|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Юлия Р. Белова
ЭТОТ ПРЕКРАСНЫЙ СВОБОДНЫЙ МИР...
(роман-антиутопия)
Глава 68
Джек сидел у гроба и потеряно размышлял, как теперь жить. В голове не было ни одной здравой мысли, а размышления больше напоминали бессвязный хоровод воспоминаний и сожалений об утраченных возможностях. Когда полтора месяца назад в имении патрона появился сиделка А-Плюс, Джек не встревожился, а лишь подумал, что патрон имеет право на маленький каприз, тем более что Дженкинс вообще редко демонстрировал старческие причуды. К тому же сенатор с обычной снисходительностью заметил Джеку, что уж кому-кому, но ему не из-за чего волноваться и вообще — он читал новую монографию сенатора Арчера? За все годы проживания Джека на вилле свободного Дженкинса сенатор ни разу ему не солгал, и Джек привычно не волновался, прилежно изучал предложенные ему книги, тем более что и патрон по обыкновению был бодр, ироничен и говорлив. Чем занимался пришлый А-Плюс, Джек не вникал, но заметил, что тот частенько "зависает" на форумах и постоянно бегает к одной из посудомоек и к убиравшей кабинет патрона домашней мебели.
А неделю назад патрон лишился чувств, и этот день стал для Джека началом конца.
Он не сразу поверил, что это все. Сначала А-Плюс привел старого Дженкинса в чувство, вот только в спальне сенатора появились какие-то приборы, а комната пропиталась слабым, но тревожным запахом болезни. А еще через два дня сенатор вновь потерял сознание и больше в себя не приходил.
Джек потеряно наблюдал поднявшуюся на вилле суету и чувствовал себя заброшенным и никому не нужным. Лишь сиделка А-Плюс, ненадолго оторвавшись от постели пациента, оглядел Джека с головы и до ног и приветливо улыбнулся:
— Ну, что, парень, вот и скуке конец, скоро отправимся на аукцион — готовься.
Домашний любимец даже попятился:
— Аукцион?.. Патрон никогда...
А-Плюс согласно кивнул:
— Ну, да, сам-то он никогда, только он почти труп, а без него — что нам тут делать? — сиделка даже пожал плечами, словно удивлялся, что кто-то мог желать иного. — Плохо только, что сенатор одиночка, — пожаловался он. — Так бы мы хоть завтра попрощались с этим болотом, а тут жди оглашения завещания и прочих формальностей — сплошная морока. Слава Богу, все твердят, что старикан неплохо соображал и необходимые документы готовил загодя. Не думаю, что формальности растянутся надолго, — сообщил А-Плюс.
В свои апартаменты Джек вернулся в полном смятении, и вскоре заметил, что отношение домочадцев сенатора переменилось. Домашняя мебель не спешила ему служить, девушки не искали его улыбок, и даже малышка Динни, еще недавно с готовностью раздвигавшая перед ним ножки, равнодушно заметила, что это вряд ли разумно, да и новая хозяйка не одобрит столь явное нарушение дисциплины, после чего решительно захлопнула перед его носом дверь. А наутро его собственный камердинер не принес ему выглаженную рубашку, дворецкий сообщил, что у прислуги теперь другие обязанности, а Джеку в преддверии аукциона стоило бы вспомнить навыки самообслуживания.
Перепуганный Джек ринулся к управляющему, но там ему был нанесен последний сокрушительный удар. Заметив домашнего любимца, доктор как-то не по-хорошему обрадовался и без всяких предисловий приступил к делу:
— Слушай внимательно, малыш... — потрясенный Джек осознал, что его впервые назвали на "ты", да еще и разговаривают с такой снисходительностью, словно он обычный питомец базового уровня. — Сегодня после обеда мы с дворецким проведем инвентаризацию твоих неотчуждаемых девайсов, чтобы выяснить, что действительно принадлежит тебе, а что было дано свободным сенатором во временное пользование.
Джеку показалось, будто пол уходит из-под ног. Ему потребовалось несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы вернуть способность мыслить.
— А завтра, малыш, тебе придется переселиться в комнату поскромней. Свободный сенатор жил замкнуто и не принимал гостей, но, полагаю, наша новая госпожа изменит ситуацию, и гостевые апартаменты обязательно понадобятся.
— Патрон еще жив, — в отчаянии прошептал домашний любимец.
Управляющий нахмурился:
— Мальчик мой, не забывай о почтительности — на аукционных смотринах она тебе пригодиться, — наставительно заметил он. — Своего опекуна ты можешь называть хозяином, свободным сенатором и, конечно, свободным опекуном. А "патрон" — это несколько... фамильярно, — деликатно заметил управляющий. — Так вот, — нумер сделал многозначительную паузу, — свободный сенатор доживает последние часы, в этом нет никаких сомнений. Как джек ты проявил себя весьма достойно — скрасил его последние годы, придал смысл его существованию, но со смертью сенатора твои обязанности в этом доме закончились. Наша новая госпожа не нуждается в собеседниках — она и так занятый человек, так что для тебя аукцион — самый разумный выход.
