Ленивый засранец

Часть I

Я, Тьма

Глава 1

Все началось в мой восемнадцатый день рождения. Хотел отметить дома, но друзья чуть ли не силой уволокли в парк. Мол, фигли киснуть в квартире, совершеннолетие один раз бывает, надо потусить, чтобы на всю жизнь запомнить. Так и вышло — до гроба не забуду все, что потом произошло.

Неплохо посидели в кафешке: пиво, шашлычки, музыка, все как надо. Собрались уже расходиться, но Леха заметил хреновину, на которой альпинисты тренируются, такой столб с разноцветными упорами. А Лехе если дурь в башку ударит, хуже сектанта становится. Начал нудить:

— Пошли наперегонки полазим. Ну пошли. Ну гоу на спор. Ты же мужик теперь, в армию скоро.

А я объевшийся, упившийся... та-а-а-а-ак лень не то что куда-то лезть, а с кресла встать. Но приятеля поддержали остальные, стали брать на слабо, хотя прекрасно знали, что на слабо меня брать бесполезно, мне слабо вообще все. И тут Катюха — пьяненькая и растерявшая всю скромность — внезапно повысила ставки.

­­— Кто победит, — глупо хихикнула, — того поцелую.

Гормоны вступили в неравный бой с пофигизмом и к величайшему удивлению победили. Уже тогда стоило насторожиться — мол, не к добру это, аномалия какая-то, но взгоряченная пивом кровь вымыла из мозга последние крохи самосохранения. В общем, подошел к этой дуре — к столбу, не к Катьке, хотя было у них что-то общее, — башку задрал, ладонь приставил козырьком. Высоко, чтоб ее, метров десять. Ну ладно, раз такое дело, то побороться за главный приз стоит.

Рыжий парень с сумкой через грудь нацепил на нас страховку и пожелал доброго пути. Уже сейчас, прокручивая в памяти события того рокового дня, припоминаю, что выглядел сотрудник парка донельзя странно — подозрительно осанистый, ухоженный и со слишком умным для занимаемой должности лицом. Будто минуты назад сменил стильный деловой костюм на протертые джинсы и футболку, сидевшие на нем как попона на козе. Но и второй звоночек я благополучно проигнорировал и, плюнув на ладони и собственную безопасность, полез добывать Катькин поцелуй.

Леха низенький и полноватый, он и трезвый улитку не обгонит, а я тощий, долговязый, распластался на столбе как паук и попер изо всех сил. До середины долез, глянул вниз — соперник далеко: покраснел, взмок, еле дышит. Ну и поделом, будет знать, как Леню Ленивца подначивать.

Добрался до самого верха, махнул рукой ребятам, мол, аплодисменты чемпиону. А ты, Катюха, готовься — скоро спущусь и займусь тобой как следует. Тут-то бы в третий раз тревожный звоночек расслышать да меры принять, пока не поздно, ибо на макушке столба вроде все как прежде, а на земле что-то странное творится. Замерли все как парализованные, хотя вот буквально только что свистели да смельчаков подбадривали, а теперь ни шороха, ни движения — словно не на друзей смотрю, а на фотографии. И то ли ветер виноват, то ли хмельная голова, а может расплывшийся в странной улыбке рыжий тип с непонятной штуковиной в руке, но ваш покорный не удержался и камнем рухнул вниз. Хотя какой, блин, ветер на такой высоте, да и выпил не так уж много, а руки сами по себе разжались, обмякли что резина.

Но мне по барабану: лечу — хохочу! Страховку-то надел, не разобьюсь. И тут слышу треск — сухонький такой, как из пистолета пальнули — ага, ремень лопнул. Даже сообразить ничего не успел, голова опустела вмиг, помню только удар в спину — как будто ногой со всего размаху врезали, и пустоту в легких — ни вдохнуть, ни кашлянуть. Глаза выкатил, рот распахнул, боль невыносимая, аж в глазах рябит. И никто на помощь не спешит, хотя в это время парк битком набит — только рыжий хрен надо мной навис и веки раздвинул — а пальцы холодные, что лед. Я пытаюсь крикнуть: что стоишь, помоги, а даже сипеть не получается, голова кругом, всего трясет. Парень встал и странную штуковину к уху поднес — ну наконец-то, хоть догадался "скорую" вызвать. Тут-то я на радостях и отключился.

Очнулся от шлепанья капель по лицу — холодных таких, осенних. Первая мысль — неужели до сих пор в парке валяюсь? Допустим, врачи еще не приехали, но можно же хотя бы под навес пострадавшего отнести, а не оставлять под проливным дождем! Друзья еще называются!

Встал, морщась от тупой боли в затылке, огляделся. Вокруг поле — не пшеничное, а дикое — зеленый ковер до самого горизонта, разбавленный вкраплениями белых цветков: не ромашки, а чуть мельче, а над ним — громадная косматая туча цвета кофе с молоком. Хлещет как из брандспойта, шквал едва с ног не валит, а на мне джинсы и белая футболка. Хорошо хоть недалеко палатки стоят — здоровые такие, как шатры.

Вторая мысль — какие нафиг палатки? Какого лешего тут торчат серые ряды куполов и кто, а главное зачем их поставил посреди чиста поля? И тут до меня дошло. Хозяева долбаного аттракциона подумали, что я помер, побоялись связываться с ментами и тайком спрятали "труп" за городом. А шатры, наверное, толканутые поставили — фестиваль устроили, понимаешь ли, исторической реконструкции. Впрочем, пусть лучше уж эти ребята, а то у нас и волки водятся, и медведи.

Я спрятал окоченевшие пальцы под мышками и пошел к палаткам, чавкая по щиколотку в грязи и сгибаясь под ревущим ветром. Вроде ничего не болит, дышится относительно легко (точнее, насколько позволяет буря в рожу), идти не тяжело — значит кости целы. Удачно, однако, приземлился, жаль сознание потерял, ищи теперь дорогу до дома.

У переднего ряда палаток, опираясь на алебарду, стоял мужик в вороненых латах. Как ни в чем не бывало подошел к нему, помахал ладонью перед решетчатым забралом и крикнул, пересиливая непогоду:

— Эй, сэр Ланселот! Есть позвонить?

Рыцарь проявил к страдальцу чуть больше внимания, чем к пустому месту. То ли вжился в образ хмурого часового, то ли общаться с посторонними игрокам запрещено. Меня ни первый, ни второй расклад не устраивал — мне, простите великодушно, не до игр, еще пара минут и подхвачу воспаление легких. Поэтому постучал кулаком по панцирю и рявкнул во все охрипшее горло:

— Владыка Арагорн, дай мобильник!! Мне не до ваших приколов, я тут встрял знатно! Слышишь?!

Ноль эмоций. Как говорится, хочешь жить — умей наглеть. Рывком поднял забрало и хотел уже заорать прямо в морду, чтобы разбудить наконец совесть заигравшегося идиота, но чуть сознание не потерял— бородатый амбал дохнул на меня термоядерной смесью перегара, чеснока и гнилых зубов.

— Фу, блин. — Я отшатнулся и уткнул лицо в сгиб локтя. Похоже, фестиваль изрядно затянулся, раз от бравого паладина несло сильнее, чем от столичного бомжа.

Как оказалось, вояка спал. Стоит отдать его выучке и самоотверженности должное: дрыхнуть стоя в полных доспехах — это уметь надо. Еще бы умел просыпаться, когда тебя умирающий от холода парень колотит по броне — и цены бы ему не было.

— Ну и хрен с тобой, — буркнул я и подошел к ближайшей палатке.

Откинул полог — мама дорогая! — вонища как от часового, только крепче раз в десять, с непривычки аж в глазах помутнело.

— Ау! — рявкнул, прикрывая рот ладошкой, чтобы ни один миазм, упаси Хаос, не попал внутрь. — Хватит спать! Помощь нужна!

И тут такое началось — ни сказать, ни пером описать. Отовсюду загремело, загрохотало, залязгало, меня за секунды окружила толпа с мечами наголо, и прежде чем успел рот открыть, повалила, спеленала и куда-то поволокла. Крики: "отвалите, я с вами не играю!" ни на кого не произвели должного эффекта.

Прямо по грязище проволокли (вернее — пропахали) в самый большой шатер и привязали к тяжелому деревянному стулу. Здесь, похоже, ролевики разбили штаб — напротив стоял заваленный свитками стол с чернильницей и связкой перьев, а за ним — растянутая на мольберте карта.

Вскоре в шатер вошла девушка в кожаных штанах, стеганой рубахе, побитом и оцарапанном латном нагруднике и синем плаще. На вид ей было около двадцати пяти, узкое лицо со впалыми щеками можно смело назвать симпатичным, но в то же время внушающим страх, ибо выражение его такое, словно я убил любимого дедушку воительницы особо жестоким образом. Большие серо-стальные глаза под навесом густых бровей смотрели цепко, подозрительно — так следователь сверлит отказывающегося колоться рецидивиста, или инквизитор — еретика. На высоком лбу, острых скулах и подбородке белели старые шрамы, похожие на присохшие спагетти. Светлые волосы заплетены в косичку до середины спины, на широком поясе — ножны с длинным, в полторы руки, прямым клинком.

— Кому служишь, шпион?! — гневно процедила незнакомка, нависнув надо мной и водрузив мысок высоких кавалерийских сапог на стул, аккурат между моих ног и в опасной близости от причинного места.

— Я в ваши игры не играю! — попытался отползти от заляпанной грязью обуви, чувствуя неприятный зуд в паху. — Я заблудился...

— Молчать! — Щеку обожгла звонкая пощечина и хвала богине Хаоса, девушка не носила кольчужные перчатки.

— Совсем охерела?! — Я аж задохнулся от такого беспредела, трясясь от расползающегося по телу гнева. Игры играми, но подобный реализм — перебор даже для реконструкторов.

— Заткнись! — Фурия ничтоже сумняшеся хлестанула по второй щеке. — И отвечай на вопрос.

— Млять, вы тут грибов обожрались что ли?! Я не из вашей тусовки, алё! Просто мимо проходил!

— Да-да. — Мучительница хищно ощерилась, обнажив на удивление белые и ровные зубы — правда, без левого верхнего клыка. — Все шпионы именно так и говорят.

— Но это правда!

— Откуда ты? — Она присела на край стола, как злой коп из дешевого полицейского боевичка, и скрестила руки на груди.

— Из Москвы!

­— Какой такой Москвы? — ее бровь выгнулась, как потягивающаяся кошка.

— Господи... — взмолился я, подняв глаза к шатающемуся своду. — Ну хватит уже, не смешно! Развяжите, дайте вызвать такси и я сделаю вид, что вот этого вот всего не было!

Острый окованный сталью мысок впился пониже колена, и тогда-то я понял, что пощечины и тычки — это вообще не боль, а так, дружеские похлопывания.

— Сука... Я вас, екнутых, из-под земли достану... — прокряхтел сквозь стиснутые зубы. Из-за веревок не мог коснуться ушиба, из-за чего боль ощущалась в разы сильнее.

— Отвечай, — тоном госпожи из тематических фильмов протянула солдатка. — Не то хуже будет.

Я прокашлялся и тряхнул мокрыми патлами:

— Серьезно, хватит... Это уже ни в какие ворота.

Палач самодовольно хмыкнула.

— Я только начала. И если не скажешь правду — отрежу палец.

Она вытащила из-за голенища кинжал и ловко подбросила на ладони. По ее взгляду я понял — это не шутка.

— Слушай, не усугубляй, — затараторил в ответ, во все (пока еще) глаза пялясь на блестящее покачивание лезвия перед ходящей ходуном грудью.

Мучительница хмыкнула.

— А ты неплохо обучен. Но я колола проныр и покруче.

Девушка прижала мою ладонь к подлокотнику и занесла клинок. Я перестал чувствовать тело, балансируя на грани сознания. Взмах, удар, глухой стук. Я раскрыл рот, но не смог издать ни звука.

— Ох. — Она поднесла к лицу острие с нанизанной щепкой. — Ну надо же — промахнулась. Сейчас прицелюсь получше, а ты можешь успеть все рассказать.

Эти ребята либо реально обдолбавшиеся, либо тут что-то иное... В памяти тут же всплыли жуткие истории о людях, внезапно пропадающих из мест, откуда крайне тяжело незаметно исчезнуть. Например, с борта летящего самолета: в таком-то городе человек сел, а по прилету его и след простыл. Ищут пожарные, ищет милиция, ищут и никак не могут найти... Да что там эти страшилки, взять хотя бы миллионы однотипного чтива про попаданцев, написанного как под копирку: обычный русский студент Вася упал, очнулся — эльф.

— Меня зовут Леонид Петрович Ленский, — как можно серьезнее и четче проговорил я. — Восемнадцать лет, москвич. Учусь на журналиста. Люблю читать и играть в компьютер. Отец — военный корреспондент, мать — бухгалтер. Никогда ни за кем не шпионил... кроме соседки из дома напротив.

Брови сошлись у тонкой переносицы:

— Кто такой журналист?

— Человек, который пишет статьи в газету.

Девушка продолжила хмуриться, несмотря на простой ответ на не менее простой вопрос.

— Что такое газета?

Я был готов разораться от ее тупости, но держался из последних сил, все сильнее подозревая неладное.

— Газета — это свитки с новостями.

— Хм... А что за игра такая — компьютер? Вроде карт или костей? Никогда не слышала. Наверное, заморская. А ты тогда — заморский шпион.

Я запрокинул голову и шумно выдохнул:

— Слушай, давай так... Скажу все, что тебе нужно. Подыграю в вашем спектакле, а вы меня отпустите. Лады?

Безобидное предложение почему-то разъярило дознавательницу, и она врезала по стулу, лишь чудом не опрокинув пленника:

— Не увиливай, червяк! Говори правду, и я обещаю тебе быструю смерть.

Я опустил глаза и обреченно проворчал, устав от бесконечного переливания из пустого в порожнее:

— Делай, что хочешь. Я не могу сказать то, чего не знаю.

Воительница смерила меня надменным взглядом и хмыкнула:

— Поверь, после пары-тройки отрезанных пальцев будешь знать все, что нам нужно.

Она снова вскинула руку, я зажмурился, готовясь к неизбежному, как вдруг снаружи раздался вопль:

­— Борбо!

Сперва показалось, что кто-то потерял собутыльника, то ли разучивал "заклинание", но девушка напряглась, — хотя казалось — куда еще, — выхватила меч и пулей вылетела из шатра. Судя по звукам, началась знатная заварушка: от лязга, топота и воплей звенело в ушах. Видимо, толчки из соседнего лагеря затеяли бугурт с утра пораньше и напали, едва опохмелившись. Вот же угодило нарваться на этих поехавших, а ведь у меня даже прикида фэнтезийного нет — видно же, нормальный парень, ну чего пристали как шайка гопоты? Дебилы, чтоб их.

Поерзал немного, попытался устроиться поудобнее. Руки-ноги затекли до полного онемения, от холода и страха стало тяжело дышать. Пара рыцарей — один в вороненых латах, другой в светлых — ввалились в палатку, размахивая огромными двуручными дрынами. "Свой" промахнулся и развалил стол надвое, чужой толкнул стул задницей и опрокинул на бок, чуть не наступив мне на голову.

— Осторожнее, придурки!

Кто там слышал — звон стоял как на колокольне. После недолгой и довольно неуклюжей схватке, похожей на танец огромных жуков, налетчику удалось сбить врага с ног. Думал, на этом все и кончится, ведь по правилам кто упал — тот проиграл, но "светлый" наступил "темному" на грудь, перехватил меч острием вниз и принялся колоть в шею, да с такой яростью, что аж рычал и брызгал алой слюной. Дважды острие соскальзывало со стальных пластин, но на третий угодило точно в цель. Из рассеченной артерии брызнул фонтанчик, обдав меня горячим каплями. Облизнул губы — на вкус кровь, причем явно не бутафорская. Да кто и зачем будет заморачиваться с голливудскими спецэффектами на разборках местечковых толчков?

К счастью, хватило ума и силы духа прикинуться трупом — попробуй лежать ничком, когда вокруг наркоманы устроили резню. Да и видок подходящий: привязан к стулу, лицо перемазано красным — очевидно, помер на допросе. Но воин даже не взглянул в мою сторону и с безумным ревом ринулся в бой. Эх, так бы и лежать, пока уроды упоенно режут друг друга, но кто бы не победил — мне кранты при любом раскладе. Косичка наверняка решит, что это я привел врагов. Если же победят "темные", то наверняка тоже станут задавать вопросы, на которые нет ответов. Надо валить, но как?

Огляделся, насколько позволяла поза. Рядом с обломками стола валялся крохотный ножичек для заточки перьев. После падения путы слегка ослабли, и я сумел, ободрав кожу до мяса, выпростать руку.

С грацией опокинутой улитки подполз к обломку доски, а им уже подкатил поближе ножик. Разрезал веревки, по-пластунски нырнул под полог и со всех затекших ног рванул в лес и бежал, покуда не закололо в селезенке: мимо высоченных деревьев, сквозь кусты, через валежник. Как ничего не сломал и не выколол — загадка, не иначе сама госпожа удача за шкирку провела.

Уселся меж корней, зажмурился. Внутри все горит, снаружи — ломит, то жарко, то холодно, отдышаться не могу. Над головой гулко стукнуло, поднял глаза — стрела торчит. И в кустах подозрительные шорохи.

— Руки вверх! — раздался сиплый голос.

Ну уж точно не песню заказывает — пришлось подчиниться.

— Бросай нож!

Да и пожалуйста.

Ко мне подошла троица протокольных рож, похожих на известных гайдаевских персонажей: один жирный и злобный, второй крепкий и ехидный, третий тощий, рыжий и на вид тупее макаки. Все в лохмотьях, заросшие, от сопревших портянок за километр несет — и как только не учуял?

— Гони деньгу! — рявкнул ехидный.

Пошарил по карманам, но ничего ценного не нашел. Кажется, меня не просто в лес вывезли, но и обобрали заодно — ну а зачем мертвецу мобила, правильно? Хотя в то, что вокруг на самом деле Подмосковье, верилось все меньше и меньше.

Выудил сложенный вдвое стольник, протянул разбойнику. Тот поднес банкноту к лицу, смял и швырнул обратно.

— На кой хрен мне картинка, дурак?! Деньгу, говорю, гони.

В заднем кармане нашлась десятирублевая монета. Голодранец укусил ее и снова швырнул в меня.

— Хватит мусор совать!

— Ну извините, — как можно спокойнее ответил я, хотя был готов взорваться и придушить уродов голыми руками. Эх, не быть мне героем сказки: от одних дегенератов еле ушел и шаг спустя на других нарвался! — Золота нет.

Упыри переглянулись и осклабились:

— Тогда в рабство продадим! Вставай!

— Лениво. — зевнул и решил про себя — будь что будет. Всё достало, все заколебали, сил никаких не осталось. -Вам надо — вы и несите.

— Ах ты наглая морда... Ну сейчас я тебе язычок-то укорочу.

Ехидный потянулся ко мне ржавым кинжалом, и тут случилось невероятное и малообъяснимое — я взмахнул рукой, прикрывая голову, и негодяя буквально ветром сдуло. Ревущий шквал поднял его и впечатал в дерево, а подельники недолго думая дали стрекача, вопя что-то про магию и колдовство. Я посмотрел на ладони и не поверил глазам — под кожей ползали тонкие искрящиеся черви, похожие на электрические дуги.

— Ничего себе,. — покрутил руками перед лицом, любуясь переливами молний. — Круто, но пора домой. В гробу видал это фэнтези.

Мне и моей беспокойной совести изрядно повезло — бандит выжил, а я не взял грех на душу в первый час пребывания в чужом мире. Растормошив гада, велел сопроводить свое попаданческое величество в город или какое-нибудь село, где можно перекусить и согреться.

— Знаю только трактир на перекрестке, — прохрипел Ехидный. — Там подскажут.

— Сам что ли не местный? — нахмурился я.

— Всю жизнь в деревне прожил, а потом ее сожгли. Вот и скитаюсь по лесу.

— М-да... — и что тут скажешь? Вроде ситуация страшная, но подбадривать лиходея совершенно не хотелось. — Тяжелая судьба.

— Сейчас у всех судьба тяжелая, ваш'родие.

Мы шли, шурша мокрыми листьями, под навесом переплетших ветви крон. В таком густом лесу и ярким днем темно, а в пасмурную погоду и вовсе кажется, что вот-вот наступит ночь. Щупальца тумана — еще зыбкие, полупрозрачные, не набравшие силу — протянулись над жухлой листвой, зазмеились меж корней, а к скрипу и шелесту добавился далекий вой неведомого чудища.

На спину высыпали мурашки, ноги сжались, напряглись, приготовились к бегству, и стоило немалых усилий унять нарастающую панику. Если помчать куда глаза глядят — точно угодишь в пасть к зверю, а мужик, пусть и душегуб, но все же знает дорогу и вряд ли вздумает повторить подвиг Сусанина — видно, что до смерти боится колдунов.

Колдунов...

Да, по закону жанра мне обязан перепасть либо калаш — и привет насаждение прогресса огнем и мечом, либо магическая сила для... для чего? Допустим, я попал, а сомневаться в этом уже не приходится, но не просто же так, забавы ради? Каждый день люди погибают тысячами, и среди них найдутся в сто раз более достойные, чем я, но не всем же доведется очутиться в иной вселенной?

Или всем?

Быть может, это и есть загробный мир?

Чтобы не ломать и без того больную голову философией и прочей метафизикой, решил обсудить с проводником дела насущные. Коль оказался черти где, неплохо бы узнать, кто тут с кем и за что воюет, дабы снова не угодить в пыточную или того хуже — на костер. Мало ли, вдруг здесь чародеи вне закона и за малейшее колдунство сжигают без суда и следствия? Начал издалека:

— Что тут вообще у вас творится?

— Тоже нездешние, господин чародей?

— Угу, — раздраженно бросил в ответ. — Заклинание телепортации неправильно прочитал.

— Понятно. Ну, значится, вы попали в королевство Герадию. — Попал... и этот сморчок туда же. — Сорок лет нами правил добрый честный король. Славные времена были, еж их медь. — Разбойник шмыгнул и смачно харкнул. — Мясо раз в неделю. Овса — хоть объешься. И налоги низкие — всего-то две десятины. Благодать! Золотой, мать его, век. Но вот беда — не было у Василя Великого детей. Даже ублюдков. Ни одну шалаву не обрюхатил, хотя в молодости под каждую юбку лез.

— Не отвлекайся.

— Простите, ваш'родие. Костлявая пришла — кому трон отдать? Все думали, корону получит генерал Борбо. Неплохой, в общем, мужик. Жесткий, решительный. Недаром прозвали Железноруким. Но король благословил какого-то залетного колдуна. Без году неделя при дворе — и на тебе, новый правитель!

— И Борбо обиделся?

­— В корень зрите, господин волшебник. Заявил, дескать, Василя околдовали, а трон узур... узурп... захвачен мошенником и самозванцем. Часть войска пошла за командиром, часть — присягнула Забару Первому.

— Тут лагерь неподалеку. — Указал большим пальцем за спину. — Чей, знаешь?

— У командиров ихних плащи какого цвета? — с опаской осведомился мужик.

— Синего.

— Бычья башка на синем полотнище — знамя Борбо. Золотой журавль на красном — Забара.

Это стоило запомнить и ни в коем случае не перепутать.

— И кто побеждает?

— Черт знает. Мне, господин волшебник, насрать на обоих. Никто из ентих вожарей мне денег на новую хату не даст. И жену с сыном не воскресит.

— А убил-то их кто?

Спутник пожал плечами.

­— Жили себе спокойно, а потом оказались меж молотом и наковальней. И там уж не разбирали, кто за кого.

— Да уж, ситуация.

— Вон ваш трактир. Видите, крыша красная?

— Вижу. Спасибо.

— Можно идти?

— Да. Всего хорошего.

— Не поминайте лихом, господин колдун.

— А ты не попадайся мне больше. И это... — я обернулся и погрозил ему пальцем, — завязывай с криминалом, понял?

Мужик кивнул и скрылся в кустах без топота и скрипа — как призрак. Я вышел на просторную поляну, рассеченную накрест грунтовками, рядом с которыми примостилось двухэтажное бревенчатое строение — с виду достаточно прочное, чтобы выдержать штурм небольшого отряда пехоты, а для голодранцев-разбойников так и вовсе неприступная крепость. Прочная окованная железом дверь, крохотные окошки-бойницы, кругом открытое пространство — тайком не подобраться. Единственный изъян — соломенная крыша, факел кинь — и полыхнет как спичка.

Постучался на всякий случай и вошел — холодный, голодный, перепачканный с ног до головы и злой как волк. Желудок тут же свело от одуряющего аромата тушеной каши — из какой именно крупы сказать сложно, точно не гречка, но слюни хлынули ручьями. Уймись, мысленно сказал изнывающему без еды нутру, все равно платить нечем.

В зале с длинным дубовым столом и лавками из расщепленных вдоль бревен не было ни души, кроме щуплой рыжеволосой девушки лет двадцати, сметавшей с пола грязную солому. Толстый усатый дед помешивал бурлящую похлебку в небольшом котелке, прихлебывая из мятой кружки что-то определенно хмельное. Вдоль стен висели гирлянды лука, чеснока и пучков сушеных трав: одним словом — уют и красота, столь необходимые после долгого путешествия под дождем.

Рыжая милашка смело прошлепала ко мне босыми ножками, улыбнулась и присела в книксене, расправив полы бордовой юбки. Замызганный передник берег одежду от жира и пивной пены, на макушке белел кружевной чепчик, а просторная белая рубаха с закатанными рукавами аппетитно приоткрывала верх высоких крепких грудок.

— Здравствуйте, — едва слышно пролепетала девушка невинным голоском, хотя зеленые кошачьи глазки сверкали алчным блеском — с уставшего путника можно стрясти и за обед, и за ночлег, а если правильно себя подать, то и еще за кое-какие услуги. — Чего изволите?

— Здравствуйте, — я виновато улыбнулся и похлопал по карманам. — Чего-нибудь бесплатного.

Трактирщик заухал как филин и потер слезящиеся глаза.

— Ох, насмешил, — крякнул толстяк. — Бесплатно — только кипяток. Но если хочешь жрать — придется поработать.

— От работы кони дохнут, — буркнул я, оскорбленный таким "гостеприимством". Я вам не хрен с горы, я — колдун! Возможно, могучий. Возможно, будущий спаситель мира от гнета Темного Зла. — Я посижу тут немножко или за это тоже надо платить?

— Да пожалуйста, — хозяин махнул рукой и вернулся к каше.

Устроился поближе к очагу и подпер щеки ладонями. Что дальше делать? Куда идти? Как вернуться домой? Уверен, в моем попадании замешана магия, значит надо найти волшебника — авось телепортирует восвояси. А если все иначе, то мудрый старец знает явно больше дремучих селюков и хоть немного растолкует сложившуюся оказию.

— Скажите, а как добраться до ближайшего колдуна? — спросил я таким тоном, словно речь шла о парикмахере или зубном враче.

— Хе, — дед отпил из кружки и рыгнул. — Все колдуны в столице, а до нее тыща верст! На перекладных месяца за три доберешься, и то если сильно повезет. Война, чтоб ее.

— Да уж, дела...

— Сам-то за кого?

Первое правило умного человека — не лезь в политику, она тебя сожрет. Второе правило умного человека — никогда не обсуждай политику с незнакомыми людьми, особенно если за неправильные взгляды без зазрения совести снимут голову или сунут в петлю. Поэтому нагнал побольше таинственности и буркнул в сторону:

— За себя.

Старик покачал плешивой головой, обрамленной венцом седых волос, и расплылся в добродушной улыбке.

— Уважаю. Достойный выбор. Только вот по округе и синие и красные рыщут. И всех пытают — кто за кого. Ответ "за себя" ни первым, ни вторым не понравится.

С благодарностью кивнул:

— Учту. А здесь купцы бывают? Мне бы караван какой, чтоб до столицы подбросил.

— Раньше бывали и далеко ходили, ажно в соседние государства. Теперь все — дальше охраняемых трактов носов не кажут. Оно им надо? Не одни ограбят, так другие. Нынче тут лишь солдаты, гонцы да шпионы ошиваются. Ты, кстати, часом не шпион? Мне проблемы не нужны.

— Я вообще издалека, — произнес с максимальным равнодушием, хотя дрожь в голосе наверняка выдала ложь — враль из меня очень посредственный. — Местные разборки не волнуют.

— Хм... И на кой тебя занесло в этот ад?

— Да вот... это самое... — Почесал затылок. — Учеником чародея стать хочу.

Старик хмыкнул.

— Похвальное рвение. Выходит, колдовать умеешь?

Свел большой и указательный пальцы и взглянул на толстяка сквозь щелочку.

— Раз так, подсобишь с одним дельцем? А я тебя накормлю, напою от пуза.

Дзинь! А вот и первый квест! Не дрова колоть или воду таскать, а по магическим делам. Ради такого можно и лень утихомирить, когда еще подобная шабашка подвернется? Но щенячью радость спрятал поглубже, а то еще платить откажется. Знающий себе цену колдун всегда берется за крестьянские просьбы с неохотой — ему мир спасать надо, а не чепухой страдать ради плошки каши. И только ради долга белого чародея и защитника слабых приходится стучать пальцами о пальцы, высекая искры, молнии или то, что получится — как вся эта волшба работает я и близко не представлял.

— Что надо? — спросил я тоном зажравшегося бизнесмена, к которому подошел попрошайка.

— Обожди чуток.

Старик поднялся на второй этаж, топая как слон и скрипя перекрытиями. Не провалился бы прямо на голову, а то такой себе конец для эпического приключения — быть раздавленным трактирщиком.

Девушка поставила метлу в угол и принялась тереть и без того чистые столы, украдкой поглядывая в мою сторону. Подмигнул ей разок и уставился на огонь, размышляя о нелегкой. Скорее всего, придется пешочком чесать к колдунам, и чем быстрее, тем лучше. В одиночку, по темноте, дождю, холоду и ветру, сражаясь с чудовищами и разбойниками. Оставаться в этом славном месте на ночь слишком опасно — вояки нагрянут и здравствуй долгая мучительная смерть.

Отстой.

Хозяин вернулся и бережно опустил на стол небольшую плоскую шкатулку с замысловатой резьбой на крышке. Выглядела поделка будто с полки в магазине сувениров — чистенькая, ровная, блестящая лаком. Если ее сколотили вручную — мастеру мой нижайший поклон и уважение, на Земле такие только фрезой с ЧПУ режут.

— Маришка в лесу нашла, — прошептал дед, озираясь по сторонам. — Пытался открыть — а замка-то и нет. Ни шва, ни зазора, как из цельного куска. Топором рубил, в костер бросал — ничто не берет. Стало быть, шкатулочка заговоренная. Работенка для тебя как раз.

Повертел ящичек перед лицом — легкий, определенно полый, а внутри ни шороха, но коль уж заперли волшебством, то не просто так.

— Ладно. Попробую. Только на улицу выйдем, а то еще разнесу тут все.

Меня отвели за дом, к поленнице. Положил шкатулку на плаху, отошел подальше, вскинул руки. Получится или нет — черт знает, но с разбойником же как-то вышло. Наверное, достаточно вообразить магию, подумать о принципе воздействия, выбрать стихию — огонь там или лед — и этого достаточно, и все же решил подкрепить мысли известным "заклинанием":

— Сим-салабим!

С пальца сорвалась ослепительная дуга и взорвала чурбак фонтаном дымящейся щепы. Во все стороны брызнули искры, но ни меня, ни стоящих позади людей не задели, разбившись о невидимую выпуклость некоего аналога силового щита. Шкатулка же и вовсе обратилась в пепел вместе со всем содержимым, чем бы оно ни было.

— Упс, — я вскинул брови и поспешил спрятать руки-крюки в карманы. — Пардоньте.

— Ничего себе. — Дед присвистнул. — Хоть и оплошал, но обед получишь. — И едва слышно добавил: — А то мало ли...

Хорошо пожрать и выпить никогда не лень, и пусть каша с хлебом — тот еще деликатес, но с голодухи умял две порции и еще добавки попросил. Бонусом — пиво в такой кружке, что можно по воду вместо ведра ходить — красота! Хорошо быть колдуном: затраты — с гулькин нос, а прибыль — как у банкира.

— Оставайся у нас, что ли, — предложил хозяин. — Пока на трактах спокойней не станет. От разбойников будешь защищать. Дрова рубить. С Маришкой... дружить.

Девушка покраснела и опустила голову, продолжая зыркать на меня исподлобья таким взглядом, что если бы дед разрешил, то оседлала бы прямо на столе.

— Может и останусь, — я почесал набитый живот. — Никуда идти не охота. Хотя домой надо. Там компьютер. Интернет. Игрушки.

Сон накатил лавиной. Куда-то переть по такой погоде? Пффф... уж лучше пытки.

Видя, как господин чародей клюет носом, старик решил проводить меня в комнату, по пути заверяя, что эта опочивальня достойна если не короля, то герцога точно. Да уж, хоромы те еще — ванная комната дома больше. Крохотное окошко, потолок на уровне шеи, но все чистенько — ни пыли, ни паутины, и пахнет мятой. В уголку грубо сколоченная кровать с набитым соломой тюфяком и одеялом, рядом сундук с амбарным замком.

Не раздеваясь лег и тут же захрапел под шелест капель в соломе.

Сплю очень чутко — как собака. В детстве какие-то уроды обнесли квартиру, пока был в школе. Разминулся с ними лишь чудом, и с тех пор кажется, что рано или поздно они вернутся за тем, что не успели спереть, вот и вскакиваю от каждого шороха. С одной стороны полезнейший для выживания навык, с другой — жутко бесит, особенно если выживать не нужно.

В ту ночь чутье впервые подвело. Очнулся лишь когда что-то тяжелое навалилось сверху и прижало колени к кровати. Хотел закричать, но тут же уткнулся во что-то мягкое. Подушкой душат! Спросонья вообще забыл о волшебном даре и попытался оттолкнуть поганца, но услышал шепот:

— Тише. Отца разбудишь.

Голос узнал сразу — нежный, мелодичный:

— Маришка?

— Тсс.

Служанка приоткрыла заслонку фонаря, и в полумраке я увидел взволнованное конопатое личико, обрамленное огненными локонами. Взволнованные переглядки длились пару секунд, после чего девушка, недолго думая, вцепилась мне в промежность.

— Ты что делаешь? — прошипел я, задохнувшись от приятного, но все же слишком внезапного "контакта" и накатившей следом волны смущения.

Негодница ехидно улыбнулась:

— А на что похоже?

— Понятно, на что... ауч, не так сильно... непонятно, зачем.

— Хочу от тебя ребеночка, — с похотливой жадностью шепнули в ответ. — Маленького чародейчика. Он вырастет, и мы уедем из этой дыры в столицу.

— Алименты хоть платить не придется?

Она хихикнула в ладошку и развязала шнуровку на рубахе, тонкий лен соскользнул по гибкому стройному телу и обнажил небольшую, но красивую и крепкую грудь. Не то чтобы я не видел женских прелестей вживую... но и героем-любовником определенно не был, и от чрезмерно волнительного акта распутства едва не разрядился в штаны.

Маришка же, судя по тому, с какой легкостью все три юбки слетели с талии, пыталась завести "чародейчика" с каждым вторым постояльцем. Ну или "торгашика". Или "солдатика". Или на худой конец хоть кого-нибудь, лишь бы свалить из душной провонявшей луком дыры в первопрестольную, где веселье, перспективы и вообще дышится легче.

Но вот с чем охочая милашка не сумела совладать нахрапом — так это с моей ширинкой, однако не стоит вменять девушке недостаток опыта, все-таки перед ней были не какие-то там средневековые пуговицы или ремешки, а чудо инопланетной технологии.

Несмотря на очевидное непонимание устройства колдовского механизма, девушка не оставляла попыток поскорее приступить к производству билета в столицу и теребила мотню так, что пришлось собрать в кулак всю волю и выдержку, дабы не опростоволоситься еще до начала самого интересного.

— Погоди, — буркнул я, дыша как просмоленный насквозь куряга после забега на десятый этаж.

— Ну же... — простонала она, трясь промежностью об мою ногу и пропитывая джинсы теплой склизкой влагой.

Едва молния с тихим скрежетом разошлась, открыв доступ к вожделенному бугру, Маришка опустила промокшие насквозь "боксеры" и вцепилась в стоявший колом член. Дерни она рукой еще пару раз — и целая орда чародеев расплескалась бы по впалому животу, стекая по дорожке рыжих волос от пупка до паха. Но дочка трактирщика не вчера начала постигать азы плотских утех и прекрасно чуяла, когда финал уже близок. Поэтому без лишних прелюдий провела багровым кончиком между губ (не тех, что на лице) и состыковалась на всю доступную длину.

До боли в деснах стиснул зубы, зажмурился до радужных пятен и впился в покрывало, ломая ногти. Дыхание перехватило, и я не мог втянуть ни капли воздуха до тех пор, пока таз не перестал дрожать в конвульсиях, каждая из которых подобно сейсмическим волнам прокатывалась по мышцам. От переизбытка наслаждения закружилась голова, а сердце болезненно сжалось как перед инфарктом. Ничего подобного и близко не испытывал прежде, ведь обычно мои неловкие половые связи проходили по одному сценарию, больше напоминающему унылый однотипный ритуал.

Сначала в душ шла партнерша, потом я, потом пятнадцать-двадцать минут тихого пыхтения, смена пары поз и поочередные вскрики. С Маришкой же все случилось настолько внезапно, что единственная фрикция принесла больше удовольствия, чем все предыдущие вместе взятые, а чувство реальности притупилось сильнее, чем во время попадания в иной мир.

Служанка не успела слезть, а я уже был готов продолжать в полную силу. Но вместо ночи любви, Маришка встала с кровати и принялась в спешке одеваться, стыдливо пряча глаза.

— И все? — со смесью удивления и легкой обиды спросил я.

— Спасибо, — донеслось из темноты. — Пока.

Скрипнула дверь, за ней — половицы, и окутавшую тишину нарушил лишь невидимый скрипач-сверчок. Что же, я не держал на милашку зла — мы оба получили то, что хотели.

Глава 2

Рано утром приспичило. Просто по-черному. Давно еще читал, что если современный человек попадет в Средневековье, то поносить будет дальше, чем видит. Типа еда слишком непривычная, антисанитария всякая... Но я и представить не мог, как сильно мне постучит в днище.

Зверски не хотелось вылезать из теплой кровати, но против природы не попрешь. Выбежал из дома, натягивая джинсы, осмотрелся — туалета нигде нет. Хотя зачем нужник, когда вокруг дремучий лес?

Решил забраться поглубже в чащу. Мало ли, вдруг Маришка пойдет за грибами и застанет меня в не самой героической позе.

Спрятался в кустах, приготовился к сбросу балласта. И в ту же секунду услышал далекий топот копыт и ржание. Из укрытия я видел трактир, и вскоре заметил отряд всадников — человек сто, не меньше. Все в красных плащах. Похоже, важная шишка пожаловала, раз с таким кортежем ездит.

Чтобы не просрать все самое интересное, быстренько привел себя в порядок и подобрался поближе. Воины окружили трактир дугой, и я лишь слышал разговор хозяина с неким кашляющим стариком. Несмотря на шум ветра и дождя, слышал все на удивление четко, будто сам находился среди офицеров.

— Неделю назад, — просипел старик и зашелся мокрым кашлем, — мой гонец потерял в лесу шкатулку с важными бумагами. Вчера вечером ее вскрыли в этом самом месте. Кто это сделал и где он сейчас?

— Простите великодушно, ваше магичество. Но никаких шкатулок мы не находили. А вскрыть ее могли разбойники. Или медведь разгрыз.

Треснуло, как от электричества. Толстяк вскрикнул и плюхнулся в грязь.

— Не ври мне, пес! — Снова приступ кашля. — Шкатулка была запечатана магией. Запечатана лично мной. И открыть ее может лишь равный по силе! Я хочу знать, где эта синяя скотина? Где этот поганый предатель?! Маги всегда были, есть и будут на страже короны. И я уничтожу любого отступника!

Обстановка накалялась. Но вмешаться — значит погибнуть. Против сотни умелых воинов с луками... Без мазы. Да и колдун наверняка грохнул бы одним щелчком. Эх, Маришку жалко.

— Отвечай!

— Поцелуй в жопу своего проходимца! Вот мой ответ!

В тот же миг трактир охватило ревущее пламя, аж земля затряслась. Ощущение, будто неподалеку взлетала ракета. Кони заржали, принялись вставать на дыбы. Возможно, мне лишь почудилось, но сквозь рев пламени прорвался еще один — полный боли и отчаяния. Я стиснул зубы и зажмурился. Еще поквитаемся, урод.

— Скачите на все четыре стороны! Он не мог уйти далеко!

Просидел неподвижно под деревом до полудня. Благо неподвижно сидеть получается лучше всего. Потом выбрался к трактиру... точнее к тому, что от него осталось. Пепел очень напоминал сигаретный — в нем и костей не отыщешь.

Постояв немного, сунул руки в карманы и побрел по тракту. Куда — без разницы. Дороги не просто так топчут, рано или поздно кого-нибудь встречу и узнаю, где столица. А если нарвусь на вояк — убегу в лес. Удобно.

Слякоть под подошвой, слякоть под подошвой. До чего же скучно просто чесать через лес! Даже посмотреть не на что. Бедные хоббиты. Но у них хотя бы приключения были. И почему все так тащатся от книг про попаданцев? Вот он я — великий колдун в неизвестном мире. И дальше че? По колено в грязи, живот свело, от холода пальцы не чувствую. Герой блин. Если выберусь — дам Лехе знатного леща. И в парк больше ни ногой. Вообще из дома выходить не буду, благо могу работать по удаленке.

Где-то через час набрел на крытую телегу у обочины. Судя по торчащим из бортов стрелам, на какого-то холопа напали разбойники. Почему на холопа, а не, например, купца? Потому, что у купцов достаточно денег и мозгов нанять охрану.

А этого или убили, или угнали в рабство. Лошадей и груз растащили, а телегу бросили — морочиться еще с ней. Залез в кузов, поправил промокший холст — неплохое, однако, укрытие. Холодно, но хоть ветер не продувает. Тут и останусь, пошло все к черту.

Какая наивность. Сидеть на одном месте просто невозможно. Надо костер развести, но по такому ливню даже моей магии не хватит. Все же надумал поискать дрова. Спрыгнул в грязь и сразу же получил по затылку.

Помню, было очень тепло и уютно. Словно вновь оказался в постели с Маришкой. Даже раскалывающаяся репа казалась легким неудобством. А потом меня облили ледяной водой.

— Добро утро, мразь, — сказала Косичка и пнула в живот.

Огляделся — какая-то пещера или старая шахта. Посреди трещал огонь, на углях калились щипцы с длинными ручками. Не знаю, сколько провалялся в отключке, но железо успело побелеть.

В углу аккуратной стопкой лежали доспехи и плащ. Косичка осталась в шерстяной тунике с вышитой бычьей башкой, брюках и высоких сапогах.

— Сейчас ты все расскажешь, — процедила девушка. — Как на духу. И парой-тройкой пальцев уже не отделаешься.

Попробовал пошевелиться — куда там, весь в путах как веретено.

— Итак, ты красный. — Она села рядом на корточки и сделала вид, что чистит кинжалом грязь из-под ногтя. — Сколько вас? Кто командует? Что замышляет?

— Я не красный, — со всей возможной уверенностью ответил я, стараясь унять зубовную дрожь и не коситься через раз на орудие грядущей пытки.

— Да неужели, — прекрасный палач изогнула бровь. — Твое появление в лагере и нападение "журавлей" — чистая случайность, правда?

— Не знаю, — сохранять невозмутимость партизана на допросе становилось все сложнее из-за холода и давящих пут. — Может, меня почуяли? С ними трется очень сильный маг.

Косичка нахмурилась.

— Опиши.

Попытался по привычке пожать плечами, но получилось подобие нервного тика.

— Не разглядел особо. Старый и кашляет.

— Лорд Колбан... — произнесла Косичка таким тоном, будто ей открылась тайна мироздания. — Глава Волшебного Совета. Что он забыл в нашей глуши? Погоди... а не брешешь ли часом? Обхитрить пытаешься, пес?!

Мозолистая грубая рука опытной воительницы потянулась к клещам. Я дернулся и забормотал, обгоняя неумолимое движение пальцев:

— Он сжег трактир одним щелчком. Вжух — и горка пепла. С ним еще много всадников. Все в красных плащах.

— Королевская гвардия? — Девушка тряхнула косой и прежде чем я успел обрадоваться налаженному контакту, выпалила: — Чушь! Не может Колбан оставить столицу и умотать к черту на кулички. На это нужен очень веский повод. Не станет сильнейший колдун страны гонять по лесам остатки моего отряда. Ладно стелешь, дружок, но я не верю ни единому слову.

Она взяла щипцы и поднесла к моему лицу. Я отвернулся насколько сумел, хрустя шеей и скрипя зубами, но горячий воздух все равно обжигал веки.

— Левый или правый? — спокойно произнесла палач, будто предлагая угадать, в каком кулаке спрятан камешек.

— Предупреждаю, — дрожащим, но тем не менее грозным голосом прозвучало в ответ: — я колдун.

Солдатка усмехнулась и поднесла щипцы еще ближе, и я почувствовал запашок от тлеющих ресниц:

— Ой как страшно.

— Не нарывайся! Предупреждаю в последний раз!

— Что же... тогда сама выберу. Начу, пожалуй, с правого.

И тут, как говорится, деда понесло.

— Ахалай-махалай, сучка!

В пещере будто взорвалась светошумовая граната, а вслед за ней из ниоткуда налетел ураган. Угли разметало по углам, девушку впечатало в стену, от лязга доспехов заныли зубы. Я стряхнул остатки веревок, укутался в трофейный плащ и сгреб головешки в кучу. Подбросил немного дров и уселся у огня. В пещере хорошо. Тепло, тихо, ветра нет. Всяко лучше, чем в телеге.

— Ай... — простонала Косичка, приподнявшись на локте и часто моргая.

— Живая? — с учтивой вежливостью спросил я, несмотря на пережитую муку чувствуя легкое покалывание совести. Все-таки красотке досталось по моей вине, а калечить ее или, упаси Слаанеш, убивать ни разу не входило в мои планы. Я же прогрессивный парень из светлого будущего, а не местный дикарь-садист.

— Не знаю... — магия выбила из девушки всю напускную браваду, и голосок уже звенел не сталью, а источал осторожную жалость — мол, не бей меня больше, дядя, я признаю твою великую колдовскую мощь. — Кажется, ребра сломаны.

Философски изрек:

— Ну, ребра — не череп. Есть пожрать?

И все же наглости засранке не занимать. То ли башкой слишком сильно стукнулась, то ли решила умереть смертью храбрых, лишь бы не превращаться из госпожи в подчиненную:

— Дерьма пожри, красная собака.

Я устало вздохнул и как дважды два четыре повторил:

— Еще раз. Я. Не. Красный.

Уверенность не добавила словам веры.

— Конечно. — Девушка кое-как села и фыркнула. — Колдуны легли под самозванца. Все до одного. А ты колдун. Значит — красный.

Ходит слух, что повторение — мать учения, но твердить одно и то же по десять раз в час заколебет и попугая. Не хочет — пусть и не верит, мне с того ни холодно ни жарко. Я — Леонид Ленский с планеты Земля. Сомневаешься? Твое право. Полезешь с щипцами — сотру в порошок... буквально.

— Слушай, я в вашем прекрасном королевстве второй день. Отвали.

Видимо, невольной попутчице тоже надоело долбить лбом бетонную стену, и она, презрев воинственную и прямолинейную натуру "опустилась" до низменной хитрости:

— И откуда же ты?

Я же, в свою очередь, решил пойти ва-банк, ибо не видел больше смысла строить из себя невесть кого.

— С Земли.

Открывшаяся истина, способная свести с ума слабого духом, ни капельки не удивила Косичку. Но не потому, что та видела гостей из иных миров по три раза на дню, просто не совсем поняла суть услышанного:

— С какой, на хрен, земли? Тут везде земли. Южные, северные, восточные, западные. Империи, княжества, царства, вольные города...

Я вздохнул и тоном замученного непроходимой тупостью учителя объяснил:

— Земля — это планета такая.

Косичка привалилась к стене и уронила голову на грудь. Усмехнулась невесть чему и тряхнула челкой.

— Знаю, мне конец. Против мага шансов нет. Но будь добр — добей меня, только не неси херню.

— Никто тебя убивать не собирается.

Она хмыкнула, вздернула острый подбородок и с вызовом уставилась прямо в глаза.

— Вот как? Знай же — мне пытки нипочем. Я откушу себе язык, но ничего не скажу.

Я фыркнул и поежился, ведь даже самый теплый плащ не спасет от холодка в душе и ледяных коготков на сердце:

— Пытки... Я же не дикарь средневековый.

— А кто же ты? Кому служишь?

— У тебя манечка какая-то. Служишь, служишь. Сам себе служу. И просто хочу вернуться домой.

— Твоя ложь столь же сильна и опасна, как и волшба, — с укоризной прозвучало в ответ.

Я же ответил с искренним безразличием, коего обычно удостаивались такие вот не верящие в прописные истины товарищи:

— Строго пофиг. Лучше скажи, как до столицы добраться?

— Сдохни. — Девушка сжала губы и отвернулась.

— Ну и тусуйся, поросенок ты неблагодарный.

Выбрался наружу и осмотрелся. Пещера оказалась полостью под огромным поросшим мхом валуном. Кругом лес, где тракт — непонятно. Куда, блин, идти? Что делать? Хрен знает. Хорошо неподалеку валялся бурелом — набрал охапку и вернулся в нору.

Косичка согнулась в три погибели, обхватив себя руками, и с надеждой взглянула на растопку. Но вот беда — дрова слишком мокрые, а я не очень-то хотел, чтобы спутница простудилась. Болеть в темную эпоху — занятие крайне экстремальное: за аспирином в аптеку не сбегаешь, а знахари предложат или какую-нибудь чепуху вроде сушеных волос с лосиных яиц или какой-нибудь яд вроде ртутной мази. Лечить наложением рук я, увы, не научился, а бросить негодницу на верную смерть не позволили бы совесть и выпестованное цивилизованным обществом человеколюбие.

— Так, надо подумать, — я нахмурился, сложив гармошкой кожу на лбу, и принялся оглаживать отросшую щетину. Найти правильное решение это вряд ли бы помогло, зато неплохо успокаивало, а когда мысли в порядке, то и мозг работает шустрее. — Ахалай-махалай вряд ли сработает. Нужна конкретика. Четко описанное заклинание со строго определенными рамками воздействия. А что если... исторгаю воду из этих бревен!

Громко зашипело, от дров повалил пар, словно спрятавшиеся под корой жучки разом разожгли кальяны. Потрогал — горячие и сухие. Что же, прав был сатирик — смекалочка нигде не подведет.

Бросил все в огонь и подошел к страдалице.

— Раз тебе на все плевать, то посижу рядышком. Вместе теплее.

Не дожидаясь ответа примостился под бок и накрыл соседку плащом. От нее пахло так, словно каждый день пробегала по десять километров и месяцами не стирала одежду. Впрочем, могло быть и хуже. Не успел насладиться заполняющим пещеру жаром, как в бок легонько кольнуло что-то холодное и острое.

— Попался, гад, — прошипела на ухо воительница. Бедняга выглядела как с сильнейшего бодуна, но продолжала выеживаться. — Только дернись — пырну в печень.

Я зевнул и лениво проворчал:

— Угомонись уже.

— Отвечай, кто...

Договорить не успела — закашлялась и чуть не потеряла сознание, засучив ногами от нестерпимой боли в ребрах. Все же успела подхватить заразу... так и до воспаления легких недалеко, а мне даже со всеми современными знаниями с такой болячкой не справиться. Теплом, покоем и куриным супом тут не обойдешься, нужно сильное, но в то же время лечебное заклинание, которого я не знал. Впрочем, минуту назад я и близко не представлял, как сушить валежник, однако же получилось. Может, и сейчас получится, надо только все хорошенько обдумать.

— Так... Школа разрушения вкачана на максимум, а исцеление? Ну, Кашпировский — не подведи! Боль — уходи! Кости — срастайтесь! Тело — лечись!

Ладони окутали золотые молнии, пахнуло нежным ароматом ванили. Девушка буквально засветилась изнутри, из глаз и рта ударили столбы света. Воительница воспарила невысоко над землей, раскинув руки-ноги, после чего мягко опустилась на плащ.

— Хо-хо... — я уставился на пальцы, меж которых еще носились блестящие искорки. — Кажется, я и в самом деле всемогущ. Ну что, лучше?

— Невероятно, — прошептала Косичка, глядя на меня с благоговейным восторгом. — Война и Мир. Смерть и Жизнь. Боль и Радость. Ты служишь двум богам одновременно. Ты — Избранный!

Я прыснул в кулак и качнул головой.

— У тебя бред. Лежи отдыхай.

— Да нет же! — Она вскочила и подошла ко мне. — Маги Совета умеют только разрушать, созидание давно забыто. Легенды гласят...

— Кончай, а? — щенячья преданность в некогда злобных глазах мне совсем не понравилась. Не люблю, знаете ли, мгновенные скачки от жажды убить до желания поклоняться. — Легенды гласят о драконоборцах, о зачатых Силой, о повелителе Матрицы... Скука! И баян.

— Ты не можешь просто взять и отринуть Предназначение!

— О, еще и белобрысого приплела. Мое предназначение — вернуться домой и пройти третью часть. Пока.

Лишь одно в поведении Косички не изменилось — как не верила моим словам раньше, так и отказывалась верить сейчас. И вместо того, чтобы отпустить безумного колдуна на все четыре стороны, с экзальтическим придыханием начала цитировать какую-то местную байку в надежде наставить пришельца на истинный путь:

— Между Жизнью и Смертью — Тенедой и Марзалом — испокон веков идет страшная вражда. Но когда созданному ими миру грозит уничтожение, они заключают Перемирие. И посылают Избранного, чтобы он отвел беду!

— Не-не-не. Ваши боги устроили срач, а разгребать мне? Пахнет нагреваловом. Сами кашу заварили — сами и расхлебывайте. Я вообще мимо проходил.

— Но...

Я обернулся и всплеснул руками. Косичка невольно отшатнулась — наверное, испугалась, что в порыве гнева "избранный" испепелит ее взглядом или превратит в жабу.

— Не но. В чужие разборки не вписываюсь. Покажи, где столица, и я пойду.

— Говорят, доля Избранных тяжела и опасна, — произнесла девушка в темноту. — Не все принимают ее сразу. Многие ломаются и сворачивают с пути. Тогда боги посылают им Спутника. Видит Тенеда, это бремя нести мне. Богиня, я не подведу!

Надо было сваливать, пока у поехавшей приход, но я, дурак, остался. Не каждый день увидишь такой трип.

— Мы пойдем в столицу. Я отведу тебя в Герадион!

В который раз вздохнул — сперва от непробиваемого недоверия, теперь от непроходимой тупости — и проворчал под нос:

— Знаешь, злобной сучкой ты мне нравилась больше.

* * *

Выдвинулись налегке. Косичка спрятала доспехи под камнем — латы хороши в бою, но не в долгом походе через лес. Мне достался плащ — коротковатый, узкий в плечах, но все же сберегающий от холода и ветра. А самое главное — не мешающий смотреть на чудесную натруженную попку в обтягивающих кожаных штанах.

— Как тебя зовут? — озвучил наконец давно напрашивающийся вопрос.

А то имени доброго трактирщика так и не узнал и теперь герой войдет в историю неизвестным. Досадно даже, ведь старик меня не сдал.

— Лира Линн.

— А я Леня.

Она улыбнулась.

— Прости за пытки и угрозы. Половину отряда перебили, остальные разбежались. Тут уж не до задушевных разговоров.

— Хорошо хоть не убила, — подул на озябшие руки и сунул под мышки. — Мне сказали, до столицы тысяча верст. Верно?

— По тракту — да. Но туда нельзя, поэтому свернем к Дюнвику. Если город не взяли — сядем на лодку и поплывем вверх по реке. Так быстрее.

— А далеко до него?

— Дня два.

Я закатил глаза и выдохнул:

— Зашибись.

— Не любишь путешествовать? — спросила Лира таким тоном, будто предложила прогуляться до соседнего дерева.

— Люблю. В машине. С водой, едой и мягким креслом.

— Что такое машина? — незнакомое слово из ее уст прозвучало как "м'ачина".

— Телега без лошадей, — угрюмо пояснил я, ожидая очередной волны расспросов в духе "а как такое возможно?", однако девушка приятно удивила правильным и вполне логичным измышлением:

— А, ваши колдовские штучки.

— Можно нескромный вопрос? — решил перевести тему из опасного русла: вот так начнешь пояснять за машины, а потом придется всю историю человечества пересказывать. Солдатке эти знания как кобыле второй хвост, а я не собирался тратить время на то, что и так знал. Мне бы о местном мире выяснить побольше, чтобы не встревать в непонятки и неприятности на каждом шагу.

— Конечно.

— Этот ваш генерал...

— Борбо.

— Ага. Он хороший или плохой?

— Он справедливый. И хочет для страны только добра.

— А если колдун станет лучшим королем?

— Забар — не король! — злобно ответила Лира. — А мошенник, проходимец и узурпатор.

— Пусть так. Но если будет править грамотней? Налоги снизит, промышленность поднимет, пенсии увеличит, сделает Герадию великой снова...

Спутница фыркнула:

— Все, что он умеет — одурманивать людей.

— А если Борбо просто борется за трон? Абсолютная власть — это круто. Кто ж откажется?

— Ты ничего о нем не знаешь. Он герой и великий полководец. Лучшего претендента нет. Если бы не дурман и чары, короновали бы его, а не Забара.

— Ох уж эта политика. Грязь во всех мирах.

Лира явно обиделась, но так как больше не могла поколотить Избранного, то наградила хама показным молчанием.

Под вечер добрались до небольшого озерца. Местечко живописное — слов нет. Ровная как блюдце гладь воды, окруженная шеренгами сосен, а меж скрюченных, похожих на пальцы подземного чудища корней струился туман. В сгустившихся сумерках торчащие из воды коряги не внушали доверия, но идти дальше не было сил. Я уселся на бревнышке подальше от пузырящейся под берегом ряски и заявил, что больше не ступлю и шага. Девушка охотно согласилась на привал, не видя вокруг ничего опасного или хотя бы подозрительного.

— Искупаться бы. — Лира сунула палец в воду и шикнула. — Ледяная.

— Намек понял. — Я встал и потер ладони, словно пытаясь добыть огонь видимой лишь мне палочкой. — Сейчас попробую. — Навел на зеркальную гладь растопыренные пальцы, выпучил глаза и зычно крикнул: — Вскипятись!

В тот же миг озерцо забурлило, изошло паром — не уха, конечно, но с голодухи довольно вкусным, а поверхность украсила мелкая рыбешка — золотистая, размером с крупную плотву. Лира схватила одну и кинула в рот.

— Вот и ужин.

Что же, если на дне и водилась какая нечисть, то теперь беспокоиться не о чем.

— Да уж... — нос сам собой смялся в гармошку — Придется мыться в супе.

— Ага, давай, — промямлили в ответ, хрустя костями. — А я пока костер разведу.

— Можем вдвоем поплавать. — Подмигнул. — Места хватит.

— Ты что! — Бледные щечки воительницы зарделись. — Нельзя смотреть на обнаженного Избранного. Это кощунство!

Мда, везде есть свои подводные камни.

— Ну, так глаза закрой.

— Все равно нельзя!

— Да брось...

— Нет. Даже не проси.

Спутница ушла, не дав и шанса придумать более весомый довод. В конце концов я и есть Избранный и только мне решать, пред кем и в каком виде являться.

Отстой.

Пока разделся, вода немного остыла — физика, теплообмен, все дела. Залез — градусов сорок, самое то после долгой прогулки по холодному сырому лесу, но кое-чего не хватает. Представил, что сижу в джакузи. Волшебный дар, чем бы ни был и кто бы его ни послал, растолковал мысли правильно. Со всех сторон ударили тугие струи вперемешку с пузырями. Блаженство. Так и сидел бы вечно.

Лира сложила неподалеку валежник и принялась чиркать кресалом, повернувшись ко мне спиной.

— Отойди, сейчас файербол швырну.

Она послушно спряталась за деревом. Подбросил на ладони огненный шарик и кинул точно в цель. Дрова затрещали, объятые колдовским пламенем. Вот бы и дома так уметь. Еще бы магия могла набить свернутый в узел желудок — цены б ей не было. Хотя... чем черт не шутит.

— Значит так. Хочу двойной бургер с беконом, большую картошку фри, пачку наггетсов с сычуаньским соусом и шоколадный коктейль.

Лира высунулась из укрытия и сразу юркнула обратно. Для нее мое словоблудие звучало страшным заклинанием.

— Еще раз: бургер с беконом.

Как ни представлял сочный бутерброд, тот так и не появился.

— Тоже мне созидатель. Сраный бургер создать не могу.

Из-за бушующих струй рядом постоянно кружила вареная рыбешка. Вздохнул, сморщился, но все же съел одну. Не так уж плохо, с голодухи пойдет. Соли бы — и полный смак.

— Все уже?

— Да, выходи.

Спутница присела у костра и протянула ладони к огню. Щас, щас покажу крутого писателя. Внимайте же! Неверные отсветы пламени заиграли на хмуром иссеченном шрамами и оттого еще более притягательном лице. А? А? Видали, как батя могет?

— Эй, Лира.

— М? — тихо мурлыкнула она, не отводя глаз от огненной румбы.

— А можно посмотреть на тебя?

Девушка пожала плечами, не сразу осознав суть просьбы.

— Смотри.

— Когда мыться пойдешь.

К удивлению, Линн не стала ругаться или швырять в нахала поленьями, лишь устало усмехнулась — как глупой шутке — и беззлобно проворчала:

— Уймись, поганец.

— Да какого... — я хлопнул по воде, подняв брызги вперемешку с ошметками вареных рыбешек. — Это на меня типа глазеть нельзя. А на тебя почему нет?

— Я твоя Спутница, — пояснила она, с воодушевлением взглянув на редкие звезды. — Когда-нибудь обо мне сложат легенды, которые вдохновят людей чистотой и рвением, а не падением в похоть.

— Быть Избранным — отстой. Хотя джакузи в яме — это, конечно, круто.

— Долго еще киснуть будешь? Я тоже хочу.

Вылез, закутался в плащ и пристроился на бревнышке у огня. Девушка распустила волосы и направилась к озерцу, покачивая аппетитным задом. И вроде это я всемогущий колдун, а оторваться не мог как загипнотизированный.

— Не вздумай подглядывать, — донеслось от воды запоздалое предупреждение.

— А то что?

— А то в столицу сам пойдешь.

Я нехотя повернулся спиной к берегу и закатил глаза:

— Жизнь — боль. — И в голове тут же мелькнула идиотская и ни к чему не привязанная рифма: "полюбишь и фасоль".

К вящей радости ничего сверхъестественного ни ночью, ни следующим днем не произошло. Погода только улучшилась, в кои-то веки выглянуло солнышко. А так тот же лес, мокрые листья, редкая болтовня о всякой ерунде по дороге — вот и все развлечения. Ни разбойники не напали, ни нечисть, ни даже завалящий волк не позарился на усталых путников.

Переночевали в дупле огромного дерева и утром вышли к широченной реке. На берегу стоял городок, обнесенный каменной стеной. Несмотря на близость большой воды, причалы оказались пусты, и вскоре выяснилось почему. Над угловыми башнями реяли флаги — синие с бычьими головами, а ниже черные со скрещенными костями.

— Дюнвик захватили пираты? — удивился я.

— Хуже, — спутница поморщилась и приставила ладонь козырьком. — Чума.

— Печально. — А что тут еще скажешь? Средневековье — оно и в ином мире Средневековье. И пусть здесь живут всякие волшебные твари, а колдовство витает в воздухе, встречи с извечным спутником темных времен никому не избежать. — И куда теперь?

— То есть? — Лира вытаращилась на меня как инквизитор на пробравшегося в храм еретика. — Ты — Избранный. И должен изгнать заразу.

— Не-не-не. — Я скрестил руки перед собой и замотал головой. — Никакой я не Избранный. Повеселились, пошутили — и хватит. Одно дело тебя подначивать, и другое — лезть в чуму.

— Но ты обязан! — Воительница грозно топнула ножкой и ткнула пальцем на черепичные крыши, над которыми вились зеленые струйки миазмов.

— Да в задницу такие обязательства! Если и буду лечить кого-то, то лишь себя от триппера. Мой святой долг — добраться до столицы и по пути хорошенько оттянуться. Войны, болезни и прочие радости не волнуют. Нагрешили, а страдать я должен? Искупление так не работает.

— Леня! В городе мои друзья!

— Но не мои же, — равнодушно бросил в ответ и отвернулся, намереваясь обойти проклятый городишко дальней дорогой.

— Ты... ты... — Лира стиснула зубы и вонзила в мою сторону обличительный перст. — Ленивый ублюдок!

Ухмыльнулся и развел руками — мол, открыла Америку.

— Есть немного. Ну, счастливо заболеть, а я пошел.

— Ты не дойдешь! — напоследок постращала уже бывшая Спутница.

— Я же Избранный. Как-нибудь доковыляю.

Поняв, что кары и проклятия мне до одного места, красавица решила надавить на жалость и с мольбой произнесла:

— Пожалуйста!

— Боги! — Я развернулся на пятках и всплеснул руками. — Когда же ты поймешь, что надеешься не на того человека. Я не герой, не пророк и не воин света. Я даже по земным меркам далеко не пример для подражания! Но раз тебе хоть кол на глупой башке теши, давай пойдем от обратного. Смотри: раз я всемогущ, то смогу изгнать чуму и с расстояния. До города рукой подать, благодать наверняка достанет. Получится — хорошо. Я признаю себя Избранным и пойду бороться со злом во славу добра, порядка и котиков. А не получится — извини.

Девушка кивнула и прижала кулаки к груди.

— Я в тебя верю. Прошу, начинай.

Отвесив кривой поклон в пояс, я воздел ладони, вытаращил налитые кровью зенки и голосом пьяного Гендальфа пустил эхо над рекой и прибрежными холмами:

— Абра-кадабра! Пусть чума сгинет! — выждал немного и с видом "ну я же говорил" проворчал: — Видишь? Не судьба. Ты ошиблась, а я хоть и не обычный парень, но и не ставленник Тенеды или как там ее. Вряд ли ты величаешь Избранными всех встречных-поперечных колдунов. В общем, приятно было познакомиться, всего хорошего.

Последние слова утонули в безудержных воплях, сотрясших стены. Гомон стоял как на полном стадионе, когда любимая команда забила решающий гол и стала чемпионом мира.

— Чума сгинула! Чума сгинула! — скандировала толпа. — Слава Тенеде! Богиня услышала наши мольбы!

Я обхватил голову ладонями и не удержался от крепкого словца, как никогда подходящего к сложившейся ситуации:

— Да мля!

Девушка смотрела на меня сквозь слезы с непередаваемым благоговением и улыбалась во весь рот. Прежде чем отправиться в Дюнвик, на всякий случай предупредил:

— Ляпнешь, что это я сделал — удушу вот этими вот руками. Даже магия не понадобится.

Глава 3

Дюнвик утопал в грязи и навозе как и положено правильному средневековому городу, где люди ходили по улицам на ходулях, чтобы не окунаться по колено в потоки говен. И все это благоухающее фэнтези с прекрасными дамами и белозубыми принцами — ложь, провокация и продукт коммерческой романтизации. Живите теперь с этим.

