"Ретроград"

Насколько я теперь понимаю, история эта началась еще в 2013-м году, и вовсе даже не в Москве, а в Сухуме, куда я ринулся отдыхать после того, как удачненько пристроил первые три переделки Ан-2МС в МЧС Приморского края. В тот год по всей Сибири и Дальнему Востоку бушевали пожары, работы у пожарных было с избытком, плюс пошел распил выделенного бюджета на борьбу со стихийным бедствием. По специальности я — авиаинженер-конструктор, заканчивал МАИ, мечтал заниматься ПАК ФА, и пробивал себе дорогу к 'Сухому', но судьба-злодейка засунула меня в Новосибирск в СибНИИА, которым некогда руководил Антонов. Приличных тем не было, занимались восстановительным ремонтом весьма потрепанных 'Аннушек', выпущенных еще до 'сотворения мира'. Имеется ввиду мир российского олигархата. Олигархи нас не баловали. Перебивались с хлеба на квас, попутно экспериментируя с маленьким замечательным самолетиком Антонова. То перкаль ему на лавсан заменим, то каландрированный нейлон применим. Любой каприз за ваши деньги! Многие 'Аннушки' 'по рукам пошли'. 'Аэрофлот' давно прибрали к рукам 'ельцины' с 'окуловыми', и выбрасывали из его рядов все, что мешало 'рубить бабло'. Зеленое, имеется ввиду, 'деревяшками' оне не интересовались! Вот и оказались наши 'труженики полей' в маленьких 'компаниях', организованных на месте бывших авиаотрядов, которые пытались выжить за счет 'туристов' и 'москвичей'. А техника имеет дурную особенность: стареть. Ей ремонт и уход требуется, даже если это неубиваемый 'Ан'. За счет того, что институт считался головным по самолетам фирмы 'Антонов', удалось на имеющемся оборудовании организовать ремонт и испытания всей линейки 'Анов', правда, в условиях довольно жесткой конкуренции с киевским и винницким заводами. У тех оборудование было более новым. У нас основной парк станков не обновлялся со времен Олега Константиновича. Неподалеку от нас есть еще один конкурент 'НАЗ имени Чкалова', который всегда был вотчиной нашего института. На нем родились 'Аннушки', но, вначале случилась 'перестройка', потом 'конверсия', затем 'шоковая терапия'. Завод раньше выпускал Су-27ИБ, кто не в курсе, эта машина имела индекс Су-32. Сейчас ему сменили название, якобы это совершенно новая машина, полностью российской разработки и носит она название Су-34. Так вот их сняли с производства и заставили всех срочно проектировать и выпускать 'Ан-38-100'. В цехах застыло два полка 'гадких утят' в разной степени готовности. Нам сказали, что нам никто не угрожает, и поэтому деньги, выделенные на строительство данных самолетов, мы попилим сами, но вы держитесь! Меня тогда сняли с доводки управления вектором тяги Су-32, и послали в винто-моторную группу 'Ан-38-100'. В общем, из боевой авиации шуранули в легкомоторную. Правда, впервые тогда съездил за границу. Незадолго до 'августовского путча' участвовал в показе 'большой 'Пчелки'' на авиасалоне в Ле-Бурже, в июне 91-го. Тогда на нем стояли омские двигатели ТВД-20 и саблевидные шести-лопастные винты со сверхзвуковой скоростью вращения законцовок, в разработке которых я принял активное участие.

И завод, и наш институт вложили кучу средств в эти разработки, но за все время выпущено 11 машин. Из них летает один, остальные приютились на аэродроме НАЗа в виде горького упрека. А в 2008-м году поступила срочная команда 'немедленно запустить в серию 'Су-27ИБ'', тот самый 'гадкий утенок', коих начали вытаскивать из закоулков и возвращать им летательные возможности. Оказалось, что врагов у нас нисколько не уменьшилось, и хороший истребитель-бомбардировщик — ходовой товар! В первую очередь, для собственных ВВС.

Но, меня с детства просто тащило от старинных вещей, поэтому, когда поступило предложение от Чижова, начальника ЛИС института, возглавить работы по восстановлению 'Ан-2' с расчетом на то, что может быть это даст возможность достать деньги на модернизацию его моторного отсека на более современный двигатель примерно той же мощности. Дело в том, что вообще-то уже существовал 'Ан-3' в нескольких модификациях. Он установил кучу авиационных рекордов, а вот экономическая составляющая всех этих переделок была сугубо отрицательная. 'Ан-3' оказался очень дорогой машиной, и найти на него покупателей очень сложно.

— Слава, ты же с 1989 года сидишь на этой теме. И диссера два защитил. Можно сказать, собаку съел на винто-рулевой группе. Ну, присмотрись ты там, что можно такое сделать, так чтобы дешево и сердито. Лады? Ну, и подзаработаешь малость.

— Ну, я бы с большим удовольствием занялся бы ПАК ФА или 'утенком', Виктор Андреевич.

— Я знаю! Но некому больше этим заняться. А у тебя точно получится. У тебя ж руки золотые! Давай!

В общем, покрылись мои руки не золотом, а грязью и маслом. Более 800 'Ирок' (АШ-62ИР) ими перебрано прежде, чем отдел заработал 'баксы' для приобретения сборочной лицензии для Honeywell ТРЕ-331-12 мощностью 1100 лошадок при весе в 240 килограммов. В 2011-м выполнили первый полет на модернизированном самолете. Мой шести-лопастной винт, естественно, забраковали, хотя первые машины летали на нем. Но был отказ: самолет выкатился якутской зимой за пределы аэродрома, не сработал реверс винта из-за обрыва тяги. Это еще на 'Ан-38-100'.

— Потребитель требует импортные винты! Даже если они дороже! Пойми, глупая твоя голова, мы таким образом снимаем с себя всякую ответственность за вероятные аварии! Виноват производитель, всегда! — сказал начальник института Барсук, и уже настроенную линию по производству винтов закрыли. В 2013-м, как я уже говорил, машины, наконец, купили. Я получил приличную премию, и оказался на берегах Колхиды.

Я не Язон, искать золотое руно я не собирался. Наоборот, пытался сэкономить на отдыхе и хорошенько отдохнуть. С супругой у нас, как бы это сказать, в общем, раздельное проживание. Она — москвичка, и Сибирь ей не нравится, особенно по зарплате. Поэтому еще в середине 90-х она перебралась в Москву ухаживать за мамой, да так там и осталась. Нам тогда платили от случая к случаю, но и в Москве работы по специальности было не найти. Искали, оба, но... Мы, правда, не разводились и иногда встречаемся, и проводим некоторое время вместе. Впрочем, не слишком часто. Абхазия в крутом упадке после войны, но пляжи в Пицунде никуда не делись. Я с интересом мотался по непризнанной республике, пока однажды случайно не разговорился с каким-то дедом в Акваре у старого ипподрома. Речь зашла о том, что раньше и деревья были выше, и небеса чище. И Абхазия была цветущим садом. Дед несколько раз ходил куда-то за новым кувшином вина. Я особо не беспокоился, с собой была не слишком большая сумма, поэтому можно было и немного расслабиться, не опасаясь неприятностей со стороны местных. В конце концов дед пригласил меня посмотреть на раритет. Через три небольших окошка с некоторым трудом пробивался свет. В гараже стоял 'ЗиС'. Весь запыленный лимузин с запасными колесами сразу за крыльями. Я такой только на старинных фотографиях видел. Меня проняло! Такая глушь и такие вещи!

Дедок, правда, оказался несговорчивым. Я потратил две недели на разговоры с ним, расчистил выезд для машины, заваленный всяким хламом за почти 75 лет, когда эта машина еще ездила, но смог уговорить его найти документы и продать мне этот раритет. Заодно пришлось ему крышу в доме перестелить. Отмечали приобретение чуть ли не всем кварталом. Молодых никого не было, одни старики и несколько старух, которых за стол не пускали.

Стартер не работал, с помощью огромного 'ключа кривого зажигания' раскрутили двигатель. Машина проскрипела на подъеме, слегка чиркнула днищем о мостик, и выехала на дорогу Сенеки-Гагры. Здесь еще в ходу 'транзитные номера'. Пришлось 'дать на лапу' местным 'гайцам', которые снабдили меня нормальными номерами и договором купли-продажи.

В Адлере пришлось опять платить сначала таможенникам, потом 'гайцам', а затем удалось загнать машину на эстакаду. Масло в мост, литол в подшипники, двое суток набивал через шприц многочисленные узлы смазки, снял и промыл бензобак, с удивлением обнаружил, что тормоза чисто механические, хоть и с вакуумным усилителем. Понял, что даже до Москвы я не доберусь. Пришлось договариваться с траком, загонять машину к нему в кузов, и сгружать ее у гаража тестя в Щелково.

Особо договориться с тестем не получилось, поэтому, после небольшого отдыха, договорился об аренде 20-тифутового 'драй-куб' контейнера, засунул туда машину, закрепил и отправил сокровище в Новосиб. Видимо окончательно поругавшись с тестем.

Пока лимузин добирался до Новосиба, я перерыл все справочники, через библиотеку Ленинку добыл чертежи основных частей машины, благо, что доктору наук не отказывают. И занялся конструированием 'драгкара'. Старенький и битый E 320 CDI (очкарик) с насмерть ржавым кузовом был взят основным донором. Удалось максимально сбить цену, да еще и продать часть салона. У него был дизель R6, OM 613 DE 32 LA, 613.961, 3.2 литра объемом и с расходом меньше 8 литров на 100 км. Главное — дизель был рядным, ведь этот 'чертов 'ЗиС'' имел рядный 8-мицилиндровый карбюраторный бензиновый двигатель и узкий моторный отсек. Удалось найти и раскрутить все точки крепления корпуса к раме и снять его, освободив место для работы по замене узлов и механизмов. Пришлось много варить металла, создавая точки крепления, аналогичные мерседесовским. 'Мерседес' был чуточку уже 'псевдо-Бьюика', на 60 миллиметров и значительно короче. Пришлось заказать измененные диски, избавившие машину от несоразмерности, и ставить промежуточный кардан. Наконец, через полгода, работы были закончены, и я принял участие в параде ретромобилей в Новосибирске. Несмотря на мороз, у барахолки на Гусинобродском шоссе собралось около 500 старых автомобилей, которые в 11 часов двинулись в сторону площади Ленина. Оттуда вернулись к Северному аэропорту, и там провели парад, и небольшие гонки. Каким-то образом эта информация просочилась в Москву, и я с удивлением прочел на e-mail приглашение посетить выставку ретро-автомобилей в Москве летом 14-го года. Тут еще меня в должности повысили на старости лет, началась 'русская весна', наши забрали обратно Крым у распоясавшейся Украины. Армия заинтересовалась самолетом, выросли продажи и портфель заказов. Казалось, что вот оно: счастье, и я ухватил его за хвост. Получили предложение пройти испытания в НИИ ВВС и принять участие на МАКСе-2015. Заводчане возвращали в 566-й полк ВТА самолет, задействованный для доставки 'утят' в Комсомольск-на-Амуре. Обратным рейсом он привез серийные компоненты будущих машин, кое-какую документацию и залежавшиеся в Комсомольске двигатели. Поэтому в 'Руслан' загнали три борта 'Аннушек' и 'ЗиС' 'главного конструктора'. Предстояла довольно длительная командировка в Москву, где нужно обеспечить прохождение испытаний и подготовить прессу, провести пиар-компанию нового 'старого' самолета. Владимир Барсук уже подключил к делу даже Премьер-министра России. К сожалению, на Олимпиаду в Сочи машины не полетели. В последний момент у Барсука что-то сорвалось. Доплачивать за фрахт пришлось самую малость, предварительно созвонился с Катериной и договорился, что буду использовать ставший ее собственностью гараж в Щелково. Тесть к этому времени отошел в мир иной.

