↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Макс Мах
Госпожа адмирал
(Авиатор 4)
Пролог
1. Время и место точно не определены
"Боже, какая благодать!"
Добравшись до каюты, Лиза первым делом освободилась от рваной, грязной и насквозь пропотевшей одежды. Разумеется, не обошлось без боли. Но боль нынче приходила к ней постоянно. И тогда, когда она совершала какое-нибудь необдуманно резкое движение, и тогда, когда нагибалась или просто хотела глубоко вздохнуть. Так что ничего нового, тем более неожиданного не случилось. Рутина, обыденность, почти привычка.
Раздевшись, Лиза хватанула четверть стакана коньяка в качестве универсального болеутоляющего и проверенного на опыте антидепрессанта и полезла под душ. Срезала маникюрными ножницами бинты, посмотрела на едва успевшую затянуться рану, удовлетворенно кивнула самой себе и пустила воду. Рана, что отрадно, не загноилась и заживала куда быстрее, чем можно было ожидать, — прямо как на собаке, — но мыться, не совершая ровным счетом никаких движений, практически невозможно. Оставалось терпеть, стонать и материться, что Лиза и делала. А материлась она так, что хоть святых выноси. Хорошо еще, никто ее не слышал, а то мог бы случиться конфуз. Но Лизе повезло и в этом, она на какое-то время оказалась предоставлена самой себе. Мария пошла, устраиваться в каюте Рощина, а сам полковник в апартаменты капитана Браге переселиться еще не успел.
Оставалось гадать, как Лизе удалось продержаться "в тонусе" все предыдущие дни. Экспедиция-то получилась не из простых, и включала среди прочих удовольствий самодеятельный альпинизм без снаряжения и со сломанными ребрами. Но это, если разобраться, как раз в стиле капитана Браге: сжав зубы, терпеть и, не жалуясь, идти вперед. Как там, в "Двух капитанах"? "Бороться и искать, найти и не сдаваться"1? Ну, где-то так все и происходило. Плохо ли, хорошо, но Лиза ни разу не остановилась. Так и шла. Потому, наверное, и дошла.
"Мы шли, шли и, наконец, пришли!"
"Откуда это? — задумалась Лиза. — Или там было как-то иначе?"
Очевидно, это опять-таки была какая-то цитата, и, скорее всего, снова из памяти Лизы Берг, а не Елизаветы Браге. Но что за цитата, Лиза сейчас, хоть убей, вспомнить не могла. Да и неважно, на самом деле! Не до того!
Она вышла из-под душа, вытерлась, стараясь не тревожить покоцанный бок, выпила еще четверть стакана коньяка и, наконец, забралась в постель. Вытянулась под легким шелковым одеялом, вдохнула едва уловимый запах фиалок, и попросту растаяла от блаженства.
"Боже, какая благодать!"
Так бы и лежала, не двигаясь и ни о чем не думая, но жизнь есть жизнь, и долго наслаждаться покоем ей не позволили. Первым "заскочил на огонек" Райт.
— Вы уж извините, Лиза, что я так, без приглашения, — начал он, всем своим видом изображая смиренное раскаяние и немереное количество сожалений по всем без исключения поводам, — но я так понял, нам есть, о чем пошушукаться, ведь так?
— Согласна, только недолго, — Лиза прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться, что было непросто, балансируя на границе сна и бодрствования.
— Коротко, — сразу же согласился арматор, — конспективно. Кто такая Мария, и с чем ее едят?
— Есть ее не надо, Иан. Да, и небезопасно. Маша девушка резкая, может и в лоб дать. Но не даст, если, конечно, сам не нарвешься, — глаза пришлось открыть, так как говорить "сквозь сон" оказалось не только неприлично, но и затруднительно. — Можешь ей доверять, Иан. Версия, что она из другого мира сущая правда но подробности позже.
Разумеется, Лиза не собиралась посвящать Райта ни в какие подробности касательно мира почившего в бозе социализма. Она об этом и вовсе не хотела ни с кем говорить, ну, кроме Рощина, разумеется, который и так уже практически все знает, а о чем не знает, о том догадывается. Другое дело Райт. Ему все эти "тайны мадридского двора" знать ни к чему. Но что-то рассказать все-таки придется. Да и "навигацию в сложных условиях неопределенности" обсудить придется тоже. Впрочем, не сейчас, когда Лиза едва способна оставаться в сознании, а когда-нибудь позже.
"Потом! Все потом!"
— Принято, — кивнул Райт. — Каковы наши планы?
— Я отдохну пару дней, — Лиза решила, что пары дней ей должно хватить, учитывая снадобья Тюрдеева и прочие удобства и преимущества цивилизованной жизни. — Вы наверх уже сходили?
— Нет пока, — покачал головой Райт. — Там все непросто. Попробовали, но не смогли. Впрочем, это отдельный разговор. Так что, нет, не были. Да, и не до того было, если честно. Вас искали, ну заодно и стены кратера обследовали. Между прочим, много интересного нашли, но это я вам тоже как-нибудь потом и со всеми подробностями...
— Договорились, — спать расхотелось, но и вылезать из постели Лиза не собиралась: болеть, так болеть!
"Может быть, еще удастся вздремнуть..."
— Значит, наши планы таковы, — сказала она, снова прикрывая глаза. — Сходим наверх, посмотрим, что там, да как, и домой. А пока суд да дело... Мы там, Иан, внизу сокровища нашли... несметные... — Лиза приподняла веки и посмотрела на Райта сквозь завесу ресниц. — Рощин покажет. Там много всего всего и... всякого... Не меньше чем в Яруба.
— То есть, мы снова богаты?
— Вроде того!
Райт разговором остался доволен и ушел после завершающего обмена репликами, так быстро, словно его тут и не было. Как какой-нибудь, прости Господи, Чеширский кот. Был и не стало, одно воспоминание.
"Разумный человек... и тактичный. Теперь можно и вздремнуть".
Однако поспать уже не получилось. Вслед за Райтом проведать командира пришли лучшие представители "Дамского клуба": госпожа первый трюмный инженер Рейчел Вайнштейн и "дочь Оцеолы" навигатор Анфиса Варзугина. Обе были "в смятении чувств" и, как ни странно, учитывая почти военную дисциплину, царившую теперь на борту крейсера, под градусом. Поэтому полезли целоваться и обниматься, хотя, вроде бы, успели уже обменяться нежностями, едва Лиза поднялась на борт "Звезды Севера". Ну, а где резкие движения, там и боль.
— Ох, ты ж! — Выдохнула Лиза после особенно крепких объятий русской американки индейского происхождения. — Ты что творишь, Варза! У меня же ребра, на хрен, сломаны!
В ответ на отповедь последовали слезы раскаяния и пьяные объяснения в любви. Причем сразу от обеих.
— Не подумай плохого, — вытирала сопли Рейчел, — я не в прямом смысле... В смысле, я, вообще-то, предпочитаю мужчин и Пенсильванский темный лагер...
В следующие пять минут госпожа первый трюмный инженер пыталась распутать, завязавшиеся морским узлом мысли, но ничуть в этом не преуспела. Варза, впрочем, тоже. Обе были в стельку пьяные, и лыку толком не вязали.
— Девки, а вы что пили? — насторожилась Лиза, которой раньше уже приходилось видеть подруг пьяными, но никогда настолько.
Выяснилось, что пили они "трюмный самогон", который гнали умельцы из машинного отделения. Притом употребили девяностоградусный алкоголь впопыхах — чтобы пережить немереное счастье от возвращения Лизы с того света, — на голодный желудок и в быстром темпе. Развезло их от такой неосмотрительности изрядно, а Лизе сейчас до полного счастья не хватало только выяснения отношений — в стиле, "ты меня уважаешь?" — с двумя близкими, но сильно пьяными подругами. На счастье, вскоре в каюту своей теперь уже практически официальной любовницы пришел Рощин.
Поставил на пол чемодан и кожаный баул со своими вещами, выпроводил — отправив протрезвляться, — "госпожей офицеров", и, вежливо спросив у Лизы разрешения "воспользоваться удобствами", отправился в душ смывать грязь. Пока он мылся, прибежала запыхавшаяся Мария, только сейчас сообразившая, что для начала у нее нет ни белья, ни самых простых предметов гигиены, без которых не может обойтись "ни одна порядочная женщина". Лиза вставать по такому случаю не стала. Объяснила "лотарингской крестьянке", где что лежит, дождалась результатов, включавших в себя сетования на неразвитость в здешнем мире легкой и парфюмерной промышленности, и хотела, было, задремать, но тут с визитом явился доктор Аллен.
— У вас сломаны ребра, я не ошибся? — сказал он строго, не столько спрашивая Лизу, сколько утверждая видимый невооруженным глазом факт членовредительства. — Могу я вас осмотреть, капитан?
— Вы доктор, вам виднее, — ответила Лиза, выныривая из нирваны, в которую совсем уже собралась погрузиться с головой. — Вы ведь все равно не отвяжитесь, Дейв. Так что — вперед!
— Извините за вопрос, капитан, — Дейв Аллен оторвался на мгновение от Лизиного бока и коротко взглянул ей прямо в глаза, — но где вы умудрились получить огнестрельное ранение?
Что ж, вопрос по существу.
— Имело место досадное недоразумение, — объяснила Лиза, — между мной и дамой, которая поднялась с нами на борт.
— Она в вас стреляла?
— Мы обе стреляли, и обе — не туда, куда следует.
— Значит, недоразумение?
— Недоразумение, — подтвердила Лиза. — И хотела бы вам напомнить, Дейв, что капитан здесь я, и это я на борту "Звезды Севера" царь, бог и воинский начальник. Вы меня поняли, доктор?
— Вполне, — кивнул доктор Аллен и отвел взгляд. — Рана практически затянулась, капитан! Впервые вижу такое быстрое заживление.
И опять Лизе показалось, что интонация доктора Аллена подразумевает много больше, чем заключено в значениях произнесенных им слов.
— А такие шрамы, как у меня, видеть приходилось? — спросила она с внезапно вскипевшим раздражением.
— Нет, пожалуй, — покачал головой мужчина, — но я понял, к чему вы клоните, чиф. Возможно, вы правы. Я читал кое-что о людях с необычайно эффективной регенерацией тканей.
— Меня обследовали лучшие специалисты Себерской военно-медицинской академии, — Лизе не понравился смысл сказанных Дейвом Алленом слов. Вернее, ее насторожил угадываемый за ними подтекст. — Они пришли к такому же выводу, доктор. У меня природная способность к быстрой регенерации тканей. Еще они что-то говорили об ускоренном метаболизме и врожденном иммунитете, но я их не поняла.
В конце концов, доктор Аллен ушел, унося с собой свои недоумения и недоговорки, и в спальне снова объявился Рощин. Он совершил ту же ошибку, что и Мария: отправился принимать душ, не озаботившись прежде приготовить хотя бы комплект нижнего белья, не говоря уже о прочем. Поэтому ему и пришлось прятаться в душевой, пока Лиза не останется в каюте одна. Перед ней он мог появиться и в чем мать родила, по известному принципу "плавали, знаем", и да, он был чертовски хорош. Высокий, мускулистый, атлетического сложения...
— Извини, Вадик, — сказала Лиза с неприкрытым сожалением в голосе, — но отдаться тебе я сегодня не смогу... никак... Ни так, ни эдак. Ребра болят!
* * *
Следующие три дня Лиза оставалась в постели. Вставала только для того, чтобы поесть или сходить в уборную. Иногда, правда, шла на компромисс: садилась, облокотившись на подушки. Тогда можно было выпить чего-нибудь крепкого или горячего, и выкурить папиросу. Кок ее баловал, готовил специально для Лизы всякие полезные и не обременительные в ее состоянии вкусности и присылал со стюардом красное тосканское вино. Заходили — проведать — подруги и просто симпатизирующие Лизе все, как один, офицеры брига. И это, не считая того, что с ней целыми днями "чесала языками" Мария. Женщина она была умная, с большим жизненным опытом и к тому же образованная, но и Лизе было, что рассказать новой подруге. Рощин же большую часть времени бывал занят и приходил только спать. Впрочем, даже ночью толку от него было немного, вернее, не от него, а от нее. Превращать блуд в издевательство над организмом Лиза не хотела и, значит, "соответствовать" не могла. Хотя, видит Бог, очень этого хотела.
Между тем "Звезда Севера" опустилась ниже линии "водяной взвеси", зависла над местом давней трагедии и высадила десант. Наземные команды Анны Монтенелли и Кумуша Сатчи под общим руководством Рощина и при поддержке легких машин — винтокрылов и геликоптеров, — прошли за три дня вдоль дороги яруба, собирая сокровища разгромленного каравана. А караван, следует заметить, оказался действительно большим и богатым. На борт крейсера было поднято сорок семь килограммов драгоценных камней, в том числе и огромных — от пятисот до тысячи карат весом — алмазов, сапфиров и изумрудов, крупных рубинов и каких-то неопознанных, но очень красивых и твердых, как алмаз, темно-синих камней. И все это, не считая, десятков килограммов аметистов, бериллов и топазов. Ювелирные украшения из золота и серебра, холодное оружие, — колющее и рубящее, — предметы роскоши, типа бронзовых зеркал, костяных гребней и заколок для волос, броши и пуговицы из опалов, яшмы и других самоцветов, замысловатая расписная керамика, резная кость и два десятка огромных бивней, наверняка принадлежавших каким-нибудь ископаемым мастодонтам. В общем, как Лиза и обещала, настоящее сокровище.
Завершив сбор ценностей, принадлежавших какой-то неизвестной, но явно человеческой цивилизации, "Звезда Севера" прошлась над дорогой, что называется, от края до края. Указательных знаков яруба, — а их обнаружилось целых восемь штук, — решили не трогать. На самом деле, на этом настояла Лиза, имея в виду возможное возвращение в кальдеру тех, кто снаряжал караваны, подобные тому, который, по всей видимости, разгромили драконы. Но "торговый тракт" разведали основательно, проследив от того места, где Лиза со товарищи поднялась выше линии "туманов", до противоположного конца, где обнаружилась не менее впечатляющая система подъема по вертикальной стене кратера. Лестницы, вырубленные в скале или сколоченные из твердой черной древесины, блочные подъемники, подвесные мосты и узкие каменные тропы, полки и карнизы на голой скале, расселины и проходы сквозь цепи пещер. Однако в туннели, которые предположительно вели в другие миры, соваться не стали. Не все сразу, как говорится. Зато вволю поохотились, благо живности в местных лесах оказалось более чем достаточно. Так что коллекция драконьих зубов и когтей, не говоря уже о шкурах и клыках больших саблезубых кошек, получилась впечатляющая. Ну а свежая оленина и мясо кабанов в значительной мере разнообразили стол членов экипажа.
Лиза во время этих исследований, чередовавшихся с "активным отдыхом" и продлившихся четыре дня, уже проводила большую часть светлого времени суток в командирском кресле в рубке или, стоя на открытом мостике. Ребра все еще болели, но уже не постоянно и не так сильно, как раньше. Стали возможны осторожные наклоны и другие не слишком резкие движения, хотя раздвигать ноги под Рощиным — или на нем, — Лиза пока не рисковала. Даст Бог, будет еще и время, и возможности. Однако, чем больше времени проходило с того момента, как она снова поднялась на борт "Звезды Севера", тем сильнее занимал Лизу вопрос, как она вообще дошла до стены и поднялась "в заоблачную высь"? По идее, новокаиновая блокада и плотная повязка могли объяснить то, как она продержалась первый день в той потусторонней Латвии, куда они с Марией и Рощиным сбежали на вертолете. На второй день, до перехода в кальдеру, Маша сделала ей еще пару уколов какого-то сильного анестетика, но все остальное время у Лизы под рукой не было никаких лекарств. Тем не менее, дошла, проделав отнюдь не легкую дорогу по пересеченной местности, и это наводило на определенные мысли относительно новых и необычных способностей ее организма. Заживление, к слову, тоже происходило в темпе "престо", то есть быстро или, вернее, очень быстро.
2. Время и место точно не определены
— Странный эффект, но здесь все, не как у людей!
Все те дни, что Лиза путешествовала по "затерянному миру", и позже, когда она приходила в себя, вернувшись на борт "Звезды Севера", бригом командовали Райт и первый помощник Джейкобс, но в пилотажной группе "старшей по званию" все это время оставалась Надин Греар. Ей первой и предоставили слово.
— Мы попросту не добираем метров двести высоты!
— То есть, — уточнила Лиза, — ты хочешь сказать, что это не ошибка в калибровке приборов?
— Так точно, кэп! — невесело усмехнулась пилот. — Бриг ведет себя именно так, как и должен на высоте три километра четыреста метров. Мы добираемся до своего фактического потолка, притом, что все еще не дотягиваем до края кальдеры. Двести метров, что по приборам, что на глаз.
— Я физику давно учила, — пожала плечами Лиза, — но, кажется, это явление нарушает сразу несколько законов природы. Что скажешь, Рейчел?
— Ну, — наморщила лоб госпожа первый трюмный инженер, — я, вообще-то, не физик, а инженер...
— Оговорки приняты, — остановила ее Лиза, — переходи к сути!
-Я вижу только одно объяснение, не нарушающее физических законов. Для этого, дно кратера должно находиться выше уровня моря. Ну, то есть, выше уровня условного местного моря.
— То есть, мы внутри горы?
— Это могло бы объяснить большинство возникающих эффектов. Кроме давления, разумеется. Разве что, у них тут, и вообще, атмосфера тяжелее...
— И гравитация выше, — добавил своих пять копеек Райт.
— Значит, высокая гора, — задумалась Лиза, проигнорировав, как не поддающиеся немедленной проверке, гипотезы, касающиеся атмосферного давления и гравитации. — Что-нибудь вроде Цугшпитце...
— Цугшпитце ниже трех километров, — вмешалась Варза. — Скорее, эта штука должна быть выше вулкана Тейде на Тенерифе. И это бы заодно объяснило, куда девается вода, падающая вниз. Все эти водопады, ну ты понимаешь!
— А откуда, тогда, берется вода в водопадах? — возразила Лиза
— Да, это вопрос, — вздохнул старший помощник Джейкобс. — Один из.
— Это не вопрос, а головная боль, — отмахнулся Райт. — Нам-то что с того? Что так, что эдак, а взлететь выше мы все равно не можем. Вот, что важно. Остальное — ерунда!
— Но посмотреть-то хочется! — закончила его не слишком сложную мысль Рейчел Вайнштейн.
— Значит, остается один вариант — мой "Кокорев", — подвела черту Лиза. — У него потолок — пять километров.
— Кого пошлем? — пыхнул трубкой Райт, по-видимому, и сам уже додумавшийся до этого.
— Меня пошлем! — довольно резко остановила готовую было вспыхнуть дискуссию Лиза. — Лечу я, вторым номером пилот Аллен. Вылетаем завтра с утра. Стартуем с высоты две тысячи восемьсот.
— Со сломанными ребрами? — естественно, этот вопрос задал Рощин, которому Лизина резкость нипочем. Нигде и никогда.
Впрочем, это не походило на мелочную заботу Паганеля. Скорее, это напоминало "разумный подход к делу грамотного командира". Где-то так. И про ее ребра Рощин, как ни крути, знал куда больше, чем корабельный лекарь. Любиться с ним Лиза, по-прежнему, отказывалась, ссылаясь на сильные боли в боку, и что характерно, отнюдь не лукавила, о чем полковник знал доподлинно. Потому и спросил.
— Мне уже лучше, — кисло улыбнулась Лиза.
— Ты командир... — пожал плечами Рощин.
— Вот именно! — препираться на тему своего здоровья Лиза не собиралась, тем более, что через день-два ей все равно предстояло вести крейсер через тоннель к "Стоянке Лимана". Сможет одно, получится и другое!
— Завтра утром, — повторила она, завершая обсуждение, — и да поможет нам Бог!
Уйти из кальдеры, так и не заглянув через край, было бы обидно. Во всяком случае, Лиза бы точно расстроилась.
* * *
Взлетели "едва рассвело". "Звезда Севера" отошла к восточной стене кратера и поднялась на высоту две тысячи восемьсот метров. Здесь бриг развернулся и пошел, набирая скорость, на запад, так что где-то на полпути — то есть, ближе к условному центру кальдеры, — его скорость достигла шестидесяти пяти узлов. В этот момент Лиза вывела коч на стартовую линию, и башня дала отмашку на "взлет". При отсутствии встречного ветра "Кокорев" легко оторвался от взлетной палубы, и, заложив левый разворот, Лиза резко увеличила скорость и вошла в горку кабрированием под углом в тридцать пять градусов. При этом набор высоты сопровождался увеличением отбираемой мощности двигателя, так что, несмотря на довольно быстрый подъем, Коч скорости не терял, а напротив ее увеличивал.
Ощущения были феерические, и Лиза от восторга даже думать забыла о боли в боку или еще о каких-нибудь не стоящих внимания пустяках. Она летела, оседлав ураган, и по сравнению с этим пилотирование больших кораблей представлялось скучной ходьбой пешком. Лиза даже не знала, насколько ей не хватало вот таких полетов, но сейчас вспомнила и получала удовольствие от каждого мгновения, проведенного за штурвалом "дареного коня". Получалось, что группа патриотически настроенных себерских предпринимателей разобралась в психологии капитана 1-го ранга Браге куда лучше, чем она понимала саму себя. Подарок был подобран с умом и со вкусом, и, разумеется, он идеально подходил той, кому его презентовали.
Заложив плавный разворот и почти встав на левую плоскость, штурмовик стремительно преодолел оставшееся расстояние и взлетел над краем кальдеры. Пронесся километр или полтора, по-прежнему, набирая высоту и, поднявшись еще метров на четыреста, открыл перед Лизой совершенно фантастический пейзаж. Получалось, что кальдера являлась не кратером, подразумевавшим наличие хотя бы некоторого подобия горы, а провалом посередине мертвой пустыни — плоского унылого пространства, протянувшегося от горизонта до горизонта. Ну, что ж, на самом деле, интуитивно Лиза чего-то в этом роде и ожидала и, увидев сейчас воочию, даже не удивилась. Однако, как известно, первое впечатление зачастую обманчиво, поэтому Лиза подняла "Кокорев" еще выше и погнала машину по кругу радиусом в полтора десятка километров. С тысячи семисот метров, отсчитывая от края кальдеры, вид открывался на десятки километров во все стороны. Воздух был на удивление чист, скорее даже прозрачен. Видимость — отличная, и никаких преград в виде, скажем, горной гряды или пылевого облака. Смотри куда хочешь, лети куда вздумается. Но куда бы ни бросила она взгляд, повсюду Лиза видела одно и то же. Мертвая изжелта-серая безводная пустыня без намека на жизнь и цивилизацию.
— Что скажешь, Турдус? — спросила, включив внутреннюю связь. — Это только мне кажется, что мы в пустыне?
— Мы в пустыне, — коротко ответила Нина.
— Посмотри в оптику!
В задней части кокпита, там, где располагалось кресло второго номера, были установлены бомбардирский и пушечный прицелы. Серьезная оптика с приличной кратностью и баллистической прицельной сеткой.
— Посмотрела! — ответила пилот Аллен. — Вокруг пустыня, внизу — развалины.
— Развалины? — насторожилась Лиза, вспомнив свой "вещий" сон. — Где? Далеко? Давай-ка, Дрозд, наводи! Хочу посмотреть!
— Слушаюсь и повинуюсь! — откликнулась Нина. — Может быть, дашь порулить?
— Может быть...
Вообще-то, передавать управление совсем не хотелось, но это было правильное решение, и Лиза задавила свою жадность на корню.
— Принимай!
В результате, уже через пару минут коч спустился к земле, снизил скорость и перешел на бреющий полет.
— Смотри вниз!
— Спасибо!
Ну, что сказать? Лиза этот пейзаж однажды уже видела. Правда, не сверху, как сейчас, а как бы снизу, и не наяву, а во сне, но сухое русло реки, руины крепости и каменный мост — все оказалось именно таким, каким тогда ей и приснилось.
3. Координаты: 25R86'15"N 73R25'31"E, Индийский океан, одиннадцатое марта 1933 года, 17.49 по меридиональному времени
На этот раз она пришла к Райту сама. Постучала в дверь, дождалась приглашения и вошла в каюту.
— Гостей принимаешь?
— Таких, как ты, даже ночью и в праздники! — хохотнул арматор, вставая из-за заваленного бумагами стола.
— Ты бы поостерегся, Иан, говорить про ночь! — Усмехнулась в ответ Лиза, проходя в глубь каюты и садясь в кресло. — Неровен час Рощин услышит, хлопот не оберешься!
— Да, это ты верно заметила! Главное, ведь не за что, но пойди ему потом объясни!
— Вот именно! — кивнула Лиза и достала свой кожаный портсигар. — Твою каюту ведь никто не прослушивает?
— Стенки стальные, не считая обшивки. И по моим наблюдениям, звук не пропускают. — Райт вопросу не удивился и, сев в кресло напротив Лизы, включился в серьезный разговор. — В иллюминаторы тоже не подслушаешь. Закрыты, да и вряд ли кто осмелится спускаться к моим окнам на ходу. Так что, можем говорить без опаски.
— Тогда, объяснимся!
— Возражений не имею, — кивнул Райт и внимательно посмотрел на Лизу, приглашая, быть первой.
Что ж, он был в своем праве, она сама пришла.
— Я чувствую пространство, — сказала Лиза, выдохнув дым первой затяжки. — Но это ты и сам, наверное, знаешь. Ощущаю расстояния, относительные углы, скорость, векторы движения, моменты силы, баланс... Чувствую еще какую-то хрень, хотя и не знаю, что именно, но оно там есть!
С Райтом следовало объясниться, хотя и всей правды говорить не стоило. Во всяком случае, пока. Однако и оставлять все эти вопросы не проясненными нельзя было тоже.
— Когда мы шли в кальдеру, — пыхнула она папиросой, — я воспринимала тоннель, как он есть. Считай, видела в разрезе. И там в кратере... Не знаю даже, как тебе объяснить, что с нами тогда случилось, но все это точно из одной и той же оперы. Вот вроде бы нет ничего, а потом сразу есть. Не знаю даже, что сделала не так, хотя, возможно, это только там, в этой кальдере, могло случиться? Повторюсь, не знаю. Но, представь! Мгновение, — что-то сдвинулось, — и мы с Рощиным обнимаемся уже не в каюте, а на берегу этого гребаного озера. Ну, ты видел, там, внизу! Похоже, это тоже как-то связано с чувством пространства, расстояний, ориентации. А что чувствуешь ты?
— Давление и магнитные поля, — усмехнулся арматор. — Такой, знаешь, гребаный барометр, совмещенный с компасом. Но, к сожалению, не всегда, в смысле, не постоянно и не везде. Надо настраиваться... Мне мантры помогают, главное, чтобы не понимать смысл произносимых слов. Бормочу, настраиваюсь и начинаю видеть. Особенно хорошо получается в таких местах, как Гиперборея или Лемурия. Не знаю, почему, но там мой штурманский дар стабилен, а в других местах — нет. Однако все это, как ты понимаешь, строго между нами. Твои секреты твои, мои — мои, и третий в этом деле, как и в любви, лишний.
— Совершенно с тобой согласна, — Лиза загасила окурок в пепельнице и встала из кресла. — Но ведь слухи все равно пойдут.
— Без слухов, сплетен и легенд не обходился еще ни один удачливый искатель сокровищ, — пожал плечами Райт и тоже встал. — Ты не представляешь, какие гадости обо мне рассказывают! Пират, убивец, продал душу дьяволу...
— А что не продал? — "удивленно" подняла бровь Лиза.
— Да, как тебе сказать...
— А ты и не говори, — усмехнулась Лиза. — Только цену шепни, чтобы, значит, не прогадать, если вдруг и мне предложат.
— А что, еще не предлагали?
— Да, нет, вроде... — слукавила Лиза, вспомнив Ивана и группу патриотически настроенных предпринимателей.
— Ну, так предложат! — успокоил ее Райт. — И кстати учти, доктор Аллен, вполне возможно, не только доктор!
— А Нина? — нечто в этом роде Лиза и сама подозревала, но одно дело доктор и совсем другое — его жена.
— Нина, скорее всего, просто авантюристка, как и все мы, впрочем. Но вот ее благоверный... Нисколько не удивлюсь, если выяснится, что он работает на агентство Пинкертона или на Федеральный разведывательный пул.
— Так может... — осторожно намекнула Лиза на возможность кардинального решения проблемы.
