Первоначальный элемент

Всю вторую половину дня хмурой пятницы 2 мая 2087 года, зал собраний Центральной Парижской медицинской академии был до отказа заполнен говорившими на разных языках людьми. Кроме привычных представителей медицинской науки, понаехавших сюда со всех уголков мира, вокруг толпилось множество вездесущих журналистов и папарацци. К тому же внутри здания находились два небольших отряда полиции, а также несколько служителей Примирительной Континентальной церкви. Как отметил про себя Поль Этьен, пробежав быстрым взглядом по собравшимся, священники не сильно выделялись своим внешним видом среди огромного количества врачей и профессоров своими длинными светлыми одеждами. В то же время все без исключения журналисты разоделись довольно пёстро, причём мужчины в своих пёстрых пиджаках не сильно проигрывали дамам в манере модно и ярко одеваться.

Постепенно все в зале расселись по своим местам, прозвучал негромкий сигнал, и Поль понял, что может, наконец, приступить к докладу. Сохраняя внешнее спокойствие, он, безусловно, волновался перед первым в своей жизни публичным выступлением, будто выпускник университета во время защиты своего диплома. В конце концов докладчик внутренне собрался, разложил перед собой на трибуне листки с нацарапанным накануне текстом и приступил:

— Дорогие коллеги, деятели медицинской науки всего мира, а также уважаемые представители прессы, сегодня мне выпала большая честь зачитать важное сообщение по случаю удачного завершения уникальной операции, проведённой около двух лет назад в нашем медицинском центре. Без преувеличения могу сказать, что нам с вами выпала честь стать свидетелями гигантского прорыва в области медицинской трансплантологии. То, что происходило в последние несколько месяцев в стенах этого здания, очень скоро изменит подход к лечению не только практически любого заболевания, но и поменяет общие взгляды на медицинскую науку вообще. Сразу попрошу, готовьте свои вопросы по ходу доклада, после его окончания вы сможете задать их. Итак...

Примерно полтора часа потратил Поль Этьен, чтобы рассказать следующее: около двух лет назад их медицинский центр заключил договор с государственной перспективной лабораторией CENTRE D'INNOVATION на поставку необычного оборудования. Речь шла о некой 'Капсуле жизнедеятельности', которую впервые использовали на практике в случае с безнадёжным пациентом. Больной имел крайне сильные повреждения позвоночника и многих других частей тела. Пострадавшего звали Жан Лавуазье.

Все, кто находился в зале, хорошо помнили это имя. После тревожных январских новостей двухлетней давности, когда произошла авария на буровой вышке в Норвежском море, за состоянием здоровья единственного выжившего после мощного взрыва человека следили миллионы людей во всём мире. В тот злосчастный день Жан работал в составе смены, когда его вместе с полутора десятками коллег практически разорвало на части страшным взрывом, случившимся в результате утечки природного газа. Погибшими тогда числились все, кто оказался на третьей палубе платформы, кроме лишь одного человека. Им и оказался Жан Лавуазье, о котором было лишь известно, что он сильно пострадал, но чудом выжил.

После шумихи, поднятой телевидением и прессой, в прессу поступало крайне мало сведений о дальнейшей судьбе раненого, хотя периодически мелькали сообщения о некой таинственной операции, проведённой с ним. И вот теперь, во время конференции до общественности вдруг донесли: несчастный находится в добром здравии. Также отмечалось, что мсье Лавуазье был подвержен некой таинственной лечебной процедуре полостной регенерации и теперь находится в стационаре на дельнейшем излечении. По словам докладчика, пострадавшему больше ничего не угрожает, он полностью в сознании и стабильно идёт на поправку.

Поль Этьен закончил доклад. Руки его слегка дрожали, он так до конца и не справился со своим волнением. Теперь он мог, наконец, слегка перевести дух, ровно до того момента, пока дотошные репортёры не начнут задавать ему свои вопросы.

Первым вытянул руку представитель из Канады.

— Мсье Этьен, насколько нам теперь известно, вы принимали непосредственное участие в лечении. Расскажите, пожалуйста, в каком состоянии поступил к вам пострадавший.