Поселился в Щелково в бывшей квартире родичей супруги, под честное слово провести ремонт всего электрооборудования в квартире, которое искрило, дымило и постоянно отключалось по перегрузу в сети. Тесть, вечная ему память, после смерти супруги, забросил это хозяйство напрочь. Сам же я целыми сутками напролет пропадал в Чкаловском, где три машины гоняли на предельных режимах, садились на неподготовленные площадки и изучали возможность загнать машину в штопор. Сам я немного летчик: учился и летал в ДОСААФ на 'Як-18а', 'Як-50п', 'Як-52' и 'Су-26'. Ну, и 'Ан-2' мимо меня тоже не пробегал. Когда денег было кот наплакал, то приходилось самому проводить его испытания после ремонта. Несколько раз слетал с вояками на нашем 'долгоносике' 'праваком'. Это, конечно, нечто! Совсем головы у пилотов нет! Впрочем, все точно по заданию, так что не придерешься.

И вот, в один из пасмурных и дождливых сентябрьских дней 'Москва-24' передает о падении самолета 'Ан-2' в Щелковском районе, и раздается звонок на мобилу. Наш 'МС' споткнулся о незамеченную проволоку в районе приземления на неподготовленную площадку. Сломан вал двигателя, отрыв нижней опоры и винт скручен в бараний рог. Выехал на место происшествия, туда еле пропустили: полиция, вояки, прокуратура. Вопрос утрясли, отзвонился в Институт, попросил прислать новую винтомоторную часть и двигатель. Мы их уже начали собирать в Институте. В начале октября все выслали рейсовым самолетом 'S7' в Домодедово. Груз прибыл только в понедельник, 13-го октября, в 17 с копейками мне позвонили из аэропорта, сказали: забирайте. А мне вояки уже всю плешь проели с этой заменой. Я отзвонился супруге, с которой постепенно наладились отношения, и мы собирались вечерком где-нибудь посидеть в тихом месте. Сообщил, что вынужден ехать в аэропорт за грузом. Постараюсь обернуться по-быстрому. Пока получал и грузил два ящика в машину, начался сильный дождь. Даже громыхало где-то в стороне. Погрузчик поставил ящик с двигателем через заднюю дверь в салон с разложенным сиденьем. Ранее этот лимузин, явно, работал 'скорой помощью'. Следы от верхней фары и ее привод в машине сохранились, но не сама фара. Винт легкий, и в транспортном ящике, лопасти отсоединены и уложены справа и слева от втулки. Всего, с двигателем, меньше трехсот килограммов. По 'сто пятой' выскочил на МКАД через Ореховскую развязку и газанул, несмотря на дождь. У Котельников перед поворотом зазвонил телефон, я на секунду отвлекся, звонила Катя, и вдруг замечаю какое-то сияние полукругом над полосой и слышу мощнейший удар грома. В моей полосе никого не было, люди справа и слева начали тормозить. Я тоже нажал на тормоз. Обороты падают, а свет от светильников и фар соседей начал удлиняться на меня. Меня вдавило в кресло, как при взлете на истребителе, даже сильнее. Звуки исчезли, сияние — тоже. Тьма. Через пару секунд или чуть меньше, мелькнули верхушки деревьев, и машина плюхнулась на какое-то большое поле. Взвизгнули тормоза, которые я не отпустил. Несколько толчков, сильных, но подвеска выдержала. За пятьдесят метров от надвигавшейся на меня рощи я остановился. Дождя нет, машина — сухая. Противно скрипят дворники по сухому стеклу. Выключил. Попытался позвонить супруге, связи нет, отсутствует сеть. Где нахожусь — неизвестно! За деревьями видна одинокая лампа накаливания на столбе с каким-то странным грибком над ней. Справа видны какие-то строения. Разворачиваюсь направо и в свете фар вижу самолеты: 'Ишаки' и 'Чайки', много! На меня движется какая-то фигура в шинели и в шапке. В руках — мосинский карабин. На ногах ботинки с обмотками. Что за черт? Остановился, чтобы не нервировать человека с ружьем. Опустил окно. Солдатик подходит осторожно.

— Стой, кто идет! — подал, наконец, голос молодой человек.

— Да стою я, стою! Только не знаю: где стою. Ехал по делам в Чкаловское, у меня тут винт и мотор для самолета, а оказался черт знает где.

— Это — Чкаловское. Сейчас разводящий придет и все прояснится, товарищ. Глушите мотор! — но винтовку вниз он не опустил, держит наизготовку. Где-то вдалеке послышалось бряцание оружием, из темноты появился разводящий, с ним трое солдат.

— Никольский! Почему машина на летном поле!

— Я ее задержал, товарищ младший сержант! Она вон там над лесом появилась, точнее не она, а свет ее фар, потом был гром сильный и визг тормозов. Товарищ говорит, что в Чкаловское ехал. У него двигатель и винт в машине.

— Ваши документы, товарищ.

Я понял, что паспорт лучше не доставать, хотя он у меня с собой. Вытащил удостоверение, что я являюсь главным конструктором Сибирского Научно-Исследовательского Института Авиации и показал его с рук сержанту.

— Так Вам не сюда, товарищ! Вам туда! — он пальцем показал на проход между деревьями. — Антипов! Проводи товарища главного конструктора.

Я хотел открыть дверь и посадить солдата, но он вспрыгнул на подножку с моей стороны и ухватился за край двери. Я вспомнил, что видел в кино такой способ езды. Запустил двигатель и тронулся в ту сторону, куда ранее показал сержант. За несколькими ангарами начиналась неширокая дорога. Через 300-400 метров Антипов пристукнул ладонью другой руки по крыше машины.

— Вам сюда, товарищ конструктор, это НИИ ВВС.

Еще до того, как я остановился, он спрыгнул с подножки и побежал в обратную сторону.

'Вот уж воистину: где начинается авиация, там кончается порядок!' — подумал я, решительно выложил из кармана паспорт и сунул его в бардачок машины. Тут же вспомнилось, что старые послевоенные номера у меня с собой! После парада в Новосибе и в Москве они лежат в салоне, ну, а вытащить из пластиковых держателей оба номера — это раз плюнуть! Номера были грязные, я их, не протирая, сунул в черный пластиковый мешок, протер фары и старинные номера, окна и ветровые стекла. Мозг напряженно работает: напугала нас дерьмократическая пресса до колик в животе 'страшным НКВД', 'кровавым палачом Берией' и 'людоедом Сталиным'. Хотя отец всегда говорил, что в старые добрые времена даже документы в кармане никто не носил. Вот только права у них были книжечкой серой, у отца сохранились. А на свое удостоверение я красный чехол купил с надписью 'Народный Комиссариат Авиационной Промышленности СССР', вот и проскочило. У нас ведь главный лозунг: Любой каприз за ваши деньги.

Блин! Даже стекла здесь протирают по-другому! Я-то, дурак, достал 'стекломой' с пульверизатором встроенным. Стою, брызгаю на стекло жидкость и протираю тряпкой. А от главного здания ко мне шагает капитан в гимнастерке и шапке. Шапка! Второй раз: шапка. А ведь у них буденовки были до финской войны. Значит, она кончилась. Но расслаблены, как в мирное время. Черт возьми! Как фамилия начальника НИИ, ведь читал где-то! Точно, 'Секретный проект', комбат Найтов. Фамилия какая-то птичья. Соловьев? Нет. Аистов? Журавлев? Совин? Филин! Точно! Александр Иванович. После прочтения книги специально заглянул в тырнет. По книге — военный инженер первого ранга, в тырнете генерал-майор авиации. Подошел капитан, смотрит, как я брызгаю на стекло пеной.

— Класс! Вот бы технику моему такое!

— Здравствуйте! Это можно! Александр Иванович здесь? — вручил ему пластмассовый сосуд, предварительно закрыв распыл.

— Нет, минут двадцать назад домой пошел. Вы к нему? — капитан безуспешно пытался брызнуть в сторону стекломоем.

— Там четыре положения: струя, закрыто, распыл и опять закрыто. Красная головка вращается. Можно спирт или бензин хранить, не испарится.

— Классно! Чайку с дороги не хотите? Извините, не знаю, как обратиться.

— Святослав Сергеевич, главный инженер. Спасибо! От чая не откажусь. — хотел добавить, что у меня бутербродики есть, но тут вспомнил об их упаковке и прикусил язык. Он — враг мой на ближайшее время. Чай с белым хлебом и малиновым вареньем. Давно такой вкуснятины не ел! Детством пахнуло. И решил главную задачу на сегодня, увидел календарь: воскресенье, 13 октября 1940 года. Поэтому здесь сегодня пусто, хотя начальство только что ушло.

— А вы по какому делу к генералу?

— Да, вот, привез новый винт и двигатель показать, и поставить их на испытания.

— Это он любит. Давайте я вас запишу на самое утро. Как ваша фамилия?

— Никифоров, из Новосибирска.

— Ухты! Долго добирались?

— Восемь дней.

— Широка страна моя родная! На восемь-десять записал. Он обычно в шесть приходит, но до восьми по ангарам ходит.

