И тут из палубы "Уильяма Пенни", бывшего слева и впереди нас, вырвалось пламя, вверх полетели обломки, и фигурки людей — прямое попадание снаряда калибром не меньше чем шесть дюймов! "Пенни" вильнул вправо и выкатился из колонны, прямо наперерез нашему "Меллстоку", казалось, мы столкнемся — но он быстро замедлил ход, и мы прошли от него буквально в сотне ярдов, там огонь вырывался из-под палубы, рубка и мостик тоже горели, бензин в бочках что ли у них там был? И люди прыгали за борт, но ни мы, ни кто-то другой не останавливались, не спускали шлюпок, чтобы их подобрать. В куче и овцам безопаснее, когда волки рядом — и отстать от общего строя значило, и не спасти других, и погибнуть самим.

А затем и у нашего борта встал столб разрыва, и еще один. К счастью, не попали. Прибежал наш капитан, вместе с каким-то флотским, и стал кричать, расчехляйте, крепите к палубе пушки, хоть как-то ответим, или нас расстреляют, как приговоренного у стенки. И мы забегали как оглашенные, вместе с матросами парохода, они указывали нам, к чему крепить, чтобы не поломало, выдержало отдачу. Палуба ведь не земля, сошник не зароется, пушка после каждого выстрела ярдов на десять будет назад прыгать, и за борт свалится, да еще и расчет покалечит. И как крепить, если наши пушки, стандартные 25-фунтовки, не с раздвижными станинами а с цельным хвостом, на суше их колесами на круглый поддон ставят и вертят куда надо, а тут даже если зацепим тросами, как моряки указали, так ведь четыре градуса влево-вправо, весь сектор обстрела, если цель чуть в стороне, все отвязывать и по-новому зацеплять — если цель за это время еще в сторону не уплывет! Но хоть какая-то работа. Тут появился майор, звали его смешно, Велл Эндъю, и стал орать уже на нас и капитана — вы что, убить нас всех хотите? Никуда вы не попадете, только разозлите гуннов, тогда нас всех точно в воде расстреляют, как тех, на "Куин Элизабет"! А так нас топить не будут, им выгоднее военный груз захватить, чем отправить на дно. Короче, я приказываю все вернуть на место! Убрать оружие, держаться подчеркнуто мирно, и быть готовыми спустить флат и поднять белый! К экипажу судна это тоже относится!

А чуть в стороне стояли наш полковник, вместе с капитаном парохода. И молчали, что могло быть истолковано лишь как согласие. Захотели остаться чистенькими, не замарав свою честь, хотя бы внешне? Насколько я знаю, полковник Кокс, по возвращении из плена, никакому наказанию подвергнут не был, дослужился до бригадного генерала, вышел в отставку в пятьдесят пятом. Ну а майор Эндью... про эту сволочь расскажу дальше.

Ну в общем, сдались мы. До того смотрели, как в нескольких сотнях ярдов потонул "Серебряный берег". И пришли к выводу, что майор Эндью не так уж и неправ — шансов у нас не было, ну не могут наши пушечки тягаться с тяжелыми морскими орудиями, какие стоят даже на эсминцах, при том что и артиллеристы у противника натренированы именно на морские цели. Там танки успели выстрелить едва по одному разу, как "Серебряный берег" начали рвать снарядами на куски, и там уже все горело и рушилось, а затем пароход стал быстро погружаться и опрокидываться, а с палубы еще раздавались последние выстрелы, когда вода уже захлестывала там все. А мы молились за упокой их душ, но не решились подойти, потому что обозленные итальянцы продолжали стрелять, и снаряды часто ложились вокруг, больше с недолетом или перелетом, это счастье что мы были не ближе и дальше, а в стороне. Все ж римляне соблюдали законы войны, не тронув тех, кто не оказывал сопротивление. К нам на борт поднялась их абордажная партия, взвод во главе с лейтенантиком. Приняли капитуляцию от наших офицеров, а нас загнали снова в трюмы, закрыли крышки, и сказали, что в случае бунта эсминцы нас потопят и после спасать будут лишь своих. И мы поползли к их порту, еще трое суток в жаре, духоте, почти без пищи и воды, раз в день нам что-то спускали сверху, ну а туалетом были ведра в углу!

