Заказ

Заказ

Когда твоя бывшая звонит и говорит "у меня к тебе дело", сразу можно предположить, что это не к добру.

— Бригитта, это капер ее Величества "Алиса". Говорит командир. Дистанция двадцать эмме, наклонение пять к эклиптике, относительная два точка два каэмэс по транспондеру, номинал релретроградно, расчетное сближение сто каме от центра, ETA двадцать килосекунд. Разрешите сближение в свободном падении и стыковку.

— "Алиса", это Бригитта. Сближение в свободном не разрешаю. Парковочная экваториально шестьдесят каме от центра, фазовый плюс сто десять, затем сближение гоманом. Включите телеметрию по координатам и тяге, код "Зена".

— Это "Алиса", вас понял. Штурман, расчет выхода и телеметрия. Телеметрию слышите?

— Это Бригитта, данные идут. У вас все?

— Это "Алиса", у нас все. До связи.

Командир выключил голосовой канал и раздраженно сказал:

— Аполлонские катафоты! У них же пространство пустое, что он выпендривается?

— Мало ли? — спокойно сказала бортмеханик. — Может, у них на стыковочных работы или еще что.

— Вечно у них тут еще что. Штурман, что с расчетами?

— Инъекция на парковочную готова, гоман еще нет. Для гомана девяносто два фазы надо.

— Значит, у них правда еще что. Ну, пошли на парковку. Сколько ориентировочное время для гомана?

— Двадцать четыре с половиной килосекунды. Плюс набор фазы. В общем, больше, чем сколько было ETA.

— Больше. Ну ладно. — командир включил голосовую связь. — Бригитта, это снова "Алиса". Можете дать катер для трансфера с парковочной?

— Это Бригитта, мы посмотрим, что можно сделать. Сколько человек?

— Четырнадцать считайте. А если не секрет, скажите, что у вас там? Космос-то пустой.

— Это Бригитта. Либрацию гасим. Есть пятнадцатиместный катер, если перекись оплатите.

— Это "Алиса". У вас, значит, либрация, а мы мало что на рейде тридцать каэс болтаться, так еще и за перекись плати? Вы, ребята...

— Это Бригитта, не уходите со связи. Мы посмотрим, что можно сделать.

Командир выключил голосовую передачу, оставив прием.

— Эй, команда, обсуждение. Потерпите тридцать килосекунд, пока они либрацию гасят?

— Они же катер предлагают? — ворчливо отозвался командир десантников.

— Не бесплатно предлагают, в том-то и проблема.

— Так а много ли той перекиси? Сколько там километров вообще получается? Я не специалист в небесной механике, но, по-моему, катер там брахистохроной пройдет. Даже на перекиси.

— Много, не много, а так деньги и расходятся. А у нас коммерческое предприятие. Мне надо знать, до какой точки мы готовы торговаться.

Повисла неловкая тишина.

— Хорошо, зайдем с другой стороны. — прервал молчание командир. — Кто готов со своей получки скинуться на перекись?

— Ну, командир, это какой-то вообще...

Дискуссию прервал голос диспетчера станции:

— "Алиса", это Бригитта. Вы меня слышите? Будет вам катер.

Командир щелкнул тумблером:

— Это "Алиса", вас понял. Рандеву с катером в точке парковки?

— Это Бригитта, да. У вас все?

— Это "Алиса", все. До связи.

— Это Бригитта. Холодной плазмы!

— Стан, управление на автомате по расчету инъекции. Команда, крепить в отсеках к невесомости. Остановка вращения через восемнадцать килосекунд.

— Управление взял.

— Стан, понял. На борту остаются... Бортмеханик, где список закупок?

— В процессе. К ETA будет.

— Знаю я, что к ETA будет. Оставь тебя без присмотра на полста секунд, ты второй корабль по запчастям купишь. На борту остаются командир, бортмеханик и по желанию, остальным трансфер на станцию. Контрольный срок возвращения девяносто килосекунд от ETA. — командир задумался. — Отставить остальным. Канонирам быть готовыми подойти по вызову, ориентировочно к моменту стыковки. Будем принимать боезапас. Десант, назначить посменные усиления по двое, с момента стыковки. Расписание на ваше усмотрение, но чтобы каждая смена была трезвая. Хвостовому стрелку и второму пилоту возврат через сорок килосекунд от ETA. Я тоже на берег хочу. Остальным девяносто килосекунд... А, Троорл с ним. Сто килосекунд.

— А получка будет? — жалобно спросил чей-то голос.

— Есть получка, до ETA всем начислю.

Радостные возгласы были прерваны тем же голосом, который так же жалобно спросил:

— А премия?

— Премия... Нашему самому страшному оружию премию все решили, ему будет сейчас. Остальным как приз сдадим.

Хвостовой стрелок, как обычно, дождался паузы и загорланил:

В кейптаунском порту

С гашишем на борту

"Алиса" поправляла такелаж...

— Макс, вечно ты все опошлишь. — прервал его командир. — Кстати, бортмеханик, что у нас с такелажем?

— С такелажем у нас все нормально. — мрачно сказала бортмеханик.

— Значит, если увижу в списке ванты, я могу их смело вычеркивать. Короче. Вахта... э... на вахте, остальные крепить по отсекам и отдыхать. Желательно именно в таком порядке. Штурман, через шестнадцать килосекунд проверить крепление в капсуле, я пойду проверять в жилом отсеке. Конец обсуждения.

Командир отстегнул ремни и неуклюже выбрался из левого кресла. Сейчас, во вращающемся и тормозящемся корабле, в рубке была самая нелюбимая им неинерциальная конфигурация: центробежная сила, достаточная, чтобы ей нельзя было пренебрегать при движениях, но слишком слабая, чтобы сойти за нормальное тяготение. Да еще и тяга... Оттолкнувшись от подлокотников кресла, он подлетел к потолку и схватился за ручку для передвижения в невесомости. Подтягиваясь по ручкам, он выбрался в носовой переход и через него — в шлюз жилого отсека.