— Иван, а где здесь переночевать можно?

— В доме переменного состава. — Капитан, Казаров его фамилия, встал и подошел к схеме на стене. — Мы тут, а ДПС — вот он. Вот так езжайте. Сейчас позвоню.

Капитан снял трубку телефона, набрал двухзначный номер, представился, выслушал доклад.

— Тут товарищ главный инженер из Новосибирска прибыл, разместите у себя и обеспечьте подъем в семь часов. — он повесил трубку. — Столовая у нас вот здесь. У вас талоны есть?

— Нет, я же поездом добирался.

— Ну, да! Возьмите, позавтракаете и подъезжайте. Я, правда, уже сменюсь, в восемь.

— Ну, я пораньше подъеду, чтобы вы меня из рук в руки передали.

Поблагодарив за чай и бутерброды, я вышел из дежурки и здания. Ярко светили звезды и луна, почти 11 часов. Завел машину и поехал к гостинице. Двухэтажное здание, оно и сейчас используется под приборную лабораторию ТЭЧ. Не знал, что это был дом переменного состава. Молоденький красноармеец показал мне койку, умывальник и туалет, переспросил фамилию и инициалы, которые записал в журнал. Я вышел на улицу покурить в курилку, расположенную прямо перед входом в здание. Курить придется бросать. Дым местных папирос не сильно понравился, а сигарет 'Кэмел' здесь нет. Кстати, куда фильтр деть? Порвал и щелчком отправил его в траву газона. Лег, не раздеваясь, поверх одеяла. С одеждой тоже надо что-то делать, капитан задавал 'глупые вопросы', я сказал, что был в командировке в Америке, затем долго обсуждали расизм и угнетение негров в США. Кожаная 'летная' куртка у меня есть в машине. Старая, правда, как смерть, я в ней под машиной валяюсь, но пойдет.

Утром я уже выглядел почти как все: фасон мало изменился, вот только на моей 'молния' и кнопки, а у них пуговицы. А так, такая же по цвету и покрою. В столовой никто не приставал с расспросами и не глазел на меня выпученными глазами, как вчера. Подъехав к штабу НИИ, я увидел вчерашнего Ивана Казарова за прозрачной стойкой дежурки. Он писал что-то в журнале, а рядом с ним стоял щеголеватый офицер (они здесь еще командирами называются, надо не забыть!), с тремя кубарями на петлицах. Иван поднял голову и улыбнулся.

— А, прибыли! Семен, вот человек, о котором я тебе говорил, пока не заступил, проводи его к 'АИ'. Генерал приказал сразу к нему привезти, как придет.

— Старший лейтенант Ягудин! Прошу следовать за мной! — 'Службист! Слава богу не он вчера был на дежурстве! Замордовал бы!' Старлей картинно печатал шаг, идя практически строевым. Неудобно ведь. Явно — не летчик. Те ходят вразвалочку, уже насмотрелся! Командир остановился перед дверью на втором этаже, картинно открыл её, приложил руку к козырьку фуражки, хотя форма одежды уже шапка, и рукой показал мне знак пройти в кабинет. Место адъютанта пустовало, мне было предложено присесть, а сам лейтенант оправил гимнастерку, снял с плеча какую-то пылинку или волос, проверил положение фуражки и вошел к начальству. Оттуда он вышел вслед за генералом, худощавое морщинистое лицо которого появилось первым.

— Товарищ Никифоров? Я ожидал немного другого человека, но, тем не менее, заходите! С чем пожаловали? — спросил он, после того, как мы расселись по местам. Я вынул из планшетки грузовые документы. В качестве конечного получателя там числился НИИ ВВС: для завершения государственных испытаний.

— Что это?

— Новый винт, обтекатели капота и новый двигатель для всех машин, оборудованных двигателями М-62 и М-63. Двигатель, правда, только один, а вот винты и капот мы испытывали, не снимая М-62.

— Что это дало?

— Двадцатипятипроцентную прибавку в скорости и снижение на 10-12 % расхода топлива.

— Где все это?

— В машине перед штабом, товарищ генерал.

Александр Иванович громко хмыкнул, снял трубку телефона, набрал номер:

— Алексей Ароныч! Зайди! — генерал положил трубку и, сквозь зубы, прошептал: 'Господи! Сколько вас тут ходит, гениев!'. Злится, что оторвал его от дела! И хотя у меня в планшетке были и фотографии, и чертежи 'Аннушки', но ее еще не было! Я молчал, даже не пытаясь что-то доказывать. Грузовые документы я уже положил на стол, этого — достаточно! Документ, как-никак.

Вошел крепенький такой низкорослый полковник, скорее всего, бывший военный инженер 1-го ранга.

— Вызывали, Александр Иванович?

— Проходи! Тут нас учить из Сибири приехали: как скорость у 'Ишака' поднять. Сходи, получи подарок, ставь на стенд, там двигатель, и меня пригласи, как управишься. Свободны!

Ароныч сопел у меня за спиной, мы вышли из здания и подошли к машине на стоянке. Я из кармана открыл ее, квакнул клаксон, моргнули фары.

— Прошу!

Он уселся на сиденье, и удивленно вперился в тонкую панель под основной, где загорелись лампочки от 'Мерседеса'. У OM 613 DE 32 LA — компьютерное управление впрыском, пришлось переносить из 'мерсака'. Пискнул зуммер готовности к пуску, я довернул электронный ключ, а не выжимал педаль стартера и газа одной ногой. Тут же последовал вопрос:

— А что за двигатель у вас? Совсем другой звук!

— Дизель, немецкий. Куда едем?

— К третьему корпусу.

— Показывайте! — сказал я и перевел рычаг коробки в положение 'Drive'. Автомат-коробка окончательно убила инженера. Он оказался автолюбителем, у него персональная 'Эмка'. 'Три солдата из стройбата заменяют экскаватор!' — погрузчика у Научно-Исследовательского не оказалось. Пока шестеро солдатиков вытягивали движок из салона, я отбивал атаки 'автолюбителя'. Пришлось даже капот открывать. А он у меня переделанный, вверх открывается, а не по очереди с разных бортов, как на серийной машине.

— И кто же это все делал? — спросил он, а я показал на свои руки. Обилие иностранных буковок на таре тоже весьма впечатлило инженера, он — главный инженер института. Но после снятия упаковки с движка он застыл в ступоре.

— Мощность?

— 1100 лошадок.

— А шесть человек его руками тащило?

— Четыре шестнадцать на кило.

— И на чем работает эта крошка?

— Белый керосин или уайт-спирит.

— Так, как же такую малютку на стенде закрепить? Черт!

— Я предлагаю вначале установить М-62, к нему прикрепить нашу носовую часть, в которую я поставлю двигатель. Там все готово. Где засверливать и нарезать резьбу — я покажу. Вот чертеж, правда для другого самолета, но с этим движком. Или сюда ставим и крепим мотораму от 'Ишака', тогда наша носовая часть встанет без каких-либо проблем.

— Ставим мотораму, так быстрее. Я сбегаю позвоню.

Два механика вытащили из каптерки мотораму, подцепили ее талью, вывесили и довольно долго гремели ключами. В ангар вошли Ароныч и Филин, которого тот высвистал из кабинета.

Зазвонил телефон, при звуках которого Филин побелел. Сел в кресло, откашлялся и снял трубку.

— Здесь СОвин. — молчит.

— Здравствуйте, товарищ ИвАнов. — он поморщился и чуть отодвинул от уха трубку.

— Таварищ Совин! Что, собствэнно, праисходит? Что за двигатэль изобрэли в Навасибырске? Пачему аб этом на местах нычего нэ знают? В чем дэло, таварищ Совин? Пачэму я аб этом узнаю паслэдним?

— Никто ничего в Новосибирске не изобретал, товарищ Иванов. Новый двигатель и новый винт, действительно, прибыли в Чкаловск. Оба сделаны в Северо-американских Соединенных Штатах. Сегодня провели испытания двигателя. Успешно. Вас неверно информировали, товарищ Иванов.

— Это — точно? — снизив тон, и практически полностью убрав акцент, спросил Сталин.

— Абсолютно. А вот человек с ними приехал очень интересный и нужный.

— Американец?

— Нет, русский, советский. Наш человек, Иосиф Виссарионович.

— Эта харашО, товарищ Совин. Держите меня в курсе! Я в среду заеду посмотреть на то, что привезли. Ну и кто привез. До свидания, товарищ Совин.

— Разрешите, товарищ Сталин? — я видел, что Сталин потянулся к трубке, и сейчас полетят головы.

— Что вы хотите сказать? — раздраженно ответил Сталин.

— Эти самолеты, действительно нужны в войсках в варианте '55'. КБ, которое я возглавлял, восстанавливало такой самолет, сорок третьего года выпуска. У меня есть полные технологические карты серийного штурмовика 'Ил-10' с собой. И двигателей АМ-38ф и АМ-42. Мощность последнего — 2000 сил.

Сталин опустил руку.

— И где эти бумаги?

— Здесь, в кабинете. Кроме того, там такие же карты на самолеты Лавочкина 'Ла-5ФН', 'Ла-7', 'Ла-9' и 'Ла-11'. И Микояна, 'Миг-3'. А также двигателей для 'Лвочкиных': 'АШ-82фн' и 'АШ-82т'. Последний их них продолжают выпускать в малом объеме для оставшихся транспортников 'Ил-14'. Моторесурс у него 1200 часов. — Я включил компьютер и через некоторое время показал сканы этих чертежей и технологических карт, выполненные на профессиональных сканерах в архивах НАП имени Чкалова, который выпускал все 'Лавочкины', во время и сразу после войны. На каждом из сканов стояла подпись главных конструкторов. Складывай в стопочку, высылай на заводы и требуй выпуска серийных машин. Вот только плоттер где взять! Знал бы где упаду, соломки бы постелил!

— Ви аб этом знали? Пачему не доложили! — зло прошептал или прошипел Сталин.

— Еще нет, товарищ Сталин. Все сразу объять невозможно.

— Для большевика такого слова не существует! Запомните раз и навсегда, генерал Филин!

Сталин встал, видимо желая прекратить встречу, так как все было слишком неожиданно для него. Мы тоже встали, хотя главный вопрос еще не был поднят.

— Садитэс! Я вас понял! Что вы хотите за эти сведения?

— Они не продаются, товарищ Сталин.

Глаза 'генсека' сощурились.

