|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
...Ночь. Романтичная обстановка, вечерняя прохлада после жаркого дня летом и пронизывающие, но манящие холода зимой, россыпь сверкающих звёзд и иногда полная, иногда серповидная белая луна, освещающая Землю — всё это может быть красивым и дарить счастье...
Но, увы.
— Парни, он... гха! — направивший куда-то во тьму пистолет мужчина в тёмных очках и костюме, только что кричавший что-то по рации, не успел даже выстрелить — в самом деле, это ведь было такое простое и условно-важное задание, на котором не ожидалось хоть каких-либо помех; не так уж и странно, что он даже не успел сменить выражение лица на более подходящее событиям, когда зазубренный, с неровным лезвием тесак отделил его голову от тела и, продолжая путь, разрубил цепи на контейнере.
...
Может быть спокойной и романтичной — но, увы, не в этом месте.
Скрываясь, высокая фигура спешно двигалась по переулку, иногда оглядываясь, проверяя, есть ли кто позади него, отшатываясь от каждой тени, замирая на полушаге и снова срываясь в бег.
Наконец, он достиг своей цели — полуразрушенного, недостроенного здания-небоскрёба, когда-то усердно продвигаемого проекта Центра Развития Города, о котором ныне постыдно стараются забыть, отводя взгляд. Человек, поправляя шляпу, взобрался по избитой временем и разного уровня развязности двуногими животными лестнице до самого последнего этажа, до которого она была доделана, после чего умело влез по покосившимся балкам выше, садясь на край.
Несмотря на то, что здание было заброшено на стадии строительства, оно до сих пор было одним из самых высоких в этой части города. Именно поэтому мужчина часто сидел тут, смотря на покрытые смогом здания, не обращая внимание на погоду — это было одной из немногих вещей, что могло принести ему радость.
"Дневник Безымянного, запись ?10-016; 24/02/17"
Холодный ветер и ледяной дождь в сочетании были убойной комбинацией почти для любого... но только не для него — сидящего на мокрой, скользкой балке мужчины, одетого в старомодный костюм сыщика-детектива родом прямиком из 20-40-х, придерживающего одной рукой шляпу, а второй держащий в руках потрёпанную, мокрую записную книжку, которой на вид было ещё больше, чем костюму.
"Сегодня я прервал жизни сорока трёх бойцов Синдиката. Проверил контейнеры. Тринадцать девушек, разного возраста, состояния, расы и внешности, но все красивые и здоровые... были. Никто из них не знал, судя по всему их одурманили и погрузили тайком; наивные, светлые... вызвал полицию, скрылся. Не сомневаюсь, кто-нибудь меня запомнил, но это уже давно не является для меня важным — Синдикат знает, что за их головами идут, но не знает, кто и сколько, а полиция "знает только об одном", хах. Скоро эта грязь будет уничтожена... и в этот раз я смогу сделать хоть что-то".
Лост-сити... проклятый, потерянный город. Нормальные, хорошие люди обычно не кажут в этих краях носа и мимоходом, а немногие, что живут, приехав или родившись... город пытается их переварить. И если они просто дичают — это ещё хорошо, хотя самые умные быстро находят способ убраться отсюда подальше. Любыми средствами.
— Мы ведём специальный репортаж с места событий, — бойкая, но немного нервная репортёрша в очках постоянно оглядывалась, взирая на многочисленные полицейские машины и не менее сотни полицейских, окруживших широкой дугой здание, — где только что, как стало известно, началась операция по ликвидации последней базы Синдиката Незримого Ока в нашем городе... Майкл, что-нибудь известно нового?
— С-спасибо, Лана! — мужчина, сидя за загруженным бумагами столе и смотрящий в несколько мониторов, растерянно оторвался от них, и, моргая, уставился в камеру, — согласно данным полиции, основная операция началась около месяца назад, когда в порту были найдены контейнеры...
Шум окружения был лишь помехой для стремительно бегущего вперёд мужчины. Он проходил по самым малолюдным местам, хотя тут таковых сейчас и не осталось, стискивая зубы от злости. Роящиеся, как стервятники, любопытные людишки вызывали у него лишь презрение и прочие, лишние негативные эмоции — когда на улице творится подобное, кто вообще может идти к эпицентру с целеустремлённостью лемминга, совершенно не думая о том, что ставит на кон не только свою жизнь, но и жизни тех, кто попытается их оттуда вытащить?
Но куда больше его беспокоило то, что Синдикат ещё не начал переговоров — трусливые псевдо-самураи, они всегда пытались найти для себя в первую очередь выгоду, прогибаясь под законы в одних случаях и плюя на них в других. А уж дальше они бы нашли выход...
Но этого не было.
А значит, он что-то упустил — и это не давало ему покоя...
— Мы атакованы! — какой-то паренёк в бандане и татуировках, одетый в дикую смесь деловой одежды и "новомодного рванья", заорал в рацию, — противник... гха!
Тяжело говорить, когда твоё лицо принимает форму влетевшего в него кирпича, не так ли?
Это было так просто. Вломится сюда, разбросать всех... хах. Никогда не учусь. Что бы тут не произошло... это их изменило.
Прошлый Синдикат сдался бы сразу. Нынешний открыл огонь по полиции, едва кто-то из руководства получил весть о моём проникновении. А я... я, как и всегда, протупил, как распоследний идиот — бывает?...
Проникнуть в одну комнату, в прыжке сбить с ног одного, пнуть по коленной чашечке другого, ухватится за третьего. Встать, получить чем-то по руке, не страшно. Выхватить автомат, отправить его в нокаут путём приложения кулака к челюсти. Выбить второго, проверить первого. Скользнуть в коридор. Увернуться от летящего в меня предмета, швырнуть очередной кирпич в очередное лицо очередного придурка-маньяка, рвануться вперёд и ударом в живот откинуть наркомана, пытавшегося методом дёргания за затвор заставить автомат работать. Дрянные китайские автоматы у людей, которые пытаются выдавать себя за самураев, хм. Следующая комната, выбить дверь с ноги и закинуть гранату, скользнуть рукой в карман, ощутить тяжесть, встретить очередного придурка радостным приветом в лицо, когда на моём кулаке оказывается приготовленный кастет...
