Куплю метр государственной границы. ознакомительный фрагмент

Куплю метр государственной границы

Часть 1.

...А в портал воробышек прыг-прыг-прыг-прыг,

кто ему попался там — шмяк-шмяк-шмяк-шмяк,

Ам-ням-ням-ням, да и шмыг-шмыг-шмыг-шмыг!

Глава 1.

Всё началось очень обыденно и просто. С вдребезги разбитой трёхлитровой стеклянной банки из-под соленых огурцов. Или маринованных помидор, это для нас сейчас абсолютно не принципиально. Просто тогда я об этом чуде не знал...

Никогда не любил дачи. Дачный отдых? С лопатой на огороде, задницей вверх над грядкой земляники или с молотком и гвоздями во рту на шаткой стремянке у чердачного окошка? Даром не надо! Приготовить на даче шашлык для компании веселящихся пьяненьких друзей? По мне так лучше это делать на рыбалке или охоте, там, по крайней мере, настоящая природа, безбрежье и ширь, тонко пахнет свежестью от реки или духмяной степной травой, и никто из бестолковых друзей или подпитых баб не будет истерически смеяться над ухом, и толкать под руку с налитой стопкой... Да и рыбка или птичка, замоченная в давленой помидорке, да с лучком-чесночком и прочими специями, а потом ещё хорошенько прожаренная на багрово-фиолетовых углях, исключительно замечательно идет, да ещё всё это под лафитничек зелена вина — эх-х-х!

Вот такой я бирюк нелюдимый. Ну, может, и не совсем бирюк, но человек, трудно сходящийся с людьми, ценящий одиночество, предпочитающий чтение электронных и бумажных книг шумному и натужному веселью и всецело исповедующий принцип, изложенный в древней китайской мудрости: "Лучше идти, чем бежать; лучше стоять, чем идти; лучше сидеть, чем стоять; лучше лежать, чем сидеть; лучше спать, чем лежать и лучше умереть, чем спа..." Стоп, стоп, ребята, цурюк! Это уже лишнее. Что-то меня не туда занесло. Вот туда я совсем не тороплюсь. Только-только от ранения отошел... Спина еще деревянная, считай и не гнётся. Заработал этот подарочек в Донбассе, когда в темпе продирался сквозь лесополосу на звуки заполошной стрельбы немного ушедших вперед ребят из разведгруппы нашего Русского батальона. А я задержался на несколько минут, замерев на одном колене за пыльным кустом и прикрывая группу сзади. Уж больно разорались в лесопосадке вороны немного левее нашего маршрута, надо было посмотреть, послушать, проверить. А тут за спиной вдруг вспыхнула стрельба. Да такая, что я подумал: "Амба! Засада! Вляпались, бля..." и ломанулся туда как лось. И неожиданно нарвался на тварь с широкой желтой полосой с волчьим крюком на рукаве и жовто-блакитным шевроном на кевларовом шлеме. Как раз нацгад[1] вставлял гранату в подствольник. Ну, он с испугу заорал от такого моего явления народу и сразу шандарахнул в мою сторону ВОГом.[2] Я же шумел ветками и трещал сушняком как идущий в атаку африканский носорог. А эту гранату долбанную не поймешь: то она через десять метров на боевой взвод становится, то не менее чем через сорок. И взрыватели у неё разные: ударные все, конечно, но может быть мгновенного, а может оказаться и инерционного действия. Стрельнешь иной раз, граната упадет, скажем, на крышу дома, неторопливо скатится, подпрыгивая на досках, свалится на землю и лишь там негромко хлопнет взрывом. В моём случае все оказалось тика в тику: и расстояние между нами оказалось метров пятьдесят, и взрыватель, сука, оказался у ВОГа такой как надо. В общем, хаотично попрыгав в ветках деревьев над моей головой, граната потеряла скорость и упала метрах в десяти сзади. И тут же хлопнула... А я как раз уже отстрелялся и приподнялся с колена, контролируя стволом выгибающегося и сучащего ногами в сухой и пыльной траве нацика. Тут мне сзади и прилетело два осколка... Маленьких, но мне хватило с лихвой. Уж больно неудачно они попали. Один в поясницу, а другой в самое основание затылка... Как оказался в госпитале — не помню. А дома оказался примерно через две недели, когда смог встать с госпитальной койки. Правда, спина плохо гнулась, а голова кружилась, и здорово ныл и морозил затылок. Но до дома доехал нормально, постепенно оправился за пару-тройку недель, немного пришел в себя. А тут сосед по лестничной площадке помер, дядя Семён, — хороший мужик был, всю жизнь честно проработавший токарем на заводе. Жена его скончалась еще лет десять назад, детей у них не было. Я ему и раньше по-соседски как мог помогал, а сейчас тем более пришлось побегать — то в аптеку доковыляю, то в магазин, а то и рублем до пенсии поддержу. Ну, он и отдарился с того света, — завещал мне свою приватизированную двушку и полученный от завода дачный участок, на котором старик воздвиг хижину дяди Тома или, лучше сказать, домик дядюшки Тыквы. Вот удружил, так удружил он мне с этой дачей, особенно если учесть моё к ней отношение. Перешедшая мне в собственность через полгода квартира, правда, пришлась к месту. Работать я пока толком не мог, подрабатывал репетиторством едва сводя концы с концами, а накоплений особых у меня как не было, так и нет. Да, забыл сказать, я учителем был до своего вояжа на войну. Сеял, так сказать, в детские души разумное, доброе, вечное... Но не выдержал, когда бандерлоги начали убивать и жечь русских на Украине только потому, что они русские, а иностранные туристы из США и ЕС стали всё чаще ездить на экстремальный отдых в украинские национальные добровольческие батальоны, а потом выкладывать в интернете свои фотки со снайперскими винтовками в руках и под нацисткой символикой, которую мои прадеды растоптали в годы Отечественной своим солдатским сапогом. Быстро, но не поднимая излишнего шума, уволился с работы и поехал в ДНР, чтобы самому сеять вечное и жать уж заодно, широко размахнувшись в две руки, да на все тридцать патронов в магазине. А то дети меня не поймут, мол, трепать языком каждый горазд, а как самому сделать — так в кусты... Так что, когда я вернулся раненым, полученная по завещанию квартира здорово поддержала меня финансово — я её сдал семье молодого офицера Каспийской флотилии, и он, не теряя времени даром, вмиг заделал пузцо своей хохотушке-жене. Жизнь продолжается, ребята, сосед в этой квартире недавно тихо отошел, а через несколько месяцев молодая семья принесёт в неё вопящий кулёк из роддома. Жизнь не остановишь!

Да, а дача тоже понемножку пришлась к месту. Сначала, осторожненько так, я туда съездил, подбирая вариант как от неё избавиться, потом еще раз съездил, переночевал разок, потом еще и ещё. А потом решительно перевёз в домик дядюшки Тыквы старую софу, часть книг и свой ноутбук, кой-какую посуду и харчи и стал усердно заниматься массажом своей спины, елозя на водительском роликовом коврике, брошенном на софу, и читая книги, бесплатно предоставляемые мне сетевыми библиотеками. Лопату, землянику и молоток я решительно отодвинул в сторону. Правда, все это было до поры до времени...

Пора настала тогда, когда я вдумчиво готовил привычную солдату перловую кашу с тушёнкой на дачной кухоньке. В погребе, люк которого был скромно прикрыт вязаным из старых чулок половиком, что-то негромко стукнуло, и раздался стеклянный грохот разбитых трёхлитровых банок. Это было наследство бывшей хозяйки дачи. Закруток уже не было, дядя Семён тыщу лет назад их уже подъел все, но куча стеклянных банок всё ещё пылилась на стеллаже в погребе. Вообще-то там кроме стен, обшитых горбылём, четырёх брёвен по углам да этих банок больше ничего и не было. Даже мышей. Жрать там им было абсолютно нечего. Я закинул в пыхтящую на огне кашу поджаренный лук с морковью, помешал, потом щелкнул у двери выключателем сорокасвечовой лампочки в погребе, спихнул тапочком коврик с люка и заглянул в таинственное подземелье. В тусклом свете в погребе все еще клубилась и играла пыль. Сразу у деревянной лестницы из толстого некрашеного бруса, круто ведущей вниз, из обшивки стены выпали два горбыля. Один упал вдоль стеллажа, ничего не задев и не повредив, а второй, сволочь, рухнул прямо на грязные и пыльные банки, намолотив кучу стеклянных осколков. Картина была неприглядной и чреватой для меня внеочередным нарядом на уборку стеклянного крошева. Внимательно оглядев открывшийся мне пейзаж, я хладнокровно прикрыл люк и занялся кашей, заправив её тушёнкой и щедро насыпав в булькающее ароматное варево добрую жменю всяческих специй. Свет в подполе выключить совсем забыл.

Вспомнил о разгроме и разорении только поздним вечером, вернувшись на дачу из города, от друга-врача: из-под пола на кухне, куда я зашел попить чайку, пробивались лучики света. Визит к врачу объяснялся тем, что покою мне не давал затылок, так и ныл он, так и тянул из меня все силы. Нет, острой боли вроде бы не было, на пальпирование моим приятелем голова тоже реагировала правильно, а вот какая-то неправильная боль, как нытьё давно сгнившего зуба, не давала мне покоя. Друг возился со мной уже полтора часа, потом позвонил проконсультироваться двум своим приятелям в Центральную областную больницу и гарнизонный военный госпиталь и, наконец, приказал мне подниматься. Он потащил меня к своему однокурснику, дежурящему сегодня в городском травматологическом пункте. Поскольку был уже довольно поздний вечер, а наплыва страждущих и болящих вроде не наблюдалось, то два чокнутых Айболита после горячих обнимашек, громких приветственных воплей и соточки вискаря на нос потащили меня в кабинет томографии. Там меня уложили на холодную прорезиненную клеёнку металлической лежанки импортного футуристического аппарата, тележка потащила мою голову в какую-то собачью будку с круглым входом, потом германский монстр долго громко жужжал и лязгал. Потом свет в кабинете зажегся, меня вытянули за ноги, и мой друг, глядя на меня прищуренными глазами, медленно выцедил еще одну порцию вискаря и недоуменно сказал: "А ты знаешь, Гриф, что у тебя в башке какая-то железка?"

* * *

Гриф, скажу сразу, это моя еще школьная кличка. Не подумайте чего плохого про птичку, относящуюся к подсемейству грифовых семейства ястребиных, не обижайте её сравнением со мной. Все было проще некуда — классе, эдак, в восьмом, от полной безнадёги и отсутствия в школе штангистов как представителей класса млекопитающих в частности и вообще, наш физрук вытащил меня на соревнования по штанге, умоляя меня спасти его жизнь и пожалеть его малых детушек, коих сатрап-директор школы оставит без куска хлеба, если я откажусь подойти к штанге и молодецки выжать её. Я, дурак, его пожалел и вышел. Парень я был крепкий и быстрый, что, в конечном счёте, меня и подвело. Залихватски подойдя к штанге, я, недолго думая, её схватил и моментальным рывком выдрал вверх. Но тут меня немного повело влево. Штанга накренилась, и с неё вдруг со стуком упал замок, а потом с оглушающим лязгом и грохотом упал сорокапятисантиметровый красный блин. Спортзал восторженно ахнул. Но это было ещё не всё, ребята, далеко не всё! Естественно, удержать похудевшую слева на двадцать пять килограмм штангу я не смог. Вырываясь из рук, штанга резко накренилась вправо. Я сделал два приставных балетных шага туда же, но не успел ничего сделать. Штанга встала почти вертикально, не выдержал нагрузки и коротко защёлкал неумело закрытый винтовой замок, и ещё один блин с грохотом рухнул на пол и покатился в угол с неприятным металлическим гулом. Зал замер в мёртвой тишине. И тут я ни нашёл ничего более умного, как громко сказать: "Пиз...ц"! Э-э-э... Короче — я в полной тишине вывел математическую константу, равную отношению длины окружности к длине её диаметра. В её самом простом народном толковании, понятное дело. Зал снова восторженно ахнул, но уже одобрительно и с юморком. Но аплодисменты сорвал физрук. Не дрогнув ни единой мышцей на морде лица, он подошёл ко мне, после короткой борьбы выдрал у меня из судорожно сжатых рук эту железяку для бодибилдеров и прочих извращенцев от спорта, бегло глянул на её маркировку и громко заявил: "Вес взят! В рывке грифа поднято шесть килограмм пятьсот грамм, остальные пятьдесят килограмм упали на пол!" Тут все просто завыли от восторга и застучали ногами. Надо ли говорить, что после этого я остался Грифом навсегда. Ничего, привык со временем, даже до Русского батальона моё прозвище дошло. Правда, там оно носило несколько другой характер... Но это уже совершенно лишние для нашего повествования детали.

* * *

Так вот. Железка в голове. Куда меня привезли с ранением, и где происходила первичная обработка ран, я не знал. Пришел в себя и долечивался уже в Донецке. В госпитале никаких документов о ранении мне не выдали, да я и не просил об этом. Я не военнослужащий Российской армии, хотя в ней отслужил, мне денег за боевые ранения платить не будут. Как только более-менее твердо встал на ноги, так быстро умотал на батальонном УАЗе-буханке в Ростов. Ребята из части приехали ко мне проведать, увидели, что я уже могу ползать по стеночке на своих двоих и сразу отправили меня выздоравливать домой, в Россию. Они же и рассказали о бое и о ранении и потихоньку сунули мне пистолет "Sig Sauer P226" защитного цвета. Это, мол, твой трофей с того нацика, который тебя гранатой приголубил, Гриф. И память о нас, братан. Ну, держись! Бывай, ждём тебя обратно, как поправишься. И всё. О ранениях в спину и в голову мне, безусловно, объяснять ничего не нужно было, я и так всё знал. Болело же здорово, и перевязки обратно же. Как Щорс ведь ходил — "голова обвязана, кровь на рукаве" и тэ дэ. А про оставшийся в голове маленький ролик от вражеского ВОГа мне никто из медиков и не сказал. Да и не знали они, наверное. Тут ведь как дело было? В той короткой, но интенсивной перестрелке сразу погибло двое наших, а остальные трое, включая меня, были ранены. Нацгадов положили всех. Нам повезло, что у них была легковушка, и она, хоть и простреленная насквозь и избитая пулями в хлам, завелась и довезла всех нас — и раненых, и убитых, — к нашему опорному пункту. Разведвыход накрылся, конечно, пятым элементом — кому его проводить, если все побитые и в крови? Унести бы ноги. Ну, добрались до своих, перевязались накоротке. Я был без сознания. Помчались в батальон. В батальонном медицинском пункте всё в спешке, всё второпях — ранка от осколка в спине есть? Удалить осколок и обработать! В голове? Перевязывай скорее и в госпиталь его срочно! Там ранением в голову займутся, у них возможностей больше. А в госпитале, видать, проморгали — один осколок из головы легко удалили, он просто под кожей был, а второй вот не нашли... Спрятался он за костью черепа, не видно его было. А время прошло, ранки поджили, и все. Внешне цел и невредим наш разведчик Никодим! Побаливает затылок, конечно, ноет, но потрешь его поэнергичнее — вроде и проходит боль. А оно вон чё оказалось-то, Михалыч...

— Ну что, Гриф, будем тебя потрошить, — радостно скалясь, прогоготал мой друг-вивисектор. — Дело на пару минут — "скальпель, зажим, спирт, еще спирт, огурец!" И всё!

— Хренушки тебе, садюга! — хмуро ответил я. — Раньше резать нужно было. Когда меня полудохлого в ваши застенки привезли. А теперь я с этим осколком сроднился, прикипел к нему всей душой и мозгами можно сказать, он мне вроде сувенира, как орден он мне теперь. Самому нужен.

Если бы я ещё знал, как он будет мне нужен!

Позарез просто.

Глава 2.

Короче — отбился я от врачей. Они остались бухать в травмпункте, а я, расстроенный и голодный, вызвал такси и отбыл к себе на дачу. А там, естественно, сразу побежал на кухню и в темноте наткнулся на свет из подземелья.

— Тьфу ты, дьявол! Еще мне и это! — с раздражением пробурчал я. Но делать нечего — поставил чайник на плиту и открыл люк в подпол. Там так и валялись на земляном полу две доски, и тускло блестели стеклянные осколки.

Чтобы не тратить времени зря, я, оберегая голову от излишней близости с краем люка, спустился по лестнице в погреб. Исследование горбылей ничего не дало — гвозди, крепившие их к бруску обшивки у самого потолка, проржавели в труху и в результате их не удержали. А у пола доски пришиты гвоздями не были, просто стояли за прижимающим их бруском, играющим роль плинтуса.

Одной доской я попытался сгрести осколки в кучу, а потом поставил горбыли к стене. Стоило чуть-чуть отвернуться, как они снова с грохотом упали. На этот раз, к счастью, ничего не разбив. Я с душой матюгнулся. Еще раз поставил к стене одну доску и, придерживая её рукой, потянулся за второй. Доска поползла вправо. Я ухватил второй горбыль и, чтобы удержать на месте первую доску, прижал её к стене коленом. Горбыль вывернулся и пополз в сторону. Со злости я изо всех сил врезал по проклятой деревяшке свободной ногой. Результат меня ошеломил. Доска хрустнула, треснула и завалилась в бок, а со стены погреба, снова гоня новый клуб пыли, обвалился целый пласт земли.

— Сюпрайз-з-з, мать твою... — задумчиво сказал я, внимательно разглядывая глиняную прореху в стене. Больше сказать мне было нечего.

Вы видели когда-нибудь по-настоящему старое зеркало? Тусклый, весь в чёрных пятнах и подтёках метровый по вертикальной оси овал висел внизу на стене, на треть своего размера уходя в пол погреба. Вопрос "что это?" не вызывал у меня никаких сомнений. Уж очень много фантастической литературы я перелопатил за последнее время. В этих книжках убедительно разъяснялось, что мне на жизненном пути вдруг попался блуждающий портал. На чудака из книг, стоящего в жару на лыжах на асфальте и в течение пары суток упорно не верящего, что он попал в гости к королю Артуру, я совершенно не походил. Соображалка и чухалка у меня работали быстро. Иначе на войне не выжить... Вопрос сразу перешел для меня в иную плоскость: как из блуждающего быстренько смастрячить себе персональный портал? Тут наверху засвистел вскипевший чайник. Самое время было совершать чайную, а также же бутербродную церемонию. Я тщательно, с нескольких ракурсов и дистанций сфотографировал портал на свой обшарпанный телефон и полез наверх.

Чай я пил долго, вдумчиво наворачивая бутерброд с колбасой. Все это время мой телефон стоял передо мной, прислонённым к заварочному чайнику и в режиме слайдов демонстрирующим хозяину яркие и сочные виды моего погреба. Портала ни на одном снимке видно не было. Вся работа фотохудожника была проведена вотще. Было отлично видно земляную стенку погреба, валяющиеся на полу доски, стеклянные осколки от банок и всё! Двери в чудный мир Зазеркалья не было, хоть ты тресни! Я вздохнул, мельком глянул на часы — было около одиннадцати вечера, — и снова полез в подземелье.

Старое зеркало портала висело на месте. Я снова вздохнул и почесал затылок. Для меня было яснее ясного, что видеть марево портала мне позволяет осколок в голове. Иного объяснения я не находил. Осколок от укроповского ВОГа оказался проездным билетом в сказку. Ну, что ж! Не было счастья, да несчастье помогло. Теперь нужно вдумчиво и плодотворно поработать со своей находкой.

Методология работы со стихийными и дикими порталами была подробно изложена в тех же фантастических диссертациях на соискание звания младшего научного мага-артефактора, боевого мага, целителя, погодника (нужное подчеркнуть). Как говорится, методом Святого Тыка и на фундаменте основополагающих русских принципов "авось", "небось" и "ну и хрен с ним!" мне предстоит быстренько приватизировать находку и сдать на права управления означенным блуждающим порталом. Но быстренько как-то не вытанцовывалось.

Я уже говорил, что примерно на треть своего размера портал уходил в земляной пол погреба? Но это была не самая главная печаль. Самая главная проблема заключалась в том, что гадский портал нужно было как-то пробудить, активировать и заставить работать на благо и нужды всего прогрессивного человечества. Ну, и на мои тоже. В первую очередь... А пока он равнодушно висел на земляной стене погреба, и сквозь его мутную поверхность было отлично видно следы от лопаты, некогда откопавшей столь замечательное сооружение для хранения грубых, твёрдых, а также консервированных кормов.

Разбудить это потрёпанное жизнью чудо-юдо, невесть сколько тысячелетий спокойно проспавшее себе под землёй и сейчас случайно обнаруженное нахальным муравьём (муравей это я, если кто не понял; называть себя тараканом как-то против моей шерсти), было задачей непростой. Но решаемой. Только вот как её надо решать? Вопрос. Проблема, ммдя-я. Что-то в глубине души и остатков сознания подсказывало, что самое простое решение — это забить портал досками к чёртовой матери и полностью забить на него. То есть — забыть о нём навечно! Честное слово, так оно лучше будет! Для всех. Но выпустить эту ободранную жар-птицу из своих цепких ручонок, куда она случайно свалилась с сучка в спящем виде? Вы идиотов в зеркале часто видите, когда бреетесь? Сам я иногда там вижу то влюблённых придурков, мурлыкающих под нос романсы при попытке выскоблить подбородок, то мужиков с тоскующими глазами, мучающихся с жуткой похмелюги, то другие разные интересные персонажи. Но идиотов я там не замечал. Или не хотел их видеть... Нет, раз мне это старое зеркало подарили, то так тому и быть! Придётся мне его осваивать. Ничего — медведей в цирке учат на велосипедах ездить, научусь и я порталом управлять!

Я осторожно погладил рукой пыльное зеркало. На его поверхности остался след моего прикосновения. Я удивился — что, на нём есть какая-то поверхностная плёнка натяжения? А продавить её? Запросто. Оторвал кусок коры от горбыля и осторожно погрузил в портал. Только ничего не получилось. Кора спокойно прошла его поверхность и спокойно уперлась в глиняную стенку. Первая попытка не засчитывается... Можно смотреть и в пустой чёрный экран телевизора, но лучше его всё-таки включить в сеть. Зеркало как-то надо включить. Это ясно. Не ясно как... Хм-м... А, может, — чем?

По всему выходило так, что активировать портал нужно было кровью. Моей, естественно. Боли и крови, как и большинство наших мужиков, я совершенно не терпел, но деваться мне из погреба, видимо, было некуда. Ещё я отчетливо помнил, что если веткой или какой-нибудь деревяшкой потыкать в край портального окошка, то её аккуратно обрежет. Это меня не взбодрило. Я уже не раз говорил, что портал по вертикали был примерно в метр, да ещё треть в земле, а по горизонтали в самом широком месте едва ли превышал сантиметров сорок. Лезть в такую дырку, да ещё памятуя о безжалостно режущей всё живое и неживое кромке, было до жути страшно. Мне, с моим ростом в метр девяносто два, совершить этот подвиг было просто невозможно, а какого-нибудь завалящего лилипута под рукой не было. Печалька. Но деваться мне было некуда, часы тикали, подкрадываясь к самому продуктивному для волшебной братии времени — двенадцати ночи. Нужно было на что-то решаться.

Вздохнув, я поковырял пальцем в осколках стекла и выбрал один. Потом тщательно протёр его несвежим платком и осторожно царапнул стеклом левый мизинец. В фильмах японские бандюганы как нечего делать отрезают себе левые мизинцы, чтобы с поклоном презентовать их главному якудзе. На 23-е февраля, небось. Или на 8-е марта. Дело было насквозь известное и знакомое. На мизинце появилась капля крови. Я, затаив дыхание, подождал, пока капля наберёт объём, раздуется клопом и медленно покатится по подушечке пальца, готовясь сорваться с мизинца на пол, а потом поднёс дрожащую руку к поверхности портала и мазнул её своей кровью... Долгих тридцать секунд никаких последствий, вроде бы, видно не было. А потом... Мутное зеркало медленно очистилось, приобрело глубину, в которой ходили какие-то тени, прозрачность и, знаете что? Мне почудилось мягкое тепло, исходящее из глубины портала. Портал явно проснулся от спячки и заработал. Мне даже почудился тихий щелчок, как бывает ночью, когда вы полусонным и ничего не соображающим лунатиком, шаркая тапочками, вплываете с полузакрытыми глазами в туалет, автоматом шлёпая рукой по стенке в поисках клавиши выключателя. Я нервно сглотнул и робко погладил тёплую поверхность зеркала.

Однако, несмотря на обильное слюноотделение, надо было продолжать что-то делать. Вот только что? Я решил провести инструментальную разведку и поплёлся за шваброй. Ну и скотчем, конечно... Ведь селфи-палки у меня отродясь не было. Примотав к швабре телефон, я поставил его на съемку видео, дружески агукнул в объектив и недрогнувшей рукой сунул швабру с видеокамерой на ту сторону Вселенной... Подождав несколько минут, на большее не хватило терпения, я вытащил записывающее устройство и сразу запустил последний сюжетец. Он меня полностью разочаровал. На маленьком экране дешевого телефона, да под прямым светом лишенной какого-либо абажура лампочки, с трудом можно было различить что-то похожее на ночной лес. Изредка в темноте слышались какие-то истерические крики. И всё.

Но мне и этого было много. Сначала я завибрировал и заторопился куда-то, полез за старым рюкзаком, быстро вытащил из холодильника пару банок тушёнки, даже достал из-под софы "Зиг Зауэр" и коробку девятимиллиметровых патронов, а потом подумал — а куда это я бегу сломя голову? Поспешать нужно медленнее. А собираться на предстоящую вылазку тщательнее. Всё взвесить, просчитать варианты, набросать подробный списочек необходимого. А сейчас лучше вдумчиво навалиться на исполнения пунктов четыре и пять китайской философской максимы.[3] Лечь спать нужно, короче. Портал, хрен его знает сколько веков и тысячелетий, прятался в земле моего погреба, подождет немного ещё. Я и закутался в тряпки до самого подъёма, напрочь выбросив из головы всякие будоражащие меня мысли.

Глава 3.

Встал утром как огурчик, ничего не болит, голова свежая, хочется творить и порхать бабочкой. Или птичкой. Грифом, к примеру. Отжимание, подтягивание, немного покачал пресс, потом завтрак. Все это время упорно гнал пургу шебутных дум прочь. Потом долго шарился в ящиках старой мебели на кухоньке и в комнатушке, всё поглядывая на соседнюю дачу. Нашел, наконец, старую, начатую упаковку бинта. Сделал на правую кисть аккуратную повязку, в одном месте немного капнул на свежий бинт йода. Накинул футболку и вышел на крыльцо, сосед уже запускал свой мопед.

— Здорово, Сергеич! Ты мне не подсобишь чуток? Не сильно я тебе планы на утро поломаю?

— Здорово, Глеб. А что надоть-то? И чего это у тебя с рукой? — это он мне, если кто не догадался.

— Вот поэтому и беспокою тебя, Сергеич. Вчера в погребе доски из обшивки стены выпали, банок стеклянных набили целую кучу. Я полез было убираться, но случайно здорово порезался. Теперь молоток в руке держать не могу. Прибей, бога ради, две доски на пару гвоздей... Минутное дело, Сергеич.

— Ну, пойдем в твои закрома и сусеки, попробуем помочь инвалиду.

Мы с соседом неторопливо прошли в дом, а потом спустились в погреб. Это была затеянная мной проверка, и сосед с честью её выдержал. Как я и думал, портала Сергеич в упор не увидел. В момент он забил два гвоздя, и мы полезли наверх, к бутылке. Крякнув и утерев рот рукой, довольный сосед взгромоздился на свой мопед и уехал по своим делам. В магазин, наверное. А я вновь забурился под землю. Нужно было оторвать прибитые соседом доски и вдумчиво, не торопясь поработать с зеркалом портала. И уж очень хотелось посмотреть, что там за лес он показывает, и кто в нём живет.

Разогнувшись после спуска по крутой лесенке, я в полном обалдении застыл на месте. И было от чего. Срывать вновь прибитые доски не пришлось — зеркало умного портала как бы "протаяло" сквозь них и теперь гордо висело на расстоянии спичечного коробка от стены на всеобщем обозрении. Впрочем, была уверенность, что вижу его только я. Недаром я портал своей кровушкой мазал, переключил с позиции "Stand by" на "On" и получил в итоге его привязку к моей личности!

Изумленно покачав головой, я присел и попытался заглянуть в сумрачную глубину портала. Видно было плохо. Зеркало стояло в самом углу, явно не под тем углом, чуть-чуть завалившись на меня. Да и слабая пыльная лампочка мне точно уж не помогала что-то увидеть и разобраться в картинке. Задумчиво достал из кармана телефон, покрутил его в руках, вновь включил на режим "видео" и хотел уж просто сунуть в овал, но потом вдруг сразу вспомнил несколько названий прочитанных недавно книг: "Здесь водятся драконы (чудовища/динозавры)" и совать руку наобум резко расхотелось. Снова на помощь пришла швабра-селфи, и я погрузил работающую камеру в переливающиеся струи портала. На этот раз я решил подержать телефон на той стороне подольше, чтобы была возможность проанализировать потом запись и сделать толковые выводы. Я даже постарался покрутить видоискателем телефона, чтобы взять картинку с разных углов. Кое-как это получилось. Сняв телефон со швабры, я полез на солнышко.

Ну что ж, теперь кое-что из моих видеозаписей можно было рассмотреть и понять. Тот мир, видимо, отстоял от нашего по времени не более чем на пару-тройку часов. Сейчас в нём было раннее утро. Местное солнце постепенно заливало просыпающийся лес светом, в кустах, как говорили классики, щебетала разная птичья сволочь. Телефон записал картинку с высоты метров трёх, примерно. Я решил, что это хорошо — меньше вероятность, что какая-нибудь птичья или звериная сволочь влезет в портальный створ. Но и у меня с этим тоже не все в порядке. У меня портал вообще под землей. Так вот, продолжаю. Точка съёмки в трёх метрах от поверхности земли может и подошла бы для передачи "Дискавери" или "Нэшнл джиогрэфик", но для меня она явно была малоинформативной. Она бы больше подошла какой-нибудь земной белке в поисках новых ореховых угодий, а мне смотреть на лесные заросли было как-то бестолково. Ну, не давала картинка нужной информации для размышления. Я откинулся на спинку старого скрипучего стула. Вот если бы мне дать вид сверху... Задумчиво, вполголоса напевая на чистом полтавском языке бессмертные слова песни:

"Дивлюсь я на небо

Та й думку гадаю:

Чому я не сокіл,

Чому не літаю,

Чому мені, Боже,

Ти крилець не дав? -

Я б землю покинув

І в небо злітав!"

я крутил в голове этот гениальный в своей простоте и глубине вопрос: "А действительно, чому мені, боже, ти крилець не дав? Дал же ты укрофашистам американские беспилотники Raven RQ-11B, если я не ошибаюсь в названии. Наши даже посадили такой на территории ДНР незадолго до моего ранения, как мне помнится".

БПЛА! Вот, что мне нужно! Тэ-э-к-с, а где бы мне его отжать? Съездить, что ли, в батальон? Там наверняка помогут. Но американский "Raven" мне даром не нужен, дерьмо это несусветное, а "Predator" мне точно не дадут, да и не провезти его мне с Донетчины, уж больно этот хищник огромный... Нужно что-то маленькое и простое, с фотокамерой, телекамерой и камерой ночного видения вдобавок. Я задумался. Квадрокоптер какой-нибудь? А сколько он будет стоить и как им управлять? Что-то сложновато получается... А старик Оккам[4] ведь верно говорил: "Не следует множить сущее без необходимости". То есть — как оно проще, так и лучше. Как оно проще... как проще... А проще ведь и некуда — у меня же есть активированный моей кровью и включенный портал! Нужно ещё раз посмотреть, как заставить его работать. Хватит лодырничать, сколько времени в погребе прохлаждался, пора бы уже и подсобить новоприобретенному хозяину.

Как в попу клюнутый, я кинулся в погреб. Портал скромно стоял у стены, медленно переливаясь приглушенными красками. Солнце на той стороне встало уже довольно высоко, и света стало больше. Ногтем большого пальца левой руки я безжалостно расковырял вчерашнюю царапину на мизинце. Показалась кровавая капелька. Ничего, портал кровью не испортишь... Та-а-к, теперь ещё разик мазанем, может, поможет... Должно как-то помочь. Первый раз он от крови включился, а сейчас я его вроде как привязываю к себе и заставляю исполнять заложенные в него функции. Только вот они мне пока совершенно неизвестны и непонятны... Но это пока — терпенье и труд всё перетрут!

Внешне с порталом ничего нового не произошло. Может быть, я говорю — может быть, это очень субъективно, краски тёмного леса стали поживей. А может быть, это солнце поднялось ещё немного повыше... Так, а что же дальше? Я осторожно положил обе ладони на поверхность зеркала. Приятно... чувствуется какое-то живое тепло. Инстинктивно немного раздвинул ладони в стороны, как бы поглаживая и лаская тёплое тельце портала. Ничего себе! Нет, портал не замурлыкал котёнком, он просто взял и расширился! Это получается, я его примитивно руками переконфигурировал? После всего одной, правда, уже второй капли крови? Сам! Ай да Глеб Егорыч, ай да сукин сын. Могёшь ведь, когда захочешь! Ну, помолясь, поехали потихоньку дальше...