Корабль шел на номинальной тяге, полным бейдевиндом под синими парусами. Моторы рей не успевали за вращением корабля, поэтому в каждый момент полноценно ориентирована к Солнцу была только одна мачта. Действовал режим экономии электричества. Свет в тоннелях и коридорах зажигался по мере приближения человека и затухал, когда человек проплывал мимо.

Командир проплыл через ступицу, в которой царила почти полная невесомость. Неинерциальность можно было почувствовать только по силе Кориолиса. Он развернулся вперед ногами и нырнул в переходный тоннель первого сектора.

По мере удаления от оси корабля, центробежная сила быстро нарастала. Сначала командир карабкался на одних руках, но потом счел за лучшее зацепиться за перекладины также и ногами.

Вскоре он достиг бублика. Центробежная сила здесь была 0.25же — меньше, чем принятые за стандарт на станциях и пассажирских кораблях Пояса 3 метра в секунду за секунду. В первом секторе размещались каюты старших офицеров: командира, второго пилота, штурмана, бортмеханика и командира десантников. Капитанская каюта была просторной — она занимала два стандартных отсека — но пустой. В регулярно убираемом надувном модуле нет возможности обрастать шмотками, даже картину на стену повесить нельзя. Из обстановки присутствовали два кресла, кровать и тонкопленочный экран на стене. Мебель была встроена в пол модуля, и надувалась вместе с ним. Единственной привнесенной вещью была простыня на кровати.

Окон не было. Желающие поглядеть на внешний мир могли бы вывести на экран изображение с одной из обзорных камер. Командир так и поступил. Он разбил настенный экран на два окна, на одно вывел изображение Бригитты с длиннофокусной камеры, а на другое — расчетную траекторию сближения с астероидом и орбитальной инъекции.

Потом он поставил будильник, разделся до белья, сложил одежду в специальный карман с застежками на стене (то самое "крепить по отсекам к невесомости"), устроился в кровати, на всякий случай пристегнулся ремнями для сна в невесомости, проверил через планшет телеметрию и статус основных систем корабля, не нашел никаких поводов для беспокойства, и занялся начислением получки. Процедура не отняла у него много времени: баланс по счетам был положительный, даже после вычета стыковочного сбора и планируемой дозаправки. Можно было даже начислить и большую часть премий — но выплатить всем не получилось бы, а командир в таких делах считал нужным соблюдать полную точность и справедливость.

Закончив с зарплатами, он попытался вытрясти из бортмеханика список запчастей, но безуспешно. Оставалось пятнадцать килосекунд до запланированной проверки крепления. Командир вывел на экран планшета управление оборудованием каюты, выключил свет, засунул планшет в карман у изголовья кровати, пристегнул его липучей лентой и быстро заснул.

Будильник проверещал в назначенное время. Как и было обещано, необходимо было провести проверку крепления к невесомости. Командир прошел по бублику жилого модуля, стучась в занятые каюты и открывая пустые своим мастер-ключом. Нижним чинам и десантникам надувных кроватей не полагалось, они спали в гамаках.

В расчетный момент заныли зуммеры, предупреждая о длительном ускорении по φ. Командир устроился в кресле в кают-компании, пристегнувшись ремнем, и следил за процессом со своего планшета. Корабль тормозил вращение задолго до завершения инъекции, на дневной стороне астероида. Тормозились гиродинами, чтобы не расходовать рабочее тело. Но это требовало много электричества, да еще сочеталось с маршевым на номинале и неудобной ориентацией к Солнцу. Пришлось выключить освещение во всех отсеках и снизить давление в вентиляции — и все равно аккумуляторы стали разряжаться. Расчеты показывали, что до конца маневра их хватит, но с небольшим запасом.

После этого был еще некоторый запас времени, чтобы подзарядить батареи. Скорость корабля была еще гиперболической, но уже приближалась к параболе, так что тяготение астероида заметно искривляло траекторию. Приближаясь к перицентру, корабль выходил в крутой бейдевинд, а потом и в левентик, так что можно было заставить работать все три мачты. Но времени в таком режиме было меньше килосекунды. Потом корабль попадал в тень Бригитты, и завершать инъекцию надо было на одних аккумуляторах. К завершению маневра корабль мог подойти почти полностью обесточенным. В принципе, расход дельта-вэ в тени был небольшой, так что, если бы что-то пошло не так, маневр можно было бы завершить на перекисных или холодно-газовых маневровых двигателях, потратив те самые ресурсы, которые с самого начала пытались экономить.

Командир вывел на свой планшет изображение Бригитты с обзорной камеры. Теперь она уже хорошо была видна через среднефокусные объективы, только приходилось вытягивать яркость и контраст. На расстоянии трех астрономических единиц от Солнца, слабо освещенный угольно-черный объект был трудно различим на фоне черного космоса.

Бригитта была осколком более крупного тела, разбитого на части столкновением. Немного напрягши фантазию, можно было визуализировать исходную форму объекта, не вполне правильную трехгранную пирамиду с сегментом сферы вместо основания. Но углистый хондрит — материал мягкий и рыхлый, даже в слабом тяготении ему сложно удержать далекую от сферической форму. Острые вершины и грани начали оплывать сразу же после образования астероида, а сейчас, через миллионы лет, от них остались лишь округлые возвышенности. Одна из вершин, располагавшаяся ближе к центру родительского тела, была сложена более плотными породами. Поэтому она тонула быстрее других трех, и астероид получился похожим на эчпочмак, татарский треугольный пирог.

У Бригитты была старая поверхность без следов кометной активности, со сглаженными аккрецией кратерами. Заметны были намного более светлые, чем хондрит, бетонные казематы ракетных, гауссовых и рельсотронных батарей на поверхности астероида, и облака пыли в трех точках, где шло новое строительство. Бригитта сближалась с Вестой, и станция серьезно готовилась к обороне.

