Третий брат

Светлоглазый постоял на коленях возле тела, потом осторожно выдернул диковинный нож. Трёхгранное лезвие было залито кровью по самую рукоять. Светлый господин обрадуется такому подарку...и прикажет повесить светлоглазого раба за убийство.

Мальчик не знал, кто эта незнакомка, но в ней текла древняя кровь. Кровь высокородных.

Может быть, эта красавица была похищена по приказу Верховного мага в далёкой земле, где все красивы и молоды. Оттуда привозят дорогие вещи: мягкие меха, тонкие, но на диво прочные ткани, золото и драгоценности.

Говорят, лучшие ученики Верховного раз в десять лет отправляются в путь за новыми рабами для знатных людей. И не все они возвращаются, потому что дорога опасна, а тамошние племена хитры и воинственны. Но вожди любят золото, а молодые матери слишком беспечны, чтобы уследить за детьми. И маги приносят Верховному магу и Повелителю (да будет он славен вечно!) маленьких детей и прекрасных девушек. И волосы их подобны золоту и солнечным лучам, а иные горят словно огонь.

И Повелитель дарит их лучшим из лучших, вернейшим и храбрейшим, мудрейшим и славнейшим. Иногда кроме девушек привозят мужчин, чтобы молодые рабыни рожали красивых полукровок. И всем детям, рождённым в рабстве, выкалывают золотые рисунки, почти как у незаконнорожденных детей высокородных. Но если высокородная госпожа не родит сына, то приводит к мужу прекрасную девственницу с длинными косами и широкими бёдрами, и если та понравится господину, то он может признать её мальчика. И часто дети рабов получают свободу, но не светловолосые. "Только смерть снимает ошейник" — так говорят о них. Они живут в доме с золотыми решётками на окнах и прислуживают хозяевам. И все привезённые рабы, и дети их, и внуки с правнуками живут там и носят золотые ошейники, чтобы никто не спутал их с обычными рабами.

Так рассказывали в доме приёмного отца.

Но дети правнуков уходили к прочим рабам, а если у кого из них рождался светловолосый или светлоглазый ребёнок, то его убивали. Могли и оставить, но жизнь его была страшнее смерти.

Он был уродлив. Отвратителен. С самого детства над ним смеялись, его унижали.

Не будь Светлоглазый молочным братом молодого господина, ему пришлось бы несладко. Благодаря доброте молочной матери он умел читать и писать, и другие рабы завидовали светлоглазому уроду. Будь его глаза черны, хозяин мог бы усыновить его или дать свободу. Но мальчику суждено было всю жизнь оставаться рабом. Хозяин терпеть не мог дерзкого мальчишку, особенно когда родной сын болел. И хотя раб хорошо ухаживал за господином, всё равно казалось, будто он виноват.

И однажды отец и хозяин поехал на пир к Повелителю и вернулся через полгода с девушкой. Её кожа была белее молока, а в глазах цвета неба стояли слёзы. Отец повелел называть новую рабыню Дождинкой. Все радовались, а враги отца завидовали его удаче. И был праздник, только матушка грустила, а старшая сестра — ей было целых двенадцать — впервые оделась как взрослая. Отец хотел поскорее выдать её замуж. И Дождинка сидела по правую руку отца, потому что брат был ещё мал.

А для Светлоглазого это был последний праздник в родном доме.

В тот день отец приказал избавиться от урода.

Наутро его связали и отвезли в город, где продавали рабов. Матушка плакала и умоляла оставить Светлоглазого, но отец не стал слушать. Он смеялся и говорил, что место раба — среди рабов, а не в хозяйских покоях. А если матушка не замолчит, он прикажет повесить мальчишку.

Она любила его. Единственная, кто называл Светлоглазого красивым, госпожа заботилась о бедном подкидыше. Правда, слуги болтали, будто Светлоглазый — сын богатых родителей. Он был завёрнут в расшитый золотом платок из синей тонкой ткани, какую порой привозили из тех дальних стран. Может, и так. А может, платок был хозяйским подарком красивой рабыне.

Светлоглазого уже уводили, когда он услышал, как отец (хозяин!) со смехом говорит: "Кто из вас принесёт мне сына, будет моей женой и хозяйкой в доме. А другая будет ей служанкой." Матушка покачнулась и упала бы, не подхвати её слуга. Неизвестно, что тогда случилось со Светлоглазым, всё заволокло как туманом. Уже потом ему сказали, будто он пожелал хозяину никогда не иметь детей.

С тех пор к нему стали приходить странные сны. В них он был свободен, он ездил верхом (что рабам запрещалось), он учился у старого мастера драться длинным узким мечом; он жил в незнакомом доме и летал внутри железной птицы; он лечил раненых и укачивал маленького мальчика; он плавал в озере и бегал наперегонки с другими мальчишками.

Лет с восьми Светлоглазый всё чаще задумывался о своей настоящей семье. Он сочинял сотню причин, по которым его подкинули в хозяйский дом, сотни лиц своих настоящих родителей.

Впрочем, нет. Мать он представлял очень редко и совсем не хотел быть на неё похожим. А приёмная матушка первые годы снилась так часто и была такой грустной, что глаза щипало от слёз. Остальные рабы — и мальчишки, и взрослые — не упускали случая посмеяться над Плаксой. Насмешки старших он переносил молча, изредка огрызаясь, с несмышлёной мелюзгой возился точно с родными, зато языкатым юнцам приходилось несладко. Уродливый сопляк не смотрел, сколько лет его противникам — десять или шестнадцать, но даже частые порки не могли смирить его нрава.

В доме приёмной матери его старались не задевать, да и молочный брат служил надёжной защитой от насмешек и оскорблений. Может, он и был слабаком, как презрительно называл сына хозяин, но приказывать умел не хуже любого высокородного. И наказывать тоже. И даже его добрая приёмная матушка могла надавать пощёчин нерадивой служанке, а провинившегося слугу иногда пороли у всех на глазах. Светлоглазый был послушным и умелым рабом, поэтому лишь изредка спускал штанишки, кусая губы, когда розги били особенно больно. Но всегда он получал за дело, вроде разбитого блюда из тех далёких краёв. А один раз — по пьяной хозяйской прихоти, за десятидневье до того, как хозяин уехал к Повелителю и вернулся с Дождинкой.

До сих пор его щёки горели от стыда, стоило вспомнить тот вечер.

Тогда молодой господин (в присутствии хозяина слуги не смели обращаться к мальчику по имени, даже старая нянька и добрая стряпуха, что пекла такие вкусные пироги) был здоров и учился драться мечом. Начальник стражи хозяина учил его сына, потому что у господина слишком много дел. Брат устал и всё чаще ошибался, а наставник ругался и грозил пожаловаться хозяину. Сейчас Светлоглазый и сам не понимал, как осмелился взять у брата меч и сделать правильный выпад или как там называлась эта штука. Все опешили: и молодой господин, и наставник, и трое слуг, что были в зале.

А потом дверь открылась, и вошёл хозяин.

И меч господина был в руках раба.

