Мрс - Магико-Ремонтная Служба (Часть первая)

Павел Блинников

МРС — Магико-Ремонтная Служба

— Итак, Йен...

— Я Итан!

— Неважно. Твоя мама сказала, что дела у тебя в школе идут плохо.

— Леам мой рюкзак спер, я хочу ему врезать!

— Нет-нет, мы никого не бьем. Никогда. Если ты когда-нибудь кого-нибудь ударишь, вся злость уйдет. А нам надо сохранить злость в себе, взрастить ее, лелеять. Знаешь, как злого ребенка. Ты должен проникнуть Лео в голову, определить его слабые места. Возможно, он боится темноты? На что у него аллергия? Что он будет делать, если окажется в воде? Есть ли у него домашнее животное? Можно ли его уговорить предать хозяина? Готов ли ты сделать пластическую операцию, чтобы преследовать его всегда?! Ты пересадишь себе глаз на лоб, если ты этого не сделаешь, я зря теряю с тобой время!..

— Вы чего, ширяетесь?

— А ты?

Уборщик и Итан

Доброе утро, верноподданные! Хорошего вам дня в моем королевстве. Работайте до изнеможения и потом еще немножко...

Он же

Пчелы, пчелы, пчелы, пчелы...

Доктор Грин

Пролог

В тоннеле что-то шуршало, текло, скрипело, воняло, копошилось, но четыре человека не обращали на это внимания. Они просто шли, почти бесшумно, ибо обувь их не имела твердых подошв — люди обули сапоги целиком из мягкой кожи. Трое мужчин и одна женщина, на вид всем не более тридцати пяти, наряды одинаковые — плотно прилегающие комбинезоны причудливой раскраски. Ярко-желтые, и черные полосы шириной примерно в ладонь идут горизонтально, со стороны путники похожи на уродливо-исполинских ос, шмелей или пчел. Если брать в расчет комплекцию, женщина больше напоминает осу: высокая, с узкой талией, но крупной грудью и широкими бедрами; бородатый мужчина выглядит шмелем: толстый, широкоплечий, казалось, он не идет, а расталкивает пространство, отдышка свистит от многолетнего курения; молодой мужчина — трутень, бледнолиц, зато волосы чернее космоса, в них, словно комета, пролетает одинокая седая прядь, идет легко, но, почему-то, при каждом шаге кости похрустывают в самых неожиданных местах, вроде челюсти или кистей; и наконец, высокий мужчина в наиболее засаленном комбинезоне — шершень, шествует как-то чрезмерно упорядоченно и мерно, а лицо такое отрешенное, будто после третьего-четвертого катарсиса, однако именно он приманивает взгляды всех представителей фауны тоннеля, порой, даже крысы, размером с небольших собак, выползали из щелей и кланялись ему!

Люди в полосатых одеждах двигались цепочкой; первым шел мужчина с безразличным лицом и нес факел. Отблески света играли на его лице, постоянно преломляя, казалось, черты первого в цепи все время разные, только щетина, да коричневые глаза все те же, а вот короткие нечесаные волосы из русых седели, скулы то расширялись, то сужались, нос удлинялся и оборачивался кнопкой. Но шел он уверенно, хотя, если судить по эмоциям, оставался незаинтересованным ни судьбой окружающих, ни собственной. Следом шла женщина с осиной талией. Лицо ее имело резкие черты, почти угловатые. Нос острый, как у деревянных големов триста тринадцатой эпохи, подбородок тоже, да еще и челюсть выпирает вперед, сообщая об упрямстве и целеустремленности, и вроде бы женщина с таким лицом не должна ничего бояться, вот только бегающие глазки говорят о нервозности. С другой стороны, в таком месте всем положено нервничать. Предпоследним в цепочке шел широкоплечий бородач. На этом человеке природа явно не отдыхала, по крайней мере, в физическом плане. За спиной он нес нечто вроде огроменного ружья, что весило килограмм под пятьдесят, а еще ведь есть секира в правой руке, да несколько солидных кошелей, пристегнутых к поясу. Шел он грузно, то и дело закуривал трубку, а в остальное время трубку набивал. Но, несмотря на рост и суровое выражение, не казался местным обитателям опасным. Ни подземные змеи, ни сороконожки людоеды, ни ползучие собаки, ни пауки-ядовики не считали его угрожающим. И даже пчелы, жужжащие в темноте, не боялись. Ну что он мог сделать своей пукалкой? Разнести тоннель по камешку? Так от этого умрет он сам, да еще прихватив спутников. Не всех, конечно, вот хотя бы замыкающий в цепи выживет. То есть не выживет, а скорее, не пострадает. У четвертого путника в полосатом комбинезоне, как сказано выше, лицо по цвету светлее пастеризованного молока. Но не белое, а именно бледное, будто перекисью водорода осветленное. В темноте даже чудилось, оно слегка светится зеленоватым оттенком. Ну, проседь в длинных черных волосах так точно светилась, это признали даже навозники-перекатыши.

Путники молчали, но не потому, что таились или шли на какое-нибудь важное задание, просто им не о чем говорить. Если взглянуть несколько глубже внешности и проникнуть в суть их характеров, окажется, что замыкающий очень любит поболтать на самые неприличные темы, женщина так и вообще сплетница, бородатый не особенно разговорчив, пока трезв, зато в одном кошеле у него почти литр спирта, и только о первом мужчине сказать ничего нельзя, потому как буде вы хоть мной, хоть самим Мастером, да хоть Светлым или Темным — вы никогда не сможете проникнуть за барьер его равнодушия, спокойствия и уж тем более нет никакой возможности прочесть его мысли.

Они держали путь уже почти час, столько же времени прошло с последней реплики, и первым не выдержал замыкающий:

— Эй, Берэ, долго еще? — голос мужчины звонко разнесся по тоннелю, от него женщина даже вздрогнула.

— Заткнись! — пропищала она. — Я и так на взводе, а тут еще ты... Или хочешь сказать, ты устал?

— Порой, гнетет не физическая хворь, а именно самая прилипчивая хандра на свете, и имя ее — скука.

— Всем скучно, Жюбо, — низким басом сказал бородатый, — но это особенности нашей Службы.

— А я и не предполагал ничего иного, — пожал плечами Жюбо. — Служба есть Служба, но настроение ее формирует не кто-то мифический, а винтики, которые и есть мы с вами. Может быть, споем? Помниться мне случай с моей давнишней знакомой, женой винодела Армази. Словом сказать, и виноделец-то он был хреновый, зато жена — барышня вдвое его моложе — очень любила левую сторону, поэтому частенько туда наведывалась...

— Жюбо, заткнись! — рявкнула женщина. — Нас могут услышать. Берэ, сколько там нам осталось?

— Не меньше мили, — отозвался мужчина в голове цепочки, от его голоса трое остальных вздрогнули снова. А дело в том, что голос Берэ не породил эха, хотя голоса прочих путников гулко отражались от стен тоннеля. И каждый из троицы отметил еще странность: когда они заходили в тоннель, голос Берэ немного раскатывался даже в чистом поле, но где ему положено звучать эхом, слова слышались так, будто он чеканил каждую букву.

— А кто нас может услышать? — спросил Жюбо, а следом понизил голос почти до шепота. — Партизаны?

— Это не смешно, — встрял бородатый. — Разведка докладывала, что они и вправду есть.

— Да ладно тебе. Мы вчетвером сможем справиться с сотней крестьян.

— Тебе, конечно, волноваться не о чем, — пробурчала женщина. — А вот мне еще есть что терять. В ремонтируемой эпохе всегда опасно. Взять хотя бы этих зверей...

— Ну, если бы они хотели напасть, уже напали бы, — перебил Жюбо.

— Вас не трогают только потому, что я с вами, — вставил Берэ, и опять от его голоса все поежились. — И кстати, сейчас вам предстоит испугаться.

— Что? — не поняла женщина и тут же отскочила от Берэ.

Следом за ней отпрянул и бородатый, толкнув Жюбо, отчего тот упал на задницу, а все потому, что Берэ внезапно остановился, его предплечья вспыхнули нестерпимо зеленым светом, а глотка исторгла не то рык, не то крик.

— А-а-ра-аар!!! — воскликнул Берэ и согнулся, сведя пылающие запястья к животу, будто хотел их отогреть. Но прошло секунд десять, зеленый свет померк, а Берэ распрямился.

— Ты что, больной?! — воскликнула женщина. — Я чуть не родила от испуга! Нельзя было предупредить заранее?!

— А я и предупредил, — ответил Берэ невозмутимо. — Зачем быть такой впечатлительной?

— Кусок навоза, — проворчал бородач, убирая огромное ружье обратно за спину. — Ты хоть понимаешь, что я только что чуть не пристрелил тебя?

— Вряд ли у тебя получилось бы, — усмехнулся Берэ. — На что-то моих сил еще хватит. И раз уж зашел разговор о предупреждении, вскоре сработают Поглотители на голенях.

— А что это? — спросил Жюбо, поднимаясь с бетонного пола.

— Не твое дело, — сказала женщина грубо. — Информация о Поглотителях засекречена...

— Да знаю я все о ваших поглотителях, — перебил Жюбо. — Я имею в виду этот гул.

Все умолкли и прислушались. Действительно, животные звуки, все шебуршания и шорохи пропали, зато издали раздавалось какое-то мерное гудение.

— Что это? — прошептала женщина.

— Партизаны, — ответил Берэ и усмехнулся. — Готовьтесь.

— Ты шутишь? — спросил бородатый, снова доставая ружье из-за спины.

— И не думаю. Мой факел.

— Что твой факел? — не поняла женщина.

— Он погас.

Три пары глаз уставились на оброненный факел. Он действительно не горит, но в тоннеле все равно светло. И только сейчас они заметили позади зарево приближающегося чего-то, будто из-за угла тоннеля на них ехал поезд.

— По этому тоннелю что-нибудь ездит? — озвучила предположение женщина.

— Насколько я знаю — нет, — сказал Берэ. — Проверь, что там такое.

— Не могу, — огрызнулась женщина. — Надо сосредоточиться.

— И как в МРС берут таких, как ты? — еще раз усмехнулся Берэ. — Но тут и я ничего не могу сделать. Но вот если ты снимешь с меня хотя бы браслеты...

— Я еще не сошла с ума! — рявкнула женщина.

Бородатый, тем временем, закрыл глаза и что-то зашептал, а Жюбо просто стоял и смотрел на свечение, становящееся все ярче.

— Великий Мастер, — прошептал бородач. — Пламя...

Все случилось мгновенно. Вот позади всего лишь странное непонятное свечение, а вот уже столб пламени вылетает из-за угла и несется к четверке в полосатых комбинезонах. Вмиг он заполнил все пространство тоннеля, бородатый успел выстрелить из странного ружья, навстречу пламени выплеснулся поток ярко-желтого света, но это не дало результатов. Жюбо, женщина и бородатый сгорели в секунду. Вот они есть, а вот только пепел полетел меж языков пламени. Но с Берэ произошло совсем иначе. Он как стоял, так и остался стоять, а бушующий поток огня словно разделился на тысячи маленьких ручейков и ловкими змейками обогнул его, не повредив одежды. Прошло не больше пяти секунд, огненная волна унеслась дальше по тоннелю, оставив обугленные стены и небритого мужчину в полосатом комбинезоне, но шоу еще не закончилось. Как только пламя пронеслось, Берэ заорал диким, всепроникающим криком. Что-то под одеждой у него вспыхнуло зеленым светом, разгоняя вновь появившейся мрак. Странные световые полосы пробежали по телу, мертвая троица видела только что-то сияющее на запястьях, но сейчас их стало куда больше. На голенях, на бедрах, в паху, кольцом вокруг талии, по позвоночнику полоски зеленого света перебирались на руки, оканчивались у запястий. Его словно покрыл странный узор из татуировок, да еще, по всей видимости, это приносило дикую боль. Крики его сотрясали подземелье долго, не менее пяти минут, а следом присоединился другой крик. Прямо изниоткуда, словно соткав самого себя из мельчайших точек и нитей на полу, начал проявляться силуэт мужчины. Быстро, очень быстро он сформировал кости скелета, потом возникли волокна мышц, обтянулось кожей, и все это заорало почти так же сильно, как Берэ. На полу закорчился Жюбо. В глазах застыла агония, он зажал уши, из них брызнули фонтанчики крови. Жюбо подскочил, не обращая внимания на светящегося, орущего Берэ, темные глаза с кровавыми прожилками в белках начали обшаривать окружающее пространство и, благо, нашли. Сумка, а вернее обугленная полосатая материя, валялась метрах в десяти впереди. Хорошо, что Берэ еще светится, иначе Жюбо в жизни не смог бы найти сумку. С другой стороны, от этого света у Жюбо лопнул правый глаз. Он бросился к сумке, по пути отращивая новый глаз, а когда добежал, разорвал материю, ломая ногти, достал маленький розовый кристалл и воткнул в грудь. Розовая кожа сразу посерела, потом побледнела, а в глаза вернулась поволока, но вместе с этим ушла и боль. Жюбо поднялся, обратил внимание на угасающего Берэ. Тот стоял на коленях, так же, как и в прошлый раз, поджав кисти к животу, словно отгоревал. Теперь Берэ уже не орал, но тихонько рычал, а когда полосы под одеждой перестали испускать свет и тоннель погрузился во тьму, он поднялся и воззрился на Жюбо. Очевидно, им обоим не нужно освещение, чтобы видеть друг друга.

— А эти умерли? — спросил Жюбо.

— Разумеется, — кивнул Берэ.

— И что нам делать дальше?

— Я думаю, Начальник МРС должен узнать о случившемся, — ответил Берэ. — Если драконье пламя накроет нас еще раз, мне придется еще сложнее. Тебе-то, понятно, ничего не станется, ты мертвый...

— Да ты хоть представляешь, насколько это больно?!

— Поверь мне, мой маленький мертвец Жюбо, ты не имеешь никакого понятия о боли...

Вступление

Сиим указом, я, Великий Мастер, Верховный Демиург Вечности, Повелитель Дельты Миров, Великий Магистр Ордена Одуванчика, дозволяю архивариусу Силю поведать жителям эпох сию историю. Так же я разрешаю рассекретить архивы Дельты Миров и разгласить информацию, проходящую по категории Д и ниже. Но все, что свыше категории Д, пусть останется в тайне, а узнавшего тайну сию, пусть покарает (вырезано цензурой).

Доброго дня тебе, мой Глубокоуважаемый Читатель! Снова тебя приветствует Архивариус Дельты Миров, досточтимый Силь. Без понятия, где ты встретил этот текст, но поверь мне — тебе повезло. А ежели ты еще сумел отыскать где-то в эпохах мою первую пробу пера — труд, названный мною 'Служба Радости', — да возрадуйся, ибо случилось то, о чем ты и не мечтал. Сам Великий Мастер проникся моей предыдущей работой и дозволил подробнее поведать тебе о Службах Дельты Миров. Уже то, что ты узнал о Службе Радости — большая удача для тебя, а теперь я поведаю тебе о второй Службе Дельты — Магико-Ремонтной Службе. Пожалуй, нет в Дельте Службы полезнее ее, нет службы более уважаемой, нежели МРС. Правда, есть Службы, которых больше боятся, но, к сожалению, они проходят по категории Е и выше, а Великий Мастер позволил мне открыть тайны лишь категории Д и ниже. И все равно это — величайшая удача, Уважаемый Читатель! Никогда до этого дела Дельты Миров никто не освещал настолько, как это делаю я. Это огромная ответственность, но я приложу все усилия, дабы Великий не разочаровался во мне.

Для начала я бы хотел поведать, что входит в категорию Ц и Д, и вообще, почему это вдруг ты видишь знакомые тебе буквы, ведь в Дельте Миров разговаривают, а следовательно, и пишут, на своем языке. Еще в прошлой книге я бы очень хотел поведать об этом, но информация сия проходила по ведомству (вырезано цензурой), и только благодаря вышеприведенному указу, я смогу теперь пролить свет на многие вещи. Я не знаю, где ты встретил мой труд, не ведаю, на каком языке ты его прочел, но на самом деле ты сейчас видишь перед собой не пергамент, не книжные листы и даже не экран какого-нибудь хитроумного устройства. На самом деле, перед тобой чистый лист с символом Дельты Миров — крест, перечеркнутый подковой. Можешь даже не пытаться его увидеть; уже то, что ты наткнулся на этот текст — большая удача для тебя. Это первый признак того, что когда-то в будущем, а может, и в далеком прошлом, у тебя есть шанс посетить Дельту. Ведь это не так сложно сделать. Есть несколько способов, некоторые будут описаны ниже, в самой истории. Так вот, встретив эту книгу, ты на самом деле не читаешь ее, а пользуешься Знанием. Что же такое Знание? Это удивительная часть той силы, коей пользуются колдуны. Если вкратце, Знание — это возможность знать обо всем на свете. Я вот, к примеру, владею Знанием на уровне Магистра. Правда, на этом мои скромные силы и оканчиваются. Но даже владение им на таком уровне, позволяет мне пробуждать его и в тебе, Уважаемый Читатель. Собственно, даже не зная того, какое слово ты прочитаешь в конце этого предложения, я ЗНАЮ, ты поймешь меня — межу нами возникает некое подобие 'телепатии'. Правда ведь, ты понял, о чем я? Есть, конечно же, среди вас и те, кто мне не поверят, да еще и захотят проверить, но боюсь, у вас ничего не получится. Дабы увидеть изначальный символ Дельты Миров, который и пробудил у вас Знание, вам необходимо уметь пользоваться Знанием как минимум на уровне архиколдуна, а таких у вас, наверняка, немного. Да и если вы архиколдун, вам вообще нет смысла мучиться и читать это, потому что вы и так все на свете Знаете.

Но я опять клонюсь в сторону голой теории, а это плохо. Моя порочная работа все время клонит меня в сторону канцелярских описаний, а ведь мне необходимо писать художественный труд, соблюдая некие литературные законы, следить, чтобы не было повторов, проверять аллитерацию и прочее... Ну, как только художественная часть моего труда продолжится, я буду заниматься всем этим по мере моих скромных сил. Да еще я и отвлекся от категорий секретности. Напомню для тех, кто читал предыдущее произведение, или просвещу тех, кто его не читал:

В категорию А, входят дела и личные отношения всех мелких и ничтожно-мелких служащих Службы Радости, как при жизни, так и после вступления в должность. Под категорию А, кроме того, подпадают: 1) структура Дельты Миров, но не местонахождение; 2) информация о ее жителях, но лишь после полного одобрения оными; 3) информация о снах младших служащих и их мыслях; 4) почти подробный план Дельты Миров, кроме участков, на которые распространяется категория выше Б.

В категорию Б входит более подробная информация о Службе Радости, а так же местоположения владений Магистров в Дельте Миров. Собственно, сам факт наличия Магистров и есть основная информация, скрываемая категорией Б.

Категория Ц включает информацию о том, что в Дельте Миров далеко не одна Служба, но точное количество сокрыто более высокой категорией. Рассекретив архивы из категории Ц, можно узнать название второй по величине Службы Дельты Миров — МРС.

И наконец, категория Д включает подробную информацию о Магико-Ремонтной Службе. И между прочим, категорию Д еще никогда не рассекречивали, а почему, станет понятней после еще одного художественного вступления. А вернее — двух.

'Узрите мощь и могущество древней магии! Здесь, в великой Дельте Миров, где правит сам Мастер, на его службу встали истинные полчища зла! Но побеждены были, и сказал Он: 'Да воссияет свет во мраке, и быть посему!'. И легионы трупов последовали за ним... Но присоединились к Мастеру и други его верные, те, что долго служили в святой его миссии. Превратил Мастер Дельту Миров в неприступный бастион и сказал: 'И отныне те, что уже умерли, будут следить за теми, кто на пороге!'. И стало так...'.

Сие есть напоминание из прошлого труда, а вот теперь я должен признаться: автор сиих строк вовсе не я. На самом деле это строчки из (вырезано цензурой). Как видите, названия я вам поведать не могу, зато могу привести еще один абзац. Внемлите мне, ибо то, что вы сейчас прочтете, повествует о таких вещах, которые определяют жизнь всех жителей эпох, пусть в конкретном абзаце опять идет речь о Дельте Миров. Но уже наличие такого упоминания в таком великом произведении говорит нам о многом.

'Бой, какого не видывали времена, бой, где решалась судьба всего сущего и несущего, того, что было, того, что будет, того, что могло быть и даже того, чего быть не может... Реками и океанами нельзя измерить кровь, пролитую в той битве, несть числа эпох, что погибли тогда, но когда победил Свет, когда Темный ушел в ничто, когда Ветер был пленен, а в Алям-аль-Металь пришел Шелковый Человек, когда Вавилонская Башня была порушена, когда Лагат бежал и когда Мастер построил Дельту Миров, все ужаснулись тем, что произошло с эпохами. Разруха и тьма царствовала везде, но Свет не пожелал исправлять что-либо, ибо просто не мог. И тогда Мастер взглянул в темницы свои и увидел, сколь много врагов великих и малых там. И дал он им возможность исправить дела свои, а тех, кто не захотел, силой принудил исправлять сделанное. И так появилась Магико-Ремонтная Служба...'.

Ты даже не представляешь, сколь много тайн хранит этот абзац, Уважаемый Читатель. Но, боюсь, до раскрытия таких категорий секретности мне никогда не дойти. Но, чувствую, слишком затянул я мое вступление, поэтому пару слов напоследок и начну рассказ.

Если в 'Службе Радости' вы познакомились с судьбой младшего курьера Службы Радости — Жюбо Анортон Гуета, и ничтожно-младшей курьерши — Манады Трансис, в истории про МРС, вы почти не рискуете встретиться с последней, зато узнаете, куда же перевели Жюбо. Собственно, вы уже догадались, я думаю. Но 'МРС' повествует нам не о них — хотя судьба Жюбо и Манады весьма занимательна — но о людях, куда более значимых для Замысла. В частности, о жизни Берэ. Кто же он такой, спросите вы? Ну, давайте посмотрим вместе, а вернее, вы посмотрите, а я вспомню подробности тех времен и постараюсь доставить вам как можно больше удовольствия этим повествованием. Так что, Уважаемый Читатель, я начинаю рассказ о МРС — Магико-Ремонтной Службе!

Подраздел первый: И величие может быть низменным

Глава первая, подраздел первый: где мы вспомним, что же такое Дельта Миров, познакомимся с интересными и не очень служащими МРС и повстречаем старых знакомых

Эпсон плыл к Дельте Миров, и всю дорогу улыбка не сходила с его губ. Путь из восемнадцатой эпохи не настолько долог — всего часа четыре — и только поэтому мимические мышцы еще не заболели. Но когда вдали замаячили сотни островов и перед ним предстал сам Остров Мастера, губы сложились в подобие буквы 'О'. Да, велика ты, Дельта Миров! Тот, кто хотя бы единожды увидел ее — никогда не забудет. Треклятье Темного, да уже одна только Река чего стоит!

Примечание Архивариуса первое: треклятье — смертельное проклятье. Подразделяется на: треклятье; идеальное или высшее треклятье; Треклятье Темного (последнее обязательно пишется с большой буквы). Обычное треклятье просто убивает. Причем не обязательно человека, но и все, что способно умереть, а умереть способно все, что угодно (восемнадцатый закон Замысла). Треклятье идеальное, фактически, тоже убивает все, что угодно, но, в отличие от простого треклятья, от идеального невозможно закрыться, в то время как от простого треклятья защищает даже простой Купол Удачи. Треклятье Темного — высшее достижение колдовской науки, способное уничтожить целую эпоху. Одним из примеров Треклятья Темного можно считать явление в эпоху Антихриста. Архивам известны всего четыре личности изначально человеческой природы, которым удалось совершить Треклятье Темного, в то время как для самого Темного — это самая обычная вещь.

Примечание Архивариуса второе: Река — все сущее. Фактически, воплощение Замысла в жидком виде. По Гемморианской терминологии — беспрерывный поток Онитов, источающий сам себя, но, благодаря бесконечному запасу энергии, никогда не способный себя истощить.

Примечание Архивариуса насчет примечаний: если я сейчас начну описывать все непонятные термины, это растянется на много-много листов, поэтому ограничусь лишь тем, что будет полезно для повествования.

Ведь когда плывешь по Реке, так явственно ощущаешь свою полную ничтожность, но, одновременно с этим, и причастность ко всему. Ты знаешь, где-то в этих водах, переливающихся всеми возможными цветами, плаваешь и ты. Не тот ты, который сейчас стоит на палубе торгового крейсера, но тот, который есть ты полный и целый. Только в Реке можно найти свою суть, что в столь многих эпохах ошибочно назвали душой. Нет, вот именно здесь ты весь целиком, вместе с душой, вместе с телом, вместе с мыслями и воспоминаниями, вместе с тем, что ты сотворил за всю недолгую жизнь, вместе с тем, что ты хотел сотворить и с тем, что сотворишь. Но нет возможности взглянуть на все это. Ну, то есть, можно, конечно, вот только придется умереть. А Эпсон еще не Мастер, чтобы умирать и возрождаться столько раз, сколько захочется. Но когда-нибудь... Магистр Хита говорила, это невероятно удивительное ощущение — слиться с Рекой. Только так можно перестать быть человеком. Да, ты можешь быть могущественным колдуном, можешь даже править целыми эпохами, но пока ты всего лишь человек, тебя ждет определенная участь. А вот будь ты, например, Магистром Ордена Одуванчика, и тебе больше не придется беспокоиться о такой штуке, как вечность. Нет, ты будешь жить в ней. Вот только закавыка, пропуск в Орден — именно твой новый статус надчеловека, а не наоборот. Только став Магистром, ты сможешь подумать о вступлении, иначе — ничего не получится. Но у Эпсона обязательно получится. К тому же, первый шаг он уже сделал. Пожертвовал всем, сдал вступительные экзамены в Академию Дельты Миров заочно...

Примечание Архивариуса: а по-другому и нельзя сдать экзамены Академии Дельты Миров, потому что, как таковой, ее не существует. Есть ректор — Мастер, есть филиалы, где, соответственно, и обучался Эпсон.

... бросил родных и близких, даже детей и жену, и все ради этого — ради работы в МРС.

Остров Мастера приблизился. Семь огромных радуг повисли над ним, это — просто украшение, чтобы порадовать Ахрский флот. Вообще, Эпсон столько всего прочитал о Дельте, что знал почти все ее обычаи и порядки. Ну, или думал, что знает. Кроме радуг в абсолютно черном небе висит целых четыре солнца — а вот это уже насущная необходимость, ведь на берегах Реки находится (вырезано цензурой). Поэтому и требуется самой могущественной конструкции в Замысле столько светил. Хотя горят они не всегда. Каждые двенадцать часов, либо по воле Мастера, три из них гаснут, а оставшееся обращается красной луной, дабы гости, привыкшие к сменам дня и ночи, не выбивались из жизненного ритма. У гостей и Магистров, естественно, все иначе. На их персональных участках действуют исключительно их законы, Эпсон даже слышал, сам Мастер не все из них способен отменить. Хотя, это наверняка басни. Нет такого, чего Мастер не мог бы, а уж тем более в собственной вотчине.

Вот показались уже причалы Торгового Порта Правого Берега, или Правого Края. Сам Остров имеет форму литеры 'М', там есть три порта, но гражданские суда принимают только в Торговом Порту и Центральном. Но надо быть минимум Султаном Ахры, чтобы причалить к Центральному Порту, а не просто сопровождать торговую делегацию, как это делал Эпсон. К слову сказать, Эпсон никогда не бывал в Ахре и даже толком в Алям-аль-Металь не заглядывал. В Сон наведывался, да, но туда все колдуны заходят. А вот чтобы проникнуть на третий уровень, надо еще поднабрать сил. Сведущему человеку не следует лезть в обитель Шелкового Человека, уже сколько было случаев, когда тот затягивал в сети неопытных сновидцев. Да и Герда тоже хороша, поэтому в Черно-Белое Царство также соваться умному колдуну не следует. И это, кстати, несправедливо. Только в Алям-аль-Метале возможно действительно соприкоснуться с чудом, но еще он — одно из самых опасных мест для колдунов. В то время как простые смертные могут там хоть всю жизнь шастать, как, например, шерифы делают. Но шерифы, несмотря на огромную власть в Алям-аль-Метале, жалкое зрелище в Мире, поэтому и слабо интересуют владык Царств. А такие, как Эпсон, — лакомый кусочек и для Шайтана, и для Шелкового Человека, и для Герды, и для Султана или даже для Толстых Ткачей! И чрезвычайно легкая добыча, если ты не Ее эмиссар или просто очень сильный колдун. Да и к Темному все чудеса сонных Царств! Зачем они, когда у тебя есть Дельта, что стоит на границе всех планов сущего и несущего, да еще и сама по себе тоже план Замысла?

Крейсер замедлил ход, предоставляя Эпсону насладиться суетой Торгового Города. С каким бы презрением ни смотрел капитан корабля на эту суету, сколько бы Эпсон ни выслушал пламенных речей, что, мол, Ахрский базар куда больше Торгового Города, поверить в это он не мог. Тысячи судов то уплывали отсюда, закупившись, то причаливали, дабы продать товар для жителей Дельты, а уж сколько скупала одна только Служба Радости! Да и Торговый Город нельзя назвать рынком или уж тем более базаром. Нет, это современные торговые центры, сотнями выстроившиеся на Правом Краю Дельты, это высоченные башни из хрусталя, совершенно прозрачные, чтобы покупатели могли видеть ассортимент даже с улицы, это самые разные существа, прибывшие купить все, что угодно их алчной сути. Да вон, хотя бы джинн полетел. Его видно даже за километр от причала — будто метеор пронесся из одного торгового центра к другому, оставив дымный след. А в Ахру джиннов вообще не пускают. Сюда спокойно прибывают и прочие демоны, да и слуги Светлого иногда заглядывают на огонек. Только в трактирах и ресторанах Торгового Города можно встретить ангела и демона, беседующих о делах давно минувших дней, а вот в Алям-аль-Метале, или даже просто в Мире — это практически невозможное зрелище. А вон та гигантская пика, что, кажется, разрезает черное небо над Дельтой? Да это же вещь Игла Драконов! Только там увидишь огненного дракона и ледяного вместе. Такого тоже нигде не встретишь. И уж что говорить о миллионах зверей, прибывших из Алям-аль-Металя, ведь только тут две половины их сутей могут воссоединиться. Ну, здесь и после смерти, разумеется, но именно потому, что Дельта стоит на Реке такое возможно. Но главное, конечно, люди. Различных рас и уровней могущества, они, однако, похожи в одном — тут простых людей нет. Каждый чем-то да отличился, к тому же в Дельте гостят и пленены самые могучие колдуны всех эпох Мира. Правда, большинство живет не в Торговом Городе, а в Гостевом, а то и просто имеют замок на просторах Дельты. И будь ты хоть Светлым или Темным, тебе не пробиться в Гостевую часть Острова Мастера. От самых высоких гостей уже давно (вырезано цензурой), а от врагов рангом пожиже на Левом Краю есть (вырезано цензурой). И сердце Эпсона трепетало, когда он думал, что он-то как раз сможет пройти в любую часть Острова. Ведь для служащего МРС нет преград. Все всегда ломается, все всегда заканчивается, а чтобы исправить первое и оттянуть второе существует Магико-Ремонтная Служба.

Крейсер почти остановился, в ожидании таможенников, а те не особенно спешили, подлетая на маленьком клипере. Крейсер, где плыл Эпсон, парил у длинной цепи, капитан корабля уже вышел на палубу с пачками бумаг, пропусков и допусков. Он явно нервничал, этот усатый мужик в белых одеждах и большом тюрбане, переминался с ноги на ногу, наблюдая таможенника в черных одеждах. Еще бы, в таможне работают служащие из (вырезано цензурой)! Тут каждый будет волноваться! Хотя Эпсон как раз и не нервничал, а спокойно разглядывал цепь, чьи края уносились куда-то вдаль, терялись меж сумрака и радужных вод Реки. Цепь не способен преодолеть ни один корабль, всего одно касание и — бабах! Ты уже барахтаешься в Реке. Само собой, по-настоящему плавать корабли по Реке не могут. Река разрушит все, что угодно, потому как она еще и время. Любой материал, даже Онит, в мгновение ока либо изржавеет до пыли, либо, наоборот, распадется на оны. Однако Река — бесконечный источник энергии, именно используя ее, корабли могут летать над водами. Но все на одной высоте, поэтому преодолеть цепь, просто перелетев, невозможно.

Клипер таможни приближался, капитан нервничал, а Эпсону надоело ждать. Вот же она, Дельта Миров, рукой подать! А тут всякая бюрократия мешается! Эпсон распахнул плащ, выставив напоказ полосатые одежды МРС, и пошел к бушприту. Увидев желтые и черные полосы на комбинезоне, таможенник секунду рассматривал их, потом кивнул, и участок цепи стал полупрозрачным. Капитан утер пот со лба, отдал приказ проходить сквозь цепь. Но проверки документов избежал только тот корабль, где плыл Эпсон, как только крейсер прошел сквозь цепь, она вновь стала цельной и вполне реальной, а клипер таможни полетел осматривать остальные суда Ахрского флота.

— Спасибо вам, Эпсон, — сказал капитан, подойдя к бушприту. — Мы бы тут на час застряли!

— Все нормально, — отмахнулся Эпсон, разглядывая вожделенный причал — огромный пирс с сотнями пришвартовавшихся судов.

— Вас подвезти до Цехов? — продолжил капитан самым любезным тоном. — За нами приедут послы...

— Нет нужды, капитан. Меня должны встретить.

— Ну да, о чем же это я! — воскликнул капитан. — Такую большую персону, конечно же, ждут!

— Ну, не такую уж и важную, — ответил Эпсон, мягко улыбнувшись, хотя покраснел от удовольствия. — Вон, видите, там на пирсе полосатый экипаж? Это за мной.

Капитан взглянул в указанном направлении, несколько секунд искал упомянутый 'экипаж', нашел, и глаза полезли на лоб.

— В МРС что, служат драконы? — спросил он ошарашено.

И действительно, на причале, подложив хвост под морду на длинной шее, развалился дракон ярко-желтого цвета, с небольшой полосатой будкой на спине. Он безразлично рассматривал прибывающие суда, изредка порыкивая на проходящих мимо.

— И что это за порода? — спросил капитан.

— Это — вахтовый дракон, — ответил Эпсон. — В МРС работают еще огненные и ледяные драконы, а вахтовые служат, в основном, для перевозок. Это помесь золотого дракона и огненного.

— Удивительно! — воскликнул капитан. — Ну, по ездоку и шофер.

Мужчина в тюрбане поклонился Эпсону, сказал еще несколько любезностей и удалился в рубку. А Эпсон все больше надувался от важности — встречающий эскорт не ограничился одним лишь вахтовым драконом, на пирсе еще трое мужчин в полосатых одеждах Магико-Ремонтной Службы. Судя по толщине полосок — простые работяги. Крейсер, наконец, пришвартовался, Эпсон сумел различить подробности.

Тот, который ближе к крейсеру мнется с цветами в руках, наверное, колдун какого-то низкого уровня. Эпсон прошелся по нему Знанием, с легкостью проломил хилую защиту от сканирования. Спустя всего секунд пять, к Эпсону потекла различная информация о молоденьком, безусом, белобрысом колдуне, по большей части, бесполезная, но имя выудить удалось — Квазар. Новый заместитель, или наоборот, теперь Эпсон — его новый начальник. Просканировать его полностью не хватило времени, да и тут не сконцентрируешься толком, поэтому Эпсон перевел Знание на второго работника, шедшего следом за Квазаром; троица уже заметила одежды Эпсона, двинулась навстречу, почти стройной шеренгой. Второго так просто не пробить. Знание скользнуло, выдав набор несвязной информации, даже имени узнать не удалось. Скорее всего, какой-нибудь седьмой разряд. Не желая тратить время попусту, Эпсон направил Знание на замыкающего... и тут же вырубил мутный, затягивающий поток информации. Третьим шел труп. И не то чтобы Эпсон не мог его просканировать, напротив, мертвецы превосходно поддаются считыванию, но того количества воспоминаний о боли, что испытал третий встречающий, хватило бы заработать мигрень на неделю. Живой труп, само собой, побывал в Аду, провел там вечность и стал очень опасным объектом для считывания Знанием. Слишком много он там выстрадал и перенес, именно это Знание плавало на поверхности. В то время как жизнь до смерти и жизнь после нее бледным ручейком текла на окраине, в центре бурлила река кошмарных, болезненных воспоминаний.

Эпсон встряхнул головой, прогоняя остаточное Знание о мертвом, вздернул подбородок, пошел навстречу. К тому же трап как раз подали.

— Ля ром де ля Мастер, магик Эпсон! — сказал Квазар, спускающемуся по трапу Эпсону. — Да не угаснут его вероятности!

— Ля ром де ля Мастер, да не угаснут его вероятности, — так же поприветствовал Квазара Эпсон.

— Мы рад приветствовать вас в Дельте Миров, магик, — сказал второй встречающий: высокий усатый мужчина, слегка полноватый, но двигается бодро, очевидно, излишний вес не мешает; широкая улыбка от левого бакенбарда до правого поведала магику о добродушии. — Меня зовут Валет, я колдун второго уровня, конструктор шестого разряда. Это ваш заместитель по техническим вопросам, Квазар, и Жюбо Анортон Гует, демонтер второго разряда. Как добрались?

— Спасибо, хорошо, — ответил Эпсон и уже хотел протянуть руку для пожатия, но вовремя спохватился. В Дельте Миров не принято здороваться рукопожатием, слишком уж много тут колдунов, а прямой контакт значительно облегчает сканирование Знанием. Нет, в Дельте лишь прославляют Мастера и считают это достаточным. — А каким образом мертвец попал в МРС? Я думал, вас берут только в Службу Радости и в (вырезано цензурой)?

— Это любопытнейшая история, магик, — ответил Жюбо. — Я действительно довольно долго был младшим курьером Службы Радости, но после одной истории Мастер перевел меня в МРС...

— Ну, если сам Мастер, вопросов и быть не может, — прервал магик. — А ты, стало быть, мой зам. А почему мне в замы дали колдуна первого уровня?

— И это довольно интересная история, магик, — снова встрял Жюбо, очевидно — самый разговорчивый из встречающих. — У магистра Биатриче, которого, к слову сказать, недавно повысили до Второго Магистра Ордена Одуванчика, есть замечательная привычка делать себе внуков. Одним из них и является...

— Я понял, — снова перебил Эпсон. — Ты попал в МРС по протекции Мастера, а ты по протекции Второго Магистра. Ну а ты, что же? — Магик указал пальцем на Валета. — Приходишься другом Долтону?

— Нет, магик, — Валет усмехнулся в маленькие усики. — Я выслужился с конструктора первого разряда до шестого, и теперь я — ответственный конструктор в сто восьмидесятой бригаде МРС.

— Ну да, шестой разряд — это много. Я таки думал, ты даже седьмой.

— О, к сожалению, в МРС ограниченное количество седьмых разрядов, и все они колдуны третьего уровня.

— Хм, как и я... — пробормотал магик. — Хотя мне осталось всего чуть-чуть до четвертого.

— Да, в магики у нас только третьих уровней берут или четвертых, — влез в разговор Жюбо. — А вы, кстати, будете самым молодым магиком в истории МРС, а история эта такая же давняя, как та, в которой я потерял девственность. Было это в деревушке на берегу Контоале...

— Достаточно, демонтер! — прикрикнул Эпсон. — Мне не интересны твои басни. И я поговорю о тебе с вашим магиком.

— Боюсь, это вам мало даст, магик. Дело в том, что демонтажным отделом у нас заведует Каратра...

— Тихо! — рявкнул Эпсон. — Доставьте меня к Долтону как можно скорее, а там уж разберемся, кто чем управляет.

Вся тройка встречающих вытянулась по струнке, Квазар пропищал:

— Вы позволите, магик?

Из троицы он, похоже, боялся Эпсона больше всего. За это новоиспеченный магик сразу проникся к заму и милостиво разрешил:

— Говори.

— Вахтовый дракон ждет, но Начальник МРС сейчас отсутствует. Он отбыл в шестьсот шестьдесят шестую эпоху еще вчера, и никто не знает, когда он вернется. Поэтому мы могли бы отвезти вас Цеха или в вашу резиденцию...

— Давай в Цеха, — прервал Эпсон. — Надо бы посмотреть, что к чему, пока меня официально не сделали магиком. Судя по встрече, работа мне предстоит тяжелая.

Он просверлил взглядом Жюбо и Валета, взмахнул плащом, прошествовал мимо троицы в сторону вахтового дракона. Квазар прошмыгнул следом, Жюбо и Валет немного обождали и только потом последовали за магиком и заместителем.

— Что думаешь? — спросил Жюбо шепотом.

— Такая же скотина, как и все, — скривился Валет. — Тебе еще с Каратрой повезло.

— Я бы не сказал...

— Тс, он нас сканирует.

Жюбо замолчал, но совсем не испугался. Валет — достаточно сильный колдун, чтобы закрыться почти от любого считывания Знанием. Навряд ли даже Долтону удалось бы его просканировать. Любой архиколдун или Магистр смог бы, и уж Демиург, конечно же, разметал его защиту, но Эпсон еще недостаточно силен. Далеко, далеко недостаточно. Большинство работников МРС не простые колдуны, а скорее, специфические. Например, тот же Валет — конструктор. Жюбо, хоть и не колдун вовсе — демонтер. Есть еще: монтажники, полевики, детализаторы, диспетчеры, дежурные, ткачи, метеорологи, психики, зоологи, разведчики... И еще много-много различных отделов; всех названий не знал даже Валет, хотя уже лет пятьдесят работает в МРС конструктором. Главная особенность мэрээсовца — узкая специализация. Валет, к примеру, умеет конструктурировать оны или Мало, но демонтер из него будет похуже Жюбо. Зато того же Эпсона он в конструктурировании уделает одной левой. Что касается Эпсона, его задача — общее управление отделом или отделами, поэтому ему надо быть колдуном более широкой направленности. В целом, Эпсон сильнее Валета, но в своей стезе Валет лучший спец, нежели Эпсон.

Магик подошел к дракону, наслаждаясь воздухом, звенящим от вероятностей вокруг Реки. Он даже пожалел, что придется лететь в Цеха. Здесь вероятности буквально летают, что по меркам его эпохи делает Эпсона колдуном четвертого уровня, но стоит отдалиться от Реки — придется собирать оны старым способом. С другой стороны, в Дельте очень много Мало, а оны и Мало — почти одно и то же.

Отступление Архивариуса: оны и Мало. По Гемморианской терминологии, оны (ониты) — есть изначальная единица Замысла. Из онов сплетено все: от материи, до времени, и даже все события, что происходят с людьми — тоже состоят из онов. В свою очередь, Мало — то же самое, только применимое к Алям-аль-Металю. Мало отличается от онов, правда, незначительно и невозможно сказать, чем именно. Однако известно, что Знание, например, соткано именно из Мало, а время — из онов. Так же из Мало возможно сделать оны, а из онов невозможно создать Мало. Поэтому Гемморианские ученые так и не пришли к согласию, что же меньше и что следует считать изначальной частичкой Замысла. Мнение колдунов на этот счет более однозначно: оны (по колдовской терминологии — вероятности) являются единицей Мира (сущего), а Мало — Алям-аль-Металя (несущего). К сожалению, Гемморианские ученые никогда не были согласны с колдунами, поэтому вопрос о происхождении онов или Мало до сих пор остается открытым, а споры продолжаются.

Подойдя к дракону, Эпсон рассмотрел огромную зверюгу критически. Ну, хотя, как огромную? В сравнении с другими существами Мира, дракон обладал внушительными размерами, но если взять его огненного собрата, выглядел не столь впечатляюще. По величине он превосходил слона, но значительно уступал, допустим, кашалоту. В то время как черные драконы, или ледяные — самые крупные существа в Мире, если не брать в расчет Гемморианских уродцев или тех же демонов.

— Ля ром де ля Мастер, магик Эпсон, — прогрохотал вахтовый дракон. Главное отличие его от собратьев даже не в размерах, а в отсутствие чешуи. Вместо нее шкура, немного похожая на человеческую кожу, только желтая, без волос и толще. Вахтовые драконы умеют выдыхать пламя, но — лишь жалкое подобие того, чем способны полыхнуть огненные драконы. Единственно, в чем они не ущербны, так это в перемещении. Дракон — самое быстрое средство передвижение, как в Мире, так и на других планах Замысла, хотя в Мире их уже почти не сыщешь.

— Ля ром де ля Мастер, — поздоровался Эпсон, вглядываясь в горизонтальные зрачки посреди желтой радужки.

— Куда тебя доставить, магик? — проревела зверюга.

— Цеха МРС.

— Садись...

Эпсон хихикнул, прикрыл глаза, а потом взлетел на спину дракона прямо в полосатую будку, чем-то напоминающую карету без колес. На этот трюк он потратил почти все вероятности, но с огромным удовольствием сразу же наполнил запас из окружающих онов. Да, так он на Острове сделать не сумеет.

Троица встречающих посмотрела на ребячество Эпсона с легкими улыбками и полезли в кабину по крылу. Никто не смог бы повторить такую 'посадку', может быть, Валет сумел взлететь на долю секунды, но не будет тратить вероятности так нерационально. Хотя Валет не сумел бы и заполниться настолько быстро, все же между вторым уровнем, пусть и шестого разряда, и магиком третьего уровня — огромная разница в силе. Но Валет тоже продемонстрировал свои способности — сев в кабину, он одним прикосновением починил ручку на дверце, по неосторожности поврежденную Эпсоном. Теперь уже магик взглянул на конструктора с легкой завистью. Даже со всем богатством окружающих вероятностей Эпсон не починил бы ручку так быстро — провозился бы минут пять, не меньше. А тут всего одно прикосновение, и готово.

Жюбо и Квазар сели рядом с Валетом напротив Эпсона, оставшись безразличными к колдовским фокусам. Зам магика думал, как бы подлизнуться к новому руководству, а Жюбо повидал столько чудес, еще состоя в Службе Радости, что дешевые фокусы не произвели впечатления. Когда Жюбо рашибался в лепешку, выполняя капризы самодурных Магистров, он насмотрелся на магию самого высокого полета, а ведь встречался Жюбо и с Демиургами Вечности, и даже с самим Мастером.

Работяги поприжались друг к дружке поплотнее, магик развалился на противоположном сидении, разглядывая красоты Торгового Порта. Река переливалась немыслимыми в Мире цветами, Ахрская торговая флотилия застряла на таможне, непроглядная тьма плескалась над водами, но небо Дельты Миров имело приятный голубой оттенок. Денек определенно начинался удачно.

Кабина заходила ходуном — дракон поднялся на ноги. Он расправил крылья, приподнял, взмахнул... и порт остался далеко внизу. Всего один взмах, а они взлетели на пару миль! Эпсон слышал, что драконы умеют рвать сам Замысел, когда перемещаются по нему, но впервые увидел воочию, это произвело впечатление. Его учитель, Магистр Хита, говорила, драконы могут даже перемещаться сквозь эпохи, не плывя по Реке. Некоторые колдуны тоже умеют ходить меж эпохами по Драконьим Тропам, или Драконьим Коридорам, но Эпсону этот способ недоступен. Собственно, и для других колдунов он очень опасен.

Еще один взмах огромных крыл — дракон развернулся в сторону Цехов МРС. Взмах, взмах, взмах — земля пронеслась под ними, пейзаж расплылся, перед магиком предстало новое место работы. Тридцать с лишним миль Мира, и всего пять взмахов дракона. Больше зверюга не напрягала крылья, предпочтя плавно парить и медленно снижаться.

Цеха МРС. Для кого-нибудь они показались бы примечательными только раскраской и размерами, но Эпсону в них чудилось великое будущее. Огромные коробки, по форме параллелепипеды, раскрашенные в желтые и черные полоски, Цеха грелись под четырьмя солнцами Дельты Миров, скрывая самую кипучую работу, какую только можно представить. Всего семь Цехов, один — Центральный и шесть выстроившихся вокруг параллельно. По мере снижения вахтового дракона, Центральный Цех все больше и больше впечатлял величиной. Три мили в длину, миля в ширину и в высоту, с множеством окон и труб на крыше, что чадили дымом разных цветов. Цеха поменьше тоже большие, но не настолько. Следующий по величине в три раза меньше Центрального, а самый маленький метров сто в длину. В каждом располагались семь основных подразделений МРС. Хотя, на самом деле, их куда больше, нежели семь, но значительная часть Службы работает непосредственно в эпохах. Да чего там далеко ходить, Эпсон еще неделю назад был начальником отдела МРС по ремонту восемнадцатой эпохи, у него в подчинении находилось где-то тысяча работников. Хотя там почти не встречались колдуны, а те, что служили, имели исключительно первый уровень и первый разряд. Фактически, ученики. В Дельте же самый низкий разряд — второй. Вот такой, как у Жюбо. И хоть мертвяк не колдун, заслужить второй разряд очень тяжело. Эпсону дали магика после того, как он стал колдуном третьего уровня, а так он дослужился лишь до четвертого разряда.

Примечание Архивариуса: разряды и уровни. В Дельте Миров принято подразделять колдунов на семь уровней и семь разрядов. Колдовской уровень показывает общую силу колдуна, а разряд же показывает квалификацию в каком-то определенном деле. Так, можно быть колдуном первого уровня, но седьмого разряда или колдуном пятого уровня, но первого разряда. Хотя только в идеале. После четвертого уровня сила колдуна компенсирует всю неопытность, благодаря высокому умению пользования Знанием. И уж чего говорить о шестом и седьмом уровне. Но к первым трем уровням это правило хорошо применимо.

Километровые цеха медленно приближались, раскрывая детали. Маленькие человечки в полосатых комбинезонах сновали по каменным площадкам вокруг зданий. Кто-то просто шел из цеха в цех, кто-то вышел перекурить на свежий воздух, а вон там работа шла полным ходом. Большущий металлический куб — двадцать на двадцать метров — окружали табличками на подставках, с надписями 'Огневые работы'. Из цеха вальяжно вышел огненный дракон — побольше вахтового, он в прямом смысле горел на работе. Чешуя полыхает ярко-красным огнем, а окружающие мэрээсовцы сторонятся дракона, потому что даже на расстоянии в десять метров нестерпимо жарко. Ну, а подойди на метр, и сгоришь. Вблизи огненного дракона плавится сталь, его пламя способно прожечь даже Онит.

Примечание Архивариуса: Онит. Онит имеет одно название с онитом, только пишется с большой буквы. Если второе — изначальная частичка Замысла, второе — материал, имеющий самую плотную структуру в Замысле. Фактически, Онит — состоит из чистых онов, поэтому он очень прочен, практически неразрушим. Онит — одно из достижений Гемморианской Империи. Так же имеет множество градаций качества: от просто Онита, до Абсолютного Онита. Гемморианские ученые так и не сумели произвести Абсолютный Онит, потому что для его создание требуется применение Абсолютного Чуда.

Дракон подошел к металлическому кубу, прорычал что-то ближайшему служащему. Тот поспешил к зверюге, но, не доходя метров десяти, остановился, развернул какой-то чертеж. Дракон рассматривал чертеж секунд двадцать, потом бумага внезапно вспыхнула в руках мэрээсовца. Мужчина в полосатом комбинезоне поспешил откинуть горящий чертеж и заорал на дракона, а огромный ящер раскатисто расхохотался.

— Это Драхан, — сказал Валет Эпсону, указывая на дракона. — Огненный дракон седьмого разряда.

— А я думал, у драконов нет имен, — сказал Эпсон, глядя, как Драхан поворачивает голову на длинной шее к металлическому кубу.

— Это просто мы его так зовем, — поспешил встрять Жюбо. — А так, конечно, его никак не зовут. Просто огненный дракон и все.

Эпсон неодобрительно взглянул на Жюбо, а потом вернул взгляд на землю. Там Драхан уже приступил к работе, Эпсон аж начал прицокивать от увиденного. Да, не зря Драхану дали седьмой разряд. Если обычный огненный дракон просто выдыхает пламя из глотки или ноздрей, причем единым потоком, будто столбом огня, Дархан действовал иначе. Сотни огненных ручьев вырвалось из пасти и понеслось к кубу переплетением пламенных струй. Судя по яркости цвета, каждый такой огненный 'змееныш' имеет не только свое направление, но и разную температуру. Какие-то стрелы огня прорезали куб насквозь, какие-то лишь оплавляли, какие-то нагревали для тонких срезов, а какие-то проникали внутрь и уже там лопались, выедая куски металла в центре куба. Вахтовый дракон спускался не слишком быстро, но не так уж и медленно — где-то минут пять — когда магик и группка встречающих приземлилась на каменном плацу, Драхан уже закончил. Вместо простого куба металла на площадке стоял самый настоящий железный дом. Пятиэтажная коробка с оконными и дверными проемами, все еще алая, не успела остыть, но, тем не менее, — полноценный дом. Такой не любая пушка пробьет, а уж если бы его делали людскими силами, ушло бы в тысячи раз больше времени.

Пока рабочие убирали таблички с надписью 'Огневые работы', Драхан пошел к воротам в Центральный Цех, а Эпсон, Жюбо, Квазар и Валет спустились по крылу вахтового дракона.

— Впечатляет, — сказал Эпсон, рассматривая новое здание — даже на расстоянии почти в сотню метров чувствовался жар. — И куда оно теперь пойдет?

— Все туда же — в шестьсот шестьдесят шестую, — сказал Валет мрачно. — Вот уже несколько лет она — наша самая большая головная боль. Это будет один из сельскохозяйственных складов.

— А что, там колхозникам требуются железные дома? — приподнял бровь Эпсон.

— Я не знаю, магик, — ответил Валет. — Я конструктор, поэтому работаю в Цехах. А вот Жюбо там бывал и может вам рассказать...

— Ну уж нет, — перебил магик. — Уж лучше я дождусь возвращения Долтона, чем буду слушать этого разговорчивого мертвяка. Где тут мой кабинет?

— Пройдемте за мной, магик, — сказал Квазар подобострастно. — Я провожу вас.

— А я, пожалуй, откланяюсь, магик, — сказал Жюбо. — Каратра отпустила меня для обеспечения охраны, но у меня еще есть работа.

— Скатертью, — оскалился Эпсон. — А ты, Валет?

— Я нахожусь в полном вашем подчинении, магик. То есть буду находиться, как только Начальник утвердит вас. Нам с вами по пути...

— Вот и ладненько.

Жюбо еще раз прославил Мастера и потопал в Цех Демонтажа, а Квазар, Валет и Эпсон проследовали в Центральный Цех.

Пройдя в огромные открытые ворота квадратной формы, Эпсон сразу почувствовал себя как дома. Не то чтобы в его родной восемнадцатой эпохе есть что-то подобное, отнюдь. Но атмосфера работы, царящая в головном здании МРС, снующие люди в полосатой форме, рассыпанные в помещении вероятности и зашкаливающий уровень Мало — все это пришлось очень даже по душе. А если учесть, что теперь он будет командовать всем этим — настроение подпрыгнуло вверх, словно обкуренные мысли дурманомана.

Магик осматривал десятки ярусов, представлявших собой длинные балконы, огороженные решетками, что пробегали по стенам цеха; нижний же ярус делили десятки секторов, и в каждом кипела работа. Пока магик застыл на пороге новой вотчины, Квазар уже подошел к тележкам. Они стояли рядами почти сразу у входа и представляли собой платформу на колесах с неким подобием штурвала, что крепился к трубе, а та прикреплялась к платформе. И, естественно, раскрасили ее в желтые и черные полоски — в цеху все так раскрашено.

— Прошу вас, магик, — сказал Валет, восходя на платформу тележки. — До вашего кабинета не меньше мили.

— Да, да, конечно, — рассеянно сказал магик, поднимаясь на платформу. Квазар прикоснулся к штурвалу, тележка поехала по бетонному полу, объезжая служащих и такие же телеги. Эпсон отметил, данное средство передвижение в основном используется для перевозки всяческих грузов. А перевозили в Цеху много чего. Различные строительные материалы и уже готовые детали, на телегах побольше транспортировали целые дома, всякие бутылки, емкости, аппараты, предназначение коих Эпсон не знал и немного нервничал по этому поводу. Ну какой же он магик, раз не знает назначения, допустим, вон того кристаллообразного... кристалла. Да, эта штука вообще ни на что не похожа, просто кусок какого-то светящегося камня, размером с человека. Валет обратил внимание на заинтересованный и немного нервный взгляд магика, усмехнулся и сказал:

— Не беспокойтесь, магик, когда я только пришел работать в МРС, мне тоже многое было непонятно. Да чего там сутью кривить, мне и сейчас многое неясно. Но от вас и не потребуется досконально знать всех мельчайших деталей. Магик, в целом, лишь руководит людьми, а, я думаю, людьми вы управлять умеете.

— И почему ты так думаешь? — проворчал Эпсон, которому не понравилось, что конструктор так быстро раскусил творящееся у него на сути.

— В МРС берут нужных людей на нужные должности, — ответил Валет. — Меня взяли конструктором, потому что я имел к этому способности, даже не имея опыта. Вас взяли магиком, значит, у вас есть все предпосылки к управлению и контролю. А вас еще взяли магиком Центрального Цеха, притом, что вы действительно самый молодой магик в истории МРС.

— На нужные должности, говоришь? А как быть с тем Жюбо и... да, с Жюбо, — Эпсон покосился на стоящего у штурвала Квазара, но ничего не сказал. Все-таки зам, пусть и такой ущербный. Но Квазар, очевидно, понял, о ком еще хотел спросить магик, потому что кончики ушей у него покраснели. — Что мертвец делает в МРС?

— Жюбо — демонтер, — ответил Валет и видимо посчитал ответ достаточно полным, ибо умолк.

— И что? Что он демонтирует? Он ведь даже не колдун!

— Жюбо демонтер и он... демонтирует все. Попросту сказать, Жюбо убивает людей и участвует в разрушительных работах.

— Вот даже как? — пробормотал Эпсон. — И чего он может разрушить? Да любой колдун сможет больше, чем просто живой труп.

— Не скажите, магик. Колдуны слишком уязвимы, потому что могут умереть. К тому же большинство мэрээсовцев — колдуны очень узкой специализации. Я вот, к примеру, еще смогу что-то демонтировать, а вот разряды пониже — навряд ли. А в восстановлении эпох всегда есть сила, которая противостоит даже самым благим намерениям — это люди. Жители разрушенных эпох не похожи на нас с вами и людей из обычных эпох. Они отравлены Темным, и у нас не остается другого выбора, кроме как насадить им нормальную жизнь силой. Но всегда найдутся те, кто будет противиться этому. Для устранения этих людей в МРС есть такие, как Жюбо.

— А неужели недостаточно (вырезано цензурой)?

— Боюсь, она не станет заниматься такими мелочами, — покачал головой Валет. — (вырезано цензурой) занимается безопасностью Дельты Миров, а демонтажный отдел прикреплен к МРС специально, чтобы подменять ее. В частности, о квалификации Жюбо свидетельствует последняя вылазка в шестьсот шестьдесят шестую. Из того похода живыми вышел только Жюбо и дежурный колдун.

— Дежурный колдун? — переспросил Эпсон. — А он что делает?

— Я думаю, лучше пускай Начальник вам об этом расскажет, — почему-то замялся Валет. — Я и сам толком не понимаю, что делает наш дежурный...

Валету повезло, что мысли магика сейчас полностью обратились к изучению Центрально Цеха, и он пропустил мимо ушей эту довольно странную подробность — как мог колдун, работавший в МРС уже полвека, не знать, чем занимается дежурный?

Телега везла их меж отделений нижнего яруса. Каждый отдел отгородился от основного Цеха и соседних помещений стенками без потолка, поэтому увидеть, что там творится, можно только сквозь дверной проем. Но даже мимолетные виды показывали удивительные вещи. Вот, к примеру, промелькнул огненный дракон. Горящие зверюги расположились в огромном отсеке, о чем-то ревели на своем наречии, кое, по словам знатоков, настолько сложно, что не поддается даже Знанию. И вообще, учительница Эпсона говорила, сканирование дракона Знанием может привести к полному сумасшествию, настолько их логика отличается от людской. А вот помещение с множеством непонятных станков. А вон там, словно в огромном мыльном пузыре, работал конструктор. Или тут два механических человека беседовали друг с другом, причем перемеживая речь нецензурщиной, да там складно, что аж завитки брали. Тут у нас клетки с различным зверьем, тут инструментальная комната, там Генератор Мало, а вон там и преобразователь Мало в оны. Вероятностные распылители выстроились возле стены, а рядом снова непонятные кристаллы. И всюду, всюду люди в полосатых одеждах. Желтый и черный цвет пестрит, кажется даже, он возымел запах в Центральном Цеху. Но телега таки закончила путь, привезя Эпсона, Квазара и Валета к лестнице на второй ярус.

— Наверное, теперь и мне надо откланяться, — сказал Валет неуверенно и бросил быстрый взгляд в сторону кучки рабочих, собравшихся за небольшим столом и зачем-то бивших по нему ладонями. — Квазар проводит вас в ваш кабинет, а мне надо... работать.

— А чем они там занимаются? — спросил Эпсон, спускаясь с платформы и указав на рабочих за столом.

— Так перерыв же! — воскликнул конструктор. — А они играют в камни.

— И долго длится перерыв? — не отставал магик, наблюдая за игрой подозрительно.

— Полчаса, — ответил Валет, начавший уже перетаптываться. — У меня осталось всего пятнадцать стандартных минут Мира, чтобы присоединиться к игре. Простите, магик, но я пошел.

Магик с любопытством смотрел, как полненький Валет в мгновение ока очутился возле стола, оттуда послышался взрыв хохота. Эпсон провел рукой по чисто выбритому подбородку, о чем-то задумался.

— Магик? — спросил Квазар, стоявший рядом с лестницей. — Вы идете?

— Я, пожалуй, познакомлюсь с рабочими и местными играми, — пробормотал Эпсон и пошел за Валетом.

Приближаясь, Эпсон успел выучить как минимум восемь новых ругательств и вспомнил где-то пятьдесят, слышанных ранее. За прямоугольным столом помимо игры шла еще и оживленная беседа. Эпсон сосредоточился, пробежался по игрокам Знанием и получил целый поток информации, хотя тут произошло что-то странное. Все игроки разом кинули маленькие костяшки на стол, а одни — толстенный детина под два метра высотой — воскликнул, как показалась Эпсону, на весь цех:

— Ну и какая б... сканирует? Валет, опять ты?

— Конечно он! — проревел худой коротышка. — Валет, сколько можно уже...

— Да не я это! — оправдался конструктор.

— А ну, покажи камень? — подскочил еще один в полосатом комбинезоне — усатый мужик в очках. — Ну само собой! С таким камнем без Знания можно только...

— Да я бы вас на раз выбил! — взорвался Валет. — У самих одни куши! Да я бы вам фельдмаршала повесил!

— Ты с темы не сходи, — не отставал толстый великан. — Зачем сканировал? Я же почувствовал, что Знание серьезное

— Да пошел ты Темному в жопу! Если бы я и считывал, ты бы хрен заметил!

Теперь уже все шестеро подскочили и бросались ругательствами, да так, что Эпсон начал опасаться за барабанные перепонки. Потому решил это прекратить. Стол с разбросанными камнями вдруг затрещал, по нему пробежала сеть трещин, медленно складывающаяся в слово 'Привет'. Мужики замолчали, повернулись к магику.

— Прошу прощения, но сканировал вас я, — сказал Эпсон, подойдя к столу. — Меня зовут Эпсон, я — ваш новый магик.

