Зимний фарс или баллада о бесстрашной Татьяне

Зимний фарс или баллада о бесстрашной Татьяне

Аннотация: Ей тридцать, жизнь не удалась, с мужем развелась. Она напилась, встретила болтливого снеговика, лишилась страха, попала в Иномирье и встретила ЕГО... Одинокого отшельника Мороза, но не очень деда. Потом еще были братья, олени, белка, кошка, конь, Пустоши, старая ведьма, свадьба, полубог, скалка, потеря невинности... Короче, Мороз свое счастье нашел! Или несчастье. Когда как.

От автора:

Это был эксперимент. Соавторами выступили все желающие читатели, а именно (по алфавиту):

Аверкина Наталья

Антоненко Светлана

Белозерова Алена

Бондаренко Юлия

Бучнева Ирина

Винтонович Юлия

Грец Наталья

Донцова Екатерина

Кахичко Евгения

Качалина Ирина

Костикова Тамара

Кочетова Юлия

Куликова Дарья

Ляшко Ольга

Матусевич Татьяна

Митюшкина Оксана

Осинская Татьяна

Плотникова Елена

Плюснина Ольга

Пряжнікова Вікторія

Савчук Оля

Симонова Ольга

Смыслова Аня

Спасская Снежана

Тельпиз Валерия

Тимошкина Ирина

Шмидт Леся

Ирина Олеговна

Катя Kudia

Leksi Leksi

В список вошли все, кто предлагал свои варианты развития сюжета или диалогов, даже если в итоговый текст предложения не вошли или вошли частично, все, кто задавал наводящие вопросы, и все, кто подбирали внешний вид персонажей.

Отельная благодарность Матусевич Татьяне за имя для героини, Тамаре Костиковой за Тину и Кахичко Евгении за характер белки.

В память о кошке Тине. Той, что любила пиво, арахис, сало и своих людей.

1

Жила-была я, местами красивая немножко разведенная бездетная женщина тридцати лет с высшим образованием и опытом работы в сфере образования. Все. Вступительная часть моей новогодней сказки закончилась, потому как и вступать там не во что.

— Не во что! — возмутилась я и обняла снеговика. — Вся жизнь — синдром отличницы. Училась на отлично, проблем родителям не доставляла, с братом и сестрой ладила, даже замуж вышла за "мальчика", который маме-папе понравился. Разве, что родить не успела, слава богу. Как говорится, всех, кроме себя, осчастливила! Ну не дура?

Я вздохнула, повернула голову и уставилась проникновенным взглядом на мокрое холодное создание. Снеговик повернул голову и, вроде как, тоже на меня уставился. Я не очень поняла, как он это сделал, но во мне плескалось полбутылки портвейна, поэтому в вопрос я решила не вникать. Вместо этого вынула из сугроба бутылку и глотнула еще.

"Хочешь изменить жизнь?"

Не скажу, что голос принадлежал снеговику, скорее он в голове у меня раздался. Даже не определю, мужской голос был или женский. Это было уже слишком. Я резво вскочила, намереваясь сбежать, но тут же пожалела о своей резвости. Меня повело, и я свалилась обратно, аккурат на голову своего собеседника. Пока падала, портвейн пролила.

— Опаньки, — промямлила я, слезая с поломанного изваяния. — Пардоньте.

Снова встала и оглядела место крушения. Выглядело жутковато и восстановлению не подлежало. Впрочем, я не растерялась, допила остатки алкоголя, наклонилась и устроила из хаоса живописную картину в жанре триллера. Теперь снеговика не поломали, а зарезали или расстреляли. Множественные раны и кровища.

— Вот, — гордо изрекла я, подбоченившись. Это было мое не первое хулиганство. Хулиганить я любила, но всегда вот так, потихоньку. Отдушина всей жизни. Наверное, портвейн был прав. Пора было начинать хулиганить погромче. Тридцать лет — а кажется, все не жила.

И только я об этом подумала, как вдруг оказалась в Аду. По крайней мере, в первое мгновение именно так мне показалось, когда зимний холод сменил горячий пар.

Я выдохнула, протрезвела и вытаращилась на восьмерку голых парней, стоящих напротив. В трезвом состоянии я соображала быстрее. По запаху, бревенчатым стенам и атрибутике поняла, что каким-то чудом в баню попала.

— Епать копать, — сказала я и покрутилась на месте вокруг своей оси в поисках выхода. Выход нашелся за моей спиной. Счастливая и перепуганная я рванула туда.

— Епать копать, — возмутилась я уже громче. Выход оказался входом в парилку. Выскочив в купальню, я захлопнула за собой дверь и опять оказалась в том же положении, с которого начинала. Шестнадцать глаз увлеченно наблюдали за моими передвижениями.

— Выход там, — произнес один из голопузых, указав на стену за своей спиной.

Еще один, тот единственный, что удосужился на талию полотенце намотать, нахмурился, сердито сжал губы, подошел ко мне и рукой закрыл глаза.

— Дурочка, — процедил он сквозь зубы и чуть ли не волоком потащил в нужном мне направлении.

— Ступай и не вздумай никому рассказать, что сделала.

Я оторопело уставилась на своего "спасителя".

— А что я сделала?

Ответом мне послужил хмурый, осуждающий взгляд. Я едва не споткнулась и пребольно ударилась мизинцем о камень. И вот когда ударилась, осознала, что босая бегу по ледяному снегу. Всхлип получился громкий и очень емкий, включающий в себя все мои беды. Я мало без обуви была, так еще в сарафане легком открытом.

Спаситель рывком поднял меня на руки.

— Прости, — прежних суровых интонаций как не бывало. Я оказалась в плену ласковых карих глаз. Герой был чертовски красив, обаятелен и горяч, буквально. Я прижалась посильнее к теплой груди. Такой фокус выкидывала последний раз не помню когда. Алкогольный туман в голове не желал рассеиваться, так что соображалка пока работала паршиво. Зато гормоны без контрольного органа, работали ох как хорошо, руководя действиями героини! Что нам снег, что нам зной, что нам дождик проливной, пока мужчина-мечта на ручках несет.

Пока я беззастенчиво рассматривала свою мечту, она меня занесла в маленький бревенчатый дом и поставила аккурат посередине единственной жилой комнаты.

— Кто ты?

Я удивленно подняла брови, но на вопрос ответила честно:

— Татьяна я.

Красавчик взял меня за плечи, склонился и заглянул в глаза. Зловеще так, таинственно смотрит и молчит, чтоб мир краше не казался. С перепугу даже трезветь начала.

— Как Ларина, — затухающим голосом пояснила я на всякий случай.

— Человек? — нахмурился мой странный собеседник. — Сколько тебе лет?

— А вы кто? — не выдержала я. Все происходящее определенно было сном. У меня на фоне алкоголя всегда такие сны реалистичные. Другое дело, что, как правило, они малоприятные, в отличие от этого. Но тем не менее.

Герой тяжело вздохнул и потрепал пятерней волосы на затылке. В расстроенном состоянии он выглядел еще сексуальнее.

— Муж твой, — наконец он отважился поднять на меня взгляд. — Точнее той, кем ты стала.

— "Му" что? — растерялась я.

— Не подумал, — кивнул странный субъект. — Сейчас. Потерпи.

Он зачем-то сердито сжал губы, поднял меня за талию, перенес на лавку возле печи и тщательно укутал в пуховое одеяло с головой. И только после того, как он это сделал, я сообразила, что тело сотрясает мелкая дрожь. То ли стресс сказался, то ли алкоголь выветриваться начал — не до того было.

Муж!

Зачем мне муж? У меня уже был один. Мне не понравилось.

Я осторожно высунула лицо из пухового сугроба и постаралась как можно деликатнее озвучить просьбу.

— Простите, пожалуйста...

— Ты с Земли угодила в наш мир, — не стал вникать в мою вежливость "муж". — Из будущего, настоящего или прошлого аптекарь тебя вытянул не знаю, но дороги обратно в любом случае нет. Смирись...

Я оторопело уставилась на новоявленного супруга.

— Если бы действие обратное было, ты бы сейчас прежде долго сомневалась в реальности происходящего. Но ты веришь, а это значит, что Любомира жизнями обменялась, а не телами. Видно, судьба твоя ей больше по душе была, — его, кажется, последняя мысль искренне расстроила.

Я неожиданно для себя самой жалостью прониклась. В каком-то смысле он тоже жертва обстоятельств. Правда, сомнительная жертва. С чего это от него жена убежала? Да еще так радикально.

— То-то я смотрю Любомира молоденькая чересчур стала, — он опять склонился и в глаза мне заглянул. — Лет на тридцать ты выглядишь. Совсем дитя неразумное.

Сказать, что снова удивил — вообще ничего не сказать. Во-первых, если тридцать — это для него "дитя неразумное", то сколько же ему...

— Сто тридцать, — прервал мои мысли подозрительный субъект.

— Й... Агха, — поняла, что ничего не поняла, я.

— Во-вторых, я мысли читать могу.

Я нервно хихикнула и запаниковала.

— Нет. Тебя не отпустит, — уверенно ответил на мои мысли муж. — Алкоголь тут не при чем. Ты же сама понимаешь.

Он вдруг нахмурился:

— А при чем тут огромный кусок жареной свинины? Как можно мыслить настолько хаотично? Нет. Я столько не ем, и я столько не пью. Я вообще не пью. И ты больше не будешь. Это пагубная привычка. А нервы лечить зельем будешь. Неудивительно, что Любомире твоя жизнь приглянулась. Ей всегда по нраву запретные деяния были.

И вот тут я поняла сразу две вещи. Первое, я связалась с маньяком. Второе, найду Любомиру — убью!

Всю сознательную жизнь была скучная, добрая, послушная, наконец решила начать с нуля, для себя пожить, так сказать, приключений насобирать, и бац! Татьяна, на тебе подарок к Святкам.

— Знаю! — вдруг вскричала я. Маньяк аж отпрянул от неожиданности. — Это месть!

Полная вдохновения и всяческих надежд я уставилась вдаль, обдумывая варианты исправления ситуации с окровавленным снеговиком. Ясно же — дело в этом белом монстре.

— Малахольная, — муж недовольно поджал губы, встал с лавки, сгреб меня в охапку вместе с одеялом и пошел на выход. — Давай-ка домой. За одеждой потом вернусь.

Я возмущенно пискнула и попыталась вырваться, но не тут-то было. Маньяк оказался чертовски сильным. Дитем обозвал, и названию отвечать заставил. В самом деле как ребенка малого под мышкой зажал и волокет в неизвестном направлении. Я жаловалась на свою жизнь? Беру свои слова назад!

— То убить потомственную ведьму собирается, то о еде думает, то снеговика в печке топить желает... Еще и нетрезвая. За что только наказание мне такое? Эдак ты меня перед всей семьей опозоришь.

Я возмущенно фыркнула, но сказать ничего не успела. Маньяка пробило на поговорить.

— Давай-ка проясним. Снеговик — это просто временный принимающий тотем. Любомира с помощью моей природной стихии и с твоего, кстати, личного добровольного согласия поменяла две жизни местами. Навсегда.

Я снова фыркнула, но на этот раз недовольство мое относилось к суженой маньячиллы. Замужество — штука обратимая. У меня в судьбе это "развод" называлось. Даже если развода нет, есть разъезд, уход, побег, подкоп, в конце концов.

— Моя семья особенная, — вкрадчиво и явно зло ответил на мои мысли собеседник. — Невесту избирает стихия и венчает стихия. Расставания в принципе нет и быть не может. Ты умрешь вдали от меня, я умру вдали от тебя. Все. Да, мы проверяли!

Кажется, я действительно начала его злить. И пусть.

— Мне неудобно!

Я тоже злиться умею. Не мешок все же, чтоб так обращаться! Откуда мне знать, что они проверяли? Спросила — узнала. Какие претензии?

Муж вздохнул, подкинул меня и прижал к груди. Теперь я ехала в положении ценной ноши.

— Так лучше? — довольно агрессивно поинтересовался маньяк.

— Лучше! — в тон ему ответила я.

На мгновение плотно сжатых губ коснулась улыбка. Я растерялась и даже немного залюбовалась.

— С характером козявка, — ласково пробормотал он, испортив все впечатление от улыбки. — Татьяна, значит.

— Вот, — осознала я. — Тебя-то как звать?

— Мороз.

— Дед? — удивилась я.

— Почему дед? — озадачился он.

— Потому что Мороз.

На мой взгляд это было всеобъемлющее объяснение, но, полагаю, только на мой.

— Что это за ряженый старец? — не понял маньяк.

— Ты что и мои фантазии видишь?

— Я все вижу, но большую часть не понимаю. У тебя в голове жуть что творится.

— Вот и славно, — пробормотала я. После ряженого старца мысли посетил кадр из порно-фильма. Мало ли, примет как руководство к действию.

— Я воплощение стихии, — пояснил Мороз. — И ты теперь половина меня. Мы пришли.

Я оторвалась от созерцания гладко выбритого, мужественного подбородка и взглянула туда, куда кивком головы повелели.