— Это — достояние Советского Союза, и я только собрал в кучу эти документы для работы над восстановлением этих машин для истории своей страны. Истории авиации.

Молчание. Сталин налил себе 'Боржоми' и выпил полный стакан.

— Как быстро мы сможем направить это на заводы?

— Быстро не получится. Плоттера у меня нет, распечатывать придется с экрана. Требуются копировальные устройства и переводить это все на 'синьку'. Полгода, минимум, поэтому нужно выбрать максимально необходимые бумаги, и начать с них.

— Канешно! Ми так и сделаем. Генерал, выйдите, подождите в коридоре.

— Есть! — Филин подхватил свой портфель и вышел, плотно притворив дверь.

— Тут что-то не так, товарищ Никифоров. Я хочу знать, почему вы нам помогаете? То, что вы коммунизм не построили, я знаю, в грузовых документах стоит стоимость перевозки в миллионах рублей. Что случилось со страной? Слова 'СССР' я не обнаружил ни на одном из документов.

— СССР — нет, с 91-го года. В стране — 'дикий капитализм', отягощенный олигархией, коррупцией, взяточничеством и откровенным бандитизмом. Но, товарищ Сталин, я — инженер, а не доктор и не ассенизатор. Лечить язвы социал-политики и засоры в экономике я не умею, да и не хочу. Я догадываюсь: почему погиб мой дед, и попытаюсь помочь ему выжить. А вот за что он погиб, и стоит ли исправлять историю — предстоит выяснить. Человек я, по вашей классификации, беспартийный, был когда-то комсомольцем, но с 91-го верхушка комсомола сперла государственные деньги и организовала банки и банды. В научно-техническом плане вы, товарищ Сталин, можете полностью рассчитывать на меня. Все что знаю передам. Я родился в СССР и учился там. Поверьте, что до сегодняшнего дня я не слишком хотел помогать непосредственно вам. Случай на аэродроме помог установить, что вы никакой не диктатор. Диктатор бы с места не тронулся при гибели самолета.

— Пачему 'диктатор'?

— Вас так изображает наша пресса практически сразу после вашей кончины.

— И когда это случилось?

— Это не имеет значения. Давайте условимся, что вы не будете задавать мне вопросы о лично вашем будущем, как мы договорились с генералом Филиным. Я же не могу сказать ему, что по личному приказу товарища Сталина, он был арестован 23-го мая 1941, предан суду военного трибунала, расстрелян в сорок втором, когда казалось, что война полностью проиграна, и когда было совершенно ясно, что Филин на совещании в НКАП был прав и верно оценивал возможности нашей авиации.

— Сложный вы человек, товарищ Никифоров! Хорошо, разбирайтесь: за что погиб ваш дед. Но, сами понимаете, в условиях приближающейся войны, личного времени у вас не будет. Вы — инженер-конструктор, и имеете ненормированный рабочий день. А ваши знания и опыт нужны стране и ее армии. Позовите Филина, и подождите его у секретаря.

— Понятно! Почему не доложили, что синхронизаторы готовы?

— А мы еще не вылетали, вот, готовим машину к вылету.

— Это уже другой самолет?

— Да, другой, у него компоновка лучше. Карабкаться в кабину не требуется.

— А тот где?

— Стоит без винта в пятом ангаре.

— Кто будет выполнять полет, товарищ Филин?

— Я сам, товарищ Сталин. До этого летал Данилин.

— Вот пусть он и летит. Что по этой машине можете сказать, товарищ Никифоров?

— Ее мы опробуем с тем американским двигателем, который вы видели, с новым крылом и четырьмя носовыми пулеметами БС, 12.7 мм. Общее количество боеприпасов на борту — 2400 выстрелов.

— А пушки? Вы же говорили, что будут пушки!

— Мы решили в этот раз пушки не использовать. У этого самолета большая дальность, и он может сопровождать бомбардировщики. В этом варианте лучше использовать пулеметы.

— Товарищ Филин, прикажите подготовить 'Мессершмитт'. Он взлетит через полчаса после Данилина. А мы посмотрим, что второму летчику удастся сделать c этим, как вы его называете, 'долгоносиком' или 'вредителем'?

— Есть!

Много народа на этот раз не было. Сталин был чем-то не доволен, скорее всего, мной. Я плохо приручаюсь. Я тоже был недоволен, что слепленную на коленке машину, которая в воздухе еще не стреляла, собираются сходу послать в учебный бой.

— Чем вы недовольны, оба? — взглянув на нас с Филиным, спросил Сталин.

— Торопливость нужна при ловле блох. Если хочется сравнить немецкую и нашу машину, то посылать следует стандартную, ту, что прошлый раз летала. А эта машина еще не готова! Нет толкового фонаря, не убрали мы гаргрот, эти работы начнутся только завтра, и двигатель у нее турбовинтовой, в единственном и неповторимом экземпляре. Если мы его грохнем, то о разработке подобного двигателя можно будет забыть на несколько лет. А то, что он по мощности и по приемистости выше, чем БМВ, это мы и так знаем.

— Так винт же один!

— Пятнадцать минут работы.

Помолчав, Сталин кивнул головой.

— Хорошо, пусть будет по-вашему. Что сейчас будем смотреть?

— Испытывать будем установку и работу батареи вооружения. Проверим управляемость после израсходования всех патронов. А затем подготовим 'Мессер' и 'И-16Н' с двигателем АШ-62ИР. Стрелять он уже может, синхронизаторы стоят на всем штатном вооружении.

Данилин запустился, вырулил из ангара и пошел на взлет. Мы, не торопясь, шли к башне управления. Данилин начал работать по земле, затем прилетел Р-5 с конусом, отработал по нему. Последние несколько очередей производились только из трех пулеметов, один заклинил и не перезаряжался. Затем долго не мог выпустить одну из стоек, пришлось ставить ее на место с помощью пикирования и резкого выхода. Но сел. В отсеке вооружений полно гильз, рукава порвались, два пулемета 'ходили под себя'. Гильзы оказались даже в соседнем отсеке, где и придавили трос левой стойки. Я сфотографировал все на планшет и предложил поставить туда камеру, и снять, почему рвутся рукава.

Но, винт сняли, и еще через пять минут доложили о готовности первой машины. В воздух на ней поднялся Галлай.

'Долгоносик' превосходил 'Е' 'Мессершмитт', и по маневренности, и по скорости, кроме вертикального маневра, все-таки, Месс на 200 сил имеет больше мощность. Но, и это важно! 'Ишак' -стал скороподъемнее 'Месса'. При выполнении косой восходящей спирали, а не горки, успевал оказаться в хвосте у 'Е', пока тот выполнял 'предельную' горку. Сама эта фигура у 'И-16Н' была заметно ниже, метров на сто. Когда машины исполняли ее параллельно и это было наглядно видно. Если 'И' разгонялся до полной скорости, и нагонял 'мессер', то горки выравнивались. Сталин заметно повеселел.

Летчики сели и подошли к Сталину, который спустился из пункта управления полетом. Галлай показал два вытянутых больших пальца вверх.

— Сказка! Она просто порхает! И за температурой следить не приходится. Я только не понял, кто управляет шагом?

— Масло, там встроенный автомат. В стандарте его пока не будет. — хмуро ответил я. Результаты оказались ниже предполагаемых. Надо менять обшивку крыла.

Переговорив с летчиками, Сталин отпустил их, и приказал ехать в штаб. В мою машину он не сел, но подошел к ней и спросил:

— Капот откройте, пожалуйста. Мне сообщили, что эта машина — вовсе не 'ЗиС'.

Я пожал плечами и открыл капот. Подошел к носу и поднял его.

— Да, это не 'ЗиС'! А почему, товарищ Никифоров, вы не передали ее нашим автомобилистам? Это ведь не менее важно!

— Я не могу работать без двух пальцев, товарищ Сталин, и уходить с места работы в авиации мне не хочется.

— Причем здесь пальцы?

— Эта машина управляется с помощью устройства, подобного тому, с которого я вам показывал картинки в кабинете. Вот ее ключ. Вот это — дактилоскопические датчики. Ключ считывает мои отпечатки, и после этого разрешает повернуть его в замке, затем отправляет этот сигнал в устройство управления двигателем. Если отпечатки не совпали, то включить зажигание и активировать устройство невозможно. Ключ каким-то образом перешивают, но как это делается, я не знаю. У меня нет приборов, чтобы перепрошить его и двигатель. Машина дорогая, потому что старая, антикварная, вот и пришлось на нее такую сигнализацию ставить.

— Все не как у людей! Но интересно: до чего дошли богатеи, чтобы свое добро сторожить. — Сталин прикрыл рот ладонью, и, похоже, смеялся.

Мы похохотали, и вернулись на первый этаж ГУМа. Требовалось отметить Госпремию и потепление отношений со Сталиным. Стоим и выбираем между шустовским 'Ахматаром' и новейшим 'Юбилейным', посвященному 20-летнему юбилею революции. 'Шустов' — гораздо интереснее, но стоит под сотню. 'Юбилейный' — дешевле. Склонились, что пары бутылок того и другого, каждого, проще говоря, будет достаточно, тем более, что и еще есть разный, и гости будут точно. Белужья икра, балык трех видов, буженина, профессионально порезанная, лимоны и всякая всячина. Машина большая и повод есть значительный. Что скупиться?

Мы тогда не знали, что в это же время, пока мы обсуждали меню, состоялся тяжелый разговор между Семеном Лавочкиным и дядей его жены. Тот был старшим сыном семейства Герцева Гольцмана с Адесы, младшей племянницей которого была Роза Герцевна Лавочкина, скромный библиотекарь в Ленинке.

— Щё??? Щё случилось, Сёма! На тебе лица нет! Ты хде его потерял?

— Я от Сталина, дядя Изя. Глядай, шо от нас хотят! И он настроен категорично: давай продукцию! Погляди, какая падла рисовала это, это, я не могу слова подобрать, штобы не выругаться. Ойсгерисн золстн вэрн. (Непереводимая игра слов и выражений, выражающая полное негодование к тому, кто это сделал.)

— Щё, щё такое? Это у тебя откуда? Иде ты это взял, Сёма!

— В кабинете у Сталина. Кто делал этот чертеж? Это твоя епархия, дядя Изя! Ты начальник отдела документации.

