Вольнонаёмный. Рутея. Полный Текст (финал 13.11.2017)

Пролог

Я был тогда чудовищно, неприлично молод. Я снова залез тем утром на Призму.

Мне уже прописывали за это пять часов штрафных работ, но я лез туда снова и снова. Мать запрещала мне, отец угрожал выпороть, если я снова полезу. Но я не выдерживал.

Круче всего, конечно, было залезать на самую верхотуру на закате. Жаль, что такое у меня получалось только один раз. С высоты в триста восемьдесят метров видно не только Утёс на западе вместе с пограничными батареями, но и Заповедник. Узкая полоска низких облаков в эти часы подсвечивается лучами заходящего солнца, и под ней заметно яркую, ядовито-зелёную подложку.

Никто из знакомых мне людей не был в Заповеднике, хотя он всего в пятидесяти километрах от нас. И лишь единицы в городе видели мрисса живьём. Каждый новый документальный фильм про экспедицию к зеленокожим становился сенсацией и в наши дни.

В три часа дня весеннее солнце печёт, и над Заповедником видно лишь серую размытую полоску облаков.

После заката с Призмы в простой бинокль можно было разглядеть планеты системы — соседку-Землю и соседа-Дарзит. В большой телескоп, говорят, просматривалась их атмосфера и континенты. Но настолько поздно я ни разу не засиживался.

— Надо же, уже четыре века живём на одной планете, а никак не привыкнем к ним, — сказал я Тембе.

— К кому? — он выключил трансляцию.

— К мрисса.

Темба Аллейн сидел рядом со мной в укромном месте на верхнем ярусе, всего в полуметре от толстенного купольного синтостекла. Здесь не было камер, а охранные дроны сейчас появлялись очень редко — поговаривали, что они вообще сломались. Молодой иасканец был моим проводником, хотя я уже настолько хорошо выучил маршрут, что два раза залезал и без него. Мы уселись на обломки бетонных конструкций, торчащих под самым потолком, смотрели в горизонт, болтали ногами и слушали в наушниках 'музыку свинца' — какого-то малоизвестного уличного музыканта из Рутении.

Пол верхнего яруса, давно заброшенного в этой части Призмы, виднелся где-то в пяти метрах внизу, а в разломанных лестничных проёмах правее нас просматривался и уровень ниже — метров тридцать, а то и сорок. Дул ветер — благодаря защитным панелям, не такой пронизывающий, как снаружи. Но выше нас в панелях были пробоины, и на сквозняке можно было легко простыть. Стекло гуляло, скрипя и прогибаясь под сильными напорами ветра.

— Мне всегда казалось, что мы живём не на краю утёса, а на берегу. Типа, там, за краем, не болота и джунгли, а какой-нибудь океан, — сказал я.

— Это да. Что бы ты сделал, если бы увидел мрисса? Я бы, не задумываясь, прикончил бы.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Скользкие, противные. Лягушки. Правильно делают, что не суются.

— Тебе же рассказывал историк? Как-то сунулись. В Новое Средневековье. И наши, и с той стороны континента. Отхватили пару тысяч гектаров за Утёсом. И сразу землетрясения, лучевая болезнь, ураганы...

— Это всё сказки! Я думаю, это рутенийцы устроили. Проклятые полукровки...

Мне захотелось сказать что-то едкое в ответ, но я сдержался.

— Нет, не рутенийцы, чувак. Эти дикари владеют какой-то тайной. Либо их кто-то защищает.

— Вон, смотри! — Темба указал пальцем в сторону высокой батарейной башни в восьми километрах от нас. Я пригляделся — из подземных ангаров поднялся полупрозрачный шарик сферолёта и полетел в сторону города. — Дредноуты! Вот кто защищает. Нас от них! И от рутенийцев.

— Это не дредноут, это снабжение. У дредноутов под сферополем ещё и броня, они сильнее блестят на солнце. И это не они нас защищают! Это пограничники их защищают, от нас, как ты не понимаешь. Чтобы никто в Заповедник не вздумал убежать. Вот говорят, что они парализуют взглядом при встрече. А я читал, что это специальный гипноз, которым нас кто-то другой облучает, чтобы мы им не причинили вреда. Они же разумные, и охраняемый вид.

Темба нахмурился, насупился. И без того узкие глаза превратились в щёлочки.

— Да где ты этого всего нахватался?! У этих, что ли, с рутенийских каналов? Умничает он! Ботаник! Полукровка!

Я вскочил.

— Что ты сказал?!

— Что ты полукровка! По тебе же видно, что тебя мамка нагуляла на стороне! За это и отец лупит. Ты метис!

'Метис' в этих краях до сих пор считалось словом оскорбительным. Замахнулся, чтобы врезать ему в грудь или в плечо, но в последний миг одумался. Бетонная балка шириной всего сорок сантиметров, врежешь чуть сильнее — упадёт вниз и разобьётся.

На пожизненные рудники на Архипелаг я не хотел. И вид у полноватого парня был скорее беспомощно-смешной, чем агрессивный.

К тому же, как ни крути, парень был прав. Я был метисом, которых многие в наших краях, памятуя о расовых чистках при диктаторском режиме полувековой давности, до сих пор не любили.

— Сам полукровка, слышишь! Иаски все полукровки, вы синтезированная раса. И вообще, такого народа не было на Земле. Была такая корпорация-директория — И-А-С. Индонезия, Аляска, Сингапур! Ещё Монголия, Перу и этот... Вьетнам, кажется. В вас специально намешали кучу разных народов, четыре поколения скрещивали друг с другом, чтобы выживаемость повысить, и язык у вас искусственный, я читал.

— Опять он умничает! Ну, я хотя бы чистокровный иаск, а не такой, как ты. Таких, как вы, ещё век назад...

И вдруг он замер на полуслове, неподвижно вглядываясь в меня. Поднялся и смотрел на меня стеклянным взглядом.

Мне стало страшновато. Я попятился к лесенке, придерживаясь за стекло.

Дело в том, что такое уже случалось со мной — раз пять за последние недели. Люди — однокашники, продавцы, даже родители — останавливались на середине разговора и вдруг начинали на меня пялиться. Со мной и самим такое случилось один раз. Стоишь, пялишься на себя в зеркале, а внутри как будто кто-то шарится по моим мыслям.

Причём в прошлые разы, как и сейчас, это часто случалось при обсуждении каких-то политических или расовых вещей. Например, когда я заговорил про новости о таинственных исчезновениях людей из запертых квартир. Или о провалившейся четыре века назад колонизации Дарзит.

— Эй, ты чего? Что с тобой?! — крикнул я.

Это помогло, Темба моргнул и замотал головой, протёр глаза.

— Что?

— Ты как будто в трансе был. А я тебе врезать хотел сначала, а потом передумал. Свалишься ещё.

Темба посмотрел вниз, слегка пошатнулся, ойкнул, и сел обратно.

— Я тоже тебе врезать хотел. Ну что, мир?

— Мир, — кивнул я и тоже сел. Сначала немного посидели молча, потом я вгляделся в горизонт и слегка толкнул приятеля в плечо: — Смотри! Вон твой дредноут, летит от Заповедника. Ну правда, от кого ему там защищать? До рутенийцев пять тысяч километров через Заповедник или через Полярный океан. Он нарушителей границы ищет. Увидит — сначала припугнёт, а потом выжжет из импульсной пушки.

— Ты лучше давай расскажи мне, как нарушаешь границы совершеннолетия! Ну, как у тебя там с этой инспекторшей?

По идее, от воспоминания о ней я должен был густо покраснеть, но меня бросило в холодный пот. Я совсем забыл, что именно сегодня по расписанию посещение бюро труда, менеджера по профориентации.

Хлопнул по нагрудному карману — карты собеседований, специального девайса-документа с собой у меня не было. Как и бумажных справок, которые до сих пор, со времён Малого Средневековья, любили выдавать в разных бюрократических конторках.

— Чёрт!

Сорвался с места, прыгнул на металлическую лестницу на колонне, с неё — на пол верхнего яруса. На руках остались ссадины, но я этого сразу не заметил. Вдоль стены пробежался до широких ворот в соседний блок, огибая разбросанную тут и там мебель.

— Ты куда? — крикнул Темба в спину. — Погоди, мне чего, одному возвращаться?!

Было некогда объяснять. Я выглянул — нет ли в соседнем блоке вышедших на перекур из единственного сохранившегося наверху помещения метеорологов. Пусто. Накинул капюшон, включил хамелеон-модуль в куртке и нырнул в лестничный проём с отломленными перилами. Пробежал семь пролётов вниз, встал на принесённую тумбочку и пролез в вентиляционную камеру с раскуроченной решёткой. Прыгнул в коридор, приоткрыл дверь на этаж.

На четырёх этажах ниже расположились склады — бытовой техники, продовольствия. Выход располагался в дальнем конце помещения. Теперь настал самый ответственный этап — пройти мимо охранных дронов и не быть замеченным кладовщиками. Хамелеон-модуль мало того, что был не армейский — самодельный, сильно просвечивающий. Мне перепаяли его за триста шиллингов из какого-то рекламного блока. Камеры издалека и дроны, по идее, куртку в автоматическом режиме не должны зафиксировать, а вот людей вблизи не обманешь.

Пригнулся и зашагал вдоль нижнего яруса штабелей. В десятке метров зашелестел лопастями дрон — я сел за ящики, перевёл дыхание, посмотрел на время в набровнике. Оставалось сорок минут. Лишь бы не задержали, лишь бы успеть.

Через минуты две показалось, что опасность миновала. Высунулся из-за ящиков, прислушался. Вдали были слышны разговоры на смеси амирланского и бриззского — точнее, отчётливо слышны были только ругательства на обоих языках, а говорили, возможно, на каких-нибудь южных наречиях. Я рванул через зал и уже подходил к служебной лестнице на нижний уровень, как меня кто-то окликнул сзади.

— Эй! Ты откуда?

Машинально сбавил шаг, отключил хамелеон на куртке.

— Эй! Сейчас охрану позову!

— Я... Я сюда ходил на собеседование.

Я обернулся. Денниец в спецовке был на голову выше меня и лет на десять старше, отряхнул руки от пыли и жевал тростинку. Чёрная кожа лоснилась от пота.

— Семнадцатилетний, что ли? На собеседование, на склад! Ха! Так я тебе и поверил, чувак. Наверх бегал, засранец, да? Ещё и куртка с какой-то фиговиной.

Я кивнул и решил взять быка за рога.

— Слушай... Проведи меня через охрану?

— Сколько дашь?

— Ну... шиллингов сорок.

— Семья небогатая, что ли? Обычно за это пару сотен предлагают. Ладно, чёрт с тобой, проведу так. Я тоже в твои годы бегал. Потому сейчас тут и работаю. Грузчиком!

Он буквально за шкирку схватил меня и потащил к выходу. И тут я вспомнил про своего приятеля.

— Я совсем забыл. Мы можем подождать моего друга? Он сейчас спускается.

— Друга? Нет уж, давай по одному. И пусть тогда уж твой приятель заплатит. За обоих. За опоздание.

В неудачное положения я попал, подумалось мне: теперь к возможному допросу на охране прибавились проблемы с Тембой. Надеюсь, удастся разобраться.

Мы спустились вниз. Совсем рядом, за стенкой на первом уровне расположился крупнейший городской рынок, плавно перетекающий в город, и его было слышно даже через пару дверей. Проводник приволок меня в будку к охраннику и буквально сунул мою голову в окошко.

— Люк, этот мелкий пришёл на собеседование в офис хозтоваров, а потом полез смотреть наш склад!

Толстяк в окне заворочался, рассеянно пробежался по записям камер наблюдения.

— Так... Я не вижу, чтобы он входил в офис. Пропуск тебе в офисе давали?

— Не-а.

— Не может быть! А карта собеседований где? А ну-ка сознавайся, наверх лазал?!

Хмурый взгляд его упёрся в меня, как вдруг охранник изменился в лице. Морщины разгладились, и он стал разглядывать меня каким-то отрешённым, даже слегка растерянным взглядом.

Точно так же, как Темба. Как зачарованный. Я посмотрел на темнокожего. Он точно так же, молча и безучастно пялился на меня.

Стало страшновато.

— Эй! Что с вами?

— Иди давай... — охранник отвернулся и упёрся взглядом в камеры.

Я кивнул очнувшемуся деннийцу, рванул к дверям, нажал на кнопку открытия и вылетел на улицу.

За картой собеседований нужно было ехать домой. Впереди были бриззкие кварталы — продолжение уличного рынка с примесью забегаловок, мордобоя в стиле капоэйро и нескончаемого уличного карнавала. Ни один здравомыслящий парень не полез бы к станции трамвая через них, но это был кратчайший путь.

Я пошёл через толпу. Расталкивал жонглёров, протискивался между рядами молодых парней в широкополых шляпах, перепрыгивал через просящих милостыню нищих и расставленные прямо на тротуаре стулья уличных кафешек. Потом рванул быстрее и запрыгнул в последний момент на лоукост-трамвай. Это такая древняя беспилотная магнитотележка с перилами и без крыши на десяток человек. По этой же улице ходят и нормальные вагоны — с мягкими креслами, кондиционером и прочими удобствами, но зато в этом с моего электронного кошелька списалась всего пара шиллингов.

Наконец я сошёл на ближайшей станции, пробежал квартал, взобрался по лесенке на второй этаж нашего таунхауса и открыл дверь домой. С дверей в меня прилетела пустая пивная банка отца, приземлившись ровно около кучки таких же у входа. Сам он, развалившись в кресле, увлечённо резался в какую-то архаичную стрелялку, охватившую голограммой половину кухни.

— Малой, выброси мусор!

— Где все?

— Старшая к хахалю уехала, мать с младшей на рынке. Ты где шлялся, засранец?!

Я молча рылся в вещах, пока, наконец, не нашёл карту собеседований и бумажный чек с печатью.

— Ты что, говнюк, опять на Призму полез?! Нам опять за тебя платить, да?!

Оставив риторические вопросы без ответа, я снова рванул вниз по лестнице.

К тому же, голова у меня занята была совсем другим.

Не то чтобы я не любил своих родителей, а они не любили меня. Но семнадцать лет — непростой возраст, да и семья у меня попалась не самая благополучная. Когда-то в раннем детстве родители были успешными предпринимателями из гильдии графства, но потом дела пришли в упадок. Отец запил, старшие сёстры пошли вразнос, дом пришлось обменять на тесную конуру, а мать взваливала на меня всю тяжёлую мужскую работу.

Путь до бюро труда я пролетел на некоем автопилоте — за последние четыре месяца я научился проходить его с закрытыми глазами. Четыре квартала вниз, к речушке. Через мост. Поворот в середину квартала, в дыру в заборе — так быстрее, чем обходить с улицы, через главные ворота. Обойти старый особняк кругом. Пройти мимо толкающихся сверстников на крыльце — кто-то из них даже мог оказаться знакомым и окликнуть, но я всё равно не заметил бы этого. Максимум — машинально поздоровался бы.

Подняться на второй этаж, отметиться картой собеседований, получить номер очереди и ждать...

Тут на какое-то время наваждение прошло, я огляделся и увидел, как парень с девушкой у входа в кабинет снова пристально разглядывают меня. Всё так же, странным безразличным взглядом. Так недолго и параноиком стать, подумалось мне. К тому же я начал припоминать, что читал какие-то старинные рассказы про психоиндукторов и удалённое управление сознанием человека. Но мысли быстро переключились обратно, и скоро дверь распахнулась, и я оказался лицом к лицу со своей главной радостью и главным страхом последних месяцев.

Эта история стара как мир. Когда тебе семнадцать, и у тебя нет ни нормальной работы, ни образования, ни своей квартиры, ни средства передвижения, то девушкам ты практически безразличен. Тебе строят глазки только лицеистки лет пятнадцати, неказистые, с ещё отсутствующей или уже испорченной фигурой, потому что у них примерно те же проблемы, что и у тебя. Пока тебе шестнадцать, вы даже можете дружить и невинно целоваться в отсутствие родителей, но буквально через несколько недель всё меняется. Иметь сексуальную связь с несовершеннолетней — это уголовное преступление, за которое могут сослать разнорабочим в деннийские колонии лет на двадцать. А донести может кто угодно — друзья, соседи, родители.

Семнадцатилетние барышни в самом соку, и за ними идёт охота среди мужиков от восемнадцати до шестидесяти. Лишь единицам из них интересны ровесники, и то, они предпочтут выбрать старшего сына из богатой семьи. Что уж и говорить про симпатичных девушек чуть постарше, так и не нашедших мужчину, но упорно ждущих принца.

У парня, которому оставалось пара месяцев до семнадцатилетия, практически не было шансов ни перед ровесницами, ни перед 'зрелыми' двадцатилетними барышнями.

И именно такой девушкой оказалась Лиза Далтон, младший инспектор биржи труда, взглянувшая в своё отражение в стекле. До сих пор мне сложно понять, что я нашёл в этой маленькой, склонной к полноте метиске. Возможно, пышную, волнительную грудь, взгляд на которую я мучительно старался спрятать, и которая отлично сочеталась с лёгкой застенчивостью. Эдакая отличница-домосед. Возможно, 'восточный' разрез глаз, так похожий на мой, — именно за этот разрез глаз меня обзывали подкидышем.

Но, скорее всего, как я понял гораздо позже, она просто оказалась первой девушкой после лицея, с которой мне пришлось близко и долго общаться. Одноклассницы у меня были никудышные, на улице и в мастерской ровесниц я почти не видел, вот и влюбился в первую симпатичную девицу, которая заговорила со мной по душам. Каждый инспектор на бирже труда — психолог, именно потому эту должность до сих пор выполняет человек, а не компьютерный алгоритм.

— Садитесь, Рэд, — Лиза потупила взгляд и стала листать голограммы с моим досье. — Надеюсь, вы больше не залезали на Призму? Штрафы нам очень не нужны.

— Нет, — соврал я. Врать было отвратительно, но разум возобладал.

— Вы сходили на речной порт?

— Да, — выдавил я из себя и протянул через стол бумажное заключение. — Им... не нужны стажёры.

Лиза потянулась за документом, но резкий порыв ветра из окна вырвал бумажку из моих пальцев и сдул на пол.

— Ой, — смешно сказала Лиза, и мы синхронно бросились поднимать бумажку с пола. Когда она наклонилась, я в очередной раз заглянул к ней в декольте. И густо покраснел, — потому что она заметила и застенчиво улыбнулась в ответ. Уселась обратно и демонстративно поправила платье.

— Рэд, вы мне так и не объяснили в прошлый раз, собираетесь ли вы после семнадцатилетия только работать, или пойдёте куда-то учиться?

— Пока я точно не хочу менять специальность. Родители хотят, чтобы я поступал на экономиста или юриста. Но мне больше нравятся рабочие специальности, я бы хотел пойти на сферомеханика. Вы как бы мне посоветовали, Лиза?

На самом деле, вопрос был очень важным. С каждым новым разговором о моём будущем родители занимали всё более жёсткую, даже жестокую позицию. Девушка немного опешила от неожиданного вопроса.

