Три королевских слова - завершено! (15.09.18)

14

Мы снова падали...

Сперва в мягкой серой сумеречности, затем сверкнул луч, рапирой пронзивший толстый ватный слой. Блеснул и исчез, но вскоре вновь промелькнул... один, другой, третий... Окружающий туман забликовал, заискрился, проблески сливались в широкие полосы, закручивались по кругу, образовывая зеркальный светящийся колодец. В зеркалах показывались и исчезали, возносясь, призрачные земли — измерения, которые мы пересекали ускоренным магическим манером. Горы сменялись долинами, дворцы восставали на месте руин, а небоскрёбы поглощали джунгли ... иногда не наземные, а подводные. Я с любопытством взирала на эти картины, сменявшиеся, впрочем, слишком быстро, чтобы успеть запомнить детали. Только иногда казалось, что ощутился мимолётный аромат незнакомых цветов. Потом стены колодца засветились так интенсивно, что если б не защитные очки, глазам стало бы больно.

В какой-то момент пришлось опустить веки и единственной связью с реальностью стало соприкосновение с рукой Кайлеана. "Подобно стальному канату" — вспомнила я его слова и сжала пальцы посильнее, он пожал в ответ. Глаза я открыла только тогда, когда прозвучало:

— Готовься, приземляемся.

Как следует готовиться к приземлению после падения — по ощущениям — с высоты многих километров, я не знала, но на всякий случай решительно сдвинула брови и стиснула зубы. Но пасаран, танки грязи не боятся и всё такое. В сущности, было ясно, что никто не разобьётся, но сердце всё равно ушло в пятки.

Как выяснилось, не приземления стоило опасаться. Падение вдруг замедлилось, а следом мы и вовсе зависли в центре колодца — две мушки в янтаре.

— Ш-ш-шес-с-сему! — прошипел сквозь зубы Кайлеан. Чувствовалось, что он пытается вырвать нас из недвижимости, но ничего не выходило. — Следовало ожидать! Данимира, держись за меня крепко и ни в коем случае не отпускай, но освободи мне руки...

Я послушно вцепилась в полу его куртки и собиралась спросить в чём дело, но тут увидала сама: в сверкающей стене обозначился чёрный разрез, его края начали выворачиваться, обнажая потустороннюю тьму. Кайлеан метнул в том направлении несколько огненных шаров, но они угасли на подходе и сквозь разрез всё равно полезло нечто чёрное, огромное... Вначале выпросталось гигантское крыло с заострёнными маховыми перьями, следом клювастая птичья голова... Голова склонилась набок, в круглых глазах-тарелках отразился блеск и клюв блеснул полированной сталью...

— Кто это? — воскликнула я.

— Ворон неудачи, — сквозь зубы отвечал Кайлеан. — Голем, враг путешествующих сквозь миры. Кто-то его создал и послал вдогонку. Перебирайся за спину и держись, сейчас начнётся...

Я передвинулась как он велел... и вовремя. Ворон наконец прорвался на эту сторону и, хлопая крыльями, взмыл вверх, его распростёртый силуэт раскинулся над нами зловещим облаком.

Что ж ты вьёшься надо мною, над моею головой... в мозгу сами собой, речитативом, не распевно зазвучали слова и оборвались — чудовищная птица ринулась в нападение.

Я тихонько взвизгнула, не удержалась, уж очень страшен показался вид стремительно несущейся на нас чёрной твари.

— За спиной держись! — рявкнул Кайлеан, хотя я и так там была, и метнул в агрессора огненный шар.

Шар разбился, пламя растеклось по чёрным перьям. Ворон с отвратительным звуком, похожим на скрежещущее завывание бензокосилки, взмыл вверх и там энергично встряхнулся. Огонь скатился с чёрного оперения будто вода и угас.

Раз за разом ворон атаковал нас, Кайлеан откидывал его, яростно выкрикивая заклинания, то испуская струи пламени из центра ладоней, то посылая воздушную волну, но проклятая птица не оставляла попыток. Глядя на стальной клюв и острые как бритва перья, можно было догадаться — достигни ворон своей цели, то, что с нами произойдёт, трудно будет назвать простой неудачей. Словно в подтверждение моих мыслей при очередном сближении острые концы перьев пропороли рукав Кайлеановой куртки и ткань потемнела от крови.

— Не дождёшься, — забормотала я вслух подобно заправскому рэперу, — не дождёшься, ты добычи не дождёшься... чёрный ворон, я не твой, не твой, не твой!

Ворон вдруг разинул клюв... нет, не клюв, пасть — багрово-красную, зубастую по-щучьи, и издал дикий скрежещущий вопль — одна бензокосилка наткнулась на другую... И в эту развёрстую пасть Кайлеан тут же загнал светящийся зелёным шар. Птица сделала глотательное движение и тоже засветилась зелёным изнутри, а потом чёрные перья и чёрная плоть ссыпались прахом с костей и на нас ринулся птичий скелет.

— Обними меня! — прохрипел Кайлеан, и сам успел извернуться и обхватить меня, прежде чем то, что осталось от ворона, налетело, ударило и всё завертелось...

Я чувствовала себя стёклышком в калейдоскопической трубке, которую трясёт не в меру энергичный малыш. Если бы не объятия, скорей всего нас унесло бы прочь друг от друга сумасшедшим вихрем и раскидало бы по разным мирам, но мы вцепились друг в друга, став единым целым, и никакая магия не смогла нас разъединить. Потом был удар, и беспамятство, а когда я очнулась, то обнаружила, что по выражению провидицы Луссии возлежу на груди сына кесарева, который продолжает крепко прижимать меня к себе.

Я приподняла голову и встретилась взглядом с Кайлеаном. Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза, потом я спросила:

— Ты как? — И осторожно провела пальцами по исцарапанной щеке, спутанным волосам...

Голос его звучал глухо, но он улыбался, глядя мне в глаза:

— Превосходно.

Руки, обнимающие меня, были неподвижны, но сердце ускорило ритм.

— Вот и сбылось пророчество Луссии, — сказала я, лишь бы что-то сказать.

— Нет, — он покачал головой, — ещё не сбылось. Всё будет совсем по-другому, гораздо лучше...

Его многообещающая мечтательная улыбка смутила меня ещё сильней и я принялась осматриваться по сторонам.

...Обшарпанные жёлтые стены, мутные слепые окна, асфальт в дождевых лужах... взгляд упёрся в подозрительно знакомые зелёные мусорные контейнеры в углу двора-колодца. Не веря происходящему, я повернула голову и увидала железные ворота.

— Это никакой не Мадрид! — проговорила я в изумлении и поойкивая (всё тело ныло) покинула грудь кесареву.

Кайлеан приподнялся на локтях, огляделся, и — тоже покряхтывая — сел.

— Хатшепсутов ворон... убить не убил, но напакостил капитально... — Он с гримасой согнул ногу. — Сейчас, подожди... приду в себя и соображу куда нас закинуло...

— Нечего тут соображать, я знаю где мы. Мы в Петербурге, рядом с "карманом бога". Ну, в смысле, именно отсюда я попала в "карман"... Видишь, след на воротах — во-он там в углу справа? Нижний лист жести был согнут. Это Мелиса открыла лазейку, чтобы я к тебе прошла, потом вернула всё на место.

Кайлеан взглянул на ворота.

— Вот как?.. — неопределённо отозвался он и встал. — Могло быть хуже.

Его заметно шатнуло.

Я вскочила и поддержала Кайлеана, только теперь сообразив, в каком он виде — рваная куртка в тёмных пятнах, джинсы тоже не в лучшем виде, одна кроссовка "просит каши"... и сумки не было. И тут же поняла — и моя сумка исчезла тоже... Медленно я осознавала — я и принц Эрмитании Кайлеан Третий находились в центре Петербурга — без документов, без копейки денег, — нищие, грязные и оборванные как бомжи... Кайлеан к тому же был ранен и вымотан нападением ворона его состояние оставляло желать лучшего; к тому же, насколько я понимала, ему нельзя было пользоваться магией в нашем мире.

— Придётся поменять план действий, — растерянно сказала я.

Он горько усмехнулся:

— Да уж... полёт в бизнес-классе отменяется.

— Хорошо хоть лето. Тепло и погода неплохая...

Кайлеан взглянул наверх.

— Тучи, — сказал он. — Наверное, дождь будет.

Я тоже взглянула на жемчужно-серые тучки.

— Нет, это так... просто тучки... дождя не будет. Слушай, надо хоть как-то привести себя в порядок. Иначе будем привлекать к себе внимание. Так недолго и в каталажку загреметь... нам же это не надо?

— Каталажка крайне нежелательна. Если полиция что-то заподозрит и меня опознают, случится большой скандал. У Эрмитании будут неприятности.

— Здесь недалеко река... грязь смоем, я тебя осмотрю... можешь идти?

— М-могу, — ответил Кайлеан, сделал несколько шагов и снова пошатнулся. Я заметила, что он хромает, подскочила и подставила плечо.

— Обопрись на меня и пойдём. Здесь всё равно делать нечего.

Мы поковыляли к выходу.

Под одной из арок нам встретилась женщина с большим пакетом, из которого торчали перья зелёного лука. Она уступила дорогу, отпрянув к стене, и смерила нас выразительным взглядом. По выражению, появившемуся на её лице, можно было понять, какое впечатление мы производим на порядочных людей, — загульная парочка, не знающая удержу в развлечениях и резво катящаяся вниз по наклонной.

Подбородок принца Эрмитании надменно пошёл вверх. Кайлеан Георгиевич заметил и оценил взгляд встречной.

— Нам бы только до реки дойти... там я что-нибудь придумаю, — забормотала я, увлекая Кайлеана за собой. — Перед выходом на улицу наброшу на нас вуали — так... вообще... попробую придать общую благообразность. Не знаю, правда, насколько меня хватит — никогда ничего не делала с чужой внешностью, да и свою толком не меняла — только кудряшки выпрямляла, да и всё... честно говоря, никогда не думала, что это мне когда-нибудь понадобится...

Кайлеан, казалось, совсем меня не слушал и о чём-то усиленно размышлял, потом спросил:

— Твоя квартира где-то рядом?

Я затормозила, наткнувшись на невидимое препятствие.

— О нет-нет-нет... Туда мы не пойдём... Я не могу...

— Возможно там найдутся документы и деньги. Подозреваю, шанс небольшой, но его надо использовать.

— Всё равно не могу, — резко сказала я. — Просто не могу и всё. И деньги там вряд ли остались. — Я вспомнила Ангелину и её расстройство по поводу того, что я умираю прежде чем сообщила пин-коды от кредитных карточек. Наверное, она выгребла всё, до чего смогла дотянуться...

— Я схожу, осмотрюсь, и если всё в порядке — вернусь и пойдём туда вместе. — Он потянул меня вперёд.

Я упёрлась как осёл на горной дороге.

— Что там может быть в порядке? — Я постаралась совладать со страхом, но истерические нотки всё равно прорвались. — Вся комната в крови? Может, я ещё на свои косточки полюбуюсь?

От воображаемой картины я мелко затряслась и Кайлеан привлёк меня к себе.

— Ты была почти ребёнком, но проявила самообладание и ум, — заговорил он, медитативно поглаживая меня по голове. — Теперь ты уже не маленькая девочка, ты справишься, ты многое пережила, набралась опыта и стала ещё сильней...

Я уткнулась ему в грудь и насморочным голосом сказала:

— Не стала. И если я чего-то там набралась, то оно только что вылетело обратно. Пробкой! Мне по-прежнему страшно. У меня ноги отказываются идти в ту сторону, не заставляй меня... — Тут у меня возникла ещё одна мысль, я с ужасом взглянула на Кайлеана. — А вдруг кто-то из ковена там поселился? С них станется! А я не хочу никого из них видеть!

Он поднял моё лицо за подбородок, вгляделся и мягко произнёс:

— Конечно, я пойду один. Ты просто подождёшь меня неподалёку.

Лучше подалёку, подумала я, с трудом пересиливая желание бежать, не останавливаясь, до канадской границы. Чтобы справиться с паникой, пришлось вызвать в памяти образ родителей, нуждающихся в помощи. Я проглотила слюну и сказала:

— Хорошо, идём. Только погоди, вуали сооружу.

С грехом пополам я облагородила нашу внешность, замаскировав ссадины на лице Кайлеана, а также самые крупные пятна и прорехи. Остальное, как я понадеялась, окружающие должны были принять за модные тенденции, усердно пропагандирующие стиль "пятый день ночую под забором". Ещё я попробовала смягчить ощущение неординарности, излучаемое Его Высочеством за версту, наколдовав ему очки от близорукости старомодного фасона. Потом отступила, чтобы оценить плоды своих усилий, и с досадой констатировала:

— Эх, пустое дело. Породу за очками не спрячешь. На тебе этот ужас даже стильно смотрится. Что ж вы, Ваше Высочество такое Высочество, а?..

Возможно, я была предвзята, как все влюблённые, но мне воображалось, что Кайлеан Георгиевич даже в самом ужасном рубище всё равно продемонстрирует миру, что тот лежит у его ног. Девушки будут закидывать его лифчиками и телефончиками, а мужчины в ужасе звонить в полицию, требуя устранить конкурента.

Кайлеан усмехнулся, будто прочтя мои мысли, и вдруг как-то пригнулся, выставив плечи вперёд и подслеповато сощурившись. Куда-то подевалась и королевская осанка, и хищность, и даже рост как будто уменьшился. В одно мгновение он стал похож на обычного городского жителя.

— А так?

— О! Так лучше... ты что же, применил магию?

— Нет. Просто умею ходить в разведку. Идём?

— Идём. Но считаю своим долгом предупредить, что я в разведку ходить не умею.

Он пожал плечами и произнёс:

— Это ничего, ты же со мной.

Эти простые слова смогли бы утешить любую. Я вздохнула и по кошачьей привычке потёрлась щекой о его плечо:

— Я рада, что я с тобой. Пойдём.

Мы вышли из-под арки и оказались в небольшом проулке. Проулок пустовал — ни людей, ни машин, но слева и справа виднелись более оживлённые улицы. Шеренга оболваненных стрижкой, но уже обросших листвой городских тополей уходила в обе стороны.

Я повертела головой.

— Как ни странно, пока не понимаю, где мы, надо пройти дальше... — Я напрягла память: — Вроде бы, тогда я прибежала оттуда. — Я кивнула налево. Мы неспешно — из-за хромоты Кайлеана — двинулись в том направлении.

На соседней улице я сразу же сориентировалась. Неподалёку находилась "Можайка" — Военно-Космическая Академия и Чкаловский скверик, где когда-то... в прошлой жизни... я любила посиживать на скамейке, разглядывая изображённое на брандмауэрах панно "История авиации".

И Малый переулок действительно был совсем недалеко, и Тучков мост... до нужного места мы добрались быстро... слишком быстро.

Кайлеан оставил меня маяться на углу, а сам направился к моему дому. Я в сильном душевном смятении глядела вслед. Кайлеан, видимо, сбросил маску. У него появилась походка охотника в лесу — мягкая, осторожная... Будь он действительно в лесу, под ногой не хрустнул бы ни единый сучок... даже хромота куда-то подевалась.

Совесть вконец загрызла меня. А вдруг там на него нападут? А вдруг он будет нуждаться в подмоге? Через силу я поплелась следом, стараясь не думать о том, что могло поджидать впереди.

Ближе к парадной Кайлеан вдруг начал замедлять ход, а потом и вовсе остановился. Не оборачиваясь, он сделал мне знак остановиться.

Я замерла, глядя как аккуратно он отступал, не поворачиваясь к подъезду спиной и шагая след в след по своему пути.

Наконец он повернулся и быстро дошёл до меня.

— Уходим! — сказал он, схватил за руку и потащил прочь.

— К реке, — сказала я, указав направление. — Что там?

— В твоей квартире никто не живёт. Но вокруг раскинута сторожевая сеть с колокольчиками, такая же как в Аннмории, только небольшая, локальная. Никого не должна интересовать твоя квартира, но вот если кто-то к ней приблизится сознательно... хозяин сети сразу же об этом узнает.

— Хозяин сети — Мортен?

— Скорей всего. Всё говорит в пользу этого предположения.

— Тебя не засекли?

Кайлеан помолчал и ответил кратко:

— Надеюсь, нет. Я был осторожен.

До Невы мы дошли молча. Вернее было бы сказать — доковыляли. Кайлеан совсем охромел, и если вначале я взяла его под руку просто потому, что захотелось пройтись по знакомым улицам в тесной близости (и помечтать об утопическом), то в конце пути я откровенно его поддерживала. В небольшом и немноголюдном Петровском парке, что тянулся полосой вдоль берега Невы, мы спустились по откосу поближе к воде, и там Кайлеан немедленно повалился в траву с еле слышным стоном облегчения.

Сейчас можно было не поддерживать визуальную иллюзию — признаться, я тоже издала вздох облегчения, скинув наши вуали. Хранить одновременно несколько иллюзий оказалось не так-то просто.

В кармане джинсов я нашарила вышитый платочек — маленький сувенир из Эрмитании, захваченный на память в последнюю минуту. Теперь из сувенира платок превратился в предмет первой необходимости. Я намочила его в воде и, неоднократно прополаскивая, бережно смыла кровь и грязь с бледного лица Кайлеана и с рук. Но приподнять его и стащить куртку, чтобы осмотреть остальные раны, мне не удалось.

— Позже, — сквозь зубы сказал Кайлеан, не открывая глаз, и я оставила его в покое.

Захватив платок, я спустилась к реке и немного прошлась по берегу в сторону Тучкова моста.

Потом оглянулась.

Кайлеан лежал недвижим, вытянув ноги, раскинув руки, с закрытыми глазами, но грудь поднималась и опускалась равномерно... хорошо бы ему поспать хоть немного, подумала я и отошла ещё дальше.

Присев на корточки, я опустила платок в воду и стала его выполаскивать.

— Здравствуйте, — прошептала я. — Это я, кошка... то есть Данимира Шергина... это я раньше была чёрной кошкой, которая дала вам клятву... год назад, помните?

Несколько минут ничего не происходило, но потом...

Мне показалось, или волна, плеснувшая на берег, была чуточку выше остальных волн?

Я снова зашептала:

— Была ночь, и среди туч виднелось лицо мага, который разыскивал кошку... а вы укрыли эту кошку... меня то есть... а я ещё дала вам клятву... а-а-э-э... никого не любить... — Я сделала виноватое лицо и решилась: — Ну, в общем, я её нарушила!

Тут я замолчала, потому что увидала, как неподалёку из зеленовато-коричневой глубины вынырнула рыбка — золотисто-оранжевая, с красиво развевающимися плавниками и хвостом. Она напоминала изящную акварель китайского художника... ожившую акварель... я опустила ладонь в воду.

Подавив желание подманить её, сказав "цып-цып-цып", я спросила:

— А это вы, да?

Рыбка подплыла поближе и зависла, неспешно шевеля плавниками. Вокруг неё прямо у меня на глазах образовалась заводь из кувшинок — круглые листики и белоснежные цветы появились из-под воды.

Гармоничность явления меня приободрила. Мог ведь заявиться и крокодил, окружённый пираньями.

— Ладно... допустим, это вы... Так вот — по-другому и не могло случиться! Как можно было его не полюбить? Взгляните, он во-о-он там, на траве... извините, Кайлеан не может подойти... он вообще принц и этикету обучен... просто плохо себя чувствует... но правда он прекрасен?..

В сущности, призыв взглянуть на моего избранника являлся безусловной риторикой и рыбка продолжала безмолвно перебирать плавниками на одном месте, но венчики кувшинок развернулись в сторону Кайлеана и даже будто бы приподнялись на своих стеблях.

Воодушевлённая, я зашептала горячо:

— Я знаю, что он бывает несносен — эгоцентрик, и скрытный ужасно, и манипулятор, и вообще не верит в равенство людей... и, возможно, в его прошлом есть тёмные пятна, но вот мы только что пережили нападение монстра — и посмотрите — он весь изранен, а на мне ни царапины! Он позаботился о том, чтобы я осталась невредимой. Он вернул мне человеческий облик, вытащил из магической ловушки, а теперь помогает вернуться домой... Он старается! Я даже горжусь им иногда — столько добрых дел, и это с его-то характером! Так случилось, что сначала я полюбила в нём звериное, а теперь люблю его теперешнего... по-другому, но так же сильно... — Я замолчала, рыбка оставалась на месте и тоже молчала. Я неуверенно добавила: — И в любви ведь нет ничего плохого, правда ведь?

Только я собралась развить мысль, что если бы я старушек грабила или сиротские приюты поджигала, то это было бы совсем другое дело, такого плохого человека можно судить безо всякого снисхождения, — но ведь я этого не делаю! — как вдруг услыхала, что Кайлеан зовёт меня.

Обернувшись, я обнаружила, что он уже не лежит пластом, а приподнялся на локте.

Я обрадовалась и вернулась к рыбке и кувшинкам.

— Ещё вернусь и поговорим, — пообещала я. — Просто сейчас мне домой в Оленегорск очень надо. Но вы подумайте. Может, с этой клятвой можно что-нибудь сделать?..

И в тот же миг кувшинки ушли под воду и золотистая искра исчезла в глубине, оставив ощущение, что у меня только что состоялась беседа с галлюцинацией.

— Ты с кем-то говорила? — спросил Кайлеан, когда я подошла к нему.

— С рыбкой. С маленькой такой, симпатичной, — сказала я полуправду, поняв, что обрушивать на Кайлеана очередной неприятный факт из моей короткой, но бурной биографии в данное время не стоит. Он всё ещё был бледен и выглядел не вполне здоровым.

— Как ты любишь разговаривать с животными, — отметил он. — То паучок в ванной, то рыбка...

— Я люблю животных, — сказала я, — сама такой была. Но оставим это. Как ты себя чувствуешь?

— Скверно. Мне надо в подземелье, — вяло сказал он. — Там мне станет лучше. Стихия поможет.

Я поморгала.

— Ну-у-у... можно, конечно, поискать какой-нибудь подвал...

Он снова упал в траву и забормотал:

— Не подвал. Здесь есть настоящее подземелье. Я чувствую, я знаю. Большие пещеры, туннели... мне надо туда. Я выдохся, а там моя магия воспрянет. Отведи меня в пещеры...

С тревогой я потрогала его лоб. Бредит?

И вдруг догадалась:

— Ну конечно! Метро! Вот твоё подземелье! Здесь рядом станция метро "Спортивная"!

— Метро? — Кайлеан приоткрыл глаза. — Глубоко?

— По-моему, да. По эскалатору надо долго спускаться. Здесь же река рядом, поезда под рекой идут. Но я всё ещё не осмотрела твои повреждения. У тебя одежда в крови... особенно рукав... и с ногой что-то серьёзное...

— Идём. Под землёй мне станет лучше.

— Ты просто спустишься под землю, и тебе это поможет?

— Физиология такая — слишком тесно связана с магией... расплата за высший уровень. А в подземном метро воздух пропитан магией электричества, у которой много общего с магией огня.

Магия электричества? Как много нам открытий чудных готовит просвещенья дух... однако, — подивилась я.

— Да, спускаемся в метро. — Кайлеан осторожно приподнялся и сел. — Там я смогу колдовать. Моя магия вплетётся в уже имеющийся узор и будет незаметна имперским наблюдателям.

Зачем колдовать в метро, я понятия не имела, но, видя как бледен Кайлеан, не стала допытываться. Раз для облегчения состояния ему надо было оказаться под землёй, значит так тому и быть.

— Будут ли понимать тебя так же, как меня в твоей стране? — спросила я на всякий случай, помогая ему подняться.

— Обмен был обоюдным, — кивнул Кайлеан.

Когда я восстановила и укрепила наши вуали, мы поковыляли к метро.

Перед входом в вестибюль я попросила его собраться и применить все навыки хождения в разведку, чтобы беспрепятственно миновать досмотр у турникетов. Он вяло кивнул, я с тревогой поняла, что даже короткая прогулка истощила его силы... надо было срочно спускаться под землю.

Я поволокла Кайлеана, как муравей тащит на себе полудохлого жука. На гранитных ступенях он чуть не упал. Я стиснула зубы... только бы спуститься вниз...

У входа во внутренний вестибюль я прислонила Кайлеана к стене и, нервно улыбаясь, выпросила у проходящих молодых людей два жетона. Парни игриво намекали, что жетоны хорошо бы обменять на телефончик, но я оглянулась на Кайлеана и они тоже посмотрели. Кайлеан стоял, скрестив руки на могучей груди, и сверлил весельчаков многозначительным взглядом исподлобья. Даже прислонённый к стенке Кайлеан Георгиевич смог произвести впечатление — молодые люди поскучнели и сразу же пришли к верному выводу, что мой телефончик не так уж им и нужен, они отдали мне жетоны даром... то есть, безвозмездно.

Оставалось проскочить кордон перед турникетами. Что-то подсказывало, что тут не обойдётся без неприятностей.

Дурные предчувствия не замедлили оправдаться — перед турникетами нам наперерез двинулся полицейский.

Это был пузатый пожилой дядечка с лицом простоватым и, вроде, добродушным... и он был магом. Не слишком сильным, но моя маскировка его не обманула.

— В таком виде не пущу! — сказал он, неприязненно глядя на Кайлеана. — Девушка! Уводите своего дружка, пока я его не отправил куда следует. Пускай проспится вначале.

— Ну, пожалуйста...

— Да и вас за нарушение можно привлечь — нечего людям глаза запорашивать. Скажите спасибо, что у меня дочка такая же, жалко мне вас, дурёх... Ай-яй-яй! Такая славная девчушка и связалась с драчливым пропойцей... Слушай, девочка... бросай ты этого типа, пока жизнь себе не испортила...

Он принял Кайлеана за пьяного.

— Дядечка! — Я приложила руки к груди. — Пожалуйста, дядечка! Коля хороший! Коля и не пьёт совсем... — От отчаянья на меня снизошло вдохновение. — К нему просто друг армейский приехал — Серёга из Перми! Они вообще за пивом вышли вчера... в Купчино... а утром — вдруг здесь, на Петроградке... Коля в отпуске, Серёга из Перми в отпуске... а так они и не пьют вовсе!

Полицейский смерил взглядом Кайлеана:

— Где служил, Николай?

Я напряглась, опасаясь, что болезный Кайлеан Георгиевич ответит в духе "когда я на почте служил лесником"... или "в Иностранном Легионе", но он подсобрался, выпрямился и хрипло произнёс:

— Десант.

— А-а-а... ВДВ... — решил дядька. — Не сезон вам ещё в фонтанах купаться... Где ж ты, десантура, надрался-то так?

— В Купчино начали... — обтекаемо ответил Кайлеан.

— А порезал тебя кто?

— Мы с Серёгой отбились, — махнул рукой Кайлеан. — А потом снова выпили... за победу. Отметили.

— Отметили они...— проворчал дядька и уже с интересом спросил: — А Серёгу куда дел?

Кайлеан покачнулся и загадочно приложил палец к губам.

— Серёга? Серёга где надо. Познакомился... с одной... — Он начертил в воздухе нечто гитарообразное. — Но это не моя тайна. До Перми не дойдёт. Пермь должна спать спокойно.

— Вот, видите? А Коля ни с кем знакомиться не стал! Он хороший! Мне очень-очень надо его до дома довезти! А я выскочила, чтоб его забрать... и без кошелька... испугалась очень... только жетончики в кармане... и у Коли денег на такси уже нет. А нам домой надо! Пожа-а-алуйста!

Полицейский ещё раз смерил взглядом Кайлеана и вздохнул:

— Ладно, проходите... дочка у меня такая же... дурёха...

— Спасибо! Спасибо! — я расцвела и поскорей увлекла за собой Кайлеана, пока страж порядка не передумал.

На эскалаторе Кайлеан обмяк было и навалился на поручень, но внизу он уже выпрямился. Выйдя на перрон, он остановился посередине, расправил плечи и глубоко задышал.

— Хорошо-о-о... — с мучительным удовлетворением наконец произнёс он.

— Давай спустимся на вторую платформу, — обрадовалась я и потянула Кайлеана к следующему эскалатору. — Там ещё глубже!

Внизу я усадила его на круглую скамью рядом с золотистым мозаичным панно, воспевающим радости спорта.

Кайлеан глядел перед собой отрешённо... я сидела рядышком и помалкивала.

С шумом приходили и уходили поезда, платформа то наполнялась народом, то становилась безлюдной...

Через какое-то время я отметила, что его лицо наконец приобретает здоровый оттенок.

— Тебе лучше?

Он скривился и неопределённо пошевелил пальцами.

— Удовлетворительно. Пока сойдёт... Это собиратели милостыни? — вдруг заинтересовался Кайлеан, указав на двоих, вышедших из вагона прибывшего поезда.

Я пригляделась.

Мальчишки в мешковатых штанах, с причёсками из заплетенных косичек — может быть, моложе меня, увешанные бусами, фенечками и прочими атрибутами богемной жизни. Они остановились у колонны неподалёку и бренчали мелочью, выгребая её из кепки. Поскольку у одного в руках была гитара, а у другого — сдвоенные экзотические барабанчики-бонги, я предположила:

— Да, наверное. Но эти не нищие... Так просто, по вагонам ходят, играют что-нибудь... на пиво набирают... лето...

— А что у вас говорят, когда... на пиво набирают?

Я пожала плечами:

— Ничего не говорят. Музыку играют... "спасибо" иногда говорят. А те, кто без музыки, как-то так изъясняются: "Люди добрые, сами мы не местные, памажите, кто сколько может" и повторяют — "кто сколько может, кто сколько может" и это дикое "памажите"... Но "сами не местные" — это мафия. Мафия нищих. Все знают, но иногда подают — попрошаек жалко. Грустная, в общем-то, тема... — Я спохватилась: — А что? Ты же не хочешь...

— "Кто сколько может?" Хм-м-м... Великолепно! — Кайлеан хищно осклабился, порадовавшись неизвестно чему. — Идём!

Он повлёк меня к музыкантам; те опасливо покосились на приближавшегося Кайлеана, засуетились и подхватили рюкзачки, явно намереваясь смыться.

— Стоять. — Кайлеан оказался у них на пути и, подняв руку, пощёлкал пальцами. — Имена!

— Юраш... — как-то вдруг обмякнув и перестав беспокоиться, сказал гитарист.

— Ярик, — безучастно представился барабанщик.

Глаза обоих были пугающе пусты, они не отрывали взглядов от лица Кайлеана.

— За мной.

Кайлеан потянул меня к поезду, прибывавшему на станцию, Юраш и Ярик двинулись за ним как приклеенные. Я упиралась и бормотала.

— Ты их зачаровал? Это невинные люди, они тут не при чём! А это им не повредит? С ними же потом всё будет в порядке?

— Смотря как себя поведут, — холодно сказал Кайлеан. — Домой хочешь? — (Я насупилась, но кивнула.) — Тогда принимай всё, как есть.

— Мне никто не подаст, я не умею побираться... У меня не получится!

Он глянул высокомерно, в зрачках я уловила отблески огня.

— Естественно, не умеешь. Это буду делать я.

В полном смятении я позволила увлечь себя в вагон.

Двери закрылись, поезд тронулся в сторону "Адмиралтейской".

Как только мы оказались в туннеле, Кайлеан сотворил пасс и лампы в вагоне погасли. Через секунду освещение появилось вновь, но теперь свет стал багрово-тусклым и весьма зловещим... Вагон будто застыл в безвременьи, и пассажиры застыли, повернув головы в сторону нашей компании. Я поёжилась. Как-то чересчур преданно все уставились на Его Высочество. Чем-то ситуация ужасно напоминала сцену допроса в королевской библиотеке.

Внешность Кайлеана как обычно при использовании им магии обрела оттенок монументальности — он будто увеличился в размерах, на голове обнаружилась широкополая шляпа с высокой тульей, волосы удлинились и заструились по плечам, за спиной затрепетал чёрный плащ — неосязаемый сгусток тьмы.

Кайлеан приказал музыкантам:

— Играйте.

Тотчас мерно, в гипнотическом ритме застучали барабанчики, Юраш тихо перебирал струны своей гитары и под его пальцами зарождалась странная нездешняя музыка — колокольчики на ветру, арфа Эола...

— Люди добрые! Сами мы не местные! — голосом Дарта Вейдера провозгласил Кайлеан. — Памажите наличными, кто сколько может! Кто сколько может! Наличными! Кто сколько может!

Он снял шляпу и сунул её мне.

— Собирай.

Я, слегка ошалевшая от "памажите" из уст принца Эрмитании, автоматически кивнула.

Кайлеан медленно двинулся по вагону, я за ним, наш маленький оркестрик позади.

В красном полумраке пассажиры слегка заторможено, но послушно шарили по сумкам и карманам, доставая купюры. Подавали практически все, шляпа наполнялась. Несколько человек с виноватым видом кинули одну мелочь, а один мужчина — хорошо одетый, с благообразным породистым лицом, — вдруг прижал портфель к животу и фальцетом выкрикнул:

— Никому ничего не дам! Понаехали тут! У меня деточки, две родные кровиночки, — и то ни копейки алиментов от меня не получают!

— Кто. Сколько. Может, — с нажимом повторил понаехавший Кайлеан, нависнув над жадиной.

— Мерзавцы... какие же вы мерзавцы... ненавижу... ненавижу-у-у... — подвывал мужчина под стук барабанов. Слёзы текли по его благородной физиономии, когда он опустошал свой увесистый бумажник.

Руки были заняты шляпой, я локтём тронула Кайлеана, привлекая внимание.

— Может, не надо, ну его? Ты только посмотри, как его крючит... пусть лучше детям своим деньги отдаст.

— "Кто сколько может" — это сейчас не просто слова. Формула достаточно ёмкая, я легко вплёл в неё нужное заклинание. Все отдадут только то, что действительно могут пожертвовать, необходимого не лишатся, не волнуйся. А этот, кстати, всё равно добровольно никому ничего не отдаст. Если нажать посильнее — может и скончаться... от избытка чувств.

— Тогда оставь, — скривилась я, — пусть живёт, если может так жить.

Мы двинулись дальше.

— Кто сколько может! — продолжал заклинать публику Кайлеан под барабанный ритм.

Я по-прежнему ощущала неловкость. Народные деньги в шляпе были не последними, но всё равно чужими... Я заставила себя помнить о том, что мама и папа нуждаются в помощи, и запретила себе думать о моральной стороне нашего мероприятия по отъёму денег у населения. Надо было добраться до дома. Однако при виде пассажирки, совершающей странные телодвижения, я заново почувствовала себя не в своей тарелке. Пожилая женщина с гладко зачёсанными седыми волосами то вынимала из кошелька одинокую купюру, то вытряхивала мелочь на ладонь и пересчитывала её, то ссыпала обратно, то пыталась снять с себя застиранную вязаную кофточку, то озабоченно копалась в сумке, извлекая какие-то мелочи — потрёпанную записную книжку, рекламные буклеты, карандаш, ручку...

Я опять потыкала локтём Кайлеана.

— Что с ней? — встревожено кивнула я на суетящуюся пассажирку.

— Не может подать. Вообще ничего. Но очень хочет помочь. Характер такой.

Я вдруг вспомнила как уверяла речное божество, что не граблю старушек, и мне стало так стыдно, как не было никогда в жизни. Я выхватила из шляпы несколько бумажек и вложила их в сумку бедняги.

— Возьмите себе! У нас ещё есть! — с чувством сказала я.

Женщина просветлела. Она быстро достала из сумки то, что я ей дала, и торжественно опустила обратно в шляпу, глянув вокруг горделиво. Я всё-таки вынула часть купюр и опять положила в её сумку. Через мгновение деньги снова перекочевали в шляпу.

Пассажирка сияла, я хмурилась.

— Не возьмёт, не старайся, — обронил исподволь наблюдавший за этой сценой Кайлеан.

Перестав настаивать, я двинулась за ним. Дальнейший сбор подаяний прошёл гладко, не считая досадного эпизода, когда одна девушка — русоволосая, хорошенькая, но слишком, на мой вкус, активно раскрашенная, в шортиках, вдруг вытянула длинную загорелую ногу и поставила её перед Кайлеаном, преградив ему дорогу.

— Привет, — сказала нахалка, копаясь в сумочке. — Познакомимся? Меня Кристина зовут, а тебя?

Судя по тому, что она вела себя менее скованно, чем остальные пассажиры, Кристина была не лишена магических способностей. Наверное, заклинание Кайлеана действовало на неё слабее.

Кайлеан ничего не ответил, но и дисциплинарных мер предпринимать не стал. Просто стоял с непроницаемым лицом и ждал, когда магичка найдёт лишние средства.

Лишние средства всё не находились, а нога всё не убиралась... моё терпение лопнуло.

— Кайлеан Георгиевич, вы идите себе, не задерживайтесь, — посоветовала я голосом ласковым, но слегка вибрирующим. — У нас работы непочатый край. Я здесь сама разберусь.

Краешек его губ приподнялся... это наглое нарушение субординации, видите ли, забавляло Его Высочество!

