2. Морские короли. Перекрестки

Глава 1

Род Карнавон

Что такое Маритани — ветер с неба, ветер с моря,

Что такое Маритани — слезы счастья, слезы горя

Что такое Маритани — это музыка соцветий

Что такое Маритани — это терпкий дым столетий...

Алаис перебирала струны, сидя на фальшборте. Сейчас она уже не боялась и почти инстинктивно чувствовала движение корабля. Ах, как же хорошо...

В старой своей жизни она несколько раз каталась на океанских лайнерах, за бешеные деньги, а вот на парусных судах как-то не довелось. И есть в них особое очарование...

Этот запах дерева, эти паруса над головой — романтические натуры будут в восторге.

А если не романтические...

Во-первых, на таком корабле остаться одной очень сложно. Даже ради того, чтобы подумать о жизни. К счастью, есть такая штука, как гальюн. Устроен он на носу судна и кое-как отгорожен тканью. Так что приходится шуметь, чтобы к тебе не вломились. Но ладно с этим можно разобраться.

Во-вторых, очень сложно искупаться. Алаис лично использовала старый метод — когда наливали одеколон на тряпку и обтирались ей. Сначала обтереться одеколоном, потом простой пресной водой — и можно жить. А так...

Если не мыться, то вши и блохи себя долго ждать не заставят, а маританцы кровопийц не уважают. Либо выгонят под дождь — то еще удовольствие в шторм на палубе, за борт улететь, как нечего делать. Скользко, скорлупка эта наклоняется в разные стороны, что тот маятник, а ветер, похоже, дует со всех сторон сразу. Алаис один раз высунула нос — и поняла, что это не ее метод развлечения. Либо обвяжут канатом поперек талии — и за борт.

Алаис такого не испытывала, да и не хотела. Было у нее подозрение, что такие развлекушки окончатся или переломом позвоночника, или, если повезет, парой дюжин синяков на всех местах.

Был и еще один вариант, но мыться в одной лохани с десятком мужиков?

Мало того, что это при всех, на палубе, так еще и воду никто не менял. Первой бы Алаис никто не пустил а последней?

А справка есть, что кожно-венерических ни у кого нет?

Лучше уж в море. Синяки в этом времени лечат, а сифилис... хотя его тоже лечат. Пилюлями с ртутью. Чтоб этим лекарям ее самим закачали в то место, которым они думают!

Алаис понимала, что несправедлива, но... не надо ей таких развлечений! Не надо!

В-третьих — рацион.

Блещет разнообразием и вкусовыми ощущениями. Галеты — то есть сухари повышенной жесткости, солонина, квашеная капуста. И спасибо, если в галетах не заведется никакой живности. Долгоносик, например. Приятного аппетита?

Сначала выковырять жучков, потом покушать. Алаис только порадовалась, что в этом рейсе обошлось без подобных радостей, и зареклась плавать на других кораблях. Не маританских. Вот ее подруга Алька — та в морге бутерброды на спор трескала, сидя на прозекторском столе. Она бы и жука съела на спор. А Алаис — нет, не могла.

Кому-то еще мало?

Ну, так добавьте, что нормальная питьевая вода на кораблях — нонсенс. То есть взять с собой нормальную воду, которая не портилась, можно было только в дубовых бочках. Стоило это столько, что дешевле было корабль из золота отгрохать. В других бочках вода быстро протухала и приобретала неприятный вкус и запах, да и пить ее было вредно, поэтому мешали воду с вином. Примерно пять к одному.

Алаис только головой покачала, и принялась для себя норму воды кипятить. Да, воняло, но хоть пить можно было без опасности отравиться.

Этим заинтересовался Карн Роал, и предсказуемо получил лекцию о микробах. Мол, если набирать воду — лучше не из реки, а ключевую. Нет возможности — ее надо фильтровать через воронку, в которую положить шерсть, насыпать древесный уголь и опять закрыть это дело шерстью. Это так, упрощенно. А лучше — кипятить. Тогда корабль не будет напоминать плавучий сортир.

Алаис читала, что древние греки вообще делали проще. Умники возили с собой овечьи шкуры, вывешивали их на ночь на борта судна, а с утра отжимали — и voila! — у вас есть питьевая вода! Конечно, на весь народ так баранов не напасешься, но хоть и не перетравишь всех подряд.

Карн поинтересовался — откуда познания у мальчишки, и получил в ответ невинное — от отца. Алаис вообще привыкла многое списывать на родителей. И музыку, и стихи, и "левые" знания. Пока действовало.

Что такое Маритани — золотые берега

Что такое Маритани — облака, что жемчуга...

Алаис подумала, что над последней фразой надо будет поработать.

— Хорошо поешь. Душевно.

Дорт, приходя мимо, хлопнул Алаис мимоходом по плечу.

— Вечером приходи, я чего нового спою, — Алаис по-прежнему переводила русские песни на местное наречие. Пока, вроде, удавалось неплохо, в претензии никто не был. Большой популярностью пользовались казачьи песни, русские народные, сказки и страшные истории обожали все, а вот мюзиклы не слишком пошли. Все же, мюзикл — это серьезная подготовка, несколько актеров, песни разными голосами...

— Приду, — Дорт чуть приостановился. — Жаль, долго послушать не удастся.

— А что так?

— Да уж завтра, считай, земля покажется.

— УРА! — ответила Алаис.

— Что, так с нами плавать надоело?

— Не то, чтобы надоело, но на берег хочется.

— Крыса сухопутная.

— Попрошу без оскорблений! Или крысюк, или крысак!

— Помню я, как тебя, крысака, выворачивало, чай, за борт травил, что тот насос, — поддел боцман без особой злобы.

Алаис пожала плечами с независимым видом.

— Это у вас кораблик неустойчивый. Шатается и шатается. Вы бы его гвоздями к морю прибивали...

Второй хлопок по плечу оказался еще тяжелее. Дорт заржал, как конь и удрал, а Алаис осталась наедине со своими мыслями. И были те мысли печальны.

Таламир — гад, сволочь, негодяй... плодовитый! Убила бы. Медленно, путем постепенной кастрации. Постарался, понимаешь...

А она-таки беременна. Узнав об этом самым простым способом. Зря только тряпками запасалась — не пригодилось. Оно и к лучшему, кстати, такое на корабле скрыть бы не удалось при всем желании. Кровавая тряпка — это не то, что легко выкинуть, постирать или спрятать. Но теперь в полный рост вставала проблема дальнейшей жизни. Сама Алаис устроилась бы, может, отправилась бы бродяжить, но ведь не с грудным младенцем? А кормящей матери требуется комфорт, это точно. И куда дальше двигаться?

Остаться на Маритани до родов? Не получится, там сложная пропускная система. Почти Арабские Эмираты, кстати говоря.

Ты можешь стать маританцем в двух случаях.

Первый — ты там родился. Второй — ты получаешь благословение моря. Как это происходит — кальмар его знает. Просто в какой-то момент у человека синеют глаза, и он отчетливо понимает, что без моря ему не жить.

Есть и третий вариант. Потомкам герцогских родов на Маритани всегда будут рады. Но!

Радость эта весьма сомнительная, Алаис порасспрашивала моряков. Не все ж ей трепаться, пусть и ей что интересное расскажут...

Оказалось, что если потомок герцогского рода явится на Маритани, его как-то проверят (как — знают только жрицы моря), а потом разрешат жить на острове.

Всё.

Ни дома не предоставят, ни защиты — ничего. Просто потомок герцогского рода уже по определению — маританец. Если сам захочет.

Сначала Алаис обрадовалась. Казалось бы, что в этом такого страшного? Деньги есть, домик она себе прикупит, и даже проживет, а там или еще раз замуж выйдет, или каким-нибудь местным бизнесом займется, или... ага!

А Таламир, узнав, что его беглая супруга на Маритани, за ней не поедет. И голову ей оторвать не пожелает. И ребенка забрать — тоже?

А если пожелает, то ее защитят. Весь остров вступится.

Не верится?

Вот и правильно, что не верится. Такого не бывает. Объявив свое имя, Алаис станет мишенью. Останется только круги нарисовать на всех частях тела. И нигде не сказано, что маританцы не пожелают ее использовать в своих интересах. Она же последняя из Карнавонов, любой, кто на ней женится, автоматически может стать герцогом...

Такая вот ценная девушка.

Тьфу!

Так что лучше хранить инкогнито, и постепенно удрать с острова. Чужакам можно быть на Маритани не больше трех месяцев?

Ей хватит!

Было и еще одно исключение, которое делали старейшины, но там все было еще противнее.

Рабы.

Свободные маританцы по определению воины, рыбаки, купцы, моряки. Не считая рыбаков, это те профессии, при которых дома не посидишь. То есть муж в море, а на хозяйстве кто остается?

Женщины и дети.

Ну, воины. Но чтобы хорошо воевать, надо тренироваться. Уделять упражнениям по нескольку часов в день. И именно упражнениям, а не чистке картошки или пришиванию воротничка. То есть эта категория населения тоже много не наработает. А на острове. Считай, ничего нет. Ни газа, ни водопровода, ни канализации...

И как быть?

Маританцы свой выбор сделали. И одобрили на острове рабство.

С рядом ограничений, например, раба нельзя убить просто так, надо обязательно за какую-то провинность, раба нельзя освобождать на Маритани, надо его вывезти с острова, раб не может размножаться на Маритани, и даже такое — раб не может находиться в рабстве больше десяти лет. То есть прикупил ты раба, а через десять лет вывези его на материк и дай свободу.

На словах — красиво.

На деле?

Десять лет. Целая жизнь, за это время родные тебя забыли, дом рухнул, дело разворовали... а тут ты являешься. Типа, здрасте. Без денег, зато с ценной профессией раба в руках. И что тут скажешь? Ближайший аналог, который пришел на ум Алаис — отсидел десять лет и вернулся. Если вернулся. Ну, здравствуй, сын с лесоповала, канализационный коллектор тебя ждет.

Фактически — маританцы плодят нищих на материке.

Вслух Алаис это не произнесла. Но и любовью к маританцам не прониклась. Тоже мне, высшая арийская раса!

А маританцы действительно считали себя выше других, на том основании, что они — потомки стражи Морских королей. Их предки были воинами, вот и им негоже опускаться. И пачкать руки простым трудом, например, навоз из-под коровы потаскать им тоже нельзя. Не по чину.

Их можно было понять, можно. На службе у королей ребята за свой труд получали зарплату, за счет этого содержали семьи, и были при нужном деле. А потом, когда королей не стало, когда рассыпалось Королевство Рамтерейя, куда им было податься? Спасибо, не в пираты. Но какие-то представления о порядочности у маританцев остались. Пиратов они попросту вешали. На рее. Заодно, кстати, повышали свое материальное благосостояние, поскольку пиратские корабли доставались им.

Так что отношение к ним у Алаис было двойственное. Как к одичавшей собаке, которая после смерти хозяина ушла жить к волкам. С одной стороны, собака-то и не виновата. С другой стороны, тем, кто ей попал на зубы, не легче.

Нет, оставаться на Маритани Алаис не собиралась. И раскрывать себя — тоже.

Прибыла, огляделась, прикинула куда ехать — и адиос, амигос. Мне будет вас очень не хватать.

Да, и к Ланисии она тоже не поедет. Наводить на кузину Таламира? Такую свинью только для врага. И только для заклятого.

Куда деваться?

Разберемся. Тут главное не суетиться.

Приехал на Маритани певец-подросток Алекс Тан, уехала с Маритани почтенная вдова Александра Тан. В черном платье, с ребенком в животе, и — к родственникам. А на материке снимет или купит дом, наймет прислугу, придумает, как зарабатывать — да просто купит чье-нибудь дело. Драгоценностей у нее с собой хватит и замок прикупить, только внимания к себе привлекать не надо. А знания — есть.

Алаис уже успела приглядеться, и точно знала, в какие отрасли будет вкладываться.

Салон для дам.

Нечто вроде элитных магазинчиков двадцать первого века. Натуральная косметика, а заодно нижнее белье, пояса для интимного периода жизни, специальные фасоны для беременных... многое можно изобрести для женщин. Особенно если ты женщина.

А еще...

История Анжелики — в чем-то правдива. Деньги делаются и на элитных продуктах тоже. Шоколада тут не водится, но сколько рецептов каши из топора знает простая русская женщина? Любая из тех, кто возится на даче, а потом обрабатывает урожай.

Соленья, варенья, квашенья, пироги, закуски...

Для себя готовить Таня когда-то не любила и не хотела. Но кормить Мишу было необходимо. Вкусно, разнообразно и с выдумкой. Вот и...

Элитное кафе плюс магазинчик для дам? Вполне возможно.

Но это — дело будущего.

Что такое Маритани — облака под крышей неба

Что такое Маритани — чудный остров, где я не был...

Стихи складывались сами. А что?

От Алаис не отломится, а маританцам приятно.

* * *

Я — Далан Шедер.

Они не сломают меня. Я не забуду свой дом.

Я — Далан Шедер.

Мальчишка злобно скалится на своих тюремщиков.

Я не забуду свою семью! Я не забуду своего имени!

Я выживу и отомщу!

Я — Далан Шедер!

Он похож на голодного тощего волчонка. Грязные волосы некогда были русыми, глаза горят неизбывной злостью, на тощем теле выпирают ребра, щедро покрытые синяками. В первые дни он мечтал перегрызть горло хоть кому-то из своих мучителей, потом смирился.

Внешне, не внутренне.

Я — Далан Шедер!

Я справлюсь и вернусь домой.

Выжить можно где угодно.

Под мягкими сапожками купца поскрипывают доски.

— В этот раз у нас хороший улов, с Маритани вернемся с прибылью. Все живы, ни лихорадки, ни гнили — обошлось.

Купец и капитан разговаривают при рабах так, словно их здесь нет. И верно, для этих жирных тварей они уже не люди.

Руки Далана сжимаются в кулаки.

Ах, если бы он был больше! Сильнее!

Если бы хоть на миг спали цепи!

Если бы.

Но что толку мечтать о несбыточном? Как же подло может иногда поступить жизнь?

Сколько ни берегись, но ты не сможешь предугадать самого простого. Что на ваш караван, который двигался в Тавальен, нападут разбойники, что кого-то убьют, в том числе и дядьку Тисама, а Далана просто оглушат. И продадут в рабство за серебряную монету.

И кричи, не кричи, что ты свободный, что ты сын купца, что ты Далан Шедер...

Ты можешь обещать за себя любой выкуп, но кто ж будет слушать мальчишку?

А в будущем у тебя Маритани.

Что б ты пропал! Что б тебя кракен сожрал...

Далан и сам не мог определиться — кого он ругает? Маритани? Маританцев? Работорговцев?

А ведь всего-то... помолиться ехал. Паломники...

Этой зимой Далан серьезно заболел, и мать дала обет. Если сын выживет, он обязательно съездит в Тавальен, помолится в главном храме.

Вот тебе и Храм.

Как-то там мама?

Они, наверное, уже все знают. Мама плачет, отец утешает ее, сестренки переживают... младший братик не понимает пока ничего, ему только два годика, но если всем в семье плохо, то и ему хорошо не будет.

Будьте вы прокляты, подонки! Будьте прокляты!!!

— Завтра уже будем на острове. Там выгрузимся, вы расторгуетесь, и дней через десять — домой.

Семейство Арьен

Эдмон Арьен покачал головой и кивнул сыну.

— Подбери меч. Продолжим.

Эмиль Арьен покорно подобрал меч и встал в позицию. Эдмон оглядел сына.

— Да не напрягайся ты так! Никто тебя убивать не будет. По крайней мере — здесь и сейчас.

— А когда будут? — вопрос был глупым и заданным только для поддержания разговора. Эмиль и не думал отвлекаться на ответ. Манеру своего отца отвлекать противника и тут же выбивать оружие он хорошо знал. Иные синяки до сих пор чесались.

— Когда-нибудь, — Эдмон скользнул к сыну. Эмиль так же плавно скользнул ему навстречу. Во всяком случае, попытался. Получилось плохо, но мальчишке было только пятнадцать лет. Опыт он приобретет в свое время и в своих боях. Пока же для него это было первое плавание — и Эдмон вовсю натаскивал сына, обучая его драться на палубе корабля. Получалось неплохо для новичка. Клинки столкнулись, разлетелись в разные стороны, столкнулись еще раз — и в сторону отлетел уже Эмиль. И без клинка. Клинок зазвенел где-то в паре метров от него.

— Поднимайся, подбери меч, и продолжим, — предложил Эдмон.

Эмиль подниматься не торопился.

— У меня так никогда не получится!

— Все у тебя получится со временем. Ну!?

Эмиль послушно встал в позицию. И все опять повторилось. Скольжение, столкновение, звон клинков — и Эмиль на палубе.

— Ты совершенно неправильно поступаешь, — покачал головой Эдмон. — Я гораздо сильнее тебя и старше. Естественно, ты теряешь равновесие. А почему?

— Не знаю, — Эмиль обиженно засопел носом. Ему было ужасно обидно. Отец не имел никакого права вот так издеваться над ним в присутствии всей команды! Это не обучение, а не разбери, поймешь чего!

— Зато я знаю. Стоишь? Хорошо. Давай-ка медленно, и внятно повторим удар.

Эмиль опять растянулся на палубе.

— Теперь ты понял, где твоя ошибка?

— Кажется да.

— Тогда повторим — и на сегодня все. Начали!

Эмиль сосредоточился на клинке отца. Теперь все стало понятным и простым. Этот выпад отбивается совсем не так. Он-то принимал весь удар на свою руку, а надо совсем по-другому. Неудивительно, что его с ног сбивало. Надо так. Шаг вперед и влево, поворот, скольжение — и удар ушел в сторону, не причиняя юноше вреда. Зато Эмиль смог бы ударить кинжалом в бок врага, если бы все это было в бою. С отцом этот номер не прошел. Эдмон как-то извернулся и потрепал сына по темно-каштановым растрепанным волосам.

— Теперь понял?

— Понял. И все равно — мне до тебя, как жабе до дракона. И как тебе это удается?

— Настоящий маританец* живет на одной рукояти со своим клинком, — пояснил Эдмон старой пословицей. Иди, умойся.

Эмиль убрал меч в лежащие тут же ножны и помчался к борту. Мчаться пришлось недалеко. Матросы уже успели вытянуть пару ведер воды из-за борта и тут же окатили ими юношу. Эдмон Арьен с легкой улыбкой на губах смотрел на сына. Как же он похож на него. Пусть даже сам Эдмон — темноволосый и голубоглазый, а у его сына каштановые, как у матери волосы и ярко-синие глаза, как и у всякого маританца. Привилегия родившихся детьми моря. У его дочери тоже такие глаза, только гораздо бледнее. И не поймешь, то ли Кати получила глаза от отца, то ли от моря. Эдмон даже не заметил, насколько посинели его глаза после первого выхода в море. И все равно. Глаза, волосы, даже лицо — это все чепуха. Но есть и у Эмиля и у Кати в походке, в осанке, в жестах что-то такое, что только краем глаза посмотришь — и понимаешь — это дочь Эдмона Арьена. Это сын Эдмона Арьена. Хотя Эмиль, в отличие от Кати, и лицом на него похож — один в один. Иногда даже странно становится. Посмотришь на сына — и видишь себя, каким ты был в пятнадцать лет. Таким же молодым, глупым, сорвиголовой, который мог так и не осознать своего настоящего призвания. Эдмон не слишком любил вспоминать о своем прошлом, а тут вдруг потянуло. Это его-то, который в пятьдесят два года оставался в душе озорным мальчишкой. А вот накатило — и Эдмон Арьен застыл у борта корабля.

Он появился на свет тридцать пять лет назад в зажиточной купеческой семье. Через два года появилась Эмисса. Еще через год — Альетта. А еще через четыре года родился и Амедей. Он-то сейчас и унаследовал дело отца. Это Эдмон хорошо знал. Старался узнавать вести с родины, хотя сам там не был вот уже тридцать один год. Что же потом? Они росли. Из всей семьи Эдмон больше всего походил на своего отца, темноволосого гиганта с ярко-голубыми глазами и обаятельной улыбкой, от которой таяли все встречные женщины. Напрасно, кстати, таяли. Эдмон точно знал, что отец всю свою жизнь был верен своей жене. Эмисса, как он ее помнил, была точной копией матери. Вьелерин* с зелеными глазами. А родившаяся через год Альетта была как две капли воды похожа на сестру. Их часто считали не погодками, а близнецами. Хотя, насколько ему сейчас вспоминались сестры, Эмисса действительно была точной копией матери — легкая, веселая, живая, совершенно не способная заглянуть в завтрашний день.

* Вьелерин — создание, сотворенное Арденом из солнечного луча и капель воды. Невероятно красивое, оно доносит до людей волю Бога, ближайший аналог — ангел, прим. авт.

Альетте же достался разум отца — холодный, рассудочный, даже временами жесткий, позволивший ему подняться из нищеты и даже стать главой купеческой гильдии Сенаорита.

И Амедей.

Вечный обделённый.

Младший сын, последний, не особенно любимый, не отличающийся умом, зато хваткий и обожающий торговлю. Он сейчас и унаследовал отцовские дела...

А сам Эдмон ушел в море — и не жалел ни минуты. А ведь мог тогда и остаться дома, еще как мог...

Да, было время.

Эдмон как наяву помнил день, когда повстречал свою судьбу. Не любовь, не подругу, а именно что судьбу. Ему тогда был двадцать один год, он задержался у любовницы до утра и ушел уже на рассвете. Он быстро шел, почти бежал по улице. Жизнь была так прекрасна! Он готов был кричать от радости, от того, что он молод, здоров, от того, что день обещает быть солнечным, а ночь будет такой же невероятной, потому что подруга разрешила ему прийти вечером. Нет, не зря он добивался ее четыре месяца! Он свернул в один узенький переулок, второй — и нос к носу столкнулся с девушкой, несущей на плече большой кувшин, пока еще пустой. К колодцу пошла? Эдмон не знал. Он попытался уступить девушке дорогу, но и она сделала то же самое. Несколько минут они топтались на месте от избытка вежливости, а потом девушка подняла на него глаза и расхохоталась. Расхохоталась так звонко и весело, что Эдмон тоже не смог устоять. Он засмеялся — и вдруг встретился с девушкой глазами. И замер. Из ярко-синих глаз девушки на парня нахлынула морская волна, захлестнула, потянула за собой, поманила — и унесла в море. Эдмон услышал крики чаек, почувствовал вкус соли на губах, увидел клочья белой пены на гребне волны несущейся к берегу — и на миг сам стал этой волной. Он часто видел море, но никогда, никогда еще оно не проникало ему в душу. А сейчас пришло и властно позвало за собой. Давно исчезла куда-то девушка, а Эдмон все стоял на улице, оцепенев от увиденного и на него натыкались прохожие. Потом он очнулся и побрел домой, но радости уже не было. Была смертельная тоска по морю. Его ждали на Маритании.*

— Пап, о чем ты думаешь?

Эдмон встряхнулся, отгоняя грустные мысли, взъерошил волосы сына...

— Ни о чем, Эмиль. Совершенно ни о чем. Кажется, ночью будет шторм, надо бы приготовиться. А если море будет благосклонно к нам, то завтра мы уже увидим берега Маритани.

* * *

Маритани была прекрасна. В эту секунду Алаис понимала маританцев, которые были влюблены в свой остров. Сияющие золотом берега, пышная шапка леса, симпатичные белые домики на склонах там и тут, наверное так выглядел остров Корфу до того, как его берега изгадили отелями из стекла и бетона.

А еще — море.

Потрясающей синевы, нежное и лучистое, в котором наверняка так здорово купаться. Рядом с Карнавоном оно сумрачное и жестокое, словно акула, а здесь напоминает маленького ласкового рыбика. Из тех, что доверчиво подплывают за хлебом чуть ли не к твоей руке.

Когда-то она любила нырять и плавать с аквалангом. Давным-давно, еще в той жизни.

— Тебе нравится?

Тим вился рядом. За время путешествия он сдружился с Алаис, как с другим парнем. Более старшим и опытным. И сейчас невольно искал одобрения друга.

— Остров... прекрасен, — честно высказалась Алаис.

— А ты бы хотел здесь жить?

— У меня не будет благословения Моря.

— Ну... мало ли?

— Нет, Тим. Моего желания здесь мало, а значит, лучше и не надеяться, чтобы не разочароваться.

— Странный ты, Алекс.

— Уж какой есть.

Алаис небрежно откинула с глаз отросшую за время путешествия челку.

Вы когда-нибудь пробовали подкрашивать отросшие корни волос в темноте, на ощупь, стараясь не издать и лишнего звука, потому что в метре от вас сопит спящий человек? А потом пробираться на палубу и смывать краску в гальюне? Из фляги с водой? Быстро-быстро, чтобы никто лишний раз не заметил?

Там же наносить веснушки, да и брови с ресницами требуется красить. Тяжкое это дело — маскировка.

— А сколько ты пробудешь у нас?

— Наверное, три-четыре дня. Посмотрю на остров, а потом отправлюсь дальше.

— Далеко?

— Не знаю, — Алаис пожала плечами, — ты же помнишь, — пальцы привычно легли на струны.

Вся жизнь моя — дорога, погоня за мечтой,

И я доволен богом, а он всегда со мной

Мы петли размотаем и сделаем клубок

Которым поиграют судьба, и я, и бог.

Судьба моя, как кошка мурлычет у дверей

Куда ведет дорожка? Пойдем по ней скорей...

Тима стихи интересовали меньше, чем Дорта. И правильно, плести такие кружева Алаис могла километрами. Только вот забывалось все уже через десять минут.

— Ты обязательно должен побывать в храме моря. Хочешь?

— А меня пустят?

— Храм открыт для каждого.

— Тогда стоит сходить. Тим, а ты долго будешь на острове?

— Пока капитан не отправится в новый рейс. Но, думаю, дней двадцать. Капитан Роал соскучился по семье.

— Может, ты мне покажешь остров?

Тим просиял.

— С удовольствием. И... хочешь, я тебя приглашу к нам? Отец пускает иногда постояльцев на пару дней?

Алаис подумала пару секунд.

— Давай так, я сначала остановлюсь в таверне, а потом поговорим с твоим отцом. Ты же не знаешь, как они сейчас...

Тим кивнул.

— Не знаю. Но па обычно рад гостям.

— Ну, вот сначала у него спросишь, а уж потом... — Мальчишка согласно кивнул, и Алаис закончила. — А остров мне покажешь обязательно. И в храм сходим.

Почему бы нет?

В той жизни Алаис обожала посещать церкви. Не ради веры или религии, нет. Ради архитектурных и художественных красот. Почему бы не продолжить традицию и в этом мире?

Корабль медленно двигался к гавани. И два мыса выдавались глубоко в море, словно открывали загорелые до золотого цвета руки.

Вернулись, родные мои.

Я рада вас видеть.

Маритани...

* * *

Далан гавани не видел, из трюма вообще ничего не увидишь. Просто изменился ход корабля. Стало чуть меньше качать, и кто-то из рабов сказал, что корабль встал на якорь.

Далан мысленно пожелал Маритани провалиться вместе с якорем в пасть Ириона, да там и застрять. Поближе к хвосту. Вслух он ничего не сказал, понимая, что ругайся, не ругайся...

Плетью вытянут, да и только. А силы ему нужны, очень нужны. Чтобы сбежать, он должен быть здоровым, сытым и не в цепях. Тогда у Далана есть шанс пробраться на корабль, идущий с Маритани и спрятаться там. А уж как будет дальше... кто его знает?

Могут и за борт выкинуть. Тогда все будет кончено быстро. Но могут же и домой отвезти? А он отработает! Он ничего не боится, отец своих детей ко всему приучил. Хоть навоз выгребать, хоть огород копать. Если он сын купца, это не значит, что он — белоручка.

Далан шевельнулся пробуя свое тело. Цепи глухо зазвенели.

А ведь и верно спасибо тебе, отец.

Мальчишка отчетливо понимал, что купец Тхен гоняет своих детей до седьмого пота. И... сейчас ему это могло пригодиться. Вот соседские дети, он знал, с утра немного учились, потом лоботрясничали на улице, а у него, да и у его сестер все было не так. Их занимали то работой, то учебой целый день, от зари до темна. Чтение, письмо, счет — это обязательно. Несколько наречий, и на каждом надо разговаривать. Для него — упражнения с оружием. Для девочек — шитье, вышивание, вязание. Работа по дому — обязательно. И тут уж разделения ни для кого не будет. Сестры могли почистить лошадь или убрать в конюшне, Далан мог приготовить суп, при необходимости.

Время на развлечения? Чтобы пошататься по городу, утянуться на рынок или на площадь?

Вот еще!

Лучше помоги в лавке. Или пол помой лишний раз.

Тогда Далан не понимал, к чему это, а сейчас вот, готов был благословлять отца и мать за их решение. Никакая работа ему в тягость не будет, со всем он справится, все сумеет!

Папа, мама, доберусь до дома, в ножки вам поклонюсь. Только б все были живы-здоровы. Только б выбраться...

* * *

Карн Роал посмотрел на Алаис.

— Все, прощаемся, соловей?

Алаис молча поклонилась.

Карн кивнул.

— Знаешь... возьми.

За проезд она заплатила десять золотых, пять Карн возвращал ей обратно.

— За что?

— Считай, отработал. Больше никуда не собираешься?

— Не знаю... надолго я здесь остаться не смогу. Вы потом куда?

— Мы опять в Сенаорит. Если захочешь — приходи, место найду.

— Благодарствую.

Карн, и правда, был доволен мальчишкой. Сопляк совсем, сколько ему там — четырнадцать? Пятнадцать? А руки из нужного места растут, и голова светлая. Жаль, не маританец. И работы не боится. Ну, потравил за борт несколько дней, так потом первый же над собой смеялся. И палубу с Тимом драил, и на камбузе помогал, к матросам, правда, не лез, но туда и юнгу не пускают — тяжко. Надорваться можно, а потом не вырастешь. До восемнадцати, считай, только в крайнем случае а так нечего себе жилы рвать. Да и по вечерам...

Самое плохое в плавании — скука. Если все идет тихо, мирно, спокойно, если нет ни штормов, ни бурь, у матросов возникает нужда в развлечении. И в ход идут карты, кости, а где азарт, там ссора, где ссора — там драка...

Это плохое дело.

А в этот раз все точно знали — заскучал? Найди Алекса. Тут тебе и песня будет, и сказка, и пошутит, и рассмешит, и в разговор втянет...

Шутом бы ему работать при королевском дворе... или герцогом стал бы, или отравили.

Хороший мальчишка. Правильный.

— А если что случится — скажи, пусть меня найдут. Чем смогу — помогу.

Алаис опять поклонилась. И — попрощалась. В Сенаорит ей не надо. В ближайшие года два — точно не надо.

А потом...

Ребенок — это, конечно, сложности жизни. Но никто ведь не мешает сыграть и в обратную?

Если умрет Алаис — это наследник Карнавона. Всех земель и титулов, а Таламир при нем опекуном.

А если умрет Таламир? А Алаис выйдет удачно замуж? Хм-м...

Эту идею стоило рассмотреть внимательно. И даже помочь любимому супругу. Дело оставалось за малым. Обосноваться, заработать денег, укрепиться, найти деньги, найти мужа, найти убийц...

Непосильная задача?

Да, для местных женщин.

А вот если ты пережила конец империи СССР, перестройку, гласность, демократию, дефолты, кризисы... Лично Алаис не считала свои планы неподъемными. Просто — требующими времени и сил. Итак, что главное в жизни?

Правильно расставить приоритеты. Тогда и только тогда ты сможешь двигаться к цели.

Например, есть у тебя долги. А хочется шубку. Если ты позволишь ее себе, ты влезешь в еще большие долги, и хорошо это не закончится. А если ты сначала уплатишь долги, а потом накопишь и купишь шубу — у тебя будет и шуба, и чистая финансовая история.

Сейчас у Алаис не было долгов. Но был ребенок. Ее инвестиция в будущее. Да и просто — ее ребенок!

Значит, приоритеты стоят так.

Обустройство где-нибудь, в достаточно многолюдном городе, подальше от Сенаорита. Заодно можно и свое дело открыть, и денег подзаработать.

Роды. Ребенок.

Это — на ближайшие два года.

А потом, если она и ребенок переживут это время, если все будет хорошо, если она устроится, можно будет и за Таламира взяться. Если к тому времени его и так не пришибут.

Ах, мечты, мечты...

Вот как удавалось всем героиням романов беременеть под конец книги? Спать с героями они начинали с середины, под конец обязательно женились, и чадушко рождалось в законном браке. А у нее где?

Брак-то у нее есть, но спокойствие, дом, любовь, доход...

Либо книга не та, либо героиня неправильная.

С этими мыслями Алаис и вступила на землю Маритани, без особого благоговения оглядываясь в поисках ближайшего трактира.

* * *

Надо сказать, Маритани ей понравилась. Прежде всего — своей модой.

Мужчины на Маритани носили белые рубашки, которые заправляли в свободные брюки... да-да, из той самой ткани, которая здесь и сейчас называлась парусиной. А чего добру пропадать?

Поверх рубашки накидывались либо жилет, либо куртка, в зависимости от погоды. Верхняя одежда украшалась яркой вышивкой в голубых и синих тонах.

Полностью синей одежды, кстати, тут не было — дурной тон. Синий — цвет морских королей, надеть синее, как бы посягнуть на пустующий трон. Нехорошо получается. Женская мода Алаис восхитила настолько, что она твердо решила уезжать с Маритани — женщиной. И в местных платьях!

Вот!

Женщины на Маритани носили простые приталенные платья, без корсета, нижней юбки и прочих материковых радостей. Облегающий лиф — и юбка-солнце длиной до середины икры. И правильно — не поработаешь по дому в длинной юбке. Талия перетягивалась ярким кушаком. На шею вешались украшения из монет, добавьте распущенные или подхваченные яркой лентой волосы, белозубую улыбку — и у многих из жителей яркие синие глаза.

Почти как у Морского Короля из видения Алаис.

Яркие-яркие, синие-синие, впитавшие в себя цвет моря.

Впрочем, нет.

У короля они и были — морем. Изменчивым, волнующимся, словно через зрачки мужчины смотрел мировой океан. Бушевал, ежесекундно изменялся, пытался выплеснуться наружу. А маританцы взяли от него лишь цвет. Яркую синеву. У кого-то темнее, у кого-то светлее, но и только. Статичный цвет, неизменный.

Красиво, но не то.

А еще на Маритани было необычно чисто. Ни грязи, ни вони, ни крыс — ничего. Каменные мостовые блестят в лучах солнца.

Тим рассказал Алаис, что когда маританцы только поселились на острове, их мучили болезни. А потом боги смилостивились. Послали шторм, который бушевал несколько дней. Отмыл город до блеска, а эпидемии прекратились. Жители намек быстро поняли.

С тех пор на Маритани грязи не найти.

Золотари вывозят отходы на поля, а если кто посмеет насвинячить на мостовой, будет мыть всю улицу. Соседи проследят. Или получит двадцать палок на площади.

За плевок на мостовую — могут заставить его вытирать своей же рубашкой.

За попытку нагадить в укромном уголке — тоже палки. И плюс мытье улицы. Понимали все и быстро.

Впрочем, маританцам помогала сама природа. Их город был большой гаванью, протянувшейся на берегу. Шторм ли, буря, дождь — и считай, улицы отмыты.

Вглубь острова никого не пускали.

Дворец Короля должен был оставаться в неприкосновенности до его возвращения.

Таверна нашлась рядом с портом, и Алаис почти пинком распахнула дверь.

Не по хамству — просто руки были заняты.

— Я приехал издалека, я вам песенки привез

За моей спиной историй, побасенок целый воз

Я от тяжести шалею, вам надеюсь рассказать

Что увидел и услышал, чтобы дальше передать.

Не гоните менестреля, я хороший и не злой

Я пройдусь по скуке тряпкой и по затхлости водой

Я веселье преумножу, разгоню тоску и грусть

Не гоните менестреля, все равно я к вам вернусь...

Сопровождалось сие действие глазками кота из 'Шрека', гитарным перебором и широкой улыбкой. И Алаис не прогадала.

Хозяин, вознамерившийся, было, кивнуть вышибале, ухмыльнулся, и отставил в сторону кружку, которую протирал. Самый обычный трактирщик, в меру умный и хитрый. И таверна, как и в Сенаорите. Стойка, столы, скамейки, разве что там в качестве декора использовался лук и чеснок, а здесь — гирлянды из ракушек. Оно и правильно — лук и чеснок тут статья экспорта, глупо их впустую переводить, а ракушки под ногами валяются. Хоть ешь, хоть нижи...

— Ну, проходи, менестрель. Потешь душеньку.

— А молочка нальете? — нахально осведомилась Алаис. Не из вредности, просто менестрелям в эту эпоху было позволено достаточно много. А что?

Радио нет, телевидения нет, хоть так развлечься. А если развлечение — товар, то и стоит он дорого. И доступен не каждому. Попробовать-то может хоть кто, но в местном обществе очень качественная и действенная критика.

Сколько бы поп-групп остались на плаву, если бы их можно было критиковать, закидывая гнилыми помидорами и тухлыми яйцами, Алаис предугадать не бралась. А особо отличившихся менестрелей могли и вовсе вынести с почетом — до ближайшего нужника.

— А ты с губ слизни, чай, там еще не обсохло, — посоветовал хозяин.

— У-у... жадина, — фыркнула Алаис. Но на высокий стул рядом со стойкой вспрыгнула без раздумий. — Значит так. Поймал дед рыбу. Вот такую. Нет! Вот таку-ую...

Спектакль по мотивам сказки 'Ух ты, говорящая рыба' прошел на 'ура', пара песен развеселила и трактирщика и вышибалу, а 'песня рыбака' вообще оказалась вне конкуренции. Кое-какие слова пришлось заменить, но Алаис постаралась так извернуться с ритмом, чтобы песня ничего не потеряла. И вроде бы ей это удалось.

Алаис посмотрела на довольные лица — и прихлопнула ладонью струны.

— Так как — заработал я свое молоко?

— Заработал. И даже на ночлег пущу, но с отработкой, — решил трактирщик. — Вечером с восьми склянок до полуночи — народ потешишь?

— Я-то смогу, — прищурилась Алаис. — А что мне за это будет?

— Что заработаешь — то и будет?

— Плюс ночлег и трехразовая кормежка за счет заведения.

— А не слишком ли заламываешь?

— Ну... на тухлые яйца всегда разориться несложно. Если захотите.

— Самоуверен ты не по годам...

— Так ум и умения не от лет зависят. Кто и в старости дураком останется, — пожала плечами Алаис.

— Наглый. Тебя звать-то как?

— Алекс Тан.

— Ладно. По рукам, Алекс. Но если тебя гнилыми помидорами закидают — я спасать не стану.

— Не закидают, — ухмыльнулась Алаис.

* * *

Не закидали.

Маританцы там — или нет, а музыка нравилась всем. И песни тоже. И даже испанские гитары.

Алаис из своего времени знала кучу мелодий, и на Маритани они пошли влет.

Слушали, топали ногами, хлопали в ладоши в такт задорному ритму... Алаис десять раз порадовалась, что взяла медиатор. Да и кожа на пальцах рук стала чуть погрубее, но все равно пальцы ныли.

К концу вечера недовольных не было. В том числе и трактирщик, который хлопнул девушку по плечу и предложил:

— Не хочешь на площади подыграть? В конце пятидневья танцы, там такие как ты всегда нужны.

— Пятидневья?

— Через два дня. Наши ребята там тоже играют, но не так. У нас другие песни...

— Внесем разнообразие, — усмехнулась Алаис.

Уже в час ночи, вытягиваясь на кровати, она уткнулась носом в подушку.

Пахло не перьями, нет. На острове маританцы набивали подушки чем-то вроде гречневой шелухи. Другой запах, другие ощущения, но главное осталось прежним.

Чистота.

Пусть постельное белье было застирано до потери всякого цвета, а одеяло кололось, но все было безупречно чистым. Хорошо-о...

Жаль, она не сможет остаться на Маритани.

* * *

Далан понял, когда причалил корабль. Качка стала иной, изменилась, поутихла. Да и звуки жизни портового города послышались.

Купец спустился в трюм.

— Так... Норс, делайте все, как обычно. Понял?

— Ночью?

— Что ж нам — завтрашний день терять? Помост я оплачу, так что работай!

И начался кошмар.

Рабов по одному отцепляли и выводили наружу. Там им давали в руки кусок мыла и окатывали водой. После того, как человек полностью смывал грязь со своего тела, его осматривали с ног до головы. Осматривали зубы, глаза, половые органы — рабов с дурными болезнями нельзя ввозить на Маритани, за это крупный штраф. Заставляли промывать волосы чем-то едким — рабов с насекомыми тоже не продавали.

Расспрашивали, кто что умеет.

Потом человеку выдавалась набедренная повязка, и он опять приковывался к цепи. На этот раз уже на причале. В трюме грязно, не затем их мыли.

Когда очередь дошла до Далана, мальчишка не сопротивлялся. Ни к чему.

Чтобы сбежать, ему надо не отличаться от маританцев, то есть быть чистым. Не сдержался он только когда его полезли щупать грубые пальцы. И тут же получил сильный удар по ягодицам.

— Стой спокойно!

Далан ответил грязным ругательством, и в следующий миг его ударили еще и под дых. Мальчишку скрутило вдвое. Было бы чем — еще бы и стошнило.

— Учти, щенок, — надсмотрщик подцепил Далана за кожаную полоску ошейника, — проявишь свой плохой характер — лично с тебя шкуру спущу! Молись, чтобы тебя продали, потому что иначе выкинем за борт. Поджилки подрежем, шкуру попортим, чтобы акулы заинтересовались — и дорога в море. Понял?

Далан понял. Оскалился.

— Лучше сдохни сам, потому что если я выживу — это я с тобой и проделаю.

Пощечина была легкой — не дело, чтобы на лице товара были синяки, но и она снесла мальчишку к цепи, где его сноровисто и приковали.

Далан дождался, пока от него отвлекутся и подергал кандалы.

Нет, все крепко.

— Что ты умеешь?

Ответом был изобретательный посыл работорговца в дальние дали. Тот не обиделся — не станет же человек обижаться на собаку, которая его облаяла? А для него Далан человеком и не был.

Товар. И все тут. Просто товар.

— Грамотен?

Далан сверкнул глазами.

— Да пошел ты...

— Отвечай. А то останешься голодным.

Ругательства у мальчишки еще не закончились. Купец безразлично пожал плечами.

— Так и запишем. Отребье. Годен для черной работы или в бордель.

Далан скрипнул зубами. Ругайся, не ругайся...

Но и сдаваться он не собирался. Сначала ты рассказываешь о своих умениях, потом становишься на колени, а потом — раб. Уже не по ошейнику, а по душе!

Нет уж!

Как писал один древний поэт: 'Кто в сердце свободен — не будет рабом'!

Правда, сейчас это мальчишку не утешало. Жрать хотелось до соплей и слез, аж животик подводило. Прикованные по соседству рабы торопливо жрали доставшийся им свежий хлеб.

Мальчишка сглотнул голодную слюну. Угостить его никто не пытался — нарывались уже. Тогда избили обоих рабов — и Далана, и того, кто его пожалел. Вот и сейчас дядька Вирт ест, а смотрит с сочувствием. И табличка на шее.

'Неграмотен. Сильный, работал в поле'.

Будьте вы прокляты, твари, торгующие другими людьми!

Будьте прокляты!!!

Далан поежился. С моря дул холодный ветер, кожа покрывалась мелкими пупырышками. Не заболеть бы...

Я — Далан Шедер! Меня не сломают! Я справлюсь!

* * *

Наутро Алаис отправилась гулять по острову.

Правда, дошла она недалеко. Ровно до лавки, над которой было написано 'Платья тетушки Люсиллы'. Подумала — и зашла внутрь.

И тут же была окутана запахом чего-то очень вкусного, вроде печенья с корицей. После солнца и света острова в лавке царил приятный полумрак, и чувствительные глаза Алаис просто расслабились. Пару минут она позволила себе просто стоять и ни о чем не думать, пока не прозвучали слова:

— День добрый, девочка. Платье заказать хочешь?

Алаис только рот открыла. Вот тебе и маскировка! Вот тебе и 'юноша'!

— А... э...

Тетушка выплыла откуда-то из сумрака. И выглядела она так, что ей тут же захотелось довериться. Невысокая, кругленькая, улыбчивая, похожая на сдобную булочку, она смотрела с теплотой и участием. И глаза у нее были ярко-синими. Алаис уже знала, что чем синее глаза, тем сильнее благословение моря для человека.

— У меня все есть. Тебе какие платья хочется?

Алаис подумала.

— Черное. Две штуки. Красное. А еще бледно-голубое, розовое, фиолетовое...

— Мы сейчас посмотрим все ткани, прикинем цвета — и за десяток дней заказ будет готов.

— А пораньше?

— Можно и пораньше. Но подороже, — не стала спорить тетушка.

Алаис тоже спорить не стала.

— Пусть подороже, но через пять дней?

У зеркала она провела два самых замечательных часа за все время своей жизни здесь. Прикидывала ткани, подбирала цвета, выбирала фасоны, в том числе и для беременной. Заказала штук пять платьев с завышенной талией, попросила тетушку подобрать и подходящую обувь, и белье. Та заверила, что все будет в порядке — есть у нее знакомый башмачник, и назвала цену. Алаис только вздохнула.

На материке за эти деньги можно было бы заказать целый гардероб. Два раза.

Ладно, деньги были,

И Алаис безумно хотелось хоть чем-то себя порадовать за все беды и невзгоды этой жизни. Хорошо другим попаданцам — они жили. А она выживала, стараясь не сделать лишнего шага. Бежала, пряталась, и опять выживала.

А так хотелось просто жить.

Выйти на улицу в новом платье, почувствовать на себе восхищенные мужские взгляды... черт возьми!

А хочется побыть в миру, попировать на пиру. Затеять с душкой мушкетером любовную игру...*

*— Ю. Ряшенцев. Песня кармелиток из к/ф 'Три мушкетера', прим. авт.

Ладно. С любовной игрой — перебор, но все остальное-то можно?

И хочется!

Алаис непроизвольным жестом опустила ладонь на живот.

Там растет ее ребенок.

Так странно, так необычно. В той жизни она уже смирилась, что детей у нее не будет. В этой жизни... она все равно не представляет, что делать с детьми, но не убивать же малыша? Можно вытравить плод, Алаис об этом знает, но ребенок-то не виноват в том, что у него папа — сволочь! И любить его Алаис будет за двоих. Уже любит.

Договорились, что за платьями Алаис придет через пять дней. Сама, лично.

Женщина оставила задаток, и отправилась дальше. По дороге купила пирожок с рыбой, слопала в одну секунду, облизала пальцы — и купила еще три штуки. Вкуснотища...

Надо уезжать с Маритани. Иначе при такой кормежке она после родов втрое увеличится!

Пойти в порт?

Присмотреть себе корабль, договориться об отъезде дней через пять-шесть, как раз платья заберет? Можно...

И женщина повернула к порту.

Не дошла.

Видимо, где-то она сбилась, или неправильно поняла объяснения, потому что угодила на рабский рынок. И замерла в ужасе.

Одно дело — читать или смотреть кино. Другое...

Когда видишь это своими глазами — становится страшно и жутко. И кричать хочется.

Люди же!

Люди!!! Да что ж вы с собой делаете!?

Когда-то женщина с ужасом читала о невольничьих кораблях. В трюме устанавливались решетки, и люди ложились на них, как ложки в коробке. Два метра в длину, полметра в ширину и полметра в высоту. Ни повернуться, ни шевельнуться, ни-че-го! Все дела под себя, на голову ниже лежащему. Затхлый воздух, плохая вода и еда... часто довозили живых вперемешку с мертвыми. А воняли корабли работорговцев так, что их отличали за километр.

О невольничьих рынках читать тоже доводилось. Но видеть вживую... это было намного страшнее.

Небольшая круглая площадь была уставлена помостами в несколько рядов. Между помостами ходили люди. Приглядывались к товару.

И на помостах стояли люди.

Товар.

Мужчины и женщины, в одних набедренных повязках, молодые и средних лет. Хорошо хоть детей не было, иначе Алаис бы не справилась с удушливой волной гнева, которая ее захлестнула. А так — накатило и схлынуло, оставив по себе память в виде жестокой изжоги.

Люди.

Все в кожаных ошейниках-полосках, все прикованы цепями, у каждого на шее табличка.

Алаис пригляделась.

Ближе всего к ней оказалась девушка лет семнадцати.

'Девственна. Умеет готовить, ходить за скотиной. Хорошо шьет.'

Мужчина рядом с ней...

'Сильный. Хороший пастух и конюх. Покорный'.

'Ученый и лекарь. Ест мало.'

'Винодел. Плохо видит.'

Хотелось рухнуть на колени и взвыть в голос.

Люди же...

И вот эти выражения лиц, глаза... боги! Глаза!

У тех, кто стоит на помостах — покорное у тех, кто ходит внизу — жадное, приценивающееся.

Вот какая-то тетка с лицом бордель-маман щупает девушку на помосте, хватает за грудь, за живот, требует показать зубы.

Рядом мужчина средних лет приценивается к молодому парню, но уже иначе. Рассматривает мышцы, требует поднять что-нибудь тяжелое...

— Прикажи ей повернуться, я осмотрю задницу. У меня клиенты любят по-разному...

— Гляди, каков гигант! Долго прослужит!

Алаис шагнула назад — и резко согнулась вдвое.

Комок все-таки не удержался внутри. Женщину рвало долго и мучительно. По счастью, рядом с работорговческой площадью домов не ставили, а угол склада послужил неплохим прикрытием.

Наконец Алаис сплюнула на землю остатки желчи, и сделала пару шагов вперед.

Надо бы найти хоть кого — и спросить дорогу. Но... даже дотронуться до продавцов или покупателей она не могла. Было так мерзко, что она боялась не сдержаться.

Токсикоз?

Или простое человеческое отвращение?

— Да пошла ты в ... и ... старая ... по... к...!!!

Звонкий мальчишеский голос так изобретательно ругался, что Алаис невольно встрепенулась. Сделала шаг вперед, второй, третий...

На помосте стоял мальчишка лет пятнадцати.

Тощий, весь в синяках и ссадинах, серые глаза горят злым огнем из-под русой челки, ребра видно напросвет, но...

Никто из рабов не решался спорить с судьбой.

Они уже сломлены. Уже забиты. Уже превращены в домашнюю скотину.

А вот мальчишка считает, что лучше умереть. И, кажется, этот момент близко.

Одного взгляда Алаис хватило с лихвой. И на мальчишку, и на стоящую перед ним толстую тетку с водянисто-голубыми, блеклыми какими-то глазами, и на надсмотрщика, который занес кнут...

— Стойте!

Голос она натренировала. По крайней мере, на нее обернулись. И продавец, и тетка в жутковатом красном платье с черными кружевами, которое смотрелось на ней, как комбинация на хрюшке, и надсмотрщик, и даже сам мальчишка.

Алаис выпрямилась. Черт возьми, в этом мире она — герцогиня Карнавон! И если назовет свой титул, эти твари обязаны будут склониться перед ней.

Но называть ничего нельзя. А значит...

— Сколько ты хочешь за этого щенка?

И надменности в голосе побольше, побольше...

— А тебе что, парень?

— Раз спрашиваю — значит, есть и дело и деньги, — лениво пояснила Алаис, удостоившись еще одного потока ругательств от паренька. Смерила мальчишку насмешливым взглядом и пожала плечами. — вряд ли ты его еще кому продашь.

— Ну, почему же. В моем деле он точно пригодится, — усмехнулась тетка. — Есть у меня любители зады повторять.

Алаис даже не удостоила ту взглядом.

— Так сколько стоит паренек?

— Пятьдесят золотых, господин, — недолго думая, обнаглел продавец. — вы не смотрите что тощий. Зато сильный, выносливый...

— Ага. И чтобы проявить эту выносливость, требуется забить его до полусмерти? — ехидно уточнила Алаис.

— Найдутся любители, — прищурилась тетка.

Таких Алаис тоже просчитывала в минуту. Начни она сейчас торговаться, спорить, ругаться — и парню не поможет, и свои капиталы засветит, и...

— Пятьдесят монет? Ну, за торговца я бы столько еще заплатил... по весу. А за мальчишку — нет. Берите его, уважаемая.

Тетка разинула рот. Торговец поперхнулся, мальчишка, наоборот, рот закрыл и уставился на Алаис с нехорошим прищуром.

— Ты ...

— Вот. Еще и матерится постоянно. Изобретательно, конечно, а все ж надоедает. Вам как, любезнейшая, соловьи для клиентов сгодятся?

Алаис была сама вежливость. Но бордельного вида тетка поморщилась и сплюнула.

— За десять монет отдашь?

Торговец замялся.

— Сорок? Только для вас?

Алаис сделала вид, что ей уже неинтересно, и повернулась к соседнему помосту. Там как раз выставлялся роскошный экземпляр мужской породы. Настолько роскошный, что с него и набедренную повязку сняли. И правильно — прятать самое главное в человеке не стоило.

А глаза потухшие.

И этот уже — раб...

Торговец скрипнул зубами, видя утрату интереса к мальчишке. Парень тоже помог, снова обложив толстуху в три этажа с чердачком. Сейчас он, правда, по ее возрасту не проходился, а вот с дохлым тюленем сравнение вышло красочным.

— Да пес с ним, об него больше палок обломаешь, — махнула рукой женщина. И отошла. А вот Алаис приценилась пару раз к другим рабам, сделала круг по площади, преодолевая отвращение, и вернулась обратно.

— Так сколько?

— Я ж сказал — пятьдесят монет.

— Пятерка золотом — и мальчишка уходит со мной.

— Сорок пять. Вы посмотрите, господин, какой он ловкий?

— Где? Это ж щепка, а не мальчишка! Его еще год кормить, чтобы на человека стал похож!

— А вам-то он зачем?

— Не мне, матери.

Мальчишка высказался в том смысле, что таких подонков только гадюки рожают — и огреб справедливый подзатыльник. Оскорблять свою мать Алаис бы никому не позволила, так что и останавливать надсмотрщика не стала.

— Характер гадкий, воспитания нет, неграмотен, способен только к черной работе — и за это пятьдесят монет? Он того не стоит!

— Не хочешь — не покупай. Без тебя любители найдутся, — огрызнулся купец.

Алаис почувствовала, как подкатывает к горлу еще один комок тошноты. Нет, надо бежать, или...

— Удачных поисков, — выдавила она, и осторожно, стараясь не расплескать то, что внутри, двинулась с площади.

* * *

Второй раз ее рвало уже под причалом.

Как она туда забралась, Алаис и сама не знала. Ноги привели. Но тошно было до ужаса.

Во рту прочно поселился привкус желчи, голова кружилась, ноги подкашивались.

Как люди могут такое делать с другими людьми?

Маританцы считают себя наследниками воинов... и как?! Как те, кто должен был охранять, беречь и защищать, превратились вот в это?

Если бы короли остались на троне, такого никогда бы не было. Работорговли при Морских королях не существовало. Было единое королевство, и нарушать его законы было чревато.

А сейчас...

Все рассыпалось, все развалилось.

Алаис кое-как умылась соленой морской водой. Кожу на лице стянуло.

— Да что б ваш рынок до основания срыло!

В этот момент она всей душой желала исполнения своих слов. Прямо-таки видела, как налетает на берег громадная волна, как она захлестывает площадь, как ломаются под ее напором помосты, выворачиваются из земли камни...

Руки по-прежнему оставались в морской воде. Море мягко обволакивало пальцы, ласкалось, гладило, утешало...

Алаис вздохнула.

Да уж, помечтать-то можно, но результат? Сколько ни тверди: 'халва', но во рту слаще не станет. Вот если бы изобрести динамит и заложить его в нужном месте, чтобы волна нахлынула...

Женщина выпрямилась, окинула взглядом причал — и едва не сверзилась в воду. Помогло то, что рядом оказался покрытый водорослями и какой-то слизью столб. Был он не слишком приятным на ощупь, но Алаис вцепилась в него, как в лучшего друга.

По трапу корабля на пристань спускался не кто иной, как тьер Маркус Эфрон.

* * *

Маркус был откровенно недоволен. Увы, блестящий тьер сильно страдал от морской болезни, так что путешествие ему удовольствия не доставило. Почти всю дорогу он провалялся на койке в душной каюте.

Да и маританцы были весьма непочтительны.

Что такое уважение и восхищение благородным тьером, они даже не представляли. Могли и окликнуть запросто, и посмеяться за спиной (Маркус точно знал, что это над ним), и смотреть так, что крестьянина повесили бы за подобный взгляд.

Сволочи!

Сам Маркус вряд ли поехал бы на Маритани — сдалась она ему. Женщин можно и поближе найти, рыба тоже не великая ценность, но отец приказал! Можно подумать, Маркус виноват в том, что упустил Алаис Карнавон!

Да эта дрянь от кого угодно ушла бы, нормальному человеку и в голову не придет то, что она выкинула!

Удрать из дома и спрятаться так, что по сей день не нашли!

Это же уму непостижимо!

Алита в такой ситуации могла бы плакать. Молиться, край — уйти в монастырь. А эта?! Сбежать от законного мужа! А если она и от них так же сбежит?

Опасная привычка, очень опасная...

Но отец был неумолим. Приказ посетить Маритани, и прожить там весь отведенный срок надо было исполнять, так что Маркус спускался на землю острова. И даже не подозревал, что его ценный приз наблюдает за ним из-под крепко сбитых досок.

* * *

Первым побуждением Алаис было — удрать куда подальше.

Вторым — успокоиться.

Убегать получается очень плохо, если тебя шатает от слабости. А вот думать — вполне. Вдохнуть, выдохнуть и выругаться.

Уехать с Маритани женщиной — не выйдет.

Маркус не полный идиот, и узнать он ее может. Даже в рыжем цвете, уж слишком она сейчас яркая. Слишком привлекает внимание.

Алаис, не долго думая, стянула с шеи платок, повязанный, чтобы не привлекать внимание к особенностям ее строения. У мужчин-то кадык выпирает...

Теперь делаем бандану! Вот так, отлично.

Наблюдаем за Эвроном, пока эта тварь не уберется с территории порта.

И — подыскиваем корабль.

Неважно куда, важно, чтобы как можно скорее.

А еще...

Алаис несколько минут колебалась, а потом махнула рукой.

Дура, да. И кто бы спорил, и о чем бы спорить? Но сейчас она вернется на рабский рынок и выкупит того мальчишку. На двух ребят обратят меньше внимания. А что она с ним будет делать на материке?

Да ничего!

Освободит — и пусть проваливает к крабьей матери! Вообще не стоило бы с этим связываться, но к добру ли, к худу...

Внезапно Алаис вспомнился блистательный Басилашвили в роли Воланда. Его глаза, его выражение лица, с которым Дьявол смотрит на Маргариту...

Да, пора обзавестись тряпками и заткнуть все щели, чтобы внутрь комнаты не проползло милосердие. Вы, Алаис, высокоморальный человек?

Нет, мессир, я отвратительно легкомысленный человек. Там, у помоста, я смотрела в глаза несчастного мальчишки. И видела в них и надежду и гордость. И не буду всю жизнь иметь покоя, предав эту надежду.

Пятьдесят золотых?

Черт с ними!!!

Простите, мессир. Ничего не поделаешь. Так уж вышло.

Классика помогла Алаис собраться, успокоиться и взять себя в руки. И уже вполне спокойно она наблюдала, как Маркус отправляется куда-то, потом выползла сама, дошла до ближайшего колодца, умылась еще раз, напилась — и направилась на площадь, где торговали рабами.

* * *

Увидев еще раз рыжего сопляка, Далан глазами своим не поверил. За это время к нему несколько раз приценялись, но из-за строптивого характера, быстро отказывались от покупки.

Купец зверел и поглядывал на надсмотрщика, тот поглаживал плетку, но и сдаться Далан не мог.

Он отчетливо понимал, что этой ночью ему придется худо.

В лучшем случае его изобьют. Так чтобы не осталось следов, но и на своих ногах он передвигаться вряд ли сможет.

В худшем — убьют, чтобы научить остальных покорности.

И пусть!

Лучше сдохнуть человеком, чем рабом! Вот!

А рыжий еще раз прошелся перед помостом.

— Ну что — не передумали, господин хороший? Отдадите мне сопляка за десятку?

Купец прищурился.

Далан не знал, что убивать рабов на Маритани нельзя. Да, бывшая стража вовсю использовала рабский труд, но что-то человеческое в них все же оставалось. Если бы работорговец забил мальчишку этой ночью, ему пришлось бы уплатить большой штраф. Мало того, его перестали бы пускать на Маритани.

Один дерзкий сопляк того не стоил.

С другой стороны, достал щенок всех до такой степени, что купец не был уверен в себе. Мог и не удержаться.

А продать... а кто купит?

Если этот рыжий хочет купить себе проблем, кто ж ему будет запрещать? Его же деньги... Но не поторговаться купеческая душа не могла.

— Сорок монет. Так и быть — десятку я тебе скину.

— Восемь монет золотом, — предложила Алаис, — и вы навсегда забываете об этом мальчишке?

— Ладно, тридцать восемь.

— Семь. И хватит торговаться?

Далан скрипнул зубами.

— Ты, рыжий ..., вали отсюда!

Алаис и внимания не обратила на выкрик. Они с купцом азартно торговались за каждую монетку. Эх, сгорел сарай, гори и хата! Забыв про желание быть как можно более незаметной, Алаис пустила в ход все приемчики, отточенные ей на турецких и египетских базарах. Когда-то Миша любил баловать свою любовницу, а та любила покупать всякую мелочь. Не ради покупки, ради процесса торговли, беседы, ради азартной и веселой перепалки с продавцом, который получает никак не меньше удовольствия, чем ты сама.

И сейчас в ход пошло все.

Далан даже забыл, что хотел ругаться, глядя как со всем артистизмом рыжий призывает на головы купца кары богов, утверждает, что из-за жадности торговца его семья пойдет по морю... простите, по миру, будет есть одну рыбу, и ту придется ловить на живца. А на что там ловить — одни кости? Разве что головой в море макать, чтобы селедка от возмущения сама всплыла кверху брюхом?

От возмущения мальчишка сам едва кверху брюхом не всплыл. И тут же подавился, услышав, что его можно использовать и в охоте на акул. Привесить к борту — и пусть рыбку ядом заплюет. А бравые рыбаки уж расстараются — за хвост ее привяжут и на землю доставят.

Даже надсмотрщик перестал хвататься за кнут.

Купец идею оценил, и предложил скинуть цену на две монеты.

Рыжий воздел руки к небесам и заверещал, что его грабят среди бела дня! И ради чего! Да если мальчишку на огороде выставить, так вороны за тот год урожай вернут! Прослезятся!

За спектаклем уже наблюдали все. И рабы, и продавцы, и маританцы. И Далан даже не удивился, когда его продали за восемнадцать монет золотом. Рыжий честно отсчитал их в руки купцу, принял веревку и за нее свел Далана с помоста, как скотину. И повел по рынку.

Недалеко, до ближайшей таверны.

* * *

В таверне Алаис пихнула мальчишку за самый дальний от входа столик. Смотрел он зверенышем, и выглядел так, что дураку ясно — в горло вцепится, как только сможет. Это и к гадалке не ходи.

— Две чашки бульона. И хлеб, только немного.

Серебряная монетка мелькнула в воздухе, и трактирщик поспешил выполнить заказ. Не прошло и пары минут, как перед 'парнями' встали две большие чашки с рыбным бульоном, тарелка с поджаренной рыбой и пара ломтей хлеба.

Алаис честно поделила все на две части, ту, которая поменьше, придвинула к Далану.

— Ешь.

— Не буду...

А кадык дернулся на тощей шее.

Алаис закатила глаза.

— Чтобы убить меня и сбежать, как ты хочешь, нужны силы. Так что лопай. Поговорим потом.

У Далана округлились глаза.

— К-как...?

— Думаешь, ты такой умный? Лопай молча.

Далан помотал головой, а потом решительно выхлебал половину своей чашки. Съел кусок рыбы, потом еще один, зло посмотрел на кучку с которой расправлялась Алаис. Та точно была побольше.

Женщина вздохнула.

— Да мне не жалко. Только тебя давно не кормили как следует. Можешь потом от заворота кишок загнуться. Попозже еще покормлю, понял?

Далан кивнул головой.

Реальность как-то размывалась в присутствии этого рыжего парня. Он не так говорил, не так двигался, не так... да все в нем было — не так!

А как — правильно?

И суп кончился...

Алаис наблюдала за парнишкой лишний раз убеждаясь, что спасла не крестьянина. Ой. Нет. Может, и не дворянина, но и в земле паренек точно никогда не копался. Мозолей нет манеры уверенные, рот рукой не вытирает, ложку держит даже с изяществом, сидит прямо и не сутулится...

Явно не из бедных. Попробовать?

А что она теряет?

— Доел? Ну, давай поговорим о твоих планах на будущее. Что делать будешь, когда мы выйдем отсюда?

Далан прищурился.

— А тебе-то что?

— Ты вообще слово 'логика' знаешь?

Мальчишка шмыгнул носом.

— Ну, знаю...

— Тогда найди противоречие в моих словах. Мы сейчас выйдем отсюда и пойдем. Ты, конечно, можешь оглушить меня и сбежать, но куда?

— Найду куда, — невольно включился в диалог Далан.

— Хорошо. Бежать тебе либо вглубь острова, но туда маританцы никого не пускают. Попадешься — прибьют на месте. Либо попытаешься пробраться на корабли, чтобы уехать домой. С тем же результатом. Либо рабство, либо смерть.

— А с тобой не это?

— А это второй вариант. Мы сейчас идем спать. Утром просыпаемся, завтракаем, покупаем тебе одежду и идем в порт. А там ищем корабль, который отвезет нас на материк. У тебя семья где живет?

— В Лемарне. Это на побережье герцогства Атрей.

— Туда и отправимся. И поступим так. Мне надо где-то переждать год. Твои родные смогут меня приютить в обмен на возвращение сына? Не бесплатно. Денег дам, может, помогу в чем...

Далан открыл рот.

— Ты... хочешь...?

— А ты еще не догадался, что мне и даром не нужен? — огрызнулась Алаис. — Сокровище нашлось, блохастое!

— Нет у меня блох, — насупился Далан. Потом понял, что над ним подшучивают, и насупился еще больше. Алаис усмехнулась. По-доброму...

Чем-то паренек напоминал ей племянника Пашку, шебутного и бестолкового, но доброго паренька. Не выросла еще собака из щеночка. Ну так дайте время!

— Откуда я могу знать, что ты не врешь?

— Ниоткуда, — честно высказалась Алаис. — Пока мы на Маритани, я даже ошейник снять не могу. Это уже потом, на материке. Но ты-то ничего не теряешь, поверив мне? Если я соврал — в твоей жизни ничего не изменится. Ни к лучшему, ни к худшему. А если поверишь, у тебя есть шанс попасть домой. Этого мало?

Это было даже слишком много. Далан смотрел — и не верил. Ни парню, ни своим глазам, ни его словам... но бежать и вправду глупо. И обращаются к нему, не как к рабу. Что же ему делать?

А рыжий. Понимая, видимо, состояние Далана, просто встал из-за стола, бросив пару медяков.

— Пошли. Спать хочу. Мне еще вечером работать, так сейчас хоть часика три подремать бы.

Так ничего внятного и не решив, Далан отправился за своим... кем?

Хозяином?

Спасителем?

Ирион его разберет!

* * *

В комнате Алаис, не долго думая, растянулась на кровати и скинула сапоги.

— Разбуди меня к закату.

Далан только рот открыл.

— А до того?

— Делай что хочешь, только не буди. Ладно? Спать хочу — умираю.

Беременность пока еще никак не отражалась на внешности, но сил у Алаис становилось меньше. Хотелось спать, заползти куда-нибудь в уютную норку, и чтобы никто не трогал. Только вот нельзя. Из норки можно и не выползти вовремя.

Правильно ли она поступает, доверившись мальчишке?

Выбора все равно нет.

Через несколько месяцев она будет хуже, чем беспомощна. Беззащитна и с ребенком на руках. Ей нужны друзья и нужно убежище.

Ей нужно спать...

— А если я тебя сейчас убью?

Мальчишка. Глупый мальчишка...

— Ты не убьешь женщину.

И разум окончательно отключился.

Далан где стоял, там и сел.

Женщину!?

Такого не бывает!

Такого! Не! Бывает!

Прошло секунд сорок, прежде чем паренек шагнул вперед и кое-как попробовал распутать шнуровку рубашки Алаис. Получалось плохо, но все же.

Распутал. Заглянул. И, увидев корсет, плотно стягивающий грудь, в один момент понял, что все так и есть.

Это не парень. Это девчонка, которая притворяется парнем. Но как? Зачем!? Для чего!?

На эти вопросы у Далана ответов пока не было. Было только время. До заката оставалась еще пара часов. Что он может сделать?

Хм-м...

Отец всегда говорил: 'не знаешь, что делать — сядь и подумай'. И правильно говорил, потому как сдуру такого наворотить можно, сам потом ужаснешься!

Далан и последовал умному совету. А и то верно — куда бежать? Остров же, Ирион его сожри! Сколько ни бегай, а все на одно место вернешься. Нет уж.

Посидим, подумаем, что дальше делать. А еще — что может делать девчонка в мужской одежде на Маритани?

К чести Далана, мысли сбежать и разболтать об Алаис всем встречным у него и не возникло. Парень прекрасно понимал, что здесь и сейчас он — добыча. Законная добыча каждого человека без рабского ошейника. А снять его...

Да, можно снять. Но дальше-то делать что? Маритани — тесное сообщество. Чужаков здесь не принимают, к тому же он не голубоглазый, так что любой, любой маританец выдаст его властям. Нет, надо держаться рыжего... рыжей. Она точно зла не желает. Вечером расспросим ее, а там уж и решим, как поступить.

Так-то.

* * *

Алаис проснулась оттого, что ее осторожно потрясли за плечо.

— Скоро закат.

Несколько секунд она созерцала мальчишескую физиономию с прыщом на подбородке, а потом кивнула.

Да. Маритани. Далан. Трактир...

— Попросишь у трактирщика кувшин воды с тазиком — умыться? И чего пожрать?

— А деньги?

— Не волнуйся, даст, — отмахнулась Алаис. — Отработаю.

Далан нахмурился.

— А кем ты работаешь?

— Продавцом родины в больших количествах, — фыркнула Алаис. — Ты еще здесь?

Мальчишка фыркнул в ответ, с чувством собственного достоинства развернулся и исчез за дверью. Правильно она все-таки его выкупила. Куда ему в рабство? Убили бы...

Когда он вернулся, Алаис уже приготовила себе во что переодеться, а мальчишке кивнула на ширму.

— Побудь там. Вздумаешь подглядывать — уши оборву.

— Не справишься.

— Поспорим?

Спорить Далан не хотел, и правильно. В честной драке Алаис не победила бы даже гусеницу, но кто сказал, что она станет драться честно? Не-ет уж!

Драка по правилам — для тех, кто смел и силен, а хрупкой девушке в наше время жить сложно. Поэтому увернулся, ударил — и удрал! И никак иначе.

Покоя все равно не было. Хоть и не высовывался Далан из-за ширмы, но и не замолкал.

— А как это — продаешь родину? Ты землей торгуешь?

— Хорошая идея. А ты при мне ее видишь?

— Нет. Но, может, на корабле...

— Нет у меня корабля. И родины тоже не осталось. Вечером пойдешь со мной, посмотришь, что и как.

— А все-таки?

— Менестрель я. Ме-не-стрель!

Далан открыл рот.

— К-как?

Ничего умнее в голову не пришло.

— И неплохой, говорят. И зови меня Алекс, понял?

— П-понял.

— Будешь помогать. Монетки собрать не переломишься?

— Уж как-нибудь. А как тебя на самом деле зовут?

— Александра, — не моргнув глазом сообщила Алаис. А что она — дура? Все сразу доверять?

— А чего ты в парня переоделась?

— А меня замуж хотели выдать. За кабана на сорок лет старше и в сорок раз толще... вот ты бы пошел?

— Ну... родительская воля — закон для детей.

— Далан, а ты представь себе, что приходишь ты домой, там сидит жирнющая баба лет на сорок старше тебя, и отец говорит — женись, сынка. Надо... а в постель тебе ложиться, эту харю на подушке тебе видеть... не стошнит?

Далан представил.

Впечатлился.

И кивнул.

— Я бы тоже сбежал. Просто как-то... я же парень!

— Так я и не девушка. А парень. Алекс Тан. Понял?

Далан закивал.

По подростковому эгоизму и определенной бестолковости, мальчишка искренне полагал, что мир вертится вокруг него. А то вокруг кого же еще? Поэтому все было правильно.

Да, его захватили в плен, но потом пришла Алекс и помогла. И дома он обязательно окажется. А разве может быть иначе? Он ведь главный герой этой сказки!

Алаис видела это, но разубеждать и разочаровывать мальчишку не спешила. Жизнь и так еще повозит его носом об забор. Она помогать не станет. Ну... разве что самую малость.

Вниз они спустились уже вместе.

Трактирщик окинул Алаис одобрительным взглядом.

— Раба решил прикупить, а, парень?

— А чего ж не прикупить? Стоит дешево, а польза есть.

Далан сверкнул глазами, но потом опустил голову. Трактирщик все равно это заметил, отвесил пареньку подзатыльник, и направился к стойке. Алаис сжала руку мальчишки, чтобы не вздумал бузить — и последовала за ним.

Предстоял длинный рабочий вечер.

* * *

Ночью Далан вытянулся на матрасе, прямо на полу. Алекс предлагала поделить кровать по-братски, но разве можно так? С женщиной?

Ну... хотелось, но не с благородной же дамой?

А Алекс наверняка из благородных. Это видно и по повадкам, и по разговору, и по тому, как она голову держит...

А какие у нее песни! И истории!

За этот вечер Далан схлопотал четыре подзатыльника, и все они были заслужены. Заслушавшись, мальчишка забывал о своих обязанностях — собрать монетки, принести воды, он просто погружался в историю и не выплывал наружу, пока не смолкал перебор струн.

Особенно ему понравилась история по аленький цветочек.

Если ты не вернешься к сроку, я умру на вечерней заре...

Это было так красиво, и так необычно, что даже подгулявшая компания моряков заслушалась. Какое там драться или разносить трактир? Рявкали на всех, кто шумел и мешал слушать!

Трактирщик, кабан жирный, вообще светился собственным светом! Он за это время сколько продал, да сколько еще к счету приписал... ууу... харя! Такая, как Алекс, для него находка.

И для себя тоже. За сегодняшний день Далан собрал с пола малым не четверть собственной цены. Еще пара-тройка вечеров, и на проезд хватит, и на провиант, и на материке они не пропадут.

Вот сейчас он девчонке верил.

Ей нет смысла лгать, она песнями заработает в шесть раз больше, чем за него выручит! Значит, и правда пожелала помочь. Бывает и так.

Бывает.

А вот какая помощь нужна ей? Алекс не производит впечатления беспомощной дамочки, у нее и язык подвешен, и руки из нужного места, и денег она заработать может... Зачем ей семья Далана? Хотя...

Она сбежала из дома. От жениха.

Возвращаться ей теперь нельзя, наверняка или в монастырь запрут, или вообще убьют, тут всякое возможно. Значит, ей надо где-то обосноваться. Где-то жить, на что-то жить... вот тут его родные могут и помочь. Денег Алекс не надо, это видно, а вот помощь иного рода...

Точно!

Далан выругал себя идиотом!

Вот сколько отец дурню повторял, что знание дороже всего на свете! Знаешь ты, что в Тавальене мор на овец напал — придержи шерсть, потом вдвое дороже продашь! Знаешь, что конкурент корабль с пряностями снарядил — либо перебей торговлю, либо войди в долю...

Знание, вот в чем ключ!

Алекс наверняка не знает у кого купить дом, чтобы не обманули, куда вложить деньги, кого нанять...

Это ж и дураку ясно! А он, лопух придорожный, и не сообразил сразу! Точно — лопух!

Вот не зря отец говорил, что Далан для торговли, что рыба для полета! За хвост раскрутишь, запустишь — так полетит. Да мордой в землю!

Эххх...

Тут уж кому что дано! Вот в драке он первый, а в торговле Шерн и Марек его обставляют вчистую. Каждому свое.

Но какие у Алекс сказки!

И песни...

Он потом еще спросил — откуда, а она и ответила, что с родины. Вот как она родину продает. Память о доме, чему научилась... интересно, где такое рассказывают?

Узнает еще...

Завтра им в порт, будут корабль искать. Хотя их и на корабль теперь за полцены возьмут! С таким-то даром! Попросить Алекс научить его, что ли? За время плавания они многое могут успеть, если он лениться не станет! На этой мысли Далан и заснул.

Луна равнодушно смотрела на него в окошко золотистым змеиным глазом. Волны накатывали на берег и слышалось змеиное шипение в их равнодушном шорохе.

Смешшшшной мальчишшшка. Много васссс тут было.

Волны накатывали на берег одна за другой. И не было им дела ни до людских радостей, ни до их горестей. Люди исчезнут, а море останется.

Оно незыблемо, оно вечно, оно всеобъемлюще...

Море помнило Королей и видело их во сне. И такие же сны снились Алаис.

Людишшшшшки...

* * *

Алаис смотрела — и видела.

На этот раз герцога Карнавона. Того, старого. Не отца, но последнего вассала последнего Короля. Даже не видя касатку, вышитую на плече его камзола, она все равно знала — Карнавон. Он сидел в кресле с бокалом вина. Напротив стояли еще два кресла. И в них тоже сидели мужчины.

Один — седой, среднего роста, с удивительно темными, почти черными глазами. И на его плече был герб.

Акула. Род Лаис.

Второй — высокий, с открытым лицом и соломенными волосами, с удивительно добрым выражением, и на плече его камзола вышит дельфин, играющий в волне.

Атрей породнился с Дионом. Тимар видит себя на престоле. Остаются Лаис, Карст, Карнавон...

Алаис слышит это так четко, словно Король стоит за ее плечом. И понимает, что здесь и сейчас видит переговоры трех герцогов.

Лаис. Карст. Карнавон.

Первым нарушает молчание ее предок.

— Не будем таиться друг от друга, господа. Король говорил со мной перед смертью. Он завещал мне нечто... важное.

Карст реагирует первым. Ерошит волосы, удивленно смотрит...

— Вам тоже?

Лаис глубже уходит в кресло. Акулы — они вообще неразговорчивые. Карнавон медленно опускает голову.

— Да. Наша задача сохранить наследие до тех времен, когда его... призовут. Этого хочу я, этого хотите и вы. Я ошибаюсь?

Карст кивает, но Карнавон сейчас смотрит на герцога Лаис. Пристально, жутковато. И тот, подумав пару секунд, опускает голову.

— Да.

Карст пожимает плечами.

— К чему этот разговор? У нас нет иного выхода! Стоит нам нарушить клятву, и...

— Мы можем ее и не нарушать. Но за нами придут наши потомки. Вы воспитаете их в верности королям?

Лаис пожимает плечами.

— Поколение, два... память людей недолговечна, как следы от волн на песке. Тебе ли не знать?

— К тому же Атрей и Тимар сейчас не с нами. Они против нас, значит, нашли способ обойти клятву, — прищуривается Карст.

Карнавон кривится.

— Не обойти. Подправить. Дион королевской крови. Они служат бастарду, но кровь в нем — старая. Любые его приказы... даже подсказанные ими же. Нарушить нельзя, обойти — можно.

— Не люблю громких слов, Карнавон. Мы собрались здесь не ради твоих прекрасных глаз, — Лаис делает пару глотков из высокого бокала. — Давай к делу?

— Я хочу предложить сделать так, чтобы наследие было доступно каждому из наших потомков.

Карст качает головой.

— Невозможно. Эри все предусмотрел. Я хотел бы, но нужна чистая кровь. Королевская кровь...

— Мы займемся этим вопросом. Но я уже сказал — мы не нарушим. Мы аккуратно... обойдем.

— И как же?

— Наши наследники не должны вступать в браки, это верно. Но есть и второстепенные ветви семей. Кровь в них та же, кровь наша. Просто они уже не совсем герцоги, у них только титулы учтивости...

— Ты предлагаешь родниться между собой? — Лаис понимает все достаточно быстро. — Но кто-то должен будет отслеживать родословную...

— Этим займется Карст. Нам бы Атрея, но на него нельзя сейчас положиться, так что... придется тебе.

Карст задумывается, а потом кивает головой.

— Хорошо. Я сделаю. С чего мы начнем?

Карнавон хищно улыбается. Как касатка, которая только что до отвала нажралась сырого мяса.

— С помолвки.

* * *

Картина меняется.

И Алаис видит нечто иное.

Это большой зал. Громадный. Стены его из необработанного темного камня, они так велики, что факелы не рассеивают темноту. Они только подчеркивают ее. И тени мечутся по стенкам, оскалив пасти и протягивая ледяные пальцы к людям, стоящим в центре зала.

Пятеро.

Пятеро человек в одежде разных цветов.

Алый с черным. Белый с лиловым. Серебристо-серый с зеленым. Желтый с коричневым. Голубой с золотым. Родовые цвета герцогов. Если она приглядится, она даже сможет разобрать, где и кто. Но Алаис это не интересно.

Пятеро людей стоят по углам... пентаграммы?

Да.

Они не молятся, они просто стоят и ждут... чего?

В центре, перед алтарем, стоит молодой человек. Алаис заглядывает ему в лицо. Оно симпатичное. Было бы...

Сейчас его словно разъела изнутри ржавчина. Женщина даже во сне брезгливо отшатывается. Такое ощущение, что по венам у молодого человека вместо крови пустили кислоту. Лицо в язвах, в рытвинах, и руки такие же, и наверное, все тело... На алтаре — корона, скипетр, меч. В руке юноши появляется короткий кинжал из какого-то черного металла.

— Клянусь кровью моря вечно служить моей земле и моему народу.

— Свидетельствуем.

— Клянусь ставить их интересы выше собственных. Клянусь оберегать и защищать, пока стучит мое сердце...

— Свидетельствуем...

Алаис слышит все. И клятвы, и слова герцогов... они просто свидетели обряда. Пятеро по углам, один в центре...

Она едва не упускает момент, когда парень разрезает себе руку кинжалом. Ярко-алая кровь хлещет на алтарь, и тот... открывается?

И под ним кипит белой пеной воронка водоворота.

Голодная.

Страшная.

Ждущая...

Алаис не кричит только потому, что от ужаса перехватило дыхание. Но видит, как молодой человек отшатывается в ужасе... поздно!

Слишком поздно!

Пол поворачивается под его ногами, и он падает, падает вниз...

Герцог в желто-коричневом дергается, было, вперед в отчаянной попытке спасти, успеть, но потом останавливается, опускает руки. Он понимает — это смерть.

Холодная.

Ждущая...

Безжалостная.

Плита медленно поворачивается обратно, закрывая от Алаис водоворот, и женщина выдыхает. Здесь и сейчас — ей страшно. Она никогда не видела водоворотов в реальной жизни. На картинках, в книгах, в фильмах — да много раз. Но вот так, ощутить вблизи его голодную жестокую злобу... нет, к этому она готова не была.

Молчание нарушает герцог Карнавон.

— Пусть море примет эту душу.

Алаис видит их лица.

Она отчетливо видит, что Карнавон доволен. Лаис тоже, хоть этого и не показывает. А вот Атрей в гневе. Сейчас на его глазах рухнули в пропасть самые большие его надежды. Карст спокоен. Все идет правильно, все так, как надо. Тимар внешне тоже спокоен, но это спокойствие — оно вроде той плиты, которая поворачивается. Вроде бы и камень, а под ним холодная злоба водоворота. Алаис бы к нему спиной не повернулась. Страшно...

И медленно гаснет свет.

* * *

Алаис открыла глаза. Выдохнула.

Страшно?

Еще как страшно. Интересно, что она сейчас видела? И почему?

Хотя что — это и так понятно. Если это не отторжение плохого претендента на трон, зовите ее крокодилом. Наверняка — неудавшаяся коронация.

А молодцы эти Короли! Так и надо с претендентами на трон разбираться! Четко и по делу. Не прошел? Приятного плавания...

А вот почему она это увидела?

Алаис серьезно задумалась. Но идеи появились достаточно быстро. Она на Маритани, здесь стоит дворец Королей, здесь это и произошло, наверняка. Подобные события оставляют след в мировом энергоинформационном поле. В ноосфере, говоря научно. Если она правильно поняла, это происходило после смерти последнего Короля. Так что — Событие. С большой буквы.

К тому же, она Карнавон. Последняя из рода. Сейчас, кстати — в удвоенном формате. Все-таки ее ребенок тоже Карнавон, хотя и у нее в животе. Полноправный, зачатый в законном браке, и в нем же мальчик будет и рожден. Надо только как-то позаботиться о признании. Например, свидетели, лекари... как тут вообще оформляют законных наследников? В отсутствие ЗАГСов? В храме? Или как-то еще?

Надо будет расспросить мальчишку.

