Король и его игрушка

КОРОЛЬ и его ИГРУШКА

Мальчишку притащили в зал, когда веселье было уже в самом разгаре. Вокруг стоял неимоверный шум, но, несмотря на это, Берг услышал гневные возгласы слуг, волочащих по полу какое-то маленькое, связанное по рукам и ногам существо. Сидя на возвышении в северной части зала, он — Берг Варнаан Лиар, король Земли Снегов — поднял руку, и все разговоры тут же стихли.

— Что это? — спокойно спросил он.

— Подарок, Сиэрри! Это — подарок любимому королю! — ответил стоящий в стороне человек в желтом плаще, почтительно склоняя голову.

Ах, вот оно что! Опять эти устроители королевских забав! С тех пор, как погиб Тиз, они только и делали, что пытались отвлечь Берга от грустных мыслей, вернуть ему былое, яркое и жизнерадостное настроение. Уже три года... Три мирных и черных от бессильной ярости, от разъедающей душу тоски, года! Но он все равно не смог забыть Тиза. Никогда бы не смог... Потому что не хотел, наверное. Стройный, сероглазый юноша, преданно любивший великого короля северного побережья и так жестоко поплатившийся за свою преданность... Его — Берга — любовь... И его вечная кровоточащая рана...

Но его князья не могли оставаться равнодушными к боли своего короля и не хотели видеть его печальное лицо. Надеясь, что смогут ему помочь, они нашли лучших устроителей забав на северном континенте и наняли их на постоянную службу, приказав им придумывать и воплощать в жизнь самые невероятные и зажигательные праздники, которые могли бы развлечь всегда задумчивого и охладевшего к радостям жизни короля. Те старались, как могли — благо, спокойное от нападений время позволяло. Шуты и бродячие актеры, фокусники и дрессировщики диких животных, волшебники и темные маги, менестрели и танцовщицы... Каждую неделю в королевском замке устраивались грандиозные представления, слава о которых разносилась до самых границ Земли Снегов. Но, увы! Все было бесполезно! Король равнодушно взирал на то, что происходило перед ним, не проявляя ни радости, ни заинтересованности чем или кем бы то ни было. Можно было по пальцам пересчитать моменты, когда он улыбался, в то время как все остальные замирали от восторга или хохотали до слез. И почти всегда, не досмотрев действо до конца, не дослушав стихов и песен, он уходил на самый верх главной башни замка, чтобы запереться там в своих покоях.

Сколько раз его друзья, его верные подданные пытались остановить его, но он лишь махал рукой: "Веселитесь!" и покидал зал. В первое время люди в желтых плащах умирали от страха, ожидая его гнева или, что гораздо хуже, гнева его князей, за то, что не смогли добиться того, ради чего были наняты. Но потом, видя все ту же, стылую тоску в глазах короля, лишь печально вздыхали: "Снова не то!"

За это время в замке перебывало великое множество людей — юные и постарше, умные и забавные, искренние и загадочные. Были среди них и прекрасные, искусные в таинстве любви юноши, но король оставался холоден и безразличен ко всему — даже к ним. Он не гневался на своих князей и нанятых ими слуг, не раздражался, не злился, понимая, что те всего лишь хотят помочь, но поделать с собой ничего не мог — ничто не занимало и не трогало его. Он по-прежнему думал о Тизе Аароне и ни на минуту не переставал любить его.

Вот и теперь он лишь безучастно взирал, как двое слуг весьма внушительного вида пытаются удержать бьющегося в путах мальчишку. Тот был худым и очень грязным. Веревки стягивали его тщедушное тело, поверх каких-то заляпанных меховых лохмотьев, едва прикрывающих его наготу. Волосы слипшимися прядями метались по его худым плечам. На его чумазом лице застыла гримаса отвращения и ужаса, но, несмотря на это, он почему-то не издавал ни звука. Как такой хиляк умудрялся доставлять столько хлопот, Бергу было абсолютно непонятно. И еще его удивляло, почему мальчишку привели к нему в таком странном виде. Ведь раньше такого рода "подарки" всегда проходили тщательную подготовку перед тем, как предстать перед глазами короля. Их приводили в порядок, причесывали, тщательно одевали, даже подводили им глаза — так служители желтого ордена пытались сделать их хоть чем-то похожими на Тиза. Но каждый раз, видя такую откровенную подделку, Берг, лишь болезненно морщась, отворачивался в сторону... А этот — ведь самый настоящий оборванец! Как может такое чучело понравится королю?!!

— Откуда вы взяли его? — повторил Берг чуть более раздраженно.

Человек в желтом плаще еще раз поклонился и произнес:

— Его привезли с южной границы, Сиэрри! Нам сказали, что в бухте разбился какой-то корабль. Почти все погибли, лишь немногим удалось спастись — его и еще нескольких человек нашли едва живыми. Он прятался в скалах, но совсем обессилел от голода и холодного ветра... Мы думаем, что, скорее всего, тот корабль принадлежал лорентийцам, которые перевозили рабов с южных островов дальше на материк. Мы много раз слышали, что лорентийцы занимаются работорговлей в Ориери. Говорят, там особенно ценятся именно жители южных островов.

Король усмехнулся — что может быть ценного в этом звереныше? Никогда он не понимал этих князей Ориери! Вздохнув в ответ на свои мысли, он устало спросил:

— И что мне с этим вашим "подарком" делать?

— Мы смели предположить, Сиэрри, — ответил пожилой служитель, — что Вы оставите его у себя.

— Зачем он мне?

— Он мог бы стать Вашей... м-м... игрушкой, Сиэрри! Если бы Вы приручили его...

— Приручил?!!

В зале стало так тихо, что стало слышно, как воет ветер, пробираясь сквозь ветви деревьев в соседнем лесу.

— Сиэрри, если наша дерзость разгневала Вас... — начал, было, служитель, но Берг остановил его движением руки.

— Почему он все время молчит? — спросил он. — Он нем?