Он двинулся дальше, легко перешагнув через препятствие.

— Кто сколько может... кто сколько может... — зазвучали слова заклинания.

— Ах, какой... — мечтательно сказала девица, глядя вслед Кайлеану.— А задница-то какая... М-м-м... Нет, такого мужика упускать просто грех! — И она стала приподниматься.

Я преградила ей дорогу.

— "Ах-какой" занят, — сквозь зубы произнесла я. — В смысле, делом занят. Недосуг ему. Руки прочь. И ноги.

Ничуть не обидевшись, Кристина опустилась на место и с сожалением сказала:

— Ладно, занят так занят... Слушай, и где только такие водятся? — Она наконец опустила в шляпу свою лепту.

— Если расскажу, ты не поверишь, — сухо сказала я и пошла дальше, бдительно оглядываясь. Но магичка уже сидела смирно, только продолжала мечтательно улыбаться, глядя перед собой.

Когда мы дошли до конца вагона, шляпа наполнилась доверху.

Поезд начал тормозить — приближалась станция.

— Оставайтесь в вагоне, за мной не ходить,— велел Кайлеан музыкантам. — Когда двери закроются, можете считать себя свободными.

...Как только поезд вышел из туннеля, красноватый свет в вагоне сменился на обычный, облик Кайлеана стал прежним и пассажиры задвигались в прежнем ритме.

Двери открылись, Кайлеан шагнул на платформу, я медлила.

— Данимира, идём, что с тобой?

Я колебалась, и всё же подбежала к той женщине, что так хотела помочь нам, и всё-таки всунула ей в руки несколько крупных купюр.

— Тратить только на себя — это приказ! — выпалила я, копируя кайлеановские интонации, и успела выскочить из вагона, когда двери уже начали закрываться.

15

— Мы Рокфеллеры. — Я заглянула в шляпу. — Во всяком случае, по сравнению с нашим бедственным положением по прибытии сюда.

Кайлеан тоже посмотрел и с прохладцей уронил:

— Разве что по сравнению.

— Вообще-то считается, что если у человека есть еда, одежда и крыша над головой, он богаче, чем ему кажется, — поучительно сказала я. — Сейчас переоденемся в чистое, поедим, и жизнь заиграет новыми красками. А там и как добраться придумаем. Может, в Интернете пристроимся попутчиками в машину хотя бы до Петрозаводска... я, правда, сама так никогда не ездила, но надеюсь, паспорта в таком случае никто не спрашивает.

— Сперва поедим, потом переоденемся, — с голодным блеском в глазах уточнил Кайлеан Георгиевич.

— В таком виде нам только чебуреки из ларька продадут. Боюсь, я не смогу долго поддерживать иллюзию на другом человеке.

— Что есть "чебуреки из ларька"?

— Это лотерея, Ваше Высочество. Где ставкой может оказаться если не жизнь, то здоровье.

— Готов рискнуть.

Я вздохнула.

— Ах, какая выпечка в "Кофейном раю", там, где я работала... Как бы нас там накормили! А ведь Роберт Ашотович, хозяин, вряд ли случайно назвал меня "Светлейшей"... может, надо было сразу идти туда... но боюсь, ловчая сеть раскинута и там. Мортен ведь приходил в кафе, и кто знает, не взял ли он позднее Роберта Ашотовича в оборот?.. Господи, мне теперь везде мерещатся засады и обман... неужели так будет всегда?

Кайлеан пожал плечами:

— Теперь ты видишь жизнь такой, какая она есть, без прикрас.

— Жизнь в розовом цвете нравилась мне больше, — печально улыбнулась я.

— Никто не может оставаться ребёнком вечно.

— Знаю. Впрочем, за утрату иллюзий я получила кое-что не менее ценное...

Кайлеан приподнял брови:

— Что же именно?

— Встречу с тобой.

Мне хотелось отблагодарить Кайлеана, за то, что он сейчас со мной, и самое малое, что я могла ему дать, это подтверждение — не смотря на противодействие судьбы, он сумел занять особое место в моём сердце...

...Он ответил длинным взглядом и, протянув руку, поправил выбившуюся прядь моих волос и провёл пальцами по моей щеке. На его лице вдруг проступила какая-то светлая растерянность, как у человека, который получил хорошее известие, но ещё не в силах в него поверить... куда-то спешили люди, толпа обтекала нас справа и слева, а мы всё стояли молча и глядели друг на друга, пока какая-то хмурая женщина с тележкой на колёсах не прошла между нами, бесцеремонно растолкав и разлучив. Очарование момента прошло, а Кайлеан вдруг снял нечто невидимое с моего рукава, в два прыжка догнал женщину — теперь я увидала, что это ведьма — и припечатал ладонь к её плечу. Ведьма гневно обернулась, но тут же её глаза расширились, она приложила руку к губам и неуклюже побежала прочь, волоча за собой тележку.

— Позавидовала, — коротко объяснил Кайлеан, вернувшись. Его лицо приобрело прежнее жёсткое выражение. — Вернул ей сглаз. — Он деловито продолжил: — А насчёт твоего Роберта Ашотовича... полагаю, нам стоит навестить его. Скорей всего, он — конфедерат, по каким-то причинам эмигрировавший в другое измерение. Жаль, я был не в форме и сразу про него не вспомнил. Можно было бы обойтись без всего этого цирка... — он махнул рукой в сторону стоящих у перрона вагонов.

— Роберт Ашотович... э-э-э... практичный, знаешь ли... Деньги у нас всё равно уже есть, может, ну его?

— Пойду я, ты подождёшь неподалёку.

— Практичный — это значит "прижимистый". И очень себе на уме. Не факт, что он захочет иметь с тобой дело.

Кайлеан скупо усмехнулся:

— Посмотрим. Если он догадывался, кто ты такая, тем более, догадается кто я.

— Но раз на квартире установлена сторожевая сеть, значит, и возле моей бывшей работы тоже?

— Какое-то сигнальное устройство вероятно установлено, но настроено оно, вероятнее всего, только на тебя. Кафе, в отличие от квартиры, — публичное место, где появляется множество посторонних людей. Настраивать сеть на всех не имеет смысла, колокольчики будут трезвонить каждые пять минут. Полагаю, как обычный посетитель я пройду беспрепятственно.

— Тогда нам надо вернуться обратно, пошли, вон наш поезд прибывает.

...По дороге к "Кофейному раю" нам попался маленький сетевой магазин, где Кайлеан Георгиевич с кислым видом обозрел ассортимент, указательным пальцем перебрал вешалки и всё-таки с моей подачи соизволил переодеться в нечто, отдалённо напоминавшее его прежнюю одежду.

— Вот теперь, Ваше Высочество, вы влились в коллектив, — одобрила я, когда мы вышли на улицу. — Как истинный россиянин — с головы до ног в изделиях китайской швейной промышленности. — Я взяла Кайлеана под руку и повела его в сторону "Кофейного рая".

— Бывало и хуже, — коротко ответил он.

— Ну-ка, ну-ка? — Избавившись от отягощающей необходимости облагораживать чужой облик, я ощутила лёгкость, будто скинула с плеч тяжёлый рюкзак.

Развеселившись, я потребовала от Кайлеана рассказать, когда это ему "бывало хуже". В ответ он преподнёс занимательную историю о своём визите в отдалённое южное княжество, где население происходило от итальянцев, вознамерившихся возродить угасшую славу Древнего Рима. Соответственно роль парадно-выходного одеяния выполнял трёхметровый кусок ткани, который следовало обернуть вокруг тела в виде тоги. Любая мужская особь, появившаяся на торжественном приёме в чём-то брюкоподобном, без снисхождений причислялась к слабакам, а король послал своего младшего сына с целью заключения союза, в том числе и военного.

Я с улыбкой внимала повести о драматических взаимоотношениях юного Кайлеана Георгиевича с трёхметровой простынёй, как вдруг заметила на одном из домов небольшую потемневшую от времени табличку. Она располагалась у входа под арку и на ней я с изумлением прочла нечто знакомое.

— Ой! — воскликнула я, остановилась и перечитала еле различимую надпись вслух: — "Алексей Абрикосов. Свадьбы и ню"!

Стрелка на табличке указывала на железную дверь, утопленную в стене. Наверное в старину в подворотне находилась дворницкая, а теперь тут устроена фотостудия.

— Давай зайдём, — взмолилась я. — Какая удача, что мы при деньгах!

— При деньгах?.. — рассеянно переспросил Кайлеан, уставившись на табличку с неопределённым выражением лица. Казалось, он перечитывает её снова и снова. Я тоже взглянула, осознала вероятный ход его мыслей и, смешавшись, заговорила быстро:

— Он снимал меня когда-то давно, во время прогулки по городу. Ну, Лёха Абрикосов, — помнишь, я тебе рассказывала? Раз уж мы рядом, я хотела бы выкупить свои фотографии... просто на память о том времени... и о своих розовых очках. Представляешь, я тогда даже в институте ещё не училась... какой чудесный август был... только потом поняла... Вдруг эти снимки у него сохранились, есть же шанс?

— Это он бросил тебя в трактире? — холодно спросил Кайлеан.

— Ну, было дело. Но мне от него ничего не надо, кроме снимков. Давай зайдём, спросим? Раз уж мы всё равно здесь. Это быстро: да — да, нет — нет... Если что, найдётся же у него лишняя флешка, снимки перекинуть минутное дело. Или пусть на почту мне пошлёт, так даже быстрей будет.

Он пожал плечами:

— Если хочешь...

Я позвонила в звонок.

Долго никто не открывал, наконец послышался детский визг, перемежаемый чьими-то уговорами, и дверь отворилась. Пахнуло капустным запахом — видимо, здесь была не только студия, но и жильё.

На пороге стояла изящная бледная блондиночка с коротким хвостиком, прижимающая к себе такого же белокурого карапуза. Как только ребёнок перестал верещать и с живым любопытством уставился на незнакомцев, стало ясно, что мы попали по адресу — девушка держала на руках точную копию Лёхи Абрикосова.

— Здравствуйте, мы к Алексею, — сказала я, — по поводу фотографий. Приобрести хотим.

Блондинка в молчании переводила взгляд с меня на Кайлеана и обратно. Сцена затянулась и по сердцу вдруг пробежала тень тревоги. Почему-то вдруг вспомнились полустёртые буквы на табличке... будто они уже не имели значения...

— Лёши нет, — сказала наконец хозяйка приятным хрипловатым голосом.

— Мы спешим. Может, вы сможете помочь... — начала я нетерпеливо, но она вдруг расширила глаза и ожила, удивлённо проговорив:

— Это же ты!.. Это тебя он снимал тогда!..

— Э-э-э... Да, Алексей снимал меня... мы, собственно, по этому поводу...

— Что там произошло?

— Где? — хлопнув ресницами, спросила я.

— Во время съёмки! — с отчаяньем воскликнула блондинка.

— А что-то произошло?.. — пробормотала я, ничего не понимая. На мой взгляд, единственное, что произошло выдающегося, так это то, что её муж... или сердечный друг... в общем, её Абрикосов решительно бросил меня в кафе, заставив расплачиваться по счёту.

— Я вижу, многое нужно прояснить, — вмешался Кайлеан. — Так мы зайдём?

Хозяйка переместила увесистого малыша на другую руку, с напряжением изучила нашу внешность и разрешила:

— Заходите.

Из небольшого "предбанника" мы попали в такую же небольшую квадратную комнату, где у одной стены сгрудились штативы с аппаратурой, а затем в кухню, напротив, больше похожую на коридор. Стол был занят пакетами с овощами, лежала газета с очистками. На плите бурно кипел суп и блондинка мимоходом уменьшила газ.

— Садитесь, — сказала она, устроив малыша на детском стульчике, потом сдвинула пакеты, свернула и выбросила газету с очистками и махнула тряпкой по табуретам. — Меня Юля зовут.

— Меня Даня, а это... — Я на секунду запнулась, потому что в голову пришло замечательное "Колян Георгиевич". — Это Коля... Николай... — Я послала Кайлеану предупредительный взгляд.

Помедлив, Юля всё же предложила:

— Чай, кофе?.. Только кофе у меня растворимый... и сахара немного... и чай не очень...

— Нам всё равно какой чай, и без сахара, пожалуйста, — сказала я поспешно, сообразив, что финансы в этом доме громко распевают романсы. — Но где Алексей?.. — После паузы я спросила: — С ним что-то случилось?

Она опять посмотрела на меня странно, налила в чайник воды, щёлкнула кнопкой, достала чашки и разложила пакетики с чаем.

— Лёша умер. Давно, когда я ещё беременная ходила. Сразу же после ваших съёмок. Позвонил, взбудораженный такой, сказал, что нашёл девочку с большим модельным будущим, сказал, что поймал удачу за хвост... переслал фотографии и исчез. А потом...

— Как "умер"? — в ошеломлении спросила я. — Он же был абсолютно здоров! В смысле бодр, весел... скакал, снимал и всё такое...

— Его нашли во дворах... — Юля назвала адрес и я вздрогнула — это случилось по соседству с тем кафе, где я тщетно ожидала возвращения Лёхи Абрикосова. — Умер по необъяснимым причинам. Внезапная остановка дыхания. Его будто задушили, а следов на теле не осталось. Но рядом нашли разбитую камеру... вдребезги разбитую, словно по ней камнем молотили... Это был мой подарок ко дню его рождения, я полгода копила, чтобы маг наложил заклинание на объектив... Лёша не знал. Я же магичка, а он из обычных людей... Он и так талантлив был, без всякой магии, но я хотела помочь... и вот... так нелепо ушёл... и так непонятно...

Лёха Абрикосов, весёлый маленький фотограф, вовсе не бросал меня... ему просто не дали вернуться.

— Может, кто-то из твоей компании что-то знает? Они почти на каждом снимке, значит, всё время рядом были, могли заметить что-то странное, что бы объяснило случившееся.

— Из какой ещё компании?.. — цепенея, спросила я.

— Ну, парень с тобой был, светловолосый, эффектный такой, длинноволосый, и девушка... итальянского типа, как мадонна...

Мартин и Ксения? Теперь замолчала я, переваривая услышанное.

— Эти снимки сохранились? — спокойно спросил Кайлеан.

— Конечно! Это же память о Лёше, его последняя работа!

Она вскочила и выбежала из кухни, но тут же вернулась с ноутбуком.

Мальчик оживился при виде компьютера, Юля пообещала:

— Лёшка, сейчас дяде с тётей картинки покажу и потом мультики свои посмотришь. Подожди немного.

Маленький Лёша Абрикосов не согласился с отсрочкой и громко захныкал. Чтобы успокоить ребёнка, Юля взяла его на руки и кивнула на оживший ноутбук.

— Там на рабочем столе папка, "АА" называется. В ней другие папки, ищите с названием "Бэмби".

— "Бэмби"?

— Это Лёша так назвал. Он говорил, что ты напомнила ему оленёнка — на длинных стройных ножках, и такая юная, наивная, светлая, очень трогательная... действительно... на фото было похоже...

Я уловила некий скептицизм в её голосе и криво — совершенно в стиле Кайлеана — усмехнулась:

— Кроме ножек от этого мало что осталось, да?

— Кое-что осталось, — уклончиво ответила Юля, покачивая малыша.

Кайлеан развернул ко мне экран.

...Вот она я, семнадцатилетняя, свято верящая в то, что мир будет добр ко мне всегда... вскинула руки, подняла лицо к небу — улыбка до ушей, видны все тридцать два зуба, а глаза зажмурены... и Мортен на заднем плане тоже улыбается, скрестив руки на груди, — ни дать ни взять, добрый ангел-хранитель... за левым плечом.

— О, господи... — севшим голосом сказала я. — Почему же я его не замечала? Его же невозможно не заметить!

— Отвод глаз, — произнёс Кайлеан. — А камера неживая, к тому же, с наложением магии, её не обмануть.

Он медленно перелистывал картинки: я весёлая, я задумчивая, я снова хохочу... и везде на моей физиономии ожидание счастья, которое ожидает буквально за поворотом...

— Я думала, вы друзья, — сказала Юля. — Эта парочка, они же везде.

Я искоса бросила взгляд на экран.

...Облокотившись о чугун перил, глупая девчонка свесила кудри вниз и уставилась на оливково-зелёную гладь канала Грибоедова. Дурацкая улыбка, разумеется, присутствовала и здесь — будто я ожидала, что прямо сейчас воды канала разойдутся и на гранитный берег выйдут тридцать три богатыря и каждый предложит мне руку и своё мужественное сердце.

А в двух шагах позади стояли, обнявшись, Мортен и Ксения. Мортен что-то шептал Ксении на ухо, а она повернула голову в мою сторону и выражение её лица было раздражённым... я ей активно не нравилась.

— Но я видела эту фотографию, — припомнила я, — на предпросмотре, Лёша мне показывал. Не было там ни Мортена, ни Ксении, я бы запомнила.

— Мортен обладает необычными силами, — признал помрачневший Кайлеан. — Должно быть, его присутствия поблизости хватало, чтобы полностью блокировать адекватное восприятие. Тем не менее, магическая камера зафиксировала истинную реальность.

Юля нахмурилась.

— Мортен — странное имя какое... Немец, что ли, или швед? Или это кличка? Раз они не ваши друзья... кто тогда они вообще, эти люди?

— Они маги, убившие вашего мужа, — без обиняков сообщил Кайлеан. — Вероятно, у меня будет возможность воздать им по заслугам.

— Но за что?! — Стон, вырвавшийся из груди Юли, слился с моим. — Лёшка, он же был такой безобидный!

— Он мог помешать и его убрали. Очевидно, в расчёты Мортена не входило восхождение Данимиры на модный Олимп.

— Я и не собиралась никуда восходить! Я учиться собиралась!

Кайлеан пожал плечами:

— Мортен этого не знал и решил не рисковать. Ты нужна была ему под рукой.

— Странно, что он так долго меня обхаживал, — горько сказала я. — Их пятеро было. Зазвали бы котёночка в подвале посмотреть — и дело с концом.

— Во-первых, Мортен собирался пойти другим путём... помнишь каким? И во-вторых... знаешь, что для тёмного мага особо притягательно? Воспользоваться чужим доверием. У колдовства тогда появляется... особый привкус... он кружит голову как вино. А высшее наслаждение — предать любящее сердце. Это особое удовольствие. Ты ведь чувствовала что-то к Мортену?

Я вдруг увидала как сузились его глаза и сжались губы, и осознала, насколько нелегко было Кайлеану принимать моё былое увлечение Мортеном.

— Ты сам говорил, что там присутствовал морок!

Юля, внимательно следившая за нашим диалогом, вдруг тревожно обняла Лёшу-младшего и пробормотала:

— Кто вы такие?..

Но мне было не до неё. Мне не понравилось, с каким знанием дела Кайлеан расписывал особый привкус предательства.

— Что-то ты много об этом знаешь.

Кайлеан чуть заметно дёрнул плечом.

— Ты — тёмный маг?

Он надменно приподнял подбородок.

— Я — ученик Мерлина.

— И что это значит?

— Мерлин воспитывает универсалов... владеющих всем спектром магии.

— Весь спектр магии... Вот как это теперь называется...

В зрачках Кайлеана вспыхнули красные угли, он рявкнул:

— Не собираюсь оправдываться! Когда мы встретим Мортена, чем больше во мне будет тёмной магии, тем лучше!

Нашу перепалку прервала Юля, которая ещё крепче прижала к себе ребёнка, отступила к стене и жалобно пробормотала:

— Только сына не троньте...

Я опомнилась.

— Простите. Не надо было вмешивать вас в свои отношения. Мы уже уходим. Эти фотографии я покупаю, но пусть они пока побудут у вас. Только не показывайте их никому... это очень опасно.

Я отсчитала деньги и положила их на стол. По моему разумению, заплачено было с лихвой. На деле, снимки оставались здесь на вечное хранение, я не собиралась их забирать. Как говорится, у каждого есть друг, способный испортить фотографию.

Из дома Абрикосовых мы с Кайлеаном вышли, отвернувшись друг от друга. И шагали молча, пока вдалеке не показалась вывеска "Кофейного рая"". Тут я была вынуждена нарушить молчание.

— Почти на месте. Вон, видишь, круглая вывеска, где крыльцо и навес с коваными завитушками? Мне, наверное, ближе подходить нельзя. Я тебя здесь, в скверике подожду.

Он кивнул и решительно пошёл вперёд, даже не оглянувшись и не сказав ни словечка. Я присела на скамейку и, нахохлившись, смотрела ему вслед.

А вдруг что-то произойдёт?

А вдруг Кайлеан не вернётся?

И как это у меня получается?

Я ведь хотела поддерживать его и всячески выказывать свою благодарность, а потом взяла и нашипела. В который раз я напомнила себе, что будь Кайлеан хоть трижды тёмным магом, не стоило пользоваться его помощью, одновременно пиная за несоответствующий высоким идеалам моральный облик. И кто знает, до какой степени практическими были его знания о сладком вкусе предательства... Не надо было заводиться, но я автоматически примерила ситуацию на себя и мгновенно потеряла самообладание. От одного только предположения, что со мной снова могут поступить бесчестно, страх выморозил душу.

Ещё меня неприятно задело упоминание об увлечении Мортеном. Мне было стыдно вспоминать, какой я была доверчивой.

Где-то я Кайлеана понимала — сама старалась не задумываться о личной жизни Его Высочества. А когда всё же задумывалась, испытывала море неприятных эмоций... но, по крайней мере, не высказывалась вслух... или высказывалась?

Уже на крыльце он всё-таки бросил взгляд в мою сторону, я прочувствованно выдохнула — всё-таки посмотрел! Откинувшись на спинку скамейки, я прикрыла глаза.

Мысли закрутились водоворотом.

...Что ждёт меня в Оленегорске? Где мама с папой? Не может быть, чтобы с ними случилось что-то страшное... папа умный, он наверняка придумал что-то, чтобы им с мамой не причинили вреда... Лишь бы нам встретиться, а там всё будет в порядке... А когда всё будет в порядке, настанет пора расставания с Кайлеаном. Он вернётся в свой мир, я останусь здесь... когда через год я вернусь за Снежинкой — не встретит ли меня полноправный король вместо младшего принца... король со своей королевой... Как я смогу отпустить его, отдать другой?

...И уже не первый раз в моей голове возник вопрос — правда ли, что лучше жалеть о том, что сделала, чем о том, что не сделала? Может, позволить себе короткое счастье, впоследствии заплатив за него сполна? Будет что вспомнить в одинокой старости... старость моя будет, конечно же, одинокой, потому что... потому что "никто не сравнится с Матильдой моей" и всё такое...

Из лирического настроя меня вывело звучное напоминание от бабочек в животе, что любовь любовью, а обед желательно получать по расписанию.

Кайлеан отсутствовал около часа и я, устав следить за входом, пропустила момент, когда он покинул кафе.

Бесшумно возникнув рядом, он протянул стакан с горячим кофе и знакомый коричневый бумажный пакет с круглым логотипом "Кофейного рая".

— Пирожки, — сказал Кайлеан и скучным голосом добавил: — Отравленные, разумеется.

Я было с живостью сунулась в пакет, но тут замерла и воззрилась на Кайлеана снизу вверх.

— Из моих же рук... — Кайлеан Георгиевич пристально созерцал вдали нечто примечательное. — Какими они ещё могут быть...

Сказать, что его голос источал сарказм, значит, ничего не сказать. Сарказм бил фонтаном вверх и, возможно, на данный момент являлся самым высоким фонтаном в Европе.

Я достала пирожок, осмотрела и с удовольствием откусила приличный кусок.

— Ничего-ничего, — бодро произнесла я с набитым ртом. — Пирожок из твоих рук... м-м-м... мням-муам... это так приятно. Приятней может быть только... моам-муам... пирожок из рук Мортена... — Я проглотила, вновь откусила и энергично зажевала. — Я же до сих пор по нему сохну... по мнению некоторых.

Кайлеан Георгиевич сразу вышел из образа кроткого страдальца и гневно сверкнул очами:

— Некоторые ничего подобного не говорили!

— Прямо не говорили. Но намекали.

— Не намекали.

— Да? А к чему тогда были эти расспросы — чувствовала я что-то к Мортену, не чувствовала?..

Он помолчал, затем нехотя сказал:

— Само вырвалось. Просто представил...

— Богатое воображение, понимаю. У самой такое.

Потом я выпала из дискуссии, воздавая должное пирожкам и кофе. Кайлеан молча сидел рядом, упершись взглядом в двух потёртого вида мужичков, расположившихся напротив. Я жевала, отхлёбывала живительную жидкость и тоже наблюдала за происходящим. На скамье стояла шахматная доска, но в древнюю игру была внесена чисто питерская поправка — как только кто-то из игроков "съедал" фигуру, извлекалась фляга и шахматисты поочерёдно прикладывались к ней.

Прикончив пирожки и допив кофе, я умиротворённо вздохнула, обхватила кайлеанову руку, пристроила голову ему на плечо и пробормотала:

— Они милые, правда? Алкоголики, наверное, но всё равно милые.

Кайлеан Георгиевич покосился и произнёс с оттенком недоумения:

— Так тебя что, просто накормить надо было?

Я загадочно улыбнулась.

— Иногда это срабатывает и с девушками. Ну, что там рассказал Роберт Ашотович?

Кайлеан ещё немного понаблюдал за игрой, потом сказал:

— Как и предполагалось, твой бывший работодатель — эмигрант из Аннмории. Запирался, конечно, вначале, но я быстро добился откровенности.

— ...Немножко надавили харизмой, а, Ваше Высочество?

— Пришлось. Поначалу трактирщик решил со мной в игры играть, но быстро уяснил, что делать этого не стоит. Он сбежал сюда много лет назад по причинам, вдаваться в которые я не стал. Главное, он склонился перед волей Карагиллейна — фамильное сходство существенно упростило дальнейшую беседу.

Кайлеан полез в карман, достал ключи и покачал ими. Брелок с зигзагом "Опеля" и подвеска — деревянная обезьянка, прикрывшая ладошками глаза, — были мне знакомы.

— Роберт Ашотович оторвал от сердца любимое авто? — приподняла брови я. — Представляю себе его скорбь. Но жертва не имела смысла: у нас обоих нет ни прав, ни паспортов. Нельзя так рисковать. Не уверена на сто процентов, что сможем откупиться, если дорожная полиция нас остановит... мало ли как сложится.

— Машина заговорена от внимания дорожной полиции, такие чары обычно накладывают на транспорт спецслужб, и у нас тоже. Из уклончивого сопения твоего работодателя я узнал, что списанный оперативный автомобиль ему продал сотрудник некой структуры, тем самым существенно уменьшив пропасть между своими смелыми желаниями и скромным официальным заработком.

— Надо же... а я-то удивлялась — Роберт Ашотович знает толк в дорогих вещах, а машина у него древняя, да ещё и обшарпанная какая-то... одна радость, что немецкая. Сколько помню, он всё время что-то в ней менял — то тормозные диски, то свечи, то провода... а кузов, по-моему, просто рассыпался в труху. Вечно он его подмазывал и подкрашивал...

— Трактирщик не преминул сообщить, что за эту обезьянку, — Кайлеан ещё раз покачал связкой, — заплатил столько, будто её выточили из цельного алмаза. Чары, правда, настроены на источник силы, расположенный в центре города. Как подальше отъедем — начнут ослабевать, но к тому времени, как они развеются, мы успеем беспрепятственно добраться до места.

— Раз никто не остановит, давай я сяду за руль, а ты отдохнёшь. — Я с готовностью встала.

— Поведу я. — Кайлеан тоже встал. — Ты будешь штурманом. И ещё... Задавая вопросы, я вынужденно обнаружил свой интерес к Мортену. Как выяснилось, он регулярно заглядывает на твою бывшую работу... завсегдатай, можно сказать.

— Плюшками балуется? — хмуро спросила я.

Кайлеан поглядел с любопытством и пожал плечами:

— И этим, наверное, тоже. Он сделал "Кофейный рай" своей штаб-квартирой и, похоже, основательно запугал хозяина. Тяжело признавать, но Мортена твой бывший работодатель боится больше, чем меня, и, кстати, на полном серьёзе считает его вампиром. Должно быть, стал свидетелем ритуала, с помощью которого поддерживается подобие жизни в призрачном теле. Я запретил упоминать о своём визите кому-либо вообще, но стереть память Роберта Ашотовича, не раскрыв своего местонахождения, не могу. Появится Мортен — аннмориец расколется как гнилой орех. А я бы предпочёл до конца оставаться в тени... У нас появилась ещё одна причина поскорее добраться до области, где у меня будут развязаны руки.

Недалеко во дворах мы нашли притулившийся к какому-то строению гараж, а в нём старенький серый "Опель" Роберта Ашотовича. Через пару часов, миновав утомительные пробки, зачарованная машинка вырвалась на простор автобана и стрелой понеслась на север..

Большая часть пути опять проходила в молчании. Пока не пригодились даже мои ценные указания — в машине был установлен спутниковый навигатор, проложивший маршрут до того Оленегорска, что вполне официально существовал на карте. Кайлеан сосредоточенно глядел на дорогу, длинные кисти рук лежали на руле почти неподвижно, лишь иногда корректируя едва заметные отклонения от курса. Было ощущение, что он не столько отдался вождению, сколько усиленно о чём-то размышляет. Я не хотела мешать, потому праздных разговоров не затевала.

Лишь однажды Кайлеан, по-прежнему глядя вперёд, вдруг отрешённо произнёс:

— Если со мной что-то случится... — и замолчал, не продолжив.

Желудок сжался, будто я падала с высоты. Я подождала, но когда он так и не закончил фразу, не стала уверять, что всё будет хорошо. Очень даже может быть, что вместо возвращения в родные пенаты нам предстоит проникновение на вражескую территорию. Включив радио (по салону поплыло что-то задумчиво-восточное — дудук, кажется), я отвернулась и стала смотреть в боковое окно.

По-хорошему стоило бы подремать, но нервы не позволяли.

...Погода была пасмурной, небо — низким. Рахитичные лиственные деревья, тянущиеся из болота, всё чаще сменялись хвойными лесочками, бодро взбегающими на вересковые пригорки. Иногда вместо леса вырастали гранитные скалы, и шоссе петляло, огибая массивы; огромные обкатанные валуны, поросшие мхом, — гости из ледникового периода — в изобилии лежали по обочинам. Пейзаж за окном лучше всяких указателей свидетельствовал о том, что мы въехали на территорию Карелии.

Двигатель урчал мягко и ровно — автомобиль Роберта Ашотовича оказался тигром в овечьей шкуре: он уверенно пожирал километры, выказывая мощь, немыслимую для старой колымаги; однако так же уверенно он пожирал топливо. Должно быть, ненасытность была побочным эффектом наложенных чар. Трижды мы останавливались на заправках с почти пустым баком, пополняли запасы бензина, что-то ели с картонных тарелочек... распаренные, кирпично-красные сосиски с бледным картофельным пюре из хлопьев... пили не особо ароматный, но крепкий кофе... К вечеру мы миновали Петрозаводск, ещё позже пересекли границу Заполярья.

Северные белые ночи уже пошли на убыль, но всё ещё сопротивлялись грядущей тьме. Не смотря на позднее время, мы ехали в каком-то жемчужном полусумраке, отчего всё вокруг казалось нереальным. Машин на трассе поубавилось, лишь встречные тяжеловесы-рефрижераторы с мурманскими номерами продолжали движение на юг.

Беспокойство накатывало волнами, и чем ближе становился Оленегорск, тем выше становились эти волны.

— Ночь, — произнёс Кайлеан, поддержав моё настроение. — Я предпочёл бы не объявляться в посёлке ночью. Лучше утром. Надо остановиться в каком-нибудь мотеле.

— С мотелями здесь напряжёнка, — призналась я. — Последний мы проехали час назад. Помнишь большую стоянку с фурами? Перед поворотом на Оленегорск будет заправка, при ней магазинчик "Двадцать четыре часа", но жилья там нет.

— Переждём до рассвета в машине... где-нибудь на окраине.

Я наконец сообразила рассказать Кайлеану о гостевом доме, расположенном в лесу, километрах в десяти от шоссе. Дом был выстроен на периферии магической зоны на деньги Завода и предназначался в основном для адаптации гостей, собиравшихся посетить Оленегорский Опытный. Папа объяснял, что особый фон в наших местах требует некоторого привыкания, и упоминал для образности кессонную болезнь, настигавшую водолазов, слишком быстро поднявшихся с большой глубины. Иногда министерскому магу приходилось проводить по нескольку суток у пограничной черты, где влияние магического Гольфстрима уже ощущалось, но пока было слабее, чем в центре.

— Место, где я выросла, оно особенное. Фон специфический. Как думаешь, тебе понадобится адаптация?

Кайлеан пожал плечами:

— Вряд ли. Никогда не замечал за собой особой чувствительности. Но магия магии рознь, оглядеться не помешает... подстроиться, если что. В любом случае, стоит остановиться на ночь под крышей, тебе надо отдохнуть. Кто знает, что ждёт впереди... В этом доме кто-то живёт?

— Сторож, по-моему, всегда там. Кому-то же надо за порядком следить, ремонтировать... зимой котёл топить, чтобы трубы не разорвало, двор от снега чистить. — Я напрягла память. — Когда уезжала в Питер, Филиппыч такой в сторожах был... Фёдор Филиппович, бывший кладовщик с завода. У него жена жутко сварливая, он как на пенсию вышел, так сразу в сторожа подался, от неё подальше... папа так говорил... по-моему, даже сочувствовал. И мама тоже. Кто сейчас — не знаю. А другие редко бывают, командировочные в основном. Хотя в самом доме сауна приличная, баня отдельная с чистым прудом позади... иногда из поселкового начальства кто-то наезжает.

— Кто бы ни наехал... — Кайлеан, не выпуская руль, потянулся всем телом — подозрительно предвкушающе потянулся. — В магической зоне я смогу быть очень убедительным.

— Ты только сразу на людей не кидайся, ладно? Иногда дешевле просто наврать что-нибудь. Ехали домой, машина сломалась, решили не рисковать на ночь глядя... всех устроит. Про тебя скажу, что ты мой друг... но все конечно будут думать, что ты не просто друг.

— Я не просто друг, — подтвердил Кайлеан Георгиевич.

Эту тему я предпочла опустить.

— Сейчас там, может, и вообще никого нет кроме сторожа. Хорошо бы. Как бы там ни было, о ночлеге договоримся. Заодно ненавязчиво проясним обстановку в посёлке.

Он хмыкнул.

— Ненавязчиво — это как?

— Это значит, мы не станем магичить сходу направо и налево. Я просто пощебечу... как охотник, спустившийся с гор... в смысле, как местная девушка, вернувшаяся домой после длительного отсутствия. Логично же, что меня будет интересовать всё-всё-всё?..

— Пощебечи, пощебечи, — как-то неопределённо согласился он. — Но если что-то пойдёт не так, пощебечу я...

...Зону Кайлеан почувствовал безошибочно. Не успела я сообщить, что совсем скоро предстоит сворачивать с трассы, как Кайлеан подсобрался, вздёрнул подбородок и поводил головой из стороны в сторону, слегка смахивая на легендарного Терминатора, только что прибывшего из печального будущего человечества.

— М-м-м... — сказал он, полуприкрыв глаза, — приближаемся? Прекрасно... прекрасно... Твой отец поступил мудро, поселившись здесь.

— Почему?

— Магия... впереди много магии... озеро роскошной магии... хорошо для принцессы из Аннмории. Хорошо для тебя — по крови ты наполовину наша. И хорошо для меня — никаких ограничений... наконец-то.

— Тяжело себя сдерживать? — посочувствовала я.

Он дёрнул плечом.

— Да нет, ничего, терпимо... — Потом помолчал, покосился на меня и сказал: — Честно говоря — отвратительно. Представь, что живёшь со связанными за спиной руками...

— Скоро конец твоим мучениям. Сейчас заправка будет, после неё сверни на первом повороте.

...Лесная дорога была сухой и ровной, но "Опель" в очередной раз начал похрюкивать и двигаться будто рывками. Я взглянула на уровень топлива — бензина оставалось ещё почти полбака, но прожорливый автомобиль решил, что ему маловато будет.

— Надо было заправиться, — Кайлеан ударил по рулю. — Устроимся, вернусь на заправку. Надеюсь, дотянем.

И мы дотянули.

...Добротный двухэтажный дом, обшитый крашенной в зелёный цвет вагонкой, казался необитаемым. Во дворе ни одного автомобиля кроме нашего, глухие тёмные окна и тишина.

Мы выбрались из машины, я бросила взгляд в сторону бревенчатого строения — бани. Света в маленьких окошках тоже не было.

Я подошла к крыльцу, украшенному кадушками с настурцией, поднялась по ступенькам и подёргала за дверную ручку. Вполне предсказуемо дверь не поддалась.

Тогда я позвонила в звонок.

Потом постучала.

Потом поколотила кулаком и попинала ногой.

Никто не отозвался.

— Данимира, отойди, я выбью дверь, — буднично сказал Кайлеан.

