|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 3
Когда-то я для себя решил, что с человечеством мне не по дороге, выбрал самый заброшенный уголок в обитаемой части вселенной, и строю теперь на нем отдельную от общества жизнь. Денег, заработанных за годы военной службы, хватило на покупку понравившегося участка — небольшой, по местным меркам, долины, окружённой со всех сторон вершинами гор. Лишь в одном-единственном месте, сквозь небольшое ущелье, по козьей тропе, можно было спуститься туда, где скучился мир людей, век бы его не видать! И вообще, жизнь скучная штука, но я к ней привык. Да и она, как будто, заточена под меня. Вернее, под мой несносный характер. Единственное, что может ее хоть как-то разнообразить — это работа — долгий процесс предвкушения конечного результата.
Вот и сейчас, полуденный зной начал потихоньку спадать, солнце только-только перевалило через зенит, а я разогнул спину. Управился раньше него. Закончил большое дело, которым был занят последние восемь дней. Остался последний штришок — и можно вытирать пот.
Отложив в сторону жестяную маслёнку, отступаю на шаг и тяну на себя массивный рычаг. Глухой стук, входящей в зацепление зубчатой передачи и негромкий рокот вращающихся шестерён, заставляют поморщиться. Износ они имеют приличный, но годик, а то и два, без ремонта протянут. Можно собирать инструменты.
Уходя, критическим взглядом, охватываю весь агрегат. Когда-то эти железки были частями космических спутников, челноков, орбитальных станций и больших космолетов. Потом они стали никчемным железным хламом. Но волей моей и руками, обрели новую жизнь. Стали нужной в хозяйстве вещью: водокачкой двадцать первого века.
Коротко принцип действия. Место здесь относительно ровное. Быстрый поток небольшого горного ручейка крутит водное колесо, в котором еще угадывается поперечный срез лопастей от турбины реактивного двигателя. Через систему зубчатых шестерён, это самое колесо приводит в движение одно из древнейших изобретений человечества — винт Архимеда. Тот, в свою очередь, поднимает воду, наполняя небольшую цистерну, из которой она самотеком поступает в длинный разнокалиберный трубопровод, цветастой змеёй ползущий через долину к большому металлическому сооружению.
В дни моей юности, никому б даже в голову не пришло назвать словом "дом" орбитальный ремонтный ангар, низвергнутый с высоты и небрежно поставленный среди куч железного мусора на задворках третьесортной планеты. Когда-то его приемные шлюзы сулили приют и надежду рукотворным скитальцам Космоса. Многим из них он подарил дополнительный моторесурс. Иным же, не повезло: их титановые тела утащили со стапелей в пункты, так называемого, "временного хранения".
"Все на свете выходит из строя, но не все обретает вторую жизнь", — когда-то сказал Гомер — ненормальный робот-пилот пограничного катера 312, которого мы, от великой скуки, учили писать матерные стихи. Интересный это был механизм, или, как у нас говорят, мех. Двухметровый громила с титановым экзоскелетом, вооруженный встроенным рельсотроном на пневмоподвесе, а не понимал простейших команд, отданных на человеческом языке. Скажешь: "Стреляй нах!" — и он зависал. Заводская программа, видите ли, запрещала ему использовать и воспринимать ненормативную лексику. Я мучился, наверное, пару недель, прежде чем он дал на-гора самый первый перл:
Взблядонешь и горя схватишь:
Через год оно родит,
Принесет таку хреновину —
На жопе не сидит.
Особенно умилило выражение "взблядонешь". Я, помнится, был тогда счастлив настолько, что поцеловал его в лысую голову и дал ему это великое имя...
О чем я?.. ах, да, об ангаре! Так что, будем считать, что ему повезло. Но прежде чем назвать его домом, мне пришлось основательно попотеть, избавляя внутреннее пространство от "пережитков прошлого". Несколько раз я затевал радикальную перестройку. Буквально на прошлой неделе, поделил его капитальными перегородками на три основных части: мастерскую, сарай и жилой блок.
Последний получился в два этажа, и настолько просторный, что эхо гуляет под сводами. Ну, еще бы: без малого пять метров от пола! На старушке Земле, не каждый из ныне живущих, может похвастаться такой широтой души. Впрочем, и я не волшебник. Кое-какие удобства и блага покинутой мною цивилизации, здесь не воспроизвести. Ими пришлось пожертвовать ради мечты, ради этого уединенного уголка, затерянного среди скал и долин пока еще дикой планеты. Снаружи ангар крепость, а внутри — почти полноценный дом, который построил Винс.
Для тех, кто не понял, Винс — это я — отшельник, педант и сухарь. Столь кратким, но емким прозвищем меня наградили в кадетской школе, еще до введения в обиход официальных никнеймов. Произносить сразу три слова: "Виктор Иннокентьевич Нестроев" неэффективно и утомительно; мальчишек по имени Виктор, на одном только нашем курсе было больше десятка. Вот и вышли из положения. Так и проникло во все метрики мое новое имя "Винс". Со мной, рука об руку, оно прошагало по жизни двадцатилетний путь. Верно служило и на Земле, и под землей — в укрытых от черного глаза, бункерах спецсвязи, и на пограничных космических катерах, снующих по закоулкам российского сектора колонизации. С ним вместе мы посетили не один десяток планет, и прочно осели на Прерии, где, как я очень надеюсь, пробудем остаток дней.
Усталость... привычная сладкая тяжесть ложится на плечи. Я люблю это состояние. Неторопливо бреду вдоль углов и изгибов водопровода, по душистому альпийскому лугу, усеянному разноцветными крапинками цветов. В такие минуты хочется снова писать стихи, хорошие, добрые, светлые. Ветерок обдувает лицо, дарит прохладу и свежесть. Шелест высокой травы, жужжание диких пчел и далёкий девчоночий смех, звонкий, как колокольчик. Это жена и дочка играют на детской площадке, которую я смастерил первым делом, сразу же после того, как я купил этот участок и переехал сюда.
"Симптомчик, однако!" — сказал бы по этому поводу Ксендз. Да я бы и сам не поверил, что когда-нибудь займусь такой ерундой.
И не просто займусь, а с любовью и вдохновением. Аскетизм — это привилегия сумасшедших и избранных. За годы военной службы я привык обходиться только самым необходимым. Услышанная когда-то старинная японская поговорка "самурай должен иметь лишь то, что он может забрать с собой", на долгое время стала моим жизненным кредо. Я прятался в нем, как робот-разведчик за своею броней. Но с рождением дочери, эта защита стала давать трещины.
Да что там качели с песочницей! Года четыре назад, я легко бы обошелся без многого, что есть у меня сейчас. Не крутился бы, как лопасти ветряка снабжающего нехитрое домашнее хозяйство электроэнергией...
Что-то сегодня они слишком медленно проворачиваются? — кажется, эту мысль я произнес вслух.
