. Капсула стояла на подставке.

— Ну как, начнём?

— Начнём, — Юрий щёлкнул тумблером "Вкл. КК" — "Включить космический корабль".

Надо отметить, что почти все надписи внутри корабля составлял Шпильман. И, понимая, что это будет эпохальным, он оторвался на полную. Так, например, большая красная кнопка с надписью "АТАС!" включала систему аварийного спасения, а автоматика отключалась клавишей с пиктограммой корабельного штурвала. Шпильману показалось забавным популяризовать полёт такими забавными элементами, ну и заодно — показать миру, что тут не всё так сухо, как могло показаться.

Юрий Алексеевич достал из держателя пульт управления, похожий на старый советский калькулятор... нет, на новейший, но для шпильмана — археология. Пульт с двумя дюжинами кнопок и цифровой клавиатурой, полагалась использовать для управления автоматикой.

Тестовый полёт у Юрия Алексеевича удался на отлично — программа, загруженная в компьютер, произвела все необходимые действия и завершила полёт включением радиомаяка. На этом работа была закончена. Сергей Павлович мандражировал, а стоящий чуть ниже шпильман был горд за свою работу.

Дальше они пошли заниматься очередными тестами. А ракету Р-7 уже устанавливали на старт. Через две недели должно было произойти эпохальное событие, которое изменит всё. По этому поводу решено было рассекретить Сергея Павловича. Поэтому он был воодушевлён.

Отряд космонавтов был... очень важной вехой в истории авиации. Лучшие из лучших, при этом все относительно лёгкие, маленькие. Но после голодных лет найти таких было несложно. Сергей Павлович на их фоне выглядел монументально. В угольно-чёрном пальто, грузный, крепкий, степенный. Говорил он размеренно, и нередко отпускал колкости, едкие во многом. Как человек он был исключительным интеллектуалом и романтиком.

Космонавты собрались вокруг космической капсулы — назвать это кораблём язык не поворачивался. Мечта девушек всего союза — все красивые, сильные, лётчики-космонавты...

Они находились в ОКБ, в большом недавно построенном ангаре, где стояла техника и велась подготовка по поводу матчасти. Давид выглядел среди них почти что своим — молодой и красивый, по сравнению с остальным персоналом, среди которого моложе тридцати пяти не было никого. Давид привлёк внимание:

— Сергей Павлович, вы закончили?

— Да, Давид. Можешь забирать.

Шпильман привлёк внимание молодых людей в форме:

— Товарищи космонавты, пойдём за мной, у нас ещё работа.

— Какая такая? — спросил Леонов.

— Будем фотографироваться.

— А, ну это хорошо..

Они прошли полсотни метров и оказались у фотостенда. Большое белое полотно, рядом спутники, солнечные батареи... Фотоаппарат на штативе. Давид пояснил:

— Будем делать календарики и постеры, а так же фото в журналы. Никакого официоза. Попрошу джентльменов снять верхнюю одежду.

А дальше последовал театр абсурда на взгляд Сергея Павловича. Давид был посредственным фотографом, но всё-таки умел делать фотки, а фотошоп ему в помощь. Космонавты уже смеялись над происходящим, но фотографировались. Фотосесия была в стиле с лёгким намёком на эротику — пока ещё не космонавты слушаясь указаний фотографа, позировали. Гагарину достался снимок, на котором он, в тренировочных штанах и голым торсом держит на вытянутой руке над собой спутник-1. Давид конечно не был голубым, однако, оценил прекрасную физическую форму космонавтов и использовал это в полную силу. Сергей Павлович, наконец, когда отсняли сотни снимков, вмешался:

— И к чему эти скабрезности?

— Сергей Павлович, — Давид убрал фотоаппарат в кофр, взглянул на одевавших прежнюю форму космонавтов, — каждый из этих ребят скоро станет известным всему миру. Мечта всех девушек от четырнадцати лет, вот мы и стараемся извлечь выгоду из темы секса. Постеры, календари и прочее будет активно покупаться. Особенно если знать, что фотографируются не какие-то модели, а настоящие космонавты. Вот увидите, мы заработаем на этих фотографиях столько, что ещё на три новых ракеты хватит.

— Как-то это неправильно, зарабатывать на таком.

— Деньги не пахнут, как говорил один император, вводя налог на общественные сортиры. Тем более, это послужит нам пиаром. Хорошим пиаром, в том числе и за рубежом, и у нас.

— Если ты, конечно, уверен в этом... — Королёв пожал плечами, — но всё равно, у меня космонавты, а не модели ню!

— Труселя можно не снимать, — ухмыльнулся Давид, — кстати, о птичках, — он посмотрел в сторону толпы уже одевшихся космонавтов, — вам, ребята, полагается премия за фотосессию. Она ждёт вас у ангара.

— Премия? — один из них улыбнулся, — что, денег целый мешок?

— Нет, автомобиль. Волга, новой модели. Плюс наши ребята её прокачали... вам понравится!

Давид выдал связки подписанных номерами ключей и счёл свой долг на этом выполненным. Документы уже оформили, всё было в порядке....

* * *

*

Как же я ошибался, когда тут, на космодроме, началась свистопляска! Нет, даже не так, я и в страшном сне не мог представить, что будет твориться в день старта. Мы прилетели на самолёте. Ракета Р-7 уже стояла на старте и ждала своего единственного пассажира. Вечер уже, а утром должен был быть полёт. Утром должно начаться самое жаркое, самое сильное действо. Сергей Павлович места себе не находил, и никто не находил. Но все были на своих местах. С нами было множество военных, известные всё люди. В ЦУПе установилась ещё с вечера звенящая гомонящая атмосфера, а всеобщее напряжение можно было пощупать руками.