— Подожди. Дверь попортишь, сторожа напугаешь. А мне ещё с ним задушевные беседы беседовать... о политической обстановке в регионе... Посмотрим с другой стороны, с чёрного хода.

Когда мы обошли дом, я с облегчением увидала, что в окнах кухни на первом этаже мелькает тусклый голубоватый свет — будто там включён телевизор.

— О! Всё-таки кто-то есть! — обрадовалась я и забарабанила в дверь.

Голубоватый свет продолжал мельтешить, мне даже показалось, что я слышу характерные телевизионные звуки... выстрелы и крики, чередовавшиеся с тревожной музыкой... но больше ничего не происходило. Моему воображению предстал некий дряхлый дедок с берданкой, храпящий за длинным кухонным столом.

— Дрыхнет, небось, — с досадой сказала я. — Конечно, перед телевизором самый сон. Особенно если боевик идёт.

— Отойди, — снова сказал Кайлеан.

— Может, не надо так резко?

Кайлеан молча взял меня за плечи и отодвинул в сторону. Затем отошёл, примерился, взлетел в воздух и легко прикоснулся обеими ногами к дверному полотну. По крайней мере, так всё выглядело со стороны. Полёт мотылька в лунном свете и всё такое. Только раздавшийся оглушительный треск свидетельствовал о том, что силы были задействованы немалые.

Дверь распахнулась.

— Ого! — воскликнула я, таращась на развороченный косяк.— Ты случаем в Шао-Лине не учился?

— Вольнослушателем, недолго совсем, — безмятежно ответил Кайлеан. — Любопытный был опыт. Пойду первым, держись за спиной.

Он мягким крадущимся шагом двинулся по тёмному коридору туда, где из приоткрытой щели пробивался свет.

...Действительно, небольшой телевизор, подвешенный высоко в углу кухни, работал, и кто-то героический метался на экране. Сторож сидел за столом, заставленным почему-то разнокалиберными кастрюлями, но не спал. Тёмный силуэт, подсвеченный голубым сиянием, с равномерностью маятника раскачивался вперёд-назад... вперёд-назад... Шум у входа ничуть его не обеспокоил и своего странного занятия он не прервал. То ли он был болен физически, этот сторож, то ли душевно...

— Э-э-э... вы нас извините за вторжение... — я сунулась было к сидящему, но Кайлеан вдруг напрягся, бесцеремонно, как кутёнка, сгрёб меня за шиворот и задвинул обратно себе за спину.

— Даня, стой! — приказал он, протянул вперёд руку с раскрытой ладонью и нараспев заговорил на своём "древнеегипетском".

Тёмная фигура перестала раскачиваться, задёргалась... потом неуклюже, не с первой попытки поднялась и наконец развернулась...

Я сдавленно охнула.

Растрёпанные сивые волосы обрамляли одутловатое лицо, сквозь седую щетину просвечивали тёмные пятна... белесые глаза уставились в никуда. Чёрные запёкшиеся губы шевельнулись, и какое-то жалкое сипение вырвалось из горла. Задушевной беседы не выйдет, осознала я. Человек был бесповоротно мёртв.

Кайлеан что-то произнёс и мертвец что-то просипел в ответ.

— Ты его понимаешь? — пискнула я, высунувшись из-за Кайлеанова плеча.

Зомби деревянно поднял руку и указал как мне показалось, прямо на меня.

— Он говорит, что его зовут... м-м-м... Теодор... сын Филиппа...— отозвался Кайлеан.

— О, господи! — Я пригляделась. — Так ведь это действительно Филиппыч... Фёдор Филиппович! Спроси, что с ним случилось?

— Он показал, что его убила ты.

— Я?!

— Не ты, конечно. Твоя мать. Или сестра матери.

— Зачем бы это маме делать?.. — пробормотала я. — Она его прекрасно знала. Безобидный дядька... был... А Илгалея? Откуда ей быть здесь?

Кайлеан снова заговорил с бедным стариком и внимательно выслушал его сипение.

— Он умер давно и не здесь, а где-то... среди домов... очевидно, в самом посёлке. Потом его подняли... весьма топорно, повредив основы сущности... — в голосе Кайлеана звучало неодобрение профессионала, — потому толком мы от него ничего не узнаем. Он убежал и вернулся сюда... инстинктивно... потому что при жизни ему здесь было хорошо, здесь было его убежище. Но нынешнее существование твоего Филиппыча мучительно. Правильно поднятый мертвец равнодушен к своему положению и послушен хозяину... а этот смутно ощущает, что с ним происходит неладное, отсюда побег.

— Ужас какой... Бедный, бедный! Освободи его, пожалуйста, упокой скорее!

— Утром, — твёрдо сказал Кайлеан. — Сейчас он нам ещё пригодится. Настрою его на охранно-сторожевую функцию и выпущу на ночь побродить вокруг дома. Если появятся гости — мы об этом узнаем. — Он помедлил и виновато сказал: — Сейчас устроим тебя, и я отъеду на полчаса, заправлюсь, машина должна быть на ходу. Мало ли что.

— Я останусь одна с Фёдором Филипповичем?! — всполошилась я.— А если он нападёт? Я не отобьюсь, мы в Шао-Линях не обучались!

— Он будет снаружи и не сможет войти внутрь. Ничего не бойся, я быстро. Он будет тебя охранять... впрочем, скорее символически. Не чувствую ни одного мага поблизости, мы здесь одни.

Кайлеан отошёл от двери, потянув меня за собой, и произнёс короткую, но эффективную древнеегипетскую речь. Зомби скованным шагом направился на выход. Через несколько мгновений раздался шум — открылась и закрылась дверь чёрного хода.

Я выдохнула и расслабила плечи. Присутствие неупокоенного мертвеца было тяжело выносить в принципе, но зрелище знакомого неупокоенного мертвеца заставляло сердце болезненно сжиматься от страха и жалости одновременно... и это мучило.

— Пойдём на второй этаж. На первом мне будет постоянно казаться, что Фёдор Филиппович заглядывает в окно. К тому же там есть двухкомнатный "люкс". Мы с родителями как-то жили в нём, когда мама глобальный ремонт затеяла. "Люкс" сам понимаешь, одно название, но две комнаты действительно есть. И ванная. Надеюсь, всё работает.

Мы поднялись, в "люкс" Кайлеан зашёл первым, обошёл гостиную, спальню, заглянул на балкон и в санузел, и даже во все шкафы и только после этого позволил зайти мне.

В гостиной я опустилась на диван и произнесла:

— В посёлке происходит что-то страшное... убийство... может быть, не одно... Я боюсь завтрашнего дня.

Кайлеан подошёл, присел рядом на корточки, взял мои руки в свои.

— Я буду рядом. — Он заглянул снизу вверх: — Если понадобится... жизнь за тебя отдам... ты ведь знаешь об этом?

Я хлопнула ресницами, но он быстро встал, не дожидаясь ответа, и пошёл к выходу. У двери Кайлеан задержался и сказал:

— Десять минут туда, десять обратно, десять там. Я вернусь через полчаса, даже быстрей, но ты меня не жди. Прими душ, в том шкафу есть постельное бельё. Ложись, тебе надо отдохнуть.

Я встала у окна, проводила взглядом удаляющийся свет фар "Опеля". Хрюкал прожорливый подлец отчётливо. Угнать, что ли, в посёлке нормальную машину? В смысле, одолжить... Я даже не сомневалась, что в случае необходимости Кайлеан легко... одолжит... чужую машину.

Подумав, я подошла к двери и дважды повернула защёлку. Всё равно я не собиралась ложиться до прихода Кайлеана, а так мне будет спокойнее.

Насладиться душем не получилось. Не смотря на запертую дверь, из головы не выходил традиционный сюжет зарубежного триллера — беспечная блондинка плещется в душе, в то время как некто с тесаком в руке подбирается всё ближе и ближе.

И где-то неподалёку бродил неправильно поднятый Фёдор Филиппович... а вдруг на него не подействуют приказы Кайлеана? Или подействуют как-то неправильно?

Так что освежилась я за три минуты, затем застелила диван в гостинной и кровать в спальне... забралась на свою постель, расплела косу и в ожидании Кайлеана принялась расчёсывать волосы. Это было умиротворяющее занятие, не мешавшее думать о важных вещах. Важной вещью было то, как он заглянул мне в глаза и спросил, знаю ли я... Я поверила ему в тот же момент, как он это сказал... и ещё я верила, что может случиться так, что кроме этой ночи, у нас больше ничего не будет... Что же нам делать... или не делать...

...Какой-то звук внезапно почудился в коридоре... я резво вскочила и подбежала к окну... двор был тёмен и пуст... Кайлеан ещё не вернулся, Фёдора Филипповича тоже не было видно.

Босиком, на цыпочках я подошла к двери в гостиную и прислушалась. Стояла мёртвая тишина, и я, успокоенная, собралась снова забраться на кровать и предаться архиважным раздумьям, но тут звук повторился. Будто кто-то тихонечко постукивал по двери соседнего номера.

Я вообразила мёртвого Фёдора Филипповича, всё-таки поднявшегося на второй этаж и неизвестно зачем постукивающего карандашиком по дверям, и похолодела.

А потом будто бы раздался топот маленьких лапок.

Кто это?

Не Фёдор Филиппович? Мышь?

Мышь, которая стучит перед тем, как войти?

И снова шорох и постукивание... теперь уже в нашу дверь.

Я почувствовала, как волосы поднимаются дыбом. Примёрзнув к полу, забыв дышать, я стояла на пороге спальни и беспомощно наблюдала, как сама собой в обратную сторону поворачивается закрытая мною защёлка... как сама по себе приоткрывается дверь...

Щель была совсем небольшой, за ней стояла чернота... там кто-то был, но я никого не видела.

Потом вновь раздался шорох. Я опустила взгляд и увидала, как из-за дивана, стоявшего у входа, появляется маленькая тёмная фигурка с горящими рубиновыми бусинками вместо глаз...

Он нашёл меня — эрмитажный ушебти Мартина, с копьецом, крепко зажатым в маленькой ручке... с острым копьём, которым он выкалывал глаза загробным должникам.

16

Рубиновые бусинки вспыхнули ярче. С невнятным восклицанием я грохнула перед собой ментальным щитом, тем самым, которому научил Кайлеан, — скорее инстинктивно, чем осознанно, и застыла на месте.

Как ни странно, это сработало. Ушебти замедлил движение, замер в нерешительности, огоньки в его глазах потускнели. Может быть, кроме обычного запаха, ему нужно было что-то ещё? Ментальный запах, запах мыслей?

Впрочем, размышлять было некогда.

Я чуть отступила... человечек оставался на месте, хотя и склонил голову набок, будто прислушиваясь.

Ещё шаг назад ... и ещё один... Мелкими шажками я отступала к кровати, попутно выстраивая между нами все защитные заклинания, которые смогла вспомнить. Ушебти не двигался с места. Робкая надежда затеплилась в моём сердце, ведь продержаться надо было совсем немного, Кайлеан, должно быть, уже в пути...

Я осторожно присела на кровать, плавно забралась на неё с ногами, перебравшись в угол, как можно дальше от края. К животу я прижала подушку, намереваясь отбиваться ею от ушебти... в конце концов, он же маленький!

Базальтовый человечек постоял, поглядывая по сторонам, наклоняя голову то влево, то вправо... опустил копьё и вдруг принялся ритмично постукивать им в пол. Именно эти звуки я слышала в коридоре ранее... негромкие такие... словно птичка-синичка солнечным зимним днём стучала по оконной раме. Сжавшись в комочек, затаив дыхание, я наблюдала за непонятными действиями ушебти.

Впрочем, непонятными они оставались недолго. Очень скоро обнаружилось, что от тихих постукиваний все выстроенные преграды задрожали и пошли трещинами — магическая вибрация разрушала защиту. Заклинания сыпались как старая штукатурка, вскоре рухнуло всё, кроме Кайлеанова щита. Истончившийся, он всё ещё держался.

Глаза ушебти разгорелись, чёрное недоброе личико обратилось в сторону кровати.

Направление он определил верно.

Тёмная фигурка двинулась в мою сторону, продолжая постукивать копьём об пол.

Я вдруг сообразила, что анималингва способна передаваться на большие расстояния, нежели обычная человеческая речь. Надо было попытаться мысленно призвать Кайлеана, но для этого придётся убрать последний щит... последний, не считая подушки.

Ушебти приближался, я рискнула и приоткрылась, чтобы послать призыв о помощи... и ушебти сразу же, без разбега, прямо с места прыгнул ко мне на кровать.

Защита пала.

"Кайлеан!" — выкрикнула я на анималингве, а в сторону ушебти вслух выдала бессмысленное "Отстань от меня, дурак!". Взмах подушкой смёл человечка с кровати. Он слетел вниз и прокувыркался до соседней стены, но тут же поднялся, разбежался и прыгнул. Он опять оказался рядом и на этот раз был настороже. Когда я попыталась ударить его, он ловко увернулся и ответным ударом распорол подушку сверху донизу.

Пух и перья взлетели и закружились в воздухе, этот странный снегопад отвлёк меня на долю секунды. Острая игла вдруг вонзилась в ступню — это ушебти подскочил и ткнул копьём и попал, наверное, прямо в нерв — боль была адова. Нога сразу как-то онемела и перестала слушаться, я не могла ею пошевелить. От боли и ужаса я вдруг отчаянно заголосила на анималингве "Мяу-у-у!".

Надо было внятно предупредить Кайлеана об опасности, но меня заклинило странным образом, и вместо нормальных слов выходил только кошачье "Мяу-у-у!".

Он уколол меня опять, на этот раз в голень другой ноги и я замяукала ещё истошней, обнаружив, что обе ноги перестали слушаться. Хлестнув по ушебти зажатой в руке изуродованной подушкой, я отшвырнула ушебти от себя. В воздух взвилась новая порция пуха и перьев, чёрная фигурка отлетела на другой конец кровати, но в полёте сделала сальто и приземлилась, даже не упав.

Ушебти отвёл копьё назад, присев для прыжка... Я зажмурилась, закрыв лицо руками, чтобы защитить глаза...

" Мяу! Мяу! Мяу-у-у!.."

По комнате раскатился низкий глухой рык.

Не веря своему счастью, я вскинула голову.

Каменный человечек застыл, не успев прыгнуть. В дверном проёме стоял Кайлеан... с искажённым потемневшим лицом, глаза уже светились красным не хуже, чем у ушебти, волосы удлинились и шевелились змеями... не было зрелища прекрасней в мире! Кайлеан выкинул вперёд руку и рыкнул что-то по-древнеегипетски. Ушебти вздрогнул, выпрямился, застыл, потом задёргался, делая нелепые шажки то вперёд, то назад, то вбок. Он замахнулся на меня копьём, снова застыл...

Пух и перья, взлетевшие в воздух, тоже зависли.

Кайлеан, оставаясь на пороге спальни, начал читать заклинания.

Я наконец опомнилась, перестала мяукать... и заплакала как обычный человек.

На переподчинение ушебти ушло, наверное, не так много времени, как казалось, но каждую минуту я засчитала бы за час. Каждая молекула чёрного базальта была насквозь пропитана верностью Мортену, низкий глухой голос Кайлеана звучал, не умолкая. Заклинания обрушивались на ушебти, не давая ему опомниться, человечка крючило, будто он состоял из плоти и крови и его терзал приступ неведомой лихорадки. В конце концов Кайлеан добился своего — ушебти спрыгнул с кровати, строевым шагом приблизился к нему, пал ниц и протянул копьё в знак покорности.

Кайлеан с надменным видом что-то произнёс и ушебти заговорил, не поднимаясь с пола. Голосок у него был жуткий — тонкий, но какой-то механический, будто его для неузнаваемости пропустили через компьютерную программу. Допрос длился недолго, затем огонь в глазах Кайлеана угас. Он наклонился, бестрепетно взял человечка за шею, отнёс к комоду, повернул лицом к стене и оставил так, рявкнув напоследок что-то повелительное. Затем бросился ко мне и сгрёб в охапку.

— Я виноват... не думал, что так скоро... прости... прости... — бормотал он, сжимая так, что все мои косточки затрещали.

— У меня ноги как ватные! — (Пришлось сделать некоторое усилие, чтобы изгнать мяукающие интонации.) — Он копьём меня колол! И глаза хотел выколоть!

— Ш-шустрый, с-скотина! — сквозь зубы произнёс Кайлеан, ослабил объятия и метнул в ушебти энергетический разряд. Молния ударила в чёрную фигурку и скрючила её. Ушебти упал, свернувшись в позе эмбриона, копьецо отлетело в сторону.

Потревоженный пух пришёл в движение и медленно-медленно поплыл по комнате, будто находился в невесомости.

— Ой-й-й... — поморщилась я. — Оставь его, он просто слуга. Но я ходить не могу теперь!

— Зло ушебти уже исчезает, потерпи немного. И он не в глаза целился.

— А куда?

— В горло. Его задачей было обездвижить и лишить дара речи. А затем пригласить Мортена... к десерту.

— Он вызвал Мортена? — Я содрогнулась.

— Не успел, поскольку не выполнил приказ до конца. Но был близок к тому. Прости, я распылил бы его на атомы прямо сейчас, но он нам ещё послужит.

— Больно нужны мне его атомы... пусть только с комода не слезает!

Кайлеан уткнулся лицом в мои волосы, обнял покрепче, вдохнул несколько раз и заговорил:

— Мортен послал ушебти на поиски сразу, как только понял, что ты ускользнула. Однако след затерялся. Сначала был "карман бога", после мы прошли сквозь многие измерения, как сквозь воды множества рек. И в моём доме ты тоже была в безопасности. Замок Карагиллейнов защищён от посторонних взглядов, его обитателей не так-то легко запеленговать. Поэтому я и хотел удержать тебя в Башне.

— Я не могла остаться... ну никак не могла...

— Не могла, — согласился он, снова зарываясь лицом в мои волосы, — и я чуть не потерял тебя...

Я ткнулась носом в его щёку. К запаху кожи примешивался слабый полынный аромат, и я вдохнула его с нежностью.

— Не потерял же.

Он помолчал и заговорил твёрже:

— Когда Мортен призовёт ушебти для отчёта, чтобы проверить состояние дел, он обнаружит, что слуга сменил хозяина.

— Их связь сохраняется и сейчас? — с тревогой спросила я.

— Все значимые каналы обрублены, управлять ушебти Мортен больше не сможет. Но тонкая нить их всё же связывает. Оставил для иллюзии, убрать не могу, иначе Мортен почует чужое вмешательство. Полагаю, мы узнаем, когда это произойдёт.

— Каким образом?

— Негодный инструмент принято уничтожать. Ушебти надо держать на виду... как индикатор. Когда с ним начнёт происходить... что-то странное, это и будет сигналом.

Я покосилась на комод. Каменный человечек подобрал своё копьё и неподвижно стоял лицом к стене. Пока целый и невредимый.

— Странно... — пробормотала я. — Он, конечно, жуткий. И копьём меня колол... Но всё равно как-то жаль его...

— Как самочувствие? — спросил Кайлеан, проигнорировав жалостливую тему. — Онемение прошло?

Я пошевелила пальцами ног.

— Вроде да, лучше. Надо походить, чтобы понять.

Он какое-то время поразглядывал мои ноги, а потом вдруг длинно провёл ладонью от щиколотки до бедра.

— Что-то чувствуешь?

Я поглядела на его руку, остававшуюся на моём бедре чисто в терапевтических целях, очевидно, подняла голову и сказала:

— Чувствую.

Он напрягся, убрал руку и даже слегка отодвинулся.

— Сейчас ликвидирую беспорядок... и уйду, — он кивнул в сторону двери.

— Не уходи.

— Не бойся, ушебти я заберу с собой, и спать не буду.

— Я не боюсь. Не уходи.

— Ты хочешь, чтобы я остался? — уточнил Кайлеан, словно я говорила с ним на незнакомом языке.

Всё-то он понял. Но отчего-то медлил. Что там говорила Дрю о желательном целомудрии для царской невесты? Младший сын всё ещё мечтал о собственном троне, и эта мечта оказалась сильней... всего остального... Мне стало горько на мгновение, но только на мгновение, — я уже приучила себя к мысли, что с Кайлеаном мне многим придётся поступиться.

— Милый, — сказала я, потянувшись к нему и легонько поцеловав в губы, — у нас очень мало времени. У нас, может, только и будет всего, что эта ночь... Но вначале мне нужно сказать одну очень важную вещь. Не береги меня... не выйдет ничего с нашим королевством... забудь. Тебе ведь не нужна проклятая королева?

Он глядел на меня с непонятным выражением, зрачки расширились так, что глаза казались чёрными. На тёмные спутанные волосы опустились белые пушинки и придали ему неожиданно новогодний вид.

Сердце снова защемило. Неужели мне сейчас предстоит узнать, что Кайлеана интересовала только безупречная принцесса с правом наследования?..

Нет, в это я поверить не могла.

— Я, видишь ли, нарушила магическую клятву. Тогда, на Тучковом мосту, во время побега от ковена... я взмолилась... и меня спас кто-то... кто-то могущественный... божество, которому я дала клятву. Не знаю, кто это, но клятва была принята.

— Клятву? — отрешённо переспросил Кайлеан.

— Да. Я поклялась не любить больше никогда и никого...

— Зачем?

— Не знаю зачем! Затем, что это очень больно и очень страшно, когда предают и обрекают на смерть! Я клялась искренне!.. А потом встретила тебя... и случилось то, что случилось. Не сразу... но это произошло... и ничего не изменить, милый. Я люблю тебя — вопреки всему... но удачи твоему королевству не принесу... Прости...

Он всё сидел неподвижно и рассматривал меня, и я залепетала, не веря, что произношу это вслух:

— У нас не получится с королевством, со свадьбой, с "жили они долго и счастливо"... я-то точно не буду счастлива без тебя... но несколько часов до рассвета — они наши...

Он перебил задумчиво, будто и не слышал моих последних слов:

— Тебе рассказывали, как погибла мать Химериана?

— А-э-э... ну так... в общих чертах... — Я опешила от внезапной перемены темы и хлопала ресницами, совершенно не представляя, к чему он клонит. — Твоя мать застала Шайну, читающую заклинание над колыбелью, и стала с ней драться. Ну и победила. А Шайна... сам знаешь... пожалуй, всё.

— Это лишь относительная правда. Детали знают лишь несколько человек в королевстве... мать, отец, Мерлин, я. Ещё Химериан... имеет кое-какое представление. Одно время у Хима с мамой совсем испортились отношения, и отец рассказал... не всё, но достаточно, чтобы Хим кое-что осознал...

— Что осознал?

Кайлеан криво усмехнулся.

— Например, что его мать (а у неё ведь было очень мало времени) помчалась не к нему, а к чужому ребёнку — с целью прихлопнуть его как муху. Лучше бы Химу обо всём таком не задумываться, но отец обычно идёт к цели напрямик. Впрочем, сейчас не об этом. Тщательно сформированное народное мнение гласит — мать успела отбить атаку Шайны. На деле она опоздала... к началу представления. Два стражника и нянька были убиты на месте, и мне просто повезло, что в тот момент я находился в колыбели. Королевскую колыбель окружала магическая защита, это спасло меня от физического уничтожения. Не так-то просто убить дитя Карагиллейнов в родовом замке. Обозлённая ведьма метала все проклятия, что приходили ей на ум. Жгучая южная порча сквозь полог всё же просочилась, я схватил порядочную дозу. Хватило бы на дюжину младенцев. Некоторые заклятия удалось уничтожить сразу, от некоторых меня долго лечили, вплоть до совершеннолетия. Согласно одному из проклятий я должен был стать убогим уродом, волосатым недоумком... Мерлин расщепил мою сущность и запечатал вторую, звериную половину в глубине первой, основной. Как выяснилось, отвратительная двойственность моей натуры иногда всё же вырывается наружу...

— Вовсе не отвратительная, — вставила я, — не наговаривай.

— Перед отъездом я зашёл к матери попрощаться. В ходе нашего разговора прозвучало, что женитьбу на тебе я считаю делом решённым и бесповоротным, и возражений не потерплю.

— Да? — пискнула я, ощутив, как вопреки здравому смыслу сладко трепыхнулось сердце.

— Да.

— А были возражения?..

Он пожал плечами.

— Были. Разумеется, никому не хочется... сложностей. — Кайлеан протянул руку и снял несколько пушинок с моих волос. — Ты будто только что вошла со снегопада.

— Но теперь-то ты понимаешь? Твоя мама была абсолютно права. Я тебе не пара. — Я с грустной улыбкой показала ему пёрышко, снятое с его волос.

— Далее мать странно обмолвилась: уж лучше так, чем по-другому. Меня зацепило, я настоял на объяснении. И узнал ещё об одном проклятии, прозвучавшем над колыбелью, и о котором до недавнего времени пребывал в неведении. Родители решили, как выразилась мама, "не портить мальчику личную жизнь". Да и зло считалось обезвреженным. — Он помолчал, затем заговорил: — Мать всегда уверяла, что любовь отца к Шайне была пустой, поскольку зародилась с помощью чар, но Шайна, видимо, считала иначе. Умирая, она пожелала мне повторить её участь. Любимая должна была предать меня, нарушив любовные клятвы, и предательство стало бы причиной моей гибели. Вышло так, что именно это пожелание стало последними словами матери Хима.

— Предсмертное проклятие... его не отменить...

— ...Но можно видоизменить. Когда мне исполнилось семь, Мерлин сумел затянуть проклятие в "инверсионный калейдоскоп", чтобы разрушить его структуру.

— "Калейдоскоп"?

— Мерлин создал особое пространство... м-м-м... в виде трубы... магической ветровой трубы... разбил там проклятье, вращением перемешал осколки, собрал их в другом, нарочито парадоксальном порядке и вернул обезвреженное проклятие обратно, то есть, мне.

Я сдвинула брови, медленно соображая:

— Так оно обезвредилось или нет?

— Суди сама. Мерлин вывернул порчу наизнанку и собрал проклятие так: смерть будет не в конце, а в начале, и не моя, а девушки. Лишь после смерти она нарушит любовную клятву, причём нарушение клятвы повлечёт за собой не смерть, а новую жизнь.

Мой рот, должно быть, напоминал букву "о". Заглавную букву "О".

— Логическая бессмыслица должна была сработать, но когда стало очевидно, что я — прирождённый некромант... мать признала — они с отцом всё же тревожились...

Я моргнула.

— В смысле, не воспылаешь ли ты пагубной страстью к какому-нибудь изящному скелету... со всеми вытекающими?

— Что-то вроде того. Технически я мог.

— И потому "лучше так, чем по-другому"?.. Это она про меня... но ведь... — Внезапно жуткая мысль явилась во всей полноте. — А я... я ведь... я не... — Слово не выговаривалось.

Он вдруг придвинулся и взял мою голову в свои ладони.

— Не дрожи. Настоящей смерти не было — хотя душа и прогулялась по пограничной полосе. Но скажи, прекрасная Данимира... почему же ты умолчала о нарушенной клятве?

Удивительно, он этого не понимал.

— Потому что я девочка!

— И-и?.. — Кайлеан разглядывал моё лицо, поглаживая скулы большими пальцами.

Я опять объяснила ему как маленькому:

— Девочки не признаются первыми.

Он приблизился и приглушённо проговорил, почти касаясь моих губ:

— Что же ты тогда призналась?

— Ну... иногда приходится... когда горит... вот здесь... — Я коснулась груди.

— А ты горишь?

— Я вся в огне, мой принц, — пробормотала я, отвечая на прикосновения губ, становившихся всё более требовательными.

— А я схожу от тебя с ума... уже сошёл... — Его руки были везде, и я выгибалась от удовольствия, и голова моя кружилась от восторга, и ладони сами по себе скользнули к нему под футболку, прошлись наконец собственнически по гладкой тёплой коже, скрывающей каменные мышцы... и ощутили тепло пентаграмм, и передвинулись ниже... и тут Кайлеан как-то отчаянно помотал головой, схватил меня за запястья и остановил.

— С-стой, — безжалостно сказал этот пыточных дел мастер, этот инквизитор. — Подожди. Я должен дать тебе королевское слово. Третье. Прямо сейчас. Прежде чем...

— Не надо, — взмолилась я, тщетно пытаясь освободиться и то ли вернуть его руки туда, где они только что были, то ли самой вернуться к прежнему занятию... — Никакого не надо, ни третьего, ни сто пятьдесят седьмого!

— Третье королевское слово необходимо.

— Да что там с этим словом?!

— Это брак, Данимира.

Я перестала вырываться.

— Брак? Какой брак?

— Который вершится на небесах. Третьим королевским словом я возьму тебя в жёны перед лицом магических сил, и он будет законным для людей и для богов.

— Но королевства-то не будет! — жалобно воскликнула я. — Зачем тебе это?

Он встал и поднял меня, и, обнимая, спросил:

— Ты отказала принцу... так, может, выйдешь за лесника?

...Хотела ли я выйти за него? Ещё как! Но все тёмные мысли из глубин сознания восстали разом и парализовали мой язык. По свершении брака перед Кайлеаном откроется прямая дорога к трону Аннмории... устоит ли он перед соблазном — он, честолюбивый, властный, лелеющий мечту о собственном королевстве долгие годы? Действительно ли его остановит мой отказ сражаться за власть с родной кровью, с маминой сестрой? Вряд ли можно будет отыграть обратно. А вдруг обман вновь притаился за углом, поджидая неисправимую доверчивую дурочку? Помнится, мне уже говорили, что Кайлеан всегда получает то, что хочет. Пока выходило так, как он и планировал, — он задумал жениться на принцессе с королевством и уже стоял в полушаге от цели.

Но даже если подвоха здесь нет... как он будет жить, потеряв мечту? Как обычный человек? А получится ли? Пройдут годы, и не подточит ли червь сожаления наши отношения?

Его родители, должно быть, будут меня ненавидеть... и за дело.

Его товарищи будут знать, что потерял их друг.

Да что там друзья — все будут знать.

Молчание затягивалось, я понимала, что выглядит это скверно.

Кайлеан меня не торопил, даже как-то отстранился... лишь смотрел, не отрываясь, пристально.

— А как же моё собственное проклятие — нарушенная клятва? — кашлянув, хриплым голосом сказала я. — С ним пока ничего не ясно.

— Неужели ты ещё не догадалась? Ты предназначенная. Предназначенным всё прощается.

Я моргнула. Если взглянуть с такого ракурса... В магическом сообществе действительно существовало устойчивое представление, что предназначенные и вправду не отвечают за последствия, поскольку ими движут высшие силы. Однако истинно ли это утверждение, я не знала.

— Всё равно надо спросить у того... который под мостом...

— Спросим.

— Этот порядок событий... совпадение есть... но всё может оказаться игрой случая.

— Так же как и тот факт, что я старше тебя на семь лет и девять месяцев.

— Тебе двадцать семь? — оживилась я. — Мне иногда казалось, что больше.

— Почему?

Снова откашлявшись, я с нервным смешком пояснила:

— В жизни не думала, что скажу такое адскому демону, но тебе не кажется, что ты слишком... э-э-э... правильный?

Он хмыкнул, ничего не ответив.

— Может, немножко поживём во грехе? — робко предложила я. — Ну, так, для начала.

Кайлеан некоторое время изучал меня задумчиво, будто прикидывал, говорить — не говорить, а потом спросил чрезвычайно мягко:

— Даня... Ты хорошо запомнила, как Мерлин изменил проклятье Шайны? Чем должно закончиться, помнишь?

— Нарушение клятвы повлечёт за собой не смерть, а новую жизнь... да, всё сбылось, ты дал мне второй шанс, — я потёрлась о его плечо.

У него вдруг стало другое выражение лица... какое-то такое особенное... обнимающие руки притянули ближе, медленно прошлись вверх-вниз по моему телу... так, что у меня слегка подкосились ноги, а он склонился к моему уху и вкрадчиво прошептал:

— Насчёт новой жизни... других вариантов нет?..

Я замерла, высоко вскинув брови... потом вздрогнула. Взглянула на Кайлеана с ужасом, повернулась и посмотрела на окно.

— Высоко, не стоит, — правильно истолковал мой взгляд Кайлеан и тихо засмеялся, стиснув покрепче. — Даня... Не пугайся так, я чисто гипотетически... мы же не можем сбрасывать со счетов такую возможность. Тем более, в схеме Мерлина ничто этому не противоречит, а я высший. У нас желания материализуются иногда вопреки рассудку...

— Я не готова, — в отчаянии пробормотала я, уткнувшись в его грудь. — Не думай, я не отказываюсь. Я очень даже хочу. Но вот прямо сейчас... не готова. Не материализуй, пожалуйста!

Он снова тихо засмеялся.

— Это обычный учёт возможностей. Меня всю жизнь учили просчитывать последствия. — Его голос отвердел. — Даже если вероятность минимальна, я не могу позволить своему первенцу родиться бастардом, слишком многое поставлено на карту.

Всё-таки он продолжал мыслить по-королевски. Я терялась в догадках, инерция ли это или отголоски неведомого плана.

— У лесников не бывает бастардов.

— Лесник леснику рознь, — заметил Кайлеан туманно.

Мы снова замолчали. Ступор, овладевший мной, и не думал отступать. Брак, о котором можно было только мечтать, начал казаться воротами в геенну огненную, где поджидали осуждение окружающих, маленькая копия Кайлеана, с которой мне было не совладать, и большой медный таз, наподобие инопланетной тарелки плавно опускающийся с неба на Смольный институт.

...Драгоценные минуты улетали в никуда. Хотелось свернуться калачиком где-нибудь в осеннем лесу, в норке под вывороченной берёзой и впасть в спячку до весны... и чтоб ни один лесник не нашёл тайное убежище и не стал требовать ответов на чересчур сложные задачи.

— Не знаю, что сказать, — устало призналась я, глядя в стену за его плечом. — Мысли раздирают меня на части, и я не знаю, как поступить.

Он поднял мой подбородок, заставив взглянуть на себя.

— Всё очень просто, Данимира. Ты веришь мне? Веришь в меня? Реши для себя раз и навсегда, тогда всё станет просто.

Кажется, я даже перестала дышать от напряжения и вдруг моя рука, упиравшаяся в широкую грудь, ощутила бешеную пульсацию — так билось его сердце. В изумлении я вгляделась в спокойное непроницаемое лицо и сказала:

— У тебя сердце колотится!

Он помолчал, чуть дёрнул щекой и буркнул в сторону:

— Как ни странно, оно у меня есть.

...Мама ушла за отцом в неизвестность, оставив позади всё — родину, привычный уклад жизни, трон... каково было ей, принцессе, оказаться в чужом мире, да ещё в маленьком северном посёлке, изолированном от большого мира... Никогда она не жаловалась, нашла себе новое занятие, вырастила меня... и всегда в нашем доме было спокойно и надёжно... прошло немало лет, а мама по-прежнему любит папу, а он её...

Вот и настал мой черёд делать выбор... история повторялась... правда, на этот раз колоду стасовали совсем уж причудливо.

Иллюзий не осталось — со Смольным институтом можно попрощаться и маленькая библиотека в маленьком городке меня не дождётся.

Я ещё немного послушала стук его сердца и улыбнулась:

— Я верю тебе, Кайлеан Карагиллейн. Кем ты бы ни стал — лесником или королём, я всегда буду рядом. Ты — моя судьба.

Ответная улыбка медленно проявилась на его лице, сначала нежная, потом торжествующая, почти хищная. Таков уж он был, мужчина, которого я любила... не плюшевый медвежонок.

— Ты выйдешь за меня?

— Да!

Глухой рокот прокатился по небу и лиловая зарница на мгновение осветила небо над тёмным лесом. Кайлеан вдруг быстро пригнулся, его губы припали к жилке, бившейся у меня на шее и двинулись вверх . "Я, Кайлеан Карагиллейн Третий..." Шёпот был горячим, как и отрывистые нетерпеливые прикосновения. "Чаша крови Карагиллейнов, ковчег костей Карагиллейнов..." — продолжил он магическую формулу и легонько прихватил зубами мочку моего уха. Я непроизвольно охнула и выгнулась, дивясь скорости, с которой третье королевское слово превращало меня в сливочное мороженое на солнцепёке. "Даю слово Данимире Шергиной..." — его губы скользнули по щеке и встретились с моими... "Дальше!" — выдохнула я, когда смогла говорить, и со словами "Я всегда буду рядом..." он содрал с себя футболку, отшвырнув её в сторону. "И в радости, и в горе..." — подсказала я, и моя футболка полетела в ту же сторону. "И в радости, и в горе..." — согласился Кайлеан, взялся за ремень своих джинсов и остаток клятвы проговорил в ускоренном темпе, однако мы успели избавиться от остальных одежд прежде, чем прозвучали последние слова о том, что отныне одиночество для нас закончилось и дорога теперь одна на двоих.

На небе вроде бы опять громыхало и вспыхивало, но мы не отвлеклись и многообещающе улыбнулись друг другу.