Мэрээсовцы притихли, и только маленький белобрысый мужик пробормотал вполголоса: 'П...ц игре'.

— Рады знакомству, магик, — сказал самый здоровый, — но сейчас перерыв.

Он спокойно сел обратно, легонько стукнул пальцем по столу и 'Привет' пропал — столешница опять стала идеально гладкой. А магик не мог поверить глазам — все шестеро уселись, Валет принялся мешать камни.

— А может быть, вы мне хотя бы представитесь?

— Контер, — сказал здоровяк, разглядывая выбранные из кучки камни.

— Арнах, — представился второй.

— Валет, — зачем-то тоже назвал имя конструктор.

— Арч.

— Конток.

— Синкро.

— Голый! — сказал тот, что представился Арнахом, а Конток стукнул по столу камнем без рисунка.

Эпсон открыл рот от удивления. Неужели этим работникам дурацкая игра важнее знакомства с непосредственным начальником?

— Магик? — послышался сзади голос Квазара. — Игра в камень для них действительно важна. Это же особо ответственные работники, за столом нет ниже пятого разряда. Они вкалывают по двадцать часов, и перерывы для них — единственная возможность расслабиться. Не удивляйтесь, как только перерыв окончится, они полностью изменятся, а пока их лучше не трогать.

— А если бы тут Долтон проходил? — спросил Эпсон.

— Да хоть Мастер. Это ничего не изменило бы. Давайте лучше я покажу вам ваш кабинет...

— А это кто там? — перебил Эпсон, которого явно задело поведение рабочих. — И почему он так одет?

— Это Берэ, магик. Дежурный первого разряда, — ответил Квазар почему-то тихим голосом.

— Первого? А я думал, в МРС Дельты нет первых разрядов?

— Берэ — исключение, магик, — еще тише ответил Квазар.

Эпсон еще несколько секунд рассматривал фигуру в старом засаленном комбинезоне, сидевшую на деревянной лавке под лестницей и крутившую в пальцах старую черную шляпу-цилиндр. Действительно — первый разряд. Полоски на одежде идут часто-часто, а в зависимости от разряда они становятся шире. Но Эпсон решил разобраться с этим позднее и пошел за Квазаром на второй ярус Центрально Цеха МРС.

Глава вторая, подраздел первый: Читатель познакомится с замечательным во всех отношения Начальником Магико-Ремонтной Службы и, наконец, на сцену выйдет главный герой нашей истории

Кабинет магика оказался даже не на втором ярусе, а на четвертом. На второй вела обычная железная лестница, а вот дальше — до пятого яруса — поднимающихся доставляли эскалаторы. Ну, и последние два яруса снабдили широкими кабинами лифтов. Очевидно, так сделали, дабы подчеркнуть статусы служащих. По нижнему ярусу ходили, в основном, обычные рабочие — до пятого разряда. Там же располагались и комнаты отдыха, и раздевалки, и склады. Второй ярус отвели для старших разрядов — пятого, шестого и седьмого. Эти служащие уже имели собственную комнатку, правда, по размерам чуть больше кладовки. Третий ярус считался обителью знаников — специальных служащих, занимавшихся документацией. Третий ярус Центрального Цеха — самый ухоженный и чистенький, потому как знаниками работали исключительно женщины. Что не мешало сотням мужчин сновать из кабинета в кабинет, дабы попросить напечатать какой-нибудь документ, достать справку, а то и подбить клинья к прекрасной половине МРС. Четвертый ярус облюбовали магики. С этого этажа еще можно докричаться до работников внизу и отдать приказ, а вот с пятого яруса не получится, потому что туда ведет эскалатор, протяженностью метров в двести. Там главный архив МРС — один из многочисленных отделов Центрального Архива Дельты Миров — пожалуй, самого важного учреждения на Острове Мастера. Конечно, и сам отдел, и его руководитель сильно уступали Центральному Архиву и уж тем более Архивариусу, но очень трудная задача — спорить в квалификации со столь значимыми персонами или учреждениями. М-да...

Шестой ярус, как уже сказано выше, оборудован лифтом. И это насущная необходимость, потому что от первого этажа его отделяет почти километр. Тут всего пара кабинетов: один — Инженера МРС, второй — Техника МРС. Техник МРС — третий человек в Службе, и занимается он наймом новых сотрудников, их увольнением, отвечает за все технологическое оборудование. Инженер МРС — ответственный исключительно за планирование работ, что выполняет Служба.

Ну и седьмой ярус, куда ведет небольшой лифт — под потолком Центрального Цеха. И тут всего одно помещение — кабинет Начальника Службы, всемогущего Долтона. Колдуна шестого уровня, служащего вне разрядов, одного из самых могущественных лиц Дельты Миров. Уж сколько о нем слышал Эпсон от Магистра Хиты! Хотя, чисто технически, Хита имеет более высокий колдовской уровень, нежели Долтон, но тут история очень темная. Дело в том, что Долтон когда-то тоже был Магистром, но после (вырезано цензурой) Мастер каким-то неведомым образом понизил его уровень на единицу. Как такое возможно, Эпсон не знал, не ведала этого и его учительница, но сказала, что пусть уровень Долтона понизился, в силе он вряд ли потерял. И почему тогда он не носит титул Магистра тоже неясно. Примерно эти мысли занимали магика по пути в новый кабинет, пока Квазар рассказывал о ярусах Центрального Цеха.

— А это ваш кабинет, магик, — сказал Квазар, открывая дверь резного дерева.

Эпсон помедлил, оглядывая ряды дверей, убегающих по балкону четвертого яруса. Внизу закипала работа — перерыв окончился.

— Так значит, все это — кабинеты других магиков? — спросил Эпсон. — И сколько их всего?

— Что-то около двадцати, но сейчас в Центральном Цеху только четверо. Остальные в Мире.

— Любопытно, — пробормотал Эпсон и вошел в кабинет.

Помещение ему отвели довольно-таки просторное — метров десять на десять. По бокам кабинета металлические шкафы с выдвижными ящиками, противоположная стена могла похвастаться широким окном, перед ним стол с монитором компьютера.

— С новосельем вас, магик, — сказал Квазар радостно.

— Спасибо. Ну, хорошо, показывай, как тут чего.

Эпсон пошел к столу, Квазар к шкафам и выдвинул один из многочисленных ящиков.

— Вот тут хранятся краткие дела работников МРС. Ну, вернее, тех отделов, которые находятся непосредственно в вашем распоряжении...

— А это какие отделы? — перебил магик, вешая плащ на спинку кресла.

— В первую очередь — конструкторский и монтажный отделы. Это — самые большие отделы МРС, вокруг них все и строится. Из малых отделов можно выделить ткацкий, огневой, механический и дежурный.

— А сколько всего сотрудников работают под моим началом? — спросил Эпсон, усаживаясь за стол и примеряя седалище к мягкому креслу. Ощущения при этом он испытывал самые приятные.

— Около двух тысяч высококвалифицированных работников — пятые, шестые и седьмые разряды; и пять тысяч остальных. Вот в этих шкафах находится основная документация по оборудованию. Не вся, но в архивах можно...

— Расскажи мне лучше об отделах поподробней, — опять перебил Эпсон и нажал кнопку включения компьютера. Экран сразу засиял, отображая главное меню. Так с ходу магик не смог определить, как ориентироваться в этом чуде техники — операционная система тут совсем иная, нежели в машине на его прежней работе. Но скорость включения и запуска порадовала — раньше приходилось ждать по несколько минут.

— Конструкторский и монтажный отделы занимаются конструктурированием и монтажом. В ткацком отделе работают ткачи, в механическом — механики, в огневом — огненные драконы, а в...

— Отделе дежурных служат дежурные, — нахмурился магик. — Я хочу знать подробности.

Под грозным взглядом Эпсона Квазар покрылся испариной и покраснел, потом начал мямлить:

— Понимаете... я... не так давно...

— Да все я понимаю, расслабься, — усмехнулся магик. — Расскажи то, что знаешь.

— Ну, конструктора делают все, что угодно, в переходном поле. Ткачи превращают Мало в оны и поставляют конструкторам. В обязанности монтажников входит установить это 'что-то' по месту требования. Механики следят за оборудованием в Дельте, особенно за Насосами, которые качают Мало и оны. Ну а дежурный...

— Дежурит! — раздался звонкий голос, а следом в кабинете началось нечто странное.

Из центра помещения послышался звук, будто там повис невидимый пчелиный рой, потом примерно в метре от пола начерталась человеческая фигура, сделанная, казалось, из воды. Еще мгновение, по фигуре пробежали волны, и она приобрела цвета. Звук усилился до нестерпимо-громкого, и все стихло. На паркет кабинета медленно опустился молодой мужчина с длинными черными волосами, в круглых очках, одетый в полосатые одежды цветов МРС. Не комбинезон, но нечто вроде пиджака, брюк и плаща с длинными рукавами. И наряд этот имел всего семь полос: три черные и четыре желтые. Столько полосок в одежде носит только один человек — Начальник МРС Долтон.

— Ля ром де ля Мастер! — подскочил Эпсон.

— Ля ром де ля Мастер! — пропищал из угла Квазар.

— Ля ром де ля Мастер, — сказал Долтон спокойным, звонким голосом. Правда, Эпсон заметил, голос отдается в помещении легким эхом. — Я приветствую тебя, магик Эпсон.

— Я вас тоже, Начальник, — залепетал магик. — Это такая честь... мне сказали, что вы в шестьсот шестьдесят шестой эпохе, а ни то я сам бы к вам зашел... доложиться...

— Новый магик в МРС — достаточная причина, чтобы прервать дела, — сказал Долтон и повернулся к Квазару. — Сделай мне стул, я устал и мне лень колдовать.

— Сейчас, сейчас, — забормотал Квазар, идя к столу Эпсона. — Но мои конструкции не будут долго...

— Я знаю, на что ты способен, — скривился Начальник. — Я долго еще буду ждать?

— Садитесь в мое кресло, Начальник, — предложил Эпсон.

— Ну уж нет, в своем кабинете каждый должен сидеть на своих местах — гость в гостевом, а хозяин в хозяйском.

А Квазар тем временем лихорадочно создавал что-то. Вокруг него образовалось переходное поле, похожее на мыльный пузырь, потом немного расширилось у ног, и рядом со столом начал проявляться стул. Наверное, Квазар хотел сделать что-нибудь красивое, достойное задницы Начальника, но хватило зама магика на жиденький стульчик со спинкой. Переходное поле пропало, спинка растворилась в воздухе.

— Простите, — залился краской Квазар.

— Ну что мне с тобой делать? — всплеснул руками Долтон. А потом приподнял бровь, и на месте стула вмиг появилось кресло с резными ножками, куда шикарнее, чем у Эпсона, между прочим... — Иди с глаз моих долой.

Квазар, красный, будто солнце на закате, выбежал из кабинета, Долтон подошел к созданному им же креслу и сел. Жестом Начальник предложил сесть и Эпсону, магик поспешил последовать просьбе.

— Мне просто было лень делать макет самому, — подмигнул Начальник Эпсону. — А переделать созданное другими, куда проще, и я действительно страшно устал. Пока дела в шестьсот шестьдесят шестой идут неважно. А вообще, не стоит сердиться на Квазара, он хороший мальчик и когда-нибудь станет хорошим колдуном. Ты ведь тоже молод, вот я подумал свести вас вместе, а не отдавать Квазара на расправу какому-нибудь Магистру. А так, у нас есть два молодых гения, которые, может быть, удивят весь МРС.

— Спасибо, — сказал Эпсон, на самом деле не понимая, как расценивать эти слова. Если это и похвала, то какая-то странная. С одной стороны, его назвали гением, с другой — сосунком. Хотя Долтон выглядел его ровесником! Но магик быстро выбросил эту мысль из головы. Разумеется, Начальник выглядит так, как хочет, а на самом деле ему может быть и миллион лет. Ну, миллион, может, и перебор, но несколько тысяч — легко. Хите вон, шестьсот с лишним, а на вид она — мама не горюй! Особенно обнаженная и на белых шелковых простынях... Однажды Эпсон имел неосторожность упомянуть о ее возрасте, и учительница закатила такую бурю в стакане! Поэтому магик прогнал сравнения внешностей из мыслей, улыбнулся и сказал:

— А вы пришли, чтобы ввести меня в курс дела, Начальник?

— Если честно — нет, — ответил Долтон и положил ноги на стол Эпсона. — Мне действительно надо было отдохнуть, а повода не было. Вот я и слинял. Да и вообще, чего тебя в курс дела вводить?

После этих слов Эпсон все же решил, что предыдущие реплики о возрасте были похвалой, но Начальник разрушил его логические и весьма приятные самолюбию построения всего одной фразой:

— Тут и полный идиот справится.

Долтон достал из внутреннего кармана плаща сигареты, закурил. Обдумывая последнее заявление Долтона, магик заметил два странных зеленых браслета, мягко светившиеся на запястьях Начальника. Дурная мысль промелькнула: 'Зачем ему женские побрякушки?'. Впрочем, промелькнула и растворилась, а на ее место в мозг пришел настоящий хаос.

— То есть как? — не нашел сказать ничего умнее Эпсон.

— А так, — ответил Долтон невозмутимо. — Центральный Цех МРС и все его отделы — лучшие во всем МРС. Здесь работают лучшие специалисты, самые квалифицированные колдуны, многие из них даже помнят момент основания Службы. Треклятье Темного, да если даже я провалюсь в Дум, МРС продолжит работать, как ни в чем не бывало! А вот в малых цехах посложнее. Там, в основном, молодежь служит, и им нужны высококвалифицированные руководители. А тут все просто, и ребенок справится.

— Ну, тогда, может быть, меня лучше поставить туда простым работником, — скуксился Эпсон. — Я бы набрался опыта, а потом уже оправдал оказанное высокое доверие...

— Ты что, обиделся, что ли? — развеселился Начальник. — Ты это брось. Каждый должен быть на своем месте, и это не только к кабинетным местам относится. А оттого, что ты превратишься в очередного классного рабочего, пользы много не будет. Понимаешь какое дело, мальчик мой, МРС — очень древняя организация. Среди остальных Служб Дельты Миров мы находимся особняком и наше предназначение тоже особое. На протяжении сотней циклов мы подбирали лучших колдунов, чтобы исправить ошибки прошлого, и нам это удалось, но не так давно Мастер отпустил нескольких лучших наших руководителей. И тут мы столкнулись с проблемой. Рабочие у нас есть, а командовать ими некому. Мы с Мастером посоветовались, и он решил, что надо привлекать новых потенциально сильных колдунов широкого спектра деятельности. Можно сказать: мы готовим себе замену.

— Вы прочите меня на свое место? — не поверил ушам Эпсон.

— Тебя или Квазара. А чего ты так удивлен? Я уже давно служу Мастеру, а усталость, знаешь ли, имеет свойство накапливаться. Я слишком устал исправлять ошибки молодости, но и поставить мне на свое место некого. Но если я найду себе замену, Мастер подарит мне Замок в Дельте, и я, наконец, смогу насладиться заслуженным покоем. Так что старайся, магик Эпсон. Может быть, лет через сто ты станешь новым Начальником. А может, это произойдет даже раньше. Все зависит от тебя.

— Я приложу все возможные усилия к этому, Начальник. Спасибо. — Эпсон залился краской, как до него Квазар, и подумал о силе простых слов — всего за пару минут слово его чуть не убило, оно же и оживило, и даже приободрило.

Начальник докурил, зажал в кулаке сигарету, следом разжал пальцы — от окурка остался лишь легкий дымок. Долтон еще раз улыбнулся магику устало, словно трюк с сигаретой это нечто чрезвычайно трудноисполнимое, и сказал:

— Но слегка в курс дела ввести тебя все-таки надо. Итак, твоя главная работа заключается в руководстве, а еще ты отвечаешь за Насосы. И второе, пожалуй, даже важней первого. Насосы Мало — это то, на чем стоит МРС. Без Мало не будет онов, без онов конструкторам не из чего будет конструктурировать. Поэтому механический отдел не зря отдан в твои руки. Квазар будет помогать тебе, чем сможет — у него все же побольше опыта, он у нас уже почти год работает. Если что, обращайся ко мне. Я всегда готов помочь советом. На этом все. Вопросы есть?

— Только один, а для чего создан дежурный отдел?

Вдруг брови Начальника свелись, а магик почувствовал шквал сканирования Знанием — ощущение довольно неприятное. Но уже в следующую секунду Начальник вернул добродушный взор и сказал весело:

— Дежурный отдел создал для дежурства. Там служат специалисты... м-м-м очень широкого профиля. У тебя в подчинении отдел дежурных самый маленький в МРС, зато и спец там самый крутой.

— Это тот первый разряд, что ли? — спросил Эпсон удивленно.

— Да. Берэ куда более квалифицирован, чем кажется на первый взгляд. Он тут тоже очень давно, будем надеяться, ты освоишься с ним.

— А кто еще... — начал Эпсон, но Начальник перебил:

— Все, надо бы мне заглянуть к себе. Основное я тебе сказал, в остальном разберетесь вместе с Квазаром. Дерзай, парень. Удиви меня.

Сказав это, Начальник поднялся с кресла и вышел из кабинета, оставив магика с ворохом чувств, в которых еще только предстояло разобраться.

* * *

— Ну, давай, просвещай меня, — сказал Эпсон Квазару, стоя на балконе четвертого яруса, как раз рядом с входом в свой кабинет. В руках магика дымится чашка кофе, Квазар курит, стряхивая пепел прямо с балкона на пол первого яруса.

— Простите, магик, но о чем вы? — спросил Квазар.

— Начни со своего деда, а там уже посмотрим.

— А чего тут рассказывать? — пожал плечами Квазар. — Мой дед — Магистр Биатриче. Один из самых могущественных Магистров Мира, Второй в Ордене Одуванчика. Он меня и перетащил в Дельту.

— А если поподробней? — не отстал магик, ощущая Знанием, насколько эта тема волнительна для молодого колдуна. Хотя, молодого — это относительно. На самом деле Эпсон всего лет на десять старше Квазара, а в сравнении с Начальником, или тем же Биатриче — они оба сопливые дети.

— Магистр хотел провести какой-то колдовской эксперимент на мне и моих братьях, но когда они попали в автомобильную катастрофу, эксперимент провалился. Однако Магистр нашел меня, сказал, что я довольно перспективный колдун, и перетащил сюда.

— А кто был твоим учителем?

— Никто. В какой-то момент я понял, что наша жизнь — это всего лишь набор случайных событий, и что разделяются они на хорошие и плохие...

— Теория зебры, — усмехнулся магик. — Это азы.

— Ага. А потом до меня дошло, что если искусственно совершить плохое дело, сотворить зло без всякой причины, мне потом непременно везет. То же самое было, если я сделал что-то хорошее за просто так — мне в этом случае не везло. А дальше я понял, как накапливать хорошие и плохие дела, чтобы потом переносить их на других людей. И вот, однажды, когда я был полон отрицательных событий, мои братья меня сильно взбесили. А дальше все просто: бутылка чачи, косяк травы и...

— Загадочная автомобильная катастрофа, — закончил Эпсон. — Да, все как по книге.

— А у вас все было так же?

— Нет. Моя эпоха была когда-то разрушена армией Темного, потом туда пришло МРС. Им нужны были помощники, они набирали перспективных людей. Правда, это все было очень давно, и меня взяли, когда уже эпоха была фактически восстановлена, но Магистр Хита — моя учительница — посчитала, что я очень способный, и взяла меня на обучение. Оно длилось семь лет, в результате я стал начальником отдела МРС восемнадцатой эпохи, а потом Хита пробила мне место в Дельте.

— Вы были начальником? — переспросил Квазар и кинул сигарету вниз. Эпсон проследил полет взглядом, но до пола окурок не добрался. Примерно на уровне второго яруса сигарета вспыхнула и рассыпалась невесомой пылью.

— Начальник МРС восстановленной эпохи — это далеко не так круто, — поморщился Эпсон, оглядывая все богатства Центрального Цеха. — Скорее, это декоративная должность, работать-то в нашем МРС никто не работал. Поэтому я так и обрадовался переводу, а оказалось, я променял одну декоративную должность на другую...

— Ну, не скажите, магик, — возразил Квазар. — Конечно, у вас пока еще мало опыта, но должность магика не декоративная. У вас уйдет не так много времени, чтобы разобраться со всем...

— Да какая разница, Квазар! — перебил Эпсон. — Ты что, не понимаешь, нас с тобой просто испытывают на прочность, даже не надеясь, что мы выдержим испытание. Помнишь, как на меня смотрели те рабочие? Как на пустое место! Стало быть, такие магики, как я, приходят в МРС частенько. И так же частенько они не справляются и их скидывают. Может быть, даже обратно в Мир отправляют! Да тот же Валет, наверняка, куда более значим для МРС, чем мы с тобой. Уж его Начальник точно не уволит, если накосячит, а меня с тобой, несмотря на нашу протекцию в виде двух Магистров, выгонит за милую душу. Слишком хорошо я знаю Магистров, чтобы верить всем их словам, даже самым похвальным. Приободрить, а потом макнуть головой в дерьмо — это была любимая тактика Хиты.

— Не думаю, что все так грустно, магик, — покачал головой Квазар. — Да, на вас возложили большую должность с маленькой ответственностью. Но ведь простым рабочим никогда не выпадет такого шанса!

— Какого шанса?

— Справиться, магик. Справиться и стать великим.

Эпсон усмехнулся. А может, Квазар и прав? Ведь, действительно, ему выпал шанс добиться, а у всех этих рабочих, снующих внизу, шанса нету. Даже несмотря на высокую квалификацию и огромный опыт, даже несмотря на чрезвычайную полезность для Дельты Миров.

— Хорошо, Квазар, — сказал Эпсон, усмехаясь. — Начальник сказал: удиви меня. Давай попробуем удивить его пораньше. Пошли, покажешь мне цех.

Они спустились по эскалаторам до второго яруса, потом по лестнице, и оказались рядом со столом, где валялись перевернутые камни для игры. Эпсон взял один, взглянул на обратную сторону с изображением пятиконечной звезды.

— А как играют в эту игру? — спросил магик.

— Даже не знаю, — сморщился Квазар. — Но правила довольно сложные, насколько я понял. Пару раз мне предлагали поиграть, но каждый раз я проигрывал в пух и прах. Смысл примерно такой: к каждому рисунку надо ставить другой, такой, чтобы совпадал по смыслу. Например, к звезде подойдет рисунок солнца и пустой камень. А вот к этой горе подойдет вода, трава, звезда, солнце, медведь и коза. К пустому камню подойдет только полный камень...

— Погоди, ты же говорил, что к пустому камню подходит звезда?

— Нет, это к звезде подойдет пустой камень, как символ чистого ночного неба, а по отношении к пустому камню может быть только полный. Тут все дело в комбинациях и ассоциациях. Одни камни подходят к другим, но если тебе попались другие, не факт, что к ним подойдут предыдущие. Вот поэтому я все время и проигрывал — слишком сложно запомнить все комбинации. К тому же есть еще понятие ассоциаций. Если ты сможешь доказать, что этот рисунок подойдет к тому, и тебе никто не возразит, им можно играть. При этом другие игроки, может, и могли бы возразить, но им выгодно, чтобы был поставлен именно этот камень...

— Ладно, хватит, — прервал Эпсон. — Это действительно сложновато. Неудивительно, что ты проигрывал...

— Он проигрывал не поэтому, — прозвучал приглушенный голос сзади. Магик с Квазаром обернулись и взглянули под лестницу — там, в той же позе, что и несколько часов назад, мужчина в комбинезоне с частыми полосками крутил пальцами старый черный цилиндр. Берэ — дежурный МРС первого разряда.

— Что ты сказал? — переспросил Эпсон. — И почему ты не работаешь?

— Я работаю, и я сказал: он проигрывал не потому, что не усвоил всех правил. Просто игра в камни построена на колдовстве и жульничестве.

— Ты лжешь. Я же при тебе попытался прочитать их Знанием, и ты видел, что произошло.

— Это потому, что твое сканирование было настолько же утонченно, как сглаз недоумка, — сказал Берэ безразлично. — Чтобы играть в камни, необходимо не только выучить, какой камень подходит к какому, но еще и уметь колдовать на самом тончайшем уровне. Каждый игрок за те полчаса, которые играет, тратит все свои вероятности. Именно поэтому перерыв и установили получасовой — редко кто сумеет выдержать больше, а играть без вероятностей бесполезно. Все одно проиграешь...

— За кого ты меня принимаешь? — нахмурился Эпсон. — Если я захочу, чтобы мне попались определенные камни при раздаче, я затрачу всего пару десятков вероятностей, притом не самого малого уровня.

— А если пять других колдунов будут тратить вероятности, чтобы тебе попался плохой камень? — усмехнулся Берэ. — К тому же, если ты начнешь колдовать в открытую, все сразу это почувствуют и обвинят тебя в жульничестве. Потому-то большая часть вероятностей тратится на то, чтобы скрыть следы собственного колдовства. Игра в камни — одна из самых сложных колдовских игр, и слабому колдуну, вроде твоего зама, не хватит сил, чтобы играть хотя бы на самом убогом уровне. Но надо быть не просто сильным колдуном, но долго учиться колдовать так, чтобы другие не заметили. При этом такое умение пригодится тебе только для игры в камни, поэтому все реже встречаются желающие играть в эту игру. Пару лет учиться, потом выкладываться, пока играешь, так, как не выкладываешься на работе, и все просто ради забавы и убийства времени. Поэтому и ты не сможешь играть в камни.

Берэ умолк, а Эпсон нахмурился сильнее и пристально рассмотрел дежурного. Личность, надо сказать, не самая привлекательная внешне. Щетина с сединой, но большая часть волос темная; глаза карие, с легким презрением; одежда крайне неопрятная и мешковатая, в пятнах и неглаженная; прическа тоже неаккуратная — волосы чуть длиннее фаланги пальца, торчат во все стороны. Да и вообще, даже в сидячем положении фигура дежурного кажется какой-то нескладной и непропорциональной. Отовсюду торчат углы, плечи едва шире таза, руки чересчур длинные, ноги тоже и то, и другое тонкое, почти без мускулатуры. В длинных пальцах цилиндр этот смотрится глупо. Единственное, что выглядит хоть как-то красиво — на безымянном пальце сверкает перстень белого золота с черным брильянтом в форме черепа, а рядом, на среднем, печатка с крестом и какой-то мелкой надписью.

— За твоими объяснениями, о которых, заметь, тебя никто не просил, я пропустил кое-что важное, — сказал Эпсон. — Ты сказал, что работаешь?

— Угу, — ответил Берэ невозмутимо.

— А мне кажется, ты бездельничаешь. Причем в открытую.

— У каждого своя работа, магик. Вот ты должен бы сейчас руководить, отдавать приказы, следить за другими, но вместо этого ты беседуешь со мной. И мне тоже упорно кажется, что ты бездельничаешь.

— Чего? — не поверил ушам Эпсон. — Да как ты разговариваешь с магиком, дежурный? А ну-ка встал!

Берэ и не подумал исполнить приказ. Сидит себе, насмешливо рассматривая Эпсона и Квазара, пальцы вращают цилиндр, кольца роняют отблески... А магик начал терять терпение. Он еще с прошлой работы привык, ему все подчиняются и никто не перечит. А тут мало того, что это ничтожество перешло на 'ты', так еще и не исполняет приказы! Эпсон посмотрел на Берэ исподлобья и послал в дежурного легкое болевое проклятье.

Отступление Архивариуса: проклятье. В колдовстве есть три основных понятия: заклятье, проклятье-благословение, треклятье. В частности, проклятье — заклятье, направленное к нанесению вреда человеку, или чему угодно. Проклятью поддаются не только живые и материальные объекты, но даже нематериальные (например, нити). Самый простой и распространенный вид проклятья — сглаз. При сглазе колдун не может контролировать само проклятье, и оно может выразиться в чем угодно, с единственной оговоркой: сглаз всегда наносит вред. Например, сглаженный человек может сломать руку, у него может испортиться настроение, он может поскользнуться, может потерять память, может проиграться в карты и т. д. Что конкретно с ним произойдет, колдун не решает, но что-то произойдет, причем непременно плохое. Но так же стоит сказать, что проклятье не может привести к смерти чего-либо. Сглаз может быть сильным или слабым, но его никогда нельзя проконтролировать. Проклятья более высокого уровня более-менее направлены. В нашем случае Эпсон применил 'болевое проклятье', а оно обязательно должно сделать проклинаемому больно. Колдун не может сказать наверняка, каким путем придет к жертве боль, но может быть уверен, боль таки к нему придет. Проклятья — одно из двух неконтролируемых колдовских заклятий. Соответственно, второе — это благословение. Действие благословения, как наверняка понял Уважаемый Читатель, полностью противоположно проклятью.

Ничего не произошло. По идее, на Берэ должна упасть лестница, или отказать почка, или с верхних ярусов кто-нибудь уронит камень, что долбанет по голове дежурного, но ничего не случилось. Берэ как сидел, так и сидит под лестницей и насмешливо смотрит на магика и зама. Эпсон рассердился еще больше, и швырнул болевое проклятье посильнее. Снова ничего! Тогда магик разошелся не на шутку и метнул самое мощное болевое проклятье, на какое способен. Никаких результатов.

— Пойду-ка я, подыщу себе какую-нибудь работу, пока у тебя не кончились вероятности, — зевнул Берэ и поднялся. Оказалось, стоя он выше Эпсона почти наголову.

— Стоять, мерзкая тварь! — воскликнул Эпсон. — Я твой магик, и ты будешь мне подчиняться!

— А я разве спорил, — усмехнулся Берэ. — Ты же был так озабочен, что я не работаю, вот я и пойду, найду себе работу. Что не так?

— Почему на первого разряда не действуют проклятья? — повернулся Эпсон к Квазару.

— Я не знаю... — начал зам, но магик его даже не слушал.

— Почему на тебя не действуют проклятья, мразь?! — воскликнул Эпсон Берэ. — Почему ты не слушаешься моих приказов?! Ты что, хочешь, чтобы я тебя уволил?

— На меня не действуют никакие заклятья, в том числе и проклятья, и треклятья, — ответил Берэ спокойно. — А тебе надо бы научиться сдерживать эмоции...

— Заткнулся! Я сейчас тебя... Да ты хоть знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?! Квазар!

— Да? — вытянулся по струнке зам.

— Арестовать этого ублюдка... а где он?

Эпсон всего на миг повернулся к Квазару, но когда бросил взгляд под лестницу, где только что стоял Берэ, того уже и след простыл! Вот только что ухмылялся и дерзил, а уже нет никого, только черный цилиндр остался на лавке. Магик осмотрелся — никого. Ну, то есть мэрээсовцы ходят по цеху, но Берэ среди них нет.

— Какого Темного? — пробормотал магик. — Что только что произошло? Куда он делся?

— Я не знаю, магик, — ответил Квазар виновато.

— Кто он такой, Треклятье Темного на его эпоху?!

— Дежурный... — пробормотал зам.

— Теперь что, ты издеваешься?! — воскликнул Эпсон. — Я колдун третьего уровня, от моего проклятья не сможет укрыться никто ниже четвертого уровня, а просто проигнорировать его может только шестой уровень! А этот... а ну-ка погоди.

Эпсон закрыл глаза, постарался уменьшить биение сердца и успокоиться. Удалось это не сразу, поначалу его всего била обида на кого-то (потому что обижаться на Берэ он не хотел), грудь ходила вверх-вниз, словно Река в Шторм Вероятностей, но минуты через полторы он сумел включить Знание и попытался найти Берэ. И тут гнев сменился удивлением. Берэ нигде не было! От Знания можно закрыться, да, его можно запутать, как сделал, например, тот же Валет, или переполнить чем-нибудь плохим, как получилось у Жюбо, но сделать так, что тебя просто нет — невозможно. Даже Мастера можно почувствовать Знанием, не найти, но хотя бы узнать, что он есть; да что там, Знание позволяет даже Светлого или Темного познать, а иногда и вовсе найти их в Мире, но сделать так, чтобы совсем не читаться? Нет, так не бывает. И все же так есть. Эпсону не удалось узнать ничего о дежурном колдуне первого разряда Берэ, и это очень странно. Очень, очень, очень странно.

— Темный с ним, потом узнаю про него у Начальника, — пробормотал Эпсон, поправляя прическу не только пальцами, но и помогая колдовством — пока он орал на Берэ, волосы растрепались. — Показывай мне мой Цех.

Эпсон двинулся к отгороженным секторам нижнего яруса, Квазар покачал головой и потопал следом. Зам магика солгал — он знал, куда делся Берэ. Да тут и нет никакого секрета — рядом с лестницей дверь на улицу, в нее и вышел дежурный, как только Эпсон отвернулся. Но почему же Квазар не сказал об этом Эпсону? За год работы в МРС молодой колдун узнал много всего интересного, в том числе и несколько слухов о единственном дежурном Центрального Цеха. Да, весь дежурный отел состоял из одного Берэ — колдуна первого разряда, в своем роде, чудовищного исключения из правил и не только потому, что занимал такую должность, несмотря на низкий разряд. Во всем МРС Дельты Миров больше нет первых разрядов. Это нонсенс, в Дельте должны работать исключительно профи, но, тем не менее, Берэ работал. Квазар так и не узнал, почему так, никто не поведал ему историю Берэ, потому что мало кто об этом знал, но все старики, служившие тут сотнями лет, сходились во мнении — Берэ лучше не трогать. Мало кто соглашался работать с ним в паре, мало кто даже заговаривал с дежурным! И причина тому самая простая — весь МРС побаивался Берэ, но почему, никто не знал.

Магик шел быстро, Квазар едва поспевал, иногда переходил на полубег, чтобы угнаться за широкими шагами Эпсона. Первым делом магик решил посетить отдел конструкторов — самый большой в Центральном Цеху. Они вошли в отделение нижнего яруса, отгороженное высокими стенками, но без потолка. Им повезло — работал Валет.

— Что он собирается делать? — спросил магик у зама.

— Сейчас посмотрю, — ответил Квазар и зашарил по карманам полосатого комбинезона. Спустя десяток секунд, он извлек металлическую пластину с экраном и несколькими кнопками на одной стороне, и подковой, перечеркнутой крестом, с другой. — Это нарядная картотека, магик. Тут записаны все наряды для любого работника...

— А почему у меня такой нет? — перебил Эпсон.

— Ваша картотека в компьютере в кабинете. Так, сейчас посмотрим, чем занимается Валет, — Квазар нажал пару кнопок, потом палец заскользил по экрану. — Он конструктурирует двенадцать автоматических повозок...

— Машин, что ли? — приподнял бровь магик. — Ну-с, посмотрим.

Валет как раз приступал к работе. Квазар, видя, магик не все понимает, пояснял:

— Сначала конструктор должен создать переходное поле. Переходное поле — это...

— Портал на границу со Сном, — перебил магик. — Я в курсе. Но для этого надо иметь столько Мало...

— Вон по той трубе Мало и подается.

И действительно, прежде чем создать переходное поле, конструктор подошел к тонкой металлической трубе. Эпсон раньше такого не видел, но принцип понимал. Труба сделана из Онита — это единственная возможность для перемещения Мало. Изначальная частичка бытия, самое малое из всего, что только может быть, притом еще взятая непосредственно из Алям-аль-Металя, Мало пройдет сквозь любую стену, металл или стекло. Да сквозь что угодно пройдет, потому что обычная материя для Мало, словно дуршлаг в крупную дырочку для воды. Но Онит — металл, сделанный из онов, и поэтому имеет абсолютную плотность. Трубы от Насосов Мало до Центрального Цеха изготовлены именно из Абсолютного Онита, потому что Мало способно пройти даже через простой Онит. Так конструктор получает возможность работать не рядом с Насосами Мало, а тут, в цеху. И это правильно, Мало используют тысячи колдунов по всей Дельте, в Насосной они даже не поместились бы.

Валет подошел к трубе, что заканчивалась странным кристаллом, рука погладила бесцветный камень, тот начал переливаться всеми цветами радуги.

— Это запорная арматура для Мало, — пояснил Квазар. — Кристалл выпускает не все Мало, но лишь малую дозу.

— А из чего сделан кристалл? — спросил магик.

— Кристалл, по сути, и сам есть — прессованное Мало. Благодаря потоку Мало в трубе, кристалл имеет материальность. Они питают друг друга — не было бы потока Мало в трубе, кристалл не мог бы существовать, не было бы кристалла, а был бы, допустим, кран из Онита, при открытии Мало безвозвратно выплеснулось бы в цех и растворилось, либо материализовалось во что-то непредсказуемое. Сейчас Валет впитал дозу Мало для построения Переходного поля...

Пока Квазар говорил, конструктор уже начал работать. Зарядившись Мало, он вышел почти на середину отгороженного помещения, прикрыл глаза. Вдруг, из примерной середины тела — где-то на уровне живота — что-то вспыхнуло, а следом конструктора окружило переходное поле — тонкая пленка, переливающаяся разными цветами, размером примерно три на три метра.

— Теперь, когда переходное поле выстроено, можно приступать к конструктурированию, — продолжил пояснять Квазар. — Есть два способа конструктурирования: первый — материализация Мало после создания модели; второй — конструктурирование онами, которые ткачи преобразует из Мало. Для более сложных и больших конструкций используют первый способ, потому что с Мало работать легче, но материализовать готовую конструкцию из Мало — очень сложно и тут требуется ткач не менее шестого разряда. Превращение Мало в оны малыми порциями гораздо легче, но тут уже туго придется конструктору — с онами работать труднее. Фактически, сейчас в переходном поле застыл маленький кусочек Сна — только так вообще возможно создать что-либо из Мало или онов — но так как во Сне изначальная единица именно Мало, с ней легче работать...

А тем временем, в работу включился Арч — маленький мужичонка, почти лысый, но, если судить по полоскам — седьмой разряд. А точнее — ткач седьмого разряда. Он тоже подошел к кристаллу на конце Онитовой трубы, только гладил запорную арматуру значительно дольше Валета — почти минуту. Потом Арч подошел к переходному полю и легонько коснулся переливающейся пленки-границы. Внутрь поля словно запустили маленьких мушек, причем — много-много. Черненькие точечки закружились вокруг Валета, потом быстро собрались в комок, опять разлетелись, и выстроились в некое подобие очертаний — модель напоминала чертеж или фигуру из тонкой проволоки. В целом конструкция машины примерно совпадала с той, что принята в восемнадцатой эпохе: четыре резиновых колеса, каркас из металла, внутри четыре сидения для пассажиров и водителя; двигатель в задней части, скрытый дополнительной дверкой, впереди отсек для вещей. Но пока это лишь сплетение тонких паутинок, будто художник сделал набросок вещи, а теперь предстояло ее раскрасить. Арч еще раз сходил к кристаллу, зарядился Мало, преобразовал в оны и подал в переходное поле. Опять вокруг Валета завертелись черные точки, снова собрались в комок и нашли свое место в конструкции — машина обросла вполне материальным двигателем и прочими механическим внутренностями. Эпсон смотрел на это с открытым ртом. Валет воплотил такое количество сложнейших узлов и деталей, и все — одним только усилием мысли. Ведь, чтобы создать конструкцию, ее надо представить в мельчайших подробностях, в голове должен быть самый настоящий компьютер, дабы просто запомнить механические узлы: каждый шланг, каждый болт, каждую гайку, каждую трубку, каждую заклепку...

Дело осталось за малым. Ткач сделал третий подход к трубе и подал Валету оны для конструктурирования кузова. Не прошло и десяти минут, а посреди отсека уже стоит самая настоящая машина, будто кто-то приехал и небрежно припарковался прямо в конструкторском отделе. Валет порвал переходное поле, просто ударив по пленке кулаком, и машину можно отправлять по назначению.

— Даже не верится! — воскликнул Эпсон. — Даже во Сне у меня ушло бы больше времени! И что же, машина теперь не растает?

— Нет, — улыбнулся Квазар. — Она сделана из онов, поэтому не принадлежит Алям-аль-Металю. А вот если бы Валет конструктурировал ее из Мало, Арчу пришлось бы попотеть, чтобы обратить в оны целую конструкцию из Мало. Этим способом вообще редко пользуются. Обычно, если надо сделать что-то большое или сложное, конструктора делают отдельные детали, а потом уже монтажники их собирают по месту. Помните работу Драхана?

— Такое разве забудешь? — ответил Эпсон.

— Тот железный куб сконструировали в переходном поле из Мало, потом преобразовали в оны, а потом уже отдали в огненный отдел. Мы создаем множество сырых материалов для механиков, да и вообще для многих отделов.

— Потрясающе! А куда пойдут эти машины? — спросил Эпсон, наблюдая, как Валет перешел к созданию второй конструкции.

— Все туда же — в шестьсот шестьдесят шестую, — ответил Квазар мрачно. — На нее сейчас девяносто процентов МРС работает.

— Любопытно, — пробормотал магик, явно пропустивший последнюю реплику мимо ушей. — А я так смогу?

И решительно направился к запорной арматуре. Арч застыл на половине пути к ней же и воззрился на Эпсона вопросительно.

— Вы что-то хотели, магик? — спросил ткач.

— Да, я хочу попробовать что-нибудь сделать. Да хоть ту же машину, только такую, как в моей эпохе. Ты не против?

— Конечно, нет, магик, — поклонился ткач — сейчас он значительно любезней, нежели тогда, за игрой в камни. — Только вам необходим наряд. Расход Мало под постоянным контролем...

— А кто выписывает наряды? — перебил Эпсон.

— Вы и выписываете, — ответил Арч. — Я просто беспокоюсь, чтобы все было по бумагам, а то с меня в конце цикла спросят.

— Все уже готово, магик! — сказал Квазар, подойдя ближе. Зам что-то писал в пластине. — Я оформил вам наряд.

— В таком случае, я не могу вам препятствовать, — поклонился ткач. — Вам требуется моя помощь?

— Не знаю пока. Давай я сначала попробую, а если мне не хватит онов, ты подашь. Итак...

Эпсон дотронулся до кристалла и сразу почувствовал приток вероятностей. Мало или оны различаются только когда их используют для создания чего-либо, а так колдун может сотворить заклятье что из первого, что из второго. Эпсон держался за кристалл почти четыре минуты — все же колдун третьего уровня способен вобрать куда больше вероятностей, даже по сравнению с седьмым разрядом. Ощущая, как по сути переливается чудовищное количество силы, магик создал вокруг переходное поле. Получилось с одной стороны лучше, чем у Валета, а с другой — хуже. Магик построил переходное поле пять на пять метров — его подчиненные едва успели отскочить, дабы не нарушить переливающуюся пленочку. И половина запаса Мало ушло бесследно. Эпсон закрыл глаза, преобразовал остатки Мало в оны — теперь можно начинать конструктурировать. Усилие воли — и тысячи черных точек сформировали фигуру, весьма похожую на ту, что сейчас создавал Валет. Весь запас Мало истек, колдун почувствовал легкую слабость и сделал знак Арчу — подать еще онов. Ткач неспешно исполнил приказ, впустив в поле еще вероятностей. Магик с трудом, но сумел взять их под контроль и принялся конструктурировать детали машины. Получалось откровенно плохо. В двигателе зияли дыры, болты и гайки появлялись, но кривые или с сорванной резьбой, колеса отличались по диаметру, и на все уходило очень много онов. Арч подал еще вероятностей, и еще, и еще — всего восемь раз; только тогда Эпсон закончил конструкцию. В результате вышла кривая колымага, с всего двумя сидениями, без руля, а двигатель никогда не заработал бы, на его месте сконструктурировалась куча кривых бесполезных механизмов.

Магик раздраженно порвал переходное поле и пробормотал Арчу:

— Ты сможешь избавиться от этого? — его палец указал на только что созданную машину, будто та должна магику денег.

— Я попрошу кого-нибудь из демонтажного отдела, — сказал Арч и улыбнулся. — Не переживайте так, магик — у вас очень даже неплохо получилось. Я бы так, к примеру, точно не смог. Как и большая часть работников МРС.

— Но у него-то вон как выходит, — буркнул магик, кивнув на Валета.

— Так на то он и конструктор, — пожал плечами ткач. — Зато он не сумел бы преобразовать Мало в оны, а вы это сделали. Он не смог бы накопить достаточное количество Мало для создания переходного поля и части конструкции. Да, Валет конструктурирует лучше вас, но вы умеете такие вещи, которые он никогда сделать не сможет.

— Хорошо, — сказал Эпсон чуть бодрее. — Но все равно избавься от этого?

Арч кивнул и пошел ассистировать Валету, а к магику подошел Квазар со своей картотекой.

— Магик, могу вас поздравить — Начальник только что прислал вам первое задание.

— Да? — приподнял бровь Эпсон. — И какое? Я ведь еще даже не окончил осмотр.

— Пара пустяков, но никто кроме вас не имеет права выполнить эту работу — надо получить на Складе кристаллы для Насосов Мало.

— А где у нас Склад?

— Склад находится не у нас, а в Главной Башне Службы Радости. Им он нужнее, так что...

— Ты хочешь сказать, придется ехать в Служебный Город? — перебил Эпсон. — Это же отлично! Я столько лет мечтал увидеть его!

— Тогда я закажу нам вахтового дракона.

* * *

Всего десять взмахов огромных крыл понадобилось вахтовому дракону, чтобы донести Эпсона и Квазара к Служебному Городу — центру Дельты Миров. Здесь у крылатого ящера появились воздушные конкуренты. Десятки самолетов с пропеллерами жужжали над городом либо улетали из него, либо возвращались. Это — курьеры Службы Радости. Почти пятьдесят тысяч мертвецов работают для исполнения всех причудливых просьб гостей Дельты; пятьдесят тысяч раз Мастер спустился в ад, чтобы вызволить себе и жителям слуг, что работают под страхом возвращения в преисподнюю. Служба Радости — очень могущественная организация, но не идет ни в какое сравнение с Магико-Ремонтной Службой. Мертвецы полностью неуязвимы и нечувствительны к боли, благодаря Обезболивателю — сложнейшей машины, полностью блокирующей неприятные ощущения. И это не прихоть, но насущная необходимость. Мертвые чувствуют боль в тысячи раз сильнее, нежели живые — это одна из особенностей, что происходит с сутью после смерти. В аду или в раю, но чувствительность возрастает настолько, что даже самое простое удовольствие, вроде сладкого чая, будет восприниматься как сотня оргазмов; справедлива и обратная закономерность — страдания ада многократно усилены, поэтому, уколов палец, мертвец испытает такую боль, будто ему отсекли ногу. Вместе со сверхчувствительностью мертвецам дарована и возможность бесконечно регенерировать собственное тело. И это тоже правильно: в раю мертвые будут вечно блаженствовать, не старея вовсе, а в аду грешников могут хоть на кусочки изрубать по сотне раз на дню, и они будут раз за разом восставать в прежнем состоянии, все для того, чтобы страдать. Вот поэтому каждый курьер Службы Радости, хоть и скрепит зубами, втайне ропща на Мастера за нелегкий и неблагодарный труд, но ни за что не согласится вернуться в ад. Отсюда и презрение к мертвым курьерам со стороны других работников Дельты. Остальные-то считают службу здесь великим почетом, а курьеры только и мечтают, чтобы Мастер отправил их в отпуск, а то и вообще на пенсию.

Дракон завис над самым центром Служебного Города, как раз там, где высилось головное здание Службы Радости — огромная башня. Совсем не монолитная, она состояла из многочисленных этажей-ярусов, причем каждый этаж сделан из особого материала: какой из стекла, какой из камня, где-то вообще пустые пролеты, а этажи скрепляют несколько колонн. Да еще Башня Службы Радости накренена к Правому Берегу, словно отвешивает поклон всем гостям Дельты Миров, которые большим числом прибывают в Торговый Порт.

— Странная постройка, — сказал Эпсон Квазару, рассматривая Башню из окна кабины. — И как она только не падает?

— Колдовство, магик, — ответил зам. — Службу Радости курирует сам Мастер, так что удивляться не стоит.

— А кто курирует МРС?

— Второй в Ордене Одуванчика, — немного покраснел Квазар.

— Ага, ясно. Неспроста, значит, ты служишь именно у нас.

— Магистр Биатриче не так давно занял эту должность и как раз воспользовался случаем.

— Он тебя чему-нибудь учил? — спросил магик. — Эй, дракон, снижайся!

Зверюга пошла на посадку, Квазар ответил:

— Нет. То есть, да, но немногому. Говорил, я еще слишком мало умею, чтобы брать меня в ученики. Мол, бессмысленно, да после той истории он долго не захочет брать учеников.

— Какой истории? — заинтересовался магик, рассматривая детали башни. В одном из многочисленных окон он сумел разглядеть шеренгу мертвецов и скрюченную старушку, кричащую на них.

— У него вроде был ученик в триста тринадцатой эпохе, который сильно его разочаровал. Я толком не знаю, но, кажется, в той истории участвовал Жюбо. Можно у него спросить...

— Не стану я ничего спрашивать у этого бездельника. Никогда не подумал бы, что мертвые могут быть такими разговорчивыми. Надо бы как-нибудь вызвать Кер, чтобы они утащили его в ад!

— А вы сумеете, магик? — спросил Квазар удивленно.

— Один раз у меня получилось, — ответил Эпсон мрачновато. — Правда, это был не самый приятный опыт. Нет, я, конечно, шучу. Вызывать демонов вообще не самое благодатное занятие, тем более в Дельте. И кстати, это не Жюбо вон там?

И правда, возле входа в башню Жюбо Анортон Гует о чем-то беседовал с курьершей Службы Радости. Причем очень оживленно беседовал, жестикулируя, словно большой вентилятор. Жюбо, само собой, в форме МРС, а девушка одета в наряд Службы Радости: черные хлопчатобумажные штаны, такая же рубаха да пара кожаных сапог. На груди маленькая эмблемка — крест и подкова. Кстати говоря, грудь заслуживает особенного мужского внимания. Лифа девица не носит, поэтому видны соски, да и вообще буфера размера приличного, и мордашка у девушки ничего себе! Огненно-рыжие волосы, маленький носик, широкие скулы и большие зеленые глаза: ни дать, ни взять — ведьма.

Квазар с Эпсоном спустились по крылу дракона и невольно услышали часть оживленной беседы. На прилет начальства Жюбо не отреагировал, хотя, казалось бы, приземление дракона должен был заметить.

— Манада, неужели ты думаешь, мне это нравится?! — кричал Жюбо. — И ты еще мне будешь жаловаться?

— Ну да, чего мне жаловаться? — всплеснула руками девушка. — Я же тут как сыр в масле катаюсь! А ты знаешь, что Магистр Цугунде — некрофил?

— Некромант, может быть? — усмехнулся Жюбо, но улыбка сошла с лица, после следующей реплики Манады.

— Иди ты к Хутурукешу в задницу, Жюбо Анортон Гует! — выпалила девушка. — Я уже разобралась с местным сленгом и могу отличить некроманта от некрофила.

— Он что, спит с тобой? — спросил Жюбо в ужасе.

— Спит? Да он полслужбы Радости уже...

Магик и Квазар не дослушали окончание диалога, потому как вошли в Башню. Никто, собственно, и не хотел выслушивать, что там делает с мертвецами Магистр Цугунде. Он — почетный житель Дельты Миров, а мертвые курьеры — его непосредственные рабы, почти собственность. Его и других Гостей. Поэтому он может делать с красоткой Манадой все, что захочется его черной душе. В Дельте ведь проживают не только добрые Магистры. Напротив, как раз добрых тут раз-два и обчелся. Так все устроено, колдуны редко бывают даже просто хорошими, а уж как часто встречаются самые настоящие злодеи... И это неудивительно — в Мире мало способов набирать вероятности, вот и приходится колдунам воровать их у простых людей. Отбирать у людей удачу, дабы потом использовать в своих целях. А уж если учесть их могущество, ясно, почему колдунам плевать на обывателей. Плевать даже больше, чем на мертвых курьеров.

Пройдя арочные ворота в форме большой подковы, магик и Квазар попали в приемную. На первом этаже есть всего одна прозрачная дверь, ведущая к лифту, одна стойка, один компьютер и одна девушка. Квазар вышел немного вперед и поздоровался с ней:

— Здравствуйте, Плевона.

— Привет, Квази, — сказала девушка, улыбаясь.

— Квази? — пробормотал Эпсон.

— Плевона, разрешите представить вам нашего нового магика. Магик Эпсон, это Плевона — секретарь Службы Радости.

— Весьма рад, — сказал магик, рассматривая аппетитные формы. Он даже немного позавидовал, работавшим в Службе Радости мужчинам — всего за пять минут на глаза попались две такие красотки!

— Я тоже, магик, — улыбнулась ему девушка. — Вы на Склад?

— Да, — ответил Квазар. — Как там сегодня Складовой?

— Не знаю, не видела. Проходите, вам в подвальный этаж.

Магик и зам кивнули, пошли к лифту, а тот как раз принес кое-кого, кто ярко противоречил последним мыслям Эпсона — двух особей мертвого женского пола в форме Службы Радости.

Первая — страхолюдина абсолютная, хотя можно это списать на возраст. Старуха определенно видывала еще Высокую Битву. А вот вторая особь, наверное, была красивой, но вот сейчас... Одежда порвана, демонстрируя левую грудь с отрезанным соском, из живота точит рукоять ножа, по лицу пробежал кривой шрам, половина волос сгорела, остались волдыри, правого глаза нет, как и нескольких пальцев на обеих руках. Ужас, да и только. Эпсон чуть не шарахнулся от курьерш, те прошли мимо, не обратив внимания на работников МРС. Квазар тоже остался спокоен к мертвецам и просто зашел в лифт. Магик прошмыгнул следом, спустя пару секунд.

— А почему они не регенерируют себя? — спросил магик, когда Квазар нажал на кнопку подвального помещения.

— Это очень больно, да и лимит на пользование Обезболивателем у них ограниченный, — пожал плечами заместитель.

— Треклятье Темного, но как она умудрилась так...

— У курьеров очень опасная и тяжелая работа, магик. Но они заслуживают свою участь.

Лифт приехал, двери разъехались, выпустили их в коридор, оканчивающийся железными створами.

— Они все грешники, магик, — продолжил пояснять Квазар, выходя из лифта. — В Службе Радости работают мертвые, извлеченные из Нэт-Ты и ниже.

— И все равно, мурашки по телу бегают, — сказал Эпсон, когда они подошли к металлическому входу в склад. Квазар постучал в двери и проорал:

— Складовой! Прибыл магик из МРС за деталями для Насосов!

Прошло около минуты, прежде чем им ответили; это время магик и зам переминались с ноги на ногу, погруженные в мысли о том, как много в жизни всем приходится ждать, а кто-то ведь ждет всю жизнь...

— Чего надо-на? — послышалось из-за створ.

— Мы пришли за деталями для... — начал Квазар, но его прервал грубый голос:

— Я не глухой-на! И чего теперь-на?

— Открывай! — крикнул Квазар. — У нас есть предписание!

— У всех-на, предписание, а у меня перекур.

— Открой мне дверь, — вступил в разговор магик. — Любую попытку противодействия мне, буду расценивать как оскорбление, нанесенное всему МРС. Ты хочешь иметь нас в качестве врагов?

— Ладно, уж и пошутить-на... — проворчали из-за дверей, и створы разъехались.

Эпсон ледяным взглядом рассмотрел Складового. Странный мужик: лысый, с пышными усами и ружьем на плече, он скалился, показывая зубы. Кстати, половины зубов во рту нет. Причем выбиты они в шахматном порядке — через зуб зияет прореха, что на верхней челюсти, что на нижней.

— Значит, ты новый магик-на? — спросил Складовой.

— Значит, ты Складовой? — усмехнулся Эпсон. — Давай, что нам положено.

— Пошли, — махнул мужик и зашел внутрь склада. Мэрээсовцы последовали за ним.

Сам по себе склад Дельты Миров примечателен, прежде всего, размерами. Стены, если они есть, теряются где-то вдали, погрузившись во тьму. Помещение не особенно высокое, но и не низкое — метров пять высотой. Повсюду расставлены стеллажи с самыми разнообразными вещами. Есть тут и гробы, и навалы оружия, и кучи одежды, и коробки с едой, и компьютеры, и пачки молока, и всякие ключи, болтики, гайки... И это только то, что лежит поближе к выходу — остальных стеллажей целое море, и все заставлены по-полной. Еще одна интересная деталь — деревья. Простые березы, растущие прямо с потолка.

— Зачем тут деревья? — спросил магик, следуя за Складовым.

— А дышать я чем буду-на? — отозвался тот. — Это не простые деревья, но тебе про них знать не положено.

— А тебе, значит, положено? — усмехнулся Эпсон.

— Я Складовой, мне известно все, о том, что хранится у меня на Складе.

— Так уж прям и все? — не поверил магик.

— Иначе меня тут не было бы. Вот ваши кристаллы.

Ящик с синими прозрачными кристаллами стоял особняком на полу, наверное, Складовой снял его заранее.

— И что это за кристаллы, ты, стало быть, тоже знаешь? — усмехнулся Эпсон. Даже он не представлял, зачем они нужны, а уж Складовой...

— Новые фильтра для Насосов Мало, — отчеканил Складовой. — Распишись и получи.

Слегка покрасневший, Эпсон, не глядя, подмахнул какие-то бумаги и тут его внимание привлек скрежет позади. Магик обернулся и увидел меж закрывающихся дверей Склада проскользнувшую наружу фигуру в форме МРС. Очень знакомую, высокую, худую фигуру, да и полоски комбинезона подозрительно частые.

— Кто это был? — спросил Эпсон у Складового.

— Берэ, — ответил тот.

— Берэ? А какого Темного он тут делал?

— Известно какого, — усмехнулся шахматной улыбкой Складовой. — От работы отлынивает. А ты что, его магик?

— Да, — проскрежетал Эпсон. — И клянусь, это будет продолжаться недолго.

— Да ты брось, — отмахнулся Складовой. — Или ты его уволишь? Так ему только этого и надо.

— А почему он вообще к тебе пришел? — встрял Квазар, чувствуя, разговор входит в неприятное русло.

— А мы с ним давно знакомы, — ответил Складовой. — Он вообще любит потрепаться о старых временах.

— Да кто он такой?! — воскликнул Эпсон. — И что значит: ему только этого и надо?

— Знаешь чего, магик, — замялся Складовой, — поговорил бы ты лучше об этом с Долтоном. Я в эти дела больше не лезу. С меня достаточно моего Склада, и больше я знать ничего не желаю.

Эпсон смерил Складового взглядом с ног до головы. Тот улыбается, но от магика не укрылось, что Складовой зачем-то поправил рукава. Странно, магику показалось, под длинными рукавами он увидел пару зеленоватых браслетов, точно таких же, как у Начальника.

— Бери ящик, и пошли отсюда, — кинул Эпсон заму.

Они вышли под насмешливым взглядом Складового, к Эпсону вновь вернулось плохое настроение, а Квазар пыхтел, таща ящик, — помогать ему магик не собирался. Они вошли в лифт, Эпсон сказал:

— Как только вернемся, я поговорю с Начальником об этом Берэ.

— Боюсь, магик, сначала нам надо доставить кристаллы в Насосную, — сказал Квазар виновато. — И вы же хотели ее осмотреть...

— Ладно, в Насосную, так в Насосную. Но потом...

Они вышли из лифта, Квазар попрощался с Плевоной, а на выходе увидели Жюбо и Манаду. Мертвецы не переругивались, напротив, стояли, обнявшись, и шептали что-то друг другу. Со стороны довольно странная парочка — мертвая курьерша в чернейших одеждах и полосатый демонтер МРС. Эпсон приехал в Дельту лишь сегодня, но даже он сразу понял: у этой любви нет и не может быть никакого будущего. И невдомек было молодому магику, что для этих мертвых действительно нет никакого будущего, им вполне хватает прошлого.

* * *

Вахтовый дракон завис над Насосной и начал медленный спуск. Эпсон внимательно рассмотрел самый главный объект его ведомства. С высоты драконьего полета Насосная ничем не отличалась от Цехов. Та же прямоугольная коробка, раскрашенная в желтые и черные полосы. Даже размеры не впечатляли: длинной метров пятьсот, шириной метров двести. Но вот несколько демонтеров возле входа с ружьями наперевес — это что-то новенькое.

— Насосная — наиболее охраняемый объект МРС, — пояснял Квазар. — Тут все время дежурят демонтеры, войти внутрь может только работник МРС. Даже Магистру вход туда запрещен. А когда-то Насосную вообще сторожила (вырезано цензурой).

— Даже так? — присвистнул Эпсон. — А почему так?

— Насосы Мало — очень важный объект в Дельте, потому что частично она находится в Алям-аль-Метале. Если бы было иначе, Дельта значительно потеряла бы в могуществе.

— Да, я знаю, что она находится посредине четырех планов Замысла, — пробурчал Эпсон. — Но откуда качается Мало?

— На самом деле, процесс создания Мало довольно интересен, потому что, по сути, Мало качают прямо из Реки...

— Не неси чуши, — перебил Эпсон. — В Реке нет Мало. Река состоит целиком из онов.

— Да, поэтому сначала оттуда качают именно их. Потом в Сепараторах происходит очистка онов, ведь в Реке текут не только абсолютные оны, но и соединения. Потом, когда все оны выше второй категории отбиваются в Сепараторах, их подают на ДКС — Дематериализационную Компрессорную Станцию. Там оны разгоняются до такой скорости, что перескакивают из сущего в Алям-аль-Металь и становятся Мало. А уже непосредственно Насосная подает Мало по всей Дельте Миров.

— А почему не используют сразу оны? — спросил Эпсон. — Ведь ткачи потом все равно переделывают Мало в оны.

— Тут много всяких моментов, но главный в том, что из Мало сделать оны относительно легко, а вот из онов Мало — уже значительно труднее. Практически невозможно. Колдуну это невозможно сделать без Дематериализационной Станции.

— Да, — пробормотал магик, — я об этом как-то не подумал.

— Из Мало в Дельте возможно сделать множество всего, что не получится в Мире, потому что Дельта стоит частично в Алям-аль-Метале, здесь Мало вообще можно использовать так же, как и оны...

— Я понял мысль! — перебил магик, Квазар умолк.

Вахтовый дракон приземлился возле входа в Насосную, магик с замом спустились по крылу и под подозрительным взглядом двух демонтеров вошли внутрь. Перед входом в основное помещение Насосной им встретилась еще одна дверь с табличкой — на ней нарисовали очки и обвели красным кругом.

— Там довольно светло, магик, — пояснил Квазар, снимая с крючка у двери пару темных очков. — Без этого можно ослепнуть.

Эпсон принял очки, надел и толкнул вторую дверь.

Да, действительно, светло. Вход в Насосную расположен с торца, поэтому перед магиком во всей красе открылся трехсотметровый коридор посреди Насосов Мало. Насосы представляли собой безумно-сложное нагромождение кристаллов всевозможных цветов, и выстроились они в два ряда — по обеим сторонам зала. И все Насосы сияли! Всего на секунду магик снял очки и тут же вернул обратно — без них, оказалось, Насосы горят разноцветным пламенем.

— Красота! — прокричал магик, потому что помимо сияния Насосы еще прилично шумели.

— Да! — проорал в ответ Квазар. — Видите вон ту большую Онитовую трубу? По ней подается Мало с ДКС. От нее к каждому Насосу подходит труба поменьше, а потом насосы подают Мало по таким же трубам уже в Дельту.

— А сколько тут Мало перекачивают?! — прокричал магик.