Вот только еще когда стало ясно, что сдаемся, я пролез в трюм. Ход туда мы еще раньше проделали, в самом начале плавания, старослужащие рассказали, что так можно что-то вкусное найти и оприходовать? Но ничего съедобного и ценного не нашли, там были снаряды к нашим 25-фунтовкам, по крайней мере в тех ящиках, до которых было легко добраться. Поначалу это нам нервозности прибавило, на взрывчатке плывем, затем как-то привыкли. Так я пролез и сделал там сюрприз — ну в общем, станут разгружать, за один ящик сверху возьмутся, потянут, а там проволочка дернется, и хорошо все рванет! А то я понимаю, благоразумие и все такое... Но все же, сдаваться как-то... Вот и получите, макаронники, наш последний привет!

Пришли наконец. Нас выгоняют наверх, спускают на берег, строят в колонну. Другие транспорты нашего конвоя, кто за нами подходят, а кто-то уже у причала, негры мешки и ящики таскают. Нас уводить уже собрались, ну в лагерь, так в лагерь, хотя обидно, что даже повоевать не пришлось — зато после живым домой вернусь? Стоп, подбегает какой-то их Чин, что-то по-итальянски орет, и мы остаемся на причале. Тысяча чертей, нас же собираются заставить наш пароход разгружать! Увидели наверное, снаряды — ну а неграм что, они тупые, ящик уронят, и фейерверк обеспечен!

У нас же про сюрприз в трюме не я один знал. Человек шесть наших мне помогали. Так мы сначала шепнули по сторонам, чтобы все отказывались, ну не по-африкански это, чтобы белые работали, когда негры есть, к "белой солидарности" в Африке тогда относились очень серьезно — и вот уверен, будь тут вместо римлян французы, или даже наши британцы, они бы послушали, нас в лагерь, а к неграм надсмотрщиков, чтоб несли аккуратно, и кто бы после узнал, отчего взорвалось? Но у этих чертовых итальянцев колоний отродясь не было, не завоевали еще, в Эфиопию сунулись, по морде получили, второй раз успешно попытались, так семь лет назад всего, и то их оттуда выкинули в сорок первом — ну не успели они традициями проникнуться! Наши орут, а этот важный итальянец отвечает, а вы, наши пленные, для нас ничем не лучше негров. Марш работать, а то сейчас будет децимация, по старому римскому обычаю, каждого десятого казним!

И тут впервые прозвучало, "взорвется", как шелест по толпе. А итальянец тоже как-то понял, и ему это сильно не понравилось. Обернулся, что-то приказал солдатам, ну мы стоим, ждем, охрана вокруг, оружие держат наготове. И появляется, вместе с двумя их офицерами, майор Эндью, чисто выбритый, благоухающий одеколоном, со стеком в руке. И спрашивает так, скучающим тоном, а кто это такой приказ отдал, и почему я и другие старшие офицеры про то не знают? А мы уже договорились обо всем с итальянским командованием, что всех нас будут содержать строго по правилам Женевской Конвенции, обращаться гуманно, даже письма и посылки из дома, через Международный Красный Крест. Для нас война окончена, вы поняли, идиоты? Сейчас наша главная цель, сохранить себя для будущего Британии, у меня вот семья в Лондоне осталась, я хочу еще ее увидеть, кто еще желает после войны домой и к своим родным? Кто еще желает в посмертные герои, а всех остальных на смерть, сам в рай въехать на вашем горбу? Значит так, сейчас вы пойдете разгружать... а впрочем, можете отказаться. Но если этот пароход взорвется, все вы, кто выживет, и ваши товарищи с других транспортов, будут после нет, не расстреляны, а переданы немцам, что гораздо страшнее! Вы знаете, что теперь немцы к пленным англичанам относятся даже хуже, чем к русским? Что если вас не принесут в жертву на эсэсовском алтаре после ужасных пыток, так отправят на завод, где людей перерабатывают как скот, кожу на сапоги, сало на мыло, кости на удобрение, мясо на колбасу? И благодарить за все это вы, когда вас начнут заживо разделывать, должны будете тех из вас, кто сейчас трусливо прячется за вашими спинами и молчит, боясь признаться. А теперь за работу — и я надеюсь, что ничего не случится? Исполнять!

