Крылатое пламя (общий файл)

Пролог

* * *

Порхающий 'светлячок' (1) выхватил из тьмы осенней ночи надпись на стене склепа: 'Янжек Гризак, любимый муж, сын и брат. Почил в рассвете лет. Да будет Миртиза (2) благосклонна к тебе, и да направит она твою тень по пути к Пресветлым Вратам'. Внизу был высечен знак Миртизы — широкая вилка, перечёркнутая прямой линией посередине.

Две пары глаз внимательно изучали надпись. Чересчур внимательно. Потом раздался негромкий хлопок, и 'светлячок' погас.

— А если закрыто? — раздался нерешительный шёпот. — Вдруг заперто?

— Ага, покойничек решил изнутри запереться! Чтобы дали поспать спокойно! — по-девичьи звонко хмыкнул другой голос. — Хватит дрожать, Маришка! Я ещё днём тут побывала, всё детально изучила! Эта дверь держится на честном слове, пни её, и откроется.

— Не ори, Агнешка! — раздалось в ответ шипение. — Мало ли, кто услышит!

— Кто? — фыркнула та, кого назвали Агнешкой. — Кто тут может обитать кроме старых костей? Я покойников не боюсь, они спокойно себе в земле лежат, тихие и смирные. Бояться живых надо, нам так на основах некромантии говорили.

— Скажешь это упырю, когда он тебя доедать будет, — огрызнулась Маришка. — Я вот думаю, что это место не зря Проклятым Кладбищем зовут! И вообще, я с тобой не напрашивалась, сама меня потащила! Кто тебя просил с Ивликом спорить?

— Да он сам начал дразниться! — парировала Агнешка. — Нечего было меня трусихой называть! Сначала рассказал про Волчье кольцо, а потом... Э, ты куда это собралась? А ну, стой!

Расплывчатая в потёмках фигура рванулась к мерцающей неподалёку тропе, но фигура повыше ловко схватила её за плечо. Раздался тонкий визг:

— Пусти, улька тришавая (3)!

— Нет уж, сестрёнка, — упрямо ответила Агнешка, — мне помощь понадобится, а в округе больше никого нет!

— Я маме пожалуюсь!

— Ага! И что ты ей скажешь? Что я тебя затащила на Проклятое Кладбище? Прилетит нам обеим! Лучше посвети мне.

Маришка умолкла и обиженно засопела, прислонившись к стене склепа.

— Я тебе это ещё припомню! — пригрозила она.

— Ага, валяй, — рассеянно отмахнулась Агнешка, ощупывая дверь, и строго напомнила. — Запускай 'светлячка'! Надеюсь, на Чароплетении вам уже рассказали, как это делается.

Маришка обиженно фыркнула. Из её ладоней брызнули синеватые искры, и над протянутой рукой вспыхнул крохотный белый шарик. Его призрачный свет выхватил из мрака ночи два совсем юных, отчаянно похожих друг на друга девичьих лица. Потом они исчезли: Маришка поднесла источник света к двери и с сомнением осмотрела потемневшие от времени доски, испещрённые трещинами и изъеденные жуками. Она опустила руку пониже и молча указала сестре на огромный замок в виде волчьей головы с оскаленной пастью.

— Вижу, — нетерпеливо отмахнулась Агнешка, — именно для этого у меня и заготовлен инструмент.

Она сунула руку за пазуху и вытащила короткую узкую трубку, запечатанную сургучом с обеих сторон, тускло блеснувшую на свету. Усмехнувшись, Агнешка повертела ей перед носом сестры. Внутри что-то прошуршало, словно трубка наполовину была наполнена песком.

— Это ещё что такое? — подозрительно осведомилась Маришка, наблюдая, как сестра подпихивает трубку под замок-пасть.

— Взрыв-порошок, — безмятежно ответила Агнешка. — Так, кажется, нормально. Ближе не подходи!

— Что?! — задохнулась Маришка, отпрянув в сторону. — Это же опас...

Под замком глухо хлопнуло. Агнешка выхватила у сестры светящийся шарик, поднесла его к пасти и удовлетворённо хмыкнула. Прямо из-под замка курился сизый дымок, отчего казалось, что на волка напялили роскошное серое жабо.

— Где ты его достала? — прошипела Маришка, бессильно наблюдая, как сестра первым попавшимся под руку камнем сбивает замок на землю.

— Достала, — туманно ответила она.

— Агнешка!

— Ладно-ладно, только, чур, никому ни слова! Знаешь Кшистофа? Ну, долговязый такой, третьеступенец? Нет? Не важно. Он помощником у магистра Озвиса в лаборатории подрабатывает, отсыпал мне немножко по дружбе. Да не смотри ты на меня так! Чтобы дуракам руки не поотрывало, порошок разбавили песком.

Маришка покачала головой и промолчала. Агнешка махнула ей рукой, толкнула надрывно заскрипевшую дверь и первая юркнула в образовавшийся чёрный проём.

* * *

Половину склепа занимал каменный саркофаг. В свете энергетического шарика засеребрилась паутина, густо свисающая с потолка. При звуках шагов по стенам брызнули испуганные пауки и сороконожки. Маришка поёжилась, и шарик в её руке дрогнул.

— Гадость какая! — тихо прокомментировала она. — Делай, что хотела, и пошли отсюда!

Агнешка мельком взглянула на сестру.

— Боишься? — насмешливо спросила она. Маришка с вызовом вздёрнула упрямый подбородок:

— Боюсь! И что с того? Я знаю, чем всегда заканчиваются твои вылазки! С самого детства меня везде таскаешь. В пять лет я свалилась с дерева, потому что тебе приспичило проверить, зачем это жёлтые шершни туда летают. В семь лет я чуть не утонула, когда ты решила поискать сокровища на дне пруда в Сумеречном лесу. Потом ты начиталась книг о привидениях и решила их поискать, а кого выбрала на роль приманки? Правильно, меня! И вот, тебе уже пятнадцать, а ты всё никак не успокоишься! Потащилась за каким-то анфильевым (4) кольцом в этот склеп! Ночью!

Агнешка с интересом взглянула на Маришку.

— Всё сказала? — уточнила она. Её младшая сестра гневно фыркнула и кивнула.

— Тогда послушай меня, — вкрадчиво заговорила Агнешка, — я тебе кое-что сейчас скажу.

Её голос, спокойный и тихий, ледяным потоком охолонул Маришку. Девушка замерла и беспомощно уставилась на старшую сестру. Та скользнула к двери и перегородила выход.

— Знаешь, зачем я на самом деле тебя сюда привела? — тихо спросила она, медленно поворачиваясь к сестре.

— З-зачем?

— Помнишь, кто здесь похоронен? Я уже успела потолковать с ним по душам. И знаешь, он пообещал мне нечто более ценное, чем старое ржавое кольцо, если я приведу ему тело — молодое, крепкое тело, чтобы он мог насытиться... Как следует!

Последние слова Агнешка выкрикнула одновременно с резким взмахом полой плаща. Маришка в ужасе шарахнулась в сторону, налетела на стену и дико завизжала.

— Я так и знала, так и знала! Ты, ты, улька такая, всегда ревновала ко мне маму! Зараза полоумная...

Она осеклась, когда её старшая сестра заливисто расхохоталась, утирая слёзы:

— Ой-ой-ой, не могу! А я и не думала, что ты такая трусиха! Поверила в детскую пугалку, ну даёшь!

Нахохотавшись, она дружелюбно пихнула сестру в плечо и миролюбиво сказала:

— Без обид, Ришка, но ты мне так надоела своим занудством, что я решила тебя проучить!

Маришка подняла на неё полные слёз глаза.

— Так значит... Это была шутка? — пролепетала она.

— Нет, совы-сычи, я всерьёз решила скормить свою младшую сестру привидениям. Шутка, конечно! А теперь хватит лить слёзы, лучше помоги осмотреться.

Маришка утёрла дрожащими пальцами мокрые глаза и покорно поплелась за сестрой. Она и сама теперь не знала, то ли продолжать злиться на безголовую Агнешку, то ли смириться с положением вещей.

Агнешка ощупывала стены, простукивая каждый камень. В её тёмных волосах запутались пряди паутины, а нос перепачкался, но девушка не обращала на это никакого внимания. Маришка уныло следовала за ней, подсвечивая те участки, в которые тыкала пальцем сестра.

— Так! — резюмировала Агнешка спустя некоторое время, — Мы возимся тут уже Анфилий знает сколько, а толку никакого! Вопрос: почему?

— Потому, что тут ничего нет? — хмуро предположила Маришка. Ей было скучно, тоскливо и страшно хотелось спать. Старшая сестра легонько щёлкнула её по носу:

— Неправильный ответ! Потому, что мы не там ищем!

— А где же тогда ис... — младшая проследила за взглядом Агнешки и испуганно осеклась. Девушка с повышенным вниманием рассматривала саркофаг и едва только не облизывалась.

— Нет! — решительно заявила Маришка. Сестра легкомысленно отмахнулась:

— Прекрати! Янжек не будет сильно возражать, если мы его чуток побеспокоим! Не опускай 'светлячок'.

Не обращая внимания на слабое сопротивление, она подтащила Маришку к саркофагу и поставила рядом с собой, а сама наклонилась над каменной плитой, служившей крышкой, и принялась её ощупывать.

— И как ты собираешься её отодвинуть? — злорадно поинтересовалась младшая. — Мы вдвоём не справимся.

— Тихо! — цыкнула Агнешка. — Сначала я проверю, есть ли там кольцо.

Она вытянула руку и замерла, держа ладонь параллельно крышке. Указательный палец принялся выписывать в воздухе треугольник. Под ладонью зародилось белое трепещущее свечение. Разгоревшись ярче, оно вспыхнуло и впиталось в камень без остатка.

— Это ещё что такое? — подозрительно осведомилась Маришка, ревниво наблюдая за сестрой. Любопытство боролось в ней со страхом: с Агнешки станется вновь что-нибудь взорвать.

— Простейшее плетение Поиска, — самодовольно ответила последняя, — в следующем семестре будете проходить... Ш-ш-ш!

Она приложила палец к губам и припала к саркофагу. Маришка послушно замерла и напрягла слух, пытаясь уловить хоть что-то.

Прошло несколько томительных минут.

На лице Агнешки появилось недоуменное выражение, и она выпрямилась, глядя на крышку. Маришка удивилась: ей ещё не доводилось видеть сестру в такой растерянности.

— Ничего не понимаю, — пробормотала девушка. — Там никого нет!

Пришёл черёд младшей гипнотизировать саркофаг.

— Совсем? — глупо спросила она. Агнешка дёрнула плечом:

— Поиск обнаружил только круглый металлический предмет — скорее всего, то самое кольцо. Но ни скелета, ни даже какого-нибудь завалящего черепа!

Она попинала стенки саркофага, словно надеясь, что от этого в нём что-то материализуется.

Маришке стало неуютно. Она боязливо оглянулась по сторонам, будто опасаясь, что отсутствующий скелет сейчас выпрыгнет из тёмного угла.

— Пойдём отсюда? — с надеждой предложила она. Её сестра побарабанила пальцами по камню. Было видно, что ей очень хочется остаться и выяснить всё на месте, но как это сделать, она не представляет.

— Завтра пойду в библиотеку Совятника! — решительно заявила девушка, наконец. — Возможно...

Крышка резко откатилась в сторону. Сёстры даже вскрикнуть не успели, как из-под неё вырвался ледяной вихрь. Маришку сбило с ног, а завизжавшую Агнешку потащило прямо к саркофагу. Девушка отчаянно сопротивлялась, хватаясь за воздух и пытаясь хоть как-то затормозить движение, но тщетно. Её стремительно втянуло в зияющую чёрную дыру, как комара в пасть лягушки. Девушка исчезла в непроницаемой тьме. Крышка со скрежетом вернулась на место.

* * *

Маришка долгое время провела, сидя на корточках у стены и тупо глядя перед собой. Трепещущий светлячок над левым плечом пульсировал всё быстрее и быстрее, то становясь размером с болотную мошку, то разрастаясь до величины яблока. Девушка не обращала на него внимания.

— Агнешка... Как же так... — тихо бормотала она, прижимая ко рту кулак. Слёзы не шли, только щиплющая боль сдавливала горло. 'Жаловалась на сестру? Ныла? Хотела, чтобы она больше тебя не таскала за собой? Жри теперь полной ложкой!' — мстительно зудел внутри противный голосок совести.

Саркофаг возвышался перед девушкой: холодный, мрачный и абсолютно равнодушный. Где-то внутри него наверняка билась и кричала Агнешка. Во всяком случае, Маришке очень хотелось на это надеяться.

Подойти поближе к каменной коробке она не согласилась бы и под страхом немедленной смерти. 'Надо скорее бежать в Совятник, рассказать всё маме! Она точно что-нибудь придумает!' — мелькнула в голове здравая мысль, но девушка не сдвинулась с места. Что-то мешало. Липкая тоскливая муть сковывала тело, и Маришка оставалась на месте. Очень хотелось утопиться. Она поймала себя на том, что холодно прикидывает глубину речки, протекающей по дну Чёрного урочища.

Крышка задвигалась вновь.

Оцепенение разом слетело с Маришки. Она вскочила на ноги, охнула — от долгого сидения они затекли, и отпрыгнула подальше от саркофага, не отрывая от него взгляда.

На грязный пол вывалилась Агнешка. С удовлетворённым — как послышалось насмерть перепуганной Маришке — урчанием саркофаг закрылся.

Девушка со всех ног бросилась к старшей сестре. Та лежала на боку, скорчившись, как новорожденный. Маришке стоило огромных усилий перевернуть её на спину и кое-как распрямить руки, по-богомольи прижатые к груди. Глаза Агнешки были закачены под лоб.

— Агнешка! — отчаянно заорала Маришка, тряся сестру за плечи. — Ты как? Ты меня слышишь? Ответь что-нибудь! Совы-сычи! Я маме на тебя пожалуюсь! Агнешка! Хватит шутить!

Ноздри старшей сестры затрепетали. Её тело безвольно обмякло, и руки беспомощными плетьми упали на пол. Судорожно стиснутые кулаки разжались. На пол со звоном выпало кольцо. Маришка бездумно посмотрела на него, потом — на левую руку сестры и вскрикнула.

Тонкая кисть почернела и покрылась страшными багровыми пузырями, похожими на следы сильнейшего ожога.

Комок в горле лопнул, и Маришка зарыдала в голос, уронив голову на грудь сестры.

Агнешка слабо пошевелилась и застонала. Её глаза вернулись в нормальное положение и обрели подобие осмысленности.

— Почему я ещё жива? — сипло спросила она.

1 — "светлячок" — простейшее плетение Света. Используется в качестве фонаря;

2 — Миртиза — богиня смерти;

3 — улька тришавая — нецензурное ругательство. Сильно смягчённый вариант: 'дура набитая';

4 — Анфилий — низший божок, приносящий несчастья. Его именем принято ругаться.

Глава 1

Семь лет спустя

С высоты полёта совы Кельин кажется блохой. Большой такой блохой, застрявшей меж двух скал, на перекрёстке торговых путей.

Если выйти в город с утра пораньше и распахнуть слух навстречу городским разговорам, можно почерпнуть много интересного. Ну, или не очень. Всё зависит от точки зрения.