Дальше вышло совсем хорошо. Мне очень не нравилось, что часть портала была утоплена в земле. Вот я и опустил пальцы прижатых к зеркалу ладоней вниз и просто подал портал вверх, как, скажем, лист стекла, стоящий вплотную к стене. Зеркало, кстати, и ощущалось руками как нагретое солнцем оконное стекло. И портал спокойно пополз себе из пола и через секунду выскочил из земли, как репка из грядки у дедки. Та-а-к! Это мне уже нравится! Только внизу теперь очень уж узко. Можно без ног остаться, если через край портала невнимательно переступать. А когда-нибудь переступать ведь придётся. И очень скоро, я полагаю. Присев на корточки, я разогнал нижний, суженный конец овала зеркала в приличный дверной проход. Так оно лучше будет... И наверху тоже. Если это дверь, то пусть и будет дверью, а не замаскированной гильотиной. И пошире её сделаем, пошире. Так, достаточно. Теперь уберём немного её наклон на меня... Я несильно надавил на самую высокую часть получившейся у меня двери. И тут же заорал от неожиданности. Грёбаный портал легко провернулся по центральной оси и прямо через голень моих ног прошёл нижним краем вверх, заняв теперь почти горизонтальную позицию. Прямо как стол... Я от небывалого страха мгновенно шарахнулся в сторону, не удержался на ногах и жёстко бухнулся на задницу, судорожно ощупывая свои голеностопы. Они же должны по всем канонам стоять сейчас на полу, отдельно от меня, все в крови... А я должен кататься рядом и биться обрезками ног, из которых толчками хлещет кровь, вопя во все горло от боли. Мне стало нехорошо. На карачках я осторожно выполз из-под чёрной изнанки зависшего в воздухе стола и на дрожащих, полусогнутых ногах стал карабкаться наверх. Наверху, на кухне, я сразу же вытащил свой коньячный НЗ и присосался прямо к горлышку фляжки. Вообще-то я так не пью, но меня реально бил колотун от того, что могло бы случиться. Но, к счастью, не случилось...

Наконец холодный пот на спине высох и исчез, а в голову пришла шальная мысль: "Почему этот долбаный портал меня не искалечил, и почему он чёрный с обратной стороны?" Немного помандражировав, я нашарил зелёную обрезиненную палку мощного армейского фонаря, захватил попавшуюся мне под руку скалку и неохотно полез под землю. Эксперименты и исследования дьявольского объекта следовало несмотря ни на что продолжать. Внизу, не жалея руку, я тут же сунул скалку в зеркало портала, показывающего теперь зелёную дернину иноземного мира, разбавленную маленькими красными ягодками и жёлтыми цветочками, и с высоты примерно шестидесяти сантиметров потыкал круглой деревяшкой в траву. Ничего страшного не произошло. Ощущения такие, какие были бы, если бы я потыкал скалкой в землю у себя во дворе дачи. Чувствуя себя Ломоносовым, я сразу же повёл скалку к кромке портала. Как и предупреждали меня книги из сети, в руках остался обрубок деревянного инструмента, а отрезанная от скалки культяпка звучно шлёпнулась в траву на той стороне. Мне снова стало нехорошо, но сфинктер меня и на этот раз не подвел, и научный эксперимент продолжился. В общем, окоём портала резал всё — и дерево, и стекло, и металл. Я дорезал скалку, располовинил банку и испортил молоток. Не резал он лишь мою плоть — в конце серии опытов я окончательно решился, зажмурился и осторожно подвёл подушечку мизинца к кромке портала. Ну, и почувствовал, что мой любимый пальчик пересёк что-то. Как будто плотную струю воздуха, беззвучно идущую под большим давлением из шланга мощного компрессора, например. Глаза обрадовано открылись, отсечение пальца или головы мне вроде бы немедленно не грозило. Как это и почему — было не совсем ясно, но полученный результат меня полностью устраивал. Повеселев, я залез под портал, изображавший из себя обеденный стол, и посветил в черноту его изнанки своим фонарём. Вылез оттуда в полном смятении чувств. Там, кроме леденящего душу мрака, ничего не было.

Однако нужно было что-то делать с моей дверью в иной мир. Стол мне в погребе был не нужен, а дверью портал быть перестал. Но теперь я был настороже — у нас, у русских, это всегда так: обжегшись на молоке, изо всех сил дуем на холодную воду. Я всё же убрал ноги подальше, изогнулся буквой "Зю", и осторожными касаниями ближней ко мне части зеркала начал приводить портал в вертикальное положение.

Портал послушно реагировал на прикосновения: если мне хотелось его провернуть вокруг оси — он проворачивался. Я утёр лоб. Это что — он понимает мои желания? Видимо, да. Я же мазал его своей кровью, и теперь портал как бы стал частью меня... Облинять-очешуеть с ног до головы! Ну, да ладно. Погнали дальше.

Привёл его в вертикаль, обратно сделал дверью. Но тут же мне стало интересно: а если погнать его дальше? Видимой картинкой к полу? Ну, с дурака какой спрос, — каков вопрос, таков и ответ. Развернул, конечно, и получил тот же стол, но уже с чёрной, мглистой поверхностью. Теперь мне ничего не было видно. Я скрючился и снизу заглянул в зеркало. Оппа-на! То, что надо! Всю плоскость портала заливала раскинувшаяся над кронами деревьев голубизна чужого неба. Но мне было неудобно им любоваться. Поэтому я, естественно, сделал то, что и требовалось в этой ситуации. Сидя на карачках под столом, я аккуратно положил ладони на поверхность зеркала и приподнял его над собой. Ты гляди — опять он меня послушался и поднялся! Как будто понимает, что я от него хочу. Вот теперь смотреть удобно! Да-а, но не на что. Высоко, даже птички тут не летают. Я решительно приспустил портал немного вниз и развернул его относительно земли градусов на сто десять, как вы ставите, например, монитор своего ноутбука, направив виртуальный объектив на лес и видимый за ним горизонт. Тут я во все горло заорал: "Йе-е-с-с-с!" Картинка получилась зашибись! С высоты птичьего полёта, на глаз метров с пятидесяти, всё было видно просто отлично, до самого дальнего горизонта. Так мне никакого "Предатора" не надо, ребята. Если ещё растянуть зеркало портала вверх и в стороны, то просто какой-то широкоэкранный формат экрана получается. Сиди себе в кресле и смотри научно-познавательное кино. Я плавно начал разворачивать портал по горизонту. То, что я вдруг увидел вдалеке, страшно меня заинтересовало.

Глава 4.

Море! Я увидел море. И сразу заныла душа — море я очень люблю, но сейчас вояж к нему мне явно не по карману. Хоть полюбоваться бы... Я слазил на кухню за табуреткой, установил экран портала так, как мне было удобно, и решительно, но нежно нажал ладонями на тёплое зеркало. Экран медленно покатился в сторону моря. Быстрее, ещё быстрее! Теперь вниз. Вот оно! Брызги прибоя, кажется, залетали в экран. Он ещё медленно двигался вперед, я не успел затормозить, нижний край портала нырнул в воду, и показалось дно. Водораздел на экране портала неумолимо пошел вверх, картинка изменилась, мой кинозал плавно погружался в море.

Я инстинктивно поджал ноги... Однако никакой воды в погребе не появилось. Ффух-х... Меня отпустило, и я понял, что дыхание я тоже автоматом задержал. Плёнка портала ничего с той стороны не пропускала. Как бронестекло нехилой такой толщины. Это хорошо. Я поёрзал, сев поудобнее. Смотрим дальше...

Свет играл на мелких камешках, прибоем по дну тащило всякую взвесь и песчинки, шум бодающих пляж волн изменил свою тональность, под водой разом кастаньетами защёлкали окатыши гальки, которыми гремел и пересыпал в своих ладонях прибой. Хорошо! Как у Жака Кусто получается! Экран портала нырнул под воду весь и продолжал неторопливо ползти вперед. Камни дна, все в водорослях и порхающих над ними ярких рыбках, плавно уходили вниз, а я завороженно смотрел полноразмерный цветной фильм о подводных приключениях. До той поры, пока из голубой дали на меня не выплыла тёмная остроносая рыба, как близнец похожая на земную гигантскую акулу... Бр-р-р! Купаться здесь я точно не буду. Резко направив портал ввысь, я пулей вылетел на поверхность. Потом развернулся к скалистому, покрытому светлым лесом берегу. Как в Крыму, только набережной с кафе и пивом не хватает. Тут краем уха услышал стук в дверь и негромкие крики соседа. Пулей вылетел из погреба, оставив свой телевизор включённым, но не забыв закрыть люк.

Это Сергеич, вернувшись из магазина, стучал ко мне в запертую дверь и, надрываясь, орал: "Глеб! Ети тебя коромыслом, ты где ходишь? Всё в погребе сидишь? Открывай! Чего заперся?!"

— Не ори так, Сергеич, иду я уже, иду. В погребе стекляшки заметал, не слышал, как ты подошел. Ты чего?

— Я тебе свежий батон взял, Глеб. Помнишь, я у тебя давеча полбуханки хлеба занимал?

— Спасибо, конечно, Сергеич за заботу, но не принято вроде отдавать взятый взаймы хлеб? Бабка мне ещё так говорила.

— А тебе я хлеб не отдаю, а угощаю свежим батоном, Глебушка.

— А-а-а, ну тогда ладно. Спасибо тебе, Сергеич!

Я закрыл дверь, подождал, пока сосед выйдет за калитку моей дачи и вернулся на кухню. И сразу уронил челюсть на пол... и батон туда же. Мой самый лучший жидкокристаллический 4К Ultra HD портал затащил свой почти двухметровый по диагонали экран в тесную кухоньку, нагло наехав на печку-голландку. Проблема, как привязать портал к себе, достать его из погреба и заставить бегать за собой комнатной собачкой была, кажется, мной уже успешно решена. Без сил я опустился на скрипнувший стул. Жизнь пошла вразнос, причём все быстрее и быстрее. Вчера я этот телевизор-переросток нашел, накормил своей кровушкой, а сегодня он уже скачет вверх-вниз по лестнице как несмышленый козлик, весело подрагивая своим хвостиком. Куда только эта сволочь меня заведет, когда вырастет...

На моей лилипутской кухоньке такой огромный девайс был мне не нужен. Собрав остаток сил, я поднялся и решительно смёл портал ладонями в кучку. Так, чтобы только колобок смог пролезть. Сразу на душе стало гораздо лучше, а мне, кстати, стало видно плиту с кастрюлькой. Желудок вдруг намекнул, что уже пора греть суп, скоро рабочий полдень. Я сразу же с радостью согласился. Гороховый супчик, да под свежий батончик, ну-у, и пять капель коньячка, пожалуй, можно себе прописать — заслужил. Только вот ноутбук нужно включить и поставить "Россию-24"; я информационный наркоман и не могу, чтобы что-то не бормотало на ушко и не лезло в глаз. Так, 13.02... уже 03, мы на час вперёд Москвы, у них сейчас двенадцатичасовая сводка новостей. Самое то. Сняв исходящую вкусным парком крышку кастрюльки, я зачерпнул самую гущу и...

— ...мерть Моторолы, Гиви, а теперь командира широко известного в нашей республике славного "Русского батальона" с позывным "Дед Пихто"... — сказал с экрана ноута полковник Эдуард Басурин, лично мне известный еще с осени 2014-го, когда он был замполитом батальона специального назначения "Кальмиус", сформированного из добровольцев-горняков. Лязгнул о дно кастрюли выпавший из руки половник. Я медленно подошел к столу с ноутбуком и медленно опустился на стул.

— Украина окончательно продемонстрировала то, что под руководством партии войны, под крики "Москаляку на гиляку", факельные шествия и фашистские салюты "правосеков", под пушечные залпы в так называемой зоне АТО, она выродилась в оголтелое террористическое государство. С группой террористов, поразивших машину с Дедом Пихто снарядом гранатомета "Шмель", охрана завязала бой. В результате боя украинские террористы бежали, на месте засады найдено два трупа. Один в клочья, другой можно идентифицировать. По крайней мере, оселедец и татуировки с рунами СС у него на месте, вам покажут видеосъёмку... — неприятно оскалился Эдуард, — ...остальных гонят, найдут и добьют как бешеных псов. Это уже не обсуждается. Палачам — смерть, террористам — террор.

Я опустил голову, до побелевших косточек фаланг сами сжались кулаки. Дед Пихто... Он научил меня быть солдатом, стать на этой войне тем, о ком не любили говорить у себя в норах бандерлоги. Я лично видел в захваченном у нацгадов блиндаже нарисованную на листе ватмана зверскую морду какого-то чудовища с подписью: "Гриф". Весь лист был изорван пистолетными пулями. Теперь это коснулось лично меня. Дед погиб... Хватит терпеть и медлить, когда нас убивают по одному. Отныне палачам — террор со смертью, террористам — смерть с террором! Так будет правильно и справедливо. Нужно собираться... Пора ехать обратно. Отпуск по лечению закончен.

* * *

От моего города до Донецка добираться примерно около суток. Это если ехать на машине, быстро и сопли по асфальту не размазывать. Но машины у меня нет. Зато есть портал.

Я присел на дорожку, вспоминая, всё ли успел сделать. Вроде бы все... Пора. Забросил рюкзак на спину, машинально поправив "Зауэр" подмышкой, с трудом приподнял, едва оторвав от пола, сумку "мечта оккупанта" и шагнул в портал. Точку для десантирования я с Василием выбирал долго и тщательно. Васька — это ничейный кот, застолбивший в свою исключительную собственность несколько домиков на нашем дачном участке. Теперь он их регулярно обходит и получает свою ренту натурпродуктом. За шмат "докторской" колбасы он первым из землян был вынесен на моих руках из портала в новый мир, повисел пару минут в моём захвате, потом вывернулся из рук, свалился на инопланетную травку и исчез за камнем. Я не садист, но проще проверить, можно ли дышать чужим воздухом, у меня не получилось. Впрочем, Васька никуда не мог убежать. Делать свою промежуточную базу для использования портала в качестве транспортной сети я собирался в наиболее безопасном месте. А именно — на пятачке вершины отдельно стоящей у моря скалы, здорово напоминающей наши уральские "каменные столбы". Там, на скальной площадке, даже пара деревьев была, а тропинки вниз не было. Так что никуда Василий удрать не мог. Рюкзак и сумку челнока я бросил на покатой площадке столба, поймал Ваську и вышел к себе на кухоньку. Там я отвалил напарнику ещё один солидный кусман колбасы за отлично выполненный смертельный эксперимент, а сам перекидал в портал небольшую кучку дровишек и перетащил на скалу две пластиковые пятилитровые канистры с водой. В канистры я ещё бросил советские серебряные полтинники, одну монету с молотобойцем, а вторую с рабочим, указывающим путь в светлое будущее несознательному крестьянину. Так, на всякий случай, чтобы вода дольше стояла. Потом посмотрел на свою кухню в рамочке портала и стал устанавливать палатку. В общем, через полтора часа все дела на каменном столбе я переделал. Палатка стояла, надёжно укрепленная по периметру камнями, чтобы ветром не сдуло, дровишки были складированы под каменный козырек от возможного дождя, воду и харчи рассовал по предназначенным для них местам и даже выложил камнем будущее костровище. Теперь я мог безопасно переночевать или пересидеть здесь какое-то время. Ни один хищник ко мне не залезет. М-м-м, пожалуй, кроме дракона или летающих обезьян волшебницы Бастинды... Впрочем, они тут навряд ли водятся. Так, все дела сделаны, пора бы определять маршрут дальше. И я вернулся к себе на дачу.

Мои манипуляции с зеркалом проходили все быстрее и быстрее. Накапливался опыт управления порталом, по-другому и не скажешь. Всего-то нужно было дождаться вечера, перевернуть зеркало портала картинкой вниз, потом залезть под него, поднять для лучшего обзора земли портал на высоту... даже не знаю, альтиметра у меня ведь нету. В общем, очень высоко, выше самолетных маршрутов, почти в космос. Потом, изредка подглядывая в карту Гугл, вид из космоса, развёрнутую как подсказка на моём ноутбуке, с трудом определил залитый светом Ростов, от него привязался к полуосвещенному Донецку и резко пошел вниз. В ППД батальона я не собирался. Все, что надо, мне было уже известно. Необходимо было лишь навестить одного человека, которому я доверял. Найдя подходящий темный угол, я выскользнул из портала в Донецке. Нужно ли говорить, что мой невидимый для других персональный транспорт, привязанный ко мне кровью, теперь постоянно висел у меня за спиной? На мой стук за дверью раздался топот маленьких ножек, дверь отворилась, и кроха в белой кофточке, джинсовой юбочке и в красных колготках смело и громко спросила: "Ты кто?"

— Не узнала меня, Дашутка? Я почтальон Печкин... э-э-э... точнее, дядя Птичкин. А папа дома? — спросил я, улыбаясь. — Вот тебе шоколадка, малышка.

Дашутка мигом уцепилась за мой подарок, утянула его к себе и тут же начала деловито сопеть и вскрывать шоколад, потеряв ко мне всякий интерес. Да-а, правильные женские навыки им даются с самого рождения. Шуршание фольги прервали новые шаги, и к двери подошел мой приятель.

— С кем это ты тут разговариваешь, Даша? Гри-и-ф? Ты как здесь оказался? Ты же убыл по ранению?

— Как убыл, так и прибыл, Бармалей. Поговорить бы нужно. Пойдем на площадку, ты покуришь, а я дым понюхаю.

В общем, не прошло и часа, как мы с Бармалеем на служебной машине, вызванной из расположения батальона, ехали в темноте к линии фронта. А там, немного не доезжая до наших опорных пунктов, в одном разбитом артиллерией селе спустились в длинный бункер, в который Бармалей превратил простой склад местной потребкооперации.

— Что возьмешь, Гриф?

— Мины или взрывчатку и какой-нибудь серьёзный длинноствол. МОН-100 у тебя есть?

— Мин совсем не осталось, все на передке закопали и на тропах установили. Есть тротиловые шашки. Возьмешь? А из длинноствола тебе что?

— Возьму и шашки, мне без разницы. А им тем более... Только побольше отсыплешь и взрыватели разные подгони. По второму вопросу — "Печенег" или СВД.

— "Печенег" ему! Ты всё же думай, Гриф, чего просишь. У меня ведь не склад РАВ[5] бригады спецназа ГРУ МО РФ, а Киев нам пока поставки "Печенегов" не начал, нет их у укров. Снайперских винтовок у меня сейчас вовсе нет, разобрали все... Слу-у-шай, Гриф, я тебе щас такую вещь подгоню — благодарить потом ящиком коньяка будешь!

Я с сомнением взглянул на раздухарившегося Бармалея. Расставаться с ящиком коньяка мне ужасно не хотелось. Сам коньяк люблю.

— Ты мне за ящик коньяка "Сатану"[6] собираешься всучить что ли? Так она весь Киев в стеклянную плешь обратить может. Это укры "Точкой-У" по мирным людям стреляют. А я буду выборочно отстреливать тех, кто пришел сюда с оружием нас убивать, "точечно", тихо и эффективно.

— Ну, а я о чём? — возмутился Бармалей. — Именно выборочно и точечно. У меня с 2014-го года два немецких MG-34 случайно завалялись. Возьмешь? У него два режима — одиночный и очередью. Длина ствола превышает СВДшку, присобачишь оптику — на полтора километра можно уверенно стрелять, чем тебе не снайперская винтовка? Питание от стандартных лент на пятьдесят патронов, а дальше — собирай их, как тебе нравится. Хошь сто, а хошь двести пятьдесят мощных маузеровских патронов в одной ленте. Есть и сдвоенные магазины "Patronentrommel 34" на семьдесят пять патрончиков, но с ними морока — специальная крышка ствольной коробки нужна, пружины в магазинах нужно взводить специальными ключами. Замучаешься, в общем. Лента проще и надёжней. Что ещё? Да! Запасные два ствола к пулемёту, ЗИП, ключи, и... — тут он заперхал от сдерживаемого смеха — ...две рукавички асбестовые для смены раскалённых стволов. Короче, полный инструментарий! Бери, не ошибешься. Патронов к ним целые ящики. Это уже хохлы после захвата власти побеспокоились. Потихоньку передать пулемёты нацгадам видимо хотели. Но попали эмгэшки ко мне. И это... прими во внимание — неучтённые они, пулемёты-то, ещё с той войны остались. Их как бы уже и нету... Возвращать не нужно. Так что — дарю!

Это было хорошо. Немецкий пулемёт — машинка серьёзная и неплохая. Тяжёлый, падла, двенадцать килограмм, и оптика ставилась только на станок. Так что о снайперских выстрелах на 1,5 км можно даже и не волноваться, и не мечтать. Вообще у него эффективная стрельба на шестьсот, край восемьсот метров, а вот действенная и заградительная — до двух километров. Но и этого более чем достаточно. Тут ещё попасть в цель надо ухитриться. Впрочем, у эмгэшки довольно высокая скорострельность, а значит и плотность огня. Прикиньте, что лучше — попадание в мишень метр на метр одной пулей из десяти, выпущенных из какого-то пулемёта или десять из двадцати, выпущенных именно из этой немецкой "пилы"? А насчёт прицела что-нибудь придумаем.

— Беру, Бармалей! Только закинешь мне на машине все барахло тут в одно местечко. Полежит в лесочке, пока я его не переправлю адресатам. И последнее. Ты мне скажешь, из какой гадючьей норы вылезли эти "козаки" с оселедцами?

— Скажу, конечно. Наши же их сейчас гоняют, может, кого живым и возьмут. А особист батальона руку на расследовании теракта плотно держит, тоже поможет.

Я молча кивнул Бармалею, схватил первый ящик с тротиловыми шашками и попёр его в машину.

Глава 5.

Дождавшись, когда машина с Бармалеем и взопревшим на разгрузке схомяченного добра бойцом-водилой из батальона уфырчит пробитым глушаком в темноту, я немного передохнул и начал без спешки перекидывать полученные ящики и коробки к себе на каменный столб. О, как! Уже к себе, это на чужую планету-то! Восхищенно покачивая головой от гибкости человеческой психики, рассовал груз по аккуратным штабелям, прикрыл их толстой плёнкой для дачных оранжерей и спокойно отправился домой, в свою многоэтажку. Ночевать в Донецке или на даче я не собирался, это не входило в мои планы. В мои планы входило, чтобы меня именно сегодня увидел сосед-офицер. Вот и пришлось зазывать его к себе на рюмку коньяка по случаю годовщины ранения. Юбилея, конечно, на самом-то деле не было, но кого это беспокоит? А утром сначала на дачу, показаться соседу, а потом туда, на столб. Приводить в порядок и отстреливать пулемёт, вязать пятикилограммовые пакеты из взрывчатки, ну, и что другое по мелочи. Я с взрывчаткой неважно работаю, насущной необходимости научиться до сих пор у меня не было, но, знаючи даже самые основы, подорвать пакет тротиловых шашек не очень-то и сложно.

Свой пулемёт я очистил от закаменевшей смазки, пощелкал крышкой коробки, привыкая правильно устанавливать патронную ленту, несколько раз нажал защелку слева и противоположным движением кистей рук по продольной оси взаимно развернул ствольную коробку пулемёта и кожух ствола, приучаясь менять нагревшийся ствол. Хм-м-м, и правда быстро... Как крышку пива на завёртке открываешь. Потом набил вручную пятидесятипатронную ленту и с удовольствием высадил её по камням на пляже. Пулемёт шил, как зингеровская машинка. Просто прелесть! Вдоволь наигравшись игрушкой для больших мальчиков, наскоро протёр ствол, отложил пулемёт и пододвинул к себе первый ящик с двухсотграммовыми тротиловыми шашками. В принципе, и весь ящик на двадцать пять килограмм можно использовать как одну мину, нужно вставить только в специально предназначенное для детонатора отверстие на шашке запал. Но мне могло потребоваться несколько мин. Решительно вздохнув, стал формировать, снабжать запалами и перематывать уже приготовленные пятикилограммовые брикеты взрывчатки скотчем. Из него же сделал ручки для переноски мин. Навязал также четыре узких пакета тротила для пушечных стволов. Потом аккуратно разложил все со тщанием сделанные бабахи на отдельные кучки для ночного фейерверка. Вспомнив о темноте, вытащил из сумки и поставил рядом с тротилом аккумуляторный фонарь.

Пока со всем барахлом разобрался, уже стукнуло три часа дня. Хотелось есть, но пообедать решил в Донецке. Погонял зеркало по улицам, выбрал ресторанчик посимпатичнее и со вкусом поел разных украинских разносолов. Потом позвонил Бармалею, пускай засекут координаты моего телефона в Новороссии, делу это не помешает, а свой результат когда-нибудь даст. Договорились с разбойником о встрече, пересеклись на бегу...

— Та-а-к, значит это залётные "січові стрільці" были... Бандиты просто. Ну, мне это ещё проще. Начну с них, а там будем поглядеть. — Я хмуро взглянул на рассказавшего мне последние новости Бармалея.

Судя по его словам, полностью уничтожить диверсионную группу не удалось. Бандерлоги потеряли ещё трёх человек, причём одного бросили раненым, даже не пристрелив в суматохе, но в конечном итоге удрали к себе, за минные поля и сразу заполыхавший пулемётным огнём опорный пункт ВСУ. Наблюдатели ОБСЕ, небось, тут же зафиксировали "опасную дальнейшей эскалацией напряжения вооруженную провокацию" со стороны сепаратистов... Впрочем — чёрт с ними, что с болезных главою возьмешь, они даже украинские танки у себя под носом разглядеть не могут. Так вот, о раненом сечевике. Не знаю, может, наши ребята ласково погладили его по головке и помазали зелёнкой раны, может, случайно наступили на яйца, но захваченный сечевик искренне, торопясь и захлёбываясь в кровавых соплях, рассказал, что он доброволец-западенец, пришедший лично валить толпы российских солдат в ватниках и безжалостно жечь российские танки из гранатомёта. В этом выходе танки им не попались, и они дали залп по двум нашим машинам под флагом ДНР. В первой оказался Дед...

— И где эти гады стоят? — поинтересовался я. — Хотелось бы навестить при случае.

Бармалей понятливо улыбнулся, достал из планшета склейку карт и зашуршал ею на столе. Карта была густо усыпана разноцветными значками нанесенной обстановки.

— Ты попроще мне, Бармалей. Пальцем покажи, я ведь не офицер, академиев Генштаба не заканчивал, чтобы в картах разбираться.

— А чего тут разбираться особо... Вот смотри: тут, в двенадцати километрах от разделительной линии, в брошенном пионерлагере устроились эти самые западенцы. Всем кодлом — и жильё тут, и столовка, и складские помещения. А вот отметка, восемь кэмэ южнее, — это батарея пушек Д-30 Укровермахта. Четыре 122-х миллиметровых ствола у них осталось, две пушки наши разбили, но и то, что осталось о-очень вредно и опасно для жизни и здоровья... Тоже надо бы навестить. Уж слишком они активно работают. Себя не щадят, можно сказать. — Бармалей изучающее посмотрел на меня. Я кивнул. Ну, не щадят, так не щадят. Так тому и быть — сгорят на работе.

— А вот тут, Гриф, в сорока километрах западнее, четыре установки "Точка-У" расположились. Тихарятся в засаде, гады. Вот бы их достать! — слегка постучав по карте карандашом, мечтательно прищурился Бармалей.

— Тебе как их достать — раздолбать к чёртовой матери или перегнать на нашу сторону? Только учти, транспортно-заряжающие машины я искать в темноте не буду.

— А ты и это можешь? — изумленно задрал брови вверх Бармалей. — Тогда перегоняй их, конечно! А ТЗМки не нужны будут, всё равно ракеты у укров протухли уже давно. Мы, если что, новенькие пошукаем...

Знаю я, где и как ты их будешь шукать, разбойник. Ну, это дело не моё, это уже высокая политика и государственные интересы.

— А вот тут что, Бармалей? — я постучал пальцем по городу, украшенному целой кучей значков. — Я вижу, что город. В городе-то что интересного? По-о-нятненько... И гауляйтер, и СБУ, и ВСУ, значит, собрались... Действительно, интересно. Надо бы приглядеться.

* * *

К выходу я готовился долго и вдумчиво. Сегодня в ночь мне надо было навестить туристов со львовщины, артиллеристов-стахановцев и ракетчиков ВСУ. В пионерлагерь, на позиции артиллерии и к ракетчикам я заранее сгонял зеркалом, знакомясь с местоположением объектов и изучая обстановку вокруг. Все было нормально — западенцы квасили и орали, около пушек копошились расчёты, выкладывая штабели снарядов и готовясь к ночному обстрелу, возле "Точек" тоже суетилась и бегала молодежь. Начальников, скучковавшихся в отмеченном разнообразными цветными значками городе, я решил навестить завтрашним днём, когда они вынуждены будут собраться в один кагал, чтобы обсудить ночные события, которые скоро обязательно произойдут.

У меня было ещё одно дельце — днём, на встрече с Бармалеем, я поинтересовался, а куда это он загнал машинку для набивания лент к моему пулемёту? Но старый хомяк уперся и утверждал, что такого девайса у него не было, и нет. Я укорил его тем, что вручную мне придется снаряжать неразборную ленту на сто патронов до морковкина заговенья, но этот начвор[7] сначала изодрал свой тельник на впалой груди, а потом посоветовал полазить по сайтам "чёрных копателей". Мол, если где-то и есть немецко-фашистские машинки для заряжания патронных лент MG-34, то это точно у них. Изнуренный нашим криком и руганью, Бармалей махнул рукой и обещал даже оплатить их покупку из батальонной кассы. Я смотался к себе на дачу, полез в интернет и, что меня удивило, сразу наткнулся на нужное предложение. Сгонять в Воронеж и взять пару машинок модели "Gurtfuller 34" не составило для меня никакого труда. Одну отдал этому пирату для оставшегося у него немецкого пулемёта, а одну крутил, как старый шарманщик Карло, набивая себе ленты по сто патронов. Двести патронов в ленту я решил не ставить, ствол у MGшки больно быстро уж греется. Сто будет в самый раз. Усиленным маузеровским патроном, да с двадцати-тридцати метров, а дальше ста я и стрелять не буду — просто порвёт всё и всех в клочья!

Ну, вроде бы все. К труду и обороне я полностью готов.

* * *

Уже заметно стемнело. На площадке своей каменюки-высотки, у скромного костерка, я вскипятил свой чёрный от сажи охотничий чайник. Пригоршню чая с маленькими кусочками сухой мандариновой корки для аромата, за отсутствием специального заварочного фарфорового чуда из Японии, я засыпал прямо в него. Так будет привычнее и вкуснее. Попивая духовитый чаёк, я лениво гонял зеркало то к пушкарям, то к ракетчикам. К рагулям[8] я не заглядывал — пьянка там приобретала эпохальные очертания. К ним я метнусь позже, пить они будут до глубокой ночи. И все вместе соберутся, в одну кучу, как черви в клубок, — жратва и выпивка их объединит. Не надо будет по углам шукать потерявшихся.

Начать мне пришлось с артиллеристов ВСУ. Уж больно они сосредоточенно готовились убивать мирных дончан. Дождавшись, пока трудолюбивые солдатики-герои АТО уложат вокруг пушек штабели снарядов раздельного заряжания, я подцепил четыре пакета с взрывчаткой и тихо и аккуратно разложил её по укладкам с гильзами. Потом отскочил подальше, развернул портал гранью к пушкам и подорвал всё к такой-то матери.

Взрыв был страшным. Когда утих грохот, и с неба перестала сыпаться всякая дрань, я выскочил из портала весь в белом с MG наперевес. Через левую руку элегантно свешивалась и раскачивалась пулемётная лента. Шучу — в камуфляже я был... Натужно шучу и не к месту, но больно уж страшную штуку я уделал, сам испугался, отсюда и попытка плоско шутить... Пулемётом я крутил зря, в живых осталось только шесть человек — командир батареи, еще два каких-то офицера и трое рядовых, которые ошивались от пушек подальше. И то все они были относительно живые. Но пулемёт все-таки помог. Им я согнал вояк в кучу, потом уложил мордами вниз и накинул четверым на руки пластиковые стяжки. Пока два шатающихся украинских воина перетаскивали офицеров поближе к гаубицам, я быстренько пробежался по пушкам и, немного потыкавшись, сумел поднять у трёх стволы. Четвертая пушка отказалась после взрыва задирать ствол. Одного бандерлога я тут же пристрелил. Оставшихся трёх офицеров ждали виселицы. На каждом стволе гаубицы болталась заранее приготовленная петля, накинутая мной на шкворень для транспортировки...

Потом я обратился к оставшимся солдатикам.

— Слушать меня, пассивные... Вы все приговорены к смерти военным трибуналом и жителями Донецка, фашисты. Нельзя кидать снаряды в мирный город, убивать детей в школах и детсадах, женщин на рынках и стариков на остановках. Этим, которых можно тут найти под ногами, не повезло. Они уже умерли и не увидят, как будут казнить скотов, осужденных за военные преступления. Вам я предлагаю выбор: вы подтаскиваете эту падаль к пушкам, засовываете их башкой в петли, а потом поднимаете стволы вверх. Как вы там кричали, сволота фашистская, — "Москаляку на гиляку"? Так ведь? Да ещё и скакали козлами как в "Летке-енке" от восторга. Вот по вашему рецепту теперь и сделаем "Хохляку на стволяку"... А вас потом я просто пристрелю. Это не больно, гораздо лучше, чем три минуты дрыгать ногами, выпучивать глаза, задыхаясь без воздуха, и подохнуть в петле обосраным и с мокрыми от спермы трусами. Ну, как?