Вот и польза от него нашлась. Алаис же кучу всего не знала! Герцогесса, Ирион сожри это аристократическое воспитание! Кучу вилок мы знаем, а вот в трамвае проехаться — слабо. А званые обеды в обычной жизни встречаются реже трамваев.

Пусть пример не идеальный, но суть-то ясна? С Далана будем скачивать информацию. Пусть отрабатывает.

Могла она увидеть этот сон, вполне могла. И даже пророческий. А сколько в нем правды?

Архивы почитает. Разберется. Юристу в бумагах копаться не привыкать. И выискивать то, что спрятали — тоже. Двойные, тройные смыслы, подтексты, формулировки... Работа такая. Была.

Алаис откинулась назад на подушку, успокоила дыхание, заставляя себя расслабляться.

Луна насмешливо смотрела в окошко, и Алаис зло сощурилась в ответ.

Я — справлюсь. Не смотри, что мне бывает плохо, я все равно справлюсь, я сильная! И сама вылезу, и ребенка своего вытащу, и мужа еще утоплю на неглубоком месте. Вот!

Глава 2

Семейство Даверт.

Тьер Эльнор барабанил пальцами по столу. Солнце двигалось по небу, отбрасывая лучики и зайчики на полированную поверхность. Скоро, уже скоро зайчик дойдет до завитушки в виде волны — и еще один пункт можно будет вычеркнуть.

Месть постепенно свершалась. У тьера Даверта была жена и четверо детей.

Вальеры больше нет. И это сильно подломило Преотца. Появились морщины, осунулось лицо, появились новые серебряные пряди в волосах. Кусок его жизни оторвался и ушел в бездну. И поделом.

Мелания тоже была солнышком для своего отца. Памятью об умершей при родах женщине, об их любви, так что — жизнь за жизнь. Тьеру Эльнору жить незачем, тьеру Даверту тоже будет незачем.

Эрико Даверт, считай, уже мертв. Хуже, чем мертв. Элисса доносит, что у них все замечательно, любовник завалил ее драгоценностями, посещает ее спальню через день, посещал бы и каждый день, да отец не дает. Делами завалил.

Сколько у нее времени до проявления у Эрико первых признаков?

Этого Элисса не знает, у всех по-разному, но оправдаться надеется.

Лусия Даверт.

Сегодня она выходит замуж за герцога Карста. Наследника, конечно, но этого хватит. Карст — территория тьера Эльнора, там он устранит помеху в любой момент.

Завтра с утра девушка отправляется в дорогу. К будущему мужу в объятия. Интересно, как она себя поведет, когда узнает, что мужу ни до чего нет дела, кроме красок и кистей? И жена ему не интересна.

Вообще.

Ничего, он еще об этом узнает. Потому что спустя дней пять тоже выедет за караваном. Ему как раз хватит времени. Есть, есть еще пара дел, которые здесь не доделаны.

Кто еще?

Родригу Даверт?

Управляемый бездарный глупец. Если все пойдет правильно, на него и сил тратить не придется. Просто отравить, как докучливую помеху.

Луис Даверт.

Вот тут тьер Эльнор поморщился. Именно Луис остановил их на дороге, именно он не обеспечил безопасность Мелании, именно он.

Что ж, жизнь за жизнь, и в дороге найдется немало возможностей взять ее. Больше, чем в Тавальене. Тем более, Луис опасен. Это не бабник Эрико, не глупец Родригу, не сопливая девчонка. Это — волк.

Жестокий и хищный.

(Услышь тьер Луис мысли тьера Эльнора, только усмехнулся бы. А что вы хотите от потомков рода акул? То есть Лаис?)

С Луисом будет больше всего хлопот. А пока...

Дверь скрипнула. Тьер Эльнор повернулся и расплылся в улыбке.

— Тьер Синор! Как я рад видеть вас, друг мой!

— И я тоже рад, — мужчина ответил улыбкой на улыбку. И радость эта была искренней, хоть и разные были у нее причины. Тьер Эльнор радовался, что будет на шаг ближе к мести, тьер Синор — что сможет еще набить кошелек. Хотя куда бы уж еще? И так наворовал — правнукам хватит, пора б и остановиться. Но пауки жрут, пока не лопнут. — Зачем вы меня приглашали?

— Неужели двум умным людям не найдется, о чем поговорить? — тьер Эльнор расплылся в улыбке. — Но сначала хочу оговорить — десять процентов.

— От чего?

— От средств, которые вы получите, если реализуете мою идею.

— Два процента.

— Синор, это не смешно. Вы на этом так руки погреете, что десять поколений вашей семьи нуждаться не будут.

— Вы мне пока еще идею не сказали. Может, на не затраты будут...

— Не будут. Все сделает Даверт, а деньги получите вы. Ну и я...

— А Даверт?

— Но ведь золотые реки текут через ваши пальцы, Синор. Вы справитесь...

— Я! Вот именно — я. Пять процентов.

— Семь — и я вам все расскажу.

Тьер Синор подумал, но потом махнул рукой.

— Согласен.

Семь процентов с морской пены? Чего б и не пообещать? Иди, собирай ложкой?

Эта идея пришла тьеру Эльнору в голову совсем недавно, и сам бы он никогда ее не осуществил. А вот такая зарвавшаяся мразь вроде Эттана... может! Этот — может!

— Ну раз так... Денег в казне Храма всегда мало. А сейчас Даверт черпает оттуда щедрой рукой.

— Для своих ублюдков...

— Убить их не получится, значит, надо искать, как пополнить казну. И мне пришла в голову идея. Кто у нас сидит на золоте? Еще со времен последних Королей?

Тьер Синор слушал, иногда поднимал руку, давая себе время обдумать сказанное, иногда качал головой, как бы в ужасе перед дерзостью плана, но...

Почему бы — нет?

Риски Даверта, руки Даверта, а деньги его. И это — правильно.

* * *

Лусия посмотрелась в зеркало. Из зеркала на нее смотрела очаровательная девушка с черными волосами и громадными бархатно-карими глазами. И как же ей к лицу были нежно-розовые шелка. И бриллианты тоже. Пусть простонародье в день свадьбы рядится в синее, она — Даверт! И наденет то, что ей к лицу! Синее ей не идет категорически. И маме не шло...

А вот мамы нет.

И некому поправить украшения, поцеловать в щеку и шепнуть: 'ты у меня красавица, дочка...'.

Лусия прикусила изнутри щеку. До боли, едва не до крови. Нет уж!

Не станет она плакать! Сегодня заключается ее помолвка, и она будет блистать! Она — Даверт!

Дверь скрипнула, и в зеркале отразился Луис. Простой темно-зеленый костюм с черными вставками, изумруды на запястье... Лусия надула губы.

— Луис, ты еще не одет?

Вместо ответа брат поцеловал ее в щеку.

— Ты сегодня очаровательна, малышка. А еще вчера пеленки пачкала...

— Луис!

— Держи. Думаю, он пойдет к платью.

Луис ловким жестом протянул Лусии невесть откуда извлеченную шкатулку. Девушка радостно схватила ее и...

— Луис!

Бриллиантовый браслет был великолепен. И украсил бы даже королеву.

— Это так дорого!

— Не дороже денег, — отмахнулся Луис. Хотя и испытывал нешуточную тревогу на этот счет. Дорвавшись до власти, отец решил, что ему никто не указ, и отдавал распоряжения, не задумываясь об их выполнении. А откуда берутся в казне деньги на прихоти Преотца?

Налоги, да.

Торговля, пожертвования...

Налоги были уже собраны, второй раз не соберешь, торговля тоже дело такое, в нее надо деньги вкладывать, а пожертвования...

Добровольные уже были сделаны. И даже добровольно-принудительные.

Война?

Тут надо все тщательно рассчитать, а то пойдешь за шерстью, а вернешься бритым налысо. Да и... проигравший Преотец — мертвый Преотец. А с ним и его семья.

Не хотелось бы.

Но...

Луис решил, что будет делать все от него зависящее. Поговорит с отцом, а если тот не поймет, постарается хотя бы защитить младших. Например, Лусию он отправлял в Карст. Заодно и сам съездит, узнает, что там и как с завещанием Королей.

Про Карста-младшего он справки навел, оказалось, что парень — художник, и вроде как талантливый. А такие все со странностями.

Сложнее с мальчишками. Родригу стал предстоящим, заняв место отца, и теперь вытащить его из Тавальена будет сложнее. Зато Эттан чувствует себя в безопасности.

А Эрико...

Надо, надо посмотреть, что там у него за красотка такая образовалась. Братец уж сколько времени в розовых облаках витает! Мозгами вообще не пользуется!

А вот Эттану свою красоту представить не хочет, значит — любовница из простонародья.

Не забыть бы!

— Луис, я так волнуюсь... думаешь, я понравлюсь Карсту?

— Здесь только его представитель, — отмахнулся Луис. А ему все равно. Но могу тебя заверить — обязательно понравишься. Ты ведь сама — произведение искусства, а Карст — художник. Наверняка вы найдете общий язык.

Лусия зарделась, поцеловала брата в щеку, подхватила под руку и потащила из комнаты, непрерывно болтая о цветах, которые подбирала к наряду.

Глицинии — пышно, фрезии — скучно... такой тяжелый выбор!

* * *

Эттан торжествовал.

Здесь и сейчас вершилась История!

Преотец выдавал замуж свою дочь! Замуж за герцога Карста!

Пусть пока от него прибыл лишь представитель, тьер Немор, пусть жемчужная нить редкого голубого цвета пока обвивает шею не герцога, но его доверенного лица — это неважно. Лусия становится маркизой Карст, а потом и герцогиней станет. А уж ее дети точно будут герцогами.

Но будут ли они счастливы?

Голос прозвенел в ушах так неожиданно, что Эттан даже дернулся.

Вальера?

Нет.

Ее нет и больше не будет. А сны снятся, и голос жены звучит, не умолкая. Только вот сейчас — зря! Конечно, Лусия будет счастлива! У нее будет титул, будут деньги и власть. Что еще надо?

Эттан закончил обряд, и не выдержал.

Привлек к себе дочь, обнял за плечи.

— Будь счастлива, малышка.

— Да, папа.

Тихо, очень тихо, так, что никто не услышал. И хорошо, что тьер Эльнор не стал наблюдать за этим действом — желчью бы захлебнулся. Его дочь мертва, а этот...

Тонкая рука Лусии дрожала в ладони тьера Немора. Мужчина поглядывал на девушку с чуть заметным неодобрением. Да, очаровательна. Но...

Незаконная дочь Преотца это все же не тьерина. Пусть у нее есть этот титул, пусть она признана своим родителем, пусть она Даверт, но...

Ублюдку никогда не встать вровень с породистым щенком.

Вслух тьер Немор, разумеется, этого не произнес. Этот высокий молчаливый человек лет сорока от роду был старым и верным другом герцога Карста, и знал о трагедии в его семье. Узнал он и о предложении Преотца, разумеется, из первых рук, и согласился съездить за невестой. Мало ли?

Это же ублюдки, у них ни чести, ни совести, подсунут лежалый товар в приличную семью... мало ли с кем этот 'товар' по кустам валялся?

Тьер Немор не любил храмовников, и еще больше не любил тех, кто по своей приходи и похоти обрекает детей на жизнь бастардов. Но пока все было... прилично.

Тьеру понравился и дом, в котором жили бастарды Эттана, и сами дети.

Не все, нет.

По-настоящему тьер Немор одобрил Луиса и Лусию. И то — последнюю, скорее, как податливый материал, из которого руки умелого скульптора смогут вылепить что угодно. Хотя бы и достойную герцогиню.

Луис пришелся тьеру Немору по душе уже тем, что не пытался производить впечатление. Каждым жестом, каждым взглядом Луис как бы подчеркивал, что он — уже есть! Он — Луис Даверт.

А значит — если вас что-то не устраивает, это не его проблемы. Луис не обязан подстраиваться под каждого. Единственным, кого уважал Луис, был Преотец.

Единственной, кого он любил — Луися.

Ну и братья, но тех — меньше. Тьер Немолр был неглуп и наблюдателен. Родригу он сразу классифицировал, как верного цепного пса, Эрико — как слизняка себе на уме, Луис был умнее и сложнее, но рядом с его отцом благородство не выживало.

В общем-то и Родригу, и Луис были в глазах тьера Немора примерно одинаковы, разве что Родригу был собакой, а Луис — волком. Но какая разница, если оба носят одну и ту же палку за хозяином?

* * *

Свадебный пир был великолепен.

Вино лилось рекой, невеста была очаровательна и краснела от слишком фривольных шуток, представитель жениха ухаживал за девушкой, время от времени одобрительно кивая своим мыслям.

Неглупая красивая девочка с хорошими манерами. Что ж, может все окажется и не так плохо?

Спустя два часа тьерина Лусия отправилась к себе, а тьер Немор был приглашен Преотцом в кабинет для дальнейшего разговора.

Вступления не было. Поклон от тьера Немора, разрешающий жест от Преотца — и двое мужчин расположились в креслах друг напротив друга.

— Вы выезжаете через два дня?

— Да, пресветлый.

— Я отправлю с вами отряд моих людей под командованием тьера Даверта. Луиса. Вы с ним нашли общий язык.

— Да, пресветлый. Но стоит ли...

Тьер Немор не хотел везти с собой чужих людей. У него у самого двадцать человек, этого более, чем достаточно, чтобы предупредить случайности. Но Эттан не собирался потакать чужим желаниям.

— Думаю, пятьдесят тысяч золотом, которые идут в придание Лусии, стоят охраны. Это не считая самой Лусии, ее нарядов, драгоценностей, мебели...

Тьер Немор почтительно склонил голову.

Пятьдесят. Тысяч. Золотом.

Бога Храм. Воистину богат.

На эту сумму можно было купить весь Тавальен — все дома, всех жителей, добавить еще несколько десятков окрестных деревень и еще на сдачу останется.

— Вы щедры, тьер.

Эттан повел рукой.

— Эти деньги — гарантия счастливой жизни моей дочери. В договоре с вашим господином оговорено, что в случае смерти Лусии или развода вся сумма будет возвращена в мои руки. Надеюсь, вы понимаете, что у меня найдется, чем подтвердить исполнение договора?

Тьер Немор молча склонил голову.

— Я не могу поговорить с вашим господином, но передайте ему мои слова.

— Обещаю, тьер.

— Моя. Дочь. Должна. Быть. Счастлива.

Прозвучало это очень веско и убедительно. Тьер Немор даже поежился. Эттан смотрел своими хищными глазами, не улыбаясь, и тьеру стало вовсе уж неуютно. Как встретиться с диким зверем в лесу. Понимаешь, что просто так он не кинется, но кто его знает?

— Верьте, пресветлый, этот брак выгоден моему господину.

— Верю. И надеюсь регулярно получать письма от дочери.

Тьер Немор подумал, что Преотец старается обезопасить свою дочь со всех сторон. Но... долго ли живут Преотцы?

До пятнадцати лет. Больше пока не протянул ни один. Возраст, болезни, да и конкуренты бывают нетерпеливы. Эттан выглядит покрепче прочих, но...

Стая шакалов не примет над собой тигра. Так что Эттан может распрощаться со своей шкурой в ближайшее время. А Лусия останется в Карсте. И что приятно — останется ее приданое.

— Я надеюсь, что родные будут часто навещать маркизу Карст?

— Будут. Несомненно.

Тьер Немор приятно улыбнулся.

— Они всегда будут желанными гостями в герцогстве.

— Я рад, что мы хорошо понимаем друг друга. Итак, послезавтра вы отправляетесь в обратный путь.

— Я очень благодарен вам за заботу о нашей безопасности. Как моей, так и маркизы.

Эттан благосклонно кивнул.

— Поговорите с тьером Луисом. Согласуйте с ним всякие дорожные мелочи.

— Да, пресветлый.

— А я оставлю вас. У меня еще есть дела.

Тьер Немор встал и склонился в почтительном полупоклоне.

Дверь закрылась за Преотцом. Тьер длинно и тихо выругался, и вовсе уж по-простонародному почесал в затылке.

Тигр, как есть — тигр. Вцепится своими клыками и не выпустит.

Легкий кашель оборвал размышления тьера Немора.

И глядя в темные глаза Луиса Даверта, мужчина подумал, что семейное сходство — страшная штука.

Род Карнавон

Дом встретил Эдмона Арьена привычными запахами. Свежих лепешек, морской соли, копченой рыбки, горной мяты...

А еще — улыбкой жены, восторженным визгом дочери.

И — письмом от сестры.

Писала Альетта.

Милый братик.

Я надеюсь, что ты получишь это письмо, как можно скорее.

Приезжай, пожалуйста.

У нас серьезные проблемы. Отец умер, мать слегла, Амедей и Эмисса словно с ума сошли. Они поделили все дело. Эмисса с мужем и детьми сейчас у меня в Рентаре, Амедей собирается ехать и отбирать то, что якобы завещал ему отец.

Я постараюсь остановить это безумие, но не верю, что моих сил хватит. Не рассчитываю на деньги, но хочу сохранить семью. И прошу твоей помощи.

Альетта.

Рентар, дом Дарам. Если ты забыл, где я живу.

Эдмон нахмурился.

Что ж, Рентар, так Рентар. Ехать надо, обязательно надо. И своей рукой моряка и авторитетом старшего вправлять мозги оболтусам. Если на то пошло, основной наследник — он. И именно на это рассчитывает Альетта. Если Эдмон явится пред светлы родственные очи, споры прекратятся сами собой. Никому не захочется отдавать большую часть наследства брату, который явился из небытия.

А он может потребовать свое.

Дом.

Не Маритани, ставшая за столько лет привычной и родной, нет. Некогда родной Атрей, тихое и спокойное местечко, где нет моря, где ветер срывает не верхушки морских гребней, а листья с деревьев, где под твоими ногами не каменная почва островов, а жирная черная земля, казалось, семечко воткни — и оно прорастет.

Там нет соленого ветра, там не пахнет рыбой, там не поют рыбачки, проверяя сети. Вместо этого там сеют и жнут, там собирают богатейшие урожаи, там вкуснейшие яблоки и такие сочные груши, что их страшно даже срывать с дерева, кажется, они разломятся в пальцах...

Там до сих пор живут его брат и сестры.

А мать?

Отец?

Эдмон никогда не задумывался как они там... Уходил он со скандалом.

Отец, узнав, что сын хочет стать моряком, разгневался. Раскричался, пообещал проклясть, отлучить от дома, прогнать на все четыре стороны, расплакалась мать, принялась причитать Эмисса, подзуживал Амедей...

Конечно, разгорелся скандал, в результате которого Эдмон плюнул на пол, да и выскочил из дома, в чем был.

Он ушел бы именно так, и прошел бы недолго. Без денег, без смены одежды, без оружия... легкая добыча для любого, кто желает поживиться за чужой счет. Но за углом он наткнулся на Альетту. Сестра стояла, прислонившись к забору и смотрела насмешливо.

— Далеко собрался, Эдон?

— Тебе-то что? — рявкнул он тогда больше от злости, сестру-то он любил..

— Да ничего. Вот это.

В узелке из его же собственного теплого плаща была смена одежды, был кошелек с деньгами, был небольшой короткий кинжал.

— Меч вынести не удалось. Я через окно лезла.

— Льетта, спасибо!

Эдмон крепко обнял сестру. Альетта прижалась к нему и затихла. Потом, минут через пять тряхнула головой, высвободилась.

— Ты ведь все равно уйдешь, я знаю. Маритани... я читала. Ты не сможешь теперь жить без моря, да?

— Уже не могу.

Эдмона словно на веревке тянули. Дойти, опустить руку в соленую воду, услышать крики чаек...

— Я не хочу, чтобы ты так уходил...

— Но ты тоже знаешь отца, — Эдмон усмехнулся тогда. — Он ведь меня не отпустит. Это сейчас он думает — дурь, а потом что будет?

— Потом он сделает все, чтобы из тебя ее выбить. Так что или ты уходишь сейчас, или остаешься.

— Ты же знаешь, что я уйду.

— Знаю. Не пиши домой, я могу не получить письмо. Пиши купцу Верейлю.

Под пристальным взглядом Альетта чуть покраснела.

— Это у которого сын такой прыщавый?

— И вовсе Тим не прыщавый... Эдон!

Парень рассмеялся и взъерошил сестренке волосы.

— Я тебя люблю, Льетта. И обязательно напишу. И расскажу, как со мной связаться, обещаю.

Он хотел сунуть кошелек в карман, но...

— Тяжелый. Откуда...?

— Отцовские деньги на хозяйство.

— Льетта!

— Мне не попадет. Я скажу, что это ты взял.

— Вот ведь хитрюга. Всегда ты умела не попадаться...

— Конечно. У меня и сейчас коварный план, — сестра улыбалась сквозь слезы. Тебя спроважу, так мне больше приданое будет.

— Я так и знал! Какие коварные планы!

Альетта подарила ему еще одну улыбку, и наблюдала, как уходит брат.

Она слишком хорошо знала свою семью. Знала авторитарность отца, истеричность матери, бесхарактерность Эмиссы, завистливость Амедея... она могла предсказать, чем кончится их разговор с Эдмоном уже после первой фразы — и не стала терять времени. Что-то подсказывало ей, что брат все равно уйдет, так лучше она поможет ему. Пусть у Эдмона будут шансы.

Эдмон посмотрел на восток.

Да, послезавтра он опять выйдет в море.

Альетта подарила ему шанс расправить крылья и обрести свою судьбу здесь, на Маритани. Настало время отдавать подарок.

Итак, Атрей.

Рентар, дом Дарам.

* * *

Сны — снами, дела — делами.

Утром Алаис, как ни в чем не бывало, встряхнулась и отправилась завтракать.

А кто за нее корабль найдет? Кто договорится?

Эфрон?

Да гори он гаром, паразит! Авось, и не признает, а признает — отобьемся! Нет, но почему герцогским родам нельзя было между собой родниться?

— Потому что дети мертвые рождались, — пояснил Далан.

— Я что — вслух говорю?

— Ну да.

— Погоди, дети, говоришь, мертвые рождались?

— Да.

— А ты откуда это знаешь?

— Так не босяк же, учили и истории, и всякому...

— А зачем сыну купца история Королей?

Далан помотал головой, как конь.

— Не знаю.... Учили.

Алаис задумчиво кивнула.

— Мертвые — или с уродствами?

— Да кто ж знает? Я знаю, что как Королей не стало, герцоги решили заключать союзы. Но ничего не получилось, потому что живых детей в таких браках не было. Когда со стороны брали, хоть бы и крестьянку у дороги, все было хорошо, дети живые, а когда между собой роднились — все.

— Понятно. Спасибо.

Алаис принялась за салат из водорослей. Местное коронное блюдо, с заправкой из масла и уксуса очень вкусно. А что? Ударим йодом по щитовидке!

Понятно было очень условно. Вот так и благословишь школьную программу. А ныли-то, ныли! И химия ни к чему, и биологии много, а генетика — вообще жуть лиловая!

Но если припомнить школьную программу?

Может быть такое, что есть доминантные гены, а есть рецессивные. И с рецессивным геном связаны какие-нибудь отклонения? Вот если герцоги скрещиваются с нормальными людьми — там играют доминантные гены, и ребенок в порядке, а если два герцогских рода — ребенок наследует активный рецессивный ген? Который и обеспечивает уродства, несовместимые с жизнью?

А черт его знает!

Алаис отлично понимала, что для каких-то выводов у нее ни знаний не хватит, ни мозгов. Но чисто теоретически — это могло быть?

Вполне.

Отсюда и запрет на свадьбы между герцогскими родами.

А как же...

Атрей породнился с Дионом?

Нет, все дороги ведут в Атрей. Просто интересно, что же там было?

А тебе-то это зачем? — вступил вредный внутренний голос. — Было — и было, ты что теперь, разберешься и табличку на шею повесишь? Гордись, человече? Смысл изысканий какой? И учти, что герцогские рода без восторга отнесутся к твоим попыткам разобраться, ой, без восторга. Как бы не пришлось с камушком на шее поплавать.

Но...

Разбираться — плохо, а не разбираться будет еще хуже. У нее же тоже... та кровь. Вот влюбится...

Ну-ну...

Себе-то врать не стоит, а?

Это не ради мифической влюбленности. Просто въедливость юриста, за которую хвалили в свое время Татьяну, дотошность и даже занудство, проснулись и требовали пищи. И никуда уходить не собирались.

А вот короли женились на дочерях герцогов, это точно. Это было в памяти Алаис — родство королевского рода с Карнавонами. Но могли и на простых девушках жениться, дети все равно были здоровы.

Что же получается — у них этого гена не было? Или он был не активен? Или не наследовался?

Так и не придя ни к какому выводу, Алаис доела, расплатилась, и отправилась на пристань. Далан тащился в хвосте, иногда почесывая шею. Хоть ошейник с него и сняли, а след остался. Долго еще не пройдет...

* * *

На пристани было шумно, людно, весело...

Алаис шла мимо кораблей, перебрасываясь вопросами с капитанами и матросской братией.

— Куда путь держите?

— В Сенаорит.

— Куда путь держите?

— В Рандею...

— В Иттол...

— В Рентар. Это в Атрее.

Последним Алаис сильно заинтересовалась.

— Атрей? Это интересно... Попутчиков берете?

— А капитан сейчас придет, там и решите, — ответил мужчина лет сорока пяти, по виду боцман.

— Нам бы не пропустить его?

— Да не пропустите. Вон, у статуи подождите, я кликну.

И верно, на каменном основании причала стояла статуя. Большая, из розоватого мрамора, но против солнца было плохо видно детали.

— Статуя? На причале?

— На Маритании с давних пор считают, что по-настоящему великое искусство рождается только в повседневной жизни, — пояснил Далан. — Эта статуя Гелона Актесского. Он назвал ее "Ждущая маританка". А идея пришла ему в голову после того, как он увидел лицо жены, выбежавшей ему навстречу. Он ходил матросом на корабле, а жена ждала его на пристани. На эту статую ушло два года, но результат превзошел все ожидания, правда?

Алаис внимательно посмотрела на статую. Луч солнца мелькнул по мраморному лицу женщины — и девочка застыла рядом. На миг ей показалось, что лицо маританки ожило, наполнилось светом и надеждой. И она словно наяву увидела женщину, с которой изваяли статую. Увидела, как она провожает мужа в море. Провожает со смехом, чтобы не привлечь слезами беду, а потом каждый день ходит на пристань, расспрашивает прибывших людей о корабле, на котором плывет ее муж — и наконец узнает, что корабль здесь, рядом, сейчас он уже в порту! И бежит, почти летит, на встречу с любимым человеком. И на ее лице написано ожидание встречи.

Красота — неимоверная.

— И как это согласуется с рабством?

Вот этого Алаис точно понять не могла. Далан нашел где-то деревяшку, подпихнул ей.

— Не сиди на холодном, нельзя. А рабство... Не знаю. Просто не знаю.

Алаис тоже не знала. Что ж, оставалось ждать капитана. И — да! Любоваться на море и на статую. Красиво же! Таким и Людовик не побрезговал бы! Любой из.

* * *

Готовиться к плаванию Эдмон начал уже на следующий день. Команда хоть и ворчала, но слушалась.

Капитану виднее.

Да и хорошее место — Атрей.

Сытное, спокойное...

Но прежде, чем отплыть, надо на корабль загрузить припасов, товаров, канаты проверить, паруса подлатать, корпус корабля осмотреть...

Ну, с чем и боцман справится, а что и капитан может на себя взять.

Торговать Эдмон не слишком любил, но его корабль — его рука. Договор с купцами за ним, а уж выбрать хороший товар, приглядеть, чтобы не надули, привезти и погрузить, можно и помощнику доверить. Вот и пришлось торговаться, так что на корабль Эдмон возвращался не в самом лучшем настроении. А тут еще боцман...

— Капитан, к нам попутчики просятся. Возьмем до Атрея?

Хм-м...

Пассажиров Эдмон предпочитал не брать. Особенно женщин. И условия им создай, и море им соленое, и вода им мокрая, и перед командой хвостом повертеть...

Двое мальчишек, один, рыжий, постарше, второй белобрысый, помоложе, тоже доверия не вызвали, но хоть не бабы. И не маританцы, это Эдмон точно знал. А вот у белобрысого на шее полоса, как от недавно снятого ошейника.

Интересно?

Его внимательный взгляд был замечен, и не остался без ответа. Рыжий парень тоже провел по нему взглядом. Насмешливым, оценивающим — ты, конечно, капитан, но и мы не из водорослей сделаны.

— И что привело молодых господ на палубу моего скромного корабля?

Эдмон и не думал скрывать иронию. Белобрысый мучительно покраснел, а рыжий в ответ прищурился еще нахальнее.

— Направление его движения. В Атрей. Груз на борт возьмете?

Эдмон подумал немного.

— А родители ваши знают, куда дети ехать хотят?

— Некому знать, — отрезал рыжий. И так это получилось...

Чувствовалось, что ему до сих пор больно.

— Вы не братья.

— Нет. Я его из рабства выкупил, хочу доброе дело доделать, домой его отвезти.

Эдмон вскинул брови.

— Вот даже как?

— Говорят же — делай добро, бросай его в воду, — Алаис смотрела спокойно. Не согласится этот капитан — другого найдем. Невелика потеря.. Хотя этот ей понравился. Красавчиков Алаис не любила, особенно картинных, но этот был особенным. Что-то такое было в синих глазах, в уверенных спокойных движениях, в улыбке, в растрепанных ветром каштановых волосах... ему можно было довериться. Да, именно так.

Этот мужчина с густо-синими глазами вызывал инстинктивное доверие. В нем не было ни капли искусственного.

— Нам с другом надо в Лемарну. Это по пути — или нет?

— Это по пути, — кивнул Эдмон. — Я могу зайти в Лемарну на день, купить лимонов, высадить вас на берег и отплыть.

— Сколько возьмете?

— Двадцать монет золотом с человека, — решил Эдмон.

На пропитание хватит, а больше драть и ни к чему. Все равно корабль туда идет, так что на сопляках наживаться?

— По рукам. Когда быть?

— В последний день пятидневья у нас танцы. Сразу после танцев можете быть на борту. Мы уйдем с отливом.

Алаис огляделась.

— Мы будем.

— Как вас зовут?

— Алекс Тан и Далан Шедер.

— Шедер? — удивился Эдмон. — Подождите-ка, это те Шедеры, которые купцы?

Алаис кивнула. Хотя даже отдаленно не подозревала — те или не те...

— Они. Могу Далана кликнуть, поговорите?

— Я давно не был в Атрее. Но знаю, что Шедеры — уважаемое семейство.

— Мы договорились?

— По рукам.

Алаис довольно улыбнулась. Так-то, господа.

Супруг и Эфрон остаются на Лиарде. А она отправляется на Адрею. И можете хоть в проливе утопиться, паразиты! Авось, там ее искать никто не будет?

* * *

Эдмон посмотрел вслед пареньку.

Рабство...

Нельзя сказать, что он это одобрял. И рабы у него в доме жили вполне вольготно. Капитан им платил, как свободным, только просил пять лет отработать, а потом уезжать.

Не слишком хорошо?

А лучше, когда твоя любимая женщина в тягости будет ведра с водой носить и бочки катать? Или дочь надорвется? Или сын?

А тут здоровенные взрослые мужики, весточку он на материк передавал, так что считай — на заработки съездили. Кое с кем он и до сих пор знается.

Вот женщин он в дом не покупал, а мужские руки в хозяйстве нужны. Когда ты постоянно в море, многое упускаешь. Забор сам собой не подновится, и крыша не перекроется, и уголь наколоть тоже не женская работа.

Да, сейчас не времена Королей, и Маритани другой, совсем другой. А что остается прежним, так это благословение Моря.

Морской богини.

Маритани.

Как любой маританец, Эдмон не слишком сильно верил в Ардена, Мелиону и Ириона. А вот море...

В него мужчина верил. И в свои предчувствия — тоже. И что-то внутри говорило ему, что Арьен поступил правильно. Надо, надо помочь ребятам.

* * *

Пару дней до праздника Алаис носа из комнаты не показывала, только вечером петь выходила. Далан тоже не рвался посмотреть город. Мало ли, кого там можно встретить? И кто сочтет бывшего раба своей собственностью?

Алекс, конечно, его будет искать, но ей тоже шум поднимать не с руки. Одинокая девчонка, в чужом городе...

Тут проблемы нахватать можно в любой момент.

Книг у них не было, оставалось только разговаривать, есть и спать. Вот и сейчас, Алаис отложила гаролу.

— Вечером на танцы и с них на корабль. Пожитки наши захватишь?

— Захвачу. И постерегу. Танцевать мне все равно не надо....

— Там много...

Раньше было меньше, но платья! Ах, какие это были платья!

— Туда вместе дотащим, я тебе что полегче положу. Да и до корабля. А там я уж постерегу.

— И скоро мы будем в Атрее. Если море будет благосклонно.

Алаис смотрела на Далана. Серьезно, жестко, спокойно... Кое-что между ними уже было договорено.

— Мои родные обязательно тебе помогут, — мальчишка взъерошил волосы на макушке. — Ты не думай, они не выдадут...

— Смотря сколько им предложат, — пожала плечами Алаис. — Почему ты не приплыл сразу в Тавальен?

— А ты не знаешь?

— Чего именно? Тавальен на берегу моря, но не порт?

— Нет. В Тавальене не пристает ни один корабль. И на несколько дней пути тоже.

Алаис помотала головой.

— Почему?

— Говорят, море лишило Тавальен своего благословения. Если корабль пристанет там, то пойдет на дно раньше, чем минет год.

Алаис не поверила бы.

Раньше.

А вот после своего сна, после воронки водоворота... она поклясться была готова — разумной! Она не стала бы отрицать все так жестко.

— Почему?

— Когда как. Где пираты, где цунами, где шторма...

— Нет, Далан, ты не понял. Почему море лишило Тавальен своего благословения?

Далан активно зачесал затылок. Потом перешел на шею и для лучшей стимуляции — на макушку. Алаис ждала.

— Тут такое дело... Когда были Короли — Тавальен был только захолустным городком. Огрызок такой...

Женщина кивнула. Она 'честно' предупредила Далана, что ради удачного брака ее воспитывали в монастыре закрытого типа. Читать — и то почти не давали, все, что оставалось — придумывать сказки, складывать песни... почему они странные — потому что она не знала, как правильно. Что попадалось в руки, то и развивала. Так что не надо удивляться ее глупым вопросам, просто ответь — и закроем тему.

Далан сочувственно кивнул — и старался просветить Алаис обо всем на свете. Даже о том, как правильно сапоги выбрать.

А что?

Целое искусство, между прочим, начиная с правильной шнуровки сапога и до размера — чуть больше, чтобы на портянку налезло.

— А когда последнего короля не стало, ему попытался наследовать герцог Дион. С тех пор его никто не видел.

Алаис даже знала — почему.

— У Диона была любимая женщина, а у той — сын.

— От Диона?

— Нет. Она его раньше нагуляла. Ну вот, когда Дион пропал, установилось безвластие. Герцоги растерялись, не удержав поводья в руках...

Ага. Растерялись они. Из-за отсутствия короля. Битые и тертые мужики, которым власть, что воздух.

Ну-ну...

Нет, тут дело куда как серьезнее. Что именно произошло, Алаис не знала. Подозревала, но догадки не всегда правдивы. Но надо бы добраться до семейных хроник, тогда и подтверждение можно найти. Эх, вот кто ей мешал раньше? Еще в Карнавоне!

Черти б побрали Таламира, лез тут со своими свадьбами! Или... водоворот! Тоже подойдет!

— Парня звали Эртало Дион, герцог его не усыновлял, но другого не сохранилось. Он объявил, что Арден недоволен и построил первый храм. Второй, третий...

И стал Преотцом.

Ничего нового под луной. Это было и в истории Земли, и, наверное, в истории других миров. Если у людей где проблемы, обязательно найдется хитрый жук, который погреет на этом лапки. Лучше всего с помощью религии. Уж больно инструмент удобный!

— И все было хорошо, а потом Преотец столкнулся с герцогом Тимар.

Тимар. Осьминожки.

Интерес но, что они не поделили с первым Преотцом? Вроде бы далеко друг от друга? Хотя...

Если Тимар поддерживал Диона, то сынок мог потребовать выполнения договоренностей. И получить вполне резонный ответ, что союз был с отпрыском Морского Короля, а не... мистера Икс. Так что простите, сударь, поищите своего папашу, с ним и договаривайтесь.

И тут мог начаться конфликт.

Алаис не была уверена, что во всем права, но...

Юрист — это не просто знание законов. Это и определенный тип мышления. Очень... структурированный.

Как Атос в известном фильме. Д´Артаньян, я допускаю все. Злодейство ли, убийство, кошмар, ужас, чудовищное преступление... Юристы тоже допускают все. И действуют, исходя из этих допущений.

— Преотец выжил в результате столкновения?

— Как в воду глядишь! Не выжил. Тогдашний герцог тоже, кстати говоря. А море вокруг Тавальена стало проклятым.

— Они сражались? Была война?

— Нет. Просто Тимар приплыл один, на корабле, со свитой... и не вышел от Преотца. Их обоих нашли мертвыми. Говорят, в эту ночь море вокруг Тавальена стало алым, как кровь, потом в нем закишели осьминоги. Ну и корабли перестали туда заходить.

— И сейчас тоже...

— С того времени и по сей день. Так что высаживаешься подальше — и с караваном до Тавальена, или на лошади.

Алаис кивнула.

Вообще, были у нее идеи на этот счет. Эх, не биолог она, но точно помнит, что нечто подобное было в истории. Окрашивались моря в красный цвет...*

* цвет Красного моря вызван присутствием в нем синезеленой водоросли триходесмиум (Trichodesmium egythraeum), относимые к растениям динофлагелляты (например, Gonyaulax и Gymnodinium). Прим. авт.

Соответственно, если море окрасилось в красный... кстати? Читала она что-то еще в родном мире. Кажется, этот планктон был ядовитым, или как-то так. И кто его кушал — помирал. А кто кушал рыбку которая кушала планктон, помирал тоже. Вот тебе и проклятье.

Эта пакость могла ведь и в питьевую воду попасть, и куда захочешь...

А потом, когда планктон рассосался, дурная слава все равно осталась.

Но не говорить же об этом мальчишке?

— Там тебя и поймали.

— Ага. А дядьку Тисама убили.

Паренек ссутулился, шмыгнул носом.

— Брат твоего отца?

— Нет. Мой воспитатель. С детства еще... Он меня и оружием владеть учил, и защищал до последнего, подставился, чтобы я убежать смог, а я попался...

Алаис по-братски приобняла мальчишку за плечи, давая ощутить живое тепло, погладила по колкой макушке.

— Значит, ты должен жить так, чтобы его смерть не была напрасной, братишка. Заведи детей, воспитывай их, как воспитывали тебя, и отдай этим долг своему учителю. Верь мне, души тех, кто любит нас, остаются рядом. Однажды ты увидишь в глазах своего ребенка отражение близкого тебе человека, и поймешь, что его душа вернулась.

Далан захлопал глазами.

— Ты думаешь...

— Я знаю. Посмотри на море. Оно вечно. Наши души уходят в море, и возвращаются из него, словно вода.

— А вода возвращается?

Всю дорогу до таверны Алаис посвятила лекции о круговороте воды в природе. Она рассказывала Далану о том, как испаряется вода, потом о сталактитах и сталагмитах, о фульгурите, о карстовых пещерах, но думала совсем о другом.

Атрей.

Удастся ли ей попасть в архивы герцогства?

Атрей — это кит. Мудрый, серьезный, и — летописец. Если у кого-то можно разжиться знаниями, то это он. Но как получить просимое, не раскрывая себя? И как себя обезопасить? Все же, после рождения ребенка она какое-то время будет недееспособна...

А уж защитить себя и вовсе не сможет.

С местными нравами Алаис достаточно ознакомилась. Если ты женщина, ты одинока и чуть симпатичнее крокодила — ты добыча. Для каждого. В принципе.

Тебя могут ограбить, убить, изнасиловать...

Обычно слишком ретивых останавливает тень отца, мужа, брата, которые тоже могут потребовать ответа. И не всегда — в суде. В случае Алаис же...

Был один вариант, которым она собиралась воспользоваться. То есть — убедить всех, что она любовница достаточно знатного мужчины. От него и ребенка родила.

Манеры есть, внешность достаточно экзотическая...

Вот с деньгами хуже.

При себе у Алаис были драгоценности рода Карнавон. Красивые, дорогие и приметные донельзя. Вздумаешь такие продавать — засветишься новогодней елочкой. А разломать, вынуть камни из оправы, сплющить саму оправу — у Алаис рука не поднималась. Слишком красиво.

Одна рубиновая нить чего стоит — на тоненькой, как паутинка цепочке, застыли рубиновые капли-слезки.

Ладно!

Как себя обезопасить, она подумает еще. И придумает. Кстати, можно и правда пойти к кому-нибудь в любовницы. А что? Кстати — идея.

У нее ведь будет ребенок. И не просто ее личный детик, а наследник рода Карнавон. Который рано или поздно обязан будет получить герцогство в свои руки. Это закон крови. Если в Карнавоне будет править тот же Таламир, там скоро начнется веселье. Неурожай, непогода...

Интересно, почему?

Хотя тут Алаис и придумывать ничего не надо было. В это верили. Мудрому достаточно.

Если ты случайно сломаешь ногу — это бывает. Это жизнь. А вот если за пару дней до того к тебе подошла цыганка, которую ты послал матом, и она тебе пожелала всяких 'радостей', кто будет виноват в переломе?

Правильно, она и будет.

Достаточно просто вбить людям в головы, что без Карнавонов их ждут беды и проблемы — и любую беду они спишут на отсутствие законного правителя. Дешево и сердито.

Так что рано ли поздно Карнавон позовет ее ребенка. И... что дальше?

Как известно, правители не растут в огороде. Кухарки не годятся на то, чтобы править государством, что бы там ни говорили демократы. Герцога надо учить.

Учить тщательно, учить с пеленок, учить тому, что местные дворяне усваивают еще в колыбели.

Алаис может ему это обеспечить?

Нет.

Она сама в местных обычаях путается. Память герцогессы при ней, но это достаточно специфический опыт.

Надо искать учителей.

Надо рожать, приходить в себя и устраиваться в жизни. Любыми путями. Сама она обошлась бы тихой и спокойной жизнью в глуши. Но дадут ли?

Нет. Не дадут. Помечтать о тихом счастье можно, но готовиться надо к худшему. То есть — рано или поздно ее найдут, значит, ей понадобится защитник. Только вот что он попросит за свою помощь? А, неважно!

В любой истории были шлюхи — и были фаворитки, в конце концов. Был сонм любовниц Наполеона — и была Жозефина. Да даже в нашей истории...

Петр Первый ведь ездил к Анне Монс. Сколько лет ее любил...

Неужели Алаис не сможет провернуть нечто подобное? Ум почти пятидесятилетней женщины в теле девушки — мечта любой куртизанки.

Были великосветские шлюхи, имена которых история не сохранила — и была Нинон де Ланкло. И ради сына Алаис обязана справиться.

Женщина в этом мире имеет одно право — найти себе мужчину. Вот она своим правом и воспользуется...

Пока же надо прийти в таверну, перекусить, собраться, кое-что прикупить в дорогу заранее — дел хватит.

* * *

Танцы в конце пятидневья...

Как это выглядит на Маритани?

Площадка за городом, достаточно большая, чтобы вместить всех желающих. Даже несколько площадок, друг рядом с другом. Место для угощения, для костров, на которых жарится рыба, для музыкантов...

Туда-то Алаис и направилась. И была встречена не слишком дружелюбными взглядами.

Музыка — музыкой, но о мальчишке уже прослышали на Маритани. Столица Сенаорита — и то большая деревня, а уж остров...

Маленькая деревня. Очень маленькая.

Алаис подняла руки ладонями к музыкантам.

— Ребята, давайте договоримся сразу. Половину заработка вношу в общий котел. Уезжать скоро, а не побывать на такой гулянке — себе не простить.

Взгляды смягчились. Один из музыкантов, со светло-синими глазами, даже подвинулся, давая ей место.

— Ты с одной гаролой? Плохо слышно будет...

— А я надеюсь, что вы подыграете.

— Не много ли хочешь, мальчишка? — встрял другой музыкант.

Алаис удивленно повела плечами.

— Я же сказал — ровно половину от того, что заработаю. И заметь, я уеду, а песни останутся.

Музыканты подумали, оценили свою выгоду — и подвинулись.

Алаис уселась на ступеньку помоста, пробежала пальцами по струнам — и для разминки выдала соло из испанских гитарных ритмов.

Мужчины прислушались.

Алаис добавила еще жара в исполнение. Долго ждать не пришлось — синеглазый музчкант присел рядом.

— А на две гаролы пойдет?

— А давай попробуем?

Перебор зазвучал так, что люди на площади обратили внимание. Но Алаис на них не смотрела. Ее полностью захватила музыка.

Встреча ветров, песня любви

Танец огня в капле воды,

Пляска грозы в буре штормов

Звоны безумных колоколов.

Руки взлетят, ветры вскричат

Нам эти души принадлежат

Не отступлю, не утаю,

Песню свою миру спою...

Пальцы летают по струнам, полыхают огни костров, и на площадь выходят пары танцующих. Музыка захватывает, ведет за собой, подчиняет, покоряется и требует ответа! Она зовет, она приказывает, она зажигается в крови каждого из присутствующих...

Алаис не замечает, как в их диалог с синеглазым вступают другие музыканты. Как подхватывают мелодию, как развивают ее, как на площади начинает звучать настоящий оркестр — она просто играет, как никогда раньше.

И счастлива.

Музыка достигает апогея — и разлетается миллионом искристых огоньков во все стороны.

И на площадь выходит Она.

Одна из девушек?

Возможно, вполне возможно. Просто сейчас ее никто не узнает. В эту минуту она стала почти воплощением Маритани.

Высокая, в длинном алом платье, черная грива волос мечется по спине, пышная юбка открывает круглые колени...

— Играйте!

И столько властности в ее голосе, что отказать нельзя, никак нельзя.

И Алаис вновь начинает гитарный перебор. В нем все. И весенняя капель, и колокола, и кастаньеты, и неровный стук сердца, и вкус терпкого красного вина... это музыка страсти, которую дарит ей остров. В эту минуту она не думает ни о чем. Ее нет в этом мире.

Есть только море.

Только небо.

Только музыка.

Я пролечу бури, шторма

Я для тебя вечно одна

Ты для меня в мире один

Я прилечу, ты подожди

Кровью сердец, вихрем любви,

Буду с тобой, лишь позови.

И не зови — я прилечу.

Птицей прильну нежно к плечу....

И мечется, жалобно крича, над морем одинокая птица. Взлетают крыльями руки танцовщицы, вспыхивают языками черного пламени волосы, сияют синие глаза на лице девушки, невозможным, безумным светом...

И жалобно крича, рвутся под пальцами музыкантов струны.

На дерево помоста падают капли крови из пораненных пальцев.

Алаис с трудом приходит в себя, подносит ладонь ко лбу, вытирает пот, заливающий глаза... и только потом обнаруживает, что пальцы у нее еще и в крови. Вот черт!

Больно....

Танцовщица уже ушла, но народ не торопится выходить вслед за ней. Кто-то касается плеча девушки.

— Ты бы, парень, пока сходил, руку перевязал. Мы подождем. Все одно еще с полчаса тихо будет.

Алаис недоуменно вскидывает брови.

— А что вообще...?

Музыканты переглядываются. Потом слово берет синеглазый.

— Ты же слышал, небось, у сухопутных, что Мелиона менестрелей отметила?

— Да...

— Это они наше переврали. Говорят, что Маритани любит музыку. Сама поет, а иногда и послушать выходит. Может духом вселиться в человека, и тогда... ты сам видел.

— Видел...

И верно, безумие какое-то. И как ее так повело? Вроде и не пила ничего... может, тут в костер гашиш добавляют?

— Это как благословение. Теперь, считай, год удача будет. Дети будут здоровы, море спокойно, порадовали мы Маритани. Только людям надо в себя прийти. Все же богиня, не абы кто...

Алаис сильно подозревала, что это не богиня, а массовый психоз, но не спорить же?

Перевязать пальцы, взять медиатор и НЕ УВЛЕКАТЬСЯ! Когда еще пальцы заживут!

Тьфу!

* * *

Далан наскоро перевязывал женщине пальцы клоком рубахи и бурчал что-то про ошалелых музыкантов. Алаис только отмахнулась, и отправилась опять на площадь.

Хорошо пошло...

Что там была за женщина?

Да какая разница! Мало тут девчонок? Кто-то решил потанцевать, а дальше...

Массовая истерия — штука заразная и опасная. Бывали в мировой истории случаи, люди не то, что танцевать — воевать кидались! Так что тут легко отделались.

Народ, опять же, доволен. Монетки кидают, беседуют, угощаются...

Алаис тоже подвинули кружку с вином и жаркое, но девушка отмахнулась. Не время.

И опять понеслись над площадью аккорды.

Бури уйдут, минут года,

Я для тебя — и навсегда

Ты для меня, и на двоих

Делим мы душу, сердце и стих...

Алаис перебирала струны, отдаваясь музыке всей душой. Ах, как она когда-то пела! Еще в том мире, на концертах! И пусть высот примадонн она не достигла — характер не тот, да и страшно было поставить все на талант, но зал начинал жить ее песней. Здесь и сейчас было то же самое...

Далан собирал монетки, честно деля их на две кучки. И думал, что ему повезло.

Все же Алекс хорошая. И играет так...

Надо будет попросить ее научить. Вот во время плавания...

* * *

Один раз Алаис едва не сбилась с такта. Когда увидела на площади Маркуса Эфрона. Но — Маритани миловала сегодня. Мужчина уже был бессовестно пьян и пытался ухватить за попу какую-то девушку. Пяти минут не прошло, как маританцы изловили героя-любовника и потащили в темный угол, объяснять местные правила приличия. И правильно, нечего местный генофонд графьями загрязнять, нехорошо это...

Алаис пожелала тьеру Эфрону, чтобы ему оторвали женилку напрочь, и заполночь исчезла с площади, честно поделив гонорар с музыкантами.

— Ты ТАК играла! — восторгался Далан.

— Зато теперь руки лечить...

— Серьезно ты их?

— Думаю, до конца плавания. Придется медиатором играть.

— Ме...?

— Плектром.

Это тоже ничего не объяснило парню. Пришлось демонстрировать костяную пластинку и объяснять, что можно-то играть чем угодно, но ей привычнее так.

Какая-то девушка вылетела из переулка, натолкнулась на Алаис, и едва не уронила ту на землю.

— Ой! Прости!

Алаис устала так, что даже ругаться желания не было. Поэтому она просто отмахнулась, мол, ерунда, но девчонка вцепилась клещом.

— А я тебя узнала. Ты на площади играл!

— И что?

— А хочешь — поменяемся?

Алаис с удовольствием послала бы девицу меняться с тритонами, лишь бы добраться до корабля, рухнуть там в гамак и проспать часиков двадцать — беременность утомляла. Но... сейчас начнешь скандал, прибегут маританцы... им Эфрона наверняка для разминки не хватит.

Нет уж, не нарываемся.

— Чем ты хочешь меняться?

В синих глазах девчонки блеснули озорные огоньки.

— Например, ты мне платок, а я тебе то, что дороже любого платка.

Надеюсь, не сопли?

Вслух Алаис этого не озвучила, просто стянула с головы бандану и протянула девушке.

— На, возьми на память.

Та ухмыльнулась, принимая черный лоскут.

— Хороший ты человечек...

Поцеловала Алаис в щеку — и только черная прядь за углом мелькнула.

Алаис фыркнула.

Надо сказать, девчонка не соврала. Поцелуй хоть и не имеет денежного эквивалента, все же дороже банданы?

— Ты ей понравилась, — хмыкнул Далан.

— Да ну тебя...

Гамак вешать пришлось мальчишке. Алаис вымоталась до полного свинства. Так, что упала в койку — и заснула.

Наглухо. Мертвым сном.

Она не слышала, как собиралась команда, как Эдмон командовал отплытие, как корабль вышел в море.

Алаис спала, и ей снилась давешняя танцовщица с площади.

Она плясала на гребне волны, волосы ее, на этот раз белые-белые, сливались цветом с морской пеной, а глаза горели неистовым синим огнем.

Маритани...

* * *

Ант Таламир с презрением и негодованием оглядывал 'свое' родовое владение.

То есть — замок Карнавон.

М-да, знал бы — не увозил бы жену. Было полное ощущение, что именно Алаис поддерживала эту груду камней в приличном виде, а без нее все разболталось к Ириону!

Полы не метены, окна не мыты, перила не чищены, посуда грязная и жирная... чтобы все поняли и осознали господское негодование, пришлось надеть котел на голову управляющего и постучать сверху кулаком. Хорошо вошло!

Слуги поняли и забегали подстреленными зайчиками... с тем же результатом. Если порядка не было, откуда ж ему срочно взяться? Да еще когда все волнуются, да хозяин хлыстом по ноге похлопывает... когда Таламира едва не облили вином, он плюнул на все, рявкнул, что к утру замок должен сиять и блестеть, или он всех на конюшне запорет, и отправился спать.

Увы, долго ему проспать не пришлось.

Герцогская спальня Карнавона обладала потрясающим окном. Большим, витражным...

Ввот в это окно и влетела, что есть дури, подхваченная порывом ветра чайка. А уж с какой силой ее туда занесло...

Таламир подскочил на полметра над кроватью, вылетел из спальни, и только в коридоре, едва не сбив лакея, пришел в себя достаточно, чтобы взять факел и отправиться обратно.

Картина была неутешительной.

Окно было безнадежно испорчено, на полу в луже воды подыхала птица, а в дыру хлестал дождь, да так, что кровать, стоящая неподалеку от окна, уже наполовину промокла.

Таламир злобно выругался и отправился досыпать вниз. В караулку. К солдатам.

Хорошего настроения ему это не прибавило.

А трехдневный шторм, и перешептывания слуг, что значить, началось, не принимает землица супостата, надо бы его на море попробовать — тем более.

В воздухе Карнавона запахло неприятностями.

Глава 3

В этот раз путешествие прошло для Алаис со всем возможным комфортом. Конечно, никто не отменял и трюм, и туалет, и все остальные проблемы, но когда у тебя есть напарник — все намного легче. Да и команда здесь была лучше, и кормежка, и отношение к Алаис другое — она уже зарекомендовала себя на Маритани, ее видели на площади, слышали ее игру, и были уверены, что если певец захочет остаться на острове — старейшины согласятся.

'Менестреля' зауважали.

Капитан судна, Эдмон Арьен, оказался потрясающим мужчиной, будь она лет на двадцать постарше — точно влюбилась бы.

Умный, симпатичный, веселый, с потрясающим юмором и удивительным отношением к жизни. отношением полностью спокойного и счастливого человека.

Эдмон придерживался в жизни простых истин. У него была семья — любимая. Были море и Маритани — обожаемые. И был корабль. Просто часть сердца моряка.

Что еще надо для счастья?

Да ничего!

Ты уходишь из дома с улыбкой, потому что тебя зовет любимая работа. Ты возвращаешься домой с улыбкой, потому что тебя ждет любимая семья.

А поскольку Алаис с ним была полностью согласна по обоим пунктам, общий язык они нашли моментально. Настолько, что часть пути Алаис проводила на капитанском мостике, радуя народ 'своим' творчеством.

А поскольку времени на развлечение команды она тратила больше, то и историй потребовалось больше. Алаис подумала, да и замахнулась на классические сюжеты.

'Ходжа Насреддин', 'граф Монте-Кристо', 'Хромой бес', Мольер и Шекспир, Пушкин и Гоголь...

То, что близко и понятно людям, что интересно им в любых мирах. Страсть и месть, коварство и жадность...

— ...но повесть о Ромео и Джульетте, останется печальнейшей на свете...

Алаис закончила грустную историю. Кое-кто из моряков отвернулся, не желая показывать покрасневшие глаза. Эдмон хлопнул девушку по плечу.

— Так, Алекс, хватит. А то разбаловались, на мачты не загонишь!

Алаис послушно спрятала в карман медиатор. Народ понял, что продолжение вечером, и принялся расходиться.

Алаис осталась сидеть на мостике.

Увы, внизу ее уже начинало подташнивать.

Токсикоз, или просто укачивало — она не знала. И молилась всем богам, чтобы беременность прошла без осложнений. Видела она в своем мире...

И как блевали, и как в обморок падали, и как выкидыши получали, на сохранении лежали, внематочными баловались...

Чего только не было!

До Атрея им оставалось примерно дня два.

Алаис молча смотрела на море. Ей было уютно и спокойно. Ветер перебирал грязно-рыжие волосы, губы были чуть солеными, но солнце почему-то не обжигало чувствительную кожу. И женщина с радостью пользовалась моментом.

Молчание нарушил Эдмон.

— Нам надо поговорить, Алекс.

— Слушаю, капитан?

— Я хочу знать, нужна ли тебе помощь?

Алаис искренне удивилась, но ответ был предсказуемым.

— Нет, капитан.

— А как тебя на самом деле зовут?

— Алекс. А что?

— Это не женское имя, — Эдмон не отрывал рук от штурвала, смотрел вперед, потому и не видел, как Алаис борется с дурнотой. Сделала вдох, другой, третий... выдохнула.

— Простите?

— Алекс, я не полный идиот. И женщину отличу. Я не понимаю, почему вы прячетесь, и хотел бы знать, нуждаетесь ли вы в помощи?

— Нет, капитан, — вздохнула Алаис. — не нуждаюсь.

— Тогда к чему этот маскарад? Вы плывете на моем корабле, и мне хотелось бы знать все. Случись что — и мне хлебать последствия большой ложкой.

Это было справедливо, но рассказывать правду Алаис не собиралась. С Даланом ее версия прошла, с Эдмоном тем более проблем быть не должно. Так что...

— Сбежала от жениха. Кстати, возвращать меня ему не советую, я уже товар порченый.

— Я и не собирался. А жених кто?

— Купец, удалой молодец. На сорок лет меня старше.

— Алекс, я и сам из дома сбежал, так что и тебя не приневолю. Просто если нужна помощь — обращайся. Ладно?

— Спасибо.

Алаис сомневалась, что обратится к Эдмону, но мало ли что?

Поверил ли ей капитан?

Может быть и поверил. Не до конца, понятно же, что никто исповедаться малознакомому человеку не станет, но в основной части рассказа лжи не было. Она просто опустила титулы и не сказала, что брак уже состоялся.

Главное, что устраивало Эдмона, сам капитан не при чем. Не вез он никаких девушек. Вез мальчишек-менестрелей. Все.

* * *

Этим же вечером они шептались с Даланом.

— Капитан все понял.

— Что?

— Что я женщина.

— Ирион! И что теперь?

— Да ничего. Я не красавица, к тому же у капитана есть супруга. И в любом порту есть посимпатичнее меня.

— Он обещал молчать?

— Да. И предложил обращаться, если понадобится помощь.

— Обратишься?

Алаис пожала плечами.

— не хотелось бы. Я надеюсь, что нам удалось оторваться, то есть мне. Ищут девушку, а я теперь парень. Волосы перекрасила, вот глаза...

— красивые у тебя глаза. Редкие, конечно...

— Красные, как у кролика.

— Фиалковые. Красивые.

Алаис чуть из гамака не навернулась.

— Далан, ты рехнулся?

— А что?

— У меня глаза всю жизнь были красные. Серьезно.

— Почему?

— Мне не сказали, почему, — окрысилась Алаис. — Знаешь, сколько я с этой красноглазостью натерпелась? Может, повитуха чего напортачила при родах, может чья кровь так интересно вылезла... Не знаю! Но — красные! Как у кролика!

Далан помолчал пару минут. Подумал.

— Алекс, я не знаю, как раньше, но сейчас у тебя глаза лиловые. Ярко-лиловые, красивые такие...

Алаис плюнула, и полезла в свой мешок с пожитками, раскапывать крохотное серебряное зеркальце.

Раскопала — и еще раз плюнула. Света в трюме не хватало.

Пришлось выйти на палубу.

Да, полированное серебро — это не стекло, и луна плюс звезды не составят конкуренции электричеству. Но даже здесь и сейчас было заметно, что цвет глаз у нее поменялся.

Он стал темнее, насыщеннее, может, и правда — лиловые?

Тогда слава Маритани!

Далан сопел за плечом, намекая, что хорошо бы и спать пойти. Пришлось убираться с палубы и устраиваться в гамаке. Далан уже давно сопел в две дырочки, а Алаис напряженно размышляла.

У нее поменялся цвет глаз.

Когда это произошло? На Маритани?

Да, наверное.

А почему?

Вот этот вопрос ее интересовал больше всего. Причин было множество, самая простая из них — беременность, гормональный стресс, как следствие, проявившаяся пигментация, если еще и волосы потемнеют — это точно оно. Недаром же она спокойно находится на солнце, не рискуя получить ожоги.

Надо будет на берегу смыть краску, посмотреть, что получится, и если волосы станут не кипенно-белыми, а серыми, например, то жизнь удалась!

Будут искать красноглазую девушку с белыми волосами. А она теперь с фиолетовыми глазами, что не такая уж редкость в мире, и если что — оставит рыжий цвет волос. Или вообще в каштановый перекрасится. Уж подберем тона как-нибудь. Смешаем хну, басму... много в мире есть природных красителей.

Смена цвета глаз — громадный плюсик в карму.

Конечно, ее могут не признать, но... ей хватит рассказать, что хранится в тайниках. Мигом согласятся, что она Алаис Карнавон. Опять же, в этом мире знают про отпечатки пальцев. В родовой книге Карнавонов есть отпечаток ее ладони. Руку мазали чернилами, прикладывали к странице под ее именем. Так что доказать свою подлинность будет несложно.

Если она вернется победительницей, сомнений и так не возникнет.

Что еще может быть причиной?

Маритани.

Алаис знала, что у тех, кто 'благословлен морем' меняется цвет глаз на синий. Красный плюс синий как раз фиолетовый и выйдет. Правда, с чего ее вдруг море благословило? Из-за 'Карнавонистости'?

Неубедительно. Скорее, там или радиоактивный фон,, или лопают они что-то такое, что влияет на выработку пигмента... недаром же маританцы в основном черноволосые, синеглазые, смуглые...

Хотя и не показатель.

Последнюю версию Алаис рассматривала по привычке.

Маритани. Только не остров, а богиня. Маританцы свято верили, что Маритани может встретить человека, заглянуть в его душу и выполнить самое заветное желание. И не была ли та девчонка, которая выменяла у Алаис бандану...?

Ну, нет! Это уж вовсе бред! Только богам и дела, по земле гулять и за народом приглядывать!

Все же, глаза — это гормональное. Не было пигмента, а после беременности он начал вырабатываться. Бывает ли такое?

В нашей жизни все бывает, тем более, что альбинизм — разных видов. Вроде бы при каком-то пигмент может начать вырабатываться...

Эх, сюда бы медицинскую энциклопедию!

Но чего нет, того и не появится. В следующие лет триста — точно.

Алаис плюнула, завернулась в одеяло покрепче и попробовала уснуть. Не сразу, но это удалось.

А утром она еще раз посмотрела в зеркало — и искренне порадовалась.

На бледном лице (но не молочно-белом, не как смерть) сияли большие фиолетовые глазищи.

Какая прелесть!

Семейство Даверт.

— Что значит — нет денег?

Эттан не повышал голоса, но собеседник все равно покрылся крупными каплями пота.

— Пресветлый... мы очень сильно потратились в последнее время.

— Да?

— Вот... извольте взглянуть.

Эттан взглянул.

Все верно. В тяжелую сумму влетела свадьба, приданое Лусии, дом в Тавальене, кое-какие привычки Преотца... ох, много чего. А вот с поступлениями было куда как хуже.

Какой век церковь Ардена боролась за отчисления от налогов — бесполезно. Герцоги отказывались их платить, а надавить на заносчивых тварей было особо нечем. Приходилось жить на пожертвования, а это дело добровольное. Некоторые уже и не по разу добровольно пожертвовали...

Можно бы расширить круг добровольцев, но Эттан не сильно обольщался.

Преотец — это сила, но, в основном, в Тавальене. А попробуешь надавить на королей, так могут и под стены Тавальена с дружеским визитом прийти. Поинтересоваться, не тесна ли некоему Преотцу его мантия?

Это не выход.

А где выход?

Предстоящий Синор негромко кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Пресветлый...

— Да?

— Мы можем обратиться к ордену рыцарей Моря.

— Да? — в голосе Эттана проскользнули заинтересованные нотки.

— Вполне. Их миссии разбросаны по всему миру, они занимаются торговлей, они богатеют, а отчислений от них казна веками дожидается.

В голосе предстоящего звучала глубокая личная обида. Казна-то в его ведении... Непоступление в нее денег, он считал своей личной глубокой обидой.

Эттан призадумался.

— Ладно. Напишите магистру, пусть Шеллен прибудет в Тавальен для личной беседы.

— Повинуюсь, пресветлый.

Предстоящий Синор спрятал ухмылку в уголках глаз. Зная магистра Шеллена, зная Эттана...

Если они не поссорятся — зовите его мальком! А там настанет время и для второго хода. План тьера Эльнора начинал воплощаться в жизнь.

* * *

Луис проклял все.

Он искренне возненавидел и Карстов — не могли окопаться где поближе, и отца, из-за амбиций которого пришлось так далеко отправлять Лусию, да и саму Лусию... прибил бы сестричку!

Больно!

Все он понимает, любит эту соплюшку, и в обиду ее никому не даст, но насколько ж лучше было бы везти ее связанной, в сундуке и с кляпом во рту.

Лусия никогда не выезжала дальше, чем на день пути от Тавальена.

Красоты пути ей приелись на третий день, само путешествие на пятый, и пошли капризы. Истерики, слезы, укоры, потом опять истерики — и все по кругу.

Тьер Немор скрипел зубами, но ничего сделать не мог — герцогесса.

Луис скрипел зубами, но надавать сестренке оплеух уже тоже не мог — оскорбление всего рода Карстов.

Слуги и служанки, предусмотрительно прихваченные с собой зубами не скрипели — сточили их малым не до основания еще в первые десять дней пути.

Охранники скрипели зубами и мечтали о нападении разбойников — хоть на ком бы злость сорвать! Разбойники чуяли подвох и благоразумно не попадались на пути.

Так что увидев замок герцогов Карст, Луис с чувством сотворил знак Ардена и выдохнул:

— Доехали!

Тьер Немор последовал его примеру.

— Как! — возмутилась Лусия. — Я! Не одета должным образом! Не причесана! Грязная с дороги! Уставшая! И в замок!? Вы с ума сошли!!!

Пришлось признать, что ее возмущение обосновано. Луис уедет, а ей здесь жить. Привези чумазую растрепу, так потом девчонка всю жизнь не отмоется.

Пришлось останавливаться в небольшом трактире у дороги, заказывать для Лусии горячую воду, и ждать, пока девушка приведет себя в порядок.

Увидев сестру, Луис понял, что ждал не напрасно. Лусия была великолепна в облаке бледно-лилового шелка. Белоснежная кожа, аметисты в волосах и на шее, громадные глаза, очаровательная улыбка...

Тьер Немор и охрана, натерпевшись за это время, взирали на нее без восторга. Но на всех не угодишь. Луис помог сестренке усесться в карету,

— Ты великолепна, малышка.

Пальцы девушки были ледяными.

— Луис, как ты думаешь, мы... сможем?

— Все у вас будет хорошо, — заверил ее Луис. — Нет такого мужчины, который устоит перед твоей красотой.

И он верил в то, что говорил.

* * *

Их встречал весь город.

Под приветственные крики, под музыку, под цветы, летящие с балконов, Лусия проехала по главной улице прямиком к храму.

Там ее уже ждали.

В небольшой комнате было готово роскошное платье для венчания, в которое и принялись переодевать растерянную девушку. Попутно ей поднесли бокал с пурпурным вином, в которое, как потом поняла Лусия, было что-то подмешано. Но, ни о чем не подозревая, она выпила его до дна, а потом все воспринималось словно сквозь золотистую пелену.

Храм...

Жрец в роскошной мантии.

Смесь цветов, запахов, вкусов, чьи-то лица, глаза, голоса, все кружится в едином калейдоскопе, надо бы сосредоточиться, но не получается. Да и к чему?

Люди вокруг, так много людей... где-то рядом мелькнуло лицо Луиса?

От волнения девушка не видела ничего перед собой, только когда ее подвели к алтарю, она что-то поняла. Но разве не к этому она стремилась?

Незаконнорожденная тьерина Даверт становилась герцогессой Карст, можно ли прыгнуть выше

Разве что в короли, но это несравнимо по древности рода. И Лусия отвечала жрецу, клялась быть верной и честной, надевала супругу жемчуга на шею...

И только когда настало время поцелуя, она взглянула мужу в лицо — по-настоящему.

И холодок сжал когтистой лапкой ее сердце.

Глаза Мирта Карстского были абсолютно пусты и безразличны. Перед ним могла стоять очаровательная девушка, а могла стоять табуретка, на которую надо повесить жемчуга. Разницы он не заметил бы.

Равнодушное лицо принадлежало симпатичному парню, только вот Лусия его не интересовала. Он смотрел куда-то вдаль и видел что-то свое. Девушка глубоко вздохнула, но тут ее обняла свекровь, потом свекор, потом пошли незнакомые люди с выражением восхищения, а муж... муж куда-то исчез.

Тьер Немор поддерживал герцогессу под локоть, что-то говорил, но Лусия ничего не понимала.

На свадебном пиру она вновь сидела бок о бок с мужем, но ничего не ела. Только пила вино, которое ей подливали.

Что было в нем?

Лусия не знала, но золотистая пелена не ослабевала. Ей было легко и весело.

И закончился вечер в роскошной спальне.

Лусия не помнила, кто ее раздевал, кто уложил в кровать, как прошла сама брачная ночь...

Она ничего не помнила. Она провалилась в пушистое облако и поплыла на нем по небу, над громадным розовым морем.

* * *

Луис видел, как уводили сестру.

Лусия показалась ему чуть растерянной, но это же нормально? Она обычная девушка, сегодня ее свадьба, все в порядке. Все логично.

Мирта Карстского Луис разглядывал очень внимательно. И мог только пожать плечами.

Парень, как парень. Ничего о нем не скажешь, ни хорошего, ни плохого. Обычный. Отстраненный какой-то, но это можно понять. У него могла и пассия быть, и любовь, а тут женись! Да по воле отца!

Тут любой мальчишка бы надулся.

Ничего, Луис с ним еще поговорит.

И Луис отдался развлечениям.

У него были очаровательные соседки, на одну из них, блондинку с пышной грудью, едва не вываливавшейся из низкого выреза, он уже положил глаз, и вовсю флиртовал, когда рядом появился Массимо.

— Тьер Луис...

— Что-то серьезное?

Пары слов хватило, чтобы мужчина извинился перед блондинкой и встал из-за стола.

— Да. Ваш конь нервничает. Вы бы его успокоили, а то конюхи волнуются.

Коня Луис любил. Янат был не просто умным и понятливым жеребцом, каких много. Он был куплен по велению души.

Бывает так.

Идешь по улице, видишь, как хлещут плетью коня, и вмешиваешься, даже не думая о последствиях. Забираешь бедолагу, приручаешь к себе...

И вроде бы ничего особенного, обычный гнедой конь, не бог весть какой красоты, но умный. Гордый, злопамятный, характерный...

Луис с десятком женщин возился меньше, чем с Янатом.

Но приручил — и получил взамен верного друга. Настоящего, которому мог довериться в любой момент.

И если Янат нервничает...

Луис подумал, что может провести ночь и на конюшне, с другом. Да, другом. Баб много, а таких коней, как Янат в жизни считанное число бывает.

* * *

Конь действительно немного нервничал. Луис выгнал из конюшни всех конюхов, прошел в денник, обнял коня за шею. Янат посмотрел умными лиловыми глазами, всхрапнул, положил голову Луису на плечо и затих.

Друг рядом.

Все хорошо...

Массимо молча ждал, пока тьер Даверт соизволит оторваться от коня. Минут пятнадцать ждал, потом Луис и конь посмотрели на Ольрата и почти одинаково вздохнули.

Мол, догадываемся, что все не просто так. Говори.

Массимо таиться не стал. Но заговорил тихо-тихо, так, чтобы если кто под дверью подслушивает, все равно не понял ничего. Чтобы и в двух шагах слышно не было.

— Я тут потерся среди слуг. Им настрого запретили с нами разговаривать, но пара золотых кому хочешь язык развяжут. За вами-то следят, пришлось Яната просить, чтобы побуянил.

— За мной следят?

— За всеми, кто с тьериной приехал.

— Почему?

— Потому что ее брак... может быть, что вам придется ее домой везти.

— То есть? — напрягся Луис.

— Мирт, старшенький у герцога, болен. И серьезно.

— Чем?

— А ему что жена, что доска... Ему до мира дела нет, он весь в себе живет. Сможет ли он супружеский долг выполнить — неизвестно, но счастья у вашей сестры в этом браке точно не будет, разве что любовника заведет.

Луис задумался.

— Это точно?

— Я его вблизи не видел...

Теперь задумался еще и Луис.

Вообще, все укладывалось в схему.

Если Мирт действительно... отстранен от жизни...

— Он слабоумный?

— Нет. Он не жестокий, не злой, по словам одной из служанок, Мирт, что деревяшка. Поставишь — будет стоять, положишь — будет лежать.

— Никого не бьет, не мучает...

— Нет.

— А женщины?

— Какие женщины, тьер Луис? Доске они нужны?

Луис согласился, что не нужны, и задумался.

Вот, видимо, что пыталась узнать его мать. И узнать-то ничего не могла. Мирт не болен, он просто странный. Но и это не выносится за ворота герцогского замка.

Тогда объяснимо и все остальное. И женитьба Мирта на незаконнорожденной, и спешка, и взгляды тьера Немора на Лусию, и поспешность заключения брака, и...

— С-суки...

Первым желанием Луиса было найти герцога и потребовать ответа.

Вторым — забрать сестру и увезти.

Третьим... на плечо Луиса легла рука Массимо.

— Не спешите, тьер, хуже будет. Мы тут одни, а у герцога людей...

Луис словно на стену налетел. А верно ведь. Здесь они на чужой территории, герцог Карста здесь король и бог, а они? Прикажет герцог — и будет Луис обживать подземелье замка, или ближайшее кладбище. Без малейшей возможности помочь сестре.

Нет, так дело не пойдет.

Кавалерийский налет на замок отменяется. У Луиса не так много людей, и тех он взял по настоянию отца, и перепились они сейчас наверняка. Даже если он вломится к Лусии среди брачной ночи, если увезет сестру, все равно далеко они не уйдут.

Это не дело.

А как поступить правильно?

Пировать, развлекаться и не показывать вида. Задержаться здесь на двадцать-тридцать дней, обойдется отец без него, ничего не случится. Заодно и в архивах покопаться. И если Лусия хоть словечко скажет, хоть бровью поведет — забирать сестру и удирать. В Тавальен. Под крылышко к отцу. Оттуда выдачи не будет. Но бежать надо продуманно.

Это Луис мог бы уйти. И от погони, и из Карста, и куда угодно. Лусия так не сможет, она нежная избалованная девочка, мамина любимица...

Сестру он не бросит, если все действительно так. Но сегодня его переиграли. Признавать свое поражение было неприятно, но Луис не собирался лгать самому себе.

Сегодня он в проигрыше.

Завтра он победит!

Мужчина посмотрел на Массимо.

— Постарайся узнать все, что сможешь. И про герцога, и про его сына, и про супругу. Только по-тихому.

— Да, тьер Луис.

Массимо повел глазами на дверь конюшни. Там что-то шумело, шелестело...

— Да, пора, — громко произнес Луис, и погладил бархатный конский нос.

— Все хорошо, мальчик мой, все хорошо, Янат, я рядом, я завтра обязательно приду. А сейчас ешь, пей и отдыхай, тебе тяжело пришлось...

* * *

Лусия открыла глаза.

Теплый солнечный зайчик щекотал ей нос, плясал по лицу, цеплялся за губы, скользил лапкой по щеке.

На шее шевельнулось что-то теплое, будто живое, Лусия медленно подняла руку, коснулась голубоватой жемчужины...

Память возвращалась медленно и неохотно. Шаг за шагом, минута за минутой, и потом, вдруг...

Я же вчера вышла замуж!

Вспоминались голубые глаза супруга, вспоминался жемчуг, который она надела ему на шею, пир, но как-то смутно, урывками...

При двух очень умных родителях сложно быть дурой — Лусия ей и не была. Капризная, избалованная, но вовсе не глупая. Она не закричала, не стала биться в истерике, она просто лежала и вспоминала.

Вот они с Луисом на постоялом дворе. Она переодевается и очень волнуется. Скоро встреча с женихом.

Вот они проезжают по городу. Она растеряна и чуть напугана, но поднимает руку, кланяется в ответ на приветствия, паж, который едет вслед за ней, рассыпает золотые монеты, и люди дерутся из-за них. Пусть нечетко, но она все это помнит.

Вот она в преддверье Храма. Там ее уже ждет роскошное свадебное платье. Там же ждет и тьерина Велена, госпожа герцогиня Карст. Она же и предлагает Лусии вина с дороги. Девушка послушно пьет — и вот тут начинается нечто непонятное.

Дальше все размыто, словно по свежей акварели кто-то провел мокрой тряпкой. Еще видно, что это был рисунок, но опознать в синем пятне море, а в зеленом дерево уже не получается.

Меня опоили?

Кто?

Зачем?

Лусия поднесла палец ко рту, прикусила ноготь. Сколько раз мама ругала ее за эту привычку, и вот, пожалуйста, опять...

Кто? Это и так понятно, тьерина Велена. Свекровь.

Зачем? И это ясно. Чтобы выдать замуж. Видимо, они чего-то боялись, но чего? Лусия сдвинула брови, и принялась грызть ноготь еще активнее.

Жених вспоминался урывками. Но свадьба состоялась, жемчужина на шее тому подтверждение. А...

Лусия шевельнулась — и тут же перевернулась на живот, уткнулась носом в подушку, давя случайно вырвавшийся крик.

Под одеялом она была абсолютно голой.

И...

Одеяло отлетело в сторону, а под ним...

На простыне было пятно крови.

И на бедрах Лусии была кровь, и синячки на запястьях, и на бедрах, словно ее кто-то держал... ее... она...

Это оказалось слишком для девушки.

Лусия рухнула плашмя на кровать и забилась в истерике.

* * *

Луис неплохо провел ночь. Блондинка оказалась в меру страстной и очень покладистой, именно это сочетание в постели Луису нравилось.

А утром, как ни в чем не бывало, спустился к завтраку.

Компания была небольшой, но приятной.

Герцог Карст, его супруга, тьерина Велена, две дочери, которые очаровательно зарделись при виде красавца Луиса — и тут же получили строгий взгляд от матери.

Луис поклонился и не удержался от шалости — поцеловал всем дамам ручки. Теперь покраснела и тьерина Велена — все же Луис убийственно действовал на женщин.

Герцог склонил голову, предлагая свойственнику присоединиться к трапезе, Луис ответил благодарным полупоклоном, и занял указанное место. Застольная беседа шла спокойно, Луис восхищался красотами Карста, выразил надежду, что ему позволят задержаться тут хотя бы на пять-шесть дней и получил полное дозволение. Не гнать же родственника в обратный путь, не дав даже дух перевести?

Даже если очень хочется это сделать.

Трапеза шла своим чередом, потом в столовую вбежала служанка, склонилась к тьерине Велене, что-то шепнула на ухо, герцогиня быстро промокнула губы салфеткой и встала.

— Прошу меня простить.

Если бы не Массимо, Луис не забеспокоился бы. Но сейчас у него в душе ворохнулось что-то тяжелое, неприятное...

Он вскинул глаза на герцога.

Кажется ему — или Донат Карст смотрит на него с холодным тяжелым удовлетворением сытого ужа?

— Что-то случилось?

— Ничего особенного. Молодые проснулись...

— О, да! — Луис расплылся в откровенно похабной улыбке. — Думаете, они к нам спустятся?

Герцог пристально вглядывался в Луиса, но куда ему было до Эттана Даверта? Тот знал своего сыночка, а вот для Карста Луис был обычным тьером. Сопляком, которого легко было обмануть. И Донат чуть расслабился.

— Сегодня даже не знаю. Возможно, завтра?

— Их дело такое... хотите внука, ваша светлость?

Голубые глаза герцога вдруг полыхнули огнями.

— Да.

Интересно. На что это я наткнулся?

— Мой отец тоже хотел бы внуков, — протянул Луис. — Он вообще честолюбив, и породниться с вами — это громадная часть для семьи Даверт.

Герцог благосклонно кивнул.

— Скажите, могу ли я скопировать для отца родословное древо семьи Карст?

В этой просьбе не было ничего странного. Герцог окончательно расслабился и махнул рукой.

— Разумеется, тьер Даверт. Я отдам приказание слугам...

— Я знаю, что у вашего семейства громадная библиотека?

— Да, еще при древних Королях наша семья была хранителем истории. Наша фамильная библиотека насчитывает не одну сотню лет, а некоторым книгам около тысячи лет*. Их даже открывать нельзя. Мои предки приказывали сделать с них копии...

* пример — Остромирово Евангелие, которое сохранилось до наших дней, прим. авт.

— Это потрясающе! А вы позволите их увидеть?

Герцог Карста улыбнулся. О книгах он говорил так, как другие говорят о детях — родных, любимых, нежно сберегаемых...

— Разумеется, в моем присутствии...

— Конечно! Но когда?

— Можем пройти в библиотеку сразу же после завтрака.

Луис рассыпался в благодарностях.

Он отлично понимал, что герцогиня ушла из-за Лусии, и отчаянно надеялся, что сестра жива и здорова. Но так же понимал, что и сделать ничего не сможет.

Шанса ему не дадут. Если он сейчас устроит скандал, потребует чего-либо...

Нет, в нем должны видеть только недалекого тьера, который ничего дальше шпаги не видит. К Лусии его не пустят, это ясно, так хотя бы в библиотеку попасть.

Луис серьезно собирался найти документы эпохи последнего короля. Но сначала...

— Я только проведаю своего коня. Янат вчера нервничал, мало ли...

— У нас отличные конюхи. Но я вас понимаю, Луис... вы позволите к вам так обращаться на правах старшего? — герцог Карста окончательно расслабился.

Луис ответил улыбкой. В меру хитрой, в меру туповатой.

— Разумеется, ваша светлость.

* * *

Лусия самозабвенно билась в истерике, когда на нее сверху выплеснулось малым не ведро ледяной воды. Припадок захлебнулся в прямом смысле слова.

Девушка жадно втянула воздух и замолчала. Сверху на нее смотрела с осуждением тьерина Велена.

— Что вы тут устроили, тьерина?

— Я!? — задохнулась Лусия. — Я!? Да я...

— Кричите после брачной ночи, словно крестьянка на сеновале, пугаете слуг...

— БРАЧНОЙ НОЧИ?!!!

— Да, — в голосе герцогини было легкое удивление.

— Чем вы меня опоили? — в лоб спросила Лусия.

Герцогиня вздохнула, присела рядом.

— Можете не верить мне, тьерина, но вас ничем не опаивали. Вино оказалось слишком крепким, а вы, надо полагать, ничего не ели и устали...

Лусия даже рот приоткрыла. Так спокойно звучал голос герцогини, таким равнодушным было ее лицо... и она действительно ничего не ела в таверне. И волновалась.

— Д-да. Но я ничего не помню?

— Вы пили раньше, тьерина? Крепкое вино, что-то вроде выморозок?

— Нет...

— Оно ударило вам в голову. Это бывает. А потом, за столом, вы выпили еще. И в результате ничего не помните.

— И этого?! — взвизгнула Лусия, показывая на простыню. — Этого я тоже не помню?!

— Совсем не помните? Ни как вас раздевали, ни как пришел Мирт?

Лусия не помнила ничего.

Или...?

Чей-то шепот в ночи, блестящие голубые глаза, жаркое, пахнущее вином дыхание, резкую боль, которая на долю секунды пробила дурман...

Лусия уже собиралась в этом признаться, когда заметила взгляд тьерины Велены. Хищный, сосредоточенный, словно у кошки, которая подстерегает неосторожную крысу. Её?

И девушка, всем нутром почуяв опасность, принялась врать.

— Н-нет... а где мой муж?

— Милая моя, плохо после вчерашних излишеств не вам одной. Мирту тоже не слишком хорошо, поэтому он решил отоспаться.

— Но мы могли бы сделать это вместе?

— Вы что — простонародье? — тьерина Велена вскинула брови, словно услышала откровенную глупость. — Разумеется, у вас будут свои покои. И у вас, и у моего сына.

— И когда я его увижу?

— Думаю, к вечеру, если Мирту станет лучше. Ваша истерика прекратилась?

Лусия закивала.

— Да. Спасибо, тьерина Велена.

— Можете называть меня матушкой, милочка, — 'снизошла' тьерина Велена.

Как бы ни была растеряна Лусия, но кровь Эттана Даверта взяла свое. В темных глазах на миг сверкнули золотом огоньки.