— Я, милый, я. Э, похоже, что это я делал этот чертеж, смотри, это мои стрелки, моя циферка 'два' и 'восемь'. Тогда вот тут должна быть моя подпись. Ой, зол дайн мойл зих кейнмол нит фармахн ун дайн хинтн — кейнмол зих нит эфэнэн! Она здесь есть! Вот! Я все свои работы подписываю здесь. Смотри. Это она! Но я этот чертеж не делал! Я никогда не видел такого эскиза или даже наброска. Но, Сёма! Гляди сюда! Здесь перечень всех чертежей и технологических альбомов! Ты показывал ему на 'это'?

— Конечно, дядя Изя. 'Он' сказал, что через два дня привезут все. Смотри! — Симон Альтер передал дяде приказ Комитета Обороны СССР, несмотря на то, что на нем стоял гриф 'Совершенно секретно'. Несколько минут дядя вчитывался в документ, и постепенно расплывался в улыбке.

— Ой вэй, Сёма! Щё ты гонишь волну? Если это так, то кто-то за нас сделал это аццкий труд, и записал все на нас! Ты гляди! Буковок 'ГГ' на чертежах просто нет! Написано 'ЛА-5', и все! О чем говорят эти буковки? Ты понимаешь это? Гляди сюда, Сёма! Это еще три завода, куда надо передать документацию и технологические карты. А здесь! Ты смотри, какая сказка записана здесь! 'Без ограничений выпуска'. Это же золотое дно, Сёма! Это же калабат шабат какой-то. Так не бывает! Но это случилось! Так что, ша! Шо тебя лично не устраивает?

— Я не делал этот самолет! Это не моя работа!

— Это наша работа, Сёма. Мы ее сделали, по всем документам. И мы получим эти дары Яхвы! И не гневи бога! Он улыбнулся тебе.

— Пригласили в НИИ ВВС посмотреть на готовую машину.

— Вот это делать не надо! Найдется кто-нибудь, кто скажет 'ему', что ты смотрел на нее, как баран на новые ворота. Придут документы, Сёма, делай машину по ним, и запускай ее. Со своими я поговорю, что это сделали они, а будут болтать — оставлю без премии! Господи! Благодарю тебя за присмотр за нами, детями неразумными! Иди Сёма, порадуй Розочку, передай ей мой поклон и благословление! Здоровья ей, и долгих лет жизни!

Едем домой, улыбаемся, Олег Константинович анекдоты травит, про разведчиков. Он им только что не стал. Проезжаем Медвежьи озера, дальше лес пошел, я как из поселка выехал на дальний свет переключился. Бля, менты! Я их, дояров, спиной чую!

— Пост — чужой, стой! — это закричал Леша!

Только стоять нельзя, и вперед нельзя, там шипы!

— Держись! — педаль газа у меня спортивная, к полу прикреплена, ее пяткой выжимать можно, а носком жать на тормоз. Ручку принудительно на вторую передачу, полтора оборота рулем и газ! Визг страшный, 'Good year' сзади визжит, как неудачно зарезанный поросенок. Полтора оборота обратно, тормоз долой и педаль в пол. Развернулся.

— Дегтярев слева! — орет Леша.

— Олег! Оружие есть?

— Есть, маузер! — и достает из кармана манюсенький 6.5 мм пистолетик.

— После отворота вправо, торможу, и кустами к перекрестку! Номер, номер их запомни! Держись!

Я, почти без заноса, повернул направо. Дороги здесь нет, проселок до Ледово, но тут не до изысков, торможу, Олег выпрыгивает из машины и хлопает дверью (она назад открывается, поэтому без полной остановки даже не выйти). Вторая не выключается: 'кикнулась', газанул резко. На ней доползли до изгиба дороги, там выключил двигатель, вынул ключ, потом завелся и поехал нормально. Очень боялся, что двигатель не заведется. Пронесло! Выскочили на шоссе уже за лесом. Алексей приказал остановиться у 'Холодильника', там пост 3-го отдела, немцев пасет, а я тут же газанул дальше, к нашему КПП.

— Караул, в ружье! Дежурный, телефон! Ерофей Никодимыч! Засада, с пулеметом, в леске у Медвежьего. Копытцев на 'Холодильнике', приказал прочесать лес от 'связников' к Медвежьему!

— Там пулемет слышали, три караула в ружье подняли.

— Здесь на Ка-Пэ ни черта не знают, я назад, там Антонов.

— Запрещаю! — но я повесил трубку. У домика с внутренней стороны выстроился караул. Авиацию всегда снабжали стрелковым оружием по остаточному принципу. В общем: один дегтярь, и сержант с карабином и револьвером. У остальных — карабины.

— Ты и ты, за мной! Остальным — занять оборону!

В кругаля до поворота, где Антонова оставили, довольно далеко, десяток километров. Но доехали быстро. Олег Константинович вышел из кустов, мою машину ночью отличить всегда можно, из-за фар, таких ни у кого нет. Сел рядом с сержантом на заднее сиденье. Зубы у него стучат, и замерз, и перенервничал. Плюс, судя по пальто, лежал на земле.

— Прошла одна машина, ГАЗ-АА. Московский 'М 348 МН'. В кабине два милиционера, в кузове никого.

И я втопил газ. До Сокольников — 21 километр, машина прошла минуты три-четыре назад. Максимум — пять. Давлю! Но чертов свет, он же меня выдает с потрохами! Машину мы увидели еще до поворота на Измайлово.

— Так, орел! Пулемет за окно, ствол на зеркало и бей по скатам по команде! — солдатик лихорадочно ищет ручку, а я опускаю стекло кнопкой. Пулемет длинный, зараза, он его с трудом выставил, ремень набросил на шею. В кузове возникает фигура, и видны вспышки выстрелов.

— Бей, бей по скатам! — а сам маневрирую, сбивая наводку стрелку в кузове. Очередь!

— Да не по моим скатам! По нему бей! — Еще две очереди, их машина заюзила, а у нас появились две дырки в ветровом стекле, и наш пулеметчик ухватился за плечо, между пальцами течет кровь. Сержант справа из окна открыл огонь из нагана, человек в кузове откинулся назад и прекратил огонь.

Глупейшее положение! У Олега маленькая пукалка, у сержанта кончились патроны, и он никак не может на ходу переснарядить барабан. Поворотик к переезду, и там длинная очередь из машин. Водитель ГАЗа резко сворачивает в Сиреневый сад направо, я его обхожу по внутренней стороне поворота. Положил ствол 'Браунинга' на предплечье левой руки, а рулевое колесо взял повыше. Там их двое, в кабине, и правый может открыть огонь. Газ до упора, машина рванула вперед, и, как только я увидел дверь, выстрелил раза четыре или пять. 'ГАЗон' вильнул и врезался в столб. Я отскочил метров на полсотни, и с визгом развернул машину. Сержант выскочил из машины, вырвал, буквально, пулемет у раненого, и осторожно пошел к 'Газончику'. Антонов тоже выскочил, пошел за сержантом, но я его остановил.

— Олег! Стой! За столб! Прикрой сержанта! За кузовом смотри!

Сержант приоткрыл стволом с раструбом дверь.

— Один готов, второй не жилец! — Встал на подножку, поднял наган и потом заглянул в кузов.

— Тут оружие и человек лежит. Добить? Вроде живой! За живот держится.

— Нет, держи на прицеле! Олег! Вон у дома в будке телефон, звони в комитет.

— Куда?

— В третий отдел, Федотову! — глушу машину, ключ в карман, заменил обойму, пошел к той машине. Чел не шевелится, дырка справа в районе печени, у водителя ось руля вошла в грудь, на третьего мертвяка стараюсь не смотреть. Олег дозвонился, кричит: "Как улица называется?". А фиг его знает!

— Парк возле Амурской улицы, недалеко от переезда, если из города, то слева.

Красноармейцу рвем гимнастерку, подложили несколько салфеток на рану. В моей аптечке всего пара бинтов, зеленка, жгут, и все, до сокращались. Он сознание не теряет, хоть и бледный. Через двадцать минут появились машины, некоторое время искали нас, затем подъехали. Федотов, хоть и генерал, но лично приехал. — Это Хойзе! Почему помощь не оказали?

— Нечем.

Немца быстро уложили на носилки, и погрузили в салон 'Скорой помощи', она завыла сиреной и уехала. Лишь после этого оказали первую помощь красноармейцу. Сволочи! И всех собрались потащить на допрос. Но тут подъехал Алексей, в часть, все-таки, сообщили: где мы. Затем подъехал Власик. Нас с Олегом отпустили, а сержант уехал на Лубянку, площадь Дзержинского.

Алексей получил выговор от Власика, что людей с собой не взял. Мне комиссар вломил по первое число, что надо было оставаться на КПП, а не гоняться за диверсантами. Похвалили только Олега Константиновича. Доехали до моего домика, а там ужин готов, коньяку охрана выставила море. Власик доложился в Москву, сказал, что проводит профилактическую беседу, и раскупорил первую бутылку. В общем, Олега Константиновича оставили в домике ночевать, ибо ходить он в конце вечера уже не мог. Вот такой вот профилакторий. Страшно мне стало чуточку позже, когда коньяк выветрился и я стал вспоминать, как наощупь вел машину. Выговор за взятие пятерых немцев тепленькими — это оригинальная награда герою-чекисту. И достойная! Алексей их успел перехватить до того, как они вернулись из засады на завод.

Перед входом регистрашка, как обычно, берут приглашение и выдают бумажку с номером столика. Чуточку раньше столы выставляли по-другому, как мне сказал Филин, буквой 'п', и стулья ставили с обоих сторон стола. Сейчас столики на четверых, с проходами между ними, как ресторане. Места для танцев не оставили, посетовал Александр Иванович.

— В 38-м тут Чкалов такую 'барыню' отплясывал! Любо-дорого посмотреть! Но народу больше стали приглашать. Растет страна! Богатеет! И культуры стало больше! У тебя какой столик?

Я показал табличку, оказалось, что нас рассадили по разным местам. Но ничего, Филин сказал, что с соседями всегда можно договориться. Еще никто не рассаживался, а бродили все по коридорам и курилкам. Сталина не было, а без него не начинали. Праздник несколько затягивался.