Здесь, конечно, было почище, зато воняло как на свиноферме. Не успели отойти от ворот, как жирная усыпанная бородавками старуха выплеснула из окна ведро помоев, и россыпь гниющих объедков приземлилась в жалком метре от меня. Дико захотелось сжечь этой яге хату файерболом, но сдержался от греха подальше. Какой, блин, порох? Какой ДВС? Санитария — вот что нужно насаждать попаданцам в первую очередь.

Из-за угла, чавкая и хлюпая, выбежал отряд латников. Его вел одноглазый рыжебородый детина в синем плаще.

— Лира! — рявкнул он.

— Томан!

Они обнялись.

— Вот уж не думал увидеть тебя здесь. Где твой отряд? Где славные соколы лейтенанта Линн?

— Не здесь. — Девушка воровато оглянулась.

— Понял. Сэр? — Офицер глянул на меня, изогнув бровь.

Я приосанился, упер руки в бока и с подобающей могучему колдуну статью ответил:

— Сэр Леонид Ленский.

— Ты не поверишь... — начала Лира. — Он...

Договорить не успела. Случайно налетевший ветерок совершенно случайно дунул ей в лицо так, что языкастая чуть не задохнулась. И поделом — предупреждали ведь не раскрывать рот о моей избранности.

Нас отвели в небольшой замок с башенкой, пряничный такой, как из детской книжки. Сказочный антураж портили лишь коричневые подтеки на стенах и плавающие во рву полуразложившиеся трупы. Чтобы не мутило от созерцания чумного мяса, вертел головой и пытался насладиться видами города. Разумеется, ничего общего с вашими властелинами колец Дюнвик и близко не имел.

Улицы донельзя узкие — встань посередине, расставь руки и коснешься стен. Дома двухэтажные, слепленные из чего попало словно хижины трех поросят. Одни каменные, другие бревенчатые, третьи из того и другого. У богатеев крыши черепичные или дощатые, у большинства — гнилая солома. Хозяева пытались украсить унылые серые халупы побелкой, но ее в мгновения ока херили ливни и сырость.

Меж окнами вторых этажей протянулись веревки, так плотно увешанные бельем, что полностью закрывали небо. Мы шли словно по залитой грязью шахте, вслушиваясь в вопли и песни на площади. Жители так обрадовались чудесному исцелению, что напрочь забыли о многочисленных телах, валяющихся чуть ли не на каждом углу. Здоровенные, будто прямо из метро, крысы присоединились к празднику и с упоением грызли мертвечину. Это сказка? Нет, это сраный ад.

Стражи у замковых ворот подняли кулаки и гаркнули:

— Майор! Лейтенант!

— Вольно, — ответил Томан.

Наконец-то добрались до башенки. Недурная комнатушка. Карта на столе, плетеные стулья вдоль стен, камин. Круглое окно с видом на реку. И стойкий запах какой-то травы, напоминающей тархун. Скорее всего, майор так отгонял чуму, словно это мухи или комары. Ох уж эта средневековая медицина: пусти кровь, прими ртуть.

— Докладывай. — Рыжий сел во главе стола.

Лира встала напротив и вытянулась по струнке, как и подобает младшему офицеру перед старшим.

— Отряд разбит. В округе рыщет Колбан с гвардейцами.

— Что?! — Командир вытаращил глаз. — Какого беса тут надо колдуну?

Тонкий палец указал на притихшего в уголку меня.

— Его ищет.

Только пригрелся, собрался прикорнуть, и на тебе.

— Сэра Леонида? Но зачем он старику?

— Не поверишь! Он...

— Маг-ренегат, — громко и четко произнес я.

Томан скрестил руки на груди и нахмурился.

— Это как?

— Ну, в общем, живу себе с дядей и тетей. Живу не тужу, в ус не дую и вдруг прилетает сова.

— Сова? — с недоверием переспросил здоровяк.

— Да. Здоровая такая, жирная. И с письмом в лапках. Первая мысль — опять спам. Местный знахарь задрал писульки рассылать, каждый день воробьи со свитками по всей деревне носятся. Порчу сниму, урожай увеличу. Принимайте мое зелье каждый день и... Но тут ситуация иная. Открываю: вы, пишут, волшебник. Представляете? И должны немедля явиться в школу магии для обучения. Думаю — да на кой оно мне надо? Ехать еще куда-то, с дивана вставать. В общем, выкинул письмо.

— Так, — Томан с интересном подался вперед и побарабанил пальцами по карте.

— Вот. А через недельку заявился какой-то бородатый тип в серой хламиде и остроконечной шляпе. Говорит, собирайся, приключения ждут. А я ему — дед, отвянь. Никуда не поеду, и тут хорошо. Ну, он ушел. Следующим утром пошел в лес за грибами, возвращаюсь — а хату сожгли дотла. И вокруг шастают штурмов... гвардейцы во главе с кашляющим стариком.

— Лорд Колбан! — вояка грохнул ладонью — да так, что окно зазвенело.

— Ага, он самый. Вижу — серьезно парни настроены. По мою душу конкретно явились. Вот и пришлось бежать без оглядки. А потом наткнулся на Лиру — тоже от гаденыша кашлючего пряталась. Такая вот история.

— Удивительно, — Томан вскинул брови. — Лейтенант, это правда?

— Вообще-то не...

— Правда-правда, — оборвал я благородный, но совершенно губительный порыв. — Разве может офицер соврать? — и с едва уловимым намеком добавил: — Если офицер ляпнет не то — всякое может случиться. Всякое нехорошее...

Девушка опустила голову.

— Да. Он не лжет.

— А чума? — не унимался одноглазый. — Ваших рук дело?

— Ну что вы, — я поднял ладони и улыбнулся. — Я очень слабый колдун, необученный. Просто совпадение.

— Что же... — Томан откинулся на спинку и с облегчением вздохнул, явно удовлетворившись услышанным — Выходит, богиня сжалилась над нами. Но если Колбан рядом — жди беды. Самозванец может напасть на город в любой момент, а половина гарнизона перемерла от заразы.

— Мои соболезнования, — я учтиво поклонился и с ходу перевел тему в нужное русло, пока не припахали защищать эту помойку от поехавшего чародея. — У вас корабль есть?

— Шутить изволите, сэр? Все, что были — сплыли, прошу прощения за каламбур. А соседи Дюнвик за версту огибают. Купцы пожалуют через неделю, не раньше.

Настал мой черед кривиться и хмуриться.

— М-да, ситуация...

Так долго тусоваться в вонючей дыре... с ума сойти. Хотя если ее немножко почистить, помыть, отправить горожан на субботник... Пока на улицах столько дерьма и трупов — с кресла не встану. Но великие свершения начинаются с малых дел — и сперва неплохо бы перекусить и заткнуть урчащий желудок.

— Я бы не отказался от обеда.

— В столовой остался завтрак, — сказал боец. — Наверное. Лира, поухаживай за гостем.

Спутница проводила меня в просторное помещение с длинным столом и скамьями. Дежурный по кухне принес нам два закрытых глиняных горшочка и ломти черствого хлеба. Без задней мысли поднял крышку и чуть не задохнулся — вонь неописуемая, хуже, чем из крепостного рва. Там хоть ветерок все разбавлял, а тут пахнуло прямо в лицо концентрированной смесью пережаренной селедки и тухлой рыбы. Аж глаза заслезились. Как только не блеванул в тот же горшок — загадка мироздания.

Лира же с аппетитом налетела на угощение и принялась полной ложкой черпать нечто, напоминающее склизкий кисель с чешуей, костями и требухой. Заметив мое лицо, очень похожее на ту фотку с китайским пловцом, она удивленно спросила:

— Чего не ешь?

— Что. Это. Такое? — проворчал я, стараясь не дышать и сильно не разжимать губы, лишь бы ни единого миазма не попало в носоглотку.

— Квашеный лещ, — спокойно произнесла девушка, будто меня воротило при виде жареной картошки или печеного мяса.

— Квашеный?

— Ну да. С нотками чернозема. Чуешь?

Лира поднесла ложку к лицу, но таинственный дар принял это за химическую атаку и окутал хозяина непроницаемым щитом. Вот бы раньше так!

— Рецепт прост. Роешь яму поглубже. Засыпаешь лещами. Сверху кидаешь дерн. Месяц полежит — и весь год сытый. В походе самое то.

В животе закопошились слизни, и чтобы уберечься от рвоты, поинтересовался о снеди для нормальных людей:

— А где подают обычную еду? Шашлыки, кашу, овощи?

Воительница пожала плечами, не переставая трескать зловонную кашицу.

— В таверне у причала. Но сейчас там очень дорого. Из-за чумы все задирают цены.

— Хм... — в голове вспыхнула лампочкой очень дерзкая, но полезная идея. — Есть деньги?

— Пара монет.

— Дай одну.

— Не хватит...

— Дай. И не задавай вопросы.

Спутница положила на стол серебряный кругляш. Спрятал его в карман и прошептал, оглядываясь, чтобы никто не подслушал:

— За мной.

Мы встали посреди винтовой лестницы. Здесь нас вряд ли бы заметили, а рисковать нельзя: фальшивомонетчиков в эти славные века варили заживо или сажали на кол.

Снял плащ, протянул подруге.

— Держи. Услышишь шаги — сворачивай и уходи.

— Что ты задумал?

— Тихо.

Положил монетку на ладонь, вздохнул и нараспев пробубнил:

— Контрол-копи, контрол-паст.

И резко провел по серебряному диску свободной рукой, будто норовя швырнуть его в Лиру. Блестящий кругляш упал на плащ. Еще один остался на ладони.

— Ничего себе! — глаза девушки округлились и заблестели что те монеты.

— А ты думала. Лови.

Кругляши один за одним полетели как из-под копыт золотой антилопы.

— Завтра начинаю жизнь с чистого листа. Светлые мысли, белоснежный кадиллак...

— Хватит, — простонала Линн, и судя по вспухшим мышцам, держать свалившийся из воздуха клад стало и впрямь невмоготу.

— Бери половину и валим отсюда. Кажется, я весь провонял квашеным лещом.

— Лады. Только командира предупрежу.

* * *

В таверне мы нашли лишь забулдыгу под столом — то ли пьяного, то ли мертвого. Весь город кутил на площади, неистово топоча и пачкая подолы нечистотами. Если в скором времени ничего не изменится — уже завтра вспыхнет новая эпидемия.

Я огляделся: даже спереть нечего, кроме заплесневелого хлеба. Очаг остыл, в горшках свили гнезда пауки. Пришлось покинуть славное заведение несолоно хлебавши.

По улице, вереща и улюлюкая, пронеслась стайка детворы. Чумазики тащили на веревках дохлых крыс величиною с собак. Склизкая мохнатая тушка прокатилась по ноге, и меня аж затрясло. Вонь, грязь, чума — надоело! Геракл очистил авгиевы конюшни, а я очищу Дюнвик. И бодрым шагом направился к причалу.

— Ты куда? — Лира с подозрительно звенящим свертком побежала следом, не обращая внимания на лужи и грязь.

— Будь рядом, — заговорщицким шепотом произнес я. — И что бы ни случилось — не бойся.

— Что ты задумал? — с плохо скрываемым волнением спросила подруга.

— Скоро увидишь.

Я встал на скрипучие шаткие доски и воздел руки к небесам. В тот же миг река, повинуясь моим представлениям о прекрасном, вышла из берегов. Предстояла нелегкая задача — хорошенько прополоскать улицы, но при этом не устроить потоп и не смыть горожан. Два горячих бурлящих потока поползли меж домов, растворяя и унося нечистоты. Водяные тентакли хватали зазевавшихся грызунов, затопляли норы, уволакивали прочь мертвечину.

Вскоре радостные вопли на площади сменились криками отчаяния.

— Наводнение! Все на крыши! Бежим!!

За считанные мгновенья народ расселся на коньках, с ужасом взирая на пенные ручьи всех оттенков коричневого. Храбрые солдаты быстро нашли причину буйства стихии, но Лира дала отмашку, и вояки вернулись в гарнизон.

Я остановился, лишь когда вода стала того же цвета, что и до генеральной уборки. Воздух ощутимо посвежел, налетевший не без моей помощи ветер развеял миазмы застарелой вони. Оказывается, Дюнвик вымощен брусчаткой! Кто бы мог подумать.

На причал выбежал Томан — взъерошенный и запыхавшийся.

— Какого беса тут происходит?

— Немного уличной магии. — Я оттряхнул руки и глубоко вдохнул. Тело ныло как после кросса, очень хотелось пить, но такого вкусного воздуха не пробовал давно. Магическая чистота, несравнимая даже с высокогорной морозной свежестью.

— Это просто... невероятно! — офицер аж поперхнулся, таращась по сторонам во весь глаз. — Никогда такого не видел! А ты случаем не...

— Не-не-не! — я отвернулся и затряс ладонями. — Я всего лишь бедный молодой волшебник. Наверное, сама природа устала от вашей помойки, вот и навела порядок. Кстати, хочу обратиться к горожанам. Но меня они вряд ли послушают, а вот вас легко. Передайте им несколько небольших, но очень важных наставлений, и никакая чума вас не тронет. Идет?

* * *

Народ снова собрался на площади, на сей раз по приказу Томана. Командир, насколько я понял, заодно был и мэром и ведал всеми насущными вопросами. Трибуной для него стало лобное место — высокий деревянный помост с плахой. Кровь на ней смыли дожди — видимо, уже давненько никого не приговаривали к смерти. Но все равно при виде рыжего пенька у меня зачесалась шея.

— С завтрашнего дня в Дюнвике вступают в силу новые законы, — громогласно произнес майор, разворачивая листок с записанными под диктовку санитарными нормами. — Все они нужны для защиты от чумы. Нарушителей будем нещадно пороть! Итак, внимание. Первый закон — отныне все, от мала до велика, должны мыться минимум три раза в неделю.

Люд недоуменно забубнил, пожимая плечами и переглядываясь.

— Тишина! — медвежий рык угомонил ропщущие шепотки. — Второй закон — раз в месяц каждый должен сходить в баню. Описание бани передано старшему зодчему, стройка начнется уже завтра.

Я наблюдал за притихшими горожанами из замковой башенки и с трудом скрывал злорадную ухмылку.

— Третий — мусор из окон не выбрасывать, а собирать и вывозить в лес. Чем дальше — тем лучше. Для удобства неназванный колдун дал мне описание телеги-мусоровоза, кузнецы уже начали работу.

Если бы не страх наказания и строй угрюмых солдат, собравшиеся наверняка учинили беспорядки из-за обилия непонятных слов и ритуалов, которые отныне придется соблюдать всем подряд. Но это ничего, ведь цель полностью оправдывает средства.

Майор прокашлялся — будто гром грянул — и продолжил:

— Четвертый закон — каждый день чистить улицы от грязи. Пятый — прорыть дренажные канавы. Зодчие займутся ими сразу после бани. Шестой — протухшее не есть. Седьмой — мыть руки перед едой. Восьмой — не играть с мертвечиной. Вряд ли вы все их запомнили, поэтому глашатаи обязаны ежедневно утром и вечером напоминать о новых указах. Восемь простых правил — и никакой чумы. Собрание окончено. Разойтись!

— Здорово придумал, — похвалила Лира. — Сразу видно — в тебе сокрыта мудрость Избранного.

— Кончай, а? — фыркнул я. — Жить в чистоте и порядке — не мудрость, а полезная привычка.

— Ах, эта божественная скромность, достойная лишь высшего разума, — девушка совершенно искренне захлопала ресницами. — Ты мог бы купаться в славе и почете, но предпочел остаться в тени.

— Если все узнают, что я Избранный — хотя я не Избранный — мне ни одна девка не даст. Поэтому даже не вздумай проболтаться. Телепортирую в такую дыру, откуда сама Тенеда не вытащит.

— Сэр Леонид. — В комнату вошел майор. — Горожане приступили к помывке. Не знаю, поможет или нет, но дышать стало гораздо легче. Полагаю, вы заслужили награду. Особняк мэра с недавних пор свободен. Можете пожить там, пока не найдете попутный корабль.

— Спасибо, — я поклонился, пряча алчную ухмылку. — Есть еще пара просьб. Небольших.

— Слушаю.

— Лира станет моим личным телохранителем.

Томан взглянул на подчиненную, та смиренно кивнула.

— Как скажете.

— Еще нужна прислуга. Убираться и готовить самому влом, поэтому найдите трех девиц покрасивее. Старше восемнадцати, — загнул палец. — Здоровые зубы. Пониженная социальная ответственность, но не портовые шлюхи. Опционально — с большими сиськами.

Офицер слушал и молча кивал. Когда я закончил наглеть, без сомнений и возражений отчеканил:

— Прикажу поручикам. Уж они-то знают всех красивых и здоровых девок.

— Прекрасно. Еды и бухла куплю сам, денег хватает. За сим до свидания — пора готовиться к вписке... то есть, к скорому отбытию.

Похоже, природа и правда обрадовалась моей уборке. В кои-то веки распогодилось, выглянуло солнышко и заблестело на мокрых камнях мостовой. И этот запах как после дождя... блаженство!

— Похоть и блуд ведут к падению во тьму, — назидательно произнесла Лира.

— Я тебя умоляю. С каких пор ты стала такой правильной? Вчера хотела отрезать мне пальцы, а теперь хуже монашки.

Спутница вздернула носик.

— Вовсе нет. Просто хотела напугать.

— А теперь просто перестань нудеть — и считай, что я поверил в твою байку. Эту неделю все равно проведу в адском угаре, и ни ты, ни твоя богиня мне не помешают.

Линн вздохнула, но промолчала.

— Кстати, а где тут прибарахлиться можно?

Меня любезно сопроводили на площадь, к неприметному зданию с деревянным щитом на цепях. На вывеске выдолбили стамеской иглу и катушку ниток. К удивлению, лавка портного напоминала вполне себе современные бутики. Вдоль стен на манекенах висела одежда, на полках пылилась всякая мелочевка — портупеи, ремни, шнурки и даже ножны, под ними нестройными рядами стояла обувь. В углу виднелась ширма, за ней поблескивало ростовое зеркало. Можно сразу купить, можно снять мерки и пошить на заказ. По словам мастера, крой займет совсем немного времени — недели четыре.

Хозяин, кстати, походил на одного полурослика из известного фильма: низенький, седой, в красном жилете и очках.

— Здравствуйте, здравствуйте, — залебезил он. — Чем могу помочь?

— Да мы только посмотреть.

— Прошу, пожалуйста. Заходите, смотрите, выбирайте. Лучшие ткани, заморские!

Долбаные продавцы-консультанты. Достанут и в фэнтези.

Многие вещи выглядели вычурно и неудобно, а я привык к свободе и простору, чтобы нигде не жало и не терло. Поэтому выбор пал на белую рубашку со шнуровкой на груди, короткую кожанку с утепленной подкладкой и черный плащ с капюшоном. Как вы могли догадаться, шастать в синем или красном было чревато: даже спрашивать за шмот не станут — стрельнут из кустов и все.

Брюки взял самые обычные. Сапоги — кожаные, повыше колен. И вода не затечет, и грязь месить сподручней. Переоделся, покрутился перед зеркалом — Индиана Джонс, блин, только шляпы не хватает. Побриться бы еще, хотя со щетиной я выглядел в разы круче. Сложил пальцы пистолетами, ткнул в зеркало и белозубо улыбнулся — красавчик.

— Сколько за все?

— Пять золотых, — ответил тут же возникший за спиной лавочник.

— А в серебре?

— Пятьсот ровно.

— Да вы издеваетесь?

— Ни в коем разе! Наоборот — со скидкой отдаю, от сердца отрываю. Заморские ткани, лучшая кожа, первоклассный пошив!

— Отстой, — я поднял воротник и покрасовался еще разок. Расставаться со столь моднявым прикидом не хотелось, а возиться с целой горой серебра — лениво, да еще и вопросы могло вызвать ненужные. И тут решение как обычно нашлось само собой. — А дайте-ка золотой в долг. Под ее, — кивок на Лиру, — гарантиию.

— Эм... — хозяин замешкался, переводя взгляд то на странного и явно небогатого парня, то на замаранную помятую девчонку, выглядящую как сбежавшая каторжанка. Но то ли мое колдовское обаяние, то ли нежелание связываться со стражей вынудили коротышку расстаться с золотым — причем, как он наверняка думал, навсегда.

Я вышел на улицу, сунул руку в карман и "отсчитал" нужную сумму, а один злотый приберег для дальнейшего "размножения".

— Вот, держите. — На прилавок со стуком приземлилась блестящая башенка.

Старик, мягко говоря, удивился, но задавать вопросы не стал. Лишь пожелал удачного дня. Уходя, краем глаза заметил, как он пробует монетки на зуб.

— Ну, как я тебе?

— Неплохо, — буркнула спутница.

— Неплохо? И все?

— Самолюбование — грех. И я не собираюсь его пестовать.

— Какая же ты скучная стала.

Лира ничего не ответила, но сжатые губы и надменный взгляд без лишних слов намекали на ее правоту и мою постыдное низменное поведение. Ну, что поделать: вчерашний подросток, обделенный силой и женским вниманием, в первую очередь займется гиперкомпенсацией — это вам любой психолог скажет. А я не герой, никогда им не был и не собирался наверстывать упущенное, всецело озабоченный грядущим распутством.

* * *

Особняк мэра вклинился между ратушей и, как подсказала девушка, оружейной. Высокие стрельчатые окна, черепичная крыша, недавно выбеленные стены. Бонусом окованная железом дверь — такую только тараном выносить, да и то с десятого раза. На первом этаже расположились кухня и приемная, на втором — спальня. Кровать с балдахином занимала почти всю комнату, да и вообще домишко оказался на удивление тесным. Впрочем, в Дюнвике вообще хрен протолкнешься.

Но самое главное — погреб. Глубокий, с целым штабелем бочонков и одуряющим винным духом. Рядом на полке лежали молоток, топорик и ящик с бронзовыми краниками. Вот бы еще подписали, где какое пойло хранится, но искать его опытным путем я был готов хоть сутки напролет.

В первом плескалось крепленое сладкое вино. Чуть не отбил пальцы, вгоняя острую трубку в доску, но мучения того стоили. Принес из кухни большую глиняную кружку, и дело сразу пошло веселее.

— Пьяница, — фыркнула Лира.

— Не ной. Накати лучше.

— Обойдусь, — она поморщилась, будто я предложил ей хлебнуть из лужи.

— Как знаешь. Но если надумала нудить всю дорогу — лучше иди крыльцо посторожи.

Спутница ушла, задрав нос, а я продолжил дегустацию. Вино трех сортов, пиво темное, светлое, сидр, брага, медовуха. Баки заправлены, ключ на старт, алконафт Ленский к недельному полету готов! Однако малость не рассчитал силы, и хлебнув по глотку из каждой тары, с непривычки перестал чувствовать ноги.

— Хозяин! — донесся сверху молодецкий голос. — Служанок заказывали?

Кое-как поднялся по лестнице, вздрагивая и шатаясь, и обнаружил у входа двоих парней чуть постарше меня — разудалых, усатых, в легких доспехах и синих плащах. Рядом мялись девицы, с любопытством осматривая особняк, где им наверняка не доводилось бывать и вряд ли когда-либо еще доведется.

Одна златовласая, крутобокая, с выпирающей из корсета пышной грудью. Вторая — рыженькая, щуплая, глазки опустила, вся из себя няша-стесняша. Третья — стриженная под мальчика брюнетка, и по ее голодному взгляду сразу понял — скоро меня оседлают особо жестким способом.

Предвкушение вскипятило кровь, но от этого я лишь крепче захмелел. Благо дар никуда не делся — незаметное касание, будто висок почесал, и все прошло. А балбеска с косой все уверяла, что пьянство — нехорошо. Было бы нехорошо, дар бы и не откликнулся, а раз и по пьяни фурычит, значит все ровно. Ха!

— Спасибо, ребята. Передавайте привет майору, дом отличный. А вы, красотки, займитесь делом. В подвале бочонки — нацедите по бутылке с каждого. Хотя нет — по две. Там вроде жратва еще есть — приготовьте чего-нибудь и отнесите в спальню. У нас сегодня некультурное мероприятие.

— Сколько? — нагло спросила темненькая, и речь определенно шла не о времени или количестве еды.

— Смотря что умеете, — той же дерзостью ответил я, чтобы шаболда знала, кто в доме ходзяин. — И на что готовы.

Девушки переглянулись. Едва запахло деньгами, они вмиг перестали мяться и перешли к делу.

— Чем больше отстегнешь — тем больше сумеем, — заявила блондинка, как бы невзначай поправив корсет.

Я улыбнулся — во всем люблю деловой подход.

— Надеюсь, этого хватит.

На пол посыпалось золото. Монеты слетали с ладони одна за одной, звеня и маняще сверкая. Пышная, недолго думая, рухнула на четвереньки и стала совать добычу в ложбинку меж доек. Когда место кончилось, принялась пихать за щеки как хомяк.

Видя, что денег все меньше, рыжая и брюнетка устроили драку.

— Стоять!! — заорал не своим голосом.

Не знаю, отчего так вышло, но в комнате буквально грянул гром. Ничего не поломал, никого не ранил, но уши заложил до звона. Ошарашенные служанки вскочили и выстроились как солдаты на параде. С трудом сдержал смешок, видя распухшую мордашку блондинки, но веселиться было рано. Если эти дуры не будут слаженно работать, вписка кончиться весьма трагично.

— Устроили тут. Вам сказали, кто я?

Гостьи вполне ожидаемо завертели пустыми головами.

— Я — колдун, — сказал тоном, после которого лишь безумец отважился бы усомниться в моих словах. — Будете чудить — превращу в крыс. Вздумаете ослушаться — в жаб. А сделаете все как надо — озолочу. Кто больше постарается — больше и получит. Поняли?

Ответом стали энергичные кивки, будто красавицы уже приступили к служебным обязанностям.

— Отлично. Эти деньги поделите на троих. И бегом за работу. Чтобы через час все готово было!

* * *

Мэр принимал просителей на высоченном обитом кожей кресле, на нем-то я и развалился, набрав полную кружку пива и закинув ногу на ногу. Потягивая пенное, наблюдал, как девчонки носятся по дому. Причем каждая старалась выделиться в меру сил и смекалки: то глазками стрельнет, то соблазнительно оближет губки, то выгнется в интересной позе.

Бесконечные деньги. Неиссякаемая сила. Абсолютная власть. Такое попадание по мне!

— Господин... -ко мне подошла блондинка с веничком для пыли. — Под креслом грязно.

— Ага, понял.

Раздвинул ноги пошире. Не пересаживаться же, в самом деле?

Дальше все случилось слишком быстро. Даже не понял сперва, что вообще происходит. Штаны оказались расстегнуты, а мой хрен — у нее во рту. От неожиданности аж дышать перестал и спустил за пару секунд. Улыбнувшись, дерзкая пышка застегнула портки и как ни в чем не бывало ушла. Это прекрасно видела рыжая, и дабы подстегнуть ее мотивацию, громко произнес:

— Похвальное рвение. Премию получишь.

А у самого сердце ухает, ноги свело, голова кругом. Раньше видел подобное только в порнухе, а тут на тебе. Это сказка? Это сон? Интересно, все маги так живут? Хотя причем тут, блин, маги. Были б деньги, а желающая отсосать за них всегда найдется.

Из подвала вышла рыжая. С бутылкой вина, но без платья. Без спросу села на колени, якобы наполнить кружку. Не стал ходить вокруг да около и внаглую сжал высокую упругую грудь. Волшебная палочка вновь наполнилась колдовской силой, но красотка подмигнула и ушла, виляя задом. Этой премию не дам.

— Хозяин! — донеслось сверху. — Все готово!

Поднялся, на ходу стаскивая обновки. Служанки уже разделись и жадно хлестали из горла, сверкая небритыми подмышками. Впрочем, подмышки — далеко не самые густые заросли, но после полулитра крепленого на подобные мелочи закрываешь глаза.

Плюхнулся на кровать. Блондинка попыталась взгромоздиться на меня, но пацанка ее грубо оттолкнула.

— Куда прешь, корова?!

— Щас как дам по роже, глиста! — окрысились в ответ.

Пришлось пресекать в зародыше грядущую потасовку. Нет, не подумайте — пусть дерутся, но только когда мне до них не будет никакого дела.

— Тихо! Первая вызвалась — первая и будет. Не волнуйтесь, все успеете прокатиться.

Пышная раздвинула пальцами кудри, об которые и садовые ножницы бы затупились, и медленно села, охая и постанывая. Я невольно зажмурился и впился пальцами в матрас. Блондинка мерно привставала и опускалась, придерживая колышущиеся словно желе груди. Входило так плотно, что в глазах темнело и пульсировало в затылке.

Другие сидели по обе стороны и наблюдали. Рыжая — с легким стыдом, брюнетка — с большим азартом, то и дело закусывая нижнюю губу. Чтобы не выстрелить раньше времени, начал думать о всякой фигне вроде грустных котиков, несправедливости жизни и голых старухах. Немного отпустило.

Партнерша же согнулась и затряслась как в припадке, протяжно вопя.

— Ох, мля, вот это да! Магия какая-то.

— Слезай уже, — прорычала брюнетка, трясясь от вожделения. — Моя очередь.

Едва место освободилось, пацанка насадилась на стручок разве что не в прыжке и быстро задвигала задом, водя ладонями по упругому животику, острым грудкам и шее. Было видно, что секс доставлял ей огромное удовольствие, и плевать, что за деньги. Она почти не стонала, но часто-часто дышала распахнутым ртом.

Вскоре поглаживание сменилось царапаньем. На тонкой бледной коже оставались розовые следы, а сосочки она крутила так, будто намеревалась оторвать.

— Любишь жестко? — прохрипел я.

Резкий кивок.

— Отшлепайте ее.

— Ох, это я запросто.

Блондинка замахнулась и врезала от души, за всю хурму. На попе вспыхнула отчетливая красная пятерня, пацанка зашипела и крикнула:

— Все, что ли? Я комаров сильней прихлопываю! Шевелись, свинина.

Дама в теле, устав терпеть оскорбления, подняла с пола мой ремень. Схватила наглячку за голову и стала охаживать по спине, бокам и заднице так, что треск поднялся на весь дом.

— Я тебе дам свинину, сука. Я тебе покажу корову, мразь.

Прежде чем вмешался, беднягу исполосовали по первое число. Она лежала на мне, уткнувшись в плечо, и не шевелилась.

— Ты живая?

Та чуть слышно простонала:

— Тише. Не дергайся. Никогда так не кончала, внутри все горит.

Передохнув немного, откинулась на спину, раздвинула ноги и замерла, время от времени подрагивая.

— Ну что, рыжик, твоя очередь.

Закинул колючие лодыжки на плечи, нащупал вход среди щетки жестких волос и осторожно вошел. Домработница по вызову ахнула разок и затихла, сложив руки по швам. Из всех троих эта оказалась самой деревянной, но я уже придумал, как ее расшевелить.

— Десять серебра той, кто оближет ей сиськи.

— Эй! — встрепенулась служанка. — Мы так не договаривались!

— А тебе — двадцать.

— Договорились.

Похоже, темненькая старалась быть первой во всем, и без лишних уговоров и споров присосалась к розовому соску. Блондинка, не желая уступать, с чавканьем и хлюпами накинулась на второй.

— Ах... — простонала, жмурясь, рыжая, — осторожнее, а то откусите.

Смотреть на это больше не было сил. Вынул и извергнулся под таким напором, что забрызгал им волосы, щеки и живот. После чего вылакал полную бутылку пива и довольный лег спать в гнездышко из разгоряченных тел.

На рассвете меня разбудили грохот входной двери и тяжелые шаги на лестнице. В спальню влетела Лира, окинула творящийся бардак хмурым взглядом и сказала:

— На нас напали.

Глава 4

Представьте, что вас вытащили из теплой мягкой постели и окунули головой в ведро ледяной воды— ощущения были очень похожие. За прошедшие дни я так и не привык ко всемогущему дару, способному по щелчку решить любые проблемы, и новость о грядущей схватке вязкой паутиной расползлась по кишкам. Нечто подобное я чувствовал, когда однажды поздним вечером нарвался на стайку малолеток в спортивных костюмах — та же пустота внизу живота, барабанная дробь в груди и легкая "танцующая" дрожь в коленях. Тогда удалось уйти дворами — когда прижмет я тот еще спринтер, но сейчас бежать некуда — с трех сторон стены, а реку вплавь не одолеть. Мысли спутались, в горле пересохло, и сквозь побледневшие губы выполз донельзя тупой вопрос:

— Кто?

Лира заметила мой страх и оттого разозлилась пуще прежнего:

— Колбан, кто ж еще.

Боги хаоса, как же болит башка. По-привычке коснулся виска и... ничего. Попробовал еще раз — ноль эмоций. Может, дар слабеет с похмелья?

Оделся, превозмогая тошноту, и поплелся за спутницей. На стенах уже выстроились лучники, солдаты внизу готовились сменять павших. Майор вышагивал вдоль рядов, держа руки за спиной, и наставлял подчиненных.

Я чуть ли не на четвереньках заполз на боевой ход и положил подбородок на влажный холодный камень. Малость полегчало.

Вдали, у кромки леса, виднелись пешие латники. Сколько — сказать сложно, за деревьями могла притаиться хоть целая армия. На флангах алели клинья гвардейцев, впереди на белом жеребце гарцевал старик в красной мантии с золотой оторочкой и тонкими наплечниками в виде выгнутых березовых листьев. Лица не разглядел — из-под глубокого капюшона торчала лишь заплетенная в тугую косу длинная седая борода.

— Среди вас прячется колдун! — крикнул всадник и зашелся в кашле. — Отдайте его и мы уйдем.

— Придите и возьмите! — гаркнул Томан и обратился ко мне: — Сэр Леонид, подсобите?

Я свесился с зубца и обильно блеванул.

— Сэр Леонид? — настороженно повторил офицер.

— Бу-э-э-э...

— Вы можете сражаться?

Я сплюнул остатки горькой желчи и вытер рот предплечьем, из последних сил отгоняя налетающие вертолеты:

— Только с приступами тошноты. Да и то не факт. Блин...

Чародей взмахнул рукой, и половину воинов сдуло со стены ураганным порывом. Остальные спустили тетивы, но все стрелы отскочили от невидимого щита.

— Нам не устоять без магии, — произнес командир. — Сэр Леонид, соберитесь.

— Откройте ворота. Я ухожу.

— Что?! — майор вытаращил глаз. — Но почему?

Даже озвучивать предположение было страшно, однако лучше сразу высказать всю правду и обезопасить людей, чем ломать комедию до последнего и обречь весь город на страшную гибель.

— Кажется, я пропил дар.

— Предупреждала же. — Лира фыркнула и вздернула носик. — Будет тебе наука.

Воин в задумчивости почесал затылок.

— Может, пройдет?

— Может, — я развел руками. — А Колбан станет ждать?

Начальник гарнизона вздохнул и свесил голову, в одночасье растеряв былую доблесть и боевой настрой. Томан — не был дураком и прекрасно понимал, чем закончится осада без колдовской помощи:

— Вряд ли.

— Вот именно. Открывайте.

Он вздохнул еще раз и велел поднять решетку.

— Лейтенант. — я повернулся к девушке и изобразил нечто среднее между кивком и поклоном — большего больная башка попросту бы не выдержала. — Спасибо за компанию. И за то, что не отрезала пальцы. Майор — удачи в боях. Ну, не поминайте лихом. Эй, там! Я выхожу!

Бредя по колено во влажной траве, думал лишь об одном — поскорее бы унялась боль. Уж лучше пусть голову отрубят — терпеть никакой мочи нет. Заметив мою подозрительно быструю сдачу, лорд поднял руку и замер в ожидании, явно опасаясь подвоха.

Где-то на полпути услышал позади шелест. Обернулся — Лира. Девушка бежала следом без оружия, но в гордо реющем офицерском плаще.

— Ты еще куда?

— Я — твоя Спутница. И буду сопровождать Избранного и в радости, и в горе.

— Тебя будут пытать и, скорее всего, убьют. Уходи, пока не поздно.

Линн улыбнулась и не сдвинулась с места.

— Доля Спутницы не легче твоей.

Ваш покорный застонал и потер вспотевшие щеки. Вот же впилась как заноза.

— Даже не вздумай сопротивляться, — предупредил Колбан, устав наблюдать за нашей болтовней.

— В меня целят из луков человек сто, — устало отозвался и зевнул. — Я ж не дурак.

Старик замолчал, но готов поклясться — в тот момент он ехидно улыбался.

— Ты утратил дар. Все же ты дурак. Да еще какой.

Угу. Больше всего хотелось выслушивать проповеди от того, кто сжег живьем ни в чем не повинных людей:

— Давай ближе к делу. Еле на ногах стою.

— Ну так не стой.

Взмах руки, удар, темнота.

* * *

Очнулся от холода в тесной каменной комнатке с единственным окошком, больше похожим на бойницу. Из мебели — немного сена на полу. В углу рядом с окованной дверью сидела Лира, прижав колени к груди. Когда глаза привыкли к полумраку, заметил ссадины и кровоподтеки на бледном лице.

— Ты как?

— Могло быть хуже.

— Пытали?

Она фыркнула.

— Тоже мне пытка. Так, потрепались немного о том, о сем.

Спросонья напрочь забыл о дикой мигрени. Резко встал и тут же согнулся в три погибели, шипя словно перепуганный кот. Когда мозг перестал разрываться изнутри, медленно выпрямился и выглянул в окно. Здание, где мы оказались, стояло на высоченном уступе, а внизу простирался усыпанный снегом ельник. За ним все тонуло в непроглядном тумане, как в компьютерной игре с выкрученной на минимум дальностью прорисовки.

— Где мы? — озвучил я закономерный и давно напрашивавшийся вопрос.

— Не знаю, — зубы Линн чуть слышно стучали от холода. — Наверное, в одной из тайных крепостей лорда.

За дверью раздался надсадный кашель. Скрипнула заслонка, и я увидел заплетенную бороду толщиной в руку. Вот кого надо Косичкой звать, а не Лиру.

— Не люблю ходить вокруг да около, — прохрипел чародей. — И скажу сразу — присоединяйся ко мне, будем вместе править миром. Только представь — самое вкусное вино, самые красивые женщины из самых разных уголков света. Несметные богатства, изысканные яства, небывалые удовольствия. Сколько захочешь. Когда захочешь. Что захочешь. И власть... много власти. Больше, чем кто-либо может представить.

Я зевнул ему прямо в лицо и почесал зудящий живот:

— Ты опоздал, старый. Дар кончился.

Старик сцепил узловатые пальцы в замок и с ехидцей проскрипел:

— Я знаю, как его вернуть.

— И как же?

— Сперва поклянись в верности мне и нашему общему делу.

— Убирайся, предатель! — рявкнула девушка. — Нас не соблазнить гнилыми посулами.

— Эй, — я обернулся и шутливо погрозил ей кулаком, — говори за себя. Так что там насчет вина и женщин?

Лорд поднял голову, открыв взору скривившийся в подобии улыбки рот, обтянутый тонкой точно пергамент и такой же желтой кожей. Ну вылитая мумия — неудивительно, что прячет за тканью свою страшную мертвецкую харю!

— Объединив силы, мы одолеем всех! Ни одно войско, ни один колдун не устоит перед нами.

— Он лжет! — взвизгнула Лира, не теряя надежду и пытаясь раздуть почти потухшие искорки всего светлого, что осталось в моей душе. — И хочет тебя использовать! Ты поможешь ублюдку завоевать весь мир, но не получишь и крохи со стола!

— Молчи, мятежница! — рявкнул искуситель, обнажив зубы — острые и черные как кариозные клыки. — Я предлагаю справедливую сделку. Мне — трон мира. Ему — бесконечные удовольствия.

— А время на подумать? — спросил я.

— Времени нет. Или клянись, или придется поторопить.

— Это каким, простите, образом?

Каркающий смех перешел в мокрый кашель, на бороду упали капельки крови.

— Скоро узнаешь.

Заслонка щелкнула, по коридору эхом прокатились хромые шаги.

— Отстой, — я хлопнул по двери и прислонился спиной к холодным створкам. — А как все хорошо начиналось.

— Сам виноват. — Спутница скрестила руки на груди и отвернулась к окну. — Предупреждала и не раз. И почему Тенеда выбрала именно тебя? Наглого, дерзкого, глупого, похотливого, самовлюбленного и ленивого засранца! Ты — дикарь, получивший в подарок прекраснейшую из ваз и приспособивший ее под ночной горшок!

Настал мой черед изображать обиду и укор:

— А еще вчера боготворила.

— Я ж не знала, что Избранный окажется такой свиньей! — выпалила девушка. — И прос... потратит дар ради кислого пойла и дешевых шлюх!

И не поспоришь. Теперь понятно, почему во всех сказках и мифах колдуны описаны древними старцами — ведь чем взрослее, тем меньше хрен довлеет над мозгом, а значит освобождается в разы больше места для всяких мудрых штук. Мне же до мудреца как пешком до луны. Богиня не учла поправку на возраст — и вот результат, сидим в темнице как два фуфела и с каждой минутой теряем шансы на долгую и счастливую жизнь.

— Слушай, а в твоих легендах не сказано, как вернуть силу?

— Нет. Избранные древности не были такими... такими... негодниками!

Что же, пусть дар иссяк, но смекалочка таки не оставила. Ибо колдовство — порождение чужого мира, а догадливость и подметчивость (такое слово вообще есть?) неотъемлемые и неотчуждаемые признаки мира родного. И вот воспаленный разум невзирая на убийственный бодун разродился очередной первоклассной идеей:

— О, придумал! Я соглашусь, получу дар и убью старика. Гениально же.

Лира презрительно фыркнула.

— Дурак. Если поклянешься, станешь его рабом навеки! Клятвы, если не знал, тоже магия, только заколдовываешь не кого-то, а самого себя.

Я растянул потрескавшиеся губы и почесал затылок:

— Да уж, ситуация...

Лира закрыла лицо ладонями и тихо забубнила:

— Тенеда-созидательница, дай мне сил наставить Избранного на путь истинный. Не позволь пасть в пучину страхов и сомнений. Упаси от ярости и пристрастия, укрой от кровавого взора Марзала-сокрушителя.

— Лучше делом займись. Может камень где шатается, или петли проржавели.

Лира замолчала и посмотрела на меня как на идиота, предложившего вычерпать море вилкой:

— Отсюда не сбежать. Замок возведен волшбой, а ты свою всю...

— Ох, — махнул рукой, — не напоминай.

Пол задрожал от грохота шагов. В камеру ворвались трое дюжих ребят в доспехах — один прижал подругу к стене, другие подхватили меня под руки и куда-то потащили. Темный промозглый коридор, винтовая лестница, головокружительный (в прямом смысле) подъем, засыпанная снегом крыша. Колбан стоял у самого края, спрятав ладони в глубоких рукавах, и наслаждался видом. Попытался скинуть гада — не вышло, дар игнорировал меня с упорством обиженной бывшей.

В шаге от колдуна растирался снегом лысый чернобородый крепыш с серьгой в ухе. Из одежды — только штаны. Не знаю, есть ли в этом мире стероиды, но накачался он — хоть сейчас на Мистера Вселенную.

— Ответ, — строго произнес лорд.

— Еще думаю.

— Анрэй, разомни-ка его. Чтобы думалось лучше.

Качок издал странный звук — этакую смесь рыка и хрюканья — и направился в мою сторону, хрустя пальцами, пуча бычью шею и тараща глаза. Его мутный взгляд не предвещал ничего хорошего, а катающиеся под загорелой кожей бугры — тем более. Попытался дать заднюю, но конвоиры швырнули прямо в стальные объятия бородача.

Легонький тычок в грудь — лежу. Добивать не стали, дали подняться. Оказалось, я почти на две головы выше верзилы, пусть и заметно уже в плечах. Помогла ли мне разница в росте? Не очень.

— Ну ладно. — Поднес кулаки к подбородку. — Сейчас получишь.

Стоит ли говорить, что мне выписали первосортных костылей? Сильно не увечили, зато швыряли, таскали, ломали, сидели сверху, душили и всячески истязали. Не знаю, сколько времени длилась "схватка", но под конец чувствовал себя упавшим с пятого этажа аккурат на штабель кирпичей.

— На сегодня хватит, — с усмешкой сказал Колбан. — Завтра будет веселее.

— Ублюдок старый... — прошипел в ответ, брызжа кровью.

— Увести.

Точнее — уволочь. Очень здорово, блин, биться спиной и затылком о ступени после жаркого танго с медведем. Никогда бы не подумал, что пара горстей прелого сена покажутся самой мягкой из перин. Только бы не шевелиться... Черт, даже моргать больно.

— Ты как? — с тревогой спросила Лира, сев рядом на колени.

— Добей... пожалуйста...

— Тише. Потерпи.

Она укрыла меня двумя плащами и стала легонько гладить по затылку. Без понятия почему, но ломота слегка унялась.

— Спасибо, — пробубнил как во сне.

— Пустяки, — девушка заботливо улыбнулась. — Я тебе жизнь должна. Ты спас меня в той пещере, хотя мог просто уйти. Тогда-то и поняла, что в тебе что-то есть.... Что ты в самом деле иной. Не такой, как все. И дело не только в даре, но и в том, как ты им распорядился. Я увидела то, чего почти не встречала в родном мире: милосердие, сострадание, искреннюю доброту...

— А я взял и все пролюбил.

— Отринуть соблазны нелегко. Особенно когда их так много. Боги испытывают всех, а с Избранного спрашивают втройне.

— Не хочу быть Избранным. Хочу домой.

Линн вздохнула.

— Я тоже.

— Расскажи о себе.

— Что там рассказывать. Мать умерла при родах, отец воспитывал с пеленок. Он был гвардейцем, дослужился до полковника и охранял короля на приемах и церемониях, пока одурманенный фанатик не убил его исподтишка во славу Марзала. Я тоже хотела пробиться в гвардию, но кто ж туда бабу возьмет.

— Дикари.

— Можно подумать, в твоем мире женщин берут в армию.

— И весьма охотно. А кое-где в обязательном порядке.

— Повезло им. А мне пришлось продать дом и уйти в горы — в монастырь мастеров клинка. За пять лет научилась фехтовать лучше многих мужиков и доказала всем, что имею право носить доспехи. Дерзкая, но умелая девчонка приглянулась генералу Борбо, и он принял меня в пограничный отряд. Но даже несмотря на все старание, я простой лейтенант, а бездарности и тупицы давно ходят в майорах.

— Как Томан?

— Нет. — Она качнула головой. — Томан отличный воин, командир и друг. Надеюсь, с ним все в порядке.

— Вы — пара? — осторожно спросил я, почему-то боясь услышать ответ.

— Скорее, брат и сестра, — после недолгих раздумий шепнула спутница.

— Ха, — не удержался от злорадной ухмылки. — Такой брутальный, а во френдзоне. Представляю, как печет у бедняги.

— Что печет?

— А, забудь.

— Тогда твоя очередь. Расскажи о своем мире.

— Года не хватит на все про все.

Воительница не стала настаивать и молча отвернулась к окну.

— Не обижайся, ладно? Язык распух, челюсть еле двигается, а завтра вломят еще сильнее. Боюсь, или соглашусь или помру.

Вдруг из коридора донеслись знакомые шаркающие шаги и не менее знакомый кашель, от которого начинала дергаться щека и дрожали пальцы.

— Мля, опять дед? — прошипел, кутаясь в плащи. — Какого хрена ему надо? Виделись же час назад.

Скрипнула заслонка. Видит хаос, скоро стану заикаться при любом похожем звуке.

— Подслушал ваш милый разговор, — с ухмылкой сказал Колбан. — И в голове словно молния вспыхнула. Как же раньше-то не додумался? Тебя пытать нельзя — помрешь еще. Зато твою подружку — запросто.

— Только тронь ее... — процедил сквозь стиснутые зубы — но не от приступа праведного гнева, а чтобы не стучали, выдавая прокравшийся в душу страх.

— Да-да, уже коленки дрожат. — Маг хохотнул. — В подвал их. С парнем осторожнее, живым нужен. И относительно здоровым.

Опять лабиринт коридоров, выведший к лестнице в самое сердце горы.

— Леня, — шепнула девушка.

— Что?

— Я умею терпеть боль...

— А ну цыц!

— Но чтобы ни случилось. Чтобы со мной ни делали...

— Прекрати, — ее тихий "умирающий" голос раскаленным лезвием полосовал сердце. Умом я понимал, что, скорее всего, мы общаемся в последний раз, но нутро наотрез отказывалось верить в скорую разлуку.

— Нет, послушай, — спутница облизнула пересохшие губы. — Одна жизнь — ничто в сравнении с целым миром. Заполучив твою силу, Колбан отберет миллионы жизней. Он мстительный и желчный. Многие страны будут стерты в пыль из-за его давних обид. Поэтому... даже не думай ему подчиниться. И ни при каких обстоятельствах не думай обо мне.

— Боги... — выдохнул я.

— А ну заткнулись, — гаркнул латник и подкрепил просьбу оглушающим подзатыльником.

Кладка кончилась, мы вошли в извилистый тоннель, кончающийся просторной пещерой, где злодей обустроил пыточную. Тщедушный ублюдок возвел мучения в целую науку на стыке анатомии, инженерии и медицины. Жаровни освещали механизмы настолько сложные, что я мог лишь догадываться о том, как они работают. Ремни, кабестаны, противовесы, шестерни — это только то, что было снаружи. Какие тайны хранились в коробах и ящиках знали те, чья кровь навсегда впиталась в дерево и осела ржавчиной на железе.

— Почетному гостю — почетное место! — громыхнул хозяин, подобно безумному ученому нависнув над изобретенными машинами боли и смерти.

Меня усадили на высокое кресло и стянули конечности кожаными жгутами. Отверстия на спинке и сиденье как бы намекали — поворотное колесо торчит сзади не для красоты.

Лиру подвели к шкафу напротив. Выглядел он жутко. Две вертикальные прорези сходились кверху в виде пламени свечи. Меж ними из досок торчали рыжие железяки, напоминающие человечьи ребра. Девушку вложили в них и замкнули скобы. Пока один солдат привязывал ремнями ноги и голову, второй зашел за устройство и чем-то протяжно заскрипел. Скобы сжались, надежно обхватив тело пленницы будто паучьими лапками. Судя по перекошенному лицу, это уже причиняло невыносимые муки.

— Отвалите от нее! — вопль эхом прокатился над утыканном сталактитами сводом. — Уроды! Суки!

— Наслаждайся. — Колдун хмыкнул. — Когда еще такое увидишь?

Латник сунул ладони в прорези и выудил широкие железные наручи на цепях. Приковав ими Лиру, отошел и кивнул подельнику. Тот снова заскрежетал, и руки пленницы исчезли в темном грохочущем нутре короба.

— Эта штука выламывает кости из плечевых суставов, — с любовью пояснял чародей, словно хвастаясь успехами родного дитятки. — Потом вправляет. Потом опять выламывает... Закаленный воин выдерживает десять повторений. Скольких крепышей я проверил на прочность, но больше не продержался никто. Как думаешь, она побьет рекорд?

— Отпусти ее.

— Решил поклясться?

— Не вздумай! — крикнула Лира, когда натяжение цепей ослабло, но тут же запрокинула голову и взревела не своим голосом, который случайно забредший в пещеру слепец вряд ли принял бы за человеческий.

— Посмотри, как она страдает. Может, я ошибся? Может, тебе плевать на нее? К чему тогда спектакль? Парни, полная мощность!

— Заткнись!! — Я заерзал на стуле изо всех сил, но тот не шелохнулся как прибитый к полу. — Не смей!

— Клянись! — рявкнул старик, обдав меня гнилым дыханием.

— Нет!

И снова крик, кнутом ударивший по сердцу.

— Даже не представляешь, как это больно. У тебя что, души нет?

Я зашипел и плюнул, целясь в мерзкую рожу, но старик с несвойственной возрасту ловкостью увернулся от смешанной с кровью слюны. Взмах руки, больше похожей на костлявую лапу, и палач заскрипел колесом с удвоенной силой. Спутница с мольбой и ужасом глянула на меня и стиснула зубы, готовясь к новой вспышке боли.

— Ладно! — выпалил я в шипастый потолок. — Хрен с тобой!

Скрежет стих. Лира в полуобмороке обвисла на ребрах и тяжело задышала.

— Я, Ленский Леонид Петрович...

— Так, — чародей сложил пальцы домиком и навис надо мной, впитывая каждое слово, каждый хрип.

— Названный неким Избранным...

— Да.

— Торжественно клянусь вернуть свой дар...

— Продолжай, — как в экстазе бормотал старик, трясясь от вожделения.

— И прокатить тебя, ушепка, на твоих же каруселях. Раза по два минимум!

У колдуна аж борода встопорщилась. Он отвесил мне звонкого леща и повернулся к латникам с очевидным намерением велеть пересчитать наглецу все кости. Но не успел, ибо сквозь треск жаровней и завывание сквозняков пробилось отчетливое ритмичное жужжание. От знакомого звука внутри все похолодело. Откуда у этого гада мобильник?

Старик достал из кармана круглое зеркальце в золотой оправе и поднес к лицу. Он стоял спиной ко мне, и я отлично видел в отражении гладко выбритого хлопца в капюшоне. Ничего себе, да это круче Палантира.

— Лорд Колбан! — звонко грянул звонящий. — Срочное собрание Совета.

— Я занят, — прорычали в ответ, обдав стекло зеленоватой желчью.

— Забар ждет вас немедленно. Разведчики заметили большое войско мятежников. Движется прямо на Герадион. Велено созвать всех магов.

— Понял, — нехотя процедил старик. — Скоро буду. Так, этих в камеру. До моего возвращения не трогать и кормить раз в сутки.

— Есть! — хором гаркнули латники.

Маг щелкнул пальцами и растворился в ослепительной вспышке. Что же, все прошло не в пример удачнее, чем я предполагал, но еще пара таких допросов — и от бравады не останется и следа. Пора действовать.

* * *

Когда дверь захлопнулась, я сгреб всю солому в угол, укутал Лиру плащами и помог сесть. Девушка привалилась к стене и отрешенно уставилась вникуда. Не успел и слова сказать, как вернулся стражник и грохнул у порога ведерко гречневой каши. Из нее, аки меч из камня, торчала деревянная ложка с длинной ручкой.

— Туда же и посрете, гы-гы-гы, — сказал вояка, ковыряясь в замке.

Судя по запаху, туда уже посрали. Отодвинул ведро подальше и устроился рядом со спутницей.

— Если правильно сломать ложку, — прошептала она, — получится отличный кол. Один удар в сонную артерию — и все.

— Ты о чем? — настороженно прошептал я.

— Лучше убей меня, — Лира попыталась улыбнуться и коснулась холодными, что те сталагмиты пальцами моей ладони. — И на тебя давить не смогут, и я не буду страдать.

— Еще чего, — с обидой фыркнул в ответ.

— Тогда я сама.

— Не мели чепуху!

— Нам все равно конец. Завтра, послезавтра, через неделю...

— Эй! — легонько коснулся острого плечика. — Где та храбрая девчонка, готовая вытерпеть любую боль?

Глубокий и печальный вздох:

— Осталась там, под землей.

По застывшему, словно вылепленному из фарфора лицу покатились слезы.

— Эй...

Очень хотелось обнять беднягу, но после свидания с тисками лучше не рисковать, а то хуже сделаю. Поэтому взял ее щеки в ладони и прижался лбом к макушке, нежно поглаживая большими пальцами влажные скулы.

— Прости... — дрожащий теплый воздух обжег щеки.

— Все нормально.

Лира всхлипнула и сжала губы в попытке унять слезы, но вышло все с точностью до наоборот.

— Я не готова нести бремя Спутницы. Я дура и слабачка.

— Не наговаривай. И не кисни. Из любой, даже самой глубокой задницы есть выход. Что-нибудь придумаю. Мне бы только капельку дара. Крохотную частичку.

(Бес на левом плече посоветовал пошутить про донышко, но в этот раз я его не послушал).

Опять загрохотали шаги. Да сколько можно шастать? Неизвестные остановились перед камерой, зазвенели ключи.

— Уверен? — Узнал голос стражника, принесшего кашу.

— Не ссы. Главное — одежду не рви и по роже не бей. Тогда старик ничего не узнает.

А это Анрэй. Похрюкивания и хрипы ни с кем не спутаешь.

— К тому же, девке все равно каюк. Чего добру пропадать?

Даже хлебушек бы понял, зачем пожаловали ублюдки. Внутри все сжалось от одной лишь мысли, что они надругаются над Лирой прямо здесь, на моих глазах. Девушка задрожала и беззвучно зашептала молитву Тенеде.

— Гребаный замок, — ключ лязгнул раз, другой и затих. — Хоть бы смазал раз.

— Виноват, — угрюмо бросил латник.

Счет пошел на секунды. Судорожно огляделся в поисках какого-нибудь оружия. Ведро не годилось, а вот ложка... Попытался расколоть ее об стену, но в итоге остался с тупой рукояткой, которой и желе не проткнешь.

Ладно. Допустим, этой палкой получится выколоть глаз. Если совсем повезет — два. Но как быть с воином в полных доспехах? Вот засада.

Ключ наконец провернулся. Я полностью осознавал безвыходность положения, но без боя отдать спутницу в вонючие лапы просто не мог. Встал перед дверью, взял кусок ложки словно заточку и сделал морду позлее. Грамотный понт лучше выстрела. Грамотный понт — наш спаситель.

— Опа! — крикнул Анрэй с порога и почесал косматую грудь. — Какие люди! Давно не виделись. Сам в сторонку отойдешь или помочь?

— Лорд Колбан приказал не трогать нас.

— И че? Ябедничать побежишь? — бугай с ухмылкой посмотрел на соратника. — Я его лучший офицер. Я командую этой гребаной дырой. Ну пожурит немножко. Ну пальчиком погрозит. Ну бородой потрясет. А девке так и так кранты. Вот и порадуем ее перед смертью. Если хочешь — третьим будь, не жалко.

— Боюсь, пальчиком ты не отделаешься, — я вложил в слова столько серьезности и угрозы, сколько сумел нацедить. — Сам видел, как старик карает и за меньшие проступки. — выждал немного, вытаращил глаза и выпалил: — Сжигает заживо! И плевать — лучший офицер или сам генералиссимус.

— Давай лапшу не вешай, — без доброй половины прежней уверенности бросил амбал. — И встань в уголок. Хочешь — отвернись. Хочешь — посмотри да подуши гуся.

— Уходите, — ноги словно приросли к полу, хотя больше всего на свете хотелось забиться в угол, зажмуриться, заткнуть уши и молить всех богов хаоса, чтобы этот кошмар поскорее закончился, и я снова проснулся в родном и таком прекрасном городе. — Не то хуже будет.

Понт не выстрелил. Кабан побагровел, сжал кулаки и попер в мою сторону как танк.

— Ну, держись, паршивец.

Он шагнул вперед, я отступил и замахнулся, целясь в глаз. Вдруг из деревяшки с тихим треском ударила молния — тонюсенькая, блеклая, едва различимая даже в полумраке. Вот знаете, снимаете в темноте шерстяной свитер — и по нему такие же носятся.

Но ее вполне хватило, чтобы здоровяк рухнул как подкошенный и забился в конвульсиях. Подельник, учуяв запах магии, резво развернулся и собрался дать стрекача. Ага, щаз. Минус два.

— Дар... вернулся! — радостно воскликнула Лира.

— Не весь, — проворчал я, глядя на дрожащий обломок, как будто прибавивший в весе килограмма два от пропитавшей дерево магии. — Не шевелись, попробую подлечить.

Поводил руками у плеч — без толку. К счастью, вновь подсобила палочка-выручалочка. Из нее выстрелил сияющий золотой червячок, заполз под одежду и погас. Похоже, рукоятка собирала все оставшиеся (или возникшие невесть откуда) толики волшебства и направляла в цель подобно антенне.

— Лучше?

— Да. Почти прошло.

Лира вытащила из ножен короткий меч стражника. Крутанула перед собой, подбросила на ладони и удовлетворенно кивнула.

— Тяжеловат, но сойдет.

Мне досталась связка ключей.

— Идем, — девушка бодрой походкой заспешила к двери.

— Знать бы еще куда, — вздохнул ей вслед.

Мы на цыпочках брели по каменным тоннелям, стараясь не дышать и вслушиваясь в каждый шорох. На кончике обломка горела янтарная бусинка — наш единственный свет в полумраке, а местами и в кромешной тьме.

Судя по длинным рядам окованных дверей, весь этаж занимала темница. Любопытства ради открыл несколько заслонок и заглянул внутрь — в трех камерах из пяти на полу валялись полусгнившие тела и скелеты в обрывках одежды. Ничего удивительного, учитывая парк аттракционов в пещере.

— Здесь выхода нет, — шепнула Лира. — Выше или ниже? Хотя стой... Слышишь?

Приложил ухо к стене. Гул доносил с верхнего этажа крики, песни и звон разбитой посуды. Оставшись без надзора, солдаты тот же час ушли в загул. Кот из дому... Интересно, скоро хватятся главаря?

— Схожу гляну, — я приосанился и попытался сделать вид, что весь из себя герой и ни капельки не боюсь. Получилось так себе. — Жди.

— Нет, ты жди, — шикнула девушка. — А я гляну.

— Не спорь, — я легонько оттолкнул красавицу плечом и шагнул на лестницу. — Даже кроха моего дара полезнее любого меча. Но если вдруг начнется буча — беги... куда-нибудь.

Линн насупилась и скрестила руки на груди:

— Разберусь, не вчера родилась. Но знаешь что?

— Че?

Она пристально посмотрела мне в глаза, прежде чем сердито буркнуть:

— Постарайся не начать бучу.

Я кивнул и оттопырил большой палец. Напускная серьезность на чумазой мордашке почему-то развеселила и придала капельку уверенности.

Солдаты пировали в просторной зале вокруг длинной ямы с углями. Несмотря на жар, здесь было заметно холоднее из-за обилия сквозняков. Пока я наблюдал за ними из-за угла, в помещение вошел кутила с двумя бочонками под мышками. Прежде чем он захлопнул задницей дверь, я увидел искрящийся снежный ковер. Вот он — выход. Но как пробраться мимо всей этой шушеры?

Крыша слишком высоко — ноги переломаем. В бойницы тоже не пролезем. Как ни крути, путь один — через трапезную, но если нас заметят (а нас обязательно заметят) и пустятся в погоню (и тут не сомневайтесь), далеко не уйдем. Дождаться, пока гады упьются и заснут? Вряд ли они станут нажираться в дрова — колдун может заявиться в любой миг.

— Ну что? — спросила Лира, и я чуть не подпрыгнул от вонзившегося промеж лопаток страха.

— Да ничего, — злобно прошипел. — С боем не прорвемся — их там не меньше двух дюжин. Придется по стелсу.

— Чего? — нахмурилась спутница.

— Тайком, говорю. Незаметно. Как мышки.

— Я тут подумала... а давай поищем комнату Колбана. Вдруг там важные документы? Или волшебный артефакт? Ковер-самолет какой-нибудь.

— Тебе и метлы хватит.

— Что за намеки?

— Шучу. Не парься.

Мля, просрал ульту на потрахушки, а в нужный момент все скиллы на кд.

— Опа! А вы еще кто?

Заболтались. Задумались. И не заметили пьяного латника, поднимавшегося по лестнице. Его возглас прозвучал как гром среди ясного неба. Стража перестала буянить и в гробовом молчании уставилась в нашу сторону.

— Бежим!!

Глава 5

Наша скачка по столу отлично бы смотрелась в замедленной съемке. Мы неслись словно вихрь, опрокидывая кружки, расплескивая кашу и наступая на пальцы нерасторопным стражникам. А нерасторопными были все — где вы вообще видели шустрых и ловких пьяниц?

Гуляки очухались лишь когда хлопнула входная дверь. И хлопнула очень вовремя — я отчетливо услышал хищный стук и дребезг: кто-то пустил стрелу, или метнул кинжал. На чересчур проворных да ретивых тут же заорали:

— Дураки! Живьем брать!

Во дворе снега навалило по колено. Тут его хотя бы чистили — вон лопаты вдоль стены стоят. А снаружи наверняка по пояс, а то и глубже — пешком далеко не уйти. Под соломенным навесом заметил сани, похожие на лодку с лыжами, но пока найдешь лошадей, пока запряжешь... А воины, качаясь и подволакивая ноги словно зомби, уже толкались у порога.

— Заснул? — крикнула Лира. — Бежим!

Латник открыл дверь плечом, не удержал равновесия и грохнулся плашмя. Второй споткнулся об него и растянулся рядышком. Третьего толкнули в спину, чтобы шел быстрее, но тот помощи не оценил, не на шутку разъярился и врезал обидчику в нос. Началась свалка, выкраивая для нас драгоценное время, но далеко ли уйдем по такому снегу?

— Беги! — Девушка с морозным звоном обнажила клинок. — Я их задержу!

— На две секунды?! — огрызнулся я.

— Хотя бы! — Лира приготовилась к самоубийственной схватке, перенеся вес на левую ногу и выставив меч перед собой.

Хвала богам, и в критической ситуации смекалочка меня не покинула:

— Лезь в сани.

— А ты толкать будешь? Или хомут наденешь?!

— Лезь, говорю!

Спутница фыркнула, но все же устроилась на корме, не опуская оружия. Я сел ближе к носу и уткнул волшебный кусок ложки в щель меж ботинок, взявшись за обломок как за ручку управления самолетом.

Заклепкодрочерам на заметку: то, что берут одной рукой — ручка управления. А то, что двумя — штурвал. Запомните наконец.

— Тенеда, Марзал или кто тут всем заправляет — дайте мне еще капельку силы. Обещаю — стану хорошим. Только вытащите нас отсюда.

Сани чуть подались вперед. Я наклонил деревяшку, и лодка с лыжами медленно поползла к воротам. Хвала всем богам, гарнизон обленился настолько, что забыл опустить решетку, и мы на радостях покатили к...

— Обрыв! — рявкнула на ухо Лира. — Бери правее!

Вдоль горы шел узкий серпантин — телеги не разъедутся, но из-за сугробов он казался еще уже. Делать нечего — или туда, или в пропасть.

— Вон они!!! — донеслось сзади.

— Твою ж мать, вы это видите?

— Сани сами едут!

— Да это магия!

— Ну их к черту, мне за такое не доплачивают.

Стражники проводили нас хмурыми взглядами из-под ладоней. Издали казалось, что воины отдают честь по пояс в снегу. Показал им средний палец и с осторожностью ученика автошколы на экзамене въехал на горную тропу. Уклон немаленький, и сани пошли в разгон, несмотря на все попытки притормозить. Как ни тянул ручку на себя, как ни молил богов, но лодка набирала скорость. Все что мог — слегка поворачивать нос влево-вправо. Для успешного съезда и этого хватит, вот только я, блин, ни разу не бобслеист.

— Куда так гонишь?! — рявкнула на ухо Линн, перекрикивая нарастающий свист ветра и хрустящий шелест снега.

— Они сами!

На очередном повороте девушка ойкнула и прижалась ко мне, аж ребра затрещали. В иных обстоятельствах это было бы приятно, но не когда несешься по кривой километров под сорок в час. Один неверный маневр — и ошметки размажет по острым скалам. Только не смотреть вниз, только не смотреть вниз...

— Тенеда всемогущая, — забормотал я в надежде на очередное божественное вмешательство, но вместо гласа богини услышал недовольный вопль попутчицы:

— Лучше за дорогой следи! Левее!