— К сожалению, мы не знаем, Сиэрри! — ответил, снова почтительно склоняясь, человек в желтом. — Он не лишен языка, и с горлом у него все в порядке... Возможно, он просто нем от рождения, а может быть, настолько сильно испугался. Но, смею Вас заверить, хотя он и не говорит, зато очень хорошо все слышит, и, думаю, даже многое понимает.

— Этот звереныш понимает, что я говорю? — воскликнул король, наклоняясь вперед и упираясь ладонью в колено.

На этих словах мальчишка гордо вскинул лохматую голову и посмотрел ему прямо в глаза, словно хотел этим дерзким взглядом подтвердить свою независимость. С удивлением Берг отметил, что глаза у него синие-синие, как небо в ясный зимний день. Они как-то особенно странно смотрелись на его перепачканном лице...

Король Земли Снегов откинулся в кресле и прикрыл глаза. Все молчали, ожидая его реакции. Что они хотели от него услышать? Ну что он мог им сказать? Зачем ему... И вдруг он, неожиданно для самого себя, не успев даже додумать мысль, вдруг произнес:

— Отведите его наверх. И, пожалуй... Пожалуй, посадите на цепь. Не хочу, чтобы ночью он бросился на меня и искусал! — и улыбнулся.

По залу словно пробежал теплый летний ветерок. Все заулыбались, стали похлопывать себя по коленям, выражая радость, послышались облегченные вздохи, тихие торжествующие возгласы. Что-то случилось, изменилось, переломилось в тот момент! Будто солнечный луч впервые за долгое время прорвал тяжелые низкие облака и озарил уставшую от холода землю. Пожилой служитель, держа ладонь возле груди, словно у него болело сердце, так и остался стоять, опираясь на колонну, но лицо его светилось радостью, а губы шептали: "Наконец-то! Неужели я не ошибся?!! Во имя Варда, только бы он оставил его у себя! Только бы этот дикий волчонок оказался тем, кто ему нужен!" Слуги поволокли брыкающегося мальчишку наверх. Тот вырывался, шипя и издавая странные гортанные звуки, и упирался ногами в пол. Когда за этой "процессией" закрылись тяжелые двери, один из князей встал и громко провозгласил: "Во славу Короля!" Слуги тут же наполнили кубки, все поднялись со своих мест и Берг, впервые за три последних года, сделал большой глоток из своего золотого кубка...

Он вернулся в свои покои, когда была уже поздняя ночь. Давно забытое им вино сразило его. Он еле-еле добрался до укрытой меховыми одеялами постели, не раздеваясь, упал на нее и тут же заснул.

Проснувшись поздним, серым утром, Берг открыл глаза и поморщился, чувствуя, как после вчерашнего гудит голова. Это было весьма неприятное ощущение, но, несмотря на весь его дискомфорт, оно почему-то его обрадовало. Однако он абсолютно позабыл о том, что было вчера — до того, как он начал пить, поэтому, поднявшись и приведя себя в порядок, сразу направился вниз — дела королевства всегда требовали его личного присутствия.

Целый день Берг был занят и ни разу не вспоминал о вчерашнем пире. И только вечером, когда он уже поднимался по лестнице в башню, его вдруг осенило.

— Великий Вард! — воскликнул он с досадой. — Я ведь совсем забыл про мальчишку!

Шедший за ним слуга даже вздрогнул от неожиданности и чуть не выронил дрова, что нес в руках. В башне было неимоверно холодно. Сквозняки гуляли повсюду — ледяной зимний ветер пробирался сквозь щели между камнями и вымораживал все вокруг. Днем камин в его покоях обычно не топили, разжигая огонь только перед сном. Так что сейчас в комнате наверху, должно быть, уже стоял жуткий холод. Да и кормить мальчонку он тоже не приказывал. Вард! Берг прибавил шагу, перескакивая, сам того не замечая, сразу через несколько ступенек. Первое, что он услышал, когда, отперев дверь, вошел в комнату, был звон тяжелой цепи возле стены. Король быстрым шагом пересек помещение, неслышно ступая по шкурам, расстеленным на полу, и подошел к пленнику. Тот лежал на голом каменном полу, сжавшись в маленький, грязный комок, и трясся все телом. Берг наклонился, собираясь что-то сказать, но тут же отшатнулся — в нос ему, буквально, ударил резкий запах давно немытого тела. Резко развернувшись, он сказал слуге:

— Приготовьте ванну. Немедленно! Найдите ему чистую одежду — теплую рубашку, штаны, куртку. Да, и какие-нибудь меховые сапоги... Принесите еще свечей и побольше шкур. Еще — еды и горячего вина. Живо!!!

Слуга, сбросив дрова на пол, бросился выполнять приказание.

— Куда?!! — гаркнул Берг. — Сначала разожги камин, болван!

Тот испуганно вздрогнул, но все же вернулся, быстро развел огонь и только после этого удалился. Берг уселся в покрытое мехом кресло и устало прикрыл глаза. Как он мог быть таким жестоким?! Досада и злость на самого себя мешали ему думать. Мальчишка продолжал дрожать от холода, но не шевелился и не поднимал головы, даже не пытаясь взглянуть на сидевшего у камина короля. Через некоторое время слуги притащили в королевские покои небольшой чан ("Детский, что ли?" — усмехнулся про себя Берг), ведра с горячей водой, ароматические масла, запах которых тут же распространился по всей комнате, чистую и теплую одежду, нехитрый ужин. Огонь ревел в камине, зажженные свечи разогнали мрак, из-под накрытых крышками блюд доносился вкусный запах горячей еды, вино дымилось в кувшине. И на душе у Берга как-то потеплело. Словно все эти простые приготовления разогнали и его собственное мрачное настроение.