Погода установилась неплохая. Ветер слабый, на небе — ни следа от облаков. Проснувшись утром в восемь часов, я пошёл по стартовому комплексу. Коридоры, двери, искал Сергея Павловича. Однако, мне сказали, что он где-то катается. И действительно, перед стартовой площадкой Сергей Павлович нарезал круги на своём мазератти, распугивая техников и оглашая окрестности рёвом мотора. Я вышел, подивившись тому, что происходит с людьми. Королёв — человек не железный, и видимо, ему тоже нужно как-то сбрасывать напряжение. Ох, как он гонял, любо-дорого посмотреть. Стритрейсеры-любители и рядом не стояли. Места тут много, врезаться не во что, людей почти нет, и те ходят далеко.

Ветер доносил до меня запахи казахстанской степи. Эдакий уникальный запах пожухлой прошлогодней травы, сырой земли... хорошо, что ни говори. Судя по количеству следов от шин, Сергей Павлович уже изрядно испоганил колёса тормозами. В конце концов, он заметил меня и подъехал. Выбрался из машины, резко захлопнув дверь.

— Волнуетесь? — очевидное, конечно, но...

— Нет, я спокоен как буддистский монах, — едко ответил он, — конечно волнуюсь. Считай, труд всей моей жизни. И хотя ты уверяешь, что всё будет в порядке...

— Сергей Павлович, тут всю зиму ракеты стартовали, — я развёл руками, — уже всё отработано настолько, насколько возможно. Мы сделали всё. Шансы на аварию ниже в разы, чем раньше.

— Знаю. Вон, Грабов, скотина, меня не пустил к команде подготовки. Говорит, и без меня справятся...

— Он прав, они уже много раз это проделывали. Да и раньше нужно было что-то менять. Ставки сделаны, остаётся расслабиться и ждать результата.

— На том свете расслаблюсь, — Королёв даже обиделся немного, — так, до старта осталось два часа.

Мы синхронно посмотрели на семёрку. Белая ракета стояла на стартовом столе и вокруг неё суетились люди. Десятки людей. Готовят в космос.

— Когда волнуетесь, вспомните, каково сейчас Гагарину. Залезть в монструозную ракету, сидеть на гигантской топливной бочке и лететь в неведомые дали, куда ещё никто никогда не летал. Без гарантий, только с шансом на успех.

— Ты прав, — Королёв поджал губы.

Не любит, когда ему напоминают про других людей. Немного эгоистичен. Немного, но я его понимаю. Сейчас все волнуются.

Мы отправились к кошмонафтам, их притащили сюда всех до единого. И шпильман, куда же без него, со своими камерами, снимал и снимал. Вокруг ракеты уже не раз облетели его беспилотники. Королёв лично пошёл сообщать людям о том, что пора. Военных ту было — видимо-невидимо. Вообще, такое ощущение, что мы военного космонавта запускаем, а не гражданского...

Кстати, для справочки. По инициативе Королёва весь отряд космонавтов был переведён из военных в "Космос", как лётчики-испытатели. Пришлось расстаться с погонами, пришлось расстаться с истребителями. Однако, встала проблема подготовки их как лётчиков, и эту проблему Королёв, недолго думая, порсто спихнул на меня. Мол, я затеял, я и разберусь.

Причина такой флуктуации была проста — не хотелось демонстрировать милитаризм всему миру. У всего мира сложился образ русского как солдата с автоматом, и американцы активно форсили этот образ. Сегодня ни на ком из отряда не было военной формы, все исключительно в гражданской одежде. Стандартный мундир Космоса существенно отличался от обычного текстиля. Немного другой крой, вместо знаков различия — бейдж на груди, на рукаве шеврон с эмблемой "Космос". Одежда негорючая, хорошо защищающая от разных сред и крайне долговечная. Отлично подходит как для технической работы с чем-то, так и для рыбалки.

* * *

*

К ракете пошли всем миром. Двое космонавтов, в оранжевых костюмах, шли в окружении людей из ВВС, сотрудников Космоса, партийных бонз. Здесь же, в прямом эфире, работал журналист Глобал ТВ, показывающий происходящее. Военные отнеслись к камере и едущему за нами микроавтобусу с локатором спутниковой антенны как к диковине и не особо стремились играть на камеру. Один из них даже буркнул что-то вроде "Им, значит, можно, а нам что?". В общем, съёмочная группа не была воспринята. Сергей Павлович, как главный конструктор, генеральный директор организации, тоже провожал космонавтов на старт. Техники затерялись где-то в хвосте этой процессии — с космонавтом, Гагариным, прощались, ему желали удачи, его обещали угостить по прилёту на землю. Он зашёл на подножку стартового лифта и улыбнувшись, толкнул короткую речь:

— Товарищи! Спасибо за такое внимание, но мне уже пора лететь.

Его провожали, хлопали по плечу и обнимали. И только через три минуты Сергей Павлович отогнал всех начальственными пинками, не считаясь ни с чинами, ни с заслугами. Он наклонился к Гагарину, а камера Глобал взяла другой ракурс, расходящиеся от ракеты люди.

Потом показали саму ракету. Р-7 во всём её великолепии со скромным флагом СССР наверху. На шпиль САС какой-то балагур прикрепил красный флаг СССР. Один хрен, если сработает на земле — разницы нет.

Никита Сергеевич Хрущёв сидел в своём кабинете и с замиранием сердца смотрел на это представление. Хороший телевизор ему, кстати, подарили. Хрущёв в этот момент ел баранки и пил чай, ожидая запуска. Почти десять миллионов таких же телевизоров по всему миру быстро переключались на канал Глобал Ньюс, по которому транслировали прямой эфир. Хрущёв был немного недоволен тем, что показывали всё — и ракету, и лица космонавтов, однако, оператор словно специально выхватывал людей, пытался с ними пообщаться. Особенно много внимания досталось Герману Титову, дублёру Гагарина, который так же был облачён в костюм и считал свою поездку не более чем формальностью. Однако, он очень бодро общался с журналистами прямо в скафандре, объяснив, что он дублёр на всякий случай. Который, к счастью, не понадобился. В общем, Титов враз стал героем телеэкранов всего мира.