Джек полагал, что давно забыл об этом, но неожиданно вспомнил шарившие по телу потные руки, чужие пальцы, лезущие в рот, и от этих воспоминаний его замутило. Почти со слезами любимец прошептал:
— Пожалуйста... не продавайте...
Нумер сокрушенно вздохнул, потом озабоченно потер подбородок:
— Пойми, сынок, это необходимо. В этом доме у тебя нет перспектив...
Слезы струились по щекам, но Джек этого не замечал.
— Ну, хорошо, — терпеливо проговорил управляющий. — Я попрошу нашу госпожу отправить тебя в Стейтонвилль. Возможно, тебе удастся подобрать новую специальность, или же мы сделаем апгрейд старой, — говорил он, словно пытался убедить самого себя. — Возможно, ты станешь специалистом А-Плюс и заработаешь нормальное имя и даже фамилию...
Джек опустил голову. Он давно понял, что, сохранив старое имя, основательно сглупил. Называться "Джеком" здесь было равносильно тому, чтобы вовсе не иметь имени и отзываться на кличку Шут. Но, возможно, новая хозяйка подберет ему что-нибудь приличное?
— Но ведь наша новая госпожа политик, — Джек готов был цепляться за соломинку. — Ей нужна реклама. Я могу, я работал рекламщиком! — принялся уговаривать он.
— Мальчик мой, я надеялся, ты забыл все глупости оставленного мира, — с укором проговорил управляющий. — Реклама политика — это его старательность и успешность работы на общее благо, а не какие-то финтифлюшки. Выбрось глупости из головы и займись делом. И не забудь — инвентаризация начнется после обеда...
Инвентаризация оказалась еще одним шагом в пропасть. Лишь треть подарков сенатора была оформлена должным образом, и его великолепный комп, навороченный фотик, коммуникатор, шикарный навигатор и планшет, а главное, любимая машинка, его "мышка", "крошка" и "девочка", которой он готов был придумывать сотни ласковых имен, оказались даны ему только во временное пользование. Когда по распоряжению управляющего Джек вытаскивал из салона и багажника автомобиля кучу мелочей и очаровательных безделушек, которые всегда оказываются в любимой машине, а потом отдавал нумеру ключи, на душе было горько, словно при расставании с любимой девушкой.
Жизнь стремительно поворачивалась к Джеку задом, и распоряжения управляющего, уравнявшего его с другими питомцами, свидетельствовали об этом самым отвратительным образом. Джек больше ничему не удивлялся, впав в непривычное для себя состояние апатии. Отныне завтракать, обедать и ужинать он должен был на кухне, среди остальных обитателей виллы, должен был подчиняться общему распорядку, самостоятельно убирать комнату и пользоваться стиральной машиной. Когда Джек первый раз появился в мужской части кухни, питомцы заворчали, что из-за него должны сидеть в тесноте, но дворецкий внушительно хлопнул пару раз в ладоши, и так же внушительно произнес:
— Мальчики! Вы же хорошие питомцы, правда? Джек стеснит вас ненадолго. Скоро ему предстоит новая очень ответственная работа, но до этого времени он будет трапезничать вместе с вами. Поэтому поприветствуйте нового товарища и сохраняйте благовоспитанность.
Питомцы дружно проскандировали: "Добро пожаловать, Джек!", но через четверть часа после обеда новость, что его ждет аукцион, облетела всю виллу.
— Интересно, какая она, наша новая хозяйка? — гадали девушки, но, взглянув на него, уже другим тоном добавляли: — Ну, да, тебе-то все равно, тебе скоро на аукцион...
Эти слова — "тебе скоро на аукцион" — изводили Джека хуже убогой комнаты, скромной одежды и расставания с любимой машиной. Прячась от этих слов, домашний любимец часами просиживал в спальне хозяина, вглядывался в его лицо, ставшее чужим и незнакомым, и отчаянно ждал, не дрогнут ли у патрона веки.
— Ну, и что ты сидишь? — А-Плюс был единственным человеком, с которым Джек мог нормально разговаривать. И единственным, кто не смотрел на него, как на пустое место. — Пойми, ему уже ничего не нужно. Иди отдыхай...
— А если поговорить с ним? — прошептал домашний любимец. — Я слышал, если с человеком разговаривать, рассказать о том, что его волнует, он может услышать и очнуться. Можно же попробовать...
Сиделка внимательно вгляделся в Джека и сел.
— Он у тебя что — первый? — серьезно и сочувственно спросил он.
Джек непонимающе уставился на собеседника, а потом кивнул.