— Благодарю вас, матушка. Вы же знаете, что моя мать умерла не так давно? И вот, я снова обретаю ее в вашем лице!

В словах не проскользнуло ни тени фальши, ни издевки, но тьерина Велена поморщилась. Неприятно знать, что ты занимаешь место мертвой.

— Одевайтесь, дитя мое. Я покажу вам замок...

— Да, матушка.

Лусии было очень-очень страшно. И она собиралась поговорить с Луисом как можно скорее.

* * *

Массимо ждал на конюшне.

— Ваша светлость. Монтьер, — глубокий поклон.

Янат, умница, встал на дыбы, едва не сделав свечку в деннике. Луис тут же 'забыл' обо всем, кинувшись к коню, герцог посмотрел на это, да и пошел общаться с народом на предмет лошадей. Народишко у нас вороватый, не досмотришь, так вместо первосортного овса труху закупят, да и сбрую поглядеть надо бы, окинуть хозяйским глазом, раз уж зашел...

А Массимо встал так, чтобы его губ не было видно никому, кроме Луиса. Если шептать, то все будет в порядке.

— Все в порядке?

— Да. Как Лу?

— Истерика. Служанка шепнула. Герцогиня ее успокаивает.

— Но жива?

— Да.

Остальное Луиса не слишком волновало. Жива — это главное. Все исправимо в этом мире, кроме смерти. Оставалось поглаживать млеющего Яната и дожидаться герцога.

Донат Карст вернулся буквально через пять минут.

— Луис?

— Мы можем идти, тьер Донат. Мой конь успокоился, а к вечеру я еще зайду к нему, надо будет его промять как следует. Мы с ним привыкли к прогулкам.

— Возможно, я даже составлю вам компанию, — хохотнул герцог Карста. — Идем?

— Да!

* * *

Луис бывал в библиотеке Тавальена. Но перед этой библиотекой хранилище Преотца было как запасы крестьянина перед королевской сокровищницей.

Библиотека?

Больше дюжины громадных комнат, заставленных шкафами с книгами, свитками, пергаментами, листами, тетрадями...

— Арден!

Донат довольно улыбнулся при виде потрясения на лице Луиса.

— Вы не ожидали, Луис?

— Я даже не надеялся, — честно сказал тьер Даверт. — Ваша светлость, вы меня не выгоните!

— Вообще? — тьер Донат откровенно забавлялся.

— Хотя бы пока я не прочитаю... ну хоть малую толику от этого богатства. А если позволите еще и списки заказать...

— Пришлете писцов — позволю поработать.

— Благодарю! — Луис выдохнул это так искренне, что герцог Карста посмотрел на мужчину вполне благосклонно. Сам большой ценитель книг, он уважал это качество и в других людях. Вот Эттан Даверт книги не любил, а Луиса иногда за уши было не оттащить от какого-нибудь старого тома.

Это как болезнь, как одержимость — ты раскрываешь книгу, касаешься хрупких страниц — и мир вокруг перестает существовать для тебя. Ты словно ныряльщик в море погружаешься в мир загадочных знаков на белых страницах, и так же ищешь, затаив дыхание от восторга.

С чем-то ты выберешься на берег?

Жемчужина, которую ты станешь бережно хранить в памяти и душе? Песок, который просыплется сквозь пальцы, не оставив по себе воспоминаний?

Или горсть тины, от которой хочется прополоскать руки?

Все возможно...

Но начали мужчины с родословной Карстов. Древней, еще от первого Короля.

* * *

Преотец смотрел на магистра Шеллена. Внимательно смотрел, правда не глаза в глаза, для этого еще не пришло время.

Еще не вызов, но два волка уже примерились друг к другу.

Кто сильнее?

— Вы опоздали, магистр.

— У меня были дела, пресветлый.

— Важнее, чем мой приказ?

— Дела храма для меня всегда важны.

Прозвучало это так, словно Эттану в лицо плюнули.

Эттан был заметно моложе. Магистру было уже под шестьдесят, густые волосы тронула седина, серые глаза смотрели недобро и пристально. А со спины ему и того бы не дали.

Высокий, плечи развернуты, мышцы такие, что сразу ясно — магистр привык к тяжести доспеха.

Эттан прошелся по комнате, остановился у окна, бросил исподтишка взгляд на магистра.

Нет, никакой реакции. Ну, этого волка просто так не сломаешь.

Преотец уселся за стол и впился взглядом в магистра. Теперь уже глаза в глаза.

— Магистр, вы догадываетесь, почему я вызвал вас?

— Нет, пресветлый, — голос магистра был полон иронии, которую тот даже не собирался скрывать. Эттан сдвинул брови.

— Ваш орден, магистр, это фактически государство в государстве. Вы не подчиняетесь Храму и живете по своим законам. Так дальше продолжаться не может.

— Мы уважаем Храм, — магистр уже не усмехался.

— Я считаю, что надо преодолеть этот разрыв между орденом и храмом.

Эттан ожидал вопросов, споров, возражений, но магистр просто сидел и ждал. И Даверт снова сделал шаг вперед.

— Полагаю, что правильным будет объединиться.

— Мы и так едины с храмом.

— И чтобы усилить единство, я надеюсь, вы примете меня в члены ордена.

Эттан не говорил бы так прямо. У него была заготовлена целая речь, долгая, витиеватая, достаточно запутанная, долженствующая привести собеседника к нужным выводам, но... он не видел раньше магистра Шеллена.

Как-то так вышло, что они не сталкивались. А вот сейчас Эттан встретился с ним — и разозлился. Была б у него на затылке шерсть, так дыбом бы встала со злости.

Гад такой!

Мерзавец, подонок... он ведь попросту брезгует Преотцом. Издевается, давая понять, что Эттан не больше, чем пыль в его глазах. И сам отлично все понимает.

Тварь!

Магистр покачал головой.

— Нет.

— Я не ослышался, магистр?

— Нет, пресветлый, не ослышались.

— Вы мне отказываете?

— Более того, я уверен в своем отказе.

— Объясните, — сухо приказал Эттан.

— У вас свои цели, у нас свои.

— У ордена и храма?

— У вас и ордена, — подчеркнул голосом магистр. И он явно имел в виду самого Эттана.

— Вы считаете, что я сделаю что-то во вред ордену?

— Нет. Во благо себе.

Эттан скрипнул зубами. Ну да, он для того и затеял этот разговор, но...

— Мое благо есть благо всего Храма.

— Не стоит путать свои блага с храмовными, — усмехнулся магистр. — И тем более с орденскими.

Эттан медленно положил руку на чернильницу. Тяжелая, золотая... на миг он представил, как хватает ее и бьет в висок заносчивого мерзавца. Как обессмысливаются голубые глаза, как ползут изо рта кровавые пузыри, как мертвенная бледность заливает это породистое лицо...

Представил и понял, что этого не будет.

Преотцы не убивают. Во всяком случае своими руками. Грех ведь.

— Вы отдаете себе отчет, с кем вы говорите, магистр?

— И даже о чем, пресветлый.

Магистр усмехался.

Много вас таких это кресло задами протирало, и еще больше протрет, а орден еще при королях, говорят, был, потом просто в состав Храма вошел, вот и все. И будет...

Эттан медленно вдохнул воздух.

Выдохнул.

— Магистр, я сейчас выйду. Вот стоят часы. Пока сыплется песок — обдумайте еще раз мое предложение. Больше я его не повторю.

Магистр сверкнул глазами. Маски сброшены? Пусть так!

— Даверт, орден — не дойная корова для каждого Преотца. Иначе б мы давно сдохли. Найдите кого другого, чтобы деньги урвать для своих ублюдков.

Эттан мертвенно побелел. Если бы магистр знал его лучше,

— Не пожалеешь, Шеллен?

— Переживу.

Эттан в этом бы не поклялся. И молча перевернул часы. Потом вышел из комнаты и хлопнул дверью.

Родригу ждал в соседней комнате. Сидел, что-то писал, но при виде отца вздрогнул, попытался вжаться в стену, не получилось...

— Отец?

Чернильница-таки полетела, хорошо хоть не в голову сына, а в стену. Эттан не удержался.

— Сволочь! Тварь, гадина...

Из уст Преотца полились такие выражения, что за ним бы и грузчики записывать бросились. Несколько минут Эттан выплескивал накопившееся бешенство.

Магистр пренебрежительно отнесся к Даверту. А этого в жизни мужчины ранее не было.

Его боялись, ненавидели, проклинали, уважали... но на него никогда не смотрели, как на придорожную грязь.

Все бывает в первый раз.

Наконец Эттан чуть успокоился, и не говоря сыну ни слова, вышел из комнаты. Родригу пару минут молча смотрел на чернильное пятно, а потом позвал слугу. И чего отец так взбеленился?

Загадка...

Магистра Шеллена уже в кабинете не было. Не стал дожидаться решения Эттана. Может, и правильно. Тьер Даверт был в таком бешенстве, что собаками бы затравил заносчивого магистра.

В кабинете было тихо, и не было никого, на ком бы злость сорвать.

Или...?

Скрипнула дверь. Внутрь протиснулся тьер Синор. Этттан расплылся в предвкушающей улыбке, но...

— Пресветлый, я видел, как этот подо... магистр Шеллен покинул обитель. Неужели он осмелился вам противиться?

— Угадал, — прошипел Эттан.

— Но вы же не оставите этот его поступок безнаказанным?

Эттан сверкнул глазами.

Не оставил бы. Только вот как это сделать?

Тьер Синор видя, что бешенство перешло из разрушительного русла в конструктивное, робко сделал пару шагов вперед. Кашлянул — и заговорил.

И чем дольше он говорил, тем довольнее выглядел Эттан Даверт.

А что?

Ведь может сработать, еще как может...

Не хотите по-хорошему, магистр? Не приняли меня? Пеняйте на себя! Да, я бы подоил ваш орден, но ничего бы с вами не случилось. А вот теперь...

Попомните вы Эттана Даверта... до смерти попомните.

До очень скорой смерти!

* * *

Луис блаженствовал над книгой. Пока еще в его руки не попало то, что требовалось, но это ведь дело времени?

Они с Донатом уже успели поспорить до хрипоты о Нерсайтской охоте, о морских огнях и о правлении Ривата Шестого — и теперь поглядывали друг на друга вполне довольные результатом.

Тьер Донат нашел собеседника, с которым ему было интересно,

Тьер Даверт медленно приближался к своей цели. И — да! Ему тоже было интересно. С кем ему было поговорить в Тавальене?

Были там и библиотеки, и книжники, то там свое увлечение приходилось тщательно прятать, ибо — несолидно. Тьер Луис Даверт был верным цепным псом своего отца. Таким, что клыки в пене, глаза бешеные и готовность рвать глотки по приказу. И вдруг — книги?

Вы себе представляете сторожевую собаку с томиком стихов в лапах? Эттан точно не одобрил бы. Вот мать понимала. Вальера вообще многое знала о своих детях, только вот сделать могла слишком мало...

Луис усилием воли отогнал мысли о матери, и сосредоточился над книгой.

Был ли Великий Водоворот? И где?

Донат утверждал, что для обряда коронации Королей привозили в Храм Моря. И там, рядом с Великим Водоворотом...

Достойного ждала корона, недостойного же смерть в морской пучине.

Лично Луис не знал, где находится этот Храм. На Маритани?

Он сам там не был. Но Донат утверждал, что есть и еще один остров — остров Королей. И даже приводил в пример хроники, над которыми сейчас и сидели мужчины, внимательно вчитываясь в старые, порыжевшие от времени буквы.

Риват надел корону и вышел из Храма. Его ждал дворец. И повелел его величество мне, скромному хронисту, записать слова: 'Трон Королей может принять только Короля. Посягнувший неправедно закончит жизнь свою в утробе моря и кости его источат морские твари'.

— Вот, видите, Луис?

— Тьер Донат, при всем уважении, при чем тут водоворот? Может, недостойного претендента просто убивали, и сбрасывали в море?

Донат Карст сверкнул глазами.

— А вот еще одна хроника!

Увы, и еще одна хроника ничего не доказала Луису. И Карст решился.

— Есть записи моего предка. Латимера Карста, жившего во времена последнего Короля. Это было тяжелое время, мир уцелел только чудом.

— Но уцелел же?

Карст вздохнул, и лично открыл один из шкафов.

— Здесь хранятся записи, оставленные лично герцогами Карст.

Луис уставился на шкаф горящими глазами.

— Лично? За все эти века? Начиная с первого короля?

— Нет, так далеко не простираются даже наши хроники, — опечаленно вздохнул Карст.

Луис тоже выглядел разочарованным.

— Жаль. А так хотелось узнать, откуда они — Короли.

— Боюсь, это навсегда останется неизвестным. Но о временах последнего короля мы можем кое-что узнать. Читайте...

И Луис заскользил взглядом по строчкам.

Я, смиренный вассал моего господина, пишу эти строки, дабы рассказать потомкам, как небо покарало неугодных. Было это в дни, когда умер наш Эрт и на земле воцарилось безвластие. Брат ел на брата, сын на отца.

В это время к нам обратился недостойный Эрсан Дион и потребовал, чтобы мы все собрались и выслушали его. После похорон Короля, мы выполнили его просьбу.

Луис усмехнулся про себя.

Ага, просьбу.

Такие просьбы подкрепляют или сталью, или золотом, никак иначе. Герцоги, могущественней которых на тот момент не осталось никого — и какой-то Дион?

Смешно!

А вот что было уже грустно...

...Дион предал свою кровь и был проклят. Я смотрел на него и понимал, что жить ему осталось не более года.

От такого предательства люди гниют заживо. Вытекают глаза, отслаивается кожа, слазит с костей мясо. Все мы понимали, что Дион обречен, но несчастный, в своем безумии, не замечал очевидного и требовал невозможного.

Он хотел занять место Королей.

Мы же должны были провести коронацию.

На этом месте Луис оторвался от хроник.

— А разве коронацию проводят герцоги? Я читал...

— Вы абсолютно правы, Луис, — Донат смотрел даже с каким-то умилением. — Коронацию проводят сам король, отец передает корону сыну, а сам остается в тени трона. Но бывают еще болезни, несчастные случаи...

— Стрелы в спину, как с Атоном Вторым...

— Именно. И в этих случаях у герцогов появляется доступ в Храм. Не при вашем батюшке будь сказано...

Луис усмехнулся в ответ.

— Если бы мой отец услышал наш разговор, то решил бы, что я сошел с ума. Вместо просьб о деньгах, союзниках, наконец, вместо заключения выгодных нам обоим договоров — закопаться в пыльные книжки! Конечно, это безумие!

— Пффффф, — насмешливо протянул герцог. — А с чего вы взяли, что я готов заключать договора?

— Я? Да помилуйте? Разве я хоть слово о них сказал? — изумился Луис.

Мужчины переглянулись и расхохотались.

Оба они отлично понимали, что любые договора с Эттаном Давертом — ложкой на воде нарисованы. Просто потому, что преотец не всегда глава Храма — за его спиной конклав. И решение о войне, например, принимать не Эттану, а конклаву. Потому, что и Преотцы смертны, и со смертью Эттана все договора станут недействительны. Потому что... а кто такой Эттан Даверт, чтобы с ним договариваться?

Карст — это понятно.

Герцог, древняя кровь, чуть меньше (или все же больше?) чем Король — на своей земле.

А Эттан?

Проходная пешка, которую хоть и вывели в ферзи, но как вывели, так и сожрать могут.

Луис и не догадывался, но во многом именно поэтому в супруги юному маркизу была выбрана Лусия.

Вроде бы и не пыль придорожная — дочь Преотца.

Но и настолько считаться с ней, как с достойной сына партией, не обязательно. Пока она дочь Преотца — Лусию можно услышать. А как только...

Именно здесь и сейчас Луис осознал эту истину. Но на лице его ничего не отразилось.

Ни злость, ни гнев, ни желание немедленно забрать Лусию и уехать.

Вместо этого...

— А что считается проклятием крови? Я пару раз встречал эти слова, но не смог найти объяснений?

— Вряд ли вам были доступны серьезные источники, — усмехнулся Донат. — Преступление против крови потому так и названо. Отце— или матереубийство, убийство своих детей, предательство, причинение смертельного вреда своему роду, своей крови.

— Насколько я понимаю, Дион был сыном последнего Короля и... предал его? — сложил два и два Луис.

Донат медленно кивнул.

— Это древняя история. Очень древняя.

— А в отношении герцогов это действует? — поинтересовался Луис.

— Это действует даже в отношении простых людей. Только для них это... отсрочено. Но вы, наверняка, видели семьи под действием этого проклятия. Тех, чей род прервался?

Луис кивнул.

Видел, еще как видел.

— Для обычного человека срок действия проклятия может растянуться до двадцати лет и даже больше. Или пасть на его детей. В случае с нами — герцогскими родами, это будет быстрее. Год — два. Дион же...

Луис медленно кивнул. И вовремя прикусил язык, чтобы не спросить, как это действует по отношению к другим родам? Его-то это касалось непосредственно?

Луис читал, как герцоги отправились в Храм. Как плыли на лодках, как вошли в Храм, и самое главное — что произошло в Храме.

При красочном описании кончины Диона, Луис даже поежился.

— Вы хотите сказать, что водоворот находится под островом? Но разве такое бывает?

— Не знаю, тьер Луис. Не знаю. И молюсь, чтобы мне не пришлось этого узнать.

Луис перевел взгляд вслед за Донатом. И наткнулся на несколько строчек:

Не было ничего ужаснее в моей жизни, чем голодная ждущая пасть водоворота, поглотившая самозванца. Брызги моря осели на моих руках, и жгли, словно огнем. Надеюсь, никогда более судьба не приведет меня в это ужасное место.

Луис с удовольствием продолжил бы обсуждение, но в библиотеку, в сопровождении тьерины Велены, вошла Лусия. Мужчины поднялись навстречу дамам, а Луис улыбнулся сестре.

— Ваша светлость?

— Мой милый брат, я рада видеть тебя. Надеюсь, ты в порядке?

— Безусловно, госпожа маркиза.

— Что ты, братец, ты можешь называть меня, как и прежде.

Тьерина Велена подтвердила сказанное милым легким кивком, а Луис внимательно оглядел сестру.

Все, как обычно?

Да, вот именно.

Лусия была такой же, как и всегда. Милая, очаровательная, улыбающаяся... учитывая, как она волновалась вчера, что произошло и что она должна была пережить в брачную ночь, такое равнодушие сегодня было попросту странным.

Маска?

Да, безусловно. Лусия просто показывает то, чему учила ее мать. Очаровательную глупую куклу. А это значит, что произошло нечто... странное. Луис насторожился, но виду не показал. Вместо этого замурлыкал о том, что счастлив за свою сестренку, ах, теперь уже маркизу, что господин герцог так любезен... и Луису так хотелось бы покопаться в архивах, мать говорила, что кто-то из Тессани уже роднился с Карстами, возможно, он... вы же позволите, ваша светлость?

Напряжение в библиотеке медленно таяло, словно ледок в майской лужице. Только вот вода все равно была холодной.

Разрешение покопаться в архивах, было охотно предоставлено. Настолько охотно, что Луис невольно задумался, что же пытаются скрыть любезные хозяева? А пытаются ведь!

Глупцом Луис не был, видел и взгляды, которые тьер Донат бросал на него, на Лусию, на супругу, видел, как тьерина Велена смотрит на мужа, словно спрашивая подтверждения, видел беспомощность в глазах Лусии...

Он найдет случай поговорить с сестренкой.

Как можно быстрее найдет.

* * *

Тавальен.

Элисса протянула Эрико Даверту бокал вина, который тот послушно и выпил.

И потянул девушку в постель. Та не сопротивлялась, делала все, что он прикажет, изображала бурную страсть — и вновь подала мужчине бокал крепленного вина. В самый раз, чтобы развязать язык. Скольких мужчин тянет поговорить в постели?

Да очень многих.

По наблюдениям шлюхи, мужчины, способные на многое, в кровати не разговаривают, у них другие дела есть. А вот кто хочет отвлечь женщину от важного, начинает болтать.

Бывает...

И глупо этим не воспользоваться.

— Сейчас, когда Луис уехал, наверное, Преотец может довериться только тебе, — сладко пела Элисса.

Эрико раздулся от важности, словно жаба в брачный период.

— О, да! Без меня отец сейчас, как без рук! Луис... что Луис? Просто задается, строит тут из себя, а сам он... да отец никогда бы ему такое дело не доверил! А мне вот — доверил!

— Кому же еще и доверять, как не тебе? — искренне удивилась Элисса. — Ты же надежда и опора Преотца! Если он умный, а я не сомневаюсь, что твой отец умный, ты ведь просто его копия, я как-то видела Преотца... он такой красивый даже сейчас! А в молодости, наверное, был совсем как ты! А если он еще и такой же умный, он поймет, что ты его надежда и опора. Может быть даже преемник?

— Ну да, — окончательно раздулся от гордости Эрико. — Больше ему не на кого положиться! Луис — чистоплюй, да и все у него через рифы идет! Представляешь, был случай, приказали ему подержать взаперти какую-то девицу, так та сбежала и в лесу на ловушку напоролась! Х-ха!

— Он что — двери запирать не научился?

Элисса мило вздыхала, ахала, поддакивала, а сама думала, что если Преотец рассчитывает только на Эрико и таких, как он — плохи дела Тавальена. Надо бы отсюда удирать быстрее ветра.

Элисса хоть и была больна, но жить хотела. А жить в городе, которым руководит такой записной идиот — довериться Эрико! — это для самоубийц! Она к такому не готова!

Она ворковала, подливала вино, и между делом вытянула из Эрико, что готовится нечто очень важное против рыцарей Храма. Которые посмели (ужас, кошмар, попрание всех устоев!!!) не дать деньги Этану Даверту!

Не! Дать! Деньги!

Есть ли грех страшнее в глазах Храма?

Наверное, нет.

Ладно, узнать она узнала, теперь надо предупредить тьера Эльнора. Но когда Элисса пришла к нему в гости, оказалось, что тьер уехал.

А куда? И надолго ли?

Не сообщил.

Женщина оставила ему весточку, и отправилась домой.

До возвращения тьера Эльнора она вполне успеет раскрутить Эрико еще на пяток, а то и десяток побрякушек. А уж сколько она с него полезной информации получит!

Просто восторг!

* * *

За ужином Лусия специально ничего не ела и не пила. Мало ли? Подсыплют что-нибудь, и думай потом, с кем ты была, что с тобой делали...

С Луисом ей поговорить так и не дали. Но девушка не унывала. Судя по разговорам днем, Луис все понял. И найдет время и возможность с ней побеседовать.

А вот что дальше?

Брат придумает, он умный.

Лусия береглась, как могла, и все же...

Показалось ей, или в спальне стоит какой-то сладковатый запах?

Наверное, это из-за цветов.

Лусия думала пару часов подремать, а потом попробовать найти Луиса, но стоило ей прилечь, и она словно провалилась куда-то в бездну.

И вновь ей снились блестящие голубые глаза, откровенные ласки, и опять ныло все тело от неутоленного желания. Или утоленного?

А утром тьерина проснулась от холода.

Наступил рассвет, туман пробрался в открытое окно, пополз по полу, пробрался под балдахин на кровати и злобно вцепился в нежное тело, не прикрытое ни одеялом, ни даже ночной рубашкой.

Лусия приоткрыла глаза, потянулась — и тело ответило знакомой тупой болью между ног.

Что — ОПЯТЬ!?

Несколько секунд женщина просто лежала, вцепившись зубами в подушку, чтобы не заорать. А потом, когда поняла, что смолит, зло сплюнула на пол перья.

Лусия была, мягко говоря, в бешенстве.

На этот раз она уже не билась в истерике, нет. Она просто думала, как поступить. Как поговорить с братом?

Вызвать служанок и приказать провести ее к Луису?

Ага, так они и послушались! Нет, служанок Лусия звать не стала, ей надо было подумать без этих соглядатаек и шпионок! Девушка заметалась по комнате, как тигрица, потом открыла окно, вдохнула свежего рассветного воздуха...

Луис, где же ты, как же увидеться с братом?!

Но долго выход искать не пришлось.

Стоило только на балкон выйти...

Тихий свист привлек ее внимание.

— Тьерина?

Лусия пригляделась.

Внизу, в кустах роз, не слишком удобно устроился Массимо Ольрат. И пристально смотрел на нее.

— Вы хотите поговорить с братом?

Он говорил тихо, четко шевеля губами. Лусия вгляделась — и закивала.

— Ждите. Я приведу.

Лусия кивнула. Прошла в комнату, стащила покрывало с кровати, и устроилась прямо на балконе. Только завернулась потеплее, чтобы не замерзнуть.

Рано еще. Только-только светает.

Чем бы ее не опоили в этот раз, оно оказалось слабее.

Погодите, твари, вы мне за все ответите!

Лусия была также дочерью и Этана Даверта. И спускать обидчикам не собиралась.

* * *

Луис спал, когда Массимо коснулся его плеча.

— Тьер Луис...

Мужчина открыл шоколадно-карие глаза, от которых млела половина жительниц Тавальена. Пару секунд он смотрел непонимающе, а потом осознал, кто рядом с ним, и где он.

— Да?

— Тьерина Лусия...

— Что с ней?

— Ждет вас, чтобы поговорить.

Луис кивнул, одеваясь почти на ходу. Через пару минут, ежась от холода, две тени заскользили по саду. Тихо-тихо, как капля росы по листку.

Лусия так и ждала на балконе. Луис примерился, поставил ногу поудобнее, уцепился за выступ — и полез наверх.

В любом другом замке это могло не удаться. Но Карсты жили в родовом имении, построенном еще при первых Королях. А за столько времени там и раствор выкрошился, и камни кое-где повыпадали, и чинить это пытались... раздолье для мужчины, который умеет найти путь к любой женщине!

Стоило Луису шагнуть на балкон, как сестра бросилась ему на шею — и от души разрыдалась.

— Луис!!!

— Лу...

Пару минут Лусия потратила на слезы. А потом Луис вытряс из нее все подробности и брачной ночи, и сегодняшней, и задумался.

— Лу, похоже, что вчера тебя опоили, а сегодня ночью просто чем-то окуривали. Есть такие травы, надышишься дымом — и сам себя не помнишь.

— И что мне делать?!

— А это зависит от того, что ты хочешь? — пожал плечами Луис. — Если исходить из того, что разузнал Массимо, это может быть и твой супруг.

— Как?

— А вот так. Он не вполне в себе, так что может просто тебя бояться. А с сонной девушкой справиться легче.

— Ты-то откуда знаешь? Пробовал?

— Я похож на насильника? — обиделся Луис.

— Прости, — Лусия подняла руки. — Я просто нервничаю...

— Понимаю. Вот смотри, малышка, у нас есть два пути. Первый — я могу забрать тебя отсюда. Второй — ты остаешься.

— Ты предлагаешь мне выбрать?

Не то, чтобы Лусии не хотелось побиться в истерике, но...

Запретила.

Словно отрезала себя от той, что была еще вчера: слабой, беспомощной, доброй и доверчивой. Сегодня девочка столкнулась со злом — и не собиралась безропотно отдавать ему свою жизнь

— Да, Лу. Оба варианта имеют свои плюсы и свои минусы. И не забывай, ты можешь быть беременна.

Лусию откровенно передернуло. А Луис продолжил:

— Если ты остаешься, тут все понятно. От кого бы ты не забеременела, ты все равно мать будущего герцога Карста, и ты в полной безопасности, пока не родишь двоих-троих детей. А там можно и выяснить, от кого дети, и воспользоваться этим в своих интересах. Понимаешь?

Лусия кивнула.

Да, это сложный путь. Но — вдруг?

— К тому же, если ты остаешься... Лу, наш отец стал Преотцом.

— Это большая честь для нашей семьи...

— Лу, а ты что-то слушала о семьях Преотцов?

Лусия подумала.

— Ам... э...

— Правильно. Потому что Преотец уходит в море вместе со своей семьей. Поняла?

Лусия медленно кивнула.

— Если с ним что-то случится, вытащить из Тавальена Эрико и Родригу мне будет легче. Они мужчины, знающие с какой стороны эфес у сабли. Ты — девушка.

Лусия даже не стала говорить, что может постоять за себя, и прочие глупости. Не сможет. И сама она отлично об этом знала.

— Невестку герцога Карста не тронут.

Ответом Луису был кивок.

— Да, пожалуй.

— Если ты беременна, отец будет в ярости. Я тебя прикрою, но...

Об этой стороне вопроса Лусия еще не думала. А ведь и верно.

Будет.

Рука женщины оберегающим жестом легла на живот. А вдруг и правда...?

— Какое-то время тебе здесь ничего не грозит, если будешь осторожна. А вот дома опасно. Маму не просто так убили, уж поверь мне.

Лусия смахнула с ресниц непрошенную слезинку.

Мама...

— Если ты едешь со мной — нам придется бежать. Из Карста — очень быстро. И не в Тавальен. Я устрою тебя где-нибудь в глуши, оставлю денег, и буду приезжать. Сама понимаешь, скандал будет отменный, и искать тебя будут долго и упорно.

Лусия кивнула еще раз.

Да, так это смотрелось.

Если она остается — есть шанс повернуть ситуацию в свою пользу.

Если убегает — то только прятаться.

— Конечно, и здесь есть опасность, но ты девочка умная. Ты будешь осторожна, да, Лу?

— Буду...

— Я сейчас уйду, чтобы меня не хватились, а ты подумай. Я помогу в любом решении.

Лусия прижалась к брату. Крепко-крепко обняла его.

— Ох, Луис...

Мужчина потрепал ее по темным локонам.

— Держись, зайка. Надо.

И ловко принялся спускаться обратно. Оказался рядом с Массимо, огляделся — и скрылся в кустах.

Лусия подумала, и вернулась обратно.

Окуривали, говорите?

Если вы то же самое запланировали на следующую ночь, видит Арден, я найду, как с этим бороться! Окна открою!

Лицо тряпкой завяжу!

Но узнаю, кто ко мне повадился!

Вот!

* * *

Только на площадке для тренировок (а куда еще благородный Тьер может пойти на рассвете?) Луис дал волю гневу.

— С-суки!

Массимо перебросил Тьеру одну из шпаг, которые нес под мышкой.

— Возьмите, Тьер Луис. Нападайте.

Луис ловко поймал эфес — и тут же атаковал, не переставая шипеть сквозь зубы. Получалось очень внушительно.

— Это ж надо! Опоить девчонку и поиметь! А она даже не знает — кто! Зарыл бы! Сволочи! Подонки!

Массимо потупился, и это не осталось незамеченным.

— Ты что-то знаешь?

— Ну... да.

— И?

— Тьер Луис, только вы не ругайтесь сгоряча?

— Обещаю, не стану.

— Это герцог.

— Донат Карст?

— Да.

Массимо под окном Лусии залег еще с вечера. Он знал, что Луис хочет поговорить с сестрой, и решил подождать. Мало ли, откроет тьерина окно, высунется, а он тут, как тут.

Окно и открылось. Около полуночи.

И открыл его герцог Карста, голый по пояс, ну и, наверное, ниже тоже.

— Точно — он?

— Голову на отсечение дам. Что ж я — дурак? Он с вами на конюшню приходил...

Луис кивнул. Он даже знал, зачем открывали окно. Чтобы избавиться от запаха в спальне.

Одно дело — уснуть под дурман-травкой. Но долго под ней нельзя — это большой вред здоровью. А если женщина в тягости, до выкидыша может дойти.

— Значит, Донат Карст. Ну с-сука.

Все укладывалось в схему.

Законный сын у него не дай Арден, жена родить больше не может, бастардов плодить — дело гиблое, а вот если сноху вместо сына огулять...

Но при таком раскладе Лусии как раз ничего и не грозит.

Почти.

Если только тьерина Велена решит мстить? Но... это можно и поправить?

Луис положил себе узнать, что на уме у герцогини Карст, и принять решение. Если надо.

То, что тьерина Велена чья-то жена и мать, его откровенно не останавливало. Убийц его матери тоже ничего не остановило. И сестра ему всяко дороже престарелой стервы, которая решила закрыть глаза на неприятные вещи. Да какое — закрыть глаза! Она им откровенно содействует!

Луис подумал еще пару минут.

— Массимо, мне нужно будет, чтобы ты сделал вот что...

Массимо выслушал тьера, не моргнув глазом. И ответ его был короток и прост.

— Сделаю, монтьер.

— Спасибо.

Не так много было у Луиса людей, на которых он мог положиться целиком и полностью. И тем больше он ценил Массимо.

* * *

Весь день Лусия ходила, как в дурмане. Жаловалась на головную боль, на тяжесть в груди, так, что даже тьерина Велена забеспокоилась. А вечером Лусия удалилась к себе.

И ночь прошла спокойно!

Кто бы это ни был, он испугался?

Ее плохого самочувствия?

О, нет. Так далеко самонадеянность Лусии не простиралась.

Неведомый любовник испугался повредить будущее вместилище для ребенка. Но через пару дней...

Один раз Лусия попалась на замаскированный среди цветов запах дурмана. Второй раз она этого делать не собиралась. А потому изобразила сонливость, и уткнулась носом в подушки.

От Луиса она уже отлично знала, кто может прийти к ней, и старалась не надышаться, понимая, что ей потребуются все ее силы. Предстоял тяжелый разговор...

Главное, чтобы герцог не слишком долго ждал...

* * *

Так и вышло.

Не прошло и часа, как скрипнула потайная дверь, распахиваясь рядом с камином, и в комнату вступил герцог Карста. Лусия из-под длинных локонов, слегка повернув голову, наблюдала, как он достает из двух ниш курильницы, как выставляет их на балкон, как сбрасывает халат... а ничего так! Для своего возраста у него хорошее тело, ни жира, ни дряблости...

И когда мужчина перекатил девичье тело на спину, на него взглянули темные глаза.

Лусия сделала то единственное, что могло ее спасти — обвила мужчину за шею руками и впилась поцелуем в губы.

Несколько минут Донат Карст был в шоке, а потом — потом стало поздно.

Поцелуй, еще один, потом еще и еще, и вот уже два тела сплетаются в страстной схватке на широкой кровати. Поговорить они смогли, только когда схлынул дурман, и мужчина вытянулся на шелковых простынях.

Лусия лежала на нем сверху, обводила пальчиком контуры лица...

— Тьерина Велена знает?

Донат прищурился.

— Знает.

— Об этом она узнает тоже?

— Я подумаю... Ты больше ничего не хочешь спросить?

— Зачем спрашивать то, что тебе уже известно? — удивилась Лусия. Коснулась пальчиком лба герцога, на котором появились глубокие морщины. — Слуги болтают, а я слушаю. Твой сын не может унаследовать герцогство, потому что ему все безразлично. Он даже детей сделать не сможет. Твоя жена не родит. Плодить бастардов? Ты так и сделал, но в законном браке.

— И тебя это устраивает?

— Почему нет? — удивилась Лусия. — Я стала маркизой, а в будущем, возможно, стану герцогиней Карст. Здесь спокойно и богато, я не завишу от своего отца и его прихотей. А рожать детей... это делают все женщины. Что в этом плохого?

— От свекра?

— Ты дашь фору многим молодым. Почему нет? Не хотелось бы постоянно вдыхать дурман, поэтому я предпочитаю договориться.

— И не сбежишь отсюда с братом?

— Брат был счастлив выдать меня замуж. Дочь Преотца — слишком хрупкий настил под ногами, чтобы стоять на нем долго. К тому же я могу уже быть беременна...

— Можешь...

— А если и нет — ты же поможешь мне?

Улыбка Лусии была исполнена лукавства и призыва. И герцог поддался ему, переворачиваясь и подминая под себя стройное тело.

Эта девушка вернула ему юность. Ту пору, когда он был не старше Мирта, когда искл любовь... и сейчас он не собирался расставаться с малышкой.

А если и она хочет остаться... тем лучше!

Тем лучше.

* * *

Дни шли за днями. Луис сидел в библиотеке, копаясь в старых свитках. Конечно, кое-что ему не доверяли, но очень быстро Тьер Донат стал оставлять гостя одного.

И Луис воспользовался этим шансом, что порыться на полках поглубже.

Там он и обнаружил свое сокровище.

Герцоги Карста вели записи?

О, да!

Герцогини Карста — тоже. Но серьезными записями это не считалось. Они хранились в отдельном шкафу, который даже не запирался, среди кулинарных книг и свитков по хозяйству — ну что еще может написать женщина?

Как оказалось — многое.

Эта герцогиня Карста была всяко не глупее супруга. Потому что сделала записи в своем дневнике двойными.

Она писала красиво, крупными разборчивыми буквами, делая пробелы между строчками, писала о хозяйстве, о том, как она счастлива, как уродилась пшеница, какой фасон платьев нынче в моде...

А между строчек, мелким шрифтом, невидимыми чернилами было написано совсем другое.

Луис и не наткнулся бы на эти дневники, но его интересовало ВСЁ, что относилось к правлению последнего короля. Поискал, интереса ради, проглядел дневник, пролистывая почти по диагонали.

А чернила постепенно стали видимыми. Так бывает. Срок вышел...

И строчки потрясли мужчину.

Если все действительно так... для Лусии это катастрофа.

Стыдно признаваться, но дневник благородный Тьер Даверт украл. Засунул под одежду так, что хоть за шкирку его тряси — не выпадет, и вынес из библиотеки, чтобы ознакомиться за задернутым балдахином, в своей комнате.

Он читал — и видел женщину, которая, обмакнув перо в нечто вроде молока или лимонного сока, выводит торопливые строчки.

Какая она была — та герцогиня Карст?

Внешность неважна. Но это была очень умная, решительная и сильная женщина. И Луису она казалась похожей на Вальеру Тесани.

А дочитав, он понял, что разговора с сестрой не избежать. И будет все это ну очень неприятно...

* * *

Любезные хозяева уже дней пять как перестали стеречь брата и сестру. К чему, если Лусия довольна своим местом в жизни, а Луис не собирается ее никуда увозить, увлеченно копаясь в книгах? Но ради этого разговора Луис все равно навестил сестренку под утро. Специально влез на балкон, открыл окно и позвал в полумрак комнаты:

— Лу, зайка, проснись!

Донат Карст всегда уходил задолго до рассвета, об этом Лусия давно рассказала брату. Луис не боялся наткнуться на постороннего.

Лусия вынырнула из глубины подушек.

— Луис?

— Да. Надо поговорить, малышка.

— Что случилось?

— Нечто весьма серьезное. Так что просыпайся...

Лусия кивнула, встряхиваясь. Брату она верила, Луис не станет паниковать попусту.

— Ты еще не беременна?

— Не знаю...

— Когда у тебя были последние 'красные дни'?

— Примерно месяц назад.

— Плохо... я достану тебе снадобье, и ты его съешь. Поняла?

Лусия замотала головой.

— Погоди... ты хочешь, чтобы я убила своего ребенка? Если я беременна?!

Луис вздохнул.

— Лу, у нас очень плохая ситуация. Я не знал того, что должен был, иначе никогда бы, никогда не допустил этого брака.

— Чего ты не знал?

Лусия смотрела настороженно, серьезно... как далека была эта женщина от той наивной девочки, которая выбегала навстречу Луису? И ей придется уйти еще дальше, чтобы никогда не вернуться.

— Лу, только не кричи и постарайся понять. Если ты беременна, ребенок родится уродом.

— Что!?

Ладонь зажала женщине рот.

— Да, сестричка. Дело в том, что герцогские рода не могут вступать в брак. Вообще. А мы по материнской линии потомки Лаис.

— Мммммуууыыы?

— Мы, сестричка, мы. Дальние, но прямые. Мы — Лаис, они — Карст. Если ты родишь ребенка от герцога, он будет... чудовищем. В чешуе, с плавниками или жабрами, если еще родится живым и в срок. Бывало так, что при родах таких... существ их матери умирали. У тебя есть все шансы. А если Карст поймет кто ты — сам убьет. После смерти последнего из Королей герцоги пробовали обойти запрет на свадьбы между потомками. Было несколько пар, Карст — Карнавон, Лаис — Тимар, Карнавон — Атрей, Тимар — Карст — и это я еще не всех перечислил. Вторые сыновья, вторые дочери... Браки иногда были даже счастливыми, но всегда бездетными. Тебя можно отпустить? Кричать не будешь?

Лусия помотала головой. Мол, не стану. И как только рука сползла с ее рта, совсем по-детски спросила:

— Ты врешь? Правда?

— Нет, Лу. Я не вру тебе. Клянусь памятью матери.

И Лусия поверила.

— Но откуда...?

— О Лаис я знаю от мамы. А остальное... почитай.

Старая тетрадь в кожаном переплете легла на колени Лусии. Женщина послушно открыла указанную страницу, вчиталась... и с каждым прочитанным предложением ее лицо мрачнело. Глаза наливались слезами, нос стремительно краснел... наконец тетрадь полетела в угол, а Лусия повисла на шее у брата.

— Луис, что же мне делать!?

— Я все улажу, малышка. Но мне нужна будет твоя помощь. Ты хочешь остаться в Карсте?

— Да, да!

— Тогда слушай. Сразу после твоей свадьбы, я приказал найти кое-кого, необходимого нам. Завтра у тебя будет подарок — новая лошадь. И ты отправишься со мной на прогулку верхом. Раз за разом, рано или поздно люди привыкнут...

— Луис, что ты мне предлагаешь?

— Родить ребенка от другого мужчины, — пожал плечами Луис. — У меня в отряде есть солдат, который похож на Карстов. Голубые глаза, темные волосы... сойдет.

— Но в нем же не будет герцогской крови!

— А это и не обязательно. Покопался я тут в библиотеке, герцогская кровь необходима ради того, чтобы править. Карсты сейчас в силе. А потом... да хоть бы и бастард был — тут главное не церемония в храме, а кровь. Просто нам сейчас нужно тебя защитить, а о Карстах я потом подумаю.

Лусия кивнула. Эту точку зрения она принимала. Но...

— Луис, а кто еще знает, что мы — Лаис?

— Никто. И узнать никто не мог.

— Почему?

Как бы ни была расстроена Лусия, она была дочерью Эттана Даверта, который никогда и ничего не принимал на веру. Вера — для глупцов, эти слова звучали в их доме раз за разом, на протяжении всей коротенькой жизни Лусии. И девушка невольно впитывала эти убеждения. Да и отвлечься хотелось от страшных мыслей.

Ее ребенок может родиться чудовищем.

Страшно-то как... мамочки...

— Потому, малышка, что наша мать была из Эттельбергов. Да, они роднились с Лаис, но это было давно и неправда. Никто и не заметил. Таких семейств по всему континенту — ложкой не перехлебать. Но! Рорк Эттельберг взял за себя Дейзетту Лаис. Сестру последнего настоящего герцога Лаис. Потом, когда началась резня, кормилица Бенедетта Линкс спасла дочь последнего герцога. Выдала за своего ребенка, увезла к тетке...

— А это точно была... эммм...

— Мари Лаис стала Мэриэттой Линкс. И вышла замуж за своего двоюродного брата.

— И у них не родились уроды?

— Нет.

— Так, может, она и не была Лаис? Ведь доказательств никаких нет!

Луис вздохнул.

— Лусия, доказательства есть. Герцоги узнают тех, в ком течет их кровь... Ир-рион!

Лусия подняла вверх тонкий палец.

— Вот! Даже если принять эту историю за правду, в моем ребенке не будет крови Карстов. Если герцог это почует...

Луис схватился за голову.

— Лу, ты понимаешь, что это опасно?

— Да, братик.

Но глядя в безмятежные карие глаза, Луис понимал — она не верит. Попросту не верит.

Ребенок, тем более, любимый, балованный и заласканный, никогда не поверит в свою смерть. В любые неприятности, которые могут с ним произойти. Это же невероятно! Такого просто не бывает, потому что с ней этого быть не может!

— Мне очень приятно, что мы — Лаис, значит, я ровня Донату...

— Лу, ты понимаешь, что он этого знать не должен?

— Да, братик.

И было видно — она не понимает. И скорее всего, проговорится...

Луис медленно поднялся. Подошел к сестре, запустил руку в волну темных волос, намотал их на кулак.

— Луис!

— Если ты, дура сопливая, хоть слово кому-то скажешь...

— Да как ты...

Рывок еще сильнее. Луис подтянул сестру вплотную к своему лицу, и заговорил. Медленно, расчетливо, словно гвозди забивал.

— Я ждать пока тебя Лаис убьют не стану. Я сам тебя пришибу, потому что дурой выросла. Думаешь, это игрушки? Цветочки-розочки? Нет, Лу, за эти игры кровью платят, и чаще всего своей. Мать потому и погибла, что пыталась это узнать. И тебя прибьют. Поняла?

Вот теперь поняла. Прочувствовала, побледнела.

Но — кровь сказалась.

— Молчать я буду. Маминым покоем клянусь. А спать с кем попало не стану. И ребенка своего не убью.

— Дура.

— Пусть так. Но заставить меня ты не сможешь.

Луис выругался шепотом, но Лусия уже пришла в себя. Родители у них были все же одни.

— Вот что, братик. Я думаю, тебе пора уезжать.

Мужчина посмотрел, да и плюнул.

— Я тоже так думаю. Только учти — на рождение племяшки меня пригласишь. Поняла? Случись что — тебе никто другой не поможет.

Лусия медленно кивнула.

— Это — да. Приглашу заранее. И о сроках напишу, и о Лаис никому не расскажу. Получается, мы на три четверти Лаис?

— Конечно, за эти века кровь разбавилась, но полагаю, что да.

— А мы на них похожи? Вот у Карстов, я смотрела в портретной галерее, глаза у всех голубые, волосы темные, телосложение, опять же. А у Лаис?

Луис задумался. Отпустил волосы сестры, и Лусия смогла отойти. Встряхнула гривой волос, помассировала кожу головы кончиками пальцев.

Слова брата она приняла достаточно серьезно. Но собиралась молчать, хотя и по другой причине.

Есть карты, которые можно бросить на стол только один раз. В самый тяжелый момент. А до той поры... подождем.

— А ты знаешь... нет.

— Нет?

— Лаис, как правило, с пепельными волосами и зеленоглазые. Я тут полистал хроники, пару раз попадалось.

— Вот. А мы?

Луис хмыкнул. Да, темноволосая и кареглазая Лусия, да и он сам, меньше всего походили на Лаис.

— Я бы сказал, что мы ближе к Карнавонам. Темные волосы, темные глаза, только у них кожа очень белая. Очень.

— Так, может, соврала кормилица? А в нас крови Лаис на четверть, не на три четверти?

Луис вздохнул.

— Лусия, солнышко, лучше б мы это проверили другим путем.

— То есть?

— Если твой ребенок родится уродом, то ты Лаис. Безоговорочно. А ты окажешься в опасности. Но мы никак об этом не узнаем до родов.

Лусия задумчиво кивнула.

— Обязательно напишу тебе. Заблаговременно.

На том и порешили.

Лусия осталась отсыпаться, а Луис отправился к себе. Может, и правда, пора домой?

* * *

Тьер Эльнор с отвращением оглядел придорожную таверну.

Он жил здесь со своими людьми вот уже два десятка дней, и с каждым днем все больше злился.

Луис Даверт задерживался в гостях у Карстов.

Конечно, это мало что значило. Деньги были и на проживание, и на наемников. Даже если бы Луис прожил у Карстов год, тьер Эльнор мог бы его дождаться. Но хотелось-то побыстрее!

Эттан Даверт был виновником гибели Мелли, это истина. Эттан Даверт поплатится за свое коварство. Уже платит.

Женой, сыном, до второго сына, Родригу, тьер Эльнор пока не добрался, а вот до первенца, до Луиса — доберется.

Лусия пристроена туда, где ей займутся всерьез. Зная тьерину Велену, пару детей молодая соперница родит, а на третьем скончается от родильной горячки. Или красной сыпи. Или.... неважно, от чего она умрет, важно,, что это будет сугубо естественная смерть. Тьер Эльнор проследит за этим. Даже яд, если что, отыщет. Надежный, хороший...

Луис же...

Дороги у нас опасны. Поедет он от сестры, тут и конец придет Даверту. И будет в этом нечто справедливое.

Тьер Эльнор помнил, как на дороге остановили его карету. Как глумился наглый сопляк, как ухмылялся, блестя белыми зубами. Теперь Луису предстояло побывать в той же ситуации, но с другой стороны.

Закон жизни. Если ты считаешь себя хищником, рано или поздно на тебя найдется зверушка покрупнее.

Тьер Эльнор просто смаковал этот момент. Предвкушал его. Так ценитель разглядывает на свет запыленную бутыль с коллекционным вином, пытается представить вкус и цвет, потом разглядывает напиток в хрустальном бокале, и лишь потом делает глоток.

Тьер Эльнор тоже был ценителем.

Единственное, чего он пока не продумал — что делать, если Луиса Даверта удастся взять живым в плен?

Понятно, что убивать. И мучительно.

Но это ведь нужно место, время, а хорошо бы и подручные...

Видимо, придется просто убить. Легко отделается, подонок. А жаль...

Но можно ведь послать Эттану кое-какие части его сыночка? И даже перевязать бантиком? Розовым. Мелания любила розовый цвет...

Глаз, например. Или ухо.

Или... тьер Эльнор представил, что еще можно отрезать у ненавистного врага, и злобно захихикал. Он все больше сходил с ума, но даже не осознавал этого. Месть разъедала его душу и разум, словно кислота — лезвие ножа. Но пока еще он был опасен.

Очень опасен.

Глава 4

Род Карнавон.

Алаис смотрела на Лемарну. Восхищаться не тянуло.

М-да, это вам не Севастополь. Даже отдаленно.

Больше всего Лемарна напоминала греческие города начала двадцатого века. Еще нет бетона, электричества, мир еще не уляпан пятнами неона и рекламными вывесками...

Холмистая местность, то там, то тут украшенная нашлепками зелени, четырехугольные, квадратные, какие-то математические, иначе и не обзовешь их, дома, напоминающие ласточкины гнезда, серые, коричневые и красные цвета преобладают, белого почти не встречается — видимо, поблизости нет подходящего камня, в гавани стоят несколько кораблей...

— Ну и где твоя родня живет?

Далан, стоящий рядом, сильно напоминал Алаис щенка, только что хвостом не вилял.

— Там! Вон там!

Алаис это 'вон там' ни о чем не сказало. Она бы и под страхом утопления в луже не отличила один квадрат от другого.

— Вы нас покидаете? — Эдмон подошел со спины. Тихо-тихо, будто большой хищный кот.

Алаис пожала плечами.

— Думаю, мы сначала прогуляемся к родным Далана, а там уж будет видно, кто остается, кто уезжает. Вы же меня, если что, возьмете до Рентара?

— Безусловно.

Эдмон улыбался. Он тоже рад был видеть родные места.

Побережье холмистое, но стоит перевалить через холмы, и между ними все чаще будут встречаться долины, заросшие фруктовыми деревьями. Боги моря, как же он соскучился по дому. А ведь и не знал этого...

Такое уж свойство моря — оно смывает любую тоску, уносит с собой боль и грусть. И только на земле эти зубастые чувства берут свое.

Капитан отошел, Алаис и Далан остались стоять у фальшборта вдвоем.

— Я так соскучился по отцу, по маме, братикам. Вот радость им будет, — Далан смотрел и улыбался.

А Алаис чуть передернулась. Словно холодок налетел средь жаркого полдня. Бывает такое.

И шепчет кто-то — подожди. Не загадывай...

* * *

Гавань оказалась больше города раз в десять. Тут хватило бы места и нескольким линкорам, так что пяток корабликов разных размером и судно маританцев разместились абсолютно свободно.

Далан едва дождался, пока на землю перекинули сходни — и тут же потащил Алаис за собой.

— Пойдем, а? Пошли!

Эдмон проводил их взглядом, и тут же забыл про пассажиров. И так работы много...

Далан почти бегом бежал по улицам. Алаис следовала за ним, радуясь, что беременность на ней пока не сказывалась. Ни тошноты, ни прочих радостей, разве что коричневые пятнышки высыпали на коже лица, окончательно убирая ее сходство с герцогиней Карнавон. Какие уж веснушки у альбиносов?

Вообще, Алаис была довольна своей внешностью. Глаза постепенно переходили от редкостного фиолетового цвета к непонятному сине-сизому. Видимо, выработка пигмента все еще продолжилась. И пусть, так лучше будет. Интересно только, не рассосется ли потом все в обратную сторону? После родов?

Поворот, еще один, и еще несколько улиц, в которых сама Алаис заблудилась бы на третьей минуте, настолько они были похожи одна на другую. Дома, заборы, люди, ослики и лошади...

И наконец, симпатичный забор из серого камня. Действительно симпатичный, выложенный с фантазией, с выдумкой, где камни крупнее, где мельче, а получается почти орнамент.

Далан уверенно забарабанил в ворота.

Изнутри отозвалась собака. И — все?

Далан забил в ворота уже и ногами. И, наконец, дождался ответа. Внутри что-то зашебуршилось, звуки приближались.

— А ну не балуй! Пса спущу!

— Ример!!! — заорал Далан что есть силы. — Открой немедленно! Это я, я!!!

За дверью хрюкнули, всхлипнули, ненадолго замолчали, и заскрежетал засов.

— Хозяин Далан, это вы!?

Далан бросился на шею старику, который стоял во дворе.

— Ример!!!

Старик обнял парня, по щекам мужчины покатились слезы.

— Живой! Милостив Арден! Живой!!!

Далан тоже рыдал в голос, и Алаис невольно всхлипнула. Страшное это время для женщины — разум вообще отключается, чем дальше, тем чаще. А какая сентиментальность нападает!

Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде, чем выяснилось, куда делась вся семья.

Отец Далана отправился в Атрей — имеется в виду главный город герцогства, а потом собрался в Тавальен.

Ребенок же пропал! Искать надо!

Мать и братья сейчас уехали в гости к кузине Лизетте и вернуться собирались через два дня. И не знают! А счастье-то какое! Нашлась пропажа!

Слезливая сцена продолжалась, пока Алаис не задала простого вопроса:

— А дать им как-то знать, что ты нашелся можно?

Ример и Далан перестали поливать друг друга слезами, переглянулись...

— Я сейчас к господину Фентелю, — сориентировался слуга. — Он почтовых голубей держит, сегодня же нескольких отправит дать знать. К завтрему же госпожа будет дома!

Далан кивнул.

— Отлично. Ример, знакомься. Моя спасительница, Алекс Тан.

Старый слуга глядел на Алаис неодобрительно.

— Девка, что ль?

Алаис прищурилась, намереваясь огрызнуться, но Далан опередил.

— Придержи язык, Ример. Если б не она, я бы сейчас на Маритани батрачил!

Уважения во взгляде не добавилось.

— Она меня на Маритани выкупила, сюда дорогу оплатила...

Взгляд серых стариковских глаз стал еще более подозрительным. Ну да, в этом мире сказочку про доброго самаритянина вообще не слышали.

Алаис положила руку Далану на плечо и насмешливо, чеканя каждое слово, заговорила. Как аристократка, в обращении к слуге. Да она и была герцогиней! Такие, как Ример...

Хотя нет. По нему видно, что этот из старых слуг. Тех, которые хозяев без штанов помнят, и опекают их, словно безмозглых деточек. Иногда — до смерти.

Но проняло и бедолагу.

— Любезнейший, вы так и собираетесь держать своего хозяина и его гостью во дворе? Хорошо же у вас хозяйство поставлено, нечего сказать.

А вот это подействовало. Ример сконфуженно поглядел на Далана, неприязненно на Алаис — и склонился в не особо низком поклоне.

— Господин, может, покушать с дороги? А вашей гостье комнату приготовить?

Далан посмотрел на Алаис.

— Окажешь нам честь? Алекс?

Алаис спокойно взяла парня под руку.

— Распорядись, пожалуйста. Я бы действительно отдохнула с дороги. А господин Ример тем временем озаботится доставкой нашего багажа с 'Прекрасной Маританки' и обедом. Я бы съела что-нибудь не очень тяжелое. Возможно, тушеную рыбу и какой-нибудь суп. Вино к обеду можно не подавать. Ах, да. К вечеру пусть мне нагреют воды, я хочу принять ванну. Какие покои ты мне отведешь, как гостье?

И все это, подчеркнуто глядя только на Далана, мимо Римера, не обращая на него никакого внимания. Подлизываться к таким слугам — самое глупое, что можно только придумать. Чем больше ты будешь лебезить, тем больше тебя будут подозревать в чем-то недостойном. Но поведи себя, как барыня — и тебя поставят на правильное место в пищевой цепочке. Это если очень приближенно.

Раз ты волк, так показывай зубы. И точка.

Далан молчал, пока Алаис говорила что-то про неухоженный двор, и только в доме, где Ример не мог их слышать...

— Алекс, ты чего? Он же хороший...

— Далан, я для него — подозрительная девица без роду-племени, невесть откуда явившаяся, да и беременная к тому же. Как он должен ко мне относиться?

Ответом был смущенный хмык. Притерпевшийся Далан и не думал, как их пара со стороны смотрится.

— Так что подлизываться я к нему не стану. Перебьется. Рано или поздно все станет на свои места, согласен?

Далан кивнул.

— Вот, есть гостевая комната.

Комната была на первом этаже. Вполне симпатичная и уютная, одинаково подходящая для мужчин и женщин. Стены обтянуты нежно-зеленой тканью, тяжелые шторы — сочетание желтого и коричневого цветов, мебель благородного коричневого оттенка — дуб? Да, наверное.

Алаис упала прямо на шоколадного оттенка покрывало на кровати.

— Я отсюда никуда. Как принесут мой багаж, распорядишься, чтобы занесли? Штаны до слез надоели, хочу платье надеть.

— Распоряжусь. Отдохнешь?

— Ага, спасибо...

Алаис зевнула во весь рот.

Пусть Далан крутится среди слуг. Если она все правильно понимает, сейчас о ее подвигах такого порасскажут — представить страшно. Что было приукрасят, чего не было — добавят. И вечером отношение к ней будет чуточку другое. Тогда и будем ковать железо. А сейчас — бессмысленно.

Интересно, кто эту комнату обставлял? Очень стильное место, и вовсе не купеческое, скорее, для аристократов. Слишком строго, просто и аккуратно, и ни следа пошлой роскоши, которая отличает остальной дом.

Алаис зевнула, скинула сапоги — и как была, в одежде, завалилась на покрывало.

Поспать бы хоть пару часов.

* * *

Проспала она, малым, не до вечера. А разбудил ее Далан. Вошел, потряс за плечо.

— Алекс, ванна готова, одежду доставили, ужин через час. Успеешь?

За горячую ванну Алаис готова была на все, что угодно.

— Успею.

Кто не был лишен этой роскоши в течение пары месяцев, не представляет, какое это наслаждение. С головой погрузиться в горячую воду, полежать, отмокая, наслаждаясь горячим паром, возвращающим к жизни каждую клеточку тела.

Намылиться, ополоснуться, смыть въевшуюся, кажется, в самые кости грязь, и снова намылиться. До скрипа.

Вот оно — счастье.

А потом высушить полотенцем волосы, уложить их щеткой из кабаньей щетины, и наконец-то надеть новое платье. Из тех, что были заказаны на Маритани. И новые туфельки.

И можно не скрывать, что ты — женщина.

Это — рай.

К столу Алаис вышла в ярко-голубом платье и новых туфельках, с лентой в коротких волосах. Далан подскочил, словно укушенный.

— Алекс, ты... это...

Алаис улыбнулась. Парнишка привык видеть ее в образе 'солдатика Джейн', а тут вдруг — женщина. Конечно, удивился.

К тому же, слава беременности, у нее на месте двух прыщей появились две выпуклости, да и мясо чуть-чуть на кости наросло. Уже не заморенный скелетик Алаис Карнавон, а вполне привлекательная девушка.

Ример проводил женщину неодобрительным взглядом, но смолчал. Уже наслушался от Далана. К тому же, за столом Алаис вела себя, как и подобает благородной даме.

Ловко орудовала столовыми приборами, поддерживала застольную беседу...

— Голубей я послал, надеюсь, что родные вскоре будут дома.

Алаис кивнула.

— Далан, скажи, возможно ли снять неподалеку домик? Не хотелось бы обременять вашу семью своим присутствием.

А обременять придется долго. Уже третий месяц беременности пошел, так что плюс полгода до родов, плюс год после родов.

— Алекс! Никого ты не обременишь! Клянусь!

— Далан, мы это уже обговаривали. Я обязана заботиться о своей репутации...

И заодно — о репутации еще не рожденного ребенка. Люди потом такого сочинят... и Далану его припишут. А Алаис не собиралась этого позволять.

Это ее сын. Он имеет право на титул Карнавонов, и он его получит.

Мысль о том, что у нее родится девочка, в голову Алаис даже не забрела.

* * *

А следующее утро для Алаис началось с неприятных ощущений.

Проснулась она от грохота кареты по мостовой, скрипа ворот и радостного визга:

— Нашелся!!!

Что-то верещали дети, плакала женщина, бубнил Далан, Алаис хотела поглядеть в окно, что происходит, но тут взял свое сволочной токсикоз, и она минут пять корчилась над ночным горшком.

Видимо, пока было нельзя, организм терпел, держался до последнего, крепился, а тут, в безопасности, и расслабился.

И выдал наружу все содержимое.

После спазмов Алаис распростерлась прямо на полу, прижалась щекой к холодным доскам, вдохнула, выдохнула...

Страшно. Тут ведь ни медицины нормальной, ничего! Смогут ли ей помочь, случись беда?

Больше всего пугает не ситуация, а то, что от тебя-то в ней ничего и не зависит!

Желудок постепенно успокоился, Алаис выждала еще минут пятнадцать для верности, и принялась одеваться. Сейчас многое зависит от матери Далана. Если они найдут общий язык, все будет намного проще. Так что скромность, строгость и еще раз респектабельность.

К завтраку Алаис спустилась в темно-синем платье с прошивкой из серебряной нити. Очень простом. Очень богатом. Не драгоценностями богатым, а тканью — дорогой ирунской шерстью. Такой и аристократки не брезговали.

Никакого выреза, воротник под горло, вышивка по лифу, длинные рукава, пена белого кружева вокруг шеи и запястий, волосы ловко скручены в узел на затылке и подхвачены лентой того же оттенка. И даже рыжий цвет не так бросается в глаза.

Войдя в гостиную, Алаис поняла,, что поступила правильно.

Смотрела на нее хозяйка дома так, словно примерялась, какой кусочек отрезать для первого блюда, какой для второго, и появись Алаис в чем-то более простом, не преминула бы съязвить. Но девушка справилась. И теперь две женщины с интересом разглядывали друг друга.

Мать Далана была темноволосой и кареглазой женщиной лет тридцати. Милое усталое лицо, сложная прическа, элегантное платье из палевого шелка, нитка жемчуга...

Алаис подумала, что у нее тоже драгоценности есть, но тут же цыкнула на себя.

Что за мерзкая привычка?

Маня обвешивается серебром, значит, Тане надо золотом, а Люсе вообще бриллиантами.

Это не благородство, а обезьянничество. И Алаис чуть склонила голову,. Первой представляясь хозяйке дома.

— Александра Тан.

И все. Ни слова, ни звука, она сделала первый шаг, теперь пусть мать Далана делает свой ход.

— Элайна Шедер.

Две женщины молчали. Мерили друг друга взглядом, оценивали соперницу. Алаис заметила,, что глаза у Элайны чуть припухшие. Или мало спала, или плакала. И то, и другое пока говорило в ее пользу — сын нашелся.

Молчание Алаис не тяготило. Хороший юрист знает, что и когда сказать, но еще лучше он знает, когда надо промолчать. Первой не выдержала Элайна.

— Вы беременны?

— Не от вашего сына, — не стала отрицать Алаис.

— Но хотите, чтобы он на вас женился?

Алаис мысленно поставила Элайне еще один плюсик. Лучше прояснить все сразу, не виляя. И покачала головой.

— Далан воспринимает меня, как старшую сестру, пусть так и остается.

— Вам негде жить?

— Пока — негде.

— И не на что?

— Негде. Но есть на что. Поверьте, я не пропаду, но жилье подыскать хотелось бы.

— Далан уже привел вас в мой дом.

— И мне не слишком хочется в нем оставаться. Я бы предпочла что-то другое, в тихом квартале или даже за городом, не слишком богатое, лишь бы там было хорошо моему ребенку. Возможно, если у вас на примете есть женщина, которая готова стать нянькой, а при проблемах с молоком, и кормилицей, я бы поселилась сразу у нее.

Элайна медленно кивнула.

— Присаживайтесь, Александра. И расскажите мне, как вы встретились с моим сыном.

Алаис вежливо улыбнулась в ответ, и присела на край кушетки. Аристократки не разваливаются во всю ширь.

— Отец хотел выдать меня замуж с большой выгодой для себя. Я не оценила оказанной мне чести. Жених был... не в моем вкусе.

— Он был старше вас?

— Да, примерно на сорок лет. И толще раз в шесть. Вдовец, с детьми, уморивший уже двух жен. Становиться третьей мне не хотелось. К тому же, у меня был любимый человек. Он работал у моего отца, и пожениться нам не разрешили бы. Когда я поняла, что избежать брака не удастся,, мы решили бежать.

— Вас догнали?

— Нет. Я пришла в условленное место намного раньше — так получилось. И увидела, как мой любимый человек получает деньги от моего отца. За мою поимку. Не приди я раньше, наткнулась бы на засаду. Что мне оставалось? Только бежать одной.

— А ребенок?

— Я считала, что люблю и любима. Мы не стали ждать благословения Храма, но рожденный в браке или вне него, это все равно мой ребенок. И я от него не откажусь.

Элайна расслабилась окончательно. И поверила. Это было видно и в сочувственном взгляде, и... показалось Алаис, но как-то у женщины дернулись губы, когда она говорила про ребенка?

Больное место?

Потом разберемся.

— Вы понимаете, что с внебрачным ребенком вам будет навсегда закрыта дорога в общество?

— Тем хуже для общества, — пожала плечами Алаис. — Я туда и не рвусь.

— А ребенок?

— Госпожа Шедер, а почему вы называете его внебрачным? Так получилось, что Далан, путешествуя, заехал к своему кузену, к примеру, Ли Тан. Кузен умер, но у него осталась вдова и ребенок, которых юноша и пригласил в Лемарну, чтобы уберечь от лишних тягот.

— У нас не было подобного кузена.

— Значит, был другой. Или не кузен, а старый хороший друг.

Элайна подумала пару минут.

— Это возможно. Значит, это ваша цена за спасение моего сына?

Алаис напряглась. И постаралась аккуратно обойти сложный момент.

— Госпожа Шедер, я не понимаю, о каком спасении речь. Ваш сын ездил в Тавальен, где и заходил в гости к...

— Другу.

— Да, к другу семьи. О каком спасении речь?

— Хм-м...

Рабство считалось обыденной деталью жизни, но к чему это Далану?

Не было такого. И рабского корабля не было, и Маритани. Подростки глупы, пойдут сплетни, начнутся издевательства, а тут все респектабельно и даже скучновато. Сплетники, конечно, посудачат на тему Александры Тан, но быстро забудут. История-то самая обычная. Тяжело вдове без мужа.

А если женщина будет вести себя пристойно...

Элайна еще раз оглядела сидящую напротив Александру.

Красива, что тут можно сказать? Даже не красива, это порода сказывается. Явно в предках аристократы были, видно по тонкой узкой кости, по резким, словно высеченным из камня чертам лица, по выражению необычных глаз... какого же они цвета?

Что-то сизое, как голубиное крыло.

— Скажите, рыжий...

— Это не мой цвет волос, но так было проще.

— Может быть, стоит его смыть?

— Это сложнее сделать, чем кажется. Но полагаю, маски из вина с маслом, луковый сок и уксус могут вернуть мне цвет волос, близкий к природному.

— Пара дней у нас есть, прежде, чем весь город заговорит о возвращении Далана. Нам хватит, чтобы привести вас в порядок.

— И найти мне жилье.

— Вам придется дней десять пожить у нас, а уж потом...

Алаис кивнула.

Ей того и надо было. Она уже не невесть откуда взявшаяся подозрительная девица, она давняя знакомая,, а то и родственница Шедеров. Это уже статус.

Даже если шпионы супруга попадут в этот городок, на вопрос: 'не живет ли у вас тут одинокая женщина, невесть откуда приехавшая', им разведут руками.

Таких нет.

Есть почтенная вдова Александра Тан из Тавальена. Вдова господина Ли Тана, сказочника. И она собирается продолжать дело своего покойного супруга. Ведь это так несправедливо, что мир не услышит его сказок?

— У вас все платья такого рода?

— Есть что-то попроще, есть побогаче, — пожала плечами Алаис. — Могу показать вам свой гардероб, чтобы вы были спокойны. Я понимаю, что и куда надо носить, и вашу семью не опозорю.

Элайна смягчилась окончательно.

— Покажите, пожалуйста. В маленьких городках есть свои особенности, и мне не хотелось бы вызвать лишние кривотолки.

Алаис мило улыбнулась.

— Когда вы выберете время?

— Можем даже сейчас. Сегодня завтрак подадут попозже, я распорядилась.

Думала, что до завтрака придется выкидывать из дома неизвестную девицу? Потому и Далана услали?

Вслух Алаис этого не сказала. Ни к чему.

— Тогда пройдемте? Далан отвел мне гостевую комнату.

* * *

Заказаный на Маритани гардероб вызвал одобрение Элайны. Забракованы были только несколько платьев, слишком коротких и ярких для Лемарны.

— Это лучше носить дома. Не одобрят.

Алаис кивнула, послушно убирая поглубже 'короткие', чуть пониже колен, платья.

— Хорошо.

— Мам, а вы здесь?

Далан ворвался вихрем.

— Алекс, доброе утро! Ты как себя чувствуешь?

— Прекрасно, — проворчала Алаис.

Элайна внимательно наблюдала за ними, но не обнаружила никаких чувств, кроме дружеских. Довольно кивнула и постановила себе помочь девочке. Если, конечно, та не врет.

Это мы еще проверим.

Но даже если где-то в ее истории и зияют прорехи, главное не это.

Главное — Далан ее не интересует. И она его тоже. И мальчика она действительно спасла с Маритани.

Разве мало для благодарности?

Смоем эту ужасную рыжину с волос, и начнем всем представлять почтенную вдову Александру Тан.

А дом...

Элайна задумалась.

А ведь был у нее один домик на примете...

Семейство Даверт

Желание тьера Луиса отправляться домой, было воспринято семейством Карст с пониманием. Погостили, пора и честь знать.

Желание приехать к рождению племянника — тем более.

Донат Карст лично обещал и написать, и пригласить. И даже прислать списки наиболее интересных книг. Луис действительно, едва не со слезами отрывался от библиотеки. Карсты это понимали и ценили.

Лусия провожала брата со слезами. Она все-таки была беременна, и настроение у женщины скакало каждые пять минут. Тьерина Велена поглядывала зло, но внешне была сама любовь и забота. Все же сама она уже наследника не родит, на Мирта надежды мало, а род продолжать надо.

Доволен был Массимо. В Карсте ему было неуютно. Что-то такое...

— Как злой взгляд в спину, — честно признавался он Луису. — Так и сверлит, и сверлит...

Луис ничего такого не ощущал, но готов был верить.

Да и загостились уже, домой пора...

Им и в голову не пришло, что через час после отъезда Луиса из голубятни вылетел самый неприметный серый голубок с парой белых перьев в хвосте — и летел он аккурат к тьеру Эльнору.

Тьерина Велена отлично знала, что происходит в ее замке.

Знала, кто посещает постель Лусии Даверт, знала, для чего это сделано.

И — ненавидела.

Пусть все для блага семейства Карст, но вдруг?

Вдруг Мирт станет нормальным?

Мальчик ведь полностью здоров, рано или поздно ему надоест возиться с кистями и красками. Да и что в этом такого? Кто-то безудержно охотится на зверей, кто-то бегает за девушками, кто-то душу готов продать за очередную пыльную книгу, а Мирт — вот так. Что в этом плохого?

А ведь если у Лусии родится ребенок... не окажется ли Мирт — помехой на его пути?

В Донате тьерина Велена была уверена — он любит сына. Но ведь есть еще и Лусия! А какие глупости творят пожилые влюбленные мужчины...

Да, влюбленные.

Тьерина Велена не могла обмануться, она слишком хорошо помнила, как Донат ухаживал за ней. Тот же огонь в глазах, те же легкие движения...

Может ли Лусия убедить его, что Мирт — не нужен? Да и она, тьерина Велена, тоже?

Ох, может.

И выход тут только один — ударить первой.

Бить и бить на опережение, чтобы Лусия не смогла защититься. Ребенка она стерпит, это сын Доната, а вот его шлюховатую мамашу — нет!

И если надо шепнуть тьеру Эльнору, по какой дороге поедет из замка в Тавальен тьер Луис, сколько с ним людей, как они вооружены...

Тьерина Велена осознавала, что не ради доброго дела такие вопросы задаются, но ей было все равно.

Чем меньше Давертов, тем лучше. Если кто и сможет добраться в Карст, так только Луис Даверт. Тьерина не теряла времени, расспрашивая всех, до кого добралась. И понимала, что два других брата за сестру горой стоять не будут. А Преотец...

Сколько таких Преотцов было? Одним больше, вторым меньше...

Пусть тьер Эльнор разбирается с Луисом Давертом. А тьерина Велена рано или поздно разберется с Лусией Даверт. Смерть при родах — это такое естественное осложнение в нашем мире...

* * *

Двенадцать дней пути прошли без происшествий. Подъем на рассвете, завтрак, и в седло. Рысью, галопом, шагом. Смена коней. И вновь — рысью, галопом, шагом. До обеда в придорожной таверне, которых много попадается на пути. Или до вечера — как повезет. Ночевка — и снова в путь.

Эта таверна на первый взгляд ничем не отличалась от прочих.

Те же закопченные балки потолка, те же связки лука, развешанные по стенам, даже тараканы были на одно лицо — усатое и очень похожее на трактирщиково.

И все же...

Что царапнуло Массимо Ольрата?

Что заставило его, словно бойцовскую собаку, вздыбить шерсть на затылке и ощерить клыки?

Холодный взгляд глубоко посаженных глазок трактирщика? Такой... оценивающе-узнавающий, направленный на Луиса.

Или слишком быстро выскользнувший во двор слуга?

Или испуганный взгляд служанки?

Массимо не мог сказать ничего определенного, и все же, все же...

— Тьер Луис, вы бы кольчугу надели.

Луис удивленно посмотрел на друга.

— Массимо, к чему это?

— Не знаю. А все ж свербит у меня.

Луис прищурился.

— Ну, если свербит... Думаешь, трактирщик разбойникам капает*?

* ближайший аналог — сливает информацию, прим. авт.

— Может и такое быть. Опоит нас сонным зельем, да и порежут всех тепленькими.

Луис задумался.

Будь он в Тавальене, он бы просто прижал трактирщика и как следует его расспросил. Но тут было еще герцогство Карст. И герцог может немножко расстроиться из-за такого самоуправства.

— Что ты предлагаешь?

— Я порасспрашиваю людей. А вы осторожнее тут, ладно?

Тьер Даверт кивнул. Это было разумно.

* * *

Служанку Массимо отловил у колодца и затащил в сарай. Та и не пискнула, да и сложно это сделать с зажатым ртом и придавленной для верности шеей.

— Тихо, дорогуша. Убивать не буду. Денег хочешь?

Сопротивления мгновенно ослабло.

Ну да, девушек из таверны изнасилованием не напугаешь. А если деньги предложить, они и сами кого хочешь напугают.

Трепыхания стихли, Массимо повертел перед жадными глазенками золотой монеткой и опустил ее за корсаж девушки.

— Мумумуму мумуму.

— Надеюсь, это благодарность? Будь любезна, помолчи — и я тебя отпущу.

Девушка закивала.

Экстравагантный способ приглашения в сарай она Массимо уже простила. А за пару золотых готова была приглашаться таким образом хоть по три раза на дню.

Мужчина не без опасений разжал руки, но девушка кричать не стала. Наоборот, повернулась и прижалась покрепче.

— О чем ты хотел со мной... поговорить?

Выпуклостей у нее было в достатке. Массимо не отказался бы исследовать их подробнее, но то раньше. Когда он был моложе, глупее и бросался на все, что движется. А сейчас уже возраст не тот, чтобы нижней головой думать.

Кто ее знает, с кем она там валялась? И что в результате подцепить можно?

— О странном поведении твоего хозяина. Скажи-ка, девочка, часто он сонным зельем балуется?

У девушки глаза стали больше золотой монеты, которой водил перед ее глазами Массимо.

— Вообще не балуется...

И ведь не врала! Это Ольрат заметил бы сразу, с его-то жизненным опытом.

— Хочешь сказать, что у вас хороший двор, а не разбойничий притон?

— Никогда у нас такого не было! — подавальщица аж ножкой топнула. — У нас место приличное!

— А чего тогда ваш трактирщик дергается, словно ему вертел в зад засунули?

Девица задумалась...

* * *

— Что выяснил? — Луис был насторожен и недоволен. Массимо, впрочем, тоже.

— Интересные вещи. Девка, с которой я говорил, глупа, как пробка. Но все же... Трактирщик никого сонным зельем не опаивал, но для нас может сделать исключение.

— То есть?

— У него здесь почти месяц жили двадцать человек. Наемники и не из худших. Если-пили, но не гуляли, вообще, пребывали в боевой готовности. Вот чтобы вечером погулять, а наутро уже в седло.

— Двадцать человек? Месяц?

— Дорогое удовольствие. Подавальщица обмолвилась, что хозяин втрое чаще стал продукты закупать. Платили не скупясь, девкам тоже скучать не приходилось, но все было прилично. Ничего такого, что привлекло бы лишнее внимание.

— И кто их в руках держал?

Луис сразу ухватил самую суть. Наемники — это вам не пансион благонравных девиц, хотя и последних без пригляда отпускать не стоит. Если бы над ними (что теми, что другими) никто с плетью не стоял, все окружающее мигом бы превратилось в бордель с гулянкой.

— А вот это самое интересное. Некий тьер Элор. По утверждению подавальщицы — ханжа и зануда. Не пил, не гулял, ни разу ни оскоромился...

— Ни вином, ни девкой?

— Ничего удивительного в этом нет, дело житейское.

Луис подумал, и кивнул. Но Массимо еще не закончил.

— Трактирные девки вообще неплохо в людях разбираются, чтобы не налететь на нехорошие дела. Или погибают. Эта, при всей своей глупости, тут уже не первый год работает. И вот что она сказала — тьер Элор безумен.

— Безумен?

— Она не совсем так выразилась...

Массимо вспомнил, как морщила лоб девчонка, пытаясь выразить нечто неопределимое: 'есть такие... вроде и тихий, но что-то у него в глазах такое... в голосе... не знаю! Лучше весь ваш отряд обслужить, чем одного такого! Не знаешь, то ли он тебя огуляет, то ли на куски покромсает...'

— Отряд наемников под предводительством сумасшедшего? Интересно...

— Потому и хозяин нервничает. Он этого тьера точно знал, и чем-то был ему обязан. А дня за четыре до нашего приезда к тьеру Элору голубок прилетел. Тот прочитал, да и на следующее утро собрался.

Луис скрипнул зубами.

— Думаешь, засада?

— Не удивился бы.

— Но почему тогда... конечно! Болван!

Казалось бы, почему не убить их еще раньше? Устроили бы засаду, они бы и полегли, до трактира не доехав? Но, во-первых, это было бы на землях Карста, а во-вторых, местность вокруг была решительно неподходящей для засады. То ли дело — дальше! Вскоре должен был начаться Ротонский лес! Место дикое, нехорошее и богатое на разбойников. Не один отряд безвестно пропадал под кронами его деревьев.

Эттан Даверт, при всем его эгоизме, убийство сына не оставит без последствий. Будет искать, выяснять, разбираться... доберется до этого трактира и узнает, что проезжал мимо тьер Даверт-младший. Ночевал, уехал, да и сгинул.

Где помер, как помер... не знаем!

Луис раздумывал недолго.

— Думаю, ночью надо поговорить с трактирщиком.

Двадцать человек наемников, против полусотни гвардейцев — казалось бы, у последних двукратное преимущество. Справятся. Но тут многое зависит от расстановки сил.

Например, если полсотни человек, ощетинившись оружием, в кольчугах и готовые к нападению, двигаются по лесу.

Или, пятьдесят человек проезжают через лес, а на них внезапно нападают из засады. Луис знал, как бы он это осуществил. Да и бывало, чего уж там.

Подпилить дерево, чтобы упало на дорогу, устроить пару завалов вдоль дороги, спрятать за ними стрелков, а дальше...

Дальше он бы на отряд много не поставил.

Половину перестреляют, как куропаток, а вторую перережут. Если кто и уйдет... тут зависит от организатора засады. У Луиса бы никто не ушел.

— Убивать будем? — Массимо был сама деловитость.

Луис пожал плечами.

— Подумаем.

* * *

Кто-то любит просыпаться от запаха свежесваренного кофе.

Кто-то — от крика петуха.

Кто-то — от солнечного лучика, пробежавшего по лицу и пощекотавшего нос.

Трактирщику с говорящей кличкой 'Старый Хряк' в эту ночь выпало проснуться от вставленного в рот кляпа и сильного удара под дых.

Мужчина дернулся, замычал, но кто-то прижал ему руки, а тяжесть навалилась на ноги, лишая возможности дернуться.

— Вот только шевельнись, с-сука.

К горлу прижалась холодная сталь.

Мужчина передернулся — и тут же замер, показывая господам, что он хороший, добрый и отлично понимает по-хорошему.

— Не будет дергаться.

— Нет, не будет, — согласился второй.

Первый мужчина склонился над трактирщиком. В лунном свете его глаза казались черными провалами на лице.

— Я сейчас кляп вытащу. Но если дернешься — или заорешь...

Сталь от горла не убралась, но что-то острое кольнуло в пах. Трактирщик облился холодным потом.

— Охолостить я тебя всегда успею. Понял?

Ответом стало согласное мычание.

Луис медленно двумя пальцами вытащил кляп изо рта трактирщика.

— Ты, харя, рассказывай. Что за тьер Элор?

Если бы на беднягу трактирщика свалилась крыша, и тогда он бы чувствовал себя лучше. А так...

— Пом-милуйт-те...

Сталь (в обоих местах) прижалась плотнее.

— Не слышу?

— Он же м-меня...

— А я ближе. Намного ближе, — Луис почти шептал, придвинувшись вплотную к мужчине. — Как настоящее имя тьера?

И трактирщик сдался. Чай, не брата выдавать.

— Эльнор...

Сталь убралась.

Луис уселся прямо на кровать и схватился за голову.

— Эльнор? Предстоящий Эльнор?!

Массимо, видя, что допрос явно затянется, деловито спутал трактирщика, и дотронулся до плеча Луиса.

— Знакомый?

— Более чем.

Луис с усилием брал себя в руки. Мысль о том, что тьер Эльнор может начать мстить, ему в голову не приходила. Не вследствие ограниченности, нет. Просто Эттан Даверт за сына стал бы мстить, только если других важных дел не найдется. А за дочь — вообще не стал бы.

Мужчина встряхнулся, и принялся расспрашивать трактирщика.

Под угрозой кастрации, тот запираться не стал.

Да, тьер Эльнор.

Прожил у него тут с отрядом достаточно долго, поджидал чего-то. Известий о вас, тьер? Может, и так, он своими планами не делился.

Почему против никто не был?

Так тьер Эльнор мужик неплохой. Не злой, не глупый, не подлый, сестре трактирщика когда-то помог, чего б и не отплатить добром за добро? Платит исправно, наемники его слушались, не хулиганили... чего еще?

Трактирщик за этот месяц еще и заработал.

Заметил что-то?

Это было. Это — да. Трактирщики тоже неплохо разбираются в людях, ремесло такое. И видно, что у тьера Эльнора того-с... птицы в голове гнездо свили*. Может, и птенцов уже вывели, кто ж его знает.

* аналог выражения 'крыша уехала', прим. авт.

Говорить-то тьер ничего не говорил, молчал, как рыба вареная, но проскальзывало у него иногда такое...

Трактирщик бы с ним никаких дел иметь не стал. И дочку б за такого замуж не выдал.

Луис скрипнул зубами.

Замечательно. Впереди их может ждать засада под предводительством безумца. И самое опасное то, что у тьера Эльнора 'гнездо свили'. Что в нем может вылупиться — кракен его знает!

Мужчина перевел взгляд на трактирщика.

— Убить бы тебя, харя жирная...

Бедолага облился потом, и уже не в первый раз. Луиса Даверта он тоже успел оценить, и сейчас тихо скулил, что не виноватый, заставили, детушки-матушки-батюшки пропадут, таверна захиреет, и вообще — помилуйте!

Пару минут Луис думал, а потом махнул рукой.

— Живи, шкура. Но если узнаю, что ты Эльнору капнул...

Трактирщик неистово замотал головой. И, кстати говоря, не врал.

Кто ему тот тьер Эльнор — сват, брат, дядя любимый? Два волка грызутся — лиса в норе сидит. Голодной она уж точно не останется.

