|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 6
Цивилизация — это отрава для человечества, но порой без нее никуда. Вот что бы я делал сейчас в аэропорту на своем самодельном коптере? Сидел бы незваным гостем где-нибудь на отшибе, ждал у моря погоды, ел галеты из бортового пайка, да разговаривал с домом. Частников сегодня обслуживают в последнюю очередь. А она нескончаема. На каждый взлетающий борт, приходится полтора первоочередника с логотипом "Росгео".
Честно сказать, я догадывался, что так примерно и будет еще километров за сто до Новоплесецка, когда перешел в зону ответственности тамошней диспетчерской службы. В небе не протолкнуться. Все коптеры этой планеты, как грачи по весне, стремятся в столичный аэропорт. Только выигрыш по скорости и высоте, из-за более высокого потолка и звериной мощности двигателей, помог избежать воздушных эксцессов.
"Торнадо-Х7" придуман для неисправимых лентяев. Если в своем аппарате я вечно был занят, что-то делал по мелочам (там повернул, там нажал, там переключил), то в этом пилотском кресле, впервые почувствовал себя пассажиром. Джойстики управления служили здесь, в основном, для контроля над двумя кибер-пилотами и тремя бортовыми компьютерами. Я отвечал лишь за встроенный бар.
Начнем хотя бы с самого кресла. Как только я в него сел, оно изначально подстроилось под форму моего тела. И так до тех пор, пока я не успокоился в самом удобном для себя положении. Подсветка панелей и сенсоров была хорошо различима, но она не бросалась в глаза, и меняла свою интенсивность в зависимости от степени освещенности пилотской кабины. А когда, по моей голосовой команде, менялся эшелон высоты, система сама регулировала общий и циклический шаг несущих импеллеров, их оптимальный наклон и стабилизацию.
Только все это не радует. Светка звонит через каждые полчаса. Держится бодрячком, а сама чуть не плачет. Тревожно у них там. Сидят, запершись, в темном ангаре, экономят электроэнергию, ждут своего всемогущего папу, который решает любые проблемы. Особенно трудно Марии Викторовне. Ребенок лишен детской площадки и своих ежечасных забав. А тут еще, куда-то пропали ее любимые козочки. Их унесло вместе с привязями и радиомаячками. В общем, полный атас.
Идя на снижение, я рассчитывал на самое худшее. В мыслях было одно: сесть безразлично куда, упросить хоть кого-то из летунов сделать крюк и забросить меня домой, или взять в руки винтовку и добираться пешком.
Действительность одарила приятною неожиданностью:
— Икс седьмой, посадка разрешена в четвертом квадрате. Начинаем тестирование, — сказал дежурный диспетчер и переключился на другой борт.
На интерактивном экране вспыхнула желтая точка, система координат с расчетной глиссадой. Показания датчиков сбились в пакетный файл, с дополнительной расшифровкой в моем визоре. Вертикальная и воздушная скорость, крутящий момент, давление в трактах и коллекторах, уровень масла, количество топлива, напряжение бортовой сети...
И тут позвонила Светка. У нее хорошие новости. Нашлась одна козочка — насколько я понял, самая вредная — белая, с черным пятном на лбу. Сама прибежала к ангару, орала дурным голосом, пока ее не впустили. Сидит сейчас в моей мастерской, тише воды. Не жрет ничего, даже "чупсики", которыми ее угощает Мария Викторовна. Ребенок тоже повеселел, не капризничает, а ждет папу, который "пообещал сделать ей робота". Точно такого, как тот, с которым она дружит.
Когда прозвучало "пока-пока", мой, в смысле, Шиловский коптер, стоял, подминая траву, напротив ремонтной базы. Возле борта дежурил колесный автозаправщик, ярко-морковного цвета. От грузового контейнера к топливному замку тянулся раздаточный шланг. Упершись в него грудью и расставив руки крестом, перед
шлангом стоял взъерошенный хмырь и ругался с, солидного вида, механиком в мятом комбинезоне и технических визорах на одутловатом лице.
— Срать я хотел на всех Алишеров Исмаиловичей, — свирепо орал механик, приступая вплотную к хмырю, и сжимая в правой руке динамометрический ключ, — у меня свой начальник! Я же русским языком повторяю: это правительственный лимит! Не отнимай время. Если сейчас же не отойдешь, отодвину по очереди!
На шум подтянулись скучающие пилоты. Даже те, кому в ближайшие сутки улететь не светило. Симпатии разделились. Одни изо всех сил ругали наземные службы и их адсорбационную установку, другие, наоборот, стояли стеной на стороне механика, пытаясь, тем самым, завоевать его личное расположение. Каждый стремился высказать все, что у него накипело.
Я не самый тупой, и сразу сообразил, что мне посодействовал Хард по протекции Шилова. Удивило не это: находясь чуть ли ни в центре толпы, я не испытывал привычного дискомфорта.
Поблизости от меня, несколько нескладных подростков играли в гейми-футбол. Мало того, что они орали. Со стороны это действо напоминало танец маленьких дикарей. Но в своем виртуальном мире все у них выглядело по настоящему: ворота, мяч, беснующиеся трибуны, арбитр и счет на табло. Только поле бежало на игрока со скоростью имитации шага и тот, кто сейчас колотил по невидимому мячу, мог вместо этого активировать опцию "дриблинг", "пройти", или "не пройти" защитника, отстоящего от него в реале, метров на двадцать.
В иное время, я б забился сейчас в кабину своего коптера, съел таблетку успокоительного и имел дело только с механиком. Сейчас же, не только сам подошел, но и первым спросил у незнакомого мне человека:
— Это кто?
Он, как и я, дистанцировался от скандала, и стоял в стороне, ожидая конечного результата. По внешнему виду летун, один из очередников.