Кажется, наставник что-то говорил, часто-часто кланяясь, — Светлоглазый не слышал. Меч — оружие господ. Его носят высокородные, благородные и те из низкородных, кто пошёл служить в стражу или получил особое дозволение. Большинству рабов запрещено пользоваться даже луком, и того, кто нарушает приказ, казнят. Светлоглазый был слишком мал, чтобы помнить случившееся десять лет назад, когда десяток беглых рабов пытался грабить высокородных. Те, кого вздёрнули на деревьях, были счастливчиками в сравнении с оставшимися. Один старый слуга, раньше повсюду сопровождавший хозяина, рассказывал о казни так, что шестилетние мальчики, считавшие себя ужасно большими, пролежали всю ночь без сна, прижавшись друг к дружке. Проклятый ужас вернулся, оглушил, и рукоять в липкой от пота ладони стала тяжёлой-претяжёлой. Совсем новая рубашка (из старой он вырос) тоже промокла от пота, и он больше всего боялся, что с ним случится то же самое, что с одним мальчишкой, которого за это прозвали очень нехорошим, постыдным словом. А ведь тому было целых десять, и он прислуживал в доме. Хвала Небу и святым Источникам, со Светлоглазым этого не произошло. Когда же страх забился куда-то внутрь, и стали слышны голоса, мальчик очень удивился, узнав, что наставник считает его способным и просит у хозяина дозволения учить его вместе с молодым господином.

Хозяин соглашался, что мальчишке нужен соперник, а сам всё смотрел на Светлоглазого. Страшно смотрел, будто видел впервые. Так смотрят на торгу, где продают рабов. Светлоглазый бывал там два раза и запомнил всё. Должно быть, уже тогда хозяин решил от него избавиться. Он приказал: "Подай меч", и Светлоглазый, чуть не выронив, подал клинок на вытянутых руках, как делали молодые воины, прошедшие испытание.

Это другим кажется, что рабы — слепые, глухие и немые, поэтому высокородные господа не стыдятся их. И говорят, что богатые низкородные, подражающие высокородным и благородным и имеющие своих рабов, не стыдятся ходить перед ними голыми, даже длиннокосые девушки-невесты.

Хозяин и наставник засмеялись, а вслед за ними смеялись молодой господин и слуги. Но хозяин много выпил и потому Светлоглазый до сих пор жив. В тот вечер их велели просто выпороть. Обоих. Молодого господина — за лень и неумение, раба — за то, что вёл себя как свободный.

В доме был особый слуга для наказаний, и он гулко смеялся, поглаживая их грубой широкой ладонью пониже спины.

...Много позже, на одном из многих в своей жизни торгов, Светлоглазый увидит, как ласково улыбающийся торговец из низкородных будет так же по-хозяйски оглаживать мальчишку лет тринадцати-четырнадцати с золотым знаком ублюдка высокородного. И купит его, вырывающегося, задыхающегося от унижения и бессильной ярости. Потому что даже у ублюдков есть гордость. И ещё потому, что клеймо "мальчика для развлечений" навсегда закрывает дорогу к свободе. Не следовало торговцу делать это сразу после покупки, у всех на глазах. Потому что раскалённое клеймо вывернулось из рук кузнеца (или палача?) и отчего-то попало прямо на руку ласкового торговца. И всё. Не сотрёшь, не спрячешь. Теперь ты сам — раб, и никто тебя не спасёт. И в поднявшемся шуме кто-то заметил десятилетнего мальчика, утащившего за руку отродье высокородных? Как бы не так!

А в тот вечер Светлоглазый ни о чём таком не подозревал. Молча вытерпел положенное наказание и ждал, когда же отвяжут от нарочно для этого сделанной скамьи. И думал, смажут ли, чтоб меньше болело, как в прошлый раз. Но вот чего ему бы никогда не приснилось, не придумалось, что хитрый слуга, знающий о частых хворях молодого господина, побоится испытывать хозяйский гнев и вместо порки заставит гордого наследника древнего рода...вылизывать поротую задницу молочного брата.

Никто не скажет, что страшнее и позорнее — лежать привязанным как лягушка и ощущать на своей коже после саднящих ударов розог почти сухой язык брата. И его слёзы. И, пожалуй, впервые в жизни понять по-настоящему, что даже добрый хозяин остаётся хозяином, и никакая грамота, которой ты так гордился, никакое прилежание в науках не сделают твои глаза чернее и не отпустят на свободу. И нечего задирать нос перед другими рабами — они всё равно выше, потому что могут получить волю.

Наверно, надо гордиться, что сам молодой господин вылизывает ссадины, ведь такого не будет больше никогда. Только нечем гордиться. Ну почему нельзя сжаться в ма-а-аленький комочек, чтоб всё быстрее закончилось. Если сюда войдут...хозяин убьёт и меня. И палача, а потом себя. Это же хуже всего на свете: когда свободная женщина, хоть грязная и вонючая нищенка будет прислуживать рабу. А уж родить от раба... Высокородных и благородных могут заживо похоронить. Или сделать ещё что-нибудь ужасное. Лучше бы брата высекли как обычно! Если кто-нибудь узнает...высечь бы палача его собственным кнутом...ну как же тебе помочь?!! Только бы никто не вошёл!

Порка...розги...Вряд ли это — позор настоящего раба, не прячущего ошейник. А есть тайное рабство, когда все считают тебя свободным. А на самом деле ты раб свого отца, своего рода — ведь ты же высокородный, не забывай! — и доверенных слуг, как вот этот, с потными лапищами. Он ведь может сделать что угодно. Захочет — розги будут легче пушинки, захочет — порежет кожу на ровные полосочки, чтоб аж брызнула кровь. Только осуждённый за какое-то злодейство высокородный может похваляться шрамами.

А если высечет до крови? Как Светлоглазого? Ему же сейчас больно. Почему он не кричит? Нет, без памяти только под кнутом. Мама его любит. И Тани любит, а сама притворяется. Что? Всё уже...уже?! Не хочу, мамочка, спасите, я не хочу! А он видит мой страх. И трясущиеся коленки, и слёзы...Что? Нет, он ничего не скажет отцу. "Ну, неженка, лижи! Посмотри, какая сладкая задница!" Это? Или всё-таки порка?

А ведь Светлоглазый такой же как я. И мама у нас одна. И мы оба рабы.

Можно сказать "нет!" и полдесятидневья спать на животе. Мама будет плакать и мазать нас тем снадобьем. А можно стать на колени, как подобает рабу в присутствии господина, и ответить "да, господин!" Он ухмыляется. Ещё бы! высокородный законный наследник стоит на коленях перед низкородным. И даже не уважаемым человеком, с которым порой роднятся благородные, а жалким слугой в доме моего отца и господина.

Или, спустив штаны, лечь на скамью или стать к столбу для порки. Или, раздевшись догола, сняв даже серебряную пластинку со знаком рода, стоять на четвереньках около скамьи и ощущать себя трусом, неженкой, предателем. И знать, что если сюда войдёт — нет, не отец, но хоть кто-то из свободных слуг — и ты, и твой род станут посмешищем. Если повезёт — убьют сразу, нет — заклеймят и продадут в дальние земли. Очень страшно. А в горле пересохло, палач сейчас подойдёт и увидит, что же делать, Святые Источники, что же делать?!!

А потом оба, голые, крепко связанные спина к спине, они лежат в куче какого-то тряпья, стараясь укрыться потеплее, и мечтают убежать далеко-далеко. Туда, откуда могучие маги привозят диковинные вещи, где все женщины красивы и светловолосы. Вот бы посмотреть! Они ещё не знают, что скоро это желание исполнится.

И как знать, не сам ли Светлоглазый привёл Дождинку в свой дом?

А ещё Светлоглазому снился отец.