Всё было таким знакомо-монотонным. И это меня подвело.
Именно тогда, когда я уже на полном серьёзе думал, что они просто ушли в отрыв, от эмоций или под дурью, я...
Я чуть не умер.
Тот самурай резко отличался от других. Когда я вошёл, он сидел в позе лотоса на мягкой, уютной подушке, сложив руки. Были ли у него закрыты глаза? Как и многие в Синдикате, он носил какою-то ультра-современную разновидность пародии на солнечные очки, но мне кажется, что да. По крайней мере, я так чувствую — и, обдумывая эту ситуацию сейчас, признаю, что это было бы по крайней мере весьма атмосферно.
Потому что последующие события заставили меня немного усомниться в своём мировосприятии.
Ведь когда я сделал шаг, я успел увидеть лишь летящую на меня смазанную фигуру.
Когда он встал? Когда он выхватил меч? Как он в принципе оказался так близко, когда я даже не моргал?
Я не знал на это ответа тогда... и лучше бы не знал и дальше.
Но в тот момент, лишь каким-то чудом увернувшись от сияющей ненормально-красным светом стали, я уже понимал, что сейчас что-то изменилось.
И я беспокоился только о том, что бы пережить эти изменения.
Скажу сразу, это была одна из тех немногих вещей, которая заставила меня... нет, не испугаться. Но хотя бы задуматься. В тот момент, моя самоуверенность пошатнулась, позволяя чувствам вцепится в мой мозг. Они заставляли усомниться в себе, подумать о том, что я не самый сильный, быстрый, ловкий, умный... и что я могу и не победить в этот раз. Но я отринул эту мысль своей верой... уверенностью. Знанием. Своей непоколебимой настойчивостью, упрямством в том, что я не могу проиграть, пока на свете есть Несправедливость — и, значит, не мог и сейчас.
Стойка, уворот, кулак направленный в него... встречает пустоту. Удар, ощущение стали — он оказался сзади? Сбоку? Кровь и боль. Спина и правый бок... он не мог быть одновременно в двух местах... нет, он был. Он просто оказался быстрее, я не был готов... но я не оплошаю снова.
Мы кружились в вихре из моих кулаков, сверкающих стальными кастетами, и его клинка, столь быстрого, что казалось, будто бы он способен бить из нескольких мест одновременно — из двух, из трёх... словно бы обгоняя само время, реальность, понятие скорости, столь быстро, что вряд ли бы камеры сумели различить его, заставляя думать, что он может менять реальность, как хочет...
...если так подумать... после всего мной виденного в ту ночь...
...то, может быть — отчасти, так оно и было?...
...в какой-то момент я оступился, устав — и он посчитал это удачей, не упустив ни секунды и рванувшись вперёд.
Время словно замерло для меня, когда остриё было направлено в мой глаз — а моём мозгу появилась странная мысль.
"Я же не могу умереть так, да?" — а потом ещё более странная.
Слишком медленно.
Лезвие, сверкнув, скользнуло левее, чиркнув меня по щеке, принося некий дискомфорт — а затем я схватил его лицо в свою ладонь, сжимая, и, продолжая шаг, швырнул его в стену.
И, не успев даже вдохнуть, тут же рванулся к нему, щедро награждая ударами уже почти вскочившего урода, продолжая бить его, даже когда он уже не шевелился.
Уже поднимая чуть дрожащий без любых видимых на то причин меч, я лишь взирал на его тускнеющую красноту и свою кровь, стекающую по лезвию — и в голове зарождалось понимание.
По крайней мере, теперь я осознал, что ввязался в нечто большее, о чём мог только предполагать ранее.
...ленивые, медленные шаги привели человека, зачем-то иногда ведущего по бетонному полу лезвием зажимаемой в руке длинной катаны, в длинный крепкий с виду коридор, оканчивающийся залом с закрытым проходом по другую сторону; с чирканьем отрывающееся от бетона и звякающая при новом касании лезвие замерло в воздухе.
Мужчина, словно о чём-то задумавшийся, покрутил почти невесомое для него оружие, в конечном итоге уткнула кончик лезвия в дверь и замер, на чём-то сосредоточившись внутренне — а затем издал лишь тихий хмык, перебивающий краткий свист, что сопровождал несколько точных, но широких быстрых взмахов.
И вот рассечённая десятками линий огромная двойная дверь, практически ворота, самую каплю просев сами в себя, запросто выбиваются несильным взмахом ноги, разваливаясь на части в полёте.
Вздохнув, Безымянный неспешно шагнул внутрь, оказываясь в странном полутёмном помещении, недоумённо вертя головой... и впервые за долгое время настороженно напрягся, ощущая "нечто".
Дело было даже не в том, что странные враги тем полоумным "самураем"-китаёзой отнюдь не ограничились, а при подходе к полуразрушенному изнутри зданию, откуда можно было выйти на проходы в это место, они стали отличаться нездоровым разнообразием — от просто шестёрок-неумех до смертников-самоубийц, подрывающих себя как можно ближе к врагу, даже если это приходится делать в толпе "своих" же, и прочих мастеров рукопашной и драки холодным оружием, лезущим к нему едва ли не в упор.
Ещё больше, правда, добивали в моральном — хорошо, хоть не в физическом! — смысле натуральные фанатики — причём как клановые, так и простые преступники-наркоманы-придурки, которым видимо пообещали денег, связей и чего покруче за роль "мяса" против всех кого придётся; да и прочие умалишённые от сатанистов и до весьма вольно трактующих восточные Пути, обретающиеся далеко не в единичных количествах, заставляли нервничать...
В общем, тот ещё разномастный сброд — интересно, Синдикат только здесь, в безумном Городе Мрака, настолько ополоумел? Или же такая ситуация везде, по миру в целом — и даже не только в одном лишь Синдикате как таковом?....
Чертыхнувшись, мужчина двинулся вперёд.