Как они вешали своих сослуживцев, я заснял на телефон. Бармалей приделает этот сюжетец куда нужно. Потом достал "Зауэр", быстро пристрелил потихоньку воющих нациков и приколол на пояс болтающегося в петле старшего офицера транспарантик: "Вздёрнут за сознательное и преднамеренное убийство мирных жителей Донецка. Палачам — смерть!". Потом открыл замки пушек, заложил в стволы и подорвал специально сделанные для этого дела попарно смотанные шашки тола. Всё. Тут я пошабашил. Теперь следующее — "шеф приказал угнать "Точку".

Вот тут мне пришлось уже пострелять из пулемёта. Но немного. Пока часовые не закончились. Было уже сравнительно поздно и людей вокруг пусковых было мало. Чёрт его знает, сколько их было вообще, и где ракетчики ночевали. Услышали пулемётную стрельбу и сдристнули подальше, наверное. Как управлять шасси пусковой установки Бармалей мне рассказал. Даже свозил к захваченному у хохлов, но неисправному комплексу, где я полазил по кабине и посидел за рулём. А место, куда перегонять угнанные машины я присмотрел заранее. Так что сначала я положил портал параллельно земле, растянул его по высоте и ширине, затем вновь поставил его вертикально перед мордой первой "Точки" и вывел зеркало на нужное место — лощину в нашем тылу. Запустил двигатель и осторожно перегнал пусковую на несколько метров вперед. Заглушив мотор, быстро переставил портал к новой машине и начал все сначала. И так четыре раза. Просто вспотел от перебежек с этой двенадцатикилограммовой дурой. Я имею в виду пулемёт. Как только перегнал последнюю установку, оттёр трудовой пот и начал таскать в гудящий песнями и матом бывший пионерский лагерь пакеты с тротилом. А "Точки" утром заберёт Бармалей, мы с ним так договорились.

В стойбище рагулей все было сделано скромно и некинематографично. Я их просто взорвал халявными тротиловыми шашками. Благо это было несложно сделать — всё воинство уже сильно упилось. Тратить на этих "сверхчеловеков" нервы и дефицитные маузеровские патроны я не стал. После череды взрывов, на которые я смотрел сбоку и на расстоянии, мне стало грустно. От пионерского лагеря ничего не осталось.

Разгрузившись на каменном столбе, я шмыгнул к себе на дачу.

Глава 6.

— Так, это мне понятно, что ты их всех на фарш пустил, но сделал-то ты это как? И с кем ты всё это успел провернуть? Ведь мы вчера расстались с тобой в самом начале седьмого, еще даже толком и не успело стемнеть вечером... — на Бармалея было жалко смотреть, так его плющило от полного непонимания момента.

— Всё, Бармалей, закончили все вопросы! Это тебе не пресс-конференция, ты не журналист, а я не ответчик, и, стало быть, нечего тут словесную пургу гнать. Результаты ты все получил, а как это было сделано — уже неважно. Могу сказать одно — с помощью дружественного местного населения. Молодогвардейцы Донбасса помогли. Не один ведь ты на жовтно-блакитных зубы точишь. Стоп-стоп-стоп! Только не спрашивай, что это за молодогвардейцы и как их найти! Их СБУ найти не может, и тебе нечего суетиться.

— Да не собираюсь я их искать, Гриф! Но ты понимаешь, что ты с этими молодогвардейцами устроил? Какой шум поднял? Шутка ли сказать, за одну ночь уничтожить батальон сичевиков, взорвать артиллерийскую батарею и повесить карателей, а потом еще угнать и доставить почти в Донецк четыре "Точки"! Это пиз..ц какой-то. Четыре ракетных комплекса!! Которые нам позволят...

— Всё-всё, успокойся, старче! Уж больно ты раскраснелся, сейчас весь паром изойдёшь и кипятком описаешься... Ничего тебе не позволят, тут же отберут.

— Нет, ты понима...

— Тихо, я сказал! Заткнись! Вот так-то...

Помолчали, но Бармалей долго выдержать паузу не смог. Он аж подпрыгивал на табуретке, как закипевший чайник на плите.

— Я на тебя и твоих ребят представление на орден сей же час подам, Гриф. На Героя...

— А вот это забудь сразу, Бармалей. Это сделано не ради ордена. Это тризна по Деду. И по всем нашим, павшим в этой войне... За это ордена мне не надо... Я еще в тот город смотаюсь, который у тебя на карте весь значками штабов исчеркан.

Тут в нашем разговоре опять повисло молчание. Бармалей лишь машинально расставлял по отметкам населённых пунктов на карте блестящие пистолетные патроны, изредка подглядывая на меня встревоженным взглядом.

— Э-э-э... Гриф... а не высоко ли ты дерево рубишь? — После долгой паузы промямлил Бармалей. — Ведь, если что случится в том городе... том штабе... Это ведь крупный теракт в суверенном государстве получается. Именно теракт! Как мы выглядеть будем в глазах украинцев и европейцев, в глазах русских? А?

— А у нас, бл@дь, в Донецке, эти взрывы в подъезде и выстрелы из "Шмеля" по окнам и по машинам — это что, детские шалости, а, Бармалей? Это разве не прямые террористические акты? И кто их проводит — укры из беспеки и спецбатальонов или бородатые мусульмане из ИГИЛ? Ничего, Бармалей. Я уже думал об этом. Новороссию к этому делу им пристегнуть не удастся. Я всё сделаю сам, всё возьму на себя, весь грех. Но этих псов смердящих надо остановить. Их надо уничтожить. Если с первого разу не поймут уже сделанного мной, то я могу ведь и повторить... Если они будут уверены в том, что на каждый теракт в отношении донецкой и луганской республик сразу же последует ещё более жёсткий ответ, то, может быть, это их, сволочей, немного образумит... Но верится в это мне с трудом. Тупые они, им ненависть глаза застит...

* * *

Вот и сижу я теперь в этом городе, в пабе со смешным названием "Растёт Пузо" и неспешно потягиваю пивко. От чего здесь растёт пузо, вам теперь понятно, надеюсь? Кроме пива тут довольно вкусно кормят. Пока в штабе АТО соберутся на совещание все заинтересованные в ночных событиях люди, можно будет и перекусить. На столике, рядом с пивной кружкой и тарелкой с солёным чебаком, ко мне монитором, а крышкой к залу, стоит небольшой ноутбук с логотипом "

hp

".

В пабе посетителям предлагают бесплатный Wi-Fi. Хорошее дело, и нужное. Мне нужное. Пришлось купить в солидном магазине компьютер, чтобы выложить в сеть с соответствующим комментарием съемку уничтожения лагеря перепившихся националистов на одном литовском ресурсе, нагло лезущим в информационное поле интернета. А чтобы не привести оперов из СБУ к себе на хвост — гривен у меня ведь нету, заглянул к финансистам в штаб АТО и упёр на новый ноутбук пригоршню долларовых бумажек, по принципу: "быстро спиз...л и ушел, называется — нашел"! Планируемые мною события эту кражу прикроют. Ничего, Трамп, узнав о несчастье, которое сегодня непременно случится, им ещё подкинет денюжек. На венки и памятники... Американцы привыкли широко жить и не экономить на серьёзных делах. Бабахнули же США свыше пяти миллиардов долларей на то, чтобы всё по уму подготовить и вернуть, наконец, Крым России. А мне эти деньги помогли вставить в мировую сеть интересные кадры и заработать кучу лайков. Способствуя делу широкой доступности информации, гласности и демократии.

Я выпил пивка и закусил солёной рыбкой. Ух, хорошо! Ударил по клавише "Enter" и сюжет пошел. Теперь можно и штаб АТО заглянуть.

Пристроив на монитор ноута своё зеркало, покочевал по разным кабинетам здания штаба, посмотрел в режиме online что там и как. Народ шустро бегал из кабинета в кабинет, иногда кучкуясь на лестничных площадках, чтобы курнуть и обменяться свежими новостями, сплетнями и совсем уж нелепыми слухами. Показательная расправа над батальоном "січовіх", казнь убийц из гаубичной батареи и исчезновение пусковых "Точка-У" не прошли для коллектива штаба бесследно. Их потряхивало и лихорадило от нетерпения получить разъяснения или новые сведения...

Я глотнул еще пива и заказал мясо на гриле. Уж больно красиво оно выглядело на рекламном проспекте.

...А новостей вам я сейчас подброшу. Так, а что у вас, ребята, сейчас на лентах оперативной сводки штаба АТО?

-

Командование российской армии продолжает отбирать офицеров для ротации в рядах оккупационных войск в Донбассе. Приоритет отдается военнослужащим, которые в будущем намерены научиться в ВВУЗ оперативному и стратегическому уровням. Таким образом, вскоре эти военные преступники могут занять высокие должности в российском генералитете...

Другой источник пополнения офицерского корпуса российско-оккупационных войск — вербовка солдат, совершивших правонарушения или имеющих дисциплинарные взыскания. Таким образом, они хотят выслужиться перед руководством и использовать оккупированный Донбасс, как карьерный трамплин и социальный лифт...

Ну, это ещё ничего, это еще по-божески. Не хочешь в тюрьму — иди воевать в Донбасс. А не хочешь убивать свой народ — иди в тюрьму. Для граждан Украины это норма. Они уверены, что и у нас так. Дальше...

— За минувшие сутки в целом зафиксировано

8

4 обстрела. Один наш военный ранен

, убитых нет..

.

Ещё бы! Я бы вообще ни одного раненого не показал. А то, что полностью уничтожен западенский батальон, так он же взорван, а не обстрелян артиллерией. В сводке нет ни одного слова лжи!

Так, а это что?

Прес-центр штабу АТО

9 часов назад

З метою звинувачення українських військ у невиконанні взятих на себе зобов'язань та зриві процесу відведення важкого озброєння від лінії розмежування, російсько-окупаційні війська здійснили чергову провокацію, відкривши вогонь з важкого озброєння по власним позиціям. Обстріл із мінометів стався в районі населеного пункту Пікузи (Комінтернове). Зазначена провокація вкотре підтверджує небажання противника здійснювати практичні кроки щодо мирного врегулювання конфлікту.

Как же это по-русски сказать? Клик по кнопке "Перевести". Вот так, пожалуй, понятнее будет.

С целью обвинения украинских войск в невыполнении взятых на себя обязательств и срыве процесса отвода тяжелого вооружения от линии разграничения, российско-оккупационные войска осуществили очередную провокацию, открыв огонь из тяжелого вооружения по собственным позициям. Обстрел из минометов произошел в районе населенного пункта П

и

кузи (Коминтерново).

Указанная провокация в очередной раз подтверждает нежелание противника осуществлять практические шаги по мирному урегулированию конфликта.

Ну, что вам сказать, други? Станиславский бы однозначно сказал: "Верю!!!" Ведь такая организация как штаб АТО брехать ведь не может, а?!

А вот это то, чего я ждал... Надо скорее доедать и бежать, ведь нам сообщают, что:

-

Сегодня состоится в

ыступление Секретаря Совета национальной безопасности и обороны Украины на оперативном сборе руководящего состава Вооруженных Сил Украины

...

Это повод встретиться и постараться произвести на присутствующих незабываемое впечатление![9]

Я подозвал парня-официанта, рассчитался и вышел, избавив забытый в пабе ноут от отпечатков пальцев. Путь я держал в ближайший маркет, который будет наиболее супер. Мне крайне нужна была свободная тележка для покупок, оставленная на улице... А ещё надо бы заскочить в пару-тройку кабинетов штаба, ну, и в дежурку охраны, где расположены мониторы камер видеонаблюдения.

* * *

Прошло два дня. Проснулся я у себя на даче, довольно поздно, но не от давления мочевого пузыря на совесть, а от громкого стука в дверь. Поскольку парень я воспитанный и интеллигентный, то, почёсывая пузо и зевая во всю пасть, как лев в ласковых руках Самсона, тут же поплёлся открывать входную дверь в одних весёленьких семейных трусах.

— Ну, — буркнул я, — вам не спится в такую рань, и мне спать не даёте...

— Ну, вы даёте, Глеб Егорович! Уже одиннадцать ноль две! — весело возмутился стоящий на ущербном крылечке дачи мужик в хорошем летнем светлом костюме легкого голубоватого оттенка, мельком глянув на дорогие часы. Он был загорелым, лет под пятьдесят, пожалуй, и способен убить вас как муху — легко и не мучаясь сомнениями. Это я как старый интуит, эмпат-учитель и недавний солдат-убивец понял враз. — Проснулись уже? В дом пригласите? Я полковник Лесик, Кирилл Константинович. Удостоверение показать?

— Власик... — не проснувшись толком бормотнул я. — А удостоверения не надо. Сейчас любое можно в киоске или на базаре купить.

— Большой был человек! Коллега, можно сказать. — Уважительно понизив голос, проговорил полковник Кирилл Константинович, игнорируя моё последнее утверждение.

— Из какого третьего жандармского отделения будете, полковник? — пройдя за дверцу раздолбанного шкафа и натягивая штаны, продолжил интересоваться я, поддерживая в высшей степени аристократичную утреннюю беседу.

— Ну, зачем это вам, Глеб Егорович? Неужели, если я назову вам три-четыре буквы, вроде ОГПУ, НКВД, КГБ, ГРУ или ФСБ, вас это на самом деле успокоит?

— Если ГРУ или ФСБ, то да! А то у нас широко известны и любимы трудящимися и другие три буквы. Ну, о-очень распространенные! Прошу за стол. Завтракать будете? У меня есть чудесный армянский лаваш, свежайшая красная икра и шварцвальдская ветчина. Больше у меня ничего нет. Разве что осталось немного горохового супа.

— Супа не надо. А вот икру и шварцвальдскую ветчину мечите на стол. Правда, я уже завтракал, но таких деликатесов у меня на столе не было. Я такую ветчину и не пробовал даже. Кофе будет?

— А як же, полковник! Обязательно будет. Так за каким хреном, извините мой старофранцузский анжуйский прононс, вы ко мне припёрлись аж... в одиннадцать ноль шесть?

— Кстати о старофранцузском, а заодно уж и об украинском языке... Где вы изволили быть третьего дня, примерно в 12.18 московского времени?

— А чёрт его знает, Кирилл Константинович... — невнятно пробормотал я, отгрызая большой и вкусный шмат ветчины. Я её тоже, оказывается, никогда не ел, даже и не пробовал. Даже ничего о ней и не знал, честно говоря. Вчера в каком-то парижском торговом центре случайно купил. Больно уж прикопчёный кусок ветчины из чёрного леса мне своим насыщенным оттенком понравился. — А что?

— А то, что в 12.21 вы, Глеб Егорович, уже погибли от мощного взрыва, немножко повредившего одно уважаемое украинское учреждение, и убившего к чёртовой матери ряд украинских гражданских и армейских должностных лиц. Целую кучу лиц! — с довольной мордой добавил он, на лету подхватывая языком большое, бледно-красное с оранжевым оттенком яйцо рыбы чавычи, стремящееся покинуть его бутерброд. Довольная морда была или от вкуса икры, или от того, что ему удалось поймать икринку. Другого объяснения я не нахожу.

— А вы точно знаете, полковник, что я погиб в это самое время?

— Ну, не совсем точно, по правде говоря. Я в этом факте не совсем на сто процентов уверен. В том, что вы сидите сейчас напротив и лопаете уже второй бутерброд с этой иностранной ветчиной, я уверен немного больше. Вас, Глеб Егорович, тут лучше можно наблюдать, ощущать, обонять и осязать, например.

— Но-но, полковник! Щупать и нюхать меня нечего. Не молодуха я уже, четвёртый десяток идёт. Не томите, рассказывайте уж все. И про мою безвременную кончину поподробнее и в деталях. Берите ветчину... — и я кинул только что запрыгнувшему в окно и надсадно орущему, ходуном ходящему у моей правой ноги Ваське аппетитный кусочек ветчинки.

В общем, дело обстояло так. Когда в здании штаба АТО грохнул взрыв, паника была страшная, и никто ничего сначала не понял. Немедленно к месту взрыва подтянулись сыскари и следаки из СБУ, а ближе к ночи к ним на помощь подлетели немецкие и польские консультанты. Следствием было установлено всё! Всё до малейших деталей: кто, что, когда, чем и зачем. Единственно, что связать взрыв с ДНР или Россией опять не удалось. Русские хакеры и диверсанты-взрывники опять не оставили отпечатков ни пальцев, ни ступней.

Я одобрительно пробурчал: "Ну-ну, продолжайте..." Мне действительно было интересно.

По следу айпишника или как-то ещё моментально был обнаружен притыренный в пабе ноутбук, с которого в сеть была злодейски вброшена информационная мина. Это был явный след пресловутых русских хакеров, которых уже заколебались ловить всем демократическим миром. Следствие отмудохало официанта, стянувшего ноутбук для себя родного, и получило описание внешности русского или донецкого террориста. Потом нашли магазин, где продали "Hewlett-Packard". Судя по тому, что купили ноут на деньги из финчасти штаба АТО, это определили по серии и номерам банкнот, к фейкам в интернете были причастны сами руководители штаба. Это настораживало. Запахло крупной международной террористической организацией с отделениями в Киеве и Госдепартаменте США. Следствие удвоило усилия. Стали известны подробности трагической гибели западенцев из пионерлагеря, утром появились новые кадры: ДНР с гневной отповедью опубликовала видео повешенных на пушках борцов с российской армией и населением Донбасса, про исчезнувшие пусковые пока молчали. Видимо думали, куда, кому и почём офицеры и солдаты ВСУ могли загнать комплексы "Точка-У". Просто на рынок рядом с украинским салом их ведь не выставишь. У следствия мозгов для разъяснения этого вопроса не хватило. Тут, наконец, разобрались с видеозаписями системы безопасности в здании штаба. На записи торцевой видеокамеры коридора второго этажа ясно и чётко со спины было видно мужественную фигуру рослого молодого человека, спокойно катившего по ковровой дорожке блестящую хромом ручную тележку, полную канцелярских папок с документами. Сверху папок лежал большой, похожий на хорошо упакованную в белую бумагу обувную коробку, пакет, из боковой грани которого торчал маленький мышиный хвостик. Человек зашел в предбанник малого зала заседаний и закрыл за собой дверь. Запись камеры из предбанника показала этого же молодого человека, но опять со спины! Он как-то вовремя сумел отвернуться от объектива.

Совершенно спокойно и хладнокровно, как будто так и нужно, не глядя на остальных людей, колготящихся в предбаннике, диверсант достал из кармана "Зиппо", поджёг мышиный хвостик на объёмном пакете, который впоследствии оказался огнепроводным шнуром, отрыл дверь в зал, зашел туда и, не оборачиваясь, закрыл за собой дверь ногой. А потом на плёнке пошли лишь чёрные помехи и белый шум...

Я, прикрыв глаза, вспоминал в эту минуту как катнул тележку с горящим фитилём во взрывчатке к столу, за которым с удивлёнными мордами застыли уважаемые люди, и тут же, прямо спиной вперед и изо всех сил зажимая ладонями уши, закрыв глаза и открыв рот, прыгнул в стоящий сзади портал. Оглушающее ахнуло, и его сразу затянуло чёрно-серым дымом и пылью от взрыва.

— Ничего мудрёного тут и нету, — сразу прогремел страшный взрыв, и вы погибли, Глеб Егорыч. Прямо там — в малом зале, вместе со всеми заседавшими. Камеру в предбаннике, естественно, разбило взрывом к чертям. Больше там смотреть было нечего. — Грустно закончил свой рассказ полковник Лесик.

— Какой ужас, — равнодушно сказал я. — Такой славный молодой человек. Только почему вы решили, что это был я... э-э... есть я, не знаю как сказать... В общем — почему вы пришли ко мне?

— Тут дело, видите ли, в том, что вас видели на складе у некоего Бармалея... известен вам такой персонаж?

Я утвердительно кивнул.

— Известен. Даже очень. Редкий даже для хохлов хомяк. Мы познакомились, когда я был в туристической поездке на Украине и отдыхал в окрестностях Донецка. Ранней осенью 2014-го...

— Я уже об этом знаю. От него самого. Так вот, у него вы получали в числе прочего и взрывчатку. Было такое дело?

— Было, я у него много чего получал. О каком периоде вы говорите?

— Совсем недавно. Три дня назад. Вечером.

Я отрицательно покачал головой.

— Не видел Бармалея с моего ранения. Месяцев девять уже, даже больше. Три дня назад... погодите... три дня назад мы квасили с моим соседом по лестничной площадке — старшим лейтенантом Мироновым, моряком Каспийской флотилии. А что, Бармалей утверждает, что выдавал мне в указанное вами время какие-то материальные ценности? Взрывчатку? Зачем она мне, я с ней обращаться не умею.

— Нет, Бармалей тоже утверждает, что не видел вас с вашего ранения и отъезда в Россию. Да мы и не допрашивали его толком, он гражданин самопровозглашенной республики, юрисдикция не наша. Так, поинтересовались на бегу... А вот один водитель из Русского батальона уверен, что вы были в его машине и на том складе.

— Ясно, что ничего не ясно... Не надо было этому водителю бледной поганкой самогон закусывать. Салом намного лучше и безопаснее... А дальше что?

— А дальше есть записи ваших переговоров по телефону с вашим другом из Русского батальона.

— Я не говорил, что не звонил ему. Я сказал, что мы не виделись почти год без малого.

— Это понятно. Непонятно только то, что вы говорили с Бармалеем по телефону, будучи в Донецке. Есть доказательства.

— Я рад тому, что у вашей службы есть доказательства моего разговора по телефону. Кстати, получение этого перехвата было ведь одобрено прокуратурой, не так ли? А чьей прокуратурой — ДНР или РФ? Не знаете, вот оно как... А доказательства моего пребывания в Донбассе у вас есть? Автобусные билеты, регистрация в гостинице, счёт из ресторана или публичного дома, наконец? Или хоть какое-то объяснение, каким образом я могу быть в Донецке с Бармалеем, одновременно распивая коньяк с соседом у себя на кухне?

— Вы будете удивлены, но доказательства вашего пребывания на Украине есть. Видео вашей спины, длительностью в две минуты, не оставляет у экспертов никаких сомнений в том, что это вы. Ваш рост, 192 сантиметра, ваша причёска и форма затылка, ваша пластика движений. Ошибки быть не может. Видеосъемка — это неубойный факт против вас, Глеб Егорович.

— Если это так, Кирилл Константинович, то я вас поздравляю с раскрытием преступления и заодно с закрытием дела. Ведь фигурант погиб? Разорван взрывом на кусочки?

— Это так. Даже не на кусочки, а, похоже, на атомы. Тело или фрагменты тела террориста не обнаружены, даже пары капель крови нет. А их, поверьте, хотели найти все. И СБУ, и европейцы, да и мы тоже... Но тела нет.

— Была такая старая поговорка у советских ещё ментов-сыскарей: "Нет тела — нет дела!" Будете спорить, полковник?

— Нет, спорить и шуметь я не буду, Глеб Егорович. Даже по поводу того, что при скрытом обыске у вас под софой "не нашли" приклеенный скотчем пистолет "Зауэр" и коробку на пятьдесят патронов, идентичных тем, которыми были убиты военнослужащие Украины в зоне АТО, возмущаться не буду. Да-да, есть у нас такая информация, и даже копия акта вскрытия тел есть, вы не краснейте, пожалуйста. Всего не учтёшь, хотя вы и старались. Много чего есть у нас. Нет только желания бить пыльным мешком по своим. Но ваши необъяснимые пока скачки и перемещения нас настораживают, честно вам говорю. Это вещь запредельная, непонятная и крайне опасная. В первую очередь для вас, Глеб Егорович. А ну как прижмут вас от этих непоняток к ногтю? Я бы на вашем месте взял бо-о-ольшущую паузу. Уехал куда-нибудь в Сибирь... на Алтай, вот. Говорят, там хорошо, там президент отдыхает...

— Он и у нас отдыхает, с маской и ластами за сазанами в заповеднике гоняется.

— Вот-вот. — Легко и сразу согласился со мною полковник Лесик. — И вам я о-очень рекомендую нырнуть куда-нибудь поглубже. На срок не менее года. И не выныривать на глаза прогрессивной общественности все это время. Особенно — украинской общественности. А устроенный неизвестным террористом взрыв, при котором террорист-смертник погиб, что наводит нас на мысль об ответственности за совершенное злодеяние небезызвестного ИГИЛ...

— Запрещенного в Российской Федерации... — тут же вежливо напомнил я.

— Вот именно... — не менее вежливо ответил полковник, — ...будет забыт со временем, как и остальные нашумевшие в своё время теракты... Вам всё понятно, Глеб Егорович?

— Вы будете смеяться, полковник, но это и моё искреннее и глубокое желание. Я собираюсь в ближайшее время нырнуть туда, куда ни один Макар ещё телят не гонял. И именно на годик нырнуть. Или два. Ещё кофе?

— Нет, спасибо. Кофе был замечательный, а икра с ветчиной вообще отпад! Таким завтраком нас в гостевом домике местной Администрации не кормят. Пора мне. Пойду я, пожалуй, не буду вам мешать готовиться к погружению. — Полковник Лесик поднялся со скрипучего стула и вдруг мне дружески подмигнул. — Вот вам на всякий пожарный моя визитка. Не ищите имя, она обезличена. Просто позвоните и передайте то, что хотели бы мне сказать.

И он пошел к двери. А потом обернулся и серьёзно сказал одну фразу на прощанье.

— И спасибо тебе от нас, Гриф.

Глава 7.

Я не шутил, когда говорил "настоящему полковнику" о своём желании надолго уйти в тину. После своего краткого, но очень высокоэмоционального набега на укрофашистов, я чувствовал себя каким-то опустошенным. Все-таки не маршал Жуков, чтобы безжалостно и хладнокровно тысячами перемалывать солдат вражеских армий. Массовая резня, которую я устроил на Донетчине, не прошла для меня даром. Мне надо было резко сменить обстановку и вид деятельности. И такой финт был мне по силам. Точнее — был по плечу моему зеркалу. Этой же ночью, предупредив соседей, что отбываю на Алтай, я дёрнул на Кипр, в Ларнаку, город, где я был восемь лет тому назад, когда ездил в Грецию и на Кипр по студенческому обмену. Я учился на историческом факультете, и, естественно, два сезона подряд добровольно-принудительно участвовал в раскопках в Астраханском кремле и в разорении древних курганов ямной, катакомбной и срубной археологических культур, щедро раскиданных по степям области. А кого ещё было в археологические экспедиции посылать? Девчонок что ли? Они вам накопают! На раскопках было очень интересно и увлекательно, и вот, бонусом к работе лопатой, мне и отвалилась кратковременная поездка по крупнейшим археологическим памятникам Греции, таким как Микены и Курион на Кипре. Очень интересная поездка вышла, надолго она запомнилась. Вот сейчас меня и потянуло к морю, на тёплый, крупный пляжный песочек Ларнаки.

Сказано — сделано! Что нам, нищим? Только плавки выше пупка подтянуть! Прошелся зеркалом на высоте птичьего полета над ярко освещенным городом, пошукал место, куда мне было бы сподручнее десантироваться, и выбрал на окраине города трёхэтажный, новый частный отель, который отделяла от играющего серебром в ночной темноте моря только узкая асфальтовая автомобильная дорога. Когда я зашел в холл, было уже тихо и довольно поздновато, но ресторан ещё приглушённо шумел голосами и сверкал цветомузыкой, а за стойкой ресепшена смуглый молодой парень потихоньку пританцовывал в такт своей неслышной шарманке из наушников. Он, видимо, в детстве внимательно читал книгу Хемингуэя "Праздник, который всегда с тобой". Особенно, когда у тебя в ушах наушники от айфона.

— Эй, хлопец! — постучал я костяшками пальцев по широкой мраморной стойке ресепшена. — Кαληνύχτα! [10]

Надо признаться, что я не силён в языке Гомера. Хотя и помню кое-что ещё с первой своей поездки. "Χαίρω πολύ!" — "Очень приятно!", например. Правильно произносится так: "хЕро полИ", но на языке родных осин автоматом идёт "хЕра что ли"... Как так у меня получается — мне неведомо! Ведь никакого осознанного и осмысленного надругательства над греческим не было и нет, клянусь! Это происходит как-то само по себе. Помимо моей воли. Ну, попробуйте сказать своим греческим друзьям "До свиданья!", например, и у вас непроизвольно выйдет "ХерАте вам, пацаны!" вместо "хЕрэтэ", и вылезет ещё какое-нибудь "Сто калО!" в придачу. Всего хорошего, значит... Ну, хватит об этом, пожалуй. Да, много нам открытий чудных готовит просвещенья дух... А уж такому полиглоту как я — в особенности.

— КалиспЭра, кИрие![11] — с улыбкой обернулся ко мне паренёк, вытянув из уха один наушник. Приплясывать он не прекратил. — КалОс орИсатэ!

— Так, стоп, паря! — Пора переходить на английский, а то с греческим меня тут кондратиос хватит. По-аглицки я шпрехаю more or less better. — Do you find a room for me, kid? Single room? Not very expensive. For a week, I think... How does it cost? Ill pay in cash.[12]

— Yeah, sure! — Белозубо улыбнулся парень. — Your keys, please![13]

— Thanks a lot, kid! Wake me up, please, at 8 oclock,[14] — и я, как муху, размашисто смахнул ключи со стойки в ладонь.

Дальше я уж буду на русском, нам с вами так проще будет.

— А как вас записать, сэр?

— Э-э... тогда уж лучше не сэр, а сеньор. Запишите меня как асиендадо дона Педро дАльвадорец, миллионера из Бразилии, естественно, где много-много диких обезьян...

— Си, сеньор! — блеснул хлопец широким кругозором и знанием португальского.

— Мой паспорт, да где же он... — начал я хлопать себя по карманам и заглядывать в сумку.

— Не беспокойтесь, сеньор дАльвадорец, паспорт мне совсем не нужен. Ведь вы уже на острове, а здесь можно обойтись и без лишних бумаг. Меньше формальностей — лучше отдых! Хорошо вам отдохнуть! Расчёт при выезде...

— Си, амиго! Ты совершенно прав насчёт разных бумажек. Паспорт не так уж и важен на отдыхе, главное — наличие других бумажек. Вот! — И я помахал в воздухе зелёной бумажкой с портретом лысеющего Франклина, недовольно поджавшего губы, как фрау Меркель после негромкой взбучки от Путина за проделки Порошенко.

* * *

Проснулся я сам, раньше назначенного времени, с ожидающей чего-то хорошего улыбкой на губах. Всё тело было наполнено радостью. Я гаркнул: "Рота-а, подъё-ё-ём!", пулей вскочил с кровати и, цапнув большущее полотенце из ванной, скатился вниз. Меня ждало море! Крикнув на бегу давешнему хлопцу: "Хей!", я бегом пересёк пустынную сейчас дорогу и, быстро скинув халат и бросив на песок полотенце, кинулся в солёный прибой. Метров девять мчался, как лось по болоту: весь в брызгах, высоко задирая ноги — всё мелко было, потом довольно ухнул и нырнул. Красота! Кристально чистая морская водичка, песчаный пляж, и, я нырнул и открыл под водой глаза, — песчаное дно! Бодро поплавав, выскочил и побежал чем-нибудь перекусить. Уже кишка кишке стучала по башке. В ресторации я проигнорировал шведский стол, выбрал себе место на открытой веранде и высвистал к себе деваху-официантку. Я пошептался с ней, и мне подали традиционный английский завтрак: никакой не "Овсянка, сэр!", а то, что они называют "all day breakfast" — "завтрак на весь день". Как полагается, тонко нарезанный и обжаренный до корочки бекон, жареные сосиски "bangers", яичница из двух яиц, консервированную фасоль и маленькие помидорки, тосты с маслом, чай, джем и апельсиновый сок. Налопался, как Гаргантюа, который сожрал на завтрак Пантагрюэля. Завтрак обошелся мне значительно дороже, конечно, чем входящий в плату за номер "шведский" перекус, но я до денег не жадный. Тем более что у меня они особо и не водятся. А сейчас остался ещё в кармане комок долларов из штаба АТО, и что я — любоваться на них должен, что ли? Кончатся доллары, евро где-нибудь в Брюсселе подберём.

Памятуя о правильном, проверенном жизнью девизе: "Утром выпил — весь день свободен!", зашел в бар и заказал чашку крепчайшего кофе и ма-а-ленькую рюмашечку коньяку. Теперь и я полностью свободен и готов к приключениям и развлечениям!