— А смысл? — возразил Райт. — Свернем ему башку, только подтвердим их подозрения, если у этих ребят уже есть подозрения. А так... Что он, собственно, знает? В рубке он не был ни в первый раз, ни во второй. Как ты оказалась внизу не знает. Я тут, к слову, пустил слух, что мы все это специально устроили, чтобы вы с Рощиным, значит, нашли клад без свидетелей, но не рассчитали всех рисков. Звучит, к слову, логично, особенно, если позже где-нибудь на аукционе в Антверпене или Венеции всплывут несколько особенно любопытных, но незарегистрированных в декларации камешков.
— А они всплывут?
— Обязательно! — довольно улыбнулся арматор. — Я, Лиза, специально для этой цели прихерил парочку гарнитуров с изумрудами и рубинами, каких нет и в коллекции курфюрста Саксонии!
4. Координаты: 13R1'21"N 52R8'28"E, Аравийское море, в ста километрах северо-западнее острова Сукотра, девятнадцатое марта 1933 года, 15.35 по меридиональному времени
"Звезда Севера" шла экономическим ходом в тридцать два узла на высоте в тысячу триста метров. Она следовала курсом норд-вест-тень-вест, что предполагало — учитывая встречный ветер и другие метеорологические факторы, а также необходимость пополнить запас пресной воды в Суэце или в Эль-Манзале, — прибытие в Роттердам не позднее, чем через восемьдесят пять часов. Политическая обстановка на Ближнем востоке и в акватории Средиземного моря, как и прогноз погоды, передаваемый из Саны, Иерусалима и Каира, не предвещали никаких осложнений, и Лиза не видела необходимости слишком часто и слишком надолго появляться в ходовой рубке. Попросту говоря, ей там нечего было делать. Если только не считать делом — отвлекать занятых работой людей от выполнения своих прямых обязанностей. Поэтому, предоставив право "рулить" "младшим по званию", Лиза засела в своей каюте и предавалась праздным размышлениям. Впрочем, как посмотреть! Под определенным углом зрения ее мысли уже не казались ни праздными, ни избыточными. В конце концов, когда-нибудь ей все равно предстояло принять ряд непростых решений, и не было никаких причин растягивать это удовольствие на лишние часы и дни.
"Вот ведь паскудство! — думала она, глядя сквозь панорамное окно на залитое солнечным светом море. — Радоваться надо, а у меня сердце болит!"
Но, и то сказать, не каждому выпадает случай принимать такие решения, какое предстояло принять Лизе. Не каждому, не часто или вовсе никогда.
С километровой высоты море казалось монолитом полированного темно-синего стекла. Красиво и жестоко. И холодно, разумеется, даже под жарким солнцем Аравии.
"А, между прочим, — подумала Лиза, обводя взглядом пустынный горизонт, — это море омывает берега, заселенные людьми, для которых женщина не человек, а всего лишь товар. В лучшем случае, предмет роскоши, как ловчий сокол или иноходец какой-нибудь!"
Имелось в виду, что этим женщинам, которых никто и ни о чем никогда не спрашивает, не приходится мучиться над всякими разными гамлетовскими вопросами, и принимать сложные решения тоже не надо.
"Им можно просто жить..." — несколько непоследовательно подумала она, напрочь забыв сейчас о том, что сама-то Лиза такой жизни и врагу не пожелает.
"Впрочем, врагу как раз и пожелаю!"
Лиза положила перед собой оба документа, которые несколькими часами раньше вручил ей Иан Райт, и внимательно — слово за словом, строка за строкой — перечитала один за другим. Ничего нового из этого, — какого-то по счету прочтения — она не узнала, да, в общем-то, и не ожидала узнать. Просто "освежила в памяти" текст, заодно проверив, правильно ли поняла в прошлый раз прочитанное и, вообще, не пригрезилось ли ей все это во сне. Но нет, все так и обстояло, как помнилось.
"Ну, и что же мне со всем этим делать?" — спросила она себя, непроизвольно бросив взгляд на кольцо.
Кольцо было необычное, нездешнее и страшно дорогое даже на взгляд какого-нибудь некомпетентного наблюдателя, вроде Лизы. Само оно было сплетено из тончайших золотых нитей трех разных цветов: желтовато-красного, зеленого и белого, а в розетке из красного золота обработанный в форме кабошона — гладкой сплющенной полусферы — огромный, каратов на шесть или семь, звездчатый рубин насыщенного темно-красного цвета. Однако дело не в самом кольце, а в том, кто, где и при каких обстоятельствах его Лизе подарил.
"Да, Рощин, с тобой ведь тоже надо что-то решать!"
Надо, значит, сделаем, но видит Бог, слишком много проблем упало вдруг на ее "седую" голову, слишком много неотложных решений, которые следовало безотлагательно принять.
"Думайте, командир! Вам по рангу думать положено!"
Лиза сходила к поставцу, налила себе немного коньяка, раскурила одну из припасенных на такой как раз случай кубинских сигар и вернулась в кресло у стола.
"Итак, говоришь, покой нам только снится?"
Стихи написал все еще модный, хотя и порядком поистаскавшийся поэт Александр Блок. Впрочем, давно, и, разумеется, по совершенно другому поводу. Однако стихи про несущуюся прочь степную кобылицу заставили Лиза задуматься "о своем, о девичьем", о времени и о себе.
Нынешняя она жила в быстром — чтобы не сказать стремительном, — времени, чреватом неожиданными переменами и насыщенном множеством разнообразных событий. А вот Лиза Берг, напротив, существовала в потоке медленного времени. Она родилась и выросла в Советском Союзе, где, и вообще-то, мало что происходит, если человек не совершает уж очень резких движений. Школа, институт, служба. Пара мужчин за добрый десяток лет. Квартира в старом доме, перспектива выйти замуж за коллегу и, возможно, через год-два купить машину. Еще можно было построить дачу. Такая вот колея!
А у Елизаветы Браге вся жизнь и того проще: всех дел — летать и стрелять. И всех изменений в плавном ее, этой жизни, течении, что муж ушел к другой, но вместо него образовался любовник. Одна подруга, пара мужчин и служба, которая, если не считать экстрима, — типа полетов в пурге или боя с противником, — такая же скучная рутина, как и работа в совершенно секретном научном институте, занимавшемся всякой заумью, вроде параллельных вселенных и путешествий во времени.
Однако та Лиза, которая обо всем этом думала, попыхивая дорогущей кубинской сигарой в каюте шеф-пилота "Звезда Севера", жила совсем в другом мире. В другом времени, в иной судьбе. Она, не вдаваясь в ненужные подробности, за неполных три года успела сменить сколько-то там любовников и любовниц, — кто ж их всех считал? — побывать во множестве экзотических стран, найти сокровище Яруба и сокровище Лемурии, поучаствовать в двух захватывающих дух экспедициях и одной войне, в которой ей пришлось командовать и крейсером, и авианосной группой. Хватило бы и на две жизни! Ну, она, похоже, и живет теперь за двоих. И вот новый вызов. Вернее, два. Две проблемы, и обе надо решать.
"Не было печали... Так кажется?"
Обдумывая ситуацию так и эдак, Лиза не заметила, как докурила сигару, а это, как ни крути, хороших два часа с минутами.
"Счастливые часов не наблюдают! Да уж!"
И в этот момент, словно только того и дожидался, в каюту вошел Рощин.
— Так, так! — сказал он, подходя к Лизе. — Что случилось на этот раз?
— Мысли читаешь?
— Нет, но, если надо, научусь. Итак?
— Как? — напыжилась Лиза.
— Лиза, — успокаивающе поднял руку полковник, — ради Бога! Давай без сцен, ты же не гимназистка какая-нибудь, прости Господи!
— Ладно! — тяжело вздохнула Лиза. — Ты прав, а я нет. Извини!
— Извиняю, — кивнул Рощин. — Переходи к делу!
— Прочти это, — кивнула Лиза на документы, все еще лежавшие на столе.
— Красивые! — прокомментировал полковник и взял в руки первое из двух писем.
— Бумага хорошая, — оценил он, — туш, каллиграфия... Могу я поинтересоваться, что это и откуда взялось?
— Райт передал, — объяснила Лиза. — А ему эти документы вручили в посольстве Республики в Тулуаре .
— Ну-ну... — Рощин взглянул коротко на Лизу и стал читать документ.
— Весьма! — отметил, завершив чтение. — Второе письмо в том же духе?
— И да, и нет! — покачала головой Лиза. — Прочти!
— Ну-ну, — Рощин покачал головой, но спорить не стал. Взял бумагу, просмотрел текст.
— Советуешься или ставишь в известность? — он вернул второй документ на место и, присев на край стола, достал портсигар.
— Советуюсь.
— Что ж, тогда начнем с проблем, — предложил Рощин, закуривая.
— Давай, — снова вздохнула Лиза, предполагая, разумеется, о чем он станет говорить.
— Я с тобой поехать не смогу.
— Знаю.
— Знаешь, конечно, но должен же я сказать?
— Сказал, — кивнула Лиза.
Ясный перец, что его никто не отпустит, да и ей, на самом деле, могут запросто "перекрыть кислород".
— Будет скандал, — пыхнул папиросой Рощин.
— Да уж, представляю! Коньяка хочешь?
— Хочу! — кивнул полковник.
— Сиди! — остановил он Лизу, хотевшую, было, встать и принести им обоим коньяку. — Я сам налью.
— Могут случиться неприятности, — предупредил, уже достигнув поставца. — Великий князь точно взбеленится. О твоих, флотских, и говорить нечего. Кое у кого пар из ушей пойдет.
— Догадываюсь, — в третий раз тяжело вздохнула Лиза.
— Значит, все уже обдумала.
— Десять раз и во всех комбинациях.
— Ну, тогда, излагай свои резоны! — предложил Рощин, возвращаясь с двумя бокалами.
— Нечего излагать, — пожала плечами Лиза. — Тебя не отпустят, это факт. Но мы, Вадим, люди служивые, нам и в любом случае покой может только сниться. Меня призовут, или тебя в бой пошлют...
— А ведь тебе это нравится! — вдруг улыбнулся Рощин. — И как я этого сразу не понял? Ты же их всех уешь одним своим согласием!
— Не стану врать, — призналась Лиза. — Я обиделась! И насрать, права я или нет! Меня оскорбили, разве нет?!
— Тебя оскорбили, — согласился Рощин. — И теперь доктор Рэтлиф дает тебе отличный шанс поквитаться.
— Значит, ты не будешь против?
— Значит, ты уже все решила?
— Нет, — покачала головой Лиза, — в том-то и дело, что ничего я не решила! Но знаешь, Вадим, у них адмиралы носят эполеты. Представь, я в эполетах и вся в золотом шитье!
— Звучит захватывающе!
— А выглядит, верно, еще лучше!
Часть I. Дороги, которые мы выбираем
Глава 1. О, Фортуна! Март 1933 года
1. Шлиссельбург, Себерия, двадцать третье марта 1933 года
"Вернулась я на родину..."
Вот, черт знает, что! Ведь, если правду сказать, никакая ей это не родина. Ни разу и нигде. Лиза родилась в Ленинграде, в СССР, а это — совсем даже наоборот: Шлиссельбург, Себерия, и далее везде. Но стоило сойти по трапу на потрескавшийся бетон Самсоновского поля, оказалось — все-таки родина. И от этого уже никуда не денешься. Родина — она родина и есть, ни с чем не спутаешь!
— И дым отечества нам сладок и приятен! — сказала вслух, вдыхая сырой воздух Приладожья, пахнущий печным дымом и весной.
— Красивые стихи, — отметил Рощин. — Кто написал?
— А Бог его знает! — пожала плечами Лиза. — Где-то слышала...
Ну, да! Как же! Слышала она! В школе учила. "Горе от ума", называются. Но вот беда, Грибоедов в Себерии попросту не родился. Хотя, может быть, и родился, но стихов не писал? Или родился и писал, но не в Себерии, а в Киеве? Тоже реалистично. Другой мир, другие поэты. Удивлять должно не это, а то, что совпадений, на самом деле, гораздо больше чем различий.
— Не помнишь и не надо, не принципиально! — бросил Рощин и показал рукой куда-то в сторону. — Смотри-ка лучше, какие люди нас встречают!
Лиза посмотрела, и на сердце стало еще лучше, хотя, казалось бы, куда больше-то?! Итак, через край! Но с другой стороны, от Надежды и Клавдии она, допустим, ничего другого и не ожидала. Могла предположить присутствие Полины, если та не занята на дежурстве. Но Петр и Григорий? Бывший муж и единоутробный изверг? Согласитесь, это уже перебор!
— А ты, оказывается, популярна! — заметила Мария, ей все было внове, и все — незнакомцы. — Или это полковника так встречают?
С Машей Лиза сошлась на удивление хорошо. Словно, всю жизнь ее знала. Со школы, или еще как.
— Да, нет! — улыбнулась, взглянув на новую подругу. — Рощина вон те встречают, моторизованные!
И она кивком показала, кто и где. Там около выстроившихся в ряд трехосных легкобронированных вездеходов "Кокорев-Кирасир" плотной группой стояли офицеры в коротких кожаных куртках на меху, как у авиаторов, и пилотках вместо фуражек.
— Господа пластуны, — прокомментировала Лиза и обернулась к Рощину.
— Ступай, Рощин! — сказала она, предвкушая его реакцию на ее сюрприз. — Пообщайся! Или, знаешь, что, устрой мальчишник! Можно даже с девками!
— Мальчишник? — переспросил озадаченный полковник. — С девками?
— Рощин, ты что, передумал на мне жениться? — подняла она тщательно выщипанную бровь-ниточку.
— А когда свадьба? — переходя на деловой тон, спросил ее "суженый, ряженый".
"А удар-то ты, Вадик, пропустил! Не ожидал такого поворота, разве нет?"
— Через неделю, — строго сообщила Лиза, — считая с сегодняшнего дня.
— Принято, — кивнул Рощин. — Надеюсь, брак церковный?
— Давай, пока обойдемся гражданским, — охладила его пыл Лиза. — Я могу попросить дядю Андрея... То есть, адмирала Борецкого, разумеется. Он хоть и сукин сын, но брак зарегистрировать все еще способен. Адмирал Кондратьев, вот тоже, или Марков...
Как иногда бывает, Лиза сначала сказала, подумала потом. И сама себе удивилась. Что именно она имела в виду, упомянув адмиралов Кондратьева и Маркова? То, что они, как и ее двоюродный дедушка, барбосы паршивые и кобели драные, или то, что, являясь адмиралами Флота, имеют право объявить двух разнополых старших офицеров мужем и женой? Но вот про гражданский брак она сказала обдуманно. Имелись у Лизы резоны на этот счет, и достаточно серьезные притом.
— Хорошо, — не стал спорить с ней Рощин, — но с одним условием. Через год, считая с сегодняшнего дня, пойдешь со мною под венец с исполнением всех обрядов.
"Все обряды? Круто замешиваешь, полковник! Но, сказав "А", приходится соглашаться и на "Б".
Впрочем, оставить последнее слово за Рощиным она не могла ни при каких обстоятельствах.
— А если залечу? — прищурилась Лиза, полагавшая, однако, что вряд ли забеременеет, раз до сих пор ни разу не получилось.
— Если залетишь, то раньше! — пожал плечами полковник. — Ублюдков плодить не станем. Согласна?
— По рукам!
— Иди уж! — улыбнулась, все еще "топтавшемуся" подле нее Рощину. — Мы тоже гульнем! Не против?
— Ни в чем себе не отказывай, дорогая! — улыбнулся в ответ полковник.
— Вообще-то, это моя реплика!
— Но я сказал первым!
— Бог с тобой, Рощин! — махнула она рукой. — Бери, не жалко. А мне надо привыкать уступать...
— Тренируйся! — усмехнулся полковник и, отвесив дамам поклон, пошел к сослуживцам.
— Увидимся утром! — крикнул он, оглянувшись. — Не скучай!
— Не дождешься! — крикнула в ответ Лиза, доподлинно зная, что в отношениях с Паганелем, ей, в свое время, именно этого и не хватало.
Легкость, порождаемая равенством, вот как называется это чувство!
— Ну, что, Маша, пойдем-ка и мы что ли! А то, поди, заждались нас уже! Намерзлись бедные!
Полторы сотни метров до "красной линии" она прошла, как манекенщица на подиуме. Легко, стильно, под ритмичное постукивание высоких каблуков. Победительно, как выражались поэты прошлого: ни разу не сомневаясь в себе, своей внешности и замечательной способности сводить с ума всех подряд, не делая различий по полу, возрасту и вероисповеданию. Даже странно было, как мог кто-нибудь ее не любить, тем более, ненавидеть! Но о тех, кто ее терпеть не мог или не хотел, она себе сейчас думать запретила.
"Наслаждайся моментом, милая!" — приказала она себе, и, что характерно, сегодня это получалось у нее без заминки, точно так же, как и с походкой: легко, непринужденно.
— Ты еще выросла или это я от морозов усохла? — Надежда не умела по-другому, но, если честно, то и не надо, потому что именно такой ее Лиза и любила.
Обнялись. Расцеловались. И понеслось! Слова, объятия, поцелуи. Вздохи, ахи, и прочая приятная при умеренном употреблении ерунда. Лиза даже расчувствовалась и едва не пустила слезу, когда злыдень Гриня, троекратно облобызав, погладил ее вдруг по коротко стриженным волосам.
— С возвращением, Веточка!
"Веточка? Серьезно?!"
Веточкой Лизу никто не называл с раннего детства. Да и в ту пору так звали ее немногие, разве что покойная мать.
"Но не моя, а Елизаветы Браге!"
— Ты бы меня еще Люшечкой назвал! — фыркнула Лиза, но в душе была, мало сказать, тронута. Растрогана. Так, пожалуй.
— Вот, — сказала она, оборачиваясь к Марии, — прошу любить и жаловать, братец мой единоутробный Гриня! И тоже, представь, полковник-пластун!
— Два полковника в одной семье? — усмехнулась Мария и протянула Григорию руку. — Мария Бесс, приятно познакомиться!
— Извини, Маша! — вздохнула Лиза, сообразив, что так и не представила свою новую подругу. — Дамы, господа, знакомьтесь! Эта Мария Бесс. На самом деле, Маша Бессонова, разумеется, но у нее мать француженка, и выросла Маша в Старой колонии в Тулеаре . По-русски понимает с пятого на десятое, да и французский у нее своеобычный, но понять можно!
Начались представления, и пока со всеми не перезнакомилась, Мария переходила "из рук в руки", как мяч при игре в датский håndbold . Споткнулись только раз, когда очередь дошла до Петра.
— А это Петр, — представила его Лиза, — мой бывший муж.
— Это тот, которого ты поймала на своей кузине? — уточнила Мария, и настало неловкое молчание.
Замечание нетактичное. Можно сказать, грубое. И не ко времени. Но у Маши, как успела уже заметить Лиза, с тактом и вообще не все обстояло гладко. Иной раз такое несла, хоть святых выноси. Петр от ее вопроса смутился, Варвара пошла красными пятнами, а Григорий выдал одну из тех улыбок, от которых скисает молоко. Остальные просто молчали, не зная, что сказать. Зато у Лизы, как известно, "ни стыда, ни совести", и слово для друга всегда найдется.
— Да, нет, — нарушила она повисшую над компанией тишину, — не на, а за. Впрочем, это всего лишь техническая деталь, да и дело прошлое. Теперь мы дружим домами. Правда, Варвара?
— Да, — вымученно подтвердила Варвара, на щеках которой впору было жарить блины. — Дружим... домами...
Ну, уж как они дружили, трудно сказать. После Лизиного возвращения из Африки, виделись несколько раз. Но факт остается фактом: Лизу начали приглашать в гости. Возможно, "слово за слово" — "вы к нам, а мы к вам", — могли, в конце концов, и сойтись. Тем более, что, на самом деле, Варвара увела мужа не у этой Лизы, а у той, прежней. Так что нынешняя зла на Варвару, по большому счету, не держала, а, если и держала, то накал страстей был совсем не тот, чтобы рвать и метать. К Петру Лиза тоже не ревновала. Переспала разок, — попробовала, так сказать, "на зуб", — да и отпустила мужика на все четыре стороны. Не нужен он ей оказался. Ни как друг, ни как любовник. А вот как бывший муж — в самый раз. Однако потом случилась война, и Лизу затянуло в жернова истории. Высоко взлетела, долго падать пришлось. Едва в живых осталась. Ну, а еще потом, Лиза покинула Себерию и вскоре ушла в поход, став первым капитаном, которому удалось провести корабль вглубь Лемурии. И, хотя по корабельному времени "Звезда Севера" провела на "той стороне" всего двадцать три дня, здесь, — на этой стороне, — оказывается, прошло пять с половиной месяцев.
— Давай, Варвара, поцелуемся, — наскоро обдумав сложившуюся систему отношений, великодушно предложила Лиза, — и зароем топор войны!
Варвара от неожиданности сбледнула с лица.
— Да, не бойся! — усмехнулась Лиза. — Это не заразное! Как спала с Петром, так и будешь!
В результате обнялись, и тут Надежда заметила то, на что другие не обратили пока внимания.
— Красивое кольцо, — сказала она, перехватывая на ходу Лизину руку, — и дорогое, поди, ужасть! А на безымянный палец ты его, Лиза, по рассеянности надела, или как?
— Или так, — не без удовольствия сообщила Лиза. — Замуж выхожу! За Рощина. Свадьба через неделю. Все присутствующие приглашены!
2. Шлиссельбург, Себерия, двадцать четвертое марта 1933 года
Рощин вернулся только наутро, если, конечно, считать утром полдень. Был непривычно бледен, шагал как-то излишне твердо, держался прямо, словно аршин проглотил. Взгляд остекленелый, речь замедленная, но при этом нарочито четкая. В общем, мертвецки пьян, но держится молодцом.
"Хорош!"
Впрочем, накануне Лиза ему сама разрешила, да и не судья она ему! Сама пьет, — прости господи! — как сапожник, хотя выглядит не в пример лучше!
— Прими душ, Вадим! — предложила она, но сразу же сообразила, что неправа. — Впрочем, не надо! Иди спать, горемычный! Но к вечеру чтоб был, как огурчик! В оперу идем!
Про оперу, что не странно, стало известно только вчера, да и то сильно ближе к ночи. Клавдия неожиданно перестала пить шампанское, которое, как говорится, лилось рекой, и объявила, что "на этом все"!
— Не обессудь, матушка! — Обняла она Лизу. — Не из вредности, а токмо из чувства долга. Завтра в вечер пою Кончаковну . Вы с полковником, и ты, Мария, разумеется, приглашены, но вам не петь, а мне — да!
Объяснившись, поцеловала Лизу в губы, да не абы как, а так, — длинно и с известным чувством, — что ту ощутимо повело.
— И не вздумай! — возникла рядом с ними "грозная" Надежда.
"Это она кому? — оторопела захмелевшая Лиза, не сразу разобрав, в шутку сказано или всерьез. — Мне или Клавдии?"
Но, вполне возможно, что, пусть и шутейно, но все-таки обеим, поскольку, как успела заметить Лиза, отношения между ее подругами за время ее дальних странствий очевидным образом перешли на новый уровень.
— Ладно, ладно! — замахала она на Надежду руками. — Не кипятись! Я, между прочим, замуж выхожу!
— Я тоже! — весело подмигнула ей Клавдия и, подцепив Надежду под руку, увела ее домой.
Так что теперь в планах на вечер значились "Князь Игорь" в Великокняжеском и "ужин, плавно переходящий в завтрак" в ресторации "Гурмэ" на Старой Поморской. Но все это вечером, — "Потом, потом!" — а сейчас Лизе предстояло сделать несколько важных звонков и утрясти несколько не терпящих отлагательства дел. Во всяком случае, так она планировала, все еще пребывая в добром, если не сказать, расслабленном расположении духа. Однако гладко было на бумаге, как говорится, да забыли про овраги! А по ним идти...
В приемной адмирала Маркова ее вежливо, но непреклонно послали на известные буквы русского алфавита, предложив на общих основаниях — типа "в порядке живой очереди" — записаться к Георгию Алексеевичу на прием. И даже дату госпоже Браге предложили, — в июне месяце. Не помогли ни ссылки на личное знакомство, ни уверения в срочности и, возможно даже, неотложности дела, которое капитан 1-го ранга и кавалер Полярной звезды баронесса фон дер Браге желает обсудить с начальником кадрового управления Флота адмиралом Марковым. Референт адмирала стоял на своем и "вникать" ни во что не желал.
"Вот же дундук гребанный!" — подумала в раздражении Лиза и стала звонить в Адмиралтейство к Кондратьеву. Ничего дурного она в тот момент еще не заподозрила, оттого и чувства ее характеризовались одним лишь раздражением, но никак не гневом. С чего бы ей гневаться? Абсолютно не с чего!
Впрочем, как вскоре выяснилось, адмирал Кондратьев был так же недоступен, как и адмирал Марков.
"Совпадение?"
Могло случиться и так. Однако, когда один за другим выпали из списка адмиралы Верников и Борецкий, Лизу охватила сначала оторопь, а потом пришла и нешуточная злость. Слишком похоже на заговор, но, может быть, заговор и есть?
"Сговорились?! Ну-ну!"
Лиза закурила и взялась названивать всем подряд: в канцелярию Великого князя, вице-канцлеру, в секретариат военного министра и в референтуру Адмиралтейства. Даже командиру Шлиссельбургской базы Флота позвонила, но все напрасно — везде она утыкалась в глухую стену вежливого игнорирования.
"Значит, все-таки сговор! Комплот, вашу мать! — вскипела Лиза. — Ну-ну! Как там говорил отец наш, основатель? Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет! Будет вам, голуби, Невская битва! Мало не покажется!"
— Случилось что? — спросила Мария, все это время терпеливо, покуривавшая в сторонке, у окна с видом на озеро.
— Наверное! — пожала плечами Лиза. — Еще не разобралась, но будь уверена, когда разберусь, кое-кто кровью умоется!
— Это эвфемизм или ты и в самом деле собираешься воевать?
Мария была той еще стервой, но не для Лизы. К Лизе она относилась по-дружески, и вопрос свой задала не для того, чтобы подначить или, не приведи Господи, уязвить, а для того, чтобы уяснить, что происходит и чего следует от всего этого ожидать.
— Пока эвфемизм, — решила Лиза, обдумав ситуацию еще раз, — но ни за что ручаться не могу. Как карта ляжет!
— Ладно, уяснила, — чуть улыбнулась Мария. — Что будешь делать?
— Пойду решать проблему. Хочешь со мной?
Спросила из вежливости, но Мария выразила желание "поучаствовать", и Лиза решила, что компания ей не повредит.
Они быстро переоделись, привели себя в порядок и отправились "выяснять и интриговать". Для начала Лизе нужна была информация, но вспомнив кое-что из событий, предшествовавших экспедиции в Лемурию, из дома она решила никому больше не звонить. Поэтому взяла извозчика, выехала с Марией в старый центр Шлиссельбурга, и уже оттуда, воспользовавшись таксофоном в одном сонном трактире на Канатной улице связалась с Иваном.
— В два часа в "Авиаторе" на Якорной площади! — безапелляционно заявила в трубку, едва Иван произнес свое обычное "вас слушают".
Не вопрос, не просьба, всего лишь сообщение. Но Иван, судя по всему, ее понял правильно и возражать не стал, даже при том, что Лиза позвонила ему в середине рабочего дня и по прямой линии. То есть, сама она думала так: если ответит, значит согласится, даже если занят или при смерти. И не ошиблась, Иван приглашение принял.
— Буду, — сказал он и дал отбой.
Затем Лиза полчаса вызванивала через все возможные и невозможные коммутаторы капитана 2-го ранга Корсакову. Найти Анну было непросто, но, известное дело, терпение и труд все перетрут.
— Корсакова у телефона!
— Здравствуйте, Анна! Это Елизавета Браге вас беспокоит, если помните.
— Здравствуйте, Елизавета! — сразу же откликнулась на приветствие Корсакова. — Помню, разумеется! Рада вас слышать. С возвращением! Слышала в новостях, вы прошли-таки в Лемурию. Поздравляю!
— Спасибо! — поблагодарила Лиза. — Я собственно по делу.
— Чем могу? — сразу же "посерьезнела" капитан Корсакова.
— Вы ведь знакомы с каперангом Забелиной?
— Имею честь, — подтвердила немногословная собеседница Лизы.
— Мне нужна приватная встреча с Галиной Викторовной. С глазу на глаз и как можно скорее.