Проблем нарваться на кого-то особо сильного в больших количествах мужчина не предполагал — как раз напротив; насколько ему известно было, когда он двинулся по территориям Синдиката, какие-то идиоты из "Обороны Против Полицейских", как называли тех, кто орал что-то полиции в ответ на "сдавайтесь или мы будем вынуждены-бла-бла-бла-бла!", услышав вопли страдающих по всем частотам напарников, двинулись от ужаса и открыли огонь на поражение из всего, что у них было — и даже то, что их мгновенно успокоили (а может, и "упокоили", хе-хе), уже ситуацию не спасало — так что с другого конца всё это время в сторону Безымянного, и самого не стоявшего столбом на месте, ломился спецназ, и небезуспешно, судя по увеличившемуся в разы количеству воплей и криков из раций. Видимо, полиция этого города, пусть и будучи гнилой, ещё не стала целиком и полностью бесполезной — хм-х...
Так что, всех мало мальски важных людей утянули туда; видно, те, кто ещё умел думать, посчитав наспех, что небольшой штурмовой отряд (а кто, и в самом деле, поверит в одного-то человека?!) явно принесёт меньше бед, что вся полиция города, и быстро раскидали силы, а потом после осознания проблем было уже поздно — любопытно к слову, только ему выпала великая "Честь" познакомится с нутром этой организации? Какая, интересно, реакция вообще у простых полицейских возможна на самураев, уклоняющихся от выстрелов, и фанатиков-сатанистов?...
Он вздохнул.
Слишком много мыслей.
Оставь главное.
Фанатики. В них всё дело.
А именно — в том, что они защищали все входы и выходы в это место вплоть до коридора, причём настолько "самоотверженно", что дрались чуть ли не укусами в случае утраты возможности драться нормально.
А потом никого не стало.
И не было сейчас — в идеальном месте для засады, когда он настолько расслабился, что мог бы шагнуть в поднятую после обвала ворот пыль и уже после этого подумать об осторожности.
Ни камер. Ни людей. Ни пулемётов. Ни сигнализации. Ни бомб, ни мин, ни растяжек, ни ловушек в полу или на потолке...
Ничего.
И именно сейчас заставило его задуматься о том, что он через чур расслабился, упуская детали, что мужчина должен был заприметить чуть ранее — что-то тут было сильно не так.
Даже для отшибленного на всю голову, беспределящего по полной Синдиката...
Шаг, шаг, шаг, ещё один.
Выходить в центр этого странного места, чуть освещённый сверху? Ищите дурака.
Однако смысла скрываться тоже особо не было — его появление стоило ему скрытности, да и сейчас шаги выдавали мужчину с головой.
Преимущество на их стороне... по крайней мере, он так думал. Значит, они могли легко атаковать... но не сделали этого... почему-то?
Он не знал. Да и не особо хотел предполагать. "Зачем" да "почему" — оставьте эти вопросы журналистам и полиции, его же дело было довольно простым и ясным: уничтожить Синдикат. Хотя бы в этом отдельно взятом городе. Обезглавить все головы гидры, опутавшей каменные джунгли и пьющей жизнь и души местных обитателей, одним ударом — и, по возможности, прижечь калёным железом, выжигая её остатки. А об остальном могут и позаботятся местные — от простых граждан, потерявших из-за Синдиката дорогих и близких людей, и полиции, которая больше игнорировать его не может и не будет, до Тёмной Стороны, с удовольствием сожрущей остатки того, что не так давно повергало её в ужас, и примущейся делить сама себя по новому из-за резко поменяющегося баланса сил и обстановки.
Хм, как ни посмотри — одни плюсы...
Тут кто-то есть.
Мужчина замер, превращаясь в статую самого себя.
Он шёл кругами — начиная от стенки, приближаясь к огромному, залитому светом центру шириной с неплохую центральную площадь, и не выпуская её, как и окружающий полумрак, из виду. Но именно свет приподнёс ему сюрприз — ведь теперь, замерев на самом крае полосы, разделявшей свет и тень, он видел фигуру в центре зала.
Человеческую фигуру. Фигуру, стоящую спиной точно к нему, и чуть лениво покачивающуюся, закинув руки за голову и приподняв её вверх, словно бы смотря на источник света над ними.
Фигуру, которая точно не могла пройти мимо него.
Что-то было сильно не так.
Но что?
— Значит, это правда, — тихий, приятный голос разнёсся по вокруг, заставляя детектива-вигиланта вздрогнуть, напрягшись и краешком зрения проверить, что было вокруг, не сводя взора с фигуры в центре, — простой человек... так сильно досадил нам, ха-ха-ха-ха...
Набрав воздуха в грудь, Безымянный сделал свой первый шаг вперёд:
— Боюсь, именно моя "обычность" помешала досадить всем в этом городе сильно больше и раньше, не думаете? — он усмехнулся.
Один враг? И это всё? По крайней мере, если он победит — значит, Синдикат действительно больше будет не опасен.
А потом его интуиция взвыла, заставляя мужчину пошатнуться, зажав виски пальцами и недоумённо проверяя окружение.
Всё было так же, как и раньше.
Всё.
Кроме мужчины.
Когда... он успел развернутся?...
Он был непримечательным, невзрачным серым человеком. Именно про таких можно сказать, что их забываешь через пару секунд после того, как ты отошёл подальше и нашёл хоть что-то более интересное, то есть... вообще, всё что угодно, в зависимости от того, кто ты такой.
Простой, ничем неинтересный паренёк, легко теряющийся в толпе, особенно — среди таких же, как и он.
Словом — как раз тот, на кого никогда не думаешь ничего плохого, даже если вообще помнишь, что такой и был где-то, вроде как... или нет...
Идеальный кандидат на какую-нибудь важную должность в криминальном обществе — например, в картеле... или в синдикате.
Костяшки пальцев Безымянного послушно хрустнули в порядке очереди, когда он по привычке принялся "разминать руки и пальцы", попутно сбрасывая скопившееся в них — и в себе — напряжение.
Ну, что же...
Он хмыкнул.
Это может быть проще, чем казалось — не так ли?...
Разве нет?...
— А мне казалось, что это — чёртова выдумка, — следя за мрачным детективом лишь движением глаз, парень, небрежно запихав руки в карманы своего пиджака, такого же ничем не примечательного, как и его лицо, телосложение или атмосфера вокруг него, тихонько зевнул, не прикрывая рта, — вот блин... нас реально вынес какой-то безумный любитель махать кулаками? Серьёзно? Ты ведь... ты даже не супергерой, я прав? Ты ведь... в курсе, что тут вообще творится?