И этим словам майора Эндью я поверил, потому что еще в Англии смотрел русский фильм, что-то там про обыкновенный фашизм. Из которого понял, что для истинного нациста — а в Германии сейчас именно такие правят и приказывают всем так думать — все люди не немецкой национальности, это даже не то что для нас негры или китайцы, а вообще, животные! С которыми очень даже можно обходиться, как мы со скотом — заставить работать пока не сдохнет, а после в котел! Или фото в немецкой газете, позже перепечатанное и британскими, как какие-то дикари азиатского вида зимой над костром на вертеле француза жарят — якобы, русские зверства, вот только все заметили, что на азиатах мундиры гуннской армии — тут скорее поверишь, что истинные арийцы грязной работой побрезговали и на своих слуг спихнули, из местных, уж если у нас попадаются такие, как майор Эндью, то у менее культурных славян?

Короче, разгрузили мы этот транспорт. Я в трюм спустился, закладку свою снял. И ни одного итальянца не было ближе чем на километр, все что на борту, и на складах, уже выгруженное, наше — оружие, патроны, провиант. Вооружиться бы, и вперед — но все, на что мы решились, это под конец работы разграбить запасы спиртного из офицерского буфета, и нажраться всласть. Потому что, честно говоря, жить хотелось. Ну вооружились бы мы легким стрелковым, нашли бы несколько пушек, снаряды к ним. У нас же ни одного офицера, кто бы командовал, кто бы все организовал? И итальянские танки за оградой, десятка два, только приказ будет, все тут разнесут. И место совершенно незнакомое, куда нас бог занес, может тут пустыня вокруг и по суше никак не выбраться — а морем, корабли захватить, так тоже ни одного офицера, кто из нас в кораблевождении понимает, и эскадра на рейде, расстреляют нас, не дав от причала отойти. Да и просто хотелось жить!

Так что мы выпили даровой виски. А после мне, и еще шестерым кто знал, и еще троим непричастным, не знаю за что, набили морды. Наши же, били толпой, чудо что вообще оставили живыми. Когда после вернулись итальянцы, и увидели, майор Эндью усмехнулся, ну вот они, зачинщинки, можете их расстрелять. Итальянский полковник ответил, что мы и так получили свое, но Эндью настаивал, однажды проявивший неповиновение может и повторить, зачем вам потенциальные бунтовщики? Но итальянец сказал, что за нами будет особый присмотр — и действительно, полгода мы провели на положении штрафных, нас держали отдельно и под особым надзором, заставляли заниматься грязной работой, вроде чистки нужников — но в целом, жизнь в плену была сносной.

А майор Эндью, так уж случилось, попался "черным леопардам" в самом конце нашей эпопеи, кажется уже, в сорок пятом. О подробностях промолчу, ну вы понимаете, сэр — и надеюсь, что эти африканские наци (ну а как их назвать, если они считают, что их черная раса самая высшая) сначала заживо содрали с него кожу, как они нередко поступали с белыми пленниками, а затем съели, зажарив над костром. Хотя боюсь, что такой, как Эндью, может исхитрится выжить, даже попав к уэллсовским марсианам. Но вроде я не слышал о нем, как о живом — так что надеюсь, есть над нами Бог и справедливость.

Протокол допроса пилота AARM лейтенанта Джузеппе Пьяццоло 12 сентября 1943-го. Из папки Додсона.

— Значит, вы пилот истребителя с линкора "Рома", так ведь?

— Да, синьор капитан.

— И вы участвовали в битве у острова Сокотра 9 сентября?

— Да, синьор капитан.

— Каким было ваше участие в том бою?

— О, совершенно ничтожным, синьор капитан, я даже не сделал ни одного выстрела по...

— Отвечайте по существу и по порядку.

— Слушаюсь, синьор капитан. В двенадцать двадцать мой самолёт подали на катапульту, в двенадцать сорок пять, за пять минут до начала боя, поступил приказ на взлёт. После этого до 13.30 я вместе с лейтенантами Римини и Родари занимался барражированием над кораблями, так как синьор адмирал приказал не допустить к его кораблям ни единого самолёта чёртовых лайми... Простите, синьор капитан, я просто повторяю его слова... Что, адмирал погиб в том бою?! Мир его праху...