Мечта интроверта — иначе бревенчатый одноэтажный дом посреди зимнего соснового леса называть бы я не стала. Сугробы по самые окна и тишина. Гробовая.

— Там еще речка есть, — не обиделся Мороз.

2

А поутру они вставали, кругом помятая трава...

Я прохрипела проклятие и открыла глаза. Пила в таких количествах я крайне редко, но, когда пила, потом после сна зеркало мне показывало забавную отекшую физиономию. Опухоль со временем научилась чувствовать не прибегая к отражающим поверхностям. К чему я это? А к тому, что стресс был, алкоголь был, а опухоли нет. Непривычное ощущение отбило желание нежиться в кровати. Я зевнула, почесала локоть и села.

— С добрым утром, — сердито пробасил незнакомый мужик откуда-то сбоку. Я завизжала и приняла боевую стойку. Приняла, как сумела. А потом снова завизжала, потому что мужик был полуголый, кровать была не моя и комната тоже. А еще я тоже была полуголая. Пришлось в спешке натягивать на грудь одеяло.

— Замечательно! — Моська подозрительного субъекта приобрела выражение унылой обреченности. — Только этого мне не хватало.

Он встал, резко распахнул окно, впустил в комнату морозный воздух с улицы и начал бормотать какую-то тарабарщину на непонятном языке. И как только он начал бормотать, я начала вспоминать. Про снеговика, про обмен, про свое идиотское подтверждение, что жизнью своей недовольна, которое сошло за согласие на обмен, про одинокий дом в лесу. Плотный ужин вкусный вспомнила. Мясо было с овощами, чай травяной, булочки сладкие. Маньяка тоже вспомнила. Кровать не вспомнила.

— Ты поела и уснула за столом. До кровати я тебя сам нес, и раздевал, к слову, тоже сам.

Я собралась было возмутиться, но не успела.

— А кто мне велел раздеть, как думаешь? — огрызнулся Мороз.

Я поперхнулась и прикусила губу. Вот это память могла бы не выкидывать из недр наружу. Лежала на кровати, сытая, согретая, довольная, и только неудобный балахон оригинальной супруги жутко мешал. Ткань была жесткая, и от нее все чесалось, но шевелиться было лень, поэтому я просто представила, что он с меня стягивает эту мерзость, закутывает в одеялко, и я засыпаю, словно невинное дитя. Так и сложилось.

— Что-то я не очень понимаю...

— Чего не понимаешь? — Мороз встал и вышел в соседнюю комнату. Я отвлеклась на движения сексуальных мужских ягодиц под тканью брюк, поэтому ответила не сразу.

— Многого. Что братья твои в бане были, и вы все воплощение разных стихий — это я помню. Ты вчера рассказывал. Что для ритуала Любомире место единения вашей общей силы понадобилось, тоже помню. Теперь про нее расскажи.

Я слезла с кровати, укуталась в одеяло и пошлепала босыми ногами следом за хозяином хаты. С хмурым выражением лица он вытаскивал из печи вкуснейшего вида пирог.

— Нечего рассказывать. Ты все равно на нее лицом разве только похожа.

Я недовольно вздохнула. Можно подумать, мой интерес как-то связан со сравнением.

— Так бы сразу и сказала. Стать избранницей стихии по ту сторону хребта считается проклятием, — Мороз пожал плечами. — Никакой род не желает дочерям такой участи. Стихия обычно это учитывает и избирает деву со светлым, чистым разумом, не обремененным предрассудками. Добрых, веселых, нежных, умных, верных.

Чем дальше он говорил, тем тоскливее звучал его голос.

— Мы с братьями не можем позволить себе обычных жизненных горестей и радостей. Каждая наша мысль, каждое движение, каждая эмоция отражается в поведении стихии. Мы живем отшельниками и следим за равновесием. Любомира оказалась не такая. Единственная, любимая дочь. Гордая, высокомерная, жестокая. В реке ее деяния сомнительные часто отражались. Родители отправили ее ко мне, когда она угасать начала. И то отправили с проклятиями на весь мой род. Теперь понимаю, что спланировали все заранее. Она сама не смогла бы. Тебе жизнь испортила. Как куклу взамен себя подсунула.

Он произнес это с таким неподдельным унынием, что у меня сердце защемило. Маньяк больше не походил на маньяка. Передо мной предстал одинокий, обиженный человек. Все у него в жизни шло не так и не туда, и он ничего сделать не мог, потому что права не имел. Про зависимость стихии от персонификации я накануне не только наслушалась, но и была свидетелем. Он когда меня в дом заносил, мизинцем двинулся о порог — вьюга на улице поднялась такая, что мрак!

Все это было чертовски похоже на мои собственные беды.

— Не надо меня жалеть, — огрызнулся Мороз. Бухнул на стол стакан и, сердито топая, покинул дом.

— А про любовь-то ты так и не сказал, дружок, — вздохнула я. — Не любил ты свою молодую жену.

Общая картина мира начала медленно проясняться. Узнала и то, что собиралась, и то, что не собиралась. Вообще, с любовью у меня отношения сложились, скажем прямо, никакие. Героями моих снов всегда оказывались сказочные персонажи. Сначала по вине писателей детских, потом по моей вине. Я умудрялась пылать страстью к отъявленным мерзавцам, которых мое воображение едва ли не рыцарями рисовало. Многочисленные кульбиты от эйфории до уныния быстро привели к депрессии, из которой небольшими усилиями родительницы я нырнула в унылый и печальный брак с очаровательным подкаблучником. С виду истинный серьезный медицинский работник на деле оказался маминым любимчиком. Причем выражение справедливо и для его мамы, и для моей. Развелась, порвала все связи, сменила место работы и место жительства — стало легче. Любомира поймала меня в момент старта. Я как раз закончила самокопание, преодолела жалость к себе, пересекла черту. Короче, я была готова ко взлету.

Только взлетела совсем не туда.

Я развернулась и пошла обратно в комнату. Из открытого окна сильно сквозило по полу. Видимо, температура на улице начала резко понижаться. Не удивлюсь, если это напрямую было связано с обидой хозяина дома.

Накануне в мыслях могла его мужем называть, сейчас язык не поворачивался. Не зря говорят, пьяному море по колено.

Я закрыла раму и оглядела комнату. Бревенчатые стены, два окна, легкие шторы, широкая кровать, гардероб, комод с зеркалом. В гардеробе нашлась женская одежда, в том числе и знакомый жесткий балахон, в котором я вчера здесь очутилась. Покуковав возле вешалок минут пять, я выбрала длинную льняную рубашку, надела ее, подвязала поясом и пошла к зеркалу результат оценить. Понятия не имела женскую ли я одежду взяла, но этот вариант был всяко лучше всех тех шелковых, бархатных и атласных пестрых длинных сарафанов, которые две трети гардероба занимали.

Комод был низким, поэтому я сначала свою грудь и ноги увидела. На этом уровне меня все устроило. Рубашка доходила почти до колен, сверху тоже все прилично — лишнего стихийная персона не увидит. Я присела на стул и осмотрела лицо. И вот тут случился приступ паники. Из зеркала на меня смотрела я, но такая, какой я была годков в восемнадцать. Прыщи и те на лбу вылезли.

Подскочив будто ошпаренная, я понеслась на улицу. Где там мой Мороз? Мне срочно требовалась новая порция объяснений, желательно подробных!

— Ай, ай, ай, — это я в порыве пылающей к мужу страсти выскочила на снег и заскочила обратно за обувью.

И вот, выкидывая вперед валенки на три размера больше родного тридцать восьмого, сверкая голыми коленями, я неслась от порога к берегу замерзшей реки, где виднелись три мужские фигуры, одной из которых точно был Мороз. По сексуальному заду опознала.

И не сразу пылающая страстями Татьяна опознала, что обстановочка у мужиков враждебная. Мороз стоит не шевелится, позади него косматый громила с печатью туповатой преданности на лице, а перед Морозом невысокий крепыш подпрыгивает и чего-то голосит на непонятном языке.

— Любомира! — воскликнул крепыш, забыл про остальных и побежал ко мне навстречу. — Что он с тобой сделал, любовь моя?! Я не чувствую твое маниту. Тебя словно здесь нет!

Я резко дала по тормозам.

— Любомира! — обожатель настиг меня и заключил в нежные, крепкие объятия, а потом засосал прямо в губы. Все нормальные люди целуются, а этот засосал. Клянусь! От полученного стресса чуть не подавилась. Я оттолкнула товарища и вытерла рот тыльной стороной ладони. Целых трех разных мужиков за тридцать лет целовала, но никто из них не походил на этого, с позволения сказать, виртуоза.

— Подожди тут, — велела я озадаченному обожателю. — Стой! Не шевелись. Понял?

— Понял, — нихрена не понял вантуз.

Я развернулась и побежала в дом. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтоб понять, что Мороз не по своей воле агрессора сюда впустил. Посуетившись на кухне и похлопав шкафами, я наконец нашла нужный предмет. Выскочила на улицу, добежала до любовника Любомиры и со всего размаха саданула его по плечу скалкой.

— Любовь твоя?! Какая я тебе твоя любовь?! — завывания получились громкие. Я размахнулась и снова опустила скалку на несчастного. На этот раз не целилась, ступор у героя прошел, он начал ручками от меня загораживаться. — Свою бабу от чужих не отличаешь?!

Я добавила еще два удара. Обожатель выставил ладошки и запыхтел.

— Мужа моего отпустил быстро! Ишь ты!

Для пущего эффекта я улюлюкнула.

— Любомира? — прошептал ошарашенный крепыш.

— Какая я тебе Любомира? Таня я!

Я сделала холостой замах в целях устрашения. Крепыш дернулся и еще тише прошептал:

— А где Любомира?

— Откуда я знаю? У ее родителей поди и спроси. Нас-то чего дергаешь?

— Так она же была проклята стихией, — крепыш начал отходить. Даже выпрямился.

— Это я стихией избрана, а про твою девку знать не знаю. Пошел прочь! Или хочешь войны со всеми братьями? — зловеще уточнила я.

Вантуз нахмурился, подбоченился, что-то промяукал на своем языке — полагаю чисто дабы мужскую гордость потешить — и свалил, прихватив подчиненного.

Болтая валенками и скалкой я дошла до мужа. Теперь назвать его так язык повернулся. Адреналин подействовал, полагаю.

— Это кто был, такой общительный?

Мороз повернул голову в мою сторону. На лице его не было ни удивления, ни благодарности, только суровая непоколебимость:

— Ты била скалкой полубога, — вкрадчиво начал он. — Вообще представляешь, что он мог с тобой сделать?!

— Неа, — я бесстрашно помотала головой. Не боялась полубога, не боюсь и этого. Хотя, он кажется и не пытался меня напугать, он за меня испугался.

Мороз застонал, взял меня за плечи и заглянул в глаза.

— Змий на мою голову! Теперь понятно.

— Что понятно? — Лично мне ничего не понятно.

— Да все! И эта странная каша в твоих мыслях, и твое поведение, и поступки. Ты ведь даже не задумываешься о том, что собираешься сказать или сделать, правда?

Я нахмурилась, покопалась в воспоминаниях и согласно кивнула. Со вчерашнего вечера.

— И чем дальше, тем меньше вопросов и меньше страхов.

— Нет, — уточнила я. — Вопросов еще много, а вот страха вообще больше нет.

От осознания этого простого факта на душе так тепло сделалось, хорошо. Словно крылья за спиной выросли. Я ощущала себя всесильной и всемогущей.

— "Хулиганить я любила, но всегда вот так, потихоньку. Наверное, портвейн был прав. Пора было начинать хулиганить погромче". Твои мысли?

— Мои. О! — догадалась я. — Это я лишилась своей жизни вместе со страхами?

— Да, — Мороз огляделся. — Причем со всеми твоими страхами.

Он ухватил меня за руку и потянул в дом.

— Мы куда? — не поняла я.

— В дорогу. Тебя спасать, пока не поздно. К шабашу поедем. Пусть ищут способы исправить то, что натворили.

— Шабаш? — не поняла я. Бежать за Морозом пришлось вприпрыжку, но я была не против. Его стихия начала знатно щипать за обнаженные участки тела, и ветер поднялся. Предполагаю, его возможности были шире конкретной персонификации.

— Круг аптекарей. Они недавно себя так называть начали.

В дом я почти впорхнула — ветер в спину подгонял.

— Оденься теплее и жди. Я скоро вернусь.

— Подожди! — возмутилась я. — Ты куда? И во что мне одеваться? И куда мы собираемся? Как далеко? Ты забыл, что я не местная. Я даже в масштабах Вселенной не представляю, где нахожусь!

Мороз пробормотал что-то на непонятном языке. Что-то точно матерное. Во всяком случае, я бы выругалась на его месте.

Вот же действительно незадача. Я все оценивала, все понимала, но контролировать свое поведение не могла и не хотела даже. Словно выдернули из мозга важный винтик. Удивительное чувство.