Выражение его лица сменилось с равнодушного на какое-то удивлённо-неверящее:
— ...чувак... нет, реально?! — он шагнул назад, заставив детектива насторожится сильнее, — ты... ох, блин... что же, ладно.
Он легонько улыбнулся.
— Не волнуйся, я знаю, что делать, — он махнул рукой и направил её на Безымянного, — даже убивать тебя не надо, по сути — просто помешать сломать наши планы... просто.
А в следующий миг из его пальца вырвались шипастые верёвки, едва не спутавшие отшатнувшегося парня!
— Упс, — выражение искреннего недоумения, с которым тот проверил свою руку, было бесценным, — это я сделал?... как я мог...
Моргание.
— Промахнуться, блин? — а затем из его ладони ударил поток молний, объявший едва не заоравшего от внезапного шока и боли мужчину, что удержался лишь благодаря тренировкам, силе воли и тому, что не в первый раз получал разрядом тока... пусть и никогда ранее — столь сильным, — оп-оп-оп-оп-пля~, вот так вот лучше!... попробуем ещё?
От струи огня защитой стала ближайшая колонна, из-за которой в парнишку полетела парочка гранат.
— Ай, ты же не... ОЙ! — взрыв! — больно!...
Он скакал на одной ноге!
— Я потянул ногу, ай — ну, всё, ты за всё заплатишь! — на этот раз он лениво откинул гранату рукой и хихикнул, — итак... поиграем?...
Безымянный, сжавший до катану до хруста, невидяще смотрел в пустоту, хрипло дыша.
В этот момент, его разум, уже и без того измученный прошедшими годами борьбы против преступности практически в одиночку, не выдерживал — слишком много всего ненормального, чего его разум не может объяснить, случилось всего лишь за несколько десятков минут; и, не смотря на то, то повидал детектив ранее сотни архистрёмных вещей, сейчас его прежнее хладнокровие, и ранее вскрываемое обстоятельствами, как консервная банка армейским ножом, под действием сокрушительной совокупности всех нынешних факторов стремительно улетучивалось, оставляя лишь один, бьющий набатом в голове, вопрос.
Что это за тип такой, мать вашу чёрт побери?!...
Додумать ему не дал тихий шаг. Ровно один.
— Вот ты где, — и несильный удар мгновенно оказавшегося рядом с нужным местом парня заставил колонну разлететься на мелкие кусочки, поднимая кучу пыли, — фу, как грязно, ой!...
Внимательно оглядевшись, он вздохнул:
— В следующий раз бить так тупо не буду — я же не виноват, что в этом мире всё такое хрупко-неправильное, ох — это всё так не похоже на те, другие, где я ранее... эй!... — что-то привлекло его внимание справа и он рванулся туда, хватая ткань, — попал-!...
Оборванный кусочек плаща колыхался в его руке, заставляя глупо заморгать, хихикнув в недоумении — а затем из стены пыли позади вылетела ещё одна граната, взорвавшаяся около головы парнишки.
— Ой? — после чего его прошила сдвоенная очередь.
Безымянный, перезаряжая пистолеты-пулемёты, хмыкнул, позволяя своим нервам взять верх, и вышел прочь из-за своего укрытия — куска обвалившейся на три четверти колонны.
— Богатый арсенал фокусника, — покачав головой, он постарался определить возраст парня... ну, примерный, насколько мог, — а ведь ему могло быть и четырнадцать, и больше тридцати... почему такие люди постоянно оказываются в подобных местах... в бандах, в группировках, в картелях?
"Этот город сгнил изнутри".
Он щёлкнул кобурой, вкладывая в неё один из пистолетов, и молча поднял голову вверх.
"И опухоль можно только вырезать и прижечь... иначе станет слишком поздно."
Наверху был купол, самый верх которого был стеклянным — где это они вообще были? Впрочем, мало ли, что там наверху, за стеклом — совсем не обязательно небо, хах, с современными-то технологиями...
"Иначе... уже никто не поможет."
"Иначе... станет только хуже."
— Яре-яре?... — этот голос сделал то, что долгое время не могло сделать ничего в этом мире — наполнил душу детектива, давно забывшего ощущение давящей беспомощности, нескрываемым страхом, — и это всё?...
Неверяще обернувшись, Безымянный встретил взгляд. Пустой взгляд. Его взгляд.
Взгляд существа, которое не так давно взорвали трижды и нашпиговали пулями насквозь.
— А я думал... эх, ладно, — скромная улыбка, сквозящая безумием, — пора заканчивать... Безымянный-сан?...
И, рванувшись вперёд, он встретил своим маленьким, немощным бледным кулачком мощнейший пресс, сокрытый тремя слоями высокотехнологичной брони.
А ещё через миг Безымянный, выбросив изо рта столп крови, с неподдельным изумлением осознал, что, оказавшись в воздухе, словно пушинка, он пробил собой несколько колонн и оставил вмятину в стенке — только, что бы, начав падать, познакомится своим многострадальным лицом со вторым кулаком. И затем всё затопила тьма.
Тьма... сменившаяся ярким светом в конце.
Он распахнул глаза, с кашлем подскакивая и сгибаясь пополам от резкой, беспощадной боли, что пронзила его тело насквозь, выворачивая содержимое желудка наизнанку; закашлявшись от чего-то в лёгких, он выплюнул новый сгусток крови вперемешку с соплями, слюной и чем-то там ещё, и приподнялся на дрожащих руках и ногах, ошеломлённо оглядываясь.
Его лицо болело, как и всё тело, в глазах даже не троилось — скорее, пятирилось, и то это как минимум, а вместо звуков был длинный, монотонный писк с эффектом эха.
Прибавить не проходящее ошеломление, изменение цветов и яркости вкупе с общей мутностью видимой картинки...
Мда.
Но даже несмотря на всё это он видел идущего к нему парня, потирающего с недоумением правую руку.
— Знаешь, а я не думал, что это будет... настолько сложно, эх? — он даже не слышал, а скорее, угадывал его слова по меняющемуся "писку" и зримым даже сквозь все новоявленные проблемы со зрением движениям губ и глаз, — обычно всё бывает... как бы легче, окей? Ну, там — удар и труп, щелчок — калека, дуновение и верный раб... понимаешь?