— Это мои! — гордо ответил мужик, — работяги! Жрать, срать, в разные игры играть, да еще шмаль покурить — в этом деле у всех пятый разряд! А если серьезно, туристов прислали с Земли, выпускников закрытых спецшкол. Пока, вроде, на практику, а там — как себя зарекомендуют. Сколько их, никто не считал, но космолет был забит под завязку. До сих пор перевозят. Из космопорта сюда — катерами, автобусами, рыболовецкими шхунами, а отсюда уже, по объектам, — исключительно коптерами. Четыре часа здесь сижу. Жду, когда очередь подойдет. Пока тридцать пятый.
Шум мало-помалу стих. Механик вернулся с победой, которая далась нелегко. Он тяжело дышал и часто плевался. Массивные визоры съехали почти на затылок, но, судя по измороси на перепускных клапанах, процесс заправки пошел.
— Через сорок минут можешь взлетать. Под завязку забьешься! — Он подтвердил свое дело словами, и стал осторожно дуть на сбитые костяшки правого кулака.
— Тут видишь, какая беда, — напомнил я о себе и замолчал, подбирая подходящие фразы, чтобы, как можно ясней, выразить свои пожелания. Что делать? — отвык.
— Ну?
— Спешу я. Нельзя ли... ну это... плеснуть, чисто символически? Ну, так, чтобы километров на триста хватило? Ведь мне все одно... в общем, завтра опять сюда?
Механик задумался, оглянулся на автозаправщик, потом на толпу летунов, и сказал, как отрезал:
— Нет, не могу! У тебя, по лимиту, оплачен полный пакет на полгода вперед. Сюда включено техобслуживание, полные баки, услуги аэропорта, навигация, метеосводки и, даже, программный софт. К тому же, это теперь и мое личное дело. Пусть, падлы, сидят, и до посинения ждут, хоть тебе и недалеко. Куда, если не секрет?
— Сто километров на запад.
— Пограничный пункт контроля и дальней связи? — мгновенно сориентировался механик. — Так ты что, тоже корреспондент?
— Нет, просто я там живу. А причем тут "корреспондент"?
— Да трое из местной газеты, на таком же крутом коптере, с час назад у меня заправлялись. Тоже без очереди, по звонку самого Хоцяновича. Вот летуны и подняли бучу...
— И что ж там такое стряслось? — спросил я, холодея душой.
— Охотники пхантеры неведомую зверушку уконтропупили. Ты только представь: крылья, как у Змея-Горыныча, и прыгает, как кенгур. Фотки уже в сети.
Отлегло. Вытирая холодный пот, я побрел к пилотской кабине:
через двадцать секунд Светка выйдет на связь, что знает, расскажет.
— Не забудь подтвердить, что с отчетом ты ознакомлен, — крикнул мне в спину механик.
Набрав высоту, я вышел в Глобальную сеть, ознакомился с новостями. Труп похитителя коз красовался на главной странице всех поисковых систем. Вездесущие журналисты успели заснять и его, и группу охотников — "победителей Анампо". Почему "Анампо", да еще с большой буквы? Ладно, потом посмотрим...
Я увеличил изображение до натуральной величины в матричном измерении. Ну, да, точно такого зверюгу с утра завалил Шилов. Даже, кажется, двух. Возможно, они охотятся парами, а значит, главный вопрос не снят.
Переходы по ссылкам вели на страницу местной газеты. Рефреном статья, верней — интервью с заголовком "Он сказал Анампо", и фото в анфас бородатого мужика по имени Трис. Гм, редкое имя... у пхантеров таких не бывает. Они больше друг друга
по имени-отчеству. Ну что ж, почитаем.
Материал был подан живо, толково, а главное, познавательно. Особенно для меня.
Триса в миру звали Стручковым Сергеем Сергеевичем. Он пас отару овец на склоне горы, с другой стороны хребта, и с недавних пор, стал замечать пропажу молодняка. Охотник решил выследить злоумышленника и примерно его наказать. Вместе с напарником Штосом (ФИО не указано) и сыном его, Андреем, он решил устроить засаду.
Первые двое суток результата не принесли. По ночам было пасмурно. Преступник действовал так осторожно, что овцы в загоне не поднимали шум, но молодняк все равно пропадал. Очень странно вели себя сторожевые собаки. Они забивались в шалаш, где обычно ночевали охотники, и тихо скулили.
И вот, прошлой ночью, им, наконец, повезло. За пятнадцать минут до рассвета, на фоне луны, Трис заметил неясную тень и выстрелил наудачу. В ответ раздался то ли вой, то ли визг, от которого у него "чуть не лопнула голова".
Когда забрезжил рассвет, пхантеры обнаружили перед оградой загона ярочку, которую злоумышленник пытался украсть. Она была цела, невредима, но "как будто спала". Судя по траве, испачканной кровью и царапинам на камнях, раненый зверь уходил в сторону перевала большими скачками. Взяв с собой альпинистское снаряжение и "оружие посерьезней", охотники поспешили за ним.
По мере восхождения на вершину, следы встречались все чаще, становились отчетливей. А уже у границ ледника, зверь отдыхал. Там натекла огромная лужа крови.
С горы он спускался, тормозя телом и крыльями, цепляясь когтями за выступы скал. Но где-то, наверное, промахнулся, сорвался и валялся внизу. Тогда, первый раз, в бинокль, удалось его рассмотреть. Зверь лежал, откинув одно крыло, уткнувшись мордой в траву. Тело было покрыто гладкой, короткой шерстью, в которой преобладал пепельный цвет, и формой напоминало австралийского кенгуру. Особенно, задние лапы и хвост. Охотники думали, что он уже сдох, но чтобы не рисковать, Штефанов потревожил его пулей.