Не тот, что презрительно терпел чужого мальчишку и всячески унижал его в присутствии родных и слуг, а другой. Такой же темноволосый и светлоглазый, только гораздо старше, он всегда смотрел куда-то вдаль, и Светлоглазый бежал к нему — и не мог добежать, звал, срывая голос — а его не слышали. И лишь когда он сипел, не в силах выдавить ни словечка, отец оборачивался. И всегда в его глазах были недоумение, растерянность и радость. И всегда Светлоглазый слышал одни и те же слова: "Это ты, мой мальчик? Ты живой? Как же долго ты пропадал!" Светлоглазый понимал, что эти слова говорятся не ему, но всё равно готов был слушать их снова и снова. И чтобы ему — не кому-то другому — распахивали объятия, почти незаметно сглатывая комок слёз. Чтоб его, а не кого-то другого назвали "мой мальчик" не по праву хозяина, но по праву крови.

А два года назад, когда он, сменив нескольких хозяев, наконец оказался у нынешнего господина, к Светлоглазому пришла женщина. Она была уже старой, но зелёные глаза искрились, а ласковая улыбка напоминала матушку. Оказалось, он и вправду был знатного рода и владел незримыми силами.

Так называли магов: "владеющие незримыми силами". Но никто и никогда не слышал, чтобы люди из далёких земель могли колдовать. Женщина рассказала, что этих земель много, больше, чем знает даже Верховный. И в ближних землях магии не осталось, а в других маги живут вместе с обычными людьми, а иногда даже правят ими. А ещё мудрая волшебница рассказала Светлоглазому о его кровной семье. Оказалось, что когда в десять лет у него отчего-то страшно болела нога, так что трудно было ходить, его брат упал с дерева.

Светлоглазый мог чувствовать свою родню и даже притягивать их к себе. Но это будет, когда он вырастет.

Жаль было расставаться с чудесным клинком. Но обычай гласит: если человек погиб вдали от дома, его следует похоронить, а вещи послать родным.

И тут он наконец вспомнил. Эта синеглазая женщина мелькала в его снах, и он видел её богато украшенные покои. Светлоглазый закрыл глаза, чтобы лучше вспоминалось, и крепко сжал рукоять. Подумал ещё и взял в другую руку порванное ожерелье — видно, оно было очень дорого покойнице.

Может, из-за него она и убила себя?

Неизвестно, сколько времени прошло, но клинок вдруг потеплел, а потом исчез, как и не было его. Ожерелье тоже пропало. Да и грудь перестала болеть: должно быть, где-то далеко-далеко лекарь помог его брату.

Окрылённый нежданным успехом, мальчишка услышал, как к поляне кто-то идёт. Должно быть, управитель послал раба за нерадивым помощником конюха. И как ему объяснить свою отлучку и ещё тёплый труп? Да никто ничему не поверит! Убьют, и всё. Или отдадут магам. Тогда смерть будет долгой и страшной. Но если эта женщина пришла к нему из воздуха, может, он тоже умеет перемещаться?

О! У светлого господина в подземелье сидят пленники. Важные пленники. А что, если...

Когда посланный господином управителем слуга добрался до поляны, где любил сидеть проклятый мальчишка, там уже никого не было. Только мёртвая женщина в странной одежде.

Пророчества на то и пророчества, чтоб исполняться. А вот когда и при каких обстоятельствах — это пусть мудрецы головы ломают.

Предсказание о белом всаднике на вороном коне было сделано почти шестьсот лет назад, и с тех пор его столько раз проверяли и перепроверяли, что большинство считало его россказнями пьяного отшельника, от долгих лет одиночества повредившегося рассудком. Наиболее упрямые и осторожные предпочитали поверить. А то мало ли что...

Потому-то и Мудрейший из мудрых, как почтительно называли верховного мага Чёрных земель, и его Белоземельский коллега почти одновременно решили навестить владения славного и могущественного Тайгриллеха, родича и младшего военачальника Владыки Чёрных земель, да будет он славен вечно!

Если верить слухам, недавно от него сбежали пленники, хотя стерегли их исправно, и замки оков остались целы. И вряд ли среди белых лазутчиков затесался могучий маг, поскольку у Тайгриллеха служил один из лучших учеников самого Верховного. Да и само колдовство слишком чуждо, чтобы не быть обнаруженным. Но быть может, в спящем виде оно не может выдать носителя?

Получив смиренную просьбу о помощи (а ну как все пленники и рабы начнут сбегать?), Верховный досадливо скривился и уже хотел отложить письмо, когда в мозгу словно сама собой возникла строка проклятого пророчества: "И нет пред ним ни дверей, ни крепких запоров, ничто не удержит его и тех, кого он ведёт". С одной стороны, то же самое можно сказать об искусном воре, но с другой...

Верховный мысленно помянул недобрым словом отшельника, гонца с письмом, ученика с его мольбами, Тайгриллеха, у которого люди убегают средь бела дня...и решил, что двухнедельная поездка весьма полезна для здоровья.

Его белокожий собрат по ремеслу узнал обо всём от виновников переполоха, но даже они не могли внятно объяснить, с чего вдруг с них спали цепи, а полтора десятка человек внезапно очутились рядом со столицей. Если точно, то в загородном поместье дальнего родича Повелителя, несколько лет тому назад отошедшем в казну.

Эта деталь весьма заинтересовала молодого и честолюбивого Первого мага, поскольку могла пролить свет на личность неизвестного спасителя. У покойного остались вдова и двое детей, правда, лишённые всякого наследства и самого имени (покойник вообще был ревнивым дураком, а под конец вовсе с ума сошёл), но...

А не баловался ли кто-то из них запретной магией?

Спешно отысканные старые слуги рассказали, что у молодого господина был молочный брат, светлоглазый урод, и госпожа в нём души не чаяла, а покойный господин боялся и ненавидел.

Нет, мальчик как мальчик, ничего такого не делал, шалил разве что... Что вы, господин, да не такой уж он и урод, вы больше всяких болтунов слушайте. Красивый он был, весь такой высокий, ловкий, гибкий, и волосы тёмные волнами падали, рука тянулась погладить. Нет, не чёрные, но почти...а что глазищи серые что твоё железо, так это пустяки!.. Нет? Ну, вам, господин, виднее. А уж как они с маленьким господином играли! А когда хозяин учителя сыну нанял, так они вместе грамоте учились! Смышлёный малец.

Откуда взялся? Да подкинули, видать, знатная госпожа тайком родила. Почему знатная? Да я ж его первая увидала и хозяйке принесла. Завёрнут был младенчик в покрывало тонкое, мягкое, золотом расшитое, а с ним ожерелье тако-о-е! Куда делось? Откуда ж знать, может, лежит где, а то хозяин проиграл, как женины. И так далее на разные лады.

Единственное, в чём сходились все допрошенные, любовь госпожи к приёмному сыну и откровенная неприязнь со стороны её мужа. Дело кончилось тем, что в приступе ярости (такое с покойным бывало частенько), воспользовавшись болезнью сына, он приказал продать мальчика в рабство. На глазах у матери и старшей сестры. И тот якобы посулил отцу-хозяину, что у того больше не будет детей. Проще говоря, проклял.

И проклятие исполнилось, видать, поэтому тот и отравился четыре года назад. Или жена отравила.