* * *

У себя в комнате Луис улегся на кровать. Исповедаться Массимо полностью он не стал, просто сказал, что тьер Эльнор тоже хотел стать Преотцом, но Эттан жестоко обошел бедолагу.

Вот, надо полагать, Эльнор и взбесился.

Но это было сказано вслух. А в глубине души Луис подозревал, что причина безумия тьера другая. Совсем другая...

Та соплюшка... как там ее?

Тьерина Мелания.

Испытывал ли Луис вину за ее гибель?

Да.

В войне всегда гибнут невинные, но тьерина не была жертвой войны. Просто Эттан Даверт захотел стать Преотцом, а тьер Эльнор не ко времени выписал дочь из монастыря. А дальше случилось то, что случилось. Кто тут виноват больше — неясно. Наверное, все же Эттан Даверт со своими амбициями. Но и Эльнор ведь не агнец невинный?

Вот если бы попытались похитить Лусию... не просто ж так Эттан отправил с ней полсотни гвардейцев! Кто мешал Эльнору нанять отряд наемников? Конечно, они с отцом не отступились бы от своего плана, но возможно, все пошло бы иначе. Кто еще должен заботиться о твоей безопасности, кроме тебя самого? Если уж ты решил прыгнуть в змеиную яму, так хоть доспехи надень...

Луис лежал в темноте, и смотрел в окно. Ночь медленно уходила, рассвет закрашивал небо в более светлые тона, робко смахивая с него звезды.

Картина вырисовывалась неприглядная.

Эльнору прилетел голубь из Карста. У него там кто-то есть?

Наверняка.

Лусия в опасности?

Вот это — вряд ли. Пока она не родит ребенка, за малявку можно не беспокоиться. А может, и потом. Вряд ли герцог ее даст в обиду. Хотя и герцогиня там есть, но и она не станет действовать до родов.

Отец, Эрико, Родригу?

Тут скорее, надо Эльнору посочувствовать. Они за себя постоять могут.

Мать?

Вот тут Луис и задумался всерьез.

Может ли тьер Эльнор быть причастен к смерти Вальеры Тессани? Может — или нет?

Ответа не было.

Проворочавшись без сна, Луис принял Соломоново решение. Увидеть Эльнора — и спросить напрямую.

Если у него будет возможность добраться до Эльнора, предстоящий ему все выложит. Вплоть до списка любовниц. А если возможности не будет...

Луис не сильно верил в Ардена. Но мертвым будет уже все равно.

Возможность, возможность...

Было еще темно, когда он разбудил десятников, и принялся объяснять диспозицию. Потом командиры довели то же самое до сведения всех гвардейцев. Те заворчали, но принялись готовиться. Лучше перестраховаться, чем помереть.

Луис тоже готовится, советовался с Массимо.

Убивать тьеру приходилось, и рука бы не дрогнула. Но надо было не убить, а захватить живьем. И один Луис боялся не справиться.

По счастью, у Массимо был богатый опыт, накопленный среди наемников.

Оставалось только следовать плану и надеяться, что тьер Эльнор не выкинет ничего уж вовсе безумного. Вдруг повезет?

* * *

Утро, солнышко, птички, лес — красота!

И по этому лесу едут пятьдесят человек. Вроде бы — едут без опаски. Смеются, болтают, не ждут нападения — что ж разбойники — дураки совсем? Нападать надо на кареты, на караваны, а на вооруженный отряд тавальенских гвардейцев — глупо. Денег не найдешь, а вот проблем на свою голову — вполне.

И только очень внимательный взгляд мог бы заметить кольчуги под застегнутыми камзолами, удобно сдвинутые мечи, прикрытые полами плащей, а кое у кого и метательные ножи на перевязях.

Только рукой шевельни...

Все были готовы, все знали, что и кому делать, все ждали нападения — и дождались.

Луис даже не удивился, когда большущее дерево, скрипнув ветвями, начало падать на дорогу.

И с двух сторон дороги по гвардейцам ударили стрелы.

На дороге воцарился хаос. Впрочем, вполне управляемый. Тут главное было крепко держать лошадей, чтобы не начали паниковать, биться, пытаться ускакать, а то половину людей и так перекалечат.

Лошадь — создание милое и умное, но не тогда, когда она встает на дыбы и машет в воздухе копытами. Тяжеленными...

А она может, когда испугана, когда ранена — и кто осудит лошадей?

К счастью, кони у гвардейцев были хорошо выучены, и травм удалось избежать.

С солдатами все было обговорено заранее. Часть просто попадала с лошадей — при надлежащей выучке это несложно. Кто-то попытался ускакать, но сзади дорога уже тоже была перекрыта — вторым деревом.

Луис схватился за меч.

В него не стреляли, Массимо изображал мертвого на дороге... что еще? Да ничего тут не сделаешь, только ждать.

Отряд сбился в кучу, ощетинился со всех сторон клинками и щитами, показывая, что так просто их не достанешь. Даже если стрелять 'навесом', все равно ничего не получится.

— Прекратить стрельбу! — прозвучал голос из леса.

А вот и тьер Эльнор.

— Опустить оружие! Гвардейцы, ваши жизни мне не нужны. Отдайте мне Даверта — и убирайтесь!

— Подойди и возьми, — рявкнул в ответ кто-то из солдат.

— Тьер Эльнор, — Луис нарочно возвысил голос, чтобы его слышали и свои, и чужие, — мы не сдадимся. Вы можете здесь всех своих положить, а меня не достать. Но если выйдете сами — мы поговорим.

Ответом Луису был издевательский смех.

— Я сейчас прикажу вас перестрелять.

— У вас стрелы раньше кончатся, чем у нас кольчуги. Выходите! Решим наш спор один на один! Или вы боитесь? Хотя вы и раньше меня боялись. Крысы трусливы!

Луис сделал несколько шагов вперед, всем своим видом выказывая презрение к противнику.

Кусты закачались.

Минута, вторая — и вот тьер Эльнор встал на дороге, сразу за поваленным деревом, чтобы до него нельзя было сразу добраться. Луис вгляделся в противника.

А ведь и верно — мужчина производит впечатление сумасшедшего.

Он в чистой одежде,, умыт, выбрит, но что-то такое есть в его лице... то ли непроизвольное подергивание мышц вокруг рта, то ли огонь в глубоко запавших глазах, то ли само выражение...

Нет, не понять.

Но это как с собакой. Смотришь — и понимаешь, что она бешеная. Хотя она еще за сто шагов от тебя, и у нее не капает еще пена с клыков. Но что-то внутри буквально кричит об опасности.

Безумно!

Уничтожить!

— Даверт! Ты готов сдохнуть?

Луис вяло помахал рукой.

— Приветствую, предстоящий. Как поживаете?

У тьера Эльнора задергался уголок рта.

— Ты! Все ты...

Что касается ругательств — Луис и поинтереснее слышал. А потому пожал плечами.

— Я, предстоящий. Убивать будете?

— Да! Ты мне за все ответишь, отродье!

— А мою мать вы зачем убили? — спросил Луис.

Собственно, и весь спектакль он затеял именно ради этого вопроса. И — не зря. Потому что в глазах предстоящего полыхнуло безумие.

— Чтобы под ногами не мешалась! Вздумала она о моих планах вынюхивать... с-сука...

Луис сжал кулаки. Потом медленно разжал их.

Не надо начинать раньше условленного сигнала. Не надо...

Была опасность, что тьер Эльнор просто перебьет их всех, а потом поглумится над трупом. Но Луис сделал ставку на его безумие.

Если несколько человек твердят об одном и том же, стоит им поверить.

Как и многие безумцы, тьер Эльнор просто упивался собственной гениальностью. И мечтал поиздеваться над противником.

А какое может быть издевательство над трупом?

Ногами попинать?

Так ему даже больно уже не будет. Это неправильно.

Зато вот так... перебить часть отряда Луиса, убедиться, что остальные на прицеле, и выехать, помучить оппонента...

Это в традициях Храма.

Луис оскалился.

— Мать — ты. Брак Лусии — тоже ты?

— Разумеется, — захихикал тьер Эльнор. — И братика твоего тоже я. Можешь подыхать с мыслью о том, что вы скоро увидитесь.

— Кто?!

— Там узнаешь...

— А до отца, значит, не добрался. Не по зубам тебе Эттан Даверт. Оно и понятно. На Преотца охотиться — это не из кустов тявкать, — резюмировал Луис.

И едва не отшатнулся назад. Так исказилось лицо тьера Эльнора, что на секунду показалось — сейчас кинется и в горло вцепится!

— Доберусь! Но сначала он на ваших могилках поплачет, — процедил тьер. — Ты умирать будешь долго... Визжать будешь, скулить, а я тебя на кусочки резать буду. И самые аппетитные твоему папаше пошлю.

Луис фыркнул.

Описанная картина будущего его не впечатлила.

— Знаешь что, Эльнор?

— А...?

— Сдохни!

Предстоящий не сразу отреагировал — и это логично. Так был бы в шоке кот, если бы пойманная им мышка внезапно превратилась в собаку.

А Луис соскользнул с лошади — и рванулся вперед.

За его спиной послышались крики — и он, даже не оборачиваясь, знал, что там происходит.

Арбалет — штука полезная. И хорош он тем, что его можно взвести даже лежа на земле. От всадников люди Эльнора ожидали подвоха, на них о смотрели, а вот на мертвых...

Тем временем, пока Луис препирался с врагом, 'мертвецы' взвели тетиву, наложили болты, а потом и прикинули место расположения стрелков в засаде.

Туда и стреляли сейчас.

И небезуспешно, судя по крикам боли.

А сам Луис метнулся вперед.

Через дерево, через сучья и ветки...

Это лошади его не преодолеть, а тренированному сильному мужчине — вполне.

Тьер Эльнор убегать не стал. Так велики были его боль и ярость, что в руке мужчины блеснул меч. Уж насколько хорошо он им владел...

Впрочем, это осталось неясно. Потому что Массимо Ольрат, спокойно зарядивший арбалет, приподнялся — и всадил Эльнору арбалетный болт в правый бок. Хотел в плечо, но мужчина дернулся не ко времени.

Предстоящий взвыл, сгибаясь вдвое — и до него добрался Луис, от души приложив кулаком в челюсть.

Принялся сноровисто увязывать, чтобы не покончил с собой, не дай Арден.

Потом — пусть хоть лоб об сосну расшибет, но сначала надо допросить.

Луис увязал противника и обернулся. Как он и предполагал, стоило схватить предводителя, как наемники прекратили атаку. Тех, кто выскочил на дорогу, гвардейцы добили, а тех, кто уходил лесом, даже и преследовать не стали.

Зачем?

Кодекс наемника диктует верность нанимателю — пока тот платит. Тьер Эльнор уже совершенно точно не заплатит ни копейки. Это первое.

И — если уж Луис видел безумие нанимателя, то наемники тем более насмотрелись. Это второе.

Здравый смысл гласит, что от безумцев с их идеями надо держаться подальше. Кто поумнее — так и поступили, а дураков не жалко.

— Клиент упакован? — Массимо подошел вразвалочку,. Примерился — и выдернул болт из тьера. Специальный взял — 'иглу'. Чтобы был тонкий, острый и без выраженного наконечника. Ничего не порвал и из человека его было извлекать удобно.

Кровь все равно брызнула, тьер Эльнор, до того пребывавший в беспамятстве, открыл глаза — и взвыл загнанным зверем.

— ДАВЕРТ!!!

Луис только плечами пожал, запихивая несостоявшемуся Преотцу кожаный кляп. Так точно не отравится.

— Поможешь погрузить? Допрашивать позднее будем, найдем укромное место.

Массимо кивнул и подхватил упакованного тьера за ноги, как бычью тушу. А Луис в очередной раз подумал, что ему сильно повезло. Такой человек, как Массимо — редкость.

И все же...

Не стоит ему слышать их беседу с тьером Эльнором. Луис отлично помнил про племянницу Ольрата, а тут тоже... невинная девушка пострадала. Вдруг Массимо да переклинит?

Ничего, он и сам отлично справится.

* * *

Массимо на своем участии в допросе настаивал.

— Тьер Луис, вы пытать не умеете.

— Он мне и так все выложит.

— Ой ли?

Предстоящий Эльнор сверкал глазами, грыз кляп и выглядел несломленным. Луис только плечами пожал.

— Суну его ногами в костер...

Массимо скривился.

— Тьер Луис, я лучше ужи завяжу, или там глиной залеплю. Но вы ж его угробите раньше, чем допросить сможете!

Это было не исключено. Но...

— Ты пойми, он же предстоящий. И сейчас из него столько грязи польется...

— А то я о ней не догадываюсь, при вас-то состоя?

— А ты понимаешь, что одно дело догадываться, а другое знать? За некоторые тайны можно и головы не сносить, просто потому, что ты поведешь себя иначе. Не так, как повел бы себя человек неосведомленный?

— Лучше уж знать, чем не знать.

— Обещаю, я тебе все расскажу. Но есть вещи, которых не хотел бы знать и я.

Массимо молча протянул на ладони комок глины.

Луис посомневался, а потом махнул рукой — и согласился. Но уши Массимо залепил сам.

* * *

И в очередной раз Луис не пожалел, что взял с собой Ольрата. Вдвоем они оттащили тьера Эльнора как можно дальше — и Луис вытащил кляп.

А потом минут двадцать слушал о том, какой он выродок, какая мразь его отец, и что бы тьер Эльнор с удовольствием сделал со всей его семьей.

Молча слушал, давая сумасшедшему выговориться.

И — дождался. В потоке ругани мелькнуло и имя матери 'убить пронырливую сучку, чтобы не совала нос, куда не надо!', и имя Эрико 'сам сдохнет от дурной болезни', и Лусия 'помрет родами, а до того еще и помучается!'. И даже Эттан был упомянут по принципу — сам себе могилу роет.

Луис отложил это в памяти, принялся расспрашивать и был вознагражден ядовитым хохотом в лицо. Рассказывать лишнего тьер Эльнор не собирался.

Пока за него не взялся Массимо, принявшийся 'потрошить' тьера так же деловито, как крестьянка режет и ощипывает птицу.

За пару часов тьер Эльнор не получил ни одного смертельного повреждение, но лишился всех выступающих частей тела, пальцев, важного для мужчины органа и даже части кожи.

Жажда мести была сильна в мужчине, но боль оказалась намного сильнее.

Тьер Эльнор сломался на третьем часу пыток — и заговорил.

И тут-то Луису действительно стало плохо.

Пока Эттан упивался своей победой, а его семья привыкала к новому статусу, тьер Эльнор упорно и усердно плел вокруг них ядовитую паутину.

Первой его жертвой пала Вальера Тессани, которая что-то почуяла.

— Ты забрал у меня дочь, а я у тебя — мать, — хохотал тьер Эльнор окровавленным ртом. Смотрелось это жутковато, хорошо хоть Массимо ничего не слышал. Они с Луисом эти два часа общались только жестами: рука поднята — пытки приостановить, рука опущена — начать заново. — Понял теперь, отродье Давертовское? Ощутил! А то привык к безнаказанности!!!

Второй жертвой стала Лусия.

Карстам нужен был наследник, потому что Мирт... вряд ли он когда-нибудь станет нормальным. А Лусия вполне подойдет, чтобы выносить нескольких детей. А потом... а что — потом?

Шлюхой больше, шлюхой меньше...

Луису все больше хотелось схватиться за голову и застонать. И он сам, своими руками привез сестру в волчью пасть.

Впрочем, сейчас ей там безопаснее. Как это ни забавно, но пока Лусия не родит от Доната нескольких детей — ее и пальцем не тронут. Пылинки сдувать будут. Так что о сестре пока можно не волноваться.

А вот Эрико...

Сопляк безмозглый! Попался на шлюху с дурной болезнью!

Подумаешь, выглядит она, словно девочка! Мог бы и проверить, посоветоваться, рассказать — навели бы справки! А он! Как теленок!

Луис с трудом припомнил, что брат в последнее время был оживлен и доволен жизнью. То есть...

— С-сука!

— А брат твой сдохнет! И ты сдохнешь!

— Меня тоже на шлюху ловить будешь?

— И на тебя найдется сила! — в глазах тьера Эльнора, подогреваемое болью, разгоралось безумие. — Ты еще увидишь гибель своих родных, ты проклинать будешь тот день, когда родился, молить о смерти будешь...

Луис резко опустил руку, подавая сигнал Массимо.

Ольрат примерился, поддел ножом кожу на груди тьера, сунул под получившийся фестон раскаленный кончик ножа, тьер Эльнор выгнулся — и испустил вопль. Но разум гас в его глазах...

Единственным способом отплатить своим врагам для тьера Эльнора стало безумие. И он радостно отдавался захлестывающей его черной волне.

Или красной?

Кровь, да, много крови...

Она льется из-под рук Эттана Даверта, красит одежды Преотца в кровавый цвет, плещется у ног, она густая и солоноватая, с металлическим запахом, она чернеет и вспыхивает огненными искрами, и Тавальен горит.

Горят храмы и дворцы, горят белые здания, горит гавань, корчатся в кровавой воде осьминоги и акулы, кричат беззвучным криком совсем уж невиданные чудовища...

Тьер Эльнор видит и себя.

Та искра, от которой все занялось — это он.

Он сам.

Если бы когда-то на лесной дороге не остановили его карету, если бы Мелания не погибла, если быв...

А сейчас ему все безразлично!

И тьер Эльнор с радостью окунается во всепожирающее пламя.

Гори, Тавальен!

Гори, страдание!

ГОРИ!!!

Он танцует в центре огненных языков, он сам — огонь. И это — красиво, так безумно красиво... или просто безумно... или красиво?

Ему уже все равно. Тьера Эльнора здесь уже нет. Он ушел танцевать с огнем, оставив врагам свою оболочку, на миг став пророком — и сойдя с ума от ужаса, который породил.

Массимо еще около получаса методично пытался чего-то добиться от тьера Эльнора, но потом покачал головой.

— Бесполезно.

Луис кивнул.

Он и сам видел, что все уже напрасно. Передавили с болью? Нет, вряд ли. Просто Эльнор уже был безумен, а провал столкнул его за грань немного раньше, чем нужно. Вины Массимо тут нет, как и вины Луиса. И мужчина кивнул, в ответ на вопрошающий взгляд. Протянул руку.

Массимо покачал головой, показал на себя, но Луис выставил ладонь вперед.

— Нет. Это моя ноша.

Ольрат не читал по губам, но понять — понял. И медленно вложил в руку Луису свой старый нож, с рукояткой из оленьего рога.

— Возьмите, тьер.

Кинжал удобно лежал в руке. Тяжелый, острый...

И в грудь тьера Эльнора он вонзился легко и даже с радостью. Руку потянуло вперед, сталь скрипнула по кости, миновала ребра — и тьер Эльнор совершил свой последний вздох.

Безумие исчезло из его глаз. Они медленно открылись — и огня в них уже не было. Только свет. Словно отблеск золотых волос глупой девочки, которую смертельно разочаровала жизнь.

— Мелли...

Массимо протянул руку и закрыл тьеру глаза. Луис кивнул другу, мол, можно открывать уши. Но Массимо не торопился. Сначала он сноровисто оттащил тьера Эльнора от костра, забросал ветками, не особо усердствуя — найдет его зверье, так и пусть. Им тоже что-то кушать нужно. Вытащил свой клинок, обтер его, сполоснул руки, подбросил веток в костер — и туда же полетели затычки для ушей.

— Не зря хоть?

— Спасибо тебе.

Луис выглядел как человек, на плечи которого упала каменная плита. Надгробная. И давит, давит, и как справиться с ношей — неясно. Массимо подставил бы плечо, но...

— Тьерину — он?

Луис медленно кивнул.

Как же сейчас он был благодарен Массимо.

За присутствие рядом, за помощь, за поддержку, и даже за фляжку с жутковатым горлодером, которую подсунули ему под нос.

— Пейте, тьер.

Луис послушно сделал несколько глотков. Горло обожгло так, что он аж задохнулся.

— Спасибо.

Массимо положил руку Луису на плечо.

— Пока мы живы — все можно исправить. А мы еще живы, тьер.

— Иногда человек жив, а хуже мертвого, — Луис сделал еще глоток. Мать — он. Лусию — тоже он. Подал идею, а Карсты ухватились. Придется вытаскивать малявку.

— И вытащим. Сейчас повернем — или чуть погодя съездим?

Луис посмотрел на Массимо, который и не сомневался в своих словах. Ухмыльнулся.

— Сначала приготовим дом для малявки. Чтобы ей было где жить, на что жить... и заберу ее. Может, и с ребенком. Она молодая, красивая, найдет себе мужа.

— Вот именно.

— А вот брат...

— Который?

Слово за слово, Массимо вытянул из Луиса все, что касалось Эрико. И задумался.

— Тьер, так вроде лечат это. Кровью Ардена.*

* киноварь, прим. авт.

Луис только головой покачал.

— Лечат ли? А впрочем... как ты сказал? Пока мы еще живы?

— Мы справимся, тьер.

— Справимся.

Тьер Эльнор все же победил, хотя так никогда об этом и не узнал. Луис не задал вопросов ни об Эттане, ни о тьере Синоре, ни об Ордене Моря. Вот и не узнал ничего.

А гроза готовилась.

Тучи уже собирались на горизонте — и готовы были разразиться громом и молниями. Только вот Луис уже ни на что бы не повлиял. Эттан Даверт почуял запах денег, больших денег, и останавливаться не собирался.

Род Карнавон.

Алаис Карнавон осматривала предложенный ей дом. Они с Элайной Шедер уже проглядели три дома, но ни один не подошел Алаис.

В одном были тараканы, которых женщина ненавидела всей душой, во втором хозяин смотрел такими масляными глазами, что рука сама тянулась к сковородке, в третьем хозяйка была похожа на высохшую воблу, и поглядывала на Алаис с явным превосходством 'благочестивой женщины', или престарелой девственницы. А Алаис нужен был кто-то другой. Кто-то вроде кузины Лизетты.

С ней Элайна познакомила Алаис в последнюю очередь. Увы, кузина Лизетта выбивалась из достопочтенного семейства Шедер, как нитка из белья, и заправить ее обратно не позволяла никакими усилиями. Старая дева, которая никогда не выходила замуж, но имела множество связей с мужчинами, обожала кошек (в настоящий момент у нее жило три штуки), книги, детей, когда те не пакостили первым или вторым, все солененькое и остренькое и веселую музыку.

И это — достопочтенная Лизетта Шедер, которая приходилась Далану теткой.

Элайна ее не слишком одобряла, а вот отец Далана, сам Далан и его братья с сестрами просто обожали тетку. И загрызли бы любого, кто посмеет неуважительно отозваться о родственнице в их присутствии. Лизетта платила им взаимностью. А Алаис приняла с первой минуты. С той самой, на которой Далан рассказал об их приключениях.

— Я буду рада видеть и тебя, и твоего ребенка в своем доме. Сама видишь, у меня тут места хватит. Но у меня кошки...

Дом у Лизетты был роскошный. Родители оставили в наследство, и справедливо. Из всех отпрысков, именно Лизетта сидела с больной матерью, а потом и с отцом, так что дело унаследовал отец Далана, определенные суммы другие братья, а единственная дочка в семье получила дом — и вклад у купцов, достаточный для содержания здания и скромной жизни. Ей хватало.

— Ага, — Алаис уже успела потискать двух пушистых мурлык, а третья где-то пряталась. — Думаю, ребенка мы к ним подпускать до года не будем, а потом соображать начнет — научим обращаться. Деньги у меня есть, проживание оплачу...

— Вот еще! Ты же Далана спасла!

Алаис подумала пару минут.

— Госпожа Лизетта, я не вьелерин. А потому, либо вы берете с меня деньги за проживание, либо договариваемся как-то еще. Например, я сад облагораживаю? Или ремонт делаю, или как-то еще...

— Сочтемся! Голубые комнаты тебя устроят?

— Более чем.

Голубые комнаты состояли из одной большой комнаты, от которой цветком отходили еще три. Большая гостиная, две спальни и кабинет. Все обтянуты голубым шелком, вся мебель выдержана в серых и синих тонах, очень удобно.

— Я переделаю одну спальню под детскую и комнату для кормилицы, ладно? А остальное пусть остается, как есть.

Лизетта только плечами пожала.

— Делай. Я не против.

Элайна вздохнула.

— Могу посоветовать хороших мебельщиков и мастеров. Мы недавно...

— Советуй, — так же равнодушно махнула рукой Лизетта. — Тут тебе равных нет.

Госпожа Шедер поджала губы. Кажется, две женщины не сильно ладили. Алаис переводила взгляд с Элайны на Лизетту и обратно.

Вот стоят они рядом.

Элайна Шедер — вся аккуратная, лощеная, ухоженная, в безукоризненно модном платье, с элегантной прической и прохладными манерами.

Лизетта Шедер — невысокая, кругленькая, как колобок, волосы вьются кудряшками и выбиваются из прически, карие глаза светятся веселыми искрами, носик задорно вздернут — и никогда ей не дашь ее сорока лет! Столько в ней жизненной энергии, столько силы...

Платье помялось, оборку надо бы пришить, но Лизетта совершенно не обращает на это внимания. Кажется, ее намного больше занимает книга на столе, чем явившиеся гости.

Неудивительно, что они с Элайной не дружат. А вот Далан так и жмется к тетке, которая уже успела угостить его кексами. Вкусными...

Алаис здесь уже нравилось.

* * *

Вечером из дома Шедеров к кузине Лизетте доставили ее вещи. В том числе и гаролу. Лизетта прищурилась на музыкальный инструмент.

— Умеешь?

— Спрашиваешь! — Алаис и Лизетта, спровадив облегченно вздохнувшую Элайну, переглянулись с улыбкой и принялись знакомиться. Дружно решили, что Алаис будут звать Алекс, а та может обращаться к хозяйке: 'тетя Лиз', ее все так называют. Родственница — так родственница.

Обнаружили, что Алаис обожает книги и сама многое читала.

Что Лиз с удовольствием слушает сказки и истории.

Что кошки принимают Алаис, как родную, стало быть, человек она хороший .

Что шитье и вышивание недолюбливают обе, примерки у портних считают злом. А модничанье... это хорошо, но не постоянно же!

Что Элайна Шедер слишком чистенькая, красивая и правильная. И в ее присутствии жутко хочется или почесать попу, или поковырять в носу.

А подобное совпадение интересов и мнений гарантировало женщинам спокойную совместную жизнь. Алаис подарила Лизетте длинную нитку розового жемчуга с Маритани, и окончательно была принята в стан 'своих'.

Оставалось спокойно жить и дожидаться родов.

Спокойно...

Нет, это слово было сказано не для Алаис и Лизетты.

Началось с того, что Алаис принялась по вечерам устраивать мини-концерты, только для своих — Лизетты и слуг в количестве шести штук. Потом слуги принялись приводить своих родных, прятать их в саду и подслушивать.

Увидев такое дело, Алаис и Лизетта переглянулись — и разрешили сидеть на кухне. С открытой дверью, конечно...

На пару десятков дней этого хватило, а потом слуги пришли к ним на поклон. Мол, так и так, песни у вас душевные, а истории жутко интересные. Мы все понимаем, не для нас вы все это поете-рассказываете, но нельзя ли...

Алаис красноречиво показала на свой живот, который уже начал округляться. Не с таким устраивать концерты для широкой общественности.

Слуги замахали руками. Мол, все мы понимаем, все тонкости текущего момента, а потому... Тут буквально в пяти минутах ходьбы есть небольшая таверна. С хозяином договорятся, госпожу сопроводят и туда, и обратно, и если она соблаговолит скрасить вечера бедолаг...

Алаис вздохнула, переглянулась с Лиз — и махнула рукой.

Каждый вечер две женщины отправлялись в таверну. Алаис удобно устраивали в большом кресле, укутывали пледом, приносили чашку с ягодным морсом или компотом, и женщина принималась рассказывать. Иногда ее больше тянуло к историям, иногда — к музыке.

Успехом пользовалось все.

Лиз располагалась в уголке, и тоже получала удовольствие.

Это в молодости можно беззаботно пожимать плечами в ответ на заявления вроде: 'останешься одна — заплачешь, да поздно будет', или 'пожалеешь ты потом о своей глупости'. Молодость никогда не поверит грустным предсказаниям.

А вот когда подкрадется на мягких лапках старость, когда посмотришь в зеркало и заметишь седые волосы, когда очаровательная улыбка вместо ямочек на щеках покажет морщинки — тогда и попомнишь 'предсказателей'. Не каждый день, нет. Но по вечерам иногда бывает так тоскливо! Пусть одиночество скрашивают книги и племянники, все равно — этого мало, мало...

И ни один, даже самый теплый плед, не поможет согреть замерзшую душу.

Александра Тан, она же Алаис Карнавон, появилась как нельзя вовремя. В доме Лизетты Шедер опять стало шумно и весело, испуганное Алаис одиночество удрало куда-то в неизвестность и не объявлялось, а теперь еще и посиделки в трактире...

Лизетта знала, что это не слишком подобающее поведение для благородных дам. Но кому какая разница? Она всю жизнь жила, как хотела, не ради того, чтобы на старости лет оглядываться на окружающих! Для репутации Александры урона нет — она с Лизеттой. Для репутации Лизетты... ее репутации тоже вряд ли что-то повредит. А Шедеры...

Приезжал кузен Арон — отец Далана. Поблагодарил Александру за помощь его отпрыску, пообещал всю возможную помощь, и уехал.

Далан стал наведываться, раз в десять дней обязательно, а то и чаще. Элайна сначала испугалась, не интерес ли это к молодой вдове, но Лизетта, глядя на приятелей, могла успокоить подругу. Нет тут никакой любви, просто с Александрой — интересно. Она много всего знает, читать любит, может рассказать что-нибудь интересное... чего ж удивляться, что мальчишка к ней потянулся?

Да и Александра к нему неплохо относится. Правда, искренне считает, что из Далана хорошего купца не получится, не тот характер, но умный хозяин чему угодно найдет применение. В том числе и сыну-авантюристу. Будет караваны водить, или на кораблях с грузом плавать. Тут и приключения, и делу польза. А считать другие будут.

Жизнь текла спокойно и мирно. Заранее нашли повитуху, а для ребенка и кормилицу — мало ли что? Закупили пару коз. Отремонтировали комнаты и заказали мебель для ребенка. Нашили приданое.

Лизетта пыталась подсунуть гостье хоть немного денег, но Александра отмахивалась. Ни к чему. Есть у нее...

И послушав истории Алекс. Лизетта не сомневалась — есть. Если бы завтра Александра сказала, что слушать ее можно только за деньги, люди и приходили бы, и платили.

Талант...

* * *

Алаис впервые за год успокоилась.

С момента попадания в этот мир, она находилась в таком состоянии стресса, что любой психолог схватился бы за голову. Все время ходить под смертью, все время рисковать собой, все время идти в неизвестность, не зная, что тебя ждет за углом, и ладно бы — ее, а то и ребенка тоже!

Малыш уже двигался внутри, и это было такое странное ощущение! Словно ты — бассейн, а он — маленькая, но очень юркая рыбка. Живот неуклонно рос, и повитуха грозилась мальчиком, а то и двойней.

Алаис все сильнее уставала, и все чаще думала, что все сделала вовремя. Еще бы месяц-другой, и она не смогла бы так активно действовать. Энергия, которая била фонтаном в первые месяцы беременности, теперь ушла куда-то вглубь. Алаис иногда напоминала себе нефтяную скважину. Сначала-то нефть бьет фонтаном, а вот потом...

Насосы, трубопроводы и куча нефтяников. И то иногда извлечь горючую жидкость не получается.

Все чаще хотелось свернуться калачиком где-нибудь на уютном диване, укрыться пледом, подтянуть к себе под бок большую теплую кошку, а лучше двоих сразу, для мурчательности, и листать интересную книгу.

Все же правильно она сделала, что сбежала.

Алаис ни на минуту не жалела о своем поступке. Пока она не родит, пока ребенку хотя бы год не исполнится — все остальное не ее дело!

Пусть в Карнавоне начнется тайфун, ураган, наводнение, пусть королеву Сенаорита приложат по голове фамильным портретом, пусть 'любимого' мужа прикопают под кактусом и выпьют в честь знаменательного события текилы — Алаис это не касается! Ее сейчас волнует собственное состояние, 'рыбеныш' внутри и душевное спокойствие.

Оставалось написать письмецо кузине Ланисии, чтобы та не волновалась. Конечно, без указания обратного адреса.

Можно бы и не писать, но это был кусочек жизни еще той Алаис, и Таня чувствовала себя обязанной поддерживать эти отношения. Не так уж у девочки много было близких. Пусть знают, что она жива и не волнуются. А обратные письма ей ни к чему. Не нужны.

Лизетта обещала отправить письмо знакомым в Лаис, с голубиной почтой. Быстро долетит, жаль, много написать не получится. А, много и не надо.

Хотя и интересно иногда становится.

Что-то там поделывает господин Таламир? И убрался ли с Маритани Маркус Эфрон? Успокоился ли Эфрон-старший, или по-прежнему питает необоснованные надежды?

Но расспрашивать совершенно не хотелось.

И наводить справки, и выслушивать новости из дальних краев — ни к чему.

Она живет в Лемарне, в Атрее все спокойно, а остальное — неважно. Авось, и без нее разберутся. Как-нибудь.

* * *

Не напрасно Алаис вспоминала своего супруга.

А уж он-то ее как вспоминал!

Можно сказать — мечтал о встрече! Ежедневно, ежечасно, в подробностях и красках, представляя, что скажет, что сделает, что оторвет супруге в первую очередь, во вторую очередь...

Таламир отлично знал, что супруга жива. Иначе на побережье Карнавона уже было бы не шагнуть. Цунами, ураганы, шторма...

Сейчас море тоже было беспокойным, но все же не так. Хуже другое — начали появляться воронки водоворотов, все чаще и чаще, все сильнее и сильнее.

Кому-то удавалось выплыть, а чьи-то лодки и корабли разбивались в щепки.

В море видели стаи косаток. И люди говорили, что рыбы плакали. *

* автор в курсе, что косатка — млекопитающее. А вот жители того мира также не в курсе. В море — значит, рыба. Прим. авт.

И все чаще за спиной у Таламира раздавался шепоток. Все хуже и хуже становились слухи.

Вначале говорили, что жена от него сбежала.

Потом — что он ее заточил в тюрьму.

А дальше... Сплетни, ах, такие сплетни...

Рассказывали и что королева приревновала Алаис к любовнику, и что последнюю из Карнавонов заточили где-то во дворце, чтобы получить от нее наследников, и что женщину держат в тюрьме, и что ее просто отравили, чтобы не пыталась вернуть себе власть...

И неизменным рефреном звучало в слухах одно и то же.

'Все Таламир виноват, если бы не он...'

Ант бесился, ругался, пытался уехать обратно в столицу, но письмо от ее величества содержало четкий приказ — оставаться в Карнавоне. И спустя два месяца после бегства жены, Таламир, озверев от безделья и сплетен, собрав отряд, принялся пощипывать земли Эфрона.

Отряды налетали, разоряли деревни, жгли дома, угоняли скот... и люди снимались с мест.

Уходили пока у них не отняли и жизнь.

Да и как ты выживешь, если вдалеке от моря, если разорили хозяйство? Смотреть, как умирают от голода твои дети? Желающих не было.

Жаловаться господину?

До господина далеко, до неба высоко...

Люди уходили.

Уходили в Карнавон, в прибрежные деревни, ставили дома, роднились семьями. Это господа воюют, им денег девать некуда, а простой народ — он между собой завсегда договорится. Сегодня ты поможешь, завтра тебе помогут, на том мир стоит.

Таламир этого не знал. Он просто выплескивал бешенство в схватках, погонях, в огне и крови топил свою ярость, представляя на месте изнасилованных женщин, свою жену.

Красные глаза, белые волосы, бледные губы...

Тварь!

Ведь ходила, головы не поднимала, а пела как сладко! Все, что пожелаете, я в вашей власти...

Обманула!

Обвела вокруг пальца!

И в Эфроне ее не было, Таламир это точно знал. И... нигде!

В столице ее не видели, через ворота она не приходила, на кораблях не уплывала... где-то прячется? Но начальник тайной службы ее величества, барон Ланор, голову давал на отсечение, что Алаис Карнавон не покидала столицу. Более того, никто, даже отдаленно похожий на Алаис, не снимал комнату, не жил в трактирах и на постоялых дворах, ничего не продавал... и Таламир ему верил. Барон свое дело знал. Конечно, как и многие, он не любил 'королевского выскочку', но это не мешало ему как следует делать свою работу. Таламир составил список драгоценностей, которые унесла с собой его супруга — и их было много! — только ни одна побрякушка не всплыла. Даже самое крохотное колечко, даже кусок цепочки! Что оставалось предполагать?

Что Алаис не просто живет у кого-то в столице, но и живет на полном содержании. А как иначе?

Ее никто и нигде не видел, работать герцогесса по определению не умеет, ее этому не учили, может быть, только вышивать, но вышивкой на жизнь не заработаешь, остаются только союзники покойного герцога. Кто-то достаточно богатый, чтобы и содержать нежданную гостью, и прятать ее, да так ловко, что даже сплетни не пошли.

Кто?

А кто угодно. Особняков в столице много, пока все переберешь, пока слуг опросишь, пока внутрь проберешься да осмотришь, ведь кое-чего и слуги не знают...

Много времени уйдет, много воды утечет.

Барон работал, герцог бесился от ярости и унижения, сплетни ползли, деревни горели...

Алаис Карнавон спряталась так, что найти ее не представлялось возможным.

Ее величество была очень недовольна.

* * *

— Барон?

Барон Ломар поклонился королеве.

— Ваше величество, я подозреваю, что Алаис Карнавон прятали в столице, но уже вывезли куда-нибудь. Возможно, под видом мужчины или вообще в каком-либо ящике...

— Барон, почему я должна это выслушивать? Меня волнует результат, а не ваши оправдания, — Лидия смотрела жестко. — Скажите мне, вы способны найти эту стерву?

Барон вздохнул.

— Ваше величество, я способен это сделать, но, к моему глубочайшему сожалению, мне требуется время.

— Вы и так ищете ее третий месяц! Сколько вам еще нужно? Год? Два?

Барон развел руками.

— Ваше величество, ваш приказ для меня священен. И искать госпожу Карнавон я буду. Но может быть, стоит сделать так, чтобы она пришла к нам сама?

Лидия подняла рыжеватую бровь, демонстрируя заинтересованность.

— Сама?

— Прошу простить меня, ваше величество, за дерзость...

— Барон!

Королевская ножка изящно топнула по ковру, выражая недовольство. Впрочем, барона это не обмануло. Ее величество выражала гнев, он изображал раскаяние, а игра продолжалась. Ему нравилась Лидия, не как женщина, нет, но королева была неглупа, она растила хорошего преемника из своего сына и не давала стране рассыпаться, а барону требовалось лишь сохранять стабильность в Сенаорите. А что еще может быть достаточно эффективным на таком уровне?

И что может быть лучше спокойствия и стабильности?

— Ваше величество вы не успели повидаться с Алаис Карнавон...

— Да. И что?

— Мои люди описали мне герцогессу... это очень умная, начитанная, спокойная и рассудительная женщина. Очень. Каждое ее действие, каждое слово было продумано до мелочей. Ни один поступок она не совершила под влиянием эмоций. Долгая жизнь с недолюбливающими ее родственниками научила герцогессу сдержанности и расчетливости.

— К чему эти вступления?

— К тому, ваше величество, что Алаис Карнавон могла предполагать худшее.

— Худшее?

— Свою смерть от ваших рук, например.

Лидия даже рот приоткрыла.

Ну да, она предполагала и такой вариант, кто бы не думал над этим? В самом деле, к чему ей Алаис Карнавон? Будут дети, которых можно воспитать в нужном ключе, будет удобный герцог... его жена в этом раскладе лишняя. Но чтобы это поняла и сама жертва?

— Мне известно, что герцог бывал несдержан при супруге, и герцогесса отлично знала о его положении при дворе, — подкинул дров в огонь барон.

Брови королевы сошлись над переносицей. Глаза блеснули недобрыми огнями.

— Барон, вам голова жмет?

— Ваше величество, не извольте гневаться! Вы же понимаете, что я не со зла...

Лидия понимала. Но неприятно же, господа! Еще как неприятно!

— Хорошо. Что вы предлагаете?

— Я предлагаю, ваше величество, прекратить розыск Алаис Карнавон. Официально.

— А неофициально?

— Пустим слух, что герцогесса получит полное прощение, если явится к вам. Пили пришлет о себе весточку. Более того, ее дети будут признаны герцогами Карнавон.

— Дети?

— Ваше величество, конечно, дети. Дети герцогессы Карнавон от законного мужа.

— Но она же...

Лидия прищурилась. Она начала понимать.

Не так важно, от кого Алаис Карнавон нарожает детей. Она все равно замужем за Таламиром, да и в детях будет ее кровь. А его...

Вдали от любовника Лидия мыслила вполне здраво.

Да, Таламир красив, хорош в постели, удобен, талантлив... и что? Он один такой на всю страну?

Других найдем! А вот авторитет у него сейчас упал ниже некуда, потому что от красавца, умницы и проч. сбежала жена. Теперь весь Сенаорит гадает — мужчины не хватило на двоих, или жена делиться не захотела, или...

Сплошной ущерб королевской репутации. Но...

— Я отдала Таламиру приказ. Если он его исполнит — хорошо, придумаем что-нибудь еще. Если нет... Эфрон — опасное место.

— Ваше величество, он вполне может завоевать Эфрон, присоединить его к Карнавону, но ведь эти благородные такие коварные... и отравить могут, и подослать кого...

Ее величество переглянулась с бароном.

— Да, могут...

Мужчина и женщина отлично поняли друг друга. Незаменимых, как известно, нет. И герцогов — тоже.

* * *

Ланисия смотрела на очаровательного молодого мужчину.

— Простите, вы...?

— Тьер Маркус Эфрон, к вашим услугам.

— Аллон Кларендон. Что привело вас в мой дом?

Дружелюбия в голосе супруга поубавилось. Ланисия рассказывала ему и про Алаис, и про свои мытарства в доме Карнвонов...

— Ваше сиятельство, я разыскиваю Алаис Карнавон.

Ланисия, что есть силы, вонзила иголку в вышивание. Ах, как бы она хотела сделать это с лощеным сопляком, который сейчас оглядывал залу. Ан нет, ее он увидеть не мог, для графинь Кларендон на такой случай была предусмотрена специальная галерея. Ланисия видела всех, оставаясь незамеченной.

— Сукин сын!

Алаис ему понадобилась! А как они смеялись над ней? Как издевались над малышкой?

Как девочка одна осталась, так всем сразу и нужна стала?! Твари!

— И чем я могу вам помочь, тьер?

— Если вы позволите, я хотел бы поговорить с вашей супругой. Возможно, она что-то знает о кузине?

Аллон покачал головой.

— Моя жена не станет разговаривать с вами.

— Но... ваше сиятельство!

— Тьер, ваше поведение во времена оны было неподобающим. Судя по рассказам моей супруги, вы отнеслись к ней без уважения. Она не испытывает желания продолжать ваше знакомство.

Маркусу хватило такта смутиться.

— Я был молод, ваше сиятельство. Молод и глуп. Кто из нас в юности не совершал опрометчивых поступков?

Аллон чуть смягчился.

— Я понимаю, тьер. И все же вынужден ответить отказом. Но не в главном.

— Ваше сиятельство?

— Как вы понимаете, ничто в моем доме не проходит мимо меня. И я могу поклясться честью, что моя жена не знает, где находится Алаис Карнавон. Данная особа не появлялась на землях моего графства, не присылала писем, не извещала о себе тем или иным способом — Ланисия не находит себе места. Ланисия видела, как Маркус задумался и кивнул.

— Ваше сиятельство, я верю вашему слову.

Аллон усмехнулся.

— Поверьте, я не лгу. Мы живем достаточно спокойно, и я не стал бы ввязываться в драку, из-за взбалмошной особы.

Ланисия хмыкнула. Но тихо-тихо, совсем не слышно.

Конечно, супруг прав во многом. Но все же, все же, он и не подозревает о некоторых важных вещах. Например, о письме, даже скорее, коротенькой записочке, которую вчера утром она сожгла в пламени свечи. Купцы из города несколько дней назад привезли товар, и один из них умудрился остаться с графиней наедине. Ненадолго, на пару минут, но им хватило, чтобы отдать записку, и шепнуть: 'от кузины, ваше сиятельство'. Ланисия расспросила бы его обо всем, но это потом, потом...

А сейчас...

Милая Лань.

Я жива и здорова, со мной все хорошо. К тебе не поеду, чтобы не подставить под удар.

Еще напишу.

Лисенок.

Так они когда-то называли друг друга.

Лань, Лисенок...

Получив это письмо, Ланисия целовала тонкую, почти прозрачную бумагу, прилетевшую за тридевять земель.

Жива!

Жива и свободна!

Мужу знать не надо, а остальное Ланисия решит. И никогда не откажет сестренке в помощи. Алаис жива и свободна, она может располагать собой, а если приедет сюда, Ланисия все сделает для малышки.

А что там говорит этот Эфрон?

Договаривается с мужем?

Если Алаис Карнавон покажется вблизи, задержать ее, и отписать тьеру Эфрону? А уж его благодарность не будет знать границ?

Ах, милый мой Лисенок, какая же ты предусмотрительная. Как хорошо, что муж ни о чем не знает. И что ты здесь не показываешься.

А все же...

Хотя повидаться бы.

Ланисия еще раз бросила взгляд на тьера Эфрона, и от всей души пожелала сдохнуть всем врагам ее кузины. Побыстрее — и побольнее!

Ур-роды!

Никак не поделят то земли, то власть, то деньги, и втягивают таких, как Лисеныш в свою игру! Да чтоб вам пусто было, хапуги несытые!

Вот!

Глава 5

Семейство Даверт.

— Дорогой сын, я рад твоему возвращению!

Эттан играл благородного отца на публику, и получалось у него замечательно. Дрожащий голос, затуманенные слезой очи, отеческие объятия...

— Отец, я счастлив видеть вас вновь...

За единением семьи с интересом наблюдали гвардейцы, несколько зевак и личный секретарь тьера Даверта — тьер Синор, та еще тварь. Было для кого ломать комедию. Но поверили ли? Вот вопрос?

Только дома, в кабинете, Эттан сбросил маску.

— Рассказывай, как съездил.

Луис упал в кресло, как подкошенный. За время поездки он тщательно обдумал, что говорить отцу, чего не говорить. И выходило так, что всю правду Эттану знать не надо. Пока сам Луис не навестит домик тьера Эльнора и не прочитает его бумаги. Мало ли что там обнаружится?

— Все достаточно плохо.

Этих трех слов хватило, чтобы тьер Даверт подобрался, как кошка, над чьим хвостом навис тяжелый сапог и впился глазами в сына. Луис вздохнул, и принялся рассказывать.

Про Карстов.

Про болезнь наследника, про то, что Лусия, похоже, будет носить ребенка от свекра, и подвергаться опасности — ведь герцогиню Карст никто никуда не денет. Про неустойчивость и шаткость ее положения...

Эттан внимательно выслушал — и кивнул.

— Согласен, девчонку придется вытаскивать. Но развод инициируем не сейчас, а чуть позднее. Сейчас у меня есть более важная задача.

— Важнее дочери?

Эттан чуть поморщился, что означало: 'какая дочь, если речь идет о власти?', и перешел к делу.

— Орден рыцарей моря.

— И что с ним?

— Ты хочешь стать его магистром?

— Нет! — Луис даже не раздумывал.

— Значит, прикажу Родригу. В самый раз будет.

— Не понимаю? Но магистр Шеллен...

— Нам надо будет подготовиться. Примерно через два месяца я приглашу всех орденцев — кого смогу найти, на торжество.

— А потом?

Эттан сделал выразительный жест рукой поперек горла.

— Объявим их предателями... кстати говоря, кто-то приносит жертвы Ириону. Скажем, что это они, и казним.

— Орденцев?

— Да.

— Всех?!

Луис смотрел на отца широко открытыми глазами, и не мог поверить.

— Именно.

— Отец, ты это серьезно?

— Ты что-то имеешь против?

Желтые глаза сощурились. Эттан пристально вглядывался в отпрыска, готовый раздавить малейшие признаки неповиновения... и не находил ни единого. Луис сейчас думал не об отце. Он думал, может ли эта идея быть такой же провокацией Эльнора, как и остальные? С Эрико, с Лусией...

— Я... мне надо подумать. Слишком это... грандиозно.

А вот это Эттан понять мог.

Действительно, размах замысла его тоже немного напугал, но это лишь вначале. И потом, сколько там этих орденцев? Пара тысяч человек? Хорошо, около четырех тысяч. Часть из них упокоится в Тавальене, а часть...

Эттан придумал великолепный план (процентов на девяносто подсказанный тьером Синором). Он разошлет по городам письма, которые надо будет вскрыть в определенный день. Например, день святого Климентия. А в письмах будет сказано, что надо арестовать всех орденцев, допросить на предмет жертвоприношений Ириону, получить признание и казнить.

И никаких сомнений.

Если Преотец сказал, что это они занимаются черными делами, значит — они ими занимаются. Ему виднее.

Или вы хотите с этим поспорить?

Луис слушал отца с открытым ртом.

— И все это ради их казны?

— Они посмели отказать мне. А их магистр, этот наглый Шеллен, смел хамить! — Эттан вспомнил глаза магистра, и даже кулаки стиснул от гнева. Ненадолго. Все равно они скоро расквитаются.

— Они же...

— Могут быть опасны? Знаю. Но на то есть гвардия. Да и ты подумай, как можно обезопасить меня и мальчишек.

Луис заторможено кивнул. Идея никак не укладывалась в его разуме. Слишком уж это страшно. Слишком...

— А их семьи?

— Семьи? А ведь действительно, надо подумать. Те, кто попроще пусть живут. Но те, кто из богатых семей, — Эттан аж зажмурился от удовольствия. — Сынок, ты просто молодец. Конечно же, их семьи тоже будут убеждать меня в своей благонадежности. До-олго убеждать.

Еще бы добавил: 'задорого'.

Луис потер висок. Туда словно гвоздь вбили после отцовских откровений и планов.

— Мне надо пойти, обдумать этот вопрос. Ладно?

— Иди-иди. Письма уже разосланы, у тебя есть два месяца на подготовку.

Луис застонал бы, но при отце не осмелился. Так что просто прикусил губу, и вышел вон, забыв поклониться.

Эттан не стал пенять ему на нарушение этикета, хотя в другой раз сыночку бы досталось чернильницей по затылку.

Понятно же, что ребенок в шоке. Не ожидал такого от старого отца?

Ан есть, есть еще огонь в вулкане!

Эттан откинулся на спинку кресла, и погрузился в упоительные мечты своем грядущем богатстве и величии.

* * *

Луис упал на кровать, словно подкошенный. В голове шумело и звенело.

Такого он даже от отца не ожидал. Хотя...

Чего себе-то врать?

Видел ведь, что Эттан Даверт — чудовище, но думал, что у него есть какие-то рамки, границы... надеялся. Видимо — зря.

Дочь ему не важна, ему нужен Орден Моря. А дальше что?

Кто дальше?

Сам Луис? Эрико? Родригу?

На кровати вылежать не удалось, Луис сорвался и заходил по комнате.

Есть ли шанс отговорить отца от этого проекта?

У матери, может, и был. У него — никакого. Он видел сегодня отцовские глаза, и отчетливо понимал, что Эттан отправил бы его в тюрьму. Пытать, мучить — нет, не стал бы. А вот забыть за каменными стенами на пару месяцев — вполне. До осуществления 'гениального' плана.

Ошалел он от власти и богатства, и не видит, что стремительно несется к обрыву. Неужели такие вещи ему сойдут с рук?

Никогда!

И что делать?

Спасаться.

Спасать Лусию, спасать братьев... кого еще можно спасти. Эрико, дурачок...

Но если ему суждено помереть от 'ореховой болезни', пусть это будет еще лет через десять-двадцать, а не через полгода-год. А больше Луис отцу уже и не отводил.

Удастся ему эта авантюра — так он другие, еще более страшные, начнет раскручивать. Не удастся? Тогда и года не останется.

Эттан рухнет, как дерево, в которое угодила молния, и вместе с ним рухнут все остальные. Луис — первым, он ближе всего к отцу...

Что же делать?

Выходов тут несколько.

Есть возможность рассказать обо всем магистру Шеллену. Если поверит. А кто бы поверил на его месте? Является сын заклятого врага, и заявляет, что Орден собрались извести. Это если его хоть на порог пустят. Судя по обрывочным словам отца, магистру Эттан понравился и еще меньше.

Написать письмо? Анонимку?

Вот это можно. Не прислушаются — сами виноваты.

И готовиться к побегу. Далеко, быстро и лучше — на другой континент. Кстати... Атрей? Может быть, там удастся ухватить еще один кончик ниточки, который дала ему мать? Или Тимар?

Это надо серьезно обдумать. И бежать не с пустыми руками. Перевести деньги, продумать пути, запастись документами на другое имя... другие имена.

Надо прощупать мальчишек, только осторожнее. Они отца любят, они ему верят... а он?

Луис прислушался к себе, и с чувством стыда понял, что он... не любит отца?

Нет, не любит. Тигра в природе тоже любить можно только пока он не захочет кушать. Вас. А может, сложилось все воедино?

Смерть матери, брак сестры, поездка в Карст, тайны рода Лаис, стыд за свои поступки... ведь если бы он внимательнее отнесся к той дурочке, не погибал бы сейчас медленной смертью Эрико...

Вот, кстати.

Почему бы для начала не разобраться с великой любовью братика? Посмотреть, кого там нашел тьер Эльнор, побеседовать...

Заодно и отдохнет от тяжких размышлений. А то голова болит и болит...

Луис прошелся по комнате, усмехнулся, снял со стены длинный хлыст и заткнул за пояс. И вышел за дверь.

Где Эрико селит своих пассий, он знал уже давно. Побеседуем в интимной обстановке?

* * *

Эрико Даверт вчера вечером лег очень поздно, по уважительной и приятной причине. Сейчас эта причина сопела рядом, уткнувшись носиком в его плечо.

Мужчина протянул руку, погладил золотые волосы.

Элисса...

За что ему такое счастье?

Красавица, умница, любит его, ничего не требует... Правда, он сам ей дарит всякие безделушки, но ведь девочка так радуется каждый раз, словно он казну Храма ей принес. Ах, если бы можно было скрепить их союз!

Отец не позволит, — напомнил Эрико мерзкий голосок разума, живущий глубоко внутри. — Он тебе ноги вырвет, и кое-что еще оторвет, а ее...

На этом месте голосок мерзко захихикал, а Эрико содрогнулся, представляя себе результат беседы его нежной девочки и старого мерзавца Эттана. Который, кстати, до сих пор весьма падок на молодых красоток.

Если бы у Элиссы были деньги, или связи... может, выдать ее за чью-то сестру, или знатную даму из Карста?

Надо бы поговорить с Луисом.

Брата Эрико терпеть не мог, но ради такого случая готов был на многое. Если поможет... ладно! Эрико даже готов будет признать, что в Луисе Даверте есть что-то хорошее.

Снизу раздались голоса. Кто-то стучал в дверь, и сильно.

Эрико поморщился.

В кои-то веки! И тут нет покоя!

Но пришлось осторожно отстранить Элиссу, встать и накинуть халат. Надо разобраться, пока некто... неважно, кто это такой, не испортил ему окончательно день.

Внизу, к удивлению Эрико, оказался Луис.

* * *

— Братец? — Эрико не слишком обрадовался брату, но раз уж он здесь... — Что-то случилось?

— Да...

Луис медлил.

Он видел лицо брата — заспанное, довольное, спокойное, и не находил в себе силы вывалить ему всю правду.

Да, братик. Твоя любовница подослана тьером Эльнором, чтобы заразить тебя ореховой болезнью, а ты обречен. Вместе с ней.

— Что-то у отца? Сейчас я оденусь и поедем. Только Эли предупрежу...

— Эли?

— Элиссу. Луис... у отца срочное дело?

— Нет...

— Тогда давай я вас познакомлю. Только дай мне слово, что ты не будешь ее соблазнять.

Луис поднял брови.

— Братец, я когда-нибудь в чужих угодьях мародерствовал?

— Нет. Но Эли... она такая...

Луис до крови прикусил изнутри щеку. Во рту засолонело.

А ведь он ее любит. Действительно любит...

— Знакомь. Обещаю, что не стану ее соблазнять. Памятью матери клянусь, что у меня с ней ничего не будет.

Собственный голос показался Луису чужим, глухим и незнакомым. Эрико видимо расслабился.

— Спасибо.

— Ты ее любишь? — Луис не стал ходить вокруг да около. К чему?

— Да.

— А она тебя?

— Тоже. Я бы на ней женился, Луис, но отец никогда не позволит.

Луис смотрел на брата, едва сдерживаясь. А потом вдруг что-то щелкнуло у него в мозгу. Словно Вальера Тесани шепнула на ухо нечто такое...

— А знаешь, Рик, я ведь хотел с тобой поговорить именно об отце. Он тебя не вызывал.

Эрико поднял брови.

— Ты же только что приехал...

— Именно. Здесь есть кабинет? И чтобы никто не подслушал?

— Да. Пройдем...

Эрико направился вперед, Луис шел за ним. Схема разговора уже выстроилась в его разуме. Он знал, чем подействовать на Эрико, что сказать Элиссе — эти двое с крючка не сорвутся. Луис не был рыболовом, но вываживать рыбу умел всем на зависть.

В кабинете Эрико уселся за стол, и посмотрел на брата.

— Так что случилось?

— Отец делился с тобой своими планами? — с места в карьер решился Луис.

Эрико покачал головой.

— Не то, чтобы очень. Ты же его знаешь, для него ты на первом месте, — в голосе мужчины проскользнула застарелая обида.

— Что он говорил про Орден Моря?

— Что они много воли взяли, что пора укорачивать, ругал магистра Шеллена.

— И все?

— При мне — все. Ах да, упоминал, что мы можем получить значительные средства, а мне надо подумать, куда их пристроить.

— А откуда мы их можем получить — не сказал?

— Нет...

— Ну так скажу я. И учти, Рик, если ты это кому-нибудь расскажешь, я отца остановить не смогу. Он тебя сам убьет.

И почему-то Эрико поверил. Не вскинулись брови, не ухмыльнулись ехидно губы, а заготовленная ехидная фраза была проглочена на полувдохе и вызвала даже легкую изжогу, так серьезно выглядел брат.

А ведь он не шутит, — дошло до Эрико.

— Что случилось?

— Отец сошел с ума.

— Что!?

— Он собирается объявить Орден вне закона, перерезать всех рыцарей, и получить доступ к их казне. Оттуда и средства.

Эрико открыл рот.

— А... э...

Луис мрачно наблюдал за тем, как братец переваривает сногсшибательную новость. Хорошо хоть в кресле сидел, а то упал бы, бедолага.

— Орден? Но... как?

— Подробностей тебе знать не стоит. Я и сам их почти не знаю, но судя по тому, что отец рассказал — у него может и получиться, — честно признался Луис. — А может и нет. Но нам в любом случае не жить. И ему, сам понимаешь, тоже.

В этот раз Эрико думал намного быстрее. И наконец выдохнул пересохшим ртом.

— Луис, это же полный...

— Именно он. Рад, что ты сообразил.

Эрико метнулся взглядом по сторонам.

— Слушай, но так же... мы же просто будем обречены!

— Угадал.

— И что делать?

Луис вздохнул — и ответил брату единственным словом.

— Бежать.

— К-как?

— А вот так. Не будет Луиса Даверта. Будет Лукас Дорт, например. Тоже тьер, из небогатых. И Эрион Дорт с очаровательной супругой, если пожелает.

— Конечно! — Эрико на миг подумал об Элиссе в качестве супруги, и расплылся в улыбке. — Еще как пожелает!

— У тебя деньги, у меня возможности. Мы сможем вывести достаточно крупные суммы так, чтобы отец до момента бегства ничего не заподозрил. Потом я прикрою вас, а сам отправлюсь следом, как только начнется заваруха. Раньше не получится.

Эрико вдруг напрягся. Посмотрел с подозрением.

— А ты не врешь?

Но выглядел Луис так, что предположение показалось Эрико глупым. Луис обреченно вздохнул.

— Рик, памятью матери клянусь. Я ей обещал о вас позаботиться, я все сделаю, чтобы вы с Родом спаслись. Лу сейчас в Карсте, оттуда я ее выцарапаю позднее. А пока пусть переждет в герцогстве, так спокойнее будет.

— А когда... это... начнется?

— Отец сказал, что в течение двух месяцев.

Эрико длинно и замысловато выругался.

— Почти нет времени...

— Если я правильно понял, идея пришла вскоре после моего отъезда, тогда же он начал все приготовления, разослал письма, а сейчас осталось только дождаться последних. День уже тоже назначен... наверное.

— Наверное?

— Отец назвал его, но мог и соврать, — честно признался Луис.

— Тогда надо поспешить, — Эрико вздохнул, глубоко и печально.

Луиса он не любил, отца обожал, но здесь и сейчас верил брату. По совокупности намеков, по обрывкам фраз, он сейчас складывал целостную картину, и выходило так, что брат не лжет. Почему он говорит так открыто?

Жить хочет.

Орден — это вам не бабка с козой. Всех и сразу не перебьют, так больше двух тысяч народа, да еще семьи, дети, какая-никакая родня... после такой выходки на Этана начнется охота. И на его семью тоже.

Лусию могут и не достать в Карсте. Но их...

Их порвут в клочья. Тут и охрана не поможет, смерть будет таиться за каждым углом. И Эрико понимал, что лично он — не отобьется.

А ведь есть еще и Элисса.

Эрико слишком хорошо помнил, как умирала мать, и не желал в один ужасный день найти на месте уютного домика пепелище, или присутствовать при кончине любимой женщины.

Луис не лгал.

Но даже если он и лжет...

— Я сделаю так, чтобы отец отправил тебя ненадолго из города, ближе к нужной дате. Ты сможешь решить с деньгами?

— Да.

И на этот раз 'да' было вполне уверенным. В мире счетов, расписок и цифр Эрико был, как рыба в воде. А вот в личной жизни ему почему-то не везло...

В дверь постучались, и заглянул слуга.

— Госпожа проснулась, и спрашивает...

Эрико посмотрел на брата.

— Познакомишься?

— А, давай. Но ей пока не говори, ладно?

— Я что — дурак?

Пришлось Луису второй раз до крови прикусить щеку, чтобы не выдать своего настоящего мнения.

* * *

Элисса была очаровательна.

Луис невольно залюбовался, и понял Эрико. Случись такая красота на его пути, он бы точно не прошел мимо. Хорошо, что для него у тьера Эльнора были другие идеи. А так бы точно не устоял.

Воплощенная невинность, свежесть и безыскусность стояли перед ним в простеньком голубом платьице.

Луис поклонился, поцеловал девушке руку, и произнес несколько достаточно банальных комплиментов.

Потом извинился, что забирает у нее Эрико, и обещал, что ненадолго.

Но в эту ночь Эрико не смог вернуться к любовнице. Он крепко спал в своей комнате, после пары крупиц снотворного, подсыпанного любящим братом.

* * *

Элисса спала, когда что-то заскреблось в окно. Потом звякнул кинжал, поддел крючок, и рама распахнулась.

Девушка заворочалась, но проснулась она не от ночной прохлады, а от того, что сильная рука зажала ей рот.

— Пискнешь — удавлю. Поняла?

Элисса закивала.

Конечно, поняла. И орать обязательно будет, а то как же. Только отпусти!

— Это Луис Даверт. Нам надо поговорить, девочка. О Тьере Эльноре.

А вот это имя мгновенно выстудило всю кровь в жилах Элиссы.

Если Луис Даверт все знает...

Додумать она не успела, рука убралась с ее рта.

— Сейчас зажгу свечу. Посиди смирно.

Ее пока не убивают? Если Луису известно о Тьере Эльноре, то и все остальное должно быть тоже, а он...

Вспыхнул огонек, освещая породистое лицо.

— Поговорим, детка?

Элисса кивнула, как бы ненароком отпуская угол одеяла и приоткрывая свои прелести. Луис посмотрел презрительно.

— Учти, Тьер Эльнор мне все рассказал... перед смертью.

— Вы его убили!?

Рука мгновенно зажала Элиссе рот.

— Не ори. Разбудишь слуг — тебе же хуже.

— Не разбужу, — прошипела вновь отпущенная Элисса. — Проверено. Их наши вопли не будили, Эрико специально так комнаты выбрал.

— Замечательно. Ты действительно больна?

— Да.

— Эрико — тоже?

Элисса с вызовом пожала плечами.

— Думаю, да. Признаков пока не было, но это болячка у всех проявляется по-разному.

Луис помолчал, а потом задал неожиданный вопрос.

— Эрико для тебя хоть что-то значит? Или это только задание?

Теперь уже задумалась Элисса.

Что для нее значил Эрико?

Сначала — возможность отплатить добром Тьеру Эльнору и заработать денег. Потом же...

Он ведь ужасно одинокий. И бестолковый. И ее любит. И...

— Мне его жалко. Наверное.

— Не так плохо, — кивнул Луис. — Тогда у меня к тебе предложение. Ты ведь знаешь, как кончают тебе подобные?

Элисса невольно передернулась.

Отлично знала. Безумными гниющими полутрупами, вот как. В богадельне, мечтая о смерти и испражняясь под себя. И никто им даже стакана воды не подаст.

Страшная картина.

— Зна-аешь, — протянул Луис. — А хочешь это изменить?

— Как? — невольно заинтересовалась женщина.

— Если бы Эрико был здоров, я бы просто убил тебя, — честно признался Луис. — Но даже одного раза хватает для заражения, а у вас...

— Мы уже давно. Да.

— Я предлагаю тебе то, на что ты не могла бы никогда рассчитывать. Свой дом в тихом месте. Жизнь супруги тьера Эрико, спокойную и обеспеченную. И — заботу о тебе до самого последнего дня твоей жизни. Хочешь? Единственное, что не могу предложить — детей. Но тут ты и сама понимаешь...

Элисса понимала. Но можно ведь и усыновить ребенка, если что?

— А что взамен?

— Взамен — ты выходишь замуж за Эрико. И живешь с ним, сколько вам еще осталось. Делаешь его счастливым в меру сил, стараешься, как можешь. Условие одно. Он никогда не должен узнать о тебе правды. Ни-ког-да.

Элисса прищурилась.

— Я — и сын Преотца? В море кракен сдох?

— Есть причины, — коротко ответил Луис. — Тебя они не касаются, достаточно сказанного. Вы уедете из Тавальена, начнете новую жизнь там, где я скажу...

— Зачем это вам?

— Это тебя не касается.

Элисса сдвинула брови.

— Тьер Луис...

— Можешь даже братом называть, — невесело ухмыльнулся мужчина. — Все равно родственниками станем, если согласишься.

— Братец Луис, это слишком роскошное предложение для такой, как я. В него плохо верится.

— Поэтому тьер Эльнор тебя и выбрал, — еще грустнее улыбнулся Луис. — Свою выгоду ты понимаешь, надеюсь?

— Вполне.

— Как ты заразилась этой болячкой?

— Мать была больна. Мне передалось.

— Понятно. Так вот, Эрико тобой всерьез увлечен. Он хочет на тебе жениться — ты знаешь?

Знала ли Элисса?

Конечно, знала. Милый доверчивый дурачок, который поверил в бедную девушку, и готов был предложить ей все. Только его отец никогда не согласился бы.

— И?

— Наш отец собирается ввязаться в опасное предприятие. Мне надо удалить брата из Тавальена, чтобы он не пострадал. Он поедет только с тобой, вот и весь секрет, — 'раскрыл' часть правды Луис.

Элисса подумала.

— Что ж. Я согласна, но у меня будут свои условия.

Луис прищурился.

— А моих тебе мало?

— Должна же у бедной девушки быть гарантия, на всякий случай?

— Логично. Итак?

Элисса подумала, и изложила свои пожелания.

Луис поторговался, но недолго. И согласился.

* * *

Дом тьера Эльнора Луис и Массимо потрошили вместе. Обшаривали от пола до потолка, вскрывали половицы, простукивали стены, ломали мебель, искали тайники...

И их усилия увенчались успехом.

Нашлись и кое-какие драгоценности, и крупная сумма денег, и векселя с закладными, которые были отложены Луисом на будущее. Потом Эрико посмотрит, он из этих бумаг сможет выжать все, и даже немножко больше.

Нашлось и нечто другое.

Тьер Эльнор не вел дневников, не писал записок, типа 'сначала — Эрико, потом Родригу, отравить, зарезать, застрелить...', но кое-какая переписка все же нашлась, с тьером Синором в том числе.

Луис прочел, выругался, но что теперь толку? Запирай конюшню, не запирай, а лошадь уже сбежала.

По крайней мере, ясно, кому доверять не следует. Хотя и раньше было ясно — никому. Нашелся в доме и портрет тьерины Мелании, при взгляде на который Луис испытал чувство вины.

— Красивая, — заметил Массимо.

— Это его дочь. Она умерла, — коротко пояснил Луис.

Интересно, помогал бы ты мне, зная, какая я сволочь?

— Ясно. А тут у нас что?

'Тут' оказались купчие на несколько домов и земли. Тьер Эльнор был богат, и собирался пустить все свои деньги на святое дело мести. Но не успел.

Луис подумал, что можно даже не брать деньги у отца. Но... пусть лучше будет, на всякий случай?

Денег много не бывает, это-то он знал. А еще ведь Лусия, еще Родригу...

— Вот что с ним делать?

— С Родригу?

— Да...

— Боюсь, что только связать и увезти силой, — вздохнул Массимо. — И то вырвется и удерет обратно. Еще и вас убить попытается.

— А тут он все равно погибнет. Я матери обещал позаботиться о младших!

— Тогда сначала хоть одного спасите, а второго позднее. И тьерину надо будет вытаскивать, тоже сколько сил понадобится.

Луис только вздохнул.

— Ты прав.

И с удвоенной энергией принялся копаться в бумагах предстоящего Эльнора. Мародерство?

Вот еще! Уж Эрико эта сволочь по гроб жизни теперь должна. А ему, Луису... это не грабеж! Это — военный трофей!

* * *

Эттан Даверт медленно ехал по улице.

Он любил этот город, и вдвойне любил его, став полновластным хозяином Тавальена.

Любил белые камни домов и серые мостовые, любил чахлую зелень палисадников и красные черепичные крыши. Любил болезненным чувством собственника, происходящим из юности, когда Тавальен с насмешкой смотрел на нищего мальчишку Даверта. А сейчас — каково?

Кто тут хозяин?

То-то же...

А скоро равных ему вообще не останется. И это тоже правильно. Он — Преотец, его слово должно быть законом, а этот наглый магистр...

Опять же, за столько лет в закромах у орденцев скопилось много всего интересного, полезного и ценного, что должно принадлежать ему. А магистр Шеллен нагло распоряжается его, Эттана, имуществом, как своим собственным.

Скоро, уже очень скоро.

Конь Эттана взвился на дыбы, и Преотец едва не вылетел из седла. Гвардеййцы помогли. Вовремя удержали скотину под уздцы, подхватили магистра...

Из переулка на белой лошади вылетела очаровательная всадница. Вылетела — и затормозила, словно наткнувшись на стену, но сумятицу она уже внесла.

Гвардейцы заслонили Эттана, обнажили клинки...

— Нет!

Эттан говорил негромко, но очень властно. И его услышали.

— Мечи в ножны! Все успокоились.

— Благодарю вас!

Всадница поглядела на Эттана своими громадными глазами. Бархатисто-карими, теплыми, ясными, и мужчина невольно улыбнулся. Разве можно быть строгим с такой очаровательной девушкой?

Никак нельзя.

— Простите, о-ох... Преотец!

Эттан чуть склонил голову, признавая, мол да, это он.

— О, простите меня, пресветлый, я не хотела, я случайно, просто Марлона у меня всего пару месяцев..., — девушка тараторила и тараторила, из-под кокетливой шляпки выбились огненно-рыжие локоны, и вообще она была удивительно похожа на белочку. И живым своим личиком, и громадными глазами и даже повадками, и Эттан вдруг поймал себя на мысли, что не прочь бы покормить эту 'белочку' орешками.

— Все в порядке, госпожа...?

— Лиона. Тьерина Лиона Альенсе.

— Тьерина Лиона, вы должны пообещать мне не летать так по городу. Вы могли пострадать...

О том, что кто-то мог и просто попасть под копыта коня, Эттану в голову не пришло. Подумаешь, простолюдины?

Да кого они интересуют?

А вот тьерина...

С места встречи Эттан уезжал, получив клятвенное обещание скорой встречи. Например, на загородной прогулке. И даже не подозревал, что тьерина Лиона отличная наездница.

Просто...

Преотец — завидная добыча.

Вальеры Тессани больше нет, препятствие устранено, так почему бы и не подсуетиться, раз уж получилось? Разогнать лошадь, увидев кортеж Преотца, вовремя остановить ее, изобразить испуг...

Тьерина Лиона осознавала силу своей привлекательности, и собиралась перевести ее в звонкую монету. Или драгоценные камни — почему нет? Пусть Преотец сделает подарок красивой девушке...

А там — посмотрим?

Семейство Арьен.

— Ну, здравствуй, сестренка.

Эдмон крепко обнял Альетту, как когда-то, уходя из дома, и ощущая напоследок родное тепло. Поцеловал в щеку, отмечая про себя, что сестра, хоть и выглядит достаточно молодо, но обзавелась и морщинками в уголках рта, и кругами под глазами...

Время?

Оно мало кого красит, но тут не годы виной. Раздор в семье страшнее старости.

— Братик... я так рада.

Альетта уткнулась носом в плечо брата, и на миг замерла.

Эдмон.

Старший, любимый, все понимающий и знающий, братик, в глазах которого плескалось море, а душа рвалась куда-то к неизведанному. Единственный, кого она по-настоящему любила из всей семьи.

Эмисса была глупой, Амедей жадным и вредным, а родители... они были замечательными, но никогда не понимали ее до конца. Так тоже бывает. Альетта подозревала, что и ее дети, хотя и любят маму, но считают безнадежно отсталой. И старалась не давить на молодежь — благодарнее будут.

Прошло немало времени, прежде чем родные оторвались друг от друга, и Альетта повела рукой.

— Садитесь.

Эмиль уже устроился в кресле и лопал засахаренные фрукты. Тетка смотрела на него с любовью.

— Твой старший?

— Есть еще Кати, но она дома, с матерью. Маританки не любят покидать свой остров. А твои?

— Старший сейчас в Тавальене, они с отцом торгуют, он и поехал представителем, средний в страже служит, уже до капитана дорос, а младший решил податься в религию. Служителем будет.

Альетта пожала плечами. Брат и так все знал, письмами они продолжали обмениваться все эти годы. Но вежливость диктовала свои правила. Наконец формальные расспросы были окончены, и она, вздохнув, перешла к делу.

— Эдмон, ты должен вернуться.

— Ты писала, но я толком не понял, что случилось, — нахмурился мужчина.

— А что тут непонятного? — Альетта смотрела грустно. — После смерти отца, матери стало плохо. Она сейчас у себя, и я надеюсь...

— Конечно, я ее навещу.

Альетта кивнула.

— Понимаешь, мне от родителей ничего не надо. Я в жизни хорошо устроилась...

Эдмон понимающе кивнул. Альетта вышла замуж за отличного парня, купца, получила приданое, муж удачно вложил его в дело, раскрутился, и ей хватало с лихвой. И детям, и внукам останется. А вот у брата с сестрой дело обстояло не так блестяще.

Эмисса долго выбирала, гордясь своей красотой, и наконец, выбрала тьера, очень красивого, но безземельного и откровенно безденежного. Красотой же сыт не будешь, так что тьерина откровенно попрошайничала у родителей.

Вложить деньги в дело?

Получить прибыль?

Что вы, это так... неблагородно!

Амедей же...

В свое время младший брат дико завидовал Эдмону, а оставшись единственным, окончательно распоясался. Отца все же подкосил уход первенца, а Амедей еще подливал масла в огонь, вслух надеясь, что Эдмона в дальних краях постигнет печальная судьба. Когда же отец умер, Амедей заявил, что теперь все дела будет вести он. А мать... ну, доживет она свой век при нем, уж как-нибудь...

Эмисса потребовала, чтобы ей тогда сразу выделили долю из дела. Треть и прямо сейчас. Ах, дело рухнет? Неважно это же купечество, одним больше, одним меньше. А вот она такую соболиную муфточку видела... Мать была слаба, и в свары вмешиваться не могла, Альетта выслушала обе стороны и схватилась за голову. Если и дальше так пойдет — семья просто распадется. Так что она махнула на все рукой и вызывала Эдмона.

Мужчина только зубами скрипнул.

— Льетта, от меня ты что хочешь?

— Отец оставил завещание.

— Вот даже как?

— Незадолго до смерти он вызвал меня и принялся расспрашивать. Он всегда подозревал, что мы поддерживаем связь, и на этот раз я не стала отрицать. Прочитаешь?

— Давай своими словами?

— Все, что у него есть, он завещал тебе. Нам с Мисси — определенную сумму денег, которую можно изъять без ущерба для дела, небольшую... Амедею — ничего.

— Чем таким отличился младшенький?

— Грязными делишками и скандалом. Обрюхатил дочь папиного друга, жениться отказался...

— Он не женат?

— Был. Жена умерла, его детей, кстати, я воспитываю. Нашему купцу некогда.

Эдмон только вздохнул.

— Ладно. Льетта, я тебе по-любому обязан, так что... ты хочешь, чтобы я принял наследство?

— Да.

— Я это сделаю. А теперь пойдем к маме?

* * *

Мать Эдмон даже не узнал сразу. Была она вполне бодрой женщиной лет сорока, когда он уходил из дома, а теперь лежит в постели сухонькая старушка — и плачет. Молча плачет.

Вот за эти слезы, стекающие по морщинистым щекам, Эдмон себя и почувствовал последней мразью. Упал на колени перед кроватью, коснулся губами сухонькой руки.

— Мама... я вернулся, мамочка...

Слезы не останавливались.

Только теперь это были слезы счастья. И Альетта, стоящая в дверях, сделала шаг назад, потянув за собой Эмиля.

Потом, все потом. И наговорятся потом, и налюбуются друг на друга, а сейчас пусть мать и сын побудут друг с другом. Им есть о чем поговорить.

* * *

К обеду Эдмон снес мать вниз на руках. Но Линнея Арьен чувствовала себя намного лучше, и собиралась встать на ноги. От горя кто хочешь сляжет, а радость — она лечит. Они сидели за столом всей семьей — мать, Эдмон с сыном, Альетта с мужем и кучей детей, которых Эдмон, честно говоря, и не запомнил ни по именам, ни по лицам, смеялись и обсуждали достоинства супа из шпината, когда в столовую вошел...

Брата Эдмон тоже узнал сразу. Амедей не слишком изменился. То же сухое лицо с глубоко посаженными глазами, те же узкие плечи — красота в семье досталась старшим детям, на брата не осталось ничего.

Амедей сделал шаг, другой — и замер на пороге. Впился глазами в лицо Эдмона так, что гвозди оказались бы милосерднее, настолько ненавидящим, злобным и гневным был взгляд младшего брата.

— Ты...

Эдмон поднялся из-за стола. Расправил плечи, улыбнулся.

— Я, Мед. Я.

Раньше Амедей вылетел бы из комнаты, хлопнув дверью. Но этот оказался покрепче. Подошел к столу, без спроса налил себе вина в бокал...

— И где вы взяли этого актеришку?

— Амедей! — Альетта сверкнула глазами, но высказаться не успела. Эдмон и сам мог постоять за себя.

— На Маритани. Куда ты, братик, скоро отправишься.

— Что?

— Я думаю, что мы будем открывать на острове свое представительство. И мне нужен будет кто-то под боком. Ты сгодишься.

Амедей презрительно расхохотался. Получилось вполне убедительно.

— Да с чего ты взял? Ты тут никто и ничто, тебе ничего не полагается! Ты прошлялся невесть где двадцать лет...

— Около пятнадцати, — поправил Эдмон. — и ты ошибаешься. Отец написал завещание в мою пользу.

Глаза Амедея полыхнули бешенством, но смотрел он теперь на Альетту.

— Ты... с-сука...

Может, он и кинулся бы на сестру — разорвать, вцепиться в горло той, которая нарушила все планы, но не успел. Плечом к плечу с отцом выросла фигура Эмиля Арьена.

— Не смей оскорблять моих родных.

Пусть это прозвучало по-детски, но Амедею хватило.

Сейчас перед ним сидела вся семья. Семья, в которой ему места не было (или так ему казалось). И сделать бы что-нибудь, схватить меч, проткнуть негодяя, который шлялся невесть где малым не двадцать лет, а теперь явился на готовенькое, словно ему тут медом намазали, но...

На поясе у негодяя висел отличный клинок с простой рукоятью, обтянутой акульей кожей, а значит, и владеть им Эдмон умел. Такие клинки кому попало и на Маритани не раздают, это из 'гвардейских мечей', а еще рядом с ним стоял молодой парень, очень похожий на молодого Эдмона, и смотрел зло и холодно. И Амедей задохнулся от гнева.

Схватился рукой за горло — злоба душила...

— Ненавижу! НЕНАВИЖУ!!!

И вылетел вон.

Эдмон посмотрел на Альетту.

— Так, одна проблема решена. Остается вторая — Мисси. Но я надеюсь, она не явится портить нам обед?

* * *

Амедей мчался по улице, позабыв и про лошадь, и про свои безумно дорогие сапоги, которые сейчас пачкались навозом, и про достоинство, с которым должен вышагивать богатый купец...

Плевать!

Плевать на все, кроме негодяя Эдмона!

Явился, сволочь, на готовенькое!

Только спустя шесть улицу Амедей начал что-то соображать, взял себя в руки, собрался...

Явился, братик? Отцовским наследством поживиться?

Не будет тебе этого!

Костьми лягу, но ничего тебе не будет!

Амедей недобро усмехнулся, и направился в контору. Здесь и сейчас он совершенно не думал о детях (а что о них думать, Альетта позаботится, как уже лет пять), ни о матери (которой никто не нужен, кроме этого поганца Эдмона), ни о последствиях своих действий. А чего?

Если не ему, то и никому...

Спустя полчаса из конторы купцов Арьен Амедей вышел с большой сумкой. Было у него желание еще и подпалить все на прощание, но так он быстрее привлечет к себе внимание... нет, не стоит.

Уехал — и уехал.

Прощайте, господа!

Несчастливо вам оставаться. И чем хуже, тем лучше. Вот!

* * *

Амедей правильно оценил ситуацию.

В контору Эдмон отправился только на следующий день, и то ближе к вечеру. До того ли ему было?

Когда нельзя было и на минуту оставить мать, которая смотрела счастливыми глазами, обнимала то его, то Эмиля, и каждые пять минут начинала плакать.

Когда с претензиями явилась Эмисса, и попыталась устроить скандал.

Пришлось вежливо объяснить сестренке, что совесть быть должна. Что ей причитается — отдадут, а дело рвать на части никто не позволит. Да, а до того пришлось сунуть ее муженька головой в лошадиную поилку. Тьер там, не тьер... себя Эдмон сейчас считал по определению выше любых тьеров.

Он маританец, он призванный и капитан корабля. Какие еще нужны титулы?

Сестра обиделась, но Эдмону это было безразлично.

Все же в контору они с Альеттой попали только к вечеру — и остолбенели.

Вот если бы тут гуляли пьяные матросы после полугодового плавания, помещение так и выглядело бы.

Все переломано, разбито, изорвано, а на главном столе кто-то наложил кучу дерьма.

Хотя кто-то?

Амедей, конечно.

На шелковых обоях было криво написано, куда надо идти Эдмону и что сделать в этом месте.

Альетта поморщилась.

— Мед совсем с ума сошел.

— Он думает, что я ему это прощу? — разозлился Эдмон. — Он у меня все здесь языком слижет!

— Думаю, он об этом догадывается, — протянула Альетта — и бросилась в соседнее помещение, где в специальном, обитом металлическими полосами круглом сундуке хранились все бумаги и деньги.

Оттуда она вернулась в гневе.

— Украл, мерзавец!

— Что?

— Все!

Долговые расписки, векселя, закладные — то, что можно легко перевести в звонкую монету, что составляет капитал любого торгового дома...

Эдмон выругался, но что толку?

Пришлось им сначала съездить к Амедею, потом проверить ворота, а потом добраться и до порта. Где они и узнали, что был такой господин. Сел на судно 'Веселая селедка', которое направляется в Росталь.

— Росталь? — прищурился Эдмон, вспоминая карту. — Это же рядом с Тавальеном.

— А, ему все равно было, куда ехать. Видно же — искал, что побыстрее, — портовые мальчишки неиссякаемый источник информации. И очень наблюдательный.

Эдмон наградил парня монеткой, и повернулся к Альетте.

— Ну что, сестренка? Я попробую перехватить 'селедку' в море, но если не получится, выловлю братца в Ростали. Справишься до моего возвращения?

Альетта только кивнула.