Самыми крупными и яркими объектами в кадре были поля солнечных батарей — два гигантских, больше самой Бригитты, искрящихся шестиугольника на полярных орбитах радиусом сто километров, выше противовеса жилой станции. Приглядевшись, над горизонтом можно было разглядеть навигационные огни жилой станции и ее противовеса, но силуэт самой станции терялся за засветкой этих огней.

Командир связался с диспетчером и напомнил про катер. Ему подтвердили, что катер отчаливает и будет ждать их в районе парковочной орбиты.

Астероид приближался. Огни станции поднялись над горизонтом, и на экране уже стало возможно разглядеть саму станцию, точнее, верхнее из ее жилых колец. Вращение корабля прекратилось, и центробежная сила исчезла, осталась лишь почти неощутимая перегрузка, создаваемая маршевым двигателем. Как и планировалось, все паруса встали в оптимальное положение и батареи начали заряжаться. Но выходить из режима экономии электричества не стали, чтобы увеличить запас на торможение в тени.

Командир переключил планшет в режим дополненной реальности, с отображением транспондеров других кораблей и их траекторий. Стал виден катер — он летел к точке рандеву напрямую, игнорируя законы Кеплера. В слабом тяготении Бригитты это было несложно, и гораздо выгоднее по времени, чем оптимальный по дельта-вэ гомановский трансфер. Командир выбрался из кресла и поплыл в кабину.

В кабине второй пилот препирался с диспетчером:

— "Алиса", это Бригитта. У вас накопление ошибки по наклонению. Расчетный нисходящий узел в десяти градусах проградно.

— Бригитта, это "Алиса". Накопление ошибки не подтверждаю. Нормально я иду.

— "Алиса", дайте двести миллиметров антинормально, и будет нормально.

— В аду для перфекционистов... У них там либрация, а они мне ради двухсот миллиметров по мозгам ездят...

— Стан, не спорь с диспетчером. — вмешался в дискуссию командир. — Это глупо и бесполезно. — он нажал кнопку на своей гарнитуре, подключив ее к внешней голосовой связи. — Бригитта, это командир "Алисы". Разрешите подключение к местной координатной сети.

— "Алиса", подключение разрешаем, кодовое слово "Макемаке".

— Штурман, включить локальное позиционирование.

Штурман ввел с клавиатуры кодовое слово и переключил радарный транспондер. Радар корабля установил контакт с транспондерами батарейных полей и ретрансляционных спутников.

— Я же говорю, нормально мы идем. — с возмущением сказал Стан, когда на экранах появились точные координаты. — Миллиметров пять можно было бы дать, но никак не двести.

— Бригитта, это "Алиса", видите наши местные координаты?

— "Алиса", это Бригитта. Телеметрию видим, подтверждаем текущий курс.

— Это "Алиса", вас поняли, спасибо.

Корабль прошел дистанцию 60 километров от центра астероида. Перицентр их расчетной траектории размещался в тридцати километрах от центра. Для двигателя с высокой тягой, лучше всего было разместить перицентр на высоте целевой орбиты, и выполнить короткий импульс в этой точке. Но маневрирование на плазме — искусство более сложное. Торможение на низкой орбите позволяло использовать эффект Оберта, пусть даже в слабом тяготении астероида польза от этого была невелика. Главным же преимуществом, из-за которого была выбрана такая траектория, была оптимизация времени, проведенного на свету.

Астероид уже заполнял все поле зрения широкоугольной камеры. Видны были кратеры со сглаженными аккрецией валами, и совсем свежие образования на поверхности — карьеры, в которых добывали углеродную фракцию, основное минеральное богатство Бригитты.

Они прошли точку минимального сближения со станцией. Видны были оба обитаемых кольца и пояс стыковочных аппаратов на уровне стационарной орбиты. Также видны были астероидный и противовесный тросы, увешанные навигационными огнями и радарными отражателями. Невооруженным глазом движение станции относительно Бригитты было сложно заметить, но аугментированный дисплей безжалостно показывал смещение оси объекта на сто двадцать метров от плоскости экватора. Довольно большая либрация для сорокатрехкилометровой орбиты.

С точки зрения небесной механики, станция представляла собой миниатюрный орбитальный лифт, подвешенный на высоте тридцать километров над поверхностью, на экваториальной орбите, период которой точно совпадал с периодом обращения астероида. Мономолекулярное углеволокно, без которого планетные орбитальные лифты невозможны, тут не требовалось. Как и на большинстве станций Пояса, удалось обойтись обычными стальными тросами. Главной сложностью оказалось крепление этих тросов в рыхлом хондрите. Пришлось просверлить астероид насквозь, налепить на противоположной стороне массивную железобетонную линзу и заякорить тросы в ней.

После прохождения перицентра, корабль стал разворачиваться антирадиально. Траектория корабля относительно Бригитты уже была не параболической, а эллиптической, хотя еще слишком сильно вытянутой. С точки зрения кинетической энергии, выгоднее всего тормозиться или разгоняться вдоль траектории, ретроградно или, соответственно, проградно. Но основную кинетическую энергию корабль уже погасил, сейчас задача состояла в выходе на круговую орбиту с заданной высотой и в заданной точке — а для этого нужно было погасить радиальную компоненту скорости.

По мере приближения к точке парковки, возникла еще одна задача: не столкнуться с катером и не зацепить его факелом маршевого двигателя. Командир приказал соединиться с катером и запросить у них дальномерный транспондер и полную телеметрию. Пилот катера поступил грамотно: он поднялся на триста метров нормально над экватором, так что он практически не мог попасть в плоскость, в которой мог бы оказаться факел корабля при запланированном маневре.