— Зима, говорят, длинной и морозной будет. Слышали? Петух панны Гваниры сегодня всю ночь кукарекал, как оглашённый. Не к добру это.

-...Солёное молоко меня прабабка научила делать. Бери перо, записывай. Мешаешь соль с первым снегом, добавляешь лесные орехи и шишки, а потом...

— Пан Рудрик вчера от кума вернулся. У него коза двухголового козлёнка родила. К прорицателю потащили.

— Сын вдовы Старфы давеча рассказывал: у ручья йорму (5) видел. Большого такого, башка, говорит, косматая, а прямо за ушами рога торчат, корявые, как старые сучья.

— Сальви(6), Пернатая. Как жизнь, какие новости?

Я очнулась от утренней полудрёмы и обнаружила, что уже несколько минут бездумно стою перед стеной трактира, прижимая к брёвнам лист бумаги. Трактирщик, пан Врожек, добродушно посмеиваясь в густые усы, глядел на меня, вытирая руки полотенцем. Из приоткрытой двери валил густой пар, пахнущий кашей и травяным отваром.

— Доброго утречка, пан! — откликнулась я. — Да какие там новости в нашем городишке... Вот, новых покупателей ищу. Вам-то самому ничего не надо?

Пан Врожек перевёл взгляд на лист.

— 'Амулеты, обереги, талисманы. Низкие цены, скидки...' Да нет, Пернатая, этого добра пока хватает. Вот Марта, младшенькая моя, месяца через три родить собирается, вот тогда к тебе за обережиком и обратимся.

— Три месяца, — пробормотала я, наскоро накладывая на объявление Плетение Склейки. — А у меня и двух недель нет!

Пан Врожек поскрёб румяную щёку.

— Я сватье своей скажу, — раздумчиво сказал он. — Может, ей чего и понадобится. Хочешь булочек, Пернатая? Они сегодня на славу удались. Угощайся, денег не возьму.

Я поблагодарила добродушного трактирщика и взяла три булочки. Потом, подумав, сунула за пазуху ещё две и поспешила откланяться.

В моём нынешнем положении нельзя отказываться от бесплатного угощения. Если дела не пойдут в гору, придётся наступить на горло гордости и попросить того же пана Врожека взять меня в подавальщицы.

Отойдя от трактира, я не удержалась и обернулась. Объявление сиротливо белело в холодных лучах утреннего солнца, и показалось, что оно укоризненно смотрит мне вслед.

* * *

Перо скрипело и кляксило.

— Малахитовая стружка — три банки. Белая глина... Заканчивается. Осиновые и боярышниковые чурки... Тоже не мешало бы прикупить. А на всё про всё у меня... — я прикусила кончик пера и с тяжёлым вздохом констатировала. — Сорок восемь злотых. Из них надо ещё ухитриться заплатить подать, арендную плату, и не сдохнуть от голода.

Подведя под неутешительными расчётами жирную черту, я вытащила последнюю оставшуюся булочку.

— Если не найдутся новые клиенты, — горестно поведала я ей, — прости-прощай идея о спокойной жизни мастерицы амулетов.

Булочка осталась безучастной к моим печалям, и я мстительно вонзила в неё зубы.

— А ведь ещё можно попробовать себя в качестве странствующей ведьмы-наёмницы, — подперев голову рукой, раздумчиво сказала я потолку. Потом, прикинув перспективы, поморщилась. — Нет уж, спасибо, как-нибудь обойдусь без этого удовольствия!

Звякнул колокольчик над дверью. Я поспешно убрала с лица тоскливое выражение, смахнула бумаги на пол и расплылась в любезной улыбке:

— Сальви, панна Моригана!

Дородная жена самого богатого купца в городе вплыла в лавку, небрежно помахивая хвостом чернобурой лисы, призванной служить воротником. На пальцах женщины блеснули многочисленные самоцветы.

— Приветствую, — небрежно бросила она, придирчиво оглядывая разложенные на прилавке примеры моих работ. — Мне бы хотелось чего-нибудь эдакого...

Она изобразила в воздухе какую-то замысловатую фигуру, одновременно похожую и на кособокое яйцо, и на приплюснутую спираль.

— Амулет? Талисман? Оберег? — вежливо уточнила я, заранее приготовившись к долгим и не всегда успешным расспросам. Панна Моригана никогда не отличалась словоохотливостью, и каждую фразу мне приходилось вытягивать из неё едва ли не клещами.

Женщина снисходительно взглянула на меня.

— Не знаю я, милочка. Мужу хочется приятное сделать.

Я вспомнила внушительную фигуру её супруга. Насколько я помню, он запасся оберегами от воров и происков недобросовестных конкурентов, разнообразными талисманами на удачу и деньги на много лет вперёд.

Я сделала глубокий вдох и осторожно приступила к расспросам.

— Панна, у вас есть какие-нибудь идеи по поводу подарка? Может, ваш муж что-то любит?

Долгий взгляд влажных, как земля после дождя, глаз. Тяжёлый вздох и короткое:

— Нет.

— 'Нет' — в смысле, не любит, или нет идей? — как можно мягче уточнила я, злясь на себя: знала же, что купчихе нельзя задавать много вопросов сразу. Проклятая торопливость!

Панна Моригана чинно сложила руки на груди и закатила глаза к потолку.

— Нет, — певуче повторила она.

'С другой стороны, — безразлично подумала я, — хоть какое-то развлечение. Других-то клиентов нет'.

— Панна... — начала я, но женщина меня опередила.

— Если б знала, что дарить, не пришла бы, — с ленивым раздражением протянула она. — Охоту он любит.

И с видом королевского шпиона, из которого враги вытянули больше, чем нужно, она уставилась на меня.

— Охоту, — послушно повторила я. — Хорошо, сейчас посмотрим.

Порывшись на полках, я достала связку мелодично забренчавших кулонов и принялась аккуратно раскладывать их на прилавке, попутно рассказывая о каждом:

— Это — талисман для привлечения охотничьей удачи. Вот этот — оберег против лесных йорму. От медведя-перекидыша не поможет, но от озёрного зубодёра защитит. Да перекидыши у нас не водятся. А вот ещё один, посмотрите. Да-да, вот этот, в виде зайца. Это талисман, который излучает особую ауру, на неё сбегутся все окрестные зайцы...

Я сделала паузу, чтобы перевести дух. Говоря о последнем талисмане, я опустила слово 'должны'. Должны сбежаться зайцы. На деле-то я его не проверяла.

Панна Моригана безразлично следила за моими руками, иногда вскидывая на меня глаза. Я говорила и говорила, демонстрируя ей то одну безделушку, то другую, а она всё молчала, лишь изредка кивая в такт. Под конец мне стало казаться, что панна и вовсе меня не слушает, а тихо дремлет с открытыми глазами.

— А вот это...

— А это что такое? — перебила меня женщина, тыча пальцем в деревянную шкатулку за моей спиной. Я послушно схватила её, открыла и поставила перед покупательницей.

— Шпильки для волос, зажимы для шалей, в общем, всякая мелочь. Не думаю, что вашему мужу... — и замолчала, потому что панна с видимым интересом вертела в руках волнистую заколку-змейку, украшенную хризолитом.

— Сколько? — деловито спросила она.

— Пятьдесят сребряных, — с готовностью отрапортовала я.

Панна поджала губы, опёрлась локтями о прилавок и взглянула на меня. Её глаза вдруг резко приобрели осмысленное выражение, так далёкое от обычного затуманенно-отстранённого.

— Я подумаю. А вообще, давно хотела спросить, — отрывисто сказала она, — зачем вы носите эту повязку?

Женщина бесцеремонно схватила меня за левую руку и потеребила широкую чёрную ленту, обвивающую запястье и кисть.

Первым порывом было с возмущённым: 'Вы что себе позволяете!', — выдернуть руку. Однако я уже убедилась на собственном опыте: если клиенту может померещиться хамство даже в самой невинной фразе, оно обязательно ему там померещится. Поэтому я ответила самым ровным тоном, на который только была способна.

— Это последняя мода Златой Рощи. По крайне мере, была таковой, когда я оттуда уезжала.

Влажные, с поволокой, глаза Мориганы уставились на меня. Где-то на глубине заворочалось подозрение.

— Вы же давно приехали, — с недоверием уточнила она.

— Ну, да, — беспечно пожала я плечами. — Что уж поделать, такая вот я привязчивая.

Где-то в глубине лавки раздалось жужжание и постукивание. Панна вздрогнула и отвлеклась от беседы, а я, воспользовавшись моментом, выпростала руку.

— Кажется, письмо по импульс-почте пришло, — вежливо сказала я, гадая, поймёт панна сразу намёк или нет.

Панна поняла с первого раза, чем немного меня удивила.

— Я, пожалуй, пойду, — с заметным недовольством в голосе сказала она. — Потом пришлю к вам мальчика.

И, подобрав многочисленные юбки, степенно пошла к выходу. У самых дверей она обернулась и обронила:

— Эти перья в волосах совершенно вам не идут. Советую сменить причёску.

И удалилась, захлопнув за собой дверь. Тихий звон колокольчика растворился в воздухе. Я оторопело посмотрела ей вслед, а потом усмехнулась и принялась убирать разложенные товары обратно под прилавок. И что бы это значило? Неужто панна не просто осознала, что я вожу её за нос, но и решила обидеться на невинную шутку.

Да и потом...

Я поправила длинные тёмные пряди с вплетёнными в них перьями неясыти.

Неужели панна не в курсе, что каждый лицензированный колдун и ведьма обязаны носить это украшение?

* * *

Экипаж панны Мориганы прогромыхал колесами по расчищенной дороге и скрылся за поворотом. Я проследила за ним, захлопнула дверь и задвинула щеколду. Хотелось сполна удовлетворить любопытство и вникнуть в каждое слово нежданного письма, а не отвлекаться на посетителей каждые пять минут.

Хотя кого я обманываю? Как будто мои побрякушки в Кельине нарасхват!

Я подошла к импульс-почтовику, опустила латунный раструб и нажала на рычажок приёма. Он с натужным скрипом поддался и неохотно опустился, и я в который раз дала себе клятвенное обещание раздобыть где-нибудь масла и смазать его.

Вот прямо завтра этим и займусь!

Из раструба в ладони тяжело упал узорчатый красно-золотой шар. Я не удержалась и присвистнула, подкинув его в руке. Любопытство взыграло с тройной силой.

Кто же это у нас такой состоятельный, что расщедрился на Призрачного Посланника (7)? Может, у меня завёлся богатый тайный поклонник?

Я хихикнула собственным глупым мыслям и нарочито медленно, растягивая сладкое удовольствие ожидания, развинтила шар.

Наружу вырвалось бледно-голубое сияние. Я аккуратно положила вызолоченные изнутри половинки на прилавок и уселась прямо перед ними, выжидательно положив подбородок на скрещенные руки.

Сияние померкло, превратившись в дым. Он быстро сгустился и приобрёл черты женской фигуры размером с локоть. Постепенно её облик приобрел чёткие контуры, заставив меня чуть привстать от неприятного удивления.

Длинные седые локоны безупречно обвивали белоснежные перья и падали на длинную тёмную мантию. Надменное лицо дышало властью и неумолимой строгостью, а глаза походили на две острые льдинки.

Директор Совятника, Высшей Ведовской Школы. Белая Сова Гнездовиц.

Она медленно (скорее всего, наигранно медленно) перевела на меня взгляд и царственно кивнула.

— Рада видеть тебя в добром здравии, Агнесса.

— Сальви, мама, — уныло произнесла я.

* * *

— Не замечаю особой радости, — с легким недовольством произнесла Белая Сова. Она сделала пару шагов по столешнице, скрестила руки и поджала губы.

— Я могу предложить тебе чай, но, боюсь, он прольётся насквозь.

Губы матери дрогнули.

— А ты не изменилась, Агнесса, — чопорно произнесла она. — Всё те же глупые детские шуточки.

Я пожала плечами с показной обидой надула губы.

— Как вы можете так говорить, панна Медвиг! Это самая, что ни на есть, обыкновенная констатация факта, ничего боль...

— Агнесса! — раздражённо повысил голос бесплотный двойник матери, и я послушно умолкла. — Хватит ёрничать! О Великая богиня, тебе уже сколько? Двадцать два! А всё такая же, как и в двенадцать.

Я согласно хмыкнула. Ничего не могу с собой поделать. В присутствии матери внутри неизбежно поднимается дух противоречия, заставляя хохмить и пикироваться с удвоенной силой.

Директор Совятника смотрела на меня, не отрываясь. Ей всё-таки удалось заставить меня почувствовать себя не в своей тарелке. Согнав с лица дурацкую улыбку, я выпрямилась и чинно сложила руки на коленях.

— Хорошо. Давай начнём наш разговор с начала. Почему ты вдруг решила отправить мне письмо, да ещё и с Посланником?

Черты Белой Совы слегка разгладились. Мне даже показалось, что я услышала вздох облегчения, хотя навряд ли.

— Мы не общались почти два года, — чуть мягче заговорила она (если, конечно, можно вообразить мягкую сталь). — После выпуска ты сразу объявила, что желаешь начать самостоятельную жизнь, и уехала в эту глушь. Я не стала тебя отговаривать...

— Совсем не стала, — пробормотала я еле слышно, прикусив согнутый палец, — если не считать пары-тройки скандалов, которые ни за что не считаются.

— Потому что я считала и считаю до сих пор, что твои таланты достойны лучшего применения, чем прозябание в этой дыре! — возвысил призрак голос. Мама огляделась по сторонам и брезгливо поморщилась. — Ты лицензированная колдунья, с отличием закончила Высшую Школу, и всё ради того, чтобы торговать не пойми чем в убогой деревенской лавке?!

В груди вспыхнул горячий шар ярости. Я поднялась с места и холодно сказала:

— Разговор закончен. Приятно было пообщаться. Моё почтение Совятнику.

— Погоди! — сбавила тон мама, и я остановила руку, протянутую к половинкам импульс-письма, с изумлением услышав в её голосе незнакомые просящие нотки. — Выслушай меня до конца! Это важно.

Я подумала и уселась обратно, наступив на горло своей гордости. Любопытство взяло верх.

— Ещё одно слово о моих занятиях, и мы больше разговаривать не будем, — предупредила я.

Белая Сова скрестила руки на груди.

— Я направила к тебе письмо не для пустопорожней болтовни, — церемонно произнесла она, — это официальное приглашение. Пани Агнесса Медвиг, от лица Высшей Ведовской Школы в Гнездовицах я предлагаю вам занять пост преподавателя основ изготовления талисманов, амулетов и оберегов!

Жар бросился в лицо. Мне показалось, что слух сыграл со мной злую шутку, и я уточнила слабым голосом:

— Преподаватель? Я?

— Не вижу в этом ничего странного, — пожала плечами мама. — Предмет несложный, ты занимаешься этим уже два года, тема твоей выпускной работы...

— А как же пан Жданек? — невежливо перебила я её. В голове всё кружилось от неожиданности предложения, а в мыслях творился полнейший кавардак. Я почувствовала себя на распутье, рядом с указателями, торчащими в разных направлениях. На всех была написана какая-то белиберда.

Директор вздохнула и тихо ответила:

— Три дня назад пана Жданека забрала к себе великая Кахут.