— И давно ты при нем? — продолжил расспросы А-Плюс.
— С две тысячи двенадцатого... — прошептал попаданец.
— Да, долго, — согласился сиделка и задумался. — Знаешь что, приятель, — заговорил, наконец, А-Плюс, — а ведь это выгорание. Когда мы отправимся на аукцион, обязательно скажи куратору, что тебе нужна реабилитация. И я тоже скажу. Ну, какие тебе сейчас смотрины? Тебе на курорт надо — недели на три, а лучше на четыре. Это любой адаптант подтвердит, — заметил он. — Ничего, все через это проходят. Это не страшно, — мягко и успокаивающе утешал собеседник. — А после отдыха будешь как новенький. Еще столько интересного увидишь! Наша жизнь — это не то, что у мебельков. Чего здесь киснуть? А о хозяине не думай, — распорядился А-Плюс, — у него сейчас все хорошо. Не каждому везет так легко уходить. Без долгих болезней, без страданий, без страхов... Поверь, ему очень и очень повезло...
Джек потеряно кивал, но каждый день как на дежурство являлся в спальню хозяина, а ночью вскакивал от кошмаров, видя себя на помосте аукциона. Он надеялся на чудо, и не верил в него, и чуда не случилось. Когда сиделка произнес "Ну, вот и все", Джек растерянно взглянул на восковое лицо патрона и неожиданно для себя расплакался.
Через полтора часа обитатели виллы облачились в траур, и Джек мог только вяло удивляться, как управляющий успел все это заказать и получить. Впрочем, патрон всегда гордился, что воспитал идеального хозяйственника. "Возможно, Бат несколько зануден, — самодовольно вещал сенатор, — зато от его взора ничто не укроется. К тому же, достаточно поставить перед ним любую хозяйственную задачу, и он выполнит ее безупречно". Теперь Джек убедился в правоте патрона, но впервые эта правота почему-то не радовала.
Черные ленты, черные платья, черные майки и брюки, и даже черные цветы в гирляндах угнетали, настраивали Джека на мрачный и безысходный лад. Новая владелица ожидалась к вечеру следующего дня, и питомцы то и дело подходили друг к другу и задавали один и тот же вопрос: "Интересно, а новая хозяйка — она какая?". Иногда, забывшись, они обращались и к нему, но сразу же вспоминали, что "ему все равно и вообще — скоро на аукцион" и отправлялись искать счастливчиков, что помнили хозяйку еще по тем временам, когда она была женой покойного патрона.
Ночь прошла без сна, завтрак в угрюмом молчании. Джек в тоске вышел на воздух и заметил сиделку А-Плюс, спокойно дымившего прямо на ступенях парадного подъезда. Чуть было не сказал единственному нормальному человеку, что патрон не любит, когда курит кто-либо другой, но вовремя вспомнил, что патрона больше нет. В носу защипало, и Джек отвернулся.
Звук мотора машины разорвал гнетущую тишину, и Джек оторвался от лицезрения залитых солнцем клумб. Небольшая машина, молодая женщина в деловом костюме... Со дня первого беспамятства патрона ранние визиты были не редкостью, и теперь Джек почти равнодушно размышлял, представительницей какой фирмы — похоронной или юридической — была визитерша.
Управляющий пулей вылетел из подъезда и почти скатился по ступеням лестницы:
— Моя госпожа! Простите, что не встретил... Я полагал, вы прибудете к вечеру...
— Я воспользовалась скоростной тарелкой, Бат. Не надо извиняться, все в порядке.
Ошеломленный Джек смотрел на новую владелицу, чуть не открыв рот.
— Приветствуйте госпожу, питомцы! — почти прошипел нумер, но сбитый с толку Джек продолжать стоять столбом, начисто забыв, что надо делать перед лицом хозяйки.
— Успокойтесь, Бат, все в порядке, — проговорила Элис Дженкинс.
— Но дисциплина...
— Все потом.
Хозяйка торопливо поднялась по лестнице и прошла внутрь дома. Управляющий обжег питомцев взглядом:
— Чтоб через час были в моем кабинете, — распорядился он. — Оба! — и ушел вслед за госпожой.
А-Плюс пожал плечами и выкинул сигарету в урну, а Джек обреченно понял, что это все — вот теперь его точно продадут.
* * *
Элис читала послание бывшего мужа и думала, что его надо было чаще навещать. Или, хотя бы, чаще звонить, регулярно, а не в те редкие случаи, когда ей требовался политический совет. Надо было звонить, тормошить, придумывать множества проблем, потому что чудить так, как чудил бывший супруг, можно было только от одиночества.
Строки письма почему-то расплылись, и Элис сообразила, что плачет. Вытерла глаза и вновь принялась читать.