— Очень много, точно не скажу. Вы еще не видели Насосную онов — она еще больше, но за ней следят не ваши отделы.

Эпсон пошел меж Насосов, пристально разглядывая каждый. Со стороны они не выглядели рукотворными изделиями — просто созданные природой кристаллы, наподобие сталагмитов или сталактитов. На самом деле каждый кристалл в конструкции поставлен одним из механиков, причем на положенное место. Даже подумать о том, чтобы попытаться разобрать Насос самостоятельно, Эпсон не мог. Слишком сложны они, слишком непонятны, слишком загадочны. В кристаллах нет движущихся деталей, поэтому они ничем не похожи на простые механические насосы, но ведь и качают не воду или газ; перемещают Мало — самое малое, что может быть в Замысле.

— Потрясающе! — то и дело восклицал магик. — Даже не верится, что такое возможно.

Квазар с ящиком синих кристаллов шел следом и порой тайком усмехался. Да, когда он побывал тут впервые, его одолевали примерно эти же чувства. Этому немало способствует не только сложность и красота Насосов, но то, что они качают. Ведь здесь идет перегонка вероятностей — самой вожделенной вещи для колдуна. И Эпсон, и Квазар сутью ощущали ту силу, что льется вокруг без остановки. Им так хотелось забрать ее себе, ведь с таким количеством Мало можно воплотить в жизнь любую задачу, сделать все, что угодно! Но, конечно, ни один, ни второй не смогли бы справиться и с миллиардной частью перекачиваемого Мало. Тут и Мастер бы не справился.

Они прошли примерно половину Насосной, когда им попался первый неработающий Насос — он не сиял и не гудел, как соседние. Квазар сверился с экраном картотеки и сказал: это как раз один из тех Насосов, которым требуется замена фильтра. По пути они встретили еще несколько Насосов, нуждающихся в ремонте, а потом перешли в более спокойную половину помещения. Тут работает всего десяток Насосов, остальные стоят, словно кресты на кладбище.

— Это что, все сломанные? — спросил Эпсон.

— Нет, просто тут находятся резервные Насосы, — ответил Квазар, ставя ящик на пол. — У каждого Насоса есть резерв, который работает, если он находится в ремонте.

— Понятно, — пробормотал магик. — А это что такое?!

Последнее он чуть не проорал, а лицо магика вначале побледнело, а потом покраснело. И все потому, что неподалеку, как раз между двух резервных Насосов, Эпсон увидел Берэ. Дежурный сидел на маленьком складном стуле и дремал. Берэ не озаботился темными очками, зато надел наушники — наверное, шум Насосной мешал спать.

— Ну я тебя сейчас... — угрожающе сказал магик и решительно двинулся к Берэ. Квазар вздохнул и поплелся следом.

Подойдя к спящему Берэ, магик усмехнулся и ногой выбил из-под того стул. Ну, попытался выбить. От удара по ножке стул устоял, будто к полу приваренный, зато Эпсон ушиб палец, а Насосная услышала парочку отборных ругательств. Но результата магик достиг — Берэ открыл глаза, снял наушники и сказал:

— Значит, судьба. Чего тебе надо от меня, магик Эпсон? Чего ты ко мне привязался?

— Молчать, тупая скотина! — взревел Эпсон, пританцовывая на левой ноге. Потом наложил заклятье исцеления — от этого ушиб пройдет быстрей, но не исчезнет. Впрочем, болеть конечность стала меньше. — А ну встал!

— И чего тебе так хочется, чтобы все перед тобой стояли? — пробурчал Берэ, поднимаясь. — Что, нравится ощущать себя коротышкой?

Дежурный навис над Эпсоном, но не это бесило магика, а пара насмешливых карих глаз, глядящих, словно на надоедливое насекомое.

— Я вижу, ты не особенно любишь работать, дежурный? — процедил магик.

— А кто любит работать? — ответил Берэ веско. — Разве что дебилы. Но я, хвала вероятностям, к их числу не отношусь.

— Молчать! — рявкнул Эпсон. — Клянусь Светлым, я заставлю тебя работать или уволю! Так, мне говорили, ты отличный специалист?

Насмешливые глаза Берэ на секунду приобрели растерянное выражение, но насмешка вернулась, спустя секунду.

— А разве первый разряд не говорит о моих способностях? — спросил дежурный.

— О, я в них нисколько не сомневаюсь, — оскалился магик. — Поэтому ты сейчас же починишь... ну вон хотя бы тот насос.

— А это так необходимо? — пожал плечами Берэ. — Можно дождаться, когда придет механик...

— Я сказал: исполнять!!! — взревел магик. — Иначе — ты уволен!

Берэ еще раз пожал плечами и пошел к ящику с фильтрами. Эпсон последовал за ним, не спуская взгляда. Помнил, как испарился дежурный в прошлые разы. Квазар подошел к Эпсону со спины и тихо сказал:

— Вообще-то, это не по правилам, магик. Ремонтировать Насосы должны механики...

— А если сложилась ситуация, когда их нет рядом? — пробурчал Эпсон в ответ. — Разве не на этот случай у нас есть дежурный?

— Да, но ведь ситуация не самая срочная...

— Тихо! — рявкнул магик уже на зама. — Мне плевать, какая ситуация. Я поставлен следить, чтобы люди работали, и они будут работать. А если этот идиот не сумеет починить Насос, у меня будет козырь при разговоре с Начальником...

Квазар остановился поодаль, предоставив магику самому разбираться с подчиненным, а те двое как раз подходили к ящику с фильтрами.

— Надо поменять один синенький кристалл на другой? — спросил Берэ у Эпсона.

— Да, — оскалился тот. — Вот этот синенький на другой синенький. Действуй.

Берэ согнулся, достал фильтр, пошел к неисправному Насосу. Выглядел дежурный слегка растерянно, но явно не хотел это показывать, и все равно получалось у него плохо. Он осмотрел Насос, потрогал голубой фильтр, прикрепленный к большому желтому кристаллу, даже попытался его отломать, но ничего не вышло. Квазар наблюдал издали, предчувствуя недоброе.

— И как мне его снять? — спросил дежурный.

— Ты у меня спрашиваешь? — продолжал скалиться Эпсон. — Это ведь твоя работа, ты должен знать все, чтобы исправлять экстренные ситуации.

— А тут у нас именно экстренная ситуация? — поинтересовался Берэ.

— Экстренней не бывает.

— Тогда, ладно.

Берэ провел по фильтру на Насосе, тот вспыхнул и пропал. Эпсон открыл рот, но все же сумел заметить, как что-то на шее дежурного полыхнуло зеленым светом, но Берэ стоял к магику спиной, поэтому тот не увидел гримасу боли, исказившую его лицо. Но, несмотря на боль, действовал дежурный уверенно. Он приложил новый фильтр к Насосу, палец провел по месту соприкосновения, кристалл прирос, даже швов не осталось.

— Этого достаточно? — спросил Берэ. — Теперь я могу снова ожидать чего-то более интересного и соответствующего моей квалификации?

— Нет! — рявкнул Эпсон. — Ты поставишь все фильтра!

— Это работа механиков, а не дежурного, — нахмурился Берэ. — Я должен действовать, когда никого из них нет, или случилось что-то непоправимое.

— Что ты должен делать, решаю я! И ты видишь кого-нибудь из механиков тут?

— Просто сейчас большой перерыв, но через час они будут здесь...

— Молчать! — взревел магик. В Насосной температура выше, нежели снаружи, лоб Эпсона порылся испариной, а прическа снова растрепалась, да и во взгляде добавилось чего-то безумного. — Молчать и работать! Работать и молчать! Это понятно?

— Да, — ответил Берэ спокойно. — Мне все понятно.

Дежурный пошел за следующим фильтром и проделал ту же операцию по смене. Магик всюду ходил следом, чтобы Берэ не слинял. Эпсон слегка успокоился и заметил, что каждый раз как Берэ заставляет фильтр исчезать, что-то под комбинезоном дежурного загорается зеленым. Но главное, Эпсон видел, как искажается лицо, и сделал верный вывод — когда Берэ колдует, ему больно. Но, будучи все еще в возбуждении, магик не озаботился причиной. Ему просто нравилось, что колдун, который скрылся от него сегодня, да еще и успел нагрубить, страдает и работает. Эпсон вошел в странное состояние, что можно охарактеризовать, как: упоение властью. Может быть, в том виновато Мало, рассеянное по Насосной в нереальных количествах, или же что-то еще прокралось в мозг, но магик чувствовал почти физическое наслаждение, глядя, как Берэ корчится, меняя очередной фильтр. А когда дежурный закончил, и на раскрасневшимся лице маска боли перестала сменяться нормальным выражением, Эпсон почувствовал странное удовлетворение и расслабленность.

— Все? — спросил Берэ, согнувшись и тщетно пытаясь восстановить дыхание. Пот заливал глаза, из-под комбинезона то и дело мелькали вспышки зеленого.

— Включи их, и сделаем перерыв, — усмехнулся Эпсон.

— Магик, а может, пусть сначала механики проверят? — подошел к ним Квазар.

— Зачем? Этот тип явно знает свое дело и ему не составит труда включить починенные Насосы.

Теперь усмешка вообще взяла на постой лицо магика. Он надеялся, процесс включения тоже потребует от Берэ колдовства, Эпсон еще раз увидит, как тот кривится от боли.

— Хорошо, — сказал Берэ, с трудом распрямляясь. — Надо открыть щит.

— Ну так открой.

— Я не могу, у меня нет допуска, — пропыхтел Берэ.

— А у меня есть? — спросил Эпсон у Квазара.

— Конечно. Но...

— Тогда веди!

Квазар вздохнул, но повел их к щиту управления Насосами. Как и все тут, щит представлял собой нагромождение разноцветных кристаллов, только скрывался в большом металлическом шкафу. Ключ оказался у Квазара. Вообще-то, ключи от всех закрытых объектов должны храниться у магика, но зам еще не успел их передать, но вот, процедура перехода исполнилась, Эпсон открыл щит, и все уставились на кучу маленьких мигающих кристаллов.

— Действуй, — приказал магик.

Дежурный подошел к щиту, слегка дотронулся до крохотного, едва светящегося кристалла. Эпсон оказался прав, для включения Насосов Берэ пришлось-таки колдовать. По телу пробежала судорога, под комбинезоном забегало зеленое свечение, Берэ упал на колени, но кристалл засиял ровным белым светом, а двадцать починенных Насосов вспыхнули и заработали.

— Ну вот, можешь же ведь, когда захочешь, дежурный Берэ, — усмехнулся магик. — Ладно, а теперь расскажи мне, что это тебя так коробило? И почему ты не носишь очки, кстати?

Магик нахмурился. А ведь и правда, почему? Он уже привык к своим очкам и не замечал, что вообще их надел, Квазар тоже защитил глаза, но Берэ — нет. Почему-то это сильно не понравилось магику, только сейчас он задался вопросом: а что же это за свечение такое из-под комбинезона? Он открыл рот, чтобы еще раз спросить, но Берэ прохрипел первым:

— А зачем нужны очки в помещении, где не горит свет?

— Ты опять издеваться вздумал...

В единый миг половина Насосов погасла. Эпсон осекся на полуслове и резко развернулся. Насосная шумела вполовину тише, нагромождения кристаллов гасли одно за другим. Насосы тухли целыми отсеками, не прошло и полминуты, как помещение погрузилось во тьму.

— Ах ты ублюдок, ты хоть понимаешь, что натворил?! — воскликнул Эпсон, снимая ненужные более очки. В темноте не слышалось ничего, кроме учащенного дыхания Квазара, а потом откуда-то сверху прозвучал спокойный, слегка отдающий эхом голос Берэ:

— А вот теперь у нас экстренная ситуация.

Магик резко зажал уши ладонями — помещение заполнил душераздирающий звук сирены, а следом туда вклинился безумный смех. Дежурный Берэ залился хохотом, отдавшись этому занятию без остатка.

— Началось! — прозвучало под потолком, но Эпсон и Квазар этого не услышали.

Глава третья, подраздел первый: где мы узнаем некоторую предысторию, а наши герои, наконец, начнут работать на благо МРС

— Когда я говорил, чтобы ты меня удивил, я имел в виду несколько иное, — сказал Начальник.

С опущенными головами Эпсон и Квазар стояли посредине огромного кабинета Долтона и готовились к буре, что должна разразиться вот-вот. И она разразилась:

— Я кого спрашиваю, два недоумка?! — взревел Долтон, отчего магика и заместителя откинуло назад на пару метров — вместе со звуками, глотка Начальника выпустила порыв ветра. — Какого Дьявола вы решили чинить Насосы?! И какого Дьявола вы поручили это Берэ?! Почему ты не остановил его, Квазар?! Я же ведь предупреждал тебя, не связываться лишний раз с нашим дежурным! А теперь нам приходится отзывать сотни ткачей из эпох, чтобы они починили все запорные арматуры в Дельте! А вы знаете, сколько в Дельте запорных арматур? Вы знаете, что мне сказал Мастер, когда ему лично пришлось восстанавливать Насосы?! Да меня чуть не уволили, вы, пара болванов!

— Простите, Начальник, — пробормотал Квазар.

— Наша вина очевидна, Начальник, — сказал Эпсон несколько уверенней, нежели зам. — И я не сомневаюсь, вы накажете всех провинившихся. Берэ уже мертв?

Начальник упал в кресло, вздохнул и усмехнулся.

— Нет, — сказал Долтон. — Берэ сейчас сидит внизу и пьет кофе с сигаретой. А вы понесете наказание.

— Но почему? — поднял голову Эпсон. — Кто он такой, Темный его подери, что может навернуть всю Насосную, а вы ему и слова не скажете?

Долтон еще раз усмехнулся, свел пальцы в замок, прикрыл глаза.

— Тебе интересно знать, кто такой Берэ? — проговорил Начальник. — Хорошо, я скажу тебе. Берэ — деконструктор.

— Это должность? — не понял магик. Он вздохнул спокойней, похоже, буря стихла так и не успев начаться по-настоящему.

— Да, — сказал Начальник. — Вот только возвел в нее себя Берэ сам. Очень-очень давно, когда был одним из Генералов армии Темного в Высокой Битве. По-сути, генералов было всего два: он и Лагат.

Эпсон застыл с открытым ртом. Он краем уха слышал о Высокой Битве, с которой, судя по легендам, восходит начало всех эпох. Именно там зародился Замысел, именно тогда Мир распался на эпохи, а в жизнь людей прокрались вероятности. И имя Лагата он, конечно же, слышал. Извечный противник Мастера, наместник (вырезано цензурой).

— Берэ что, Магистр? — спросил Квазар, пока Эпсон переваривал информацию.

— Ага. И мой бывший начальник. А еще, он — один из четырех колдунов, который сумел исполнить Треклятье Темного.

Теперь уже рты открылись у обоих подчиненных.

— Вы нас разыгрываете? — спросил Эпсон.

— Отнюдь, — усмехнулся Начальник. — Берэ — один из самых могущественных колдунов всех эпох, всего Замысла. Когда-то он заслуженно носил прозвище Берэ Хаос, кто-то называл его Берэ Беспощадный, кто-то — Берэ Проклятый. И поверьте мне, мои маленькие идиоты, он заслужил все эти прозвища сполна. Не было за всю историю эпох деконструктора сильнее его. И не будет, само собой.

— Но почему же тогда он работает дежурным первого разряда? — спросил Эпсон.

— Почему? А ты не видел, как он светился, когда 'чинил' Насосы? Кстати, надо признать, сработал он знатно. Всем Магистрам во главе с Мастером не удалось заставить их работать. Пришлось уничтожить Насосную и создать с нуля. Так вот, ты помнишь то свечение, ну, такое зеленое?

— Да, — сказал магик.

— Взгляни на это.

Долтон закатал рукава полосатого плаща, его служащие увидели два полупрозрачных браслета, увивавшие предплечья. Ни застежек, ни швов — просто монолитные полосы, замкнутые в круг.

— А теперь следите внимательно, — сказал Долтон... и оба колдуна упали на пол.

Квазар и Эпсон в единый миг прочувствовали болевое проклятье: у первого лопнула почка, у второго отказало легкое. Но прежде чем упасть и закорчиться, каждый увидел: браслеты вспыхнули, точно так же, как тогда у Берэ. Начальник слегка поморщился и продолжил:

— Это называется — Поглотитель Вероятностей, — Долтон говорил тихо, но даже воспаленные болью головы магика и Квазара впитывали его слова пчелиными укусами, каждая буква отдавалась горячей пульсацией. — Штука довольно неприятная. Она высасывает из колдуна все вероятности, но еще имеет один побочный эффект — каждый раз, срабатывая, она причиняет страшную боль. Вы удивитесь, но только что мне было гораздо больнее, чем вам сейчас. Но я давно привык, а вам, наверное, уже и не столкнуться с Поглотителями — последние сделали столько циклов назад, что не упомнить. Поглотитель — единственная возможность ограничить силу колдуна, без помощи других колдунов. Поначалу за всеми нами — пленниками Мастера — ходили колдуны его армии и высасывали вероятности, но потом Мастер придумал Поглотитель, и действенность воздействия значительно возросла. Мы стали жалкими подобиями тех, прежних, себя. Слабыми тенями, которые начали бояться колдовства больше самой жизни.

Эпсон сумел справиться с болью и, забрызгивая ковер кровью изо рта, проговорил, встав на колени:

— Простите меня, Начальник, я не знал...

— Ты забываешь, с кем говоришь, ты, жалкая пародия на колдуна. Я не ведаю жалости. Жалеть кого-либо я разучился гораздо раньше, чем разрушилась твоя эпоха. Но я продолжу, с твоего позволения? Ты ведь не против, а, Эпсон?

— Нет, конечно же, нет, Начальник, — прохрипел магик. Кровь пузырями взбухала на губах, грудь разрывала боль, но он старался держаться.

— Но было исключение из правил — Берэ. Деконструктор был настолько силен, что ему пришлось сделать настоящие доспехи из Поглотителя! Он один несет столько Поглотителя, сколько когда-то были вынуждены носить все прочие колдуны побежденной армии Лагата. И он — единственный, кто носит изначальное количество Поглотителя — с тех времен с него не сняли ни грана, а ведь под амнистию Мастера попали все остальные, даже я. Каждый раз, колдуя, Берэ испытывает такое... Я даже не могу представить себе, как ему больно. Но даже в таком жалком состоянии он все еще деконструктор, потому полезней в миллион раз, чем вы — жалкое наследие колдунов прошлого. С глаз долой! Убери их отсюда, я решу, какую кару они понесут позднее.

Последнее относилось к мэрээсовцу, стоявшему позади корчившегося Квазара и коленопреклоненного Эпсона. Мрсовец кивнул Начальнику, схватил обоих провинившихся за шкирку и выволок из кабинета.

— И позови Берэ, — кинул Долтон вдогонку.

Дежурный вошел в кабинет спустя пять минут, Начальник МРС как раз докуривал сигарету.

— Снова за старое, Берэ? — спросил Долтон. — И когда же ты угомонишься?

— Я никогда не угомонюсь, потому что всегда буду верить в то, чему был верен всегда, — ответил Берэ. Их голоса слились в просторах кабинета, образовали мелодичное и одновременно противное постороннему слуху эхо. В помещении похолодало, под одеждами Берэ засияли зеленые вспышки.

— Ты нарушил правила, — сказал Долтон холодно. — Мне следовало бы посадить тебя в (вырезано цензурой).

— Ну так посади. Я что, против?

Долтон усмехнулся.

— Нет, Берэ, ты не получишь покоя, а все пыточные темницы не вызовут и доли той боли, что ты испытываешь, колдуя. А, следовательно, чтобы тебя наказать, я должен дать тебе работу.

— Твой мальчишка уже заставил меня работать, — усмехнулся Берэ. — Насосную снесли?

— Да, и Мастер уже построил новую.

— Но на другом месте, не так ли? — улыбка Берэ расширилась.

— Да. На том месте больше ничего и никогда не будет работать. Но Мастеру это даже понравилось. Он сказал, что изучит это заклятье.

— Пускай исследует сколько хочет, — отмахнулся дежурный. — У него никогда не получалось хорошо деконструировать. Вот создавать — да, тут спору нет, с ним никто не потягается. Умеет он и разрушать, но деконструировать так умею только я.

— Что проку от твоих талантов, если ты не можешь воспользоваться и тысячной часть своей силы? Закуришь?

— Давай.

Долтон достал пару сигарет из пачки, одну всунул в рот, а вторая выскочила из пальцев и медленно полетела к Берэ.

— Это не смешно, — сказал дежурный, ловя сигарету и тоже отправляя в рот. На ее кончике заиграло пламя — это тоже сделал Долтон. — И то, что ты можешь пользоваться Абсолютным Чудом в Дельте, тоже не впечатляет. Твой недоразвитый магик тоже смог бы так.

— Но не ты, Берэ, но не ты. Даже в таком месте, где вероятности всего на свете и во тьме рассыпаны в невероятных количествах, ты не можешь провернуть даже такие маленькие фокусы.

— Язви сколько хочешь, — Берэ сделал пару быстрых затяжек и затушил сигарету прямо о стол Начальника. Но тот моргнул, след со столешницы испарился бесследно. — Это все равно не отменит правду. Ты — простой сторожевой пес, а я — волк, которого так никто никогда и не приручил. Я уважаю твоего хозяина, уважаю нескольких его Магистров, но на собак уважение не распространяется.

— Все это слова и они не ранят, Берэ, — ухмыльнулся Долтон. — С твоего края правды все выглядит так, а с моего я — Начальник могущественной Службы, одна из самых главных персон Замысла, а ты — всего лишь жалкий отголосок былого. Взгляни на себя, Берэ, посмотри, каким ты стал? Тобой командует даже молодой недоумок, который заставил тебя корчиться в муках и страдать. Ты насолил ему? Возможно. Но его наказание будет куда слабее твоего, у него впереди что-то есть, а у тебя впереди только боль и страдание. И пошлые идеалы, которые больше никому не нужны. Мир изменился после Высокой Битвы и он никогда не станет прежним. И это хорошо. Но ты всегда будешь частью прошлого, которое никогда не вернется, и это плохо. Для тебя, по крайней мере. А самое бессмысленное то, что ты мог быть сейчас в Ордене Одуванчика на месте какого-нибудь третьего Магистра, а может быть даже, командовал бы мною или МРС. Но ты не способен измениться, в этом твоя слабость.

— Я слаб только в одном, — возразил Берэ. — А у тебя слабостей не счесть. Ты трус. Ты думаешь, я не понимаю, почему ты так и не снял браслеты?

— Я сделал много плохого в прошлом и не считаю, что все исправил.

— Нет, Долтон. Ты хочешь показать, что не считаешь. А на самом деле тебе просто страшно перестать быть тем, кем ты являешься сейчас. Тебе настолько устраивает должность Начальника, что приходится разыгрывать этот балаган, изображать раскаявшегося и повинного. И Мастер понимает это.

Долтон снова улыбнулся.

— Ты всегда все хорошо понимал, Берэ, — промурлыкал Начальник. — И тебя не зря считали мозгами Лагата. Но это ничего не меняет. Ты останешься там, где ты есть, а я буду тут, где я есть. Но мы отвлеклись. Давай-ка лучше поговорим о твоем наказании.

— Ты не можешь наказать меня сильнее, чем есть сейчас, — сказал Берэ презрительно. — Ты даже убить меня не можешь.

— А я и не хочу. Нет, Берэ, я не стану тебя убивать и даже пробовать не стану. Это сделает Мастер.

— Если бы он хотел, давно убил бы, — зевнул Берэ. — Но его Дельта держится не только на таких лизоблюдах, как ты, хвала вероятностям.

И вновь начальник улыбнулся.

— Ты так верно все понимаешь, Берэ. И так здорово, что ты вспомнил про мои браслеты и про то, зачем они мне нужны. И ты прав, что ни заключение, ни работа не станут для тебя достаточной карой. Первого ты жаждешь, потому что в темнице тебе не придется колдовать, а значит, не будет боли. От второго ты всегда сможешь улизнуть или сотворить что-то наподобие такого, как с Насосной. Показать, что вы, мол, лучше не трогайте меня понапрасну, а не то будет хуже. Я ведь все правильно говорю, Берэ?

— Если бы ты не понимал общее положение вещей, ты мог смело повесить табличку с надписью 'идиот' на дверь своего кабинета. Впрочем, я до сих пор не знаю, почему ее там нет? Все это настолько очевидно...

— И как мне выскочить из такого положения вещей? — перебил дежурного Начальник. — Ни уволить, ни посадить в темницу, ни убить, ни заставить работать я тебя не могу. Смерти ты тоже не боишься, ибо только у Мастера хватит на это сил, но, ты прав, — чем больше в Дельте сильных колдунов, тем крепче ее положение в Замысле. Отсюда я делаю вывод, Берэ, что единственная возможность наказать тебя — это разубедить Мастера в том, что в Дельте ему нужен такой старый злодей как ты.

— Ты хочешь меня оклеветать? — округлил глаза Берэ. — Ну тогда смело вешай-таки табличку, потому что ты — идиот. Сделать мою репутацию еще хуже ты не сможешь, и случай с Насосной это продемонстрировал.

— Нет, Берэ, я поступлю иначе. Мастер сможет тебе простить прошлые прегрешения, но одного он никогда не прощает.

Долтон засучил рукава и продемонстрировал Берэ браслеты, переливающиеся крохотными зелеными молниями. Очевидно, дежурный уследил в словах Начальника МРС что-то угрожающее, потому как напрягся.

— И поэтому, Берэ, я доверю тебе работу, которую ты будешь заинтересован выполнить. У тебя осталось всего лишь твое жалкое существование, и я поставлю его на карту.

— Ты — жалкий пес, — прорычал Берэ.

— Дежурный Берэ, — начал Долтон показательно пафосно, — я, Начальник МРС, повышаю тебя в должности и делаю тебя главным ответственным за восстановление шестьсот шестьдесят шестой эпохи. Ты отбудешь туда на закате.

Берэ молча поднялся и пошел из кабинета вон, а вдогонку ему прозвучал насмешливый голос Долтона:

— Не переживай ты так, я дам тебе в помощь лучшую бригаду и второго ответственного. На ваши плечи ляжет все бремя...

Долтон умолк — Берэ уже хлопнул дверью. Начальник откинулся в кресле, закурил.

— Прекрасно, — донесся старческий голос из дальнего угла. Там, из темноты проявились очертания фигуры в длинном балахоне, на свет вышел бородатый старик с длинным посохом, навершие которого светилось мягким голубым светом. Старик мягкой походкой подошел к столу и уселся на освободившееся кресло напротив Долтона.

— А если он справится? — спросил Начальник.

— Не думаю, — ответил старик скрипучим голосом. — Убеждения этого человека свели его до состояния ничтожества, над которым смеются все Магистры Замысла. Убеждения Берэ не позволят ему восстановить эпоху.

— Но тогда зачем это тебе надо, Биатриче? Ты хочешь его смерти?

— Нет, Долтон, я хочу, чтобы он совершил невозможное. Если он сумеет побороть себя, мы возьмем его в Орден. А если нет — сколько уже можно держать под боком ядовитую змею? А еще мне очень интересно, как он будет пудрить нам мозги. Берэ — величайший лгун, какого я знаю. И играть против него всегда было опасно, и я хочу выяснить, не утратил ли он после стольких лет былой хватки?

— Или выяснить, не стал ли ты более искусным игроком, Магистр? — усмехнулся Долтон.

Биатриче не ответил. Старик достал трубку и принялся набивать.

— Хорошо, — продолжил Долтон. — Значит, я дам ему в помощь, или в помеху, Квазара и Эпсона. Но это-то тебе зачем?

— Мне плевать на Эпсона, но его просила проверить на прочность Хита. А мой внук так сильно меня разочаровал, что я просто хочу его позорного конца.

— Так убей его, и дело с концом.

— И тут все так же, как с Берэ. Если он выдержит испытание, может быть, я займусь его обучением. В любом случае, он либо будет полезен для Ордена, либо умрет. Как и все они. Мы пошлем в шестьсот шестьдесят шестую эпоху отряд обреченных, но одновременно и очень перспективных существ. Если они нас удивят, мы получим отличное подспорье для Ордена, если они провалят дело, мы скинем ненужный груз.

— Я не верю ни единому слову, Биатриче, — сказал Долтон. — Но я сделаю, как ты скажешь.

— Конечно, сделаешь, — усмехнулся Магистр, раскуривая трубку, и продемонстрировал кривые желтые зубы. — И еще пошли вместе с ними Жюбо Анортон Гуета.

— Демонтера? — впервые за разговор Начальник удивился по-настоящему. — Зачем?

— А вот его дальнейшая судьба меня нисколько не интересует. Но я надеюсь, что это окажется его последним заданием.

* * *

— И кто из нас двоих все-таки главный? — спросил магик у изображения Начальника на экране картотеки Квазара.

— Никто, — ответил Долтон с экрана. — Но ваши решения обязаны быть одобрены друг другом. Если ты не согласен с Берэ, он не имеет права действовать, то же самое, если будет наоборот. Жюбо и Квазар будут вам подчиняться и помогать. А еще я вывожу весь состав МРС из шестьсот шестьдесят шестой эпохи. Пока вы будете там, МРС не будет вам мешать...

— Или помогать, — буркнул Жюбо из-за спины Эпсона, краем уха прислушиваясь к разговору.

— ... Квазар будет отправлять мне еженедельные отчеты, — продолжил Начальник. — На достижение промежуточных результатов я даю вам стандартный месяц Мира. Если вы ничего не добьетесь за этот период, можете считать себя уволенными.

— А если добьемся? — пропищал магик; ему ситуация нравилась все меньше и меньше.

— Если добьетесь, я дам еще времени. В любом случае, пока вы не восстановите эпоху, либо не создадите там достаточные предпосылки для ее самостоятельного восстановления, дорога в Дельту Миров вам закрыта. На этом все.

Экран погас, магик отдал мобильную картотеку Квазару и хмуро оглядел команду подчиненных и второго ответственного. Получив свой прибор назад, Квазар тут же начал в нем копаться, мертвец стоял и накручивал на палец седую прядь, а Берэ сидел под лестницей, полуприкрыв глаза, и не обращал на остальных никакого внимания.

— Что мы возьмем в дорогу? — спросил Эпсон у бригады.

— Оружие, — отозвался Квазар. — Я слышал, там очень опасно.

— Как можно больше кристаллов Обезболивателя, — пробурчал Жюбо.

— Хорошо, — кивнул Эпсон. — А что еще? Как думаешь, Берэ?

— А ты уже со мной разговариваешь, магик? — усмехнулся дежурный, не открывая глаз. — Если тебя интересует мое мнение, мы возьмем самих себя, потому что больше нам надеяться не на что. Загрузись ты оружием под завязку или залейся Обезболивателем, ты задачу не выполнишь.

— Но отправляться туда с пустыми руками — глупо, — возразил магик.

— Долтон выведет из эпохи всех людей, но не оборудование, — усмехнулся Берэ. — Если ты беспокоишься за свой комфорт, его мы как-нибудь организуем.

— Так у нас есть там база? — спросил Квазар.

— Ага, есть, — встрял Жюбо. — Только находится она под Городами, и ведут туда туннели. А когда мы в прошлый раз там ходили...

— Не стоит пугать их раньше времени, Жюбо, — наконец открыл глаза Берэ. — Те туннели вели не на базу. Поверьте, запасы всего нужного или надежное пристанище — это далеко не наши основные проблемы.

— А какие наши основные проблемы? — поинтересовался Эпсон. — Ты?

— И я тоже, — развеселился Берэ. — Но главным образом... хотя, нет. Увидите на месте. Жюбо видел, что из себя представляет разрушенная эпоха, а на вашу реакцию я хочу посмотреть.

Ни Эпсону, ни Квазару не понравилось хищное выражение лица Берэ. Магик вообще теперь откровенно терялся в общении. С одной стороны, только сегодня утром Берэ был у него в подчинении, а сейчас они, вроде как, равные; с другой стороны, в этом замызганном мэрээсовце пропадает Магистр, а это не хрен собачий. Уже только один возраст чего стоит! Высокая Битва была Темный ведает когда, а к тому времени Берэ уже считали Магистром, следовательно, он прожил уйму времени и до Битвы. А еще этот рассказ Начальника про Треклятье Темного. Как-то все это не вяжется с дежурным первого разряда. Может, Начальник соврал? Но тогда, опять-таки, возникает вопрос — зачем?

— Я предлагаю каждому решить, что ему брать и встретиться уже на месте, на закате, — сказал магик мрачно.

— Жюбо, а у тебя есть месячный запас Обезболивателя? — проигнорировал предложение Берэ.

— У меня и годовой есть, — похлопал по наплечной сумке мертвец. — Но я предпочитаю перестраховаться и...

— Тогда предлагаю выдвинуться сейчас, — перебил Берэ. — Оружие и материалы найдутся на базе в шестьсот шестьдесят шестой, а времени у нас и так всего месяц.

— Полдня ничего не решит... — начал Квазар.

— А ты в этом уверен, — усмехнулся Берэ. — Нет, Квазар, мой опыт говорит как раз об обратном. Порой и секунда важна, так что не следует нам пренебрегать излишками, даже такими малыми. Вахтовый дракон готов, мы можем улететь хоть сейчас, и единственная проблема — Эпсон.

— Я? — спросил магик, приподняв бровь.

— Да, ты, — повторил Берэ. — Следуя наряду, мы равны, и я не могу приказать никому, если ты не согласишься, а ведь ты не согласишься.

— Ты забываешь кое о чем, — пробурчал Эпсон. — Я и Квазар сейчас не в лучшей форме. Новые почка и легкие отрастут, дай Светлый, только через неделю, если мы покинем Дельту, а тут мы будем готовы уже к завтрашнему утру. Поэтому я предлагаю обождать и отправиться позже, а не раньше.

— То есть, ты предлагаешь еще уменьшить сроки? Тогда я вынужден настоять на голосовании.

— Каком голосовании? — нахмурился Эпсон. — Кто будет голосовать?

— Я, ты, Квазар и Жюбо, само собой, — улыбнулся дежурный.

— Но они наши подчиненные! — воскликнул магик. — У нас и так возникнут трудности из-за отсутствия конкретного начальника...

— Только не обижайся, но ты глуп, Эпсон, — перебил Берэ. — А зачем, ты думаешь, Начальник назначил двух ответственных?

— Не знаю, — сказал Эпсон, пропустив реплику про глупость. А потом задумался, а ведь действительно, зачем? Двуглавый орел красив только на гербах, в жизни должен быть единственный руководитель, иначе не будет согласия, зато будут долгие споры, ведь двое в чем-то да не сойдутся. За всю историю Замысла в разных обществах появлялись разные формы руководства, но нигде двоевластие не принесло ничего хорошего. Практика показывала: добивается результата либо один руководитель, либо лучше вообще без руководителей...

— А сделал наш дорогой Долтон это для того, чтобы усложнить нашу и так непростую задачу, — ответил на собственный вопрос Берэ, подтверждая умозаключения Эпсона. — Есть две более-менее эффективные системы управления: демократия или монархия — не путать с охлократией и тоталитаризмом. В нашем случае монархия исключена, поэтому я предлагаю ввести демократию. Так не будет лишних споров, и мы сможем принимать решения относительно быстро.

— Не особенно логично, — пробурчал Квазар. — Нас же четверо. А что, если голоса разделятся?

— Вот поэтому у нас будет немного другая система, — улыбнулся ему Берэ. — У каждого из вас будет по одному голосу, а у меня два. Так выйдет всего пять голосов, и какое-нибудь решение мы примем.

— А почему у тебя два?! — возмутился Эпсон.

— Главным образом потому, что если дать два голоса и тебе, у нас снова выйдет четное 'шесть', и голоса снова смогут разделиться. Хотя ты тоже прав, лучше, чтобы у меня было три, а у тебя два. Так выйдет общее семь.

— Нет, а почему у тебя три, а не у меня? — несколько остыл Эпсон.

— Мой мальчик, я тебя старше на вечность, умнее в сотни раз, опытнее в тысячи, и, в конечном итоге, ты потеряешь всего лишь работу, а я жизнь. Я — наиболее квалифицированный и заинтересованный из вас, плюс, самый старший. Поэтому справедливо будет, чтобы мой голос имел больше веса.

— Ладно, — пробурчал Эпсон, но в основном для виду. Похоже, наличие двух голосов его вполне устроило, к тому же Берэ прав — дежурный первого разряда куда квалифицированней магика, как бы дико это не звучало...

— Тогда голосуем, — сказал Берэ бодро.

— Эй, погоди-ка... — начал Эпсон, в пылу прошлого спора позабывший, с чего все началось.

— Кто за то, чтобы лететь сейчас? — спросил Берэ и поднял руку. Секундой позже рука Жюбо тоже взлетела вверх. — Решено. По коням, команда спасения эпохи!

— Погоди, — попытался возразить Эпсон. — Так нельзя!

— Можно. Мы только что сошлись во мнениях, что демократия лучше двух управленцев, а значит, наше решение вступило в силу. Технически мы с тобой можем его отменить, но тебе потребуется мое согласие. И не забывай, твой заместитель обязан отправлять еженедельный отчет, а я позабочусь, чтобы наше решение дошло до Начальника — раз мы решили голосовать, теперь будем голосовать. Так что выбора у тебя нет, теперь ты обязан подчиняться результатам наших совместных голосований, где у тебя будет право двух голосов. Но даже одного голоса мне будет достаточно, чтобы было по-моему. Как хорошо все получилось, правда, Жюбо?

— Ага, — кивнул мертвец.

— Вы сговорились? — глаза магика полезли на лоб.

— А тебя что-то смущает? — спросил Берэ. — Жюбо, между прочим, тоже имеет немалый опыт попадания в разные неприятности, как и выпутывания из них. И ему тоже не хотелось, чтобы нами командовал такой юнец, как ты. Но, хватит развозить. Полетели.

Берэ и Жюбо пошли к выходу из цеха, Квазар смотрел на магика растерянно, а Эпсон никак не мог прийти в себя. Его только что вот так просто, по сути, лишили власти и возможности влиять на ход компании. Ясно же, Жюбо во всем поддержит Берэ, хотя бы из личной неприязни к магику, а голос Квазара вообще ничего не даст. Как и его.

— Не расстраивайтесь так, магик, — сказал Квазар, поглаживая нижний левый бок живота, где восстанавливалась почка. — Может, оно и к лучшему, что Берэ будет командовать. В конце концов, и спроса с него будет больше, а дело обещает быть трудным.

— Я еще поквитаюсь с ним, — процедил Эпсон и двинулся за дежурным и мертвецом.

Вахтовый дракон действительно уже ждал, Берэ и Жюбо сели в кабину без промедления и дождались магика с Квазаром.

— Куда вас? — проревела оранжевая зверюга.

— В шестьсот шестьдесят шестую эпоху и поскорее, — сказал Берэ.

Взмах крыл — и они уже поднялись над Дельтой. Магик осмотрел ее с грустью. Какая красота, а ведь он приехал сюда сегодняшним утром. Трудный выдался денек, зато как начинался... Кривая улыбка исказила лицо Эпсона. Какой же долгий выдался день...

— Приготовьтесь, — прогрохотал дракон. — Драконьими путями лететь долго, поэтому пойдем по Реке.

— Быстрей уже, — зевнул Берэ.

— Куда ты так торопишься? — спросил Эпсон раздраженно. — Все еще считаешь запасные минуты?

— Ах, Эпсон, Эпсон, — покачал головой дежурный. — Тебе этого не понять. Я столько ждал этого дня...

— Что? — нахмурился магик, но дракон уже повернул к Реке.

Еще взмах крыльев, и они врезались в переливающиеся воды. Не ожидавший такого Эпсон что-то выкрикнул, прежде чем вода захлестнула кабину, но никто его не услышал. Легкие заполнились вероятностями, верх сменился низом, и они выскочили из самой банальной речки, только в шестьсот шестьдесят шестой эпохе.

Дракон мигом набрал высоту, а глаза Эпсона и Квазара округлились. Перед ними открылась разрушенная эпоха, которую им предстоит восстановить.

Бесконечная ночь застыла над ней, насадив тьму в сотни кратеров; над некоторыми горами полыхало зарево вулканов, и голая пустыня связывала все это. Ни одного признака жизни, ни намека на дуновение ветерка, и чудовищное голодание вероятностей, по сравнению с изобилием Дельты Миров. А еще жуткий холод, и запахи могильного тлена. Они словно попали в летнюю резиденцию Авадона — демона смерти.

— Великий Светлый, — прошептал Эпсон. — Кто же сотворил такое?

— Я, — ответил звенящий эхом голос Берэ.

Подраздел второй: шестьсот шестьдесят шестая эпоха

Глава первая, подраздел второй: Где новая команда притирается друг к другу и начинает изучать восстанавливаемую эпоху

Вахтовый дракон летел не как в Дельте Миров, тут, в Мире, ему приходилось махать крыльями чаще. Не как птицам, но не ощущалось плавности полета, да и чудовищной скорости тоже нет — они летели чуть быстрее реактивного самолета. Кабина, не особенно-то и нужная на Острове Мастера, теперь предохраняла от ледяного ветра. К счастью, шкура дракона источала нешуточное тепло, потому в кабине не холодно, если закрыть окна, но на такой высоте это привело к неожиданным последствиям — из-за высокой температуры дракон исходил паром, оставляя в небе длинный белый след. Что до пассажиров, все они смотрели на шестьсот шестьдесят шестую эпоху по-разному. Жюбо со злостью, размышляя, сколько же еще раз безумные колдуны пошлют его на внеочередную авантюру; Квазар со страхом, потому как никогда раньше не видел подобных пейзажей и не понимал, как тут вообще можно жить, не говоря уж том, как это все можно восстановить; Эпсон с вызовом — он тоже никогда такого не видел, но честолюбие запрещало ему нервничать, нет, он собирался разобраться с эпохой, правда, не знал, как; а Берэ с улыбкой глядел на пустыню, кратеры, горы, окаменевшие деревья, уродливых животных. У самого старшего колдуна на спине вахтового дракона всплывали воспоминания и новые планы, он смотрел на Мир спокойно, словно вернулся домой. С самого дня пленения он не покидал Дельту Миров дольше, чем на пару суток, а теперь он будет в Мире целый месяц! Правда, потом его могут приговорить к смерти, но есть мысли и на этот счет, еще как есть. Он единственный видел в шестьсот шестьдесят шестой перспективу. Смотрел на Мир и вахтовый дракон, мечтая поскорей вернуться в Дельту Миров. Не зря его предки когда-то покинули Мир, ой не зря. Зверь чувствовал все ограничивающие законы этого плана Замысла, он ощущал, как мозг тупеет, лишается возможности мыслить нерационально и мечтать безгранично. Если вахтовый дракон задержится в Мире хотя бы на год, он станет полностью тупым зверем. Совсем, как человек...

— Нам долго еще лететь? — спросил Эпсон у дракона.

— Он тебя не слышит, — сказал Жюбо. — Надо открыть окно.

— А ты, я смотрю, не замедлил перейти на 'ты', — пробурчал магик.

— А что делать? В Дельте ты был на целую служебную лестницу выше меня, а тут всего лишь обладаешь двумя голосами против моего одного.

Мертвец усмехнулся, а Эпсон едва сдержался, чтобы не швырнуть в Жюбо треклятье. Но так безалаберно растрачивать вероятности в Мире чревато. К тому же, на Жюбо треклятье может и не подействовать. А даже если и подействует, он просто восстановится из пепла, примет очередную долю Обезболивателя, и делу конец. А магик целиком и полностью потеряет возможность влиять на ход компании. Нет, надо бы действовать дипломатичней. Вон, как Берэ, например. Всего за полчаса он добился места главы их маленького отряда, используя только язык и бюрократию МРС.

— Так это ты разрушил шестьсот шестьдесят шестую, Берэ? — спросил Жюбо, переводя взгляд на дежурного. Нескладная высокая фигура в засаленном полосатом комбинезоне казалась весьма довольной происходящим, и это откровенно раздражало.

— А у тебя пятнадцать минут назад случился приступ глухоты? — отозвался дежурный. Вот уж кто точно не думал о дипломатии.

— Ну, надо же как-то начинать разговор, — оправдался Жюбо. — Я и раньше знал, что перец ты красный, но чтобы настолько красный.

— А я ему не верю, — встрял магик. — Уж что, а врать этот тип умеет отлично.

Квазар не обращал на них внимания, все еще пялясь в окно и думая о смерти. Почему-то все его размышления непременно скатывались именно к этой теме.

— А мне вообще плевать, — пожал узкими плечами Берэ.

— А я верю, — не отставал Жюбо. — У нас про Берэ в демонтажном столько слухов ходило.

— И каких? — спросил Эпсон.

— В основном, как он начальство разводил, — пожал плечами мертвец. — Но старики, да и та же Каратра, говорили, лучше с ним не связываться — себе дороже выйдет.

— Одно дело — отлынивать от работы, а другое, уничтожить эпоху Треклятьем Темного, — возразил Эпсон.

— Деконструировать, — поправил Берэ. — Я ничего не уничтожил, как видишь, эпоха на месте.

— Хорошее место, — усмехнулся мертвец. — У нас в отделе тоже демонтеры работают, но это не отнимает того, что процентов девяносто там — простые убийцы.

— И ваш отдел назван правильно, и терминология подобрана верно, — сказал Берэ звонким голосом, заставляющим ежиться. — Между деконструированием и уничтожением — две большие разницы. Ладно, раз уж нам предстоит работать в связке, слушайте.

Берэ вздохнул, будто предстоящий рассказ для него — что-то сложное и неприятное. А три пары глаз уставились на Берэ, да и три пары ушей приготовились внимать.

— С эпохой может случиться несколько вещей, — начал дежурный. — Первая — это конец эпохи. По первому закону Замысла, все имеет начало и конец в сущем. Только несущее может быть бесконечно, только пустота не имеет пределов. Но это вы знаете. С эпохами этот закон тоже действует, у каждой есть конец. У людей это принято называть концом света, что, по сути, верно, ведь свет — это изначальное что-то, а тьма — это бесконечное ничего. После конца света эпоха прекращает свое существование на этом плане, который мы называем Миром, и переходит в (вырезано цензурой). Эпоха может просуществовать очень долго, как, например, случилось с Гемморией, но конец всегда един. Второй путь эпохи — это ее разрушение. От конца света он отличается тем, что тут не участвует Темный. Нет, сами люди или колдуны, или еще кто-то просто разрушает эпоху, так скажем, физически. Убивает всех людей, разрушает саму планету, и эпоха тоже заканчивается. Но, в отличие от конца света, на последнем этапе армия ада не врывается в нее, и Та, Что Тушит Миры не приходит. Третий способ закончить эпоху придумал я — это метод ее деконструктурирования. Путем создания тысяч сплетений всевозможных заклятий, проклятий, треклятий, я создаю ситуацию, где эпоха сама приводит себя к концу. Конец может быть разным, может быть простое разрушение, может быть настоящий конец света с Антихристом и прочими примочками, но это кардинально другой способ.

— И почему? — спросил Эпсон, ловя каждое слово Берэ. Хита иногда тоже рассказывала ему о мироустройстве, но редко когда так доступно. Похоже, она и сама толком не знала, как оно бывает.

— Потому что и в случае с концом света, и с разрушением эпохи ее конец уже почти неминуем и обозрим. Эпоха приходит в упадок, люди поддаются под власть Темного, что дает тому возможность призвать Антихриста, или люди сами, по глупости своей, вверяют в плохие руки свою судьбу, как случилось с Гемморией. А деконструирование эпохи происходит с обычной эпохой, конца которой и не видно. И концу света, и разрушению всегда есть предвестники, а я просто развалил эпоху, которая и не думала подходить к концу, напротив, в шестьсот шестьдесят шестой все шло очень гладко и правильно. Она находилась на пике своего рассвета, а я ее деконструировал. За всю историю Мира этот случай уникальный.

— И как тебе это удалось? — спросил Квазар, уже забывший об одолевавшей хандре. Если Эпсон хоть что-то но слышал о конце света, Жюбо знал почти все, рассказанное Берэ, Квазар же только сегодня представил, как все устроено в Мире.

— Мальчик мой, — усмехнулся Берэ, — этого ответа Мастер добивался от меня на протяжении тысяч циклов, а ту думаешь, я тебе все это расскажу? Да меня в живых оставили только потому, что Мастеру было интересно узнать, как я это сделал. Он и сам пару эпох разрушил, но именно разрушил, а не деконструктурировал за какую-то неделю. Да и ты все одно не поймешь, не тот у тебя пока уровень.

— У него уровень сейчас повыше тебя будет, — пробурчал Эпсон, поняв, что рассказ окончен. — Ты, как колдун, вообще какого уровня?

— Когда-то я был вне уровней, — усмехнулся Берэ. — А теперь, да, ты прав, по силе я даже ниже Квазара. Но помимо силы есть и такое понятие, как 'мастерство'. К тому же я практически бессмертен, невероятно опытен и единственный, кто хотя бы немного понимает, что надо делать.

— И это, кстати, интересно, — вновь загорелись глаза Эпсона. — А почему ты бессмертен? Помнится, тогда мои проклятья от тебя отскочили, как с гуся вода. Почему так?

— Как же ты хочешь узнать все мои тайны, — усмехнулся Берэ. — Но снова нет, Эпсон, эта тайна не менее страшная и не менее неподвластная вам. Даже наш умница Долтон не сумел понять, как обойти мою защиту. Зато Мастер знает, как это сделать. И это очень плохо.

— Наверное, какой-нибудь сверхмощный купол удачи? — встрял Квазар.

Примечание Архивариуса: Купол Удачи или Колпак Демиурга. Самое распространенное заклятье колдунов. Купол удачи позволяет колдуну в любой ситуации страшно везти. Если колдун под Куполом Удачи забудет дома зонт, дождь не пойдет, если в него попытаются выстрелить, произойдет осечка, если он будет играть в лотерею, возьмет джек-пот. Недостатки Купола Удачи заключаются в том, что он относится к неуправляемым заклятьям. То есть колдун под куполом может не сомневаться — ему повезет во всем, но в чем конкретно и как — проконтролировать невозможно. К тому же купол удачи — заклятье, требующее постоянного вливания вероятностей. С другой стороны, можно влить их сколько угодно. Все в этом случае зависит от силы и уровня колдуна.

— Если бы все было так просто, это не было бы интересно, — сказал Берэ. — К тому же 'мощно', это уже очень давно не про меня.

Разговор как-то сам собой сошел на нет, все вернулись к созерцанию унылых пейзажей. Дракон спустился ниже, детали вырисовались в полнейшем омерзении. Теперь ясно, пустыня и не пустыня вовсе, а лишь нагромождение песчаных барханов, причем местами, а так поверхность представляет собой обожженную иссушенную землю, покрытую трещинами. То и дело появлялись странные образчики местной фауны — какие-то уроды, непонятно как вообще живущие.

— У них тут что, радиация? — спросил Эпсон.

— Что-то вроде этого, только наоборот, — ответил Берэ. — У них тут — вероятностная зима. Острый дефицит вероятностей приводит к нарушению нескольких законов Замысла, отсюда и появление нежизнеспособных форм. Новый вид тут появляется практически в каждом поколении, лисица может родить слона, или даже человека, вот только участь у них всех одна — смерть без вероятности продолжения вида. Тут все умирает окончательно.

— А как же дети людей? — спросил Квазар.

— Тут все еще более интересно, — оскалился Берэ. — Дети людей — это все же люди. Причем ребенок способен выработать и впитать куда больше вероятностей, чем обычный взрослый. Поэтому в Городах есть случаи продолжения рода, но вероятностная зима действует и там. В этой эпохе практически нет положительных вероятностей, зато пруд пруди отрицательных. Отсюда высокая смертность, упадок морали, высочайший процент самоубийств и средняя продолжительность жизни лет пять.

— Это что — мир детей?! — воскликнул Эпсон.

— Нет, конечно, — отмахнулся Берэ. — Есть здесь и старики, и молодежь, и люди среднего возраста, но большая часть населения мрет еще в младенчестве. Мне лень все это объяснять, лучше вы все увидите своими глазами. Кстати, мы уж подлетаем.

Четыре пары глаз вновь уставились в окна кабины вахтового дракона, перед ними открылся изменившийся пейзаж. Три города, соединенные железной дорогой и асфальтовой автострадой. Ближе всех — самый большой. В нем есть и высотные здания, и дороги с машинами, и уличное освящение, да и вообще размером километров двадцати в диаметре. Приличный мегаполис, и все бы ничего, вот только несколько пожаров полыхает то тут, то там, над городом носятся вертолеты, прямо на глазах мэрээсовцев один сбили с земли, чем-то похожим на ракету. Город неплохо освящен, да, но несколько секторов целиком темные, даже темнее пустыни, оставленной драконом позади.

Два других города поменьше. С высоты все три населенных пункта образовывали почти идеальный равнобедренный треугольник, а железные дороги и автотрассы связывали его вершины тонкими подсвеченными линиями. Тот город, что немного правее и дальше от дракона — определенно, промышленный. Высокие трубы чадят, даже ночью меж цехов и котельных снуют грузовики, все огорожено высоким забором. Город левее — самый маленький, но даже Знанием не надо пользоваться, чтобы понять — это культурный центр и место, где заседает правительство. Величественные дворцы или замки выстроились рядом с уродливыми коробками, что, впрочем, хорошо защищены. Эпсон даже различил железный дом, навроде того, что выплавил Драхан. Максимальная безопасность и приличный внешний вид, в маленьком городе явно собралась элита местного общества.

— Это столица какого-то государства, — спросил Квазар, указывая на малый город.

— Да, — подтвердил Берэ. — Только не государства, а этой эпохи. Ты видишь перед собой все, что удалось сотворить МРС за сто пятьдесят лет. В Трех Городах собралось все население шестьсот шестьдесят шестой эпохи. Остальная ее часть ничем не отличается от пустыни, где мы пролетали.

— Всего первые три города? — переспросил Эпсон. — Начальная стадия! И это все, что удалось восстановить за сто пятьдесят лет?

— И Начальник хочет от нас, чтобы мы за месяц восстановили целую эпоху, — закончил мысль Эпсона Жюбо. — Нам крышка, иди оно все Хутурукешу в задницу.

— Не надо быть таким пессимистом, Жюбо, — усмехнулся Берэ. — Ты забываешь кое-что.

— Сомневаюсь.

— Отбрось сомнения, благородный мертвяк. Тебя и вправду подводит память. Вспомни, разве за восстановление эпохи когда-нибудь брался Берэ по прозвищу Хаос? Могучий Деконструктор Вечности!

— Охренеть, как это круто, — пробурчал мертвец. — Ты тут и раньше бывал, и что? Помнишь, когда в туннелях погибли...

— А еще раньше я все это разрушил, — перебил Берэ. — Не волнуйся, у меня есть на эту эпоху несколько видов.

— Я за тебя рад, а вот у меня их нет, — все еще бурчал мертвец. — И у наших колдунов высоких уровней и разрядов, по всей видимости, тоже.

Колдуны высоких уровней и разрядов молчали, но не молчал Берэ. Почему-то с каждой преодоленной милей дежурный все веселел и веселел. Что не скажешь об остальных.

— А зачем мне твои виды или тем более виды тех двоих? — пожал узкими плечами Берэ. — Вы просто будете делать, как я скажу, и все будет хорошо.

— Что-то и я сомневаюсь, — присоединился к бурчанию Эпсон.

— И это не имеет значения, — продолжил Берэ. — У вас нет выбора... вернее, у нас нет выбора. Поэтому мы сделаем все, как надо. Дракон!

Голос дежурного вдруг зазвенел сильнее, дракон услышал его, даже несмотря на закрытые стекла кабины.

— Да, Берэ? — спросил зверь.

— Приземляйся возле большого города. База МРС находится там.

* * *

С грустью смотрели Эпсон, Квазар и Жюбо на уменьшающуюся оранжевую точку — вахтового дракона, уносящегося обратно в Дельту Миров. И только Берэ глядел на город в паре миль от них. Оттуда доносились звуки жизни и ароматы нечистот, наверное, где-то поблизости свалка.

— Так База в самом городе? — спросил Эпсон, поворачиваясь к городу.

— Да, — весело отозвался Берэ. — В самом центре.

— А как он называется? — спросил повернувшийся Квазар, доставая мобильную картотеку.

— Жилой Город, — ответил Берэ. — На местном языке, конечно, звучит иначе, но Знанием, я надеюсь, все пользоваться умеют?

Три фигуры в полосатых комбинезонах кивнули.

— Тогда проблем с пониманием не будет, — сказал Берэ. — Потопали, команда проклятых.

Берэ пошел к городу, все двинулись следом, а Жюбо спросил:

— А почему проклятых?

— А потому, — усмехнулся Берэ. — Это тайна, Жюбо. Такая страшная, что даже я не могу сказать, откуда ее узнал.

Пройдя метров сто, Эпсон и Квазар уже тяжело дышали и держались за животы, Берэ и Жюбо вырвались слегка вперед, тогда магик окликнул их:

— Эй, вы, не так быстро! У меня сейчас кровь изо рта пойдет! Почему дракон нас не довез прямо до базы?!

— А ты не видел, что стало с тем вертолетом? — донесся голос Берэ; дежурный даже и не думал сбавлять скорости. — А это был всего лишь патруль Розыска. И ты думаешь, партизаны пропустили бы демонов на драконе?

— Демонов? — переспросил Квазар. — Каких демонов?

— Нас с вами, недоумки, — пробурчал Жюбо.

— Мертвяк, а ты не слишком ли много на себя берешь?! — прорычал Эпсон.

— Достаточно.

Эпсон хотел догнать наглеца, но после пары широких шагов согнулся и повалился на покрытую трещинами землю. Магик сжался в калач и завыл раненым волком:

— Бо-о-ольно...

— Жюбо, дай ему Обезболивателя, — приказал Берэ.

— Вот еще, стану я еще...

— Это бунт, Жюбо? — перебил дежурный весело.

— А что если и так? — остановился мертвец. — Вы что, убьете меня? Да вас троих сейчас и парализованный младенец одолеет.

— Значит, бунт, — остановился Берэ и покачал головой. — Что-то быстро.

— А чего ты хотел, твою мать?! — взорвался мертвец. — Ты — какой-то древний засранец, на которого точит зуб Начальник; эти два придурка чего-то нахимичили в Насосной, после чего ее пришлось отстраивать заново, но я-то чем провинился, что меня послали в эту задниц Хутурукеша?

— Считай, тебе не повезло, — отозвался Берэ из-за спины жестикулирующего мертвеца.

— И так всю смерть! — продолжал распаляться Жюбо. — Сначала я обслуживал Магистров, теперь из-за других колдунов попал в еще худшую жопу! И дураку ведь понятно — хрен мы чего тут восстановим. У нас есть два молодых калеки и один старый сбрендивший слуга Хутурукеша...

— И еще она, — снова послышалось сзади.

— Щю-ю-юпо-о-о... — прошептал замогильный голос из-за спины мертвеца. Тот резко обернулся и увидел высокую фигуру Берэ, а рядом красивую женщину с крыльями, да еще с угольно-черной кожей. Демоница глядела на мертвого алчно, глаза, чернее снов Темного, излучают обессиливающую мощь; рядом скалит мерзкую рожу дежурный, под засаленным комбинезоном вспыхивает зеленое пламя, но Берэ улыбается, словно боль для него — пустяк. Давно привычное неудобство, вроде того, что в автобусе тебе постоянно наступают на ногу. Неприятно, но мириться можно.

— Ты призвал Керу? — прошептал Жюбо в ужасе. — Так быстро...

— Ага, — сказал Берэ весело. — Я же старый слуга Хутурукеша, помнишь? И теперь одно движение моего сапога, и...

Жюбо посмотрел на землю. Кера действительно заключена в круге, очерченном на земле мыском сапога. Тот же мыс сейчас рядом, всего в паре сантиметров.

Мертвец невольно попятился, хотя понимал, все это бесполезно. В мозгу сразу всплыли воспоминания из недавнего похода в триста тринадцатую эпоху. Он, Манада, семейство Трохиных и пара крылатых демониц. Тогда только чудом мертвым курьерам удалось избежать возвращения в преисподнюю, хотя, когда Керы убрались в ад, Жюбо и Манада пребывали в состоянии фарша.

— Не отвлекайся, Жюбо, — продолжил Берэ. — Обезболиватель. И не переборщи, они еще живые.

Жюбо даже не задумался. Прошло секунд тридцать, а маленькие кусочки кристаллов Обезболивателя, отколотые мертвецом от больших, соприкоснулись с животами магика и его зама. Эффект возымел действие мгновенно — Эпсон перестал корчиться на земле, а Квазар распрямился, усмехнулся и... закричал:

— Я не чувствую ног!!! Великий Светлый, я не чувствую рук!!!

— Заткнись! — рявкнул поднимающийся Эпсон. — Конечно, ты ничего не чувствуешь. Обезболиватель слишком мощный, даже в таких дозах.

— ИЗГОНЯЮ!!! — разнесся над ними всепроникающий голос Берэ.

Троица повернулась к нему — дежурный стоял один, демоница пропала.

— Быстро ты, — пробурчал Жюбо, пряча кристалл Обезболивателя в наплечную сумку и тщательно проверяя застежки — все десять.

— И правда, — подтвердил Эпсон. — Я бы провозился час, чтобы призвать демона. А просто так в поле вообще не смог бы.

— Вы все очень хорошо провели разницу между нами, — усмехнулся Берэ. — И на будущее — если кто-то попытается взбунтоваться, его ждет наказание по всей строгости. Для Жюбо это будет возвращение в ад, для вас... для вас я еще не придумал, но по ходу дела разберемся. Все готовы идти дальше и не отвлекаться на глупости? Отлично. И вы, двое, сейчас вы не будете чувствовать боль где-то час, поэтому — будьте осторожней. Можете влегкую сломать ногу и не почувствовать, или там щеку себе откусите. Все это, конечно, потом отрастет, но на это нужно время, а из-за вашей глупости и пустых попыток самоутверждения мы так много его тратим на банальный путь до базы. Вперед!

Мэрээсовцы продолжили путь к Жилому Городу. Берэ шел первым, Жюбо замыкал. Они как-то сами выстроили почти такой же порядок, как тогда в туннеле. Первым идет самый опытный, замыкает убийца, на случай нападения. Город наплывал, словно каменное цунами, вот уже видны одноэтажные дома частного сектора, окружающего мегаполис, за ними пятиэтажки, девятиэтажки и так далее, до настоящих небоскребов в центре. Но до черты города они не дошли — метров за триста Берэ остановился.

— В чем дело? — спросил Эпсон. Говорил медленно, тянул фразу, чтобы не откусить кончик языка. Он и Квазар вообще двигались максимально осмотрительно, следуя предупреждению дежурного.

— Я сканирую, — ответил Берэ коротко.

— Что?

— Вход в туннель.

Эпсон тоже сосредоточился и скользнул Знанием по окрестной местности, но ничего не обнаружил.

— Тут ничего нет, — сказал магик.

— Что-то ты подозрительно быстро все проверил, — усмехнулся Берэ.

Эпсон задумался. А и правда, на сканирование ушло меньше минуты, а обычно требовалось хотя бы пять. Но Знание четко показывало: под ними нет тоннелей, только земля и песок. Причем песок идет как-то странно, словно полосами, и они ведут к городу.

— Песок?! — догадался Эпсон. — Но как это может быть?

— А вот так, — пробурчал Берэ. — Есть ведь в МРС и разведчики, а они неплохо путают Знание. Даже мне надо сосредоточиться... готово!