Так оно и закрутилось. Пару дней погонял по окрестностям Ларнаки, съездил в Лимассол, посмотрел старину и всякие развалины. На пляже и в ресторане весело проводил время с девушками. Смотался на маленький винодельческий заводик с ещё советским оборудованием, частный, естественно, попил там хорошего вина, которое местные виноделы доставали прямо из бочек длинными стеклянными трубками с шарами для отбора вина, а потом разливали прямо из них терпкое красное вино по бокалам. Потом вернулся на забавный праздник, который островитяне с выдумкой назвали "Катаклизмос". Это, братцы, что-то с чем-то! Вроде нашего городского "Дня рыбака", но ширше и с большим размахом. Они переводят название праздника, как "потоп", а мне кажется, что сюда более подходит "водяная феерия". Об этом празднике существует такой миф. Однажды Зевс-громовержец с похмелюги решил уничтожить людей. Надоели они ему, обнаглели, совсем отбились от рук. И запустил он с небес чудовищный ливень, такой силы, что разом утопил весь род людской. Рассыпались под напором пущенной Зевсом из кранов воды города, смыло всё — одна только гора Парнас возвышалась над морем разливанным. Спаслись только двое — сын Прометея Девкалион и его жена Пирра. Они плавали девять дней и ночей в деревянном ящике по бушующему морю и дрожали от холода и страха. На десятый день ящик волнами прибило к Парнасу, и счастливые супруги на радостях, следует понимать, все силы положили на то, чтоб согреться, ну, и попутно на то, чтобы не угас род человеческий. Это в древности было, а теперь "Катаклизмосы" на Кипре отмечают не в койке, а по всему побережью — ведь Кипр окружает море, а это праздник Воды! Счастливчики, приехавшие в Ларнаку в эту пору, окунаются в атмосферу всеобщего безумства и ликования. Праздник начинается с набережной Финикудес, где в древности устраивались пышные пиры под рокот морских волн. С раннего утра горожане и гости праздника, сначала просто любопытствующие, а потом убеждающиеся, что они здесь гости жданые, идут в храм, на торжественную службу. После службы крестный ход выходит к набережной. Священник освящает крест и забрасывает его в воду. Тут же за ним вдогонку бросаются самые сильные, ловкие парни. Тот, кто отыщет крест на дне морском, становится королём праздника, а остальные — его свитой. Король с трона, украшенного ракушками и водорослями, даёт команду: "Всем купаться!" Вот тут и начинается самая гульба! Взрослые и дети прямо в одежде бросаются в море, а тех, кто не спешит окунуться, затаскивают в воду силком. Ведь промокнуть до нитки в такой день — это святое, иначе никакого очищения и отпущения грехов тебе не будет. Тем временем на набережной Финикудес возле разноцветных ярмарочных палаток начинается истинное столпотворенье. Здесь продаются настоящие кипрские сладости: медовые пончики лукумадес, ореховые конфеты в виноградном соку судзукос, пастила, рахат-лукум и многое-многое другое, от чего разбегаются глаза. Сумасшедшие запахи вяленой, вареной и жареной еды заставляют просто-таки обжираться! Мне особенно понравилось кипрское мезе из разнообразных даров моря — мне одному притащили целую выставку из двадцати-двадцати пяти малюсеньких тарелочек с креветками, кальмарами, каракатицами, маленькими маринованными осьминожками, жареной барабулькой и крабиками-"семечками". Это не считая всяческих салатов и соусов. Потом пошла рыба, но её я уже не смог есть — закормили. Единственное, что смог в себя запихнуть, это истинное наслаждение для гурманов — чудесную дораду на гриле. Ффу-у-х, если бы не запивал всю эту выставку достижений кипрского рыбного стола греческой анисовкой "Ouzo", то мне бы пришел карачун. Но молочно-белая анисовая водка меня спасла. Недаром греки говорят: "Пузо не от "Узо", пузо ДЛЯ "Узо".

Потом, сытый и довольный, я долго гулял по набережной, шарахаясь и маневрируя в толпах непрестанно шумящих, кричащих и вопящих взрослых и детворы, с интересом толкался у прилавков с выложенной кустарями керамикой, украшениями из бронзы, различными сувенирами и недорогой, но такой оригинальной бижутерией. Помог с выбором сувенира и заодно познакомился с молодой англичанкой, но с трудом понимал её речь, хотя я уверенно говорил на английском языке с другими людьми — американцами, канадцами, австралийцами. Да и с самими британцами, конечно! Наверное, мне попалась какая-то неправильная девица. Девушка-кокни. Два языка — две нации! Этот вопрос следовало бы внимательнейшим образом изучить. Девушка назвала своё имя. Оно прозвучало как "Эилиш". Рыжая Эилиш постоянно краснела, просто заливалась алой зарей. Мне это очень нравилось, и мы двинулись дальше вместе. Я её от себя не отпускал, а чтобы не убежала, крепко прижал к себе рукой.

Наконец наступила глубокая ночь. Везде забренчала музыка, зазвучало пение. Последний аккорд праздника — великолепный концерт звезд эстрады. А завершилось всё грандиозным фейерверком во все тёмное небо над притихшим тёмным морем. После часа-другого ночи, потраченного на изучение губ и прикуса молодой англичанки, лёгких и ласкающих поцелуев белых холмиков, украшенных вишенками на макушках, я, неспешно и величаво, подобно эскадренному броненосцу Российского Императорского Флота "Сисой Великий", раздвинул, что положено, и вошел в волнующую сердце старого морского волка зону бикини, покрытую белопенным кружевом крошечных трусиков, и, высоко задрав 12-ти дюймовое орудие, первым же залпом принудил Эилиш вспыхнуть красным пламенем пожара и немедленно спустить британский флаг... Рано-рано утром я оставил покорённую англичанку в разворошенной бухте-постели и, позёвывая от усталости, вышел в утреннюю свежесть начинающейся зари, сунулся в первую попавшуюся тёмную подворотню и скакнул прямо к себе в номер...

* * *

Так и прошла моя недельная вакация на Кипре. Домой я вернулся посвежевшим, отдохнувшим и отъевшимся.

Сразу, как только приехал, ещё не успел побросать шмотьё по закоулкам, позвонил мой школьный друг. Он стал большим человеком — через отца влез в речной порт и удачно занялся речными и морскими перевозками. Деньги грёб скрепером. Петруччо бурно приглашал меня на рыбалку. Мыслилось скататься чуть ли не на взморье, поблеснить на тяжелую блесну судачка. Я слабо поупирался, мол, сам только что из поездки вернулся, но ясно было, что поехать мне хочется, и Каспий с судаками не чета Средиземному морю с барабулькой. Ударили по рукам на выход в открытое море через два дня, на пятницу. У друга был роскошный катер, очень ценной особенностью которого была малая осадка — меньше метра. Что позволяло рыбакам лазить по мелководью и малым рыбоходам. Но не срослось — на второй день мне позвонил отец друга и сообщил, что Петьку внезапно бросили в больницу и уже ошкерили в хирургии — к нему вдруг ненароком заглянул аппендицит. Я с одной стороны порадовался за друга, все же приступ застал его в шаговой доступности больницы, а не в кундраках на взморье, а с другой — расстроился немного. Всё же на рыбалку, да на роскошном катере, мне очень хотелось пойти. Потом подумал, — а какого чёрта я туплю? Нельзя ждать милостей от природы, взять их у неё при помощи портала — наша задача! Долго не рассуждая, я нацепил что-то легкое и дунул на Кипр. Там я быстро нашел своего знакомого парнишку из отеля.

— О, это вы, сеньор дАльвадорец! Ola![15] — расплылся в улыбке он. Ещё бы, я ему хорошо заплатил за беспокойство, мелкие услуги и доброе отношение. — Какими судьбами?

— Называй меня просто "дон Педро", амиго, — что-то захотелось мне побыть доном. — Захотелось мне немного порыбачить, половить тут рыбку. Ты не знаешь, не продается тут где-нибудь поблизости недорогой катер? Тебе будет премия за работу.

— А "недорогой", это как, дон Педро? И обязательно нужно катер? А моторная яхта не подойдет? Я знаю одну такую в городской марине[16] — пальчики оближешь, как хороша, сеньор! Вы, вообще-то, хоть немного разбираетесь в катерах и яхтах?

— Не очень, парень, — пожал плечами я. — Совсем не разбираюсь, если честно. Дома, в Бразилии то есть, если нужно пройти по реке, то мне сойдет и простая лодка. По морю я на катере не ходил.

— Тогда, дон Педро, я о-очень рекомендую вам взглянуть на эту яхту. Это же настоящий "Sea Ray 43 "Sundancer"! И ей нет и трёх лет, сеньор. Совсем ещё девочка!

Я лишь внимательно посмотрел на него. Потом тихо пробормотал: "Раз-раз и в дамки!" А вслух сказал: "Рекомендуешь — берём!"

* * *

Всю дорогу на такси в марину парнишка подпрыгивал на сиденье и горячечно мне бормотал: "Полностью европейский вариант, сеньор! Две каюты! Два дизеля! Регистрация в США!" Меня тоже стала потряхивать предродовая горячка, уже хотелось поскорее купить этот плавучий дебаркадер и завязать с дальнейшими операциями с движимым по воде имуществом. Но, представив, как я выгребаю на рыбалку на своей новой яхте "Sea Ray 43 "Sundancer" под развевающимся на вольном волжском ветерке американским флагом и рвущуюся из динамиков песню "Правь, Британия, морями!", я ощутил себя незабвенным капитаном Врунгелем у штурвала яхты "Беда". Сладко заныло сердце. В общем, к стоянке нашего "Sundancer'а" мы уже бежали уверенной рысью.

— Заверните, беру! — Заорал я седому мужику в помятой капитанской фуражке. — Я покупаю вашу яхту!

— И смотреть не будете, и знакомиться с судном? — Подозрительно прищурился седой моряк.

— А зачем? Мне уже всё рассказал по дороге мой консультант, и мне всё нравится! — Отдышавшись, заявил я. — "Sea Ray 43", 2014-го года, четырнадцать с половиной в длину, больше четырёх метров в ширину, осадка — метр, два дизеля по пятьсот сил с баком на 1,3 тонны горючки, две роскошные каюты, шесть спальных мест, вместительный салон и современный камбуз, потрясная мебель из вишнёвого дерева. Скорость — 31 узел в час. Душевые, гальюны и LCD-телевизоры прилагаются, я их не считаю.

Хозяин с уважением посмотрел на парнишку. Тот зарделся.

— А теперь главное! Вы можете передать мне яхту бесплатно, по дарственной? А доллары или евро я передам лично вам. Без налогов. И тебя не забуду, — я посмотрел на взволнованного паренька.

— Ну, у вас и напор... э-э-э?

— Асиендадо дон Педро дАльвадорец, к вашим услугам! — Щелкнул босыми пятками я.

— Вы всегда так ведёте дела, мистер дАльвадорец? — спросил совершенно ошалевший хозяин яхты.

— А у нас в Бразилии иначе и нельзя. Вмиг пиранья схарчит, если сопли жевать будешь, — на голубом глазу, совершенно искренне ответил я. — Так сколько реалов забивать в дипломат? Или вам лучше серебряными песо?

— Мне лучше долларами или евро. Наличными! Чтобы не платить налог. — Седой капитан весело посмотрел на меня. — Двести двадцать тысяч долларов, и малютка ваша!

— Двести и наличными! В течение двух часов! — Азартно гаркнул я.

— Deal![17] — Моментально отбил мяч американец.

* * *

Как я, в пене и в мыле, нашел... ну, вы помните, что этот термин обозначает... двести тыщ американских рублей — это сказка. Но нашел. По ключевому слову "факсимиле" нарыл в сети довольно много статей на тему того, что Обама самостоятельно документы не подписывал. Ну да, вы же видели по ящику, как хлопец ручку в руках держит. Как бабуин лопату. За него подписи ставило специальное устройство — "Signascript". Выписал себе задним числом премию, за большой вклад чего-то во что-то — ай-яй-яй, зря тут вы Эилиш вспомнили, не то вы себе вообразили, бумажка чисто поржать! Пулей смотался в Белый дом и поставил на бухгалтерском ордере на этом механизме подпись — Барак Обама. Потом просто оттащил бумажку в посольство США в Киеве. Они там много наличных долларов в сейфе держат. Для выдачи "кормовых" всяким незалежно-свидомым демократам в руководстве страны и негласного спонсирования широких масс боевиков различного спектра и сектора. Наивные какие эти американцы... или тупые, как один наш юморист постоянно говорит. Тут дело абсолютно ясное — сейчас премия мне нужнее, а остальные гейдамаки подождут! Оставил в посольстве один платёжный документ — ордер на премию, взял из сейфа много платёжных документов — целую кучу пачек нарезанной бумаги зелёного цвета. Оттащил часть сразу на Кипр, седому морскому волку в капитанской фуражке. Он был очень обрадован этой куче зелени. Потом капитан показал мне всего "Сандансера" от клотика до киля, научил запускать двигатели, играть их мощностью, переходить на задний ход, объяснил, что такое GPS, эхолот и локатор, показал как их использовать. Мы смотались к заправочному терминалу и под пробку залили горючку, потом заправились водой. Подумал и заказал доставку напитков, пива и дорогого спиртного, полуфабрикатов быстрого приготовления и деликатесов, чтобы пожевать на ходу. Потом вдруг вспомнил, без чего не вытащишь рыбку из пруда, и заказал себе на яхту дорогую рыбацкую снасть. И так далее, и тому подобное. А стоять за штурвалом и вязать чалку за кнехты я и сам умею, волгаря этому учить не надо. За день мореманом тут не станешь, но по Волге-матушке я теперь на новой яхте пройду. А что тут удивительного? Ещё мелким пацаном приходилось самому в одиночку рассекать по Волге на моторке. Глубокой ночью я вывел своего "Бершика" в море и, немного помучившись с непривычки, перешел в затон немного выше своего города. Там я подвалил к дебаркадеру для остановки речных трамвайчиков, которые ночью спали с храпаком и присвистом, сунул двадцатку долларов ночному вахтёру, и, полулёжа, растянулся на роскошном кормовом диванчике теперь уже окончательно своей яхты, глядя на переливающийся огнями идущих машин мост через Волгу, залитую светом набережную и подсвеченный прожекторами Кремль. Выпив банку пива из холодильника, я вдруг спохватился, что после такой гонки зря теряю время, поставил перед собой портал тёмной стороной к себе и залил его светом мощного поискового прожектора яхты. Ничего не случилось — даже луч прожектора эту темень портала не пробивал. Подумав, что это смотрится довольно дико — столб света, который где-то на корме пропадает, пройдя всего метров пять темноты, я выключил прожектор. Горько вздохнув и мысленно пустив матюка, я убедился, что долбанное зеркало на обратной стороне портала отказывается работать без кровавой гекатомбы. Заранее мученически скривившись от грядущей боли и жалости к себе, я привычно царапнул острым краем оторванного язычка пивной банки по левому мизинцу. Накопив большую каплю крови, размазал её по абсолютно чёрному зеркалу портала и через несколько секунд просто офонарел. На фоне светящегося электрическим светом города, передо мной висело абсолютно чёрное пятно зеркала портала с парой едва заметных, колеблющихся точек живого огня. Кремля в портале видно не было... В свете луны был виден едва помеченный тусклыми серебряными пятнами высокий бугор, оставляющий у меня своим видом почему-то совершенно жуткое впечатление. Волосы на заднице сами встали дыбом!

Глава 8.

От этой картинки мне стало страшно и неприятно до жути. По спине быстрым строевым шагом пронеслось стадо мурашек. Я ещё раз внимательно рассмотрел стоящий в густой ночи пустой и молчаливый бугор, далёкие, то и дело пропадающие из вида, как будто мигающие огоньки костров. Или факелов — далеко, не разобрать... Да, нерадостная картинка... Даже сходил за капитанское кресло, порылся и нашел мощный бинокль с подсветкой и постарался разглядеть в тёмном овале ещё какие-нибудь детали. Но — увы! Ничего разглядеть не удалось. Просто бугор. Холм в ночи и всё. Пожав плечами, я перевернул портал другой стороной. Вот тут всё ясно и понятно — моё стойбище на вершине каменного столба. Сходить поспать туда, что ли? В палатку? А зачем, ведь у меня в носовом отсеке яхты есть чудесная личная хозяйская каюта, огромная двуспальная кровать, душ и туалет, мягкий свет бра и полутораметровый телек. Красота! Нет, всё же буржуинство имеет свои большие плюсы, ребята! С удовольствием воспользовался услугами обоих удобств, ну, не телевизор с бра я имею в виду, конечно, и растянулся на своей огромной, мягкой кровати. А непонятный, страшный бугор я оставил на потом. Когда у меня будут законные права на управление "Бершиком", и я буду на яхте один.

Ранним утром, ещё в полутьме, меня разбудил негромкий, хриплый голос вахтового деда с дебаркадера.

— Паря! Эй, паря! Вставай, давай! Уже пять часов, отшвартовываться тебе пора и сваливать — сипел вредный дед. — Скоро трамвайчики пойдут. Не положено тут другим судам, понимашь...

Я понимал. Наступило утро нового дня. Мне надо сваливать и искать в этом мире своё место. Зевая и потягиваясь, я выполз на влажную от ночной росы кормовую площадку, по пути включив моторы на прогрев.

— Эй, на дебаркадере! Отдать концы!

Мягко бурча двигателями на подводном выхлопе, яхта медленно отошла от дебаркадера. Я быстро метнулся босыми ногами по левому борту, закидывая за поручни яхты красивые и мягкие белые кранцы. Потом уселся в роскошное кожаное капитанское кресло, щелкнул клавишей эхолота, чтобы контролировать глубины под килём, и медленно пошёл по течению к городскому острову. Три-четыре часа нужно ещё будет постоять там, пока отец моего друга не приедет на своем "Ауди" в порт. Без его команды меня на швартовку к катеру Петруччо не пустят. Придется ещё придавить пару часиков, а потом — умываться, завтракать и мчаться в порт. Начало дня начерно определилось. Так я и сделал.

* * *

— Во-о-т, а документов на яхту я не взял — просто забыл по пьяни. Да и прав на управление маломерным флотом у меня нет, поэтому тебе придется этим озаботиться и быть у меня на яхте шкипером! А так же боцманом и матросом. Ладно уж, обязанности кока я на себя возьму. Во, как оно получается-то, Петруччо... Зато теперь я тебя на рыбалку пригласить сам могу! Да с девушками! Две спальни на "Бершике", так я его называю, рядом салон и камбуз. Ещё один салон в рубке и площадка для отдыха со столом и большим угловым диваном на корме. Есть где разгуляться! Учти — вся корма при необходимости закрывается тентом или противомоскитной сеткой. Для Каспия с его комарами это важнейшее дело! Как тебе, Петька? Нравится? И самое главное — давай, это будет наше общее судёнышко, а? Заправка, холодильник и прочие траты пополам, стоять она будет у тебя в порту, а ходить на яхте мы будем вместе или по заранее сделанной заявке.

Часов в одиннадцать, встретившись с владельцем порта и устроив все свои дела, я заныкал яхту на укромной стоянке радом с катером своего друга и поспешил навестить его в больнице. Там мне пришлось наврать ему три короба арестантов, как я стал владельцем "Бершика". Впрочем, особо фантазировать я и не стал. Сказал, что выиграл яхту в Москве, в карты, на пьянке в сауне, где мы гудели с ребятами, воевавшими на Украине, у одного здорово поддатого и, видать, богатенького братка. Причём брать её я долго не хотел и всё отнекивался, а пьяный браток почти насильно всучил "Sea Ray" мне в руки. Может, избавиться от яхты по какой-то причине хотел, мешала или надоела она ему. Может, слишком дорого её содержать. Она ведь и стоит недёшево, да и каждый год затраты на яхту всё растут и растут. Какие-то бумаги на английском валяются, вроде, в бардачке под штурвалом, но деталей я не знаю.

— Ничего, — страшно оживившись от блистательных перспектив, быстро ответил Петруччо. — Была бы яхта, а остальное приложится! Если у неё нет российской регистрации...

— Этого точно нету, — перебил я друга.

— Если нет — то её только что ввезли к нам иранским контейнеровозом! — Решительно махнул рукой Петька. — Все бумаги я сделаю задним числом и как надо оформлю, яхту зарегистрирую, всё будет якши и all right с o'keем! Погранцы, таможня и порт помогут.

— На растаможку и я зелени подброшу, есть немного. — Добавил я свои семь копеек.

— А права на управление тебе разом смастрячим! Ты же уже её водил? Вот видишь! Ещё раз напомни, какого яхта размера?

— Полная длина четырнадцать с половиной метров, водоизмещение — двенадцать тонн шестьсот. Два дизеля по пятьсот лошадей каждый. Скорость свыше тридцати узлов, под шестьдесят километров будет. Но это на максимуме. Крейсерская скорость двадцать пять узлов. Яхта после полного сервисного обслуживания корпуса, двигателей и генератора, проведён антифоулинг. Ну, против обрастания днища это. Теперь яхта стала лучше новенькой! — Тут же дополнил я интересными деталями требуемую справку.

— Ух, ты! Почти вдвое больше моего катера! А остальное — с моим катером нечего и сравнивать, у меня этого просто нет. Покатаемся теперь, погоняем! Эх-х, прокачу! — Запрыгал Петруччо на койке.

— Тихо ты, больной! — испугался я. — Швы разойдутся.

— Ничего, не разойдутся, небось. Операция удачно прошла, я в первый же день сам до очка доковылял. Доктор обещал меня через пять-шесть дней выписать, потом швы снимут, и всё! Вниз пойдём, за судаком, как и планировали. Только теперь с девками!

И Петруччо радостно оскалился. Я был согласен на всё.

* * *

Прошло дней десять. Все это время я тихой мышкой сидел на даче, понемногу таская с яхты деликатесы, выпивку и продукты, которые могли испортиться от длительного хранения. С зеркалом я не экспериментировал, особой охоты не было. Наконец, у Петруччо сняли швы, и мы решили немного пробежаться на "Бершике", попробовать, так сказать, новую игрушку на зубок. Я настоял, чтобы мы вышли под вечер. Полная темнота меня бы полностью устроила.

Когда мы на малом ходу, чтобы не поднимать высокую прибойную волну, прошли остров Искусственный, уже смеркалось. Как обычно, мы с Петруччо добежали до нашего любимого бакена ? 58, включили прожектор-поисковик и стали выбирать место для стоянки. Выбирать было не из чего: на мили вверх и вниз простиралась высокая камышовая стенка. Мы приткнулись там, где эхолот показывал наибольшую глубину.

— Ну-с, а теперь пожрём и выпьем, — радостно потирая лапки, засуетился Петруччо. — Эй, кок! Гони на камбуз!

Делать нечего, самому есть хотелось, я и погнал. С приготовлением ужина справился быстро, камбуз на яхте приличный, плита и духовка со всеми современными наворотами, новая микроволновка, полуфабрикатов и деликатесов полно, а на кормовой площадке ещё и гриль есть. Поставил ультразвуковые лампы от комаров, быстро покидал тарелки на стол на корме, и мы уселись. Петруччо долго звенел бутылками в баре, выбирая напитки, но когда запахло всякими вкусностями, быстро прибежал ко мне, держа между пальцами за горлышко аж четыре пузыря.

— Ну, ты и пьянь, Петруччо! Давай завязывай так водку сосать, а то шов разойдется.

— Ништо! Не разойдется, небось... Это же "Danzka Cranraz"! Наливай давай, душа праздника просит!

Ну, я и налил ему по самый край, имея в глубине души самые чёрные намерения и явное предательство интересов моего друга.

Славно посидели! Когда после второй бутылки Петруччо попробовал затянуть "Из-за острова на стрежень" голосом брошенной в Волгу за вокальные надругательства над слухом Стеньки Разина персидской княжны, я разразился громкими овациями, подлил ему рюмку и заставил выпить. Потом я минут десять смотрел на него как Сальери на отравленного им Моцарта, с нетерпением ожидая, когда же он рухнет мордой в греческий салат. Наконец Петруччо не справился с коленцем припева, подпустил петуха, потом захрапел и рухнул. Перекантовал его на угловой диванчик, подпёр столом, чтобы он далеко не убежал, и стал без спешки убирать пузыри и харч, протирать стол и мыть посуду. Всё это время я поглядывал на друга, но он спал крепко, музыкально похрапывая и шлёпая губами во сне. Причем во время этих экзистерций он невольно ловил губами и глотал мессершмиттами зудевших над нами камышовых убийц. Я обставил его отпугивающими комаров лампами и накрыл пледом.

Наконец посуда закончилась, выложил последние ложки-вилки и тарелки на сушилку и на цыпочках подкрался к дрыхнущему Петруччо. Проверять бойца не стоило — он спал, как убитый. Даже ещё лучше.

По борту осторожно прошел на нос "Бершика", вызвал портал, перевернул его чёрной стороной к себе и направил мощный прожектор в глубину зеркала. Потом достал свою палку для селфи (пришлось купить, чрезвычайно нужная в моём хозяйстве вещь оказалась!) и отправил новый телефон по привычному маршруту. Было тихо, только неумолчно звенели в ночи и поедом грызли меня комары, да негромко плескалась вода. Пару минут я покрутил делающим видеосъёмку телефоном, а потом рысью побежал рубку, вырубил прожектор и спустился вниз, в салон. Всё же там поменьше комарья будет. Ультразвук их отпугивает, а ультрафиолет убивает.

В салоне я приглушил свет, нажал кнопку пульта, и с подволока мягко зажужжал, поворачиваясь и опускаясь, огромный черный прямоугольник плазменного экрана. Я попытался пустить запись с телефона на экран, помучился немного, но потом всё получилось, и изображение пошло.

На большом экране появилась всё та же виденная мной минуту назад картинка: мелкие волны катящейся вниз Волги, тёмные стенки высоченного камыша и так же звенели в прямом эфире здоровенные комары. Вот только Волга была не та — проран[18] на экране явно был шире сегодняшнего судоходного канала, отсутствовал красный проблеск лампы бакена и вдоль камыша, разбуженная мощным лучом невесть откуда взявшегося там прожектора, беспокойно засновала спящая птица, которой в моём мире совершенно не было места. Я заторможено почесал телефоном себе за ухом и пошел разворачивать вширь и в высоту портал.

* * *

Меня разбудил приглушенный шум крупных дождевых капель, монотонно и часто шлепающих по воде. Настроение сразу упало, и я недовольно высунулся наружу. Однако тут никакого дождя не было! Это шумела и играла кормящаяся утром рыба. Сколько же тут её! Улыбающийся, весь в предвкушении предстоящей рыбалки, пошел к кофейному автомату и спроворил себе кофейку. Запах только что сваренного кофе дошел и до Петруччо. Он завозился на своём диване с оханьем и кряхтеньем, которые я сразу безжалостно подавил горячим завтраком, стопкой самопальной перцовой водки, каковую я ставил исключительно для охоты и рыбалки — уж больно зверски крепкая она была, и обещанием небывалого клёва. Все основания для этого вывода у меня были. Я недаром потратил почти всю ночь.

После неспешного завтрака с рюмкой коньяка под чашку крепкого кофе, я уселся в капитанское кресло, запустил двигатели и нажал кнопку, выбирая носовой якорь. Петруччо рядом глотал горячий кофе, оживая и предвкушающе улыбаясь.

— Ты куда? Давай здесь блеснить, — хрюкнул он в кружку, покачнувшись во время моего плавного разворота. — Хрен ли носиться по всему взморью.

— Погоди, давай всё же пробежимся, посмотрим. Вон, солнышко-то какое! Моря синь, небес голубизна. Птица орёт, и рыба играет. Лепота вокруг ведь, красота! Ух, ты! Стихами заговорил после глотка коньяка, прям как Пушкин.

— Действительно, красиво... И птицы полно. Что-то только я место не узнаю... Где это мы, Гриф?

— Да я ночью немного перешел восточнее. Уж больно танкеры в канале надоели — ходют и ходют себе. Только яхту на волне раскачивают. Вот я и переставился, пока ты дрых.

— А-а, ясно теперь. Слушай, дай и мне порулить!

— Садись, ты же тоже нынче владелец, только не гони на полном газу, и чаще посматривай на эхолот. Глубины тут малые, как бы ни нахватать грязи на киль и водорослей на винты.

Член совета дирекции порта выгнал меня с нагретого кресла, тут же врубил почти полный газ, крутанул рулём, пронзительно заорав "Йя-я-х-у-у!", и погнал слаломом между редких уже камышовых колок, оставляя за быстро несущейся яхтой длинный, извилистый, белый пенный след.

Как дитё малое, честное слово!

* * *

Потом, выйдя на синь мелкого северного Каспия, мы приткнулись к полю то ли чилима, то ли кубышки и рдеста, то ли ещё какой вкусной травы, отдали якорь, чтобы нас не тащило течение и вытащили на удобный кормовой транец для купания раздвижные шезлонги и ящик-холодильник с напитками.

— Щас запою... — голосом Джигарханяна сказал Петруччо, оторвавшись от запотевшей бутылки пива "Stella Artois". — Это невыносимо прекрасно! Я сейчас кончу от восторга. Жить — хорошо...

— А хорошо жить — ещё лучше... — безрадостно продолжил я, вспомнив хмарь Донбасса, тянущийся низом дым от миномётных налётов, трассы крупнокалиберных пулемётов в ночном небе и царапающую сушь в горле. Там у нас не было пива "Стелла Артуа", такой тишины, мира и покоя.

— Щас я тебя сфоткаю и выложу... гм-м... а сети-то нет, Грифуля. Совсем нет. Ты что-нибудь понимаешь? — Петруччо удивлённо смотрел на меня.

Я понимал. Более того, я точно знал, что сейчас у нас на борту вдобавок к его телефону не работает рация, телевидение и ДжиПиЭс. Отлично всё понимал, только я не знал, на тыщу лет мы отстоим от нашего времени или на все десять тысяч годков. Здесь вообще не могло быть сейчас сети. Мы гостили с ним на Земле, но в другое, пока неизвестное мне время. Чёрное зеркало оказалось временным порталом. Только Петруччо пока об этом не догадывался. Для него древний Каспий был просто водой до горизонта кругом.

— Не ссы в компот, Петюня, — спокойно ответил я. — Всё учтено могучим ураганом. Мы за сто пятьдесят километров от Астрахани. Сеть тут не ловится, не растёт кокос. Слишком далеко от оператора.

— А давай тогда рыбу ловить, — тут же оживился Петруччо. — Я у тебя тут видел роскошные японские и французские удилища. А остальные прибамбасы есть?

— Есть... Только они здесь нам не понадобятся. Тихо ты! Заткнись и слушай... — и я поднял палец вверх, призывая его к молчанию и вниманию.

Сначала, как фон, в ушах стоял неразличимый гвалт далёкого птичьего базара, тихий, почти неслышный шелест рогоза, а потом уверенно выделилось, нагло вылезло на передний план какое-то чмоканье. Как будто тысячи лилипутиков давили ртом пузыри из жевательной резинки. Или Брежнев взасос целовал Эриха Хонеккера на бетонке берлинского Шенефельда.

— Чуешь, сынку? — прошептал я. — Это сазан кормится. На цырлах, тихонечко, ползём в гостевую каюту. Где-то там я видел подводное ружжо, ласты, маски и другую снарягу. Будешь бить сазана?

— Не-а! — Ответил пацифист Петя, жуть как не любивший чистить рыбу. — Я рыбу не люблю чистить. Лучше стрельнём осетра!

— Его тоже надо ножом разделывать, дубина. И воронить или снимать шкуру ещё тяжелее будет.

— Всё равно! — махнул рукой Петруччо. — Осётр лучше!

— Хм-м... Ясен пень, лучше. Губа у тебя не дура, язык не лопата.

— Ну, так это само собой, — усмехнулся Петруччо, натягивая на кормовой площадке для купания в море ласты.

* * *

Осетра мы все же взяли. Правда, не здесь — почти в открытом море. Здесь мы вволю поныряли и поплавали, от души погоняли сазанов, испортив им весь обед. Хлопали и чесали здоровенных толстяков по каменной крепости золотой броне на боках, пока этим метровым поросятам не надоели наши приставания, и они разом уплыли от наглых прямоходящих.

А мы погнали на "Бершике" севернее, возвращаясь в русло реки, где и наткнулись на небольшую нитку протоки с песчаным дном и чистейшей, прозрачной водой. Вообще вода здесь в реке была очень прозрачная, я даже сначала себе не поверил. Но что есть, то есть. Нет ещё тут городов с канализационными станциями, спускающими фекалии в реку. Нет и промышленных гигантов, травящих Волгу и всё живое в ней своими сбросами.

Так вот, осётр. Мы ткнулись носом рядом с этой протокой, перекрыв корпусом яхты ход в неё. Пока выпили по пиву, с удовольствием любуясь прозрачной водой и песочком дна, по которому стелились редкие водоросли, как перед нами и нарисовался осётр, точнее полутораметровый осетрёнок, который приплыл откуда-то сверху. Приплыл, ткнулся усатым носом нам в борт, развернулся и совсем уж собирался нас покинуть. Этого наши жадные рыбацкие души не выдержали. Прямо в штанах, мы оба-два сиганули через борт прямо на осетрёнка. В результате громкого визга, целой тучи брызг и лютого побоища Петьке удалось ухватить его под "кулаки". За плавники, значит. Я, свободной от задержания осетра рукой, врезал ему несколько раз по мокрой башке, оглушив бедную рыбку и заставив её прекратить трепыхание, и — оппа! Петька молниеносно выкинул осетра на транец, а затем подтянулся и выбрался на площадку сам.