Ага! Штефанов — это, наверное, Штос, или его сын.
И тут начиналось самое интересное, слова самого Триса, взятые корреспондентом в кавычки. Ну, типа, прямая речь:
"Зверь повел себя очень странно. Он не стал забиваться в расселину, или искать другое укрытие, а рывками заскользил по поляне в сторону большого ангара, помогая себе взмахом перепончатого крыла. Другое было надломлено и волочилось за ним на лоскуте кожи. Так ведет себя дикая утка, уводя охотника от гнезда".
Остальное все предсказуемо. Пхантеры забили костыль, прикрепили к нему страховочный фал и, держа оружие наготове, по очереди спустились в долину. Дальше, собственно, — "час расплаты": за овец, за ярочку, за свои бессонные ночи.
Позабавило только одно. Наивный корреспондент предложил бородатому Трису, как виновнику торжества, сделавшему главный, контрольный выстрел, дать имя собственное "этому неизвестному зверю".
Охотник подумал, засмеялся и "произнес по слогам":
— А-нам-по!
Вот такая история. Она объясняла главное — причину, по которой вооруженные чужаки проникли на мою территорию. Все остальное я видел и так, потому, что уже кружил над долиной. Труп анампо был легко различим на фоне зеленой травы. Он лежал метрах в сорока от колючей проволоки, ограждающей внешний периметр дома. Никаких журналистов поблизости уже не было.
Приземляясь, я распугал стаю прожорливых меацидов —
диких собак с повадками падальщиков, и семейную пару местных орланов, упивавшихся еще не запекшейся кровью. Чуть поодаль
примерялась к добыче стая голодного воронья.
Периметр ограды не пострадал. В месте, где паслись мои козы, сиротливо торчал колышек с оборванными веревками. Беда на них навалилась действительно сверху. Значит, нужно пересматривать всю систему защиты. Но это потом.
Широкий, извилистый след тянулся до горизонта, к подножию каменистой вершины. В местах, где животное отталкивалось от земли, дерн прорезали глубокие узкие полосы. Справа — метра по полтора, слева — на треть меньше. Похоже, что зверь прихрамывал после падения со скалы. Мне стало его даже немного жалко. Ведь этот экземпляр анампо непричастен к смерти моей козы, у него железное алиби. Где-то затаился второй.
Через три таких следа, я нашел гильзу от патрона СЦ-130 калибра 12,7 — точно такую, что сидела сейчас в магазине моей винтовки. Похоже, что "Выхлоп" на этой планете скоро заменит станер.
Свистящий рассерженный визг, раздался справа от места, где охотники спускались в долину. Ему вторил вороний ор, многократно повторенный в теснинах, но этот давящий звук не порождал эха. Он будто бы впитывался камнями. Я отступил назад, обошел по дуге выдающийся скальный язык и щелкнул затвором. Интенсивность визга повысилась. Он теперь царапал мой мозг откуда-то слева, где все заросло высоким кустарником.
На моем бытовом визоре были только гражданские гаджеты. Старый я сдал вместе с оружием, начиная новую жизнь, о чем сейчас пожалел. Сунул бы баталеру пару кредиток, — думал я, поднимая с земли камень, — и бедным бы был у меня этот зверушка, достал бы из-под земли.
Впрочем, первый же брошенный камень произвел на него впечатление. Кустарник раздвинулся, и откуда-то снизу показалась лысая голова, размером с футбольный мяч, со змеиными, жалящими глазами. Раскрылась бездонная пасть, обнажилась гребенка зубов, и новая порция ультразвука стиснула мозг.
Я вскинул винтовку. Голова мгновенно отпрянула, там, внизу, что-то тяжело заворочалось. Нагнувшись за еще одним камнем, я всего на какой-то миг отвел свой взгляд от кустов, но чуть было не опоздал. Анампо мгновенно атаковал. Так, как это умеют только дикие звери: расчетливо, холодно, наверняка. Надо мною нависла широкая тень, дохнуло зловонием, и я стрельнул навскидку, будучи твердо уверен, что куда-нибудь попаду.
С обоймой мне повезло. Наверное, там находился боеприпас с индексом ВПС и повышенными пробивными характеристиками. Он не смог завалить зверя, опрокинуть его на спину, но хотя бы остановил. Я отпрянул назад, и тяжелое, мощное тело рухнуло на траву, вплотную к моим ногам. Он был еще жив, не опомнился, не отошел от приступа боли, да я и не дал ему этого шанса — стрельнул в упор, в голову, между глаз.
Солнце склонялось над горизонтом. Я сидел, пересчитывал патроны в обоймах и досадовал на себя. Почему-то казалось, что один я потратил впустую, "можно было не так". В сети колотилась Светка, слала мне вызов за вызовом. Наверное, что-то чувствует.
Итого шесть, — подытожил я, поднимаясь, — маловато, а вдруг, там еще один?
Логово анампо представляло собой подкоп под каменным языком. Не было даже подстилки из веток мха — здоровый минимализм. Только сквозь узкую щель в потолке, пробивался солнечный свет. В углублении у задней стены лежали четыре яйца.
Одно было совсем свежее, еще исходило паром. Я разбил его первым, и только потом отозвался на Светкин вызов. Увидев ее лицо, коротко сообщил: "Скоро буду". Она тоже не стала ничего уточнять — привыкла уже к моим закидонам.
Как я и предполагал, о том, что случилось в нашей долине. Светка ни сном, ни духом. Да, она слышала выстрелы, шум пролетающих коптеров, но ответственность за ребенка сильней любопытства. Даже баррикаду за дверью она начала разбирать только после того, как я покинул кабину "Торнадо" и ступил на зеленый луг.