— Обещаю, братик.

Такого она от Амедея не ожидала. А с другой стороны — оно и к лучшему?

Это как нарыв, лучше пусть сразу прорвется, чем отравит все тело своим ядом. Потом-то поздно будет...

А для Амедея уже поздно. Эдмон ему не простит, это видно. И поделом. Ладно, ты мать и сестер бросил, но дети-то? Твои родные?

Хотя... Альетта отлично знала, что ни жену, ни детей Амедей не любил. Женился, чтобы заслужить отцовскую похвалу, а вот жить толком не смог. Не семья, а горе горькое... Конечно, он и о детях не подумал. К чему ему эта обуза?

Ничего, вырастим! И хорошими людьми, а не мусором на воде! Альетта знала свои силы. Она справится.

Теперь главное, чтобы справился Эдмон. Но глядя на сузившиеся синие глаза, она сочувствовала Амедею.

Семейство Даверт.

Иногда Луис думал, что он сошел с ума. А иногда он думал, что сошел с ума весь мир. Такое тоже бывает.

Отец окончательно сорвался с цепи. Он разрабатывал планы уничтожения ордена Моря с таким же хладнокровием, как хорошая хозяйка приглядывается к гусям во дворе.

Этого — на жаркое, этого коптить, а этот пока жирок нагуляет...

Мужчина попробовал поговорить с отцом, но наткнулся на искреннее удивление.

Не простят?

А кому прощать-то будет, если всех перебьем?

Не всех перебьем? Кто-то уйдет?

Ну, будет там две-три калеки, что они смогут сделать против Преотца? Он же наместник Ардена на земле, и по определению прав. Всегда. Даже если он завтра прикажет перебить всех жителей Тавальена, он все равно будет прав. И ему об этом говорят каждый день, каждый час, а иногда даже три-четыре раза в час.

А ты, Луис, вообще скучный. Надо мыслить шире, в человеке должен быть размах! Полет воображения!

Луис молча кивал, понимая, что отца, как атакующую акулу, теперь уже не свернешь. Кивал и Эрико. И трудился, как пчелка, выводя средства в Атрей. Луису он поверил еще раньше, а сейчас, когда отец это подтвердил...

Братья не были особенно дружны, но Эрико предпочитал рискнуть с братом, а не помереть рядом с отцом. Особенно сейчас, когда у него была Элисса, и когда они собирались пожениться. В Тавальене, конечно, это было невозможно. Любой служитель, соединивший их священными узами, доложил бы об этом Эттану Даверту — и не сносить влюбленным головы. Но вот в Ростали...

Луис выбрал именно Росталь — туда приплывало большинство кораблей из Атрея. За десять-пятнадцать дней до осуществления безумного отцовского плана, Эрико и Элисса уедут в Росталь. Там они поженятся, или сделают это на борту корабля, который отправится в Атрей. Капитаны имеют право заключать брачные союзы. Особенно маританские капитаны, это право за ними признает даже Преотец. И попробовал бы он объявить маританцев вне закона.

Один раз попробовали, примерно триста лет тому назад. И даже послали флот против наглых островитян. Три королевства объединили под знаменем Тавальена...

Флот не вернулся.

Его разметали налетевшие шторма, а остатки флота на подходе к Маритани попали в водовороты.

Тех, кто спасся, маританцы выловили из воды, и отправили назад. Высадили на берегу голыми и безоружными, с наказом не лезть, куда не следует. А сами явились в Тавальен.

Оставили небольшие отряды рядом с кораблями, а сами взяли город штурмом. Преотца выкинули с купола храма, конклав запугали до недержания, так что всем было объявлено, что Преотец Иллой сошел с ума.

Обезумев, он и войска на Маритани отправил, и с купола храма сам сбросился... не подозревали?

Да, сумасшедшие — они такие хитрые... просто ужасно!

До королей дошло быстро. На Маритани больше никто не посягал. Да и не такое уж богатство этот остров, если разобраться. Жить — живут, но золота и алмазов не наживают. Овчинка выделки не стоит — их завоевывать. Себе дороже выйдет.

Эрико собирался, а Луис все думал, что делать с Родригу. Но идей не было.

Так прошел месяц. Срок неумолимо придвигался, и Луис решил хоть как-то попробовать.

Эттан Даверт где-то задержался в тот вечер. Где-то?

У любовницы. Луис понимал, что отец — молодой еще мужчина, но все же, все же... хоть год бы траура выдержал, прежде, чем по бабам скакать! Да и любовница...

Если бы Луис еще планировал оставаться рядом с отцом, он бы проверил очаровательную тьерину Лиону Альенсе вдоль и поперек, и быстро узнал бы, что тьерина меняет уже не первого покровителя, что предпочитает жить за счет богатых любовников, что параллельно с Эттаном у нее есть еще один возлюбленный — бедный тьер из безземельных, который является достойной ее парой, и также не брезгует сутенерством... Только вот Луиса это не волновало.

Его даже самого удивляла эта легкость. Только вот...

Матери нет.

Лусия уехала.

Эрико умирает.

И что его должно держать рядом с отцом, который приложил все усилия, чтобы убить все живое в душе Луиса? В том числе, и родственные чувства?

Отец растил цепного пса, и тот вырос в волка. А волки на цепи не сидят. Либо умирают, либо убегают, жизнь у них такая.

Родригу же в этот вечер оказался дома, и Луис решился прощупать почву. Брат сидел в гостиной, у камина, выпивал, закусывал виноградом, при виде Луиса Родригу поморщился, но взмахнул рукой с зажатой в ней виноградной кистью.

— Луис? Присаживайся?

Судя по виду, Родригу был еще не в той стадии, когда начинают разговаривать с табуретками, принимая их за живых людей. Пара бутылок, не больше...

— Благодарю, — Луис опустился в соседнее кресло. Почему бы не сейчас? Столько еще всего надо было сделать, помощь нужна была, как никогда, время текло неумолимо, капало каплями в клепсидре, и Луис почти физически ощущал, что его становится меньше и меньше. С каждым днем вероятность спасти младших уменьшалась.

— Выпьешь?

— Пожалуй, — вина Луису не хотелось, но и отказываться было не слишком удобно для начала задушевного разговора.

Родригу откинул в сторону остатки винограда, плеснул Луису густого красного вина, мужчина поднес бокал к губам.

— Как у тебя дела, Род?

— Сам знаешь, — Родригу неприязненно взглянул на Луиса. Вот уж кто был предан отцу всей душой, и, чувствуя охлаждение между Луисом и Эттаном, постарался занять опустевшее место. Но... мало ли?

Вдруг Эттан передумает? И решит вернуть Луиса?

Родригу нервничал и злился из-за этого. И появление Луиса воспринял настороженно.

— Догадываюсь. Ты сейчас хорошо помогаешь отцу.

— Стараюсь. Ты-то совсем дела забросил, все шепчетесь с Риком...

Луис сдвинул брови.

— Род, а ты как думаешь — о чем?

— А кто ж вас знает? — рассудил тьер Даверт-средний. — Оружие, бабы или деньги, больше Эрико ничего не интересует.

Луис мысленно усмехнулся. Уж кто бы говорил, а ты-то... но вслух он этих слов не произнес. Наоборот.

— Не совсем. Мы сейчас говорим об отцовском плане. Орден Моря.

Родригу невольно оглянулся.

— С ума сошёл? Языком молоть?!

Луис тяжело вздохнул.

— Род, мы одни дома. Слуги уже спят, нас никто не побеспокоит.

Луис слегка соврал. Массимо Ольрат не спал, и подслушивал под дверью, но об этом брату было знать вовсе не обязательно.

— Хорошо, — Родригу вздохнул. — Чего тебе нужно?

— Ты понимаешь, что после этой авантюры мы не выживем?

— Это еще почему?

— Потому что Орден Моря — сильная организация с разветвленными связями. Ты думаешь, что отцу позволят остаться безнаказанным?

— Да кто посмеет наказать Преотца?

— Наказать — никто. А убить — кто угодно. В том числе и нас.

— Отец нас защитит.

— Мать он не сильно защитил...

— Потому что не подозревал об опасности. А нас защитит, потому что все будет знать.

— И нас не защитит. Просто потому, что ему наплевать.

— Ерунду говоришь, — огрызнулся Родригу. — Отец нас любит...

— Тьерину Лиону он сейчас любит, и вдоль, и поперек, — огрызнулся Луис.

— Тебе завидно, что ли?

Луис вздохнул. Родригу был непробиваем.

— Род, если мы хотим остаться в живых, надо что-то делать. Отец нас не защитит...

— И что ты предлагаешь?

— Уехать.

Слово упало тяжко, словно камень.

— Уехать? — Родригу аж вскочил из кресла. — Куда!?

— Туда, где нас не достанут.

— Ты мне предлагаешь бросить и предать отца?

Родригу смотрел так, словно не верил брату. Луис покачал головой.

— Я тебе предлагаю спасти свою шкуру. И вернуться, когда опасность минует.

Или Эттана Даверта прибьют, и возвращаться будет некуда и не к кому...

— Ты... да ты предатель! — задохнулся Родригу.

Луис тоже поднялся из кресла.

— Род, ты говоришь ерунду. Я никого не предаю.

— А отца!?

— А отец, милый мой, сейчас подставляет нас. Ты знаешь, что Лусии грозит опасность? Что ее надо вытаскивать из Карста? Что Эрико тоже надо отсюда убирать? Ему до этого нет дела! Ему нет дела ни до кого из нас!

— Ты ему это в лицо скажи!

— И что будет?

— Он тебя...

— Убьет. Именно так поступают любящие родители? — ехидно уточнил Луис.

— Да я тебя раньше сам убью! — огрызнулся Родригу. — Ты просто тварь! Подлец и предатель! Зря отец тебе доверяет!

Луис выставил вперед руку.

— Родригу, изволь успокоиться. Ты понимаешь, что мы обречены, оставаясь здесь?

Родригу ответил грязным ругательством. Скосил глаза, выискивая пути для отступления — и рванулся вперед. Луис схватил его за плечи — нельзя было дать Родригу сбежать здесь и сейчас. Если он все расскажет Эттану...

Его надо остановить, удержать, убедить...

Родригу дернулся, что есть силы. Извернулся, ударил Луиса по голени — и брат разжал руки. Удержать, не причиняя вреда — это сложно, особенно если противнику на тебя плевать. Родригу рванулся влево — и потерял равновесие.

Нога мужчины поехала на остатках виноградной грозди, которую он так небрежно откинул в сторону, он потерял равновесие, замахал руками, Луис схватил его за рубашку, пытаясь удержать, но только поменял направление падения.

Родригу упал на пол — и в комнате стало тихо.

Так тихо, что не было слышно ни одного звука. Даже дыхания.

Родригу Даверт смотрел в потолок, и по его виску медленно сползала красная кровяная змейка.

Камин оказался слишком близко. Мужчина ударился виском о каминную доску, и умер почти мгновенно. Невидящие глаза смотрели в потолок.

Луис опустился на колени рядом с братом.

— Род! Род, очнись!

Он тряс и тряс беспомощное тело, кровь хлынула ему на руки, но мужчине было все равно. Он просто не понимал, что так может быть. Это же его братик, он не может умереть! Он сейчас встанет, улыбнется, скажет, что пошутил, или хотя бы попытается покрепче врезать Луису...

— Род! Очнись!

В себя Луиса привел Массимо Ольрат, который видел все, что произошло.

— Он мертв, монтьер.

— Нет! Неправда!

Массимо обхватил Луиса за плечи.

— Правда, монтьер. Не смотрите...

Луис опустился на колени прямо на пол, поднес руки к лицу.

— Это мой брат. Я убил своего брата...

— Не вы, монтьер. Вы пытались его спасти, я видел. Он просто оскользнулся.

— Но я заставил его драться...

— Это была его судьба, — Массимо был тверд и неумолим, как ее воплощение. — Он мог бы просидеть весь вечер, а потом поскользнуться на том же винограде. Это могло быть.

— Но...

— Монтьер, слуги спят. А мы должны что-то решить с его телом.

— Решить? Что решить? Зачем?

Массимо плюнул на паркет, и подошел к столику. Налил полный кубок вина, и почти силой влил в Луиса.

— Пейте, монтьер.

Глаза Луиса медленно прояснялись.

— Спасибо.

— Тьер, он не может здесь остаться. Вот так — не может.

— И что ты предлагаешь?

— Его надо отнести на улицу. Как будто напали грабители. Найдем его завтра.

— Ты с ума сошел? Это мой брат!

— И кому будет нужен полуголый труп вашего брата? Никто его не тронет! Зато вас не заподозрят!

Луис покачал головой.

— Я... я не смогу.

— Сможете, тьер. Или хотя бы коней оседлайте...

Луис посмотрел на Массимо. Старый наемник готов был скрывать ради него преступление, более того — братоубийство. Даже если сам Луис не согласится...

— Спасибо тебе.

— Да не за что, тьер. Поможете?

— Что делать?

— Раздеть его.

Луис кивнул, и взялся за кинжал, безжалостно распарывая одежду. Тело было еще мягким и теплым...

Родригу, Род, как же так получилось? Я не хотел, видит Арден, я не хотел. Я просто хотел убедить тебя, увезти отсюда, сделать так, чтобы ты жил... и вместо этого — убил. Сам убил, своими руками.

Несчастный случай?

Это оправдание для слабых духом. Если бы не я, ты сейчас был бы жив. Пил бы свое вино, и ни о чем не думал... ах, если бы можно было вернуть вечер часом ранее! Если бы было возможно...

Я бы отдал свою жизнь взамен твоей,, не задумываясь. Но тебя нет, и мне остается только выть на могиле, подобно бродячему псу.

Массимо куда-то ушел, потом вернулся, помог Луису завернуть Родригу в простой темный плащ, тщательно протер пол, каминную полку, кресло, проверил, не осталось ли где крови...

— Так-то лучше. Берите его за ноги, тьер...

Луис повиновался.

Он знал, что когда все кончится, он напьется. До потери человеческого облика. До поросячьего визга напьется!

Арден милосердный, какая же он мразь. Мразь — и ничтожество.

* * *

Они положили тело Родригу в каком-то темном переулке. Кажется, их кто-то видел, но описать не смог бы — Массимо предусмотрительно замотал себе лицо шарфом, а Луиса заставил накинуть капюшон плаща.

Он же и распоряжался,, а Луис повиновался, словно марионетка на ниточках.

Дома все было по-старому.

Горел камин, стояло кресло, и невозможно было поверить, что всего час назад...

Луиса затрясло.

Массимо толкнул его в кресло, и встал рядом. Луис поднял на мужчину больные глаза, и Ольрат мысленно содрогнулся. Кажется, Даверт принял слишком близко к сердцу...

— Это я его убил.

— Нет.

— Если бы я не затеял этот разговор...

— Если бы у бабушки был бы ..., была бы она дедушкой, — отрезал Массимо, наплевав на грубость. Парня надо было срочно приводить в чувство, рехнется же...

Грубость не подействовала.

Массимо вздохнул, набулькал в кубок вина и чуть ли не силком влил его в Луиса.

— Прекрати. Это не ты. Это судьба.

— Это я...

— Нет. Если Преотец осуществит свой план, сколько вам жить останется?

— Дней десять-двадцать.

— Вот. Он бы все равно умер.

— А вдруг...

— В этой жизни нет никаких 'вдруг'. Ты сами понимаешь, что вы все обречены. И он бы тоже. Если бы не ушел от отца.

— Он не ушел. Я...

— ты его не убивал. Он вырывался, споткнулся и ударился. Это несчастный случай. На его месте мог оказаться ты.

— Не оказался ведь.

— и теперь остаток жизни ты будешь себя за это казнить? — второй кубок залить оказалось намного проще. — Прекрати себя казнить. Здесь и сейчас — прекрати. Ты старался спасти брата, не твоя вина, что не удалось. Если бы он не умер, что бы ты сейчас сделал?

— Постарался бы убедить его.

— Не убедил?

— Напоить до беспамятства.

— Если не получилось бы?

— Увязал колбасой и отправил с надежными людьми в Росталь. Насильно. Пока отец не угробит себя.

— Брат бы тебя возненавидел.

— Но был бы жив.

— Вот. Ты не хотел его убивать. Ты сделал все, чтобы спасти его. Просто.... не повезло. Месяцем раньше, месяцем позже.

Третий кубок отправился за вторым. Луис пьянел на глазах.

— Я дрянь, Массимо. Я просто мерзавец. Правильно род сказал. А те, кто рядом со мной, погибают. Мама, Род...

— Живых пока больше. А люди умирают по разным причинам.

— Рядом со мной — только из-за меня. И тьер Эльнор из-за меня....

— Вы и у него кого-то убили?

— Не я. Но я тоже виноват...

— А последнего Короля тоже вы?

— Нет... это еще до меня...

— Ну хоть тут обошлось, — Массимо залил в Луиса еще кубок, справедливо полагая, что лучшее лекарство для бедолаги сейчас вино. Можно бы и бабу под бочок, но это лучше утром. Вот сейчас напоит бедолагу до беспамятства, и пойдет, поговорит с одной шустрой служаночкой.

Переживания удачно наложились на голодный желудок, спустя еще кубок Луис уже ничего не соображал, а потом и захрапел прямо в кресле.

Массимо вздохнул, стянул с мужчины сапоги, и кое-как поволок в спальню

Вина поставить, похмелье у него будет нешуточное, и пойти, постучаться к Дженни. Она девушка умненькая, шустрая, пусть посидит рядом с парнем ночку, а как проснется, или если его среди ночи прихватит — вина ему еще, да и под одеяло. Авось, и отойдет.

Жизнь продолжается, пока мы живы.

Массимо искренне жалел Родригу, но это действительно был несчастный случай. Он-то сам видел! А дать Луису себя затравить?

Э, нет.

У него еще один брат, у него сестра, да и самого парня жалко.

Массимо никогда не произнес бы этого вслух, но... каждому нужны близкие люди. И он себе сына выбрал. А что сын об этом никогда не узнает... да мало ли у нас неблагодарных детей? Которые пользуются родителями, и даже спасибо сказать не могут. Просто не понимают, сколько они для них делают и сколько значат? Потом поймут, но поздно, необратимо поздно. Впрочем, настоящие родители не в претензии. Им неважны слова, важно видеть что твой ребенок здоров, счастлив, умен, успешен...

Когда мы что-то делаем для детей, мы радуем этим себя. Это естественно.

Эх, мальчик-мальчик...

Глава 6

Семейство Даверт.

Пробуждение было отвратительным.

Луис чувствовал себя так, словно по нему проскакал табун лошадей. Болела голова, болело все тело, во рту ощущался гадкий привкус, его мутило...

Что же было вчера?

Вино, камин, Родригу...

Ир-рион!

Луис схватился за голову, чтобы та не раскололась на части, и застонал. Боги морские, как он мог? Как он мог?

Вспоминались глаза Родригу — сначала яростные, а потом все более угасающие, тускнеющие и мутнеющие. Вспоминалась темнота переулка, беспомощное тело брата, которое они оставили...

Кажется, ночью было что-то еще... горячее женское тело рядом, быстрый шепот, страстные объятия... интересно, он еще на что-то был способен?

Дверь скрипнула.

Массимо вошел в комнату и испытующе поглядел на Луиса.

— Проснулись, тьер? Ну-ка...

Кружку с какой-то адской смесью Луис принял, не дрогнув, и осушил ее парой глотков. А что? Даже если это яд — хуже уже не будет.

По вкусу снадобье оказалось не лучше яда. Горячий комок прокатился по пищеводу, взорвался в желудке извержением вулкана, и чудом не выбрался наружу. Но по телу раскатилось приятное тепло, в голове чуть просветлело.

— Прибыл ваш отец, — сообщил Массимо.

Луис вторично схватился за голову. Расколоться она уже не угрожала, но боль притаилась на грани сознания, и угрожала вернуться.

— Обнаружили мертвого Родригу. Преотец в ярости.

— Надо спускаться.

Постепенно, Луис овладевал собой. Потер ладонями лицо, пригладил всей ладонью растрепавшиеся волосы.

— Прикажи принести мне воды. Умоюсь — и спущусь.

Массимо одобрительно кивнул. В Луисе он не ошибся. Мальчишка, конечно, может изводить себя угрызениями совести, да и будет изводить, но — сам и себя. А вот Эттану Даверту он своего состояния не покажет. И правильно, Массимо отлично понимал, что Эттан и не спустит, и не простит. Не умеет он ни того, ни другого.

Когда Луис спустился вниз, только красноватые глаза напоминали о вчерашней пьянке. И легкий запах перегараю.

Эттан Даверт, облагодетельствовавший своей персоной кресло в гостиной, неодобрительно поглядел на сына.

— Явился?

Луис молча поклонился.

— Ну и где ты вчера нажрался?

— Сам бы хотел знать, — пожал плечами Луис. — Что с Родригу?

Этртан сдвинул брови.

— Его сегодня утром нашли мертвым.

Луис внимательно смотрел на отца. Пристально, тщательно выискивая на его лице отзвуки испытываемых Преотцом эмоций.

Тщетно.

Вальеру Тессани Эттан любил. Уж как мог и умел. Родригу же...

Не слишком удачный сын, которым можно было пользоваться, а можно и не пользоваться. Есть — хорошо, нет — не заплачем. Конечно, выяснить, кто его убил, надо. И покарать негодяя — тоже. Но душу в это дело вкладывать Эттан не собирался, равно как и переживать по этому поводу.

— Что-то известно?

— Пока ничего.

— Я могу заняться...

Эттан поднял руку, останавливая сына.

— Нет. Ты мне нужен для более важного дела.

— Более важного, чем смерть Родригу? — удивление Луиса было неподдельным. Даже так?

— Родригу уже не вернешь. И гвардия займется его смертью. А тебе надо будет заняться орденом Моря. Я один не справляюсь, это слишком серьезная операция.

Луис потер лоб.

— То есть... ты хочешь сказать, что Орден моря для тебя важнее, чем Родригу?

Эттан поморщился и взмахнул точеной рукой. Синим светом блеснули сапфиры в кольцах.

— Ты намерен спорить со мной?

Луис покачал головой. Его все больше охватывало усталое безразличие.

Ни спорить, ни помогать, ни видеть тебя.

Ни-че-го...

Пустота и темнота.

Пустая жизнь, пустая судьба... семьи нет, никого нет, ничего нет...

— Родригу уже нет, — ворвался в его мысли голос Эттана. — его не вернешь. Мы сделаем все, чтобы найти и покарать убийцу, но...

Дальше Луис и не слушал. Он механически кивал в нужных местах, поддакивал отцу, а в голове у него крутилось только одно.

Арден великий и милосердный, какие же мы твари...

Все было очень ясно и просто. Словно под стеклом, которое показывает все недостатки, увеличивая их в несколько раз. Себялюбие, серебролюбие, равнодушие и безразличие Эттана Даверта.

Да кого интересуют Родригу? Эрико? Ты сам, наконец? Мало ли кто еще мне детей нарожает? Значение имеют лишь мои интересы...

— Ты поедешь в Тимар. Там у меня есть доверенное лицо, но мой человек там слишком мягок, я опасаюсь, что он не сделает все правильно. И уж конечно, не справится с Шелленом.

Луис кивал, поддакивал — и подсчитывал дни до отъезда.

В Тимар?

О, да. Я поеду в Тимар, отец. А куда уж я приеду...

Вы об этом никогда не узнаете.

Прости меня, мама. Я не смог сберечь одного из братьев, но об Эрико и Лусии я позабочусь.

* * *

Тьерина Лусия коснулась животика.

Ребенок пока еще не двигался, но он был там, женщина это точно знала. Ее груди налились, от запаха мяса ее тошнило, постоянно хотелось винограда, на лице появилось несколько отвратительных коричневых точек...

Впрочем, все это ее ничуть не портило. Донат говорил, что она стала еще очаровательнее. Каждую ночь говорил.

Сзади послышались шаги, и на террасу вышла герцогиня Велена. Лусия встретила свекровь откровенно насмешливым взглядом. Но и только, что взглядом.

Ни слова, ни улыбки — наоборот, она поднялась с кресла и попробовала поклониться. Герцогиня удостоила невестку кивком, и опустилась в соседнее кресло.

— Как ты себя чувствуешь?

— Благодарю, вполне неплохо. Как ваше здоровье, матушка?

Тьерина Велена поморщилась. Сейчас она уже жалела, что поддалась на уговоры мужа. Но так это гладко выглядело... Мирт неспособен продолжить род Карстов, а наследник им нужен, пусть родит, потом отошлем ее... глядя на очаровательную юную тьерину, герцогиня начинала сомневаться, что отошлют Лусию. Скорее уж, Донат воспользуется случаем, и избавится от старой жены. А вот этого допускать никак нельзя.

Муж ласков и нежен с ней, но Велену не обманешь, он до сих пор смотрит на эту мерзавку!

— О, я чувствую себя просто великолепно. Но ты, бедная девочка... ты вся такая бледненькая, и эта ужасная тошнота...

Лусия послала герцогине улыбку.

— Матушка, ради нашего с герцогом... о, простите, с будущим герцогом, сына, я готова на все. Я потерплю.

Велена поджала и без того тонкие губы.

— Ничего. Скоро это закончится.

— Да. И у Карста появится наследник, — Лусия продолжала улыбаться.

— У Карста уже есть наследник.

— Разумеется. Но ведь это наш долг с Миртом, обеспечить следующего герцога Карста...

— Надеюсь, это будет не девочка.

— Если что — мы постараемся еще раз. И еще...

Тьерина Лусия смотрела в глаза свекрови с улыбкой уверенной в себе наглой молодой стервы. И тьерина Велена не выдержала.

— Сперва одного роди. А то мало ли что...

Лусия захлопала ресницами, громадные карие глаза налились слезами. Тьерина Велена прищурилась, но тут за е спиной раздался глубокий звучный голос:

— Что происходит?

И малолетняя мерзавка разрыдалась так, словно сад поливать собралась!

— Я... только... я ведь не умру родами, правда?

Тьер Донат погладил негодяйку по густым черным локонам, вопросительно посмотрел на тьерину Велену.

— Что случилось?

— Тьерина Велена сказала, что женщины умирают родами, — провыла гадина. И так жалобно посмотрела на герцога, что его сердце дрогнуло.

— Велена?

Герцогиня стиснула зубы и покинула поле боя. Не оправдываться же сейчас, что невестка ее спровоцировала? И не объяснять что-то мужу на глазах у этой... этой... которая постарается обернуть все в свою пользу! Она понимала, что Лусия сейчас накрутит мужа, что справиться с ним будет очень сложно, но...

Она справится.

И надо подумать еще об одной вещи.

Может, Лусии и правда лучше умереть родами?

* * *

Тьерина Лусия и ее о смерти родами вообще не думала. Ей и в голову не приходили такие дикие мысли.

Она?

Умереть?

Невозможно!

Мама, конечно, умерла... и при мысли об этом тьерине всегда хотелось плакать, но это ведь мама. Она просто не убереглась. А Лусия — умная, хитрая и осторожная, она справится с любой проблемой. В том числе и с тьериной Веленой.

А герцогиня была именно проблемой. Неприятной занозой, без которой все было бы намного лучше. И Мирта можно было бы отослать куда подальше — видела его Лусия пару раз, брррр... мороз по коже. Все же он просто урод. Сумасшедший. И таких надо изолировать!

Надо бы намекнуть Донату, что ей сейчас вредно нервничать. Мало ли что, и их ребенок...

Сегодня она уже жаловалась на тьерину Велену, вот и пусть Донат воспитывает свою супругу!

Лусия недовольно поморщилась, подошла к зеркалу, коснулась пальчиком отражения. Девушка за безумно дорогим полированным стеклом улыбнулась ей в ответ и поправила несуществующую складочку на платье.

Хороша...

И герцогиня это отлично понимает, как понимает и то, что ее супруг всерьез увлекся Лусией. Такие вещи тьерина Даверт копчиком чуяла. А что она может предпринять?

Угрожать.

Это — да, это на может. А вот сделать что-то серьезное Лусии или ребенку — нет. Кишка тонка.

С другой стороны... а если сможет?

Тьерину Велену надо убрать, определенно. Только вот как?

Несчастный случай на охоте?

Тьерина не охотится, не выходит по вечерам из дома, не гуляет по тем кварталам, по которым гуляла Вальера Тессани, не..., не..., не...

Яд?

Да, пожалуй.

Это было под силу Лусии. Луис не делился с ней материнским наследством, но воспитывала-то ее Вальера Тессани. Из старинного рода отравителей. И постепенно вколачивала в очаровательную головку старинную науку.

Словечко там, цветочек здесь, рецептик тут...

Лусия неожиданно для себя поняла, что может приготовить яд. Из самых простых травок, которые малым не под ногами растут. Грибы, опять же...

От бледных поганок еще никто не спасался, если их правильно собрать и приготовить. Остается только непонятным, где в саду Карстов водятся бледные поганки. Но и без них — аконит, цикута, белладонна — прекрасные вещи! Только правильно собери и приготовь. Вот они-то могут оказаться и в саду Карстов. Надо просто прогуляться и посмотреть. Опять же, что плохого в том, что тьерина собирает цветочки? Или сама захочет приготовить для себя мыло или духи? Так многие делают, чтобы у них был свой личный запах. Почему — нет?

Тьер Донат возражать не будет, еще и поддержит.

Лусия в этом даже не сомневалась.

Оставалось найти подходящие вещества, и судьба тьерины Веллены будет решена. А может, и Мирта — тоже?

Лусия прищурилась в зеркало.

Хотя нет. Мирт может пока и пожить.

Пока не мешает жить ей.

* * *

Похороны Родригу получились печальными. Вальеры не было, а больше настоять на огненном погребении был некому. Поэтому Родригу похоронили в усыпальнице Тавальена.

Постояли у каменной гробницы с высеченным на ней именем и разошлись.

Эттан в одну сторону, Луис в другую, Эрико в третью. Только поздно вечером братья встретились в маленьком домике.

Элисса подавала на стол сама, сама разливала вино, не желая допускать к разговору посторонние уши. Она отослала слуг, и Массимо караулил у дверей столовой.

Мало ли...

Слуги тоже люди, а если будешь относиться к ним, как к мебели, быстро споткнешься... о табуретку.

Мужчины молча жевали, выпивали в память Родригу, но первым слово взял все же Луис.

— Вы уезжаете завтра же. В Росталь. Оттуда в Атрей. И напишете мне, когда устроитесь.

— На адрес этого домика, — согласился Эрико. — пришлю письмо про маританские ткани. Если напишу, что они есть, значит, все в порядке. Если нет — пришлось двигаться дальше. Тогда читай шифровку, код у тебя есть.

Луис кивнул.

Шифры не были чем-то новым, он неплохо в них разбирался, хотя и не любил. Самый простой, на палочке* или литорею**, к примеру, он освоил еще в детстве. Но предпочитал более сложные, полиалфавитные

* * *

. Зашифровать текст с помощью таблиц было сложнее, но зато давало стопроцентную гарантию. Этот шифр не разберут, пока не вытряхнут из него таблицы, а уж если до этого дойдет, ему будет совершенно безразлично, что напишет Эрико. *

*— шифр 'на палочке' использовался еще древними греками. Полоска ткани ровно без просветов и перехлестов оборачивалась вокруг 'скиталы', потом вдоль палочки писался текст по длинной стороне цилиндра. После того, как достигался конец намотанной ленты, палочка поворачивалась на часть оборота и сообщение писали дальше.

**— литорея — согласные буквы пишут в два ряда друг под другом в определенном порядке, потом вместо верхних букв употребляют нижние. Если речь идет о простой литорее. Мудрая сложнее, прим. авт.

* * *

— полиалфавитный шифр — в данном случае речь идет о шифре Виженера, достаточно простом, надежном, и главное — без таблицы его расшифровать почти нереально. Прим. авт.

— Поженитесь на борту корабля...

— И постараемся обеспечить тебя племянниками, — ухмыльнулся Эрико. Потом его лицо помрачнело. — Надеюсь, что будет мальчик.

Элисса молчала. Что она могла сказать по этому поводу?

Здесь и сейчас решалась ее судьба, но решалась далеко не худшим образом. Луис ее не убил, Эрико ничего и никогда не узнает, а она получит пусть странную, но семью. Почему-то она была уверена, что Луис Даверт будет на ее стороне, пока она не предаст первой. А предавать она не хотела.

Элиссу страшила болезнь, спящая в ее теле. Страшило одиночество. Страшило...

Даже детей она иметь не хотела, тут Эрико ошибался. Но она еще что-нибудь придумает. Мало ли малышей, которым нужны родители? Они с Эрико еще могут ими стать, пусть не по крови, но хотя бы по духу.

А что не по крови...

Элисса видела Эттана Даверта. Пусть издали, но...

Его род она продолжать не хотела. Не дай Арден, твой ребенок посмотрит на тебя такими тигриными глазами, а ты поймешь, холодея от ужаса, что ему ни до кого нет дела.

Никакого...

Наверное, Эттана волчица рожала, да в родах и подохла. Впрочем, вслух Элисса ничего не сказала.

А на следующий день, Эрико и Элисса выехали из Тавальена с почтовой каретой. При них почти не было имущества — так, сундук с самым необходимым, да клетка с голубями — дать Луису знать. Все остальное...

Бумаги много не весят, их и на себе можно спрятать. Доехать до Ростали, дать знать Луису, сесть на корабль...

Влюбленным предстояла сложная задача, но и Луису было не легче. Ему надо было прикрыть их до того, как они выйдут в море. Потом-то Эттан их уже не достанет, там его власти нет. А еще — сбужать самому. И это было самым сложным.

Но Луис не сомневался, что справится. А риск... что ж, ему не привыкать.

Массимо обещал отправиться с ним, а больше не было у Луиса Даверта во всем Тавальене ни одной близкой души. Так что и жалеть не стоило. Ни о чем.

Род Карнавон.

— Как ты себя чувствуешь?

Алаис погладила вполне себе выпирающий животик. Прислушалась.

Под ладонью словно рыбка плеснула. Забавно ощущать себя аквариумом.

— Отлично.

— Напугала ты нас...

Лизетта потрепала Алаис по отросшим волосам.

Уже не рыжим, но и не белым. Светло-светло-пепельным. Алаис чуть оттеняла их смесью хны и басмы, и оттенок получался почти натуральным. Пусть грязно-русым, но зато неброским и немарким. А что еще надо?

Глаза тоже потемнели, теряя фиолетовый оттенок. Сейчас они были сизыми, ближе к синему, чем к фиолетовому. Но это и неплохо.

Как и пигментные пятна на лице. Судя по их количеству, беременность серьезно ударила по гормональному балансу Алаис, и это отразилось на окраске.

Уже не платиновая блондинка с красными глазами, а невзрачно-русая личность с серо-синими, или сизыми... кто их там разбирать будет?

Не красные — и ладно!

Спасибо Ардену, Мелионе, Ариону и Маритани. Всем сразу и каждому по отдельности.

К сожалению, гормональный стресс бьет не только по расцветке, но и по самочувствию. И вот ведь беда — не тошнит, нет отеков и прочих радостей токсикоза, но в любой момент можно упасть в обморок.

Вот просто стояла — и упала. Сидела — и отключилась. Ощущения, надо сказать, прегадостные.

Кружится голова, темнеет в глазах, и мир принимается раскачиваться и звенеть, словно большой колокол. С другой стороны...

На работу ходить не надо, машин тут отродясь не водилось, а если отключишься дома, всегда помогут слуги. Прибегут, подсунут под нос гнусную нюхательную соль... бэээ. Здесь ее производят перегонкой рогов и копыт невинно убиенного скота. Потом добавляют ароматические масла, рассыпают в стеклянные флаконы и крепко затыкают пробкой.

Нюхайте-с...

От вони начинало тошнить, зато головокружение уходило. А вчера Алаис просто не успела. Сидела, наигрывала на гароле, под легкий аккомпанемент рассказывала сказку о калифе-аисте, и прозевала момент, когда закружилась голова. Так носом в инструмент и уткнулась.

Конечно, народ всполошился, захлопотали вокруг, привели в чувство, едва ли не на руках отнесли домой — пришлось пообещать, что как только почувствует себя лучше, обязательно расскажет, чем там все закончилось.

Лизетта тоже переволновалась, вызвала повитуху, но та ничего страшного не нашла. Обычное состояние, обычная беременность...

— Я исправлюсь. Вот еще месяца четыре — и вместо меня пугать будет кое-кто другой.

Лиз мечтательно улыбнулась.

— Дети — это счастье.

У Алаис было свое мнение на этот счет но она скромно промолчала. И поинтересовалась другим.

— Для меня весточек не было?

— Арон сегодня с утра привез.

— Где!?

Подскок на кровати обернулся головокружением, и Алаис тут же откинулась назад, пережидая приступ. Лиз покачала головой.

— Вот. Держи.

На тонкой бумаге было написано всего несколько строчек, но каких!

Ах, Ланисия, кузина Лань, ты в очередной раз доказываешь, что Алаис Карнавон не была глупой даже в детстве. Ибо дура не подружилась бы с умной женщиной.

Милая Лисичка.

Люблю тебя. Таламир в опале. Эфрон приезжал к нам. Тебя ищут.

На моего мужа рассчитывать не стоит, но я всегда с тобой. Жду вестей.

Лань.

Коротко и по делу. Ни слез, ни соплей. Люблю, жду можешь на меня рассчитывать. Не на супруга, нет. Тому уже отсыпали золота за помощь, и наверняка он его взял. Это логично.

Деньги в хозяйстве нужны всегда, а Алаис ему ни сват, ни брат, ни сестра. Вообще никто, чтобы он соблюдал ее интересы.

Шестиюродная кузина жены?

Нашего плотника троюродный забор? Неубедительно. Зато Лань осталась верна сестре.

Телемир в опале?

Отлично, авось, его и сожрут! Приятного аппетита дворцовым пираньям.

Эфрон? Вот уж кому мало досталось! С-сволочь! Что ж ему неймется-то? Чтоб ты на неглубоком месте утонул, зараза!

Алаис смотрела в окно, и от всей души желала господам Таламиру и Эфрону всяческих жизненных неприятностей. Раз уж она по их вине вынуждена бегать, прятаться и изображать из себя лису в норе, пусть и им будет весело...

* * *

Замок Эфрон.

Случайности?

Да, наверное. В мире ничего не происходит просто так, но где уж людям увидеть волю богов? А потому — просто случайности.

Тьер Димай Эфрон прекрасно себя чувствовал, и собирался в Ринтай. Встречать сына из поездки. И не только. Были кое-какие проблемы с принадлежащими семье Эфрон кораблями, и их тоже требовалось улаживать. Димай Эфрон не считал, что для графа зазорно разбираться с моряками и торговцами, и не собирался все перекладывать на плечи управляющих. Так можно и вора пропустить. Вот он съездит, все уладит, заодно и Маркуса встретит...

Письмо от сына он, к сожалению, уже получил. И немного досадовал на глупость отпрыска. Вот если бы сам Димай Эфрон всем занимался...

Никогда не упустил бы наследницу Карнавонов!

И конечно, нашел бы ее! А не ехал домой, словно побитая собака.

Знай граф, что его сын почти нос к носу столкнулся с Алаис на Маритани — точно прибил бы отпрыска.

Привычная поездка, каких тысячи.

Поцеловать супругу, вскочить в седло, помахать рукой родным и повернуть коня к воротам. Ничего нового, ничего удивительного.

А вот на середине пути его ждал неприятный сюрприз.

Дорога вилась среди холмов, то пропадая из вида, то появляясь вновь, и ничего нет удивительного в том, что появление небольшого отряда стало для тьера Эфрона неожиданностью. Как и Ант Таламир.

— Добрый день, ваше сиятельство.

Димай Эфрон насторожился. Ничего хорошего он от этой встречи не ждал. Отряды у них примерно равные, но у Таламира люди лучше вооружены и ко всему готовы. А вот его люди...

Смогут ли они ответить, если Таламир ударит первым?

Вряд ли. Так что граф решил не провоцировать конфликт.

— Ваша светлость. Чему обязан?

— Вашим интересом к моей супруге, граф, — оскалился Таламир.

Димай вскинул брови, внутренне кроя Маркуса последними словами. Кого еще пропустил глупый мальчишка, кого не увидел?

— К герцогине Карнавон?

Таламир отлично понял подтекст, мол, она-то герцогиня, а ты кто есть? И оскал стал вовсе уж звериным.

— К. Моей. Жене.

Димай Эфрон пожал плечами.

— Поверьте, именно в качестве вашей жены, герцогиня Карнавон бесполезна для моих планов. Реши я ей заинтересоваться, постарался бы сделать ее вдовой, но я не полный глупец.

— Да неужели?

— Думаете, королева простит меня, если я лишу ее... фаворита?

Таламир чуть заметно поморщился. Фаворитом он быть явно перестал, но...

— Думаю, что мы не будем дожидаться.

— То есть?

— Огонь!

Не так сложно посадить в засаду десяток арбалетчиков. И положить — тоже. Арбалет тем и хорош, что из него можно стрелять стоя, лежа, сидя, верхом — как угодно, хватило бы сил взвести.

Димая Эфрона Таламир убивать не планировал, живым тот был бы намного полезнее, но граф оказался не из трусливых. Когда полетели стрелы, он пришпорил коня, и рванул из ножен клинок, собираясь расквитаться с наглым выскочкой, который лишил его потомков герцогской крови и выгодного брака, а заодно и возможности завладеть Карнавоном.

Чья стрела пришлась так неудачно, под левую ключицу графа, Таламир потом так и не доискался.

Просто на один труп на дороге стало больше.

Труп богатого и знатного графа Эфрона, человека богатого и со связями. Но — нелепая случайность.

Ругайся теперь, не ругайся — поздно. Одна неудачная стрела (слишком удачная?) и у тебя на руках сто килограмм мертвечины (а то и больше, считая отряд Эфрона), кровная месть с родом Эфрон, королевское неудовольствие, и много, много других неприятных вещей.

Таламир мог только злобно ругаться. А что тут еще сделаешь?

Только одно.

Тела раздеть, все забрать, трупы оттащить подальше и сбросить в удачно присмотренную лощинку, авось, не найдут, а и найдут, так стороной обойдут. Нет, уродовать не надо. Везти с собой дохлятину глупо, а посчитать тела кто хочешь догадается. Сколько выехало, сколько приехало. И болты тоже не оставляйте, чтобы и по ним не поняли...

В кость попал?

А ты его ножом, ножом... иногда работа солдата ничем не отличается от работы мясника. Сказали — перестрелять, ты и стреляешь. Сказали бы освежевать...

Да, и такое тоже случалось.

Таламир подумал немного, и решил отправиться далее по дороге графа Эфрона. Слышал он, что юный Маркус приезжает, слышал...

Если с вестями о супруге, его обязательно надо расспросить.

Если без вестей... а что — отпускать его, что ли? Пусть составит компанию своему отцу, а Эфрон и присоединить к Карнавону можно! А то последнее время на Таламира люди нехорошо косятся. Шепчутся, что он их госпожу убил, на земли порчу навел, теперь добра в Карнавоне не видать, хорошо еще, бури не надвигаются... много чего нехорошего говорят.

Шепчутся, твари, языки бы им поукоротить!

С-сволочи!

Так что надо присоединять Эфрон. И там, если что, обосноваться. А замок Карнавон пусть хоть приливной волной в море смоет!

Пропади он пропадом, куча каменная!

В последнее время Таламиру и правда, было неуютно в Карнавоне.

Ирион бы с ними, со взглядами, с шепотками за спиной, и не таким рты затыкали, но что-то другое, чему мужчина не мог подобрать названия...

Стукнувшая невовремя дверь, пролетевший сквозняк, тень за спиной, шаги в темноте, и что-то непонятное, неосязаемое, словно стоит кто-то рядом с тобой, стоит, вглядывается, и не знаешь, что ему придет в голову? Вот протянет руку — и сожмет в кулаке твое трепыхающееся сердце. А ты ничего и сделать не сможешь.

Жутко было Таламиру в Карнавоне, жутко и неуютно. Старинный замок берег свои секреты от чужака, и выживал его, словно таракана. Только вот сбежать Таламиру было и некуда, разве что на войну...

Теперь война с Эфроном сама его нашла. Вот и ладно, все лучше, чем лежать в темноте, вглядываться в стены, и думать, что в следующий миг повернется панель, и оттуда скользнет... нечто.

Вроде Алаис Карнавон.

Белесое, красноглазое, с когтями...

Смешно?

А побудь кто в Карнавоне, стало бы страшно! Уж на что Таламир был не робкого десятка, а истории, которые там ходили, заставляли его поежиться. Самым безобидным в них было утопление. Падение с лестницы с последующим переломом шеи даже за смерть не считалось, так, сплошное удовольствие. А вот быть сожранным касатками, а то и вовсе — нашли с разорванной грудью, и когти там такие, каких ни у одного зверя нет....

Про это могла бы рассказать Алаис. И про потайные ходы,, и про перчатки с нашитыми когтями, но — кому? И зачем?

Нет уж, окажись она рядом, еще и масла в огонь подлила бы.

При мысли о супруге, Таламир выразительно скривился. И где сейчас эта гадина?

Неизвестно.

Интересно, она хоть беременна — или нет? И если да, то от него ли? Вопросы, вопросы, одни вопросы. И нет ответа, и Алаис тоже нет, и где ее найти — неясно...

Ничего, дайте срок.

Ант Таламир и не такое обламывал. Справится!

То, что Алаис Карнавон обломала уже его — и по полной, он предпочитал не вспоминать. Скорее, воспринимал это как проигранную битву, а не войну. А до следующей битвы...

Мы еще посмотрим, чья возьмет. А пока — Эфрон!

Семейство Арьен.

В Росталь Эдмон приплыл с вечерним приливом. Пришвартовался, честь по чести приветил на своем корабле портовых чиновников, и принялся зазывать их за стол.

Что ж делать, не привез он товаров.

В этот раз! А в следующий обязательно привезет, и отнесется с пониманием к нуждам обычных простых людей, да он и сейчас все понимает про нужды, вот возьмите этот скромный презент... правда, деньгами, но вы ведь лучше знаете, что вам надо?

Нет-нет, это не на двоих, вот и вашему товарищу тоже.

И не пожалуете ли за стол, отужинать, чем Маритани послала? А то сейчас и в трактир пошлем...

От дармовщины ни один чиновник не отказывался, и мир или должность тут не важны. Спрятали кошельки, как миленькие, и принялись угощаться, не особо себя ограничивая.

А Эдмон подливал и расспрашивал, расспрашивал и подливал.

Кому ж еще и не знать про Амедея, как таким портовым тварям?

Оказалось, что 'Веселая селедка' бросила здесь якорь дней за десять до Эдмона. Да, плыл на судне какой-то типчик, выглядел так, словно уксуса напился, сразу же на берег сошел, едва конца осмотра дождался... тут ему не повезло.

В тот день Фрош работал, он въедливый, что та язва, ему подозрительным показалось стремление мужика удрать подальше, он его и задержал, и обыскал. Тот чуть из шкуры не выпрыгнул со злости, а нечего тут! Вдруг ты курительную дурь привез, или еще какую контрабанду?

Оказалось — нет, только деньги. Это-то не запрещено, дело житейское, иногда для расчетов наличка требуется, векселя, или еще чего...

Но нервы ему Фрош помотал.

И, кстати — да.

Видели этого мужика, он в Тавальен отправлялся с караваном. Кажется...

Или не он?

Или не в Тавальен?

Но вроде как его там свояк видел...

Эдмон кивал, и еще подливал, и вскоре выяснилось, что такому замечательному мужчине, своему парню, все понимающему и правильному, всячески могут поспособствовать. Разумеется, не безвозмездно, такого за чиновниками тоже не водится, но помочь — помогут. Завтра подходи на таможню, а уж они с чистым сердцем, за долю малую...

Эдмон слушал и все сильнее мрачнел.

Кажется, ему предстояло отправляться в Тавальен, а на суше он давно чувствовал себя неуютно.

Корабль, Маритани — вот место для моряка. А суша... брррр...

Неуютно.

* * *

Эрико смотрел на корабли. Красивые, белопарусные, с гордыми и изящными обводами. Но как выбрать лучший? Тот, который не затонет при первом же шторме? Как женщину, по внешности? Слишком большая вероятность ошибки. Сам Даверт-младший вообще в кораблях не разбирался — не было их в Тавальене. Море было, а вот кораблей не было. Ни один не заходил, так что и научиться мужчине было негде. Луис строго наказывал выбирать только маританские корабли — мол, эти хоть не продадут и не предадут. Маританцы вообще ценили свое слово и понапрасну им не бросались.

А как выбрать именно маританский? По флагу? Но...

Размышления Эрико прервал наскочивший на него подросток.

— Болван! — рявкнул Даверт, — и осекся. С симпатичного лица на него смотрели густо-синие глаза.

Маританец?

Мальчишка склонился в поклоне.

— Прошу простить за неловкость, господин.

Эрико тут же передумал гневаться, и взмахнул рукой.

— Я не пострадал. Все в порядке, господин...?

— Арьен, — правильно истолковал заминку мальчишка. — Эмиль Арьен, к вашим услугам.

Эрико поднял бровь, постаравшись, чтобы получилось не хуже, чем у Луиса.

— Маританец?

— Да, господин...?

Эрико улыбнулся.

— Тьер Даверт.

— Рад знакомству, — улыбнулся Эмиль.

— Вы приплыли сюда на корабле?

— Да. Наш бриг стоит в порту.

— А как зовут капитана?

— Эдмон Арьен, тьер.

Эрико прищурился. Арьен? Интересно. Может, стоит воспользоваться неожиданным знакомством? Мальчишка не выглядит голодным, несчастным или забитым, он не подлый, и видно сразу — никого еще не убивал. Мальчишка, и этим все сказано.

— Твой отец?

— Мой капитан. А я — юнга, — гордо отозвался Эмиль.

Эрико кивнул.

— А пассажиров на борт берете?

Эмиль задумался.

— Не знаю. Наверное, нет.

— А почему?

Эрико не мог похвалиться склонностью к интриганству, но вытащить из мальчишки историю Амедея Арьена было несложно. И довольно потереть руки.

Неужели ему так повезло?

Теперь главное воспользоваться везением в своих интересах. А именно...

— Проводи меня к капитану. Думаю, нам найдется о чем с ним поговорить?

Эмиль пожал плечами и повиновался.

Амедей там, не Амедей...

Арьенов-материковых мальчишка своей семьей до конца не воспринимал. Как ни говори, что вот это тетя, вот это бабушка, а вот это братики и сестрички, и их надо любить, но исконно маританской спесью прорывается: 'крабы сухопутные'! Потому Эмиль и тайну не хранил, и уважения не проявил, разболтав что мог первому попавшемуся мужчине, потому и к преследованию Амедея отнесся без интереса.

Ну, украл.

Так не у них же?

И вообще, чего из-за какого-то материкового гада выгодный фрахт терять?

* * *

Эдмон отнесся к визиту Эрико без интереса. Он уже прикидывал, сколько времени ему придется потратить на ловлю братца.

Вот ведь...

Воля моря!

Пусть маританцы и зовут себя детьми моря, но это — опасная мать. Она коварна, жестока, изменчива, она голодна и холодна. И все же прекраснее моря нет.

Но его шуточки...

Это ж надо!

Амедей проскочил под попутный ветер, а корабль Эдмона влетел в сильную бурю. Пришлось задержаться, потом треснула мачта, и в итоге Амедей оказался на суше намного раньше.

А сейчас вот...

Мачту-то Эдмон починит, не впервой. А где искать братца?

Над этим мужчина и размышлял, когда в дверь каюту постучался Эмиль. И только хорошее воспитание не дало Эдмону при госте отодрать паршивца за уши.

Фрахт он нашел!

С-сопляк!

Впрочем, через две минуты, раздражение усилилось еще больше. Так что вовремя Эмиль сбежал из каюты, ох, вовремя. Эрико Даверт без приглашения уселся в кресло, посмотрел на моряка, оценил стать и характер — и рубанул сплеча.

— Я в курсе вашей проблемы и могу помочь решить ее.

Эдмон только брови вскинул.

— Моей проблемы?

— Ваш брат сбежал в Тавальен. У меня там хорошие связи и я могу помочь вам в решении этой проблемы.

— Для меня это не проблема, — отрезал Эдмон.

Эрико улыбнулся.

— Разумеется. Но все же, думаю, что мог бы оказаться вам полезен. Имя Давертов что-то значит в Тавальене.

Эдмон задумался. Впрочем, ненадолго.

— Даверт, Даверт... Преотец — Эттан Даверт. А вы...

— Его сын. Вот мои вверительные бумаги.

Эдмон изучил протянутые ему свитки.

Действительно.

Тьер Эрико Даверт, двадцати шести лет от роду, отец — Эттан Даверт, мать — Вальера Тессани... Грамоты были подлинные, на взгляд Эдмона.

— И что же сын Преотца делает в Ростали, да еще тайно?

Эдмон тоже был неглуп. И оценил и простой, без золота и шитья плащ Эрико, и запыленные сапоги, без слов говорящие о том, что их хозяин долго скакал верхом, а потом еще ходил по пристани, да и сам вид тьера...

Чтобы сын Преотца сам нанимал корабль?

Без свиты, без слуг, без...

Странно как-то. Такого не бывает без причины.

Эрико покачал головой.

— Все я вам рассказать не могу, вы же понимаете. Но по делам Престола мне надо попасть в Атрей.

— Вообще в Атрей — или куда-то в конкретное место?

Эрико улыбнулся.

— Меня устроит любой портовый город. К примеру, Рентар.

Эмиль уже успел проговориться и об этом, а Эрико решил воспользоваться ситуацией. Рентар, так Рентар. Оттуда можно куда-нибудь уехать и по суше, а можно и остаться, если им с Элиссой понравится. Но Арьену об этом знать незачем.

Теперь Эдмон заинтересовался.

— Тьер Даверт...

— Я могу вам помочь с вашим братом, если вы поможете мне с моим делом.

Эдмон не думал долго. Если тьер Даверт говорит правду, то решаются все его проблемы. Эдмону не надо ехать в неизвестность, он вообще может остаться в порту и ждать, пока ему не привезут Амедея, а за это он просто доставит тьера Даверта до места?

Слишком сладко. Но... бывает и такое. Если пересекаются интересы двух людей. Ему нужно одно. Даверту нужно другое. И все же...

— Я не могу уехать, не решив своих проблем.

Вслух Эдмон не сказал бы этого никогда, но Амедей увез крупную сумму. Ирион с ним, с братом, пусть его хоть в Водовороте утопят, но деньги вернуть надо! Иначе и мать, и сестру, и племянников ждет незавидная участь. Этого Эдмон допустить никак не мог. А взять их на содержание...

Не так уж много зарабатывают маританские капитаны. На семью хватит, а на несколько семей — уже вопрос.

Эрико кивнул.

— Я напишу брату, и вашего Амедея встретят на въезде в Тавальен. Хотите?

Эдмон хотел. Еще как хотел. Но...

— Сколько это займет времени? Он опередил меня на десять дней...

Эрико пожал плечами. Голубиная почта летит быстро.

— Что вам нужно от брата?

— Его вещи. То, что он украл у своей семьи. Ценные бумаги, деньги...

Эрико потер ладони.

— Мы можем договориться. Я пишу брату, Луис разбирается с вашим вором, и вы отвозите меня в Рентар. Потом возвращаетесь сюда, и забираете на борт Луиса, который отдает вам бумаги.

— Все слишком хорошо звучит, — сдвинул брови Эдмон.

Эрико кивнул.

Хорошо. Еще бы, если не знать, что им с Луисом срочно нужно бежать. Если не знать про планы Даверта-Преотца. Если не принимать во внимание шутки судьбы...

— Я могу написать письмо при вас. Верьте, сейчас наши дороги сплелись не просто так. Вы нужны мне, а у меня есть, что предложить вам, капитан.

Эдмон подумал, и решил согласиться. А что он теряет?

Допустим, тьер Эрико лжет. Хотя и вряд ли, перстни у него на пальцах стоят столько, что хватит пол-Рентара купить. Просто раньше он их закрывал перчатками, а сейчас, когда снял их...

На одно из колец корабль можно даже купить, не то, что нанять.

Тем не менее, если он лжет, Эдмон просто отложит на время погоню за Амедеем.

А если нет — его проблемы решаются, словно по мановению руки Короля. Стоит рискнуть, чтобы сэкономить время и силы. Да и не за красивые глаза ему предлагают помощь, ему придется отвезти Эрико Даверта в Рентар, потом вернуться за его братом, и все это в сезон штормов и водоворотов. Не лучшее время года для мореходов.

— Я согласен.

Эрико довольно улыбнулся. Еще бы ты был не согласен, капитан. Но вслух он сказал совершенно другое.

— Мы напишем письмо вместе. Мне нужно все знать о вашем брате, чтобы Луис не ошибся.

* * *

Тьерина Лусия посмотрела на прозрачную жидкость в графине.

Почти готово. Настоять бы еще немножко, в темноте...

Графин отправился в дальний угол гардеробной, в сундук с перчатками тьерины. Ничего особенно сложного, ничего трудного, пара растертых корешков, несколько грибов и листьев, но скоро будет готов сильный яд. А вот как его дать тьерине Велене?

После той вспышки, тьерина к ней и близко не подходит. Лусия нажаловалась герцогу, а он, наверное, что-то сказал жене. С тех пор они виделись только во время трапез. Там тьерина Велена пепелила Лусию яростным взглядом, но — и только.

Ни слова, ни жеста, как будто и нет за столом Лусии Даверт. Только ненавидящий острый взгляд.

Рука Лусии машинально легла на живот, защищая ребенка.

А если тьерина Велена решит повредить ее ребенку?

Если...?

Любая женщина беспомощна во время родов. Лусия знала, ей мама рассказывала, да и служанки сплетничали. Выходило так, что два-три дня она будет не в состоянии ни защитить себя, ни как-то остеречься, ни помочь своему ребенку. Она будет вынуждена положиться на слуг.

Слуг, которых нанимала тьерина Велена.

А если...

Судьба тьерины была уже решена. Лусия точно знала, что герцогиня должна умереть до родов. Просто — как?

А если...

Мама ведь ей рассказывала, а она забыла, так много забыла! Лу, разве так можно?

Лусия опять метнулась в гардеробную. Порылась в сундуках, и вскоре вытащила настоящее произведение искусства.

Перчатки из шелка и кружев.

Тьерина Велена носит такие, она сама видела. А Лусия может пропитать их ядом.

Перчатки, носовые платки, страницы книги...

Стоит попробовать.

Главное, самой не дотрагиваться ни до чего из приготовленного голыми руками.

Книги...

О, да!

Тьерина Велена набожна, и очень верит в Ардена. У нее есть любимый молитвенник, который лежит в храме. Каждый вечер женщина приходит туда и принимается молиться. Так может быть... попробовать?

Лусия провела ладонью по чуть выпирающему животику.

Она обязательно должна помолиться. Она прямо-таки чувствует необходимость в посещении храма, и начинать надо сейчас, чтобы не навлечь на себя подозрения...

Да, именно сегодня. Только вечером, после тьерины Велены.

Семейство Даверт.

Лусия преклонила колени перед статуей Мелионы.

Набожность никого не удивила — когда женщина в тягости ее вечно куда-нибудь и на что-нибудь тянет. Почему бы и не в храм?

Но если бы кто-то из служанок видел ее глаза...

Нет, они не видели. Они остались за порогом молельни, потому что тьерина желала разговаривать с Богом в одиночку. Вполне понятное желание.

Лусия стояла на коленях на расшитой подушечке, а сама внимательно изучала окружающую обстановку.

Скамейки для прислуги.

Скамейки для членов семьи.

Кафедра, с которой вещает жрец, рассказывая о Боге.

А вот и личные скамьи. Кресло герцога — Карсты из изначальных родов, и к вере относятся своеобразно. Лусия уже в этом убедилась, услышав от герцога: 'Карсты древнее Ардена!'. В душе дочери Преотца, конечно, громом прогремело страшное слово: 'богохульство', но где Тавальен, а где Карст? В своих землях — плевать Карстам на гнев Преотца.

Лусия молитвенно сложила ладони, сделала вдохновенную рожицу, и продолжила из-под длинных ресниц оглядывать храм.

Рядом с креслами стоят и подставки для личных молитвенников. Вот и молитвенник тьерины Велены. Весь в золоте и драгоценных камнях, дорогой, тисненной коже переплета... у нее скромнее.

На миг Лусия сдвинула брови, но тут же опомнилась, придавая себе вид пай-девочки.

Нет-нет, она думает исключительно о молитве. И помыслы ее благочестивы и возвышенны.

А если рядом с ней никого не будет?

Лусия представила себе порядок действий.

Достать бутылочку с ядом, достать клочок ткани и обильно пропитать страницы по обрезу книги. Этого хватит.

А если тьерина Велена будет в перчатках?

Надо побывать на молитве, посмотреть, как и что она делает. Но в целом...

Вечером Лусия может помолиться, а с утра полюбоваться на кончину тьерины Велены. Хм-м...

А ведь яд — быстрый. Это плохо. Надо или разбавить, или попробовать другой состав. Донат Карст, конечно, глупец, как и все мужчины, но догадаться он может. Дать попробовать молитвенник кому-то другому, или просто — на животном. Если то полижет страницы и умрет... на кого падет подозрение?

Лусия, конечно, отобьется, но... ни к чему. Лучше развести яд посильнее. И пропитать что-то вроде перчаток?

Ладно. Молитвенник тоже остается в списке.

Девушка молилась в храме.

Одна, совсем одна. Хрупкая фигурка попадала в полосу света, и золотой нимб горел над ее головой. Искры вспыхивали в черных волосах, тонкие руки молитвенно сложены, лицо одухотворенное и возвышенное, глаза возведены к небу. Всякий скажет, что она слышит голоса вьелеринов.

Так подумал и Донат Карст — задумавшись о своих планах, Лусия совершенно потеряла чувство времени. Герцог не застал ее в саду, и решил позвать к ужину лично. Несколько минут он просто любовался представшей ему картиной, а потом тихонько кашлянул.

Лусия развернулась так порывисто, что упала бы, не подхвати ее мужчина. И — можете осуждать герцога, но святость храма была грубо осквернена страстным поцелуем.

Не удержался.

— Скоро ужин.

— А я совсем потеряла счет времени... Можно мне приходить сюда почаще?

— Да, разумеется. Но не забывай о малыше...

Мужская ладонь легла на живот. Лусия улыбнулась.

Сильный мужчина, красивая женщина, их общий ребенок...

Идиллия.

И единственное, что ей мешает — законная жена. Как ей только не стыдно?

* * *

Голубь прилетел к обеду. Массимо лично поймал его, и принес письмо Луису. Тьер Даверт развернул крохотный свиток, и вчитался в мелкие буквы.

— Интересно... Ну, Эрико. И в пустыне воды найдет!

Массимо ни о чем не спрашивал, но Луис сам протянул ему письмо, рассудив, что дело касается и друга. Если охотиться на этого неизвестного им Амедея Арьена, то обоим.

Массимо размышлял недолго.

— Я поеду, объеду ворота. Пусть расспрашивают — и задержат его.

Луис покачал головой.

— Нет. Пусть узнают, где он остановится и дадут знать. Сам понимаешь, если отец узнает...

Массимо кивнул. Ему объяснять было не надо.

— Ладно. Сейчас проеду, побренчу золотом.

— Деньги возьми у меня в столе, — махнул рукой Луис.

— Хорошо.

Жалования Массимо не получал, но на расходы Луис ему подбрасывал суммы постоянно, и отчета за них не требовал. Плюс жизнь на всем готовом, тоже неплохо...

Не слуга, а кто-то вроде дядюшки.

Эттана Даверта в эти отношения не посвящали. Да и не до того было Преотцу. Интриги, орденцы... какой сын? Не путается под ногами — и ладно. А что замыслов не одобряет...

Одобряет, попробовал бы он не одобрять!

А что участвует кое-как, так это и понятно. Не всем дано постигнуть красоту замыслов Преотца. Вот увидит, что получилось, поймет. Тогда и оценит по достоинству.

Мысль о бегстве детей Преотцу и в страшном сне бы не приснилась.

Луис подумал, что все складывается вполне неплохо. Если они найдут этого Амедея, то напишут Эрико. Тот отплывет в Рентар, а потом капитан вернется за Луисом. Просто ему придется уезжать тайно и быстро. А сейчас еще и с грузом в виде Амедея.

Хм-м...

Тьер Луис подумал, и решил отправить с голубем коротенькое письмо.

Амедей нужен живым? Или бумаг хватит?

Если не нужен, так это еще и проще. Или вообще — бросить его в темницы Тавальена. Там много кто сидит, одним больше, одним меньше, никто и не заметит. А если будет кричать о своей невиновности...

Да пусть кричит! Там все такие... сплошь невиновные.

Род Карнавон

Маркус Эфрон сошел на берег триумфатором.

Ну да, Алаис Карнавон он не добыл, зато точно узнал, где ее нет, и оставил инструкции на случай ее появления. Стоит ей только показаться на Маритани, или у кузины, или...

Мыысль о том, что благородная герцогиня переоденется в мужскую одежду и будет путешествовать, как мальчишка-менестрель, ему и в страшном сне не приснилась бы. А уж то, что они разминулись на пару шагов...

Интересно, кого прислал за ним отец?

Маркус огляделся. А вот и...

На причале стоял мужчина в цветах Эфрона. К нему-то и направился тьер Маркус.

— Вы меня встречаете?

— Да, господин.

Мужчина отвесил низкий поклон. Маркус довольно кивнул. Тяжело благородному тьеру в странствиях. Мало того, что никакого почтения, так еще и едва ли не в лицо посмеиваются. Он-то знает! Пусть и не поймал ни разу негодяев, но...

— Я тебя не помню.

— Господин граф взял меня на службу недавно. С вашего позволения, мое имя Ришер Кост, я десятник замковой стражи...

Маркус кивнул.

— Я запомню, Ришер. Где ваши люди?

— В таверне, господин граф. А здесь мы дежурим, чтобы вас не пропустить.

Графом Маркус не был, но обращение ему польстило.

— Тогда ведите. Сколько вас здесь?

— Два десятка. Господин граф прислал наш отряд, чтобы препроводить вас домой.

Маркус довольно кивнул.

— Распорядитесь забрать мои вещи с корабля. И поедем.

— Вы не хотите отдохнуть в таверне? Мы сняли там комнаты, и горячая ванна вас ждет в любую минуту...

Маркус подумал о горячей воде.

О вкусной еде, чистой постели, и — да! Об уступчивой симпатичной женщине! Дома-то не до того будет...

— Отец будет недоволен...

— Монтьер, — мужчина склонился еще раз. — Мы ведь можем сказать ему, что корабль пришел... чуть позднее? Вреда от одного дня не будет, а вы сможете отдохнуть. Да и не дело это — являться пред отцовские очи, собрав на себя всю дорожную грязь.

Маркус подумал пару минут.

Что ж, повод был хорош. Действительно, к чему такие мучения? Не спамши, не жрамши... лучше сегодня он приведет себя в порядок и выспится, а уж завтра, на рассвете...

Хороший слуга этот Кост. Умный и расторопный. Маркус уже с большей симпатией пригляделся к десятнику.

— Я согласен с твоим предложением, Кост.

Мужчина вновь поклонился.

— Вы позволите позаботиться о вашем багаже, тьер Эфрон?

— Да.

Через полчаса все было сгружено с корабля в специально нанятую карету, туда же уселся Маркус, а Ришер Кост вскочил на запятки.

— Правь к 'Сытому селезню'!

Карета заскрипела и тронулась. Маркус откинулся на мягкие подушки, предвкушая все то, чего был долго лишен. А горячая ванна — вообще предел всех мечтаний.

Ах, хорошо...

* * *

Каково это — проснувшись, увидеть над собой глаза злейшего врага?

Отвратительно. Только врагу такого и пожелаешь. А уж если ты с похмелья, то жизнь и вообще становится невыносимой. Вот, как у тьера Маркуса Эфрона.

Засыпал с бутылкой и красивой девушкой, проснулся со связанными руками и Таламиром в кресле напротив. И Ант со злобной ухмылкой изучал тьера Эфрона.

— Как поездка?

Маркус только глазами хлопал, не в силах сообразить, что происходит. Ант Таламир закатил глаза, но понял. Подхватил с пола бутылку с вином, приставил к губам Эфрона, и влил в него изрядную дозу. Маркус закашлялся, но вино все же попало внутрь, разогнало утренний туман, и тьер Эфрон смог соображать.

— Ты!?

— Я. А ты кого ждал? Отца? Извини, он не приедет.

— Почему?

— Я его убил. Случайно, правда...

И так это было сказано, что Маркус поверил — все. Его отец действительно убит этим подонком, а сам он в руках у злейшего врага. И пощады тот ему не даст.

— Ты...

— Я. А то кто ж! Вот принесло вашу семейку на мою голову! — Таламир со злостью смазал Маркуса по щеке перчаткой. — Чего вам, тварям, не хватало? Не ваши же земли! Чего ты на мою жену пасть разевать стал? Книгу Ардена не читал? Там ясно сказано, не пожелай жены ближнего своего! А вы... вам все мало!

Маркус криво усмехнулся.

В стремительно трезвеющем мозгу словно костяшки счетов падали.

Отец мертв. Щелк.

Маркус теперь граф. Щелк.

Он в плену у Таламира. Щелк.

Родные ничего не знают, наверняка. Щелк.

И что с ним теперь сделают?

Тут счеты окончательно сломались. Маркус вдохнул воздух, выдохнул, и зло прошипел:

— Ты, выскочка, должен быть...

Хлоп!

В этот раз Таламир не стеснялся. Хоть и перчатками, но врезал от души. А учитывая, что те были из кожи, да с бляшками... под глазом тьера Эфрона кровью набухла царапина.

— Тебя не спросили. Может, ты тоже сын конюха, мало ли с кем твоя мамаша на сене валялась?

— А ты ее по королеве не равняй, она брезгливая, — терять тьеру Эфрону было уже явно нечего, так хоть отыграться напоследок.

— А я по супруге. Чай, не побрезговала мной...

— Алаис-то? Этот урод в семье Карнавонов? Да Алита бы к тебе и кнутом не притронулась.

— Та, которая шлюхой оказалась? Ошибаешься. Я был у нее первым, но далеко не последним. И старалась она на совесть, — оскалился Таламир.

Маркус едва не застонал от новой боли. Алиту он, все же, любил. Уж как мог своей эгоистичной душой, но любил. И слышать такое...

— Хвастаешься насилием? По доброй воле тебе только шлюхи дают...

Таламир фыркнул.

— Знаешь, я думал тебя пригласить в гости.

— Перебьюсь.

— Вот и я думаю, что перебьешься. Лучше уж я к вам.

— Что!?

Почему-то в голове у Маркуса мелькнула мысль о Таламире в темнице Эфрона. Но.... глупость же!

И оказалась глупость. Таламир медленно натягивал перчатки.

— Поживем здесь пару дней, домик у меня есть. Побудешь моим гостем. Вина налью. Вот девок не обеспечу, но ты уж потерпи. А потом мои люди соберутся — и нанесем визит в Эфрон. Нас там не ждут... полюбуешься на своих родственничков. Интересно, твои сестры тоже шлюхи, как и невеста — или за ними следят лучше?

Этого Маркус уже не выдержал. Он с ревом раненного животного бросился вперед, но веревки удержали. Кровать — и та не пострадала.

— Алаис хотя бы девушкой была. Видимо, действительно выродок среди вас, тьеров, — ухмыльнулся Таламир, выходя из комнаты.

Маркус от души взвыл. Громко, но ненадолго. Явившиеся слуги попросту заткнули ему рот кляпом.

А нечего тут!

Мало ли, что у благородного тьера душа болит?

У него свербит, а им слушать?

Пусть страдает молча! Вот!

Семейство Даверт.

— Луис, сегодня у нас будет гостья.

Тьер Даверт-старший смотрел на сына, ожидая вопросов, и Луис решил его не разочаровывать.

— Это случайно не тьерина Альенсе?

— Ты угадал. Тьерина Лиона с братом.

Луис поморщился.

— С которым из?

— То есть? — вскинул брови Эттан.

Луис усмехнулся, выкладывая на стол бумаги, которые достал ему Эрико. Уж пронырливости у младшего из Давертов на шестерых хватило бы.

— Братья у нее меняются. Сначала был некто Лойст, потом тьер Керн, теперь тьер Иллон. Всех их объединяет одно и то же. Все они молоды, безземельны, безденежны и по слухам — удальцы в постели. Для заработка у тьерины есть другие способы. А это — братики. Родственные узы.

Эттан побагровел от гнева.

— Да как ты смеешь, щенок?!

Луис пожал плечами.

— Я не настаиваю, отец. Ты знаешь, я отношусь к женщинам с уважением...

Эттан остыл так же быстро, как и вскипел. Было что-то такое в глазах Луиса...

Он не лгал. Нет, ни капельки не лгал, разве что недоговаривал.

— Ты это точно знаешь?

Луис молча подвинул отцу бумаги, из которых следовало много интересного. И история семьи тьерины Лионы, и кто платил за ее дом, наряды, украшения... Многое можно раскопать, зная пути движения денег. Эрико знал.

И 'мамочка Лиона' братьям была ни к чему.

Эттан вчитался, скрипнул зубами.

— С-сучка.

Луис молчал. Что он мог сказать? Что обмануть тебя не трудно, когда ты обмануться рад? Это и так понятно. Что отца едва не обвели вокруг пальца?

Тоже не новость.

— Ладно. С этим я разберусь, — бросил бумаги Эттан. — Ты на ужин не приглашен.

— Как прикажешь, отец.

— Где Эрико? Пора бы ему вернуться?

— Обещал скоро быть, сказал, что там с деньгами что-то не то. Утрясет все и приедет.

Эттан поморщился, но ругаться не стал.

Не по бабам — по делам. Ради денег Преотец мог стерпеть и годичную отлучку сына.

— Лу не пишет?

— Пишет. Ждет ребенка, все хорошо.

— Нашли они с мужем общий язык?

Луис вздохнул.

В историю беременности Лусии Эттана тоже не посвятили. От греха подальше.

— Нет, отец. Но ребенка сделали, а остальное не так важно.

Эттан кивнул.

— Ладно. Ты на сегодня свободен.

Луис поклонился и вышел из комнаты. Отлично!

Ужин ему был решительно некстати, а вот свобода очень нужна. Потому что в Тавальен прибыл наконец долгожданный Амедей Арьен. Массимо уже узнал, где остановился сей достойный человек, и ночью Луис планировал нанести Арьену визит. Скромный такой, тихий, почти родственный.

И — да. Письмо, которое прилетело из Ростали на крыльях голубя, намного облегчило Луису работу. Всего два слова, а какая гора с плеч свалилась?

Как получится.

Вот как получится, так и будет. Не будет сопротивляться — посидит под замком пару лет, пока не понадобится.

Будет сопротивляться?

На руках у Луиса Даверта столько крови, что каплей больше, каплей меньше... все одно не отмыться.

Массимо поможет, а дальше...

Амедей, письмо, отъезд Эрико, а потом и сборы.

Пора, пора. Времени остается все меньше. Пусть отец сам пожинает плоды своего безумия, а Луис Даверт стряхнет со своих ног землю Тавальена.

Морем смоет.

* * *

Сам Амедей Арьен и отдаленно не думал ни о чем плохом. Мужчина радовался жизни.

Он добрался до Тавальена. Здесь-то маританцы его не достанут!

Поделом тебе, братик гулящий! Поделом!

Его тут двадцать лет не было, как и звать-то забыли, а поди ж ты! Появиться не успел, как всё ему! Все к нему! И мать, и Альетта...

Тоже сучка! Наверняка это ее происки! Некому больше!

Амедей не думал, что под его чутким руководством семейное дело разорилось бы раньше, чем он себя проявил по-настоящему. Не думал, что они с Эмиссой собирались разорвать его на две части. Заметим — нежизнеспособные. Не понимал, что Эдмону ничего не нужно — для счастья у него уже все есть. Не-ет...

Посягнули на его место!

На его долю.

На его...

Да неважно, на что там посягнули, важно, что Амедей преисполнился гнева и ненависти! Он! Тут ! двадцать лет! Как проклятый! Вкалывал, света не видя! А Эдмону сразу и все в руки?!

Сволочи!!!

Кругом враги!!!

Отец — и тот его из завещания не вычеркнул, хотя обещался!

Все врали, все его предавали, все подставляли... ну и получите добра обратно взад! Амедей не считал свой поступок воровством, кража — это когда берешь чужое, а он взял свое! То, что ему причиталось за двадцать лет 'каторжного' труда в отцовском деле! Когда отец только и знал, что требовать, когда каждый день смотрел на сына, и думал, что Эдмон бы справился лучше, когда ставил первенца в пример, когда...

Да неважно — что! Теперь Амедей сам по себе, теперь он всем покажет! Откроет свое дело в Тавальене, здесь это несложно. Говорят, Преотец охотно благословляет на такие вещи, надо только ему занести долю малую, а к откатам Амедей привык. Какая разница, как зовут высокого чиновника? Преотец, градоправитель...

Руки у них обоих липкие.

Вот Амедей и займется делом. Той же торговлей. А маританцы в Тавальен не сунутся, неуютно им здесь. Безбожники они...

Конечно, бить их не бьют, и вслед не плюют, потому как Преотцу Ридону Шестому было предупреждение. Он как раз приказал во времена оны схватить нескольких маританцев, бросить в тюрьму, и собирался устроить над ними суд веры.

Узнав об этом, маританцы поступили просто. Они не стали протестовать, направлять послов или писать письма — к чему? Просто в один день их корабли вошли в порты Ростали, Элора, Диасана и еще дюжины городов. А Преотцу было отправлено письмо, из которого следовало что все маританцы друг за друга стоят горой.

И если хоть волосок упадет с головы заключенных, а более того, их потащат на какой-то сомнительный суд, да еще попробуют осудить, маританцы высадятся с кораблей.

Для начала ни устроят кровавую баню в тех городах, в которых стоят их корабли. А потом просто двинутся на суше, уничтожая все на своем пути. И так будет, пока Преотец не одумается.

Тавальен они не тронут, что вы!

В воды Тавальена и заходить нельзя — это смерть. И под катапульты Тавальена тоже идти дураков нет.

А вот все окружающее...

Хватит ли у Преотца войск, чтобы защитить свои владения. А если не хватит войск, то хватит ли в Тавальене денег, продуктов и прочего?

Маританцы не станут завоевывать Тавальен. Они просто блокируют его с суши, а с моря и того делать не надо.

На заявление Преотца, что все верующие люди, как один, поднимутся на защиту символа веры, маританцы даже расхохотаться не соизволили. Поднимутся?

Кто бы спорил!

Только с других континентов они далеко не уплывут, потому что в море маританцам равных нет. А те, кто поближе...

Карсты, что ли, встанут на защиту Преотца?

Или Лаис?

Это шутка такая?

Скорее уж, означенные семьи посмотрят и подумают, чем можно разжиться на развалинах Тавальена, или договорятся с маританцами, чтобы не пропустить помощи к осажденным. Потомки Королевской стражи и старые герцоги скорее найдут общий язык, чем какие-то рясоносные болваны, что бы последние о себе не возомнили.

Преотец внял, и маританцев выпустил. Но с тех пор между Маритани и Тавальеном установился вооруженный нейтралитет. Они просто не трогали друг друга, и старались обращать поменьше внимания. Особенно преотец. Неприятно осознавать, что ты не всесилен, и есть во вселенной место, которое тебе совершенно неподвластно.

Может быть, Эттан Даверт это изменит? О нем говорят, как о властном и сильном человеке...

Амедей помечтал еще пару минут, а потом махнул рукой, подзывая служанку. Та подбежала с кувшином вина, услужливо наклонилась над столом, показывая щедрые прелести в глубоком вырезе.

Амедей взглянул замаслившимися глазами.

Соблазниться, что ли?

Почему бы нет? Он мужчина холостой, свободный... дети? А что — дети? Все равно он их никогда не любил! Ни их, ни жену... женился, чтобы отца порадовать, а сам, в результате... вот Эдмон, наверняка, женился получше.

Амедей с гневом вспомнил парня стоящего рядом с братом. Высокого, синеглазого, явно маританца... сына! Продолжение рода...

А то его детки! Слова им не скажи — тут же реветь начинают, или смотрят тупыми глазами и ничего сделать не могут! Болваны!

Амедей сунул за корсаж несколько монет, девушка просияла и наклонилась еще ниже, чтобы за корсаж скользнул еще и ключик от комнаты. Амедею и в голову не пришло, что этот ключик она тут же передала симпатичному мужчине лет пятидесяти, который ждал на кухне. А в ладонь девушки перекочевали два золотых. Более, чем справедливая цена за голову Амедея.

* * *

Амедей не спал, когда приоткрылась дверь. Но вместо горячего тела, которое должно было скользнуть к нему под одеяло, к горлу мужчины прижалось холодное лезвие кинжала.

— Издашь хоть звук — прирежу, как свинью, — мягко произнес неизвестный.

Амедей оледенел.

Грабители?

Убийцы?

Маританцы!?

Последнее было самым страшным. Но даже спросить было нельзя. Лезвие так сильно прижималось к горлу, что малейший звук — и Амедей порезом не отделался быв.

— Ну-ка открой ротик, — это был уже другой голос.

В рот Амедею впихнули кляп, руки сноровисто скрутили за спиной, потом усадили мужчину на стул, спутали ему ноги, и только потом зажгли свечу.

Хотя могли бы и не зажигать — все равно 'посетители' были в масках. Но Амедей все равно чуть успокоился. Глаза у одного из них были темно-карими, у второго — серыми, то есть это не маританцы. Это самое главное!

Он попытался что-нибудь мыкнуть через кляп, но более высокая фигура покачала перед его глазами лезвием кинжала.

— Пока — молчи. Не то... прирезать мы тебя всегда успеем.

Вторая фигура в это время профессионально обшаривала номер. И быстро обнаружила и дорожный сундучок Амедея, и тайник в нем, и зашитые в плащ бумаги, и драгоценности, спрятанные в камзоле, и даже тайничок, который Амедей устроил в углу, под половицей. Массимо не привыкать было к таким поискам.

Закончив, фигура покачала головой, мол, больше ничего нет.

Луис кивнул другу, потом поводил перед глазами Амедея кинжалом, и тихо прошептал:

— Говоришь шепотом, и только когда я разрешу. Иначе сталью подавишься. Понял? Моргни...

Амедей послушно заморгал. Героем он отродясь не был, а уж в такой ситуации вообще оказался первый раз в жизни и думал сейчас лишь о спасении родной шкуры. Деньги — что? Наживное. А вот жизнь...

Кляп вытащили нарочито медленно, и готовы были запихнуть его обратно в любой момент.

— Это все, или мы что-то еще не нашли?

— Все, — всхлипнул Амедей.

Он не лгал. Ничуть не лгал...

Но на всякий случай пусть посидит в темнице Тавальена. Пока не спишутся с Эдмоном, не проверят все по описи...

Луис собирался ранним утром отправить голубя к Эрико. Благо, у купца, который приютил брата, была хорошая голубятня, а Эрико и раньше вел с ним дела. Для голубей было привычным летать между городами.

Так что мужчины сгрузили все вещи Амедея в несколько мешков, который Массимо отнес в карету, потом Амедея подхватили под белы руки, и препроводили туда же. Чтобы спустя час определить в одну из камер. Пусть посидит.

Либо пару дней, либо пару лет...

Луис не собирался освобождать Амедея. Пусть сидит, пока очередная проверка не приключится, или пока заключенный кого-либо не заинтересует... хотя — кого?

Кому там важно, что кричит узник?

Невиновен?

А тут виновных и не сажают! Это ж понятно, все, через одного, неправедно осужденные и обиженные. И — нет. Совесть Луиса не мучила. Даже на огонек не заглядывала ни разу. Он сейчас делал все возможное, чтобы спасти остатки своей семьи.

И если для этого надо кого-то ограбить, обидеть, или посадить за решетку, колебаться старший Даверт не станет.

* * *

Наутро в Росталь улетел голубь.

Еще через шесть дней прилетел ответ. Эдмон проглядел список украденного, понял, что его не обманывают, ответил, что вроде как все на месте, и просил на всякий случай подержать Амедея до его возвращения. Он-де отвезет Эрико в Рентар, заодно уточнит, все ли нашлось. И вернется за Луисом. Есть время?

Время пока еще было. Луис написал, чтобы поторапливались, и принялся готовить свой побег.

Кони, в том числе и несколько сменных, оружие, одежда — для себя и Массимо, который не собирался оставлять друга.

Драгоценности, бумаги, шкатулка матери, несколько книг — то, что Луис не собирался оставлять Эттану Даверту.

Письмо Лусии. Два письма. Одно из них — на красивой бумаге с водяными знаками, пустое и простенькое. Ни о чем.

Милая сестренка!

Как у тебя дела? Как самочувствие? Все ли благополучно?

Напиши, если тебе чего-нибудь захочется, я обязательно пришлю.