— Даже так? Что-то серьезное?
— Не знаю пока, но посоветоваться с компетентным и неравнодушным человеком не помешает.
Капитан-интендант 1-го ранга Забелина была первым заместителем главного прокурора Флота, и Корсакова не могла не сообразить, зачем Лизе могла понадобиться срочная встреча с военным юристом.
— Перезвоните мне, пожалуйста, через полчаса, — сказала Корсакова после короткого раздумья. — Думаю, я смогу это устроить.
* * *
В два часа дня, предварительно отправив Марию прогуляться — "в познавательных и психотерапевтических целях" — по Старо-Казенным торговым рядам, Лиза вошла в кофейню "Авиатор". Иван ее уже ждал. Сидел за дальним столиком, в затененном углу, — рюмка коньяка и чашка кофе, — курил папиросу. Одет был в статское, но другого Лиза от него и не ожидала. Капитан 2-го ранга Иван Гаврилович Кениг — муж ее двоюродной сестры Татьяны, служил в Отделе документации Канцелярии Набольшего боярина Адмиралтейства Порхова, то есть, говоря по-простому, в разведке. Так что, не мальчик, знает почем фунт лиха.
— Здравствуй, Лиза! — встал из-за стола Иван, но руки протягивать не стал, опасаясь по-видимому, попасть впросак.
— Здравствуй, Иван!
Лиза села первой, достала портсигар, показала подошедшему половому на кофе и коньяк Ивана и попросила повторить.
— Ты ведь знаешь, что происходит, так?
— Знаю, — Иван был спокоен или, как минимум, уверенно держал лицо.
— Почему, заранее не предупредил? — спросила Лиза, прикурив от протянутой Иваном зажигалки.
— А как ты себе это представляешь? Я имею в виду, как тебя было предупредить с технической точки зрения? Связаться по радио? Послать письмо? В Лемурию, тетеньке Лизе Браге?
— Не знаю, — пожала она плечами, не желая входить в его положение. — Но, когда тебе было нужно, ты меня и в Византии нашел. Было бы желание! А так знаешь, как это называется?
— Да, как ни назови!
— Ладно, — кивнула Лиза. — Материть тебя, как я понимаю, бессмысленно, все равно не проймет. Так что, давай, что ли, к делу? Проведи, будь добр, инструктаж, как офицер с офицером, а то я ровным счетом ничего в вашем серпентарии не понимаю!
— А что тут понимать? — приподнял бровь разведчик, проигнорировав определение "серпентарий". — Ты, Лиза, свою фортуну упустила, теперь не догонишь! Поезд ушел.
"Даже так?!"
Казалось, Лизу ничем уже не удивишь, но вот Ивану это удалось.
— С этого места, пожалуйста, поподробнее! — попросила она.
— Всех подробностей не знает никто, даже я, — криво усмехнулся Иван. — Но в общих чертах диспозицию обрисовать, разумеется, могу. Восемь месяцев назад, когда ты сбежала из Шлиссельбурга в свою Лемурию, в Себерии сложилась довольно сложная и чреватая немалыми потрясениями ситуация. Образно говоря, это был политический ураган, поскольку разом рухнула вся система противовесов. Ну, ты, я думаю, понимаешь, как устроена наша демократия? Великий князь, дума и сенат, политические партии, финансово-промышленные группы Севера и Запада, и, конечно же, армия и Флот. И это, заметь, я перечислил только самых заметных игроков, а есть ведь и другие. Церковь, например.
Иван замолчал, потому что к их столику вернулся половой с заказанными Лизой кофе и коньяком, и продолжил свой импровизированный брифинг только тогда, когда они снова остались наедине.
— Политический кризис возник, естественно, не по твоей вине. Ты, Лиза, без обид, не та фигура, чтобы нарушить баланс сил. Таких сил, я имею в виду. Однако волею обстоятельств ты оказалась в эпицентре катастрофы и на тот момент была той самой пешкой, которую, приложив некоторые и притом отнюдь не чрезмерные усилия, можно провести в королевы. Ты превратилась в ценный ресурс и одновременно в уникальный инструмент для манипулирования общественным мнением. Так к тебе, собственно, и относились. Но ты не придумала ничего лучше, чем сбежать. В каком-то смысле ты была права, и поступок твой был более чем благородным, я бы даже сказал великодушным по отношению к политическому истеблишменту и Флоту. Все его так и оценили.
— Но! — поднял Иван указательный палец, словно хотел привлечь внимание Елизаветы, которая и без того слушала его, как завороженная. — Но ты, Лиза, забыла народную мудрость. Вернее, сразу три. Знаешь ведь, как у нас говорят: дают бери, а бьют беги! Тебе предлагали корону, а ты сбежала. Но ведь свято место пусто не бывает, не так ли? И без тебя обошлись. Страна большая, народу много. Кризис, в конце концов, преодолели, то есть, договорились. Понимаешь, о чем я? Договорились! Перетерли, пошли на уступки и компромиссы и достигли консенсуса. Вот только тебе в этой новой архитектуре демократического равновесия места уже не было. Даже хуже. Ты, Лиза, в роли национальной героини в этом уравнении стала лишней. И это, не учитывая того, что кое-кто на тебя зуб точил именно за те самые события, которые тебя тогда и вознесли. Ну, а народ, обыватели, общественность... Что с них взять? С глаз долой из сердца вон. Ты уехала, они тебя и забыли. И все, собственно.
— Все? — переспросила Лиза, совершенно ошарашенная таким поворотом дел. — Так мне что теперь, самоубиться за ненадобностью?
— Ну, зачем сразу "самоубиться"? — пожал плечами Кениг. — С этим никогда спешить не стоит. Физически тебя никто не тронет, хотя могут, конечно, из вредности слить великобретанцам. Это ведь ты, как я понимаю, приговорила майора Седжвика?
— То есть, — уточнила Лиза, прищурившись, — стала не нужна, так можно и в расход? Как сопутствующие потери, так что ли?
— Может случиться и так, — кивнул Иван. — Я не утверждаю, что так именно и произойдет, но определенная вероятность существует. Во всяком случае, я такой вариант сбрасывать со счетов не стал бы. Отсюда совет. Уезжай, Лиза! Денег у тебя достаточно, мир велик. В конце концов, забудут и наши, и англичане. Забудут и оставят в покое.
— Хороший совет, ничего не скажешь! — покачала головой Лиза.
— Хороший, — подтвердил Иван. — Уж поверь! И даю я его тебе только потому, что, во-первых, ты мне не чужой человек, Лиза, а во-вторых, чувствую себя перед тобой в долгу.
Хотелось наорать. Сказать, что все они суки драные, без чести и без совести. Свиньи неблагодарные и шкуры тыловые. Но ничего этого Лиза вслух не произнесла. Зачем? Ругань в данном случае бесполезна, потому как еще одна себерская народная мудрость утверждает: брань на вороту не виснет.
"Что им с моей брани? Да, и Кениг, в сущности, ни при чем. Он мелкая сошка, но и ему зачтется!"
— Понятно, — кивнула она. — Спасибо за разъяснения, Иван. Наверное, воспользуюсь твоим советом. Но знаешь, что, дай-ка мне еще один совет!
— Все, что в моих силах.
— Я замуж собралась...
— Серьезно? Мои поздравления! — сразу же изменил тон Иван. — Кто избранник? Этот твой шотландец?
— Нет, я за Рощина замуж собралась.
— А вот это зря, — покачал головой Кениг. — Сломаешь мужику судьбу. Он же в генералы прямо-таки аллюром прет. Но, если он твой муж, то тут уж ой!
3. Шлиссельбург, Себерия, двадцать пятое марта 1933 года
Поговорить удалось только под утро, когда после оперы и кабака, добрались, наконец, до дома. Лиза отправила Марию спать, а сама позвала недоумевающего Рощина в кабинет и там уже рассказала ему все, как есть. То есть не только то, что поведал ей шпион Кениг, но и то, до чего додумалась сама. Рощин слушал внимательно, не перебивал и, уж тем более, не комментировал.
— Гадюшник! — констатировал он, когда Лиза закончила свой рассказ. — Чего-нибудь эдакого я, грешным делом, от них ожидал, но не в такой же степени!
— А я, Вадик, на поверку оказалась наивной дурой, — криво усмехнулась Лиза. — Мне такой поворот и в голову не приходил.
— Ну, наивная ты или нет, теперь уже неважно. Надо решать, что делать будем!
— Да, нет, Вадим! Нечего тут решать! Я им, как порядочный человек, предложила свой полный нейтралитет, а они мне, фигурально выражаясь, пощечину влепили!
— То есть, вариант с "мужниной женой" в моем имении на Печере даже не рассматривается?
— А ты бы такое стерпел?
Вопрос не праздный, и ответ должен быть по существу, а не "около того".
— Если только, ради тебя, но ведь ты бы на это не согласилась...
— Ох, Вадим, Вадим! — Лиза тяжело вздохнула и начала шарить среди бумаг на столе в поисках папирос. — Как ты, ко мне в жизни никто не относился, и не понимал меня так никто.
Она нашла, наконец, мятую коробку "Сальве" и коротко взглянула на Рощина, молча переваривавшего ее реплику.
— Курить будешь?
— Буду! — кивнул полковник. — Значит дашь бой?
— Значит, сначала дам тебе, а потом уже в бой! — улыбнулась Лиза.
— То есть, прямо здесь, прямо сейчас? — ответно улыбнулся Рощин.
— А чего тянуть? Вон какой у меня здесь стол хороший...
Стол оказался, и в самом деле, годным в прямом и в переносном смысле тоже. Однако, возможно, дело было совсем даже не в столе, а в настроении. Гнев, бушевавший в душе Лизы и весь день не находивший себе выхода, благодаря магии момента легко преобразовался в страсть. И это была такая страсть, которая способна убить на месте или вознести до небес. Лизу вознесло. Рощина, похоже, тоже. Еле отдышались, но на то, чтобы собрать разбросанную по всему кабинету одежду сил уже не было.
— Пошли, что ли, в ванной посидим! — предложила Лиза, немного оклемавшись.
— Иди, — с усилием выдохнул Рощин. — Напускай воду, а я схожу за папиросами.
— Тогда уже и коньяк принеси...
4. Шлиссельбург, Себерия, двадцать седьмое марта 1933 года
Себерское Географическое общество помещалось в специально построенном для него в девяностых годах прошлого века, краснокирпичном трехэтажном здании с башенкой. Само общество занимало весь третий этаж, а в цокольном этаже и на двух следующих находились Этнографический музей, клуб, прозванный в народе "Клубом трех капитанов" — по количеству бюстов в фойе — и актовый зал. Вот в этом зале и должна была состояться демонстрация рабочих материалов к фильму "Лемурия", отснятых и наскоро смонтированных для такого случая Виктором и Дарьей Шумскими. Лиза тоже пришла, тем более, что родственники ее об этом едва ли не умоляли. Другое дело, что пришла она не просто так, — то есть, "не бескорыстно", — но Шумские об этом ничего не знали, потому что Лиза готовила экспромт и реприманд . А о сюрпризах, как известно, заранее не предупреждают, хотя и готовят их загодя и со всей тщательностью. Лиза тоже не поленилась: ее появлению в актовом зале Себерского Географического общества предшествовали два напряженных дня, до предела заполненных этими самыми приготовлениями к "празднику". Встречи, беседы, телефонные звонки из городских телефонных будок. Да, мало ли было дел! Всего и не упомнишь. Зато и результат должен был случиться нерядовой.
Понятное дело, зал был полон. Вернее, забит до отказа. Ученая молодежь сидела даже в проходах, прямо на паркетном полу. И, разумеется, освещать событие прибыли не менее двух десятков специальных корреспондентов от всех основных себерских газет и журналов, и даже кое-кто из заграничных репортеров. Во всяком случае, — особое спасибо Рейчел — здесь точно находились два американца: один, работающий на Associated Press, и другой, пишущий для Reuters.
— Начинаем! — нервно шепнул ей Виктор. — Ты готова, капитан?
— Я, Витя, всегда готова, — усмехнулась Лиза в ответ. — Ну, что, пошли, что ли?
— Пошли!
И они вышли на сцену. Шумские, Лиза и профессор Колмогоров — председатель Географического общества.
Первым, естественно, заговорил профессор, представивший публике гостей. Каждое имя присутствующие встречали бурными аплодисментами, но Лизе — единственной — аплодировали, стоя. Сначала поднялись Полина, Мария и Надежда, за ними какие-то интеллигентного вида мальчики в проходе, и плотину прорвало. Ряды колыхнулись, и на Лизу обрушился шквал аплодисментов.
— Да, да! — покивал профессор Колмогоров, улыбаясь в седую старообрядческую бороду, и поднял руку, призывая зал к тишине.
— Полностью с вами солидарен, дамы и господа! — сказал он, когда вновь смог говорить, не напрягая голос. — Елизавета Аркадиевна наша гордость! И мы необычайно рады принимать ее в славных стенах Себерского Географического общества! Редкий случай, дамы и господа! Редчайший... Пожалуй, всего лишь второй со времен капитана Вергина, когда подлинный военный герой становится первопроходцем и путешественником.
И далее все в том же духе еще не менее получаса, но Лиза не возражала. Она все это и затеяла в надежде привлечь к себе не отличающееся постоянством внимание общественности. И надо отдать должное, пока у нее все получалось, как надо.
После профессора с коротким вступительным словом выступил Виктор Шумский, пообещавший, впрочем, ответить на вопросы после демонстрации фильма. Затем начался, собственно, показ, и Лиза перешла на зарезервированное для нее место в первом ряду. Села, откинулась на спинку кресла и вскоре даже забыла, что и для чего собирается делать этим вечером в этом зале. Фильм ей понравился. Он был хорошо снят и неплохо смонтирован. Все-таки Шумские не зря считаются живыми классиками документального кино! Умеют и любят они это дело. Не отнимешь!
Однако сколько веревочке не виться, все равно конец! Фильм закончился. Публика воодушевленно поаплодировала, на сцену вынесли стол и стулья, и началась вторая часть вечера. Ответы на вопросы. Лиза не знала, когда и кем будет задан тот самый вопрос, но надеялась, что Клава не подкачала, и все будет, как и планировалось: неожиданно и больно, как удар по яйцам.
— "Себерский Курьер"! — крикнула, вставая, немолодая худая, как щепка, женщина. — Концевая. Вопрос к капитану фон дер Браге.
— Прошу вас, Ольга Виссарионовна! — улыбнулся женщине Виктор, наверняка давно и хорошо с ней знакомый.
— Елизавета Аркадиевна, правда ли, что вы направляетесь добровольцем в армию республики Техас?
"Вот оно! — не без злорадства усмехнулась мысленно Лиза. — Что ж, господа хорошие, понеслось!"
— Нет, — улыбнулась она женщине-репортеру.
— То есть слухи о вашем скором отъезде в Техас не соответствуют действительности?
— Отчего же? — "удивилась" Лиза. — Я действительно уезжаю в Техас. Но я не волонтер, а наемник. Есть разница!
— То есть, вы на самом деле присоединяетесь к армии Техаса?
— Да, я получила такое предложение от президента республики Техас доктора Рэтлифа, — вежливо объяснила Лиза. — И приняла его.
— Вы получили на это разрешение от командования Флотом? — дожимала Концевая.
— Без комментариев!
На самом деле, это был именно тот вопрос, который Лиза обсуждала с заместителем главного военного прокурора. Оказалось, что в правилах на этот счет ничего про случай Лизы не прописано. Офицер, находящийся в отставке, формально мог не испрашивать разрешения на то, чтобы вступить в ряды иностранной армии. Исключением являлось лишь поступление на службу во враждебное государство. Этот пункт имелся в перечне преступлений, приравниваемых к предательству. Однако республика Техас врагом Себерии не являлась. Напротив, после известных событий в Запате вице-канцлер Себерии сделал заявление в поддержку Техаса и направил ноту послу Мексиканской империи. Получалось, что формальных причин к преследованию Лизы у Адмиралтейства не будет, но, разумеется, такой поступок без последствий не останется.
— Лиза, ты серьезно?! — зашипел, сделав круглые глаза, Виктор.
— А похоже, что я шучу? — так же тихо, чтобы не услышали в зале, ответила Лиза.
— Последний вопрос! — крикнула Концевая, которую начали оттирать и затыкать перевозбудившиеся от Лизиных слов репортеры других изданий.
— Лившиц! — заглушил женщину мощным басом некрупный, но чрезвычайно широкогрудый мужик. — "Ниенский телеграф"! Каким кораблем вы будете командовать, крейсером или летающей крепостью?
— Без комментариев!
Вообще-то изначально она планировала ответить и на тот вопрос, но Рощин уговорил "не сжигать мосты".
— Ну, хоть скажите, техасцы готовы подтвердить ваше звание? — крикнул какой-то оставшийся безымянным журналист.
— Нет, не подтверждают, — ответила Лиза и, переждав волну шума, прокатившуюся по залу сразу после ее ответа, вбила последний гвоздь. — Мне предложили звание адмирала, и я его приняла.
4. Шлиссельбург, Себерия, двадцать восьмое марта 1933 года
В вечерние выпуски новость не попала. Просто не успели сверстать, хотя по радио и дальновизору Лизины слова цитировали в вольном пересказе агентства Reuters из Лондона. Эти как раз подсуетились. Впрочем, в утренних выпусках газет сенсационное известие не только излагалось со всеми подробностями, но и комментировалось на все лады. И "лады" эти были именно такими, как и предполагала Лиза, устраивая свой вброс. Это вчера о ней никто в Себерии не помнил. "Успели, суки, забыть!" Но теперь, когда, благодаря фильму Виктора и Дарьи Шумских, стало известно, что Елизавета фон дер Браге первой из ныне живущих капитанов провела корабль вглубь Лемурии, да еще и вернулась оттуда не с пустыми руками; и когда выяснилось, что техасцы предложили ей адмиральские эполеты, все сразу вспомнили и про ее подвиги на войне, и про экспедицию в Ярубу. Вот этого, господа политические махинаторы никак не ожидали, и заговор молчания, получалось, выходил им теперь боком. Из канцелярии адмирала Маркова, к слову, Лизе позвонили уже в полдень. Хотели бедолаги назначить встречу, но Мария, сидевшая на телефоне, ответила им по-французски, что госпожа адмирал сильно занята и встретиться с адмиралом Марковым не может. Тогда Лизе позвонил сам Марков, но Мария и его — корректно, но непреклонно, — отправила на все те же три известные буквы русского алфавита.
— Госпожа адмирал занята и подойти к аппарату никак не может, — отрезала она и добавила, отвечая на совершенно закономерный вопрос старого адмирала:
— Не думаю, что это возможно в ближайшие неделю-две. Но вот пятнадцатого апреля...
За следующие три часа "заинтересованные стороны" предприняли еще с дюжину отчаянных попыток выйти с Лизой на связь, но все безуспешно. Лиза включила в себе Стерву — именно так, с большой буквы, — и теперь наслаждалась, наблюдая беспомощные телодвижения вчерашних вершителей ее судьбы. Возможно, делать этого и не стоило, но, с другой стороны, все равно ведь насильно мил не будешь. Обольщаться не следовало, это они не для нее стараются, а для себя, любимых.
Однако, как известно, кто ищет, тот и находит, и, в конце концов, лазейка в системе Лизиной обороны нашлась. В начале пятого к ней "заглянула на огонек" соседка с девятого этажа Ксения Раевская. Взбалмошная и несколько экзальтированная по природе, она пощебетала минут пять, явно тяготясь своей миссией и попросту стесняясь перейти к делу, ради которого, собственно, и пришла. Но затем все-таки решилась и, заранее извинившись за "все и сразу", попросила Лизу спуститься с ней в квартиру Раевских.
— Всего на пять минут! — сделала она жалостливые глаза. — Алексей очень просил.
Алексей Денисович Раевский служил в военном министерстве, так что смысл просьбы был более чем понятен. Впрочем, Лиза решила не отказывать. Ей стало любопытно, кто и с какими предложениями ожидал ее на девятом этаже. И, следует сказать, она не разочаровалась. В гостиной Раевских у застекленной балконной двери стоял высокий брюнет с седыми висками и красивым равнодушным лицом. Глеб Егорович Черемисов — кабинет-секретарь, сиречь глава великокняжеской администрации.
"Эк, вас! Все бесы встрепенулись!"
— Здравствуйте, Елизавета Аркадиевна! — шагнул к ней Черемисов, едва Лиза вошла в дверь.
— Не хочу показаться невежливой, Глеб Егорович, но я вам рандеву не назначала! — резко ответила на его приветствие Лиза.
Она коротко поклонилась — всего лишь незначительное движение головой, — и, развернувшись, пошла прочь.
— Постойте! — крикнул ей в спину кабинет-секретарь, сразу же растеряв большую часть своей хваленой невозмутимости. — Прошу вас, Елизавета Аркадиевна! Это не я!
— А кто? — спросила Лиза, глянув через плечо, хотя и знала ответ.
— Вас приглашает Василий Андреевич, лично, приватно, и со всем уважением.
— Приглашает куда? — поинтересовалась Лиза, прервавшая по такому случаю свое неумолимое движение "на выход".
— В великокняжеский дворец или в летнюю резиденцию, по вашему выбору, — быстро, боясь, верно, упустить свой шанс, сообщил кабинет-секретарь.
И то сказать, у его патрона выборы на носу, а тут, как назло, такой вопиющий афронт!
— Когда?
— В двадцать три часа ровно, вас устроит?
— Хорошо, — согласилась Лиза, — сегодня в двадцать три часа в великокняжеском дворце.
— За вами придет машина...
— И не вздумайте! — остановила собеседника Лиза. — Я приеду на своем локомобиле. Скажите только, куда.
— К Иенским воротам, — тяжело вздохнув, согласился с неизбежным кабинет-секретарь.
— Я там буду! Прощайте! — и Лиза продолжила свой путь.
* * *
Времени до встречи с Великим князем оставалось более чем достаточно, и Лиза решила, что стоит покамест совершить следующий никем не просчитанный шаг. Дело в том, что еще утром, пока репортеры не успели засесть у входа в дом Корзухина, Лиза съездила на Центральный Телеграф и позвонила в Эдинбург матери своего бывшего толи любовника, толи жениха. Миссис Паганель ее звонку удивилась, но при этом, как ни странно, обрадовалась. Сказала, что читала в газетах об экспедиции в Лемурию и добавила, что очень жалеет о разрыве их с Джейкобом отношений.
— Лучшей жены он уже никогда не найдет! -заявила она безапелляционно.
— Не думаю, что вы правы, сударыня! — возразила ей Лиза. — Ну, какая из меня жена? Ни готовить, ни подчиняться не умею. Одни хлопоты!
— Готовить должна кухарка, — внесла ясность миссис Паганель, — а для подчинения существую специальные женщины, я думаю, вы понимаете, о ком идет речь. А жена должна соответствовать! Вот вы, Елизавета, как раз и соответствуете! Но чего уж там! Снявши голову, по волосам не плачут. Чем могу быть полезна?
Ну, пользы от нее и раньше было немного, — во всяком случае, для Лизы, — но ей всего и нужно было, что выяснить, где теперь обретается профессор Паганель. А обретался он, как выяснилось, в своей лондонской квартире и в это время суток должен был все еще крепко спать и, возможно даже не один. Это в экспедициях Джейкоб Паганель поднимался ни свет, ни заря, как и положено, впрочем, отважному естествоиспытателю, а дома — в Лондоне — он вел светскую жизнь, что подразумевало совсем другой режим дня и другие бытовые привычки. Поэтому, наскоро обдумав варианты, телефонировать ему Лиза не стала, оставив разговор с франко-шотландцем на десерт. И вот теперь время пришло.
Учитывая разницу в часовых поясах, время в Лондоне едва перевалило за полдень. Так что, одно из двух: либо ее бывший все еще спал, либо проснулся и пил утренний кофе.
— Здравствуй, Яша! — поздоровалась Лиза, когда Паганель взял трубку. — Не помешала?
— Ничуть! — сразу же ответил Джейкоб Паганель. — Рад тебя слышать, Лиза. В утренних газетах пишут, ты привезла из Лемурии клад богаче ярубского. Это так?
— Да, Яша, мы привезли. Лучшие экспонаты выставят в конце следующего месяца на аукцион в Венеции. Так что, если будет желание, приезжай, там действительно есть на что посмотреть. Один дракон чего стоит!
— Дракон или все-таки кто-нибудь вроде птеродактиля?
— Уж, поверь, я знаю, о чем говорю. Именно дракон. Саблезуба мы, к слову, тоже привезли и не одного.
— Звучит заманчиво! Ты там будешь? — как бы, без задней мысли, спросил Паганель.
— Нет, — честно ответила Лиза. — Скорее всего, нет. Но раз ты читал о сокровищах Лемурии, то, верно, знаешь и о том, что я уезжаю в Техас.
— А ты уезжаешь?
— Да, я уезжаю.
— Снова на войну...
— Не обижайся, Яша, но тебе этого не понять.
— Да, нет, отчего же? — возразил профессор Паганель. — Я знаю систему твоих доказательств по аналогии. Раз мне не надоедает путешествовать по опасным местам, отчего бы и тебе не испытывать страха перед военными действиями? Довод безупречный, но...
— Но такая реальность не уживается с твоим мировоззрением, — закончила за него Лиза.
— Да, это так, — признал Паганель. — Умом понимаю, но сердце... Вернее, воспитание и убеждения противятся. Безумие какое-то!
— Оставь, Яша! — предложила тогда Лиза. — Ничего с этим не поделаешь! Один из нас должен был себя ломать под другого, но порода у нас с тобой не та, чтобы прогибаться. Я это так формулирую.
— Вероятно, ты права. Но ты ведь не за этим позвонила. Чем могу быть полезен?
— Ты все еще встречаешься с виконтом Уинчестером?
— Любопытно... — начал было Паганель озвучивать какую-то свою не до конца понятную Лизе мысль, но не закончил, прервав себя, что называется, на полуслове.
— Да, встречаюсь, — подтвердил он. — Как раз сегодня вечером в клубе.
— Ты мог бы сделать кое-что для меня?
— Разумеется!
— Отлично! — обрадовалась Лиза. — Спроси его, будь добр, остается ли все еще в силе наше джентльменское соглашение?
— А вы что, заключили соглашение? — удивился ее бывший, так и не успевший привыкнуть к "уровню ее притязаний".
— Да, Яков, заключили, — подтвердила Лиза специально для тех, кто прослушивал ее телефон. — В сентябре прошлого года во дворце короля Нидерландов.
— Вы встречались лично? — еще больше удивился Паганель.
— Нам организовали встречу во дворце во время приема. Так ты спросишь?
— Да, — подтвердил профессор. — Разумеется! Перезвони мне часа в два ночи, я как раз вернусь домой...
— Твои два часа ночи, Яша, — усмехнулась Лиза, — пять часов утра в Шлиссельбурге. Так что давай, я тебе позвоню завтра в это же время. Идет?
— О, да! Конечно же! Завтра в это же время!
* * *
Великий князь принял Лизу в просторной элегантно, но на современный лад — то есть в стиле арт деко, — оформленной и обставленной гостиной. Кофейный столик на гнутых ножках был сервирован на троих. Столик, три стула с высокими спинками и двое мужчин, ожидавших Лизу недалеко от двустворчатых дверей: князь Ижорский собственной персоной и небезызвестный адмирал Ксенофонтов, исполнявший ныне обязанности первого заместителя главкома Флота.
— Добрый вечер, Елизавета Аркадиевна! — улыбнулся ей Великий князь и сделал шаг вперед, протягивая руку. — Примите мои искренние сожаления по поводу обстоятельств, предшествовавших нашей встрече! Надеюсь, присутствие Андрея Мартыновича вам понятно и не вызовет возражений.
— Доброй ночи, господа! Мне все понятно, Ваше превосходительство, но хотелось бы напомнить, что в последнюю нашу с адмиралом Ксенофонтовым встречу на меня было совершено покушение агентом британской разведки.
— Флот был к этому непричастен! — твердо, а главное, ничуть не слукавив, возразил адмирал.
"Ну, разумеется, не причастен! Но поглумиться-то я имею право?"
— Ладно, — "снизошла" Лиза, пришедшая, на самом деле, мириться, а не собачиться, — присутствуйте! Я не против. Что же касается обстоятельств, то я и сейчас не понимаю, зачем все это было нужно. Я не настолько крупная фигура, чтобы огород городить. Какая-то вычурная византийщина, не находите?