Тем временем Королёв поднялся на лифте наверх, к входу в корабль. Находиться тут было уже страшновато — стальные фермы, немалая высота, ветер, конструкция, казалось, качается под порывами ветра, слегка поскрипывая металлическими сочленениями. Гагарин выглядел как человек, познавший дзен. Он был спокоен и сосредоточен. Сергей Павлович вытащил из кармана пачку денег.

— Держи, — сунул в руки Гагарину пачку.

— Это что?

— Доллары. На всякий случай. Если упадёшь где-то вне союза, тебе понадобится, чтобы получить помощь от местных.

Гагарин взял пачку и поискал глазами, куда засунуть. Спрятал в большой карман на груди скафандра.

— Товарищ Королёв, а вы уверены, что всё будет в порядке?

— Нет, Юра, — Королёв усмехнулся, — но мы сделали всё, что могли. Учли столько всего, что авиаконструкторам такая работа и в страшном сне не приснится. Должно пройти нормально. Вон, весь мир смотрит, — Королёв кивнул на людей внизу, — так что теперь осталось только делать дело.

— Успокоили, — Гагарин вздохнул, — ну что, полез я.

Королёв на прощание хлопнул Гагарина по плечу и спустился вниз на лифте. У ракеты его ждала его измученная гонками машина. Его пытались перехватить журналисты, но Сергей Павлович прибавил ходу, буркнув "Всё потом". Люди потащились в автобус, а Королёв — вжал полный газ, разгоняясь до приличных полутора сотен.

Никита Сергеевич, увидев как Сергей Павлович лихо заложил вираж и со свистом покрышек подъехал к ЦУПу, подавился крендельком и кашлял не меньше минуты. Что поделать, каждый сходит с ума по-своему. Журналисты, впрочем, засняли этот заезд, сделавший и Сергея Павловича, и мазератти 3500 в одночасье мировыми знаменитостями.

С точки зрения Королёва всё было просто — адреналин прочищал мозги, давал лёгкость телу, позволял ему почувствовать себя молодым и лихим. На адреналине и думалось легко, и волнения отступали, оставляя только задор и желание показать всему миру, кто тут Главный конструктор ракет!

Дальнейшую трансляцию Хрущёв смотрел, залившись валерьянкой — такое необычное поведение Сергея Павловича он счёл вредным для имиджа страны и космоса в целом... как всегда, абсолютно неверно счёл. Ему ещё предстояло немного собрать мозги в кучку, пытаясь понять, почему Королёва так полюбили во всём мире как Лихого Русского Парня. С его старческой точки зрения такое поведение было нехорошим и мочило репутацию, но его точка зрения безнадёжно устарела и погрязла в сухом формализме.

В ЦУПе уже началось главное действо на земле. Трансляцию не прерывали, что было нонсенсом. Произойдёт ошибка — и полетит не только голова Королёва, но и много других, а о космосе можно будет забыть надолго. Однако, Сергей Павлович пошёл Ва-Банк, повысив ставки и тем самым рассчитывая на большие выигрыши.

Сам Королёв сидел в кресле, заложив руки за голову и наблюдал за тем, как техники переговариваются. Юрий Алексеевич в своём корабле-капсуле включил тумблер "ВКЛ КК". И понеслась. Проверка радиосвязи... Ещё бы, все спутники глобалнета работали как ретранслятор, ещё бы не было у Гагарина связи... Связь была чистая. Сергей Павлович, потянулся к микрофону и взяв его в руки, сказал:

— Доложить о готовности.

Понеслись многочисленные отчёты о готовности различных систем. Но в основном, конечно же, обошлись отчётом от системы-чекера, программы, которая проверила все контакты и показатели датчиков, и выдала свой вердикт — к полёту готов. Сергей Павлович, улыбнувшись, когда гомон голосов отчитался о том, что всё идёт нормально, приказал начать обратный отсчёт.

И понеслись. Из этого журналисты сделали настоящее шоу. Большой циферблат в ЦУПе, разделили картинку надвое — на одной половине экрана была ракета, на второй — картинка из ЦУПа. Отсчёт сопровождался невероятным нервным напряжением, чему способствовала смена картинки с одной камеры на другую каждую секунду. Наконец, отсчёт дошёл до нуля, Гагарин крикнул своё знаменитое поехали, ракета была освобождена из стальных тисков стартового комплекса и под ней разгорелось яркое пламя. Клубы белого дыма вырвались в стороны, ракета медленно начала подниматься, ускоряясь и ускоряясь, пока не превратилась в точку на небе.

Королёв только улыбнулся сам себе и слушал отчёты Гагарина о высоте и том, что полёт идёт нормально. Перегрузки растут. Вибрации в норме. Вращение в норме. Отклонений от курса нет...

Военные, присутствовавшие здесь, испытывали куда больше эмоций, чем Королёв — для всех них этот полёт означал медали, ордена, награды... или конец карьеры. Поэтому в ЦУПе царила очень и очень напряжённая атмосфера. Все были на нервах, один Королёв имел вид лихой и интиллигентный. Он положил ногу на ногу, покачивая ботинком с едва различимым лейблом известного итальянского ателье. Камера не могла передать это слишком чётко, но кто надо — заметили. Итальянцы вообще получили с этого полёта очень много, поскольку Королёв был ходячей рекламой Италии. У каждого свои тараканы в голове, у Королёва тоже. Американское и французское он из принципа не носил и не покупал, а вот итальянцев жаловал.