Услышав меня, родные смущаются и смолкают. Гадают, наверное, в каком я сейчас состоянии. Трудно им жить рядом со мной — раком-отшельником, которого в иные минуты, раздражает буквально все. Особенно люди.
Это не прихоть, не перекос воспитания. В детстве я был таким же, как все. А сейчас... если я вижу перед собой более трех, незнакомых мне, человек, в глазах начинает рябить. С болью в висках, появляется состояние общего дискомфорта, близкое к панике. В такие минуты хочется убежать, укрыться в своей "раковине", запереться на все замки и лежать, обхватив голову, постепенно обретая спокойствие, зная, что этот суетный мир не дотянется до тебя даже Глобальной сетью.
Знакомый эскулап говорил, что это приобретенный синдром, который пройдет сам. Примерно такое бывает у всех, кто больше пяти лет проработал в косморазведке. А с учетом моего случая...
Блин! Об этом ни мне, ни ему вспоминать не положено, я и сам не хочу, а оно само в голову лезет! И что мне со всем этим делать? — я пока до конца не решил. Нахлынет порой спонтанное чувство протеста, всколыхнется со дна души желание вырваться из этого круга. Иногда даже хочется бросить всё и улететь куда-нибудь далеко. Только я не один. Рядом со мной те, ради которых я, собственно говоря, и живу. Подвергать семью неоправданным трудностям, связанным с новыми и новыми переездами — это уже за пределами здравого смысла. Пусть родные не разделяет моего взгляда на жизнь — это их право. И оно ничем не отличается от моего права на одиночество.
Чтоб успокоить жену и дочурку, машу им рукой: все, мол, нормально, уровень угрозы на минимальном уровне. Да только они все равно уже не смеются. Ну и ладно.
Поворачиваюсь спиной, чтобы больше никого не смущать, и вновь обращаю свой внутренний взор к насущному: да, с ветром сегодня беда. Зато Солнца — хоть отбавляй. И как же я раньше этого не заметил? Надо было прямо с утра сделать переключение. Есть у меня для погожих деньков большая солнечная батарея с блоком ориентации. Я собрал ее из фрагментов, найденных на останках старинных спутников. Система "сельсин датчик — сельсин приемник" исправно поворачивает её вслед за Гаучо — солнцем планеты Прерия, или, как ее еще называют — Небесный Пастух. И, представьте себе, все работает! А ведь блок этот создан ещё в прошлом веке. Умели же предки все делать на совесть! Пусть он большой и не очень экономичный, зато поддаётся починке, в отличие от микро и нано электронных шедевров современной науки и техники. Наличествует в моем бездонном загашнике и такое дерьмо. Но оно ремонту не подлежит. Его можно только выбрасывать целыми блоками, предварительно меняя на новые. Вон, во дворе, за глухой стеной, набралась уже целая гора отбракованных неликвидов. Пока радует только то, что пока еще есть из чего выбирать. Не случайно в моем жилище такой громадный сарай. В нем в избытке хранится все, до чего не скоро дойдут руки.
Дело в том, что отслуживший свой срок, пункт ремонта и дозаправки, военные превратили в орбитальную свалку когда-то летавшего, барахла. Потом его, вместе со всем содержимым, опустили на эту планету и стали использовать как пограничный блокпост контроля и дальней связи. Освободили место для гарнизона из семи человек, разметили взлетно-посадочную полосу, обнесли участок рядами колючей проволоки. Здесь приземлялись немногочисленные челноки, чтоб провести ротацию, доставить запчасти, боезапас, партию геологов или ссыльных. Здесь началась и закончилась самая последняя командировка в моей военной карьере. Была она, кстати, связана с переносом секретного оборудования и самого этого блокпоста, в район нового космопорта. Попутно я занимался размещением на орбите спутников местной локальной связи и навигации, их привязкой к стационарным точкам, ибо этот участок Глобальной Сети был тогда еще девственно чист. В общем, довелось мне поколесить по этой планете и, даже, снискать среди здешних аборигенов репутацию "нужного человека", которая еще более возросла после того, как я перевез на Прерию супругу и дочь.
В своем большинстве, здешние люди были такими, как я — немногословными, замкнутыми. Жили в небольших деревушках по двадцать — сорок дворов. Оружие у всех взрослых мужчин — по факту. Нормальные мужики. Только все они почему-то убеждены, что сейчас на планете Земля проживают одни педерасты.
В общем, этот ангар я для себя присмотрел, когда он еще был блокпостом. Занимаясь демонтажем, сунул свой нос, куда только мог протиснуться. И понял, что это богатство. Было с чем сравнивать. Таким его и выставили на аукцион. И продали вместе с участком и со всем содержимым, на что я, честно признаться, в глубине души крепко расчитывал. Ведь без всего этого хлама, выжить на Прерии было бы трудновато. А так... мама с папой одарили меня руками, растущими из нужного места, начальной технической подготовкой. Преподаватели кадетского корпуса вбили в мозги знания. Теперь, используя этот ресурс, можно существовать, почти не завися от жизненных обстоятельств, прихотей окружающих, и местных властей.
А она, эта власть, как я успел убедиться, никогда и нигде не бывает хорошей. И терпят люди ее от собственной лени. Эх, человеки, выкидыши прогресса! Вы открыли створный эффект, научились летать к далеким планетам, а ничего, по большому счету, в этой жизни поменять не смогли. Всё те же конфликты внизу, на бытовом уровне, кровавые схватки за власть, деньги и сырьевые ресурсы на самом верху. А ведь двадцать первый век на исходе! Пора бы уже вырасти из коротких штанишек, ведь жизнь-то одна! Так нет, бегают, суетятся, захлебываются в мелких страстишках, убивают себе подобных. Совсем как местные муравьи: каждый тащит добычу в свою земляную норку, и ничего кроме протоптанных троп, из-за этой добычи не видят. А ведь кругом лес, и столько в нем всего удивительного!
Так... здесь осторожней! До белого сетчатого ограждения уже остаётся метров пятнадцать-двадцать. Наученный горьким опытом, останавливаюсь, чтобы проверить: на месте ли мой персональный датчик индивидуальной защиты?