— Нахожу! — кивнул князь. — И в самом деле, перестарались. Как говорится, пошли дурака богу молиться! А мне теперь расхлебывать! Но что же мы стоим? Прошу за стол, господа! Чай, кофе, коньяк... — кивнул он на сервировочный столик, уставленный бутылками, заварными чайниками и кофейниками.
— На любой вкус, — объяснил он Лизе, недоуменно взиравшей на это изобилие. — Я, знаете ли, предпочитаю китайский жасминовый чай, но, не зная ваших с адмиралом предпочтений, приказал заварить так же черный китайский и цейлонский чаи. И два варианта кофе: йеменский и бразильский. Мы ведь можем обойтись без слуг?
— Вполне! — кивнула Лиза и, первой подойдя к столику, налила себе чашку ароматного бразильского кофе и плеснула в бокал немного коньяка. — Здесь можно курить?
— Да, разумеется! Пепельница на столе.
— Благодарю вас! — Лиза заняла один из стульев и, пока рассаживались ее собеседники, выложив на стол рядом с пепельницей портсигар и зажигалку, закурила.
— Я вся внимание! — сказала, выдохнув дым.
— Полагаю, обойдемся без преамбул? — спросил Великий князь.
— Лично я вполне могу обойтись, — не стала возражать Лиза.
— Тогда, к делу! — кивнул князь. — Начнем с того, что можем предложить мы.
— Начинайте! — усмехнулась Лиза, переживавшая очевидное дежавю.
Все это уже случилось с ней однажды, пусть и не на уровне главы государства. Тогда ей тоже предлагали отступного, правда, в конечном счете, ничего не дали. Или сама не взяла? Трудно сказать.
— Первое и главное, правительство и руководство Флота приносят вам, баронесса свои искренние извинения за возникшее между нами недопонимание и официально разрешают вам присоединиться к армии республики Техас сроком на один год.
— Весьма великодушно с вашей стороны! — не без иронии прокомментировала Лиза слова князя.
И в самом деле, уважили! Разрешили! А зачем, спрашивается, она им всем тогда — сразу после приезда, — названивала? Как раз за этим и пыталась связаться. Чтобы, значит, спросить высочайшего дозволения, и так далее, и тому подобное
— Письмо за моей подписью и решение, подписанное Военным министром и Набольшим боярином адмиралтейства, удовлетворят ваш скепсис? — "дружески" улыбнулся Великий князь.
"Официальные бумаги? Это что-то новое!"
— Да, вполне! — кивнула Лиза. — Это все?
— Нет, разумеется, — покачал головой Глава государства республики Себерия. — Если бы не обманули вас в первый раз, не пришлось бы мне нынче с вами объясняться. Впрочем, чего уж теперь! Позвольте, Елизавета Аркадиевна задать вам два вопроса, связанных с продолжением нашего разговора?
— Попробуйте! — предложила Лиза, пригубив коньяк.
Коньяк был безупречен, но она в этом и не сомневалась — князь Ижорский не напрасно слыл сибаритом. Имелись к тому основания.
— Вы заключили соглашение с адмиралом Диспенсером. Какое?
— Слушаете мой телефон?
— Больше не будем.
— И я должна вам верить? — подняла бровь Лиза.
— Гарантии Верховного суда вас устроят?
"Даже так?!"
— Да, — кивнула она. — Такие гарантии меня устроят.
— Тогда, вернемся к соглашению, — предложил князь.
"Почему бы и нет?"
— Мы договорились, — объяснила Лиза, допив коньяк, — что до тех пор, пока англичане не пытаются меня убить, адмирал Диспенсер и его отец могут чувствовать себя в безопасности.
— И он согласился? — подался вперед адмирал Ксенофонтов, до этого момента хранивший полное молчание.
— Он был инициатором встречи и первым обрисовал условия соглашения.
— Благодарю вас, баронесса, — кивнул в знак понимания не озвученного подтекста князь Ижорский. — Еще один вопрос. Техасцы назвали должность, на которую вас пригласили или только предложили звание?
— Да, назвали, — улыбнулась Лиза, довольная тем, что вопрос все-таки прозвучал. — Речь идет об авианосце "Рио Гранде" и кораблях сопровождения.
— "Рио Гранде"? — обернулся Великий князь к адмиралу Ксенофонтову.
— Новая авиаматка северо-американской постройки, — прокомментировал известие адмирал, голос которого ощутимо дрогнул. — На данный момент самая большая в мире. Авиакрыло насчитывает от ста десяти до ста двадцати бортов. А группа сопровождения... В принципе, речь идет о тяжелой эскадре. От пятнадцати до двадцати вымпелов, включая тяжелые крейсера. Что-то вроде ударной эскадры вице-адмирала Мартынова.
— Чем дальше в лес, тем больше дров! — меланхолично заметил князь, закуривая. — Спасибо, Елизавета Аркадиевна, что хоть об этом умолчали. Мог случиться скандал!
"А сейчас, стало быть, скандала нет?"
— Я хочу видеть письма об отставке адмиралов Кондратьева и Веселовского, — снова обернулся к заместителю главкома "гарант конституции", — а вице-канцлера я с удовольствием уволю сам! Экие, прости Господи, бестолочи! Чуть нас всех в дерьмо не макнули
— Хорошо, — кивнул адмирал, — Кирилл Николаевич и Борис Иванович подадут в отставку немедленно.
— Э... — поморщилась Лиза, — полагаете, эти двое самые виноватые?
— Не хотите сжигать все мосты? — сразу же отреагировал Великий князь, похоже, чего-то в этом роде от Лизы и ожидавший.
— Ну, не дура же я, — пожала плечами она и налила себе еще немного коньяка. — Мне в этой стране жить, и, не приведи, конечно, Господи, но, если случится война, то и служить.
— Признаться, не ожидал от вас такой умеренности, — благосклонно кивнул Великий князь.
— Если честно, я и сама удивлена.
— Елизавета Аркадиевна, — князь Ижорский бросил быстрый взгляд на адмирала и снова посмотрел на Лизу, — завтра в полдень у меня назначена пресс-конференция в связи с выдвижением моей кандидатуры на новый срок. Я бы хотел, среди прочего, дать разъяснения и по поводу вашего отъезда в Техас. Полагаю, уместной может быть формулировка...
"И это все?!"
Честно говоря, она ожидала большего, а ей, по сути, ничего толком не предложили. Ни в качестве компенсации, ни как утешительный приз. Вообще ничего, если не считать формального разрешения, служить в Техасе. Даже попытки не сделали, как в прошлый раз, когда обещали "золотые горы", княжеский титул и звание адмирала. И, получается, ехала она на эту встречу зря. И не потому, что не откупились, а потому что даже не посчитали нужным.
"Вот только начнешь относиться к ним, как к людям, — подумала Лиза, наливаясь гневом, — а они все равно все изгадят!"
По-видимому, чувство брезгливости, превалировавшее сейчас в душе Лизы, — гнев и обида еще не достигли необходимого градуса, — нечаянно отразилось на ее лице. Великий князь сбился с мысли, два раза повторив слово "формулировка", и замолчал. Молчала и Лиза. Ей не хотелось устраивать сцену, но и сказать было нечего. Не материться же, в самом деле! И уж, тем более, не собиралась она торговаться.
"Господи прости! Какая же я наивная дура!"
— Кажется, я сделал что-то не так, — сказал, наконец, Великий князь.
— Отчего же, — пожала плечами Лиза, делая над собой усилие, чтобы не сорваться. — Вы все делаете правильно, ваше Превосходительство. Приятно было поболтать!
Она улыбнулась и, встав из-за стола, направилась к выходу.
— Спокойной ночи, господа! — обернулась на мгновение, открывая дверь.
И пошла дальше. Великий князь окликнул ее, предлагая остановиться и выслушать, что еще он намерен ей сказать, но Лиза была непреклонна.
— Время позднее! — сказала она, догнавшему ее адмиралу Ксенофонтову. — Мне пора спать.
Посмотрела на адмирала, вздохнула, но все-таки нашла в себе силы улыбнуться.
— Извините, Андрей Мартынович, но нам с вами фатально не везет. Второй раз встречаемся, и второй раз выходит конфуз!
Глава 2. На перепутье судьбы. Март 1933 года
1. Шлиссельбург, Себерия, двадцать девятое марта 1933 года
Дома, на Смолянке, ее ожидала теплая компания в составе Рощина, Марии и супругов Берг.
— Ну? — спросил Рощин, едва она переступила порог.
— Э! — ответила Лиза, неопределенно покрутив в воздухе пальцами.
— Ну, я где-то так и думал! — кивнул полковник.
— Великий князь тот еще шельмец! — оскалился братец Гриня. — К тому же жадный, сукин сын.
— Забей! — посоветовала Мария.
— Все к столу! — позвала Полина, оставив комментарии другим.
Оказывается, к Лизиному приходу в столовой накрыли стол, предполагая, что, либо будет праздник, либо поминки.
— Со щитом или на щите, — прокомментировал с обычным для него цинизмом полковник Берг.
— Я бы не стала оценивать ситуацию столь драматически, — парировала Лиза. — Возможно, что и без щита, но точно не на нем!
На самом деле, она не знала даже, хочется ли ей сейчас сидеть за столом, шутить, говорить... Или лучше было бы остаться одной? Вот выпить ей действительно не помешало бы. Еще лучше — напиться.
"Это же надо быть такой простофилей! Господи, Боже мой! Как сказать в женском роде глупец? А олух?"
Ей было скверно. Противно. Но хуже всего оказалось унижение. И унизили ее, как ни странно, не Великий князь, и не адмирал Ксенофонтов. Она сама себя унизила, когда, поступившись достоинством, пошла сначала в квартиру Раевских, а потом во дворец Великого князя.
"Сама пришла!"
Зачем? Затем, что надеялась, что эти люди предложат ей способ выйти из конфликта с наименьшими потерями. Не хотела воевать! Была готова на компромисс. Предполагала, что эти люди поймут и оценят ее "жест доброй воли". Но то, с какой легкостью князь Ижорский оказался готов принять ее "жертву", открыло Лизе глаза. Она никто для них. Расходный материал. Сопутствующие потери.
"Ублюдки! — думала она, рассматривая в обратной перспективе события последних полутора лет. — Но и я хороша, простушка хренова! Пейзанка, твою ж мать!"
Боже, как она была счастлива, когда ее вернули в строй! Как гордилась уважением заслуженных адмиралов.
"А им нужна была всего лишь самоубийца для прорыва польской зоны ПВО. Пушечное мясо, вот что им требовалось!"
И потом...
"Господи прости! Я что могла поверить в их искренность, когда они доверили мне авианосную группу?!"
Наверняка, у них тогда имелись резоны, никакого отношения не имеющие к объективной оценке Лизиных способностей.
"Дали, отняли, и вся недолга..."
— Мы ждем еще кого-то? — спросила вслух, преодолевая охватившее ее отчаяние. Она еще раньше обратила внимание на то, что стол накрыт на семерых, тогда как их собралось всего пятеро. Она по-прежнему могла делать два дела сразу: быть с людьми и оставаться один на один с самой собой.
— Клава и Надя в пути, — объяснила Мария и подозрительно прищурилась. Должно быть, что-то заметила. У нее ведь интуиция, как детектор лжи или рентген!
— Хм... — сказала, тогда, вслух Лиза, решив, наконец, что и как станет теперь делать. — Возможно, мы все-таки кое-что отпразднуем! Вадим, будь добр, налей мне водки!
Она окинула стол испытующим взглядом и поняла, что в выборе не ошиблась. Водка не только соответствовала состоянию души, но и лучшим образом подходила к закускам.
— У Шергина брали? — уточнила, кивнув на фирменную шергинскую кулебяку и на блюдо с не менее фирменными расстегаями.
— Мы решили не заморачиваться, — улыбнулся Рощин, все еще не уловивший "нерв" момента.
— И правильно сделали! — кивнула Лиза и, ничего никому не объяснив, направилась в спальню.
— Ты куда? — удивилась Полина.
— Я мигом! — ответила Лиза, ускоряя шаг.
Она быстро прошла в спальню и оттуда в кабинет. Отперла сейф и достала сафьяновую коробочку, которую прятала от Рощина еще с Роттердама. Сунув футляр в карман жакета, Лиза вернулась в столовую и только успела опрокинуть пятьдесят грамм холодной — только-только из ледника — водки, как приехали Надя и Клава, и пришло время тостовать.
— Чур, я первая! — встала она со стула. — У меня тост-не тост, но уж точно оправдание застолья.
— Присутствующие знают, — сказала она, достав из кармана коробочку, но никому ее пока не показывая, — что мы с Рощиным собирались на днях пожениться. Однако обстоятельства сложились таким образом, что сделать это официально, мы пока не можем. Надеюсь, все всё понимают. Тебя это, Вадим, тоже касается. Тем не менее, и оставлять такое дело на произвол судьбы, считаю неправильным, тем более, отправляясь на войну. Поэтому! Ну-ка, Гриня, встал!
— Зачем? — подозрительно прищурившись, спросил полковник Берг, но все-таки из-за стола встал.
— Ты командир полка, и, как таковой, имеешь право объявить двух военнослужащих мужем и женой.
— По уставу, только если...
— Гриня!
— Ну, Бог с тобой, Веточка! — Гриня, похоже, понял ее с полуслова и решил не нарываться. — Давай, Рощин, вставай! Окручу вас, так и быть!
— А кольца? — вмешалась Полина. — Как же без колец?
— Ну, отчего же без колец! — победно усмехнулась Лиза и открыла футляр, который до этого прятала под столом. — Прости, Вадим, что взяла инициативу на себя, но поскольку я причина всей этой котовасии, мне и отвечать.
Кольца она купила в Роттердаме, имея в виду куда менее драматические обстоятельства. Купила еще и потому, что Рощин ей кольцо уже подарил, но с таким рубином на пальце воевать казалось не только неудобно, но и неприлично. А эти кольца показались вполне подходящими случаю. Ничего особенного, гладкие и не особо толстые. Всего лишь два серебристых ободка, что весьма удобно для офицеров на службе. И материал вполне соответствовал случаю. Кольца-то платиновые, не абы как!
2. Шлиссельбург, Себерия, тридцатое марта 1933 года
Утром проснулась поздно, но все-таки первой. Рощин, продемонстрировавший ночью — не иначе, как по пьяному делу, — настоящий подвиг страсти, утомился и спал, как дитя. Лиза полюбовалась немного на строгий профиль "настоящего полковника", на его мускулистые плечи и спину, на сильные кисти рук, вздохнула, вспомнив о скором расставании, и, набросив халат, пошла на кухню. Сначала хотела принять душ, но потом передумала, решив начать день с чашки крепкого кофе.
Было без четверти одиннадцать, но, учитывая, что "тризна" затянулось едва ли не до четырех утра, удивляться сонной тишине, в которой пребывала ее роскошная квартира, не приходилось. Участники ночного застолья, как, впрочем, и хозяева, устали за прошедший день, да и нанервничались не по-детски, крепко выпили, плотно закусив, и спали теперь, разойдясь по гостевым спальням, благо Лизины апартаменты способны были вместить и большее число людей.
Однако, как оказалось, спали не все. На кухне пахло свежезаваренным кофе и папиросным дымом, а за столом сидел Григорий Берг и с явным интересом слушал новости на немецком языке. Радиоприемник по такому случаю был перенесен на кухонный стол, там же обретался и телефонный аппарат, как по заказу подавший голос как раз в тот момент, когда Лиза вошла в кухню.
— Бери кофе! — кивнул Григорий на плиту и снял трубку. — Резиденция баронессы... Ах, это ты, Ефимий! Нет, спасибо! Ничего не надо! Что? Серьезно? Кто видел? Кривунов? Тогда, согласен. Но ты учти, Фима, могут счесть за фронду. Насрать-то насрать, но иди знай, кому какая вожжа потом под хвост прилетит! Ну, я тебя предупредил.
— Люди тебя, Лизка, уважают, — сказал, вернув трубку на рычаги телефонного аппарата. — Некоторые даже любят.
Он отхлебнул из чашки и, достав из коробки папиросу, повернулся к Лизе.
— Будешь?
— Давай! Ты тут давно?
— С восьми утра.
— Что так рано? — спросила Лиза, закуривая.
— Телефонный звонок разбудил, — объяснил Григорий и тоже закурил. — Что не слышала?
— Нет.
— Ну, в общем, перенес я аппарат сюда, оборудовал позицию, включил радио и засел в секрете!
— А кто звонил-то?
— Разные люди... Бери кофе, садись, и я все тебе расскажу!
Как ни странно, сейчас Гриня выглядел вполне вменяемым, и говорил, как нормальный человек, что, как понимала Лиза, было для него отнюдь не нормально.
— В восемь утра звонил кабинет-секретарь Черемисов. Говорит, думал, скотина, что ты уже встала. Совсем оборзел, сатрап!
— Сказал, чего хочет?
— Отчего не сказать, — дернул губой Григорий, изобразив свою коронную вурдалачью ухмылку. — Там, говорит, у вас с Самим недоразумение вышло. Недопонимание и еще сорок слов, начинающихся с частицы "не" или приставки "недо". То есть, князь не то хотел сказать, не так и не в тот момент. Ну, ты понимаешь!
— Я понимаю, — подтвердила Лиза. — Чего конкретно он добивался?
— Просил о встрече, чтобы, значит, объясниться и "передать кое-что из рук в руки". Это цитата.
— На чем порешили?
— Я предложил ему извиниться публично и это его "кое-что" передать из рук в руки в торжественной обстановке.
— Что он тебе на это ответил? — поинтересовалась Лиза.
— Что не стоит рубить сук, на котором сидишь. Ну, я его по такому случаю и спросил, кого, дескать, имеете в виду? Меня или мою сестру?
— Гриня! — покачала головой Лиза. — Я же просила, не лезьте в это говно. Ну, ладно я, мне деваться некуда, но вам-то зачем?
— Затем, что Бог есть, и он — любовь! — осклабился единоутробный изверг.
— Гриня, — искренне ужаснулась Лиза, — а ты уверен, что пил вчера только водку?
Из дальнейшего разговора выяснилось, что, во-первых, с восьми утра и до сего момента телефониравали в дом Корзухина "все, кому не лень", начиная с кабинет-секретаря Черемисова и заканчивая родной Лизиной бабкой, нежданно-негаданно вспомнившей о своей героической внучке именно сегодня в девятом часу утра. Впрочем, Елена Константиновна юлить не стала. Прямо сказала, что имеет передать Елизавете "послание чрезвычайной важности" от самого Василия Андреевича, и что "воротить нос от таких предложений" негоже, не говоря уже о том, что свою выгоду в любом деле следует блюсти.
— Она хоть объяснила, о чем идет речь? — спросила заинтригованная Лиза.
— Старуху не знаешь? — удивленно поднял брови Григорий. — Ее хлебом не корми, дай только поинтриговать!
Итак, во-первых, были звонки по телефону. Хорошо хоть не во входную дверь. Хотя и до этого, по-видимому, дойдет, потому что, во-вторых, на Смолянке столпотворение вавилонское, в котором смешались репортеры и фотографы, жандармский и полицейский патрули, "любопытные варвары", а теперь еще "до кучи" и господа добровольцы.
— Какие добровольцы? — не поняла Лиза.
— Обычные, — пожал плечами Григорий. — Сиречь волонтеры. Оказывается, у нас в Себерии не забыли, кто к нам на войну помогать приезжал. Теперь, соответственно, "от нашего стола вашему".
— И много их? — полюбопытствовала Лиза, совершенно не представлявшая себе масштабов этого поветрия.
— Трудно сказать, но вот Фима Богров сейчас звонил, говорит только из одного нашего полка семеро резервистов в Техас собрались.
— Он кто, этот Богров?
— Военно-учетная специальность — командир роты усиления.
— Поручик, штабс-капитан?
— Капитан.
— Безумие какое-то, — покачала головой Лиза. Ей все еще не верилось, что все это происходит с ней и на самом деле.
— Боюсь, это только начало... — хмыкнул Григорий.
— Тогда, излагай, не томи! — хмуро буркнула Лиза, доливая себе в чашку кофе. — Что там у тебя, в-третьих?
— В-третьих, как я понимаю, наступил Армагеддон! — пожал плечами полковник Берг. — Мне, кстати, можешь тоже подлить!
— В каком смысле Армагеддон? — Лиза подхватила кофейник и, развернувшись, наполнила чашку еще и единоутробному.
— В прямом.
— Слушай, Гриня, — возмутилась Лиза, — перестань интриговать! Мне что теперь, из тебя это "третье" клещами выдирать придется?
— Остынь, Лиза! — осклабился "Живоглот", прозванный так в детстве за съеденную без перца и соли живую на тот момент лягушку. — Пруссаки передали в девять часов утра, что их специальный корреспондент в Питсбурге еще вчера выяснил: командовать авиаматкой "Рио Гранде" будет какая-то женщина, и, как бы даже, иностранка. Ну, они не дураки, там в Берлине, сопоставили эту информацию с тем, что передает Ройтерс, сложили два плюс два и с первой попытки догадались, кто бы это мог быть. Так открытым текстом и сказали, а у нас, стало быть, услышали. В общем, в десятичасовых новостях передали, что выступление Василия Андреевича в Городской управе перенесено с сегодняшнего полдня на завтрашний вечер. Каково?
* * *
— Лиза? — Мария смотрела вопросительно, словно, сомневалась, стоит ли вообще начинать разговор, и, если — да, то сейчас или все-таки попозже, когда адмирал Браге вернется из своего "далека".
— Извини, Маша! — тряхнула головой Лиза. — Извини! Задумалась...
— С тобой можно поговорить или сейчас не стоит?
Вопрос, по существу. Верный, одним словом, вопрос, потому что, похоже, на этот раз Лиза дала-таки слабину.
— Извини! — повторила она. — Разумеется! Что-то случилось?
— Можно сказать и так. Я хочу попроситься с тобой на войну.
"На войну? Мария?"
— Совсем с ума сошла? — встрепенулась Лиза, окончательно приходя в себя.
— Нет, — улыбнулась Мария, — не сошла, даже на чуточку. Но, мне понравилась эта идея. Подумала вчера о такой возможности... Почти случайно, и вдруг, знаешь, как бывает? Поняла, что это именно то, чего я хочу. Тебе ведь все равно нужен адъютант, денщик... кто-то, кто всегда будет рядом. Женщина в этом смысле всяко лучше мужчины, а знакомая женщина лучше незнакомой. К тому же, стрелять я умею, в технике разбираюсь, и языками владею именно теми, какими надо: английским и испанским. Чего тебе еще надо?
— А домой возвратиться не хочешь?
— Хочу, — кивнула Мария, — но не сейчас. Я там, Лиза, уже была. Три дня назад ночью ходила, и вчера снова. Там сейчас небезопасно, да и делать мне там пока нечего.
— Ты ходила в Ленинград, то есть, извини, в Петербург? — насторожилась Лиза, помнившая, чем кончились их с Рощиным и Марией похождения в славном городе трех революций и одной контрреволюции.
— Вообще-то в Париж, — поморщилась Мария, — но мне и этого хватило. Поверь! Но нет худа без добра. Поговорила с людьми, которые в теме, проверила контакты, провела инвентаризацию и ревизию...
— И? — поинтересовалась заинтригованная Лиза.
— Проживут и без меня, — пожала плечами Мария. — То есть, без меня им пока будет даже спокойнее. В смысле, безопаснее. И легавые, пока суд да дело, след потеряют. Так что, нет, пока возвращаться не хочу.
— Ну, ладно, тогда...
Лиза просто не нашла подходящих возражений. К тому же, по большому счету, с Марией ей будет много лучше, чем без нее. Да, и авиаматка не крейсер, на ней куда спокойнее.
— Я там собрала кое-что нам в дорогу... — между тем, продолжила свою мысль Мария.
— Что именно? — полюбопытствовала Лиза, доподлинно знавшая, что в далеком "завтра" есть много ценных и полезных вещей, но, — увы, — ничего из этого взять сюда, в этот мир, не представляется возможным. No Pasarán! Артефакты и анахронизмы не пройдут!
— Антибиотики...
"А что, неплохая мысль, только ведь и антибиотики — анахронизм!"
— У вас такого пока нет, но, поверь Лиза, эта штука незаменима при ранениях. Просто поверь! Это то, чем я тебя тогда обколола, когда...
— Я помню. А, если кто-нибудь найдет?
— Ничего криминального, — подняла руку в успокаивающем жесте Мария. — Упаковки от лекарств я выбросила, таблетки теперь лежат в укупоренных аптекарских флаконах старого образца — я их купила по случаю у одного торговца антиквариатом. Он целый склад на давным-давно закрытой фабрике нашел. Выглядит аутентично и безобидно, а надписи я сделала на простых бумажных этикетках на латыни... Ну а на ампулах маркировка швейцарская. Написано все по-французски, иди пойми по этим надписям, что артефакт! Нужно только коробки для них подходящие найти...
— Ну, это-то не проблема! — отмахнулась Лиза. — Зайдем в аптекарскую лавку и купим какие-нибудь растворы в ампулах Пеля. Коробки у нас делают хорошие и размер, насколько я помню, соответствует.
— Значит, согласна? — выслушав Лизины рассуждения, поинтересовалась Мария.
— Я-то согласна, но ты подумай еще раз. Война все-таки!
— Считай, что подумала.
— Уверена? — все-таки еще раз спросила Лиза.
— Вполне.
— Тогда будешь моим адъютантом. Но учти, должность офицерская, так что придется соответствовать. Назначим тебя мичманом или сразу лейтенантом... Могла же ты на своем Мадагаскаре успеть родине послужить?
— Конечно могла! — обрадовалась Мария.
— Но придется кое-что по-быстрому подучить. Устав корабельной службы, то да се...
— Ну, не дура же я! — улыбнулась Мария, довольная итогом разговора. — Два высших образования имею. Выучу как-нибудь.
— Тогда, пошли по лавкам пройдемся, — решила Лиза, — тебе ведь до хрена всякой необходимой ерунды купить надо.
— Вот так просто выйдем из дома и пойдем? — удивилась Мария. — На улице от журналюг не протолкнуться. А еще эти твои фанаты, и вообще.
— Я, Маша, прятаться не собираюсь, — отрезала Лиза. — Боишься, сиди дома! А я вольный человек, и мне эти хмыри не указ!
— Да, нет, отчего же, дома? — сдала назад Мария. — Мне-то чего бояться! Понятное дело, пойду с тобой!
Сказано — сделано. Переоделись, да не абы как, а так, чтобы все завистники поумирали, наложили макияж, что для меняющей внешность Марии сделать было проще, чем Лизе, но и она, что называется, вложилась. Посмотрелись в зеркало и остались увиденным довольны, что, в сущности, и требовалось, чтобы поднять настроение, а заодно и чувство собственного достоинства простимулировать.
— Ну, что, пошли? — спросила Лиза.
— Возражений не имею, — ответила Мария.
И они пошли. Вышли из дома Шергина под блицы фотокамер — грохот, зарницы и белый дым, как в каком-нибудь всамделишном сражении, — и двинулись сквозь имевшее место столпотворение, как ледоколы в ледостав. Уверенно, но главное — неумолимо. Они вдвоем, и быстро образующаяся "свита" за ними. Но едва успели остановить извозчика, как Лизу окликнули. Да не так, как остальные, а так, что Лиза сразу поняла — свои!
— Лейтенант Браге! — поднялся над галдежом репортеров сильный мужской голос. — Как офицер офицеру!
Лиза оглянулась. Ну, точно — Карамзин!
— Давай, Василий! — кивнула она, уловив смысл интриги с первого взгляда. — Присоединяйся, как офицер к офицерам!
Уселись в локомобиль, Лиза приказала извозчику, ехать на Вендский торг, и только тогда обернулась к Василию Карамзину.
-Ну, здравствуй, Василий! Как сам?
— Да, как тебе сказать, Лиза? — поморщился собеседник. — По официальной версии, все, вроде бы, хорошо, служу диспетчером на грузовой линии Ниен-Грумант, но, если по совести, летать охота, но кто же мне теперь разрешит!
Василий был старше Лизы на шесть лет, и, когда она — едва получив лейтенантские погоны, — начала службу на базе Шекста-3 в Нижнем Каныпе, Карамзин уже был капитан-лейтенантом, командовал эскадроном, и на фюзеляже его коча рядом с "портретом" Черного Мурзы красовались две звезды за сбитые истребители противника. По тем временам безоговорочный Ас, да и по нынешним — неплохо смотрится. И вот, несмотря на разницу в возрасте и положении, Карамзин и Лиза сошлись довольно быстро и неожиданно близко. Притом без интима, хотя кое-кто и подозревал обратное. Просто дружба, что, на самом деле, еще круче.