Я очень по тебе скучаю. Я счастлив, что ты устроила свою жизнь, что скоро станешь мамой, но мне так грустно от того, что ты далеко. Вчера я был в саду, помнишь, мы когда-то играли с тобой в рыцаря и принцессу? Мама тогда смеялась над нами, изображала злого дракона, а мы были так беззаботно счастливы...

Искренне надеюсь, что ты счастлива и сейчас.

И очень хочу приехать, обнять тебя, повидаться. Надеюсь, твои родные не будут против? К рождению малыша я постараюсь явиться в гости.

Жду весточки.

Твой брат Луис.

Никогда Луис не играл с сестренкой в рыцаря и принцессу. Возраст уже был не тот. Но Вальера Тессани учила их обоих. В том числе и травам.

Лусия знала больше о ядах.

Луис же — о том, как написать письмо, и спрятать его. Например, молоком. Или лимонным соком...

Догадается ли Лусия прочитать? Должна догадаться, не дурочка.

Второе письмо было намного проще и страшнее.

Милая сестричка.

Знаю, нехорошо сейчас тебе это писать, но вынужден. Отец затеял игру, в которой может проиграть, может выиграть, но жертвами станем мы все. Родригу мертв, чтобы спасти свою шкуру, мы с Эрико уезжаем. Куда — я и сам пока не знаю. Одно точно — тебя мы не бросим. Получится — приедем открыто, нет — найдем, как дать о себе знать. Постарайся иногда выбираться в город за покупками, или хотя бы приглашать к себе торговцев почаще.

Привяжи к себе Карстов — сейчас это твой щит. Невестку в обиду не дадут, если будешь частью семьи, ты должна справиться.

На всякий случай ты можешь писать купцу Тиолору в Росталь. Он тоже не будет ничего знать, но письма передадут мне. Не пиши ничего прямо. Он торгует маританскими тканями, поэтому ты всегда можешь сделать заказ.

Если напишешь о головных уборах и кружевах, я буду знать, что существует угроза твоей жизни.

Если письмо будет содержать рассуждения о нарядах, буду знать, что угрозы нет, но приехать стоит.

Без помощи я тебя не брошу, и мои люди будут рядом, но будь осторожна и сама.

Будь умницей, Лу, мы обязательно встретимся, как только я улажу все дела.

Любящий тебя брат.

Луис Даверт.

P.S. Прошу тебя сразу же сжечь это письмо, и никому, даже отцу, о нем не рассказывать. Верь мне, малышка, я сделаю все, чтобы тебе помочь.

Конечно, Луис рисковал, и сильно. Лусия могла его выдать, рассказать обо всем Карсту, или кому-то еще, но...

У него что — три дюжины сестер, как у амазонок Рандеи? Нет уж!

Тех, кто еще остался от его семьи, Лусию и Эрико, он будет беречь, как может. Даже ценой своей жизни и свободы. Это его расплата за несчастного дурачка Родригу...

Эх, братец...

* * *

Лусия получила письмо в очень удачный момент. За завтраком...

Вскрыла конверт, прочитала громко и с выражением, прижала к щеке, чтобы никто не видел ее глаз. На миг вспыхнувших изумлением, а потом загоревшихся пониманием.

Если Луис пишет ложь, значит, и письмо ложь, и искать в нем надо правду. Она найдет, обязательно найдет...

— Ах, братик... я так скучаю по нему, так скучаю...

— Вы с ним очень близки, — улыбнулся Донат Карст, с умилением глядя на очаровательную, в нежно-голубом шелке женщину.

Лусия послала свекру ослепительную улыбку, увидев которую, тьерина Велена едва не зашипела от гнева. Да как эта тварь смеет!?

У нее на глазах, чуть ли не при слугах... она бы еще на обеденный стол улеглась и ноги раздвинула!

Сучка!

Ненавижу!!!

— Да, Луис всегда обо мне заботился. Я была совсем ребенком, а он со мной играл, проносил цветы, украшения... больше всех меня баловал. Можно мне будет пригласить его, когда ребенок родится? Пожалуйста?

И кто бы сумел отказать, при виде этих огромных, чистых, молящих глаз, при виде сложенных рук? Донат Карст к таковым не относился, да и против Луиса Даверта ничего не имел. Приличный молодой человек, читать любит, разговаривать с ним приятно, и свое место он знает, почему бы и не пригласить, если девочке так будет спокойнее? Он уже хотел согласиться, но супруга его опередила.

— Ну, не знаю, — поджала губы тьерина Велена. — Молодой матери стоит уделять все время ребенку, а не таскаться по полям и лесам вслед за братом.

Лусия перевела взгляд на герцога. Она не произнесла ни слова, ни сделала ни единого жеста, просто прекрасные карие глаза наполнились слезами, а потом две капельки потекли по щекам. Пополневшая грудь в вырезе голубого платья вздымалась и опадала, привлекая к себе мужское внимание.

Донат бросил нежный взгляд на Лусию, потом гневный — на жену.

— Конечно, девочка. Срок подойдет через пять месяцев, пусть приезжает примерно через полгода?

— О, благодарю! Благодарю вас!

Лусия вылетела из-за стола, подскочила к свекру, поцеловала его в щеку, умудрившись попасть на уголок губ, очаровательной ойкнула, покраснела и выбежала вон из столовой, не забыв прихватить с собой письмо.

Тьерина Велена злобно уставилась на мужа.

— Донат!

— Вели, милая, — герцог спинным мозгом почувствовал, что на грани крупного семейного скандала. И не поможет тут ни семейство, ни древность рода, ни герцогский титул. Тарелки прекрасно бьются об любую голову, хоть бы и коронованную. — К чему быть такой жестокой к девочке?

— К девочке?! О нет, Дон, это не девочка! Она прекрасно все понимает, и умудряется подмять тебя!

Донат Карст в раздражении скомкал салфетку и бросил ее на стол.

— Вели, это не она начала. Это мы с тобой приняли решение. И ребенок, которого она носит, нам необходим. Так стоит ли расстраивать и волновать его мать? За полгода столько всего может измениться...

Тьерина Велена впилась глазами в лицо мужа.

— И только?

— А что еще?

— Ты не слишком увлекся этой малолетней гадиной?

— Вели, она мне в дочки годится...

— Неплохо бы тебе об этом не забывать! — рыкнула тьерина.

Донат Карст смотрел на супругу.

М-да...

Постарела. Вот и морщины в углах рта, на шее, на лбу, пролегла сердитая складочка между бровями, появились седые волоски в светлых косах, хоть и выщипывает их Велена, но он-то все видит...

И рядом Лусия.

Милая, добрая, очаровательная, в ослепительном блеске красоты и юности...

— Вели, солнышко мое, не стоит меня ревновать. Все равно лучше тебя и красивее тебя я никого не встречал...

Но герцог не слишком верил своим словам, так что жену тоже убедить не удалось. Тьерина Велена покачала головой, тоже отложила салфетку, и попрощавшись, выплыла из столовой.

Аппетит у нее пропал, как и не бывало.

* * *

В своих покоях Лусия нагрела письмо над пламенем свечи. Осторожно, не давая огню лизнуть тонкую бумагу, поводила листком, и с восторгом уставилась на проявившиеся коричневые буковки.

Так-так...

Второе письмо обеспокоило ее намного больше. Но...

— Купец Тиолор. Росталь. Маританские ткани. Головные уборы и кружева или наряды. Я запомню, братик, спасибо...

Пламя лизнуло бумагу, победно заплясало, обугливая и нужные и лживые слова, превращая в пепел и прах то, что не следовало видеть чужим.

— Ты жжешь письмо брата?

Лусия перевела взгляд на дверь. Там стояла тьерина Велена. Уж... принес тебя Ирион, гадину!

— Да, тьерина.

— Зачем? — подозрительности в голосе тьерины Велены мог бы позавидовать полный состав городской стражи.

— Потому что мы так привыкли, — Лусия развела руками, впрочем, не забыв бросить письмо на блюдо и следить, чтобы оно полностью догорело, — к чему хранить ненужные слова? Беречь над чувства, а любовь брата всегда со мной, в моем сердце...

Лусия приложила вторую руку к груди, вызвав злобный взгляд тьерины.

— Ты бы поскромнее одевалась! Все же ты теперь не ублюдок преотца, а Карст!

На взгляд Лусии, она была одета очень скромно. Голубое платье, с квадратным вырезом, белая пена кружев, подчеркивающая нежность матовой кожи, просто Велене уже такое не по возрасту носить, вот она и злобствует. Но к чему отвечать на такие выпады?

И тьерина рухнула в кресло, второй раз за утро залившись слезами.

— Тьерина Велена, за что!? Я ведь не виновата в грехе моих родителей!?

Плакать девушка могла долго, а заодно наблюдать за противницей, да-да, врагом, и смертельным врагом, из-под длинных ресниц.

Тьерина Велена плюнула со злости, и оставила Лусию в одиночестве. А что еще с ней делать?

Разговаривать с рыдающей беременной женщиной — глупо, это как в пустоту кричать. Утешать эту мерзавку вовсе не хочется, пощечин бы ей надавать, но муж не поймет и не одобрит. Что еще остается?

Да ничего. Уйти с поля боя.

Не успела за тьериной Веленой закрыться дверь, как Лусия перестала рыдать, подошла к зеркалу, посмотрелась...

Так, отлично. Глаза не красные, но к обеду мы их потрем, чтобы были выразительнее. И напудримся для пущей бледности. Меня обидели, я страдаю, я должна быть несчастной.

Ты еще поплатишься за свои слова про ублюдков...

Спускать обиду Лусия и рядом не собиралась, вот еще! И...

Да, тьерина Велена — это враг. Беспощадный, жестокий, который не пощадит Лусию. Но если раньше Лусия еще колебалась, травить или не травить, то письмо Луиса избавило ее от последних сомнений.

Травить.

В Карсте Лусия в безопасности, пока герцог на ее стороне. Но жена все же имеет на него влияние, и это естественно, они вместе уже два десятка лет. Мало ли в чем она убедит мужа?

Нет-нет, оставлять врага в живых, у себя за спиной — это вернейший способ самоубийства.

Лусия достала из шкафа склянку с готовым ядом, откупорила, принюхалась к травяному запаху.

Да, все правильно. Так оно и пахло, так и выглядело, когда мама готовила этот яд. Замечательно! Все же она умница, первый раз сама делает, без присмотра, и все у нее получилось!

Судьба тьерины Велены была решена. И первым делом досталось ее любимому молитвеннику. Этим же вечером Лусия щедро пропитала ядом обрез страниц. За ночь высохнет.

А потом и еще найдем, куда яд подлить. Пусть сначала болеть начнет. Главное, что Лусия вынесла из маминых поучений — смерть должна выглядеть естественной! Тогда никто не будет искать отравителя, все будут заняты поисками лекарей.

Лусия отложила в сторону тряпицу с ядом, положив себе сжечь ее и промыть руки.

Встала на колени, посмотрела на лик Ардена.

— Прости меня, господи. Но я бы никогда не стала нападать первой. Если бы она не угрожала мне, моему ребенку, моей жизни... это не грех. Отмолю, отдарюсь, если понадобится, отец мне даст отпущение грехов... Она сама виновата!

Лик Ардена молча взирал на девушку. За свою долгую жизнь он и не такие оправдания слышал, и уже не находил в ни х ничего интересного. Понятное дело, никто прямо в лицо не скажет — хочу уничтожить этого человека, чтобы мне, любимому. Было удобно и комфортно. Всегда прикрываются либо самозащитой, либо общим благом...

Любителей прикрывать грязную лужу белейшим покрывалом хватает и здесь, и там, и где-нибудь еще. Просто очень часто они забывают, что то же покрывало можно превратить в саван для них. Но к чему думать о таких низких и грязных вещах?

Ясно же, что только у радетелей за светлое будущее (свое, личное) есть право травить, давить, устранять, убирать всех неугодных. А с ними так поступать нельзя.

Нехорошо...

Арден не одобрит, он ведь такой, он все понимает...

Дочери Преотца это лучше всех известно.

Род Карнавон.

Время шло.

Алаис спала, ела, округлялась в нужных местах, отдыхала, с удовольствием разглядывала себя в большом зеркале.

М-да, так и муж ее не узнает.

Не бледная красноглазая немочь, которой для полноты образа 'невесты Дракулы' только вампирячьих клыков не хватало, а вполне себе милая очаровательная женщина. Нельзя сказать, что волосы е потемнели до какого-то серьезного оттенка, но пепельные — это уже не белые. Да и темно-синие глаза смотрятся намного приятнее, чем красные. А что с лиловым оттенком, так это даже красивее. Разве нет?

Пигментные пятна, и те радовали, потому что Алаис понимала — ее организм работает нормально, выделяет меланин, и ребенок может родиться обыкновенным. Не как она — альбиносом, мало ли!

Передается ли это по наследству?

Передается. Весело и со свистом. Жаль, у нее сейчас нет доступа к архивам Карнавонов, но и того, что Алаис помнила, хватало с избытком. Были, были в роду альбиносы. Были и похуже, и умирали дети, и уродами рождались — близкородственное скрещивание?

Ирион бы сожрал Таламира! Такое непаханое поле для исследований, а она черт-те где, вдалеке от библиотек, и все, что она может себе позволить, это сборники легенд и сказок. Книги в это время стоят дороже чугунного моста, ибо пишутся вручную...

Со скуки Алаис вспомнила то, что читала о печатниках, и решила поговорить с отцом Далана. Арон Шедер выслушал с интересом, но воплощать...

Первое — бумага. В этом времени и месте она тоже была дорогой. Может быть, есть дешевые рецепты? Нет? Жалость какая...

А так... да, конечно, на труде переписчика будет экономия, а вот на остальном...

Бумага — полбеды. Но количество грамотных людей тоже не настолько велико. При Королях было иначе, тогда человека, который читать-писать не умел, и человеком-то не считали, а сейчас...

Эххх...

Прогрессорство не удалось. Алаис подумала, и принялась собирать всю возможную информацию о Королях. Как-то странно местные к ним относились. Прямо, золотой век. Были Короли, было счастье, не стало Королей...

И чем дальше, тем больше Алаис приходила в недоумение.

Странно как-то все складывалось.

Один Король, пять Великих Герцогов. Эта схема не менялась веками. Если было больше наследников, они уходили в другие рода. Казалось бы, при таких условиях Карнавонов должно быть несколько сотен тысяч. Благоприятные условия для размножения, мирное время...

Ан нет!

Порывшись в своей памяти, Алаис нашла интересные закономерности.

Историю рода заставляли учить всех Карнавонов, в обязательном порядке. Урод там, не урод, а зубри! Не то линейкой по рукам или розгой по... пониже талии!

Алаис отлично помнила, с какими родами скрещивались Карнавоны. Но... через поколение, через два-три, это рода прерывались. Допустим, в роду Карнавон родились сын и дочь. Сын стал герцогом, дочь выдали замуж. Дочь родила ребенка или двоих-троих, но потом кто-то погибал, причем в результате несчастного случая, кто-то умирал родами, да так, что и дети не выживали, кто-то...

Раньше у Алаис не было возможности об этом подумать. Сейчас же... паранойя?

Единственное, что приходило ей в голову — контролирование численности потомства. Интересно, как с этим обстоит в других родах? Наверняка ведь есть свои проблемы.

А ведь она сейчас в Атрее, здесь по определению должны быть летописи. Но куда ей, малым не на седьмом месяце? С пузом-то?

Сидеть и сидеть, пока не родится деть. А потом еще кормить его...

Лизетта уже заговаривала про кормилицу, и предварительно приглядела молодую здоровую девушку в одной из деревень, но Алаис побаивалась. Все же...

А если у Карнавонов и правда какая-то кривая генетика?

Если ребенку для здоровья нужно будет именно материнское молоко, а не чье-либо еще? Даже в двадцать первом веке на этот счет велись разнообразные споры. И уж точно новорожденному не подойдет молоко кормилицы, которая кормит ребенка, например, с полгода. Оно же разное по составу, свойствам, жирности... а что еще кушает кормилица? Чем болела? Как относится к гигиене?

От вопросов голова пухла, так что Алаис рассчитывала на худшее. Она попросила Лизетту договориться с теми, кто держит коз, и приготовилась сама кормить малявку, сколько понадобится. В идеале — хотя бы с полгода, а уж потом переводить на козье молоко.

Что утешало — отсутствие 'экологически чистого', 'натурального', 'полезного' питания из баночек. Алаис отлично помнила, как читала состав еще в своем мире.

Из натуральных элементов там была соль.

Может быть, сахар и вода. Если не водопроводная.

Остальной состав хотелось с особым цинизмом скормить производителям. Авось, загнутся от такого количества ядохимикатов! А потом ахают: 'ребенок болеет, ребенок аллергию дает на все, включая воздух, ребенку плохо...'.

Конечно! Если в ребенка втискивать такие дозы не разбери-чего-поймешь! Удивительно, как дети еще выживают!

Здесь этого не было. Но не было памперсов, не было стиральной машинки, не было влажных салфеток, прививок, грамотной медицины...

Чем дальше, тем меньше хотелось рожать. Но выбора не было. Ребенок толкался все активнее, и почему-то чаще всего в три часа ночи. Лежишь, дремлешь, мама?

Н-на тебе по печени! И по почкам! А чего это ты лежишь? А ну-ка, побегай!

Алаис ощущала себя паровым котлом, который пока не взорвался только по Божьей воле. Но надолго ли ее хватит?

Впрочем, вести из Карнавона, случайно дошедшие до Шедеров ее порадовали настолько, что даже раздражение отступило.

Ант Таламир теперь воевал с Эфронами. Как приятно! Просто медом по душе!

Эфронов Алаис не любила, и вообще — пусть скорпионы в банке пережрут друг друга. Ей меньше давить придется. Приятного аппетита, муженек! Кто там, кого там...

Ей лично было наплевать!

Победит муженек — тем лучше. Пусть присоединяет Эфрон, хозяйствует, настанет день и час, и Карнавоны вернутся.

Победят Эфроны — в Карнавоне они все равно не удержатся. И королева не даст, и сам Карнавон. Алаис постепенно приходила к убеждению, что есть в местной вере что-то... глубинное. Правильное, если хотите.

Бывает такое иногда.

Кто-то что-то скажет, а ты нутряным чутьем понимаешь — все правда. Действительно правда.

Чем дальше, тем больше Алаис понимала, что не все так просто. Легенды?

Да, но под ними должно быть какое-то основание! Как Сцилла и Харибда в свое время. Два чудовища, которые пожирают корабли и моряков? Скала и водоворот, которые и найдены в Мессинском проливе. Троя... город же был! И Шлиман что-то да раскопал!

И тут тоже что-то такое есть...

Только вот — что?

Алаис пыталась по крошкам собирать легенды и предания, пыталась что-то и как-то систематизировать, и выходило... странно.

Были Короли.

Обязательно один король, один наследник. Даже если у него было несколько детей, остальные выдавались замуж в герцогские семьи. То есть герцогские рода, все пять, были тесно связаны с королевским. А между собой — нет.

Почему?

Короли строго за этим следили. Кстати, сами короли могли брать в жены девушек хоть от сохи, неважно. Ехал, увидел, влюбился, женился. А вот когда герцоги пытались родниться между собой, начиналась сплошная неразбериха. То браки были бесплодны, то дети не выживали, то...

Алаис, конечно, не могла видеть всей картины, но кое-что ей приходило в голову. Хотя и требовало подтверждений. Посмотреть надо...

Если у королей был какой-то активный рецессивный ген? Вот, как у нее? Только у нее это альбинизм, а если что-то страшнее? Ихтиоз Арлекино, к примеру? Фибродисплазия? Гипертрихоз?*

*— генетические заболевания. При средневековом уровне развития медицины, заболевший, как правило, не выживал, или его просто приканчивали на месте, прим. авт.

Но тогда тоже не срасталось. Короли могли скрещиваться с герцогами, но... ан — нет! Короли не брали себе в жены девушек из герцогских родов. Никогда. Или такие браки были недолгими и бездетными, и заканчивались смертью девушки. То есть...

Этот активный рецессивный ген можно было забить, но на одно поколение? А потом он вылезал снова?

А вот если скрещивались два королевских потомка, он вылезал с такой силой, что потомство становилось нежизнеспособным? Оно и так было не очень, но тут уж вовсе дохли, как мухи?

Алаис чувствовала, что нащупала истину, но образования ей решительно не хватало для дальнейших рассуждений. Впрочем...

Для себя она могла вывести несколько простых следствий. Не спать и не размножаться ни от кого из других герцогских семей, вот и вся хитрость. А Короли...

Вряд ли при ее жизни пройдет Реставрация монархии, значит, ее это и интересовать не должно. Детям завещает, объяснит и расскажет, и только. Но для начала ребенка надо еще родить...

Бррр...

А говорят, больно.

Черти б драли интернет, благодаря которому о сексе и родах может узнать даже девяностолетняя девственница. Алаис, вот знала. Почитала в свое время.

Осложнения, порывы, неправильные предлежания и прочие медицинские термины были полузабыты, но от этого только становилось страшнее. Родильная горячка, воспаление, инфекция...

Страшно-то как!

Впрочем, готовиться к родам ей это не мешало. Шить приданое, вязать приданое, покупать приданое ребенку, потом сложнее будет. И уверяйте, не уверяйте, что все будет хорошо...

Алаис на уверения не поддавалась. Ей было просто страшно.

Хотя сейчас ей было чуть спокойнее. Лизетта ее ребенка не бросит, это точно. Ему не придется нищенствовать, просить милостыню, его не продадут в бордель и не выкинут в мусор. Его вырастят, как Шедера, а это уже больше, чем неплохо. Алаис написала письмо, приложила герцогский перстень и медальон, запечатала и отдала кузине. На всякий случай. Таламир, в наивности своей, думал, что все регалии у него настоящие, но ни один герцог не забирал их из сокровищницы. Было два комплекта — настоящий, который надевался только при принятии титула, и выходной, на каждый день. Первый увезла с собой Алаис, второй остался Таламиру. Пусть носит и радуется. Настанет еще час предъявить и регалии, и права, и даже силу. Настанет. В этом Алаис была твердо убеждена. Иногда не стоит атаковать в лоб, надо посидеть, подождать, посмотреть на драку тигра и льва — и побыть умной обезьянкой, которая с пригорка наблюдает за схваткой. Итак, на арене Таламир и Эфрон. Делайте ваши ставки, господа, делайте ставки, кто больше...?

Против всех?

Не предусмотрено?

Очень, очень жаль. Но жизнь такая длинная и непредсказуемая! Вдруг Алаис да повезет?

Глава 7

Семейство Даверт.

— Рано. Отец, это слишком рано!

Эттан Даверт насмешливо взглянул на сына. С тех пор, как из постели Преотца была с позором изгнана тьерина Лиона, характер у мужчины портился день ото дня. Кому приятно осознавать, что неотразим не ты, а твои деньги, статус, положение в обществе и Храме?

Эттан, конечно, сильно не отделял себя от своего положения, но — коробит. Сильно коробит.

— Не много ли ты вли взял, щенок?

Луис сверкнул в ответ глазами.

— Да половина рыцарей наверняка сбежит! А у нас ничего не готово!

— Значить, с тебя и голову сниму! — рявкнул Эттан.— Я кому поручал свою охрану? Я тебе приказт отдал, а твое дело выполнять. Вообразил, что можешь меня учить?

Так я тебя быстро в разум приведу!

Сын и ухом не повел в ответ на гнев отца.

Эрико уже не было в Лаисе, капитан увез его в Атрей. Оттуда тьер и тьерина Эсталь прислали коротенькую записочку, что все в порядке. Скоро и сам Луис уедет, пара дней буквально оставалась. Надо же не просто исчезнуть, а так, чтобы тебя не нашли и не вернули.

И вот ведь!

Лус понимал, что сроки отец назначал заранее, но то, что сыну он сказал другую дату...

Плохо, очень плохо.

Тьер Синор поскрёбся в дверь, просунул свою блинно-крысиную мордочку. Луис меланхолично подумал, что так будет выглядеть крыса, если ее размазать в блин сапогом.

— Пресветлый, вы позволите?

Луис посмотрел на отца. Эттан Даверт махнул рукой, дозволяя войти и говорить.

— Что у нас в городах?

— В Тавальене было шестьдесят два рыцаря Ордена, включая магистра. Не ушел ни один.

— Магистр Шеллен тоже здесь? — встрепенулся Луис.

— Нет. Его заместитель.

— А Шеллен?

— Уехал в Гвинор. Надеюсь, там его перехватят.

Этттан сдвинул брови.

— Пошлите птиц в Гвинор. Я должен знать...

Луис стиснул зубы.

— Я могу идти, отец?

— Да.

Тьер Даверт вылетел за дверь, что есть силы стиснув зубы. И от души пожелал магистру Шеллену оставить всех ищеек Эттана в дураках.

Вдруг да поможет?

* * *

— О, тьерина Велена...

Лусия промокнула батистовым платочком лоб свекрови.

— Почитать вам еще книгу Ардена?

Тьерина медленно опустила веки, что было принято Лусией за согласие. И женщина раскрыла книгу на месте, на котором остановилась часа два назад.

В комнату больной вошел Донат Карст, наклонился, поцеловал в лоб Лусию, посмотрел на свою супругу, подумал с минуту — и поцеловал ей руку.

Неудивительно.

Лусия, будь ее воля, в жизни не прикоснулась бы к тому, во что превратилась тьерина Велена. Некогда красивая и крепкая женщина сейчас больше всего напоминала череп, обтянутый пожелтевшей, пергаментной кожей.

Провалились щеки, запали глаза, тонкая кожа туго обтянула выступившие скулы, волосы резко поседели и приклеились к черепу.

Вердикт лекарей был прост — болезнь. Неизвестная науке, да, так бывает.

Яд?

Что вы! Какой яд? Откуда яд? Кому бы это в голову прийти могло?

Нереально!

Правду знала одна Лусия, но она помалкивала. Яды матери, действительно, сбоев не давали. Тьерина Велена медленно и верно умирала. А всего-то и надо было пропитать ядом молитвенник, и добавить немного в ее любимые духи, которыми тьерина обильно поливала все, включая и нижнее белье. Яд медленно проникал в организм через поры кожи, и убивал женщину так же верно, как кинжал, только медленнее.

Тьерина болела, чахла, не могла принимать пищу из-за постоянной тошноты...

Лусия подозревала, что если она сейчас и прекратит подливать яд, Велену уже ничто не спасет.

Впрочем, разве это ее волнует?

Тьерина Велена не пожалела бы ее, Лусия не пожалела свекровь, все закономерно. А что она нанесла удар первой... это в книге Ардена сказаны всякие глупости. Вроде того, что человек не враг тебе, пока не поднял первым руку свою...

А если после этого ты уже не встанешь?

Запросто!

Лучше уж бить первым, а грех... отмолим! Лусия совершенно искренне собиралась во всем признаться отцу, получить от него полную индульгенцию, и спокойно жить дальше. Может, молиться почаще.

Сейчас она была на шестом месяце, и прекрасно себя чувствовала. Разве что щиколотки отекали, но всегда можно было посидеть подольше, отдохнуть, и все пройдет. Вот и сейчас, читая книгу тьерине, она поставила ступни на маленькую, обитую бархатом скамеечку. А что?

Она беременна, ей нужны удобства!

Тьерина Велена открыла глаза.

— Донат...

— Да, дорогая. Как ты себя чувствуешь?

— Плохо, — взгляд тьерины остановился на Лусии. — Выйди вон!

— Вели, — возмутился бесцеремонной команде Карст, но Лусия положила ему руку на локоть.

— Все в порядке, монтьер.

— Руку убери! — скрипнула тьерина. — И вон отсюда.

Лусия одарила ее нежной улыбкой.

— Только не переутомляйтесь, тьерина, вы еще слишком слабы...

Нежно промокнула обильно надушенным платочком пот со лба тьерины — и вышла вон.

Стоит ли ругаться или злиться на Велену Карст?

Нет! В этом нет никакого смысла! Умирающий может говорить, что ему захочется, все равно ничего сделать она уже не сможет! Так-то!

* * *

В комнате тьерина Велена посмотрела на мужа.

— Ничего нового?

— Нет.

По просьбе тьерины, Донат Карст озадачил всех лекарей. Но следов яда обнаружено не было, болезнь определить не могли а потом герцогине давали промывающие, ставили пиявок и два раза пускали кровь. Только от этих мероприятий, понятное дело, не было.

— Я уверена, это все она!

— Вели, — Донат Карст вздохнул, — как это должно выглядеть?

— Не знаю!

— Ты не берешь ничего у Лусии, кроме яблок, и те чистит при тебе служанка, служанок я тоже меняю, за Лусией следят, — тут тьер безбожно врал, за Лусией никто не следил, потому что Донат Карст полагал это просто придурью больной бабы, — а тебе все хуже и хуже. Как бы Лусия тебе вредила?

— Не знаю! Сука!

— Вели, она мать нашего внука.

— Нашего... внука!!! Донат, поклянись мне!

— В чем?

— На родовом камне поклянись, на крови! Я требую! Я умираю, поэтому ты должен дать мне слово!

— Какое?

— Что никогда не женишься на этой сучке!

— Вели, она жена нашего сына!

— Вот именно! Я умираю, Мирт тоже смертен! Сможешь ли ты его уберечь — не знаю, но я хочу, чтобы ты мне поклялся! Ты! Никогда! На ней! Не женишься!

Донат вздохнул.

— Хорошо. Если ты так хочешь, я тебе обещаю.

— Нет! На крови!

— Вели!

— Дон!

Два взгляда скрестились — и в этот раз тьерина Велена не отступила. Горящий безумным огнем взгляд превозмог волю мужа. Донат вздохнул, вытащил кинжал и кольнул палец.

— Я, Донат Лирей Карст, клянусь своей супруге, что никогда не женюсь на Лусии Даверт, ныне Карст. Даже если она останется последней женщиной на земле.

Тьерина Велена расслабилась и откинулась на подушки, словно дохлая рыбина. Только шея чуть подрагивала.

— Спасибо, — наконец шепнула она.

Донат вздохнул. Показательно, громко...

— Надеюсь, тебе будет стыдно, когда ты поправишься.

— Надеюсь, мне не будет стыдно, когда я умру. За тебя...

Донат Карст вышел из комнаты, хлопнув дверью — и тут же был вознагражден поцелуем от Лусии.

— Как она?

— Плохо. Бредит!

— А что с рукой?

— Дурь несусветная. Заставила меня поклясться, что я никогда на тебе не женюсь!

Если бы Донат Карст не гладил в это время Лусию по волосам, то заметил бы, какой злобой полыхнули карие глаза.

Впрочем, вслух женщина произнесла совсем иное.

— Я замужем. И жена вашего сына. Храм никогда бы не одобрил...

— Снизойдем к ее причудам. Тяжко тебе с ней?

Лусия вздохнула еще показательнее.

— Это мой долг...

— Ты благородная душа, Лу...

— Разве в роду Карстов могут быть иные? — удивилась Лусия.

Но внутренне она кипела от гнева.

А ведь все так хорошо продумано! Она могла бы стать герцогиней Карст! Просто устранить Мирта — и пожалуйста. Но если Донат дал клятву на крови...

Про это слышала даже Лусия. Клятвопреступники долго не живут.

Обычный-то человек может врать, сколько ему угодно, но вот кровь герцогов, кровь Королей...

Это очень плохо заканчивается для клятвопреступника. Всегда плохо. Смерть иногда кажется избавлением рядом с происходящим, уж настолько-то Лусия историю знала.

Что ж, супругой Доната ей не быть.

Но разве плохо сейчас?

Мирт что есть, что нет его... мешать не станет. Тьерины Велены тоже практически нет, остается воспитывать ребенка наслаждаться жизнью и строить планы на будущее. Жизнь — покажет.

Лусия еще раз поцеловала любовника и вернулась в спальню к свекрови. Проявлять сострадание и выказывать милосердие.

* * *

— Бей!!!

Толпа ревела.

Рыцарь Ордена Ларош крепче вжался в отбросы и на миг прикрыл глаза, позволяя себе перевести дыхание.

Как, как это могло получиться?

Еще вчера вечером все было нормально, а сегодня утром мир сошел с ума. Он помнил, как проснулся в своей комнате, в таверне, кажется, это было еще в той жизни, сотню лет назад...

Оделся, спустился вниз, заказал завтрак — и там его настигло нечто... безумное, чудовищное, чему не было названия.

В таверну, печатая шаг, вошли пятеро городских стражников.

— Рыцарь Ордена Ларош Дарю?

— Да.

— Вы арестованы. Сдайте оружие.

Кто-то другой мог бы повиноваться приказу. Кто-то... нет, не Ларош.

— За что?

— Вам все объяснят в магистрате.

Стражники отводили глаза, словно что-то знали, но что и как произошло? Кто-то другой швырнул бы им в головы скамью, начал бы орать, драться, сопротивляться, и оказался бы в магистрате увязанным, что та колбаса, да еще со сломанными ребрами и без пары зубов. Но Ларош был не таков. Осторожность, хитрость и скрытность были у него в крови, а потому рыцарь сделал единственное, что мог. Он махнул рукой.

— Но позавтракать-то можно? Господа, это ведь надолго!

Стражники смотрели хмуро.

— Я никуда отсюда не денусь, просто съем то, что уже оплатил, а вы... составьте мне компанию, господа, а потом все вместе отправимся в магистрат? Вам ведь, наверняка еще целый день по городу мотаться... скажете, что я спал, или был у любовницы, вот и задержались!

И видя, что стражники колеблются, удвоил напор.

— Эй, там! Вина на всю компанию и хороший завтрак для меня и господ стражников!

Служанка засуетилась, рыцарь улыбался, и стражник чуть оттаяли. Присели за стол, потихоньку разговорились...

Ларош заказал кувшин вина. Потом мяса, потом еще вина... и постепенно узнал, что в магистрат пришло письмо от Преотца. Мол, открыть именно сегодня, и непременно выполнить. Градоправитель вызвал к себе капитана городской стражи, наорал, а потом велел ему арестовывать всех рыцарей Ордена моря. Всех, кого не встретит в городе.

Разум Лароша заработал мгновенно.

Такие вещи добром не кончаются, это уж точно. Лучше затаиться и подождать, пока что-либо не прояснится. Но как уйти от стражников?

Самым простым путем.

Заказать еще один кувшин вина, в который, совершенно случайно, просыпался порошок из перстня с пальца рыцаря. Не яд, нет. Но хорошее снотворное. На такую ораву маловато, конечно, но часок проспят, а больше и не надо.

А самому можно и не пить. Неприятно, когда вино стекает под одежду, ну да в пыточных хуже будет.

Ларош и сам не мог понять, почему так поступает, но внутреннее чутье словно за плечо вело и подталкивало.

Нет, не надо!

Не смей!

Последним уронил голову на стол старший среди стражников. Воил налитыми кровью глазами, сопел, но все же упал лицом на скатерть.

Ларош развел руками, демонстрируя свое горе трактирщику и слугам.

— Ладно, сейчас проспятся. А я пока вещи соберу. Сколько с меня за завтрак и комнату?

Он честно рассчитался, и поднялся в свою комнату.

Второй этаж?

Плевать!

Плащ на плечи, кошелек в карман, бумаги за шиворот, чтобы не выпали, оружие снять — приметное, с символикой рыцаря Ордена, осмотреть себя — нет, ничто не выдает в нем рыцаря — и за окно. Вниз по стене, в подворотню, и давай ноги до ворот.

Закрыты?

Что ж, выхода нет. Если никого не выпускают из города просто так, придется день выждать, а выйти из него ночью. И выжидать надо... Тропку контрабандистов и разбойников Ларош знал, но среди бела дня ей не воспользуешься, надо дождаться ночи.

Куча мусора у стены показалась Ларошу более, чем подходящей. Он покрепче завернулся в плащ, плюнув на грязь и запах, на дорогое сукно и отделку — жизнь дороже. И залег, молясь, чтобы его тут никто не заметил.

С того места, где он лежал, отлично были видны ворота. Мужчине не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать за происходящим. Въезжающими в город, выезжающими...

Шум послышался ближе к полудню.

Ларош вжался поглубже в кучу мусора. В своем немолодом, за сорок лет уж, возрасте, он отлично понимал, что орущая толпа — не к добру. И попасть ей в руки, или даже на глаза...

Разумному человеку такого не надо. И даром не надо, и с доплатой не надо...

— Бей!!!

— Твари!!!

— Сволочи!!!

Крики сливались в единое марево, облаком глухой злобы и ярости повисали над городом, змеями вползали в уши, вертелись воронками смерчей над головой, заставляя плотнее вжиматься в мусор.

Страшно, ох, страшно...

А потом они приблизились, и Ларош увидел ЭТО.

Всех рыцарей он не знал, но этого...

Молодой Юльми был из его воспитанников. Ларош сам нашел его, сам воспитывал, сам посвятил в рыцари и теперь с ужасом видел...

Три рыцаря...

Нет, не рыцаря. Это три воющих искалеченных существа, для которых смерть будет милосерднее. Что-то в дегте, перьях и на кольях, по которым стекают капли крови вперемешку с каплями дегтя.

Искаженные мукой лица, раскрытые в криках рты...

Ларош вжался в кучу мусора, моля Ардена, чтобы его не заметили.

И видел, как колья воткнули в землю рядом с воротами. Видел, как умирали его друзья. И не мог отвести взгляд.

Страшно это. Безумно страшно...

Он ждал до темноты, не смея поднять головы, и только потом, скрипнув зубами, выполз из кучи мусора, и направился к лазу контрабандистов.

Ему надо было добраться до замка Шемон и разобраться в том, что происходит.

Поговорить с магистром, и отомстить тому, кто убил его товарищей.

Род Карнавон.

О том, что в городе начались беспорядки, Алаис даже не узнала. Просто часть слуг на работу не явилась, а когда Лизетта принялась расспрашивать, то услышала такое...

У Алаис волосы на голове зашевелились.

Приехала, м-мать!

Можно сказать — с приплыздом вас, дорогуша!

Город закрыт! Стража никого не выпускает, только тех, кого знает совершенно точно, потому что Преотец своим указом объявил орден Моря вне закона.

Оказывается, они втайне поклоняются Ириону, совершают человеческие жертвоприношения, а еще впали в гнусный грех и втайне в своих замках предаются содомии и зоофилии. А что?

Женщины туда не допускаются? Значит — точно оно!

Алаис это было безразлично, да и местные не то, чтобы сразу же наказывали за нетрадиционную ориентацию. Так... ногами попинать могли без всякой толерантности, детей замуж в такую семью не отдали бы, дела лишний раз вести не стали...

Как известно — Арден и Мелиона за продолжение рода человеческого. А какое тут продолжение? Никакого. Биология не допустит. Пра-авильно, а раз детей быть не может, значит блуд ради блуда что противоестественно. И точка.

Сейчас стража хватает рыцарей Храма, тех, которых успевают отбить от разъяренной толпы, но нескольких уже разодрали на части... люди опьянели от крови, и это страшно.

Алаис и Лизетта переглянулись.

Лизетта схватилась руками за щеки, глаза у нее остекленели.

— Ой, мамочки... что ж это будет?

— Шашлык из рыцарей будет, — буркнула Алаис, вспоминая о тамплиерах. Видимо, подлецам плевать на разницу в мирах, они везде одинаковы. Неизвестного Преотца она не знала, но подозревала, что сунь его в кучу навоза, так разницу никто и не заметит.

— Ой-ой-ой...

Алаис что есть сил, встряхнула женщину за плечи. Сил было мало, девятый месяц, но тут важно не количество, а качество.

— Лиз, соберись!

— Ой...

— Лиз!

Алаис вздохнула. По лицу она людей бить не училась, но затрещина вышла душевной. Лизетта помотала головой, глаза ее стали осмысленными.

— Пришла в себя? Извини за хамство...

— Нет, ничего страшного. Спасибо...

— То-то же...

Алаис порадовалась, что придется иметь дело с умной женщиной. И принялась раздавать указания.

— Лиз, надо собрать все ценное, что есть в доме. Спрятать там, где огонь не доберется, если что...

— Ты это всерьез?

Герцогиня Карнавон топнула ногой.

— Нет, мля! В шутку! Ты что — думаешь, отсидимся спокойно? А если нет?! Если не получится?! Знаю я, как в таких случаях голыми и босыми остаются. Спрячем — не беда, живы будем, так достанем, когда все уляжется. А случись что, все не на улице бедовать.

— Но Арон...

— О них пока никаких вестей. Так что готовься к худшему.

Лизетта мотала головой, словно лошадь.

— Алекс, ты думаешь...

— Да я просто уверена! Сначала — рыцари, потом те, кто с ними связан, и наверняка найдется пара подонков, которые пожелают под шумок свести счеты с врагами. Думаешь, у вас в городе все сплошь святые? Ну-ну...

— Ты думаешь, Арон...

— Да я молиться всем богам буду, чтобы выжили! Чтобы обошлось. А если — нет? Надеяться надо на лучшее, да, а готовиться к худшему! Так что слушай меня! Все ценное — сложить и укрыть, самим подготовить пару узлов, чтобы можно было быстро выскочить из дома. Одеться по-другому. Под юбку — штаны, или нечто вроде, чтобы и через забор, и по буеракам, и в седло, обувь нормальную... что еще?

— Ты беременна...

— Лучше рожать под забором, чем в тюрьме. И лучше рожать, чем трупом лежать, — привычно срифмовала Алаис. Посмотрела на Лизетту и чуть смягчилась. — Не дрейфь, может, все еще и обойдется. Но давай подготовимся от греха. Командуй, а я пошла свои вещи собирать. И надо в подолы платьев, или лучше — рубах, хоть по паре десятков монет зашить. Авось сразу не сорвут, а там вывернемся. Золото, они и на дне морском золото.

— Там-то оно зачем?

— Чтобы потом хоть труп выловили, — огрызнулась Алаис, и отправилась собирать вещи.

Ребенок последнее время как-то странно притих, повитуха сказала, скоро роды. Но если что — с таким пузом не побегаешь...

С-суки, вы подождать не могли, пока я отрожаюсь?! Чтоб вас так хоронили, как я донашиваю!

* * *

До темноты все было тихо и спокойно.

Проезжали отряды стражи, один Лизетта даже зазвала в дом под предлогом накормить — напоить, а заодно и расспросить. Вы же понимаете, две слабые хрупкие женщины, все на нервах, все в отчаянии...

Командир отряда понимал, тем более, что Лизетту в городе знали. И успокоил женщин.

Да, идет охота на храмовников, двоих уже поймали, одного не успели отбить у толпы, еще несколько скрылось, но куда?

Ищем...

Вы не бойтесь, мы позаботимся о мирном населении, вам ничто не угрожает. Градоправитель контролирует ситуацию, все будет в порядке...

Да, и к вашему брату мы заедем, и записочку передадим. А пишете что? Все в порядке, не волнуйся за меня?

Конечно-конечно, как же не порадеть милой даме, которая накормила-напоила, приняла, как родных,, да и записка явно без двойного дна...

Лизетта выдохнула с облегчением.

Алаис, отлично зная цену таким обещаниям, нахмурилась, и пошла прятать монеты еще и в сапоги. Как на Рамтерейе — неясно, а вот в России это классика.

Пан-атаман Грициан Таврический как живой стоял перед глазами.

— ...и все мои бойцы, как один, стоят за свободную личность...

— Значит, будут грабить.*

*— Свадьба в Малиновке. прим. Авт.

К вечеру опасения Алаис блестяще подтвердились, лишний раз показывая, что миры, как бы не назывались, и люди в них, чем бы они не прикрывались, бывают чрезвычайно похожи.

* * *

Сначала был шум на дороге, ведущей в город.

Лизетта прислушивалась с тревогой, Алаис, с мрачной уверенностью, пошла переодеваться. Удирать — всегда лучше в штанах. Ах, какая она умница, что сделала себе брюки на завязках, вроде тех комбинезонов, в которых ходят беременные в России! Их и сейчас натянуть можно, и хоть живот поддерживается и фиксируется. Да и ребенок не повлиял на фигуру, как были кожа-кости, так и остались.

Хоть лишний вес носить не придется, а десять килограмм спереди... Переживем.

Наши женщины и по сто килограмм на хребтине таскают... это, правда, аристократическая тушка Карнавонов, зато характер наш! И тело наше покорится духу!

Шум пока не приближался. Зато...

Алаис уже спустилась вниз, когда в окно постучали.

Лиз посмотрела на Алаис, на окно, на Алаис...

— Открывай, — махнула та рукой. — От толпы так не спасешься.

— И откуда ты все знаешь? — проворчала Лизетта, но окно открыла.

Алаис меланхолично подумала про фильм ужасов в реале. Окровавленная рука вцепилась в подоконник, мужчина явно держался из последних сил.

— Помогите, умоляю...

— Твою мать! — высказалась Алаис. — Лиз, помоги, живо!

Шум приближался, выбора у них попросту не было. Что тут можно сделать? Да только одно, затащить рыцаря, а кто это еще может быть, в дом и прятать поглубже. Потому что если его тут найдут...

Презумпция невиновности?

Чаво? Это ты меня материшь, чо ли? И сапогом поперек хребтины!

Эта ахинея даже в России не работала. А уж тут-то...

Рыцаря разорвут — пусть хоть на сувениры употребят, Алаис плевать было на весь орден вместе и каждого в отдельности. Разборки храма?

Да козе понятно, что они либо деньги делят, либо власть. Только идиот в это впишется, рискуя жизнью и здоровьем, а себя Алаис к идиотам не причисляла. Пусть одни твари других пере5режут, авось оставшиеся меньше с паствы будут стричь...

Но здесь и сейчас проблема иная! Если этого гада найдут у них дома, они же в жизни не докажут, что непричастны! Их допросами замучают. И что делать?

Предъявлять регалии и требовать депортации в Сенаорит?

Ну-ну...

Лично Алаис себе не поверила бы. Никто бы не поверил. Да и что ее ждет по прибытии на родину? Ласковый привет плеткой от любящего мужа?

Вот уж спасибо...

Но думать-то Алаис думала, и ругалась про себя, а мужчину уверенно тащила внутрь. Лиз помогала ей, как могла, хорошо хоть дом, за временем, чуток просел в землю, и окна оказались достаточно низко.

Спасаемый оказался мужчиной лет тридцати, с большими голубыми глазами и каштановыми волосами, на которых сейчас запеклась корка крови.

— Вы кто? — Алаис не собиралась расшаркиваться. — Отвечаем быстро и по делу, не то обратно выкину.

— Рыцарь Ордена. Стэн Иртал. Был в городе по делам, когда началось, смог сбежать...

— Алекс Тан. Лизетта Шедер. Так, Стэн, быстро и по делу. Тебя видели?

— Вроде оторвался...

— Значит, скоро придут, — между делом Алаис плеснула компота на свою шаль и стирала все следу крови. — Лиз, ты сейчас в сад, заровняешь как сможешь, его следы, и возвращайся. В мою комнату.

— А слуг...

— Насколько ты в них уверена?

Лизетта прикусила язык.

— Может, в тайную комнатку?

— Здесь такая есть?

— Отец промышлял контрабандой...

— Отлично. Тогда я в сад, а ты его веди. И кровь здесь сотри...

— Компотом?

— Плевать! Ты ранен? Сильно?

— Голова. Руку зацепили, кажется, пара ребер сломаны.

— Кровью не харкаешь?

— Вроде нет.

— Ладно. Если сдохнешь в потайной комнате, похороним честь по чести, — оптимистично пообещала Алаис.

— Вы так добры, тьерина...

Выразительный взгляд Алаис показывал все, что она думает о храмовниках, но ругаться не было времени. Вместо этого она подхватила со стола нож для фруктов, и вышла вон.

Лизетта посмотрела на рыцаря.

— Давайте я поддержу вас...

— Нет, не надо. Если на вашей одежде останутся следы крови... я сам. А вы посмотрите, чтобы я чего не испачкал.

Стэн поднялся на ноги и кое-как поковылял, иного слова тут и не скажешь, к двери.

— Скажите, а ваша сестра всегда такая... эээ...

Лизетта фыркнула. Что-что,, но оскорблять Алаис она никому бы не позволила.

— Да, она всегда спасает всякую пакость. Недавно выходила хромую жабу. За дверью — налево.

* * *

Сад Алаис знала. И сейчас, в ночном полумраке, разгоняемом звездами, отмечала разрушения, которые причинил Стэн.

Сломанный куст, след от сапога на клумбе...

Одно кое-как поправить, второе разрыхлить ножом, третье просто отрезать и выкинуть...

Грядке под окном досталось больше всего, Алаис кое-как поправила ее прямо руками, и чертыхнувшись, отправилась домой. Ждать.

Лизетта уже была в гостиной, мирно вышивая какие-то розы на скатерти.

— Как он?

— Спрятан.

— В тайнике?

Лизетта спокойно встретила взгляд Алаис.

— Отец промышлял контрабандой. Я уже нет, но тайник остался.

И не пустует, когда в гости наезжает братец, — подумала Алаис. Вслух говорить ничего не стала, и так понятно. Лизетта бросила на Алаис косой взгляд, убедилась, что гостья не проявляет ненужного любопытства, и успокоилась, насколько получилось.

А шум снаружи все нарастал и нарастал.

Приближались голоса и крики, потянуло с улицы чем-то горелым,, забеспокоились слуги, а потом забарабанили в дверь.

Лизетта кивнула дворецкому.

— Откройте.

Алаис вздохнула. Ребенок был подозрительно тихим. Хоть пнул бы, все отвлечься...

В дом ввалились не все сразу, на Алаис сначала показалось — толпа. Потом оказалось, что у страха глаза велики. Всего шестеро мужчин, но разве от этого легче?

Все пьяные и шалые от крови и погони, так даже хуже, чем от вина. Вино-то с ног свалит, а этот хмель... нет, он ведет только к крови.

И все же...

Лизетта молчала, только переводила круглые глаза с одного на другого, и Алаис поняла, что отдуваться ей.

Сами собой распрямились плечи, вскинулась голова, на губах заиграла насмешливая улыбка, поползла вверх левая бровь... Перед охамевшим быдлом стояла герцогиня Карнавон, и требовала ответа.

— Что привела вас в этот дом, господа?

И голос стал другим. Низким, властным, спокойным — в нем чувствовалась привычка к повиновению. На пару минут этого хватило — ошеломить, заставить отшатнуться, а там уже взяла себя в руки и Лизетта. Купеческая выучка чего-то да стоит. Вскинулась из кресла, уперла руки в бока.

— Да, что происходит, Джок Терри! А ну, смотри мне в глаза? Ты чего это вломился в приличный дом на ночь глядя? Мик? Сэм? Ровер?

Мужчины на глазах теряли кураж.

— М-... это...

— Это — что? Выпить не на что? — грудью наступала Лизетта. — Так я дам, только не надо полы пачкать! И ломиться всем стадом — тоже! Пришли бы, как люди! Вон, Алекс напугали, а ей рожать скоро...

Мужчины перевели глаза на Алекс.

Да, лица она припоминала. Имена — нет, вряд ли, слишком их было много, а лица помнила. Они приходили ее послушать, даже и с детьми...

Видимо, зрелище беременной женщины, которая обхватила свой живот, тоже снизило градус жестокости.

— Мы храмовника ищем, — промямлил, кажется, Джок. Лизетта помотала головой.

— У меня?!

Мужчины замялись.

— Вроде как в эту сторону побежал...

Алаис повела рукой.

— Лиз,, я думаю, молодые люди должны быстренько осмотреть дом, убедиться, что храмовников здесь нет — и искать дальше. Мы не можем задерживать правосудие...

Мужчины приосанились.

— Это.... правильно понимаете, — выступил вперед Ровер. Или не Ровер? Алаис и под страхом тройных родов не разобрала бы их сейчас.

— Идите, молодые люди, — Лизетта махнула рукой. — Мало ли... вдруг он правда забрался, а мы и не знаем? Убьют так-то... Страшно...

— Мы вас защитим! — выпятил грудь тот же Джок.

Алаис мрачно подумала, что судя по количеству защитников, на нее тут скоро половина континента охотиться станет.

— Начните со второго этажа, пожалуйста, — про себя она молилась, чтобы они не оставили следов. Купцы строят надежно. Потаенку могут и не найти, но мало ли?

Кровь, обрывок одежды, грязь...

Мужчины уже собрались выходить из комнаты. Она попробовала опуститься в кресло...

Оххх...

Боли не было, нет. Просто внутри что-то лопнуло. Тихо и незаметно, как будто в глубине прокололи воздушный шарик. И по ногами побежал ручеек воды, усиливаясь с каждой секундой.

— Лиз...

Мужчины — и те обернулись.

— Я рожаю.

Лизетта схватилась за голову.

— Алекс! Ох! Как же... Джок! Пошли за повитухой, пожалуйста! Хоть весь дом обшарьте, только помогите!

— Она... а... это... — весьма глубокомысленно выдал Сэм.

Кто-то выругался.

— Пошлите за повитухой! — заорала Лизетта. — Бегите к Маготте!

И кто-то из мужчины вылетел за дверь.

Стоило ли говорить, что о храмовнике все благополучно забыли. Поиски проводились спустя рукава, по дому зайчиками носились слуги, то грея воду, то подавая простыни, которые Лизетта предназначила для пеленок, то устраивая родильную залу, сама Алаис держалась за живот и стонала так, что проняло бы даже крокодила... плакал бы он вдвое больше, это уж точно. Потом вцепилась в Джока и принялась умолять не уходить — мол, когда рядом такой сильный мужчина, с ней точно ничего плохого не случится...

Кажется, бедолага готов был выпрыгнуть в окно.

К моменту прибытия повитухи, мужчины мечтали только о том, чтобы покинуть слишком гостеприимный дом.

Повитуха мигом навела порядок, цыкнула для виду на Алаис — и принялась распоряжаться. Женщины перевели дух.

Пронесло?

Кажется, да.

А Алаис подумала, что еще не родившись, одной своевременностью, ребенок спас человеку жизнь. Хорошее начало.

* * *

Рожать — это больно?

Не-ет, это очешуительно больно.

Ощущение такое, что снизу из тебя пытаются вытащить глобус. А ты вот — сова.

Орала Алаис так, что люстры дрожали. И повитухины увещевания не помогали. Больно, мать, мать, мать!!!

Таламир, сука, чтоб в тебя так влезло, как из меня вылезло!!!

Единственное, на что хватало Алаис — это не выдавать себя, но материлась она так, что конюхи под окнами заслушивались. Сразу ясно — не деревенщина какая, образованный человек! Эк, выплетает!

И когда натяжение стало вовсе уж нечеловеческим, а потом из присевшей на корточки Алаис (она бы и на четвереньки встала, чтобы легче было), выскользнуло нечто мокрое, окровавленное и отчаянно орущее, она даже сразу не поняла, что почти все закончилось.

Еще усилие, уже минимальное по сравнению с предыдущим — и вот выскальзывает послед, а Алаис подхватывают и разрешают лечь, принимаются перевязывать пуповину...

— Послед покажите, — скомандовала Алаис.

— Не ребенка? — удивилась повитуха.

— Послед, — скрипнула зубами женщина.

Выглядело это весьма неаппетитно, но вроде бы все было цело, и это неплохо. Знала Алаис, как горячка начинается, их-за... остатков. Конечно, она не представляла, как должна выглядеть нормальная плацента, и тем более не представляла, что надо было сделать, чтобы извлечь остатки, но...

— Мальчик! — Объявила счастливая Лизетта.

Алаис прикусила губу, а потом протянула руки. И на них медленно опустилось нечто верещащее во всю мощь легких.

— К груди его поднеси, к груди, — подсказала повитуха.

Алаис повиновалась — и малыш, словно поняв, что от него требуется, повернулся к соску, впился покрепче и принялся сосать. На маленьком личике больше всего выделялся упрямый подбородок, глаза были закрыты, выражение упрямое и сосредоточенное...

— Какой-то он мелкий...

— В самый раз, — авторитетно заявила повитуха.

— И на клопа похож, — размышляла Алаис, — такой же... сосущий.

Женщины переглянулись и заулыбались.

Все нормально, все в порядке, бабы после родов и не такое несут...

— Как назовешь?

Алаис подумала пару минут. Родовые имена Карнавонов она знала, только вот... не много счастья они принесли герцогам. И Алаис было плохо в той семье. Назвать в честь отца из того мира, почти уже ставшего сказкой?

Можно, только вот не приняты здесь такие имена.

В честь папы, Антом?

Ну уж — нет!

— Эдмон.

— Эдмон?

— Так звали капитана, который привез сюда нас с Даланом, — пояснила Алаис.

— Эдмон Тан. Красиво...

А еще Эдмона Дантеса. И...

— Полностью будет Эдмон Дантес Тан, — подвела итог Алаис.

— Вот и чудненько, завтра и жреца вызовем, чтобы обряд провел по всем правилам, — согласилась Лизетта.

Алаис кивнула, подумав, что надо будет отнести ребенка к морю.

По обычаям древних родов, мать три раза окунала ребенка в морскую воду, на заре, в заводи для обрядов. Но Алаис подозревала, что сойдет любое море. И кстати — неглупо. Морская вода, если пляж галечный, а вода чистая, отлично дезинфицирует пупочную ранку. Слова она помнила, конечно, произносить их должен был отец, но Карнавон-то — она?

Ей и ребенка в род вводить.

И надо будет сделать все по правилам.

Наевшись, свеженареченный Эдмон Дантес лежал смирно, и кажется, собирался поспать. Сверток забрали у Алаис, уложили в колыбельную, и Лизетта лично поправила ей растрепавшуюся косу.

— Поспи...

— А... это?

— Следующей ночью. Я тебя разбужу, если захочешь.

Алаис кивнула и отключилась.

Спать хотелось зверски. И горло саднило... Между прочим, не так просто она орала. Любые преследователи рыцарей Ордена проходили мимо дома, слушали истошные вопли, уточняли, кого бьют, получали ответ, что тут роды, и быстро-быстро улетучивались, справедливо полагая, что роженица никого прятать не будет.

Ошибались, конечно, но Алаис с Лизеттой никого просвещать не рвались, им и так забот хватало. Хорошо хоть, отбились,

* * *

Пока Алаис спала, Лизетта прошла на первый этаж. Зашла в кладовку, подошла к неподъемному, казалось, шкафу, который стоял тут с начала времен, хмыкнула, выдвинула верхнюю полку и как-то по-хитрому потянула ее вверх и от себя.

Шкаф даже не скрипнул, открываясь.

Лизетта не врала, она контрабандой не занималась, а вот Арон иногда грешил, бывало, да... Так что и петли были смазаны, и комнатка не заброшена.

Рыцарь Ордена Моря, Стэн Иртал, сидел с мрачным видом. Ждал то ли убийц, то ли еще чего похуже, но на Лизетту смотрел без особого восторга.

— Кушать хотите? — светски поинтересовалась женщина.

— Перед казнью?

— Да чего уж сразу так — казнью, — обиделась Лизетта. — все ушли. Искали вас, не нашли, решили, что прозевали, или вы не туда свернули... бывает.

Стэн ощутимо перевел дух.

— А... крики?

— Алекс рожала. Мальчика. Эдмоном назвали. Я сейчас вам принесу покушать, ведро принесу для нужных дел, насчет одежды подумаю. Деньги у вас есть?

— Да.

— Еще нужно?

— Не надо, — покачал головой мужчина. — Спасибо вам. Вы и так...

Лизетта топнула ногой. Правда, тихо. Конечно, стены тут обшиты дубом, кричи, не кричи, не услышат, но мало ли?

— Стэн, я сейчас спрашиваю не о вашем дурацком кодексе. Здесь и сейчас вы — беглец. Вы не сможете направиться в первый же храм и получить помощь, вам придется прятаться и скрываться. У вас хватит на это денег?

Стэн вздохнул, очевидно, переламывая себя, и покачал головой.

— Боюсь, что нет.

— Тогда напишете мне расписку. Я деньги не дарю, я вам их дам в долг, понятно?

— Понятно. Спасибо вам...

— Сутки-двое придется просидеть здесь, потом я вас выведу.

Стэн медленно поднялся, подошел к женщине... он был выше ее на голову, даже больше — на голову и ладонь...

— Лизетта, спасибо вам. Видит Море, я отплачу добром за добро. Но почему вы мне помогли?

— Алекс говорит — делай добро, бросай его в воду. Оно не пропадет, добром к тебе вернется.*

* ух ты говорящая рыба! М/ф, прим. авт.

Стэна фраза не убедила.

— Так просто?

Лиз пожала плечами.

— Что вы будете делать, господин Иртал?

— Попробую добраться до Магистра. Я не понимаю, что происходит, нет, не понимаю...

Лиз покачала головой.

— Алекс сказала странную вещь, но сейчас мне кажется, что она права. — Алаис сказала это еще до прихода рыцаря, но Лизетте вдруг показалось жизненно важным, чтобы Стэн узнал об этом. — Она сказала примерно так, что жадность — чувство, которое толкает на самые страшные преступления. И лучший способ отомстить преступнику — не дать ему поживиться за твой счет.

Стэн покачал головой.

— Не понимаю. Нет, не понимаю... жадность?

Лиз только руками развела.

— Не знаю. Но мне кажется, что она говорила не просто так. Отдыхайте, я все принесу.

Вскоре Стэн опять остался один, но с теплым одеялом, большими кусками окорока, сыра и хлеба, кувшином с вином и даже небольшой свечкой, все казалось не таким уж безнадежным.

Мужчина поел, помолился, и попробовал уснуть, но безрезультатно.

В голову лезли страшные картины расправы над его братьями.

Как их хватали, тащили на казнь, буквально рвали в клочья... за что?!

Что они такого сделали?!

И он не мог, никак не мог найти ответа...

* * *

Поспать спокойно Алаис не дали — из города приехало все семейство Арона Шедера.

Он сам, супруга, дети...

Им тут же сообщили о новорожденном и даже решили продемонстрировать. Не учли только, что от такого слоновьего топота кто хочешь проснется, не то, что ребенок. Эдмон открыл глазенки неясного серо-синего цвета, посмотрел на окружающих — и разревелся, намекая маме, что неплохо бы и покушать. И побольше, побольше...

Алаис протянула руки, достала тугой сверток из колыбели, и принялась кормить, заставив Далана запунцоветь и отвернуться.

— Ты сама кормишь? — удивилась Элайна. — Грудь же форму потеряет!

— Моя? — искренне удивилась Алаис. Когда это прыщи форму теряли?

Элайна подумала пару минут.

— И молока тебе хватать не будет! Я найму кормилицу! Да-да, завтра же найду кого поприличнее...

Лизетта уперла руки в бока, готовясь к сражению. Алаис вздохнула.

— Госпожа Шедер, я понимаю, что вы обо мне заботитесь, но в том, что касается моего сына, окончательное решение буду принимать только я. Пока я кормлю его своим молоком, не будет хватать — поговорим о кормилице. Еще раз спасибо за заботу.

Элайна надулась и отвернулась, бормоча что-то о том, как лучше, и как лучше не надо...

Далан набрался решимости поглядеть на малыша.

— А можно его потрогать?

— Вполне.

Алаис была довольна уже в том, что ребенок родился нормальным.

Все пальчики на руках-ногах, рефлексы в норме и не альбинос. И вроде как не даун, это бы она увидела. А вот остальное...

Будем надеяться на лучшее.

Далан коснулся маленькой ручки, вылезшей из простых полотняных пеленок. Ребенок тут же продемонстрировал и второй свой рефлекс, и схватил палец, что есть сил. Далан захлопал глазами, Алаис фыркнула.

— Макак цепкохвостый.

— Это кто?

— Это обезьяна. Потом расскажу, — пообещала Алаис.

Элайна дула губы, но видя, что никто не обращает внимания на ее обиды, быстро передумала, и поднесла пальцы к вискам.

— Ах, как хорошо, что вас не было в городе. Это было так ужасно, так ужасно...

— Что именно? — равнодушно уточнила Алаис. — То, как били рыцарей, искали их пособников, или пытались их назначить?

Арон откровенно хмыкнул.

— Для нас — последнее. К счастью, Шедеры — богаты.

Алаис покачала головой.

— Вы хотите сказать, что...?

Арон медленно опустил ресницы. Здесь и сейчас мужчина и женщина друг друга поняли.

— Вас уже ограбили под предлогом взятки? Сказали, что поступил донос?

— Да, именно так...

— Плохо, очень плохо.

Пару минут Алаис размышляла, а потом поглядела на Арона, и уже вслух, для всех.

— Вам надо уезжать отсюда. Продавать имущество и перебираться в другой город. Здесь вас в покое не оставят.

— Алекс! — Элайна ахнула, прижимая руки к щекам. — Уехать?! Но как?! Мы же... здесь же...

— Родовое гнездо? — Лизетта соображала быстрее, но ей не хватало чужого опыта. Того, который накапливается у любого жителя двадцать первого столетия, хоть что-то читающего по истории.

Не нужно попадать в революцию самому, чтобы знать — добра она не принесет никому. Разве что нескольким фабрикантам, или олигархам, или...

Названия меняются, деньги остаются.

Не надо жить во времена 'охоты на ведьм', чтобы понимать, кого могут назначить крайним.

— Скажите, эти обвинения... имеют под собой хоть какую-то почву?

Алекс смотрела четко на Арона Шедера, и тот опустил глаза, подумал пару минут...

— Как и у любого купца.

— Или чуть больше?

— Чуть больше. Не намного, но...

— Тогда точно надо уезжать, — Алаис покачала головой, отдала насосавшегося ребенка служанке, чтобы та его перепеленала и подмыла. Одно из преимуществ наличия слуг — не надо самой дерьмо вытряхивать. — Поверьте, в такие времена лучше быть подальше от шантажистов. Иначе деньгами не отделаетесь.

— Да что может быть такого? — удивилась Элайна. — Вроде бы все уже....

— Не все, — просто объяснила Лизетта. — Не все.

— Кто-то сбежал, — продолжила Алаис. — И этого кого-то начнут искать. Обязательно.

— У нас? — подумал вслух Арон.

— У любых людей, находящихся под подозрением. У вас ли, у них ли... вы сможете доказать, что вы — не пособник Ордена?

Арон молча покачал головой.

— Нельзя доказать то, чего нет. Вас будут шантажировать. Женой, детьми, делом, домом... сейчас, пока еще всех ищут, самое лучшее время все продать и перебраться подальше. Или просто перевести деньги, сдать дом в аренду.... Хотя последнее чревато конфискацией. Может быть, продать его доверенным людям, с тем, чтобы они хранили его для Шедеров... или написать расписку на продажу и закладную... не знаю, как лучше.

Арон кивнул.

— Я обдумаю этот вопрос.

Алаис кивнула.

— Думайте. Но я предупреждаю, если не уедете вы — уеду я.

— Алекс? — Лизетта была в шоке.

— Я уязвима, Лиз. Стоит пригрозить мне сделать что-то с ребенком... даже не так. Далан, к примеру, взрослый, он может кое-как за себя постоять. А вот этот говорящий сверток, — Алаис усмехнулась своим мыслям, — он полностью зависит от меня. Не могу сказать, что во мне так уж бурлят материнские чувства, но хотелось бы обойтись без... жестких проверок. Подумай об этом. Много ли выдержишь ты, если твоему племяннику у тебя на глазах начнут ломать кости?

Лизетта побледнела и замотала головой, словно призрак палача в красном колпаке уже встал перед ее глазами.

— Я — не выдержу, Лиз. Я рисковать не буду.

— Мы подумаем над этим, — Арон уверенно развернул супругу к дверям. — Я очень серьезно подумаю.

Ночью Лиз выпустила Стэна из дома, и рыцарь Ордена растворился в темноте, снабженный новой, неприметной одеждой без знаков Ордена, новым оружием, так же без опознавательных знаков и даже кошельком с деньгами. Если уж делать добро, так до конца.

А еще через два дня Арон объявил что они уезжают. В Рентар. Это большой портовый город, там есть компаньоны. Которые помогут устроиться, да и затеряться там намного легче.

Поедет ли с ними Алекс?

Разумеется, Алаис была согласна.

Семейство Даверт.

Луис смотрел в окно на Тавальен.

— Может, все же проедешь по городу? — Массимо все понимал. Только вот легче от этого не было.

Этот день тьер Даверт запомнит навсегда.

Утром, на богослужении, в главном храме Тавальена, Эттан Даверт произнес проповедь, и призвал всех верующих людей покарать святотатцев, которые поклоняются Ириону, приносят человеческие жертвоприношения и отправляют мерзостные ритуалы.

Конкретно — рыцарей Ордена моря.

Много ли надо толпе?

О, поверьте мне, очень немного, особенно когда ее гнев раздувает опытный и харизматичный лидер с правильно подвешенным языком. Эттан был именно таким.

Слово, другое, призыв, воззвание... и толпа, воодушевленная безнаказанностью и богоугодностью этого дела, бросилась громить дома орденцев и буквально рвать их в клочья.

Луис отлично знал, что нечто подобное происходит по всем трем материкам...

Кое-кого Луису удалось отбить. А остальных...

Страшно это.

Когда люди пьянеют от крови, превращаясь в животных, когда в порыве безумия рвут себе подобных, когда смотрят белыми от ярости глазами, и ты понимаешь, что только клинок в руке удерживает это... это существо от нападения...

Луис почти не думал в этот день. А если и думал, то об отце.

Почему-то ему казалось, что такого не простят ни люди, ни боги.

Сам он уехать просто не успел.

Эттан, словно что-то подозревая, вцепился в сына, как клещ, и Луис не мог отлучиться даже на пару дней. Но хоть Эрико не искали.

Приказание Эттан отдал, но оно затерялось на столе секретаря, спасибо, Массимо, как раз проходил мимо. Видимо, случайно, бумага упала к нему в карман.

Несколько раз подряд.

По поискам брата отчитывался Луис, а Преотцу и в голову не приходило, что родной сын способен так нагло ему врать.

Как оказалось — способен.

Луис бросил еще один взгляд в окно.

— Почему, ну почему они не послушались?! Какие же глупцы! Нет, даже не идиоты! Беспримесные безмозглые устрицы! Кретины! Тупицы! Крабы!

Таких (и еще более впечатляющих) эпитетов удостоился магистр Шеллен со соратники.

Луис честно написал анонимку в адрес Ордена, и даже не одну.

Судя по результату, рыцари решили, что бумага пропадать не должна и использовали ее по назначению. То есть — отскоблили и снова записали что-то важное.

Принять во внимание? Как-то попробовать предотвратить ситуацию?

Вот еще!

Ясно же, что все это глупости! Этого не может быть, просто потому, что не может быть никогда.

Вообще никогда!

Это же ОРДЕН!

Как Преотец может на него покуситься?

Бред!

Бред сие, опасный и зловредный!

Ну, пусть расхлебывают последствия своего бреда.

Луис махнул рукой, решив, что спасение утопающих — дело не его рук. Он подставляться больше не станет, тем более, что пришло письмо из Ростали.

Эрико был на месте, в Рентаре, Эдмон Арьен ждал второго пассажира. Маританцев храмовная грызня вообще не занимала. У них на острове ни одного храма отродясь не водилось.

— Не будем ждать, пока сюда доставят магистра?

— К чему? — искренне удивился Луис. — Если Шеллена схватили, теперь точно не выпустят. А если попробуют освободить... Нет, в это я точно не полезу.

Массимо понятливо кивнул.

И верно, что могли они сделали, а подставлять свою голову за каждого орденца — много их, а Луис и Массимо — два человека. И кто тут быстрее кончится?

— Может, сейчас Преотцец нас отпустит?

— Отпустит, — ухмыльнулся Луис. — Никуда не денется...

— Почему? Что такого произошло?

— Гонец от Лусии.

— Что-то серьезное?

— Нельзя сказать, что горестное для сестренки, — Луис лично сегодня забирал письмо у молодого человека в цветах Карста и с траурной повязкой на рукаве. — Так... Умерла ее свекровь.

— Тьерина Велена? От чего?

Массимо отлично помнил не слишком красивую, но умную и властную женщину, хозяйку Карста...

— Не знаю... Лу пишет, от болезни.

— Она же была совершенно здорова? Или у них какая-то зараза бродит?

Луис медленно покачал головой.

— Об этом сестренка не писала....

Массимо только вздохнул.

Ну да, все так просто... умерла тьерина Велена.

А что там?

Как там?

Не грозит ли опасность самой Лусии?

Луис кивнул, думая примерно о том же.

— Связному она не писала. Но... я поеду.

— А Преотец нас точно отпустит?

— Я все равно поеду.

Луис не задавал глупых вопросов вроде: 'ты со мной?', или 'не побоишься?'. Отлично знал ответы.И благодарил и Ардена, и Мелиону за то, что именно Массимо нашел тогда его мать. Небеса забрали у него одного близкого человека, но взамен послали второго.

* * *

Лусия плакала.

Осторожно, аккуратно, чтобы не покраснел нос, и не опухло лицо. Слезинки катились по мраморным щечкам, не испорченным гнусными коричневыми пятнами.

Вместе со всем семейством Карст она стояла на коленях у гроба и являла собой воплощенную скорбь. Заодно и по сторонам поглядывала из-под длинных мокрых ресниц.

Донат Карст скорбит. Не сильно, но явственно. Что ж, герцогу и не положено проявлять свои чувства на людях.

Ее супруг, Мирт Карстский...

Лусия со злостью разглядывала супруга, признавая, что внешне он намного привлекательнее отца. Был бы еще нормальным! А то красивое, но полностью отстраненное от реальности лицо, производило тягостное впечатление. Как живой труп...

Интересно, он хоть что-то соображает? Что это его мать?

Дочери Карста рыдали в голос, не стесняясь. Ну, этих Лусия сильно в расчет не брала. Обе сговорены, обе помолвлены, обе уже проводят больше времени в имениях женихов, чем дома. Траур не помешает сыграть две свадьбы, просто поскромнее. Лусия позаботится...

Ребенок толкнулся под сердцем.

Лусия чуть пошатнулась, напоказ погладила живот...

Мало ли кто там умер! Жизнь продолжается!

Герцог обратил внимание на этот жест, непроизвольно поддержал женщину под локоток.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да. Просто маленький...

— Хочешь, я напишу Луису, чтобы тот приехал?

И мысль эта неожиданно показалась Лусии весьма привлекательной. Ее брат будет рядом. Спокойный, надежный, сильный...

— Да! О, да! я тоже написала брату, но вдруг отец его не отпустит?

— Разумеется, отпустит! Я тоже напишу, чтобы Луис приехал погостить у нас до родов.

— Благодарю!

Взгляд юной жеенщины был исполнен такой горячей благодарности, что Донату стало неуютно в слишком тесных брюках. Не годится такое-то, да рядом с телом жены.

Лучше ему пойти, прямо сейчас написать письмо Преотцу. Так спокойнее...

* * *

Полученное от Лусии письмо тьер Даверт и показал отцу.

Сначала Эттан Даверт покачал головой.

— Стоит ли ехать? Мало ли что там...

— Разумеется, стоит! Хорошие отношения с Карстом нам нужны, а сейчас — в особенности. К тому же, можно будет проверить, кто из орденцев скрывается в Карсте, и добиться их выдачи.

Аргумент был весомым. Но почему-то Эттану не хотелось отпускать сына.

— Все же ты мне нужен здесь...

— Зачем? — искренне удивился Луис. — Охрана твоя налажена, допрашивать я не умею...

— Не спорь со мной, мальчишка!

Эттан хлопнул ладонью по столу, показывая, что спор прекращен, но Луис останавливаться не собирался.

— Лусия — моя сестра. И мать хотела бы, чтобы я поехал.

— Она тебе лично об этом сказала?

— Перед смертью она взяла с меня обещание позаботиться о сестре. И я намерен его сдержать, — отчеканил Луис.

Золотистый и карий взгляды скрестились над столом, словно клинки зазвенели. Некоторое время Эттан молчал, а потом вдруг махнул рукой.

— Поезжай. Но большого сопровождения я тебе дать не могу. Человек десять...

— Я возьму с собой одного Массимо. Быстрее обернемся, — отмахнулся Луис, размышляя, что действительно, стоит съездить в Карст. Он навестит сестру, а потом попросту взойдет на корабль. Что стоит написать Эдмону Арьену, чтобы из Ростали он прибыл, например, в Турс? Чем плох этот порт? Он небольшой, удобный... край — Луис оплатит капитану вынужденные перемещения. Да и...

Луис действительно боялся за сестру.

Строчки из старых манускриптов, словно живые, стояли у него перед глазами.

В браках между герцогами рождались уроды, чудовища... нет, рисковать не стоило, никак не стоило.

— А если на вас нападут?

— Я поеду не как тьер Даверт, а как тьер Тессани, — пожал плечами Луис. — К примеру.

Эттан недовольно пожевал губами, и смирился, махнул рукой.

— Ладно. Поезжай.

И в самом деле, чем ему сейчас может помочь сын?

Да ничем!

Эттан не был глуп. Он отлично видел, что Луису не нравится его затея, что сын его осуждает, что мальчишку коробит от мысли о пытках и допросах орденцев... ладно! Пусть едет, развеется. Вернется — поумнее будет.

* * *

На следующее утро, Луис и Массимо выехали из ворот Тавальена.

На повороте дороги Луис обернулся, долгим взглядом посмотрел на светлый город на берегу моря. Мертвого моря.

— Вернусь ли я сюда?

Массимо пожал плечами.

— Даже если и нет — это важно?

— Я прожил здесь всю свою жизнь...

— Значит, настало время приглядеться к другим местам. И вообще, дом — это не стены, а люди.

Вот с этим Луис был согласен.

Но и стены, и люди...

Как-то зыбко у него все в жизни. Очень зыбко...

Род Карнавон

Эти сборы...

Один переезд равен трем пожарам?

Не-ет, когда у вас маленький ребенок, один переезд равен пяти извержениям вулкана, не меньше! Хорошо, когда деньги есть. Когда есть слуги, когда есть отдельная карета, когда о тебе заботятся. Малыша Алаис подвесила в чем-то вроде люльки, и теперь вся забота состояла в кормлении и смене пеленок. А в остальном...

Жизнь молодой мамы — грустна и одновременно очень насыщенна. Каждые три часа — подъем. Ребенок нагадил — подъем! Захотел кушать пить, гулять — подъем...

Так что все время Алаис делилось между ребенком и сном. И второго решительно не хватало.

Какое там укачивание в карете? Что вы!

Алаис отключалась, как перегоревшая лампочка. И кроме писка ребенка ее ничто не могло вырвать из забытья.

Лизетта и Элайна тискали маленького Эдмона, уверяли, что он очарователен, что копия мамы, что вырастет красавцем мужчиной...

Алаис смотрела — и не видела пока ничего.

Врут, что ли, авторы книг?

Вроде как она должна ненавидеть этого ребенка, потому что он от Таламира. Есть такое?

Нет такого.

Она должна обожать этого ребенка, безумно любить, визжать от счастья, когда он требует пожрать и менять в экстазе пеленки. Это же ЕЕ РЕБЕНОК!!!

Ничего подобного она в себе тоже не ощущала.

Она готова была защищать своего ребенка, заботиться о нем, устраивать его жизнь и свою — в соответствии с его интересами, но без щенячьего восторга.

В той, далекой, жизни, у нее была подруга, которая пафосно заявляла: 'Я вижу себя в детях!'. Лично Алаис себя пока не видела. Только маленького пищащего червячка с большими потребностями и хорошим аппетитом. А себя, в детях...

Лично Алаис не затем рожала, чтобы себя увековечить. И вообще, чем пафоснее заявления, тем паскуднее их подоплека.

Возможно, не будь она такой измотанной и уставшей, она бы заметила то, что бросалось в глаза.

Красные глаза Элайны Шедер. Ее поведение. Взгляды Арона на супругу...

Алаис не обращала внимания ни на что. Но избежать столкновения с действительностью ей не удалось.

* * *

— Говорят, магистра этих... ирионовцев в Гиварте схватили...

— Магистра Шеллена?! — Элайна говорила таким тоном, что Алаис даже не раздумывала. Она просто что есть силы наступила госпоже Шедер на ногу.

Кажется, с другой стороны то же самое сделала Лизетта, потому что Элайна ахнула и заткнулась.

— Что, самого магистра? — подхватил Арон. — Надо же! А мы-то думали — сбежит! Эти... главнюки, они всегда сбегают!

Трактирщик ухмыльнулся с такой гордостью, словно лично магистра ловил.

— А то ж! Преотец — он такой! Никого не упустит!

— Да, повезло нам с Преотцом, — согласился Арон. — Может, присядешь с нами, пропустим по кружечке пивка, да и расскажешь, что к чему?

Трактирщик бросил взгляд на женщин.

— А мы бы пока искупались? — Алаис посмотрела умоляющими глазами. После беременности они не торопились возвращаться к вызывающе красному цвету, и это радовало. Серо-синий устраивал девушку намного больше,, даже лиловый отлив был лучше радикально алого цвета.

— Да, может, дама пока горячей воды погреют? А они наверху побудут с ребенком?

На стол лег десяток серебрушек, и это решило дело.

Трактирщик пригреб их, махнул рукой служанке, и грузно опустился за стол. Разлил по кубкам дешевенький эль.

— Дело было так...

Алаис волокла в комнату ребенка, Лизетта — сноху. Обе молчали, ругался только маленький Эдмон, которому пора было поменять пеленки.

В тавернах и трактирах они останавливались каждый день.

Арону нужны были новости, а женщинам хотя бы раз в день горячая еда и ванна. Дорога же... Да и дети уставали, а потому Арон махнул рукой на скорость и каждый вечер находил что-то подходящее. Это не составляло труда, тракт к Рентару был наезженным, да и разбойников тут почти не водилось. Хотя Арон утверждал, что они просто понастроили трактирчиков и теперь грабят легально.

В комнате Лизетта почти швырнула сноху на кровать.

— Молчи, кретинка! Всех погубишь!

— Шеллен... — Элайна расклеивалась прямо на глазах.

Лизетта скрипнула зубами, и залепила Элайне оплеуху.

Не помогло. Алаис перехватила руку подруги, которая намеревалась продолжить лечение.

— Лиз, прекрати! Так ты ей не поможешь!

— Зато хоть душу отведу!

— Ты с ума сошла, что ли?

— Алекс, не лезь в это! Ты просто не понимаешь...

— Чего?

Женщины переглянулись.

Лиз вздохнула, потом махнула рукой.

— Ладно. Ты и так уже много чего знаешь...

— Проще убить, чем что-либо скрыть? — поддела ее Алаис.

— Убивать тебя — расточительство, хороший купец никогда так не поступил, — парировала Лиз. — В общем.... Далан Арону не родной.

* * *

Если Лиз ожидала широко открытых глаз, удивленного вопля: 'КАК?!' или крайний случай — глубокого обморока, то ее ждало разочарование. Алаис и бровью не повела.

Подумаешь там — чужой ребенок?

Да у вас тут законные герцогини бегают неучтенными, и ничего! Никто пока не жаловался. А потому Алаис просто поинтересовалась:

— А кто счастливый папа?

— Не догадываешься? — огрызнулась Лиз.

— Судя по реакции — магистр Шеллен? — предположила Алаис. И видя расширившиеся глаза женщин уже понимала, что угадала.

Бывало у нее такое.

Скажешь иногда — вроде бы и полная глупость, но попадаешь ровно в яблочко. Бывает...

— К-как... т-ты... — прозаикалась Лиз.

— Просто угадала. А то с чего бы такая реакция? — честно призналась Алаис. — Но подробности я рассчитываю услышать.

Элайна сверкнула глазами, но потом вдруг опустилась на кровать, уткнулась лицом в сложенные ладони.

— подробности... а его, может быть, уже нет. Подробности!

И разразилась слезами.

Алаис вопросительно поглядела на Лиз — и та не подкачала.

Ничего нового в истории не было. Был наследник старинного рода Атрей, который резко разругался с родными, ушел из дома, и стал в итоге магистром Ордена. Но тогда до этого было далеко. И юный Шеллен только-только искал свою дорогу в холодном и жестоком мире. А отец Элайны, тоже купец не из последних, торговал с Атреем.

На его корабль и нанялся юнга Шеллен.

А поскольку был он умен и образован, неглуп и воспитан, то быстро выбился в люди, стал бывать в гостях у хозяина... и юная Элайна влюбилась со всем пылом четырнадцати лет.

До безумия.

К чести Шеллена, он долго не обращал внимания на девушку.

Не обращал внимания, когда она ходила кругами, не видел призывных взглядов, не услышал тоскливых вздохов, не замечал расстегнутых пуговичек и вырезов на платье — Элайна была для него лишь младшей сестренкой.

А потом Шеллен познакомился с одним из орденцев — и пропал. Стал храмовником, вступил в орден, ушел от отца Элайны...

Прошел год, второй, Элайне исполнилось восемнадцать, все забылось, все ушло... ей так казалось! Она начала улыбаться парням, ведь жизнь не стоит на месте, и надо выходить замуж. Она начала приглядывать мужа. И когда отец предложил ей Шедера, согласилась.

Арон был молод, красив, неглуп — что еще надо?

А что он — не Шеллен... Так ведь и никто — не ОН. Сердечко болело и ныло, но девушка стискивала зубы и шла вперед. Нет ничего глупее соплюшки, которая страдает по мужчине, при том, что она ему даже и не нужна. И рядом не нужна, и даром не нужна, и знать-то он о ее чувствах не знает, а и узнал бы... Только слез бы прибавилось. А значит — надо жить. Что — сердце? Переболит и успокоится.