Наверное, полагалось трепетать в полуобмороке, стыдиться наготы, страшиться грядущего опыта, но я видела только отражение своей красоты во взгляде Кайлеана, в оживлённом свечении его лица... и я видела, как он красив, и в силе моего желания было столько новизны, что стыд так и не явился, душу наполняла только чистая радость и азарт постижения правил новой игры.

— И это всё теперь моё?.. — мурлыкнула я, с кошачьим любопытством разглядывая своего великолепного мужа.

— Через секунду, — ответил Кайлеан, поднял руку и совершил круговое движение кистью.

Лампа под потолком угасла, но взамен мягко засветились зависшие в воздухе пух и пёрышки. Они качнулись в полумраке и поплыли по спирали, образовывая вокруг нас конус из светящихся узоров, напоминающих созвездия. Исчезла комната в деревенском доме — вокруг вращалась Вселенная. Кайлеан опять создал пространство для концентрации магии, как тогда, в "кармане бога", когда он сотворил необыкновенную ёлку, в которой возродил моё тело.

— Здесь и сейчас время замедлит свой бег... Мы всё успеем, Данимира... Не бойся, боли не будет... я всё-таки высший...

— Я не боюсь... — сказала я отважно и повторила заветное: — Я верю тебе, Кайлеан Карагиллейн.

— А я тебе, Данимира Карагиллейн...

Я расширила глаза, но не смогла обдумать новое имя, потому что он захохотал, обхватил и увлёк за собою вниз... и мы действительно не упустили ничего. В нужный момент я успела шепнуть ему "Отдаю всё!"... наверное, главные слова в жизни ведьмы. Кайлеан получил всю мою силу — до последней капли, а мне теперь предстояло долго восстанавливать магию... но жертвой это не было вовсе. Следом пришёл черёд долгого познания друг друга — Кайлеан управлял мною, щедро открывая новые возможности, я следовала за ним послушно, и он хрипло бормотал как в бреду: "Отзывчивая... Какая же ты отзывчивая..."

Мне даже удалось поспать несколько часов. Когда я проснулась, за окном брезжил серенький рассвет, лес скрывала пелена тумана, на столе дымились чашки с кофе. Кайлеан — полностью одетый — мастерил бутерброды на разделочной доске.

В углу белела кучка пуха, статуэтка ушебти по-прежнему стояла на комоде.

Моя одежда была аккуратной стопкой сложена на стуле.

Я откинула одеяло, села и, вскинув руки, потянулась длинно.

— С добрым утром.

Он замер, аккуратно отложил нож в сторону и быстро вышел из комнаты, пробормотав: "С-добрым-утром-одевайся-нам-пора".

Да, с моей стороны это было хулиганством чистой воды... но этой ночью я познала, до какого безумства могу довести Кайлеана... и мне так не хотелось расставаться с ощущением будоражащей власти... потом я вспомнила, куда и зачем мы направляемся... и будто кто-то щёлкнул выключателем.

Сказка закончилась, пора возвращаться в реальность. Я получила свой кусочек счастья... но кто знал, что ждёт впереди?

Когда он вернулся, я, тоже одетая, с заплетённой косой, сидела за столом и как примерная девочка раскладывала готовые бутерброды на тарелку.

— Мне понравилось, — сказал Кайлеан, внимательно глядя на меня, — то, что сейчас было. Просто сейчас я не могу... реагировать.

— Прости. — Я потупилась. — Больше не повторится.

— Повторишь потом. Когда всё закончится. А сейчас... мне очень надо сосредоточиться. Не сбивай мою настройку. И прошу — там, в поселении, не отходи от меня ни на шаг. Я призвал все защитные чары, какие только знаю, но чем дальше объект охраны, тем сложнее поддерживать щиты.

-Думаешь... там всё плохо?..

Он ничего не ответил, лишь повторил:

— Будь рядом.

Вообще мне показалось, что мыслями он уже не со мной — вид у него стал хмурым, а взгляд отстранённым. Когда я произнесла что-то в ироническом ключе, он послушно улыбнулся одними губами.

Я уставилась в чашку, свернув разговор.

В молчании мы прикончили бутерброды и быстро собрались. Кайлеан щёлкнул пальцами, подзывая ушебти, и тот немедленно возник у ног нового хозяина.

У порога мы, не сговариваясь, остановились и оглянулись на небрежно застеленную кровать.

Невероятно. Вот к чему привела встреча взъерошенной чёрной кошки и безумца со звериной головой. Я вышла замуж за того самого типа, чей холодный взгляд так не понравился мне в первые дни нашего знакомства... До сих пор не верилось. Этой ночью произошло чудо из чудес, и никак не удавалось думать иначе.

— Представляешь, у нас уже был свадебный торт, — задумчиво сказала я. — Помнишь наш первый день, когда ты позволил мне пирожное? Там ведь сначала торт появился, гигантский такой, белоснежный... и на верхушке определённо были мы... — Я хмыкнула: — Сладкая парочка, у тебя рога, у меня хвост. Я ещё ужасно испугалась, что ты подумаешь, будто это я воображаю бог весть что... всякие женские глупости...

Кайлеан привлёк меня к себе, поцеловал в макушку, потом всё-таки быстро в губы.

— Это я воображал бог весть что. В основном мужские глупости. — Он снова поцеловал меня, отстранился и сказал: — Идём. А то мне уже чертовски хочется остаться.

— И мне... — вздохнула я. — Тоже чертовски.

Он негромко рассмеялся, на этот раз, кажется, искренне, вывел меня в коридор и закрыл дверь.

На крыльце я поёжилась — было довольно прохладно, и туман образовался такой, что забор с воротами обозначался лишь намёком, а за самим забором висела серая пустота.

У машины обнаружился часовой: Фёдор Филиппович деревянно вышагивал вдоль нашего авто — туда и обратно.

— Ты упокоишь его? — с просительными интонациями сказала я.

— Позже. Неправильно его подняли... затратно выйдет. Не могу распыляться. — Мановением руки Кайлеан отослал беднягу и тот заковылял мимо по направлению к дому.

Когда машина тронулась с места, я выглянула в окно. Фёдор Филиппович стоял на крыльце... жалкий, безвозвратно мёртвый... мы были последней надеждой на освобождение, но покидали его, уходили прочь... через мгновение тёмная фигура, крыльцо и сам дом скрыла пелена.

— Мы вернёмся, — пообещала я тихонько.

...Ехать до посёлка было недолго, но из-за тумана мы ползли минут десять. Я разглядывала ушебти, усаженного Кайлеаном на приборную доску в качестве зловещего сувенира, но думала о родителях. Вероятней всего, они находились в нашем доме — под домашним арестом. Несколько производственных циклов были замкнуты на отце, на его личной магии. Если захватчикам нужно, чтобы завод функционировал, они не могут причинить существенный вред отцу. И, разумеется, неприкосновенность моей матери являлась в таком случае необходимым условием для того, чтобы папа хоть пальцем пошевелил.

На подъезде к посёлку Кайлеан загнал машину в ближайший лесок, и дальше мы пошли пешком.

Низ джинсов сразу намок — роса на высокие травы выпала обильная. Ушебти, следовавший сбоку от дороги, скрылся полностью. Там где он двигался, роса осыпалась, и оставался тёмный след.

К счастью, мой дом располагался на окраине; можно было попасть к нему, пройдя узкой тропинкой вдоль соседских участков. В центре посёлка раскинулся многоэтажный квартал, но многие, вроде нашей семьи, предпочитали жить в собственном доме.

Тишина стояла неимоверная. И угнетающая. Ни петушиного крика, ни лая собак, ни щебета птиц. А ведь обычно в это время те, кто держал домашнюю скотину, просыпался. Но строения выплывали из тумана как покинутые корабли — тёмные силуэты с погашенными огнями. Я вдруг представила своих соседей в состоянии Фёдора Филипповича... оглянулась, взяла Кайлеана за руку, ощутила пожатие его тёплой сильной ладони... мне стало спокойнее.

Наконец, потянулся наш участок. Из серой дымки проступили фруктовые деревья — яблони, вишни... и ни на одной ветке я не увидела плодов. А ведь мама всегда по весне проводила обряд плодородия.

— Год... неурожайный... — оглянувшись, произнесла я дрогнувшим голосом.

Кайлеан остановил меня, не говоря ни слова переместил себе за спину и двинулся первым.

Мы подошли к задней калитке... пелена тумана скрывала дом, стоявший в глубине. Я просунула руку сквозь штакетник, нашарила крючок, скинула его, и мы ступили на участок.

Через мгновение открылся вид... дома не было. На его месте раскинулось пепелище... и оно было свежим. Кое-где под обуглившимися балками, наваленными друг на друга, вспыхивало оранжевым, и угли всё ещё потрескивали, и дым уходил в небо... Только полуразрушенные трубы — печная и каминная торчали в окружении груды кирпичей...

Остановившимся взглядом я таращилась на пепелище, не в силах уразуметь происходящее. Кайлеан обнял меня, притянул и прижал к себе. Наверное, если бы не он, я рухнула бы на землю.

...Справа в тумане послышалось металлическое звяканье. Я встрепенулась и уставилась в ту сторону с иррациональной надеждой, одновременно ощутив, как напряглись руки Кайлеана. Однако он оставался на месте, продолжая прижимать меня к себе.

Снова звякнуло, из тумана выступили сначала две человеческие фигуры, а за ними показалась третья... что-то высокое и странное. Они приблизились, и я узнала супружескую пару из соседнего дома, с которой наша семья поддерживала тёплые дружеские отношения. Ольга Петровна работала в заводской бухгалтерии, Валерий Егорович — в горячем цеху. А высокое и странное оказалось их бодливой и вредной коровой Ночкой, прозванной так за чёрную масть. На пастбище, что ли, они её вели в такую рань? Впрочем, это было совершенно неважно.

— Ольга Петровна, что произошло? Где мама с папой? Они в больнице? — Я рванулась было к соседям, но Кайлеан удержал меня, тихо сказав: "Не подходи".

— Ах, Данечка! — воскликнула бухгалтерша, всплеснув руками. — Видишь, горе-то у нас какое? Нет больше соседушек наших, сгорели, а ведь ровесники наши с Валериком... молодые ещё...

— Как... сгорели?! — Я уже не понимала, стою ли на своих ногах, или только поддержка Кайлеана позволяет мне оставаться в прежнем положении.

— Так и сгорели... в одночасье... одни уголёчки остались... а ведь люди-то какие хорошие были... Андрей Сергеевич, красавец, ясный сокол наш... и Ларочка-душечка...

Что-то в этих словах царапнуло слух. Соседи были людьми вполне современными, не старше моих родителей, и отца "ясным соколом" никогда не называли... да и маму "душечкой" тоже. Но задумываться о лингвистических тонкостях я сейчас была не в состоянии.

— Когда это произошло? — спросил Кайлеан.

— Так уж год как прошёл, — сообщил сосед, спокойно созерцая язычки пламени, вырывающиеся из-под развалин. — Прошлым летом всё и случилось. И пожар, и похороны...

— На Ивана-Купалу горело. Прошлым летом, — поддакнула его жена.

— Так ведь вон... дымится ещё... — Я в недоумении взглянула на Ольгу Петровну.

— Вижу, что дымится. Чай, не слепая, — отозвалась она. — А только было это прошлым летом. Всем заводом на кладбище проводили... и Андрея Сергеевича, и Ларочку... — Тут соседка запнулась, потом, глядя мне прямо в лицо, расстроено продолжила: — И девочку их, Данечку-умничку... зачем только на каникулы приехала... всех закопали!

— Что вы такое говорите, Ольга Петровна... — пробормотала я, всматриваясь в свою очередь в лицо соседки. На зомби она не походила... но в глазах явно плескалось безумие. Я почувствовала, как робкая надежда шевельнулась в душе. Если соседи под каким-то заклятием, всё, что они тут наговорили, может оказаться ложью.

— А то и говорю! — обиделась вдруг Ольга Петровна. — На кладбище сходи, Данечка... три могилки в ряд... ухоженные, не извольте беспокоиться! Цветочки поливаем...

— Всем цехом поливаем, — поддакнул Валерий Егорович. — По очереди, то есть. Ходим и поливаем. Первая смена поливает вечером, вторая — утром.

Я вывернулась и посмотрела на Кайлеана.

— Это же бред, — сказала я тихо.— Они под воздействием?

— Разумеется. Не думаю, что здесь есть кто-то в своём уме. Всё поселение накрыто магической сетью. Фонит тут сильно, вот искажения и сказываются.

— Пусть они бредят... Но... я не могу не пойти... туда...

— Проводите нас на кладбище, — велел Кайлеан соседям. — Вы идёте впереди, животное за вами. Мы пойдём следом.

— Ночка и так прекрасно дорогу знает, — возразила Ольга Петровна. — Она вас и проведёт. А мы пока с кем надо свяжемся, известим... Мы ведь как ближайшие соседи, обязаны доложить о посторонних...

— Непременно доложите. — Голос Кайлеана был обманчиво мягок. — А кому?

Лицо Ольги Петровны посветлело, глаза поднялись вверх.

— Мальчику... златокудрому светозарному ангелу... — залепетала она. — Ему просто надо крикнуть... и там, на облаках, он услышит...

Валерий Егорович кашлянул.

— Не слушайте её. Чушь разводит. Парнишка приезжал, рыженький такой. Вот ведь счастье Андрюхе привалило! Дочка сгорела, так тут же пацан, наследник объявился! Так что нам велено о посторонних докладывать. У соседушек наших ведь вещей дорогих много осталось, — он кивнул в сторону пепелища. — Рояль... этот, как его... Стейвей... яйца Фаберже... стулья гамбсовские... А мы охраняем. Вдруг кто позарится? Так что сейчас телеграмму-молнию наследничку отобьем... он обещался появиться сразу... и все дела.

Никакого рояля у нас никогда не было, равно как Фаберже и Гамбса, о чём я и сообщила Кайлеану. Он кивнул, следом протянул руку к соседям, произвёл движение, будто что-то зашивал и произнёс несколько слов на незнакомом языке. Я с оторопью увидала, что рты соседей действительно зашиты бечевой и кровь стекает по их подбородкам.

— Им больно? — воскликнула я.

Кайлеан пожал плечами.

— Понятия не имею. То, что ты видишь, просто внешнее отражение того факта, что эти люди никому не передадут информацию.

— А как-то по-другому нельзя?

Он опять пожал плечами и произвёл пару пассов. Бечева исчезла... вместе с губами. Соседские рты заросли кожей за одно мгновение.

— Надеюсь, ни у кого из них нет насморка, — безразлично уронил Кайлеан. — Первый вариант был безопасней. И менее затратный.

Я смотрела на него во все глаза, и он сказал с досадой:

— Данимира, я не злодей. Я берегу энергию. Сейчас её много... очень много... благодаря твоему дару. Но может случиться так, что и этого окажется мало. Потому заботиться о каждом встречном я не намерен. На первом месте твоя безопасность, а остальные... пусть терпят.

— Ты прав, конечно. Просто я не умею мыслить так, как ты.

— Нельзя спасти весь мир.

— Нельзя, — грустно согласилась я. — Но можно тех, кто попадётся по дороге.

Он взглянул как-то странно, затем сказал:

— Идём. Надо торопиться. Времени мало совсем.

Щёлкнув пальцами, Кайлеан погнал вперёд соседей вместе с их Ночкой.

И мы пошли сквозь туман — к могилам моих родителей... и к моей собственной могиле.

17

Кладбище приближалось. Туман приобрёл зеленоватый оттенок и стал более разреженным, расслоившись внизу на клочья. Неба и верхушек деревьев по-прежнему не было видно, но в образовавшихся просветах показалась странная флора — замшелые стволы светились как гнилушки, чёрные лопухи вымахали с человеческий рост, вьюны с фиолетовыми венчиками свисали с ветвей как змеи... И пахло как-то странно... подпорченными фруктами... сладко, и в то же время с гнильцой... В голове зазвучали слова разухабистой песни, ненароком запавшей в память: "Эй, ямщик, поворачивай к чёрту, это не наш лес, а чей-то чужой!.." К несчастью, последовать совету рокера я не могла и механически шагала вперёд, сожалея о том, что не могу оказаться на месте в мгновение ока, потому что теперь каждая минута неизвестности методично убивала мои нервные клетки.

Наконец показалась ограда и могильные камни за ней. Корова Ночка, всё время трусившая впереди бодрой, не свойственной коровам походкой, уверенно направилась к воротам. Промелькнула мысль, что коровам не место там, куда мы идём, но тут же затерялась в ворохе других мыслей, более тревожных. Если б не предшествующие признаки, что всё происходящее является мистификацией, я бы, наверное, уже поседела преждевременно.

Наши проводники, уверенно лавируя между могил, между тем вывели к небольшой поляне на отшибе, посреди которой темнели заросли бурьяна. Не имея возможности говорить, соседи многозначительно тыкали в заросли пальцами.

— Слушай, кажется, они наврали, — прерывающимся от волнения голосом сказала я. — Это же не те цветы, которые поливали в две смены? — Я подошла поближе. — Да это вообще просто крапива! Здоровенная, правда...

И растёт как-то странно... аккуратной продолговатой купиной посреди зелёной лужайки... Да, это были заросли крапивы, но какой... Приглядевшись, можно было заметить, как вибрируют толстенные стебли и листья величиной с ладонь, опушённые жгучими волосками. Они словно говорили — не подходи, зажалим до смерти... Похоже, на эти растения тоже повлияло злое колдовство, разлитое в воздухе.

Кайлеан подошёл и, прищурясь, взглянул на заросли.

— Ну, что, просто крапива? — с надеждой спросила я.

— Встань позади меня.

Щёлкнув пальцами, Кайлеан жестом отогнал от зарослей соседей и Ночку. Затем сложил руки рупором и выдохнул полосу кипящего пламени, которое прошлось по зарослям как напалм. Стебли, листья почернели и осыпались прахом, обнажив три надгробия.

Ольга Петровна и Валерий Егорович с видом "мы же говорили" переглянулись и радостно изобразили "дай пять", хлопнувшись ладонями.

— О, нет, — простонала я, сунувшись было прочесть, что написано на плитах, но на месте сгоревших растений тут же выросли новые и скрыли из виду могилы.

Кайлеан невнятно ругнулся и вновь выдохнул пламя.

На этот раз крапива восстановилась ещё быстрее... и, кажется, стала выше и гуще... но я сконцентрировалась и успела заметить, что на центральном камне высечено "Шергин Андрей Сергеевич" и какие-то цифры внизу... очевидно, годы жизни.

Я повернулась к Кайлеану.

— Подними отца, — сказала я, задыхаясь от новых, доселе неизведанных чувств. — Ты же некромант из некромантов. Подними. Я хочу знать, кто это сделал.

Кайлеан вначале изучил моё лицо и осторожно спросил:

— Даня... ты осознаёшь, о чём просишь?

— Подними. И спроси, кто это сделал. Если отец не ответит... поднимай мать.

Помедлив, Кайлеан обратил взгляд на заросли и застыл. Вначале он просто смотрел, потом его губы искривились, а брови сдвинулись от напряжения. Затем он вдруг расслабился, и его посетило уже знакомое мне выражение отрешённости. Только чуть заметное движение зрачков позволяло понять, что он что-то наблюдает внутренним взором. Наконец, он вернулся в этот мир, ко мне.

— Не могу, крапива мешает, — сказал он задумчиво. — Корни уходят метров на десять вглубь и образуют искажающую сетку. Одно могу сказать точно — с теми, кто в могилах, что-то не так... Твою кровь не чувствую... хотя что-то твоё... присутствует. Но эту траву лучше не трогать.

— Почему?

— Она заговорена на магическое воздействие. Чем больше магии к ней применяют, тем сильней она становится. И вообще никто с даром магии с ней ничего не сделает. — Его глаза вдруг хищно блеснули. — Твои соседи... Они маги?

Я кивнула.

— Оба маги. У Ольги Петровны вообще редкая специализация, она маг-цифровик. У неё восемь легко превращается в сто сорок семь, и никто не понимает, как ей это удаётся. Вернёмся в посёлок, я знаю, где живут немаги... с газонокосилкой.

— Время... Время поджимает... Я мог бы заставить животное... — в раздумье пробормотал Кайлеан.

— Корову? Ночку? — нахмурилась я.

— Она же травой питается... правда, не знаю, на сколько её хватит... глотку сожжёт...

Я твёрдо намеревалась узнать, что произошло. Но всё же сказала:

— Животное невинно. Ночку мучить не дам.

— Не так уж и невинно, — возразил Кайлеан. — Тоже сторожит. Твоя Ночка ведёт себя прилично только потому, что я сразу взял её под контроль, как и её хозяев, и контролирую до сих пор. На самом деле ей очень хочется устроить корриду — проткнуть рогами и затоптать любого, кто кажется ей подозрительным. Ты, например, ей очень подозрительна... Возвращаемся в посёлок. Попробуем допросить кого-нибудь. Подумай, кто скорей всего в курсе того, что случилось с твоими родителями...

И тут меня настигло озарение. Перед глазами встали поля с овечками, невинно-голубое небо, шелестящий седой ясень и древние мудрые глаза за стёклами очков... И вспомнились непонятные слова... тогда непонятные... "крапива на кладбище у вас ещё будет. Запомните, её надо рвать голыми руками. Только тогда ваши усилия увенчаются успехом..."

— Это же я! Я — не маг! Во мне сейчас нет ни капли магии!

Кайлеан секунду смотрел на меня, затем молниеносно ухватил моё запястье — как клещами.

— Нет.

— Главное, Мерлин сказал, что тогда мои усилия увенчаются успехом, понимаешь? Увенчаются успехом! Это сам Мерлин предсказал!

— Нет.

— Ты не имеешь никакого права меня удерживать! — Я безуспешно пыталась разжать железные пальцы.

— Уже имею! Забыла? Имею право, как связанный с тобой брачными клятвами.

Я перестала вырываться.

— А я сейчас дам королевское слово. Слово принцессы Аннмории. Что не прощу тебя никогда, если не подпустишь к могилам родителей.

Он отшатнулся и рявкнул:

— Данимира, прекрати! Ты ведёшь себя как ребёнок. Ещё неизвестно, что это за могилы...

— Вот и узнаем. И да, я веду себя как ребёнок. С родителями которого произошло что-то... неизвестное и страшное.

— Предлагаешь мне стоять и смотреть, как ты рук лишаешься? — зло осведомился Кайлеан

— Милый... — сказала я и погладила его по щеке. — Ты ведь будешь любить меня и без рук, правда? — Хватка ослабла, и я по одному разжала его пальцы. — Я сейчас разберусь с этой крапивой, и тогда ты сможешь меня обезболить. С помощью магии. Как сегодня ночью.

— Сравнила, — буркнул он. — Данимира, давай вернёмся в посёлок.

— Ну, сделаешь это не так эротично. И помни — Мерлин предсказал, что всё должно получиться.

Я всегда без колебаний прыгала в холодную воду. И сейчас не стала медлить. Просто подошла, схватила ближайший стебель и дёрнула вверх. Как ни странно, растение поддалось, мне удалось выдернуть его из земли, оборвав корни. В земле образовалась ямка, новый стебель как раньше не вырос. Но появилось ощущение, будто я сунула руку в костёр и продолжаю держать её там. Я повернулась к Кайлеану, помахала выдернутым стеблем и оскалилась в улыбке. Хотелось крикнуть ему, что мне совсем не больно, но боль была такая, что я забыла, как произносятся слова.

Затем я позабыла свою сущность. После полудюжины стеблей боль перестала существовать отдельно от меня. Я и была сама боль. И самой главной задачей стало принуждать постороннее тело рядом выпалывать крапиву. Зачем это надо — я не помнила. Но тело хватало и тянуло, и дёргало вверх, и гора изломанных, убитых стеблей рядом росла... а потом тот, кто был сильней, оттащил тело от полностью обнажившихся трёх могил и странно знакомый голос сказал:

— Всё-всё-всё... остановись... ты сделала это, теперь мой черёд...

И боль не ушла навсегда, но затаилась; я обняла сильного человека, просунув оживающие руки под куртку... и обнаружила, что его футболка мокрая, хоть выжимай, а сам он дрожит... Кайлеана трясло.

— В следующий раз, Данимира, можешь давать хоть сто королевских слов подряд... — шипел Кайлеан, — только давать ты будешь их мысленно. Потому что я суну тебе кляп в рот, свяжу и отправлю в безопасное место. А выпущу только тогда, когда блажь уйдёт из твоей головы. И можешь подавиться своими принцесскими словами, я всё равно так и сделаю.

— К-корни... корни остались... — клацая зубами, выговорила я. — Обрывались... никак...

— Всё корни, сдохли без верхушек, успокойся.

— Родители... Теперь ты их поднимешь?

— На счёт раз.

— Тогда начинай считать. — Я отстранилась.

Кайлеан исподлобья уставился на могилы, и земля вспухла. Надгробия зашатались и отлетели набок. Пласты земли и песка полезли изнутри, и наконец три гроба показались из земли.

— Закрой глаза, — велел Кайлеан и, видимо уже не надеясь на мой здравый смысл, сам закрыл мне глаза ладонью.

А я и не сопротивлялась. Только теперь меня охватил такой ужас, какого я не испытывала, пожалуй, даже во время моего жертвоприношения.

Послышался треск — это отлетели крышки гробов.

Я зажмурилась крепче.

После недолгого молчания Кайлеан удовлетворённо произнёс:

— Ага.

И у меня будто камень с души свалился. Такое "ага" никак не могло относиться к папе и маме.

Я осторожно сдвинула ладонь Кайлеана ниже и взглянула.

Среди разваленных груд земли стоймя стояли три гроба, а в них — три фигуры в человеческий рост... три чучела из набитой джутовой мешковины.

Глаза-пуговицы... рты, обозначенные мазками алой помады... и знакомая одежда.

Чучело из среднего гроба — с волосами из спутанной медной проволоки — было облачено в папины джинсы и папин любимый домашний свитер, а на шее болтался расписанный вручную галстук — солнце, синее небо, зеленовато-голубая вода, собор Святого Марка... Я сама подарила этот галстук папе... и какие чудесные воспоминания были связаны с полоской яркого шёлка!

...Мне было десять, мама везла для консультации в венецианскую Марчиану одну из латинских рукописей, хранившихся в нашем Спецхране, и решила взять меня с собой. В самолёте пожилая дама, мамина коллега из Москвы, узнавшая, что я первый раз лечу в Венецию, нараспев прочла мне строки: "Золотая голубятня у воды, ласковой и млеюще-зеленой; заметает ветерок соленый черных лодок узкие следы. Сколько нежных, странных лиц в толпе. В каждой лавке яркие игрушки: с книгой лев на вышитой подушке, с книгой лев на мраморном столбе..."

Я была очарована волшебным городом и очень жалела оставшегося дома папу, поэтому когда увидала в сувенирной лавке широкий яркий галстук, то сразу поняла, что привезу папе этот кусочек счастья. Повзрослев, я оценила терпение отца — наверное, с месяц после поездки я каждое утро торжественно повязывала венецианский галстук на его шею и отправляла в таком виде на работу... и ведь папа носил его... по крайней мере, вечером он возвращался в том же виде... А теперь кто-то использовал светлые воспоминания для своих чёрных дел.

Я подошла ближе.

Правое чучело красовалось в одном из маминых летних платьев, длинная выбеленная пряжа разметалась по его плечам... и мамино ожерелье из лунного камня я сразу узнала...

Левое чучело, надо полагать, символизировало мою персону. Голубые джинсы могли быть чьими угодно, но дизайнерскую белую футболку с чёрным силуэтом танцующей монахини я привезла в питерскую квартиру и носила всё лето перед поступлением.

Стало быть, кто-то забрал её и привёз в Оленегорск...

Джутовое лицо с двумя крупными серебряными пуговицами обрамляли длинные уши какой-то странной шапки, смётанной на живую нитку из кусков светлой нестриженой овчины... кажется, это был коврик, лежавший на кресле в нашей гостиной...

Исполнение носило печать небрежности... притом сходство, бесспорно, присутствовало. Чучела слепо таращились на нас. Я скривилась в гримасе — кто-то ходил по нашему дому, по-хозяйски рылся в вещах, брал, всё, что хотел, для своих извращённых идей...тем не менее, я с облегчением осознавала, что могло быть неизмеримо хуже.

— Просто дурацкие куклы... пусть лучше так... — сказала я, обернувшись к Кайлеану. — Но к чему всё это?

Он тоже подошёл.

— Наверняка к тому, что на мнимых похоронах присутствовали маги. На тот момент в муляжи вложили мощный заряд магии, позволяющий имитировать реальных людей, а после... после взошла крапива.

— Это же означает, что папа с мамой живы?

— Произведённые манипуляции указывают на то, что твоих родителей не собирались уничтожать. По крайней мере, на тот момент.

Уточнение болезненно царапнуло меня по сердцу.

— Что нам теперь делать?

Кайлеан как-то злорадно усмехнулся.

— Видишь вон те бурые отметины? На галстуке, и по подолу платья? И на твоей футболке есть пятно, хотя на чёрном незаметно.

Я, придвинувшись, вгляделась.

— Это кровь?!

Он вновь усмехнулся:

— Это большая ошибка того, кто устроил спектакль. Кровь усилила иллюзию... но засохшая кровь — мёртвая кровь, рабочий инструмент некроманта. Она скажет мне, где искать.

При словах "мёртвая кровь" по лицу Кайлеана внезапно пробежала полуулыбка-полусудорога, и тон был такой... предвкушающий, что у меня мурашки по спине пробежали, но я строго напомнила себе, что это мой выбор. Бачили очи... и всё такое.

Дальнейшие слова Кайлеана смели прежние мысли.

— Кстати, здесь, — он небрежным кивком указал на чучела, — магия женская.

Я встрепенулась:

— То есть, это не Мортен проделал?

— Не знаю, как насчёт идеи, но исполнитель — женщина. К слову, история твоей подруги, потащившей на крышу телескоп, — возможно, того же авторства.

— С чего ты взял?

Кайлеан в затруднении пошевелил пальцами.

— Ты не поймёшь... Почерк один. То, как всё обставлено. Такое... определённое чувство юмора в деталях...

— Чувство юмора?! По-твоему, сбросить человека с крыши — это смешно? Это смешно?! — Я ткнула пальцем в гробы.

— Не кричи. — Он привлёк меня к себе и уткнулся в волосы, потом пробормотал. — Я универсал, Даня. Мне хорошо знакома тёмная сторона... но я умею отличать её от светлой... и честное слово, я рад, что ты не понимаешь того, что понимаю я.

— Тяжело любить универсала... — пожаловалась я, обнимая его тоже.

Его мышцы внезапно напряглись, и он спросил изменившимся голосом:

— А я? Я говорил, что люблю тебя?

Почему-то стало тревожно.

— Нет. Но это ничего, — я потёрлась носом о его плечо. — Можешь обойтись без слов, переживу уж как-нибудь.

— Я люблю тебя, — сказал он, взял за плечи и развернул.

Сначала я не поняла. Потом взгляд упал на конусовидную кучку чёрного песка, темневшую на траве неподалёку.

Сверху лежало маленькое копьё.

— Ушебти...

— Вот так наказывает Мортен, — произнёс Кайлеан. — Время вышло, Даня. Он знает.

И тут же Ольга Петровна и Валерий Егорович двинулись к нам, раскрыв объятия... но их пальцы были с когтями как у диких зверей, и длинные клыки выглядывали из перекошенных ртов.

Кайлеан жестом столкнул соседей друг с другом, они крепко стукнулись лбами и упали на землю как подкошенные.

Корова Ночка вдруг захрипела и бросилась в атаку, но была откинута пассом Кайлеана так, что проехалась по траве и в результате грузно осела на зад. Тогда, сидя, она задрала морду к небу и издала страшный звук... рёв тираннозавра, глас иерихонской трубы, возвещающей о конце света... Рогатая голова опустилась, томные доселе глаза засветились мутно-жёлтым и Ночка произнесла низким утробным басом:

— Де-е-вочка моя блудная вернулась... Жди меня, Данечка... скоро я приду-у за тобой...

Не смотря на запредельный звук, интонации я узнала.

— Придёшь, придёшь, — сквозь зубы проговорил Кайлеан, формируя и перекатывая в ладонях огненный шар, — куда денешься... — Он запустил в корову файерболом. Пламя объяло шкуру, и я увидала, что плоть как смола стекает с костей. Пылающий скелет сорвался с места и унёсся прочь, а на траве осталась чёрная глянцевая лужа.

Я в оторопи глядела, как лужа подрагивает, пытается приподняться и проползти вперёд, а в ушах звучало: "Я приду-у за тобой"...

— Теперь всё делаем быстро. — С этими словами Кайлеан текучим движением переместился к чучелу отца и взял в руки венецианский галстук. Поднёс его к лицу, прикрыл глаза. Провёл носом вдоль шёлковой ленты снизу вверх, потом обратно, задержался у тёмного пятна, уродовавшего лазурь, прикоснулся к нему губами и затих. Через несколько мгновений он, не открывая глаз, так же текуче переместился к материнскому чучелу и опустился на одно колено. Всё повторилось, только теперь это было проделано с подолом платья.

Затем он резко и широко открыл глаза.

— Они вместе. Это хорошо. Где у вас тут вода?

— Какая вода?

— Много воды в резервуаре круглой формы.

— Колодец? — неуверенно предположила я. — Пруд?

Кайлеан нетерпеливо помотал головой и встал.

— Больше. Много больше.

— Озеро в горах... круглое... Больше Имангры здесь ничего нет.

Он уставился на меня, что-то соображая, затем кивнул:

— Подходит. Далеко оно?

— Не то, что бы далеко, но дорога не очень. Туда ведь только отдыхать ездят. И ещё пешком. К самому озеру не подъехать. Часа за два доберёмся, наверное.

— Надо спешить. Если позволишь войти в твой разум, я перенесу нас туда. Сам не смогу — не знаю местности.

Не колеблясь ни секунды, я сказала:

— Сделай это. Я готова.

— Представь берег озера. Место, которое ты знаешь лучше всего. — Кайлеан крепко взял меня за виски, заговорив как-то слишком интимно, на мой взгляд: — И расслабься... доверься мне... доверься... позволь мне войти... Данимира! — Он отдёрнул руки. — Что это за вкрапления? Только берег озера, ничего больше!

— Оно само! — с досадой воскликнула я. — А зачем ты говоришь такие слова таким голосом? Давай заново... но лучше уж молчи, не говори ничего.

— Ох, когда всё закончится... — многообещающе сказал в небо Кайлеан и снова взялся за мои виски, предусмотрительно отодвинувшись подальше.

...Со второго раза мне удалось сосредоточиться. Я лишь моргнула, а мы уже стояли на берегу Имангры, у начала небольшого песчаного пляжика. И здесь в пейзаже произошли изменения — гигантские чёрные папоротники окунали в воду свои траурные перья, хвоя сосен приобрела фиолетовый оттенок и слабо светилась, бледные грибы-мутанты с оборочками на тонких ножках достигали человеческого роста. Туман вблизи стлался лёгкой дымкой, а дальше вставал глухой стеной, скрывая от глаз половину озера и противоположный берег. Стояла мёртвая тишина, хотя обычно воздух наполнялся птичьим гомоном, шелестом ветра в кронах деревьев... возникло ощущение, что вместо Оленегорска мы переместились в какой-то съёмочный павильон, где всё нереально, всё бутафория...

Кайлеан подошёл к воде, присел на корточки и опустил ладонь на неподвижную водную гладь. Он низко склонился, во что-то вслушиваясь, затем подобрал плоский камень, лежавший на границе воды и песка, размахнулся и ловко запустил его вдаль, заставив прыгать по поверхности так, что невольно захотелось считать "блинчики". Камень с чуть слышным плеском скрылся в тумане, но вскоре тем же манером вернулся обратно и прыгнул в подставленную руку.

Чудеса дрессировки, подумалось мне.

Сжав камень в кулаке, Кайлеан постоял немного и, обернувшись, сказал:

— У озера есть остров.

— Безымянный. Гранитная скала из воды торчит. Со временем нанесло всего, деревья выросли, кустарники, мох...

— Похоже, твои родители на этой скале.

Я расширила глаза и испуганно забормотала:

— Там же нет ничего... как они там... а что с ними, ты увидел?

— Под чарами, — ответил Кайлеан коротко и, увидев, что я начала снимать куртку, придержал меня за плечи. — Подожди.

— Я хорошо плаваю, я двести раз до этого острова доплывала!..

— Данимира. — Он продолжал держать меня. — Там сторожевая магия, остынь. Без подготовки туда лучше не соваться.

— Так давай готовиться! — с готовностью воскликнула я. — Что надо делать?

Кайлеан огляделся, направился к толстой коряге с остатками корней и приволок её к моим ногам.

— Садись. Будешь вперёдсмотрящим. — Кайлеан наставил указательный палец в туман.

— Что, просто смотреть вперёд?

— Не просто, а очень внимательно. Я буду занят. Если увидишь впереди что-то... или кого-то... дашь знать. Мне нельзя отвлекаться.