Первой из заточения вышла Мария Викторовна. Она осторожно ступила через порог. Ее не по-детски серьезный взгляд скользнул по моим глазам, отпрянул, снова вернулся, стал жадным и ищущим, и две прозрачных слезинки юркнули в ямочки на щеках.
— Папка! — закричала она и бросилась мне на шею, — папка вернулся!
Светка застыла в дверях, схватившись за сердце. Я тоже чуть не упал. Никогда на моей памяти Маришка не называла меня так пронзительно просто. Да и сам я держал ее на руках только в младенческом возрасте и только один раз: когда забирал из роддома.
Вот моя точка опоры! Вот она, у меня на руках! Этот серый, никчемный мир застыл на ликующей паузе. Только где-то за дверью истошно орала коза, да Светка, опершись спиной о косяк, почему-то плакала.
Я достал из комбинезона Женькин подарок и вложил в маленькую ладошку.
— Это что? — встрепенулась Маришка, — а зачем тут иголочки?
— У мамы спроси, — привычно ответил я.
Закончился миг волшебства, навалились заботы. Начинать, пожалуй, надо с козы. Потом сходить на разведку к месту, где ждет погребения "неведомая зверушка"...
— Мама, зачем здесь иголочки? — спросила Мария Викторовна, выскользнув из отцовских объятий.
— Бож-же, какая прелесть! — жалобно всхлипнула Светка.
И тут я нутром почуял, что если сейчас повернусь и уйду, будет разрушено что-то огромное светлое, созданное, как будто, из ничего, но настолько важное для меня, что мир подождет.
Я снял со спины винтовку, поставил ее у стены и присел на траву.
— Чтобы в ушках носить, — сказали мы в унисон: слово в слово, интонация в интонацию.
Стало невыразимо смешно. Первой хихикнула дочка. Светка тоже не смогла удержаться. Прикрывая ладонью нижнюю часть лица и, глядя поверх меня испуганными, извиняющимися глазами, она издала короткий, похожий на кашель, звук.
Нет, это уже было выше моих сил! Я повалился на спину и дико захохотал, от изнеможения всхлипывая и, суча по траве, нечищеными ботинками.
Маришка стояла рядом, и смотрела на меня сверху вниз.
— Как это... в ушках носить? — требовательно спросила она.
— Нужно дырочки сделать в ушах, — терпеливо пояснила Светлана и присела перед нею на корточки, — вот, посмотри, как у мамы. — Видя, что я все еще захожусь в приступах смеха, она поспешила на помощь.
— Нет, — сказала Мария Викторовна, — я так не хочу! Делать дырки в ушах это больно и негигиенично. И потом, ВЫ же обещали мне робота?!
Она сознательно выделила это короткое "вы", давая понять, что и я, и Светка, теперь для нее — единое целое, и всегда должны говорить в унисон.
Я хотел, было, пояснить, что на эти сережки можно купить пару десятков роботов, но сам по себе придумался более приемлемый вариант. В конце концов, Шилов не обеднеет, если выделит одного чистильщика для защиты моей семьи.
— Папа привезет тебе робота, — сказал я, глядя ребенку в глаза, — даже лучше того, с которым ты подружилась. А эти блестящие штучки... ты можешь отдать их маме, раз у нее уже есть дырки в ушах. Так будет честно?
— Нет, — улыбнулась Маришка, — так будет не честно. Так будет справедливо.
Такой вот, она у нас рассудительный человек. Совсем уже взрослый.
Я лежал и смотрел в глубокое небо, примеряя свой старый, обжитый, внутренний мир к новому душевному состоянию. По-моему, он обретал какое-то равновесие. Дочь и жена сместились с ближайшей орбиты и заняли в нем центральное место, степень моей личной свободы немного потерпела в правах, но, черт побери, все это мне пока нравилось.
— Ой! — всполошилась Светка, — а я ведь сегодня ничего не готовила! Может, пойдем на кухню?
— Ну, м-а-амочка, — с французским прононсом затянула Мария Викторовна, — там стра-а-ашно!
Насиделись они взаперти. Судя по выражению глаз, только
супружеский долг гонит Светку к домашнему очагу.
— Ужин можно на костре приготовить, или в салоне коптера. Есть там кое-что из продуктов и электрическая плита. А насчет света, сейчас что-нибудь придумаем, — поднимаясь, сказал я.
— На костре, на костре, на костре! — завизжала Маришка.
Через двадцать минут возле дома пылал костерок, в котелке кипятилась вода, на решетке для барбекю набирала объем упаковка армейского хлеба.
Еще не стемнело, можно заняться делом. Все у меня сейчас получалось легко и просто, без привычных копаний в себе. Пока Светка готовила ужин, я решил проблему со светом: сделал простейший байпас, подключил наш ангар к силовой установке коптера и поставил на подзарядку рабочие и резервные батареи из своего аккумуляторного отсека. А это не так уж мало, если учесть, что большую часть времени мне приходилось двигаться в темноте.
На большее замахнуться не удалось. Дурманящий запах гречневой каши с тушенкой и луком, убил наповал все рабочее настроение. Ну, его в баню, коза подождет до утра. Целей будет.
После ужина, я перебрался к себе. Упал на кровать, перебирая в уме события минувшего дня. Потом озаботился главным вопросом: где можно добыть комбинезон и рабочий скафандр косморазведчика? Хотелось не только увидеть Высоцк, но и пощупать его своими руками, разжиться бесхозным металлом. Там его должно быть намного больше, чем на моем складе. Стоп! На моем складе! И тут меня осенило: а ведь эта огромная хрень, которую я иногда, по привычке, называю ангаром, когда-то летала в космосе! А значит, должен же где-то быть аварийный шлюз, или люк, а при нем декомпрессионная камера?!