Они пересекли линию тени, и батареи снова начали разряжаться. Снова пришлось снизить давление в вентиляции. Командир отдал команду "По местам к перегрузке", на случай, если придется гасить остаток скорости маневровыми. Но это не потребовалось. Корабль подошел к точке парковки практически идеально, с отклонением два метра по позиции и десять миллиметров в секунду по скорости. Командир торжественно объявил благодарность штурману и пилоту за точный маневр.

Потом пришлось препираться с пилотом катера, который просил их сориентировать стыковочный аппарат радиально и убрать паруса.

Препирание командир выиграл, употребив коронный аргумент: "Вы, говорит, курицу свяжите и хвостом ко мне держите". Пилот катера проворчал насчет того, что паруса ваши, а я вас предупреждал, но согласился сближаться в текущей ориентации. Катер имел маневровые двигатели на перекиси с высокой тяговооруженностью, поэтому он легко и быстро выровнял стыковочные узлы и провел стыковку.

Потом три килосекунды были наполнено шумом и гамом: команда собирала шмотки по своим кубрикам и шкафчикам и толпилась в коридоре шлюза. Добровольцев торчать на запаркованном корабле не нашлось. Когда катер отчалил, командир с бортмехаником остались одни.

Командир окинул взглядом дисплеи. Электричества было очень мало. Он посмотрел статус машинного отделения. Реактор был на холостом ходу. Термоэлектрические преобразователи на остаточном тепле выдавали номинал, но почти вся их мощность съедалась насосами первого контура и системами управления, так что реактор сейчас работал практически в ноль, на самообслуживание. Потом он пробежался по данным остальных систем. Он вывел вентиляцию кабины на номинал и полностью выключил продув остальных отсеков. Потом он вывел на минимум питание гиродинов. Корабль был стабилен, а точная ориентация им сейчас была не нужна. Через две килосекунды они должны были выйти из тени, и тогда можно было бы спокойно переориентироваться для гомана. Потом он выбрался из кресла, оттолкнулся от подлокотников и поплыл в осевую часть кабины, где размещались кресла для отдыха.

Бортмеханик висела над своим креслом. В темноте, на фоне подсветки дисплеев, можно было разглядеть только ее силуэт. Она не была похожа на женщин, которые, как раньше считал командир, ему нравились. Ему нравились женщины высокие и поизящнее, а бортмеханик была ниже среднего роста, довольно плотного сложения, с небольшой грудью и не особенно выраженной талией. Пожалуй, единственное, что у нее подходило под стандарты, которые командир для себя формулировал — это красивые ноги.

В темноте этого видно не было, но она была рыжая. Перед выходом на станции она часто красилась синтетической хной или в темно-медный цвет, но во время трансферов волосы у нее отрастали натурального окраса, густые, но не очень яркие. В диодном освещении они часто выглядели неотличимо от светло-русых. Как и положено рыжим, кожа у нее была светлая, с вылезающими после попадания под УФ излучение веснушками. Черты лица у нее были не совсем правильные, даже можно, наверное, сказать — грубоватые. В общем, как пишут в старых книгах, "не красавица, но что-то в ней такое есть".

Что-то в ней точно было. Когда они заканчивали собеседование и командир спросил: "еще какие-то вопросы есть?", она сказала: "У меня не вопрос, у меня утверждение. Я не сплю с начальниками". Видимо, что-то в лице командира промелькнуло, потому что она продолжила свое утверждение вопросом: "Это проблема?". Командир попытался сделать poker face и выдержать паузу. К этому моменту он уже понимал, что да, это проблема. Но у нее были хорошие отзывы, и хорошие тесты на перегрузку, и по разговору получалось, что она соображает своем деле. И им правда был нужен бортмеханик. Поэтому командир сказал: "Нет, это не проблема. Когда мы примем решение, мы вам позвоним". И перезвонил через двенадцать килосекунд, отменив следующее собеседование. Технических причин пожалеть об этом у командира с тех пор не было.

Сейчас командир махнул механику рукой:

— Двигай сюда. Посмотрим твои закупки. Надеюсь, сейчас-то...

— Сейчас готовы, да. — бортмеханик вытянула руку, схватилась за рукоятку в потолке кабины, подтянулась к ней, потом оттолкнулась от нее и тоже поплыла к оси. Командир влез в кресло, командой с планшета включил освещение в осевой зоне и погасил большинство дисплеев. Бортмеханик была одета в серую майку с открытыми плечами и черные штаны от термобелья для скафандра. Стало понятно, почему ее силуэт так хорошо был виден.

— Подожди. — сказал командир, пока она еще плыла в воздухе. — Может, прежде, чем запчасти, мы перекусим чего-нибудь?

— Не знаю. — бортмеханик затормозила движение, зацепившись рукой за спинку кресла, и, ловко развернувшись, угнездилась в нем, поджав под себя ноги. — Батареи в третьем процентиле, даже кофе варить...

— Предлагаешь до утра?

— Ну да.

Командир почесал живот и прислушался к ощущениям. Значительную часть времени с последней еды он проспал, но времени этого все-таки прошло немало. В животе урчало. Но бортмеханик, похоже, была права. Нет ничего глупее, чем обесточиться на парковке. Пусть даже ненадолго.

— Аргумент. — согласился он. — Как я понимаю, у нас и на свету-то жрать особо нечего. Что мы не подумали, надо было на станции заказать. У них в восьмом секторе такая лапшичная есть... С катером бы привезли, устроили бы ужин в стиле фьюжн.

— Игорь. — укоризненно сказала бортмеханик — Давай не будем сейчас про еду. Я тоже не обедала. Что там с запчастями?

Командир вывел на планшет список и быстро пробежал его. То ли его предупреждение про второй корабль возымело эффект, то ли правда она училась экономить. Такелажа в списке не было. Глаз зацепился было за четыре комплекта воздушных фильтров, но потом он решил, что тут у нее будет непробиваемый контраргумент.