Я помолчала, затем настороженно спросила:

— А кого я могу увидеть? Или что?

— Зависит от обстоятельств.

Не смотря на смутное подозрение, что меня заняли делом, чтобы я не мешалась под ногами, я, поелозив по неровностям коряги, пристроилась, выпрямила спину, сложила руки на коленях и с напряжением уставилась вдаль.

Кайлеан поглядел, хмыкнул, вернулся к озеру и — прямо в чём был — зашёл в воду по колено. Он немедля приступил к ворожбе, а я всё-таки наблюдала за его действиями, поглядывая искоса.

Это был вид колдовства, совершенно мне не знакомый, хотя иногда казалось, что у тарабарщины, легко и непринуждённо слетавшей с языка Кайлеана, латинские корни... с неким цыганско-румынским оттенком. Он часто нагибался и дотрагивался до воды — то кончиками пальцев, то плашмя укладывая ладони на поверхность. Вскоре из-под его рук выскользнула тонкая, будто пылающая огнём полоса, она выросла, набрала длину, расчертила озеро пополам и поднырнула под стену тумана.

Я взволнованно вздохнула. Очень хотелось верить, что родители заметят огненный знак и поймут, что помощь близка.

Вслед за огненной полосой по водной глади заскользила светящаяся ультрамарином цепочка слов, выведенных каллиграфической вязью... по крайней мере, казалось, что тонкие кружевные отрезки — строчки, состоящие из слов. Вязь так же направилась к туману, но на границе развернулась параллельно берегу и осталась в пределах видимости. Прилетевшая следом белая пунктирная полоса прошила синюю надпись и тоже улетела под полог тумана.

...Колдовство набирало силу. Кайлеан уже не притрагивался к воде, но разноцветные линии — прямые и закрученные серпантином, сплошные и пунктирные, без остановки расчерчивали поверхность озера замысловатой сеткой, а между ними в сложной, но явно существующей системе укладывались непонятные закорючки, схемы, рисунки и несколько раз я даже видела химические формулы.

Однажды я ощутила, что боль от крапивных ожогов возвращается, но Кайлеан, не прекращая колдовать, чуть дёрнул подбородком в мою сторону, и боль немедленно стихла. Всё это время, творя немыслимой сложности ворожбу, он продолжал держать контроль над моим состоянием! В который раз я восхитилась искусством Кайлеана, осознавая, что вышла замуж за высшего мага... и что всё это время сидела доверчивой букашкой на его всемогущей длани... да, в сущности, и продолжаю сидеть.

Такой сильный... но такой милый...и такой красивый... и... мой?..

Тут Кайлеан повернулся, с укоризненной улыбкой покачал головой и кивком указал на туман... он явно уловил исходящие от меня телячьи нежности, и они его отвлекали.

Нельзя было на него смотреть.

— Извини, — пробормотала я и поспешно перевела взгляд на Имангру.

... Сейчас мы сейчас освободим маму и папу, и я с гордостью представлю им Кайлеана. Может быть, мама даже о нём что-нибудь слышала, раз Эрмитания — самое сильное королевство Конфедерации. Наверное, по ту сторону правящий дом Эрмитании известен всем... Интересно, что думает мама про Карагиллейнов...

И тут мне показалось, что в ровной белесости вдали появилось некое затемнение.

Я вздрогнула, вытянулась столбиком и вперила напряжённый взгляд в туман.

Вскоре стало очевидно, что мне не померещилось. В центре стены обозначился темнеющий овал, туман по краям овала клубился и вращался. Чем дольше я вглядывалась, тем больше проявляющееся пятно напоминало вход в подпространственный туннель — как это обычно изображают в фантастических фильмах.

— Кайлеан... — робко позвала я. — Там дыра какая-то появилась...

Кайлеан, склонившийся над водой, приподнял голову.

— Портал открывают, — спокойно сказал он. Потом, прищурясь, вгляделся. — Издалека идут... кривым путём, сквозь измерения. Хорошо, у нас фора есть. — Знаки полетели из-под его рук с удвоенной скоростью.

Я знала, что не должна была отвлекать, но всё же спросила, сглотнув слюну:

— Это Мортен?

— И не один. С компанией, надо думать.

Мортен и его ковен... Опять! Опять они возникли на моём пути, и как же мне не хотелось с ними встречаться!.. По правде говоря, я трусила. Самоуверенные, насмешливые, безжалостные лица предстали перед глазами как живые. Сердце начало движение в пятки, усидеть на месте я не могла. Вскочив, я нервно зашагала туда-сюда по берегу, тревожно вглядываясь в открывающийся портал. От напряжения чудились какие-то пятна... они то появлялись, то пропадали... и наконец... вытянутые тени возникли среди клубящегося тумана. Вначале показалось, что это снова подводит зрение. Но спустя некоторое время тени преобразовались в шеренгу нечётких пока человеческих силуэтов.

— Идут, — кусая губы, произнесла я. — Раз... два... три... четыре... пять... шесть... семь... Ещё двое с ними... Кто?

Кайлеан вышел из воды.

— Скоро узнаем. — И с каким-то мрачным сожалением добавил: — Хотя некоторым подозрениям лучше бы остаться подозрениями.

— Их семеро... а ты один.

— Не первый раз. И у меня всё готово.

Он наставил руку на озеро, произнёс длинную фразу и поверхность преобразилась. Вода будто затвердела и по цвету стала напоминать тёмно-серый окислившийся свинец. А линии и рисунки утратили разноцветье и заблестели светлым серебром. Имангра стала напоминать огромный металлический поднос, расчерченный и испещрённый рунической филигранью.

— Идём. — Кайлеан потянул меня к озеру.

— Мы пойдём по воде? — изумилась я.

— Не по воде. Это теперь поле для игры.

Поверхность воды действительно затвердела и даже не прогибалась под нашим весом.

— Для игры? — переспросила я, с трудом поспевая. Кайлеан, держа меня за руку, передвигался странным скользящим манером строго по определённым участкам и с каждым шагом продвигался на два.

Он оглянулся в хищном и весёлом оскале, сверкнули белоснежные клыки.

— Для лучшей на свете игры — битвы мага.

Туман по мере нашего приближения отступал назад, а силуэты в открывающемся портале становились всё чётче... я вглядывалась в них... но вот наконец туман отступил настолько, что показалась заветная скала.

— Вон там можно забраться, там выступы удобные, как лестница, — заволновалась я.

— К хатшепсуту лестницу, — сказал Кайлеан, обхватил меня за талию, одним летучим прыжком перенёсся на остров и там отпустил. Среди деревьев светилось что-то большое, бледное, непонятное... я, позабыв всё, бросилась туда.

...Огромный кусок прозрачного льда неровной цилиндрической формы... и два человека, застывшие в этом льду.

Отец, рванувшийся вперёд в боевом порыве, и мать — оседающая, раскинувшая руки, с запрокинутой головой...

Я в ярости ударила по льду кулаками... потом пошла вокруг страшной композиции, вглядываясь.

Тонкий тёмный извилистый канал тянулся от вены на материнском предплечье к выходу на поверхность льда...

Позади раздался голос Кайлеана:

— Здесь Мортен берёт родственную кровь для поддержания физической формы. Твоя мать жива.

— А отец?

— Этот лёд не убивает. У нас его называют "льдом правосудия" и заклинание используют в основном судейские. Такому заключению в Эрмитании подвергают особо опасных магов-преступников, если требуется обезвредить, но сохранить жизнь.

— В Эрмитании? — Я обернулась.

— Эрмитанский след в этой истории очевиден. Одно к лучшему: я знаю, как управиться с этой штукой.

Он поднёс ко льду указательный палец, на конце пальца обнаружился чёрный изогнутый коготь, которым Кайлеан — с отвратительным скрипом ножа по тарелке — прочертил глубокую рваную полосу в прозрачной толще.

Полоса заискрилась.

— Отлично. Разрушение началось, но процесс длительный. Теперь надо только ждать. Впрочем, время пролетит незаметно, — Кайлеан кивнул на овал портала. Фигуры в нём стали совсем чёткими, я уже различала характерные особенности и понимала, что третий слева — это Мортен, а по правую руку от него как обычно, шествует Ксения Михайловская.

Но страх испарился.

— Я их больше не боюсь, — произнесла я вслух. — Зло надо остановить.

— Зло предоставь мне, я с ним на короткой ноге. А ты должна оставаться в безопасности. Я тут кое-что предпринял...— Он повёл меня к береговой линии.

По граниту теперь извивалась широкая и глубокая трещина, от которой исходил грозный гул. Я осмотрелась. Похоже, трещина опоясывала остров вкруговую. Воздух над ней дрожал, из недр взлетали золотисто-огненные искры, обозначая призрачный барьер.

— Призвал свою стихию, — пояснил Кайлеан. — Тебя она пропустит беспрепятственно, но не пересекай границу. И родителям втолкуй, чтоб оставались в круге.

— Как бы мне хотелось иметь хоть каплю магии... Нападать я не умею, но смогла бы оттянуть хоть сколько-нибудь внимания на себя, обороняясь.

Он покачал головой:

— Ни в коем случае. Главная цель Мортена — ты. Не хочется пугать, но ты стала его идеей-фикс.

— Да? — в сомнении спросила я. Быть идеей-фикс Мортена мне не хотелось. — С чего ты взял?

Его глаза блеснули.

— С того, что я его понимаю... в этой части. Оставайся здесь, не разговаривай ни с кем кроме родителей, и не переступай охранную черту.

Мы одновременно взглянули на портал... Магическая проекция исказила размеры фигур — в клубящемся провале двигались великаны, и распознать теперь можно было каждого.

Я болезненно сморщилась и перевела взгляд на Кайлеана.

— Мне очень жаль, милый... — Взяв его за руку, я сжала её.

Он чуть дёрнул щекой.

— Ничего. Мы никогда не были близки. И вообще... не сюрприз, — мрачно произнёс Кайлеан, наблюдая, как в один ряд с Мортеном и ковеном вышагивает его старший брат, наследный принц Леар с женой Арабеллой. Их физиономии больше не казались мне бесцветными — охотничий азарт оживил бледные лица.

— Но почему так? Леар — будущий король, и Арабелла станет королевой!

— При естественном течении событий это произойдёт очень и очень не скоро. У меня есть то, что нужно всем... а Леар годами оттачивал искусство шпионажа в собственной семье. Видимо, пронюхал... — Кайлеан замолчал.

— Ты заставляешь сожалеть, что я не владею искусством шпионажа, — заметила я кротко.

Он замешкался, быстро взглянул на портал и решительно сказал:

— Не сейчас. Прости. Слишком уж быстро всё завертелось. Ты узнаешь обо всём... но в другой обстановке... не наспех. У нас будет долгий разговор. После.

— Всё, что угодно, лишь бы оно было, это "после"... И мамина сестра с ними... — печально сказала я, глядя на ту, что шла, чуть приотстав. — И с оружием... — В руках тёти блистал странный меч — прозрачный клинок отбрасывал радужные всполохи. — Но тут хоть понятно. Мортен её сын, она при любом раскладе будет на его стороне, ничего не поделаешь.

Кайлеан пренебрежительно усмехнулся:

— Сын... Какой из призрака сын...

— Мне он казался настоящим человеком... раньше казался хорошим, теперь — скверным... но всё равно... живым человеком...

— Нежить умеет морочить, — холодно припечатал Кайлеан. — Забудь его имя. Иди ко мне.

Драгоценные минуты, остававшиеся до прибытия сил зла, мы провели, слившись в крепчайшем объятии, и наши поцелуи по ярости своей ничуть не уступали тем, что я познала прошлой ночью... затем он отстранился, ещё раз заглянул в глаза и быстро пробормотал:

— Если что-то случится со мной — оставайся в круге и жди. О тебе позаботятся. Сработает сигнальный маяк, а защиты хватит на сутки. Марк мой душеприказчик, он проследит, чтобы тебя ввели в права наследования.

Проговорив этот ошеломляющий, невозможный, возмутительный текст, Кайлеан легко перемахнул через магический барьер и двинулся навстречу порталу.

— Стой! — выкрикнула я и, когда он оглянулся, задыхающимся ломким голосом пригрозила: — Только попробуй... вот только посмей!..

Серые глаза на мгновенье прикрылись, мимолётная улыбка скользнула по губам... Кайлеан меня понял. А через секунду пришельцы из портала один за другим возникли во плоти, полукругом преградив ему дорогу.

Только сейчас я осознала, что среди них нет Ангелины... но Арабелла занимала такое место, что в случае нужды смогла бы дополнить ковен.

А Кайлеан был совсем один.

Я бросила отчаянный взгляд на ледяные глыбы позади себя. Лёд таял... или испарялся... но до освобождения было ещё далеко.

— Ну, наконец-то! — раздался развесёлый голос Мортена. — Данька, ты нас всех напугала — куда подевалась-то, в самом деле?

Настала пора взглянуть ему в лицо — смело, холодно и равнодушно — и я взглянула.

Призрак? Чёрта с два!

Всё такой же голубоглазый и златокудрый, очаровательный и улыбчивый... и выглядел Мортен не в пример лучше, чем прошлым летом. Он вновь излучал сияние, но теперь я мельком подумала, не является ли это сияние естественным атрибутом нашего рода.

Мортен тем временем продолжал, будто кроме нас двоих здесь больше никого не было:

— Что ж ты бегаешь от меня, глупая девочка? Испугалась? Ладно-ладно, признаю, тогда я погорячился. Но у меня было безвыходное положение, честное слово! Я был болен, очень болен... Теперь всё будет по-другому. Нам будет хорошо вдвоём. Знаю, сейчас скажу кошмарную банальность, но... — Он хмыкнул и театрально распахнул объятия: — Данимира, вернись, я всё прощу!

Как правильно реагировать на этот спектакль, я не знала. Потому решила последовать совету Кайлеана — держать рот на замке. Я молча разглядывала противников, сохраняя "покер фейс".

За меня высказался Кайлеан:

— Данимира не станет вступать в пустопорожние разговоры. Хочется шутить?.. — Я не видела лица Кайлеана, но знала, что он сейчас улыбается этой своей акульей улыбочкой, которая так пугала меня вначале. — Пошути со мной, призрак.

Мортен перевёл голубые очи на Кайлеана, будто обнаружил его только сейчас... и сияние потускнело.

— Кайлеан Карагиллейн... — процедил Мортен. — Паршивый некромант, укравший мою девочку. Любимчик папаши-короля, нахватавшийся проклятий. — Тонкие губы Леара довольно дрогнули, и я догадалась, откуда у Мортена информация. — Паршивый некромантишка с аурой, дырявой как изъеденный капустный лист!

Кайлеан небрежно пожал плечами.

— Да, некромант, но отнюдь не паршивый, в чём ты, нежить, скоро убедишься.

Мортен укоризненно покачал головой:

— Эх, Данька, Данька... мотылёк ты мой легкомысленный, всё-то тебя к огню тянет... Ты хоть знаешь, что женишок порченый? На нём проклятий больше, чем шишек на ёлке...

И тут я открыла рот.

— Муженёк, — сказала я.

— Что?.. — недоумённо переспросил Мортен, у остальных вытянулись физиономии (а от Кайлеана немедленно пришло на анималингве: "Молчи!").

Но я закусила удила. Мне понравилась увиденная реакция. Они считали меня пылью под своими ногами. Они списали меня со счетов. А я выжила и даже получила свою долю счастья. И я хотела, чтобы весь мир об этом знал.

— Не женишок, — вздёрнув подбородок, пояснила я с наслаждением. — Муженёк.

"Не провоцируй их!" — рявкнул голос Кайлеана в моей голове. Но я ни о чём не жалела.

Все семеро впились в нас взглядами — считывали ауру. Менее всего новость затронула Люду — она никак не выказала своего отношения, как была хмурой и невозмутимой с виду, так и осталась такой же... и ещё... моя тётя... я была готова поклясться, что происходящее ей не нравится в принципе.

Зато Леар с Арабеллой переглянулись, оскалились и синхронно шагнули вперёд, но Кайлеан слегка дёрнул головой, будто отгонял назойливого комара, и парочка, заслоняясь руками, отшатнулась назад, на исходную позицию.

Лицо Мортена потемнело. Из груди вырвался рык, фигура расплылась и взметнулась вверх, увеличившись в размерах.

— Тва-а-арь! — взвыло полупрозрачное пятно, лишь отдалённо напоминавшее человека. — Ты взял моё, некромант, и ответишь за это! — Потом Мортен вернулся в прежнюю форму, и уже спокойно повторил, пристально глядя на Кайлеана: — Ты ответишь.

Кайлеан заговорил с мягким сожалением, звучавшим искренне, будто он объяснял старинному приятелю его прискорбную ошибку:

— Данимира могла бы спасти любого... может быть, даже тебя, призрак... — И, выдержав паузу, так же мягко продолжил: — Надо было просто дать ей шанс.

Мортен застыл, осмысляя слова Кайлеана, и, судя по задёргавшемуся лицу, даже что-то попытался ответить... но нужные слова так и не нашлись. Тогда Мортен подал знак, и вся шайка ринулась вперёд.

Бой начался, я закусила губу.

Стая шакалов, окружившая льва. Они нападали и слева, и справа, и с воздуха, и пока Кайлеан неплохо справлялся, просто небрежно откидывая противников назад одного за другим. Он был невредим, но семеро на одного... слишком много... и тётя своим радужным мечом упорно рубила силовые линии, прочерченные на поверхности озера... наверняка её действия подрывали силы Кайлеана.

Мама, быть может, смогла бы остановить её, или хотя бы задержать разговорами...

Я оглянулась.

Проклятый лёд таял медленно. Я вновь повернулась к сражающимся, и вдруг заметила в овале портала, который по-прежнему зиял в небе, тёмное пятнышко. Что-то тёмное колебалось, меняло и без того непонятные очертания, но, похоже, приближалось сюда, поскольку понемногу увеличивалось в размерах. Кто-то ещё прорывался сквозь миры по следу, оставленному шайкой Мортена... и я понятия не имела, кто это... или что.

...В то время как я таращилась на явление в портале, Кайлеан успешно отбивал нападения. Ему даже удавалось сохранять ироничное выражение лица. Впрочем, возникло впечатление, что происходит "разведка боем". Похоже, пока противники только примеривались друг к другу. Используя разнообразные приёмы, они пытались нащупать брешь, в которую можно будет нанести удар посильней.

Улучив момент между двумя атаками, я передала Кайлеану встревоженное: "В портале кто-то есть!"

Он быстро взглянул, непонятно буркнул: "Кто б сомневался" и резким движением пальцев послал к сунувшейся слишком близко Анне волну пепла и жара. Ведьму отбросило назад, она далеко прокувыркалась по серебряной поверхности, но всё же пепел осыпался, не добравшись до цели. Мортен защищал своих людей так же как и Кайлеан своих. Наверняка это было ненормально, но какая-то часть меня чувствовала облегчение от того, что пока никто не умер.

Анна... злая... испорченная... но мама говорила, что все меняются со временем... некоторые в худшую сторону, некоторые — в лучшую... но после смерти не развивается никто. Даже самое активное привидение — навеки застывший слепок души, не способный измениться.

Тем временем тёмное пятно росло. Отвлекать Кайлеана расспросами я не решилась, хотя мне очень хотелось понять, чем грозит прибытие какого-то чёрного зверя — чем больше я всматривалась в портал, тем больше убеждалась, что там мчится какое-то животное. Сначала я питала надежду, что нам на помощь спешит дракон. Но движения были какие-то... не драконьи...

Я напрягала зрение и воображение.

Большой пёс? Волк? Медведь? Фантастическое существо вроде мантикоры? И на чьей же стороне оно окажется?

Вскоре движение в портале заметили и враги. Мортен резко повернулся и вполголоса что-то спросил у Леара. Лицо Леара в ответ выразило озабоченность. Так же тихо отвечая, он передёрнул плечом... я со злорадством предположила: противной стороне расклад так же не ясен. Причём настолько, что в минуту, оставшуюся до появления зверя, атаки прекратились.

"Кто же там?" — воспользовавшись затишьем, послала я Кайлеану вопрос.

"Ну, кто ещё-то?.." — ответил он непонятно. — "Сейчас увидишь".

"Что бы ни случилось, я с тобой", — успела сказать я до того, как на застывшую поверхность озера прыгнул огромный чёрный леопард — магическое создание, чьи размеры намного превышали естественные. Зверь приземлился точно посередине, на "нейтральной полосе", и вряд ли это было совпадением.

Хищник грациозно прошёлся взад и вперёд, демонстрируя совершенную красоту от носа до кончика хвоста. Под шелковистой муаровой шерстью переливались мускулы, способные за секунду перебросить гибкое тело на десяток метров вперёд... Немигающие янтарные глаза оглядели каждого, и когда мы встретились взглядом, чувство узнавания внезапно посетило меня. Этот леопард имел характерные манеры — полные ленивой грации и уверенности во всеобщем внимании. Поэтому когда чёрный силуэт окутало облачко, а потом на месте большой кошки появилась знакомая личность, я ничуть не удивилась... разве что насторожилась ещё больше. Кайлеан был склонен доверять этому человеку, а у меня новоприбывший доверия не вызывал.

— Прошу прощения за животные проявления, — бархатно проговорил Химериан, распрямляясь и поправляя воротник чёрного камзола, — но в таком виде передвигаться между мирами намного проще, а главное, ни у кого не возникает желания пристать с какими-нибудь глупостями. Ума не приложу почему, но это факт. — Он тщательно поддёрнул манжеты и ещё раз окинул взглядом диспозицию. — Да у вас тут весело... Развлекаетесь?

— Дорогой брат! — Вперёд поспешно выступила Арабелла. — Как я рада тебя видеть! Меня всегда восхищала твоя независимость от банальной морали...

— М-м-м?.. И это правильно... — благосклонно согласился Химериан, — дорогая сестра.

— И мудрость! — Рядом с Арабеллой встал Леар. — Ты ведь всегда был умён. Взгляни на расклад со свойственной тебе проницательностью, брат, присоединяйся к победителям, и победителем станешь сам.

— Независим и мудр... Какие точные характеристики, — промурлыкал Химериан, пребывая по-прежнему в нейтральных водах. — Приятно, когда родня столь высокого о тебе мнения.

Я не выдержала:

— Присоединяйся к подлецам, и сам станешь подлецом! — звонко сказала я.

— У девчонки нет магии, — процедил Леар. — Она — ноль. А щенок тратит слишком много сил на её защиту. Нас больше, он проиграет.

— Какова будет моя доля? — деловито спросил Химериан. — И доля чего? Здесь ведь не простое сведение счётов?

От такой подлой меркантильности меня просто затрясло — трясло от возмущения... и ещё, пожалуй, от возросшего страха. Кайлеан не раз характеризовал Химериана как высшего мага. Если ещё и он выступит против нас... поражение неминуемо. Я мысленно потянулась к Кайлеану, чтобы поддержать его в этой ужасающей ситуации, но внезапно обнаружила, что в утешении он не нуждается. Ситуация его... забавляла?

Тем временем Леар с Арабеллой переглянулись и как-то замялись. Что-то они не спешили сообщать Химериану ради чего "брат пошёл на брата".

Вместо них заговорила моя тётя. При звуках её мелодичного голоса я вздрогнула и невольно оглянулась назад, на ледяную тюрьму. У Илгалеи даже интонации были мамины!

— Всей Конфедерации известно, что аннморийский двор состоит из семейств, славящихся древностью и чистотой рода. Я отдам вам, принц Химериан, руку лучшей невесты из высшей знати Аннмории. Такая женитьба подправит породу ваших потомков. Происхождение от деревенской колдуньи будет забыто, ваш статус возвысится. Помогите моему сыну, и получите в жёны герцогиню с чистой и древней кровью.

— Герцогиню? — задумался Химериан. — Недурно. Но, к глубокому сожалению, меня всё ещё не тянет заниматься улучшением породы и разведением чистокровных потомков. Наверное, со мной что-то не так. Впрочем, предложи вы свою племянницу... — Он осмотрел меня с ног до головы и вздёрнул бровь. — Вижу, что и здесь я жестоко опоздал. Увы мне. Но может быть, Ваше Величество, вашему... — Тут он сделал многозначительную паузу, осмотрел Мортена так же пристально, как до того меня, и продолжил: — гм... вашему питомцу... есть что мне предложить?

Илгалея сжала губы в нитку, Мортен качнулся вперёд.

— Есть, — улыбаясь, отозвался он. — Я предлагаю тебе жизнь, маг. Если ты и вправду так сообразителен, как тебя тут расписали, просто перейди на нашу сторону, и останешься жив. В противном случае, я лично вырву твоё сердце. — Лучезарная улыбка перешла в оскал. — За "питомца".

— Не будь дураком, брат! — выкрикнул Леар. — Ты не знаешь его силы!

— "Брат"? — переспросил Химериан, снова тщательно поправляя манжеты. — Кто-то... уж не припомню кто... уверял, что в приватных беседах вы с Беллой иначе как "этот бастард" меня не называете. Ах, да! Собственно, я слышал это собственными ушами. И вот — свершилось! — я наконец дорос до "брата"... как трогательно. А насчёт своего сердца я особо не беспокоюсь. Сколько раз мне обещали его вырвать... тем не менее оно по-прежнему на месте... и велит поздравить младшего братишку, заполучившего наконец свою принцессу.

За секунду Химериан исчез и возник уже возле Кайлеана.

— А я всё гадал, когда это случится, — ухмыльнулся он, обмениваясь с Кайлеаном крепким рукопожатием. — Долго же ты ходил вокруг да около, прямо на глазах превратился в романтика. Завёл официальную подружку, а?

— Мы женаты, — сказал Кайлеан, вскинув подбородок.

Хим булькнул, будто пил и вода попала не в то горло, и тут же быстро спросил:

— По какому закону?

— По третьему королевскому слову.

— О как! — чему-то изумился Химериан и взглянул на меня с особым любопытством:

— Ну что ж, добро пожаловать в...

Договорить он не успел.

С омерзительным звуком, напоминающим скрежет вилки по тарелке, зелёные молнии ударили с неба прямо в то место, где только что стояли Химериан и Кайлеан. Раздался грохот, заглушивший даже визг молний.

Я запоздало вскрикнула, хотя братья уже возникли в другом месте, целые и невредимые.

На фоне клубящихся завихрений портала, широко раскинув руки, в небе парил Мортен, окружённый четырьмя ведьмами. его глаза светились неоновой зеленью, с кончиков пальцев одна за другой слетали молнии.

Шум стоял адский.

— Блондинчик, похоже, полный псих? — радостно проорал Химериан

— Он мой, — крикнул в ответ Кайлеан. — Возьми на себя дам!

— Если дамы, то сразу я?.. — Химериан с досадливой миной чиркнул ребром ладони по горлу, обозначая отношение к этой традиции, но тут же исчез, увернувшись от визжащей молнии.

Возник он за спиной Илгалеи, упорно пилившей своим прозрачным мечом линии Кайлеана, и я поняла, кого он посчитал наиболее опасной из дам. Илгалея резко обернулась, меч взлетел и прошёл в миллиметре от лица Химериана, но тот вовремя отклонился назад и в ответ взмахнул длинным чёрным бичом, запеленавшим королеву Аннмории от макушки до пят. Однако там, где бич соприкоснулся с мечом, блеснула радуга и чёрные обрывки легли к ногам освободившейся Илгалеи. Она подцепила один из них кончиком меча и презрительно швырнула в Химериана. Обрывок вытянулся и дротиком метнулся к Химериану, но сгорел на подлёте, а в руке Хима появилось копьё... бросок... Илгалея разрубила копьё пополам... ещё копьё, ещё бросок...

Брат мужа воюет с сестрой матери — вся моя сущность противилась этому зрелищу, в сторону Кайлеана и ковена я боялась даже взглянуть. Я только слышала грохот взрывов и краем глаза отмечала багряные всполохи. Небо, бывшее прежде серым, постепенно розовело. Не смотря на то, что битва проходила в воздухе, при каждом взрыве остров содрогался под моими ногами. Чувствуя, как всеобщая агрессия кислотой разъедает душу, я отвернулась, чтобы посмотреть на родителей, и моё сердце ёкнуло — вместо единого цилиндра на поляне стояли два куска льда — поменьше и неровной формы — которые повторяли очертания людей, в них заключённых.

Возможно, повышенная концентрация магии в воздухе и вибрация гранита ускорили отступление 'льда правосудия'... он ведь вообще не являлся льдом в обычном смысле — тая, не превращался в воду, а просто исчезал без следа.

Я бросилась к ледяным статуям и прильнула к той, что заключала в себе маму. Лютый холод сразу же запустил щупальца в моё тело, но я продолжала обнимать и гладить лёд, надеясь ускорить разморозку собственным теплом. Мне казалось ужасно важным, чтобы мама освободилась первой. Может быть, тогда она успеет спасти сестру, так или иначе отстранив её от противостояния.

Не знаю, сколько я так простояла, несколько раз от холода утрачивая чувство равновесия и вообще реальности, пока ледяная оболочка вдруг не разлетелась на куски. Я кубарем полетела на землю, вместе со мной упала и освобождённая мама.

Я ещё сидела на земле и хлопала глазами, а мама уже взвилась в боевую стойку. Не могло не радовать, что она в такой хорошей форме, но у неё на ладони крутилась шаровая молния... и, по-моему, она была готова запустить ею в родную дочь.

— Не двигаться, — холодно приказала мама. Под глазами у неё были голубые тени, щёки впали, но голос звучал твёрдо. — Убери лёд от моего мужа. Немедленно.

Я встала и, пошатываясь, подошла к папиной глыбе льда... обняла её и охнула — холод пронзил сердце насквозь.

— Мам, это я, Даня, — с трудом выговорила я. — Я вернулась.

— Больше ты меня не обманешь, гадюка, — отрезала мама. — Не висни на моём муже. Разморозь его немедленно или схлопочешь файерболлом по лбу.

Приоткрыв рот, я воззрилась на маму.

— Ты раньше так не говорила.

Что-то дрогнуло в её лице, она впилась в меня пристальным взглядом, но ответила так же жёстко.

— А теперь говорю.

— Мам, спроси меня что-нибудь... — я печально улыбнулась, — а то папа оттает, а я замёрзну...

Она молчала, изучая меня исподлобья, и я подсказала:

— Спроси что-то, что знаем только мы с тобой. Пожалуйста.

Мама скривила губы и мрачно произнесла:

— Зря всё это. Но... допустим. Где моя дочь провела свой восьмой день рожденья?

— Здесь! Ну, не прямо здесь, не на острове, а на берегу, только ты и я.

— Почему здесь?

— Потому что я была пятнистая, мам! — выпалила я. — Вся в зелёнке! — Этот день рожденья мы провели вдвоём, потому что я и ещё полкласса подхватили ветрянку, а папе пришлось по срочным делам отправиться в Москву. Традиционное торжество — с кучей гостей, с большим столом, накрытым в саду, — пришлось отменить. Вместо этого мама отвезла меня сюда, на берег Имангры, и устроила праздничный пикник для двоих.

После долгого молчания мама спросила дрогнувшим голосом:

— Кому повезло в тот день... и кому не повезло?..

Наверное, в более мирной обстановке я соображала бы дольше, но тут ответ пришёл сразу:

— Рыбам! Рыбам повезло! Мы тут встретили дядю Сашу с папиной работы, он рыбачил рядом и я попросила в подарок выпустить мелкую рыбёшку обратно в озеро. А не повезло Барсику, дядисашиному коту, рыба была для него... так ведь?

— Даня?.. — Мама сделала неуверенный шаг в мою сторону.

Я с радостным визгом бросилась к ней в объятия.

— Мамочка, я вернулась!

Мы обнимали друг друга, и целовали, и мама гладила моё мокрое от слёз лицо, бормоча:

— Прости, Данечка, прости, но она вошла в наш двор в твоём обличьи, иначе нас бы никогда не захватили...

— Кто, кто вошла?.. — бормотала я, прижимая мамину руку к своей щеке.

— Гадюка одна... сбросила личину в последний момент... не видала её раньше никогда... и других тоже... И с ними странный парень был — вылитый Андрей в молодости... не понимаю, почему они на нас напали. А что с отцом? — она энергично потащила меня к ледяной статуе.

— Папа освободится, мам. Его лёд почему-то тает медленней, но всё будет в порядке. — Я свято верила в действенность магии Кайлеана.

Мама недоумевающе огляделась по сторонам, словно только сейчас осознала, что находится на острове посередине застывшего озера, потом широко раскрытыми глазами уставилась в небо, затянутое багровым дымом, на фоне которого в вышине проносились тёмные фигуры, сверкали молнии и цветные вспышки.

— Что происходит? Кто там наверху? Как мы здесь оказались? И как ты здесь оказалась?

Шквал её вопросов наконец отрезвил меня. Я вытерла слёзы и быстро сказала:

— Долго объяснять. Наверху идёт бой, а там, — я показала на две тёмные точки вдали, то сходившиеся, то расходившиеся, — твоя сестра Илгалея... и всё может кончиться плохо.

— Лея здесь?! — изумилась мама. Её зелёные глаза стали совершенно круглыми. — Каким образом? Что она-то здесь делает?.. — Потом вдруг мама поняла и воскликнула: — Значит, ты всё знаешь? Мы собирались рассказать тебе после восемнадцати...

— Мне девятнадцать, мама. Год прошёл. — Мамины брови взлетели вверх и я поспешно продолжила: — Но не это сейчас важно. Твоя сестра, она заодно с теми, кто вас заточил. Тётя против нас. — Радужное сверкание вдали показывало, что Илгалея по-прежнему с мечом. — Она бьётся с Химерианом... э-э-э... принцем Эрмитании... может, ты слыхала...

Мамин голос понизился на два тона.

— Карагиллейнов знают все. И их загребущие руки. Странно. Чем эрмитанец надеется здесь поживиться?

— Э-э-э... он, вообще-то, за нас... помогает брату.

— Как? — снова изумилась мама. — Ещё один эрмитанский принц здесь? Даня, что происходит?

— Э-э-э... По правде говоря, тут трое эрмитанских принцев... но двое за нас. Мама, срочно останови тётю, забери у неё меч. Она уничтожает им линии на поверхности озера. Нельзя этого допускать.

— Я попробую. Но отнять меч у Леи нельзя. У неё аннморийский Меч Королей, наша реликвия. До него может дотронуться только коронованная особа. Поблизости есть настоящий король — с королевством, принёсший стране священные клятвы?

Я помотала головой.

— Нет, только принцы.

— Тогда никто не сможет даже коснуться меча. И ты — не дотрагивайся до него ни в коем случае. Этот меч убьёт даже наследника престола, ему подавай стопроцентного короля.

— Что же делать?

— Посмотрим. Береги себя, оставайся с папой. Скоро вернусь. — Мама в который раз погладила меня по голове, обняла, поцеловала и побежала к берегу. У защитной линии она остановилась, провела ладонями по воздуху, что-то проверяя, потом перескочила через огненную трещину и побежала дальше.

Я долго смотрела ей вслед, потом взглянула вверх и вздрогнула. Бой сместился куда-то в сторону, а прямо надо мной парила одинокая женская фигура. Её волосы были распущены, они удлинялись, превращаясь в туманные струи. Небо быстро заволакивалось. Туманная ведьма Людмила принялась за работу.

...Не то что бы я была совсем неблагодарной — я очень хорошо помнила, что именно Люда позволила мне избежать смертельного ритуала. Но всё же сожалела, что под рукой нет рогатки... очень большой рогатки! Колдовской туман не просто ухудшал видимость. Сильная погодница могла управлять его свойствами, да так, что для одного туман становился молочным киселём, а для другого был прозрачней куриного бульона.

Я догадывалась, кому достанется куриный бульон, а кому кисель, к тому же смутно припоминала, что избирательная видимость далеко не единственное зловредное свойство белесых струй, стремительно заполняющих собой небесное пространство, но поделать всё равно ничего не могла. Как и Кайлеан, которого обложили со всех сторон и удерживали поодаль.

Вскоре туман царствовал везде кроме моего убежища, над которым образовалось что-то вроде купола, да ещё оставалась нетронутой узкая прибрежная полоса, прилегающая к острову. Огненная черта не подпускала туман слишком близко.

Ни взрывов, ни вспышек — всё поглощала серая вата. Я оборачивалась в тоске то к ледяной фигуре, то к защитному барьеру... папин лёд таял очень медленно. Скорей всего, отец сопротивлялся сильней, вот его и заморозили в более плотной среде. Какова бы ни была причина, папа пока оставался в заточении. Оттаивать ещё одну ледяную глыбу теплом своего тела я поостереглась — до сих пор казалось, что внутренности покрыты инеем, и я встала у пышущей жаром трещины, надеясь избавиться от этого ощущения.

Внезапно мой слух уловил слабый звук, похожий на стон... что-то происходило там, в белесой мгле... далеко-далеко... или наоборот близко?

Я подошла к огненной трещине и затаила дыхание. В той стороне дрались Химериан и Илгалея, туда направилась мама... что там происходит?