— Как я уже говорил, Тело Жана Лавуазье имело крайне сильные повреждения. Правая рука по локоть и левая нога были оторваны взрывом. Но в первую очередь у него имелись критические повреждения позвоночника, обожжены большие участки кожи. Никто не знал, выживет ли он. Вертолётом в клинику его доставили буквально мёртвым, и только крепкий организм и физическое здоровье помогли этому человеку продержаться до первого оперативного вмешательства.

— Лукреция Дамм, 'Нью-Йорк Таймс'. Мсье Этьен, во время доклада вы сказали что-то про частичную трансплантацию позвоночника вместе со спинным мозгом. Простите, я не ослышалась? Насколько мне известно, похожих операций никогда прежде не проводилось, более того, всегда считалось, что сделать подобное попросту невозможно.

— Здесь мне бы хотелось пояснить точнее — при этих словах Поль Этьен прокашлялся в кулак, а затем продолжил — Как я уже сказал, в нашем распоряжении появилось уникальное оборудование, предоставленное CENTRE D'INNOVATION. Технологии медицинской капсулы, основанные на принципах недавно открытого наукой оптионного излучения, позволяют не просто поддерживать жизнь в сильно повреждённом теле пациента, но и сильно ускорять процессы регенерации после пересадки практически любых органов или частей тела. Впрочем, здесь я не совсем прав. Процесс регенерации идёт вполне обычными темпами, ускоряясь лишь незначительно, в то время как адаптирующие функции тела вырастают многократно, позволяя пересаженным частям или органам не просто не отторгаться, а наоборот, прирастать, будто они свои собственные. Ещё хочу заметить, что применение регенерирующей капсулы — не первый случай в практике нашего университета. Ранее уже проведились операции по пересадке органов другим больным. Все они не являлись такими же масштабными по значению, как в случае с Жаном Лавуазье, но и ранее всё прошло вполне удачно.

После ответа Поля Этьена зал зашумел, как улей. Вверх потянулись множество рук тех, кто с нетерпением желал задать свои вопросы.

— Скажите — спросил представитель 'Московских новостей' — удалось ли спасти других людей после взрыва на буровой? Может, всё-таки, кто-то из них также выжил и сейчас находится на лечении в вашей клинике?

На секунду Поль закусил губу, но долго с ответом тянуть не стал.

— Нет, в той аварии не выжил больше никто. Более того, тела всех погибших были вовремя законсервированы. Так как дело происходило в полярных водах, при достаточном количестве льда и снега вокруг сделать это оказалось не так сложно.

— Расскажите подробней, как всё происходило в те дни?

— Мы связались с родственниками буровиков и получили от них согласие на использование... частей тел и органов погибших на той платформе, чтобы попытаться помочь единственному выжившему человеку. Наш призыв возымел положительный эффект. Большинство родственников вошли в положение, все прекрасно понимали, что их погибшие отцы и мужья работали полярниками и могли таким вот образом, в последний раз помочь своему товарищу и коллеге. Свою роль здесь, наверное, сыграл фактор суровой мужской дружбы. Вы ведь понимаете — они там, на буровой, почти как одна семья.

Гул в зале не стал громче, но и не утихал.

— Скажите, ваша так называемая установка, с помощью которой вы поддерживали жизнь Жана Лавуазье, она может адаптировать человеку любые органы? — кто-то из корреспондентов задал очередной вопрос.

— В общем, да. Главное, чтобы группа крови и резус фактор совпадали с искомыми. В нашем случае пришлось использовать тела троих погибших, чтобы... укомплектовать недостающие части тела мсье Лавуазье.

— То есть вы хотите сказать, что на сегодняшний день тело выжившего в той аварии человека состоит как бы... из четырёх разных людей?

— Примерно так. Вначале самым сложным во всей процедуре нам показалась замена повреждённых позвонков. Дело в том, что с помощью капсулы восстановления мы уже пробовали приращивать другим пациентам такие органы, как печень, сердце, не говоря уже про различные конечности и кожу. Все эти методы лечения проходили вполне удачно, поэтому врачи решили не медлить с операцией по пересадке. После долгих дискуссий специалисты нашего центра пришли к выводу: будет проще, если мы заменим не отдельные позвонки, а весь позвоночный столб вместе с содержащимся в нём спинным мозгом. Так уж случилось, что при взрыве мсье Лавуазье отбросило на выступающую балку, поэтому его спина испытала катастрофические повреждения. Однако донор, из тела которого мы в конечном итоге изъяли неповреждённый позвоночник, погиб во время аварии почти мгновенно, при этом тело его оказалось гораздо... целее.