— Вселенная параллельная. Одежда на кровати. Едем за горы, оттуда в столицу отправимся.

Договорил, развернулся и вышел вон.

Я скорчила рожу ему вслед и пошла в комнату. Одежда для путешествия нашлась там, где нечистая указала. Я с сомнением оглядела красоту. Шерстяные вязаные и льняные штаны, свитер, рубаха чуть короче моей, тулуп, платок, шапка из шкуры непонятного зверя и валенки.

"I am just a simple Russian girl,

I've got vodka in my blood,

So I dance with brown bears", — тихо проворчала я. — Где тут туалет?

Полчаса спустя я сидела в санях, запряженных оленями, жевала бутерброд и глазела по сторонам. Еще вчера я немного понимала Любомиру, которая нашла способ сбежать из-под замка, сегодня ошибку свою разглядела. Опыта в мужиках у меня было хоть отбавляй. Я не умела разбираться в них сразу, не наградила природа особым женским радаром, позволяющим делить безошибочно самцов на положительных и отрицательных, зато путем проб и ошибок научилась делать это взгляда с третьего, может пятого. Так вот, впереди меня сидел и правил санями отличный парень. Положительный, умный, заботливый. Чего не попросишь — все дает, не отказывает, не пренебрегает. Да, не слишком вежливый, но и я не подарок небес. В целом, готова поспорить, капни поглубже, приласкай его Любомира, вышел бы чуткий, нежный, ласковый муж.

Я задумалась и не сразу заметила, как напряглась спина Мороза.

— Мням-мням! — Сообразила, что свои мысли не одна слушаю, но вместо того, чтоб испугаться, задором заразилась.

"Ну, правда ж лапочка! Такой сексуальный. Так бы и съе..."

— Хватит! — рявкнул Мороз. С неба снег хлопьями посыпал.

Еще и стеснительный. Надо же. Довольная произведенным эффектом, я заулыбалась, открыла рот, высунула язык и начала им снежинки ловить. Снегопад тут же прекратился. Я недовольно заурчала и вернулась обратно к бутерброду. Кабы знала, что без страха так жить хорошо, давно бы от него отреклась. Делай, что хочешь, — море по колено, и совесть молчит.

Час спустя я начала ерзать. Езда укачивала, пейзаж наскучил. Кругом снег да елки, и вид не менялся.

— Моро-оз, — протянула я заискивающе.

Ответом мне было молчание.

— Мороз, — громче повторила я.

Он плечом дернул и опять ничего не сказал.

Вредный мужик ко всему прочему оказался. Не раздумывая, я гнусаво взвыла:

— Му-у-уж.

На этот раз он дернул головой.

— Му-уж, а му-уж! Ну му-уж. Му-уж? Му-уж, — начала я сольную программу. — Мы уже приехали? Да? Нет? Когда мы приедем? Почему так долго? Мне скуу-чно! Му-уж...

Не замолкая, в том же темпе я сознательно доводила стихию до греха минут десять, пока не сдался. Если, конечно, утробное рычание можно принять за белый флаг. Я приняла.

— Сдаешься?

Он издал новый нечленораздельный звук, больше похожий на хрип.

— Это "да"? — Я укуталась посильнее в платок. Температура на улице начала резко падать.

Он остановил упряжку и развернулся ко мне. Разъяренный, обескураженный и растерянный — именно так можно было описать выражение его лица. Волосы от ветра взъерошены. На скулах желваки ходят. И глаза цвет сменили: были серые мягкие, стали темные, а в глубине зрачков будто искры вспыхивают. Зрелище было неожиданным и завораживающим. Я ухватила Мороза за уши и подтянула его голову поближе к своему лицу. Очень хотелось эти искорки рассмотреть.

Он едва на меня не рухнул, но героически устоял. Ярость ушла, а с ней ушли и искры.

— Стой! — возмутилась я. — Верни.

Темные брови приподнялись в немом удивлении. Я как можно точнее мысленно показала, чего хочу. К сожалению, это не помогло. То ли плохо объяснила, то ли Мороз в голове моей копаться перестал — мне стало не важно. Как дитя малое, опять, не раздумывая, бросилась в омут с головой. Я подалась вперед и выдала нареченному супругу свой самый страстный и ласковый поцелуй. Не знаю, вышло или нет, но я старалась!

Когда глаза открыла, нареченный смотрел на меня не моргая. Эффект произвела, осталось выяснить какой. Сощурившись, я вгляделась в темные зрачки и расплылась в довольной улыбке.

— Во-от. — Искры появились вновь.

Мороз дернулся, ожил и убрал мои руки от своей головы.

— Потерпи еще немного. До Штормовой горы доедем, там переход наш. А по ту сторону хребта до деревни пешком быстро доберемся.

Как ни в чем не бывало, он отвернулся и повел упряжку дальше, а я так и осталась сидеть, рассеянно глядя на темный непредсказуемый затылок. По оригинальной задумке впечатление хотела произвести Татьяна, разве нет? Я озадаченно нахмурилась и тут же услышала тихий смешок.

Ему еще и весело. Я обиженно надула губы, скрестила руки на груди и вернулась к созерцанию унылого пейзажа, который, к слову, начал слегка подтаивать.

3

"Переходом" оказалось колеблющееся пятно марева размером со слона. Бесстрашная я уточнила у Мороза оно или не оно, и, получив ответ, с веселым гиканьем сиганула в полтергейст с разбега. Супруг что-то там возмущался вслед, я не очень поняла что, да и не хотела. Начала привыкать к своему бесстрашию.

Переход вывел в кромешную тьму.

— Епать копать! — Видимо к Морозу порой все же стоит прислушиваться. Наверняка об этом ворчал. Я пребольно двинулась локтем обо что-то твердое и зашипела. Пахло сыростью, плесенью и мелом. Откуда-то сверху сорвалась холодная капля и упала мне на щеку. Температура тут была выше нуля.

— Застряла? — насмешливо прошептал голос над самым ухом.

— Есть немного, — согласилась я. Как приблизился не слышала, и все равно не испугалась. Определенно не иметь страхов — благо.

— Пойдем, горе ты мое...

Мороз взял меня на руки и понес в одному ему известном направлении. Выход замаячил минут через пять, когда глаза уже болеть от темноты начали.

По эту сторону перехода тоже был зимний лес. Пейзаж так и не начал радовать разнообразием.

— Теперь куда?

— В деревню, — супруг поставил меня на ноги, указал направление и пошел, а я поплелась следом. Пешком быстро, значит? Может, ему оно и быстро будет, но не мне. Я сердито оглядела удаляющуюся спину в простой легкой телогрейке. Ему и холод — стихия родная, и снег — не препятствие.

— Ишь, резвый, — с завистью проворчала я и поковыляла дальше по сугробам, ворча себе под нос. — Я хотела начать жизнь заново, но не так же! Кто меня за язык тянул только?

Неожиданно прямо передо мной на снег упала белка. Качественно матерясь на чистейшем русском и выпучив глаза, она погнала на меня, вцепилась в подол и резво взобралась мне на макушку.

— Бежим, *ля! — взвыла лесная милота.

Среагировать или опомниться я не успела. Следом за белкой сверху рухнул кот экзотической Тайской породы и, не менее впечатляюще выпучив глаза, тоже погнал на меня. Правда, решительный хищник был потяжелее белки, бег по сугробам был для него такой же проблемой, как для меня. Боевого кошака Мороз поймал на полпути ко мне. Зверь зарычал, извернулся и попытался наделать дополнительных отверстий в организме врага. К счастью, враг попался проворный.

— Не выйдет, — посочувствовала я коту. — Его так просто не пронять, тут хитрость нужна.

Кот уставился на меня своими огромными глазищами, будто и правда речь человеческую понял.

Белка, меж тем, сидела на моей макушке и нежным умильным голоском потрясала основы мироздания. Я половину слов из ее лексикона еще ни разу за тридцать лет не слышала.

— Е*ать, я испугалась! — наконец закончила она свою тираду и облегченно выдохнула. — Кто додумался так экологию испортить?!

— Как? — покосилась я наверх. Белка наклонилась и уставилась на меня.

— Убийцу иномирного в лес пустить.

Я перевела взгляд на кота.

— Это кошка, — поправил меня Мороз. — Тиной звать.

Как только ее имя вслух произнесли, Тина перестала выкручивать тело в тщетных попытках освободиться и издала невнятный звук, отдаленно напоминающий "мяв".

— Она голодная. Бедненькая, — ласково пробормотал Мороз, прижал кошку к груди и пошел в выбранном ранее направлении.

— Нормально, — возмутилась я. — А меня так!

— А тебя с чего? — глаза бусинки опять уставились на меня.

— Я тоже иномирная, голодная и мне по снегу идти неудобно!

— Ты бутерброд ела и травяной сбор пила, — откликнулся Мороз.

— А я еще хочу, — тяжко вздохнув, я возобновила свое нелегкое путешествие.

— А он тебе кто? — не унималась говорящая белка.

— Муж.

— Ёпт, интересно! — Хоть у кого-то в этом мире я вызывала положительные яркие эмоции.

— Рататоск, ты можешь идти, — опять встрял в нашу беседу Мороз.

— Не, не, — как-то подозрительно ласково протянула белка. — Мне тут нормально. И девица интересная.

— Рататоск? — удивилась я.

— Да-а, — гордо протянула хвостатая. — Профессор. Доктор словесности. Имею многочисленные публикации. Признанный мастер слова в десяти землях. А Вас как называть, уважаемая?

— Таня, — слегка растерялась я.

— Татьяна, значит, — Рататоск чуть помолчала. — Как Вам мой русский?

— Чистейший! — неподдельно восхитилась я.

— Благодарю. Позволите просьбу?

— Конечно.

— Я бы хотела написать о Вас статью...

— Нет! — Мороз-таки вернулся, вручил мне кошку, подхватил на руки и понес через сугробы.

— Полегче, уважаемый! — возмутилась Рататоск. Она устроилась у меня на плече и теперь опасливо поглядывала в голубые страстные глаза Тины.

— Тебя никто не держит, — сделал еще одну попытку избавиться от белки Мороз.

— Ты и держишь, — не сдалась хвостатая и нервно подергала носом. — К слову, о еде. Я тоже хочу.

Стихия взвыла в унисон со своей персоной. Еще полчаса назад у мужика была одна проблема, теперь три. Мы размножаемся! Я победно улыбнулась и расслабилась. На ручках хорошо, удобно.

Ехали мы с Тиной и Рататоском ехали, и, наконец, приехали. Минут через пятнадцать вышел Мороз из лесу к деревне и вместо того, чтобы аккуратненько нас на землю поставить, просто руки над сугробом разжал. Я запищала и рухнула первой. Тина мявкнула, когда я ее с перепугу сильнее к груди прижала. Рататоск же выдала емкое "*ля" и упала рядом.

С довольной ухмылкой мститель, забрал у меня кошку, отряхнул брюки от снега и пошел по тропинке к ближайшему бревенчатому строению.

— Не повезло тебе с мужиком, — подытожила белка.

— Не-е-е. Он в целом неплохой, если не доводить. — Я кряхтя выбралась из сугроба.

— Какие-то бедные у тебя запросы. Ты понимаешь, что сейчас описала шестьдесят процентов мужского населения обоих миров?

Рататоск прыгнула на мою ладонь, которую я ей подставила, и взобралась на плечо.

— У меня запросов на мужское население вообще не было. Я только развелась, хотела пожить, как человек.

Рататоск заглянула мне в глаза своими черными, горящими любопытством пуговками.

— Давай подробности! И побольше...

— Хвост отморожу! — Профессорская болтовня опять довела до греха. Мороз развернулся и пошел на нас.

— Да что ж ты нервный такой! — возмутилась Рататоск и забралась мне под воротник.

— То-то, — супруг победно кивнул, взял меня за руку и повел к избе.

* * *

— Здравствуй, здравствуй, Морозушко, — заулыбалась миловидная старушка. — Проходи. Садись.

Я с неподдельным удивлением разглядывала обстановку в доме. Прошли через сени, поклонились дому вынужденно, когда в дверной проем входили, и вот стоим посреди самой настоящей сказки. Печь, стол, лавки, скатерть вышитая, занавесочки на окнах тоже с рисунком замысловатым. Вышивка, вообще, была везде. И прялка у окна стояла.

Старушка поставила на стол сметану, варенье и полную тарелку блинов.

— Угощайся, гость дорогой! И спутницу свою угощай.

— Благодарю, — поклонился бабушке Мороз. — Мне бы Ваню увидеть.

Старушка кивнула, накинула платок и ушла.

— Что за Ваня? — повернулась я к супругу.

Мороз только плечом повел.

— Поешь. Потом негде долго будет.

— Иван — глава здешней стаи, — ответила белка, сидя посреди стола и зажевывая внушительный кусок блина. Тина в этот момент на полусогнутых кралась к печи.

— Стаи чего? — не поняла я.

— Волков, — ответил за Рататоска Мороз и принудительно усадил меня на лавку. — Ешь! Ты тоже! — Он поднял кошку с пола и вручил мне. Тина уставилась на меня диким взглядом.