Затем шум стих, раздались аплодисменты, и к столикам у заднего входа из противоположных дверей стали выходить члены Политбюро и Правительства. Седой, как лунь, Калинин жестами пригласил всех рассаживаться. Я подошел к своему столику, увидел свою фамилию: Никифоров, и сел. Справа от меня сел сам Поликарпов, слева — незнакомый мне человек, а ко мне подошел молодой летчик, лет тридцати, майор. Немного потоптался у столика, затем он обошел стол и сел напротив, решив не беспокоить пожилого человека и полковника. Тут вошел Сталин, все встали и зааплодировали. Сталин подошел к небольшой трибуне, где стоял микрофон, и произнес короткое приветствие всем собравшимся с годовщиной Октября. Предложил всем сесть и наполнить бокалы. Майор, как самый молодой, проявил инициативу, разлил по рюмкам водку, зачем-то взял карточку с моей фамилией, и заменил ее своей. Я опустил глаза и увидел там 'Нестеренко С.С'. И тут до меня доходит, что на той карточке не мои инициалы. Там были буквы 'Т' и 'Л'. Смотрю на летчика и понимаю, что вижу фотографию деда, только одной шпалы у него еще нет. Не так я представлял себе эту встречу! Совсем не так! Я же хотел ему Ла-11, именной, подарить, чтобы мог сопровождать бомберов до самого Берлина. И на тебе! Сижу, как дурак, напротив деда, под чужой фамилией, и должен каждое слово обдумывать, чтобы 'ОВ' чертово не нарушить. До этих 'Ла-11' как до Пекина босиком, да по колючкам! А он, вот он, сидит напротив меня и разговаривает с Поликарповым, что новую машину только что испытал. На ухо ему, втихаря от меня, название машины говорит. А что за мужичка слева посадили — хрен его знает. Тихон Лукич и его, и меня, игнорирует. Он знает только Николая Николаевича, а мы ему мешаем. Между тостами знакомлюсь с соседом: Березин его фамилия, приехал в златоглавую, чтобы встретиться с главным конструктором НИИ ВВС, который написал, что его пулеметы не стреляют. Я, правда, так не писал, и ни фига не подписывал такого. Письмо прислали из другого ведомства. Я — зверь, и ни фига не понимаю в самолетном вооружении. Вот такой слушок пополз по наркоматам. Этим со мной поделились приватным характером после того, как вторую или третью бутылку раскупорили. Я особо и не лез. Мне деда в качестве упрека хватало.

— Святослав Сергеич! Давайте все к нам, мы там столик освободили и сдвинули! Николай Николаевич! Как Вам наш новый зам? Это он ваш 'Ишачок' переделал! Вот такая машина получилась!

Возникла глухая и тупая пауза. Всем было неудобно. Мне за то, что не мог представиться, как есть. Сижу под чужой фамилией, на чужом месте и в чужом времени. И остальным, потому как на меня каждый по ведру помоев вылил. Первым очухался Поликарпов:

— Да я, как бы, домой собрался, Александр Иванович, не шибко себя хорошо чувствую.

— Если это из-за меня, то не стоит обращать на это внимание, Николай Николаевич. Это мой позывной по ВЧ. Под ним и записали. Михаила Евгеньевича я, извините, не знал, поэтому и представился, как представился. Ну и майора Никифорова — тоже. Позвольте представиться: Никифоров, Святослав Сергеевич, главный конструктор ОКБ НИИ ВВС. Извините. Это я домой собирался.

— Какой домой, Слава, ты о чем?! Так, разговоры и обиды в сторону, все за мной! Тихон Лукич, не отставай! Тебя это тоже касается, и даже больше всех остальных! Но ты об этом узнаешь последним! Не положено! — генерал уже крепенько приложился, но трезвость мыслей не терял.

— Да никуда я не пойду! — ответил я.

— Я — тоже! — подтвердил Поликарпов. — Ты, Саша, себе американца выписал? Вот и сиди с ним, хоть в обнимку! А я — в госпиталь. У меня режим и обследование.

— Я — тоже никуда не пойду.

— А это кто такой? — спросил у меня Филин.

— Березин, конструктор УБТС и УБС, которые стоят на 'долгоносиках'.

— Вот, заразы! Пересраться успели! — генерал вложил большие пальцы сзади за ремень гимнастерки. — Твоей машины хватит, все едем в НИИ. И это — приказ! Всем понятно? Слюни можете оставить здесь! За мной! Без разговоров!

У машины генерал выдал вечное и непререкаемое:

— Слава, ты ее заведи и вылезай, он поведет! — и указал перстом на сонную харю стражника из 'первачей'.

— Ну, да, он — доведет! Всех нас до могилы.

— Не перечь! Боец, машину в Чкаловск доведешь?

— Отчего не довести, товарищ генерал! Вот только почему педаль одна? Как нейтраль включить, и где первая передача?

— Все! Ша! Веду я. Можете для контроля кого-нибудь посадить рядом.

— Сам сяду! Гляди у меня, аккуратно! Да-да-да! Стой! На два умножать не забудь! — Вспомнил, сволочь! Аккуратно тронулись, но впереди 'гаец' пристроился, который наблюдал за нами на стоянке. Вывел нас за границу города, поморгал фарами, развернулся и исчез. Не было в правилах пункта о запрете управления под шафэ. Упоминалось, что требуется особая осторожность. Осторожность нам обеспечили, но и я, после ухода 'гайцов', скорости не прибавил. Выпито было совсем немного, дед мешал своим присутствием, не знаю почему.

— Давай в пятый ангар! — приказал Филин. Он тоже проветрился, и понимал, что мы сейчас выполняем самую главную работу. Эти три машины под другим допуском: '001', который у всех имелся, поэтому и стоят в пятом, а не в третьем ангаре. Через пару недель его понизят до '002', 'Секретно'. Требуется учить людей работать с этими машинами и летать на них. От них, людей, зависит, как встретим орлов Геринга. Без этого — никак! У машины иная, немного, центровка до использования боезапаса, другая дальность, и вообще, это не 'Ишак'. Увы! 'Ишак' и сложнее, и проще, одновременно. 'Долгоносик', за счет тяжелого клюва, более устойчив на курсе, и менее склонен к штопору, но возвращается на 'исходные' после израсходования топлива и боезапаса. Одна машина, первая, которую переделали, больше напоминает 'ишак', и более маневренна. Остальные имеют большую скорость и большую нагрузку на ручку. Вторая машина, с прозрачными крыльями и 63-м двигателем, абсолютно не аналогична 'И-16', кроме скорости крена. По этому параметру она еще более верткая.

Все это, вместе с листами испытаний вручили Поликарпову, а остальные ходили вокруг да около и смотрели каждый свое. Березин разобрался, что такое УБТС — 'универсальный березин турельный синхронизированный'. Это — самый короткий пулемет Березина, с электроспуском и электросинхронизатором, стоящим отдельно от пулемета. Остальные не влезали в носовой отсек. По баллистике он уступает всем моделям, кроме УБТ. Как сделал! Но, я ему сунул патрон 23х115, и сказал, что пушка по длине вряд ли превзойдет УБТ.

А вот Поликарпов потребовал данные по обдуву моделей, и графики эффективности винтов. Он, в основном, сравнивал графики с тем, что помнил, как отче наш, у своей машины.

— Нескромный вопрос можно?

— Почему нет?

— Это другая машина, почему сохранили старое название?

— Это — 'И-16', как ни крути: фюзеляж — ваш, управление, расположение приборов — ваше, за некоторым исключением, не было у вас надежных электроприводов. От нас только винт, иной профиль кокпита и принудительное охлаждение.

— Только! Это большая часть машины!

— Самолет — ваш. Мы изготавливаем только носовую насадку и часть электрооборудования. Это наш с вами козырь! Стандартный 'ишак' устарел, и не представляет из себя опасности для 'Мессера', за исключением лобовой атаки и боев на виражах. Этого — недостаточно. И выйти из боя он не может. Вот эти две машины — выйти из боя не могут тоже. Они примерно равны по скорости 'сто девятому', а этот от 'мессера' уйдет, даже на пикировании. И что еще более интересно: на кабрировании. Гоняли. Вот графики скороподъемности и сравнительных скоростей на кабрировании с малой интенсивностью. Я, конечно, не знаю, когда промышленность выдаст нам новый материал на обшивку. Но экспериментальный самолет и чертежи для раскроя мы имеем, и можем все машины переодеть, как только материал поступит. А этих машин в войсках около 10000 штук, по пять на все 'мессера' Люфтваффе. Вы меня поняли?

— А что с новыми машинами? У меня третий год стоит без двигателя 'И-185'.

— Будет тебе двигатель, только 73-й, сдвоенный 62-й. Под его диаметр. И 82-й, хоть завтра.

— У него мощность меньше, Александр Иванович!

— Зато работает. Вон, Лавочкин, уже выпустил Ла-5. Тихон Лукич! Пробовал?

— Было дело, 596 кэмэ дал, без проблем, по времени, с третьего виража заходит в хвост 'Мессеру'.

— Станет он три виража крутить! Уйдет на вертикаль и поминай как звали!

Я решил встрять:

— Есть там возможность на двести сорок сил поднять мощность. Месяца два требуется.

— Тут два месяца. Там не пошло и еще столько же, если не больше. Предлагал же: купить у 'Райта'.

— Денег дай! Пошли! — генерал махнул рукой и повел всех к работающему 'М-62ИР' в третьем ангаре. ТВД там уже не было, и допуск стал обычным для всех.

— Вот, смотри! Пятьсот шесть часов отработал, мощность на этот момент 962 силы. Видишь? Или ты думаешь, что мы тут щи лаптем хлебаем и зря хлеб едим? И американцем прикрываемся? Он что — американец? Херню ты городишь, Николай! Извини за резкое слово.

— А ты в курсе, что 153-й завод у меня опять забрали?

— В курсе! Твое КБ возвращается на Беговую, и тех, кого необходимо, заберешь у Микояна. '21-й' будет в твоем распоряжении. Вопрос решен. Так что лечись, и возвращайся. А пока мы твоих людей у себя задействуем, переделать '185-й' под новый диаметр двигателя и новое оружие. Как, Михал Евгенич, дадим Родине угля?

— Хоть мелкого, но много? А техзадание будет?

— Техзадание есть, проблема в том, что артиллеристы пока патрон не приняли, отстреливают.

— Так может быть ШВАК-патрон задействовать?

— Время потеряешь, а толку будет с гулькин нос. Это ж всю автоматику переделывать. Впрочем, как знаешь. Могу и Таубину отдать.

— Этот — возьмется, он за все берется. А потом сплошные клины. Сколько он будет проходить пристрелку?

— Еще два месяца. У меня таких только двенадцать штук. — Александр Иванович врал, у нас их 64 штуки, два ящика, но он не желал складывать все яйца, включая собственные, в одну корзину.