— Ну, я бы порекомендовала найти некоторый компромисс с родителями. Они ведь готовы оставить вас на время обучения?

— Я и сам был бы рад сбежать.

Лиза покачала головой.

— Многие так говорят. А если новая война? Лучше всего будет отсидеться здесь, у Заповедника — защищать родные края. Сюда точно никто не долетит.

Я вспыхнул.

— Если будет война, я сбегу в Заповедник! Или уйду в партизаны.

— Вы не хотите стрелять в рутенийцев?

— Ни в кого не хочу. Занимайтесь любовью, а не войной!

Как же это не к месту, как нелогично и слишком наивно это прозвучало! Я покраснел ещё сильнее, продолжая пялиться на неё. Инспектор немного заволновалась, снова поправила одежду.

— Ладно, мы отвлеклись. Вам родители хотя бы дадут стартовый капитал?

— Не знаю, я с ними не разговаривал, — я пожал плечами. — Наверное, дадут. А что, это так важно?

Голова предательски кружилась.

— Ну, разумеется. Хотя бы для успеха в обществе, начала карьеры. Да и среди девушек, в конце концов.

Я вспыхнул, кровь давила в виски.

— Да я и без наследства, и с наследством никому не нужен! Мне семнадцать, со мной никто даже не согласится погулять. Даже такой же метис, как и я. Вот вы бы... вы бы согласились, Лиза?

— Ну, я бы подумала.

В глазах побелело, мир пошёл кругом. Последнее, что я услышал, был голосЛизы:

— Эй, что с тобой? Плохо, что ли?

И ещё чей-то голос, незнакомый, вкрадчивый и тихий, прозвучал словно внутри меня:

— Попался ты, парень, нашли мы тебя...

Как я вспомнил позже, он разговаривал по-рутенийски, но я почему-то понял его.

Часть I. Антон

1. Уктусская степь

Я вышел за ограду природного парка и зашагал через ковыль. Наверное, именно тогда и возникло чувство, что начинается новый жизненный этап. Если до этого что-то и начиналось, то не так явно, как в тот момент.

Путь через ковыльное поле Уктусской степи вызывал в душе странные чувства — щенячий, беспричинный восторг, смешанный с тревогой. Мягкие метёлки, щекочущие тыльные стороны ладоней, отдалённые крики степных мартышек, цикады, воздух, лишённый заводского смога — всё это поднимало образы из прошлого столь далёкого, что, казалось, всё это происходило в какой-то другой, прошлой жизни.

Через пару десятков шагов внимание привлёк шорох в зарослях. Сквозь травяной океан прямо навстречу мне направлялись три крупных зверя, оставлявшие след в траве. По характеру их движения я понял, что это не хищники. Но всё же смахнул с плеча импульсник, зашумел руками о траву.

— Эй! Кыш! — крикнул я зверью.

Две макушки остановились, а третья продолжила идти в мою сторону. В паре метров от меня из травы высунулась голова крупного самца тигрового гамадрила — они часто шляются вдоль троп в надежде поживиться чем-нибудь, крадут сумки. Обезьяна скалилась и негромко покрикивала, топталась на месте, то ли не желая уступать дорогу, то ли норовя запрыгнуть сзади и стянуть с меня рюкзак. Их зубы немногим уступали клыкам леопарда, и мало кто из местной фауны превосходил обезьян по проворности. Увидев, что я остановился, двое полосатых сородичей осмелели и начали обходить меня с двух сторон.

— Пошли вон! — рявкнул я и дал разряд из импульсника по траве перед самцом.

Плазменный шарик заставил гамадрила отпрыгнуть на полметра, прожигая в сочной траве дырку шириной с ладонь. Ничего, выживет. Был бы это хищник, я бы дал бы пару разрядов помощнее, и прямо в тело. Но тут пожалел — братья-приматы, пусть и двоюродные, всё-таки. Некоторые секты им даже поклоняются. Обезьяны пронзительно заверещали и бросились врассыпную, я закинул импульсник на плечо и пошёл дальше.

После обеда на привале я достал из рюкзака рулонный терминал, развернул на полянке и сверился с картой. Вдали от городов цифровые сети аппарат поймать не смог, но по спутникам успешно сориентировался. Я присвистнул от удивления — за неполные полдня я прошагал тринадцать вёрст. Получается, я шёл быстрее, чем вчера. Но до ближайшей станции сферобусов всё равно оставалось слишком много — почти двадцать вёрст. Со связью здесь по-прежнему было туго, вызывать бомбилу в такие глухие края — дело почти нереальное. Настала пора позаботиться о ночлеге, потому что ночевать в голой степи не хотелось.

Ковыльные поля были визитной карточкой Уктусской субдиректории, занимавшей почти всё южное Новоуралье. За горами, на диком юге и обжитом западе Рутенийской Директории они уступали место лиственным рощам и приморским джунглям. Восточнее, за Дальноморским перешейком, переходили в хвойно-папоротниковые леса, а затем в ядовитые болота в Заповеднике Мрисса.

Директория. Последняя директория на планете. Когда-то давно вся мировая карта, за исключением зияющей дыры Заповедника, была расчерчена всего на десяток цветов. И это были цвета Директорий — бывших космических корпораций, превратившихся не то в земные колонии основавших их народов, не то в самостоятельные государства. Последующие века превратили одни из них в Империи, другие — в федерации, третьи — раздробили на десятки враждующих между собой удельных княжеств. И только Рутения оставалась Директорией — в этом была и дань истории, и наследие политической системы.

Фауна и флора трёх северных материков Рутеи очень походила на фауну и флору северного полушария Земли. А природа двух южных материков напоминала природу земного южного материка, с его сумчатыми и эвкалиптовыми лесами. Учёные уже пять веков бились над разгадкой тайны — было ли так всегда, или после Собрания Планет загадочные Собиратели специально подогнали природные системы первой соседки землян под комфортные условия для человечества.

А что, они могли. Хотя у сторонников первой теории имелся серьёзный аргумент. История аборигенов Рутеи, зеленокожих мрисса, насчитывала десятки тысячелетий и начиналась ещё 'под другим небом', как они говорили. Ни в эпосе, ни в папирусных свитках этой полудикой болотной цивилизации не было ни слова о местности и животных, отличных от нынешних.

Вторая же группа учёных обращалась к философии и космогонистике. Дескать, Собиратели в две тысячи шестидесятом году новой эры вовсе не перенесли все похожие цивилизации из-под умирающих звёзд в одно место, на орбиту земного Солнца, а создали все одиннадцать планет — и их обитателей — с нуля, по земной кальке, чтобы земляне смогли их со временем колонизировать. Получается, что вся история и все воспоминания народов вымышлены, искусственны и возникли в один момент, подобно Большому Взрыву.

Имелась и третья группа — те вообще утверждали, что утерянная Земля — это вымысел, что не было никакой планеты-праматери, и люди жили на Рутее издревле. Но с ними я точно не согласен — колонизация не могла быть вымыслом, тому служили подтверждением старые фильмы, книги и тысячи земных артефактов, хранящиеся в музеях. Да и Землю видно ночью невооружённым глазом.

Историю я знал лучше своих одноклассников, но, всё же, не так хорошо, как настоящие специалисты. Винить в этом больше стоило моих учителей из интерната — историки там, все как один, были ветеранами, пили изрядно и добрым характером не отличались. Одно они мне внушили чётко — если сталкиваешься с чем-то необъяснимым, то лучше не углубляться в философию и просто воспринимать это, как есть. Но иногда я не выдерживал и задумывался — почему так?

В конце двадцать первого века земные колонисты на сферолётах осваивали три ближайшие планеты. Нашу Рутею, второй мир 'против часовой стрелки' после земли Земли, третью планету — пустынный Дарзит, а также последнюю перед Землёй, одиннадцатую планету в солнечном хороводе — тропическую Хаеллу. Возможно, летали и к десятой планете — Аталавва. Но вскоре, через каких-то полвека, колонизация прекратилась. Земля была изолирована, и землянам запретили межпланетные перелёты, что на старых ракетных кораблях, что на новой технологии, подаренной Собирателями, — сферодвигателях. Было разрешено лишь запускать автоматические орбитальные зонды для изучения и создания карт новых планет. В общем, тридцать миллионов человек на Рутее остались предоставленными сами себе, и в планете-колонии начался феодальный период, Малое Средневековье.

Долго шло восстановление утраченного. На дворе конец двадцать шестого века, нас уже полмиллиарда, а извечный вопрос, древняя дилемма осталась. Кто мы, люди — угнетённые, доноры, поделившиеся своим солнцем с новыми Разумными и запертые теперь в резервации? Или победители, колонизаторы, которым добрые Собиратели подарили новые территории?

Ни та, ни другая крайность мне не нравилась.

* * *

'...Глупо утверждать, что Собиратели, некий сверхразум, якобы перенёсший одиннадцать чужих планет в солнечную систему, действительно существовал и существует. Их нет, как нет и других инопланетян, освоивших межпланетные перелёты. Сферодвигатель и десяток других менее значимых технологий (вакцины, фильтры, регенеранты и прочее) были 'переданы людям', а в реальности преданы огласке, в момент, когда Земля находилась на грани полного вымирания. Этот факт говорит нам о существовании всемирного заговора, хранимого властями, древними орденскими кругами, мафией, церковниками, учёными, спецслужбами, журналистами, и, разумеется, ранними космонавтами.

Неоспоримым является тот факт, что одиннадцать 'новых' планет, включая нашу Рутею, существовали с самого начала существования Солнечной системы, и факт этот в течение мировой истории всеми тщательно скрывался. Данные о прогрессе технологий говорят нам, что даже в средние века на Земле вполне могли массово выпускать телескопы, блокирующие или скрывающие изображение других пригодных для обитания планет, включая нашу, чтобы никто ничего не знал. Простому же человеку невооружённым глазом отличить Рутею или Хаеллу от Сириуса было сложно, практически невозможно.

Были ли остальные планеты неким 'запасом' для землян на чёрный день, и власти считали, что люди не готовы их колонизировать, или в этом был какой-то хитрый замысел по дальнейшему уничтожению Земли — вопрос остаётся открытым...'

(Из каждой третьей монографии полубезумного историка по земным векам, претендующей на скандальность и сенсационность)

* * *

Конечно, настоящих воспоминаний из самого глубокого детства почти не осталось. Всё, что я запомнил о том периоде, было скорее памятью о пересказах матери и десятком кадров, удивительно ярко запечатлённых в детской памяти. В полтора года — намного позже, чем обычно это бывает — у меня развилась грыжа. Болезнь, которую умели легко лечить ещё на Земле, и тем более в Эпоху Планет, но в голодные послевоенные годы ставящая жизнь ребёнка под угрозу. Операция стоила бешеные деньги, которых не было ни у моей нищей матери, оставшейся без мужа, ни у её свекрови. Оставался один выход — идти к знахаркам.

В ту пору власти Уктусской субдиректории знахарство ещё не прижали, и отыскать практикующую старуху-знахарку в полумиллионном Средополисе, столице Новоуралья, не составило труда. Ехать, правда, пришлось на самую окраину, туда, где городские многоэтажки постепенно растворяются в сельских домишках и фермерских хозяйствах. Я помню, как мы проезжали на сферобусе поле, сверкающее серебристым ковылём — пожалуй, именно тогда я его и увидел впервые. Потом меня несли на руках — то ли мать, то ли бабушка. Мимо мелькали разноцветные деревянные домишки, по улочкам бегала домашняя птица, ездили допотопные бензиновые мотоциклы, и после бетонных джунглей всё это казалось удивительно новым и странным.

Потом мы вошли в избу. Знахарка — сухая, почти столетняя старуха, годящаяся моей бабушке в матери, велела раздеть меня и поставила на деревянные полати. Разбила яйцо перепёлки и стала мазать вокруг пупка, нашёптывая какие-то слова. Позже я допытывался у матери, что читала старуха — с одинаковым успехом это могли быть и заговоры язычников, и 'программы' психоиндукторов, и молитвы всех трёх десятков единобожников, чьи церкви были разрешены в субдиректории. Мать не помнила подробностей, сказала лишь, что родная бабушка моя стояла рядом и морщилась, чуть не плевалась. Прирождённая технократка и атеистка, всю жизнь проработавшая на заводах Средополиса, она не верила в успех процесса и согласилась помочь лишь за неимением лучших средств. А вот мама, похоже, верила — так могут верить в сверхъестественное только любящие матери. Потому, возможно, и помогло.

Потом старуха-знахарка вытирала желток метёлкой ковыля, смоченной в воде, и улыбалась. Лица её, конечно, я не запомнил, но то, что она улыбалась, не сомневаюсь. Говорила, что я особенный ребёнок, и что у меня великое будущее — в общем, обычную чушь, которую говорят про детей добрые знахарки. Спрашивала про отца, кем был, где сейчас. Если бы кто знал — он без вести пропал через полгода после моего рождения.

Ковыль... Я помню, как спустя десять лет хоронили в степном кладбище мою бабушку. Ковыль беззвучно качался на ветру, ветер гнал по бескрайнему степному морю волны. Тогда я, как и многие мальчишки, грезил Землёй, читал легенды и то немногое, что говорило правду. В одной из книг говорилось, что там, на Земле, тоже рос ковыль, точно такой же пушистый и мягкий, только несъедобный и короткий, как подорожник. Помню, на тех похоронах я впервые почему-то подумал, как похожи метёлки нашего, рутеевского ковыля, на мои волосы — такие же густые и тёмно-русые. Пастырь пел какую-то долгую заунывную молитву, а мне стало не по себе — и от скорби родных, и от странных песен, и от детского непонимания (зачем священнику отпевать атеистку?), и от сказочного ковыльного поля.

Мысли привычным образом пошли дальше, к следующему моменту, связанному с ковылём. Ирена, моя первая жена. Нам двадцать два года, мы только познакомились и ещё не женаты. Бежим через степь, смеясь, падаем на мягкие колосья в объятия друг друга... У меня слишком хорошая память, чтобы я смог это забыть, но нет. Это лучше не вспоминать.

По крайней мере, пока.

В общем, я прервал воспоминания и поднялся. Пересёк ещё один участок поля и вышел на просёлочную дорогу, засунув в уши наушники и запустив классическую 'музыку серебра'. В половину громкости, разумеется — на полную громкость, заглушая внешние шумы, слушать было опасно. Гиен и леопардов в местных степях истребили ещё пару веков назад, но не быть готовым к встрече с шакалами и скальным медведем, даже при наличии импульсного ружья, вовсе не хотелось. Да и хорзи, одичавшие степные барсуки, не очень-то приятные встречные.

Раз есть дорога, значит, есть гужевой транспорт, значит, впереди фермерское хозяйство. Оно и было на карте — правда, не названное, обозначенное серым прямоугольником и пометкой 'жилое строение'.

Спустя минут сорок после привала солнце закрыла тень лёгкого сферолёта. Я вздрогнул и обернулся, готовясь достать ружьё, но тут же успокоился. Лёгкий патрульник пограничников субдиректории — это намного лучше, чем банды южных конзанцев, иногда пересекающих границу. Трёхметровая сине-белая машина, окутанная полупрозрачным фиолетовым сиянием, проплыла над полем и стала осторожно садиться на дорогу. В воздухе почувствовался лёгкий запах озона. Наконец круглое днище коснулось дороги, сферополе погасло, и машина, качнувшись, выбросила шасси с небольшими колёсами. Я выключил музыку, сбросил с плеч рюкзак и подошёл ближе. Всего в машине было двое: молодой лейтенант и усатый пилот постарше — не то сержант, не то старшина.

— Документы! — крикнул, спрыгивая с заднего сиденья, лейтенант.

Росту он был почти моего, может, чуть ниже. Его кираса из металлопластика с гербом трёхглавого лебедя сверкнула на солнце. Третье сиденье вверху пустовало, нижние, зарешёченные, для арестованных — тоже. Пилот достал импульсный пистолет и остался сидеть на месте, в самом центре аппарата.

Я достал старый УНИ — универсальный носитель информации, вставленный в рамочку и переделанный под карту документов. Погранец коснулся ридером.

— Антон ЭтОллин, сорок три года, — сказал он с ударением на 'о' и тут же переспросил: — или ЭтоллИн?

— На 'о', — кивнул я. — Есть такая маленькая страна на западном побережье — Этолла...

— Знаю, — немного резко прервал лейтенант, читая дальше анкету. — Лицензия на оружие... Вы охотник?

— Я батрак. Механик. Иду к новому месту работы.

Лейтенант посмотрел на меня и насторожился.

— Бездомный?

— Ну, почему же. Есть квартира в Средополисе, только вот работы для меня там нет. Я механик-самоучка, без позднего образования. Последние четыре года работал в посёлке Александрит-пять, это тридцать вёрст отсюда. Платили хорошо, но надоело сидеть взаперти. Ищу новое место.

— Но написано, что бездомный... Хотите вернуться в Средополис?

— Нет, хочу на восток. Не люблю большие города.

— Вы не выглядите на сорок три, — лейтенант пристально рассматривал меня, словно стараясь поймать на неверной мимической реакции. — Вам от силы двадцать пять — двадцать семь. Делали пластику, генную корректировку?

Я вздохнул, потому что мне надоело отвечать на этот вопрос.

— Врождённая особенность. На том же УНИ есть данные. Мой отец, без вести пропавший, если верить матери, в шестьдесят выглядел на тридцать. Сейчас, наверное, выглядит на сорок, если жив. Феномен подкидышей, может, знаете.

— Хм. Слышал. Но раньше не встречал.

Погранец изменился в лице, и я понял, что он начинает мне верить. Наконец-то представился:

— Да, пограничная служба субдиректории, лейтенант Хордин. Нехорошо вот так просто ходить пешком через природный парк. Пожалуй, лет пятнадцать назад я бы вас арестовал за бродяжничество, но сейчас такой статьи в кодексе нет. Может, вас подбросить до ближайшей заправки?

Я подумал и кивнул, доставая кошелёк. По сути, это даже не являлось взяткой — давать небольшую деньгу всем подвозившим было данью древним традициям, и многие даже верили, что это приносит счастье. Я достал пластиковую монету в двадцать пять рутен.

— Достаточно?

— Что вы! Я на работе. Подвезу так, здесь недалеко.

— Спасибо!

Действительно, пограничники — не самые плохие попутчики. Я подхватил рюкзак и залез на верхнее сиденье машины. Пилот убрал пистолет, неодобрительно взглянул на напарника и перчаткой активировал сферополе.

* * *

Снова запахло озоном, стало тихо, а пространство внутри сферы изолировалось от внешнего мира тонкой плазменной оболочкой, струящейся от центрального обруча к двум 'полюсам' сферы. Сферолёт медленно поплыл в изменившемся гравитационном поле наверх, по широкой параболе, разворачиваясь вокруг оси.

— Мы на юг, вам точно по дороге? — спросил севший рядом лейтенант.

— Мне надо в Шимак. Оттуда я на сферобусе или на поезде подамся через перешеек.

— О, на Дикий Восток, поближе к Мриссе? Не боитесь?

— Он уже давно не такой дикий. А вы что, ищите кого-то? — рискнул спросить я.