Конференция продолжалась ещё примерно час. В адрес Поля Этьена, официального представится Парижской медицинской академии, задавалось множество вопросов. В том числе и не очень удобные, так как общественность желала прояснить суть события, касательно аварии на буровой, случившейся два года назад. Трансляция заседания шла по всему земному шару, и миллионам людей во всём мире вскоре стало ясно: человечество действительно вплотную подошло к началу новой эпохи. Оптионные лучи, недавно открытые учёными во время экспериментов на огромном ускорителе частиц под Новосибирском, очень скоро помогут науке сделать сенсационный рывок в области медицины и здоровья.

В то время как большая часть собравшихся вскоре покинули огромный зал, к Полю неслышно подошел человек в длинной светло-серой тунике. Аккуратно перебив очередного представителя прессы, и назвав себя падре Себастьяном, тот поинтересовался:

— Скажите, мсье Этьен, А как чувствует себя сейчас господин Лавуазье?

До начала своего выступления Пол успел заметить в зале нескольких представителей из церкви и заранее приготовился к тому, что кто-то из них рано или поздно задаст ему какой-нибудь вопрос. Скрывать он ничего не собирался, ведь всё что можно, он уже рассказал во время прошедшей конференции. Однако сейчас, когда Пол в очередной раз постарался убедить всех в том, что с Жаном Лавуазье всё в порядке и тот идёт на поправку, священник задал совершено неожиданный вопрос:

— Скажите, а с какой личностью пострадавший себя идентифицирует? Не появилось ли в его поведении после операции чего-то такого, что выдавало бы в нём, скажем так, некоторых черт характера, не свойственных его... первоначальной личности.

Язык Поля на некоторое время буквально онемел, потеряв способность говорить. Он внимательно оглядел тех, кто до сих пор его окружали, но увидел в их глазах лишь ещё более возросший интерес к своей персоне. Люди, похоже, сочли данный вопрос вполне уместным и теперь молча ждали ответа.

— Мы все пристально наблюдаем за нашим пациентом, и мне хотелось бы сказать, что... он ведёт себя, как самый настоящий Жан Лавуазье.

— А что говорят его родственники — не отступал священнослужитель.

— Дело в том... что мы пока не позволяем им контактировать с пациентом. Процедура восстановления ещё не завершена, больному нужно больше отдыхать. Преждевременный допуск членов семьи может навредить господину Лавуазье.

— Тогда как вы можете утверждать, что он остался прежней личностью?

Такой вопрос совсем не понравился Полю. Его и в обычной жизни всегда раздражали представители церкви, и вот теперь какой-то выскочка в рясе вдруг решил поиздеваться над его репутацией прямо на виду у корреспондентов мировых изданий. Конечно, Поль с самого начала понял, куда тот клонит, но в своих ответах он старался не вдаваться во всевозможные этические моменты, направляя разговор в русло исключительно светской беседы.

— Я думаю — с ноткой вызова отреагировал он — что не стоит сейчас переходить к проблемам религиозного плана, примешивая сюда то, что никакой связи с нашим делом не имеет. Полагаю, бедняга Лавуазье оказался счастливчиком, получив назад то, что у него было отнято в результате стечения обстоятельств.

Священник долго не отвечал, а затем снова спросил:

— Вы всерьёз считаете, что человек, это всего лишь набор органов и частей тела? Что никакой души не существует, а Бог — это всего лишь пережиток наших недалёких предков?

Поль Этьен не хотел спорить с падре Себастьяном. Он искренне считал, что просто делает свою работу, о чем, улыбнувшись своей искренней улыбкой, он тут же поспешил сообщить тем, кто до сих пор толпился вокруг него. После этого он вежливо откланялся, и направился к своей машине, припаркованной недалеко от входа в медицинский центр. Ему очень хотелось попасть домой, чтобы, наконец, немного отдохнуть.