На улице зазвенели детские голоса, и в окно стукнулся снежок. Я вздрогнула и машинально проводила взглядом белый комок, медленно сползающий по стеклу.

— Магистр Жданек... Умер? — бессмысленно повторила я. Язык с трудом вытолкнул это слово. Нельзя сказать, чтобы я обожала лекции магистра, но помнила его как немного рассеянного безобидного старичка ростом мне по плечо. Он обожал свою широкополую зелёную шляпу с обтёрханными краями, сварливую кошку по кличке Магда и ячменное пиво. Экзамен у него было сдать проще простого. И что, теперь всё, что от него осталось — лишь эти воспоминания, присыпанные могильной землёй?

Белая Сова внимательно следила за выражением моего лица, хищно прищурившись.

— Не думала, что ты будешь так сильно переживать, — с лёгким удивлением обронила она. Я прерывисто вздохнула, тряхнула волосами и пояснила, раздражённая неуместным любопытством, промелькнувшим в её взгляде:

— Одно дело — услышать о смерти постороннего, и совсем другое — узнать, что человек, которого ты знала, отправился под крыло Кахут! От чего он умер?

— Агнесса, ему было восемьдесят шесть! — слегка удивлённо ответила мама. — Сердечный приступ — обычная причина смерти в его возрасте! Мы проводили его со всеми почестями, как-никак, больше тридцати лет в нашей Школе преподавал! Пусть Великая Богиня опахнёт его своим крылом.

Миниатюрная версия матери прижала указательный и безымянный пальцы, сложенные вместе, ко лбу между бровями и на секунду прикрыла глаза. Я озадаченно наблюдала, как Призрачный Посланник, безжизненное творение колдуньи, исполняет обыденные ритуалы. Интересно, сколько духовной энергии потратила мать на его создание? Посланник высшего уровня, способный говорить и действовать точь-в-точь, как она, да ещё и накапливать всю необходимую информацию, наверняка должен выжать создателя начисто.

Белая Сова мотнула головой и стала прежней.

— Вернёмся к нашему разговору, — сухо сказала она. — Задам тебе этот вопрос ещё раз, он же последний. Ты согласна принять моё предложение и стать преподавателем в Высшей Ведовской Школе?

— В чём тут подвох? — холодно спросила я. — Мы не общались почти два года, как вдруг ты ошарашиваешь меня таким предложением! В чём дело? Я знаю тебя, знаю, что просто так ты никогда ничего не делаешь, а я ненавижу все эти твои уловки и подковёрную возню. Либо отвечаешь напрямую, либо я сразу говорю 'нет'!

Я скрестила руки на груди и в упор посмотрела на призрак матери, упрямо стиснув губы.

Взгляд директора Школы задержался на моей левой руке. Мать слегка вздёрнула бровь. Я поспешно поменяла руки местами, спрятав повязку.

— Ты хочешь откровенного разговора, Агнесса? Что ж, изволь, — сдержанно заговорила она, и я почувствовала, как тщательно, словно на аптекарских весах, взвешивается каждое слово. — Я не могу оставить дыру в расписании до окончания этого учебного года. Тщательно подбирать преподавателя, приглашать учителей из других Школ я не могу — они все далеко, а время не терпит. Мне нужно, чтобы ты поработала хотя бы до лета, чтобы потом, в случае чего, я могла спокойно найти тебе замену.

— Это выглядит так, будто мной просто затыкают дыру, — пробормотала я. Белая Сова вздёрнула брови.

— А это так и есть, — с подчёркнутой учтивостью ответила она и, словно в издёвку копируя меня, грациозно сложила тонкие руки перед собой. — Я жду твоего решения.

— Сколько у меня есть времени на раздумья? — быстро спросила я. Директор отреагировала молниеносно.

— Ни единой секунды.

Я чуяла подвох. Меня водили за нос, скрывая что-то под тонким льдом слишком уж гладких и простых объяснений, но в чём именно состоял обман, я не могла понять, как ни силилась.

И меня это ужасно раздражало.

Уже хотя бы поэтому стоило принять материно предложение.

— Какой оклад мне положен? — с напускной деловитостью осведомилась я, решив в отместку ещё немного протянуть время.

Директор назвала сумму, и я едва удержалась от того, чтобы присвистнуть.

Что ж, это тоже неплохая причина.

— Я согласна, — стараясь не измениться в лице, ответила я. — Но, сами понимаете, мне нужно собраться и уладить все дела с лавкой...

— Советую поторопиться, — не очень довольным голосом перебила меня директор. — Все расходы, связанные с дорогой, Школа берёт на себя.

Её Посланник начал медленно таять. Последние его слова повисли в воздухе вместе с ошмётками бледно-голубого дыма.

— Советую воспользоваться системой порталов, Агнесса. Ведь проклятие на твоей руке ещё действует, верно?

5 — йорму — общее название нечисти и нежити;

6 — сальви — привет;

7 — Призрачный Посланник — особый вид духа, запечатываемый в медном шаре импульс-почты. В зависимости от мощности заклинания и духовной энергии, заложенной в него, способен передавать устные послания длиной от одной до нескольких фраз. В особых случаях может даже поддержать непродолжительную беседу.

Глава 2

Злата Роща встретила меня неумолчным уличным гамом, лаем собак, разноцветьем витражей и ароматами корицы и свежей выпечки.

Выйдя из портала на Златом перекрестье, я словно окунулась в студенчество. Всё казалось до безумия знакомым: кондитерская с выщербиной на коньке крыши (из её витрины всё так же улыбалась старая фарфоровая кукла в одежде пекаря), книжная лавка на углу (однажды я не устояла перед соблазном и стянула оттуда какой-то дешевый романчик), лавка башмачника, точившего самые лучшие на всю провинцию Вацлав каблуки. За отдельную плату он даже сделал нам с подружками полости в каблуках, чтобы можно было прятать туда шпаргалки на экзаменах...

Я сама не заметила, как очутилась на улице Совиных перьев и медленно побрела по ней, волоча за собой походный сундучок. Под ногами поскрипывал тонкий снежный ковёр, а глаза щипало от нежданных слёз ностальгии. В горле застрял тугой комок.

Поди ж ты, мелькнула мысль. Неужели я так соскучилась по Гнездовицам и Роще? А ведь с таким облегчением уезжала отсюда во взрослую, самостоятельную жизнь.

По правую руку мелькнула до боли знакомая вывеска: три скрещенных пера, стянутые в тугой пучок и перевитые лентой с письменами. Королевское общество лицензирования ведьм и колдунов.

В широком окне виднелись портреты моих коллег по колдовскому искусству, так или иначе прославивших наше занятие. Я не удержалась и быстрым шагом пересекла мостовую, подойдя вплотную к этой импровизированной галерее. Совы и филины в человеческом обличье смотрели на меня строго, чуть вздёрнув подбородки и сузив глаза. Мол, зачем пришла, девчонка?

Моё отражение тускнело и терялось на их фоне.

Тяжело хлопала дверь Общества, служащие шныряли туда-сюда, шурша бумагами или прихлёбывая ароматный кофе. В воздухе метались ничего не значащие или же наполненные глубоким смыслом фразы, а я стояла, погрузившись в сомнамбулическое созерцание портретов.

Войтех, заклинатель духов. Единолично истребил целое полчище умертвий на Карнамарском перевале и изгнал из провинции Липцек самого Ангу (8), появление которого выкосило несколько деревень.

Радек. Алхимик. Сумел получить эликсир Вечной мглы, навеки лишающий человека памяти, и спасший таким образом соседнее княжество от сумасшедшего короля.

Йоланда. Целительница. Её портрет висит на почётном месте Лекарского факультета Совятника. В одиночку спасла больше половины жителей города Каменицы, в один миг разрушенного страшным землетрясением. Рассказывают, что она выхаживала их день и ночь, а наутро седьмых суток умерла от перенапряжения и истощения.

Глаз быстро отыскал маму: её изображение висело на одном из самых почётных мест. Мама улыбалась, и я не сомневалась, что художник натерпелся немало язвительных замечаний по поводу того, что заставляет саму госпожу Мёдвиг неподвижно стоять и тратить своё драгоценное время попусту, позируя для какого-то глупого портрета с фальшиво растянутыми губами.

Рядом зияло пустое место. Я мельком взглянула на него, слегка удивившись: обычно Общество не оставляло дыр в стройных рядах портретов. Может, сюда вот-вот повесят новый?

— Агнешка?

Я так сильно увлеклась размышлениями и воспоминаниями, что пропустила оклик мимо ушей.

— Агнешка!

Сначала я уловила аромат острого супа с клёцками, а уже потом — цветочных вацлавских духов. Кто-то налетел на меня со спины и стиснул в объятиях, восторженно визжа:

— Агнешка! Да ладно! Тебя сразу и не узнать! Серьёзная такая! А что ты тут делаешь, вроде уехала куда-то далеко ведь?

Слегка растерявшись от такого бурного проявления восторга, я не без труда высвободилась из пахнущих ванилью рук, повернулась и увидела молодую женщину в красивом ярко-зелёном платке и отороченном мехом пальто. Её лицо показалось мне смутно знакомым.

— Сальви, — осторожно сказала я, — очень рада встрече.

— Ну, дела! — всплеснула руками женщина. — Не узнала, да? Это же я, Рина!

Рина! Я ойкнула. Эльтерина Кадм, одна из моих лучших подруг в Совятнике! Раздобревшая, похорошевшая, отрастившая толстую русую косу до пояса, но всё та же Рина.

Мы завизжали и бросились друг к другу в объятия. Вопросы посыпались, как из дырявого мешка.

— Я замуж вышла, — гордо сообщила Ринка. Она задрала рукав и продемонстрировала мне шикарный обручальный браслет, — через два месяца после окончания Совятника.

— Ого! — вырвалось у меня. — Поздравляю! А за кого?

— Янек, он нас на две ступени опережал, — при упоминании мужа Ринка зарделась, — теперь в Обществе работает.

Она кивнула на дверь за спиной и похлопала по увесистой сумке, переброшенной через плечо:

— А я ему обеды таскаю. Живем неподалеку, близнецов на свекровку скину и к нему.

Она кокетливо хихикнула. У меня закружилась голова от обилия новостей.

— Близнецов? — глупо переспросила я.

— Ну, да, — расплывшись в широкой улыбке, кивнула Ринка, — Владек и Марек. Им второй годик пошёл. Ты сама-то как? Какие новости?

Я замешкалась с ответом. Чем я могла похвастаться? В Златой Роще жизнь кипела вовсю, и Кельин стал казаться мне ещё большим йорминым углом, чем прежде. К тому же, все мои дела меркли перед лицом нового, непривычного пока замужнего статуса Ринки.

И всё-таки одна новость у меня была.

— Я в Совятник еду, — с ложной скромностью похвасталась я, — преподавать пригласили.

Глаза Ринки расширились.

— Вот это да! Когда ты уезжала, я себе сразу сказала: Агнешка не пропадёт, мы ещё про неё услышим. И тут вот оно как всё обернулось. Я за тебя очень рада!

Она кашлянула и перебила сама себя, всплеснув руками и едва не опрокинув сумку:

— А чего это мы на морозе стоим? Пошли ко мне зайдём, калиновым чаем с вареньем и оладушками напою, поболтаем!

Я несказанно обрадовалась и уже готова была согласиться, но суровая действительность неумолимо взглянула на меня и погрозила пальцем.

— Не могу, — с неимоверно тяжёлым вздохом сказала я. — Меня должен ждать встречающий от Совятника, а я загулялась по улицам и, кажется, уже опоздала.

Ринка насупилась, но быстро просияла:

— А и ладно! Не последний раз встречаемся, благо, ты теперь недалеко работать будешь. Погоди-ка...

Она сунула мне в руки сумку с чем-то брякнувшим внутри и, вытащив из кармана замусоленный блокнот и самопишущую ручку, быстро что-то нацарапала.

— Держи, — сказала она, выдрав листок и протянув его мне. — Как надумаешь встретиться, отправь письмо!

Я отдала ей сумку обратно и взглянула на бумажку, обгрызенную по краям не то собакой, не то ребёнком: точно, ряд импульс-рун для почтовика.

— Спасибо, Рин, — с чувством сказала я, убрав её, — ну, мне пора, пожалуй...

Ринка снова бестолково замахала руками, утопила меня в объятиях и поцелуях и унеслась, поскальзываясь на снегу. Я с сожалением посмотрела ей вслед и перевела взгляд на запад, туда, где на фоне золотисто-голубого неба поблёскивал шпиль городской ратуши.

Пожалуй, действительно стоило поторопиться.

* * *

Горячее яблоко в медовой карамели приятно согревало язык и руки. Я не удержалась от соблазна и купила его на углу улицы Бочаров. В предвкушении праздника Зимнего солнцестояния Злата Роща наряжалась, как могла, вывешивая на окна ажурные бумажные гирлянды и украшая двери и окна ветками бузины. На лавках перемигивались праздничные огоньки, отовсюду доносился запах имбирного печенья, глинтвейна и корицы, а горячие яблоки продавались едва ли не у каждого башмачника.

Я свернула на улицу Пекарей. Мне осталось пройти её, миновать перекрёсток Двух Лун, и я выйду на площадь Костяных Часов. Если верить официальному приглашению от Совятника, которое пришло мне через пять минут после того, как мамин Посланник растаял в воздухе, на этой площади ровно в три часа пополудни меня будет ожидать встречающий от Школы. Признаться, в первый момент я удивилась, что удостоилась такой чести. Это что же, Совятник для каждого нового учителя высылает собственного провожатого? Я вот летать не могу, а как быть с остальными? Перед глазами возникла чёткая картинка: две совы пересекаются в воздухе и, чинно пожав друг другу лапы, разворачиваются и берут курс на Гнездовицы.

Я не выдержала и прыснула. Интересно, а должность такого вот встречающего существует отдельно, или же им подрабатывает кто-то из учителей?

Резкий удар в плечо грубо вышвырнул меня из мира фантазий. Яблоко упало в снег. Я отлетела в сторону, а мимо размашисто прошёл толкнувший меня высокий парень. Его лица мне разглядеть не удалось, а он даже не обернулся, не говоря о том, чтобы извиниться. Я тут же рассвирепела.

— Эй! — рявкнула я ему вслед, потирая руку, — эй, ты, анфилий выродок! А глядеть по сторонам не научили, или ты глаза дома забыл за ненадобностью?!

Парень не отреагировал, мгновенно скрывшись за поворотом. Праздничное настроение мигом улетучилось вслед за ним.

— Вот гадство! — прошипела я, подхватывая сундучок. — Да чтоб ты за углом поскользнулся и три ребра переломал!

Раздался противный треск. Ручка сундука оторвалась, и он с размаху саданул меня по ногам. Я в бессильной ярости пнула его в бок и принялась накладывать плетение Склейки, пытаясь хоть как-то отремонтировать поломку.

Всем давно известно: как возьмёшься за какое-то дело, так оно дальше и покатится.

Хорошенькое начало учительской карьеры в Совятнике, ничего не скажешь!

* * *

Рука скелета, призванная служить в Костяных Часах минутной стрелкой, с щёлканьем перескочила на четверть четвёртого, когда я вышла на площадь. Встречающего, посланного Совятником, я узнала сразу: по массивному гербу Школы на угольно-чёрном самоходном кэбе, около которого встречающий и стоял. При звуке моих шагов он поднял голову. Я невольно поёжилась под чересчур пристальным взглядом карих глаз. Тяжёлых глаз. Нехороших.