Берэ осекся на половине фразы и быстро пошел куда-то вправо. Все последовали за ним до маленького камешка, неприметно торчащего из земли. Берэ усмехнулся, встал на колено, а потом со всей силы заехал рукой по камню. Причем бил не кулаком, а запястьем — тем местом, где его оборачивают кристаллические браслеты. Браслет выбил зеленые искры, камень ушел вниз, а в паре метров от них земля мгновенно разъехалась, будто диафрагма фотоаппарата, открыв люк. Берэ еще раз усмехнулся, подошел к люку и набрал какие-то цифры на крышке, тот отъехал в нишу, перед мэрээсовцами открылся туннель, диаметром метра полтора, с лесенкой для спуска.

— И куда... — начал Эпсон, но Берэ перебил:

— Быстрей, за этими местами могут следить.

Они проскользнули в люк, магик попутно спросил у Берэ:

— А кто может за нами следить?

— Партизаны.

— Но Знание...

— Партизаны не дураки, что давно доказали. Есть способы проследить нас и без непосредственного присутствия соглядатая. Лезь быстрей!

Туннель спускался под землю на три человеческих роста, когда Эпсон начал спуск по лесенке, Берэ уже встал на металлический пол, подождал, пока голова магика скроется под поверхностью земли, и нажал кнопку на стене, закрывая люк.

Спустившись, Эпсон осмотрелся. Сразу видна технология Дельты Миров и МРС непосредственно. Стены помещения совершенно гладкие — ни единого шва. Все чистое, хотя 'всего' немного — только стеклянная труба, уходящая куда-то в стену, да странная машина, больше всего похожая на сани для бобслея.

— Под Городами МРС давно проделали сотни туннелей, — пояснил Берэ. — Некоторые мы уже забросили, некоторые еще функционируют, но партизаны их регулярно находят и минируют. Вы двое, обеспечите наш безопасный переезд до базы.

Он указал на магика и Квазара.

— А сам не можешь? — нахмурился Эпсон.

— У вас вероятностей больше, и не забывай, — Берэ продемонстрировал зеленые браслеты. — Я не стану колдовать без причины и если вы сможете справиться без меня. Так что, действуйте.

— Давайте я, магик, — предложил Квазар. — Готово.

Берэ кивнул и полез в сани, остальные тоже — благо, они рассчитаны как раз на четверых.

Примечание Архивариуса: колдовство. Сами колдуны называют то, что делают: управление вероятностями. Процесс этот сложен и требует обучения, вкупе с некоторой предрасположенностью, но, в принципе, подвластен каждому. По сути, каждый человек до какой-то степени колдун, так как создает или разрушает вероятности вокруг себя и других. Примеры простейшего Купола Удачи или сглаза наверняка встречаются вокруг вас постоянно, но, чтобы распознать в этом чью-то волю, необходимо еще уметь управляться со Знанием. Говоря простым языком: колдовство — это управление удачей или неудачей по отношению к себе или другим, или к чему угодно. Процесс управлениями вероятностями описан Гемморианскими учеными досконально и привязан непосредственно к теории онов, но даже им не удалось проникнуть за 'вероятность' и добраться до Абсолютного Чуда. К сожалению, большая часть непосредственно приемов обучения колдовству или Знанию, не говоря уж об Абсолютном Чуде, находятся в категориях Е и выше.

Все расселись в санях по местам в том же порядке, что двигались к городу. Берэ нажал кнопку на реле, из носа саней выдвинулось что-то вроде стеклянной крыши, отгораживая мрсовцев от внешнего мира и обращая сани в подобие огромной пули, прозрачной сверху, а снизу полозья. Еще одно нажатие, сани понеслись в стеклянную трубу.

Переезд до Базы длился минуты четыре и протекал в полной темноте и молчании. Под конец Берэ сотоварищи почувствовали легкий недостаток кислорода — наверное, сани закупорились наглухо. Но вот темнота трубы сменилась белым кругом впереди, а уже через секунду они оказались на Базе. Стеклянная крыша отъехала, выпуская мэрээсовцев в новое место работы.

Все, кроме Берэ, закрутили головами, оглядывая просторный зал, а старший колдун выбрался из саней и сразу пошел к стене с множеством экранов.

База МРС довольно большая, даже если судить по этому помещению. Размером со спортивный зал, все сделано из металла, нигде на стенах нет намека на швы. Десятки дверей ведут куда-то, с одной стороны зала отверстие трубы, откуда их выплюнуло, с другой стена с экранами и некое подобие конференц-зала — пара десятков кресел, большой стол. Жюбо, Эпсон и Квазар выбрались из саней, Берэ уже преодолел половину пути к сидениям и столу. Пока троица осмотрелась, дежурный нажимал кнопки пульта управления экранами, что висел прямо под ними. Несколько нажатий по кристаллам, и помимо потолочных ламп зал осветили десятки изображений с экранов.

Берэ устроился во главе стола, повернув кресло так, чтобы видеть и приближающихся подчиненных, и экраны, где разворачивалась жизнь Трех Городов шестьсот шестьдесят шестой эпохи. Троица подошла вплотную, Жюбо так вообще уселся в кресло, Берэ задал вопрос:

— Мне только что пришло в голову, а чего вы вообще знаете о процессе восстановления эпохи?

И ответом ему стала смущенная тишина, да натужное сопение двух колдунов — Жюбо, само собой, не дышал. Эпсон еще в Дельте ожидал этого вопроса и даже заготовил несколько ответов, но все равно молчал, увидев масштаб предстоящей работы. В его эпохе он был начальником местного отдела МРС, но работу они выполняли скорее декоративную. Там здание подлатать, тут крышу перекрыть, в деревне спортивный зал построить и прочая дребедень. Если уж разбираться досконально, Магико-Ремонтная Служба восемнадцатой эпохи практически не держала колдунов, всю работу выполняли простые строители-ремонтники. Да и в скорости отдел МРС даже близко не подобрался к основному в Дельте Миров. Даже за день Эпсон увидел, сколько всего делает главное отделение — его отдел и за год не управился бы. Поэтому Эпсон промолчал, предпочтя послушать дежурного. Берэ хоть и скотина, но умная, с опытом.

Жюбо Анортон Гует мог считать себя вторым по опыту среди собравшихся. Он тоже не отрицал авторитета Берэ, даже несмотря на недавнюю попытку взбунтоваться. Жюбо проработал в Службе Радости почти тридцать стандартных лет Мира, исполняя самые причудливые капризы сумасшедших Магистров. За годы службы Жюбо повидал многое, но в МРС он работает относительно недавно, к тому же еще и не колдун. Вот убить там кого-нибудь, или чего достать — это, пожалуйста, а тут — увольте. И мертвец тоже промолчал.

Что до Квазара, его молчание самое оправданное. Пусть он и колдун, это всего лишь результат самоучения и странного эксперимента Биатриче, а так в колдовском уровне он значительно уступает Эпсону, а в опыте вообще всем. Он и не собирался высказываться, как и остальные, предоставив эту возможность Берэ.

— Я так и думал, — усмехнулся дежурный. — Более бесполезную команду трудно представить, но мы что-нибудь придумаем, м-да. Хорошо, давайте взглянем на экраны, и, может быть, вас осенит.

Мэрээсовцы повернулись к стене с экранами и воззрились на нее. А там, в буйном цвете, кипела ночная жизнь Трех Городов шестьсот шестьдесят шестой эпохи.

Глава вторая, подраздел второй: Мы ненадолго оставим наших героев, дабы посмотреть на шестьсот шестьдесят шестую эпоху их глазами.

Картинка с экрана номер двадцать три:

Регулировщик дорожного движения Розыска, определенно раздраженного вида, махнул жезлом, останавливая белый автомобиль. Машина проехала метров на пять дальше него, но мужчина и не думал подходить. Вместо этого расстегнул кобуру с пистолетом, достал из-за пояса алюминиевую дубинку и стал ждать, взвешивая дубинку и жезл, словно размышляя, что тяжелее. Но из машины тоже не торопились выходить. В тонированном салоне мелькают тени, из приоткрытого окошка доносится женский визг и мужской смех. Регулировщик ждал, так прошла минута. Вена на его лбу запульсировала. Прошла еще минута, вена надулась и стучала почти со звуком, по крайней мере, в мозге регулировщика пульсация отдавалась звуками барабанов. По прошествии еще трех минут ему это надоело и, покручивая дубинкой, он направился к авто.

Подойдя к машине, регулировщик остановился рядом с багажником. Бац! — алюминиевая дубинка разбила заднюю фару.

— Какого... — донеслось из машины, дверь распахнулась, и вихрастый молодой человек выскочил наружу. Поначалу он держался молодцом, но инерция сделала дело — его занесло, он едва удержался на ногах. — Ты какого ... делаешь, мудак?!

— Житель, у вас разбит задний фонарь и вы нарушили правила дорожного движения, — усмехнулся регулировщик, вена на лбу продолжала пульсировать. — Ваши права, пожалуйста.

— Пошел ты на ..., гнида позорная! Ты какого ... мою фару разбил?!

Регулировщик прищурился, а потом сделал резкий выпад вперед, и дубинка попробовала на прочность челюсть парня. Тот не успел среагировать и повалился на дорогу, вдобавок еще ударившись виском. По асфальту растеклась лужица крови.

— Эй! — взвизгнул девичий возглас из машины. — Ты что делаешь?!

Остальные три двери распахнулись, пассажиры вывалили из машины почти синхронно: еще один парень, только лысый, и две девушки в коротеньких юбочках. Регулировщик достал из кобуры пистолет.

— Всем стоять, не двигаться, — сказал слуга Розыска очень спокойно, вот только пульсирующая вена выдавала истинную картину внутреннего состояния.

Одна девушка и парень застыли на месте, но та, что сидела на переднем сидении рядом с покалеченным молодым человеком, истекающим кровью на дороге, не выдержала и бросилась к ухажеру. И получила пулю в бедро.

— Попытка побега, — сказал регулировщик безразлично.

— Мужик, ты чего? — сделал шаг вперед второй парень, но дуло пистолета направилось на него, и он замер. Девушка с пулей в бедре упала рядом с водителем и завизжала от боли.

— Отойти от машины, — снова никаких эмоций. Оставшаяся на ногах парочка повиновалась, регулировщик слегка наклонился к открытой двери, заглянул в авто. — Так, 'Зеленая' и запрещенные наркотические препараты...

— Эй! — воскликнула вторая девица. — Ты чего?! Какие препараты? Да, выпили мы, но...

— Вот эти препараты, — сказал регулировщик, зажал дубинку в подмышке, ладонь достала из кармана брюк пригоршню таблеток и швырнула в салон. — Это преступление третьего уровня, наказание — пять лет принудительных работ в Промзоне.

— Детектив, может, договоримся? — вышел вперед второй парень. — У нас есть деньги...

— Дача взятки регулировщику Розыска — преступление четвертого уровня, еще два года принудительных работ.

— Так то, смотря, какая взятка, — усмехнулся парень и полез в карман пиджака.

— Помедленней, — сказал регулировщик.

— Все нормально будет, детектив. — Парень достал целую кипу смятых банкнот и протянул на вытянутой руке. — Я же все понимаю, зарплата маленькая, семья, дети...

— Положи на крышу машины, — впервые в словах регулировщика промелькнули какие-то эмоции, вена пульсирует...

— Хорошо.

Парень подчинился, регулировщик подошел ближе, рука потянулась к деньгам. Прозвучал выстрел, и он упал на дорогу с дырой в голове. Вторая девушка картинно сдула дымок, медленно вылетающий из маленького пистолета, что она прятала, заткнув за шорты со спины.

— Дерьмо в пагонах, — презрительно сказал парень, а потом убрал деньги обратно во внутренний карман. — Молодец, детка.

— Ани? — спросила та, подходя к мычавшей на асфальте подруге, которая пыталась зажать дыру в бедре. Парень тоже подошел, только не к ней, а к бесчувственному водителю. — Ани, как ты?

— Больно... — промычала Ани.

— Мертв, — сказал второй парень, щупая пульс на шее водителя. — И этой жить осталось недолго — артерия пробита.

— Заткнись! — взревела девушка с пистолетом. — Вызывай врачей!

— Пошла ты, сучка, — ответил парень. — Я сваливаю.

— Ублюдок, — сквозь слезы прорычала девушка, наблюдая, как парень садится в машину.

Автомобиль стронулся с места, трясущимися руками девушка пыталась вызвать скорую по мобильнику.

Картинка с экрана номер четырнадцать:

— Дай...

— Вот еще.

— Ну пожалуйста...

— Самим мало.

— Козел!

— А тож.

В подворотне воняло мочой и сигаретным дымом, пятеро подростков передавали по кругу бутылку 'Зеленой', каждый делал по глотку, потом закусывал дымом. Шестая — молоденькая девочка — стояла в паре метрах и крутила руки в замке. Мальчишки смеялись, их осоловевшие взгляды бегали то по переулку, то снова возвращались к девчонке.

— Кто играл в 'Демонов'? — спросил один из пацанов, кидая окурок в девочку. Та едва успела отскочить.

— Классная игруха, — сказал другой, беря бутылку и делая маленький глоток. — Только брехня все это.

— Что это? — не понял третий.

— Что про демонов этих рассказывают. Не верю я.

— Тебя не спросили, — сказал первый. — Придурок, я спрашиваю, играл ты, а не веришь или не веришь.

— Сам придурок! Играл, нормально.

— А у меня комп не тянет, — пожаловался четвертый. — Предки, гады, не хотят новый покупать.

— Ну дайте... — проблеяла девочка.

— Что, ломает? — рассмеялся пятый, которому как раз в руки попала бутылка. — Что, пацаны, дадим ей похмелиться?

— Пошел демону в зад, я и так у предков еле спер, — сказал первый. — Если батя узнает...

— Да заткнись ты, — сказал пятый весело. — Сиську покажешь, тогда дам глотнуть.

Вся пятерка расхохоталась, девочка покраснела.

— Ну давай, — сказал первый, ему идея тоже понравилась.

— Давай, — подхватил второй.

— Давай! — уже хором прокричало пять мальчишечьих голосов.

— Дава-ай, — сказал пятый, протянув бутылку в ее сторону и покачивая, отчего зеленая жидкость зашлась пеной.

Девочка покраснела еще больше, но быстро закатила маечку, выставляя напоказ маленькие груди.

— Сиськи! — расхохотался пятый.

— Дай, — сказала девочка гораздо тверже, и опустила майку.

— Маловато, — сказал второй.

— А потрогать? — рассмеялся третий.

— Ладно, пацаны, она заслужила, — продолжал скалиться пятый. А потом подобрал с грязного асфальта пробку, наполнил до краев и протянул девочке.

— Ты издеваешься?! — воскликнула она.

— Как показала, так и выпьешь, — сказал пятый строго. — Берешь?

Девочка насупилась, но осторожно взяла пробку и вылила содержимое в горло. По ее лицу растеклось блаженство, она прошептала:

— Еще...

— Покажи письку, дам еще, — сказал пятый.

Все подростки умолкли, в ожидании ответа. Ломалась девочка недолго. Руки быстро стянули трусики, и она подняла юбку. Второй взрыв смеха прокатился над подворотней.

— Держи, заслужила, — сказал пятый, наполняя пробку второй раз. Содержимое скрылось в ее горле так же быстро. — Давай, садись рядом.

Уже нетвердой походкой девочка подчинилась.

— Дай еще, — сказала она, дурацкая улыбка расползлась по лицу.

— Конечно, дам, — сказал паренек, обнимая ее. — Только сначала...

Его ладонь мягко опустилась на ее коленку. Девочка не сопротивлялась...

Картинка с экрана номер пять:

— Кто такая? — спросил врач в черном халате, брезгливо осматривая грязную девушку.

— Ее зовут Ани... — сказала подруга.

— Плевать я хотел, как ее зовут, — поморщился врач. — Кто в нее стрелял?

— Случайность, — сказала девушка.

— Случайностей не бывает. Ты знаешь, что мы должны сообщать о каждом таком случае?

— Знаю. Но может быть как-нибудь...

— Пять штук, все сразу, — отрезал доктор.

— У меня столько с собой нет. Я принесу утром, сделайте уже что-нибудь! Она же кровью истекает!

— Внизу есть автоматический кредитор, если не поспешишь, подруга твоя загнется через полчаса. Я сделаю тебе услугу и подготовлю операционную, но если ты не принесешь денег, я сдам вас обоих.

Врач повернулся и зашагал к операционной, девушка просверлила ему спину ненавистным взглядом, потом взглянула на бессознательную подругу с окровавленным бедром, перевязанным какими-то тряпками, и бросилась по коридору. Уже через три минуты она рыскала по первому этажу в поисках автоматического кредитора. Автомат нашелся в отдельной комнатке рядом с входом в больницу. Металлический ящик с экраном, несколькими кнопками управления и прорезью для удостоверения личности. Как только пластиковая карта попала в автоматический кредитор, экран зажегся, соединяя с банком. Специалист по кредитованию — приятный молодой мужчина в дорогом костюме — оторвался от бумаг и воззрился на девушку.

— Здравствуйте, — сказал мужчина. — Чем могу помочь?

— Мне нужен кредит, — сказала девушка, пытаясь восстановить дыхание. Мужчина внимательно рассмотрел ее изображение на своем компьютере: волосы растрепаны, косметика размазана, да и голос слишком волнительный.

— Какая цель? — спросил мужчина и застучал на клавиатуре.

— Личные дела, — ответила она. Мужчина поднял взгляд от клавиатуры и еще раз внимательно осмотрел ее. — Не обращайте внимания, как я выгляжу. Просто ночка выдалась...

— Все в порядке, — улыбнулся он мягко. — Но хочу предупредить, кредит на неопределенные цели не покрывается стандартными страховками, поэтому и процент на него будет высокий — пятьдесят процентов.

— Сколько?! — воскликнула она. — Ладно, только быстрее.

— А кредит еще и срочный? — удивился он притворно. — Тогда, прошу прощения, — шестьдесят пять процентов в этом месяце и увеличение на двадцать в каждом последующем. И это если вы собираетесь брать сумму не больше десяти тысяч.

— Мне нужно пять, — сказала она мрачно. — Но что это за условия?

— Простите, пожалуйста, но таковы правила. Я ничего не могу поделать в сложившихся обстоятельствах. Оформляем?

— Да, — пробурчала девушка. — Только быстрее.

— С этим никаких проблем, — он снова застрочил по клавиатуре. — Документы уже оформлены, деньги переведены, подождите всего минуту. И хочу напомнить, что в случае просрочки мы вынуждены будем арестовать вашу недвижимость, заблокировать личные счета и будем переводить вашу зарплату на счет Банка.

— Я знаю.

— Спасибо за то, что воспользовались услугами автоматического кредитора, — улыбнулся мужчина и пропал с экрана. В машине открылась отверстие, оттуда выехала стопка новеньких купюр.

Еще три минуты и девушка уже колотит в двери операционной. Доктор в чистейшем халате открыл, она чуть не сунула купюры ему в лицо.

— Ани уже еле дышит! — воскликнула она.

— Успокойся, — сказал доктор, принимая деньги, и начал их медленно внимательно пересчитывать. — Не умрет она, время еще есть. Иди в комнату отдыха и постарайся успокоиться. Вот, это поможет.

Он протянул шприц, наполовину заполненный прозрачной жидкостью.

— Что это? — спросила она недоверчиво.

— Успокоительный коктейль, — улыбнулся он. — Сам иногда балуюсь. Тебя расслабит, может быть, ты даже сможешь уснуть. В комнате отдыха есть кушетка.

— Спасибо, — слабо сказала она и взяла шприц.

— Сестра! — крикнул врач внутрь операционной. — Вези вон ту девушку из коридора.

Полная медсестра выскочила из операционной и быстро вкатила лежанку на колесах с Ани. Девушка до последнего смотрела, как подругу ввозят в стерильное помещение с операционным столом посередине, а когда двери отрезали обзор, двинулась в комнату отдыха — та всего через пару отсеков отсюда.

В комнате отдыха действительно нашлась кушетка. Достав из сумочки жгут, девушка вколола содержимое шприца в вену и откинулась, ощущая приятное расслабление. Уже спустя минуту ее поклонило в сон, последней мыслью лениво пронеслось: 'Что-то слишком быстро'. Она отрубилась, а уже через пару минут дыхание остановилось.

В операционной медсестра и ассистирующий хирург как раз окончили срезать заляпанную кровью одежду и повязку на бедре.

— Нужно переливание крови, да и то, вряд ли поможет, — сказал ассистент.

— Она уже труп, — согласился доктор. — Но органы еще целы. Вырежем сердце, печень и почки. Возьмем спинной мозг. Будем надеяться, они еще в нормальном состоянии...

— Сомневаюсь, — буркнул ассистент. — В крайнем случае, сдадим Кариму.

— И позвони в полицию. Скажи, что та дура обдолбалась до смерти в комнате отдыха...

Картинка с экрана номер двадцать:

В котельной очень жарко и грязно. Всюду навалены горы угля, десятки топок шипят и потрескивают, работники снуют туда-сюда, таская ведра с углем. Их сотни, может быть даже тысячи, все грязные, потные, постоянно кашляющие, иногда — кровью. До перерыва осталось всего пятнадцать минут, но никто не прекращает работать, не думает замедлить темп — надзиратели и механики тоже прогуливаются по котельной, правда, лица их скрыты противогазами. Большая часть людей тут — преступники, приговоренные к принудительным работам, но есть и настоящие служащие, получающие зарплату. К одному из них — полностью чумазому мужику с парой ведер в руках — подошел надзиратель, быстро приспустил противогаз и сказал:

— На перерыв пойдешь в отдел кадров.

Противогаз вернулся на место, а надзиратель пошел дальше. Рабочий глубоко вздохнул, закашлялся и продолжил путь к топкам. Ничего хорошего такой вызов не предвещал.

Гудок оповести о перерыве, целая река людей потянулась на свежий воздух, но работник, наоборот, двинулся через цех к переходу в раздевалки — прийти в отдел кадров таким грязным нельзя. Наскоро переодевшись, он вышел из раздевалки, с завистью взглянул на противоположную часть котельной, где в просвете ворот курили сотни мужиков, и пошел к переходу в контору.

Контора значительно уступала котельной по части грязи и вони. Да и встретить тут неопрятного мужчину нельзя. Даже в лучшем своем наряде рабочий выглядел оборванцем, на фоне проходящих мимо служащих конторы в дорогих костюмах и с ухоженными прическами. Да и сажу, и запах пота, и мозоли на руках никуда не скроешь. Поэтому по пути работник собрал все презрительные взгляды, что мог собрать.

Отдел кадров на втором этаже, работник быстро дошел дотуда, надеясь, что сможет застать хотя бы пять минут перерыва и покурить на улице. Но в приемной он встретил секретаршу Директора Промзоны, и надежды разбились, как сосулька в первую оттепель. Секретарша пришла в отдел кадров просто так. Поболтать там, может, чашку кофе выпить, и плевать ей, что работники могут сюда заглянуть только за счет перерыва. Она вообще не обратила внимания на мнущегося в дверях мужчину, продолжая рассказывать, как Директор свозил ее на выходных в Главный Город. Причем она даже не думала стесняться и поведала двум девушкам из отдела кадров и работнику все интимные подробности того вечера, включая перечисление поз и видов оказанных шефу интимных услуг.

— А когда на мне больше не осталось взбитых сливок, он повел меня в ванну, которую наполнили шампанским! — вконец разошлась секретарша. — Там он поставил меня на колени и...

— Прости, Фира, — перебила девушка из отдела. — Вы что-то хотели?

Это относилось к работнику.

— Мне сказали сюда подойти, — сказала он смущенно. — Мое имя Контин, табельный семьсот пятьдесят восемь.

— Вам к заместителю по кадровым вопросам, — сказала девушка. Контин кивнул и пошел в нужный кабинет, но успел услышать продолжение рассказа:

— Он поставил меня на колени, взял за шею и начал окунать в ванну. Конечно же, сначала вошел в меня, и с каждым таким окунанием...

— Шлюха, — пробормотал Контин.

Грустные мысли тут же удвоились — он вспомнил дочь. Где она сейчас? Наверное, опять шляется по клубам, Контин погрустнел еще больше, представив, на какие деньги? Он ей почти ничего не высылает, и так едва хватает денег на еду и коммунальные, а Ани недавно купила настоящую меховую шубу! Нет, Контин, конечно, не дурак, ясно же, как и чем может заработать красивая девушка. Примерно тем же, чем эта шлюха — секретарша Директора. Причем это только ночная секретарша, которой положено находиться в конторе по ночам, если вдруг случится ЧП и нагрянет руководство. А дневная секретарша еще... 'красивее'. По рассказам друзей, в конторе с ней переспали все начальники, а их в Промзоне не меньше сотни.

Кабинет заместителя по кадровым вопросам находится тут же, на втором этаже. Днем в конторе работает все семь этажей, по ночам только второй. Промзона никогда не прекращает работать, денно и нощно обогревая Три Города, снабжая электричеством, выпуская разные... товары. Контин служит тут уже пятнадцать лет и знает, откуда берутся все эти 'товары'. Раз в сутки их забирают из самого большого цеха Промзоны, но еще никто ни разу не видел, чтобы кто-то туда что-то завозил. И Контин не знал ни одного работника из производственного цеха, ни разу не слышал, чтобы оттуда доносились какие-нибудь звуки. Зато охраняли цех добро — хрен подойдешь. И многие поговаривали, что товары — все, начиная от ложек и кончая машинами, вертолетами, домами — поставляют в производственный цех демоны...

Нужный кабинет защищала от суеты конторы лакированная дверь, Контин робко постучал, с той стороны послышалось: 'Войдите'. Работник толкнул дверь и оказался в небольшом помещении с двумя шкафами и рабочим столом, где восседал заместитель по кадровым вопросам Промзоны.

— Добрый ночи, Контин, — сказал зам. — Присаживайтесь.

Работник неуверенно прошел к кожаному креслу, присел на краешек.

— У меня перерыв скоро закончится, — сказал Контин.

— Ничего страшного, — заверил мужчина. — Я договорюсь с вашими механиками. Разговор нам предстоит серьезный, а может быть даже, долгий...

По спине рабочего заструился пот, хотя в кабинете совсем не жарко, зато кошки на душе заскреблись, предвещая плохое.

— Видите ли, Контин, в последний квартал у нас необычайно большой наплыв бесплатной рабочей силы в виде нарушителей закона. А доходы Промзоны значительно падают. Население Городов идет на убыль, а, следовательно, и потребительная способность. Мы терпим нешуточные убытки, и руководству Промзоны не остается ничего другого, кроме как экономить на всем. В том числе и на работниках.

— Вы хотите меня уволить?! — воскликнул Контин. — Но мне же всего два года до пенсии осталось!

— Успокойтесь, если бы мы просто хотели вас уволить, этого разговора не было бы, — улыбнулся заместитель. — Но и вы войдите в наше положение — Промзона терпит убытки и нуждается в платной рабочей силе все меньше и меньше. Зачем нам платить вам, если мы можем привлечь из шахт десяток нарушителей.

— Я работаю тут уже почти пятнадцать лет... — снова попытался влезть Контин.

— И поэтому у нас есть к вам предложение, — перебил заместитель. — Через два года вы сможете получать повышенную пенсию от Промзоны, собственно, на минимальную пенсию вы уже наработали.

— Я не понимаю, к чему вы клоните?

— К сожалению, мы вынуждены сократить кого-нибудь, — продолжил ходить вокруг да около кадровик. — И мы это сделаем. Давайте посмотрим, какую пенсию вы будете получать...

Мужчина открыл крышку портативного компьютера, пощелкал несколькими кнопками и сказал:

— Триста двадцать восемь. А зарплата у вас полторы тысячи. Вот и посчитайте, что лучше для вас: получать два года полторы тысячи или всю оставшуюся жизнь получать по триста в месяц?

— Ничего себе выбор! — воскликнул Контин.

— К сожалению, ни у меня, ни у вас нет выбора, — сказал кадровик значительно холоднее. — И, тем не менее, — выбирайте. Если вы примете правильное решение, мы уже сегодня подпишем договор на добровольный отказ от повышенной пенсии, которую вы не получите в любом случае. И на вашем месте я бы согласился.

— Но это обман! Я проработал тут...

— Замолчите! — отрезал кадровик. — Я тут тоже работаю уже десять лет, но я никогда не был настолько глуп, чтобы рассчитывать на благодарность Промзоны или повышенную пенсию. С вами поступают максимально честно, скажите спасибо, что вам вообще что-то предлагают. Решайте, иначе приказ о вашем увольнении будет подписан уже к утру.

Работник умолк, обдумывая предложение.

— Хорошо, я пойду еще на одну уступку к вам, как к заслуженному работнику, — смягчился кадровик. — Если вы согласитесь, до конца недели мы дадим вам оплачиваемые отгулы.

Спустя полчаса Контин закрывал ящик в раздевалке, в кармане лежал договор на отказ от повышенной пенсии. Еще через полчаса он садился на поезд и не увидел поднявшуюся в Промзоне суету. А все дело в том, что впервые работники, пришедшие за товарами в производственный цех, ничего не нашли. Впервые демоны не исполнили пожелания Директора Промзоны и Главы Трех Городов.

Картинка с экрана номер сорок три:

— Они везде... — шептал он. — В воздухе, земле, в огне и воде. Всюду.

— Но откуда ты можешь знать? — шептала она.

— Они научили меня. Я просто знаю о них, а они знают обо мне, о тебе, обо всех.

Темнота укрыла их, трехъярусные кровати поскрипывали, там спят остальные. Но он и она не спали: молодой парень и молодая девушка.

— Расскажи мне о них еще? — попросила она, стараясь шептать как можно тише, ведь могут услышать...

— Они пришли с другой стороны нашего мира, они умеют летать на огромных птицах, они могут прочесть твои мысли, они пытаются контролировать каждого из нас.

— Но кто они такие? Демоны?

— Нет, — покачал головой он. — Они гораздо, гораздо хуже демонов. Никто не знает, кто они такие, но есть люди, которые знают об их существовании. Таких как я немного, мы живем, как крысы, прячась от них, и от нас... Это трудно объяснить.

— Но если они такие сильные... они же ведь сильные?

— Очень, — подтвердил он.

— Если они такие сильные, могучие и все про всех знают, почему они оставляют вас в живых?

— За все эти года мы тоже кое-чему научились от них. Среди нас есть знающие, есть даже те, кто умеют... м-м-м... управлять всем. Это трудно объяснить. Демоны пришли к нам давным-давно, еще когда не было Трех Городов, еще когда не было предыдущих Трех Городов и предыдущих, и предыдущих. Уже никто не помнит, когда все это началось, но очень-очень давно. И каждый раз, когда мы стараемся построить новое общество, приходят они и все рушат. Они не хотят, чтобы мы были сильными, но такие как я тоже приходят каждый раз и стараются им помешать. Но мы проигрываем. Сколько было попыток, столько было и поражений. Слишком они сильны, слишком...

— И ничего нельзя сделать? — спросила она, и слезинка скатилась по розовой щеке.

— Можно, — ответил он твердо. — И нужно! Надо пытаться каждый раз, все время отдавать все силы, и тогда есть возможность одолеть их хотя бы единожды. А нам большего и не надо. Всего одна победа навсегда закончит цепь поражений.

— А если все мы объединимся и дадим им отпор? Если все люди Трех Городов...

— А ты думаешь, они объединятся? — усмехнулся он грустно. — Нет, демоны отравили их души, затуманили разум, а тех, кто пытается думать, кто призывает к сопротивлению, они называют безумными и привозят сюда. И это еще в лучшем случае, а так — смерть. И все заодно с ними. Глава, Директор, Розыск — все они знают, что демоны есть, но пока те дают им деньги и власть, никто не перейдет на нашу сторону. На сторону света и правды.

— Света и правды, — повторила она шепотом. — Я хочу тебя поцеловать.

Ее пальцы нашли его лицо в темноте, провели по щетине, провели по тонким губам. Он дышал ровно, спокойно. Ее лицо приблизилось к его, она ощутила теплоту его дыхания. Губы встретились, поцелуй вышел не слишком страстным, но языки их попробовали друг друга на вкус.

— Не надо... — прошептал он, глядя в отблески, мелькавшие в ее глазах. Их лица все еще соприкасались носами, а губы манили, манили...

— Почему? — ее дыхание, казалось, проникает ему прямиком в легкие. Чистое, словно весенний ветер, теплое, будто песок летом.

— Нас могут услышать, и тогда мы больше никогда не увидимся.

— Мне все равно.

И снова губы встретились, на этот раз поцелуй вышел куда дольше.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Я тоже тебя люблю, — вторил он. — Тише!

— Что такое? — сказала она испуганно. — Санитары?

— Нет. Слышишь? Этот звук, будто жужжание?

Он завертел головой, прислушался, а потом резко выкинул руку вбок и схватил что-то невидимое. Лицо его исказилось от боли, но он все равно сжимал кулак...

— Вот видишь, я же говорил, они следят за нами всегда... — сказал он.

Экран погас.

Глава третья, подраздел второй: Наши герои обсуждают, планируют, готовятся, разочаровываются и много-много-много-много разговаривают...

Берэ нажал что-то, экраны погасли, но две пары глаз продолжили пялиться в пустые мониторы. Сам Берэ не особенно глядел на жизнь Трех Городов, его Знание и так витало по шестьсот шестьдесят шестой, выискивая интересные события, а мозг дежурного кипел, как встарь, делая тысячи выводов и радуясь, что снова работает на полную катушку. Мертвец умел пользоваться Знанием весьма ограничено — фактически, Жюбо мог понять, что ему говорят на любом языке или объясниться с любым человеком на его наречии, но это и все. И, тем не менее, Жюбо тоже сделал положенную сотню-другую выводов, в основном, один мрачнее другого. Что да Квазара и Эпсона, они-то как раз Знанием пользоваться умели, но не так хорошо, как Берэ, потому, при просмотре вошли в некое подобие транса, и теперь им надо некоторое время, дабы из него выйти.

— Что скажешь, Жюбо? — спросил Берэ покамест у единственного, кто мог его услышать и понять.

— Зад Хутурукеша повис над нами, — ответил Жюбо мрачно. — И он уже приближается.

Берэ расхохотался, звонкий смех пронесся по главному залу базы МРС, отразился от стен, влетел в уши магику и его заму, выводя из ступора.

— Нам все крышка, — прошептал Квазар.

— Я не могу поверить, что такое общество вообще может существовать! — воскликнул Эпсон, поднимаясь и разминая затекшие ноги, но тут же согнулся — боль в поврежденном легком вернулась с утроенной силой, он даже схаркнул кровь на металлический пол. — Треклятье Темного...

— На самом деле, ты не можешь поверить в другое, — усмехнулся Берэ. — Как ты попал под этот наряд. Но ты все же постарайся поверить — если МРС и дальше будет прилагать все усилия, Три Города продержатся еще лет сто, прежде чем их жители уничтожат друг друга.

— Насколько я понял из слов того чокнутого, МРС и раньше пыталась восстановить эту эпоху? — подал голос мертвец.

— Да. И кстати, он прав — это пытались делать уже много-много раз. Но вот эта попытка пока что самая удачная. Три Города начали строить сто пятьдесят лет назад, когда в эпохе начали появляться люди...

— То есть как это, появляться? — спросил Квазар. — Магик, вам надо бы отдохнуть.

— Я в норме, — прохрипел Эпсон. — Не надо было так резко вставать. Жюбо, а может быть, дашь мне еще Обезболивателя.

— А чего не дать-то? — сказал мертвец и полез расстегивать сумку.

— Не думаю, что тебе хочется умирать, Эпсон, — вмешался Берэ. — Еще одна доза Обезболивателя, и ты отправишься в ад.

— И ты знал об этом?! — крикнул Эпсон Жюбо и снова зашелся кровавым кашлем.

— Предполагал, — усмехнулся мертвец, застегивая сумку.

— Люди всегда как-то появляются, — ответил Берэ Квазару, не обращая внимания на два обоюдно-яростных взгляда Эпсона и Жюбо. — В этом и есть вся суть эпох и Замысла. Всегда после конца света все люди, животные, да вообще все — умирает, эпоха уходит в (вырезано цензурой), но Мир остается. Мир всегда один, просто со временем в нем происходит смена эпох. Но когда Мир выныривает из (вырезано цензурой), в нем появляются два первых человека. Как правило, они вскоре умирают, даже если успели оставить потомство, но появляются еще люди, потом еще, и так начинается Весна эпохи. Потом люди множатся, обживают Мир, доходят до определенного технологического или колдовского уровня, и наступает Лето эпохи. После Лета всегда идет перенаселение, моральный упадок, разложение общества, социальный разброс, и приходит Осень эпохи. Ну а потом Зима, эпоха снова уходит в (вырезано цензурой), и все начинается заново. Так вот, шестьсот шестьдесят шестая эпоха так никогда и не ушла в (вырезано цензурой), потому что я ее не разрушил, а деконструировал, поэтому здесь и есть возможность к восстановлению. Даже если и эти Три Города полностью вымрут, здесь вскоре появятся новые первые люди, а вместе с ними и возможность попытаться исправить все. Построить еще Три Города...

— А почему именно три города? — перебил Жюбо.

— Потому что это стандартная схема действия МРС, — прохрипел Эпсон, сжавшись на кресле в калач. — Так всегда поступают.

— Так, может, надо попробовать что-то другое? — предложил Жюбо.

— Что другое? — прохрипел магик. — Предложи Мастеру другую схему, вместо этой, которая, между прочим, срабатывала уже десятки раз!

— И у нас все равно нет выбора, — подхватил Квазар. — Нам дали на восстановление именно эти Три Города, и вряд ли мы, даже если разрушим их, сумеем построить что-нибудь другое. Верно, Берэ?

— Да, — отозвался дежурный веселым голосом. — Нам надо восстановить эти Три Города, а вернее, превратить их в Три Города, у которых может быть будущее. Но есть у нас маленькая такая проблемка.

— Какая? — спросили все трое хором.

— Я так думаю, все аналитики МРС уже сошлись во мнении, что Три Города обречены и не поддаются восстановлению. Поэтому МРС и прекратило действия, в частности, поставки товаров в Промзону. И послали нас, чтобы мы облажались. Поэтому я и назвал нас, ребята, командой проклятых.

Дежурный ослепительно улыбнулся, рассматривая три открытых рта.

— Но это же нечестно! — воскликнул Жюбо.

— Ты напоминаешь мне того рабочего из Промзоны, — сказал Берэ. — Конечно, нечестно. Но давай взглянем правде в глаза — все мы тут были командой проклятых еще до того, как получили этот наряд. Ты, Жюбо, перешел дорожку Второму Магистру Ордена Одуванчика, ты, Квазар, тоже испортил планы Биатриче, а Эпсона подставила его учительница. Что же до меня, тут все сложнее...

— Так это дерьмо Хутурукеша все-таки затаило обиду?!

— Дед хочет меня убить?!

— Хита?! Что ты несешь?!

В единый миг помещение заполнилось вопросами, обвинениями и оскорблениями. Жюбо подскочил с кресла и принялся расхаживать туда-сюда, громко рассуждая о половых связях Магистра Биатриче с какими-то ленточными червями; Квазар тоже хотел встать, но вовремя остановился, вспомнив о почке, и стих, впав в очередной транс, теперь уже собственных мыслей. И только Эпсон орал непосредственно на Берэ, требуя сказать, с чего он взял эту чушь.

— А ты сам подумай, — ответил Берэ Эпсону, игнорируя разглагольствования мертвеца. — Ты приезжаешь в Дельту Миров, полный надежд на будущее, к тебе заходит сам Начальник с напутственным словом, и в этот же день тебя отправляют на невыполнимое задание. Уже то, что такого зеленого колдуна, как ты, взяли на должность магика — неведомая удача. Если бы ты был хотя бы четвертым уровнем или имел к тому предпосылки, я бы еще поверил, что тебя взяли на перспективу. Но никакой перспективы в тебе нет, поэтому логичней всего предположить, что ты один из тех, кого вязли по протекции. Но Дельта Миров не то место, куда можно так просто попасть, даже по просьбе Магистра. А вот устроить на работу только для того, чтобы тут же отобрать должность — это, пожалуйста. Уж не знаю, чем ты там не угодил Хите, или она просто сошла с ума, но я вижу только одну причину взятия тебя в МРС на должность магика, учитывая скорость, с которой ты эту должность потерял.

— Я до сих пор магик! — выплюнул Эпсон пополам с кровью.

— Ты магик, который подчиняется первому разряду, — усмехнулся Берэ. — И плевать, что я по-настоящему колдун вне уровней, если бы на твоем месте был любой другой магик МРС, главным бы сделали его. Но у нас есть еще один вариант.

Квазар уже отбросил размышления и внимательно слушал Берэ, даже Жюбо поостыл. Эпсон же обдумал всю ситуацию и признал — Берэ, скорее всего, прав. Слишком оно все получилось понакатанному. В один день цепь случайных событий привела его от вершины к полному краху; будучи колдуном, Эпсон знал, случайности никогда не бывают случайными, если в деле замешан хотя бы один колдун. А уж когда их вокруг тысячи...

— Что за вариант? — спросил магик.

— Самый удивительный вариант, и он объединяет всех нас вместе взятых, — усмехнулся Берэ. — И вы, трое недоумков, никогда, даже прожив сотню жизней, не смогли бы до него дотумкать.

— Говори уже, — пробурчал Жюбо.

— А ведь это так просто, Жюбо, уж ты-то мог бы догадаться, особенно теперь, когда я дал тебе имя кукловода.

— Биатриче? И что у него за хитрый план?

— Ну, давай подумаем вместе, Жюбо. Для начала мы имеем тут двоих непосредственно причастных к Магистру людей: тебя и Квазара. И меня тоже, но об этом потом. Такое совпадение нельзя не брать в расчет, потому, предположим, что Биатриче как-то да причастен. Теперь дальше, уже непосредственно к вам обоим. Почему Биатриче так взъелся на тебя, Жюбо, и частью чего являешься ты, Квазар?

— Все дело опять в том эксперименте? — пробурчал Жюбо, активно думая. — У него что, в этой эпохе тоже есть внуки?

— Нет, зачем же, — сказала Берэ. — Ну, в смысле, есть, конечно. Вот, Квазар, хотя бы. Прямой, между прочим, родственник.

— А что за эксперимент? — вмешался Эпсон.

— Странный такой эксперимент, — ответил Берэ. — Но Жюбо лучше расскажет.

— В триста тринадцатой эпохе у Биатриче тоже были внуки — три, если быть точным. И он каким-то образом умудрился связать их вместе с собой, с помощью проклятья, которое сам наложил. В результате из его внуков получились колдуны, а вернее сборщики вероятностей, которые все время их копили и поставляли ему. Он превратил их в своеобразные батарейки, как сам выразился. И пока они жили, вероятности текли к Биатриче бурным потоком, причем, где бы он не находился, а не только в Дельту, где они ему и не нужны, потому что там вероятностей и так полно.

— Я ничего не понял, — признался Эпсон.

— Это потому что ты тупой, — промурлыкал Берэ. — Эксперимент Биатриче действительно заслуживает внимания. Для колдуна самая большая морока — это сбор вероятностей. Вот Биатриче и превратил своих внуков в поставщиков вероятностей, а проклятье, которое он на них наложил, стало той нитью, что способна доставить вероятности даже сквозь эпохи. И тут он хочет сделать то же самое.

— В смысле? — не понял Квазар.

— Ну, подумай сам, есть эпоха, которую уже несколько веков не могут восстановить. Тут, знаете ли, складывается ощущение, что она проклята. А теперь подумайте, что будет, если уничтожить эти Три Города, а потом подселить к появившимся людям своих внуков? Или вообще сделать так, чтобы первыми людьми стали его внуки, вот он уже одного сюда перетащил. Получится много-много проклятых людей, напрямую связанных с Биатриче, и из них можно будет сделать идеальных поставщиков вероятностей. Притом вся эта система, нежизнеспособная в нормальной эпохе, будет идеально работать, потому что МРС будет искусственно поддерживать ее. Вся Дельта Миров будет работать на то, чтобы к Биатриче сливались все новые и новые вероятности. Я уж не знаю точно, чего он хочет. Может быть, захапать Дельту или свергнуть Мастера, но эта эпоха может стать великолепным подспорьем для войны, лет через пятьдесят. А там, гляди, этот эксперимент с внуками или детьми, можно воплотить в других эпохах. И Биатриче станет самым сильным Демиургом Вечности в Мире. Ему просто не будет равных, потому что он любого задавит своим количеством вероятностей.

— Но при чем тут ты и я? — спросил Эпсон. — И зачем нас сюда послали?

— Все ведь просто до скучного. Ты никак не вписывался в схему с Биатриче, вот я и решил, что тут замешана Хита. А я... ну, ты ведь помнишь, как осуществляется связь между поставщиком вероятностей и колдуном?

— Посредством проклятья, как бы дико это не...

— А кто проклял шестьсот шестьдесят шестую эпоху? Правильно, я. Поэтому меня нужно любыми путями устранить, чтобы самому присосаться к этой пуповине. Если я не справлюсь и не восстановлю эпоху, которую сам же и деконструировал, Мастер наверняка подумает, что я никогда не изменюсь, и что держать меня в Дельте бессмысленно, а может, даже опасно. Мастер простил бы мне многое, но только не противоречие его драгоценным идеалам. И поэтому Мастер убьет меня через месяц, Жюбо вернут в Службу Радости, где Биатриче даст ему еще одно самоубийственное задание, Квазара оставят тут, для, так сказать, будущей селекции и обеспечения Магистру родственных связей с местными жителями, Биатриче явится сюда, наложит на эпоху собственное проклятье, и тогда все мои проклятья как бы отойдут на его счет, и когда МРС выстроит здесь очередные Три Города, они поставят Биатриче столько силы, у-у-у-у...

Берэ закончил, Квазар и Жюбо все тщательно обдумывали, и только магик не мог успокоиться.

— А что со мной? — спросил Эпсон.

— Я же тебе уже все объяснил, — вздохнул Берэ. — Наверняка тебя просто решили убить или припадать урок, или еще что-то. Я не знаком с Хитой, но, надо думать, баба она глупая, могущественная и сумасшедшая, как большинство Магистров.

— Что-то тут не вяжется, — возразил Эпсон.

— Ну или так, либо тебе просто не повезло и ты попался под горячую руку, — пожал плечами Берэ. — К делу это не относится. И если честно — не особенно и ты сам важен, магик Эпсон. Твоя участь в уравнении великих колдунов — какая-нибудь незначительная погрешность.

— Ну, спасибо, — Эпсон опять согнулся в калач, опустив голову к коленям, чтобы никто не видел его гримасы, где обида застыла впополам с яростью, он едва сдерживался, чтобы не разреветься от злости.

— Вообще-то, не в моих привычках кого-то приободрять, Эпсон, — сказал Берэ значительно мягче, — но поверь мне, иногда и погрешность может стать песчинкой, которая перевесит чашу весов. Запомни, даже достигнув всех вершин величия, никогда не надо забывать о мелочах. Вот тот же Биатриче уже давно сбросил меня со счетов, и совершенно зря. Я разгадал его игру и теперь смогу начать свою. И в этой игре ты, Эпсон, будешь весить ровно четверть, потому что нас тут четверо, и от каждого будет зависеть не только успех, но и его жизнь, и жизни остальных. Мы — команда, господа колдуны и мертвые, мы связаны единой целью, и цель эта — выжить. И поэтому мы будем биться до конца, как крысы, загнанные в угол. И у нас только один шанс на спасение — восстановить шестьсот шестьдесят шестую эпоху! И нам никто не поможет! — закончил Берэ торжественно.

— Или заложить Биатриче Мастеру, — возразил Жюбо.

— И он послушает тебя, а не своего Второго Магистра? — усмехнулся Берэ.

— Но то, что предлагаешь ты — безумие! — воскликнул мертвец. — Как мы сможем восстановить то, что уже приговорено к сносу, к тому же после того, как все МРС не смогло справиться с этим, причем не единожды?!

— Ты забываешь, Жюбо, что Берэ Деконструктор еще никогда не брался за восстановление эпох.

— Прозвище 'Деконструктор', как бы намекает, что восстанавливать — это не по твоей части.

— Ты неправ, Жюбо, — сказал дежурный. — Самое простое — это разрушать, но я не разрушитель. Немного сложнее — создавать, но я уже давно поднялся над уровнем создателя. Еще сложнее — конструировать. Не делать все с нуля, а сделать что-то, имея к этому ограниченные ресурсы и возможности. И сложнее всего — деконструировать. Развалить все, что угодно, не имея вообще никаких предпосылок к этому. Без сил, без средств, но, тем не менее, нарушить все законы Замысла. Деконструирование — самая сложная часть колдовского искусства, и я — самый лучший деконструктор за всю историю Мира.

— Если ты такой бугор, что же не ты, а Мастер, правит Дельтой Миров? — поднял голову Эпсон. Похоже, ему таки удалось взять себя в руки.

— Хороший аргумент, Эпсон, — усмехнулся Берэ грустно. — Но игра окончится только тогда, когда умрут все игроки. Мы с Лагатом проиграли когда-то, но мы все еще живы, мы все еще на войне. Вот если на этот раз победит Биатриче, а я умру, тогда и можно будет сказать, что я не стоил выеденного яйца. Но пока я жив, игра продолжается.

Мертвец и два колдуна невольно перевели взгляды на Берэ и так же невольно отвели их. Неказистый дежурный страшно интересовал каждого, даже немного страшил, но целеустремленность Берэ, его пыл, не угасший и за тысячу лет, внушали уважение.

— Но, хватит о глупостях, — вернул себе веселость Берэ. — Давайте решать, как нам вчетвером восстановить эту эпоху.

Напряжение, вызванное предыдущим разговором, как будто рассеялось, с души мэрээсовцев упал камень, и они решились. Несмотря ни на что, они решили поддержать игру Берэ, хотя как же им хотелось сдаться. Эпсон подумывал о побеге в родную эпоху, Жюбо решался пробраться в Дельту, украсть Манаду и тоже скрыться, а Квазар думал пойти к деду за объяснениями, но после этих слов все отринули трусость и обратили чистые взоры на Берэ. И даже мутные бельма Жюбо вроде бы немного прояснились.

— Ну что же, команда, высказывайтесь, — сказал Берэ. — А я укажу вам на ошибки. Итак, как нам восстановить эпоху?

— А как ее вообще собирались восстанавливать? — спросил Квазар.

— Это достаточно сложный процесс, — ответил Эпсон. — Чтобы восстановить эпоху, необходимо, в первую очередь, задать предпосылки для общества. МРС действует по схеме трех кластеров общества: создание демократического, либо монархического, либо авторитарного строя — обществом надо как-то управлять. Обеспечение благоприятными условиями жизни: постройка городов, создание каждому жителю собственного жилья. И развитие промышленного комплекса, чтобы людям было где работать. И тут поступили точно так же...

— И уже десятки раз садились в лужу, — перебил Берэ. — Безусловно, такая схема может работать, но только если само общество нормальное. А вы видели, что творится в Трех Городах.

— И что же предлагаешь делать ты? — спросил Эпсон. — Изменить общество?

— Другого выхода я не вижу, — кивнул Берэ. — Конечно же, надо излечить именно общество.

— А разве МРС не пробовало этого? — спросил Квазар осторожно.

— А это как посмотреть, — прищурился Берэ. — Можно лечить общество множеством способов, но МРС всегда поступало одинаково. Они находили новых людей, потом искали место, где можно заложить Три Города. Один город они отводили для души и власти — там всегда строились правительственные резиденции, музеи, институты, школы, театры и прочая административно-культурная чушь. Соответственно, строился и промышленный город, где сначала строились кузницы, примитивные мастерские, но все с заделом на будущее, чтобы уровень производства рос быстрее, а техническое оснащение с каменных топоров поднялось до сварочных аппаратов в рекордные сроки — за пару поколений. Ну и людям надо ведь где-то жить, поэтому строили простую, но добротную деревню, которая в будущем должна была стать городом. Оставались пустяки — найти всех появившихся людей, похитить, собрать в кучу и показать новые города, объяснив и продемонстрировав, насколько лучше жить тут, а не в пещерах посреди пустыни. И пошло-поехало. На первых этапах мэрээсовцы помогали новому обществу открыто, но постепенно, со сменой нескольких поколений, уходили в тень, но не прерывали деятельности, а помогали, только тайно. И когда общество окончательно крепнет, МРС возвращается в Дельту Миров. Вот такой у них, а вернее нас, хитрый план восстановления.

— По-моему, все логично, — сказал Эпсон.

— По-моему, тоже, — поддакнул Квазар.

— По-моему — самая глупая схема, — сказал Жюбо.

— Почему? — спросил магик.

— Потому что не работает. К тому же я не хочу, чтобы кто-то решал за меня, по какому пути мне идти.

— Ты даже не можешь представить, Жюбо, сколько эпох восстановили по этой схеме, — вмешался Берэ. — И, тем не менее, ты прав. Схема эта будет работать, только если общество стремится к будущему, а в шестьсот шестьдесят шестой эпохе общество стремится к саморазрушению.

— И почему так? — поинтересовался мертвец.

— В МРС считают, что во всем виновата вероятностная зима. Дело в том, что найти новых людей не всегда получается быстро, потому они успевают 'испортиться', и уже на сутном уровне стремятся ко злу. Вот из-за этого заблуждения вся ситуация повторяется снова и снова. Каждый раз после разрушения очередных Трех Городов, МРС надеется найти новых людей до того, как вероятностная зима испортит их.

— А это точно заблуждение? — спросил Эпсон скептически.

— Давайте разберемся, — улыбнулся Берэ. — Если на протяжении десяток попыток одна и та же схема не работает, можно предположить, что дело именно в неисправности схемы. Но если эта же схема прекрасно работает в сотнях других эпох? Остается предположить, что какая-то часть схемы не подходит именно этой эпохе...

— А почему не вся схема целиком? — перебил Жюбо. — Может быть, тут надо строить два города, или вообще один, или оставить новых людей самих разбираться с собственной жизнью?

— Да, Жюбо, несомненно, аналитики МРС обдумают твою идею, когда будут планировать очередное восстановление, вот только будет это уже без нас, потому что к тому времени все, кроме Квазара, будут мертвы. Так что просто отбросим предположение, что вся система не подходит, потому что если это так — нам трындец. Мы можем спокойно провести последний месяц, отдыхая в умирающей эпохе, благо, за месяц с ней ничего не сделается. Но если все же предположить, что лишь часть схемы восстановления неверна, тогда у нас есть шанс что-то исправить.

— Логично, — кивнул Жюбо. — Но тогда каковы наши конкретные действия?

— Сначала надо бы узнать, какими мы ресурсами обладаем, — пробормотал Эпсон.

— Безграничными, — сказал Берэ. — МРС сделает нам все, что угодно. Если надо еще Три Города рядом построят, но разве в этом решение проблем?

— Если есть партизаны, — начал Эпсон, — а они, как я понял, есть, может быть тогда нам надо найти их и уничтожить.

— С партизанами действительно надо бы разобраться, — почему-то улыбнулся Берэ. — Но только не так. Ты опять думаешь, что МРС их не уничтожала?

— Тоже верно. Но тогда откуда они вообще берутся?

— А вот это и вправду важно, — кивнул Берэ, все еще скалясь. — Но к этому мы вернемся, если не сработают другие варианты.

— Так что за другие варианты?! — не выдержал Жюбо и повысил голос. — Хватит уже водить нас вокруг клада с закрытыми глазами! Что мы будем делать?

— Мы будем исправлять человеческие судьбы, — сказал Берэ. — Много-много судеб...

* * *

— Это Генератор Мало? — спросил Эпсон. — А разве он может существовать в Мире?

— Нет, — поморщился Жюбо. — Это всего лишь Хранитель онов.

— Всего лишь? — вышел вперед Берэ. — В этом аппарате я вижу большую перспективу.

Четверка обступила очередной кристаллообразный агрегат, занимающий почти четверть помещения. Окончив совещаться, они решили посмотреть, что им может предложить База МРС шестьсот шестьдесят шестой эпохи. Спору нет, в случае чего центральное отделение МРС даст им что угодно, но ведь на доставку уйдет время, а его так мало. Поэтому все поднялись с удобных кресел и, кто твердой походкой, а кто опираясь на плечо другого, пошли на осмотр. И за первой же из многочисленных дверей в главном зале Базы им попался Хранитель онов.

— Но ведь его нельзя таскать все время с собой, — возразил Жюбо. — Или вы собираетесь колдовать, не выходя с базы?

— Я вообще не собираюсь колдовать, — ответил Берэ, подходя к Хранителю ближе. — Взгляни.

Дежурный протянул руку к одному из светящихся кристаллов, торчащих из бока Хранителя, и тут же зеленый браслет на его предплечье вспыхнул, а кристалл погас. Берэ поморщился от боли.

— Даже процесс впитывания вероятностей — это уже колдовство, — пояснил Берэ. — Боюсь, если я даже попробую подзарядиться от этой гигантской батарейки, Поглотитель запросто высушит ее, и мы останемся без Хранителя.

— Ничего себе! — воскликнул Квазар. — Ты только что впитал все оны этого кристаллика?

Он подошел к угасшей части Хранителя и провел по ней рукой. Никакой отдачи. Тогда Квазар дотронулся до светящегося кристалла по соседству и сразу почувствовал, как вероятности потекли к нему. Однако он наполнился целиком, но кристалл и не думал гаснуть.

— А сколько ты способен вобрать? — спросил Эпсон, тоже подойдя ближе и касаясь того же кристалла, что и Квазар. На этот раз кристалл действительно потускнел, но совсем чуть-чуть.

— Да хоть весь, — сказал Берэ. — Только из-за Поглотителя это будет бесполезным и очень болезненным процессом.

— Весь? — переспросил Эпсон. — Не верю.

— Дело твое... И тем не менее, вот перед нами первая проблема.

— Первая?! — воскликнул мертвец, даже не подошедший к Хранителю. А зачем? Мертвый может впитать только Мало, причем заранее настроенное...

Примечание Архивариуса: насчет впитывания мертвым исключительно Мало. Долго объяснять...

— Да у нас тут проблем целый караван и еще маленькая повозка!

— Жюбо, успокойся, — вздохнул Берэ. — И все же раньше было проще. Тогда мне и слова никто поперек не вставлял и лишь внимал моей мудрости, а теперь даже мертвые и те перечат... Что делать, будем работать с тем, что есть. Проблема наша в том, что наверху почти нет положительных вероятностей. Из онов, которые можно впитать, почти нет единичек, зато полно двоек, четверок, шестерок. Квазар и Эпсон сумеют сотворить из них лишь проклятья, но не благословения, а благословения нам понадобятся.

— Ну так а как же вот эта светящаяся хреновина, подери ее Хутурукеш? Она же заряжена любыми вероятностями.

— Не любыми, а только самыми малыми, — пояснил Берэ. — Колдуны могут управлять онами до седьмой степени, а в Хранителе целиком и полностью первая степень.

— Не понимаю, — покачал головой мертвец.

— Вероятность — это он, или комбинация онов, — встрял Эпсон. — То есть сам по себе он — это даже не вероятность, а изначальная частичка Замысла. Но два она — это уже вероятность, причем отрицательная, три она — вероятность положительная. Двойки и тройки самые мощные вероятности, потому что из них можно делать заклятье дальше, а вот, к примеру, семерка — это уже сформировавшаяся положительная вероятность — основа купола удачи. Треклятье — это двойки, сглаз — шестерка, а из четверки можно сформировать приличное проклятье.

— А что же тогда такое заклятье? — спросил Жюбо и принялся массировать подбородок.

— Все, что он тебе сказал — голая теория, — ответил Берэ. — На самом деле все сложнее, и мы работаем с комбинациями двоек, троек, четверок, пятерок, шестерок и семерок, а их самих делаем из единичек. Вот, допустим, болевое проклятье состоит из шестидесяти двух комбинаций четверок и шестерок. Это сложно, Жюбо, и в этом надо разбираться, подключив Знание, большинство же колдунов вообще ничего не знают про теорию и, тем не менее, колдуют, дай Темный. А так как тебе это все равно недоступно, тут и объяснять нечего.

— Тогда в чем проблема-то? — кивнул мертвец, мотая информацию на виртуальный ус. Кто знает, авось сведения пригодятся, все-таки работает с колдунами бок о бок, надо знать их сильные и слабые стороны.

— А проблема в том, что наши штатные колдуны слишком слабы и не могут вобрать достаточно вероятностей, а колдовать придется в основном им. Но это решается. Если есть Хранитель онов, должен быть и Создатель Онита. Вон, взгляните, от Хранителя в соседнюю комнату идет Онитовая труба, давайте посмотрим...

Берэ вышел из комнаты, попал в зал с экранами и тут же зашел в соседнюю комнату. Остальные следовали попятам.

В соседнем помещении и вправду нашелся Создатель Онита — прибор, ничуть не похожий на Хранитель онов. С виду какой-то токарный станок — довольно большой, почти в человеческий рост, сбоку ниша, с обеих сторон два кристалла. На панели управления горят кнопки, из стены к Создателю ведет труба от Хранителя.

— И как это работает? — спросил Эпсон.

— Просто, — сказал Берэ. — Между этими двумя кристаллами формируется особое поле, позволяющее работать с онами. Все почти как с переходным полем, только в нем можно делать лишь изделия из Онита.

— И зачем нам это надо? — спросил Квазар. — Что можно сделать из Онита такого, чего нельзя из стали, к примеру? Да и на базе должны быть ножи или мечи, если они так нужны...

— Нет, мне не нужны ни ножи, ни мечи, — усмехнулся Берэ. — Я хочу сделать нам магические посохи. Нет, на посохи уйдет слишком много онов — магические трости. Помнится, у меня раньше была такая.

— Что это еще такое, — прищурился Эпсон. — Ты снова издеваешься? Зачем колдуну посох?

— Чтобы хранить оны, само собой, — ответил Берэ. — Но самое противное, что мне сейчас придется колдовать, причем не абы как, а целых три раза применить Абсолютное Чудо. А в Мире это так сложно... и так больно. Но делать нечего...

Берэ вздохнул и нажал пару кнопок на реле. Создатель загудел, кристаллы засияли, магик и Квазар отвернулись, иначе есть шанс еще и ослепнуть. Мертвец, само собой, ничем не рисковал, да и Берэ воспринял избыточную нагрузку на сетчатку спокойно.

— Вон там есть очки, — сказал Жюбо, указывая на стену.