Вечером мы были не только с ухой, но и с шашлыком из осетра. Вкуснотища, ум-м-м! Незабываемо! Я всё подливал и подливал Петру. Мне надо было чтобы он надежно заснул. Ночью нужно перегнать "Бершика" домой, в светящийся огнями город.

Глава 9.

День начался резко, с самого с ранья — в 06.30. Громкие звонки в дверь протрещали каноническую флотскую мелодию, которую моряки всяко любят больше, чем, скажем, флотскую же оперу "Чио-чио-сан". Звонок бодро выпевал: "Бери ложку, бери бак и беги на полубак! Нету ложки — лопай так!", да громко так, зараза, бодро и весело, что оставалось только одно — наслаждаться этой музыкой![19] Меня, хоть я служил в ПВО страны, а не во флоте, этим оглушающим звоном просто-таки сдуло с койки. В себя я пришел, только открыв дверь. За ней, улыбаясь во всю пасть, стоял старший лейтенант Миронов — краса и гордость Каспийской флотилии и мой сосед по лестничной площадке.

— Ты что, Вовка, охренел совсем у себя на камбузе, такой трезвон с утра устроил? — закипая от злости за раннюю побудку, спросонок прохрипел я. Одного косого взгляда, брошенного на большие зелёные цифры электронных часов на кухне, было достаточно. — Половина седьмого же! Ладно ты чуть свет вскочил, тебе еще больше часа до службы на автобусе трястись, а меня ты за что поднял так рано?

— Так, краснофлотец, отставить бубнёж! Слушай команду — сегодня, ровно в 20.00, вам надлежит быть у меня в кают-компании! Дядька мой вчера приехал с Дальнего Востока, — опять разулыбался старший лейтенант Вовка, — и сразу ко мне на службу двинул, в Николо-Комаровку, на завод. А там ненароком схлестнулся с моим начальством, знакомыми они по Тихоокеанскому флоту оказались. Ну, загудели они, конечно, и догуделись до ночёвки в кубрике ракетного катера "Ступинец", он у нас на мелком ремонте стоит. А сегодня я дядьку с этой пьянки обязательно вытащу, проведу через заводскую сауну и санаторий-профилакторий, потом наваристая ушица для восстановления организма, сто грамм для поправки здоровья и детсадовский тихий час, чтобы всё заполировать. К вечеру он у меня вновь будет морским орлом! Альбатросом и буревестником!

— Ну, а я тут причём? Чего меня-то поднял ни свет, ни заря? — Расписался я в полном непонимании текущего момента, поджимая ноги на холодном полу.

— А ты вечером ко мне подваливай, посидим тесной мужской компанией, выпьем по чуть-чуть, закусим осетринкой. Меня погранцы угостили, опять бракашей бомбанули, наверное. Люську я в увольнительную шуганул к подруге.

— Ага! По чуть-чуть, значит... — недоверчиво хмыкнул я. — Свежо питание, да серится с трудом... Сколько литров с собой брать?

— Ничего не надо! — Замахал руками сосед. — Всё есть! Даже корейская морская капуста будет — ух, огонь просто! Сплошной перец пополам с напалмом. Дядька припёр, уж больно он её любит.

— Ладно, буду. — Пообещал я, закрыл дверь и побежал обратно в койку.

* * *

К вечернему рандеву с флотскими требовалась серьёзная подготовка. Пришлось смотаться на Камчатку, там купил у местных коряков отборной красной икры. Уж больно она мне нравилась, я её с детства предпочитал даже нашей чёрной икре. Тем более что чёрной сейчас просто нет — уничтожили, сволочи, почти все осетровое стадо. Потом, раз уж, считай, крутился неподалёку, — только Тихий океан и Штаты наискосок пересечь, слетал на Ямайку, высадился в первом попавшемся городе, им оказался Монтего-Бей, и купил ром "Капитан Морган". Отец подарил мне такую бутылку, когда я поступил в институт. Тогда для меня он был явно крепковат, но его за-а-пах, ребята! До сих пор помню. Это что-то невероятное — как будто очутился в роскошной кондитерской, напоённой ароматами кофе, ванили, сахарного тростника и ещё чего-то незнакомого. Пробежался по магазинчикам и взял в одном этакий комплект, мини-бар по сути, "Морской волк" называется. Такой, знаете ли, матросский рундучок из толстой кожи с тремя бутылками рома, несколькими оригинальными бокалами и даже курительной трубкой! Не знал, что кэптен Морган курил. От табака и помер, наверное, тут даже к бабке ходить не надо. Тем более, что она тоже курит трубку и обожает огненный ром. Об этом публично проинформировал общественность Гарик Сукачёв, я сам видел и слышал. На всякий случай взял пакет трубочного табака "Capstan Gold Navy Cut Flake". В общем, этот пиратский рундучок я подарю дядьке, а на стол взял бутылку "Captain Morgan Black Spiced". Уж очень меня слово "Spice" заинтриговало. Оно означает "специи", как вы по книге "Дюна" знаете. Поискал — нашел: карамель, кокос, имбирь, гвоздика, ещё что-то. Это интересно, надо бы попробовать. Тем более что тёмный ром лучше пить чистым, а так и букет специй будет яснее раскрываться. Короче, нацепил чистую рубашку и пошел играть "Большой сбор!" на дверном звонке соседской "броняшки".

Володька встретил, подвёл к громиле моего роста, но в два раза шире, сильно загорелого, пегие волосы с сединой, лицо с глубокими морщинами. На первый взгляд и не скажешь, что мужику добро за шестьдесят, крепкий ещё дядька Черномор будет.

— Познакомься с моим дядькой, Глеб, — Савелий Федорович, фамилия как у меня, кап-два запаса, жук-плавунец, ТОФ[20].

— Не трынди, малёк, лишнего, ещё не выпили даже, а у тебя уже язык гюйсом хлопает. Болтун — находка для шпиона, Вовка! Ты, паря, не шпион, случаем? — С улыбкой, но абсолютно холодными светлыми глазами посмотрел на меня кап-два запаса.

— Вроде не сподобился ещё, Савелий Федорович, — ответил я, пожимая ему руку. — Всё текучка заедает, всё некогда. А чей шпион, кстати, стесняюсь спросить? Наш или забугорный?

— Молодец, паря. Вмиг просёк лунку! Называй меня просто Савва, я за отчеством не гонюсь, да и разница в годах у нас не такая уж и большая. Тебе, чай, за тридцатник уже? Тридцать два? Ну, я же говорю! Я всего-то на столько годков постарше буду. Топай к столу, молодой... — и он мягко подтолкнул меня ладонью вперёд.

* * *

Посидели мы хорошо. К самому концу застолья у нас и пошел самый интересный разговор.

— ...денег никогда мужику не хватает, сколько не зарабатывай. Даже у Абрамовича в Лондоне на новую яхту фунтов не хватает, от же судьба-злодейка у мужика! — Хлопнул по столу ладонью пьяненький Вовка. Немного помолчав и посочувствовав еврею-оленеводу, он враз перескочил к своим проблемам. — Вот возьмём меня, к примеру, вроде я тут весь в шоколаде — и за звание, и за должность, и всякие вещевые-кормовые, а забеременела Люська, мошны раз — и не хватает! То на это, то на другое дай. Как она в город выйдет, да не дай бог по магазинам пробежится, так мы и вовсе без денег. Что делать, дядька? Воровать на службе кроме противокорабельных ракет нечего, да и не дело это для офицера флота...

Старший лейтенант Миронов закручинился. Я разлил по стопкам свежака и заинтересованно подпёр щеку кулаком. Тут Савва задушено прохрипел на своей новой трубке ноту "фа-а-а-ххрр" и равнодушно сказал: "А я вот ходил по золоту босыми ногами... Когда моложе чем ты был, Вовка".

— А потом что? Вырос и перестал? — заинтересованно поднял растрёпанную башку сосед.

— Потом мы из Тонкинского залива ушли. — Как само собой разумеющееся пробурчал Савва. И замолчал.

Теперь не выдержал и влез я

— Ты, Савва, либо трубкой своей молча булькай, либо рассказывай все путём. Никто тебя за язык не дергал, подписки твои о неразглашении секретных сведений мы нарушать не призываем, но как ты по золоту ходил, расскажи, будь уж любезен... Сказал "а", выкладывай и "б". Бери стопку. Ну, за боевых пловцов!

Выпили, закусили корейскими разносолами. Огненная капустка, скажу я вам! Я быстренько кинул на зуб ложку красной икры, чтобы приглушить настоящий перцовый пожар во рту, и приготовился слушать водолазную быль.

— А чего там рассказывать, — нехотя начал разгон кап-два Савва, — и насчёт подписок — большой тайны тут нет. В семьдесят втором году это было. Я только-только после учебки под воду начал ходить. Мы тогда в Тонкинском заливе на "научном", вроде, судне, а на самом деле это корабль радиоразведки ТОФ был, прикрывали наши суда, которые таскали в Хайфон разные грузы. На связи с нашими подлодками сидели, они пасли аж пять американских авианосцев, и вроде первого рубежа ПВО были — сообщали старшему группы советских военных советников о вылетах самолетов с АУГ[21]. Прикрывали — это громко сказано, пожалуй. Янкесы сами от наших пароходов в стороне держались, как чёрт от ладана, не подходили к нам. Ну, самые смелые или тупые амеры могли пролететь в видимости судна, не более того... Они даже в десятимильную зону вокруг Хайфона могли только по приказу Белого дома заходить. Ну и вот, однажды дают нам команду лезть под воду. То ли вьетнамские ракетчики, то ли их лётчики на МиГ-21 вставили прямо в дюзу "Фантому" ракету, купуасу[22] в зад ему, пидорасу... Он держался в воздухе, но дымил и потихоньку терял высоту. До авианосца "Энтерпрайз" F-4 не долетел, упал на самой восточной оконечности бухты Халонг, а там — чисто суп с клёцками, ребята! Более трёх тысяч островов, ты только представь! Натурально как блохи на сучке. Ну, вот. Вьетнамцы, значит, нашим шумнули, а те нам — ныряйте, мол, быстрее и снимите с этого "Фантома" всё, что можно. От полётных карт, прицела, рации, ракет, до автоответчика "Я свой самолет" с текущими шифрами. На всё про всё вам три часа, а то есть опасение, что янкесы разберутся в ситуации, а потом нагонят к месту падения палубные штурмовики А-7Е и разнесут всё там бомбами к ебеням. Пошли, пошли, быстро! Мы и пошли... Рядом были, нашли мигом, вьетнамцы там для нас сампан как бакен держали, глубина детская — чуть за двадцать метров. Полазили по "Фантому", поснимали с него что успели и драпать во все лопатки. А тут, сразу за нами, американцы налетели и забросали все бомбами. А золото, вот оно...

Савва порылся в кармане и вытащил брелок для ключей, упрятанный в небольшой кожаный футлярчик. На блестящем кольце тоненького ремешка одиноко болталась маленькая, невзрачная грязно-желтая монетка с квадратной дыркой в центре и непонятными закорючками вокруг.

— Мне потом умные люди разъяснили, что это золотой династии Цинь Шихуанди. Начали китайцы такие чеканить примерно за двести лет до нашей эры и шлёпали их потом почти полторы тысячи лет. Когда эта отчеканена, я не знаю. Вот на таких монетах и лежал под водой "Фантом". Он когда на грунт садился, давлением воды из-под себя как веником дно зачистил, всякую грязь взметнуло и в стороны смело. А золото, оно же тяжёлое, вот монеты и остались там лежать, и их стало видно. Не знаю как другие пловцы, а я увидел десятка два рассыпанных по грунту монет. Блестели они ещё так интересно и призывно — таким, знаешь, жирно-желтеньким цветом, что рука сама потянулась схватить, но только одну успел на бегу цапнуть, а потом пришлось пахать так, что под водой вспотели. Ну, а после — вы уже всё знаете. Прилетели американцы и всё бомбами перепахали. Вот и весь мой рассказ. А мы сразу после потрошения "Фантома" ушли в Союз, трофеи домой бегом потащили. Про золото никому не сказали, конечно. Не до него тогда было. Да и перелопатило его потом бомбами, закрыло грунтом, скорее всего, разбросало и уничтожило. Эх-х! — И Савва расстроено махнул рукой.

— Да не расстраивайся ты так, Савелий Федорович! — Пьяно провозгласил я, всё же чистый ром пьётся тяжеловато. — Поедем во Вьетнам, найдём там твой F-4 и золотишко всё подберём. Вон Володьке скоро деньги нужны будут, как сын родится, да жена в отпуск по уходу за дитём сядет. И тебе на пенсион отсыплем, да и мне не помешает... в связи с ранением.

— Мне Вовка про твоё ранение успел шепнуть. В Новороссии воевал?

— Ага, — я пьяно кивнул. — Там воевал, там и болячку подцепил. А она, стерва, в школу к ребятам вернуться не даёт.

— Это ничего... Успеешь ещё в школу. — Савва внимательно и трезво посмотрел на меня. — Сначала надо в бухту Халонг вернуться, говоришь? А как это сделать ты себе в деталях представляешь?

— А чего там представлять-то особо? — Удивился я. — Берешь тур во Вьетнам, прилетаешь, а там я тебя на моторной яхте жду. Пять лет ведь давно прошло со времени твоей службы во флоте? Все известные тебе секреты уже устарели и потеряли свою актуальность, теперь тебя без слов выпустят за границу. С аквалангом нырять ты же ещё не разучился, Савва? Вот и нырнешь за золотом! Заодно и на море отдохнём немножко!

* * *

Ох-хо-хох, что ж я маленьким не сдох?! И зачем же я вчера так перебрал? Что мне за этими мореманами гоняться, они Нептуна перепить смогут, а я существо нежное, сухопутное, мне себя беречь надо... Но надо вставать, слезами делу не поможешь. Я продрал глаза и поднял голову с подушки. Ничего не понимаю... странно, я что? На даче? Ах, да! Вчера я же решил ночевать ехать на дачу, оставив свою квартиру Савве для базирования на время визита к племяннику. У Вовки ведь беременная жена...

Делать нечего, придется вставать и бороться с похмельем народными русскими средствами: контрастным душем и трудом до пота за тарелками с завтраком. Я не похмеляюсь, не умею, да и ни к чему это. Стиснув зубы чтобы не заругаться матом, подтянул трусы и поплёлся во двор, в дощатый дворец дачного комплекса СПА-услуг. Включающего в себя будочку туалета типа "сортир" с художественно вырезанным сердечком на двери и летний душ с вынесенным на деревянную крышу подвесным баком от истребителя МиГ-19, выкрашенным для сугрева воды чёрной краской. Вода была довольно прохладной, это мягко говоря, но благодаря ей я быстро пришел в себя. На рысях, теряя тапочки, я понесся к столу, где меня ждал скромный завтрак и большая банка кофе "Blue Mountain", взятая на Ямайке.

После завтрака позвонил на свой квартирный телефон.

— Здорово, Савва, как спалось? Синдром не мучает? Ну, ты гигант! Завидую... Да нет, нормально. Слушай, Вовка просил свозить тебя на рыбалку. Ты как? Да нет, ничего не надо, у меня все есть. Тогда сегодня я уж отлежусь, поднаберу малость растраченного с вами, алконавтами морскими, здоровьишка, а завтра с утречка встречаемся у подъезда, ты выходи вместе с Володей, а я тебя подберу. Возьму у друга катер, и сбегаем порыбачить, ушицы на бережку похлебаем. Якши? Ну, пока!

Брать своего "Бершика" я не планировал, и мотаться в неведомое время было пока не с руки, да и опасно это в одиночку, чего уж там хвостом вилять. Яхту пока светить не буду, а уходить в прошлое с малознакомым мужиком явный перебор. Нужно с ним хоть ложку соли вместе съесть. А так — выезд на рыбалку на катере Петруччо, — самое оно будет. Простенько и со вкусом!

* * *

Рыбалка прошла на "ять"! Подхватил Савву, выгнали катер со стоянки в порту и зажужжали себе выше города на широкий песчаный плёс. Хотелось неспешно походить с бредешком по песчаным отмелям, поставить закидушки с колокольчиком на судака, в удовольствие посидеть у костерка.

Савва оживился как пацан, ему всё нравилось, всё было внове. Ухватил палку бредня для малька и потащился в самую глубину, так, что фыркал носом в воде на подводном выхлопе. Пёр бредешок, как сейнер трал, полный рыбы. Потом учился забрасывать судачью закидушку с длинным, полутораметровым поводком для крючка с бьющимся живым мальком. Это была картина! Рослый, голый, мокрый мужик, крутящий над головой леску с тяжелым грузилом и пропеллером вертящимся в воздухе мальком, потом громкое "Эх-х-х!", прыжок на пуантах и пара шагов вперед, в Волгу, по инерции, и поза греческого дискобола на рыбалке в Астрахани. Просто цирковой номер, ребята! А уж когда от судачьей поклёвки грянул колокольчик, и Савва балетными трёхметровыми скачками понёсся к леске, — это надо было видеть! Море счастья и восторга!

Потом, в тенёчке, у костерка с парящим вкусными запахами котелком с двойной ухой, я и нарвался на серьезный разговор.

— Слушай, Глеб, ты про поездку во Вьетнам всерьёз говорил или так, лишь бы брехануть чего-нибудь? — Задал Савва свой первый вопрос безразличным тоном, вскользь.

— Ты это к чему, Савва? На самом деле охотником за подводными сокровищами решил заделаться на старости лет? — Отбил я подачу. — Или что другое за душой?

Кап-два долго молчал, помешивая облезлой деревянной ложкой в котелке и выбрасывая в угли костра маленькие рыбьи косточки и плавники.

— Наверно другое... Скучно мне, Глеб. Я ещё не так стар и немощен, чтобы утром и вечером шаркать с палочкой в ближайшую аптеку, пить кефир и играть в домино с другими старперами на детской площадке. Жена скончалась, сын офицерствует в морской пехоте на Балтике, а мне делать абсолютно нечего. Только глушить хлебное вино с другими плавунцами, "поминая минувшие дни и битвы, где вместе рубились они"... Да-а, рубились... Было и это, буквально рубились мы, как древние витязи — сталью, лицо в лицо. Точнее, маска в маску... Все минуло, а я оказался выброшенным прибоем на берег, обсох, покрылся рапой и вот-вот помру... Не хочу так! — вдруг яростно заорал старый "морской дьявол". — У меня ещё полно сил, опыта, умений! Живы мои друзья, а вместе мы при нужде не только весь Тонкинский залив перевернём, но и авианосцу всю задницу наизнанку вывернем и винты пообрываем!

Савва с усилием взял себя в руки и через пару минут успокоился.

— А золото — это только повод, хороший повод, не буду тебе врать и пренебрежительно плевать через губу, но мне хочется просто тряхнуть стариной, вновь почувствовать палубу под ногами, а себя в настоящем деле. — И он ожидающе улыбнулся. — Ты как, меня понимаешь?

— Знаешь, Савва, а давай! Я тоже вроде как на обочине жизни после ранения оказался. Другие бегают, суетятся, кипят, а я засел на даче и только книги как семечки лущу. Давай смотаемся в эту бухту, как ты её там называл? Только под водой я тебе не помощник. Глубже, чем в ванной, я нырять не умею. Но кое-чем могу, пожалуй, помочь...

— Это ерунда! — Решительно махнул рукой Савва. — Нырять найдется кому. Нужно будет трёх моих корешков в команду взять. Под воду пойдём двумя парами. А вот что там, на дне делать и, главное, где там? Столько лет ведь прошло, не найду я "Фантом" этот...

— Не тушуйся, Савва. Доступ к бортовому журналу своего судна-шпиона сможешь получить? Столько лет ведь прошло, сам говоришь. Там и координаты места найдешь. А потом Джи-Пи-Эс нас выведет. Только осуществлять подъем золота в территориальных водах суверенной страны — это...

— Нейтральные воды там были, — решительно перебил меня Савва. — Близко к границе, это да. Но воды нейтральные. Авианосцы примерно милях в ста шестидесяти от Хайфона держались, а мы миль на тридцать ближе к берегу стояли, на зюйд-вест, значит. А "Фантом" ещё ближе к берегу упал, но из территориальных вод он вышел, это точно. Экипаж истребителя-бомбардировщика янкесы спасательным вертолётом с воды дёрнули, мы еще когда подошли, то одну резиновую лодку видели. Потом её вьетнамцы подобрали. А примета места есть, там еще две скалы отвесных рядом были. Безлюдные, без зелени, просто каменные клыки. Ты, кстати, знаешь, как переводится слово "халонг"? "Там, где дракон спустился в море"! По легенде семья драконов была послана небом на помощь вьетнамцам против огромного флота китайских вояк. Драконы стали выплёвывать драгоценные камни, которые превратились в тысячи скалистых островов. Там все суда завоевателей и разбились в щепки! Вот откуда китайское золотишко на дне и лежит, нас дожидается!

Савва довольно захохотал. Вообще он как-то оживился, стал мягче, не таким зажатым. Вот что рыбалка на Волге и предстоящий отдых на море делают!

— Всё это хорошо, товарищ капитан второго ранга, — слетать на курорт, позагорать, поплавать, но! — И я поднял указательный палец вверх. — Но никто нам не даст заниматься там планомерными подводными исследованиями, раскопками и подъёмом ценностей. Достаточно Китая и Вьетнама под боком будет. Тут же налетят саранчой и отнимут! Тем более что золото китайское. Так что все эти американские фильмы про капитана Воробья и ничейные сундуки с золотом на дне — плюнуть, растереть и забыть. Мы можем появиться там дважды, ну, трижды от силы. Один раз — найти место. Потом пауза — смотаемся, например, в Манилу. Там, кстати, и купим всё для погружения: костюмы, акваланги, подводные ружья, металлоискатели для поиска золота...

— Не надо, — неожиданно прервал меня кап-два, — ничего не надо покупать. Всё у знакомых возьмём, напрокат. Сможем выделить ребятам денежку малую?

— Конечно, Савва, какой разговор! А что у них есть? — полюбопытствовал я.

— Всё! — Категорично отрубил плавунец. — Это 42-й ОМРП СпН. Знаешь, что это такое?

— Откуда же, товарищ капитан второго ранга? Конечно же, нет.

— Сразу видно сухопутного сапога... Про отдельный морской разведывательный пункт специального назначения теперь только глухой не слышал. И в интернете про него информация есть, а Загорцев про "Холуай" даже книгу написал. Прочти! — В приказном тоне скомандовал морской убивец. — Прочитаешь, поймешь. У пацанов мы возьмем все — и снаряжение, и оружие, и электронику для поиска металла на дне. Только вот надо бы собрать у нашего бабья золотые украшения — кольца, цепочки... Чтобы отъюстировать металлоискатели по золоту. Потом вернём, само собой.

Он объяснил это, заметив мои вытаращенные от непонимания глаза. Я сглотнул.

— Не надо женщин обирать, Савва. Я тебе на время и с возвратом дам килограммовый банковский слиток золота и ещё серебра дам для юстировки техники. Только не пропей! А то Трамп обидится...

Савва не понял юмора, но вежливо промолчал.

Глава 10.

Я лежал на спине, закинув руки за голову. Глаза не закрывались, а бессмысленно упёрлись в бегущий калейдоскоп светлых пятен на потолке, создаваемых идущими в ночи по улице машинами. В голове настойчиво, как наглые осенние мухи над взрезанным арбузом, колготились обрывки даже не мыслей, а каких-то скомканных сюжетов и картинок. Все они, так или иначе, сводились к одному заключению — я заигрался.

Раздраженно вскинулся на ноги и побрёл на кухню, выпить воды. Кап-два запаса Савелий ибн Феодорович вчера срочно улетел к себе на Тихий океан готовить диверсионный выход в бухту Халонг, а я вернулся к себе домой. Нужно было, не отвлекаясь на неустрой дачного быта, тщательно осмыслить то место, куда меня занесло в результате недавних событий и моих скоморошьих попыток использовать портал как доску для сёрфинга. Всё говорило о том, что это место человечеству хорошо известно и на простом русском языке называется конкретно и однозначно: "жопа"! И, самое обидное, сколько я ни морщил тыкву, сколько ни придумывал устраивающих меня объяснений — приходилось с этим смириться и полностью согласиться.

Впрочем, заниматься самоедством я быстро прекратил. Непродуктивно это, бессмысленно. Надо было строить непротиворечивый и содержательный план по выходу из означенной точки "Жо". Жизнь ведь продолжается, её не остановишь. Как там говорится: "Бороться и искать, найти и перепрятать"! Во-во, самое то — перепрятать. На повестке дня передо мной стоит один вопрос: как раскрыть все возможности портала для его более эффективного использования и как полностью скрыть его возможности от любопытного человечества? В лице всяческих специальных служб, соседей по лестничной площадке и лодочной стоянке? А тут еще и временнáя ипостась портального зеркала нарисовалась, которую я не знаю как включать, как использовать и куда вообще пристроить.

Плюнув на всё слюной, как советовали ещё Илья Ильф и Евгений Петров, я зажег свет на кухне и поставил чайник на газ. Потом прошаркал в комнату и притащил пару листов формата А-4 и карандаш. Буду, как Штирлиц, иллюстрировать свои рассуждения почеркушками на бумаге. Итак, первое — на хрена я затеял этот эпроновский[23] подъём золота, когда я могу и так натащить целую кучу слитков, стибренных у капиталистов? На чистый лист бумаги лёг изящный вопросительный знак. Мои доводы "за" и возможные плюсы: безоблачный морской отдых и прогулка по красивой вьетнамской бухте. Ещё — лёгкое щекотание своего кармана и интереса возможной находкой неизвестного количества золотых монет. А главный момент сей эпопеи — приведение группы пенсионеров-подводников ТОФ в эрегированное состояние. Минусы: возможное раскрытие моих способностей по использованию и управлению скачковым и временным порталами. Что же тут будет перевешивать чаши весов? Я задумался и отхлебнул глоток крепкого чёрного чая. Минусов явно больше, они весомее и сурово тянут всю эту шаткую конструкцию вниз. Если задуматься, то деды-водолазы мне и не нужны. Зная место падения "Фантома", я могу спокойно опустить в море зеркало в горизонтальной позиции, приблизиться вплотную ко дну, а затем самому пройтись по нему металлоискателем и собрать все золотые сольдо, посеянные на этом поле Чудес. И это всё прямо из квартиры, никуда и уезжать не нужно. А если захочется поболтаться на волне — так никаких проблем! Можно перейти в Тонкинский залив прямо из Волги, запас горючки удобнее пополнять, скажем, на Филиппинах, в Маниле, там же и харчи с фруктами можно взять, и всё другое. Документы на американскую регистрацию яхты ещё действующие, они валяются в бардачке под штурвалом. Там же я видел какой-то старый американский паспорт моряка, ещё зелёного цвета. Давно просроченный, наверное, но Савва специального назначения наверняка сможет его подновить по датам, заменить фотографию и подогнать под меня, под себя или на выбор под кого-то из его дедов. Это всё решаемо и решает многие вопросы будущей экспедиции. Я несколько воодушевился и ещё глотнул чайку.

Смогу-то поднять золото в одно жало я без вопросов, но вот вопрос — а оно мне надо? А что мне надо? По зрелому рассуждению мне нужна команда единомышленников, помощников, бойцов и друзей. Внимательно посмотрев в потолок, я искомых личностей или списка какого там не увидел. Петруччо мне друг, но он не боец. Да и не единомышленник, если уж всё называть своими именами. Он коммерсант и капиталист. У него другие приоритеты, цели и интересы. Ребята в Русском батальоне? Они бойцы, кто спорит, но не команда помощников. Они там на своём месте, занимаются своим делом, у них на свою войну есть морально-нравственная и идеологическая установка, и под мою руку, неизвестно для каких целей, они не побегут. А вот деды кап-два Саввы... Они бойцы, убивавшие врагов сталью, глядя им в глаза, а это многое значит, ребяты. Одно дело нажать на спусковой крючок с расстояния в двести метров и смахнуть пулей трудно различимую безликую фигурку, и совсем другое — убить противника ножом, бешено крутясь в смертельном танце на глубине, сжигая кислород в крови и разгоняя кровавые облака от ран мощными ударами ласт. Это совсем другое дело, и не каждый это сможет сделать, друзья. А они смогли. Да-а, деды ещё те. И они мне подходят. А вот подхожу ли я им — большой вопрос! Есть, правда, у меня в душе маленькая и робкая надежда, что проведя с ними набег на бухту Халонг и глотнув вместе немного морской соли, я смогу заинтересовать их в дальнейшем следующей командировкой на Балтику, к варягам, скажем, или к Царьграду, вместе с князем Олегом прибивать щит к его воротам, или на помощь к князю Игорю, отгонять византийские дромоны[24] с греческим огнём от его ладей.

А ещё лучше и проще — сбегать на "Бершике" по Волге на помощь к князю Святославу Игоревичу, пришедшему в Итиль положить конец раздувшемуся от крови, грабительских набегов и поборов Хазарскому каганату. Тут даже никуда порталом скакать не надо — просто перейти в прошлое и скатиться на яхте вниз, к морю, ведь в десятом веке северное побережье Каспия лежало гораздо южнее сегодняшнего. Одна трудность — как в него попасть, в десятый век-то? Управлять изменением времени я не умел.

Долго не думая, допил чай и перебрался в комнату. Свет я не включал, несмотря на ночь в зале было довольно светло. Окна выходили на ярко освещенный парк, да и само зеркало портала скромно висело на стене, прикинувшись огромным постером, и в режиме online гнало картинку какого-то карибского острова-очаровашки с белым песочком, светлыми скалами, укутанными в зеленую мантилью джунглей, шелестящими пальмами на берегу, в который лениво толкалось изумрудно-синее море. Солнце стояло над Карибским морем в полный рост. В общем, картинка — я те дам! Сам подбирал.

Я взял зеркало в руки и привычно развернул его задней стороной. В тёмном заднике с большим трудом можно было разглядеть какие-то ильмени и болотца, изредка освещаемые луной. Безлюдная степь пела цикадами и едва шелестела высокой травой. Иногда, где-то далеко-далеко, слышался лай и тявканье то ли шакалов, то ли лис-корсаков. Согнал размеры зеркала к экрану телевизора и в очередной раз положил на него руки. Как тебя, сволочь, заставить включить перемотку времени? Что ты мне показываешь? Какой век? И я начал потихоньку водить по тёплому зеркалу то одной, то другой рукой, а то двумя сразу. Ничего не получалось. Точнее, получалось, но совершенно не то, что я хотел. Картинка под моими руками разворачивалась вправо и влево, лезла в ночное звёздное небо или утыкалась в землю, и всё. Перемотка кадра и времени не действовала. Вы можете сказать — не тупи! Посмотри, есть ли тут Москва, например. Ага, я посмотрел. Египетские пирамиды были, были какие-то зачуханные глинобитные домики в болотах междуречья Тигра и Ефрата, Москвы я не нашел. Что, вам тут же стало легче, и вы готовы назвать мне нужное тысячелетие, век и даже год? Не-е-т? Вот так и я... Поигравшись с порталом минут пятнадцать, я разочарованно вздохнул, бросил его на кресло и пошел спать.

А утром у меня неожиданно всё получилось! Недаром говорят, что утро вечера мудренее. Это точно! Зайдя в зал, я на ходу поднял портал с сиденья кресла и, держа его левой рукой, правым рукавом попытался вроде как протереть, или смахнуть с зеркала несуществующую пыль. Картинка вдруг заметно дернулась и изменилась. Я сначала застыл столбом, а потом медленно повернул портал вокруг себя, как антенну радара. Изображение побежало, вдали показалась бликующая под солнцем Волга. Я замер, а потом сразу подтащил картинку поближе и медленно провёл рукавом по диагонали, снизу вверх. Ландшафтик в руке судорожно побежал и изменился! Волгу сковал лёд, пейзажик укрылся неопрятным снежным покровом... Я выдохнул зажатый в зубах воздух и глубоко вздохнул. Та-а-к, ещё медленнее... По миллиметру, пальцем, я потащил виртуальный бегунок вверх по диагонали экрана. Лёд потемнел, отошел от берегов, солнце засветило ярче. Потом лёд неожиданно тронулся! Уважаемые присяжные заседатели, лёд тронулся и мощным потоком с гулом и шорохом пошел вниз, к Каспию! Получилось! Я звонко чмокнул зеркало и крутанулся в фигуре вальса. Получилось, наконец, я смог изменить время! Скорее всего, я перегнал время вперёд, ведь зиму сменила весна, это ясно видно. В деталях потом разберусь. Радость переполняла меня, и сдуру завтракать я полетел в какую-то чайхану под Самаркандом. Действительно, чокнулся на радостях... Что я ел и пил — не помню, надеюсь, не плов руками уминал. В себя пришел только дома, с пиалой с остатками зелёного чая в руках и полотенцем на шее. Унёс инвентарь по запарке, прошу простить...

* * *

Через неделю мне на электронную почту пришло письмо. В нём, в крайне осторожных выражениях, Савелий Федорович ставил меня в известность, что отряд собран, имущество подобрано, место поиска определено. Пора было брать быка за рога и оплачивать тур во Вьетнам. Я тут же отписался с пожеланием, чтобы великолепная четвёрка соорудила и зарегистрировала что-то вроде ООО или ЗАО с морским уклоном. Спустя пять дней я получил реквизиты фирмы "Последний дюйм", специализировавшейся на подводных работах. С этими банковскими реквизитами пришлось навестить Петруччо, втихую передать ему пятьдесят пять тыщщ долларей наличными, и порт за один процент от сделки перегнал новой владивостокской фирмочке немногим более трёх миллионов рублей. На исследования особенностей водоёмов и трудностей по преодолению водных преград по маршруту Великого шёлкового пути. Мало будет — подкину ещё. Дело нужное. Пора было и мне собираться на Тихий океан.