"...и ты с полным правом можешь сказать, что я подложил тебе свинью. Но нет, детка, я слишком привязан к тебе, чтобы поступать подобным образом, все же ты мое единственное дитя. С прочим имуществом проблем у тебя не будет, а вилла тебе и правда не нужна. По умному, тебе стоило бы продать ее и питомцев, и продавать лучше раздельно, так будет и быстрее, и проще, и, что немаловажно, гораздо выгоднее. Люди подбирают питомцев под себя и не любят пользоваться обносками..."
Элис нахмурилась и осуждающе покачала головой.
"Ну-ну, дитя мое, я почти вижу, как ты недовольно хмуришь брови и упрямо кусаешь губы. Перестань, тебе это не идет...". Сенатор подумала, что бывший муж неплохо ее изучил, и постаралась разгладить лоб. И все же о продаже питомцев речи быть не могло. Как бы не уговаривал ее Дженкинс.
"Продажа этой части имущества будет самым разумным решением. С твоей работой у тебя и так слишком много хлопот, так зачем взваливать на себя еще одну ношу? Впрочем, ты всегда поступала по-своему...".
Элис кивнула. Понимание бывшего мужа облегчало ситуацию.
"Поэтому я предложу тебе вариант, который удовлетворит всех. Тебе не нужно это имение, не нужны эти питомцы, зато средства вряд ли будут лишними. Не думаю, что ты станешь это отрицать. А раз ты не желаешь продавать питомцев, то сдавай виллу на пять-семь дней молодоженам или семьям с детьми, которые хотели бы провести отпуск в тишине и покое. Строго говоря, тут могут проживать сразу несколько семей и совершенно друг другу не стеснять и даже не встречаться между собой. Тебе не придется особо тратиться на организацию пансионата: мои питомцы привыкли обеспечивать комфорт, а Бат умелый управляющий, на которого ты всегда сможешь положиться. К тому же если ты оставишь виллу пустовать, то без конкретной работы Бат может впасть в излишнее администрирование, что вряд ли будет рационально, и тебе все равно придется его продавать, потому что наказывать управляющего будет непедагогично..."
Сенатор с досадой бросила бумагу на стол. За последний год бывший муж так далеко зашел в привычке играть людьми, что даже в прощальном письме не мог отказать от пагубного пристрастия. Элис поняла, что работы ей предстоит много. Хотя идея с пансионатом была неплоха, сенатор не верила в легкость ее реализации. Впрочем, прежде чем судить, стоило дочитать письмо до конца.
"Здесь вряд ли потребуется что-либо менять, но необходимо будет забрать мою библиотеку. Молодоженам и отдыхающим она не нужна, разве что ты заполнишь полки путеводителями по здешним местам или еще чем-нибудь легковесным и необременительным, а вот тебе библиотека бесспорно пригодится. Ты же знаешь, как я люблю раритеты, и, поверь, некоторых из них ты не найдешь даже в закрытой библиотеке Сената. Информация повелевает миром и основательно упрощает жизнь. Возможно, она даже поможет тебе наладить отношения с Диком Томпсоном".
Элис отрицательно замотала головой.
"Я так и не дождался от тебя внуков, но, надеюсь, ты назовешь старшенького в мою честь. Ведь это не так уж и много, правда? Я всегда тебя очень любил, возможно, даже слишком. Я любил твои вопросы, твою неуемную энергию и несговорчивость, так порадуй старика и как следует встряхни этот мир. Покажи этим Томпсонам, что они должны быть счастливы, что ты обратила внимание на одного из них. Сейчас наш мир погряз в безопасности, размеренности и скуке, и ему необходима свежая кровь. Пни его как следует, заставь этот мир двигаться вперед. Там из-за грани Вечности мне будет радостно наблюдать за твоими проделками, и я знаю, из тебя получится неплохой консул...".
* * *
Генеральный управляющий торговой сетью Дженкинса прибыл на виллу в полночь, а уже утром представил Элис полный отчет, обеспокоенно спрашивая, не собирается ли она продавать дело:
— Уверяю вас, сенатор, сохранение сети не потребует от вас дополнительных затрат времени и средств, дела идут прекрасно, и последние полтора года покойный сенатор вовсе не вмешивался в процесс...
Элис Дженкинс мысленно отметила и эту небрежность бывшего супруга.
— К тому же продажа неизбежно нанесет делу урон, поставит под удар судьбы тысяч людей. Не только тех, кто работает в нашей системе, но и тех, кто связан с нами договорами поставок, — взволнованно говорил управленец. — Нам нельзя останавливаться на полпути, торговля — это как велосипед, необходимо все время крутить педали. И сейчас самое время обратить внимание на континент...
— Но, свободный Хэмфри...
— Просто Джон, — поправил управляющий.
— Так вот, Джон, завещание еще не оглашено, — напомнила Элис. — И пока у меня нет права что-либо решать.