Юрий Алексеевич в это время держался как мог за поручни у плеч и стиснув зубы смотрел на альтиметр. Перед ним была практически прежняя приборная панель — "Глобус", пульт управления ЭВМ, несколько чёрных галетных переключателей, блок слегка светящихся клавиш для управления ЭВМ и несколько индикаторов — цифровой и текстовый на три строки текста. Текстовый показывал "Всё хорошо!". Немного странная жизнеутверждающая надпись, которая означала, что отклонения всех датчиков в пределах нормы. Но самое любимое гагариным — это кнопка "Сделать всё хорошо!", которая красовалась под индикатором и означала проверку всех систем и приведение отклоняющихся к норме. Шпильман отжигал.

Связь с ним не пропадала, поэтому Юрий Алексеевич, едва перегрузки окончились, почувствовал невероятную лёгкость.

— Есть отделение космического аппарата. Показание приборов в норме, — доложил он, — приём?

— Слышим тебя, — чётко и ясно прозвучал голос Королёва, — приборы вижу. Как самочувствие?

— Нормально, — Гагарин снял ремни фиксатора и взмыл в небольшом пространстве капсулы под потолок, — чувствую невесомость.

— И как?

— Легко. Приятно. Только немного голова кружится...

— Это нормально, — прозвучал голос Королёва в наушниках, — как вид из иллюминатора?

Гагарин оттолкнулся от потолка и посмотрел в иллюминатор корабля. Дальнейшее можно даже не описывать, немая сцена, полная удовольствия с обеих сторон. Юрий Алексеевич взял в руки фотоаппарат и сфотографировал землю несколько раз. Не забыл и себя сфотографировать в капсуле.

Тем временем в ЦУПе пили шампанское, угощали гостей из разных стран коллекционным вином, а Сергей Павлович и Хьярти ожесточённо спорили. Шумиха была та ещё, на неё обратили внимание даже иностранные журналисты.

— Нужно что-то сделать! — Королёв ходил из стороны в сторону, — он не выживет так долго!

— Сделаем, Сергей Павлович. Можно что-то придумать.

— Что? — Королёв остановился, — разве что ты изобретёшь волшебную ракету, слетаешь и вернёшь его обратно!

Проблема оказалась существенной. Орбита корабля Гагарина оказалась выше расчётной. Существенно выше. Изначально планировалось, что он в случае ошибки в течении максимум десяти дней остановится и упадёт обратно. Но на этот раз ситуация выходила из под контроля — летать гагарину месяц, если не больше. Слишком поздно отделилась последняя ступень ракеты. Всё-таки вывод такого объекта ещё не осуществлялся и даже при всей неплохой автоматике, никто не мог ничего сделать.

Королёв только хмуро глянул на журналистов, присулушивающихся к их спору.

— Я предлагаю подвести к нему один из наших спутников и столкнуть на землю.

— Да ты в своём уме? Тогда вообще чёрт знает как ситуация повернётся.

— Всё должно быть хорошо, — уверил того Хьярти, — как раз один из спутников идёт по близкой орбите, запас топлива у них большой, надолго рассчитан. Если включим форсаж, то сможем столкнуть его в нужной точке. Плюс-минус пятьсот километров — для большого союза это не существенно.

— А для юры — существенно, — не стал соглашаться Королёв, — у нас тут, знаешь ли, медведи в тайге живут. Будет обидно, если он со своим пистолетиком не сможет от них отбиться!

— Спокэ, — Хьярти закатил глаза, — грохнется где-то в европейской части России. Возьмём Москву как центр сброса, а дальше максимум — несколько вариантов.

— Ох, ладно, поехали, — Сергей Павлович резко развернулся, взял в руки микрофон и включил связь с кораблём.

— Юра, как слышишь?

— Слышу отлично, — отозвался с небольшой задержкой Гагарин, — пролетаю над северной Америкой.

— Юра, у нас тут проблема. Похоже ты взлетел выше расчётного. Придётся тебя обратно сталкивать.

— Ох, — Гагарин шумно вдохнул, — скажите, что это не опасно.

— Нет, это не опасно. Просто попали на миллион долларов. Хорошая новость — приземлишься ты где-то вокруг Москвы, в европейской части. Там людей больше, климат лучше.

— Хорошо, Сергей Павлович, — задорно отозвался Гагарин.

— Так, я отправляюсь в Москву, будем готовить поисковую группу, а дальнейший полёт будет сопровождать Курбатов, — Сергей Павлович посмотрел на названного заместителя, — Саш, продолжай тут...

* * *

Поскольку вылетали мы большим кагалом, плюс нужно было быть на месте срочно, с запасного аэродрома пригнали самолёт. Мало кто мог узнать в нём конструкцию более поздних боингов. Журналистов и всех желающих вылетать в Москву забрали, включая вахтовую команду. Внутри самолёта журналистов ждал ещё один шок — это убранство салона. Боинг или нет, но самолёт был намного более комфортный. Нет, даже шикарный салон. Просторный, два ряда сидений в задней части самолёта и кормфортабельные каюты в передней. У некоторых даже были раскладные спальные места, рядом с иллюминаторами, что особенно добавляло удивления. Обстановка была просто более совершенна с технической точки зрения и вылизана с дизайнерской стороны до совершенства. Это был личный самолёт Космоса, на котором перемещался Королёв и все сотрудники корпорации. Просто один раз пренебрегли им ради полёта вместе с журналистами. На этот раз гости из других стран могли только находиться в глубоком шоке.