Спустя минуту тонкий силуэт выступил из тумана. Мама была бледной как смерть и зажимала рукой рану в груди. Но кровь всё равно лилась сквозь пальцы, пропитывая одежду.

— Даня, помоги... — простонала мама и пошатнулась.

От ужаса у меня потемнело в глазах, в мгновение ока перескочив защиту, я уже была возле неё, подставляя плечо.

— Что случилось? Кто это сделал?

— Кто-кто... Дед Пихто! — ответила мама чужим голосом и медленно провела окровавленной рукой по моей щеке. — Какая же ты, Данимира, предсказуемая... Барашек купился на бедную раненную мамочку!

Я отшатнулась, но было поздно. Между мной и спасительным островом встала фигура, с которой расплавленным воском стекала личина. Я почувствовала, что не могу сойти с места.

— Ну, здравствуй, — криво ухмыльнулась Ксения и я в ступоре уставилась на неё. Одежда превратилась в какие-то лохмотья, половину прежде прекрасного лица мадонны покрывала корка из грязи и крови, вместо глаза на обожжённой стороне зияла багрово-чёрная дыра. Не смотря на страшное ранение, держалась Ксения с непринуждённостью, будто мы случайно встретились на городской улице.

— Что пялишься, Барашек? Тебя смущает это?... — она дотронулась до пустой глазницы. — Твой некромант постарался. Ничего, сейчас мы всё исправим. У тебя ведь с глазками всё в порядке? Ну вот, поделишься... Всё равно они тебе больше не пригодятся. — Она раздула ноздри, втягивая воздух. — Ах-х-х-х... новобрачная ведьма... лёгкая добыча, просто пироженка... жаль, времени нет, не так весело как с твоей уральской подружкой получится.

— А было весело? — хрипло спросила я.

— Сначала было ску-у-учно. Мортен велел попросту заморочить девчонку, зачаровать её и отправить обратно, домой, в глухомань, чтоб под ногами не путалась. Но я же гений, творец, а не простой исполнитель. Я придумала интересней. С кометой и телескопом вышло стильно, изящно, с юмором... не находишь? Мы обработали её прямо в Смольном, в пустой аудитории... дурочка пошла за мной как собачонка... то есть, за тобой — видела-то она тебя... а я манила её издалека и намекала на какую-то тайну...— Ксения с лукавым видом приложила палец к губам, и я как наяву увидела, как бедная Женька доверчиво следует за мной, а я, улыбаясь и отступая, увожу её подальше от людей. — Когда она зашла и увидала, кто её поджидает, то сразу задёргалась, да где там... дальше она делала всё, что нам захотелось. Гелька, покойница, заставила в ювелирном колечко себе купить...

— Почему покойница? — спросила я скорей для того, чтобы потянуть время.

— Ну а ты как думала, когда сбегала? Эта смерть на твоих руках. Ритуал-то уже пошёл, а Мортену совсем худо было... он уже на грани развоплощения был, потому что всё с тобой тянул... жалел... вот Гелька и пригодилась. Хотя она-то конечно мечтала в другом смысле сгодиться. Тоже та ещё дура — детдомовская страшила, на что надеялась? Замена конечно так себе была, но Мортену на время полегчало.

После безжалостного описания травли Жени мне казалось, что я превратилась в один сплошной комок боли... наверное поэтому я пожалела и Ангелину. Её бросили как ненужную вещь в самом начале жизни, когда человек особенно нуждается в любви и заботе... не каждая душа справится с таким... вот Геля и не справилась.

Ксения тем временем продолжила:

— А в магазине оптики вообще потеха началась... Уральская дурёха та-акое несла с умным видом — повторяла всю чушь, что я ей внушила... вещала про пришествие инопланетян, которые прилетят на комете... продавец думал, она сумасшедшая... мы, когда вышли из магазина, чуть животы от смеха не надорвали. Концовка, правда, получилась чуть смазанной — жаль, что твоя подружка не в гробу домой отправилась... но и у гениев бывают проколы, такова жизнь. — Она философски пожала плечами. — На ошибках учатся. В следующий раз лучше выйдет.

— Проклинаю тебя, бессердечная тварь, — сказала я сквозь зубы. — Ты получишь по заслугам.

Кривая улыбка вновь перекосила её лицо.

— Ой-ой-ой... И кто же меня остановит? Уж не ты в любом случае. Для начала с глазками попрощайся, мне же оба нужны... а то что за дичь — один глаз карий, один — серый? Мне особые приметы не нужны. И вообще, заболталась я... прощай, Барашек.

Ведьма наставила на меня руки, забормотала что-то... я не успела ничего почувствовать, потому что в то же мгновение из тумана с рыком вылетело длинное чёрное тело... я моргнула... зверь снова исчез.

Я моргнула ещё раз — на том месте, где стояла Ксения, никого не было.

Из тумана донёсся дикий крик, немедленно оборвавшийся.

И снова стало тихо.

Я переступила ногами и поняла, что могу двигаться.

А затем из тумана появился Химериан. Он приблизился и протянул раскрытую ладонь, на которой лежало горячее пульсирующее человеческое сердце... только что вырванное из груди... с обрывками аорт и вен...

— Вот теперь она действительно бессердечная тварь... а то слова, слова... — сказал Химериан и поклонился. — Леди Данимира... мой подарок на свадьбу.

Раньше мне казалось, что Химериан — лощёный франт, капризный, манерный, испорченный красотой, богатством, принадлежностью к королевской семье... и всё оказалось маской. Ничего подобного я в нём сейчас не видела. Он был собранным, хладнокровным и опасным хищником... и, скорей всего, это было семейное. Где-то в глубине души я порадовалась, что это не Кайлеан сейчас протягивает мне страшный подарок.

Химериан перекинул с руки на руку сердце, которое продолжало отчаянно сокращаться, и покачал головой:

— Живучая. Идёмте, надо покончить с этим.

Я послушно последовала за ним к огненной расщелине и там Химериан уронил сердце Ксении в раскалённую лаву. Над местом падения взметнулся столб из чёрных бабочек, бабочки обратились чёрным дымом, который быстро развеялся... и кто-то страшно завыл наверху...

Химериан вскинул голову и прищурился — будто что-то различал в серой мгле.

— Сердце он мне вырвет... я и сам могу... — буркнул он в небо и перевёл на меня сумрачный взгляд. — Возвращайтесь на остров, леди Данимира, мне нужно идти.

Я медлила, разглядывая Химериана. Его манеры изменились. Похоже, он признал нашу с Кайлеаном общность и допустил в тот круг, где не считал должным носить маску. А под маской оказался человек, способный расправиться с женщиной таким страшным образом... Интересно, кто-нибудь из его взбалмошных подопечных понимает, что представляет собой их красавчик-ректор?..

— Живо! — прервал мои размышления Химериан, хлопнув в ладоши.

Я вспугнутой козой перескочила на безопасную территорию, но тут же обернулась, желая его задержать:

— Всего одну минуту!

Он глядел на меня с каким-то болезненным любопытством и заговорил о своём:

— Невероятно. Если бы перед Кайлом стояли вы и, к примеру, та особа, что только что закончила своё существование там, — он кивнул на трещину в граните, — я был бы готов биться об заклад, что он выберет её. Или любую другую тёмную ведьму... хищную, рисковую, не обременённую сантиментами... каких мы всегда предпочитали... но он дал слово именно вам... я впечатлён.

От упоминания "других тёмных ведьм" меня бросило в жар. Я вскинула подбородок и запальчиво сказала:

— Должно быть, будущее, обременённое сантиментами, понравилось вашему брату куда больше, чем будущее со всякими "хищными и рисковыми". Кайлеан способен свернуть с проторенной дороги, если эта дорога ведёт в никуда.

Химериан приподнял бровь.

— Дорога в никуда? Полагаете? — Он коротко задумался и философски пожал плечами. — Что ж, может, так оно и есть. Ну, так что вы там хотели спросить?

— Что с мамой и тётей?

— Предаются воспоминаниям. Судя по накалу страстей, чрезвычайно болезненным. Я постоял, послушал немного. На тот момент обсуждалось чьё-то любимое порванное ожерелье, которое кто-то у кого-то взял без спросу... по крайней мере, они занимают друг друга, Илгалея прекратила рушить заклинания Кайла. Надеюсь, ваша мать сумеет удержать её внимание надолго. Лабиринт, который начертил Кайл, помогает держать защитный барьер и подпитывает энергией самого Кайла.

...Страшноватым человеком был Химериан, но он был на нашей стороне; я захотела его предупредить.

— У тёти Меч Королей... вдруг вы не знаете... Здесь никто, кроме коронованной Илгалеи, не может его коснуться... будьте осторожны.

Химериан усмехнулся.

— Я в курсе... но всё равно — спасибо. Хотя подозреваю, что кое в чём вы ошибаетесь. Однако это ваше семейное дело, предпочту остаться в стороне.

Своё загадочное сообщение расшифровывать он не собирался, а меня тревожило слишком многое.

— Я опасаюсь за маму. Вдруг тётя всё ещё злится на неё?

— Дамы общаются... э-э-э... весьма экспрессивно... весьма... но как близкие люди. Думаю, это удержит обеих от опрометчивых поступков. — Он вновь взглянул вверх и произнёс с той странной предвкушающей улыбкой, которую я уже видела на лице Кайлеана: — Смертельная битва — непреодолимый соблазн для любого мужчины. Спешу откланяться. — Химериан указал мне за спину. — Тем паче, вам будет чем заняться.

Я кинула взгляд назад... от глыбы льда, в которую заточили отца, осталась лишь оболочка, скульптурно обрисовывающая фигуру.

— Ой! — пискнула я и бросилась вглубь острова. По пути обернулась... по ту сторону барьера уже никого не было.

... Лёд раскололся от первого же прикосновения. Отец пружинисто приземлился в той же боевой стойке, не пошатнувшись ни на миг. Он тоже не спешил раскрывать объятия. Холодные голубые глаза внимательно следили за мной — голубые глаза Мортена!.. Как же я была слепа... Убрать усы, бороду, морщинки у глаз, распрямить и перекрасить в золотистые тёмно-рыжие кольца волос... теперь образ Мортена отчётливо проступал сквозь знакомые черты. Сходство можно было не заметить, если только категорически его не искать. Но кому б на моём месте пришла в голову такая нелепая мысль?

Я быстро проговорила:

— Пап, я не подделка. Ты любишь сгущёнку с чёрным хлебом, дразнишь маму присказкой "а Ларчик просто открывался", и в мои двенадцать мы отдыхали на Чёрном море, ты разрешил мне учиться на параплане летать, а я за сук стропой зацепилась, и ты ничего поделать не мог, потому что рядом оказались свидетели, обычные люди, которые рвались помогать. Меня спасатели со скалы снимали... об этом никто не знает, если только ты маме не проболтался.

Секунду отец оставался в напряжённой позе, потом выпрямился. Его плечи обмякли, он с силой провёл рукой по лицу.

— С чего бы я маме проболтался?.. — глухо пробормотал он. — Самоубийца я, что ли?

— Папа-а-а! — я ринулась к отцу и повисла у него на шее.

— Ребёнок... ребёнок... — бормотал папа, стискивая меня так, что у меня рёбра затрещали. — Данька, Данечка... Я же увидел... на той твари личина была такая, какую с мёртвых снимают... и всё равно сразу ударить не смог — на том и подловили... сердце ведь биться перестало... — Он отстранил меня и вгляделся. — Изменилась... Повзрослела, заневестилась... — Папа досадливо поморщился. — Сколько же времени прошло?

— Больше года, пап. Это очень длинная история, и она ещё не окончена.

"Заневестилась" я решила пока не комментировать. Прежде всего бедному папе надо было узнать про Мортена, вряд ли его успели просветить. Сын или подобие сына... неважно. Если отец столкнётся с Мортеном ... прежде чем принять решение, он должен знать, с кем имеет дело.

Отец быстро осмотрелся по сторонам.

— Где мама, знаешь?

— Мама неподалёку, разговаривает с тётей... с тётей Илгалеей.

— Илгалея здесь? — Папа произнёс её имя таким тоном, будто речь шла о Нагайне, проникшей в дом Рики-Тики-Тави. — Что она тут забыла?

Я вздохнула и погладила папу по плечу.

— Она пришла вслед за сыном. Мортен всю кашу заварил. Прошлым летом, перед тем как вас с мамой сковали льдом, среди нападавших ты, наверное, видел такого парня... он приметный — высокий, голубоглазый, с длинными светлыми волосами?

Отец кивнул.

— Первый раз я его в магазине увидел. Расплачивался у кассы... чувствую, сбоку словно бы припекать начало... щёку поскрёб, в сторону глянул... у кофейного автомата этот стоит... незнакомый, не из местных... из стаканчика прихлёбывает. Бледный, уставился, будто на мне цветы выросли, лыбится не пойми к чему... нехорошая такая улыбочка, кривоватая... Ауру его посмотрел... хрень какая-то, а не аура. Я ещё подумал, надо узнать, к кому эта рок-звезда приехала... мало ли. Отвернулся, вновь посмотрел... а у автомата и нет уж никого. На заводе чёрти-что творилось, я и забыл сразу... пока он прямо в дом не заявился. Он-то меня в лёд и закатал... вперёд подельницу пустил, я и сплоховал... не ударил сразу... не смог.

— Тебе не показалось его лицо знакомым?

По реакции отца я поняла, что он действительно ни о чём не подозревает.

— Так этот гад и есть Илгалеин сынок? — хмуро спросил папа. — То-то мне его рожа показалась знакомой. Но он своё получит, и Лея меня не остановит. Лучше надо было чадо воспитывать и вовремя к психологу сводить. Ты мне лучше расскажи, что происходит.

Я опять вздохнула.

— Пап... Мортен и твой сын тоже.

На несколько секунд он упёрся в меня отсутствующим взглядом, затем расхохотался.

— Этого просто не может быть. Кто тебе сказал такую чушь?

— Один некромант... ему можно верить... допросил мага, помогавшего Илгалее... посмертно допросил. Мортен не совсем человек. И не совсем призрак. Он что-то среднее. То есть кто-то. В ту ночь Илгалея создала Мортена с помощью магии, но притом смешав в Чаше Крови генный материал — твой и свой. Плоть в нём тоже есть. Вспомни его лицо. Мортен ведь не только на Илгалею похож, но и на тебя. Вспомни себя в молодости. Если уж на то пошло, то он и на меня похож. Одна порода. Он... э-э-э... наш родственник... как бы это дико не звучало.

Отец снова замолчал. Он хмурился и играл желваками — я видела, что отец очень зол. Наконец он заговорил:

— Я довольно быстро сообразил, что Илгалея малость с приветом... ещё тогда, два десятка лет назад. Она была одержима магией, и для неё не существовало грани между светом и тьмой. Теперь понимаю, что сильно ошибся в определении. "Малость" — не то слово. Да она вообще свихнулась! — рявкнул он в бешенстве. — И насчёт "родственника", "сына"... Данька, ты этот индийский кинофильм, где родинки на боку показывают, брось. Леин выкормыш — ничто. Он нежить, призрак, фальшивка, каким бы настоящим с виду не казался. Не человек — имитация человека, понимаешь разницу?

Папа чуть ли не дословно повторил мнение Кайлеана относительно статуса создания, сотворённого Илгалеей. В мою голову невольно закралась мысль, что желание Мортена обрести человечность имело давние корни — ровно с того момента, когда ему первый раз дали понять, что считают его никем. Я не оправдывала злодеяния Мортена... но сожалела о движущей силе его поступков. Тогда, в магазине, он мог не показываться папе на глаза, но зачем-то захотел зрительного контакта... О чём он думал, глядя в глаза тому, кого мог считать отцом?

— Так что же, нежить здесь за главного? И он вот прям-прям здесь? Отлично! — тем временем продолжил папа. Его глаза заблестели. — И кто ещё — кроме Илгалеи — согласился с тем, что им командует призрак?

Видимо, папа тоже придерживался мысли, что лучшая постель для мужчины — попона боевого коня, а смертельная битва просто подарок судьбы и всё такое мужское прочее. Мне очень хотелось, чтобы отец оставался на острове в безопасности, но в нашей семье не было принято врать друг другу. Я и так умолчала о своём замужестве.

— Мама и тётя там, — я указала примерное направление, — вспоминают прошлое и отношения выясняют. Тебе туда лучше не ходить, а то ещё подольёшь масла в огонь. Остальные дерутся наверху, в тумане. За нас тот самый некромант и его брат, оба темноволосые. Некромант тот, кто в джинсах. Брат может быть в образе чёрного леопарда. Против нас Мортен и второй брат некроманта. Оба блондины. И с ними три ведьмы.

— Понятно. Они чьи-то сёстры? — осведомился папа.

— Нет.

— Не может быть. Наверняка чья-то родня.

— Точно! — вспомнила я. — Та, что блондинка, она жена второго брата, того, что против нас.

— Я знал, — с удовлетворением сказал папа. — А некромант?

-А-а-а... а что — некромант?

— Некромант в джинсах, которому можно доверять, он кто?

Папа как всегда вычленил из потока информации самое важное. Всё-таки он знал меня как облупленную. Наверное, говоря о Кайлеане, я не смогла скрыть мечтательное выражение. Надо было сознаваться.

— А-а... ну-у... некромант... некромант у нас муж.

— Одной из ведьм, которые против нас? — удивился папа.

— Нет.

Мы длинно посмотрели друг на друга.

— Вот это поворот, доча, — задумчиво сказал папа. — Всё-таки индийское кино. Лара знает?

Я помотала головой.

— Да, нашу маму надо подготовить. Я-то человек простой, демократичный. Некромант так некромант. Среди них тоже приличные люди попадаются. Хотя редко. А вот мама меньше чем на принца не согласная будет.

— С этим как раз всё в порядке. Он принц. С той, с адской стороны.

— Всамделишный?

— Всамделишней не бывает.

— Что тогда не в порядке?

— Мама их семью знает и не любит. Считает, что у них руки загребущие.

Отец взглянул наверх.

— Хм-м... Лара обычно бывает права. Кстати, факты не противоречат её мнению. Пойду сам взгляну на зятюшку и на его загребущие руки. Ишь, — проворчал он, — стоило отвернуться на годик-полтора, как недоучившегося ребёнка тут же замуж затащили...

— Не затащили! Я сама! — горячо возразила я, про себя подумав: ну-у-у... не то чтобы затаскивали, но, пожалуй, методично подталкивали в нужном направлении... однако дело прошлое и папе об этом знать вовсе ни к чему.

По правде говоря, реакции отца я опасалась больше. Не смотря на заверение в демократичности, высказанное беспечным тоном. Я полагала, маме будет достаточно осознать, как сильно я люблю Кайлеана, чтобы принять моё замужество. В конце концов, история наследной принцессы, бросившей трон ради безродного пришельца из чужого измерения, позволяла на это надеяться. С папой всё было сложнее. С тех пор как лица противоположного пола начали оказывать мне усиленные знаки внимания, любой кандидат на моё сердце неизменно подвергался отцовской критике. На ухажёров родитель взирал с взыскательным видом генерала, перед которым выстроилась шеренга салаг-новобранцев... у одного сапоги нечищеные, на другом пилотка криво сидит. Для него единственная дочь сверкала бриллиантом чистой воды, и ни один смертный не был достоин эдакой драгоценности. Ведьмы, называвшие меня "папиной принцессой", на самом деле попали в точку.

Па-а-ап... — Я сдвинула брови и притопнула ногой. — Ты не будешь третировать моего мужа, ни сейчас, ни потом. Как бы тебе этого не хотелось. Предупреждаю сразу, Кайлеан — сложная личность и временами сказывается его адское воспитание... но с этим я разберусь сама. Иди и помоги Кайлеану, как он помог мне, тебе и маме.

Папа ухмыльнулся.

— А некромант-то, небось, воображает, что кроткую голубку заполучил... Х-хех... Ох, навьёт из него ещё верёвок Данька Шергина!..— Его ухмылка стала ещё злорадней. — А вот нечего было ручонками загребать.

— Па-а-ап... — снова грозно сказала я.

— Ладно-ладно, шучу я... пошучиваю... Что ещё остаётся делать отцу взрослой дочери... древнему старикашке... — нарочито закряхтел папа... тот, кого неизменно провожали заинтересованными взглядами дамы всех возрастов.

Он сосредоточенно смотрел вверх и вдруг замерцал, то исчезая, то появляясь, а затем пропал в одно мгновение.

Я осталась в одиночестве.

Вначале я присела на камень, поросший мхом, велела себе не дёргаться и терпеливо дожидаться завершения битвы. Если маме удаётся удерживать вдалеке от сражения Илгалею, то сейчас трём сильным магам по сути противостоит один Мортен. Кайлеан говорил, что Леар с Арабеллой не бог весть какого уровня; насколько я помнила, Анна тоже не блистала талантами. Вот только Люда была по-настоящему сильна, созданная ею магическая среда поражала устойчивостью и обширным распространением... проклятый туман! Сколько я не прислушивалась, сколько не вглядывалась, непроницаемое белесое марево не пропускало ничего.

Моего спокойствия хватило ненадолго... вскоре я вскочила и забегала по кругу, то и дело поглядывая наверх. Для полноты картины не хватало только зонта и попискивания "кажется, дождь начинается... кажется, дождь начинается". И как раз тогда, когда я в очередной раз таращилась на купол, сверху вдруг обрушилось тело, угодив точно в защитную расщелину.

Фонтан огненных брызг взметнулся фейерверком.

Страдальчески сморщившись, я глядела, как ведьма Анна, с которой облезает плоть, нечеловечески рыча, пытается выбраться на сушу, а лава затягивает её обратно.

— Данимира-а... Помоги-и-и... — провыла Анна, царапая землю и оставляя в ней глубокие борозды.

Я как зачарованная шагнула вперёд, но сразу несколько лавовых языков обхватили Анну и утянули с головой. А один вытянулся, изобразил нечто вроде конечности и, погрозив мне указательным пальцем, растворился в своей стихии.

Ещё пару раз над поверхностью показался череп — лишённый кожи, с белыми шарами глаз — пробулькал что-то нечленораздельное, и всё стихло. Только рой чёрных пчёл взмыл над расщелиной и тут же осыпался вниз сухой золой.

— Это за Женьку... — пробормотала я пересохшими губами... пришлось напомнить самой себе, чтобы избавиться от острой жалости к ушедшей.

Теперь из всего ковена в живых оставалась одна Люда, ей смерти я не желала тем более. Наказания — может быть. Но не смерти. Скорей всего погодница присутствовала при том, как Женю подталкивали к краю крыши, но вряд ли её это забавляло так же, как остальных ведьм. Люда всегда держалась отстранённо. Она была мрачноватой, замкнутой, по-настоящему увлечённой своим делом... и, как теперь можно было понять, лицезря волшебный туман, очень способной. Чем же прельстил её Мортен, заманивая в ковен?

...А потом по туману прокатилась судорога, будто он был живым существом, плотная пелена начала редеть, свиваясь в замысловатые струи, таявшие как сигаретный дым. Сквозь рассеивающуюся муть засверкали вспышки и стали видны тёмные фигуры, вычерчивающие в вышине смертельный танец.

И одна из фигур падала — падала странно, рывками... будто кто-то дёргал за ниточки, пытаясь удержать в воздухе свою марионетку.

Туман рассеивался... значит, кому-то удалось добраться до Людмилы... это она падает в ту же расщелину, в которой сгинула Анна. Мортен за неё борется... но затем Люда стремительно полетела вниз и я тихонько вскрикнула:

— Не надо...

И, словно кто-то услышал, когда я уже в оцепенении ждала повторения страшной сцены утопления в лаве, падающее тело вдруг изменило свою траекторию словно от невидимого толчка. Люда упала на землю и, прокатившись кубарем, затихла.

Я бросилась к ней.

Ведьма лежала на спине с закрытыми глазами, раскинув руки... из её груди торчало тонкое древко с алым оперением. Перья мелко вибрировали и казались полуразмытыми — магия создала это оружие... не то копьё, не то стрелу, и моим первым побуждением было извлечь древко ... но потом я испугалась. Откуда-то я помнила, что в таких случаях, удалив инородный предмет можно спровоцировать сильное кровотечение.

Люда приоткрыла глаза и с трудом проговорила:

— Пришпилили... как бабочку... копьё на полметра в гранит вошло... не трожь... всё равно не вынешь...

— Ты потерпи, — сказала я неловко. — Всё закончится... и тебе помогут.

Люда издала хриплый смешок и закашлялась.

— Всё закончится, и я закончусь.

С таким настроем помощи можно было и не дождаться. Я постаралась произнести как можно убедительней:

— Послушай... Я поговорю с Кайлеаном. Он мне не откажет. Райских кущ не обещаю, но выжить тебе помогут.

— Данимира... это ты послушай... беги отсюда, скройся... Никто не сможет победить Мортена. Он придёт за тобой.

На всякий случай я взглянула вверх. Там всё было по-прежнему — стремительное передвижение фигур по неведомой мне логике, белые трассирующие вспышки, всполохи разноцветного света. Уверенность Люды меня опечалила; возможно, начинался бред. Она явно не осознавала положения — вот она, уже последняя из ковена, лежит обезоруженная, обезвреженная... а у Мортена осталось лишь пара союзников не самого высокого уровня.

Спорить с опасно раненным человеком я не стала. Сняла куртку, свернула её и подложила Люде под голову.

— Ну, тогда Мортен тебе поможет. Всё будет... в общем, нормально всё будет.

— Нормально... — Люда скривилась, неподвижно уставившись в небо. — Мы свои роли отыграли. И никто Мортену теперь не нужен. Кто-кто, а он меня спасать не собирается.

Тема была несвоевременная, но я подумала, что лучше теребить сознание Люды, поддерживая разговор.

— Прости, но зачем ты с ними связалась? С Мортеном, с ковеном?

Люда перевела на меня взгляд.

— Ты вроде должна понять, — сказала она наконец. — Конечно, ради знаний. Если б ты знала, какую поразительную магию открыл мне Мортен... о такой силе я и не мечтала. А у нас в Империи погодная магия под запретом. Погодникам даже в метеорологи подаваться запрещено. Во избежание. Можно только в телевизоре указкой махать... в короткой юбочке про область низкого давления вещать... и про микстуру от кашля попутно.

— Может, и хорошо, что вмешательство запрещено? — осторожно возразила я. — Погода вещь хрупкая. У нас и без магии последнее время с климатом не всё благополучно. А если каждый маг начнёт...

— Я не каждый! — сверкнула глазами Люда. — У меня дар! Всем нельзя, а мне можно.

Всё-таки в чёрный ковен Люда попала не случайно, с удручением отметила я.

— Думаешь, я не знала, с кем имела дело? — продолжила Люда. — Знала, конечно. — Она горько усмехнулась. — Команда изгоев, где каждый сам за себя. Мортен был одержим идеей стать настоящим человеком, Гелька мстила всему миру, за то, что оказалась никому не нужна, Гориченкова просто карабкалась наверх как умела...

— А Ксения?

— Она мечтала угодить своему вельможному папочке. На мой взгляд, зря старалась. Видела его как-то... настоящий упырь.

— В таком случае знаю, в кого она уродилась, — холодно сказала я. Ксюшины трудности не тронули меня ни в малейшей степени. — Не отец заставил её толкнуть Женьку с крыши, и, как я поняла, не Мортен. Она умерла, знаешь?

— Мы почувствовали. Анька даже крикнула, что она следующая...

— Да, Анна тоже... Они получили по заслугам. Так же, как Ангелина.

— Мне кажется... или ты сожалеешь?

— Мне жаль, — подбирая слова, сказала я, — не могу сказать, что их самих... Но жизнь сама по себе — драгоценный дар, долгий-долгий день, наполненный светом и радостью... а они так быстро и бездарно его потратили.

— Ты не такая уж тихоня, правда? Я видела в тебе стержень... в отличие от других. — Она прикрыла глаза и тихо сказала: — Может, понапрасну я тебя тогда отпустила... всё пошло прахом... но, наверное, так было угодно судьбе. Мне всегда казалось, что у моей сказки будет плохой конец. — Она снова посмотрела на меня мутнеющим взглядом. — Мортен тебя больше не отпустит, но в живых оставит. Он ведь сказал нам, что нашёл способ поддерживать человеческую форму, не жертвуя донором ... Ксеня бесилась ужасно... Мортен тебя любит... по-своему...

— Очень по-своему, — пробормотала я.

— Он придёт... — убеждённо прошептала Люда, и, словно в подтверждение её слов, красная нить на моём запястье вдруг стала жечь кожу словно раскалённая проволока.

Я тихонько вскрикнула, схватившись за запястье.

Огненный барьер взметнулся вверх трёхметровой стеной и тут же опал. Я вскочила и обнаружила, что расщелина в граните постепенно сокращается. На мгновение проявился защитный купол; он весь покрылся кракелюрами как лак на старой картине и тоже пропал.

Сражавшиеся наверху теперь плавно опустились на остров. Кайлеан быстро переместился так, чтобы я оказалась за его спиной. Я с отчаяньем увидала, как ему досталось. Длинные волосы спутались, куртка превратилась в окровавленные лохмотья, один рукав был почти оторван и на обнажившемся плече темнела рана. Впрочем, Химериан и отец тоже выглядели изрядно потрёпанными.

Отец, Кайлеан и Химериан образовывали треугольник, в центре которого раскинул руки Мортен. Из кончиков его пальцев вытекали извилистые зеленоватые энергетические нити, впивавшиеся справа в тело Леара, слева — в тело Арабеллы. Лица наследного принца и его супруги кукольно застыли, глаза остекленели... хищно оскалившийся Мортен выпивал из них жизненную энергию. Прямо на глазах Леар и Арабелла теряли объём, как сдувшиеся воздушные шары; похоже, это были уже не живые люди, а опустошаемые оболочки.

Видно было, что противоборствующая троица пытается остановить кошмарное действо, но все усилия не оказывали результата. Мортена окутывала еле заметная дымка, его тело даже стало чуть просвечивать — видимо, он перешёл в естественное для себя полупризрачное состояние. Я вспомнила, как тревожила Кайлеана именно эта особенность — сын Илгалеи не принадлежал ни к миру живых, ни к миру мёртвых, — и теперь понимала, как он был прав. Мортен оказался поразительно живуч.

Кайлеан плёл в воздухе заклинания — кружевные серебристые письмена, похожие на те, что появились на поверхности озера, и посылал их к Мортену... серебро тускнело и растворялось, едва коснувшись защитного свечения. Химериан швырял в Мортена пригоршни красных угольев... отец атаковал ослепительными файерболами... с тем же нулевым эффектом.

Вскоре Мортен разомкнул смертельную цепь, энергетические нити втянулись в его пальцы, и на землю упало то, что осталось от Леара и Арабеллы — уплощённые измятые очертания фигур, похожие на обёртки с изображением людей.

Мортен повёл плечами, размял шею и улыбнулся мне. Он выглядел посвежевшим и отдохнувшим, а его противники — уставшими и вымотанными.

— А вот теперь, Данечка, — проговорил зловеще Мортен, вперив в меня взор голубых глаз, — начнётся рок-н-ролл...

Он вскинул руки наизготовку, но тут рядом с папой появилась мама, а перед Мортеном встала Илгалея с хрустальным мечом.

— Кто тронет моего мальчика, сдохнет как собака, — заявила Илгалея и подняла меч.

Да, она крепко подпортила Мортену эффектный момент начала рок-н-ролла.

Это было нервное, но я отчётливо хихикнула.

Мортен метнул на меня косой взгляд, вздёрнул подбородок и произнёс ледяным тоном:

— Я сам справлюсь, Ваше Величество.

Илгалея дёрнулась как ужаленная:

— Сколько раз я говорила, не называй меня Величеством!

— Самое время требовать сыновних чувств, — процедил Мортен. — Проблема в том, что результат научного эксперимента по определению не может их испытывать.

Лицо Илгалеи на мгновение сделалось несчастным. Я подумала, что за давнее сумасбродство она расплачивалась долгие годы... и всё же продолжала любить своё детище... а Мортен тоже мучился, не в силах примириться с сущностью полупризрака... Мне внезапно захотелось оказаться на страницах какой-нибудь старинной книжки, где белое — это белое, чёрное — чёрное, и не надо жалеть злодеев.

— Впрочем... — Мортен небрежным взмахом расправился с летевшей в него цепочкой файерболов.— Пока я занят, можете отгонять от меня назойливых мух, Ваше Величество. — Он отвернулся от Илгалеи и как ни в чём не бывало подмигнул мне: — И всё-таки начнём веселье, Данимира! — Мортен поднял руку и щёлкнул пальцами.

...Сверху обрушился пронзительный скрежещущий пассаж — сто небесных гитаристов одновременно впились нервными пальцами в свои электроструны, я даже пошатнулась от материальной мощи звука, заполонившего каждый уголок пространства; пронзительный голос возопил смутно знакомое "livin" easy, livin" free..." и под обещанный Мортеном рок-н-ролл его фигура раздвоилась. Новоявленный двойник, ухмыляясь, переглянулся с Мортеном, а тот вновь щёлкнул пальцами и на свет явилась ещё одна копия... следом третья, четвёртая, пятая... Илгалея со своим зловещим мечом отступила в сторону, а каждый новый Мортен немедля бросался в атаку и вскоре Кайлеан с Химерианом, окружённые десятком противников, заняли оборону спина к спине, и так же поступили отец с матерью. Совсем недавно мы наступали, я была уверена, что победа близка, а теперь...

Я бросилась к Люде. Пришлось напрячь голос, чтобы меня услышали.

— Что это за фокусы?! — склонилась я над Людой, с трудом удерживаясь от того, чтобы не начать трясти её за плечи. — Что это за двойники?

— Не двойники. Это сам Мортен и есть. Его коронный трюк. Он умеет расщеплять свою личность. Теперь каждая грань его характера — отдельный индивид. Смотри... тут есть Злость, Решительность, Беспощадность... Жадность и Щедрость... или вон... — она кивнула в сторону беспрестанно хохочущей копии, — Веселье... или Безумие... в каждом из нас намешано всякого разного, суть только в пропорциях. Приглядись внимательней, вдруг найдёшь Любовь и Доброту.

Я вспомнила разных Мортенов из библиотеки — с подобным мы уже сталкивались. Только думали, что имеем дело с разницей в восприятии, а дело, значит, было в другом?

Гадать было некогда.

— Как это остановить?

— Остановить? — прищурилась Люда. — Назовём вещи своими именами. Хочешь знать, как убить Мортена?

Я замерла, а Люда понимающе кивнула.

— Правда — такая неудобная вещь иногда. Но я скажу... мне терять нечего... и распоряжайся этим знанием как хочешь. Ты видишь множество граней, но все они связаны с неким центром. Чтобы убить Мортена сейчас, пока его личность расщеплена, надо уничтожить главный элемент. Тогда погибнут и остальные... или ослабеют настолько, что справиться с ними не составит труда.

— Уничтожить самого сильного? — Растерянным взглядом я выискивала отличия в быстро передвигающихся фигурах.

Люда закашлялась, поманила к себе, и я придвинулась ближе.

— Пойми. Один из множества — то неизменяемое, что появляется на свет с первой искрой разума и сопровождает нас до конца... то, что скрепляет и поддерживает в любых испытаниях... он-то и есть главнейший среди всех.

Немного подумав, я осторожно предположила:

— Ты говоришь о душе?

— Не знаю... наверное, можно назвать и так. Мортен был бы польщён. — Люда слабо улыбнулась. — Сколько раз ему заявляли, что души у него нет.

— Но как найти среди всех этого главного?

Она шевельнула плечами.

— Не такой уж я знаток психологии. Для меня душа Мортена осталась в потёмках. Хотя я б не стала искать монстра с клыками в пене. А в остальном... ну... пробуйте "методом научного тыка".

Людмила замолчала, прикрыв глаза, и я выпрямилась. Полученные сведения в силу их неопределённости имели сомнительную ценность. Но всё же я передала анималингвой её слова для Кайлеана. В нашей ситуации пора было хвататься за соломинку. В ответ пришло краткое и едва различимое "понял". Видимо, сил на другой ответ у него не было.

Новая волна дурного предчувствия приближалась, но не успела я предаться переживаниям, как разом умолк гитарный надрыв и оборвался пронзительный голос — будто я нырнула и в уши попала вода.

В тишине от толпы сражающихся отделился человек и, прихрамывая, двинулся к нам.

Сердце застучало с удвоенной силой — это был один из двойников.

Я сидела на земле рядом с Людой, не в силах пошевелиться.

...При безусловном сходстве с Мортеном эта часть души выглядела странно, напоминая театрального Ричарда Третьего — в старинной одежде, одно плечо выше другого, и когда двойник мельком оглянулся на бой, я поняла, что за спиной у него горб. Тонкое болезненное лицо, обрамлённое золотыми кудрями, тоже не блистало той искрящейся лукавой красотой, что была свойственна оригиналу... однако взгляд... взгляд не изменился.

Горбун поклонился и церемонным движением протянул руку, чтобы помочь мне подняться.