Сани слегка занесло, и метров пять мы проехали на одной лыже. Не стану утверждать, но, кажется, на все время маневра мое сердце перестало биться. И это еще ерунда, ведь дальше лежал прямой участок с нехилым таким сугробом посередине, а в нашем случае не просто сугробом, а самым настоящим трамплином.

— Ох ты ж...

Резкий взлет, грохот в висках, невесомость. Звуки стихли, время будто остановилось. Удар, подскок, и сани завертелись как кленовая семечка на ветру. Нас вышвырнуло с дороги как из катапульты, но сани успели добраться до подножья и лететь оставалось всего ничего. Падение с высоты третьего этажа, а внизу — толстенный слой рыхлого снега.

Юркнули, как глухари с ветки. Нас тут же засыпало, свет погас. Хорошо хоть девушка все еще липла к спине, искать не пришлось.

— Куда копать? — шепнула она. — Мы лежим вниз головой? Или вверх? Давай, я буду рыть сюда, а ты — туда. Воздух кончается, чуешь?

— Угомонись! — рыкнул я, выплюнув набившийся в рот снег. — И не дергайся.

Старый альпинистский трюк — запоминайте, вдруг пригодится: пустил слюну, тягучая ниточка потянулась вниз. Отлично — роем в противоположную сторону. Выбрались, отдышались. Ельник совсем рядом, а там снега заметно меньше. Остались два вопроса: где мы находимся и куда, блин, идти?

— Леня? — с восторгом произнесла Линн.

— Чего? — несмотря на удачный исход, мне было не до радостей — всего трясло от безумной гонки и понимания того, что приключения только начинаются.

Спутница кинулась мне на шею и крепко обняла. Объятия у нее вообще дай бог, кости так и трещат.

— Спасибо, — горячий выдох обжег кожу. — Это было круто.

— Круто?! — с несвойственной великому волшебнику визгливостью бросил в ответ. — По-моему, я поседел.

— Все равно ты настоящий герой, — Лира улыбнулась и зачем-то потерлась о щеку кончиком замерзшего носа. — Ну, идем.

— Куда? — я так и сидел по пояс в сугробе и размахивал руками как квочка в гнезде. — Знаешь, что это за лес?

— Нет. Но с высоты видела — он почти весь окружен горами. Выход есть только на севере. Больше идти некуда, значит туда и пойдем.

Что же, логично.

* * *

За последние три дня протопал больше, чем за всю жизнь. Всегда любил леса, но после всех этих долбаных походов пропитался к ним самой жгучей ненавистью. Сперва пришлось продираться через мокрые заросли, теперь брести по колено в снегу — и хорошо еще догадался купить высокие сапоги, иначе обморозил бы ступни в первые же часы и на сей прекрасной ноте эпический поход подошел бы к концу.

— Смотри в оба, — предупредила Лира. — Здесь могут водиться медведи.

До вечера ни одного косолапого не встретилось. Зато нашли дом на берегу ручья — крепкий, бревенчатый, с тесаной крышей и манящей теплом трубой.

— Охотничья зимовка, — озвучила спутница и без того понятную мысль. — Эй, есть кто?

Девушка постучала рукоятью меча в дверь и запертые ставни. В ответ — тишина.

— Странно, — сказала Линн. — Закрыто изнутри.

— Может, этим? — я взмахнул обломком как барабанной палочкой.

— Погоди. Не трать силу.

Она просунула клинок в щель, нащупала засов и осторожно выдвинула из скоб. Из дома пахнуло пылью и запустением, в каменной печке, похоже, с прошлой зимы не разводили огонь. Зато на просторной кровати лежал ворох волчьих шкур — ночью точно не замерзнем. И в этот раз красавица точно не откажется от моих согревающих объятий.

— Гляди, какая красота. — С разбегу плюхнулся на койку и похлопал по пыльной шерсти. — Двоим места хватит.

Койка глухо хрустнула.

— Осторожней! — шикнула Лира. — Сломаешь еще. И спать будем по очереди. Один спит — другой сторожит.

Я закатил глаза. Кто бы сомневался. Когда речь заходит даже о невинной близости, мозг воительницы превращается в суперкомпьютер по выдумыванию отмазок.

— От кого? — обвел рукой комнату. — Стены видела? А дверь? Никакие медведи сюда не залезут. Разве что у них есть таран.

— В лесах всякое водится, — ответила Лира тоном, от которого и при свете дня на спину высыпали мурашки.

— Да брось, — я все еще пытался храбриться, хотя голос заметно дрожал и был готов в любой миг дать петуха. — Так и скажи, что не хочешь прикорнуть в моих теплых нежных объятиях.

Настал ее черед фыркать и закатывать глаза.

— Опять начинаешь? Мало проучили? Так еще проучат.

— А я ничего такого и не предлагаю. Просто полежим, погреемся.

Линн вздохнула и покачала головой:

— Тебя только могила исправит, и то вряд ли.

— Да ты только посмотри, какое уютное гнездышко.

Я откинул шкуры и заорал не своим голосом, отпрыгнув чуть ли не к самой двери. Под ворохом ободранных волков лежала мумия в кожаной броне, сжимая иссохшими руками меч и лук. То-то пахнет в доме странно... И хрустела, судя по всему, не только койка.

— Тьфу, млять! — я привалился спиной к косяку, прижал ладонью рвущееся из груди аки чужой сердце и попытался унять частое дыхание, которому позавидовала бы и собака после пробежки. Получилось не сразу, но паника прошла столь же быстро, как и накатила, уступив место необходимому для выживания здравомыслию. А трезвый рассудок подсказывал, что прежде чем ночевать в халупе, неплохо бы выяснить судьбу хозяина, дабы не повторить его незавидную судьбинушку. — Что с ним? Убили?

Лира склонилась над трупом и без намека на брезгливость зашарила по вонючим коричневым лоскутам.

— Одежда цела. Ран нет. Замерзнуть тоже не мог. Значит голод или болезнь.

— Отстой, — сплюнул и растер желчь. — Чур я на часах, а ты спи. Уверен, такая компания тебя не смутит.

Девушка пропустила колкость мимо ушей и продолжила расследования, скрупулезно осматривая помещение новым взглядом, заметно изменившимся после обнаружения внезапного сожителя.

— Видишь кусочки коры у печи? Там лежали дрова. Бедняга сжег все, но за новыми так и не пошел. Дикий зверь не стал бы караулить несколько дней — сам с голодухи сдохнет. Охотника поджидало нечто иное. — Она повернула голову к окошку и вкрадчивым голосом шепнула: — Солнце садится. Сходи за дровами.

У меня заслезились глаза, а горло будто сжала изнутри ледяная лапа.

— Э-э-э... Лучше ты.

— Тогда унеси тело.

Я взглянул на жуткую мумию с раззявленным ртом:

— Ладно, дрова так дрова.

— И воды набери. Вон ведро.

Взял — тяжеловато. Поднес к двери, присмотрелся — а в нем какие-то серые хлопья. Понюхал — засохшее дерьмо. Получается, несчастный охотник не только выйти по нужде боялся, но даже ставни не открывал, чтобы выплеснуть отходы. Что за существо, черт возьми, могло так напугать? С чем, блин, страшно столкнуться матерому вооруженному до зубов зверобою? От одной этой мысли захотелось забиться под кровать и не вылезать. Никогда. Но не праздновать же труса перед красавицей, на которую построил далеко идущие планы?

Вышел на крыльцо, держа перед собой палочку. Красиво, ничего не скажешь. Закатное золото разливалось по заснеженным еловым лапам, подкрашивало полянку яркой ржавчиной, искрилось в ручье. Птички поют, водичка журчит. Романтишно! Мангал, шашлычки, бутылка вина — идеал для свидания с приятным бонусом. Жаль, где-то неподалеку притаилась неведомая хрень. Может, за тем деревом. Или в том сугробе. Или ждет ночи, чтобы бродить вокруг и заглядывать в окна большими красными зенками.

Внутри все сжалось, приготовилось к бегству. Еле сдержался, чтобы не дать стрекача. Коль уж придется держать оборону, стоит как следует подготовиться. Это дома все легко, беззаботно и можно валять васяна лет до тридцати. Заболел — пошел к врачу. Не нравится государственная больница — вот платная, только денег раздобудь. Лезут в хату — вызывай полицию. Горишь — пожарную. Застрял — спасателей. Проблема поменьше — найдешь ответ в интернете. Здесь же придется чаще включать голову и принимать взвешенные мужские решения — иначе попросту не выжить. Один раз пошел на поводу у хрена — и теперь кукую в гребаном лесу, окруженный неведомыми чудовищами. А мог бы до сих пор сидеть в Дюнвике, есть от пуза, покрикивать на солдатню и в ус не дуть.

Сперва пошел посмотреть за домом — вдруг там поленница и не придется шастать по окутанному тьмой ельнику. Прижался к стене, палочка у лба — ну просто спецагент в перестрелке. Шагну — замру — прислушаюсь. И все время чудится, будто нечто притаилось за углом, раззявило клыкастую пасть: только сунусь — хвать и поминай как звали.

— Ты что делаешь?

Хотел сказать: "Инфаркт жду. Спасибо, что поторопила".

— Да вот... стою... наблюдаю.

Лира положила мерзко хрустнувший мешок и присела у ручья вымыть руки. Рядом с ней не так жутко, да и спасовать нельзя. В конце концов она опытная воительница и меч носит не для понта. Набрался смелости, зашел за дом — дров нет, лишь пенек, а в нем ржавый топор торчит. Сунул за пояс — какое-никакое оружие. Но вот беда — поблизости ни валежника, ни сухих елок, а до ночи считанные минуты.

— Нужно больше дров, — сказала Линн. — Чтобы предать покойного огню.

— А до завтра покойный не потерпит?

— Наш долг — похоронить его по-человечески.

— А то восстанет? — попытался пошутить я, о чем тут же пожалел, ибо спутница своим излюбленным тоном, каким самое то рассказывать страшилки у костра, произнесла:

— Всякое бывает.

Ну зашибись. Не одно, так другое.

— Идем. Видела неподалеку упавшее деревце.

Отошли шагов на сто по своим же следам. И действительно — совсем рядом от протоптанной дорожки валялась молодая сосенка. И как сразу не заметил? Пока рубил ветки, чтобы тащить было удобнее, Лира стояла на стреме. Охрана, конечно, хорошо, но если бы она еще молчала, а не рассуждала на тему таинственной смерти, было бы вообще замечательно.

— Думаю, Колбан выбрал эти горы не случайно, — воительница поежилась и плотнее запахнула плащ. — В крепость можно попасть только через долину. Вот гад и запустил сюда какую-нибудь волшебную скотину, чтобы подступы стерегла. Гомункула там, мутанта или фамильяра. А может тварь обитала тут испокон веков, а колдун с ней по-своему договорился. Ну знаешь, приручил, как сторожевого пса. Своих не трогает, а чужих гонит. Очень удобно. Пару раз напугает до полусмерти — и вмиг слухи пойдут по округе. Мол, лес проклят, не ходи, а то сгинешь. И не станет тут кто попало шастать и колбановские тайны вынюхивать.

Славное предположение, да кое-что не сходится.

— Охотника слухи не напугали, — проворчал я, утерев пот со лба.

— А может он не знал, — легко парировала Лира. — Или не поверил.

На том надо было и закончить, но я не я, если не ляпну чего сдуру:

— А каких тварей умеют вызывать маги?

У девушки аж глаза заблестели, будто ей счастливый билет на экзамене выпал.

— Да самых разных, — оживленно залепетала красотка. — Големов, например, но те медленные, шумные и совсем не страшные. Так, от разбойников отбиться. Духов всяких разных, демонов, потусторонних сущностей. А самые сильные чародеи властны над марзальцами и тенедами.

— Это еще кто? — спросил я и нарвался на очередную проповедь.

— Прежде чем сообща создать людей, боги творили порознь. Но получалось... не очень. Марзал вспыльчив и зол, у него выходили сплошь кровожадные чудища. А у Тенеды наоборот — бесплотные сущности из чистого света. И только когда покровители объединили свои начала — зло и добро — получились люди. Марзалу мы сразу не понравились, бог захотел уничтожить род людской и попробовать снова. Но Тенеда воспротивилась, потому что любит всех, в ком есть хоть капелька света. Даже тебя.

— Спасибо...

— В общем, из-за этого владыки и разругались.

— Погоди. Если Марзал нас ненавидит, почему вместе с... бывшей посылает Избранных?

Лира пожала плечиками и вздохнула, выпустив облачко пара:

— Пути богов неисповедимы.

— Ага. Понятно.

Замахнулся срубить последнюю ветку и услышал вдали треск. Выпрямился, заозирался, не выпуская топора из рук, но темень уже стояла такая, что едва проглядывались очертания хибары. Благо ручей звоном указывал верное направление, иначе заплутали бы в два счета.

— Что это?

— Где? — Лира завертела головой.

— Там. Треснуло.

— Да зверь какой-то пробежал.

— Или не зверь...

Прислушался, но ничего подозрительного не заметил. Ухали филины, ветер качал скрипучие на морозе макушки, журчала по камням вода — все как обычно.

— Ладно. — Девушка собрала лапник в охапку и направилась к дому. — Этого должно хватить.

Тащу бревно, по сторонам гляжу — и все кажется, будто кто-то за мной наблюдает. Но откуда — непонятно. Словно отовсюду сразу. Словно сам лес следит за непрошенными гостями. Ощущение до одури жуткое. Так и хочется бросить все, заорать не своим голосом и рвануть прочь, сверкая пятками. Но я же, блин, волшебник. Избранный, елы-палы. Да и перед спутницей неудобно. Ей-то вообще хоть бы хны, ничего не боится. Бой-девица, с такой и в огонь, и в воду, жаль только не в постель.

Нависшие деревья расступились, перестали тянуть скрюченные ветви, на поляне аж дышать стало легче. Хоть и сумерки, а тварь, чем бы она ни была, так просто не подберется. Девушка остановилась у края ручья и принялась складывать ветки в некое подобие гнезда. Я дотянул ствол до плахи и замахал топором, аж щепки полетели. Встал спиной к стене, рублю и на лес поглядываю. Если кто сунется — замечу сразу. Согрелся, успокоился — хорошо.

Вскоре пришла Лира и развеяло все толики настроения одним единственным вопросом:

— Ты мешок брал?

— Нет. — Я огляделся и развел руками. — На кой он мне?

— Не помнишь, куда я его положила?

Тревога нарастала с каждой секундой как цунами. Просто стоять на месте стало невыносимо тяжело, хотелось спрятаться хоть где-нибудь: за пеньком, в сугробе, забраться на крышу, лишь бы не чувствовать всем телом уколы сгустившегося мрака.

— Да у ручья же, — я поправил впившийся в шею воротник, не переставая крутить опустевшей башкой. — Напротив крыльца. Когда руки мыла.

— Смотрела. Нету там.

— Может, волки утащили? Они любят кости грызть...

— Следов тоже нету.

— Ну не мог же мешок сам...

Я икнул и замер на полуслове. В мыслях сразу нарисовалась картина уродливой мумии, вылезшей из мешка и потопавшей в дом, чтобы в темном углу подстеречь незадачливых путников и сожрать их мозги. С другой стороны, нежить не бесплотна и наверняка бы наследила.

— Э-э-э... тогда птица унесла. Падальщик. Гриф какой-нибудь, или сова-трупоед.

— Не нравится мне это. — Лира потянулась к мечу. — Руби быстрей, а я отнесу ельник в дом. Чего уж растопке пропадать?

— Подожди! — крикнул я как ребенок, которого мама попросила занять очередь, а сама пошла в бесконечно огромный и запутанный лабиринт полок и стеллажей.

— Что? — сердито буркнули в ответ — какой бы храброй ни была воительница, череда странных событий начала давить и на прочные будто стальные канаты нервы.

— Это самое...

— Ну?

— Тут постой, а потом вместе сходим.

— Боги... как маленький. Надеюсь, в туалет водить за ручку не придется?

— Ха-ха, — я скривился и с укоризной произнес: — Вот схватит тебя тварь — узнаешь, как ерничать. И вообще — первое правило любого ужастика: ни в коем случае не разделяться.

— Угу. — Она развернулась и побрела к ручью. — Работай. Скоро вернусь.

Я далеко не чемпион по заготовке дров, но в тот момент обогнал бы любого лесоруба. Да что там лесоруба — бензопилу "дружбу" на раз-два обскакал. Машу топором как заведенный, а в голове мыслишки-то роятся — одна страшнее другой. Допустим, от мумии топором отобьюсь. Да и палочки на трухлявые кости хватит — искру метну и сгорят сразу. Самое поганое — мешок сто пудов сперла та же тварь, что запугала до смерти охотника. Все на это и указывало. Стоило нам отлучиться — а нечисть тут как тут, подкрепилась для ночной охоты.

Справился, схватил поленья и быстрым шагом к крыльцу, то и дело оглядываясь. Лиры нигде нет. Наверное, в доме уже, печку топит. А если там чудище засело и доедает подругу в ожидании меня? Дверь-то не заперта, заходи, кто хочет.

Фраза "крикнул шепотом" звучит довольно глупо, но именно это я и сделал, оказавшись один-одинешенек среди дикого темного леса:

— Лира! Ты где?!

Тишина.

— Ау!

Никто не отозвался. Надо избу проверить, а колени так и трясутся. Зажег светлячка, поудобнее схватил топор — ну, вперед, герой недолеланный. Тихо стало, аж в ушах звенит. И тут половица как скрипнет. Сердце рвануло с места под двести, в глазах потемнело. Думал все — Кондратий пришел.

Отдышался, приоткрыл дверь. Внутри вроде никого. Обошел углы — в самом деле пусто. А если под кроватью?

— Зачем ей под кровать лезть? — со страху заговорил сам с собой. — Вечно всякая дурь в котелке вертится.

Вышел на крыльцо, снова крикнул:

— Лира!

Ноль эмоций. Тут уж затряслось все, не только колени. Захотелось запереться, спрятаться под шкуры и не шевелиться до утра. Пожалуй, именно так охотник и помер. Напарник пропал, а ночью бедолага увидел... что-то. И решил не выходить даже днем.

— Лира! — Голос сорвался на хрип, словно в страшном сне, когда орешь во всю глотку, а слышишь едва различимый шепот.

Так, отставить ссать! Я — Избранный! Меня чупокабрами не запугать!

Мля, ну зачем я вспомнил чупокабру. Перед глазами возникла та ужасающая фотка с черной мордой, вытаращенными зенками и оскаленной пастью, а фоном поплыли тематические передачи с телеканалов для мракобесов и статьи из желтой прессы. Снежный человек — правда или вымысел? Жительница из села Запердыщево нашла в огороде труп загадочного существа — ученые в шоке! Мать-одиночка сообщила в полицию, что ее ребенка похитил оборотень.

А ну соберись, тряпка! Служанок драть — паладин, а подругу спасать — жим-жим?

— Я не трус...

Докажи.

— Я смогу.

Действуй.

— Я спасу ее.

Вперед!

— А-а-а!!!

Голос вернулся, зычным ревом прокатившись над облепленными инеем верхушками. Я спрыгнул с крыльца и замахал обломком как мушкетер шпагой, оставляя перед собой светящиеся полосы.

— Хочешь меня напугать? Иди сюда, ублюдок, мать твою, я тебя сам напугаю!

Благородный порыв мгновенно испарился, а накатившая смелость обернулась волной жгучего стыда. Спутница вышла из леса, поправляя плащ, и с недоумением спросила:

— Чего разорался? Напал кто?

— Ты где была? — буркнул я, чувствуя одновременно и злость и радость. С одной стороны, подруга вернулась живой и невредимой, с другой — застукала меня за приступом дебилизма, который наверняка уронил и без того не самое высокое уважение.

— Под кустом, — равнодушно отозвалась Лира.

— А что ты там забыла?

Она насупилась и уперла кулаки в бока:

— Совсем глупый?

— А...

Страх сменился легким отвращением. Это ведь хвойный лес, там ни кустов, ни листьев, только снег. Б-р-р-р...

— Пошли в дом, а то всю жопу отморозила, — фыркнула спутница и демонстративно почесала правую булку.

Да уж, не принцесса, но я почему-то расплылся в улыбке.

* * *

Пока Линн набивала печь хвоей, ваш покорный возился с засовом. Запершись и убедившись, что дверь шатается не сильнее обычного, ткнул в растопку обломком:

— Елочка, гори...

Сухой лапник занялся быстрее смоченной в спирту ватки, и пропахшая тленом комната наполнилась терпким смоляным ароматом. Светло, тепло... аж на душе полегчало. Еще бы пожрать.

Лира зевнула:

— Ложись спать. Завтра весь день топать.

Кинул полный отвращения взгляд на потемневшие шкуры, где отчетливо виднелся отпечаток тела. Труп на холоде гнил медленно и сочащаяся зловонная жижа наверняка пропитала даже доски. И пусть все давно высохло, сама мысль лечь на ложе мертвеца вызывала тошноту.

— Лучше ты. А я посторожу.

— Да конечно. Заснешь как миленький.

— Думай, что хочешь, но я к тому гадюшнику и пальцем не притронусь.

— Так бы сразу и сказал, — девушка хмыкнула и с укоризной покачала головой. — Неженка.

Хотел было бросить что-нибудь язвительное в ответ, но передумал и захлопнул рот. Что тут скажешь — она права: я не то что на роль Избранного не гожусь, меня и приличным человеком не назовешь. А вместо достоинств и положительных черт — обширная коллекция комплексов и неуверенность в себе, которые пытаюсь компенсировать, строя из себя безудержного пьяницу, кутилу и развратника. Поэтому сидели молча, глядя в огонь и размышляя о своем.

— Леня, — из полумрака змеей прошелестел вкрадчивый зов. Не видь я шевелящихся губ спутницы, подумал бы, что это призрак охотника беснуется в ночи.

— М?

— Ты слово держишь?

Пожал плечами и буркнул, не отводя взгляда от скачущих язычков пламени:

— Стараюсь.

— Пообещаешь мне кое-что?

Ха! Уж если жизнь и научила чему, так это полностью читать текст договора, прежде чем ставить подпись или тыкать галочку "согласен".

— Смотря что.

— Ты никогда не присягнешь Колбану. Даже если меня на ремни порежут. Обещай.

Скосил глаза — Лира смотрела прямо на меня с такой решимостью и серьезностью, что стало не по себе. Девушку при всем желании не назовешь няшкой-милашкой, но никогда прежде не видел в ней столько непримиримой жесткости.

— Нет.

— То есть? — густые брови сошлись на переносице.

— Не обещаю.

— Почему?

— Какая разница? — Я криво улыбнулся и подбросил поленце в пылающий зев.

— Большая. Можно сказать — мирового значения. Я не хочу стать болевой точкой, надавив на которую ублюдок добьется своего.

— Ты уже.

— Что уже?

— Болевая точка.

— В смысле?

— Я не смогу спокойно смотреть, как тебя мучают.

— С чего вдруг?

В который раз дернул плечами:

— Не знаю.

— Дурак. А если из-за меня будут мучить целые королевства? Об этом не думал?

— Во на философию пробило. Сперва надо выбраться из чертовой долины, а уж потом о будущем рассуждать.

— Кто не думает наперед — долго не живет, — в прежде тихом голосе лязгнула сталь. — Видимо, боги сошли с ума, раз послали такого придурка.

Развел ладони в жесте "щито поделать" и с долей злой иронии произнес:

— Сама знаешь, их пути неисповедимы. Возможно, для тайного замысла владык нужен именно такой придурок.

Она улыбнулась, но тут же сжала губы.

Минута тишины и покоя, а затем сверху грохнуло, аж пыль посыпалась, будто на крышу упало нечто большое и тяжелое. Точнее — запрыгнуло. И ладно я, трус несчастный, но даже моя храбрая подруга вскочила и пару раз промахнулась мимо ножен, пытаясь выхватить меч.

Заскрежетали когти по дереву, зашуршал упавший снег. Ночной гость прошелся по настилу и замер. Лира судорожно сглотнула, не сводя глаз с потолка, а клинок трясся так, словно шинковал невидимые овощи. Вскоре тихий скрип сменился глухим ударом — кажется, тварь оседлала конек.

Знаете, как мы перепугались? Неподвижно простояли, задрав головы, пока не сгорели дрова — вот как. И хоть шума больше не было, прекрасно понимали — оно все еще там, над нами.

— Ладно. — Лира опустила руку. — В доме мы в безопасности. Пересидим до утра и что-нибудь придумаем.

— Охотник так же думал...

— Не ной! — девушка цыкнула. — Лучше огонь разожги.

Только закончил возиться с печью, как в дверь постучали. При этом никто не слышал ни шагов на крыльце, ни скрипа на крыше.

— Оно не одно, — едва слышно шепнула подруга.

— Откройте, это я, — прохрипели снаружи.

Мы разом обернулись ко входу, выставив перед собой нехитрое оружие. И если воительница внушала уважение, то я с куском поварешки наизготовку выглядел конченым дегенератом.

Снова стук — громче, настойчивее.

— Это я! — Тот же тембр, та же интонация. — Отвори!

Не выдержал:

— Кто "я"?

А в ответ будто запись на повторе:

— Это я! Отвори!

Я сглотнул и сощурился от вспыхнувшей на кончике обломка звездочке. Которая, впрочем, почти сразу погасла и превратилась в тлеющий уголек.

— Не отворю! Вали отсюда и дружка забери!

Бум... бум... бум...

— Это я! Отвори!

Не став ждать, нечто отошло в сторону и забарабанило в ставни, бубня "это я" как заведенное. Несмотря на охвативший ужас, я понимал — это только начало. Вряд ли стуки и невнятная болтовня заставили здорового мужика проваляться в койке до самой смерти. Наверняка охотник пытался убраться из проклятого места днем, но оно... или они раз за разом загоняли бедолагу обратно.

И у нас осталось совсем мало времени чтобы придумать, как не повторить его судьбу. Боги, все бы отдал, лишь бы вернуться в прошлое и не связываться со шлюхами и бухлом. Не будь я безвольным пустоголовым ослом, уже бы прикончил Колбана и взял штурмом Герадион, а уж потом, честно исполнив предназначение, ушел бы в загул. Но не наоборот же, блин.

Как там говорилось? История не терпит сослагательного наклонения? Отбросив все возможные "бы", сосредоточился на том, что "есть". И вводные удручали — сплошные неизвестные: кто, откуда, зачем и как побороть? Впрочем, один способ пролить на тайны немного света все же имелся.

И взгляд невольно упал на ставни.

Глава 6

Грохот и вопли не унимались целый час — все это время гады хлопали по ставням, двери и крыше, а я вздрагивал от этих шлепков как от пистолетных выстрелов над ухом. Эх, сюда бы знатную волыну... или старый добрый калаш с мешком патронов — я бы этим выродкам вмиг показал блага цивилизации и такое прогрессорство устроил, что на всю недолгую жизнь бы запомнили. Но то у правильных попаданцев — огнестрел и спецназовская выучка, а я все свои суперсилы в самом начале пропил.

Одно обнадеживало — кем бы ни были лесные чудища, они довольно слабы, раз не могут проломить старые деревяшки и запредельно тупы, коль до сих пор не догадались разобрать крышу. Но чувства безопасности этот довод не прибавил, и, несмотря на жуткую усталость, недоедание и ломоту в теле, о сне не могло идти и речи. Я сидел у печи, подкладывая дровишки и постоянно оборачивался, а Лира топталась в центре комнаты с мечом наголо, готовясь в любой момент отразить вторжение. И все же хорошо, что она рядом, иначе бы с ума сошел от страха.

— Отдохни, — сжалился я, глядя на изможденное, побледневшее лицо с темными провалами глаз.

— Не устала, — буркнула спутница, продолжив пристально следить за потолком.

— Оно и видно, — хмыкнул в ответ на напускную браваду. — Вдруг что, а ты как вареная сосиска.

Настал ее черед фыркать и усмехаться:

— Сам ты сосиска. А я — лейтенант королевской армии. И могу пробежать десять верст в полном снаряжении. Или сутками стоять на посту под дождем и снегом. А еще...

Клинок со звоном упал на пол, выбив облачко выли. Линн закрыла лицо ладонью и вслепую нащупала стену, шатаясь как пьяная. Если бы я с несвойственной лентяю скоростью не метнулся на выручку, воительница точно грохнулась бы плашмя.

— Я в порядке, — прошипела подруга, всем своим видом противореча сказанному. — Просто... голова закружилась. Сейчас пройдет.

— Посиди у огня, — я подставил плечо, но девушка отмахнулась. — И не спорь. Кто тут Избранный, в конце концов? Моя воля — закон, поэтому иди отдыхать.

Лира скривила губы, но все же подчинилась. Морщась от омерзения и приступа тошноты, взял в охапку шкуры с кровати и расстелил перед печкой. Получилось бы весьма романтично, если бы сторожку не взяли в осаду хрипящие черти, изо всех щелей не тянуло холодом, а ободранные волки не пропитались трупной жижей. Перенестись бы сейчас в бунгало на берегу южного моря, где чистота, уют, изысканные вина и отряд сговорчивых танцовщиц под боком. Лепота...

Мысли о вине и закусках всколыхнули утихший было желудок, и тот заурчал пробуждающимся вулканом. Да, человек протянет без пищи целый месяц, но пойди докажи это свернутой в бараний рог требухе, уже взявшейся жрать саму себя. Чтобы хоть немного отвлечься, поднял меч и попытался разок взмахнуть, но сразу вернул оружие владелице — чертова железяка весила килограммов пять, а это перебор даже для сытого и отдохнувшего меня.

— Расскажи о себе, — нежданно-негаданно попросила Лира, без тени брезгливости закинув шкуру на дрожащие плечи.

— В смысле? — вопрос оказался настолько внезапным, что я не сразу вкурил его суть.

— О семье, друзьях... Ты же не свалился сюда таким, какой есть.

— Ну... — я сел поодаль и протянул озябшие пальцы к печи. — Да что там рассказывать? Обычный я. Такой же как все.

— Не бывает таких как все, — с легким раздражением сказала Лира, как завороженная уставившись в обугленный зев. — Все люди разные. Я вот, например, не люблю шутов. А если совсем честно — побаиваюсь. Хотя с чего бы мне бояться разряженных карликов с бубенцами?

— Да... шуты странные, — я шмыгнул и почесал нос. — С детства их недолюбливаю. Особенно с красными шариками.

— Хочу больше узнать о твоем отце, — резко, как топором палача, спутница отсекла тему средневековых клоунов и ордой печенегов вторглась в мою зону комфорта.

— Зачем? — насторожился я.

— Для любого мужа отец — это гордость, — тоном строгой учительницы ответила Линн.

Фыркнул:

— Угу. Сперва заливала, что люди разные, а теперь всех мужей под одну гребенку. Ушел мой отец, да и все.

— На войну? — совершенно искренне уточнила девушка. — Ты вроде говорил, он солдат или вроде того.

— Да. На второй любовный фронт, — врезавшаяся в угли деревяшка брызнула снопами искр.

— Понятно, — я ожидал продолжения в духе: "ну, это многое объясняет" и уже заготовил обидную тираду, но Лира добавила всего два слова, вмиг потушившие пожар пониже поясницы: — Мне жаль.

— Ладно, проехали... Расскажи о себе лучше. О том горном монастыре, например.

— То еще местечко, — Лира тепло улыбнулась. — Когда добралась до крепости, меня приняли за пацана. Четырнадцать лет, худая, чумазая, в ворохе грязного тряпья и с обрезанными ножом волосами. Старейшина устроил всем желающим испытания. Первое — самое легкое: сутки простоять на одной ноге.

— Сутки?! — я вытаращился и чуть не поперхнулся, представив себя на месте спутницы.

Она кивнула:

— С утра до утра. Опустишь ногу или упадешь — проваливай. Тогда ушли две трети, осталось лишь восемь претендентов.

— Сурово. А потом?

— Потом нам сбросили кусочек хлеба, — девушка протянула ладонь, — вот такой. И сказали: кто не поест — тот уйдет. Краюшка досталась мальчишке лет десяти — до сих пор помню его лицо, будто вместо хлеба поймал ядовитую змею. Вот он стоит, а вот уже утонул под ревущей и рычащей стайкой шакалят. От хорошей жизни в монастырь не идут, там только беспризорники, сироты и малолетние разбойники. Ну или дурочка, захотевшая доказать отцу, что из дочки тоже выйдет достойный ратник, а не кухарка.

— Знаешь, в моем мире у тебя бы появилась целая армия поклонниц.

— Почему?

— А... — я поежился. — Долгая история. Так что с тем парнем стало?

— Разорвали на месте, — спокойно ответила Лира, и по ее тону я понял — это не метафора. — Потом принялись друг за друга. Рвали зубами глотки, выцарапывали глаза...

Для сохранения душевного здоровья решил считать услышанное — пересказом книжки в жанре темного фэнтези, и что вся эта жуть меня никоим образом не касается. Но один вопрос все таки вылез на язык, хоть и гнал его прочь изо всех сил:

— А ты?.. Тоже выдирала глаза?

Лира хищно оскалилась и протянула ко мне скрюченные пальцы:

— А что? Страшно? Мы все знали, что не на пикник идем. Но нет, я никого не калечила. Выждала, когда из семерых на ногах останутся двое, поколотила обоих и урвала свой кусок.

— Благородно, — буркнул, подперев кулаком подбородок.

— Тогда было не до этого. Убей — или умри. Съешь — или сожрут. Будь сильным — или исчезнешь. Очень многие живут по этим правилам до сих пор.

— И это плохо.

Спутница сморщила носик:

— Ну, тебе виднее, пророк. В твоем волшебном мире, небось, всюду любовь, дружба и благодать.

— Да нет, — я тяжело вздохнул и скормил огню новую жертву. — У нас, к сожалению, все то же самое.

— На третьем испытании со стены спустили канаты, а на концах — ножны с вот такенными кинжалами. Веревки висели близко, руку протяни и коснешься соседа... но мы протягивали не руки. А высота — десять ростов. Наверх взобралась только я, по дороге получив первый шрам, — Лира провела пальцем по рваной белой "макаронине" от лба до шеи. — Монахи только глянули на меня и как заорут: да это же девка! Кощунство! Ересь! Хотели уже вниз столкнуть, но старейшина вмешался. Сказал, коль баба сдюжила там, где оплошали мужи, значит на то воля Тенеды. Так что я тоже в какой-то мере Избранная.

— Крутая, — протянул я, зыркнув на подругу иным взглядом. — Мое уважение.

— Заболтались мы с тобой, — она зевнула и потерла глаза. — Скорей бы рассвет.

* * *

К утру чудища угомонились, но мы прекрасно понимали — они где-то рядом. А еще осознавали, что несмотря на все пережитое придется пересилить страх и отправиться путь, иначе на один шаг подберемся к участи мертвого охотника, от которого теперь не осталось и костей.

— Пора. — Спутница обнажила меч. — Надо идти, иначе не успеем выбраться из долины до темноты.

А второй такой избушки может и не встретиться. И от одной мысли остаться с тварями наедине бросало в холодный пот. Подошел к стене, держа палочку наготове. Вытянул руку, поддел щеколду. Спокойствие, только спокойствие. Уроды огромные, а в окошко даже Лира не пролезет. Если держаться подальше, все обойдется. Главное — не паниковать. Паника убивает больше людей, чем само стихийное бедствие.

Тихий скрип деревяшки сменился оглушительным грохотом, будто в окно врезали ногой с пыру. Мы как зайцы сиганули к потухшей печке, но то лишь ветер ударил в ставни.

А может и не ветер.

В любом случае, на ожидание времени нет — сейчас или никогда.

— Давай я. — Девушка шагнула вперед.

— Нет. — Заступил ей путь. — Сам справлюсь.

Осторожно толкнул створки. Сумерки почти рассеялись, но у кромки леса клубился густой туман. Поглядел снизу, сбоку — обзор не ахти какой, но вроде перед домом и на крыльце никого, а вот крыша видна только с улицы.

— Гады либо свалили, либо засели там. — Ткнул пальцем в потолок.

— Плевать, — процедила Лира, взмахнув клинком. — Не собираюсь торчать тут до марзаловых именин и подыхать от голода. — Девушка задела меня плечом и направилась к двери. Сдвинув засов, взялась за ручку и строго спросила: — Ты со мной?

Кивнул. А что еще оставалось? Или необдуманный риск — или медленная и мучительная смерть.

Спутница чуть приоткрыла дверь и высунула голову наружу. Пробормотала:

— Странно...

— Что там? — шепнул я, выглядывая из-за ее плеча.

— Следов нет. Вообще. А ночью ни снега ни ветра. Ладно, идем, — она шагнула под навес, скрипнув ступенькой, как вдруг предрассветную тишину пронзил дикий нечеловеческий вопль. — А-а-а!!!

Не знаю, каким чудом не грохнулся в обморок от увиденного. С крыши свесилась белая лапа, похожая на скрученную в жгут жвачку, и схватила подругу за волосы длинными острыми когтями. Лира дважды ударила по ним лезвием, но разрезанная плоть тут же склеивалась, как нагретый пластилин.

Шипя придавленной змеей, воительница попыталась разжать пальцы, но те вцепились мертвой хваткой — проще арматуру разогнуть зубочисткой, чем узловатые бледные крючья. Лира бросила меч и уперлась руками в дверной косяк, намереваясь стащить тварь с крыши, но нечто закрепилось на досках прочнее бросившего якорь корабля.

— Леня!!

Крик вырвал меня из ступора. Забыв о страхе, я подскочил к подруге и вонзил обломок поварешки в тугое белое мясо, но ни огонь, ни молния не причинили гадине никакого вреда. Лапа дергалась, шипела, пенилась, но не отпускала добычу.

— Оно тащит меня! Тащит наверх!

Счет пошел на секунды — пятки Линн уже задергались над крыльцом. Впопыхах не придумав ничего лучше, поднял клинок и резанул по волосам. Лапа сжалась подобно щупальцу, унеся в ладони золотистый клок. Прежде чем нечисть поняла, что ее обдурили, я толкнул девушку в комнату и задвинул засов.

— Ты как?

Лира провела пятерней по голове. Не трясись я в ужасе — улыбнулся бы от умиления. Прическа — как у Рапунцель в конце мультика, когда ее тоже зверски обкорнали, и глаза такие же — оленьи, ничего не понимающие, будто хозяйка потеряла что-то очень важное и не может вспомнить что. Да, мечник из меня тот еще, прежде махал клинком только в компьютерных играх, но для первого удара результат вполне достойный: возьми чуть ниже — снял бы скальп, а то и вовсе смахнул кусок черепа.

— Не волнуйся, тебе идет, — успокоил я воительницу, все еще щупающую макушку.

— Нам конец, — шепнула Линн.

Хотел подбодрить ее, типа "эй, вешай нос", или "не бойся, прорвемся", но это было бы столь же глупо и неуместно, как бодрить пляшущего в петле висельника. Моя магия твари до одного места. Меч тем более. И чудища продолжат спокойно сидеть на крыше, пока мы не помрем.

— Как думаешь, что это за уроды?

— Марзальцы. — Лира встала и запахнула плащ. — Скорее всего. Их сложно одолеть даже колдовством.

Первое правило охотника на монстров — знай своего врага. Слабые места, повадки, предпочтения: чем больше выяснишь — тем быстрее найдешь способ одолеть.

— И как они попали в наш мир?

Девушка развела руками:

— Возможно, Колбан призвал.

— А у них есть уязвимости?

— Откуда мне знать? — раздраженно бросили в ответ. — Я не волшебница.

— А что говорят древние легенды? Может, вспомнишь детскую сказку или какую байку? У нас говорят: дыма без огня не бывает, и в любом вымысле можно отыскать что-нибудь полезное. Марзальцы — это вроде демонов, порождения темного бога, так? Вот у нас, например, всякие черти боятся соли или чистого железа... а эти? Что ты о них слышала?

Лира села у печи и нахмурилась.

— Лишь то, что марзалы питаются пороками. Страхом, гневом, похотью.

Я нахмурился и поскреб заросший подбородок. Да, в арсенале больше нет колдовской силы (видимо, разочаровал владык, а они, кхм, разочаровали меня), и вострая сталь тут не поможет, но там, где не справляются меч и магия, стоит призвать на помощь голову — уж она-то на плечах... ну, пока что, и работает как надо. Логика — основа всех наук, и первый вывод не заставил себя долго ждать:

— Получается, чем сильнее мы боимся, тем сильнее и твари?

— Может быть, — устало протянула Линн, явно потеряв надежду и присматривая угол почище, чтобы лечь там и помереть. — Не знаю. Я не воин света и не священник.

Я повернул меч клинком к себе и увидел в отражении небритую осунувшуюся рожу. Рожу, которую увидишь в толпе и забудешь через секунду. Рожу одного из миллионов, очередной серой посредственности, которой выпал божественный шанс стать кем-то большим, чем частичкой безликой толпы, миллиграммом людской биомассы. И за этот шанс не стыдно отдать жизнь.

Я не повторю судьбу того парня под шкурами. Если так и так подыхать, то лучше сгинуть пытаясь, чем не попробовать вовсе. Пан или пропал.

— Эй, ты куда?! — крикнули в спину.

— Жди здесь, — процедил я сквозь стиснутые до скрежета зубы.

Умные люди полагают, что больше всего нас пугает неизвестность, а не клыкастые монстры, зомби, призраки или скримеры. Взять, к примеру, Чужого. Это же просто хищный пришелец, типа инопланетного волка или медведя — фигли его бояться? Но если не знать, кто он на самом деле, откуда явился и чем живет — инфаркт обеспечен. И пока я не выясню, как выглядят наши жевачные ублюдки, вся дальнейшая задумка бессмысленна...

Давайте, мистер Смит, ваш выход.

Страха — нет.

Спасибо.

Чуть приоткрыл дверь и просунул в щель клинок. Повернул. На сверкающей глади отразилось нечто белое и округлое. Сразу и не поймешь: то ли сугроб, то ли огромная куча талого зефира. Но вот открылись черные глаза с красной радужкой — размером с кулак и выпуклые как у осьминога. Тварь раззявила воронкообразную пасть, полную острых зубов, и протянула щупальце.

Тугой жгут качнулся в полуметре от лица. Сердце заколотилось, и в этот миг из кончика щупальца выскочили когтистые отростки. Так вот как ты охотишься, козел. Я глубоко вдохнул и унял дрожь в теле, с любопытством естествоиспытателя разглядывая жгут. В мыслях сразу возник добрый дедушка из передачи про животных, знакомым с детства хриплым голосом рассказывающий о неведомой зверушке. Внешность бледного хренпоймиктозавра отвратительна, кхе, и ужасна, но так ли опасен представитель этого вида на самом деле?

Представил это и чуть не заржал. Страх утек как вода из бочки с пробитым днищем. Щупальце тут же втянуло когти, коснулось холодного лезвия и уползло прочь.

— Леня! — взвизгнули из комнаты. — Стой!

Поздно. Смело шагнул на крыльцо. Подбоченился и задрал голову, щурясь от утреннего солнца. Твари выпучили зенки и все разом уставились на обнаглевшего в край человечка, но ни одна не посмела напасть. Оказалось, их было вовсе не две. Всю крышу усеивали жирные пульсирующие слизни с несчетными отростками. Наверное, при желании они могли принимать любую форму, даже человеческую. И слава всем богам хаоса, они оставаясь при этом достаточно толстыми, чтобы не протиснуться в дымоход.

— Леня! — Девушка схватила подол плаща и попыталась утащить внутрь.

Спокойно ответил:

— Идем.

И протянул ладонь.

— Но...

— Все будет хорошо, — улыбнулся, объятый золотым ореолом солнечных лучей. — Главное не бойся.

— Легко сказать, — буркнула она, воровато озираясь.

— Я же цел. На крышу только не смотри.

— Уверен?

— Как никогда прежде. За мной.

Мы взялись за руки и спустились с крыльца. Первые секунды бегства прошли без происшествий, и вдруг как назло одна из гадин протяжно квакнула. Скорее всего, просто зевнула, нежась в тепле после ночного дебоша, но Лира вздрогнула и оглянулась. Малейшего испуга хватило, чтобы взбудоражить всех без исключения чудищ. Слизни надулись, как жабьи мешки, выпятили хоботами пасти и метнули к спутнице скрученные щупальца. Обвив запястья и лодыжки, марзальцы буквально распяли ее в воздухе и поволокли наверх, возбужденно стрекоча.

Я прыгнул и повис на талии подруги. Мои шестьдесят кило нисколечко не замедлили смертельный подъем. Не помогли и полетевшие в клыкастые глотки огненные шарики и молнии. Порождения тьмы даже не шевелились, несмотря на все мои старания.

— Успокойся! — воззвал я к гласу разума, но одно дело увещевать в тишине и спокойствии, и совсем другое, когда тебя вовсю тентаклят, и надежда на спасение испаряется быстрее разогретого спирта.

— Не могу! — рявкнула Лира, дергаясь изо всех сил, подобно угодившей в паутину мошке.

— Через немогу! — я тоже не отставал, пытаясь хоть на секунду замедлить подъем. — Иначе нам конец!

— Брось меня и беги!

Мысль логична и во многом справедлива, но после всего пережитого я вряд ли сумел бы обречь подругу на медленную и наверняка мучительную гибель. Поэтому честно выкрикнул:

— Не брошу!

— Дурак!

— Сама дура! Не можешь не трусить пару минут!

Я подтянулся и встал на жгуты, чтобы тряской и качкой случайно не сломать девушке хребет. До ближайшего чудища рукой подать, а что делать — без понятия. Прицелился и швырнул файербол прямо в глаз, но марзалец лишь моргнул и как ни в чем не бывало продолжил стягивать лапу.

— Вот и все. — Лира печально улыбнулась. — Хоть ты и полный придурок, но с тобой было весело.

— Заткнись.

— Надеюсь, у тебя все получится. Найдешь себе новую Спутницу. А я растекусь по этой крыше марзальским дерьмом.

— Заткнись...

— Ну и небольшой прощальный подарок. Заслужил.

Лира зажмурилась и чмокнула меня в щеку.

Тварь тем временем распахнула пасть еще шире, готовясь впиться жертве в спину. И тут я понял: огонь и ток на них не действуют, потому что гады сами порождения зла и смерти. К тому же, судя по словам Линн, с порождениями Марзала борются паладины и священники, а в чем главная фишка этих ребят в любых фэнтезийных играх и книжках? Правильно.

— Не болей, сучонок.

Я замахнулся и со всей силы вонзил обломок деревяшки в щупальце. Целебный золотой "червячок" шустро нырнул в белую плоть и, ветвясь, растекся по тканям. Нечисть отпустила руку Лиры и поднесла жгут к морде, будто не веря своим глазам. А дальше началось невообразимое. Слизни в спешке отращивали паучьи лапки и с диким треском и хлюпаньем бежали от сородича, как от прокаженного — уползали, кубарем скатывались по крыше, сигали прямо в снег.

Сияющая змейка тем временем заполнила всю тушу, словно монстру пустили по венам расплавленное железо. Гад наконец бросил добычу и затрясся в агонии, стремительно выцветая, теряя плотность и превращаясь в полупрозрачный студень. С крыши полилась вода — охваченный лечебным светом марзалец таял, как медуза на сковородке.

Боги, как же он вонял... У вас в городе хорошие мусоровозы? У меня вот протекают. Идешь жарким летним деньком домой, а на асфальте лужицы киснут. Представили аромат? А теперь усильте его раз в десять и добавьте нотки полуразложившийся дохлятины. Вот так от жижи и несло. Не оборачиваясь и зажимая носы, мы поспешили убраться прочь от проклятой сторожки, и покуда не добрались до выхода из долины, ни разу не обернулись.

— Спасибо, — сказала спутница.

— Ерунда, — я улыбнулся и подмигнул. — Сегодня я, завтра ты.

Лира ответила улыбкой и крепче сжала мою ладонь.

Но, несмотря на удачный исход, неприятности только начинались.

* * *

Впереди простиралась каменистая равнина — плоская как стол и рассеченная надвое извилистой рекой. Река впадала в море или океан: на необъятной темно-синей глади покачивались белые хлопья льдин, а вдоль берегов как грибы после дождя белели яранги — купола из шкур, увенчанные столбами дыма.

— Это Дикие земли, крайний север Герадии. — Линн дохнула на замерзшие пальцы. — Здесь живут племена эйнов. Они платят налоги, но в целом сами по себе. Река, — Спутница указала пальцем на серебристую змейку, — называется Саммерен, она впадает в Брилльское море. Раньше по ней можно было доплыть до самой столицы.

— А сейчас?

— Выше по течению Ангвар, большой и хорошо укрепленный город. Кто знает, под чьим он флагом? Но путь все равно срежем.

— Гляди, — я приставил ладонь ко лбу, жмурясь от блестящего снега, — нас уже встречают.

От ближайшего скопления яранг выдвинулся небольшой отряд всадников. Скакуны напоминали лошадей, покрытых густой длинной шерстью. Черные, белые, пятнистые, с заплетенными в косички гривами, лошадки выглядели донельзя забавно, чего не скажешь о наездниках.

Издали казалось, будто эйны носили облегающие водолазки нежно-голубых оттенков. Одежды выглядели довольно футуристично, а на деле оказались снятыми целиком шкурами каких-то морских животных вроде тюленей, с прорезанными отверстиями для головы и рук. Оттого и сидели так плотно, подчеркивая мускулатуру крепких торсов. Но этого явно не хватало для холодного края, и воины утеплялись короткими куртками и штанами мехом наружу. Мечей или кинжалов я не разглядел, но за спинами покачивались дуги луков, а к седлам были приторочены сумки с метательными дротиками.

Помня заветы самого дружелюбного иномирца, я поднял руки и улыбнулся, намекая на добрые намерения. Однако скачущий во главе отряда кряжистый детина выхватил дротик и швырнул мне под ноги.

— Стой где стоишь, марзалово отродье! — прорычал великан, сверкая глубоко посаженными глазами из-под выпирающих карнизов надбровных дуг.

Всадники выстроились перед нами дугой на расстоянии броска. Кожа незнакомцев просолилась и задубела от ледяных морских ветров и сделалась похожей на пергамент, карие глаза сурово блестели из-под косматых бровей, приплюснутые ноздри часто трепетали. Темные пряди собраны в тугие узлы на затылках, на тяжелых челюстях ни щетинки. И бритвы тут ни при чем: как вскоре выяснилось, волосы у эйнов растут только на головах.

— Никакие мы не отродья, — возразил я, стараясь не повышать голос и говорить внятно и учтиво.

— Вы явились из Долины Мертвецов! — громыхнул бугай. — Оттуда еще никто не возвращался!

— Все бывает в первый раз...

Воины зарычали и вскинули дротики.

— Спокойствие, только спокойствие, — я вел переговоры с той же мягкой настойчивостью, понимая, что если бы нас хотели убить, то еще на подходе нашпиговали бы копьями. — Эти ваши марзальцы боятся целебной магии, вот я их и отогнал.

Вожак чуть изменился в лице: морщины на посеченном шрамами лбу разгладились, дыхание выровнялось, а звериная ярость ушла из взгляда. Если прежде амбал напоминал гопника перед дракой, то теперь — рассерженного отца, чье ненаглядное чадо где-то шастало всю ночь.

— Так ты, стало быть, лекарь? — с недоверием прогудел он.

Я свел большой и указательный пальцы и посмотрел на собеседника через щелочку.

— Докажи! Или убирайтесь восвояси, бесы!

— Да легко. Кого подлечить?

Эйны опасливо переглянулись. И трусить перед своими зазорно, но и испытывать на себе непонятную магию не очень-то хочется. Дикари постарше остались в седлах, спешился самый молодой и на ходу снял куртку.

— Вот. — Указал на гноящийся нарыв. — Каракатица цапнула. Уже месяц не заживает.

Я поднес обломок к синюшно-бурой шишке размером с грецкий орех, увенчанной косматой гнойной шапкой, и проворчал:

— Не болей.

Золотое свечение окутало кожу и исчезло вместе с раной.

— Хм... — Старший потер подбородок. — Похоже, не брешешь. Но я тебе все равно не верю. Пусть шаман решает, как с вами быть. Дайте им лошадей!

В седле я держаться умел — пару раз ездил на конные экскурсии. К тому же, нам выдали самых смирных кобылок, которые послушно плелись в окружении конвоиров.

— Шаманы у эйнов главные, — тихо сказала Лира. — Они все решают. Поэтому не оплошай, иначе топать придется на своих двоих. И то если повезет... А сделаешь все правильно — получим не только лодку, но и ватагу ушкуйников.

Слово показалось смутно знакомым, но решил уточнить:

— Кого-кого?

— Речных пиратов. Раньше они держали в страхе всю Саммерен. Лишь век назад их разбили королевские гвардейцы и колдуны Совета и отогнали на побережье. Эйны — отличное подкрепление для Борбо, но они живут разобщенными племенами. Всех под один стяг не загонишь.

— И как же мне впечатлить шамана?

— Не дерзи, не шути, не бахвалься, много не болтай и самое главное — не тупи.

Я закатил глаза и выдохнул:

— Миссия невыполнима.

— А ты постарайся! Берись за любую работу, напирай на лекарскую силу, про иное колдовство молчи. Иначе погонят воевать с соседями.

— Ладно. На месте разберемся.

* * *

В стойбище пахло солью и вяленой рыбой. У яранг стояли огромные чаны, женщины выпаривали в них морскую воду. Детвора тоже не сновала без дела: чинила сети, кормила скотину, убирала навоз. Мужчины на длинных плоскодонках рыбачили или били заплывающих в реку морских зверей. Видел, как гарпунщики втащили на борт нечто, напоминающее моржа со скрученным как у нарвала рогом.

Жилище шамана заметил сразу — его ни с чем не спутаешь. Огромное, шкуры украшены затейливыми рисунками, похожими на наскальную живопись. Всяческая животина, домашняя и дикая, сцены жертвоприношений, битв и... э-э-э... зачатий? Последних нарисовали довольно много. Не Камасутра, конечно, но все равно забавно.

У входа дежурили два воина с длинными копьями и овальными кожаными щитами с замысловатыми орнаментами. Провожатый велел доложить о нас шаману, и один тут же скрылся за пологом. Ждать пришлось недолго.

— Танбад приглашает гостей! — рявкнул мужчина и ударил копьем оземь.

Мы вошли. Внутри яранга делилась на две "комнаты" ширмой из нанизанных на золотые цепочки костяными фигурками. Звери, птицы, воины в доспехах и обнаженные женщины слегка покачивались, не давая разглядеть, что скрыто за ними.

Рядом со входом в золотой жаровне горели дрова. Пахло мятой, корицей и чем-то пряным, незнакомым. А неплохо так шаман устроился.

— Сюда, — из-за ширмы раздался певучий женский голос. Наверное, наложницы или рабыни.

Кости тревожно застучали. Я увидел вторую жаровню из благородного металла, а вокруг россыпь богато расшитых подушек. На одной в позе лотоса сидела женщина лет тридцати — стройная, с сильными руками и длинными крепкими ногами. Очевидно, она не с рождения купалась в роскоши, а прежде много ходила, сидела на веслах и метала дротики не хуже мужчин.

Упругую грудь стягивала алая лента, на поясе висела золотая цепь с парой треугольных шкурок, прикрывающих самое интересное. На запястьях и лодыжках — меховые ремешки, на голове — шапка с волчьими ушами и хвостом — вот и весь наряд. Узкое бронзовое лицо показалось мне довольно красивым, отчасти из-за густо подведенных красной тушью век. Темные, чуть курчавые волосы свободно падали на бронзовые плечи.

Женщина белозубо улыбнулась и поставила на огонь золотой чайник, похожий на лампу с джинном.

— А где шаман? — спросил я.

— Ты на него смотришь, — спокойно ответила полуобнаженная красавица. — И смотришь без уважения, как волк на течную суку.

Первый диалог — и уже неловкость. Чтобы разрядить обстановку, добавил:

— А-а... Просто думал, что Танбад — мужское имя. Кто ж назовет девочку Танбадой?

Лира наступила мне на ногу, не отводя взгляда от жаровни.

— Присаживайтесь. — Кажется, хозяйка ничуть не рассердилась, либо умело скрывала гнев. — Говорят, вы вернулись из Долины Мертвецов. Как вы там оказались?

— Нас пленил враг. — Спутница решила говорить сама, пока я снова чего-нибудь не ляпнул. — Нам удалось сбежать.

Шаманка взяла три пиалы и стала сыпать в них порошки. Белый — наверное, соль. Черный — возможно, перец. Зеленый — судя по запаху, мята. Чай, короче, готовила. Особый, северный. Мы молча наблюдали за пиалами, не смея нарушать тишину кулинарного таинства. Точнее, Лира наблюдала, а я нагло пялился на едва прикрытую грудь и поджарые бедра.

— Я чувствую в тебе силу. Злую. — Танбад добавила щепотку перца. — И добрую. — На донышко упали крупинки соли. — Мы не верим в ваших богов, но даже духи чтят тех, кого зовут Избранными. И ты один из них — великий посланник.

Я закутался в плащ и проворчал:

— Но это не точно.

Шаманка одарила меня томным взором и шепнула:

— Сомнений нет. И быть не может. Скажи, чего ты хочешь?

— Ну... лодку. А лучше две. Еще еды, вина, золота... И ватагу ушкуйников. Сотни две где-то.

Лира снова меня пнула, но Танбад улыбнулась.

— У меня есть все, что вам нужно. Но в дар ничего не дам.

Разумный и справедливый ответ. Бойтесь данайцев с халявой, но не бегите от взаимовыгодных сделок.

— Цена вопроса?

Ожидал услышать что угодно — убить вражеского шамана, наслать мор на соседей, приманить тучные косяки рыб и прочей животины, да хоть размножить золота в любых количествах, но ответ, признаться честно, малость ошарашил:

— Ребенок.

Я тряхнул головой и нахмурился:

— Чей?

— Мой, — с гипнотическим спокойствием сказала женщина, еще глубже вогнав в ступор.

— А что с ним?

— Его нет.

А, так вот в чем дело. Ну, тут уж ничего не попишешь. Развел руками и с напускной скорбью произнес:

— Мои соболезнования. Но я не умею воскрешать мертвых.

Танбад запрокинула голову и гортанно расхохоталась:

— Ну и глупые же Избранные нынче пошли. Он не умер. Он еще не родился.

— Так а я тут при че... а-а-а! — озарение молотом ударило в затылок. Пазл наконец сложился и все тайное стало явным. Впрочем, могла бы сразу сказать, а не ходить кругами.

— Именно, — владычица племени склонила голову. — Сын Избранного станет могучим шаманом. Сильнейшим из живущих.

— Да без проблем! А то уж думал, с соседями воевать пошлете или еще чего. Сына заделать — это всегда пожа...

— Нам надо подумать, — встряла Лира.

— Ах, — Танбад цокнула языком и с легким огорчением добавила: — Вы пара?..

— Нет. — Девушка чуть смутилась. — Просто могут возникнуть... сложности.

Красотка с пониманием кивнула:

— От непосильной ноши зачах стебель?

Я обиженно проворчал:

— Все нормально со стеблем... Но у кого-то скоро язык отсохнет.

— Тогда в чем проблема?

— Избранный может лишиться дара. У него и так... не весь на месте.

— Знаю. Чтобы этого избежать, мои древние предки придумали особый ритуал — оковы Духов. Его не раз проводили в далеком прошлом. Шаманы — потомки первых Избранных.

Лира тихо вздохнула.

— При всем моем уважении, мы дадим ответ завтра.

— Ваше право, — Танбад медленно кивнула, хотя я ожидал приступа ярости — вряд ли эта особа привыкла к отказам, да еще и от какой-то безродной чужачки. — Жду на рассвете. А пока вас проводят в свободную ярангу. Отдыхайте и ни в чем себе не отказывайте.

* * *

Вместо долгожданного отдыха спутница принялась в спешке собирать вещи.

— Ты куда? — сонно спросил я, кажется, пустив корни на мягких теплых и ни разу не вонючих шкурах.

— Ночью уходим, — прорычала Лира.

— Пешком?

— Пешком.

— Эй, нам дадут лодку, припасы и пиратов. И золотишка отсыплют.

Подруга смерила меня гневным взглядом и с презрением спросила:

— Как называют шлюху-мужчину?

Без задней мысли сказал:

— Альфонс.

— Красиво. Теперь так и буду тебя величать.

— Да перестань, — я кое-как сел и почесал отросшие сальные патлы. — Это же не блуд, а благое дело по разведению маленьких шаманят.

Она фыркнула и сунула меховую накидку в мешок с таким остервенением, что тот затрещал по швам.

— Тебе лишь бы шишку погреть, а причина найдется. Один раз дар потерял, хочешь вообще его лишиться?

— Есть же ритуал, — сказал я голосом сына, убеждающего родителей-пуритан, что вписка — это совершенно безопасно и точно не кончится серьезными проблемами.

— А ты его проверял?! — коршуном накинулась воительница. — Или веришь на слово любой полуголой бабище?

— Мне кажется, или ты ревнуешь?

— Мне кажется, ты идиот! И думаешь только о своем хрене. Воистину, пути богов неисповедимы. Это ж надо было сделать Избранным тебя. Не меня. Не его! — Лира ткнула куда-то в стену. — А тебя — похотливого придурка. Судьба мира? Жизни миллионов? Пффф... Запрыгнуть бы на любую охочую сучку, и хоть трава не расти!

— Между прочим, я взвесил риски. Шанс потерять дар гораздо меньше, чем сгинуть по дороге в столицу.

— Да-да, — девушка усмехнулась. — Ты и законы мироздания перепишешь, если приспичит перепихнуться.

— Ты и меня в мешок засунешь?

Она замерла в недоумении.

— То есть?

— То есть я никуда не пойду. Хоть волоком тащи.

Линн какое-то время молчала, неотрывно смотря прямо на меня. Я не отвел взгляд, всем своим видом выражая непоколебимую решимость.

— Нет, дружочек. Пойдешь, — Лира стиснула зубы и плюнула под ноги. — И знаешь куда? На хер! Отныне забудь мое имя и не попадайся на глаза.

Девушка закинула мешок на плечи и выскочила из яранги. По камням застучали удаляющиеся шаги.

— Ну и черт с тобой! — рявкнул вслед. — Только нудишь по поводу и без. Обломщица!

Расстроился ли я? Да фигушки. Словно камень с души. Уж теперь-то никто не помешает заниматься тем, что действительно люблю, а мир пусть спасают старики в остроконечных шляпах или стриженные под горшок качки. Те, кто готов к подвигам и достаточно силен для борьбы со злом. Одним словом — квалифицирован. Хочешь приличную работу — будь добр отучиться энное количество лет. Хочешь стать чемпионом мира — тренируйся, пока пот из жопы не польется. А драться с Темными Властелинами — вот вам встречный поперечный, получите распишитесь. К черту такие расклады. Не я кашу заваривал, не мне и расхлебывать, я тут вообще мимо проходил.

* * *

— Передай Танбад, — строго сказал стражнику, — Избранный Леонид пришел. Обсудить ритуал желает.

Хмурый эйн кивнул и скрылся за пологом.

— Входи, Избранный Леонид. Танбад ждет.

Женщина приветливо улыбнулась и жестом предложила сесть подле нее. Передав пиалу ароматного напитка, беззастенчиво положила голову мне на колени.

— Итак, твой ответ.

— Да.

— Но еще не утро. Твоя спутница согласна?

Резко произнес:

— У меня больше нет спутницы.

— Хм... — Кажется, эти слова ее озадачили. — Значит пора готовиться. Стража! Пошлите за слугами!

— А мне что делать?

— Для начала разденься.

— Полностью?

— А ты стесняешься? — Шаманка улыбнулась и провела мне пальцем от груди до пояса.

Пока стягивал вещи, Танбад цедила северный чай и внимательно наблюдала за моими потугами. Ей-то легко, а мне возиться со всеми этими шнурками и пряжками. Когда дело дошло до штанов, отвернулся, и тут уже услышал требовательный возглас:

— Повернись. Хм... — женщина долго молчала, разглядывая причинное место без тени смущения. — Знаешь, прости за те слова о стебле. Тут у нас даже не корешок, а целое корневище.

Таких комплиментов мне еще не делали, и остатки сомнений смыло как сахар кипятком.

— Да ерунда... — судя по жару на скулах, я покраснел как анимешный школьник.

В ярангу вошли четыре молоденькие девушки, неся глубокие каменные чаши. В одной трепыхалась рыбешка, во второй лежала густая земля, в третьей тлели угли, в последней звенели золотые кисточки и крохотный кинжал. Служанки расселись вокруг жаровни и поставили на огонь пустой сосуд.

— Жизнь, — строго произнесла шаманка.

Прислужница одним движением отсекла рыбке голову и сцедила немного крови.

— Смерть.

Сверху упала земля.

— Свет.

Посыпались угли.

— Сила!

Танбад накрыла чашу ладонью и зажмурилась. Камень успел нагреться, женщина наверняка испытывала сильную боль, но не выдала муку ни звуком, ни жестом. Внутри чаши что-то клубилось, бурлило, звенело, а зарождавшаяся мощь пропитала воздух магией.

Наконец шаманка отдернула руку, открыв взору кипящую жидкость цвета и густоты домашнего кетчупа. Пока служанки мешали ее кисточками, Танбад развязала ленту и бросила на пол. С тихим шелестом по бедру скатилась цепь со шкурками.

Грудь у нее была просто сногсшибательная. Дышать забыл, глядя на крепко сбитые холмики с маленькими каштановыми пятнами. Помощницы обступили госпожу и стали рисовать знакомые орнаменты и фигурки, покрывая кожу пядь за пядью, не оставляя зазоров и пустых мест. Когда закончили с лобком, женщина повернулась ко мне спиной и привстала на цыпочки, показав во всей красе крепкую попку опытной бегуньи.

— Нравится? — кокетливо спросила владычица племени.

Не придумав ничего остроумного и подходящего моменту, просто сказал:

— Да. Очень.

Когда ее раскрасили, Танбад взяла кисточку и опустилась предо мной на колени.

— Твоя очередь. — Жаркое дыхание обдало набухшую плоть. — И начну, пожалуй, отсюда.

Часть II

Я, Свет

Глава 7

На рассвете нам подали легкий завтрак — кусочки печеной рыбы и свернутые клубками бурые водоросли, похожие по вкусу на морскую капусту. После трапезы слуги принесли пушистые серые шубы и волчьи шапки — больше никакой одежды нам не полагалось.

В сопровождении дюжины лучших воинов — самых крепких, умелых и суровых — я и Танбад взошли на широкую ладью с такими низкими бортами, что вода не перехлестывала через них лишь потому, что Саммерен этим утром во всей красе проявила свой неспешный северный норов. По сути это был грузовой плот с носом, кормой и мачтой, к которой привязали двух белых косматых лошадок.

Ушкуйники с гулким уханьем оттолкнулись баграми от берега и быстрее перебирающего лапками паука поставили косые паруса. Лодка (или плот, или что бы то ни было) плавно пошла вниз по течению к ледяной синеве Брилльского моря. Мы с шаманкой устроились рядышком в плетеных креслах, похожих на перевернутые корзины со спинками: я с любопытством разглядывал стойбища эйнов, женщина неотрывно смотрела вперед.

— Кстати, а что мне делать надо? — решил уточнить на всякий случай то, что стоило выяснить еще вчера, прежде чем соглашаться, но зудящее желание поскорее убраться из этого безумного мира в который раз толкнуло на необдуманный поступок.

— Узнаешь на месте, — с легким раздражением ответила Танбад.

— Ну, ладно, — проворчал я, малость опешив от резкой смены настроения. Женщины... у них такое постоянно.

— Не злись, — ладонь владычицы — жесткая и грубая — накрыла мою, и от злости не осталось и следа — как (простите за глупый каламбур) рукой сняло. Мысли о доме померкли, сознание затянуло зыбким маревом, сквозь которое проступали лишь похотливые фантазии о грядущем таинстве.