Сергей Павлович пошёл к кабине пилотов, прямо за ней находился небольшой кабинет, наполненный радиоаппаратурой, спутниковой связью. Отсюда он мог связаться даже с Гагаринам, летающим на орбите. Хьярти сел в удобное глубокое кресло, а Королёв вовсю настраивал радиоаппаратуру. В их купе постучались — это оказался журналист Глобал ТВ, за которым по пятам шёл оператор. Журналист — молодой парень, чем-то похожий на Гагарина. Он просунул голову:

— Не дадите интервью?

— Позже, — Хьярти вытолкнул его, закрыв дверь каюты.

* * *

*

Интервью всё-таки пришлось давать. На этот раз камеру законнектили через радиоаппаратуру самолёта. Она худо-бедно, но могла передавать данные в прямой эфир, чем и воспользовался журналист, заняв одно из мест, он начал допрос Сергея Павловича.

Тем временем я, великий и ужасный, пошёл в шлюз в хвосте самолёта. Выход из него на ходу был только такой — через задницу. Мусорный шлюз, вообще-то, добавленный после многочисленных терактов и необходимости выбросить что-то с борта. Шлем закрыл лицо, показалось изображение. Я отдался на волю неба и раскинув руки в стороны, наклонился вперёд, упав с трёхкилометровой высоты. Двигатели включились и я медленно начал набирать скорость. Сто. Двести... пятьсот... тысяча... две тысячи... остановился только на скорости в три двести, направившись в сторону Москвы.

Что ж, я предполагал, что всё может выйти так, поэтому подготовился заранее. Сейчас попросил Берси дать связь с нашими людьми в ОКБ-1. Через минуту мне ответили:

— Алло?

— И вам шалом. Это Хьярти, мы летим в Москву. Готовьтесь к поискам. И не расслабляйтесь, может прилететь по шапке в любой момент!

— Понял вас, — ответил голос, — а... что нам делать? И где сейчас главный?

— Вы что, телевизор не смотрите? Интервью даёт.

Вот жеж, радости полные штаны! Благодаря своей скорости я был в Подмосковье раньше, через сорок минут. Сорок! Пол страны пролетел, земля так и стелилась подо мной. Какое же это приятное чувство быстрого полёта! При приземлении пришлось использовать невидимость. Наши люди уже приехали в Жуковский, где на аэродроме находилась наша вертолётная группа. Ох, как нехорошо вышло — ожидали то мы приземление в районе Казахстана, но там степь, если сбросим — придётся не только искать, но и рисковать — Китай рядом. А так — никакого риска. Миньоны и пилоты уже выехали, на аэродром ехала вереница машин из ОКБ и других мест, я приземлился около одной, в которой сидел миньон и забрался в машину. Волгу. На КПП нас проверили, но ничего подозрительного не обнаружили — машина проехала дальше. Тем временем уже начиналась движуха. Вереница вертолётов готовилась к старту. К сожалению, вертолёты отнюдь не поисково-спасательные. Восемь штук — лёгкие МИ-2, ещё пять — многоцелевые МИ-8. Конечно, не бог весть что, но чтобы доставить приземлившегося Королёва и съёмочную команду к месту посадки — хватит. И вывезти Гагарина тоже.

Поисковую команду пришлось собирать и организовывать мне. Пинками, угрозами и начальственным тоном, но удалось собрать из местного контингента людей, мобилизовать их для выполнения задачи. Подчинялись люди неохотно, приходилось пояснять, для чего нужна помощь и ещё убеждать их, что это сущая правда. Вон, даже по радио говорят про полёт Гагарина в космосе. Даже пустили короткое интервью с ним — две минуты, зато каков эффект!

Конечно, военные не сильно старались, зато некоторые мне помогали довольно рьяно. Это объясняется авторитетом и имиджем "Космоса". Пришлось пообещать им золотые горы за успешное выполнение задачи. Когда я закончил работу, самолёт уже приземлялся. Как положено, на военном аэродроме. Хорошо, что здесь заблоговременно был трап к нему. Спустились все без особых проблем. Я их не встречал — незачем. Сергей Павлович быстрым шагом отправился к вертолётам. Дальше гостям пути не было, только журналистам-глобалистам.

Вот кстати странность — советских журналистов... не допустили. Цензура, бюрократия, и так далее — и в итоге это событие освещает Только глобал-тв, а так же иностранные журналисты. Среди них не было ни одного советского! Запугали и зажали бедных так, что... в общем, я этому не мешал, более того, счёл очень показательным. И понадеялся, что Хрущёв сделает правильные выводы о работе бюрократической машины и ущемлении журналистики. Не вы, так мы будем первыми, а вы как хотите. Вот какой посыл.

* * *

*

Юрий Алексеевич Гагарин испытал страх. Немалый страх. Вот к чему он не привык, так это к тому, что какой-то инородный объект контактирует с самолётом. Всегда это заканчивалось плохо. Инстинкт лётчика никуда не делся, поэтому когда по корпусу что-то громыхнуло, он испугался. Ожила гарнитура:

— Юр, как там?

— Что-то дотронулось, — ответил космонавт, — не знаю, это безопасно или нет?

— Сильно ударило?

— Нет, еле чувствуется...

— Тогда всё в норме, — Королёв понадеялся, что жаропрочное покрытие капсулы не повреждено — иначе пламя прорвётся внутрь и сожжёт нахрен и Гагарина и капсулу, — Приехали! — не удержался Королёв от колкости.