Понимая, что глупо упираться и уползать на четвереньках, я протянула руку в ответ. Как только мои пальцы оказались в ладони Мортена, меня будто что-то подхватило, закружило, мир вокруг расплылся.

Исчезла битва и куда-то делась Люда, стёрлись серебряные письмена на льду и вместо берегов в траурных перьях гигантских папоротников вокруг встали серые стены с грубо вытесанными колоннами, над головой сомкнулись высокие своды.

Я быстро огляделась в незнакомом месте.

Это был, очевидно, тронный зал — у дальней стены каменные ступени вели к возвышению, на котором стояли два одинаковых характерных кресла — огромные, богато украшенные, с высокими спинками. По сравнению с лощёным Эрмитанским, здешний интерьер казался более старым, более брутальным и, в конечном счете, больше напоминал реальные замки в моём родном измерении.

Королевские кресла пустовали, но вокруг — на возвышении и в самом зале — постепенно проявлялись очертания людей в нарядных одеждах. Призрачные придворные степенно фланировали, занятые светским общением. На балконе небольшой струнный оркестр выплетал старинную мелодию.

— Мы в голограмме?

Горбун покачал головой.

— Считай, что мы в несбывшемся. Сколько бы мы здесь не были, для остальных не пройдёт и секунды. Я хотел показать, чего ты лишилась, — Мортен указал на трон. — Мы могли бы править Аннморией вместе.

— Не могли бы. — Я попыталась отдёрнуть руку, но он стиснул её. Несмотря на общий болезненный вид, пальцы у него оказались железными.

Мортен склонил голову набок.

— Боишься?

В ответ я насмешливо приподняла брови.

Действительно, глупости какие. Чего бояться человека, отдавшего тебя на растерзание демонам?..

Мортен понял меня без слов.

— Знаю, мне не получить прощения, но я хочу, чтобы ты услышала... Тогда я был болен, я был не в себе и совершил ошибку. И потом... я сожалел... очень сожалел...

— Угу, — хмуро сказала я. — Страдал, лил крокодиловы слёзы?

— Может, и лил, — так же хмуро сказал Мортен. — Говорю тебе... жажда живой крови оказалась сильней меня... непобедимый инстинкт завладевает всем существом, пронизывает каждую клетку и помрачает рассудок... если б ты знала, как ужасно возвращаться в призрачное состояние...

Я снова попыталась избавиться от железных пальцев.

— А Кайлеан скорее трижды умер бы сам! — выпалила я. — И никакой инстинкт не заставил бы его принести меня в жертву!

Хватка ослабла.

— Да, — скривившись, признал Мортен, — некромант ухнул бездну энергии на твою защиту. Ослабил он себя фатально. Ему не устоять. И, главное, всё напрасно. Есть области магии, доступные только мне. В сущности, мы лишь играем в кошки-мышки... и мышка здесь не я.

Моё сердце сжалось. Кайлеан предвидел... "Если я погибну..." — говорил он...

— Тогда верни меня обратно. Если Кайлеану суждено умереть, пусть я умру вместе с ним.

Горбун долго изучал меня, затем изрёк:

— Вы, люди... так нелогичны... Какой смысл в твоём желании?

Не собираясь читать мораль, я всё же произнесла:

— Если ты не понимаешь таких вещей, значит, всё это время ты стремился стать лишь кровоточащим куском мяса. Человечность кроется в другом.

Он сузил глаза и накренился в мою сторону, и на мгновение показалось, что сейчас мне настанет конец. Но Мортен внезапно вздохнул и расслабился.

— Ах, Данимира, Данимира... Твоя добродетель несокрушима, — усмехнулся он, покачав головой. — Даже на краю гибели ты остаёшься хорошей девочкой.

— На краю гибели не имеет смысла меняться, не находишь?

— Возможно, в переменах кроется спасение.

— Не для всех. Верни меня обратно, — тихо сказала я. — И дальше... будь что будет.

— У всего есть своя цена.

— Какова же твоя? — Я прищурилась. — Подарить тебе почку? Или сразу отдать весь организм на запчасти?

— Взамен... один танец... Подари мне всего один танец...

— И я буду свободна?

Он помолчал, прислушиваясь к чему-то, и поглядел на меня в упор.

— И будешь свободна. Клянусь. — Он подал знак музыкантам на балконе.

Сменился ритм, сменилась мелодия, расступились придворные, которые раньше будто не замечали нас, и я, неисправимая доверчивость, долго глядела в знакомое и незнакомое лицо своего палача, тюремщика своих родителей, а потом всё же положила руку ему на плечо.

В молчании, под горьковато-печальные звуки, разлитые в воздухе, мы начали движение. Наш долгий танец был незамысловат — так, медленно переступая, могли бы танцевать два малознакомых человека на первом свидании в людном месте. Я опасалась какой-либо выходки, но Мортен вёл себя пристойно и против ожиданий не вёл провокационных разговоров. Иногда по его губам пробегала загадочная полуулыбка, отвечающая тайным мыслям. Эта покалеченная часть души вела себя странно, я никак не могла определить её суть.

— Кто ты? — спросила я наконец.

— Угадай. Как видишь, я несколько ущербен. — Он усмехнулся. — Может статься, я представляю Разум?

— Совесть, скорее уж, — мстительно сказала я.

— Что-то не припомню такого в наших славных рядах, — парировал Мортен. — Должно быть, парень по имени Совесть умер в младенчестве.

— Охотно верю. Но, значит, ты не представишься?

Он пожал плечами.

— В разобщённом состоянии у нас у всех проблемы с самоидентификацией. Каждый считает себя центром притяжения... и лишь один прав.

— Тогда скажи хотя бы, зачем тебе всё это? К чему этот танец?

— Скоро узнаешь. — Он прислушался и заключил, настойчиво направив меня к стене: — Впрочем, не скоро, а прямо сейчас.

Я обернулась, отметив, что музыка оборвалась.

Воздух у дальних дверей дрожал и там один за другим возникали пришельцы. Личность Мортена, расщеплённая на множество частей, приблизилась и окружила нас полукольцом.

Вперёд выступил один из новоприбывших. Ликом и телом он был безупречен, но глаза источали холод.

— Благодарим тебя, собрат. Как удачно, что ты привёл её сюда, куда нет хода никому, кроме нас, — проговорил он, обращаясь исключительно к моему спутнику. — Мы нейтрализовали всех, но не можем добить некроманта. Он связан с девчонкой, — он кивнул в мою сторону, — магией Судьбы. Она — хранительница его сил. Убьём девчонку — уничтожим некроманта. Теперь отходи в сторону и дай нам закончить дело.

— Да ради бога, — небрежно ответил горбун и сделал пару шагов от меня. — Только прошу — сделайте это максимально быстро, используя всю нашу мощь... Хм-м... всё-таки я постоянно замечаю за собой некоторую сентиментальность. Неужто я — Слюни-и-Сопли? Обидно. — Он обратился ко мне. — Теперь ты понимаешь? Наш танец... это было прощание, Данимира. Прощай и прости за всё.

Мне нечего было ответить ему. Что вообще тут можно было сказать? Предатель, Иуда, Каин? Я глядела в обступившую нас толпу и думала: неужели последнее, что я увижу в жизни, будут эти одинаковые, красивые и безжалостные лица с холодными голубыми глазами?..

Милый, я люблю тебя, проговорила я на анималингве, вызывая в памяти облик Кайлеана, сомневаясь, что мои слова достигнут цели, и всё равно торопливо шепча признание. Я буду любить тебя до последнего вздоха, и, может быть, позже...

...Милый...

...Молнии, сверкающие и грохочущие, повсюду...

...Милый, я люблю тебя...

Потолок раскололся, и вместе с ним раскололся мир.

Колонны рухнули, и рухнул мир.

Треск, скрип, грохот и отголоски рок-н-ролла.

Двойники подняли руки, и потоки разрушительной энергии рванулись вперёд, целясь прямо в меня... но не достигли цели. Потому что хромой горбун, выкрикнув что-то невнятное, искривил потоки, и молнии стрелами впились в него самого, словно он стал Святым Себастьяном.

— Что ты наделал, глупец?! — страшно закричал тот, что мечтал уничтожить меня для того, чтобы добраться до Кайлеана.

Единый звериный вопль вырвался из множества глоток и фигуры передо мной закорчились, расплываясь. Они одновременно проклинали защитившего меня, и опускались на пол, и исчезали, умерев, — одни быстрее, другие — сопротивляясь, но ни один не остался в живых.

— Душа! — сказала я потрясённо вслух. — Ты — душа Мортена!

Горбун повернулся, его бледнеющие губы шевельнулись в подобии усмешки:

— Ну что, я не просто кровоточащий кусок мяса?

Я молча смотрела, как он начинает таять, и услыхала еле различимое:

— Помни обо мне...

Я кивнула, сглотнув горькую слюну.

— В память... о несбывшемся... о непутёвом брате... первенца назови... — (Я моргнула.) — В имени пусть будет буква "м"...

— Нет! — резко сказала я прежде, чем успела что-либо обдумать, но Мортен, скорей всего, уже не услышал, потому что тело его развеивалось в воздухе странным манером — тонкими полосами по спирали... полосы разлетались в разные стороны... мне почудились странные звуки — будто откуда-то сверху доносятся не то хлопанье крыльев, не то аплодисменты... Потом всё рассыпалось быстро угасающими серебристыми искрами, и как только погасла последняя искра, действительность вернулась.

Я вновь очутилась на острове посреди Имангры. У моих ног тяжело дышала Люда; дальше отец с матерью в изнеможении сидели на земле, опираясь друг о друга — тоже живые! — а ещё дальше чернело вытянутое тело большого чёрного зверя, над которым склонился человек. И как будто бы кого-то не хватало, но человек выпрямился и обернулся. Это был Кайлеан. Он двинулся навстречу, ускоряя пружинистый шаг... высокий, сумрачный, пропылённый, весь в запёкшейся на волосах и одежде крови... я так любила его, что от стеснения в груди не могла сделать ни шагу навстречу... сердце моё плавилось, я просто стояла, ждала и любовалась своим мужем... пока откуда-то сбоку не явилась Илгалея, рванувшаяся в мою сторону яростной волчицей. Она отчаянно кричала "Из-за тебя, из-за тебя..." и что-то ещё про сына, которого потеряла навеки...

Развязка оказалась такой стремительной, что я не успела толком испугаться.

Мать, выкрикнув "Лея, не смей!", опутала сестру магическими путами, но та успела метнуть своё смертоносное оружие. Однако оковы всё же сбили её прицел, и хрустальный меч вонзился в покатый валун в двух шагах от меня. Я запоздало шарахнулась, памятуя об опасности, Илгалея с безумной силой разорвала путы, из-под её пальцев вырвались три призрачные мантикоры, они уже летели ко мне в прыжке, размахивая скорпионьими хвостами, когда Кайлеан выкрикнул: "Возьми меч!"

"Нет!", — выкрикнули одновременно мать и отец, "Нет!" — крикнула Илгалея, "Меч!" — крикнул Кайлеан, и я, не раздумывая, схватилась за прозрачную рукоять и, легко выдернув меч из камня, взмахнула оружием перед собой.

Мантикоры, напоровшись на клинок, взвыли и исчезли. Наступила тишина, в которой я с изумлением разглядывала оружие, которое держала.

Илгалея опустилась на землю, закрыв лицо руками. Моя тётя выглядела как человек, потерявший волю к жизни.

Кайлеан был уже рядом, обнимая. Я тщательно отводила руку с мечом подальше от него, пока он не забрал у меня меч, воткнув его обратно в камень.

— Почему? — слабо вопросила я. — Что всё это значит?

Мой муж закопченной пятернёй откинул волосы со лба, оставив на коже грязные полосы, и устало сказал:

— Потому что я — коронованный король, а ты — со вчерашней ночи — моя законная жена. Ты королева, Данимира, и подобные артефакты теперь безусловно подвластны тебе и не могут причинить вреда.

Раздув ноздри, я произнесла с нотками зарождающегося гнева:

— О, мой царственный супруг, а позволено ли будет мне узнать, королевой какой страны я являюсь, или это не моего ума дело?

Кайлеан почему-то довольно засмеялся, снова стиснул меня в объятиях и жадно поцеловал, потом отпустил и заговорил:

— Признаться, вначале я всерьёз рассчитывал на Аннморию. Не фыркай, такое решение просто напрашивалось. Но довольно быстро стало ясно, что приобретя Аннморию, я потеряю тебя, и я понял, что надо идти другим путём. В юности я много странствовал, и однажды наткнулся на проход в другое измерение... наткнулся случайно, дуракам везёт... девственное, никем не занятое измерение, сокровище, о котором никто не подозревал... нетронутая земля, покрытая густыми лесами и чистыми реками... и при этом населённая весьма опасной фауной... Тогда я еле унёс ноги и отложил до лучших времён исследование новых территорий, но теперь понял, что настала пора разыграть эту карту. Прямо у портала был выстроен форт... деревянный пока... и в нём я короновался три дня назад.

Он закончил, поглядывая на меня выжидательно, но мысли смешались в моей голове от такой новости, и тогда Кайлеан добавил, заглядывая мне в глаза:

— Ты просила что-то придумать. Я придумал. Лёгкой наша жизнь не будет, о благах цивилизации на какое-то время придётся забыть... да что там говорить — за пределы форта ты сможешь выйти не скоро, каждый клочок земли придётся отвоёвывать с боем, и я поначалу буду не столько королём, сколько лесником... охотником... плотником... Но тебя ведь это не испугает?

— Ты так и не сказал, как зовётся наше королевство.

— Что, правда не сказал? — удивился Кайлеан. — Данимирия, разумеется.

ЭПИЛОГ

Первым уроженцем Данимирии стал Николас Эмрис Карагиллейн. Как и подобает мультипентаграмному магу, он пробивался в этот мир с боем, и причинил своей матери немало мук, но трудно описать мой восторг, когда я услыхала первый крик сына; крик, по которому сразу можно было определить его характер — сильный, уверенный и нетерпеливый. Ник появился на свет в глухую зимнюю пору, когда бревенчатые стены форта подпирали огромные сугробы, и снег валил так, что даже строительство третьего этажа замка было приостановлено на неделю. Назвав передышку удачей, король объявил празднество по случаю рождения наследника. Портал раскалился от непрерывной работы — прибывали грузы с деликатесами и выпивкой, а затем и гости.

Праздник вышел чудесный, хотя (несмотря на деликатесы и наряды гостей) имел стойкий оттенок сельской вечеринки... нас с Кайлеаном это ничуть не волновало — мы были счастливы.

Наверное, не с этих воспоминаний стоило начинать рассказ о событиях, произошедших после битвы на Имангре, но по правде говоря, мною двигало обычное хвастовство и материнское тщеславие. До сих пор я испытываю нечто сродни радостному изумлению, когда гляжу на двухлетнего Ника и подмечаю, как проявляется в нём смешение наших с Кайлеаном генов. Впрочем, подозреваю, ничего нового в родительских чувствах увидать невозможно, так что, пожалуй, мне лучше перейти к другим событиям.

И всё же прежде чем вернуться назад во времени, я хотела бы кое-что прояснить.

Эмрис.

Э-м-рис...

Второе имя появилось у сына по желанию королевы Эрмитании. Её семья имела валлийские корни и так звали её отца. Признаться, когда над колыбелью прозвучало пожелание Елены, я вздрогнула и трижды открывала рот, чтобы возразить, но так ничего и не сказала. В конце концов, рассудила я, второе имя — это обычно формальность, а отказ может серьёзно подпортить отношения со свекровью. Что же касается памяти о Мортене... его глубоко противоречивая личность и так занимала мои мысли довольно часто. С сожалением я размышляла о том, что дух человечности проявился в нём наиболее ярко как раз тогда, когда он отказался от притязаний на физическое тело. О природе чувств, испытываемых Мортеном по отношению ко мне, я, напротив, предпочитала не задумываться, слишком скользкая была тема. Я лишь полагала, что странные токсичные отношения в стиле "любовь-ненависть" вообще были для него нормой. Скорей всего, вкус к такому ему привила моя несчастная тётя, — личность, на мой взгляд, такая же противоречивая, как и Мортен.

Так или иначе, брат-призрак жил в моих воспоминаниях, как ему и хотелось... более того, признаюсь, странные фантазии захватывали меня иногда, я воображала, что он жив не только в воспоминаниях.

Повод к подозрениям был ничтожен и всё же... и всё же... Второе имя сына фигурировало лишь в официальных бумагах, но однажды, когда Ник опасно расшалился, я в сердцах произнесла вслух (в лучших традициях Мэри Поппинс) — "Николас Эмрис Карагиллейн, извольте остановиться!.." И вдруг кто-то невидимый погладил меня по щеке... да так отчётливо, что холодок пробежался по позвоночнику. Позже я опять обратилась к сыну "Эмрис", на этот раз, чтобы свериться с ощущениями, и невесть откуда взявшийся ветер вновь погладил моё лицо и пробежался по волосам. Дальнейших экспериментов я не проводила и больше вспоминать об этом не хочу.

На самом деле, первой, родившейся в Данимирии, могла бы стать Снежинка, но Кайлеан настоял на том, чтобы церемония призыва души в тело состоялась в Эрмитанском драконятнике. Неизвестно, какая физическая форма таится внутри овоида, напомнил он, а в форте пока нет надлежащих условий.

Как выяснилось, беспокоился он не напрасно.

В положенный час яйцо созрело, душа Снежинки была призвана, после томительного ожидания скорлупа треснула... и первым в трещину просунулась не кошачья лапа, а белое бархатистое перепончатое крыло.

Я ойкнула, вытягивая шею и прижимая руки к груди.

Крыло убралось.

Тот, кто был внутри яйца, сначала посидел тихо, следом основательно повозился, в итоге трещина расширилась, верхняя половинка отлетела в сторону, и белоснежное изящное существо взглянуло на нас удивлёнными ярко-оранжевыми глазами.

— Я что-то пропустила? — вопросила миниатюрная драконица нежным голоском, выпростала крылышки и неуклюже попыталась выбраться из яйца. Яйцо качнулось, драконица кубарем выкатилась нам под ноги.

— О, моя милая Снежинка, — дрогнувшим голосом вымолвила я. — Это ты, ты!..

Потом были слёзы, объятья и задумчивое заявление Снежинки, что она съела бы рыбки... или, может, сметанки... сливок... или нет, сейчас ей больше всего хочется толчёного речного жемчуга, посыпанного опилками эбенового дерева... после чего Снежинка озадаченно замолчала, а потом недоумённо спросила, действительно ли она теперь должна питаться такими странными вещами.

— Лишь иногда. В особых случаях, — сказал Кайлеан, и оранжевый взор обратился к нему.

— От тебя пахнет Данимирой. А Данимира пахнет тобой. Значит ли это, что вы поладили?

— Да, мы поладили, — подтвердил Кайлеан, приподняв уголки губ.

Снежинка внимательно изучила его ауру и благосклонно кивнула.

— Это хорошо. — Драконица совершенно по-кошачьи потянулась. — За Данимирой нужен присмотр, а ты напоминаешь мне Левиафана... Он, конечно, лучше, но... О-о-о! — Снежинка издала восклицание, вытянула крыло и повертела им перед собой. — Но что теперь скажет Лёва?.. Понравится ли ему это? — Снежинка снова повертела конечностью. — Что это здесь — коготки на крыльях? Интересно, надо ли их точить? — Она задумалась.

Из тёмного угла вперевалочку вышел Левиафан. Его бородатая, и без того мрачная физиономия выражала теперь ещё большую мрачность.

После отчаянных поисков мама обнаружила Лёву в лесу. Манул одичал, промышлял охотой на мелких и не очень зверей и почти утратил способности фамильяра. Стало ясно, что Левиафан подвергся безжалостной магической атаке, ему потребовалась серьёзная реабилитация в специализированной клинике. Постепенно Лёва пришёл в норму и тогда рассказал, что помнит только, как бросился на обидчиков своей хозяйки, а после — лишь смутные ощущения. Шумит листва, колышется трава, глупые зайцы прыгают так близко... качается ветка, солнце мелькает за листьями, глупые белки прыгают так близко... по небу бегут облака, сквозь щель в заборе видно, как роют землю глупые куры, скоро они подойдут ближе... и всё в таком духе.

Левиафан никогда не был ангелом, но мама обмолвилась, что когда он невнятно описывал своё житьё-бытьё в окрестностях посёлка, ей временами казалось, что она слушает рассказ Джека-Потрошителя.

Узнав об участи Снежинки, манул впал в чёрную меланхолию, потому когда пришло время возрождать Снежинку, мама решила, что ему просто необходимо присутствовать на церемонии. Сама она не осталась, поскольку дела требовали её присутствия в Оленегорске, но не поленилась и Лёву доставила.

— Лёвушка! — обрадовалась Снежинка. — У меня теперь крылья! И шёрстка совсем короткая, как плюшевая! И я ем жемчуг на завтрак! Правда, здорово?

Левиафан сел рядом со Снежинкой, превратившись в насупленный меховой шар.

— Здорово, — сказал он угрюмым басом. — Особенно жемчуг на завтрак.

— Тогда почему ты такой грустный?

Лёва посопел и сказал:

— Я рад. Сегодня особенный день для меня. Но я оказался недостоин, Снежа. Я вёл себя как дикая тварь из дикого леса и делал ужасные вещи не от голода, а безо всякого повода, для развлечения. Поэтому ты возродилась в теле дракона, а не манула. — Он закатил глаза и забормотал: — Меа кульпа, Снежинка, Судьба против нас! Раскололся о скалы любовный баркас...

Поэт, с умилением подумала я, а вслух горячо воскликнула:

— Кульпа тут совершенно не причём! Ты был травмирован и не отвечал за себя!

— Тебе не нравятся драконы? — огорчилась Снежинка.

— Ты мне нравишься в любом обличии. Но я надеялся... — Манул поник, и драконица бросилась его утешать, обнимая белоснежными крылами.

Я приподнялась на цыпочки и прошептала Кайлеану в ухо:

— Почему Снежка стала драконом? Почему не манулом? Почему не вернулась в прежнее тело?

Кайлеан нахмурился, потёр подбородок и так же негромко ответил:

— Должно быть, потому что яйцо хранилось в драконятнике. Такое иногда случается. Зародыш впитал окружающие эманации.

— Что же теперь делать?

Муж пожал плечами.

— Есть надежда, что подросшее тело сохранило способность перенимать чужую форму.

С жалостью глядя на обнимающуюся парочку, я сказала:

— Значит, нам теперь нужен манулятник? Ну, чтоб нужных эманаций было побольше.

Судя по круглым глазам Кайлеана Георгиевича, идея манулятника сразила его наповал. Я уловила картину какого-то обширного сарая с насестами, по которым плотными рядами расселись мрачные бородатые коты, декламирующие трагические вирши.

Кайлеан зажмурился и потряс головой.

— Не надо манулятника, — поспешно сказал он. — Им просто надо больше проводить времени друг с другом. Весьма вероятно, это сработает.

После долгих обсуждений было решено, что Левиафан и Снежинка переезжают жить в Данимирию. Мама сказала, что не будет стоять на пути большой любви, освободила Лёву от клятвы фамильяра и сейчас находится в поисках нового помощника. Новый фамильяр должен найти её сам — такое у неё предчувствие. Надеюсь, это будет не лось какой-нибудь.

Стратегия совместного времяпровождения уже приносит свои плоды. Мордочка Снежинки начала приобретать кошачьи черты, уже прорезались ушки на макушке, хвост стал почти кошачьим и вообще Снежка ощутимо заматерела. Последнее её расстраивает (иногда, когда она вспоминает об этом), но верный Лёва уверяет подругу, что она становится краше день ото дня.

...Хронология явно не мой конёк, всё это случилось позже. А тогда первым делом мы отправились в Питер, на Тучков мост, чтобы окончательно прояснить моё положение.

На сей раз возвращение в родное измерение оказалось в высшей степени респектабельным.

Никаких помоек на задворках.

Официальный визит принца Эрмитании с супругой — повышение статуса Кайлеан пока не афишировал — начался с посещения Мадрида и объяснялся необходимостью дачи показаний Чрезвычайной Императорской Комиссии, созданной для расследования невероятных событий в Оленегорске. Догадываюсь, что при других обстоятельствах градус дипломатического скандала возрос бы до небес, но, во-первых, в деле оказались замешаны высокопоставленные чиновники самой Империи, а во-вторых, Эрмитания не без оснований заняла позицию пострадавшей стороны, так что волны возмущения размеров цунами не достигли.

Снова забегая вперёд, скажу, что расследование длилось около года, его итогом стали громкие аресты и загадочное исчезновение отца Ксении, Игоря Петровского. Когда я посетовала, что негодяй благодаря своим деньгам сумел скрыться от правосудия и, возможно, нежится сейчас на отдалённом тропическом острове, Кайлеан обнажил зубы в ухмылке и многозначительно заверил, что Петровский точно не в тропиках и точно не нежится. Со злорадством, прежде мне не свойственным, я поняла, что участи отца Ксении не позавидуешь.

Скандал в благородном эрмитанском семействе удалось замять. Участие в заговоре наследной четы было надёжно закамуфлировано, в показаниях фигурировали некий кавалер Л. , весьма знатного происхождения и некая госпожа А., также голубых кровей. Леар и Арабелла официально погибли на охоте спустя неделю после битвы на Имангре. Законным преемником Леара стал его сын Лоннеар... ребёнок настолько угрюмый и замкнутый, что надменный Кайлеан на его фоне казался душой общества.

Ночью, в неприметном снаружи особняке — мадридской резиденции Карагиллейнов, когда ни мне, ни Кайлеану не спалось, я заговорила о том, что оставалось непонятным.

— Прости, что затрагиваю больную тему, но неужто Леар так ненавидел тебя?

— Ненавидел? — Кайлеан закинул руки за голову, потянулся и откинулся на подушку. — Не в привычном понимании. Можешь не извиняться. Видишь ли, поголовно все члены королевских семей Конфедерации издавна увлечены одной и той же игрой, которая называется "борьба за власть", и ни одна азартная игра в мире не сравнится с ней. Политика, интриги, заговоры... расчёт, в конце концов... этим всё объясняется. Негативные чувства здесь больше похожи на побочный эффект.

— Эффект — не эффект, однако они были? Но Леар и так стал бы королём Эрмитании, а ты вроде никогда не рвался на его место, — возмутилась я. — Где же логика?

Глаза Кайлеана блеснули.

— Ты моего отца видела? Отец дьявольски умён, хитёр, властен, и к тому же крепок здоровьем и заговорён от всевозможных напастей. Как скоро Леар заполучил бы корону?

Я подумала и признала:

— Очень и очень нескоро. Лет через сто, небось.

— Вот тебе и логика. У Эрмитании уже есть хозяин, с которым не совладать никому. По крайней мере, как ты выразилась, в ближайшие сто лет. Теперь вообрази: некто в расцвете сил, но впереди лишь скучные десятилетия на вторых ролях. К тому же король неоднократно заявляет вслух, что предпочёл бы иметь наследником другого сына.

— Ты упоминал. Довольно жестоко с его стороны.

— Отец прежде всего правитель. К тому же не забывай, слова не были публичными. Никто не покушался на право наследования.

— Правитель? Если ты когда-нибудь вздумаешь заговорить о наших детях как правитель... — я осеклась, поняв, что выдаю свои тайные мысли.

— Тогда — что?.. — живо заинтересовался Кайлеан.

— Тогда... тогда... в общем, не советую!

— Кстати, о детях... — Рука Кайлеана Георгиевича целеустремлённым крабом двинулась к моему бедру. — Давай покажу тебе один способ...

Я шлёпнула по руке.

— Не отвлекайся!

— У-у-у... — разочарованно выдохнул Кайлеан. — Дальше одни предположения. Вдруг через своих шпионов Леар узнаёт о новом ничейном измерении... почти ничейном, с его точки зрения. На пути только я... но со мной не всё так просто — мне ведь подчиняется лесная стража, и я своё без боя не отдам. К тому же, есть риск вмешательства короля. Леару оставалось молча скрипеть зубами, но когда появился такой персонаж как Мортен, он решил рискнуть. Впрочем, чёрт его знает, как давно Леар был в курсе... Помнится, поведал Максу о своём приключении прямо на балу в честь весеннего равноденствия... всё-таки когда-то я был наивным хвастливым щенком...

Что-то в его взгляде заставило меня со смешком подначить:

— А теперь-то ты, конечно, матёрый волчище... но по-прежнему немножко хвастливый. — И провела пальцем по его носу, и после — задержавшись — по губам.

Да, я знала, что делала, но говорю же... что-то было в его взгляде...

В ответ Кайлеан с нарочитым рыком сгрёб меня в охапку, припечатав к себе. Искра вспыхнула разом, и какое-то время мы вновь занимались тем, из-за чего обоим не спалось в эту ночь.

Позже, отдышавшись, я подняла одеяло с пола, прикрыла ею нижнюю половину Кайлеана и тщательно подоткнула края, сурово пояснив:

— Во избежание!

Кайлеан приподнял бровь и фыркнул — со здоровым, надо признать, скепсисом, но я уже вернулась к предмету обсуждения.

— Думаешь, Леар вступил в игру совсем недавно? Только когда Мортен предложил ему альянс? А разве не старший брат упёк тебя в "карман бога"?

Кайлеан повёл плечом, влажно и бронзово блеснувшим в лунном свете.

— Леар и Арабелла мёртвы окончательно. Там даже поднимать нечего... да я и не стал бы. Некоторым тайнам суждено отойти в небытие вместе с их хозяевами.

— А вдруг это Илгалея?

— Илгалея молчит... хотя да, я бы скорей поставил на неё. Женская месть и всё такое. Но твоя тётка обрела неприкосновенность, когда Аннмория вступила под протекторат Эрмитании. Пока Илгалея нужна отцу, применять жёсткие меры по отношению к правительнице союзного королевства никто не станет.

— Неужели тебе не хочется знать?

— Всё станет известно в своё время, — глубокомысленно заявил он.

— Или не станет, — мрачно возразила я.

— Или не станет, — согласился Кайлеан. Он повернулся ко мне, подпёр голову рукой, и произнёс: — Милая моя, благодаря дурацкому покушению свершилась наша встреча, и это обстоятельство удерживает меня от археологических раскопок. Может, я суеверен, но мне хочется лишь наслаждаться подарком судьбы, а не распутывать козни уже обезвреженных врагов.

— А вот если бы мы не встретились... и, допустим, ты выбрался как-нибудь сам...

— Не выбрался бы.

— Нет, ну, допустим. Ты бы женился по расчёту, как и собирался?

Кайлеан помолчал и сухо сказал:

— Женился.

Тут я поникла головой, а он продолжил:

— Вряд ли я осознавал бы ущербность своего существования в той реальности... но здесь и сейчас знаю — жизнь оказалась бы прожитой зря. — Он засмеялся, глядя в моё просиявшее лицо.

И так каждую ночь мы проводили в любви и разговорах, и засыпали лишь под утро, а после на допросах Комиссии (которые дипломатично именовались беседами) я отчаянно боролась с зевотой. Однажды я всё-таки зевнула прямо следователю в лицо и, облизнув припухшие губы, пробормотала:

— Простите. Мы молодожёны.

Следователь, седоватый черноусый дядька, вдруг побагровел, кашлянул, поправил галстук, будто он его душил, и быстро завершил беседу, которая оказалась последней. Всё равно никаких тайн эрмитанского двора я не выдавала, упорно изображая полное неведение касаемо основных действующих лиц и их мотивов — в стиле "упал-очнулся-гипс". Несколько раз на меня, как на гражданку Империи, пробовали надавить, но рядом неизменно присутствовал Кайлеан, коршуном нависавший над следователями, и скоро стало ясно, что давить на меня — руки коротки.

Так что, отдав должное формальностям, но зато пребывая теперь в Империи на вполне законных основаниях, мы покинули Мадрид и отправились в Петербург, где у Карагиллейнов, к моему ироническому удивлению, не оказалось фамильного особняка.

Пришлось как последним бродягам остановиться в "Англетере". Кайлеан Георгиевич немного покапризничал, но потом оптимистично заявил, что мы здесь ненадолго, сойдёт и "Англетер".

Конечно, я быстренько обзавелась мобильником и с трепетом набрала Женькин номер... ожидая бог знает чего, вплоть до похоронного марша вместо гудков, но внезапно услыхала чуть хрипловатое "Слушаю".

— Женечка... Женька-а-а... это я, Даня...— пролепетала я и замолчала, потому что дыхание у меня перехватило.

— Данька... ты живая! — взвизгнула Женька.— Мы же не знали, что думать! Откуда ты? Куда пропала?!

— Как твоё здоровье? Ты выздоровела? — восклицала я. — Ты хорошо себя чувствуешь? Как Егор? Он хорошо себя чувствует?

— Данимира! Остановись! Ты меня как старую бабку пытаешь, — сказала Женька самым обычным голосом. — Нормально всё со мной и с Егорычем. Сейчас уже нормально. А ты-то как?

— И я нормально. Прости меня, Женечка, — залепетала я. — Это же я во всем виновата...

Помимо облегчения и радости, я испытывала глубокие угрызения совести. Одно соображение не давало мне покоя долгое время. Ведь именно наша встреча привела Женьку на крышу дома. Если бы не я, ничего страшного с ней не произошло бы.

Женька прослушала мой торопливый скулёж на тему вины и строго сказала:

— Вижу, какой ты, Шергина, была, такой и осталась. Собираешься извиняться за всех злодеев мира?

— Нет, только за своих, — слабо улыбнулась я в ответ. — И я уже не Шергина. Я — Карагиллейн.

После некоторого молчания Женька осведомилась:

— Стесняюсь спросить, где тебя носило? В Каракалпакии? В Каракумах? Э-э-э... в Ереване?

— Дальше, гораздо дальше. И он принц, Женька, настоящий принц! Ну, то есть, король. С недавнего времени.

— Эмираты, — задумчиво предположила Женька. — Нет, я сейчас просто лопну от любопытства. Выкладывай быстро!

— Женечка, это длинная история... Мне столько нужно тебе рассказать... Я приеду! Совсем скоро. Мне только одно дело завершить надо. И потом мы приедем к тебе на Урал.

— "Мы?" То есть, ты приедешь со своим шейхом?

— С ним, — подтвердила я. — Он чудесный! Только немножечко шейх... ну, знаешь, манеры такие... Но он чудесный!

Женька засмеялась.

— Ты втрескалась, Шергина... или как там тебя теперь... но всё равно — втрескалась по самые уши.

— Втрескалась, — смиренно сказала я. — Да так, что не видать ни ушей, ни макушки.

Сердце моё рвалось на Урал, но до выяснения участи брать билеты на самолёт до Екатеринбурга я всё же поостереглась.

В первое же утро мы отправились на Тучков мост. Дошли до середины моста и остановились.

Я облокотилась на перила и посмотрела вниз.

— Это я... — произнесла я неуверенно. — Я пришла. Надо поговорить. Прошу аудиенции.

Нева равнодушно несла свои воды в Финский залив, у одной из опор моста на якоре стояло какое-то судно, на котором суетились рабочие. Что-то они там черпали... во всяком случае, кран разворачивался, его ковш поднимался и опускался, словом, работа кипела.

— Может, на берег пойдём? — Я взглянула на Кайлеана. — В прошлый раз меня там услышали.

-Погоди. Я чувствую чьё-то присутствие. — Он уставился вдаль. — А-а. Вот, собственно, и...

Я живо повернулась.

Узкая пешеходная полоска асфальта оказалась пустынной. Всем внезапно захотелось переходить Тучков исключительно по другой стороне. Один только человек шагал широко, враскачку, приближаясь к нам.

Поначалу промелькнула мысль, что это кто-то из тех костюмированных личностей, с коими с удовольствием фотографируются гости северной столицы... но в отличие от Петра Первого и Екатерины Второй, Революционный Матрос вроде бы ещё не стал традиционной фигурой для туристического Петербурга... или уже стал?

Чёрный бушлат шагавшего был щедро распахнут, выставляя на обозрение могучую грудь в тельняшке. Образ дополняли чёрные клеши и бескозырка; из-за плеча торчало дуло винтовки с примкнутым штыком, а в другое плечо вцепился здоровущий попугай, периодически топорщивший яркие крылья, чтобы удержать равновесие.

Я приподняла брови.

Попугай как-то не вписывался. По всем законам божеским птичка должна была прилагаться к деревянной ноге и пиратской треуголке.

Тем временем матрос приблизился, явив скуластую усатую обветренную физиономию. На околыше бескозырки тускло светилась полустёртая надпись золотом — "Инфернальный".

— Барышня... — Матрос церемонно, словно цилиндр приподнял бескозырку, затем поворотился к Кайлеану и щедрым взмахом предложил тому растопыренную пятерню.

— Ну, здаров, братишка! Держи краба от Революционного Балтийского флота!

Кто это? Неужели это и есть тот самый — могущественный и загадочный спаситель, которому я дала опрометчивую клятву?