Чисто в воспитательных целях он поспорил с ней насчет герметика для кабельных выходов. Он сказал, что в полете можно же и универсальным пользоваться, на что она возразила, что кабельный герметик дешевле. Это был резонный довод, но командир сказал, что зато кабельным нельзя заделать дырки в других местах, а мы же не знаем, где у нас будут дырки. Командир не был вполне уверен в своей правоте, но бортмеханик неожиданно с ним согласилась.

В общем, аппрув списка закупок прошел быстро и почти без дискуссий. Бортмеханик полезла на станционный сервер делать заказы, а командир откинулся на спинку кресла, придержав себя руками за подлокотники, чтобы не всплыть. До утра делать было решительно нечего. И даже больше того, что-то делать было опасно. Все сколько-нибудь полезные занятия требовали расхода электричества.

Командир махнул рукой, вывел на планшет управление развлечениями и включил музыку — не на планшете, а на динамиках кабины. Отсек заполнил мягкий глубокий звук контрабасного пиццикато:

It's dreamy weather we're on

You waved your crooked wand

Along an icy pond with a frozen moon

— Игорь! — снова использовала укоризненную интонацию бортмеханик.

— А что Игорь? Тут сто ватт и не на полную мощность. Мы до утра больше надышим.

— Ну, как знаешь. Мое дело предупредить. А вообще, я давно хотела спросить. Почему "Алиса"? Твою бывшую ведь зовут по-другому?

— А при чем тут вообще... Ничего нельзя придумать глупее, чем называть корабль в честь бывшей жены.

— А тогда в честь кого?

И тут прошел голосовой вызов по личному каналу. Командир посмотрел на дисплей планшета и закрыл лицо рукой. Бортмеханик вспомнила про его бывшую очень вовремя. Но деваться было некуда. Он нажал кнопку на гарнитуре.

— Игорь, это Ольга. Есть сто секунд?

— Есть. — пытаясь имитировать нейтральный тон сказал командир.

— У меня к тебе дело.

— Я слушаю.

— Ты совсем не занимаешься воспитанием дочери!

— Но... Ну да, у нас бывают длинные радиомолчания... Но я же присылаю деньги...

— Деньги — да, но этого же мало!

— А... а что еще я реально могу сейчас?

— Я правильно понимаю, что вы идете на Цереру?

— Вообще-то... ну да. А что?

— Ты можешь отвезти Машу к бабушке.

Командир сделал глубокий вдох, досчитал в уме до десяти и только после этого рискнул ответить:

— Мне кажется, это весьма странная идея.

— Ты, может быть, не в курсе, что Бригитта сближается с Вестой. А эвакуацию гражданских до сих пор не объявили.

— Но... У меня же не пассажирский корабль!

— Мне кажется, на твоем корабле будет безопаснее.

— Оль, я капитан этого корабля! И мне кажется, мое мнение...

Бортмеханик наконец-то поняла, с кем он разговаривает, втянула голову в плечи и посмотрела на командира виновато. У командира почему-то всплыла в голове фраза: "А больше всего было стыдно Максима и Федора, которые мало того, что пьянь политурная, а еще и смотрят с сочувствием". Откуда это?

— А почему на Земле во время войн всяких випов возили на эсминцах и бомбардировщиках, а не на гражданских самолетах?

— Оль, но те эсминцы, если я правильно понимаю, не выполняли боевых заданий, пока...

— Но вы же не собираетесь... Вы же идете на Цереру перегружать реактор?

Похоже, за время боевых походов командир слишком привык общаться с рационально мыслящими людьми. Или наоборот, за время совместной жизни Ольга слишком хорошо изучила его слабые места. Она, вроде бы, говорила полный бред, но почему-то оказывалась все более и более права. Запрошенные сто секунд разговора давно уже прошли, и командир, в конце концов сломался.

Бортмеханик, разумеется, потребовала объяснения, и как ни странно, одобрила его решение.

— А что? — сказала она. — У нас ведь правда безопаснее, чем на пассажирском...

— И ты туда же. — вздохнул капитан. — А куда мы ее поселим?

— Можно твою каюту перегородкой разгородить. Или ко мне...

— А кресло и скафандр? Слушай, пока еще не поздно, включи в заказ, я со своей зарплаты оплачу.

— Не надо из зарплаты. — сказала бортмеханик. — У нас есть кресло. Ну... — по ее лицу было видно, что она поняла, что спалилась, но все-таки продолжила. — Оно, правда, не кресло, его собрать надо...

— Аполлонские катафоты. — со вздохом сказал командир. — Вы что сегодня, все сговорились меня доконать? Давай сюда списки закупок!

— Я сегодня ничего для кресел не покупала! — бортмеханик испуганно захлопала глазами.

— Я не говорю список, я говорю списки!

— Так... оно же не в списках!

— А откуда оно тогда взялось???

— Я его на "Кентербери" взяла. Ну... по большей части.

— Подожди, еще не легче. Ты хочешь сказать, что мы сдали приз с неактуальным манифестом?

— Почему неактуальным??? — перешла в контрнаступление бортмеханик. — Оно там тоже неучтенное было!

— Тоже??? Скрипи мои шпангоуты!!! Это что, какой-то международный заговор механиков??? У нас что, на корабле нет актуального манифеста???

— Е... есть. У меня.

— Вот так, значит. То есть это не тот манифест, который у меня???

Ответом ему было молчание и хлопание глазами.

— То есть, получается, мне надо проводить ревизию не базы данных, а непосредственно в трюме и каптерках?

— Нет... зачем... У меня-то база актуальная. Я солью...

— Так а откуда я-то знаю, что ты мне актуальную базу зальешь? Я, вообще, кто на этом корабле??? Я имею право знать, что, кто и почему у нас на борту находится???

Таким образом, бывшая жена обеспечила командира и бортмеханика занятием почти на все время до стыковки со станцией. Результаты ревизии оказались не так ужасны, как боялся командир. Недостач не обнаружилось, да и избытки оказались меньше, чем он сначала предполагал. Так что он решил ограничиться внушением больше так не делать.