— Вы опоздали, — отметил он, не двигаясь с места. Его голос, тягучий и низкий, почему-то напомнил тёмный мёд, медленно капающий из сот диких пчёл. Я отмахнулась от видения и глубоко вздохнула:

— Всего на десять минут! Маленькая неприятность по дороге...

— Вы опоздали, — чуть повысив голос перебил он меня, — что непозволительно для преподавателя, коим вы уже являетесь!

Я оторопела. Получить такую гневную отповедь, даже не прибыв толком в Совятник, да ещё и на пустом месте? Да кто он вообще такой?!

Вот и не верь после этого в плохие приметы.

Я кашлянула, успокаиваясь, и протянула руку:

— Агнесса Мёдвиг, как вы правильно подметили, новый преподаватель Высшей Ведовской Школы в Гнездовицах. С кем имею честь?

Незнакомец отвечать не спешил. Он бросил ничего не выражающий взгляд на мою ладонь и сухо спросил:

— Какова ваша птицеформа?

— Что? — я так удивилась, что не сразу поняла смысл его вопроса. — К чему этот вопрос?

— Я хочу убедиться, что вы действительно та, за которую себя выдаёте,— бесстрастно ответил он. — Итак?

Внутри всё сжалось и запульсировало от гнева. Остатки радужного настроения были растоптаны в пыль.

Я сцепила руки на груди, сердито прищурилась и холодно ответила:

— Серая неясыть. Если желаете демонстрации, обеспечить я вам её не смогу, поскольку потеряла эту возможность несколько лет назад. Или же вы настаиваете?

— Что именно произошло? — мой собеседник был неумолим. Я скрипнула зубами.

— Тёмное проклятие.

Представитель Совятника наклонил голову.

— Стефан, — на этот раз его голос потеплел ровно на йоту. — Ударение на Е, и попрошу не путать. Стефан Штайн. Приятно познакомиться, пани Мёдвиг.

Я невольно выдохнула. Что это: признание меня своей или же временное отпущение грехов?

Стефан распахнул дверь кэба и сделал приглашающий жест:

— Прошу. Я бы хотел миновать Лес Шёпотов до наступления ночи.

Я устроилась на уютно пружинящем сиденье, окончательно сбитая с толку.

Интересно, кем же работает в Школе этот доморощенный детектив?

* * *

Солнце уже наполовину скрылось за крышами Златой Рощи, когда кэб свернул на дорогу, ведущую к Горному тракту, и покатился вперёд, вибрируя по булыжникам. Я невольно морщилась, когда колесо попадало на особо крупные камни: это отдавалось острой болью в плече, и толкнувшего меня хама оставалось только поминать недобрым словом.

Надеюсь, он трижды растянулся сегодня по пути! Или дважды свалился в прорубь!

Рисуя в воображении картины изощрённой мести, я осторожно баюкала плечо, накладывая на него плетение Тишины, призванное облегчить боль. Целебная магия никогда не была моим коньком, а большая часть знаний, полученных в Совятнике, успешно выветрилась из головы сразу после выпускных экзаменов. Крепче всего в памяти сидели только воспоминания о глупостях, которыми мы занимались в процессе обучения.

Ничего, утешила я себя, доберемся до Совятника, а там наверняка есть лекарь.

На мою ладонь опустилась чужая — широкая, сухая и горячая. Я дёрнулась от неожиданности и повернула голову: Штайн сидел с безразличным видом, одной рукой ведя кэб, а другой — ощупывая моё многострадальное плечо.

— Плетение Тишины — неудачный выбор, — сухо сказал он. — Простейшая формула Асклепия гораздо эффективнее снимет боль. Что случилось? Ударились обо что-то?

— Об кого-то, — недовольно пробормотала я, чувствуя, как от его пальцев под кожей растекается приятное тепло. Боль запульсировала и начала отступать, — а вы что, врачевать умеете?

— Я веду практикум по Целительству, — Стефан цедил слова так неохотно, словно каждое из них стоило злотый, — посвятил его изучению определённое время. Как рука?

Я осторожно шевельнула локтем и обнаружила, что острый кол, вонзившийся в мышцы, исчез, уступив место лёгкому покалыванию.

— Через несколько минут и это пройдёт, — бесстрастно сказал Штайн, когда я с лёгким удивлением описала ему свои ощущения, — и советую на досуге подтянуть знания по Лечебным плетениям и формулам. Лишним никогда не будет.

— Всенепременно, — сухо ответила я и отвернулась, уставившись в окно, за которым проплывали сиреневые зимние сумерки. Солнце уже полностью опустилось за горы.

Я чувствовала себя нашкодившей малолеткой, разбившей любимую чашку учителя, а вовсе не его коллегой. Это ощущение, опрокинувшее меня на краткий миг в детские воспоминания, мне очень не понравилось.

А ведь он вряд ли намного старше меня, отстранённо подумала я, искоса разглядывая коротко подстриженные тёмные волосы, среди которых виднелось несколько пёстрых перьев, и изящную тонкую бородку Стефана. Самое большое, лет на десять. Ну, может быть, на двенадцать...

Мимо кэба промчался ещё один, на краткий миг озаривший внутренности кабины ярко-жёлтым светом фар-пульсаров, и я заметила пару небольших седых прядей на висках своего новоиспечённого коллеги.

Ладно, на пятнадцать.

— Что-то не так, пани Мёдвиг? — с безукоризненной вежливостью обратился ко мне Штайн, не отрывая взгляда от дороги. Я не вздрогнула и церемонно произнесла:

— Ничего особенного, пан Стефан. Вы уж простите моё любопытство, но я не могу не спросить: а что вы преподаёте кроме Целительства?

Будь рядом мама, она непременно одёрнула меня за ёрническое жеманничанье. Но мама ждала в Совятнике, а Штайн, кажется, ничего не заметил.

— Основы боевой магии, — кратко ответил он, — я магистр второго уровня и заместитель декана Боевого факультета.

Я тихо присвистнула и почти почувствовала, как бровь Стефана дёрнулась от такого поведения, совершенно не приличествующего преподавателю.

— А что, магистр Ромгай тоже умер? — брякнула я, не подумав. — И почему такая важная птица, как вы, самолично отправилась меня встречать?

На этот раз Штайн голову всё-таки повернул: на один миг, чтобы одарить меня ошарашенным взглядом, хорошо различимым даже в полутьме кабины.

— Магистр Иржек Ромгай, — медленно проговорил Стефан, — в позапрошлом году женился, покинул стены Школы и уехал к своей супруге. Что же касается меня, то из всей Школы на данный момент только я один умею управлять кэбом. Я удовлетворил ваше любопытство?

Я немедленно почувствовала себя полной идиоткой. Штайну волшебным образом удавалось вгонять меня в ступор раз за разом, и это мне не нравилось всё больше и больше.

Бедные его студенты.

— Благодарю за пояснение, — степенно произнесла я, стараясь не выдавать своих истинных чувств, и прислонилась к дверце кэба, прикрыв глаза, — пан Стефан, я устала и хочу вздремнуть. Не откажите в любезности разбудить меня, как только мы прибудем в Школу.

— Хорошо, пани Агнесса, — ответил он и, выдержав паузу, добавил. — Всё же в лес Шёпотов до темноты мы не успели, как бы мне ни хотелось обратного.

Я рывком натянула на лицо капюшон и погрузилась в беспокойный сон.

* * *

Мерное покачивание кэба и убаюкивающее похрустывание снега, пробивающееся сквозь дремоту, оборвались резким рывком, едва не выкинувшим меня из сиденья. Я сонно заморгала, приходя в себя и пытаясь понять, куда делся родной дощатый потолок моей комнаты в Кельине, почему вокруг пахнет сосновыми опилками, (9) и отчего ноет всё тело.

Стефан распахнул дверь кэба и выпрыгнул наружу, впустив внутрь облако морозного воздуха. Я прижалась к стеклу, потирая глаза и разгоняя одурь после сна.

— Проснулись, пани Мёдвиг? — донёсся до меня голос Штайна. — Пульсары погасли. Сейчас я попытаюсь зажечь их, и мы двинемся дальше!

— А где мы? — крикнула я в ответ. За стеклом шумел неприветливый лес, обступивший нас неровным чёрным частоколом стволов. Сквозь них в вышине неприветливо мерцали холодные звёзды и хищно скалился месяц.

— В самом сердце Леса Шёпотов, — спокойно ответил Стефан. Кэб закачался: он что-то делал перед ним, но что именно, я не могла различить, как ни силилась. Темнота пожирала любое движение.

Я откинулась назад на сиденье. Стекло глушило звуки, превращая их в невнятный шелест, но я знала, что там, в чаще, тоскливо постанывают деревья, скрипят вековые сосны и жалобно воют волки в далёком Чёрном урочище.

И несётся, несётся из ниоткуда многоголосый шёпот.

Говорят, когда-то здесь было кладбище воинов, павших в древних битвах. Или безымянный город, опустошённый чумой. Или башня сумасшедшего колдуна, пытающегося отыскать секрет бессмертия и ставящего опыты на людях...

Слухов много. Источник один.

С наступлением сумерек лес начинается перешёптываться. Сначала слабо, несмело, но потом солнце уходит вовсе, и шёпот обретает силу.

А потом и показываются те, кто явился на его звуки.

Я потянулась до хруста в суставах и лениво посмотрела направо.

Вот и они.

Меж деревьев мелькнул блёкло-голубой огонёк. Один. Потом ещё один. Потом сразу три.

Они плавно плыли по воздуху, неторопливо огибая стволы и направляясь прямо к нам.

Стефан не появлялся. Я ждала.

Один из огоньков мигнул и вытянулся в полупрозрачную фигуру, очертаниями очень напоминающую сухопарую женщину. Второй превратился в приплюснутый столбик, который при должном желании можно было бы принять за невысокого мужичка.

Так они и обступали нас. Неясные, неотчётливые привидения, бестелесные признаки давно исчезнувших жизней. Они всё время так: подтягивались на тепло, как светлячки на огонь, окружали и мерцали, повинуясь движениям воздуха. На второй ступени Школы мы с подругами обожали сбегать в Лес Шёпотов летними ночами и, затаив дыхание, наблюдать: соберутся или нет? Что будут делать? Даже спорили, соревнуясь друг с другом: кто кого опознает в этих неверных силуэтах? Однажды Ринка даже похвасталась, что разглядела чье-то лицо, но мы ей, разумеется, не поверили.

Уличив в таком невинном развлечении, нас отругали, но несильно.

В конце концов, эти призраки никогда никого не трогали.

Кэб качнулся в последний раз, и меня вновь окатило холодным воздухом. Сиденье скрипнуло: Стефан запрыгнул обратно в кабину и завёл мотор. Стекло окутало паром, вырвавшимся из-под передней крышки.

— Похоже, заряд пульсаров закончился, — с неудовольствием произнёс Штайн и уточнил, — что с вами, пани Агнесса? Испугались привидений?

Я изумлённо уставилась на него. Мне показалось, или в его голосе мелькнула насмешливая нотка?

— Не вижу причины бояться мёртвых, — чопорно ответила я, возвращая на место капюшон, — в отличие от вас. Кто же, как не вы, настаивал, чтобы мы обязательно успели сюда до темноты?

— Мертвые должны оставаться в земле, — хладнокровно ответил Штайн, — а не рыскать по ней в каком бы то ни было облике.

Мы помолчали несколько минут. Я почувствовала, как неумолимый сон вновь вкрадчиво подкрадывается ко мне.

— Разбудить меня по прибытию в Школу, — пробормотала я, — вы помните об этом, пан Стефан?

Штайн не ответил. Мотор загудел под воздействием пара, и кэб тронулся с места.

8 — Ангу — злой дух. Считается, что появляется в местах, где часто совершаются самоубийства или бушует эпидемия смертельной болезни. Выглядит, как тощий человек, закутанный в чёрные лохмотья. Рядом с ним со скрипом катится разваливающаяся телега, которую тащит скелет лошади. При встрече с Ангу человек умирает на месте;

9 — для достижения нужной температуры в качестве топлива в топке парового двигателя используются бруски из спресованных опилок, пропитанных особым составом. Предпочитают, в основном, сосновые и березовые опилки — благодаря приятному аромату.

Глава 3

Кэб подъехал к Совятнику, и первое, что я увидела, открыв глаза, — снег, поваливший крупными хлопьями. Сквозь белое полотно перемигивались ярко-жёлтые пульсары на башенках Совятника, а сама Школа казалась нереально огромной, растворяясь на фоне чернильно-тёмного неба с редкими вкраплениями звёзд, проглядывающими сквозь тучи. Месяц окончательно скрылся.

— Госпожа директор ждёт вас, пани Мёдвиг, — церемонно сказал Стефан, распахивая передо мной дверь и помогая выбраться наружу. — За ваши вещи не беспокойтесь, их доставят прямо в ваш кабинет.

'Ну, надо же, — восхитилась я про себя, — а учителям хорошо живётся! И платят неплохо, и всячески обихаживают. Знала бы, осталась в Совятнике сразу после выпуска. Правда, кто бы меня тогда позвал...'

Мы пересекли внутренний двор Школы, уставленный статуями выдающихся её выпускников. Несколько студентов, радостно визжа и хохоча, играли в снежки, но при виде Штайна тут же бросили своё занятие и сбились в кучу, хором гаркнув:

— Сальви, магистр Штайн!

— Вы их неплохо выдрессировали, — невинным голосом заметила я, в душе искренне восхищаясь своим спутником. Насколько я помню свой период студенчества, от нас никому не удавалось добиться такого послушания. — Как вы добились такого результата? Розги? Выщипывание перьев из хвоста по одному?

— Для того, чтобы добиться дисциплины, это вовсе не обязательно, — холодно ответил Штайн, но на этот раз ему не удалось вызвать у меня ощущение собственной глупости. Я понемногу привыкала к его манере общения.

Поднявшись по ступеням и удержав меня за локоть за секунду до падения, Стефан несколько раз стукнул тяжёлым замком по высокой двери, украшенной коваными изображениями сов и филинов.

— Лестница как была скользкой, так и остаётся, — проворчала я. — Неужели нельзя наложить какое-нибудь плетение против оледенения?

— Раз панна Мёдвиг не распоряжается насчёт этого, значит, нет, — бесстрастно откликнулся Штайн.

Замок представлял из себя голову ушастого филина. В клюве он сжимал массивное кольцо. Когда Стефан прикоснулся к нему, кольцо загорелось мягким синим светом, внутри что-то щёлкнуло, и дверь плавно распахнулась.

— После вас, пани, — учтиво сказал Штайн, отходя в сторону.

Я шагнула вперёд, и прошлое поглотило меня.

* * *

Странное это чувство — возвращение в стены, в которые и не думала возвращаться. Двери Совятника, которые, казалось, навечно захлопнулись за спиной после получения диплома, вновь приоткрылись, выпуская наружу неумолимые вихрящиеся воспоминания.

Знакомый до последней чугунной завитушки на перилах интерьер оглушал узнаванием и ошарашивал налётом непривычности. Словно всё было одновременно и родным, и чужим.

Словно я пыталась влезть в старое платье, найденное в сундуке на чердаке.