Стрёмное выражение лица на миг сменило приветливую, чуть смущённую полу-улыбку, что держалась там весь их бой.
— С другой стороны, я ведь изначально и не собирался тебя всерьёз бить! — и снова милое выражение на лице, — ну, серьёзно-серьёзно!...
— Тогда... почему ты не убил меня позже?... — даже если бы он и мог слышать свой голос, он бы всё равно его не узнал в этой чудовищной, хриплой и зудящей кривой пародии на его обычный, — когда... стал... "бить"?...
— Почему? — кажется, он даже приостановился, задумавшись, — а, знаешь, фиг его знает, вообще, на самом-то деле — не хотелось?...
И его лицо снова стало кошмарным.
— Но, если тебе так самому хочется, — он мигом оказался в прыжке над ним, — то, вот — получи и подохни, хихи?...
Он должен был раcсчитать всё верно.
Нужные фразы, предполагаемые действия, просчитываемые удары...
Слишком мало информации для нормальных действий, слишком ничтожны факты для адекватных выводов...
Слишком мало рациональности — и слишком много риска.
...
Ну, что ж... ему ведь хватает?...
Промах — это то, чего парень не ожидал явно ни в коей мере, пронеся пятку в какой-то паре сантиметров от щеки мужчины.
На миг, словно по велению судьбы, они замерли, глядя друг другу в глаза — молодой паренёк-акробат, застывший в воздухе, и его противник, взрослый, тренированный мужчина, который точно знал, что делает.
А потом в лоб парня оказался уткнут ствол пистолета, на который свелись оба взгляда — и время, вздрогнув, нехотя шагнуло вперёд.
И грянул выстрел.
. . . .
— Я-я-яя-яасно...
Этот голос, преисполненный металлических ноток и звучащий вместе со своим же эхом, мог напугать даже человека, который ещё более отморожен на голову, чем типовой житель Лост-сити.
Вероятно, даже в самом своём адекватном состоянии, я бы не смог нормально перенести одного лишь только его звучания — что уже о многом говорит, вообще-то.
В этой же ситуации, уже и без того потеряв своё самообладание несколько раз подряд, я не был готов к такому даже в самой своей глуби — и один звук данного голоса...
...
Скажем так, в сочетании с открывшимся мне зрелищем тогда моё состояние было объяснимо, как бы мне не было за него стыдно.
— И-и-и чтооо же? — чудовищная ухмылка обезобразила лицо стоявшего напротив меня чудовища окончательно; его глаза, лишённые зрачков и скляры, ощутимо смотрели в пустоту — и одновременно бурили меня насквозь, как бы я не пытался избежать этих чувств; его же сквозная рана во лбу, из которой хлестала кровь, как-то проходила мимо моего сознания — видимо, по той же самой причине, по которой я не мог воспринять его способности иначе, как фокусы.
Право слово... в нашем мире возможно столь многое.
Но поверить в _магию_ и _демонов_?...
Это было выше меня, жившего в таком месте, как Город Забвения.
И, кажется, тогда это же меня и спасало.
Тем не менее, замерев, оно усмехнулось:
— Пшёл прочь.
И удар, незамеченный мною, впечатал меня в очередную колонну, откалывая от неё куски — меж делом, пытаясь на ходу определить, сколько всего у меня сломано костей и покалечено внутренних органов, я кулем свалился на пол, прямо на обломки, но даже тут силился удержаться на ногах.
— Кхм.
Оно смотрело на меня, склонив голову.
— Как странно.
После чего моё горло сдавило, а вокруг шеи появилась мерзкая на вид тёмно-лиловая дымка.
— Вы же обычно такие ничтожные.
Что-то схожее появилось и вокруг его руки, на которую оно вдумчиво поглядело, обвивая кисть сиянием тёмного света.
— Как же тогда вы ухитряетесь порой быть настолько интересными?...
И, направив пальцы на меня, с показной ленцой то ли дёрнул, то ли повёл рукой вверх.
К сожалению, теперь я не так уж и уверен в точности моих воспоминаний.
Ведь когда мои ноги оторвались от пола, мне стало немного не до анализа фактов.
Зато появилась мысль о том, что я никогда не хотел встретится с Дартом Вейдером в том числе именно поэтому — и кто были те самоубийцы, что так стремились к нему на корабль?!...
Ха-ха... смешно.
Очень.
Это, впрочем, типично для меня.
Хотя в тот момент я действительно мог умереть, страха не было — даже того неверия в невозможность моей смерти, в противовес стычке с самураем, тоже не находилось.
Причина? О, всё просто.
Потому что самурай был человеком.
Так или иначе.
То, что стояло передо мной, быть им не могло ни по одному из существующих определений.
И именно поэтому, увы, моей вере помочь мне не удалось.
...
Забавно.
Именно тогда, когда моя вера угасла...
...ко мне снизошла другая.
И, под треск купола, на который синхронно уставились мы с этим Нечто, занявшим оболочку, условно схожую с человеческим тельцем, в мою историю борьбы с безграничным мраком...
Ворвалась радуга.
Дальнейшие события я помню смутно.
Помню, как что-то громко взорвалось, оглушая и слепя.
Помню, как я упал куда-то, откуда-то прилетев, и прокатился некоторое время до столкновения с препятствием.
Помню, как я пытался подняться, и оценить ситуацию — и как узрел, что из тела монстра, чьи глаза отныне были чистой тьмой, появились Тени, напоминающие чудовищно-перекорёженные детские плюшевые игрушки с глазами везде, где только можно — даже в пространствах между другими глазами -, что стремились руководить им, а оное чудовище дергалось, как сломанная марионетка в руках дерущихся за неё детей, и попутно огрызалось и на тени, и на своего врага.
Помню, как в очередной яркой вспышке из клубка тьмы явилась прекрасная девушка, наряженная в платье, что в пору было бы самым красивым сказочным принцессам — и как, ловко маневрируя в нём, словно профессиональный военный в униформе, она сокрушала все слаженные атаки, отбивая их радугами из вычурного посоха, что обжигали самим своим светом монстра и тени.