И наверняка проданный шесть лет назад мальчишка не знает, что его родные (а молочное родство крепче кровного!) живут в разных местах, что из-за мужниной и отцовой ревности они такие же рабы, как и он. И всё-таки не мешает проверить, вдруг он встречался с кем-то из родных.

Но это после, а пока поедем-ка в Чёрные земли да полюбуемся на мага-самоучку. Тем более что добираться втрое дольше, чем Мудрейшему, как бы не опоздать.

Но когда оба мага с подобающей их положению свитой из учеников, стражи и верных слуг наконец добрались до цели, светлоглазого раба там не оказалось.

То есть в день побега он был поблизости от темницы и действительно мог бы устроить побег. Но в то утро старший конюх застал паренька лежащим без памяти и, памятуя прошлое лето, когда Белоглазый пролежал так целую дюжину дней, поспешил к хозяину. Вернее, к управителю, каковой и отчитывался перед господином Тайгриллехом. Старый управитель, не любивший "светлоглазого урода", велел отволочь его в лес, и очень удивился, когда светлый господин изволил разгневаться и приказал вернуть мальчишку.

Но посланные слуги вернулись с пустыми руками.

Зато с рассказом о необычайно уродливой женщине, чьё тело лежало на той самой поляне, куда отволокли потерявшего сознание. У неё были золотые волосы, широко раскрытые тёмно-синие глаза, а порванное на груди платье сшито из тонкой и дорогой ткани. Той самой, что с великим трудом лучшие маги доставляли из дальних краёв. То же касалось изящных туфель и золотых браслетов. На шее были две цепочки, одна с диковинной розовой каплей, а другая непонятно с какой золотой штукой с четырьмя концами.

На беглую рабыню покойница походила так же мало, как Верховный — на Первого мага. Тем более что списки чужеземных рабов велись исправно, и никто из хозяев не объявлял о пропаже либо побеге.

Оставалось самое невероятное: эта женщина обладала магическим даром и сама пришла сюда.

Но случайно ли?

Или ей был нужен именно этот мальчишка?

Маг Тайгриллеха опознал в чужеземке колдунью и повелел её сжечь, за что сейчас оба Верховных мага готовы были его убить. Тайгриллеха тоже, не говоря уже об управителе и слугах. Если верить им, чужестранка была убита чем-то длинным и острым прямо в сердце, но этого "чего-то" так и не нашли. Кровь на платье была едва видна, однако один из нашедших тело приметил её следы не только у ранки, но и ниже.

Возможно, на поляне случилась короткая схватка, и синеглазка ранила сероглазого колдуна. Будь маг посообразительнее, то перед сожжением погадал бы на крови о местонахождении беглеца.

Не может же быть, чтобы недоучка, толком не знающий своих сил, не имеющий должного опыта, сумел обвести вокруг пальца не самого слабого из учеников Верховного мага. В колдовских же способностях мальчишки сомневаться не приходилось, поскольку тот же конюх, горе-управитель и некоторые рабы немало понарассказывали о нём.

Если хоть половина этих сплетен была правдива, следует как можно быстрее изловить беглого раба, иначе лет через двадцать он будет причиной головной боли не только Верховных, но и всех магов всех земель. Поскольку ещё один кусочек Пророчества открыл свой истинный смысл. "И будет молоко течь полноводной рекой, а кровь — малым ручьём, и обратится день в ночь, и сокроет огонь все тайны, закрывая проход в иной край".

Если верить очевидцам (все улики сожрал огонь), между двумя чужаками действительно было нечто общее. В чертах лица, слишком тонких для простолюдинов, в узких ладонях с красивыми длинными пальцами...Мать, невесть с чего вспомнившая о брошенном ребёнке, и сын, не признавший её.

А как поживает та, что вскормила это маленькое чудовище?

Вот тут-то и подоспел к Первому магу гонец с неприятными вестями. После всего случившегося оба мага не особенно удивились, услыхав, что приёмная мать и сестра исчезли средь бела дня на глазах у многих свидетелей, причём старшая в это время кормила грудью сына-полукровку, а младшая, девочка для развлечений, вырывалась из рук хозяйского гостя.

Разве что молочный брат, прислуживавший дальнему родичу, оказался на своём месте и не видел Светлоглазого шесть с лишним лет. Странно, но, может, у этого светлоглазого поганца наконец кончились силы и он не смог довершить начатое.

На всякий случай оба верховных мага приказали поискать беглянок, но больше для очистки совести. Если женщины попали в чужой мир, их уже не найти.

Спроси любого, кто такие Волковы, и он не задумываясь ответит: знаменитые врачи. Династия! Да, целительство было всегда в почёте, и каждый, даже если не посвящал ему свою жизнь, обязан был пройти полный курс медицины, благо что мужчины этого рода считались совершеннолетними лишь в тридцать, что бы там не писалось в законах.

Но не это было главным.

Магия. Династия магов, существующая почти две тысячи лет.

Магия была их жизнью, магия была силой, магия была властью — и род был силён, богат и неизменно влиятелен. Правящие дома считали за честь породниться с правителями Лесного Края. Сколько малых и больших корон украшало родословное древо! Три принца — консорта, две королевы, полторы дюжины августейших племянников, кузенов, кузин...Фолиант с генеалогической таблицей и краткими комментариями к ней мог устрашить любого своей толщиной.

Считалось, что глава рода и его прямые потомки обладают наибольшей силой. Тем не менее почётный титул Хранительницы Рода — самой сильной волшебницы, чьей обязанностью было отслеживание генетических линий, распознавание и сохранение новых талантов, подробнейшее знание истории рода и т.п. — традиционно носили дочери боковых ветвей.

Последней Хранительницей была Оксана.

Наверно, это было жестоко, но в первый момент, узнав от Ии о несчастье, Пётр Никифорович облегченно вздохнул. В отличие от невестки, он прекрасно знал о происхождении и высоком предназначении отцовой крестницы. Да, Оксана с её силой как нельзя лучше подходила на роль Хранительницы, но её долг заключался отнюдь не в этом. Спасти материнское племя — вот что требовалось от девушки, и задача Волковых, по мнению Петра, состояла в том, чтобы максимально подготовить её к выполнению этой задачи. Так же считал покойный дед. Именно Георгий настоял на поездке в материнский мир. Возможно, сопровождай девочку Пётр или тот же Виктор Киселёв, всё получилось бы иначе. Но девочка не хотела расставаться с крёстным...

Она должна была совершить свой подвиг в восемнадцать и, скорее всего, погибнуть, но вместо этого умирали другие. Чужие, примитивные, белобрысые — те самые, кого когда-то спас Никита Волков. Да, Никифор Георгиевич переселил Оксанину мать и некоторых других женщин в Лесной Край, надёжно спрятал, обеспечил всеми удобствами как магической, так и техногенной цивилизации — но другие гибли, до конца надеясь, что новое Воплощение их божества спасёт остающихся.

Мать Оксаны и верховная жрица умерли последними. Одна — в рушащемся храме, стараясь не спастись, но отомстить предательнице, другая — в уютной садовой беседке одновременно пронзили себя ритуальным кинжалом. А двадцатилетняя Оксанина служанка, обладавшая небывало сильными медиумическими способностями, видела и слышала всё так, словно присутствовала в обоих мирах одновременно. И ей же — необычайно талантливая девушка! — удалось усыпить госпожу в эти последние минуты. Оксана чувствовала нараставшее беспокойство и тревогу, но крёстный всячески успокаивал девушку, находя всё новые и новые отговорки и объяснения. Домна (только извращённый ум додумался окрестить рабыню госпожой!) прекрасно разбиралась во взаимоотношениях хозяев и потому помчалась прямо к Петру.