Огромный холл с величественной мраморной лестницей, устланной толстым ковром, глушившим шаги. Потолок, уходящий резко ввысь. Длинные скамьи вдоль стен. Студенты и преподаватели, то неторопливо прогуливающиеся, то нетерпеливо снующие вверх-вниз по лестнице, то сидящие, уткнувшись в конспекты. То тут, то там можно было увидеть привычную картину: молодой колдун или ведьмочка, плетущиеся за преподавателем и клянчащие то зачёт, то пересдачу, то допуск к экзамену.

И над всем этим безмолвно наблюдает Кахут. Великая Кахут. Трёхглазая Кахут.

Я подняла голову и привычным жестом сложила ладони перед собой, легонько подув на средние пальцы (9).

Говорят, что гигантскую голову Кахут, нависающую над холлом, изготовили из железного дерева едва ли не раньше, чем был заложен первый камень Школы. В обязанность школьного сторожа вменялось ежемесячно тщательно чистить голову от пыли и натирать глаза совы до блеска. Делать это нужно было вручную: любое магическое плетение или формула впитывались в изваяние и исчезали без следа.

Я заглянула в глаза Кахут и ощутила священный трепет и тихую радость. Как и всегда.

Три глаза. Три факультета Школы.

Синий — целители. Повелители жизни и смерти, хранители Созидания.

Жёлтый — алхимики. Создатели новых форм и творцы прогресса. Адепты Знания.

Красный — боевые маги. Стражи благополучия и спокойствия, неутомимые борцы с тёмным началом магии и его созданиями. Верные носители Разрушения.

— Вы так увлеклись воспоминаниями, что и шагу дальше ступить не можете? — раздался над ухом невозмутимый голос Стефана. Я не стала оборачиваться и спокойно ответила:

— Можно подумать, на вас не нахлынула ностальгия, когда вы сюда вернулись преподавать.

— Не нахлынула, — невозмутимо сказал Штайн, — я обучался в другой Школе. Возможно, когда-нибудь расскажу вам о ней. Давайте не будем задерживаться на пороге, пани Мёдвиг. Госпожа директор ждёт нас.

* * *

Я уже видела, какую реакцию у студентов вызывает появление Стефана, и совершенно не удивилась всплеску самых разнообразных эмоций, захлестнувших учащихся Совятника при нашем появлении.

Молодые колдуны бледнели, зеленели и судорожно прижимали к груди конспекты, словно пытаясь защититься от неизбежного. Ведьмочки краснели, устремляли глаза в пол, подталкивали друг друга, хихикая, или пытались прикрыть пунцовые щёки волосами.

Поддавшись внезапному хулиганскому порыву, я взяла магистра под руку и изобразила на лице лучезарную улыбку по уши влюблённой девицы, гипнотизируя Штайна широко распахнутыми глазами и отчаянно трепеща ресницами. Стефан и бровью не повёл, зато на лицах студенток начало проявляться что-то нехорошее.

Дорогу нам преградила одна, худенькая и рыжеволосая, отчаянно похожая на лисичку. Её руки тряслись, а глаза подозрительно блестели.

— Магистр Штайн, — сдавленным тонким голоском обратилась она, — когда я могу снова прийти к вам на пересдачу?

Стефан остановился, глядя на неё свысока. Я послушно замерла рядом, с любопытством прислушиваясь к разговору.

— Пани Риваль, — подчёркнуто вежливо обратился Стефан к девушке, — если память мне не изменяет, вы три раза пытались сдать зачёт. Или же я ошибаюсь?

— Всё верно, — губы 'лисички' дрожали, — но... Поймите...

— О каком непреложном правиле я говорил на самой первой лекции? — не обращая внимания на её слова, продолжил Штайн.

Девушка опустила голову.

— Вы допускаете только три пересдачи, — выдавила она еле слышно.

— И что непонятного в этих словах? — холодно осведомился Стефан. — Просветите меня, будьте так любезны.

— Всё понятно, — юная ведьмочка кусала губы, — но... Вы поймите... Я и так на грани отчисления... Мне нужно сдать все долги до послезавтра, иначе меня выгонят!

— Раньше думать надо было, а не прогуливать лекции, — безжалостно отрезал Штайн.

— Я подрабатывала подавальщицей в трактире! — выкрикнула девушка. — Мне деньги нужны! Я снимаю комнату в Гнездовицах, сама приехала издалека, и...

— Расскажете это эйнхерию (10), который однажды кинется на вас, — пожал плечами Штайн, — или болотному корчуху (11), напавшему на деревню. У её жителей останется последняя надежда на вас, а вы что им скажете? 'Извините, я подрабатывала подавальщицей и не слушала лекции по боевой магии, потому что, видите ли, мне деньги были нужны! Войдите в положение!' Так? Отвечайте!

В его голосе прорезалась ледяная ярость. Мне стало искренне жаль незнакомую студентку.

— Я... — всхлипнула она, вытирая рукавом глаза.

— Ступайте к директору, — процедил Стефан, — возможно, она что-то посоветует. Я больше у вас ничего не приму. Ваши долги — это исключительно ваши проблемы. Учитесь их решать!

Девушка разрыдалась и кинулась прочь. Я проводила её сочувственным взглядом и вздохнула:

— Сурово вы с ней.

— По-другому с ними нельзя, — сухо ответил Стефан, — скоро вы и сами это поймёте. Чтобы не сдать мой предмет с четырёх попыток, надо быть непроходимо тупым, а таким не место в Школе Ведовства. В трактире — другое дело.

Он повернул ко мне голову и нахмурился:

— С вами всё в порядке?

— А... — я сообразила, что всё ещё таращусь на него с приклеенной улыбкой, от которой уже начинает сводить лицевые мышцы. Тряхнула головой, прогоняя глупое выражение лица, и выпростала руку из-под локтя Стефана, — простите.

Бровь Штайна едва уловимо дрогнула. Он промолчал.

* * *

Мы распрощались со Стефаном у маминого кабинета. Штайн сдержанно пожелал мне удачи в работе и удалился. Я постояла немного, переминаясь с ноги на ногу, поизучала узоры в виде неизменных сов и филинов на ковре и дверях. Такое часто случалось: перед ответственным или мало-мальски значимым событием я отчаянно оттягивала решающий момент, словно надеясь в последнюю секунду вильнуть в сторону.

Наконец, резко выдохнув, я подняла руку и постучала.

Дверь мигом распахнулась, словно только того и ждала.

Мама величественно восседала за своим столом из красного дерева, инкрустированным малахитом. Она осталась верна себе: на нём царил идеальный порядок и чистота, словно малейшие пылинки в ужасе спасались бегством, стоило им только коснуться столешницы.

Как только я появилась в её кабинете, Белая Сова медленно сняла изящные очки, сложила руки перед собой и сдержанно улыбнулась мне.

— Рада тебя видеть в наших стенах, Агнесса.

Очки покачивались на дужке в такт её дыханию.

Я аккуратно прошла вперёд и опустилась на краешек кресла, боясь споткнуться или задеть одну из кадок с мамиными любимыми азалиями. Как всегда, в присутствии матери я особо остро ощущала собственную неуклюжесть, а руки и ноги казались несоразмерно большими.

— Сальви, мама, — церемонно сказала я. — Благодарю за то, что озаботилась и выслала провожатого, но я прекрасно добралась бы до Совятника сама.

Мама поджала губы.

— Ты всё-таки моя дочь, — ответила она, сделав ударение на предпоследнем слове, — неужели я бы позволила тебе трястись по ухабам на Кахут знает какой наёмной развалюхе? Я очень рада, что магистр Штайн любезно согласился взять на себя труд доставить тебя сюда. Рада, что вы познакомились.

Я нахмурилась. Сложности грозили начаться с самого первого дня.

— Мне не нужно особого отношения, — холодно сказала я, отодвинувшись в глубь кресла и обхватив одно колено, — и не стоит выделять меня среди других. Ты прекрасно справлялась с этим во время нашей с Маришкой учёбы, не отступай от этой традиции и сейчас.

Ненароком сорвавшееся с языка имя сестры заставило сердце тоскливо вздрогнуть.

— Кстати, — как можно более небрежно произнесла я, — как там она поживает? Какие новости?

Мама склонила голову набок и с любопытством взглянула на меня:

— А вы что, до сих пор не общаетесь?

— С того раза — нет! — резко ответила я и тут же пожалела об этом: фраза прозвучала слишком категорично.

Белая Сова помолчала немного, видимо, ожидая продолжения. Не дождавшись, она произнесла с лёгкой укоризной:

— Марисса полтора года назад уехала в столицу и устроилась на неплохую работу. Мы с ней регулярно обмениваемся письмами.

Я ощутила укол досады. Вот это да. А мне — ничего. Ни открытки, ни сувенира, ни самой завалящей записки.

Словно и не было у меня сестры.

Мама аккуратно положила очки на стол, окинула меня пристальным взглядом и едва заметно поморщилась:

— Агнесса, я надеюсь, ты понимаешь, что статус преподавателя обязывает к приличному виду?

Я мгновенно ощетинилась:

— А что тебе не нравится в моём виде?

— Прежде всего, причёска, — отчеканила мама. — Ты стала похожа на чучело! Сделай с этим что-нибудь. И когда ты только успела? Когда мы с тобой виделись в твоей... лавке, — от меня не укрылась многозначительная пауза перед последним словом, — с твоими волосами всё было более-менее в порядке!

— А что не так? — я кокетливо поправила темно-красную чёлку, косо спускающуюся на один глаз и закрывающую пол-лица. Волосы я укоротила так, чтобы они только прикрывали лопатки. Себе и своему цирюльнику я казалась неотразимой в таком виде. К тому же, в порыве бунтарства хотелось вызвать недовольство у матери.

— Разгуливать с такой причёской перед студентами непозволительно для преподавателя! — отрывисто бросила мама. — Смой хотя бы этот ужасный цвет! Что за ребячество, Агнесса! Надеюсь, хоть с одеждой у тебя всё в порядке.

Я пожала плечами и лукаво улыбнулась. Мама тяжело вздохнула.

— Ладно, — уже более спокойным тоном сказала она, — перейдём к делу. Тебе покажут твою комнату и кабинет...

— Которые раньше принадлежали магистру Жданеку? — не выдержала я. Мама хмуро кивнула.

— Тебя что-то смущает?

— Смущает, — без обиняков заявила я. — Мне не очень хочется жить в помещении, где умер мой предшественник и бывший преподаватель.

Мне показалось, что с маминого лица исчезла тень напряжения.

— Об этом можешь не беспокоиться, — сказала Белая Сова, — он покинул нас в столовой. Просто упал лицом на стол и всё. Быстрая и лёгкая смерть.

Мы обе, не сговариваясь, приложили пальцы ко лбу и помолчали. Тишину нарушил стук в дверь. Мама подняла голову и встрепенулась:

— Войдите! Ах, магистр Збижнев, рада вас видеть! Агнессу вы, разумеется, помните.

В кабинет протиснулась невысокая женщина в пелерине, на которой посверкивал значок в виде жёлтого совиного глаза. Ей я обрадовалась, как родной.

— Панна Збижнев! — я выскочила из кресла и кинулась её обнимать. — Как я рада вас видеть!

— Агнешка, детка! — панна Криштина Збижнев стиснула меня в объятиях и, отстранившись, принялась разглядывать. — Выросла-то как! Повзрослела! Красавицей стала! Как у тебя дела? Я прямо не поверила, когда госпожа директор сказала, что ты вместо Пауля, да опахнёт его Великая Кахут крылом, у нас работать.

Мама кашлянула, и мы с Криштиной нехотя отпустили друг друга.

— Агнесса, — сдержанно сказала Белая Сова, — магистр Збижнев уже третий год занимает должность декана факультета Алхимии, так что она теперь твой непосредственный начальник. Постарайся вести себя с ней менее панибратски.

— Ой, панна Мёдвиг, я вас умоляю! — беспечно замахала пухлыми руками Криштина. — Агнешка у меня две курсовых и диплом написала, что мы, как чужие, что ли, будем...

Директор сдвинула тонкие брови, и Криштина умолкла на полуслове.

— Панна Збижнев, ознакомьте, пожалуйста, Агнессу с её расписанием, — официальным тоном произнесла мама, — и проводите её до кабинета. Пани Мёдвиг, ваши занятия начнутся послезавтра. Рекомендую хорошенько отдохнуть и подготовиться до этого времени.

Збижнев церемонно кивнула и потянула меня за рукав:

— Ступайте за мной, пани Мёдвиг.

— Рада была повидаться, — сказала я маме на прощание. Она посмотрела на меня долгим взглядом с каким-то странным выражением лица и вытащила из ящика стола несколько листов. Протянула мне.

— Возьми вот это. Изучишь перед сном. Завтра жду его обратно с твоей подписью.

— Что это?

Тонкие брови матери взлетели вверх.

— Договор о твоём приёме на должность преподавателя, — сухо сказала она, — обычная формальность.

Я пожала плечами и, не глядя, взяла у неё бумаги.

И почему меня с самого детства преследует ощущение, что я при рождении забыла подписать какой-то договор о вступлении на должность старшей дочери Белой Совы?

* * *

Криштина распахнула передо мной дверь комнаты — теперь уже моей — и торжественно вручила мне два ключа, прицепленные к тяжёлой деревянной груше. На её боку стояла печать с жёлтым глазом факультета и двумя цифрами.

— Первая — это номер твоего кабинета, — словоохотливо пояснила панна Збижнев, — а второй — комнаты. За ключи отвечаешь головой. Если надумаешь прогуляться куда-нибудь из Совятника, обязательно занеси их мне и отдай лично в руки. Не вздумай брать их с собой за пределы Школы!

— Зачем такие строгости? — удивилась я. — Ключи же всегда у сторожа были. Или за те два года, что меня тут не было, всё так поменялось?

— Так надо, — строго сказала панна, и всё тепло моментально улетучилось из её голоса. На смену ему пришла ледяная озабоченность, — вынужденная необходимость. После того, как...

Она осеклась, явно почувствовав, что сболтнула лишнего. Сердце нехорошо кольнуло. Я тут же зацепилась за эти слова и живо поинтересовалась:

— После того, как — что? Что у вас тут произошло?

Глаза панны Збижнев забегали. Голос вздрогнул, но она быстро взяла себя в руки.

— Вор у нас объявился, — с тяжёлым вздохом призналась она. — Целый год орудует, а поймать не можем. Вот и приходится принимать меры.

Я ойкнула. Панна ободряюще потрепала меня по руке.

— Да не волнуйся ты так, Агнешка! Главное, следи за своими вещами, комнату и кабинет запирай как следует, и всё будет путём!

Я поблагодарила её. Мне показалось, что панна перевела дух.

— Теперь к делу, — деловитым тоном сказала она, доставая из-за пазухи сложенный вчетверо лист бумаги и вручая его мне, — здесь твоё расписание. Завтра у тебя свободный день, а потом уже начнётся работа.

Я развернула лист, изрешечённый сложносочинённой таблицей с разноцветными пометками. Глаз тут же зацепился за слово, отозвавшееся нервной дрожью в позвоночнике.

— Зачёт?! Первое же моё занятие — зачёт у второй ступени?!