Хордин кивнул.

— Прочёсываем район. Из Тавданской трудовой колонии сбежали три каторжника-конзанца с оружием. Скорее всего, они пошли на север, в Новоуральскую субдиректорию. Но, на всякий случай, надо прочесать ближайшие фермы. Уже три просмотрели, на нашем участке осталось две.

— Сбежали? — я сильно удивился. — Им разве сейчас не вправляют мозги?

— Вправляют. Но визио-программатор действует на психику по-разному. На кого-то, видимо, плохо действует. И есть способы снять блокаду и выправить мозги обратно. Очень похоже, что им помогли сбежать...

Ковыльные луга скоро сменились тростниковыми полями. Через минут семь стало душно и заметно теплее. Аппарат медленно начал набирать высоту — время до рекреации двигателя уменьшалось.

— Что-то короткие циклы у двигателя. Старый аппарат?

— Не то, чтобы совсем, но старый, — недовольно сказал пилот. У него был явный западный акцент. — Перекрашенный. Новые последние годы только центральным дают, да тем, что в Заповеднике.

— На хлорофилле?

— На нём... Всё, пора, рекреация!

Аппарат развернуло лицом к земле. Я прижался к креслу. Сферополе погасло, и аппарат рухнул вниз. Заложило в ушах. Свободное падение продолжалось пару секунд, затем сработал датчик, и двигатель снова заработал.

Сферодвигатели быстро нагреваются, а кислород в изолированной воздушной среде быстро истощается. Именно поэтому все небольшие аппараты надо 'продувать', чтобы дать двигателю остыть, а воздуху поменяться. Аппараты покрупнее оборудуются хитрыми системами вентиляции, фреоновыми установками и даже компенсирующими ракетными движками, чтобы сделать рекреацию максимально удобной для пассажиров. Небольшие аппараты, вроде патрульных пограничных сферолётов, лишены подобных удобств, поэтому приходится терпеть.

— Служили? — спросил Хордин.

— Да, — поморщился я. — Югрось. В анархистов стрелял.

Не люблю это вспоминать. Именно во время той войны я потерял семью — первая жена пропала без вести. Я даже не знал, родился ли у меня ребёнок, и какого он был пола.

— Не самая славная страница истории, — кивнул пилот.

— Обидно! — Хордин оживился, похоже, эта тема его волновала. — Мы, рутенийцы, должны быть едины. Ведь мы же одна нация. Эта планета наша. А тут — границы какие-то. Уже второй раз отделяются.

В другой бы ситуации я возразил. О каких русских могла идти речь, когда первыми жителями Рутенийской Директории были колонисты из десятка стран земной Европы, Азии и даже Латинской Америки? Конечно, мы были единственным государством, пережившим 'Малое Средневековье', и многое из культуры живо и теперь. Но за четыре с лишним века всё перемешалось. Мы не славяне, а метисы, разноцветные и разноволосые. Даже я, троечник по древней истории, это хорошо понимал, глядя на своё отражение и сверяя его с фотографиями древних землян. Слишком смуглокожий, не похож, не чистокровный. То ли дело 'генетически чистые' деннийцы или амирланцы...

Язык прямо-таки зачесался сказать что-то едкое. Но спорить на национальную тему с сотрудниками правопорядка я не рискнул, хмуро ответил 'угу'. Парня тем временем несло.

— Вот я — младший сын в семье, мой отец воевал в мировой войне. Говорил — это была великая война, почти такая же, как вторая и третья мировые на Земле. Да, мы проиграли, амирланцы победили, но без такой войны мы никогда бы не сплотились, не сохранились как народ! Как крупнейшее человеческое государство на планете!

— Не крупнейшее, — не выдержал я. — Амирлания с колониями больше нас по населению. И Бриззская империя с Новой Персией в спину дышат.

— Ну и что? По площади — крупнейшее. А без колоний мы больше их континентальной части! И у нас тоже есть семь колоний в южном полушарии. И соседний Конзатан тоже, он же ассоциированное государство. Вместе с ними мы до сих пор крупнейшие! Сто семь миллионов!

— Угу, — повторил я, внутренне усмехнувшись. Мальчишка, ему нет и двадцати пяти. Максималист. Я даже удивился, как его с такими взглядами держат на службе.

— Ведь мы же до сих пор не изменили форму правления. У всех соседей деградация, вернулись всякие древние королевства, республики, княжества, федерации. Тьфу! А у нас — Директория!

— Ты помолчишь, Стас, может быть? — сказал пилот.

Прозвучало бесцеремонно — пилот был младше по званию, но лейтенант заткнулся. К счастью, дальше мы летели молча. Терпеть не могу трёп на политические темы с незнакомыми людьми.

2. Ферма

Всего же путь до фермы занял двадцать минут — чуть меньше трёх рекреаций.

Фермерское хозяйство оказалось небольшим — скромная двухэтажная усадьба, гаражи для агротехники, пара производственных построек непонятного назначения и большой коровник. На полянке для посадки резвилась небольшая стайка мохнатых степных мартышек, увидев приближающийся сферолёт, они испуганно убежали в сторону плодовых кустарников. За последний век, когда технология сферодвигателей была восстановлена, смышлёное зверьё научилось не попадать под 'киль' летающей техники — сила отталкивания у поля была достаточной, чтобы переломать хрупкие кости обезьянок. Вдалеке паслась стреноженная лошадь.

Хозяин фермы, слегка полноватый старик в потёртой кожаной безрукавке, вышел на крыльцо с импульсным ружьём — таким же 'Христофом-35', как у меня. Следом из дома с негромким рявканьем выбежал ручной хорзь — я чуть не принял бурого зверя за средних размеров собаку. Этого родича земных куньих, как и степных павианов, смогли одомашнить только в Новоуралье — своего рода маленькая региональная гордость.

— Доброго неба, солдатики, — хриплым баритоном приветствовал хозяин. — Стас, кого ты к нам привёз? Чего пожаловал?

— Добрый день, старик, — погранец, похоже, фермера знал давно. — Во-первых, нужно заправится. Биотопливо на исходе. Во-вторых, дружба-дружбой, а служба-службой — велено обыскать. Формально, конечно, в вас я верю, вы никого укрывать не станете. Ищем беглых каторжников.

— Слышал в новостях... — кивнул старик. — А парень-то чего?

На середине фразы он замер и очень странно стал сверлить меня взглядом. Мне не нравилось, когда люди так делали. В последнее время мне казалось, что это происходит всё чаще и чаще. Вспомнились старые фильмы про гипнотизёров-психоиндукторов, превращающих при помощи одного взгляда человека в зомби.

— Вам не нужен механик? — предложил Стас. — Батрак. Поручиться не могу, но он только что освободился из кабалы в Александрите-пять, а там бы ненадёжных держать не стали.

В другое время я бы мог поблагодарить лейтенанта за такую рекомендацию, но оставаться на местной ферме мне вовсе не хотелось. Я твёрдо решил уехать из Уктусской субдиректории на восток. Домашний хорзь подошёл ко мне и стал обнюхивать ноги. Крохотные глазёнки на полосатой голове смотрели доверчиво, почти по-собачьи.

— Хм, — фермер насупился. — Техники у нас не так много, почти вся новая, да я и сам хороший механик. Сынишка неплохо понимает. Постоянный механик нам за ненадобностью. Нам бы в коровник оператором, но вы туда вряд ли согласитесь. Как звать?

— Антон, — представился я. — Мне бы только переночевать, честно говоря. К вам же летают курьеры? Я бы попросился с ближайшим до Шимака.

Курьеры к ним летали раз в сутки или двое, утром. Переночевать меня пустили, взамен попросили помочь по хозяйству. В усадьбе, помимо фермера, жили ещё восемь человек. Супруга — моложавая, восточных кровей, сын лет пятнадцати, двадцатилетняя дочь, четыре батрака-конзанца и круглолицая кухарка-иасканка. Дочь с кухаркой тут же принялись строить мне глазки и говорить с матерью с северным акцентом, на манер киношных дворянских родов. Подобное, конечно, льстит, но моя внешность обманчива. Как только девушки узнают, что мне уже сорок, интерес к батраку-скитальцу заметно угасает.

Да и мне, признаться, зрелые женщины более интересны.

Накормили за общим столом хорошим наваристым борщом и ковыльниковым хлебом. По такой еде я к тому времени изрядно соскучился. Вторая моя супруга, с которой я три года прожил в Александрите-пять, готовила из рук вон плохо, но когда она сбежала из нашего закрытого посёлка с первым попавшимся моряком, со столовской едой стало ещё хуже. Тарелка деревенского борща показалась сказочным блюдом, достойным стола божественных Собирателей. А сливовое варенье с душистым чаем на десерт было лучше любых синтетических сладостей.

Погранцы тем временем закончили обыск, заправились биотопливом, распрощались и улетели, а мы с фермером — его звали Радмир — отправились смотреть сферогенератор. Устройство у таких штуковин простое — миниатюрный сферодвигатель, прикреплённый тросами и системой блоков к ротору, движется по заданной программе вверх-вниз, или вправо-влево, как маятник. Из-за свойств сферополя тросы периодически перетирались, и их регулярно приходилось сдвигать, менять и перевязывать. Потому такие приспособы уже почти не использовали даже в глубинке, предпочитая добывать электричество более древними и надёжными способами — от топливных элементов, ветряками и даже дизелями. Но на этой стоял сферогенератор, который, похоже, принадлежал ещё деду Радмира и от того исправной работой не отличался — отключался на рекреацию вдвое раньше обычного времени и сильно дымил.

Сын Радмира, Артём, оказался среднего роста — метр восемьдесят, не больше, но не по годам широкоплечий и крепкий. Сначала они вместе с отцом через радиопульт отключили сферодвигатель. Я отметил, что внутренний приёмник, который принимает сигналы управления, ни к чёрту, потому что пришлось подойти к работающей установке очень близко. Радиочастотный диапазон и без того плохо доступен изнутри сферополя.

Затем залезли наверх, спустили его с тросов и остудили. Неисправность оказалась банальной — на двух обручах из перетёртых охлаждающих трубок вытек весь хладогент, компрессор толком не работал, и в момент рекреаций аппарат не остывал. К тому же мощность поля по незнанию выставили втрое больше нужного — оттого и радиопередатчик плохо пробивал. Конечно, запасного хладогента нужного состава на ферме не оказалось, и пришлось залить потёкшие трубки гелем из собственного рюкзака. Закрепили сферодвигатель обратно, запустили, стало работать не намного лучше, но тут я развёл руками — как говорится, не волшебник. Спорить хозяева не стали.

* * *

'...И шёл двадцать первый век Эры, называемой Нашей, и была на Старой Земле Великая Зима, наступившая после извержения сотен огнедышащих гор.

В Великую Зиму ту, продолжавшуюся четыре года, на планете погибло много из роду людского, пятая часть суши стала непригодной для жизни, льды сковали море, и было плохо это; и умирали люди, треть всего населения планеты померло. И хоть сказано было: плодитесь и размножайтесь, но негде стало плодиться и размножаться, холод убивал людей и скот, и многим нечего было есть.

И наступила весна года две тысяча шестьдесят четвёртого, и яркая вспышка озарила небосвод на утренней стороне и на вечерней. И явились в тот день миру новые одиннадцать планет вокруг Солнца, и встали в круг на орбите, и стала Земля нулевой и двенадцатой планетой, по числу месяцев в году. И счастливы стали люди, ибо сказано: плодитесь и размножайтесь, и стало где плодиться и где размножаться...'

(Из первой главы каждой второй апокрифической книжонки сект эпохи Малого Средневековья)

* * *

Спать постелили на веранде, на втором этаже. Сон был неровным и неприятным. Опять, как это было со мной всегда в переломные моменты жизни, снилась Ирэна, первая супруга. Её зелёные глаза напротив моих, растворяющиеся в звёздном небе. Снилась старая карта Земли на стене в нашей квартире и какие-то огромные города из синего стекла, явно не земные и не человеческие. Проснулся, похоже, за час до полуночи. Земля — тусклый голубая точка раз в шесть меньше Лунара — зависла на западе, готовясь скрыться за горизонтом, а другая планета-сосед, утренний Дарзит на востоке ещё не взошёл.

Я поднялся и опёрся на парапет, глядя на фермерские угодья за стенкой. Из-за угла дома тускло светил фонарик генератора, где-то вдалеке небо перечеркнула трасса межконтинентального сферолёта — быстрого и очень дорогого корабля, билет на который был сравним с моим месячным жалованием.

Чуть не проронив банальное 'красота!', я уже хотел лечь обратно спать, но тут моё внимание привлекли три красные точки, приближавшиеся с юго-запада. Судя по неровному движению, это были какие-то допотопные сферобайки — самые легкие летающие аппараты, рассчитанные на одного человека. Примерно в километре от дома один из шариков погас, а два других повернули немного в сторону. Почуяв неладное, я подобрал ружьё и спрыгнул по лестнице вниз. Бесцеремонно застучал в дверь спальни хозяев.

— Радмир, вставайте! К вам гости.

Разбуженный хозяин пробурчал что-то невнятное, но потом спохватился, поднялся и открыл дверь.

— Не показалось?

— Три сферобайка с юго-запада. Один упал в поле, два повернули на юг. Погранцы говорили про каких-то каторжников, вот я и подумал.

Хозяин подбежал к окну в коридоре. За окном было тихо. Из спальни выглянула заспанная жена.

— Вы зачем будите! На дежурстве Хользан, он заметит, если что.

Радмир включил ближайший настенный проектор и включил камеру.

— Хользан, ты на посту? — спросил Радмир конзанца-батрака. — Всё в порядке? Ты слышишь меня, Хользан?

В камере перед экраном было пусто, доносился храп.

— Хороший охранник, — усмехнулся я и направился к выходу. — Пойду проверю двор.

На посадочной площадке было тихо. Где-то вдалеке, за оградой на кукурузном поле виднелись сверкающие глаза каких-то мелких хищников. Я осторожно отошёл от двери и заглянул за край дома. В проезде перед гаражом и дальше, за курятниками, всё было тихо. Меня окрикнул Радмир, вышедший из дома. В его руке был 'Христоф-35', вместе с фермером вышел второй конзанец — в трусах, безоружный.

— Надо проверить, там чьи-то силуэты видны. Пойдём до коровника.

— У вас что, только одно ружьё?

— У Хользана на въезде, на посте охраны второе. Ещё револьвер дедовский.

Мы миновали небольшой сад с плодовыми деревнями и подошли к производственным постройкам.

— Так дайте его коллеге! Если это каторжники, то лишним не будет.

— Раритетный! — возмутился фермер. — Ничего, в поза-том году тоже беглые наведались. Мы им отпор дали, правда их...

Договорить фермер не успел — со стороны коровника вылетел плазменный шарик и угодил в ногу батраку. Обожжённый конзанец с истошным криком повалился в траву, мы шарахнулись к стенке гаража.

— Илюмжан! — фермер попытался подтащить его в нашу сторону, но пара шаров разрядились у его ног, обжигая ступни.

Я послал очередь средней мощности выстрелов в сторону коровника. Стрельба прекратилась, лишь разбуженные бурёнки подняли гул. Мы подтащили раненого батрака к гаражу. Мышцы на его икрах были прожжены до кости, ноги выше покрывали волдыри, но он был в сознании, тихо стонал и ругался на своём наречии.

— Если у них стандартные аккумуляторы, то это был самый мощный разряд, от трёх выстрелов у них половина...

— У них наверняка армейский импульсник, там батареи раза в четыре мощнее, — покачал я головой. — Чего ты двух остальных не разбудил?

Наверняка мы оба тогда даже не заметили, что перешли на 'ты'.

— Откуда ж я знал! Да сейчас они наверняка уже проснутся...

— Радмир! — послышался крик жены со стороны усадьбы. — Что там?!

— Лия, не высовывайся!! — прокричал фермер в ответ. — Буди рабочих!

В следующий миг над коровником медленно поднялся сферобайк. Полутораметровый аппарат двигался медленно, тяжело, и скоро я увидел, в чём дело — на тросе под ним была привязана какая-то большая тяжёлая бочка, раскачивающаяся, как маятник, под килем летающей машины. Сферополе, терявшее мощность из-за просунутого через неё троса, искрило внизу.

— Чего они делают?! — воскликнул фермер и выстрелил по байку — скорее рефлекторно, чем действительно собираясь сбить. Против сферодвигателей импульсники — что мёртвому припарки, пробить поле можно только гаубицей или телом, сопоставимым по весу с аппаратом. Вспомнив это правило, я тут же понял, что они собираются сделать.

— Стреляй в бочку! — крикнул я и начал целиться, но было уже поздно. Аппарат в этот момент уже завис над генераторной установкой, потом сидевший в сферобайке пилот отцепил трос, и бочка с грохотом свалилась на маленький сферодвигатель, который мы только что починили. Полностью сломать аппарат налётчикам не удалось — опора погнулась, в двигателе, отклонившемся в сторону, сработал датчик касания, и поле отключилось. Бочка вместе с погасшим шариком упала на землю, и из неё разлилось то ли масло, то ли бензин. В аккумуляторах установки ещё оставался заряд, но заворчала сирена неисправности, освещение везде переключилось на резервную схему.

Сферобайк тем временем из-за потери массы резко отлетел наверх, затем повернул к дому и прилетел к крыше дома ровно над тем местом на веранде, на котором я спал. Что было дальше — непонятно, из-под гаражного козырька высовываться не хотелось.

— Лия! — фермер не выдержал и рванул к усадьбе.

Я прикрыл его, стрельнув пару раз по коровнику. Оттуда послышался выкрик и выстрелы — более громкие, похожие на автоматные. У них есть огнестрелы? Значит, пока туда лучше не соваться, понял я и остался сидеть с раненым, оттащив его под навес.

— Тебя зовут Антон? — зачем-то спросил он. Он был почти ровесник со мной, но выглядел, как и большинство, старше меня.

— Да. Лежи спокойно.

— Антон, если я помру, забери моё жалование у Радмира... Чтобы не присвоил. Отдай их Хользану, или кому из наших, они передадут...

— Ты бредишь. В худшем случае — потеряешь ногу. А их сейчас научились отращивать.

Наступила тишина, очень неприятная и волнительная. Потом у дома послышались голоса — резкие, слов я не разобрал. Сидеть и ждать у моря погоды надоело.

— Где будка, в которой сидит ваш Хользан?

— Сзади, за коровником, у выезда на дорогу. Это он сейчас стрелял...

— Так это его автомат? Чёрт, что же вы сразу не сказали!

Я осторожно вышел из-под навеса и добежал до сломанного генератора, затем осторожно, чуть ли не ползком, до сливовых деревьев.

На поляне перед домом было пятеро. На крыльце лежал Артём, сын фермера был ранен и прижимал рукой к животу перепачканную в крови тряпку. Рядом с ним сидела мать, она молча глядела в одну точку и даже не плакала, настолько была шокирована. В середине двора стоял каторжник — низкорослый, худой, в светоотражающей полосатой робе. В его руках была дочь Радмира, Марианна, заплаканная, в одной сорочке, испачканной в грязи — похоже, она пыталась убежать. Каторжник приставил к горлу жертвы нож, прикрываясь её телом, а другой рукой задирал подол сорочки и безобразно щупал девушку. Иного оружия, кроме как холодного, при нём не было.