Ага, все нормально, в кармане! Облегченно вздыхаю: можно идти дальше, без риска "попасть под раздачу" собственных систем безопасности. Сочетание мощного инфра и ультразвуков определённого частотного тона, очень неприятно на слух. Однажды радиомаячок случайно выскользнул из кармана, и я получил полноценную "дозу". Ощущение даже передать невозможно: всепроникающий ужас, резкая боль в ушах, полная глухота и сбивающийся ритм сердца — вот лишь неполный перечень того, что испытано мною тогда. Всё закончилось относительно хорошо: выкатившись из охраняемой зоны, я пришел в себя через пару часов и, первым делом, нашёл-таки свой радиомаячок. Но долго ещё мне снился в кошмарном сне тот незабываемый случай. Так что, система активной внешней защиты мною проверена на себе. А колючая проволока, что висела здесь раньше, так я ее передвинул подальше. Но и это еще не все: у входа в ущелье стоят четыре видеокамеры и, в случае нежелательного проникновения, начинают транслировать изображение прямиком на мой визор. Есть у меня еще и старая корабельная пушка. Самая настоящая, плазменная. Вояки оставили ее в куче металлолома, посчитав, что такое старье восстановить невозможно. Я сумел доказать, что это не так. Вот только с моими ресурсами, использовать ее по назначению вряд ли получится. Слишком уж много она потребляет электроэнергии. Максимум, два или три выстрела — и аккумуляторы сдохнут. Хотя как психологическое оружие, выглядит устрашающе, можно и не стрелять.
А вот и та самая большая бочка — конечная цель техосмотра. Здесь, собственно, и заканчивается водопровод. Пока я предавался воспоминаниям, вода обогнала меня, и теперь тонкою струйкой журчит внутри емкости. Судя по звуку, до полного наполнения ещё далеко. Ничего, подождем. Здесь в тени такая трава — так и манит присесть!
Кстати, с недавнего времени, стал за собой замечать, что в плане общения мне легче со своими железками, чем с дочерью и женой. Механизмы послушны, неприхотливы, им можно открыть душу. Те же, кого ты безумно любишь, не всегда тебя понимают. Я сейчас, как металл на изломе: постепенно теряю твердость. И черт меня дернул нарушить простейшую истину: уходя, уходи.
До недавнего времени я жил, как когда-то мечталось: вдали от людей, ни с кем посторонним не вступая в личный контакт (для этого, есть визоры и Глобальная Сеть). А потом задумался: имею ли я моральное право втягивать в это супругу и дочь? Покуда терзался в сомнениях, потихоньку закончил собирать коптер. Как будто судьба двигала мной! Нужные детали и комплектующие лежали на складе с самого края. Так и просились в руки!
Если глянуть со стороны, самоделка доверия не внушала. Но работала она очень неплохо, даже на мой привередливый взгляд. С трудом выдавала сто пятьдесят километров в час, но зато была экономична, надежна, неприхотлива. Практически любую поломку можно исправить в воздухе, "на ходу". Запас необходимых проблемных деталей у меня всегда на борту.
С тех пор понеслось, поехало! Вояжи через горы требовали некоторого количества горючего, которое сам я производить не мог, а для его покупки требовались наличные. Впрочем, вопрос "где взять?" вскоре решился сам по себе. Жена обросла знакомыми и подружками, и в тесном женском кругу как-то проговорилась:
— Ах, мой Винс починил газонокосилку!
— Что-нибудь сложное?
— Для него — нет. Он у меня специалист по ремонту.
Бабы хуже сорок, и самую никчемную новость тут же разнесут на хвосте. В общем, мой уединенный покой улетучился, как светлый утренний сон. Клиентов было не то чтобы много, но свободного времени они мне практически не оставили. Причём, у многих из них, я даже денег не брал за работу, втайне надеясь, что чувство неоплатного долга, в самом посконном смысле этого слова, не позволит их совести обратиться ко мне в будущем. Но ожидания чаще всего не оправдывались. "За что боролись, на то и напоролись", — говорил мой покойный отец.
Журчание воды в бочке, тем временем, прекратилось. Значит, осталось совсем немного до полного уровня. Поплавок, поднимаясь вместе с водой, всё сильней нажимает на рычаг автоматического отключения водоподъёмного механизма. Струйка воды из трубы истончается и пропадает. Всё работает как часы — можно и другими делами заняться. Сколько там у нас времени? — ого, почти четыре часа! Не заметил, как рабочий день пролетел! Пора убирать инструменты в сарай, на штатное место. А там, глядишь, и за козами надо будет идти.
Вот за это я и люблю неспешный уклад уединенной жизни. Всегда знаешь, что успеешь сделать то, что намечено. А что не успеешь, всегда можно перенести на завтра. Из-за этой уверенности в завтрашнем дне, нервы крепчают прям на глазах! Последняя мысль заставляет расслабленно улыбнуться.
По дороге в "инструменталку", прежде всего, проверяю приборы у двери аккумуляторного отсека (по старой армейской привычке, все помещения в доме я называю отсеками). Итак, что у нас там? — заряд восемьдесят процентов. М-да, маловато! Может завтра ветер будет сильней, а то так ведь, можно и без света остаться!
Внутри мой ангар переделан и облагорожен, и поэтому его большие размеры неощутимы. Коридор казенного образца прорезает насквозь все здание. С правой его стороны — двери отсеков различного назначения с подсветкой из светодиодных ламп. Светильники под потолком сливаются в одну ослепительно-белую линию. Единственное украшение здесь — "наскальные" рисунки моей ненаглядной дочурки, напоминающие пока клубки ниток и разноцветные бесформенные пятна. Мы с женой специально не стали ничем отделывать коридор. "Пусть будет, — сказала она, — картинная галерея юной художницы".
Я открыл нужную дверь, разложил инструменты по стеллажам, придирчиво осмотрел помещение: все ли в порядке. В тамбуре аварийного выхода вытер масляное пятно.
Вот и все на сегодняшний день. Как говорят в армии, "личное время". На улице солнечный свет. Заворачиваю за угол, в сторону детской площадки. А вот и они, два единственно дорогих моему сердцу представителя человечества, жизнь без которых мне уже трудно представить: дочь и жена.
— Папа, папа, смотри: я сама это построила!
В песочнице красуется украшенный разноцветными камушками "сказочный замок".
— Умница! — наслаждаясь каждым мгновением, присаживаюсь на корточки и отряхиваю песок с ее покрасневших коленок, — Ты пойдешь с папой и мамой забирать козочек с поля?
— Да, конечно! — диссонансом звучит не совсем обычный для четырёхлетнего ребёнка ответ.
Мы уже привыкли к подобному лексикону Маши, ее недетской способности к длинным логическим умозаключениям. Скорее всего, это связано с отрезанностью нашей семьи от внешнего мира. Ведь, не считая меня и жены, единственным близким другом, с которым эта русоволосая и не по годам высокая девочка проводит много времени, является визор. Управлять она им пока не умеет, но с удовольствием смотрит самые различные передачи из Глобальной Сети, которые я ей настраиваю, исходя из собственных представлений о воспитании.
Это ли не счастье? Мы шагаем втроём, держась за руки. А куда — не суть важно: пусть это будет луг с сочной зеленой травой, где пасутся козы. В смысле, должны пастись, поскольку мне уже приходилось искать их по сигналам радиомаячков. И как этим рогатым чертям удается перегрызать верёвки из сверхпрочного углеволокна, я до сих пор не могу представить. Последний раз умотали аж на пару километров от дома. Благо в хозяйстве у меня имеется небольшой списанный вездеход, на котором когда-то перемещались крупные блоки деталей в процессе ремонта космических катеров. Сейчас я его использую вместо трактора для полевых работ. Ох, и наигрался я тогда в американских ковбоев...