...
Помню, как я всерьёз тогда подумал, не упал ли я на камень головой во время боя или даже во время штурма здания Синдиката — кто это вообще и как давно это было?!... -, и не лежу ли я по итогам в коме — и как в ходе очередной стычки комната стала разрушаться.
Я помню испуг в глазах девушки, что словно летела ко мне с каким-то криком, и удивление в глазах монстра — и помню свою мысль про воронов, когда, на шум подняв вверх голову, я узрел лишь несущиеся ко мне с объятиями куски каменной крыши самых разных размеров.
Я помню хруст.
Я помню боль.
Я помню свист.
Я помню вспышку.
Я помню тень.
...
Я помню холод.
А больше я не помню ничего.
И помню свет, который встретил меня сразу же, как только я сумел раскрыть глаза.
...
Я был в больнице. Я был жив.
Я был...
...
...в порядке?...
...
"Я был в порядке."
Мужчина тяжело вдохнул и выдохнул, принимая это.
Вскоре к нему подоспели врачи, что заметили, как он вышел из бессознательного состояния — как никак, что заставило его усомнится в своей памяти, он провёл в полной коме целых три дня, как его обнаружили, потрёпанного и немного обгоревшего.
Впрочем, надолго они у него не задержались — и он вскоре понял, почему.
Все говорили об этом.
Говорили о недавнем уничтожении Синдиката.
Говорили об огромном количестве жертв.
Врачи говорили о том, что больницы всего города переполнены — и вызывали у мужчины горькую усмешку.
Телевизоры говорили о том, что правительство города уже принимает все меры, и полиция буквально воюет на улицах с теми, кто ещё не понял — порядок изменился, и это вызывало у детектива смесь неверия, удивления и недоверия.
Он засыпал, просыпался, засыпал; он сумел встать всего лишь за пару дней и уже спокойно двигаться хотя бы по своему этажу; его травмы — что, к его же удивлению, оказались куда мене обширны и многочисленны, чем он внутренне ожидал, вспоминая, как им протёрли все поверхности — вскорости уже почти зажили благодаря его знаниям о правильном питании, техниках сна и медитациях, а так же благодаря своевременной заботе врачей.
Всё же, интересно — произошедшее ли так сильно повлияло на город, врачи ли всегда были столь добросовестны, или же его личность была неплохим стимулятором для работоспособности окружающих людей?...
Он бы поставил на третье, но верить хотелось и в другое, поэтому он продолжал считать, что все три фактора так или иначе задействованы вместе — и, всё таки, он продолжал слушать, собирая факты.
Ведь говорили о накрытии Синдиката.
Говорили о том, как по всему миру филиалы этой преступной группы подвергаются облаве, её участники арестовываются и преследуются, известные люди, замешанные в делах Синдиката, оказываются лишёнными всего, а лидеры залегли на самое что ни на есть дно мира.
Говорили, что в этом участвуют все — от полиции и армии до преступников разного рода и добровольцев из людей.
И никто никому старается не мешать — даже, скорее, наоборот.
"Как... странно..."
Он так думал вначале — но вскоре он понял, что ошибался.
Ничего особо странного и не было.
Теперь.
Ведь, говорили, что мощнейший взрыв прогремел на окраине города, внутри районов, ранее контролируемых Синдикатом, именно во время полицейской спецоперации — и именно поэтому столько жертв.
Ведь взрыв накрыл как минимум четверть города — не сам, так негативными последствиями, из-за чего некоторые утверждали, что кто-то подорвал, не много не мало, а полноценную ядерную бомбу в черте города!
"Кто-то" — потому что сам Синдикат, отойдя от взрыва, сошёл с катушек окончательно, посчитав, что бомбят уже их, и развязав себе руки напрочь.
И только сам Безымянный не стремился присоединяться к утверждающим, что сам же Синдикат бомбу и взорвал.
Ведь, говорят, что взрыв был окрашен в радужные цвета с одной стороны и в непроглядно-чёрные — с другой.
...
И именно по этой же причине он и не мог отделаться от ощущения, что всё, что он пережил, не было выдумкой его погружённого в кому сознания.
Потому что не бывает взрывов, окрашенных в радугу.
Точно так же, как и не восстанавливаются лежанием в больнице в течении недели вещи, вроде выбитых зубов или удалённого аппендикса.
Так не бывает.
И он чего-то ждал.
Один раз, заснув днём, во время особо оживлённого снования людей туда-сюда, он внезапно раскрыл глаза под вечер.
Небо, обычно всегда серо-чёрное, пасмурное, моросящее дождями круглые сутки весь год, из чего их город не раз называли "помесью Петербурга и Венеции" — а неоднократные, фактически ежегодные затопления были тому прозвищу неслыханной рекламой, из-за чего многие на полном серьёзе покупали лодки и только радовались, когда они пригождались -, в этот раз словно решило сделать отпуск и нежданно наградить всех, кто пережил прошедший месяц: уже вторую неделю было солнечно и ясно, так что многие прежде затопленные места начали порядком усыхать, а люди, в жизни не получавшие столько тепла, открывали окна квартир, не приспособленных к жаре, нараспашку.
Да и сам город начал преображаться на глазах — будто бы произошедшее имело куда более серьёзные последствия, чем казалось ранее.
Возможно...
Он вдруг снова вспомнил демона и тени.
...быть может — так оно и есть?
И никто просто этого не знает, но чувствует?
И именно поэтому фактов почти всегда не хватало — ибо они часто бывают скрыты от глаз обывателей "не на той" стороне мира?...
Он воспринял существование чего-то аномального спокойнее, поразмыслив над этим пост-фактум.
В этом мире и так чего только не было, на самом-то деле — вот, теперь он знает, что тут есть что-то мистически-ненаучное, но и что в итоге-то?...
Теперь же... теперь он наблюдает.
Забавная картина, на самом-то деле — на подоконнике в его пустой палате сидит милая маленькая девочка и что-то яростно шепчет в свою сумочку, иногда прерываясь и ошарашенно моргая.
Мило. Что бы вообще заметить её наличие здесь, к слову, из его положения приходилось серьёзно так скашивать глаза в бок, так что с одной стороны место-то выбрано удачно; с другой — а сколько она там вообще сидит?