— Только тронь её, паскуда, — фермер стоял ближе всех ко мне, наставив дуло импульсного ружья на каторжника. — Я тебя этим же ножом...

— Чёрт с тобой, ничего такого мне не нужно, вот, смотри, — заявил каторжник и одёрнул подол сорочки, чуть не оборвав его. — Мы жрать хотим. И топливо нам нужно. До границы дотянуть, уж там-то я девок пощупаю. Дайте еды!

— Да чтоб я таких уродов как ты ещё кормил. Ни хрена ты не получишь! — процедил Радмир. — Живым мы тебя не отпустим. Я за сына...

Глупо. Как глупо и неразумно.

— Да я его немного совсем порезал! — с неожиданной обидой, словно школьник парировал бандит. — Нефиг было лезть!

— Радмир, отдай им всё, что просят, — сказала жена стеклянным, отстранённым голосом. — Пусть уйдут.

Кажется, меня до сих пор не заметили.

— Ну чего ты на меня пушку свою наставил! — каторжник крепче схватил Марианну. — Стрельнешь — и дочурку свою поранишь, с такого-то расстояния...

'Где батраки Радмира, чёрт возьми? — злясь, подумал я. — Струсили, прячутся?' Ведь у нас был простой численный перевес, шесть мужчин против трёх...

В этот момент с кровли дома с грохотом скатился и упал у края крыльца выключенный сферобайк, до того неустойчиво зацепившийся на козырьке. Преступник повернулся на звук. Я решил воспользоваться моментом и перебежал правее, чтобы подойти с тыла и взять вместе с Радмиром каторжника в 'вилку'. К тому же, не хотелось оставлять позади проезд от коровника, где прятались ещё двое подельников.

Добежать не успел — сзади послышались автоматные выстрелы и свист пуль в кронах кустов. Похоже, дошли и до Хользана. Одна из пуль обожгла плечо, но я вовремя пригнулся, и меня не задело. Парой секунд спустя в стороне коровника зажёгся шарик второго сферобайка, пролетел над домами и завис над посадочной площадкой.

Я решил не мешкать, выскочил из-за кустарника и подошёл к зависшему в двух метрах над землёй аппарату. Внутри сидел второй каторжник — старше первого, смуглый, весь в наколках и со шрамом на щеке. Главарь, почувствовал я.

Лицо его показалось неприятно похожим на моё — таким я мог стать в лет пятьдесят.

Одной рукой он держал автомат, во второй — перчатку-джойстик сферобайка. Целиться при таком раскладе он не мог. Увидев меня, он развернул аппарат ко мне лицом и опустил его ниже, зависнув в полуметре от поверхности. Его штанина была в корке запекшейся крови. Похоже, один из моих выстрелов со стороны курятника попал по ноге. Значит, будет мстить. Каторжник поставил двигатель на автопилот, перехватил автомат, нахмурился и направил дуло мне в лицо.

Выстрелил.

Пуля как в замедленной съёмке застряла в полупрозрачной пелене сферополя, а потом, сменив траекторию и потеряв скорость, упала у моих ног. Сферолёт дёрнулся назад, затем вниз — сферополе потеряло часть мощности, погасив энергию выстрела. На лице каторжника на миг отразилось недоумение, он послал ещё два выстрела, чуть выше. Одна из пуль ударила в ногу и отскочила, оставив лёгкий синяк, даже не пробив штанину. Похоже, каторжник впервые стрелял из подобного огнестрела через сферополе и понадеялся, что силы автомата хватит, чтобы пробить поле. Не хватит. Это же не ракетник и не станковый пулемёт.

Я прикинул — период рекреаций у таких машин от силы минуты три-четыре. Я поставил регулятор мощности ружья на низкий уровень и стал стрелять по сферобайку одиночными, с периодичностью в секунд десять. Убивать я его не хотел, достаточно было обжечь и оглушить. Температура внутри сферы медленно повышалась, по лбу каторжника потекли струйки пота, и он стал дышать чаще, но всё ещё держал ствол нацеленным на меня.

Скоро поле погаснет, и мой выстрел придётся по его груди. С другой стороны, во время рекреации и он мог выстрелить из огнестрела. Патовая ситуация.

— Э, парень, не дури! — послышался крик второго каторжника. — Не трожь Стояна, а то я девку... А!!

На секунду обернувшись, я увидел, как подкравшийся сзади конзанец-батрак ударил преступника по спине поленом, сбивая с ног. Лезвие ножа скользнуло по шее девушки, оставив кровавую чёрточку, одновременно с этим она освободилась от захвата и прыгнула к крыльцу. Похоже, жива.

Главарь банды нахмурился. Он остался один — третьего подельника не было слышно.

Рулевая панель между его ног замигала красным, он выругался, неудобно перехватил автомат левой рукой и воткнул пальцы в перчатку-джойстик. Аппарат дёрнулся вперёд, отталкивая меня своим полем, и свечкой взмыл вверх. Сферодвигатель наверху выключился, и аппарат стал падать вниз, но немного правее, чем я лежал. Я повалился на спину и отправил залп разрядов, но промазал — все шары попали по корпусу или распались в стороне. В ответ автоматная очередь коротко чиркнула по земле в метре от моих ног.

'Они пришли за топливом... У него скоро закончится топливо!' — промелькнула мысль. Взыграл спортивный азарт. Я быстро поднялся, продолжая посылать одиночные в сторону аппарата.

Я побежал в сторону поля. Аппарат приземлился в метре за решётчатой оградой, и двигатель снова заработал. Правда, полёт продолжался недолго — буквально через метров тридцать сферополе вспыхнуло и медленно погасло. Аппарат повалился в траву, спустя секунду после падения показалась фигура каторжника, тут же скрывшаяся в траве. Я послал пять выстрелов максимальной мощности, не надеясь попасть.

Но послышался короткий крик, трава качнулась и успокоилась. Всё.

* * *

Стали считать потери. Третьего каторжника у коровника застрелил батрак Хользан, которого, в свою очередь, убил главарь банды. Сын фермера и ещё два батрака были серьёзно ранены. Остальные — целы.

Главаря мы нашли в траве с обжаренной до костей головой.

Медицинская служба — надо отдать должное — прибыла из Шимака достаточно быстро, всего через полчаса. Пяти большим сферолётам не хватило места на посадочной площадке, и двум пришлось сесть на поле, у коровника. Первыми оказали помощь детям фермера, сына сразу увезли на операцию. Связанного живого каторжника врачи осматривать не стали, дождались прокуратора. Поняв, что выспаться мне уже не дадут, я остался ждать властей, чтобы дать показания.

Часами двумя позже, уже почти под утро, прилетели ещё два сферолёта — один с прокуратором и офицерами каторжной службы, второй с двумя репортёрами. Репортёры показались мне какими-то странными.

Сперва офицеры всё оцепили и никого не пускали — собрали всё оружие, краденые сферобайки, увели связанного беглеца и стали беседовать с очевидцами. Затем журналистов пустили. Как я не пытался укрыться от журналистов, они меня, всё же, достали. Лица своего я старался не показывать, ответил коротко, что батрак, проездом, оказал помощь при задержании. Радмира же они окружили со всех сторон. Похоже, фермер был даже немного рад этому — махал руками, водил и показывал журналистам всё. Когда они сняли, записали и спросили у хозяев всё, что было только можно, включая показатели надоев молока, сферолёт с репортёрами скрылся за горизонтом, и стало поспокойнее.

Допрос прокуратора (и двух его коллег через видео-звонок) был коротким, дела с беглыми каторжниками обычно рассматриваются в ускоренном порядке. В конце тучный подполковник сухо поблагодарил за помощь при задержании и спросил, почему я не работаю и не служу.

— Я хочу найти себе место на востоке. Устал от людей.

— Правильно. Идите на восток. На востоке не хватает пограничников, чтобы контролировать окраины. У меня есть знакомый в управлении, могу помочь устроиться на работу.

Я кивнул.

— Спасибо. У меня там тоже есть парочка знакомых, которые должны помочь устроиться на новом месте. Но от ваших рекомендаций не откажусь.

Прокураторов я немного недолюбливал, но негоже отказываться от лишних связей. Он скинул мне визитку и сказал обратиться к какому-то Тою Берингу из Сиянь-града, самого северного города на востоке.

На рассвете сферолёт с офицерами и медицинская служба с тремя трупами покинули усадьбу, и мы с фермерской парой сели позавтракать. На душе было тревожно, ели молча, словно боясь вспоминать о случившимся. Наконец Радмир сказал, словно извиняясь:

— Я вот думаю, не сболтнул ли я чего лишнего?..

— Что именно?

— Ну, репортёрам. Про то, что ты этого Стояна Сиднеина грохнул. Мало ли кем он был. Вроде, говорят, в каком-то преступном синдикате.

По спине пробежал легкий холодок. Синдикат — это плохо.

Очень плохо.

— Да уж, спасибо. Удружил ты мне.

— Ты же, вроде бы, как раз на Восток отправлялся? — спросила Лия. — Думаю, там местные бандюганы тебя не достанут.

Я раздражённо бросил ложку в тарелку.

— Синдикат — это не местные бандюганы. Синдикат — это мафия. Странно, что вас это не коснулось, говорят, они крышуют всех фермеров в этих краях. Даже в Александрите-пять, закрытом посёлке были их агенты.

— Моя старшая дочь замужем за капитаном пограничной службы. Они это знают.

— А эти, получается, не знали? — усмехнулся я, и тут же поправился. — А, они же только сбежали. В общем, надо мне отсюда убираться. Сколько мне заплатить за еду и кров?

Радмир вытаращил глаза:

— О чём ты?! Это мы тебе должны, ты нам жизнь спас.

— Ваши деньги мне не нужны. Если я бродяга, то это не значит, что я нищий, у меня приличный заработок. Так сколько?

Лия тоже нахмурилась.

— Об этом не может быть и речи. Радя, может, ты отдашь ему свой сферобайк? Он раскладной, суперлёгкий, правда, двигатель уже старый. Всё равно собирались для сына брать новый, а то он им не пользуется. Сейчас ещё и компенсацию выплатят...

Радмир оживился:

— Это мысль! Пойдём, я покажу.

Машина оказалась старой, но действительно неплохой — югросской сборки, пятьдесят шестого года выпуска, почти мой ровесник. Корпус из титана разбирался на двенадцать секторов, вместе с ними двигатель, сиденье и панель весили всего килограмм двадцать пять, не больше. В длину в сложенном положении аппарат занимал чуть больше метра, а у чехла имелось удобное колесо, позволявшее не тащить запакованный агрегат, а катить.

Перчатку-джойстик перепрошили под мои отпечатки — процесс был недолгим, а вот проверить в действии сферобайк я не успел и понадеялся на честность Радмира. В конце концов, дарёному коню в зубы не глядят, подумал я. Если чего — разберу на запчасти и продам.

Часов в девять утра прилетел курьер и бригада ремонтников. Я заплатил хозяевам за аппарат — тоже символическую сумму, 'чтобы хорошо ездил', собрал вещи и распрощался с хозяевами.

В курьерском мобиле откинулся на спинку кресла и впал в полудрёму, довольный и успокоившийся. Наконец-то я снова на нужном пути, и мне почти ничего не угрожает.

Почти.

3. Шимак

Наверное, пора уже сказать пару слов о том, откуда я ушёл и куда собрался идти.

Александрит-пять — закрытый посёлок, каких что у нас, что у амирланцев наберётся по полсотни. В Соединённых Королевствах всё устроено по-другому, но закрытые города с заводами существуют точно также. Дело в том, что производство и изготовление сферодвигателей и всех сопутствующих вещей — государственная монополия и государственная тайна, как некогда это было с ядерным оружием на земле. Банановые республики вроде Ирниатана сделать сферолёты не могут. Во-первых, из-за сложности добычи материалов, во-вторых, из-за большой наукоёмкости производства. Из двух десятков государств Рутеи всего два — Рутенийская Директория и Амирлания — смогли за последний век заново открыть потерянную со времён Колонизации технологию и восстановить производство летающих машин. Теперь их три, считая отколовшуюся Югрось.

В Александрите-пять производили фреон и микрогель. На самом производстве я не работал и в цеха не заходил, но помимо завода в десятитысячном поселении было ещё с десяток мелких контор и служб, которые нуждались в механиках и разнорабочих. Платили хорошо — в обмен на запрет в перемещении за границы поселения. Сбежать оттуда при всём желании было трудно — городок стоял на скалистой горе, а с другой стороны был огороженный природный парк с горными львами, через который безопасно можно было проехать только на наземной машине. Для гражданских над всем парком была бесполётная зона.

Поезда и сферолёты в посёлок в обычное время ходили только грузовые, и пассажиров не брали. Два или три раза в месяц прилетал сферобус из Средополиса, привозил в буферную зону новых и забирал 'освободившихся'. Свой рейс после выписки я проворонил, уже освободив место в съёмной квартире, а полторы недели кантоваться в ночлежке для отъезжающих без нормального жилья не захотелось. Вот и пришлось топать пешком по пустынной местности.

Куда я шёл? Собственно, у меня было два плана, два варианта моей следующей жизни. В первом случае я хотел уйти на дальний северо-восток, за перешеек, в Восточную или Сиянь-градскую субдиректорию. К мастодонтам, в самую глушь. Завести семью — может, в третий раз получится? — и прожить остаток жизни, латая старую технику и, возможно, преподавая в каком-нибудь ремесленном училище.

Но была и небольшая надежда. Была идиотская мечта, почти больное желание, не дававшее мне покоя последние два десятка лет и обострившееся после ухода второй жены.

Я хотел отыскать Ирэну, свою первую жену, которая без вести пропала во время моей службы в армии.

История с её исчезновением казалась мне тогда странной, непостижимой. Жена рано стала сиротой, и когда меня забрали стрелять в анархистов, за моей вчерашней невестой осталась присматривать моя мать. Отношения у них сложились хорошие, мать относилась к невестке, как к своей дочери, и волноваться не было причин. Но буквально спустя две недели я получил от матери письмо, в котором она писала, что обнаружила утром её комнату пустой, при этом и окна, и двери были закрыты изнутри. Я, разумеется, не поверил этому и уже хотел готов обвинить свою матушку в безумии, но после того, как она прислала видеосъёмку, сделанную городской охраной во время досмотра, я почти поверил. Охрана зафиксировала также повышенное содержание озона в квартире и другие странные улики — например, на полу около кровати лежала одежда и бельё так, как будто мою жену буквально выдернули из одежды. В тот же день я прочитал истории о десятках подобных исчезновениях, произошедших за последние месяцы. Возникали мысли, что её перенесли, украли или таинственные спецслужбы, или инопланетяне, владеющие телепортацией — или вообще полумифические Собиратели.

Так или иначе, боль утраты, притихшая во время службы в армии, после возвращения на гражданку разгорелась с новой силой. Несколько лет я искал её следы везде, где можно — отправлял запросы по всем иногородним цифровым сетям, вплоть до амирланских, добивался встреч со спецслужбами — всё тщетно.

Через лет десять успокоился. Появились новые знакомства, увлечения, старался выкладываться на работе — для грусти места не оставалось. Всё всплыло полтора года назад, когда отношения со второй супругой окончательно пошли наперекосяк. Я получил письмо от старого приятеля, офицера городской охраны, живущего в Дальноморске — крупнейшем городе перешейка. Он сказал, что ему попал в руки странный документ 'для служебного пользования' шестнадцатилетней давности — как раз примерно того времени, когда Ирэна пропала. Там был список из трёх с половиной тысяч человек — разного возраста и национальности. Документ, многозначительно озаглавленный 'переселенцы', был адресован пограничной службе Восточной субдиректории.

Ирэна Этоллина, две тысячи пятьсот шестьдесят пятого года рождения, была в этом списке на предпоследнем месте.

Куда, зачем и, главное, кто переселял этих людей, оставалось неясным — ведь обычно списки покидающих страну находятся в открытом доступе. Эмиграцией занимается сама пограничная служба, а не кто-то другой, присылающий ей письма. К тому же пограничники никогда не стали бы тайно красть человека, чтобы переселить его в другую страну — это нонсенс. Я долго пытался выбросить это из головы. Пытался убедить себя в том, что это могла быть фальшивка, что это совсем другой человек, что за столько лет всё могло поменяться, но мысль прочно засела у меня в голове и не давала покоя.

Я пытался искать данные по остальным людям из списка. Оказалось, что они тоже пропали при загадочных обстоятельствах. Когда же узы второго брака перестали меня сдерживать, а контракт закончился, я не выдержал — решил возобновить поиски и поразмыслил логически.

Пограничники, Восточная субдиректория. Если перечисленных людей тайно перемещали куда-то, то из соседних стран это могли быть Кеолра — что маловероятно, это закрытая страна, населённая потомками земных корейцев и шведов, и 'Мировой Заповедник', в закрытую территорию аборигенов-мрисса. Этим же можно было объяснить и закрытость проекта. Разумеется, перемещать их могли не только в приграничные страны, но начать поиск хотелось именно с той части света, где оставался последний след.

Если бы мне ничего не удалось найти в Восточной субдиректории, то я бы направился ещё дальше. Осмотрел бы страны Левиафанового моря, Экваториальный Архипелаг, южные Бриззу и Денну. Чёрт, тогда я даже был готов уйти из ареала человеческого обитания в дикие лесные болота цивилизации 'лягушкоротых'. Это звучит безумно, но мне всё чаще казалось, что именно там я найду Ирэну или её следы, думал я.

* * *

'Рутенийский (или Главный Северный, Mainnorth) материк — крупнейший материк планеты Рутея. Протяжённость материка с запада на восток — 23,5 тыс. км., с севера на юг — 11 тыс. км. Площадь ок. 64,4 млн. кв.км (+2,1 млн. — острова, всего — 43 % суши планеты). Общее население (2490) — 340-360 млн. человек (включая имеющее гражданство население колоний держав с других материков), ок. 400 млн. мрисса.

Крупнейшие острова: Ванкувер (260 тыс. кв.км), Ньюфаундленд (210 тыс кв. км), Констант (180 тыс. кв.км), Кеолра (150 тыс. кв.км), Ольхон (145 тыс кв. км), Ямайка (142 тыс кв. км). Также иногда к материковой зоне относят остров ("малый континент") Семдестан из Экв. Архипелага (1,1 млн. кв. км).

Крупнейшие озёра: Меомрасотал (Система озёр Мрисса, ~130 тыс. кв. км), Верхний Каспий (~110 тыс. кв.км), Байкал Северный (95 тыс. кв. км), Ладога (82 тыс. кв. км), Онега (75 тыс. кв.км), Южный Каспий (~70 тыс. кв.км).

Климат от субарктического на крайнем севере до пустынного и экваториального. Форма фауны — Северная пост-плейстоценовая.

Колонизацией материка занимались восемь земных директорий из десяти, осваивавших Рутею'.