— Пап, а куда мы идём?
— За козочками.
— А что они сейчас делают?
— Гуляют, наверное...
— А как козочки гуляют?
— Ходят по полю и кушают травку.
— Я тоже хочу кушать травку. Она очень вкусная?
Беда с этим возрастом "почемучки"! Вопросы сыплются как дождь из грозовой тучи. Перевожу "артобстрел" на жену:
— Мама, скажи Маше, трава очень вкусная?
Уж как-то в семье повелось, что в присутствии дочки я называю Светлану исключительно "мамой".
— Конечно, вкусная, — смеется она, — но не вся. Та, которую любят козочки, для человека невкусная.
— А почему?
...Со Светланой я познакомился на Земле, сразу же после окончания кадетского корпуса. Счастливый "несчастный случай" произошел благодаря визорам. Помнится, в этот день они только что появились в широкой продаже. Ну, само собой разумеется, в гипермаркете полный аншлаг.
Для нас, радиоэлектронщиков, эта штучка давно уже была не в новинку. Чешу я, значит, по улице, как говорится "на автопилоте", поглощённый поиском не помню уже, какой информации. А счастливая Светка только что выбралась из толпы и, неловко раскрыв коробочку, выронила ее содержимое. Не успела она порадоваться, что игрушка ее не разбилась и уже собиралась ее поднять, а тут я, не сбавляя наработанного годами строевого шага, чётко на нее наступаю. Что было! Хруст пластика, женские слёзы, мои мольбы о прощении и обещание завтра купить ей точно такой же визор.
Кто-то свыше распорядился, что с тех пор мы живём вместе.
Ловить коз по окрестностям нам не пришлось. Обе оказались на месте. Мы отвязали веревки и повели их к дому. Без пинков, понятно, не обошлось. И вообще, иногда мне кажется, что я несправедлив к человечеству. Худо-бедно, а за парочку сотен лет вышло оно за пределы земной атмосферы, а эти животные — как были упрямыми сволочами тысячу лет назад, так ими же и остались. Трава для них зеленей и вкуснее именно там, куда не пускает верёвка, а жрать хочется только тогда, когда нужно идти домой. Как будто целого дня не хватило!
Настроение было изрядно подпорчено. Вернувшись домой, я сделал еще несколько мелочей из числа "перенесенных на завтра" — стало полегче. Еще раз проверил бочку: все нормально, не переливается. Вот теперь можно и отдохнуть, благо уже начинает темнеть.
После ужина я, как обычно, валялся на своем любимом диванчике в спальном отсеке и слушал любимую музыку. Попутно просматривал почту и новостные страницы Глобальной Сети.
Со стороны это может выглядеть странным, учитывая моё негативное отношение к человечеству. Но надо же знать, что и где происходит, а то как заявятся в гости мои "сокамерники" по службе или, того хуже, друзья по кадетскому корпусу Ксендз или Шён, а я, блин, ни сном ни духом.
В общем, ничего не предвещало беды, как вдруг я услышал голосишко Марии Викторовны. (Мы со Светланой частенько называем так дочку; ну, как по-другому назвать столь рассудительного и вежливого человечка?)
— Папа! — сказала она требовательно, — я хочу с другими детками поиграть, и с роботом подружиться, и на рыбок в аквариуме посмотреть.
— Ладно, — капитулировал я, — только давай завтра, а то солнышко спать ложится, будет темно на улице, и рыбок ты не увидишь.
Дочурка с радостным криком сбежала по лестнице и помчалась по гулкому коридору:
— Мама, мамочка! А мы завтра пойдём рыбок смотреть, и с роботом знакомым играть!
Вот так! Улыбка еще не успела схлынуть с лица, а я уже помрачнел. Исполнение этого пожелания и связанные с ним перспективы, радости не сулили — одна нервотрепка. Это полет на коптере в деревушку за перевалом, встречи с людьми, которым от меня всегда что-то надо. И каждого следует обязательно вежливо поприветствовать, хотя так и подмывает послать в дальние дали. В общем — суетливость и скученность относительно большого числа людей на относительно маленькой территории. Всё это сменило моё вечернее умиротворённое настроение на чувство, которое испытывает герметичный бачок с водой, поставленный на огонь. А ведь ничего не попишешь — дочке необходимо общение, игры с другими детьми. Это я осознаю, как отец, что бесит больше всего.
А уж "рыбок смотреть и с роботами играть" — про это вообще отдельная песня. Месяца два назад, зарядившись успокоительным, я не стал, как обычно, дожидаться семью в кабине своего копетра, а принял непосредственное участие в походе по магазинам. Без свойственного жене фанатизма, а чисто в ознакомительных целях. Так вышло, что мы попали на открытие рыбной лавки. Очевидно для привлечения покупателей, в торговом зале был обустроен аквариум. Большой, во всю стену, в стиле земного кораллового рифа. Многочисленность его обитателей заворожила Машу. Почти час она разглядывала рыбок, прижавшись носом к стеклу. И никакими уговорами, никакими посулами, нельзя было заставить её сдвинуться с места. Пришлось пойти на военную хитрость. Зная ее любовь к различным хитроумным механизмам (от меня, видно, передалось), я сбегал в стоящий поблизости центр торговли и нанял там робота-носильщика серии "РНА". Это симпатичное (чуть не сказал, "существо") представляет собой большой полый шар на колесиках с рукою-манипулятором. Конструкторы его снарядили симпатичной улыбающейся мордашкой, простейшей "мультяшной" мимикой и способностью двигать глазами.
Серии "РН", "РНМ" и "РНА" были задуманы конструкторами не только как средства переноски и доставки покупок в пределах небольших городков, но и как хорошее развлечение для детей. Им ведь часто приходится, помимо своей воли, совершать скучные походы по магазинам — с родителями не поспоришь. Вот менеджеры и смекнули: если в торговом зале ребёнок не будет хныкать и проситься домой, товарооборот будет расти.
Робот-носильщик легко управляется дистанционно, с помощью пульта. "Выбор товара" — "купить" — "погрузить" — и машина кратчайшим путем подкатывает к нужной витрине, подхватывает манипулятором выбранный вами пакет и бережно опускает в свое бездонное брюхо. От такого процесса не оторвать и некоторых взрослых.
Маше носильщик поначалу не очень понравился, ведь чтобы на него посмотреть, ей пришлось отойти от аквариума. Зато потом ей в руки попал пульт. Поэкспериментировав с кнопками, дочурка пришла в восторг от ответных реакций смышленого робота. Всё оставшееся время она с ним не расставалась. Рыбки отошли на второй план.