Колдуны подошли к крючку и сняли пару темных очков, таких же, как в Насосной. А когда повернулись, уже сам Берэ горел ярче кристаллов в Создателе Онита. Если бы не зеленый свет, коим буквально исходил Берэ, со стороны и не скажешь, что он колдует по-крупному. Просто стоит в нише и словно проводит пальцем черту от одного кристалла к другому снова и снова. Только с каждой проводкой в образованном кристаллами поле, появляется какой-то контур. Нечто похожее на трубу, диаметром в пару сантиметров и с небольшой ручкой на конце. Палец продолжает водить по фигуре, она все четче и четче вырисовывается, приобретает плотность, обрастает изысканными завитушками, а лицо Берэ все больше искажает боль. Пот струится по лбу, Поглотитель под одеждой горит еще ярче. Но вот, первая трость закончена и Берэ принимается за вторую. Первая просто висит в воздухе меж двумя кристаллами и слегка сияет, словно раскалена. Палец продолжает создавать вторую трость, а Поглотитель уже сияет так, что очки не помогают. Эпсон и Квазар вынуждены отвернуться во второй раз, а Жюбо смотрит. Вот и вторая трость готова, а вместе с наметками третьей помещение оглашает безумный рев дежурного. Берэ орет, словно его разрывает изнутри, хотя, вроде, боль приходит снаружи. Вдруг его комбинезон вспыхивает зеленым пламенем, теперь уже не человек работает с Создателем Онита, а просто пятно света. Рев проникает в саму суть собравшихся, не в силах такого выдержать Эпсон и Квазар выбегают из помещения, а Жюбо смотрит, будто привороженный. Из ушей текут две струйки вязкой крови, глаза красные от лопнувших капилляров, но мертвец не может оторвать взгляда. Впервые он чувствует, сам не понимая как, но чувствует, — вот этому человеку сейчас так больно, как никогда не было больно самому Жюбо. А ведь мертвец прошел через два круга ада, провел там вечность, но все это ерунда, по сравнению с муками старого колдуна. Сейчас мозг Берэ тает нейронами, а под сверкающими доспехами из Поглотителя кожа обугливается, и каждый нерв тела трепещет, орет. Да, может быть, звуки идут из горла Берэ, но в действительности вопит каждая молекула, каждый атом, каждый он... Но Берэ продолжает работать. Еще минута невероятных мучений — а может, прошел год? — и третья трость готова, дежурный падает на пол и начинает кататься, пытаясь сбить зеленое пламя. Но Жюбо снова откуда-то приходит знание, что на самом деле это не огонь, а нечто гораздо, гораздо хуже. Дотронься сейчас кто до Берэ, и сгорит весь, без остатка. Берэ издает последний душераздирающий крик и теряет сознание. Зеленое пламя еще несколько секунд пылает, а потом гаснет, даря желанное забвение.

Привлеченные тишиной, Квазар и Эпсон вернулись в комнату. Берэ лежит на полу, комбинезона и след простыл, теперь видны доспехи из Поглотителя. Зеленые кристаллообразные полосы проходят по всему телу, доспехи не цельные, но почти точно повторяют полосатый узор исчезнувшего комбинезона. Частые-частые полоски, сантиметра три каждая, извилистыми хомутами сковали худое тело. На животе и талии они потолще, отсюда и создается ощущение непропорциональности тела. Сейчас видно, он удивительно худ, но вполне пропорционален. Только голова несколько больше положенного, да плечи чуть уже, но так — нормальный высокий, худой мужчина. Странно, но пламя, уничтожившее одежду, совсем не тронуло волосы — Берэ небрит, прическа неряшлива. Еще одна странность едва доспехов — полностью закованные гениталии. Непонятно, как колдун мочится или испражняется. Доспехи сочленены жестко, без суставов, отсюда и странная походка.

Пока колдуны пялились на Берэ, мертвец внимательно оглядел его работу — три трости, повисшие в воздухе, поддерживаемые полем Создателя Онита. Они еще слегка алые, не успели остыть, но работу мастера видно сразу. Каждая трость — произведение искусства. Сотни узоров, ручка изогнута изящно, но удобно, наконечник заострен, но не полностью — трость заканчивается ровным кружком, диаметром чуть меньше основного тела. Правда, последняя трость отличается — ровная и гладкая, только ручка в форме черепа. Видать, у Берэ под конец не осталось сил на украшение. С другой стороны, полезность этих 'магических тростей' весьма сомнительная, и Жюбо никогда не решился бы испытать столько боли ради создания произведений искусства из Онита.

— Надо бы его привести в сознание, что ли... — пробурчал магик. — И на кой ему сдались эти железки?

— Без понятия, — ответил Жюбо, все еще внимательно осматривая трости. — Хотя в моей эпохе считается, что колдуны должны носить плащ, ходить с посохом и этим посохом как-то колдовать. Но после того, что вы мне рассказали...

— Посохи, волшебные палочки и прочая белиберда к колдовству не имеет никакого отношения, — отрезал Эпсон. — Иногда колдуны одеваются странно, но только чтобы ввести в заблуждение людей, вселить в них страх. А этими палками можно, разве что, кому-нибудь по голове дать...

— Например, тебе, — пробормотал Берэ, открывая глаза. — Твое скудоумие меня поражает. Неужели ты думаешь, будто я стал бы делать три трости из Абсолютного Онита, если бы они никак мне не пригодились бы?

Дежурный сел, кости затрещали почище, чем у Жюбо. Его взор еще хранил отпечаток боли, темные глаза глядели на Мир непонимающе, словно размышляя, а стоит ли в него возвращаться? Легкие испустили вздох, мозг принял решение — стоит. Как бы это было не противно, но стоит...

— Абсолютный Онит? — переспросил Эпсон. — Что это еще за чушь?

— Абсолютный Онит — единственный материал, пригодный для носителя вероятностей. Хранитель онов — сложное приспособление, в котором можно хранить оны, но невозможно носить с собой такую бандуру, а в Онитовом посохе или, как в нашем случае, в Онитовой трости, можно переносить вероятности любых чисел. Создание такого посоха — вершина колдовского искусства, потому что сделать Абсолютный Онит можно только с использованием Абсолютного Чуда.

— Ничего себе, — прошептал Квазар. — Так вот, как это делается...

— Вот-вот, — усмехнулся Берэ. — А теперь представь, через что мне пришлось пройти, чтобы сделать целых три трости. Признаюсь честно: без Создателя Онита я бы не пошел на такое, но тут он сделал бОльшую часть работы, мне оставалось лишь сделать из простого Онита, Абсолютный.

— И как это работает, — спросил Эпсон, подходя к Жюбо и тоже внимательно рассматривая трости.

— Просто, — сказал Берэ, потом помотал головой, стряхивая последние отголоски боли, и поднялся на ноги. — Онитовая трость внутри полая, а на ручке есть маленький сектор из обыкновенного Онита. Через этот сектор трость можно зарядить вероятностями, через него же они будут очень медленно испаряться, но, в случае надобности, колдун сможет воспользоваться хоть всеми практически мгновенно. Конечно, если просто положить трость в долгий ящик, через пару дней все вероятности из нее вытекут, но это — единственный способ увеличить объем запаса вероятностей для колдуна.

— А можно? — спросил магик, показывая на трости.

— Да, они уже остыли, — ответил Берэ.

— А почему я никогда не видел таких вещей у Начальника или у своего деда? — спросил Квазар, глядя, как Эпсон аккуратно берет трость из поля Создателя.

— Во-первых, у них могут быть не трости, а амулеты, — сказал Берэ. — А во-вторых, колдуны их уровня могут держать такой объем вероятностей, что им не нужны никакие примочки. Если бы не эти проклятые Темным доспехи из Поглотителя, мне тоже не нужна была бы никакая трость, а так она может и пригодиться. Как бочонок ягодицам...

Берэ подошел к Создателю Онита чуть пошатываясь, взял оставшиеся две трости. Одну он кинул Квазару — заместитель магика неуверенно поймал налету, едва ни уронив. Себе Берэ оставил самую простую трость с рукоятью в форме черепа.

— Надо бы и цилиндр сделать... — пробормотал Берэ. — Впрочем, позже.

Дежурный оперся о трость и заметил хмурый взгляд мертвеца.

— Что, Жюбо, опять эти злые колдуны не думают о тебе? — усмехнулся Берэ. — Сделали себе крутые магические трости, а мертвяка забыли, ай-я-яй.

— Не особенно смешно, — буркнул Жюбо. — Ничего, я и без всего этого вашего колдовства справлюсь. Справлялся в Службе Радости и тут справлюсь.

— Не переживай, Жюбо, и на тебя у меня есть планы. Но вначале надо бы одеться.

Берэ критически оглядел доспехи из Поглотителя вероятностей и двинулся из комнаты, мерно постукивая тростью по металлическому полу. Жюбо, Эпсон и Квазар переглянулись, рассмотрели полосатые комбинезоны друг друга, пошли следом.

Чтобы попасть в комнату с одеждой, пришлось пройти весь центральный зал, зато гардеробная Базы МРС оказалась выше всяких похвал. Огромная, повсюду вешалки и одежда всех размеров и видов. Берэ сразу нашел наряд по росту, и вообще, действовал и двигался по Базе уверенно, как и два других колдуна. Уже не в первый раз Жюбо позавидовал колдовскому Знанию и пожалел, что не может пользоваться им в полном объеме. А ведь какая была бы от этого польза! Мозг человека, пользующегося Знанием, совершенно не похож на мозг простого обывателя. Колдуну не надо учить новые языки или десятки лет овладевать разными профессиями, у них все просто — раз, и готово! Другое дело, что научиться Знанию не так-то легко, да и для большинства колдунов все время пользоваться им накладно. Вон Эпсон и Квазар то и дело замирают на пару секунд, сканируют что-то, а потом продолжают путь. Со стороны это выглядит даже забавно, но с практической точки зрения бывает опасно. К тому же пользоваться Знанием, значит полностью перевернуть собственное мышление. Колдуны ведь узнают о людях не только нужные сведения, нет, Знание идет бурным потоком, разглашая все секреты, в том числе и постыдные. В жизни большинство людей играют спектакль в маске, чтобы понравиться себе и окружающим; Знание показывает их такими, какие они есть, без всяческих прикрас. Поэтому, вместо жизнерадостных, сильных и смелых личностей, какие все на словах, появляются слабые, грустные люди с кучами комплексов. Возможно поэтому, колдуны так презирают простых смертных и уважают только себе подобных, причем, чем сильнее колдун, тем выше уважение, ведь сильный чароплет может скрыться от чужого Знания и вновь казаться таким, каким хочется только ему.

Берэ выбрал довольно необычный наряд — простую серую рубаху и штаны, Жюбо это напомнило форму, что выдавали в Службе Радости, только та была черной. Эпсон и Квазар тоже оделись, посоветовавшись с Знанием. Магик выбрал нечто вроде классических костюмов, виденных Жюбо в триста тринадцатой эпохе: коричневый пиджак, такие же брюки, белая рубашка, черный галстук и шляпа-котелок. Квазар примерял синие брюки из плотного материала, спортивные туфли, разноцветную рубаху без пуговиц и нечто вроде пиджака из странной волнистой ткани. Наверняка колдуны оделись соответственно возрасту, на который выглядят: Берэ и был, и смотрелся самым старшим, потому надел простую и удобную одежду; наряд Эпсона, скорее всего, принадлежал среднему возрасту, нечто вроде преуспевающего банкира; Квазар оделся по-молодежному — ярко, словно петух, и в самые обтягивающие вещи, подчеркивая достоинства фигуры, прямо скажем, совсем не достойной. Жюбо же так и не определился с выбором, поэтому Берэ пришлось сделать это за него:

— Тебе подойдет костюм врача, Жюбо, — сказал мертвецу Берэ, протягивая черные рубаху, штаны и халат. — Как там, в триста тринадцатой, пелось: привыкли руки к топорам...

— А ты в курсе, — сказал Эпсон Берэ, — что на тебе такая же одежда, как на том партизане в местном доме больных разумом?

— И это неспроста, — усмехнулся Берэ. — Но все позже, теперь мы просто обязаны воспользоваться преимуществами нашего демонтера.

— В смысле? — нахмурился Жюбо, на всякий случай сделав пару шагов к двери.

— Ну как? Ведь у нас есть настоящая мечта некроманта — живой мертвец, вызволенный из ада. Понимаешь ли, Жюбо, то, что Мастер достает вас из ада и заставляет себе служить, совсем не обычное дело. На самом деле демона призвать легче, чем живого мертвеца. Ад очень серьезно следит за своими, гх-м, гостями, поэтому, чтобы достать оттуда кого-либо, приходится спускаться самолично. И мало в Мире найдется колдунов, которые согласятся пойти на такое. Потому Мастер и делает это всегда лично, ведь когда-то ему удалось сбежать из Дума...

— Ты по делу говори, а байками кормить я и сам умею! — перебил мертвец. — Что ты там со мной сделать хочешь?

— Улучшить, — ответил Берэ. — С теми запасами Обезболивателя, которые ты прихватил, твое тело можно менять, как вздумается, а ты ничего не почувствуешь. А у остальных членов нашей команды есть отличная возможность показать, на что они способны. Для начала, можно влить тебе в кровь какого-нибудь смертельного яда — тогда твой укус, или если ты кого-нибудь поцарапаешь, будут смертельны. Далее, на тебя отлично ляжет купол страха невероятной силы, ведь ты просто полон отрицательных вероятностей, Жюбо. Ты мертвец из ада, поэтому ты — обречен на страдания и мучения.

— Погоди, — перебил Жюбо, — а мне говорили, что мертвые не могут носить мощные купола. Что-то про неспособность мертвых к вырабатыванию вероятностей...

— Ты не можешь вырабатывать положительные вероятности, — встрял Эпсон. — Надо хотя бы что-то про себя знать, мертвец.

— А это тайна, Жюбо, — улыбнулся Берэ. — Никто из колдунов тебе об этом никогда не сказал бы, потому что им не хочется превращать тебя из покорного раба в опасного зверя. И тебя не зря поставили в МРС именно на должность демонтера — из-за тотальной отрицательности твоих вероятностей ты распространяешь их вокруг, поэтому и умереть в твоем присутствии куда проще. Хуже мертвеца в этом плане только инквизиторы, но они вообще разрушают все вероятности, а ты притягиваешь отрицательные. Так что тебе, пожалуй, даже хуже, чем им.

— Спасибо на добром слове, — буркнул Жюбо. — Так что там насчет моего улучшения?

— Идея про яд вполне выполнима, — сказал Берэ, внимательно разглядывая Жюбо. — Но только в ней нет блеска. Отравленная кровь — ха! Еще бы отравленная слюна, и ты бы на всех плевал, или отравленная моча, и ты бы на всех... Купол страха мы на тебя, конечно, поставим, но относительно яда — глупость и малоэффективное ребячество. Проще дать тебе какое-нибудь оружие помощней... Например, Убийцу Колдунов. М-да, загадка. А что думает по этому поводу команда?

— Хватит нас так называть! — воскликнул Эпсон, примеряя шляпу. — Мы такая же команда, как стая голодных акул и группа купающихся на надувных матрасах.

— Хорошо, купающийся, предложи что-нибудь, — сказал Берэ. — По делу, разумеется.

Эпсон задумался, как и все остальные. Хотя лишь Квазар раздумывал о том же, что до Жюбо, он размышлял о новой информации про мертвецов, находя объяснения Берэ вполне соответствующими действительности. Ну а мысли дежурного оставались от Архивариуса в глубокой тайне, как и от любого другого, но именно он выдал стоящую идею:

— А все же Биатриче правильно сделал, послав со мной таких идиотов, как вы, — сказал Берэ. — Вот подумать только, у вас ведь есть все, что нужно, а вы не можете сложить даже два и один, уж не говоря о том, чтобы сложить два и два. Дать что ли вам подсказку? Ладно, мальчики мои, снизойду. У нас есть живой мертвец, купол страха, неуязвимость Жюбо, истории про страшных демонов. Ну? Что вам приходит в головы?

— Мы сделаем из Жюбо настоящего демона! — воскликнул Квазар.

— Хрен у нас что получится, — пробурчал Эпсон.

— Я не буду превращаться в демона! — проорал Жюбо. — Даже если вы это сделать сможете.

— Успокойтесь, мальчики мои, — промурлыкал Берэ. — Сразу видно, что в театрах вы бывали нечасто.

* * *

— Хорошие новости, мальчики мои! Я нашел подходящий парик и инструменты! Но сразу будут и плохие новости, вы — дерьмовые колдуны. Треклятье Темного, вас в армию Лагата даже сборщиками вероятностей не взяли бы!

Говоря все это, Берэ вкатил в пустую комнату столик на колесиках, где блестели новенькие скальпели, иглы, зажимы, миски и мочалкой расположился длинный парик из спутанных черных волос. Причем волосы действительно очень длинные — дойдут до пояса.

Меж тем, посреди комнаты стоял Жюбо хмурый донельзя, потому что его обрили наголо, а медицинскую одежду изорвали так, что в дырах отчетливо проглядывало бледное тело. Квазар и Эпсон сидели у его ног, обливаясь потом и часто дыша.

— Мне что-то не страшно, — покачал головой Берэ. — Мальчики мои, если вы не можете поставить на мертвеца, который просто-таки сочится отрицательными вероятностями, хороший купол страха, как же вы поставите на Три Города целый Город Обмана?

— А что это еще такое? — пробурчал Эпсон, поднимаясь с пола. — И я не виноват, что Квазар не может меня нормально поддержать.

— Если ты не виноват, а виноват он, ставь купол страха сам, — оскалился Берэ. — А Квазар пока принесет нам что-нибудь пожрать. Клянусь Наместником, я бы сожрал сейчас четверть Левиафана! А что до тебя, Эпсон — сначала дуй к Хранителю, а потом поставь этот треклятый купол на мертвого. А я пока посмотрю, как сделать это, с позволения сказать, лицо мордой демона.

Оба колдуна надулись, но пошли исполнять приказы, Берэ покатил столик к Жюбо.

— А ты и вправду крутой, — усмехнулся мертвец. — Выдрессировал этих двоих всего за день.

— Любой человек уязвим более всего, когда переживает перемены. Именно в это время его легче всего подчинить, потому что перемены — это всегда страшно. Будь ты колдуном, мертвым или простым дежурным, менять что-либо всегда страшно. Другое дело, когда человек попадает в такое количество перемен, что они становятся для него привычными, он получает второе рождение и жизнь полную приятных приключений. Либо же он становится страшным циником и занудой, потому что знает: меняй что угодно сколько угодно раз, все равно придется менять еще раз, а потом еще. Помниться, у меня был интересный разговор с Шелковым Человеком на эту тему. Правда, до сих пор не понимаю, как я тогда уцелел.

— Стараешься казаться мудрым, но не слишком, — опять усмехнулся Жюбо. — А на самом деле ты что-то замышляешь.

— Почему ты так решил? — приподнял бровь Берэ.

— А вы, колдуны, всегда что-нибудь замышляете, — пожал плечами Жюбо. — И как оказывается, у вас всегда далеко идущие планы. Ну разве я мог подумать, что та история с Трохиными и Биатриче аукнется мне, спустя несколько лет? И еще как аукнется. Вот и ты вступил в эту игру, чтобы что-то получить. Интересно только, что? Скинуть эти оковы из Поглотителя? Не думаю, что Мастер и его Орден Одуванчика не смогут до тебя добраться, даже если ты спрячешься у Хутурукеша в заднице. Так что тебе надо, Берэ дежурный?

— Жюбо, пока ты не прекратишь попытки проникнуть в замыслы сильных Мира сего, к коим принадлежу и я, и Мастер, и Биатриче, ты никогда не будешь счастлив, — теперь уже улыбка Берэ освещала лицо мертвеца, стерев свою копию с бледных губ. — Ну вот откуда ты знаешь, смогу ли я спрятаться от Мастера или не смогу? А может быть, я вообще мечу на место Долтона? Или хочу скинуть Биатриче? А ведь все это — вполне себе варианты. А еще ты не учитываешь, что плох тот план, который нельзя развернуть, куда надо. У меня вообще может не быть далеко идущих планов, мой бедный несчастный мертвый мальчик.

— Судя по твоим же словам, счастья мне и так не видать, — пробурчал Жюбо.

— Все может быть, Жюбо, все может быть. А теперь не шевелись, я пришью тебе волосы.

Квазар и Эпсон вернулись в комнату одновременно: первый с подносом еды, второй немного бодрее, после поглощения вероятностей. Но на пороге оба замерли, а Квазар так и вообще, чуть поднос не уронил. И все из-за преобразования мертвеца. Да, теперь даже без купола страха Жюбо выглядел устрашающе. Рядом с улыбающимся Берэ стоял кто-то, даже издали непохожий на демонтера МРС. Длинные черные кудри причудливо сплелись с лоскутами наряда, лицо покрыли десятки уродливых шрамов и швов, губы Берэ срезал вообще — Жюбо скалил желтые зубы все время — одна бровь наплывала на глаз, щеки впали, потому что Берэ выбил все коренные зубы и сломал нижнюю челюсть, закрепив скрепками, причем часть металла так и оставил торчать наружу.

— Вот что может сделать тот, кто ограничен в возможностях, — сказал Берэ гордо. — А ну-ка, Жюбо, скажи что-нибудь.

— Я выпью ваши души, — прохрипел мертвец и расхохотался. Смех его также странно захрипел и забулькал.

— Пришлось поколдовать над его голосовыми связками, — пояснил Берэ. — Я их разрезал, а потом заставил неправильно срастись. Ну а тебе, Эпсон, надлежит завершить образ — ставь купол страха.

— Мы уже четыре раза пробовали, — сказал Эпсон, все еще разглядывая мертвеца. Маленькие крупицы Знания достигли мозга магика, он увидел, с каким мастерством Берэ резал, шил, уродовал и все с безумной скоростью, словно делал это не впервые. — С чего ты взял, что получится с пятого?

— А теперь я тебе объясню, как это делается. И теперь мы воспользуемся твоей новой тростью.

— А ты думаешь, я не пробовал? — наконец пришел в себя магик. — Она отдает вероятности очень медленно...

— Ладно, давай-ка я тебе помогу. Ты начинай, а я подскажу, что ты делаешь неправильно.

Эпсон даже плечами не пожал, а сразу перешел к делу. Хотя, если бы сейчас в комнату вошел обычный человек, он ничего не заметил бы. Эпсон как стоял, так и стоит себе. И только Берэ с Квазаром инстинктивно напряглись, почувствовав целый столб вероятностей, устремившийся к мертвецу. В эту секунду колдуны выглядели голодными котами, готовыми броситься на мышку с оторванными лапками, а все потому, что вероятности для колдуна, что еда. Любой колдун помимо воли стремится вобрать как можно больше вероятностей. Словно жадный раджа, погрязший в монетах Золотой Антилопы, они готовы утонуть в океане колдовской силы. Жюбо тоже что-то ощутил, но очень слабо. Правда, чувство это довольно неприятное, но уж точно лучше треклятья, пару которых Жюбо схватил, работая в Службе Радости.

А Эпсон выкладывался вовсю. Он швырнул все, что накопил в Хранителе, и теперь старался высосать что-то из трости, но у него получалось слабо.

— Квазар, помоги ему, — приказал Берэ.

Зам магика только и ждал этого, наблюдая, как мучается Эпсон. Он встал рядом с магиком и тоже включился, хотя и слабее, нежели Эпсон. Но вот и второй хилый столб вероятностей устремился к мертвецу, сплетаясь в заклятье. Как и Эпсон, Квазар тоже выпустил все за раз, почти сразу оставшись пустым. Он попытался дотянуться до вероятностей в трости, но потерпел такое же поражение. И тут на их плечи легли две горячие ладони.

Сначала плечи обожгло, а потом сковало холодом. Обоих колдунов придавило к полу, ноги подкосились, а следом пришла БОЛЬ. Молнией она пронеслась по всему телу, но даже не это показалось самым ужасным. В один единый миг ушли безвозвратно все вероятности, даже те, что держались мозгом в глубочайшем резерве. Ужасающая пустота ворвалась неудержимым вихрем, появилось чувство, что так будет теперь всегда. Годами Квазар и Эпсон обучались собирать вероятности, удерживать их, применять, и тут за долю секунды все умения пропали. Грусть, замешанная на безумии, опустошила их сути, но страшный голос, отдающий эхом, сказал:

— Трости.

Сознание само потянулось к ручкам Онитовых тростей и нашло спасающую отдушину. То, что всего секунду назад казалось тоненьким ручейком, оказалось настоящим океаном! Оба колдуна присосались к тростям всеми фибрами, в мгновение ока заполнившись вероятностями заново. Но страшный голос не отстал:

— Купол страха.

Квазар и Эпсон сами не поняли, почему послушались страшного человека, но подчинились. Каждый обратил Знание на мертвеца, кристально чисто видя, для завершения заклятья им не хватало всего чуть-чуть. Каких-то триста вероятностей двоек, и купол страха встал бы на Жюбо. Трость поставила нужное количество вероятностей единичек, сути колдунов преобразовали их в двойки, и третий поток колдовства устремился к Жюбо. Но все еще только начиналось.

Да, Квазар и Эпсон быстро пришли в себя после внезапного опустошения, но теперь оба начали судорожно отползать от существа, стоявшего посредине комнаты. А стояло там истинное порождение геенны. Ночь, мрак и темнота заплескалась в черных одеждах, волосы зашевелились, подобно дождевым червями из взрыхленного чернозема, острые клыки источали ядовитый гной, а глаза смотрели на них, будто Квазар и Эпсон убили родителей этой чудовищной твари. И оно шло к ним, рыча что-то непонятное.

— Ну хватит уже, два могучих колдуна, — прозвучал спокойный голос за спиной. — Взгляните на него Знанием.

И вновь они починились голосу. Знание скользнуло по твари, и перед ними предстал Жюбо Анортон Гует вместе со всей болью и страхом, через которые мертвец прошел в преисподней. Но теперь колдуны увидели и еще кое-что — их собственное заклятье. И насколько прекрасное заклятье! Оно сплеталось из тысяч вероятностей, и каким-то образом подпитывалось изнутри мертвеца его же вероятностями.

— И убоялся я содеянного, ибо понял, что творение мое — есть ужас, страх и смерть, — сказал Берэ, выходя вперед. — Неплохо, мальчики мои, совсем неплохо. Правда, вероятности Жюбо сделали половину работы за вас — купол страха всегда хорошо ложится на мертвых, куда лучше, чем на живых ложится Купол Удачи.

— Что это было? — спросил Эпсон, помогая Квазару подняться.

— Ага, мне тоже интересно, — прохрипел Жюбо. От его голоса магик с замом снова невольно попятились. — Ты же их едва коснулся.

— И даже не браслетами из Поглотителя, а лишь ладонями, — усмехнулся Берэ. — Но вы двое прикоснулись к тому, с чем мне приходится мириться каждую секунду. Это был самый быстрый способ научить вас пользоваться тростями. Ну и приятно мне это было, да.

Берэ отошел к двери и окинул команду свежим взглядом, смешанным с Знанием. В общем и целом — весьма недурно. Нет, работать с ними еще придется, еще как, но предпосылки неплохи. У каждого члена команды есть совершенно определенный недостаток, но в данном случае это даже хорошо. Сформировавшийся идеал, вроде него самого, практически невозможно переделать. Берэ уже давно деконструктор и им он будет всегда, до самой смерти, а может быть, даже после нее. Биатриче, Долтон или Мастер — тоже идеальны, потому никто не сможет выжать из них больше, чем они есть. Но когда у человека есть недостатки, с ними можно не просто бороться, но и обращать достоинствами. Самыми разными достоинствами. Поэтому хорошо, что эта троица еще так молода. Даже покойник Жюбо, прошедший сквозь вечность ада, невероятно молод, в сравнении с Берэ, не говоря уж о Квазаре и Эпсоне. Несмотря на весь опыт, Жюбо все еще не научился сдерживать обиду на 'подлых колдунов', заставивших его работать. И даже то, что его вытащили из преисподней, не помогло проглотить обиду, скорее, наоборот. Всю жизнь Жюбо был гордым одиночкой, не привыкшим к подаркам судьбы, или к тому, что ему могут оказать услугу. Он всегда считал себя очень сильной личностью, а когда увидел Мастера и прочих Магистров, когда понял, что он никогда не был по-настоящему 'важной персоной' и ему никогда ей не стать, Жюбо обиделся на все и вся. Но он по-прежнему горд, хладнокровен и склонен к анализу, все это пригодится команде. Квазар — самый молодой и перспективный. Чистый лист, кусок глины, на нем можно написать что угодно, из него можно что угодно вылепить. А еще с огромным потенциалом в колдовской силе, что пришла к нему, благодаря безумному эксперименту Биатриче. Позднее Берэ займется Квазаром плотнее всех, а сейчас пусть они играют в дружбу с Эпсоном. В молодости такие игры важны, а если в эту забаву включится третий игрок, куда более опытный... Ну и наконец — Эпсон. О, да. С ним-то все вообще интересней всего. Раздутое самомнение, чистоплотность на грани безумия, талант к колдовству, недюжинный ум. Эпсон будет играть огромную роль в этой компании, возможно даже, ключевую. Всех вспомнил? Ах, да! Самого полезного забыл — самого себя. Берэ Хаоса, Берэ Деконструктора — Последнего Генерала Темного! Мощнейшего колдуна вне уровней, разрядов и категорий, чья сила потрясала Замысел много веков назад и много веков вперед. Если собрать все легенды о нем и записать на бумагу, получится библиотека почище архива Дельты Миров!

Примечание Архивариуса: брехня!

Пусть Биатриче, Долтон и Мастер поиграют с ним, как когда-то пытался играть Лагат. А где он теперь, могущественнейший белый колдун? Хрен знает. Прячется где-то на задворках Замысла, опасаясь мести Темного, или мести Светлого, или мести Мастера, как и все бывшие генералы его армии. Чего уж там говорить, те генералы давно убиты или служат Мастеру, и только Берэ сумел сохранить главное — свои идеалы. За них он сражался с легионами Светлого, за них уничтожил несчетное число колдунов и простых смертных, за них разрушил вот эту самую эпоху, и за них ее восстановит. С верой в свое дело Берэ когда-то встал на сторону Темного, и вера эта не ослабла с веками. И, конечно же, Берэ — самый полезный член команды. Самый главный член, самый длинный и толстый...

Берэ усмехнулся мыслям, одобрительно хмыкнул и махнул троим.

— Пойдемте, — сказал дежурный. — Сейчас поставим Город Обмана и можно начинать.

— Что начинать? — прохрипел Жюбо, следую за Берэ. — Мы ведь еще ничего не решили.

— Я сделаю это за вас, — ответил Берэ. — А вернее, уже сделал. Но Город Обмана важнее. Мы все же отличаемся от местных жителей, а надо бы, чтобы они не замечали этого, не обращали внимания на трех странных мужиков с тросточками и на один ходячий ужас в виде тебя, Жюбо.

— Так Город Обмана — просто мощный купол тайн? — спросил Эпсон, показательно зевая. Он не хотел признаваться, что сейчас не сможет наложить никакой купол тайн — ни мощный, ни слабый. Да, вероятности из трости наполнили его, и он каждую секунду чувствовал, как оны тонкой струйкой вливаются в ладонь, но Эпсон вымотался чисто физически. Отголоски пережитой боли все еще мелькают перед глазами кровавыми зайчиками, в голове туман.

— Ах, да! — хлопнул себя по лбу Берэ. — Чуть не забыл показать вам наших шпионов. Знание — это, конечно, хорошо, но глаза тоже не помешают.

Сказав это, Берэ завернул и пошел к очередной двери в центральном зале Базы. Подойдя, вся четверка отчетливо расслышала странный гул, доносящийся из комнаты. Дежурный аккуратно повернул ручку и слегка приоткрыл дверь. Буквально на секундочку, но этого хватило, чтобы увидеть удивительное зрелище.

Достаточно большую комнату словно населили черными, летающими точками — нескольким даже удалось вылететь из помещения, прежде чем Берэ закрыл дверь. Присмотревшись, колдуны и мертвец разглядели, это за точки — приличных размеров пчелы, тут же полетевшие к потолку с легким жужжанием.

— А почему я не вижу их Знанием? — спросил Эпсон, с опаской рассматривая насекомых, кружащих под потолком.

— Странно, и я тоже, — подтвердил Квазар.

— А вот это действительно любопытно, — усмехнулся Берэ. — Вы их не видите Знанием, потому что их нет. А если еще точнее — они порождение Знания и колдовского искусства. Между прочим, этот фокус придумал Долтон.

— Объясни, — прохрипел Жюбо.

— С удовольствием, тем более тебе эти пчелы будут куда полезней, чем нам. Как всем известно, Знание не дает ответ только на один вопрос: откуда берется Знание. И, тем не менее, гипотезы насчет этого строятся, не приведи Темный! Кто-то считает, Знание — это некое информационное поле Мира. Кто-то считает его мыслями Светлого, а кто-то и сном Темного. Соответственно, доказать никто ничего не может, но если бы видели, какие споры вокруг этого бывают на сборищах почтенных старперов колдовского дела... Но что-то мы все же можем предположить с некоторой долей уверенности. Знание, скорее всего, все-таки идет от Светлого, потому что есть везде и даже на планах Темного, и даже в Былом! И каждый, кто обладает сутью, может им пользоваться. И вот, когда-то тот, кого вы привыкли видеть в кресле Начальника МРС, попробовал установить обратную связь. Он сделал странное предположение, что раз Знание относится к Светлому, следовательно, оно должно состоять из онов или Мало. Долтон попытался разобрать Знание на части, но у него ничего не получилось. Тогда мы все внимательно следили за результатами его эксперимента, но, следует сказать, в результате он все как раз запутал. Однако, как это обычно бывает, Долтон нашел кое-что интересное там, где и не искал. Оказывается, Знание влияет на нас куда сильнее, чем можно представить. Так мы все можем видеть одно, хотя, на самом деле, мы все лишь видим вещи такими, какими хотим видеть. Поговаривают, что Долтон однажды даже сумел сбросить все иллюзии Знания и взглянуть на Мир глазами Темного. А по вашим глазам, я уже вижу, что вы ничего не понимаете. Ладно, говоря проще: с помощью Знания можно подменять истину правдой, а правдой истину. Да, тоже сложно. Знанием можно всех заставить поверить в то, чего нет, и наоборот, сделать из чего-то ничто.

— Ты опять про купол тайн? — встрял Эпсон, когда Берэ умолк, пытаясь все правильно сформулировать.

— Нет, — отмахнулся дежурный. — Что купол тайн, что Город Обмана действует иначе. Там просто создается комбинация вероятностей, где люди на что-то отвлекаются и не замечают того, что у них под носом. А вот эти пчелы и есть, и в то же время их нет. Они даже ужалить вас могут, и на месте укуса останется кранный след, но на самом деле этого не будет. Эти пчелы — порождение... ну, как бы лучше сказать. Антизнания, что ли? То есть, если Знание показывает истинную сторону вещей, антизнание делает невозможное возможным. Это навроде абсолютного чуда, только в другом смысле. Пчелы существуют исключительно в мозгах всех существ, они — ответ на старый вопрос об упавшем в лесу дереве. То есть, если дерево упало в лесу, и никто этого не видел, и вправду непонятно, а упало ли оно? Так вот этих пчел нет там, где их никто не видит, они только там, где хоть кто-то, но есть.

— И их сотворил Долтон? — спросил Жюбо.

— Ага, щас! — усмехнулся Берэ. — Хрен там. Все получилось весьма забавно. Долтон действительно сумел увидеть подкладку Мира, увидеть его таким, какой он на самом деле есть, а не тот Мир, который искажается Знанием. И тогда он впал в странное состояние, когда мог повелевать правдой и истиной, меняя их местами. Он чуть было не исчез тогда, чуть было не перешел на ту сторону, где Мир отказался бы от него, потому что Долтон узнал бы о нем все и просто слился бы со Светлым. Но из того транса его вывели весьма внезапно — болью. Его укусила пчела. Так уж получилось, что Долтону удалось выйти из-под влияния Знания на какой-то поляне, где-то в Мире. А может быть, и не было никакой пчелы, и просто человеческая суть выдумала ее, чтобы не допустить растворении Долтона в Знании. Никто толком этого не знает, зато существует целая куча анекдотов на эту тему. Сидит Долтон на поляне и входит в самый полный транс, сливается с информационным полем Мира, почти что растворяется в сущем. И вот, уже все загадки Замысла раскрываются перед ним, и вдруг он слышит сзади журчание...

— Нам не интересны твои бредни! — перебил Эпсон. — Говори по делу!

— Хорошо, — опомнился Берэ. — На выходе из того странного состояния Долтону удалось самому сотворить то, чего нету. Он обратил истину для всех свой правдой, породив вот этих самых пчел. И самое интересное, что способность их плодить от него никуда не делась, хотя в тот транс он больше выходить не решался. Рассказывал, что почти ничего не помнит, но определенно с ним только чудом не случилось полное исчезновение. То есть его почти стерли из Замысла, а вернее он сам себя чуть было не стер. Не трудно сообразить, что укус той пчелы, — был ли он на самом деле, или не было его — Долтон запомнил на всю оставшуюся жизнь, а когда возглавил МРС, сделал для всех работников эти полосатые одежды.

— Ну так и зачем они нужны? — снова перебил Эпсон.

— Являясь каким-то образом кусочками Знания, пчелы эти могут служить его передатчиками. Это, так сказать, их главная функция в МРС. Все, что мы увидели на экранах, на самом деле было тем, что видит какая-нибудь из этих пчел. Пчелы — главные шпионы МРС для тех, кто пользоваться Знанием не умеет, либо для тех, кто еще не овладел этой наукой до конца. Слегка приноровившись, вы сможете легко увидеть эту эпоху их глазами, а Долтон вообще умеет их контролировать. Помниться, у него была приличная ссора по этому воду с Королем Пчел...

— Берэ, ты опять отвлекаешься, — вмешался Жюбо.

— Любопытно, но не более того, — пробурчал Эпсон. — Пользы на грош. Я вполне могу подчинить своей воле любую пчелу и без всех этих примочек с Знанием.

— Да, но не целый улей, — кивнул Берэ. — Ладно, чего я тут распаляюсь? Давай я просто покажу, что это такое и как этим пользоваться. Пусть ты и неплохо владеешь Знанием, мне эти, как ты выразился, 'примочки' с пчелами вообще не нужны, — благо, я Знанием пользовался, еще когда Мир был совсем другим — а вот Квазару и Жюбо оно может быть полезно. Солдат, а ну ко мне!

Одна из пчел, летавших под потолком, застыла на месте, потом медленно и важно полетела к протянутой ладони Берэ.

— И все равно, я не понимаю, — подал голос Квазар, когда крупная пчела уселась на ладони дежурного и начала тереть лапками друг о друга. — Как она может быть ненастоящей?

— А она настоящая, — пробормотал Берэ, тоже рассматривая пчелу. — Я же говорю: эта пчела — правда, но не истина. То есть она существует для всех-всех людей Мира, но на самом деле она — лишь плод фантазии Долтона. Он каким-то образом убедил весь Мир поверить в этих пчел, вот они и есть, но, если взглянуть на пчелу Знанием, ты ее не увидишь, потому что для истины, для того, что есть несмотря ни на что, ее не существует. Этой пчеле не хватает всего чуть-чуть, чтобы стать полностью реальной, чтобы из правды стать истиной.

— Сложно, — пробормотал Жюбо, потирая подбородок.

— Не заморачивайся на все эти подробности, — отмахнулся Берэ. — Как я уже говорил, есть целая куча колдунов, которые колдуют, вообще не разбираясь в теории, причем парочка таких даже Магистрами стали. А теперь, внимание всем! Как правило, между истиной и правдой лишь смех может стать судьей! А смех — лишь ярчайшая грань безумства!

Сказав последние два предложения максимально пафосно, Берэ резким движением отправил пчелу в рот. Квазар, Эпсон и Жюбо отвесили челюсти, а дежурный спокойно прожевал пчелу и проглотил трупик.

— А она не ужалила? — спросил Квазар робко.

— Ужалила, — кивнул Берэ. — Только это ж разве боль? Хотя мне это было, в общем-то, и не нужно — с этими пчелами я уже давно установил связь, но вы должны это сделать.

— Я не стану глотать эту гадость! — воскликнул Эпсон. — Я вполне прилично владею Знанием, чтобы еще есть всякую дрянь ради лишней пары глаз!

— А ты можешь подозвать еще одну? — спросил Жюбо заинтересованно. Мертвец сразу понял, какие горизонты открывают эти полосатые насекомые, и если магику они и вправду без надобности, покойнику же возможность видеть глазами сотен, а может и тысяч пчел, показалась вполне заманчивой.

— А ты еще не до конца врубился, Жюбо, — покачал головой Берэ. — Что, думаешь, проглотил пчелу, и все — научишься ими пользоваться? Как бы не так! К чему, по-твоему, я говорил о смехе и безумстве и вообще рассказывал все про Знание и правду с истиной, если бы надо было просто проглотить одну из них? Не все так просто. Чтобы использовать пчел Долтона, надо совершить по отношению к ним какое-нибудь безумство, желательно смешное, потому что именно ирония и смех так четко разделяют правду с истиной. Правда может быть смешной, по сути, весь юмор построен на искажении или подмечании моментов правды, ведь правд много. А вот истина как раз и не смешная. Никогда. Но для тебя проглотить пчелу не будет безумством, потому что ты даже боли не почувствуешь. Надо сделать что-то такое, чего ты никогда не сделал бы, и тогда ты сможешь ими пользоваться.

— И что? — спросил Жюбо мрачно.

— Сам думай. Эй, солдат, лети сюда!

Вторая пчела спустилась от потолка и приземлилась на ладони Берэ. Мертвец с минуту смотрел на нее, а потом вдруг улыбнулся. Хотя на его новом безгубом лице улыбка получилась жуткой гримасой. Ухмыляющаяся харя приблизилась к ладони дежурного, а искалеченная глотка прохрипела пчеле:

— Знаешь, мне очень дорого твое мнение. Я никогда никого не любил, но, знаешь, ты мне очень нравишься. Я волнуюсь... А и Хутурукеш с ним — я люблю тебя! Будь моей женой!

Сказав это, Жюбо поцеловал пчелу. Ну, если можно назвать поцелуем касание насекомого голыми деснами. Квазар и Эпсон воззрились на эту картину с недоумением, а Берэ улыбнулся. Длинные черные космы Жюбо скрыли от магика и зама происходящее на ладони, к слову, и Жюбо тоже этого не видел, ибо закрыл глаза при поцелуе, поэтому только дежурный лицезрел, как растворилось полосатое насекомое.

— Ух ты! — прохрипел мертвец распрямляясь. — Я вижу их!

— Только поосторожней, Жюбо, — сказал Берэ. — Я, конечно, понимаю, сейчас тебя переполняют новые впечатления, но постарайся подавить их хотя бы частично. Даже для мертвого мозга эта нагрузка чрезмерна.

— Бред, — пробурчал Эпсон.

— Любопытно, но... — начал Квазар.

— Но ты не хочешь это пробовать, — усмехнулся Берэ.

— Может, позже, — улыбнулся в ответ зам магика.

— Хорошо, — кивнул дежурный.

— Когда уже мы перейдем к делу?! — взорвался магик. — Мы тут все перетираем, подготавливаемся, а время уходит!

— Вообще-то, я жду, пока вы с Квазаром восстановили силы, чтобы поставить Город Обмана. Но в одном ты прав, надо бы уже вам изложить план. Пойдем, присядем, и вы меня выслушаете...

Берэ махнул в сторону уже знакомых экранов и пошел туда. Эпсон потопал следом, а Квазар задержался на секунду, чтобы потянуть Жюбо за рукав его жуткого балахона — покойник все еще пребывал в шоке от обрушившегося Знания.

— Итак, начинаем, — сказал Берэ, располагаясь на то же место во главе стола; троица коллег уселась по краям. — Мы остановились на возможных планах решения нашей проблемы по восстановлению шестьсот шестьдесят шестой эпохи. Мы отринули стандартную схему восстановления, потому что у нас нет времени, чтобы изменить целое, поэтому я предлагаю изменить части. Ведь Три Города состоят из людей, причем есть так называемые ключевые люди...

— Правительство? — перебил Эпсон.

— Нет. Правительство уже сто раз меняли, но это не привело к каким бы то ни было изменениям в обществе. Да и вообще, как колдунам, вам должно быть понятно, редко где верхушка общества определяет его облик. Везде есть неформальные лидеры, примеры для подражания и прочее, на которых равняются все. А если их нет, так надо их создать.

— Прости, что перебиваю, — вмешался Квазар, — но не проще бы было наложить на Три Города какое-нибудь мощное благословение?

— Весь Орден Одуванчика целых три раза попробовал это сделать и у них ничего не получилось, — улыбнулся Берэ. — Вероятностная зима, плюс то, что эту эпоху я деконструировал — слишком сильные противники для простого, пусть и мощного колдовства. Скажу даже больше: благословения огромной силы в итоге становились невероятной же силы проклятьем.

— А ты не можешь просто снять свои проклятья? — спросил Эпсон. — Как я понимаю, у МРС ничего не получается из-за них.

— Ну, когда-то я мог попробовать, — ответил Берэ. — Но не в доспехах из Поглотителя, а их с меня никто никогда не снимет.

— А как вообще действуют твои проклятья? — наконец вышел из транса Жюбо. — Что они делают?

— Деконструирование — сложнейший процесс. Это не просто смесь проклятий, нет. В итоге, Треклятье Темного, которое я наложил, получилось гигантским сплетением миллионов заклятий, в том числе даже Абсолютного Чуда. Если вкратце, сейчас в этой эпохе все, что бы ни произошло, пусть даже это происходит на благо отдельного человека, оно все равно вредит всем людям в целом. К тому же уже целая уйма лет прошла, сейчас мои проклятья, треклятья и заклятья уже давно сформировались во что-то другое. Вообще, очень удивительно, что они еще до сих пор действуют. И в этом я вижу еще один нюанс, весьма примечательный... Но об этом позже. Если у нас не получится план первый, попробуем второй.

— Так чего мы будем делать? — спросил Эпсон раздраженно.

— Мы проникнем в общество и сольемся с ним. Есть в шестьсот шестьдесят шестой эпохе свои герои, их не может не быть. Просто под гнетом вероятностной зимы они не могут себя проявить. Наша задача — найти их и вытащить на свет. В идеале, как только мы найдем этих 'примеров для подражания' и представим на всеобщее обозрение, они, словно снежный ком, потянут за собой все окружение, а там и общество изменится.

— Что-то слабый план, — поморщился Эпсон.

— Отчего же? — приподнял бровь Берэ. — Везде, за всю историю Мира, в нем то и дело встречались одиночки, которые меняли облик общества. Да, иногда общество или враги ломали их, но редко когда колдуны помогали таким личностям взобраться на вершину. А тут каждый из нас попробует найти собственного лидера, наставит его на путь добра, а потом поможет продвинуться вперед. У нас есть на все про все целый месяц, за это время вполне можно взрастить хотя бы одного приличного человека, который выведет эпоху из этого кризиса.

— То есть ты предлагаешь каждому из нас проникнуть в общество, замаскироваться под его членов, найти скрытых лидеров, людей, имеющих предпосылки, чтобы ими стать, потом вытащить их из задницы Хутурукеша, куда ты их сам и засунул, а потом продвинуть к власти? — подвел итоги плана Жюбо.

— Где-то так, — подтвердил Берэ. — Как только вы, мальчики, поставите Город Обмана, никто и не подумает воспринимать нас как незнакомцев или чудаков, напротив, всем мы будем казаться весьма авторитетными личностями. Ну, кроме тебя, Жюбо, не зря мы тебя в демона превращали.

— Так может тебе самому и стать этим лидером? — предложил Жюбо.

— Боюсь, не получится, — покачал головой Берэ. — Долтон уже пробовал это и даже несколько лет был Главой Трех Городов, но как только его место занял другой — все вернулось на круги своя. К тому же из колдунов вообще хреновые правители, а со всеми местными проблемами может справиться только местный житель. И не будем забывать о вероятностной зиме. Ее надо прекратить, а исправленная личность наших ставленников может послужить ключиком к прерыванию проклятий...

Вот это последней части объяснений Жюбо не понял, но глядя, как кивают Квазар и Эпсон, согласился с Берэ.

— Мы будем действовать вместе? — спросил Квазар.

— Нет, каждый из колдунов возьмет на себя какой-нибудь общественный институт, вроде той же Больницы или Промзоны, и внедрится туда. Глупо было бы сосредотачиваться на одном всем вместе, это весьма затруднило бы поиски нужных людей, а эти поиски и так будут непростыми. Жюбо же будет сидеть в засаде и появляться в нужные моменты. У меня отчетливое ощущение, что для воздействия на местных жителей, потребуются все возможные средства, а страх — хорошая мера убеждения.

— И когда начнем? — спроси Эпсон.

— Как только я расскажу вам, как ставить Город Обмана. Потом мы обсудим, в какие сферы общества нам лучше внедриться, и начнем. И да поможет нам Мастер, скажем ему ля ром.

— Ля ром! — отозвалось стройное трио.

— Вы что, издеваетесь? — вздохнул Берэ. — Нет уж, на его помощь можете не рассчитывать. Отныне ля ром вы можете говорить только в свою честь. Ну, и в мою... И нам никто не поможет. Вперед, команда! Нам надо как следует встряхнуть эту эпоху! И пусть на нее обрушатся колдовство, магия и чудеса!

Подраздел третий: Взгляд изнутри

Глава первая, подраздел третий: Где Уважаемый Читатель весьма удивится изменениям в повествовании

— Здравствуйте, дети... так, кто курил в классе? — сказал директор строго.

Дети на его появление вообще не отреагировали. Кто-то сидел, задрав ноги на парту, Кии как курил в открытое окно, так даже не сподобился выкинуть бычок, — вопрос директор задал изначально глупый. Подростки звонко смеялись, директорские уши сразу уловили с десяток слов отборной брани. Нашкота ходила от парты к парте, демонстрируя толстые ляжки — юбка даже трусиков не прикрывает, виден черный шелк, обтягивающий гениталии. Они, гениталии, тоже, кстати, прекрасно видны. Класс разбит на группы, все как в прайде у львов — есть наиболее уважаемые, есть те, кто на самом дне. Первые — шумные, наглые, одеты ярко; вторые — серее тоннельных крыс, сидят тихо, кто-то даже пытается читать, вон в углу тщедушного паренька зажали двое хулиганов, заставляют есть домашнее задание — это как же так, он сделал, а они нет! У девушек тоже уровни школьной власти, может даже, еще четче мальчиковых. За самую красивую идет бой среди молодых самцов, над ней шутят, дергают за косички, если такие имеются, но, оставшись наедине, такая девочка заставит парня сделать все, чего пожелает. Девки вроде Нашкоты, напротив, лидеры общественные. Еще бы, Нашкота уже сегодня весит больше половины ребят, может и в глаз дать, а может и просто дать. Директор не сомневался, тонкие шелковые трусики стянули пальцы едва ли не каждого мальчика в этом классе. А может, и в соседних тоже... Серые мышки в школе, как это ни странно, тоже имеют власть. Компенсируя внешность, они берут прилежностью в учебе, к старшим классам любой парень даст руку на отсечение, чтобы списать верные ответы. Это сейчас они все наглые, веселые и боевые, а когда замаячит будущее, когда от образования будет зависеть судьба, вот тогда в классах зарождаются такие интриги за хорошие выпускные оценки, куда там Самому Главному Дому. А вот эти подростки — наиболее сложные. Если до девятого класса любой учитель просто сильнее их физически, сильнее морально, на пятнадцать-шестнадцать лет выпадает период, когда дети матереют, а в умах зарождается первая глупая мысль: я умнее взрослых! Они не смеют мне указывать, как жить! Я — такой глубокий! Хотя про глубину размышляют позднее, сейчас взрыв гормонов переполняет что ребят, что девочек, потому все мысли останавливаются на глубине влагалища.

— Так, засранцы, а ну всем сесть по местам! — рявкнул директор.

Реакции — ноль. Хотя Кии выкинул окурок, но только потому, что докурил, вон тот паренек — вспомнить бы еще его имя — вообще здоровенным ножом вырезает голую женщину на парте. Собственно, столешница уже давно превратилась в произведение резного искусства, правда, вся тематика завязана на сексе, но директору даже понравилось.

— Дети, — сказал директор уже умоляюще. — Дети, ну нельзя же так! Школа дает вам бесплатное образование, уже через четыре года вы выпуститесь и то, как вы учитесь сейчас, определит всю оставшуюся жизнь. Пожалуйста, сядьте за парты, я сделаю маленькое объявление и уйду.

Со смешками, весьма шумно, но дети двинули-таки к партам. Правда, не все расселись на стульях, кто-то умостил зад прямо сверху парты, большинство продолжали переговариваться, материться. Кии ущипнул проходящую мимо Лааму за ягодицу, та взвизгнула, залепила ему пощечину, но не сильную, скорее даже ласковую. Кии рассмеялся, хотя, нет — заражал, как может ржать только ломающий голос.

— Дети, ваш бывший классный руководитель на той неделе... в общем, учитель Дакота уволился, — продолжил директор, сделав пару шагов и оказавшись возле школьной доски, изрисованной ругательствами и простейшей стилизацией мужских гениталий — два спаренных шарика, покрытых черточками, что должны изображать волосы, и тщательно выведенный силуэт фаллоса.

— Ага, уволился, — перебил Кии громко. — Он себе вены перерезал, еле спасли. В психушке он.

— Эта информация не совсем верная... — замялся директор, но подумал: 'Еще какая верная'.

— А чего это так он? — спросила мышка с задней парты. Вообще, мышки все сзади, впереди только наглые рожи.

— Мы довели! — расхохотался жлобского вида парень в середине класса.

'Вполне может быть', — подумал директор и сказал:

— Однако вам, дети, повезло. Сегодня мы приняли нового учителя, он и станет вашим новым классным. А вернее, она.

Хари с передних парт заулыбались. Это же какой подарок — клаха женщина! А если повезет и она окажется молодой... Да если и старая, все одно. Бывший классный все же мужик, хоть и хлюпенький, но мог иногда и лупануть линейкой, а что может женщина?

'Дзынь!', — раздалось звонкое, в открытые окна залетел порыв ледяного ветра, по спине у всех пробежали мурашки, девочки поежились, мальчики почувствовали, как слегка зашевелились волосы на всем теле. Директор оставил дверь открытой, в класс вошло серое пятно. Вначале ученики не смогли сфокусироваться на пятне, глазам и мозгу пришлось приложить усилие, чтобы сперва появились очертания, потом другие цвета, кроме серого, и вдруг — каждый увидел вошедшую удивительно четко. Гомон и смешки утихли, на пороге, опираясь о металлическую трость, появилась женщина в простом сером костюме. Вот только каждый в классе знал — такой наряд носят 'гости' Сумасшедшего Дома. Впервые в жизни дети увидели такую одежду не с экранов телевизора, а воочию.

— Меня зовут Берэта, — проскрипела новая классная. От скрипучего, словно заржавевший механизм, голоса, все поежились, кто-то даже поморщился. Более противного голоса невозможно представить, нечто среднее между визгом и скрипом, но на удивление громкое, оттого противное еще сильнее.

Берэта двинулась к директору, постукивая тростью по захарканному полу, коричневые туфли давили кожуру от семечек с треском. Первый шок прошел, ученики рассмотрели женщину в деталях. Старая, очень-очень старая — уже далеко за сорок. Лицо будто смятое, множество складок, морщин, подбородков. В ушах массивные золотые серьги, волосы рыжие, явно крашенные, собраны в пучок, губы горят ярко-красной помадой, на носу два телескопа очков в позолоченной оправе. Грудь свисает до живота, лифчика не носит, что видно под тканью отчетливо. При ходьбе сиськи колышутся, да и вообще идет старуха как-то криво, будто что-то ей мешает под одеждой. Тело хоть и женское, но угловатое, плечи широкие, задница тоже, натягивает серые штаны так, что сейчас треснут. Пальцы, сжимающие металлическую трость, узловатые, толстые, скрюченные артритом. Трость женщине, очевидно, не нужна, ибо не хромает, наверное, это какая-то новая мода. Палка красивая, непонятного цвета, нечто между серебром и золотом, рукоять в форме скалящегося черепа.

Берэта прошла директора, встала за стол, что между доской и партами. Этот стол — граница не только между учениками и учителем, но еще и тонкая грань меж разумом и дуростью. Женщина прислонила трость к столу, оперлась о столешницу, слегка наклонилась к классу. Внимательные темные глаза увеличены очками, глядят пристально, груди натянули ткань кофты. Прямо перед ней сидит Яко — второй хулиган класса, а может, и первый. Его парта почти вплотную к учительскому столу, руку протяни и достанешь. Вихрастый Яко первым пришел в себя, сказал весело:

-Вот это корова! А дойная?

Класс взорвался смехом, стряхивая непонятное напряжение, но хохот оборвался так же резко, как начался. Класс захлебнулся смехом, подавился им, потому что Берэта толкнула учительский стол, он проехал метр, отделяющий от парты Яко, врезался в нее, парта тоже поехала, вмиг ученик оказался в ловушке между собственной партой и той, что сзади. Он вскрикнул от боли и неожиданности, а ладонь с узловатыми пальцами легла на его шею. Резкое движение на себя — наглая рожа Яко впечаталась в парту, послышался хруст. Ученик попытался поднять голову, но тяжелая ладонь классной руководительницы легла на затылок, нажала с такой силой, что парень взвыл.

Директор отвесил челюсть, глядя на получившуюся картину. Ладно, что женщина всего за пару секунд сдвинула массивный учительский стол, да еще и парту. Но когда она, словно ловкая ящерица, взобралась на стол и придавила поверженного ученика к столешнице! А как она его схватила! Будто раньше в Цирке выступала, или ловила ядовитых змей!

— Ученик, если я еще раз услышу от тебя подобные вольности, я вырву тебе яйца и заставлю съесть, — проблеяла-проскрипела Берэта. Ладонь убралась с заросшей башки, но тут же пальцы цепко схватили ухо и вывернули так, как сам Яко любил выворачивать ученикам младших классов на переменах. Это, можно сказать, его любимое издевательство, и вот он отведал его лично.

— А-а-у-у!!! — заскулил Яко. — Отпусти, старая...

Вторая ладонь ударила парня по губам, тот осекся, женщина отпустила жертву.

— Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, — тембр голоса Берэты изменился, от новых интонаций Яко вошел в странный транс. Где-то под сердцем кольнуло, он бессознательно положил ладонь к покрасневшему уху. — Здесь как раз есть директор, который оформит твое отчисление из Школы. Пошел вон, молокосос.

Берэта встала прямо на собственном столе. Рука сжимает трость, вторая указывает на дверь.

— Вы не можете... — начал Яко и сжался в комок — женщина замахнулась железной палкой.

— Я все могу, — весь скрип вернулся в ее голос. — Если этот невротик, который стоит в дверях, не отчислит тебя сегодня же, я побеспокоюсь о том, чтобы тебя выгнали из-за плохих оценок уже через месяц. Считай, на моих предметах тебя за каждый урок уже выставлено по десять единиц до конца учебного года. Ты вылетишь отсюда быстрее, чем дерьмо в унитазе! Эй, как тебя там?

Трость повернулась к директору, кругляшек наконечника взглянул тому прямо в глаза.

— Директор, — сказал он неуверенно. — Директор Фиц.

— Фиц, ты сегодня же оформишь его отчисление. Отказа я не потерплю. Пусть парень идет на улицы и займется чем-нибудь полезным. Урока оттачивания остроумия у моих учеников нет.

— Х-хорошо, — кивнул директор. — Только, Берэта, это не по правилам... Надо созвать родительское собрание...

— Завтра, в семь вечера, — перебила Берэта. — А теперь забирай этого недоношенного и можешь идти по своим делам. — Трость развернулась к Яко. — Завтра я увижу, чья мерзкая матка выплюнула тебя из себя, маленький недоносок, и поверь мне, если она, или тот упырь, что ее оплодотворил, вякнут хоть слово и попытаются тебя защитить, я пройду все инстанции, все суды, дойду до Главы Трех Городов, но твоя мерзкая, захлебывающаяся слюнями и соплями рожа, больше никогда не появится в этом классе. А если и это не поможет, я пойду на улицу, найду там своих бывших учеников и заплачу им, чтобы они каждый день поджидали тебя и избивали до полусмерти. А теперь пошел вон отсюда, сопляк, пока до полусмерти не избила тебя я. И уж поверь, мне за это ничего не будет, а если и будет, я уже прошла все круги ада, и даже его демоны не испугают меня. Пошел вон!

Весь в крови, шмыгая сломанным носом, со слезами на глазах, Яко потопал из класса. Директор закрыл за ним и собой дверь, Берэта повернулась к ученикам. Она все еще не слезла со стола, лучи солнца зажгли рыжие волосы, заиграли на толстых стеклах очков.

— Так, теперь к вам, — проскрипела классная. — Вот ты, резчик по дереву, раз ты так хорошо умеешь это делать, для тебя не будет сложно пойти в столярную мастерскую и выпилить себе новую парту. Ах, да, я совсем забыла предупредить. Отныне всякий, кто осмелится нарушать дисциплину на моих уроках, будет подвергнут той же процедуре, что и тот недоумок, которому я сломала нос. Учтите, другие учителя боятся вас, но я нет. Я не боюсь вообще ничего! Все самое страшное в моей жизни уже случилось, в худшем случае, я просто вернусь туда, где выдают эту милую одежду, и уж вы, маленькие, неполовозрелые недоделки, мне ничего сделать не сможете. Я одна — страшнее всех хулиганов этой Школы. На уроках других делайте что хотите, но у меня вы будете следовать моим правилам. Ясно?

Класс молчал, все еще в шоке от изгнания Яко.

— Я спрашиваю, вам ясно?! Отвечать мне!!!

— Да, учительница Берэта, — ответил нестройных хор.

— Хорошо, — улыбнулась женщина. Оказывается, можно так противно улыбаться. Берэта даже жабе дала бы в том фору. — Тогда еще несколько правил. Резчик, почему ты еще здесь?

Парень пулей вскочил с места, выбежал из класса. Берэта ловко спрыгнула на пол, подошла к доске, оценивающе посмотрела на рисунки.

— Какая безвкусица и отсутствие таланта, — покачала головой учительница. — А еще явное несоблюдение пропорций. Так, сейчас мы назначим дежурных, которые приберут класс. У меня с вами три урока подряд, я немного изменила ваше расписание. Этого как раз хватит, чтобы познакомиться, и чтобы вы привели это место в порядок. Весь первый ряд, встать, идти искать ведра и тряпки.

На первом ряду только мальчики, причем не самые сговорчивые — все как один учатся плохо. Зато положение в классе у них весьма высокое.

— Учительница Берета, — сказал самый здоровый, — а где мы все это возьмем...

— А меня оно колышет? — перебила Берэта. — Хоть укради, но чтоб через пятнадцать минут были тут, иначе будешь все голыми руками делать. А тебе еще учиться надо, оболтус. Пошли с глаз долой!

Пятерка парней поспешила удалиться.

— Начнем урок, ученики, — повернулась к классу Берэта. — Я буду преподавать вам три предмета: психологию, философию и основы морали. По вашим тупым взглядам я вижу, что половина и слов-то таких не знает. Но, ничего, выучитесь. Вот только у нас проблема, формально я должна преподавать вам математику и геометрию. Но мне это не особенно интересно, потому этому вы будете учиться в свободное от моих уроков время. И пусть кто-нибудь только попробует не сдать мне экзамены, вы видели, я расстанусь хоть со всеми вами, хоть прямо сейчас. Ну что же, приступим...

* * *

— Ты нанял бывшую сумасшедшую? — спросила Раза.

— Не уверен, что бывшую, но выбора у меня не было, — ответил директор Фиц хмуро. — Ее рекомендовали с самого верха. Демоны раздери, откуда в Школе столько пчел?!

Директор поднялся, подошел к окну, рука захлопнула форточку. Действительно, пчел многовато для этого времени года, да и они ведь не мухи! Раза глядела на люстру, вокруг безвкусного белого шара из стекла летает парочка полосатых насекомых. Все крупные, наверное, самцы. Хотя, может, у пчел крупнее самки? Раза преподавала химию, а биологию забыла еще на последнем курсе Университета.

— А кто конкретно? — спросила женщина, рука потянулась к чашке с дымящимся чаем.