Где-то через час ладья причалила в устье реки. Мы запрыгнули в седла и поскакали к торчащему из воды здоровенному валуну, воины же разбили небольшой лагерь подле вытянутого на хрустящий галечный берег плота. То ли бугаи больше заботились о сохранности ладьи, то ли не имели права даже издали наблюдать за священнодействием.

Вокруг, насколько хватало взгляда, простиралась мертвая каменная пустошь, накрытая жидкими перистыми облаками, похожими на мазню белой краской по пронзительно-голубому холсту. Большие и маленькие глыбы вразнобой валялись тут и там, то складываясь в запутанные лабиринты, то подобно аляповатым стенам окружая широкие поросшие лишайником проплешины. Одни камни до покатой глади облизал древний ледник, прежде чем навеки отступить дальше на север, другие заострил свистящий ветер. С высоты птичьего полета побережье напоминало россыпь колотой щебенки вперемешку с галькой, будто некий великан взял по горсти того и другого, швырнул под ноги и в беспорядке разровнял.

Созерцание заснеженных пейзажей навевало всякие разные думы, в основном далекие от приятных. Еще бы — вон у японцев сады камней на задних двориках, и то умудряются по полдня медитировать, а предо мной раскинулось целая каменная равнина — поди попробуй очистить голову от всякой ереси.

Лира.

Правильно ли поступил, послав спутницу лесом и, по сути, променяв на ту, кто без выкрутасов согреет моего изрядно околевшего на морозе младшего приятеля? Не скажут ли потом, что променял товарища на влагалище? Но что я вообще знаю о Линн, кроме пары мутных фактов из не менее мутной биографии? Да, девушка верна мне, но это не преданность старого друга, а слепой фанатизм, причем основанный на очевидном заблуждении.

Сейчас валькирия считает меня Избранным, но что если природа колдовских сил не имеет ничего общего с замыслом Тенеды и Марзала? Как поступит закаленная в боях солдатка, когда узнает правду? Думаю, никакая магия не удержит мою дурную головушку на плечах, так зачем жалеть о том, что сбросил с возу бомбу замедленного действия — непредсказуемую и крайне опасную?

И пусть мы прошли через огонь и воду (а точнее через плен, пытки и чертей), но никакие злоключения, никакая добрая (или не очень) память не вернут наши отношения в былое русло. Встретились врагами и разбежались врагами, а недолгий и непрочный союз — всего лишь результат недопонимания.

Ну да и хрен с ней, все равно никакого проку нет. Из всех передряг ее вытаскивал я, а в благодарность получал одни замечания: это не так, то не эдак... Тут уж простая и понятная сделка с Танбад выглядела куда более предпочтительным вариантом, чем споры с поехавшей сектанткой.

От размышлений о делах насущных как по щелчку переключился на тяготы родного мира, о котором в суматошной гонке со смертью успел почти позабыть. Это ж сколько уже времени прошло с моего исчезновения? Около недели? Надеюсь, господа полицейские не спустили на Леху с Катькой всех собак, обвинив в убийстве и выпытывая, где спрятано несуществующее тело...

Как там мама? Отважилась ли рассказать о пропаже отцу после долгих лет без единого контакта? Ох, лучше об этом даже не думать, и так на душе погано. И вообще, а что если все вокруг — предсмертные переживания, а сам я с пробитым черепом валяюсь в коме? А пусть лучше так, ведь это самый благоприятный исход из возможных: ни друзей никто мучить не станет, да и родне проще — хотя бы знают, где их непутевый отпрыск и что он в какой-то степени жив...

А, к черту все! Ломать репу надо о чем-то полезном — например, как добраться до столицы и свинтить отсюда, а все эти "а что если?" или "а вдруг все иначе?" еще никому не помогли. Буду решать проблемы по мере поступления, и на носу как раз таинственный ритуал — на нем и сосредоточусь.

* * *

Серая громада, к которой мы подъехали, возвышалась над соседями как небоскреб над избушками. Настоящий исполин, отец всех камней, царь-валун. Не знаю, от какой скалы он откололся и как попал на берег, но на его горбу можно дом построить, да не абы какой, а трехэтажный особняк, да еще место под гараж останется.

Издали реликт напоминал прилегшего отдохнуть медведя — мордой к суше, к морю задом. Когда подобрались ближе, заметил ступени, высеченные от уткнувшегося в берег "носа" до выпирающего над водой "крупа". Слева и справа виднелись длинные цепи орнаментов и рисунков — за ночь бы их не нанесли, даже работая всем племенем, значит на камне проводят ритуалы испокон веков, а значит Танбад не врет.

— Это Дан'Айгур, — с придыханием произнесла ведунья, широко распахнутыми глазами глядя на великана снизу вверх. У его подножья человеческие фигурки казались игрушечными, хрупкими и менее ценными, чем пылинки на ветру. За то время, что этот камень умывается ледяными водами и чешет айсбергами крутые бока, сменились тысячи, а может и десятки тысяч поколений. Несметные полчища родились и умерли, не оставив после себя ничего, кроме руин и погребенных в вечной мерзлоте останков, а эта громада пролежит тут еще столько же, незыблемая и глухая к чаяниям скачущих кругом букашек. — Дверь Духов. За ней вход в иной мир, откуда мы, шаманы, черпаем силу. Эта мощь надежно укрыта от глаз богов, но ее сторожит сама сущность воды. Ты должен с ней сразиться.

Вот так да. Думал, просто порезвимся на расстеленных шубах, Танбад получит маленького шаманчика, а я — лодку и охрану до столицы, а тут на тебе — с какими-то сущностями сражайся. Надеюсь, не в виде гномика.

— А получится?

Женщина ехидно улыбнулась:

— Постараешься — и получится.

Я расправил плечи и встряхнул руками, будто готовящийся к бою боксер. Не очень хочется драться, да еще и непонятно с кем (или с чем), но придется, и не столько из-за благосклонности шаманки, сколько из желания поскорее убраться из неприветливого снежного края. Да, ночные сияния очень красивы, а особый шарм можно отыскать и в россыпях валунов и в полярной ночи месяцев эдак под шесть, но как писал "наше все" — вреден климат для меня. Да, в оригинале не климат, а север, но север северу рознь, и морозы под минус сорок бывают далеко не везде... в общем, вы поняли.

— Ну, попробую.

Я вытащил из кармана палочку, но украшенная браслетами рука как змея метнулась к ней, выхватила и сломала надвое.

— Это — мусор, — Танбад брезгливым жестом швырнула обломки в море и коснулась моей груди. — Сила — тут. Не в дереве, не в железе, а внутри тебя. Действуй, и ничего не бойся.

А красавица умеет воодушевить, но все равно малость мандражировал перед грядущей схваткой. Знать бы еще, что за сущность и как с ней бороться, а то опять: пойди незнамо куда и одолей незнамо что. Но делать нечего: не врубать же заднюю в последний момент, лишаясь не только подмоги, но и последнего уважения в глазах роскошной северянки. Спешился, запахнул шубу и потопал к ступеням, как вдруг услышал позади насмешливый голос:

— Разденься.

— Раздеться?! — я крутанулся на пятках и выпростал пальцы из длинного рукава. — Да тут градусов двадцать минимум!

— Раздевайся, — уже приказным тоном повторила шаманка. — Духи не носят одежд, и тебе не надо. Бой пройдет на равных.

— Я же околею!

Она пожала плечами и улыбнулась:

— Значит, ты не Избранный. И поверь, это не самая плохая смерть для самозванца.

Пришлось стаскивать теплую шубу и шапку, задыхаясь от порывов соленого промораживающего до костей ветра. Обнял себя, вжал голову в плечи и побрел по острому крошеву, цыкая и шипя на каждом шагу. Наверное, Русалочка меньше страдала впервые выйдя на сушу, чем я, примерзая стопами к влажным камням. Да, идти в общем-то недалеко, можно и потерпеть, но между берегом и ступенями шумела полоса прибоя метров десять шириной.

Осторожно окунул в пену пальцы и тут же перестал их чувствовать. Судорога, гипотермия, смерть — вот и весь ритуал. Пока размышлял о нелегкой доле, из глубины, обдав колючими брызгами, вынырнул полупрозрачный переливающийся радугой шар. Пару секунд подрагивал на месте, словно выискивая цель, а затем с плеском вытянулся и принял форму человека. Очень, кстати, похожего на меня, только целиком из мутной жижи и с длинными тонкими хлыстами вместо рук.

— Так вот ты какая — сущность воды... — процедил под стук зубов, как завороженный глядя на элементаля и совсем позабыв о лютой стуже.

Дух ничего не ответил, да и вряд ли вообще умел говорить. Сразу рубанул водяным кнутом по плечу, и на коже вздулась алая полоса, словно не водой приложили, а раскаленным железом.

— Ах ты, лужа ходячая! — в праведном гневе возопил я. — Ну, держись...

Отскочил, катая меж пальцев огненный шарик, и со всего размаху швырнул точно в цель, но существо в последний миг увернулось. Точнее, рассыпалось тысячью искрящихся капель, а затем стеклось воедино. И как, скажите на милость, в него попасть? Один плюс — я начал неплохо колдовать без палочки, видимо, близость мира духов подпитывала магией или же блок немного ослаб в вотчине чужой стихии.

Враг не остался без ответа и врезал с двух рук сразу. От резкой боли помутнело в глазах, на впалом животе вспыхнуло темно-красное перекрестие.

— Так значит? — я зашипел как вода на раскаленной сковородке и зажал руками брюхо, словно меня не высекли, а пропороли насквозь. — Посмотрим, как запрыгаешь, когда превратишься в сосульку.

Вскинул руки — левую вперед, правую согнул в локте, и, повинуясь прописанному в мыслях сценарию, из ладоней выстрелили ослепительные голубые протуберанцы, с морозным треском и звоном бьющегося льда сошлись в единый луч и копьем вонзились в тушу водяного.

Заклинание наполнило врага хлопьями снежной кашицы — первой предвестницы скорого оледенения, я не без труда усилил колдовской натиск, жмурясь от нестерпимого сияния и треска, и уже приготовился праздновать победу. Но тут вода закрутилась вихрем, изошла пузырями и забурлила как в кипящем чайнике, а противник из четко очерченной формы превратился в сгусток неуязвимого для холода пара.

Оборона в тот же миг переросла в наступление — дымчатое щупальце сконденсировалось на лодыжке, дернуло и опрокинуло меня на острые камешки. Кое-как отползя, увидел тянущиеся за собой кровавые дорожки — дело запахло солененьким, и благой исход таял что тот пар.

— Не хочешь помочь?! — крикнул шаманке.

— Это твой бой, — усмехнулась та. — Сражайся как мужчина!

— Советы давать каждый умеет, — я встал, пошатываясь как боец после нокдауна, и поднял кулаки к подбородку, исподлобья разглядывая колышущуюся тварь. — Но вот ты, козлина мутная, подкинул отличную идею. Не получилось заморозить — попробуем испарить.

Вокруг противника взревел небольшой смерч, расшвыривая во все стороны гальку. Дух попытался вырваться из крутящегося быстрее болгарки кольца, но неистовая воронка слизала его плечо вместе с водяным хлыстом. Посланец моря явно занервничал, задрожал, начал метаться из стороны в сторону в поисках слабого места, но я держал так же крепко, как хозяин рвущегося с поводка пса, вздумавшего напасть на ребенка.

Мышцы свело как от удара током, из носа брызнула кровь, в легких развели костер, однако прекрасно понимал — отпущу и будет гораздо хуже. Оставалось лишь добавить огня — и водяному конец. Повинуясь моей воле, воздух раскалился, дрожащее марево исказило очертания гигантского валуна.

Я уже не видел врага — предо мной будто стартовала ракета: оглушающий рокот, сбивающая с ног тряска, на ладонях и груди взбухают волдыри — такого жара поддал, что сам обжегся, но оно того стоило — даже самая страшная боль всяко лучше смерти. И только когда из смерча вылетело облачко пара, опустил руки и рухнул на колени.

Делюсь ощущениями: пробежал кросс, получил люлей от десяти гопников, снова пробежал кросс. Не то что двигаться — моргать тяжело, зато после такой баньки и ледяной прибой — парное молоко.

* * *

Как взобрался по скользким ступеням — не помню. То ли ползком, на четвереньках, то ли Танбад помогла — черт знает, но уверен в одном: все вокруг расплылось, утратило очертания и воспринималось горячечным бредом. Очухался уже на вершине серой громады, прикованный кандалами за руки-ноги. На мне сидела шаманка, разглядывая себя в отражении полированного тесака из чистого золота с подозрительно зазубренным лезвием — учитывая мягкость металла, такие отметины вполне могли остаться от рубки... например, костей.

— Наконец-то. — Женщина отложила оружие и сползла мне на колени, грубо сжав сморщившийся как жухлая морковка член.

Несмотря на грубую и спешную ласку, расти срамной уд не спешил. Спину и задницу насквозь пронзал холод, торс нещадно пекло от ожогов, голова раскалывалась, а во рту насрали кошки — одним словом, не до секса. Но Танбад явно куда-то спешила и настойчиво дергала причинное место, причиняя больше боли, чем удовольствия.

— Не тяни — не репка, — прошипел, морщась от накатившей мигрени и пытаясь сфокусироваться на облике наездницы, чьи очертания превратились в двоящийся силуэт, то слепящий как засвеченная пленка, то утопающий в тени как негатив.

— Заткнись, — рявкнула Танбад. — И делай то, зачем пришел.

— Почему я в цепях?

— Это не цепи, — с каждым словом женщина проявляла все больше раздражения, и от вчерашнего томного спокойствия не осталось и следа. — А оковы духов. Забыл?

— А тесак зачем?

— На всякий случай, — меж пухлыми губками блеснули мелкие зубки, и готов поклясться — каждый был острее волчьего клыка. — Вдруг нападет кто.

— Че-т подозрительно, — я дернулся, звякнув цепями, но проще силой мысли сдвинуть весь этот чертов валун, чем высвободиться из кандалов в палец толщиной.

— Милый... — Ведьма выгнулась кошкой, скользнув грудью по моему одеревеневшему телу, и дохнула в лицо смрадом тухлой рыбы. Ее тело было холодно как полежавший в сугробе труп, а острые соски впились в кожу чуть ли не до крови. — Вставай. Пора делать маленького шаманчика.

— Тесак в море выбрось и сделаю, — я опасливо покосился на блестящую гладь и, казалось, разглядел в изгибах примитивной ковки распахнутые пасти сотен мужей, заманенных колдуньей на проклятый камень.

— Ну что такое? — с насмешливой пародией на былую нежность проворковала тварь. — Ты уже меня не хочешь?

Танбад заерзала на причинном месте, постанывая и сжимая разукрашенные будто кровью груди. Я хоть и озабоченный придурок, но сразу понял — все это жу-жу-жу неспроста: обездвижен, безоружен, на мили вокруг ни души, а рядом баба, которую знаю меньше суток. И у нее здоровенный тесак. Золотой. А что делают золотым оружием? Правильно — приносят жертвы. И тут меня охватил такой страх, что все набухшее вмиг сдулось.

Женщина в гневе впилась когтями в бедро и вытаращила белесые как у дохлой нерпы глаза.

— Вставай, кому сказала!

— Знаешь, я передумал. К черту эти ритуалы. Как-нибудь сам доберусь до столицы.

Ответом стала улыбка, больше похожая на хищный оскал маньяка:

— Поздно метаться, птенчик. Хочешь не хочешь, но я подниму твою змейку, а потом заберу силу.

— Каким, простите, образом? — несмотря на дыхание смерти, я старался не поддаваться панике и что есть мочи напрягал мозги, выискивая любые, даже самые безумные пути отступления.

Шаманка провела обухом по ребрам. Кожу обожгло холодом, но показалось — огнем.

— Съем твои сердце и мозги, — из уголка растянутой как у жабы пасти свисла зловонная струйка. — Но сначала ты извергнешься в меня до последней капли.

Ну вот, сперва изнасилуют, потом сожрут — а так все хорошо начиналось. Пожалуй, если когда-нибудь вдруг пересекусь с Лирой — попрошу прощения за озабоченное поведение и муравьев в штанах. Уж лучше френдзона и поцелуи в щечку, чем обед у поехавшей ведьмы, где ты — главное блюдо.

Я снова задергался и зазвенел цепями, хотя прекрасно понимал — никто не услышит и не придет на помощь. Даже если предсмертные вопли пробьются сквозь рев ветра, гулкое дыхание моря и долетят до ушкуйников, не пойдут же воины против главы племени? А больше никого поблизости нет, только камни, камни, камни... А вообще, не самое плохое место для последнего пристанища. Красивое, живописное, пропитанное колдовством и тайнами.

— Расслабься, — ухо защекотал прохладный выдох, — и умрешь довольным. Уйдешь в мир духов на пике наслаждения, о котором не смеет мечтать никто из живущих.

— Слушай... — я облизнул пересохшие онемевшие губы, силясь вернуть им хоть немного тепла. — А куда спешить? Ну получишь ты мою магию сегодня... или завтра, да хоть через год — времени еще полно.

— Заткнись! — звериные глаза полыхнули демоническим огнем. — Я и так слишком долго ждала. Час пробил!

Клинок золотой молнией вспыхнул надо головой. Еще секунда — и клюнет в грудь, добавив к немалой коллекции вмятины и от моих ребер. Так закончит свой путь простой и ничем не примечательный парень с планеты Земля — глупый, взбалмошный, несерьезный, но никому не причинивший зла. На бесконечно далекой родине его объявят пропавшим без вести, дело за недостатком улик уйдет под сукно и никто никогда не узнает, где лежат выбеленные солеными штормами кости.

И если очень повезет, какой-нибудь сумасшедший в шапочке из фольги узнает о пропаже из выпуска региональных новостей и напишет короткий пост в интернете: дескать, это была очередная жертва внезапного перемещения между мирами — и эта запись станет единственным упоминанием обо мне, затерянным среди миллионов страниц некрологом. Над сетевым дурачком посмеются от души, в комментариях нагадят тролли, и ни одному из них и в голову не придет, что все это — чистая правда.

От этих мыслей слезы навернулись сами собой, как не сдерживался, как не крепился. И больше всего жалел не себя, а родных и близких, которые до самой смерти вряд ли найдут покой — мама уж точно. Так и будет каждый вечер звонить мне на мобильник и слышать редкие протяжные гудки, сменяемые чеканным голосом автомата: абонент не отвечает, оставьте сообщение после сигнала. И она оставит. Что-нибудь в духе: "сынок, как ты? Мы все тебя очень ждем". А потом проворочается до утра, вздрагивая от поскрипывания едущего лифта или шагов на лестничной площадке, в надежде, что вот-вот раздастся звонок или скрежетнет ключ в замке.

Я шмыгнул и до белых искорок стиснул веки. Что же — сам виноват. Возможно, в следующей жизни буду умнее.

— Отойди от него, — холодным прибоем прокатился над валуном знакомый голос.

По ступеням поднималась Лира с мечом наголо, медленно выплывая из-за камня. Хмурый взгляд исподлобья, сжатые в бледную линию губы, полы синего плаща метут мокрую гладь, а острие меча аж дрожит от напряжения в руке.

Вряд ли получится описать нахлынувшие в тот момент чувства. Фонтанирующее счастье. Взрывная эйфория. Распирающий изнутри восторг... и слов-то подходящих не подберешь. Представьте самый радостный момент в вашей жизни — и не какую-нибудь чепуху вроде щенка на день рождения или успешной сдачи экзаменов. Нет, вспомните что-то в самом деле серьезное: например, вам поставили диагноз — рак мозга, но последующие анализы его не подтвердили. Или любимый человек пропал, а спустя неделю нашелся целый и невредимый. Или разминулись с пьяным лихачом за секунду до столкновения, после которого вас смыли бы с асфальта брандспойтом. Представили? А теперь умножьте это на десять — вот что я почувствовал тогда.

— Только посмотрите, кто пришел, — мурлыкнула Танбад и взяла тесак наизготовку.

Без лишних слов Лира прыгнула наперерез, чуть не наступив на мое расплывшееся в дебильной улыбке лицо. Шаманке отскочила от первого выпада, спасительница тут же кольнула острием, но змеюка отразила удар с ловкостью опытного фехтовальщика. И если мастерство лейтенанта понятно и обосновано, то скачки и пируэты размалеванной ведьмы иначе чем колдовством и не объяснишь.

Со стороны поле боя выглядело тем еще сюром, будто сошедшим с полотен Мунка. Посреди валуна голый пацан в цепях, а вокруг бабы клинками машут, смертным боем бьются, никого и ничего вокруг не замечая. И ладно Танбад босая, а вот у Лиры сапоги с невысокими, но тяжелыми каблуками и стальными подбойками. Как наступит — мало не покажется.

Несмотря на ярость схватки, Лира действовала с умом и старалась оттеснить гадину к краю. Шаманка отбивалась, но тесак мечу не соперник. И хоть гадина носилась голышом, козырь в рукаве все же припасла. Взмахнула рукой и плеснула в лицо сопернице ледяной пеной. Вроде пустяк, а на холоде и пронизывающем ветру весьма неприятно. Чтобы согреться, спутница усилила натиск. Танбад же ушла в глухую оборону, отступая все дальше к краю. И хоть золото погнулось в трех местах, толстый обух мог без труда выдерживать удары еще очень долго, особенно в таких быстрых и умелых руках.

Как только на валун накатила очередная волна, девушку вновь поразила струя вперемешку с кусачим инеем. Лира отвернулась, потеряла противницу из вида, и тут же получила тесаком по плечу. По касательной, неглубоко, но плащ тут же пропитался кровью, однако Линн не вскрикнула, даже не зашипела, презрев боль и полностью сосредоточившись на поединке. Сразу видно, на войне лейтенант не в обозе сидела, и шрамы получила не в пьяных драках.

Защитница с утроенной силой ринулась в бой, и я хоть не бог весть какой спец в фехтовании, однако не заметил в движениях подруги ни спешности, ни безудержной ярости — только холодный как Брилльское море расчет и годами отточенные приемы. Но против колдовства меч бессилен, и хорошо еще, что силы Танбад иссякли, а подзарядиться змея не успела.

Так, а чего я, собственно, лежу и молча наблюдаю за боем, исход которого определит и мою судьбу тоже. Да, цепи, но колдовать они не мешают — напрягся, шипя кровавой пеной, и представил вокруг шаманки непроницаемый для магии купол. Сработало! Мегера махнула рукой, призывая водяной столб, но воды остались глухи к ее приказам.

— Давай! — прохрипел, закатив глаза. — Держу!

Лира намотала на предплечье подол плаща и пантерой бросилась на врага. Ведьма приняла мощный рубящий удар на обух, но отвлечь внимание колдовством уже не могла и тут же получила кулаком в ухо. Качнулась, пьяно замотала головой и заорала раненой выпью, поймав животом клинок. Спартанский удар ногой сбил гадину с уступа и та, вереща и размахивая руками, ухнула в пенную воду. Попыталась выплыть, придерживая кишки ладонью, но, судя по громкому плеску и хрусту, угодила в пасть какой-то морской твари. И поделом. Вот вообще не жалко.

Победительница села рядом и заскрежетала защелками. Ее лицо не выражало ровным счетом никаких эмоций — ни страха, ни радости победы. Лира не ругала меня, не обзывала похотливым придурком, не корила за беспечность, а молча копалась в замках, и от этого было втройне больней.

— Спасибо, — я встал, потирая запястья и дрожа как цуцык. Замерзший, обнаженный, в подтеках размазанной краски — более жалкого зрелища и вообразить сложно.

Лейтенант смерила меня пустым взглядом, смахнула со лба прилипшую прядь и спокойно произнесла:

— Возвращаю должок, — и в этом спокойствии таилось больше презрения и ненависти, чем в самой жуткой ссоре. — Теперь квиты. Прощай.

— Но... — я потянулся рукой к удаляющейся и чуть прихрамывающей фигурке. — Нельзя просто так взять и уйти! После всего, что было!

Она молчала, цокая по камню.

— Лира! Дай мне шанс!

Ни слова, ни взора — ни грамма внимания для ленивого ублюдка. Да, заслужил, но после всего пережитого просто взять и отпустить ее уже не мог. Догнал, коснулся плеча и попытался развернуть, но вместо долгожданных объятий получил такого крюка в подбородок, что грохнулся на спину как опрокинутая шпала.

— Шанс?! — рявкнула фурия, вскинув руки не то в мольбе, не то в полном недоумении, а налетевший ветер распахнул плащ подобно крыльям. — Какой по счету?!

— Пошледний, — пробормотал в ответ, трогая деревенеющее лицо.

— Последний? Такой же как второй? Или третий?

Не без труда и щепотки магии выпрямился и с искренней серьезностью сказал:

— Совсем последний.

Линн фыркнула и тряхнула растрепанными локонами.

— Совсем последний — это значит до новой давалки? А потом бросишь меня, наше дело и пойдешь жахаться?!

Я вскинул щетинистый подбородок и нахмурил обрамленное отросшими волосами суровое лицо, став живым воплощением справедливой решимости — профиль хоть сейчас чекань на монетах, а анфас — прямиком на агитационные плакаты в стиле: "а ты записался добровольцем?". И голос зазвенел под стать внешности — низкий, строгий и впервые в жизни пронизанный стальными нотками непоколебимой уверенности:

— Я тебя не брошу. И... прости, пожалуйста.

— Прости — это просто слово, — проворчала Лира, отвернувшись. — Очень удобно насвинячить, а потом — прости, прости! Тенеда простит.

— Обещаю больше не свинячить.

— Однажды ты уже пообещал стать хорошим. Не мне! Ему! — Кивнула на пасмурное небо. — Твои слова не стоят и куриного дерьма. Ты думаешь не той головой. Оставь меня в покое.

— Лира...

— Всё, хватит. — Она вскинула ладонь. — Похоже, ты и в самом деле Избранный, но я точно не твоя Спутница.

— Учти, — ее капризы начали подбешивать, несмотря на греющее сердце раскаяние, — бегать за тобой как собачка никто не собирается. Все — значит все. Жалеть потом не будешь?

— Н... — Девушка осеклась на полуслове и опустила глаза. — Может и буду. Но это не твое дело. Но... знаешь что? Давай так — вместе доберемся до города, а там уже... распрощаемся.

Я скрыл улыбку, чтобы кое-кто не зазнался, и сомневающимся тоном протянул, будто прикидывая все за и против и вынося итоговый вердикт:

— Ну, в принципе, попробуем... Вдвоем всяко веселее. Угоним корабль — и по прямой в столицу.

— Угоним корабль?! — Лира всплеснула руками. — Совсем рехнулся на радостях? А команду где возьмем? Тоже угоним?

— Слушай, — я почесал затылок и виновато проворчал, — тут такое дело... Не знаю, как так вышло... Короче, смотри сама.

Здоровенный булыжник воспарил над пляжем, повинуясь моей воле.

— Дар потихоньку возвращается. А ты собралась пропустить самое интересное.

Лейтенант молчала, но по бегающим глазам и подрагивающим губам было видно — колеблется, тоже взвешивает плюсы и минусы, а точнее — свою гордыню и долг перед Тенедой. Чтобы поторопить подругу, поднял обожженные ладони в примиряющем жесте и мягко произнес:

— Никаких обязательств. Не спутники, а попутчики. Просто потому, что вместе безопаснее.

Она наконец кивнула:

— Хорошо.

На всякий случай уточнил, а то мало ли — вдруг это море ухнуло, от него ответа быстрее дождешься:

— Хорошо?

— Да. И не дави лыбу. Куда лезешь?.. По морде дам!

— Дай. — Обнял ее, стараясь не задеть раненое плечо. — Заслужил.

Лира замахнулась, но в последний миг опустила кулак.

— Оденься, балбес... А то отморозишь самое дорогое.

— Самое дорогое я сейчас держу в руках.

— Да пошел ты! — полушутя огрызнулась воительница. — С шаманкой обломилось и сразу добрый такой стал, заботливый. Кобель.

Она оттолкнул меня и пошла к ступеням, а я провожал ее слезящимися от ветра глазами и улыбался как в последний раз.

Глава 8

Я замерз так сильно, что перестал чувствовать холод, но идти в стойбище за одеждой было слишком опасно — эйны наверняка поинтересуются, куда делась Танбад. До города придется щеголять в шубе и волчьей шапке на голое тело — прикид тот еще, но всяко лучше, чем без него.

Лира попыталась забраться в седло, вскрикнула и схватилась за плечо. На гриву шлепнувшей ушами кобылки упали алые капли.

— Дай подлечу, — на всякий случай взял скакуна под уздцы, хотя чем-чем, а кровью животинку вряд ли испугаешь.

— Царапина, — устало буркнула девушка и как-то странно пошевелила бровями. — Само заживет.

У меня было иное мнение на этот счет, особенно после того, как грива лошадки украсила красная прядь.

— Из царапин так не хлещет.

Линн сунула ногу в стремя, но я взял наглячку за талию и поставил перед собой. Спутница не кинулась с мечом, не замахнулась кулаком, лишь гневно фыркнула и отвернулась.

— Ничего себе царапина, — свободной ладонью я взялся за живот, унимая обжегший горло ком желчи. — Это что, кость? Так, а ну иди сюда... здесь парой заклинаний не обойдешься.

Отвел бедолагу за обломок скалы — достаточно большой, чтобы укрыть и от ветра, и от посторонних глаз. Кто знает, быть может Танбад велела своей дружине отправиться на поиски, если не вернется в назначенный срок — например, к закату, и меньше всего мне хотелось драться с дюжиной разъяренных бугаев.

Лира привалилась спиной к мерзлому камню и уронила голову на грудь — несмотря на бледное лицо и озноб, кожа отдавала сильным жаром, готов поспорить — градусов под сорок. Борясь с тошнотой и накинувшимися вертолетами, снял пропитавшийся насквозь плащ и осмотрел рану — удар развалил плечо от ключицы до подмышки, края разошлись, а из черной щели в подернутом коркой мясе белел осколок, причиняя дикие страдания при малейшем движении.

Просто ходить с такой травмой — нелегкая задача и для огромного мужика, но воспитанница горного монастыря умудрилась и драться в полную силу, и самостоятельно взобраться в седло.

— Все плохо? — она кисло улыбнулась.

— Еще не знаю, — честно ответил я.

По моему велению меж растопыренных пальцев скользнула золотая молния, будто электрическая дуга на вилке проводников. Без задней мысли поднес руку к разрезу, но стоило крохотному сполоху слететь с ногтя на плоть, как Лира зарычала и выгнулась дугой, словно я брызнул на рану спиртом.

— Раньше такого не было, — я в задумчивости почесал затылок. — То ли дар как-то не так вернулся, то ли место дюже аномальное.

— Плевать... — девушка оттянула манжет кожаной куртки и стиснула край зубами. Кивнула — мол, приступай, коновал, я готова.

Что же, начнем изнутри. Десять молний цвета аргоновой сварки с переливчатым, похожим на шелест воды по металлу звуком ударили в ключицу, стянув разрубленные края сияющей спиралью. Я понимал, что иначе подруга попросту умрет, и все равно скрипел зубами от звериного воя над ухом.

Кость срослась, Лира, обливаясь потом, откинулась на камень, но самый тяжелый этап магической операции ждал впереди — прежде чем соединить мышечные ткани, придется стянуть края меж собой.

— Передохни.

Сияющая сетка почти безболезненно лизнула рану — хоть мороз стоял градусов под двадцать, все же стоило подстраховаться и продезинфицировать рассеченную плоть. Сняв с луки пустую седельную сумку, набил ее снегом и растопил, после чего протянул бурдюк с теплой водой пациентке. Лира в беспамятстве потянулась к нему больной рукой и распахнула рот в немом крике, едва не завалившись на бок.

— Давай быстрее... — выдохнула она, роняя с губ розоватую влагу. — Не могу...

Я тряхнул кистями и размял онемевшие пальцы — мы писали, мы писали, наши пальчики устали... Тончайшие — не толще нерва — блестящие усики один за другим перекинулись между мышцами, пока не сплелись в сплошную волшебную ткань. Предупредив спутницу, начал осторожно — буквально по миллиметру — сводить края, краем глаза наблюдая, чтобы гримасу напротив не перекашивало слишком сильно, потому что силы на крики у страдалицы уже не осталось.

Еще пара глотков, минутка перекура — и приступил к завершающей стадии. Несмотря на все старания, на плече остался тонкий шрам со множеством усиков-ответвлений, похожий не то на молнию, не то на богатую притоками реку.

Линн встрепенулась как после наркоза, провела по отметине ладонью, пошевелила плечом — порядок, как новенькая.

— Спасибо. — Спутница поднялась, опираясь на скалу, и шагнула к лошади. — Но это ничего не меняет.

Я хмыкнул. Никто и не сомневался.

* * *

Мы по широкой дуге поскакали к ярангам, стараясь не попадаться на глаза северянам. При свете дня пытаться пробраться к ладьям чревато даже для моих сил, поэтому решили дождаться ночи в устье природного лабиринта, очертаниями напоминающего лежащий плашмя панцирь садовой улитки.

— Будешь? — Лира достала из мешка полоску вяленого мяса.

— Еще бы, — схватил угощение и сунул в рот, давясь слюной. Голод одолел такой, что я обрадовался бы и тухлятине. — Кстати, как ты узнала, что шаманка собралась сожрать мое сердце?

— Наткнулась на крохотное племя выше по течению. Заночевала у них, заодно послушала местные легенды. Старухи охотно рассказали и о камне, и о ритуале. Если бы не думал хреном, легко бы узнал все сам.

— Я исправлюсь, — шепнул, наблюдая за вспыхивающими россыпями тусклых звездочек над медленно оседающим светилом. — По крайней мере, попытаюсь.

Попутчица неразборчиво промычала, жуя свой кусок.

— Надо поспать. — Умирающее солнце Лиру ничуть не вдохновило, она положила меч на колени и привалилась к камню спиной.

— Я посторожу.

— Угу.

Заснула почти мгновенно, запрокинув голову и разомкнув ссохшиеся губы. С десяти шагов да в сумерках — вылитый мертвец, того и гляди изо рта змея выползет. Всегда хохотал с не в меру романтишных юношей, что несут всякую чушь в духе: спи, любимая, а я буду за тобой наблюдать.

И все же подполз поближе в поисках столь необходимого тепла — и телесного, и душевного. Легонько качнул ее в надежде, что голова свесится мне на плечо, но не рассчитал силу и чуть не завалил красавицу на бок, но даже тогда спящая фурия и бровью не повела. Пришлось сидеть сычом, кутаясь в шубу и во все слезящиеся слипающиеся глаза следить за округой, стараясь не проворонить дозор дикарей или стаю волков.

Саммерен невероятно красива на закате. Ржавое солнце заливает могучую в своем спокойствии гладь чуть остывшей лавой, надвое рассекая золотой дорожкой. Когда звезда, названия которой я не знал, на треть скрылась за окутанными туманом горами, к берегу поспешили лодки всех форм и размеров: весельные и парусные, в один борт и тримараны, приземистые баржи гарпунщиков и просторные плоты рыбаков, изящные ладьи и стремительные яхты.

Я внимательно высматривал подходящий кораблик. Слишком большие отмел сразу — ни грести, ни рулить сил не хватит. Плоскодонки и яхты, наоборот, маленькие — ни прилечь ни размяться, а плыть добрые сутки. Ладьи же тяжелые и неповоротливые — не дай бог погоня, не уйдем.

Лишь когда почти стемнело и небосклон зазеленел от мерцающих волн северного сияния, заметил то, что нужно: небольшое однопалубное судно, похожее на шлюп, но без парусов. Остроносое, легкое, и места хватает, а самое главное — причалило не у стойбища Танбад, а ниже, около одиноко стоящей яранги.

Растолкал спящую воительницу и шепнул:

— За мной.

Волчью шапку поглубже — и в седло. Лира накинула капюшон — если повезет, в потемках примут за своих и не станут лезть с расспросами. Похоже, никто из местных не знал, куда и на сколько укатила шаманка, включая верных ушкуйников, до сих пор ждавших гадину в устье. Ну ничего, переварится — всплывет.

По мере приближения к лагерю пытался загодя выследить что-нибудь подозрительное в поведение эйнов, но жизнь племени ничем не отличалось от той, которая открылась мне при первом посещении. Я, конечно, не знаток их укладов, но ничего похожего на панику или тревогу в упор не заметил, и внезапное появление пары всадников тоже никого не удивило. Седой старик, сидящий неподалеку от приглянувшейся ладьи, как ни в чем не бывало улыбнулся и похвалил мою лошадь. Красивая, сказал, достойная табуна шамана.

— Меняться будешь? — дернула за язык невесть откуда вылезшая купеческая жилка, хотя прежде никакой тяги к коммерции и близко не испытывал. — Бери обеих.

Лира шикнула, я поднял палец — мол, все под контролем, не волнуйся.

Расчет оказался верным — дед перестал изображать добродушного истукана, а в едва приоткрытых щелочках век вспыхнул алчный блеск:

— А взамен?

Я ткнул пальцем на бросившую якорь посудину:

— Лодку.

— Э, не. — Эйн хитро ухмыльнулся, сморщившись как курага. — Старый я уже верхом рассекать. А рыбка моя и кормит, и поит, да и стоит дороже двух кобыл. Пусть и таких славных.

— А золото есть? — не отлипал я, в надежде махнуть бесполезных скакунов хоть на сколь-нибудь ценное барахлишко, дабы не клянчить по подворотням медяки для последующего копирования. Которое, к слову, могло и не сработать — я и изначальный дар не очень-то освоил, а уж как работал вернувшийся вообще не понимал. — Или меха?

— Быстрее, — процедила попутчица, с опаской зыркая по сторонам.

— Только янтарь, — крякнул дед. — Пуд — и по рукам!

Школьные знания выветриться не успели, и я помнил, что пуд — это целых шестнадцать килограммов. Знать бы еще, за сколько можно сбагрить в городе такую кучу окаменелой смолы.

— Накинь сверху вяленого мяса и попить чего-нибудь.

Старик кивнул и шустро юркнул за порог.

— Смотри. — Лира хлопнула по плечу и указала на реку.

Я обернулся и вздрогнул как от удара тока — к стойбищу подходила та самая ладья, на которой мы отправились к Дверям Духов. Ушкуйники что-то кричали и размахивали руками, к берегу тут же начал стекаться народ от мала до велика. Над рекой прокатился гомон множества голосов и лай встревоженных собак.

— Идем, — Лира шикнула и потянула за рукав. — Живо.

— А пуд янтаря?

— Совсем спятил?! На нас сейчас псов спустят!

— Да подожди ты! — я рывком освободил руку. — Они даже не причалили.

— О, Тенеда... — Девушка шумно выдохнула и провела ладонью по лицу.

Старик задерживался, а толпа росла и шумела все громче. Но ведь целый мешок... шестнадцать кило... Мне же надо на что-то жить в незнакомом городе? Подумаешь, постоим минутку — пираты вон только-только на землю спрыгнули.

— Дед, ты заснул? — не выдержала Линн.

— Иду-иду! — приглушенно донеслось из шатра. — Сейчас!

Перевел взгляд на попутчицу, та скрестила руки на груди и самодовольно усмехнулась — мол, говорила же! Каким ты был, таким ты и остался — дурак земной, кобель скупой.

— К черту, — меня самого начало потряхивать от пробуждающейся паники, а инстинкт самосохранения так и жалил в пятую точку — беги, беги, беги! — В лодку!

Устроился на кормовой банке и схватил руль, попутчица одним взмахом обрубила концы и села напротив, поглядывая на стойбище. Люди бегали среди яранг как на пожаре, многие седлали коней и вскидывали над головами дротики. И тут как назло из жилища вышел старик с мешком на плече. Увидев, что рыбку нагло угоняют прямо из-под носа, завопил не своим голосом и замахал свободной рукой.

Эйны тут же бросились в нашу сторону.

— Отчаливай! — рявкнула девушка.

— Пытаюсь!

Я напрягал колдовскую мощь изо всех сил, роняя пот и хрустя скрюченными пальцами, но ладья отошла от берега на жалкие пару метров, и то неясно, от моих потуг или просто течением отнесло. Из огня да в полымя, чтоб их всех. Никогда прежде я не был так близко от гибели: ни в логове Колбана, ни в сторожке с марзальцами, ни под золотым тесаком шаманки. Холодные щупальца страха обвили сердце и потянулись к черепу, мешая собраться с мыслями, я никак не мог вообразить летящую по волнам лодку — все мерещились сцены расправы, одна жутче и кровавее другой.

— Леня! — рявкнула подруга, кинувшись мне на шею и сбив с банки.

Над головой в ту же секунду просвистели дротики: два нырнули в воду, третий с деревянным дребезжанием вонзился в борт.

— Полный вперед! — не своим голосом возопил я, чувствуя на груди и плечах цепкие коготки надвигающейся погибели.

Хвала всем богам, корыто послушалось, но пошло слишком медленно — пешком догонишь. Прижатое к доскам ухо уловило нарастающий стук копыт, доносящийся сквозь землю и воду — всадники приближались, а нас еще не разделил и бросок укороченного копья. Еще немного — буквально десять-двадцать секунд — и качающаяся на волнах лодчонка превратится в утыканного дротиками ежа, а беглецов-неудачников пригвоздит к днищу. И хорошо еще, если сразу попадут в голову и не придется наслаждаться непередаваемыми ощущениями от пронзаемых зазубренными наконечниками рук и ног.

— Давай, давай, давай... — как мантру повторял я, дергаясь всем телом в тщетной попытке разогнать корыто. — Пошла, родимая. Не для того столько вытерпел, чтобы сдохнуть как последний фуфел. Гони, кому говорят!

Подкравшаяся смерть в кои-то веки растормошила сонный обленившийся дар, и гребаная посудина вылетела на середину русла быстрее катера о двух моторах. Всадники натянули поводья, вздымая гальку из-пол копыт, авангард по брюха вошел в студеную воду, а самые отчаянные бросили вслед дротики, но ни один из снарядов не долетел до ускользающей цели.

Не успел я порадоваться успеху, как Лира тихо произнесла:

— Погоня.

* * *

За нами устремился чуть ли не весь речной флот, но пару километров спустя большая часть отстала — баржи и плоскодонки такие себе гонщики. Другое дело — пара длинных узких тримаранов с перекинутыми на поплавки дощатыми помостами и оплетенными нитями такелажа мачтами. Косые паруса несли и без того юркие кораблики во весь опор, но ушкуйники вдобавок оседлали "бананы" и гребли так, словно не гнались за парой беглецов, а сами улепетывали от морского черта. Те же, кому не пришлось ни грести, ни управляться с парусами, пауками облепили растяжки канатов, зычным уханьем и посвистами подгоняя товарищей.

— Быстрее! — рявкнула девушка.

— Пытаюсь! — огрызнулся я, фыркая и тяжело дыша. — Думаешь, это легко?

— Надо было сразу плыть! Жадный дурак!

Ничего не ответил, с холодным спокойствием проглотив оскорбление. Во-первых, сейчас не до споров — и так дышал как загнанный пес. Во-вторых, смысл препираться, если Лира права? Не позарься я на дедово сокровище, не пришлось бы скрежетать зубами, напрягая каждую толику волшебного дара. Но, несмотря на все старания, расстояние сокращалось с каждой минутой — как оказалось, умелые мореходы в разы быстрее неумелого колдуна.

Вперед вырвался корабль с парусом в красно-белую косую полоску, ватага абордажников уже сгрудилась на носу, рыча и размахивая гарпунами и кошками. Эйнов словно охватила фанатичная ярость, они ревели как медведи, плевались пеной и на таком допинге смогли бы грести сутки напролет, в то время как я неуклонно замедлялся. И тут мелькнула постыдная, но вполне рациональная мысль — уж лучше утопиться, чем угодить в лапы к разъяренным дикарям, будучи повинным в смерти святая святых всего племени.

— Держи руль!

Попутчица без разговоров плюхнулась рядом и вцепилась в рычаг, я же повернулся к преследователям и представил объятые пламенем паруса. Но вместо пожара тут да там на полотнище зачернели проплешины, которые не сумел раздуть даже могучий северный ветер.

Ладно, начало положено. Зажмурился, вскинул руки и в мельчайших подробностях вообразил бушующий огонь, опадающий на преследователей клочьями полыхающей парусины. И тут на смену послушному прежде чародейству пришла тупая боль в затылке, к горлу подступила тошнота, а из носа и ушей потекла густая почти черная кровь.

— Леня!

Меня затрясло, я упал на колени, но ладони не опустил. Превозмогая ломоту в суставах, которые невидимая сила выворачивала наизнанку, отринул все посторонние мысли и сосредоточился на единственном четком образе. С запредельным, нечеловеческим усилием балансируя на грани яви и обморока, направил все свое сознание на воплощение крохотной, но адски жаркой искорки, от которой зажгутся костры. Наверное, пещерные люди так не мечтали о них, как я в тот миг.

— Леонид!

Окрик девушки исказился, словно пленку зажевало, все вокруг замерло, оцепенело, и в мутной серо-синей дали расцвело рыжее зарево, а боевые кличи ушкуйников сменились плесками — перепуганные воины сигали в воду и гребли к берегу, оставляя позади пожираемый пламенем тримаран.

Я выкроил немного времени, но второй корабль уже огибал трещащий оседающий остов, приподняв левый поплавок из воды, а наша посудина осталась без магической подпитки и быстро теряла ход. Толком не отдышавшись, залез на банку и вцепился в правило. Сердце кольнула раскаленная игла, я блеванул кровью на шубу.

— Боги! — Лира подскочила ко мне, тараща глаза. — Отдохни, а то помрешь!

Да, скорее всего мне конец. Звуки исчезли, тело перестало слушаться, а от дикого головокружения шатало как в пятибалльный шторм, хотя Саммерен как и века назад никуда не спешила и не волновалась, в отличие от роняющего темные капли паренька. И варианта оставалось всего два: либо сдохнуть сейчас от непосильной натуги, либо чуть позже и наверняка в куда более страшных мучениях. Поэтому полный вперед, не взирая ни на что.

— Леня... — Бледное личико Лиры зависло в пальце от моего.

— Тсс... Все в порядке, — я криво улыбнулся. — Ну, почти. Протри глаза, не вижу ни хрена.

Зашуршал мешок, с треском лопнула какая-то тряпка. Лейтенант свесила руку за борт и осторожно стерла кровь с пышущих жаром лба и век. Холодная вода пришлась как нельзя кстати — срывающийся на холостые обороты мотор малость угомонился, жгучая игла прекратила пульсировать в затылке, но я все равно чувствовал себя как после зверского избиения батогами.

— Они далеко? — от малейших движений накатывала тошнота, а желудок саднило от желчной пустоты.

— Да, — попутчица подняла голову и вздохнула. — Пока...

Ключевое слово — пока. Как известно, от "пока далеко" до "мля, они лезут на борт" — один шаг.

— Есть попить?

— Сейчас.

Снова зашуршало, и стянутых пленкой губ коснулась горловина бурдюка. Думал, вода или (что лучше) вино, однако к удивлению из мешочка пахнуло чем-то кисломолочным — кефир, что ли? Хотя откуда у эйнов кефир? Скорее всего, кумыс — лошадей-то целые табуны. Никогда не пробовал кумыс, а тут взял и вылакал все до капли, и в гудящей как тромбон башке немного прояснилось.

— Слушай внимательно, — просипел, не сводя мутного взгляда с подруги. — Сейчас подойду к берегу, ты спрыгнешь и бегом от реки, поняла? Сам же постараюсь увести их подальше, прежде чем... ну... — эх, а говорить о собственной смерти не так-то и просто, аж голос дрогнул.

Лира насупилась и уставилась в темнеющую даль.

— Мы так не договаривались. Обещал довезти до Ангвара — вот и вези.

Я вздохнул и тоном умирающего от ран солдата произнес, неотрывно глядя на низкие окутанные зеленым свечением звезды:

— Прости, опять облажался. Теперь уж точно в последний раз.

— Не ной. — Она явно хотела разозлить меня и таким образом подбодрить, но у самой голос сорвался на хрип.

— Просто говорю как есть. Не знаю, сколько еще протяну. Может, вон до того поворота, и то если очень повезет. Мне все равно крышка, а тебе погибать незачем.

— Плыви, — Линн потерла рукавом нос. — И меньше болтай.

Через пару минут я окончательно выдохся, и лодка легла в дрейф. Преследователи, почуяв близящуюся расправу, завопили пуще прежнего, однако загнанная добыча хоть и лишилась ног, но все еще могла кусаться. Лира помогла мне перебраться на нос, а сама встала на корме, в победной позе водрузив правую ногу на борт и блеснув клинком в опущенной руке. Ветер колыхнул полы плаща, растрепал обрезанные волосы, и пусть воительница стояла спиной, я во всей красе воображал ее хищное лицо и хмурый взгляд исподлобья, не сулящий врагам ничего, кроме быстрой смерти.

Я насчитал девятерых ушкуйников на приближающемся тримаране: трое занимались рулем и парусами — эти включатся в бой самыми последними. Вторая тройка стояла на ближайшем к нам поплавке, балансируя без рук как на сноуборде, и размахивала дротиками и короткими мечами — незаменимым оружием для абордажных схваток. Последнее трио крепило концы веревок к перекладинам и раскручивала крючья — эти займутся "стыковкой" кораблей, как только те сойдутся на достаточное расстояние.

Я смотрел на все это и не понимал, на что надеется попутчица, стоя одна напротив шайки головорезов. Как собирается отбиваться от трех брошенных разом копий или "кошек"? И даже если каким-то чудом сумеет уклониться от дальних атак, на что надеется в ближнем бою против девятерых здоровенных мужиков, упражняющихся со своим арсеналом годиков этак с шести?

Или же ею двигало извращенное понятие о доблести и чести, требующее любой ценой погибнуть с мечом наголо?

— Лира... — я закашлялся и сплюнул кровь. Девушка не шелохнулась, будто высеченное из дерева идолище, и даже легкое покачивание ладьи никоим образом ее не колыхало. — Эйны не знают, что ты при делах... Сдавайся, а я возьму вину на себя.

Она выждала немного, обдумывая услышанное, а после запрокинула голову и расхохоталась так, что разошедшиеся в боевом угаре дикари захлопнули рты и с опаской переглянулись.

— Держи курс, — тяжеленный меч описал мельницу как невесомая хворостинка. — И перед тем как начнем, давай кое о чем договоримся.

Воительница еще ни разу не обернулась, и мне почему-то резко расхотелось видеть ее лицо, а в особенности — глаза. Что-то странное появилось в ее поведении и речи, отчего больше пугали не берсерки вдали, а подруга в шаге напротив.

— Ты навсегда забудешь о том, что сейчас увидишь, — не дождавшись ответа, процедила Линн. — А я забуду о твоем позорном предложении. Идет?

— Д-да... — выдохнул я, всерьез подумывая о том, чтобы зажмуриться и зажать уши как пугливый ребенок в грозу, но любопытство все же пересилило страх. И как вскоре выяснилось — напрасно.

Самый молодой и потому нетерпеливый северянин первым швырнул копье с тридцати шагов, и несмотря на расстояние, снаряд угодил точно в цель. Лира приняла его на клинок — нет, не отбила, не разрубила, а взяла меч двумя руками — за яблоко и острие — и прислонила к нагруднику под небольшим углом. Копье, пронесшись со свистом по дуге, ударило аккурат в ложбинку клинка, да с такой силой, что воительница отшатнулась и уперлась левой ногой в противоположный борт, чудом не кувыркнувшись в воду.

В воздухе повис немой вопрос — как? — причем не только у меня. Ушкуйники тоже все прекрасно видели и уронили челюсти, глядя на фокус из одного разряда с волшебством. В темноте, на шатком суденышке, на огромной скорости остановить копье полоской стали в полпальца шириной. Кто, черт побери, научил ее подобному трюку — Оби-Ван?

Миг спустя Лира подбросила мыском упавший дротик, подхватила, развернула нужной стороной и отправила в обратный путь. Но не в прежнего хозяина, а в самого старого, опытного и представлявшего наибольшую угрозу бойца. С тем же недоумением лысый здоровяк уставился на торчащий из груди кол и плашмя грохнулся в реку.

Тут бы эйнам включить мозги да развернуться подобру-поздорову, но жажда мести за вожака вскипятила и без того разгоряченную кровь. Сразу три кошки с неуловимо коротким интервалом полетели к ладье — первый Лира срубила на подлете, от второго уклонилась, а в третий крюк поймала свободной рукой и дернула всем весом. Незадачливый абордажник не ожидал подобного исхода, потерял равновесие и с громким ревом нырнул вслед за главарем.

Корабли еще не сошлись, а враг уже потерял двух воинов, и Лира не собиралась останавливаться на достигнутом. Когда до тримарана оставалась метра полтора, девушка без малейших колебаний перемахнула на край поплавка, где до нее мог дотянуться только один эйн, и численный перевес не играл существенной роли. Но в то же время на всей посудине не сыскать более неудобного и опасного места — узкое, скользкое от набегающих волн и непрерывно качающееся вверх-вниз, а рядом ни веревки, ни перекладины.

Как оказалось, на подобные неудобства попутчица вовсе не обращала внимания и держалась устойчивее мужиков на палубе. Один из них под свист и улюлюканье попытался уколоть наглячку дротиком, но та перехватила древко, дернула на себя — и третий эйн с воплем исчез под "бананом".

Опьяненного яростью ума хватило понять, что не стоит лезть к лейтенанту врукопашную, но прежде чем в нее полетели новые копья, Линн кувыркнулась на доски через плечо и лежа рубанула ближайшего разбойника по щиколоткам. Меховые унты не спасли от удара тяжелого пехотного меча, созданного для пробивания лат и кольчуг, эйн уронил меч, качнулся и полетел в воду.

Минус четыре меньше чем за минуту — да за такие навыки и генеральские погоны не стыдно вручить... ну, или что тут носят вместо погон? Одному Марзалу ведомо, скольких красных фурия пустила в расход, раз дослужилась до старшего офицера, но северяне всяко не чета вымуштрованным королевским солдатам.

И Лира подтвердила мою догадку, кинувшись на оторопевших врагов и мельницей вспоров глотки сразу двоим. Кряхтя и шипя ушкуйники осели на палубу, держась за горла и пуча зенки. Увидев лужи крови и обезображенных соратников, оставшиеся эйны предпочли попытать удачу вплавь и щучками прыгнули с борта. Подруга проводила их взглядом, как ни в чем не бывало скакнула обратно, застав меня за не самым приглядным занятием — я свесился по грудь за борт и блевал дальше, чем видел.

— Что с тобой? — мечница примостилась на банке и закуталась в плащ. — Качка?

— Нет... — я попытался выпрямиться, но скользнул взглядом по удаляющемуся тримарану и согнулся в новом приступе рвоты. — Я, конечно, видел расчлененку, но вживую...

Линн хмыкнула и отвернулась, разглядев нечто невообразимо интересное на залитом лунным светом берегу.

— Не ранена? — уточнил на всякий случай, помня о ее презрении к травмам.

Качнула головой.

Какое-то время мы молча отдыхали — она после драки, я после вывернутого наизнанку желудка — наслаждаясь ночной тишиной, непривычной до звона в ушах после какофонии отгремевшей стычки.

— Два-один, — с улыбкой просипел я.

Попутчица вскинула брови.

— Я тебя раз спас, а ты меня — уже второй. Так что за мной еще одно спасение.

— Просто помолчи... — девушка глубоко вздохнула и закрыла глаза. — И мы в расчете.

— Нет, так не пойдет, — зачерпнул горсть воды и прополоскал рот, сморщившись от холодной боли в зубах. — Лучше скажи, всем этим приемчикам в монастыре научилась?

— А где еще, — с легким раздражением прозвучало в ответ. — Не всем же силу посылают боги. Кому-то приходится по старинке, ручками и ножками, день за днем, год за годом...

— Тяжело было? А-то все думаю, в универ поступать или в армейку топать. Ну, по-вашему — пройти испытание в Академию магии или в королевскую рать записаться.

— Тяжело, — собеседница не стала обращать внимание на мои муки выбора. — Днем — муштра, ночью — тюрьма для малолеток. Сначала изнываешь на плаце, потом выживаешь в компании волчат, которые хотят тебя не только прирезать, — Лира зябко повела плечами. — А еще там любили пороть. Привязывали к тележному колесу, спускали штаны и розгами... Тех, кто постарше — плеткой. За особые залеты могли и кнутом побить... иногда до смерти. Порка за провинности. Порка за нерасторопность. Но чаще просто так, для закалки характера.

Я во всей красе представил привязанную к колесу подругу, которую мужик в балахоне с остроконечным капюшоном хлещет семихвосткой по голой заднице. Хоть немного отвлекся от дикарей с выпученными зенками и фонтанами кровищи из разваленных шей.

— Чего лыбишься? — девушка нахмурилась и вонзила в меня тот же взгляд, каким одаривала врага перед знатной дракой.

Признаваться было чревато, и дабы не выдать постыдную правду, выдал правду искреннюю и совершенно невинную:

— Рад, что мы снова вместе. Пусть и на время.

— Угу, — Линн прижала меч к груди и закрыла глаза. — А теперь дай наконец поспать.

Глава 9

К утру пейзаж на берегах начал меняться — войско заснеженных камней схлестнулось с редкой, но живучей травяной ратью, и ни одна из сторон не желала уступать, то атакуя, то отводя потрепанный авангард, из-за чего протянувшаяся по холмистой долине линия фронта напоминала кривую сейсмографа.

Однако из тыла уже шли подкрепления мелких кустарников, за ними высилась тяжелая кавалерия берез в черно-белом камуфляже, и вот уже от мерзлой пустоши не осталось и следа. Всюду, насколько хватало глаз, бугрились пологие холмы с ветряными мельницами на макушках, а склоны и подножья поросли ровными как газоны пшеничными полями.

Небо посветлело, утратило насыщенную синеву, а облака нагуляли толстые косматые бока вдали от могучих ветров и сбились в тучные непуганые стада, неспешно плывя над самой землей — казалось, протяни руку и оторвешь похожий на сладкую вату клочок.

Саммерен обступили уже не яранги, а стройные ряды мазанок с дымящими пучками соломенных крыш, повернув к полноводной кормилице выбеленные фасады с ярко-красными веками ставень. По узким улочкам в клубах пыли носилась беззаботная чумазая малышня, не давая несушкам спокойно позавтракать, звенели детские голоса, им вторили сердитые покрики взрослых, устало скрипели колодезные журавли, в кузницах стучали молоты, готовя к осени плуги и подковы.

Крохотные рыбацкие лодчонки старательно огибали нашу ладью, а бородатые детины с натруженными руками бросали на странных гостей подозрительные и вполне обоснованные взгляды: один в окровавленной шубе, другая в нагруднике с запекшейся коркой. Хорошо еще, Лира загодя избавилась от плаща (как вскоре выяснилось — не зря), чтобы не выдать принадлежность к мятежному генералу — мало ли кому присягнули эти хмурые ребята, и чей стяг поднят над Ангваром.

Ведь там, где тесные россыпи деревень — там жди и укрепленный город: времена нынче не те, чтобы селиться вдали от высоких стен и вооруженных до зубов гарнизонов. Ближе к полудню прямо по курсу показалась крепость на небольшом островке посреди реки. Над донжоном реяло полотнище цвета молодого вина, и девушка, едва заметив трепыхания золотого журавля на нем, выругалась и харкнула за борт.

За крепостью по обе стороны раскинулся обнесенный высоченной стеной город: на левом берегу стояли сплошь ухоженные каменные дома с черепичными крышами, выбеленными стенами и каминными трубами. По широким мощеным улицам сновали кареты, в палисадниках алели розовые кусты, а вдоль набережной гуляли чопорные дамы в пышных платьях, под руки с кавалерами в расшитых серебром кафтанах.

На правом, сплошь истыканном причалами, в грязной тесноте жались утлые срубы, покрытые гнилой соломой. Детвора в рванине гоняла по подворотням крыс (скорее всего — чумных), те застревали в растянутых тут и там рыбацких сетях, а чуть поодаль хвостатый улов жарили на вырытых в навозе ямах с углями. К покосившимся и не внушающим ни малейшего доверия стенам трактиров жались шлюхи в цветастых платьях, зазывая обвислыми прелестями молодчиков жуликоватых наружностей.

И самое удивительное (хотя, пожалуй, наоборот — закономерное) — между районами не только не перекинули завалящий мостик, но богатеи с левобережья и вовсе поставили вдоль набережной высокий кованый забор, вдоль которого вышагивали солдаты в сверкающих латах и красных плащах. Полностью, так сказать, оградились от тлетворного влияния пролетариата, за чей счет и обустроили ухоженную и безопасную крепость в крепости.

Я причалил где-то за километр от городских ворот, не желая, чтобы весь Ангвар пялился на утлое суденышко со странным и явно неполным экипажем. Ладно прицепятся к потрепанному внешнему виду, а как начнут пытать, каким-то это образом немаленькая такая посудина прибыла без весел и парусов с двумя полуживыми мореходами? А магия тут не замешана? А вы, господин хороший, не колдун случаем?

Спутница... то есть попутчица согласилась с доводом, вот только мои шуба и волчья шапка наверняка вызвали бы повышенный интерес у всяких служб и контор, чье внимание привлекать чревато, но не чесать же голышом, в конце-то концов? Да, за шпиона не примут — посчитают сумасшедшим и обваляют в перьях, а то и вовсе прирежут без долгих разбирательств.

— Как думаешь, сойду за эйна? — я закутался в мех и сделал морду посуровее.

— Только если побреешься. — Лира протянула кинжал — тот самый, которым хотела укоротить мне пальцы, и медную полированную пластинку вместо зеркальца.

Откуда, спросите, у нее зеркальце? Да у любой девушки есть зеркальце, вы чего.

Хоть лезвие чертовски острое, бриться без пены тот еще ад, но пара свежих ссадин не сильно изменили мой побитый, бледный и осунувшийся лик, скорее наоборот — сделали более аутентичным, соответствующим замызганным шмоткам.

— В общем, я северный купец, а ты моя проводница. Откуда кровь? Разбойники по дороге напали.

На том и порешили.

* * *

Вблизи стены казались еще выше, и чтобы разглядеть украшенный зубцами боевой ход пришлось до хруста в шее задрать голову. Судя по ширине ворот и ведущей к ним дороги, до войны здесь шла бурная торговля, но теперь караваны купцов измельчали, а редкие крестьянские телеги старались покинуть Ангвар задолго до заката, когда правый берег превращался в настоящую бандитскую вольницу. По той же причине еще недавно гомонящий днем и ночью порт превратился в безлюдное нагромождение складов, заунывно скрипящих на ветру.

Упадок и апатия отражались даже на стражниках — сонным от безделья воинам было откровенно начхать, кто мы такие, откуда пришли и не нуждаемся ли в помощи. Не синие ублюдки — и хрен с вами, платите мзду и добро пожаловать. Разумеется, к богатеям так просто не пропустят, да я и не собирался шастать по элитному району в шубе на голое тело и без гроша в кармане.

Сразу за воротами раскинулась торговая площадь — вернее, жалкий отпечаток ее былого величия. Из длинных рядов лавок и шатров, где предлагали товары со всей страны и заграницы и неиссякаемым потоком из кошеля в кошель сыпалось золото, остались три кривые телеги, с которых боязливо озирающиеся бородачи сбагривали прошлогодние припасы: лук, сушеные травы, соленья. Ни мяса, ни колбас, ни сколь-нибудь приличной жратвы... Хотя какое тут приличие, если неведомые вандалы выкопали всю брусчатку до последнего камешка, и после первого же дождя засыпанная мусором и шелухой земля превратится в зловонную трясину.

Второй, как сказала Линн, по величине город королевства выглядел как после эпидемии. Средневековый фэнтезийный постап — иначе и не скажешь, не хватало только шаркающей по углам нежити. Стараясь не оборачиваться и не таращиться на открывшееся великолепие, мы прошли мимо кособоких хибар, стаек грязных детей и не менее грязных взрослых прямиком к усыпанному костьми и чешуей берегу. Насладились ароматами вяленой рыбы, конского навоза и тухлятины, поймали несколько угрюмых взглядов из подворотен. Зуб даю, на нас не напали лишь потому, что приняли меня за шамана, а в подруге по выправке и чеканному шагу распознали опытную солдатку.

Остановились на шатком причале, возвышающемся над Саммерен подобно эшафоту, проводили усталыми взглядами перевернутую кверху килем лодчонку. Мусора, к слову, плавало не очень много — в основном всякие объедки и щепа, но вода в черте города сменила цвет с темно-синего на кофейно-коричневый и в составе "красителя" сомневаться не приходилось.

Дующий от реки ветерок принес не свежесть, а смрад прокисшей помойки, и на долгое прощание не осталось ни сил, ни желания.

— Всё, — коротко произнесла Лира, и это слово не требовало каких-либо пояснений.

Всё, здесь наши пути расходятся. Всё, дальше каждый сам за себя. Всё, мы расстаемся навсегда.

— Не передумала? — с легким огорчением спросил я.

Секунда колебаний и резкий как удар кнутом и такой же болезненный ответ:

— Нет.

Девушка порылась в кармане и протянула серебряную монетку — одну из тех, что я накопировал в Дюнвике.

— Наколдуешь сколько надо. Прощай.

Попутчица даже на меня не взглянула. Шагнула прочь и растворилась за домами — вот была, а вот и след простыл. Линн можно понять, все-таки она лейтенант мятежного генерала и у нее своя цель — свергнуть Забара ради мира во всем мире... или зачем там вообще бунты устраивают? Меня же ждала долгая дорога домой, которая рано или поздно приведет в стан врага, ведь самые могучие колдуны окопались в Герадионе, а столица под пятой законного (вроде бы) наследника. Как ни печалься, как ни кручинься, а не судьба нам с Лирой сойтись и не ждет нас в конце "и жили они долго и счастливо" — слишком разные пути, слишком разные характеры.

Если я насовсем лишусь дара и не смогу найти портал в свое измерение, то обучусь какому-нибудь непыльному ремеслу вроде гравировки или ювелирного дела, открою небольшую мастерскую прямо в доме и в свободное время буду посиживать на крыльце с бутылочкой вина и грустить об упущенных возможностях. Однажды мимо пройдет волшебник в серой хламиде и остроконечной шляпе, бросит в мою сторону ехидный взгляд и пойдет себе дальше, постукивая посохом.

Лира же найдет свою смерть на поле боя — тут к гадалке не ходи. Спокойная мирная жизнь — это яд для такой бой-девицы, и только в глупых наивных сказках принц берет в жены служанку, а великая воительница идет под венец с ленивым домоседом. В реальности же королевы воинов встречаются с богами войны, а полурослики, даже самые храбрые и отважные, спасшие весь мир от зла, сходятся отнюдь не с эльфийскими дворянками.

Бывают, конечно, исключения, но они лишь подтверждают правило. А, плевать... Это жизнь, детка: бей — или убьют, бери — или отберут, соответствуй — или не жалуйся.

И все равно саднящая тяжесть на душе, будто потерял что-то важное и дорогое сердцу.

Я вздохнул и провел по монетке большим пальцем. На ладонь сползла вторая — точно такая же, и никакой оценщик не заметит подвоха. Нащелкать сто штук, обменять на золотой, нащелкать сто золотых, а потом и на тот берег можно. И все по новой?

Вот уж дудки. Я, может, и тупой, но не настолько, чтобы десять раз подряд наступать на одни и те же грабли.

— Эй, малой!

Из дождевой бочки как из танкового люка высунулась грязная мордашка — ни дать ни взять в маскировочной раскраске. Семилетний уличный партизан зыркнул на меня со смесью страха и искреннего детского удивления — слишком странно выглядел облаченный в шубу подросток среди пустынного причала.