И тут, когда он начал рассказывать о том, какой замечательный способ мы придумали для переподготовки личного состава, чтобы скрыть масштабы поставок новой техники в развернутые у границы полки, до меня дошло, как выполнить последнюю операцию: подбор параметра в алгоритмах 'шаг-винт'! Для этого надо уравнять моменты сил, а ведь это — весы! К одной стороне прикладываем результат-силу от трубки Пито, к другой — от тахометра, и уравновешиваем их, путем перемещения точки подвеса. КОС — от датчика на упорном подшипнике. Как перемещают грузик на весах. Если двигать точку опоры, то ее перемещение даст угол, на который требуется развернуть лопасти. Ставим туда подшипник, и пусть рычаг качается на нем. Стоп! Еще раз только с давлением. Итак: справа -давление от трубки Пито, слева от насоса тахометра, они давят каждый на свой гидроцилиндр, между ними — коромысло, под которым 'плавает' опора. Высокое давление справа перемещает коромысло вправо, уменьшая рычаг, пока давление там и там не выровняется. Положение опоры через рычаг даст угол поворота лопасти. КОС запрещает нулевое положение угла атаки, кроме пикирования. Для этого его надо связать с авиагоризонтом и высотомером. Этим предотвратим раскрутку двигателя.

— Александр Иванович, я на минуту! Решил, как подобрать параметр по результатам деления для винта.

— Ой, вали отсюда! Никогда разговор не поддержишь! Все самому приходится делать! А задумка — его! В общем, 4 полка делятся на четыре части: летный состав, технический, БАО и обслуживающий персонал. Все они едут на переучивание в четыре разных центра за Волгой и на Урале, после окончания учебы направляются в разные полки. То есть мы перетасовываем полки, разрывая связи на местах. Агенты, а таковые, по умолчанию, существуют, лишаются связи. Почта переученных — люстрируется, приказ об этом издан. Самые большие сложности с обслугой, но ее перевели на военное положение, так что отказаться она не может. Комплекты 'долгоносиков поступают на складское хранение непосредственно в части. Места для крепления очищаются и подготавливаются для установки насадки. Причем приказы подготовлены с совершенно другим обоснованием. Не для установки, а для снятия местного перегрева цилиндров. Когда я доложил 'самому' и тот посчитал, что полк может собраться в старом составе только после 16 переучиваний, он дал добро на этот способ. Сейчас собираем комплекты для второго учебного полка. Скорость производства возросла, через месяц начнем обучение сразу в четырех местах.

— А почему Сибирь или Волга?

— Ну, мы считаем, что там у противника меньше агентуры и больше трудностей в связи.

— Это не панацея! — заметил Николай Николаевич. — Ладно, пойду посмотрю, что там твой главный придумал. Как он тебе, Саша?

— Работаем, душа в душу.

— Это хорошо, когда так. Так говоришь: мои к вам все попадут?

— Не все, у нас по штату 15 конструкторов не хватает, остальных посадим переделывать машину под новые двигатели.

— Так их же еще нет!

— Не скажи! Вал и всю оснастку для него передали в Молотов, к концу месяца вернут готовый. Обвяжем здесь и поставим на доводку.

— Когда и как успели?

— Ну, все тебе расскажи! Есть способ! Ты лучше скажи, как здоровье?

— Ну, как-как! Резать будут! Я отказывался, да 'Он' приказал. Я ему: 'Не имеете права!'. А он: 'Я? Имею! Я — Председатель комитета обороны, а лучший конструктор у меня болен, и тяжело. Так что имею!' Весь разговор. 10-го операция назначена. Слушай, я тебе Степанчонка направлю, пусть попробует все до 10-го. Так мне спокойнее будет под нож ложиться. Он у меня теперь 'ведущий', вместо Валерки.

— Присылай!

— А где здесь телефон?

— Вон там, в каморке, куда Славка ушел.

— А тебе как машина?

— 'Мессер' ей по зубам, почти по всем параметрам превосходит. Если успеем сменить перкаль, то хрен ее возьмешь за хвост.

— А где материал брали?

— Опытный. Оборудование для него пока делают только в Америке, ну и наши теперь пыхтят, но вроде договорились о поставке оттуда. Придет во Владивосток, оттуда в Новосиб. Там будут ставить завод.

— А что прозрачный такой?

— Краску не держит, красить надо в момент производства или накатывать ее термическим образом. Такой установки и краски у нас нет.

Поликарпов куда-то долго звонил, потом разговаривал с женой Василия Степанчонка, начальника ЛИС КБ. Сам Степанчонок спал, видать после праздника. Затем Филин вызвал машину, и все уехали обратно в Москву, а я перебрался в дом, и работал до четырех утра.

Утром меня разбудил рев двигателей! В небе над Чкаловском шел учебный бой между 'Мессершмиттом' и 'долгоносиком'. Яростный и надрывный. От самой земли до самого потолка. Два аса сошлись в этом бою, и никто не хотел уступать другому небо. Топливо быстрее кончилось у 'Мессера'. Машины сели и подрулили к КП. Из кабин выскочили летчики в мокрых, хоть выжимай, гимнастерках. Техники набросили на них меховые куртки, как только они обнялись и похлопали друг друга по спине. Мы с Филиным стояли в прозрачном 'курятнике' — СКП, и гоняли чай, в ожидании Супруна и Степанчонка. Они шумно вошли в помещение.

— Товарищ генерал! Учебный бой закончил, проиграл по топливу, но приходилось постоянно отбиваться и на вертикаль уходить, не давая Ваське разогнаться. Было не холодно! Майор Супрун!

— Ну, а ты что скажешь?

— От движка жарковато в левом углу. Непривычно кнопкой триммеры поправлять. Уборка шасси — сказка! Великолепно тормозит щитком, и лихо разгоняется. Неохотно идет вверх после пикирования, приходится триммером подгонять. — ответил, смешно шевеля ворошиловскими усами, подполковник.

— Поэтому электротриммер и поставили. В курсе.

— Обалденный обзор и панорамное зеркало. Сидеть очень удобно. Дважды мог обстрелять Степана, кнопки нажимал, но где ФКП я так и не понял.

— Снизу под обтекателем, внутри капота стоит.

— Чудесно! Хочу тот, прозрачный, попробовать.

— Отдыхай, запарился весь. Сейчас ему винт перебросят.

— Зачем?

— Он, пока у нас один. Остальные с двумя фиксированными положениями шага, большой-малый. Не готов пока регулятор шага.

— И когда? — спросил Василий и уставился на генерала.

— Вон у него спроси!

Я представился.

— В той машине, на которой вы сейчас летали, стоит механизм, который разворачивает лопасти на максимально выгодный угол атаки в зависимости от нескольких условий полета. И он это решает сам, без участия летчика. Но сделать точно такой же у нас не получается, он электрический, и у нас таких приборов не делают еще. Мы вместо электрики ставим гидромеханику. Окончательное решение получено только сегодня. Отправим в Ленинград, ну а там, как сделают. Летать с ручной регулировкой шага можно. Но придется отвлекаться на управление винтом. И у нас три разных регуляторов шага, пока не выбрали: какой из них окончательно будет стоять на машинах, если задержится изготовление автомата в Ленинграде.

— Ну, более-менее понятно, но машину с ручным управлением я тоже хочу попробовать.

— Попробуете, но ту, у которой кабина сзади. Это основной тип, наиболее массовым будет. И он максимально похож на 'Ишака', и не только внешне.

Через полчаса Степанчонок продолжил испытания, и по их окончанию скривил губы, и сказал:

— Третий тип от 'Ишака' практически не отличается, только скорость больше, и динамика выше. Существенно хуже обзор, легче срывается в штопор, как 'Ишак', чуть на меньшей скорости, но выходит уверенно и быстро. От двигателя не жарко. Но машина хуже. Много хуже.

— Там минимальные переделки боевой модификации 'И-16'. Массово переделывать даже уборку шасси не будем. Нам столько не осилить в отведенное заданием время. Полностью переделывать будем 1320 истребителей УТИ-4 тип 5, в такой, как вы летали в первый раз. Для самых опытных летчиков. Второй тип привязан к новому материалу, который поступит неизвестно когда. Ну, а о третьем вы сами все сказали.

— Спасибо! Я в Центральный госпиталь. Утром мне звонил Николай Николаевич, просил передать Вам, что хотел бы переговорить с Вами до операции, товарищ главный конструктор.

Отказываться было не с руки, я сходил переоделся и через некоторое время выехал вслед за машиной Степанчонка, которого нагнал перед самой Москвой. Быстро ездит испытатель! Свернули с Щелковского шоссе, и через десять минут поставили машины на площадке внутри госпиталя. Машин еще немного, и на них ездят 'уважаемые люди', поэтому особых сложностей с парковкой не возникает. Все ворота открываются по гудку и проверки документов, сводящихся к показу красной книжечки, даже не раскрывая ее. Василий Андреевич явно уже бывал здесь, поэтому иду за ним. Нас снабжают белыми халатами, которые мы набросили на плечи, и мы продолжили путешествие по хирургическому отделению. Николай Николаевич в коричневом халате, с воротником цвета хаки, лежал поверх одеяла и что-то читал. Палата — отдельная.

— Ну, как?

— Во! Обзор — просто сказочный. Топлива больше, чем у 'Мессера', и по динамике он его превосходит на все сто. Степка мне в хвост зайти так и не смог. Ему приходилось только отбиваться. Есть отдельные замечания, жарковато в кабине в левом нижнем углу, а так — мечта! Но, они говорят, что только УТИ будут переделываться по полной схеме, остальные, кроме носа, ничего не получат.

— Я знаю. Что по ней? Это главное!

— Ну, 'Ишак', более динамичный и скоростной, но после их 'капли', как на 'фарман' пересел. Из нового: только механизм привода щитка поставили. Остальное все: как и было. Маневренные характеристики практически без изменений.

— Ну, все, спасибо, Василий! Извини, что в праздник побеспокоил!

— Да ничего, я пойду тогда!

— Марье привет передавай и мои извинения, что все ее планы сорвал.

— Она привычная! Я зайду одиннадцатого.

— Если пустят, позвони в дежурный покой предварительно.

Николай Николаевич заглянул в тумбочку, и вытащил оттуда блокнот. Полистал его и передал мне.