— Бросьте, — отмахнулся менеджер. — Босс всегда говорил, что вы его единственная наследница. Оглашение завещания это простая формальность, а мне надо ваше принципиальное согласие. Вы признаете, что дело необходимо расширять?
Элис кивнула, и воодушевленный ее согласием Джон Хэмфри принялся излагать свой план. Судя по всему, смерть сенатора он воспринимал, как неприятность досадную, но не роковую, и уж в любом случае не способную остановить прогресс. Подобное равнодушие почему-то ранило, но Элис признавала, что свободный Хэмфри не виноват в том, что ее бывший муж не пожелал выстроить отношения с управляющим как-то иначе, и, что бы она ни думала, судьбы тысяч работников и правда имели приоритет.
Через полчаса после ухода свободного Хэмфри к Элис с представителем похоронной фирмы явился Бат, а после отбытия представителя управляющий сгрузил на стол Элис толстенную папку с надписью "Питомцы".
— Я готов дать полный отчет по живому имуществу, — объявил управляющий.
Элис поморщилась.
— И, чтобы не возвращаться к проблеме, я выпорол питомца, который не приветствовал вас должным образом, — с осознанием выполненного долга отчитался Бат.
— Да вы с ума сошли! — возмутилась сенатор.
— Это вопрос дисциплины, — непреклонно возразил управляющий, и Элис поняла, что Дженкинс подразумевал под "излишним администрированием". — Питомцы должны понять...
— Прежде всего, — перебила Элис, — это вы должны понять, что дисциплина поддерживается не поркой, а питомцы не маленькие дети. И, кстати, раз уж вы так заботитесь о дисциплине, — не удержалась от сарказма сенатор, — почему вы выпороли только одного питомца, когда их было два?
Бат смутился.
— Но второй сиделка А-Плюс... их нельзя... — залепетал он.
— Очень рада, что это вы понимаете, — Элис с чувством хлопнула по столу. — Но хотелось бы, чтобы такое же понимание вы проявили и к другим питомцам, — договорила она. — Большинство из них меня не знает, и наказывать их за то, что я редко приезжала — неправильно. И уж совсем странно начинать знакомство с порки. Это не способствует установлению семейных отношений.
Управляющий внимал выговору со странной смесью покорности и несогласия, и Элис поняла, почему бывший супруг советовал управляющего продать. А еще она знала, что это был предательски легкий выход. Бэль Эллендер наверняка с радостью ухватилась бы за такую возможность, и осознание этого заставляло Элис вновь и вновь пытаться достучаться если и не до совести Бата, то хотя бы до его разума.
— Возможно, сейчас мои слова кажутся вам странными, но пока постарайтесь их запомнить, — строго объявила она.
Бат вскинул голову:
— Если я вызвал ваше неудовольствие, госпожа, я готов понести любое наказание, — стойко сообщил он. — Но уверяю вас, я действовал исключительно в интересах питомца.
На Элис навалилась усталость. Когда-то она уже слышала подобное, и вот теперь опять. Бат стоял перед ней с видом мученика, не собиравшегося отрекаться от своих слов.
— И каким образом порка может служить интересам питомца? — поинтересовалась, наконец, сенатор.
— Мальчику скоро на аукцион, — простодушно сообщил Бат, словно эти слова объясняли все. — Вам домашний любимец не нужен, значит, парню надо думать о будущем, а мальчик излишне расслабился и забыл обо всем. Порка должна настроить его на серьезный лад, поможет выработать правильное поведение на смотринах... Возможно, вы считаете меня сухарем, — с некоторой обидой заметил управляющий, — но я думаю о будущем парня. В конце концов, у мальчика не такая уж высокая квалификация, и ему необходимо строгое руководство.
Элис онемела. В ее жизни можно было найти два или три случая, когда она не могла подыскать слов, и вот сейчас она вновь столкнулась с тем, что не укладывалось в ее представления о норме. Бат стоял перед ней, взволнованный и непреклонный, и она поняла, что он и правда верит в свои слова, думает, будто терпит несправедливые нападки из-за своей заботы о тех, кто сам о себе позаботиться не может. От этих размышлений сенатора вновь скрутило от чувства вины. Она должна была чаще приезжать — звонков было недостаточно. Она должна была приезжать, потому что здесь, на Богом забытой вилле, не только муж, но и управляющий окончательно оторвались от жизни.
— Бат, сядьте, — скомандовала Элис, усилием воли останавливая бессмысленные сожаления. Оплошность была совершена, и теперь ее требовалось исправлять. — Я не продаю своих питомцев, Бат, — сообщила Элис, когда управляющий подчинился. — И уж тем более, я не могу продать питомца, который скрасил последние годы жизни моего мужа. Неужели вы считаете меня такой неблагодарной?
Управляющий помолчал.