— Сметаны? Молочка? — вежливо уточнила я.

Кошка мяукнула, отвернулась и сиганула на стол. Дама самостоятельная, сама еду найдет. Рататоск на всякий случай подвинулась ко мне ближе.

Ели мы втроем минут двадцать, Мороз рядом стоял и задумчиво меня изучал. Я сначала даже глотать нормально не могла, все на его лицо поглядывала, потом привыкла. Странный он все-таки. Зачем вечно быть таким суровым и резким в общении? Добрый же, внимательный, искренний. Неужто Любомира, в самом деле, на полубога того смотрела? Я про себя фыркнула. Если так, то они с любовником друг друга стоят.

Я вспомнила про родителей, семью. Любопытно, они разницу заметят? Поймут, что перед ними чужая женщина?

Скрипнула входная дверь и в дом вошли трое мужчин.

— Здравствуй, — пробасил тот, что повыше и пожилистее остальных. — Чем помочь можем?

— Кара попроси нас в столицу отвезти.

Жилистый нехотя кивнул и удалился. Такая забавная игра в зайди — спроси — уйди у этих волков. Рататоск мне уже шепотом выдала, что стая из себя представляет. Разве можно в здравом уме в такое поверить? Я доела, вытерла руки о полотенце, поднялась с лавки и пошла на замерших у входа парней. Не назовешь ведь волками. Очень уж хотелось вблизи их рассмотреть. Я почти дотянулась до крайнего, когда меня подняли за талию и перенесли обратно к столу:

— Стой тут.

Я подняла взгляд на Мороза и сердито нахмурилась. Серые глаза сощурились в ответ. В переглядки нам не дал доиграть старший волк. Быстро вернулся.

— Кара видел вас и ждет.

— Ох ты ж, — искренне офигела я, выйдя из дома. Прямо возле крыльца стоял огромный конь с полупрозрачными крыльями.

— Красавец? — довольно пробасил зверь, глядя мне в глаза и гарцуя. — Впечатление произвожу?

Волки засмеялись. Мороз молча закинул меня с Тиной на руках и Рататоском на голове на спину коняге, сам сел позади.

— Держись, девица человеческая! — всхрапнул Кара, развернулся, разбежался и взмыл ввысь.

Возможно, будь я сама собой, перепугалась бы до чертиков. Дело-то нешуточное на спине огромной крылатой лошади над землей лететь. Но я даже не пискнула, да и держаться не подумала. Глаза вместо меня остервенело таращила Тина, материлась Рататоск, а Мороз за талию держал. Отличная замена всем страхам и инстинктам.

— Ну ка-ак? — пропел басом Кара, перекрывая свист ветра. — Впечатляю?

— Да! — счастливо рассмеялась я.

— Только на крылья не сползай, а то неудобно.

Мороз резким движением подвинул меня к себе ближе. Счастливая до глубины души я прижалась к теплой груди. Чем больше времени проводила в этом мире, тем больше он, мир, мне нравился. Настоящий Мороз, говорящая белка, оборотни, теперь пегас.

— Он тулпар, — проговорил мне на ухо муж.

Тулпар? Я заулыбалась. Звучало красиво. Все тут было красивым и непредсказуемым. И тут меня осенило.

"А как стихия выбирает жен ваших?"

— Не знаю, — тут же откликнулся Мороз. — Ее изображение просто появляется у того, кому она предназначена.

Сформулировать недоумение в короткий вопрос я не смогла, но Мороз меня и так понял.

— Это льдинка с ее ликом. На нем она не новорожденная была, а такая, какой стала ко времени венчания. У Любомиры в семье, когда она родилась, появилось мое изображение. Так они и узнали.

"Ты сам за ней пришел?"

— Да. Только не забрал, спрятали ее.

Я снова не сумела облечь мысли в форму. Мороз рассмеялся.

— Конечно, знал где. Но забирать желания не имел никакого. Долгие годы наблюдал в водах реки, как она взрослела.

Не знаю как, но я почти физически ощутила его неприязнь и боль.

"Все так плохо?"

Мороз не ответил. Впрочем, и не надо было. И так поняла.

"А когда забрал?"

— Ее привезли к переходу и оставили вместе с приданным, когда она замерзать даже в самую жаркую погоду начала. Стихия выбора не оставляет.

Звучало ужасно. А я-то, наивная, думала, у меня жизнь не сложилась. Какой там!

Я повернулась и взглянула в теплые серые глаза. Высокий, красивый, умный и милый. Безумно милый и сексуальный. И опять не раздумывая, действуя лишь на одних эмоциях, я правой рукой дотянулась до его затылка и с силой надавила, вынудив склонить голову ко мне ближе. Ну а затем вновь поцеловала. Нет страха — нет совести. Творю, что хочу, тем более объект сопротивления не оказывал. Даже на короткий миг ответил, хотя, кажется, это была случайность.

И это была потрясающая случайность. Возможно, я не права или придумываю, но уже в поцелуе намеренном или случайном раскрывается характер мужчины перед тобой. Эгоистичен он или нет. Уравновешен или нет. Дорожит тобой или пренебрегает. Поцелуй Мороза был осторожным, осмотрительным и нежным. Я впервые встретила такого.

Стоило мне подумать, как он отстранился и с непроницаемым выражением лица уставился вдаль. Я улыбнулась и отвернулась. Он мог быть сколь угодно невозмутим — не важно. Воздух, что окружал нас, словно оболочка, защищающая от холода и ветра на высоте, потеплел, а это значило, что кому-то моя порывистость принесла положительные эмоции.

Рататоск, открыв рот, смотрела на нас. Я вопросительно подняла брови.

Белка повела головой в красноречивом жесте "я с идиотами не связываюсь".

— Как хочешь, — пожала плечами я и расплылась в самодовольной улыбке. Жизнь с нуля начала не там, где планировала, и не так, как планировала, зато гораздо эксцентричнее и веселее, чем могла себе представить. В конце концов, я первая разведенная учительница, у которой есть дикая, но симпатичная кошка, говорящая на правильном и неправильном русском белка, самовлюбленный крылатый коняга и новый чертовски сексуальный муж. Кто меня переплюнет?

Над головой раздался тихий смех.

"Будешь привлекать внимание — опять поцелую". Когда Тане становилось весело, она начинала хулиганить. Смех у Мороза резко перешел в кашель, а воздух вокруг потеплел еще немного. Это навело меня на новую идею. Размышлять я не стала, просто с уже свойственной мне безалаберностью перешла к реализации. Начала во всех красках, эпитетах и звуках представлять вероятный секс со скромным супругом. Первые пару минут он стойко держал температуру окружающей нас среды под контролем, потом контроль начал ослабевать, а температура расти соответственно. Поскольку становилось жарко, я еще и выбираться из верхней одежды одной рукой потихоньку начала, насколько позволяла необъятная спина великана-коняги, крепкие объятия Мороза и когти влепившейся в тулуп Тины.

Мороз тихо со стоном выдохнул:

— Прекрати.

"Почему?" Я обернулась. В потемневших глазах зажглись знакомые искры. От этого зрелища я сама резко потеряла контроль. На месте искусственных фантазий вдруг выросли естественные искренние и яркие желания, ослепившие меня. Прежняя Татьяна отвернулась бы и конечно же взяла бы под контроль все неуместные эмоции, как учили ее родители, как требовало того общество, но не эта Татьяна. Твердо уверенная, что он удержит и не позволит упасть, я извернулась и подалась к нему, остановив свои губы всего в сантиметре от его. На этот раз я хотела увидеть и убедиться, что он ждет и хочет поцелуя. И убедилась. Он хотел, безумно хотел! Готова была в этом поклясться. Только вместо того, чтобы реализовать желаемое, он плотно сжал губы, развернул меня к себе спиной и усадил на место.

— Два маньяка, — пробубнила Рататоск с шеи жеребца. — Змий дернул с вами связаться.

Я недовольно поморщилась. Что это вообще было такое?

4

Приземлились мы уже затемно, где-то на окраине огромного, сияющего огнями мегаполиса. Толком рассмотреть ничего не получилось. Только ровные освещенные улицы, дома, темная лента реки с мостами и облака.

Мороз осторожно снял меня со спины тулпара. Тина и Рататоск мирно спали у меня на руках. Вражда враждой, а сон — святое. Белка, вытянувшись через всю шерстяную спину кошки, громко сопела и подергивала задней лапой. Тина же, когда ей вдруг хотелось перевернуться во сне, просыпалась, понимала, что служит подушкой, и почему-то отказывалась от мысли тревожить чужой сон.

— Где мы?

Ответить Мороз не успел.

— Здравствуй, друг мой!

Дверь дома, выходящая прямо на мощеную камнем пустынную улочку, отворилась, и на пороге появилась красивая рыжая женщина в возрасте.

— Тяжелый месяц выдался?

— Есть немного, — кивнул Мороз. — Здравствуй, Береслава.

— Я еще нужен? — привлек к себе внимание тулпар.

Мороз отрицательно покачал головой:

— Я позову.

И затем, к моему удивлению, выдернул из гривы коня пару волос.

— До встречи, красавица! — Конь разбежался и взмыл в темное небо.

— Ага, — пробормотала я задумчиво.

— Кто это у тебя?

Береслава незаметно спустилась с крыльца и встала прямо передо мной.

— Ой! — вдруг воскликнула с нескрываемым энтузиазмом она. — Человечек! Так вот где ты! А я голову сломала, где тебя искать, где...

Рыжее создание еще что-то бормотало нежно, пока тянуло меня за руки в дом.

— Пойдем, пойдем, девонька, — это она уже произносила, забирая у меня живность и помогая снимать верхнюю одежду.

— Вы кто?

— Ведьма я. А он тебе ничего не рассказывал? — Береслава с удивлением взглянула на Мороза.

— Рассказывал, — обратила я на себя внимание. — Только мало. Нужны подробности. Побольше.

Ведьма как-то подозрительно обрадовалась и озорно сверкнула глазами.

— Не вопрос! Ранним солнечным утром...

— По теме подробности. — Не знаю, как умудрилась раскрыть планы рыжей дамы. Наверное, на ее месте схулиганила бы так же.

— Ты смотри, умная какая, — не расстроилась Береслава. — Хочешь успокоительного?

Она задумчиво оглядела Тину, затем уложила их с белкой на мягкий пуф под лестницей на второй этаж, взяла меня за руки и потянула в гостиную.

— Так как? — уточнила ведьма, усадив меня в большое мягкое кресло. — Зелья?

Я отрицательно покачала головой.

— У нее страха нет, — обвинительный тон Мороза неприятно резанул по ушам.

— Совсем? — Береслава удивленно взглянула на моего сердитого мужа.

Вместо ответа тот только брови сильнее нахмурил.

— Слушай, — примирительно начала ведьма. — Прости. Это наследник Гуфо. Наставник его не контролирует. Старый хрен уже пожалел тысячу раз, кого в ученики притащил. У нас не за каждым сильным умом разум стоит. Иногда разум теряется.

Я на некоторое время зависла, обдумывая услышанное. Не сразу дошло. Зато потом, когда дошло, обрадовалась:

— Это как в случае с ядерной бомбой, да?

На лицах собеседников отразилось недоумение.

— Ну... — начала пояснять я. — Тот, кто собрал ядерную бомбу, умный, а тот, кто знал как собрать и не собрал, разумный.

Мороз с возмущением взглянул на Береславу. Та пожала плечами:

— Чуть-чуть из будущего он ее вытянул. Там немного у вас разрыв вышел. Всего полтора столетия...

— Да ладно?! — обрадовалась я. — Серьезно?

Мороз нарочито театрально указал на меня и так застыл.

— Нда, — согласилась ведьма. — Со страхом беда. Ладно. Ты отойди пока. У стены вон посиди на диванчике. Я над ней поколдую, посмотрю, что да как.

Скрывать не стану, никаких опасений после последней фразы канонически рыжей и кудрявой ведьмы я не испытала. Любопытство разве только. Хотелось поскорее увидеть, как выглядит самое настоящее, реальное колдовство.

Увидела. Расстроилась. Ничего интересного. Береслава просто присела рядом со мной и начала бормотать на непонятном языке. Побормочет, замолчит и на меня смотрит, будто слушает что, потом опять бормочет. И так минут двадцать. Наконец, когда я уже и отчаялась увидеть конец скучного представления, ведьма поднялась.

— Ну что ж. Страха она лишилась не по вине магии аптекарей. Не последствия это переноса во времени. У кошки-то все хорошо. Младший Гуфо поганец, но как успеха добиться знает. Тут и теоретическая база сильнейшая и, мы уловили несколько неудачных экспериментов на живности помельче, прежде, чем с кошкой получилось. А уж когда девушка сюда попала, на уши весь шабаш встал. Машеньку, — Береслава ласково взглянула на меня, — сейчас во всех землях ищут. Кровь без маниту не засечь.

— Танечку, — поправила я.

— Что? — сбилась с мысли ведьма.