По поведению Кайлеана мне так не показалось.

Новоявленного брата окинули фирменным надменно-сонным взглядом. Со своей королевской осанкой, в безупречно пошитом и запредельно дорогом костюме Кайлеан напоминал не то заплутавшего олигарха, не то кинозвезду на фотосессии, в любом случае мой муж выглядел олицетворённым вызовом святому делу революции. Однако на рукопожатие он ответил решительно... предварительно зачем-то сняв королевский перстень и вручив его мне.

Руки короля и матроса сцепились и... и-и... и-и-и-и... далее мероприятие затянулось.

Не рукопожатие это было, а форменный мальчишник, на котором, очевидно, полагалось мериться длиной лимузинов.

Судя по изрядному напряжению в позах, оба не жалели сил... и оба постепенно теряли человеческий облик. Короткие волосы Кайлеана, недавно искусно постриженные королевским куафёром, снова удлинились, свиваясь в змееподобные дреды, а безупречный костюм затрещал по швам от забугрившихся мышц. Чрезмерная активация магических сил была налицо. Королевская осанка тоже вскоре куда-то делась, вместо неё выгнулась звериная холка. С изумлением я увидала, как темнеет лицо мужа и на его голове пробиваются и туго закручиваются могучие рога Чудовища. Впрочем, у матроса тоже выросли рога (но прямые и совсем небольшие... наши были краше). Зато хвост, пробивший клешёные штаны, оказался на диво длинным, подвижным, с кисточкой на конце, он прихотливо свивался в любом направлении. Ноги пришельца изогнулись как у фавна, а вместо ботинок объявились раздвоенные копытца. В довершении, нос матроса трансформировался в пятачок. Противник Кайлеана стал подозрительно смахивать на известного персонажа "Вечеров на хуторе близ Диканьки", хотя книжно-кинематографический чёрт был мелкий и субтильный, а этот отличался атлетическим сложением.

Неужели столь странный субъект действительно... тот самый?

Я огляделась... никто не обращал внимания на поединок. Пешеходы шли по своим делам, не замечая сцены на противоположной стороне.

— Анана-а-асы! — вдруг проскрежетал попугай. Он наклонил голову и уставился на меня блестящим круглым глазом.

— Что? — вздрогнула я.

— Анана-асы! Ешь ананасы! Р-рябчиков жуй! — Попугай перескочил на другое плечо матроса и уцепился лапой за дуло винтовки. — День твой после-е-едний приходит, бур-р-р-жуй!

Ах, вот как? Я догадывалась, кто здесь буржуй с точки зрения пролетарски настроенной птицы, потому немедля возразила:

— Тогда уж попугаев.

— Что? — Теперь вздрогнул попугай.

— Попугаев, не рябчиков. Ешь. Жареных, на завтрак.

— Кошма-а-ар-р-р! — воскликнула птица. — Жесто-о-окая королева! Ужа-асная!

— Да будь я хоть негром преклонных годов, — запальчиво возразила я, обнаруживая насколько заразен социалистический пафос, — и то не позволила бы обижать родного мужа!

Это замечание заставило попугая призадуматься. Он несколько раз разевал клюв, но так и не смог ничего вымолвить в ответ. Я же тем временем тоже разинула клюв, наблюдая, как по другой стороне моста быстро движется процессия — группа красноармейцев, числом около дюжины, увлекаемая вперёд длиннобородым мужчиной в белой хламиде, с цветочным венком на голове. Из-под хламиды виднелись валенки, вокруг валенок вилась призрачная позёмка. Бородач рассекал толпу, на ходу оборачивался к ведомым и горячо жестикулировал, потом вновь шагал вперёд, периодически указывая на Васильевский остров.

— О, Сусанин!.. — сказала я. — В белом венчике из роз.

Попугай булькнул и чуть не свалился с суконного плеча, Кайлеан и матрос тоже оторвались от своего увлекательного занятия и посмотрели на меня налитыми кровью глазами.

Рога, копыта, шерсть на лице... безобразное было зрелище. Постепенное возвращение к облику Чудовища мне не понравилось. Нет, я любила Чудовище... но предпочитала быть замужем за основной ипостасью Кайлеана. И нет, никак не мог быть этот матрос-паяц тем самым...

— Фу! — вырвалось у меня. — Ну взрослые люди же! Что за детский сад, ясельная группа! Вы, оба, прекратите немедленно!

Как ни странно, обращение возымело действие. Руки постепенно разжались, рога, копыта и прочая красота постепенно исчезли.

— Ладно, — признал матрос, обретя человеческий облик. — Годится. Силён, демоняка! Супротив меня ещё ни один столько не продержался. Тем более, какой-то буржуин.

Поправляя лацканы, буржуин небрежно сказал:

— В сущности, я не устал. Можем продолжить.

— Кайлеан Георгиевич! — вскипела я. — И вы, товарищ Революционный Матрос, уж простите, не знаю как вас звать-величать!..

— Величать нас не надо, мы скромные, — подмигнул матрос.— А звать можно... допустим, Сильвером.

Я фыркнула.

— "Допустим Сильвером"!.. "Посторонним Вэ"!

— Не скажет настоящего имени, — заметил Кайлеан. — Он из неймозависимых. И вероятно потому сейчас на посылках.

— Ваша правда, — осклабился матрос, показав острые клычки. — Не стоит умножать хозяев. Назовите это "бритвой Сильвера".

— Ах, каким вещам учат на флоте... — с иронией сказала я.

— Дык! У профессора жил... в гостиной евоной... уплотнили его... вместе с ассистентом и собакой. Уж очень этот профессор обожал рассказывать про всякие мудрёные штуки.

— Собачка не мешала?

— Я ей сразу, как вселился, маузер дал понюхать. С понятием оказалась собачка, умная, как человек. Так что, продолжим? — Сильвер криво ухмыльнулся и снова сунул Кайлеану пятерню.

Не смотря на сбивающий с толку камуфляж, я уяснила, что матрос вряд ли является таинственным благодетелем, и с облегчением выдохнула. Мне бы не хотелось вести серьёзные переговоры с этой зыбкой личностью.

Я резко произнесла:

— Никаких продолжений, товарищ Допустим Сильвер. Хватит, налюбовалась. Может, уже перейдём к делу?

— Строгая она у тебя... — Матрос взглянул на Кайлеана с неожиданным сочувствием. — Ишь, королевишна... Небось, в ежовых рукавицах держит?

К моему возмущению Кайлеан Георгиевич трагически потупил взор.

— Ох, держит... — И добавил с глубоким вздохом: — Пикнуть не смею.

Я засопела, попугай заскрипел "Зла-ая, зла-ая кор-р-роле-е-ева", а Сильвер — очевидно в припадке мужской солидарности — похлопал Кайлеана по плечу.

— Да-а, держись, браток... Любовь такая штука... как пуля лютая, и никто не даст нам избавленья. Что ж... к делу, так к делу... Ваше Величество, — он сделался серьёзен, ёрническая ухмылка пропала с лица. Сняв бескозырку, он поклонился мне. — И Ваше Величество, — Сильвер поклонился Кайлеану. — Хозяин приглашает вас к себе на чашечку грога.

— Гро-ога! Гро-ога! — истово закивал попугай.

— Вы приглашаете нас на "Инфернальный"? — спросила я (подразумевая надпись на бескозырке).

Сильвер оживился и потыкал пальцем за перилами.

— Дык вот же наш красавец, стоит под всеми парами, тока вас дожидается!

Мы с Кайлеаном посмотрели туда.

Внизу стояла та же землечерпалка. Может быть, и под всеми парами, я в землечерпалках не разбиралась. Рабочие побросали своё занятие и, сверкая белозубыми улыбками на смуглых лицах, радостно замахали нам, вроде как приглашая на свою посудину. Я осведомилась, глядя вниз:

— С парашютом будем прыгать?

— Зачем "с парашютом"? Шлюпка у берега стоит, пойдёмте, провожу... коли не испужаетесь.

— Приглашение принято, — спокойно сказал Кайлеан. — Веди нас, слуга.

Матрос вновь поклонился и двинулся обратно, на Петроградскую сторону. Не успела наша маленькая процессия достичь берега, как впереди возник — хрестоматийно соткался из воздуха — невысокий лысоватый субъект в старомодной пиджачной паре.

— Верной дорогой идёте, товарищи! — возвестил он, задорно картавя, в полуобороте явил весьма узнаваемый профиль с короткой остроконечной бородкой и засеменил впереди.

Если бы не странное появление, я бы точно решила, что уж этот-то ряженый, видала таких у "Авроры". Кайлеан поднял руку и повелительно произнёс:

— Я не вызывал тебя, ищущий покоя. Уйди с моего пути, возвращайся в землю.

Идущий впереди вдруг споткнулся... просеменил ещё несколько шагов, потом снова запнулся, ещё пробежал и наконец с неожиданной мукой провыл:

— Не могу-у... — Он остановился и обернулся. — Не могу уйти... не могу-у-у... У тебя есть власть... помоги... не могу уйти...

Глаза щурились, рот шевелился. Но стеариновое лицо было неживое, оплавившееся...

— Он и правда не может, — сказала я, сглотнув слюну. — После смерти с ним поступили по-варварски.

— Под землёй, но не упокоен? — Кайлеан обратился к страдальцу голосом грозного судии, и я покосилась на него с уважением. — Вера в тебя была велика и вина твоя была велика, велики и посмертные муки. Возвращайся в пристанище, жди милосердия.

— Оно придёт? — спросил тот дрожащим голосом, вытащил из кармана белый платок и промокнул лысину.

— От королевы уже пришло. Рано или поздно придёт и от других.

— А ты не мог бы?.. — шепнула я Кайлеану нерешительно.

— Такие случаи вне моей компетенции, — покачал головой он. — Здесь твоя вотчина, твоя и таких как ты. Милосердие сможет проникнуть в любую щель. Пусть ждёт... но не на моём пути.

Кайлеан свершил повелительный пасс и фигура истаяла, на прощание выкрикнув что-то про Фридриха, которому нужно прекратить подавать на ночь... что именно я уже не расслышала.

— Эх!.. — сказал матрос. — Не случилось мирового пожара.

— Пло-о-охо р-р-раздува-али, пло-о-охо... — закивал попугай.

Что я, что Кайлеан, — мы оба оставили мысли на этот счёт при себе и без лишних дискуссий достигли того места, где у берега покачивалась на волнах обычная деревянная лодка. Наш сопровождающий сел на вёсла, деловито поплевал на ладони... потом недоумённо посмотрел на них, вытер ладони о брюки и произнёс:

— Чего это я?.. По щучьему веленью, по моему хотенью, вези-ка ты, лодка, сама! — И лодка действительно тронулась с места. Вёсла сами по себе поднимались и опускались, с каждой секундой приближая нас к цели... которая, кстати, преображалась на глазах. Очертания невзрачной землечерпалки расплывались, колебались, вытягивались вверх... и вскоре перед нами предстал тёмный борт могучего фрегата под чёрными парусами.

— О-о-о... красиво... — сказала я, задрав голову и разглядывая корабль высотою с многоэтажный дом.

Матрос хмыкнул.

— Не смотря на безусловную истинность вашего высказывания, немного людей, Ваше Высочество, имели возможность выразиться таким образом об "Инфернальном".

— Что же тогда говорили все остальные? — поинтересовалась я, отметив, как изменился стиль речи "братишки".

— Ничего. Обычно они просто визжали от ужаса, — любезно пояснил наш проводник, чья внешность также претерпела метаморфозу. Бескозырку сменил белый завитой парик, впрочем, изрядно потрёпанный и засаленный до серого оттенка. Тельняшка никуда не делась, но теперь её прикрывал красный парчовый камзол с золотым позументом, и под мышкой у матроса оказался костыль, потому что теперь он был нужен.

— А нога где? — невольно спросила я, метнув взгляд на грубо вытесанную деревяшку, заменившую ногу и крепко упиравшуюся в дно лодки.

— Право, какие пустяки, — отмахнулся Сильвер. — Ногой больше, ногой меньше... — Действительно, чего мелочиться, — согласилась я. — И птичке, наверно, так привычнее?

— Гармо-ония! — одобрил попугай.

Вдруг чёрная стена пришла в движение, вода вокруг корабля заволновалась, опасно закачалась и наша лодка. Я осознала, что парусник постепенно уходит под воду, и с тревогой посмотрела на Кайлеана, но он оставался невозмутим, только быстро обхватил меня за талию и притянул к себе, помогая удерживать равновесие. Когда уровень палубы снизился до приемлемой высоты, сверху спустили трап с верёвочными перилами — Сильвер первый ступил на него. Вслед за ним шагнул Кайлеан, а затем и я... тихонечко вздохнув. Парусник не стал превращаться в "Наутилус". Я уж вообразила, что это произойдёт, и под водой мы встретимся с кем-то вроде сумрачного, но благородного капитана "Немо". Однако наш пока что неведомый хозяин предпочёл в качестве антуража пиратский бриг, и это внушало некоторое беспокойство.

Как только мы очутились на борту, корабль как многотонный лифт плавно и стремительно поднялся из воды. На палубе уже выстроилась команда, загорелая до черноты и весьма живописная (серьги, банданы, шальвары, а также ятаганы, пистоли и прочие свирепые штуки, названия которых я не знала, присутствовали в изобилии). Очевидно, именно этих головорезов я совсем недавно наблюдала с моста в виде скромных тружеников речного хозяйства.

Сильвер повёл нас вдоль строя моряков, мерно стуча костылём о палубные доски, и каждый из команды почтительно кланялся... но стоило нам пройти, как за спиной немедленно начиналась какая-то восточная тарабарщина, в которой мелькали "зиба-зиба ханум", "хыльм хая" и совсем уж анекдотичное "вай, пэрсик".

Я обернулась.

Все они глазели, осклабившись самым зверским образом, игриво подмигивали мне, а некоторые даже целовали кончики своих пальцев в знак одобрения. Действо явственно отдавало уже знакомым фарсом, но вышло так забавно, что я невольно заулыбалась в ответ. Кайлеан тоже обернулся... пантомима тут же прекратилась.

— Не ревнуй, — шепнула я ему на ухо, заставив наклониться. — Ты тоже персик в моих глазах. И "зиба-зиба"... надеюсь, это что-то хорошее.

Кайлеан хмыкнул и лицо его смягчилось. Он скользнул губами по моему виску.

— Любо-о-овь... Сантиме-е-енты... — хрипловатым голоском протянул попугай. Мне показалось, что наши сантименты ему чем-то не угодны, но не стала искать причину. Может быть, он был умнее, чем казался, и знал о нарушенной клятве, а может, просто характер у пернатого был не сахар. Сейчас меня больше волновала предстоящая встреча с хозяином корабля.

По скрипучим ступеням мы спустились в недра. Сильвер долго вёл нас бесконечными узкими коридорами среди запахов просмоленного дерева и речной воды.

— Как эти километры здесь помещаются? — спросила я наконец, прозрачно намекая на слишком длинный путь.

— Тот, к кому вы приближаетесь — великий чародей, — торжественно провозгласил Сильвер. — Ему подвластно многое, в том числе и пространство.

— Су-упер, су-упер-р-р-чар-родей! — поддакнул попугай.

— Коридоры Мёбиуса, — уронил Кайлеан скучно. — Четвёртый уровень, подуровень "тэта". Хорошая защита... в некоторых случаях...

— Вот как? — Сильвер остановился, как бы в сомнении приподнял бровь и взглянул на попугая, потом на Кайлеана. Кайлеан безразлично пожал плечами. После этого безмолвного диалога, Сильвер произнёс: — Что ж... тогда прошу... — И он попросту отворил ближайшую дверь.

...Помещение, в которое мы теперь попали, было просторным, но с нависающим потолком, и освещалось лишь свечами и пламенем большого камина, из-за чего углы тонули в полумраке. У камина вокруг стола, в мягких креслах расположилась пара, при виде которой я округлила глаза. Даму, впрочем, я никогда не видала прежде. Неопределённого возраста, с высокой причёской, собранной из гладких серовато-дымчатых волос, в серо-голубом костюме а-ля Шанель, голубой блузе и с жемчугами на шее, она улыбалась и поигрывала бокалом с рубиновым вином. Но вот в её визави я опознала Мерлина, который по-прежнему походил на пожилого Бродского, и мысли испуганно заскакали в моей голове.

Таинственный спаситель — Мерлин? К чему тогда была нужна пытка неизвестностью? Или это дама... которой однажды ночью вдруг пришла блажь пообщаться с напуганной кошкой мужским басом?

— Добрый день, — сказала я. — Мы пришли. На чашечку грога...ну и вообще... поговорить.

— Добрый, добрый, — благосклонно кивнул Мерлин и добавил многозначительно: — Но не для всех.

Сердце моё ёкнуло, а Мерлин продолжил, глядя в сторону Сильвера:

— В конце концов, это уже становится невежливо. Монти, прекращай ломать комедию. Или у тебя одни гости должны принимать других?

С плеча Сильвера с пронзительным криком сорвалась разноцветная птица, а сам Сильвер осел на пол бесформенной тёмной грудой и развеялся без следа. Попугай же опустился в кресло и увеличился в объёме, преобразившись в человеческое существо. Тот, кого Мерлин назвал Монти, тоже не был молод; смуглую кожу узкого лица расчертили морщины, в длинных тёмных волосах контрастно выделялись белые пряди, однако большие, навыкате, глаза глядели из-под излома угольных бровей с пугающей силой. В отличие от Мерлина, одетого буднично в клетчатую рубашку и шерстяную кофту на пуговицах, этот человек выбрал в качестве одеяния чёрный кожаный камзол с широкими обшлагами, украшенными пуговицами. Белая рубашка, выглядывавшая из-под камзола, пожелтела от времени и морской воды, высокие сапоги, в которые были заправлены кожаные брюки, выглядели потрёпанными... хотя на пальцах сверкали перстни, а на шее — золотая цепь.

" Садитесь", — было велено нам низким гулким голосом, и я поняла, что вот этот-то и есть — точно! — тот самый. Чёрные глаза вперились в нас так, что вспомнился булгаковский "бездонный колодец всякой тьмы и теней".

Я присела на краешек ближайшего кресла, Кайлеан остался стоять. На столе возникли две изящные кофейные чашечки с янтарной жидкостью. Пресловутые чашечки грога?

— Итак, — мрачно продолжил хозяин корабля, — вы появились, и вы вместе. Не смотря на пылкие клятвы юной леди. Прискорбно, прискорбно...

Дымчатая дама отставила бокал и произнесла звучным контральто:

— Ну, погоди же, Монти. Позволь прежде поздороваться с детьми. — (Я встрепенулась. И этот голос был мне знаком!) — Здравствуй, мастер Кай, наконец-то мы свиделись. Здравствуй, девочка с Севера...

— Няня? — воскликнул Кайлеан и сделал шаг вперёд, однако Мелисса остановила его мягким жестом.

— Увы, Кай, человеческий облик — лишь благая иллюзия, дарованная по случаю дружеского визита. Так что руку ты мне поцеловать не сможешь. — Иллюзия на мгновение растаяла, и в кресле я увидала серого зверька, сидящего на задних лапах. Передними лапами крыса держала напёрсток с рубиновой жидкостью. Потом на месте крысы вновь возникла дама приятной наружности. — Я рада, что наши визиты удивительнейшим образом совпали по времени, — продолжила она.

— Угу! Ей удивительно! А я-то гадаю — что за явление в неурочный час? — непонятно, но явно саркастически произнёс хозяин. — Он повернулся к Мерлину. — Ещё скажи, старый пройдоха, что тебе тоже удивительно!

— Не такой старый как ты, заметь, — отозвался Мерлин. — Полно, Монти, не пеняй Мелиссе, она тут не причём. Лишь я знал, что развязка близится. Итак, они пришли и они вместе. Сказка состоялась. Что скажешь?

— Вот что скажу — банальнейший конец у твоей сказки, Мерль, — заявил хозяин, разглядывая меня и Кайлеана с кислым видом. — Счастливый конец — что может быть скучнее? Вот, помню, однажды в Вероне...

— Верона — всего лишь вымысел барда, послушный прихоти его воображения. Возможно, когда Уильям сочинял свой опус, его терзало несварение желудка, оттого и вышла веронская история занятной, но чересчур пессимистической. Хотя и вполне жизненной. Смею утверждать, счастливый конец в реальности встречается куда как реже, нежели в книгах. Так что рисковал я преизрядно.

Я только хлопала ресницами, слушая этот диалог, но Кайлеан с металлическим холодком в голосе произнёс:

— Пари?

— Я пыталась их отговорить, — поспешно заговорила Мелисса и поставила бокал на стол. — Но они упёрлись лбами, как мальчишки.

— В чём суть? — таким же металлическим голосом спросил Кайлеан. Он смотрел только на Мелиссу.

Та вздохнула:

— В ту ночь, ночь, когда Данимира оказалась на мосту, мы были вместе — я, Мерлин и... — она посмотрела на сидящего в кресле хозяина корабля, — и Монти... Монте-Кристо...

— Монте-Кристо?! — вырвалось у меня.

Хозяин корабля пробасил:

— Всё равно никто из обитателей вашего мира не способен произнести ни единого подлинного имени моего мира. Так пусть же будет Монте-Кристо. Я принял сие символическое прозвище, ибо за столетия праздного безделья ознакомился не только с реальной историей... довольно примитивной, надо сказать, — желчно ввернул он, — но и с множеством вымышленных историй, оказавшихся не в пример занимательней. Судьба человеческого существа, вырвавшегося на свободу и отомстившего своим врагам, тронула меня более других. Ибо всё так и будет — моим тюремщикам воздастся. Сладка и страшна будет моя месть.

Судя по всему, второй том запаздывает, промелькнуло у меня в голове, а Кайлеан перевёл холодный взгляд на хозяина:

— Насколько понимаю, кому-то из нашего мира всё же удалось произнести ваше имя?

Раздалось шипение, свечи затрещали, их огоньки затрепетали, рискуя погаснуть. Вместо фигуры хозяина возникло образование, напоминавшее клубящееся фантастическое облако; в нём вспыхивали некие протуберанцы и извивались какие-то чёрные щупальца.

— Вызов демона, ха! Глупцы, дилетанты!.. — донеслись из облака яростные восклицания. Облако сгинуло и Монте-Кристо, вернувшись в прежний облик, заговорил уже более сдержанно: — Обладая лишь крохами знаний, они вознамерились подчинить себе мощь мира, рождённого под другой звездой; мощь, природу которой постичь так и не смогли, но всё же раскинули свои сети... и пали жертвой собственной самонадеянности. Моё положение не есть результат их искусства, лишь плод отвратительного, глупейшего — хотя от этого не менее трагического — стечения обстоятельств...

Он вновь заклубился и на мгновение покрылся щупальцами.

— Я всего лишь пролетал мимо паршивой планетки! — рявкнул хозяин корабля. Потом опять стабилизировался и уже спокойно продолжил: — Опуская все перипетии, я, вместе со своим кораблём, оказался заперт здесь, а виновные скрылись... в недосягаемой для меня области.

Кайлеан долго разглядывал Монте-Кристо, будто что-то в словах хозяина навело его на размышления... и мне вдруг показалось, что боевая готовность, ощутимо исходившая от него с самого утра, несколько утратила свою остроту... Кайлеан повернулся к Мелиссе:

— Итак, вернёмся к пари?

— В ту ночь мы навестили старого знакомца, чтобы общением развеять чёрную меланхолию, с особой силой завладевшую им в ту пору. По счастью, в некоторых пределах Монти может покидать корабль, хотя сойти с моста ему не дано. Невидимые для вечерних гуляк, мы устроились на перилах Тучкова моста, пили вино, разговаривали о вещах важных и не очень, любовались лунными бликами на воде... — ("Пикник на перилах", — подумала я, вообразив эту картину.) — Монти первым почувствовал, что в окрестностях Тучкова происходит нечто странное. Как сейчас помню, несколько раз он замолкал, будто к чему-то прислушиваясь. Наконец, пустив в ход магическое зрение, он обнаружил, что поблизости производится обряд жертвоприношения. Тут, признаться, у нас вышел спор касаемо вмешательства в неизвестную коллизию... — лицо Мелиссы исказила виноватая гримасска.

— Я даже не спрашиваю, кто был против вмешательства, — сказал Кайлеан в сторону, но Монте-Кристо услышал.

— Да, это был я. И что? Тот любопытный индивидуум, в чью пользу проводился ритуал, был на грани... он просто-напросто пытался выжить... Почему я должен препятствовать кому бы то ни было поправлять здоровье?

— Поправлять здоровье?! — задохнулась я, но Кайлеан быстро поймал мою руку и многозначительно сжал её. Я осеклась на полуслове, заставив себя вспомнить, что нахожусь в зависимости от странного узника нашего мира.

Мелисса заговорила:

— Так или иначе, не успели мы прийти к единому мнению, как Монти сообщил, что жертва ускользнула, причём довольно оригинальным способом, и сейчас движется в нашем направлении. С нетерпением ожидали мы появления беглеца...

— Особенно я. Охота — это всегда забавно. Моя меланхолия улетучивалась на глазах, — сообщил Монте-Кристо.

Кайлеан опять сжал мою руку, Мелисса нервно отпила из бокала, продолжив:

— В теле тощей чёрной кошки обнаружилась юная девушка, а преследователь вышел на охоту за ней. Ситуация оказалась ещё более волнительной. Могу сразу сказать, я немедленно предложила помочь. В конце концов, жертва была почти ребёнком, ещё не успевшим ни пожить, ни нагрешить. Никто в таком возрасте не заслуживает такого конца.

— А я выступал за то, чтобы скормить кролика удаву. — Пламя в камине с треском взметнулось выше, и теперь я сжала руку Кайлеана. Чёрные глаза Монте-Кристо вперились в нас, и он пророкотал: — Не надо, не надо на меня так смотреть — в четыре глаза! Ничего личного. Просто на тот момент удав вызывал у меня больший интерес. Великолепное, поразительное создание из крови и магии!.. Впрочем, когда я прислушался к бессвязным причитаниям кролика, то с удивлением обнаружил, что каким-то образом моё присутствие ощущается... тоже большая редкость в этом мире.

— Вы услышали мою просьбу... и мою клятву... — проговорила я медленно, хотя сердце заколотилось быстрей: мы приближались к опасному предмету.

— Клятва была смехотворна, — фыркнул Монте-Кристо. — Само собой, поиграв в любовь с таким исходом, любой оставит даже мысль о повторном опыте... как мне казалось раньше, — произнёс он брюзгливо, и я вспомнила презрительный птичий голосок: "Любо-о-овь... сантиме-е-енты..." — Я даже удивился, что за свою жизнь мне предлагают такую малость.

— В нашем мире это не малость.

— Очевидно, у нас разные ценности.

— Очевидно, — вежливо согласилась я. — Что же заставило вас изменить позицию? Вы всё же помогли мне.

— Мерль вдруг ввернул про своего расчудесного и расталантливого ученика-некроманта, оказавшегося в безвыходном положении из-за череды давних проклятий и чужого колдовства. Парень потерял разум и влачил жалкое существование в какой-то магической дыре, куда не было хода никому. Любой, кто попробовал бы туда проникнуть, оказался бы размолотым в фарш — и физически, и морально. Однако можно было попытаться закинуть туда существо, уже расщеплённое на части — тело без души, душа без тела... могло сработать, при условии объединения наших усилий. Честно говоря, преследователь по-прежнему интересовал меня больше жертвы, но Мерль утверждал, что трясущийся комок меха, ползущий на брюхе по асфальту, может послужить катализатором и вытащить его ученика из той ямы. Я сказал: "Да неужели?" Мерль сказал, что чувствует в тощей девчонке большой потенциал. По его мнению, она могла растормошить угасающее сознание некроманта. Я сказал: "Ха!" А Мерль сказал...

— А я сказал "Вот и не "ха!"

— А я сказал "Она только что поклялась оставить сантименты в прошлом. К тому же в их нынешнем состоянии они явно не найдут общего языка. Трижды "ха!".

— А я сказал: "Может, просто слабо?"

— А я сказал: "Кому это слабо?"

Мелисса с трагическим видом потёрла виски, потом сказала мне и Кайлеану:

— Теперь понимаете? Они "хакали" и выясняли, кому слабо, кому не слабо, и остановить их было невозможно. Вот так и было заключено пари. Мерлин был уверен в твоей силе, Данимира, и надеялся на нечто большее. Монти же считал, что ты сдержишь клятву, потому никакого чудесного спасения не произойдёт.

Монте-Кристо поглядел грозно и басом сказал:

— Ну что, клятвопреступница, из-за тебя я проспорил. А спорили мы, чтоб ты знала, на три щелбана, чрезвычайно унизительных для волшебника моего уровня. Поэтому чего тянуть кота за хвост, нет тебе от меня прощения, готовься к смерти прямо сейчас.

Невнятный звук замёрз у меня в горле. В наступившей тишине слышался лишь треск поленьев в камине, пляшущие отсветы усиливали нечто мефистофельское в чертах Монте-Кристо. Его чёрные глаза были двумя колодцами в бездну. Кайлеан шагнул вперёд, бесстрастно... даже как-то лениво произнеся:

— Хватит пугать мою жену. Любой имеет право заменить ответчика по магическому договору. Разумеется, я буду отвечать за Данимиру. Даю в том своё королевское слово.

— Нет!.. — Я вскочила с места, вздрогнула и Мелисса.

— Да! — Монте-Кристо грохнул кулаком по столу. — Слово принято!

Где-то наверху прогрохотал гром. Слёзы брызнули у меня из глаз.

— Нет, нет, не смейте его трогать!

Монте-Кристо покосился на меня странно.

— Да на кой чёрт мне его трогать, глупая ты кошка? Поработает твой некромант на меня, выполнит одну работёнку... и всё, идите себе, плодитесь и размножайтесь... или чем вы там собирались заниматься...

— Как?! И всё?.. — севшим голосом спросила я. — Но что же вам надо?

Кайлеан быстро обнял меня за плечи, привлёк к себе и вытер слёзы с моего лица.

— Господин Монте-Кристо хочет, чтоб я добрался до тех, по чьей милости он заперт под мостом.

— Смекалистый парнишка, — благодушно отметил хозяин. Голос его утратил рыкающие ноты, теперь он скорей урчал как очень большой кот.

— Но почему именно ты?

— Потому что они умерли, милая, и, полагаю, всё дело в том, как они умерли. Очевидно, обычным способом их не поднять.

Мерлин, молчавший до того, вдруг воскликнул:

— Работёнку? Работёнку?! Ты, старый плут! Ты с самого начала мечтал добраться до Кайла и добился своего — теперь он связан словом!

— Видишь ли, любезный Мерль... — задушевным голосом сказал Монте-Кристо, салютуя ему бокалом. — Старость — это не всегда маразм и недержание. Иногда это ушки на макушке и море опыта, и чем больше столетий за плечами, тем больше опыта в разработке всяческих забавных комбинаций. Ты так нахваливал ученика и его некромантские успехи, что у меня не могли не возникнуть кое-какие идейки на его счёт. Да, признаюсь, в сердцах я спустил в магический шредер души идиотов, вызвавших меня, и лишь потом обнаружил, что без их участия мне не выбраться из сетей. Погорячился, что поделаешь... Вот твой Кайл и займётся извлечением жалких душонок из мусорной корзины и склейкой их во что-то пригодное для общения. Предупреждаю, миссия опасная и почти невыполнимая. Мой шредер — вещь надёжная.

Кайлеан холодно сказал:

— Можно было обойтись без всего этого цирка. Почему не заключить соглашение сразу? Вы ведь быстро поняли, что ради Данимиры я пойду на всё.

— Ка-ак без цирка-то? — удивился Монте-Кристо дурашливым голосом Сильвера, мгновенно перевоплощаясь в эту маску. Он сдвинул бескозырку на затылок. — Это раньше мир был театром. А теперь важнейшим искусством стал цирк. Без цирка, браток, ныне с ума можно сойти... тем более, на одном месте сидючи. Тебе ли не знать?..

— Он зна-а-ает... — проскрипел попугай с плеча Сильвера. — Он будет стара-а-аться... ради своей короле-е-евы...

— Однако, дорогой Монти, три щелбана ты всё равно получишь, — пообещал Мерлин.

— Это серьёзно, — сказала Мелисса, незаметно подмигивая мне. — В день расплаты будет магнитная буря и вспышки на Солнце.

Теперь наше прощание, дорогой читатель, близко.

Немногое осталось рассказать.

Кайлеан справился с задачей Монте-Кристо и вернулся ко мне (тогда уже к нам, о чём мы оба ещё не подозревали) целым и невредимым. Космический путешественник покинул ловушку, возобновив свои странствия... и я, в отличие от Мерлина и Мелиссы, ничуть не жалею. Знаю, всё в этом мире взаимосвязано, знаю, что, возможно, лишь благодаря эксцентричному пари двух старых волшебников мы с Кайлеаном нашли друг друга, но так и не смогла согласиться с концепцией удава и кролика. Впрочем, думаю я об этом не часто, мне некогда — я учусь быть королевой и матерью. Учению этому не видно конца, и неизвестно, чему выучиться сложнее.

Когда первая очередь замка была готова, туда переселились Леммюэль и Дрю. "Замок без привидений, что роза без запаха", заявила мне эта сладкая парочка... я радостно согласилась. С появлением призраков Тинтангел (такое древнее имя получил наш замок), действительно, будто обрёл собственную душу. Дрю весьма успешно играет роль негласной домоправительницы, а основной заслугой Лема я считаю смягчающее влияние на непростой характер нашей Злюки.

По поводу привидений стоит ещё упомянуть, что, по мнению Лема, они с Дрю не единственные призрачные обитатели Тинтангела... Лему кажется, что кто-то очень скрытный, не желающий обнаруживать своё присутствие, таится под каменными сводами. Вы знаете, о ком я подумала в первую очередь... но пока это только игра воображения, не подкреплённая фактами.

Главным обитателем пустоватого пока драконятника Данимирии стал Симба, которого Кайлеан обменял на три тонны эльфийской руды, добытой в здешних горах. Дракон вымахал в огромную свирепую зверюгу, грозу местных хищников, но при виде меня по-щенячьи валится на бок, приглашая почесать брюшко. С этой традицией пора заканчивать — егеря очень недовольны разрушениями, и считают, что Симба подаёт дурной пример остальным трём драконам. К тому же, если крестник продолжит расти, для этой процедуры мне вскоре потребуется приставная лестница.

Библиотека Тинтангела, ставшая сюрпризом от Кайлеана на мой день рождения, тоже пока заполнена от силы на одну восьмую... но мы над этим работаем.

Женя и Егор по-прежнему вместе, обзавелись двумя чадами — парой девчонок-близняшек, и каждое лето их дружная семья гостит в Данимирии. Для меня нет большего счастья наблюдать за совместными играми наших детей. Мы с Женькой шутливо фантазируем, что когда Ники вырастет, ему придётся выбирать между двумя уральскими красотками, и это будет нелёгкий выбор. Может быть, как в любой шутке здесь есть доля правды... кто знает.

Людмилу в итоге имперского расследования объявили погибшей, хотя на самом деле её тайно переправили в Эрмитанию, где лекари поставили Люду на ноги. Теперь она, сильная туманная ведьма, находится на королевской службе Эрмитании и считается весьма ценным сотрудником. Наконец-то она занимается любимым делом, и, надеюсь, счастлива... но отношений мы не поддерживаем. Лишь иногда, встречаясь случайно в коридорах эрмитанского замка, мы обмениваемся мимолётными, слегка печальными улыбками... и на этом всё.

Самая удивительная история произошла, пожалуй, с Химерианом.

После битвы на Имангре его еле вытянули с того света; опасность миновала, но обнаружилось, что Хим испытывает сильнейший упадок сил. Постепенно физическое состояние восстановилось, а вот магические способности с возвращением запаздывали. Как следствие, начался душевный разлад. (Визиты деверя в Тинтангел я терпела, но порой от души желала запустить в него каким-нибудь предметом интерьера).

Консилиум медицинских светил со всей Конфедерации не смог избрать единственно верную методику лечения принца и предложил королевской семье несколько рекомендаций на выбор. В консилиуме принимало участие немало именитых врачей, но Хим решительно отмёл все хитроумные способы и последовал совету старенького лекаря, пользовавшего его в детстве.

Рецепт старичка был старомоден и прост — он посоветовал принцу сменить обстановку и отправиться в длительное путешествие. Само собой, инкогнито.

Химериан так и сделал и однажды оказался в прелюбопытнейшем месте моей родной Империи. О существовании этого места я сама узнала только после того, как брат Кайлеана прибыл на тинтангелский новогодний бал вместе с...

Однако, стоп. Пожалуй, тут стоит прерваться. Мои возможности рассказчика не беспредельны, а произошедшее с Химерианом в двух словах не опишешь... так что закончу прямо сейчас и, по собственному обыкновению, цитатой: "Но это уже совсем-совсем другая история".

15 мая 2014 — 15 сентября 2018

Спасибо тем, кто был со мной эти долгие годы)))