— Не отвлекайтесь.

— Да, до полвторого мы барражировали над линкорами, после чего с "Ромы" последовал приказ отразить атаку британской авиации на наши лёгкие отряды, связанные боем с ближним эскортом конвоя. Видимо, наш адмирал считал, что они будут атаковать его "Рому", а они предпочли ударить по нашим малым кораблям... Ах да, примерно в это же время к нам прибыло подкрепление — истребители Re.2002 с захваченного аэродрома на острове Сокотра, они должны были принять участие в бою и после боя привести нас на свой аэродром...

— То есть на тот момент авиабаза на Сокотре была уже захвачена?

— Да, синьор адмирал при инструктаже рекомендовал лететь после боя именно туда.

— Продолжайте.

— Да... Когда прибыло подкрепление, мы направились в сторону конвоя, чтобы атаковать вражеские торпедоносцы, но нас встретили огнём ваши палубные истребители. Им не надо было думать об остатке топлива в баках, без которого пришлось бы садиться на воду и надеяться, что тебя подберут после боя, и поэтому они смогли оборвать нашу атаку на торпедоносцы, после чего связали нас боем, к тому же в зоне досягаемости зенитной артиллерии судов конвоя. Скажу честно, синьор, я неплохой лётчик и смелости мне не занимать, как и всем катапультникам, но эти ваши "морские костры" едва не разорвали нас в клочья в первой же лобовой атаке! Только прищедшие на помощь "Арьеты" сумели переломить воздушный бой в нашу пользу. Но на тот момент из всех Фалько в строю оставался один мой, и у меня были серьёзные проблемы, синьор капитан, пробоины в крыле это не то, о чём можно забыть над морем, потому что баки у моего самолёта располагались именно в крыльях. Поэтому я запросил направление на Сокотру, после чего вышел из боя.

— Теперь объясните, почему наша субмарина подобрала вас в открытом море в ста километрах к востоку от Сокотры.

— Не знаю, синьор капитан, я двигался в указанном направлении, пока не кончилось горючее — а так как по расчёту я должен был быть уже близко, то я запросил помощь, после чего приводнил самолёт, перебрался в спасательную лодку и стал ждать помощь, но вместо наших спасателей почему-то появились вы...

— Что вы можете сказать о ходе морского боя?

— Ну, я видел бой, но не могу сказать, что что-то понял..

— Хорошо. Подпишите здесь и здесь.

Марио Морцоло, лейтенант, крейсер "Аттилио Реголо". Запись из папки контр-адмирала Додсона.

Я не нацист, я фашист! Ну как же, сэр, наци, это те, кто считают, их раса высшая, а прочие, это даже не негры, а скотина. А фашисты, это от "фашио", связка, единое корпоративное государство, народ, страна, где все, забыв собственные споры, дружно и искренне служат общему интересу — и власть, и знать, и буржуазия, и интеллегенты, и рабочие, и землепашцы. И разве справедливо, что Италия, наследница великой Римской Империи, в нашем веке прозябает на положении бедного родственника, не имея ни подобающего авторитета, ни доли в мировом богатстве?

А с нашим дуче, мы бы стали подлинно великими! И я даже сегодня верю, что у нас бы получилось. Если бы дуче не связался с этим недоучкой-ефрейтором! Ведь мир достаточно велик, чтобы его поделить между всеми кто достоин? Но этот австрийский идиот, вместо того, чтобы завоевывать бесхозные земли и диких голых негров, как делали все цивилизованные державы, зачем-то решил колонизовать этих сумасшедших русских! Нет, сэр, я ни в коей мере не коммунист, и им не сочувствую. Но мой старший брат Антонио попал в русский плен на Днепре и провел там долгие четыре года. И он сказал, когда вернулся — русские во многом похожи на нас, итальянцев, с одним лишь исключением. Их нельзя победить, потому что они никогда не признают своего поражения, а будут драться так, что чертям станет страшно. И Гитлер точно был больным на голову, когда решил, что сумеет их завоевать. За тысячу лет это удалось одному лишь Чингис-хану, так он был таким же азиатом, и где эти монголы сейчас, провинцией в составе СССР?