— Меня Таней звать.

— Куда делся страх ее, спроси у Пустошей, — вновь повернулась к Морозу Береслава. — Я дверь сейчас открою.

Женщина перешла в режим бормотания и засуетилась, собирая из элементов декора своеобразную конструкцию посреди комнаты.

— Ходил ко мне тут с цветами один божок влюбленный. Страстный, как сухое бревно, и скупой, как чистокровный домовой. Обожал рассказывать, какой он умный по сравнению со мной. Даже переход себе по крови у меня в гостиной выстроил, — Береслава щелкнула языком. — Думал, это его собственная гениальная идея. Танюша, на будущее, если прилип к твоей сексуальной элегантной заднице паршивый мужик, не спеши выкидывать. Вытряхни из него предварительно все полезное. И с него не убудет, и тебе милые сердцу мелочи. Готово!

Береслава выпрямилась, пробормотала новую порцию слов на непонятном языке, и посреди комнаты вдруг ослепительным белым светом вспыхнул овал, высотой в человеческий рост.

— Прошу, — ведьма улыбнулась и отошла в сторону. — Прямо к воротам Пустошей.

— А... — я выглянула в коридор.

— Они здесь побудут, — поняла меня гостеприимная хозяйка. — С кошкой мы поладим, а Рататоск меня давно знает.

— Ее Тиной звать.

— Ты все сказала? — Мороз обращался к Береславе, но смотрел при этом на меня. Подошел и учтиво подал руку. Я приняла помощь.

— Ступайте. Ступайте! Времени нет, — затараторила ведьма, подталкивая нас обоих к переходу. — Время не ждет. Чем быстрее, тем лучше.

— Она не все сказала, — тихо и довольно сердито закончил мысль Мороз, когда мы оказались по ту сторону сияющего овала.

— Что-то забыла?

— Не-ет, — протянул супруг. — Она не забыла.

Я пожала плечами и огляделась. Из зимней ночи мы попали в приятный теплый вечер. Солнышко на горизонте. Ветерок сухой. Степь кругом. Каменюга здоровенный и дерево кривое с ленточками.

— Мы где?

Мороз вздохнул и кивком указал на тропу между камнем и деревом.

— В особом месте. Мы зовем их Пустоши. Земля бесконечной мудрости и ответов на любые вопросы. Сюда приходят за покоем.

— Ого! — обрадовалась я и понеслась к чудной неизвестности.

Мороз поймал меня за талию на полпути.

— Рядом иди, и якорь надо повесить.

— Якорь? — не поняла я.

Оказалось, что нужна личная вещь на ветке, иначе рискуешь не найти выход при необходимости. Только личных вещей у меня не было. Себе Мороз без труда привязку нашел, а вот со мной трудность возникла. Так и встали мы. Он смотрит на меня сверху вниз, я смотрю на него снизу вверх. Аж шея затекать начала.

— У тебя не мысли, а хаос, — возмутился, наконец, он. — Сосредоточиться невозможно.

"Так не читай".

— Легко сказать, — проговорил недовольно он и нахмурился. — Стой, не шевелись. Ладно?

Я кивнула и замерла. Был бы страх, перепугалась бы точно, когда он вдруг наклонился и из сапога нож вытащил, но страха не было, так что я просто с любопытством наблюдала за дальнейшими действиями. Мороз убедился, что я спокойна, медленно осторожно коснулся моей косы и отрезал от самого ее конца короткий локон. Завернул локон в свой платок, который должен был служить его личным якорем и оставил под деревом.

— Пошли, — он крепко взял меня за руку и потянул за собой. — Не вздумай от меня отойти! Поняла?

— Поняла, — кивнула я.

Из нас двоих Пустошей боялся он. Точнее боялся не самих Пустошей, а боялся, что они могут со мной сделать.

"Надо будет у Морока спросить, выяснил или нет, как аптекари мысли закрывают. Чем дальше, тем тяжелее с шабашем..."

Я озадаченно уставилась на профиль Мороза. Он умудрялся говорить, не открывая рта. Как?

"Пейзаж не меняется. Странно. В прошлый раз сразу по ушам вьюга ударила".

Я вдруг короткой вспышкой увидела и почувствовала ту самую вьюгу, о которой он вспомнил.

"Молчит".

Мороз с нескрываемой тревогой во взгляде обернулся ко мне.

— А что говорить? — тут же отреагировала я.

Вместо ответа, он ослепил меня целой гаммой эмоций. От страха до злости.

— Серьезно? — я обернулась на огромный камень. — Так вот что это!

Стоило нам пересечь незримую границу, как Пустоши тут же начали влиять на нас. Теперь дар читать чужие мысли принадлежал мне.

"Это на время!"

Я победно улыбнулась. И тут же слегка опешила от того эффекта, который произвела. Моя улыбка на миг породила хаос из желаний и воспоминаний. Я вспышками увидела все прежние наши с ним поцелуи.

Мороз поспешно отвернулся и громко обратился к степи.

— Помоги вернуть ее домой!

Стоило ему произнести эту фразу, как мы тут же оказались на знакомой кровати в знакомой комнате. Единственное, что отличало копию спальни в доме Мороза от оригинала, отсутствие окна и двери. Ни входа, ни выхода — кругом глухие стены.

— Это намек на что? — развеселилась я.

Это у моего суженого проблема на проблеме вырастала, а мне все нравилось. Мороз вскочил и принялся бегать по комнате, лихорадочно соображая, как привести мысли в порядок. Причем, его больше всего выводил из равновесия именно тот факт, что я могу что-то там лишнее внутри его головы прочесть. Я пожала плечами.

— А как не читать?

Муж оглянулся на меня. В голубых глазах плескалась тревога.

— Никак.

— Тогда я никому никогда ничего не расскажу, — нашла другой выход я. — Обещаю.

Но только отчаянный стон вызвала своим заявлением. А вслед за стоном уловила проскользнувшую мысль, выдавшую Мороза с головой. Он боялся вовсе не того, что я страшные колдовские или семейные тайны узнаю. Нет. Он боялся совсем другого.

Увлеченная удивительным открытием, я спрыгнула с кровати и целенаправленно пошла на мужа. Он испуганно отпрянул к шкафу. Видимо, на лице моем в то мгновение мысли легко читались и без колдовских чар.

— Не ко мне домой, — проговорил он быстро, не сводя с меня потемневших глаз. — Ей нужно вернуть ее жизнь!

И попятился от шкафа к комоду, потом к кровати.

— Да стой ты уже смирно, — недовольно прошептала я.

"Зачем?" И сам тут же в мыслях, против собственной воли, ответил на вопрос. Я успела увидеть ответ до того, как он взял под контроль фантазию и желания.

— Значит, от меня пахнет совсем по-другому? — мы сделали новый виток по комнате. Он по-прежнему пятился, то и дело спотыкаясь, а я пыталась настигнуть недотрогу.

Ему нравился мой запах. Понравился еще вечером, в бане, когда я оказалась совсем близко.

— И мои пальцы? — искренне удивилась я.

Мороз нервно провел рукой по волосам.

— И ноги?

— И бед...

— Хватит! — он запрыгнул на кровать. — Остановись.

Я замерла.

— Почему? Ты же хочешь, чтоб я подошла. Вот прямо сейчас хочешь, чтоб сидела на тебе сверху и целовала. И чтоб мои пальцы...

Мороз сквозь зубы выругался. Во всяком случае, именно так он про себя охарактеризовал набор непроизносимых и непонятных слов. И вот пока он тратил внимание на глупость, я улучила момент и сделала два эффективных прыжка. Первый привел меня на кровать, второй — на мужа. Он меня подхватил, а вот равновесие не удержал, и мы все-таки оказались в том положении, о котором он фантазировал.

— Поймала!

Звучание моего голоса ему тоже безумно нравилось. Я была совсем не той, кого стихия выбрала ему в жены, но оказалась той, кого выбрал он. Мороз если и вспоминал мою предшественницу, то с отчаянной тоской и тайным стремлением заменить ее мной. И с чем-то еще. С чем-то едва уловимым. Странная уверенность, за которую ему было стыдно.

Я сощурилась и склонилась к его лицу совсем близко.

— Отправь ее домой. Прошу, — он прикрыл глаза. Будто тонущий умоляет о спасении. — Верни ей ее жизнь.

Я ощутила неприятный режущий приступ страха и нашла себя стоящей посреди своей квартиры. Вот так просто, словно по щелчку пальцев Пустоши меняли местоположение гостей без лишних спецэффектов.

— Эй, — тихо позвала я. — Мороз?

Никто не откликнулся. С возрастающим чувством тревоги я заглянула на кухню и в ванную. За окнами стоял зимний солнечный день. Шумела трасса. Каркали вороны. Я добрый десяток минут простояла возле зеркала, приходя в себя. С тоской и недоверием смотрела на одежду, подаренную Морозом. Как вдруг прямо поверх моего отражения появились сияющие буквы:

"Смотри внимательно"

Щелкнул замок входной двери, и в квартиру вошла моя мама, а за ней следом мой бывший муж. Он схватил ее сзади за талию, она засмеялась, и оба не обратили на меня никакого внимания. Впечатляющая сцена страстного секса развернулась в спальне на нашей с ним кровати. Я ошиблась. Это была моя квартира из моего же прошлого. И вероятнее всего я была на работе.

"В Москве", — ответило зеркало.

Пустоши не врали. Я знала это. Понимала всегда, только разбираться не хотела. Не может мать без веской причины любить зятя больше родной дочери.

— Папа, — прошептала я. И уже знала, что сейчас увижу. В зеркале словно дверь открылась в иной мир, где мой отец в обнимку со своим бухгалтером.

— Не надо, — отмахнулась я. — Не хочу.

— Да что с тобой стало?! — вскричала мама в телефонную трубку. И снова меня унесли в иное время. Рядом со мной, совсем близко стояла Любомира, красила ресницы и вполуха слушала крики моей мамы из динамика смартфона. Она выглядела на все мои тридцать, только иначе. Роскошнее что ли. Юбка карандаш до колен, полупрозрачная шелковая блузка, каблук, укладка, макияж. Я никогда так не одевалась и не красилась. Я вообще последние годы редко красилась. Ничего кроме усталости и желания спрятаться не ощущала. На глаза навернулись непрошенные слезы, а грудь затопила боль.

Ноги подкашивались, так что я решила присесть на пуф, но вместо него брякнулась на горячий песок. К ногам подкатили зеленоватые чистые волны. Это был пейзаж, давным-давно ставший моей несбыточной мечтой. Я бредила океаном, но так и не накопила на отпуск. Всегда что-то мешало. То покупка квартиры побольше в кредит — ведь будущим детишкам нужно больше одной комнаты, то машины в кредит — ведь мужу нужна машина. Всем все было нужно. Всем, кроме меня.

Глядя на завораживающий пейзаж своей мечты, я окончательно разревелась. Моя жизнь была не просто паршивой, она была жалкой, только я всегда отчаянно боялась себе в этом признаться.

Чья-то рука ласково коснулась моих волос. Я вздрогнула и обернулась. Рядом со мной сидела пожилая седовласая женщина и с нежностью смотрела на меня.

— Никто не сможет поменять местами две жизни без моего ведома.

Женщина стерла слезы с моих щек и улыбнулась.

— Не о чем больше не жалей и не волнуйся. Я верну тебе твой страх, когда твоя душа будет готова вновь принять его. И всегда буду ждать тебя, когда ты захочешь заглянуть за пределы времени. Теперь же отпусти прошлое, оно тебе больше не понадобится и не причинит боль.

От поглаживаний сухой морщинистой руки действительно стало легче, боль ушла, уступив место бесконечному покою.

— Отпусти и загляни туда, где ты по-настоящему нужна.

— Кто Вы?

— Мы та, кого называют Пустошами, — бабушка поднялась и протянула руку мне. — Пойдем.

Завороженная той силой и покоем, что исходили от собеседницы, я вложила пальцы в ее ладонь, встала и тут же оказалась на льду замерзшей речки рядом с домом Мороза. На берегу, прямо напротив меня сидел в одиночестве худощавый, несуразный мальчишка и указательным пальцем рисовал в воздухе сложные узоры. Узоры превращались в льдинки и падали на землю. Это был Мороз. Не узнать его густую темную шевелюру, острые черты и движения даже в таком возрасте было просто невозможно. Моего появления он не заметил.

Я подошла ближе, присела и заглянула в чистые серые глаза. Способность читать мысли, перешедшая ко мне во владениях седовласой женщины, не исчезла. Одиночество и боль переполняли мальчишку, в один день потерявшего обоих родителей. А еще злость и желание отомстить, с которыми он так отчаянно теперь боролся. Преемник отца, воплощение стихии, он не имел права не контролировать эмоции, что рождались в его душе. Все излишки своих чувств он вкладывал в узоры, которые затем разбивались, падая на лед.