Однако мальчишка, судя по всему, совсем не оценил королевской доброты. Когда пожилая служанка и ее помощница подошли к нему, и женщина показала ему на чан с водой, он только забился в угол, сверкая оттуда расширившимися от ужаса глазами. Сердобольная женщина присела рядом с ним, пытаясь погладить его по голове, но он шипел из своего угла, как дикая кошка, и никакие ее ласковые уговоры не могли заставить его послушаться. Несколько минут Берг наблюдал за ее попытками, а потом устало махнул рукой застывшим у двери в ожидании его приказаний слугам. Те отпустили женщин, но, в отличие от них, не стали церемониться и, освободив мальчишку из цепей, грубо сорвали с него грязные лохмотья и поволокли его к импровизированной ванной. Он брыкался и упирался босыми ногами, собирая и волоча за собой лежавшие на полу шкуры. С трудом им удалось поднять его и засунуть в горячую, пахнущую травами воду. Но он так бил ногами и махал руками, что вода стала выплескиваться на пол, заливая все вокруг. И, как они не старались, они никак не могли усмирить его. Долго выдерживать это представление Берг не смог. Он встал и подошел к мальчишке. Неизвестно, что уж тот себе надумал (может быть, что его хотят сварить живьем и подать жестокому королю на ужин), но только на его лице был написан такой нечеловеческий ужас, что Берг улыбнулся — этот паренек, явно, забавлял его. Он протянул руку и положил ладонь на его вспотевший лоб, сначала ласково погладил его, убирая спутанные волосы, потом провел сверху-вниз большим пальцем, разглаживая складку между сведенными бровями. Мальчишка замер и изумленно уставился на него, словно был ошеломлен этим проявлением доброты и сочувствия к себе. Некоторое время его взгляд еще был полон тревоги, но потом словно затуманился. Лицо его разгладилось, он опустил ресницы, закрыл глаза и затих, позволяя, наконец, королевским слугам начать мыть себя.

Король не отходил от мальчика, задумчиво глядя на его лицо, и отнял руку от его лба лишь один раз, когда тому стали мыть волосы. Досада за собственную ошибку отпустила его, сменившись странным, пронзительным и щемящим чувством. Он не хотел задумываться о том, что это. Пока не хотел... Пока он просто смотрел на своего пленника, успокаивая и разгоняя его страхи прикосновением своей большой и теплой руки.

Через полчаса слуги вытащили чистого и благоухающего лавандой мальчишку из ванной, поставили на пол, вытерли большим пушистым полотенцем. Тот больше не сопротивлялся, послушно выполняя все, что ему говорили:

— Наклони голову...

— Подними руки...

— Подержи, пока я застегну...

— Одень вот это поверх рубашки...

— Переступай сюда — да, вот так! Одевай сапоги...

— Не дергайся, дай причесать тебе волосы...

Его причесали и, облачив в теплую, просушенную у огня одежду, подтолкнули к отошедшему к камину королю. Тот не оборачиваясь, бросил:

— Сожгите все, во что он был одет. Вымойте то место, где он спал, и постелите туда свежей соломы и побольше шкур. Принесите еще дров. И уберите здесь все, я не хочу, чтобы вокруг меня была сырость.

— Приковать его, Сиэрри? — спросил один из слуг.

— Нет. Если будет нужно, я сделаю это сам.

— Хорошо!

Люди вынесли чан с водой и грязные тряпки пленника, выполнили все поручения короля, принесли все, что он просил, и вышли из комнаты, оставляя Берга наедине со стоящим за его спиной диким, но, казалось, смирившимся, существом.

Берг подождал, пока шаги его людей стихнут вдалеке, и медленно повернулся к своему пленнику. То, что он увидел, заставило его удивленно нахмуриться. Стоящий перед ним сейчас мальчик был совсем не похож на того звереныша, которого накануне притащили в большой зал замка Лиар. Берг разглядывал его, чувствуя, как что-то начинает неуютно ворочаться внутри.

Пленник был юн и красив, но совсем непривычной для глаз северянина красотой. Кожа его была смуглой, словно ее опалило незатухающее солнце вечной зимы — то, что поначалу казалось Бергу несмытой грязью, оказалось ею только отчасти. У него были высокие скулы, большие синие глаза, мягкие и, как внезапно подумалось Бергу, нежные губы. Темные волнистые волосы рассыпались по его плечам красивыми локонами. Та одежда, что ему дали, на удивление шла ему — длинная светлая рубашка из плотного мягкого материала, который умели прясть только в этом королевстве, меховая безрукавка, затянутая кожаными шнурками, плотные, облегающие стройные ноги, штаны, заправленные в невысокие, меховые сапоги. Вымытый и одетый, он больше не казался худым до изнеможения, скорее, маленьким и хрупким. Он стоял, опустив руки, неловко переминаясь с ноги на ногу и опустив глаза.

— Подойди! — приказал король.

Тот на мгновенье затаил дыхание, а потом, гордо вскинув голову, сделал несколько шагов вперед. Берг прикрыл глаза и втянул носом воздух, со странным удовольствием вдыхая новый, приятный запах. Он прислушался к себе, но, как ни странно, испытываемые ощущения понравились ему. Но вместе с ними где-то глубоко ожили и давно забытые желания, и это его сразу встревожило. Он открыл глаза и сурово посмотрел на пленника. Тот сжался под его взглядом, но потом стиснул зубы и расправил плечи. "Гордый!" — промелькнула в голове Берга странная мысль.

— Хочешь есть? — спросил он спокойно.

Мальчишка сглотнул слюну, но не ответил, и даже не кивнул, подтверждая тем самым свое желание. Берг не стал допрашивать его, а лишь взял за плечо и подвел к столу, заставленному посудой с едой, потом сел на стоящий рядом стул и начал разливать дымящееся вино в невысокие серебряные кубки. Мальчик какое-то время нерешительно стоял рядом, а потом, поскольку второго стула рядом не было (сидеть на одном уровне с королем не допускалось), присел на пол — на шкуры.

— На, возьми! — Берг протянул ему кубок. — Выпей немного. Это согреет тебя.