Панна Збижнев заглянула поверх моей руки в расписание и спокойно подтвердила:

— Ну, да, зачёт. И что такого? Они только-только изучили основы, неужели не справишься? Ты же у нас отличницей была, да и занималась амулетами два года. Или я ошибаюсь?

В глазах Криштины блеснули лукавые искорки. Моя гордость была уязвлена. Я возмутилась:

— Вот ещё! Конечно, справлюсь!

И в самом деле, подумалось мне. Что такого сложного они могли проходить на второй ступени? Да мне хватит и получаса, чтобы воскресить все знания! Полистаю учебник, пороюсь в заметках покойного магистра Жданека (надеюсь, он их вел) и блестяще проведу зачёт.

Вихрь этих мыслей вселил в меня горделивую уверенность, и я не просто воспрянула духом, но и почувствовала готовность хоть сейчас ринуться в бой. Наверное, это отразилось на лице, потому что панна удовлетворённо кивнула, похлопала меня по плечу и попрощалась с напутственным:

— Да тебя сейчас не только зачёт принимать — практику у последней ступени можно отправлять вести! Удачи, Агнешка! Не забудь про ключи.

— Да-да, — торопливо согласилась я, мечтая поскорее выпроводить декана за дверь, — спокойной ночи.

— Если что-то понадобится — обязательно обращайся...

— Конечно, конечно, — пробормотала я, протискиваясь мимо панны в комнату, — всенепременно!

— Договор не забудь подписать и занести мне завтра, — донёсся голос Криштины из-за закрывающейся створки.

Пообещав выполнить это, я захлопнула дверь, накинула крючок и с чувством выполненного долга выдохнула.

Что ж, пришла пора осваиваться на новом месте!

* * *

В комнаты преподавателей нас, студентов, понятное дело, никогда не пускали. Поэтому я с ребяческим восторгом разглядывала доставшееся мне в наследство помещение, раза в два превосходившее мою комнатушку в Кельине.

Обитель магистра Жданека состояла из двух ярусов. Нижний полностью занимали шкафы с книгами высотой в полтора моих роста и застеклённые витрины. В них тускло поблёскивали разнообразные самоцветы, заготовки для амулетов и талисманов, чернели какие-то коробочки. Всё это высилось неаккуратными кучами на полках, и я клятвенно пообещала себе непременно навести порядок во всём этом хаосе.

Узкое окно, обнаруженное в зазоре между шкафами, вело на заснеженный внутренний двор Школы. Я с любопытством выглянула в него, но не увидела ничего интересного, кроме переливающихся в свете настенных пульсаров сугробов и темнеющих на их фоне статуй. Моя комната располагалась в угловой башне, и я быстро обнаружила, что, если прижаться к левому боку окна и вытянуть шею, то можно увидеть далёкие огни Гнездовиц ниже по склону.

Я повесила на крючок у двери уличную мантию, которую всё это время держала, перекинув через руку. Она показалась мне непривычно лёгкой, но я не придала этому особого значения. Гораздо важнее сейчас было изучить верхний ярус комнаты.

Чтобы попасть в него, надо было всего лишь подняться по широкой приставной лестнице. Ярус представлял собой довольно-таки просторную нишу, в которой помещалась кровать, комод и письменный стол с квадратным окном над ним. По правую руку виднелась небольшая дверь. Распахнув её, я увидела крохотное помещение с жестяной ванной, огороженной ширмой, умывальник и прочие прелести цивилизации.

Я вернулась в спальню, зажгла настенный пульсар и недовольно поджала губы: голый пол и отсутствие даже подобия занавески делали этот закуток неуютным и необжитым. Откуда-то слабо несло кошачьим духом, но саму кошку я нигде не нашла. Нельзя сказать, что меня это расстроило: кошек я не очень любила, а делить комнату с Магдой, известной своим склочным характером, и вовсе не хотелось.

Кто-то, скорее всего, из обслуги Школы, принёс мой чемодан и поставил в ногах кровати. Я с облегчением скинула сапоги, отыскала в нём домашние туфли и осторожно спустилась вниз. Хотелось немедленно засучить рукава и взяться за уборку, разложить повсюду свои вещи и почувствовать себя полноценной хозяйкой. Сердце пело: всё складывалось вполне удачно, грядущая работа не представлялась такой уж сложной, а мысль о хорошей зарплате и вовсе грела душу.

Обживание комнаты я решила начать со стеклянного шкафа с самоцветами. Хотелось перебрать все залежи и разместить там амулеты собственного изготовления. Застолбить место, так сказать.

Амулеты лежали в кошельке во внутреннем кармане мантии. В том же кошельке я привезла все свои нехитрые сбережения и клочок бумаги, где записала Ринкины импульс-руны.

Напевая что-то под нос, я подошла к двери, сунула руку в складки мантии и похолодела.

Кошелька не было.

9 — знак наивысшего почтения;

10 — эйнхерий — оживший мертвец, который сохранил душу и воспоминания, бывшие у него при жизни. Одна из самых опасных и сильных разновидностей нежити;

11 — корчух — вид йорму, хозяин топей. Настоящий облик неизвестен. Может превращаться в водяную змею, укус которой усыпляет человека. Тогда корчух утаскивает свою жертву в логово под корягами гнилых деревьев.

Глава 4

На новом месте всегда спится плохо. То кровать слишком жёсткая, то, наоборот, чересчур мягкая. Одеяло так и норовит сползти, а подушка кажется бугристой и неудобной. Рёбра ощущают каждую впадину и бугорок на матрасе, а если сон и приходит, то не всегда крепкий и сладкий.

В Совятнике положение осложняло ещё и осознание того, что я ночую в комнате человека, не так давно отправившегося под крыло Кахут.

Не то чтобы я боялась покойников. В трактирах и на улицах Кельина иногда вспыхивали разговоры о том, что на далёких северных границах нет-нет да и видели оживших мертвяков, но это так и оставалось на уровне слухов и сказок. Последнего настоящего бродячего мертвяка привезли в столицу ещё во времена моего прапрадеда — выставить на потеху публике в железной клетке.

Мне просто было не по себе.

Сердце давила смутная тревога, мешающая спокойно сомкнуть глаза. Стоило только отвернуться к стене, как кожа спины вспучивалась колючими мурашками, словно к кровати кто-то подходил.

И молчаливо наблюдал.

Устав от этого, я решительно повернулась на живот, сунула голову под подушку и крепко зажмурилась.

— Спокойной ночи, магистр! — сердито сказала я. — Если это, конечно, вы решили так поиздеваться надо мной. Вам-то, конечно, спать уже не нужно, а вот мне не помешало бы. Приятных снов, или что там видят привидения по ночам!

Снизу послышался глухой стук: судя по всему, с полки свалилась какая-то книга.

— Буду считать это вашим ответом, — вздохнула я и поплотнее завернулась в одеяло.

* * *

Огромный чёрный ворон сидел прямо передо мной, повернув голову так, чтобы не упустить меня из поля зрения своего мерцающего огненного глаза. Временами он недовольно встряхивался, запускал массивный грязно-серый клюв в перья и принимался деловито им щёлкать.

Я по-прежнему лежала на животе, глядя на него снизу вверх. Тело сковало сонное оцепенение, мешающее пошевелиться. Предметы вокруг тонули в дрожащей полутьме, и только очертания ворона виднелись отчётливо.

Страшно не было. Скорее, взыграло любопытство: что это — сон или птица каким-то образом проникла внутрь Школы?

— Откуда ты тут взялся? — сиплым от дремоты голосом спросила я.

Ворон не ответил. Только встряхнулся и посмотрел на меня другим глазом.

А потом со всего размаху вонзил клюв в мою левую руку.

От внезапной боли, раскаленным шаром вспыхнувшей под кожей, я вскрикнула.

— Ты что творишь?! Пусти немедленно!

Вместо ответа ворон глухо раскаркался, задрав голову, и захлопал крыльями. Я попыталась воспользоваться моментом и выдернуть руку, но тщетно. Она даже не шелохнулась.

Птица умолкла и посмотрела на меня с любопытством.

— Пусти, анфильево отродье! — прошипела я, лихорадочно припоминая какое-нибудь оборонительное плетение.

Клюв пронзил кисть вновь, и все мысли вихрем улетучились из головы, уступив место только яркой острой боли.

Я закричала до хрипоты в горле. Ворон больше не обращал на меня ни малейшего внимания, терзая плоть. Кровавые ошметки полетели во все стороны, и под ладонью расползлась липкая тёмная лужа. Голос пропал, превратившись в натужный сип. Я почувствовала, как силы утекают из тела вместе с кровью, и в последний раз напрягла мышцы в тщетной попытке освободиться.

Ворон сердито подпрыгнул на месте. Массивные когти стукнулись о доски кровати.

Тук-тук-тук.

* * *

Тук-тук-тук.

Я открыла глаза.

Ворон исчез, уступив место серому зимнему рассвету, льющемуся из окна. Я по-прежнему лежала на животе, вытянув левую руку перед собой.

Левую руку.

Я вздрогнула. Чёрная птица, ночная тьма... Всё это очень походило на кошмарный сон, и мне очень хотелось, чтобы оно таким и оставалось, но...

Но я никак не могла заставить себя посмотреть на пострадавшую кисть. Перед глазами плавало видение: развороченная в лохмотья плоть, сочащаяся кровью, белые трубки костей, проглядывающие сквозь неё.

Тук-тук-тук.

— Да чтоб тебя!

Разозлившись на свою нерешительность, я резко поднесла руку к глазам и уставилась на совершенно гладкую кожу. Все кровавые подробности остались там, где им и полагалось — в кошмарах. И всё же меня смущало ещё кое-что.

Я огляделась, свесилась с кровати, подняла скомканную матерчатую полосу с пола и бережно замотала руку.

Очевидно, мечась в забытьи, я сорвала повязку и выкинула её прочь.

Тук-тук-тук.

Ворон исчез, но стук его когтей не заглох, настойчиво долетая ко мне из сна. Только летел он на этот раз откуда-то снизу, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить: никакие это не когти, просто кто-то очень нерешительно стучит в дверь.

Кое-как пригладив волосы и накинув халат, я выбралась из кровати и спустилась по лестнице.

* * *

Невысокая девушка, на вид почти девочка с заплетёнными в две косы волосами испуганно уставилась на меня, когда я распахнула дверь.

— Пани Мёдвиг? — спросила она.

— Предположим, — нелюбезно отозвалась я: голова гудела после беспокойной ночи. Очень хотелось крепкого кофе. — Чем обязана?

Губы незнакомки дрогнули. 'Неужели сейчас разревётся?' — с неудовольствием подумала я и нехотя повторила, уже смягчив тон:

— Вам что-то нужно?

Девушка набрала воздуха в грудь и, скороговоркой выпалив: 'Вам по импульс-почте пришло срочное письмо, меня директор попросила передать!', — сунула мне в руки тяжёлый металлический шар и умчалась прочь. Я удивлённо посмотрела ей вслед и вернулась к себе в комнату.

Рука пульсировала от боли.

* * *

На бумаге плясали неровные строчки, выведенные торопливым почерком, показавшимся мне знакомым. Спустя минуту всё встало на свои места.

Письмо прислала Ринка, и, дочитав до конца, я почувствовала гигантское облегчение. Над своими прежними тревогами тут же захотелось расхохотаться в голос, но я сдержалась.

Поздним вечером минувшего дня моя подруга получила по импульс-почту записку. Её отправитель уверял, что совершенно случайно нашёл на улице чей-то кошелёк, хотел вернуть владельцу, но не нашёл в нём ничего, что на него бы указало, кроме почтовых рун. Заинтригованная Ринка ответила, и в ходе непродолжительной переписки всё быстро прояснилось.

'В общем, я рассказала ему про тебя, — писала Ринка, — такой милый! И симпатичный, к тому же. Он будет ждать тебя сегодня в два пополудни в 'Лисьем Хвосте', в Гнездовицах. Представляешь, даже готов туда ради тебя приехать! На твоём месте я бы времени зря не теряла...'

Дочитав до этих строк, я не удержалась и фыркнула. Ринка нашла время и повод заниматься сводничеством. Секундочку...

Я просмотрела быстро письмо по диагонали ещё раз.

Сватать-то Ринка начала, а вот о том, чтобы толком позаботиться об описании внезапного доброхота, даже не подумала.

И как его прикажете узнать среди посетителей 'Лисьего Хвоста'?

* * *

В половину второго влетела я кабинет Криштины, но не нашла там никого, кроме худой белокурой девушки, которая с безразличным видом пила кофе, сидя за одним из студенческих столов.

— Панна Збижнев здесь? — забыв поздороваться, выпалила я. Девушка отставила чашку медленно и повернулась ко мне. Меня опалил взгляд светло-голубых до прозрачности глаз, на поверхности которых плавали чёрные точки зрачков.

— Сальви, — холодно сказала девушка, — панна Збижнев отошла по срочному делу, должна вот-вот вернуться. Кто вы? Вы что-то хотели?

Её голос, низкий и хрипловатый, цедил слова, словно подмороженную воду сквозь крупное решето. Незнакомка сразу напомнила Ледяную ведьму из сказки, и я сразу решила, что мне она не нравится.

— Я новый преподаватель, а панна Збижнев — мой начальник, — сухо ответила я и протянула руку. — Агнесса Мёдвиг.

Фамилия директора Школы подействовала так ровно, как я и рассчитывала. На лице девушки отразилось смятение, но она быстро его прогнала прочь и степенно пожала протянутую ладонь. Пожатие твёрдым вышло и волевым.

Кожа незнакомки была сухой и холодной.

— Дагмара Крейнц, — представилась она, — пятая ступень. Пишу у панны выпускную работу.

Мне тут же захотелось выспросить у Дагмары подробности: какая тема работы, где проходила практику, чем будет заниматься после Школы, но желание всё разбилось в мелкие осколки о непроницаемое выражение лица студентки. На миг мне даже показалось, что мы с ней поменялись ролями, и молча я убрала руку. Кожу под повязкой вновь кольнуло болью, но я не подала виду.

Неловкую тишину нарушила панна Збижнев. Она ворвалась в аудиторию слегка запыхавшимся вихрем и с порога воскликнула:

— Дагмарочка, душенька, ты прости, что я задержалась так! Не скучала тут? О, сальви, Агнешка! Вы уже успели познакомиться?

Дагмара уставилась на неё таким огорошенным взглядом, что панна смущённо умолкла и пробормотала:

— В смысле, пани Мёдвиг. Кхм. Да.

Мы с ней переглянулись, и я поняла, что в присутствии пани Крейнц моя начальница чувствует себя также неловко, как и я.

— Мы очень мило пообщались, — поспешила сказать я и торопливо отдала панне ключи. — Я должна отойти, скоро вернусь. Удачи с выпускной работой, Дагмара.

Крейнц чопорно кивнула. Я махнула рукой обеим и побежала к двери.

— Куда ты собралась? — спохватившись, крикнула мне вслед панна.

— Надо кое-что купить в Гнездовицах! — на ходу соврала я, чтобы не вдаваться в подробности.

Ещё не хватало, чтобы история о потерянном и найденном кошельке и головотяпстве нового преподавателя сегодня же облетела весь Совятник!