В ужасе я прижала ладонь ко рту. Слезы появились сами собой, и отношения к моему прошлому уже не имели. Пустоши оказались правы. Моя прежняя жизнь — цепь недоразумений и глупостей, спровоцированных мной же. Вот так, без страха, я смогла оглянуться, оценить и, наконец, стать честной по отношению к себе. Все мои беды — пустое. Другое дело Мороз. В его жизнь вмешались посторонние грубо и жестоко.

И вот я не на реке, а в снежной пустыне посреди кровавой битвы. Я узнала своего мужа и его братьев, увидела, как, размахивая мечами, они сражаются с многочисленными странными созданиями, напоминающими половинки огромных человекоподобных монстров. Увидела, как низенький карлик с отвратительным морщинистым лицом подкрался к Морозу со спины и попытался нанести смертельный удар. Позабыв о том, что невидима, что нахожусь в прошлом и никак не могу на него повлиять, я закричала и бросилась на помощь. К счастью, помощь моему воину не понадобилась. Он справился сам. Раненый, но живой он продолжил сражаться.

— Ступай дальше, — прошептали Пустоши. — Взгляни и исправь то, что посчитаешь нужным.

Уже взрослый со знакомым тонким шрамом на скуле Мороз сидел за столом в своем доме и внимательно смотрел на небольшую овальную льдину с изображением юного лица будущей невесты. Я присела рядом и заглянула в серые глаза. Картинами перед его внутренним взором проплывали воспоминания о жизни Любомиры, которую он часто наблюдал в замерзших водах реки. Она и впрямь росла избалованным созданием. Маленькая девочка, чья жизнь была наполнена любовью, вниманием и безответственностью. Она не привыкла слышать слово "нет" и ненавидела одиночество. Обожала внимание и флирт. Прекрасная, эгоистичная, нежная кокетка. Ей не говорили о начертанной судьбе жены Мороза до последнего, а когда сообщили, Любомира словно с ума сошла.

Тяжелые размышления заставляли Мороза хмуриться. Он не хотел видеть невесту не меньше, чем она его. Раздраженный он небрежно отбросил в сторону льдину, поднялся из-за стола и вышел на улицу. Против моих ожиданий портрет не разбился от удара об стол, только жалобно звякнул и вновь затвердел. Я обогнула стол и взглянула на лицо Любомиры. У зеркала в моей квартире она выглядела довольной. Какой бы эгоисткой не была, но поставленных целей добиваться умела любой ценой.

"Исправь то, что посчитаешь нужным". Слова Пустошей всплыли в памяти сами собой. Я склонилась над портретом и вдруг вспомнила и другую фразу: "Никто не сможет поменять местами две жизни без моего ведома". Большего не требовалось. Сложить один плюс один не такая уж и трудная задача.

— Это не Любомира, — вслух проговорила я с улыбкой, склонилась ниже, чуть помедлила, раздумывая, что именно хочу изобразить, и принялась осторожно царапать ногтем на портрете. Когда я закончила, в волосах девушки на портрете появилась заколка в виде странноватой на вид белки, а на шее подвеска в виде кошки. Кошка мне удалась чуть лучше.

— Все, — кивнула я, налюбовавшись на свою судьбоносную самодеятельность.

Ответом мне стало ласковое дуновение теплого ветра и новый прыжок прямо в объятия Мороза.

— Отправь ее домой. Прошу, — вновь услышала я. — Верни ей ее жизнь...

— А какой он, этот портрет твоей будущей жены? — тихо спросила я с улыбкой. Конечно, ответ мне не требовался, всего лишь хотела задать его мыслям нужное направление. И не прогадала. О том, что на портрете изображена именно я, а не Любомира он узнал, как только Рататоск забралась на мою макушку, а кошка попыталась взять штурмом подол.

Серые глаза потемнели. Он не хотел, чтоб я узнала, отчаянно этого не хотел.

— Почему? — я завороженно наблюдала за сменой эмоций в его душе.

Потому что я хотела домой, в свой мир и в свое время, где у меня была своя жизнь, из которой никто не имел права меня вытаскивать обманом.

— Никогда больше не пытайся принимать решения за меня. Плохая привычка, — я осторожно коснулась кончиком указательного пальца его губ. — Хорошо?

Мороз едва заметно кивнул.

5

— Ох, **ть, вашу... Вот это я понимаю адреналин! — эмоционально и довольно громко вещала Рататоск, вцепившись всеми четырьмя лапами в спину вожака упряжки. Пушистый беличий хвост торчал дыбом и то и дело подрагивал от дикой скачки и напряжения. Олени моего мужа, как оказалось, могли вполне шустро мчаться по воздуху, а не тащиться клячами по земле, но скорость бывала лишь в тех случаях, когда Мороз торопился. И сейчас был именно тот случай. Мой донельзя счастливый муж спешил домой. Тулпар доставил нас прямо до перехода сквозь горы, где подарил мне два волоса из гривы.

— Подожги, коли захочешь сбежать.

Я со смехом взяла волосы:

— Подожгу, если нам понадобится помощь.

Хитрый коняга одобрительно тряхнул головой, взмахнул крыльями и скрылся из виду за верхушками деревьев.

Тина вжалась в мою грудь и тихо, но впечатляюще скалилась на зад ближайшего к нам с ней оленя. В целом, они у нее с самого начала доверия не вызвали.

Сегодня расстояние от перехода до дома у реки мы преодолели буквально за десяток минут.

Мороз спрыгнул с саней, обогнул их, снял меня, поставил на землю и забрал из рук кошку. Он выглядел и счастливым, и смущенным одновременно. А еще, кажется, очень хотел что-то сказать. Или спросить. Покинув Пустоши, мы оба утратили возможность читать мысли. Я привычно совсем, а он только мои. Всю дорогу то и дело осторожно заглядывал мне в глаза, ничего не понимал, хмурился, заметно расстраивался. Очень ему хотелось услышать, что же там в моей голове такое происходит. И тогда, и теперь я ответила ласковой улыбкой, смутив его сильнее.

Муж помялся, помялся, потом резко встрепенулся, скинул кошку на снег, отчего та недовольно фыркнула, взял меня за обе руки и потянул за собой в дом. На кухне вытащил из шкафа знакомый портрет и отдал мне.

— Вот, — и опять смутился.

Короче говоря, жену он получил желанную, причем очень, но поскольку не рассчитывал на исполнение заветной мечты, как себя теперь с этой мечтой вести, понятия не имел. Выглядело это чертовски мило и забавно. Очень хотелось его поцеловать, только не успелось. Мой Мороз промямлил что-то про упряжку, особенных оленей, которых несмотря на особенность распрягать и кормить все равно иногда надо и сорвался с места. Это выглядело еще более очаровательно, настолько, что я прониклась нежностью и твердо решила для себя не целовать его больше первой. Бесстрашие бесстрашием, а растянуть удовольствие и поохотиться всегда приятнее, нежели добиться всего легко и сразу.

Вот такие отношения и сложились у нас на ближайшие две недели, пока у меня терпение не закончилось. Джентльмен оказался тот еще. Мы разговаривали, смеялись, обсуждали оба мира, словно давние друзья. При этом так называемый муж явно и почти отчаянно избегал всякого физического контакта. Как-то случайно пальцы мои рукой задел и заикаться начал, с мысли сбился.

Казалось, он жаждет узнать обо мне все. О моей прошлой жизни, о моем мире и времени, при этом с готовностью рассказывал о себе, о своем детстве и юности. Перезнакомил почти со всей своей семьей. Это было что-то вроде официальной необходимости. Многие братья уже были женаты и счастливы в браке. Визиты вежливости заняли полдня. Странная оказалась родня, нелюдимая и молчаливая. Заходили в дом, приветствовали, представлялись, спрашивали есть ли беды, и, услышав отрицательный ответ, удалялись. Впрочем, я тоже особого стремления к общению с кем-либо, кроме Мороза, не имела.

Так и проводили мы вместе дни напролет, а ночи... Ночами я спала одна в его большой кровати. В первый же вечер правила установил. Накормил меня и отправил в комнату, а сам в компании Тины и Рататоска устроился на кухне. И ведь я постоянно ловила на себе взгляды полные желания. Мучил сам себя по непонятным лично мне причинам.

Первые семь — восемь вечеров смотреть в расстроенные, упрямые серые глаза, уходя в комнату, было забавно, потом такое поведение начало вызывать вопросы, а к концу второй недели почувствовала раздражение.

— Слушай, — Рататоск вытянулась на подушке рядом со мной и тоже уставилась в потолок. — Ты, конечно, извини, но не тянете вы на семейную пару. Ты знала, что он комнату барьером окружил, чтоб не слышать, что ты тут говоришь или делаешь?

— Нет, не знала, — недовольно пробормотала я.

— Может, ты это, — белка посвистела. — Ну это... Того самого. Сама?

Я тяжело вздохнула.

— Не хочу сама.

— Ты не подумай чего плохого, — Рататоск закинула передние лапы за голову и потянулась. — Как женщина я тебя понимаю! Но он, походу, сам-то не придет.

Я приподнялась на локте и взглянула в черные глаза-пуговки.

— Думаешь, не придет?

Белка отрицательно покачала головой.

— Думаю, да. Хотя странно, его же там, на лавке плющит прям. Давеча попить ходила. Он аж подпрыгнул, видать, думал ты выходишь.

— Не спал?

— Неа.

Я упала обратно на подушку и задумалась. Решение пришло быстро. Я вновь подскочила.

— Слушай, а поспишь на кухне?

Рататоск недовольно забурчала:

— Вот так и знала, что моя доброта мне боком выйдет. Подушку я забираю!

— Не вопрос, — заулыбалась я, подхватила собеседницу вместе с подушкой и направилась забирать мужа в кровать.

Стоило мне открыть дверь, как Мороз действительно подпрыгнул, вскочил с лавки и выжидающе замер по стойке смирно. Сна ни в одном глазу. Пока опомниться не успел, уложила Рататоск на его место, уперлась двумя руками в мужскую спину и потолкала в комнату. Мне буквально десяток сантиметров оставался до победы. Втолкнула бы и дверь захлопнула, а там еще что-нибудь сообразила бы. Но нет! Мороз опомнился и оказал сопротивление. Встал как вкопанный и не шевелится, подлец жилистый. Мог бы и поддаться приличия ради! Я и так его, и эдак толкала — не входит в проем, и все тут. У меня уже даже болельщики появились.

— Ты подсечкой, подсечкой! — вещала с лавки Рататоск.

— Да не выходит! — пропыхтела я.

Помощь пришла, откуда не ждали. Тина сидела рядом с белкой, сидела, озадаченно наблюдала за моими телодвижениями, наблюдала, а потом мявкнула, встала, подошла к нам и как тяпнет со всего размаху Мороза за ногу. Он от неожиданности отмер, пошатнулся и носом вперед улетел в комнату — я-то сзади толкать не прекращала.

— *ля! — восхитилась белка одновременно с грохотом, донесшимся из спальни.

— Мерси, — поблагодарила я от души Тину и поспешила на помощь несчастному мужу.

Дверь успела закрыть и собственным телом перекрыть путь отступления в последний момент. Жертва затравленно оглянулась и недовольно свела брови на переносице.

— Татьяна, — официально и сердито начал Мороз.

— Да? — тут же отозвалась я, как можно невиннее и мягче. — Ты меня боишься?

— Нет, — уверенности ему было не занимать. Ни один мускул на лице не дрогнул.

— Там спать удобно? — кивнула я на дверь позади себя. — Только честно?

Он поджал губы.

— Она же огромная! — теперь я указала на кровать. — Четверо поместятся!

Возмутилась и постаралась состроить упрямое выражение. Смотреть свысока на того, кто выше тебя на полторы головы, вообще, сложно, а уж, когда он стоит так близко и голову приходится задирать, совсем проблематично. Но я выдержала. Мы в такой позе постояли минуты две точно, потом он вдруг отмер и с выражением оскорбленной невинности пошел на кровать. Не веря в собственную победу, я подождала, пока он там устроится, и лишь потом излишне осторожно, с опаской потушила свет, приблизилась и легла рядом.

— Мороз, — шепотом позвала я, после того как мы пару минут провели в тягостном молчании. — Расскажешь про ваш с Любомирой обряд?

Вопрос назрел у меня давно, еще когда он свадебные церемонии своих двоюродных братьев описывал, но проявить излишнее любопытство все не решалась. Тема для нас неприятная, и портить настроение все эти дни не хотелось. Сейчас же могла и ответ получить, и к разговору принудить.

Он вздохнул и повернулся ко мне лицом. Недовольство улетучилось мгновенно.

— Его не было.

Я удивленно подняла брови, хотя он этого, наверное, в темноте не разглядел.

— Появление портрета и есть обряд. То, что я описывал о братьях и их женах, — это просто традиция древняя. У меня не возникало желания посвящать в нее Любомиру.

Произнести имя у него получилось с трудом.

Я улыбнулась. Зря не хотела спрашивать. Ответ оказался приятнее, чем вообще могла ожидать.

— Сколько вы прожили вместе?

— День.

Второй ответ оказался приятнее первого. Мы еще немного помолчали.