Пленник принял кубок, недоверчиво понюхал содержимое, потом пригубил горячий темно-красный напиток. Посмаковав вино на губах, он сделал глоток побольше, но сразу закашлялся и тут же поставил кубок обратно на стол.

— Ешь! — коротко приказал Берг.

Мальчик протянул тонкую руку и взял с тарелки кусок свежего, мягкого хлеба. Он держал его в руках так бережно, словно это была не самая обычная булка, а величайшая драгоценность в мире. Аккуратно прижав хлеб к губам, он вдохнул его теплый запах, а потом отломил небольшой ломтик и положил себе в рот. Потом, то же самое он проделал с зажаренной на огне птицей, потом — с дольками яблок и маленькой горстью ягод, которую набрал из прозрачной чашки, стоящей на столе. Берг, молча, наблюдал за ним, медленно потягивая душистое, терпкое вино. Было видно, что мальчишка голоден, но короля поражало то, как, несмотря на свой голод, он ест — не жадно, по-варварски хватая с тарелок еду и запихивая ее к себе в рот, а медленно, спокойно, маленькими кусочками, стараясь ничего не уронить и не испачкаться. Он ел так, словно совершал какой-то чудесный ритуал, каждой секундой которого поистине наслаждался. Впервые в жизни Берг видел, чтобы человек без роду и племени так вел себя за столом — даже не все из его князей умели так изысканно и, вместе с тем, так непринужденно держаться. Можно было подумать, что этот мальчишка — не какой-то оборванец, снятый с рабовладельческого судна, а отпрыск одного из самых настоящих королевских домов. И тем более странной казалась теперь его реакция на процесс купания... Хотя, может быть, в его стране это делали как-то иначе... Впрочем, Берг ведь, на самом деле, совсем ничего о нем не знал.

Поев, мальчик ополоснул пальцы в специально стоящей рядом чашке с водой и травами, вытер их о холщовое полотенце и чуть отодвинулся от стола, показывая тем самым, что закончил трапезу. В который уже раз за вечер Берг удивился, откуда этот парень знает назначение всех этих вещей и правила поведения. Он задумался, глядя на склоненную темную голову. За окном завывал зимний ветер, колючий снег стучал в стекло, но в жарко натопленной, освещенной множеством свечей комнате было тепло и уютно. И незаметно для себя король расслабился, успокоился, грызущие его душу мысли отступили куда-то. Он прикрыл глаза и позволил волнам этого мягкого тепла окружить себя.

Прошло несколько минут, прежде чем король снова посмотрел на своего гостя-пленника. Тот с трудом сдерживался, но с каждой минутой все сильнее клевал носом. Увидев это, Берг тронул его за плечо и сказал:

— Ложись спать. Я не буду приковывать тебя, но не вздумай бежать — некуда. Зима здесь суровая, вне стен замка тебе не выжить.

Мальчишка захлопал глазами, пытаясь избавиться от овладевшей им дремы, и, судя по всему, еще не до конца понимая то, что ему говорят. Но Берг не стал дожидаться, пока он придет в себя. Он встал, подбросил дров в камин, потушил свечи — все, кроме одной — потом прошел к своей постели, скинул сапоги и одежду и, укрывшись одеялом, отвернулся, делая вид, что засыпает. Спустя пару минут он услышал легкие шаги, проследовавшие в угол комнаты, потом — шуршание меха, сдержанный зевок, а затем тихое, ровное дыхание.

Улыбнувшись в полумраке, король закрыл глаза, и к нему самому пришел спокойный, ласковый сон...

А потом он услышал его голос. Впервые услышал. И он разбудил его.

— Dari! Dari, sueri ara vertido?!! — отчаянный, пронзительный, он разрывал тишину зимней ночи. — Kiamo no bianta, Dari! ... Da-а-аri!!! ... Dari, viviene!!!

Король приподнялся на постели, со сна не понимая, что происходит. Оставленная им свеча почти потухла, ее слабый огонек создавал таинственное, почти мрачное освещение. Берг глянул в угол — туда, откуда раздавались звуки — пытаясь разглядеть что-нибудь в полумраке. Там, среди сбитых шкур, метался в агонии его пленник, выкрикивая сквозь рыдания какие-то странные, непонятные слова. У него был нежный, чистый голос, но боль, явно слышимая в нем, придавала ему какую-то, совсем неюношескую, горечь. Он поднял к лицу руки, словно отгораживаясь от кого-то или чего-то, и плакал — плакал навзрыд, снова и снова повторяя одни и те же фразы... Берг встал, наскоро оделся, подошел к пленнику и присел рядом. Его рука, помимо его воли, потянулась к темной голове, желая успокоить, приласкать, заставить забыть обо всех страхах. Но только он прикоснулся к еще пахнущим лавандой волосам, как тот вдруг распахнул заплаканные глаза и уставился на него горящим взглядом. Берг замер, но руки не убрал. Но мальчик, видимо, не понимал, кто перед ним, потому что через мгновенье он вдруг вскочил и, порывисто обняв короля, прижался к нему всем телом и зашептал — быстро, сбивчиво, отчаянно, глотая слова:

— Kiamono ... bianta!!! ... Heita ... etro ... nereti! Vi ... viviene!!!

Берг удивленно посмотрел на него сверху вниз, а потом неловко приобнял, едва прикасаясь, словно боялся навредить или сделать больно. Мальчик дрожал всем телом, но продолжал что-то шептать ему в грудь, словно одержимый. Берг поглаживал его по спине, успокаивая, спасая от ужаса тяжелого сна.

Он даже не предполагал, что все сказанное пленником в этом горячечном бреду может иметь хоть какое-то отношение к нему самому. А потом услышал это слово — одно единственное слово, которое он понял, и которое заставило его похолодеть и остановить свои нежные, ласковые движения.

— Сиэрри ... viviene ... — прошептал пленник и замолчал.