* * *

— Поль, ты невыносим! — супруга Этьена Катрин тихо покачала своей белокурой головой и ласково улыбнулась — настолько невыносим, что если бы не являлся светилом мирового масштаба, то я давно убежала бы от тебя на другую сторону Ла-Манша.

Конечно же, она шутила. Поль знал об этом и не сердился на жену даже во время таких мелких идеологических споров. Он знал, что та искренне любит его, и до сих пор питает к нему самые нежные чувства хотя бы потому, что вместе они жили уже давно, с тех самых пор, когда Поль числился студентом Сорбонны, а Катрин — являлась юной наследницей небольшого семейного кондитерского бизнеса. В те славные времена коротких каникул Поль приезжал в маленький родной городок на юге Франции, и сидя на лавочке под яркими звездами в полночь, ласково называл свою любимую девушку не иначе, чем 'Моя сладкая фея'. Уже в то время Поль совершенно не представлял себе жизни без неё.

— То есть ты считаешь, дорогая, что подобные вопросы может позволить себе задавать кто угодно? — возмущённо негодовал мсье Этьен — Поверь, мне и так пришлось выслушать много такого, от чего у меня до сих пор глаз дёргается!

— Ну, почему кто угодно? Ты ведь взъелся на священника, а они, если ты в курсе, обязаны задаваться подобными вопросами.

— Вот, тогда пусть и спорят между собой! — не унимался Поль — Пусть сидят в своих кельях, беседуют друг с другом по поводу участия в жизни людей неких высших сил, и не лезут в мир со своими дурацкими идеями!

Катрин всё равно не соглашалась с мужем. Она считала себя достаточно мудрой женщиной и никогда не переступала той грани, после которой возможен бесповоротный разрыв в отношениях с близким человеком. Её девичье воспитание имело отношение к церкви Примирительного прихода, где она даже пела несколько лет подряд в одном из соборов, поэтому в глубине души Катрин до сих пор не могла примириться с атеистической позицией супруга.

— Скажи — решила она подойти к разговору немного с другой позиции — а как ты сам бы оценил поведение мсье Лавуазье? Дело в том, что даже если не принимать во внимание религиозный аспект, можно ведь попробовать объяснить ситуацию с другой, например, исключительно медицинской точки зрения.

— Что ты имеешь в виду, дорогая? — развёл руками Поль, не очень-то желая продолжать разговор в подобном ключе.

— Скажем, я много раз читала о том, что иногда происходит с теми людьми, кому, например, пересаживают сердце.

— И что же ты читала?

— Что после выздоровления у таких пациентов происходят некоторые изменения в их характере, или появляются какие-нибудь привычки, которые раньше им были не присущи. Если бы всё это считалось единичными случаями, тогда не стоило бы заострять на них внимания, но подобных историй в мировой медицинской практике описано много и они... заставляют задуматься. Мне, к примеру, интересно, что бы вдруг случилось, если бы после пересадки позвоночника больной очнулся и стал воспринимать себя не как Жан Лавуазье, а тот... другой человек, из тела которого тот позвоночник извлекли. Согласись, ведь не совсем понятно, что происходит во время подобных операций

Безусловно, Поль знал, о чём говорит его жена. Будучи ведущим хирургом, который оперировал в Центральном медицинском университете Франции, он имел огромную практику, в том числе и связанную с пересадкой органов. Однако в трансплантологии существовала целая масса малоизученных явлений, о которых даже самые известные врачи старались не распространяться. Безусловно, новые технологии, связанные с недавно открытым эффектом оптионного излучения, позволили многократно продвинуть всю науку в целом, но впереди человечество всё ещё ожидала огромная куча исследований в данной области.

— Дело в том, дорогая — сказал Поль спокойно — что на тот момент, когда мы проводили ту операцию, из всех пострадавших на платформе в живых оставался лишь один человек — Жан Лавуазье. Другие погибли. Мы просто заменили множество частей тел тому бедняге...