В миг самоубийства матери Капелька стекла с Оксаниной шеи, и нужно было во что бы то ни стало скрыть этот позор. К счастью, в тайнике главы рода хранилась точная копия жемчужины, только не заговоренная. Обычное украшение, может, чуть более ценное. Сложный морок, сплетённый Петром и Домной, скрыл подмену ото всех. Проснувшись, Оксана даже на миг не усомнилась в подлинности Капельки. Известие о смерти матери восприняла довольно спокойно — всё-таки они были почти чужими друг другу. Девушке и в голову не пришло, что с этих пор на ней лежит проклятие.

Сегодня ночью оно исполнилось. Оксана умерла от собственной руки в краю, где все люди черны, вдали от родных и друзей, потерявшая собственного сына, сполна испившая горечь предательства.

А новую владелицу Капельки найти так и не удалось. Даже Фотина, которой пришлось рассказать обо всём, не годилась на роль Хранительницы. Об Ие и говорить нечего. Её кандидатура даже не рассматривалась. А больше в роду Волковых достаточно сильных волшебниц, пользующихся доверием Никифора Второго, и не было. Одна надежда — чудесный амулет сам отыщет хозяйку. А до того времени обязанности Хранительницы тяжким бременем ложатся на сына Оксаны. Точнее — сыновей. Учитывая, что двое из них ни сном ни духом о Волковых, Хранительницах, Капельках и всём прочем...ещё та задачка.

Именно проклятие помешало Оксане стать не просто названой сестрёнкой Арсения, но и его женой. Фотина бы и из гроба встала, лишь бы не допустить подобного. Наверно, нужно было отослать девушку подальше, не страшась гнева августейшего свёкра, но Тина слишком привязалась к смышлёной озорнице. Ей всегда мечталось о дочке. Ар и Саня снисходительно позволяли малявке (семь лет в детстве — большая разница) участвовать в их проделках.

Время шло, дети росли. Озорные мальчишки превратились в красивых юношей, а маленькая девочка — в юную фею. Арсений, росший с нею под одной крышей, продолжал воспринимать синеглазую златовласку как сестрёнку, а вот Саня Киселев пропал, погиб, навек утонул в этих огромных синих озёрах. Юная кокетка прекрасно сознавала свою красоту, и бедному влюблённому пришлось томиться не один год, прежде чем его ухаживания были благосклонно приняты Принцессой Лесного Края.

В один и тот же день четырнадцать лет назад сыграли две свадьбы. Первый жених и лучшая невеста Лесного Края казалось, были счастливы. Но если Ар и спустя годы светился от радости рядом с Ией, то Оксана словно потухла после рождения ребёнка. Нет, внешне всё было благополучно, оба супруга не давали поводов для сплетен, но...

Ох уж это "но"! Никогда без него не обходится!

А потом разразился тот скандал. Нет — Скандал! И не разразился дождём, но точно градом побил доброе имя Оксаны Киселёвой.

Кто же знал, что перед смертью Виктор Киселёв пообещает шестилетнему внуку братика! Так и сказал: через год, мол, после моей смерти. Решка, наивная душа, никому не говорил об этом и только за пару дней до годовщины дедушкиной смерти спросил маму, а скоро ли будет братик?

И что ей стоило попридержать язык! Зачем заявлять, что никакого братика нет и не будет?! Саня же не раз и не два намекал, что хотел бы иметь двоих.

И добро бы здоровье не позволяло, нет же!

Это Ия рискнула жизнью, попытавшись родить дочку. Может, и родила бы, кабы не та катастрофа. На втором месяце была, когда узнала о трагедии. Между прочим, от Оксаны. Насилу выходили. Да и то кабы не Валерка...

Шесть лет назад началось это противостояние. Шесть лет назад семья разбилась на партию Оксаны и поддерживающего её Никифора и партию Решки и Сани. Да если только семья! Весь Лесной Край раскололся на две неравные части. Большинство поддерживало Киселёвых.

Волковы недаром носили эту фамилию — считалось, их предки и впрямь были оборотнями. Во всяком случае, животных они порой понимали лучше, чем людей.

Другое дело, что глава рода и его непосредственные преемники обязаны разбираться в людях и если не читать их души как раскрытую книгу, так хоть не тыкаться в поисках нужного шифра.

Одна беда: близкие родичи были почти не читаемы. Что творилось в их мыслях, какие желания они испытывали — не всегда и поймёшь. Загадка на загадке едет, загадкой погоняет.

Решка...

Никифор Георгиевич Волков видел многое в своей жизни и считал, что его уже ничем не удивить.

Но этот мальчишка сумел-таки подкинуть старику задачку. Унаследовав от матери, Хранительницы Рода, определённые способности, он всё-таки был довольно слаб и неопытен в магических делах. Так считали все, так считал сам Никифор до тех пор, пока не спустился в Волчью лощину. Стоило попытаться расплести скрутившиеся в узел, непонятно как переплётшиеся магические потоки — и голова впервые со дня празднования столетнего юбилея (тоже мне дата для чистокровного Волкова!) напомнила о возрасте.

Был бы здесь Арсений...вот уж у кого был талант к подобным вещам! Оксана никогда не могла с ним тягаться в этом искусстве.

Оксана...Его крестница, его нечаянная дочь, хотя по возрасту годилась во внучки. Её покои, в которых нечем дышать, тёмные, промозглые, точно могила. А тела нет. Его девочка мертва, а похоронить некого.

Сколько раз так бывало, сколько кенотафов стоит на огромном фамильном кладбище...Почти два десятка. Кого-то не сыскали среди погибших, кто-то утонул вместе с кораблём, кто-то без вести сгинул в чужих краях. И в большинстве случаев это были мужчины, знавшие, на что идут. А знала ли она? Подозревала ли?

И неужто их глухая вражда с Андреем закончилась вот так? "Волкова-Киселёва Оксана Никитична. Две даты. Эпитафия" И всё.

Нет. Не может быть.

Решка не мог. Он же его с пелёнок знал, как и отца его, и деда Виктора. Поднять руку на мать? На ту, что выносила и вскормила, хотя могла бы нанять кормилицу? Да ни что!

И уж точно бы ни Андрей, ни Оксана не причинили зла Валерию. Решке Валерка младший брат, Оксана его выкормила. Так куда ж он подевался? Как Ие в глаза смотреть? Ради Валерки выжила, а теперь что с ней будет? И Санька рехнётся, если нынче выкарабкается...

Где они все?!! Где?!!!

Никифор ещё раз сосредоточился, потом расслабился, входя в транс — и наконец увидел.

Чужая земля, чужие люди в странных одеяниях. Тёмные, почти чёрные, лицами напоминающие арабов. И его девочка. Его малышка. Пусть избалованная, пусть своенравная, пусть слишком гордая — всё равно его. Жизнь вытекла вместе с кровью из крошечной ранки, синие озёра, в которых утонули десятки поклонников, заледенели навек.

Что с тобой сотворили, девочка моя, Санечка? Ты ведь молодая, здоровая, жить бы да жить...

Вопросы, вопросы... А его крестницу находят чужие люди в грязных набедренных повязках. Слуги или рабы. Рассматривают с ужасом и отвращением, щупают платье, разувают... А ей уже всё равно. Кто-то бежит обратно, кто-то остаётся сторожить тело. Тело...