Что-то надорвалось в сердце короля в тот момент. Он задохнулся воздухом, прижал мальчишку к себе с такой силой, что тот вскрикнул, а потом, подхватив его, поднял на руки и пошел к постели. Он не хотел его, нет! Пока — нет... Ему просто было нужно его тепло! Так нужно было ощутить его сейчас рядом с собой, совсем близко! Захотелось укрыть, согреть собой это хрупкое тело, эти тонкие руки, эти пахнущие лавандой, длинные волосы... Захотелось защитить его, спрятать от всего и... заставить забыть тех, кто был с ним в его прошлой жизни... Он положил его на постель, завернул в меховые одеяла, лег рядом, прижал спиной к себе и, уткнувшись в его макушку, прошептал:

— Спи! Все будет хорошо! Теперь все будет хорошо, верь мне!

Тот не шевелился, судя по всему, ошеломленный происходящим между ними не меньше самого Берга. Плечи его еще вздрагивали, он еще дрожал, но руки его уже обвивали руки обнимающего его короля, и постепенно дыхание его выровнялось, и он успокоился... За окном выла безжалостная зимняя метель, а они лежали, укрывшись мехами, тесно прижавшись друг к другу, и чувствовали лишь одно — как тает, растопленное мягким теплом, их долгое, стылое одиночество. И когда легкий и сладкий сон увлек их, оба они улыбались, каждый своим мыслям...

Наступившее утро принесло тревогу и холод. Проснувшись, Берг обнаружил, что по-прежнему держит своего пленника в объятиях, словно за всю ночь никто из них так ни разу и не перевернулся, продолжая спать в одном и том же положении. Но сочившийся из окна серый зимний свет был жесток, и в нем все произошедшее ночью показалось Бергу уже не таким пронзительным и важным. Он аккуратно убрал руки и встал, стараясь не разбудить мальчика. Но тот не спал, хотя и не подал вида. Он неподвижно лежал, стараясь ничем не выдать своих чувств — злости на самого себя, уязвленной гордости и обиды. Стиснув зубы, он лишь ровно дышал, а из-под его ресниц медленно текли горячие слезы.

Но в следующую ночь, и через ночь, и потом еще много-много ночей подряд все повторилось сначала. Мальчик плакал, метался в лихорадке и звал кого-то. Все это время Берг почти не спал — лежал на спине, смотрел на тени от свечи на потолке и слушал. Он не вставал, не подходил к пленнику, не пытался больше утешить его. Не мог... Потому что ему было больно — за себя, за Тиза, которого он (как ему казалось) предавал, за этого мальчика, которому он не мог дать ничего, кроме собственной боли. И он сжимал кулаки и слушал, слушал, слушал, стараясь оставаться глухим, а потом засыпал тяжелым, темным сном.

Он перестал приковывать его и больше не забывал приказывать, чтобы его приводили в порядок и кормили. Правда, сам он при этом больше не присутствовал и наверху уже никогда не ужинал. Днем мальчишка по-прежнему молчал. Берг слышал, как слуги рассказывали друг другу, что он только тихо сидит в углу и лишь иногда выходит оттуда, чтобы посмотреть в окно. Он еще больше похудел и осунулся, и с каждым днем выглядел все хуже, словно из него постепенно уходил свет жизни. Сердце короля обливалось кровью, но он твердо решил закрыть его от кого бы то ни было.

Но долго так продолжаться не могло. Однажды король приказал устроить в замке большой праздник, пригласить самых лучших актеров и музыкантов, открыть погреба с вином, приготовить побольше вкусной и самой изысканной еды. Ему хотелось забыться, раствориться в чужом веселье, чтобы успокоить свое метущееся сердце. Князья и служители желтого ордена выполнили все его приказанья, и подданные короля были счастливы — праздник, и правда, удался на славу. Вот только Берг, как ни старался, отвлечься так и не смог. Весь вечер он просидел на своем месте хмурый и злой, лишь постоянно требуя наполнить свой кубок. Он почти не видел устроенного по его приказу представления, думая о чем-то своем. В голове его клубились темные, яростные мысли. Как мог этот мальчишка так бесцеремонно вторгнуться в его сердце — туда, где безраздельно властвовал лишь Тиз Аарон?!! Его возлюбленный Тиз... Как он посмел вызвать в нем принадлежащие только Тизу чувства?!! И почему от этого так больно, словно вскрывается проросшая в душу оболочка, обнажая ее перед безжалостным солнечным светом?!! Захваченный собственными демонами, Берг даже не задумывался о том, как в это время чувствовал себя одинокий, запертый в комнате мальчик, брошенный им там, наверху, до которого, наверняка, доносились звуки громкого праздника, проходящего в замке. Он лишь все сильнее и сильнее заводил себя злобными обвинениями в его адрес, пока, в конце концов, не довел себя до самого настоящего бешенства. Вино подогрело его решимость, и, когда вечер уже подходил к концу, он вдруг встал и, ни слова не говоря, вышел из зала. Привыкшие к таким его резким уходам актеры, продолжали представление, и лишь некоторые из князей, да пожилой служитель ордена, с тревогой посмотрели ему вслед.

Берг быстро поднимался по лестнице, на ходу расстегивая ворот меховой куртки, в которую был одет. Губы его были сжаты почти до боли, глаза зло прищурены. Теперь он точно знал, что нужно сделать, чтобы избавиться от маленького негодяя, так вероломно нарушившего его душевный покой! Он ворвался в комнату, переполненный беспочвенным гневом, шипя сквозь зубы выдуманные проклятия. Несмотря на то, что на столе горели свечи, а в камине пылал огонь, в комнате царил полумрак, и было очень тихо. А звуки веселья были слышны отсюда слишком хорошо...