Поль вдруг захотел что-то добавить к своим словам, и даже сформулировал в голове какую-то вполне научную белиберду, но отчего-то вдруг умолк. Странная мысль на секунду посетила его, потом быстро промелькнула и помчалась куда-то дальше, не оставив после себя даже следа.

* * *

Тот бар, в котором уже около получаса сидел мсье Этьен, считался довольно уютным местечком. Воздух здесь не так прокурен, каким он обычно бывает в подобных местах, поэтому Поль не испытывал дискомфорта и сейчас неспешно пил крепкий алкоголь, не обращая внимания на остальных посетителей заведения. Стакан разбавленного джина, который он себе заказал ещё полчаса назад, имел половину своего первоначального объёма, когда Поля кто-то негромко окликнул.

— Эй, кто это тут спрятался один, наплевав на добрую компанию?

Поль поднял глаза и узнал в подошедшем к нему человеке Даниэля Леруа. Вероятность того, что в нескольких кварталах от центра города, в такое малоизвестное заведение вдруг заглянет кто-то из его товарищей по работе, равнялась почти нулю, поэтому Поль удивился появлению коллеги.

Леруа подсел ближе, тоже заказав себе выпивку у бармена.

— Не дают покоя лавры победителя, Поль? — спросил он осторожно, обращаясь к товарищу.

— Нет, дружище Дэн, меня терзают немного другие мысли.

— Тогда поведай, если секрет.

'Почему нет?' — подумал Поль. Даниэль зарекомендовал себя хорошим компаньоном и врачом, они много времени провели на совместной работе и неплохо сдружились за последние годы.

Вкратце Поль Этьен упомянул про разговор со священником, потом рассказал про спор с женой. Закончив, он снова отпил из стакана, продолжая держать тот двумя руками. Даниэль Леруа молча выслушал, не притрагиваясь к своей выпивке, после чего сказал следующее:

— Думаю, тебе не стоит терзать себя сомнениями, Поль. Все эти россказни про то, что наши пациенты заимствуют черты характера других людей после пересадки органов, не более чем досужие вымыслы. Могу сказать с уверенностью, что иногда, да, иногда кое-что из подобного действительно случается. К примеру, не так давно в одной из наших клиник произвели удачную пересадку мозга одной пациентке, имевшей возраст около пятидесяти пяти лет. У неё накануне случился инсульт и крайне вовремя подвернулся донор — молодая девушка, погибшая при неудачном падении с велосипеда. Хочу тебе сказать, что после выздоровления та женщина действительно начала проявлять некоторую странность в своём поведении. Она отчего-то полюбила играть в теннис, хотя раньше этого за ней не замечалось, к тому же стала чаще смотреться в зеркало и даже флиртовать с молодыми парнями. Но самое удивительное в том, что она начала панически бояться ездить на велосипеде, хотя всю свою жизнь каталась на нём по улицам своего маленького городка.

Поль с интересом выслушал собеседника, затем подозвал бармена и заказал себе добавки.

— Знаешь, — тут он глубоко вздохнул — про подобные случаи я сам не раз слышал, и даже лично сталкивался с ними. И я тут задумался над тем — не является ли всё это фактом прямого подтверждения тому, что в черты характера одной личности как бы примешиваются свойства другого человека? Может, священники в чём-то правы?

Даниэль, наконец, отхлебнул из своей посудины, и усмехнулся.

— Нет, я не думаю, что это так — уверенно сказал он.

— Почему?

— Да потому что периодически мы ведем наблюдение за нашими пациентами. Поверь мне, Поль, прошло совсем немного времени, и вскоре та помолодевшая, было, дама уже не вспоминала про теннис, зато спустя всего полгода она вновь стала ездить на своём велосипеде. Про частые посиделки у зеркала и про парней она также с успехом позабыла. Всё просто объясняется. Наша личность, наше внутреннее исходное 'я' как бы адаптирует под себя всё то, что мы себе пришиваем или приклеиваем. Если поначалу что-то кажется странным и непривычным, то потом всё внутри нас приходит в норму и обретает первоначальный баланс. И это происходит не только со свойствами психики, подобные явления характерны и при пересадке конечностей. Вспомни, например, как одному мексиканцу пару лет назад пересадили ногу человека из Дании. Поначалу, когда больной стал выздоравливать, довольно странно выглядело то, как желтокожий парень ковыляет на белой ноге, словно надел всего один носок, однако прошло совсем немного времени, и кожа на пришитой ноге по цвету перестала отличаться от кожи остального тела. Сегодня парень играет в волейбол не хуже любого из нас, и никто не скажет, что два года назад ему приделали чужую ногу.