— Но ведь он ничего не умеет, — обдумав ситуацию, попытался возразить Бат. — Может только болтать о книжках, острить, да задирать девчонкам юбки. Конечно, его можно включить в программу репродукции, но в качестве кого? — управляющий в недоумении развел руки. — У парня нет специальности. Даже если отправить его в Стейтонвилль, он уже не мальчик и вряд ли сможет освоить программу большого питомника.
— Вы хотите сказать, что дожив до своих лет, питомец не получил никакой специальности? — с легким укором проговорила сенатор. — Это невозможно.
— Он попаданец, — с виноватым видом пояснил управляющий. — Он болтал что-то о рекламе, но в том ужасном мире у него вряд ли была возможность научиться чему-то стоящему.
Элис остановилась. Осколки информации, разрозненные образы и обрывки слов неожиданно сложились в целостную картину. Сенатор Дженкинс поняла, что на этот раз им всем крупно повезло.
— И с какого года? — очень спокойно поинтересовалась она.
— С две тысячи двенадцатого, — ответ управляющего подтвердил выводы Элис, и представшая перед ней картина обрела четкость.
— Ну, что ж, думаю, я найду парню работу, — невозмутимо сообщила сенатор. — И не стоит недооценивать попаданцев, — наставительно добавила Элис. — Вы ведь слышали о сенатском конкурсе по архитектуре? Так вот — в этом году на нем победил попаданец.
— Но пресса об этом ничего не писала, — недоверчиво проговорил Бат.
— Не писала, но, как сенатор, я знаю это совершенно точно, — ответила Элис. — Впрочем, сейчас это не имеет значения, вернемся к делам. Так как зовут вашего домашнего любимца?
Бат густо покраснел:
— Понимаете, сенатор, здесь есть сложность, — замялся он. — У этого питомца... у него нет имени.
Элис непонимающе уставилась на нумера.
— Это была шутка... Неудачная шутка... — лепетал Бат. — Покойный сенатор назвал его просто "джеком".
Элис Дженкинс широко раскрыла глаза. Кажется, происходящее на вилле переходило все границы.
— Вы должны были связаться со мной, Бат, — наконец, проговорила она. — Люди не игрушки. Они не заслуживают подобного обращения.
— Но покойный сенатор так радовался, — управляющий виновато развел руки. — Я не хотел его расстраивать.
— Что ж, Бат, надеюсь, в будущем вы не станете расстраивать меня, — сурово произнесла сенатор. — Мне не нравятся такие шутки, и мне не нравится такое отношение к людям. Передайте питомцу, что я хочу с ним поговорить.
— Да-да, конечно, — торопливо закивал Бат. — Но ему надо прийти в себя. Он немного не в форме, — извиняющимся тоном добавил управляющий.
Элис представила, почему попаданец был "не в форме", и под ее осуждающим взглядом нумер сначала покраснел, потом побледнел.
— Тогда пусть первым подойдет сиделка, — холодно распорядилась Элис. — Надеюсь, у него есть имя?
— Конечно, свободный сенатор. Его зовут Честер. Честер Смарт.
— Прекрасно. Жду его здесь через двадцать минут.
Управляющий почти вылетел из кабинета, а Элис мрачно уставилась на папку с данными питомцев. Ей всегда казалось, что муж заботится о людях и вот — пожалуйста. Сюрприз оказался неприятным, и Элис задумалась о сюрпризах в жизни Роберта и о том, что эти сюрпризы могли и не попасть в его личное дело. От этих размышлений ей стало совсем нехорошо. Очень хотелось немедленно позвонить Роберту, но, достав коммуникатор, Элис вспомнила, что в столице ночь. Лесли Дайсон и так был не в восторге от ее звонков, а уж ночью...
— Свободный сенатор... — сиделка А-Плюс стоял в дверях с почтительно склоненной головой, и Элис отложила коммуникатор.
— Рада вас видеть, Честер, — ответила она и указала питомцу на кресло. И тут стало ясно, что почтительность А-Плюс была наигранной. Решив, что с формальностями покончено, питомец спокойно и без лишней стеснительности вошел в кабинет, и пока он непринужденно располагался в кресле, Элис странным образом почувствовала облегчение. После общения с Батом спокойствие и непринужденность сиделки казались глотком свежего воздуха.
— Прежде всего, Честер, — заговорила сенатор, — я хочу поблагодарить вас за все, что вы сделали для моего мужа.
— Да что вы, свободный сенатор, — А-Плюс с прежней непринужденностью отмахнулся, — мне особенно и делать-то ничего не пришлось. Ну, пару процедур, и все. Тут больше старался здешний домашний любимец. И, кстати, — оживился сиделка и доверительно наклонился к Элис, — у парня выгорание. Ему надо на курорт, недели на три или даже на четыре.
Элис кивнула.