— В общем, я тут написал обо всех своих, кто есть кто, и что можно поручать. Вы же их не знаете совсем. Отдельным списком: кого бы хотел вернуть от Микояна, раз такое возможно. Так как вы человек новый, и из другого ведомства, на последней страничке те люди, от которых бы я с удовольствием избавился бы, да грехи не пускают. У вас может получиться. Да, если что произойдет, непредвиденное, в моей квартире чемоданчик коричневый, опечатанный, в шкафу на верхней полке лежит. Там то, что не успел. Наброски мои. Вот мое распоряжение об этом. Скорее всего, в этом случае все КБ к вам уйдет. В общем, я подумал, что так будет лучше для дела. Иначе Яковлев или Микоян себе приберут. Они давно за этим чемоданчиком охотятся.

— Да все будет хорошо, Николай Николаевич. Спасибо за блокнот, верну, как только выйдете из госпиталя.

— Тьфу-тьфу-тьфу.

— Не беспокойтесь! Хирурги здесь великолепные. Кто вас оперирует?

— Сам, Бурденко.

— Все будет хорошо, Николай Николаевич!

— Да не уговаривайте меня! Просто я вижу, что вы человек пожилой, опытный. Не кинулись, как наша молодежь, 'Мессер' копировать, а понимаете, что радиальные короче и имеют большую мощность уже сейчас. И оружие предлагаете использовать короткое, что позволит сдвинуть кабину вперед и вести огонь по видимой цели на виражах, что горизонтальных, что вертикальных. Машину я вашу посмотрел. Это — шедевр. У меня тяму не хватило это сделать! Мысли были, но как воплотить их в металл, не додумался. А сейчас, даже если уйду, то передам это в руки, которые доведут до ума. В этом я уже не сомневаюсь. Обидно было, что КБ растащат по углам всякие 'микояны'. Ой, не возражайте, я знаю, что говорю. Не в службу, а в дружбу: посмотрите, что можно сделать, чтобы 'сто восемьдесят пятый' до ума довести. Хорошая машина должна получиться. Идите! Извините, что гоню! Нервов не хватает. Болячка, сука, прицепилась, и не отпускает.

Он положил трубку и вернулся к списку работ. Там оставалось 15 пунктов, которые мы еще и не приступали обсуждать.

— Пометьте у себя пункты '10' и '14', товарищ Никифоров. По ним дать развернутое обоснование. По остальные пунктам будем готовить постановления ГКО. Что касается тактики и боевого устава ВВС... Вы, конечно, не специалист в этих вопросах, но, несомненно, и интересовались ими, и напрямую были связаны с этим вопросом, так как технически обеспечивали исполнение этих приемов. Товарищ Филин, даю разрешение на создание такой группы и начало ее работы. Людей у вас достаточно. Времени нет, к сожалению, несколько затянули мы обсуждение первого пункта. Мы передали распоряжение в НКАП безусловно согласовывать с НИИ ВВС программу и план выпуска новых самолетов для ВВС. Мне доложили, что они уже связались с вами, товарищ Никифоров. Хочу напомнить вам о необходимости учитывать состояние нашей авиационной промышленности, принимать взвешенные и хорошо продуманные решения. Нами рассмотрен вопрос о переносе акцентов на скорейшее внедрение новейших средств обнаружения и наведения в практику действий нашей армейской авиации. Поэтому сейчас перейдем к этому вопросу, для чего я пригласил товарищей Смушкевича и Рычагова. А после этого мы продолжим с вами обсуждение еще одного вопроса, который у меня имеется к вам. — уже не спрашивая нашего согласия, он нажал на кнопку под столом, и в дверях появились два генерал-лейтенанта авиации.

Действовал Сталин методом накачки, как лазер! Усадив обоих за стол, он поинтересовался организацией обнаружения воздушных целей в настоящий момент времени. Было видно, что этот вопрос у обоих генералов не был подготовлен. Никто не доводил до них тему предстоящего разговора. И выглядели оба руководителя ВВС несколько растерянными. В тот момент охраной воздушных границ СССР занималось другое ведомство. В прямые обязанности этих людей это не входило. Перехватами они занимались, но, от случая к случаю. Максимальное внимание 'большого начальства' было направлено на скорейший ввод летного состава, который в массовом количестве поступал из массы военных училищ. Так же массово шли новые 'старые' самолеты. Численный рост авиационных частей был огромным, и командующий, и генерал-инспектор, в основном занимались этими вопросами. Тем более, что и дров ломали молодые летчики немало. Поэтому Рычагов сходу попытался перевести разговор на то, что на эти вопросы должен отвечать не он, а командующий ПВО генерал Штерн, который в кабинете отсутствовал.

— Хорошо, товарищ Рычагов. Здесь в кабинете есть все средства связи, чтобы связаться с любым полком ВВС. Запросите у них воздушную обстановку на их участке. Мэня интэрэсует положение на участке Бэлостокского виступа! — сказал Сталин, вытащил из стола секундомер и включил его. Рычагов закусал губы, нервно обтер рот, и заметался глазами по столу Сталина, не решаясь выбрать каким аппаратом воспользоваться. Осторожно протянул руку к ВЧ и вопросительно посмотрел на Сталина.

— Пожалуйста, пожалуйста, товарищ Рычагов! Действуйте! Время идет!

Генерал снял трубку передал позывной, связался с дежурным по штабу ВВС. Поставил тому аналогичную задачу. И завис у аппарата. Сталин раскурил трубку и вяло прохаживался по кабинету. Смушкевич сидел подобрав ноги под себя и неотрывно смотрел на Рычагова. На Сталина он боялся и глаза поднять, чтобы не пересечься с ним взглядом. Связаться со штабом 126-го полка 9-й САД ни у кого не получилось. 124-й полк проводил ночные полеты, командир полка майор Полунин не был в курсе обстановки в воздухе, и не мог передать дежурному звену, находящемуся в воздухе, данные об учебной цели, которые, как вводную, дал Рычагову Сталин. Со времени начала 'КШУ' прошел час, прежде, чем Полунин сказал ключевую фразу:

— Так нечем мне это передать Кравцову! Разрешите поднять другое звено?

Сталин забрал трубку у совершенно растерявшегося Рычагова и сказал в нее:

— Нет, товарищ Полунин. В этом нет никакой необходимости. Передайте Черных прибыть ко мне завтра.

В воскресенье всем институтом отгуляли свадьбу, меня церемонно представили родителям невесты. Было шумно, с танцами и песнями. В этом составе, наверное, собираемся в последний раз. Прошло еще шесть дней, нагруженных по самое 'не хочу', но успел совершить должностное преступление: отправил родственников жены в железнодорожное путешествие в санаторий ВВС в Крым, вместо нас. И вот в двадцать два сорок двадцать первого июня я поцеловал супругу, разгладил белокурые волосы у неё на голове и еще раз поцеловал ее в нос с легкой горбинкой. Она из Белоруссии. И ее родственники живут там.

— Ты надолго?

— Не знаю, как сложится. — расправил гимнастерку под ремнем. Тяжеленный пистолет на поясе все время оттягивает ее влево. Сел в машину и медленно поехал в сторону Москвы. Хотелось запомнить ее такой, какой она была сейчас. Через тридцать минут поставил ее в гараже Ставки, чтобы отпустить охранника спать, и вошел в помещение КПП. Здесь было тихо, дежурный мельком взглянул на удостоверение с пропуском, и отворил заграждение. В коридорах тихо, даже полы не скрипят, все звуки глушат туркменские ковровые дорожки. Вошел в помещение командного пункта и выслушал доклад дежурного. Здесь Сталин, обстановка в воздушном пространстве СССР опасений не вызывает. Вольно. Поднимаюсь наверх, Сталин пьет чай с сухариками, и от попытки доклада просто отмахнулся.

— Не спится? Даже с молодой женой?

— Так точно, да что тут осталось, полтора часа.

— Вот и мне не спится, и не работается. Все встречи отменил и приехал сюда. Пролет самолета Гитлера запланирован на 14.00. Мой курьерский отходит в 05.30. Его 'дублер' отошел в двадцать два ноль-ноль. При Шуленбурге, нас проконтролировали. Мы подтвердили немцам встречу в Минске. Там идут ночные приготовления к параду. Шифровка в Абвер об этом перехвачена. Так что, меня здесь нет! Я еду в Минск. Внизу об этом не докладывали?

— Нет. Все в порядке, на выходе из зала стоят, судя по всему люди Николай Сидоровича.

Вошел Власик, поприветствовал меня рукой и что-то сообщил на ухо Сталину.

— Товарищ Власик говорит, что на голодный желудок воевать тяжко. Прошу, товарищ Никифоров.

Здесь, в столовой Верховного, я еще не был. Я сам принимал пищу внизу, на первом этаже, в общей столовой Генштаба. Уютный кабинет, с хорошей мебелью, Власик мне определил место напротив Сталина, сам сел слева от меня, и разлил водку по небольшим стаканчикам. Водку выпили без тостов и без чоканий, по-фронтовому. Каждый за свое. За ужином, тоже, слова никто не проронил. Без пятнадцати час Сталин поднялся из-за стола, и мы все вышли через дверь на КП. Там уже было приличное число военачальников. Шапошников доложил обстановку. Все спокойно! Через 15 минут передали сигнал 'Гроза' по всем каналам связи и начали принимать исполнение. Еще полтора часа занимались только этим. Но я посматривал на часы. Через полчаса должны были появиться самолеты, которые нанесут удар по поезду Верховного. Должны взлететь из Бяло-Подляски.

Звонок! Армейский, безостановочный, кто-то крутит ручку изо всех сил. 90-й отряд погранвойск, это подо Львовом, КОВО. Три часа назад там перешел границу перебежчик, ефрейтор Альфред Лисков, 222-й полк Вермахта. Говорит, что в войсках объявили приказ Гитлера перейти границу СССР. А я помню этот случай! Маховик истории, который я случайно толкнул, под действием прецессии, совершил несколько небольших колебаний и вернулся в меридиан. Опять начались повторения событий. Теперь требуется вся мощь РККА и РККФ, чтобы перевернуть историю. Не знаю почему, но мне стало спокойнее. Сталин расправил плечи, согнутые ответственностью перед страной. Мы бросили на весы истории еще кучу миллионов рублей и маленький персональный компьютер, на котором было немного информации о конструкциях самолетов прошлой войны. И сейчас ждем результата. Этот результат — война, но в несколько иных условиях. Сталин повернулся ко мне:

— Так за что погиб ваш дед, Святослав... Сергеевич?

— За нашу Советскую Родину, чтобы его дети и внуки смогли реализовать себя и его идеи.