(из краткого курса географии)

* * *

Шимак, второй по величине город Уктусской субдиректории, встретил меня вонью труб медеплавильного завода, смешанной с запахами крупнейшего в субдиректории речного порта. Я всего в пятый или шестой раз посетил его, и с каждым разом городок мне нравился всё меньше и меньше. Вроде бы, и улицы здесь не были столь переполнены, как в Средополисе, и нет того столичного пафоса, свойственного всем городам-миллионникам, но уютным Шимак всё равно не назовёшь. К тому же, за последние годы в центре городка появилась парочка новомодных 'башен' с зеркальной облицовкой, смотрящихся среди серых кварталов и заводских труб напыщенными франтами.

Не люблю небоскрёбы. И высоты побаиваюсь — летать мне не страшно, а вот стоять на последнем этаже такой 'свечки' — бр-р.

Расплатившись с подвозившим меня курьером, я дошагал до вокзала. Опечатал там у ближайшего солдата городской охраны ружьё — в городах их полагалось упаковывать в пластиковые чехлы. Сложил рюкзак и чехол с сферобайком в камеру хранения и сходил в ближайшее конзанское кафе, которых в любом городке Уктусской субдиректории пруд-пруди. Там я заказал наваристую шурпу из баранины, плов и зелёный чай с жасмином — крепкий и душистый.

Конзанскую кухню люблю с детства. Всё же, несмотря на всю их клановую систему и склонность к криминальным делам они ещё сохранили то легендарное гостеприимство, которым славились их земные предки.

Расплатился кредитным 'уником', смуглый официант заметил краем глаза фамилию на чековой бумажке и проговорил себе под нос:

— Антон Этоллин? Что-то знакомое...

Фраза официанта показалась странной, но ничего подозрительного я тогда не подумал. Подозрения возникли чуть позже, когда я допил чай, вернулся к камере хранения и заметил двух крупных парней лет двадцати, вышедших из кафе и глядящих в мою сторону. Слежка? Скорее всего, просто заинтересовались редким гостем.

Дошёл до электронной кассы и выбрал рейс на Дальноморск. Ближайший сферобус отправлялся туда через четыре часа. Рука зависла над сенсорной кнопкой 'оплатить', но неожиданно для себя я задумался. Стоит ли так быстро, поспешно бежать на восток? К тому же, ждать четыре часа, когда за тобой следят какие-то головорезы...

Прервал платёж и остановился. Вдруг захотелось домой — а настоящим домом, как ни крути, является не съёмное, а твоё собственное жильё. Я решил забрать кое-какие вещи из своей квартиры, где сейчас находился квартирант, заодно проверить — всё ли с ним в порядке. В последний раз он связывался со мной ещё в Александрите-пять две недели тому назад, и с тех пор так и не отзвонился.

К тому же, квартирант был моим родственником.

За четыре года, что я просиживал за оградой посёлка, мне жутко не хватало ощущения свободного полёта. Не мешало проверить подарок Радмира в действии. Отошёл от касс и нашёл автомат с биотопливом. Потолкавшись в небольшой очереди минут пять, купил литр самого лучшего хлорофиллового концентрата — столичного, из Скомлы, за двести рутен — после чего вышел из вокзального комплекса и осмотрелся.

Площадки для стартов у вокзала все были заняты — многие здесь пересаживались с сферо-транспорта на поезда. Я пошёл дальше по улице Уральской в сторону набережной. Через метров двадцать ко мне подбежала парочка подростков-попрошаек, в одном из которых я разглядел чистокровного кеолранца — светлые волосы, узкие глаза, круглое лицо. Удивительно, что ребёнок делает в этих краях. Кеолра — изолированное государство со столицей на восточном острове и узкой полоской земель на побережье. Оттуда редко бегут, ведь по слухам, у них неплохо живётся. Впрочем, сколько разных судеб я не перевидал за свою жизнь...

Милостыню парням я дал — две пластиковых полоски по пять рутен. Даже 'спасибо' не сказали.

Зато остановку я использовал как удобный повод незаметно посмотреть назад. Двое подозрительных парней переместились на улицу и курили у входа в вокзал. Похоже на преследование. Я ускорился и свернул на небольшой переулок, где, наконец, нашёл свободную площадку для взлёта между двумя высокими тополями.

Раскладным сферобайком я пользовался третий раз в жизни, и собрать его с первого раза оказалось достаточно непросто. С радостью для себя отметил, что система охлаждения была исправной, лишь один сегмент из двенадцати немного подтекал на стыке, но его я быстро залатал.

Через минут десять я с лёгким трепетом залил топливо в бак, закрепил вещи в корзине и, защёлкнув ремень, попытался активировать двигатель. С первого раза не запустилось — вещи вывешивались за границы сферы, и потому сработал оптический датчик. Вещи подтянул, снова повёл перчаткой над панелью — со второго раза сферополе активизировалось, и аппарат приподнялся над землёй. На панели горели два красных голографических сообщения, оказывается, из шести датчиков два не работали. Хорошо хоть не нижний, и не передний — всего лишь задний и боковой, а с этих сторон касание и столкновение менее вероятны.

'Дарёному коню в зубы не глядят', — ещё раз повторил я и включил наушники плеера. Музыка серебра расслабляет.

Аккуратно поводил джойстиком — датчики работали исправно, высотомер — тоже, потому системы не позволили мне 'разгуляться' на столь низкой высоте. Таймер рекреации начал отсчёт — к сожалению, срок оказался очень небольшим, всего три с половиной минуты.

Поднялся над переулком и вылетел на оживлённую улицу. Под ногами болтались электрогрузовики и дизельные машинки всех мастей — движение в таких городках было двухярусное. В городах с небоскрёбами оно бывает трёх, четырёх и даже пятиярусным,

На перекрёстке я краем глаза заметил тех самых парней, неторопливо шедших по направлению к набережной. Один взглянул наверх, но, похоже, внимания на меня не обратил.

Вылетел на речку Шимву, также служившую транспортной артерией, и полетел вверх по течению, в сторону из города. Скорость уже достигла сотни километров в час, и я с радостью отметил про себя — стабилизация и искусственная гравитация не шалили. Это хорошо, двигатели сферолёта — это даже для меня, механика, 'чёрный ящик', и отдавать их на настройку в государственные ремонтные бюро проблематично даже в таком большом городе, как Средополис. Издержки монополии и формы правления.

Ведь что, по сути, Директория? Это бывшая корпорация по управлению полётами, одна огромная организация, одно предприятие, каким оно было в начале колонизации. Каждое отдельное предприятие — это всего лишь департамент, кусочек большой структуры. Даже криминальные структуры, насколько я понимал, каким-то образом входили в эту иерархию, выполняя роль 'общественных санитаров'. Департаменты могут конкурировать, могут возникать и закрываться, могут спорить и судиться между собой и начальством, но все финансовые потоки между ними управляется едиными цифровыми системами. Часть должностей — назначаемая, часть — выборная. Но выбирается не всеми, а только частью населения — Директора обороны, например, выбирают только старшие офицеры всех видов войск, а Директора департамента образования — учителя и учёные. Нет ни партий, ни парламента, ни иной политической дребедени — только прямые выборы и единый аппарат.

Батраки вроде меня — вольнонаёмные, то есть, — выбирать могут разве что территориальных управляющих и всяких социальных работников. Мы, получается, порушенные в избирательных правах, равно как и беженцы из других стран. Досадная мелочь, по сравнению с уголовным преследованием за бродяжничество — пустяки. А лет пятнадцать назад нетрудоустроенных могли и привлечь к исправительным работам, благо, тогда я имел должность в мастерской.

Мысли о политике прервал писк приборной панели: осталось полминуты до рекреации. Я вырулил из поредевшего уже за городом транспортного потока и начал набирать высоту над холмами садоводческого хозяйства.

Рекреацию, то есть 'продувку', я не люблю. Кроме того, парашютов у таких аппаратов не предусмотрено, амортизационные подушки слабые, и в случае отказа двигателя я рисковал разбиться о землю.

Двигатель погас. Секунду я двигался вперёд, потом начал падать. Аппарат перевернуло и закрутило, как щепку в водовороте. Я сполз с сиденья, ударившись об верхний обруч головой — ремень сдержал меня, и я чудом не вывалился наружу. Рекреация продолжалась считанные секунды. Когда двигатель снова включился, и аппарат завис в метрах тридцати над землёй, я оказался зависшим вверх головой с желудком, готовым вывернуться наизнанку.

Да, давно я не летал на сферобайках. Забыл — перед рекреацией в таких маленьких машинах нужно самому перевёртываться на спину, центром тяжести вниз, чтобы аппарат не начало вращать. Сам виноват.

Кое-как дотянулся до панели, повернул аппарат в нужной плоскости, растёр ушибленное место и осмотрелся. Меня развернуло лицом в обратную сторону, в сторону Шимака. Отсюда город напоминал большой пчелиный улий на пасеке, к которому со всех сторон торопились сверкающие точки трудолюбивых пчёл. Одна из точек выделилась из потока над рекой и двинулась в мою сторону.

Это был средний сферолёт — примерно такой же, в котором меня подвозили пограничники, пятиместный, только более крепкий. Аппарат приблизился и завис около меня. В нем сидели те два бритых парня с вокзала. Сидящий в кресле пилота коренастый конзанец жестом показал мне спускаться вниз и два раза качнул корпусом, мол, садись.

Хотят поговорить. А стоит ли?

Я начал снижение. Снижался медленно, поддразнивая их, потом в пяти метрах над землёй резко развернулся, выворачивая ладонь, и полетел на север.

* * *

Сначала мне показалось, что я оторвался от них, но скорость полноценного сферолёта всегда выше скорости лёгкого сферобайка, вроде моего. Спустя минуты две они настигли меня и полетели сверху, пытаясь прижать к земле. Похоже, намерения у них более чем серьёзные.

Где-то на периферии сознания я отчаянно просчитывал варианты — что это могли быть за люди, чего им от меня надо, и что могут сделать. Вполне очевидно было, что это как-то связано с событием на ферме, но что преследователи знают об этом? Откуда знают, из новостей, так быстро?

О мафиозных синдикатах я тогда знал очень мало. Знал, что с ними безуспешно борются ещё со времён отделения Конзатана, что в Уктусской субдиректории они проросли корнями в какие-то офицерские круги, и их 'братьев' время от времени ловят и отправляют на исправительные работы, то есть на каторги.

Говорят, у них кровная месть. Говорят, они мстили даже региональным прокураторам. Я понятия не имел, кто был этот Стоян Сиднеин, которого я прикончил, и чем это может мне грозить. Может, они вовсе не собираются меня убивать, а надеются получить какую-то информацию? Мысль идиотская, но от неё становилось спокойнее.

Я уже пожалел, что не вернулся в транспортный поток — в нём бы они не стали меня преследовать столь явно, и можно было раствориться среди других сферомобилей в местах пересечений. Средополис теперь был западнее того курса, куда я направлялся, он стоял ближе к границы субдиректории, а я же ломился прямиком на север. Через три минуты снова пришлось сделать 'продувку' — рискованную и короткую, которой успели воспользоваться преследователи, тоже снизившись и почти прижав меня к земле. Во второй раз такого кручения не получилось, я быстро успел выровняться и продолжил полёт.

Под нами проносились виноградники и овощные поля, падение на такой местности в случае срабатывания датчиков касания оказалось бы не очень приятным — куда лучше падать на ровную поверхность, где поменьше острых предметов. Прямо по курсу показалось фермерское хозяйство, которому, вероятно, и принадлежали угодья — усадьба и постройки были чуть больше фермы Радмира. А левее я заметил холмистую местность, поросшую сосновым лесом, к которому вела то ли тропинка, то ли просёлочная дорога.

Я попробовал обмануть преследователей — снизил скорость в два раза, полетел медленно, словно раздумывая — садиться или нет. Они поддались и тоже замедлились, продолжая давить меня сверху. Тогда я 'сыграл дурака', остановился, резко развернулся на девяносто градусов, пролетел в считанных метрах под их килем и помчался к лесу. Манёвр рискованный — издалека невозможно было разглядеть какой ширины тропинка вела в лес. Если слишком широкая — то это бессмысленно, так как они последуют за мной, если узкая... У самой опушки я снизился до каких-то пяти метров и повернулся — сферолёт сзади резко пошёл вверх, то ли набирая высоту для рекреации, то ли с целью выслеживать меня среди верхушек деревьев.

Лесная просека оказалась всего три метра в ширину — самый раз для меня, чтобы не вляпаться в ветку, но и преследователи при желании могли пролезть в этот коридор. Я снизил скорость и стал медленно лететь вперёд, поглядывая наверх и на голо-экраны заднего вида. Сначала мне показалось, что преследователи ушли. Я пролетел метров триста вперёд и сел на землю. Отдышался, выключил плеер — теперь музыка стала раздражать, а раньше выключить я не успевал — и развернул рулонный терминал. Увеличил масштаб. Соседняя ферма принадлежала какому-то Као Тхи — судя по фамилии, иаска или кеолранца. Народ обычно закрытый, могут и не пустить. Прокатился по карте немного на запад — старая дорога, как оказалось, вела к соседней деревне, но местами выходила на опушку леса, где могли настичь преследователи. Что лучше — отсидеться, подождать, пока уйдут, или сразу двинуться вперёд?

Пара минут ничего не решат, подумал я, и только вылез из сферобайка, чтобы размять затёкшие ноги и поясницу, как у въезда в лес замаячил шарик преследователей. Сферолёт двигался медленно, осторожно, чтобы не задеть соседние деревья. Будут стрелять, понял я, и поспешно залез внутрь. Буквально через метров двадцать их сферолёт сел и выключился.

— Эй, погоди, поговорить!.. — послышался голос через бортовой усилитель, концовки не расслышал — включил поле и помчался вперёд.

Через пару километров я пролетел над лесным мостиком и заметил, что ручей слева разливается в небольшой пруд. За поворотом тропинку преградили три массивных тела — самка степного бизона с двумя бычками-подростками шарахнулись в листву от светящегося шара. Видимо, шли на водопой. Я остановился: возникла мысль повернуть и пролететь над ручьём, но я передумал — мало ли, может, конзанцы выслеживают меня сверху и снова станут преследовать на открытых пространствах. С другой стороны, где вероятность, что они не обогнали меня и не ожидают на выходе из леса? Ситуация была патовая. Я пролетел ещё полкилометра и остановился.

Ещё раз развернул карту, посмотрел ближайшие населённые пункты. От леса до деревни ещё километра полтора через поля, за это время могут достичь. Оказаться запертым в этом лесу надолго не хотелось. Посмотрел, что дальше на севере — оказалось, в трёх километрах к северу проходит трасса, ведущая от Средополиса к портовому посёлку на побережье.

Я решил сделать ход конём. Вышел из сферобайка и начал разбирать его, чтобы пойти к сферотрассе пешком, через кустарники.

4. Средополис

Когда рядом со мной наконец-то приземлился старенький пятиметровый грузовичок с эмблемой продовольственного картеля 'Рыбторг-Уктусия', я уже думал вернуться в лес и пойти вдоль трассы пешком, по опушке. Большинство междугородных трасс пыльные и лишены всякого покрытия, потому что колёсный транспорт — тракторы, бульдозеры, электробусы и тому подобное — ездят по ним в лучшем случае пару раз день. Терпение от двадцати минут стояния в пыли, под потоком сферолётов, было уже на исходе, но, всё же, моё спасение пришло.

Пилот — дружелюбный усатый парень чуть старше меня — выключил поле, открыл передний люк и спросил:

— До Средополиса или дальше?

— До Средополиса.

— Тогда бесплатно. Садись.

Несмотря на староватый вид, в салоне оказалось весьма уютно. Имелся даже удобный видеовизор — прямые передачи он, конечно, не принимал, мощности приёмника не хватало, но новости во время остановок подкачивал. Я забросил вещи, сел по левую руку от центрального кресла, пилот включил загруженную трансляцию и запустил автопилот. Сферолёт поднялся выше над землёй, и, найдя 'окно' между летящими машинами, вошёл в поток.

По визору сначала показывали концовку какого-то старого фильма, про войну с Амирланией. Через десять минут — в аккурат после первой рекреации — фильм закончился, и начались новости.

— На юге Уктусской Субдиректории по-прежнему неспокойно, — вещала ведущая. — Банда сбежавших заключённых, один из которых — бывший главарь конзанского преступного синдиката 'Степные волки', осуждённый на тридцать лет исправительных работ, совершила налёт на ферму Радмира Ксандрина. В перестрелке погиб наёмный рабочий хозяина фермы и батрак Антон Этоллин, возвращавшийся с заработков.

— Хе-х! Так и знал, что напутают! — усмехнулся я, но от следующего кадра мне стало не до смеху.

— ...Двое беглецов были ранены, один погиб до приезда спасателей. Главарю банды удалось скрыться, если вам что-то известно о его местонахождении — просьба сообщить в ближайшее отделение городской охраны, за него властями обещано вознаграждение...

На экране появилась моя фотография, сделанная репортёрами на ферме Радмира, с подписью 'Стоян Сиднеин'. На щеке был шрам.

В следующую секунду в свободной руке пилота оказался компактный парализатор. Меня спасли мои рефлексы, выработанные ещё с гражданской войны — я перехватил запястье его руки, занесённой для выстрела, второй рукой схватил за горло и придавил к сиденью. Азарт и предчувствие лёгкой наживы в глазах усача сменилось гримасой ужаса.

— Положи оружие обратно, — сказал я максимально спокойным тоном. — Это ошибка, я не беглый каторжник, я тот самый убитый батрак, возвращавшийся с фермы. Это какие-то игры.

— У меня... дети... — проговорил пилот. Бортовая система тем временем замигала разными огнями и засигналила об окончании автопилотной зоны — мы приближались к пригороду Средополиса.

От фразы мне стало почему-то смешно. Дети у него! Только что пытался меня парализовать, а теперь сам почувствовал себя жертвой. Я отпустил хватку.

— Да не собираюсь я тебя убивать!

— Не врёшь?

— Не вру. Хочешь, документы покажу. Меня зовут Антон. Видишь — у меня нет никакого шрама на щеке! А тебя?

— Серафим, — водила, похоже, поверил мне и несмело убрал парализатор. — А чего они тогда говорят?

— Это ошибка. Чья — не знаю.

— А ну, покажи документы, — попросил водитель.

Я полез за УНИ-ком и вставил в бортовой считыватель.

— Антон Этоллин, погиб... восемь часов назад, — прочитал Серафим. — Ха, первый раз говорю с мертвяком! Но там же тоже твоя фотография была?

— Была. Они меня снимали как свидетеля происшествия. А теперь я, получается, преступник!

— Хм. Может, это журналисты гонятся за сенсациями? Специально смонтировали?

— Наверняка. В последнее время они совсем отбились от рук. Не власти же это придумали?.. — сказал я и осёкся. А что если это действительно нужно властям? — Стоп, а почему тогда я уже числюсь погибшим? Почему меня стёрли из баз?

— Ты меня спрашиваешь? — усмехнулся Серафим. — Пойди в службу регистрации, да спроси. У нас скоро опять рекреация, пристегнись.