— Да, всё это очень интересно — сказал Поль Этьен и покачал пальцем в воздухе — Но скажи мне, Даниэль, а что именно тогда является нашей личностью? Как нам с ней быть? Похоже, мы научились перекраивать любые тела по своему усмотрению, но нащупать главное так пока и не можем.

— Я... не знаю точно. Никто этого не знает, кроме, может святых отцов.

— Давай пока оставим в покое церковные догматы. Скажи мне просто, как врач врачу: что будет, если пересадить человеку пять или, скажем, десять органов сразу? Останется ли он прежней личностью? Судя по тому, что ты мне только что рассказал, внутри нас есть нечто, что является неким сгустком нашего 'я'. Выходит, сколько органов не пересаживай, исходная личность не изменится. Взять хотя бы последний пример с тем парнем с буровой вышки, которому пришлось пересадить позвоночник вместе со спинным мозгом. Честно говоря, меня сильно терзали сомнения в успехе операции, однако наше новое оборудование творит чудеса, и пациент не просто выжил, но и, надо полагать, всё же остался самим собой.

Поль Этьен почти залпом допил свой второй стакан, глаза его заблестели, и он добавил к сказанному:

— Ещё мне до сих пор не понятно, в каком именно из наших органов или части тела располагается наша личность? То есть та часть нашего 'я', к которой можно прилепить всё, что угодно, но которая, после всех этих пересадок, сможет остаться сама собой?

— В давние времена — неуверенно заговорил Даниэль — люди считали, что это сердце...

— Брось, это точно не сердце! — воскликнул Поль возражая — ещё много лет назад врачи умели пересаживать сердце. Сущность личности пациента после удачно проведённой операции в каждом случае оставалась прежней.

— Не знаю, Поль... Ещё недавно я бы сказал, что вместилищем нашего 'я' является головной или спинной мозг, но теперь, когда проведены удачные операции по их пересадке...

— Вот и я говорю, что мы, учёные и врачи — полные профаны. Наука стоит на пороге невероятных открытий, Даниэль. Возможно, есть смысл в том, чтобы...

Поль Этьен прервался на полуслове, отчего-то резко замолчав. Его стакан внезапно оказался пуст, но двойной порции джина ему, похоже, совершенно недоставало.

— Ты сейчас про какой именно смысл? Про смысл чего? — Спросил Даниэль, потихоньку принимаясь за опустошение своей посудины.

— Послушай, у меня вдруг возникла невероятная мысль — Поль Этьен вдруг пододвинулся ближе к собеседнику, и стал говорить полушепотом, глядя тому прямо в глаза — до сих пор мы в нашем институте имели дело с пересадкой органов обычных людей другим людям.

— Да, а что?

— Насколько я знаю, в стране есть ряд лабораторий, которые активно занимаются выращиванием органов человека из стволовых клеток. Пару месяцев назад проходил даже симпозиум, где делался доклад по поводу того, что скоро трансплантология может полностью перейти на пересадку искусственно выращенных частей тела нуждающимся пациентам.

— Да, это не новость — подтвердил Даниэль — ведь так намного проще, вместо того, чтобы ждать донора, когда заранее можно вырастить для себя кисть руки, ногу или даже печень с селезёнкой в придачу...

— Вот-вот, я об этом и говорю! — с жаром в голосе подтвердил Поль Этьен — Нужно обязательно выпросить у академии провести эксперимент.

— Что за эксперимент? — помотал головой Даниэль, всё ещё не до конца понимая глубину мысли своего коллеги.

Мы станем постепенно пересаживать орган за органом человеку, меняя его на искусственно выращенные части тела.

— То есть создадим некий аналог Франкенштейна? Но для чего это нам?