С тех пор, наш обычный маршрут "выхода в свет" выглядел так: детская площадка — рыбная лавка — центр торговли. Ну и, попутно, мы со Светланой успевали еще кое-что: она — перекинуться сотней словечек с подружками и знакомыми, я — встречаться с клиентами.
Прохлада раннего утра развесила крупную, искрящуюся в первых лучах здешнего солнца, росу. Выйдя из дома, я умылся, зачерпнув ладонями воду из бочки. Ух, холодная! Новый день начинается, как и все остальные, на автопилоте: проснуться — умыться — вывести коз на пастбище — позавтракать.
Выполнив все пункты этой программы (ха! "программы"), переодеваюсь, иду к коптеру. Он стоит на лужайке, поблескивая влажными от той же росы, боками. Пока бортовой компьютер проводит углубленную диагностику, вспоминаю, что на сегодня назначена встреча с представителем местной "исконной элиты" Джозефом Хардом. Настроение падает.
Это далеко не последний человек на планете. Скорее — один из первых. Когда старый столичный город вместе с питавшей его атомной станцией, похоронила стихия, а местное население, побросав нажитое, бежало прочь от цунами и радиации, отец мистера Харда проявил чудеса предприимчивости. Ему удалось сколотить солидное состояние буквально из ничего. А уж о связях и говорить не приходится. Никто кроме него не сумел в те смутные времена дать своим детям платное образование на Земле.
Старик, говорят, сейчас не у дел и всем заправляет Джозеф. И, надо сказать, деловая хватка, доставшаяся ему по наследству, не подвела достойного отпрыска. В новое время он сумел настолько прирастить капитал, что нет на Прерии бизнеса, в котором он не был бы в доле. И я в это верю. А вот слухи о том, что он подмял под себя чуть ли ни половину Ново-Плесецка, поделил активы на части и оформил на подставных лиц — это, без сомнения, вымысел. Не для того с планеты Земля доставили технику и людей, чтоб ублажить местного перца. Вращался я в тех кругах, когда еще был нужен, насмотрелся на тамошний контингент. Такие акулы, что с десяток Хардов сожрут — не поморщатся. Один Хоцянович чего стоит! Это ж надо додуматься?! — заставить людей от сохи сочинять себе Конституцию! Ну, то, что, особого давления со стороны новых властей этот лис не испытывает, тоже похоже на правду. Нужен он представителю президента, потому, что удобен. Проще кормить от пуза одного человека, чем выплачивать долю всем. Впрочем, о младшем Харде сейчас что только ни говорят. Даже выпуски новостей местной сети начинаются с его предвыборных роликов. Ну, еще бы! — кандидат номер один на пост первого Президента земной колонии Прерия! Рекламный слоган: "скромен и аскетичен в быту" стал уже темой для анекдотов. Увидев его впервые, я тоже, кстати, подумал, что это юрист или секретарь...
Компьютер, тем временем, закончил тестирование. Все в полном порядке. Только топлива маловато, но для сегодняшней поездки хватит с лихвой.
Настраиваю визор на соединение со Светланой:
— Ты долго ещё?
— Трудно подождать минут?!
Ох уж эти женские "пять минут"! Они, как и "пара слов", почти всегда равняются часу. От нечего делать, переключаюсь на Глобальную Сеть: нет ли там чего интересного? — так... новостей куча, но все протухшие. Значит, ночью челнока не было. В чатах тоже никого из знакомых, потому как рано ещё.
Я трижды успел расстроиться и снова прийти в норму, а дамы так и не появились. Что, собственно, и следовало ожидать. Но только попробуй высказать им свое "фэ" — тут такое начнётся! Так что, себе дороже, нужно просто сидеть и ждать. Уж что-что, а ждать я умел как никто. Тут Джозефу до меня далеко.
А что? — по земным меркам это почетно, когда у тебя в клиентах будущий Президент. Лично мне до пятой ступени все, что о нем говорят. Хард всегда был хорошим заказчиком: за ценой не стоял, вовремя платил за работу, по первому требованию подвозил запчасти и комплектующие. Проблема в другом. Есть в наших с ним отношениях что-то от морального рабства. Руки у младшего Харда длиннее, чем у папаши — бывшего мирового судьи. В этом я убедился лично. Если бы не семья, я послал бы его к чёрту и умотал ещё дальше в космос — туда, где нет ничего кроме пограничных постов. А тут... впервые в жизни пришлось "прогнуться", принять чужие условия.
Справедливости ради стоит отметить, что наши отношения Джозефом после того случая не испортились. Напротив, через некоторое время, у меня появилась собственная мастерская недалеко от центра торговли и, даже, бесплатная охрана. И всё это, благодаря Харду. Ведь основная часть машин и механизмов, которые я ремонтировал, по факту, принадлежала ему...
Мои дамы появилась гораздо раньше, чем я рассчитывал. И это весьма удивительно. Супруга ведет за ручку Марию Викторовну. Обе ступают настолько легко, что, кажется, будто они парят над росой. Еще бы! Одеты мои красавицы, как на выставку моды в оранжерее. На Светке "ромашковое" платье — белое с желтыми пятнами. Машин наряд не менее впечатляющ. На ней сарафан василькового цвета — голубой в мелкую черную точку, и белая панамка с вышитым синим цветком. На фоне рассветного неба обе кажутся ослепительно ярким пятном.
Принимаю Марию Викторовну, подаю руку супруге. "Букет полевых цветов" грациозно рассаживается в пассажирском салоне. Дочка без умолку тараторит о своих ненаглядных рыбках и о любимом роботе с царапиной на левой щеке. Посещение городка для нее долгожданный праздник.
Включаю двигатели. Они откликаются едва ощутимою дрожью корпуса. Рукоятку шаг газа "на взлет" — и закрученный в вихри воздух срывает остатки росы с травы и цветов, заставляя их волнами пригибаться к земле. Коптер медленно поднимается в воздух и, подвластный моей воле, направляется к входу в ущелье.
Спустя час, мы уже подлетаем к деревне. Солнце ярко освещает несколько сот коттеджей, завезенных когда-то для колонистов первой волны. Их собирали как детские кубики, из типовых функциональных контейнеров "с", "к", "п", или "су". Разгрузят, к примеру, оргтехнику для АЭС из модуля "су" — и сразу его в строящийся микрорайон. Строители обдерут внутреннюю сепарацию — можно монтировать готовый санузел. Сухость, экономичность, рациональность во всем — это брэнд, стиль жизни, стержневая черта характера первых переселенцев.