"Тем лучше!" — злорадно подумал про себя Берг, захлопывая за собой дверь. Сжав кулаки, он стремительно направился в угол — туда, где на шкурах сидел его пленник. Тот вздрогнул, увидев его, и медленно поднялся ему навстречу. Он был аккуратно одет и причесан, но выглядел очень бледным, а глаза его были грустны и покраснели от слез. Берг подошел к нему вплотную и заглянул в его напряженное лицо.

— Тебе нравится в моем замке, раб?! — спросил он жестко. — Ну же, отвечай!

Мальчик промолчал и опустил голову. Берг грубо схватил его за шею и сжал пальцы, заставляя поднять на себя глаза.

— Не смей отводить взгляд, когда с тобой разговаривает король! — прорычал он.

Мальчишка обеими руками вцепился в его руку, захрипел, глаза его наполнились слезами, но губы его так и не разомкнулись — сказать он ничего не смог. Берг, не моргая, смотрел на него и испытывал в этот момент такую странную смесь гнева, безотчетного влечения и нежности, что почувствовал, как клокотавшие в нем эмоции и желания постепенно начинают все больше выходить из-под его контроля.

— Ну же!!! — проговорил он, резко встряхивая мальчишку, словно пытался проявляемой к нему жестокостью выдернуть самого себя из этого, затягивающего его водоворота. — Давай, кричи! Моли о пощаде! Проси, чтобы я отпустил тебя! Ну?!!

— Сиэрри... — едва слышно выдавил тот, продолжая держаться за его руку своими тонкими пальцами.

И Берг понял, что больше бороться с собой уже не может. Толкнув мальчишку к стене, он навалился на него и, не убирая руки с его шеи, впился ему в рот. Тот весь сжался, замычал протестующее, но властный напор короля подавил все его попытки к сопротивлению, и, спустя мгновенье, он покорился — приоткрыл губы, впустил разъяренного, вероломного захватчика в свое тепло, жертвуя своим страхом ради того, чтобы погасить его гнев.

Берг потерял ощущение реальности. Мальчик сопротивлялся недолго, а потом вдруг начал отвечать ему — нежно, ласково, жарко. И в этом его ответном поцелуе было столько неутоленной, пылающей страсти! Столько неразделенной любви! Столько одиночества! Его лицо было мокрым от слез, он задыхался, но его тонкие руки уже обвили сильную шею короля, пальцы зарылись в его волосы, он прижался к нему всем телом, ища тепла, защиты, любви. И Берг почувствовал, как переворачивается его душа, как заходится его измученное сердце в приступе давно забытого и пронзительного чувства. Он подхватил мальчика на руки и понес его к своей постели...

Он раздевал его медленно, не спеша, едва касаясь его обнажающейся кожи, которая в свете свечей была похожа на темный шелк... И тот стонал от наслаждения, прижимаясь к нему, доверчиво льнул к его сильному телу, тянулся к его ласковым рукам, желая продлить те чудесные ощущения, что дарил ему его король.

Берг продолжал целовать его — все время, не переставая, не отрываясь ни на секунду, заставляя его задыхаться и почти терять сознание от наслаждения. Для него, искушенного в любви эти юные, нетронутые губы были такими сладкими, такими податливыми и нежными, что он никак не мог оставить их, не мог заставить себя отвлечься от них хотя бы для того, чтобы перевести дух. Его язык то бережно касался их, скользя и лаская, то властно раздвигал, проникая глубоко внутрь, чтобы неистово метаться там — внутри его нежного рта, рождая огонь и пламя в его крови...

А когда мальчик был уже совсем обнажен, Берг вдруг тихо сказал:

— Подожди! — и встал с постели.

Не понимая, что он хочет, тот резко поднялся, схватил его за руку, впился встревоженным взглядом в его лицо. Но Берг, казалось, не замечал этого. Мягко освободившись от его руки, он прошел к резному комоду, стоящему в дальнем углу комнаты, что-то поискал там и только потом вернулся обратно.

— Не бойся! — сказал он, движением руки укладывая мальчика назад на постель.

Тот послушался и покорно лег обратно, но в глазах его еще плескалась тревога. Берг наклонился к нему и поцеловал его ресницы, заставляя его закрыть глаза. Его рука скользнула вниз. Дыхание мальчика замерло. Берг начал медленно и аккуратно ласкать его, продвигая руку все ниже и ниже, пока не коснулся самого пика его возбужденной плоти. Тот выгнулся, резко вздохнув, но не издал ни звука. Берг остановился, а потом снова продолжил свое неторопливое, бархатное движение. И так еще, и еще, пока тот впервые не застонал.

Все это время Берг, не отрываясь, смотрел на его ошеломленное лицо, на то, как все отчетливее проявляются на нем любовь, желание, страсть. Ведь он не хотел пугать его, он лишь хотел быть с ним ласковым и нежным, поэтому и начал аккуратно готовить его лишь тогда, когда уже не видел на его лице страха — лишь радость и свет...

Мальчик был почти на пороге высшего наслаждения, когда Берг вдруг сел на постели, неожиданным резким движением поднял его и, заставив широко раздвинуть ноги, посадил к себе на колени. Расслабленный и разнеженный ласками Берга тот поддался, но почти сразу же застыл, испугавшись. Его глаза расширились от страха, руки уперлись в сильные плечи короля, он попытался подняться, освободиться от объятий Берга, не давая ему приблизиться.

— Neno ... Сиэрри ... Neno! — зашептал он сбивчиво, пытаясь оттолкнуть Берга от себя.

Но король лишь ласково обнял его, привлек к себе и, спрятав лицо у него на груди, замер. Несколько минут он не двигался, давая мальчику привыкнуть к такой, новой для него близости между ними, а потом поднял голову, наклонил его к себе и мягко поцеловал в губы. Тот вздрогнул, но не отстранился. Руки его постепенно расслабились, скользнув сначала на обнаженную спину Берга, потом — выше, на его затылок, обняли его, невольно притягивая еще ближе к себе.