— Чего конкретно? — не понял директор. — А, кто рекомендовал? Так откуда же я знаю. Мне позвонил зам директора Университета, а там демоны разбери, какая была цепочка до него.

— А у тебя есть ее личное дело?

— Есть, — сморщился директор. — Сумасшедшая и есть сумасшедшая. В психушку попала за избиение ученика и антисоциальное поведение. Насчет второго...

— Так всем пишут, — кивнула Раза.

— А вот насчет первого, наверное, правда. Как она отлупила этого Яко! Ты бы видела.

— Бить учеников запрещено, — возразила Раза.

— А бить учителей? Раза, уж ты мне не рассказывай! У нас восемь учителей преподают, сидя в зарешеченных клетках! Мы специально не берем учительниц и учителей моложе тридцати. Первых насилуют, вторых непременно избивают. Эти маленькие уроды уважают только одного учителя — по физическому совершенствованию, да и то, потому что Шок в одиночку заломает сороконожку людоеда! Если ученики будут боятся хотя бы еще одного учителя, я только за.

— Они ее сломают, — спокойно сказала Раза, несмотря на все эмоции, вложенные в речь директора. — Они всех ломают. А она, ты прав, не похожа на Шока.

— А ты ее видела? — спросил директор с издевкой. — О! Вон она, иди, глянь.

Последний урок закончился еще полчаса назад, Школа опустела двадцать девять минут назад, но класс Берэты вышел только сейчас. Все хмурые, обозленные, они выходили медленно, будто смертельно устали. Несколько плотных ребят шли грязные, со слипшимися волосами и закатанными рукавами. Оказавшись под чистым вечерним небом, ученики побрели в разные стороны, а вот и новая учительница. Берэта вышла без тени усталости, да так высоко задрала подбородок, словно только что объездила особенно норовистую лошадь. Все та же серая одежда и трость, никаких сумок или пачки тетрадей, что обязательные атрибуты любого учителя. Коричневые туфли отстучали по грязным ступням, трость даже вышибла искру из обрамляющего их железного уголка, женщина направилась к видавшей виды машине. Берэта завела мотор, но из выхлопной трубы не ударил столб черного дыма, словно не старый угольной двигатель стоит в машине, а новый, бензиновый. Машина стронулась, поехала вон из школьного двора. Раза вернулась на кресло, директор еще задержался, обдумывая, как бы извернуться и купить машину с бензиновым двигателем? Это новейшее изобретение, говорят, очень экономичное топливо, бака хватает на сотню миль! А на полном баке угольной смеси даже Три Города не объездишь. Может быть, сдать в аренду мастерские? Все равно простаивают, а недавно ему намекнули, что там уже почти все есть, чтобы делать мебель. И процент пообещали приличный.

— Я не впечатлена, — сказала Раза.

— А? — Фиц вышел из мыслей с трудом. — Ты просто не видела...

— Дай посмотреть ее дело, — прервала она.

— Это запрещено.

— А я дам тебе посмотреть на свою задницу, — сказала Раза лукаво.

— Можно подумать, я там чего-то не видел, — буркнул директор. — Ты там клумбу вырастила? Ладно, не дуйся. Все в компьютере, код ты знаешь. Могла вообще не спрашивать...

Раза обошла стол, походя схватила директора за правую ягодицу, опустилась в кресло, куда удобней гостевого. Компьютер зажужжал, углеродные кристаллы внутри напряглись, выводя на экран информацию. Школьная база данных, код простой — день рождения Фица. Дальше по сетке до личных дел сотрудников. Ага, вот и новая папочка — Берэта. Сорок один год, не замужем, детей нет, стаж приличный, почти семнадцать лет в Университете. Потом год пробела, когда лечилась, ага! Есть медицинская карточка! Дальше пошли адрес, номер телефона и прочая чушь, Раза открыла медкарту. Если бы она взглянула в низ экрана, увидела бы, что личное дело просматривает еще кто-то. Второй посетитель зашел не со школьного компьютера, воспользовался домашним, пройдя все преграды через собственноручный врез в школьную сетку. Яко, напротив, очень заинтересовал именно адрес новой учительницы.

* * *

Комната уже давно утонула в дыму, бутылка 'Зеленой' опустела на треть, повсюду разбросаны вещи, по двери пробежала трещина — это Яко в сердцах саданул кулаком. Парень уткнулся в экран, во рту сигарета, на ней трехсантиметровый столбик пепла. Вот Яко скривился, столбик упал на стол, там уже собралась кучка. Дверь отворилась, в комнату вошел Кии, впуская порцию свежего воздуха.

— Ты что, дымом пердишь, что ли? — закашлялся Кии. — Нашел?

— Конечно, нашел! — огрызнулся Яко. — Старая толстая сволочь.

— Я? — комично поднял руки Кии. — А чего я? Чего как что, так сразу Кии сволочь?

— Заткнись. Всех собрал?

— Да. Ты, между прочим, счастливчик. Мы после еще час слушали ее бредни, а потом класс убирали!

— Слабаки, — сказал Яко презрительно. — Всегда были, всегда останетесь.

— Зато слабаки с будущим. Предки уже знают?

— Демоны мозги вынули что ли? Нет конечно! Сегодня эта дрянь меня обратно возьмет, никуда не денется. А иначе...

Яко состряпал страшную рожу, Кии не впечатлило. Тяжело выглядеть устрашающе с разбитым хлебальником, а у Яко именно хлебальник, да еще и подретушированный. Кии слукавил — уборка заняла час, да, но старуха рассказывала вполне интересные вещи. Собственно, о некоторых Кии раньше не слыхал вообще.

— Выпьешь? — спросил Яко, кивая на бутылку 'Зеленой'.

— А ты серьезный, столько выдул?

Кии взял бутылку, глоток самого мощного алкогольного напитка Трех Городов скрылся в горле, обжег, продрав до самого нутра.

— Забористая отрава, — сказал Кии. — Закурить дай.

— Самому мало, — буркнул Яко, но сигарету протянул. — Я тут почитал про нее...

— И что?

— Демона член в очко. Вот, тут даже карта ее есть. Читай, я тебе не препод.

— Надо было Нашкоте позвонить, — сказал Кии рассеянно. ѓ— Хотя у тебя на кровати...

— Пока никто не жаловался, — усмехнулся Яко.

Кии сел рядом, закурил, уткнулся в экран. Мысли спутались 'Зеленкой', много букв на экране никак не хотели усваиваться мозгом. А тем более, что сложены буквы в странные слова — длинные, непонятные, на слух будто бы даже ругательные. Ну что это за слово: рескаптиальный? Чего значит? А тут таких полно, у многих корни знакомые, допустим бетапсихологический, а чего оно значит, непонятно.

— Надо было Нашкоту звать, — повторил Кии. — Она умнее.

— Ага, и зад у нее дряблый. Ты с ней сколько раз?

— Раза три, — сказал Кии брезгливо. — Я даже в подробностях не помню. Вот Акина из восьмого, девочка навороченная. Сисечки маленькие, попка без целлюлита, ляжки упругие, ух!

— Уже вдул?

— Пока только обнимались, — на лице Кии расползлась мечтательная улыбка. — Сегодня-завтра.

— Не сегодня, — сказал Яко твердо. — Сегодня занимаемся училкой.

— Ты бы хоть проветрил, что ли, — предложил Кии лениво. — Не сегодня, так завтра. И потом, ночь ведь свободна.

— Нет, как раз ночью и пойдем. Часам к двенадцати.

Яко поднялся, кости хрустнули, явно сидел долго. Окно рядом, всего в шаге, последние солнечные лучи этого дня падают на стол наискось, подсвечивают зелень в бутылке, кажется, она горит изнутри. Окно распахнулось, впуская долгожданный кислород и выпуская клуб дыма наружу.

— Ах ты, зараза! — воскликнул Яко — в помещение влетела пчела. — Проветрил, демона тебе в жопу!

— Мальчик боится пчелку? — повысил голос Кии. — Ничего, взрослый перец Кии все исправит.

Рука Кии потянулась к газете, отряхнула от пепла, скрутила. Парень поднялся, подождал, пока пчела сядет на стекло второго окна. Кии шлепнул по стеклу, но промазал, пчела взлетела, вдруг ускорилась и ужалила в ладонь.

— Ах ты ж, сволочь! — воскликнул парень, отправляя указательный палец в рот. — А-а-ай, жжется.

— Жало не проглоти, — рассмеялся Яко, — взрослый перец.

— Тебе что ли показать, насколько взрослый? — огрызнулся Кии. — На тебе, на!

Кроссовка наступила на трупик без жала, раздавила, оставив на полу коричневое пятно. Кии аккуратно достал из пальца длинное жало — почти сантиметр! — бросил в пепельницу, секундой спустя туда же отправился окурок.

Зазвонил телефон, Яко взял трубку, принял вызов.

— Угу, — сказал Яко кому-то в телефоне. — Пошли, взрослый перец. Наши уже собрались.

— Нет, я тебе сейчас-таки покажу и докажу, — промямлил Кии, обсасывая палец.

— Потом померяемся, — усмехнулся Яко. — Бутылку возьми.

Они вышли из комнаты, как только дверь закрылась, трупик пчелы растаял в воздухе.

* * *

Бутылка 'Зеленой' опустела, четыре тени ежились, хотя на улице довольно жарко. Ни один из них еще не бывал в этом районе — на самой границе Жилого Города. Из Главного Города, где расположена Школа, до Жилого, детей подвозил специальный автобус, можно добраться на рейсовом тепловозе, но пешком ходят редко. Дороги меж Тремя Городами примерно одинаковой протяженности — миль двадцать, а это мало что далеко для пешей прогулки, так еще и опасно. Да, вокруг Городов все время ведется отстрел опасных животных, но всяческие твари, вроде змей, тоннельных крыс, сороконожек людоедов, — эти самые опасные — пауков-ядовиков могут выползти из тоннелей, что соединяют Три Города. А еще — демоны. Их боялись больше всего, хотя мало кто видел. Районы Жилого Города и Главного Города, расположенные вблизи к краю, так называемые придорожные районы, всегда считались самым опасным местом Трех Городов. Тут жили нижайшие слои общества, либо те, кто не боялся никого на свете. Никто в трезвой памяти не пришел бы сюда ради прогулки, или даже по делу, потому вся четверка парней немного пьяна. А всего полчаса назад была пьяна почти вусмерть, иначе у Яко, Кии, Шари и Сома не хватило бы смелости прийти сюда, еще и на ночь глядя. Но, чем дальше они забирались в глубины придорожного района, ведомые бумажкой с адресом Берэты, чем больше подозрительных личностей поглядывало на них, тем чище становились мысли, алкоголь улетучивался, адреналин борол его действие с легкостью.

Улица Элмо, дом шестьдесят шесть — таков адрес новой учительницы Берэты. Подростки шли, стараясь не привлекать внимания, вокруг все грязно, серо, темно. Даже когда они вошли в придорожный район, казалось, тут темнее, чем в основном Жилом Городе. Дома низкие, максимум трехэтажные, зато длинные. На подъездах железные двери, лампочек под козырьками нет, даже патронов нет, наверное, жителям не могла прийти в голову мысль, что лампочку над входом в жилище могут не тронуть. Нет, обязательно выкрутят или разобьют. Фонарей мало, зато они — высоко-высоко. Фонарные столбы метров по пятнадцать высотой, специально, чтобы труднее попасть камнем, но местные умудрялись и их разбить — половина не светит, а если светит, то тускло, едва-едва, да с такого расстояния много не наосвещаешь. Дворы погрязли в кустах и деревьях, здесь зелени куда больше, чем в Городе. Трава по колено, но не салатовая, а темно-зеленая, вся в пыли. Битые стекла всюду, урн нет вообще. Скоси траву, найдешь целый ковер из различного мусора, по большей части — окурки и шприцы. Пахнет мочой и фекалиями, на деревьях чего-то шипят странные птицы со светящимися глазами, там, повыше, блестят толстые, удивительно прочные сети — паутина пауков-ядовиков. Они охотятся в основном на птиц, но взрослые особи достигают размером с кошку и плетут сети пониже к земле, в такие может угодить и человек. Сети ядовики плетут тоже особенные — в два ряда. Те, что видны — липкие и прочные, хрен порвешь, но перед ними — невидимые. Эти настолько тонкие, что пролети через такую птица — разрежет на десяток кусков. И уже потом плоть приклеится к липкой паутине, побьется в конвульсиях, а если еще жива, паук отравит ядом, что убивает мгновенно. Но самая жуть предстала, когда ребята вышли в частный сектор.

Если до того пустоши окружающих полей скрывали трехэтажные здания, теперь безжизненная пустыня открылась в полном великолепии. Нет, Яко сотоварищи видели пустоши и раньше — из окон школьного автобуса. Но никогда ночью. Где-то вдали сверкают оранжевые молнии, на горизонте багровеют вулканы. Там, в глубоких трещинах живут самые опасные твари шестьсот шестьдесят шестой эпохи — сороконожки людоеды. Размером с лошадь, ядовитые, а два жвала, похожие на ятаганы, могут перерубить дерево. Единственное, чего боятся — это света. Потому Три Города окружает световое кольцо из миллионов столбов, никакая сороконожка не подойдет к такому освещению и близко. Но ведь есть еще тоннели, а фонари порой ломаются. Вон как там, всего в паре миль отсюда. Сороконожек уничтожают нещадно, устраивают целые охоты, но слишком эти мерзопакостные твари плодовиты. Одна самка производит пять тысяч детенышей, правда, половину тут же съедает, да и вообще, сороконожки уже давно заполонили бы всю планету, если бы не их каннибализм. Основная их пища — они сами. Иногда их трапеза доходит до исключительной мерзости, сейчас — как раз такой случай.

Выйдя на пустырь, ребята увидели вдали, на фоне догорающего вулкана, странный шевелящийся холм. Он трещит, слышно отсюда, твари противно пищат, даже голос Берэты — музыка для уха, в сравнении с этим. Хотя похож. Самый отчаянный визг издает самка — она и сейчас откладывает яйца, но другие сороконожки учуяли это и теперь поедают склизкие комки с зародышем внутри едва те выпадут из чрева. Тварей набралось так много, что на всех яиц не хватило, началась самая настоящая оргия каннибализма. В этой горе, что высотой метров пятьдесят, тысячи сороконожек людоедов. Но сколько их выживет? Мало, останется сотня в лучшем случае. Подростки с открытыми ртами глядели, как шевеления холма замедляется, вот уже и самка умолкла, попав под чьи-то желваки. Еще пяток минут, и все — осталась лишь груда хитиновых скелетов, сотня выживших сытых сороконожек удаляется, но пир еще не окончен. Тысячи видов различных тварей подтягиваются, сейчас начнется вторая часть пира, а к утру от холма трупов не останется ничего — некоторые обитатели пустошей могут разгрызть и переварить даже твердые как камень панцири.

С трудом оторвавшись от жуткого зрелища, ребята двинулись дальше. От выпитого уже и след простыл, сигареты тоже давно кончились, в голове ясно до жути. Вокруг заборы из сетки, чтобы хозяева видели, кто подходит, и грязные домишки, все сплошь одноэтажные с почерневшими от пепла крышами. Кии нечаянно наступил на консервную банку, захрустело, и тут же со всех сторон их обдало собачьим лаем. Огромные псы — непременный атрибут каждого дома. Черные с белой грудью, на цепи, но разве удержат тонкие не сваренные звенья напряжения этих тушь, что по сто пятьдесят килограмм каждая? Может, и выдержат, а может, и нет. Собачьи шеи натянули цепи, передние лапы оторвались от земли, стоят на задних и брешут гулким басом. В пасти длиннющие зубы, слюна летит, как пена из огнетушителя. Ребята поспешили покинуть частный сектор, проклиная Яко, учительницу Берэту и себя за то, что согласились на эту авантюру.

Между ряда фонарей, отпугивающих всяческую живность, и кромкой придорожного района Жилого Города — темное пространство перепаханной земли. Каждый день специальные машины объезжают город по периметру, перемалывают верхний метр чернозема, чтобы уничтожить змеиные яйца и личинок склизней — бесформенных тварей, похожих на желе. В принципе, склизни не настолько опасны, как прочие твари за чертой Трех Городов, но уж точно вредны. Обычный склизень размером с кулак взрослого мужчины, но если приползет на сельскохозяйственное поле, где почва влажная, сырая, он окапывается, впитывает влагу на несколько метров вокруг и увеличивается в пятьсот раз. Склизни — гермафродиты, но откладывают яйца только при высокой температуре, примерно равной кипению воды. Потому, высосав воду из почвы, склизни запускают в организме сложный химический процесс, увеличивая температуру тела многократно. Они буквально закипают изнутри, но самое любопытное, что теперь они уже процесс контролировать не могут. Одновременно с этим склизни откладывают личинки, те греются рядом с пузырем, внутри которого закипает несколько тонн воды. Склизень в это время находится под землей, где-то в локте от поверхности, а структура мембраны его оболочки очень тонка. Если над ним пройдет человек, оболочка лопается, и наступившего на склизня обдает столбом кипятка прямо из-под земли. Человек сваривается заживо в считанные секунды, но личинкам склизня ничего не делается. Тело этих подземных тварей хрупкое, но полностью термостойкое. Поэтому вскоре личинки отползают, набирают влагу, превращаются в еще одну подземную кипятковую бомбу. Жизненный цикл склизня может завершиться всего за неделю, как и прочие твари шестьсот шестьдесят шестой эпохи, они размножаются и погибают быстро, но на их место приходят другие.

Парни замерли в миле от черты перепаханной почвы. Кое-где она дымится белым паром — это очередного склизня надорвало, вот и парит, как кастрюля с водой. Тут, на самой окраине, дома попадаются редко, зато охраняются добротно. В основном, здесь живут сторожа и аграрии — несколькими милями правее начинаются сельскохозяйственные поля. Заборы у всех высокие, в два человеческих роста, тоже из сетки, только к каждому подведен ток. За оградой уже не собаки, что казались такими страшными несколько минут назад, нет, тут, на границе с пустошами, не помогут даже двухсоткилограммовые дворняги. Иногда в просветах толстых прутьев решетки блеснет быстро, да зашипит. Это — лавовые ящеры. Приземистые рептилии на коротких ногах весом в тонну. Для таких размеров вполне проворные, но главное — практически неуязвимые. Шкура ящера настолько толста, что он может плавать в реках лавы, там их, собственно, и ловят. Удивительные животные еще и потому, что поддаются простейшей дрессуре, вроде: ко мне, нельзя, убей. Их тренируют, пользуясь специальным электрическим стрекалом, ибо только ток может пробиться под плотную шкуру. Потому и решетки под током, чтобы грозные охранники не вырвались на свободу.

Из немногочисленных домов разносится шипение ящеров, вдали свищет умирающий склизень, еще дальше хрустит уменьшившаяся гора сороконожичьих трупов. Пахнет навозом и еще чем-то гниющим, на небе сияют звезды, четыре подростка глядят на шестьдесят шестой дом по улице Элмо широко открытыми глазами. Вокруг всей жути и омерзения, рядом с притоном самых гадостных отбросов общества, по соседству со всеми ужасами пустошей, раскинулся оазис. Будто кто-то вырвал кусок парка Главного Города и поместил сюда.

Низенький забор из свежевыкрашенных досок обносит двухэтажный домик. В небольшом садике растут молодые деревья, газоны подстрижены, стены дома белеют в ночи, как и доски забора, будто подсвеченные с небес. Крыша — ярко-красная, из странного материала, напоминающего панцирь черепахи. Во дворе из земли торчат несколько электрических фонариков, под самой высокой яблоней пристроилась невзрачная машина. Асфальтированная дорога ведет прямиком к калитке, это ребята заметили только теперь — к соседним домам пробежала разбитая грунтовка, изредка усыпанная крупным щебнем.

— Это точно ее дом? — спросил Кии, не веря такому контрасту с окружающим.

— Вон же написано: шестьдесят шесть, — ответил Яко. Ему эта затея казалась все большим безумием, но как отступить, когда зашел так далеко? Если сейчас пойти на попятную, еще год будешь выслушивать стеб товарищей. Хотя, какие они на фиг товарищи?...

— Когда пойдем? — спросил Сом — долговязый паренек, единственный из присутствующих, кому идея изначально не нравилась. Оценки Сома позволяли ему в будущем устроиться на приличную работу, может быть даже, в Промзону, а Кии, Яко и Шари светила максимум должность уборщиков или крестьян. А этому труду не позавидуешь.

— Давай по-бырому, — сказал Шари. — Я уже раз сто за вечер чуть в штаны не наложил. И курево кончилось.

— Сейчас... — пробормотал Яко, вглядываясь в светлые окна дома Берэты. Даже не зарешеченные окна! — Давай вот с тех кустов посмотрим, а потом войдем. У нее должна быть какая-нибудь защита. Бинокль я взял...

— Не полезу я в те кушеря! — запротестовал Кии. — Там могут быть ядовики!

— Тихо! — шикнул Яко. — Кто-то едет. Быстро, в кусты!

Вдалеке блеснул свет фар, четверка парней бросилась к кустам, Яко потянул Кии за шиворот, тот матерился шепотом, пытался освободиться, но тщетно. Спрятавшись меж колючих веток и листьев, ребята затаились, и только Кии все время ощупывал голову, проверял, не ползет ли паук.

Свет фар усилился, вскоре послышался грохот старого раскуроченного угольного двигателя. Прошла минута, и мимо кустов проехала скорая помощь — большая квадратная машина с толстенной выхлопной трубой на крыше. У скорой шесть колес, все ведущие, на случай, если застрянет в грязи. Стенки из толстого металла, не пробьешь и пулей. За скрываемые в скорой лекарства, тысячи наркоманов отдали бы правую руку. Машина припарковалась рядом с калиткой, мотор замурлыкал, перейдя в режим понижения температуры котла, чтобы завестись в будущем. Дверь отворилась, вышел врач — молодой мужчина, отсюда деталей не рассмотреть, разве что трость в руках, да шляпа на голове. Яко медленно достал бинокль, но едва глаза взглянули на увеличенного окулярами незнакомца, Кии дернул за рукав и приложил палец к губам — на дороге загорелась вторая пара фар.

Второй автомобиль серьезно отличался от скорой помощи. Если та — дряхлая развалюха, краска на обшивке облезла, стекло покрыла паутина трещин, это — новая модель! Обтекаемая, с бензиновым двигателем, мотор урчит, а не тарахтит, серебряного цвета, на корпусе ни царапины. В салоне горит точка — водитель курит, из опущенных стекол льется странная музыка, такую ребята еще не слышали, да и слов не разобрать. Машина пронеслась мимо, плавно затормозила возле скорой, припарковалась настолько изящно, что Кии даже позавидовал владельцу — такое авто мечта каждого подростка. Да и взрослого тоже...

Дверь не открылась, но отъехала вверх, будто жук поднял жесткое надкрылье, трость вновь прибывшего вышибла искру прямо из асфальта, лакированная туфля встала рядом. На этот раз Яко сразу рассмотрел мужчину в бинокль. Доктор уже скрылся в доме, а этот позволил легким наполниться ночным воздухом, хотя никакого удовольствия от этого получить не должен — воняет на окраине Жилого Города сильно, даже в кустах чувствуется. Но мужчине, похоже, понравилось — губы сложили улыбку. Этому на вид не больше тридцати, одет по моде, волосы зачесаны назад, черты лица в темноте не видны — Яко и улыбку увидел лишь потому, что она высветилась огоньком сигареты. Мужчина докурил, небрежно бросил окурок на асфальт, пошел к дому, постукивая тростью. Блин, и этот с тростью, у них что, собрание инвалидов? Хотя, судя по походке, никому не нужны металлические палки — ни Берэта, ни эти двое не хромают.

— Шари, посмотри, у меня по спине никто не ползет? — прошептал Кии.

— Сороконога, — прозвучал над ухом голос Сома. — Здоровая такая.

— Ни хрена не смешно, — огрызнулся Кии. — Яко, демонов тебе в сраку, что теперь? А если эти двое не уйдут?

— Подождем, — сказал Яко неуверенно. — Подождем...

— Чего ждать? У меня свидание назначено...

— Тише! — вмешался Сом. — Они выходят.

— Я же говорил, подождем, — усмехнулся Яко, но усмехнулся нервно, больше для показухи, хотя не учел, что в темноте никто не разглядит черт лица.

Дверь дома Берэты действительно распахнулась, старая учительница вышла, держа трость, и корявой походкой направилась к постриженной полянке. Парочка приехавших двигалась следом.

— Что они делают? — спросил Кии. — Они психи?

— Она так точно, — кивнул Сом.

Женщина и двое мужчин встали посреди поляны примерно в двух метрах друг от друга, образовав треугольник. Каждый протянул трость перед собой, кончик нарисовал что-то в зеленой травке. Вдруг, под серой одеждой учительницы что-то вспыхнула яркой зеленью, на секунду полянка осветилась, ребята сумели различить и красоту врача, и надменный взор второго мужчины, а потом началось такое...

Резкий порыв ветра ударил по кустам, волосы подростов встали дыбом. Внезапно они отчетливо услышали все звуки, что прилетают с пустошей: и стрекотание сороконожек людоедов, и клекот летающих ящериц, и шуршание чешуйчатых змей в глубоких трещинах, и звон паутины пауков-ядовиков, и чавканье прочих тварей, что сейчас поедают холм из трупов сороконожек. На лбу выступил пот, ноздри отчетливо прочувствовали каждый оттенок гниения, что несется с пустыни, каждый сорт дерьма, что течет в канализации придорожного района. Но противней всего казалась собственная вонь, что источали внезапно вспотевшие подмышки — четверке срочно захотелось помыться. Свет звезд потускнел, а фигура старой учительницы полыхала, будто вобрав все освящение, даже окна в доме заполнились полумраком. И вот, в центре треугольника, образованного людьми с тростями, тоже вспыхнуло. Тонкий луч, будто лазер, взметнулся в небо, улетел на окраину вселенной. Он бил из земли желтым фонтаном, все ширясь и ширясь, вот уже три трости указывают на настоящий столб света, будто ровное, идеально круглое пятно поляны обратилось прожектором. И тут из-под земли, охваченная нестерпимо желтым световым потоком, начала подниматься фигура. Если бы ребята не оцепенели от ужаса, они бросились бы наутек, может быть, даже в пустоши — все лучше, чем остаться здесь, чем видеть ужасную морду того, кто будто на лифте выезжал из-под земли. Яко начал седеть, пальцы свело в судорогах, они отказывались отпустить бинокль, сознание парня выжигал образ чудища. Из-под земли появился демон. Он плавно выехал на поверхность, ветер подхватил черные лоскуты его одежды, а может, он одет в собственные волосы? Глаза демона пылают, сияют ярче солнца, огонь ада в этих глаза, испепеляющий рассудок огонь преисподней. Берэта еще раз вспыхнула всем телом, на секунду полянка с демоном заслонилась этим светом, Яко, наконец, смог опустить бинокль.

— Бе... бе... бе... — прошептали губы Яко.

Зеленое свечение пропало, угас и столб света, где стоял демон, но сама тварь осталась. И глядела на кусты, где прятались ребята.

— Демона в жопу, — сказал Кии в полный голос. — Он нас видит!

Уродливая пятерня демона указала в их сторону.

— Бе... бе... бе... — все еще шептал Яко.

— Яко! — Сом схватил его за плечи, встряхнул.

Троица с тростями тоже повернулась к ним. Берэта слегка светится зеленым, врач грузно опирается о трость, а щеголь поднял железную палку. Ветер дунул так, что кусты, где прятались ребята, потеряли листву вмиг. Подростки оказались полностью на виду. Глотка демона извергла такое, что мозги подростков могли сделать только две вещи: отключиться или дать сигнал к панике. Они предпочли второе — Яко, Кии, Сом и Шари бросились прочь, раздирая кожу на лице и ладонях о ветки кустарника. Не прошло и секунды, как они оказались на дороге, а спустя минуту лай собак в частном секторе сообщил — мальчишки добрались дотуда, побивая все рекорды спортсменов Трех Городов. Вслед им разносился дикий смех демона, от него попрятались даже лавовые ящеры в соседних домах.

Только выбившись из сил полностью, обнаруживая, что они уже не только покинули частный сектор придорожного района, но и его черту, парни остановились. Осмотрелись, их только трое — Яко нет. В суматохе никто не заметил, как тот отстал, но никто не захотел вернуться и проверить, а не настиг ли друга демон? Они еще минут пять молчали, легкие не могли ничего исторгнуть, кроме горячего воздуха. Все трое выбились из сил, но шли вперед, туда, подальше от демона и новой учительницы. Но вот паника оставила их, появились силы обернуться и увидеть хромающую следом фигуру. Первым порывом они хотели броситься от нее, но та вышла под свет фонаря, оказалось, это Яко. Луч сверху освятил его, ужас еще не сошел с лица, одежда изодрана, кожа лица в царапинах и полностью седая голова.

Яко все еще не мог совладать со страхом, он шел вперед, хотя находился на грани инфаркта. А в голове стучит только одна мысль: никогда ни он, ни его родители не увидят Берэту. Ни за что!

Ночь окончательно поглотила Жилой Город. Темная-претемная колдовская ночь.

* * *

— Здравствуйте, дети.

— Здравствуйте, учительница Берэта! — ответил хор детских голосов.

— Какие красивые у тебя тапочки, Ини, — восхитилась учительница.

Если бы ее сейчас видели девятиклассники — очень удивились бы. От мерзкого писка нет и следа, из-под толстых стекол глаза смотрят ласково, яркая помада растянулась в улыбку, копируя изгиб губ. Да и аудитория тут другая. Вместо класса отчаянных хулиганов стайка детей. Все сидят за партами ровно, руки на столешнице, правая лежит на левой, многие дети улыбаются. Помещение тоже не похоже на ее классную комнату. Везде яркие плакаты, рисунки покрывают стены от пола до потолка, доска раскрашена цветными мелками, всюду цветочки, непропорциональные фигуры людей, в основном нарисованы по трое: мама, папа и я. Пахнет цветами из кадок на подоконнике, в открытые форточки проникает прохлада и свежесть.

— Сегодня я хочу провести спаренный урок, — сказала Берэта, садясь за учительский стол перед доской. — Вы хотите посмотреть на старших ребят? Посмотреть, какими вы станете лет через шесть? Узнать, что вам будут преподавать в будущем?

— Да! — отозвался хор голосов.

— Только одна просьба к вам, мои хорошие, — подмигнула Берэта лукаво. — Я хочу поиграть со старшими ребятами в одну игру, а вы мне подыграете.

Над головами учеников сразу поднялось несколько рук.

— Да, Тори? — спросила Берэта.

Мальчик встал, руки по швам, сказал вежливо:

— А какие правила?

— О, мой мальчик, запомни это на будущее: кто же играет по правилам? Нет, лучшая игра, это когда не знаешь правил. Если понимаешь, что правила есть, что все им следуют, но не ты. Только одно понимание того, что правила можно отменить и придумать свои, может изменить твою жизнь. Поэтому вы будете, как и я, действовать по обстоятельствам. А если обстоятельства вам не понравятся, вы тут же их отмените и создадите свои.

— А как можно отменить... осто... осбто... обстоятельства? — спросил мальчик.

— А просто, — отмахнулась Берэта. — Просто делай вид, что играешь по правилам, а на самом деле делай, как надо тебе. Поверь мне, Тори, обстоятельства изменятся сами. Самое главное в игре — вступить в нее. Если тебя пригласили, считай, дело сделано. Дальше либо ты разберешься с правилами и будешь играть по ним, либо предложишь свои, и игра пойдет так, как хочешь ты. Вижу, вы пока не понимаете. Но, ничего, давайте так: я дам вам подсказку, как себя вести, а вы уж потом сами разберетесь. Только помните — это очень важно! — любая игра однажды закончится. Эта окончится ровно через час. Но ничего не мешает вам начать новую потом. Итак, приступим.

Учительница поднялась, трость мерно отстучала до двери, ладонь легла на ручку, повернула, Берэта бросила в школьный коридор:

— Заходите, раздолбаи! — ее голос вернулся к прежним писклявым интонациям.

Берэта возвратилась за учительский стол, в класс потекла разношерстная река подростков. Все одеты по-разному, каждый старается подчеркнуть отличие от другого, девочки — почти девушки — скрывают мнимые и реальные недостатки фигуры, мальчишки пахнут лосьонами от прыщей. Но объединяет одно — все хмурые, подавленные. Последними входит троица парней с суматошными взглядами. Они мельком кидают их на Берэту, исподтишка, так, чтобы не заметила интереса. Это, конечно же, Кии, Сом и Шари — Яко они не видели вот уже три дня, но им-то в Школу ходить надо.

Подростки зашли в класс и вытаращились на детей за партами. Всем старшеклассникам вдруг стало очень неудобно — маленькие дети глядят, словно хотят съесть. В глазах озорство, на лицах злые улыбки, копирующие усмешку Берэты с точностью. Да, дети приняли игру с готовностью.

— Чего встали? — спросила учительница. — Я же ясно объяснила про спаренность уроков.

— А куда нам сесть? — спросила Нашкота. Девушка чувствовала себя непривычно в длинной юбке, но Берэта недвусмысленно дала понять, как должны одеваться ее ученики.

— Ну вам же не по два года, — скривилась женщина. — Есть подоконники, шкафы, пол, ноги, в конце концов, можно и на них постоять. Давайте быстрее, звонок прозвучал пять минут назад.

Подростки двинули меж парт, почти с ненавистью глядя на детей. Те сидят на стульях, и ясно же ведь, мест на подоконниках хватит едва для пяти-шести седалищ. Старшеклассники попроворней да понаглей уже заняли все козырные места, остальные встали за рядами парт, Кии Сом и Шари уселись прямо на пол с видимым облегчением — отсюда не видать учительницы, да и она их не увидит.

— Хорошо, — провизжала Берэта. — Я не зря сделал урок спаренным. Сейчас в классе собралось целых три группы людей, которые различаются возрастом. Самую возрастную группу представляю я одна, я же буду выступать и судьей. Да, Нашкота?

— Судьей чего? — спросила девушка с подоконника.

— Вас, — оскалилась Берэта. — Ваших мозгов, вашего будущего и взглядов. Сейчас вы поймете, что я имею в виду. Итак, кого бы мне выбрать? А, вот хотя бы ты, Тори. Выйди к доске.

Мальчик поднялся и смело направился к учительскому столу.

— А теперь посмотрим, кого бы взять для примера. Кии? Ты там не заснул?

— Нет, учительница Берэта, — послышалось приглушенное с задних рядов.

— Тогда иди сюда, смелее.

Кии поднялся и пошел к доске очень неохотно. Ноги дрожат, пока он проходил мимо парт, какой-то сорванец подставил подножку, Кии распластался на полу.

— Ах ты гаденышь! — воскликнул парень, вскакивая.

— Кии! — проблеяла Берэта. — Не отвлекайся, мальчик всего лишь пошутил.

— За такие шутки в зубах бывают промежутки! — Кии сверлил взглядом маленького хулигана, тот смотрел лукаво. Но тут Кии вспомнил, кто позвал его к доске, дрожь вернулась в колени, он пошел к учительскому столу.

— Вот и славно, — улыбнулась Берэта. — А теперь я буду задавать вам вопросы, вы отвечать, а оба класса прокомментируют ваши ответы. Я же берусь указать на ваши ошибки. Приступим. Начнем с тебя, Кии. Как думаешь, что лежит в основе любого общества?

— Э-э-э, — замялся парень, Нашкота подняла руку.

— Да, Нашкота? — позволила высказаться Берэта.

— По ответу Кии, я считаю, что он дурак.

Класс засмеялся, Кии покраснел от стыда и злости, Нашкота зарделась от удовольствия.

— Что ж, это высказывание имеет под собой почву, — сказала Берэта задумчиво. — Ладно, сформулирую иначе. Как возникает общество, Кии? Почему люди собираются в группы, потом более крупные группы поглощают более мелкие, следом образуются законы и правила, по которым общество обязано жить, иначе погрязнет в произволе? Что есть единица всего этого, что заставляет сложиться именно так?

— Не знаю, — ответил Кии мрачно, Нашкота вновь подняла руку.

— Комментарий тот же? — спросила Берэта у девушки.

— Ага, — подтвердила та с готовностью.

— Хорошо. А теперь послушаем, что об этом думает Тори.

— Я не совсем понял, о чем вы? — признался мальчик, только не испытывал стыда от своего незнания, потому получилось натуральней и правдивей, чем у Кии.

— Почему люди собираются вместе, большими группами, устанавливают свои законы и живут по ним? — спросила Берэта.

— Ну, так, потому что так. Повезло, наверное.

— Молодец, Тори, — улыбнулась Берэта. — Да, ты полностью прав, вот только твоя формулировка не совсем точна, да и копнул ты глубже, чем я спрашивала. Действительно, в основе чего-либо всегда лежит стечение обстоятельств. Удача, вероятность события. Если бы первые люди Трех Городов не встретились, они не смогли бы ничего организовать. Но еще и на этом этапе все зыбко. Встреча могла привести к войне, но они подружились, или более сильный подчинил себе слабого, а уже потом произошел союз. В любом случае изначальной точкой будет стоять удача, но и у нее должен быть сподвижник. Тот, кто удачей воспользуется. В основе каждого общества всегда лежит, лежала и будет лежать сильная личность. Это неправда, что единица ничего не решает. Напротив, только единицы решают все. Общество, как застоявшаяся лужа, но если кто-то из сидящих в этой луже прорубит канал в какую-нибудь сторону, вся лужа вытечет туда, куда хочется этому первооткрывателю. Он может быть не один, в качестве движущей единицы может выступить и группа людей, объединенная общими интересами, но болото в движение всегда приводит малая часть самого болота. И если им повезет, они добьются победы, добьются цели, изменят все так, как хочется им. Молодец, Тори, отлично. Можешь садится. А тебе Кии светит двойка.

— А почему ему пять? — ошалел Кии. — Он же просто сказал, что повезло!

— Да, он ответил куда глубже, будет ему две пятерки, — сказал Берэта, внося оценки в журнал. — А ты не ответил ничего. Неужели не ясно, что хоть какой-то ответ, даже неправильный, лучше, чем ничего. Вот тебе, кстати, и возможность выправить оценку. Ответь, почему ничего всегда хуже, чем что-то?

— Я не понимаю... Нашкота! Сиди и не вякай!

— Хорошо, Кии, — вздохнула учительница. — Давай будем делать тебе поблажку на тупость. Но, погодите, у нас же нет Тори, не будет альтернативного мнения. Каси, девочка моя, выйди к доске, пожалуйста.

Малявка, покрытая веснушками плотно-плотно, весело вскочила со стула, вмиг оказалась рядом с Кии.

— Почему, Кии, плохое хуже хорошего, почему ничего хуже чего-то, почему бездействие хуже действия, почему неправильный ответ лучше, чем никакой?

— Ну... потому что... ответив неправильно, можно получить правильный ответ? — спросил Кии с надеждой.

— Отчасти ты прав, но я ведь спрашивала не только об этом, — нахмурилась Берэта. — Как же все остальное?

— Ну, плохое хуже хорошего, потому что оно плохое! На то оно и плохое, чтобы быть плохим, а не хорошим! Если не действуешь, ничего не произойдет, а если действуешь, происходит хоть что-то! Это же очевидные вещи!

— Как сумбурно, Кии, как сумбурно, — покачала головой Берэта. — Каси, быть может, ты имеешь что-нибудь сказать по этому поводу?

— А мне кажется, что плохого нет, — ответила девочка, звонкий голосок, казалось, осветил ее лицо. — Есть плохие люди. А если ничего не делаешь, это не всегда плохо. Если не делаешь плохих вещей, получается, что делаешь хорошие.

— Умница моя, — улыбнулась Берэта. — Ты права, плохое не только исходит от людей, но они сами придумывают, что хорошо, а что плохо. Бездействие же плохо тем, что человек, не делая ничего, не может породить ту самую удачу, или вероятность, или случай, который ему нужен. В пустоте не только ничего не происходит, но и не может произойти. Она чиста, непорочна, бессмысленна. Есть такое правило, дети, что все можно улучшить. Нет предела совершенству, любую вещь можно улучшить. Будь это человек, здание, общество или город, или даже целый Мир! Все стремится к совершенству, все когда-нибудь достигает идеала и только тогда погибает, ибо все должно закончиться, чтобы началось новое. И поэтому нет ничего хуже, чем стоять на месте. Каси права, есть форма бездействия, когда ты не делаешь чего-то, потому что ждешь развития или просто чтобы не сделать хуже, но в конечном итоге это тоже движение вперед, действие! Умница, Каси, садись — пять. Кии, а ты даже на двойку с плюсом не наработал.

— Но она ведь сказала другое! — Кии разрывался между страхом к женщине и ненавистью. Лицо парня стало полностью пунцовым, он дышал часто и неровно, будто двигатель старого автомобиля.

— А может, ты услышал другое? — спросила учительница. — Ну, хорошо, давай мы поставим рядом кого-то твоего возраста. Нашкота, выйди к доске, и еще... а, вот ты, Капи.

Нашкота и маленький светловолосый мальчик подошли к взбешенному Кии. Тот смотрел зверем и на девушку, и на мальчика, только первая отвечала насмешливым взглядом, а ребенок почему-то даже пугал, как и все дети в классе. Что-то в них такое есть, связывающее с Берэтой, будто все они — ее дети.

— Ну что же, ученики, — сказал Берэта, — мы уже разобрались, что есть основа любого общества — это импульс в виде отдельно взятой единицы, воспользовавшейся подвернувшимся случаем. Мы выяснили, что любое действие есть благо, ибо только в действии есть путь к совершенству, а к совершенству движется все в Мире. Теперь нам следует выяснить, кем являетесь в этом Мире вы, что приносите: зло ли, добро ли? Начнем, по традиции, с Кии. По глазам вижу, ты меня не понял?

— Да вроде понял, — прорычал парень. — Никакого смысла во мне нет, вы это хотели услышать?

— Не совсем, но близко. Хорошо, на тройку ты заработал, но пока постой тут, у меня еще будет вопрос к тебе. Нашкота?

— Кто я такая? — казалось, девушка задумалась, хотя на самом деле подготовила ответ сразу после вопроса. — Я — ученица, которая учится, чтобы приносить обществу пользу. Верно?

Девушка победоносно повернулась к Кии, тот уже позеленел от злости, но комментарий Берэты удивил всех:

— Более глупой вещи я никогда в жизни не слышала, Нашкота. Кол, можешь сесть.

Девушка изменила цвет лица на белый, поджала верхнюю губу, вернулась на подоконник с такой ровной осанкой, что, казалось, стала выше ростом.

— Капи, девочка моя, а кто ты такая? — спросила Берэта ласково.

— Я? — казалось, девочку удивило даже то, что ее мнения спросили. А потом улыбнулась, сказала легкомысленно: — Я не знаю.

— Молодец, Капи! — обрадовалась Берэта, будто только что выиграла в Лотерею Трех Городов. — Заслуженная пять, можешь сесть.

— Что? — воскликнули Кии и Нашкота хором.

— А то, — усмехнулась учительница. — Она не знает, потому что она — ничто. Пока что ничто. Ее мысли, действия, поступки — все не имеет значения. Как следует из предыдущего постулата, получается, что она — зло. Да-да, дети, не обижайтесь, но пока вы для общества не просто бесполезны, но и вредны. Пока что вы не приносите даже малейшей пользы. На ваше образование тратятся деньги, но даже ваши родители не могут сказать, станете ли вы опорой для них в будущем или бросите, не поднеся стакан воды на смертном одре. Пока что вы — никто, и имя вам — никак. И вы ничего не можете, даже ошибаться.

На лицах старшеклассников появились улыбки странного, иррационального понимания. А кем еще могут быть эти мелкие, громкие, глупые недотроги? Почти у всех старшеклассников есть младший братик или сестричка, и уж ничего полезного для старших они не приносят, это точно. И правда — дети ничего не могут. Даже ошибаться. Потому как чтобы ошибиться, надо хоть что-то значить, дети же не значат ничего. Пока.

— А теперь ответь мне, Кии, почему дети ответили на все вопросы верно, а вы, уже чего-то да знающие, не смогли ответить верно ни на один.

— Потому что они не могут ошибаться, — ответил Кии. И краснота и зелень сошли с лица, он почувствовал уверенность, успокоился. И даже страшная учительница, призывающая демонов, показалась немного роднее.

— Да. Но и нет тоже.

Берэта встала, подошла к Кии, взяла за плечи. Тот едва не отшатнулся, легкий румянец вернулся, колени слегка задрожали.

— Ты, Кии, — перспектива. Ты, и все вы, старшеклассники, уже можете ошибаться, но, пока что, только это и можете. Вы еще не научились быть правыми. Не поняли, что в будущем все может стать таким, как вам надо. Вам всем, — учительница отпустила Кии, повернулась к классу, — надо научиться быть правыми. Это великое умение — делать правильным все, что делаешь. Пока вы еще не окостенели, пока правила игры устанавливаете не вы, а вам только кажется, что это так, вы можете все переменить. Вы — полны вероятностей, ибо жизнь ваша еще не определена, но уже начата. Ваш мир еще не построен, но фундамент уже есть. Вы — самая великая сила Трех Городов, потому что вы — сила безвекторная. Пока что вы расплескиваетесь на бесполезные занятия, вы погрязли в клетках собственных гормонов, но вы еще можете сделать все последующие шаги туда, куда нужно вам! Вы — те самые герои, те единицы, которые могут повести общество хоть к распаду, хоть к процветанию. Вы не можете ничего не делать, ибо у вас столько энергии, что не в ваших силах сдержать ее. Вы еще можете ошибиться, но можете сделать вашу ошибку правдой и даже истиной! Вы — перспектива Трех Городов, и только вы будете решать, что будет с ними! Вы — сила, запомните это.

Берэта умолкла, присела обратно. Все старшеклассники застыли в неестественных позах с остекленевшими глазами. Каждому виделся в себе герой, способный повернуть куда угодно не только свою жизнь, но и жизнь всех-всех-всех.

— Можешь сесть, Кии, — промурлыкала Берэта. — Так, старший класс, я тут подумала, а почему бы нам не начать выпускать газету? В школе пылится печатный станок, я поговорю с директором, не думаю, что он мне откажет.

'Конечно, не откажет, — подумал Кии, шатающейся походкой возвращаясь к Шари, — ты кого хочешь заставишь...'.

— Тогда, чтобы закрепить истины, усвоенные вами на сегодняшнем уроке, я предлагаю каждому написать статью на тему: как преобразовать общество Трех Городов к лучшему. Страницы, думаю, хватит. Завтра утром мы выберем лучшие, сверстаем первый экземпляр. Оставшиеся статьи выправим все вместе и опубликуем чуть позже. Ступайте.

Неуверенным ручейком старшеклассники входили в класс, а вышли задумчивым потоком. Лбы многих подростков прорезали первые морщины раздумий, кто-то уже светился энтузиазмом, видимо, знал, что предложить. Нашкота даже поклонилась учительнице, Кии притормозил, когда все одноклассники вышли, спросил:

— А это правда... ну, что я перспективен?

— Конечно, — кивнула учительница.

— Но я плохо учусь, у меня плохие оценки...

— Кии, твои оценки ставят тебе другие люди, — перебила Берэта. — Они все субъективны... то есть каждый учитель ставит оценку, опираясь на свое мнение, а так же на мнения общественное. Если ты выработаешь свое мнение, если оно будет достаточно сильным, все люди Трех Городов будут вынуждены согласиться с ним. И тогда оценивать тебе уже никто не посмеет, оценивать всех будешь уже ты. Ступай, готовь статью.

— Спасибо, учительница Берэта.

Кии повернулся, секунда, и за ним закрылась дверь. Толстые линзы очков взглянули на детей, по классу как волна прошла, все взорвалось смехом, даже Берэта рассмеялась звонко, по-детски.

— Хорошая игра, правда? — спросила Берэта, когда смех сошел.

— Да! — ответил хор голосов.

— А ведь это все неправда? — спросил Капи. — Мы ведь можем ошибаться?

— Ну конечно же, можете, — отмахнулась Берэта. — Великий Темный, этой способности ни у кого не отнять! Нет, дети, вы можете ошибаться, и вообще, можете куда больше тех, кто сейчас бурно обсуждает урок в классе по соседству. Чем вы моложе, тем больше перед вами жизненных дорог. Даже тем оболтусам придется вернуться к развилке дорог судьбы, хотя отошли они совсем недалеко, а взрослым вообще предстоит долгий путь, чтобы вернуться и выбрать правильное направление. А вы еще ближе к развилке. Если быть честной, самые могущественные существа в Мире — это едва родившиеся дети. Из них может получиться все, что угодно, а нет ничего важнее в жизни — запомните, это очень важно! — нет ничего важнее, чем иметь возможность изменить себя, стать другим, таким, каким надо.

— А какая дорога правильная? — спросила Каси.

— Та, на которой больше всего простора для игры. Та, с какой всегда можно свернуть. Эта игра закончилась, дети. Я пошла, а вы начните новую. И постарайтесь не просто выиграть, но на поле противника, да еще изменив правила. До свидания, дети.

— До свидания, учительница Берэта!

Класс поднялся, учительница тоже. Постукивая тростью, она вышла в коридор и двинула к кабинету директора. Надо еще поговорить насчет печатного станка, пропаганда — важная вещь на войне, прежде всего для тех, кто будет ее распространять и придумывать. Ведь люди лучше всего верят собственным мыслям, считают свои идеи верными, а себя — главным авторитетом.

Все идет хорошо, уже к концу недели Школа будет гудеть как улей, переполненная новыми идеями, родившимися в юных головах, посредством головы Берэ Деконструктора. Если бы еще Квазар и Эпсон справились хотя бы вполовину хуже...

Глава вторая, подраздел третий: Уважаемый Читатель убедится, что не только Берэ справляется с возложенной задачей

— Док, демона тебе в зад, сделай же что-нибудь! — орал Край.

— Успокойтесь, детектив, я же сказал, он уже не жилец, — ответил врач, Краю захотелось врезать ему по морде.

— Мне сказали, вы лучший, — сказал Край спокойней.

— Я и есть лучший, но я не демон, колдовать не умею, понимаешь?

— Может, я смогу помочь? — раздалось за спиной.

Край обернулся. К нему, прихрамывая и тяжело опираясь на трость, шел высокий мужчина. Детективу он сразу не понравился. Вроде, одного с ним возраста, а одет как молодые: джинсы, кроссовки, пиджак, под ним разноцветная футболка. Дикое несочетание цвета и стиля! Вот предыдущий доктор выглядит весьма презентабельно в черном халате, сам Край тоже одет по форме слуги Розыска: синие брюки и сорочка, лакированные туфли, на спине корона с тремя зубцами — герб Трех Городов.

Доктор с тростью дохромал к ним, оглядел парня с распоротым боком. Голубые глаза вначале скользнули взглядом по такой же синей форме, как у Края, потом зачем-то рассмотрели лампочку на потолке. Доктор вроде бы раздумывал над чем-то или прислушивался к чему-то.

— Доктор Разак, тут даже вы ничего не сможете сделать, — сказал врач в черном халате, делая ударения на 'вы'. В его голосе скользнула легкая ирония и неприязнь. — Разве что, вскроете.

— Да, доктор Хан прав — он нежилец, — кивнул Разавк. — Но я смогу его разбудить на пару минут, чтобы вы сумели его допросить, детектив.

Край покраснел.

— А почему... — начал детектив.

— Эта форма слишком велика ему, зато это ваш размер, — перебил Разак. — К тому же форма старая, на ней пятна угольной пыли, наверняка, валялась в багажнике вашей машины. А вот туфли вы не нашли, потому он в сандалиях. Я бы еще понял, будь он в кроссовках, но сандалии... Короче, вы знали, что если привезете полумертвого преступника, никакой врач не станет торопиться, спасая ему жизнь, а вот ради детектива расстараются. Потому вы переодели преступника в старую форму и привезли сюда, выдав за напарника. Я уверен, доктор Хан у вас даже не попросил его удостоверения.

— Детектив Край! — прорычал Хан. — А вам известно, что вы совершаете преступление? А еще чуть было не заставили меня его совершить!

— Не очень-то здесь расстарались даже из-за детектива, — пробурчал Край. — Но вы говорили...

— Доктор Разак ничего не сможет сделать, — перебил Хан, явно недовольный, что его слова пропустили мимо ушей. — Его не спасти, у него две трети печени вырвано, сосуды перебиты, он истечет кровью через полчаса.

— Но если провести операцию, разрезать грудину, вколоть в сердце пятьдесят миллилитров каминоперидона, он очнется минут на пять, — сказал Разак.

— Вы хотите провести такую сложнейшую операцию за полчаса? — усмехнулся Хан. — У него уже пошло заражение крови, а без печени он и получаса не проживет, даже с переливанием. Не поможет даже клафтация.

— Мне нужна операционная, и я готов попробовать.

— Нет уж, Разак, свою операционную я тебе не дам, у меня есть дела поважней, чем тратить дорогие медикаменты и рисковать лицензией, а в результате никого не спасти.

— Но это спасет сотни жизней! — наконец встрял Край. — Этот свидетель обладает очень важной информацией!

— В таком случае, вам придется вопрошать о ней демонов, потому что говорить он начнет на том свете, — процедил Хан.

— Что значит, сердце не привезли? — позади них дверь распахнулась, вышел рассерженный врач, говорящий с кем-то по телефону. — У меня же уже все готово к операции! Машина в пробку попала? Демонов зад! Долго будете стоять? Авария? Так, главное, не дайте контейнеру нагреться...

Он пошел по коридору, попутно стягивая маску. Край обернулся, посмотрел на Разака с надеждой.

— Катите, я утрясу детали, — кивнул хромой доктор.

— Разак, это недопустимо! — рявкнул Хан.

— Сестра, проводите детектива и выдайте ему халат, — сказал Разак в сторону, толстая сестра пошла исполнять.

* * *

— А он быстрый.

— Да, — процедил Хан.

Оба врача курили, в комнате видеонаблюдения это можно. Обычно тут сидят стажеры-хирурги, глядя на работу врачей, на записи самых сложных операций, но есть и возможность наблюдать операцию в режиме реального времени. На черно-белом экране Разак только что вскрыл грудину, сделав идеально ровный разрез электропилой, сейчас скальпель рассекает ткани, расчищая дорогу к сердцу. Рядом сестра уже готова, в руке шприц с каминоперидоном. В углу с ноги на ногу переминается детектив Край. Разак действует мастерски, Хан смотрит на это с легкой завистью. Нет, он тоже сумел бы так, но Хан — врач с двадцатилетним стажем, лучший хирург Трех Городов. А Разак всего-то патологоанатом. Схожие профессии, но делать операции живым куда сложнее.

— Я не понимаю, почему он всего лишь патологоанатом? — спросил Квэшин.

— Он же новый судмедэксперт, — поморщился Хан. — Наверное, платят там побольше, чем рассказывал Лост.

— А что стало с Лостом?

— Инфаркт вдарил еще неделю назад. На следующий день прислали этого. Раньше вроде работал в Университете на медицинской кафедре. Так, по крайней мере, Бобо рассказывал. Выскочка проклятый!

— Бобо? — не понял Квэшин.

— Да нет, Разак этот. А еще везет, как утопленнику! Если бы этот отброс не истек кровью, хрен бы он так легко разрезал сумку. Но, да, быстрый. Даже я...

Хан так и не окончил фразу, переключая внимания к экрану. Разак ускорил темп, еще пара минут, доберется до сердца. А ведь начал операцию всего пятнадцать минут назад! Только Хан в Больнице смог бы сделать все настолько быстро и не убить пациента, а если учесть, что пациент уже на грани смерти, и Хан не взялся бы.

Разак сделал последний рез, сердце открылось, мерно стуча чуть быстрее, чем надо.

— Сестра, шприц, — сказал Разак.

— Почему мне никто не сказал, что у нас новый судмедэксперт, — послышалось из угла, где стоит Край. Детектив не решался подойти ближе, боясь чем-нибудь помешать. — Теперь я всегда...

— Детектив, не отвлекайте, — прервал Разак. — Сейчас я должен сделать укол очень точно, максимально ближе к аорте. И приготовьтесь, он придет в себя через две-три минуты... готово!

Пустой шприц вернулся к сестре, Разак снял маску — все равно оперируемый умрет, нет смысла соблюдать стерильность. Край подошел, взглянул в лицо свидетелю. Очень ценному свидетелю, впервые Квазар уверен на сто процентов — на столе лежит партизан. Если расскажет, где их база, Край получит все, о чем только можно мечтать. От звания главы Розыска, до премии правительства Трех Городов.

— Детектив? — обратился Разак. — У меня вопрос.

— Да, доктор, — ресницы партизана подергиваются, вот-вот очнется, все внимание детектива к нему.

— Как только он очнется, у вас будет минута, может быть, две. Но у него раскроена грудина, нет куска правого бока, ему сразу будет очень больно, он может даже умереть от шока. Я могу его обезболить метафорином, но это сильно отразится на его мысленном процессе. Что выбираете?

Разак уже держал ампулу с зеленой жидкостью, Край задумался, мысли забегали неуловимыми муравьями. Как некстати, он не любил принимать решения быстро, всегда сперва обдумывал, а гад на столе уже задышал часто, скоро очнется.

— Демоны с ним — колите! — бросил Край нервно.

— Воля ваша.

Игла проткнула кожу на шее, зеленая жидкость медленно влилась в вену.

— Это чтобы быстрее добралось до мозга, — пояснил Разак. Край позавидовал его спокойствию. Руки не дрожат, голос ровный, иногда замирает, поднимает взгляд к потолку, вроде задумавшись о чем-то, потом продолжает.

Подозреваемый в партизанстве открыл глаза внезапно. Зрачки расширены, хватают все скудное освещение операционной, рот тоже распахнулся, сказал протяжное: 'А-а-а-а-а...'.

— Шти! — с ходу начал допрос Край. — Шти, ты меня слышишь?

— Ага, — по лицу расползлась улыбка, зрачки расширились еще больше.

— Шти, где база партизан? Кто они такие? Сколько вас?

— Четыре, — сказал Шти, потом коротко хохотнул. — Четыре.

— Четыре партизана? — не понял Край.

— Четыре, четыре, четыре, четыре, четыре, четыре, четыре, четыре... — затараторил Шти.

— Шти? Доктор, что с ним?!

— Сейчас, — сказал Разак спокойно. — Шти, пять!

— Нет, четыре, четыре, четыре, четыре, четыре, четыре, четыре, четыре...

— М-да, очевидно, мозг его повредился, — пробормотал Разак. — Любопытно...

— Что такое, док?! — чуть не крикнул Край. Вот, опять надо принимать решение, думать, а на все минута — у Шти уже потекла кровь из ушей.

— А что, если... — сказал Разак, рука схватила со столика окровавленный скальпель, вонзила в бедро пациента.

— Четвертый и Дракон! — воскликнул Шти, и все. Из горла брызнула кровь, голова опала на операционный стол.

— Мертв, — констатировал Разак, прощупав пульс. — Вы удовлетворились, детектив?

— Какой там! — всплеснул руками Край. — Четыре и дракон. Какой, к демонам, дракон?

— Я не силен в зоологии, но, кажется, дракон — это такая большая ящерица?

— Нет, наоборот, — поморщился Край. — Такая маленькая ящерка-вредитель. Их в Трех Городах уже вывели.

— Вот как? — пробормотал Разак, стягивая перчатки. — Может быть тогда, это чья-то кличка?

— Наверно, — теперь все закончилось, быстро решать не надо, Край обдумает это в спокойной обстановке. — Доктор Разак, когда вы сделаете вскрытие?

— К завтрашнему утру, сегодня у меня еще прием, в Больнице нехватка врачей.

— Хорошо. Тогда я приду завтра.

— Детектив, — позвал Разак Края, тот уже повернулся и шагнул к двери, — может, вы оставите мне и его одежду? Настоящую, я имею в виду. Возможно, я там что-нибудь найду. А потом передам в Лабораторию, все равно она находится в Больнице, а я попрошу сделать все побыстрей.

— Правда? — Край удивился. Действительно, Лаборатория в Жилом Городе одна, работают там штатные врачи Больницы, потому результаты анализов приходится ждать не меньше недели.

— Я постараюсь, — улыбнулся Разак.

— Спасибо, — кивнул детектив и вышел из операционной.

Как только за ним закрылась дверь, Разак снял перчатку, ладонь легла на лоб мертвого партизана. Прошла минут, губы нового судмедэксперта прошептали:

— Странно...

* * *

Автомобиль Края припарковался рядом с головным зданием Розыска, детектив вышел, держа кофе в стаканчике с крышкой, осмотрелся. Тихо, спокойно. Пожалуй, квартал, где расположен Розыск, самый спокойный в Трех Городах. Тут и убираются чаще, да и не сорят, что главное. Само здание — самое старое в Жилом Городе. По легендам, естественно. В Школе и в Университете историю преподавали в общих чертах, но как закладывалось общество знают все. Пусть прошло черт-те сколько времени — целых сто пятьдесят лет! — кое-какие исторические рукописи сохранились, в частности, и как строились Три Города. Вначале возвели Главный Город, там и по сей день сохранились величественные памятники старины, даже Самый Старый Дом сохранился, хотя сделан из дерева. Из дерева! Разве можно такое представить?! Потом возвели угольную шахту, через пятьдесят лет она превратилась в Промзону. А когда народу народилось поболее, решили построить Жилой Город — самый большой из всех, но и самый молодой. Первыми отстроили Розыск и Больницу. Именно в таком порядке, что бы ни говорили в Университете выпускники медицинского факультета. Край сам видел хроники. Собственно, в Жилом Городе нет больше никаких правительственных организаций — остальные в Главном Городе. Там и Университет, и Школа, и Самый Главный Дом, и Тюрьма, и Сумасшедший Дом, и Банк... А вот Жилому Городу достались Больница с Розыском. Оно и понятно, основная масса народу заболевает, получает травмы и совершает преступления именно в Жилом Городе. Если человеку поплохело, не повезешь же его к демонам на рога до Главного Города.

Размышления прервала служебная машина, припарковавшаяся у самого входа. Там паркуется только глава Розыска. Одутловатый мужчина влез из авто, глазки паука-ядовика сразу же нашли Края, толстенький указательный палец поманил. Край вздохнул, отмахнулся от назойливой пчелы, летавшей рядом, поплелся к главе.

— Приветствую, Чиф, — сказал Край, протягивая руку.

— Угу, — потная ладонь пожала руку Края. — Как с партизанами?

— Кое-что, — сказал Край невнятно. Ага, кое-что. На самом деле 'хрен-что'.

— Пошли, расскажешь. О, ты мне кофе захватил.

В Розыске, как обычно, пустовало. Большинство детективов и регулировщиков на заданиях или на дорогах. Край и Чиф прошли мимо заваленных бумагами столов, глава отворил кабинет ключом, из помещения обдало жаром и затхлостью — Чиф не открыл окно на ночь.

— Садись, рассказывай, — бросил Чиф, обходя стол. Тут тоже везде бумаги, в стене лифт, на нем глава спускает подписанные и просмотренные документы в архив, что в подвале. Край сел, Чиф тоже, ладонь главы потянулась к телефону. Этот аппарат — тоже гордость Розыска. Ему бы самое место в Музее: еще проводной, звук входит и выходит в единую трубку, да и связан телефон только с архивом — там сидит секретарша.

— Да? — бросил в трубку Чиф, потом приложил к уху, послушал ответ, снова поднес ко рту. — Да, Заифа, я на месте. Да, все по плану. Хорошо.