Как будто бы в пику им, на общем невыразительном фоне сельского пейзажа, выделяются статью и широтой несколько нестандартных строений, отгроханных местными воротилами. Это новые хозяева жизни, выходцы из Новоплесецка, засланцы Земли. За то их и не любят на Прерии, что слишком продуманные, что на каждый вложенный рубль, у них изначально заложен весомый процент отдачи. Неважно, в чем это выражено: в комфорте или в деньгах. Они строят по-крупному, поскольку любят себя. У состоятельных граждан в моде двухэтажные особняки "под старину" из гиперпресованного кирпича и натурального дерева местных пород. Близость Большого Хребта и рассказы о днях минувших, их не пугают, а лишь заставляют вкладываться в сейсмоустойчивость. Стены, пол и, особенно, потолочные перекрытия, с избытком покрыты наноструктурной пленкой под цвет материала. Таких домов в городке два или три, и все они принадлежат пришлым. Сверху такие строения очень похожи на базы, склады и большие торговые точки — такие же плоские, овальные крыши. Отличие только в том, что на них никогда не садятся коптеры. Свой личный летающий транспорт на Прерии принято держать на земле, рядом с вездеходами, тракторами и другой сельскохозяйственной техникой.
Ближе к центру, во внутреннем дворе Дома торговли, находится моя ремонтная мастерская. Там я сажаю коптер, смотрю на часы. До встречи с Джозефом Хардом еще остается целая уйма времени. Можно заняться делом. Пусть, у моих милых дам будет сегодня насыщенный день, наполненный радостью и новыми впечатлениями. Пусть каждая их них останется при своих интересах.
Проводив "цветник" до ворот, возвращаюсь на рабочее место. Это маленькая клетушка три на три метра, плюс два в высоту. Здесь можно переодеться, присесть на скамейку, попить чайку. Иногда удается отремонтировать что-нибудь мелкое, электронное, что называется, "на коленках". Рядом с клетушкой навес десять на десять метров. Если начнется дождь, сюда можно, загнать коптер. Все остальное — испытательный полигон: участок в четыреста пятьдесят "квадратов", огороженный сеткой в человеческий рост.
Здесь я бываю раз или два в неделю, в зависимости от количества невыполненных заказов. Копаюсь в чужом металлоломе по уши в пыли и грязи. Делаю тупую работу, к которой душа не лежит.
Нет, надо что-то в этой жизни ломать, — не раз говорил я себе, — может подыскать для жилья какую-нибудь другую планету?
А дом? А сарай? — всегда отвечал трезвый голос со дна души. — В конце концов, ты уверен, что там, на другой планете, нет своего мистера Харда?
Ох, и угораздило же меня связаться с этими тракторами!
А начиналось все просто сказочно. Месяца три назад я заехал к очередному клиенту по вопросу ремонта его летающей рухляди. И в ходе переговоров, приметил ржавую груду металла, валявшуюся у него на заднем дворе. Опытным взглядом, я сразу же вычленил основные узлы и детали небольшого колесного вездехода.
Зная по опыту жлобскую сущность хозяина, я запросил за работу, чуть больше, чем обычно беру. Тот сделал вид, что плохо меня расслышал.
Покончив с ремонтом и подождав, пока этот куркуль проверит свою колымагу, я снова завел разговор об оплате. И как в воду глядел: раздался "плач Ярославны":
— Нельзя ли расплатиться попозже, после уборочной, у меня сейчас туго с наличными?
— Ладно, — сказал я, внутренне ухмыляясь, — раз туго, я согласен на бартер. Отдай мне вон ту железяку, только пусть она тут до эвакуации полежит.
Куркуль согласился, почти не раздумывая.
Это была неделя настоящего творчества, отдохновение для души. Я перелопатил всю домашнюю кучу металлолома в поисках подходящих деталей, и вдохнул-таки жизнь в это случайное приобретение.
На выходе получился вполне работоспособный вездеход. Он, конечно же, был далек от оригинала и выглядел страшновато, поскольку делать его пришлось из того, что должно летать, а не ползать, но со своим предназначением справлялся вполне. Путём небольшой доработки, я приспособил его для сельхозработ и, в ходе ходовых испытаний, вездеход зарекомендовал себя с самой положительной стороны.
И, надо сказать, эта машина понравилась не мне одному. Неожиданно посыпались просьбы:
— Винс, не могли бы вы одолжить на недельку свой трактор?
Ай да Светлана! С такой супругой, никакой рекламы не надо!
С деньгами в то время, у меня было почти никак. Подумав и подсчитав, я стал сдавать вездеход в аренду. С людей брал по совести. Сразу же выросла очередь из желающих. К моему удивлению, агрегат очень быстро себя окупил и стал приносить небольшую, но стабильную прибыль. Мой коптер забыл, что такое дефицит топлива — два раза в месяц я щедрой рукой заливал ему полные баки.
Дальше — больше. Я выписал с Земли несколько проблемных деталей. Их тоже пустил в дело: довел до ума небольшой транспортный вездеход, пылившийся в моем гараже. Доходы удвоились.
Потом у меня появилась мысль открыть пункт приёма металлолома от местного населения. Я взял в аренду кусок земли на окраине деревушки и стал возводить там что-то вроде ангара.
Закончилось все прозаично. Однажды, когда дочь и жена любовались рыбками, а я заправлял свой коптер, подошли ко мне несколько молодцов в форме охранников центра торговли, и весьма убедительно попросили проследовать с ними. Куда не сказали, но станер, направленный в мою сторону, выбора не оставил.
Мои конвоиры не были похожи на профессиональных военных и отличались от местных фермеров разве что габаритами. По дороге они смеялись, болтали между собой. Несколько раз прозвучало имя мистера Харда, но кто он такой, я в то время не знал и воспринимал это слово в переводе с английского.
В офисе меня обыскали, сдали с рук на руки, непосредственно, телохранителям. Двое из них проводили меня на третий этаж центра торговли, в добротно отделанный кабинет с кожаной мебелью. Там я увидел человека лет сорока, облаченного в строгий черный костюм. Он стоял у окна с бокалом напитка янтарного цвета, курил настоящую трубку и читал на экране визора какую-то информацию.
Небрежным жестом, он указал охранникам на дубовую дверь, а мне — на свободное кресло.
— Ну, здравствуйте, — сказал он, покончив с делами, надеюсь, мои ребята были с вами достаточно вежливы?
Вместо ответа, мои руки изобразили весьма обтекаемый жест: дескать, как вам сказать...
Лёгкая улыбка промелькнула на его загорелом лице:
— Не знаете кто я?
— Очевидно, тот самый Хард.
— Вы угадали. Но, судя по множеству признаков, имя мое вам мало о чем говорит. Зато я о вас весьма и весьма наслышан, Виктор Иннокентьевич Нестроев.
— Просто Винс.
— Нет не просто! — неожиданно вспыхнул Хард, — Если у вас на Земле в моде собачьи клички, продолжайте сходить с ума. Но не надо лезть со своим уставом в чужой монастырь, где живут люди, почитающие своих матерей и отцов. В разговоре между собой, мы позволяем себя называть только по имени-отчеству, то есть, так, как нас назвали родители. И в этой связи, у меня к вам появились вопросы, требующие немедленного разрешения. Они напрямую касаются ваших, Виктор Иннокентьевич, отношений с населением этого города. Не скрою, вы мне глубоко симпатичны. Ваши навыки и умения редкость в здешних краях, но для местных аборигенов вы — пришлый чужак, который вторгается в отлаженную годами систему, в чём-то её ломая...