Первый импульс гомановского трансфера они выдали на маршевом двигателе, но тормозиться при сближении на маршевом было нельзя: высокоэнергетическая струя плазменного двигателя могла повредить станцию, а у той не было даже возможности отклониться. К тому же, из-за размеров станции, корабль не мог подойти к ней с развернутыми мачтами. Но относительная скорость была небольшой, с ней вполне могли справиться маневровые двигатели. Со словами "кислород дешевле перекиси", командир переключился на холодно-газовый RCS.

Испаряющийся жидкий кислород создает давление, лишь ненамного меньшее, чем разлагающаяся перекись. Но маневрирование на нем имеет одну особенность: камера охлаждается, а значит, давление падает, поэтому двигатели нельзя включать надолго. На самом деле, у камер был предусмотрен электрический подогрев. Но кораблю предстояло висеть возле станции с убранными парусами — а значит, необходимо было оплачивать получаемое через стыковочный аппарат электричество. Снова была причина экономить.

Командир планировал маневр точный и элегантный. Сначала торможение с подкруткой — работает один набор камер. Потом остановка вращения — работает другой набор. Потом боковая и, скорее всего, немного осевая трансляция — третий набор камер. Потом остановка трансляции — четвертый набор камер. Потом вентральная трансляция со скоростью ноль точка шесть метров в секунду — ровно столько, чтобы сработали механические замки стыковочного узла. И потом, уже после стыковки, если диспетчер протормозит, надо быть готовым дать импульс на дорсальную трансляцию, уже не корабля, а всего комплекса корабль плюс станция. Предотвратить ту самую либрацию, которую они сегодня с таким трудом гасили.

Если нигде не ошибаться, кислород всегда будет подаваться в еще теплые камеры. Пижонство, но знаменитому капитану Дрейку неприлично чалиться по-простому.

Как учат все теории управления, ни один план не выдерживает столкновения с реальной жизнью. Торможение и первая трансляция прошли, вроде бы, штатно, но после трансляции обнаружилось отклонение на два градуса по ориентации — вроде, мелочь, демпферы стыковочного узла справятся. Но командир решил, что выравнивание фиксируется инструментами, а потому оно ценнее красоты маневра. Пока он ориентировался, обнаружилось, что осевую скорость он погасил неточно. Пришлось компенсировать и это.

В итоге, по числу пшиков, стыковка получилась не лучше, чем у новичка — хотя сами эти пшики гасили такие малые линейные и угловые скорости и были такими короткими, что их мог заметить лишь очень внимательный специалист... ну или кто-то, кто имел доступ к телеметрии или точным координатам корабля. Зато после стыковки все прошло гладко. Диспетчер станции включил свои маневровые вовремя, и травить корабельный кислород не понадобилось.

В створе стыковочного узла их встречали явившиеся по приказу канониры, оператор погрузочной руки и Маша. Дочь была одна, ее мама до личной встречи с бывшим мужем не снизошла. Оператор время от времени поглядывал на Машу с удивлением. Она была одета по цивильному, в розовую рубашечку-поло и джинсики, и вид имела свежий и очаровательно наивный, так что действительно было непонятно, что она делает на причале возле пиратского корабля.

Канониры знали Машу в лицо, поэтому их ее присутствие не удивляло, они косились только на сопровождавший ее розовый чемоданчик. Точнее сказать, чемоданчик сейчас ее не сопровождал. Маша держала его за ручку, время от времени дергая на себя — он все время порывался отплыть в сторону. Сам же чемоданчик беспомощно жужжал моторами рулевых и ходовых колес.

Командир с этим сталкивался еще до войны, когда водил пассажирские лайнеры. Прошивка у чемоданов была еще доисходной разработки, и ни у кого не доходили руки нормально адаптировать ее к условиям Пояса. Оказавшись в невесомости, маломощный процессор аппарата не мог согласовать визуальные данные с сигналами акселерометров, говорившими, что он падает, и он начинал отдавать колесам хаотические команды.

— Привет! — сказал командир дочери. — Выключи ты его. Представляешь, что будет, если он колесом за стенку заденет?

— Не могу. — виновато улыбнулась Маша. — Его открыть надо, а тогда все рассыпется...

— О боже. Сейчас, подожди, мне тут немного покапитанствовать надо.

— Маша, давай я тебя провожу, пока твой папа занят. — вмешалась в разговор бортмеханик.

Она ловко нащупала у основания ручки сенсорный датчик, выключила моторы чемодана, подхватила одной рукой чемодан, другой Машу под локоть, оттолкнулась ногами, и они всей сцепкой поплыли внутрь корабля. Командир сформулировал вопрос: "что это сейчас было?", записал его в загадки и переключился на другие дела. Ему действительно надо было отдать целую пачку распоряжений по поводу погрузки ракет, и, возможно, по ходу дела пришлось бы еще принять пару решений.

Когда он закончил и вернулся на борт, механик с Машей сидели в креслах в осевой части кабины, пили кофе из пакетиков и обсуждали машину прическу. Волосы у Маши были густые, мелко вьющиеся и потому непослушные, и при этом довольно длинные. Она пыталась сделать из них "конский хвост", но получилось что-то большое и неуправляемое, длиной до лопаток и шире плеч, совершенно нетерпимое в тесных отсеках боевого корабля. Бортмеханик предлагала их заплести в косу или совсем обрезать, а пока идем до Цереры, они еще длиннее отрастут. Маша хихикала и называла бортмеханика тетей Леной. Командир отметил, что они, похоже, нашли общий язык, и его это почему-то смутно обеспокоило.

— Маш. — сказал он. — У нас по плану сто двадцать килосекунд. Что ты тут будешь в невесомости болтаться и под ногами мешаться? А с тетей Леной наговоритесь еще, весь трансфер впереди. Иди пока домой. Главное, к отлету не опоздай.