— Спасибо, Честер, примерно так я и подумала, — ответила она. — А у вас есть какие-либо пожелания?
— Хотелось бы поскорее попасть на аукцион. Надоело отдыхать, — признался специалист.
— Но ведь есть и другие варианты, — возразила Элис. — Вы не хотите изменить статус? Повысить квалификацию, стать алиеном?
А-Плюс протестующе замахал руками.
— Нет-нет, сенатор, мне этой радости ни под каким соусом не надо. Я уже насмотрелся на мечтателей, себе такого не хочу. Подарки — ничего не имею против, — откровенно заявил сиделка. — Деньги тоже хорошо. На курорт сейчас не хочу. Но вот алиенство и учеба — это же просто наказание!
Элис разочарованно молчала. Роберт никогда бы так не поступил. Но Честер не был Робертом и все же заслуживал поощрение.
— Хорошо, — вновь кивнула сенатор. — Подарки, так подарки. Что бы вы хотели?
А-Плюс в задумчивости потер лоб.
— Честно говоря, я пока не решил, — вздохнул он. — Да, вроде, пока и не за что, — признал сиделка. — Главное, скорее попасть на аукцион. Надеюсь, формальности затянулся ненадолго?
— Я тоже на это надеюсь, — ответила сенатор. — Но вы все же подумайте о подарке. Обещаю, вы его получите.
Следующие три часа прошли у Элис в сплошных хлопотах и разговорах. Сначала прибежал шеф-повар, жаждущий узнать вкусы новой хозяйки, чтобы готовить завтраки, обеды и ужины в соответствии с ее предпочтениями. Затем позвонили из похоронной фирмы, чтобы уточнить некоторые особенности церемонии прощания с покойным. Бат привлек ее внимание очередным дисциплинарным делом. Дело оказалось совершеннейшей чепухой, и Элис даже заподозрила со стороны управляющего некоторую демонстративность действий, но не подала вида, что заметила подвох, быстро и уверенно разобрала ситуацию, поощрила одного питомца, сделала мягкий выговор второму, после чего заметила Бату, что надеется, он правильно воспринял проведенный для него мастер-класс. Бат покраснел и смущенно пробормотал слова признательности, а явившийся дворецкий доложил, что подан обед.
Должно быть, повар приготовил все наилучшим образом, но насладиться трапезой или хотя бы распробовать подаваемые ей блюда, у Элис не было времени. Сначала проститься с ее мужем прибыл бывший сенатор Аддерли, а еще через полчаса, когда она, было, поверила, что может спокойно вздохнуть — бывшие сенаторы Нэш, Фишер и Солсберри. Когда-то покойный супруг безуспешно пытался натравить Элис на всех четверых, уверяя, будто они упертые бараны, безголовые чурбаны и, по совместительству, его враги. Сейчас, несмотря на возраст и старческие болячки, все четверо явились на похороны коллеги, с умилением вспоминали "старые добрые деньки", рассказывали Элис о мудрости ее бывшего мужа, а увидев гроб с телом Дженкинса дружно разрыдались.
Общение со стариками вымотало Элис больше, чем самые бурные обсуждения в Сенате. Глядя на их дрожащие руки и слезящиеся глаза, замечая, как они умолкают на полуслове, скорбно уставившись в пустоту, Элис поняла, что без вмешательства Честера ей не обойтись. Слуги слугами, размышляла сенатор, но она не хотела, чтобы из-за отсутствия медицинского присмотра на вилле случилась еще одна смерть. К необходимости вновь поработать Честер Смарт отнесся с пониманием и энтузиазмом, и Элис мысленно поклялась, что обязательно его наградит, а также отправит на адрес куратора благодарность и самые лучшие рекомендации для аукциона.
А еще Элис ожидали доставленные ночью соболезнования. Среди них выделялись длинные и прочувственные послания от консулов, на которые требовалось ответить, как можно скорей. Около шести десятков посланий от коллег-сенаторов. Несколько запросов ведущих информационных агентств с просьбой дать им интервью о покойном сенаторе — Элис мстительно отказала всем. И множество посланий от избирателей, знакомых, соседей и местных общественных деятелей. Единственные, кто привычно проигнорировал важное событие ее жизни, были родственники, но с этим Элис смирилась еще десять лет назад.