Правда, был один случай, который мог все изменить, но дурь Лизы и благородство Карамзина все испортили. Или наоборот, все спасли. Иди теперь разберись, что хорошо, а что плохо. А случилось вот что.
Карамзины происходили из новгородских дворян, но в Вятке у Василия жил кто-то из родичей по материнской линии. И вот этот родич от немереной своей щедрости предложил капитан-лейтенанту Карамзину отдохнуть от ратных трудов в принадлежащей ему лесной заимке. Ну, заимка на поверку оказалась настоящим охотничьим теремом, но это уже совсем другая история, рассказывающая о материальном благосостоянии Карамзиновского родича, то есть совсем о другом. А тогда... Тогда Василий пригласил Лизу составить ему компанию, благо и увольнительную они получили одновременно.
— Туда можно на геликоптере за час с копейками добраться, — объяснил Лизе Карамзин. — Отдохнем, поохотимся, в бане попаримся!
— А мы туда как полетим, — прямо спросила Лиза, — как товарищи по оружию, или ты имеешь виды на мои сомнительные прелести?
— Ну, — ответил Василий, — прелести у тебя, Лиза, отнюдь не сомнительные. Правильные, если хочешь знать мое мнение, прелести, но я тебя приглашаю, как офицер офицера, и слово мое верное!
— Тогда, я согласна, — ответила Лиза, довольная комплиментом, но совершенно равнодушная к Карамзину, как к мужчине.
Сказано, сделано. Собрались по-быстрому, одолжили у тыловиков старенький геликоптер и за полтора часа дочухали, — "понизеньку" да "полегоньку", — до той самой заимки. Сели на поляне за мрачноватым — в стиле Себерского смутного времени, — домом-крепостью, сложенном из потемневших от времени дубовых бревен, заякорили от греха летательный аппарат и отправились в охотничьи хоромы вятских родичей Карамзина. Терем оказался большой, поместительный, как раз на полноразмерную охотничью ватагу, ну а при нем смотритель, который, встретив гостей, тут же захлопотал по хозяйству. Гостей он, к слову, не ждал, но ему по-видимому было не впервой, когда люди внезапно падают на голову, как снег или дождь. В запасе имелись вяленое лосиное мясо, копченая свинина, маринованные угри и пряного посола океанская сельдь, не говоря уже об обычных для себерян моченых яблоках, квашеной капусте — с клюквой и антоновскими яблоками, — соленых огурцах и маринованных луке и грибах. Ну а мороженые морошка, клюква и брусника в этих краях запасом отродясь не считались. Так что стол под водочку старичок-смотритель организовал им первостатейный, даже хлеб испек, пока Василий и Лиза нагуливали аппетит, блуждая по живописным окрестностям "заимки Лопатина".
Окрестности, и в самом деле, были хороши. Сосновый бор — темный, кондовый, дремучий, словно в начале времен, — прорезанный ручьями и речушками, прячущий в своей глубине озера и небольшие болотца. И, разумеется, река. Вятка в этих местах была довольно широкой и текла медленно, плавно, завораживая своей неторопливой статью. Был соблазн искупаться, хотя вода в это время года, наверняка, была холодной, но Лизу останавливала не столько боязнь простуды, — она была девушкой закаленной, — сколько отсутствие купального костюма.
— Купаться будешь? — спросила она Василия.
— Да, нет, — покачал он головой. — Я пас. Да и тебе не советую, вода сейчас студеная...
— Нешто! — отмахнулась Лиза. — Но ты помнишь, Василий, как офицер офицеру!
— Я отвернусь! — заверил Карамзин.
— Вот это правильно! — кивнула Лиза, но все равно разделась за кустами.
Когда вылезла из воды, даже у нее, — уж на что привычная, — зуб на зуб не попадал, но капитан-лейтенант Карамзин такую возможность предусмотрел, и на берегу Лизу ожидал жарко пылавший костер, у которого Лиза и обсохла, на несколько минут забыв даже о стыдливости. Но Карамзин, справедливости ради, вел себя безукоризненно и на Лизины "прелести" не пялился, позволив ей сначала спокойно согреться, а потом и одеться. Так что глазом моргнуть не успели, а уже три часа прошло.
Пока шли назад — к заимке — проголодались окончательно, и за стол сели в том славном расположении духа, когда пьется и естся легко и в удовольствие, да и разговор под водочку идет веселый и непритязательный, становясь со временем все более и более доверительным. Ну, а под разговор "по душам" в Себерии испокон веков пили много или очень много. Выпили и Василий с Лизой. Рюмка за рюмкой, слово за словом, и, наконец, в какой-то момент Лиза с удивлением обнаружила, что "вот оно, вот"!
— Умерла, — сказала она, констатируя итог возлияния, и не меняя позы, упала с табуретки куда-то вбок.
Очнулась Лиза в Аду. Ну, то есть, так ей показалось попервости. Вокруг было сумрачно и жарко, аки в аду, и по-адски же кондово, в смысле, просто и без изысков. Камень и дерево, огненные блики на стенах, игра теней...
"Это я где?!"
Лиза попыталась сориентироваться, но поняла лишь, что лежит ничком, голая и обессиленная.
"Умерла что ли?"
И тут над ней, обдав задницу и спину волной смертельного жара, пронеслось что-то быстрое и шуршащее, и снова, и опять. Стремительно и почти без пауз. А потом это что-то обрушилось ей на спину. И еще раз, и опять. Мощные удары с влажным шлепком и брызгами горячей воды.
"Господи прости! — поняла, она наконец. — Да, это же веник!"
И все сразу встало на свои места. Баня, полок, на котором растянулась Лиза, и веник, которым обхаживал ее по первое число капитан-лейтенант Карамзин. А в следующее мгновение Лиза осознала, что лежит отнюдь не в целомудренной позе, и одному Богу известно, что и под каким углом видит ее "самопровозглашенный" банщик.
— Э... — выдохнула она, чуть повернув голову. — Мы тут как?
— Уточните, пожалуйста, вашу мысль, лейтенант Браге! — сразу же откликнулся Карамзин.
— Я имею в виду... Мы все еще товарищи по оружию? — задавать этот вопрос, лежа нагишом, было непросто, но Лиза справилась. — В смысле, как офицер с офицером?
— Да, — проявил благородство капитан-лейтенант, — как офицер с офицером.
А ведь вполне мог воспользоваться ситуацией. Да, и Лиза, если честно, вряд ли на это даже обиделась бы. Ну, случилось и случилось. Не любовники, друзья, но что теперь, если друзья, так уж совсем ни-ни?
"Да, было дело!" — усмехнулась Лиза, вспоминая тот инцидент, и даже не удивилась — устала уже удивляться, — откуда ей известны все эти подробности. Ведь случилось это, в принципе, с совсем другим человеком. Однако же, и то правда, что со временем в ней открывалось все больше и больше того, что, по идее, должно было умереть вместе с Елизаветой Браге.
Ну, а Василий, хоть и был он хорошим пилотом и отличным человеком, в конце концов, из истребителей вылетел. Запил, и как-то незаметно для окружающих превратился в буйного — устраивающего скандалы и впадающего в долгие запои -алкоголика. С Флота его вышибли как раз перед тем злополучным боем под Опочкой, так что неудивительно, что Лиза потеряла его из виду, и повода вспомнить до сих пор не нашлось.
— Если ты об этом, то я в завязке, — сообщил Карамзин "деревянным" голосом. — Год семь месяцев капли в рот не взял.
— Хочешь со мной в Техас? — без обиняков спросила Лиза.
— Сделай божескую милость! — криво усмехнулся Василий.
"Почему бы и нет? Свой человек на борту всяко не помешает!"
— Старшим вахты на полетной палубе, — предложила Лиза.
— А?..
— Ну, вот попробуешь на учебной спарке, там и посмотрим. Идет?
— Спасибо, Лиза, век не забуду!
— Да, чего уж там! — отмахнулась Лиза. — Пятого в восемь утра на Самсоньевском поле, сектор 7. С вещами. Сам понимаешь...
* * *
Поход по лавкам замечательно успокаивает нервы. Во всяком случае, Лизе это всегда помогало. Помогло и теперь, тем более, что нынешней Елизавете Браге Вендский торг нравился и сам по себе, выделяясь среди других гостиных дворов, своей архитектурой и особой атмосферой. Построен он был без малого триста лет назад в честь победы над Швецией, попытавшейся, было, вернуть себе финские лены. Но нашла коса на камень. Себерия, которая в то время называлась Великим княжеством Новгородским, и сама была на подъеме. И, если утверждала свою власть на далеких берегах — создавая американские и африканские колонии, — то уж верно не затем, чтобы отдать соседям Лапландию или Карелию. В общем, шведов разгромили, и на радостях, среди прочего, построили в провинциальном Шлиссельбурге эти торговые ряды. Архитектора выписали из Генуи, и этим все сказано, хотя строить ему пришлось не из привычного камня, а из брускового кирпича. Получилось, впрочем, ничуть не хуже, одна Мерная башня, в которой в то время располагалась важница с гильдейскими весами, чего стоит!
— Красиво! — признала Мария. — А у нас север Руси так и не поднялся, хотя и начинали, вроде бы, как те же шведы. Но не пошло, республику Москва раздавила, и Новгород захирел.
Под разговоры, прошлись по Красной линии, где накупили кучу всяческих мелочей, без которых, однако, не обойдешься в походе или на войне. То есть, обойтись конечно можно без всего, — и Лиза это знала много лучше прочих других, — но, если есть возможность, то отчего бы и нет? Поэтому купили Марии несессер с полным набором туалетных принадлежностей и другой — с походным набором столовых приборов, ну и пошло: серебряная фляжка, термос, фонарик, часы-будильник, портсигар, — раз уж курит, — зажигалка и стальная пепельница, противосолнечные очки, швейцарский складной нож и нормальный охотничий "свинорез" в кожаных ножнах, и так до полного изнеможения, выразившегося в неподъемном кожаном бауле, который пришлось отправлять на Смолянку с посыльным. Ну, не таскать же всю эту тяжелую дребедень с собой?
Отправив первую партию покупок домой, то есть, в Лизины апартаменты, в которых проживала теперь и Мария, перешли в Одежный ряд.
— А сюда-то зачем? — удивилась Мария. — Я же в офицерской форме буду ходить или нет?
Судя по всему, ей импонировала мысль одеться "во что-нибудь эдакое", а офицерский мундир, он и в Техасе "зело хорош". Ну, то есть, именно в Техасе флотская форма не просто в меру удобна и чрезвычайно живописна, она еще и элегантна. Во всяком случае, для тех, кто знаком с изысками женской моды двадцать первого столетия.
— А под форму что подденешь? — "на голубом глазу" поинтересовалась Лиза. — Мужское исподнее или кружевное белье?
Сама Лиза во время прошлой войны перешла на "упрощенный" набор: шелковые мужские трусы, высокие носки с резинкой и тельняшку. Паллиатив, конечно, но все-таки кое-что, и в случае тревоги не стыдно вылететь из постели прямо в том, в чем спал. Обдумав ситуацию, Мария согласилась, что ничего лучше все равно не придумать.
— Хотя... — задумалась она вдруг. — Слушай, Лиза! Я же могу "сходить" в Париж, в смысле в мой Париж, и купить нам нормальные белые футболки и трусы-юнисекс стандартного кроя из качественного хлопка!
— Анахронизм! — с откровенным сожалением вздохнула Лиза. — А если кто увидит? Или вот, скажем, денщик в стирку сдаст?
— А у меня будет денщик?
— Честно сказать, не знаю, — пожала плечами Лиза. — Но у меня-то он точно будет, да и в прачечной у людей глаза есть.
— И что? — удивилась Мария. — Трикотаж у вас уже есть, цвет белый или черный, покрой... Ну, ведь в разных странах разная мода! А этикетки, бирки и прочие документы я еще там срежу и в сумку сложу без упаковок, то есть без маркировки. Носки, к слову, у нас тоже лучше.
— Да, лучше-то лучше, — задумалась Лиза, — Кто бы спорил! Но...
— Что?
— Не знаю, право... Как-то это... А это не опасно, тебе там сейчас появляться?
— Нет, если ненадолго, то вполне. Я ведь на конспиративные квартиры не пойду. Деньги у меня распиханы в разных местах на такой как раз случай, и покупать стану в каком-нибудь большом универсальном магазине на окраине.
— Ну, ладно тогда, — согласилась Лиза. — Но не усердствуй. Три-четыре пары...
— Пять-шесть, — улыбнулась Мария, на том и сошлись.
* * *
В оружейной лавке на Посадской линии, едва Лиза успела прицениться к автоматическому пистолету "Кульбак-Экселенс", откуда-то сбоку, словно бы, материализуясь из давних воспоминаний, рядом с ней возник небезызвестный посланец "группы патриотически настроенных предпринимателей".
— Добрый день, Елизавета Аркадиевна! — приподнял он шляпу. — Рад знакомству, госпожа Бессонова! Разрешите представиться! Егор Петрович Иванов, честь имею!
"Как же! — поморщилась в душе Лиза. — Имеете вы все честь! Вот именно что, имеете! Во все дырки!"
— Здравствуйте, Егор Петрович! — ответила она вслух, но даже тени вежливой улыбки не появилось на ее губах. — Какими судьбами, или вас об этом лучше не спрашивать?
— Отчего же! — усмехнулся господин Иванов. — Пути у нас, Елизавета Аркадиевна, разные, а судьба одна, как, впрочем, и родина. Я, собственно, к вам по делу.
— Кто бы сомневался!
— Ваша правда, госпожа капитан, но отчего, столкнувшись с проблемами, вы не позвонили мне?
— Вам?! — удивилась Лиза, сообразив только сейчас, что Иванов был, по-видимому, единственным из значимых персон, с кем она даже не попыталась связаться. — С какой стати?
— С той самой, что я обещал вам действенную помощь в любой, повторяю, в любой затруднительной ситуации.
— Мне много кто много чего обещал, а на поверку, вышел пшык! — огрызнулась в ответ Лиза.
— Я не все, — спокойно парировал Егор Петрович. — И готов вам это доказать, даже притом, что вы меня ни о чем не просили. Полчаса для разговора с глазу на глаз, большего не прошу.
"Полчаса? Наверное, стоит! — решила Лиза, наскоро обдумав полученное предложение. — В прошлый раз они подарили мне коч-спарку, любопытно, что подарят теперь?"
— Госпожа Бессонова, мой офицер для поручений, — сказала она вслух. — Я полагаю, она тоже может присутствовать.
— Свидетель? — кивнул Иванов. — Приемлемо. Значит, па де труа.
— Ну, хорошо хоть не менаж-а-труа , — улыбнулась Лиза. — Где будем "танцевать"?
— В чайной "У самовара", — показал Иванов на заведение через дорогу. — Там нам никто не помешает.
— Пошли, тогда, — предложила Лиза. — Чего зря время терять.
Они перешли дорогу и вошли в заведение, на дверях которого висела табличка "Закрыто".
— Неплохая организация, — прокомментировала Лиза, оказавшись в пустом зале чайной.
— Рад, что вам понравилось, — улыбнулся Иванов, приглашая женщин к столу. — Чай, сладости, выпечка? Я бы рекомендовал брусничную пастилу и поморские козули...
— Что такое козули? — полюбопытствовала Мария, присаживаясь к столу.
— Не заморачивайся! — отмахнулась Лиза. — Это Егор Петрович выпендривается, демонстрируя свой кондовый патриотизм. Пряники это. Но по факту, вкусные. Так что можем и заказать.
В результате, заказали черный китайский пуэр, брусничную и яблочную пастилу и специально для Марии, незнакомой с особенностями себерской национальной кухни, поморские резные пряники.
— Итак? — спросила Лиза, когда половой отошел и оставил их за столом втроем.
— Повторюсь, — с таким лицом, как у Иванова, хорошо, наверное, играть в покер, — вы, Елизавета Аркадиевна, совершенно напрасно не обратились ко мне. Все можно было сделать аккуратно и без лишних телодвижений. Впрочем, не поздно еще и теперь. Вы ведь неправильно оценили ситуацию, Елизавета Аркадиевна, и, соответственно, ломились в открытые двери.
— И что же я поняла не так? — подняла бровь Елизавета. — Хотите сказать, что решения отставить меня в сторону не существовало?
— Отчего же? — пожал плечами Иванов. — Существовало. Вопрос, однако, в том, кто его принял и почему, и кто с этим решением согласился, а кто — нет.
— Это четыре вопроса, а не один, — уточнила из вредности Лиза, еще не решившая, как относиться к этому человеку и к тем, кто за ним стоял.
— Совершенно верно! — не стал спорить Егор Петрович. — Четыре. Вам стало легче?
— Продолжайте!
— Елизавета Аркадиевна, а вам не приходило в голову, что "заговор молчания" отчасти объясняется обычным стечением обстоятельств?
— А это так?
— Разумеется!
— Объяснитесь! — потребовала Лиза, встревоженная намеками Иванова.
— Два примера, — чуть улыбнулся собеседник. — Василий Андреевич, что бы вы о нем не думали, вам не враг. Он просто занят одним собой и озабочен одним лишь переизбранием. Он решения, "убрать вас с доски", не принимал, хотя и знал, наверное, что в столице есть люди, которым вы, что кость в горле. Но князь Ижорский, прежде всего, политик, и этим все сказано. Другое дело, что, будучи по своей природе гедонистом, он о ваших чувствах просто не подумал. Ему это в голову не пришло.
"Ну, — вынуждена была признать Лиза, — да. Это, увы, похоже на правду. Такой уж он сукин сын! Но, с другой, стороны, а кто может подтвердить эти слова?"
— Второй пример, — продолжал излагать свою мысль посланец "патриотически настроенных предпринимателей", — ваш двоюродный дед. Адмирал Борецкий в комплоте не участвовал. Напротив, состоял и состоит в оппозиции справа к этому в высшей степени спорному решению. Но в тот день, когда вы ему телефонировали, он действительно не мог вам ответить, так как по неудачному стечению обстоятельств находился на охоте с набольшим боярином Адмиралтейства Порховым, к которому вы тоже не смогли пробиться, и по той же самой причине. К слову, адмирал Порхов к вашей истории, скорее, равнодушен, чем наоборот. Ему все равно, на щите вы, Елизавета Аркадиевна, или со щитом.
— Считаете, я зря погорячилась? — Лиза достала портсигар и теперь в задумчивости крутила в пальцах папиросу.
"Вот они плоды скоропалительных решений... Пся крев!"
Впрочем, это не означало, что она верила всему, что говорил ей Иванов. Доверяй, но проверяй! Где-то так.
— Ну, жалеть о сделанном пустая трата времени, — протянул ей зажженную спичку господин Иванов. — Давайте лучше обсудим, что мы станем делать теперь.
— Мы? — переспросила Лиза, выпустив изо рта струю сизого дыма.
— Мои наниматели от своего слова не отказываются.
— И что теперь? — прямо спросила Лиза.
— Есть несколько вариантов, — ответил мужчина, давая прикурить и Марии. — Если позволите, я бы остановился на оптимальном.
— Излагайте!
— Хорошо, — кивнул Иванов. — Начнем с того, что предлагают вам те, кто готов на компромисс.
— А мне предлагают?
— Непременно! — заверил ее Иванов. — Себерский крест 1-й степени за выдающийся вклад в развитие географической науки и умножение славы отечества, это раз. Титул светлейшей княгини Виндавской с правом наследования по прямой линии. Это два. Ну, и, разумеется, адмиральский патент.
— А не жирно будет? — поинтересовалась Лиза, у которой, на самом деле, от озвученных перспектив сбоило сердце.
— Как сказать, — усмехнулся Иванов. — Вы ведь еще не слышали об условиях.
— Говорите!
— Сегодня вечером Великий князь выступит с посланием, в котором среди прочего, объявит о том, что вы и все остальные добровольцы отправляетесь в Техас, испросив прежде разрешение Великого князя, Военного Министерства и Адмиралтейства, и, разумеется, оное от высоких инстанций получив. Далее князь отметит, что, как старшая по званию, вы, баронесса, назначаетесь главой себерских военных в республике Техас в ранге, соответствующем рангу военного атташе посольства Себерии. Он объявит так же о награждении вас Себерским крестом и о том, что думские фракции Объединенных демократов и Себерского национального фронта обратились к нему с ходатайством о введении вас в княжеское достоинство за героизм и полководческий талант, проявленные вами в ходе военных действий против Великого Княжества Киевского и Королевства Польша, и что это предложение сейчас рассматривается его канцелярией и геральдической комиссией. Поэтому, Елизавета Аркадиевна, хотя вы и получите адмиральский патент и княжескую грамоту со всеми сопутствующими документами немедленно, то есть, не позже сегодняшнего вечера, вы подпишете соглашение о неразглашении сроком на один год, когда оба решения и будут объявлены официально.
— То есть, я должна буду поддержать Великого князя и держать язык за зубами, я правильно поняла?
— Верно, — кивнул Иванов, — но это не все. Есть еще одно условие, и оно исходит непосредственно от моих работодателей.
— Чего они хотят? — Лиза уже поняла, что так или иначе, но отвертеться от службы на благо отечества, не получится.
— Через год ровно вы возвращаетесь в Себерию и на довыборах в Сенат выставляете свою кандидатуру от родного вам Пскова. Нам всем нужен новый энергичный сенатор, кавалерственная дама, княгиня и адмирал.
— Сенатор? — она уже слышала однажды о такой возможности, но полагала ее более чем гипотетической.
— Нечужие вам, Елизавета Аркадиевна, Север и Восток, — мягко объяснил Егор Петрович, — хотели бы улучшить свои позиции в Сенате и Адмиралтействе, уравновесив таким образом чрезмерное влияние Запада. Однако уверяю вас, мои работодатели не предполагают какой-либо формы зависимости, да никто в здравом уме о таком бы и не заикнулся, имея в виду ваш, скажем так, независимый нрав. Им будет достаточно, если вы согласитесь иногда обсуждать с ними животрепещущие вопросы внутренней и внешней политики республики. Ну, а они, в свою очередь, не оставят вас своим благожелательным вниманием. И все это, разумеется, исключительно на основе дружеского соглашения, которое никогда не будет доверено бумаге.
— Замысловато! — хмыкнула Лиза.
— Зато какие перспективы! — улыбнулся Иванов.
— Да, — признала Лиза, — перспективы, захватывающие...
Глава 3. В пути. Апрель 1933 года
1. Шлиссельбург, Себерия, пятое апреля 1933 года
Странное ощущение: то ли печаль, то ли наоборот. Впрочем, определенно не радость. Чему же тут радоваться?! Скорее, род облегчения оттого, что все, наконец, разрешилось; что завершилась очередная скверная глава ее жизни. А еще, проявляя "чисто женскую" непоследовательность, она испытывала некоторое раздражение от того, что, не успев по-человечески вернуться домой, снова уезжает. И не сказать, чтобы на этот раз ситуация была сильно лучше, чем тогда, когда Лиза сбежала из Шлиссельбурга девять месяцев назад. В тот раз от обиды и разочарования сжимало сердце, и в горле стоял ком горечи, но и теперь вокруг нее творились скверные дела, хотя и совсем иного рода.
Сегодня она покидала Себерию, что называется, с "гордо поднятой головой", и отъезд свой, — по условиям сделки, — ни от кого не скрывала. Напротив, — и не без посильного участия сильных мира сего, — этим вечером на Самсоновском поле было не протолкнуться от пришедших проводить ее на войну людей. Непривычно много малознакомых или вовсе незнакомых лиц. Пестрая и неожиданная толпа, состоящая из офицеров Флота — от мичмана до адмирала, — экзальтированных феминисток и "акул пера", представляющих едва ли не весь спектр печатных изданий, радио и дальновидения. А также "лучшие представители интеллигенции", — любители географии, в основном, но прежде всего, патриоты, — и столичная богема, с которой Лизу свели в свое время Надежда и Клавдия. И, разумеется, образованная молодежь, без которой не обходится ни одно заслуживающее внимания событие, чиновники, прибывшие на аэрополе по служебной надобности, и немногочисленные родственники, сгруппировавшиеся — что символично, — вокруг Рощина, которого, похоже, уже признали своим. И, конечно же, никакой фронды. Все в рамках приличия, ведь Лизу "поддержали" и Великий князь, и Дума, не говоря уже о "родном" Адмиралтействе. В общем, "Благорастворение на воздусях и во человецех благоволение".
Однако Лиза не заблуждалась, вернее, пыталась этого не делать. Она не верила в искренность Великого князя, как не верила и Егору Петровичу Иванову. Его версия случившегося, по размышлении, казалась Лизе слишком технической, чтобы являться правдой. Скорее всего, "высокие договаривающиеся стороны" решили не умножать сущности и вернуться, раз уж так вышло, к первоначальному плану, то есть, разыграть Лизу по полной. Отступные, если подумать, невелики. Во всяком случае, для крупных игроков — "это не деньги". Зато прибыль обещает быть приличная. На самом деле, если бы не щедрость техасцев, Лизу бы "слили" без тени сожаления, что они — суки — первоначально и сделали. Но военного героя, признанного дружественным иностранным государством, так просто со счетов не спишешь. А вот использовать — можно и нужно. Особенно, если герой готов на компромисс. Лиза решила, что на этот раз она к этому готова, хотя и чувствовала себя опоганенной, как какая-нибудь Рогнеда Рогволдовна, которую князь Владимир сначала изнасиловал, а потом взял замуж и осыпал дарами, включая возвращение Полоцкого княжества. И первое, и второе он сделал не из "всепоглощающего" чувства любви, а из собственных вполне меркантильных интересов, руководствуясь к тому же обыкновенной похотью и немереным эгоизмом. О том, что чувствовала при этом княжна Полоцкая, история умалчивает, но Лиза подозревала, что и в этом случае не обошлось без компромисса. Как говорится, отымели во все дырки, дали отступного и объяснили, отчего "пеню за позор" следует принять, и не забыть, сказать спасибо!
"Да, уж... Проводы героя!"
На самом деле, уезжала Лиза не одна, а с Марией, но та — по такому случаю, — скромно стояла в сторонке и, как сама же любит выражаться, не отсвечивала. "Отсвечивала" Лиза, то и дело оказывавшаяся на свету при вспышках магниевых ламп. Это, к слову, тоже являлось частью договора. Публичность Лизы нынче приветствовалась, оттого и нагнали на Самсоновское поле такое количество репортеров всех мастей. А писать о ней, иллюстрируя суперлативы подходящими к случаю фото, будут много и с удовольствием, и сейчас Лиза как раз "отрабатывала номер", обеспечивая завтрашние выпуски газет заголовками на любой вкус.
— Ну, что, Егоза, — шепнул ей по-родственному адмирал Борецкий, — объехала завистников на кривой?
— Нешто я кого-нибудь обманула? — вопросом на вопрос ответила Лиза и, наклонившись чмокнула двоюродного дедушку в щеку. — Меня поцелуешь или как?
— Поцелую! — он ее тоже поцеловал, пока Лиза не распрямилась, будучи выше Борецкого, как минимум, на полторы головы. — Но не для фотки "три поколения адмиралов", а потому что люблю тебя дуру отмороженную! Люблю и восхищаюсь! Ты такая на Флоте одна, Лиза, и это я говорю на полном серьезе. Ни бабы, уж извини за выражение, ни мужика с таким послужным списком нет и не было! Так-то вот!
— Да, ты никак мной гордишься? — говорили они в полголоса, не для прессы, так что сказать можно было практически все.
— А ты что, сомневалась?
— Бывали моменты.
— Ну, и зря! — отрезал адмирал, улыбнулся, и, отдав честь, благо Лиза по такому случаю надела форму, — с капитанскими погонами, орденскими планками и прочим всем, — пошел прочь.
Но свято место пусто не бывает: вслед за адмиралом Борецким к ней подошел Павел Кузьмич Верников.
— Елизавета Аркадиевна, — сказал он, дернув губой, — не хотелось бы расставаться, не объяснившись.
— Полноте, Павел Кузьмич! — технически безупречно улыбнулась Лиза, позируя перед фотографами бок о бок с заслуженным адмиралом. — Вы же в курсе нашего соглашения?
— Именно из-за этого чертова соглашения я с вами и хотел бы объясниться.
— Слушаю вас.
Начало разговора оказалось интригующим, поскольку Лиза не представляла, о чем еще могут с ней говорить высокопоставленные флотские командиры.