Я кивнул. Похоже, другого выбора не было.

Мы присели у обочины, и тут же зашумели многочисленные кулеры, охлаждавшие обручи сферолёта. Помимо обычных рекреаций, которые здесь более короткие, у грузовиков и у сферобусов предусмотрены большие, с остановками. Всё же, чем больше диаметр машины, тем обычно она сложнее она и удобнее.

Через полчаса город начал медленно вырастать из-под горизонта. Хоть я и не особо любил мегаполисы, мне всегда нравилось наблюдать этот процесс. Сначала над степью показались верхушки двух восточных трансляционных вышек, несколькими секундами позднее — верхушки двух западных, ограничивающих центральный район. Потом между ними вырос массив из старых зелёных небоскрёбов, стеной понимавшихся над домами пониже, а сбоку, севернее и южнее, проступили очертания заводских районов, построенных позднее, уже в этом веке.

Средополис спроектировали ещё на Земле, в отличие от хаотично строившейся Скомлы или портового Рутенграда, третий город страны имел идеально-квадратную планировку, подобно древним земным городам. Лишь посетив столицу, я понял, насколько это удобно — названия имели лишь центральные проспекты, а остальные улицы были просто пронумерованы, так, что заблудиться мог только умственно отсталый.

Трасса меж тем сужалась в узкую горловину, по бокам которой были установлены массивные бетонные столбы — говорят, их ставили ещё в Мировую, чтобы в случае нападения с моря опрокинуть на дорогу и предотвратить нападение амирланских войск. Сферолёты тогда так массово не летали, все боялись танков. Но не пришлось — война до Уктусской Субдиректории не дошла, а столбы вместе с оборонительными валами вокруг крупных городов так и остались стоять посреди ковыльных степей.

— Что везёшь-то? — спросил я.

— А что из порта можно везти? Рыбу, кальмаров. Я сейчас на южную продовольственную базу, на Девятнадцатом Горизонтальном. Через центр не поеду, там больше четырёх метров нельзя. Тебя где высадить?

Я задумался. Идти сразу в квартиру, или сначала попытаться разобраться с ошибкой в базе данных? Разум подсказывал второе, потому что этот вопрос куда более серьёзный, а интуиция... Интуиция промолчала.

— Ты же поедешь через проспект Европейцев? Высади меня около районной службы регистрации, знаешь, такое красное здание на востоке.

— Знаю, — кивнул водитель. — Договорились.

Мы пролетели широкую арку, обозначавшую границу города, снизили скорость до пятидесяти километров в час и поплыли на третьем ярусе машин. Служба регистрации находилась в красном пирамидальном здании, окружённом тополиным сквериком. Площадки для посадки, как обычно, около здания были заняты, за исключением аварийных, поэтому Серафим высадил меня на крышу ближайшей шестиэтажки.

— Счастлива тебе, мертвяк! — с ухмылкой проговорил он на прощанье. — Ты уж извини за шокер, всякое бывает.

Я кивнул и молча подобрал сброшенные на тротуар вещи. Почему-то отвечать не захотелось.

Резво сбежал по внешней лесенке вниз, на входе показал охраннику запечатанное клеймо на ружье — хорошо, что после Шимака не пришлось разрывать пакет — и зашагал к пирамидальному зданию. В городе днём ранее прошёл лёгкий дождь, дышалось на удивление свежо и заводской пыли не чувствовалось. В сквере небольшими группами стоял разношёрстый народ — северные иаски, темнокожие деннийцы с южного материка, фарсиязычные мигранты всех мастей и даже пара кеолранцев. Кабинок для сканирования в летние месяцы всегда не хватало, потому очереди здесь были приличные.

Мне был нужен другой вход, для коренных горожан, потерявших регистрационный УНИ. Таких в последнее время становилось всё меньше и меньше: снова входила в моду имплантация идентификаторов, и потому с обратной стороны здания очередей не было. Я прошёл пару шагов, чтобы обойти здание, как вдруг буквально в метре от меня на брусчатку резко приземлился средних размеров сферолёт с мигалкой. Меня отшатнуло в сторону, я еле удержал равновесие, чтобы не упасть.

Сферолёт был с эмблемой службы регистрации Средополиса — степной игуаной, обвивающей хвостом сканер для карточек. Я заметил, как народ удивлённо смотрит на фургон и шепчется, и лишь когда открылись створки, стало ясно, почему.

Два офицера службы регистрации вывели на улицу две странные фигуры в комбинезонах с капюшонами, закрывающих лицо. Одну ростом с меня и полную, одну меньше, со странным прозрачным пузырём на животе. Лишь разглядев содержимое пузыря, я понял, что передо мной не люди. Мрисса. В пузыре плавал головастик — белёсое, полупрозрачное и покрытое красными жабрами существо. Младенец аборигенов, вылупившийся из большой, 'главной' икринки всего парой недель назад.

Мрисса я видел живьём около пяти раз, и почти все разы — именно у таких миграционных центров. Последний раз я видел головастиков шестью годами ранее, и, к своему удивлению, не нашёл в этом ничего отталкивающего. Увиденное скорее завораживало, притягивало странным чувством хрупкости и инородности.

То же чувство было и сейчас. Наверное, забота о детёнышах — это те базовые инстинкты, что объединяют все разумные расы, какие есть в системе, будь ты амфибия или примат.

Офицер крикнул толпе:

— Чего стоим? Расступились, дорогу!

Отец — а нёс инкубатор точно он, ведь мужские особи у них меньше ростом — поспешно прикрыл пузырь от солнца веером и раскачивающейся 'утиной' походкой зашагал к выходу, пробормотав что-то супруге на своём булькающем наречии. Да, тяжело им живётся в каменных джунглях — дольше четырёх часов они не могут обходиться без водных процедур, и даже самые современные комбинезоны не спасают от кожных болезней городской среды. Наверняка это были какие-то высокопоставленные послы, или культурные эмиссары — иначе бы вряд ли им воздавались такие почести.

Впрочем, к аборигенам власти относятся достаточно уважительно последние триста лет. После попытки захвата территории Заповедника Собиратели напомнили вчерашним землянам, что они всё ещё существуют, и что законы совместного проживания стоит уважать. Два крупных землетрясения случилось именно на местах дислокации группировки войск, а три грозы с ураганами разрушили командные пункты в западной части страны.

По слухам, точно такие же катастрофы случались во время Малого Средневековья, когда какая-либо страна пыталась испытать ядерное оружие. Именно поэтому ядерная бомба над городом взорвалась только один раз, в далёкой южной Бриззе, раздираемой феодальной войной. После чего все ядерные арсеналы таинственным образом исчезли.

Да и месторождений урана и прочей гадости на Рутее практически не было.

Две фигуры скрылись в служебных воротах, а я продолжил стоять и очнулся только спустя пару минут. После встречи с аборигенами интуиция странным образом проснулась. Я вдруг почувствовал лёгкую тревогу и понял, что показываться властям небезопасно. Развернулся и пошёл по проспекту в сторону своей квартиры.

* * *

'Сферополе (квазигравитонная плазма) — особое состояние вещества. В разные моменты времени обладает свойствами глазмы, пылевой плазмы и аморфного тела (...) Имеет вид полого шара с диаметром в pi / alpha (примерно 430,51129) превышающим толщину стенки. Экспериментально-достигнутые размеры сферополя колеблется от 0,1 до 650 м, толщина стенки (...)

Важнейшим свойством сферополя является возможность менять вес заключённого в него объекта, обеспечивая антигравитационный эффект. Открытие (по другим данным — получение технологии извне) сферополя, совпавшее с Переносом планет, позволили человечеству освоить новый экономичный способ передвижения — сферотранспорт. В настоящее время технология создания сферодвижителей является государственной тайной Рутенийской Директории и Соединённых Королевств Амирлании. Де-факта также ею располагает правительство Югроси, однако полного цикла производства ими так и не достигнуто'.

(из любого школьного учебника по натуралистике).

* * *

Несмотря на наличие удобного и дешёвого общественного транспорта, в городах я предпочитал ходить пешком. К тому же, центральная часть Средополиса строилась достаточно компактной — от восточной башни до западной можно было дойти за часа полтора. Жилые небоскрёбы, в четыре ряда натыканные по периметру, прикрывали сердце города, малоэтажный центр, где над квадратным парком на берегу реки возвышался самый древний архитектурный памятник в субдиректории. Двухсотметровая, частично разобранная решетчатая полусфера блестела в лучах июльского солнца. Под ней располагались два сохранившихся барака, в которых теперь находился музей Земной России, Исторический сквер и скромное здание правления субдиректории.

Я прошагал мимо массивного, в три метра толщиной обруча, уходящего глубоко под землю, и в очередной раз привычно посмотрел наверх, на остатки командного отсека. В детстве я никак не мог поверить, что эта странная конструкция когда-то была корпусом межпланетного сферолёта 'Екатеринбург'. Того самого, что преодолел миллионы километров и принес с Земли пятую на планете и вторую в стране партии колонистов, после чего совершил ещё два десятка полётов, перевезя в общей сложности двести пятьдесят тысяч человек. Сейчас это казалось чем-то простым и естественным, и детский восторг и трепет куда-то бесследно исчезли.

Гораздо интереснее мне было узнать, что за три года стало с моей жилплощадью.

Эту трёхкомнатную квартиру в западной части города я купил ещё лет семь назад. Мать к тому времени нашу старую квартиру продала и переехала в Скомлу, к двоюродной сестре. Пенсия ветерана труда и поддержка многочисленных довоенных подруг позволяли безбедно и нескучно существовать. Иногда мне казалось, что она даже не особо скучает по сыну, хотя, конечно, это было не так. Так или иначе, на новую квартиру пришлось копить самому.

Когда мне осточертел городской быт и низкие заработки, я сдал квартиру своему дальнему родственнику, Леониду Рутеину, приходящемуся мне троюродным племянником, и стал батраком.

Подойдя по тонким улочкам к родной двадцатиэтажке, зажатой между двумя такими же, я развернул свой терминал и попытался сделать квартиранту видеозвонок. Абонент молчал. На всякий случай написал сообщение: 'Ты где? Я приехал в Средополис'.

Леонид был музыкантом. В свои тридцать лет он выступал один и в разных дуэтах по всему Средополису, но большой популярности так и не сыскал — боевая 'музыка свинца', которую он исполнял, в последние мирные годы снова была в упадке. От творческих людей можно ожидать что угодно, поэтому я мысленно приготовился к худшему. Я, конечно, несколько раз за время отсутствия просил Леонида показать через видеофон состояние моей квартиры, но одно дело — видеть то, что тебе показывают в камеру, и совсем другое — увидеть всё своими глазами.

Поднялся на лифте на одиннадцатый этаж. Навстречу в лифт вошла высокая девушка, в ней я с трудом узнал соседскую дочь, которую помнил ещё двенадцатилетним ребёнком. Вымахала, и даже не поздоровалась — наверное, тоже не узнала.

Видеокамера на входе успешно распознала моё лицо и выдала зелёный значок. Значит, местная база жильцов ещё не обновилась, и меня считают живым. Механический ключ вошёл в скважину — замки тоже не меняли, и это хорошо.

В холле царил беспорядок. Вешалка упала к стене, куртки, висящие на ней, валялись на полу. У помятой неубранной постели в комнате стояла пустая бутылка иасканского сакэ, на полу валялись носки, чёрные футболки, обёртки от сигар и другой мелочи. В ванной с усмешкой я обнаружил пару кружевных женских трусиков. Похоже, времени даром Леонид не терял.

На кухонном столе и в раковине валялась куча немытой посуды и упаковок от еды. В холодильнике ничего, кроме таких же упаковок 'быстрых обедов' и палки колбасы, не оказалось. Такое чувство, что квартирант почти не жил здесь, приходил только перекусить и поспать — одному или с женщиной.

Жадно напился холодной воды из чайника и зашёл в комнату, которую использовал как склад для своих вещей. Просмотрел свёртки, полки со старыми книгами — в этой комнате беспорядка не было, всё стояло на своих местах, только на диване лежал длинный узкий чехол с каким-то инструментом.

Из любопытства я осторожно приоткрыл чехол — внутри оказался девятиструнный стик , судя по блеску фурнитуры и струнам, купленный буквально несколько дней тому назад. Я плохо разбирался в инструментах и почти не умел играть, но одного взгляда было достаточно, чтобы сказать — 'палка' стоила целое состояние. Позолоченные колки, графитовые накладки на грифе, сложные звукосниматели и посеребренные струны. Ещё в чехле лежали шнурок и процессор. Судя по иероглифам на боку, производства не то Кеолры, не то Иаскана.

Осторожно закрыл чехол и присел рядом. Неужели Леонид столь разбогател, что смог купить такое сокровище? Или он украл его где-то?

Голод напомнил о себе — последний раз я поел в конзанской кафешке в Шимаке, прошло больше семи часов, и живот начинало крутить. Есть быстрорастворимую дрянь я не хотел, и потому решил подняться на последний этаж, где был небольшой продуктовый магазин.

Вышел из квартиры. У лифта стояли два человека в длинных балахонах, похожих на церковные. Я повернулся, чтобы закрыть дверь, и краем глаза заметил, как один из них пошёл в мою стороны.

Рефлексы не сработали. В шею впилась игла, я едва успел повернуться, как сознание померкло.

* * *

Смешно, но первая мысль, которая пришла в голову, когда я очнулся — что пожрать нормально не получится. И что лучше было заказать доставку, хоть это и выходит чуть дороже.

Я сидел в холле привязанный к стулу. Напротив сидели двое — один парень в белом балахоне священника, и полноватый лысый мужчина лет шестидесяти, одетый в тёмную рубашку. У двери стоял второй парень в балахоне — тот самый, что ударил меня.

Лысый улыбнулся — удивительно, какая добрая и искренняя у него получилась улыбка. Будут убивать, подумалось мне, но я тут же успокоил себя — раз сразу не убили, то, скорее всего, не убьют после. Мы же живём не в дешёвом боевике, в котором главный злодей толкает длинную речь перед тем, как прикончить жертву.

— Я забыл, как называется синдикат? — решил я начать разговор. — В новостях говорили, но...

— Это не важно, — сказал человек в рубашке. — Синдикат называется 'Степные волки', но это пока не важно. По сути, мы из организации более серьёзной.

— Из правления Рутенийской Директории, наверное? — съязвил я.

— Ты близок к истине, — кивнул лысый. — По сути своей, всё именно так. Но перед тем, как мы расскажем тебе всю суть, мне хотелось бы обрисовать нынешнюю ситуацию и предоставить тебе выбор. По сути, так получилось — ты уж извини, решение сверху — что человек по имени Антон Этоллин уже мёртв. Юридически. Нет ни счетов, ни записей в баз данных, все учётные записи в сети тоже скоро исчезнут. Наследников у тебя нет, ближайшие родственники в жилплощади не нуждаются, квартира переходит в собственность Директории.

Я присвистнул. Вспомнились слова водителя, подвозившего меня. Как говорится, в каждой шутке есть доля шутки...

— Но физически ты жив, — словно опровергая мои мысли, продолжил Лысый. — Мы предлагаем выбор — закончить начатое системой и умереть честным, законопослушным человеком. Либо — остаться живым, под другим именем и заниматься вещами, которые мало соотносятся с понятиями о чести и нравственности. В том числе, возможно, убивать мирных людей. Возможно — временно.

— Вы вербуете меня в мафию? — догадался я. — Так кто вы, всё же? Синдикат? Или власти?

— Понимаешь, дружище... Я сразу скажу тебе правду, потому что тебе предстоит это узнать. Мы и то, и другое. Мы работаем на один из департаментов центрального Директората. Департамента секретного. Этот департамент потратил огромные силы на то, чтобы подчинить себе все конзанские и прочие преступные группировки. Они теперь входят в организационную структуру Директории, являются её частью...

— Преступники?! — рассмеялся я. — Как такое может быть?

— Подобное было всегда, — резко ответил лысый. — Было и в Средневековье после разрыва отношений с Землёй, было, если верить истории и легендам, кое-где и на самой Земле. Мафия подчиняется правительству, находится под его контролем. Лучше иметь управляемого внутреннего врага, управляемых санитаров, чем горстку неуправляемых отморозков.

— Хорошо, но я какое имею дело до всего этого?

— Ты убил Стояна Сиднеина. Очень важного человека. Мы долго организовывали его побег, чтобы он вернулся в подполье, это была очень сложная операция. Он очень нужен на воле. Он был авторитетным человеком, его боятся и в мафии, и во властных кругах — идеальный внутренний враг. Кроме того, если наши братья узнают о том, что его побег не удался, то доверие к отцам упадёт... Региональные группировки могут выйти из-под контроля.

— Вы предлагаете мне занять его место?

— Выходит, так. Но не совсем тебе. Всё же, оставались люди, которые помнят, как он выглядел, и даже после пластических операций будет сложно скрыть подмену. Мы пустим новый слух. Дадим тебе новых людей. И выделим тебе новое место для работы. На востоке — скажем, что сам решил уйти. Куда никто не доберётся, но где, в то же время, имя Стояна Синдеина будет очень кстати. Что точно за место, и что за работа — сообщим позже.

— Или?..

Лысый кивнул сидящему рядом 'монаху'. Тот молча достал из-под накидки шприц с какой-то серой жидкостью.

— Или мы сделаем тебе инъекцию яда, ты безболезненно умрёшь, а потом мы избавимся от тела. Стрелять — это слишком грубо.

Я кивнул и задумался. Возможно, могло показаться, что я паясничаю, наигранно изображаю сомнение, но я действительно тогда задумался.

Смогу ли. Хватит ли воли. Не лучше ли сразу?

А вдруг они блефуют? Вдруг пугают? Ведь если это правительственная структура, то у них есть много вариантов того, что можно сделать вместо убийства — изолировать, перепрошить...

Руками за спиной я нащупал верёвку. Привязан я был хорошо, но в армии нас учили освобождаться из подобных пут. Вспомнилось учебное видео, в которой привязанному к стулу десантнику удавалось освободиться и оглушить двух следивших за ним солдат. Я осмотрелся и мысленно прикинул, построил 'сцену', как подобное можно провернуть тут.

Всё получилась, сцена подходила, но за одним маленьким исключением. На видео противников было двое. А тут — трое.

Я не стал рисковать.

— Сколько думать?

— Несколько минут. Времени мало. Нет, конечно, если у тебя есть какие-то убеждения, что-то, что однозначно запрещает тебе... Я так и не понял, ты верующий?

— Верующий, — хмуро кивнул я. — Только о своих религиозных убеждениях не рассказывал даже жене и близким друзьям. Не скажу и сейчас.

Это была правда. Лысый с пониманием кивнул.

— Это хорошо. И твоя вера не позволяет тебе убивать невинных, торговать наркотиками и прочее? Тогда выбирай первый вариант, со шприцем. Это будет разумно.

Я усмехнулся.

— А что, серьёзно, были такие, кто отказывался от предложенного сотрудничества?