Берг ласкал горячую кожу мальчика, гладил его по спине, по плечам, снова возбуждая, помогая ему забыть о страхах и полностью отдаться тем сладостным минутам, которые они сейчас переживали вместе. И этот поцелуй, казалось, длился целую вечность... Вечность...

А потом Берг взял мальчика за талию и, не прерывая поцелуя, не выпуская его губ, приподнял верх и стал медленно опускать на себя. Слишком увлекшийся лаской, тот сначала ничего не понимал, но, когда плоть Берга коснулась его тела, а потом стала медленно, но неумолимо внедряться внутрь, он дернулся и протестующе замычал. Но Берг крепко держал его, сжимая в сильных руках, не давая ему отстраниться и избежать этого проникновения. Мальчик сопротивлялся, упирался ему в плечи, сжимался, не давая войти в себя, но Берг хорошо подготовил его и продолжал неумолимо овладевать им, терпеливо ожидая, пока вслед за болью к его юному любовнику не придет наслаждение. И хотя по щекам того уже текли слезы, Берг не разрывал поцелуя и не позволял ему опомниться и остыть. И мальчик постепенно покорялся его властному рту, его могуществу, его ласке, не в силах противостоять им, пока, в конце концов, не выдержал и не сдался. Оторвавшись от губ Берга, он выгнул спину, запрокинул голову и вскрикнул вдруг так сладостно и так громко, что Берг задохнулся. Сколько страсти было в этом юном существе! Разум короля затуманился, он прижал мальчика к себе, приподнялся, проникая еще дальше, еще глубже... Выпил еще один его вскрик... А потом начал двигаться сам — быстрее, жарче, яростнее... Пока тот не зашептал, не застонал в сладостной агонии:

— Neno... Сиэрри... Viviene... Koi... Viviene matti...

Его юное лицо пылало, его голос сбивался и замирал, но его дыхание уже прерывалось невольными стонами удовольствия, он уже двигался сам, все глубже отдаваясь своей чувственности и своей страсти. И Берг сходил с ума от этих стонов, от этого сбивчивого шепота, он нежности тонких рук, обвивающих его шею, от загадочной красоты незнакомого ему языка... И только в тот момент, когда их обоих, почти обезумевших от страсти, подхватила ошеломительная, яркая, как небесный океан, волна, он вдруг простонал:

— Ти-и-з, любимый!!!

Пленник проснулся через пару часов. Первый опыт, видимо, стоил ему немалых сил, потому что, как только Берг освободил его и опустил на постель, он сразу же уснул. Король укрыл его, тихо лег рядом, но сам спать не смог.

Его мир разорвался пополам — лопнул, словно мех для вина. Имя любимого, невольно вырвавшееся у него на пике наслаждения, снова расставило все по местам, напомнив ему, зачем он собирался сделать то, что сделал. И теперь, глядя на мальчика, который доверчиво прильнув к нему, сейчас безмятежно спал рядом, он чувствовал лишь, как с удвоенной силой возвращается тоска, так долго глодавшая его.

А потом он — его пленник, его жертва, его новая боль — вздохнул и совсем по-детски захлопал ресницами, еще не понимая, где находится. Берг, молча, смотрел на него. И тот, вспомнил, потянулся к нему, обвил руками, прижался всем телом, зашептал что-то. Его лицо светилось, глаза горели счастьем, он смотрел на Берга таким ясным, полным доверия и любви взглядом, что тот, не в силах вынести этой муки, вдруг глухо прорычал:

— Уходи.

— Сиэрри... — мальчишка замер, видимо, не поверив в то, что услышал.

— Я сказал, уходи! — повторил король уже громче — резко и зло. — К себе. Туда. Убирайся!!! И забери свои вещи.

Мальчика словно окатило внезапным холодом. Он застыл, но Берг освободился от его рук, и он отодвинулся. Плечи его поникли, темные локоны хлынули вниз, закрывая его лицо. Потом он отвернулся и как-то неловко, дрожащими руками начал собирать разбросанную по постели одежду. Тихо спустившись с кровати, остановился на мгновенье, прижимая к груди ворох скомканных вещей, а потом поднял на короля какие-то опустевшие глаза и прошептал:

— Viviene...

— Этого больше не повторится! — гневно выдавил король. — И я больше ничего не хочу слышать! Не смей больше ничего мне сейчас говорить!!!

Мальчик прикрыл глаза. Из-под его ресниц потоками потекли слезы, но он больше не проронил ни звука, лишь, молча, развернулся и медленно пошел в свой угол.

Это была самая длинная ночь, которую помнил Берг. Праздник давно закончился, и теперь в замке было очень тихо. За окном шел мягкий густой снег, укрывая землю пушистым ковром, а он — король Земли Снегов — лежал, смотрел, как кружатся в пустоте снежинки, и слушал, как плачет в холодной, темной комнате раненый его жестокостью мальчик. Тот плакал почти беззвучно — не всхлипывал, не рыдал, не прятался в меха — просто как-то неровно, словно прерывисто дышал, и слезы текли по его лицу. И хотя Берг не видел этого, он это знал. Но за всю ночь так ни разу и не встал, чтобы подойти и успокоить его...

Потом, много дней подряд, он спал внизу и вообще не появлялся в своих покоях. Он не хотел видеть мальчика, не хотел больше слушать, как тот едва дышит, боясь выдать себя и показать, насколько ему больно... Потом все же вернулся, приходя, порой, уже за полночь. Не спал часами, злился, но совсем выгнать или отослать мальчишку никак не мог.

А много позже, однажды ночью он проснулся от смутного ощущения, что ему что-то мешает. Откинув одеяло, поднялся и замер. В углу кровати, свернувшись в клубок, обняв его ноги и положив на них голову, спал его мальчик. Длинные волосы разметались по светлому меху, тонкие руки светились в темноте... Берг ничего не сделал, не сказал, лишь медленно опустился обратно на подушки... И больше в ту ночь не спал...