* * *

Гнездовицы — небольшой городок — раскинулся ниже Совятника по горному склону. Студентами мы исходили его вдоль и поперёк и не нашли ничего интересного кроме одного-единственного трактира, того самого 'Лисьего Хвоста', и заброшенной церквушки, в чьих развалинах гнездилось вороньё и шмыгали мыши. Из любопытства я тут же полезла проверять, не сохранились ли где-нибудь остатки старинных барельефов или фресок, но не нашла ничего кроме выцветшей на солнце росписи на обломках стен и кучи медяков, которые накидали местные жители, чтобы откупиться от злых духов.

За то время, пока меня не было в этих краях, Гнездовицы не изменились совершенно. Всё те же узкие улочки и красные черепичные крыши, всё те же гортанные голоса, обсуждающие последние новости, всё то же недовольное кудахтанье кур и клёкот петухов. Времени на то, чтобы предаваться воспоминаниям, оставалось всё меньше, поэтому я стрелой пробежала сквозь заснеженный город, надвинув поглубже капюшон и не глядя по сторонам. Ноги сами несли меня по знакомому маршруту.

Ровно в два часа пополудни я толкнула дверь 'Лисьего Хвоста' и в предвкушении застыла на пороге, оглядывая зал. Похоже, найти нужного мне человека будет проще, чем я думала: посетители явно не спешили в трактир в этот час, и под высоким потолком, украшенным бересклетом и ветками ольхи, сидело всего лишь три человека. Ещё один дремал у окна, уткнувшись лицом в скрещенные руки и накрывшись светло-серым плащом.

Под его правым локтем рядом с полупустым стаканом пива я увидела свой кошелёк.

Все сомнения тут же исчезли, как утренняя дымка на озере. Я решительно пересекла зал и тряхнула незнакомца за плечо:

— Сальви, пан! Уже давно день на дворе, не время спать!

Он вздрогнул и резко поднялся. Сонно поморгал, поморщился и со вкусом потянулся, хрустнув суставами. Его глаза с явным трудом сфокусировались на мне.

— Ты ещё кто? — нелюбезно спросил он хриплым голосом.

Я проигнорировала бестактность и, захваченная эйфорией от скорого возвращения кошелька, тут же села напротив и церемонно сказала:

— Позвольте представиться, добрый пан! Я Агнесса Мёдвиг, преподаватель в наверняка небезызвестной вам Высшей Ведовской Школе, а также владелица кошелька, который вы столь любезно согласились мне вернуть!

И, не теряя времени даром, вцепилась в кошелёк и дёрнула на себя.

Но незнакомец не растерялся. Его рука тяжело упала на стол, едва не отбив мне пальцы и припечатав маленькую кожаную сумочку к деревянной поверхности.

— Так я тебе и поверил, — усмехнулся он. — Докажи сначала. Что было в кошельке?

Я слегка растерялась, но не до такой степени, чтобы отступать.

— Тридцать четыре злотых, пятьдесят восемь серебрушек, три амулета от сглаза в виде деревянных глаз с вкраплениями лунного камня, куча оберегов из сердолика, много медяков — уж извини, точное количество не назову.

Воспользовавшись моментом, я резко перегнулась через стол и попыталась повторно отнять кошелёк. В последний момент незнакомец стиснул его так сильно, что кожа скрипнула под его пальцами.

Мы немного поперетягивали кошелёк туда-сюда, привстав и буравя друг друга злыми недоверчивыми взглядами. Мне удалось даже немного рассмотреть нашедшего: он вряд ли был старше меня, пусть и явно пытался замаскировать свой возраст небольшой бородкой, растущей ниже подбородка. Заштопанный кое-где плащ и неумело подстриженные короткие тёмные волосы без слов объясняли его нежелание расставаться с кошельком просто так.

В пылу сражения я забыла скинуть капюшон с головы, и он сполз в самый неподходящий момент. Почувствовав, как что-то скользит по волосам, я дёрнулась от неожиданности и на секунду разжала пальцы. Парень по инерции упал обратно на стул, едва не опрокинув его.

— Ага! — победно воскликнул он, поднял глаза на меня и осёкся. Торжествующее выражение на его лице мигом сменилось заметным испугом, и он протянул мне предмет перепалки, хмуро бросив:

— Могла бы сразу сказать, что Пернатая! Тогда-то в Роще тоже в капюшоне была, а под ним не разберёшь, где ведьма, а где...

Он осёкся. Я потрясённо уставилась на него, прижимая к груди кошелёк. Слова понемногу начали обретать смысл, а происходящее — логику.

— В Ро-ще, — по слогам повторила я. — Значит, мы уже виделись до этого? Интересно, где же, если я там провела совсем мало времени?

— Неважно! — буркнул парень. — Мне пора!

И вскочил, явно собираясь уйти.

— Нет-нет-нет, погоди-ка! — я тоже слетела с места и встала прямо перед ним, загородив путь. — Для начала я хочу услышать объяснения!

Недавний синяк на плече кольнул и глухо заныл, и я всё поняла.

— Значит, это ты, — медленно проговорила я, упирая руки в бёдра и чуть наклоняясь вперёд, — значит, это тебе, анфильеву выродку, я должна сказать большое спасибо за ушиб, от которого я толком не могу рукой двигать?!

Парень скосил глаза на мою левую руку и издевательски ухмыльнулся:

— Этой, что ли? Не припомню, чтобы я тебе кисть ломал или что-то в этом духе...

— Это старая травма! — рявкнула я, пряча увечную руку под одежду. — Если бы ты мне ещё и её оставил... Если бы из-за тебя я стала намного хуже колдовать...

Слова кипели в глотке. Хотелось орать во всю глотку, перекинуться совой и крушить всё вокруг, но всё, что я могла — выплёскивать злость на незнакомого парня.

Теперь тот выглядел уже не испуганным, а страшно раздосадованным.

— Так ты что, колдовать не можешь? — уточнил он. Я медленно вытянула правую руку вдоль бедра, запоздало сообразив, что позорно проболталась. Нехотя кивнула.

— Ну, дела! — выдохнул парень. — Значит, я ехал в этот йормин угол, чтобы вернуть кошелёк слабой ведьме, которая мне и сделать-то ничего не может?

Он горестно махнул ладонью и одним залпом осушил стакан с остатками пива. Я ахнула и уселась напротив него.

— Что это ты имеешь в виду? — нехорошо прищурившись, прошипела я. — Ты хочешь сказать, что не вернул бы кошелёк, не окажись я Пернатой?

Парень покосился на меня, саркастически хмыкнул и помотал головой:

— Ищи дурака. Я оттуда даже медяка не взял, а оно вон как всё обернулось. Слабая Пернатая, тоже мне.

Я на секунду потеряла дар речи от такой наглости, а парень продолжил рассуждать, видимо, полностью смирившись со своей неудачей.

— У меня есть правило, — деловито сообщил он, облокотившись на стол и нагнувшись ко мне, — Пернатых я не трогаю. Ещё не хватало огрести какое-нибудь проклятие или лишиться чего-то жизненно необходимого. У меня был приятель, сдуру ограбил какого-то колдуна, а потом искал свою левую ногу по всему Чёрному Урочищу.

— То есть, ты вор? — слабым голосом уточнила я, чувствуя какую-то нереальность происходящего. Ещё бы: нечасто окажешься в ситуации, когда придётся общаться по душам с тем, кто пытался украсть у тебя деньги. — А как ты сумел вытащить у меня кошелёк?

Молодой грабитель пожал плечами.

— Это дело нехитрое, — важно сообщил он. — Всего-то нужно улучить удобный момент, вычислить, где спрятаны деньги, и всё. Дальше всё зависит от твоей ловкости и сноровки. Тебя надо было просто толкнуть, чтобы кошелёк сам выпал. Хочешь, покажу?

Он протянул руку. Я отшатнулась и рявкнула:

— Катись к Анфилию!

Парень расхохотался и отстранился.

— Да ладно тебе! Я же уже сказал: Пернатых не трогаю и тебя не трону, раз уж всё так вышло.

Это прозвучало унизительно, словно он считал меня ведьмой какого-то второго сорта. Я скрестила руки на груди, на всякий случай обмотавшись мантией поплотнее, и сердито уточнила:

— А если я сейчас подниму шум? Закричу, что ты хотел меня обворовать? Прибегут стражники, повяжут тебя и кинут в тюрьму.

Парень покачал головой.

— Ничего не получится, — невозмутимо откликнулся он.

— Это ещё почему?

— Кошелёк-то у тебя. А других улик у них не будет. Я чист, как слеза на щеке Лунноликой Девы (12).

И поднял обе руки, развёрнутые открытыми ладонями ко мне, словно в знак своих чистых намерений. Я подпёрла рукой висок и безнадёжно уставилась на столешницу, не желая признавать его правоту.

— А ты и правда преподаватель? — услышала я вновь его голос и мрачно кивнула.

— Здорово, — он заметно оживился. — Ну, будем считать, что у меня теперь в приятелях не просто ведьма, а целая ведьма из Совятника. Ингвар.

— Что? — не сразу поняла я, сбитая с толку полётом его мысли.

— Ингвар, — повторил парень, — так меня зовут. Будем знакомы.

— Агнесса, — машинально представилась я и, спохватившись, подозрительно уставилась на него. — А почему ты решил, что мы теперь приятели?

— Ну, так не враги же! — усмехнулся Ингвар. — Ну, что, выпьем за знакомство?

Я поневоле усмехнулась, чувствуя, как вспыхнувшая было внутри злость быстро тает. Отчего-то долго на Ингвара сердиться не удалось, хоть мне этого и очень хотелось.

— Выпьем, — с нарочитым безразличием отозвалась я. — Как насчёт чашечки кофе?

12 — Лунноликая Дева — одна из трёх Верховных богинь пантеона Галахии.

Глава 5

В холле Школы вовсю кипела работа. Несколько студентов под руководством преподавателей размахивали руками, творя магические плетения. Повинуясь их усилиям, по стенам ползли венки из бересклета, еловых ветвей и рябины. Время от времени то один, то другой судорожно дёргался, когда незадачливый колдун путал руны или отвлекался. Ещё пара студентов трудились наверху, украшая деревянную Кахут сверкающими гирляндами.

В воздухе витал аромат свежей хвои, и я с удовольствием вдохнула его полной грудью. Совсем забыла о грядущем Зимнем солнцестоянии! Его наступление обозначало бурное веселье по всей Школе и непременный Зимний Бал. Интересно, успею ли я метнуться в Злату Рощу за обновками? И хватит ли у меня денег? Может, попробовать занять у матери в счёт будущей зарплаты? А то не хотелось бы щеголять перед новоиспечёнными коллегами в старье! От всех этих мыслей праздничное настроение взлетело до небес, и я чуть было не запрыгала от восторженного предвкушения.

Один из венков с шуршанием упал на пол.

— Сколько можно повторять! — в сердцах выпалил один из преподавателей, пожилой грузный колдун, чьё лицо было мне незнакомо. — Когда завершаешь плетение, отводишь правый мизинец вправо, а не болтаешь им в воздухе, будто его тебе йорму откусил!

И дал провинившемуся студенту несильную затрещину. Тот понурился и, пробормотав: 'Простите, магистр Людвиг!', — кинулся подбирать венок.

— Сальви, пани Мёдвиг! — окликнул меня Людвиг. — С вами всё в порядке?

Я недоумённо взглянула на него, гадая, откуда ему известно моё имя. Неужели мама развесила мой портрет с подписью по всей Школе?

Неужели мои мысли так ярко отражаются на лице?

— Сальви, пан, — торопливо ответила я. — Всё хорошо. Не обращайте внимания, продолжайте, прошу вас.

Людвиг повернулся к своему подопечному, а я быстрым шагом прошмыгнула мимо.

Надо бы при случае выкроить время и заново познакомиться тут со всеми, чтобы не опростоволоситься в самый неподходящий момент.

* * *

Весь остаток дня я ухлопала на уборку в комнате. Расписание, молчаливым укором белевшее на столе, нагоняло на меня такую сильную тоску, что я никак не могла заставить себя усесться за подготовку к завтрашнему занятию. Пришлось утешать себя тем, что в процессе уборки я обязательно найду какие-нибудь записи старого магистра, которые помогут мне в этом нелёгком деле.

Когда за окном заиндевели синие зимние сумерки, а я уже основательно покрылась серыми космами пыли и паутины, удача мне улыбнулась. В глубине одной из полок книжного шкафа я отыскала деревянный ящик с пухлыми старыми тетрадями, исписанными убористым стариковским почерком. Я быстро перелистала их и чуть не застонала от восторга: моим глазам предстало планирование лекций, списки вопросов и билетов к зачётам и экзаменам, а, самое главное, материалы к лекциям. Они были разбиты по темам и курсам, и всё, что мне оставалось — перечитать их и вникнуть в суть.

Вопросы к завтрашнему зачёту помогли мне окончательно воспрять духом. Все ответы на них я прекрасно знала и без подготовки. Отвечай я сама себе, непременно получила бы не просто высший балл, а высший балл с особым мнением, если не золотое перо (13) в придачу.

— Спасибо, магистр! — с чувством сказала я, подняв голову от кипы бумаг. — Теперь можете совершенно спокойно приходить сюда по ночам и пугать меня! Я вам ни слова не скажу и даже с удовольствием побеседую по душам.

Разумеется, никто мне не ответил. Только одна из тетрадей сползла вниз с общей кучи, подняв облако пыли, но я восприняла это как добрый знак.

Жизнь определённо налаживалась, и сегодняшний день послужил этому подтверждением. Да и левая рука почти не напоминала о себе, лишь изредка вспыхивая горячим покалыванием.

В дверь постучали.

— Агнешка! — донёсся до меня голос панны Збижнев. — Пошли ужинать! Заодно расскажешь, где сегодня была!

* * *

Наутро я немного задержалась, выбирая из своего скудного гардероба подходящий для преподавателя наряд. Не найдя ничего более-менее подходящего кроме своего старого бордового платья до колен, я наспех причесалась, хлебнула холодного кофе и побежала на занятие.

У дверей аудитории уже собралась приличная толпа. Студенты толкались, шумели, листали конспекты и никак на меня не реагировали. Подойдя к ним вплотную, я ощутила непривычную дрожь в коленях. В самом деле, куда я полезла? Справлюсь ли я? Половина из них выглядят старше, чем я, а ещё половина выше меня на одну-две головы! Зачем я согласилась на эту авантюру? Ещё не поздно бросить всё и сбежать обратно в Кёльин!

'Прекрати, Агнешка! — разозлилась я сама на себя. — Вспомни о деньгах!'

Это немного отрезвило. Как раз вовремя: шум голосов приутих, и студенты оборачиваться начали на меня.

Я откашлялась и громко сказала, постаравшись выжать из собственного голоса побольше уверенности:

— Сальви, пани и паны! Я ваш новый преподаватель основ изготовления талисманов, амулетов и оберегов Агнесса Мёдвиг. Пропустите меня к дверям, будьте так любезны.

Голоса понизились до любопытного перешёптывания. Студенты неохотно расступились, и пока я пробиралась к двери, в спину прилетело нагловатое:

— Брешешь! Сама, небось, со второй ступени, значок где-то украла, нацепила и радуется!

Я вспыхнула от такой дерзости. От мгновенного приступа бешенства ключ запрыгал в пальцах, и я секунд десять провозилась, пытаясь воткнуть его в замок. Когда мне наконец это удалось, я распахнула дверь и обернулась к разом притихшим студентам.