— Ну, таких случаев, как у тебя, не так много. Лично я — не сталкивался. Обычно безработные люди, знающие о структуре синдикатов, сами идут на контакт. Вербовать приходится очень редко. И уж тем более редки случаи, когда вербуемому предоставляют выбор, прости за пафос, между жизнью и смертью. Ну, так что?

— Эх, — я плюнул на пол. — Сами знаете, ублюдки. Я согласен, что теперь? Лишь человек, которому нечего терять, выбрал бы смерть.

Сидящий рядом с ним 'монах' молча поднялся и стал развязывать меня. Полковник повернулся к стоящему у двери.

— Радик, ты очистил записи дверного авторизатора?

— Да, — пробасил тот.

— Готовь мешок, — лысый снова повернулся ко мне. — Будешь у нас трупом. В смысле, вынесем тебя из дома как труп, в мешке. Под видом ритуального департамента, сферолёт у нас на крыше. А перед этим ты покажешь, какие из вещей ты сюда принёс.

— Я ещё толком не распаковался. Даже толком не пожрал. Сумка, ружьё и сферобайк лежат в комнате.

Я смог подняться со стула и размял конечности. Живот крутило нещадно. Грешным делом подумал о побеге, но куда теперь бежать? Если синдикаты входят в состав Директории, то они достанут меня везде, и бежать надо даже не заграницу.

Разве что с планеты.

— Сферобайк с ружьём вынесу я, — отозвался полковник. — Их придётся выбросить. Сумку заберём.

— Чёрт, ну можно хоть пожрать? — не выдержал я. — Там в холодильнике есть колбаса...

— Радик, освободи ему одну руку и дай ему концентрат. Ты точно не виделся с квартирантом или кем-то ещё из знакомых?

— Нет, — сказал я, умолчав про сообщение в сети и поход в магазин. Жадно набросился на протянутые маслянистые таблетки. Последний раз я ел такую гадость, кажется, только в армии. — Что будет с Леонидом?

— Его выселят, мы будем за ним следить. Если не будет суетиться, оставим в живых, если что-то заподозрит... Сам понимаешь. А теперь полезай в мешок. Да, я забыл представиться — меня зовут Майк. Майк Фарвоздин.

Он наклонился над мешком и застегнул пластиковую молнию почти до самого конца, оставив узкую дырочку для воздуха где-то над лбом. Стало темно. Какое-то время я слышал разные звуки, чувствовал, как меня подняли и понесли из квартиры по лестнице, но скоро я не выдержал и погрузился в сон.

Кто-то очень мудрый давно сказал, что лучший способ выйти из сложной ситуации — уснуть.

5. Монастырь

Проснувшись, я обнаружил себя полусидящим на заднем кресле сферолёта. Мешок был расстёгнут до груди, но руки всё ещё были не свободны — видимо, меня передвинули во время полёта. Огляделся — я сидел в семиместном сферолёте марки 'Алконост'. Новая модель, очень дорогая, почти военная — такие оборудованы реактивными компенсаторами, поэтому рекреации практически не ощутимы. Только душно очень. Спереди в центральном кресле сидел Радик, по бокам — его напарник, чьё имя я так и не спросил, и Майк. Судя по ощущениям, я спал не меньше трёх-четырёх часов.

Снаружи было темно, видимость была почти нулевой. Накрапывал дождь, рассыпаясь двумя веерами на пути сферолёта, а над приборной панелью горела навигационная карта местности. Мы двигались на низкой высоте над степью, вдалеке от оживлённых трасс. Впереди виднелись какие-то горы — какие, я понял не сразу, но точно не Новоуралье.

— Я проснулся. Может, расстегнёте уже этот мешок и расскажете, куда мы летим?

Майк обернулся и дал знак. Сидящий слева от пилота поднялся, прошёл между сиденьями и помог мне освободиться. У него был некрасивый, плохо залеченный ожог на шее, видимо, от импульсника. Лицо его мне показалось знакомым.

— Как тебя звать? — спросил я, разминая ладони.

— Артур.

Я вспомнил, где я видел Артура раньше — он был одним из репортёров, снимавших меня на ферме после налёта Стояна и его подельников.

— Мы везём тебя на перешеек, — отозвался Майк. — На нашу базу. Там мы обрисуем ход дел и отправим к месту работы.

— Куда?

— В восточные субдиректории.

Дальше летели молча. Летели долго — ещё часа два.

А я сидел и думал. На душе было паршиво. Не столько от мыслей о своей судьбе и о том, какими паршивыми вещами мне предстоит вскоре заниматься, сколько от чувства, что всё пошло не по плану. Наперекосяк. Думал и о матери, о немногочисленных друзьях и родственниках, которые теперь будут думать, что я погиб. О Леониде, который может наделать глупостей и умереть по-настоящему.

Успокаивала мысль о том, что я от пути практически не отклонился — меня собираются отправить как раз туда, куда я и хотел направиться самостоятельно. Более того, нахождение в синдикате, причём в его верхушке, открывает новые возможности. Возможно, здесь что-то знают про таинственные исчезновения людей, и мне удастся разгадать тот таинственный список. Только удастся ли потом оттуда уйти во владения мрисса? И оправдает ли цель средства?

Дождь вскоре кончился, за тучами показался Лунар — крупнейший спутник Рутеи, ярко-жёлтый, как яичница. Есть ещё крохотная Сонора, которая вращается на более далёкой орбите и которую сложнее заметить невооружённым глазом. Земная Луна крупнее Лунара, но её орбита дальше, из-за чего круг нашего спутника кажется крупнее. В детстве мне рассказывали страшные байки про то, что на спутниках есть земные базы, с которых в любой момент могут прилететь ракеты со страшным древним оружием, уничтожающим всё живое. Никто не знал, есть ли сейчас, в эпоху развитого сферотранспорта, какие-то колонии на спутниках.

Может, спецслужбам и действительно было известно чуть больше, чем нам, простым смертным, но я никогда не интересовался этим. К тому же, сейчас волновало совсем другое.

Мы свернули и полетели южнее, к побережью перешейка.

— База в Дальноморске? — прервал я молчание.

— В пятидесяти километрах, — ответил Радик, обернулся и зачем-то принюхался. — На побережье. В обители обезьяньих раскольников.

Я мысленно выругался. Не люблю монастыри. Ещё до Александрита-пять мне приходилось работать несколько месяцев в одном из храмовых комплексов секты Четвёртой Планеты. Это было жуткое заведение — адепты верили в существование на планете Скрадо, следующей за Дарзитом, расы великанов-полубогов. Якобы, они уже уничтожили жизнь на Земле, следят за нами из космоса и готовы устроить кровавый апокалипсис в случае, если люди не перестанут употреблять мясо зверей и пить спиртное. Сферотранспорт они также почитали изобретением 'от лукавого' и пользовались исключительно электровозами, которые из-за ветхости ломались если не ежедневно, то с завидным постоянством. Я сбежал оттуда через два месяца, устав от вегетарианской пищи и жестоких правил.

Про обезьяньих раскольников я знал не так много. Слышал, что они откололись от единой церкви креационистов, заявив о том, что на Рутее была допущена ошибка в божьем промысле. Высшей формой жизни стали не приматы, как на Земле, а амфибии — мрисса. По мнению сектантов, обезьян следует довести до разумного состояния самостоятельно и вывести новую расу, которая придёт на смену людям и мрисса.

Тонкостей я не знал и встречи с адептами, прямо скажем, опасался. Не люблю фанатиков, особенно связанных с синдикатами.

Впрочем — в моём ли положении чего-то бояться? На тот момент казалось, что худшее уже произошло.

Мы зашли на посадку настолько быстро и неожиданно, что я не успел рассмотреть храмовый комплекс как следует.

— Помалкивай, — посоветовал Майк, выбираясь из сферолёта. — Среди монахов осведомлены не все. Сейчас поешь и ляжешь спать, займёмся тобой с утра.

Мы сели на внутреннем дворе, с трёх сторон возвышались белоснежные каменные стены с башнями, с третьей был невысокий забор. У одной из стен была решётчатая секция, за которой виднелись десятки светящихся глаз и слышались приглушённые крики. Обезьяны, как же. Было бы странно их тут не встретить.

Из подъезда к нам поспешили два монаха в таких же белых одеяниях, как на Артуре и Радике. Один был конзанцем, а второй оказался мулат. Я не удивился — в Приморской субдиректории всегда было много приехавших из южных колоний.

— Мы привели вам нового адепта, — сказал Майк, похлопав меня по плечу, словно показывая собравшимся товар. — Это заблудившийся бродяга, подобранный у Средополиса.

Лысый конзанец с пониманием кивнул, а мулат, нахмурившись, вышел вперёд.

— Нам не нужны бродяги и бездельники. Мы ценим вашу финансовую поддержку, Майк, но вы должны понимать, что не каждый...

— Грегор, не кипятись, — пробасил Радик. — Ведь нашей церкви требуются новые миссионеры в Восточной и Сиянь-градской субдиректориях. Скоро мы соберём команду и отправимся туда.

— Но вдруг он преступник! — продолжал мулат. — Мы уже один раз приютили преступников, и что из этого вышло?

Конзанец, стоявший рядом с негром, потащил его за локоть обратно ко входу.

— Настоятель уже в курсе, — сказал Майк вдогонку. — Долго Антон здесь не задержится.

Мы сходили до уборных и прошли в столовую, мрачную и пустую. Полный повар бросил нам в тарелки какой-то подгоревшей каши и дал стеклянные стаканы с травяным чаем. Сели за длинный общий стол, я жадно набросился на еду, попутно оглядываясь вокруг. Мои пленители ели размеренно и спокойно.

— Такое чувство, что здесь вообще нет цифровой техники.

— Ага, — оскалился Артур. — Максимум, что есть — электроплиты, холодильники и осветительные приборы. Всё остальное — от лукавого.

— И в таком состоянии нам придётся работать?

— Ничего, ты здесь пробудешь недолго, — успокоил меня Майк. — Это второй по величине монастырь культа, и далеко не все адепты входят в синдикат. Здесь много настоящих фанатиков. Все более мелкие подразделения давно входят в нашу юрисдикцию. Это удобно — религиозные учреждения вызывают меньше подозрений. Доедай, завтра пройдём некоторые формальности и ознакомишься со структурой. Твоя келья на втором этаже.

В коридоре меня встретил мулат. Хмурясь, бросил мне:

— Отдельная келья? Да ты тёмная лошадка, нищий.

— Я не нищий, — я остановился, злясь. — Ещё вчера у меня было всё. Я ни в чём не виноват, что судьба занесла меня сюда.

— У тебя много тайн. Ну, хочешь ты, или нет, но обряд посвящения ты обязан будешь пройти, как и все остальные, — процедил он сквозь зубы и удалился.

Я настолько сильно хотел спать, что даже не стал его расспрашивать, что он имел в виду. Чуть позже возникла мысль — а не попросить ли его помочь с побегом? Но разум возобладал. Вероятность, что от такой влиятельной организации получится сбежать, была небольшой. Зашёл в келью, приставил стул к двери — чтобы услышать, если кто-то зайдёт, и завалился на койку.

* * *

'...Ибо сказано было — плодитесь и размножайтесь, и твари, подобные земным будут на любой планете, в любом уголке солнечной системы, и созданы они будут вам на потеху и для пропитания;

И будут на других планетах иные твари разумные, одни — с пёсьими головами, другие с лисьими хвостами, третьи с исполинским ростом, третьи с лягушачьим языком;

И есть таких тварей, даже если не ядовиты они, не след, ибо разумны они, и плохо сие, подобно поеданию друг друга; и брать в жёны и мужья их не след, ибо подобно это скотоложству;

И не будет среди них равных вам, ибо человек — венец творения, а кои попытаются быть равными вам или выше вас — то от лукавого, и покарает человечье оружие тех тварей за насмешку над великим замыслом;

И станут те твари говорить на незнакомых языках, незнакомым способом, плодиться и размножаться, рожать потомство путём деления, вылупления из яиц или метания икры, и нет в том печали и злого умысла...'

(Из всё тех же апокрифических трактатов многочисленных сект Малого Средневековья).

* * *

Проснулся я под утро, часа в четыре, от того, что кто-то постучал в моё окно. Продрав глаза, я обнаружил на внешнем карнизе крупного самца степной мартышки. Увидев моё пробуждение, мартышка торопливо забегала взад-вперёд, протягивая тонкие ручонки к форточке. Видимо, приучены здесь получать угощения от всех подряд.

Вспомнилось, как в детстве, в сельском квартале у бабушки мы прикармливали их. Кусаются они не хуже кошек и мелких собак, что не мешало некоторым из знакомых содержать мартышек как домашних питомцев.

— Иди, нету у меня ничего, — пробормотал я, махнув рукой. Мартышка всё поняла и убежала.

Окна выходили на восток. В паре километров к югу виднелось море, от ограды монастыря вниз на побережье вела грунтовая дорога. Рассвет уже забрезжил на горизонте, выше висела жёлто-зелёный кружок планеты Дарзит, готовый скрыться от моих глаз в зените. Я мог ещё долго наблюдать за вращением небесных сфер, но вдруг заметил на прикроватной тумбочке стерео-очки визио-программатора.

'Визик' — аппарат, изобретённый полвека назад, позволял быстро записать в мозг большой объём информации — текстовой, графической и даже двигательной. Его применяли теперь даже в учебных заведениях, в частности, для обучения вождению. Когда я входил вечером, этих очков не было на месте,— получается, принесли ночью. Стул у двери не помог, то ли я так крепко спал, то ли 'монахи' были обучены бесшумной ходьбе. Получается, они могли во сне сделать со мной всё, что угодно, но почему-то не сделали. Боятся? Неужели я действительно так нужен им? Размышлять об этом не хотелось, я, недолго думая, нацепил очки, прикрепил электроды на виски и приступил к просмотру.

Там были документы про синдикаты. Сжатые, ясные данные — не больше и не меньше того, что я должен был знать. Фотографии, имена и клички главарей и 'братьев', явочные квартиры, склады проносились перед глазами, как в безумном калейдоскопе.

Перед глазами возникла большую схему. Получалось, что Майк Фарвоздин — второе или третье лицо в синдикате, а я, то есть Стоян Сиднеин — четвёртое или пятое. Такой высокий уровень в иерархии подразумевал высокий доступ к секретной информации. Всего в организации состояло более четырёх тысяч 'братьев', запомнить всех из которых не представлялось возможным. Над всей организацией, в верхушке схемы был ещё некий 'Верховный Отец', но кто он, мне не было известно — вместо фотографии на схеме был изображён лишь чёрный силуэт. Про связь с властями Директории не говорилось — и это логично, знать это рядовому 'брату' было совсем не обязательно.

Имелась и карта 'зон ответственности' синдикатов. Зона 'Степных волков' занимала половину Уктусской субдиректории, весь перешеек и простиралась дальше, в восточные земли, где пересекалась с зонами ещё двух преступных сообществ. На северо-востоке, в Сиянь-градской субдиректории, главенствовали 'Мастодонты', а на границе с Заповедником мрисса — 'Горные тритоны'. Про них говорилось очень мало, обзор сразу перескочил к страницам с заголовком 'Деятельность'.

Браконьерство. Контрабанда. Работорговля. Оборот драгоценностями и предметами старины. Наркоторговля и оружие. Загадочные 'инновационные сферы деятельности'. 'Степные волки' держали гигантскую подпольную империю, настоящие государство в государстве, и мои волосы встали дыбом, когда я почувствовал, куда я попал. Меня не спасало даже осознание того, что они подчиняются Директории, я всё равно понимал, что тут совсем другие законы и правила.

В висках беззвучно застучало: 'Ты наш, ты должен, ты должен...', но я сопротивлялся внушению. Что я делаю во всём этом? Почему я, случайный человек, должен этим заниматься? И главное — почему мне доверили столь страшные тайны? У каждой 'отрасли', помимо верхушки главарей, были свои 'капитаны' на местах, в городах, и, судя по высокому рангу Стояна, мне предстояло руководить всеми капитанами на востоке. За что я буду отвечать? Торговля рабами? Браконьерство? Заказные убийства? Я задумался, смогу ли заниматься чем-то подобным, и вдруг понял, что смогу.

Но что самое главное — я напрочь забыл о том, что Майк Фарвоздин работает на Директорат. Забыл почти весь эпизод с моим пленением. Вернее, я забыл это на время, а сознание прояснилось позже.

Намного позже.

Осознание изменений пришло слишком поздно. Я слышал раньше, что визик много и часто использовать нельзя, потому что это вредно для психики. Несложно было догадаться, что разные аппараты имеют разную глубину воздействия, и программатор синдикатов может иметь много недокументированных функций, вплоть до коррекции психики.

Я понял, что изменился и сорвал с себя программатор. Толкнул дверь — она оказалась запертой снаружи. Подошёл к окну, подёргал раму. Сплошная, будет слишком громко, если попытаюсь взломать, а в форточку мне не пролезть. Да и куда потом? Я не знаю планировки, не знаю, удастся ли сходу пролезть через ограду. В бессильной злобе я врезал кулаком по стене, сел на кровать, и стал массировать себе брови и виски, чтобы успокоиться и прийти в себя. Потом лёг обратно и снова уснул, словно пытаясь забыть всё прочитанное, как страшный сон.

* * *

Заснул я не сразу, и выспаться не успел — скоро меня разбудили, тронув за плечо. Я резко вскочил, готовый дать в морду, но увидел над собой женское лицо. Немного моложе меня, худое и с холодным взглядом. Женщина была одета в золотистую шёлковую тогу. В другое время я бы заинтересовался, есть ли под тогой что-то ещё, но спросонья меня волновало совсем другое. Даже не голод и не естественные надобности — что будет дальше.

— Вставайте, — властно скомандовала она. — Мне нужно проверить вас.

Она вывела меня в коридор, где нас ждали Артур и Майк, переодетый, как и остальные, в белый балахон. Мы спустились на первый этаж и прошли в соседний флигель, где оказался просторный зал с узкими окнами у потолка. В зале не было людей, пустые сиденья небольшим амфитеатром спускались к алтарю, у которого на привязи сидели два крупных тигровых павиана — примерно такие же, что напали на меня тогда, на пути из Александрита-пять. Людей в зале не было.

— Оставьте нас, — скомандовала Майку и Артуру жрица — монахиней её язык не поворачивался назвать. — Я должна задать ему вопросы.

Мы вдвоём прошли в зал, и жрица села в позе лотоса посередине, между павианами, и закрыла глаза. Я присел на ближайшее сиденье.

— Как вас зовут? — спросил я.

— Селестия. Я настоятель монастыря. Помолчи, я концентрируюсь.

— Я, конечно, извиняюсь, но нельзя ли мне сначала сходить в уборную и позавтракать? А потом приступить к разным...

— Молчи! — оборвала она меня, подняв руку. — Обряд посвящения производится натощак. А теперь я буду спрашивать. Ты веришь в исключительность человеческой расы? В её высшее предназначение?

— Нет, — интуитивно, не раздумывая ответил я. Это было грубовато, зато честно. — Рядом с нами живут мрисса, и известно о существовании по меньшей мере трёх или четырёх инопланетных рас. Одна из этих рас подарила нам сферодвигатели. Есть ещё и Собиратели, которые...