Я хотел уже, было, вставать с кровати, искать в сети схемы и чертежи, но тут появилась Светка и погасила свет. В кои-то веки поднялась в мою комнату, нырнула под одеяло и спрятала мокрый нос у меня на груди.
— Я знала, что ты вернешься! — прошептала она.
Переходную камеру я отыскал там, где меньше всего ожидал — под полом своей мастерской. На орбитальном пункте ремонта и дозаправки, она была предназначена для внутренних нужд — мелких ремонтных работ на внешней обшивке. По сравнению с главным приемным шлюзом, вмещавшим в себя три челнока сразу, она смотрелась на схеме смешно, как прыщик на заднице у слона. Чуть больше ходовой рубки пограничного катера, на котором мне довелось когда-то служить. На ней, этой самой камере, мой дом и стоял. При обустройстве бывшего пункта контроля и дальней связи, ее закопали в землю для лучшей остойчивости. А уже погранцы, чтобы не спотыкаться, сверху накрыли досками переходной люк. В общем, впереди предстояла большая работа по выносу полок и стеллажей, демонтажу оборудования.
Это утро началось как обычно. Я умылся холодной водой из своей безразмерной бочки и пристроил на новом пастбище нашу единственную козу.
Вчерашнее состояние не прошло. Тесный, привычный мирок по-прежнему преломлялся в моей окрыленной душе и обретал в ней новые краски. Все, что осталось от меня бывшего — это кондовая педантичность. Шагая по лугу, я строил планы на день, расставлял их по приоритету. По всему выходило, что, прежде всего, нужно предать земле семейную пару летающих монстров, или, как минимум, оттащить их подальше от дома. Пережившая стресс коза, уперлась копытами в землю и отказывалась кушать траву дальше детской площадки.
Да и в воздухе стало подванивать. Запах гниющей плоти не способствует общему пищеварению, а я ведь, еще не завтракал.
И, наконец, это опасно. В местах, где кучкуются падальщики, всегда появляются крупные хищники. Им-то, как раз, совершенно необязательно знать, что где-то поблизости пасется коза и водятся двуногие звери, на которых тоже можно охотиться.
Светка проснулась, когда я закончил возиться с проводкой и уже сматывал кабель. У нее свои планы, где единственный пункт — это поездка в город. Я ее понимаю. Наш холодильник совсем отощал. Впрочем, мы с ней вчера оба сошлись во мнении, что безопасность важней. Так что, сегодня ее вопрос у меня под номером два.
— Денег, кстати, совсем не осталось, — осторожно сказала она.
В иное бы время я помрачнел и таскал в себе эту проблему, как занозу в душе. А сегодня нашелся философский ответ под стать моему новому настроению:
— Когда кончаются деньги — кончается все: и продукты, и патроны в обойме, и даже веревка. Были бы мы, а деньги найдутся.
Коптер уже стартовал, сделал круг над детской площадкой, а она все стояла с раскрытым ртом. Да что о ней говорить? — я и сам себе удивлялся. Там, где люди живут натуральным хозяйством, головой много не заработаешь. Дефицит презренных наличных всегда был моей болевой точкой. Но сегодня как-нибудь выкрутимся. Джозеф мне задолжал. Если этого на продукты не хватит, полезу в кабалу к Шилову. Отбатрачу. Будет скафандр — будут и деньги.
Шутки шутками, а на погребение двух анампо, ушли почти все запасы веревки. Я сбросил их туши на дно неглубокой расселины в границах Большого Хребта. Думал управиться за час, а ушло все полтора. Нет, по части перемещения тяжестей, мой самодельный коптер даст сто очков вперед любому "Торнадо". Будем надеяться, что в ходе "выхода в свет", он наверстает упущенное. А иначе, с такими темпами, мне сегодня скафандр не достать. Впрочем, это не главное. Зато у Марии Викторовны будет сегодня праздник. После стресса и долгой отсидки в темном ангаре, ей обязательно нужно и рыбок своих посмотреть, и с роботом поиграть. Детство. Без этого никуда.
Я приземлился на площадке у своей мастерской. Хотел наведаться в кассу, но деньги пришли сами, в лице моего озабоченного работодателя.
— Есть дело, — процедил Джозеф и огляделся.
Пришлось мне по-быстрому спровадить своих, отдав им на растерзание все, что было у меня при себе: шестьсот рублей, ровно на три заправки. На душе стало погано.
— Ну? — произнес я, с явным неудовольствием в голосе.
Но кандидат в президенты сделал вид, что этого не заметил. Ему, наверное, было не до таких мелочей.
— Винс, вы уверены, что нас не подслушивают? — строго спросил он и посмотрел на меня в упор.
Ну вот, наконец-то цивилизация докатилась и до этой планеты! Скоро здесь будем востребованы и мы, радиоэлектронщики.
— Вешать "жуков" на одежду слишком уж нерентабельно, — осторожно сказал я. — Эффективней прослушивать офис. Но для того, чтобы не быть голословным, мне нужно вас просканировать. Пройдемте в мою мастерскую. Я сейчас соберу сигнально-поисковый детектор из того, что есть под рукой.
Он шел за мной, как большой ребенок, послушный и робкий.
Как я и ожидал, ничего подозрительного моя самоделка не обнаружила.
— Чисто, — подтвердил я.
У Харда загорелись глаза.
— Винс, вы не могли бы продать мне этот прибор, или сделать точно такой же? — спросил он, заворожено глядя на сигнальный светодиод. — Я хорошо заплачу.
Подобные безделушки паяются на коленках за десять минут. Поэтому я уточнил:
— "Хорошо" — это сколько?
— В Глобальной Сети такие приборы продаются по двести рублей за штуку. Но, судя по отзывам покупателей, нет у меня уверенности в чистоплотности продавца. Если вы не согласны на эту сумму, добавлю еще пятьдесят. За срочность и эксклюзив.