Спутник — большая дурында с мощными двигателями для смены орбиты, действительно уткнулся своим главным локатором в корабль. Вогнутый локатор хорошо подошёл по форме к выпуклому боку капсулы Востока, включились двигатели и спутник, выполняя роль пристыковавшегося двигателя, полетел вниз, к земле. Конечно, после такого манёвра ретранслятор уже не сможет вернуться на свою орбиту, но да это и не так важно. Главное — топлива хватило, чтобы долететь до корабля Гагарина и поравняться с ним. Операция по сложности сравнимая со стыковкой, или даже сложнее. Чёрный шарик гагаринской капсулы падал вниз. Юрий Алексеевич посмотрел в иллюминатор и увидел пламя, охватившее капсулу. Отлетался, подумал Гагарин, смахнув пот, он связался с землёй:

— Двадцатый, говорит восток, горю. Прощайте, товарищи!

Однако, самого худшего не случилось. Перегрузки выбили все мысли на некоторое время, пока Гагарин не понял, что лежит в ложементе. Карандаш, привязанный резиночкой к маленькому крючку над его головой, мерно раскачивался из стороны в сторону. Юрий Алексеевич, к его чести, не растерялся, просто лежал и думал, хорошо всё, плохо или как всегда. Но в любом случае, всё могло бы быть хуже. Раз уж он жив. Выбил его из этого задумчивого состояния только голос в эфире. Кто-то орал:

— Восток, это станция М-1, доложите обстановку. Восток, это...

— Восток на связи, — Гагарин вспомнил о своём рапорте и ответил порядком перепуганным людям, — у меня всё как-то так. Не сгорел. Приземлился. Похоже.

— Слава богу, — ответили по рации, — восток, ждите прибытия спасательной команды. Можете выходить, вы на территории СССР. Где точно — не скажу. Скоро найдут.

— Принято.

Гагарин с превеликим удовольствием открыл капсулу и вылез. Он уже было начал паниковать, когда увидел под капсулой кровь, вылез и осмотрел происшествие. И... сплюнул, чертыхнувшись. Ноги снова обрели твёрдость — похоже, первой жертвой космоса стала безызвестная корова. Гагарин огляделся — вокруг было поле. Неплохой луг. Он стащил шлем и тут же одел его обратно — пахла убиенная бурёнка отнюдь не парным молоком. Послышался шум, гам, со обратной стороны к нему бежали люди. Две бабки в цветастых деревенских платьях, небритый худощавый мужик в фуфайке и с ружьём наперевес, а так же стайка мальчишек. Юрий Алексеевич обрадовался — значит, он сможет легко узнать место, если здесь деревня.

Люди подбежали и начался цирк, гомон, допросы кто таков и шумиха. В этой шумихе ему с трудом удалось узнать название населённого пункта и вернувшись в корабль, передать информацию в центр. Деревенские недовольствовались убийством коровы, однако, Юрий Алексеевич смог довольно быстро и легко их успокоить — чай не городской мальчик из Москвы, так что общий язык с людьми нашёл быстро, отогнал от корабля мальчишек, которые несмотря на грязь, вонь и жар, старались пощупать корабль. Отогнать их удалось не сразу, но прибежавшие мамаши за уши оттащили детвору, после чего ему по старой деревенской традиции начали предлагать выпить или на худой конец — поесть. Пришлось отказываться — мало ли что? Да и сидеть около убиенной коровы было лень, воняла слишком. Шлем — не противогаз, поэтому пришлось отойти в сторонку.

Гагарин прекрасно понимал местных — в деревне любое событие в радость, а приземление невесть кого — эту тему будут мусолить ещё годами. Как некстати прибежала бабка, владелица коровы, которая начала вопить про потерянную животинку. Местные попытались её вразумить, но похоже у бабки переклинило что-то в голове и она не желала ничего слушать, настолько, что Гагарину пришлось отгонять её от себя — бабули в этом возрасте нередко уже малость умом трогаются, и этот случай не был исключением. Её пытались вразумить, её пытались оттащить, но бабка не сдавалась и с упёртостью танка пыталась обвинить всех в потере кормилицы. Этот театр абсурда закончился только при появлении вертолётов. Сразу пять вертолётов, которые прилетели с запада, сначала послышался далёкий гул...

Стоит сделать одно маленькое, но очень интересное наблюдение. Вертолёты, как вид авиации, в советском союзе никто всерьёз не воспринимал. Конечно, милевский МИ-6 показывал серьёзные характеристики, но всё равно, о том, чтобы вертолёт стал серьёзным транспортом — и речи не шло. Не было ещё войны в Афганистане, не было войны во Вьетнаме, утвердившей вертолёт, поэтому "Космос" сумел создать целую авиацию на основе этого маленького, но очень значимого перегиба в сознании людей. В то время, как во всех развитых странах вертолёты переживали бум своего развития, в советском союзе всё зависело от чиновничьего аппарата, аппарата уже довольно старого. И если реактивную авиацию с её скоростями и грозным грохотом двигателя воспринимали более чем положительно, нелепые с точки зрения советских военных машины, ненадёжные и более сложные в пилотировании, не принимались всерьёз.

На балансе космоса состояло больше ста вертолётов, которые активно клепались Хьярти. Самым массовым из них был МИ-8 особой, мощной модификации, одной из последних модификаций. Второе место занимал вертолёт собственной конструкции, частично скопированной с MD, частично разработанный собственноручно. Без рулевого винта, на четыре места плюс багаж, с хорошей дальностью и надёжностью. Этот вертолёт стал самым употребительным воздушным членовозом, на котором Королёв перемещался между своим ОКБ, аэродромами и местами базирования космонавтов. Такой богатый вертолётный парк скорее вызывал недоумение, нежели понимание, в любом случае, полёты вертолётов над Подмосковьем ПВО игнорировало полностью. На воздушные трассы они даже близко не залетали, и ладно.

Пять МИ-8 подлетели к ним, первым приземлился, обдав собравшихся деревенских жителей ветром, вертолёт с Королёвым. Сергей Павлович спрыгнул с подножки зависшего вертолёта и присвистнул, посмотрев на место посадки:

— Ну ты и снайпер, юра. С такого расстояния в бурёнку попал...