— Подожди домой! — вмешалась бортмеханик. — Нам еще надо идти ей скафандр мерить!

— Скафандр... — со вздохом согласился командир. — Имею скафандр, готов путешествовать. Ну меряйте...

Сто двадцать килосекунд — вроде бы, большой срок, почти полтора земных дня. Но дел в него упаковалось множество, а перенести отлет было очень неудобно. Экватор Бригитты был сильно наклонен к плоскости целевой траектории, поэтому окно запуска было узким, а период его повторения — большим, целых тридцать восемь килосекунд. Командиру не только не удалось нормально вырваться на берег, но даже и поспать толком не получилось.

Особенно плотной суетой были заполнены последние две килосекунды перед отстыковкой. Надо было проверить все припасы и их крепление в трюмах, успокоить Мпуди, которому не купили компьютер для медового горшка, пересчитать по головам и рассадить по местам всю команду, включая напившихся перед отлетом десантников... Предстартовую молитву командир начал за килосекунду, и, как выяснилось, не зря — несколько раз она прерывалась докладами "не готов" или "нештат". К счастью, все удалось разрулить в рабочем порядке.

В расчетный момент командир доложил диспетчеру, что готов к отстыковке. Диспетчер проверил герметичность затвора стыковочного узла и дал разрешение на старт. Фрегат "Алиса" по стандартам военного флота относился к легким кораблям, но для небольшой станции даже его масса была серьезным фактором. Неаккуратная отстыковка могла вновь столкнуть станцию со стационарной орбиты. Поэтому отцеплялись они еще аккуратнее, чем чалились. Командир дождался сигнала датчиков обжатия стыковочного узла, и только после этого пшикнул маневровыми. Диспетчер дождался, пока дистанция между узлами не достигнет штатных двух метров, и только после этого включил свои корректировочные двигатели.

"Алиса" была пристыкована неудобно, к ретроградному стыковочному узлу. Сразу после отчаливания, она удалялась от станции. Но это удаление переводило ее на эллиптическую орбиту с меньшим, чем у станции, периодом. Если не предпринять никаких мер, она могла вскоре снова соприкоснуться со станцией, теперь уже не на уровне стыковочных узлов, а на уровне нижнего обитаемого кольца. Столкновение на малой скорости не могло бы разгерметизировать жилые отсеки, но все равно материальный ущерб и для станции, и для корабля мог быть значительным, а позорище вообще ни с чем не сопоставимым.

Кроме того, кораблю предстояло уходить от Бригитты, а значит, маршевый надо было включать проградно. И надо было расправлять мачты и поднимать паруса, а при этом корабль увеличивался в размерах больше чем в пять раз. Так или иначе, станцию надо было обойти, и чем раньше и дальше, тем лучше. Поэтому первым делом командир приказал пшикнуть на боковую трансляцию, и только потом переходить к походной ориентации и конфигурации.

Трансфер планировался проградный относительно Бригитты, но ретроградный относительно Солнца, поэтому отстыковка произошла утром, сразу после выхода станции из тени астероида. На обзорных экранах станция была видна с теневой стороны. В режиме без обработки изображения даже ее силуэт сложно было разглядеть на фоне засветки, создаваемой Солнцем в окружающем астероид облаке пыли от строительных работ. Командир выключил реальное изображение и вывел на свой дисплей синтезированный компьютером взгляд со стороны, чтобы видеть относительное положение корабля и станции. Фрегат медленно разворачивался и удалялся, и скоро уже должен был достичь положения, в котором можно было запускать маршевый, не рискуя задеть мачтами ни станцию, ни ее тросы.

И тут снова на капитанском планшете появился сигнал личного голосового вызова. На этот раз, звонила не Ольга, а офицер разведки, который команде был известен под псевдонимом "Красавчик". Командир передал управление Стану, а решения штурману, и закрыл над своим креслом звуконепроницаемый колпак.

— Привет, старый разбойник!

— Здравия желаю, господин майор!

— Есть полста секунд?

— Да найдется.

— Хочешь послужить Ее Величеству.

— Если честно, не особо.

— Это был не вопрос.

— По плану, у нас перегрузка реактора.

— Я в курсе. Но, думаю, ты и с нынешним состоянием реактора справишься.

— А точно никто другой не справится?

— Ну... по нашим оценкам выходит, что другие, кто справятся, просто не успеют.

— Звучит не очень обнадеживающе. Так что за служба-то?

— Служба простая. Как у вас говорят, проще, чем отобрать леденец у младенца.

— Те, кто говорит "проще, чем отобрать леденец у младенца", никогда не пробовали отобрать леденец у младенца. Давай к делу.

— Хорошо, к делу. Есть корабль, идет с Весты на Москву гиперболой. По транспондеру, гражданский толкач "Морская лилия". Что точно знаем — у него два "Челябинска", то есть или фрегат класса "Тикондерога", или корвет класса "Файрфлай".

— Не факт. После Фортуны довольно много чего в этом космосе собрано из нескольких.

— Маловероятно. Миссия ответственная, наверное должны были отправить целый корабль. И в последние мегасекунды у Весты конструкторов не замечено.

— Ну хорошо, пусть будет "Тикондерога". Служба-то в чем?

— На борту есть груз. Надо его взять и доставить на Цереру. Можно вместе с кораблем. Впрочем, корабль можешь оставить себе. Главное груз. Если доставишь груз на Цереру, Ее Величество тебя не забудет.

— А можно уточнить, как именно Ее Величество меня вспомнит?

— Мне кажется, торг здесь неуместен.

— Я не хочу торг, я хочу численное значение.

— Два миллиона, наследственное дворянство тебе и личное — троим членам экипажа на твой выбор. Если доставишь груз в рабочем состоянии. Полтора миллиона, если обломки поддаются экспертному изучению. До миллиона, если доставишь содержательные фотографии, видеозаписи или другие данные, по которым можно определить характер груза. В зависимости от содержательности.