Каждый из роботов, прошедших через эту площадку, приносил мне сорок рублей дохода. А тут, две с половиной сотни почти ни за что! Естественно, я был согласен. И пока мой "цветник" тратил шиловский капитал, я усиленно пополнял семейный бюджет. Хард стоял в стороне и рассказывал разные страсти.
По его словам, последние две недели в местных элитах начался настоящий мор. Люди умирали скоропостижно, от непонятной болезни, в самом расцвете сил. Сильнее всего потрепало воинственных пхантеров. Их депутатский корпус недосчитался сразу четырех человек. С политической карты планеты в одночасье смахнуло всех лидеров Народного Фронта, выступавших за немедленную приостановку работы "Росгео" на исконной территории северян, вплоть до предоставления им расширенной автономии.
В окружении Хоцяновича усиленно делали вид, что заботы и чаяния местных аборигенов целиком в компетенции переходного правительства, что их это дело интересует меньше всего. Поэтому злого умысла никто не заподозрил. Люди подумали, что началась эпидемия, причина которой — вирус, завезенный с одной из планет дальнего космоса. Такое на Прерии случалось и раньше.
В Новоплесецке началась паника. Депутаты парламентской ассамблеи срочно покинули обжитые номера центральной гостиницы Белого Города и разъехались по регионам. Но мор продолжался. И опять, в основном, умирали лидеры, наиболее радикально настроенные к новым колонизаторам.
Первым, кто предположил, что имеет место прослушка, был, конечно же, старый Хард. Он и посоветовал сыну обратиться ко мне.
— Отец просил передать, — между делом, сказал Джозеф, — чтобы вы с Шиловым особо не рекламировали работы по поиску памятника. Кое-кому на Земле это очень не нравится.
Я не стал ничего уточнять, просто буркнул, что, типа да, приму к сведению. Старик ничего не говорит просто так. Он что-то знает, но вряд ли поделится такой информацией даже со своим сыном.
Мои дорогие обернулись за час. К этому времени я успел получить новую должность — начальника службы информационной безопасности с окладом триста рублей в месяц, и довести до ума два довольно приличных сигнально-поисковых детектора. Можно было б и больше, да кончились нужные микросхемы. В правом кармане ощущалась приятная тяжесть. Ведь Джозеф всегда платит мелкими.
К обеду мы были уже дома. По дороге Светлана рассказывала, смеясь, как Маришка прощалась с мехом из супермаркета.
— Ты хороший, — сказала она, — но у меня скоро будет свой собственный робот. А любить сразу двух, это несправедливо.
Мне почему-то было совсем не смешно, а стыдно за этот двуличный мир, где прямота души считается недостатком, и люди, взрослея, стараются от него, как можно скорее, избавиться.
Пусть моя дочка подольше задержится в детстве, — думал я,
приземляясь у детской площадки. — Может, в новом своем состоянии мне удастся хорошо заработать и купить ей достойное образование? Вот разобьюсь, а выцыганю у Женьки самого симпатичного чистильщика!
В общем, день удался. После обеда мне удалось даже вздремнуть. Но приятные сюрпризы на том не закончились. Когда я приступил к разбору завалов в своей мастерской, Светка с Маришкой вызвались мне помогать, а я, вопреки обыкновению, не отказался. Втроем мы закончили эту работу за сорок минут. Еще с полчаса я подбирал код к цифровому замку и был, в итоге, вознагражден. В "подвале" нашлись сразу два гермокостюма для работы в открытом космосе и новый аккумулятор.
Светка первой высказала здравую мысль обустроить в "этой бендежке" просторный подвал для домашних консервов и сразу же, приступила к осмотру новых владений. Идея мне тоже понравилась. Пока мы с женой намечали места для будущих полок и стеллажей, Маришка скользнула вниз по вертикальному трапу, и в кармане промасленной робы, валявшейся в дальнем углу, нашла пять тысяч рублей одною бумажкой. Нет, поистине, деньги идут к деньгам! Пожалуй, впервые я покидал свой дом со спокойной душой.
Новоплесецк сверху напоминал вытянутую подкову. Город постепенно застраивался, набирал этажи. Аэропорт был почти пуст. Я добился до полного бака, пополнил запас продуктов, перекинулся парой слов со знакомым механиком.
— Студенты вчерашние жгут, — сказал он с усмешкой, — троих уже, нынешним утром, обратно на Землю выслали. Выпили, покурили — на баб потянуло. Пхантеры насчет этого народ строгий. Повезло бедолагам, могли и не добежать. Сам-то как? Со зверушкой неведомой разобрался?
— Разобрался, — ответил я. — Еще одну завалил. В пещере сидела, на яйцах.
— Все мы на яйцах сидим, — усмехнулся механик, — и ждем своего охотника.
Шилов был вне сети. Робот носильщик задерживался. В небе над новой столицей было пестро от перистых облаков. Из под колес соседнего коптера, спрятавшись в зубчатых листьях, выглядывал земной одуванчик. Он тоже пустил корни на этой планете и верит, что все у него наладится.
Я не стал беспокоить диспетчера старого Харда. Робот пилот знал маршрут лучше меня. Весь путь он проделал в режиме "инкогнито", и только над самым Высоцком я взял управление на себя. Захотелось самому посмотреть на этот разрушенный город, с которого начиналась жизнь и трагедия Прерии.
В небе я был не один. Еще один флаер военного образца кружил над пятиэтажками, явно что-то высматривая. Увидев мою машину, он тут же припал к земле и ушел в сторону погасшего маяка. Я тоже не стал нарываться на грубость и тоже ретировался.