И где вся охрана?
И почему тогда она предпочла "запалиться" перед ним, уже в полный голос споря с сумкой?...
...
Чёрт, девочка, которая непонятно как проникла в его палату на последнем этаже в одну из лучших больниц города, славящегося своими преступными разборками, под вечер, и которая сидит, ругая сумку и слушает от неё слышимые, кажется, только ей самой ответы.
....
От осознания того факта, что он в жизни видел тонну и килограмм ситуаций, куда более странных по виду и сути, становилось одновременно грустно, смешно и страшно.
— И так, кто ты? — в итоге, он решил оборвать её, когда переговоры дошли до стадии воплей, — и знаешь ли ты, который час?...
От того, что разыгралось ранее, в любом цирке попадали бы от хохота тысячи людей — уставившись на мужчину, девочка, словно рыбка, выпучила свои глаза и несколько раз раскрыла и закрыла ротик, после чего покачнулась и едва не выпала из окна.
Рефлексы Безымянного, заставившие его рвануться на помощь, вызвали боли по всему телу, но ещё раньше, чем он позорно свалился на пол, запутавшись из-за спазмов в одеялах, из-за края окна показались девичьи ручки, после чего она скоро подтянулась и запрыгнула обратно, чихая.
А дальше начался один из самых странных диалогов во всей его жизни — ну, на сей момент, хе-хех...
— П-почему т-ты нас у-увидел, дес-уру?! — она, кажется, не могла понять, как её вообще можно было заметить, — т-ты же ведь простой человек, н-не должен был?...
Ей было явно страшно, а ещё и интересно.
— Ну, — почему бы и не объяснить девочке, в самом деле? — конечно, я не должен был заметить маленькую наглую громкоголосую мелочь, что может поднять с ног на уши всё здание, которая орала на сумку и в неё, а затем ожидала ответы...
Кажется, сначала она не поняла ничего.
Но вот затем... ооо, да, старые навыки издёвок внутри него всегда требуют подпитки — уж прости, малышка!
По крайней мере, ничем другим объяснить своё несказанное удовлетворение при виде её румянца мужчина и не мог — да и, честно говоря, не хотел, учитывая, как часто на деле он такое проделывает...
— В-в-всё н-не так! — она стремительно пунцовела, заикаясь всё больше и больше, — н-нас в-вообще в-в-в-видеть никто н-н-не должен... б-был!...
А ведь интересная она персона — волосы светлые, почти что белые, глаза ярко-синие, как ледышки, кожа, что заметно даже при таком освещении, мягкая и нежная...
Одета просто, но изыскано — платье, белые чулки... или колготки? Не ясно и не не хотелось уточнять, кхм... забавный верх у платья, напоминающий скорее сейлор-фуку или рубашку, а то и вовсе их гибрид... жилетка поверх, шейный платок... хм.
Явно не из низов, не из супербогатых верхов... кто же она такая?...
— Пхе-х, — что же, отложим пока, но стало интересно, — ну, да, ладно — у меня глюки, а тебя и вовсе не существует; договорились?
И подмигиваю... оп, пошла реакция!...
— Я-я существую!... — и разревелась. Мда, перестарался, но да ладно, я— что?!
— Как ты посмел её обидеть, моку?! — нечто, вылетевшее из сумки и оставившее за собой в воздухе золотистый с блёстками свет, врезалась в его лицо, заставляя отпрыгнуть и вновь пережить крайне "приятные" моменты боли, а затем замерло в воздухе, — ты бы хоть знал, чем она рисковала, спасая тебя тогда, моку!
И это пищащее нечто, замерев, оказалось натуральной летающей... феей?
Кажется, мозги Безымянного заклинили окончательно.
А потом понеслось — фея принялась наседать на него с рассказами о "извечной и предвечной борьбе осла с бобром с начала веков", мужчина пытался отбрехаться и сбежать, но летающее нечто заблокировало ему дорогу; окончилось это всё внезапно — уже оправившая летать всё, что только можно в пределах палаты, фея, наделяющая разумом и волей всё вокруг и телекинезом спокойно кидающая вещи и запирающая двери, была поймана в ту самую "обычную простую сумочку" своей подругой — или хозяйкой? — и, там потрепыхавшись немного, вскоре утихла.
— Ну, — вздохнув, девочка направила свой взгляд на Безымянного — и, улыбнувшись, захихикала, — вот так вот, дес-уру!...
А мужчина внезапно со всей ясностью осознал, что ему уже просто на всё пофиг — слишком много всего странного случилось, слишком плотно шли события...
Слишком много думать.
И, посему, с трудом удерживаясь от того, что бы внезапно задремать, он уселся на свою кровать и предложил просто поговорить.
Мирное болтание подзатянулось далеко заполночь.
А когда он проснулся следующим днём, осознав, что всё таки уснул прямо во время разговора — он увидел на подоконнике записку.
"Увидимся ещё!" — просто гласила оная, — "и — урудачи Вам, хихи!..."
Он улыбнулся, искренне — впервые за годы.
...я с небольшой долей скептицизма взглянул на стену, куда должно было быть прикреплено очередное напоминания об очередном моём приключении — и хмыкнул.
"Дневник Безымянного, Запись..."
Чуть податься вперёд, немного поправить, надавить — и вот алая катана в красивых... наверное?... ножнах уже висит на надлежащем ей месте, чуть покачиваясь.
. . .
Ну, кхм, да, я её таки нашёл тогда, и даже не спрашиваете — как и чего мне это стоило, а главное зачем, всё одно этого даже я сам понять не могу.
Просто?...
"...сегодня я столкнулся с тем, что существенно изменило мои взгляды на... некоторые вещи..."
Отойти от стены, сплошь и рядом увешанной подобным — картины, оружие, маски... всё, что можно описать словом "трофеи", в общем-то говоря?....
Окинуть взглядом. Вздохнуть. Подойти куда-то и что-либо поправить. Вернуться на место и, кивнув, отправиться на выход.
"...не знаю, сколь сильно эти знания отразятся на мне и моих суждениях — но я ещё не до конца понял, что мне открылось. И как с этим поступить?..."