* * *

Астраханской ночью я перегнал "Бершика", как и планировал в Манилу, тут было уже утро. Устроил его в достойной марине, залил под пробку горючку и воду, сдал на берег 24 галлона из сточной цистерны яхты и пополнил запас перекуса. Заодно проверил имеющееся количество и дозаказал различную посуду на пять едоков, постельное бельё, полотенца и то, что в фантастических романах принято называть "мыльно-рыльными принадлежностями": зубные щётки, дорогую пасту, различные лосьоны, туалетную воду, дезодоранты и крем от загара. Или для. Всё время путаю. Закрыв тент на корме на маленький серебряный замочек, с лёгким сердцем дёрнул во Владик, на встречу с Саввой и его командой.

Прибыл в город тихоокеанской славы, купил с рук телефон с симкой и позвонил Савве. Время было обеденное, договорились встретиться в ресторане "Высота". Савва, конечно, тащил сначала к себе, но я упёрся и заявил, что жрать консервы или макароны по-флотски в гостях у вдовца я не буду. Мне нужен праздник вкуса и красивый вид на город. Тогда кавторанг на пенсии предложил перекусить в означенном ресторане. Там, буркнул он, можно будет заказать что-нибудь из вьетнамской кухни для тренировки, а вид — закачаешься! Ну, насчёт вьетнамской кухни я погляжу ещё, а упомянутый вид с интересом посмотрю. Встретились, поднялись на девятнадцатый этаж. У меня от вида моста на Русский остров через пролив Босфор-Восточный, да и вообще на бухту Золотой Рог замерло сердце! Бегом побежали к панорамному окну и заняли столик на двоих. Савва назаказывал себе каких-то морепродуктов, а я невежливо бортанул неведомую вьетнамскую кухню и взял здоровый шмат жареной свинины. Из интереса заказал себе "Мохито". Вкусно, но до британского аристократа мне, видать, ещё далековато — коньяк на мой вкус лучше.

— Так вот, Глеб, уже можем дёргать, — поделился Савва, зажевав что-то длинное, белое, с лапками как у сороконожки. — Все в принципе готово. Самое главное — есть координаты места падения "Фантома"!

— Ну вот, а ты боялся, Савва! Последний штрих. Держи. — Я передал ему американский паспорт моряка. — На себя или на кого-нибудь из твоей шайки-лейки переделаешь? Думаю, моторный катер вы все водить умеете? И дату выдачи, и срок действия немного обновить сможешь? Но без фанатизма, он нам, скорее всего, и не понадобится. Учти — владелец реальное лицо, и он вполне живой человек. Я его недавно видел как тебя.

Савва молча пролистал паспорт и кивнул, это, мол, не вопрос.

— Деньги на счёт фирмы пришли? Скинуть и обналичить нужные суммы не проблема? Ну, хорошо. Знакомить меня со своими друзьями когда и где будешь?

— Давай, Глеб, сделаем так...

И с интересом поглядывая на волшебный вид в окне, звякая вилками и рюмками, мы продолжили свой конспиративный разговор. Путешествие принимало свои окончательные очертания.

* * *

Вновь мы встретились через четыре дня. Я на тихом ходу настиг и обходил метрах на десяти старый, расписанный и украшенный по-восточному прогулочный вьетнамский катер. Вдруг с катера мне засемафорила и заорала, бешено махая руками, какая-то банда пёстро одетых туземцев. Я заинтересовался и подошел ближе.

— Эй, на "Берше"! Глеб, это ты что ли? — Закричал военно-морской Савва. — Ты откуда тут, салажонок? Приткнись к борту, мы к тебе перепрыгнем!

— Эгегей, отцы! А вы тут откеда? Сыпьте ко мне на яхту, будет повод выпить за встречу! — Замахал я им красной футболкой с надписью "Я дома — стучите громче"!

"Бершик" осторожно подвалил к улыбающейся во все вставные челюсти ветеранской компании, и они с громкими криками и довольным уханьем ловко перебрались ко мне на борт. Прочие пассажиры древнего вьетнамского судна и местные моряки-туристовозы, глядя на наше веселье и поднятый хай, лишь широко улыбались. Опять мы бросили пятно на кристальную чистоту морального облика un turista russo. Я сделал серьёзную морду лица, отдал им честь на американский манер и послал, чтобы не было обид и возражений, горячий французский воздушный поцелуй.

Савва тискал меня до самого отхода туристического катерка. Его пенсионеры шумели и прыгали вокруг меня как стая бакланов, хором загоняющая малька на меляке. Даже бутылка заранее приготовленного мною шампанского бабахнула в воздух, далеко запустив заскакавшую по воде пробку. Наконец катерок достаточно удалился, мы с Саввой разлепились, гвалт как по мановению волшебной палочки затих, и на меня уставились три пары незнакомых глаз.

— Ну, чего, чего уставились своими буркалами? — поёжился я. — Справного пирата на яхте не видели, чи шо? Есть-пить, пи-пи или ка-ка кто-нибудь хочет? Сейчас зайдём во-о-н за тот островок, станем на якорь и поговорим толком, познакомимся поближе. А сейчас идите вниз, мойте руки.

И я резко подал рычаги оборотов вперед. Катер мощно зарычал, присел, прыгнул, потом вышел на глиссирование и рванул вперёд, к приключениям!

* * *

Стариков я лучше буду именовать по их спецназовским позывным: Поджиг, Носок и Зубатка. Савва оказался ни много, ни мало Ежом. Морским, надо полагать. Меня эти героические позывные задели, и я скромно отрекомендовался Грифом. Савва своим старикам, безусловно, всё рассказал обо мне, и они лишь молча кивнули на мой выпад. Наглостью они его не сочли... Мне стало немного неловко, плавунцы допустили и приняли меня к себе, а я на них тут наезжаю... Я замолк, а беседу полностью взял на себя Савва. То есть Ёж.

— Давай, Гриф, наливай по первой! За встречу, — сказал кавторанг в отставке.

Я разлил, покидал на стол в салоне закусь и приготовился слушать и мотать на ус.

— Как мы и договаривались, всё наше имущество собрано, упаковано и ждёт тебя в означенном месте, Гриф. Четыре увязанных стропами в брезентуху куба с метровой гранью. Там дыхалки закрытого типа, оружие, металлодетекторы. Уже отъюстированы, — дополнил Савва, увидев мой заинтересованный взгляд. — Общий вес груза свыше семисот килограмм.

И он посмотрел на меня. Я кивнул.

— Как договаривались, Ёж. Завтра груз будет у меня на борту. Водоизмещение яхты это вполне позволяет, ненужные в операции тяжести я снял и оставил на берегу. Харч, вода, душевые, сортиры и всё остальное для решения бытовых вопросов на яхте есть. Где спать есть — две двуспальные каюты, несколько диванов. Да и это всего на одну ночь потребуется. Грабёж надо произвести быстро и резко. Возьмем, что ухватим, и разбегаемся. Вы на свой тур, а я добираюсь во Владик и жду вас там. Сколько у вас дней отдыха? Семь? Вот и отдыхайте на всю катушку. И, главное, не забудьте, как и положено мирным российским туристам, потом вылететь домой! А то знаю я вас, флотских разведчиков. Ещё смоетесь втихаря, самоходом, без штампа в паспорте!

Старики переглянулись и разулыбались. Вспомнили, наверное, какой-нибудь свой реальный случай. Или случаи. Потом мы неспешно договорили, прикончили при этом ещё две бутылочки, и потихоньку двинули по заложенным в GPS координатам. Там поутюжили море немного, потом Савва, все время поглядывающий на скалы вокруг, крикнул: "Замри! Тут он должен быть, под нами!", и все с облегчением вздохнули.

Первый этап морского приключения начался.

Глава 11.

Завёз стариков к причалу, куда должен был с экскурсии вернуться их прогулочный катер и сразу дёрнул в открытое море. У меня было ещё одно срочное дело. Зашел в радиолокационную тень от двух близко расположенных и перекрывающих друг друга островков и перепрыгнул поближе к Маниле. Там врубил крейсерскую в двадцать пять узлов и, тратя по 66 литров горючки в час на каждый дизель, с красивым пенным следом погнал к знакомой марине. Нужно было успеть перехватить одного человека — уже вечерело.

Успел. Коричневый, маленький и пухлый, постоянно улыбающийся человечек с тонким голосом и большой, толстой родинкой в уголке губ был известным в Маниле маклером, занимающимся операциями с различными ценностями, поднятыми со дна моря. Напрямую сокровищами он, вроде, не занимался, но всё когда-нибудь происходит в первый раз.

— Хай, мистер Эрисайо! Я с вами созванивался, помните? Представитель русской фирмы "Последний дюйм", мистер Бёрд. — Лучезарно улыбаясь, я тряс ему руку. Почти её отрывая, кстати.

— Хай, мистер Бёрд! Да перестаньте вы так трясти мою руку, оторвёте ведь! Вон вы какой здоровый — настоящий русский медведь! Вы говорите на испанском?

— Нет, не говорю, к сожалению. А к счастью — вы еще не видели моего шефа, мистера Хэджхога[25]. Вот кто настоящий русский медведь! Его рукопожатие вы бы не пережили. Но он сейчас занят — поднимает со дна китайское золото...

— Вот как! Это интересно... А что же именно он поднимает? И где это? — Сразу мелким бесом завился вокруг меня маклер.

— Хм-м, это по крайней мере нескромно, мистер Эрисайо... Где-где... Я же сказал — со дна моря. А оно большое! Я могу и ошибиться с точным местом его ныряний. Допустим, где-то в русских территориальных водах. — Коричневый колобок сразу скис и сделал недовольную мордашку. Но продолжал внимательно слушать.

— А поднимает он вот это, — и я вынул из кармана и протянул ему маленький пакетик для нумизматов, в котором одиноко болталась золотая монета с квадратной дыркой в центре. — Такие или подобные ей. Ну, и ещё что-нибудь, что попадется под руку.

— Интересно, интересно, — изнывал мистер Эрисайо, — а ко мне что вас привело?

— Видите ли, мистер Эрисайо...

— Называйте меня просто Эльпидио, мистер Бёрд! Чувствую, мы скоро станем просто друзьями! Что-нибудь выпьете? Угощайтесь! — И он указующе махнул рукой на стоящий под окном офисного кабинета хромированный столик на колёсиках, уставленный разнообразными бутылками, серебряными ведерками для льда со специальными щипчиками, высокими бокалами, конусами под мартини, квадратными стаканами под виски и прочей лабудой с хренью. Я отрицательно мотнул головой.

— Ага! Елпидифор, значит... Тогда называйте меня... Гленн. Так вот, Эльпидио, вообще-то в Англии мы время от времени сотрудничаем с одной небольшой антикварной фирмочкой, которая обычно выставляет наши находки на различные аукционы: "Сотбис", там, "Кристис", "Бонэмс", и другие, помельче... — потянул разговор я дальше, а Елпидифор удивлённо и уважительно задрал вверх брежневские брови, — ...но здесь, в Южно-Китайском море, у нас нет агентов...

— И вы хотите привлечь меня к продаже своих находок?! Великолепно, Гленн! Я согласен.

— Но-но-но, Эльпидио, не так быстро. В целом все верно, но! — И я поднял палец вверх. — Мы готовы дать вам много больше разового гонорара за одну сделку — мы предлагаем три процента от реализации всего найденного! Мы передаём все находки вам, а вы реализуете ценности и перегоняете нам деньги на счета. Часть денег должна быть выплачена наличкой. Все налоги и выплаты, экспертиза, сертификация, естественно, оплачиваются нашей стороной. Ваша задача — снизить эти траты... существенно снизить. Вы понимаете меня, дружище? Ведь это самым прямым образом скажется на размере вашего гонорара.

— Пять процентов! — Сразу же стал загрызаться мелкий хищник.

— Эльпидио, три процента от одного миллиона — это одна сумма. Сравнительно небольшая. А от десяти миллионов? И потом, вы немного спешите, друг мой. Кроме этой вот монеты ничего ведь пока не найдено. Но обязательно будет! Видели бы вы наших исполнительных директоров и дайверов! Люди высочайшей квалификации, таких сейчас не делают. Эти обязательно найдут и поднимут все сокровища. До самой последней монетки. А они ведь не лежат на дне моря поодиночке, не так ли? Там наверняка что-то ещё будет!

Друг Эльпидио робкой ручонкой потянул у меня пакетик с золотой китайской копейкой.

— Да-да, вот до такой монетки, Эльпидио. Возьмите её и отдайте на экспертизу и оценку. И Эльпидио... она ведь не пропадет? Не потеряется? А то русский медведь будет очень сильно расстроен — это его любимая игрушка, память о буйной юности. А когда он расстроен, он со своими друзьями способен вывернуть задницу у целого авианосца наизнанку... — и я ослепительно улыбнулся ему прямо в побледневшую шоколадную физиономию.

Мистер Эрисайо молча, но о-о-чень убедительно закивал головой. Потеряться монетка никак не может. В крайнем случае — он отдаст две.

* * *

Завершив переговоры с маклером, я выгнал заправленного "Бершика" в море, под тёмное, уже вечернее небо, заглушил моторы и внимательно оглядел картинку, выписываемую антенной радара. Ничего угрожающего рядом не было. Я спустился в салон, развернул портал и после нехитрых манипуляций открыл переход в личный гараж Саввы... то бишь Ежа. В нём было темно, но света, падающего из салона яхты, хватило, чтобы увидеть ждущие меня четыре здоровенных метровых пуфика, утянутых желтоватыми парашютными стропами. Кряхтя и матерясь сквозь зубы, я волоком перетащил их к себе на яхту. Теперь можно и на боковую. Надо только понадёжней зашхериться среди трёх тысяч островов бухты Халонг...

Рано-рано утром я тихо и почти беззвучно подошел к знакомому причалу. Четверка моих пассажиров молча нахохлилась на сыром от росы пирсе. Деды быстро попрыгали на борт, и мы так же тихо и быстро развернулись носом на ост и пошли к вечной лежанке "Фантома"...

Я вёл яхту, Ёж стоял рядом и переводил быстрые взгляды с дисплея локатора с обстановкой на стоящие зубами из старой, разрушенной временем вставной челюсти великана скалы и мелкие островки. Старики-разбойники копошились внизу, раздербанивая привезённые мной тюки и проверяя технику и оружие. Всё шло, как и планировалось и как принято у нас в армии и во флоте — организовано, весело и с песней. Наконец мы вышли в точку. Я нажал клавишу на пульте, и блестящий новомодный якорь, закреплённый на блестящей же цепи в самом носу, с пузырями понёсся вниз, на дно. Надеюсь, он там ничего не повредит. Я имею в виду наши неведомые пока сокровища.

Чтобы ни мешаться и не толкать спецов под руку, прошел на корму и опустил транец для купальщиков под воду, сделав его этакой удобной для посадки-высадки на яхту ступенькой. А тут уж на корме и появились морские богатыри. Первым, настоящим Черномором по габаритам, шел Ёж. За ним красовались в двуцветных "мокрых" костюмах для подводных работ остальные плавунцы. Двое тащили виденные мной в телепередачах автоматы для стрельбы под водой, у Ежа и Поджига были большие четырёхствольные пистолеты. Каждый тащил в руках длинные, непривычной формы ласты. За спиной у акванавтов-исследователей были горбы дыхательных аппаратов, на поясах кубики утяжелителей и ножи. Двое волокли полутораметровый крашенный в жёлтый цвет цилиндр, похожий на маленькую торпеду, с кольцевой защитой винта и ручками, как у пулемёта "Максим". Я вопросительно посмотрел на Ежа. Он мельком обернулся и сказал: "Металлоискатель бокового обзора... Сразу даст нам видеокартинку на экран и привязку на тактический планшет. Я буду управлять ребятами с кормы, тащи сюда мониторы и провода снизу". Сбегал и двумя рейсами принёс необходимое. Ёж, пока я бегал, подключал к металлоискателю целую кучу тонких проводов в связке, идущих к большому поплавку в виде мяча для регби. Я понял так, что этот поплавок будет идти по поверхности моря и передавать нам сигнал на монитор. Интересно...

— Ёж, дай пистолет посмотреть, а? Против акул он подействует? — Мне очень хотелось подержать в руках никогда не виденное боевое оружие подводного спецназа.

— Тут нет опасных акул... А какие есть — их проще отогнать дубинкой или химией. Химия у нас есть, вместо дубинки автомат сойдёт. Тут более опасны мурены, но на дне, помнится, нет коралловых зарослей. Можно еще наступить на шип рыбы-камня, но мы не ходим ногами по дну... Не мешай, Глеб. Оружие в первую очередь против человека... Но мы не будем его необдуманно применять, только при угрожающей нашим жизням ситуации. Иди, займись чем-нибудь. Приготовь ребятам койки и залей в термос горячего чая, через четыре часа они вымотаются в лоскуты. Иди, работай, займись делом...

И я пошел обеспечивать процесс грабежа. Первая пара боевых пловцов ушла под воду. От борта "Бершика" в сторону быстро поплыл ярко-красный поплавок. Работа началась.

* * *

— Еще один проход, мужики. — Пробубнил в тонкий микрофон на наушниках Ёж. — Держитесь над дном метрах на трёх, курс прежний, ближе влево метров на семь-восемь. И проходите метров пятьдесят, не менее. Металлоискатель уже дал точки привязки. Посылаю к вам Зубатку с маркерами. Он поставит около засечённых точек несколько поплавков. На возврате пойдете в метре ото дна, не больше, для более точной привязки. Пошел!

Ёж развернулся и повелительно махнул рукой, и Зубатка с большим узлом и небольшим баллоном сжатого воздуха в руках солдатиком нырнул прямо с борта. По воде, как трактор по полю на посевной — взад и вперёд, бешеным тараканом носился красный поплавок.

— Выпендрёжник... — утирая капли воды с лица пробурчал Ёж. — Бабако[26] ему в сраку, хулигану. Каким был оторвой, таким и остался.

— Ай-яй-яй! — посочувствовал ему я. — А что такое "бабако"? А это что тут у тебя?

И я потыкал в монитор явно военного компьютера, робко прячущего своё жирное тело в титановый корпус. Точнее, в два монитора, на одном была обычная картинка подводной съёмки — при хорошем освещении под объектив камеры бежало дно бухты, а на втором была непонятная сетка из белых линий и точки, мелкие и покрупнее, представляющие собой большой овал.

— Не мешай... Это наше сокровище. Вот это большое пятно — серебро. Парни выйдут на поверхность, и пойдем мы с Зубаткой, собирать урожай. Всё в закрома Родины! Сейчас он надутые воздухом мешки на тросиках как маркеры на дне расставляет. Готов принять ребят из-под воды?

— Давно готов, Савва. А мне можно будет нырнуть, посмотреть? — затаив дыхание спросил я.

— Нет. Это не игрушки, Глеб! Неподготовленному человеку там смерть. Это чужой и опасный мир. Там шалостям не место. Ты же никогда не сходил вниз с аквалангом?

— Нет, — повесил я голову, — под воду я не спускался. Но посмотреть очень уж хочется! Просто до жути!

— Посмотришь видеозапись. Вся возня с драгметаллом будет писаться. А пока иди отсюда. Готовься принять Поджига с Носком.

И всё закрутилось.

* * *

Пока я бегал вокруг уставших, но улыбающихся мужиков, хлопотал, подавал полотенца и халаты, горячий чай, Ёж и Зубатка буквально вспахивали дно в точках, отмеченных стоящими под водой оловянными солдатиками воздушными пузырями на веревочках. Первая же вспашка подводной зяби дала нам россыпь грязных, но, по-видимому, серебряных слитков размером со среднюю мыльницу каждый. Сердце пело! По связи из-под воды донеслось искаженное: "Лови, Глеб, ещё один мешок пошел!", и на поверхность моря в десяти, примерно, метрах поднялись три надутых воздухом мешка, удерживающих на стропе под собой какой-то груз. Я сгонял за ним на резиновой лодке и с трудом выволок на опущенный в воду транец. Поднять груз на корму помогли мужики. Из грязного брезентового мешка бежала вода. Я раскрыл горловину — в мешке лежали грубые, покрытые какими-то пятнами и морскими отложениями бруски.

— Это, кажись, серебро. — С видом ювелира-консультанта британской королевы заявил Носок. — Там его много! Таскать, не перетаскать.

— Много-то его много, но оно, вишь ты, недорогое... Нужно золото поднимать. — Грустно заметил Поджиг. — А его засечек совсем мало. Часть, я боюсь, под "Фантомом" может оказаться. А там его не взять без крана.

— Рано еще делить шкуру неубитого медведя, мужики! — Сказал я, быстро перетаскивая слитки в трюм. — Всё будет наше, что найдём и подымем. Садитесь пока в кресла, грейтесь на солнышке, отдыхайте, вентилируйте жабры! А я пока перетаскаю наши сокровища. Поджиг, следи за связью!

Битва за урожай продолжалась до наступления ранних сумерек. Потом стало опасно — под водой стало темно, и деды-плавунцы устали. Я совсем забегался, пихая их то в горячий душ, то за стол, то в койку. Спиртного совсем не было, какой там — ни-ни! Были свежие соки, горячий чай и какао, Ёж выдал героям-водолазам какой-то стимулятор. Я же вечером положил им в еду и напитки снотворное... Ёж об этом знал; старикам надо хорошо выспаться и отдохнуть, а мне надо было спокойно, без лишних глаз, зарядить два комплекта дыхательных аппаратов кислородом и воздухом, а заодно заправить "Бершика" топливом и водой. Пока мотался по срочным делам, деды-плавунцы спокойно спали на роскошных двуспальных кроватях. Я завистливо вздохнул, поплотнее закутался в плед и заступил на вахту. На всю ночь. Яркой картинкой светились на пульте мониторы радара и эхолота, ничего угрожающего вроде не было. Погоды стояли предсказанные, на море было тихо. Проверил успокоительно-тяжёлый автомат под рукой и налил себе кружку горячего, крепкого кофе. Потом включил видеозапись подводных археологических работ. Оторваться от картинки как мужественные морские дьяволы собирают со дна золото и серебро, было очень трудно. Обязательно нужно будет передать копию видео Елпидифору, подумалось мне. Для убедительности!

* * *

Утро не принесло ничего нового. Пара водолазов сразу канула на дно, пара готовилась, сидела на связи и то и дело подбирала воздушные шары подводного лифта, доставляющего находки на поверхность. Я, сонный и отупевший от усталости, мотылялся по яхте. Наконец я нарвался на какое-то поручение Ежа, протупил и не выполнил его, получил пиз...лей, таблетку стимулятора и был отправлен спать. Чтобы не путался под ногами, как пояснил Зубатка. С тем я и отчалил.

Когда встал, набег на подводную кладовую уже закончился. Деды спокойно и устало паковали свои бебехи, Ёж на тихом ходу вёл "Бершика" к родному причалу, в гостевой каюте прятались находки. Только мокрая палуба, грязь и всеобщий разгром говорили о том, что на яхте не рядовая пьянка была, а грандиозное воровство бесхозных материальных ценностей. Наскоро пошаркав палубу шваброй и набабахав себе чашку крепкого чая с лимоном, я поднялся в рубку.

— Скоро придём... — увидев меня, устало буркнул Ёж. — Мы сразу пойдём к себе, бриться-мыться, отсыпаться, а ты прячь барахло в гараж и тоже можешь отдыхать...

— Ага, понял. — Говорить о том, что меня посетила счастливая мысль, которую необходимо было проверить, я не стал. Сначала сделаю, а потом посмотрим — будет ли о чём докладывать. — Сколько золота подняли?

— Мало совсем. Всего восемьдесят две монетки. Главным образом среди находок серебро было. Ну и осколков битого фарфора полно, видать, бомба где-то рядом разорвалась, тарелки и рассыпались от гидроудара. Жаль, но что поделаешь...

Я аж подпрыгнул. Тут очень многое можно поделать, Савва! Гляди ты, китайский фарфор нам достался! Не ожидал такого подарка, честное слово, не ожидал; нам просто баснословно везёт! Вьетнам как-то продал на аукционе китайскую керамическую и фарфоровую посуду, пролежавшую на дне несколько сотен лет. За очень неплохие деньги продал. Может, и у нас проскочит?

— Пирс, — сказал Савва, — шумни там мужикам, чтобы собирались на выход. А с тобой прощаюсь до Владика. Удачи, Глеб!

Удача мне явно понадобится. Высадив стариков-грабителей, я снова вышел в море...

* * *

Далеко, впрочем, я не ушел. Вернулся на "точку" и снова бросил якорь. Потом сделал звук сигнала, предупреждающего о помехе на локаторе погромче, выключил свет на корме и развернул временной портал. Нацелил его на ближайшую скалу и решительно провёл пальцем по диагонали окна сверху вниз. Ну, да — перегнал время, чёрт его знает, на сколько лет назад. Мне нужен был целый китайский фарфор, а не битый американскими бомбами хлам на дне. Да и лежащий на грунте "Фантом" явно скрывал под собой несколько золотых монет. Это надо поправить. Без крана наши водоплавающие ничего не могли поделать с этой кучей ржавого металла, а я мог. Ещё раз внимательно осмотрев окружности и проверив экран локатора я согнал портал до размера планшета, взял его подмышку и спустился в салон.

Там я налил себе стакан сока, а потом, как и намеревался, развернул портал горизонтально дну по свободному месту на палубе. Получился такой ковёр два на полтора метра. Я прикинул — мне за глаза хватит. Примостился с краю и неторопливо погнал зеркало вниз, ко дну. Уже стемнело, мне пришлось включить в салоне весь свет. Наконец стало видно заросшее водорослями дно. Направление на место наших поисков я примерно помнил, приподнял окно портала сантиметров на десять-пятнадцать от грунта и взял оставленный дедами ручной металлоискатель. Теперь я смогу сам без необходимости лезть под воду поискать золото и фарфоровую посуду. Надеюсь, тогда она ещё не успела разбиться...

"Фантома" на дне не было. Я включил свой импортный миноискатель и, помахивая им как косой, медленно погнал портал вперёд. Прошел всего ничего, и сразу в наушниках запищало...

Глава 12.

Встречу со стариками-разбойниками мы провели через пять дней, на корме "Бершика". Так нам было привычнее и, главное, безопаснее — никто лишнего не увидит и не услышит. Кстати, пора бы для вас и уточнить кое-что. Называя морских спецназовцев "стариками", я немного грешу против истины ради "красного" словца. Самым старым из них, а точнее, самым "возрастным", был Савелий Федорович, капитан второго ранга и их командир в прошлом. Ему стукнуло шестьдесят четыре. Поджигу и Зубатке исполнилось по пятьдесят, а совсем юному Носку едва нащёлкало сорок семь. Мне, стесняюсь напомнить, минуло тридцать два. Носок был старше всего на пятнадцать лет. И на целую жизнь... Так что стариками они были относительно. Точнее — совсем ими не были. Так, взрослые и сильные, немного, правда, потёртые жизнью мужики в годах, с легкой сединой в коротких волосах. Но это уже детали... А так, в общем и целом — мущинки ещё о-го-го!

— Разрешите доложить итоговые цифры, товарищи офицеры? — сидящие вокруг меня за столиком на залитой солнцем корме мужики одобрительно загудели. Волна мягко качнула яхту и погнала себе дальше, к Русскому острову.

— Итак, внимание! Как раз от раза у зубного врача Шпака увеличивались потери: "Всё, всё, шо нажил непосильным трудом, всё погибло! Три магнитофона, три кинокамеры заграничных, три портсигара серебряных отечественных, куртка замшевая... Три... куртки... " — спародировал я актёра Этуша из кинокомедии об Иване Васильевиче, — так у нас всё возросло, товарищи акционеры! Пусть и ни втрое.

Народ непонимающе начал переглядываться, это, мол, чё малёк молотит?

— Спокойно, щас всё поймёте! — Поднял я ладонь властным комиссарским жестом. — По итогам экспедиции вами, товарищи, было поднято на поверхность восемьдесят две золотые монеты — это раз! Пятьсот семьдесят девять килограммов серебра в слитках — это два! И всего лишь четыре... я повторяю — четыре! — фарфоровые китайские миски. Это, как вы понимаете, товарищи водолазы, три! Мучимый жадностью и археологическим интересом я вернулся на "точку", ещё раз прошерстил раскоп — как, об этом после, — строго пресёк я шум, — и могу приплюсовать к нашим находкам ещё семь золотых и, главное-е-е!!! Около четырёхсот предметов из китайского фарфора! Тарелки, миски, пиалы и одиннадцать больших ваз. Посуду вы своим магнитометром бокового обзора заметить не могли, а я палочкой поковырялся в грунте и нашел. Ух-х, теперь всё...

Я перевёл дух и счастливо взглянул на ничего не понимающих акционеров.

— Ну же, товарищи, ну же... Шевелите извилиной! Да-а, похоже, что она у вас одна... да и та от бескозырки. Страшно далеки вы от археологии в частности и от аукционов на предметы искусства из китайского фарфора в особенности! Разжёвываю в цифрах, товарищи акционеры: по клеймам и другим оттискам на слитках, они, кстати, являются своеобразными монетами большого достоинства и называются ямбы... но это вам не интересно, я вижу... поэтому лишний трындёж пропускаю. Так вот, по этим пробам определена дата изготовления этих слитков-монет. Она совпадает и с датами чеканки меньшей части золотых монет, тех, которые поновее, что однозначно говорит о том, что злато-серебро пришло к нам аж из седьмого века нашей эры... Э-э-э, это тоже вам особо не интересно? Тогда аллюром гоню дальше. Почти шестьсот кэгэ серебра — из-за древности, точной датировки и идеальной сохранности эксперты рекомендуют выложить его на аукцион за два миллиона восемьсот тридцать три тысячи долларов. Это раз. Золотые монеты оценены от семнадцати до двадцати четырёх тысяч долларов каждая. Тридцать семь штук идут за шестьсот тридцать девять тысяч, пятьдесят две — за миллион двести двадцать! Итого в сумме получаем четыре миллиона шестьсот девяносто две тысячи долларов. Это два.

Я посмотрел на замерших от волнения акционеров. Они напряжённо слушали. Потом Носок покрутил головой и удивлённо вякнул: "Это што? Я теперь долларовый миллионер, што ли"? Все на него неодобрительно посмотрели, а я звенящим голосом Левитана продолжил:

— А вот и три, дорогие мои тритоны и прочие жуки-плавунцы! Рекомендованная начальная цена посуды, всех этих фарфоровых чашек-мисок и прочих плевательниц-полоскательниц, начинается, по мнению и осторожной оценке экспертов... внимание, товарищи, — с двадцати восьми миллионов четырёхсот тысяч долларов! И это, я подчёркиваю, лишь начальная, рекомендуемая нам цена, без учёта тех коленцев, которые может выкинуть аукцион. Всё — я закончил! Можете переходить к продолжительным аплодисментам, переходящим в овации.

Однако оваций не последовало. Долгое время компания лишь молча переглядывалась, подавленная грандиозными суммами долларов, без спроса лезущими нам в карманы. Потом хулиган Зубатка тихонечко, задумчиво даже, пропел, легонько выстукивая ритм пальцами по столу:

На морском песочке я Удачу встрэтил,

В розовых чулочках, талия в корсэте.

Вдруг патруль, облава, заштормило морэ,

Пошел считать бабки и вернусь не вскорэ!

А оставшаяся тройка хулиганов громко подхватила и заорала, барабаня ладонями по столу:

Там-та-ра-рам, там-та-ра-рам -

Совсем не вернуся!

Там-та-ра-рам, там-та-ра-рам,

Напьюсь и утоплюся!

* * *

Но всё это — частушки ансамбля песни и пляски Краснознамённого Тихоокеанского флота я имею в виду, — ерунда, ребята! А вот какую битву в пути нам пришлось выдержать дальше — ой-ёй-ёй! Мне лично больших усилий стоило удержать некоторых несознательных боевых пловцов от безжалостной физической расправы над бедным агентом мирового империализма Эльпидио Эрисайо, который занимался распродажей наших находок, и других несознательных лиц — экспертов и служащих некоторых европейских и азиатских аукционов и прочих торговых площадок, за задержки сроков, излишнюю волокиту и работу спустя рукава. Шутка ли сказать — распродавалось наше барахло более двух месяцев! И это притом, что Китай и Тайвань, например, очень оперативно выкупили почти всё серебро и наиболее новые (старые мы просто зажали для лондонского аукциона) золотые монеты для своих музеев, а может и для своих нацбанков. Особая драка между покупателями шла за древний фарфор. Елпидифор настойчиво предлагал нам скинуть его весь на местные аукционы, но я, стиснув зубы, решительно настоял на своём и отправил всю посуду тихим ходом в Лондон. Не ошибся, что характерно! Фарфор дал нам в итоге сумасшедшую прибыль! Короче, после всех выплат и трат, Елпидифор притащил нам в клювике тридцать семь миллионов, распиханных по самым воровским банкам Каймановых островов. Про пять дипломатов с наличкой на нашу компанию я уже не говорю... Настала пора покупать белые костюмы, соломенные шляпы и тросточки из палисандра и заниматься исключительно "Dolce far niente".[27] Я грустно вздохнул, нацепил испачканную маслом матросскую робу из подменки в гараже у Саввы, и погнал "Бершика" на техобслуживание, чтобы с фанфарами передать яхту заждавшемуся Петруччо. Надо бы и совесть знать — зажал посудину и катаюсь в одиночку. Тем более что на "Берша" у меня были далеко идущие планы в ближайшем будущем...