— Я не специально, — ответил Гагарин.

— Знаю. Не ты управлял, видать, у кого-то на судьбе написано стать первой жертвой нашего освоения космоса. Надеюсь, и последней.

* * *

В клубе "Звезда Союза" понравилось всем. Американские представители, которых позвали отметить наш триумф, были в некотором шоке от происходящего. Там дискотека, там вечеринка, люди танцуют, слушают музыку, пьют коктейли в баре. Девушки в провокационно коротких юбочках разносили коктейли, а Гагарин только сейчас расслабился.

Я уделял больше внимания деталям, нежели тому, вокруг чего они накручены. Полетел и полетел в космос, с кем не бывает? Нет, первым был именно он, вот только — нужно это всё правильно обставить. Вечеринка должна быть шумной, красивой, торжественной, без официоза и запаха нафталина. Именно такой она и получилась. Сотни человек, работавшие над полётом Гагарина в космос, собрались здесь, и всего двадцать человек не имеющих отношения к космосу. Командующий ВВС, Хрущёв, министр обороны, приглашённый нами на вечеринку посол штатов. Поползновения Хрущёва вылезти на трибуну и начать задвигать свои речи мы пресекли в зародыше. Пусть лучше делает это на съездах, там собираются такие же ущербные, а здесь — вечеринка. Не место.

Хрущёв вообще оставил лично у меня впечатление человека, отставшего от жизни и безнадёжно потерявшего связь с реальностью. Он был готов даже в сортире своему отражению в зеркале задвигать про преимущества социалистического строя, при этом вопросы решал — как топором махал. Видно, он дурак. Со стороны действия таких людей как я, Королёв, или Сталин, у которого Хрущёв учился, выглядят действительно топорно. Этого расстрелять, этого туда, этого сюда... но за каждым телодвижением стоит тонкий расчёт, и мы тонко чувствуем, когда нужно намекнуть, когда рубануть. Хрущёв же имитировал стиль уверенного человека, вернее, то, что он из этого стиля увидел и понял, насколько ума хватило.

Мне удалось с ним пообщаться где-то на втором часу тусовки. Хрущёв сидел в кресле в "коньячном" крыле и был уже немного поддат. Остальные не мешали ему, общался он с каким-то техником. Я прервал их разговор, протекающий крайне вяло и подсел.

— Не помешаю?

— Нет, — ответил техник, слегка смутившись, ведь не он здесь главный. Я благодарно ему кивнул. Сел, посмотрев на Никиту Сергеевича, спросил: — как вам наша вечеринка?

— Не понимаю, зачем это всё?

— Товарищ Хрущёв, как вы думаете, как выглядит советский строй глазами американца?

— Это тут при чём?

— При том, что Гагарин свою миссию выполнил. Поболтался в капсуле и вернулся. Толку немного. Главный эффект — пропаганда.

— Ну... — он задумался, — к чему это ты?

— К тому, что в Америке, да и во всём остальном мире совершенно другие понятия. Советский строй со стороны выглядит как милитаризм плюс бюрократия. Разум человека легко фильтрует информацию, поэтому среднестатистический американец даже не может советские вечерние новости досмотреть до конца, это дикая мешанина из пафоса, клишированного, однообразного языка и постановочных кадров, не несущая какой-либо интересной информации. Такое ощущение, что скрестили сотню самых занудных бюрократов и получился в итоге типичный советский человек.

— А тебе то откуда знать?

— О, забыл представиться, — я улыбнулся, — генеральный директор Глобал Телевижн, Хьярти Николсон, — улыбочку давим, — вернусь к нашим баранам. Так вот, всё, что мы делаем, будет воспринято с восторгом! Американцы ценят свободных людей, лихих, смелых, удачливых, умных и хитрых. Они легко чувствуют фальшь, поэтому шанс достучаться до сердец с официальщиной — нулевой. Мы хотим показать, что люди в этой стране живут свободно. Веселятся, гоняют на машинах, влюбляются, летают в космос, мечтают о будущем. Это не сухие забитые винтики гигантской машины удушения, загнанные в строгие рамки поведения, за которые выходят только отщепенцы.

— Отщепенцы... — Хрущёв задумался, я слегка давил ему на мозги, вместе с разговором, — отщепенцы есть, без них никуда. Но к чему эта вот вечеринка? Не спорю, место тут красивое, да и музыка задорная играет. Но толку?

— Толк будет огромный. За границей не лучшего мнения о советском союзе. И надо отдать должное, во многом их мнение не сильно расходится с реальностью. Американцев не впечатлить ни мега-стройками, ни великими сооружениями, они индивидуалисты. Слышали про американскую мечту?

— Слышал. Что-то связанное с богатством, заработать денег, кажется. Неудивительно, — Хрущёв саркастично ухмыльнулся.

— Нет, совсем нет. Америку основали мигранты, приехавшие со всего света. Поэтому сформировалось такое понятие, как американская мечта — начать жизнь заново, начать её хорошо. Завести бизнес, обзавестись домом, двумя машинами, семьёй, в общем, стать успешным человеком. Каждый может понимать это по-своему. Например, самореализоваться как художник или поэт, или заработать миллионы, или просто завести дом, собачку, красивую машину и двух детишек. Самореализация — вот американская мечта. Ради неё едут в Америку со всего света, чтобы получить то, что хочешь. То, чего достоин. Америка даёт возможности тем, кто до этого жил в стране, в которой возможностей для самореализации нет, и достойный большего человек вынужден довольствоваться малым.

— И к чему ты это говоришь?