На знакомой лужайке меня встретила Лия. Не знаю почему, но в присутствии этой девчонки я чувствовал себя не в своей тарелке. На вид, лет пятнадцать — шестнадцать. Но была в ее взгляде какая-то затаенная боль, плюс недетское знание жизни. И вообще, эта "младшенькая" была ни капельки не похожа на Женьку.
— Здравствуйте, Винс, — сказала она, — отец попросил вас заняться треской. Пойдемте, я покажу...
Шилов вернулся, когда я снимал готовую рыбу с огня, и было совсем темно. Над крышей протарахтел незнакомый коптер и по-хозяйски уселся рядом с моей самоделкой. (Да сколько же их у него?!)
Лия просветлела лицом и стремглав выскочила из дома. По-моему, ей тоже рядом со мной неуютно.
Пока Женька плескался под душем в своем дезактивационном комплексе, у меня было все готово. Рыба охлаждалась в судке, а картошка томилась под крышкой. Тут главное — разность температур в сочетании ингредиентов. Волокна трески, картофель и яичный желток в жидком сливочном масле, уже попадая на ложку, становятся лакомством и не приедаются никогда.
Когда Шилов вошел в дом? Я этого не услышал. Просто, обернувшись на дверь, увидел его, сидящего на скамейке под вешалкой. Обыкновению вопреки, был он задумчив и строг. Я пробовал его расшевелить — тщетно. Он взглянул мне в глаза, грустно и виновато, и тихо спросил:
— Ты со мной, Витька?
— Да, — говорю, — разве не видишь?
— Нет, ты не понял...
— Садись, философ, к столу, — оборвал я его, — и дочку свою зови. Если картошка остынет, я тебе морду набью!
Он засмеялся, если можно назвать смехом старческий, дребезжащий тенор, и, честное слово, мне стало не по себе. Через пару минут вошла Лия, стала раскладывать еду по тарелкам. Да только пропал аппетит. Во всяком случае, у меня.
За ужином Шилов молчал. Увидев, как неохотно я ковыряюсь
в своей порции, вышел из-за стола, вынул из холодильника запотевшую бутылку спиртного и два граненых стакана. В них полилась жидкость золотистого цвета. Судя по количеству пузырьков, неразведенный спирт. У девчонки округлились глаза.
— Бум, — сказал Женька, — что бы там ни было, бум! И чтоб не в последний раз!
Еда стала закуской. Уже и не помню, куда подевалась Лия. Наверное, ушла спать. Постепенно наладился разговор. Я начал с себя, и в подробностях рассказал обо всех перипетиях минувшего дня. Почему-то казалось, что это важно.
После упоминания о студентах, Шилов насторожился. А когда я поведал о сегодняшней встрече с молодым Хардом, и вовсе перестал есть.
— Мне тоже скрывать нечего. Ну, кроме того, что я, Витька, здесь неспроста. Можешь мне плюнуть в рожу, но прежде чем это сказать, я навел о тебе кое-какие справки.
Женька отодвинул тарелку и посмотрел нам меня извиняющимися глазами.
— Тоже мне, удивил! — флегматично сказал я. — А что в нашей конторе бывает спроста? Ты хочешь сказать, что конфликт между местными и приезжими давно на Земле запланирован и ты здесь для того, чтобы сделать его предсказуемым?
Он отшатнулся:
— Что-нибудь знаешь?
— Тебя хорошо знаю. Контору знаю. Думать умею. Вижу, что вокруг происходит. Достаточно? Или ты хочешь спросить, на чьей стороне я собираюсь играть? Отвечу как на духу: буду играть вместе с тобой, на стороне местных.
Лучший способ мобилизовать моего старого друга, собрать его воедино из мелких сомневающихся осколков — как следует, озадачить. И Женька обиделся. Он всегда в таких случаях обижается.
— А как ты определил, что я на их стороне?
— Да ладно тебе! — сказал я ему северным слоганом, — просто предположил. Вспомнилось кое-что. Не тормози, рассказывай, какие у тебя заморочки?
Только Шилов закусил удила:
— Нет, ты давай договаривай! "Вспомнилось кое-что" — это не ответ.
— В конторе предполагали, что ты родился на Прерии.
— Не может такого быть!
— Я это точно знаю. За полгода да выпуска, в секретном отделе бурсы, мы с Ксендзом заполняли офицерские карточки на предмет присвоения первого звания. За неделю оформили всю вашу роту. Ну, кто где родился, ФИОН матери и отца, какую прошел подготовку, рекомендации, резюме. Почерк у нас оказался лучше, чем у всех остальных.
— Ну?
— Баранки гну! В твоей карточке так и было написано: место рождения — предположительно Прерия. "Предположительно" — в скобочках. Я это точно помню, сам заполнял. Наверное, они сопоставили дату землетрясения и твоего появления на Земле, со списками первых...
— А про родителей? — перебил меня Женька, — там ничего не написано?
— Было и про родителей. Отец, опять же предположительно, Шилов Иван... отчество я запамятовал, но что-то на букву "е"...
Ефимович... Ермолаевич...
— Егорович, — хрипло сказал Женька.
— Точно Егорович! Ты-то откуда...
— Дальше!
— Ну, и мать, Анна Христофоровна Шилова, урожденная Хард.
— Хард?!
— Хард!
Я сначала не понял, что его так удивило, потом докатилось и меня.
— Твою мать! — сказали мы в унисон.
Наконец-то мой друг стал человеком. Он не только блеснул глазами, но еще и окинул меня уничижительным взглядом:
— Что же ты, падла, раньше молчал?
— Я то, как раз, все на бумажечку выписал, и спрятал ее под левым погоном. А вот где был ты за полгода до выпуска? Ну-ка давай, вспоминай!