Но её не убивали, он это знает, чувствует.

Была бы жива Фотина, наверняка бы помешала самоубийству, она бы не дала своей девочке умереть вот так. Да ни так и никак бы она не дала Оксаночке умереть!

Проклятье! Да что же всё-таки происходит?!

Никифор Георгиевич, не удержавшись, рванулся к Оксане — не спасти, так хоть после смерти защитить...Ещё раз проверить: а вдруг?! Видно, так устроены люди: даже понимая всю безнадёжность усилий, мы не сдаёмся до последнего. Неведомая сила отшвырнула его, закрутила...и старый маг очнулся несколько суток спустя в своей кровати.

У постели не было никого, кроме его сына Петра.

Ровесников, помнивших Никифора молодым, давно не осталось. Да и тогда, восемьдесят лет назад, почти никто не знал всей правды. А правда была в том, что у Георгия Пятого было двое сыновей. Старший, Никифор, наследник, и Никита, моложе почти на десять лет, любимец родителей. Как же ревновал маленький Никифор к младшему брату! Его успехи принимали как должное, Никитиным умилялись. Всё, что ни делал младшенький, приводило мать в восторг. Отец первым заметил неладное, и, чтобы уберечь обоих мальчишек, отвёз Никиту на воспитание младшей ветви. С тех пор братья жили в разных мирах. Один стал правителем Лесного Края, другой — Владыкой. Так в тех краях называли магов.

Юную Владычицу Марину чуть ли не с пелёнок просватали за Никифора, а она влюбилась в Никиту. Чему удивляться: полтора десятка лет разницы — это не жалкие пять, да и рассказы о далёком женихе не перевесят давнего знакомства с его младшим братом. Не то чтобы Никифору не на ком было жениться (пальцем помани — любая побежит!), но это соперничество взбесило его. Свадьба состоялась, молодые старательно делали хорошую мину при плохой игре, но теплоты в их отношениях не наблюдалось.

В роду Волковых не бывало разводов, и распутать этот узел могла только смерть. Георгий подал идею, и Марина "скончалась родами", на деле вернувшись домой. Маленький Петенька слишком напоминал дядю спокойным нравом и серьёзными глазами, чтобы Никифор смог к нему привязаться. Даже зная, что чувства Марины и Никиты были платоническими, он вовсе не был уверен в своём отцовстве. И со временем посеянные семена неверия дали свой горький плод.

Поскольку нерушимые семейные традиции запрещали вторичную женитьбу, а родовому гнезду Волковых требовалась хозяйка, Георгий пригласил троюродную кузину, и та, старая дева, вовсю нянчилась с маленьким Петенькой. Она же сосватала своему ненаглядному золотку красавицу Фотину. Арсений звал старушку "бабушкой".

Мало кто догадывался, что наследник старого Георгия влюблён в собственную невестку. Сын-то наверняка это видел. Пётр вообще уродился молчаливым и примечающим любую мелочь. А соперничество с родным отцом — это вам не пустяки. На людях всё было благопристойно, да и Тина мягко, но решительно дала понять, что предпочитает законного супруга. Ещё бы, тот вдвое моложе!

Не выдержав крушения своих надежд, Никифор всё-таки отомстил, исподволь восстановив отца против внука. Так Тина и не превратилась из Её Высочества в Её Наследное Высочество, супругу наследника рода, став его матерью. Двадцать лет парню, авось образумится. Ар и впрямь образумился, а что думал обойдённый Петька с его пожизненной рентой, можно было только гадать.

Как бы то ни было, внешние приличия блюлись свято.

Выпив поданную Петром воду и закашлявшись от навалившейся слабости, Никифор хотел было отпустить сына, чтобы побыть одному, но тот не ушёл. Петро иногда был даже слишком послушен, а вот сегодня, похоже, намеревался задать пару неприятных вопросов. Или...объяснить отцу некоторые непонятные вещи.

Одно точно: Оксану он оплакивать не будет. Недаром же так противился идее её брака с Аркой. И если кто и сможет сказать, когда Капелька стекла с Оксаниной шеи, так это Петро. Но спросить об этом...и выставить себя дураком? Нет уж, увольте, без сопливых обойдёмся.

То, что Петру Никифоровичу минуло семьдесят семь, для отца не значило ничего. Так что старик только сердито смерил взглядом невозмутимого отпрыска, поймал в ответ неприкрытую иронию и заснул.

Пётр же, покинув отцовы покои, спустился в гостиную, где сидела отрыдавшаяся за эти дни сноха, сиречь Ия Алексеевна Волкова. За эти дни она здорово осунулась, и, хотя и прежде её краса не била наповал, как Оксанина, всё-таки было что-то такое в плавной походке, мягком взоре карих глаз, каштановых кудрях, даже на вид лёгких и пушистых... Не диво, что Арсений, первый жених в округе, из двух дюжин девиц на выданье выбрал именно её. А уж как при ней расцвёл сад Малого особняка! Ия умела пересиливать себя, не навязывая Валерику излишнюю заботу, хотя с тех пор, как с мужем случилась беда, материнское сердце было не на месте.

Возможно, ей было легче, чем Александру Викторовичу: она давно предчувствовала нечто подобное.

Скорее всего, её Валь отправился к отцу, если тот и вправду жив. Ия практически не осуждала Арсения за его желание быть как можно дальше от многочисленных родичей, обязанностей наследника рода и тому подобной тягомотины. И, если честно, предпочла бы жить подальше от Старого Ника (как за глаза называли деда Никифора). Чёрт бы побрал семейные традиции, по которым супруга либо мать наследника рода, если глава рода холост или вдов, обязана жить с ним под одной крышей и управлять этим домом. Раньше эта ноша лежала на плечах свекрови, а после её смерти Валь наотрез отказался переезжать к прадедушке, и старик уступил.

Теперь он добьётся своего. Упрямый старый хрыч!

Хорошо хоть Оксаны здесь не будет, хоть и грешно так думать. Было в ней что-то такое...неправильное, жестокое. Недаром же свекровь (святая женщина!) так и заявила Никифору: через её, мол, труп Арка женится на Саньке. Неужели она действительно обманывала мужа? Бедный Саня! Врачи говорят, мол, выкарабкается, и не таких на ноги ставили. Сын пропал, жена убита точно тем стилетом, что исчез из Малой оружейной за пару дней до того. Она, дура, не хватилась сразу, не кинулась проверять.

Но поверить, что Решка поднял руку на мать, какой бы та ни была? Да скорее ландыши расцветут на Рождество! А вот спасти братишку и спастись самому от вконец обезумевшей Оксаны — это он мог. Да ещё и где-то мотался последние месяцы, пару раз выглядел таким измотанным, что уже не до проказ. Вправду ли они вместе или Решка не стал рисковать? Он, конечно, парнишка осмотрительный, но и рисковый!

Знать бы, что победило в ту проклятую ночь!

Слёзы, до сих пор царапавшие горло, вновь подкатили к глазам. Ия не выдержала и разрыдалась, позволив свёкру успокаивающе гладить по волосам.

Дед Никифор правильно предположил, что его сын заметил потерю Капельки. Но если бы старик знал, что все нынешние исчезновения и гибель Оксаны не являются для Петра новостью, то придушил бы его. Хотя что бы это дало?