И, конечно, были обитатели виллы. Был Бат, до которого требовалось донести новую концепцию использования виллы. Был дворецкий, непременно решивший узнать, довольна ли она своими апартаментами. Элис ответила, что комнаты выше всяких похвал, и только потом сообразила, что даже не заметила, какого цвета жалюзи в ее спальне. Был секретарь мужа, почему-то свято уверенный, будто Элис возьмет его на работу в Сенат. Узнав, что ее штат полностью укомплектован, а ему самому предстоит работать на прежнем месте, секретарь недовольно скривил губы и объявил, что хочет на аукцион. Элис потребовалась вся выдержка, чтобы спокойно заметить специалисту, что подобные решения необходимо как следует обдумывать, постаралась разъяснить секретарю все минусы церемонии смотрин и ненадежность продаж — все было напрасно. Питомец жаждал новизны, мечтал о стремительной карьере и был глух к уговорам и голосу здравого смысла. Элис даже показалось, будто питомец верит, что она нарочно стоит на пути его счастья. Наконец, признав, что с такими настроениями секретарь вряд ли много наработает, Элис сообщила питомцу, что у него есть неделя, чтобы все обдумать, а после оглашения завещания она без промедления отправит его на аукцион, и тогда он сам будет нести ответственность за принятое решение, чему и учил его покойный сенатор.
Довольный секретарь покинул кабинет, а к Элис, наконец, явился бедолага-попаданец, и это оказался самый тяжелый визит за весь день. Элис не успела вымолвить ни слова, когда домашний любимец бухнулся перед ней на колени и со слезами на глазах попросил не продавать.
Это было настолько неожиданно, что сенатор ненадолго промедлила, в растерянности уставившись на питомца. Ей приходилось слышать, будто на некоторых виллах коленопреклонения и поклоны были обычным делом, но все же увидеть подобное в собственном доме было слишком.
Элис торопливо вышла из-за стола.
— Джек, немедленно встаньте! — распорядилась она. — Хотите воды?
Попаданец замотал головой, испугался, что был недостаточно почтителен, и поспешно проговорил:
— Благодарю вас, госпожа. Со мной все в порядке. Только, пожалуйста... не продавайте...
Сенатор терпеливо кивнула.
— Сейчас вы сядете и успокоитесь, — мягко произнесла она. — Возможно, вы не знали об этом, но я не продаю питомцев. Если, конечно, они сами об этом не попросят, — добавила Элис. — Скажите, Джек, вы не желаете попасть именно на аукцион или не хотите покидать этот дом? — сенатор выразительно обвела рукой кабинет. — Возможно, у вас есть друзья, с которыми вы не хотите расставаться?
— Нет, моя госпожа, — уже смелее ответил питомец. — Я просто не хочу на аукцион. Это неприятно, — робко добавил он.
— Понимаю, — Элис вновь кивнула. — А скажите, Джек, вы хотите работать именно домашним любимцем или готовы выполнять другую работу, к примеру, в рекламе?
Питомец оживился и стал почти похож на человека. Элис мысленно пожелала Бату споткнуться на ровном месте и как следует приложиться лбом об пол. Так запугать человека — это надо было постараться. И даже не по злобе, мысленно сокрушалась сенатор, а от ложно понятной заботы. С этим надо было что-то делать, но Элис пока не представляла что. Судя по всему, с другими питомцами подобных проблем не возникало, и, значит, неуместная забота Бата касалась только специалистов. Сенатор даже заподозрила, что желание секретаря отправиться на аукцион тоже было следствиям общения с управляющим.
— Я давно не работал рекламщиком, — признал попаданец. — Но если что-то умеешь, то умеешь всегда, — торопливо добавил он. — Я готов работать. Любая рекламная кампания... Все, что вам годно!
— Очень хорошо, — похвалила Элис и ободряюще улыбнулась. — Работать вы будете в столице, в моем штате...
Сенатор не успела договорить, потому что попаданец вновь сполз на пол и прижался губами к ее руке. Элис вырвала кисть:
— Перестаньте, Джек, в моем доме не принято благодарить с такой экспансивностью, — с мягким укором произнесла она. — Достаточно, если вы просто скажете "Спасибо".
— Спасибо, госпожа, извините... — питомец был полон раскаяния, и Элис подумала, что ей придется немало потрудиться, прежде чем он придет в себя. Но, возможно, ей поможет Фрэнк?
— В таком случае, Джек, вы можете идти к себе. Когда я закончу дела, мы отправимся в столицу. И помните, я очень благодарна вам за все, что вы делали для моего мужа.
Элис улыбалась до тех пор, пока за питомцем не закрылась дверь, а потом в ярости стукнула по кнопке вызова управляющего. Может, она и выскочка, признавала сенатор, и, возможно, у нее отвратительный характер, но Бату придется понять, что есть вещи, которые она не намерена терпеть, и дурной характер ей поможет!
Коммуникатор на столе зазвенел, и Элис мрачно подумала, что на похороны надо было лететь с собственным секретарем. Требовалось ответить на звонок, прочистить мозги управляющему, просмотреть письма, отдать распоряжения... Кажется, ей придется разгребать проблемы, скопившиеся за целое десятилетие. Сегодня, завтра и всегда. Потому что в этом была ее ответственность. Потому что именно так учил ее муж. И от того, что он сам забыл собственные наставления, ничего не менялось.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