— Для справки, Елизавета Аркадиевна, я был против соглашения. Считаю, что звание адмирала вы еще не заслужили. Но я так же против того, что с вами проделали тогда, сразу после окончания войны, и второй раз теперь. Это несправедливо и бесчестно!
— Уточните свою мысль, господин адмирал, — попросила Лиза, которую, грешным делом, слова Верникова не столько обидели, сколько удивили и, пожалуй, даже заинтриговали.
— Видите ли, Елизавета Аркадиевна, я был одним из тех, кто рекомендовал вас на крейсер. Поверил в вас, поддержал и ни разу в своем решении не усомнился. Ваши действия в первый день войны считаю не только подвигом, но и образцом командирского мастерства. Поэтому, когда встал вопрос о награде, я настаивал на "Александре святом", но кое-кто убоялся вашего скорого возвышения, тем более, что у вас уже есть "Полярная звезда". Добились они, как вам известно, обратного эффекта. Но я в политические игры не играю. Мое мнение — раз положена награда, значит следует наградить!
— Я все еще... — начала было Лиза, польщенная словами старого адмирала, но по-прежнему не понимавшая, о чем идет речь.
— Потерпите, Елизавета Аркадиевна, мы уже приближаемся к сути.
— Хорошо, — кивнула Лиза, — продолжайте движение!
— Благодарю вас, — чуть опустил голову в полупоклоне адмирал. — Когда вас назначили на "Архангельск", со мной не посоветовались. Однако вы должны знать мое мнение. Если бы спросили, сказал бы, что против. Вам рано было командовать авианесущим соединением, и звание капитана 1-го ранга вы получили авансом, но и в этом случае слишком рано.
— Серьезно? — нахмурилась Лиза. — Вы это говорите мне сейчас, после всего?
— Ваша служба на "Архангельске", Елизавета Аркадиевна, указывает на то, что у вас есть задатки хорошего командира. Но вам не хватает дисциплины, да и подготовки соответствующей у вас нет. Вы ведь, как были капитан-лейтенантом на должности комэска, так им и остались. Командовали вы группой неровно, броско, но зачастую неграмотно. И это та самая правда, которую вам необходимо о себе знать. Будь моя воля, я бы снова поставил вас на крейсер, а после окончания боевых действий послал бы на Адмиралтейские Курсы или сразу в Академию Флота.
— Года на три? — зло усмехнулась Лиза.
— А вы что думали, Елизавета Аркадиевна? Карьера на Флоте может быть успешной или нет, медленной или быстрой, но перепрыгивать через звания и должности, как в какой-нибудь древней кавалерии, да еще с одним лишь базовым образованием, недопустимо. Тем не менее, хорошо понимаю ваши чувства, когда вас попытались ввести в рамки, не дожидаясь даже подписания формального мира. Поздно спохватились. Вы уже стали каперангом и почувствовали вкус командования авианесущей группой. Я и тогда сказал на заседании в Адмиралтействе, что это глупо и непорядочно.
— А что, тогда, было бы порядочным? — спросила Лиза, вынужденная признать, что в словах Верникова, как бы обидно они не звучали, содержится гораздо больше правды, чем она готова принять.
— Правильным в тех обстоятельствах было наградить вас орденом, тем же "Михаилом 2-й степени", и отправить учиться, гарантировав возврат на прежнюю должность, раз уж вы все равно успели покомандовать и "Архангельском", и группой "Рцы".
— Тогда какие претензии ко мне?
— Никаких, — покачал головой адмирал. — Но теперь вы получаете под команду еще более крупный корабль и в придачу корабельную группировку, сопоставимую по мощи с нашей тяжелой эскадрой. Могу понять техасцев, им хронически не хватает командных кадров. Вот они вам и предложили. Понимаю и вас, Елизавета Аркадиевна. Кто бы на вашем месте отказался? Но не могу не сказать правды: вы не готовы быть командиром такой большой группировки, и звание адмирала вам пока не по плечу. Однако дело сделано, и отыграть историю обратно, увы, невозможно. Так что, имейте в виду. Раз уж так вышло, думайте головой и не позволяйте эмоциям брать верх над разумом. И не забывайте о дисциплине. Устав писан не глупцами, и не забавы ради!
2. Майнц, Рейнско-Немецкий Национальный Конвент, четвертое апреля 1933 года
Кафе располагалось на правом берегу Рейна, в Кастеле, недалеко от моста Теодора Хайнца, и с его открытой веранды открывался чудный вид на старый Майнц, лежащий за рекой.
— Вы ведь не зря назначили встречу в Майнце, не так ли? — Мария бросила изображать из себя "настоящую блондинку" и перешла к делу в характерной для нее напористой манере, в которой упорство в достижении своей цели балансировало на грани откровенной агрессии. — Почему Майнц?
— Скажите мне сами! — усмехнулся полковник Штоберль, раскуривая знакомую уже Лизе крепкую сигару Куэсто-Рэй.
— Интригуете, Фридрих? — подняла она бровь.
— Нет, — пыхнул дымом полковник, — выясняю, кто есть кто, и насколько далеко мы можем зайти. Вместе.
— То есть, вы решаете, стоит ли иметь со мной дело, а мне предлагаете поверить вам на слово? — Мария бросила быстрый взгляд на Лизу, получила ответный, подтверждающий, что "все путем", дождалась от Штоберля ответа в стиле "не хотите, не надо" и кивнула, принимая решение, которое она, на самом деле, приняла еще до того, как согласилась на встречу с полковником.
— Имеете в виду узел напряжения? — она тоже закурила, но курила Мария не сигары, как Штоберль, и не папиросы, как Лиза, а американские сигареты.
— Что вы называете узлом напряжения? — спросил полковник.
— Точку резонанса, место, где можно перейти куда-то туда, — неопределенно покрутила пальцами Мария. — А вы как это называете?
— Точкой схождения, — объяснил Штоберль. — Когда вы ее почувствовали?
— Когда переходила мост. Еще вопросы? Нет? И слава Богу!
Лиза тоже почувствовала точку перехода, но с ней это случилось несколько раньше: в тот момент, когда они только подходили к мосту. Другое дело, что она так и не разобралась, кто это сделал, она сама или все-таки афаэр? По ощущениям могло случиться и так, и эдак, но в любом случае, теперь Лиза знала не только "координаты", но и некоторые качества точки схождения. Это было место, где она со стопроцентной вероятностью могла сейчас перейти "куда-то туда".
"Знать бы еще, куда ведет эта дверь!"
Однако, кроме локации узла, что и само по себе совсем не мало, Лиза узнала, что это "сейчас" продлится, как минимум, трое суток, но никак не дольше. И вот эта точность удивила ее по-настоящему, ведь раньше она "переходила" интуитивно или, лучше сказать, спонтанно, неосознанно. Ни о каком конкретном знании просто речи не шло.
— Кто-нибудь там уже проходил? — спросила между тем Мария.
— Насколько мне известно, нет, — покачал головой полковник. — Каждый раз или условия не соблюдены, или нет подходящего человека. Но ваши способности, фройляйн Бесс, производят сильное впечатление! А что с вами, госпожа адмирал?
— А что со мной? — сделала удивленные глаза Лиза.
— Не скажете?
— Ну, тут одно из двух, Фридрих, — объяснила Лиза свою позицию, — или то, что вы мне в свое время наплели про медиумов, правда, или нет. Если правда, ваш вопрос неуместен. Если нет, тем более.
— Значит, вы тоже почувствовали, — кивнул, как ни в чем ни бывало Штоберль. — Хотите сходить на ту сторону?
— Не уверена. Зачем оно мне?
И в самом деле, зачем? Идти в неведомое "где-то" из одного только любопытства?
"Слишком вычурная попытка самоубийства, не правда ли?"
— Я в долгу не останусь, вы же знаете.
"Знаю, и что с того? Впрочем, почему бы и нет?"
— А что, уже и цена назначена?
— А как же иначе? — добродушно усмехнулся Штоберль и пыхнул сигарой. — Я по своим обязательствам плачу исправно и никогда не жадничаю, вам ли, Лиза, не знать!
Что правда, то правда. Полковник ее ожиданий не обманул ни разу, ни в Ярубе, ни в истории с майором Седжвиком. Правильную дорогу в Лемурию, к слову, тоже "показал" им с Райтом именно он.
— Тогда выкладывайте! — предложила она, соглашаясь на новое приключение, не столько в ожидании обещанной платы, сколько из любопытства, которое, разумеется, порок, но перед которым, как и перед большинством других пороков, невозможно устоять. — Не тяните, Фридрих, кота за хвост!
— У нас говорят, auf Zeit spielen.
— Тянуть время? — переспросила Лиза. — Нет, не подходит, хотя и верно. С котом интереснее.
— И очень по-русски! — улыбнулся полковник.
— Ну, так я русская и есть, — привычно парировала Лиза, хотя ей и не хотелось начинать сейчас разговор о русских, Себерии, Киеве, и далее везде.
— Ну, какая же вы, Лиза, русская, — возразил полковник с неприкрытой иронией в голосе, — если являетесь баронессой королевства Вюртемберг?
— У меня себерское гражданство, а не вюртембергское, — подняла Лиза руку в останавливающем жесте. — И давайте оставим эту тему, полковник! Если есть, что предложить, не стесняйтесь! Сейчас самое время!
— Как скажете! — не стал спорить Штоберль. — Начнем с того, что на борту "Звезды Севера" работал агент Федерального разведывательного пула.
— Имеете в виду Дейва Аллена? — безмятежно спросила Лиза, доставая портсигар.
На самом деле, она ничего толком о докторе Аллене не знала, кроме того, что он скользкий тип, и что пилот Нина Аллен приходится ему женой. Впрочем, своими подозрениями на его счет с ней поделился Райт, у которого имелись свои источники информации. Так что сейчас Лиза выстрелила наобум, но, как тут же выяснилось, не промахнулась.
— Значит, об Аллене вы уже осведомлены, — кивнул Штоберль, не выказывая, однако, и тени разочарования. — А о том, что он состоит в обществе "Свиток и ключ" тоже знаете?
— "Свиток и ключ"? — Этого Лиза, разумеется, не знала, как не знала она и того, что это за общество.
— Тайное общество, конкурирующее с тем, в котором состою я, — объяснил полковник.
Вообще-то, Штоберль так и не сказал, как называется то общество, к которому он принадлежал, но Лиза решила не нагнетать. Бог с ним, пусть продолжает играть в "тайны Мадридского двора".
— И это все? — подняла она бровь.
— Считаете, пустяк? — полковник пыхнул сигарой и кивнул, словно соглашаясь с какой-то невысказанной вслух мыслью. — Возможно, что и так. Но я, на вашем месте, Лиза, не стал бы пренебрегать предупреждением, даже если сейчас оно кажется вам пустяком.
— "Свиток и ключ"? — неожиданно вмешалась в разговор Мария. — Вы сказали, общество называется "Свиток и ключ"?
— Да, — подтвердил полковник, очевидным образом заинтригованный этим вопросом. Он даже подался всем телом вперед, словно хотел приблизиться к Марии, чтобы не пропустить ни слова из того, что она намерена сказать.
— Вы не знаете, полковник, они случайно не делают татуировки на правом плече? — было похоже, что Марию эта тема заинтересовала никак не меньше собеседника.
— Ключ с двумя бородками, лежащий на пергаментном свитке. Вы видели?
— Я видела, — кивнула Мария. — На мертвом теле...
— Где, если не секрет? — в свою очередь спросил полковник. — Как я понимаю, это был мужчина. Как он умер?
"Любопытный вопрос!"
— Мужчина... — Мария бросила в пепельницу окурок и потянулась к портсигару, но сигарету так и не взяла. Лицо у нее стало сейчас каким-то неестественно неподвижным, взгляд — отсутствующим.
— Мужчина, — повторила она через некоторое время, словно очнувшись ото сна. — Умер он плохо, полковник, если вы это имели в виду. Мой... В общем, один человек, не разобравшись в происходящем, принял его за моего любовника и перерезал горло. И очень вовремя, так как иначе, мне бы туго пришлось. И это, разумеется, эвфемизм, так как намерения этого типа были куда серьезнее и опаснее для меня, чем измышленный моим... покровителем интерес к моим несомненным прелестям. Я потом нашла его берлогу... Теперь я понимаю, что он пришел от вас.
— Отсюда? — нарушила наконец молчание Лиза.
— Да, думаю, это так.
— Где это случилось? — повторил свой вопрос Штоберль. — Там, откуда вы пришли?
— По сути, да, но вы не это имели в виду, — невесело усмехнулась Мария. — Это случилось там, где я родилась.
— Значит, они знают туда дорогу, — спокойно констатировал полковник. — И знают, кто вы такая.
Что интересно, он ничуть не удивился тому, что Мария родилась совсем не в том мире, из которого ее привела Лиза. Не удивился, но и лишних вопросов задавать не стал. Удовлетворился констатацией факта "множественности миров".
— Нет, они не знают, как я выгляжу... — покачала головой Мария. — Знал человек с татуировкой, но он об этом уже никому не расскажет.
Лиза поняла, что на самом деле, Мария рассказывает историю так, как ей удобнее, и, в частности, не хочет, чтобы кто-нибудь, кроме Лизы, знал здесь, что она умеет менять внешность. Разумная предосторожность. Даже если речь идет о ком-нибудь вроде полковника. Впрочем, возможно, что с такими людьми, как Штоберль осторожность нужна вдвойне. Доверяй, но проверяй, как говорится. Где-то так.
— В чем суть вашей вражды? — обратившись к полковнику, сменила тему Лиза. — Конкуренция?
— Не только, — пыхнул сигарным дымом их гостеприимный хозяин. — У нас с ними давние концептуальные противоречия. Мы, скажем так, наблюдатели. Нами движет любопытство и жажда знания. А ими потребность в расширении. Я бы назвал их экспансионистами.
— По-моему, это называется как-то по-другому, — покачала головой Мария. — Экспансия — следствие, но не причина. А причины, как всегда, просты: алчность, жажда власти, стремление к господству... Наверное, это все-таки империализм, разве нет?
— Империализм? — переспросил Штоберль. — Забавный термин, но, пожалуй, вы правы. "Ключ и свиток" — организация империалистическая, если использовать ваш термин, фройлайн Бесс, поскольку ее целью является построение империи.
— А вы, полковник, стало быть, бессребреник?
— Ну, отчего же! — улыбнулся немец. — Ничто человеческое мне не чуждо. Моим... коллегам тоже. Однако экспансия во внешние миры не входит в число наших приоритетов. Так что, вы скажете о возможности сходить на "ту сторону", адмирал?
— А знаете, Фридрих, — улыбнулась Лиза, которой вдруг пришла в голову одна многообещающая идея, — я, пожалуй, соглашусь. Но при одном условии: вы идете с нами.
— Я? С вами? — полковник от удивления забыл даже о сигаре. — Но я же вам говорил, Лиза! Я лишен способности...
— А зачем вам способности? — откровенно усмехнулась Лиза, которой чем дальше, тем больше нравился так внезапно возникший у нее план. — Я вас туда под ручку провожу!
— А вы можете? — всем своим огромным телом подался к ней Штоберль.
И тут Лиза поняла, что об этой своей способности — да и не только своей, если иметь в виду Марию — она с полковником никогда не говорила, и о путешествии в страну почившего в бозе социализма на пару с Рощиным не рассказывала.
— Я могу! — подтвердила она вслух.
— Но тогда это уже не условие, — покачал головой полковник, — а одолжение! Подарок! Услуга! Считайте, я ваш должник! Серьезно!
— Должник — это хорошо, — у Лизы не было повода возражать, всегда найдется, о чем попросить такого человека, как Фридрих Штоберль. — Я запомню ваши слова, полковник!
— Пойдем ночью, — добавила она через мгновение. — Ваши люди могут перекрыть движение на мосту?
— Именно это я и собирался сделать, когда спрашивал, не хотите ли вы опробовать точку перехода.
— Тогда, где-нибудь в час ночи, не возражаете?
— В час по полуночи, — подтвердил Штоберль.
— Договорились, — кивнула Лиза, вставая из-за столика. — Ты с нами, Маша?
— Само собой, — усмехнулась в ответ Мария и тоже встала из-за стола. — Само собой!
* * *
Майнц город симпатичный, можно сказать, атмосферный. Широкая река, средневековые улочки, то да се. Лиза и Мария погуляли по старому городу и по набережной Рейна, посмотрели на развалины римского театра, зашли в кафедральный собор, поглазели на Айзентурм — Железную башню и на Хольцтурм — Деревянную башню, перекусили, а позже и пообедали, и часов около семи вернулись в отель. Лиза сразу же отправилась в ванную, но насладиться покоем, — горячая вода, пахнущая жасмином, франкский коньяк, папироса с египетским табаком, — не удалось. Заявилась Мария, благо они занимали смежные номера и дверь между гостиными запирать не стали. Вид у новой подруги и новоявленного адъютанта был озабоченный, в углу рта торчала дымящаяся сигарета, в руке зажата толстенная книга.
— Лиза!
— Я отдыхаю.
— Вот и отдыхай! — отмахнулась Мария. — Но сначала объясни, что означает, "Держать барометр"?
— И это все, что тебя сейчас волнует? — лениво спросила Лиза, "обнюхивая" край бокала с коньяком. — "Держать барометр"? Серьезно?
— Лиза! — возмутилась женщина. — Так не честно! Ты же сама!..
Ну, да, так все и обстояло. Лиза сама потребовала от Марии, чтобы та "соответствовала занимаемой должности". И надо сказать, Мария "вняла" и прилежно готовилась к будущей службе на авиаматке "Рио Гранде". Похоже, ей и самой не хотелось ударить перед техасцами в грязь лицом, тем более, имея на руках идеально "выполненное" приписное свидетельство Мобилизационного управления Тулуарской Народной Милиции. Поэтому все свободное время она проводила за чтением "профильной литературы". По-русски и по-немецки, учитывая различия между мирами, читать ей, впрочем, было трудно. Но вот по-английски — в самый раз. Однако, мало того, что Мария не имела даже базового флотского образования, у англичан и американцев, включая сюда и техасцев, имелось множество совершенно непонятных русскому человеку понятий и терминов, если, разумеется, считать русской бывшую лотарингскую крестьянку. Вот и сейчас: "Держать барометр"! Ну надо же!
— Это то же самое, что идти с ветром, — вздохнув для приличия, объяснила Лиза. — Иметь преимущество перед противником.
— То есть, "попутного ветра" в переносном смысле? — уточнила Мария.
— И да, и нет, — пожала плечами Лиза, смирившаяся с тем, что насладиться покоем уже не придется, — иногда и в самом что ни на есть прямом. Если ветер встречный, он съедает скорость. Это означает идти против ветра. А вот если ветер попутный, то можно получить значительную прибавку в скорости. Англичане называют это "держать барометр", а себерцы — "держать ветер".
— Вот черт! — Мария бросила окурок в пепельницу и потянулась за бутылкой. — Я глотну?
— Могла бы и не спрашивать!
— Значит, ветер... — задумчиво произнесла Мария, возвратив бутылку на место. — Я должна знать что-то еще?
— Маша, — покачала головой Лиза, — ты же образованная женщина. Раскинь умом!
— Хочешь сказать, при сильном ветре корабль будет парусить?
— А как же! Корабль, даже фрегат, не говоря уже о крейсере, он большой. Соответственно, и поверхность на подветренной стороне значительная, и он, Маша, я имею в виду корабль, находится в воздухе, то есть парит, не имея опоры...
— А если ветер боковой?
— Может запросто положить на борт, — пыхнула папиросой Лиза. — Скверная штука, между прочим. Я уж не говорю о том, что авиаматке бортовой крен и вовсе противопоказан. Иначе с палубы будет не взлететь, да и сесть на нее не удастся.
— Наука знает много гитик, — скривила губы Мария. — Я возьму папиросу?
— Бери, что с тобой делать!
И понеслось. Начали с ветра, но быстро переключились на построение эскадры в бою или "на марше". Простой ордер. Кильватерный строй, или строй уступом. Строй пеленга, круговой походный ордер, тактическое развертывание. Термины были взяты из тактики парусных эскадр, но, на самом деле, во многом отличались от того, что понимали под ними морские офицеры. В воздухе добавлялись такие немаловажные факторы, как скорость, остойчивость, особенно проблематичная при артиллерийском огне, и, разумеется, тот факт, что события разворачиваются не на плоскости, а в трех измерениях.
— Слушай, а можно я?..
— Можно, — согласилась Лиза, не видевшая ничего зазорного в том, чтобы посидеть в ванной вместе, тем более, что размеры позволяют, — но, чур, без глупостей! Ко мне не приставать!
— Очень надо! — фыркнула Мария, начиная раздеваться. — Мне что, мужиков не хватает?
— Кто тебя знает! — усмехнулась Лиза. — А вдруг тебя от всех этих флотских премудростей потянет на приключения?
— А ты что никогда не пробовала? — "удивленно" подняла бровь Мария, словно забыв, что только что объявила о своей непреклонной гетеросексуальности.
Тему эту они между собой пока ни разу не обсуждали, так что Мария ничего про Лизино прошлое толком не знала. То есть, про Рощина и Петра, конечно, знала, а про Надежду и Нину Аллен — нет.
"Пробовала, не пробовала! Нашла, подруга, тему для разговора! Вечером, в ванной, под коньячок!"
— Маша, ты помнишь, сколько мне лет? — спросила вслух, имея в виду, что за прошедшие годы, верно, успела попробовать кое-что, кроме "любови" в миссионерской позе.
— Я все равно старше! — Мария перешагнула через край ванной, благо длина ног позволяла, и опустилась в воду.
— Вода остыла, — констатировала она через мгновение. — Добавишь горячей?
— Отчего бы не добавить? — Лиза протянула руку к крану и задержала взгляд на "располагавшейся со всеми удобствами" женщине.
Получалось, что она "поспешила с выводами". Не стоило им устраивать эти посиделки в большой, но отнюдь не гигантской медной ванной. Слишком близко, слишком интимно, слишком откровенно, тем более, что ноги у обеих длинные и деть их оказалось практически некуда, если только не переплести. А это уже отнюдь не невинное занятие, если вы понимаете, о чем, собственно, идет речь. Между тем, речь шла о вещах достаточно простых, можно сказать естественных, — вроде прикосновений, запахов, "ярких" образов, — особенно для тех, кто, как и Лиза, успел распробовать и этот "разврат" тоже.
— Красивая ты, Маша, — добавила Лиза через мгновение, поворачивая рукоять бронзового крана, — глаз не отвести!
— А ты не отводи! — недвусмысленно улыбнулась ее визави и, протянув руку, коснулась пальцами Лизиного бедра.
Медленно, нежно и ровно там, где змеился по белой коже бледный плоский шрам.
Что тут сказать? Приятно и возбуждает, тем более, что Мария красивая женщина. Причем в "истинном" облике, в котором она брюнетка с синими глазами, даже более привлекательная, — американцы говорят сексапильная, — чем в образе сероглазой блондинки.
— Еще немного, и у меня снесет крышу, — предупредила Лиза, безуспешно пытаясь остановить нахлынувшее вдруг возбуждение.
Накатило сразу вдруг, а тут еще эти высокие острые скулы и линия челюсти, плавно переходящая в шею, и тонкие изящные плечи.
— Ну, я пока еще штатская... — хрипло выдохнула Мария, как-то хитро, вопреки законам механики и физиологии, сплетаясь с Лизой в один тугой узел. — Так что, не нарушая субординации и...
— И устава, — закончила за нее Лиза, и тут их губы встретились, и ей пришлось замолчать, хотя видит бог, ей и сказать было больше нечего. Какие уж там слова!
* * *
Без четверти час извозчик на стареньком майбахе высадил их неподалеку от моста Теодора Хайнца. Было тихо. На набережной, освещенной неярким светом электрических ламп, кроме Лизы и Марии не было ни души. Рейн казался темным ущельем, но габаритные огни нескольких речных судов, стоявших у противоположного берега, указывали на истинное положение дел, то есть на действительный уровень речного потока. А на мосту, вернее на некотором расстоянии перед ним, перекрывая въезд, работали люди в оранжевых куртках. Это "муниципальные службы" затеяли проводить по ночному времени "срочные" дорожные работы.
Наученная горьким опытом, — притом своим, а не заемным, — готовясь к экспедиции в никуда, Лиза надела свой кожаный летный костюм и тяжелые ботинки на толстой подошве. Шерстяная шапочка, перчатки и прочие "мелочи", которые могли понадобиться в неизвестности, лежащей "на той стороне", она распихала по карманам, поместив 9-мм револьвер под мышкой, в наплечной кобуре, и засунув второй сзади за ремень. Кроме того, у нее имелся рюкзачок с небольшим запасом провизии и прочими необходимыми в путешествии по необитаемым землям вещами. Мария была снаряжена сходным образом, разве что вместо кожи на ней был надет нормальный костюм для горных восхождений образца тридцатых годов актуальной реальности. Предполагалось, что, если вместо "дикой природы" они попадут куда-нибудь в населенное людьми место, — вроде Лизиного Ленинграда или Машиного Петербурга, — то смогут, пусть и с натяжкой, сойти за "туристов". Хотя бы в первом приближении и на первый момент. Проблематичным оставалось лишь попадание в отдаленные исторические эпохи, где женщин, одетых в брюки, местные обскурантисты могли попросту не понять. Но на этот случай у подруг имелось приличное по всем статьям оружие, а в четыре ствола — или в шесть, если принимать в расчет полковника Штоберля, — они всяко-разно легко отобьются от средневековых мракобесов или каких-нибудь убогих доисторических рабовладельцев. Ну, и кроме того, на случай "казуса" планы предусматривали быстрое отступление назад, в ночной Майнц, где их будут ожидать люди полковника, которым приказано никого, кроме путешественников, на мост до рассвета не пускать.
— Волнуешься? — спросила Мария, облокачиваясь на гранитный парапет.
— А ты как думаешь?
— Думаю, волнуешься.
Они остановились на набережной, чтобы перекурить перед дорогой. Простительная слабость, взять короткий таймаут перед решительным во всех смыслах прыжком в неизвестность.
— Думаю, волноваться в нашей ситуации — это нормально, разве нет? — пожала плечами Лиза.
— Я тоже волнуюсь, — признала Мария. — Все-таки...
Договорить она не успела. Лиза ей не дала, рывком отшвырнув подругу на траву газона. И сама бросилась туда же.
Все случилось так быстро, что она даже не успела разобраться, что делает и зачем. Просто вдруг стало страшно, а дальше действовала на автомате. Инстинкт, рефлексы, шестое чувство... В общем, рухнула на траву, а в гранитный парапет набережной ударила пуля. Ударила и ушла рикошетом в сторону. Брызнули осколки камня, долетел откуда-то со стороны домов по ту сторону проезжей части выстрел, а Лиза уже откатывалась в сторону. Ушла с линии огня, сбросила рюкзак и снова крутанулась. Две пули одна за другой свистнули низко над землей, чуть в стороне от нее, но ровно там, где она находилась мгновением раньше. Два выстрела, две пули — фьють, фьють, — и два удара долотом по граниту.
"Ох, ты ж!" — Лиза снова сменила позицию, краем глаза заметив, что Мария тоже ни на мгновение не задерживается на одном месте. Движется, сбивая прицел, в противоположную сторону, очень грамотно и хладнокровно увеличивая расстояние между собой и Лизой. Теперь стрелку придется иметь в виду, что кто-нибудь из них — или Мария, или Лиза, — окажется в конце концов где-нибудь сбоку, то есть на фланге, и атакует оттуда его или их. Лиза подумала, что, скорее всего, все-таки их. Одинокий снайпер при любом раскладе выглядел бы здесь и сейчас слишком экзотично.
"Но как я успела?!"
Вопрос хороший, но времени на размышление не было, потому что в игру вступил второй ствол, — прозвучало, как минимум, два сдвоенных выстрела, — а там и третий подоспел. И получалось, что это не просто покушение, а нормальная операция по устранению. И устраняют, скорее всего, именно ее, Лизу, поскольку Мария здесь, в этом мире, находится инкогнито и завести себе таких врагов попросту не успела. Зато у Лизы выбор был хоть куда! Куда ни ткнешь пальцем, везде найдется кто-нибудь, кого хлебом не корми, а дай поупражняться в стрельбе по движущейся мишени. Ну, а мишень, известное дело, зовут Елизаветой Аркадиевной фон дер Браге, и эти "неизвестно кто" мечтают увидеть ее имя, выбитым на могильном камне.