— Простите, господин...
— Джозеф Кристофер Хард.
— Я не понимаю, о чем...
— Так вот, — Джозеф Кристофер не дал мне закончить, — все люди, живущие здесь, помогают друг другу. Я тоже не исключение. Ко мне обратился очень уважаемый человек. Он просит помочь сохранить свой бизнес, значимую часть которого вы имели неосторожность присвоить себе. Речь идёт об аренде тракторов и прочей сельскохозяйственной техники. В этом городе есть частная фирма, занимающаяся этим вопросом со дня его основания. Но тут на рынок выходите вы, даже не поинтересовавшись существующим положением дел, и бьете дешевизной. Доходы у добросовестного конкурента начинают стремительно падать, фирма терпит убытки, семьи рабочих остаются без средств, а это нехорошо.
Я попытался еще что-то сказать, но Хард опять перебил:
— Есть несколько вариантов решения этой проблемы. Человек, которого вы невольно обидели, настаивает на том, чтобы вы навсегда исчезли из города, оставив ему всю технику в качестве компенсации. Но если вы заплатите лично мне энную сумму, — он подошёл к столу и подвинул в мою сторону листочек бумаги, — я постараюсь урегулировать этот вопрос.
Сумма была из разряда астрономических, во всяком случае, для меня, и Хард это понял.
— Как я уже говорил, — произнес он отеческим тоном, — люди на Прерии помогают друг другу. Поэтому, имеется еще один вариант, продиктованный исключительно моим хорошим расположением к вам. Это трудно, но я постараюсь уговорить своего старого друга не очень сердиться на вас, если, конечно, вы мне пообещаете использовать имеющуюся технику только для личных нужд. Понимаю, и у вас семья, которую тоже нужно кормить. И чтобы никто не остался в накладе, я помогу вам обзавестись приличной ремонтной базой и местом парковки, а вы, в свою очередь, будете выполнять мои заказы по ремонту различного оборудования, естественно, в пределах возможного. Это все, что в моих силах.
— А если я откажусь?
Судя по ответной реакции, Хард был готов и к такому повороту событий:
— Ваше право, — сказал он со вздохом, — но в таком случае, оба трактора у вас отберут по суду, и это решение никто не сможет оспорить. Потому, что вас не найдут. Нигде. Ни на одной из известных планет.
— Мне можно подумать?
— К великому сожалению, я очень ограничен во времени. Улетаю в Новоплесецк. Завтра начнется регистрация кандидатов, потом предвыборная кампания... отвечайте здесь и сейчас.
Вот прицепился! — закипая, подумал я, — Ладно, первый вариант не самый плохой. Железяк я себе ещё насобираю. Магазины есть и в других городках. Правда Свете и Машке придётся обзавестись новыми друзьями. Но это всё-таки лучше, чем жить в постоянных долгах или "ходить под кем-то".
— Ладно, владейте, — с этими словами я встал с кресла, достал из кармана запасные ключи от своих самоделок и небрежно положил их на стол.
В лице господина Харда читалось недоумение. Он явно не рассчитывал на подобный исход. Ещё бы! Для местных аборигенов вездеход — признак достатка. Ведь это довольно дорогая игрушка. А я запросто отдаю целых два! Где-то внутри меня жалость потери боролась с торжеством победителя:
— Да черт с ними, с тракторами, — добавил я как можно небрежней, — спокойная жизнь дороже.
— Уверены? — Джозеф Кристофер Хард сумел быстро собраться и голос не выдал его растерянности.
— Да! — отчеканил я с чувством морального превосходства.
Он убрал ключи в ящик стола, нажал кнопку вызова. Охранник стоял за дверью.
— Проводите! — сказал ему Хард. — До скорой встречи, Виктор Иннокентьевич Нестроев!
Последние слова были произнесены с какой-то иезуитской усмешкой.
Я был встревожен и, как оказалось, не зря. Вернувшись в тот день, домой, обнаружил на дверях ангара записку, с издевательски-вежливой просьбой "еще раз все хорошенько обдумать и принять правильное решение".
Система слежения и безопасности была выведена из строя в самом проблемном месте — единственным точечным выстрелом из моей электромагнитной пушки.
А потом начался настоящий кошмар. Той же ночью у меня на участке приземлился коптер с шерифом и понятыми. Они разбросали груду металлолома и под ней обнаружили искусно укрытый тайник, а в нем — штурмовую винтовку, несколько станеров и крупную сумму денег, якобы похищенную из кассы торгового центра.
Утро я встретил в полицейском участке. Оно началось с визита Джозефа Харда.
— У маленького человека много болевых точек, — сказал он без предисловий. — Вы не хуже меня знаете, что по существующим в России законам, ребенок, достигший пятилетнего возраста, может быть изъят из семьи. Я не хочу вас ломать, Виктор Иннокентьевич Нестроев, и еще раз предлагаю сотрудничество. Забирайте назад свои трактора и считайте этот маленький инцидент последним предупреждением.
Так и появилась у меня, эта пресловутая мастерская...
Сегодня работа ладится. Был бы вчера такой же настрой, с пуском водопровода было бы покончено еще до обеда. Есть у меня такая примета: если в душе вдохновение — значит, день закончится хорошо.
Берусь за последний объект. Это робот-носильщик не очень удачной серии РНМ. У машин этого типа обычно хромает система радионавигации. Не глядя, меняю блок, завинчиваю корпус, включаю питание, беру в руки пульт и нажимаю на кнопку "слежение". В этом режиме, робот обязан следовать в полуметре за человеком. Вернее, не за самим человеком, а за сигналом, поступающим с пульта. Краем глаза замечаю парнишку, стоящего за оградой и с интересом наблюдающего за моими манипуляциями. Он часто приходит поглазеть, чем я тут занимаюсь. Поначалу я его прогонял, так как чувствовал себя очень неловко и не мог сосредоточиться на работе, но со временем как-то привык, и уже не обращаю внимания на этого одинокого зрителя в моём электромеханическом театре. Интересно, для чего он сюда приходит? На вид ему лет пятнадцать-шестнадцать, самое время за девчонками бегать, а он часами тут отирается.
Отхожу на шаг назад. Робот почему-то не слушается. Он не идет за мной, а начинает крутиться на месте с все возрастающей скоростью. Делаю шаг вперёд — и робот замирает как вкопанный. То же самое и в режиме ручного управления: по команде "вперёд" робот начинает вертеться точно так же, как в предыдущий раз.
Всё ясно: что-то с одним из двигателей. А ведь когда-то мне принесли этого носильщика на ремонт, и он бегал весьма хорошо.