— Кто тут умный такой, что решил позубоскалить?

— Ну, я! — отозвался всё тот же хамский голос. Растолкав сокурсников, вперёд вышел светловолосый рослый парень. Рядом с ним тут же возникло двое других, почти не уступающих ему в росте. Он скрестил на груди руки и, усмехаясь, взглянул на меня свысока. И в прямом, и в переносном смысле.

— Имя, фамилия! — рявкнула я. Голос не дрогнул. Я знала: стоит только один показать раз слабину перед наглым студентом, как остальные с радостью сожрут тебя с потрохами, и прости-прощай, дисциплина на занятиях.

Об этом я судила из своего собственного опыта. Только в последний раз на месте наглеца была я.

— Ну, предположим, Милош Эрицис, — с издевательским спокойствием протянул светловолосый и победоносно переглянулся со своими спутниками. Те прыснули в кулаки. Я почувствовала, что начинаю терять контроль над ситуацией и разозлилась ещё больше.

— Очень приятно, пан Эрицис, — елейным голосом протянула я, — а теперь будьте так любезны проследовать за мной в аудиторию. Вы пойдёте отвечать первым.

Издевательское выражение на секунду исчезло с лица Милоша.

— Но зачёты магистр Жданек всегда принимал письменно!

— возмущённо заявил он.

— Считайте, что я тоже, — не осталась я в долгу. — Напишете всё, что знаете по билету, а потом озвучите это передо мной. Ничего сложного, верно?

И, обведя взглядом остальных, добавила:

— Я не магистр Жданек, да опахнёт его крылом великая Кахут. Начинайте к этому привыкать!

* * *

Милошу достался не самый сложный билет — 'Подготовка самоцветов к изготовлению амулетов. Принципы создания оберегов', и он уселся с кислой миной отвечать почти сразу же.

Я нарочно потянула время, проведя перекличку на предмет отсутствующих (таких не оказалось), смахнув со стола невидимые пылинки и поправив значок факультета на преподавательской пелерине. Её мне выдала всё та же панна Збижнев ещё вчера после ужина. Она попыталась мягко настоять на том, чтобы я всё же смыла красную краску с волос, но я решила стоять до конца.

Пелерина оказалась впору, но в ней я ощущала себя непривычно скованно и серьёзно.

— Можно начинать? — угрюмо спросил Эрицис, с неприязнью глядя на меня.

Я посмотрела на студентов, прилежно скрипящих самопишущими ручками по бумаге, и милостиво махнула рукой:

— Приступай! — и приготовилась ощутить превосходство мастера, обладающего обширными знаниями, перед учеником, урвавшим жалкие их крохи.

Милош открыл рот и заговорил. Спустя несколько секунд моё самодовольство покрылось жгучими пятнами стыда.

Когда я вчера просматривала список вопросов, казалось, что я знаю всё. Теперь же, слушая студента, я поняла, что 'всё' обозначает 'помню только основы' и что к зачёту всё же надо было готовиться.

Если про подготовку самоцветов я всё прекрасно знала, то в проклятых принципах создания оберегов не просто плавала, а тонула, камнем отправившись на дно самолюбования.

Милош тараторил, а я кивала, стараясь не выдать охватившую меня панику.

Вот скажите на милость, принцип равнозначности действительно входит в список, или Эрицис его только что придумал?

А принцип взаимодействия? Синтонности? Анфилий их знает!

-...это всё, — закончил свой пространный ответ Милош и выжидающе уставился на меня. Я нервно сглотнула, но не подала виду, чтобы не опозориться совсем.

Студенты разом, как по команде, подняли головы. Я оказалась абсолютно беззащитна перед обстрелом двух десятков глаз, и мне немедленно показалось, что паника отчётливо проявилась на моём лице.

Сейчас они поймут, что я ленивая самозванка.

— Вы уже подготовились? — хрипло уточнила я, облизнув пересохшие губы.

Головы тут же испуганно опустились, и я перевела дух, возблагодарив Кахут.

Сделаю вид, что всё в порядке, выпровожу этого наглого юнца, и дело с концом!

— Неплохо, неплохо, — милостиво отозвалась я, покачивая ручкой над ведомостью, — вижу, что ты изучил материал. Так уж и быть, поставлю тебе высший балл. Давай сюда зачётку...

— Но как же так, магистр Мёдвиг! — раздался из аудитории высокий девичий голос. Я вздрогнула и посмотрела на студентов: рыжеволосая девушка подняла руку и отчаянно размахивала ею.

— Что ещё, пани...

— Румир, магистр. Беата Румир. Почему вы не поправили Милоша, когда он назвал принцип синтонности? Ведь он неприменим к оберегам...

— Заткнись, Румир! — гаркнул Милош, красный не то от стыда, не то от гнева. Я хлопнула ладонью по столу, от души выругавшись про себя.

Ненавижу всезнаек-выскочек!

— Придержите язык, пан Эрицис! — прошипела я, натянуто улыбнувшись Беате, и процедила сквозь зубы:

— Похвально, пани Румир. Вы единственная, кто не только готовился к ответу, но и внимательно слушал своего однокурсника. Жалко, что остальные не оказались такими же, как вы. Ваше замечание совершенно справедливо. Я нарочно проверяла всех таким образом.

Беата просияла, а я перевела дух. Выкрутилась!

Милош украдкой показал девушке кулак. Это от меня не укрылось.

— Снимаю вам один балл, пан Эрицис, — ледяным голосом сказала я и протянула руку за зачёткой, — и советую впредь держать свою невоспитанность и наглость при себе!

Он швырнул на стол тёмно-синюю книжечку с оттиском головы Кахут на обложке и пробормотал что-то неразборчивое под нос.

* * *

Остаток первого моего занятия прошёл из рук вон плохо. То ли я всё же где-то дала слабину, то ли студенты после моего промаха с ошибкой Милоша поняли, что преподаватель из меня липовый, но дисциплина в аудитории была нарушена окончательно. К концу зачёта они, уже совершенно меня не стесняясь, шелестели шпаргалками, несли какую-то ахинею, а на замечания и окрики отвечали усмешками и показным покаянием.

Кончилось всё тем, что я кое-как заполнила ведомость, расписалась трясущейся от ярости рукой в последней зачётке и выпроводила всех вон.

Захлопнув дверь, я рухнула на своё место, ощущая себя солдатом, который в одиночку защищал родной городок от наплыва мертвяков. Протёрла саднящие от напряжения глаза и уставилась в потолок, испещрённый трещинами.

— Чтоб их всех йорму задрали! — с чувством выдохнула я, начиная понимать безжалостного к студентам Штайна.

Неужели я была такой же лоботряской? В глубине души стало подниматься тёплое чувство стыда. Захотелось немедленно сорваться с места и слёзно просить прощения у всех преподавателей, кому я досадила.

С улицы донеслись слабые вскрики. С мстительным удовольствием представив себе Милоша, медленно насаживаемого на пику статуи, я заставила себя подняться, добрела до окна и выглянула наружу.

Во дворе Совятника группа студентов, выстроившихся в три ряда, синхронно размахивали руками, делали па, очень похожие на танцевальные, и что-то выкрикивали. В воздухе перед ними то и дело вспыхивали золотистые искры, взметались клубы снега и периодически валил синеватый дым.

За студентами, скрестив руки за спиной, наблюдал преподаватель в короткой зимней мантии, отороченной мехом, в котором я опознала Стефана. Я подтянулась, залезла на широкий подоконник и уселась полубоком, прислонившись лбом к холодному стеклу. На душе скребли острые когти тоски, жалости и ненависти к себе самой и собственной же лени.

Первый день в качестве полноценного преподавателя — и такая неудача. Урок мне на будущее: готовиться к занятиям, бороться с ленью и самоуверенностью, не надеяться на слепую удачу и на то, что кривая вывезет.

Я прикрыла глаза, стиснула кулак и подсунула его под голову.

'А будет ли оно, это самое будущее в Совятнике? — спросил безжалостный внутренний голос. — Может, ты вообще не создана для преподавания? Да и договор ты так и не подписала. Зайдешь сейчас к матери, возьмёшь расчёт и вперёд — на вольные хлеба'.

Такие мысли заставили меня окончательно пасть духом. Я почувствовала себя загнанной в угол лисой, к которой медленно подбирается охотник с ружьём наперевес.

Подбирается медленно, смакуя каждое движение и зная, что лисе никуда не убежать.

А не пойти ли этому охотнику к Анфилию с Миртизой вместе взятым?

— Будет! — твёрдо сказала я и пребольно, с вывертом, ущипнула себя за локоть. Это помогло прийти в себя и обрести твёрдости подобие духа и ясности ума. — Я не сдамся, — прошептала я, крепко зажмурившись и сжав зубы, — не раскисну из-за каких-то там наглых безмозглых малолеток!

Перед встал глазами образ ухмыляющегося Милоша. Я скривилась от ярости и представила, как стираю с его лица эту мерзкую улыбочку и снисходительный взгляд.

Осталось только придумать, как.

Кто-то мягко дотронулся до моей руки. От неожиданности я взвизгнула и едва не слетела вниз. Глаза открылись сами собой, и я возмущённо воскликнула:

— Пан Штайн, ну нельзя же так подкрадываться!

Стефан, стоящий напротив меня, выглядел непривычно обескураженным. Зимнюю мантию он держал в руках, оставшись в тёмно-синем строгом сюртуке до колен, подвязанным широким узорчатым кушаком. При свете дня он выглядел моложе, чем при нашей первой встрече, но не намного. Тёмные волосы, влажными завитками спадающие на высокий лоб, придавали ему несколько залихватский вид.

— Прошу прощения, пани Мёдвиг, — ответил Стефан, чуть склонив голову, — у вас всё в порядке?

— Извинения приняты, — пробормотала я и протянула руку. Не сказав ни слова, он подал свою, и я спрыгнула на пол.

— Что вы тут делаете? — сухо спросила я, подойдя к преподавательскому столу.

— Заглянул к вам узнать, как прошёл ваш первый день преподавания, — сдержанно ответил он. Я покосилась на него и принялась собирать исписанные студентами бумаги.

— Откуда вам известно, что это мой первый день? — недовольно спросила я. — Может, у меня за плечами побольше учительского опыта, чем у вас.

Штайн пожал плечами и ничего не сказал. Это выглядело убийственно вежливо, но мне почудилась скрытая издёвка многомудрого учёного над бездарным неофитом. Просто так я этого оставить не могла.

— Так, пан Штайн, — с этими словами я вручила ему бумажную кипу и пару учебников, отобранных сегодня у самых хитрых экзаменующихся, — вы же не откажете в любезности своей новой коллеге и поможете ей донести всё это до комнаты?

Стефан посмотрел на свою ношу, потом взглянул поверх неё на меня. У уголков его глаз собрались морщинки, словно он улыбнулся, однако его лицо при этом осталось непроницаемым.

— Трудный день? — спокойно спросил он.

— Замечательный! — отрезала я. — Лучше не придумаешь! Давайте по дороге поговорим о чём-то более приятном, пан Штайн. Например, о Зимнем бале. Вы же пойдёте на него?

— Все преподаватели обязаны пойти на Зимний бал, — ответил магистр боевой магии. Я первая пошла к двери и услышала его шаги за спиной. — Это особое распоряжение директора ещё с Летнего солнцестояния. Мы обеспечиваем спокойствие и безопасность всех студентов.

Мы вышли в коридор, и я принялась запирать дверь. Замок снова заклинило; Стефан молча высвободил руку и толкнул дверь. Ключ с щёлканьем провернулся, и я рывком вытащила его.

— Что значит 'обеспечиваем спокойствие'? — непонимающе спросила я, пока мы шли до моей комнаты. — А как же веселье? Ведь праздник же! Или ма... Или директор отменила его своим особым распоряжением? Раз преподаватель, значит, стой букой и подпирай стенку?

По дороге нам попались несколько студенток, уже привычно зардевшихся при виде Стефана. Тот подождал, пока они пройдут, и всё с тем же хладнокровием ответил:

— Вам так не хватает веселья, пани Мёдвиг?

— Мне не хватает праздника! — с горечью сказала я, чувствуя, как радужные воспоминания развесёлой юности покрываются пылью. — Зимний бал — это волшебство и танцы, а не унылое наблюдение за великовозрастными оболтусами! Мы пришли, спасибо, пан Штайн.

Я отперла дверь и забрала у Стефана его поклажу.

— Желаю удачи на преподавательском поприще, пани Мёдвиг, — сказал он на прощание. — Если вам будет нужна помощь, обращайтесь.

— Попробую справиться сама, — процедила я. — Но за предложение спасибо.

Глаза Стефана сузились, и в них мне померещилось какое-то странное выражение — не то жалости, не то злорадства. Не сказав больше ни слова, Штайн откланялся и удалился.

* * *

'Зря я так рано избавилась от Штайна!'

Это было первым, что пришло мне на ум, когда шкаф начал на меня падать.

Всё произошло слишком быстро.

Когда я подошла к письменному столу, чтобы положить на него свою ношу, тёмная громада шкафа с книгами, стоящего позади, начала заваливаться вперёд. Боковым зрением я заметила подозрительное движение и отпрыгнула в сторону за миг до того, как весь этот деревянный колосс с уханьем обрушился на пол. Стекло со звоном брызнуло во все стороны, а бумаги разлетелись по полу. Несколько секунд я молча разглядывала шкаф, в мгновение ока превратившийся в груду бесполезных обломков, а потом медленно опустилась на пол, почувствовав, как разом отнялись ноги.

Дверь со стуком распахнулась, и в комнату влетел Стефан. Следом за ним ворвалась Криштина и ещё какая-то преподавательница, чьё лицо показалось мне смутно знакомым. Она замешкалась на пороге, пропуская кого-то, кто, подбежав ко мне, оказался моей матерью.

— Агнешка, Агнешка, Агнешка! — безостановочно кричала она, и я отстраненно подумала, что впервые вижу такой сильный испуг на лице Белой Совы.

— Всё в порядке, — подняла я руки. По ним стекало что-то тёплое, и, взглянув на тыльные стороны ладоней, я увидела, что они изрезаны мелкими осколками, а из многочисленных ран струится кровь. Но боли я совершенно не ощущаю. Почему-то именно это успокоило меня окончательно. — Всё в порядке! Не считая того, что ещё чуть-чуть — и вам пришлось бы искать себе нового преподавателя по амулетам.

Выпалив это, я расхохоталась: настолько нелепыми показались вытянувшиеся лица окружающих. Мама в ужасе попыталась дотронуться до меня, но её отстранил Стефан. Он что-то сказал ей, и она послушно отодвинулась. Штайн опустился передо мной на одно колено.

— Встать сможете, пани Мёдвиг? — отрывисто спросил он. — Вам явно нужна помощь!

Я не смогла ответить ему: меня начал душить просто дикий смех. Я совсем сползла на пол и скорчилась, содрогаясь в конвульсиях истерического хохота.

Чьи-то — я догадывалась, чьи — руки бережно помогли мне подняться, подали чистый платок и подхватили под локти.

— Успокойтесь, Агнесса, — услышала я бесстрастный голос Стефана над ухом, — вам нужно в медпункт.

13 — золотое перо — награда за отличную успеваемость студента Высшей Школы Ведовства.