Блестящие кругляшки как по волшебству испарились с протянутой ладони, и пацаненок, не сказав ни слова, пулей умчался в подворотню. Возможно, его пьяный батя спустит солидную по здешним меркам милостыню на самогон, а потом изобьет сынишку в приступе накатившей безнадеги. Возможно, этим вечером семейство в дюжину голодных ртов, потерявшее работу и кров из-за войны, впервые за долгое время ляжет спать сытым. Как бы то ни было, саднящая тоска уступила приятному теплу, и я невольно улыбнулся, несмотря на собственную перспективу заснуть натощак на какой-нибудь куче мусора.

Перспективу, к слову, призрачную — я все-таки колдун, а не четвертованный инвалид, и смогу добыть кров и пропитание если не магической работой, то физической. Наколю дров, натаскаю воду — не облезу, в общем.

С этой мыслью прошелся вдоль реки, выискивая более-менее пристойный трактир. Шлюхи в голос хохотали с моего сутенерского прикида, вороватые молодчики крутили пальцами у висков, явно приняв меня за юродивого, чумазый шкет попытался залезть в карман, но получил слабенький разряд статического электричества, ибо нефиг обирать нищих чародеев.

А один обнаглевший бандюга докопался среди бела дня на оживленной улице и, угрожая кривым ножиком, велел гнать бабки. Я распахнул перед ним шубу, наглядно показывая, что брать нечего, и сказочный гопник почему-то умотал быстрее ветра, тараща глаза и бормоча молитву Марзалу.

После часа мучительных и унизительных скитаний набрел на более-менее сносное заведение на отшибе под самой городской стеной. Несмотря на опасную ветхость, грозящую похоронить и хозяина и посетителей под грудой гнилых досок, за хибарой исправно ухаживали по мере возможностей и сил. Латали крышу, счищали мох, сметали мусор с пыльного пятачка перед входом и пытались белить стены, но близость реки сводила все усилия на нет. Над хлипкой и часто открываемой с пинка дверью покачивалась дощечка на ржавых цепях, выбитая стамеской надпись гласила: "Трактир "Удачный улов". Открыт от рассвета до заката". И чуть ниже мелом: "Продается. Дешево".

"Удачный улов". Я хмыкнул. Кто бы это не придумал, он просто гений маркетинга. Неудивительно, что забегаловку скоро пустят с молотка.

Внутри же все выглядело в разы печальнее, чем снаружи. В земляной пол вкопаны четыре бревнышка, к ним прибиты днища бочек — это, понимаете ли, столики, а стульев вообще нет, жрите, благородные доны, стоя, и ни в чем себе не отказывайте. Впрочем, такие забегаловки встречаются и на Земле, но в тех района лучше не появляться и при свете дня.

У стены напротив входа уложенная на борт телега без колес — такая вот барная стойка. Над ней — полки из трухлявых досок, явно снятых с разбитого баркаса, и стопки глиняной посуды со щербатыми краями. В яме в углу — уголья, над ними котелок с ухой. Рядом бочка — наверное, с каким-то пойлом. Что же, не насрано, не наблевано, трупы не валяются — и слава хаосу. Мы чай не голубых кровей, и это все же лучше ночевки под открытым небом среди живописных пейзажей медленно катящегося в ад Ангвара.

— Есть кто?

Из-за прилавка, аки Дракула из гроба, встал заспанный мужик лет сорока с вытянутым лошадиным лицом и хвостом грязных светлых волос. Из одежды — заляпанная жиром белая рубаха и кожаная жилетка нараспашку. Хозяин поскреб недельную щетину, зевнул во весь рот и без малейшего интереса спросил:

— Чего изволите?

Я, конечно, не олигарх, но довольно странно видеть такое безразличие к единственному клиенту.

— Работу ищу.

— Ох! — Мужик совсем скис и махнул рукой. — Это не ко мне.

— А к кому? — буркнул с излишней нервозностью, но грубость собеседника ничуть не оттолкнула — наверное, привык и к более худшему обращению.

— А что умеешь?

Чуть не ляпнул: "колдовать", но вовремя одумался — не хватало еще, чтобы слухи до прихвостней Колбана дошли.

— Да в общем... ничего особого. Гвоздь забить, пол подмести.

Он смерил меня оценивающим взглядом.

— Знаешь, а ты не урод. Есть у нас на районе одно местечко, называется конюшня. Там богатые мадамы с того берега тайком от мужей обкатывают юных жеребчиков. Если колбаса отросла, тебя ждет большое будущее.

Я сглотнул и поморщился, будто кусочек шоколада застрял в кариозной дырке. Ухоженные леди средних лет в бальных платьях и кружевных чулочках — частый сценарий моих фантазий, но как бы ни манило исполнение влажной мечты, как бы ни бросало в жар от одной лишь мысли о напудренных прелестях, собрался с духом и четко произнес:

— Нет. Такое не подходит.

Трактирщик пожал плечами.

— Тогда извиняй. Если смелый и любишь драться — прибейся к шайке. Больше тут делать нечего.

— А как попасть на тот берег?

— В старый город? Ха! Билет купить. За тыщу золотых.

Да уж — такую сумму и копировать устанешь.

— Спасибо за помощь.

Я кивнул и направился к двери. Взялся за ручку, как вдруг услышал:

— Совсем припрет — приходи, поработаешь за еду. Такое себе дело, но от голода и холода не помрешь. Разве что от ножа в пьяной драке. — Кабатчик рассмеялся, обнажив черные обросшие камнем зубы, размером вполне подходящие его лошадиному лицу.

* * *

До вечера прошлялся по округе, но путного заработка так и не нашел. Немногие оставшиеся в гетто мастера — гончары, сапожники, кузнецы — нуждались в помощниках, но никто не хотел платить даже едой. Район утопал в нищете, несмотря на тяжелый труд рыбаков и ремесленников. Волчья шапка тоже никому не приглянулась ни для продажи ни для обмена, правда, один ушлый типчик попытался ее стырить прямо с макушки, но совершенно случайно улетел в воду.

Голодный и едва держащийся на ногах, вернулся в "Удачный улов". За столиком стоял всего один посетитель — сутулый темноволосый бродяга — хлебал кашу, сжимая ложку в кулаке словно рукоять меча, и воровато озирался.

— А, это ты, Шуба! — Хозяин отсалютовал кружкой. — Как успехи? Видимо, не очень.

— Меня зовут Леня, — я опустился на поленце у входа, играющее роль лавки.

— Тим, — мужик поднял ладонь. — Итак, ты хочешь перекусить и заночевать в этом чудном зале? Прекрасно. А я хочу, чтобы ты выдраил котел. Идет? — и не дождавшись ответа, воскликнул: — Поздравляю с первым рабочим днем! И в качестве первого жалования можешь съесть все, что пригорело и налипло на стенки.

Бродяга хрюкнул и опустил взгляд. Его черные поросячьи глазки мне сразу не понравились — слишком цепкие, нервные, прожигающие насквозь. Захотелось и его удивить каким-нибудь фокусом вроде внезапной телепортации в выгребную яму, но сдержался. Трактирщик не дурак, хотя и пытается им казаться, с ходу распознает магию и в лучшем случае выставит вон, а в худшем сообщит куда следует. И придется скрываться в трущобах, а там получить перо в почку проще, чем чихнуть.

Мне дали ведро воды, мешочек песка и железную щетку на длинной рукоятке. Кое-как, кряхтя и морщась, вытащил котел на улицу — тяжелый, зараза, килограммов пятьдесят, из которых добрый десяток — нагар: его не то что песок, серная кислота не возьмет. Потер так и эдак, вспотел весь, предплечье заныло — и хоть бы хны.

Интересно, магия поможет?

Стоп. Отставить магию. Решил не тратить дар на ерунду — будь добр, держи слово. И так натерпелся из-за поспешности и безалаберности.

Когда бродил по району, все надеялся встретить Лиру — вдруг она просто захотела меня проучить? Обождет денек и вернется, мы обнимемся, попросим друг у друга прощения и пойдем свергать злого короля. Эх, мечты-мечты. Прое-ал ты, Леня, счастье свое. В прямом смысле прое-ал.

Долбанный жир, оттирайся давай. Или все же поколдовать чутка? Много того дара надо? К тому же, на благое дело — хорошему человеку помочь.

"Не филонь, — огрызнулся внутренний голос. — Работай. Труд сделал из обезьяны человека и из тебя тоже сделает".

— Как я песком буду чистить? Покажи мне! Это, блин, не фэйри.

Незримый собеседник замолчал, размышляя и взвешивая доводы и таки нашел ответ:

"Руками. Берешь ершик — и пошел. Главное — терпение, ведь вкупе с усердием это страшная сила, которая порой могучей колдовства".

— На словах мы все известные писатели...

"Вот и не болтай. Тут много ума не надо, не ракету собираешь. Есть цель, есть средство — берешь и трешь, пока не заблестит. Помни о пропорциях, приятель: девяносто девять пота на одну таланта".

Я смахнул пот и перевел взгляд на свое отражение в реке — в гроб краше кладут, и тем не менее, на мертвенно-бледном лице сияла улыбка. Начало положено.

К полуночи над остывшими углями повис вычищенный котел. Будь он не из чугуна, сиял бы как латы лоялистов на параде, но даже черный металл блестел как новенький.

— Ничего себе! — Тим присвистнул. — Держи. — Зачерпнул из бочки пива и грохнул кружку на прилавок. — Заслужил.

— Спасибо, — я залпом вылакал половину, фыркнул и залил в ноющее брюхо остатки.

— Тебе спасибо. Сколько ни тер этот кусок чугуна — все без толку. А тут... — хозяин еще раз осмотрел котел и покачал головой, — чудеса да и только. Ты случаем не волшебник, паря?

Я улыбнулся и уверенно произнес:

— Какой из меня волшебник? Волшебники старые и бородатые.

— Твоя правда. — Тим зажег масляный фонарик. — Куда, кстати, путь держишь? Что забыл в этой помойке?

— Я... с севера.

— О, — мужик всплеснул руками, — только не говори, что ты эйн. Вон уже щетина полезла.

На автомате коснулся шершавой щеки и отдернул ладонь как от огня, поймав ехидный взгляд трактирщика.

— Хотя, знаешь, это не мое дело. Война идет, все бегут куда-то... или от кого-то. Главное, чтобы ночью по горлу не полоснули, а остальное не колышет.

Как я понял, последнее предложение адресовалось мне и поспешил успокоить хозяина:

— Не волнуйся, не полосну.

— Благодарю. — Тим театрально поклонился.

— Я... нормальный парень. В смысле, не убийца и не бандит. Просто...

— Забудь, — собеседник облокотился на прилавок и подпер острый подбородок кулаками. — Не хочешь — не рассказывай. Я же не дознаватель.

Хлопнула дверь — угрюмый бродяга наконец свалил.

— Ну, теперь можно на боковую. — Тим зевнул и похлопал себя по губам. — Вряд ли кто-то заглянет. Спокойной ночи.

Хозяин скрылся в занавешенной соломенной ширмой пристройке, откуда вскоре вылетел набитый рыбьей чешуей мешок.

— Подушка! Приятных снов.

С отвращением уставился на мерзко шуршащую и пропахшую таранкой гадость.

— А остальное?

— Извиняй, остального нет. Ты и так в шубе, не околеешь. Наверное.

— Я про кровать.

— А! Землю в уголку разрыхли мальца — вот и кровать. Можешь, конечно, поспать на берегу — там мягче. Но если зарежут или угонят в рабство — сам виноват.

Отстой.

Несмотря на неудобства, я захрапел, едва сомкнул веки — чертова регата, прогулка по городу и чистка котла вымотали до потери сознания. То ли из-за недавних переживаний, то ли пожелание хозяина и впрямь сбылось, но сны в самом деле оказались приятными. Я видел Лиру (нет, не в том образе, о котором вы наверняка подумали), прокручивая обрывки наших приключений как в мутном калейдоскопе. Кончилось все там же — у причала. Грезы подарили второй шанс все исправить, но девушка осталась столь же решительна в своем отказе, как и наяву.

В итоге встал разбитым, словно вообще не отдыхал, и в крайне паршивом настроении.

— Добрый полдень! — сказал Тим и протянул пиво. — Завтракай.

— Думал, разбудите пораньше, — я причесал пятерней сальные патлы и зевнул.

— А зачем? — Хозяин закинул ногу на ногу и сцепил пальцы на затылке. — Посетителей нет. Делать нечего. Но раз уж проснулся — придется напрячь. Вари кашу. Крупа в кладовке.

Заглянул за ширму. В тесной комнатушке на полу лежали примятые мешки — наверное, на них мужик и спал. В углу заметил открытый — с белыми похожими на попкорн хлопьями. Рядом на пивной бочке сидела жирная метрокрыса и преспокойно точила крупу, держа хлопья передними лапками. Мое появление хвостатую гостью ничуть не испугало. Меня же больше поразило то, что кроме пива и хлопьев в пристройке ничего не было.

— Вы подаете только кашу?

— Ну да, — настороженно ответил Тим. — А что?

— Да просто...

— Просто?! — он всплеснул руками, ярясь то ли в шутку, то ли всерьез. — Раз спросил — значит не просто, а с намеком. Умный самый? Свой трактир откроешь — тогда и будешь умничать.

— Изв...

— А?

— Изви...

— Что ты там бормочешь?

Собрался с духом и таки выдавил одно из самых редких слов в своем лексиконе:

— Извините.

Хозяин отмахнулся:

— Проехали.

— И все же... Если разнообразить меню, то и посетители потянутся.

Тим зыркнул на меня исподлобья и с искренним раздражением процедил:

— Ты трактирщик?

— Нет.

— Шеф-повар?

— Нет.

— Вари кашу.

Не успел развести огонь под котлом, как приперся вчерашний бродяга. Мутный тип еще не сказал ни слова, но из-за стойки тут же раздался недовольный окрик:

— Эй, паря! Погуляй минутку.

Так и знал, что они в сговоре. Похоже, забегаловка лишь прикрытие для более прибыльного и наверняка преступного промысла. Может, наркоту варят в подвале? Хотя мне-то какое дело?

Сообщники разговаривали не меньше получаса. Как ни вслушивался — ничего не разобрал, кроме басовитого бубнежа. Наконец Тим велел войти. Подельник тут же запер дверь и привалился к ней спиной, держа руки в карманах, а кабатчик достал из-под прилавка взведенный арбалет и нацелил на меня. Прежде беззаботная и в какой-то мере придурковатая физиономия преобразилась в лишенную эмоций маску, внушавшую больше страха, чем перекошенная злобой гримаса.

Я вытаращил щиплющие глаза и на всякий случай поднял руки, ощущая электрическое покалывание от затылка до копчика. Больше, собственно, не чувствовал ничего, даже биения сердца — время будто остановилось, а воздух сгустился в горячую патоку.

Обуявший страх приковал к полу и мешал думать, мысли носились в черепе как пчелы в потревоженном улье, ни о какой магии и речи не шло — болт в палец толщиной пробил бы грудь прежде, чем я сумел хоть как-нибудь защититься. Оставалось надеяться, это какое-то недоразумение, меня приняли не за того или подозревают в чем-то по ошибке — в жизни, особенно криминальной, бывает всякое. Мы все обсудим, расставим точки над "ё", придем к консенсусу и проблема разрешится сама собой. Разум немного успокоился, водоворот тревожных дум устаканился, хотя нутро верещало как резаное, упорно твердя, что вероятность столь удачного исхода столь поганой ситуации крайне мала.

— Не дергайся, — с пробирающим до мурашек холодком в голосе процедил Тим. — И останешься жив. Наверное.

Я облизнул пересохшие губы и прохрипел, выдавливая слова как в ночном кошмаре:

— Что вам нужно?

— Вопросы задаю я. Знаешь, кто мы?

— Бандиты?

Он усмехнулся.

— Не совсем.

— Тогда не знаю. И знать не хочу. Я пришел... издалека и скоро уйду еще дальше. Что тут творится — не мое дело.

— Ладно стелешь, — арбалет покачнулся, и я вздрогнул, ожидая треньканья тетивы — последнего звука в своей бездарной жизни, — да верится с трудом. Ты заявился в Ангмар вместе с девушкой. Кто она?

— Проводница, — без капли лукавства произнес я, но ответ хвостатого явно не устроил.

Тим покосился мне за спину и кивнул. В тот же миг сзади навалился угрюмый крепыш и стиснул плечи как медведь, аж ребра затрещали. Но крепкие объятия — это полбеды, гораздо опаснее выглядел щекочущий шею кинжал, звенящий при каждом касании как бритва с лазерной заточкой.

— Врешь, — коротко озвучил вердикт кабатчик, не опуская оружия. — Ты это знаешь. Мы это знаем. И все же уточню вопрос: кому служит эта девка — красным или синим?

Так вот в чем суть! Я угодил не в местечковые мафиозные разборки, а в шпионские игрища Борбо и Забара. Стоило догадаться раньше, ведь далеко не всегда война — это бугурты в чистом поле стенка на стенку. Но внезапно открывшаяся истина мало что меняла — я по-прежнему был зажат между задницей и полной жопой. И самое поганое — понятия не имел, на чьей стороне ребята из "Счастливого улова", а раз знают о Лире, значит сели ей на хвост. Сейчас выберу не тот цвет — и подругу прикончат, поэтому надо любой ценой тянуть время. Эх, где же мой дар, когда он так нужен?

— Я не знаю, правда! Она ничего такого не говорила. Просто показывала дорогу и защищала от разбойников.

Тим вздохнул и покачал головой.

— Что же, видят боги, мы хотели по-хорошему. Давай.

Бродяга ударил меня в спину — да с такой силой, что выбил воздух из легких. Я с разбега ухнул вперед, споткнулся и врезался грудью в барную стойку. Не успел вздохнуть, как ублюдок вцепился в волосы и впечатал носом в стол, после чего прижал щеку к сбрызнутым кровью доскам. Тим, в свою очередь, отложил арбалет, схватил мое запястье и провернул ребром ладони к потолку — почти под прямым углом.

Я взвыл от невыносимой боли, а шпион продолжил выкручивать сустав.

— Кому она служит? Говори!

Вместо ответа из сдавленной глотки вырвался только рев, и Тим остановился, но руку не отпустил.

— Последняя попытка, паря! Колись, или переломаю пальцы!

— Поф...

— Что?! — Он наклонился.

— Пофе...

Подельник рывком поднял меня, и я четко, не сводя с гада полного ненависти взгляда, рявкнул:

— Пошел на хер, черт!

Пусть делают, что хотят, а Лиру я не предам. Ну, по крайней мере, не так быстро. Трактирщик усмехнулся и потянулся к растопыренным пальцам, однако кулак остановился на подлете, словно вонзившись в невидимую стену. Глаза палача стали что те блюдца, рот распахнулся в немом крике, но было уже слишком поздно: дар вернулся, готовый служить моей воле.

Воздушная волна — плотная как сталь — образовала вокруг меня кокон и миг спустя ударила во все стороны, как если бы в кармане взорвалась граната. Бродяга перелетел через всю комнату, с грохотом и треском врезавшись в стену, а главаря засыпало раскрошенной в труху телегой. Незримая сила подобно щупальцам выстрелила из спины, обвила тонкую шею кабатчика и приподняла. Я хрустнул зудящими пальцами и осклабился в предвкушении праведной мести.

— Ну что, щеглы, — из ногтей ударили ослепительные разряды, вонь кислого пива разбавил мощный запах озона. — Поменяемся ролями? Итак, кому служите?

— Генералу Борбо! — тут же выпалил Тим, и судя по голосу, не врал. И правильно делал, с чародеями шутки плохи, особенно с теми, кого минуту назад зверски пытали. — Мы синие!

— Вы идиоты! — рявкнул я. — Какого хрена допрашивали о Лире, если она тоже за вас?!

— Она — да! А ты?

— Что — я?! — ор из забегаловки, наверное, слышали на всем побережье. — Если вместе с ней пришел, значит, наверное, тоже за Борбо! Хотя в общем и целом мне срать на ваши разборки!

— Да неужели? — Тим потер горло и откашлялся. — Заявляетесь на пару и тут же расстаетесь, после чего ты совершенно случайно набредаешь на наше логово. Вот прям так сразу — оп и в нужном месте. Работу, видите ли, ищешь. Ни капли не подозрительно, правда? А часом позже лейтенанта снимают с корабля и казнят на городской площади! Разумеется, тоже по воле злого рока! И как после этого поверить, что ты не предатель?!

Я отшатнулся и тряхнул головой:

— Лиру... что?

Глава 10

Меня словно по затылку обухом треснули — даже оглянулся, ожидая увидеть за спиной очухавшегося бродягу с тем самым обухом. Но шпионы не пытались напасть, хотя в тот момент я не представлял ни малейшей угрозы и для ребенка. На ватных ногах шагнул к стене и оперся ладонью о бревна, не чувствуя ни заноз, ни колючих сучков. В груди разлился холод, в горле заскребло, взор заволокло щиплющей пеленой, а при каждом вдохе кололи иголки. Как же так? Неужели все — зря? Да, война — это ад, а гражданская — так и вовсе ад в квадрате, но я же был там, стоял рядом с ней и мог бы все изменить, если бы проявил больше настойчивости, проявил характер. А я просто отпустил ее, прекрасно понимая, что творится вокруг. Это все равно, что после свидания не проводить подругу до дома, зная, что она живет в криминальном районе — одном из тех, куда не стоит соваться и днем. Я бы мог все исправить, обойти беду иным путем, но не захотел, смалодушничал, включил обидку...

Затхлый воздух снова сгустился, щепа, посуда и глиняные черепки один за другим воспарили над полом, перебрасываясь ослепительными молниями.

— Паря! — Тим рысью прыгнул ко мне и захлопал меня по щекам. — Паря, уймись! Линн жива, слышишь?! Жива!

Я поднял бледное, будто покрытое инеем лицо и смерил кабатчика мутным взглядом.

— Все, кончай колдовать! Я соврал, чтобы проверить, не брешешь ли ты. Теперь вижу — вы, кажется, не просто попутчики... Впрочем, какая разница, я слишком стар для этих дел... В общем, Лира в порядке... ну... почти.

Я просипел, не слыша себя:

— То есть?

Тим сплюнул под ноги и зарыл слюну мыском. Выдохнул, собираясь с мыслями и подбирая нужные слова, чтобы не вызвать очередной магический всплеск, ведь от конспиративной квартиры и так по сути остался один каркас.

— Она в плену. Если не умрет на допросах — то скоро умрет на плахе. Так что я не сильно слукавил.

— Пива, — я протянул руку.

Лишь после полной кружки "успокоительного" сердце отпустило, стало легче дышать, а мысли чуточку прояснились, но ледяной пот все еще катился градом по лбу и щекам. Самое страшное миновало, мне (уж не знаю за какие заслуги) выпал шанс исправить ошибку, оставалось лишь не пролюбить и его очередной глупостью и поспешными решениями.

— Где ее держат?

— В Доме райских наслаждений. — Тим невесело усмехнулся. — Это крепость на острове. Надеюсь, палачи потянут время и не замучают беднягу в первые же дни. Если хочешь — переправим тебя в Брилл, в ставку генерала. Там есть чем заняться беглому чародею.

Я нахмурился и искоса взглянул на физиономию шпиона, всей своей мимикой выражающую одну расхожую фразу — здесь наши полномочия всё. И все же уточнил с укором в голосе:

— Вы не собираетесь ее спасать?

Тим поднял руки, будто на него наставили арбалет:

— Хотелось бы, но на острове окопался целый легион под командованием Советника. Чтобы взять Ангвар, понадобятся все наши силы, а ради одного лейтенанта... сам понимаешь. Эх, жалко девчонку, — без привычной иронии произнес Тим и с горестью вздохнул. — Помню ее вот такой...

— Нельзя взять штурмом, — я ткнул пальцем в стену с видом полководца, указывающего направление на цель, — возьмем хитростью.

Мужчина скрестил руки на груди и чуть склонил голову вбок, не сводя с меня настороженного взгляда. С одной стороны, он видел в чужаке чумазого сутулого подростка, ничего не смыслящего в подковерной грызне и шпионских играх, но с другой перед ним стоял колдун, мощь которого он испытал на собственной шкуре. Тут уж хочешь не хочешь, а придется прислушаться.

— И что ты предлагаешь?

— У вас есть связи на том берегу?

— Шутишь? — трактирщик усмехнулся, вмиг утратив последнее уважение к волшебному дару, словно я предложил заручиться поддержкой драконов или поднять армию нежити для штурма цитадели. Проще говоря, ляпнул несусветную дичь, а Тим явно ожидал от чародея какой-никакой мудрости. — У Борбо нет таких денег, чтобы платить за билеты. К тому же, там королевских разведчиков больше, чем крыс в трущобах. Ангвар — второй по размеру и важности после Герадиона. Стратегическая, — он поднял палец, — точка. Считай, мы в логове врага. Тут не то что связи установить — пернуть спокойно не дадут. А ты нам еще и штаб разнес.

— Вы хоть чем-нибудь поможете? — раздраженно бросил в ответ, устав от кривляний и паясничания.

Тим пожал плечами. Судя по ленивому, лишенному всяческой заинтересованности взгляду, моя ярость впечатлила его не больше, чем шипение котенка.

— Смотря чем. Я не могу похерить всю сеть, нас и так осталось слишком мало. Понимаю, девушка тебе дорога и все такое, но ферзей на пешки не разменивают.

— Лира — не пешка, — рявкнул в ответ, и единственная уцелевшая кружка сама собой смялась в жестяной шар. — А мой друг. И если понадобится...

— Понял-понял! — проворчал шпион. — Говори, что надо, но на многое не надейся.

— Сперва — одежда. Желательно, менее приметная, чем эта, — я указал на стянутый запекшейся коркой мех.

— Думаю, справимся. — Тим потер подбородок и гаркнул: — Птичка!

Притихший в уголке бродяга встрепенулся и бесшумно юркнул за дверь.

— Его зовут Птичка? — я ожидал какого угодно прозвища — Хмырь, Проныра, Пес — но точно не этого. Хозяин не стал отвечать на немой вопрос, лишь пояснил, что Птичка всегда приносит то, что просят.

И правда — получаса не прошло, как мрачный тип бросил к ногам сверток с тряпьем привычного для гетто фасона. Судя по запаху, их сняли с бомжа, причем мертвого. Брюки — черные, в заплатках. Рубаха — когда-то белая, латаная-перелатаная, но хоть без кровавых пятен. Плащ с капюшоном из пожелтевшей парусины надежно спрятал бы мое лицо, а вот обувь раздобыть не удалось. Впрочем, оно и к лучшему — босоту так не за красивые сапоги прозвали.

Переодевшись, вышел на берег и осмотрел четырехгранную серую громаду. Лира где-то там, в сыром подземелье, а королевские псы знают толк в пыточных механизмах, сам убедился. Сердце сжалось от одной лишь мысли, что сейчас делают с подругой. И вроде до цели рукой подать, но ничего не сделаешь — стены метров десять в высоту, на боевом ходу без особого стеснения разминаются латники с алебардами, в бойницах поблескивают похожие на тарелки шлемы арбалетчиков — да будь я на пике божественной мощи, вряд ли взял бы такой орешек в одиночку.

От нахлынувших тоски и безнадеги захотелось лечь и не шевелиться, но такой роскоши я позволить себе не мог. Время еще есть, и нужно распорядиться им с максимальной пользой. Впервые за все приключение в ином мире предстояло решать проблему головой, а не даром. Присел, взял палочку и набросал на грязи список квестов для вызволения воительницы. Первое задание — перебраться к богачам, ведь все нити и лазейки в руках власть имущих, в трущобах околачиваться бесполезно, тут никто ничего не решает.

Для этого нужна легенда, без прикрытия и соваться не стоит — нищеброда с билетом вмиг растянут на дыбе. Идеальный вариант — прикинуться каким-нибудь заезжим дворянином, непутевым сынком графа или барона из далекого поместья. Мол, в гости приехал или учиться — одним словом, в городе бываю редко, поэтому-то вы меня и не узнали. Но словам могут и не поверить, да и не умею я вживаться в образы и убежать всех харизмой и актерским мастерством, значит, в любом случае понадобятся документы. Самая лучшая подделка, чтоб комар носа не подточил, которая наверняка обойдется в столько же золотых, сколько и пропуск в богемный мирок.

Есть ли среди этого захолустья умельцы? Тим наверняка знает, уж кому-кому, а шпионам без поддельных ксив не выжить. Может, через него удастся раздобыть грамоты и прочие удостоверения, но денег трактрищик точно не даст, а на все про все мне понадобится около двух тысяч. Половину за билет — остальное на квартиру, рестораны и прочие радости высшего света, ибо нет ничего более подозрительного, чем спящий на улице дворянчик.

А потом? Потом три главных приема настоящего шпиона: подкуп, шантаж, провокация. Найти нужных людей, надавить на слабые места и вынудить плясать под мою дудку. Сколько на это уйдет времени? За пару дней точно не управлюсь, да и за неделю вряд ли, с моим-то опытом. Дерьмо собачье. Тут сам Джеймс Бонд не успеет.

В гневе затоптал каракули и подпер кулаком подбородок, нервным взором уставившись на Саммерен. Хорошо быть рекой — теки себе да теки, ни о ком не думай, ничего не бойся, к лету подсох, весной напитался талым снегом — красота.

Я вздрогнул от неожиданности, увидев перед лицом пенную шапку — Тим подкрался со свойственной опытному шпику бесшумностью.

— Ты как? — спросил разведчик и протянул кружку.

Отхлебнул, вкратце обрисовал задумку и услышал в ответ тихий свист:

— Эх, паря, серьезную ты операцию затеял. Целый взвод спецов надорвется. Да и то на все про все месяца четыре уйдет. Не хочу, конечно, тебя расстраивать, но... Лире поможет только чудо. Езжай-ка лучше в Брилл, пока сам не сгинул.

— Не хотите помогать — так хотя бы не мешайте, — процедил я, не сводя взгляда с реки, словно ища на коричневой глади совет от всех проблем.

Трактирщик развел руками.

— Дело твое. И жизнь твоя. Распоряжайся как хочешь.

— Угу. Спасибо за поддержку.

— Леня! — он дружески хлопнул по плечу. — Помни — если влезешь в это дело, наша война станет и твоей тоже.

Я обернулся и смерил собеседника презрительным взглядом:

— Уже стала.

* * *

Я битый час бродил вдоль берега в поисках подсказки, не обращая внимания на мусор и тухлую вонь: сквозь шайки бедняков, мимо полуголых шлюх, пьяных моряков и хмурых молодчиков, утопая в плеске весел, ругани и воплях. Шел просто так, без цели и смысла, потому что сидеть на месте не было никаких сил, стараясь отвлечься хоть чем-то, лишь бы не думать о подруге.

И тут взгляд зацепился за небольшую лодчонку, идущую с противоположного берега прямиком к заброшенному причалу. На банках сидели двое, и оба отчаянно косили под местную голь: серые плащи с глубокими капюшонами, нечищеные ботинки, пыльные штаны, все нарочито мятое и расхлябанное, но на фоне настоящих нищих эта парочка выделялась как луна среди звезд.

Снедаемый любопытством, подошел ближе к берегу и спрятался за растянутой сетью — мол, стою, никого не трогаю, невод починяю. Лодка замерла у облепленных мусором свай, тип на корме сложил весла, прыгнул на шаткие доски и завертел головой как вынюхивающий добычу пес. На самом же деле незнакомец выискивал притаившихся за пакгаузами грабителей, но не заметив никого подозрительного протянул спутнику руку. Налетевший ветер качнул полы плаща, и я отчетливо увидел: никакой это не спутник, а самая настоящая спутница — уж женские бедра и попку ни с чем не перепутаю, да и рост выдавал в пришельце девушку.

Но что она тут забыла? Зачем богатейке инкогнито приплывать в зловонную дыру, рискуя нарваться на беду пострашнее привычного для здешних мест грабежа? В голове сами собой прозвучали недавние слова Тима о пресловутой Конюшне, и все тайное сразу стало явным. Натянув капюшон поглубже, я побрел за парочкой аки заправский асассин, ловко лавируя в толпе бедняков. И мысленно благодаря Птичку за то, что снял шмотки именно с бомжа, ведь в противном случае я бы вряд ли сумел затеряться среди голытьбы.

У провожатого охочей до экстремальных развлечений секс-туристки под плащом топорщились ножны, которые высокий плечистый мужик особо и не прятал, намекая лиходеям, что лезть — чревато. Я взял на заметку держать ухо востро — телохранитель наверняка опытный солдат или наемник, ведь молодая особа не взяла бы в охранники кого попало в столь опасном для молодых особ месте. Интересно, что за услуги предлагает заведение, раз леди не стесняется тащить с собой бугая, который так-то и проболтаться может. Неужели подобных заведений нет в безопасном старом городе... или же там все давно испробовано и успело приесться?

Богатеи побродили вокруг рынка, неумело путая следы, и свернули в подворотню. Выждал немного — и юркнул а ними, успев заметить их у неприметной хибары — точно такой же, как и десятки вокруг: ни вывесок, ни каких-либо знаков, если не знаешь наверняка — никогда не сыщешь нужную дверь.

Девушка постучалась — два раза громко, трижды — тихо и быстро. Из-за двери что-то спросили, что именно — не расслышал, но гостья ответила низким скрипучим голоском избалованной прожигательницы жизни и папиных сбережений:

— Красный сокол.

Щелкнул замок, за ним — второй, заскрежетал засов — к облавам эти ребята подготовились неплохо, не удивился бы, найдись в заведении потайной ход за городские стены. Похотливая леди кивнула охраннику и вошла в сруб, а дуболом подпер дверь спиной, поглубже натянул капюшон и скрестил распухшие мышцами руки на бочкообразной груди.

Время пошло.

При моем появлении амбал вздрогнул и потянулся к мечу. Я изобразил пьяную походку (в этом опыт небольшой, но имелся) и пошел прямо на него, не обращая внимания на оружие.

— Куда прешь?! — прорычали из-под капюшона.

— А тебе какое дело? — буркнул я, едва ворочая языком. — Это что, твоя подворотня?

— Иди отсюда, — охранник отлип от дубовых досок и на четверть вытащил клинок из ножен. — По-хорошему.

Я приблизился на расстояние удара и с вызовом произнес:

— Или что?

— Ах ты ублюдок! — Проводник полностью выхватил короткий узкий клинок и направил мне в грудь.

Сложенные пистолетом пальцы едва не порезались о дрожащее острие. С ногтя с оглушительным треском сорвалась молния, сияющей змейкой скользнула по стали и прожгла кожаную оплетку. Как оказалось, если добавить к дару немного ума и смелости, вполне хватит и малой его толики. Бугай стиснул зубы, выпучил глаза и рухнул как подкошенный, а я, кряхтя и надрываясь, оттащил тяжеленную тушу за хибару — и вот тут без магии уже никак не обошлось. Помня заветы лысого убийцы, снял с обмякшего тела плащ и сапоги, и пока натягивал на себя трофеи, услышал из-за стены глухие стоны, словно кого-то зверски душили.

Не удержался — глянул в щелочку меж бревен, из которой кто-то с понятной целью выдрал паклю и смолу. В полутьме на ворохе соломы мускулистые длинноволосые "жеребцы" жарили молодую дворянку в три смычка, и жарили нещадно, вставляя до упора во все щели. Леди тряслась как в припадке, выла и закатывала слезящиеся глаза, но стоило кому-то хоть на йоту сбавить темп — тут же выплевывала болт и орала:

— Быстрее, б-дь! Я вам за что плачу?!

После чего глотала шишку с усердием сосущего вымя теленка.

Вот так да — в высшем свете таких развлечений, небось, и вовсе нет. Очень хотелось досмотреть, но все же переборол себя и встал у двери. Порка продолжалась минут сорок, и наконец девушка выползла из Конюшни — помятая, вспотевшая, в соломе и потеках сурьмы на щеках. Не сказав ни слова, враскоряку потопала прочь, охая и шипя на каждом шагу. На меня даже не взглянула — не до того было, поэтому и не заметила подмену: роста мы с охранником примерно одинакового, а вот в плечах я раза в два уже.

Я натянул капюшон и забрался в лодку, спутница села напротив, раздвинув ноги как на приеме у гинеколога. Грести пришлось спиной вперед и постоянно оглядываться, чтобы не врезаться в рыбацкие корыта. К счастью, дворянка смотрела в пол и видела лишь носки знакомых сапог.

— Божественно, — выдохнула она. — Сейчас бы еще нажраться вдрызг, но папка скоро вернется со службы.

Молча кивнул — мол, какая досада.

— Вот все думаю — может в обычную конюшню сходить? — мечтательно произнесла спутница, зевнув и ойкнув от боли в натруженных челюстях. — А то знаешь, годы идут, пи-да уже не становится. Маловато как-то. — Она почесала промежность. — Чего молчишь?

Пожал плечами — хочешь, сходи, но в этот раз тишина не на шутку разъярила благородную шлюху:

— Я, б-дь, с тобой разговариваю, кастрат ху-в! Отвечай, когда спрашиваю!

До берега метров сто, рот открою — шаболда начнет визжать и меня тут же заметут. Поэтому стиснул зубы, как пленный партизан, хотя до колик в затылке хотелось высказать все этой наглой шалаве. Но с глупыми девушками безотказно срабатывает один забавный трюк — промолчишь, и они начнут отвечать на свои же вопросы.

— Не поняла... — Леди сдула со лба белокурый локон и нахмурилась. — Ты что, ревнуешь? Может, сам меня отодрать хочешь? — над водой пронесся раскатистый смех, в котором с первых нот угадывалась тупая хабалка. — Ты свою пипетку видел? Ей только мышей е-ать. Нашелся тут рыцарь без страха и упрека. Рыцари с короткими копьями никому не нужны, они все — неудачники. А на конюшню все же схожу. Вот прям завтра, как только папаня уедет к любовнице!

Яблоко от яблони. Что же, все закономерно: чем удобряли — то и выросло. Уверен, ее ротик сам распахнулся бы при виде моей "пипетки", но от мысли о близости с этой шалавой внутри все сжалось от отвращения, будто предо мной лежал полуразложившийся труп. И невольное сравнение с Лирой залило грудную клетку горьким подогретым медом — да, с ней не прыгнешь в постель по щелчку, но и бегать по конюшням воительница точно бы не стала.

Каким-то чудом (и с небольшой помощью магии) причалил со второй попытки, выслушивая ругань и упреки спутницы. Моя удача, что она оказалась настолько тупой, что в упор не замечала ничего подозрительного, а вот латник у кованых ворот заметно оживился при нашем приближении. Я напрягся, прокручивая в мыслях варианты отступления — один другого поганее, но интерес стражника был в ином — блудница швырнула ему звенящий мешочек и прошипела:

— Ты меня не видел.

Второй кошель достался кучеру — прямо за чугунной решеткой стояла белая карета с занавешенными окнами. По местным меркам настоящий лимузин: посеребренные спицы, вырезанные из кости дверные ручки, пара лошадей с расшитыми золотом попонами и "водитель" в нарядном камзоле. На широкую ногу живут господа, и будет крайне забавно, если папаня узнает, на что дражайшая дочурка тратит карманные деньги.

Свистнул хлыст, колеса заскрипели по мостовой. Хотел полюбоваться роскошью старого города и заодно запомнить дорогу, но чертовы шторки были намертво приколочены блестящими шпильками. И все же какое-никакое впечатление от района богачей получил: здесь не воняло навозом и тухлой рыбой и было ощутимо тише. Никто не орал, не дрался, лишь редко-редко доносился перестук копыт и едва слышные разговоры гуляющих по улицам господ, под чьими дорогущими обувками не шлепала грязь.

— Эй, Энри. — Распутница пнула меня по сапогу. — Ты же не злишься?

Качнул головой.

— А чего молчишь? — не унималась девушка, но явно не из-за угрызений совести, а из страха, что я обижусь на хамское обращение и разболтаю все папаше.

Пожал плечами.

— Ну хватит дуться. И смотри отцу не ляпни.

И тут я медленно, словно злодей из дешевого фильма снял капюшон, одарил негодяйку зловещим оскалом и ледяным тоном произнес:

— Ляпну.

Эх, видели бы вы лицо потаскушки. Словно в замедленной съемке распахнулись карие глаза, челюсть отвисла, кожа буквально выцвела до мучной бледности, а в стиснутом горле застрял немой крик. Не устояв под напором не самых приятных чувств, бедняжка грохнулась в обморок. Хорошо хоть удалось оживить ее бодрящей тряской за плечо, а то сперва показалось, что шелковое сердечко таки не выдержало.

— Т-т-ты кто?.. — прохрипела дворянка, хлопая ресницами и озираясь в поисках телохранителя, словно тот заполз под кресло или мог внезапно возникнуть из воздуха. — Где Энри?

— Неважно, — тоном инквизитора на допросе прозвучал ответ. — Я спрашиваю — ты отвечаешь. Быстро, четко и тихо. Кем работает твой папаша?

Не знаю, за кого меня приняла леди — скорее всего, за вражеского шпиона, но сопротивляться и отнекиваться даже не подумала, ведя себя как после укола сыворотки правды.

— Б-б-банкиром...

— Где?

— В Первом ангварском...

— Высоко забрался. И почему я не удивлен? Да ты не бойся, не дрожи. Поможешь мне — и никто не узнает о твоих тайных... пристрастиях, — я выделил голосом последнее слово.

Акцент попал точно в цель — щеки девушки залило багрянцем, а страх тут же смыло безудержной ненавистью:

— Ах ты... — зашипела она, но я подался вперед и проговорил по слогам:

— Заткнись, шлюха. Тебе слова не давали. Откроешь свою обкончаную пасть, когда разрешат, поняла?

Тирада вобрала в себя весь накопившийся гнев — и за потерю спутницы, и за проблемы с даром, и за отвращение к падали напротив, и за все пережитые злоключения, и каждое слово пудовым молотом раздробило все попытки к сопротивлению. Если прежде дворянка не представляла, с кем имеет дело, то теперь убедилась воочию — с кем-то крайне опасным, и ему не стоит перечить.

— Да, господин, — всхлипнула она, не сводя от меня вытаращенных глаз. — Поняла.

Я удовлетворенно хмыкнул и откинулся на спинку:

— Прекрасно. Приедем скоро?

— Да.

— Возьмешь деньги — немного, пару сотен золотых. Есть столько?

— Да.

— А потом пойдем за покупками. Будешь хорошей девочкой — и очень скоро забудешь обо мне. Начнешь выеживаться — весь город узнает, что ты е-шься с конями. Уверен, папаша за такое по головке не погладит.

— Но я не еб-сь с конями! — взвизгнула девушка. — Ты ничего не докажешь!

Я не сумел сдержать злорадный смешок:

— А мы не в суде. Слух — как воробей: вылетит и не отмоешься.

Леди громко засопела и буркнула под нос:

— Ладно.

Я наградил правильное поведение добродушной улыбкой и спросил:

— Как звать?

— Бетани, — с неохотой ответила попутчица.

Кивнул:

— Будь умницей, Бетани, и никто не пострадает.

Хвала хаосу, карета вскоре остановилась, а то уже начало подташнивать от частых поворотов и постоянной качки. Девушка нетрезвой походкой сошла на тротуар и велела кучеру ждать. Хлопнула дверь, даже с такого расстояния я слышал, как грохочут ступени. Где-то через полчаса (вот что значит правильная мотивация) Бет вернулась, успев привести себя в порядок, напудриться и переодеться в изящное зеленое платье и шляпку с вуалью. На сиденье рядом со мной плюхнулся пухлый кошелек.

— Что дальше?

Я указал на нее пальцем и шепнул:

— Едем в магазин, где продают такие же шмотки.

* * *

Пока распутница отвлекала хозяина кокетливой беседой, я кабанчиком метнулся по рядам, выбрал нужную одежду и скрылся за ширмой. В темно-синих брюках с бурыми лампасами и двубортном кителе с давящими на плечи эполетами, трясущимся при ходьбе аксельбантом и удавкой впившимся воротником чувствовал себя крайне неуютно, и это, считай, самое мелкое и незначительное неудобство из тех, что предстояло вытерпеть.

С одной стороны, мое мертвецкое лицо жутко контрастировало с нарядом боевого капитана на параде, словно в мундир вырядили первого попавшегося бомжа, но в то же время играло на руку легенде о распутном гуляке. И чтобы совсем уж отвести подозрения, на оставшиеся деньги купил роскошный красный плащ до пят, и, по словам услужливого продавца, преобразился в настоящего ангварского аристократа.

Расплатившись и еле отвязавшись от предложений взять вот эту замечательную треуголку и ножны из настоящей акульей кожи, велел Бет катить в ближайшую к ее дому гостиницу. Когда карета остановилась, поманил дворянку пальцем и тихо, но внятно сказал:

— Узнаешь у отца имена и адреса трех самых крупных должников, у которых отбирают имущество или грозят долговой ямой.

— Да как я узнаю?! — зашипела дворянка, вытаращив глаза. — Мне с детства чхать на его дела!

Вместо долгих разъяснений я покачал правой ладонью, изобразив чашу весов:

— Имена и адреса.

Затем качнул левой:

— Трах с конями. Выбирай.

— Первое, — проворчала она.

— Молодец. Завтра на рассвете оставишь портье письмо для... — не смог сдержаться от ехидной улыбки: — Красного Сокола.

Бет шумно вдохнула, запасаясь воздухом для шквала отборной ругани, но в последний миг выдохнула и понурила голову:

— Да, господин.

— Умница, — я улыбнулся и подмигнул. — До завтра.

Подождав, когда карета скроется за углом, догнал первого попавшегося господина и вежливо спросил:

— Извините, сударь! Не подскажите, где найти гостиницу получше того клоповника?

И кивнул на здание, куда меня привезла Бет. Естественно, ночевать там никто не собирался — слишком опасно, ведь у потаскушки достаточно денег и влияния, чтобы послать вместо письма наемного убийцу.

Усатый джентльмен учтиво поклонился.

— Сударь, а у вас есть вкус. "Саммерен на закате" — знатная дыра. Прошу за мной, тут неподалеку есть маленькое, но донельзя уютное заведение.

Мы прошли пару кварталов, болтая о всякой ерунде. Я больше молчал, а лорд Данкан все жаловался на бесчинства пьяных гвардейцев, мэра-взяточника, разгул преступности, босяков с того берега, плохую еду и бессилье короля, неспособного раз и навсегда покончить с синими крысами. Без ложной скромности заявляю, чир за одну прогулку узнал больше, чем Тим за месяц. Жаль ничего не услышал о крепости, а спрашивать прямо побоялся.

Ночь прошла спокойно. В том смысле, что никто не устроил облаву и не попытался задушить подушкой. Спал же плохо, волнуясь об успехе задумки и терзаясь мыслями о Лире. Сам-то в теплой мягкой постели, а она в вонючем каменном мешке, где в лучшем случае мокрая солома на полу. Примерно раз в час проваливался в беспокойные сны, заканчивающиеся одним — в комнату врываются латники, волокут на площадь и рубят голову. Иногда я вскакивал сразу после удара топора, иногда взлетал над эшафотом бесплотным духом и с ужасом смотрел, как обезглавленное тело носится как курица вокруг плахи.

Утром кое-как запихнул в себя яичницу с салом и отправился слоняться по району, пока не встретил подходящую цель — толстого мальчишку лет десяти с глупым доверчивым лицом. За оставшийся со сдачи серебряк пухлик с радостью согласился сбегать в "Саммерен" и проверить почту, и вскоре вернулся с хрустящим запечатанным сургучом конвертом.

Внутри лежал сложенный вдвое лист, исписанный красивым, но резким и торопливым почерком, от которого так и сквозило яростью.

Граф Арак Доро - Могущества Герадии, 3 — имущество арестовано.

Пэр Гидеон Тан — Гвардейская, 17 — долг десять тысяч, судья хочет сослать на рудники лет на двадцать, но мэр против.

Пэр Ковак Рул - Вечной Короны, 9 — три тысячи долга, выплачивает частями.

Это все.

P.S. Пожалуйста, никому не говори...

Что же, рядом с пунктом "шантаж" можно смело ставить галочку. Перечитал список еще раз и постучал ногтем по второй строчке — то, что доктор прописал.

— Такси! То есть, эй, кучер! Гони на Гвардейскую!

* * *

Дом Гидеона выглядел довольно скромно: два этажа, кирпичный фасад без лепнины и штукатурки, облицованное обычным камнем крылечко в три ступени и дверь, не похожая на сейфовую. Но это вряд ли было проявлением смиренной кротости и нестяжательства — скорее всего, прежний роскошный особняк господин Тан продал в уплату долга.

Узкая тенистая улочка протянулась впритык к набережной, о чем недвусмысленно намекали запахи, в то время как самые жирные толстосумы теснились в центре. Не гетто, конечно, но средненький такой райончик для обнищавших властителей мира, из которого они могли переселиться только в трущобы.

Внезапного гостя принял обрюзгший пожилой мужчина с бульдожьими щеками и непередаваемой горечью во взгляде. Старик не протянул бы на рудниках и месяца, и по сути ему грозил смертный приговор, а судя по лиловым мешкам под глазами и острому запаху перегара, Гидеон с размахом отмечал последние дни на воле.

— Вы представились как человек, решающий вопросы... — Должник дрожащей рукой поставил на стол графин.

Я кивнул:

— Так и есть. Не задаром, понятное дело.

— Само собой... Но денег, как видите, нет.

— Тогда расплатитесь услугой. Ходят слухи, вы дружны с мэром.

— Изаль помешан на семье. — Тан наполнил бокалы, расплескав половину. — А мы вроде как родственники... — голос бедолаги скрипел несмазанной ступицей, а взгляд с трудом фокусировался даже на сжатой в трясущихся пальцах посуде. — В черт вспомнит каком колене. Для него это важно, вот и хлопочет, — глубокий вздох, — но лишь оттягивает неизбежное. У судьи целая стопка моих расписок, вот такая, — Пэр занес ладонь над столом. — Я взял в Первом ангварском кучу денег, хотел открыть мануфактуру... Началась война и все пошло под откос.

— А если банк спишет долг?

Собеседник хмыкнул.

— С чего мне вам верить? Скорее всего, вы очередной проходимец. Стервятник, прилетевший на обглоданный труп, чтобы поживиться последними кусочками гнили.

— Я из Совета.

В мутных глазах вспыхнули тусклые огоньки надежды, а в тоне умирающего лебедя скользнул неподдельный интерес:

— Да неужели? Докажите.

Подсвечник на углу стола вспыхнул сам собой. Гидеон удивленно вскинул брови.

— Ох... Пожалуй, стоит извиниться. Продолжайте.

— Мэр что-нибудь решает в Ангваре? — я отпил вина — не для вкуса или хмеля, а чтобы не огорчать хозяина. Но все же похвалю напиток — освежающий и тягучий как ликер. — Или сидит тут для галочки?

Тан снова вздохнул:

— До прихода красных Изаль пользовался огромным влиянием и уважением, пусть и несколько... теневого толка.

Я с пониманием кивнул.

— Без его ведома даже крысы не пищали. Нынче же вся власть и колдуна и командиром легиона.

— У мэра есть связи в штабе?

— Вроде бы, — старик почесал наморщенный лоб. — Подробностей, увы, не знаю.

— Поговорите с ним и узнайте, сможет ли он выбить перевод одного пленника из крепости в Герадион.

— А, столичные шашни. — Тан залпом осушил бокал. — Закулисная грызня. Не обижайтесь, господин, но на мой взгляд маги — что волки.

— Не всегда, — я отставил бокал и закинул ногу на ногу. — Мое предложение — ваш единственный шанс не сгнить в руднике.

— Что ж... тогда отправлюсь к родственничку прямо сейчас. Возвращайтесь через пару часиков.

Чтобы зря не шататься по улицам, зашел в ресторанчик неподалеку с аппетитным названием "Золотой поросенок". За столиком сидели два пожилых господина, степенно мешали ложками чай и тихо разговаривали. Выбрал местечко в темном уголке и заказал фирменное блюдо — того самого поросенка с овощным рагу.

Едва улыбчивая официантка принесли заказ, в заведение ворвалась шумная толпа. Я вздрогнул и покосился на окно, однако молодежь пришла вовсе не по мою душу. Парни и девушки в красных мантиях сдвинули столики и расселись друг напротив друга, хохоча и перебрасываясь шутками. Студенты что ли?

Ничего полезного от них не услышал. Кто-то завалил испытание, кому-то не поставили зачет, некая Фригильда отшила очередного ухажера. Все шло неплохо, пока им не принесли вино, и после третьего бокала воспитанников волшебного ПТУ резко потянуло на приключения. А кого задирать в полупустом ресторане? Не стариков же. Пьяные взоры тут же упали на меня.

Самый наглый и крепкий без спроса сел рядом и громко спросил:

— Ты с какого факультета? — спросил хлыщ тем же тоном, каким гопник осведомляется о вашем районе. — Что-то не припомню твоей морды.

— Из Слизерина, — проворчал в ответ и отвернулся к окну.

Послышались недоуменные смешки.

— А... так ты не из Академии. А откуда тогда? Подмастерье? Или семинарист?

Я повернулся и зыркнул на гаденыша исподлобья — без вызова, но с предупреждением:

— С какой целью интересуешься?

— Да просто, — он икнул. — Скучно мне. Представляешь, рожу разбить некому.

— Ничем не могу помочь.

— А я думаю, можешь.

Школяр зачерпнул горсть рагу и под дружный хохот швырнул мне в лицо. Теперь я взглянул на него так, что смех разом стих, и собравшиеся замерли в предвкушении драки. Я бы мог ударить убюдка молнией, поджечь, удавить, но тогда советники узнали бы о подозрительном колдуне, устроили облаву, и весь план пошел коту под хвост. В иной ситуации без раздумий бросился бы в бой, теперь же стоически терпел — не ради себя, а ради той, кто без сомнений и раздумий дважды спасла мою непутевую жизнь.

Хозяин с тревогой и жалостью взглянул в нашу сторону, но перечить волшебникам не посмел. Задира снова швырнул рагу, я же взял салфетку и утерся, не говоря ни слова. Это был явно не тот результат, на который он рассчитывал, и в меня полетела новая порция тушеных овощей. На этот раз ни один из кусочков не достиг цели, зависнув в пальце от сверкнувших золотом глаз, после чего изошел дымком и ссохся до угольной пыли.

— Мы друг друга поняли? — прошептал я, не сводя глаз с забияки. Тот вжал голову в плечи, кивнул и поспешил вернуться к своим, то и дело боязливо оглядываясь. Не став дожидаться заказа, я высыпал на скатерть горсть медяков и ушел, не обращая внимания на тихий бубнеж в спину. Когда-нибудь мы еще встретимся. Возможно, на поле боя. И тогда я вас сам в рагу превращу. Одним щелчком. Но сейчас задачи иные.

— Мэр согласен, — сказал Гидеон с порога. — Он договорится с командиром крепости и подготовит бумаги о переводе. Но сперва — долг.

Я дернул уголком губ, пряча охватившую душу радость, чье время еще не настало. Вот вытащу подругу из казематов, тогда и наслажусь в полной мере этим славным и таким редким чувством.

Подкуп — есть. Остался последний и самый важный прием, от которого зависело все.

Глава 11

Первый ангварский находился на площади, встретившей меня блестящей от полуденного солнца мостовой и журчащим посреди фонтаном в виде статуи колдуна в капюшоне, из воздетых к небу ладоней коего стекала вода.

Наверное, это и есть Забар — неделя без году на троне, а уже лепит всюду свои идолища. Что тут скажешь, тиран он и в параллельной вселенной — тиран. Но миловидным молодым дворяночкам изваяние явно пришлось по вкусу — девушки в кремовых платьях с высокими корсетами тихонько щебетали, обмахиваясь веерами и не обращая внимания ни на кого, кроме статуи.

Кроме красавиц на небольшом кругом пятачке, окруженном богатыми фасадами, больше никто не гулял — выряженные в черные камзолы господа выходили из банков и ратуши и тут же спешным шагом шли прочь с угрюмыми лицами и понурыми головами. Война подобно лесному пожару пожирала не только жизни, но и деньги, и привыкшие жить на широкую ногу сливки общества воспринимали потерю капиталов куда тягостнее, чем, например, смерть близких родственников. Ведь уход какого-нибудь дядюшки или отца — это в первую очередь солидная прибавка в виде наследства, а сбережения же уходили раз и навсегда. Вряд ли вокруг каждый первый был умелым бизнесменом или местечковым Илоном Маском — нет, все эти люди поднялись из грязи благодаря труду крепостных, а то и вовсе рабов, поэтому я не испытывал к ним ни грамма жалости.

Первый агмарский расположился в красивом белом здании с полуколоннами и пологой двускатной крышей с флагштоком. К тяжеленным, способным выстоять под ударами таранов дверям вела мраморная лестница с ковровой дорожкой, по обе стороны от которой прели на жаре неподвижные латники в красных плащах.

Я спокойно прошел мимо, не услышав ни единого скрежета или лязга — на грабителя не похож и черт со мной. Наполненный скрипом перьев и стуком счет общий зал делился надвое мореными перегородками с крохотными окошками, напротив которых протянулись искусно вырезанные лавочки, а по углам торчали бочки с похожими на фикусы растениями. Все это до нытья в сердце напомнило, конечно, не современный земной банк, но условный рассчетно-кассовый центр где-нибудь на отшибе крохотного провинциального городка. Если переодеть немногочисленных посетителей и клерков в привычную нам одежду и развесить на стенах мониторы, ни с первого, ни со второго взгляда разница не покажется такой уж разительной. Даже запах стоял похожий — пыль, бумага и неуловимый щекочущий нос аромат, присущий, на мой взгляд, всем без исключения конторам подобного плана.

Когда же под гулкое эхо шагов я подошел к перегородке и наклонился к окошку, сходство стало еще более очевидным. Да, девушка предо мной носила не привычную офисную блузку и жилетку, а просторную рубаху, стянутую под грудью черным корсажем, и щелкала не клавиатурой, а костяшками на тонких проволочках, но взгляд и выражение лица в духе: "я рада вас видеть, чего приперся?" выудили из сознания крамольную мысль — а не попаданка ли передо мной, какая-нибудь Маша из третьего отделения известного всем банка? Вряд ли, но, видит хаос, так смотрели клерки во всех мирах и вселенных: искоса, исподлобья, с полным безразличием и в то же время с требуемым для дорогого гостя почтением.

— Извините, — я улыбнулся и вежливо спросил. — Как пройти к главному?

— Вы записаны? — с легкой настороженностью ответила сотрудница.

Сказал правду:

— Нет, — и тут же добавил: — Но он меня ждет.

Наверняка, моя истощавшая болезненная физиономия и аляповато сидящий костюм боевого капитана, совершенно не подходящий худосочному подростку, пробудили в девушке ненужные подозрения — да, тревожных кнопок у них нет, но на крыльце целый взвод мечников, и они услышат крик и визг даже сквозь толстенные створки. Но в то же время у меня был козырь, на который мало кто из современников обращает внимание — ослепительно-белые ровные зубы как из рекламы жвачки, а подобной роскошью в этом мире мог похвастать далеко не каждый богатей. Поэтому версия с ряженым разбойником отпала сама собой, красавица в кои-то веки расслабилась и ответила с куда большим пиететом и любопытством, пусть этот ответ и был отказом.

— Господин Вильмар без записи не принимает.

Кто бы сомневался. Еще не хватало, чтобы всякие смерды мешали уважаемому человеку чахнуть на чужом злате. Но отступать некуда, я снова улыбнулся, но уже добавил в спокойный уверенный голос холодные нотки, какими стращал Бетани в карете:

— Дело срочное. Передайте господину Вильмару, что пришел близкий друг его дочери.

Не сказав ни слова, клерк выбралась из кабинки и скрылась за неприметной дверью, наполовину скрытой раскидистым кустом. Секунд через десять вышла и жестом предложила войти.

— Господин Вильмар ждет.

Вот так бы сразу. Добрым словом и угрожающим намеком можно добиться большего, чем даже пистолетом.

* * *

Банкир как две капли воды напоминал одного необъемного быдловатого фрика из интернета — лысый, тучный и с угрюмым взглядом исподлобья, даже золотая цепь в палец толщиной покачивалась на заплывшей жиром шее с таким количеством складок, какого и на животе не у каждого насчитается. Только вместо малинового пиджака — черный камзол с буфами на плечах и белоснежным воротником-жабо.

Толстосум сидел за столом, окруженный баррикадой из бумажных штабелей, нервно щелкал счетами и что-то записывал в журнал пестрым, похожим на павлинье пером — не иначе подсчитывал барыши или прикидывал, кто и сколько процентов должен по займам и кому стоит дать рассрочку, а кого проще сослать на галеры. Едва взглянув на меня, толстяк скривился и затряс брылами:

— Нет, не годитесь. Слишком юны и, судя по одежде, не очень богаты. Прощайте.

Я без спроса сел в глубокое кожаное кресло, помнящее отпечатки задниц элиты насквозь прогнившего города — продажных судей, нечистых на руку купцов и прочих взяточников, и закинул ногу на ногу. Взглянул на пузыря, чуть запрокинув голову и приветливо улыбнулся:

— Вы, видимо, приняли меня за жениха?

Собеседник насупился пуще прежнего, но несмотря на грозный вид не спешил сыпать оскорблениями, хвататься за оружие или на худой конец звать охрану. Видимо, моя одежда и запредельная наглость выступили своего рода маскировкой, и банкир не спешил с активными действиями, чтобы случайно не наехать на важную шишку — например, на ревизора или агента королевской разведки.

— А за кого мне вас принимать? — буркнул жирдяй. — Тут чуть ли не каждый день вьются "близкие друзья" Бет и страстно алчут ее руку и сердце. Хотя на самом деле вам, щеглам, нужно иное — мои деньги. И если я и дам благословление, то только заморскому принцу. А вы явно не принц.

Что же, сам напросился. Я развел руками и, не прекращая давить ехидную улыбку, как можно внятнее произнес:

— Долго же вы держите дочурку в девках. А она не каменная. И не чурается ничего, скажем так, человеческого.

Перо со скрежетом впилось в толстенный гроссбух и пронзило насквозь сразу три листа, залив строчки вокруг "раны" черной "кровью". В воцарившейся тишине хруст сломавшегося кончика показался пистолетным выстрелом, Вильмар изошел багровыми пятнами и привстал, гневно трепеща ноздрями.

— Вы на что, сударь, намекаете?

Я поднял ладони в примиряющем жесте, не отводя взгляда от налитых кровью поросячьих глазок, готовых вот-вот вспыхнуть как уголья на ветру.

— Ни на что. Кстати, не замечали за Бетани странной тяги к коням?

Вильмар долго молчал, неотрывно глядя на меня и сопя как загнанный бык. Я не отвернулся и ни разу не моргнул, наслаждаясь распирающей толстяка яростью. Наконец он процедил:

— Ты хоть понимаешь, куда лезешь, щегол?

Я усмехнулся:

— Только без угроз, ладно? Вы же деловой человек, к чему эти бандитские фразочки? Давайте лучше заключим сделку, как и принято у деловых людей. Вы — спишете долг господину Тану. Я — навсегда уеду из города и никому не скажу, кого встретил в Конюшне и чем этот кто-то там занимался.

Резные ножки тяжеленного трона заходили ходуном, словно к туше напротив подвели ток. Если бы банкир вцепился не в подлокотники, а в стол, то на нем началось бы землетрясение баллов в пять минимум — так дрожали пухлые пальцы со здоровенными перстнями, которые уже не снять без хирургического вмешательства.

— Тебе никто не поверит, — процедил богатей, тараща глаза и брызжа слюной. — Никто! Я тебя... сгною!

Чем сильнее трясет человека во время подобных речей, тем меньше верится в его угрозы. Поэтому я бровью не повел, продолжая с упорством опытного палача закручивать винт гаротты:

— С каких пор от слухов ждут правды? Слухи на то и слухи, что могут быть полным враньем. Но отмыться от них очень сложно. Благородные доны начнут перешептываться. Косить глаза. Сторониться вас и вашего банка. А на заморских принцев можете даже не рассчитывать.

Игра в гляделки растянулась минуты на две, и мне стало искренне жаль обмякшего в кресле старика. С одной стороны, это он воспитал тупую извращенку, либо потакая слабостям ненаглядной доченьки, либо попросту забив на нее и с головой уйдя в поиски новых способов сделать кошель потяжелее. Но с другой, Бет уже давно не ребенок и пора включать голову не только для того, чтобы вставить туда чей-нибудь болт.

Банкир наконец перестал сверлить во мне дыру, малость успокоился и взялся за сердце. Я уже приготовился бежать к нему с целебным червячком в руках (а то и с электрошоком), но начальник первого ангварского с шумом выдохнул и пробормотал:

— Ладно. Деньги приходят и уходят, а благополучие родни важнее всего. Будет вам расписка.

— Прямо сейчас, — уточнил на всякий случай, старательно пряча распирающую радость. Рано... еще слишком рано и все может за секунду пойти наперекосяк.

— Разумеется.

Вильмар выдвинул ящичек стола, но достал оттуда не бланк, не печать, не новое перо, а крохотный арбалет — как раз такой, чтобы прикончить сидящего напротив гостя. Без угроз и предостережений взвел резким (и отточенным — применять эту игрушку ему, видимо, доводилось не раз) движением рычага, направил мне в лицо и без малейших колебаний спустил скобу. Тетива звякнула струной, и стрелка размером с карандаш зависла в сантиметре от переносицы, после чего внезапно развернулась и тюкнула толстяка в лоб. Несильно, даже кровь не выступила, но банкир вмиг побледнел, уронил оружие и воздел очи в потолок.

— Значит так вы дела ведете? — прошипел я и, не дождавшись ответа, чуть сильнее вонзил острие в морщинистую кожу.

— Простите... — как скаженный выпалил Вильмар, хватая воздух распахнутым ртом и дрожа всем телом, отчего сальная подкладка тряслась как желе на включенной во все обороты стиральной машине. — Не знал, что вы... Ради всех богов, простите. Сейчас же выдам расписку.

— Угу, — я зажал стрелку меж пальцев и поднес к глазам окованный золотом наконечник, любуясь тонкой ручной работой, достойной прирожденного резчика или ювелира. — И еще тысячу золотых сверху за моральный ущерб. Наличкой.

Толстяк, не думая спорить и торговаться, взял бланк, печать и спешно заскрипел пером. После, крякнув, вытащил из вмонтированного в тот же стол сейфа пенал, формой напоминающий коробку конфет — внутри на бархатной подстилке лежали в десять рядов блестящие "колбасы".

— Вот, держите.

Коробка с НЗ весила около десяти кило, хотя я уже приготовился заколдовывать ее каким-нибудь заклинанием облегчения или левитации. Судя по отсутствию замка, подобная сумма не являлась для богатея хоть сколь-нибудь значимой: что же, Вильмар с голоду не помрет — разве что белобрысой шлюшке придется удовлетворяться более дешевыми развлечениями, а мне эти монетки край пригодятся на действительно благое дело.

— Спасибо, — я сунул звенящий коробок под мышку и изобразил некое подобие легкого поклона. — И помните: попытаетесь мстить — одними слухами не отделаетесь. У вас дома в укромном уголочке совершенно случайно — как по волшебству — появится синий флаг. Возможно, не один. И какие-нибудь повстанческие листовки до кучи. Весь этот компромат будет очень надежно спрятан, но королевские дознаватели его обязательно найдут. Мы друг друга поняли?

Совсем раскисший старикан поправил жабо и сглотнул:

— Д-да, господин колдун.