* * *

Так я и сделал — с помпой передал транспортное средство приятелю, а сам вновь спрятался на даче, решая свои мелкие проблемы. Такие, например, как установка прицела двойного назначения "день-ночь" на мой пулемёт. В этом вопросе я разбирался слабо, если не сказать, что и вообще не разбирался никак, поэтому полез в интернет. Там, на внушающем уважение сайте, рекомендовали продукцию американской фирмы "Northrop Grumman" второго, а лучше третьего поколения за несколько тысяч долларов. Но дело осложнялось не количеством денег, они у меня были, а тем, что вывоз приборов ночного видения третьего поколения за пределы США был жёстко ограничен, и они должны были попадать сразу в руки исключительно армии и полиции стран НАТО. Гражданским лицам эта техника была недоступна. Русским же, желающим прикупить что-то ночное, рекомендовалось ограничиться продукцией поколения "2+" российской фирмы "Дедал". Она, мол де, ничуть не уступает американским ПНВ. Я с этим полностью был согласен, и сразу дунул в Штаты. Там я из вредности закупил широкий ассортимент вещиц для ночного смотрения и прицеливания своим флотским корешам и себе, любимому. Прицел на пулемёт поставили там же, в Штатах. И ничего не спросили. Всё же страна непуганых идиотов, как не говори... Потом я полностью ушел в более глубокое изучение пролетевшего мимо мозгов в институте и заинтересовавшего меня сейчас определённого периода нашей истории. Это заняло у меня некоторое время. От научных изысканий меня отвлёк Савва, красиво подруливший к моей даче на шикарном внедорожнике.

— Здорово, Глеб! С праздником тебя, с международным Днём мужского контрацептива! — Радостно гаркнул Савва, от чего копающийся у себя в огороде сосед аж подпрыгнул. Сергеич молодецки отшвырнул лопату и зарысил к своему мопеду, должно быть в магазин нацелился, за бутылкой к такому празднику. Он ему что-то, видать, напомнил.

На меня этот конкретный светлый день календаря тоже произвёл большущее впечатление. Подобрав челюсть, я поздоровался и пригласил дорогого гостя проходить в терем.

— Ты так не кричи больше, Савва. Меня ведь чуть Кондратий не хватил, такой знатный праздник, понимашь!

— А что? — удивился Савва. — Нормальный праздник, нужный нам, мужикам!

— Э-э-э, ну, это как сказать... Один мой друг говорил, что... э-э... любить, в общем, женщину в этом самом... контрацептиве, всё равно, что нюхать розу в противогазе. Результат один.

— Это да... Но я не с этим к тебе приехал, Глеб! — Заявил военно-морской здоровяк. Он заметно посвежел и вообще выглядел на "пять". Сауны, СПА-салоны и дорогие бутики модной мужской одежды вместо привычных забегаловок и гаража, небось. Сауны наверняка — нужно же ему было с друзьями-офицерами обмыть подводные приключения. Или раздельное питание — обедаешь в одном ресторане, а ужинаешь в другом. Завидую!

— А с чем? — поинтересовался я, меча на стол мелкие тарелки с второпях поструганной закусью.

— Ты, Глеб, что в ближайшее время делать думаешь?

— Не знаю... Не думал ещё толком. Сейчас я занят, всякие легенды, преданья старины глубокой в сети потрошу. А потом... есть разные задумки — не знаю, что пока и сказать тебе. Поживём — увидим! А что такое? — по-еврейски поинтересовался я.

Савва понурился.

— Да так... Разбежались мужики. Кто куда. Носок, знаю, к себе на Кубань подался. Трёхэтажную виллу строит, архитектор хренов, прости господи... Зубатка с Поджигом вроде на Кубу мотанулись, мы там не были за время службы, в местной водичке ещё не купались, — пояснил он мне. — А я дохну от тоски. Вилла мне не нужна, ремонт только косметический у себя в конуре сделал и немного мебеля освежил. Потаскался по кабакам — надоело. Погудели малость с ребятами со службы, но постоянно пить ведь не будешь, сопьешься на хрен... А нового клада у меня вроде нет под рукой... К сыну съездил, но у него служба. Зато там машину вот купил! А так — даже и не знаю, чем дальше себя занять...

— Да-а... Тяжелый случай. Ну, давай! С приехалом тебя, Ёж!

С разговорами засиделись мы надолго, до темноты. Говорили о самом разном, будто боясь открыто подойти к теме, волнующей нас обоих.

— Ты слышал, Глеб, что один мужик из Крыма сказанул недавно?

— Не-а, не следил я за новостями, занят был. А что он такого нового сказал?

— Хм-м, нового... Скорее, старое. Он сказал, что в условиях постоянного давления на Россию, самого широкого спектра внешних угроз, усиливающегося оболванивания наших людей и повсеместного воровства в России, нам просто-таки необходимо возродить монархию, во как! — Савва оттопырил губы и назидательно погрозил мне пальцем. — Намекнуть тебе, кого будем кликать на место батюшки-ампиратора?

— Спасибо, не надо... — задумчиво проговорил я. Гляди ты, как карта ложится! Как по заказу. Ещё одна сдача — и очко! То, что я им только собирался предложить, теперь в самую жилу бегом пойдёт. — Сам допетрю. И что же тебя пугает, Савва?

— Ничего меня не пугает, Глеб. Пуганый я уже. Только у нас вокруг этой новости такой ураган может закружиться, что война в Донбассе лёгким пикником на тихой солнечной лужайке покажется.

— Был я в Донбассе, воевал там даже... А ты никогда не думал, Савва, что Украина — это кривое зеркало России? И у нас и у них произошли вооруженные государственные перевороты, маскирующиеся под "демократические революции". Но если о захвате власти в Киеве наши звонят во все колокола по всем СМИ, да и в Совете Безопасности ООН, то о том, что произошло в Москве, стараются стыдливо забыть и вовсе на людях не вспоминать. Там и там погибли люди — в Москве трое пьяных "героев Советского Союза", громивших и поджигавших в водочном угаре армейскую БМП, а в Киеве аж целая "небесная сотня" на небо промаршировала. Что там творилось, мы недавно во всём цвете на экранах своих телевизоров видели, помнишь? Кто захватил власть в России и на Украине, у кого в итоге она сконцентрировалась? Что там — националисты и ворьё, что у нас — ворьё и демократы. Три самых богатых "русских" человека — Михельсон, Фридман, Усманов. И самые богатые щирые українці — Вальцман-Порошенко, Коломойский, Шнайдер. У нас чуть не началась гражданская война — расстрел танками парламента России в октябре 1993 года не забыл ещё? А на Украине она полыхнула на Донбассе, сам там отметку получил, — я машинально потёр всё ещё побаливающий затылок. — Но это ещё не всё. Там самое интересное ещё впереди. Население, кому за сорок пять-шестьдесят угрюмо молчит, опасаясь за свои жизни. А те, кому двадцать и поболе — всё поднимают и поднимают градус националистической истерии. Получается котёл с зачеканенной намертво крышкой, под которым развели большой огонь, и он обязательно рванёт. В основном удар пойдёт на Россию, частично на Польшу. Открытой схватки с укрофашистами нам не избежать, у нас с ними непримиримые расхождения по аграрному вопросу...

Я заметил вопрошающий взгляд Ежа и его только-только формирующуюся в ожидании моего разъяснения улыбку.

— Ну, как же! Ты же должен помнить, это байка из твоей молодости. Мы, говорит Ленин на съезде партии, успешно работаем с эсерами в правительстве молодой Советской республики по многим направлениям. Вот только по аграрному вопросу никак не придём к единому мнению. А всё дело в том, что эсеры изо всех сил хотят закопать нас, большевиков, метра на два под землю, а мы их ещё глубже зарыть в могилу истории намерены... Вот тебе и оно, Савва, нет у нас иного пути кроме прямой схватки с этими свидомитами. Они там на своём национализме и самостийности совсем с остатка ума съехали и как Моська-обсирушка на нас из-под каждой подворотни тявкают, а у нас вон оно, что... Московское царство затеяли возрождать. В принципе, это осознанный и вполне логичный ход. Ведь все предпосылки дерьмократы уже создали — развалив СССР, они доконали и Россию, разворовали её, перевели деньги за границу, вывезли туда жён и детей, накупили там недвижимости на курортах, а теперь высасывают из страны последние капли нефти и кубометры газа...

— Принадлежащие по Конституции всему нашему народу, — сразу поддержал внимательно слушающий меня Савва.

— Точно так, товарищ кавторанг. На словах принадлежащие... Другими словами, в обществе уже выкристаллизовалась и утвердилась "боярская" верхушка, которая поплёвывает на прочих "смердов" и "холопов", загоняя их в "децимальные" вилы.[28] Так что выкрик из зала: "Пора нам батюшку-царя звать на царство!" — очень своевременный, знаешь ли. Пора им выкликнуть себе царя и перевалить на него ответственность за то, что все это демократическое ворьё сделало с Россией.

Савелий Федорович вдруг заперхал сдерживаемым смехом.

— Ты чего, Савва? — испугался я.

— Ты анекдот в тему о депутатах из "Едим Россию" слышал? Вылезает на трибуну один такой с мутным взглядом и начинает: "Господа, да что же мы такое творим? Заводы разворовали, земли поделили, деньги все за границу вывели, всё сосём и сосём Россию-матушку. Может пора уже и о людях подумать"? Тут встаёт второй депутат и говорит: "А ведь точно! Действительно, пора и о людях подумать! Предлагаю, для начала, по пятьсот душ крепостных каждому единороссу"!

Мы молча, без улыбки, пару минут смотрели друг другу в глаза. Потом я осторожно высказал одну мысль.

— Давить надо таких бояр ещё в колыбели. Безжалостно давить. Пока воины русских дружин и ближайшее окружение русских князей-воинов в бездельников-хапуг и в кровососов-бояр и помещиков не превратились. В учебнике истории об этом скромно умалчивается, Савва, так я тебе специально всё разложу и напомню: русские князья и их личная дружина НЕ ИМЕЛИ собственной земли и недвижимости! Всё, что было у князя и его воинов, так это оружие, другие средства ведения войны и взятая в бою добыча. Они были высококвалифицированным приглашенным персоналом, призванным оборонять и защищать русских людей. И всё! А не жировать на их труде, обрекая впоследствии целые регионы страны на голод и смерть, из-за проданного за границу зерна... Ты спрашивал меня, Савва, что я собираюсь делать? Я собираюсь в гости, в десятый век. Есть там одна личность, которую хотелось бы уберечь от преждевременной смерти. В расчёте на то, что эта личность ещё много чего хорошего в своей жизни наворотить сможет. Это простой, деятельный, мужественный и умелый человек. Ты как? Скатаешь со мной? То, что я располагаю определёнными возможностями и могу немного больше других, ты уже догадался, это ведь не так уж и трудно было допетрить. А теперь я говорю всё это тебе в открытую. Пойдешь со мной?

— А ребят возьмём? Жалко мне Носка, пропадёт ведь, паршивец, кокос ему в нос!

— Конечно, возьмём, Савелий Федорович! — улыбнулся я. — Как же нам там без ребят обойтись? Ты — дядькой Черномором будешь, мы — твоими витязями.

— Это что же? Крым воевать пойдём?

— Ну, Крым ни Крым, но повоевать, я думаю, малость придется. А там, глядишь, и до Крыма дело дойдёт. Устроим там своё княжество, нечего в Крыму татарам делать. Татарский Крым много слёз и горя России принёс, перебьются без него, болезные. Но всё придется делать своими руками и силами, Савва! Без всякого там ядрён-батона из будущего. Максимум что допустимо — это взрывчатка и пулемёт. И меч. Не пугает это тебя?

— Меч пугает, никогда им не воевал. Только в кино видел, ну, и пацаном махал во дворе, деревянным, конечно.

— Это не беда. Времени немного есть. Пойдете в какой-нибудь крутой клуб исторического фехтования, поднатаскаетесь. Да и я с вами туда обязательно запишусь. Ещё бы уроки по конному спорту взять у толкового учителя. Наверняка это пригодится.

— У Носка и возьмём. У его родичей, точнее. Из казаков он, а занесло его вместо конницы Будённого в водолазы.

— Это отлично просто! Это многое решает. Конный бой там, выездка, джигитовка разная, рубка лозы шашкой...

— А как ты, Глеб, в прошлое уйти мыслишь? Немыслимое это дело ведь, только фантасты всякие границы времени раздвигать могли.

— Границы, говоришь... Вот я тебе в ответ ещё один анекдот напомню, Ёж. Уж этот-то ты наверняка слышал. Объявление в газете: "Энергичный молодой человек купит или возьмёт в аренду один метр государственной границы для проведения деловых операций".

Капитан второго ранга заинтересованно уставился на меня, ожидая финала.

— Ну, так вот — я, считай, такой метр государственной границы уже купил.

Часть 2.

Мы — красные кавалеристы,

и про нас

Былинники речистые

ведут рассказ...

Глава 1.

Рослый, крепкий мужик... Так, отставить! Кончились мусором шелестящие слова, вроде нашего такого привычного там, дома, "мужика". Нельзя их тут лепить, как ни попадя, тут за произнесённое вслух слово головой отвечаешь. Как? А вот так, очень быстро и просто — шшухх, меч из ножен вылетел, затем клинок сверкнул и звонко и зло свистнул — вжжик! И ты без башки... "Уноси готовенького!" — слыхал такую припевку?

Так вот, рослый и мощный воин, его профессиональную принадлежность даже угадывать не надо, это сразу видно по прямой спине, богатырским плечам и росту под два метра, плюнул на пальцы, поправил огонёк лучины, а потом, воровски оглянувшись на меня, мигом выставил из-под лавки на столешницу светодиодный аккумуляторный фонарь и щёлкнул по кнопке. Сумрачную горницу избы старосты залил яркий свет. Я сделал вид, что его не заметил.

"Грамота от Жизномира к Микоуле, — немного запинаясь на незнакомых начертаниях букв на берестяной грамоте и передаваемых ими непривычных для нашего современника звуках, прочитал геройский дядька Черномор. — Коупил еси робоу Плескове а ныне мя в том яла княгыни а ныне ся дроужина по мя пороучила а ныне-ка посли к томоу мужеви грамотоу ели оу него роба а се ти хочоу коне коупив и княж муж всадив та на своды а ты атче еси не взал коун тех а не емли ничто же оу него".[29]

Савелий Федорович откинулся на лавке и мельком ладонью утёр испарину, украсившую стриженую под "ноль" голову. Потом он быстро и виновато глянул на меня.

— Ничего, Ёж, неплохо уже, — ободрил я нашего воеводу. — Уже намного лучше. Только я бы не стал так выделять эти "оу" в разговорной речи. "Коупил робоу" на письме может оно и так, не знаю я, а в живой речи говори проще: купил, мол, рабу, да послал к тому мужу грамоту, дружина за меня поручилась и так далее. Это тот же русский язык, на котором ты с ползунков научился разговаривать. Только без заимствованных американизмов, мата и уголовного жаргона. Мата, точнее, в этом русском вполне достаточно — люди тут простые, от сохи. Что видят, то и говорят. Видят член, когда ты мочишься на ветки орешника, и говорят "уд", имея в виду не удочку из орехового прута, а именно твоё украшение и гордость. Удочка, кстати, тоже от этого слова пошла, ты заметил? Видят мужика или бабу, которые несут ложь и поклёп на людей, говорят "блядь", имея в виду именно лживого, нечистого на язык человека, а не слабую на передок бабу. Но это немного после будет. Зачёт тебе, Савва...

— А-а-а, ошибочка ваша, товарищ учитель! — тут же с улыбкой поддел меня Носок. — Не Савва, а Святополк какой-нибудь! Нет еще на Руси греческих крестильных имён.

— Это ты верно сказал, Носок, нет тут ещё Саввы, Савелия или Савла. Да и носка тоже нет. Кстати, Савелий не греческое имя, а еврейское. Как и распространенный на Руси Иван будет, между прочим.[30]

Спецназовцы молча переглянулись и разом тихо прыснули. Носка в миру звали именно Иваном.

— А мне вот имя Сом нравится, — застеснялся разжалованный Савелий. — Доброе имя, морское, подводное! Сом, Сомище — все одним словом сказано и описано.

— Нравится — так бери его! Только учти Сом, что имя это не княжеское, обычно они двухосновные — Святослав, например. А Сом это имя, пришедшее к людям из животного мира. Такое как Волк, например, тот же Ёж, Ёрш или Бер.

— Ништо, — по-старославянски ответствовал мне новопоименованный Сомище. — Мне княжеское имя самому хапать невместно. Оно ко мне самоходом, по делам придёт. А пока и Сомом с удовольствием побуду. Поджиг и Зубатка пойдут тут как родные, лучше и не придумать. А вот Глеб, Гриф и Носок менять надо. Есть какие предложения, вои?

— А чё сразу Носок? Чё Носок, я вас спрашиваю? — возмутился казак-водолаз. — Я эту кликуху ещё в учебке получил, и так просто мне её терять жалко.

— Ты что, Носок, "Онучами" стать решил? — вкрадчиво подкатился к нему давящийся от смеха Зубатка. — Так мы тебя сразу, как в ЗАГСе, в Портянку переименуем.

— Так, хорош над пацаном измываться! — Пристукнул по столу Сом. — Переименуем тебя по заслугам, Носок! Садко будешь?

— Не, торгаш он... — вяло отмахнулся от предложенной чести Носок. — Что-нибудь боевое хочу...

— Блуд или Баламут не пойдут? — изо всех сил стараясь не рассмеяться, нейтральным голосом спросил Поджиг. — А то я слыхал тут на торжище такие имена. Ещё Борщ вот есть!

Я тоже еле-еле удерживался от улыбки. А ведь мне тоже надо будет подыскивать себе новое nom de guerre[31]. Имена Глеб и Гриф в десятом веке на Руси тоже не пляшут. Не родные они тут.

— Подскажешь, историк? — улыбнулся мне Сом.

— Не путай, Сом, не историк я, а простой школьный учитель. До историка мне... Впрочем, сейчас мы тут все историки-практики будем. Ну, какое же имя тебе подойдет, Носок? — В затруднении почесал потылицу я. — Давай так: я буду называть имена, а ты кивни, если выберешь. Поехали? Боевое, стало быть. Ну, давай, попробуем определиться... Мечислав?

Носок трагически закатил глаза к черному от сажи потолку, помялся, потом отрицательно махнул рукой. Нет. Дальше!

— Военег? — Нет.

— Орёл? — Дальше.

— Храбр? — видно было как жрут душу Носка демоны желания. Доброе имя! Но он справился. — Нет!

Тоскливая пауза...

— А как обычно тут называют младшего брата? Малой? — Сумрачно поинтересовался Носок.

— Вроде нет. Вторак, по-моему. Если брат второй по счёту. А то и Третьяк с Четвертаком могут быть...

— А что-нибудь с конём есть?

— Есть! Батьков Конь и просто — Конь.

— О! — расцвел Носок. — Тады я буду Конь!

— С яйцами... — негромко катнул в темноту угла свою подначку Поджиг. У Зубатки затряслись плечи, слегка забренчал меч в ножнах.

— Гмх-ха-ммм! — гулко пресёк всякие смешки Сом. — Значит, отныне нарекаешься ты Конём, казак! Пока гриди вокруг не поднесут тебе нового, с честью заслуженного в сечах имени! Да будет так! Ты, Глеб?

Я думал недолго. Грифа тут пока наверняка не знают. Имя Глеб вроде как есть, но не уверен... Не очень-то оно похоже на славянское. Тогда остаётся лишь одно...

— Мал, конечно! Я и так самый младший среди вас, витязи. И Сом прав — то имя украшает мужчину, которым воины округ тебя по делам твоим нарекут. А пока Мал будет к месту.

— Хорошо! — Громыхнул Сом. — Гони дальше, Мал!

— Давай, Конь, запрягай и погнали! — Я выбрал грамотку из кучи бересты, наваленной на моём конце стола, и пульнул её Коню.

— На Бояне в Роусе гривна, на Житобоуде в Роусе 13 коун и гривна истине, на Лоуге на Негораде 3 коуне и гривна с намы. — Стал продираться через дебри новгородской экономики десятого века Конь, мотая как лошадь головой от сложности текста и переполнявшего его негодования. — На Добровите с людьми 13 коуне и гривна, на Нежке на Прожневици полгривны, на Сироме без двоу ногатоу гривна, на Шелоне на Добромысле 10 кун, на Животке две гривне кроупемь, Серегери на Хмоне и на Дрозьде 5 гривн без коуне, на Азгоуте и на погощах 9 кун семей гривне. Доубровьне на Хрипане 19 (кун) третьей гривне.[32]

Он оторвался от бересты и зло глянул не меня.

— Издеваешься, Мал? Это что такое за чехарда имён, названий мест и цифр, папайю тебе в...

Тут Сом оглушительно кашлянул, и Конь, взбрыкнув, заткнулся.

— Хорошо, Конь. Достаточно. Замечания те же, что и Сому. Проще и чётче. Не псалмы ведь выпеваешь, а разговариваешь обычным русским языком. Ну, пока что необычным для нас. Но родным. — Убедительно, как учитель в первом классе, сказал я. — А говоры и у нас дома разные. Я, конечно, не профессор фонетики Хиггинс, но, помнится, в России существуют северное и южное наречия, которые делятся на несколько говоров. У тебя, Конь, характерный южнорусский казачий говор. У меня речь более правильная, но засорена бесчисленными астраханскими диалектизмами...

— Этта точна! — Ухмыльнулся Сом. — Что есть, то есть. И Вовка мой начал везде астраханские словечки пихать — баткак, понимаешь ты, старица там, или вот — кашкалдак, моряна, карамысик.[33] Прямо поэт Нижней Волги, рыбак, моряк, энтомолог и охотник, етить его налево...

— Ладно, вои, завязываем. Утомил я вас. В целом все идет хоть и не гладко, но в верном направлении. Скоро вы будете говорить с местными как родные. А говоры и диалекты подчеркнут, что ребята вы совсем непростые и не отсюда родом...

— А теперь во двор все! Занятия по мечному бою! Я с Зубаткой, Поджиг с Конём, потом меняемся. А Мал начнёт с выездки на кобыле, а потом мудохается с удовольствием и своим пулемётом до отбоя! — Гулко захлопал в свои жесткие клешни Сом.

* * *

Я трясся на лошади и вполголоса бурчал себе под нос, не забывая внимательно поглядывать по сторонам:

Мы — красные кавалеристы,

И про нас

Былинники речистые

Ведут рассказ:

О том, как в ночи ясные,

О том, как в дни ненастные

Мы гордо,

Мы смело в бой идем

Красные кавалеристы в количестве пяти штук почти беззвучно трюхали по мягкой почве еле-еле заметной лесной тропинки, которая вскорости должна была вывести наш эскадрон к сельцу Шидовичи. Точнее, тогда я не знал, как называется сельцо. Я нашел его зеркалом портала, и оно подходило нам, чтобы появиться в нём, переждать какое-то время, мотивируя отсидку отдыхом после трудного перехода дремучими лесами из неведомой людям Северной земли. А заодно присмотреться и притереться к народу, освоить беглую речь с ярко выраженным северным говором, врасти, так сказать, во время. А сельцо... ну, что сельцо? На берегу медленной лесной речки, что, впрочем, плюс для нас — река это торная дорога и летом, и зимой. А ещё нам подходит отдаленность сельца, как-никак вокруг разлеглись могучие леса, и, главное, отсутствие на север от него какого-либо признака человечьего поселения. С того направления, откуда мы вроде бы вышли. Ну и справочной будкой это сельцо какое-то время побудет, в котором о нас от коренного и всем известного населения всегда можно получить исчерпывающую информацию любым прознатчикам и доглядчикам из княжеских специальных служб. Откуда, мол, пришли, что делали, как себя держали. А нам скрывать нечего. Мы не шпионы какие, мы — витязи! В общем, Шидовичи полностью нас устраивали.

Носок заинтересовался моими вокальными упражнениями и, немного отстав от Поджига, присоединился ко мне. Послушав, он стал подпевать, и вскоре мы уже заорали в полный голос:

Буденный — наш братишка,

С нами весь народ.

Приказ: "Голов не вешать

И глядеть вперед!"

Ведь с нами Ворошилов,

Первый красный офицер,

Сумеем кровь пролить

За СССР.

Так и въехали в сельцо, гремя припевом и кольчугами, а я вдобавок ещё лязгал и немецким пулемётом MG-34 с оптикой:

Веди, Буденный нас смелее в бой!

Пусть гром гремит,

Пускай пожар кругом:

Мы — беззаветные герои все,

И вся-то наша жизнь есть борьба!

Испуганные бабы прятались за покосившимися сараюшками, изредка выглядывая из-за углов белыми лицами, сопливая ребятня босиком, в одних перепачканных землёй и пеплом полотняных рубахах, смело подбежала к самым жердям изгороди, правда, с той стороны жердей и, раззявив рты, во все глаза вылупилась на наш вокально-инструментальный ансамбль. Мужиков не было вовсе. То ли они были на рыбалке, то ли прятались в лесу на разбое, то ли были на отхожем промысле. Занимались делом, короче. Мы тоже увлеклись и грозно грянули:

Высоко в небе ясном

Вьется алый стяг.

Мы мчимся на конях

Туда, где виден враг.

И в битве упоительной

Лавиною стремительной:

Даешь Варшаву! Дай Берлин!

Уж врезались мы в Крым!

Дружно проревели мы, да так, что мальцов и сикух в первых рядах просто-таки смыло звуковой волной. Мы только нестройный топот и детский рёв различили. Это нас немного отрезвило. Эти три еврейских казака — Френкель с Покрассами, — написали прямо-таки убойный сонг, хитовый шлягер на все времена. Меня аж потряхивало от желания кинуться с сабелюкой в деснице на Варшаву! А лучше без шашки в Крым, на приступ Массандры. Даже весьма уважаемый мной врач скорой из Питера Розенбаум и то так меня в седле не заводит со своей "Казачьей".

— Всё! Концерт по заявкам трудящихся закончен! — Скомандовал кап-два Черномор, и мы заткнулись. — Спешиться, ать-два! Эй, бабоньки! Староста у вас есть? Есть кто-нибудь постарше годами? Подь сюды!

Прошло долгих полчаса. Мы уже успели снять с коней и заводных лошадей сёдла, упряжь и перекидные кожаные мешки с грузом. Возясь с барахлом, мы нет-нет, да кидали заинтересованные быстрые взгляды вокруг. Домишки в селе, честно говоря, не притягивали взгляда своей красотой и резьбой по дереву, они были небольшие, все с соломенными и камышовыми крышами, маленькими, слепыми оконцами в одно бревно, которые закрывались деревянными же задвижками-ставнями в доску шириной. В общем, они вызывали у нашего трудового коллектива определённые сомнения. Ещё блохи там, небось, водятся или клопы...

— Ёж, давай лучше палатку разобьём! Честное слово, так оно лучше будет. Палатку поставим, умывальник, турник...

— Ага, ты ещё скажи биотуалет и душ... — буркнул Поджиг, из-под насупленных бровей наблюдая за враз замолчавшим от нашествия нашего гусарского эскадрона населённым пунктом. — Вон, вроде крадётся какая-то вражина...

Вражиной оказался седой дед, которому, как я потом выяснил, стукнуло аж пятьдесят семь годочков — моложе Саввы он был. Он представлял собой всю местную муниципальную власть. Подойдя, он задрал голову и с испугом уставился на красавца-будённовца Сома. Сом басовито кашлянул для начала разговора, а дед бессильно рухнул на колени. У Саввы полезли вверх брови. Он беспомощно посмотрел на меня. А я что? Экскурсовод по северной Руси десятого века, что ли? Учитель я, и только! Но делать нечего, я грозно нахмурил брови, как шериф из кино запустил большие пальцы за мощный боевой ремень из бычьей кожи и молвил человечьим голосом: "Встань, старче! Ты кем тут будешь?"

* * *

Старче оказался Гюргием, Георгием, что ли по-нашему? Я так до конца и не выяснил. Другие дела навалились. Мы отрекомендовались ему дружиной витязей-передвижников из далёкой и никому неведомой Северной земли, пробирающихся к князю Святославу Игоревичу. Этого было вполне достаточно. Гюргий и сам видел, что люди мы знатные и непростые. Вид пяти всадников, облитых тусклым серебром кольчуг, с шеломами на головах и мечами на поясах, говорил сам за себя. Это ни говоря уже о пяти боевых конях с красными щитами на сёдлах, прочих заводных кобылах и куче ценного груза. А когда наши подводники за пять минут поставили двухцветную красно-жёлтую кемпинговую палатку о два PVC окна, с большим внутренним залом, шесть спальных мест в трёх отсеках, с полом из армированного полиэтилена, Гюргий просто обалдел и раззявил варежку. Даже я, глядя на него и на палатку, возгордился. Княжеский шатёр просто! Все дело в том, что эту палатку навязал компашке я. Она весила всего восемнадцать килограмм. А штабная военная палатка, которую хотели по привычке цапнуть витязи, тянула аж на сто восемьдесят кило! Убиться можно! Под такой шатёр телегу с першероном надо брать. А у нас лимит по весу, понимать же надо.

— Так что передохнём мы у вас, Гюргий, — проинформировал я мэра. — Ничего нам от вас не нужно будет. У нас всё своё, походное. Разве что грибов-ягод мальцы и девки подтащат, да птицу битую, лесную и водоплавающую, если будет. Ну, молочка, может, ещё. За харч дам монеты без торга, не опасайся, старик. Да, ещё баньку нам почище! Найдется банька-то?

Гюргий сомлел от высыпанной на его слабые плечи и ноги целой кучи требований, а я сурово нахмурил брови.

— Все услуги будут оплачены. — А чего? Серебряных дирхемов, копий изделий монетных дворов Самарканда и Бухары, было у нас как грязи. А у меня лично в коллекции даже новгородская денга была, правда, XIV века. Ну, ничего, пропрёт при необходимости и в десятом. С неё мы тоже понаделали копий в поездку.

Гюргий сразу оживился и повёл вокруг жульническим взглядом.

— А так мы люди тихие, можно сказать — мирные... Но лезть в шатёр и надоедать нам не советую, — задушено проговорил я, сдирая тяжесть надоевшей кольчуги с поддоспешником с плеч. — Тебе все ясно, старый? А мужики твои где? Ах, на рыбалке! Вот и славно, мы и рыбки у вас на ушицу немного возьмём. Соль у вас есть, лесовики? А перец с лаврушкой? Вот ужо дам тебе попробовать и прочихаться! Ну, не печалься, старче, иди себе с богом! То есть, что это я говорю — с богами хиляй!

Но схильнуть с языческими богами дед Гюргий не успел. Кольчугу-то я снял, снял и свой потник и во всей своей мужской красе расставил руки в стороны, обсыхая и наслаждаясь свежим ветерком. А старейшина вдруг взглянул на меня, хрюкнул и закатил глаза. С моей пропотевшей футболки на Гюргия ласково глянул через солнцезащитные очки самый ВЕЖЛИВЫЙ из всех вежливых русских людей, рассекающий не то чтобы без галстука, но даже и без лифчика в туче брызг на огромном злом медведе на фоне дремучей тайги. Картинка маслом! Пальмовым.

Мне пришлось оживлять деда истинной живой водой из древнерусских сказок — сунуть ему под нос пузырек нашатыря...

Глава 2.

К своему первому выходу на Русь, к князю Святославу, мы готовились более полугода. Ничего, время терпит. Портал не даст пропасть и даст попасть в любой намеченный нами пункт и миг. Тем более что недостатков в подготовке повылазило как блох на Барбоске. Да и сейчас ещё нет-нет, да и приходилось подчищать мелкие недоделки и огрехи, а значит, нерационально тратить отпущенное нам время. В том числе и на новые придумки. Так, Зубатка, когда наш роскошный шатёр был уже установлен, внимательно посмотрел на него и убеждённо сказал: "Стягов у входа в шатёр не хватает. А они сюда просто просятся".

— Каких таких стягов тебе, детинушка, не хватает? — строго спросил его Поджиг.

— Ну, не знаю я, — увильнул от точного ответа Зубатка. — Но они так и просятся стоять перед входом и развеваться шёлком на ветерке...

Мы, все вместе, посмотрели на палатку и задумались. А ведь прав Зубатка. Со стягами было бы намного лучше. И на марше, представь, — первым высекает пыль из-под копыт воевода Сом, за ним два знаменосца под развевающимися цветными стягами, а потом двое замыкающих с пулемётом и заводными лошадьми. Картина — я те дам! Старшая дружина перед боем или князь на полюдье. Мороз по коже!

Сом нашел меня взглядом.