Я прохожу через огромный, многоуровневый зал, заваленный руинами, рабочей и поломанной техникой, разными материалами, приборами и прочим, и в очередной раз удивляюсь, как много мне доступно — спуск из рабочего места в небоскрёбе практически в самом центре города напрямик к самым глубоким развалинам заброшенных линий Старого Метро, пролегающий через вот это вот место... и я до сих пор не знаю, как это реализовать в полной мере. Смешно. Быть может, стоит набрать команду?...
Я покатал эту мысль в голове.
...да нет, что это за бред какой-то...
Хмыкнув, я просто скинул своё истрёпанное пальто куда подальше, прицеливаясь шляпой в ближайшее удобное место и попутно пытаясь натянуть на себя галстук и пиджак.
Да, я отчаянно тяну время.
Несмотря на то, что сейчас я считаюсь обычным, хотя и крайне успешным бизнесменом во главе среднего размера развивающейся корпорации, эта личность — лишь маска, нужна для прикрытия своих дел и, да... хоть какого-нибудь легального заработка, эх.
"...несмотря на это, я продолжаю стремиться к тому, что бы избавить от Несправедливости хотя бы мой родной город — каким бы отвратительным он не был сейчас..."
Тем не менее, кое-что всё таки меня радует — например, то, насколько изменились мои работники спустя всего лишь пару недель после произошедшего.
Например, прямо сейчас я беседую по телефону со своей секретаршей, которой жалуюсь на пробки, параллельно поднимаясь к старому, но надёжному лифту, и размышляя, что бы сегодня поесть и о чём я подзабыл — она же, в ответ, смеётся, и начинает рассказывать, как её семья, более не боящаяся Синдиката, начинает оживать и расцветать: об успехах дочери в школе, которая теперь более свободна от засилья бандитов как среди учеников, так и среди учителей, о сестре-флористе, о муже, что работает в строительной фирме...
У меня появляется почти что забытое тёплое чувство где-то в районе груди, от которого уголки рта против всякой воли поднимаются.
Попутно, не отвлекаясь на деле от разговора, я стараюсь составить новый план патрулирования города — да, полифазный сон, мультипотоковое мышление, правильное питание и мастерское знание более чем сотни разных видов боевых искусств здорово помогают в сочетании ночной жизни Безымянного и дневной Александра Уайтвинтера.
Особенно, если пользоваться ими грамотно и совмещать.
Но всему же бывает, кхм, предел — и после недавних потрясений, на почве изменения города, я твёрдо решил: у меня — отпуск!
Просто, хватит, или я в итоге потеку крышей ещё сильнее, рано или поздно — и вряд ли последствия...
"...но кое-что я знаю точно."
Громкий взрыв оглушает меня, заставляя отпрыгнуть, выкидывая телефон, перекатится и встать, развернувшись, при этом старательно игнорируя безнадёжно изляпанный костюм.
Там, в самом центре зала, из залитой радужным светом пробоины в потолке, медленно и плавно опускалась знакомая девушка...
Которая резко дёрнулась и упала вниз, засияв.
Метнувшись к ней, я подхватил на руки не менее знакомую девочку, опутанную мерно сияющими лентами, и аккуратно отнёс её на удобную кроватку, осмотрев.
Выглядевшая весьма себе потрёпанной девочка, резко вдохнув воздух, раскрыла глазки, что сначала, сузившись едва ли не в точку, экстренно осмотрели всё вокруг, а уже потом, натолкнувшись на меня, моргнули и заметно расширились, а напряжённое тело — расслабилось.
— Десуру... — она едва слышно всхлипнула — и зажмурилась, — м-мне... н-нужна... п-п-помоооощь!...
И разревелась прямо у меня на глазах.
"Есть вещи, которые я сделаю, несмотря ни на что."
Мне оставалось лишь тяжело вздохнуть.
— Алло? — я нашёл другой телефон и сразу же был оглушён потоком вопросов от обеспокоенной Нэтт, — нет... у меня просто...
Я взвесил на руке свою шляпу.
— Возникли небольшие проблемы, — интересно, как она тут оказалась? — подменишь меня, если что — хорошо?
И, не дожидаясь её наверняка согласного ответа, я сбросил.
А затем, сщурившись, надел шляпу, прижимая её и перестраиваясь на серьёзные проблемы.
Кажется... мой отпуск только что накрылся магическим тазом, эх — ещё бы знать, и что вообще случилось?...
И, к слову, где та фея сейчас, как её там — М-моку?...
— ...как меня зовут? — я хохотнул, снова прикрывая очередное слишком уж откровенное зевание, — ну, допустим...
И подмигивание.
— Александр? — не знаю почему, но так легко и хорошо мне не было... считай, никогда? Последние десять лет, что я помню, я каждый день был Безымянным — и им же оставался и по сию секунду, даже основав свою фирму и взяв имя...
Но почему тогда сейчас мне не хочется им быть?...
— Уру-дес! — она часто говорила либо так, либо иначе, — Арекусандору-сан, Арекусандору-сан, а Вы не обманываете?...
Мои уши!...
— Тогда, скажу Вам честно, — она снова хихикнула, а её щёки покрылись румянцем, — меня зовут Анна-Ализа МакФайер, десу!...
— А меня, — фея, что давно уже проснулась, но более концертов устраивать не пыталась, оторвалась от моего шоколадного пончика и улыбнулась, — Фонкмоку... эй!...
Она нахмурилась и начала махать руками, увидав, видимо, как я старательно пытался не улыбаться.
— Это — нормальное имя для фей, моку! — она грустно свернулась на коленях Ализы, — ничего смешного, моку!...
— Ладно-ладно, — я примирительно поднял руки, — будешь ещё?...
Конечно, она не могла отказаться.
Да и мы с Ализой тоже не против пончиков были...
"И помочь тому, кто стал тебе дорог, даже если ты знаешь, что он тебе помочь может быть не в силах — одна из таких вещей.
— Безымянный, конец 10 Дневника."
Ведь мир не всегда такой, каким кажется на первый взгляд.
Да и на последующие, вне зависимости от твоего уровня интеллекта и мировоззрения.
Кто знает — быть может, и в самые пасмурные дни...
...возможны светлейшие радуги?
.......
...
— (с)
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