Впрочем, Лиза понимала, что ей всего и надо, что продержаться минуту-две. Стреляли-то из оружия без глушителей, так что грохот стоял такой, что мертвого разбудит. А на мосту, всего быть может, метрах в ста пятидесяти-двухстах находится полковник Штоберль со своими людьми. Услышат, — не могут не услышать, — сообразят, что к чему, среагируют. Но до тех пор надо было еще дожить. Вот этим, собственно, Лиза и занималась: выживала!
Очередная пуля буквально "свистнула у виска", и Лиза резко сменила направление движения, стараясь не подниматься над землей и не отклячивать задницу. Простреленный зад, конечно, предпочтительнее покоцаной головы, но тоже "не есть гуд". Однако прячься или нет, а играли с ней в "догонялки" люди неглупые и хорошо подготовленные. Быстро сообразив, что, стреляя с расстояния в сотню метров, — противник явно располагался несколько дальше по дороге, — попасть в человека, лежащего, тем более перекатывающегося по земле, крайне сложно, стрелки полезли на крышу фургона, за которым они до этого прятались. И положение Лизы сразу же ухудшилось самым драматическим образом: с высоты в два с лишним метра стрелять по лежащей, да еще и освященной электрическим светом женщине гораздо удобнее, даже если она и не остается на месте. А вот Лизе по ним стрелять, не стоило и пробовать. Из револьвера на такой дистанции и из положения лежа фиг в кого попадешь, а уж из "переката" тем более.
Впрочем, все еще оставалась надежда на Штоберля и Марию. На Марию, пожалуй, даже больше, чем на кого-нибудь другого. Лотарингская крестьянка откатилась за аккуратно подстриженные кусты и сейчас поспешала на четвереньках вдоль декоративной ограды туда, откуда уже можно было бы начать стрелять. Одна беда — Лиза долго ждать не могла. Начинало припекать.
Пуля ударила в землю справа от нее. Потом перед самым носом, и еще одна прошла, — со злобным присвистом, — над самой головой.
"Вилка!"
Вилка и есть, но в этот момент наконец начали стрелять от моста люди Штоберля. Они оказывается прихватили с собой винтовки, что было просто отличной новостью, но и стреляли они издалека. Триста метров при неверном ночном освещении не пустяк. Однако их выстрелы отвлекли покушавшихся на Лизу татей, заставив к тому же занервничать. Стоять на крыше фургона под обстрелом то еще удовольствие. Так что Лизе слегка полегчало, а там в игру вступила уже и Мария. Лиза увидела, — крутясь между делом, как падшая женщина под клиентом, — как, вскочив на ноги, Мария произвела несколько быстрых выстрелов с двух рук и снова распласталась на земле. Однако ее сольный номер не пропал даром. Стреляла она метров с шестидесяти и попасть в супостатов, скорее всего, не могла, но каким-то чудом попала. Один из двоих сверзился-таки с крыши локомобиля. Второй запаниковал, и Лиза смогла, наконец, докатиться до садовой скамейки, скрывшей ее от глаз противника.
"Уф!"
Между тем, стрелять стали чаще, но, скорее всего, это не нападающие постарались, а поднажали люди полковника. Ассасины же, оказавшиеся вдруг в меньшинстве, огрызнулись пару раз, — в том числе и из пистолета-пулемета, — и поспешно ретировались все на том же темном фургоне без надписей. Все про все — от первого выстрела до последнего, — заняло меньше пяти минут, но Лизе и этого хватило.
"Вот же непруха! Не успела сходить на "ту сторону", а меня уже на этой едва не подстрелили!"
Полежав для приличия еще пару минут на влажной к ночи траве, Лиза сначала села, прикрытая скамейкой со стороны улицы, а чуть позже и встала во весь рост: стрелять перестали, набежала охрана, и стоять стало безопасно. Она осмотрелась, увидела снующих тут и там вооруженных людей и идущую к ней Марию, в руке которой был по-прежнему зажат автоматический пистолет, вздохнула, отметив мысленно, что на этот раз не успела даже достать оружия, и потянула из кармана свой походный кожаный портсигар.
"Это дело стоит перекурить..."
— Ну, ничего себе! — покачала головой Мария, подходя к Лизе. — Просто дикий Запад какой-то, а не, прости Господи, Рейнский Конвент.
Она убрала пистолет в кобуру и тоже закурила.
— Кто это был? — спросила через минуту.
— А черт его знает! — выдохнула дым Лиза.
— И догадок никаких?
— Я на вскидку могу назвать не менее трех заинтересованных сторон, а потом окажется, что это был кто-то четвертый, — пожала плечами Лиза.
И в самом деле, иди знай, кому вдруг так остро потребовалось прекратить Лизино приключение? Заинтересованных лиц было слишком много, хотя и не у всех имелись столь впечатляющие возможности. Это ведь совсем непросто проследить человека, намерений которого ты не знаешь. Однако организовать покушение за полтора десятка часов — и это максимум, — вообще маловероятно. Но, как выяснилось, ничего невозможного в этом нет. Если сильно захотеть, можно и успеть. И проследили, и организовали, хотя вряд ли могли знать заранее, куда направляется Лиза, и в Майнце должны были действовать быстро и слаженно, чтобы успеть подготовить покушение.
"Похоже, они за мной следили! Иначе как они сейчас оказались на набережной?"
Однако настолько плотная слежка требует немалых ресурсов. Одних оперативников сколько потребуется!
"Замыкаешься следить!"
— Слава Богу, вы целы!
Лиза обернулась на голос и обнаружила полковника Штоберля, подходящего к ним со стороны моста.
— А уж я как рада! — невесело усмехнулась Лиза. — Есть предположение, кто это мог быть?
— Нет! Но мы их найдем! — пообещал полковник.
— Да уж, постарайтесь! — Лиза бросила взгляд на мост и снова посмотрела на Штоберля. — На ту сторону мы сегодня не пойдем. Надеюсь, вы понимаете.
— Естественно, — кивнул немец. — Скажу вам больше, Лиза, я буду настаивать, чтобы вы покинули Майнц так скоро, как сможете. А сможете вы, уж я постараюсь, улететь отсюда сегодня же ночью.
— Серьезно? — Лизу, честно сказать, такая заботливость по-хорошему удивила.
— А как же иначе! — прищурился Штоберль. — Я, если предлагаю кому-нибудь дружбу, то не за тем, чтобы затем скоропалительно хоронить!
— Тогда, каковы наши планы?
— Есть у меня тут в городе один знакомец... — полковник задумчиво поднял взгляд к темному небу и неопределенно покрутил в воздухе рукой. — В общем, я думаю, что смогу организовать вам вылет на частной яхте. Если поторопиться, покинете город еще до рассвета. Ну, а там, как знаете. Скажете капитану, куда вам надо, и вперед. А я пока займусь разоблачением инкогнито наших ассасинов. Ну, никак не могли они возникнуть из ниоткуда и исчезнуть в никуда. Найдем сукиных детей и "проясним". Так, кажется, говорят в Себерии? "Проясним"?
— Именно так, — подтвердила Лиза, соображая, между тем, как лучше сбить преследователей со следа. — Прояснить!
"Летим в Кадис, — решила она. — Этого от нас точно никто не ждет. Там возьмем билеты на какой-нибудь лайнер и прямиком через океан. Надо только не забыть выдернуть из отеля друга Василия, и да... Это лучший вариант!"
3. Атлантика, где-то между Иберийским полуостровом и Новой Шотландией, пятое апреля 1933 года
"Пуля — дура, штык — молодец!"
Если подумать, идиотская максима, но пехтуре отчего-то нравится. Типа, что за удаль в оружейной пальбе, не говоря уже о пулеметах?! Ни героизма, ни благородства в них нет, и не может быть по определению. То ли дело, "порвать на груди тельняшку": взять противника в штыки, или саблями порубить! Вот где истинная доблесть!
Но как, тогда, быть с "великим уравнителем"? И куда отнести пилотов штурмовиков?
"Мы-то, кто? — спросила себя Лиза. — К кому нас прировнять, грешных? К кавалерии с шашками на гало или к пехоте, идущей в штыки?"
Мысли двигались медленно, плавно, словно бы во сне. Без нервов и ажитации. Практически без эмоций. Однако вот в чем дело: за этим холодноватым, скованным "первыми заморозками" пейзажем мысленного пространства скрывался иной мир, иные обстоятельства, совсем другой человек. Все это мнимое спокойствие ее "рассуждений" являлось всего лишь привычной формой преодоления экзистенционального ужаса. Умение держать себя в руках и не показывать страха — временами, даже перед самой собой, — являлось всего лишь техническим приемом, необходимым для выживания. И ничем другим. Страха не ведают лишь те, кто не способен увидеть последствия тех или иных событий. А события, произошедшие в Майнце, были, по сути, просты и незатейливы. Любой из выстрелов мог оказаться для Лизы последним. Любой, но, в особенности, тот первый, который ей удалось опередить всего лишь на одно краткое мгновение, уместившееся, кажется, между двумя ударами сердца.
Выстрел... И все, собственно. Закончилась бы жизнь Елизаветы Браге, а ведь Лиза только-только начала входить во вкус. Красиво жить не запретишь, особенно, если возможности позволяют. И в этом смысле, перед Лизой были открыты все пути. Все дороги, все стороны жизни: любовь и война, приключения на любой вкус и излишества везде, где существуют пределы, установленные природой, полом, традицией и даже законом. "Воровать — так миллион, любить — так королеву", не так ли? Именно так, и ровно так Лиза, собственно, и жила здесь и сейчас, в этом мире и в этом теле.
Однако покушение в Майнце могло поставить на всем этом крест. Например, на любви к Рощину, за которого — чем дальше, тем больше, — Лиза хотела выйти замуж. И не понарошку, а по-настоящему: в церкви, со всеми этими "венчается раба божья" и прочими милыми сердцу пережитками домостроя и клерикализма, с белым платьем, — хотя какой уж там флердоранж в ее-то возрасте, да во втором браке? — с тройкой (сани, тройка, бубенцы), с вальсом на паркете и танцами на снегу, — свадьба отчего-то представлялась зимним действом, — застольем и прочими глупостями, вроде медового месяца и поцелуя в губы под крики "горько, горько"!
Было бы несправедливо потерять все это, не прожить и не прочувствовать из-за какой-то дурной пули. А ведь и кроме любви к Рощину, осталось бы в этом случае не исполненным, не реализованным, не свершившимся множество больших и малых дел, желаний и хотений. Покомандовать авиаматкой в бою, поносить адмиральские погоны, изменить Рощину с красивой женщиной, — хотя с женщиной мужчине, по мнению Лизы, изменить невозможно по определению, — сходить в очередной "поход" километров на триста по пересеченной местности, поохотиться на медведя или тигра, поесть тушеной слонятины — в какой-то книге аборигены тушили слоновий хобот в земляной печи, — да мало ли что еще может прийти в голову. Любопытно, например, узнать, каково это быть себерским сенатором или лордом адмиралтейства. Хотелось бы когда-нибудь родить детей, чтобы было кому передать княжеский титул. Хотелось, желалось, мечталось... И все это могло закончится так быстро и так глупо!
Честно говоря, Лизе начинали надоедать все эти покушения на ее собственную жизнь. Слишком часто начали в нее стрелять. Слишком часто и слишком разные люди. И получалось, что вместе со всеми замечательными и прекрасными дарами волшебство преображения привнесло в жизнь Лизы слишком много такого, о чем рядовым людям и задумываться не приходится.
"Наверное, риск и опасность — это компенсация за счастье и довольство, которого мне досталось слишком много и, в сущности, не за что!"
— О чем задумались, госпожа адмирал? — вопрос Марии вырвал Лизу из состояния прострации, в котором она пребывала, и заставил вернуться к реалиям бытия.
— Да, вот даже не знаю, что тебе сказать, — поморщилась она, когда до нее, наконец, дошел смысл вопроса. — Задумалась о роли огнестрельного оружия в мировой истории.
— Серьезно? — удивленно подняла брови Мария. — И каков вердикт?
— Попал бы в меня этот сукин сын, и...
— И что?
— И прости-прощая и княжеская корона, и адмиральский патент.
— Логично, — кивнула Мария. — Но так происходит со всеми договорами. Они заключаются в расчете на лучшее, а о худшем думать — только дурью маяться!
"И то верно! — согласилась с ней Лиза. — Чего это меня вдруг на рефлексии потянуло? Раньше, вроде бы, вполне обходилась без! Стакан коньяка, и вперед!"
— Ты права! — сказала она вслух. — Нечего дурью голову забивать! Давай лучше выпьем...
— И предадимся трибадийским излишествам! — закончила за нее Мария.
— У меня, вообще-то, муж в Себерии остался! — не слишком уверенно и уж точно непоследовательно возразила Лиза, вспомнив, между тем, и то, о чем подумала буквально несколько минут назад.
— Так, я-то не мужчина! — как бы, подтверждая ее давешнюю мысль, уточнила Мария.
— Считаешь, с женщиной это не измена? — Можно было и не спрашивать, все и так было ясно.
— Ну, точно не перед мужчиной! Вот, если бы Рощин был женщиной...
— Если бы у бабушки были яйца, была бы дедушкой! — усмехнулась Лиза, вполне оценив ход мыслей лотарингской крестьянки.
"А к слову, как у них с этим делом было тогда в Лотарингии? И что это говорит обо мне самой? — задалась, было, Лиза одним из важнейших экзистенциональных вопросов. — Может быть, прав был парторг, и я шлюха, а не боевой офицер?"
Но душа с этим не согласилась. Она возразила.
"Господи прости, а что, одно другому помеха?"
Если верить внутренним ощущениям, получалось, что нет. Впрочем, исходя из логики, выходило то же самое. О каких нравственных императивах может идти речь в применении к области половых отношений, где все кодифицировано исключительно из соображений жизненных обстоятельств. Институт брака... принципы морали... уложения уголовного и гражданского права... Что случится, если она позволит себе расслабиться? Неужели, от Рощина убудет или ее офицерскую честь умалит?
"Никак нет! — подвела она черту под своими сомнениями. — Не следует путать божий дар с яичницей! Не про меня сказано, но вполне применимо, учитывая, что я без пяти минут адмирал. Где-то так!"
Лиза посмотрела Марии в глаза, улыбнулась и протянула к ней руки. И хотя все было ясно без слов, все-таки озвучила свою мысль, чтобы окончательно расставить все точки над "и".
— Иди ко мне! — сказала она, и Мария не заставила просить себя дважды. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Глава ХХ. Рио Гранде, июнь 1933 года Боевые действия начались на рассвете третьего июня ударом мексиканских штурмовиков по форту Хуачука и аэрополю Сьерра-Виста. Могли бы начаться и месяцем раньше или еще полгода назад, сразу после инцидента в Запате, но, судя по всему, император не хотел ограничиваться жалким куском спорной территории, а к большой войне Мексика оказалась не готова. Горячие головы в парламенте Техаса предлагали по такому случаю ударить первыми, но и республика не могла так быстро мобилизовать ресурсы, необходимые для серьезного военного противостояния. В результате, стороны не торопились завершать переговоры в форте Гавриила , начавшиеся по инициативе Тихоокеанского союза, но и к новому соглашению, — наподобие Филадельфийского мирного договора, заключенного в 1907 году при посредничестве САСШ, — так и не пришли. О том, что будет война, знали все по обе стороны границы, но, если Мексиканская империя торопилась завершить приготовления так скоро, как получится, Штаб Центрального Командования Сил Самообороны рекомендовал тянуть время. Время, помноженное на деньги и частную инициативу, обещало в добавок к качественному преимуществу, которое итак было на стороне техасцев, сократить так же и количественное превосходство, принадлежавшее мексиканцам. Так и случилось, что война между Мексикой и Техасом, к которой и те, и другие начали готовиться еще в декабре минувшего года, вспыхнула лишь в июне месяце. Лизу известие о начале войны застало на базе флота в Пайн Форест северо-восточнее Бомонта, где размещались основные силы АУГ -3. Ее разбудил офицер связи, прикомандированный к эскадре разведывательным отделом штаба Центрального Командования. Вернее, он стал причиной столь ранней побудки, а физически разбудил Лизу морской пехотинец, охранявший дверь в ее апартаменты. — Госпожа адмирал, — сообщил сержант охраны по внутреннему телефону, как только Лиза подняла трубку, — к вам первый лейтенант Данэм, мэм! Срочно! Морские пехотинцы такими словами, как "срочно" и "секретно", обычно не бросаются, тем более в пять часов утра, когда "охраняемая особа", наверняка, все еще спит. Лиза все это знала, а потому тянуть "с побудкой" не стала, тем более, что и так предполагала встать по заведенному порядку в половине шестого утра. — Минуту! — ответила она морпеху, рывком стряхивая сон. Вскочила с койки — хотя у нормального человека язык не повернется назвать койкой кровать в адмиральской каюте, — по-быстрому натянула брюки, сунула ноги в ботинки, накинула китель и, уже застегивая пуговицы, нажала на клавишу переговорного устройства. — Пусть войдет! Ну, он и вошел, вернее, вбежал. Было видно, парня буквально распирает от известия, которое он принес, — лично, секретно, — командующей АУГ. — Они начали, мэм! — выдохнул первый лейтенант Бонэм, едва успев отдать честь, и протянул Лизе бланк шифра-телеграммы, который до времени держал в левой руке. "Похоже, что так", — согласилась Лиза, прочитав короткое сообщение об атакованных на данный час военных и гражданских объектах республики Техас. — Почему, вы, мистер Бонэм? — спросила вслух, расставляя точки над "И". — Я подумал... — смутился молодой офицер. — Вы правильно подумали, мистер Бонэм, — успокоила его Лиза. — Но вопрос остается. Когда сообщение достигнет моего штаба? — Думаю, часа через два, — честно признался первый лейтенант. — А вы? — вопросительно подняла бровь Лиза, начинавшая понимать, как на самом деле работает знаменитая "техасская газонокосилка". — У Разведывательного отдела, мэм, существует своя сеть оповещения, мэм... — И? — подбодрила собеседника Лиза. — Моя невеста, мэм... — покраснел Бонэм. — Это не совсем по правилам, мэм, но ее отец служит в Штабе, и он хотел... — Помочь вам наилучшим образом зарекомендовать себя перед командиром, — кивнула Лиза. — Что ж... Он любит свою дочь, а я свою эскадру. Буду рада, мистер Бонэм, если вы и в дальнейшем будете держать меня в курсе дел. Разумеется, неофициально, и без имен. Благодарю вас! Лейтенант просиял и ушел от Лизы, что называется, окрыленным. "Пусть радуется! — решила Лиза. — Другой, может быть, и отругал бы, но не я!". Она переключила телефон и нажала клавишу соединения. — К вашим услугам, мэм! — сразу же откликнулся коммутатор. "Галантен, ничего не скажешь!" — мимолетно отметила Лиза, но сейчас ее занимали совсем другие мысли. — Соедините меня с вахтенным начальником! — приказала она. — Есть, мэм! Послышались щелчки переключения, и через пару секунд ей ответили с Центрального поста. — На проводе лейтенант-коммандер Данциг, мэм! — Говорит адмирал Браге, — представляться было необязательно, но правила, как объяснил ей не так давно адмирал Верников, писаны не дураками, и они требовали, чтобы Лиза назвалась. — Объявляю внезапную проверку готовности! Всей эскадре -учебная тревога! Так и случилось, что к восьми двадцати утра, когда Центральное Командование разослало наконец приказ о переходе к состоянию войны, АУГ-3 уже находилась "в тонусе". Она без промедления "встала на крыло" и в полдень с копейками вышла из базы, держа курс на Сан-Анджело, где располагался назначенный ей планами развертывания пункт передового базирования. — Эскадре курс "вест-тень-норд"! — приказала Лиза, занявшая командирское кресло. — Идем на аэрополе Пот Крик. База передового базирования АУГ-3 располагалась на озере Фишера, — кем бы этот мужик ни был, — неподалеку от Пот Крик. Ее преимущество состояло в том, что глубины позволяли посадить на воду даже такую махину, как авиаматка "Рио Гранде". Большим кораблям ведь тоже нужен отдых с временным — для проверки и профилактического ремонта, — отключением всех или, как минимум, большинства левитаторов. Сделать это, учитывая габариты, массу и конструкцию авианосца — так в Техасе называли авиаматки, — можно только на воде, где огромный корабль начинает вести себя, согласно закону Архимеда, про массу тела, жидкость и прочие глупости. При полной герметизации корпуса ниже условной ватерлинии, совпадавшей у "Рио Гранде" с плоскостью остойчивости, осадка корабля при штатной боевой нагрузке достигает девяти с половиной метров, а Пот Крик — одно из немногих аэрополей в континентальной части Техаса, где глубина основной посадочной зоны достигает пятнадцати метров. — Эскадре построиться в первый ордер-де-марш! Передаю командование капитану де Батцу! — объявила Лиза, и понеслось. — Курс проложен! Расстояние до пункта назначения семьсот миль! — Ветер... Влажность... Видимость... — Движение по готовности... — Машине, крейсерская скорость... В просторной ходовой рубке авиаматки царила хорошо организованная — и потому любезная сердцу Лизы, — суета. Во всяком случае, адмиралу Браге это нравилось, хотя упорядоченный бедлам, воцарявшийся на центральном посту во время боя, нравился ей еще больше. — Расчетное время прибытия... — Летная палуба докладывает готовность... — Скорость... эшелон... радар... "Радар? — споткнулась мысль Лизы о знакомое слово. — Почему радар, а не радиоискатель?" Этот ерундовый, казалось бы, вопрос зацепил ее настолько, что она даже отвлеклась от дел, которыми занималась, оставшись в рубке. Впрочем, отвлек он ее ненадолго. Через мгновение или два она все-таки вспомнила, что так в свое время назвали радио-детектор подлецы англичане, а вслед за ними стали использовать термины "радар" и "РЛС" и все прочие англоязычные — и, увы, не только англоязычные, — страны. — Прогноз погоды... "Да, уж! — покачала она мысленно головой, возвращаясь к делам. — Совсем с ума сбрендила!" Здесь, в рубке, командовал парадом ее первый помощник — капитан Александр де Батц, и Лиза могла, не отвлекаясь на вопросы судовождения, заняться другими насущными делами, которых у нее, как у командира эскадры, было за глаза и больше. Разных и в разной степени неотложных. Интересных и не очень. Но главное, они, эти дела, как неразменный рубль, никогда не переводятся. Их всегда много, и дел этих — увы — за Лизу никто не переделает. Не сказать, чтобы ей это нравилось. Не больше, чем приход месячных, если на то пошло. Она бы лучше полетала на чем-нибудь легком и быстром, на тех же "матадорах" и "бакеро" , которые базировались на ее авиаматку, или крейсером порулила. Тоже неплохо, хотя и хуже, чем полет на штурмовике. На худой конец, можно было бы покомандовать прямо здесь, в рубке "Рио Гранде". Но на худой конец, как говорят в Себерии, надо капать скипидар, а у Лизы за душой не только честь, страсть и фанаберия, но и немереное чувство долга. Ноблес оближ , так сказать, и далее по тексту. А раз так, то сиди и работай, не отвлекаясь на ерунду. Вникай, обдумывай, решай! Адмирал ты, или просто погулять вышла? Вместе с "Рио Гранде" на запад выдвигалась практически вся ОУГ: три линейных крейсера типа "Колорадо" — техасские "Бизоны" третьей серии, вооруженные 180-мм орудиями главного калибра, — пять легких крейсеров завоевания господства в воздухе типа "Эль Пасо", и четыре стареньких фрегата, все еще пригодных для того, чтобы прикрыть авиаматку огнем мощных батарей ПВО. Управление тринадцатью большими кораблями и ста десятью штурмовиками, не считая полутора десятков разведчиков, — это и в мирное время немалая головная боль. Что уж тут говорить о войне! Достаточно вспомнить, что, несмотря на неимоверные усилия Военного Министерства, списочный состав экипажей едва дотягивал до семидесяти четырех процентов, и Лиза, как командир соединения, должна была незамедлительно решать проблемы некомплекта, на ходу перетасовывая экипажи, сокращая штатные расписания и назначая младших командиров на несоответствующие их званиям и опыту должности. И все это чтобы привести дела в соответствие с суровой действительностью, не разрушив при этом ни командных цепочек, ни взаимодействия составлявших ударную группу кораблей. Идеального состояния в таких условиях, разумеется, не добьешься, но Лиза боролась за боеспособность АУГ, а не за "чистоту исполнения обязательной программы". Та еще головная боль, между прочим! Однако Лизины заботы этим не исчерпывались. Не говоря уже о рутинной работе, которой, что характерно, с началом боевых действий меньше не стало, — снабжение, боеготовность, дисциплина и прочее, — Лизе следовало беспрестанно держать руку на пульсе событий. Война все-таки, а на войне, как на войне. Приказы то ли придут, то ли нет, вовремя или с опозданием, но за все, что случится или не случится с эскадрой, отвечает командир, и вот этого Лиза не забывала ни на мгновение. Потому и старалась не упускать из виду того, что и как происходило сейчас во вступившем в войну Техасе. Штаб ОУГ получал сводки Центрального Командования, как здесь говорили, "он лайн", то есть в режиме реального времени и передавал наиболее важные донесения на один из мониторов огромного адмиральского пульта. Спасибо еще рядом с Лизой, — слева и чуть ниже нее, — прямо напротив этого экрана сидела Мария, следившая за тем, чтобы командир не пропустила ненароком ничего важного, пока отдает распоряжения подходящим к ней справа офицерам или "обменивается" с кем-нибудь из командиров по одному из каналов внутренней или внешней связи. Так прошло три часа. В одиннадцать двадцать три в районе озера Самервиль к эскадре присоединились тяжелый крейсер "Даллас", судно обеспечения "Уичита" и два брига: "Первый лейтенант Дэн Блокер" и "Майор Фредди Фергюсон". Теперь вся ОУГ-3 была в сборе. Она перестроилась, несколько изменив походный ордер, и, увеличив скорость, продолжила движение на северо-запад. А между тем, война набирала обороты. За прошедшее с ранних утренних часов время прояснились, наконец, некоторые черты наступательной операции, осуществляемой мексиканской армией. Так, например, стало известно, что 3-й корпус императорской армии, действия которого прикрывала авиация, базирующаяся на аэрополе в Ногалесе, наступает вдоль шоссе номер 19 на Тусон и вдоль 82-й дороги с целью окружить базу сухопутных сил Техаса в Сьера Виста. Туда же из Нако продвигалась 2-я добровольческая бригада "Агустин де Итурбиде". Ожесточенные бои развернулись так же на подступах к Браунсвилю, Эль Пасо, Дель Ридо и Лоредо. Техасцы, впрочем, в долгу не остались и нанесли мощные удары с воздуха по аэрополю "Генерал Эскобедо" и тыловым порядкам 8-армии в Санта Катарине. Заодно досталось и жилым кварталам Монтерея. Однако главные события должны были произойти несколько позже, когда Силы Самообороны Техаса закончат, наконец, первую фазу развертывания и начнут осуществлять планы прикрытия, предусматривающие активную оборону на одних направлениях и проведение немедленных наступательных операций — на других. "Рио Гранде", однако, никаких приказов пока не получил, а потому, выйдя на крейсерскую скорость, продолжал движение к озеру Фишера, выпуская время от времени одиночных разведчиков, да штурмовики парами, чтобы "кони не застоялись".