— Я уверен, что очень скоро в этом эксперименте мы столкнёмся с тем, что в живом теле не останется искры сознания. Оно будет живым, но лишено индивидуальности.

— И что это нам даст?

— Всё очень просто. Так мы точно будем знать, при замещении какого именно человеческого органа произошёл 'разрыв' между телом и сознанием, и тогда станет ясно, где именно содержится информация о нашей личности.

— В таком случае, Поль, мы сможем также узнать ещё об одной важной вещи — глаза Даниэля Леруа заблестели так же ярко, как у собеседника.

— О какой именно вещи? — спросил Поль Этьен, хотя и так хорошо понимал, что именно ответит ему собеседник.

— О том, можно ли будет сделать целиком... пересадку нашего 'я' в другую оболочку! Точнее — можно ли будет соединить совершенно новое тело с чьей-то определённой личностью, если пересадить в бездушное тело тот самый орган, в котором заключается человеческое сознание!

От таких обескураживающих слов Поль отпрянул назад, но всё равно продолжал в упор смотреть на своего товарища. Слова Даниэля являлись полным повторением того, о чём в данную минуту думал он сам. Внезапно взгляд его лихорадочно забегал. Он надолго задумался, облизнув ватным непослушным языком свои пересохшие губы. Его пальцы сжимали полностью опустевший стакан.

— Это действительно станет важным открытием! — шепотом сказал он, наконец — Открытием для всего человечества. Скажи мне Даниэль, мне только кажется, или мы прямо сейчас, сидя в этом баре, оказались на пороге тайны человеческого бессмертия?

Собеседник молча закивал головой, затем громко икнул и покосился на бармена. Против ещё одной порции джина на каждого не возражали оба посетителя.

Поль Этьен и Даниэль Леруа ещё долго сидели за стойкой, негромко обсуждая те мысли, к которым они сообща пришли этим вечером. Оба единодушно решили, что завтра же подготовят прошение в ректорат академии, чтобы начать подготовку к важному эксперименту. Необходимо будет заключить договор с одной или несколькими лабораториями, в которых производилось выращивание искусственных человеческих органов. Дело не выглядело таким уж сложным: необходимо лишь провести операцию с безнадёжно больным пациентом, которому они планировали постепенно заменить все основные органы и части тела искусственно выращенными. Если всё пройдёт удачно, то в дальнейшем можно будет поставить вопрос о производстве целых тел для подобных пересадок. Пока это всё звучало очень туманно, и никто из двух коллег понятия не имел, получится ли у них что-нибудь из задуманного. Тем не менее, они оба пришли к заключению, что необходимо как можно быстрее начать двигаться в этом направлении, чтобы попытаться достичь хоть какого-то результата.

Во время разговора с коллегой Полю не давал покоя ещё один вопрос, о котором он предпочёл не упоминать: Чем всё-таки является та суть человеческой личности, для которой они только что решили придумать способ менять оболочки тел, словно перчатки.

'Возможно, это и есть пресловутая душа' — думал он, старательно пытаясь прогнать подобную формулировку. 'Нет-нет! Никакой души нет, как нет и Бога — с усмешкой думал Поль Этьен, садясь в автомобиль — личность существует, пока есть тело. А способ отыскать бессмертие мы теперь обязательно найдем'.

Из заведения оба вышли не вполне трезвые, но довольные собой. Оба понимали, что ещё совсем немного усилий, и Нобелевская премия по медицине им станет обеспечена. Так как Даниэль Леруа употребил сегодня меньшую дозу алкоголя, они решили, что именно он сядет за руль. Свой автомобиль Поль заберёт позже либо сам, либо пришлёт за ним кого-нибудь из подчинённых.

Машина врезалась в фонарный столб в тот момент, когда двое сидящих в ней людей благополучно миновали центр Парижа и уже подъезжали к дому Поля Этьена. Вызванный наряд дорожной полиции приехал для опознания двух трупов довольно оперативно. Работники патрульной службы, изучившие место аварии, так и не смогли до конца определили причину съезда автомобиля с дороги. Возможно, виной всему оказалась небольшая доза алкоголя в крови водителя, а, может, у машины просто не вовремя отказало рулевое управление.