— А тебе нравится? — прошептал Мороз неуверенно. — В смысле, обряд нравится?

— Нравится, — без раздумий ответила я.

Я слышала, как он набрал воздух, собираясь произнести что-то еще, но передумал.

— Спокойной ночи, — улыбнулась я.

— Спокойной ночи, — промямлил он.

Противник мне еще сдастся, но сдастся добровольно. Я добьюсь своего поцелуя.

Сказано — сделано. Следующие пять ночей сон у меня был урывками, максимум часов по шесть в сутки спала, а все потому, что я уверенно, грациозно, по нарастающей навязчиво и якобы неосознанно соблазняла собственного мужа. Видела бы меня я прежняя, в ужас бы пришла! Во-первых, оригинальная ночная сорочка, входящая в мой новый гардероб, собранный Морозом лично в первые же сутки совместной жизни, больше напоминала одеяние монашки. Так что я ее слегка с помощью ножниц усовершенствовала. Разрез тут, разрез там, отрез к чертовой матери там, там и там... Короче, вышло стильно. Во-вторых, змеей по кровати кружить начала. И обнимала, и ноги ему на бедра закидывала, даже во сне постанывала эротично. А он знай, жмется к краю и не шевелится. Правда, по утрам все больше на зомби стал походить. Синяки под глазами, засыпал на ходу. Погода чудить начала. То метель ни с того ни с сего на улице поднимется, то резкая оттепель, а потом заморозки и гололед. Веселая зима у местных из-за меня выдалась, ох, веселая!

И вот на шестые сутки у меня вторая победа случилась. Я репертуар даже начать играть еще толком не успела, только в полудрему себя вогнала, чтоб на спящую походить, как вдруг ощутила его прикосновение к своей голове. Чуть себя не выдала, честное слово, настолько удивил.

Аккуратно, едва ощутимо он провел по моим волосам, помедлил и, видимо осмелев, прикоснулся к скуле. Очертил овал моего лица, затем линии бровей и носа и в самом конце прикоснулся к губам, прошептав незнакомые слова на чуждом языке. Нечто подобное я уже слышала, только раньше он так ругался, а тут ласковое что-то точно произнес.

Я вздохнула, чуть приоткрыла губы и одновременно прикоснулась кончиком языка к его пальцам. Он отдернул руку, а потом я услышала отчаянный усталый выдох, почти стон. Кровать резко дернулась. Нового побега я допустить просто не могла. Сложные времена требуют сложных мер! Я всхлипнула, заметалась по кровати и заревела. Никогда бы не подумала, насколько талантливую актрису в себе похоронила.

В мгновение ока его теплое тело оказалось подле меня. Объятия были заботливыми и такими сладкими.

— Таня, Танечка, — шептал он, сводя меня с ума своей нежностью. Я готова была отказаться от всех планов, но мужественно сдержалась. Никаких иных вариантов. Либо мой, причем добровольно, либо... Да, без вариантов! Добровольно и мой.

Всхлипнув еще разочек, я мертвой хваткой вцепилась в его рубаху и максимально возможно вжалась в желанное тело. Врешь, не уйдешь. Как же хорошо, что он мои мысли читать больше не мог. Мог бы, в ужас бы пришел, какой хитрой может стать даже самая благовоспитанная барышня под давлением обстоятельств.

Так и пришлось неуловимому мужу лечь рядом. Постепенно я прекратила цепляться за него, вместо этого прижалась доверчиво, голову запрокинула и губы приоткрыла. И к своему удивлению, обнаружила, что ловушка сработала. Уже, что называется, и не чаяла. Поцелуй получился знакомым и незнакомым одновременно. Я знала его дыхание, его губы, но еще ни разу не была ведомой ими. Так удивительно и потрясающе. Ни с чем не сравнимое блаженство. Я с готовностью подчинилась движениям его языка, с готовностью выгнулась навстречу его рукам. Его ласки не были плавными и мягкими. Он двигался словно урывками, иногда не рассчитывал силу, причиняя боль, порой просто сбивался. Казалось, им двигало желание в чистом виде. Он тонул и путался в своих ощущениях и во мне. Догадка осенила мгновенно.

И как только мне в голову раньше не пришло? Довольная ответом на головоломку я полностью погрузилась в этого замечательного, нежного, сводящего с ума мужчину. Как можно осторожнее помогла раздеть себя, затем раздела его. А дальше не думала ни о чем, позволив страсти захватить нас обоих. Не чувствовала своего тела, только его неосознанные инстинктивные движения, его сбивчивое отрывистое дыхание и, наконец, его самого. Такой сильный, такой большой, такой горячий и такой...

Быстрый! От пережитого расстройства чуть не высказала возмущение вслух, но вовремя удержалась от столь опрометчивого поступка. Собралась, сгруппировалась и всю недорастраченную страсть пустила на объятия. Он аж хрюкнул от неожиданности, но жест оценил. Обмяк, прижался и снова что-то нежное прошептал на непонятном языке. К проблеме иностранных языков я себе пообещала вернуться чуть позже, пока на первом плане стояли более насущные сложности. К моему несчастью, та бережность, с которой Мороз ко мне всегда относился, и которая мне так нравилась, этой ночью сыграла против меня. Джентльмен решил, что юная барышня устала, барышне нужен сон, со свойственной ему решительностью обнял меня покрепче и повелительным тоном выдал:

— Спи.

Ничего не оставалось, кроме как мило улыбнуться и подчиниться. Уже засыпая, втихаря скорчила кривую мину — отвела душу.

6

Проснулась я от холода. Знобило неприятно. Находясь все еще под влиянием бредового сновидения, где меня прямо из кровати вытащил низкорослый подозрительный тип в каноническом злодейском черном плаще с капюшоном, я открыла глаза и попыталась сесть. Сесть не получилось. Кровати подо мной вообще не было, подозрительным типом оказался вантуз, и он, пыхтя, пер меня в неизвестном направлении. Я молча с минуту за ним понаблюдала, потом огляделась. Снег да елки. Пейзаж во владениях моего мужа не радовал разнообразием.

— Уважаемый, — начала без уважения я. — Куда едем?

Ответом меня не удостоили. Я нахмурилась, глядя в сияющие белизной глаза. Ни зрачков, ни радужки — жуткое зрелище. Мороз его полубогом назвал, кажется.

— Так куда едем?

— Туда, где ему тебя не достать, — снизошел до меня царь воров.

— Куда туда?

— В долину горящих источников.

— Паршивая идея. — Прокомментировала я, стараясь проанализировать и оценить все происходящее. Дружелюбием вантуз не сиял. За обожаемую Любомиру тоже уже не принимал.

Долина горящих источников — это гейзеры на склоне старого вулкана, что располагался к югу от дома моего мужа. Прогулки на санях край хребта Мороз мне устраивал с удовольствием. За две недели брака успел многое рассказать и показать. Долину с воздуха в том числе.

— Почему? — не понял похититель.

Я попыталась вырваться из крепкой хватки и спрыгнуть в снег, но увы.

— Лучше не дергайся. Я тебя не сковал лишь затем, чтоб ей вреда не причинить. Лежи смирно. Я убью его, а когда ты будешь умирать, верну ее обратно с помощью твоего тела.

Перспективу нарисовал заманчивее некуда. Я прям восторг ощутила, да такой, что соврала от души и правдоподобно.

— Он в долину ходить может.

Носильщик от неожиданности затормозил.

— Как может?

— Ну, так, — пожала я плечами.

— Быть того не может!

— Почему? — я снова попыталась вырваться из цепких лап товарища в плаще. На этот раз попытка успехом увенчалась. Правда ногой ножны зацепила и чуть на снег не рухнула. Полубожок вооружился. Под плащом на поясе болтался меч и пара кинжалов. Вот так нас и застал Мороз: я, босая жена стихии в ночной сорочке, а напротив озадаченный и немного неадекватный романтичный герой Любомиры.

Озноб тут же прошел. Чем ближе я была к Морозу, тем меньше на меня влияли любые погодные условия. В глубине души мне вдруг на краткий миг захотелось описать битву двух противников за обладание такой ценной мной. Как в тех романах, что нет-нет, да читала порой по ночам. Описать, как сверкали клинки, как раненый и проигравший вантуз скрипел зубами от ярости, как я переживала за своего любимого, как боялась за его жизнь. А потом, как истинная нежная леди, сильно нежно обнимала победителя. Само собой, хотелось не такую жуткую битву, какую показали мне Пустоши, когда мой муж сражался с непобедимыми читови двадцать на одного. Нет. Фантазии мои разыгрались о сказочной, красивой победе и тут же улетучились. Оказалось, что когда тебе достается сильный мужик, реально сильный, то бои со слабым противником заканчиваются чертовски быстро.

Вантуз сначала заморозили, а потом двинули по затылку рукоятью меча. И все. Лежит на земле поверженный злодей на боку, стеклянными глазами смотрит в бесконечность. Как будто музей восковых фигур мимо проезжал и один экспонат посеял.

Презрительно поджав губы, Мороз подошел ко мне и обнял.

— Нигде не больно? Не замерзла?

— Я с тобой нигде не мерзну, — отмахнулась я.

— Испугалась?

Я с радостью отрицательно помотала головой, чем, кажется, слегка Мороза расстроила. Да. Не вернули мне Пустоши еще мою трусость. Последние пару дней бывало, что ощущала нечто такое в груди, смутно знакомое, и на этом все.

— Прости, — он ласково заправил мне волосы за ухо. — Я отлучился. Ты так сладко спала, не хотел тебя тревожить.

Я кивнула.

— Таня, — прошептал Мороз и прижался губами к моему виску. — Прости меня. Я совсем забыл про него.

— Ты знал, что он припрется? — пробормотала я глухо в теплую надежную грудь.

— Мог бы догадаться. В обитель стихий способен проникнуть лишь тот, кто знает путь. Счастье затмило разум, я забыл о Любомире и о ее деяниях.

Признание про счастье мне так понравилось, что в памяти непроизвольно всплыла ночь и все, с ней связанное. Я вдруг остро осознала, что стою в одной тонкой сорочке в объятиях одетого мужчины, и под сорочкой ничего нет. Не знаю как у него, а у меня факт вызвал острый приступ желания. И плевать мне было на замороженного недозлодея неподалеку, он все равно спиной к нам валялся. Вся такая беспомощная спасенная, полуобнаженная дева в руках спасителя. Если спаситель вдруг вздумает сделать с девой что-нибудь эдакое прямо сейчас, я не откажусь. Послушная девочка подчинится.

К моему несчастью, спаситель ничем, кроме нежности, вины и заботы, не пылал. Я от расстройства чуть секса не расхотела. Потом подумала и решила, что дело надо брать в свои руки, а то так и останусь вся такая страстная и неудовлетворенная. Рассчитала траекторию, извернулась и прильнула к суженому сильнее, но так, что сорочка, до того просто сползшая на плечо, сползла окончательно, обнажив одну грудь. Дальше из-под ресниц взгляд невинный наверх бросила. Иначе определить реакцию на маневр не вышло бы. Реакция пошла нужная. Во всяком случае, мы обнаружили, что жена обнажена и соблазнительна. Зрачки расширились, губы приоткрылись, мысли сбились. Последнее по выражению его лица определила.

Однако, Мороз быстро с собой справился, натянул мне сорочку обратно на плечо и поднял на руки.

— Пойдем.

Я могла бы расстроиться, но не стала. Битва еще не проиграна. Снова проанализировала детали, рассчитала, извернулась и в наигранной попытке устроиться чуть удобнее натянула на себе сорочку так, что все изгибы тела спереди проступили даже слишком хорошо. Праведник аж с шага сбился, а с неба хлопьями повалил снег. И снова я состроила невинный, доверчивый взгляд.

— Можно тебя поцеловать? — прошептала я беспомощно, пока этот гений не успел опять все испортить. Мы либо поиграем в эту игру, либо... Да, без вариантов! Поиграем в любом случае.

Мороз окончательно остановился, чуть помедлил, склонился и поцеловал меня. Я запустила ему пальцы в волосы и всем телом выгнулась. Он едва слышно простонал что-то невнятное мне в губы. Глаза были закрыты, а на лице отражалась мука. Приложив усилие, я выскользнула из его рук, спрыгнула на землю и прижалась к нему всем телом.

— Таня, — беспомощно вздохнул он.

— Да? — прошептала я с улыбкой. Сложно удержаться от насмешливой нежности, когда мужчина настолько очарователен.

Мороз не ответил, но пространство вокруг нас начало потрескивать. Я обернулась на звук и замерла в немом удивлении. Из пустоты начали проявляться серебристые ледяные линии и витиеватыми узорами расползаться в воздухе, образуя невообразимо красивую беседку. Вскоре мы вдвоем оказались в центре этой беседки.

— Нравится? — пробормотал Мороз.

Я перевела восхищенный взгляд на мужа. Он смущенно улыбнулся, потом вдруг встрепенулся, чуть отстранился от меня и взял за руки. Под внимательным ласковым взглядом серых глаз я немного застеснялась, словно и не играла никогда в коварную соблазнительницу.