* * *
Был соблазн самой "встать к штурвалу", но Лиза наступила на горло собственной песне и стоически наблюдала со своего "адмиральского насеста", как капитан де Батц приводняет громадину "Рио Гранде" на озеро Фишера. Сели мягко, что, впрочем, не удивительно: де Батц — который, умереть не встать, ко всему еще и граф д'Артаньян, — пилот толковый и опытный, к тому же не из истребителей, как Елизавета фон дер Браге, а из правильных судоводителей, с самого начала делавших карьеру именно на больших кораблях. — Внимание! Герметизация! — Есть герметизация! — Килевая галерея, что у вас? — Заделываем течь... — Поторопитесь, лейтенант! — Тяга... — Стоп машина! — Сбросить лаг! — Глубина 12.70. — Достаточно! Выравниваем по горизонтали. — Есть касание! — Приседаем! Отключить левитаторы! — Есть! — На плаву! — Сбросить якоря! — Кормовые пошли! — Палубная команда... — Носовые пошли... — Госпожа адмирал, — повернулся к ней де Батц, когда все наконец закончилось, — мы на воде! — Спасибо, капитан! — Лиза встала из кресла и улыбнулась капитану и остальным офицерам: — Благодарю вас, господа! Безукоризненно! Когда-то — и не так чтобы давно, — этим именно словом "наградил" ее адмирал Ксенофонтов, когда Лиза впервые в жизни пилотировала крейсер. "Гогланд" тогда показался ей легким в управлении, хотя и неимоверно огромным. Однако в артиллерийском крейсере 1-го класса было всего сто тридцать пять метров длины, а в "Рио Гранде" — если иметь в виду плоскость остойчивости, — триста семь. Как говорится, почувствуйте разницу! Лиза эту разницу чувствовала. Еще как чувствовала! Даже "Архангельск" — уж на что махина! — а этому левиафану, как говорится, едва до подмышки достает. Так что мастерство де Батца и слаженная работа операторов Центрального поста произвели на нее сильное впечатление. "Хорошая команда! Даст Бог, надерем задницу супостату!" — Пошли, коммандер! — кивнула Лиза Марии и первой направилась к выходу. Вообще-то, Мария не коммандер, а лейтенант-коммандер, что тоже не кот насрал. Была бы настоящей воякой, могла бы получить в командование корвет или эскадрилью. Лиза же получила, хотя и была в то время в одном с Марией звании. Капитан-лейтенант — это ведь тот же лейтенант-коммандер только в Себерии, а не в Техасе. Но и там, и здесь в большинстве случаев пахать за те звезды на погонах и пахать! Впрочем, Марии звание досталось "без боя". За красивые глаза, как говорится. Но и то сказать, Мария адъютант командира АУГ, вот и получила майорские погоны. Тем не менее, Лиза не жалела и не завидовала. Маша женщина умная, ученая и о жизни знает много такого, что не каждый настоящий коммандер может предъявить. И как адъютант хороша. Толковая, внимательная и... спину прикрывает. Так что не зря Лиза старалась, выбивая для подруги офицерский патент. Свой человек на борту, да еще и женщина — дорогого стоит! Они прошли к лифту, спустились на семь пролетов вниз и оказались на три метра ниже бронепалубы, в охраняемой зоне офицерской палубы. Продольный коридор, люк — вернее, распашная дверь — в переборке, высокий камингс, короткий переход до следующей противопожарной переборки, бортовой коридор, и вот она, вот — каюта адмирала: кабинет, спальня и салон. Путь, к слову, неблизкий, учитывая размеры корабля. Нормальная такая прогулка, минут на десять, если бегом не бежать. Ни Лизе, ни Марии этот короткий моцион никак не помешал. Целый день, проведенный в кресле, — на ровной попе, — утомит любого, тем более, двух энергичных женщин, привыкших к активному образу жизни. Так что "поцокать подковками" по стальному настилу коридора — оказалось не в тягость, а совсем даже наоборот. — Пообедаешь со мной? — спросила Лиза, переступая через камингз. Вообще-то, в обычное время это был не актуальный вопрос. Мария проводила с Лизой большую часть времени. Она и спала здесь же, в адмиральских апартаментах. Иногда даже в одной кровати с Лизой, — хотя и без "глупостей", — но чаще на раскладном диване в адмиральском салоне. И вещи ее личные находились здесь же. Так им обеим было проще во всех отношениях, но зато давало пищу для сплетен, опровергать которые не спешили ни Лиза, ни Мария. От них не убудет, зато никто в здравом уме не станет клеиться. Таков был план, но вмешались природа и обстоятельства: пути Марии пересеклись с путями коммандера Уго Устари, и лотарингская крестьянка, как здесь выражаются, впала в любовь. Ну, что сказать, этот высокий широкоплечий басконец, предположительно, мог заворожить любую женщину детородного возраста, стоило ему заглянуть ей в душу своими невероятно выразительными серыми глазами. Притом, командир 2-й штурмовой эскадрильи не был ни ловеласом, ни донжуаном. Нормальный мужчина правильной половой ориентации, никогда не злоупотребляющий своей очевидной харизматичностью того особого рода, которая гарантированно притягивает женское внимание. Отличный пилот, строгий командир, верный друг и веселый собутыльник. В общем, само совершенство, как внешне, так и по содержанию. И вот этот "офицер и джентльмен" встречает лейтенанта-коммандера Марию Бесс, и встреча эта походит на воздушный таран. Влюбился истребитель, — вероятно, впервые в жизни испытав чувство такой интенсивности, — но влюбилась и адъютант командующего АУГ. И всей разницы, что Уго Устари своих чувств не стеснялся и не скрывал, а вот Мария, которой на самом деле было лет под сорок, вела себя с истребителем, как какая-нибудь гребаная снежная королева. Холодна, снисходительно иронична и плохо предсказуема. Раскрывалась Мария только перед Лизой. Так что одна Лиза доподлинно знала, что эмоции, испытываемые подругой — это не результат воздействия на биохимию здорового женского организма вечного, как мир полового инстинкта. Вернее, не только его. Душой Марии овладело большое чувство, границы которого простирались далеко за пределы полового влечения. То есть, понятное дело, без секса тут никак было не обойтись, но Мария была терпелива. Ее выдержке могли позавидовать и видавшие виды фронтовые пилоты. Поэтому — пусть и ненамеренно, то есть, не имея на то никаких оснований, кроме дурного характера, разумеется, — Мария из Уго только что веревки не вила. Впрочем, иногда, если служба не препятствовала, могла и дать. Ну, не железная же она, в самом деле! Самой-то, поди, тоже хочется! — Пообедаешь со мной? — спросила Лиза, но, оглянувшись мимолетно на подругу, поняла, что, спрашивать-то и не о чем. — Извини, — коротко ответила Мария. Она была права, разумеется. Когда в следующий раз им с Уго выпадет случай провести ночь вместе, да еще и не в стальных недрах авиаматки, а в нормальной гостинице на берегу? Должно быть, не скоро. Так что, как говорили латеняне, "карпэ диэм", "лови момент!" А не то пожалеешь потом, но будет поздно. — Иди уж! — улыбнулась Лиза. — Только учти, мы в резерве Ставки. Нас могут двинуть в любой момент. Услышите сирену, зайчиками обратно в нору. Oh, tu sais ce que je veux dire ! — Я тебя понимаю, — кивнула Мария и, развернувшись, пошла по своим делам. А Лиза, которая не хотела созывать большое застолье, пообедала в компании капитана Батца и командира авиакрыла полковника Рипли, написала пару писем, поговорила по телефону — с берега как раз протянули кабель, — с Надей и Рощиным, прочла несколько шифровок, пришедших на ее имя, и решила немного проветриться перед сном. Она поднялась на лифте на самый верх, то есть, почти на самую крышу пятнадцатиметровой башни острова, и вышла на круговую галерею, расположенную всего на пару метров ниже радиодекторного поста. "Да, — констатировала Лиза, повторив чью-то крылатую фразу. — Тут вам не здесь!" "На улице" было жарко. И это еще мягко сказано. "Восемьдесят шесть градусов по Фарингейту это же... — пересчет "фарингейтов" в "цельсии" получался у нее пока не слишком хорошо. — Это... Это... Да, точно! Это тридцать градусов тепла! А дело, между прочим, уже к ночи!" Она вдохнула теплый влажный воздух, ощутила гамму каких-то незнакомых ароматов, и улыбнулась, окинув взглядом темную озерную гладь — кроме "Рио Гранде" на воде находились всего лишь несколько кораблей, — и освещенные заходящим солнцем причальные башни аэрополя в Пот Крик. Различила очертания тяжелого крейсера и попыталась его опознать. Однако не успела, потому что буквально в следующее мгновение, это стало уже неважно. Что-то происходило за ее спиной, что-то неправильное и оттого опасное по определению. "Твою ж мать!" — Лиза стремительно оглянулась и увидела идущего к ней энсина. Все, вроде бы, правильно. Младший офицер нес папку с документами, прижав ее левой рукой к боку. Лиза его не узнала, но на "Рио Гранде" две тысячи триста пятьдесят членов экипажа. Иди познакомься со всеми за те несколько недель, что прошли с того момента, как она поднялась на борт авиаматки. Так что и с этим все было в порядке, как и с тем, что энсин наверняка представился морпеху охраны, который остался в тамбуре около лифта, чтобы не нарушать приватность, в которой нуждалась командир. И все-таки чутье на опасность не ошиблось. Офицер успел сделать всего один шаг к Лизе, а она уже знала, что с ним не так. Его шаг неожиданно стал "громким". Он "зазвучал". Эенсин выдал себя тем, что шел слишком тихо. Так тихо, что за обычным корабельным шумом его было невозможно услышать, однако в тот момент, когда Лиза обернулась, он перестал "скрадывать" шаг. И это было уже более чем подозрительно, не говоря уже о том, что среагировал он на движение Лизы слишком быстро для обычного нетренированного человека и слишком спокойно для молодого младшего офицера, идущего к адмиралу с рапортом, отчетом или с требующими срочной подписи документами. Дальнейшее происходило именно по тому сценарию, который стремительно нарисовало Лизино воображение. Энсин сделал еще несколько шагов вперед, приблизившись к Лизе слишком быстро и слишком близко, если исходить из устава и практики его применения, вскинул руку к козырьку фуражки, отдавая честь, но в то же время занося руку для удара, и ударил. Однако, не зря говорится, предупрежден, значит вооружен. Лиза удар предвидела и парировала предплечьем левой руки. Так что эффект внезапности пропал в туне, и из преимуществ у нападающего остались лишь мышечная масса, которая у мужчин, — тем более, у тренированных мужчин, — заметно превосходит женскую, физическая сила и умение драться. Ну, то есть, так бы все и обстояло, будь на месте Лизы какая-нибудь другая женщина, пусть и одного с ней роста. Но нападавшему не повезло. Вернее, его подвело отсутствие объективной информации о той, кого он должен был убить или покалечить. Поэтому он не знал, что, на самом деле, Лиза женщина не только высокая, но и крепкая, тренированная и неплохо подготовленная к таким вот жизненным неожиданностям, как эта. Лиза парировала первый удар нападавшего и сама, не раскачиваясь, нанесла удар правой. Энсин среагировал практически мгновенно и попытался уклонится, так что кулак Лизы ударил его не в переносицу, а в скулу, да и то по касательной. Тем не менее, противника ощутимо качнуло, а Лиза, которую последние два года кто только не тренировал, включая, разумеется, и самого Рощина, продолжила атаку, не позволяя офицеру — или кто уж он там был — разорвать контакт. Она наседала на него, нанося короткие, без замаха удары, то левой, то правой рукой, а то и коленом. Парировала такие же короткие и резкие выпады энсина, и, стремительно наращивая темп, искала возможность ударить его головой в лицо. Секунду-другую продолжался этот скоротечный, — как все еще надеялась Лиза, — поединок, и тут ударил колокол громкого боя. Разумеется, никакого колокола не было и в помине. Взвыла тревожная серена, и это разом перечеркнуло надежды Лизы на то, что кто-нибудь услышит звуки рукопашного боя на верхней галерее острова и придет ей на помощь. Не услышат и не придут, а сукин сын между тем провел нетривиальную связку — что между прочим указывало на отличную подготовку, — разорвал контакт, отскочил в сторону и назад и выхватил нож. У Лизы оружия не было. Ни ножа, ни пистолета. Она адмирал и находится на борту своего флагмана. Зачем же ей вооружаться? Незачем как будто. Однако теперь выяснялось, что есть зачем, но задним числом проблемы не решаются. Впрочем, нож не револьвер. С огнестрелом на такой дистанции ей было бы не справиться, но вот с холодным оружием можно было попробовать. Жаль только, что противостоял ей не любитель, а крепкий профессионал. Поэтому за следующие пару минут он погонял Лизу в полное свое удовольствие. Ранить не ранил, хотя пару-другую царапин все-таки оставил и мундир адмиральский в нескольких местах распорол. В принципе, Лиза уже поняла, что, если не предпримет сейчас же какого-то решительного шага, дела ее плохи. Долго она в этом спарринге не продержится. Но единственное решение, которое пришло ей в голову, панацеей тоже не было. Прыгнуть через перила ограждения вниз, надеясь на то, что успеет зацепиться за ограждение открытого мостика, не казалось безумием только потому, что безумием являлось сейчас и все остальное. Однако, к счастью, прыгать не пришлось. Лиза продержалась достаточно долго, чтобы серена тревоги из фактора, способствующего нападению, превратилась в причину Лизиного спасения. Как выяснилось позже, морпехи, охранявшие вход на Центральный пост, видели, как Лиза поднимается наверх, и очень удивились, когда адмирал не спустилась вниз, сразу же как только завыла серена колокола громкого боя. Один из них тут же поднялся наверх, обнаружил в тамбуре убитого сержанта и, сообразив, что дело пахнет керосином, достал табельный кольт и выскочил на галерею. Там он стал невольным свидетелем того, как махается госпожа адмирал с каким-то неизвестным энсином, вооруженным к тому же ножом. Морпеха учили в таких ситуациях действовать быстро, решительно, и не рассуждая. Ну, он так и поступил, выстрелив противнику в левое плечо. Оно как раз находилось чуть в стороне от тела Лизы. Впрочем, впопыхах морпех промазал, и вместо плеча влепил энсиму девять грамм свинца прямо в сердце. По идее, этой же пулей он запросто мог уложить в гроб и Лизу, но ей повезло. Пуля вошла вражине под лопатку, встретила на пути ребро, а на выходе грудную кость и стальную бляху дежурного офицера штаба, и потеряла всю свою энергию, лишь несильно, хотя и болезненно толкнув Лизу в правое плечо. В результате, ранка получилась ерундовая, даже кровопотери не произошло. "Отделалась легким испугом," — констатировала Лиза, наскоро осмотрев и ощупав саму себя там, куда дотягивались руки и достигал взгляд. — Молодец! — похвалила она морпеха, который явно находился в состоянии прострации после того, как понял, куда именно он попал. — Ну, будет, будет! — хлопнула она парня по плечу. — Пошли быстренько на центральный пост!
* * *
В рубке царило оживление определенного рода. Лиза еще не успела понять, что тут произошло, — она только что вышла из лифта, — но одно ей стало ясно с первого взгляда: ничего хорошего не случилось. Офицеры, занятые какими-то срочными делами, были настолько поглощены своей невразумительной суетой, что умудрились даже прозевать появление командира. — Коммандер! — повысила голос Лиза, имея в виду второго пилота авиаматки коммандера Биспема. Пилот обернулся на ее голос, за ним повернулись к Лизе еще несколько голов. И, конечно же, все увидели, в каком удручающем состоянии находятся адмирал и ее форма. Поглядеться в зеркало Лиза, разумеется, не успела, — не до того было, — но предполагала, что выглядит более чем "живописно". — Господа, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно, — комплименты я с удовольствием выслушаю как-нибудь в другой раз. Сейчас же я хочу знать, что происходит. Коммандер, прошу вас! — Прошу прошения, госпожа адмирал! — Карл Биспем не только хороший пилот, в чем Лиза успела убедиться за прошедшие дни, но и образцовый флотский офицер, что предполагает среди прочих достоинств быструю реакцию и способность соображать в темпе реального времени и под сильным давлением. — Разрешите доложить, мэм! Взрыв на второй технической палубе. Разбит силовой трансформатор распределительной станции. Обесточены отсеки с седьмого по одиннадцатый, отключился подъемник правого борта. Ремонтная группа собирается на третей палубе. — Причины известны? — у Лизы, учитывая нападение, было плохое предчувствие, но она не хотела высказываться раньше времени. — Нет, мэм! Могу я поинтересоваться?.. — Нет, — покачала она головой. — Не сейчас, позже! Давешний морской пехотинец уже вызывал подмогу. Лиза приказала ему связаться с группами охраны и контрразведки. Так что убитым лазутчиком, — а Лиза не сомневалась, что это был именно засланец, — займутся спецы, и отвлекать на эти глупости офицеров Центрального поста было бы глупой расточительностью. — Я хочу знать все, что делается на авианосце. Буквально все. С этими словами Лиза проследовала к адмиральскому креслу. Подошла, села, включила пульт. Надела на голову гарнитуру с микрофоном и телефонами и только после этого наконец закурила. Информация пока поступала путанная, если не сказать противоречивая, но Центральный пост работал нормально, — хоть и несколько суетливо, — и Лиза не видела причин вмешиваться. Она лишь подозвала кивком какого-то молоденького второго лейтенанта и попросила в полголоса, чтобы он вызвал стюарда и приказал принести ей чашку крепкого кофе. После этого она сидела молча. Курила, просматривала по телеграфному короткие сообщения, появляющиеся на двух из трех мониторов, слушала переговоры постов и думала о том, что ей опять сказочно повезло. Не оглянись она вовремя, получила бы удар ножом, и на этом, пожалуй, ее эпопея и закончилась бы. Это — бесспорно. Вопрос, однако, состоял в том, отчего она вдруг насторожилась? "Почувствовала движение?" Возможно, что и так. Почувствовала движение, но не услышала шагов, вот ее подсознание и встрепенулось. "Так? Но почему вообще кому-то приспичило меня убивать?" Ответ не замедлил прийти вместе с сообщениями аварийных групп. Сомнений не оставалось, взрыв трансформатора — чистой воды диверсия. Но, если на "Рио Гранде" действовали диверсанты, то, во-первых, это были мексиканцы — и тогда понятными становились мотивы "вредителей и шпионов", а во-вторых, получало объяснение покушение на ее жизнь. Судя по всему, мексиканцы боялись ОУГ-3 и, не будучи уверенными, что смогут справиться с авианосцем и эскадрой в открытом бою, попробовали вывести их из игры другим, но не менее эффективным, если разобраться, способом. "Не вышло... Пока!" Один диверсант был мертв, и контрразведка пыталась сейчас выяснить, кто он такой на самом деле и как попал на корабль. Скорее всего, если и узнают, то не сегодня и не завтра. Длинная история, не говоря уже о том, что мутная. Но найдут особисты ответы на эти и другие вопросы, или нет, для авиаматки и ее командира это особого значения не имеет. Во всяком случае, пока. А вот двое — возможно, их было больше, но точнее никто сказать не мог, — так вот двое диверсантов оставались на свободе и найти их будет ой как непросто. Это даже на сравнительно небольшом бриге, каким являлась "Звезда Севера" оказалось той еще головной болью. Что же говорить об огромном авианосце? Лиза приказала ввести на всех кораблях эскадры усиленное патрулирование и охрану и запретила командирам кораблей перемещаться в одиночку. Мера непопулярная, но лучше так, чем потерять лучшие кадры. Сама Лиза тоже зареклась гулять в одиночестве. И не потому, что испугалась, хотя и испугаться в такой ситуации не позор. Слишком велика была ответственность командира АУГ, вот в чем дело. Дурить ей теперь запрещал устав.
* * *
В Себерии говорят, что два занятия одинаково паскудны: ждать и догонять. Справедливое наблюдение. Однако в условиях военного времени ожидание определенно превращается во что-то особенно паршивое. Во всяком случае, по ощущениям Лизы, все обстояло именно так. Но делать нечего: она человек военный и подчиняется приказам. Так что, если высокое начальство велит ждать, сиди на ровной попе и не рыпайся! Только не забудь сначала сказать: "Есть, сэр! Да, сэр! Так точно, сэр!", потому как субординация, дисциплина, командная вертикаль. Лиза все это понимала и делала то, что должно. В том числе, и ждала. Не сказать, чтобы в охотку или хотя бы терпеливо, — куда уж тут при ее-то темпераменте! — но все-таки молча. А приказ пришел только на следующий день, ближе к вечеру. Да и то не сразу. Сначала Полевой Штаб Центрального Командования в Мидланде сообщил о том, что, задействовав торговые и пассажирские суда, даже не сменившие из-за спешки гражданские опознавательные знаки на армейские, противник высадил десант на шоссе номер 10 между Сарагосой и Фортом Стоктон и на дороге 285 севернее Сандерсона, развивая наступление на все тот же злосчастный форт, который — увы — давно уже не крепость. Учитывая рельеф местности, десятое шоссе являлось лучшей рокадой на огромном протяжении границы от Эль Пасо до Сан-Антонио, так что своей диверсией мексиканцам удалось нарушить движение на важном участке этой стратегической дороги, не говоря уже о том, что десант угрожал ударом в тыл по ключевой приграничной позиции в Форт Девис. Разумеется, речь не шла о захвате Форта Стоктон. Такой большой кусок был мексиканцам, оторванным от основных сил и баз снабжения, попросту не по зубам, тем более, что к городу выдвигались резервы с востока от Гирвина и с севера от Монаханс. Тем не менее, обстановка там сложилась тяжелая. Действия десанта поддерживала авиация, оперировавшая с неизвестных техасцам аэрополей, расположенных, по-видимому, где-то восточнее Лас Бандейяс. И кроме того части 2-й мексиканской армии ударом от Эл Парвенир на Форт Хэнкок прорвали линию обороны 3-го корпуса Сил Самообороны и быстро продвигались в направлении все того же злополучного шоссе номер 10. Такая вот оперативка. Ознакомившись с шифровкой, Лиза ожидала получить немедленный приказ на выступление. Логика событий, как будто, подсказывала двинуть АУГ-3 куда-нибудь туда, в район Форта Стоктон, но, как выяснилось, у Центрального Командования имелись свои резоны, делиться которыми с нижестоящими командирами, генерал Рунк не пожелал. Однако ближе к ночи, — точнее, в двадцать два двадцать семь по местному времени, — Лиза получила наконец долгожданный приказ. Впрочем, приказ этот, к ее немалому удивлению, посылал эскадру гораздо восточнее района, в котором развернулось сейчас ожесточенное сражение, а именно к каньону Сан Педро. Выдвинулись ночью и пошли на юго-юго-запад, следуя на минимально возможной высоте вдоль русла Пекан Крик до Баркс Крик и затем над узкой, едва видимой — по словам навигатора — и при свете дня рекой Конхо Кристабаль, затем вдоль Южной Конхо и уже на рассвете по реке Дьявола до ее слияния с Рио Гранде. Ночь была светлая — чистое небо, яркая луна, — но смотреть было практически не на что: внизу лежали низкие, сильно изрезанные скалистые горы и узкие ущелья. Безрадостный пейзаж. Впрочем, как и везде в этих краях. В шесть часов утра эскадра подошла к заполненному водой из реки Рио Гранде каньону Сан Педро, и корабли, включая, разумеется, и авиаматку, стали садиться на воду. В восточной части озера и глубины позволяли, и расстояния между берегами. В воздухе остались только фрегаты охранения, барражировавшие на высотах от пятисот метров и до полутора километров. Места здесь — по обе стороны границы, — были малозаселенные. Пустыня, бездорожье, — хотя кое-где на высоких берегах каньона, превратившегося в озеро, виднелись фермы. Где вода, там и жизнь, не так ли? Лиза стояла на открытой галерее под дальномерным постом, практически на том же самом месте, где вчера ее чуть не прибил мексиканский говнюк. Стояла, облокотившись о поручни, смотрела на то, как садится на воду крейсер "Ред-Ривер", курила и думала о том, что это уже вторая ее война в этом мире и в этом теле. И в самом деле, за неполные три года она умудрилась поучаствовать в двух войнах и двух невероятных по сложности и крайне опасных экспедициях. При этом она столько раз рисковала жизнью, что абсолютному большинству людей такого и в страшном сне не приснится. Однако в "сухом остатке" скорее удовлетворение, чем наоборот. Ей такая жизнь нравилась, вот в чем дело. "Больная на голову баба, вот как это называется!" — подумала она и сама же удивилась отсутствию "накала". Хотела она того или нет, но привычные формулы осуждения звучали в ее случае фальшиво. Во всяком случае, когда их бралась произносить она сама. От "посторонних" мыслей, так похожих на рефлексию, ее отвлек низкий гул идущего на взлет штурмовика. Чуть сплюснутый по вертикали "бакеро-4М" промчался по бронепалубе справа налево, рыкнул, скачком набирая скорость, и, резко оторвавшись от полосы, рванул на запад в сторону реки. Промчался над водой, набирая скорость и высоту, и вскоре исчез, скрытый рельефом местности. А за ним шел уже следующий "бакеро" со сдвоенным килем, обрамляющим четырех-лопастной толкающий винт. Этот совсем неплохой штурмовик был чисто техасской разработкой и, уступая кочам и матадорам в скорости, отличался надежностью, огневой мощью и впечатляющей грузоподъемностью. Шестьсот килограммов бомбовой нагрузки и три пушки, две 23-мм крыльевые и одна 37-мм фюзеляжная. В общем есть, чем поохотиться, но увы, Лиза в этом спорте больше не участвовала. А жаль. На таком монстре она бы "погарцевала" со всем удовольствием, но адмиралы на штурмовиках не летают. Увы. Лиза вздохнула, затушила окурок в стальной, герметически закрывающейся пепельнице, и пошла к себе в каюту. Ночью она не спала, и сейчас — пока не упал на голову очередной приказ, имело смысл отдохнуть. Однако поспать удалось всего-ничего. Два часа сна — разве это отдых?
* * *
Связной скутер из Сан Антонио прибыл в одиннадцать часов утра. Офицер в ранге майора сухопутных войск доставил Лизе приказ Центрального Командования и лично провел брифинг для старших офицеров эскадры, собравшихся в предполетной комнате 1-го эскадрона. Дела на фронте, если судить по словам майора Лорда, складывались неважно. — Начали мы неважнецки! — признал майор, подходя к карте. — Мексиканцы наступают, и нам пока не удается не только повернуть их движение вспять, но хотя бы притормозить. Что ж, такое признание дорого стоит. Лиза это отметила про себя, но комментировать не стала. Это был не ее "танец", если вы понимаете, о чем идет речь. Да и не виноват майор в том, что генералы, как всегда, подготовились совсем не к той войне, которая случилась на этот раз. Между тем, посланец Полевого штаба продолжал говорить, скупо иллюстрируя свои слова движением указки по карте, отображающей техасско-мексиканское пограничье. Говорил он спокойно, ровным тоном, не позволяя эмоциям выйти наружу. Короткие фразы, четкость изложения мыслей. Нормальный "штабной" язык. — Разведывательный отдел штаба, — перешел он, в конце концов, к изложению задач, поставленных перед эскадрой, — полагает, что мексиканская авиация действует с неизвестных нам баз, расположенных к югу от дороги номер 80Д в треугольнике, образованном Колониа Прогрессо, Макловиа Хереро и Тьеро Бланко. Таким образом, задачей АУГ-3 является вскрытие и уничтожение этих баз. Лиза посмотрела на плоский треугольник, двумя сторонами которого являлись дороги номер 80Д и 16, и площадью где-то под сто пятьдесят квадратных километров и мысленно покачала головой. — Почему именно там? — спросила вслух, доставая из портсигара очередную папиросу. — По расчетам направлений и дальности, мэм, — пояснил майор. — Плюс наличие дорог... — Дороги — это хорошо, — кивнула Лиза, продолжая изучать карту. — Какова площадь треугольника? — обернулась она к флагманскому штурману капитану Уоррену. — 100 миль или больше? — Порядка ста двадцати, мэм, — сразу же ответил навигатор. — 120 квадратных миль горной местности, — озвучила Лиза свои сомнения, — изобилующей глубокими каньонами и руслами высохших рек... А что насчет каньона... Как его там? Она встала и подошла к карте. — Эль Гранеро, — прочла Лиза название. — Может быть, проверим заодно каньон Эль Гранеро? — Там сейчас должно быть много воды, — подтвердил ее мысль флагманский штурман, — глубины позволяют держать наплаву даже большие корабли. — Далековато для штурмовиков, — высказал сомнение майор. — Если только у них нет авиаматки, — пожала плечами Лиза. "А ведь хорошая идея! — кивнула она мысленно. — Для штурмовиков дистанция, и в самом деле, предельная. На таком плече особо не развернешься. А вот для тяжелых кораблей 300 км не расстояние. И что, если мы ищем не там и не то? Что если это не аэрополе с взлетной полосой, заточенной под штурмовики, а заполненный водой каньон, превратившийся в горное озеро. Пара старых конвойных авианосцев, несколько кораблей прикрытия, и вот оно вам аэрополе подскока у самой границы или даже уже за ней!" Мысль показалась здравой, попытка — многообещающей, и Лиза решила начать рейд эскадры именно с каньона Эль Гранеро. В худшем случае, она потеряет на этом несколько часов времени и энное количество горючего, а в лучшем — разом сорвет весь джекпот!
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|