С Ароном все уже было сговорено, заключена помолвка, подписаны все договора, скоро должна была грянуть свадьба. И грянула.

Девственность Элайны досталась Арону.

А примерно через месяц молодой муж уехал по делам торгового дома, и жена не пожелала ехать с ним. Потому что к отцу приехал ее любимый. И чувства при взгляде на Шеллена вспыхнули с новой силой. Словно и не было ни свадьбы, ни умных рассуждений — ничего не было. Детская любовь вернулась, и не хотела отпускать молодую женщину.

Первый шаг сделала Элайна. К чести Шеллена, он сопротивлялся, что есть сил. Пытался отказаться, уговорить... разве что не кричал: 'помогите, насилуют'! Но это уж было и вовсе глупо...

К нему среди ночи красивая женщина в одной рубашке явилась, а мужчина в окно с воплем ужаса прыгает?

Ну-ну...

Шеллен не устоял. И не один раз.

Влюбленные встречались больше двух месяцев, когда Элайна поняла, что беременна. Это не мог быть ребенок Арона, тот был в отъезде. И что же оставалось делать?

Выходов было много.

Можно было вытравить плод, но этого не позволил сам Шеллен. Запретил строго-настрого. Пообещал взять на себя всю ответственность, и не обманул. Когда спустя еще два месяца вернулся Арон, Шеллен лично говорил с ним.

О чем?

Лиз не знала, примерно догадывалась. Но дело Арона с тех пор пошло в гору, Элайну он простил, и они даже прижили еще двоих мальчиков, только вот любви в семье не было.

Ни Элайна не смогла полюбить мужа — долг выполнила, но и только.

Ни Арон не смог до конца простить жену, или полюбить пасынка.

Ни Лиз не простила. Впрочем, на последнее Элайне было наплевать.

Шеллену пришлось уехать, но о своем сыне он никогда не забывал. Писал письма, интересовался, иногда приезжал к Элайне, к самой Элайне... и той хватало. Хоть так-то. Хоть иногда!

А сейчас его...

Алаис только головой покачала.

Вот что тут скажешь? Нет в этой истории ни одного правого, чего уж там. Подводя итоги, Арон женился на девушке, которую выбрали родители... кстати...

— А у Арона есть дети на стороне?

Судя по тому, как метнулись глаза Лиз...

— Любовница есть. Детей у нее нет. Не повезло...

Тогда понятно.

— Она, часом, не в Рентаре живет?

И опять ошеломленный взгляд Лиз.

— Откуда ты...

— Догадалась.

А с чего бы Арону туда постоянно ездить? На прогулку? Явно ведь для него место знакомое, насиженное, тропка натоптанная...

Так тоже бывает в договорных браках. Свой долг оба супруга выполнили, и живут своей жизнью. У нее любовь, у него любовь, а кушать-то три раза в день хочется. Чувства отдельно, семья отдельно.

— Так... а в Рентаре нас могут начать травить из-за магистра?

— Н-нет. Там точно никто не знает, — хлюпнула носом Элайна. — Мы с Даланом никуда не выезжали, он, вот, в Тавальен поехал... первый раз...

— А он знает магистра? О магистре?

Элайна кивнула. Потом покачала головой. Агаясненько.

— С магистром они знакомы. А о том, что это его отец — нет, не знает.

— Шеллен всегда за сыном присматривал. Учителя к нему приставил...

— Тисама? Того дядьку, который погиб?

— Да...

Алаис в раздумьях прикусила ноготь на большом пальце.

— Атрей? Что такого случилось, что старший сын герцога подался в орденцы?

Элайна подозрительно посмотрела на Алаис. Но потом решила, что и так уже открыла многое, и махнула рукой.

— Шеллен старший сын, но его отец женился второй раз. Наплодил детей от мачехи, ну и...

Алаис сплюнула на пол огрызок ногтя.

— Но от рода его никто ведь не отрешал, верно?

— Герцогом сейчас — его брат. Младший. Отец уже умер...

Алаис махнула рукой.

— Это как раз неважно. Понимаешь, первенцем можно только родиться. И... Шеллена показывали Морю?

— А откуда ты...?

— Да уж знаю. И о ритуале знаю, и... с Даланом он проводился?

Элайна отвела глаза в сторону.

— Что за ритуал? — подскочила Лиз. — Лайни, что мы еще не знаем? Что вы такого натворили?

— Ничего особенно страшного, — отмахнулась Алаис, принимаясь за второй ноготь. Замечательно! Мало нам Карнавона, у нас еще и Атрей нарисовался, и похоже, вполне законный! — Просто отец, или мать — кто там по крови герцог, приносят ребенка на рассвете к морю. Показывают солнцу, окунают в волны, и произносят родовую клятву. Как бы вводят ребенка в род, понимаешь?

— И это...

— Наследства ему это не даст. А вот право, — Алаис специально выделила голосом это слово. — у Далана есть право первородства. Если Шеллена не исторгли из рода... Элайна?

— Нет. Н-не исторгли. Его отец хотел, но потом что-то случилось... я не знаю. Я до сих пор не знаю! Шеллен не рассказал, но был мрачным...

— Он тебе для Далана ничего не оставлял? Медальон? Перстень?

— Откуда...?

Второй ноготь полетел на пол.

Алаис вздохнула. Признаваться не хотелось, но, похоже, другого выхода не было.

— Я сама из герцогского рода. Только другого. И разбираюсь в этом достаточно неплохо.

Ответом ей были выпученные глаза. Но купеческое сословие — оно крепкое, и женщин из него такими мелочами надолго не свалишь.

— Бастард? — поинтересовалась Лиз, переварив впечатления.

— Почти, почти...

— И из какого рода?

— Давай это оставим на потом? — поморщилась Алаис. — Обещаю рассказать, но позднее, когда с этой историей разберемся. Элайна, тебе не кажется, что Далан имеет право знать?

— Что его отец может умереть в любой момент? А он даже не знает своего отца?

Вот на этой ноте в комнату и вошел Арон.

Одного взгляда купцу хватило.

— Замечательно. И что...

Алаис подняла руки успокаивающим жестом.

— Господин Шедер, все в порядке. Я ничего не слышала... хотя какое, в море, в порядке?! У нас у всех серьезная проблема! Очень серьезная! И чем скорее мы ее решим, тем будет лучше для всех.

— Вот даже как?

— Боюсь, что да. Нам надо серьезно подумать, что делать, потому что в покое вас не оставят. Никак не оставят. Вы же понимаете, что в вашей семье растет герцог Атрея? И рано или поздно с этим надо будет что-то делать.

Судя по взгляду, что хотел сделать Арон, так это прибить непрошенную советчицу. Но...

— Элайна, отданное магистром хранится у вас?

— У меня, — процедил Арон.

Алаис еще раз вздохнула, а потом вытащила цепочку с кольцом.

— Вот такое?

Алый камень, черная касатка. Карнавон.

— Н-нет...

— Коричневый камень и золотой кит? Я угадала?

— Д-да...

На пол полетел уже третий ноготь.

— Трактир не лучшее место для откровений. Давайте доберемся до Рентара, и там уже решим, что делать, как делать и когда.

— А Шеллен, — Элайна всхлипнула.

— Здесь и сейчас ты можешь помочь ему только одним. Сохранить его сына.

Элайна закрыла лицо руками, и разразилась рыданиями. Лиз махнула рукой, упала рядом со снохой на кровать и принялась утешать ее, а Алаис посмотрела на Арона.

— Мне кажется, нам стоит поговорить?

* * *

Арон Шедер пребывал в недоумении.

Алекс Тан знала много больше, чем говорила, это понятно. И потому была опасна. Или нет?

Или да?

Когда не знаешь, чего ждать, по определению ждешь самого худшего. И Алекс это понимала. Смотрела, хмурилась, но заговорила, только когда они оказались в номере, и она проверила, что под дверью никого нет. Уселась на кровать, похлопала рядом с собой ладонью, приглашая посекретничать. И заговорила, когда Арон уселся, тихим-тихим шепотом.

— Арон, я могу дать любые клятвы, что сохраню вашу тайну, но вы понимаете, что в вашей семье растет герцог Атрея?

Вот этого Арон не ожидал.

Что в его семье растет бастард Атрея — он понимал. Но это — дело житейское, кто не грешен? Ни он, ни Элайна друг друга никогда не любили, даже и вид делать не пытались. Просто семьи объединяли дела, ну и скрепили деловые отношения — брачными. А так...

У Элайны был Шеллен, всегда Шеллен, а у него — Лотти. К сожалению, из бедной, почти нищей семьи. Отец не то, что не допустил бы — проклял и выгнал! И в свое время Шеллен честно рассказал все Элайне, когда делал предложение. Так и так, не люблю, никогда не полюблю, без Лотти жизнь не мила, а на тебе женюсь по требованию. Ожидал слез, криков, угроз, а вместо этого встретил понимающий взгляд. И те же самые слова с ее стороны.

Но слово свое Элайна сдержала. Арон стал ее первым мужчиной, получил от нее двоих детей, а Далан...

С мальчиком они планировали поговорить позднее, когда ему будет хотя бы пятнадцать. Да и Шеллен, с которым как-то раз виделся Арон, обещал не оставлять сына. Но — такое?

— Герцог? — для верности переспросил он. — Не бастард?

— Нет! Герцог!

— Но...

— Шеллен — старший сын, так ведь?

— Да. А почему, кстати, Шеллен?

— Так это его полное имя. Итан Шеллен Атрей.

Алаис кивнула.

— Так вот. Если его не вывели из рода, если он не отрекался... нет?

— Нет. Он не говорил...

— Я не знаю, что у них там произошло, но должно быть две реликвии рода. Кольцо и медальон.

— Кольцо. Медальон у него...

— Значит, Далану надо будет как-то его доставать. Это родовая ценность, такое нельзя терять.

— Да если кто узнает, он голову потеряет! И мы все тоже...

— Тогда есть только один выход. Вытаскивать магистра. Или убить его, что ли, чтобы точно про сына не проболтался, — подвела итог Алаис. И, глядя в ошалелые глаза Арона, печально покачала головой. — Мне жаль, что так получилось, но я готова принести любые клятвы, что никому ничего не скажу. И... я готова помочь Далану.

Алаис отчетливо понимала, что это глупо.

Что ввязываться в авантюры, будучи в послеродовом периоде кормящей матери — идиотизм. Но...

Вот у нее-то и есть шансы на успешное завершение предприятия. Потому что за ней опыт столетий и тысячелетий. Потому что она знает многое из того, что неведомо в этом мире, потому что...

Потому что она — Карнавон. А Шеллен, как выяснилось — Атрей.

— Кстати, а брат магистра...

Арон посмотрел так, что Алаис сразу поняла — вопрос идиотский. Брат явно счастлив, что все так обернулось, он еще и веревочку подарит для старшенького, если что.

— Ладно. Будем рассчитывать только на себя. А с Даланом поговорить придется. Вы учтите, что лучший вариант сейчас, если он уедет. И, скорее всего — я.

Судя по выражению лица Арона — он был уже согласен. Катись, дорогая, и слишком опасного пасынка с собой прихвати. А если где сгинете, так и еще лучше будет!

Ну, помирать Алаис не собиралась, а вот взять за шкирку Элайну и серьезно поговорить с Даланом — вполне. Дайте только до Рентара добраться.

* * *

— Можно ли ей доверять?

Этот вопрос Алаис предусмотрела. А вот ответ Элайны — нет.

— Безоговорочно.

Супруги лежали голова к голове. Не для интима, нет, просто так шептаться удобнее, никто ничего не услышит, хоть ты в замочную скважину заползи.

Арон так удивился что даже приподнялся, поглядел на супругу.

— Лайни, ты всерьез?

— Арон, а ты еще не понял? Она... она такая же, как и Шеллен.

Вот этого мужчина точно не ожидал. И рухнул обратно, едва не прищемив супруге нос.

— Атрей?

— Нет, я бы знала. Но кто-то из других родов.

— С чего ты решила?

— Это сложно объяснить, — Элайна покрутила запястьем в воздухе, рисуя что-то непонятное. — Как она двигается, как разговаривает, как держит голову, совершенно неосознанные жесты... Шеллен тоже так же... когда они себя не контролируют, это прорывается через любые маски.

— Интересно, кто?

— Кто угодно. Карст, Лаис, может быть, Тимар. Не Атрей — это точно, я бы знала. И не Карнавон, там герцогиню ищут до сих пор.

— А это не может быть она? — вдруг озаботился Арон. О пропаже герцогини Карнавон знали все заинтересованные — и все незаинтересованные тоже. И о награде за ее голову — тоже. Большой награде, вкусной...

— Да ты что! Та — урод! Белые волосы, красные глаза, а Алекс вполне симпатичная. И старше, чем Карнавон, это же видно!

— Да, красноглазость ничем не скроешь, — согласился Арон. — И что теперь?

— Придется все рассказать Далану. Он имеет право знать.

— И надо знать, на что еще он имеет право. Алекс знала, о чем говорит, это видно.

Элайна затрясла головой.

— Право? Арон, какое право!? Право быть убитым? Если узнает Атрей, Далану не жить!

Аргумент был вполне весомым. Мужчина подумал пару минут, но потом покачал головой.

— Я не говорю, что Далан должен заявлять свои права, но знать он обязан. Лайни, мы сами заварили эту кашу, теперь надо сделать все, чтобы никто не пострадал.

Элайна всхлипнула, но смирилась. А что ей еще оставалось?

Семейство Даверт.

Эттан Даверт торжествовал.

Сидящий перед ним человек... хотя нет. Даже избитый, измученный, в цепях и каком-то рубище, магистр Шеллен оставался — Магистром. С большой буквы, так-то. Столько в нем было спокойного достоинства, столько уверенности в себе...

Этого и пыткой не сразу сломаешь. Да и вообще, есть ли у него какие-нибудь слабости?

Вот про себя Эттан знал точно, его слабость — это власть.

Если бы на его глазах резали его детей, он бы и ухом не повел. Подумаешь, дети! Их Вальера хотела, не он! Он только придумал, как их лучше использовать. А что у Шеллена?

Люди все разные.

Кого-то можно сломать деньгами, кого-то семьей, кого-то болью, а чем можно сломать магистра?

Чем?

Шеллен не собирался облегчать работу своему оппоненту. Смотрел с насмешкой. В серых глазах играли золотистые искры, губы насмешливо улыбались. Светло-русые волосы раньше были завязаны лентой в хвост, но сейчас ленту забрали, и они падали на широкие плечи грязными патлами. Кое-где в них проблескивала седина.

И все же магистр молчал.

Не ругался, ничего не требовал, не...

Эттан чуть поморщился, подумав, что надо сделать внушение тюремщикам и палачам = плохо выполняют свою работу. Магистр должен был ползать перед ним на коленях, просить о милости, а он... они...

Ладно.

Губы Эттана изогнулись в улыбке.

— Теперь вы не так заносчивы, Шеллен?

Молчание. Только насмешливый взгляд серых глаз в ответ.

— Ордена больше нет. Если кто и остался, скоро их найдут и разорвут в клочья... Думаю, что и вы мне больше не нужны.

И вновь молчание.

— Так что можете изображать из себя кого хотите, Шеллен. Выиграл все же я. Вы умираете, я остаюсь...

По устам магистра поползла змеиная ухмылка.

— Ты, Даверт, еще позавидуешь мертвым, — разомкнул он губы для проклятия.

И замолчал.

Что бы ни говорил, все больше распаляясь, Эттан Даверт, что бы ни делал, ответом ему было насмешливое молчание — и только. Наконец, Преотец приказал страже вернуть мерзавца Шеллена обратно в тюрьму, а сам упал в кресло, глядя в стену.

Что-то было не так!

Решительно не так!

Но что?

* * *

Если бы Эттан увидел магистра Шеллена в камере, он бы мигом взял обратно все свои слова и подозрения. Поразился бы он, скорее, выдержке своего противника.

Магистр вошел в камеру, как король, медленно опустился на охапку соломы в углу, вытянулся, замер... это то, что видели тюремщики.

А то, чего они не видели...

Лицо магистра было повернуто к глухой стене и надежно скрыто полумраком. И по щекам его ползли слезы.

Одна за одной, сливаясь в теплые соленые дорожки.

Сколько же лет он не плакал?

Пожалуй что, с похорон матери.

Тогда ему было десять лет, но Шеллен уже был настоящим Атреем. Мудрым, серьезным, любящим книги... и очень мягким. Он не мог постоять за себя, он не мог ругаться, спорить, драться, отстаивать свое мнение, плести интриги — это все пришло потом, когда в их дом пришла Жинетта Слэйн. Дочь небогатого барона отличалась удивительной красотой и таким же гадючьим характером.

Выжить пасынка из дома?

О, сразу она бы с этим не справилась, все же отец любил своего сына, но постепенно, слово за словом, капля за каплей, немного яда тут, немного злобы там... и Шеллену стало казаться, что даже камни родового гнезда дышат ненавистью и местью.

А отец не мог защитить его.

Атрей.

Кит, и этим все сказано.

Шеллен сбежал из дома, когда ему исполнилось пятнадцать. И что там творилось, он и по сей день не знал. Он забрал то, что принадлежало ему по праву — родовые реликвии, кольцо и медальон, чтобы отец не смог передать их отпрыску Жинетты, (некоторая мстительность свойственна и китам) взял немного денег — и отправился познавать мир и искать в нем свое место.

Ему пришлось постранствовать, он многое приобрел, многое потерял, но потом нашел себя среди рыцарей Ордена Моря, и неожиданно даже для себя, стал выбиваться наверх. Не специально, просто так получилось.

Власть — вредная и своенравная штука, чаще всего она идет в те руки, которым не нужна. Даже будучи главой Ордена, Шеллен не изменил себе.

Ему интересно было собирать знания, накапливать их, изучать нечто новое, преумножать богатство Ордена...

Ему и в голову не могло прийти, что однажды... что подлость Эттана Даверта достигнет таких чудовищных размеров.

И как в такую страшную ложь поверили люди?

Хотя чему тут удивляться? Чаще всего верят именно в такое. Чем неправдоподобней выдумка, тем быстрее воспримут ее люди.

И все же...

Именно он, Шеллен, не справился.

Не предусмотрел, не уберег, не...

По его вине погибли рыцари. Его братья...

Погибнет и он. Это знание он вынес сегодня из кабинета Преотца, глядя в злющие глаза. А раз так...

Есть ли смысл скрываться, прятаться, отказываться от своего имени и... сына?

Да, сына.

Арден милосердный, Мелиона Милостивая, хоть бы с Даланом все было в порядке. Или... как учили в детстве?

К силам моря взываю, молю о милости матери к детям своим...

Шеллен голов был на все, лишь бы уберечь ту веточку, которая пошла от родословного древа. Для герцогов, кстати, не такое уж большое значение имела родословная, встречались там и бастарды, но — их крови. И Далан, его сын, после смерти имеет все права на герцогский титул. Если Элайна расскажет ему.

Ах, Лайни...

На что же я разменял свою жизнь?

Прятался от нее в Ордене, вместо того, чтобы забрать тебя с сыном, увезти далеко-далеко, нарожать еще детей, хотя бы и на Маритани... я боялся.

И ценой моего страха стали жизни людей.

Будь оно все проклято!

Будь проклята моя глупость, моя нерешительность, моя слепота...

Неужели настолько меня напугали в детстве, что я стал бояться жизни?

Шеллен вспоминал маленького мальчика, прячущегося в коридорах родового замка, вспоминал змеиную улыбку мачехи, вспоминал... до боли в полуослепших от слез и темноты глазах, до ярости — и все сильнее кипело в крови нечто такое...

Бешеное, безумное, яростное... не в силах вылежать на месте, он вскочил, заходил по камере... О, что бы он не отдал сейчас за окошко наружу! Ну хоть маленькое!

Кровь кипела все сильнее, неслась по венам так, что ему стало жарко, казалось, что внутри него стучит не сердце, а прибой, что волны моря бушуют в его крови, закручиваются в водоворот, что он сам сейчас — стихия...

Тюремщик не видел, как расхаживающий по камере человек, словно и не чувствуя веса цепей, воздел руки к небу, а потом упал, где стоял, словно в один миг лишился всех сил — и душевных, и физических. А если бы и видел...

Не было никаких внешних эффектов. Ни грома, ни молний...

И некому было сказать Шеллену, что в эту ночь на побережье Атрея разыгралась страшная буря.

Море ходило ходуном, закручивалось в воронки, по нему метались смерчи, похожие на громадные хоботы, соединяющие воду и небо, и горе тому кораблю, который окажется на их пути...

Но целью их были не корабли.

Их целью был замок Атрей.

И когда они соединились, и рванулись вперед — не уцелело никто и ничто. Слуги, хозяева, животные... перемолото в мелкую щебенку было все — до основания замка, который так долго терпел в своих стенах самозванца.

Вода может рушить камни, вызывая обвал. Впрочем, это вполне могли быть и шутки природы. Подвижки тектонических плит, морские течения, атмосферные явления... бывает же и такое, верно?

Бывает.

И при этом часто страдают люди, ибо стихия не разбирает, кого косить.

В этот раз скосило Жинетту Атрей, ее двоих сыновей, дочь и зятя, которые на правах гостей уже не один год жили в старинном замке, ни на миг не вспоминая о его законном владельце.

Впрочем, если бы магистр Шеллен узнал об этом, он жалел бы только слуг... и то, став полновластной хозяйкой, Жинетта подобрала прислугу по себе. Порядочные люди там недолго задерживались, а остальные...

Стихия — безжалостна и жертв не считает.

* * *

— Лу!

— Братик!

Лусия, со стоном радости, упала в объятия Луиса. Ну, как упала, скорее, осторожно прижалась. Мешал здоровущий живот.

— Братик, я так боялась, что ты не приедешь!

— Приехал же! Я тебя не брошу, малыш!

Луис обнял сестру, погладил по черным волосам, отмечая, что девочка выглядит уставшей и потускневшей. Раньше Лу просто сияла и светилась, а сейчас словно на лампу кто-то кисею накинул. Плотную такую, почти непрозрачную. Видно, что свет есть, но проку от него...

— Лу, все в порядке?

— Да...

А глаза прячет, словно что-то не так. Ничего, Луис пообещал себе с этим обязательно разобраться. Вежливо склонил голову перед Донатом Карстом.

— Ваша светлость...

— Луис, друг мой, рад вас видеть.

Мужчины обменялись вежливыми поклонами, и Донат потянул Луиса в библиотеку. Мол, я нашел замечательную книгу, времен королей, если быть точным — Рориха Шестого, как тут не поделиться радостью? Как ту не полистать страницы вместе с человеком, способным оценить приобретение?

Луис с удовольствием поддержал разговор.

После Тавальена ему казалось, что он выбрался из гнилого болота, если уж и не в чистый лес, то в более сухую местность. Но к Лусии все же пробрался. Ночью...

* * *

Сестра ждала.

Не спала, сидела в кровати, а увидев на окне Луиса, бросилась к нему так, что не успей он слезть с подоконника внутрь — полетел бы обратно.

— Братик! Ох, братик...!!!

И разревелась, что есть сил.

Около часа ушло, только чтобы успокоить, утешить и заверить, что братик никуда не собирается. Он обязательно останется до родов. И даже дольше, если сестренка пожелает! А что случилось-то?

Вытянуть из Лусии правду оказалось делом долгим, сложным и неприятным. Луис только зубами поскрипывал.

Ох, недаром мама просила приглядывать за соплюшкой! Не успел ее оставить, как она уже... проявила себя! Свекровь отравила!

Не то, чтобы тьерину Велену было жалко, с точки зрения Луиса, ничего лучшего эта тварь не заслужила, да и вообще, как девчонку под своего мужа подкладывать, так она первая, а как яда за это отведать, так ее тут не бывало? Так не пойдет! Отравила — и пес бы с ней.

Но забеспокоился Донат Карст.

Осознал, гад, что все люди смертны, а герцоги тоже люди! И яд на них действует.

Кто помешает Лусии подсыпать ему в бокал бесцветный порошочек без запаха и вкуса, а потом стать полноправной герцогиней? Мирт ей слова поперек не скажет, потому как не от мира сего, ребенок мал...

Нужна ли ему такая гадюка в доме?

Луис только головой покачал.

И верно, тут выхода нет.

Либо он увозит Лусию, либо убивает Доната Карста. Если уж герцог начал опасаться, то дальше лучше не будет. Только хуже. А хоронить сестру Луису не хотелось, брата было более, чем достаточно. Оставалось придумать, что легче выполнить.

Яд?

Это Луис мог сделать в любой момент. И Лусия тоже — хоть завтра. Отравить герцога будет чуть сложнее, но они отлично справятся. Сложности возникнут потом.

Донат Карст — это все-таки сила. А вот Мирт Карстский... сможет ли он защитить свои земли, свою жену, своего... гхм... сына?

Вряд ли. Получается, что либо Луису оставаться и жить в Карсте, либо найти кого-то на замену, но кого? Да и оставит ли отец их в покое?

Ой, вряд ли.

Второй вариант проще.

Увозить сестренку вместе с малышом.

Денег у Луиса хватит, Опять же, они будут все вместе, он, Эрико с супругой, Лусия с ребенком... и почему бы нет?

Эрико умеет зарабатывать деньги, Луис обеспечит безопасность, Лусия будет жить спокойно, потом замуж выйдет, за кого сама пожелает. Это Луис и изложил сестре.

И увидел надежду, которая вспыхнула в карих глазах.

— Правда?!

— Почему бы — нет?

— О, Луис! Я бы так этого хотела! Мне страшно здесь, страшно, страшно!!!

И слезы потоком. Непритворные, не напоказ, не для публики. Девочка боится.

Правда, Луис совершенно не общался ранее с беременными женщинами, иначе знал бы, что они все нервные, мнительные, готовы преувеличить что угодно — хоть ненароком брошенный взгляд и увидеть угрозу для себя и ребенка даже в летящем клочке бумаги. А, даже если и знал бы, все равно сестру не бросил бы.

— Как лучше — ты родишь, и мы тебя увозим, или сразу же?

— Сразу! — Лусия не раздумывала. А вот Луис...

— Малышка, а ты понимаешь, чем это чревато? Здесь хоть повитухи есть! А если мы тебя увезем, может получиться так, что рожать ты будешь под кустом. Или на корабле. Или... да где угодно! Если вообще выкидыша не будет.

— Я молодая и здоровая. И срок у меня через месяц. Ничего с нами не будет! — Лусия постепенно приходила в себя. Горели боевыми огоньками карие глаза, улыбались губы. — Увези меня, если сможешь! Пожалуйста!

Луис пожал плечами.

Что значит — если сможешь? Карст находится неподалеку от морского берега, голубя Арьену он отправил, осталось дождаться корабля — и погрузиться на него. Это он и сказал сестре, получив в награду поцелуй и горячие объятия.

Лусия готова была ехать куда угодно.

А вот Луис волновался. Все же ребенок двух герцогских родов... есть опасность либо мертвого младенца, либо урода. И осложнений при родах. Луис не знал, каких именно, но вдруг?

А еще первый ребенок может появиться на свет раньше срока.

Оххх...

Повитуху, что ли, поискать? Чтобы согласилась поехать с ними?

Идея казалась неглупой. Что ж, у него было еще несколько дней, до тех пор, пока корабль Эдмона Арьена не бросит якорь в ближайшем городке.

Глава 7

Род Карнавон

Алаис Карнавон ждала визита или Арона, или Элайны, и не была разочарована, когда госпожа Шедер шагнула через порог.

— Элайна?

— Я пришла поговорить...

Да, сейчас самое время.

Они только-только доехали до Рентара, еще не успели даже распаковаться, Арон удрал в контору, слуги падают с ног от усталости, детей пушкой не добудишься, своего Алаис вот пять минут назад укачала — красота! Никто не подслушает.

— Присядешь? — Алаис показала глазами на кровать.

Элайна без лишних гримас и жестов опустилась на смятые простыни.

— Кто ты такая?

— Алекс Тан, — Алаис смотрела невинно, но внутренне напряглась. И не зря.

— Это ты Шедерам рассказывай, — Элайна передернула плечами. — Я с Шелленом больше пятнадцати лет вместе, понимаешь? И знаю, что такое родовой знак. Он должен быть у герцога, а не у какой-то девчонки непонятного происхождения.

Алаис передернула плечами. Ее явно хотели оскорбить, но зачем? Вывести из себя и посмотреть на реакцию? Ну-ну...

— Что ты хочешь услышать — и зачем?

— Твой род и настоящее имя. А зачем...

— Из любопытства, правда? — Алаис собиралась отстаивать свое инкогнито до последнего. — Ты никак не сможешь ни подтвердить мои слова, ни опровергнуть, а вот я... я наживу себе кучу проблем, если моя тайна раскроется.

Элайна и не подумала отвечать на обвинение.

— Я узнала цвета. Ты — Карнавон, но ты ведь не герцогиня? Я помню, как ее описывали, она — урод, чудовище с красными глазами...

Алаис словно плетью стегнули.

— Не смей так о ней! Не смей, слышишь!

В люльке недовольно пискнул ребенок, и Алаис наклонилась к нему, покачивая колыбель и воркуя что-то нежное. Впрочем, пепелить глазами Элайну ей это совершенно не мешало.

Та молча сопела, понимая, что перегнула палку. Но...

— Я — Карнавон, — согласилась Алаис. — Только родилась чуть раньше, чем Алаис Карнавон.

И ведь не солгала. Просто ее душе действительно побольше лет, чем Алаис.

— То есть ты... но у герцога была законная жена!

— Шеллен ввел Далана в род, — напомнила Алаис. — Значение имеет кровь, а не возраст, хотя и он — тоже. Алаис Карнавон слишком слаба, слишком уродлива... ей не было места в этой жизни.

— Ты ее...

— Нет. Не я. Она сама.

И вновь женщина не лгала.

Алаис Карнавон пришла в ту заводь с намерением умереть. Она все — жизнь, смерть, разум, душу, без остатка отдала, чтобы пришла мстительница, она получила свое. А что мстительница не рвется в бой — уж простите! Может, она цинично намерена наблюдать смерть своих врагов от старости?

Элайна размышляла, постукивая пальчиками по губам.

— То есть ты — последняя из Карнавон?

— Нет, — и вновь Алаис не солгала. Какая же она — последняя? Вот он, деть, сопит в две дырочки! Неважно, что у него пока мозгов, как у котенка, зато он — полноправный Карнавон! — Я в любой момент могу передать медальон, но пока этого не хочу.

— Кому?

Алаис покачала головой. Нет уж, такой информацией она не поделится.

— Ты всерьез намерена помочь нам?

— Кому — нам? — вопросом на вопрос ответила Алаис

— Мне. Далану. Шеллену.

Алаис заметила, что ни Арона, ни младших сыновей в списке не оказалось, но Элайна не стала дожидаться вопроса.

— Я... я не смогу оставаться рядом с мужем. Раньше я знала, что он жив, что с ним все в порядке, что он... он просто — есть! А сейчас... я лучше помру рядом с его могилой.

— Герцогам могилы не полагается, — отмахнулась Алаис. — Над водой прах развеивают.

— Меня это очень утешит.

Алаис покачала головой.

— Лайни... можно?

— Называй хоть как.

— Ты ведь семью подставишь. Я — вольный ветер, Далан явно сын магистра, а вот ты — Шедер. Муж, сыновья...

— Знаю, все знаю. Но... дети — они больше Арона, только Далан мой.

Алаис искренне удивилась. Бывало и в ее мире, что одного ребенка мать любит, а второго гнобит, но ей это было решительно непонятно. Родители между ними различий не делали, и Алаис надеялась так же относиться к своим детям.

— И ты всех бросишь? У тебя младшему...

— Три года. Справятся без меня. Если все получится — вернемся. Если нет...

Алаис покачала головой.

— Я бы тебя не взяла. Слишком велик риск провала.

— Почему?

Элайна не возмущалась. Дочь купца, она могла оценить риски, взвесить их, разобраться...

— Первое. Ты любишь Шеллена и можешь выдать себя. Второе. Наверняка рядом с ним есть предатели. Далана он не видел, так ведь?

— Издали. Но мы решили, что пока знакомить их рано. Вот когда Далан был маленький, Шеллен его часто видел, просто мальчик не помнит.

— Хоть это хорошо. Не будут орать при виде друг друга. Тебя — знают. Далана — нет. А замаскировать тебя мы попросту не сможем. Кожа, волосы, лицо, глаза...

— Как тебя?

Алаис подняла брови.

— Когда ты не следишь за собой, то ходишь, двигаешься совсем иначе. Иначе говоришь, держишься...

— Вполне возможно. Как... Шеллен?

— Да, и это тоже есть. Проскальзывает иногда.

Алаис мысленно ругнулась.

Ну да, моторика-то принадлежит Алаис Карнавон, это она училась кушать, не оттопыривая локти, ходить с книгами на голове и прочим аристократическим ужимкам. И когда душа отвлекается, привычки лезут наружу сорняками.

Плохо. Вот так и прокалываются люди.

— Я привыкла бродяжить. Далан гибче и мягче. А ты... извини, но на тебе хорошая жизнь крупными буквами написана.

Элайна покачала головой.

— Я все равно поеду с вами.

— Куда?

— Допустим, в Тавальен?

Алаис взялась за виски.

— Элайна, давай сначала расскажем все Далану, послушаем, что он скажет, а уж потом...

Женщина вздохнула и согласилась.

* * *

Далан не подвел.

Алаис так и тянуло съязвить — мексиканские сериалы, только не понял бы никто.

Благородный отец — Хулио, ты не сын мне!

Страдающая мать — Хулио, ты сын не только мне, но еще и ему, тому...

Алаис — группа поддержки — Хулио, не плачь! И из окна тоже не бросайся, не надо!

Лизетта — тетушка, заламывающая руки: 'о сколько лет тому позору!'.

Сам Далан — главное действующее лицо... и это лицо про телесериалы даже не слышало. И как оно должно реагировать (обморок, страдания, рыдания, попытки сейчас же воссоединиться с родным отцом) тоже было не в курсе. А потому получилось не хрестоматийно и вовсе даже не по канону.

Услышав о великой любви и трагедии своих родителей, мальчишка сначала задумался, потом наморщил нос, а потом выдал такое, от чего Арон расцвел майской розой, а Элайна побледнела и осела в кресло.

— Пап, а не наплевать ли, кто меня там сделал? Воспитывал-то ты, ты и отец! А этот...

— Осеменитель, — тихо подсказала Алаис, но Далан услышал.

— Во! Этот осеменитель пусть облезнет и неровно обрастет! Мне он к чему со своим наследством? Жил и проживу, сам заработаю! Мы, Шедеры, не белоручки!

Лизетта захлопала в ладоши. Громко и звонко.

— Молодец, племянник! Лайни, а он точно от Шеллена? Замашки точно наши!

— Купеческие...

— Так и ты не из благородных...

— Цыц! — Арон не дал разгореться скандалу. — Значит так, Далан. Я бы на это плюнул. Ты все равно мой сын, кто бы тебя ни сделал, сам знаешь, что тебя, что остальных, воспитывали и лупили одинаково, разве что у тебя еще Тисам был...

— Он и с мелкими занимался.

— Тем более. Но Алекс уверяет, что это не так просто.

— Алекс? — Далан посмотрел на подругу. Алаис почесала нос.

— Твой отец прав.

Элайна издала какой-то протестующий клекот, но ее никто не слушал. Все внимание переключилось на Алаис.

— Далан, ты все же Атрей, а не Шедер, вот какая беда. Твой отец — герцог Атрея, законный и полноправный, и ты — его первенец, его сын, введенный в род и признанный морем. Это такой ритуал... одним словом. Если сейчас ты бросишь отца в беде, считай, ты умер.

— Это как?

— Медленно и мучительно. В герцогских родах много всякой гадости. Если вкратце, предавший сво й род и свою семью гниет заживо. А уж как это будет выглядеть, гниль* ты подцепишь, или еще что-то интересное будет... я не знаю.

* проказа, прим. авт.

— А откуда ты вообще такие вещи знаешь? — буркнул Далан.

Спасать магистра Шеллена ему решительно не хотелось. И даже общаться, и встречаться, и разговаривать. На кой?

Просто — на кой?

Жил он Шедером, и прожил бы Шедером, и прекрасно себя чувствовал, гордился семьей, а тут здрасте-нате! Атрей!

Даром ему тот Атрей не сдался! Хлопот много, выгоды мало!

Это Далан и собирался объявить, но тут увидел глаза матери, и сдался .

— Мам, все так плохо?

— Все еще хуже, сынок, — Элайна улыбалась одними губами, а глаза у нее были пустыми и мертвыми. — Мы с Шелленом хотели сказать тебе обо всем позднее, он сам хотел поговорить с тобой, но раз уж так сложилось... Ты — законный герцог Атрея.

— И стоит тебе отсюда уехать, или погибнуть — род прервется, — подвела итог Алаис. — Там, конечно, трется какая-то шушера, но их никто не вводил в род. Для Атрея они никто, просто наместники, с правом управления. Откажешься — и на побережье Атрея обрушатся разные 'приятные' вещи.

И Алаис в это верила. Как ни кричи о суевериях на каждом углу, а есть в них что-то верное. Хотя бы кусочек правды.

Карнавон, например, так и треплет со времени ее побега. Не отъезда, нет. Побега. Когда они с Таламиром уезжали в столицу, это не считалось, а вот когда она удрала, тут и посыпалось горохом.

Алаис специально собирала вести из родового замка, и знала, что Таламир сейчас воюет с Эфронами, что вроде как перебил половину, но вторая половина Эфронов успешно отбивается, королева это видит, но помогать верному вассалу не спешит.

А на побережье идут шторма и бури.

Открываются водовороты, гибнут корабли, и по странному совпадению — королевские.

Поди, не поверь тут!

— Не хочу я, — насупился Далан.

Алаис развела руками.

— Можешь не спасать магистра, все отлично понимают, что задача эта невыполнимая. Но родовой медальон тебе позарез нужен.

— А где он...

— Это знает только магистр. Так что не миновать нам Тавальена.

Далан посмотрел на подругу.

— А ты со мной?

— Ты в этом сомневался?

— Но... — Далан показал взглядом на ребенка, который, насосавшись молока, дрых у мамы в импровизированном слинге.

— И что?

— Если нас схватят...

— Просто надо не попадаться.

Алаис подумала, что это легче сказать, чем сделать. Явиться в Тавальен, попасть ко двору, или как это называется у местного Преотца, повидаться с магистром, которого наверняка в тюрьме держат — задачка? Не то слово! Но есть, есть одна категория, которую допускали везде и всюду. Или она сама пролезала, неистребимая, как тараканы.

Комедианты.

Скоморохи, шуты... как ни назови, они были популярны во все века. Их принимали и во дворцах, и в трущобах, их ценили и короли, и нищие. И тут уж главное — правильно подобрать репертуар.

Справится ли она?

Да, вполне. Надо только доукомплектовать труппу. Она, Далан, возможно, Элайна... еще бы кого найти! Но кого? И где?

Семейство Даверт.

Найти повитуху было несложно. Уговорить ее ехать с ними — труднее, но с этой задачей отлично справились два кошелька с золотом. Денег Луис не жалел — одна мысль о родах у сестренки вызывала ужас. А если представить, что ему придется помогать роженице... бррррр!

Только не это!

Оставалось дождаться корабля Арьена.

Лусия вновь светилась от счастья, а Луис ждал, отослав Массимо в ближайший город. Сидел в библиотеке, беседовал с Карстом, и с каждым днем все больше уверялся в своем решении.

Сестренку надо было увозить.

Велена Карст действительно замучила мужа до предела, и горевать по ней Донат не собирался. Но и спускать Лусии...

Нет, вслух ничего не говорилось. Но это проглядывало в непроизвольных жестах, взглядах — Луис не был впечатлительной беременной женщиной, но однажды он уловил взгляд, которым Донат проводил выходящую из библиотеки Лусию.

Так не смотрят на любимую девушку.

Так смотрят на красивый, но ядовитый цветок. И взять бы, да руки жалко. Или растоптать?

Да, второе вернее. И сам целее будет, и люди уберегутся. Луис не сомневался, что при родах Лусия не помрет, а вот потом...

Как-нибудь герцог от нее отделается. Что-нибудь да придумает. Так зачем тянуть?

Он забирает сестру, а вы, господин герцог, оставайтесь при своем. Своем замке, своем сыне, своем вдовстве, своей библиотеке...

Вот что бы Луис охотно забрал вместе с Лусией, так это библиотеку. Таких раритетов и в Тавальене не было. Но кто ж даст? Оставалось только читать здесь и сейчас, впитывая в себя строчки, и надеясь осмыслить прочитанное потом.

Лусия дохаживала уже последние пару недель, когда в замок вернулся Массимо.

— Они на месте, монтьер.

— Тогда послезавтра... успеем?

— Смотря что, монтьер.

* * *

План побега Луис составлял для сестры. Беременную женщину не вытащишь в окно, не спустишь по веревке, но заставишь трястись верхом, не..., не..., не...

Этих запретов столько, что страшно становится.

Лусия готова была на все, лишь бы удрать, но Луис не позволил. Суть его плана состояла в другом.

Все герцогские замки находятся на побережье, это закон. Стало быть, надо просто спуститься на пляж, погрузиться в лодку и отчалить. В море их подбирает корабль, и прощай — Карст.

Была только одна проблема — повитуха, но ее с блеском решил Массимо, договорившись в ближайшей деревне. Повитуха, за добавочное вознаграждение, согласилась немного поплавать, пусть даже до Рентара, и оставался капитан корабля. К нему и отправлялся Массимо, с частью документов, изъятых у Амедея Арьена. Мужчины примерно согласовали время, и решили, что за четыре дня управятся — два дня до города, два с половиной, там рассказать все капитану, выйти в море — и дойти до Карста.

Ночью.

С потушенными огнями, чтобы никто не увидел.

А дальше — лодка, корабль, свобода! В теории. Теперь оставалось осуществить планы побега на практике.

* * *

— Лу, ты с ума сошла?

— Почему я должна это все оставлять? Здесь только самое необходимое!

— И как мы все это потащим?

— Луис! — карие глаза наполнились слезами, но тьер Даверт был неумолим.

— Где твои драгоценности?

— Вот.

— Бери с собой шкатулку. Для ребенка ты что приготовила?

Лусия повела рукой, и Луис подхватил сумку с пола.

— Идем.

— Но...

— Разбудишь всех — и останешься на милость Карста.

Оставшиеся четырнадцать сумок так и стояли на полу. Лусии было ужасно обидно — сама собирала, там все ее платья, дорогие, красивые, и белье, и постельное белье, и...

Луис был неумолим.

В лодку столько не поместится. И он столько не утащит, он тьер, а не вьючный осел. Не нравится — оставайся.

Не нравилось, но и оставаться не хотелось, а потому Лусия послушно шла за братом, спускаясь к морю. Внимательно смотрела под ноги, не хватало еще споткнуться и упасть, не глядела по сторонам — все равно темно...

Шла и шла, пока брат не остановился, а она не уткнулась ему в спину, и только потом поняла, что Луис встал посреди дороги, заслоняя ее... от кого?

— Далеко собирались?

Донат Карст дураком не был. До приезда Луиса девчонка едва не плакала, после приезда — расцвета. Ладно, допустим! Бывает!

Но все остальное?

И корабль, который должен забрать парня, и его переписка с капитаном, и...

Сложить два и два было несложно, много труднее — поверить в такую всеобъемлющую наглость. И вычислить конкретный день отъезда. Донат мог гордиться собой — он справился.

Заранее пришел в заводь с десятком доверенных людей, устроил засаду, и теперь радовался, глядя на попавшихся негодяев. А почему бы нет?

Их двое, а у него десяток, да и сам он чего-то стоит. Им надо защищать Лусию, ему не надо. Даже если раньше выродит... помрет при родах. Жаль, конечно, но держать в доме отравительницу — чревато. Сегодня ей один не угодил, завтра другой — рискованно.

— Подальше отсюда, — Луис видел расклад не хуже Карста, но сдаваться и не думал.

— С моей невесткой?

— С моей сестрой, — поправил Луис. — А про невестку я попросил бы.

— Можете попросить, Луис. Ах, как вы меня разочаровали, как разочаровали...

— Я и не девушка, чтобы вас очаровывать. Сестру я забираю.

— Конечно же нет!

— Убьете меня, чтобы вернуть лошадь в стойло? — уточнил Луис. — И какие у вас планы? Сделать ей еще одного ребенка, или...

Донат, понимая, что подобные тайны семьи Карст солдатам ни к чему, выслушивать до конца не стал, и резко взмахнул рукой.

— Убить их!

И из темноты полетели стрелы.

* * *

Первая стрела досталась именно Донату. Герцог осел, хрипя и хватаясь за пробитое горло.

Луис крутанулся, схватил в охапку сестру и по возможности аккуратно повалил на землю. Вовсе уж удачно не вышло, Лусия застонала от боли, но по сравнению со стрелой в боку, это не так страшно.

Дальше мужчина уже ничего не видел, только вздрагивал от шороха из темноты, ожидая каждую минуту стрелы под лопатку. Но вместо этого...

— Монтьер, все в порядке. Вставайте!

Голос Массимо тьер Даверт узнал бы из сотни, что там — из тысячи других голосов, особенно в такой момент.

— Как же вы вовремя!

— Да мы тут уже часа два тоскуем, — ухмыльнулся Массимо, помогая подняться другу. — Как стемнело, сразу и отчалили, так, на всякий случай. Вдруг вы раньше придете, чего ждать понапрасну?

— Что с этими?

— Сдохли, — лаконично отозвался Массимо.

Жалко было только солдат. Все же они выполняли приказ, и погибли из-за герцога Карста. А сам тьер Донат...

Луис полюбовался поверженным врагом. Жаль, конечно, только вот выбора ни у кого не было. Карст мог бы остановить Лусию, или свою супругу, с ее планом получения 'сыновнука', мог бы отказаться, мог бы...

Много чего мог бы сделать Донат Карст, а теперь...

— Луис...

Под Лусией расплывалось мокрое пятно. Оно было отчетливо видно даже на юбках. Расплывалось, увеличивалось...

— Кажется, я... ой...

Луис выругался, подхватил сестру на руки и помчался вслед за Массимо к шлюпкам.

Да гори он ярким пламенем, тот Карст! У него сестра рожает!

— Повитуха на борту?

— Да!

Хоть что-то хорошее.

* * *

Спустя несколько часов Луис уже так не думал. Корабль медленно дрейфовал по течению, уходя от Карста подальше, а из каюты капитана доносились уже даже не крики — вой. Роды проходили очень тяжело.

Луис, Массимо и Эдмон Арьен — все трое стояли на капитанском мостике, поеживаясь то ли от холодного ветра, то ли от громких криков.

— Она молодая, здоровая, — Эдмон пытался утешить знакомого, хоть и неуклюже. — Она должна справиться!

Луис ответил взглядом затравленного животного.

Должна?

Она — Лаис, носящая ребенка от Карста! Тут может быть, что угодно! И умереть Лусия может! Во время родов многие умирают... а все он, он виноват! Брата не уберег, и сестру погубил... кретин, болван, недоумок! А, как себя не обругай, все мало будет!

Массимо посмотрел на друга, и молча налил ему вина в бокал. Уже третья бутылка по счету пошла в разлив. Эдмон не пил, вот еще не хватало на борту пьяного капитана, но пассажиров понимал и где-то даже поддерживал. От Карна он уже знал о случившемся, и его царапала неприятная мысль.

Убийство герцога.

Человека, которого Эдмон, как наследник гвардии Королей должен защищать всеми силами. А он? Не лишит ли Маритани его благословения?

Кто знает...

В любом случае, за действия своих людей ответственен он один.

* * *

Утром ничего не изменилось. Те же крики, то же море, разве что Карст стал точкой на горизонте, да Луис остановившимся взглядом смотрел куда-то вдаль. Массимо пытался его успокоить, но получалось плохо.

Эдмон посмотрел на это, а потом отдал приказ сыну. Эмиль метнулся на камбуз, потом обратно на мостик, и встал перед отцом с небольшой коробочкой в руках. Эдмон похлопал Луиса по плечу и насладился зрелищем мертвенно-бледного лица с воспаленными красными от полопавшихся сосудов глазами.

— Я сейчас смешаю это с вином, а вы выпейте.

— Это — что? — уточнил Луис.

— Снотворное.

— Нет.

— Надо, — решительно настаивал Эдмон. — Мне трупы на корабле не нужны.

Луис таким взглядом посмотрел в сторону каюты, из которой опять донесся стон, что Эдмону захотелось скрутить его и залить лекарство силой. Сдержался и продолжил уговоры.

— Вы ей ничем не поможете, если себя в гроб загоните.

— А если она...?

— Все с вашей сестрой будет в порядке. И с ребенком тоже. Она молодая, сильная женщина...

— Этот ребенок от Карста! — сорвался Луис, не выдержав одних и тех же уговоров. — Понимаете, от Карста!

— И что? — Эдмон не понял, и понимать не собирался. — Карст что — не человек, что ли?

— Он — герцог Карста!

— И?

— В Лусии есть кровь Лаис!

Эдмон только что рукой не махнул.

— Да этой крови...

— Не этой, — пробормотал Луис. — Нет, не этой...

Эдмон внимательно посмотрел на собеседника, потом налил еще вина и протянул мужчине. Луис принял его дрожащей рукой, влил в горло, и только потом заметил привкус.

Коробочка?

Да, это неплохо, но можно и проще. Ловкость рук — и порошок в твоем стакане.

— Зачем?

— Вы сейчас уснете, а когда проснетесь, все будет уже кончено, — припечатал Эдмон. — Даже если случится самое страшное, вы это не измените.

— Я не могу уснуть...

— Еще как можете.

Эдмон кивнул матросам, и те подхватили Даверта под руки. Выспится, никуда не денется...

Массимо покачал головой, но не особо укоризненно. Лусию и ему было жалко, но проку с того, что друг доведет себя до срыва?

— Спасибо, — все же признал лон.

Эдмон махнул рукой, мол, сочтемся. И спросил о том, что занимало его больше всего.

— Он действительно Лаис?

Массимо поколебался пару минут, но потом вспомнил, кто такие маританцы, и махнул рукой.

— Я, конечно, многого не знаю...

— А мне много и не надо. Чтобы спасти вас, мои люди убили Карста. Этого — мало?

— Более, чем достаточно. В Луисе действительно течет кровь рода Лаис. И если я правильно понял — старшей ветви.

— А герцоги?

— Я не знаю, как там пошло, по какой линии, сами понимаете, но если бы была пара капель крови, Луис так не переживал бы.

— Хм-м...

Эдмон покачал головой, но больше не расспрашивал. Приказал отправить Луиса в его каюту, и вскоре сам отправился спать. Курс к Рентару проложен, выдержать его штурман сумеет, а капитану тоже спать иногда надо. Даже если его каюта занята. Он и на нижней палубе в гамаке поспит, не впервой. Вспомнит молодость!

* * *

Когда с утра герцога не нашли в его покоях — никто не забеспокоился. В своих покоях не нашли и тьерину Лусию, так что слуги (которые никогда ничего не видят и не слышат, работа такая) принялись понимающе переглядываться. Но потом обнаружили, что пропал и Луис Даверт.

В гардеробной тьерины нашли сумки с вещами, а драгоценностей не было. Дворецкий распорядился (пусть потом ругают!) осмотреть гостевую комнату, и помрачнел еще больше. Часть вещей Луиса Даверта осталась на месте, но оружия не было, не было и денег, и теплого плаща...

Версий было много, но проверить нельзя было ни одну, а потому дворецкий выждал до десяти утра (вдруг кто-то да объявится?) и приказал начинать поиски.

Слуги повиновались, недоуменно переглядываясь и перешептываясь. Странно-то как! Никогда такого не бывало!

Луис Даверт мирно спал на корабле, когда слуги наткнулись на тела герцога Карста и его солдат. И — замерли в ужасе и изумлении.

Кто?

Как?

Зачем?

Ответов не находилось ни на какие вопросы. И не было никого, желающего их дать.

Донат Карст был мертв.

Тьерина Велена Карст — тоже.

Мирт? Х-ха! Толку от него в такой ситуации!

Герцогессы, как на грех, отлучились, и одна, и вторая.

И к кому бежать? Что делать?

Спас тот же дворецкой.

Он распорядился отнести все тела в храм, потом подумал, и герцогское тело решил оставить у воды. А к нему уже позвать сына.

Кто его знает? Ест и одевается Мирт самостоятельно, вдруг и тут тоже что-то сработает?

Дворецкий служил у герцога не один год, видел и как родился малыш, и как он рос, и как отчаивались родители... и решился.

Тело отца, море...

Слова 'радикальная психотерапия' были неизвестны в этом мире, но ведь не обязательно уметь назвать метод, чтобы его применять?

* * *

Луис проснулся, когда солнце перевалило за полдень. Эдмон дал ему не слишком большую дозу лекарства. Массимо сидел рядом в полудреме, но ощутив движение, открыл глаза.

Луис попытался подняться из гамака, потерпел неудачу, и попробовал еще раз.

Массимо подхватил его под локоть.

— Лучше?

— Лусия? — ответил вопросом на вопрос Луис.

Массимо опустил глаза.

— Все.... продолжается.

— Я пойду к ней!

— Она не звала. И повитуха спасибо не скажет.

Луис скрипнул зубами.

— Никогда не прощу, если она умрет. Никогда!

Массимо даже не стал уточнять, кого там Луис собирается прощать или не прощать. Он просто заговорил о другом.

— Корабль идет к Рентару, капитан спит, вы умойтесь, и я помогу выйти на палубу.

Луис посмотрел на друга злым взглядом, но потом махнул рукой.

— Ладно. Давай!

Уговорить друга на завтрак Массимо не успел. В дверь поскреблись, и Луис воззрился на бледное лицо Карна Роала.

— Там... повитуха просила вас позвать...

Луис вылетел на палубу быстрее ветра. Женщина стояла у дверей каюты, трясясь, как в лихорадке, и в руках у нее был окровавленный сверток.

— Лусия? — выдохнул побелевший сильнее мела Луис.

Женщина замотала головой, мол, жива.

— А...

— Заберите это, тьер. Заберите. Не стоит ей такое видеть.

— Она... выживет?

— Да. а это... похороните, что ли.

Повитуха сунула ему в руки сверток, и юркнула обратно, в каюту.

Луис развернул простыню без особого желания — и похолодел.

Мертвое существо (назвать это чешуйчатое нечто с выпученными многозрачковыми глазами, хвостом и плавниками вместо рук человеком он не смог бы при всем желании) более чем красноречиво говорило о том, что Луис действительно принадлежит к роду Лаис.

* * *

Вечером Луис надрался в стельку.

Он пил и пил, тупо глядя на бутылку, пока та не заканчивалась, а потом наливал себе из новой — и дальше, и дальше...

Эдмон Арьен смотрел на это сочувственно. Маленькое чудовище он отдавал морю лично, был в курсе трагедии, и переживал за молодую женщину. Похоронить первенца... страшно это. Впрочем, в беседу Эдмон не полез бы, если бы Луис первый не обратил на него внимание. Поднял голову от стола, вгляделся мутными глазами.

— Как она?

— Спит, — Эдмон не стал вдаваться в подробности. Не стал говорить, что уснула Лусия совсем недавно, что рыдала и билась в истерике, не желая поверить в смерть ребенка, что повитуха дала ей сонных капель — к чему? Мужчина и так никакой...

— Бедная сестренка.

— Она и правда ваша сестра?

Эдмон готов был поверить и в менее аппетитную версию. Молодая жена, старый муж, любимый, он же любовник — всякое случается, но Луис помотал головой, едва не упав со стула.

— Се... стра! Р... дная!

— Мне очень жаль, что так получилось, — Эдмон произнес это со всей искренностью. — Не знаю, почему...

— А я знаю! — Луис махнул рукой. Массимо, в кои-то веки, сидел под дверью каюты Лусии, и остановить друга не мог. — Потому что она Лаис, а он — Карст!

Теперь пришла очередь Эдмона трясти головой.

— Лаис? Карст?

Меньше всего Луис был похож на герцога. Но если Лусия — Лаис, и его сестра, то...

— Да! Лаис!

Слово за слово, перед Эдмоном рисовалась вся мрачная картина. И мужчина только качал головой.

А на Маритани об этом не знают. Они искренне считали, что Лаис — истинные. А оно — вон как? Оказывается, старшая кровь Лаис у него на борту. И знает о своем происхождении.

И вышла замуж за Карста?

Это же запрещено Морскими Королями!

— Н-не зна-ет она! — Луис замотал головой, отрицая участие Лусии. — Н-чего н-знает!

Разъяснения не прояснили картину.

— Ваша мать знала — и допустила этот брак?

Луис только руками развел.

Да, Вальера Тессани знала, но... что сказать Эттану Даверту? Милый, я тут немножко герцогиня Лаис, поэтому моя дочь не может выйти замуж за герцога Карста?

Последствия предсказать было сложно. одно точно — ничем хорошим это не закончилось бы. Вот и искала Вальера другие доводы. Да и...

Мало ли?

Кровь могла разбавиться, могла перестать быть старшей, могла...

Не смогла. Вот это — факт.

Эдмон только и смог, что налить Луису еще вина. Авось, допьется до золотых дельфинов*, назавтра и не вспомнит, о чем и с кем говорил.

* аналог — до зеленых чертей, прим. авт.

Замечательно! У него на борту законный герцог Лаис... законный?

— А вы принимали от матери кольцо? Медальон?

О ритуале передачи власти, ритуале приема в род на Маритани отлично знали.

Луис не принимал ничего. Оно и понятно, когда спасали последнюю из прямых Лаис, та еще пеленки пачкала, а ее нянька просто не могла знать, где лежит реликвия. Так что Луис был герцогом Лаис, но без места.

И что теперь делать?

Хотя сейчас-то все понятно. Понадобилось еще шесть бутылок крепленного маританского из личных запасов Эдмона, чтобы Луис напился и отключился, а капитан принялся обдумывать положение.

Картина выходила нерадостная.

С одной стороны, маританцы — гвардия Королей. Так не герцогов же? И если маританцы полезут в дела материка, пусть даже это их право — никто не поймет и не одобрит. Нужна им сейчас ссора с Тавальеном?

Ох, не нужна. И лучшее, что может сделать Эдмон — забыть об этом разговоре. Бред пьяницы, и все тут. Просто бред!

С другой стороны... Не все маританцы, далеко не все давали клятву верности, но Эдмон — давал. Как капитан корабля, как возможный будущий старейшина острова, как призванный Маритани и признанный ей, о чем свидетельствуют глаза глубокой синевы...

Пойти против клятвы?

Предать море?

Зовите это страхом, суеверием, глупостью, а вот Эдмон считал, что клятвопреступнику на палубе не место. Не выдержат его волны. Или сожрут, или выплюнут... лишить свой корабль удачи? А то и своих детей?

Мужчина честно размышлял всю ночь. А потом пришел к простому выводу — он пока молчит. Либо съездит на Маритани, посоветуется, либо сам примет какое-то решение, но в стороне не останется. А Луису пока ничего не скажем о его откровениях. Ни к чему. И так мужчина переживает!

А вот что Эдмон точно собирался сделать — это подружиться с Луисом, и не терять его из вида. Он придумает, как исполнить свой долг.

Корабль медленно плыл к Рентару.

* * *

Море.

Ночь.

Лунная дорожка на воде.

Ветер лениво перебирает песок на пляже, заигрывает с волнами, срывая с них хлопья пены, щурится, пробуя их на вкус. Он легкий-легкий, этот ветерок, совсем еще юный, и ему интересно и внезапно брызнуть каплями морской воды, и дунуть в лицо человеку, растрепав волосы, и нагло забраться за шиворот, заставляя поежиться...

Мальчишка же!

А вот человеку на берегу не до романтики. Сидит статуей, смотрит в одну точку, на другого человека. И поддразнивай их, не поддразнивай...

Ветер хотел уж, было, обидеться и улететь, когда заметил нечто интересное.

По лунной дорожке к берегу приближались дельфины.

По воде шла рябь, море растворяло в себе лунный свет, становясь чуть светлее, и среди этой светлой полосы мелькали темные спины. Влажный, блестящие, они словно с горки на горку скользили по волнам, то выпрыгивали вверх, то опять скрывались в море.

И наконец человек заинтересовался.

Странный человек, непонятный...

Встал, подошел к морю, вытянул руку, а потом вдруг взял, да и шагнул прямо в море.

Ветер подумал — и тоже решил подшутить. Дунул человеку в спину, понес его запах к дельфинам — вдруг заинтересуются? И не ошибся.

Гербовые звери почуяли родственника?

Мирт заходил все глубже и глубже в воду, не чувствуя ни ветра, ни холода. Дельфины подплыли к нему окружили кольцом, тыкались узкими носами, открывали пасти, клали головы ему на плечи..

И терлись, терлись шершавыми боками, как большие водяные кошки.

Мирт и сам не мог объяснить, что менялось в нем. Или вокруг него?

Словно он всю жизнь жил за стеной. Прозрачной стеной, из-за которой все видно, только вот выходить из-за нее не хочется. К чему?

Там, снаружи, много грязи, гадости, подлости, а у него спокойно, тихо...

Только вот узкие носы дельфинов все сильнее толкались в эту стену, расшатывали и расшатывали кирпичики, и наконец, они полетели. Посыпались вниз с хрустальным звоном погибающего стекла. *

* есть и такой метод лечения аутизма. Дельфинотерапия. И судя по тому, что мне рассказывали, детям помогает, прим. авт.

В воду заходил один Мирт, а из воды выходил уже совсем другой .

Нельзя сказать, что он мгновенно стал душой компании.

Но приказ о похоронах отца отдавал именно он.

Пусть ломким от непривычки и слабым голосом, пусть неуверенно — слуги облегченно перевели дух. Главное — приказ, а уж как его выполнить, они знают! И похоронят, и проводят честь по чести. И в замке все должно идти спокойно...

Главное же что?

Герцог на своем месте, бед и невзгод не будет! А что сложно парню... а кому бы легко было в такой ситуации? Тут бы и здоровый сломался.

А мальчишка вроде как в ум приходить начал. Рисует по-прежнему много, но разговаривать начал, приказы отдает, делами поместья управлять пытается...

Про тьерину Лусию пока и не думал никто.

Не до нее!

Род Карнавон.

Требуются актеры для выступления в Тавальене.

Режиссер — Алаис Карнавон, зрители — духовенство, оплата сдельнаая, высшая цель — помочь магистру выйти из тюрьмы.

Хорошо звучит?

Зато честно!

Эх, где ты, родной мир, с его газетами, журналами, интернетом... там бы она хоть актеров, хоть киллера, хоть ядерную бомбу нашла. Вопрос в цене.

А тут как?

Шедеры тоже чесали в затылках.

Нет, можно бы прибиться к какой-то труппе, но где гарантия, что Алаис и Далана не прибьют, не бросят в лесу, не сдадут храмовникам, не... таких 'не' на полстраницы хватило бы. Опять-таки, сотовых здесь нет, так случится что-нибудь, а узнают родные настолько постфактум, что и кости побелеть успеют. Не пойдет.

Можно бы набрать труппу из рыцарей Ордена. Наверняка те помогли бы сыну магистра освободить отца.... но где те рыцари? Пойти, запчасти поснимать с кольев у ворот? Или тоже пустить слух?

Знаете, есть и более приятные способы самоубийства.

Третий вариант — семейный подряд.

Ага, купец Арон Шедер будет восхитителен в роди комедианта! Пока насчитывалось трое человек — Алаис лично, Далан и Элайна. Все.

Купить рабов?

Нанять кого-нибудь из разорившихся трупп?

Для их целей и эти пути не подходили!

Благие намерения в очередной раз расшибли нос о жестокую реальность.

Если бы речь шла просто о заработке, Алаис бы и одна поехала. В себе она не сомневалась. Могла бы и пробиться, и удержаться, и лично перед Преотцом выступать — если бы захотела. Конкурентов себе она не видела, и в своей способности заинтересовать, увлечь, затянуть в омут интересных историй не сомневалась. Только вот у нее была другая цель. Хотя бы повидаться с магистром, если вытащить его не удастся. А тут историй было мало, нужны напарники. Надежные...

Впрочем, сдаваться Алаис не собиралась. Ходила каждый день на площадь, где давали концерты, ходила на пристань — мало ли кто приплывет, таскала с собой Далана, а заодно натаскивала на самое простое.

Драматургия.

Если хочешь, чтобы тебя пригласили во дворец — забудь об уличных песенках. Они хороши, чтобы обратить на себя внимание, но для серьезной публики нужно что-то иное.

Например, Вильям наш, Шекспир.

Или Жан-Батист Мольер.

На худой конец и библейские сцены сойдут! А что? Переделать под местных богов, добавить драматизма, и показывай житие святых отроков. Для Тавальена — самое то!

Но для драматургии нужны актеры. И знание текста.

Так что Алаис, не теряя времени, начитывала Далану отрывки из пьес, даже показывала кое-что в лицах, заставляла его учить стихи...

Нельзя сказать, что она была такой уж театралкой, но чем еще заниматься дома?

Читать, смотреть телевизор... и уж поверьте мне, на десятом сериале они все слились в один. Романы тоже были похожи друг на друга, оставалась классика.

И — да. Театр.

Постановки можно было смотреть несколько раз, ведь не бывает двух одинаковых режиссерских трактовок!

— Когда по улице пойдешь,

Под ручку деньги не возьмешь...

Далан повторял текст, словно машина. Алаис только головой качала. Да, конечно, точность — это хорошо, но ведь 'Ханума'! там в каждой строчке должна быть экспрессия, живость, выражение! Далан, ну постарайся! Ну лапочка!

Ну, зайчик!

Ну, поросеночек!

На зайчике Далан обычно начинал звереть, и исполнение становилось куда как лучше.

А на пристани в этот раз их ждал сюрприз.

Очень знакомое судно швартовалось к причалу. Алаис прищурилась. Посмотрела на корабль, на Далана, потом опять на Далана и на корабль...

— А ведь маританцы клятвы дают...

— Думаешь?

Алаис точно это знала, годы, проведенные в библиотеке рода Карнавон, не прошли бесследно.

— Мне нравится Эдмон Арьен. Он умный и порядочный человек.

— Достаточно порядочный, чтобы рисковать людьми и кораблем?

Алаис пожала плечами.

— Выбора у нас все равно нет. Надо хотя бы попробовать.

— А ты... ну... скажешь ему, что ты... это...?

Алаис не планировала раскрывать свое инкогнито. Ни к чему.

— Скажу, что я сестра Алекса. Старшая.

— Не поверят. Скажи, что младше его лет на пять.

Далан увернулся от подзатыльника и поскакал по пристани к кораблю. Аллаис скрипнула зубами и потерла грудь. Молоко пришло и неприятно поддавливало.

Скоро надо будет возвращаться домой, к ребенку. Надо успеть поздороваться с Эдмоном, и отправляться домой. Кормить...

Хоть тут Алаис повезло — мелкий либо спал, либо ел, либо гадил. Потом требовал поменять пеленки — и опять спал. Приятно посмотреть.

На пристань перекинули сходни, и первым по ним сбежал Эмиль. Увидел Далана и разулыбался.

— Здорово!

— Рад встрече!

Мальчишки обменялись полупоклонами, ухмыльнулись, и принялись расспрашивать друг друга о новостях. Далан представил Алаис, как сестру Алекса, ты представляешь, тоже Алекс. Они погодки, а у папаши не хватило воображения!

Поом на пристань спустился Эдмон Арьен.

Он-то сразу опознал 'Алекса', и галантно поцеловал даме руку.

— Госпожа Тан.

— Капитан Арьен. Надеюсь, Маритани была к вам благосклонна?

— Да, вполне.

На приветствия, разговоры о самочувствии и прочую ритуальную ерунду ушло пять минут. Потом Алаис договорилась о следующей встрече, пригласила бравого капитана в гости, и направилась домой, бросив Далана с Эдмоном. Пусть мальчишки пообщаются, а она больше задерживаться не может. Нет, никак не может. Ей позарез нужно к ребенку.

И ведь придется тащить мелкого с собой в Тавальен, иначе никак!

* * *

Далан пришел вечером, слегка пьяный, и ввалился в комнату к Алаис, забыв постучать.

— Ты сдурел? — вежливо поинтересовалась женщина.

— Эммм...

— Подай пеленку, раз пришел.

Далан понял, что если он сейчас скажет хоть слово, то получит по ушам грязной пеленкой. И молча помог подруге.

— Так-то лучше, — Алаис полюбовалась компактным свертком, приложила к груди, отчего у Далана предательски запунцовели уши, и посмотрела на друга. — Ну?

— У меня такие новости! Ты себе не представляешь!

— Тавальен в воду смыло?

— Нет! Все еще круче!

Выражений мальчишка нахватался от Алаис, которая хоть и следила за собой, но... прорывалось! Ох, как прорывалось! Особенно после супружеской жизни с Таламиром, когда контролировать приходилось каждый чих и пук!

— Его вулканом заплевало?

— Алекс! — взвыл вовсе уж оскорбленный Далан. — у Эдмона на корабле знаешь, кто приплыл?

— Преотец?

— Его сын!

Алаис развернулась всем телом так, что деть недовольно вякнул.

— Что?!

— Да! Мало того — он еще последний из рода Лаис! Герцог!

Хорошо, что Алаис сидела, а то бы точно упала. Ох, и новости!

— А откуда...?

Ларчик открывался просто. Чернокудрая красавица Лусия сразу понравилась Эмилю, еще когда ее поднимали на борт. Бывают такие женщины, который не теряют своей привлекательности, хоть их сковородкой лупи. Вот и Лу, потрепанная, заплаканная, с начинающимися схватками, испуганная и растерянная, показалась Эмилю прекрасной.

Конечно, мальчишка заинтересовался. И подслушал разговор Луиса с отцом. А что?

Корабль же!

Хочешь посекретничать — прыгай за борт, иначе никак не получится. И что он выложил все Далану — тоже неудивительно. Друг же! Успели спеться за время рейса! Алаис, в роли Алекса, понравилась всему кораблю, да и Далан не отстал. Петь он не умел, но от работы не бегал, парнем был общительным, а когда оттаял, поверив в лучшее, перестал коситься на всех волком и принялся шутить и смеяться. Так и нашли они общий язык с Эмилем.

И сейчас Далан выкладывал все новости Алаис.

Женщина сидела, размышляла, кормила ребенка. Потом, видя, что маленький проглот не наелся, переложила его к другой груди, и продолжила расспрашивать Далана.

Юноша послушно отвечал на вопросы, косился преданными глазами...

— В общем так, — подвела итог Алаис. — Ты сейчас направляешься к Эмилю, и выспрашиваешь все остальное. Все-все-все, понял? Где они сели на корабль, сколько плыли, что ели, что пили, о чем говорили — тут любая мелочь важна. А еще зайди к матери, пожалуйста. Я с ребенком по дому бегать не буду, пусть она ко мне заглянет в гости, как время будет?

Далан кивнул.

— Сделаю. Алекс, а что ты хочешь?

— Я ничего не хочу. Но свято уверена, что сын Преотца знает Тавальен намного лучше меня.

— Н-ну... да...

— И знакомств у него там хватает. И друзей...

— И грех этим не воспользоваться? — дошло до Далана.

Алаис улыбнулась ему, как старшая сестра.

— Именно! Так что беги к матери — и опять на пристань.

Далан повиновался.

Алаис посмотрела на стену. Та молчала, но...

— В одном портовом городе три герцога. Лаис, Карнавон, Атрей... не жирно ли будет? Карста с Тимаром не хватает, и можно... а что — можно? Ох, ёж! Вот сколько живу, столько и знаю, когда все так совпадает, вырываться нельзя. И не вырвешься, и добра не будет...

А что будет-то?

Ох, мамочки... страшно.

* * *

Элайна Шедер никакого раздражения не выказала. Да, зашла она к Алекс. И что?

Судя по рассказанному Даланом, ее не просто так зовут, по делу! По важному! А таскать ребенка из спальни в спальню, если он наелся и спит, действительно не с руки. Лучше при нем поговорить, шепотом...

— Что случилось?

Пересказать услышанное от Далана было несложно. Элайна задумалась.

— А ты хочешь...

— Я пока не знаю. Я же не видела этих... Лаис. А вот что надо — это найти их в городе. Сможешь?

— Да, у Арона есть связи в магистрате...

Элайна вылетела из комнаты, быстрее ветра. Ради любимого она бы горы срыла и поля замостила, а тут такая малость! Узнать, где остановился тьер Луис Даверт!

Пффф!

Да к вечеру все будет известно! Уж не задержится!

Сын Преотца?

Невероятно...

* * *

Сын Преотца в этот момент крепко обнимал брата.

— Рик!

И не помнилось уже ничего из детских обид, и не думалось про родительскую любовь, и делить им было нечего. Была просто семья. Уж какая ни есть.

Луис Даверт.

Эрико с Элиссой.

И Лусия.

Девушки пока еще настороженно приглядывались друг к другу, но на волне общего счастья сглаживались все неловкости. Или не счастья?

Но они живы, они вдалеке от отца, они могут сами строить свою жизнь. Мало этого или много? Кто ж знает...

Эрико хвастался домом, рассказывал про начатое дело, девушки пока переглядывались, Луис слушал, прикидывая, чем он будет заниматься. Выходило так, что обеспечивать безопасность. А что?

Умеет же!

Рик будет торговать, а он — убивать тех, кто мешает брату. Может, потом и женится, и Лу замуж выдаст... Ир-рион! А ведь не выдаст.

Герцог Карст мертв, а муж-то ее жив! И Лусия стала герцогиней Карст! Тут либо разводиться, либо... прятаться. Менять имя и жить всю оставшуюся жизнь под чужим именем.

А может, так оно и лучше будет?

Лусии нельзя обратно в Карст, а ее дети...

Это в герцогских семьях проблемы с кровью. Остальные люди живут себе, и не плачутся. Ну, будут ее дети не совсем законными. И что? Кому это помешает, если тайна никогда не выплывет наружу?

Карстам.

Смешно получается.

По крови дети Лусии будут Лаис, а по закону — Карст. Мирт ведь новых может и не сделать, даже не осознает, что жениться надо. Луис вспомнил бледного молодого человека, сидящего рядом с сестрой на свадебном пиру. Интересно, что творится сейчас в Карсте? Хотя... узнают со временем, никуда не денутся.

Массимо, спасибо ему, внес кувшин с подогретым вином и бокалы. Сам замешкался, но Луис кивнул на диван рядом с собой. Оглядел родных, ища подтверждение своему действию, и не заметив ни в ком протеста, разлил вино по бокалам.

Пяти бокалам.

— Ну что, господа Верты, давайте решать, как жить будем.

Массимо кашлянул, намекая, что он может и уйти, да и должен уйти, но Луис поднял руку.

— Массимо, я выправил новые бумаги на всех. Извини, что раньше не сказал, но... надеюсь, ты не против? Ты теперь Массимо Верт, наш дядя.

Массимо как сидел, так и замер.

Эрико, поняв его состояние, махнул рукой, по счастью, не той, в которой был бокал.

— Когда Луис мне сказал, я сначала поворчал, но ты не думай. Я тоже за. Мы за мать тебе всю жизнь обязаны будем. И за Луиса, и за Лу... короче, если хочешь — будем семьей.

Лусия умоляюще сложила ладони у груди.

— Пожалуйста!

Роль Массимо в своем спасении она оценила. Да и без этого...

Девочке не хватало отца, Массимо же царапало воспоминание о племяшке, которую у него отняли. Не была Лусия похожа на Маришку, ни волосами, ни лицом, ни голосом, но так даже и лучше. Новая жизнь, новые дети...

Элисса вопросительно посмотрела на Массимо, мол, решайтесь! Да, не идеальная семья, но если уж меня приняли...

И Массимо махнул рукой.

— Уговорили, гады морские! Значит, я Массимо Верт. А остальные?

— А, то же самое, Эрико Верт, его супруга Элисса, наша пока незамужняя сестра Лусия...

— И мы переехали...?

— Спасая сестру, — приговорил Луис.

Все посмотрели удивленно, но у тьера Даверта было все продумано.

— Мы никому не говорим, откуда мы родом, потому что из бедных дворян. Очень бедных. На Лусию положил глаз богатый сосед, хотел похитить, мы тайком продали свою землю и сбежали, потому что не смогли бы ни отбиться, ни откупиться.

— Сплетни пойдут, — поморщилась Лусия.

— Обязательно пойдут, — мягко согласился Луис. — О тебе и твоей добродетели. Которой, кстати говоря, и нет.

— Луис!

— Лу, милая, ты не девушка. А замуж ты собираешься второй раз?

Лусия захлопала глазами. Такого вопроса она точно не ожидала.

— За... муж?

— Лусии Карст больше нет. Есть Лусия Верт. И в этом качестве ты еще можешь быть счастлива. Выйдешь замуж, детей нарожаешь...

Лусия прижала ладонь ко рту, вспоминая... корабль. Элисса сверкнула на Луиса злыми глазами, присела рядом с... да, уже сестрой, обняла за плечи.

— Не обижайся. Дурак он, вот что!

Луис уподобился карасю. Только и мог, что открывать рот да хлопать жабрами.

Нет, вы это слышали?!

Ее с улицы взяли, в семью приняли, и он же дурак?!

Слов не было. Вообще никаких.

Эрико задумался ненадолго.

— Вообще, идея хорошая. Прости, Лу, но защитить от любителей сладкого мы тебя сможем, а вот остановить сплетни — никак. Дойдет до отца, где мы находимся, так никому мало не покажется. А сейчас будут не откуда мы и кто мы, обсуждать, а удалось тому...

— Графу, — приговорил Луис.

— Вот, удалось ли графу тебя... того самого... или не удалось. Для нашей безопасности пока так и лучше. Да и что общего у тебя может быть с герцогиней Карст? Или с дочерью Преотца? Мы сейчас поступимся малым, чтобы сохранить большее.

— И кто на мне женится, с этим малым? — ехидно поинтересовалась Лусия.

Луис переглянулся с Массимо.

Ишь ты! На корабле умирать собиралась, а теперь уже о женихах думает! Но это-то хорошо, это правильно! Все же дети Эттана Даверта и Вальеры Тессани и не могли быть слабовольными романтиками. От крокодила котенка не родишь, не те зверушки.

Что-то такое понял и Эрико, потому что махнул рукой.

— Лу, да что ты переживаешь, наоборот, понимать должна! Если парня сплетни не остановят, значит, настоящее у него к тебе, не подделка какая!

Лусия надула губы и переглянулась с Элиссой. На этот раз девушки смолчали, но выражение: 'какие же эти мужчины бестолочи!' прямо-таки светилось на милых личиках.

'Бестолочи' тут же подтвердили свой статус, заговорив о чем-то ужасно неинтересном.

Договора, сделки, обеспечение, векселя... бррр!

А вымыться с дороги? Переодеться? Праздничный ужин устроить?

Ох уж эти мужчины...

* * *

Элайна все узнала за два дня. А на третий Алаис с Даланом собрались в гости.

Ребенка пришлось оставить на попечение няни, Элайну чуть ли не принудительно запереть дома, поручив Лизетте. Объясняй, не объясняй, что попусту бегать — хуже всего, так не доходит ведь!

Нельзя в таких делах торопиться, никак нельзя.

Домик у Давертов был вполне приличный. Не слишком большой, не слишком маленький, из серого уютного камня, с красной черепичной крышей и красными же ставнями.

Садик перед домом тоже выглядел ухоженным, и сейчас в нем возилась красивая девушка.

Элисса знала, что это не принято среди высокородных, но так было проще подружиться с соседями, да и вообще... должны быть у всех свои увлечения! У нее — вот!

Подъехавшая карета ее не насторожила. А вот вышедшая из нее пара...

Странная это была компания.

Женщина — невысокая, худощавая, но в меру, с пепельными волосами и глубокими темными глазами, одета в маританское платье, из тех, что выглядят просто, а стоят жутких денег. Уж Элиса-то знала, сколько придется заплатить за такой шелк с вышивкой... И спину держит, как королева. Даже Лусии далеко до такой осанки и манер.

Парень с ней — тот попроще. Светловолосый, растрепанный, платье не маританское, но тоже дорогое. И все же видно, что женщина главная здесь.

Они медленно подошли к чисто символической ограде, и парень пару раз из вежливости стукнул бронзовым молоточком. К чему шуметь? Видно же, что их заметили...

Элисса отряхнула испачканные в земле руки, и направилась к калитке.

— Добрый день господа...?

Парень и девушка переглянулись, и слово взяла незнакомка.

— Здравствуйте, госпожа...?

— Верт. Элисса Верт.

— Госпожа Верт, мне бы хотелось поговорить со старшим из братьев... Верт.

Элисса заметила более, чем красноречивую заминку перед именем. Сдвинула брови.

— Я сейчас спрошу у Луиса, сможет ли он вас принять. А вы кто?

— Передайте, пожалуйста, акуле, что встречи с ней просят кит и касатка.

Элисса побелела, как мел.

Акула...

Если кто думает, что Эрико скрывал свое происхождение от любимой женщины, пусть срочно передумает. Не скрывал, конечно. Да и не получилось бы у него...

Акула. Герб семейства Лаис.

Кит? Атрей? Касатка? Карнавон?

Арден милосердный, кто же это стоит у нее на пороге? И что принесут эти люди?

— П-проходите...

* * *

Алаис очень хотелось успокоить испуганную девушку, но нечем. Уж простите.

И они сюда пришли не с добром, и ничего хорошего сказать не могут, и во что еще могут ввязаться обитатели домика из-за их... чего? Глупости?

Иголки в мягком месте?

Нет, наверное, это иначе называется...

Говорят, не надо лезть в чужие дела, но это-то не чужие! Алаис сама взвалила их на плечи. Первый раз — когда приняла все долги рода Карнавон. Второй раз — когда помогла Далану. Да, они не знали тогда о своей связи, но сейчас, когда все вскрылось?

Как тут отвернуться и пройти мимо? Как сказать себе, что это чужое дело и жить спокойно?

Не получится, никак не получится...

Элисса провела гостей прямо в кабинет, под удивленные взгляды его хозяев.

— Рик, Луис... это к вам.

Мужчины подняли глаза от бумаг, и вгляделись в гостей.

* * *

Еще в той жизни Алаис была юристом. Хорошим, грамотным специалистом, который не проигрывал практически ни одного дела. Или сводил их вничью, или добивался минимального срока для клиента, или подследственного освобождали чуть ли не в зале суда... вариантов было много, но это было не только благодаря знанию законов.

Законник — это не юрист, это справочник на ножках. А хороший юрист — это и чутье на людей, и умение промолчать в нужный момент или подать нужную реплику, и наблюдательность, и проницательность, и даже, как это ни забавно звучит, банальная эрудиция. Не всегда нам в жизни хватает своего опыта, и когда его можно занять у кого-то из великих — уже большой прорыв.

Когда-то у нее все это было, и сейчас не исчезло.

Алаис Карнавон смотрела на двоих мужчин, и хладнокровно просчитывала шансы.

Два брата.

Один повыше и потоньше, второй чуть ниже и массивней. У обоих черные волосы, у старшего они собраны в небрежный хвост, у младшего стянуты на затылке дорогой золотой заколкой, у старшего гладко выбритое лицо, у младшего усики и бородка. Старший одет в нечто простое и черное, младший подобрал костюм под цвет глаз, шоколадно-коричневый, богато расшитый золотой нитью и украшенный янтарем. Братья, похожие внешне, но совершенно разные по сути своей.

Эрико — менее опасен. Торгаш, этим все сказано. Бывают такие люди, созданные для 'купи-продай-даром отдай', это их талант, и в своем деле они почти поэты. Даже более того. Пушкин бы обзавидовался тем сказкам, которые наплетет Эрико ради трехсот процентов прибыли. Сам придумает, сам поверит...

А вот второй...

Хищник. Опасный — и надломленный.

Что-то произошло нехорошее с Луисом Давертом, и не так давно произошло. Сейчас он опаснее раненного тигра, и если сделать неверный шаг, неверный жест, просто сказать одно неверное слово, он кинется, смыкая клыки на ее горле. Может, потом и пожалеет, а может, и нет. И уж точно не воскресит. Так что...

Под ногами очень тонкий лед, почти вода. Кто там любил гулять по воде? Принимайте компанию!

Алаис просчитала все в доли минуты, и приняла решение. Расправила плечи так, что лопатки едва не встретились, подняла подбородок повыше, и посмотрела надменно. Если я здесь, то кто — вы?

— Добрый день, тьеры. Могу я поговорить с главой рода Лаис?

Мужчины переглянулись.

Род Лаис.

Страшная сказка Рамтерейи, серебряные акулы. Безжалостные, жестокие, никогда не останавливающиеся, никогда не прекращающие погони... К этому роду принадлежат и братья, и сестра.

Знал Луис, и знал Эрико. Еще перед бегством Луис все рассказал брату, хотя и в общих чертах, и мамины вещи отдал. Мало ли...