— Вот и славно. Удачного дня.

Шантаж — есть. Остался третий пункт, квинтэссенция моего преступного замысла — провокация, да не абы какая, а вооруженная и грозящая большими жертвами и далеко идущими последствиями для всех причастных.

* * *

Перебраться на противоположный берег не составило труда — в порту всегда дежурили хмурые хароны в черных балахонах, готовые за пару монет отвезти всех желающих прямиком в зловонный заваленный грязью ад и при этом не задавать ненужных вопросов. И хотя обратный путь прошел без сучка и задоринки, до самого трактира я то и дело зыркал по сторонам в ожидании подлянки. И дело не столько в длинных руках обиженного до глубины черной душонки банкира, сколько в моем крайне подозрительном для трущоб облачении и предательски звенящем на каждом шагу пенале. Но то ли пятой точкой чуяла исходящую от меня опасность, то ли не хотела связываться с влиятельным хлыщем — по крайней мере, при свете дня.

Подлянка случилась уже на пороге "Удачного улова", когда Тим поприветствовал дорогого гостя нацеленным арбалетом. Присмотревшись, трактирщик свистнул и спрятал оружие под прилавок:

— Ничего себе! Не узнал, богатым будешь. Ты что, офицера ограбил?

Молчаливый Птичка хохотнул из угла.

— Нет, — ящик с золотом грохнулся на бочку — единственный целый предмет интерьера и то лишь потому, что на момент недавней стычки стоял в подсобке. — Этой ночью Лиру отправят в столицу на шлюпе "Гордость Герадии". Мне нужна какая-нибудь лохань и команда.

— Погоди. — Шпион тряхнул хвостом. — Ты что, таки провернул задуманное? Меньше чем за сутки?! В одиночку? Да ладно!

— Мармеладно, — без намека на юмор или иронию произнес я. — Поможете или нет?

Мужчина развел руками и вздохнул:

— Извиняй, паря. Нас осталось всего пятеро, включая тебя, а на шлюпе человек тридцать будет. Чистое самоубийство.

— Может, нанять кого-нибудь? Запросить подкрепление?

— Нанять? Не смеши. Местные бандюги только голь драть горазды, а на вояк не сунутся ни за какие коврижки. А подкрепление не успеет, все отряды очень далеко. Правда жаль, что так вышло. Но, видимо, не судьба.

Я зашел слишком далеко, чтобы отступать на последнем шагу, поэтому продолжил цепляться за любые доступные ниточки. Не может же быть так, что среди разрухи и безнадеги не найдется достаточно отчаянных парней, чтобы попытаться взять на абордаж королевский корабль. Когда озвучил это предположение, Тим скривился, качнул головой и проворчал:

— Ну не знаю... Может, и найдутся, но тебе придется отвалить им целую гору золота.

— Горы нет, — я медленно, будто фокусник приподнял крышку шкатулки. — Как думаешь, этого хватит?

Птичка подобно зачарованной змее выполз из угла и вместе с шефом уставился на стройные ряды тонких дисков с ребристыми гранями. Золотой отсвет словно костер в ночи озарил вытянувшиеся лица, полыхнул в распахнутых глазах — с добрую минуту шпионы пялились на сокровище, разве что не роняя слюни.

— Это... — выдохнул трактирщик, не в силах оторваться от манящего блеска, — решило бы немало наших проблем...

— Это, — я захлопнул крышку, — решит проблему Лиры. А вы получите вдвое... или втрое больше, если поможете мне. У вас тут все на мази. Уверен, каждую крысу по кончику хвоста узнаете. Хотите гору золота? Я хочу отряд отчаянных головорезов. Настоящих, мать их, пиратов. И что-то подсказывает, в этой дыре таких предостаточно.

Шпионы переглянулись — Птичка кивнул сразу, а Тим долго размышлял, закусив сгиб пальца и поглядывая то на меня, то на дверь, то на шкатулку с золотишком. Несмотря на затянувшееся ожидание, я не смел торопить кабатчика, ведь его ответ либо сильно упрощал третий этап, либо делал его практически невыполнимым.

— Еще три, — хозяин наконец показал оттопыренные пальцы и стукнул ими по крышке.

Три так три. Дара вполне хватит и на десяток таких коробок. Мы скрепили устный договор рукопожатием, после чего разведчики отправились на поиск подходящих кандидатур, а я занялся копированием. Вариант отщелкать тысячу монет по одной отмел сразу — и считать замучаешься, и рука отвалится, поэтому всецело сконцентрировался на шкатулке. Левая ладонь легла на холодную резную доску, правая зависла над бочкой на высоте ящичка, я представил под ней точно такой же пенал вместе с драгоценным содержимым и в тот же миг кожу защекотал приятный шершавый холодок.

Все произошло так быстро, что я даже не успел как следует напрячь воображение, однако пот хлынул в глаза такими ручьями, словно я пробежал километр в шубе. Заглянул в подсобку, утолил дикую жажду чаркой пива и без промедлений включил колдовской принтер, дабы не терять время, которое в тот момент было куда ценнее любого золота.

Во второй раз волшба заняла около пяти минут, и это было далеко не единственным неудобством — от тупой боли в затылке накатывала тошнота, грудь изнутри сдавило тисками, а из носа капала густая как ликер кровь. Несмотря на далекое от нормального самочувствие, я не рискнул прервать заклинание, чтобы в случае неудачного завершения процесса не пришлось повторять все заново.

Перед последним заходом пришлось заставить себя передохнуть хотя бы полчасика. Все это время просидел в углу, чувствуя себя как после ударной тренировки в качалке с упражнениями на все мышцы какие есть и с учетом того, что это мой первый поход в подобное заведение в жизни.

При создании третьей копии в довесок ко всему вышеперечисленному добавились температура под сорок, озноб, тремор и крошащий эмаль зубовный скрежет. Понадобилась вся выдержка и сила, чтобы не грохнуться в обморок, и после того, как треклятая шкатулка наконец проявилась из сгустившегося светящегося облака, я рухнул на колени, облокотился на сотворенное злато и простоял так битый час, балансируя на грани сознания и наслаждаясь мельтешением черных и белых пятен, как если бы кто-то с огромной скоростью включал и выключал лампочку в комнате без окон и щелей.

Не знаю, сколько времени это длилось — может час, может сутки, но в чувства вернули вкрадчивые шаги и скрип двери. Шпионы вернулись, после чего долго и обстоятельно проверяли чуть ли не каждую монету на зуб, но и этого им не хватило, чтобы удостовериться в их неподдельности. Тим выудил из кармашка линзу увеличительного стекла и рассмотрел с десяток золотых, скрупулезно выискивая несуществующие отличия от образцов. Вскоре оказалось, что и этого недостаточно — и Птичка, и трактирщик загребли по горсти из разных шкатулок и отправились проводить полевые испытания, чтобы на практике выяснить, не заметят ли подвоха местные продавцы, собаку съевшие на разномастных фальшивках.

Само собой, никто не нашел ничего подозрительного. Вернувшись, Тим без лишних слов поманил меня и велел поплотнее закутаться в плащ, чтобы ни одна живая душа не обратила внимания на вычурный наряд.

— Это было непросто, но я нашел нужных ребят, — заговорщицки прошептал проныра, петляя в закатных сумерках по вонючим и настолько узким улочкам, что в сравнении с ними коридор в моем подъезде — Триумфальная арка. — Лучше них никого не сыскать. Исполнительные. Профессионалы! А самое главное — достаточно отмороженные для нападения на королевский корабль. Но запомни — чем бы ни кончилась эта авантюра, мы тебя не знаем, а ты — нас, понял?

— Не дурак, — буркнул в ответ, подрагивая от усталости, проникающей сквозь ткань ночной зябкости и волнения перед грядущей схваткой.

По большому счету, я-то и дрался всего пару раз в жизни, а теперь меня ждал не дворовый махач, а смертный бой с превосходящими силами противника. И на загадочных наемников придется положиться куда больше, чем хотелось, ведь сил на размножение золота ушло столько, что о колдовстве в полную мощь придется забыть на неделю минимум. И хорошо еще, если дар не откажет в самый неподходящий момент — я хоть и не ради себя пошел на преступление, но кто знает, как оценят сей поступок боги и не посчитают ли его проявлением постыдной слабости.

* * *

Мы покинули Ангвар без каких-либо препятствий и отправились на север вдоль стены. Тим шел впереди, отыскивая путь в чуть разбавленной луной тьме с той же непринужденной легкостью, как и при свете дня. Птичка замыкал процессию, оглаживая рукоятки спрятанных за пазухой кинжалов, но несмотря на вооруженный эскорт, чувство сгущающейся опасности наотрез отказывалось меня покидать. Я брел неизвестно куда в компании едва знакомых людей, занятых не самым безобидным, скажем так, промыслом, и случись беда — все крики и мольбы разбились бы о высоченную каменную кладку. Трактирщик получил все, что хотел, а от колдуна всяко лучше избавиться, чтобы не попал в лапы врага, а то вдруг еще завербуют.

Но все обошлось. Мы миновали спящую деревеньку и добрались до берега Саммерен, заросшего камышом в человечий рост. В отличие от земного растения, стебли местного отличались пластмассовой упругостью — не сломаешь, не разогнешь, а клинковидные листья могли исполосовать до костей, если неосторожный путник на полном ходу врезался бы в шелестящую зеленую преграду.

Тим вынул из-за голенища кинжал длиной в локоть (и как только ходить не мешает) и принялся расчищать путь, ловким и очень быстрым движениями прирожденного убийцы срезая поросль без единого звука и колебания — издали и в яркий полдень сторонний наблюдатель не заметил бы, что кто-то идет через камыш. Мне показалось, путь занял минут тридцать, хотя двигались мы не слишком медленнее, чем обычно, и вот наконец впереди мелькнула пологая песчаная коса. А на ней — вытащенная на берег "обоюдоострая" ладья, подле которой кружком сидели плечистые фигуры, в полутьме похожие на громадных мохнатых пауков. Лунный свет блестел на белом мехе, придавая еще больше сходства с неведомыми чудовищами, и когда воины встали, мне захотелось на всех парах, наплевав на листья-бритвы, бросится наутек.

Эйны.

Дюжина вооруженных до зубов северян в кожаных нагрудниках и волчьих шапках: толстые надбровные дуги, блестящие темные глаза и размалеванные сурьмой безбородые лица. К счастью, никто из них не заорал и не начал швырять в меня дротики — скорее всего, эти ребята представляли иное племя, коих в изобилии водилось на Крайнем севере и вполне могло случиться так, что о существовании Танбад многие и вовсе не догадывались.

Черт знает, где Тим их раздобыл, но эта сторона вопроса меня ничуть не волновала, ведь более подходящих кандидатов для абордажа сложно и представить.

— Гор, — разведчик представил вожака ушкуйников — разумеется, самого здорового и свирепого, чью изрезанную шрамами одноглазую физиономию обрамляли черные как смоль волосы до плеч.

Я кивнул в ответ, не рискуя открывать рта, чтобы случайно сказанной глупостью не обрушить и без того шаткий союз. Однако давно уже подметил — чем упорней стараюсь игнорировать неприятности, тем с большим интересом неприятности липнут ко мне.

— Ты! — верзила принюхался как пес и ткнул в меня крючковатым татуированным пальцем с обломанным ногтем. — Шаман?

Уж чего-чего, а лжи и обмана эйны не выносили на дух, и коль уж великан каким-то образом почуял магию (ну не на запах же, в самом деле), то лучше и не пытаться юлить и отнекиваться — хуже будет.

— Шаман, — бросил я, подражая рубленным рычащим фразам собеседника.

Мало ли шаманов в этом мире? Кому какая вообще разница?

— Ветер бает, — гаркнули в ответ, — белый шаман убил Танбад. Это был ты?

Ну вот и приехали. Кто бы мог подумать, что весь Брилльский берег уже знает о моем (а точнее — о Лирином) поединке. И кто, любопытно, узнал о битве, если свидетелей не было и в принципе быть не могло? Неужто и впрямь ветер разнес по становищам печальную весть?

Стоящие по бокам шпионы вмиг почуяли неладное, занервничали, заозирались, но кинжалы доставать не спешили — и слава хаосу: проще и быстрее сделать себе харакири, чем лезть с такими зубочистками на ватагу матерых головорезов с топорами, копьями и тесаками.

— Паря, — уголком рта процедил кабатчик. — У нас проблемы?

Еще какие, но перед сворой бешеных псов лучше не дергаться и ни в коем случае не торопить события. Поэтому не стал отвечать прямо, а посчитал себя вправе уточнить суть предъявленных обвинений:

— С чего ты взял? — спросил, глядя бугаю в скошенную переносицу. — Я не единственный белый шаман в этом мире.

Гор нахмурился. Облаченные в кожу скалы около него зашевелились, завертели головами, и я уж подумал, что в попытке не ляпнуть лишнего конкретно ляпнул лишнего и оскорбил вожака, но тот счел вопрос вполне уместным и пояснил за слова:

— Ветер бает, ты похож на того шамана как две горсти снега.

Интересно, что хуже — солгать и быть тут же изобличенным или сознаться в убийстве могучей и наверняка многими уважаемой женщины. Ожидание критически затянулось — судя по усилившемуся сопению и хрусту суставов, скоро и без чистосердечного признания начнется бойня. Поэтому собрал все остатки дара и произнес, опустив взгляд на блестящие черные точки:

— Да. Это был я.

Лицо северянина превратилась в каменную маску. Ватага перестала сопеть и скрипеть дубленой кожей, казалось, вообще все звуки стихли: от плеска волн у берега до уханья филинов в лесу. Мы пялились друг на друга с минуту, не моргая и не смея пошевелиться, как вдруг вопреки всем ожиданиям ссохшиеся обветренные губы растянулись в довольной ухмылке, а на плечо легла мозолистая ладонь.

— Спасибо, — громыхнул Гор. — От этой суки никакого житья не было. Знал бы, кому придется помогать — и денег бы не взял. А ну, парни, на весла!

* * *

Я распрощался с разведчиками, и около полуночи ладья причалила в небольшой заводи километрах в десяти выше по течению. Отсюда город казался игрушечным, поблизости ни сел, ни других кораблей, и нашу маленькую шалость вряд ли кто заметит... ну разве что всевидящий и чересчур болтливый ветер. Ушкуйники расселись на банках и молча точили гарпуны и топоры, я же дежурил на корме и наблюдал за дрожащим блеском лунной дорожки.

Прошел час, второй, а шлюп все не появлялся. Сердце защемило от тревожных мыслей — а вдруг какая накладка? Мало ли что могло пойти не так в этой сложной и громоздкой схеме: мэр обманул, командир крепости забыл о просьбе, корабль задержался или переводить уже просто некого... Столько времени прошло, Лиру три раза могли замучить до смерти. Что же, если корабль не появится... на рассвете сам пойду за ней и будь что будет.

Через десять минут вдали вспыхнули слабенькие огоньки — судя по расположению, на носу и мачтах. Вслед за свечением из темноты донеслись плеск рассекаемой острым носом глади и хлопанье парусов. Когда шлюп поравнялся с нами, в свете кормового фонаря я увидел большие деревянные буквы: "Гордость Герадии".

— Пора!

Эйны тут же взялись за весла, ухнули, разом налегли и ладья резво пошла на перехват. Никогда бы не подумал, что гребцы сдюжат догнать парусник, да еще так быстро. Сонный латник на шканцах звякнул в колокол и крикнул:

— Ослепли что ли, черти?! Смотрите, куда прете! Врежетесь сейчас!

Бедняге и в голову не пришло, что это не заплыв наперегонки с северными купцами, а разбойное нападение — да не где-нибудь, а на участке между двумя крупнейшими и лояльными городами.

Прилаженное к килю заостренное бревно протаранило борт повыше ватерлинии, но прежде чем ночную тишину всколыхнул оглушающий треск, ушкуйники уже выстроились у борта с кошками на плечах. Дозорный, видимо, все никак не мог поверить собственным глазам — его буквально парализовало от наглости и возмущения, и когда колокол зазвенел сигнал тревоги, первые дикари уже влезли на палубу.

— Подъем! — верещал солдат, изо всех сил теребя за медный язык, словно намереваясь отогнать громкими звуками речных бесов.

Испуганный ор сменился надсадным хрипом — броня лоялистов крепка, но от могучих ударов тяжеленными абордажными топорами по шлему спасает плохо. По такелажу поползли силуэты, в свете луны похожие на огромных пауков, срезая паруса и обездвиживая пойманную добычу. Многие стражники спали, наверняка изрядно налакавшись перед скучным и совершенно безопасным плаванием, поэтому выскакивали из трюма без нагрудников, лишь с мечами и щитами, но вслед за бездоспешным авангардом подтянулись и латники.

Треть ушкуйников занялась матросами, остальные двинулись к люку, откуда как черти из табакерки выпрыгивали солдаты. В ночной тиши гулкое уханье щитов звучало набатом, но в целом эйны дрались на удивление бесшумно, не рыча и не оглашая округу воинственными кличами. Скрежетала сталь, вскрикивали раненые, слышались плески скинутых за борт тел.

На меня кинулся воин, занеся над головой двуручник. Сделал жест, словно толкаю его ладонями в грудь, и закованного в сталь беднягу сдуло с палубы, а следом отправился и его напарник. Наше счастье (и их беда), что безалаберная солдатня не взяла с собой колдуна, потому что уже после пары легких пассов меня снова затрясло, а губы и подбородок обожгло соленым теплом с запахом железа.

Над ухом просвистела стрела, а вот соседу повезло меньше — попали в спину. Дабы не искушать судьбу, я зайцем прыгнул с линии огня и спрятался за мачтой. Тут же раздался характерный трещащий стук — наконечник впился в дерево.

— Шканцы! — крикнул эйн, прежде чем упал замертво, пораженный в грудь.

На квартердеке выстроились лучники. Среди них был офицер с украшенным аксельбантом панцирем и плащом с золотой оторочкой — он-то, скорее всего, и командовал кораблем. Попытался достать стрелков, но порыв ветра лишь качнул полы накидок.

В попытке подобраться поближе перебежал за соседнюю мачту, как вдруг из гущи драки выскочил окровавленный матрос и рубанул тесаком, метя в шею. Не знаю, каким чудом успел присесть — наверное, опять магия подсобила, но лезвие вонзилось в сосну в двух пальцах от макушки. Секунда промедления — и башка долой.

Лягнул гада в колено, выбив сустав, и из присеста рванул в укрытие. Две стрелы полетели мимо, третья сорвала левый эполет, но мне удалось подобраться ближе к целям, но десяток шагов ничего не решил — враги все еще стояли вне досягаемости для магии, иссякающей как вода в проколотом бурдюке.

Напрягши последние силы, окружил себя невидимым коконом. Как там было — всю энергию на щиты? Да-да, оно самое. Кувыркнулся, чуть не поскользнувшись на окровавленных досках, и по-пластунски подполз к лежащему на боку латнику. Спрятался за трупом как за баррикадой и аккуратно поднял голову.

И тут на меня наступил эйн, пятясь от троицы разъяренных матросов. Что поделать — в горячке боя всякое бывает. Несмотря на щит, боль была адская — еще бы, такая туша да на поясницу. Высвободившись, вытащил из его сумки последний дротик, развернул тупой стороной и швырнул в лучника. Удар вышел такой силы, что бедолагу катапультой вышвырнуло за корму.

Стрелки разом пригнулись, дав возможность добежать до ведущей на шканцы лестнице, и тут-то я выплеснул всю накопленную злость.

— Капитан за бортом! — крикнул кто-то.

Послышались громкие плюхи — несколько матросов щучками нырнули в реку. Ушкуйники принялись бить их дротиками и гарпунами, как стайку вспугнутых тюленей, но я велел оставить их в покое — корабль, считай, за нами и лишние жертвы ни к чему.

— На палубе чисто! — отозвался Гор.

Вслед за ним я спустился на среднюю, где прятался под мешками картошки один единственный моряк, да и тот кок. Схватил трясущегося мужика за грудки и гаркнул в бледное лицо:

— Где девушка?

— В трюме... Пощадите.

— Сиди и не рыпайся.

После допроса отпустил ушкуйников на грабеж и похороны павших братьев, мне же в трюме вряд ли угрожала серьезная опасность. Зажег огонек в ладони и спустился в шатающийся пропахший солью, рыбой и тиной мрак. Сердце рвалось наружу, в горле пересохло, каждый шаг стоил огромных усилий — еще никогда меня не охватывали такие страх и волнение. Впервые за долгие годы, а возможно и за всю жизнь я боялся не за себя, не за родню, а за постороннего человека. Боялся узнать, что с ней сделали. Боялся увидеть изуродованное, а может и вовсе мертвое тело.

Позвал тихонько:

— Лира?

Нет ответа.

Всюду стояли нагромождения бочек и мешков, где сам черт ногу сломит. Спешил как мог, заглядывал в каждый угол и закуток, но нигде не находил ни следа подруги.

— Лира!

Тишина.

Спустя несколько минут блуждания по лабиринту тюков и ящиков, нашел ее на корме. Они сидела в углу, привалившись плечом к влажным доскам. Вся такая маленькая, тощая, беззащитная. В грязных штанах и безрукавке из парусины. В ржавых кандалах. С мешком на голове.

— Лира!

Даже не пошевелилась. В голове завертелась глупая мысль — вдруг это не она? Вдруг какая-то другая пленница? Серьезно, не гнать же из-за одной целый шлюп. Наверное, в трюме полно заключенных.

Сел рядом на колени, потрогал плечо — едва теплое. Снял мешок и зажмурился, не в силах смотреть на синяки и ссадины. Но это ничего. Это мы подлечим. Давай, червячок, за дело.

С пальца спрыгнул золотой сгусток и нырнул в шею. Поползал немного, поблестел под кожей, вылез и пропал. Сразу вспомнились слова, сказанные шаманке, казалось, годы назад. "Мои соболезнования. Но я не умею воскрешать мертвых".

Бережно уложил обмякшее тело на спину и прильнул ухом к груди — стук есть. Или просто волны налетают на борт? Еще раз. Червяк — в бой! Прямо в сердце.

Целебная завитушка спустя миг вылезла и погасла. Как чиркнувшая, но не сумевшая загореться спичка.

— Нет... — я тряхнул головой. — Не может все так закончиться! После всего, что было... Я же попаданец! Избранный! Главный герой! В сказках так не бывает!

Чуда не случилось. Когда удача понадобилась больше чем когда бы то ни было, и благосклонность богов куда-то испарилась как по щелчку. Несмотря на все попытки, несмотря на хлещущую из носа кровь дыхание подруги слабело с каждой секундой.

И тут позади раздался стук — тихий, вкрадчивый, нарастающий. Я еще не видел источник звука, но уже чувствовал пропитавшую затхлый воздух угрозу, словно в спину уткнулись десятки мечей и копий. Обернувшись, заметил в кромешной тьме фигуру в балахоне, подсвеченную призрачным, похожим на северное сияние ореолом. Стучал резной посох с золотым навершием, а заплетенная в тугую косу седая борода с первого взгляда дала понять, кто передо мной.

Колбан.

Собственной персоной.

Старый ублюдок и садист, верный прихвостень самозванца на троне, палач и безжалостный убийца.

Поняв, что таиться во тьме больше не имеет смысла, чародей щелкнул узловатыми как у мумии пальцами, и золотой шар вспыхнул ярче стоваттной лампы, изгнав из трюма последние тени.

— Наигрался? — проскрипела стянутая капюшоном тьма. — И хватит. Не спорю, за твоими потугами любопытно наблюдать, но мой лорд устал терпеть твои выходки.

— Как ты?.. — невольно сорвалось с дрожащих губ.

— Как — что? — с усмешкой прошелестел сгущенный сумрак. — Оказался здесь? Нашел тебя? Раскусил твой план? — капюшон качнулся, исторгнув зловещий старческий хохот. — Легко. Ведь это я его придумал. Я развесил все крючки. Я насадил нужную наживку. Я забросил удочки в прикормленных местах. И вот рыбешка вытянута на берег — уставшая и готовая разреветься. Думал, ты тут ферзь? Нет, малыш, ты даже не пешка — ты клетка, по которой переставляют фигуры.

Наверное, это прозвучит излишне пафосно, но за что купил — за то и продаю: я медленно встал, презрев саднящую боль и головокружение, и взмахнул руками, словно стряхивая с них несуществующую воду. В ладонях вспыхнули тусклые, почти не заметные в золотом сиянии посоха огоньки — и все же достаточно горячие, чтобы подпалить трясущуюся от смеха бороду.

— Малыш... — без злобы, скорее с усталой жалостью произнес колдун. — Ну куда ты лезешь? Ну не заборет слепой щенок волка. Мой господин велел передать тебе последнее предложение — присоединись или погибни. Нам незачем сражаться, мы на одной стороне, служим одним богам и преследуем общую цель — мир и процветание.

Я сплюнул жгучий бурый сгусток и оскалил окровавленные зубы:

— Да что-то по тебе не скажешь.

Колбан расправил плечи и склонил посох в мою сторону:

— Значит, ответ — нет?

— Значит — пошел ты на хер, козел.

Сорвавшееся с кожи пламя слилось в ревущую струю огнемета. На миг показалось, что старика поглотил бушующий пожар, но вот напор ослаб и предо мной проступили очертания заключенной в сияющий пузырь фигуры. Защитный барьер гидравлическим прессом пополз на меня, поглощая огонь и, несмотря на все старания отвоевывающий сантиметр за сантиметром.

Я подался вперед, скрипя зубами и жмурясь до радужных пятен, но оттолкнуть натиск магического щита было столь же непросто, как и сдвинуть с места джип. Я подключил все возможные и невозможные резервы, но огонь из лазерного луча шаг за шагом превращался в колеблющийся на ветру нефтяной факел. Пришлось отступать, пока пятка не коснулась распластанного в грязи тела.

До сих пор не представляю, что на меня нашло в тот миг. Возможно, осознание скорой смерти, ведь дальше отступать было попросту некуда, и Колбан размазал бы нас о доски. Возможно, нашла выход неугасимая ярость, особенно сильная в момент бессильного унижения — когда стараешься, пытаешься, перепрыгиваешь через себя, а все равно не можешь ничего добиться. Так или иначе, пламя вспыхнуло расплавленным металлом, корпус корабля изошел черными дымящимися пятнами, воздух раскалился настолько, что стало невозможно дышать, а затем грянул взрыв, вышвырнувший меня в глубины беспамятства.

Часть III

Я, Хаос

Глава 12

Я медленно падал в непроглядную тьму, не в силах ни пошевелиться ни вдохнуть. Тьма окружала со всех сторон, стальным обручем сдавливала грудь, холодом жгла плоть. Не знаю, как долго длился спуск в бездну, время словно замерло, в ушах редко-редко стучал пульс, а с тела, казалось, содрали половину кожи и с каждым пройденным метром щипцами стягивали свежие лоскуты.

Где я? Что со мной? Я даже не знал, все ли конечности на месте, чувства смешались, перевернулись с ног на голову, и там, где по логике вещей должен был чувствовать пальцы — ощущал покалывание во лбу, а спина каким-то образом сместилась на дрожащие бедра. Магический взрыв мог обернуться чем угодно — возможно, меня вообще уже не существовало, остался только слепок сознания, тающий в вечном нигде.

Что-то мягкое и податливое протянулось вдоль хребта, защекотало пятки и затылок. Падение прекратилось, онемение начало потихоньку спадать, а нервы — возвращать привычный ток импульсов. Чтобы хоть немного согреться, прижал колени к груди, и тут увидел высоко над собой огненные пятна. В столбе света от горящих бревен и досок змеилась красная струя, щупальцем ниспадая с поверхности на дно, будто в реку высыпали мешок красителя.

Вокруг щупальца спиралью протянулась едва заметная полупрозрачная трубка, по которой поступал воздух в окруживший меня колдовской пузырь. Рядом с магическим кабелем, не позволившим хозяину захлебнуться в первые же секунды после крушения, еле движимым смерчем вращались изуродованные взрывом тела. Эйны, стражники — все перемешались и оседали на дно вслед за мной, и в этом хороводе смерти только я был жив.

Еще жив...

Я мог дышать, но холод уже проник в кости и вымораживал мозг — пять минут, десять, и сердце остановится, выстрелив в коченеющие мышцы последние крохи тепла. Пора покинуть мир мертвецов и всплывать, пока есть силы, пока не погасла зыбкая воля к жизни.

Присел, увязнув в иле по щиколотки, хотел оттолкнуться и воспарить к блестящей пламенем глади, но увяз еще глубже. Замахал руками что было мочи, но не смог ни на йоту сдвинуться с места — кокон надежно охранял и от воды и, понятное дело, от любой попытки всплыть.

Магия спасла меня, но она же и погубит, оставив навеки в царстве холода и мрака. Я поймал энергетическую пуповину в обожженные до мяса ладони и поднес к лицу. Собрался было вдохнуть — глубина немаленькая, метров тридцать, стоит запастись воздухом, но в легкие в тот же миг вонзились раскаленные спицы. Закашлялся, роняя ртом и носом смешанную с кровью слизь, осознав, сколь мизерен шанс выбраться из этой передряги, но и торчать до скончания времен на дне нельзя. Пора наверх, пора заявить о себе всему прогнившему мирку, пора спасти ту, которую люблю... или отомстить за нее.

Обломанные ногти впились в ожоги, но пронзившая разум боль была сущей пустяковиной по сравнению с той, когда вслед за пуповиной лопнул и пузырь, и на меня со всех сторон обрушились тонны ледяной воды. Кажется, ненадолго отключился, не забыв каким-то чудом грести и шевелить ногами. Сознание вернулось на половине пути, и первое, что увидел — перекошенное лицо Гора в ореоле темных волос, колышущихся как водоросли на легком течении. Из распахнутого рта струилась кровь, в обугленной глазнице застрял оплавленный гвоздь, некогда могучая рука, забравшая немало жизней, покачивалась на тонкой ниточке сухожилия.

Вид изуродованного мертвеца не испугал, скорее наполнил гнетущей грустью — могучий северный воин погиб из-за меня и, к величайшему сожалению, таких как он скоро полягут тысячи с обеих сторон. Кивком проводив великана в последний путь, я продолжил свое короткое, но неописуемо тяжелое странствие от тьмы к свету, лавируя среди вращающихся кленовыми семечками тел. Это неспешное падение напоминало танец, и я никак не мог понять, что в нем не так, и осознал странность восприятия лишь почти добравшись до поверхности. Мой левый глаз покалывало от холода и мути, в то время как правый не чувствовал ничего и неважно, жмурился ли я или распахивал веки.

Но тогда было не до глаза — все время всплытия я вертел головой, тратя драгоценные запасы воздуха в поисках Лиры, но нигде не замечал никого похожего на точеный девичий силуэт, только медленный дождь из грузных мускулистых трупов. Это хорошо — значит, подруга жива, и либо ждет на берегу, либо Колбан забрал ее с собой как приманку, последний козырь, рычаг давления, успев переместиться прочь с корабля за секунды до взрыва.

Ноги как назло свело судорогой в последний момент, а уставший, израненный организм срочно и настойчиво потребовал кислорода. Наплевав на очередную вспышку боли, вцепился в плавающее надо мной горящее бревно, рывком подтянулся и высунул голову из воды. Опорожнил легкие шумным выдохом и попытался наполнить, но получилось не сразу, а лишь когда обломки впереди закружились как посохи в руках танцора файер-шоу. С медвежьим ревом вдохнул колючий воздух и заорал на всю округу не своим голосом, не то подсознательно зовя на помощь, не то устав от мучительно-долгой абсолютной тишины.

Надышавшись как в первый раз, унял бешеные скачки перед глазом и погреб к песчаному пляжу, до которого оставались считанные шаги, ибо окажись я хотя бы на сто метров дальше, и вы бы сейчас не читали эти строки. Доски и бревна встречались на всем протяжении заплыва — одни едва тлели, другие полыхали факелами, отчего казалось, будто бы вся Саммерен охвачена пожаром. Колдовской всплеск разорвал оба корабля на части — и там, где я на четвереньках выбрался на холодный песок, лежал острый нос северной ладьи, а в нем — тощая фигурка в обуглившейся мешковине.

Не обращая внимания на острые деревяшки и гвозди, кинулся к Лире и прижал к груди остывшее тельце, жесткое и неподатливое как фарфоровая кукла. Ни дыхания, ни биения сердца, ни малейшего признака жизни, и все мои попытки вернуть их золотистыми молниями ни к чему не привели. Быть может, я и впрямь всесилен наяву, но над смертью властвуют только боги, а я не числился ни в одном пантеоне.

— Видишь, — провел ладонью по бледной щеке и фиолетовой шишке над скулой. — Никакой я не Избранный. Избранный бы этого не допустил. — И с глупой детской надеждой шепнул, до последнего силясь вернуть в этот мир сбежавшие невесть куда чудеса: — Лира, очнись... Пожалуйста.

Ответом стал треск углей да гулкое урчание потревоженной реки. Левую щеку смочила теплая влага, правая же осталась суха. Я ощупал пальцем запекшуюся корку, зашипел от жгучей боли, словно на содранную кожу плеснули кипятка, и стиснул зубы. Сморщенные как курага веки прощупывались без труда, но под ними вместо упругой выпуклости зияла мягкая пустота. Я прижал к себе Лиру еще крепче, спрятал лицо в слипшихся пропахших тиной волосах и просидел так до рассвета, боясь пошевелиться и всецело ударившись в стадии принятия потери, успев за пару часов несколько раз пройти от отрицания до принятия, но так и не успокоив дребезг в душе, где на ржавой скрипучей перекладине качались Обида и Страх, поочередно перевешивая друг друга, то падая на дно сознания, то взмывая в самую ввысь.

Небо прояснилось и ветер выгнал на выпас косматые облака, расстелив себе над водой белую перину тумана в черных крапинках дымов. Я оторвал лоскут от растерзанного в клочья кителя и перевязал пустую саднящую глазницу — исцеление притупило боль, но не вернуло зрения, и чтобы окончательно не врасти в песок, встал и вскинул ладони.

Несмотря на ужасающие раны на теле и душе, дар отозвался мгновенно и в полную силу. Повинуясь моему замыслу, невидимая мощь собрала с берега уцелевшие бревна и сложила в ровный двухъярусный плот, а сверху набросала подушку из щепы, дощечек и канатов. Обрывок паруса принесло чуть ли не с противоположного берега, и прежде чем импровизированный саван коснулся пальцев, в нем не осталось ни капли влаги.

Я понятия не имел, как облачают в погребальный наряд, поэтому просто уложил Лиру на последнее ложе и укрыл грубой тканью так, словно это обычное одеяло, оставив открытым только избитое, но все равно самое прекрасное и дорогое сердцу лицо. Несмотря на законченные приготовления, спешить совершенно не хотелось, ведь в этот раз мы расставались окончательно и бесповоротно. Не будет больше ссор и прощений, мне никогда не познать ее тепла, не подшутить, не отпустить скабрезность и не получить за это выговор или подзатыльник. Да, наши отношения далеки от идеала и нас не связывало ничего, кроме выдуманной Лирой высшей цели, но я бы отдал все, лишь бы вернуть их, однако Костлявой не интересны мои силы.

— Ну, пока, — я поцеловал свои пальцы и коснулся подушечками холодных губ. — Не знаю, есть ли у вас тут рай или ад, и кто из богов заведует загробными делами, но... — потер зачесавшийся как от щепотки перца нос, — надеюсь, ты окажешься в лучшем из миров.

Взмах — и костер превратился в ревущий ракетным соплом смерч, за считанные мгновения уничтоживший и бревна и все, что на них лежало. И несмотря на сильный утренний ветер, нежно-кремовый дым устремился в небо ровным словно античная колонна столбом.

* * *

В Ангвар возвращаться не стал — город наверняка стоял на ушах, а Колбан велел усилить стражу и ни в коем случае не упустить мятежного чародея. Я брел вдоль берега, сутулясь и грея под мышками руки — ожоги удалось вылечить, но остались саднящие шрамы, а стигматы на ладонях наотрез отказывались затягиваться, как ни старался.

Снова один в чужом мире, увечный, оборванный и невыносимо уставший, потерявший глаз, подругу и надежду, но не утративший цели. Я знаю, куда лежит мой путь и не успокоюсь, пока не вплавлю тирана в трон, а колдуна не придушу его собственной бородой. Но в одиночку Герадион не взять даже мне, и волей неволей придется отсрочить месть для поисков союзников в ставке генерала Борбо — Брилле, однако я и близко не представлял, где находится этот город.

Подсказал попавшийся на глаз рыболов — бородатый детина вышел с утреца пораньше наловить рыбы на завтрак, но нарвался на мага в лохмотьях бархатного костюма. Всего раз взглянув на белеющий в мареве треугольный парус, перенес лодчонку с обезумевшим от ужаса крестьянином чуть ли не себе под ноги.

Бородач вытаращился и принялся стучать лбом в борт лохани, моля Маразала о милости, а Тенеду — о защите.

— Успокойся, — прошелестел утомленный голос без нотки угрозы. — И подскажи, как добраться до Брилла?

— Идите к солнцу, господин, — выпалил мужик, не смея поднять лица, на котором сочилась кровью стесанная кожа.

Пожалуй, в этой сцене было что-то из древних легенд — черная фигура на краю невысокого обрыва, озаренная лучами молодого светила. Позади — сине-зеленый окоем на стыке неба и густой дубравы, впереди до самого горизонта — полноводная Саммерен, а внизу — ничтожная трясущаяся букашка, которую я щелчком разберу на атомы.

— Спасибо, добрый человек.

На песчаную отмель с громким плеском одна за одной выбросилась дюжина здоровенных рыбин, напоминающих карпов с золотыми чешуйками — каждая размером с ноготь. От такого дива рыбак уронил челюсть, и я на всякий случай уточнил, что это не просто фокус, а подарок за помощь. И все равно крестьянин не покидал лодку, покуда я не добрался до кромки леса, да и то складывал карпов в садок с осторожностью сапера-новичка.

Я невольно улыбнулся и поморщился от жжения в щеке — ощущение в целом было такое, словно по морде саданули раскаленным добела мечом. Что будет, если дать по роже нагретым до тысячи градусов клинком?.. Да уж, интернет, мемасы, чатики... такое впечатление, что все это осталось в прошлой жизни, не имеющей ко мне ни малейшего отношения. Словно Леонид Ленский так и остался лежать на асфальте, а по загадочному миру бродил его неприкаянный призрак.

А точнее — дух мщения, ведь месть — это единственное, что у меня осталось, и я не остановлюсь, прежде чем не воздам всем и каждому по делам его. И не уйду, даже если напротив откроется дверь на Землю. Но если жажда кары — не богоугодное стремление, то почему мистическая мощь гейзерами бьет в жилах?

На востоке от Ангвара раскинулась непроходимая дубрава, в чьей тенистой тишине могучие дубы-колдуны превратились в чахлую поросль — тонкие стволы, узкие кроны и ковер из опавших листьев над торчащими из земли корнями. Где-то вдалеке стучал дятел, шумели ветви, а дыхание леса казалось замогильной тишиной, которой я несказанно обрадовался, устав за последние дни от взрывов, воплей и грохота топоров.

Путь затрудняли кабаньи рытвины и глубокие балки, но где тут тракт и есть ли он вообще я не знал, поэтому упорно мял листья навстречу солнцу. Сколько предстоит пройти: десять верст, сто, тысячу? Не разминусь ли дальней дорогой, ведь "иди на восток" — не самая точная навигация, но мне было все равно, я шел, потому что не мог стоять, потому что любое промедление заставляло обращать внимание на боль и свербящее сердце.

Где-то пару часов спустя, когда бледный шар скатился с зенита, услышал звуки недалекой битвы — конское ржание, гулкие крики и треньканье тетивы. Шум вывел к тракту — петляющей меж дубов грунтовке, столь узкой, что кора белела стесами на каждом повороте. Посреди дороги стояло чудо местечковой техники, подобного которому встречать еще не доводилось — похожая на товарный вагон повозка о шести колесах, запряженная четверкой крепких северных лошадок.

Скакунов облачили в стеганые попоны чуть ли не до самых копыт, на головах виднелись кожаные шлемы, но и эта броня показалась недостаточной для здешних мест, и на боках тружениц покачивались сколоченные из досок щиты, отдаленно напоминающие танковые экраны. И мера была не лишней — в досках торчал добрый десяток стрел с красным оперением, еще столько же усеяли укрепленный корпус повозки и число их с каждой минутой лишь росло. Боевой фургон с двух сторон окружил конный разъезд лоялистов в два десятка луков и, прячась за стволами, посылал в цель снаряд за снарядом.

Противники не оставили прихвостней Забара без достойного ответа — из откидных лючков на крыше то и дело высовывались рыжие макушки, а вслед за ними — короткие, но мощные арбалеты. Неизвестно, скольких бойцов лишились караванщики (и лишились ли вообще с такой-то броней), но прелую листву украсили алыми плащами пятерка воинов в кольчугах.

Что же, самое время вспомнить расхожую земную присказку о врагах моего врага. Дабы не искушать судьбу и не испытывать едва вернувшийся дар на прочность, подкрался поближе к тракту и привалился плечом к молодому дубку. Прежде чем меня заметили, над полем брани громыхнуло так, что если бы не намотанные на оси и спицы веревки с грузилами (вот как всадники остановили такую махину), то перепуганные лошадки унеслись бы прочь быстрее болида. Но даже гривастые тяжеловозы не сумели сдвинуть с места фургон с заблокированными колесами, зато кони стражников хором заржали, вскочили на дыбы и унеслись прочь не разбирая дороги, сбрасывая седоков а то и вовсе напарывая на ветки и сучья.

Лишь половине из всего отряда удалось удержаться в седле и совладать с животными, но, правда, всего на чуть-чуть, пока я не перевел дыхание и ударами ураганного ветра не развесил на кронах оставшуюся дюжину. Убедившись, что опасность миновала, подошел к странной повозке с видом побитого нищего — сутулясь, хромая и грея ладони под мышками. Из головного люка выглянула девушка средних лет с хищным взглядом тертого жизнью бродяги и в то же время с миловидным широким лицом, усыпанном веснушками и обрамленным каре огненно-рыжих волос.

Из центрального люка высунулась точная копия зеленоглазой красавицы, только стриженная под мальчика, а из третьего — кормового — показалась близняшка с конским хвостом. Вся троица носила кожаные жилеты с тонкими лепестками наплечников и тяжелые черные плащи. И все три не сговариваясь нацелили на меня взведенные арбалеты.

— Проваливай, — проворчала Каре низким гортанным голосом бой-бабы, еще больше контрастирующим с внешностью домашней милашки.

Я не стал поднимать руки, опасаясь, что рыжики расценят это как нападение, и со всем оставшимся спокойствием ответил:

— Не бойтесь, мы на одной стороне.

— А мы и не боимся, — с детской наивностью произнесла пацанка, и уж от кого-кого, а от нее я точно не ожидал нежного тона застенчивой анимешной девочки. — Просто не любим колдунов.

— От колдунов одни проблемы, — подобно опытной искусительнице проворковала Хвост. — А нам проблемы не нужны.

— У вас уже проблемы, — я одарил красавицу добродушной улыбкой, стараясь не думать о том, насколько жутко и отталкивающе теперь выглядит приподнятый рубцом уголок рта. — И вовсе не из-за меня. Я-то вас как раз спас.

— Пфф... — фыркнула Каре, судя по поведению и голосу — главная во всей шайке-лейке. — Да мы этих олухов как улиток давим по сто раз на день. Тоже мне спаситель.

Сестры охотно закивали.

— Поэтому уходи, — пролепетала пацанка.

— Послушайте, — я скрестил руки на груди и свысока оглядел всю троицу, хотя и стоял на полметра ниже. — Этим утром я похоронил очень близкого мне человека. В ее смерти виноваты эти твари, — обличительный перст указал на лежащих под деревьями мертвецов. — Поэтому я иду в Брилл, чтобы раз и навсегда покончить с главарем этих выродков. И я не буду настаивать и угрожать, хотя вы прекрасно видели, какие силы мне доступны. Просто прошу подбросить до города, а взамен обещаю охранять вас в дороге.

Тройняшки снова переглянулись и разом юркнули в салон. С минуту из щелей доносилось приглушенное шушуканье, затем все трое как по команде выглянули из люков.

— Ладно, — нехотя согласилась заправила. — Охрана нынче не помешает. Так и быть, подвезем, но с тремя условиями. Первое, — Каре оттопырила палец, — никакой волшбы без крайней нужды. Второе — нам плевать и на синих и на красных, поэтому не пытайся переманивать на свою сторону. И третье — даже не думай к нам приставать, пока мы сами того не пожелаем. Иначе мигом выпнем под зад ногой и не посмотрим, что ты какой-то там маг. Вопросы?

— Только один, — я нахмурился, загодя ожидая услышать ответ, который вряд ли понравится. — Сколько до Брилла?

Девушка сдула прядь со лба и коротко бросила:

— Четыре дня. Устроит?

Что же, могло быть и хуже. Гораздо хуже, особенно если учесть местные дороги и обширные незаселенные земли. Четыре дня — это, считай, одна нога здесь, а другая — там. Я ожидал услышать и четыре недели, и даже (хаос упаси) месяца, а так придется терпеть общество странных дамочек меньше недели.

— Устроит.

Каре впервые за все время разговора изобразила подобие улыбки:

— Тогда добро пожаловать на борт.

* * *

Из фургона донесся тихий скрежет, и в головной части приоткрылась окованная железом дверца в палец толщиной. За ней виднелась тесная комнатушка с плетеной лавочкой и свисающими из горизонтальной бойницы вожжами — это, стало быть, укрепленные козлы.

Из салона выпрыгнули путешественницы, стреляя в меня хмурыми взорами и поочередно представляясь. Томный Хвост звали Иланой, грубую Каре — Иридой, а застенчивую пацанку — Ильнарой. Все трое вооружились щипцами, ножиками и приступили к ремонту, вылущивая из дерева стрелы и срезая веревки с осей. Девчата не успели бы и к вечеру, пыхтя и переругиваясь, но капелька магии превратила путы и наконечники в пепел и бонусом чутка подрихтовала вмятины и пробоины.

Вместо благодарности получил очередную порцию зырканья исподлобья, словно не помог красавицам, а еще больше напакостил. Их право — никто и не требует себя любить, и вряд ли по прибытию в Брилл наши пути хоть раз еще пересекутся.

В салоне, разделенном на две секции прочной перегородкой с дверью пахло специями, вином и женским потом. Отсек, находящийся сразу за "кабиной", сильно напоминал плацкарт в земном поезде, только вместо окна на досках растянули картину с изображением рельефного длинноволосого полубога, едва прикрытого шелковой туникой. Двухъярусные нары заменяли набитый соломой тюфяк с двумя подушками и сетка гамака над ним. Судя по сменной одежде на гвоздиках, свисающим с потолка арбалетам и откидному столику с кружками и недоеденной солониной, девушки привыкли к долгим и опасным странствиям.

Третий же отсек — самый вместительный — был заперт: что там, близняшки не сказали, а я спрашивать не стал — не моего ума дело. Молча уселся в уголке, поджал колени к подбородку и отрешенно уставился в стену, и лишь когда чудо-повозка тронулась, поймал себя на грешной мысли о том, что впереди четыре дня в тесном вагончике с тремя красавицами без комплексов.

— Ты в порядке? — шепнула Ильнара, свесившись с гамака.

— В смысле? — я не сразу уловил суть вопроса.

— Ну... — стесняша покраснела как и положено стесняше и обвела пальцем свою мордашку, намекая на мое увечье. — Не ранен? То есть... ну... понятно, что ранен... я хочу сказать...

— Иля хочет узнать, — проворковала Илана, устроившись на матрасе в позе обольстительницы с картины Ханса Зацки — на боку, лениво покачивая округлым бедром и сцепив пальцы на затылке, — не помрешь ли ты часом? Может, мазь какую дать?

— Нет, — я сглотнул и протянул ладонь, в которую будто вонзилась молния. — Дайте зеркало.

В руку лег полированный бронзовый кругляш — совсем как у Лиры. Нет, пластинка не всколыхнула воспоминания о подруге, потому что те и не думали утихать, просто создалось ощущение, что по сердцу и легким с огромной скоростью пронеслись электрические мурашки.

Я колебался непростительно долго, боясь взглянуть в отражение, но и показаться спутницам трусом тоже не хотелось. И вот блестяшка зависла перед побитой физиономией — боги... вы бы это видели, да обычные люди умирают и от втрое меньших ран... От лба до подбородка наискось протянулся бурый шрам, похожий на обгоревшее осьминожье щупальце, кожа вкруг стянулась уродливыми белесыми морщинами, приподняв уголок губ и подарив на всю жизнь ехидную ухмылку. На брови и скуле чернела глубокая прорезавшая кость борозда, усеянная "отростками" багровых рубцов и прожилок, отросшие волосы съежились в короткую щетинистую щетку. А глаз... про глаз вы уже знаете.

Уцелевшее же око, все залитое кровью из лопнувших сосудов, намокло, заблестело, и я поспешил вернуть зеркальце хозяйке. Не все так плохо, мысленно подбадривал себя, руки-ноги целы, не парализован, не выгляжу как упавшая в угли сосиска, ну а что глаз долой, так второй уцелел — обзор, конечно, сузился и малость замылился, но и натыкаться на все подряд не приходится. В общем, не та причина, чтобы киснуть да слезы лить.

— Кто тебя так? — спросила Ильнара чисто из женского любопытства и без желания как-либо задеть.

Я улыбнулся, отчего возникло ощущение, словно щеку обильно намазали клеем "Секунда".

— Другой колдун.

— Красный?

Кивнул.

— Ему мстить едешь?

— Иля, хватит! — взмолилась сестра. — Не донимай человека, ему и так погано. А ты не переживай из-за... ну... этого вот всего. Тебе идет. Выглядишь как бывалый наемник... или пират, — Рыжий Хвост прошлась с головы до ног оценивающим взглядом и игриво подмигнула. — Только наряд никуда не годится. У нас завалялись кое-какие шмотки. Никто не против, если я подарю нашему храброму защитнику что-нибудь из запасов?

— Я — за, — тут же отозвалась фальшивая пацанка.

— Не против, — после недолгих раздумий донеслось из "кабины".

— Круть, — прежде чем подняться, томная сестрица встала на колени и потянулась, закинув сгиб локтя на затылок. В такой позе внушительного объема грудь до треска швов натянула жилет, шнуровка ослабла, и взору открылось потрясающее в своей аппетитности декольте. Я качнул головой и чуть слышно усмехнулся. — Что предпочитаешь?

— Что-нибудь темное и свободное, — поскромничал я, решив не злоупотреблять щедростью попутчиц.

Илана достала из-за пазухи ключик и склонилась над замком в грузовой отсек. Несмотря на размеры фургона, в разы превосходящие любую карету, стоять в нем в полный рост сложно, особенно для девушки, которую при всем желании не назовешь миниатюрной. Хвост уперлась в переборку рукой, чтобы трясло потише, и согнула ноги так, что упругая задница в облегающей коже предстала перед зрителем (то есть мной) во всей выпуклой красе.

Ситуация усугублялась тем, что прелестница постоянно переминалась с ноги на ногу, и от такого зрелища еще пару дней назад моя волшебная палочка встала бы как шпала. Но сейчас эти неосознанные (или же вполне сознательные) попытки соблазнения вызывали лишь горькую усмешку.

— Ты ей нравишься, — шепнула Ильнара с гамака, когда сестра наконец исчезла в "трюме". — Ила любит таких... ну... раненых... — няшка с обкорнанными локонами нахмурилась и поднесла палец к губам, запоздало поняв, что сказала явно не то, что хотела. — В смысле, боевых. Пиратов там... наемников.

Я привалился затылком к дрожащей стенке и долго смотрел в большие по-детски наивные глаза цвета подсвеченного изумруда.

— Ила ошиблась, — изуродованную щеку вновь стянуло горячим клеем. — Я не боец. Бойцы не проигрывают и не теряют близких.

Девушка неотрывно смотрела на меня, а затем проворчала:

— Еще как проигрывают. И теряют. Но никогда не сдаются. А ты — глупый.

Эти слова не вызвали и фонтанчика гнева — а чего сердиться, если на правду не обижаются?

— Знаю.

— Вот! — Хвост чихнула и протянула пыльный сверток. — А это для лица... если надо.

На черную как смоль ткань легла глазная повязка — видимо, память от быстрого как шхуна под всеми парусами и жаркого как абордажная схватка романа с залетным ушкуйником. А рядом примостился треугольный осколок фарфоровой маски без прорези для глаза.

— Спасибо. Это лишнее.

Я прикрыл глазницу ладонью, чтобы не пугать сестер, и спаял огнем остатки век. Сгустившийся воздух обволок гарь паленой плоти и просочился в щели, унесся в открытые люки вместе с тихим шипением от нестерпимой боли.

А вот сверток очень даже пригодился — простецкий балахон не привлекал внимания, не сковывал движения и был достаточно прочным и теплым, а глубокий капюшон надежно укроет от дождя, ветра и чужих взглядов.

— Ух, наколдовал, — Илана еще больше распустила тесемки, открыв грудь едва ли не целиком. — Духота. Ты как, переодеваться будешь? Или нам отвернуться?

Щелчок — и обрывки парадного костюма сползли по бледной коже бумажным пеплом. Ильнара пискнула и уронила личико в ладони, покраснев как мак, Илана же шагнула ко мне и стянула веревку с хвоста, обрушив на полуобнаженные плечи рыжий пожар. Тонкий палец с мозолью от спускового крючка скользнул по шраму, похожему на протянувшуюся от шеи до пупка багровую молнию. Самый толстый рубец — один в один вздувшаяся вена — шел наискось через все тело, а отростки поменьше оплели каждую очерченную мышцу.

Судя по блеску в глазах, частому дыханию и проступившим сквозь жилет кнопкам, Илана вовсе не считала отметину уродством. Рука приготовилась коснуться самого интересного, но внезапно столкнулась с невидимой и непреодолимой преградой.

— Ты хороший человек, — я взял балахон, и ткань ожившей нефтью перетекла на меня, облачив в нечто среднее между приталенной мантией и сутаной. — Не повторяй моих ошибок.

Девушка вскинула брови, я же устроился в углу и заснул под дрожь фургона и стук колес, так похожих на баюкающую качку земных поездов. За все четыре дня до Брилла нас никто не потревожил, и я впервые за долгое время как следует выспался.

Глава 13

Город представлял собой удручающее зрелище. Нет, никто не ожидал увидеть могучее цветущее поселение в разгар гражданской войны, но и не надеялся встретить такую разруху и упадок, по сравнению с которыми Ангвар был примером изобилия и порядка.

Ставка мятежного генерала — штаб, центр снабжения и последний оплот восстания — расположилась на вершине пологого холма, с трех сторон окруженного непроходимым лесом, а с четвертой — южной — крупным отрядом лоялистов. И только удачный рельеф не позволил окружить цитадель в первый же день и взять уцелевших защитников измором, но еще неделя — край, две — и латники в красных плащах добьются поставленной цели и без сидения под невысокими, вполовину ниже чем у речного соседа стенами.

От стука топоров и скрежета пил воздух дрожал на версты вокруг — несколько сотен солдат вырубили просеку площадью со стадион, а из бревен и колотых досок возводили нечто, отдаленно напоминающее смесь требушета с арбалетом. Конструкты высились этажа на три, и чтобы смонтировать верхушку, инженерам пришлось обнести гигантов стропилами и сетками такелажа. По замыслу сумрачного средневекового гения, намертво закрепленный в праще камень через хитрую систему блоков и противовесов должен натянуть тетиву громадной баллисты, каждое плечо которой связывалась из трех стволов, вполне годившихся на мачты.

После того, как груз требушета упадет на рычаг в древке, стальной канат толщиной в руку отправит заостренное бревно с такой скоростью и силой, что пробьет каменную кладку или покосившиеся ворота насквозь. Но хуже того — на краю механизма аки капитан на носу корабля стоял старик в красном балахоне с резным посохом в птичьей лапе — не Колбан, борода короче, но кто-то из Совета, а значит простыми бревнами мятежники не отделаются. Без понятия, сколько мощи у штурмового чародея — быть может, он просто направит снаряд точнее, а может и превратит в фугасную бомбу в пару тонн тротилового эквивалента.

Так или иначе, дни борьбы с узурпатором подходили к концу — генерал либо примет героическую смерть в последнем бою, либо уведет последних соратников в непроходимые чащобы, где годы спустя недобитые партизаны превратятся в разобщенные и запредельно жестокие шайки головорезов. Одним словом, без моего божественного вмешательства песенка бунтарей спета.

Шестиколесный бронефургон остановился у восточных ворот, прикрытых проржавевшей гурдицей с местами вогнутыми, местами разрубленными прутьями. Стража в синих плащах больше напоминала мародеров, чем вышколенную гвардию законного престолонаследника — опору порядка и основу грядущих перемен. Косматые бороды давно не видели не только ножниц, но и расчески, сизые носы изошли сеточками вен — первым признаком частых и обильных возлияний, а в глазах царили такие тоска и апатия, словно солдаты час назад похоронили зверски убитых родителей. Впрочем, не исключено, что для многих так и было.

Снаряжение тоже не отличалось присущей регулярной армии однородностью — объединяли угрюмых воинов только плащи, а в остальном каждый носил то, что сумел раздобыть или смастерить самостоятельно — от обшитых медными бляшками кожаных курток до изрубленных и кое-как связанных проволокой кольчуг. Нагрудники и кирасы встречались дай хаос у каждого десятого, да и те потускнели и несли следы несметного количества стычек. Из оружия чаще всего попадались топорики величиною с ладонь да клевцы на длинных рукоятках, в ходу так же были палицы, косы и дубины из узловатых кореньев, а мечами (далеко не самого лучшего качества) могли похвастать те же, кто носил нагрудники — скорее всего, офицеры, ведь какие-либо знаки различия отсутствовали, а командиры вместо горделивой осанки и невозмутимого взгляда порой смотрелись более жалко, чем подчиненные — сутулые, угрюмые, с потухшими глазами смирившихся с неизбежной гибелью и бесконечно уставших людей.

Этот раздрай не шел ни в какое сравнение с отрядом Лиры, на который я наткнулся... сколько-то дней назад? А в самом деле — как много времени утекло с моего попадания в этот мир? Хотя какая разница? Буду предаваться воспоминаниям, когда закончу начатое, а впереди еще слишком много важных дел.

— Стоять! — гаркнул боец с самодельной алебардой, встав перед взобравшимися на пригорок лошадками. — Это что за урод?

Урод — это, естественно, про меня. Тройняшки же не взывали у привратников ни намеков на подозрения, а значит бывали в Брилле не раз и, скорее всего, без посторонних на борту. Вид же незнакомца в черном балахоне и с лицом, в которое словно ткнули высоковольтным проводом, не на шутку встревожил часовых, но даже приготовившись к возможной драке, повстанцы казались не опаснее вокзальных бомжей.

— Меня зовут Леонид, — громко и внятно произнес я, выпрямившись и вздернув подбородок, но по новой привычке сунув руки под мышки. Похожее на рясу одеяние и спрятанные в смиренном жесте ладони придавали сходства со странствующим монахом, однако взгляд здорового глаза недвусмысленно намекал — проповедей о добре и мире не ждите. — Я близкий друг лейтенанта Линн. И пришел помочь вам.

Хмурые бородачи переглянулись — имя явно показалось знакомым, но доверия ничуть не прибавило.

— И чем ты можешь помочь? — громыхнул бугай с топорищем на кривом древке. — Может, в лучники пойдешь?

Собравшиеся у ворот и на стене зеваки встретили шутку дружным хохотом, я же лишь слабо улыбнулся — оскорбления и подначки заботят только слабаков, мне же злые слова докучали не больше хруста травы под ногами.

— Я — колдун, — без обиняков произнес в ответ, не демонстрировать дар пока не торопился. — И могу решить вашу проблему с королевским отрядом.

Стражники заозирались с таким видом, будто я упомянул всуе того, кого лучше не называть. Зароптали, вполголоса ругнулись, а верзила напротив смачно плюнул и растер кровавую мокроту подошвой.

— Это правда, — уверила Ирида, и сестры поддержали караванщицу энергичными кивками. — Он за минуту разогнал два десятка краснозадых и вообще славный парень.

Меня редко хвалят (чаще — наоборот), но от этого незамысловатого комплимента ноющую душу обдало приятным теплом, и я с благодарностью посмотрел на красавицу.

— Ну не знаю, сестренки... — внезапный визит так ошарашил часового, что тот не отважился взять на себя ответственность и послал гонца прямиком к Борбо. — Вы — проезжайте, ребята заждались уже. А ты — стой где стоишь и руками не размахивай, а то вмиг стрелу словишь.

Ирида смерила меня напряженным взглядом исподлобья и забралась в повозку. Щелкнули вожжи, всхрапнули кобылки, и фургон неспешно покатил к грохочущей решетке. Илана и Ильнара остались рядом, чтобы как следует попрощаться со странным попутчиком. Да, мы едва знали друг друга и почти всю дорогу до Брилла я провалялся в полубреду, и все равно сердце жало тоской как по добрым друзьям, с которыми придется расстаться навсегда.

— Ну, вот и все, — вздохнула Рыжий Хвост, коснувшись моего плеча своим и уставившись на ползущую в ворота телегу. — Разгрузимся, загрузимся — и обратно. Кому война — кому мать родна.

Вздрогнул, услышав знакомое изречение и невольно буркнул:

— У нас тоже так говорят.

— У вас — это где? — девушка не сводила глаз с покачивающейся кормы, будто боясь смотреть в мою сторону.

Сглотнул и неопределенно произнес:

— Далеко.

Собеседница отнеслась к такому ответу с пониманием:

— Ясно. Мы тоже нездешние. Надеюсь, успеем подкопить деньжат и вернуться на родину, прежде чем нарвемся на очередной разъезд, а рядом не окажется храброго чародея.

Я улыбнулся:

— Удачи вам. Куда бы ни занесло.

Илана улыбнулась в ответ и без какого-либо предупреждения чмокнула в щеку.

— И тебе. Дорога домой — самая долгая.

Подмигнула и побрела вслед за фургоном, дразня напоследок соблазнительной подиумной походкой.

— Это самое... — прошептала из-за спины Ильнара и сухо кашлянула в кулачок. — Вот тебе на память от всех нас, — пацанка покраснела, сжала губки и протянула медный цилиндрик размером с наперсток, с ворсистой бечевкой, продетой в припаянное к крышке колечко. — Ты, наверное, хотел бы волшебный меч или посох, но... чем богаты.

Внутри амулета лежали три заплетенные в тонкие косички рыжих локона, и это скромное подношение удивило и растрогало во сто крат сильнее, чем редчайший колдовской артефакт. Повесил украшение на шею и спрятал под ворот балахона — поближе к саднящему шраму на груди.

— Добрая память — наша сила.

Смущенная стесняша в нерешительности протянула руки и стыдливо спросила, утопая в краске:

— М... можно?

Приобнял ее и дружески погладил по плечам, как никогда прежде осознавая — здесь мой Рубикон, отсюда пути назад не будет. Однако совершенно невинные объятия вызвали приступ глумливого умиления у стражников.

— Ой, какая прелесть, — протянул один, облокотившись на зубец и подперев кулаками грязные поеденные оспинами щеки.

Соратники вновь загоготали, но смех тут же растворился в грохоте грома, невесть откуда взявшегося в чистом небе и грянувшем буквально в метре от остроконечных шлемов. Воины разом рухнули за амбразуры, гомоня и бряцая оружием, я же поднял голову и тихо прошептал, но ветерок подхватил вкрадчивые слова и вогнал в каждое ухо, даже самое далекое и тугое:

— Не обижайте девчат, хорошо?

— Чароплет! — взвизгнули со стены, и какой-то отчаянный (либо в край отупевший) арбалетчик пустил в меня болт, вспыхнувший на подлете и разбившийся о грудь комочками пепла.

Стряхнул грязь с балахона и шагнул к заскрежетавшей гурдице, устав от промедлений и долгих ожиданий — близилась настоящая война, а не мелкие лесные стычки, и киснуть в крепости никто не собирался, а если Борбо не идет к Леониду, значит Леонид почтит генерала внезапным визитом.

Решетка замерла в шаге от земли и взметнулась быстрее сработавшей мышеловки, обдав повстанцев искрами и ржавым крошевом. Большую часть воинов как ветром сдуло (без моей помощи), оставшиеся попытались остановить марш колдуна, но все стрелы, болты и удары дубья разбивались о подсвеченную голубоватым сиянием полусферу магического щита.

На узких улочках скопилось больше грязи, чем в ангварских канавах, и дабы не месить нечистоты и не пачкать балахон, воспарил невысоко над слоем помоев, с любопытной улыбкой наблюдая за беснующимися впереди людьми. Хай поднялся как на пожаре — десятки, если не сотни солдат носились вокруг, гремя топорами и сыпля проклятиями, но с тем же успехом можно пытаться остановить танк веником. Когда защитники, бегущие как зайцы от паводка, сгрудились на небольшой площади у входа во внутренний замок, дубовые створки оного распахнулись и на крыльцо вышел человек, заметный на фоне обезумевшей толпы подобно айсбергу в открытом море.

Высоченный — два десять, а то и все два двадцать — с грудью, похожей на окованную сталью бочку, в тяжеленных поножах, каждый из которых налез бы на меня вместо кирасы, и наплечниками чуть меньшими, чем треугольные кавалерийские щиты. Прочный темно-синий плащ сошел бы за парус для рыбацкого баркаса, а вместо капюшона к нему стежками в палец толщиной приторочили шкуру матерого волка, снятую вместе с лапами и оскаленной башкой.

Лицом же Борбо (в том, что это именно генерал вряд ли кто бы усомнился) и сам походил на того волка — вытянутая мощная челюсть с острыми седыми бакенбардами, приплюснутый — а по сути вмятый в череп нос и выступающие надбровные дуги, под чьим косматым навесом горела зловещая звериная желтизна. Некогда черные как смоль волосы покачивались на богатырской спине серо-белым хвостом в руку толщиной, однако к гадалке не ходи — в молодости полководец врывался в гущу битвы с распущенной гривой, вмиг пропитывающейся кровью от корней до самых кончиков. А покрытая замысловатой клинописью двуглавая секира размером с рассеченный на две равные части канализационный люк отправила к богам такую тьму врагов, что те замучились взвешивать и делить души.

— Хватит! — проревел воевода, и звенящий рокот тут же стих.

Не выдав страха ни движением ни взглядом, великан прошел через бурлящий людской котел подобно ледоколу, не сводя с меня свирепых глаз, и в то же время не спеша с обвинительными речами и угрозами. Наши лица замерли на одном уровне, хотя я парил в локте от земли.

— Где Лира?! — выпалил Борбо, сверкнув крупными зубами с куда большими, чем обычно клыками. — Где моя дочь?!

* * *

Мы сидели у догорающего камина, молча наблюдая за медленной агонией последних язычков огня. Камин — единственная вещь в промозглом каменном мешке под крышей цитадели, которую справедливо назвать хоть сколь-нибудь роскошной, в остальном же помещение слабо походило на жилое. Голые стены, обшарпанные доски пола, клочья пыльной паутины в углах, укрепленная дверь с решетчатым окошком, будто снятая с камеры для особо опасных преступников, и толстый слой пыли везде, где только можно.

Мебель же выглядела так, словно хозяин сам ее вытесал своим же огромным топором, из-за чего все отличалось немалыми размерами под стать исполину, и едва войдя сюда, я вспомнил сказку про Машу и трех медведей. На бревенчатом стуле уместились бы трое таких как я, на застеленной шкурами кровати — все десятеро, а стол больше пригодился бы в королевской трапезной, чем в спальне. Все грубое, колченогое, в остатках коры и заусенцах, сколоченное теми же треугольными гвоздями, какие шли на корабли, а там где не хватало прочности железяк длинною в два пальца, подсобляли распорки и канаты.