— Ну да, — согласился Женька, — военная стажировка, переросшая в подавление бунта на спутнике Цевеса, потом орбитальный госпиталь. Когда я вернулся на Землю, выпускался следующий курс. Погоны получал вместе с ними.
— А меня упрятали в бункер. Даже не знаю где. За пейзажными окнами лес, пение птиц. В столовой — заброшенный пруд с дикими утками. Я выучил наизусть, какая из них, когда и куда поплывет. О том, что умер отец, узнал через три года и попросился в разведку. Бумажечка износилась. Она сгорела в каюте вместе с катером 312 и всем остальным экипажем. В живых остались только я и Гомер. Меня отбросило взрывом, а бот... хрена ли ему будет? Он вылез из-под кучи того, что, в принципе, не может гореть, когда я очнулся...
— Тебе уже хватит! — мрачно сказал Шилов и убрал бутылку под стол, — пойду, посмотрю, уснула ли Лия.
Да, хватит. Я вспомнил про месяцы одиночества, когда два спаренных солнца светили для меня одного и чуть не поймал приступ. Все! О прошлом ни слова. Нужно ломать тему.
Женька вернулся через пару минут, и со вздохом уселся на стул:
— Кричит, — сообщил он. — Все еще кричит...
— Сколько ей? — машинально спросил я, все еще думая о своем, — странная она у тебя. Младшенькая, а одна. Где остальные, с матерью?
— Вообще-то у Лии другое имя, — со вздохом сказал Шилов, — но мы вместе его забыли. Я купил ее на Земле. Вернее, украл. Дал денег хозяину частной клиники, чтобы молчал, и подкупил охрану. Девчонка лежала в реанимации после удаления почки. У нее очень редкая группа крови — четвертая, отрицательный резус, не каждому подойдет. Поэтому, успели отрезать только одну.
Мы помолчали. Я ждал продолжения, а Женька просто задумался.
— Это все, что я о ней знаю, — закончил он, наконец.
— Понятно, — я отметился только этим промежуточным словом, а что тут еще скажешь?
— Не обращай на нее внимания, — со вздохом, добавил он. — девчонка не только тебя боится. Во всех, кроме меня, она видит потенциального покупателя своей драгоценной почки. С месяц назад, Лия первый раз засмеялась. А когда ты приперся пешком, позвонила и, наверно от страха, впервые назвала меня отцом. С тех пор так и зовет... ладно, еще по одной — и спать. Мы оба сейчас не в форме.
Все в доме проснулись в четыре утра от громких и частых выстрелов. Кто-то недалеко, палил в белый свет с четкостью метронома. Мы с Женькой похватали оружие, а Лия спряталась под кроватью.
В тени освещенной площадки, на которой стояли коптеры, маячила чья-то тень. Короткими перебежками, прикрывая друг друга, мы подобрались ближе. Это был бот — обычный тупой чистильщик. Как оказалось, Женька вчера активировал у него режим "часовой" и забыл отменить опцию.
В кого этот дурень стрелял, мы решили выяснить завтра, в смысле, уже сегодня, когда расцветет, да только опять не срослось. Где-то возле дезактивационного комплекса поднялся такой тарарам, что пришлось одеваться. Короткие вспышки пламени, вырывающиеся из стволов, были направлены в сторону зоны. Ответный огонь не прослеживался.
Я уже примерно представил, что это может быть, Шилов еще нет.
— Сколько у тебя чистильщиков?
— Шесть, — подумав, ответил Женька и тоже врубился, — слышь, че это они?
— А ну-ка проверь на своем визоре, сигнал тревоги не поступил?
— Поступил.
— И у них поступил.
— Что теперь делать?
— А что делает командир в таких случаях?
— Отменить?
— Погоди, нужно еще разобраться в причинах. Не станут же роботы...
— Шилов! — донеслось из зоны обстрела, — ты меня слышишь, Шилов? — Наверное, тот, кто кричал, отследил нас по ПНВ. — Уйми свою гвардию, Шилов, есть разговор!
— Разговор у него, — проворчал Женька, увлекая меня к стене ближайшего блока, — другого времени не нашел! Между прочим, отыскал я следы нашего памятника...
По-моему, он еще не проснулся.
— Ты тоже... нашел время, — осадил я его, и крикнул в ночное пространство, — ты один?
— Двое нас, — отозвался знакомый голос, — привет, Винс!
— По-моему, это Ксендз, — озадачил я Шилова, — вот только, с какого бы хрена его сюда занесло?!
— Я ведь тебе, по большому счету, не успел ничего рассказать, — с досадой, ответил он. — Но ты уж поверь моему опыту, скоро здесь будет не протолкнуться от выпускников нашей конторы.
Да, это был Ксенофонтов Димка, собственной, как говорится, персоной, такой же бесшабашный и моложавый, только в висках добавилось седины. Его напарника я никогда раньше не видел. Оба они рядились под местных сталкеров, хоть и отличались от оных вооружением и земными повадками. Метрах в пяти от нас, ранние гости почтительно расступились, пропуская шеренгу, шагающих в ногу, чистильщиков.
— Ни фига себе, раритет! — ухмыльнулся Ксендз, — я думал, что тут у вас, как минимум рота спецназа. Так угощали — головы не поднять!
— Стивен, — представился его молчаливый напарник и пояснил, — Это не имя, никнейм. Мама с папой звали Иваном. Вам можно не представляться, наслышан.
— Что за срочность такая? — недовольно спросил Женька, — не могли до утра подождать?
— В том то и дело, что нет. Хотели инкогнито, без единого лишнего глаза, а видишь, как вышло? Теперь весь Высоцк знает, что Стивен в гостях у Шилова, от которого ему приказали держаться подальше.
— Ладно, пошли в дом.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