Тина знала, что делает, и, чего доброго, ещё б явилась свёкру привидением, после чего Никифор в лучшем случае приказал бы долго жить, а в худшем (для репутации главы могущественного рода) сошёл с ума.

Всё утрясётся само собой, всему своё время, и остаётся только ждать и надеяться. А если мальчики не вернутся, родители их обязательно найдут.

Пока Ия Волкова рыдала на плече Петра Никифоровича, их блудный сын и муж сидел в машине и размышлял, куда на сей раз его угораздило влипнуть.

То, что его именно угораздило, не вызывало сомнений. Жил тихо, мирно, до отвращения спокойно — и тут нате вам! Не ищите приключений, они сами вас найдут, как говаривал когда-то пожилой дядюшка его однокурсника.

Матушка обладала мощным пророческим даром, но пользовалась им редко. Человеку вредно знать свою судьбу, считала она. Но иногда дар просыпался сам по себе, выходил из-под контроля — и сказанное становилось непреложной истиной, а увиденные нити чужих судеб сплетались так, как хотел ясновидец. Арсению достались сущие крохи материнских способностей, но и их хватало с избытком. Сделаться профессиональным предсказателем он не мог, а вот озарения бывали.

Близкие родичи оставались тайной за семью печатями, может, из-за магических способностей, может, так и должно быть.

Но Оксана к таковым не относилась.

Нынешнее озарение касалось именно её. Тёплая светящаяся нить Оксаниной судьбы угасла, оборвалась резко и внезапно, точно задутая ветром свеча. Или самолёт, не вышедший из пике.

Восемь лет назад он внутренне был готов к чему-то подобному, поэтому авиакатастрофа была обречена на провал.

Думать об этом было больно, забыть — невозможно.

Только Оксана могла сообщить деду Никифору об Ииной беременности, когда они и сами ещё не до конца были уверены.

Мама тоже знала и очень ругалась, но ни за что бы не проговорилась. Она лучше других знала, что дед не потерпит второго правнука, как не желал второго внука. Ревнитель древних семейных традиций, он наплевал на главную: иметь как можно больше детей. Кстати, и семейный архив содержал любопытнейшую статистику: многодетные жили дольше и здоровее тех, у кого были один — два ребёнка. Матушка сделала вид, что смирилась, а на самом деле мечтала о детях. Потому она так и привязалась к Оксане. Да и Саня, рано оставшийся без матери, незаметно очутился под её ласковым и надёжным крылом.

Саня...прости. Трудно сказать лучшему другу, почти брату, что его жена любит другого. Ещё труднее смотреть кузену в глаза и делать вид, что всё в порядке.

Сейчас, когда Оксаны не стало, завязанные на неё судьбы переплетутся вновь. Можно наблюдать за этим. А можно вмешаться.

Судьба — страшная и странная сила. Её можно принять, ей можно взглянуть в лицо, с нею можно поспорить. Но никто не сможет убежать и не смеет шутить с нею. Конечно, такие дураки находятся, только она всё равно пошутит по-своему, так, что будешь рыдать в четыре ручья, и хорошо бы не кровавыми слезами.

Матушка учила: вмешиваясь в чью-то жизнь, ты хоть в чём-то меняешь свою.

Тогда, восемь лет назад, он не удержался от искушения. Сделал так, чтобы бабушка Марина непременно пережила деда Никифора. Матушка, узнав об этом, нахмурилась, но ничего не сказала. Обычаи обычаями, но они с дедом Никитой заслуживали счастья. Тогда как раз скончалась Владычица София, и бабушка приехала выразить соболезнования. У Никифора был один-единственный сын. У Никиты — шестеро да ещё две дочки. А ещё внуки, правнуки... Они с отцом часто гостили у двоюродного деда, и Ар невольно сравнивал обоих Георгиевичей. И в большинстве случаев Никифор проигрывал Никите.

Тогда же в гостях Ар встретил высокородную, чьи косы едва не мели пол. Список её приданого был гораздо короче родословной, и девушку ждала участь старой девы. Вместо присущей большинству высокородных холодной надменности она встречала чуть застенчивой улыбкой и лукавыми искорками в потупленных очах. Нет, Ар не собирался бросать Ию и все годы женитьбы хранил ей верность, но...кто узнает?

К тому же отец имел (не просто с дозволения, а по требованию матушки!) ещё одного сына. Двадцатипятилетний Арсений тогда умудрился попасть в больницу, и рассерженная мать прямо заявила: роду требуется более разумное продолжение. Молодая вдова из благородных весьма охотно пошла навстречу необычной просьбе чужеземного Владыки, и на свет появился Стефан. Да и праздник, устроенный дедом Никитой в честь тридцатилетия внучатого племянника, закончился весьма недурно, так что незадолго до свадьбы Арсений стал счастливым отцом очаровательной малышки. Ия знала о девочке, но не ревновала. По крайней мере, не устраивала сцен и не мешала навещать дочку. А сейчас тем более нет никаких препятствий для встреч. Его Алёнушка на глазах превращалась в девушку, не только красивую и здоровую, но и умную, а также (что особенно грело сердце первого клинка Лесного Края) умеющую за себя постоять. К тому же магические способности достаточно велики, чтобы в день шестнадцатилетия головку дочери украсил венец Владычицы.

Надо бы при случае навестить ту девушку. Возможно (даже наверняка!), что и в этот раз у него родился come-by-chance, как выражаются чопорные пуритане вроде его дворецкого.

Семь лет — как раз подходящий возраст, чтобы начать обучаться фехтованию, как когда-то его самого обучал отец. Валерка, конечно, славный мальчик, но чего-то ему не хватает. Решка — дело другое, уже тогда можно было разглядеть в Санином мальчишке будущего бойца, настоящего воина. Это не передашь словами, можно только почувствовать.

Восемь лет назад он потерял семью, дом, привычную жизнь. И если о положении наследника рода он практически не жалел, то тоска по семье первые годы не давала покоя. Сейчас поутихла, но не вернётся ли вновь, если он попытается исправить то, что наворотила Оксана?

Арсений слыл отчаянным авантюристом. Но "быть" и "слыть" — очень большая разница. Специалист по магической защите, он редко рисковал жизнью, разве что в поединках. Да и тогда ему не было равных.

А ещё он любил отца и обожал матушку, Ию и Валерку.

И надеялся когда-нибудь вернуться.

И всё-таки...паутина Судьбы не так часто показывается во всём своём великолепии. А возврат к прежней жизни, увы, невозможен.

Впереди виднелась довольно густая роща. Как раз подходит, чтобы скрыть машину и не отвлекаться на посторонний шум

Ар закрыл глаза, сосредоточился...

Когда встал вопрос о надёжном укрытии, средневековые миры и миры с разрешённой магией отмели сразу. Подобных миров в личном каталоге Арсения имелось около двух десятков, и там его знали слишком хорошо, чтобы прятаться. Поэтому бегство и последующая жизнь строились по принципу "reductio ad absurdum".

Бежать наобум тоже не имело смысла. "Иди туда, где никто не станет искать", — напутствовал отец. А никому не придёт в голову искать Арсения Волкова в мире любовника Оксаны.

Последние лет триста в Лесном Крае всё чаще появлялись технические новинки из высокоразвитых миров. Так что обращаться с компьютером (произведя соответствующие настройки), умели многие. Из Арсения мог бы выйти неплохой программист, не будь его жизнь заранее расписана от и до.