— Можно детали про груз?

— Влезает в трюм "Файрфлая", значит и в твой влезет. До пяти "же". Вакуума не боится. В стэндбае кушает около киловатта. Автоном в стендбае неизвестен, но не менее килосекунды. Скорее всего, имеет солнечные батареи, но они могут быть не смонтированы. Гибернация не предусмотрена, полностью обесточивать нельзя. Дистанционно управляем, но, скорее всего, двигатели и вооружение отключены электрически или вовсе не смонтированы.

— Странные детали. Под это описание подходит довольно много дронов и зондов, разве что почти все они могут уходить в гибернацию.

— Мой источник говорит, ты узнаешь груз, если увидишь.

— Знаешь, я староват для игр в загадки. Хотелось бы что-то определеннее.

— Если хочешь, могу сказать "не то, чтобы не знаю, рассказывать нельзя".

— Не хочу. Лучше скажи вот что. Если груз такой секретный, что мне делать с моими людьми, которые его увидят? Сбросить в Юпитер? Или достаточно сжечь маршевым?

— Это плохая шутка.

— Скажи серьезно.

— Хорошо, серьезно. Есть мнение, что если груз — то, что мы думаем, то...

— То?

— То чем больше народу про него будет знать, тем лучше.

— Тогда почему сейчас не сказать, что вы думаете?

— Потому что если это не то, что мы думаем, а расползутся слухи, пропаганда вестальцев с нас до конца войны не слезет.

— Ты все еще говоришь загадками.

— Зато я именем Ее Величества предлагаю тебе наследственное дворянство и два миллиона. Этого тебе мало?

— За груз, про который вы сами не знаете, что думать? А если груз окажется не тем, чем вы думаете, дворянство-то будет?

— Будет.

— Все это звучит не очень логично, и открывает некоторое пространство для...

— Мы надеемся на твою порядочность и бортовой журнал.

— Мне все равно все это не нравится. По-моему, это называется "кто везет, на том и ездят".

— Мы же не бесплатно ездим. Да и сам по себе каперский патент сопряжен с некоторыми...

— Хорошо, пусть с некоторыми. Про груз деталей не даешь, а траекторию-то хоть показать можешь? Ты вообще точно уверен, что именно на Москву?

— Да, в этом мы точно уверены. Лови, что у нас есть.

Командир вывел на звукозащитный колпак изображение и увидел орбиты Весты, Бригитты, Москвы и предполагаемую траекторию вестальского корабля.

— Это ж черт сколько над эклиптикой...

— По нашим данным, ты заправлен под высокоэнергетический оверсан. Хватит достать их и дойти до Цереры.

— Уже не таким высокоэнергетическим.

— Мир несправедлив. Зато плата не зависит от срока доставки. Приз можешь вообще отправить... хоть на ту же Бригитту.

— У меня место в очереди на реактор протухнет!

— Мы договоримся, что тебе перезагрузят твой реактор без очереди.

— Мне надо время подумать.

— Сколько?

— До ухода в радиомолчание.

— Не годится. Если ты к тому моменту откажешься, его вообще никто не достанет.

— Аргумент. Но...

Командир и правда задумался. Красавчик явно недоговаривал больше, чем признавал недоговорок. И деньги он предлагал слишком большие. Если бы дело было в одних деньгах, надо было отказываться без раздумий. И титул — тоже не слишком привлекательная награда за такое сомнительное дело. Но каперский патент... от его патента зависел не только он сам. Отказываться было никак нельзя. Но если соглашаться...

То, что он уходил на Цереру перегружать реактор, знала вся Бригитта. Вернуться и высадить Машу — пока что они не разогнались, само по себе это несложно. Но потом либо надо тридцать восемь килосекунд ждать следующего окна. А это (командир пальцами отмерил по изображению расстояния) исключало возможность перехватить цель. Либо надо стартовать вне окна. Орбитальные скорости у Бригитты маленькие, по дельта-вэ старт вне окна не так уж дорог. Но это вызовет вопросы, куда это он так торопится? Операция окажется под угрозой. Даже если никто из вестальских шпионов — а что они есть на Бригитте, командир был практически уверен — не сможет сопоставить изменения в планах "Алисы" и информацию о фрегате с секретным грузом, Красавчика это не обрадует. Вариантов не оставалось.

— У меня еще одно условие. Если мы груз вовсе не возьмем, ты мне оплатишь дозаправку, боеприпасы, ремонт если потребуется, и тоже договоришься на Церере о сдвиге очереди на реактор.

— Так у тебя совсем стимулов не будет. Давай половину дозаправки. А до ремонта, надеюсь, и вовсе дело не дойдет, ты же у нас...

— Половину дозаправки с боеприпасами, и ремонт полностью?

— Давай тогда лучше наоборот, дозаправку с боеприпасами полностью, а ремонт в пределах пяти тысяч. По моим подсчетам, этого хватит на полную замену такелажа и всей брони... да вообще почти на все, что могут сделать на Бригитте.

— И сдвиг очереди на реактор?

— Да.

— Ну хорошо.

— Тогда по рукам. Если дело пойдет совсем плохо, вызывай направленным лучом "Нивен", позывной "Ригель". — на картинке перед глазами командира появилась еще одна орбита. — Только имей в виду, они довольно далеко, непосредственно в деле вряд ли успеют помочь. Разве что обломки отбуксировать.

— Понял.

— Ну, тогда холодной плазмы.

— Мягкого кресла.

— Ну что ты опять на ровном месте заедаешься? Короче, до связи.

— До связи.

Командир разорвал соединение, потом заблокировал все личные вызовы с корабля, включил премодерацию вызовов на корабль, поднял звукозащитный колпак и переключился на громкую связь.

— Команда! Это Игорь Селезнев. У меня есть хорошая новость, и есть плохая.

— Плохая — это Красавчик? — догадался штурман.

— Да. А хорошая — он платит больше, чем обычно.