Эттан Даверт увязал в своей авантюре все сильнее, и Луис не знал, чего ожидать. Подстраховаться было разумно.

А где знал Эрико, знала и Элисса. И ничего удивительного в этом не было, чай, не государственный секрет, да и тот можно рассказать любимой женщине.

Луис ответил на надменность Алаис ледяным взглядом. Но женщина не затрепетала, не вздрогнула, даже ресниц не опустила. В глаза Луиса Даверта смотрел... равный противник?

Но — женщина? Разве так бывает?

И все же, сине-сиреневый взгляд скрещивался с карим, и казалось, что в кабинете сталкиваются с тонким певучим звоном, рассыпая во все стороны вихри искр две сабли. Уступать не хотел никто, и неизвестно, сколько продолжалась бы дуэль, не кашляни робко Далан. Луис усмехнулся, показывая, что не уступает, просто покоряется обстоятельствам, и медленно ответил:

— Главой рода Лаис могу считаться я. Говорите.

— Я бы хотела поговорить с главой рода Лаис.

Эрико начал подниматься из-за стола, но ладонь Луиса опустилась на плечо брату, придавливая обратно.

— У меня нет секретов от брата.

— Речь идет не о доверии, а о безопасности.

Луис прищурился.

— Вы угрожаете?

Алаис покачала головой.

— К сожалению, тьеры, наличие крови Лаис в ваших жилах уже опасно. Я предупреждаю, что принесла опасные знания и недобрые вести, но решать, как ими распорядиться — вам.

Несколько минут братья переглядывались. Потом Луис вздохнул. Тяжко, словно на его плечах лежал Сизифов камень.

— Рик...

— Мы семья — или нет?

В этот момент братья вообще были похожи, как два яйца из одного гнезда.

— Я не хочу тобой рисковать.

— А я — тобой. Думаю, девушкам знать и правда ни к чему, но ты можешь лучше оценить риск, а я разберусь в денежных делах...

— Деньги тут заработать не удастся, — честно предупредила Алаис.

Эрико не фыркнул, нет, но явно хотел.

— Милая тьерина, если речь идет об информации, то и о деньгах тоже. Знания — дороже всего в нашей жизни. Я остаюсь.

— Рассказывайте, — распорядился Луис. — Лучше уж знать, откуда подползают змеи.

Алаис кивнула. И словно бросилась в пропасть.

— Надеюсь, вы знаете про кольца и медальоны, тьер? Знак рощдовой принадлежности к герцогскому дому?

— Да.

— Тогда смотрите...

На стол лег медальон с гербом рода Карнавон. Луис медленно взял его в руку, коснулся пальцем.

Черная касатка плыла через кровавое море. Выпрыгивала из воды, взлетая в такой же алый закатный воздух. Черное на алом...

— Карнавон?

— Я являюсь герцогиней Карнавон по праву крови и рода, — подтвердила Алаис. — Хотя вряд ли вы обо мне слышали.

— Нет, почему же! — Эрико прищелкнул пальцами. — Алис... Алаис Карнавон!

Алаис чуть склонила голову, подтверждая, что — да. Она, и именно она.

— Вы, вроде бы, умерли? Или были похищены?

Эрико задавал вопросы чуть иронично. Не вязалась в его разуме эта девчонка с герцогиней Карнавон. Герцоги, они ведь... другие! От Морских Королей! А эта — что?

Стоит, смотрит своими глазищами непонятного цвета, то ли серые, то ли синие, то ли вообще лиловые... хотя и красивые, но не во вкусе Эрико. Слишком уж... опасна?

А ведь и пожалуй.

Не меч и не сабля, но стилет, который легко пройдет через самую толстую кольчугу. Мизерикордия.

Худощавая фигура, маританское платье, которое носится спокойно и без малейшего стеснения, нарочито простая прическа — не придворный наряд, но как держится эта молодая еще девушка! Лусии до нее далеко...

Конечно, Лу красивее, это понятно, но чувство собственного достоинства, умение держать себя, характер... некоторые до такого всю жизнь не дорастают.

— Когда ее величество Лидия Сенаоритская одобрила штурм и разграбление замка рода Карнавон, я единственная осталась в живых. Меня выдали замуж за человека, который убил мою родню. Разумеется, я не стала ждать, пока слишком старую племенную корову отправят на скотобойню, и сбежала, — вежливо разъяснила Алаис.

Мужчины переглянулись.

— Хотелось бы услышать, как вам это удалось, — не менее вежливо выразил свое недоумение Луис.

Алаис пожала плечами.

— Корова же... Вы не будете ждать подвоха от тупого животного, предназначенного на заклание. Так вот, притворилась согласной на все буренкой, усыпила бдительность, сбежала, добралась до Маритани, а оттуда до Атрея. А по дороге встретилась с Даланом.

— Атреем?

Алаис чуть покачала головой.

— Далан — не Аттрей. Он просто его наследник.

— А кто именно — Атрей?

Улыбка Алаис стала ослепительной.

— Магистр Шеллен.

* * *

Поток брани, извергшийся из Луиса, сделал бы честь грузчику, которому уронили на ногу комод. Присутствующие восхищенно внимали. Потом Луис зло сплюнул прямо на пол, подошел к стойке с графином (до бара тут еще не додумались), и, наплевав на бокал, хлебнул прямо из горлышка. Подавился, закашлялся, что есть силы, плюясь по сторонам чем-то красным.

— Рик, ...! Что это за... ?!

— Шерри.* Элли его любит...

* шерри — в значении 'сладкое красное вино', прим. авт.

Графин полетел в стену.

— Твою ж...!!!

Алаис смотрела с сочувствием. Да уж, такого никому не пожелаешь. Это не мексиканские сериалы, это реал! И он круче любых американских горок!

Отплевавшись, Луис пристально посмотрел на Алаис.

— Значит, Карнавон. И Атрей. А от меня вы что хотите?

Женщина развела руками.

— Сведений о Тавальене. Подробных, тщательных, с адресами, паролями и явками, простите, сорвалось... Магистр Шеллен сейчас в Тавальене?

— Предполагаю, что да.

— У нас с Даланом нет иного выхода. Он не может оставить отца в руках врага, я не могу отказать в помощи герцогу. Так что... простите, тьер... Даверт? Или лучше сразу Лаис?

— Лучше — Верт, — отмахнулся Луис. — Так спокойнее. Скажите, герцогиня...

Алаис подняла руку развернутой ладонью к мужчине.

— Просто Алаис, тьер. Для экономии времени и сил.

Луис потер виски, тяжело опустился в кресло.

— Алаис... это не просто неожиданность. Это... откуда вы о нас узнали?

— По иронии судьбы, нас связала Маритани, — Алаис улыбнулась. — Когда вы нанимаете маританский корабль, не удивляйтесь вмешательству богини в вашу судьбу.

— Маритани, — хмыкнул Луис. — Ах, Маритани...

— Боги есть, — тихо сказала Алаис. Но как-то так... спорить не захотелось никому. И ерничать тоже. Луис подумал, что даже Эттан Даверт, окажись он здесь, смолчал бы, хотя в кругу близких Преотец любил поиздеваться над стадом 'ушибленных писанием баранов', которых так приятно стричь и брить.

— Значить, маританцы. И кто же проболтался?

— Надеюсь, вы не ждете от нас ответа? — удивилась Алаис.

Судя по злым глазам Луиса, он бы не отказался. И от ответа, и от отрывания головы слишком болтливым маританцам.

— Не злитесь на них, не надо. Там, где есть воля Маритани, смертные бессильны.

Сама Алаис в богов тоже верила постольку поскольку, но местные-то не обладали закалкой семидесяти лет атеизма! Хотя...

Отношение Алаис можно было определить двумя словами. Бог есть. А религия, вера и прочие радости — это уже не от бога, нет... Уж сколько за нее крови пролилось — Мировой океан в сторонке отдыхает, а люди все воюют и воюют во имя бога... да беднягу, если б он за землей наблюдал, давно бы кондрашка хватила! Или он бы кого хватил молнией по темечку. Так что...

— Маритани так им лично и сказала — сообщить герцогине?

— Боги никогда не помогают нам лично, — менторским голосом возвестила Алаис. — Они не скинут тебе на голову кошелек с золотом, но могут подкинуть выгодное дело, они не ударят перед тобой в землю молнией, чтобы остановить, но ты можешь подвернуть ногу... тут важно правильно истолковать посланное тебе знамение — разумеется, с дружеской помощью ближайшего храмовника.

Луис фыркнул. Раз, другой, а потом от души расхохотался. В этот момент Алаис выглядела ужасно забавно. Робко подхохотнул Эрико. Алаис и Далан взирали на мужскую истерику сочувственно. Понятно же, плохо человеку от неожиданности, вот так и прорывается...

Наконец тьер Даверт пришел в себя и продолжил диалог.

— Значит, вы хотите от меня подробного рассказа о Тавальене.

— О тюрьмах Преотца, о продажных храмовниках, да обо всем, что может помочь нам вытащить магистра Шеллена из тюрьмы.

Луис потер лоб.

— Вы это серьезно?

— Более чем. Луис, я правильно понимаю, что вы не получили обучения, как Лаис?

А вот тут мужчина заинтересовался.

— Моя линия семьи... не совсем законная.

— Если... простите, Луис, но если у вашей сестры родился урод в браке с другим герцогом, то ваша линия крови — сильнейшая.

— А будь она более слабой?

— В замке у меня был доступ к библиотеке. Полный доступ ко всем хроникам рода Карнавон, и не только. Специально я этим вопросом не занималась, — действительно, Алаис это никогда не интересовало всерьез, так, сопутствующая информация. — Но могу поменять одни знания на другие, и в знак доброй воли даже начать рассказывать первой. Тем более, что Далан этого тоже не знает.

А вот тут Луис заинтересовался. Все же Карст не настолько ему доверял, и до самого важного мужчина не добрался.

— Прошу вас...

— Начнем с наследования?

— Да.

— Наследование герцогского титула... Думаю, вы и сами уже поняли, что важны не названия, а кровь?

Луис медленно кивнул.

— Самая сильная кровь, от старшей ветви рода. То есть кровь законного герцога. В жизни бывает всякое, но кровь герцогов должна сохраняться.

— Сейчас Лаис считаются другие люди.

— Считаются, — подчеркнула Алаис. — Что такое герцогский титул? Да ничего! Пустота, слова, привязка, которая нужна королям. А настоящее — это наследие, которое принимает — или не принимает старший в роду. Допустим, были герцоги, еще при королях. Они рожали детей, передавали им наследие, посвящали в род, умирали, их дети делали то же самое... Потом по какой-то причине происходит то же, что у меня. Отец умер, семья убита, замок захвачен. Я могу либо принять родовое наследство, и стать герцогиней Карнавон, но тогда я принимаю на себя и многое другое. Ответственность, к примеру. Я не могу долго быть вдали от Карнавона, три года — это край. Уже сейчас там начались разного рода неприятности, шторма, бури...

— Но если я не буду жить в Лаисе?

— Вы не принимали наследие рода, — Алаис пожала плечами. Именно эти сведения были в библиотеке, и она постепенно убеждалась в их правоте. — Пока нет старшего герцога, хватит и крови рода, живущей в Лаис. Даже младшей крови. Как только кто-то берет на себя эту ношу, спрос уже иной и ответ иной. Наследование не всегда ведется по старшей линии рода. Сын ли, дочь ли — кто уцелеет, кто решится и поднимет эту тягость. Не раз уже бывали подобные ситуации. Кровь герцога в смеси с кровью обычного человека дает... — а вот поди ты, объясни такие вещи, не употребляя слов 'генетика', 'последовательность хромосом' и 'ДНК', — дает четкое наследование признаков. Не обязательно внешность, но родовые особенности. Неважно, за кого выходили замуж — или женились предки, наследие активируется... то есть проявится в момент принятия, и как уж там будет — не знаю. Если взять портреты предков — вам, Луис, повезло, что вы не бывали... я правильно понимаю? — в Лаисе?

— Никогда.

— Мужчины рода похожи друг на друга, как две капли воды. Меняются одежды, прически, но лица не скроешь. Я это знаю по фамильной галерее рода Карнавон. Женщины... часто наследуют внешность своих матерей.

— Точно! — Эрико даже ладонью по столу стукнул. — Алаис Карнавон — урод! Красноглазое чудовище!

Алаис фыркнула.

— Вы так любезны, тьер...

— Вряд ли вас можно так назвать? — Луис насторожился. — И вы не красноглазая...

— Есть один случай, когда глаза человека меняют цвет, — Алаис развела руками. — Я не просто так говорю о воле Маритани.

Мужчины переглянулись, Луис догадался быстрее.

— Разве это действует на герцогов?

— Как видите. Я не получила благословения Маритани в полном объеме, но мои глаза действительно меняют цвет.

Мужчины переглянулись. Верить — или нет? Медальон, все же, не настолько убедителен, а слова — что в них? Слова говорить может кто угодно, нужны доказательства. И Алаис это поняла.

— Предложите даме присесть, тьеры. Это будет долгий разговор...

Что оставалось сделать тьерам? Только указать в сторону ближайшего кресла.

— Есть вещи, которые знают только в герцогских родах. Но я не знаю, насколько о них осведомлен тьер Даверт...

— А вы попробуйте, — предложил Луис.

— Например, завещание последнего короля?

* * *

Изложенное Алаис полностью совпадало с тем, что знал Луис. Почти дословно.

— Что завещал король вашему роду?

Алаис покачала головой.

— А вашему, герцог?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю. Эти знания были привилегией герцога, моего отца. Я не успела до них добраться, оставшись последней в роду. Может быть, что-то из символов? Корону? Браслет Короля? Не знаю.

Луис потер лоб. Видит Арден, это было намного больше, чем то, что знали обычные люди. О завещании Короля не знал вообще никто. Так что — да, приходилось признать, что Алаис Карнавон — настоящая. Самозванке просто неоткуда набраться подобных сведений, проживи она в замке хоть сто лет. Никто не станет объяснять подобные тонкости слугам, да и медальон настоящий, и перстень...

Луис гладил их кончиками пальцев, и ощущал... нечто.

Словно частичка мозаики, без которой он и сам неполон. Только вот эта мозаика — другая. Чужая, не совсем подходящая...

— Интересно, где сейчас мои реликвии?

— Я читала, что пять герцогских замков вонзили свои шпили в небо одновременно с королевским. И соединили узами море и небо. Если падут шпили замков, перемешаются земля и небо, никому и нигде не будет спасения... там много чего было в том же духе. Но важно то, что замки строились одновременно — и одинаковые.

Луис встрепенулся.

— Одинаковые?

— Да. До мелочей. Тайники, которые были в Карнавоне, будут и в Лаис. Я забрала свои реликвии перед уходом, но у ваших предков не было такой возможности?

— Нет.

— Тогда все должно лежать на месте. Это не те секреты, которые доверяют родственникам. Только герцог, только старший ребенок...

— Вы не старший.

— Я — библиотечный. Книжная мышка, — вернула усмешку Алаис. — Вряд ли кому-то придет в голову просидеть десять лет над книгами. А еще — подглядывать, подслушивать, наблюдать, запоминать... вы правильно сказали — урод, выродок чудовище. Это все про меня. Не убили — уже хорошо, но и внимания не обращали. А я запоминала все. Как видите, пригодилось.

Луис встал, заходил по комнате, словно большой зверь. Волк? Нет, не то. А ведь и верно — акула. Ни минуты покоя...

— Если бы я мог добраться до Лаиса...

— Это дело будущего. А в настоящем — Атрей.

— Шеллен... Почему?

Вопрос был сформулирован некорректно, но Алаис поняла.

— Потому что в противном случае Далан становится предателем отца и карается кровью. А я ему тоже кое-чем обязана.

— Алекс!

— Далан, мы об этом уже говорили. К тому же, я не хочу стать предательницей рода.

— Подробнее? — сделал стойку Луис.

— Герцогские рода должны поддерживать друг друга и Короля. Один раз это было нарушено. Его величество создал шестое герцогство для своего незаконного сына, был им предан, отравлен и лишен других наследников. Хотя и не до конца.

Луис и Алаис переглянулись.

— У короля оставались сын и дочь.

— И что-то из символов Трона мы должны хранить. Мы, а еще, возможно, Карсты.

— Туда нам дороги больше нет, — хмыкнул Луис.

— Я и не предлагаю возвращаться. Сейчас речь идет об Атрее и только о нем. Далан не может предать отца, я не могу бросить друга, да и герцога из другого рода — тоже. В хрониках, кстати, упоминается — круг.

— Круг?

— Пять герцогов. Один король в центре. И власть над миром. Или смерть в воронке водоворота.

Луис передернулся. Вот теперь он верил Алаис безоговорочно.

— Алаис, а если я не стану вам помогать?

— Я не прошу помощи, я прошу знаний. И в обмен на другие знания.

— Что значит — принять наследие Лаис?

Вопрос был задан резко, почти зло, но чего было бояться Алаис.

— Вы вообще не в курсе дела?

— Нет. Это какой-то ритуал?

— Ритуал... да, — Алаис поежилась, вспоминая все дословно. — На рассвете, в заводи у замка, в море, которое принимает герцога, а он делится с ним своей кровью...

— Вы его проходили?

— Да.

— Я могу его пройти?

— Да. Море — везде море. Если хотите, я помогу вам, но это достаточно... неприятно.

Алаис сильно преуменьшала. Она едва не умерла тогда... хотя Алаис-то и умерла. Но у девочки не было выбора. Чтобы отомстить, она приняла семейное наследство — и отдала в уплату и жизнь и душу. Нынешняя Алаис никого так не любила, и слава Богу.

— Есть какие-то слова? — Луис не собирался колебаться. В его положении Алаис была даром свыше, и отказываться от нее и от наследия? Вот уж — нет! Лучше все знать о себе и жить с этим грузом, чем в неизвестности. Не знать, откуда ждать удара?

Увольте!

— Я все расскажу, когда вы захотите пройти ритуал, — согласилась Алаис. — До нашего отъезда.

— Вы не сможете помочь магистру, — Луис покачал головой. — Это самоубийство.

— Лучше самоубиться при попытке его освободить, чем умереть спустя несколько лет. Поверьте, Диону пришлось очень плохо, — фыркнула Алаис.

Луис верил. Ох как верил.

— Получается, что и я... должен?

Алаис покачала головой.

— Вы пока еще нет. Далан — сын, я глава рода, с вас спрос другой. Вы просто носитель крови.

— Странная градация.

— Нормальная, — Алаис не видела в ней ничего удивительного. — Вы только личинка герцога Лаис. Зародыш. Носитель старшей крови может стать герцогом и принять груз на свои плечи, а может не связываться с этими... играми. Если, конечно, не случится чего-то вроде брака вашей сестры.

— Лусия теперь — Лаис?

— Нет. Она же не прошла посвящение. Но и не Карст, кстати... браки между герцогскими родами, носителями старшей крови, младшей крови и наследниками запрещены вплоть до третьего поколения.

— Но у нас прошло уже больше?

— Вы носитель старшей крови. Она устойчива к действию остальной. С кем бы вы ни разделили ложе, ваш сын будет копией вас.

— Но я похож на отца?

Алаис сдвинула брови.

— Скажите, а вы хорошо знаете родословную Давертов? Они не роднились с Лаис — ни в каком поколении?

К своему стыду, настолько хорошо Луис историю отцовского рода не знал. Да если бы и было... не факт, что законное.

Алаис словно прочла его мысли.

— Я не знаю, где в род Даверт могла влиться кровь Лаис. И влилась ли. Я даже не знаю, являетесь ли вы носителем старшей крови. Могу предполагать, могу проверить...

— Проверить?

— Тот самый ритуал. Герцогское наследство примет только старшую кровь. Младшая умрет. Так дословно написано в хрониках.

— Вы хотите сказать, что если Луис — не герцог, то из заводи он не выйдет? — подал голос Эрико. До этой минуты он молчал, справедливо полагая, что в интригах и наследовании Луис разберется лучше. Вот зашла бы речь о сделке, он бы вмешался, но пока все просто. Слова — за слова. Знания за знания. Можно и тут поторговать, но стоит ли? Герцоги все же...

— Да.

Слово упало камнем. Эрико схватил брата за руку.

— Луис! Даже не думай об этом!

— Или тщательно все обдумайте, — подсказала Алаис. — Мы с Даланом едем в Тавальен. После моего возвращения, я могу провести для вас ритуал, но только после. Ни к чему связывать вас родовыми обязательствами. Став Лаис, вы окажетесь главой рода, и будете обязаны ехать вместе со мной.

— Обязан... — процедил Луис с непонятным выражением.

— А вы как хотели? — искренне удивилась Алаис. — Герцогская корона — это не права, а тяжелые обязанности. Иногда смертельно опасные.

Луис потряс головой, подошел к окну, жадно втянул в себя морской воздух Рентара.

— Да уж... Алаис, где вы остановились?

— В доме Шедеров.

— Вы позволите сегодня все обдумать, а завтра нанести вам визит и сообщить о своем решении?

— Разумеется. Надеюсь, завтра вы поделитесь с нами информацией о Тавальене?

— Это — безоговорочно. Что бы я ни решил, вы узнаете все возможное.

Алаис улыбнулась и поднялась из кресла. Далан так и стоял рядом, опираясь на его спинку.

— Благодарю. Больше мне и не надо.

— Осталось решить, что именно надо мне, — Луис запустил пальцы в волосы. — Простите, герцогиня...

— Что вы, не стоит извиняться. Вы отлично держитесь, тьер Даверт.

Алаис раскланялась и покинула дом Давертов, оставив в кабинете растерянного Эрико, задумчивого Луиса — и очень любопытную Элиссу, которая немножко подслушала под дверью. Ровно столько, сколько нужно было, чтобы понять — не надо лезть в это дело! Не надо!

И помянуть тьера Эльнора не самым добрым словом.

Лаис...

Да знала бы она! В жизни бы не согласилась...

А теперь уже поздно, и для нее, и для Эрико поздно. Что ж, вернуть мужу здоровье она не сможет, но вот не оставлять его до самой смерти — его ли, ее ли... Это в ее силах. И она это сделает.

* * *

Массимо, как на грех, не было дома. Но когда он вернулся, тотчас же был втянут в военный совет Давертов. И задал вопрос, который не пришел в голову ни Луису, ни Эрико.

— А какие у девушки шансы — без вашей помощи? И какие у тебя, Луис, шансы без ее помощи пройти посвящение?

Мужчины задумались.

— У нее шансов нет. Без меня — точно, со мной — как повезет, — наконец разродился Луис.

— А у тебя какие шансы? Нужны ли для посвящения кольцо и медальон — и должен ли ты их забирать? Сколько ты сможешь быть вне Лаис? Требуется ли тебе бывать в родовом замке, или хватит просто земель рода? Будут ли твои дети претендовать на наследие рода? Тут вопросов много, сразу и не выскажешь...

— А меня волнует другое, — Эрико в мистику не лез, не тот склад ума. — Что сделает с тобой отец, если ты попадешься ему на глаза? Что сделает со своей супругой герцог Карнавон? Нынешний?

— А что с ним, кстати? Если слова Алаис про наследие правдивы...

Эрико усмехнулся.

Кто владеет всей информацией? Шпионы?

Вот уж ничуточки! Купцы и только купцы! Потому как вовремя полученные сведения могут и спасти, и убить, и чего только не могут! Надо знать, куда везти товар и какой, чьи земли объезжать стороной, кому и сколько доплачивать, от кого ждать подвоха...

Слухи, сплетни, шепотки, словно ручейки в море, сливаются в общий котел, и извлекаются оттуда по мере необходимости. Спросил у тебя сосед — так подскажи, не жлобься, он тебе потом добром отплатит. И Эрико весь день собирал слухи о Карнавоне.

— Ничего хорошего. Воюет. У Карнавонов есть соседи, Эфроны. Старый герцог хотел с ними породниться, выдать замуж старшую дочь...

— Алаис?

— Нет. У нее сестра была, но ту при штурме убили. Или, по слухам, Таламир — это новый герцог, обнаружил, что Алита Карнавон не девственница, и отдал ее солдатам. Пытался добиться от герцога фамильных секретов, но старый Карнавон умер.

— Как — умер?

— Сердце не выдержало. Когда взялись за его семью, просто выдохнул — и умер.

— А остальные Карнавоны?

— Женщин затрахали, мужчин запытали, но ничего не добились. Алаис уцелела потому, что ей решили продолжать род. Ее дети несли бы в себе кровь Карнавонов, ну и Таламира заодно, он бы правил от имени сына — все в порядке.

— Не тех пытали, — криво усмехнулся Луис.

— Там какие-то темные истории были. Чуть ли не слух идет, что Алаис Карнавон добровольно сдала замок врагу...

— Правда?

— Кто ж его знает? Просто когда все погибают, а один остается в живых, сплетен не избежать. Да и с мужем герцогиня жила ровно...

Луис вспомнил гордую посадку головы Алаис.

Затаилась. Ждала. И — ударила.

Ирион! Вот ведь... женщина! Убить она не смогла бы, это только в красивых песнях женщина убивает опытного воина на брачном ложе. В жизни же...

— Итак, мы приняли, что это — герцогиня Карнавон, — подвел итог Луис. — Помогать ей или нет...

Мужчины промолчали. Это было решением Луиса, и он сделал свой выбор.

— Я поговорю с ней еще раз. Если я герцог Лаис... я не стану больше бегать от своей судьбы.

— А как встретят тебя нынешние герцоги? — Массимо не издевался, он перечислял проблемы. — получается, что ты привяжешь себя к герцогству Лаис, но взамен получишь только одни проблемы. Зачем тебе это? Пусть все идет так, как идет? Ты можешь жить спокойно, сынок, жениться, завести детей...

— Бояться, что с ними будет так же, как с ребенком Лу...

Луис надолго задумался. А потом покачал головой.

— Нет. Остаться в стороне я не смогу. У меня есть что предложить Алаис — и есть, что потребовать. И то же самое с Преотцом. Как вы думаете, если он узнает правду, что он сделает?

Эрико покачал головой. Массимо задумался.

— Попытается получить какую-то выгоду? Возможно, сделает Лаис предложение, от которого они не смогут отказаться?

— Тавальен стоит на земле Лаис. Видимо, поэтому и не было ни проблем, ни бед в герцогстве. Кровь Лаис находилась на земле герцогства. А вот сейчас... Что будет сейчас?

— Да что бы ни было! — огрызнулся Массимо. — Меня заботите вы, а не весь мир! Надо ли ввязываться в авантюру с неизвестным исходом?

Луис пожал плечами. Он тоже не знал ответа, но точно знал, что если не попробует, то будет жалеть об этом всю свою жизнь.

А еще, что греха таить, ему хотелось крепко насолить отцу, которого он считал виновником если и не всех бед семьи, то по крайней мере — половины. И...

Герцогство Лаис.

Кровь ли сказывалась, что-то еще ли...

Луиса просто тянуло принять и герцогство, и все, с ним связанное. И плевать на последствия! Он — герцог Лаис по крови и роду! Именно он! А не кто-то там...

Надо еще раз поговорить с Алаис Карнавон.

Глава 8

Ровно через день, выждав для приличия время, еще раз все обдумав и взвесив, к Шедерам пожаловала ответная миссия. Возглавлял процессию Луис Даверт, под руку с сестрой, и смотрелись они настолько потрясающе, что даже уличные мальчишки примолкли, когда Лусия выскользнула из кареты юркой змейкой. Впрочем, Эрико с Элиссой выглядели ничуть не хуже, просто немного в другом стиле. Замыкал шествие Массимо Ольрат, как всегда невозмутимый и исполненный достоинства.

Войдя в дом, Луис склонился над ручками Элайны, Лизетты и Алаис, учтиво поклонился хозяину дома, получил в ответ подобающие приветствия и испросил разрешения на разговор с... гхм! С Александрой Тан, а так же с многоуважаемым Даланом Шедером. Разрешение было получено, и вся компания решила уединиться в саду, в беседке. Там, по крайней мере, сразу видно, кто тебя хочет подслушать. А дома...

У стен есть уши?

Поверьте, глаза у них тоже есть.

Небольшая процессия проследовала к беседке, где и расположилась со всем возможным удобством. Лизетта лично принесла вино и фрукты, и по изнывающему взгляду было видно, что она все-все потом вытащит из подруги. Мужчины и женщины с удобством расположились на подушках и принялись разглядывать друг друга. Компания, что и сказать, была своеобразная, яркая и бросающаяся в глаза. Темноволосые Эрико и Луис, удивительно похожие друг на друга, Луис, не изменивший простому черному камзолу, и Эрико, ради визита разодевшийся в темно-зеленое, расшитое жемчугом платье. Под стать супругу была и Элисса — хрупкая красота блондинки выигрывала в волнах желтого шелка. Лусия предпочла розовый цвет и была не менее очаровательна. На их фоне Алаис терялась в простом маританском темно-синем платье, впрочем, она привлекала внимание не яркостью цвета и пышностью форм, но чистотой линий и отточенностью движений. Далан тоже выглядел достаточно скромно — простые коричневые бриджи из мягкой кожи, белая рубашка, сейчас уже не столь снежного цвета — он как раз тренировался на заднем дворе.

Массимо в сером камзоле без украшений почти сливался со стеной, но только пока человек не встречал его взгляд. Умный, яркий, внимательный... нет, это не был взгляд обычного наемника.

И вновь звенят мечи, и вновь сверкают шпоры... — припомнилось Алаис из старых студенческих песен.*

И вновь звенят мечи, и вновь сверкают шпоры

Товарищ мой ты где, меж нами реки, горы,

Меж нами города, и разошлись дороги,

Но мы еще в пути, пока нас держат ноги

И мы еще друзья, и есть еще задачи

И нас ведет любовь, и не было иначе,

Наш выбор на весах, и есть еще мотивы,

И песни есть, мой друг, пока еще мы живы! — прим. авт.

И они таки сверкали, когда Луис посмотрел на женщину и светски поинтересовался:

— Что я получу, Алаис, если ввяжусь в авантюру по освобождению магистра Шеллена?

— А что вы хотите? — ответный взгляд был безмятежен, как море в ясную погоду.

Луис задумался. Или сделал вид? Все уже было обдумано и взвешено раньше.

— Вы поможете мне пройти ритуал принятия, и съездите со мной в Лаис. Я хочу получить то, на что имею право рождения.

— После того, как мы освободим магистра, — жестко поставила Алаис. — У нас еще есть время, у него — нет.

— Справедливо, — согласился Луис. Ему хотелось и побыстрее, и побольше, но и правоту Алаис он признавал. Карий взгляд скрестился с синеватыми глазами Алаис.

— Вы должны понимать, что ритуал признания может окончиться вашей смертью?

— Я понимаю.

— Может — или окончится? — Массимо смотрел не менее жестко. За Луиса он бы девчонке горло вырвал. За то, что задурила парню голову, с-стерва.

— Не знаю. Я после ритуала малым не десять дней пластом лежала, — честно призналась Алаис. — Я — Карнавон, кровная, признанная отцом еще в младенчестве, знающая о последствиях... Мне было очень плохо. Полагаю, что тьеру Верту будет еще хуже.

Массимо скрипнул зубами.

— Вы не стремитесь нас успокоить, — вмешался Эрико.

Алаис развела руками.

— Чем богата. Если мы союзники, то я буду играть в открытую. Лучше напугать вас сейчас. Пройдет принятие легче — отлично! Я буду только рада. А если нет? Кто первый упрекнет меня в неискренности?

Крыть было нечем.

— Я съезжу с вами в Лаис, тьер Верт, я помогу вам принять наследие и сделаю все, от меня зависящее, но прошу не забывать — у меня ребенок. Поэтому потрудитесь обеспечить нам определенный комфорт.

Луис кивнул. И — не удержался.

— Ваш ребенок — Карнавон?

— Он мой сын, он уже Карнавон, даже если бы я родила его от конюха, — пожала плечами Алаис. — Но вы могли бы спросить прямо, и получить прямой ответ. Я буду проводить ритуал для сына, и вы, тьер Верт, можете при этом присутствовать.

— Вы не будете проводить его после возвращения?

— Нет. Признание и введение в род проводят у моря, сразу после родов. Там, где мы жили, я не могла этого сделать. Здесь — могу. Если хотите, завтра ночью. Как раз будет полнолуние.

Разумеется, Луис хотел. Алаис посмотрела, и покачала головой.

— Луис, вы сейчас путаете. Мой сын пока не глава рода Карнавон. Глава рода — я. Я приняла ответственность, я сделала выбор. А мой ребенок просто станет Карнавон. Когда он вырастет, я передам ему главенство, это уже другое. Вам же придется проводить два ритуала. Вы не просто становитесь Лаис, вы берете на себя ответственность за весь род. Вот где тяжко придется...

Луис только вздохнул.

Тяжко?

Да.

Но... было в глубине его души это противоречие, словно червячок в яблоке.

Незаконнорожденный.

Бастард.

Ублюдок.

Как ни назови, а это — он, его брат, его сестра... и в любой момент этим слова могли полететь им в спину комьями грязи. Неприятно? А уж ему-то как было неприятно. И всех сразу на дуэль не вызовешь. А дам — тем более.

Сейчас у Луиса появлялась возможность накинуть на грязь своего происхождения роскошное покрывало герцогской мантии. Для герцогских родов ведь не важна законность и венчание в храме, важна только кровь... кто бы отказался на его месте?

Тьер Даверт устоять не мог.

— Я хочу присутствовать при ритуале. Можете вы провести его и для меня?

Алаис прищурилась.

Разнести два ритуала по времени? Чтобы Луис стал Лаис, но пока еще не стал главой рода?

— Это возможно, — сухо кивнула она. — Для вас — или для ваших брата и сестры тоже?

Эрико и Лусия переглянулись между собой. Такого они не ожидали.

— Я подумаю, — решил Эрико. И Лусия согласно склонила голову. Они подумают.

— У вас есть время до завтра, — согласилась Алаис, не горя желанием проводить ритуалы для целой толпы. — А пока предлагаю поговорить о том, как мы будем освобождать магистра Шеллена.

* * *

Луис почувствовал, как уголки его губ помимо желания растягиваются в улыбке.

— У меня есть отличная идея, герцогиня, но вряд ли вы на нее согласитесь.

Алаис вскинула брови.

— И в чем же она заключается?

— Я могу вернуться в Тавальен с любимой женщиной и сыном. В таком случае отец, хоть и пожелает оторвать мне голову, но ненадолго.

— А не пожелает ли он оторвать голову мне? — усмехнулась в ответ Алаис. — Как сын Преотца — вы отличная партия для наращивания силы, власти, влияния, а тут какая-то девка, да еще с ублюдком?

— Отец и предложит мне с вами расстаться. Или предложит вам отступных — для начала, — согласился Луис. — Я поломаюсь и соглашусь.

— И будете при этом очень страдать, — не удержался Далан.

Ответный взгляд Луиса был исполнен яда.

— А слуга моей любимой женщины будет подавать мне шелковые платочки. И пусть только попробует сделать это недостаточно быстро.

После путешествия с Алаис, Далан за словом в карман не полез. И за лопухом далеко лезть тоже не пришлось, благо, те росли возле беседки. Зато поклон получился невероятно изысканным.

— Монтьер, не соблаговолите ли утереться?

От смешка не удержался даже Массимо, что уж говорить про самого шутника. А вот подходить слишком близко не стоило. Молниеносным движением Луис сцапал бедолагу за ухо.

— Герцогиня, напомнимте мне, герцоги имеют право драть друг другу уши?

— Имеют, — вздохнула Алаис. — И уши драть, и муравьев в постель подсыпать, и сапоги клеем мазать, и тухлые яйца в кареты подкидывать...

Ухо было выпущено, а глаза Луиса приобрели правильную, круглую форму.

— Стесняюсь спросить, герцогиня, откуда такой опыт... эээ... боевых действий?

Алаис ответила Эрико веселой улыбкой, встала и присела в реверансе. Насколько позволило маританское платье. После родов ей еще было тяжеловато, но что ж теперь? Трудно тебе?

А ты встань и иди!

— Когда ты — нелюбимый ребенок в семье, приходится прибегать к любым ухищрениям, лишь бы тебя просто заметили. Хоть бы и отругали.

Все посмотрели с сочувствием, но углубляться не стали, и вернулись к прежней теме.

Алаис прошлась по беседке, постукивая каблучками. Подумала.

— Вижу лишь несколько препятствий. Первое — я все же герцогиня.

— И это претит вашей чести? — Элисса не удержалась.

— Моя честь выше сплетен, — обрезала Алаис нахалку. — Меня могут опознать. Если в Тавальене случится кто-либо из Сенаорита, или, не дай Арден, Эфрона...

— О, этого можете не бояться, — отмахнулся Луис. — Ваш муж сейчас прочно схватился с Эфроном, им ни до кого и ни до чего. Полагаю, что драться они будут еще долго.

Алаис довольно улыбнулась.

— Я тоже на это надеюсь. Просто... мало ли?

Луис расправил плечи.

— Кто сказал, что герцогиня Карнавон не может быть любовницей тьера Даверта? Я мог и увезти вас от мужа, узнав о своем ребенке.

— Хм-м... ладно, это на крайний случай, если меня опознают, как Алаис Карнавон. Но пока я — Александра Тан, даже не тьерина...

— Тьерина, но из бедных. Нищих даже, — поправил Луис. — Мой отец не будет считаться с простонародьем, а вот благородная дама...

— С благородной дамой он тоже считаться не будет, — покачал головой Эрико. — Но хотя бы не убьет, а попробует для начала поторговаться или соблазнить.

— Меня устроят оба варианта, — согласилась Алаис. — Лишь бы нам дали время. Итак — первое препятствие разобрали. И второе. У меня ребенок, то есть его жизнью я рисковать не могу.

— А вам и не придется, — Луис махнул рукой. — Если мы едем, то в составе группы будут я, Массимо, вы и юный... Атрей?

— Шедер, — поправил Далан.

— Хорошо. Шедер. И на вас, Алаис...

— Алекс. Сразу — Алекс, чтобы потом не ошибиться.

— Хорошо, Алекс. На вас ляжет задача отвлечь всеобщее внимание. Разумеется, не рискуя сыном.

Алаис медленно кивнула.

— Это я смогу.

— А вытаскивать магистра будем мы. Я, Массимо, Шедер...

— Тогда уж Далан, чтобы потом не привыкать.

Луис молча кивнул. Алаис шкодно улыбнулась.

— Вы забыли еще об одной переменной в нашем уравнении?

— Простите?

Теперь с непониманием поглядели почти все, кроме Эрико и Далана. Луис не особенно увлекался математикой, справедливо полагая, что тьеру хватит и умения проверять счета, а женщин традиционно ничему подобному не учили. Алаис чертыхнулась про себя, и поспешила пояснить:

— Маританцы.

Теперь удивление было написано на всех лицах.

— А что? Маританцы могут помочь? — Лусия просто не сдержалась.

— Могут, — кивнула Алаис. — Более того, это их обязанность. Они — стража древних Королей, а мы — потомки герцогов. Если люди решили убить одного из герцогов, они обязаны вмешаться и защитить.

— Главное, чтобы они об этом знали, — фыркнул Далан.

— Главное, чтобы поблизости были маританцы, — отмахнулась Алаис. — Эдмон Арьен, например, нам не откажет.

— Вы уверены... Алекс?

— Я уверена, Луис. И изволь обращаться к своей любовнице на 'ты', — поправила Алаис.

Даверт не покраснел, но все же немного смутился.

— Хорошо, Алекс. Ты уверена?

— Эдмон Арьен отмечен Маритани, он не захочет лишиться ее покровительства. А если его корабль пройдет в одну из бухт рядом с Тавальеном и станет там на якорь...

— Воды вблизи Тавальена прокляты, — покачал головой Луис.

— Я знаю. И даже предполагаю, что являлось причиной проклятья, — отмахнулась Алаис. — При соблюдении определенных предосторожностей, ничего случиться не должно.

Взгляды мужчин выражали сомнение. Алаис взмахнула рукой.

— А как вы себе это представляете? Магистр наверняка болен, ранен, ему нужна помощь, а мы его потащим по дороге в неизвестность? Да еще с погоней на плечах? С маленьким ребенком? Нет уж! Когда вы пойдете за Шелленом в темницу, мой сын будет уже на корабле, ждать нас. И никак иначе. К тому же, он последний Карнавон по крови и роду, и случись что со мной, маританцы смогут хотя бы вырастить его и рассказать о правах и обязанностях герцога.

— Алекс... — Далан выглядел смущенным. Алаис положила ему руку на плечо.

— Я знаю, Лан, твои родные тоже помогли бы, но я не хочу подвергать их опасности.

Далан благодарно кивнул, принимая и то, что Алаис опустила за ненадобностью. И опасно, и приемный отец Далана может попытаться получить свою выгоду, продав малыша королеве Сенаорита, и военной силы на Маритани всяко больше, и знают они о роде Карнавон уж всяко больше, чем семья купцов. Но к чему это произносить вслух?

Боюсь — и точка.

— Я сама поговорю с Арьеном, — подвела итог Алаис. — Завтра ночью проводим ритуал, и можем отправляться в путь. Даже если Луису станет плохо, он отлично отлежится на корабле. А детали можно обговорить и по дороге в Тавальен, все равно больше заняться будет нечем.

— Это тебе-то?

— Далан! — нахмурилась Алаис. Все взгляды скрестились на ней, и женщина пожала плечами. — Ладно, но не круглые же сутки я буду петь и играть?

— А вы... — Эрико запнулся, не зная, как спросить. Умеете играть на музыкальных инструментах? Да все благородные умеют. И петь тоже, кто лучше, кто хуже, это обязательно, их Вальера в свое время со свету сживала, требуя, чтобы дети умели все, что должно тьерам. Но делать это так, чтобы тебя еще просили спеть?

Алаис перевела взгляд на Далана.

— Сам ляпнул, сам и выкручивайся.

— Я могу принести гаролу?

Алаис обвела взглядом Давертов, и кивнула.

— Ладно. Неси.

Мальчишка подскочил, и умчался в сторону дома.

— Я достаточно неплохо играю и пою, — Алаис запустила пальцы в короткие пока еще волосы, взъерошила прическу. — И намеревалась использовать эти свои знания.

— Это может помочь, — согласился Луис. — Отец всегда любил талантливых людей.

— Надеюсь, до определенных пределов, — одними губами улыбнулась Алаис. — Я, видите ли, весьма не люблю религиозных деятелей.

Луис спросил бы — почему, но Далан обернулся очень быстро. И в руки Алаис легла старая на вид, потрепанная жизнью гарола, богато украшенная ленточками, бисером, амулетиками и прочей пакостью, столь любимой женщинами. Благо, под ней не видна была истинная стоимость роскошного инструмента.

Пальцы Алаис легли на струны, легко пробежались, лаская туго натянутые жилы...

О чем можно спеть людям из другого мира? О том, что одинаково для всех миров. О любви...

Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю...

Музыка поплыла над садом, низкий грудной голос вплелся в нее, очаровал, повлек за собой, заставляя увидеть и лунную ночь, и поцелуи в саду, и даже удивленные женские глаза...

Виновата сама, виновата кругом...

За девичьей виной последовали: 'на Муромской дорожке', 'черный ворон', 'каждый выбирает для себя'...

Слушатели сидели молча, стараясь не спугнуть волшебство, которое внезапно окутало сад, и Алаис не удержалась от маленькой шалости. Серенада Франца Шуберта со стихами Людвига Рельштаба сама сорвалась с губ.

Песнь моя летит с мольбою тихо в сад ночной...

Отзвучали последние аккорды, умолк голос певицы, но Даверты сидели молча. И только минут через десять Луис сбросил с себя оцепенение. Подошел, молча коснулся губами руки Алаис.

— Ваша светлость...

Этот жест словно сорвал колдовской покров с окружающих. Но высказалась за всех Лусия.

— Отец не устоит. Нет, не устоит.

Луис посмотрел на герцогиню Карнавон, и вдруг понял: а ведь он тоже может не устоять.

* * *

Эдмон Арьен был рад видеть и Алаис и Далана. Гости были приглашены в капитанскую каюту, Эдмон лично разлил вино по бокалам, и светски улыбаясь, завел разговор о погоде. Впрочем, ненадолго.

Алаис коснулась губами кубка, показывая, что чтит гостеприимство, и перешла к делу.

— Капитан, я вынуждена просить вас об одолжении.

— Да, Алекс?

Алаис вздохнула.

— Не Алекс, к сожалению. Алаис Карнавон, к вашим услугам.

Эдмон онемел. Остолбенел и окаменел одновременно.

— К-как?

— Алаис Карнавон. Если хотите — ее светлость, герцогиня Карнавон. Та самая.

Изумления Эдмона хватило на пару минут, потом глаза опять стали недоверчивыми.

— Простите, Алекс...

Медальон мягко лег на стол.

— На Маритани еще чтят заветы предков?

Заветы чтили, и медальон этот Эдмон отлично знал. И рисунок на нем тоже. А что это оригинал... да кто бы решился подделывать такое? И как?

Мужчина коснулся кончиками пальцев старого камня, ощутил тепло под пальцами.

— Н-но как...?

Алаис только развела руками. Хотите верьте, хотите нет, а дело было так...

История заняла не слишком много времени, гораздо больше его ушло, чтобы объяснить все остальное. Про Атрей, про магистра Шеллена, про...

Эдмон слушал, и глаза его становились все больше и больше. А когда Алаис закончила, он произнес лишь два слова:

— Приказывайте, герцогиня.

* * *

Нельзя сказать, что Эдмон был счастлив от такого вмешательства в его судьбу. Но... отметка Маритани не дается просто так.

Ты получаешь не только синие глаза, ты получаешь удачу. Чувствительность к морю и ветру, особую интуицию, которая позволит тебе вытащить свой корабль и своих людей в любой ситуации, умение видеть людей, как они есть, пусть не слишком сильное, но неплохо помогающее в жизни.

Ты многое получаешь, но и отдаешь тоже многое.

Кусочек сердца, часть души, ту искру, которая живет в каждом человеке... Эдмон знал, что однажды его примет в свои объятия морская богиня, и не боялся ни боли, ни смерти. Когда-нибудь тело его упокоится под волнами, и водоросли будут сплетаться с его волосами, а рыбки плавать над бездыханным телом. И это было не страшно, он просто знал, что так будет. Это будет правильно...

А еще ты намертво связываешь себя с островом.

Его законы — твои законы, его жизнь — твоя жизнь, его кровь — твоя кровь. Не будет Маритани, не станет и тебя. А остров-то Королевский. И истинные маританцы — потомки гвардейцев.

Появись здесь и сейчас Морской Король, Эдмон, не раздумывая, присягнул бы ему на верность — не мог он иначе.

И с Алаис не мог ответить отказом.

Старинные хроники не лгали, маританцы должны были помогать герцогам и их потомкам. А что никто не обращался — так это проблемы герцогов, не маританцев, у последних и своих забот хватает.

Алаис обратилась, и Эдмон вынужден был согласиться на опасную авантюру, в чем-то против своей воли. Рискнуть людьми, кораблем...

Конечно, капитану это не нравилось.

С другой стороны — от него не просили почти ничего.

Доставить до места, подождать, забрать. Всё. Это не так много. К тому же не бесплатно.

Так что особого внутреннего протеста авантюра не вызывала. У Алаис Карнавон тоже не было выбора...

* * *

Разумеется, приказывать Алаис не стала. И распоряжаться тоже. Не с ее мозгами!

Она, конечно, умничка, и знаний у нее хватает, и не только знаний, но объяснять профессиональным мореходам, что им делать в море? Или втягивать принудительно людей в опасное мероприятие?

Это если вы решительно настроены самоубиться. А если вы хотите и дело сделать, и вернуться с победой, лучше никого не неволить. Решит кто-то помочь им добровольно, не по приказу — примем с благодарностью.

Нет?

Найдем тех, кто пойдет добровольно. Гвардия королей не обязана помогать герцогам. Должна, да, но это не стопроцентные обязательства. Вот приказ Короля они бы выполнили и ценой своей жизни, а с герцогами, тут пятьдесят на пятьдесят. И зачем насиловать людей?

Не надо таких радостей, никому не надо. С Эдмоном договорились о том, что маританцы могли легко дать герцогессе — об оплаченном фрахте. Дойти до Тавальена, встать на якорь, высадить пассажиров, дождаться пассажиров и уйти в море. Может быть, даже на Маритани.

Алаис здраво рассматривала свои шансы. Шеллену надо где-то восстановиться, прийти в себя, разобраться с дальнейшей жизнью, а это — только Маритани. Нет на земле иного места, где не будут искать магистра.

На Маритани тоже будут, но этот остров вне юрисдикции Преотца. Как-нибудь отговорятся.

А оплату фрахта обеспечит Элайна Шедер. За эти годы магистр Шеллен столько всего надарил любимой женщине, что на целый флот хватило бы, и на снаряжение осталось.

Элайна была согласна, Эдмон был согласен, осталось разобраться с Луисом и ритуалом. Следующий день Алаис посвятила прогулкам по окрестностям, подыскивая подходящую бухту. Чтобы не слишком мелко, не слишком глубоко, достаточно хорошо закрыто и с моря и с берега, а в идеале и с галечным пляжем для пущего удобства.

Пришлось забраться достаточно далеко от города, но в итоге Алаис присмотрела идеальное местечко. Удобный спуск к берегу, полное уединение... что еще надо для ритуала?

Ничего.

Море, кровь, человек. Остальное решает судьба.

* * *

Луис твердо решил пройти ритуал, Эрико колебался, а вот Лусия удивила братьев.

— Я иду с тобой.

Потеряв ребенка, мужа, титул герцогини Карст, Лусия стала взрослее. Жестче, что ли? Но Луиса это мало волновало, чай, и сам не медовый пряник. Он привлек к себе сестру, погладил по черным локонам.

— Лу, ты уверена, что стоит это делать?

— Да.

— Это может быть опасно.

— Мы все рискуем, — согласилась Лусия. — Но я верю Алаис Карнавон. А ты?

Луис задумался.

— Да, верю. Она недоговаривает, это видно, но не лжет. И все же, Лу, зачем это тебе? Ты выйдешь замуж...

— Вышла уже, — криво улыбнулась Лусия. — Ты забыл?

— Какая разница? И еще раз выйдешь...

— Луис, а если бы я знала? Если бы мама знала? — Лусия всхлипнула совсем по-детски. — Ведь этого не было бы, правда?

— Конечно, малышка.

— И мама хотела бы...

Луис приподнял лицо Лусии за подбородок, пристально вгляделся в глаза сестры...

Не был тьер Даверт телепатом, но чтобы прочитать смятенные мысли Лусии, особых умений не требовалось, и так все ясно. Девочка чувствует себя во всем виноватой. Из-за нее погибла мать, из-за нее умер Карст, из-за нее...

И принять род Лаис для нее равнозначно освобождению от старой шкурки. Как бы отделить себя от прежней Лусии Даверт, родиться заново, сказать себе, что это — новая жизнь. Лусия ищет себя, и он поможет сестренке в этом тяжелом деле.

— Хорошо, зайка. Это твое право.

Лусия бросилась брату на шею. Ткнулась лицом в камзол, и расплакалась от облегчения. Вот он, ее брат, он сильный, умный, добрый, заботливый, он рядом, он никогда не подведет ее и не предаст. Разве этого мало?

Арден, спасибо тебе за это счастье!

* * *

Ночью в маленькой бухте было не слишком людно. Всего пять человек.

Алаис с сыном на руках. Далан. Луис и Лусия.

Эрико отказался проходить ритуал.

— Понимаешь, братец, — объяснил он, как смог, Луису, — не мое это. Все эти титулы, рода... я на земле стою двумя ногами, и слетать с нее не собираюсь. А тут... потянешься за ветром, да со скалы в море сорвешься, я так это вижу. Меня это пугает, что ли? Не знаю... Не мое. Не хочу!

Луис кивнул, и не стал настаивать. Каждый выбирает для себя. И лучше тут не скажешь.

Алаис, одетая в простое платье, держала на руках ребенка. Эх, раздеться бы, но тут двое мужчин, даже трое, считая Массимо, который остался при лошадях. Но подглядывать наверняка будет, она бы точно подглядела. Эх, где вы, времена купальников! Согласна и на костюмы девятнадцатого века, с юбочками и панталончиками!

Лусия тоже постаралась надеть что попроще, но нижних юбок там было штуки три. Алаис отозвала девушку в сторону, и объяснила задачу. Тьерина покраснела, аки вишня, но отошла за дюну и принялась избавляться от лишних слоев материи. А то получится вместо посвящения — утопление, объясняйся потом с родственниками!

— Я начну с сына, — Алаис посмотрела в глаза Луису. — Потом пойдете вы, потом Лусия. Хорошо?

Луис кивнул.

Ну, раз уж ребенок...

Далан деловито собирал сушняк, чтобы развести костер, доставал одеяла, котелок, в который лил воду из фляги и сыпал травы...

Посвящение отдельно, простуда отдельно. Никому не станет хуже, если выйдя из моря, свежеиспеченные Лаис переоденутся в сухое, или выпьют горячего.

Но это потом, а сейчас...

Алаис уложила малыша на одеяло и принялась раздевать его.

Маленький Эдмон Карнавон не протестовал, глядя на мать глазами неопределенного цвета из-под реденьких бровей и улыбаясь во все свои беззубые десны. Алаис вообще готова была молиться на своего ребенка, который жил по принципу 'поели — поспали — погадили', и так по кругу. Малыш не орал лишний раз без причины, не требовал постоянного внимания, отлично дремал и на руках, и в колыбели, разглядывал игрушки и радостно махал ручками и ножками, когда его раздевали и давали подвигаться. Пеленать Алаис его не разрешала, чтобы мышцы не атрофировались, и лапки у будущего герцога были сильные.

— Ты моя ракушка-беззубка, — обозвала его любящая мать, укрыла одеялом, и встала. Потянулась, разминая мышцы.

Луна вышла на небосвод и висела в зените, круглая, золотистая и немного нахальная, как большой драконий глаз. Да, почему-то думалось именно так.

Глаз громадного мудрого создания, которое все и про всех знает, но вмешиваться не торопится. Звезды рядом с ней и заметны не были — так искры на чешуе.

По воде бежала золотистая дорожка, и казалось, что по ней можно скользить, словно на коньках по льду. Море было спокойно настолько, что становилось даже страшно. Не шумел прибой, не били в берег настойчивые волны, улетел куда-то вечный бродяга-ветер, не смея подглядывать и разносить по свету вести...

Алаис достала кинжал.

Тот самый, родовой, который, к счастью, нашли у заводи и вернули на место. Таламир до него не добрался, не посчитал важным, куда уж там, когда у тебя на руках умирает невеста, а с ней и надежда на законный захват власти в Карнавоне? И Алаис вернула себе клинок, когда смогла соображать и принялась готовить побег. Не то, чтобы она верила во всю эту мистику — тогда не верила, сейчас все же появлялись сомнения, но если можно затруднить жизнь узурпаторам, то ее нужно затруднить! Это, можно сказать, прямая обязанность Алаис!

Клинок не настоящий, символ не настоящий, царь, говорят, тоже не настоящий...

И пусть потом доказывает, что он — не и.о. царя, Иван Васильевич Бунша! Так-то!

Алаис улыбнулась, подхватила на руки малыша, и направилась к морю. Прогревшаяся за день вода еще не успела остыть, и была теплой-теплой, как парное молоко. Да, зимой она бы в такие авантюры не ударилась, это точно! Думать же надо!

Алаис вообще смешили люди, которые не адаптировали требования религии под жизненные реалии. Например, женские юбки.

Вот записано так, и будут упертые христианки носить юбки, юбки и только юбки! Была у нее в прошлой жизни такая подруга, то воспаления придатков себя довела, бегая в юбке по морозу! Ага! Да окажись любой апостол на Руси, в тридцатиградусный мороз, так первый сказал бы любой бабе: 'надень штаны, дура, тебе еще рожать!'. Умные ж мужики были! И таких случаев сотни и тысячи!

Хороша б она была, потащив зимой ребенка купаться в море! Какое там посвящение, там бы воспаление легких было! Однозначно! А сейчас можно, сейчас хорошо...

Алаис сделала шаг в воду, другой, третий, вода дошла ей до пояса, мягки заплескалась вокруг, лаская и оберегая. Еще в той жизни Алаис любила плавать, но такого единения со стихией никогда не испытывала. Казалось, она чувствует каждый камушек на дней, каждую струйку течения, каждую проплывшую мимо рыбешку...

Море ощущалось частью Алаис, и женщина чувствовала себя кусочком стихии. И знала — если сейчас она просто ляжет на волны, те будут держать ее, сколько понадобится, и шептать свою ленивую песенку, рассказывая о далеких мирах и морях...

А ведь с Карнавона она не купалась в море...

Много потеряла! Надо будет наверстать!

Алаис осторожно переместила ребенка, освобождая одну руку. Хорошо герцогам, они сильные, они мужики. А она? Все же, в ней килограмм с полсотни, и держать на одной руке десятую часть своего веса долго она не сможет.

Малыш, словно что-то понимал, вцепился в платье мамы. И Алаис решилась.

Кинжал кольнул детское запястье. Показалась капелька крови, над морем понесся возмущенный рев. Герцог там, или нет, а дети всегда одинаковы.

— Кровью Карнавона, кровью моря, — Алаис опустила детскую ручонку в морскую воду, — Я, Алаис из рода Карнавон, признаю Эдмона своим сыном и наследником, который примет на свои плечи бремя крови и рода.

Малыш смолк, словно понимая, что о нем идет речь, зато на берегу вскрикнула Лусия. Указала на что-то, пока еще невидимое Алаис.

Над волной показался черный плавник.

* * *

От крика не удержался даже Луис. Но что толку было в тех криках?

Алаис могла бы бежать, могла бы кричать, пытаться использовать кинжал для самозащиты — и не могла. Словно оцепенение сковало все ее члены, заставило стоять на месте...

Косатка была не слишком большой, метров пять, но целеустремленной и серьезной. Она уверенно плыла к Алаис, а женщина не могла даже двинуться.

Да и не надо было.

Алаис это точно поняла, когда здоровущее рыло осторожно толкнулось в ее живот, чудом не сбив с ног. Плавник качнулся рядом с лицом, словно требуя ласки, и Алаис, вытянув свободную руку, почесала нужное место. Она точно знала, что там, сбоку, касатка не доберется сама, а чешется же! Хищница защелкала, потом высунула из воды здоровущую морду, и вгляделась в Алаис странно разумным взглядом. Серьезным таким...

На берегу все стихло. Люди понимали, что происходит что-то необычное. Несколько минут Алаис смотрела в темные глаза кита-убийцы, и не видела в них смерти. Нет...

В глазах косатки явственно светился разум.

Чужой, своеобразный, странный, но — разум.

Потом зверюга скользнула еще раз боком по ногам Алаис — и ушла на глубину. Минута, другая, и вот уже только лунная дорожка растворяется в воде, когда плавник кромсает ее на части.

Алаис развернулась, и стала выбираться на берег.

М-да, а малыш-то у нее тяжелый. Устала она его держать, просто устала. И ноги, и руки у нее дрожат от усталости, а от чего же еще?

Только от усталости!

* * *

Когда Алаис выбралась на берег, сначала никто не решился подойти к ней. Потом Далан кое-как стряхнул с себя оцепенение, подбежал с большим полотенцем, закутал подругу.

— Возьми, накинь на ребенка...

Алаис мысленно поблагодарила Лизетту за пять запасных пеленок, потому что ребенок, разумеется, нагадил, как только его прекратили вытирать. Пришлось повторять процедуру и заворачивать его в чистое и сухое. Потом вручать Далану, и только потом Алаис посмотрела на Давертов.

— Что скажете, тьер, тьерина?

Лусия была бледна, как молоко.

— Эт-то...

— Именно то, о чем вы подумали, — Алаис была сама любезность, насколько это возможно ночью, на берегу моря и в мокром платье. А, между прочим, ветер с моря — штука такая, пронизывающая. И хорошо бы поторопиться, а то воспаление придатков и почек — оно нерассуждающее. Будь ты хоть трижды герцог, но как прохватит...

И антибиотиков здесь нет, разве что дыню с плесенью скушать?

— А-акула?

— Косатка, — поправила Алаис. — Я же Карнавон. А вот у вас будет акула.

Лусия так замотала головой, что прическа растрепалась в крысиные хвостики.

— Я не смогу! Нет! Не смогу!

— Никто и не неволит, — буркнула Алаис. И уже громче, вполне вежливо: — Потому я и проводила сначала обряд для своего ребенка. Подвергать вас неизвестной опасности было бы нечестно.

— А известной опасности — можно?

Луис крепко прижимал к себе сестру, чтобы та не бросилась бежать невесть куда, сломя голову. И взгляд его был отнюдь не дружелюбным.

— Я вас честно предупреждала, — парировала Алаис. — Или нет?

Тьер Даверт неохотно кивнул. Было. Да, было такое, но...

От обряда, который провела Алаис, у Луиса, мужчины, который и сам убивал, и не раз ходил под смертью, сердце стиснуло холодом. И развеиваться он не торопился.

Это было... нет, не страшно. Не то слово, нет.

От происходящего веяло первобытной жутью. Той, которая заставляет детей прятаться под одеяло, а взрослых людей вскидываться в холодном поту на кровати, и дрожащей рукой нашаривать символ Ардена.

Не страх.

Страх — это осознанное пугало. Страх за жизнь и здоровье, боязнь потерять близких, испуг перед высотой или огнем, водой, диким зверем — это нормально. А вот потусторонний вымораживающий ужас, когтистой лапой перехватывающий горло...

Именно это и ощутил Луис Даверт.

— Я просто не думал...

Ах, как хотелось женщине сказать: 'я и не сомневалась'. Но вместо этого Алаис фыркнула, забрала у Далана попискивающего ребенка и приблизилась к костру.

— Мне надо его покормить, потом, если хотите, будет обряд и для вас, тьер. Вы подумайте пару минут, подумайте...

Алаис поудобнее устроилась на свернутой втрое попоне, пристроила ребенка. Это на картинах дамы кормят младенца, держа на руках, а в жизни...

А в жизни это весьма увесистая гусеничка килограммов уже около пяти, и удерживать его сложновато. Он вертится, его надо пристроить поудобнее, а когда кормишь, еще и держать, в идеале, опирая на что-нибудь локоть. Иначе это задачка для качков. Кто не верит — пять килограмм в руку и продержать так полчаса. На весу, ни на что не опираясь.

Далан придержал вторую попону перед Алаис. Сам он отвернулся в сторону, но уши у него горели очень красноречиво.

А что теперь — не кормить мелкого?

Кормить! И дать Давертам возможность посовещаться.

* * *

Насосавшись, будущий герцог Карнавон отвалился пиявкой и сыто посапывал носом, погружаясь в сновидения. Алаис вручила его Далану, а сама поднялась, слегка поеживаясь от холода, и поглядела на Луиса.

Последние полчаса между Давертами шел горячий спор на пониженных тонах. До нее доносились только обрывки, вроде 'Ирион ту рыбу знает...', 'законные дети...', 'сожрет...', 'страшно...', но примерно представить разговор Алаис могла и так. Сложно, что ли?

Луис явно не отказывается от обряда, сестра его трусит вовсе уж откровенно, и пытается отговорить брата, а наемник, пришедший вместе с ними (будем надеяться, что лошадей он привязал как следует, прежде чем подглядывать за обрядом), колеблется между желанием послать все под хвост к Ириону, и все же рискнуть.

А вдруг?

Вообще, в этом обряде Луису вряд ли что-то угрожало, если в нем есть хоть капля крови Лаис. Не сожрут, даже не поднадкусывают. Но мужчина об этом не знает, и это хорошо. А Алаис не знает, есть ли в нем хоть капля крови Лаис, так что рискуют они на пару. Были, были в хрониках и такие истории. Ах, как же Алаис была сейчас благодарна своим родным. Вы своим презрением сделали из меня книжного червя, но как мне это пригодилось в жизни!

Вот, Алита умела виртуозно играть веером и хлопать ресницами, а еще правильно дышать, так, что грудь и в самом скромном вырезе выглядела очень аппетитно. Насколько бы пригодилось сейчас это умение Алаис? Перед лицом... кто у нас там Лаис? Акулы?

Акула бы оценила, особенно веер в роли зубочистки.

Вывод — приобретай знания, а остальное приложится.

Когда Алаис подошла к спорщикам, на нее посмотрели три пары внимательных глаз. И не сказать, чтобы очень уж дружелюбных.

— Вы приняли решение, тьер? Тьерина?

Лусия замотала головой.

— Я — нет. Ни за что! Нет!

Была бы честь предложена, а от убытка Бог избавил. Вот уж чего Алаис не собиралась делать, так это уговаривать и умолять. Не хочешь — не ешь. Но вслух она сказала совсем другое:

— С таким настроением, действительно, лучше не лезть в воду. Акулы чуют и кровь и страх. А вы, тьер?

Луис боялся, это было видно. Но...

— Я попробую.

Алаис покачала головой.

— Тьер, как вы думаете, что стало бы со мной, если бы я была не Карнавон?

— Сожрали бы? — предложил свою версию Массимо.

Алаис наградила его улыбкой.

— Абсолютно точно. Сожрали бы, и плавником не повели. Так что либо делаем, либо... вы уверены в своем происхождении?

Луис побагровел.

— Да что вы...

И осекся. А ведь и верно, Алаис Карнавон не могла знать точно. Она предполагала, как и он сам, как и его мать... А если когда-то давно, его прабабка солгала — или ей солгали? Возможно многое...

— Если я не Лаис, меня... сожрут?

— Нет, — Алаис покачала головой. — Я не могу прогнозировать результат. Может быть, вас просто утопят — это было. Могут переломать кости, могут уволочь в море, могут многое. Это было в хрониках. А могут и отпустить, если вы заблуждались без злого умысла.

— Знать бы, как эти рыбины отличают злой умысел от доброго, — буркнул Массимо.

— Так же, как Карнавонов от Таламиров, — парировала Алаис. — Итак? Мне холодно стоять в мокром платье, и хотелось бы переодеться.

Луис вздохнул.

Подумал о сестре, брате, матери... перед глазами, как живой, встал Родригу.

И сделал шаг вперед, отстраняя Лусию.

— Я готов, госпожа.

* * *

Алаис положила руку на запястье Луиса. Под ее пальцами бешено бился пульс. Тьер Даверт был вовсе не так спокоен, как пытался показать окружающим.

— Может, вы разденетесь?

— Если меня утопят, то хотя бы в штанах, — не согласился Луис.

— Как пожелаете.

Шаг, другой, и вот уже лунная дорожка стелется им под ноги.

— Надеюсь, вам не слишком холодно?

— Что вы, герцогиня, я испытываю истинное наслаждение от купания ночью, в одежде.

— В море, где водятся акулы и косатки.

— Такие милые и безыскусные...

— Не сомневаюсь, после Тавальена и окружения Преотца, вы можете считать милой даже большую белую акулу. Действительно, очаровательная рыбешка.

— И такая ласковая, искренняя, непосредственная. Особенно если ее поставить рядом с тьером Синором, — пробормотал Луис.

— И безобидная. Рядом с Преотцом.

Мужчина и женщина переглянулись — и откровенно прыснули, разрушая всю торжественность момента. Определенно, у них было нечто общее.

Вода плескалась вокруг щиколоток, потом колен, дошла до бедер, заставив Алаис скрипнуть зубами, вот она уже им по пояс, по грудь...

— Что от меня требуется?

— Дайте мне руку, Луис. Запястье. Мне нужна кровь.

Луис повиновался. Алаис осторожно взяла его запястье, очень узкое для мужчины, тонкая кость, длинные смуглые пальцы, красивая форма ногтей, когда-то она сказала бы — рука аристократа.

Сейчас... сложно сказать.

Герцоги — не аристократия. Они — выше.

Кинжал Карнавонов царапнул запястье. Темная струйка полилась по смуглой коже. Алаис отступила на шаг.

Эту битву Луис Даверт выиграет или проиграет — сам. Ее в расчет не примут, даже если она бросится на акулу грудью.

— Кровью Лаис, кровью моря. Свидетельствую, что этот человек хочет причислить себя к роду Лаис, быть его частью, его солью, его морем, его дела — дела рода, его честь — честь рода. Да будет порукой его честности кровь Королей.

Шаг назад. Еще один, и еще...

Здесь и сейчас все решится без нее. Она просто свидетель того, что произойдет.

Акулы не всегда выставляют над водой плавник. Там может виднеться вовсе уж маленькая часть, размером с ладошку, совершенно незаметная среди волн.

Луис и не заметил, пока что-то тяжелое не ткнулось ему в ноги.

Видит Арден, он бы и обмочился со страху, но все тело свело спазмом. А из воды медленно показывалось это...

Акулы бывают разные, но у этой конкретной был острый нос серого цвета и маленькие хищные глазки. И она кружила рядом, задевая брюхом дно, кружила, подталкивая Луиса... на глубину?

Мужчине стало страшно.

В один миг пронеслась добрая сотня мыслей.

Если он Лаис... его не убьют? Или...?

Или это посторонняя акула? Но вроде бы косатки и акулы не любят друг друга? И не ходят стаями?

Рыло ткнулось раз, другой, а потом вдруг удар хоста сбил Луиса с ног. На берегу закричали, но мужчина ничего не мог сделать. Ухватив его за плечо, акула тащила Луиса за собой — в темноту ночного моря.

* * *

Алаис схватилась за горло.

Черт!

Почему она решилась на эту глупость?!

Теперь и Даверт помрет, и Шеллена спасти не удастся... как бы самой еще уцелеть? Чем она думала, предполагая, что Даверты действительно Лаис? Мало ли у кого рождаются уроды? В ее родном мире таких было ой, много, без всякой герцогской крови. Может, там мамаша бухала во время беременности, или наркоту пила, или папаша...

Размышления были бессмысленны.

Здоровущая акула тянула за собой Луиса Даверта, словно на веревочке...

Минуту?

Как нападают акулы?

Они подплывают, переворачиваются на спину, но не всегда, только если добыча находится на поверхности. Луис находился в воде, можно есть, как он есть.

Алаис встряхнулась, и заставила себя рассуждать логично.

Она не раз слышала и читала об акулах.

Милые рыбки могут атаковать кого угодно, но тащить за собой?

Нет, это нет. Ранить — запросто, а вот кушать человека акуле не нравится. Мы слишком жесткие и костлявые. Некалорийные.

Хотя... акула акуле рознь. Может быть, у этой конкретной рыбешки наступило пищевое бешенство? Еще как может.

Есть ли шанс, что это — продолжение обряда?

Да, есть. Но сколько он продлится?

Алаис не знала, но безумие, творящееся на берегу, шансов не оставляло. В обмороке валялась Лусия, что-то делал над ней Массимо, Далан с ребенком на руках смотрел в море, она стояла среди волна, а Луис...

Если тебя сожрут, гада, — от души подумала Алаис — пусть жрут медленно! Столько планов расстроить, это уметь надо!

Ей оставалось только ждать.

* * *

Луис летел сквозь воду.

В первую минуту он безумно испугался, но потом...

Челюсти акулы держали его крепко, но бережно, хотя одно движение зубов...

А зубы острые, треугольные, словно кинжалы, чуть сдвинь челюсти — и ему конец. Он просто истечет кровью. Но пока ничего не происходило...

Его просто несли от берега.

Одного, испуганного... он так и будет лежать тряпкой — или попробует вырваться, пока не сожрали?

Акула словно услышала мужчину.

Зубастая пасть разжалась. У Луиса появилось ощущение, что его брезгливо сплюнули — мол, докажи, что ты чего-то стоишь?

И как?

Расцеловать акулу в нос? Или ударить кинжалом? Оружие у Луиса было, но на такую зверюгу не кинжал нужен, а гарпун. Так что мужчина просто поплыл к берегу.

Минуты не прошло, как перед ним промелькнуло мощное тело, резко отодвигая мужчину от берега.

Луис попробовал еще раз.

Бесполезно.

Акула не причиняла ему вреда, но и к берегу его не пустят, это ясно.

И что делать?

По счастью, Луис неплохо плавал, так что сейчас мужчина улегся на воду, справедливо рассудив, что если пожелают, его съедят в любом положении, и перевел дыхание.

Что от него хотят?

Акула кружила рядом, Луис видел ее плавник. Потом хищная туша подтолкнула его под спину, и мужчина хлебнул воды.

Осталось полное впечатление, что хищница тоже недоумевает. Позвали, вот, а дальше-то что? Обряд проходить будем, или еще поплаваем?

Что он должен сделать?

Что?

Испытание на храбрость — было. На умение владеть собой — откуда-то Луис знал, что впади он в истерику... хотя чего тут знать? Испуганный пловец в море — труп. Что остается?

Кровь Лаис. Но ведь акула бы не пришла, если бы... или пришла бы в любом случае? Кровь Лаис, кровь герцогов, текущая в его венах... уже не текущая.

Луис вспомнил прочитанные им книги, вспомнил рассказы Алаис Карнавон, повернулся, и уставился прямо в глаза акулы.

Хищница постоянно двигалась, чуть быстрее, чуть медленнее, и Луис поворачивался вслед за ней.

Громадная пасть была прямо перед ним. Щерились темно-красные челюсти, усаженные в несколько рядов острыми треугольными зубами, пожелай акула, и Луис был бы уже мертв. Но...

Его не тронули. Пока...?

И на очередном повороте Луис решился.

— Кровью моря, кровью Лаис...

Рука, выставленная вперед, наткнулась на будто бы специально выставленный зуб, острая боль рванулась от ладони к плечу, Луис подумал, что руку ему распахало качественно.

А еще, что если он ошибся, то сейчас и умрет.

Но ничего такого не произошло.

Пасть захлопнулась. Акула просто развернулась — и уплыла, на прощание проведя жестким хвостом по ногам Луиса. Интересно, кожа цела, или нет? Насчет одежды тьер Даверт и не сомневался. Он огляделся вокруг.

Звезды, море, ночь...

Костер он увидел сразу. И поплыл туда, где были люди и жизнь.

Каждую минуту он ожидал возвращения акулы, но хищница явно решила не баловать его своим обществом.

Неясным оставался и другой вопрос.

Он прошел испытание — или нет?

Он все же Лаис?

Луис надеялся, что доплывет до берега, и что Алаис Карнавон объяснить ему, что произошло.

* * *

Алаис выжидала в воде пару минут, потом вздохнула, и повернулась к земле. Хватит с нее купаний на сегодня, лимит исчерпан. На берегу ее встретил Массимо.

— Где он?!

— Вы же видели — его унесли.

— Унесли?! — взъярился Массимо. — И что теперь?

— Даже не представляю, — честно призналась Алаис. Адреналин сыграл свою роль, ее 'повело', и она едва не упала прямо на Ольрата. — Теперь мы можем только ждать, он либо вернется, либо нет. Даверт умеет плавать?

— Да.

— Хорошо?

— Да.

— Тогда шансы есть. Предлагаю подождать до утра, а там уж решать, что делать.

— Думаешь, его не убили?

Алаис вспомнила размеры акулы.

— Если бы рыба хотела кушать, я бы заметила. Пасть позволяет ей спокойно откусывать руки и ноги. Уж орал бы Луис так, что на Маритани услышали.

Массимо кивнул. Но...

— А если его... сразу?

— Нет, — отвергла его предположение Алаис. — Он точно был жив, когда его тащили.

Массимо это не очень утешило, но хоть так.

— Что с девушкой?

— В обмороке.

— Вы бы ее в себя привели, что ли?

Массимо только махнул рукой.

— Сейчас займусь. Его точно не убили?

— Нет. Луис был жив, когда акула уносила его, но что будет дальше — я не знаю. Такие случаи тоже описаны... он ведь незаконный, и хотя кровь Лаис там по прямой линии, но ни его мать, ни дед, ни... кто там еще?

— Бабки. Там по женской линии шло наследование.

— Вот. Никто из его предков не проходил через ритуал, понятно, что сейчас от него потребуется намного больше, чем от меня или малыша.

— Даст Арден, он справится!

Алаис пожала плечами.

— Не знаю. Пойду, переоденусь, а то получите к рассвету мой труп.

Массимо кивнул, и Алаис направилась приводить себя в порядок. Что там с Давертом будет, неизвестно, а у нее дел хватает. И простуда ей совершенно не нужна.

* * *

Алаис успела переодеться, высушить, расчесать и заплести волосы, когда со стороны моря послышался вскрик.

Лусия, то истерически рыдающая на плече у Массимо, то порывающаяся броситься на Алаис, в очередной раз упала в обморок, но возиться с ней было некому. Не в этот раз.

Массимо встрепенулся и подбежал к берегу. Потом вообще бросился в воду, помогая кому-то плывущему, поддерживая усталого пловца.

— Луис!!!

И верно, это был Луис Даверт.

В разодранной одежде, с порезами и царапинами, с серьезной раной на левой руке, выглядел он, как готовое блюдо для акул. Но...

Расспросить мужчину можно было и позднее. А пока...

Горячий травяной отвар с медом пришелся как нельзя более кстати. И благодарности во взгляде Луиса было с избытком. Он залпом, не обращая внимания на температуру жидкости, выпил три чашки, потом откинулся назад, покрепче завернулся в одеяло, подсунутое Даланом, и перевел дух.

— Я уж думал — сожрут.

— У меня тоже были такие опасения, — призналась Алаис. — Но до рассвета мы бы отсюда не ушли.

— Почему?

— По преданиям, иногда на рассвете на землю выходил новый герцог, а иногда волны выносили труп, — честно ответила женщина. — Как повезет.

Луис передернулся.

— Повезет, это верно.

— Она просто утащила вас? — уточнила Алаис.

— Нет. Не просто...

Луис замолчал.

Как описать это жуткое чувство?

Когда есть ты, есть громадная (ну, не такая уж большая, но у страха глаза велики) хищница, которая в любой момент может сожрать тебя, и есть море, которое для нее родная стихия. А для тебя?

Для тебя, не так, чтобы родная.

Тавальенцы не любили моря, но в Луисе, видимо, кровь заговорила громко. Он еще в детстве удирал из дома, чтобы где-нибудь искупаться. Мать волновалась, но Эттану ничего не говорила, теперь Луис понимал, почему. Наверное, отец так и не узнал об этой тайне.

Сколько он ни старался сломать Луиса, превратив его в свое подобие, но море...

Ах, это безудержное, бездонное, безграничное, восхитительное...

Как ни назови, но море было для Луиса тем, что всегда останется в его жизни. Можно запретить мальчику бегать на море, но сделать что-то морю Эттан Даверт не сможет. Не причинит ему боль, не обидит, не ударит...

— Она хотела крови. Добровольно данной крови, — наконец разродился Луис. — И не надо больше об этом, ладно?

Алаис кивнула.

Не надо — так и не надо. Она бы тоже не хотела рассказывать о том, как в отчаянии резала себе вены. Разве что когда-нибудь потом, в старости, описать в дневнике, что она сделала, и к чему это привело...

— Вам надо переодеться. И... раны есть? Требующие перевязки?

Луис показал руку.

И...

— Твою ... в три дуги... поперек... и коромыслом в...!!!

Ругался он замысловато, и было от чего.

Рана, которую он нанес себе о зуб акулы, зажила, словно и не было. И на ладони красовался схематический, но вполне узнаваемый шрам. Словно круг...

Как будто акула впилась в самую середину ладони, вырвала кусок мяса, и уплыла восвояси. Только это должна быть очень маленькая акула.

— Фунт мяса, пинта крови, — прошептала Алаис. Она и сама не помнила, откуда взялись эти слова, но — были. Ох, были.

— Что? — не понял Луис.

— Ничего. Это вы сами?

— Да.

Алаис поежилась, но промолчала. Страшновато это, честно говоря. Видимо, это были проверки.

На смелость, на сродство к морю, на кровь рода, на... на признание Луиса этим родом, в конце концов! Не просто ж так тебя назовут герцогом?

Алаис пришло в голову, что если бы на земле так проверяли аристократию... видали б мы революцию в том самом виде. Потому что тут требуется громадная сила духа.

Даже не чтобы справиться с акулой — чтобы не наложить в штаны от одного ее вида.

Впервые она взглянула на Луиса с искренним уважением и восхищением.

— Братик!

* * *

Лусия пришла в себя, и повисла на шее у тьера Даверта... тьера Лаис?... обильно поливая его слезами.

— Братик, я чуть с ума не сошла... я надеялась... я верила...

Я, я, я...

Алаис едва не фыркнула со злости. Конечно, она. Где уж нам о брате подумать, когда задеты тонкие чувства?

— Полагаю, что вы не захотите пройти этот же обряд, — подвела она итог.

Лусия ее даже не услышала. Зато услышал Далан, и едва не фыркнул, представляя себе тьерину один на один с акулой. М-да... картина вырисовывалась печальная.

Для начала, хищница намертво застрянет зубами в юбках.

Потом ее оглушит диким визгом. Впрочем, если повезет, тьерина просто упадет в обморок — и тогда сдохнут обе. Акула не сможет сплюнуть добычу, а тьерина попросту утонет. Вот и все признание родом.

Это вам не документики в мэрии подписать, здесь все иначе.

Массимо одарил Алаис не слишком дружелюбным взглядом. Впрочем, он был настолько счастлив, что вернулся Луис, что мелкое ехидство было прощено сразу же.

Тьерина обильно поливала брата слезами, и первым, кому это надоело, стал Массимо. Он кое-как отодрал сестричку от брата и встряхнул ее за плечи.

— Тьерина, оставьте его.

Лусия принадлежала к тем женщинам, которые даже плакали очаровательно. Алаис искренне позавидовала.

— Ему надо переодеться.

И не поспоришь. Надо.

Луис кивнул и медленно встал на ноги. Видно было, что у него болит каждая мышца.

— Вы завтра не встанете, — резюмировала Алаис. — Вам бы массаж сделать.

Луиса действительно сильно потрепало волнами. Несколько синяков на ногах, выразительный полукруглый синяк там, где рыбина держала его зубами, содранная кожа на руке, и порез там, где нанесла его Алаис, синяк на животе — акула его знает, когда полученный, но весьма выразительный и болезненный... Это уж не говоря про натруженные мышцы рук и плеч.

— Ничего, не помру.

— Надеюсь. Это затруднило бы выполнение моих планов, — огрызнулась в ответ Алаис. Луис не попросил ее отвернуться, когда переодевался, а она и не подумала отвести взгляд. Чего она в голых мужчинах не видела?

Луису, кстати, можно было переодеваться хоть перед целой толпой, сложен он был великолепно. Широкие плечи, узкие бедра, тонкая талия...

Последний раз Алаис видела нечто такое на телеэкране, в фильмах с Жаном Марэ в главной роли. Ну, здесь-то генофонд не пропадет, этот явно предпочитает женщин.

Алаис подумала, что если она будет изображать любовницу тьера Даверта... будет ли что-то между ними?

Она бы не возражала.

Хотя очень часто такие красавцы в постели жутко эгоистичны. Она считают себя таким даром для женщин, что одно их появление в кровати уже должно вызвать множественный оргазм у удостоившейся чести дамы, а трудиться для этого вовсе не обязательно. Счастье же уже вас посетило. А работать счастье не должно, оно не для того на свет появилось.

Луис под ее взглядом потянулся, поморщился от боли в синяках.

— Обещаю не умирать до осуществления ваших планов, милая тьерина. Вы сдердали свое слово, я не могу сделать меньше.

Алаис кивнула.

— Я действительно не знала, что это будет... так.

— Верю.

Две пары глаз встретились.

Искра?

Нет, еще нет.

Но эти двое людей стали союзниками, соратниками, они понимали друг друга, они прошли через боль, страх, они готовы были пожертвовать собой во имя чего-то большего, а это ведь уже неплохой задел, верно?

* * *

Спустя два дня на корабль Эдмона Арьена взошли семеро человек.

Шестеро сами, а седьмого внесли в корзинке.

Алаис, Далан, Луис, Массимо, Лизетта, и няня для малыша, она же кормилица. Маленький Эдмон Карнавон мирно сопел в своей импровизированной колыбельке, даже не подозревая, что его мать собиралась рискнуть жизнью ради совершенно незнакомого ей человека. Но...

Кровь герцогов — это не просто слова, это дела, ответственность, трудный и нелегкий выбор...

С берега им махали Лусия, Эрико, Элисса, Арон, Элайна...

Элайна рвалась в Тавальен, как бешеная, и Алаис не могла этого понять. Как можно бросать мужа и детей, да, детей, чтобы сорваться на помощь любовнику? Но и выяснять это у Элайны она не собиралась. Взрослая женщина, отвечает сама за себя...

Алаис не стала бы протестовать, но Лизетта рявкнула уже от души.

Мало ли кто знает госпожу Шедер? Кто ее узнает? Она может подставить всех одним своим присутствием. И тогда не то, что Шеллена не вытащат, остальные попадутся.

Элайна впала в истерику, и в итоге Лизетта решила ехать сама. Алаис подозревала, что Лизетта постарается удержать их от самых рискованных проектов, ну да ладно. Должен же быть и кто-то здравомыслящий в их компании?

Ветер раздувал паруса.

Эдмон Арьен стоял на капитанском мостике.

Корабль медленно направлялся к Тавальену.