Впрочем, в программисты он так и не подался. В этом мире его знали как Артура Теодора Саймона Арчера, несколько эксцентричного литературного критика, переводчика, увлекающегося историей. В общем, типичного гуманитария, хотя дома все твердили об исключительной математической одарённости младшего Волкова. Он стеснялся своих литературных штудий и не показывал их никому, кроме матери. Фотина одобряла увлечение сына и была довольно строгим критиком. Даже Ие Ар никогда не читал сочинённых в её честь стихов. Не хотел, чтоб узнал дед.

...Разноцветные вспышки перед глазами, картинки чужих жизней меняются как в калейдоскопе, накладываются одна на другую, и нужно нащупать главный узелок, найти опорный стержень, на котором держатся остальные.

Вот Решка — как же он вырос! — осторожно идёт по смутно знакомой горной тропе. Да, конечно, вот и трёхглавый пик неподалёку от границы. Только бы его не приняли за лазутчика! Нет, не примут. Судя по всему, его здесь знают. Вот мальчик на больничной койке, с перевязанной грудью. Он крепко спит, то ли от слабости, то ли потому, что рядом сидит мать и держит его за руку. Вот третий мальчишка с таким же лицом сидит, вжавшись спиной в ствол какого-то дерева. Он устал, измотан, его подташнивает. Но это временная слабость. На самом деле этот мальчик ничуть не хуже двух первых. Жаль, что его занесло так далеко от владений Волковых — из него бы получился сильный Владыка.

А это кто? На вид не меньше сорока, типичный высокородный, на цепи в подземной темнице для особо опасных преступников.

А ведь они встречались... Где же это было?

Ну точно, десять лет назад, на пиру у Повелителя. Ох, как же все эти разряженные придворные делали вид, что ничего особенного не случилось, что Владыки к их Повелителю так часто заскакивают на огонёк, что уже приелись и надоели! Дамы строили глазки, перешёптывались за спиной, мужчины прятали страх за наглостью и агрессивностью. А кто-то даже не пытался скрыть свои чувства, слишком ошеломлённый присутствием чужеземца во дворце. Если б не золотой обруч Владыки, его бы убили, а так лебезили, угождали, поддакивали. Но этот был из тех немногих, с кем было приятно общаться. Они беседовали как равные, невзирая на все различия между ними. В конце концов, они оба высокородные, оба члены правящих домов, оба имели шансы когда-нибудь занять престол и отбивались от него всеми силами. Точно, племянник Повелителя, сын его сестры.

Какие сорок? Да ему едва за тридцать перевалило! За что же так? Цепи, пытки...Учитывая слухи о неспособности его кузена к правлению немалым государством, парня могли втянуть в заговор. Но как он связан с Оксаной? А связан, и крепко. Во всяком случае, часть её силы перешла к нему. Да как же его имя? Впрочем, ему уже всё равно: заговорщики, равно как другие государственные изменники, по тамошним законам приравниваются к безымянным рабам.

Но что он делает? Господи боже, что творит этот парень?!!

Арсений прищурился, всматриваясь в мельтешение нитей и чувствуя, что вот-вот найдёт...нет, уже нашёл нужный кирпичик. Вот...вот оно! Есть! А теперь осторожненько сливаем свою силу с силой Племянника (надо же его хоть как-то называть), вычисляем векторы...оп-ля! Получилось! А теперь тихонечко, чтоб ни один любопытный маг концов не сложил, пытаясь разгадать головоломку, устраиваем ма-а-ленький побег. И переправляем нашего беглеца к Решке номер три. Вот с кем он связан сильнее всего, словно с родным братом. Точно с братом, только не родным, а молочным!

Но как Оксане подобное могло прийти в голову! Решила обеспечить малыша защитником? Защитила, нечего сказать! Теперь они все связаны: двое её сыновей, Племянник и Валерка! А если учесть, что третьего Решку вскормила и воспитала другая, то ребёнок той женщины тоже вплетается в эту цепочку. Потрясающе. Слов нет, чтобы высказаться по поводу всей этой ситуации. Голова раскалывается. Незачем было так перенапрягаться. Вершителем судеб себя возомнил, пророк непризнанный!

Кстати о пророчествах. Что-то подсказывает, что предсказание древнего отшельника начало исполняться.

Арсений вышел из машины и отправился на поиски какого-нибудь ручейка. Не мешало освежиться и подумать, чего теперь ждать. Судьба, правда, не стала медлить с ответом на последний вопрос.

На песке у искомого ручья лежало худое мальчишечье тело. Вернее, мальчик без сознания, мысленно поправился Ар, пощупав биение жилки на шее. Запястья, скрученные сзади толстой верёвкой, не давали такой возможности. Судя по всему, мальчишка был привязан к дереву или столбу и сильно избит. Ар хмыкнул, представив рожи зрителей, на глазах у которых жертва растворяется в воздухе. Судя по золотой татуировке на левом плече, в мирную английскую рощу свалился бастард некой высокородной дамы. Когда кровоподтёки сойдут, высокое происхождение не разглядит разве что слепой. То есть это там не разглядел бы. Здесь — просто брюнет с необычно светлой кожей. Судя по возрасту, это и есть тот самый молочный брат номера третьего. Что-то он долго не приходит в себя.

Мальчишке срочно требуется медицинская помощь и хороший уход. Чему там учили в юности? Осторожненько берём мальчика на руки и несём к машине, хвала небесам, аптечка в полном порядке. В Лондон ещё успеем, а пока разворачиваемся и возвращаемся в милое, всего год назад приобретённое поместье. Ничего, дайте срок, и мы ещё займём кресло в палате лордов. За какие заслуги — обдумаем на досуге. Надо же, стихами заговорил. Потом. Всё потом. Но если всё удастся — ох, не стоит загадывать — а всё-таки хорошо бы всё вышло по задуманному!

Ар осторожно уложил мальчика на заднее сиденье верного лендровера, наскоро смазал все синяки и ссадины и тихо выехал на дорогу.

А в это время в десятке вёрст позади братья-францисканцы суетились вокруг другого мальчишки, также который час не приходившего в себя. Его нашли в кустах возле монастыря. Дорогая одежда незнакомого кроя и тонкие черты лица выдавали подростка из богатой, возможно, даже знатной семьи. Об этом же говорил золотой нательный крест. Судя по нему, мальчик исповедовал восточную веру, то есть считался схизматиком. И хотя Папа и патриарх сняли взаимную анафему 1054 года, разногласия всё-таки были куда глубже, чем между католической и англиканской церковью. Но долг смиренных монахов есть помощь ближнему, и кто знает, быть может, душа этого мальчика, осиянная светом божественной благодати, повернётся к истинной вере?

Им и в голову не приходило, что мальчик с каштановыми волосами — пришелец из другого мира. Ия, горюющая о единственном сыне, была не так уж далека от истины, предполагая, что Решка попытался спасти молочного брата и переправить его к отцу. Другое дело, что магия самого Арсения пересеклась с Решкиной, дав совершенно неожиданный результат.

А сам Арсений, с каждой милей всё дальше удаляющийся от монастыря, даже не предполагал, что оставляет за спиной родного сына.

Нити Судьбы наконец сложились в прихотливый узор, и теперь коснуться их не посмела бы даже Тина. Оставалось ждать и наблюдать за их переплетениями и извивами. Время действовать придёт позже. Лет этак через пять.