Читаем "историю болезни".
Из-за неисправности системы радионавигации, робот не смог вернуться в центр торговли после доставки товара в дом покупателя. Он несколько часов кружил по городку, распугивая птиц и собак, врезаясь в препятствия, попадавшиеся на пути, пока не сели аккумуляторы.
Гм, вот и диагноз! Вновь разбираю корпус, нахожу выпавший разъём. Устранив неполадку, снова включаю режим слежения. Сделав в сопровождении носильщика несколько кругов по участку, нажимаю на кнопку "возврат". Сидя в тени на стульчике, наблюдаю, как машина повторяет пройденный путь в обратном направлении.
Достигнув точки включения, робот застывает на месте. Хорошо, молодец! Сколько там времени? — о-о-о! Пора переодеваться! Да и охранники Харда как всегда пунктуальны: ждут меня у ворот, красноречиво посматривая на часы. Ничего удивительного, если я опоздаю, в первую очередь, взгреют их.
Сегодня прислали каких-то новых: оба почти старики — суровые, немногословные, с холодком в потухших глазах:
— Нестроев?
— Угу.
От моей мастерской до служебного входа торгового центра, пять минут быстрой ходьбы, и на каждом шагу со мною здороваются незнакомые люди. Дамы склоняют увенчанные прическами головы, мужчины роняют короткое "быть добру".
Я шел и не переставал удивляться, пока за спиной не услышал:
— И тебе не хворать, Алвис!
Так кто же они такие, мои неприметные конвоиры? — вроде бы без оружия, а веет от них уверенностью и силой.
У торгового центра, как всегда, многолюдно. Люди приходят сюда не только, как покупатели. Это место общения, здесь можно назначить встречу, обсудить последние новости. Ведь то, что происходит на второстепенных планетах, не всегда попадает в Глобальную Сеть.
Моих почему-то еще не видно. Торчат, наверное, до сих пор у аквариума, гипнотизируют рыбок. Оно и к лучшему: пусть моя дочка никогда не узнает, что ее всемогущего папу — повелителя железок и микросхем — можно вести, как Жучку на поводке.
Я открыл знакомую дверь, взялся за поручень и хотел уже подниматься на третий этаж.
— Не сюда, — осадил меня кто-то из конвоиров, — нам прямо.
Железная дверь в конце коридора вела во внутренний двор торгового центра. Там было пасмурно. Сквозь дымчатый пластик навеса угадывался диск солнца Гаучо.
Я пролетал над этим районом на разных высотах. Всегда считал этот навес продолжением общей крыши и не мог даже предположить наличие здесь такой красоты!
Ухоженный зеленый газон представлял собой плантацию земных одуванчиков. По центру этой лужайки стоял небольшой особняк из белого кирпича. На открытой веранде сидел человек с желтым, одутловатым лицом и пил чай.
— Шевели копытами, — сказал кто-то за моею спиной, заметив, что я замешкался, — хозяин не любит ждать.
И я ступил на узкую прямую дорожку, выложенную желтыми плитами.
— Рад вас поздравить, Нестроев, — сказал незнакомец, когда я подошел ближе, — на этой планете вы становитесь очень востребованным человеком. Даже мне, неспособному отличить коптер от вертолета, понадобилась ваша помощь. Присаживайтесь. Не желаете чаю? Будем знакомы, Кристофер Хард.
Я завис, как бортовой компьютер при прохождении через портал. Сначала хотелось сказать, что коптер от вертолета мало чем отличается. Если брать за основу принцип движения, то это одно и то же. Только у вертолета один (или два соосных несущих винта), а у коптера их несколько, и все — небольшого диаметра.
Потом я решил объяснить, что добрые люди за помощью конвоиров не посылают, а еще отказаться от чаю.
Нужные фразы уже вертелись на языке, но знакомое имя, прозвучавшее из уст незнакомого человека, смело эти порывы как нечто второстепенное.
— Так вот он какой, этот монстр, — лихорадочно думал я, автоматически плюхнувшись на указанный Хардом стул, — с сыночком нужно держать ухо востро, а этот достойный папаша — тот, наверное вообще... того и гляди, по миру пустит!
— Ну, ну, не обижайтесь на старика, — "достойный папаша" пристально посмотрел на меня серыми, все понимающими глазами, — я же не виноват, что мои указания воспринимаются подчиненными слишком буквально. Мне действительно нужна помощь высококлассного специалиста в решении одной очень сложной проблемы. Речь идет о перемещении одного крупногабаритного нестандартного груза из зоны радиоактивного заражения туда, где живут люди.
— Вы говорите о мертвом городе? — спросил я с подозрением.
— Не такой уж Высоцк и мертвый, — возразил Хард. — В годы забвения, его улицы были для местных жителей единственным источником существования. Там добывалось все, без чего на этой планете не выжить: оружие, боеприпасы, стройматериалы.
Девяносто процентов техники, которую вы ремонтируете в своей мастерской, тоже, кстати, оттуда. Мне иногда кажется, — старик пожевал губами и окинул меня долгим взглядом выцветших глаз, — что если бы здесь, на Прерии не удалось отыскать залежи редкоземельных металлов, Высоцк так бы и остался центром цивилизации местных аборигенов.
Я молчал, лихорадочно соображая: как бы тактичней послать в дальние дали это ожившее приведение. Ну, никак не прельщала скорая перспектива стать такой же развалиной, как мой потенциальный работодатель. Но Хард будто бы снова прочел все мои мысли.
— Человеку свойственно преувеличивать степень потенциальной опасности, — сказал он со скрытой усмешкой, — особенно если что-то, до конца не изученное, угрожает лично ему. Не волнуйтесь, Виктор Нестроев, никто вас в зону насильно не загоняет. Речь, всего лишь, идет о перемещении одного нестандартного груза оттуда — сюда. И я хотел бы вас попросить разработать несколько вариантов решения этой задачи, исходя из имеющейся в наличии техники и ее состояния.
Судя по описанию, работа была творческой, сложной. Это мне нравилась, все остальное — нет: никогда я себя не чувствовал так неуютно. А тут еще, за спиной выросли чьи-то руки. Незнакомец поставил на стол чашку с дымящимся чаем и тарелку с мясными колбасками.
— Благодарю вас, Кэш, — произнес мистер Хард, направляя слова в сторону этих рук, — а теперь, если есть возможность, соедините меня с Шиловым.
Я поперхнулся, не успев приложиться к чашке, а этот мерзкий старик снова спутал все карты:
— Это не кличка, — пояснил он с потаенной усмешкой, — мистер Кэш действительно англичанин.
И вот тут-то я по-настоящему психанул:
— Черт бы побрал мистера Кэша, вас и вашу работу в придачу! Вот не сдвинусь с этого места, не скажу ни единого слова, пока не услышу: о каком именно Шилове вы только что говорили...
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