Повеяло холодом, я качнул ладонью, и пламя разгорелось вновь, озарив хмурую физиономию, чьи морщины давно сравнялись глубиною с великим множеством шрамов, раны от которых стали бы смертельными для менее габаритных и выносливых бойцов. Генерал отхлебнул пива из кружки, где с комфортом разросся бы фикус, и вздохнул — тяжело и протяжно, будто хилый подмастерье пытался сжать кузнечные мехи.

— Я был готов к этому с того самого дня, когда вот этими вот руками застегнул на девочке синий плащ. Смирился, когда гонец доложил, что ее отряд разбит, а сама она пропала без вести. Но даже и представить не мог, что дочка встретит смерть в магическом огне.

— Мне жаль...

— Утихни, — без злобы проворчал великан. — Вторишь это уже двадцатый раз. Я ни в чем тебя не обвиняю. После драки с Колбаном и такой чародей как ты едва не лишился головы.

Я отпил из кружки поменьше — сделанной для людей, а не горных троллей, — но не из-за жажды хмеля, а потому, что не смог отказать в последнем тосте родителю, потерявшему единственного ребенка.

— Лира говорила, что ее отец — гвардейский офицер... но я и не догадывался, что речь шла о вас.

— Она у меня умная... была. И не болтала лишку. Если бы кто прознал, что лейтенант дочь главаря повстанцев, ее убили бы гораздо раньше и не в пример мучительней. Линн — это даже не фамилия, — гигант снова вздохнул, — а имя матери.

Помолчали, наблюдая за пляской колдовского пламени.

— Ну а ты? — пророкотал Борбо. — Чую в твоем сердце ту же печаль, что и в своем. Лиру всегда тянуло на бедовых ребят, но волшебник... — генерал хмыкнул и качнул головой, восторгаясь отчаянным выбором девушки. — Вся в меня.

— Я пришел не только для того, чтобы рассказать о ее смерти, — я сел вполоборота и пристально посмотрел на старого рубаку. — Я иду на Герадион. И надеюсь на ваше участие.

Исполин залпом вылакал половину кружки и фыркнул:

— Решил встретиться с любимой в лучшем из миров?

— Нет, — без сомнений и колебаний прозвучал ответ. — Решил закончить эту грызню. Пока мы сидим здесь, сотни, если не тысячи гонцов разносят дурные вести матерям, дочерям, женам... — Кружка молотком судьи ударила в широкий подлокотник, и прозвучал вердикт: — Хватит.

— Думаешь, я хочу иного? — буркнул повстанец. — Думаешь, меня держит в стенах лень или... — отросшие острые ногти заскрипели на резной ручке в тон зубам, — трусость?! Мои отряды разбиты, ни один из крупных городов не взят, припасы тают как сахар в чае, а парни который день жрут желуди и вареное лыко! Никто не верит в победу, а скоро нас и вовсе сравняют с землей. Видел те штуки снаружи?

— Видел. Это — не проблема.

— Мальчик! — без намека на укор протянул старик, искренне желая вразумить дерзкого выскочку. — Там советник — один из сильнейших чародеев во всей Герадии. Пугать фокусами вчерашних крестьян — одно, а сражаться на равных с колдуном Забара — совсем другое. Уж поверь моему опыту, коего всяко побольше твоего.

— Хорошо, — я не стал огрызаться и спорить, лишь озвучил свое предложение: — Если я прямо сейчас выйду на крышу и развалю катапульты к чертовой бабушке, вы поможете?

— А толку? — пудовый мохнатый кулак рухнул на подлокотник, чудом не сломав доску толщиною с коробку спичек. — Столицу стережет сотня таких машин и столько же ведьмаков. Ты вообще был в Герадионе? Это не просто укрепленный город, это неприступный оплот на четыреста тысяч жителей. Настолько огромный, что простирается до самого горизонта и окружен тремя стенам, причем внешняя — это выстроенные кругом замки, а запасов хватит на любую осаду. Да будь у меня миллион латников, они скорее перемрут от старости, чем принудят гарнизон к сдаче!

— Ни одна стена не выстоит против моей силы, — прозвучало пафосно, но ведь чистая правда. — Но я не смогу уничтожить легионы в одиночку. Кому-нибудь да удастся пустить незаметно стрелу или пырнуть исподтишка кинжалом. Что же касается воинов, то призову на подмогу всех, кого сумею. Если Брилл не падет и опрокинет натиск врага, нас поддержат соратники по всей стране! — настал мой через лупить по креслу — получилось, конечно, не так впечатляюще, зато от всего сердца. — Те, кто потерял надежду что-либо изменить. Те, кто разуверился в победе. Те, кто боится умереть зазря — вот кто станут тем миллионом, что сметет узурпатора! Но сперва они должны увидеть авангард — тех, за кем идти и на кого ровняться — и вдохновиться его подвигами и успехами. Как только мы начнем марш на столицу, под синим стягом соберется больше, чем миллион. Гораздо больше.

Совершенно несвойственная мне пылкая речь не разожгла угли в груди генерала. Увы, людские души — не поленья: можно сжечь плоть, обратить в пепел ударом молнии, но никакая магия не дарует вдохновения и воли к действию. Борбо зачерпнул пива из стоящей между нами кадки и проворчал старым цепным псом:

— На словах мы все великие завоеватели, Леонид. Совсем недавно я думал точь-в-точь как ты. Подниму народ, свергну тирана и верну в Герадию мир и процветание. А что в итоге? Власть Забара прочна как никогда, а народ мрет от голода, чумы и раздора. Вот и весь итог поспешных необдуманных решений.

— Вы не хотите отомстить? — я осознанно надавил на самое больное место.

Полководец впервые за все время разговора повернулся ко мне и глянул прямо в глаз. Я ожидал вспышки ярости и поучений несмышленого щенка, а то и вовсе потасовки, но мужчина лишь покачал головой и с горечью шепнул:

— Кому? Себе?

Разговор так и закончился ничем. Я заперся в отведенной комнатушке с кроватью, табуретом и узкой бойницей вместо окна, из-за которой спальня напоминала не то келью, не то карцер, и выглянул наружу. Карательный отряд собрался стучать и греметь всю надвигающуюся ночь, а значит артобстрел начнется гораздо раньше, нежели предполагал воевода.

Упрямый дуболом... До хруста сжал пальцы, пока между ними не засочился огонь. Промедление смерти подобно, но, похоже, Борбо только ее и дожидается, а горькая новость окончательно потушила последнюю искорку боевого духа.

Я бы мог убить великана или вызвать на поединок, но воины все равно не пойдут за мной и скорее всего попросту разбегутся. Я для них чужак, опасный колдун, малолетний залетный смутьян, и повстанцы не последуют ни за кем, кроме признанного уважаемого вожака, особенно если речь идет не о разовой вылазке, а о во многом самоубийственной атаке на самую сильную крепость во всей стране, а может и далеко за ее пределами.

Как убедить уставшего вояку вновь поднять стяг? Чем разжечь отсыревший порох? Почему нельзя все вопросы решить грубой силой и какого лешего могущественнейший из живущих изнывает от полнейшей бесполезности? Устав ломать голову и вспомнив народную присказку о мудром утре, улегся на соломенный тюфяк, накрылся овечьей шкурой и почти сразу провалился в сон.

* * *

В зыбкой предрассветной дреме чудилось, что я снова дома, всласть отсыпаюсь последние майские деньки перед поступлением на журфак. С кухни доносились знакомые с детства шкворчание масла и звон посуды — мама готовила котлеты на завтрак, а значит, сегодня выходной и можно подольше поваляться в кровати.

За окном гудели машины, лаяла мелкая псина соседа по подъезду, визжащая детвора звонко шлепала по футбольному мячу. Привычные звуки казались настолько же чуждыми и неестественными, как сейчас — бряцанье сбруи и отрывистые переклички бродящих вдоль стен дозорных.

Нечто подобное я испытывал, когда в девять лет против воли отправился в летний лагерь — поправлять здоровье и приучаться к трудовой дисциплине. Товарищи по несчастью ни разу не называли сие славное заведение без приставки "конц", и первые дни я так же просыпался до побудки с твердой уверенностью, что остался дома и не будет больше никаких построений, зарядок и уборки территории. А затем предрассветная прохлада смывала остатки грез и я едва не ревел от обиды, обмана и осознания жестокости бытия.

Теперт, само собой, ни о каких соплях и слезах и речи не шло — просто снедающая тоска и острый приступ одиночества, но окончательно раскиснуть не давала цель — четкая и яркая, словно полуденное солнце, а там, где всегда есть чем заняться — там нет места унынию и грусти. Жаль, путеводная звезда Борбо угасла, но я не оставлял надежды зажечь ее вновь. Главное — не думать о том, что случится после победы над Забаром, и как быть, если ни один из уцелевших колдунов не подскажет путь на Землю.

Будь последовательным, Леня, подсказал внутренний голос, и не перескакивай сразу через три ступени — тогда что-нибудь да получится, а иначе просто свалишься с лестницы и свернешь на хрен шею.

Из сонного оцепенения вырвал странный звук, будто бы вдали стометровый великан со всей силы щелкнул громадным кожаным ремнем. Щелчок сменился нарастающим свистом, и миг спустя громыхнуло так, что нерушимая цитадель содрогнулась от подвала до зубчатого парапета, а угол постели отбросило на середину комнаты. И не успел я приподняться на локтях, как один за другим прогремели еще два взрыва, а когда грохот стих, улицы наполнились гомоном встревоженных бойцов, лязгом сбруи и треском пожираемых огнем крыш. Я выскочил в коридор, едва не угодив под ноги несущемуся к лестнице отряду тяжеловооруженной пехоты с выпученными глазами, бледными лицами и всклокоченными спросонья сальными бородами.

— Где генерал?! — рявкнул им вслед, но никто даже не оглянулся.

По приставной лестнице взобрался на плоскую крышу донжона, оперся на зубец и с прищуром, из-под козырька ладони уставился на мельтешение вражеских солдат, издали похожих на блестящих муравьев с красными спинками. Закованные в сталь центурии выстраивались в три ряда по три квадрата: шлемы-ведра, выпуклые прямоугольные щиты в половину роста и шипастые "утренние звезды" на коротких цельнометаллических рукоятках — незаменимое подспорье в схватках на тесных улочках.

Которые с высоты напоминали трехмерную стратегию, где юниты в спешке возводили баррикады из перевернутых телег и старых бочек, подпирали балками и перекладинами главные ворота, выстраивались перед бойницами с луками и арбалетами. Казалось, обведи в рамку да посылай в атаку, вот только в этом матче игрок не я, а седовласый великан, возвышающийся над рядовыми воинами как слон над пешками.

Две дюжины гвардейцев потянули вверх рычаг требушета. Прежде мне не доводилось сталкиваться с подобными энергиями, и понятия не имел, совладаю с ними или же получу очередные увечья, но времени на сомнения и раздумья не осталось. Обнадеживало лишь то, что на перезарядку уходило от десяти до пятнадцати минут — как раз хватит перевести дыхание и собраться с духом для нового залпа. Пока обслуживающие бригады укладывали многотонные бревна на ложа, соратники крутили толстенные кабестаны с рукоятками, похожими на штурвалы старинных парусников. Клети с громадными камнями неторопливо ползли к небесам, чтобы по команде обрушить груз и натянуть тетиву так, как не сумела бы и тысяча рослых мужей, действующих одновременно и на пределе выносливости.

Я поднял ладонь и зажмурился, но ни дощечка, ни веревочка, ни клочок ткани не изошли дымом, а на придумывание более сложных и дальнобойных заклинаний не оставалось ни секунды. Едва разобрался с пожаром в городе, как машины изготовились к стрельбе, и предстояло отразить все три фугасных бревна разом, в противном случае о походе на Герадион можно забыть — идти будет попросту некому.

Чародей в алом балахоне облил заструганные бревна жидким огнем — взмах посоха, и механизмы с оглушительным треском метнули объятые пламенем "ракеты" высотой в два этажа и такой толщины, что пили их поперек на кругляши и получились бы отличные столешницы.

Прижал к груди скрещенные предплечья и для устойчивости согнул ноги в коленях, и полупрозрачный щит, напоминающий надутый ветром парус, мерцающей полосой северного сияния вспыхнул предо мной, и в ту же секунду его украсили бутоны рыжих с красным цветов. Вы когда-нибудь роняли в костер горящую головешку? Помните всполохи и брызги искр во все стороны? Теперь представьте то же самое, только раз этак в сорок больше — вот какой салют громыхнул в жалких метрах от меня.

Тройной взрыв опрокинул на спину, кувыркнул через плечо и едва не сбросил с крыши — в крутящемся калейдоскопе чудом успел вытянуть пальцы и вцепиться в глубокие трещины кладки, откуда вековые ветра и дожди вымыли половину раствора. Ногти обожгло невыносимой болью, словно их окунули в кипящее масло — поднес кисти к запорошенному грязью глазу и недосчитался четырех ороговевших пластинок. А проклятущий обстрел только начался и мог продолжаться не день, не два, не три, а несколько недель или даже месяцев кряду — леса вокруг вражеского лагеря хватит на пару городов размером с Брилл, поэтому на внезапно иссякшие боеприпасы или дефицит стройматериалов не стоило и надеяться.

После отраженного залпа чувствовал себя избитым дубинками до полусмерти. Подлечил ноющее тело, унял боль под сорванными ногтями и поискал взглядом генерала — крепость срочно нуждалась в контрнаступлении, и с Борбо следовало поделиться иномирной тактической мудростью о том, что лучшая оборона — это нападение.

Ведь несмотря на всемогущество (не такое, как оказалось, и "все") и внушительный запас колдовской мощи, я не мог торчать на крыше вечность хотя бы потому, что иногда нуждаюсь в таких вещах как сон, чтоб его, и еда. Не очень, знаете ли, дальновидно вливать силу неуязвимых богов в бренное смертное тело, которое устает, страдает от жажды, голода и прочих естественных потребностей, из-за чего былинная схватка в духе "и бились они три дня и три ночи" закончится уже на вторые сутки, причем очевидно не победой пришельца с Земли.

Если же отец Лиры поведет мятежников в опасный, рискованный, но жизненно необходимый бой, не придется тратить мощь на поддержание щита и под прикрытием союзного войска подберусь поближе к лагерю и обрушу на врага всю скопившуюся ярость. План логичен и в целом хорош, вот только где до сих пор носит полководца?

Я не мог оставить пост и бежать на поиски — королевский чародей уже подпалил стволы, и до старта оставались считанные мгновения. Подошел к самому краю, для большей устойчивости преклонил колено и с ужасом заметил, что новый колдовской заслон не в пример тусклее предыдущего. Выходит, если постоянно долбить в одно место, никакая, даже самая прочная броня не выдержит. К тому же, в пылу схватки совсем позабыл, что принимаю на грудь не обычный валежник, а усиленный магическим огнем и, скорее всего, не только им. Я еще толком не освоил дар и не познал всего его возможности и слабые стороны, когда же убеленные сединой советники постигали таинство волшбы десятилетиями, а быть может и веками.

Резко выпрямился, во весь глаз уставившись на расчертившие ясную лазурь ревущие струи, воздел руки и ударил по воздуху окровавленным пальцами словно не в меру эксцентричный пианист по клавишам. Взвывшие снопы ураганного ветра молотами рухнули с небес, завихрив воздух так, что плащи лучников на стенах выпрямились параллельно земле. Но как ни старался, как ни напрягался, как ни стискивал зубы, так и не смог полностью сдуть с курса средневековые "Фау-2", а лишь чуточку изменил их траектории.

Если бы не магический кокон, меня переломало бы с головы до ног, но риск оказался оправдан — первое бревно качнулось вниз и вместо цитадели вонзилось в землю метрах в сорока от стены, оставив вокруг себя глубокую воронку как от авиабомбы и обдав пригнувшихся защитников фонтаном грязи. И стоя на вершине каменной громады со стенами метровой толщины, в полукилометре от эпицентра, все равно почувствовал стопами мощную дрожь, а от грохота зазвенело в ушах — одним словом, колдовская артиллерия била не хуже родных гаубиц и мортир.

Второе протаранило верхушку стены, буквально разметав на части десятка полтора бойцов, а третье клюнуло в донжон прямо подо мной, и я едва успел закрыться от огненного цунами вперемешку со щепой и каменной крошкой. На этот раз ничего не выбило и не оторвало, но кровь из посеченного лба залила половину чумазой от копоти физиономии, а каменное крошево мелкой дробью проникло под кожу от локтей до запястий.

Наплевав на раны, подошел к краю и глянул на заваленную дроблеными блоками, досками и ошметками тел улочку. Пара сотен солдат сиротливо жались у главных ворот в ожидании вожака, остальные предпочли забиться в подвалы и не высовывать носов из нор, а кто-то и вовсе бросился наутек со всех ног — склон холма и кромку дубравы ягодами черники усеяли синие плащи, а стоны раненых и умирающих определенно не добавляли оставшимся ни боевого духа ни выдержки.

До рези высматривал могучую фигуру с волчьим воротником, но вместо воеводы заметил три яркие искорки среди коричнево-серого моря кольчуг, стеганок и кожаных курток. С одной стороны, я был рад снова встретиться с няшками-тройняшками, но с другой — какого беса они не покинули Брилл еще вчера, и вместо этого перевязывали раненых повстанцев, включая тех, кому бинты и мази что мертвецу — электрошок.

Занятие благородное и отвлекать от него грех, но мне срочно требовался знакомый, а главное — надежный человек, который не струсит в ответственный момент и согласится выполнить не самое простое поручение. Из всех троих самой жесткой, сильной и уверенной в себе была, разумеется, Ирида — ее-то и позвал, сложив ладони рупором и взревев, задыхаясь от едкого дыма.

Чудо, что в таком гвалте девушка услышала зов, вскинула голову и тут же помчала в замок, поняв все без лишних разъяснений. По идее я должен был немедленно раздать указания и отослать караванщицу обратно, пока прихвостни Забара не перезарядили арбашеты, но вместо этого схватил подругу за плечи и прошипел прямо в бледное лицо:

— Почему вы еще здесь?!

— Тракт перекрыт! — выпалила в ответ. — Из Ангвара идет полк!

Что же, этого следовало ожидать. Скорее всего, Колбан посчитал меня мертвым, а значит можно без опаски снять городской гарнизон и отправить на подмогу штурмовому корпусу.

— Найди Борбо, приведи ко мне, а затем марш из крепости! Вам тут делать нечего.

— Но фургон...

— К Марзалу его! Фургонов много, жизнь — одна.

— Сам хоть как? — Ирида окинула меня настороженным взором. — Еле на ногах стоишь...

Попытался улыбнуться, но вышла кривая ухмылка:

— Покуда Леонид неколебим — великий Брилл стоит неколебимо. А чтобы Леонид стоял и дальше, ему не помешало бы перекусить.

— Поняла, — девушка кивнула. — Генерала не обещаю, но еда скоро будет.

Откуда, спросите, вчерашний школьник знает Байрона? Просто поиграйте в "Цивилизацию".

Минут через десять в углу скрипнул люк, и я увидел встревожено-смущенную мордашку Ильнары. Выбравшись на крышу, пацанка быстрым шагом направилась ко мне, прижимая к груди рулончик бинтов, и не успела Илана взобраться по лестнице, как сестра принялась перевязывать лоб. Хотел был успокоить девушку и вылечить порезы и ссадины магией, но золотой свет в раскрытой ладони мигнул как лампочка при скачке напряжения и погас, а я решил не тратить силы зазря. Сел на зубец невысокого — до пояса — парапета с видом боксера перед решающим раундом и позволил помощнице заняться ранами. Пока Ильнара ловкими движениями опытного врача бинтовала предплечья и голову, Рыжий Хвост поставила у ног холщовый рюкзачок и распустила тесемки горловины.

— Ну, за встречу, — томная красотка протянула закупоренный сургучом глиняный кувшин. — Не прошло и года.

Кисло скривился и вытащил зубами пробку — в нос тут же ударил терпкий аромат слабого сухого вина.

— С водой в крепости напряг, — следом в ладонь легли ломоть черствого хлеба и лоскут солонины, и видят боги всех миров — это был самый вкусный завтрак, который доводилось пробовать. — Особенно с чистой. Надеюсь, не рухнешь спьяну с крыши.

Это явно была неловкая попытка взбодриться шуткой, но вместо усмешки Илана неожиданно всхлипнула и уткнулась в сгиб локтя.

— Что-то случилось? — с опаской поинтересовался я, хотя ответ и так слишком очевиден — достаточно оглянуться на творящийся вокруг ад.

— Случилось... — она выдохнула и потерла покрасневшие глаза. — Вот это вот все... Я, конечно, знала, на что иду, но умирать всегда грустно.

— Все будет хорошо, — сказал тем же тоном, каким старпом успокаивал капитана, когда "Титаник" налетел на айсберг. В первый час после столкновения многие верили в надежность и непотопляемость корабля, а ведь с начала осады еще и часа не прошло. Тем не менее, я не имел ни малейшего права поддаваться панике, потому что по сути остался единственным защитником объятого страхом города.

— Надеюсь, — буркнула Илана. — Что-нибудь еще нужно?

— Как там Борбо? — озвучил самый важный вопрос.

Близняшки хором вздохнули.

— Заперся у себя и допивает вторую кадку. Уж кто-то, а Ирида убеждать умеет, сколько раз ее слова спасали от беды... Но старик и слышать ничего не хочет. Знай Лиру свою поминает.

Это усложняло и без того паршивую ситуацию, которая готовилась вот-вот перейти в разряд критических, а я не мог уйти с крыши до нового залпа, да и с учетом перезарядки времени на переговоры оставалась капля. Хорошо хоть после перекуса и передышки прибавилось сил — как магических, так и телесных, но толку от этого все равно с гулькин нос. Допустим, продержусь без сна и отдыха трое суток подряд (что вряд ли), но потом попросту рухну в обморок и не смогу остановить ни бомбардировку, ни последующее безумие.

Значит, придется задействовать крайний вариант, который приведет к немалым жертвам, но отказ от него отправит на тот свет в разы больше народа. Но если уж взялся ворочать материями мирового масштаба — будь готов идти в размен и посылать пешек на убой, ибо войн без крови не бывает. Уверен, именно готовность пускать под нож меньшинство ради выживания всех остальных и отличает умелого вожака от дилетанта, а вовсе не маневры, тактики и стратегии.

Очень не хотелось брать такую ответственность, но тут уж или грех на душу или душу — богу.

— Слушайте, — взял хлопотавшую подле Ильнару за руку, а Илану — за плечо и с отцовской строгостью посмотрел на обеих, хотя напротив стояли матерые бабы лет на пять старше и повидавшие такое, что парнишке с Земли и не снилось. И тем не менее ни одна из сестер не воспротивилась и не принялась качать права, а слушали как последнюю речь умирающего родителя и внимали каждому слову. — Прямо сейчас хватайте Ириду и прячьтесь в подвале цитадели. Как только отгремят взрывы — бегите из города без оглядки. Вы хоть и те еще оторвы, но здесь вам делать нечего, ясно?

Девушки молча кивнули, не сводя с меня широко распахнутых глаз.

— Вот и славно. Я сделаю все, что смогу, но вам лучше переждать осаду подальше от Брилла. Все, идите.

Пацанка напоследок зыркнула исподлобья и послушно зашагала к люку, Илана же задержалась и внимательно уставилась куда-то вдаль.

— Глянь, — тонкий пальчик указал на подножье холма, — что это там?

Я сидел спиной к врагам и отсчитывал время до залпа на слух, а скрежет и скрип не изменились ни на полтона, однако испуганное больше обычного лицо спутницы немало озадачило. Покосился через плечо, стараясь разглядеть новую угрозу в стане забарских псов — подошедшие подкрепления или появившийся из ниоткуда отряд советников, как вдруг ладони в кожаных перчатках стиснули щеки и рванули голову на себя до хруста в шее. И не успел я сколдовать простецкую защиту — поставить заслон, ударить током или отбросить напавшую ревущим вихрем, как горячие губы впились в мои — растрескавшиеся и пересохшие, а язычок влажной теплой змейкой беспрепятственно проник в раскрывшийся от удивления рот.

— Прости, — Илана отпрянула и облизнулась, тяжело дыша и алея пунцовыми пятнышками на острых скулах. — Не удержалась. Надеюсь, не превратишь меня в жабу?

— Иди уже, — прошептал я, возможно, с излишней строгостью, чувствуя, как хребет колют мурашки от звона перетянутых тетив и натужно потрескивающих арбалетных дуг.

— Ладно, — с обидой буркнула Рыжий Хвост, приняв мое волнение и беспокойство за гнев от внезапного поцелуя. — Надеюсь, еще увидимся.

"Я тоже", — хотел сказать, но промолчал. Впереди ждала решающая стычка, которая определит судьбу всего королевства, и сердешные терзания двух песчинок мало заботили пустыню.

Глава 14

Когда крыша наконец опустела, поставил ногу на край зубца аки рок-стар на монитор и наполнил легкие густым воздухом с привкусом дыма и крови, морально готовясь к тому, что задуманное потребует не только всей оставшейся мощи, но и последних капель совести. А я хоть и был тем еще ленивым эгоистичным ублюдком, никогда не делал никому зла и уж тем более не обрекал людей на верную гибель, а вскоре от моего бездействия умрут десятки, а от действий — сотни.

Но иначе поступить не мог, неся прямую ответственность за тех, кого не знал и за тех, кто был дорог; за живых, за павших и за тех, кому только предстояло пасть; за своего отца, потерявшего (в обоих смыслах) единственного сына, за мать, оставшуюся без помощника и кормильца, и в конце концов за себя, потому что сгинуть на чужбине, не дотянув до самого расцвета сил — это, знаете ли, такое себе удовольствие.

Три "ракеты" в третий раз устремились к цели, но остановил лишь одну — и то ценой содранной до костей плоти на пальцах и ладонях. Руки до запястий выглядели как у Терминатора во втором фильме, но перекачанный киборг-убийца не чувствовал боли, а мои кисти словно попали под гидравлический пресс, и давление с каждой секундой росло, грозя расщепить затрещавшие кости по волокнам.

Но и это полбеды — зависшее в метре от лица горящее бревно обдало щеку таким жаром, что кожа покраснела и покрылась пузырями как от фонтана кипятка. Удар снова отбросил на середину площадки и помимо разорванных камнями ступней каждый палец на ногах переломало в нескольких местах. От нахлынувших непередаваемых ощущений едва не потерял сознание, но инстинкт выживания впрыснул такую дозу адреналина, что сердце едва не лопнуло как проколотый шарик, а налитый кровью глаз полез из орбиты. Отключись я тогда — и нацеленное точно в грудь острие оборвало бы тернистый путь иномирца, но остановить снаряд — это одно, а вернуть обратно, да с той же скоростью — принципиально другое.

Кряхтя, сопя и трясясь как штангист, рискнувший толкнуть втрое больший чем обычно вес, начал медленное движение рук, словно в попытке расшатать заржавевший руль — и раскаленный воздух сопротивлялся едва ли не сильнее металла. Никто в детстве не проверял выносливость на прочность, хватаясь зимой за старые чугунные трубы центрального отопления? Помните, как потом спирало дыхание, рябило в глазах, а от боли вертелись волчком и часто моргали от выступивших слез? А теперь представьте то же самое, только повысьте градус разика этак в четыре, и осознайте, что с громким криком уже не отпрыгнешь и не подуешь на покрасневшую ладонь, радуясь отступающей муке.

Около минуты ушло на разворот бревна "соплом" ко мне, "боеголовкой" к врагу. Обливаясь смешанным с кровью потом и балансируя на грани сознания, махнул рукой как волейболист при подаче и отправил дубовую бомбу аккурат в средний требушет, напитав на прощание последними крупицами магии. Секунда, вторая — и громыхнуло так, что над лагерем краснопузых вырос трехэтажный огненный гриб, а половина выстроившихся каре центурий сложились костяшками домино. Взрывная волна дошла до Брилла, сбросив зазевавшихся стрелков со стен, а меня опрокинув на спину таранным тычком, сравнимым с наездом автомобиля. После всего пережитого — сущий пустяк, ведь главная цель достигнута — осадные орудия разметало как хлипкие прутики, а забарский чародей нашел последнее пристанище под обломками машин.

Казалось бы, Брилл спасен, воины не гибнут под обстрелами, но важная тактическая победа далась немалой ценой, и речь не только о моих травмах.

Первый из нарочито пропущенных стволов пробил цитадель на уровне второго этажа, и по комнатам и коридорам прокатился пылающий всепожирающий смерч, словно в окно вставили гигантский раструб огнемета и врубили на всю катушку. Все, что могло гореть полыхнуло как сухое сено, а из бойниц повалил дым — черный как нефть и густой как предрассветный туман.

Второй ударил в центральные ворота и вынес не только дубовые створки, но и обрушил по десять метров стены с каждой стороны, и в образовавшуюся брешь без особого труда борт к борту въехала бы пара "БелАЗ-ов". Сколько при этом погибло лучников, старался даже не думать, да и некогда было — не успела осесть пыль, как с юга заревели трубы, и оправившийся после взрыва стальной легион перешел в наступление, оставив за собой всего пару дюжин убитыми, контуженными и ранеными.

Нужно уже сейчас начинать подготовку к обороне — баррикадировать прореху, расставлять стрелков, собирать попрятавшихся по закоулкам и подвалам мятежников и выстраивать в боеспособные порядки. И вернуть в строй перепуганных до полусмерти солдат мог лишь один человек, но Борбо, похоже, предпочел сгореть живьем, чем унять горечь утраты кровью убийц. Я же лежал ничком и не чувствовал ничего ниже шеи, да и на той будто затягивали удавку, а виски сжимали тисками. Не хотелось ничего, даже дышать, но я не имел права бросить Брилл на верное поражение после всего, что нас связало, и когда няшкам-близняшкам грозила лютая и позорная смерть в лапах гвардейцев.

Всей оставшейся воли и решимости хватило только на то, чтобы согнуть в локте левую руку. От одного вида обожженных костей с присохшими кусочками черной плоти подкатывала тошнота, и я бы вырвал, останься у желудка силы сокращаться.

— Давай, — прорвалось сквозь спекшиеся губы. — Хилься и вперед.

Сияющий червячок боязливо выглянул из-за сустава, обвился вокруг фаланги и пропал, а миг спустя рука шлепнулась на камни. Пожалуй, через пару часиков накопилось бы достаточно маны на полное исцеление, вот только в моем распоряжении не имелось и двадцати минут — грохочущие квадраты с неумолимостью асфальтового катка приближались к городу, и против них у защитников не было ни малейшего шанса, если я не приду на подмогу. Но пока что не только прийти — приползти не получилось бы, однако я не оставлял попыток, ведь немало боли осталось позади, еще больше ждало впереди и слишком многое стояло на кону. Нечего отдыхать в шаге от цели, сдохни — но сделай, и будь что будет.

Локоть оторвался от кладки, медленно, как рычаг стартующего паровоза, выпрямился, и я взглянул на пухлого облачного барашка сквозь окутанные ослепляющим маревом силуэты исцеленных пальцев. Стигмата никуда не делась, но эти отметины — меньшее из всех неудобств. Тут же с ладони расплавленным золотом хлынул жидкий свет, вязким маслом обволакивая изнуренное искалеченное тело. Но магия принесла не долгожданное облегчение, а новую боль — когда срастались кости, ощущения были, будто их опять ломают, а в заживающую с тысячекратным ускорением плоть тычут раскаленной кочергой.

Но я не выл, не извивался червем, не катался в агонии, а с улыбкой и жгучими слезами на глазу вспоминал Лиру, вдохновляясь стойкостью и терпеливостью почившей боевой подруги. И хотя колдовской родник иссяк прежде, чем организм полностью восстановился, я сумел подняться, шатаясь как избитый пьяница, и побрел к ведущему с крыши люку. Главное — успеть добраться до генерала и убедить возглавить войско, пока огонь не пожрал упрямого старика.

Приставная деревянная лестница развалилась, пришлось прыгать с высоты двух человеческих ростов — днем ранее это не доставило бы никаких проблем, нынче же я рухнул мешком картошки, кое-как поднялся и побрел вдоль стенки к комнате полководца.

— Борбо! — с диким пронзающим насквозь криком дубовая дверь слетела с петель и грохнулась плашмя, а взметнувшаяся изо всех щелей пыль смешалась с заползающим в бойницу дымом.

Великан сидел напротив потухшего еще ночью камина, баюкал в ладони-лопате опустевшую кружку, а в другой держал медную фибулу — застежку для плаща, оглаживая большим пальцем отполированную до блеска гладь и смотря на нее с такими теплотой и любовью, словно в ней отражалась Лира — живая и невредимая. Быть может, в затуманенных грезах старика так и было, потому что на пожар он не обращал ни малейшего внимания, а отеческая улыбка не сходила с одеревеневшего лица.

— Генерал, очнитесь! Вы нужны Бриллу! — взревел я, перекрикивая треск досок и грохот щитов со склона холма. — Без вас город падет!

Судя по отрешенному взгляду и механическому движению рук, прославленный воин полностью растворился в себе и стоило приложить немало усилий, чтобы заставить его собраться и вынырнуть из омута небытия. Знать бы еще, какого толка усилия нужны — психотерапевт из меня тот еще.

— Люди погибнут! Те, кто доверился вам! Те, кто до сих пор не сбежал и ждет приказа! Вашего приказа, генерал! — попытался воззвать к совести и долгу командира, но и этот порыв отскочил горохом от стены полнейшего безразличия.

Я закашлялся от попавшей в нос сажи и привалился плечом к косяку, исполину же было плевать на заползшие в амбразуру языки трескучего пламени.

— Ради этого вы подняли восстание? Вот так, по-вашему, всё должно закончиться? Позорно сдаться Забару, даже не попытавшись дать отпор?! — набрал сколько получилось чистого воздуха, готовясь к тому, что сказанное после имело все шансы вылиться в драку не на жизнь, а на смерть. — И это отец и наставник Лиры? За все время, что я ее знал, ваша дочь не проронила ни слезинки, но сейчас она рыдает, глядя на вас с небес!

Обличительная речь, вогнавшая бы воина, мужчину и родителя в неистовую ярость, слова, за которые любой другой если не проломил бы череп, то свернул бы наглецу челюсть, не вызвали на хмурой волчьей физиономии ни намека на гнев или злобу. Борбо замер как зачарованный, вынуждая пойти на более дерзкие и опасные меры — я шагнул к нему и размашистым ударом выбил фибулу. Под звон медяшки воевода приподнял дрогнувшие брови, перевел взгляд на ладонь, потом на меня и... снова уставился в камин, не издав ни единого звука. Глядя на это позорное уныние, не удержался и сплюнул под ноги и заковылял на улицу. Пожар на этаже почти погас, уничтожив все, до чего добрался, и все же усилием мысли заставил влагу душем лить с потолков — теперь цитадель в безопасности, а ее единственный обитатель... а, Марзал с ним! Раньше как-то сам справлялся и теперь сдюжу.

* * *

С высокого замкового крыльца открывался вид на полупустую площадь, широким (по брилльским меркам) проспектом выходящую к разрушенным главным воротам. В общем и целом город выглядел так, словно его уже захватили, разграбили и в спешке покинули, оставив после себя кучи пепла и обугленных балок, развалины бревенчатых срубов и груды изуродованных тел.

Крепость казалась заброшенной — ни привычных "городских" звуков вроде гомона босоты, скрипа телег и конского ржания, ни лая собак, ни разговоров, ничего, кроме потрескивания угольев и монотонного приближающегося лязга. Все, у кого не хватило смелости и духа, еще затемно сбежали в леса, остальные же спрятались от обстрела где только сумели и до сих пор не отваживались выйти из укрытий. Я не винил их, потому что ни один солдат не может, не должен и не будет действовать без командира — в любой армии, про средневековую вообще молчу, учат без вопросов и раздумий выполнять приказы, а самовольство искореняется самым жестоким образом.

Никто и не надеялся, что запуганные повстанцы — вчерашние пахари, кузнецы и гончары, разбавленные толикой умелых гвардейцев — организуются сами собой и сомкнут ряды перед марширующим стальным легионом, один вид которого заставлял сердце таранить ребра, а ноги приплясывать и дрожать в ожидании бегства. Но раз воевода отказался возглавить горстку преданных восстанию храбрецов, значит придется это сделать тому, кто не имеет ни малейшего представления об обороне крепостей, но единственный обладает волей, решимостью и желанием что-либо делать.

Я поднял из грязи полуторный клинок и стряхнул с эфеса обрубок руки. Признаться честно, мечи всегда нравились гораздо больше магии, вот и сейчас полтора кило стали придали уверенности и холодной тяжестью уравновесили нарастающее волнение. Хотя с моими-то навыками (а точнее — без каких-либо навыков, кроме первых двух частей "Темных душ" за рыцаря) да еще и без брони продержался бы против королевского латника не дольше, чем дворовый хулиган против чемпиона мира по боксу. Но драться-то как раз придется магией, в коей таки начал кое-что понимать, иначе не вариант, а меч же просто символ — привычный воинскому оку знак.

Взобравшись на стену, окинул оценивающим взглядом склон холма, по которому поднимались блестящие грохочущие квадраты. С высоты вид наползающих точно сверкающий прибой центурий гипнотизировал и ускорял пульс — даже у меня: всемогущего, неуязвимого и способного покинуть крепость в любой миг перехватило дыхание, а сердце застучало в такт барабанам. Что уж говорить об измученных голодом и безнадегой мятежниках, перепуганной горстке оборванцев, шайке шпаны на фоне несокрушимого королевского кулака.

Мог ли вчерашний Ленька Ленский вообразить, что уже завтра станет решать судьбу пусть и не целого мира, но очень и очень многих людей, идя при этом на жертвы и необдуманные на первый взгляд поступки. Пожалуй, мог, на фантазию никогда не жаловался, но сделал ли бы он хоть что-нибудь ради достижения цели? Вопрос останется открытым, ведь я слишком поздно понял жизненную необходимость быть самостоятельным, и прояви этот навык пораньше, то не оказался бы здесь и не прошел воспитание через боль и потерю близких. Говорят, что ни случается — все к лучшему. Не знаю, так ли это, но всяко лучше попробовать и оплошать, чем не попробовать вовсе.

До штурма оставалось в лучшем случае полчаса, и то если осаждающие в последний момент не перейдут на бег, а работы, мягко говоря, непочатый край. Приложил ладонь к щеке как девушка с советского агитплаката и заорал что было мочи, и усиленный колдовством голос громом прогремел над городом:

— Воины Брилла! Все, кто устали от крови! Все, кто хочет увидеть родных! Все, кто хочет закончить войну и вернуться домой! Все — сюда!

Оратор из меня тот еще, а пламенные воодушевляющие речи видел только в фэнтезийных фильмах и книжках, поэтому не стал бросаться пафосными фразами и предлагать отдать жизнь за ценности Сопротивления, а то что, не пацаны что ли? Вместо этого представил себя на месте вчерашних пахарей и скотоводов, вспомнил историю родного мира и выудил из памяти мамины молитвы, когда отец уезжал в очередную горячую точку и как давшая мне жизнь плакала, видя по телевизору мужа в синих каске и бронежилете на фоне сгоревших танков и разбомбленных руин. Уже тогда начал понимать, что простые люди из любой страны, эпохи и даже вселенной не хотят убивать и умирать, а мечтают о чистом небе, спокойном труде и уверенности в завтрашнем дне. Но коль война уже началась — есть лишь один способ ее закончить.

И я не ошибся — вскоре из-за баррикад и обломков домов показались воины в синих плащах — уставшие, измотанные, но воспрянувшие духом при виде новой надежды. Приказ для солдата необходим как воздух, без четкого управления боец теряется и предпочитает не делать ничего, потому что ему ничего и не велели. Но вот прозвучал клич, и сутулые фигуры серыми реками потекли с трех сторон, сливаясь перед воротами в нестройную толпу, смотрящую на меня сотнями слезящихся и покрасневших от дыма глаз. Дряхлые старики и совсем мальчишки, взрослые мужи и мои ровесники, суровые бородачи и безусые тихони — всех их сорвал с насиженных мест долг перед родиной, острое чувство справедливости и нежелание мириться со злом, и по двум пунктам из трех наши мотивы совпадали целиком и полностью.

— Это колдун... — загудела толпа. — Что у него с лицом? Где Борбо? Он погиб?

— Слушайте! — убавил громкость волшебного рупора, но слова по-прежнему заглушали посторонние звуки. — Помните взрыв, что уничтожил машины забаровских псов? Чья это работа? — без ложной скромности ткнул большим пальцем в плечо. — И я сделаю это снова, но без вашей помощи не справлюсь.

— Где генерал? — рявкнул лысый старик, и соседи охотно поддержали соратника кивками.

Видят боги, проще было сказать, что Борбо мертв — эта новость не так сильно подорвала бы и без того шаткий боевой настрой, чем правда о позорной капитуляции великана.

— Да! — не унимался отряд, мельтеша синевой. — Где воевода? Что с ним? Кто командует?

Я вздохнул, собираясь с мыслями — ответ требовался незамедлительно и от него напрямую зависело направление, в котором минуты спустя двинется поредевшая рать: либо на врага, либо от него. Но не успел и рта открыть, как створки замка с грохотом впечатались в стены, и над гудящей стаей забитых псов пронесся рык могучего вожака:

— Соскучились, черти?! А ну построились! Сегодня мы отправимся в гости к Марзалу, и я надеюсь, никому не придется краснеть пред очами владыки!

Гигант с секирой в опущенной руке прошел сквозь строй сгрудившихся у пролома соратников и встал в первом ряду. Воины оживились, вскинули головы и с блестящей живостью во взглядах начали делать то, к чему привыкли больше всего — подчиняться приказам. Неудивительно, что от былого уныния не осталось ни следа, несмотря на пропитавший воздух страх — рядом с таким титаном не страшно выйти против самих богов, что уж говорить о простых смертных. Вот только былого азарта и дрожащего предвкушения схватки не наблюдалось ни в голосе, ни в жестах — генерал непривычно сутулился, подслеповато щурил потухшие глаза и слегка пошатывался — даже не возьмусь предположить, сколько пива он вылакал после моего ухода и сомкнул ли веки хотя бы на час.

Подо мной стоял не жаждущий ярой драки берсерк, не вышедший на охоту за призванием и властью лидер, не жаждущий прославиться в веках полководец, а разбитый горем безутешный отец, собравшийся погибнуть с именем ребенка на устах. Что же, придется сперва напомнить ему вкус крови, а уж потом станет ясно, вспомнит ли Борбо то, ради чего поднял восстание, или же ему уже не поможет ничто, даже сверхъестественная сила.

Центральная сотня вытянулась клином и сверкающей иглой ударила в каменную прореху. Стоящих по бокам генерала воинов тут же оттеснили на шаг вглубь крепости, и без того не самый ровный строй изогнулся синусоидой, и если бы не напирающие в спины товарищи и вовсе лопнул бы как перетянутая леска.

Сталь глухо ударила в обтянутые кожей и шкурами доски, сгустившийся утренний воздух всколыхнули ярые кличи, вопли раненых и хрипы умирающих. Палицы с размаху падали на круглые щиты, топоры и клевцы долбили прямоугольные, вторые ряды лупили по шлемам из-за плеч первых, и стычка готовилась с минуты на минуту обернуться свалкой, от которой до позорного бегства — один шаг.

И даже Борбо, который прежде наверняка бы ворвался в самую гущу врагов, снося секирой по три головы за взмах, уныло топтался на месте, недвижимый словно столетний дуб и такой же опасный в схватке, однако под его кореньями уже нашли вечный покой три разваленных от шеи до груди пехотинца. Но и это — капля в море: нападавших было в лучшем случае около девяти сотен, а повстанцев — в лучшем случае вполовину меньше. Да, узкий пробой в стене давал то же преимущество, что и Фермопилы спартанцам, вот только храбрейшие из воинов выросли с оружием в руках, а мятежники вряд ли могли похвастать той же удалью.

Не сильно помогали и редкие лучники на стенах — легионеры подняли блестящие щиты, образовав некое подобие римской "черепахи" со встопорщенными чешуйками, которые не только без каких-либо проблем рикошетили стрелы, но и слепили стрелков отраженным солнечным светом. И я ничем не мог помочь — дар остался, но использовать его было столь же сложно, как пробежать стометровку на время после марафона в сорок километров. Вроде живой, вроде дышишь и можешь двигаться, но от одной мысли о беге буквально трясет, воротит и бросает в пот. Срочно требовался отдых, вот только как следует восстановиться, сидя за амбразурой и наслаждаясь оглушительным грохотом и воплями — непростая задачка даже для Избранного.

Тем временем королевские прихвостни оттеснили строй повстанцев и вынудили отступить шагов на десять вглубь проспекта, и Борбо сам того не ведая попал в окружение, так и не сойдя с места ни на шаг. Врагам приходилось идти на великана прямо по трупам соратников, которых с каждым взмахом становилось все больше — генерал рычал, топорщил баки и вскидывал секиру как механическая гильотина, не замедляясь и не сбиваясь с бешеного темпа ни на секунду.

Забарские шакалы не стеснялись нападать на великана втроем, а то и вчетвером, воевода же считал себя вправе на далекие от благородства, зато зело действенные приемы — древком в пах, пинок а-ля царь Леонид и удары коленом. С учетом доспехов, исполин весил по самой скромной оценке не меньше ста пятидесяти кило, и даже легкий тычок оставлял на панцирях и кирасах глубокие вмятины, а упавшие противники уже не поднимались. Но стоять так до полной победы Борбо не смог бы — каким бы сильным и выносливым ты ни был, против целого легиона в один топор не выстоишь. А допустить потерю полководца я не мог ни при каких обстоятельствах, поэтому не просто отлеживался в укрытии, а прикидывал, как эффективнее применить дар и помочь всем сразу, ведь после первого же заклинания уйду на долгую перезарядку, и к моменту восполнения маны сражение уже закончится, причем явно не победой повстанцев.

Вариант с метеоритом отринул с ходу — маленькая огненная глыба погоды не сделает, а большая похоронит на дне кратера не только легион, но и половину Брилла, если не весь. Какой-нибудь кислотный дождь тоже слишком опасен — тучу-то наколдую, а вот после управлять ветром уже не смогу, и ядовитое облако по щелчку отнесет к ветру и заживо вариться в доспехах придется союзникам. Можно попробовать восстановить стену или засыпать пролом землей, но это лишь на время остановит натиск, пока осаждающие не раскопают земляной вал или найдут иной путь перебраться через кладку. Что ни говори, а магия — как автомат: мало таскать ствол с собой, нужно еще уметь метко стрелять и правильно применять согласно поставленной задаче, потому что перестрелка из окопа и штурм здания — это две большие разницы. Забавно, однако раньше получалось управляться с даром получше, хоть он и пропадал при любом удобном поводе. То ли новичку (ну, или дураку) везло, то ли в силу врожденной безалаберности меньше ломал голову над последствиями и колдовал по наитию, надеясь на авось, и авось почему-то не подводил.

Прежнему Леньке было наплевать, что помывка Дюнвика может выйти из-под контроля и затопить город вместе со всеми жителями, сейчас же я не мог позволить себе относиться к делу без надлежащей ответственности.

Засада. Как ни крути, любое заклинание разрушения так или иначе коснется и чужих, и своих, но еще несколько минут промедления — и своих попросту не останется: исход любой битвы решают первые три ряда, стоит их сломить, и "галерка" в ужасе разбежится. Особенно если речь идет не о вышколенных и превосходно снаряженных латников Забара, а об одетых во всякий хлам вчерашних крестьянах. И если вторая и третья шеренги шатались, качались, изгибались, но стояли, то авангард начал терять бойцов одного за другим. Кто-то не выдерживал бешеного натиска, кто-то пытался развернуться и дать стрекача, но получал палицами в едва прикрытые спины и затылки, кто-то терял сознание в жаркой давке.

Как вариант, стоило отойти к площади и попытаться укрыться в замке, но под таким напором врага надеяться на организованное отступление бессмысленно, оно тут же превратится в бегство. Сейчас как никогда пригодилась бы помощь свыше или иной рояль в кустах — подошедшее невесть откуда подкрепление, вмешательство богов или иной приятный бонус, способный воодушевить уставших бойцов.

Воодушевление.

Почти все время я думал о том, как уничтожить противника особо жестоким способом, но что если пойти от обратного и попытаться наделить силой союзников, и уж они пусть довершают начатое? В конце концов, во мне кипит мощь и Тьмы и Света, и хотя с заметной частотой склоняюсь на темную сторону, никогда не поздно вспомнить о благой мощи. Знать бы еще, как ею пользоваться и правильно использовать, ведь прежде применял только лечение и лишь на одну цель за раз. А тут предстоит благословить целое войско и ни в коем случае не допустить ошибку, перепутав прилив праведной злости с приступом миролюбия.

— Колдун! — сквозь лязг и грохот пробился крик парнишки-ровесника, взглянувшего на меня поверх круглого щита, и в этом взгляде читался весь страх не успевшей расправить крылья жизни пред черной тенью смерти. — Колдун, помоги!

Треугольный шип с хрустом вошел в переносицу, чугунный шар проломил лоб. Юнец закатил глаза и, обливаясь кровью, утонул в ревущем людском море — вот стоял, дышал, с надеждой смотрел на меня, а вот исчез алым месивом под сапогами и сабатонами. Откуда он пришел? Чем занимался, прежде чем надеть синий плащ, и что толкнуло на столь непростой шаг? Кто его родители, была ли у него возлюбленная или, быть может, жена? Узнает ли родня, где и как погиб сын и муж, или же выбеленные дождем и ветрами кости навсегда останутся на узкой улочке сожженного Брилла? И самое главное — сколько таких же неизвестных солдат и безымянных героев погибнут, прежде чем я сожму волю в кулак и сделаю хоть что-нибудь.

Встал, наплевав на свист стрел вокруг, вскинул меч к небесам и зашептал пусть и не заклинание, но строки, которые однажды уже помогли спасти целую страну от истребления и тирании безумца. Клинок не загорелся огнем, с неба не рухнули золотые молнии, сияющий туман не окутал поле брани, и я уж подумал, что все зря, что просто стою как идиот с оружием над головой, что в вотчину пресветлой Тенеды с гнилой душонкой и соваться не стоит. Но не успел опустить руку, как крики мятежников стали громче, превратившись из воплей загнанных в угол зверей в могучий, сотрясающий камни и нарастающий как цунами рев.

Грохот и звон ускорился раз в пять, латники, несмотря на прочные доспехи от лучших столичных мастеров, падали как подкошенные, получая за несколько секунд с десяток ударов по шлему. Синяя волна за считанные мгновенья выдавила лоялистов за пределы крепости, украсив брилльскую грязь сверкающим сталью ковром. И сквозь гомон и гвалт пробился рык, который не спутаешь ни с чем — Борбо рванул на врага с невиданной доселе ретивостью, превратившись из могучего рубаки в неудержимого косаря смерти.

Никакая броня на этом свете (ну разве что магическая, да и то не факт) не могла остановить тяжеленный топор, вздымающийся и опадающий со скоростью невесомого прутика. Головы покатились по склону как кочаны капусты из вспоротого мешка, гремя и подпрыгивая на кочках. Руки, ноги и прочие ошметки летели во все стороны как трава из-под триммера, а самого генерала словно обмазали густым вишневым сиропом, и только глаза пылали звериной яростью на темно-красном фоне. Это был уже не человек, а демон битвы, и одного его хватило бы, чтобы обратить в бегство легион, однако рядом с великаном бесновались сотни таких же одержимых благородной яростью.

Не успел спуститься со стены, а легионеры уже рванули прочь, побросав щиты и оружие. Ублюдков гнали до останков осадного лагеря, где и перебили всех до единого, и лишь после этого мятежники развалились на залитой кровью земле, тяжело дыша и не в силах даже стянуть перчатки. Они заслужили немного покоя, однако время отдыха еще не пришло — впереди ждало событие, по своей значимости значительно превосходящее сегодняшнюю победу. Ведь мало выиграть битву — надо успеть воспользоваться ее плодами.

— Седлайте коней! — крикнул с вершины холма, но соратники отчетливо услышали эти слова, будто я стоял в шаге от бойцов. — Насаживайте головы забарцев на пики! И скачите на все четыре стороны! Сообщите всем, кого встретите — Брилл выстоял и перешел в наступление! Скоро Герадион падет, и Борбо рад каждому, кто захочет поучаствовать!

Глава 15

Следующей ночью склоны холма озарили десятки погребальных костров — стоящие кругом мятежники тихо молились обоим богам, провожая в последний путь друзей, сыновей, братьев. Не стал торопить скорбящих — быстрая и уверенная победа выкроила немного времени на отдых и поминки. Но прежде чем пойти последним маршем на Герадион, стоило привести в порядок Брилл на случай новой осады и возможного отступления. И хотя дозоры сообщили, что ангварский полк повернул к столице, крепость на холме должна вместить всех, кто осмелится встать под синий стяг в решающем бою. Поэтому своими силами восстановил разрушенную стену и поспешил к цитадели, ремонтом которой занялись две дюжины пожилых мастеров с отрядом молодежи на подхвате. И прежде чем взяться за пробитую кладку и обугленные перекрытия, предстояло вытащить всех погибших при пожаре.

На площади подле крыльца ровными рядами укладывали трупы — раздавленные обломками, обугленные до черной корки и погибшие от удушья. Прошел мимо, стараясь не смотреть на раззявленные рты, вытаращенные и белые как у печеной рыбы глаза и бугристую черноту вместо лиц, и стараясь пореже дышать, как вдруг боковым зрением заметил в дальнем углу опаленную рыжую копну.

Близняшки лежали рядышком и будто спали, если бы не угольные разводы на коже и неестественная недвижимость — и хоть смерть от отравления гарью в разы менее жуткая, чем в открытом огне, легче от этого не стало.

— Мы нашли их в подвале, господин, — воин с длинными седыми усами прижал к груди стеганый подшлемник. — Бедные девочки. Жить бы да жить.

Присел на колено и сжал холодную твердую ладонь Иланы, не в силах смотреть на почерневшую от сажи некогда прекрасную мордашку, ныне превратившуюся в пепельную маску смерти. Но самое страшное — это по моему приказу сестры спрятались в подвале, чтобы не попасть под обстрел в тот самый миг, когда я нарочито остановил лишь одно бревно из трех. И как ни крути, это решение правильное от первого до последнего шага, вот только в своей невиновности можно убедить судью, но не совесть. Что поделать — не бывает войн, которые губят только негодяев, и любая распря в первую очередь забирает самых сильных, смелых и достойных.

С утра пораньше над городом вновь пронесся перестук топоров — четыре сотни бойцов рубили и заостряли дубы — нет, не для баллисты, а для трех рядов наклонного частокола. Стены крепости, как ни странно, ее самое уязвимое место, слабое звено обороны, а мне требовался укрепленный до предела опорный пункт, чтобы нас не разгромили прежде, чем со всего королевства подтянутся подкрепления.

Но сколько бы людей не вдохновилось идеей восстания, нам остро требовались союзники со стороны, да не вчерашние крестьяне, едва выучившиеся, каким концом копья колоть врага, а каким приветствовать командира, а опытные воины. И на ум в первую очередь пришли самая подходящая кандидатура — эйны, однако до крайнего севера добираться в лучшем случае пару недель, но коль уж заполучил в грязные лапки могущественнейшую из магий, значит самое время воспользоваться ею соразмерно статусу и мощи.

— Леонид?

Вздрогнул, увидев нависшего надо мной Борбо. Генерал успел привести себя в относительный порядок, но все равно выглядел как волк, славно порезвившийся на овчарне.

— Я тут подумал, — прогудел великан и вытащил из-за пазухи сложенную в квадрат синюю ткань — плотную, яркую и сразу видно — дорогую. — Таиться боле нет нужды. Носи это с гордостью.

Встал и вскинул подбородок, и фибула на груди щелкнула булавкой медали за отвагу. Воевода кивнул, убедившись, что плащ сидит согласно уставу и достоинству и стукнул себя кулаком в панцирь.

— Когда вернем трон — назначу тебя старшим советником.

Я лишь склонил голову, скромно улыбнулся и произнес:

— Мне пора к эйнам. Попробую переманить дикарей на нашу сторону.

Тяжеленная ладонь легла на плечо, и мне пришлось неслабо напрячь спину, чтобы не согнуться под весом мозолистой лапищи.

— Дерзай. Верю, все получится. Коль уж в тебя поверила Лира — то поверят и варвары. Ну, успехов. Не знаю, чем все в итоге закончится и пересечемся ли еще раз, поэтому говорю сразу и как есть. Я с огромной радостью породнился бы с тобой, будь дочь жива.

— Я не подведу.

Старик улыбнулся — впервые за все время нашего знакомства.

— Не сомневаюсь. До встречи, колдун — маленький снаружи и величайший внутри.

Эх, если бы так и было. Зажмурился, вырывая из памяти ощущение холодной влаги под ногами, рева студеного ветра и густого уханья прибоя. Это оказалось не проще, чем выловить рукой рыбешку в ведре мутной воды, заклинание сработало далеко не с первого раза, но вот привычные гомон и стук сменились шепотом Брилльского моря, а теплый летний воздух — пробирающим до костей морозом.

Я вновь стоял на горбу громадного Дан'Айгура — Камня Духов: сосредоточения стихий и шаманской силы. Пенные шапки разбивались о покатые темно-серые бока и кололи незваного гостя замерзающими на лету брызгами, хмурые тучи сбивались надо мною в иссиня-черный грозовой фронт, и сама природа словно кричала — убирайся, чужак, тебе здесь не рады. Но я и не в гости пришел, а взять свое и, если понадобится, сразиться за это с кем (или чем) угодно.

Меж тем сквозь вой и плеск пробился голос — медленный и тягучий как сам водоем. Никогда прежде не слышал ничего подобного, будто речь одновременно принадлежала и молодому мужу и юной женщине, и малолетнему ребенка и дряхлому старику на смертном одре. Неудивительно, ведь у Моря нет ни пола, ни возраста, только Мощь, глотающая корабли, крушащая скалы, низвергающая в пучину целые города, и Власть надо всеми, кто осмелится подойти к берегу или отправиться в путь по волнам на утлой вязанке бревен — столь же хрупкой, как и тела копошащихся на палубе людишек.

— Кто... ты?.. — эхом далеких волн пророкотало море, открыв взору каменистое дно, залитое чистейшей колдовской энергией. Быть может, на этих брегах родились сами Марзал и Тенеда, а может до сих пор живут в бурлящем взваре концентрированной магии.

— Тот, кто пришел дать эйнам свободу, — не кривя душой произнес я, глядя на подернутый дымкой окоем. — Но сперва они сослужат мне верную службу.

Тяжелые гребни опустились, разгладились, и море погрузилось в безмятежные раздумья, а затем из-под камня вспучилась водяная гора высотой в несколько этажей и нависла над головой сиреневым полупрозрачным щупальцем. Я и близко не представлял, чем грозит столкновение с бездной, и все же приготовился к бою — возможно, к последнему в своей жизни.

Но холм изошел бурунами, словно тысячи невидимых сверл врезались в пенистую гладь, и неспешно, с гулким выдохом осел, лизнув на прощанье склон валуна, и там, где вода коснулась камня, остался кожаный бурдюк, легко уместившийся на ладони. Вытащил пробку, понюхал — ни намека на запах, но стоило подключить не нос, а шестое — магическое — чувство, и мозг едва не взорвался от изобилия невероятных ароматов, ни один из которых ни с чем не сравнить и никак не описать, ибо на всей земле подходящих слов еще не придумали. И лишь раз глотнув подарок богов, почувствовал себя так, будто не колдовал ни разу в жизни, и вся потраченная на чепуху, смерть и благие дела мощь под напором ударила в пересохшие жилы. Нет, новый глаз не вырос и шрамы не затянулись, однако по ощущениям я мог двигать горы — тем и занялся.

Камень духов, при всем уважении, — не гора, но и поднял его так же просто и непринужденно, как и обычную гальку. Море подсобило, выплюнув толстый зад каменного "медведя", и громадный валун отправился к лабиринту посреди заснеженной пустыни — второму по значимости месту силы. А человек на вершине горба нашептывал играющему в полах робы и развевающему плащ ветру призывное послание для шаманов.

На следующий день, когда я отдыхал на склоне приземлившегося Дан'Айгура, тринадцать стихийных владык прискакали к подножью и кланялись важному гостю в пояс. По их словам, я первый из смертных и третий после богов, кто сумел передвинуть валун, ибо Море скорее вышло бы из берегов и затопило весь мир, чем отдало бы свою величайшую святыню — мост между водой, землей и воздухом.

В свою очередь объяснил, чего хочу и что получат племена, когда Борбо взойдет на трон, и все тринадцать северных колдунов поклялись кровью в верности, покуда голову Забара не приколотят к главным городским воротам. После переговоров отправился на юг вдоль реки — уже без камня, на границу между сочными колосящимися полями и вымороженной на сотни метров вглубь землей.

Сутки спустя подле меня причалили дюжина и одна весельная ладья по сто ушкуйников каждая — со щитами вдоль бортов, и каждый — в цветах и орнаментах своего племени, а на колотых бурых от воды досках — пестрые угловатые фигуры: ромбы, квадраты, многоугольники, а на килях и уключинах — разноцветные ленты, будто на свадьбу собрались, а не в поход. И раз взглянув на хмурые безбородые лица, понял — это лучшие из лучших, элита среди элит, воины, о которых можно только мечтать. Обухи топоров с украшенными полосками ткани рукоятками ударили в расписные щиты, под монотонный бой я взошел на острый нос главного корабля и направил небольшой, но более чем боеспособный флот вниз по Саммерен — прямиком к цитадели Ангвара.

* * *

За километр до цели стало ясно — захватывать город не придется, ведь он уже охвачен грабежами и расправами. Над крепостью все так же реял алый стяг, но даже с расстояния было заметно, что укрепление оставлено гарнизоном. Островок с замком — единственное место, где не полыхали пожары, не лилась кровь и в небо не чадили черные столбы. В двух других районах царило настоящее безумие — оставшись без железной руки коменданта и мечей стражи, голь громила и своих и перепуганных до смерти дворян.

Решетчатые ворота не устояли под натиском ревущей точно пламя толпы, и чернь серой лавиной хлынула на узкие мощеные улочки, оставляя за собой горы мусора и растерзанных трупов. Одуревшие от безнаказанности мародеры тащили все, что пролезало в дверные проемы: легкое уносили, а тяжелое вытаскивали наружу и сжигали вместе с забитыми батогами сэрами и изнасилованными леди. Награбленное по мосткам из связанных лодок переправляли в родную гавань на другом берегу, где более ленивая и нерасторопная босота убивала и насиловала вчерашних соседей, приятелей и собутыльников, а после пыталась сбагрить трофеи в давным-давно закрывшиеся лавчонки и кабаки.

Кабаки... Отправив ушкуйников заниматься совершенно несвойственным им делом — подавлять беспорядки, я поспешил в знакомый закоулок, сдувая в реку всех на пути, но "Удачный улов" оказался пуст и выглядел заброшенным со дня моего отъезда. Когда вернулся в квартал знати, северяне уже справились с поставленной задачей, пусть и не совсем так как хотелось — просто перебили всех, кто не успел разбежаться, и осадили особняк мэра — самое крепкое здание в Ангваре после крепости.

Оно даже выглядело как замок, только с облицованными белым мрамором стенами и двускатной черепичной крышей. Дверь — что от королевский сокровищницы, окна уже бойниц да еще и забраны крест-накрест стальными прутьями в палец толщиной. Но вольные речные разбойники кололи и не такие Орешки: уже свалили росший неподалеку и наверняка сакральный ясень (не станут же сливки общества сажать в элитном районе дешевку) и острили конец для тарана.

Осадное бревно, к счастью, не понадобилось — едва я взошел на крыльцо, как заскрежетал засов, и навстречу вышел Тим с изящной шпагой под мышкой. Позади стояла Бет в вечернем синем платье и с арбалетом на плече, за ней как дубы высились голые по пояс "жеребцы" с дубинками за поясами. Судя по несметному количеству ран, ссадин и синяков, бунт застал компашку за самым интересным, но герои-любовники проявили себя как всамделишные герои и не щадя животов увели охотливую даму перца подальше от взбеленившейся толпы. Что тут скажешь: век живи — век удивляйся.

Ну а за ними маячили неизвестные холеные физиономии в крайней степени растерянности — беда вынудила весь цвет городской аристократии собраться под одной крышей, а если выразиться иначе (и точнее) — загнала всех окрестных пауков в банку и захлопнула крышку.

— Паря! — выкрикнул Тим и полез одеваться. И судя по дребезгу в голосе и блеску в глазах, шпион не ерничал, а правда был рад меня видеть. Еще бы, ведь я гонец, принесший весть о помиловании прямиком на эшафот. — Чтоб тебя бесы драли! Еле узнал!

Девушка удостоила спасителя кивком, бугаи — настороженными взглядами.

— Тут полный ад! — продолжил сокрушаться хвостатый пройдоха. — Птичку убили...

— Не он первый, — прозвучало ответ, и от моего взгляда весельчак и балагур сник и поежился как от порыва морозного ветра, — не он последний. Скольких дворян удалось сберечь? Докладывай.

Трактирщик поморщился и поскреб грязную шею.

— Не пойму, ты теперь за генерала? И недели не прошло, а...

Пальцы с хрустом сжались в кулак, и дверь весом в пару центнеров сама собой захлопнулась с такой силой, что поперек крыльца вспучилась трещина, а с крыши посыпалась черепица.

— Ай, ай! — Тим козлом запрыгал на месте, боясь попасть под глиняный ливень, но и не рискую приближаться к тому, кто его вызвал. — Уймись, чародей!

— Да, за генерала, — дверь тихонько отворилась, а осколки скатились по окутавшему собеседника колдовскому щиту. — Отныне командует либо Борбо, либо я, и великана здесь, как видишь, нет.

Разведчик стряхнул с мятой рубашки кирпичную пыль, вытянулся по струнке и отсалютовал кулаком в грудь:

— В вашем распоряжении полторы сотни князей, графов и герцогов. Треть из них верна законному наследнику!

— Понял, — кивнул и жестом велел ушкуйникам взять площадь в широкое кольцо. — Те, кто за Борбо — шаг ко мне. Кто против — оставайтесь в доме.

Несмотря на отчет Тима, предо мной выстроились все до единого — мужчины в расшитых золотом камзолах, женщины в растрепавшихся от бега платьях с грязными полами, с десяток детей — все хмурые, усталые и зареванные. Не то что бы я сильно любил нажившихся на чужом труде богатеев, но уж мальцы точно ни в чем не виноваты и не должны в столь раннем возрасте столкнуться со смертью родных, кем бы те ни были. И уж тем паче нет на свете ничего более гадостного, чем когда отцы и матери хоронят детей.

Интересно, меня уже отпели или надеются до последнего? Как вообще поминают пропавших без вести? Вроде бы есть какая-то судебная процедура о признании... а, в бездну!

— Разумный выбор, — прокашлялся от подкатившего к горлу кома и добавил: — Я не силен в этих ваших благородных началах. Но, насколько помню, у каждого из вас есть земельные наделы, так?

Знать охотно закивала, не сводя с меня распахнутых глаз — одной смерти удалось миновать, однако не принесет ли этот парень в странных одеждах вторую за случайно оброненное слово или неподобающий жест?

— И работают на вас крестьяне и батраки, верно?