— В таких условиях, в условиях, в которых народ самореализуется, правительство воспринимается иначе. Это не вездесущая сила, которая всем руководит, от выдачи хлеба до полётов в космос, а какие-то люди, которые выполняют общеполезную работу. Но они не народ. Поэтому то, что американцы видят в СССР, их как минимум — пугает. Это похоже на оккупацию страны государством, политиками и бюрократами. Человек, будучи рождён свободным, становится заложником машины государства. Он ездит на работу, на которой работает за стандартную зарплату и делает стандартные вещи, живёт в стандартной квартире и ест стандартный хлеб, утверждённый ГОСТом. С точки зрения американца советский союз — это антиутопия. Мир кошмара, в котором человека, как личность, окончательно убивает монстр бюрократии. А весь этот пафос, съезды, полная стандартных фраз речь с трибуны, всё это — торжество бюрократократии. Власти чиновников. Власти бумагомаров над здравым смыслом, логикой, человеком. Без бумажки и человека за человека не примут

Помнится мне, что коммунисты, приходя к власти, были как раз таки ярыми противниками гигантского госаппарата чиновничества? Упразднили министров, и именно народом представлялись? Рыцарь убил дракона и занял его место, став новым драконом. Всё это уже было во времена французской революции. Когда ярые борцы с королём сами стали ужасными тиранами, и их казнили на той же плахе, на которой казнили короля Людовика с его женой и любовницами. Эта вечеринка — попытка показать, что у нас ещё не всё потеряно. Что в советском союзе умеют развлекаться, веселиться, радоваться. И не только установленными сверху фразами и в установленном порядке, но и искренне.

— Ты говоришь как диссидент, — недовольно буркнул Хрущёв.

— Диссиденты бывают двух видов. Одни — говорят по делу. Вторые — критикуют потому, что их чем-то обидело правительство, или они не нашли себя в другом месте, и хотят таким образом самореализоваться, обвинить в своей неудачной жизни обстоятельства. Я, как вы наверное заметили, не русский, не советский гражданин и весьма успешный человек. Директор гигантской телекорпорации. В моих руках умы сотен миллионов людей по всей планете, поэтому второй вариант отпадает.

— И что ты до меня хочешь донести? Что советские люди не умеют радоваться? Ты же видел, какое ликование сегодня во всём союзе.

— Во всём мире. Я постарался, — улыбнулся, — но да, я хочу донести, в том числе и до вас, что лихачество Королёва было воспринято как признак свободы личности. С радостью, с удовольствием. Вечеринку эту воспримут с радостью. А умные люди посчитают, сколько денег Королёв заработает на всяких игрушках и сувенирах, и тоже воспримут это как признак предприимчивости и эффективности. В советском союзе не любят тех, кто выделяется. Но это наследство тяжёлого крестьянского существования, менталитета, выработанного веками, которые люди ограничивали себя, недолюбливали барей и жили "как все". На западе и во всём мире с точностью до наоборот. Стандартные серые неяркие личности вызывают раздражение и неприязнь. А ярких, харизматичных, ведущих себя нагло и смело, показывающих, что они могут позволить так себя вести — любят.

Хрущёв говорил мало, больше слушал. Что и неудивительно, учитывая, что он уже поддал коньячку. Однако, пришло его время. Стоило мне договорить, он разразился речью, смысл которой сводился к тому, что наши поезда самые поездатые, и советские люди умеют самовыражаться и показывать себя. Что ж, я думаю, он понял основной постулат. Послушав его пару минут, я уплыл из-за его столика прочь. Хорошо, что у нас вечеринка в "узком" кругу, без партийных бонз. По крайней мере, таких было мало и исключительно полезные, правильные люди.

Разговор с Хрущёвым, который больше напомнил мне ликбез по основам американской точки зрения... Я всегда думал, что Хрущёв не может же быть настоящим дураком? Придуривается! Но вспомнилась фотография, на которой он и его жена в гостинице в Америке. Американский президент с первой леди и Хрущёв с первой леди. Естественно, первая леди Америки выглядела красиво, элегантно и утончённо, а жена Хрущёва — в толстая, в безвкусном деревенском цветастом халате... ещё бы шлёпки с носками одела!

В общем, думал-думал, так и не понял, неужели можно руководить государством, будучи настолько наивным, чтобы не иметь даже представления о том, как мыслят и что ценят политические конкуренты? Мне приходилось всегда очень тонко вникать в особенности разных стран, чтобы зарабатывать на них деньги. И я точно знал, какой товар воспримут положительно японцы, какой — китайцы, какой вызовет раздражение в северной Европе, а какой — вызовет недоумение в южной Америке.

Такова особенность международного бизнеса, нужно уметь смотреть на ситуацию даже не с разных точек зрения, а с поворотом на все триста шестьдесят градусов по всем осям — чтобы даже самая заковыристая точка зрения не ускользнула от взгляда! Неужели, Хрущёв не понимал, как смотрит на всё это среднестатистический янки? Он мог бы стать любимцем американского народа похлеще Кеннеди... хотя нет, похлеще Кеннеди не удастся — Джон был типичным любимцем. Симпатичный, молодой, улыбчивый, смелый и харизматичный. Наглядная иллюстрация того, о чём я говорил. Продукт американской мечты.

В общем, я сделал вывод, что Хрущёв уже как человек застоялся и просто не ломается. Не способен гибко воспринимать реальность, поэтому крайне резок, я бы даже сказал — примитивен. Во многом из-за того, что его молодость и зрелость пришлась на период правления таких же политических "Рубак". Или Сталина, но Сталин по моим данным был очень разнообразным. Иногда дело было намёками, иногда тонко троллил конкурентов и собственных подчинённых, иногда резко рубил где надо. Семь раз отмерив.

Эх, с таким генсеком и врагов не надо!