— Я некрасивая? — вопрос вырвался сам собой. Он был детский и глупый, и в здравом уме я бы никогда задавать его не стала, но тут вдруг что-то на мгновение надломилось в душе. Как будто прежняя осторожная, пугливая я вернулась.

Мороз растерялся.

— Почему?.. Нет. То есть, ты красивая! Очень красивая! — он так старательно набирал воздух, чтобы произнести эти простые слова, как будто от этого его жизнь зависела.

— Тогда я тебе не нравлюсь? — если женщина начала обижаться, остановить ее сложно, она припомнит все. Я до этого мгновения не чувствовала, что меня задевала его отстраненность и отчаянное стремление избегать физического контакта. Теперь почувствовала.

— Нет! Ты мне очень нравишься! Очень!

Мороз ничего подобного не ожидал. В серых глазах отражались досада и паника. Он взял меня за талию и попытался прижать к себе. Я конечно уперлась руками ему в грудь, но это уже мало походило на сопротивление. Для пущего эффекта прикусила нижнюю губу. Опять же, неосознанно вышло. Сделала, потом только сообразила, что именно сделала.

— Разве?

Он поднял руку и пригладил мои волосы. На смену панике пришло раскаяние.

— Очень!

Раскаяние к нему пришло, но без сообразительности. И так я почему-то расстроилась, что просто руки опустились. Не хотелось уже больше ничего. Спрятаться и поплакать — единственное желание. Былая уверенность и смелость провалились в небытие. Мало ли что я трактовала не так все это время. Может, почудились те мысли, что прочла в Пустошах, или прочла нечто, что поняла не так, а его внимание и забота — результат природной доброты. Да и прошедшая ночь — не подтверждение, скорее наоборот. Сама его в кровать затащила, сама соблазнила, сама направляла... От воспоминаний нахлынуло отчаяние, захотелось провалиться сквозь землю.

— Ой, нет, нет! — вдруг засуетился супруг. — Нет. Ты... Я...

Он притянул мою голову к своей груди, прижался губами к моим волосам и начал раскачиваться, словно баюкая.

— Ты мне очень нравишься. Ты очень красивая и добрая, и умная. — Он стиснул меня в объятиях сильнее. — И замечательная. Я люблю тебя! Полюбил в тот момент, когда впервые увидел...

Я всхлипнула. Влюбленный? Влюбленные ведут себя иначе.

— Не думай так, — в голосе Мороза послышалась боль. — Все совсем по-другому. Ты такая... — Он замолчал, тщетно пытаясь подобрать нужное слово. — Такая нежная и хрупкая, и человек. А тут я...

Он сказал последнюю фразу так, словно нет создания хуже в обоих мирах, чем он.

— Влюбился, — эту часть Мороз произнес еще более траурным тоном. — Нет. Ты просто не знаешь. Когда воплощение стихии влюбляется не в избранницу — он ломает ей всю жизнь. Такое было раньше, когда мы еще не жили отшельниками. Воплощению неважно любит или не любит девушка в ответ, невозможно справиться с желанием быть рядом и с инстинктом уничтожать всякое препятствие на пути к любимой. Хорошо если несчастная не любила в ответ, потому что однажды воплощение находило страсть сильнее или же появлялась избранница стихии.

Мороз гладил меня по волосам и, кажется, боялся выпустить из объятий.

— Это блаженство узнать тебя, понять, кто был на портрете, — он вздохнул. — И ужас. Заставить тебя жить здесь, быть со мной. Без страха ты легко совершаешь поступки, принимаешь необдуманные решения. Мне так хотелось тебе понравиться по-настоящему.

На ум тут же пришли наши с ним первые поцелуи, точнее мои поцелуи. Даже будучи отчаянно смелой, я ни за что не стала бы целовать первого встречного или того, кто мне лишь немного симпатичен. Это не вопрос отсутствующего страха, а вопрос эмоционального отклика на него самого и его сущность.

Он взволнованно выдохнул мне в волосы.

— Я так скучал по твоим мыслям, — прошептал он. — Такая мука не слышать их.

"Легкий путь узнать о моих чувствах нашел?"

Мороз устало рассмеялся и потерся щекой о мою макушку.

— Не пугайся. Я слышу только то, что ты позволяешь.

Я с удивлением поняла, что действительно на мгновение запаниковала. Да и в целом диалог начала под воздействием потерянных при переселении эмоций. Что ж. Пустоши обещание сдержали. Страх вернулся так же неожиданно, как исчез.

— Люби-имая Та-аня, — умильно шептал Мороз, продолжая меня тискать, будто обожаемого питомца. — Моя красивая, нежная человечка. Наконец-то пугливая.

Я впервые всерьез задумалась о том, с насколько странным мужчиной связалась.

— Моя-а, — повторил чудак с непередаваемым наслаждением в голосе. — Та, кому я нужен.

Я вдруг остро осознала, что как-то не совсем верно все это время воспринимала мужа. Наивная человечка оценивала его с точки зрения человечности, а он не человек вовсе.

Мороз меж тем чуть отодвинул меня, наклонился и начал настойчиво целовать. Не слишком умело, но требовательно, с силой прижимая меня к себе. Потерянное желание побыть слабой женщиной сильного мужчины вспыхнуло снова, только на этот раз приправленное страхом оно затаилось в груди. Я вновь остро ощутила свою относительную наготу. Тихий стон сорвался с его губ. Он задрал подол сорочки и стянул ее с меня через голову. Теперь я всем телом чувствовала его куртку и брюки. Мороз подхватил меня и уложил на перину из мягкого снега. Завороженная плавными быстрыми движениями, я наблюдала, как он раздевается. И снова горячий, сильный, всепоглощающий. Я плыла по волнам наслаждения, чувствовала его в себе, теряясь в собственных ощущениях. На этот раз он подарил мне истинное удовольствие. Я растворилась в нем и в его стихии.

* * *

— Мать вашу! — восхитилась Рататоск.

Довольная своим внешним видом я покрутилась перед зеркалом в спальне. Платье было не просто потрясающим. Оно было восхитительным, шикарным и обалденным одновременно! Короче говоря, впору было брать уроки у профессора на тему кратких и крайне эмоциональных эпитетов, заменяющих витиеватые речевые сложности. Впрочем, профессор уже выразилась.

— Я о такой сказочной прелести всю юность мечтала, — поделилась я сакраментальной детской тайной. — Волшебно...

Я покрутилась еще немного, приподняла подол и изобразила грациозный реверанс. Тончайшее снежное полотно окутывало мое тело, подстраивалось под движения и произвольно меняло оттенки от идеально белого до почти синего. Корсаж на груди отливал перламутром, юбки струились. В волосах сверкали снежинки и изящная диадема из тончайших льдинок. Снежная королева! Нет! Прынцесса!

— Да-а-а, — благоговейно, даже с придыханием согласилась белка. — Это волшебство да мне бы в койку...

— Что? — резко обернулась я.

— Что? — резко обернулась Рататоск. Она стояла на подоконнике, опираясь передними лапами на стекло, и смотрела на меня озадаченно.

— Что тебе в койку?

— Его! — она кивнула на улицу и вновь уперла нос в стекло.

Я подошла ближе и тоже выглянула. За домом толпилась родня. Братья переговаривались, галдели и то и дело радостно похлопывали Мороза по плечу.

— Кого его? Я думала, ты платье мое хвалишь. Даже Тина похвалила, — я покосилась на кошку, мирно посапывающую посреди кровати.

— Она не хвалила. Она просила разбудить, когда пойдем. А ты знаешь, как его зовут?

— Кого? — я снова сосредоточила внимание на Морозе и его окружении.

— Вон тот кудрявенький, высокий, жилистый, мужественный очаровашка.

Я сощурилась.

— Вон та швабра? С длинными руками?

Я внимательно понаблюдала за передвижениями младшего из зрелых братьев.

— Сама ты швабра! — обиделась за мужчину-мечту Рататоск. — Так он свободен или как?

— А зачем он тебе?

— А тебе Мороз зачем?

Я осознала, что ступила на тонкий лед. Либо я чего-то не знаю и в этом мире всякое чудо — реальность, либо моя собеседница упустила из виду некоторые незначительные детали.

— Рататоск, ты только не обижайся, но ты же белка.

— И? — хлопнула на меня удивленными глазами она.

— А он... Такой... Вполне себе... антропоморфный.

Рататоск похлопала глазами еще немного, потом оглядела себя, сказала озадаченно "я об этом не подумала" и резко рухнула на пол. Не успела я опомниться, как с пола поднялась фигуристая коротышка. Талия осиная, глаза живые черные, губы упрямо сжатые и кончиками ушей шевелит. Посмотрели на меня метр пятьдесят с кепкой, развернулись и понеслись к выходу, весело виляя голыми ягодицами.

— Тина, не дай разрушить мою свадьбу! — взмолилась я.

— Мыр, — сказала Тина. Ее как раз разбудил грохот шлепнувшегося на пол беличьего тела. Она спрыгнула с кровати и понеслась за беглянкой. Что произошло, когда обе скрылись из виду на кухне, я, к моему глубочайшему сожалению, увидеть не успела. Выскочила из комнаты и увидела обеих уже в итоговой позе: Тина сверкала глазищами, била хвостом по полу и красноречиво шипела у кухонного стола, Рататоск сидела на столе, шевелила носом и не менее красноречиво отвечала кошке на неизвестном наречии.

— Одежда! — постаралась я переорать обеих.

Старания успехом увенчались. Бывшая белка, а ныне курносая девчонка с оттопыренными и не по человечески заостренными ушами, замерла и уставилась на меня живыми любопытными глазами.

— Нужна одежда! — повторила я.

— Да, — согласилась как ни в чем не бывало Рататоск, опасливо покосилась на Тину, убедилась, что агрессии кошка больше не проявляет, спрыгнула и удалилась обратно в комнату. Скрипнули дверцы гардероба — одежда, значит одежда.

Я протяжно вздохнула. Ответный взгляд Тины был полон сочувствия. Она поднялась и с разбегу запрыгнула мне на грудь. Я еле поймать успела. Никогда не подозревала, что кошки бывают настолько умными. Все слышит, все просчитывает и помогает. Я вдруг ощутила родство с этим маленьким гибким теплым созданием.

— Мы ведь с тобой обе здесь иностранки.

Тина задрала голову и замурчала.

— Точнее иномирки. Или номирянки?

Кошка зажмурилась и, кажется, улыбнулась.

— Я не помню как в это влазить! — отвлекла нас от диалога Рататоск.

Уже много позже, лежа в кровати в объятиях Мороза, я блаженно улыбалась. День прошел просто потрясающе. Никогда бы не подумала, что таинство венчания может быть действительно таинством. Торжественное и вместе с тем тихое событие, требующее уважительного, даже благоговейного отношения. Никто не пил и не гулял, не кричал и не дарил подарки.

— Думаешь, с Грозой ничего не случится? — вспомнила я непривычно тихую и скромную Рататоск. Образ славной нежной малышки очень подходил ее новой внешности. Бедный парень и не заподозрил, что в тихом омуте профессора не то что черти, динозавры кишат.

— Я больше за Рататоск волнуюсь, — нахмурился муж. — Нельзя было их наедине оставлять. Тем более в его владениях.

От удивления я приподнялась и взглянула в серые обеспокоенные глаза.

— По сравнению с ним она и есть невинное создание.

Я вспомнила худого пацана с темно-серыми меланхоличными глазами. Черные растрепанные волосы, жилистый, выше Мороза на голову и младше. Спокойный, молчаливый, приятный в общении. Единственное, что немного пугало, — это довольно длинный рваный шрам на виске, но его становилось видно только, когда волосы ветер приподнимал.

— Он так никому и не сказал, где и как получил. Просто исчез на пару дней, потом появился, весь в чужой крови и с единственной раной. Все, что мы установили, — яд тот самый, которым со мной воспользовал...

Мороз осекся и тихо кашлянул. Не о том заговорил, о чем хотел в первую брачную ночь с молодой женой беседовать. Я подняла руку и очертила пальцами похожий след над бровью мужа. Перед глазами, будто наяву, всплыла картина боя. Увидев однажды такое, не сможешь забыть никогда.

Мороз замер и перестал дышать.

"Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь".

Он смущенно улыбнулся, потом извернулся и прижался губами к моей раскрытой ладони.

— Я расскажу тебе все, что захочешь. Отвечу на любой твой вопрос, только никогда не переставай их задавать. — Его шепот был таким тихим, что я с трудом разобрала слова.

Этой ночью я заснула бесконечно счастливой и спокойной, впервые за всю свою жизнь. И мне снилась белая метель, отделившая маленький островок суши от всего мира, где в окружении молчаливых сказочных созданий стояла я в объятиях потрясающего сероглазого мужчины и слушала древнюю, как сама его стихия, клятву верности на мертвом языке. Ту самую клятву, которую он шептал мне, впервые занимаясь со мной любовью.

Январь — февраль 2017 года