На следующий день он объявил князьям, что сегодня же собирается отправиться на охоту. Те были удивлены и озадачены: ведь в это время года на хорошую охоту надеяться не стоило — зима, но возражать не стали. Собрались быстро, правда, без обычного для такого выезда веселья и куража. Король был сосредоточен и серьезен, словно ехал не развлекаться, а решать важные государственные дела, и князья, видя это, не осмеливались дурачиться над его странной затеей. Собираясь, он не стал заходить в свои покои, велев слугам принести оттуда все, что ему требовалось, а, выезжая за ворота замка, даже не взглянул наверх — на окно своей комнаты. Он больше ничего не хотел знать и больше ни о чем не хотел думать.

И лишь пожилой служитель в желтом плаще увидел, как горбится спина стоящего у окна мальчика, как вздрагивают его плечи в беззвучных рыданиях, как вцепляются в каменный подоконник его тонкие пальцы...

Увидел, чтобы потом рассказать об этом своему королю. Потому что, когда через несколько дней тот вернулся в замок, слуги сказали ему, что мальчишка пропал.

Первым порывом Берга было броситься на поиски — не столько для того, чтобы найти и спасти, сколько для того, чтобы связать, заковать в цепи, жестоко наказать, изнасиловать, заставить кричать и молить о пощаде!!! Потом гнев прошел, сменившись страхом и холодящей душу тревогой. Была середина зимы — самое суровое в этих краях время. Ледяные, неистовой силы ветра дули с ледника, не прекращаясь ни днем, ни ночью, сметая мелкий, словно пыль, снег с земли, камней и деревьев. От него не было спасения, и нигде нельзя было укрыться от этого обжигающего кожу дыхания севера — ни в лесу, ни в горах. И мальчишка, который даже не знал, где находится, который ничего не умел, у которого не было никакого опыта и никаких навыков выживания, кроме упорства, не приспособленный ни к холоду, ни к зиме, мог погибнуть, не отойдя от замка даже на милю. Вард! Если бы только Берг знал, к чему их приведет его собственное упрямство, его желание отгородиться от ответственности за зародившиеся между ними чувства! Ведь он же все понимал!!! Все это время понимал!!! Но ему и в голову не приходило, что маленький гордец так глупо поставит на карту свою жизнь, ради того, чтобы избавить великого короля от своей, как он думал, никчемной любви! Он наивно полагал, что мальчик всегда будет с ним — как его пленник, как его игрушка... Наказанная за рожденную в нем любовь игрушка... ЕГО игрушка!

Берг представлял себе, как среди пустого, бескрайнего, продуваемого всеми ветрами поля, идет худенький мальчик... Идет, сам не зная куда, желая лишь одного — покинуть человека, которому была не нужна его неожиданная любовь... Как, сжимаясь от холода, ступает он в своих мягких, не предназначенных для прогулок, сапогах по голой, промерзшей земле... Как безжалостный ветер раздувает его длинные темные волосы... Как он падает без сил, и слезы замерзают у него на щеках...

В бессильной ярости король Лиара метался по замку, впервые за три года, по-настоящему испугав своих подданных такой бешеной злостью. И никто, даже самые верные его друзья, не могли успокоить его. Никто, кроме пожилого служителя в желтом плаще. Он увел его в башню, и, хотя говорили они там совсем недолго, разговор с ним подействовал на Берга лучше всяких уговоров.

— Вы знаете язык южан, Ледо? — спросил король.

— Совсем немного, Сиэрри! — ответил тот, склоняясь.

— Viviene — это "пожалуйста"?

— Да, мой король!

— А что означает "kiamo no bianta"?

— Если я не ошибаюсь, "не оставляй меня".

— А "heita etro nereti"?

— М-м-м... похоже, какая-то просьба... что-то земное... "все земное"... Дословно перевести очень сложно, Сиэрри!

— Переведи, как сможешь.

— Сиэрри, я не уверен...

— Ну же!

— Примерно, "отдам все земное"...

Через час Берг собрал своих князей и отправился на поиски.

Мальчика нашли в горах только на следующий вечер. Он был в одной из пещер — лежал в самом углу, на оставшемся с лета сухом мху, сжавшись в комок. Когда Берг увидел его, он подумал, что тот умер, — таким холодным и застывшим казалось его худенькое тельце. На нем была все та же одежда, которую дали ему слуги, да еще разорванная в двух местах (чтобы можно было просунуть руки) шкура — видимо, так он надеялся спастись от лютого холода. Глупый, маленький, ничего не знающий о жизни звереныш!

Берг подхватил его на руки, прижал к себе, согревая. Князья хотели забрать у него его ношу, чтобы он мог сесть на коня, но он прорычал им в ответ что-то бессвязное и всю дорогу до замка так ни разу и не выпустил мальчишку из рук. Тот был без сознания и не видел искаженного болью лица своего короля.

Он очнулся только гораздо позже — в его покоях, на его постели.

— Сиэрри... — прошептал он.

Берг тут же подошел к нему и, взяв в руки его тонкие пальцы, прижал их к своим глазам. Мальчик нежно стер соленую влагу с его ресниц и слабо улыбнулся.

— Как ты смел думать, что я...?!! — простонал король и, склонив голову, положил ее на грудь своего пленника.

Тот запустил пальцы в его жесткие волосы, прижимая ближе к себе, и проговорил:

— Viviene, Сиэрри! Lerren to noche! Nii noche... Viviene!

Берг приподнялся.

— Нет, малыш! Я не могу подарить тебе только эту ночь! Не могу...

— Pretto... Pretto viviene! — из глаз мальчика потекли слезы. — Eno... amori deo, Сиэрри!

— Я прощаю тебя, мой мальчик! И ты прости... Потому что я больше никуда тебя не отпущу! Потому что я тоже люблю тебя! Люблю, малыш! Eno amori deo...

_________

Все слова и фразы, произносимые героями, заимствованы из языка Королевства Архипелага.

Любые совпадения с другими языками — случайны.

Ashe Foret