Глава положил трубку на специальную педальку-подставку, перевел взгляд на Края.

— Рассказывай, — сказал Чиф.

Край вздохнул, начала рассказ:

— Короче, вышел я на него через Рынок. Предположил, что если и есть у них база, значит, им надо где-то закупать продукты...

В кармане у главы зазвенел мобильный телефон, он помянул демонов, извинился перед Краем, принял вызов.

— Какие еще дети? — спросил Чиф у кого-то. — Бунтуют? Просто вышли на улицу с плакатами? А что написано? Мир, любовь, правда? Что за бред? Ладно, последи там. Нет, разгонять никого не надо. Может, в Школе какая-то новая методика обучения... А я откуда знаю, позвони директору да спроси. А, там учительница есть. Ну так у нее спроси. И последи, чтобы они там не напились и не начали... А, на плакатах еще и такое! Ого. Демона им в зад! А с какого их разгонять-то? Все же правильно написано, молодым меньше пить надо 'Зеленую'. Все, я занят, мне не до твоих глупостей.

Чиф повесил трубку.

— Так вот, вышел я на них через продавца мяса, — продолжил Край. — Он говорил, что регулярно, примерно раз в неделю, у него кто-то скупает все мясо. Причем почему-то приезжает под вечер на машине, грузится и уезжает в темноте. Начал мне, что и сам подозревал неладное, что хотел в Розыск сообщить...

— Конечно, — усмехнулся Чиф. — Они все такие законопослушные.

— Ага. Так вот, сел я в засаду, приехала машина. Кстати, надо бы тебе посмотреть, она в гараже, я такой никогда не видел, вроде даже самодельная.

— Самодельная? — спросил Чиф недоверчиво. — Может быть, из Промзоны детали воруют?

— Надо проверить, но не думаю. Я в тачках кое-что понимаю, сделана кустарно, но ездит. Бензиновая.

— Ты чего-то путаешь, — покачал головой Чиф. — Бензиновые Промзона только начала собирать, как кто-то мог сам сделать?

— Не знаю, — пожал плечами Край. — Ладно, потом сам посмотришь. Итак, видать этот мудак чего-то заподозрил, только не пойму я, как? Вроде все я правильно делал, но не важно. Главное, как только подъехал, из машины вышел и сразу — нырь обратно. Благо у мясника склад в тупичке, я успел ему выход перекрыть. Он дёру. Я за ним. Он пушку достал, пришлось стрелять.

— Убил? — спросил Чиф мрачно.

— Нет. Он не попал, я не попал. Потом он на крышу, а когда по лестнице поднимался, споткнулся и упал. С третьего этажа! А там еще лестница железная, какой-то прут торчал, он об него себе весь бок распорол. Ну, взял я его, повез в Больницу...

Глава слушал и все больше мрачнел. Снова прокол. В прошлом месяце из Самого Главного Дома пришел неоднозначный приказ — с партизанами разобраться. Не выполнишь, потеряешь работу. Выполнишь, переедешь в Главный Город. Естественно, Чиф бросил на расследование самых-самых, но даже Край, лучший детектив, пока ничего не нашел. Слухи, домыслы и больше ничего. А ведь партизаны с каждым годом наглеют все больше. Вон уже и взорвали машину одного министра, пропагандируют за смену власти, за отмену законов. И это не дети с плакатами за мир и любовь, это бандиты с пистолетом в кармане.

— Сегодня поеду к новому судмедэксперту, узнаю, чего он нашел, — закончил Край. — Кстати, а что за мужик?

— Без понятия, — буркнул глава. — Сам впервые слышу, что у нас новый судмедэксперт. Дракон, значит. По базе данных...

— Пробил, ничего нет, — Край понял главу с полуслова.

— Хорошо, езжай к новому врачу, может, он чего нашел. Если нет, будем разрабатывать машину. Хотя машину поручу Вийу. Езжай.

Край кивнул, вышел из кабинета. Чиф махнул рукой, сгоняя пчелу со стола, достал мобильник, позвонил отчитаться. Все же это первая новость о партизанах, первая относительная удача.

Машина довезла Края к Больнице и выплюнула довольно далеко от здания — все места на парковке уже заняты врачами. Край потопал к Больнице, отмахиваясь от пчел и проклиная несносных насекомых, что в этом году чего-то расплодились донельзя.

Больница распахнула двери, обдав запахами медикаментов, хмурыми взглядами медсестер, бинтами пациентов, заносчивостью врачей. Еще бы, врач — почитаемая профессия в Трех Городах. На медицинский факультет Университета поступают тысячи студентов каждый год, но лишь единицам удается стать хотя бы стажером. Из тех единиц треть дослужится до медбрата или медсестры, а к полноценному врачу подойдет едва каждый тысячный. Врач Трех Городов — настоящий профессионал, элитарный член общества. Любой из людей в черных халатах может хоть сейчас бросить практику и преподавать в Университете, но зарплата там будет поменьше. Как детектив, Край знал, что доходы врача складываются не только из жалования, кое тоже немалое. Восемьдесят процентов денег, получаемых доктором — левые. Благодарный пациент, незаконный сбыт наркотических веществ, оформление нужных страховочных бумаг — все это приносит немалые барыши. И никак к врачу не докопаешься. Полная индульгенция грехов. Любой врач Больницы абсолютно неприкосновенен перед Розыском. И так надо, ибо лечат они не только простых жителей Трех Городов, но и министров, а то и самого Главу!

Коридоры Больницы, не в пример Розыску, кишмя кишат разномастной толпой. Любой житель Трех Городов имеет право на обследование и лечение, если платит налоги, то бишь, ежели работает. Но даже если ты безработный, можешь прийти и обследоваться, а за небольшую плату тебя даже вылечат. Стажеры. Квалифицированные врачи работают только с застрахованными пациентами. Страховка либо выплачивается жителем ежемесячно, в виде отчисления, либо дается любому работнику Промзоны. В Трех Городах только одна организация может позволить лечить сотрудников за свой счет. Правда, загибается в Промзоне народу больше, чем в любом из Городов.

Край спускался в подвал не впервой. Бывший судмедэксперт несколько раз принимал детектива, однако те визиты Край назвал бы любыми, но только не приятными. Патологоанатом Лост любил медицинский спирт, толстых женщин, прохладу и ненавидел работу, детективов и начальство. Потому Чиф редко пользовался услугами Лоста. А вот Разак Краю понравился, даже впечатлил. Как он определил, что детектив привез не коллегу, а преступника! Высший класс! Край не раз проделывал подобную операцию, потому, собственно, всегда держал в багажнике запасную форму. В ней, между прочим, побывало уже пять или шесть свидетелей, нуждавшихся в строчном лечении.

Должность судмедэксперта вовсе не освобождает врача от работы. Вообще, в Больнице работают не только врачи. А вернее: врачи Больницы работают не только врачами. Например, лаборанты получают зарплату от Больницы, Розыска, Банка, правительства. Судмедэксперт еще состоит в должности патологоанатома, иногда привлекается хирургом, терапевтом. И все это закономерно, ибо любой врач, работающий в Больнице, прошел такой тяжеленный путь карьерного роста, что его багаж знаний огромен. Фактически, любой доктор может заменить любого доктора, хотя бы в основах. Впрочем, самые лучшие работают в непосредственном направлении. Вон тот же Хан — лучший хирург Трех Городов, разбрасываться его талантом — преступление. Потому Хан, в основном, оперирует, но и он не освобожден от приема текучки пациентов.

Морг отрезает от внешнего мира толстенная железная дверь. По привычке Край захватил куртку и шерстяную шапку — внутри холодина. Край застал Разака за работой — тот резал очередной труп. Молодая красивая женщина лежит на столе, длинные светлые волосы раскиданы солнышком, кожа бледная, словно припудренная, даже соски и губы не алые, а едва розовые. Красотка. Если бы не дыра в животе, и не доктор, засунувший туда руку почти по локоть, Край возбудился бы.

— Доброе утро, доктор, — поздоровался Край.

— Приветствую, — отозвался тот. На лице сосредоточенность, кончик языка облизывает верхнюю губу, лоб сияет капельками пота. — Извините, что...

— Да ничего страшного, продолжайте, — отмахнулся Край. Лост вообще завтракал на трупах. Однажды Край видел, как бывший судмедэксперт пил 'Зеленую' вместо рюмки используя пупок молодой девушки. — Вы выяснили что-нибудь относительно моего случая?

— Да, только подождите секундочку. Ваш повстанец вон в том шкафу.

Свободной рукой Разак указал на ряд холодильников с прозрачными крышками. В каждом по трупу, поставлены не вертикально, а с легким наклоном, чтобы тела не падали, внутрь по трубкам подается какой-то сизый пар, наверное, им мертвецов и морозят. Край подошел к нужному ящику, осмотрел труп. Да, работу профессионала видно сразу... потому что не видно — если сделать поблажку на бледность и тончайшие швы, повреждений не заметишь. Каким-то образом Разак даже умудрился вернуть выдранный бок и сделать его рельефным.

— Вот он ты где, — сказал Разак трупу, вытаскивая из груди кусок окровавленной плоти. — Детектив, я в вашем распоряжении.

— Что показало вскрытие? — спросил Разак рассеянно.

— Инсульт, — пожал плечами доктор. — Инсульт, вследствие применения большой дозы каминоперидона. Ну и, естественно, обширная потеря крови, части печени и надпочечника. Пришли анализы из лаборатории, в крови не найдено никаких веществ, кроме тех, которые мы ввели. На одежде обнаружен все тот же состав, который есть на одежде любого человека в это время года. Пыльца, пыль. Правда, в процентном соотношении пыли многовато, наверное, он ездил по проселочным дорогам. А еще он — частый посетитель Сумасшедшего Дома, и у него есть там либо родственники, либо очень близкие друзья.

— Проселочные дороги, говорите... что? — последняя фраза доктора дошла с опозданием, но сознание Края все же уцепилось за смысл. — Откуда вы это узнали?

— Не скажу, что это было просто, — улыбнулся доктор. — Давайте покажу.

Указательный палец Разака нажал кнопку на холодильнике, крышка откинулась кверху, Края обдало холодным паром. Детектив уже надел куртку, а теперь полез в карман за шапкой. Разак протянул ладонь к лицу мертвого партизана, пальцы очень аккуратно подняли тому правую щеку. Только сейчас Край заметил тончайшие разрезы на лице покойника, не сшитые нитками. Детектив поморщился, зрелище то еще — четверть лица избавилась от кожи, под щекой открылась челюсть с ровными белыми зубами.

— Видите вот это? — Разак указал на белое пятнышко с внутренней стороны щеки. — Это следы от оболочки пилюль наторинола. А наторинол — лучшее средство уменьшить воздействие прозакардина.

— Я не понял, — сказал Край. — А при чем тут психушка?

— Но это же очевидно, детектив, — усмехнулся Край, впрочем, весьма доброжелательно. — Прозакардин дают в Сумасшедшем Доме пациентам для снижения мозговой активности. Наторилол нейтрализует прозакардин.

— А с чего вы взяли про друзей и родственников?

— Он носил лекарство за щекой — всех посетителей Сумасшедшего Дома тщательно обыскивают, все разговоры записывают, личные встречи контролируют. Пронести что-либо практически невозможно. Исключение не делается даже при интимных встречах...

— То есть? — перебил Край.

— Ну, секс даже показан некоторым пациентам, если, допустим, муж встречается с женой, они могут заняться любовью, но на глазах у врачей или охранников. А при занятии сексом принято целоваться, так можно передать лекарство изо рта в рот. Естественно, слюна слегка растворяет оболочку капсулы, малое количество наторинола соприкасается со слизистой щеки, оставляя вот такой след. Наторинол очень активный препарат.

— А почему он не оборачивал его во что-то, в пакет там, например?

— Не знаю, — пожал плечами Разак. — Может, не догадался, может, боялся, что его любовнице проверят горло, к тому же анализы стула в Сумасшедшем Доме тоже проверяют, и если там обнаружится пластик, могут заподозрить неладное. Ну, и о том, что человек, которому он носит лекарство, ему весьма близок или дорог, говорит то, что он вообще на протяжении большого промежутка времени носил лекарство. Это, знаете ли, довольно болезненно, когда наторинол жжет щеку. Значит, там либо его родственник, либо жена, либо соратник.

— Знаете, док, вам бы к нам работать пойти, — сказал Край завистливо. — Как вы вообще нашли этот след на щеке?

— У вас платят значительно меньше, — улыбнулся Разак. — Я его осмотрел полностью, могу даже сказать, что у него в анусе.

— Психушка, значит, — помрачнел Край. — Хреново.

Есть в Трех Городах два места, куда нет доступа Розыску — это Самый Главный Дом и Сумасшедший Дом. Первый, понятно почему — там заседает верхушка власти. А с психушкой все сложнее. Край работал в Розыске достаточно долго, за это время он видел, как несколько политических оппонентов власти, да и просто несогласных или пропагандирующих нетрадиционные взгляды помещали в Сумасшедший Дом. Формального повода посадить в Тюрьму нет, зато какого-нибудь активиста за упразднение правительства обвинить в сумасшествии легче легкого. А там его прокачают лекарствами, психологи поговорят по душам, и выйдет из дурдома уже нормальный, среднестатистический член общества.

Через Сумасшедший Дом проходит где-то пять-десять процентов жителей Трех Городов. Кто-то ложится туда добровольно, недельку послушает психологов и продолжит жить дальше, кого-то кладут специально, и они остаются там навсегда. Сумасшедший Дом — настоящая лечебно-пропагандистская махина, благодаря ему самых дерзких несогласных переделывают в полностью лояльных. Вот, допустим, если Край найдет базу партизан, и Розыск их поймает — всех отправят в дурку. И выйдут они оттуда совершенно нормальными и обычными.

Вот в силу такой важности Сумасшедшего Дома он полностью закрыт. Психологи хранят тайны крепко, об их методах не известно никому. К примеру, Край только сегодня узнал, что больных там лечат лекарствами и эти мудреные названия медикаментов тоже слышал впервые. Если Край придет и попросит поговорить с пациентами Сумасшедшего Дома, врачи рассмеются ему в лицо. За стенами дурдома — сколько угодно, а внутрь ход закрыт.

— О чем задумались, детектив? — голос Разака оторвал от горьких мыслей. М-да, похоже, расследование уперлось в глухую стену.

— О том, что расследование мое, похоже, окончено, — озвучил мысли Край.

— Почему? — Разак вернул щеку трупа на положенное место, нажал кнопку на холодильнике, прозрачная крышка опустилась, а из трубок внутри потек холодный пар, замораживая мертвого партизана.

— Розыску закрыт доступ к больным Сумасшедшего Дома. Даже если там и находится база партизан, они могут спать спокойно.

— А знаете, это хорошая идея, детектив.

— Какая? — не понял Край.

— А что если база, которую вы ищите, как раз там — в Сумасшедшем Доме. Это многое объяснило бы, ведь вы столько сил потратили на расследование, наверняка прошерстили все Три Города, но не нашли следов. А в Трех Городах только одно место, где можно спрятаться от Розыска, а если партизанам доставляют лекарства, которые могут нейтрализовать лечение, они могут спокойно притвориться здоровыми, выйти оттуда, потом вновь попасть, опять вылечиться. Ведь большинство пациентов Сумасшедшего Дома попадают туда несколько раз, никто их ни в чем не заподозрит. А в промежутках они могут проводить свои операции, а потом скрыться от Розыска за стенами психушки. И след оборвется.

Край отвесил челюсть. Ну конечно же! Все сходится! Если у партизан и есть база, в Трех Городах нет места лучше, чем дурдом! Его не проверишь, а если они научились водить за нос психологов, партизаны получили идеальную стоянку! На время помещения в Сумасшедший Дом личные дела пациентов засекречиваются, Розыску их не посмотреть, отсюда и все обрывы в следе. Но все равно...

— Док, если вы правы, а вернее, если мы правы, все равно я ничего не смогу сделать. Дурка нам не подчиняется, она вообще вне законов Трех Городов. Да я туда даже попасть не смогу, а чего уж говорить о расследовании!

— Ну, вы знаете, есть способ, — сказал Разак задумчиво. — У меня есть еще две недели психологической практики, я могу устроиться практикантом в Сумасшедший Дом и взять вас пациентом. Сказать, что у вас сильное перенапряжение...

— А вы правда можете? — перебил Край. — Док, вы — мой спаситель!

— Я-то могу, вот только, детектив, а вы уверены, что сами этого хотите? Ведь если я вас возьму пациентом, вас будут лечить по-настоящему. Вы будете пить лекарства...

— А вы будете давать мне... ну вот что этот передавал за щекой. Ведь без лекарств они мне ничего не сделают.

— Не уверен, — покачал головой Разак. — Я не психолог, но краткие курсы прошел. Есть много способов воздействия на личность, например, гипноз, простая беседа, перевозбуждение организма, либо, напротив, предоставление всех благ и полное расслабление. Уверяю, те, кто работает в Сумасшедшем Доме, знают, как делать работу хорошо.

— А вы можете меня оттуда выписать? — в душу Края прокралась первая нитка сомнений. — Ну, там, через неделю, допустим? За неделю я узнаю, кто из пациентов партизан, и на выходе из дурдома мы их всех возьмем.

— Я могу рекомендовать, но решение о выписке принимается коллегиально, с непосредственного одобрения главного врача. Потому, задумайтесь, детектив, а надо ли вам это?

— Я подумаю, — кивнул Край.

Выйдя из Больницы, Край быстрым шагом пошел до машины. В голове крутилось две мысли. Первая — наконец-то есть реальный след и предположение, где база партизан. Второе — на хрена Разаку помогать ему?

* * *

— На хрена этому врачу нам помогать? — спросил Чиф напрямую. — Он же рискует даже больше, чем ты. Такая помощь попахивает лишением лицензии.

— Не знаю, но мы будем полными идиотами, если не попробуем.

Кабинет Чифа освещала только настольная лампа, на столе пара рюмок и бутылка 'Зеленой'. Две трети уже выпито, Край только что наполнил рюмки, они чокнулись, но пить не спешат. Пальцы детектива и главы Розыска вращают рюмки, беседа слишком оживленная, чтобы отдаться процессу целиком.

— Если ты прав и база повстанцев в дурдоме — это будет бомба, — сказал Чиф. — Но это очень опасно, мы можем разворотить такое пчелиное гнездо...

Глава задумчиво посмотрел под потолок, словно иллюстрируя его слова, вокруг лампочки летала пчела.

— Стоит попробовать, — в сотый раз повторил Край. — Только мне нужны гарантии.

— Какие? — Чиф достал из пачки сигарету, но не закурил — правая рука занята рюмкой, чиркнуть спичкой затруднительно. — Я тебя вытащить не смогу, тут только судмедэксперт тебе поможет.

— Я не о том, — отмахнулся Край. — Если я найду партизан, я хочу иметь гарантию на твое кресло.

— Если ты найдешь базу партизан и докажешь, что они прятались в Сумасшедшем Доме, меня переведут в Самый Главный Дом, свистнуть не успеешь. И, конечно же, я продвину на это место тебя, тут даже не сомневайся.

— За это и выпьем.

Две рюмки чокнулись, наконец, 'Зеленая' переместилась в желудок. Они еще долго строили планы на будущее, клялись друг другу в дружбе, только никто не говорил правды. Если все получится, Край планировал сам переехать в Самый Главный Дом, а Чиф не собирался ставить Края на свое место. Нынешний глава Розыска прекрасно понимал — в случае удачи, с должностей полетят кучи народа. Еще бы, база партизан была прямо под носом, да еще расположилась в таком важном для Трех Городов учреждении! Пусть Края посетила блестящая догадка, сверху все равно спросят, почему до этого не додумались раньше? Все оправдания, что Розыск не может напрямую проверить Сумасшедший Дом, не прокатят. Нет, тут надо действовать тоньше, свалить все на невероятную удачу. Якобы Край действительно попал в дурку из-за психических проблем, а Чиф, опять же, чисто случайно вышел на партизан. Невероятное стечение обстоятельств, чистое везение, и никаких упреков, а почему не проверили раньше. А кто бы мог догадаться? Вот только Края придется оставить в Сумасшедшем Доме подольше. У Разака есть неделя практики, потом он уедет, и Края начнут лечить по-настоящему. Достаточно позвонить главврачу Сумасшедшего Дома и попросить провести лечение более тщательно. Это же лучший детектив Трех Городов, он должен быть полностью здоров! Благо, такие просьбы психологи выполняют с готовностью, это выписывают они неохотно.

Бутылка 'Зеленой' опустела, Край ушел готовиться к завтрашнему дню, по задумке, он должен сейчас пойти в бар и прилюдно 'сорваться', набить кому-нибудь морду, помахать оружием, получить предлог для госпитализации. Чиф же, вроде бы, все просчитал, но оставалось в плане белое пятно — Разак. Край при нем позвонил доктору, тот согласился, сказал, что уже послезавтра будет в Сумасшедшем Доме. И Чиф не мог понять — зачем? На кой все это надо преуспевающему врачу? С этими размышлениями его и застала очередная колдовская ночь, опустившаяся на Три Города, заворачивающая события и меняющая жизни.

Глава третья, подраздел третий: Мы наконец увидим самых важных людей Трех Городов и узнаем об их отношениях с 'демонами'

Самый Главный Дом гудел напряжением. С этажа на этаж бегали клерки, министры не спали уже третью ночь подряд, парочку пришлось отправить в Сумасшедший Дом подлечить нервы. Наркокурьеры многократно посетили Самый Главный Дом, доставляя расслабляющие вещества, проститутки тоже наведывались, снимая сплин. А уж сколько кофе выпили работающие тут люди! Цистерну, не меньше. Директор Промзоны приехал, окруженный свитой начальников служб, и уже пару дней сидел безвылазно. Да и сам Глава Трех Городов ночевал в личных апартаментах, а не дома. Заседание за заседанием ничего не давало, никто не мог предложить чего-нибудь интересного, и вот сегодня из Университета пришел первый лучик надежды. Всего один человек заставил верхушку Трех Городов собраться на чрезвычайном совещании.

В кабинете Главы Трех Городов светло, из окон льется утренний свет, на столе кофеварка, пара бутылок 'Зеленой', несколько баночек со стимуляторами. Собравшихся всего пятеро, включая гостя из Университета. Остальная четверка — самые главные люди Самого Главного Дома Трех Городов. Глава стоит возле окна, наблюдая крыши домов Главного Города. Ему чудятся нехорошие перемены, под складками жира неровно бьется сердце, предвещая инфаркт, лысая голова пошла морщинами, мозг напряженно думает.

За столом три влиятельнейших человека Главного Города и Промзоны.

Директор Промзоны — худой мужчина с живым лицом. Выражение на нем меняется, демонстрируя бурю эмоций: он то весел, то грустен, то взбешен, но никогда равнодушен.

По правую руку — главврач Сумасшедшего Дома. Казалось бы, что делает тут эта женщина, каким боком она вообще имеет отношение к сложившейся проблеме? На самом деле пользы Главе она принесла больше, чем все министры вместе взятые. Сумасшедший Дом работает исправно, убирая всех несогласных с режимом или просто излишне думающих. Ежедневно там борются с инакомыслием, искореняя самым надежным способом — переубеждая. Психологов учат годами, сразу после Школы неформальных лидеров вычисляют, забирают с различных факультетов Университета и переводят на самый элитный — психологический. Учатся в нем на три года дольше, зато выпускник — настоящий профессионал. Психологи работают не только в Сумасшедшем Доме, многие журналисты и писатели подчиняются главврачу, выдавая в общество сотни статей, брошюр, книг, контролирующих социальное мнение. Если бы не главврач Сумасшедшего Дома, Главу уже давно подняли бы на вилы, вместе со всем правительством, но тонкие сухие пальцы женщины держат общественное мнение в узде.

Третий за столом — Ивиг. Просто Ивиг, высокий черноволосый мужчина, лицо выбрито всего несколько часов назад, но щетина уже пробилась. Подтянут, улыбчив, вот и сейчас толстые губы кривят усмешку. Ивиг — это все, что в действительности производят Три Города. Ивиг — это вся торговля Трех Городов. Ивиг — это вся наркоторговля, вся алкогольная и сигаретная промышленность. Ивиг — это все сельское хозяйство. Хотя он просто-напросто — Ивиг.

Четвертый сидит на стуле, но не за столом, а в сторонке. Мужчина в коричневом костюме, на коленях котелок, левая рука на подлокотнике, правая поглаживает рукоять металлической трости. Это — инженер. Как оказалось, есть в Университете и такая профессия.

— То, что вы предлагаете, Эпсон, нарушит все основы, — сказал Глава, не поворачиваясь к собравшимся. — Я даже представить себе не могу, что воспоследует...

— А у вас есть другой выбор? — осведомился Эпсон. — Я — единственный инженер Университета, и я — единственная надежда на спасения Промзоны.

— Не сгущайте краски, — поморщился Директор. — Демоны могут вернуться.

— А могут и не вернуться, — возразил Эпсон. — И что тогда?

— Жопа тогда будет, дорогой, — вмешался Ивиг. — Уже сегодня склады наполовину опустели, еще неделя, и все. Людей мы, конечно, прокормим, напоим, успокоим, но через месяц техника начнет ломаться, а бензин кончится уже послезавтра. Людям это не понравится, даже дорогая Мнемоса не поможет.

— Так быстро ничего не начнется, — возразила Мнемоса. — Но в будущем могут быть проблемы.

— В будущем? — переспросил Глава. — Если мы ничего не придумаем уже сегодня, у нас может не быть будущего. Это крах! Развал нашей цивилизации! Общество обречено, если демоны не вернутся.

Он, наконец, отвернулся от окна, взглянул на пустующее кресло с ненавистью. Да, мягкое, удобное, но от него уже мозоли на заднице!

— Университет может предложить некоторые разработки, — сказал Эпсон. — Если начнем сегодня, пару лет, и достигнем десяти-пятнадцати процентов нынешнего уровня жизни. Мы пока что не можем чинить высокотехнологичную электронику, но автомобили починим. Сумеем наладить производство бензина, технология нам ясна и понятна. Угольные машины мы сможем начать производить уже через два месяца, бытовую технику через четыре, ту, что попроще, через пару недель. Но наши аналитики видят другую проблему, потому я оторвался от исследований, и меня направили сюда. Мы опасаемся, что из-за волнения масс, даже если вы дадите приказ, мы не сумеем начать уже сегодня. Как только люди узнают правду...

— Это не входит в компетенцию ученых Университета, — перебила Мнемоса. — За общественное мнение отвечаем мы.

— Хорошо, — кивнул Эпсон. — В таком случае я вернусь к своим исследованиям. А как только вы найдете другого человека, разбирающегося в технике, такого человека, за которым рабочие пойдут и в которого поверят, зовите, я с удовольствием его проконсультирую.

— Вы нам угрожаете? — две тонкие брови главврача приподнялись. — Или намекаете на мою некомпетентность?

— Я не намекаю, а говорю открытым текстом: вы все тут некомпетентны. Этот кризис был прогнозируем, а вы не подготовились к нему. И теперь я — единственный человек в Трех Городах, который может наладить хоть какое-то производство, но для этого мне нужны люди. И не те, кто работает принудительно, а такие, которые будут работать с головой и тщанием. Которые будут думать вместе со мной, которые будут стараться, в конце концов! Если вы меня сможете такими обеспечить, причем в больших количествах, я признаю вашу компетентность. Вы можете мне это предоставить, Мнемоса?

Губы женщины сжались в ниточку, она промолчала. Остальные напряглись, слова инженера их явно задели.

— А какую схему можете предложить вы, инженер Эпсон, — спросил Глава.

— Профессор Эпсон, с вашего позволения.

— Извините, профессор Эпсон, — процедил Глава уже явно недоброжелательно.

— Не ждите от меня почтения, — усмехнулся инженер. — Я — ученый. Мне вообще вся эта ситуация интересна исключительно с теоретической точки зрения, как только я воплощу в жизнь некоторые задумки, я просто удалюсь за стены Университета и продолжу исследования... — по лицу Главы и главврача, Эпсон видел, за какими стенами они хотят видеть наглеца — за стенами вотчины Мнемосы. — Итак, чтобы наладить хоть какое-то производство, мне нужны две вещи — средства и люди. Первое вы мне можете обеспечить уже сейчас, так что в этом проблемы не вижу. Дальше — люди. Нужны обычные рабочие, готовые к напряженному труду, чтобы привлечь к постройке цехов, простейших станков и прочего. Таких у нас хватает. Но нужны еще и квалифицированные работники — механики. От них будет зависеть все. Весь успех ляжет именно на плечи механиков, ибо они будут координировать обычных рабочих. На этих должностях сейчас стоят дети начальников служб Промзоны и прочие люди, получившие пост через связи, либо за деньги...

— Да как вы смеете?! — воскликнул Директор.

— Кабас, тихо! — рявкнул Глава. — Эпсон, продолжайте.

— Их надо немедленно уволить. Именно уволить, рабочие ненавидят начальство, уволив тупых некомпетентных надсмотрщиков, мы завоюем популярность среди рабочих. Потом следует поставить на их места самых квалифицированных работяг, это надо сделать уже сегодня, таким образом, мы сможем объяснить жителям Трех Городов, почему возникли проблемы с новой техникой. Мы устроим конкурс, где наберем лучших и поставим их надо всеми. Вот только лучше бы нам все это выставить, будто это было их решение. Что именно рабочие повлияли на то, что начальников уволили. Я предлагаю создать профсоюз.

— Что это такое? — спросил Глава.

— Это внутренняя организация, куда вступит каждый рабочий Промзоны. Некая организация в организации. У профсоюза будет лидер, который выступит от лица всех рабочих перед Директором Промзоны, представляя интересы масс. Теоретически, профсоюз может устроить массовую забастовку рабочих...

— Вы с ума сошли! — воскликнул Директор.

— Кабас, помолчите, — теперь заткнула Директора уже Мнемоса. — Пусть Эпсон закончит.

Под стеклами ее очков взгляд начал разгораться.

— Мы создадим профсоюз, я выступлю его временным лидером, соберу всех рабочих, скажу, что за мной есть поддержка Главы, что Глава недоволен, как ведет политику руководство Промзоны. Подговорю на всеобщую забастовку, где первое условие будет смена всех механиков во всех службах и постановка туда наиболее квалифицированных работников. На некоторое время Промзона закипит, этим мы объясним некий кризис в производстве. Потом устроим несколько показательных аварий, скажем, что основные узлы производства повреждены, но мы будем их чинить. Повысим рабочим зарплату, они примутся за восстановление с радостью. В ходе работ я отберу самых лучших и поставлю на посты механиков. Потом устроим еще несколько аварий, объявим чрезвычайное положение, заставим жителей Трех Городов поверить, что во всех их бедах виноваты глупые работники Промзоны, которые заменили профессиональных механиков, уволенных до того. Вся вина ляжет на самих работяг и на профсоюз, но мы будем поддерживать его, пока не наладим хоть какое-нибудь производство, а потом устраним.

— И как это мы вас пропустили, Эпсон, — промурлыкала главврач. — Из вас вышел бы превосходный психолог.

— Значит, эту схему предлагает Университет? — пробормотал Глава. — Интересно. Мнемоса, это может сработать?

— Может. Мы, естественно, тоже включимся в пропаганду, но нам будет нужно дополнительное крыло.

— Если мы начнем поскорее, Университет дает гарантию — через несколько лет мы восстановим привычный уровень жизни. Не все, но очень многое. И нам не понадобятся никакие демоны.

— Но с ними все было намного проще, — вздохнул Глава. — Ладно, действуйте, Эпсон. Я сейчас же позвоню в Банк, вам выдадут столько денег, сколько надо. Что вам еще требуется от нас?

— Директор должен вернуться в Промзону, собрать всех работников и объявить, что по указанию Главы Трех Городов создается профсоюз. Он должен показать, что не в восторге от этой идеи...

— Для этого мне не надо будет стараться, — влез Директор.

— ... но выбора у него нет, — закончил Эпсон. — Он объявит, что на должность временного лидера выбрали самого лучшего работника этого года — меня.

— Но вы же у нас не работали, — удивился Директор.

— В Промзоне работает несколько тысяч человек, вы думаете, каждый там знает каждого в лицо? Объявим сегодняшний день выходным, дадим название — 'День профсоюза', назавтра назначим первое собрание. Но выходной сделаете неоплачиваемый, чтобы все пришли завтра хмурые. А дальше, дело за мной.

— Вам нужна помощь наших специалистов? — спросила главврач.

— На этом этапе хорошо бы внедрить в толпу как можно больше раздражения. Психологи могут переодеться, наложить грим, смешаться с толпой и начать подстрекать к кардинальным переменам.

— Мы сделаем это, я выделю сотню наших психологов, не занятых в Сумасшедшем Доме.

— Быть по сему, — кивнул Глава. — Ивиг, с тебя халявная выпивка на завтрашнем собрании. Думаю, алкоголь не помешает.

— Отличная мысль, Глава, — одобрил Эпсон. — Просто Замечательная.

Они еще полчаса обсуждали детали и разошлись. Кабинет опустел, последним его покинула пара пчел, вылетевших в открытую форточку.

* * *

Запах масла пропитал помещение уже лет пятьдесят назад и сейчас он забирался в ноздри толпы, но все собравшиеся — привычны. По документации отдела кадров в Промзоне работает пять тысяч семьсот тридцать два человека, сегодня тут все. По рукам ходят бутылки 'Зеленой', в производственном цеху — самом большом цеху Промзоны — накурено так, что выше трех метров ничего не видно — работяги волнуются.

Из толпы можно сразу выделить три типа. Первые — работники по принуждению. В Трех Городах принято разбираться с преступниками тремя способами. Убийц, насильников, злостных неплательщиков налогов садят в Тюрьму. Сексуальных извращенцев, пропагандистов, агитаторов, социально-неприспособленных людей принимает Сумасшедший Дом. Мелкое хулиганье отправляют работать в Промзону. Есть, конечно же, исключения и перегибы, но, в основном, система работает. Примерно пять четвертых собравшихся проходят по третьей статье — отрабатывают мелкие преступления тяжелым физическим трудом. Отсюда и выражение их лиц — радость. Этим все равно, чего там замыслил Глава Трех Городов, им бы лишь была выпивка, да возможность погорланить всласть, выкрикивая лозунги, в кои они не верят. Вторая группа — блатные. Работать в Промзоне весьма престижно. Платят стабильно, пусть и не миллионы, зато есть уверенность в завтрашнем дне. Но есть и закавыка — в Промзону берут исключительно специалистов. Даже Университетского образования мало, надо еще поработать где-нибудь, чтобы тебя взяли. На стройке какой-нибудь или частным 'на-все-руки-мастером'. Блатные уже чего-то умеют, но решающий фактор найма для них — связи или взятки. Да, бывает, люди платят сумму, сравнимую с годовым жалованием, чтобы устроиться, а потом отработать. Престижней и стабильней Промзоны работы в Трех Городах мало. И последняя категория, самая малочисленная, это именно профессионалы. Блестяще окончившие Университет, потом пару лет прошедшие практику, следом уже сюда. На них держится почти все производство, даже учитывая, что производит Промзона не так уж много. Главным образом — разрабатывает угольные шахты.

Девяносто девять процентов работников пришли в производственный цех второй или третий раз. Даже из руководства максимум человек десять лицезрели тщательно выкрашенные стены цеха чаще второго раза. Собственно, этот червонец руководителей составлял список заказов для демонов. Уже потом из работников выбирали тех, кто тут раньше не бывал, чтобы забрали готовые товары. Все хранилось в строжайшей тайне, именно такой договор с демонами заключил еще позапрошлый Глава Трех Городов. Нынешний же и прошлый Глава вообще не задумывались, почему демоны настояли на этом. Нет, конечно же, предполагали что-то, но в принципе, их такой расклад устраивал.

Наконец последний работник зашел в зал. Собрание назначили на десять утра, но началось все к двенадцати. В Жилом Городе молодежь проводила какие-то пикеты, на улицах образовались пробки. Зато эти два часа активно использовали замаскированные психологи. То и дело в толпе раздавались громкие ругательства относительно неоплаченного выходного, мало кто тут воспринял его с готовностью. Оплата работникам идет почасовая, терять деньги не хотел никто. Хотя вперемешку с бранью звучит и смех. У левой стены длиннющий лоток, с него раздают 'Зеленую' забесплатно, многие уже наведались сюда, кое-кто и по нескольку раз. Но вот, двери закрыли, на спешно возведенную трибуну взошел Директор Промзоны.

— Доброе утро, сотрудники Промзоны, — поздоровался Директор, хотя по его роже сложно сказать, что утро именно доброе. — Сегодня мы собрались для объявления новой инициативы Главы Трех Городов. На недавнем собрании совета Трех Городов приняли решение об поправке в рабочем кодексе. Отныне любое производственное предприятие обязано иметь... профсоюз.

'Профсоюз' губы выплюнули, словно мокроту, а лицо Директора скривилось еще сильнее, будто после произнесения грязного слова ему захотелось помыть рот мылом.

— Что такое профсоюз, почему и зачем он сделан, объяснит вам его новый, временный руководитель, профессор Эпсон. Наш новый руководитель по работе с общественностью. До свидания.

Директор сошел со сцены, вскоре за ним закрылась дверь пожарного выхода, в это время на сцену, постукивая о доски тростью, вышел Эпсон.

— Доброго утра вам, жители Трех Городов, — сказал он. Позади на сцене сидят начальники служб, все глядят на Эпсона с неприкрытой враждой. — Сегодня — великий день для вас и меня — простых работяг. И пусть я — работник умственного труда, а вы — физического, главное, что мы все любим свою работу, все хотим получать зарплату по делам.

Эпсон сделал паузу, чтобы толпа могла сконцентрироваться на нем. Так и надо начинать длинные речи: вначале сказать чего-нибудь банальное, задать темп и завладеть вниманием, потом уже чего-нибудь посерьезней и завершающая концовка — самая сильная часть речи.

— Глава Трех Городов не зря принял решение о создания профсоюзов, — продолжил Эпсон, голос усиливается микрофоном, льется из колонок под потолком, чтобы каждый слышал отчетливо. — Правительство Трех Городов знает, что в рядах работников Промзоны и не только, назревает недовольство и оно полностью оправдано. Каждый день в Самый Главный Дом поступают целые мешки писем с жалобами и предложениями, как анонимными, так и открытыми.

Многие рабочие сразу состряпали на лице многозначительное выражение, чтобы окружающие поняли: именно они пишут письма с жалобами и предложениями, причем, открыто, чтоб все знали — они никого не боятся. Хотя Эпсон попросту соврал. Любого написавшего в Самый Главный Дом не анонимно, отправляли в Сумасшедший Дом, а иногда находили и 'скромников', не пожелавших подписать послание. Но пусть работники думают, что момент назрел, что Глава боится вспышки недовольства, боится их — простых жителей и работяг.

— Наиболее трезвые и дельные предложения Глава читает и отправляет в Университет, где уже мы, ученые, просчитываем возможность воплощения в жизнь. Создание профсоюза одобрили в Университете, и Глава подписал указ. Так что же такое профсоюз? Профсоюз — это вы. Вы все вместе взятые, в лице самых уважаемых и вызывающих доверие. Из числа работников вы выберете тех, кто будет представлять ваши интересы. Согласитесь, пока вы — толпа, вы можете мало. Что, если вас не устраивает чего-то, вы все вместе пойдете к Директору? Нет, вы у него в кабинете не поместитесь.

Несколько человек усмехнулось, это хорошо — значит, слушают внимательно.

— Да и есть среди вас люди, мне особенно симпатичные, но, так скажем, скромные. Такие просто делают свое дело, делают его хорошо, но не привыкли просить. Они сильные, они привыкли, что им дают по заслугам и для них есть единственное мерило — их труд. Это даже не скромность или стеснительность, это особый вид честности. Вы честны и хотите, чтобы с вами поступали честно. Я и сам таков, всего добивался исключительно собственным трудом, меня замечали, а потом повышали в должности. Но есть среди вас и другой тип людей. В их венах течет и кипит неуемная энергия и энтузиазм. Они не могут сидеть на месте, даже отработав двенадцатичасовую смену, они готовы действовать еще! Их энергии хватит на десятерых, они переполнены новыми идеями, они хотят, чтобы об этих идеях узнали! Вот только каждый человек — одиночка. За ним редко что стоит, потому пробить свои идеи и предложения трудно даже таким живым находчивым людям. Но если за вторыми, живыми и кипучими, встанут первые, честные и трудолюбивые, получится великолепный тандем! Пробивные люди будут выдвигать новое, представлять интересы первых, а первые станут той силой, на которую будут опираться вторые!

Теперь улыбались уже многие. В глазах толпы появился блеск, никто не курит, все слушают внимательно. И каждый решает, к какой категории себя причислить: к честным или энергичным? Хотя, конечно же, Эпсон просто иначе сказал о трусах и выскочках, но все услышали то, что хотели услышать.

— Покамест я возглавлю профсоюз, но лишь до того момента, пока вы не разберетесь во всем сами, потом уже вы будете решать, нужен ли я профсоюзу или нет. Итак, дело это серьезное, если есть вопросы или предложения, говорите.

— А как вы собираетесь влиять на Директора? — послышался из толпы вопрос замаскированного психолога.

— Забастовкой, — сказал Эпсон твердо. — В связи с поправкой в трудовом кодексе, со вчерашнего дня ни один работник не может быть уволен, если профсоюз объявит официальную забастовку. Мы можем бастовать в течение недели, за это время никто не может никого уволить, как и нанять кого-нибудь нового. В случае же продолжения забастовки, правление Промзоны может уволить работника, но предварительно выплатив годовое жалование.

Вот тут толпа загудела. Все принялись бурно обсуждать, кто-то даже двинул к лотку за выпивкой, обмыть такое дело. Глава действительно подписал указ, но до основной массы просто не дошло — ведь Глава может подписать любой указ, как этот, так и возвращающий все на круги своя.

— А что можно попросить? — перекричал гул мужской голос, вроде бы даже не психолога.

— Естественно, попросить себе должность Директора можно, но никто не даст, — улыбнулся Эпсон, толпа отреагировала живее, смешков стало больше. — Хотя, в принципе, просить можно все, что угодно. Рамки и границы разумного будем определять на всеобщем собрании, глупо просить увеличить зарплату в сто раз, даже в два раза никто не увеличит, но, допустим, учреждение премий, ежеквартальное плановое повышение зарплаты вполне уместно. В конце концов, каждый рабочий хочет одного — чтоб платили побольше. Соответственно, каждый работодатель тоже хочет одного — платить поменьше. Потому за деньги бой будет вестись жестко и долго. Но не стоит забывать и о другом — об условиях труда. Обеспечение средствами индивидуальной защиты, нормированный рабочий день, выходные, поощрение отгулами, увеличение отпуска — все это тоже немаловажно.

— А что еще может решать профсоюз? — выкрикнул кто-то весело. Это — точно психолог.

— Все, что касается работы. В том числе и предложения по улучшению работы Промзоны.

— А чего тут предлагать? Поувольнять всех начальников!

Кто это сказал, так никто и не понял. Все замерли, притихли в ожидании. Еще бы, вон они, начальники, сидят на сцене с красными рожами. Сейчас смельчака самого уволят, это точно, вот только кто это? Все закрутили головами, но смельчак так и не нашелся. На самом деле выкрикнул даже не психолог, и не человек вовсе. Возглас подали по колонкам.

— Всех, не знаю, — начал Эпсон, вроде бы осторожно, — но если кто-то особенно не устраивает...

— Что за бред?! Кто это сказал?! — начальник службы ремонта бытовой техники поднялся с места, лицо бледное, глаза метают молнии. — Кто вы такие, чтобы принимать такие решения?!

— Мы — работники Промзоны, — Эпсон повернулся к поднявшемуся. — А у вас есть какие-нибудь возражения по этому поводу?

— Я работаю начальником службы уже десять лет...

— И чего вы добились? — прервал Эпсон. — Может быть, пойдем сейчас в ваш цех, и вы мне покажете, что лично вы придумали, внедрили? Или вы проработали сначала на станке, а уж потом дослужились до высокой должности? Или вас просто поставили?

— Я работал в Самом Главном Доме... — вновь попытался ответить начальник, и вновь его прервали.

— Наверное, что-то там чинили? — усмехнулся Эпсон. — Не надо, начальник, не надо. Наше собрание узаконено, Самый Главный Дом и лично Глава одобрили профсоюз, если вам есть чего нам предложить, предложить, как организации, — валяйте. Если же вы просто возмущаетесь и боитесь за свое место — не стоит вносить в обсуждение путаницы. Насколько я понял, высказавший мнение, имел в виду не вас, ибо я-то знаю, что начальники служб — лица декоративные, а непосредственных начальников рабочих, людей, отвечающих за сделанное и те методы, которыми будет сделана работа — механиков.

— Да! — отозвалась толпа десяткой глоток.

— Кузар вообще не понимает, как надо работать! — крикнул пьяный голос.

— А Фалар не может фланец отличить от колена!

— Долой их!

— Товарищи, товарищи, — поднял руки Эпсон. Начальник службы из бледного сделался зеленым и сел на место. — Давайте будем действовать последовательно. Давайте уже на этом собрании создадим примерный список людей, которые будут представлять общие интересы. Какие у вас предложения?

Глава четвертая, подраздел третий: Где сходятся пути и судьбы различных жителей Трех Городов

— Я хочу выйти отсюда!

Полусонно вплетается мысль.

— Я хочу выйти отсюда!

На границе со сном держись.

— Я хочу выйти отсюда!

Что угодно, но не опять.

— Я хочу выйти отсюда!

Все, нам его не удержать.

— Я хочу, я хочу, я хочу...

— Край, проснитесь.

Спокойный холодный голос вывел из сна, детектив очнулся. Палата Сумасшедшего Дома. Необычное место, и Край все еще не мог привыкнуть к нему. Он пятнадцать лет прожил в одной квартире и, каждый раз просыпаясь где-нибудь еще, всегда вначале не понимал, где находится.

В очередной раз осмотрел новые пенаты. В общем-то, не всякий житель Трех Городов может позволить себе жить в такой комнате вне дурдома. Палата просторна, пять на пять метров. Мебели практически нет, только низенькая, но широкая кровать, табурет с круглым сидением и закругленными ножками, да вешалка — труба, выгнутая полукругом, куда можно бросить одежду. Там уже висит новый выстиранный комплект — в Сумасшедшем Доме пациенты носят простые хлопчатобумажные штаны с рубахой. Никакого нижнего белья, в одежде нет карманов, молний или пуговиц. Комната выкрашена фисташковым цветом. Все, от кровати, простыней и табурета, и кончая стенами с потолком. В цветовой гамме только три вещи выбиваются из фисташкового: блестящая труба вешалки, серая одежда на ней и Разак, разбудивший Края.

Доктор мягко улыбается, держит марку — тут все врачи делают так. На нем те же яркие молодежные вещи: синие джинсы, футболка, пиджак и неизменная трость. Так тоже положено по правилам — психологи должны демонстрировать больному, что они абсолютно нормальны, обязаны служить целью для пациента, примером.

— Доброе утро, док, — сказал Край, стыдливо прикрывая ладонью гениталии. Такие в Сумасшедшем Доме порядки, нет ни одеял, ни нательного белья. Даже простынь прикреплена к матрацу, не укроешься, и одежду надо сдавать каждый вечер, а утром получишь новую.

— Вам что-то снилось, Край? Что-то неприятное?

— Не знаю даже. Позвольте, я...

— Оденетесь? — понял Разак. — Конечно же.

Край поднялся, голая задница промелькнула мимо судмедэксперта, а уже через секунду ее скрыли штаны.

— Вам бы надо меньше стесняться, Край, — сказал Разак. — За этой стыдливостью прячутся комплексы, а за ними начинаются психические проблемы.

— Ну вот так я воспитан, док. Привык раздеваться только перед зеркалом или женщиной.

— Кстати, о женщинах — вам на сегодня назначили сексотерапию.

— Чего? — удивился детектив. — А это как?

— Точно не знаю, моя практика не столь обширна, до частностей меня не допускают. Ваши таблетки.

— Благодарю.

В руке доктора стаканчик, там пилюли, названия Край даже не пытался запомнить. Всего шесть, а должно быть пять — какая-то таблетка нейтрализует действие других. Край попал в Сумасшедший Дом по рекомендации главы Розыска, 'счастливой случайностью' в тот же день доктор Разак, новый судмедэксперт Розыска и патологоанатом Больницы, приступил к психологической практике. Руководство Сумасшедшего Дома и лично главврач Мнемоса горячо одобрили практику Разака — по непонятной причине несколько психологов вышли во внеплановый отпуск, лишний мозг пришелся кстати. Как практикант, Разак не мог лечить Края, но вызвался его наблюдать, сославшись на знакомство и озабоченность судьбой детектива. Розыск выплатил полную страховку, лучшему детективу предоставили лучшие условия. Впрочем, Сумасшедший Дом внимателен ко всем пациентам.

Эти три дня Край провел в праздности и размышлениях. Другого просто не оставалось. Сюда его поместили по причине чрезмерного стресса от перенапряжения, психологи посчитали, что поначалу ему лучше просто побыть наедине с самим собой. Разак уверил, назавтра Край получит доступ к другим пациентам, а процедуры начнутся уже сегодня. Вон та же сексотерапия, непонятная, но довольно благозвучная.

Лекарства сгинули в горле детектива.

— А что еще у меня сегодня? — спросил Край. — Вы говорили, начнутся процедуры, значит, не одна, а много.

— Помимо сексотерапии еще расслабляющие ванны, беседа с психологом.

— А когда все начнется?

— Как только я выйду, сексолог принесет вам завтрак.

— Интересно, — усмехнулся Край. — Надеюсь, сексолог — женщина?

— К вам придет женщина, естественно, но давайте не отвлекаться. Вчера нам так и не дали поговорить, а сегодня у меня весь день занят, потому, если у вас есть ко мне какие-нибудь вопросы или просьбы, лучше сказать сейчас — до завтра мы не увидимся. Вы вообще в порядке?

— А почему я должен быть не в порядке? — ответил Край беззаботно, но в сознании еще слышались слова: 'Я хочу выйти отсюда...'.

— Вы находитесь в Сумасшедшем Доме, детектив, — нахмурился Разак. — На вашу психику идет постоянное и целенаправленное влияние. Вы этого даже не замечаете, но, будьте уверены, даже сейчас на вас оказывается влияние. А психика человека — штука сложная. Никто, даже местные психологи, не знают, куда она вдруг повернется. А еще если учесть нашу теорию...

Разак подмигнул — все разговоры прослушиваются и записываются, даже видеонаблюдение есть, приходится осторожничать, чтобы не сболтнуть лишнего.

— Док, вы забываете, что я детектив. Я привык и к давлению, и к влиянию, и вообще все у меня нормально, мне здесь даже нравится. Может, и вправду отдохну, нервы выправлю.

— Ну что же, в таком случае, отдыхайте дальше, — кивнул Разак. — Мы встретимся завтра утром, я принесу лекарства, и мы поговорим о процедурах.

Разак вышел, Край натянул рубаху, присел на кровать в ожидании завтрака. Еду приносили в палату все три дня, он вообще видел в Сумасшедшем Доме только эту комнату, туалет да коридор, когда его помещали.

Дверь распахнулась, держа поднос, в комнату вошла абсолютно голая женщина лет тридцати. Край захлопал ресницами.

— Ложитесь, — сказала женщина и поставила поднос на табурет.

— Простите, но...

— Я — ваш сексолог, — перебила женщина, подходя ближе. — Ложитесь. Сперва мы должны установить с вами контакт, а лучше всего это делать через секс.

Край открыл рот, но тонкий пальчик лег на губы, в это время вторая рука женщины коснулась гениталий, провела, дотянулась до резинки штанов и резко рванула вниз.

— Нормальный мужской организм не должен возбуждаться с такой скоростью, — пробормотала женщина. — Когда у вас наступила эрекция? Как только я вошла?

— Простите, доктор... — замямлил Край, ладонь женщины переместилась к яичкам, принялась поглаживать. — Я не могу...

— Ответьте на мой вопрос, пожалуйста, — прервала докторша.

— Да. Как только вы наклонились и поставили поднос.

— Быстро, — кивнула она, а потом продолжила кивок до паха.

— Ох! — выдавил Край. Женщина сделала то, что в мужских кругах именуют 'проглотом'.

— Когда у вас была последняя половая связь? — спросила женщина через несколько секунд.

— Не знаю... Недели две назад. Демоны раздери, я сейчас...

— Нет, вы не кончите. — Она вдруг сжала член с такой силой, будто годами тренировалась с эспандером. Хотя, все может быть, в любом случае, это слегка отрезвило, хотя Край все еще на грани выстрела. — Это была проститутка?

— Да, — он попытался сосредоточиться, или наоборот, отвлечься от двух малиновых сосков, от холмика волос пониже живота. — А разве это плохо? Все так делают...

— У мужчин с постоянным сексуальным партнером отсутствуют некоторые комплексы, присущие тем, у кого их нет.

Вдруг ее ладони легли Краю на грудь, женщина вновь продемонстрировала недюжинную силу — от резкого толчка детектив распластался на кровати. Сексолог не теряла времени даром, секунда — и она уже над ним. Рука ловко направила член куда надо, женщина присела и приподнялась несколько раз, Край застонал.

— Расскажите мне о вашем первом сексуальном опыте, — предложила она.

Край не мог больше сдержаться, его ладони смяли груди женщины, проскользили по всему телу вниз.

— Демоны... — выдохнул Край.

— Да, об этом, пожалуй, позже, — согласилась женщина, ускорив темп.

Край продержался меньше минуты. Сексолог соскользнула с него, слезла с кровати и двинула к выходу, будто ничего и не случилось.

— Ваш завтрак на подносе, — бросила женщина напоследок и вышла из палаты.

Край лежал с приспущенными штанами, дожидаясь, пока кровь схлынет от гениталий. Грудь вздымается часто-часто, дыхание жаркое, будто из печки. Ничего себе день начался.

* * *

Край следовал за медсестрой, по спине пробегал холодок. М-да, жутковатое помещение. Зал примерно пятьдесят на пятьдесят метров, темно-зеленого цвета, через пять-шесть шагов ванна, заполненная грязью, в ней человек. Кто, мужчина или женщина, сказать сложно — из коричневой субстанции, больше всего напоминающей машинное масло, торчит только лицо. Даже волосы погружены в грязь, кажется, что лица плавают там без тела.

Две трети ванн заняты пациентами, пока Край шел, из одной поднялся толстый мужчина. Странно, пока он вылезал, большая часть маслянистой жидкости стекла без следа.

— А в чем смысл этих процедур? — спросил Край сестру. Или психолога, тут не поймешь, кто есть кто. Персонал одевается по-городски, в повседневную одежду. Вон и девушка впереди тоже одета обычно: кофточка, колготки, туфли на каблуке. От нее пахнет чем-то приятным, похожим на гвоздику, этот аромат слегка перебивает странный запах грязей.

— Не все лекарства возможно ввести через желудок или кровь, — пояснила медсестра. Голос высокий, хорошо поставленный, хоть говорит с пациентом, нет и капли превосходства или иронии. Просто беседа двух незнакомых людей без каких-нибудь подтекстов. — Некоторые мы вводим через грязи, то есть через кожу, посредством грязи. Какие-то подаются по воздуху, когда вы спите. Кое-что вплетено в ткань вашей одежды.

Краю сразу захотелось раздеться. Так вот что имел в виду Разак. Оказывается, судмедэксперт беспокоился не о психологическом внушении, а об лекарственном.

— А зачем вы мне все это рассказываете? — спросил Край хмуро.

— В смысле? — удивилась сестра вроде бы даже непритворно.

— Ну, про лекарства. Не боитесь, что я буду стараться избегать... лечения.

— А зачем? — удивилась девушка еще больше. — У вас же простой стресс, неделя самых слабых процедур, и вы выйдете отсюда, и поверьте, будете чувствовать себя гораздо лучше. Мы ведь даже не применяем никаких сильных медикаментов, обычные успокаивающие, какие можно и в аптеке купить. Просто вводим мы их по-разному, чтобы они добрались до всех нервных окончаний. Вот ваша ванна, ложитесь.

— Вот значит как, — пробурчал Край, стягивая рубаху. — А в народе говорят о Сумасшедшем Доме другое...

— Неужели? — удивилась девушка в третий раз. — А много вы встречали таких, кто жаловался бы лично?

— Ни одного, — ответил Край. — Но в связи с этим и возникают слухи, что тут стирают память, а то и похуже...

— Что за нелепица. Вот вы у нас уже три дня пробыли и что, видели от врачей хоть что-то плохое? Я смотрела вашу карту, сегодня утром у вас была сексотерапия, не думаю, что кто-нибудь отказался от такой процедуры, даже будучи за этими стенами, а тут всё, повторяю, всё направлено на полное ваше расслабление.

— Да, я расслабился, — усмехнулся Край. — Может, отвернетесь? Лечебного нижнего белья вы не выдаете.

— Детектив, я тут работаю уже пять лет, я — доктор. Я видела все, вы меня ничем не удивите. Стесняться врача — моветон.

Край поморщился, но стянул штаны, серая ткань упала на чистейший мраморный пол. Докторша — теперь уже ясно, что не сестра — действительно даже не взглянула вниз.

— Каждая ванна сделана под индивидуальное строение тела, — поясняла психолог, пока Край неуклюже залезал в коричневую жидкость. Дно посудины неровное, рельефное, повторяет человеческую фигуру в точности. — Когда вы ляжете, вскоре почувствуете легкое головокружение и расслабленность. Не беспокойтесь, это нормально. Возможно, вам даже захочется уснуть, если так случится — смело засыпайте. В грязи растворены мышечные релаксанты, вашему телу не захочется переворачиваться, вы не захлебнетесь.

— Что-то я не уверен, — пробурчал Край, усаживаясь в теплую жидкость. Она пахла некой странной смесью трав и только что заложенного асфальта.

— Три четверти лежащих сейчас тут — спят, — улыбнулась девушка. — Не беспокойтесь. Сеанс продлится два часа, наши санитары все время дежурят рядом. Приятного вам расслабления.

Она улыбнулась на прощанье, Край устроился поудобней, попав нужными частями тела в соответствующие изгибы ванны, погрузился так, что на поверхности осталось только лицо.

Как и обещала докторша, приятное ощущение расслабленности не заставило себя ждать. Вот уже мышцы словно обвисли, тело потеряло упругость. Мозг замедлил рождение мыслей, грязь заползла в ушные раковины, отрезая все внешние звуки. Захотелось спать, дрема обволакивала, будто смешалась с грязью. Глаза полуприкрылись, мочевой пузырь освободился, но Края это уже не волновало. Его, кажется, вообще ничего не волновало. С поры окончания Университета он спокоен целиком и полностью.

Сколько продолжалась нега, он не помнил, зато момент, когда появились голоса, запомнился очень хорошо. Словно ребенка, которого вырвали из утробы матери, несколько голосов выдернули Края из беспамятства. Вначале далекие, потом все отчетливей, не меньше сотни мужчин и женщин говорили о чем-то странном, непонятном.

— Клянусь Драконом, надо что-то делать, — сказал кто-то. Это заинтересовало расслабленное сознание детектива, он откуда-то уже слышал это слово — 'дракон'.

— Кто знает точно, что происходит и что затеяли демоны на этот раз? — теперь голос мужской, но властный, куда тверже предыдущего.

— Мир не помнит такой схемы, быть может, они придумали что-то новое? — теперь говорит женщина.

— Но это не все! — вмешалась девушка, произносит каждое слово с запалом. — Нам недавно сообщили, что в производственный цех перестали поступать товары!

— Это предвещает беду или радость? — старик подключился к беседе, все сразу смолкли. — Возможно, мы допустили ошибку?

— Нет, и не может быть никакой ошибки, — отрезал мужчина с властным голосом. — Мы делали так столько раз, сколько было попыток. А демоны меняли схему не раз.

— А что происходит? — наконец Край нашел силы вставить слово в разговор. Он не ожидал, что ему ответят, но тут же не меньше десятка мужских и женских голосов затараторили:

— В Промзоне организовали какой-то профсоюз, рабочие готовятся к забастовке.

— А демоны, меж тем, перестали поставлять товары.

— В Жилом Городе неспокойно. Молодежь выходит на улицы, выкрикивая дикие, непонятные лозунги! Они начинали просто с того, чтобы к ним относились уважительней, потому что они — будущее Трех Городов; теперь же некоторые особенно ярые в открытую говорят о смене общественного строя, они ратуют за полную свободу личности, не ограниченную никем и ничем!

— Розыск подозревает, что мы засели в Сумасшедшем Доме. Они там пока, конечно, не знают, как на самом деле, но могут принести некоторые неудобства.

— Что-то странное творится с животными в придорожном районе Жилого Города. Там собираются целые толпы сороконожек людоедов, пауков-ядовиков, даже крабиков, но никто не пересекает границу, будто что-то пугает их.

— Активность демонов на нуле. Есть кое-какие подозрения, что отдельные мелкие группы действуют, но все старые каналы перекрыты. Это совершенно не похоже на их обычное поведение.

— В тоннелях...

Голоса все говорили и говорили, но к Краю вернулся расслабленный настрой. Последним он слышал голос старика:

— Ты собрал слишком много, теперь мы не можем...

Чего они не могут, да кто они вообще такие, Край так и не узнал. Он уснул окончательно, снилась ему какая-то галиматья. Вскоре пришли два санитара, бережно вытащили детектива из ванны, уложили прямо на холодный мраморный пол. Через пятнадцать минут он проснулся, почувствовав себя очень хорошо. Странных разговоров во сне он так и не вспомнил.

* * *

Край поужинал плотно, кормили в дурдоме великолепно. Правда, немного смущало, что в еду тоже добавляли какие-то лекарства, но завтра утром Разак принесет 'антидот' и все будет нормально. К тому же психолог, которому Край целый час рассказывал о детстве, работе, отношениях с начальником и личной жизни, сказал, завтра детектива допустят к прочим пациентам, борющимся с перенапряжением и стрессом. Вот тогда, наконец, начнется расследование.

Свет в палате тушили в девять, Край лежал в темноте, уже ставшая другом, дрема морила в сон. Сто процентов, в еду подмешивают чего-то посерьезней простых релаксантов, в теле такая расслабуха, неохота даже пальцем пошевелить. Край попробовал перевернуться на бок — не смог.

Вдруг входная дверь скрипнула. Край положил голову на подушку так, что не видел вошедшего, а чтобы сейчас повернуть лицо, и речи нет. В тиши комнаты, будто колокольчик, раздался девичий смешок. Босые ступни проплюхали по паркету, Край с надеждой ожидал, что сейчас в поле зрения попадут прелести сексолога или хотя бы колготки девушки-психолога, которая отвела его к ваннам, но вместо этого перед возом предстало что-то серое. Определенно, очертания фигуры женские, но такая знакомая рубаха и штаны. К нему пришел другой пациент.

— А ты ничего, — сказала незнакомка весело. — Старенький, но еще ничего.

Край почувствовал, как она присела на кровать, тут же ее ладонь провела по щеке, приподняла голову так, что он взглянул на нее. Красивое молодое лицо с озорной улыбкой в обрамлении длинных волнистых волос. Она приблизилась настолько, что кончики шевелюры коснулись его лба, защекотали ноздри. Во тьме палаты видно плохо, но красивая, определенно красивая. Носик курносый, губы сложены в улыбку, тени от надбровных дуг скрывают глаза, но воображение само дорисовывает баловной блеск. Она взобралась на кровать полностью, теплые колени встали по обе стороны его торса, девушка устроилась почти в той же позе, что сексолог утром, только села не на гениталии, а выше. И все равно ощущение приятное. Руки легли на грудь, мягкие, теплые, ноготки пострижены. Он покраснел, только сейчас понял, что ведь ночь, он — полностью голый, возбуждение ничем не прикроешь. Лицо залила краска, но вряд ли она увидит, зато жар из паха прилил к мимическим мышцам.