Снова кивки.

— Отлично. К закату, — зачем-то постучал пальцами по запястью, хотя с детства не ношу часов, — приведете к воротам всех здоровых мужей от шестнадцати до сорока лет. Вопросы?

Собравшиеся в изумлении завертели головами, но вопросов не последовало — ни ропота ни шепота.

— Тим, ты за сотника. По северному — кормчего. Возьмешь ребят с тринадцатой ладьи и проводишь господ и дам по плантациям или где там они живут. И проследишь, чтобы в точности выполнили указ. Кто заартачится и начнет бузить, — сквозь сжатые пальцы просочилось ревущее пламя, — гонца ко мне. Я разберусь.

Толстосумы вздрогнули как щенки от выстрела и поспешили покинуть город под конвоем богатырей в коже и шкурах.

— Третья и четвертая ладьи! — гаркнул подчиненным, за время плавания выяснив, что отряд в сто топоров называется так же, как и корабль, на котором передвигается, — занять крепость и вскрыть арсенал. Пятая и шестая — на стены, и чтобы ни одна мышь, даже летучая, не проникла в Ангвар! Остальные — обыскать дома, перевернуть вверх дном каждую хибару и найти все, чем можно сражаться — от дубинки до боевой косы. Встретите голь и прочие отбросы — не нападайте первыми, пусть уходят. Но если нападут на вас — в расход.

Ушкуйники грохнули копьями в брусчатку, дружно ухнули и разошлись. Речные пираты как никто иные понимали важность слаженности и расторопности, ведь без этих качеств не то что в поход не отправишься, а от берега не отплывешь. Этим парням можно (и нужно) доверять без раздумий и колебаний: с одной стороны, это вышколенные боевые дружины, знающие толк в осадах и набегах. А с другой — религиозные фанатики, которые не посмеют нарушить волю шамана и под страхом мучительной смерти. И если северные колдуны приказали подчиняться пришлому иномирцу, то эйны скорее отрежут головы сами себе тупыми ржавыми ножами, чем навлекут гнев стихий на семьи и становища. Побольше бы таких рубак, но уж сколько дали. Увы, дворянские холопы и на пушечное мясо слабо годятся, но на войне все средства хороши, а я слишком далеко зашел, чтобы поворачивать в шаге от цели.

Крутанулся на пятках, смахнув пыль с мостовой, и собрался было проверить, как дела в крепости и есть ли там чем поживиться, как вдруг услышал за спиной вкрадчивый голос:

— Леня?

Обернулся — Бетани в окружении верных, кхм, друзей — веки опухшие, губки дрожат, и смотрит робко так, словно нищенка на паперти. И не скажешь, что это хамка, извращенка и белоручка.

— Да? — сердито бросил в ответ, сам того не желая — раздрай в Ангваре нарушил стройный и выверенный план похода на столицу, чем порядком взбеленил его составителя.

— Я... — девушка опустила голову. — Мне... нам некуда идти. Земли нет, холопов тоже. Был только банк, но его... — она всхлипнула, но взяла себя в руки и, глубоко вдохнув, продолжила, — разграбили в первую очередь. Отец пытался... но...

Да что за день сегодня такой? А, ну да — очередной день гражданской войны: самой лютой, кровавой и беспощадной из войн. Стоило подумать об этом, и меж ребер затеплилось полузабытое чувство из, казалось, другой вселенной, другого мира и другого меня — жалость. Не сострадание, не сочувствие, а именно жалость — как жалеют обиженного ребенка или побитую кошку. Да, жизнь Бет не назовешь праведной, но и зла распутница никому не делала. Просто при нашей первой встрече я еще не знал, что такое настоящая тьма и принимал за нее постыдные, но в целом безобидные проявления. Ну любит Бет с тремя сразу, ну ведет себя как хабалка — и дальше что? От ее дрянного поведения города не горят.

— Идем, — протянул изуродованную ладонь.

— А мои? — дворянка отрывисто кивнула на "тарзанов" и покраснела.

— А твои завтра возьмут оружие и пойдут мстить ублюдку, из-за которого погиб отец.

Бет оглянулась и захлопала ресницами, но качки, кем бы они ни были до Конюшни, кивнули с уверенностью закаленных бойцов, которым не привыкать гулять рука об руку с Костлявой.

* * *

Крепость на острове была такой же, как и любая другая: снаружи угловатая, обтянутая каменной чешуей и увенчанная зубчатой короной, а внутри холодная, тесная и темная. Но это и не дворец, а для моего небольшого, но гордого войска нашлось достаточно коек, столов и жаровен. Погреба ломились от припасов, стойки с оружием остались нетронуты — палаши, палицы, алебарды, все стояли на своих местах. Гарнизон покидал укрепление в такой спешке, что многие воины забыли на матрасах личные вещи.

Я расположился в покоях коменданта, обставленных не богаче комнаты Борбо, только мебель поменьше. Опустился в кресло перед камином, взмахом руки подпалил поленца и разбавил кубок крепленого вина каплей Брилльской воды. И если бы не смрад от тысяч сгоревших трупов, романтика летнего вечера среди неспешной Саммерен поглотила бы с головой. Но я не стал окружать помещение непроницаемым пузырем, не "застеклил" бойницы колдовскими заслонами и вдыхал гарь полной грудью, чтобы ни на минуту не забывать — война не закончена, решающая битва еще не началась, а я отдыхаю, но не на отдыхе, и должен думать лишь о победе и способах ее достижения.

Еще вчера не приходилось решать задачки сложнее, чем из сборника для подготовки к ЕГЭ, а теперь мои руки по плечи в крови, а скоро перемажусь с ног до головы. И самое страшное — ни холодно ни жарко от сотен загубленных жизней, словно это и не люди вовсе, а пиксельные солдатики в компьютерной игрушке. Полк туда, полк сюда, этих вперед, этих в расход, а сам сидишь и наблюдаешь свысока, недосягаемый и неуязвимый. Неужели в этом и заключается воля богов и мое предназначение в роли Избранного? Но почему бы Тенеде и Марзалу самим не спуститься с небес, открутить Забару башку и прекратить напрасное кровопролитие? Если они способны даровать силу, в буквальном смысле кроящую реальность, то почему бы просто не пожелать, чтобы у всех раз и навсегда всё стало хорошо? Ох уж эти неисповедимые пути...

Выудил из-за пазухи бронзовый цилиндрик и потер теплую гладь большим пальцем, не отводя глаза от хоровода огоньков у обугленных, пышущим рубинами дров. Несмотря на предстоящую битву, меня разморило удивительным спокойствием, хотя прежде места не находил даже перед обычной контрольной. Учеба, друзья, семья... Память превратилась в мензурку с дистиллированной водой, куда по капле вливали черную грязь: поверхность еще чиста и прозрачна, середина едва просматривается из-за мути, а дна уже и вовсе не видать. Такое впечатление, что чем дольше тут нахожусь, тем сильнее новый мир довлеет над старым, поглощая и уничтожая все сколь-нибудь дорогое, как бы говоря — это не твое, не трогай, проходи мимо, ты — чужак, зараза, смерть. Почти каждый, кто так или иначе связывал судьбу с взбалмошным пришельцем, либо погиб, либо скоро погибнет, будто эта реальность окружила инородное тело гнойным нарывом и пытается вытолкнуть прочь как занозу. Или того хуже — швырнула чужака в своеобразный карантин и планомерно избавляется от всех зараженных, подчищая следы пребывания здесь того, кто тут быть никак не может.

Бред...

А если мое появление в этой странной вселенной что-то сломало или нарушило, и теперь... А какая, блин, разница? Уже скоро или найду путь домой или погибну сам — иного не дано, а значит и забивать голову всякой чепухой не стоит. Делай что должен, а там — хоть потоп.

Пока размышлял о былом да наболевшем, сзади незаметно подкрался сон и со всей дури врезал по затылку. Очнулся поздним утром в том же самом кресле от разноголосого гомона и бряцанья сбруи. Ушкуйники грузили запасы арсенала на ладьи и переправляли в район бедняков, меньше пострадавший от кровавой вакханалии. Там алебарды и палаши смешивались в кузовах телег с кольями, топорами, дубьем и прочим хламом, больше похожим на трофеи из дедушкиного сарая, которому предстояло вскоре стать орудиями возмездия.

Смочив кончик языка морской водой, взбодрился как от двойной дозы тройного эспрессо и поспешил к воротам, куда стекались колонны бородатых мужиков и подростков с едва пробившейся щетиной, одетых как один в холщевые рубахи, широкие штаны и плетеные сандалии. Многие несли на плечах косы, мотыги, а то и просто "голые" черенки, отчего издали напоминали спешащих в поле батраков. Каждую серую змейку сопровождал отряд дикарей, ибо без хмурого конвоя горе-вояки вмиг разбежались бы по окрестным лесам.

Тим пришел последним и доложил, что под стяг удалось поставить (а точнее — загнать) полторы тысячи холопов, батраков и прочих подневольных: как и было велено — от шестнадцати до сорока лет. Я глядел на переминавшихся с ног на ноги угрюмо уставившихся в пол крестьян и старался не думать, сколько семей останутся без кормильцев по моей прихоти и будут обречены на каторжный труд или голодную смерть. С другой стороны, если удастся собрать побольше дружинников Борбо, успевших побывать в одном-двух боях и знающих, чем щит отличается от шишака, то этих доходяг можно оставить на "галерке".

Но пока пошагают наравне со всеми — для устрашения врагов и воодушевления возможных союзников. Да уж... их бы самих вдохновить, а то стоят как на похоронах любимых матушек, но лезть на броневик (вернее, на груженую броней повозку) совершенно не хотелось. Священной славой решающая сеча и не пахла, а от осознания количества посланных на убой людей в прямом смысле подташнивало, и под желудком ворочался холодный склизкий спрут. Пусть генерал толкает пламенные речи — у него всяко лучше получится, а моя задача доставить это, кхм, воинство под стены Герадиона.

Быстрее всего туда добраться по реке, вот только в ладьи такая уйма пассажиров не влезет — уместить хотя бы половину без риска начерпать забортной воды, а то и вовсе опрокинуться. А еще припасы... А на приколе в Ангваре осталось дай Хаос полсотни суденышек самых разных форм и размеров — от бесполезных в походе рыбацких лоханей до изящных и быстрых, но чересчур легких дворянских яхт.

Подумав немного и посоветовавшись с Тимом, принял следующее решение: одну ладью под обоз, а крестьяне пусть навяжут вдоволь плотов и пойдут за гребными кораблями на буксире — Саммерен на этом участке самая тихая, ровная и полноводная, и никакой беды не случится. И над городом снова разнесся стук топоров, от которого в последнее время начали дергаться веки — даже обожженное и стянутое запекшейся коркой правое.

В тот же день отправил в Брилл гонцов, и двое суток спустя речная армада отправилась в сплав, никуда не торопясь, не налегая на весла и целиком отдавшись воле волн. Мимо проплывали знакомые пейзажи, но теперь деревни и хутора казались опустевшими, заброшенными, вымершими — лохани сиротливо покачивались у пустых причалов, молчали дворы, кузни и овчарни, а вездесущая детвора, для которой и одна ладья — диво дивное, не выбегала полюбоваться великой флотилией в тринадцать кораблей и плотов.

Лишь вдали отрывисто брехали псы, не в силах побороть инстинкты, но тут же умолкали, боясь накликать беду. Мир замер в ожидании бойни, какой не видывал прежде, само время, казалось, остановилось, а воздух приобрел странный запах — незаметный, неощутимый как чистый пропан, но вызывающий тревожное нытье в груди.

* * *

Борбо не приукрашивал — Герадион в самом деле поражал размерами, да так, что становилось не по себе от одной мысли о штурме такой громадины.

Столица занимала треть речной долины, где Саммерен разливалась шире всего, и в отличии от любых других средневековых городов, все предместья, поля и деревни находились внутри стены. И была та стена столь широка, что на ней не только телеги разъедутся — трассу в две полосы можно кинуть и еще место для велосипедной дорожки останется. Длиной белокаменный "заборчик" с зубцами величиною в дом успешно поспорил бы с МКАД, а высотой — с десятиэтажкой. Кроме того, преграда шла и по воде, отсекая солидный участок русла, и сквозные арки для кораблей в любой миг могли перегородить опускными решетками с прутьями толщиною в мачту. Если же какой безумец не повернет восвояси от одного только вида каменного титана, сотни арбашетов на боевом ходу с первого же залпа помогут переправиться в лучший из миров.

Судя по набросанной генералом карте (а уж он знал столицу как никто иной), за первым рубежом протянулся зеленый круг ферм, посадов и дворянских угодий — именно благодаря надежно защищенному пригороду, больше всего страдающему от набегов и осад, Герадион продержался бы в кольце врагов несколько десятилетий, а при жесткой экономии — и веков.

Да и чтобы окружить такого гиганта на полмиллиона душ понадобится войско во сто крат превосходящее то, что нам удалось собрать за прошедшие с битвы под Бриллом полторы недели. Сильно сомневаюсь, что если все солдаты встанут спиной к стене и возьмутся за руки, круг из мятежников замкнется.

Семь сотен из дружины Борбо, полторы тысячи ангварских крестьян (кто играл в "Героев", знает, сколь полезны и боеспособны эти юниты), две с половиной тысячи из разрозненных отрядов со всего королевства и тысяча триста ушкуйников — северной элиты, моей личной гвардии. никому другому варвары подчиняться не собирались, о чем сразу заявили по прибытию в лагерь, смотрящийся на фоне столицы как палатка рядом с торговым центром.

Шесть тысяч частично обученных абы как снаряженных воинов смотрелись смешно и против первой — внешней стены, а над ней возвышалась вторая — потоньше, покороче, с ветряными мельницами вместо баллист, но по-прежнему непреодолимая преграда для обычных людей. На такую верхотуру и на лифте подниматься устанешь, что уж говорить о штурмовых лестницах. Чтобы связать-сколотить хотя бы одну, придется вырубить целую рощу, а никаких деревьев на сотни верст от города не росло, и не нужно быть Сунь-Цзы, чтобы догадаться — почему.

В самом же центре купала шпиль в облаках башня цвета оплетенной золотыми нитями слоновой кости, о размерах которой и не взялся бы даже гадать. Останкинская рядом с ней как соломинка подле шеста — вот какой исполин стоял на страже не только Герадиона, но и всего королевства. С последнего этажа кремового циклопа все земли, наверное, как на глобальной карте в той же "Цивилизации", и одним богам ведомо, как долго строили этот колосс и сколько колдунов отдали все свои силы до последней капли. Одно известно наверняка — без магии подобное не возвести, и даже с горба далекого холма, где мы разбили лагерь, чувствовалось то же тяжелое буйство стихий, что и на холодной спине Дан'Айгура.

И если Море охотно рассталось с Камнем Духов, то Забар будет накачивать стены силой до самого конца, и пытаться проломить их столь же бессмысленно, как и колоть лед зубочисткой. Особенно забавно в этом свете выглядели ворота — вполне себе обычные, двустворчатые, но Борбо объяснил, что в случае нужды привратники опустят рычаги, и многотонный гранитный блок запечатает проход так, что острие ножа в щель не пролезет.

— Что думаешь? — спросил старый волк.

Покрутил пергамент так и эдак и пожал плечами — а хрен его знает, у этой крепости нет слабых мест. И корзинки с порохом в ливневый сток не хватит и для пары трещин — разве только засунуть в канализацию (которая, к слову, сливалась в реку) ядерную бомбу.

Выйдя из шатра, подставил уставшее зудящее лицо вечернему ветру, наслаждаясь открывшимся с высоты видом: цветущие луга, окрашенная бронзой Саммерен, белые купола на склоне и мраморный гигант вдали. Одним словом — ни разу не Мордор, и не скажешь, что пред тобой обитель темного властелина, скорее — цитадель света и добра. Но ничего, Герадион еще вернет былые славу и величие, как только законный наследник вернется на трон.

Понять бы еще, как проложить путь к заветной цели. По земле — вообще не вариант: осадные орудия, стены, лучники, колдуны... Нашу храбрую ватагу превратят в дымящийся фарш еще на подходе. Вода — вариант получше, там хотя бы успеем подплыть вплотную к решеткам, пусть и не в полном составе, а хотя бы половиной, но затем... что затем? Раздвинуть такие прутья вряд ли получится, не вплавь же добираться до берега, в самом-то деле. Подкоп вырыть? А если стена и в глубину такая же? Маги же строили, что им мешало. Земля — нельзя, под землей — нельзя, вода — тоже облом...

Минуточку...

Я вздрогнул как на пчелу усевшись и приставил ладонь козырьком. Ну конечно же, вот он — ответ. Если нет возможности перелезть, доплыть и проползти, значит... придется перелететь. Воздух — нужная стихия, и я уже умею ей управлять. Смог парить на громадном валуне — смогу перебросить и флот.

Глава 16

Атаковать решили под прикрытием темноты, и часы в ожидании ночи стали самыми тягостными в моей жизни. Не припомню ни единого случая, когда целых полдня просто не находил себе места, то слоняясь по лагерю, то нарезая круги в штабном шатре, то в сотый раз проверяя карту — не упустил ли какой мелочи, не проглядел ли незаметную закорючку, способную разрушить весь план?

У нас не было ни второго шанса ни права на ошибку: один заход — один итог, победа или смерть. И предстоящую гибель не мог даже ни с кем обсудить — во всем воинстве знал только двоих, но ни к Борбо, ни уж тем паче к Тиму с задушевными разговорами не полезешь по вполне понятной причине: первый не поймет, второй поднимет на смех.

В такие моменты особенно остро чувствовалась нехватка дружеского плеча человека, которому можно доверять как самому себе, и как ни убеждал себя собраться и перестать рефлексировать, так и не получилось найти ни капельки спокойствия и внутреннего равновесия. Наверное, помогло бы вино, но пить за пару часов до кульминационного события не отважился и другим запретил. Не хватало еще, чтобы разогнавшаяся от страха кровь таранила мозги, и воины гроздьями вываливались за борт.

Представил эту картину и почему-то хохотнул, хотя ничего забавного в потере своих людей нет. Нервы, что с них взять.

Закат застал на берегу, в компании поскрипывающих от медленной баюкающей качки лодок. Даже пальцем не пришлось шевелить, хватило одной мысли, чтобы востроносые суденышки замерли точно вмерзшие в лед. Саммерен не хотела расставаться с корабликами, тянула к уключинам волны, струйками липла к днищам, но против воли избранника богов не попрешь. Тринадцать посудин одновременно взмыли над обсидиановой гладью и, выстроившись клином, подлетели к ладоням как голуби к протянутому зерну.

До становища добрался на корме самой большой ладьи, не чувствуя ни грамма тяжести, ни какого-либо напряжения — видел цель, знал, что с ней делать, и дощатая стайка покорно следовала за мной. Прибытие летающей флотилии немало удивило, но ничуть не испугало солдат — все они родились и выросли в мире, где магия пусть и редкое, но далеко не сверхъестественное явление. Однако забирались на банки мятежники с такой осторожностью, как если бы шагали по минному полю — ни намека на спешку, размеренные движения и абсолютная тишина, разбавляемая позвякиванием кольчуг и напряженным сопением. Пожалуй, с тем же выражением лица не в меру робкий ребенок пристегивается к тележке "американских горок", вот только соратников ждал куда более опасный и лихой аттракцион.

Около четырехсот шестидесяти человек на борт вместо привычной сотни — с такой нагрузкой ладьи не пересекли бы русло и на самом узком участке, но с колдовской мощью количество воинов не играло столь критичной роли. В конце концов лодки предназначались для перевозки не только дружин, но и припасов, награбленного добра и захваченных рабов, то есть строились и пополнялись экипажами с учетом обратной дороги. Главное — не смотреть вниз, и это не предостережение, не совет, а приказ, ведь придется подняться на такую высоту, где и у меня — неуязвимого и всесильного — голова пойдет кругом. Там со стены глянешь — уже колени дрожат, а взмыть надо еще выше, в мертвую зону для баллист, иначе в два счета собьют или подожгут просмоленные доски огненными стрелами.

А тушить корабли или окружать щитами уже за гранью выдержки, полет и без того перетягивал на себя все внимание и сосредоточенность. Выстроил суда неким подобием обратного клина — в первом ряду три лодки, за ними пять, четыре и одна замыкающая. Строи разряжены на столько, на сколько вообще возможно — на случай, если средневековые зенитки попытаются сбить транспорты с десантом на подлете. По этой же причине ушкуйники держались не в авангарде, закаляя собой острие атаки, а вперемешку с холопами, батраками и бойцами Борбо. Причина странной на первый взгляд тактики проста и логична — не клади все яйца в единственную корзину, особенно если яйца — на вес золота.

Мы вместе с генералом заняли корму центральной ладьи первого ряда — не самый безопасный и дальновидный выбор, но иначе нельзя — мысль спрятаться за чьими-то спинами выводила великана из себя, старик становился совершенно неуправляемым и не слушал никого, включая колдуна. Не хватало только буйства лохматого волка — на палубе и так царила атмосфера провинциального клуба, куда заскочила модная столичная звезда. Разница только в том, что не было музыки и все стояли недвижимы аки засохшие дубы и боялись лишний раз вдохнуть. А в остальном все очень похоже — теснота, духота и ядреный запах пота, от которого в прямом смысле слезился глаз.

Представил разбойную эскадрилью с видом сверху, как в стратегии обвел видимой одному мне рамкой и мысленно скомандовал на взлет. Силуэты, похожие на украшенные взбитыми сливками пироги, разом оторвались от земли и со скоростью лифтов (и в том же направлении) взмыли в разбавленную лунным светом черноту. Стоило отдать должное выдержке толпящихся вокруг людей — воины не только не поддались страху и панике, но даже не роптали и не бормотали молитвы, стоя так же твердо, как и на обычной палубе в ста шагах от знакомого берега.

Возможно, они давно привыкли к чудесам. Возможно, им было плевать на собственные судьбы, стоящие в этом мире дешевле ломаного, смолотого и расплавленного гроша. Или же надежда на победу и скорое возвращение домой окрыляла повстанцев так, что никакая магия и не понадобилась бы?

Наверняка не скажешь, а гадать и выяснять нет времени. Борбо, конечно, во всех деталях описал те улицы и районы Герадиона, которые знал сам, вот только в башне прославленный вожак не побывал ни разу. В совмещенном с фундаментом подножье располагались покои короля, храм Тенеды и тронный зал, но что находилось в шпиле — не знал никто, кроме старших советников. Поэтому, несмотря на все карты и пояснения, я вел армаду прямиком в туман войны, где могло поджидать такое, о чем не догадывался ни один из живущих.

Точно известно лишь то, что Забар не сбежит из города, когда запахнет жареным, ведь потеря столицы вмиг поменяет мятежников и лоялистов местами, и народ охотнее пойдет за известным и выдающимся, но в целом обычным человеком, а не пришлым, опасным и таинственным чароплетом. Когда и последний бирюк узнает, как сталь одолела волшбу, от залетного самозванца отвернутся самые преданные из сторонников, поэтому успешное и внезапное нападение не означало быстрой и безоговорочной победы. Да я и не надеялся.

Делай, что должен.

Будь, что будет.

Мы поднялись почти под самые облака, невидимые и неслышимые, но и с такой высоты громада главной башни выглядела так, словно я стоял под заводской трубой. Золотые прожилки тускло мерцали, по ним как по матовым полупрозрачным венам гоняли сияющие янтарные капли. И как ни вглядывался, как ни щурился — так и не заметил ничего похожего на окно или бойницу. Кремовый монолит колоссального размера, вокруг которого точь-в-точь как на карте разошлись трапеции кварталов, разделенные спицами мостовых — не то колесо, не то разрезанная пицца.

С эшелона в полтора километра нисходящий к реке центр города выглядел таким правильным и ровным, что напоминали микросхему: дом к дому, крыша к крыше, никаких зазоров, пустырей и самостроя, только соблюденный с точностью до шага план. Посады же отличались большей свободой — по крайней мере, неровность хуторов и стыков полей подмечалась с первого взора, и все равно угодья больше походили на аэрофотоснимки вполне современных земных агрохолдингов.

Но если на родной планете свет горел ночи напролет: фонари, вывески, окна квартир сливались в неугасимую видимую даже из космоса люминесценцию, то Герадион казался накрытым черным шелком. "Как перед бомбардировкой", — сверкнула в затылке глупая мысль, и пару минут спустя, когда нос нашего флагмана пересек черту внешней стены, внизу вспыхнул огонек, словно некий гигант подкурил свою гигантскую сигарету.

Вот только уголек, в отличие от тлеющего табака, со скоростью стрелы метнулся наперерез первому повстанческому колдовскому воздушному флоту, и я как в замедленной съемке увидел озаренные рыжим пламенем вытянувшиеся лица и распахнутые рты ребят с соседнего корабля. Щелк — и время вернуло обыденный ход, а ладья подпрыгнула на расцветшем пламенном маке точно на морской мине. Громыхнуло, сжавшийся воздух ударил по ушам, и ему вторили дикие вопли солдат, десятками ухнувших в обугленную пробоину. Подбитое судно не остановилось, не сбавило ход, продолжив послушно плыть вслед за моей волей, и стремительно уменьшающиеся фигурки сыпались по нисходящей дуге подобно снарядам из люка тяжелого бомбера.

Попытался закрыть брешь силовым полем, но то ли не рассчитал мощи, то ли от страха потерял концентрацию, но летевшие с грацией дирижаблей лодки закачались как в урагане, и к затухающим крикам несчастных прибавились сотни перепуганных оров.

Бравые вояки вели себя хуже девочек в вылетевшей в кювет маршрутке — вопили не своими голосами и вцеплялись в соседей, дергали за плащи, хватали за руки, висли на шеях, а кое-кто обезумел настолько, что полез к товарищу на плечи, как медвежонок на сосну. Это никак не помогало — наоборот, усугубляло и без того шаткое положение, но пойди попробуй объяснить утопающему, что если вскарабкаться на голову спасателю, то погибнете оба.

В самой гуще толкотня никому не угрожала — все крепкие и в доспехах, пойди попробуй такого задави, но стоявшие вдоль бортов воины сыпались из кораблей как песок из ковша экскаватора. Рык и ругань Борбо ни к чему не привели — рев старого воеводы просто тонул в диком гомоне, и чтобы не растерять весь десант, пришлось оставить поврежденную ладью и перенаправить силы на остальные.

Но магическая "рельса" исчезла не сразу, а размякла, опустилась, превратилась в пологую горку, и посудина не грохнулась отвесно, а пошла вниз как самолет на посадку. Бойцы из числа набранных в Ангваре крестьян цеплялись за балки и простирали ко мне руки — я не слышал слов бедолаг, но видел часто хлопающие губы и блеск выпученных глаз: пожилых, молодых и совсем юных.

Жертвы оказались не напрасны — лодки выровнялись и обрели устойчивость стальных плит на бетонном полу, но воины уже не стояли в полный рост как прежде, горделиво вскинув подбородки, а сидели, вцепившись в борта, уключины и плечи соратников, озираясь по сторонам подобно овцам, услышавшим неподалеку волчий вой.

Долго ждать новой атаки не пришлось — внизу будто тысячное войско разожгло походные костры: среди полей, усадьб и хлевов расходящийся волной вспыхивали белые искры в рыжих ореолах, чтобы мгновения спустя с сотрясающим рокотом расчертить усеянный звездами бархат. Метеоритный дождь — вот как это выглядело. Метеоритный дождь, льющийся с земли в ночные небеса.

* * *

Колдовские сферы взрывались как фугасы при любом касании или соударении. Два таких шара столкнулись в середине второго ряда, и раскаленная волна, оседлав крошащий доски грохот, швырнула ладьи на соседок как прибой — плавник. Корабли "бортанулись" — пара левых отделалась царапинами, а их экипажи — легким испугом, но двум правым повезло меньше. Взрыв подбросил лодку, приподнял нос, и перегруженный транспорт буквально закинуло на головы соратникам. По ушам резанул звук, словно с разбегу наступили на пачку яиц, вслед за ним желудок вонзился в глотку, и я грешным делом подумал поставить заслон во рту, чтобы не лишиться скудного ужина.

Вряд ли вид стошнившего колдуна как-то повлиял бы царящий вокруг хаос, но сойтись в финальном поединке в заблеванной мантии не очень-то солидно. Но пронесло — отвлекся на удержание строя и позабыл о свербящей требухе. Корабли удалось выровнять и развести в стороны, но треть бойцов с наиболее пострадавшего так и остались лежать на палубе горкой изломанных кукол, и в ярких вспышках файерболов отчетливо виднелись вылезшие из лопнувших черепов мозги и блестящие змеи выдавленных кишок. Соратники с посыпанными мукой лицами топтались как виноделы в лохани со спелыми гроздьями, вот только под ногами хлюпал ни разу не сок.

— Вниз! — завопил кто-то, и предложение показалось повстанцам более чем здравым.

Не прошло и секунды, как сотни глоток вразнобой потребовали немедленной посадки, словно на земле их ожидал дружеский прием с пивом и шашлыками. Но до внутренней стены оставалась еще половина пути, и приземлись мы прямо сейчас — и оказались бы зажаты меж двух каменных колец в десятки метров высотой, откуда выберутся разве что птицы, а таковых среди мятежников не числилось.

— Опускайтесь! — усатый старик с вытаращенными зенками схватил меня и начал трясти, и в такт голове задрожали все лодки.

Благо Борбо подоспел на помощь, и единственным, кто улетел за борт из-за внезапной качки стал тот самый усач — генерал без приказов и увещеваний схватил смутьяна за шкирку и вышвырнул в темень. После встал передо мной с секирой наперевес, готовый защищать колдуна хоть от самого Марзала.

Бойцы правильно растолковали и звериный оскал, и встопорщенные бакенбарды, и на флагман вернулось некое подобие порядка, зато на других ладьях начался форменный беспредел, особенно на крестьянских. Если бы не верная гибель под килем, каждый второй, а то и первый уже сиганул бы вниз, а так страх и негодование вылились в вопли, потасовки и мольбы всесветлой и добрейшей, но почему-то внезапно оглохшей Тенеде.

И тут в какофонию ужаса как гвоздь в пенопласт вклинились иные звуки, не имеющие ничего общего с позорной паникой. Гулкие протяжные стуки сменялись ритмичным боем: грум — бум, грум — бум! Больше всего это напоминало вступление "Богов войны" известных поборников истинного хэви-метала, и источник ласкающей душу мелодии не пришлось долго искать.

Ушкуйники стояли с гордостью декабристов перед казнью и, как положено крутым парням, не обращали ни йоты внимания на беснующиеся тут и там сполохи и бьющие во все стороны ослепительные протуберанцы. Пламя отражалось в прищуренных глазах, отчего и без того бесстрашные взоры из-под хмурых кустистых бровей казались охваченными огнем, источающими азарт грядущей схватки. Таких походов северные пираты еще не видывали, и жажда боя передалась не только в монотонный стук, но и полилась из растрескавшихся губ низким гортанным пением мужчин, выросших с оружием в руках и с Костлявой на широкой ноге.

У кого были гарпуны, били пятами в днища — грум! Предпочитавшие сражаться глаза в глаза отвечали обухами топоров в щиты — бум! Грум — бум! Грум — бум! И поверх — рокочущие холодным прибоем слова, которых я не знал, но перевод и не требовался — и без него понятно, о чем пели идущие на войну дети камней и снега. Их пение то взмывало ленивой морской волной, то опадало шелестом пены на гальке. То ревело вьюгой, то свистело сквозняками в пещерах и лабиринтах валунов. То протяжно вопило новорожденными воинами, то отрывисто вскрикивало отправляющимися в обители духов героями. В этой мелодии звучал сам Север, усмиряя страх в сердцах распоследних трусов и призывая к порядку паникеров. И после первого же куплета я сам воспрял духом, точно глотнул из заветного бурдючка.

Ладьи пошли быстрее, словно на каждой подняли невидимые паруса, однако защитить отряды от обстрела или хоть как-нибудь лавировать все равно не получилось. Последняя надежда — добраться до стены с минимальными потерями, но чем дольше мы летели, тем быстрее таяло это чаяние.

Очередной шар поджег корму хвостового корабля, куда по моему распоряжению посадили самых молодых и неопытных бойцов. Холопы и батраки шестнадцати-семнадцати лет — по сути ровесники, и столь же искушенные в военном ремесле, как и вчерашний школьник с Земли. Их и воинами-то назвать язык не повернется — даже разодетые в проволочные кольчуги и плащи из занавесок ролевики — и те выглядят внушительнее и опаснее. Но Война не делит людей на правых и виноватых, молодых и старых, закаленных ветеранов и впервые взявших меч — все пришедшие на поле брани равны пред владычицей разрушений и младшей сестрой Смерти, и в равных долях делят и победы и поражения.

Просмоленные тонкие доски вспыхнули как факел, раздутый ветром до размера стога сена. То, что на воде обернулось бы временным неудобством, под облаками превратилось в ревущий пожар, с которым я ничего не мог поделать без риска для остальных экипажей. Первая мысль — подогнать вплотную ближайшую лодку, но та и без того битком, к тому же пламя по щелчку перекинулось бы и на спасателей. А все попытки унять огонь, погасить, сорвать с палубы привели лишь к очередной турбулентности, грозящей не в пример большими потерями.

Уцелевшие подростки сгрудились на носу, отчаянно крича и размахивая руками. Многие из тех, к кому вплотную подобрались сияющие языки, предпочли выпрыгнуть за борт, выбрав менее болезненный, но оттого не менее лютый итог. Другие же устроили свалку с соседями, стоящими дальше от огня — в такие моменты чужие жизни не считаешь, думаешь только о своей — подсознательно, неосознанно, под властью инстинктов, и не мне винить ребят, поднявших руку на соратников в попытке отсрочить самую страшную из смертей.

Понимая, что все усилия тщетны, "отключил" объятую пожаром ладью от общего колдовского поля, и корабль камнем ринулся с высоты, миги спустя озарив накрытые чернильной тьмой поля искрами как от упавшего на асфальт окурка. А в мыслях вместо угрызений совести или раскаяния прозвучал сухой отчет: две из тринадцати — достойный результат.

Пожалуй, потери и в самом деле небольшие, особенно в процентном соотношении, особенно с учетом опыта погибших... Господи, да это же не "Герои", где орды крестьян бросают на единственного дракона, чтобы срезать кропаль хитов, прежде чем натравить более ценные и малочисленные отряды. Это же люди, мать их... люди! Дети, братья, а с поправкой на средневековые реалии — еще и мужья и отцы. Больше четырех сотен трупов одним взмахом — и хоть бы хны! Да я бы в игре сильнее переживал, угробив ни за хрен столько юнитов! Неужели расхожее выражение о миллионах и статистике — чистая правда? Или же я вот уже несколько дней и не я вовсе? Леня Ленский и подумать не мог в таком ключе, а я... я ли? Или новый мир полностью поглотил инородную личность, извратил, подстроил под себя? Что если магический взрыв искалечил не только тело, но и душу?

— Леонид! — рявкнул Борбо, обдав лицо несвежим ветерком. — Очнись, чародей!

Вздрогнул как после недолгой дремы и сосредоточился на полете, полностью купировав бесполезные ныне терзания и думы. Толку от них — ноль, а на плечах еще целый флот, из которого надо сберечь хотя бы половину — и желательно самую боеспособную, ведь иначе в башню не стоит и соваться и все жертвы окажутся напрасны. Поэтому погрустим-поразмышляем и почтим павших после победы как и подобает прирожденному полководцу.

Стройный хор заглушил нечеловеческие вопли, а пример несокрушимой стойкости и выдержки если не воодушевил, то, по крайней мере пристыдил паникеров, и бойцы перестали вопить и метаться как крысы в раскаленных ведрах. Вдобавок, близость стены успокаивала и внушала уверенность — барьер хоть и поуже внешнего, но ладьям хватит места для успешной посадки, а именно этот маневр я и задумал. Никто не знал, на что способны окопавшиеся в шпиле колдуны — быть может, по мановению руки Забара все напавшие обратятся в угли, и лететь дальше — уже не дерзкая смелость, а неоправданная наглость.

Когда до внутренней стены оставалось около полукилометра, двойное попадание раскололо транспорт из третьего ряда на равные половинки, те раскрылись как яичная скорлупа над сковородкой, и горящие живьем люди искрящимся ливнем всколыхнули чернильную мглу. После этого обстрел с земли прекратился, но лишь для того, чтобы уступить стрельбе из-за амбразур. К счастью, по нам били не маги, а лучники, и не зажигательными стрелами, а вполне обычными, однако радость оказалось преждевременной. Да, защитники уже не могли сбивать корабли, но плотность залпов была такой, что случись наступление днем, и нам пришлось бы лететь в шелестящей тени.

Взял выше насколько вышло, но прежде чем наконечники застучали по килям и днищам, не меньше сотни воинов превратились в булавочные подушки. Круглые щиты чуть больше крышек от кадок — отличный выбор для абордажей и рубки в тесных коридорах прибрежных крепостей, но для осад нужна совсем иная защита — хотя бы как у напавших на Брилл латников. Мятежники же силились выстроить некое подобие черепахи, но с тем же успехом можно прятаться от проливного дождя под листом лопуха — голову и грудь, глядишь, прикроешь, но все остальное промокнет насквозь. А повстанцев не спасали и баррикады из трупов товарищей — стрел неслось так много, что ежовые иглы и то более редкие, чем свистящая во мраке погибель.

Для посадки предстояло выстроить все десять ладей в линию, тем самым подставив десант по самый жесткий — концентрированный — огонь. Вдобавок приземление сильно осложняли ветряные мельницы: во-первых, я не мог свести все корабли борт в борт и лавиной обрушить на головы королевских прихвостней. Во-вторых, надо учитывать и зазоры зубцов и расстояния между мельницами, чтобы не впечатать лодки в приземистые каменные пирамидки с широченными лопастями винтов. И, наконец, в-третьих предполагалось выполнить предыдущие два пункта с максимальной скоростью, иначе на стену упадут не десантные баржи, а летучие братские могилы.

Представил всю картину целиком — как корабли расходятся со строго заданным интервалом и как опускаются за амбразуры, размазывая забаровцев по камням и сбрасывая на идеально сложенные мостовые и черепичные крыши. От напряжения закружилась голова, из-под стиснутых до треска эмали зубов брызнула кровь, а перед зажмуренным глазом словно включили электросварку. Будь у меня больше навыков и времени, все обошлось бы меньшими потерями, а так одна из ладей с хрустом протаранила мельницу, а вторая скользнула по боевому ходу как сани по льду, задрала корму и ухнула вниз.

Следом полетел добрый десяток латников, смешиваясь с повстанцами в красно-синем вихре: и те и другие размахивали руками, надрывали глотки и хватали друг друга, ища спасения у бывших врагов. Это в жизни все разные: идеологии, идеалы, мировоззрения, рост, религия, пол и возраст, черные, белые, толстые и тонкие, а в смерти все равны и в итоге обратятся в единый и неделимый перегной.

Остальные же опустились как и задумывал, и в тот же миг около трех тысяч солдат с волчьим воем и медвежьим ревом накинулись на стрелков, давя, рубя и швыряя со стены. Лютый нечеловеческий ужас и жажда мщения за павших товарищей требовали срочного выхода, иначе разорвали бы души в клочья, и с виду робкие и неумелые повстанцы превратились в настоящих берсерков, алчущих смыть кровью липкий холодный пот, всегда выступающих у тех, кто бок о бок разминулся с Костлявой.

Борбо едва ли не в одиночку расправился с лучниками около флагмана и рванул к винтовой лестнице, спрятанной в толще кладки. Двуглавая секира качалась из стороны в сторону маятником башенных часов, разрубая стоящих вблизи и сбивая с ног тех, кто мялся поодаль. В разбавленной янтарным мерцанием ночи великан казался оборотнем с заросшим оскаленным лицом и желтыми горящими глазами. Еще на подлете он сорвал с хвоста тесемку, и пропитанный солью и железом ветер всколыхнул черный с проседью каскад, придав хозяину воистину демонический вид.

Неудивительно, что застигнутые врасплох и оставшиеся в меньшинстве защитники предпочли ретироваться, но Рок в людском обличье с распахнутыми крыльями плаща настигал вопящих беглецов и кромсал, кромсал, кромсал, пока лицо и волосы полностью не залило красным.

Спуск находился под ветряной мельницей, от грохота валов которой подрагивала кладка. Толпа лучников попыталась забиться в узкий лаз точно разжиревшая мышь в норку, но оттуда уже напирали латники, не стесняясь потчевать дезертиров прямоугольными щитами, а то и палицами.

Бедолаги оказались зажаты меж двух молотов, и смелейшие из трусов в отчаянии попытались сопротивляться, но короткие мечи и кинжалы — не соперники копьям и топорам. Серо-синее цунами вонзилось в вопящую толпу, зазвенело, загремело, зачавкало, и когда я во главе отряда крестьян добрался до авангарда ушкуйников, боевой ход казался выкрашенным свежей краской — такой же скользкой и липнущей к подошвам.

Но если расправа над стрелками обошлась лишь вражеской кровью, то пробиться на лестницу оказалось не в пример сложнее. Сами ступени шириной шагов в десять, а в коридоре подпрыгнет профи-баскетболист и не коснется пальцами освещенного масляными лампами свода — вот какой туннель проложили в стене. Вот только вход уже раза в три — вполне себе обычная двустворчатая дверь, загражденная блестящей чешуей щитов. За первым рядом бугаев, закованных в сталь с головы до пят, стояли алебардисты, уложив древки на плечи соратников и используя их как направляющие для ударов. И выпады получались в прямом смысле сокрушительными — воины отступали на шаг и разом, по команде, наваливались на оружие всем весом, и никакая броня не могла справиться с таким импульсом.

И минуты не прошло, как перед аркой вразнобой лежали тела в шкурах и синих плащах. Даже генерал не смог ничего поделать с таким построением и едва не погиб, если бы Тим не проявил все свое красноречие, чтобы убедить великана обождать и не прыгать волком в яму с кольями. Латники тоже не спешили наступать и просто держали проем, из-за чего мятежники оказались зажаты на стене, по которому вскоре ударили взобравшиеся на крыши лучники.

Им приходилось бить почти вертикально вверх и былой плотности стрел не наблюдалось, но воины с изрядной частотой вскрикивали, а секунды спустя вопли обрывались глухими стуками. На боевом ходу началась давка — воины стремились убраться подальше от края, вытесняя к обрыву тех, кто был парализован страхом или слишком слаб, чтобы дать сдачи. В итоге под огнем оказались батраки, а мужские голоса сменились старческими охами и юными взвизгами.

Чтобы протиснуться сквозь толчею, пришлось окружить себя непроницаемым коконом и жалить стоящих на пути искрящимися разрядами — в противном случае весь отряд перестреляли бы прежде, чем добрался до лестницы.

— Паря! — с радостью воскликнул Тим, выплясывая перед командиром с видом трезвого друга, пытающегося остановить лезущего в драку пьяного товарища. — Сделай что-нибудь, иначе кранты!

И я сделал. Направил на вход ладони, и по ступеням скатилась волна жидкого огня, плавя доспехи и обугливая плоть. Жар стоял такой, что следом пришлось пустить уже обычную волну — водяную, и от перепада температур растрескались многотонные каменные блоки, пар заволок подножья стены, а шипение, пожалуй, слышали и на вершине башни. Только после этого удалось спуститься без риска обжечься, споткнуться о трупы или задохнуться от нестерпимого смрада человечьего мяса.

Внизу мятежники и забаровцы поменялись ролями: теперь первые заблокировали узкий проход, а вторые тщетно силились пробить брешь в обороне. Патовое противостояние продолжалось до тех пор, пока я не добрался до последней ступени — что ни говори, а бегать наперегонки с северянами не только бессмысленно, но и чревато — затопчут.

Предо мной лежала просторная улица, скованная двухэтажными особнячками как река — набережной, сужающаяся по мере приближения к колонне колдовской цитадели. И все свободное пространство, включая крыши, занимали латники в красных плащах. Ожидал заметить хотя бы одного советника (лучше всего — Колбана), но волшебные крысы забились под мохнатое пузо главного пасюка, которого отделяли от справедливой кары пяток километров по прямой. И стальное море впереди — не препятствие, а так — легкая передышка перед решающей схваткой.

Сжал кулаки и медленно поднял, как в упражнении на бицепс, и сгустившийся мрак озарили ревущие столбы пламени, словно под мостовой по очереди зажгли реактивные огнеметы. Враги взревели как стадион, приветствующий победу любимой команды, только вместо радости и восторга в каждой нотке сквозили ужас, боль и отчаяние. Вскоре в крик влился оглушающий лязг — воины помчались прочь с улицы, сталкиваясь, падая и громыхая по брусчатке. Но струи пламени растянулись от дома к дому и поползли к центру проспекта, сжигая все на своем пути. Пожар перекинулся на крыши, согнав с насиженных мест стрелков, а после потух — как не было.

Я не собирался палить столицу дотла. Зачем? Простые люди не виноваты, что трон захватил мошенник и лиходей, да и губить такую красоту совершенно не хотелось. Меня заботила лишь башня, Забар и все, кто стали между нами, а остальные — декорации, замыленные низкой отрисовкой задники, многие из которых так и не увижу, да и не сильно расстроюсь по этому поводу.

В шпиле — в этом краеугольном камне стихий и квинтэссенции всех магий — накоплено достаточно мощи, чтобы открыть путь куда угодно: хоть на Землю, хоть в параллельный мир, а хоть во вселенную, выдуманную только что лично мной. Я чувствовал это, как и то, что шпиль не покорится новому хозяину, покуда не сгинет старый, а значит пришла пора исправить сие досадное недоразумение.

* * *

Основание башни напоминало белую мраморную шайбу величиной с ангар, и рядом с ним как никогда прежде ощущалась смехотворность человеческой жизни и ее следа в истории. Такие вот исполины простоят тысячи лет, молчаливо наблюдая за растущим вокруг слоем мусора и перегноя — единственном напоминании о несметных числах сменившихся поколений.

Но все это — лирика. В тот момент больше заботило отсутствие окон и дверей, и я понятия не имел, как вскрыть такую громадину. Благо имелся проводник — Борбо обогнул главную площадь, представлявшую собой пятачок мощеной земли, и указал секирой на едва заметную щель в гладкой как пластик кладке, и высотою вход вполне соответствовал тому же ангару.

Выпил последние капли из бурдюка и развел руки, скрючив пальцы так, будто в самом деле раскрывал створки шкафа-купе. Преграда со скрипом и скрежетом подалась к незваным гостям, а затем разделилась надвое и расползлась как крышки склеенных донцами хлебниц.

В растущую щель ударил яркий свет — не как от ламп или прожекторов, а скорее от свечей — миллионов восковых палочек, увенчанных мерцающими язычками. Сияние слизало полумрак с украшенных лепниной и полуколоннами фасадов, заблестело на мокрых от росы скатах, отразилось в распахнутых глазах мятежников.

Воины попятились, тряся оружием и прикрываясь щитами, как если бы вместо света на них надвигалась вражеская рать. Но в просторном зале, занимающем дай хаос десятую часть объема шайбы, ждали всего около пятидесяти человек, однако никто из повстанцев не посмел усмехнуться столь малочисленному отряду. Ведь каждая из фигур в алых балахонах могла уничтожить половину напавших одним только взглядом.

Старшие советники выстроились полукругом за высоким креслом из чистого золота — единственной мебелью на все помещение величиною с пару школьных спортзалов. Стены ничем не отличались от внешней отделки — тот же белый с прожилками мрамор, потолок украшала россыпь разнокалиберных огненных шаров, в точности повторяющих карту звездного неба, а на черных плитах пола изогнутыми спицами змеились лучи местного светила.

— Сторожите вход, — велел я Борбо и шагнул в смыкающуюся щель.

Чародеи не шелохнулись, но с трона встал Колбан собственной персоной и откинул капюшон, обнажив усеянную пигментными пятнами лысину и маленькие, подведенные сурьмой глаза. В остальном же — обычный старик: умой, сбрей бороду, переодень и найдешь такого же в поликлинике, на вокзале или в очереди за гречкой по скидке. Собственно, и не ожидал узреть голый череп, змеиную рожу или волчью пасть, мне вообще было плевать на морду колдуна, ведь очень скоро она скривится, сморщится от боли, и не будет той пытке ни конца ни края.

— Стой! — прохрипел ублюдок и подытожил приказ ударом посоха в пол.

Эхо ухнуло под свод и растворилось в фальшивых (как и все тут) звездах, и я поймал себя на мысли, что в зале нет ни звука, даже дыхания советников не слыхать, а сами маги неподвижны как камни и вместо лиц под капюшонами клубится тьма черным дымом сгоревших трупов.

— Эту башню построили боги, и она ведет в их небесную твердыню. Тебе не выйти отсюда живым, но мы готовы простить все в обмен на клятву Забару.

— Башня богов, говоришь? — я усмехнулся. — Что же, похоже. Вот только я их избранник, а ты выбрал неправильную сторону, дружок.

— Избранник? — ожидал, что Колбан рассмеется в свойственной ему манере, однако старик нахмурился пуще прежнего. — Ты — дуралей! Малолетний выскочка, ничего не понимающий в замыслах всетворцов! Ты вообще оказался здесь по воле случая, так что закрой рот и покорись воле истинного короля!

— Это которого? — поискал взглядом кого-нибудь в короне, но так и не нашел. — Где он? Прячется? Большой и страшный серый волк натравил на врага щенков, а сам забился в нору?

Чародей хмыкнул и вскинул острый подбородок.

— Болтай сколько влезет, итог един. Клянись — или умрешь.

— Ну почему же? — встряхнул руками и сжал-разжал кулаки — колдовали-колдовали, наши пальчики устали. — Есть еще вариант. Умрете вы все, а потом и ваш трусливый хозяин.

Вскинул ладони, готовясь к атаке, и в зале началось такое светопредставление, что из глаза брызнули слезы. Десятки огненных шаров, ослепительных молний, глыб льда и крутящихся болгарками смерчей полетели со всех сторон, но причинили столько же вреда, как капли дождя — реке. Волшба не резала, не ломала, не жгла тело, а впитывалась в него, наполняла, восстанавливала потраченные запасы. И когда силы советников пошли на убыль, вернула все накопленное разом, и вспухшая сфера нестерпимо яркого сияния, вобравшая в себя все стихии, школы и течения, обратила врагов в пепел. Всех, кроме одного.

Колбан валялся под троном и жадно хватал воздух, которого почти не осталось — выгорел в замкнутом герметичном мешке. Я же успел набрать достаточно, жаль только на разговор по душам не хватит. Но бородатая мразь понимала все и без слов — знал, откуда эти шрамы, помнил, за чью смерть я пришел мстить. Может быть, даже раскаивался, ведь пред ликом гибели мы все становимся самыми милыми и добрыми, лишь бы получить еще немного времени для нового зла.

Старик тянул ко мне трясущиеся ручонки, хватался за ходящий ходуном кадык, вываливал опухший темнеющий язык в пузырчатом налете. А я сидел на золотой плите, подперев щеку и сладко улыбаясь смотрел, как выродок, забравший самое дорогое, сучил ногами и царапал грудь. Убийца не мог ни хрипеть, ни издавать иные звуки, но мне саундтрек и не требовался — воплощение мести прелестно само по себе.

Когда же чароплет перестал дрыгаться, чуть приоткрыл створки и подошел к еще одним — поменьше. Вся эта система странных запоров напоминала шлюзовой отсек космического корабля, да только откуда ему тут взяться? За вторыми створками гудела широкая вертикальная шахта, до краев заполненная золотым сиянием. Эта магия заметно отличалась от других, по сути являясь зацикленным и постоянно поддерживающимся заклинанием левитации. Одним словом — колдовским лифтом.

Шагнул в него и за доли секунды вознесся на вершину башни, обилием окон напоминающую не то диспетчерскую вышку, не то рубку легкой подлодки. Напротив спиной ко мне стоял человек в красной мантии, с ниспадающими на узкие плечи кудрявыми локонами. Когда тиран обернулся, я вздрогнул и ошалело вытаращился, чудом удержавшись на грани сознания.

— Не может... быть... — только и сумел выдавить из слипшихся губ, пялясь во весь глаз в до боли знакомую физиономию.

Эпилог

Передо мной стоя... я сам.

Точная копия, брат-близнец, клон. Я видел собственное отражение, хоть и с несущественными отличиями. У второго меня было здоровое румяное лицо с припухшими от сладкой жизни щеками, холеные руки и жиденькая бороденка, невзирая на которую двойник выглядел лет на шестнадцать. А вернее — точно так же, как и я до попадания в этот проклятый мир.

С минуту мы рассматривали друг друга как кот, впервые заглянувший в зеркало: я — в диком смятении, забывая дышать и слыша лишь гул барабанов в ушах, сосед — без особого удивления, с таким выражением, словно убедил твердолобого спорщика в своей правоте.

— Знаешь, — сказал второй я моим прежним голосом — высоким и звонким, — попав сюда, начал чувствовать себя... иначе. Будто стал добрее, умнее, смелее... чище. Теперь понятно, почему. Просто вся злоба, пошлость и желчь потерялась при переходе. — Он вскинул подбородок и горько усмехнулся. — А теперь нашлась.

— Кто ты? — прохрипел в ответ, едва ворочая пересохшим языком и подрагивая как от озноба.

— Все лучшее, что было в тебе, — надменно произнес Забар, скрестив руки на груди. — А ты — все худшее, что было во мне. Полагаю, это последствия попадания. Нас разделило во время переноса... или телепортации... или как это назвать.

— Нет, — отпрянул к стене, мотая головой как пупс на приборной панели. Забар — могущественный чародей, гипнотизер и мастер иллюзий. При желании и мысли прочитать сумеет, не только облик сменить, и каждое его слово: — Вранье!

— Я не вру, — устало выдохнул тиран. — С тех самых пор, как оказался в этой башне. Все, что делаю — помогаю моему народу найти лучшую жизнь.

— Твоему народу? — настал мой черед усмехаться. — С каких пор тебя волнует что-либо, кроме себя самого?

— С тех самых, — лжекороль пожал плечами. — Эта цитадель, этот город — разве они не прекрасны? Я пустил свой дар на созидание, а на что ты потратил свой? Чем занимался, пока я привносил в это царство тьмы прогресс, как в старых фантастических книжках? И это, само собой, понравилось далеко не всем. Нашлись завистники и клеветники, обвинили меня во всех смертных грехах и развязали войну. И с твоей помощью шайка предателей гремит сбруей под стенами дворца.

— Ну так пойди и убей их. Сбрось метеорит или нашли кислотный дождь.

— Убивать, Леня — твое ремесло. А я так не могу. Никаких дождей и метеоритов, только исцеление, созидание и наставление на праведный путь. Я даже с тобой ничего поделать не смогу. Разве что плюнуть в ро... лицо, но и это, увы, выше моего достоинства.

— Неужели? И защищаться не будешь?

Забар вздохнул и покачал головой.

— А смысл? Ты здесь, значит я проиграл. Видимо, зло неистребимо и бессмертно в любом проявлении, в самой своей сути. Наш мир, иной — неважно. Тьма воцарится везде, тьма всегда побеждает. Делай, что хочешь, мне все равно. Слишком устал от драки с ветряной мельницей.

Слабость и уныние врага придали сил, раздули угасшую ярость. Уверенным шагом подошел к ублюдку и от души засветил в глаз — в тот, которого лишился — не столько из жажды расплаты, сколько из стремления проверить, в самом ли деле гад откажется сопротивляться или разыгранная драма — всего лишь очередная уловка. И вот же новость — парень шлепнулся на пол как опрокинутый тюфяк, зашипел и схватился за набухающую скулу.

— Не знаю, что за прогресс ты тут устроил, товарищ Каммерер, — навис над ним, разминая зудящие пальцы, — но кое-кто из твоих прихвостней не шибко ратует за блага цивилизации.

— Колбан? — близнец фыркнул. — Старый пес вел свою игру. Тоже метил на трон, вот и хотел переманить тебя на свою сторону. За всеми не уследишь.

— А надо бы, — сжал кулак, и в нем вспыхнул связанный из молний трескучий шип, чьи отсветы заиграли на изуродованном вечной ухмылкой лице. — Пред ликом смерти мы все добрые и милые. Но больше творить зла не позволю.

Забар встал, приосанился и выпятил грудь, со смесью искренней печали и бесстрашного вызова глядя прямо в глаз. Все ожидал, что черты лица поплывут талым воском, исказятся, и гад примет истинный облик, но бородатый длинноволосый Леонид просто стоял и ждал своей участи. Поражение признано, осталось лишь скрепить победу кровью тирана.

Замахнулся, вложив в удар всю злобу, ненависть и боль, и вонзил искрящийся клинок в сердце, однако цели острие не достигло, зависнув в ногте от трепещущей алой ткани. Улыбнулся (а скорее азартно оскалился в предвкушении боя) и только потом заметил, что балахон замер, а спину закололо от всплеска неведомой, но крайне могучей магии.

Обернувшись, увидел в золотом луче лифта сияющий солнцем кокон, словно выплавленный из чистого золота. Миг спустя оболочка лопнула ослепительными брызгами, и в комнату шагнула высокая стройная женщина в облегающем светлом комбинезоне. Внешне незнакомка напоминала человека, но отличалась так же, как благородная дама от вокзальной пьяницы. Идеальные черты, кристально-голубые глаза и отливающие бронзой волосы — правая половина чуть ниже ушей, левая выбрита под тройку.

Гостья тепло улыбнулась, и не успел рта открыть, как следом спустился второй кокон (интересно, откуда — мы же на самой вершине башни), и рядом с красавицей в белом встал ее кареглазый брат-близнец в черном комбинезоне и с черными же как смоль волосами — слева длинными, справа почти наголо.

Странные существа напоминали богов, вот только одежды шились явно не на Олимпе, а скорее в каком-нибудь центре подготовки космонавтов или летной школе. Уж больно покрой и дизайн повторяли скафандры или высотные костюмы, но узкие, приталенные.

— Привет, Леонид, — сказал мужчина на чистом русском языке.

— Кто вы? — пробормотал, тараща глаз и не слыша собственного голоса.

— В этом мире мы известны как Марзал... — он положил ладонь на грудь.

— И Тенеда, — спутница чуть склонила голову.

— Вы... боги?

— Для тебя и здешних обитателей — да. На самом деле вся наша сила в технологиях.

— Ведь чем они круче, — богиня смущенно улыбнулась, произнеся необычное для себя слово, — тем меньше отличаются от магии.

— Ничего не понимаю...

— На самом деле все просто. Это — один из наших полигонов, где мы проводим различные эксперименты.

— Полигон... эксперименты... но кто вы?

Мужчина поднял ладони.

— Ученые. Исследователи. Естествоиспытатели. Те, кто меняет реальность и время, чтобы достигнуть светлого будущего. На Земле мы известны в очень узких кругах как...

— Гильдия Путешественников.

— Но... — потер вспотевшие дрожащие виски. — Почему меня двое?

— Тебя не двое, — спокойно ответила Тенеда.

— Если быть совсем точным — трое, — добавил повелитель тьмы, оттопырив три пальца.

— Что?! — отшатнулся, чуть не упав, и пьяно тряхнул башкой. — Это как? Что за ересь?! Хватит дурить меня, просто верните домой! Это все, чего я хочу! Мне плевать на богов, ваши игры, полигоны, эксперименты... Просто. Верните. Домой.

— В какой-то мере...

— Ты уже дома...

— А если еще точнее...

— Никогда его не покидал.

От этих дурацких улыбок и шутливого тона начало трясти. Грешным делом хотел испепелить придурков, как и сотни таких же до них, но вдруг понял, что магия больше не подчиняется воле, бурля внутри, но не находя выхода, как закупоренная бутылка.

— Ему нехорошо, — заметила девушка.

— Отнюдь, — возразил напарник. — Еще неплохо держится.

— Присядешь?

— Воды?

Позади из воздуха материализовался раскладной стульчик, коих в летний сезон навалом в любом супермаркете, а в матерчатом подстаканнике возник бокал с плавающими кусочками льда.

— Лимончик, — пискнула Тенеда, и на краю стекла вспух желтый ломтик.

— И мята, — потрескивающие кубики украсил резной листок.

Миг спустя стакан вдребезги разбился об пол. Я вскочил, отфутболил стул к полупрозрачной стене и заорал:

— Объясните, мать вашу, что тут происходит?!

— Помнишь, как упал? — богиня подошла и положила ладони на плечи, и меня словно парализовало, а пожар в груди поутих. — Там, на Земле? Сорвался с той штуки в парке?

— Д-да...

— Наш агент скопировал твою психоматрицу, взял образцы, а после исцелил. Настоящий Леня Ленский давным-давно дома.

— И успешно поступил на журфак, — сыпанул соли на рану Марзал, попивая из склеенного магией бокала. — И встречается с Катюхой. Ну, если интересно...

— Но... как?

Не знал, что и говорить. Слов не осталось, как и сил что-либо делать, даже размышлять о непростом положении. Поэтому не моргая смотрел в бездонную голубую глубь и ждал новых откровений, надеясь, что открывшаяся правда меня окончательно не добьет.

— Мы задумали эксперимент.

— Версия два-точка-ноль.

— Под названием "Идеальный правитель".

— Взяли человека из более развитого и гуманного общества...

— Молодого, не обремененного догмами...

— С гибким и податливым разумом...

— Отредактировали его...

— Удалили все самое темное и злое...

— Оставив только хорошее, доброе, светлое...

— И добавили силу, равную нашей, но исключительно созидательную...

— В версии один-точка-ноль ее не было, и мы чуть-чуть не дотянули до приемлемого итога...

— Но потом нам стало жаль стирать темную сторону, ведь в нее случайно угодила капелька света.

— Крохотный лучик.

— Загрязненная проба.

— Статистическая погрешность.

— Порванное сито.

— Расчетная ошибка.

— И нам стало любопытно узнать, во что это выльется. Какое из начал одержит верх и может ли добро существовать без зла. И создали тебя в противовес ему, — Тенеда кивнула на оцепеневшего Забара.

— Сперва ты был нестабилен.

— Боролся со светом как антитела с заразой.

— Но потом тьма взяла верх.

— Снова.

— Иначе не могла.

— Как бомба с длинным фитилем.

— И ради чего?! — всхлипнул, смахнув рукавом выступившие слезы и глубоко вдохнул, борясь со спазмами в горле. Все это время сражался с темным властелином, не понимая, что я и есть темный властелин. — Зачем все это?

Марзал улыбнулся.

— Иногда эксперимент — это просто эксперимент. Без цели, условий и задач, просто чтобы понаблюдать, сделать выводы и на их основе скорректировать последующие испытания. Как видишь, этот этап "Идеального правителя" завершен. Если бы у Забара было побольше зла, он бы с легкостью одолел тебя.

Девушка кивнула:

— Недаром говорят, что добро должно быть с кулаками.

— А мы отобрали у добра кулаки.

— И оно проиграло.

— Снова.

— Иначе не могло.

— Мы поняли, что идеал — это верный способ потерять все.

— Идеальное — враг хорошего.

— В новой итерации добавим больше тьмы.

— Гораздо больше.

— А может сразу посадить на трон злодея?

— Кстати, да. Твоя роль сыграна, Леонид. Занавес опускается. И в благодарность за помощь дадим одну награду на выбор.

— Занять место Забара и продолжить эксперимент.

— Изменить условия и начать эксперимент с нуля.

— Передать силу другому человеку, а самому покинуть эксперимент.

— Я хочу домой. Верните меня на Землю.

— Прости, — Тенеда вздохнула и провела пальцами по моему предплечью. — Это невозможно. На Земле уже есть один Леонид Ленский.

— Ну и что! Наколдуйте мне другое лицо, подделайте документы, перевезите в другую страну... неужели это так сложно?

— Нет, Леня, — с холодом произнес Марзал. — Это так не работает. Ты либо здесь, либо там. Две версии одного человека не могут сосуществовать вместе. Это приведет... к необратимым и крайне негативным последствиям.

Перед глазом все завертелось, колени подкосились, и я плюхнулся на заботливо подставленный стул, шатаясь как перебравший подросток от вертолетов. Я — это не я, и никогда собой не стану. Не пешка в игре богов, а подопытная крыса, копия, отредактированная как файл блокнота. Вот тут параметр dobrota, меняем true на false. А вот poshlost = 0,5 — накатываем до единички, а razumnost срезаем до одной сотой. И так далее и тому подобное. Зачем? Для чего? Почему меня?

Вздрогнул и поднял голову, с надеждой уставившись на фальшивых богов.

— Третий вариант. Я хочу передать силу другому, но что если этот человек... мертв? Вы бы могли его воскресить? Восстановить? Или как там правильно по-вашему, по-научному?

Творцы переглянулись.

— В теории.

— Скорее всего.

— Мы не пробовали.

— Но знаем алгоритм.

— Это потребует много энергии.

— Очень много.

Поднял руку, призывая к тишине, и прошептал:

— Той, что вы дали — хватит?

Снова переглядки.

— Вполне. Но мы не можем просто взять твою...

— То есть нашу...

— Силу и выкачать как мед из улья.

— Как шприцем воду.

— Как нефть вышкой.

— Как коктейль трубочкой.

— Да понял я! Это... убьет меня, так? Жизнь в обмен на жизнь?

— Увы, — хором ответили не-боги и вздохнули.

— Что же, — улыбнулся и зачем-то протянул ладонь стигматой вверх. — Начинайте.

* * *

Она медленно падала в непроглядную бездну, не в силах ни пошевелиться, ни вдохнуть. Тьма окружала со всех сторон, стальным обручем сдавливала грудь, холодом жгла плоть. Время словно замерло, в ушах редко-редко стучал пульс, а с тела, казалось, содрали половину кожи и с каждым пройденным метром щипцами стягивали свежие лоскуты.

Что-то мягкое и податливое протянулось вдоль хребта, защекотало пятки и затылок. Падение прекратилось, онемение начало потихоньку спадать, а нервы — возвращать привычный ток импульсов. Чтобы хоть немного согреться, прижала колени к груди, и тут увидела высоко над собой огненные пятна. В столбе света от горящих бревен и досок змеилась красная струя, щупальцем ниспадая с поверхности на дно, будто в реку высыпали мешок красителя.

Первая мысль — еще жива...

Ноги свело судорогой, а уставший, израненный организм настойчиво потребовал кислорода. Наплевав на очередную вспышку боли, она винтом вгрызалась в ледяную толщу, покуда не вцепилась в горящее бревно, рывком подтянулась и высунула голову из воды. С медвежьим ревом вдохнула колючий воздух и заорала на всю округу не своим голосом, не то подсознательно зовя на помощь, не то устав от мучительно-долгой абсолютной тишины.

Надышавшись как в первый раз, уняла бешеные скачки перед глазами и погребла к песчаному пляжу, до которого оставались считанные шаги. Доски и бревна встречались тут и там — одни едва тлели, другие полыхали факелами, отчего казалось, будто бы вся Саммерен охвачена пожаром. Колдовской всплеск разорвал оба корабля на части — и там, где она на четвереньках выбралась на холодный песок, лежал острый нос северной ладьи, а в нем — тощая фигура в обуглившейся робе.

Не обращая внимания на острые деревяшки и гвозди, она кинулась к телу и прижала к груди, жесткое и неподатливое как фарфоровая кукла. Ни дыхания, ни биения сердца, ни малейшего признака жизни, и все попытки вернуть их мольбами и проклятиями ни к чему не привели. Быть может, он и был всесилен наяву, но над смертью властвуют только боги.

— Леня, — она провела ладонью по бледной щеке и всхлипнула. — Леня, очнись... Пожалуйста.

Ответом стал треск углей да гулкое урчание потревоженной реки.