— Хм-м-м, Мал, а народ правильно ведь говорит... Нужно бы обеспечить. Какие полотнища и на чём?

— Один стяг — военно-морской флаг, это, несомненно, — тут же влез Конь. — С якорем!

Сом медленно прикрыл глаза.

— А второй — красное полотнище! Как флаг СССР. Это древний русский военный символ. — Влез и я со своим предложением.

— Серп и молот? — задумчиво поинтересовался Поджиг.

— Не помешает, — ответил Зубатка.

— Только за ними вертикально меч пустим! — Решительно отрубил Сом. — Это всё же воинский стяг будет. Мал, озаботься! Метнись в номерной НИИ насчёт копий, ну, туда, где мы оружие и броньку заказывали, а потом подумай насчёт полотнищ. Купишь шёлк и отпечатаешь на фирме по исполнению шелкографии какую надо картинку.

Я кивнул. Вот так всегда. Кто что выдумает, а Мал вмиг исполни! Как старик Хоттабыч какой. Ворчал я, правда, уже по привычке, самому идея понравилась, так что через неделю у входа в палатку уже стояло два трёхметровых копья из клеёной древесины с бронебойными узкими воронёными жалами, украшенные лёгкими шёлковыми полотнищами — красным и белым с синим Андреевским крестом.

В этот НИИ, между прочим, мы денег перетаскали на оплату привлечённой хоздоговорной темы больше, чем иные крупные магазины сдают выручки в банк, поистине целую кучу тысячных бумажек. "Современные материалы и технологии в изготовлении образцов древнерусского холодного оружия и брони" — во, как! Это звучало серьёзно! Ничего, после раскачки и целого ряда неудач: то кольчуга не держала удар топора и бронебойную стрелу, то меч не с тем углом заточки получился — слишком острый, и лезвие крошилось о кольчугу, а надо было выводить угол как у зубила, чтобы меч рубил металл, — дело двинулось, кандидаты с докторами перетасовались, заинтересовались и дружно чухнули вперёд просто-таки паровозными темпами. Особенно удачными оказались наши броники. Кольчуги хороши, кто же спорит, но они больше... э-э-э, привычная спецодежда для народа вокруг. Некий фольклорный элемент для нас. Правда, наши кольчуги были несколько другими: из более прочных, нержавеющих и лёгких современных металлов. А настоящая защита у нас была иной. Модернизированные и переделанные по заказу клиентов бронежилеты высшего класса защиты. Весьма дорогая штука! Но жизнь дороже. Бронь, конечно, индивидуальная, сделанная исключительно под нашу вылазку в Киевскую Русь и неприменимая на Земле XXI века. Она в первую очередь защищала не от винтовочной или автоматной пули, хотя от стрелы бронежилет защитит уверенно, а от удара топором и мечом в первую очередь. Именно поэтому на нашу броняшку пошли такие дорогие материалы. Титан, сталь, керамические пластины, кевлар, арамид. До пятидесяти слоёв кевлара, да спецнаполнитель для демпферной подушки, да титановые и лёгкие керамические пластины! Это уже не бронежилеты были, а бронекафтаны. Длиной до середины бедра, с надежной защитой шеи и... э-э, паха, одним словом, рук до самой кисти. Сверху кафтаны были крыты нашим русским материалом под названием "русар", который я украсил трёхцветной распечаткой камуфляжно-растительного орнамента. Кафтаны смотрелись богато и просто отлично! За стол к князю не стыдно было сесть. Единственно, что ткань была недолговечной, срок её службы лет десять. Но нам и этого было много. Такими же затейливыми у нас были идущие вместе с кафтанами шлемы-сферы, боевые рукавички, штанишки с лямками и сапоги с ушками и окованными металлом носками.

Проверены в деле бронекафтаны были случайно. Это было спустя две недели после нашего приезда в Шидовичи. Уже смеркалось, мы спокойно сидели себе на пластиковых стульях, притащенных мною заодно с белым кафешным пластиковым столиком с зонтиком, рекламирующим пиво "Туборг", когда с берега реки, вопя то ли от ужаса, то ли от азарта, пробежали деревенские мужики с засученными штанинами портов и мокрыми подолами рубах. За ними гнались семеро невысоких мужичков со светлыми волосами, в хиповых кожаных куртках. И с луками в руках.

— Атас! — Спокойно заявил Поджиг и с треском затянул липучку на высоком воротнике своего кардигана. — Хулиганьё местное пришло!

Хулиганы, меж тем, на бегу попытались утыкать нас стрелами. Я почувствовал сильный удар в бок, машинально схватился за это место рукой и увидел валяющуюся на траве у ног стрелу с костяным, по-моему, наконечником. Один из незнакомых чудиков выстрелил из лука в сторону ближайшего дома, и там тонко закричала и привалилась к деревянной стене раненая баба. Сразу заревели деревенские ребятишки, заполошно заорали и стали метаться по дворам и сараюшкам прочие бабы и курицы.

Моих спецназовцев смело веником. Я только успел заметить четыре быстро движущиеся тени, метнувшиеся наперерез к нападавшим индейцам. Раздалось неприятное хеканье, глухие удары, потом заливистой оперной нотой затянулся высокий мужской вопль. И всё... Нет, ещё не всё! С топотом и сипом в пересохших глотках сзади в клубах пыли вынеслась местная дружина с дрекольем и топорами в руках. А от реки уже бежали новые гости сельской дискотеки... Праздник набирал обороты. Вечер, как говорится, переставал быть томным.

Я бросил ветошку, которой драил свой пулемёт и спокойно, но быстро, поставил ленту. Как бывший учитель я очень не люблю безудержный детский плач... Крикнув нашим: "Ложись!", я упал на одно колено, не поднимая пулемёт к плечу и ориентируясь только по стволу, дал длинную, примерно на двадцать-двадцать пять патронов, очередь. Этого хватило. Нападавших снесло, как кегли от верного удара. Сзади раздались глухие стуки. Пришлось обернуться. Сельская добровольная народная дружина лежала на земле, побросав свои орудия убийства и прикрыв растрёпанные буйные головушки руками. Наступила тишина. Потом мимо меня, боязливо косясь на дымящийся от сгоревшей смазки пулемёт, медленно прошаркал своими постолами дед Гюргий. Он дошел до первого убитого и ногой перевернул его на спину. Дед бегло взглянул на него и повернулся к нам. Он сказал только одно слово: "Корела".

* * *

— Так, за проведенную тренировку в приближенных к боевым условиям группа получает три с минусом. — Вертя в руках высокий бокал с пивом, вынес приговор Сом. Отросшие у него за полгода роскошные усы украшала белая пена. Сами усы были крашены в синий цвет. Я где-то вычитал, что варяги именно так красили свои волосяные приборы. Остальные витязи нашей славной боевой дружины тоже щетинились разнообразными украшениями под носом, но некрашеными. А что прикажете делать? Приходится соответствовать образу воина десятого века. Как говорит один мой друг — не мы такие, жизнь такая.

— А что тройка с минусом? — Тут же ввязался в свару неугомонный Конь. — Всех же положили?

— Объясняю для некоторых особо упёртых непарнокопытных, — невозмутимо продолжил Сом, глотнув еще пивка.

— Сколько врагов убито мечом? Ни одного человека! Где были ваши мечи, плавунцы? Ах, на койках валялись! Отныне никуда ни единого шагу без меча! Даже в очко и в спальный мешок меч брать с собой! Вы воины или так, погулять вышли? Тут меч — это статусная вещь! Ты можешь зайти на вечеринку без штанов, и это поймут и не заметят, если у тебя будет меч на боевом поясе. Это пункт "а". Теперь "б". В схватке с вами убиты все семеро корел. Пятеро ножом, двое — голыми руками. Вопрос: зачем приходили ребята? Вопрос есть, а задать его некому. Разучились с людьми работать, мать вашу! — Громыхнул Сом, ударив кулаком по пластику. Плавунцы молча потупились.

— И, наконец, "в". Ты зачем, Мал, использовал пулемёт? Да ещё покрошил остальных нападавших и довёл до обморока всю местную ДНД? Тебе патроны некуда девать?

— С испугу и от злости, наверное, Сом. Не извинений ради, а правды для — они начали убивать безоружных, баб и детей. Меча у меня не было, он в палатке валялся, а ножом я работать не умею, я не подводник-спецназовец.

— Корелы незнамо зачем пришли, незнамо что думали сделать...

— Ага! Незнамо вам! Неурожай ведь, жрать им нечего. За зерном пришли, грабить. — Влез Зубатка. — Ты их лодки потом видел? Сумки потрошил? Ни одной лепёшки или ковриги хлеба, ни одного малюсенького зёрнышка для каши не было!

— Может, и грабить. Только это теперь точно нам неведомо. А всё почему? Утратили вы бдительность, товарищи бойцы. Расслабились на отдыхе. Поэтому принимаю решение: интенсифицировать занятия! Как говорил дедушка Суворов: "Тяжело в ученье, легко в бою"! Больше пота — меньше крови! Седлать коней, други. Разведвыход на дистанцию в радиусе тридцати километров, марш-марш!

Мы дружно поднялись и застонали.

* * *

Седлать коней мы учились у родни Носка... тьфу ты! Коня, теперь! Заниматься с лошадьми мне понравилось. Это нравилось и всем другим членам группы. Все-таки конь — это замечательно! Большой, тёплый, с мягкими губами, которыми он осторожно берёт подсоленную горбушку у тебя с ладони, красивой гривой и длинным хвостом. Который надо тщательно вычёсывать после каждой прогулки. А коня полировать щёткой, мыть с шампунем "Лошадиная сила" в трёх водах, холить и лелеять. Это тебе не железный "Феррари" с конём на щите. Твой друг живой, и пахнет, сволочь, после пробежки далеко не духами! И заправлять его в отличие от "Феррари" нужно овсом и сеном. Ежедневно! А потом ещё убирать отходы жизнедеятельности. Ну, это вроде как масло с фильтром на машине менять.

Там же, на Кубани, познакомились с азами сабельного боя. Мы уже более трёх месяцев ходили в один клуб исторического фехтования и считали себя добрыми воинами, способными на равных биться на мечах с воями десятого века. Ага! Так вам и сразу! Два родственника Коня, мужики лет за сорок, плотные и кряжистые, если не сказать упитанные, сразу выбили из нас эту уверенность точными и лаконичными ударами специально затупленных шашек. Которых каждый держал по две! Обоерукие бойцы! Это было круто. Они нам и постарались объяснить разницу между историческим фехтованием и навыками убийства холодным оружием: кинжалом, шашкой, мечом. Впрочем, мечом они не владели. Искусство владения мечом давно забыто. Но общие схемы и навыки работы клинковым оружием они нам дали. Напомнили, рассказали и показали знаменитые казачьи удары в сабельной рубке с противником на конях и рубке с коня бегущих по земле врагов. Я не поверил сначала, что тонкой и лёгкой шашкой можно распластать всадника от погона до седла, "гусевский" удар, если я ничего не путаю, у Шолохова где-то есть. "До ноги", как говорили наши учителя, то есть от плеча к противоположному бедру. Это просто не укладывалось у меня в голове. Я помнил громкое хеканье и тяжелые удары мясницкого топора у нас на базаре, где мясникам не сразу удавалось разрубить тяжелым топором говяжью, к примеру, тушу. Огромным мясницким топором! На неподвижной массивной колоде! А тут текучая серебром шашка и противник в быстрой скачке на живом коне... Ничего, казаки легко убедили меня, показав, как это делается на туше куплённой на рынке свиньи. Мы потом её от расстройства и зависти на шашлык пустили. Специалисты-пластуны вмиг распластали хрюшку на аккуратно нарубленные лоскуты. А ещё очень интересной была рубка водяной струи — никаких брызг не должно быть после удара шашкой!

Вообще, по их мнению, основных ударов, как для конного, так и для пешего боя всего три. Это удар по "правой щеке" наискось с потягом, удар по "левой щеке" и круговой подрезающий удар снизу от правого бедра всадника. Левым кругом рубить всаднику невозможно, в схватке противники съезжаются и рубятся правым боком. И ещё — два укола, вправо и влево. Всё. Остальное это различные производные и разновидности названного. И никакого фехтования!! Клинковое оружие, меч в особенности, и было создано для того, чтобы срубить врага ОДНИМ мощным ударом! Удары наносятся редко, выборочно. Это вам не отбойным молотком работать. Меч дорог и его берегли, металл меча в это время, мягко говоря, был далеко не идеален, легко гнулся. Из саг известны случаи, когда викинги прямо в бою выпрямляли согнувшееся лезвие ногой. Но били мощно и с расчётом поразить противника в незащищенную бронёй часть тела. В лицо, кисть руки, ногу. Мечом по мечу почти не били — не дай бог затупишь, а то и сломаешь свой меч! Когда бились "в обе руки" — мечом и щитом, главное было как можно быстрее, с трёх-четырёх ударов, лишить противника защиты, возможности укрыться за щитом. А сделать это чрезвычайно трудно, это настоящее искусство боя. И вот двое, в левосторонней стойке — щитом к противнику, кружились против часовой стрелки, делали обманные движения, меняли дистанцию, активно били щитами друг друга, изредка нанося сильные удары и пытаясь или подрубить ногу, или поразить противника уколом сверху, в горло. Тут только две фигуры для меча — "колесо" и "восьмёрка".

К особенностям конного боя относится постоянное движение вздёрнутой подвысь шашкой в атаке, которое у казаков называется просто — "крутка". Это я видел в некоторых фильмах. Что ни говори, а оружие иной раз само подсказывает как им управлять. Иначе ведь и сделать невозможно. А с любого положения в "крутке" возможно нанесение мощного рубящего удара. А самое главное — это конная сшибка. Отступать в такой сшибке нельзя, или ломишь вперед, рубя противника, или бежишь, и рубят уже тебя. Подготовленный воин способен напластовать в такой сшибке несколько человек разом, мгновение — ОДИН удар, и кони на скорости разносят победителя и труп в седле... И сразу ещё один удар, и ещё, и ещё... Казаки так и говорили о такой сшибке: "идти на удар". Страшное это дело... Рука по локоть в крови, стекающей с поднятой вверх шашки...

Так вот, меч. Никто уже не знает точно, как им работать. Кстати, вспомнилось невзначай как в книге Стругацких "Трудно быть богом" барон Пампа-дон-Бау-но-Суруга вращал мечом над головой, напоминая грузовой вертолёт на холостом ходу... Вращали ли меч в "крутке" в реальном бою? Не знаю, в конном, быть может... Всё же меч тяжелее шашки, много им не намашешься.

Но к делу, други, — пришлось нам списываться по интернету с парнями, ковавшими себе копии знаменитых в истории и археологии мечей и пытающихся самостоятельно овладеть мечным боем. Заказали себе у них мечи, наиболее подходящие каждому по длине клинка, черену, балансу и развесовке. Копии настоящих мечей, найденных в захоронениях в Сконе и Гнёздово. Красивые мечи, мужская рука просто сама тянется к ним! Вещь дорогая, статусная, изукрашенная. По сравнению с нашим временем можно представить, что у всех вокруг "Запорожцы", а у тебя — "Бентли"! В общем, княжеские мечи. Потом рубили ими торсы манекенов-"болванов" в кольчугах и пластинчатых доспехах с встроенными динамометрами внутри. Засекали силу удара, смотрели за нужным углом падения клинка, учились бить "быстрой" частью лезвия, "сильной" его частью, делали для себя выводы, ощупью искали и находили свои любимые удары и приёмчики, выстраивали линию схватки на мечах.

Потом у кого-то из нас щёлкнуло. Срочно перетекли в школу к одному известному каскадёру. Посмотрели, что у него за наука, поучаствовали в схватках. Но оказалось, что в этой школе преподают полную туфту. Бессмысленное фехтование на мечах, как пацаны на палках, дикие кошачьи крики и красивые позы для кино.

Посетили заодно и японцев. Там я сразу разочаровался в этом "кэндзюцу". Мечи лёгкие, впрочем, какие там мечи — сабли это с тупым обухом, русскую броню они не пробьют, хват за рукоять скованный, двумя руками. Да и сам сэнсэй прямо говорил, что этим клинком надо нанести как можно больше порезов противнику, чтобы он истёк кровью и ослаб. А уж потом "секир башка" будет. Но общий подход я одобрил — один мощный и быстрый удар вначале, и противник готов.

В общем, самому надо искать рисунок своего боя на мечах. Наша броня пару-другую ударов выдержит, а уж как приласкать мечом противника — учиться будем. Впрочем, никто из нас не обольщался — настоящими мечниками нам, видимо, не стать. Воины на Руси искусству владения мечом, да и не только мечом, а и копьём, луком, топором и другими разными смертоубийственными штучками сызмальства учатся. Княжича или мальчика из семьи "нарочитой чади" — княжеских мужей, в три года проводили через обряд "пострига": впервые отрезали локон и переводили его с женской половины дома на мужскую. Отец дарил сыну коня и детское оружие, которое отличалось от взрослого только размером и весом. Ещё — и княжичу, и сыну гридня полагался "кормилец". Нет, не личный повар или официант, а суровый, опытный воин и учитель. И он будет долгие годы отрочества и юности вкладывать своему воспитаннику не червячков в клюв, а воинские знания и разносторонний опыт в голову. Вкладывать или вбивать.

Мы с этим изрядно опоздали и уже никогда не сможем догнать ушедший поезд. Основам нас научили, как меч держать за черен знаем, но полноценным нашим оружием клинок не станет. Единственно — плавунцы хорошо владеют боевым ножом. По своему, но владеют. И так же смертельно, как и воины на Руси своими засапожниками в схватке. Наше оружие другое. У меня — пулемёт. Такого оружия на Руси, да и в целом мире пока нет, и этим всё сказано.

* * *

Между тем время шло себе и шло. Наше "великое" сидение в селе Шидовичи подходило к концу. Намеченная нами программа акклиматизации и аккомодации была в целом выполнена. Это вызывало сдержанную грусть у нас и вселенскую скорбь и панику у местного женского населения. Особенно молодого и незамужнего. Дело тут вот в чём.

Сразу скажу — я никоим образом не мужской шовинист и не сексист, как говорят подкованные в юридических вопросах американцы. Но вопросы секса волнуют и привлекают меня, как мотылька свет свечи. Такова, наверное, природа мужчины. Она нас такими специально сотворила. Для наглядности посмотрите на козл... э-э-э, на благородного оленя, трогательно заботящегося о целом стаде молоденьких, приятной округлости олених, с влажным взглядом любящих глаз и задорными хвостиками, зазывно торчащими над белоснежными салфетками на упругих задницах.

То же происходило и у нас в Шидовичах. Местные девки, надо сказать красивые бестии, но мелкие, (честно говоря, и мужики здесь далеко не голиафы, метр шестьдесят — метр семьдесят максимум, мы тут даже без шлемов на головах великанами кажемся), атаковали нас как пчёлы медведя, лезущего за мёдом. Все и сразу. Причём с желанием не закусать, а зацеловать и заласкать. Первым, под тяжестью произведенной на него атаки, рухнул Конь. Он отправился за копчёной рыбой к сыну Гюргия и не пришел ночевать в шатёр. Дочь рыбака затащила Коня в какой-то амбар или как это там называлось в десятом веке у колхозников и зверски его изнасиловала. Прямо на рыбьей чешуе и сухих хвостах. Коню это, как ни странно, понравилось! Он вообще перестал приходить спать в шатёр, куда-то уволок свой спальный мешок и пропал на все последующие ночи. Нам он говорил, что давно мечтал спать на открытом воздушке, на медовом сене. Хотя покоса и свежего сена ещё не было, а из сарая местной чаровницы-русалки знатно пёрло рыбьим духом.

Потом колодой рухнул Сом. Его заблеснила вдовая молодица. Он, вроде, пошел помочь ей починить покосившуюся изгородь. Вставить там палку-другую, эгэ-э... И пропал с концом.

Далее — более. Через день из нашего шатра исчезли сразу двое, Поджиг и Зубатка. Их неубедительное блеяние я уже не слушал, я начал бояться за себя. Трагедия произошла через сутки, когда я мазал зелёнкой малого сельского пацанчика. За ним пришла его юная сестрёнка, которая отшлёпала мальца, отправила его домой, потом технично бросила меня через бедро на спальный мешок и осталась ночевать в нашем шатре. Никого ведь уже из наших ребят вокруг не было, а меня начало потряхивать в одиночестве от страха. Вот я и спросил Беляну после всего этого траханья, а куда это все кавалеристы делись?

Ответ был ясен и прост. В это время главной ценностью и основным умением девушки была способность забеременеть и родить ребёнка. Поэтому все нехитрые деревенские посиделки и праздники и ориентировались на увлекательный процесс делания детей. Вспомните праздник Ивана Купалы, к примеру. Особенно его завершающую часть. И вопрос тут не в организации прелюбодейства или разврата, нет. Вопрос стоял остро и конкретно: способна ли эта девушка родить крепкого, здорового ребёнка. И частенько юная красавица выходила замуж уже имея сына-грудничка или дочурку и с успехом доказав всем, что она достойна мужского выбора, налита женской силой и уже легко родила малыша. А тут ещё один интересный вопрос возникает — а от кого она его родила? У-у-у! Это просто "Das ist fantastisch", робята!

Пахарь, рыбак, охотник были хорошей, но привычной охотничьей дичью деревенской девушки. Кузнец был лакомством, он знался с богами, разжигал горн, ковал раскаленное, сыплющее искрами, железо и был завидным женихом. Купец был тоже хорош — молодой, красивый, много знающий, везде побывавший, с мечом, который он использовал не только по назначению, но и как измерительный метр для ткани. А вот воин, да особенно из старшей гриди, да еще и сотник или тысячник! О-о-о! Это что-то! Это как певец Сергей Лазарев пополам с Фредди Меркьюри в одном флаконе для наших девушек. Ну и что, что геи? Это пустяки! Они ведь прынцы эстрады! Но это сегодня. А тогда геи о своей заднеприводной модификации вслух на демонстрациях и фуршетах не кричали — за это можно было враз своей пустой башки лишиться. В десятом веке юная девушка точно знала у кого мужское семя лучше. И воин, сумевший выжить и победить врага в жестоких битвах благодаря силе, умению и ловкости, наглядно доказывал кто тут главный, кто победитель и кто умеет делать самых лучших детей — рослых, красивых, сильных и удачливых! Воин шел вне конкурса. Наш Сом, например. Он и воин знатный — только посмотрите на его рост и силу, и воевода хоть куда — один его кафтан и дивный шатёр с двумя развевающимися стягами об этом говорят. Вообще, с ребёнком от воина девушку любой селянин с радостью замуж возьмёт, а ребёнок, особенно сын, счастьем и подарком судьбы молодой семье будет! Вот женское население Шидовичей сразу и сделало свой выбор. И начало отбор семени как на сепараторе, соковыжималке или при машинной дойке какой. Я это на своём опыте говорю. Трудиться пришлось ночи напролёт. При завистливом и тоскливом, но всё правильно понимающем внимании сельских парней.

В общем, когда мы намерились двинуть дальше — слёз вокруг было море разливанное!

Но команда кап-два Сома "По коням!" заставила вдеть ногу в стремя и погнала нас вперед. Пока не отъехали от села весты две-три. А потом мы перешли к конюшням родни нашего Коняшки и рассупонились. Теперь нас ожидали недели отдыха. Что мы — дураки, что ли, на задницах мозоли бить, пробираясь в седле через всю Русь с севера на юг, в гости к князю Святославу? Перейдем просто и как всегда — порталом! Но времени на этот переход нужно отпустить достаточно.

Глава 3.

Наш Конь жил немного западнее Ставрополя, в Новокубанском районе, в созданном в двадцатые годы знаменитейшем конном заводе "Восток". Ну, само собой, Конь жил не в самом конном заводе, там жили только породистые кони, а сам Конь жил в посёлке Восток... Что-то я совсем запутался... кони жили там, а Конь там... Единственное отличие, что те кони жили с кобылами на конюшне, и пишутся они с прописной буквы, а наш Конь с заглавной, стоил себе виллу и таскался исключительно за бабскими юбками. Короче — заделавшись скромным долларовым миллионером, Конь откупил чудесный участок с рощицей и прудом на землях хозяйства "Восток" и сейчас ускоренными капиталистическими способами гнал там ввысь трёхэтажную избу, долженствовавшую изображать скромный домик СиСи Кэпвелла из сериала "Санта-Барбара". Надо сказать этим своим объектом "Конь-Тауэр" он меня, скромного асиендадо дона Педро дАльвадорец, миллионера из Бразилии, естественно, где много-много диких обезьян, просто потряс! Дворец ещё не был окончательно завершен и сдан под ключ, но на наше счастье можно было разместиться в почти полностью построенном флигельке для дворецкого или для кухарки с садовником, Конь ещё это не решил окончательно. Идея завести себе дворецкого-англичанина его согревала и обещала в будущем неслыханный комфорт и удовольствия, и он её тщательно обдумывал. Одна только картина того, как дворецкий в тёмно-красной ливрее, с кружевами на шее, в белых чулках и скрипучих башмаках на высоком каблуке, заложив правую руку за спину, а растопыренными пальцами левой высоко держа серебряный подносик с рюмкой водки и одиноким пупырчатым соленым огурцом, кричит: "Ваша рюмашечка, сэ-э-р! А овсянку — на хер, сэ-э-р, пусть её на Острове жрут!" вызывала у него сладкие конвульсии. Там мы тихо и бросили свои кости на койку, пока за стеной грохочет народная стройка. А сейчас мы тут устроили заседание штаба нашего эскадрона. Мозговой штурм, можно сказать!

— Так, внимание, господа казаки и приданные им водоплавающие! — Объявил я, роясь в ворохе бумаг на столе. — Подведем промежуточные итоги, так сказать, и наметим основные пункты плана на будущее... Да где же они, мать вашу?! А-а, вот где! Ну, начнем?

[1] Боец украинской национальной гвардии.

[2] ВОГ — 40 мм осколочная граната для целого ряда отечественных подствольных гранатометов.

[3] Максима — здесь не только изречение, но и правило поведения или осознанный принцип, которым человек руководствуется в своих поступках.

[4] Оккам, Уильям — английский монах и философ (1285-1347), логик и минималист. В тексте приведена т.н. "бритва Оккама"

[5] Склад РАВ — ракетно-артиллерийского вооружения, если уж совсем попросту — склад со стрелковым и тяжёлым оружием.

[6] Очень удачная и мощная советская межконтинентальная баллистическая ракета 15А14 с боеголовкой до 25 Мт. Просто жуть. Американцы её боятся до мокрых подгузников.

[7] Начвор — армейский жаргон, шуточное прозвище начальника вооружения. Но с определённым намёком...

[8] Рагули — презрительная кличка западных украинцев-селюков и маргиналов на Львовщине, данная им поляками и австрийцами. Обозначает примитивного, некультурного селянина, выходца из села.

[9] Вот ссылки на оригиналы сообщений украинских СМИ:

http://24tv.ua/ru/; http://mediarnbo.org/2017/02/22/svodnyie-dannyie-ato-22-fevralya/; https://donpress.com/tags/press-centr-ato

[10] Греческое пожелание "Доброй ночи!" На русском произносится как "калинИхта"

[11] Греч. яз.: Добрый вечер, господин! Добро пожаловать!

[12] Английский яз.: более-менее лучше. — Найдёшь для меня номер, паренёк? Одиночный? Не очень дорогой. На неделю, я думаю... Сколько он стоит? Я заплачу наличными.

[13] Да, конечно! Ваши ключи, пожалуйста!

[14] Большущее спасибо тебе, парень! Разбуди меня, пожалуйста, в восемь.

[15] Вы и сами знаете по футбольной речёвке, например, — конечно, "Привет!" на португальском.

[16] Специализированная стоянка яхт, моторных яхт, катеров. Зачастую включает в себя заправочные терминалы, специализированные магазины, мастерские.

[17] Здесь в значении — "По рукам!"

[18] На каспийском взморье — одно из устьев реки, проток, пролив, переход.

[19] Если вас это заинтересовало — прошу пройти по ссылке, там есть всё: https://www.youtube.com/watch?v=7TCkmNPNBKY&list=RD7TCkmNPNBKY#t=162

[20] Флотское арго: капитан второго ранга, боевой пловец, Тихоокеанский флот

[21] Авианосная ударная группа

[22] Купуасу — эндемик, самый дорогой фрукт Латинской Америки. Размером и цветом напоминает дыню, кисло-сладкий вкус. В общем — сплошная экзотика.

[23] ЭПРОН — созданная Государственным политическим управлением СССР в 1923 году Экспедиция подводных работ особого назначения. Изначально создавалась для подъёма т.н. "английского золота" (двести тысяч фунтов стерлингов с погибшего в Крымскую войну парусника HMS ''Prince'') по инициативе и под руководством инженера В.С. Языкова. Было ли найдено золото — вопрос тёмный, но в ходе подводных работ были найдены и подняты поистине "золотые" сокровища: погибшие и затопленные в ходе мировой и гражданской войны боевые корабли и суда. Так ЭПРОН окреп, вырос и стал в итоге Аварийно-спасательной службой ВМФ СССР.

[24] Дромон — (бегун) быстроходное вооруженное парусно-гребное судно византийского военного флота.

[25] Ёж на английском.

[26] Плод дынного дерева, бывает до 30 см длиной.

[27] Сладкое ничегонеделание (ит.)

[28] Децимальный коэффициент — если совсем кратко, то соотношение доходов 10% самых богатых граждан к доходам 10% самых бедных граждан страны. Чем он выше — тем выше угроза социальных потрясений, вплоть до революций. Чему Д.К. был равен в СССР и чему он равен сегодня — найдите сами.

[29] Грамота от Жизномира к Микуле. Ты купил рабыню во Пскове, и вот меня за это схватила (подразумевается: уличая в краже) княгиня. А потом за меня поручилась дружина. Так что пошли-ка к тому мужу грамоту, если рабыня у него. А я вот хочу, коней купив и посадив [на коня] княжеского мужа, [идти] на очные ставки. А ты, если [еще] не взял тех денег, не бери у него ничего. Сайт "Древнерусские берестяные грамоты" http://gramoty.ru/ Грамота ? 109, конец XI века.

Это настоящий русский язык, пришедший к нам через тысячу лет. Как считаете, вы смогли бы говорить на нём? Вот, кстати, ссылка на старославянский шрифт: http://photoshop-sklad.ru/369-ctaroslavyanskiy-shrift.html добавьте его себе в Microsoft Word , будет интересно!

[30] Йоханан (иврит) — "Яхве (Бог) смилостивился", "Яхве да будет милостив", "Благодать Божья". В России до 1917 года каждый четвертый крестьянин носил имя Иван.

[31] "Имя войны", которое брал солдат при вербовке во французскую армию. Вам, безусловно, знакомы имена Атос, Портос и Арамис.

[32] За Бояном в Русе гривна. За Житобудом в Русе иста (т. е. собственно долга, без процентов) 13 кун и гривна. На Луге за Негорадом вместе с процентами 3 куны и гривна, за Добровитом с людьми 13 кун и гривна, за Нежком Прожневичем полгривны, за Сиромой без двух ногат гривна. На Шелони за Добромыслом 10 кун, за Животком 2 гривны обломками [серебра]. На Селигере за Хмуном (или: Хмуной) и за Дроздом 5 гривен без куны, за Азгутом и за погощанами 6 гривен и 9 кун. В Дубровне за Хрипаном 2 гривны и 19 [кун]

Сайт "Древнерусские берестяные грамоты" http://gramoty.ru/ Грамота ? 526, вторая треть XI века.

[33] Шлам, жидкий чёрный ил, грязь; серповидный участок старого русла реки, который постепенно отсекается и превращается в болото, мокрый луг; лысуха, водяная курица; ветер с моря; стрекоза.

[34] В лето 6473 (965г.) пошёл Святослав на хазар. Услышав же, хазары вышли навстречу ему со своим князем каганом, и сошлись биться, и в битве одолел Святослав хазар, и столицу их и Белую Вежу взял. И победил ясов и касогов.

[35] Ибн Хаукал в своем произведении "Книга облика Земли"

[36] Рахдониты — большая группа еврейских купцов-монополистов, гильдия по сути, осевшая в разных странах и захватившая в свои руки практически всю караванную торговлю между Китаем и Европой. В результате весь Шелковый путь, от Аахена до Пекина, и многие другие маршруты контролировались торговой сетью рахдонитов, а ряд национальных образований был под прямым религиозным, политическим и государственным руководством иудеев (наиболее яркий пример — Хазария). Одним из самых дорогих товаров был отнюдь не чай и ювелирные украшения, а бесчисленные рабы из разных народов и племён. В том числе и тысячи славян, на торговле которыми раздувалась кровью и золотом иудейская Хазария. Разгром Хазарии Святославом обозначает конец Тёмных веков раннего Средневековья в Европе.

[37] Спасибо тебе, боярин, что не дал коганым нас жизни лишить. Или ты более знатен? Ты князь?

Более не стану давать переводы фраз разговора с русского на русский. Это родной для вас язык, хоть ему и тысяча лет. Для заинтересовавшихся даю ссылку на попавшийся мне на глаза словарь старорусских слов: http://www.liveinternet.ru/users/3296663/post120251867

[38] Голомень, голомя (старорусск.) — две плоские стороны клинка.