— А я ведь все знаю, — сказала она лукаво. Край должен бы испугаться, что его раскрыли, но слишком он расслаблен, почти парализован, а может, и не почти.

Он сумел едва выдохнуть, она звонко рассмеялась.

— Лекарства от стресса, — сказала ночная гостья с пониманием. — Знаю, пробовала. А ты вообще помнишь, что присоединился к сеансу? Не можешь ответить, да? Может, хоть моргнешь? Давай, один раз — да, два раза — нет. Так помнишь?

Нечеловеческих усилий стоило мигнуть дважды.

— Я так и думала. Но это не имеет значения — если сумел, сумеешь и еще раз. Нам нужны такие, как ты. Правда нужны, ты — особенный.

Вторые два мигания дались легче.

— Особенный, — сказала девушка ласково, пальчики потрепали щеку Края. — И красивый. Обычно держать связь могут почему-то уродливые. Я тебе сейчас кое-что расскажу.

Она сменила тон с веселого на решительный. Возбуждение вконец оставило Края, он сумел как-то сосредоточиться.

— Три Города живут неправильно, — сказал девушка с убеждением. — Но это не ваша вина. Во всем виноваты они, демоны.

'Сумасшедшая', — подумалось Краю. А кого он ожидал встретить в дурдоме?

— Да, несчетное количество лет они вредят людям, — продолжила она. — Это далеко не первые Три Города, которые они уничтожили. Они притворяются, что помогают, но это не так. Они приводят общество к такому состоянию, когда оно не может работать, думать, жить, любить и ненавидеть. По их вине в Трех Городах живут сплошь слабаки, погрязшие в пороках и преступлениях. И конец этому всегда один — они похищают души всех жителей Трех Городов, стирают их с лица земли и строят новые, чтобы все повторилось. Ты думаешь, я сумасшедшая?

Внезапно веселость вернулась. Край мигнул один раз.

— Да, тяжело расставаться с ложными представлениями, — усмехнулась она. Голова, обрамленная волнами волос, нагнулась прямо к лицу Края, носик размером с пробку 'Зеленой' коснулся его шнобеля, жаркое дыхание обдало ноздри детектива ароматом мяты. — Но это ничего. Здесь, в Сумасшедшем Доме, ломают человеческое сопротивление. Это тоже придумали демоны, но мы этим воспользовались. Теперь тут готовят не только хомячков, которые поддакивают Главе, но и бойцов. Таких как мы. Мы помешаем им, мы всегда так делаем, и они не получают всех душ. Самые достойные, самые сильные уходят, чтобы бороться дальше. Нам нужна всего одна победа, всего одна, ты понимаешь?

Край не понимал. Как можно вообще понять что-то, когда над тобой красавица шепчет сексуальным голосом, когда маленькие острые соски касаются груди, и пусть между пролегла ткань, он все равно чувствует.

И ту все кончилось. Так же внезапно, как появилась, девушка соскочила с него. Опять перед взором фисташковый потолок, а в теле полная опустошенность.

— Я еще зайду, — сказала она, потом скрип двери, и все. Край уснул, обессиленный беседой, где едва ли принял и малейшее участие.

Утром кто-то деликатно потряс его плечо. Край проснулся резко, тут же вспомнил ночную девушку, потом пошевелил пальцами рук, проверяя, вернулась ли способность шевелиться. Вернулась. Он перевел мутный, еще сонный взгляд на разбудившего. В палате стоял незнакомый мужчина со стаканчиком таблеток в руках.

— Доброе утро, Край, — сказал он вежливо.

— Доброе, — поздоровался детектив рассеянно. — А где Разак?

— Практика Доктора Разака была неожиданно прервана. Его вызвали в Больницу по неизвестной мне причине.

Край с ужасом воззрился на стаканчик в руках доктора. Наверняка теперь там положенные пять таблеток, а не шесть. Отныне детектива будут лечить по-настоящему. Лечить как сумасшедшего.

* * *

Сколько он уже тут? Неделя? Месяц? Год? Или только начался пятый день? Ему казалось, разговоры никогда не прекращаются, вся жизнь превратилась в длительные, непонятные, лживые и откровенные беседы. Только надежда на выход из Сумасшедшего Дома спасала, исключительно благодаря ней Край еще не раскололся. Хотя, кто знает? Может быть, во время очередной беседы он и взболтнул чего?

Он не понимал, день сейчас или ночь, времена суток отличались лишь по голосам. Днем с ним беседовал мужской голос психолога, ночью звонкий голос девушки. Хотя он не мог поклясться, что девушка приходила именно ночью, не знал точно, настоящая она, или просто снится. Порой, лежа в грязевой ванне, он слышал странные беседы других пациентов, иногда там встречался и ее голос. Пациенты говорили о разном, половину Край не понимал. Что-то происходит в Трех Городах, что-то новое, необычное, но...

Вот на это 'но' разум спотыкался всякий раз, когда речь заходила о чем-либо другом, кроме самого Края. В Промзоне бастуют уже вторую неделю — плевать. Школа закрылась по непонятным обстоятельствам — ну и пусть. Розыск начинает набирать новых детективов — а вот это интересно, но не особенно. Его, лучшего детектива Трех Городов, никто не уволит. Если новость касалась Края хоть каким-нибудь боком, она интересовала, если нет — нет. Какое ему дело до школьников или работяг? Он не собирается молодеть и снова учиться, и работа у Края уже есть. Перестали волновать даже партизаны, хотя он вроде бы сюда прибыл их искать. Зато вещи, что раньше почти не трогали, теперь казались удивительно важными. Детство, юность, взросление, возмужание, — об этом спрашивали психологи, но разговор оканчивался, а мозг прокручивал беседу.

С кем он дружил в детстве? Вроде, как все, с ребятами из соседних квартир. Сколько их было? Много, и за год лица друзей менялись полностью. Три Города — опасное место, молодые тут гибнут часто, еще не способные себя защитить. Еще в Родильном Доме девяносто процентов детей умирает, даже несмотря на достижения современной медицины. Из тех десяти процентов половина гибнет до двух лет, затем до поступления в Школу еще треть уходит к демонам. Край не особенно разбирался в медицине, но основы известны всем. Болезни порождают мельчайшие организмы-паразиты, большая часть медиков Университета занята подбором лекарств против этих паразитов, но закавыка в том, что каждый год-два они меняются полностью. Бывает, что и чаще — раз в полгода. Такой год особенно неудачен для детей, организм не окреп достаточно, чтобы самостоятельно сопротивляться, а врачи еще не нашли новых лекарств. В такие годы выживает один процент из рожденных.

Но не только мелкие паразиты убивают молодняк. Есть еще богатейшая фауна пустошей вокруг Трех Городов. Зверье меняется не столь часто, но раз в пять лет приходит напасть в виде очередного чудовища. Последним вредоносцем были склизни, появившиеся года четыре назад, но в архивах Университета есть записи того дня, когда пришли сороконожки людоеды. Тогда еще жители не знали, что те боятся света, потому в первую же ночь чудовища сожрали половину населения Трех Городов. Сороконожек отогнали, но с некоторой напастью не могут справиться до сих пор — с пауками-ядовиками. Размер средней особы примерно с кулак, но насекомое не трогает пищу, которую не способно сожрать, потому не интересуется взрослыми людьми, а вот молодежь попадается в сети. И естественных врагов у человеческих детенышей еще много. Очень-очень много. Потому Край и не помнил всех имен дошкольных друзей, по правде говоря, в памяти отложился только Климий, загрызенный ползучей собакой. Вроде бы они дружили целых четыре года.

Потом начались муки Школы. Все как у всех. Издевательства старшеклассников и просто парней посильнее, потом становление себя. В третьем-четвертом классе Край вырос в крепкого мальчика, хотя, если уж честно, все мальчишки в Школе крепкие. Еще бы, выжили только самые приспособленные, ловкие, сильные. Были и хлюпики, но они выжили за счет ума, пройдя по опаснейшей дороге детской жизни.

Старшие классы Школы помнятся особенно ясно. Первый сексуальный опыт в девятом классе, потом разгульные последние четыре года. Тоже как у всех. Девственности лишаются примерно на восьмом-девятом году обучения, самые заторможенные терпят до десятого; но Край не знал ни одного человека, покинувшего Школу девственником. В девятом классе многие ребята уже работали вовсю — денег на разгульную молодую жизнь всегда не хватает — Край не был исключением, подрабатывал то тут, то там. Обычно будущая жизнь решается именно в последние годы Школы. Если у тебя хватило мозгов понять, что только поступившие в Университет имеют шанс получить нормальную работу, если ты не только пьешь, дерешься, трахаешься со всем, что женского пола и движется, но и учишься, сдаешь выпускной экзамен и получаешь аттестат, — есть шанс на нормальную жизнь, может быть, даже на старость. Край это понял и с гордостью получил аттестат на выпускном вечере. Его выпуск насчитывал около пятидесяти парней и девушек, получили вожделенный сертификат лишь пятеро.

Поступив в Университет, Край еще какое-то время виделся со школьными друзьями, пил 'Зеленую', устраивал перепих с подругами, тем более что половина пошла на панель. Но кончилось это в первые полгода Университета. Уже став детективом, Край узнал, что второй выкос жителей Трех Городов приходится именно на этот период — послешкольные годы. Без аттестата не поступишь в Университет, а работать надо. Но что могут выпускники? Как в анекдоте, могут они копать, не копать и спрятать лопату так, что хрен найдешь. Потому и берут их только на самую грязную, трудную и низкооплачиваемую работу. Таскать уголь в Промзоне, пахать па полях в придорожных районах. В первом случае парни и девушки мрут от перенагрузок, во втором становятся жертвами чудищ с пустошей. Бабам еще хорошо — если красивая, можешь выйти замуж или на ту же панель устроиться, а вот что делать парням? Знаний нет, опыта нет, после Школы все полны ложных представлений о жизни, полны гордыми надеждами, но жизнь опускает быстро. Вот ты напился на выпускном, проходит месяц, а уже полудохлый молодой парень получает гроши, зато легкие пропитаны угольной пылью, или нет руки. Большинство это не устраивает, они идут на 'мужскую панель' — грабят, крадут, убивают. Тут-то их и ловят детективы, а следом опять работа на Три Города, только не платят вообще, дают минимум еды и все. Естественно, даже крепкие ребята подыхают от перенапряга. Да и какие они крепкие после Школы? Это поступали они туда как наилучшие представители естественного отбора, выходит же усредненная масса, большинство курящие и пьющие. Растраченные единицы эволюции.

Зато счастливы те, кого приютили стены Университета. Это, пожалуй, лучшие годы жизни. Нет уроков, есть только сотня учителей, читающих различные лекции. Хочешь — выбирай любую. За первый год определяются интересы и предрасположенности абитуриентов, а это значит — никакого принуждения, никаких экзаменов, зато платят стипендию, все преподаватели — интереснейшие люди, с ними действительно есть о чем поговорить. Тебя снабжают жильем — комнатой в общежитии — потому все школьные удовольствия в виде пьянства, наркотиков и секса продолжаются, только за тобой следят, наставляют на путь будущей профессии.

К двадцати годам большая часть юношеских перегибов плавно сходит на нет, психика устаканивается, начинает волновать не только сегодняшний день, но и завтрашний. Со второго курса Университета возвращается то, что так ненавистно еще по Школе. Уроки уже обязательны, преподаватели ставят оценки, появляются экзамены. Каждого зачисляют на факультет, соответствующий предрасположенности. По каким критериям идет разделение, одни демоны знают. Наверное, профессора высчитывают статистику, или еще как. Краю опять повезло, он попал на детективный факультет и с блеском закончил. Три года обучения, два практики, и он попал в Розыск. Обычно к тому времени все женятся, но Край как-то обошел это. Вернее женитьба его зацепила, но развелся через полгода. Кроме больших грудей у жены достоинств не оказалось.

Потом потекли годы напряженной работы, на личную жизнь времени оставалось меньше. Мужские потребности удовлетворяли проститутки, благо, стоят дешево, а платили Краю прилично. В остальном, жизнь, как жизнь. Все как у всех. Но тогда почему это привело его сюда, в гостеприимные, лишающие воли и спокойствия, стены Сумасшедшего Дома?

Это выясняли психологи, об этом думал сам детектив. Первые находили ответы, Край не мог.

* * *

Утро. Каждое утро его будило легкое прикосновение, так и сегодня. Глаза открылись, в зрачки попал мягкий свет и образ врача со стаканчиком в руках. Там — пять положенных пилюль.

— Доброе утро, детектив, — улыбнулся психолог. — Как вам спалось?

— Отлично, спасибо.

Все то же приветствие, тот же ответ. Как ему спалось? Неплохо, вот только сны заполнились странными образами нереальных мест, какого-то города, вырубленного в скалах, страшного чудовища где-то в небесах, голосом девушки, приходящей каждый раз перед сном. А так, нормально ему спалось.

— У вас налицо улучшения, — сказал психолог, протягивая стакан. Ладонь Края машинально приняла, пилюли оказались во рту, глоток — все, они в желудке. Вскоре придет расслабление. — Мы решили, что вам уже можно принимать посетителей, к тому же ваша подруга так давно просится...

— Моя подруга? — удивился детектив. Мысли уже начали заплетаться. — А, да, подруга.

— Вы ничего о ней не рассказывали, но это нормально — пытаться защитить близких людей. Это в порядке вещей. Только обещайте мне, детектив, после визита вы все же поговорите с нами о ней.

— Хорошо, — сказал Край безразлично. Подруга, рассказать, — плевать. Это так мало значит...

Его посадили на каталку, даже не дав позавтракать, уютные коридоры Сумасшедшего Дома замелькали, хотя ехали они медленно. Под ухом психолог чего-то говорил, Край слушал рассеянно.

— На встрече постарайтесь расслабиться, — доносился мужской голос позади. — Понимаю, сейчас вы слегка подавлены и рассредоточены, но это нормально. Ваша психика отдыхает, постепенно мы восстановим ваш внутренний мир, и все придет в норму, даже станет лучше! Считайте, с этой встречи вы начнете выстраивать свою психику заново. Мы уже поговорили с вашей подругой, она все сделает сама, вы только расслабьтесь и постарайтесь вспомнить ваши прежние чувства. На таких визитах не возбраняется секс, напротив, даже поощряется, в конце концов, хватит уже встреч с нашим сексологом, пора потихоньку возвращаться в мир отношений, а сексуальные отношения необходимо выстроить первыми. Короче говоря, разберетесь. Половые инстинкты — самые сильные, потому восстановление психики надо начинать именно с них...

Психолог еще чего-то нес, но Край понял едва ли треть. В голове порой слышались знакомые голоса беседующих пациентов, они обсуждали еще какую-то чушь. Но вот где-то на задворках сознания зашевелись несколько мыслей, стремясь выстроиться в ряд, а может даже, в предположение. Подруга. Какая подруга? Секс с подругой. Зачем ему секс, он им и так каждый день с сексологом занимается. Давно просит о встрече. Зачем? Почему-то еще вспомнился предатель Разак, без вести пропавший.

В кармане психолога зазвонил телефон. Доктор извинился, принял вызов и отошел, Край все еще кружился вокруг соображений, таблетки подействовали, он вновь потерял желание двигаться. Впереди коридор врезался в другой коридор, на секунду в проеме прошла тень. Волосы зашевелились на голове детектива, тело прошиб пот, рука машинально смахнула его со лба. Край с непониманием воззрился на ладонь, покрытую каплями его пота. До сего момента после лекарств он даже моргал с трудом, а тут вдруг удалось стереть пот! Хотя, есть от чего. Только что в том коридоре, что соединяется с этим, прошел самый настоящий демон. Край видел его всего долю секунды, но даже задурманенный взгляд зацепил и черные лохмотья, и страшную бледную харю без губ, покрытую шрамами и швами. Рука вновь опустилась на подлокотник, сознание детектива попробовало убедить себя, что демон привиделся. Край вздохнул, возвращаясь к прежним мыслям. Неожиданный страх растормошил мозг, вспомнился разговор с судмедэкспертом в морге, образ мертвого партизана с отрезанной щекой, белый шрам на внутренней стороне. Догадка все еще не пришла, но появилось желание встретиться с 'подругой'.

Доктор закончил разговор, покатил каталку к коридору, где прошел демон. Край опасался, что увидит черную фигуру, но коридор чист и безлюден. Правда, есть что-то такое в воздухе, будто атмосфера накалилась, даже психолог позади задышал чаще, почувствовав неладное.

Края привезли в комнату для посетителей. Простая палата, как у него, посередине кровать, в углах камеры слежения, миловидная девушка сидит на толстом матраце. Она улыбалась, помахала ладонью и даже прыснула.

— Милый, — сказала девушка, поднявшись. — Доктор, с ним все в порядке? Он какой-то заторможенный.

— Так и должно быть, — послышалось за спиной. — Это последствия лечения. Ничего, я уже говорил детективу и повторю вам: с этой вашей встречи начнется его возвращение к нормальному состоянию. Но, не буду мешать. Вы, наверное, соскучились. Давайте я только помогу переложить его.

Край хотел сказать, что сам попробует, но действие страха сходило, безразличие возрастало, а одно желание осталось. Почему-то он хотел поцеловать девушку, а взгляд все время падал на ее щеку.

Доктор и незнакомая подруга переложили Края на кровать, за психологом закрылась дверь, девушка ловко разделась, обнажив вполне интересное тело. По последней моде она выбрила все кроме головы, Край рассмотрел неприкрытые прелести, ощущая, как материя на штанах натягивается.

— О, ты уже готов, — сказала она, стягивая серые штаны. — Да еще как готов!

Она уселась на него ловко, почти так же, как делала сексолог. Ладони с длинными ногтями обхватили его голову, губы встретились. Она сначала едва прикоснулась к ним, потом провела языком, раздвигая, пальцы слегка сдавили щеки, Край открыл рот, и тут же последовал долгий поцелуй с языком. Странно, слюна у нее какая-то горькая, а еще девушка явно пытается что-то протолкнуть языком ему в горло.

Пилюли подействовали почти мгновенно. В голове прояснилось, догадка, посетившая в коридоре, засияла простотой и логичностью. Пока тело наливалось силами, мозг сообразил: Разак все-таки прислал ему лекарство, противодействующее релаксантам. Тут до мозга дошло, что девушка все еще сидит на его члене, возбуждение нахлынуло волной, он попытался обнять ее, но ладони легли на его предплечья, а по глазам девушки он понял, что едва не совершил ошибку. Если он сейчас вдруг начнет вести себя активно, врачи заподозрят неладное. Потому Край расслабился, предоставив всю работу девушке, надо сказать, она справилась великолепно. Край сразу увидел несколько синяков на ее теле, понял, почему она бреет волосы, ясно же — шалава. Наверное, Разак нанял и объяснил, что надо делать.

Пока девушка скакала, Край наслаждался, но не сексом, нет. Мозг вновь вернул способность к анализу, детектив прокручивал все, что произошло за время пребывания в Сумасшедшем Доме. Даже оргазм оторвал от потока мыслей едва-едва.

* * *

Наверное, Разак передал убойную дозу, ибо даже грязевые ванны не подействовали. Край лежал в коричневой жидкости и слушал голоса партизан, правда, теперь они доносились не так отчетливо, половины слов и фраз он понять не мог, но кое-какие выводы сделал. Во-первых, Край нашел-таки базу партизан. Вот она, прямо в сердце Трех Городов, на самом видном месте. Во-вторых, партизан тут много. Судя по голосам, около сотни. В-третьих, они изобрели какой-то странный способ общения, вот прямо так — через мысли. Как такое возможно, конечно, интересно, но пусть с этим разберутся ученые из Университета, когда Край посадит партизан в Тюрьму. В-четвертых, пока он тут был, в Трех Городах произошло что-то странное. Промзона бастует, Школа закрылась, рабочие вышли на улицы с требованиями сменить все руководство, подростки тоже пытаются протолкнуть какие-то лозунги, сводящиеся к увеличению их прав и изменению общественной морали. Наверное, потому Разак и покинул Сумасшедший Дом, сейчас хирурги и патологоанатомы нужнее в Больнице. В-пятых, Глава Трех Городов не сидит без дела, он лично возглавил Розыск, набрал дополнительных детективов и готовится подавить восстания. В-шестых, надо выбираться из Сумасшедшего Дома. Возможно даже, сегодняшней ночью. Вряд ли противоядие от релаксантов продействует долго, а как Край сообразил, всех пациентов кормят успокаивающими постоянно.

'Я хочу выйти отсюда', — стачало в голове. 'Я хочу выйти отсюда...'.

* * *

Свет в палате выключили ровно в девять, Край лежал, переваривая вечерние лекарства, что подложили в ужин. Антидот еще действует, но в голове вновь сонливость и апатия. Но можно бороться, можно.

Край решил бежать этой ночью. Все равно его дверь не заперта, иначе как к нему приходила бы та партизанка? И даже в случае побега он ничем не рискует. Ну что ему сделают? Отправят в дурдом, что ли? Ха! Край оставался в палате по одной причине — ждал ночную гостью. Он помнил предыдущие встречи смутно, но сегодня разум чист, надо послушать, чего она там говорит на ясную голову.

Край даже радовался, что ему дали успокоительные. Если бы не они, детектив мучился бы нетерпением, а так смиренно ждал. И вот, дверь скрипнула, темноту палаты рассеял светлый четырехугольник дверного проема. Но вместо шлепков босых ног по полу, Край услышал скрип кресла-каталки, что стал уже давно привычен. В палату вкатилась каталка, позади девушка, одетая в серую форму пациентов. Край не шевелился, но положил голову так, чтобы видеть все. На лице партизанки вместо веселости решимость, она взяла что-то с сидения, подошла к кровати.

— Привет, — сказала она серьезно. — Мы все обсудили, совет принял решение, что ты должен пойти с нами. Сейчас я вколю тебе кое-что, это снимет действия релаксантов. Слегка...

В плечо вошла игла, Край слегка дернулся от укола, почувствовал, как мысли прочищаются окончательно. Девушка откинула пустой шприц, тот упал на пол, разлетелся на сотни осколков.

— Совет хочет поговорить с тобой, чтобы убедиться, — сказала она извиняющимся тоном. — Я бы приняла тебя и так, но... Никто не против, нет, нам нужен свой человек в Розыске. Думаю, когда ты поговоришь с четвертым, ты встанешь на нашу сторону. И тогда я сделаю еще один укол, который полностью прочистит тебе мозги. Ладно, попробуй сесть.

Край сел, старательно изображая удивление и ошарашенность. Пусть думает, что сейчас его сознание метается меж вернувшихся мыслей. Как понял детектив, партизаны набирают сторонников точно так же, как психологи. Если сюда попадает человек, важный для их целей, они просто пользуются беззащитностью его сознания и формируют новую личность, партизанскую. Очень удобно — помимо базы в Сумасшедшем Доме, партизаны еще вербуют тут сторонников. А мало ли через дурку проходит 'важных персон'? Об этом говорит и поведение девушки. Она действует четко, сноровисто, будто такая процедура ей привычна.

Кое-как усадив его в кресло — Край старался доставить как можно больше неудобств — девушка покатила детектива по коридорам. Она точно знала путь, знала, где расставлены камеры, может быть, некоторые из них даже выведены из строя. Кресло поскрипывало, но никто этого не слышал. На часах в коридоре Край увидел время — полночь. В такое время пациенты спят, а психологи разъехались по домам. Наверное, санитары остались, но то ли девушка знала, где они не ходят, то ли они просто спали, даже не подозревая о ночной жизни Сумасшедшего Дома.

Их путь лежал в подвал, лифт доставил туда, там же им попался первый встреченный человек. Какой-то парень с русыми волосами кивнул девушке, теперь они двигались втроем. Наконец Край решил подать голос. Негоже вести себя, как рыба-змея, все-таки вкололи ему взбудораживающее лекарство или нет?

— А куда мы едем? — спросил детектив слабо.

— Не волнуйся, у нас есть тайные места, где можно поговорить, — ответила девушка.

— Сколько ты ему вколола? — поинтересовался парень. — Он не должен настолько...

— Может, у него иммунитет выработался. Он же уже две недели тут!

Парень нахмурился, продолжил путь молча, а Край получил еще один нужный ответ. Так значит, он тут две недели торчит. Долго, слишком долго.

Дальнейшее происходило, как в фильмах. Еще один коридор, только нет уже уюта верхних этажей, потом маленькая кладовая, захламленная швабрами, банками, ведрами. Парень нажал скрытую панель, стена отъехала, открывая черный дверной проем. Тут же по ушам шибанули звуки сотен голосов. После долгих поисков Край попал на базу партизан.

Сразу за потайной дверью открылся просторный зал, утонувший в человеческих страстях. В дальнем углу на импровизированной сцене, сделанной из пары сдвинутых столов, человек вещает что-то обличительное. Край услышал фразу с середины:

— ...надо выйти отсюда уже сегодня! Неизвестно, во что выльются эти беспорядки! Возможно, демоны решили уничтожить Три Города силами их жителей!

Толпа — человек сто пятьдесят — отреагировала сто пятьюдесятью выкриками. Дверь позади закрылась, Край оказался в гуще партизанской толпы. Не прошло и минуты, как из людской массы вышел усатый мужчина в серой одежде, взглянул на Края критически.

— Тридцать первая, сейчас не совсем подходящее время, — покачал головой усатый.

— Я ей уже говорил, — сказал парень, пришедший с Краем и девушкой. Тридцать первая? Странная кличка.

— Может, его посмотрит кто-то из первой пятерки? — спросила девушка с надеждой.

— Третий сейчас занят, первый и второй покинули это место еще на прошлой неделе, — ответил усатый. — А четвертый... сама видишь.

Толпа притихла, на столы взбирался старый дед. Возрастом далеко за пятьдесят — впервые Край видел такого старого человека! — он, однако же, не потерял ловкости движений, влез на стол вполне уверенно.

— Сорок пятый прав, — сказал дед, не повысив голоса, но партизаны и так слушали внимательно. — Если мы будем ждать, есть возможность остаться не у дел. Мы можем потерять влияние. Но такое решение надо принимать всем вместе. Я за то, что бы покинуть Сумасшедший Дом. Всем вместе, штурмом. Иначе мы можем просто не успеть.

— Ты хоть представляешь, что предлагаешь? — Из рядов вышел мужчина, на вид одного с Краем возраста. — Четвертый, Сумасшедший Дом охраняется так, что отсюда не выйти штурмом. Охрана и санитары вооружены, многие погибнут при попытке к бегству!

— А если мы будем 'выздоравливать', пройдет несколько месяцев, — возразил старец. ѓ Мы не успеем...

— Срочная новость! — раздался жуткий голос позади. — В коридорах дурдома зафиксирован демон. Есть информация, что партизан раскрыли и собираются уничтожить.

Все вытаращились на вошедшего в ужасе. Потайная дверь открыта нараспашку, в проеме — само порождение кошмара.

Тени подтянулись у углов помещения, вплелись в одежду демона. Черные космы развиваются, хотя откуда тут взяться ветру? Выше широких плеч не лицо, даже не морда — отвратная искалеченная харя. Буркала горят красным огнем, рот свело в зверином оскале, за ним ряды острейших желтых зубов. Носа нет, в окружающей тишине отчетливо слышится, как дыхание со свистом выходит через две дырки в черепе. Ладони белые, зато длинные ногти — чернее угольной пыли. В правой руке странное приспособление, чем-то напоминающее шлифовальную машинку: ручка заканчивается блестящим диском, похоже на нож для резки пиццы, оканчивающийся круглым лезвием.

— Собираются уничтожить прямо сейчас, — закончил мысль демон, от хриплого голоса толпа отшатнулась, даже Край отбросил осторожность, подскочил с кресла, готовый к бегству.

Со скоростью сороконожки людоеда демон вскидывает руку со странной штуковиной, диск закручивается, приспособление жужжит. Белые пальцы нажимают подобие спускового крючка, диск отсоединяется, летит к старику на трибуне. Все взгляды провожают диск, миг — голова четвертого слетает с плеч.

Толпа взрывается дружных 'ахом', головы поворачиваются к демону, а тот не поменял положение — все еще протягивает оружие к толпе, три сотни глаза видят, как на месте прежнего диска появляется новый, распускаясь, словно цветок. Снова палец давит спуск, на этот раз блестящая молния диска отправляется в гущу людей. Не настолько помещение обширное, чтобы увернуться, сразу десяток человек падает замертво, у кого-то отрезает руку, либо шрам остается на теле.

И вот, страх перед демоном борется страхом за жизнь. Кто-то извлекает пистолеты, кто-то уже направляет на демона ружье. Сразу несколько выстрелов перекрывают стоны и крики, одновременно с этим жужжащее оружие демона выпускает третий диск. Все взоры направлены на демона, сразу пять пуль вырывают из его плоти целые куски, даже часть черепа слетает долой, но тот стоит твердо и выстреливает четвертым диском.

— Бежим! — раздается знакомый Краю голос усатого партизана. — К черному выходу!

Сотня людей — уже только сотня! — ломится куда-то, подхватывая детектива. Край ничего не понимает, слишком все быстро происходит, мозг не может переварить информацию. Благо, партизаны знают, куда бежать. Край просто следует за толпой, река людей выносит куда надо. Словно опять приняв релаксанты, Край воспринимает окружающее в дымке страха и непонимания. Какие-то коридоры мелькают, из палаты выбегают голые люди. Позади то и дело жужжит страшное оружие демона, доносятся крики. Впереди показался человек в гражданской одежде с пистолетом в руке, но из рядов партизан кто-то снимает его первым. Крики сзади прерываются вспышками зловещего хохота — это демон радуется поживе. Краю кажется, это происходит не с ним. Точно не с ним. Такого не может быть вообще! Но оно есть, а крики, стоны и демонический хохот тому подтверждение.

Ясность мысли вернулась только во дворе Сумасшедшего Дома. Край вспомнил, как его водили сюда на прогулку, как серые пациенты бродили меж деревьев, наслаждаясь спокойствием от релаксантов. Теперь двор похож на ад. С высоких стен его обшаривают прожекторы, словно с небес, со сторожевых башен гремят мегафоны. Охрана предупреждает пациентов, что откроет огонь, если те не вернутся в палаты. Но вот усиленный технологией голос осекается на полуслове, а лучи всех прожекторов сходятся в одном месте. Демон в окружении ясного сияния еще ужасней. Его сильно повредили, в туловище зияют дыры, полвины лица как небывало, но демон хохочет. Рука с дисковым оружием поднимается, блестящее лезвие улетает куда-то вверх, из динамиков раздается предсмертные хрипы. Трижды демон успел выстрелить, прежде чем стрелять начали в него. Пулеметная очередь застрочила, но быстро смолкла — демон успел ответить. Но пули полетели со второй башни, потом с третьей. Наконец и демона проняло — он побежал. Очевидно, пули не причиняли ему боли, но очередь могла превратить тварь в фарш. Его несколько раз зацепило, в груди прибавилось дыр, но он выстрелил дважды, на вершинах двух башен что-то взорвалось, и палить продолжили только с третьей. Но недолго. Демону успели отстрелить левую руку, но не она держала страшное оружие, убившее последнего пулеметчика. Выстрелы смолкли, тварь переключила внимание на бегающих партизан.

Партизаны пробивали путь к воротам во дворе, за ними — спасение. Пулеметные очереди смолкли, зато вновь диск косит жизни. Толпа собралась у ворот, одержимая страхом и безумием. Десятки кулаков забарабанили по железу, не в силах проломить, и тут всем крупно повезло. Очередной диск пронесся сквозь скопище людей, унес пару жизней, врезался в ворота и срезал замок. Створы распахнулись под давлением, партизаны вырвались на свободу, словно плотину прорвало. Среди уцелевших бежал и Край. Бежал так, будто за ним гнался демон.

А сам демон ни за кем не гнался. Он взвалил оружие на оставшееся плечо и спокойно вышел следом. Он выполнил задачу, теперь в Трех Городах, помимо бастующих работяг и сбрендивших школьников, появится третья сила — партизанская. Правда, пришлось убить чуть больше трети, но оставшихся должно хватить. Выйдя за стены Сумасшедшего Дома, демон махнул трем фигурам на крыше соседнего дома и растворился в ночи под звуки пчелиного жужжания. С небес послышались взмахи крыл и утробное рычание. Судя по звукам, крылья эти длиной не меньше пяти метров, да и рык принадлежит кому-то большому.

* * *

Край шел по Трем Городам и не узнавал их. Он столько лет работал в Розыске, излазал все улицы, знал каждый проулок, но теперь чувствовал себя гостем с другой планеты, как показывают в фантастическом кино. Даже атмосфера другая! Какие-то непонятные личности бродят с оружием в руках. Еще пару недель назад Край обязательно арестовал бы такого, но что может он без оружия, удостоверения да еще в серой одежде пациента Сумасшедшего Дома?

Оказавшись на воле, партизаны рассосались в ночи, будто ползучие собаки — минута, и Край остался в одиночестве. В организме релаксанты еще боролись с энергетиками, настроение скакало от безразличия до сексуального возбуждения, и все это замешалось на страхе перед демоном. Самым настоящим, мать его, демоне! Детектив еще помнил, как в бледную плоть входили пули, вырывали куски, а тому хоть бы что! А жужжание дискового оружия он не забудет никогда!

Ноги несли Края произвольно, он еще не решил, куда идти. В Розыск? Так это в Жилом Городе, пешком не добраться. Сейчас он на окраине Главного Города, может, пойти в Самый Главный Дом? Но вряд ли и там обрадуются мужчине в серой форме больного. Вообще, он только что совершил преступление — сбежал из Сумасшедшего Дома. В лучшем случае его ждет возвращение туда, а если вспомнить обстоятельства побега, могут и расстрелять. Хотя законами Трех Городов смертная казнь запрещена, Край прекрасно знал порядки. Сам пару раз убивал преступника по приказу Чифа, а уж кто командовал главой Розыска вообще яснее ясного.

Край брел, бросая взгляды по сторонам. Изысканные фасады Главного Города потускнели, окна не светятся, кое-где горят свечи, наверное, электричество отрубили. Всего две недели назад с местных тротуаром можно было есть, сейчас бычки, битое стекло и пустые пачки сигарет разбросаны с тщательностью, даже с какой-то математической последовательностью. Вокруг никого, но сразу за границей зрения чего-то шелестит, слышатся частые удары каблуков, пахнет как-то странно, тревожно, что ли. Да-да, эдак с кислинкой и вонью только что испуганного тела. Инстинктивно детектив держался поближе к домам, скрываясь в тенях, что притянула гравитация стен. Среди звуков порой слышалось жужжание, в душе Края все сжималось, он представлял несущейся диск, но оказалось, просто странные ночные пчелы разлетались по Главному Городу. Может, они — очередная напасть, подаренная пустошами Трем Городам? Может, они ядовиты? Проверять не хотелось.

Впереди из-за угла что-то засветилось, словно в параллельном переулке жгли костры. Вполне может быть, если электричества нет. На всякий случай Край подобрал с тротуара пустую бутылку 'Зеленой' — хоть какое-то оружие. Детектив остановился, огни разгорелись, оставляя на стенах размытые тени, вскоре из-за угла вышла группка людей с факелами. Поначалу Край подумал, это партизаны. Серая одежда, такая же, как на нем, но слишком молоды решительные лица в свете огня. К детективу шли дети, одетые в форму сумасшедших. Человек пятнадцать, у кого-то в руках факелы, кто-то несет транспарант. Они не заметили Края, а может, приняли за своего и прошли мимо. Детектив успел прочитать несколько лозунгов на картонках с ручками: 'Секс спасет Три Города!', 'Все лучшее детям!', 'Мы любим вас!'. В толпе шли не только мальчики, но и девочки, причем возраст колебался от десяти до восемнадцати. Идут молча и целенаправленно. Край решил проследить за ними на расстоянии — все равно делать что-то надо, в первую очередь, разобраться в ситуации. Понять, что произошло в Трех Городах за эти две недели.

Постепенно мозг прочищался, кровь разгоняла по венам лекарства, они выходили с потом, Край вспоминал профессиональные навыки. Если поначалу он просто пошел следом за группой подростков, не выпуская из виду, уже через полчаса спокойно позволил вырваться вперед. Нет смысла все время видеть преследуемого, если он оставляет следы в виде бычков и прочего мусора. Еще через пятнадцать минут Край вообще бросил слежку. Зачем, если и так ясно, куда шли школьники? Туда же, куда идут все остальные. Детектив больше не шел по тротуару, а двигался посреди дороги в окружении молчаливых и решительных людей. Со всех концов Главного Города реки народа стекались в одно место. В основном, путь держали люди двух типов. Первые — все те же подростки в серых одеждах; вторые — люди примерно возраста Края — тридцать-сорок лет, лица выражают дикую злобу и ликование. Эти надели простые рабочие комбинезоны Промзоны, только на спине вышивка буквы 'П' перечеркнута, а то и вовсе содрана. И все люди, сотни, а может, и тысячи, двигались к Самому Главному Дому.

На подступах от людей стало тесновато. До того Край мог держать дистанцию, теперь справа, слева, спереди, сзади — плечи, головы, серые либо синие наряды. Синее и серое смешивалось, будто две лужи краски встретились; ближе к цели вокруг прибавилось разговоров. Весьма странных разговоров. Подростки говорили о важности образования, о недопустимости того, что в Университет берут одного из пятидесяти, о любви, о сексе... О сексе, пожалуй, разговоров больше всего. По обрывкам фраз Край уяснил, что школьники предлагают уничтожить институт традиционного брака, максимально упростить процедуру женитьбы-развода, снизить ответственность партнеров. Словом, молодые хотели жениться и разводиться, ориентируясь на сиюминутные настроения. Переспали друг с другом, пошли, поженились. Надоело — развелись. В этом случае не будет ни раздела собственности, ни алиментов, можно остаться друзьями и после развода. Но сколько это может дать! Ведь тогда пропадет такой вид брака, как брак по расчету. Девушки не будут искать мужа исключительно, чтобы женить, а потом присосаться к кошельку. Какой смысл, если брак больше ничего не значит? Девушкам и женщинам придется думать о карьере, думать о будущем, придется быть сильными, не менее сильными, чем мужчины! Все эти разговоры Край находил наивными, но с зерном справедливости. Детектив помнил, каково это — развестись. Сколько инстанций надо пройти, потом выдержать испытательный срок, в результате начинаешь реально ненавидеть женщину, которую пару лет назад считал идеалом. Еще много чего предлагали молодые, но их настрой трудно назвать радикальным. Если бы не работяги, всех молодых разогнали бы уже давным-давно.

А вот в рядах рабочих витали идеи куда практичней. Если одним словом, все сводится к — 'больше'. Рабочие Промзоны хотели больше денег, больше прав, больше возможностей. Они требовали замены руководства Промзоны, предлагали выбрать нового Директора из своих рядов, путем голосования. Новоиспеченный профсоюз предлагали сделать основой, из него набрать начальников служб, механиков. Звучали и более радикальные лозунги. Лысеющий мужчина взобрался на старую угольную машину и предлагал заменить правительство Трех Городов на тот же профсоюз. Его многие слушали, ведь и он говорил здраво. Основа общества Трех Городов — именно работяги, а не министры и прочие руководители. Откуда Главе знать, что надо народу? А вот если сам народ изберет Главу из членов профсоюза, если у руля встанет человек, видевший все изнутри, он сумеет устранить несправедливости, проложит дорогу к светлому будущему. А профсоюз будет ограничивать власть нового Главы; если, как и нынешний, он начнет творить беззакония, его снимут и поставят нового. Вокруг машины собрались многие, кто-то кивал, кто-то даже кричал: 'Браво!'.

Но мужчина остался позади, Край и река людей двинулись дальше. И чем ближе Самый Главный Дом, тем больше Край удивлялся. Разговоры вокруг поражали воображение; как столько новых идей могло родиться всего за две недели? Молодежь предлагала упразднить Розыск, посадить всех детективов в Тюрьму и создать новую организацию. Рабочие хотели, чтобы Глава выносил каждый новый указ на голосование всех жителей Трех Городов, в крайнем случае, на голосование профсоюза. Школьники хотели узаконить проституцию, сделать из шлюх полноправных членов общества, выплачивать зарплату и требовать налоги. Активно обсуждался вопрос мужской проституции. Работяги требовали от Промзоны строить каждому по дому, хотя бы небольшому. А то вон, у любого начальника службы по пятиэтажному особняку в Главном Городе, а многим рабочим приходится ютиться в однокомнатной квартире на окраине Жилого Города. Молодые хотели беспроцентные кредиты на покупку жилья, работяги вообще требовали закрыть Банк, а деньги разделить на всех. От идей, требований и лозунгов у Края голова шла кругом, и в этом он не одинок. Жителей Трех Городов пьянили идеи, впервые каждый мог предложить что-то свое, пусть даже революционное, пусть аморальное, и ему за это ничего не сделается — собратья по толпе прикроют, ведь не посадишь в Тюрьму или Сумасшедший Дом всех! Несколько раз Край видел партизан. Хмурые, они шли озираясь, глазки бегают, ищут страшную фигуру в черном с дисковым оружием в оставшейся руке. Кто-то переоделся в простую одежду, кто-то не успел, выделяясь из серой реки школьников лишь возрастом. Но вот, толпа достигла цели — впереди за забором сияет окнами Самый Главный Дом.

За высоким решетчатым забором шеренгой выстроилась охрана и детективы Розыска в парадной форме. Коллеги Края совершенно не смотрятся на фоне охраны Самого Главного Дома. Детективы, конечно, мужики крепкие, но охранники больше напоминают сороконожек людоедов. Все на подбор высокие и широкие, тело скрывают пластины пуленепробиваемых доспехов, на бедре металлическая дубинка, в руках автомат, из-под шлема глаза смотрят спокойно. Детективов уже давно смели бы, а вот на охранников у толпы духу не хватает. Пока не хватает, по крайней мере...

Самый Главный Дом обступили тремя кольцами. Первое — охрана и детективы, второе — рабочие, третье — подростки. Два первых кольца вооружены огнестрельным оружием, подростки показушно безоружны, только картонные плакаты в руках с надписями о мире, любви и равенстве. Особая группа собралась у ворот — новоизбранные главы профсоюза. Тут, в основном, мужики за сорок, кряжистые, настроенные решительно. Они ведут переговоры с охраной за ограждением, отсюда не слышно, что конкретно, но по жестам беседа пылкая. Люди в задних рядах тоже принимают участие, выкрикивают ругательства, требуют Главу. Очевидно, Край пришел как раз на разбор полетов. Двери Самого Главного Дома распахнулись, выпуская Главу Трех Городов, Директора Промзоны и директора Школы. Именно двух директоров решил взять на встречу Глава, в конце концов, это их подчиненные жгут костры за забором, пьют 'Зеленую' и требуют его к ответу. Его, Главу Трех Городов! Глава старался не показывать, насколько взбешен, но получалось слабо. Оба директора шли по бокам, но на расстоянии, понимая, еще чуть-чуть, и оба лишатся должностей, а может, и жизни.

Секретарь подбежал, передал Главе мегафон. Не дойдя до ворот десяти метров, мужчина в красном костюме поднес усилитель голоса к губам, сказал грозно:

— Жители Трех Городов, я как Глава, требую вас покинуть Главный Город и разойтись по домам! — толпа отреагировала бурно, взревела, кто-то выстрелил в воздух, но Главу это не поколебало. — Работники Промзоны, я отменяю вашу забастовку и отменяю создание профсоюза! Школьники, если вы немедля не пойдете домой, назавтра я исключу из Школы всех! Никто из собравшихся не получит аттестат, никто не поступит в Университет! Прочие недовольные, тоже расходитесь! Три Города переживают трудные времена, сейчас не время для...

И тут началось.

В едином порыве второе кольцо нахлынуло к забору. Засияли вспышки — к ограждению провели электричество, десятки людей сгорели заживо, какой-то пласт рабочих и школьников смяли задние ряды, но и забор не устоял. Со скрежетом он рухнул, детективы и охранники открыли огонь на поражение, Глава повернулся и медленно двинулся вслед за удирающими директорами. Не спеша и спокойно он шел к Самому Главному Дому, точно зная, в спину ему стрелять не будут. Он же Глава! Правитель Трех Городов, владыка всех этих безумцев! Никто не посмеет, ни единая живая душа.

Хохот разорвал небеса, несколько мужчин и женщин в серых одеждах замерли в ужасе узнавания. Сегодня они уже слышали кошмарный смех в стенах Сумасшедшего Дома. Глава остановился, взглянул вверх. Из темного ночного неба, словно отделился лоскут, через секунду рядом приземлилось нечто. Однорукое, с дырами по всему телу и странной штукой в руках. Демон распрямился, хрустя сломанными костьми, диск завертелся в оружии, глотка прохрипела так, что услышали все:

— Я забираю тебя туда, откуда ты пришел!

Взмах, и диск отрезал Главе голову. Толпа замерла, несколько тысяч человек смотрели, как падает обезглавленное тело правителя Трех Городов. Несколько партизан поспешили скрыться, Край смотрел заворожено.

— Ничего, — прохрипел демон, и снова его услышали все, — мы подберем вам нового Главу. Аха-ха-ха-ха-ха!!!

Он сделал несколько шагов к толпе, люди отхлынули, хоть их в тысячи раз больше. Демон попытался усмехнуться безгубым ртом, поднял оружие вверх, диск с кровью Главы вылетел и унесся в ночное небо. Под ногами демона появился тоненький лучик света и унесся ввысь вслед за диском. Не прошло и секунды, как все вокруг осветилось — демон стоял в столбе нестерпимо желтого сияния. Еще миг, и все кончилось. Демон исчез, как исчез труп Главы Трех Городов и отрезанная голова. Жители впервые остались наедине с будущим. Больше на их пути никто не стоял. Охранники побросали автоматы, признавая поражение, вдруг толпа взорвалась радостными криками. Они праздновали будущее, праздновали новое, не заботясь о старом. Колдовская ночь опьянила их, заведя в такие сети... Если бы они знали, если бы только знали...

Глава пятая, подраздел третий: наконец мы увидим мэрээсовцев без грима и узнаем их планы на будущее Трех Городов и шестьсот шестьдесят шестой эпохи

Центральный зал Базы МРС под Тремя Городами вновь собрал всех мэрээсовцев шестьсот шестьдесят шестой эпохи, в количестве пяти штук. Берэ Деконструктор сидит в кресле, позади мелькают картинки множества экранов, показывая радостных людей возле Самого Главного Дома. Дежурный еще не вернул себе мужской пол, выглядит старой женщиной, курящей и покручивающей трость из Абсолютного Онита в левой руке. Берэ явно доволен собой и тем, что сейчас происходит в паре километров над ними. Квазар и Эпсон переоделись, облачились в полосатые комбинезоны, смотрят на дежурного с легкой завистью. Вот черты старой женщины начинают таять, под серым нарядом вспыхивают зеленые молнии, волосы учительницы Берэты укорачиваются, седеют, лицо обрастает щетиной, нос удлиняется, кости вырастают, кожа бледнеет. Минута, и трость крутит уже привычный Берэ. Ни Эпсон, ни уж тем более Квазар не смогли бы изменить облик, да еще так быстро. Это — высший пилотаж, такое возможно только если полностью подчиняешь себе волю Замысла, это даже не управление вероятностями, но ближе к Абсолютному Чуду!

Чуть в сторонке, прямо на полу, поджав ноги, сидит мертвец Жюбо. В руке маленькое зеркало, демонтер рассматривает прежний облик красивого тридцатилетнего мужчины. Во второй руке гребень расчесывает длинные волосы так, чтобы седая прядь просматривалась четко. В родной эпохе Жюбо родиться с проседью считалось большой удачей, такому ребенку прочилось счастливое будущее. Жюбо лично поубивал бы тех идиотов, кто придумал дурацкую примету.

Убив Главу Трех Городов, мертвец вернулся на Базу первым, и пока остальные подтягивались, воспользовался портативным Очистителем. Выкачав из тела весь Обезболиватель, Жюбо прошел сквозь положенные муки, но оброс мясом, кожей и волосами, вернув облик, что запечатлелся еще в аду, а как только стал прежним, обезболил себя по-минимуму. Сейчас он хоть что-то чувствовал и радовался возможности обонять, осязать, ведь вскоре придется обезболиваться сильнее, и эти чувства уйдут.

И наконец, пятый мэрээсовец лежал в дальнем углу и отдыхал после перелета между эпохами. Оранжевый вахтовый дракон похрапывал, не обращая на коллег внимания. Ему вся людская возня с восстановлением эпохи совершенно неинтересна.

Берэ прикрыл глаза, на лбу выступил пот, сейчас сознание дежурного борется с дикой болью. Доспехи из Поглотителя жгут не только кожу, страшное Зеленое Пламя продирается до сути, выжигает все три составляющих человека: тело, душу и разум. Но вот, боль отступает, медленно сдает позиции под натиском мозга Деконструктора; Берэ открывает глаза, в них сначала мелькает облегчение, но вскоре уже ирония и трезвость заполняют коричневые радужки.

— Ну что же, команда, — сказал Берэ женским голосом учительницы Берэты, — нас можно поздравить с блестящим началом!

— Мы сделали огромную Фабрику Мало, — пробурчал Эпсон. — Я не понимаю, как это поможет восстановить эпоху.

— А что за фабрика? — подал голос мертвец, оторвавшись от зеркальца.

— Фабрика Мало — это человеческое сообщество, поставляющее колдуну вероятности, — пояснил Квазар. — Вроде бы...

— Нет, Фабрика Мало, немного другое, — улыбнулся Берэ. — И у нас получилась не она. Фабрика Мало полностью прикована к колдуну, ее построившему. Мы же создали общество, генерирующее вероятности, но генерирующее в самих себя. Их вероятности не текут к нам.

— Ко мне текут, — сказал Эпсон еще мрачнее. — Рекой.

— А это потому, что ты принял слишком активное участие и направил рабочих в конкретном направлении, а не позволил им это направление выбрать, — сказал Берэ. — Но, ничего. Сегодня ты отправишься в Дельту Миров, и их вероятности останутся с ними.

— Я полечу? — брови магика взлетели вверх. — Зачем?

— Боюсь, нам не хватит месяца, — вздохнул Берэ. — У нас осталась неделя, а мы пока только начали. Но, будем надеяться, Долтон даст еще времени, если увидит, что у нас получается. А если Долтон откажет, тебе придется идти к Мастеру.

— А почему я?

— Ну, ты же все-таки магик, — пожал плечами Берэ. — Меня наши руководители и прочие 'могучие колдуны' не особенно любят. Для этого я и вызвал вахтового дракона. Ты слетаешь в Дельту, доложишь о наших успехах, а мы пока продолжим.

— Каких успехах? — всплеснул руками магик. — Чего мы вообще добились?

— Мы сделали очень много, — сказал Берэ серьезно. — Смотри сам, мы разрушили прежнее общество, которое было обречено на неминуемую погибель, но это еще не все. Благодаря нашим действиям, теперь общество находится на развилке. Оно переполнено новыми идеями, мыслями, у него впереди сотни вариантов развития. Пройдет пара недель, и люди Трех Городов породят достаточное количество вероятностей, чтобы мы могли повести их по любому пути. А мы, естественно, выберем хороший путь.

— Я чего-то недопонял, — высказался мертвец. — Ну, про эти ваши вероятности.

— Они не наши вероятности, Жюбо, они — ихние вероятности, — Берэ указал на экраны, где жители заполняли Самый Главный Дом, ходили по коридорам, разглядывали богатую отделку и картины. — В этом вся и соль. Ладно, ты же не колдун, потому и не понимаешь. Мы, колдуны, управляем вероятностями — тем, что может произойти. То есть из всех дорог, по которым может пойти то или иное событие или ситуация, мы выбираем ту, которая нужна нам. Например, человек выходит на улицу, когда на небе собрались грозовые тучи. Дождь может пойти, а может и не пойти. Если вышел колдун, он выберет дорогу, по которой дождь не пойдет. Если же выйдет простой человек, все будет зависеть от того, есть ли у него вероятность, по которой дождь не пойдет, а даже если она и есть, воспользуется ли он ей, а даже если и воспользуется, есть другие люди, у них тоже есть вероятности. Но жители Трех Городов — не колдуны. А из-за того, что я деконструктурировал эту эпоху, у них просто не было хороших вероятностей — для них дождь шел всегда. Мы запустили мощнейший процесс, и теперь люди вырабатывают вероятности почище Генератора Мало! Многие колдуны так поступают, но замыкают действие на себе, в результате все вероятности текут к колдуну, и получается Фабрика Мало. Но как только Эпсон улетит в Дельту, все вероятности останутся тут. Ладно, давайте я вам лучше покажу.

Берэ повернул кресло к экранам, под его одеждой опять вспыхнуло зеленым, телевизоры погасли. Дежурный продолжил, остальные слушали внимательно:

— Помните, я рассказывал, что пчелы Долтона рождены с помощью некоего абсолютного Знания, ака антизнания? Такого, которое показывает исключительно истинную картину, не замыленную самим Знанием. Так вот, они могут показать нам много интересного. Эпсон тут заявлял, что его Знания вполне ему достаточно и что ему не нужны никакие пчелы, но сможешь ли ты увидеть это?

Экраны вспыхнули, выдав одну картинку. Теперь каждый монитор показывал только часть изображения, получилось, что картинка растянулась на всю стену. И показывали экраны Три Города с высоты птичьего полета. Наверное, волшебные пчелы могли взлетать так высоко, в отличие от обычных.

Три Города пылали кострами, Промзона по ним била все рекорды, рабочие праздновали победу профсоюза. Жилой Город — единственный, где осталось электричество — тоже не спал, молодежь продолжила пикеты, разгуливала по улицам, бесилась, веселилась. Главный Город освещен только в центре — в Самом Главном Доме идет переделка общества, его законов, там решают, как жить дальше, кто поведет остальных жителей в светлое будущее.

— Смогу, — сказал Эпсон насмешливо. — Легко смогу увидеть все Три Города безо всяких пчел.

— Погоди, — сказал Берэ, — ты еще ничего не видел.

Вдруг картинка поменялась. Очертания Городов размылись, обратились плавными тенями, словно тьма заволокла Три Города.

— Это — вероятностная картинка, — пояснил дежурный. — Взгляните, в пустыне вообще сплошная тень, там нет положительных вероятностей. А теперь посмотрите внимательней. Видите светящиеся точки? Это — люди. И чем точка ярче, тем больше вероятностей у человека, тем больше у него путей развития.

Колдуны и мертвец присмотрелись, действительно, среди теней сияют маленькие человеческий фигурки. Пчела снизилась, стали различимы детали. Наиболее яркими выглядят подростки на улицах, чуть потемнее люди в форменных комбинезонах Промзоны. А еще от каждого рабочего в землю уходит тоненький ручеек света.

— Видите эту нить, что идет под землю? — спросил дежурный. — Это последствия того, что Эпсон перестарался с направлением людей. Из-за того, что он вмешался слишком сильно, вероятности всех работяг потекли к нему. Но, ничего, мы это исправим.

— А кто это там так ярко сияет? — спросил Квазар.

Все еще раз пригляделись. Да, несколько точек сияют так, что невидно, кто это. Человеческая фигура скрыта ореолом чистейшего света.

— А, это партизаны, — отмахнулся Берэ. — Они заряжены вероятностями искусственно. Ну, вот, гляньте.

Один из десятков экранов перестал показывать Три Города, выдав картинку центрально зала Базы МРС, где сидели колдуны. Вначале мэрээсовцы смотрели на собственные изображения, а потом все заволокло тенями, и вот на креслах сидят не люди, но столбы ярчайшего огня. Особенно ярко полыхает Эпсон, следом Квазар, а уж потом Берэ. Сияние дежурного словно уходит в несколько полосок, что идут по телу; его вероятности съедает бандаж из Поглотителя. Жюбо вообще пропал с экрана, хотя, если присмотреться, на том месте непроглядно-черное пятно, куда чернее прочих теней на экране.

— Получается, партизаны — колдуны? — спросил Эпсон недоверчиво.

— Не совсем, — усмехнулся Берэ. — Но близко. Их кто-то заряжает вероятностями, возможно, правит ими колдун.

— Так вот почему я не мог прочитать их Знанием! — воскликнул Квазар. — Теперь все ясно.

— Ты не мог их прочитать, потому что их кто-то научил общаться через Знание, — поморщился Берэ. — Квазар, мальчик мой, кто тебе преподавал теорию колдовства? Знание с колдовством связано, но не так. Но сейчас не об этом. Партизаны определенно играют роль в том, что Три Города из раза в раз разрушаются, но с ними мы еще разберемся. Куда интересней вон та сияющая точка. Знаете, кто это? А, вон, кстати, еще одна!

— И кто? — спросил мертвец.

— Вон тот — Край, — палец Берэ указал на экран, где возле Самого Главного Дома полыхал неясный силуэт. — А вон там Нашкота и Кии. Об этом, Эпсон, кстати, тоже расскажи Долтону. Эти трое производят вероятности с удесятеренной силой, очень скоро судьба этих людей повлияет на всех жителей Трех Городов. Они станут ключевыми фигурами, все общество замкнется на них, и тогда получится настоящая Фабрика Мало, но вероятности будет поставлять уже им. А мы, в свою очередь, будем контролировать этих троих, чтобы направить общество куда надо.

— Так кто-то из них станет новым Главой? — не понял Квазар.

— Нет. Вернее, скорее всего, нет. Кто такой Глава? Всего лишь правитель, а нам ли, колдунам, не знать, как мало стоит номинальная власть. Нет, кто-то из них станет настоящим героем, примером для общества, который запустит все процессы. Они станут стержнем, на котором все замкнется. В истории любого государства, любого общества можно найти таких людей, которые повернули его, перевернули представление о том, как надо жить. Такие люди совершают подвиг, жертвуя собой, и становятся примером или придумывают новые моральные принципы, или проповедуют, или пишут книгу, которая меняет всех и каждого. Именно на них мы сконцентрируем все общество, останется только повести, куда надо.

Все кивали, глаза Квазара остекленели, Эпсон обдумывал новую информацию, Жюбо улыбался. Впервые мертвецу показалось, что их задание не безнадежно.

— Когда мне отправляться? — спросил Эпсон. Ему не нравилось, что он спрашивает разрешения у младшего по должности, но даже магик признал, Берэ куда квалифицированней его.

— Как можно скорее, — ответил Берэ. — Пока ты тут, ты отбираешь вероятности у жителей. И связь твоя оборвется не раньше, чем через неделю, так что задержись пока в Дельте. Отдохни, побеседуй с Магистрами, может, выторгуешь нам еще чего-нибудь...

— В таком случае...

Эпсон поднялся и пошел будить дракона. Жюбо тоже встал и плюхнулся в кресло магика, Квазар отошел проводить непосредственного начальника. Когда мертвец и дежурный остались одни, Жюбо подмигнул Берэ, сказал заговорщицки:

— Ты чего-то недоговариваешь.

— О чем ты? — спросил Берэ притворно.

— Да ладно тебе, Берэ. Взять хотя бы этих партизан. Ведь не зря же ты выдал мне Убийцу Колдунов, чтобы я их, того...

Жюбо провел большим пальцем по шее, а потом кивнул на Убийцу Колдунов, валяющегося на полу. Дисковый Пулемет Гемморианской Армии, страшное оружие, из него и колдуна завалить можно, если не особенно сильный.

— Что-то тут не так, — продолжил мертвец. — Это, потом огромный разрыв в технологиях.

— То есть? — Берэ все еще делал вид, что не понимает, но в глазах блестят веселые огоньки.

— Я понимаю, из-за местной фауны МРС пришлось поднять медицину на высокий уровень, иначе тут никто не выжил бы. Но зачем настолько поднимать уровень психологии? Тут в Сумасшедшем Доме пользуются такими лекарствами и методиками, каких я не видел в нормальных эпохах, а ведь шестьсот шестьдесят шестая далеко не нормальная. И зачем МРС было делать Сумасшедший Дом такой влиятельной организацией?

— А сам как думаешь? — усмехнулся Берэ.

Позади заревел дракон, недовольный, что его разбудили, но Эпсон осадил зверя и полез в кабину, Квазар помогал подняться на крыло.

— Что я думаю? Думаю, МРС ничего такого не делало, — покачал головой Жюбо. — Долтон совсем не идиот, он не дал бы такой рычаг торможения для общества в руки тупому Главе Трех Городов. Кто-то еще есть тут...

— Естественно, — кивнул Берэ. — Естественно, мой мертвый мальчик. Ты думаешь, Орден Одуванчика и все МРС не могли бы восстановить эту эпоху, если бы им кто-то не противостоял? Нет, на этой доске есть еще один игрок. Могущественный игрок, игрок, который знает, как вести партию, игрок, выигрывавший уже десятки раз.

— Но если он выигрывал у Долтона и Ордена, значит... — погрустнел Жюбо.

— Но этот игрок никогда не играл со мной, — усмехнулся Берэ. — Не беспокойся, Жюбо, все еще впереди. Главное, мы включились в игру. А дальше уже победит тот, кто предложит свои правила. Кто бы ни был этот загадочный кукловод, разрушающий все планы МРС вот уже столько сотен лет, я его найду, обезврежу и уничтожу. Игра продолжается, Жюбо. Игра продолжается...

Интерлюдия

Кабинет Долтона не изменился, все то же просторное помещение, тот же стол, тот же Начальник за ним, только рядом удобное резное кресло поддерживает зад Магистра Биатриче. Старик с козлиной бородой и молодой мужчина в очках слушают Эпсона внимательно, кивают в ключевых моментах рассказа. Эпсон одет по-парадному, полосатый комбинезон сияет желтыми полосками, магик причесан и вымыт, стоит и отчитывается перед начальством.

— Таким образом у нас получилось нечто вроде Фабрики Мало, только вероятности текут не к нам, а к жителям Трех Городов, — говорил магик. — Теперь ситуация полностью под нашим контролем, я оставил указания остальным, а сам вернулся, чтобы попросить еще времени. Думаю, теперь мы можем рассчитывать на продолжение нашей операции.

— И все это придумал ты? — спросил Долтон.

— В основном, — поморщился Эпсон. — Берэ, конечно, советовал кое-чего, он ведь поопытней меня.

— Да, но идеи генерируют молодые. Биатриче, я же говорил, что он справится.

— А ты вырос, малчик, — проблеял Второй Магистр. — Улетал третьим уровнем, а вернулся почти пятым.

— Берэ меня кое-чему научил, — пробормотал Эпсон неохотно.

— Да, кое-что старики еще могут, — улыбнулся Биатриче. Магик покраснел. Он не особенно надеялся, что поверят, будто он все сам придумал, но попробовать стоило.

— Хорошо же, — сказал Долтон. — Естественно, ваша бригада получит еще времени, ваши достижения неоспоримы. А теперь ответь мне... вернее нам на один вопрос. Думаю, нас с Магистром интересует одно.

— Я слушаю? — обратился вниманием Эпсон.

— Ты поможешь нам с Биатриче завалить эту операцию, чтобы Мастер убил Берэ? — спросил Долтон невинным тоном.

— Конечно же! — Эпсон не колебался и доли секунды.

Конец первой части