— Довольно! Ты правильно ответил на вопрос. Мы не исключительные. Мы одни из многих. Возможно, мы даже не входим в тройку самых развитых рас двенадцати планет. Но помимо нас есть ошибки программы эволюции, вроде мрисса, которые мы должны исправить. Ты согласен, что приматы — избранные, высшая форма развития разума?

Гамадрил в этот момент поднялся на ноги и грубо зачесался. Я подумал — уж не блохастые ли они? — и ответил:

— Возможно.

— Ты убивал когда-нибудь? Крал? Стремился к богатству?

— Убивал. Я служил в армии во время войны Югроси за независимость. Минимум троих я убил. Воровать — пожалуй, нет, стремиться к богатству — нет, всегда зарабатывал не больше и не меньше нужного.

Похоже, ответ был ей безразличен.

— Готов ли ты отречься от своей прошлой жизни? И начать новую, во достижение высшей цели?

— Ха, я и так это уже сделал, — усмехнулся я.

— Тогда я оставляю вас наедине с алтарными жрицами, — сказала Селестия и показала на гамадрилов, затем поднялась и направилась к выходу. — Они должны будут принять тебя, вступить с тобой в священное соитие, тогда ты будешь станешь послушником и будешь принят в братство.

— Что?! — я вскочил, шокированный подобным предложением, но спустя мгновение рассмеялся. Мысль о подобном извращении показалась настолько бредовой, что я даже не стал спорить.

Вот они, значит, какие, 'Креационисты Церкви Приматов'. Зоофилы.

Настоятель покинула зал, вслед за ней в зал вошли Майк и Артур. В руках у последнего были два чемоданчика.

— Мы должны присутствовать и контролировать процесс, — сказал Майк вполголоса, на его лице была ехидная улыбка. — Проследить, знаешь ли, что обезьяна признала тебя. Надеюсь, ты понимаешь, что никто тебя заставлять заниматься извращениями не станет, и это пустая формальность.

Артур заржал.

— Ну, если хочешь, то — пожалуйста!

Майк был более сдержан:

— Настоятель прекрасно понимает, что у нас в организации совсем другие задачи.

— Какие, например? — я вспомнил прочитанное ночью и мне стало не до смеха. — Работорговля, браконьерство? Чем я буду заниматься в организации?

Майк присел на соседнее сиденье и тяжело вздохнул.

— Ты забыл? Это хорошо. Многим. Очень многим. На востоке у нас много дел. У нас там новая, очень перспективная сфера деятельности, которую тебе предстоит развивать. Но ты не должен бояться, что не справишься. Стоян Сиднеин нужен нам для того, чтобы наши и чужие боссы знали о том, что ты есть, что ты жив, и операция по твоему освобождению удалась.

— Но если обман вскроется? Если они узнают, что Стояна Сиднеина нет в живых?

— Ну, на востоке о Стояне многие слышали, но почти никто не знает. Мы постараемся свести твоё участие к минимуму — принимать поручения будет Артур, а ты будешь их раздавать, встречаться с боссами. Эдакий генерал в отставке. Стрелять, драться ты умеешь, хотя это может и не пригодиться. В общем, будешь публичным лицом. Кстати, о лице...

Майк раскрыл два чемоданчика и положил на пол. Увидев их содержимое, я понял, что сейчас произойдёт, вскочил и рванул вверх по лестнице.

Полевую хирургическую лабораторию я видел всего второй раз в жизни, но не мог спутать ни с чем другим похожим.

Артур, стоявший в проходе, сбил меня с ног и связал руки за спиной. Вдвоём с Майком они положили меня на пол у алтаря, сделали укол наркозом в шею и щёки. Тело обмякло. Несколько секунд я словно в замедленной съёмке я наблюдал, как разворачивается надо мной щупальца-манипуляторы, вооружённые скальпелями и готовые лишить меня моего родного лица, но вскоре провалился в беспамятство.

Наверное, именно в тот день во мне начал умирать прежний Антон Этоллин.

Часть II. Стоян

1. Дальноморск

Мало что меня успокаивает так же хорошо, как музыка.

Я собирал свою музыкальную коллекцию уже лет десять. Менялся — простое копирование сродни воровству — с владельцами клубов, музыкантами, с которыми был знаком или которые попадались на пути, или такими же случайными коллекционерами, как и я сам. На моём музыкальном УНИ записаны сотни коллективов — от новейшей Музыки Никеля, тяжёлой и сложной, до старой Музыки Серебра, звонкой и чистой, как горный ручей. Боевые марши Музыки Свинца, бестелесная Музыка Кислорода, южная негритянская Музыка Гелия, даже несколько древних альбомов в жанре хард-рока и земной 'электроники', от которых произошло всё разнообразие музыки Рутеи. Всё это лежало у меня в кармане, готовое к прослушиванию.

В какие-то моменты поездки мне даже казалось, что я готов простить боссам синдиката все лишения и издевательства за то, что они вернули мне плеер. Но лишь в какие-то моменты — в остальное время я размышлял о том, как уйди из ситуации, в которую угодил.

Пока очевидного решения я не видел.

Мы с Артуром выехали в Дальноморск на вторые сутки, рано утром. Перед этим Майк нацепил мне на лоб визио-программатор и долго консультировал меня. Перечислял обязанности и первостепенные дела, которые я должен сделать по своему приезду в Сереброполис — самый большой город на Востоке, где я и должен был остановиться. Обычным способом я бы всё это не запомнил, но после такого сеанса я был обеспечен головной болью и кучей информации, которую сложно выбить из головы. Также я запомнил сотню личностей, которых знал и которые могли быть полезны.

Напоследок я задал Майку вопрос, интересовавший меня ещё с ночного сеанса программатора:

— Ты же не самый главный в синдикате. Кто наш Верховный отец? Кто главнее тебя?

— Этого не знает никто, — Майк сел, нахмурился и стал массировать виски, подобно тому, как это делал я после визика. — Он никогда не действует и не общается с нами напрямую. Только через сеть и письмами. Может даже общаться телепатически — но такое случалось только пару раз с моими помощниками.

— Телепатически? — усмехнулся я. — Ты серьёзно в это веришь?

Он молча поднял на меня глаза. Такими я его глаза ещё никогда не видел — в этом взгляде злость и усталость смешались с презрительной усмешкой.

И я поверил.

От монастыря отъехали по обычной дороге, на старой двухместной моторикше — быстрый сферолёт мог привлечь внимание, и Майк оставил его для того, чтобы улететь обратно в Средополис.

На самом деле, выбор транспорта меня несколько удивил — я ожидал чего-то более скоростного, удобного и простого. Потом мне пояснили — пересекать границы крупных городов и субдиректорий могло быть опасным, потому что датчиками можно отследить любой междугородний перелёт частного сферолёта. Артур оказался немногословным напарником, чему я несколько обрадовался. Перекинулись всего парой слов — оказалось, что он тоже был ветераном войны с Югросью. Правда, на этом наше сходство и кончилось — он, в отличие от меня, служил в железнодорожных войсках и был скоро комиссован.

Гораздо важнее теперь была моя биография. Точнее, не моя — Стояна Сиднеина. Краткая история его жизни, кадры из его жизни, отдельные привычки были прошиты теперь у меня в 'подкорке' после сеанса просмотра биографии. Подразумевалось, что этого для работы достаточно, а остальное Стоян 'забыл' во время карательных мер в колонии.

Этот человек был старше меня на пять лет. Молчаливый, как я, суровый, несговорчивый характер. Если бы не беспринципность и тяга к уголовщине, эта личность даже могла казаться симпатичной. Родился в Стаанаде, столице Конзатана, тогда бывшего Конзанской субдиректорией, в семье рыбака. Наполовину рутениец. Рано остался без матери, в школе проучился всего семь классов и пошёл во флот. Там же познакомился с мелкими портовыми бандюгами, которые через несколько лет возглавили движение сепаратистов и на волне войны с Югрсью объявили о независимости. В отличии от юго-западной провинции, здесь отделение прошло сравнительно мирно, властям Директории не нужна была вторая война. К тому же, во внешнеэкономическом и военном плане Конзатан остался подконтрольным Рутении.

Но Стоян Сиднеин в новом государстве оказался не удел. Из-за какого-то внутреннего конфликта с властями его и сотню боевых товарищей депортировали из страны на север, в Уктусскую субдиректорию Рутении, где они быстро объединились с местными бандюгами и начали строить свой синдикат. Когда Майк Фарвоздин предложил легализоваться, тайно войти 'Степным волкам' в структуру Директории, Стоян был последним из верхушки синдиката, кто согласился на это.

В тюрьму он попал после организованного им убийства регионального Директора по перевозкам. Это была его личная инициатива, которую он не согласовал ни с Фарвоздиным, ни с Главным Боссом, за что и поплатился. Через четыре года он понадобился Фарвоздину и его таинственному департаменту снова, но планам не удалось осуществиться.

Благодаря мне. Точнее не мне, а Антону Этоллину, чьё лицо я носил каких-то пару дней тому назад.

Я поймал себя на том, что второй день избегаю смотреть в зеркало. Из меня слепили что-то среднее между мной-бывшим и Стояном — так, как будто настоящего главаря после удачного побега тоже прооперировали. Примерно таким я увидел себя в той видео-новости в кабине рыбного грузовика. Новое лицо, со шрамом, кривым носом и восточным разрезом глаз мне не нравилось. Ровно как и не нравилась серая мантия монаха-креациониста, которую я теперь носил. Одной лицевой операцией дело не обошлось. Мне накололи татуировки и присадили имитаторы родинок. Добавили пару шрамов на грудь и ноги. Ещё вживили чип в висок, предназначение которого я узнал чуть позже.

Но главное — с помощью визика меня основательно подправили внутри. Конечно, во мне оставался бороться Антон, склонный к состраданию и сочувствию, но его место теперь стремился потеснить Стоян. Циник, убийца, обиженный на общество. Во время войны мне приходилось убивать людей, но я-прежний с ужасом думал о том, что мне теперь придётся отдавать приказы об убийстве невинных. Я гнал эти мысли и пытался найти хоть какую-то зацепку, которая могла бы позволить мне вырваться из этого круга.

Мы ехали вдоль гористого побережья пару часов, прежде чем Дальноморск — крупнейший порт на Левиафановом море и пятый город в стране — показался за поворотом дороги. Город лежал на побережье залива, наползая своими пригородами на окрестные горы, и дорога свернула вниз, извилистым путём спускаясь к побережью. Я побывал здесь до этого всего пару раз, и это был самый восточный город, в котором мне пришлось побывать.

Климат в тех местах был средиземноморский. Я точно не знаю, в честь какого моря на Земле он так назывался, но к условиям Рутеи название подходило как нельзя кстати. В Левиафановом море пересекаются морские пути семи стран, среди которых тюркские Конзатан и Аргостан, островная Кеолра и воинственный тропический Ириатан. На противоположной стороне обширной бухты я разглядел очертания большой военной базы с десятком многотоннажных сферолётов-амфибий, готовых к погружению или взлёту. Ни в одном другом море на Рутее не было столь напряжённо, как здесь.

Поэтому я не любил этот город.

Мы проехали над большим тоннелем, из которого с рёвом выезжал товарный поезд — вымирающий вид транспорта, и поехали между сельскими пригородами. Дорога постепенно превратилась в улицу поселения, жизнь здесь текла точно также как и в наших сельских краях, лишь с небольшой поправкой на местный климат. Всё тот же домашний скот на улицах, скромные деревянные и кирпичные домишки, редкие вспышки пролетающих сферолётов над головой и толпы детворы, играющей в лапту и прятки.

Мы повернули на узкую улицу, ведущую к восточному сферовокзалу и чуть не врезались в лежащего поперёк улицы верблюда. Животное повернуло на нас голову, но с насиженного места не ушло. Артур прогудел клаксоном, остановил моторикшу и выругался:

— Чёртова скотина!

— Объезжай, — предложил я. — Вон сколько места слева.

— Нет уж, я его уберу с дороги!

Артур выскочил из кабины, доставая из-под подола своей мантии импульсный револьвер.

— Э, ты чего?! Не дури, — попытался я его остановить, но поздно: спокойный и молчаливый мой сосед превратился в психа. Выстрелами он стал поливать асфальт перед мордой зверя. Двугорбый дёрнулся, вскочил и закричал от испуга и жара. Из ближайшего домика выскочил хозяин-конзанец и сперва покрыл Артура отборной бранью, но увидев пушку, сменил гнев на испуг и скрылся за воротами, продолжая лепетать что-то на конзанском. Артур орал что-то в ответ, сопровождая пинками по воротам. Из всего словесного потока мне были знакомы — ещё с детства — тюркские матюги. Верблюд неторопливо зашагал вниз по улице, соседская малышня, поначалу с интересом глазевшая на ссору, потихоньку расходилась, почувствовав опасность.

Глядя на беснующегося Артура, в первый раз по-настоящему возник большой — да что там большой, огромный — соблазн быстро пересесть за руль и мотнуть в порт, оттуда — на исполинском Океанике уплыть в южные страны, затеряться в колониях Экваториального Арихипелага, джунглях Денны, или ледяных тундрах южного полюса...

Но я не мог. В моём правом виске теперь стоял чип с крохотной капсулой. Любая попытка отклониться от маршрута на сотню километров вызвала бы инъекцию препарата, который превратил меня в овоща. Майк был перестраховщик. Поэтому я покорно остался сидеть в кабине, дожидаясь возвращения моего попутчика.

И слушать музыку.

* * *

"Конзанский язык — исторически-сложившаяся за Малое Средневековье совокупность тюркоязычных диалектов южных окраин Рутенийской Директории. Основными предками языка считаются казахский, узбекский и татарский, большая часть лексики заимствована из русского и фарси. Из наиболее значимых различают Восточный диалект (государственный язык Конзатана), юго-восточный (хорезмо-конзанский, язык Верхнего Каспия), западный (темноморско-конзанский) и северный (башкиро-конзанский). Общее число говорящих на языке оценивается в восемнадцать миллионов человек, из которых восемь миллионов проживает в Конзатане, шесть — в Рутении и её колониях, полтора миллиона — в Югроси. Чёткое число и определение конзанцев как нации не существует, так как более половины тюркоязычного населения Рутеи используют в обиходе языки бывших крупнейших Директорий — рутенийский, амирланский и нео-фарси."

(Из любой энциклопедии)

* * *

Кубическое здание сферовокзала привычно напоминало пчелиный улей. Мы припарковались в соседнем квартале, вытащили из багажника мешки и пошли пешком через площадь, обходя носильщиков и отъезжающих. Артур нервно осматривался по сторонам, я не выдержал и спросил:

— Следит кто?

— Непонятно. Портовые, что ли.

Про портовые банды из Дальноморска я почти ничего не знал. Буквально через секунду у нас на пути вырос офицер городской охраны — косая сажень в плечах, белокурый и с квадратной челюстью — явно амирланец-северянин.

— Документы! — почти рявкнул он.

Плеер, услышав громкую речь, автоматически уменьшил громкость. Я с некоторой тревогой достал из чехла на поясе свой новый УНИ. Разумеется, там я числился не как Стоян Сиднеин. Моим вторым — точнее, уже третьим — лицом был некто Стоян Сребров. Его краткую ложную биографию мне тоже 'прошили'. Сканер лейтенанта прошёлся над карточкой, он нахмурился.

— Обезьянники? Проповедники? А почему без животных?

— Не животные, обезьяны — наши младшие братья, — хмуро ответил Артур. Было видно, что 'сценический образ' монаха он использует без особого энтузиазма, что, впрочем, не вызывало сильных подозрений у несведущих. — Два наших брата, один из которых младший, ожидают нас на вокзале.

Нас действительно ожидал ещё один член синдиката. Про обезьяну же я слышал впервые. Лейтенант пару секунд осмысливал сказанное, после чего кивнул и вернул нам документы.

— Где-то я вас видел, — подозрительно вглядываясь в моё лицо, сказал офицер.

Я промолчал.

— Оружие везём?

Мы переглянулись, с Артуром и я кивнул.

— Да, запакуйте наши импульсники.

Лейтенант полез за пластиковыми чехлами и печатью. Артур первым протянул пистолет, почти швырнул его в руки постовому. Расставаться с оружием и тем более носить его запакованным в синдикате не любили.

— Чего это вы с оружием?

— Мы собираемся на восток, там неспокойно, — ответил я и протянул свой.

— Да? Что ж, стереотипы, конечно, но пусть будет так, — постовой выдал нам два запечатанных пакета с нашими пистолетами.

— А вот и наш брат! — Артур кивнул в сторону фойе и потащил вещи, желая поскорее отделаться от офицера. У входа в здание действительно виднелась фигура в белом балахоне. В руках этот незнакомец держал клетку.

Брата звали Георгий. Он оказался худым, смуглым рутенийцем лет тридцати. Про него я знал мало, судя по таблицам, он занимал сравнительно невысокое место проводника-курьера в иерархии нашего восточного 'крыла', которое мне предполагалось формально возглавлять.

Разумеется, моего истинного лица он не знал. Для него я был тем самым Стояном Сиднеиным, страшным, легендарным и неизвестным. Когда мы приблизились, на его лице испуг.

— Идёмте, я уже купил билеты, — сказал он и зашагал внутрь. — Отбытие через полчаса.

Я шёл позади него и с интересом разглядывал животное, сидящее в клетке. Это была маленькая чёрная игрунка — чрезвычайно редкое животное, завезённое бразильскими колонистами с Земли. Зверёк тихо спал, несмотря на то, что клетка при ходьбе сильно качалась. Видимо, привык.

В здании играла музыка. Я сначала подумал, что это плеер переключился на что-то знакомое, но потом я понял, что музыка идёт 'снаружи'. Выключил свободной рукой плеер, огляделся по сторонам. Пандус-перрон плавно поднимался внутри кубического здания, подобно винтовой лестнице, и на следующем ярусе я заметил небольшое скопление людей, они явно толпились вокруг кого-то. Музыка доносилась оттуда, и меня озарила страшная догадка.

Нет, только не это. Только не он.

— На каком перроне наш? — спросил я Георгия, стараясь не подать вида, что волнуюсь.

— На четвёртом, — резко повернувшись, ответил 'брат'.

Зверушка в клетке от резкого толчка проснулась и зевнула.

Похоже, пройти мимо не удастся. Мы зашагали наверх, стараясь двигаться ближе к перилам, где народу толпилось поменьше. Толпа с музыкантом становилась всё ближе.

— Красиво играет, зараза, — кивнул в сторону музыки Артур. Он отклонился в сторону, проходя ближе нас к толпе.

Народ расступился, и я увидел своего троюродного племянника. Обросший, исхудавший, он сжимал в руках тот самый позолоченный стик, подключённый к процессору.

С другой стороны от нас, медленно из подземного ангара проплыл наверх средних размеров сферобус. За ним на противоположной стороне пандуса я краем глаза заметил неподвижный силуэт, стоящий у парапета.

Следующие события произошли за пару секунд.

— Стоян, ложись! — рявкнул Георгий, дёргая меня за плечо и роняя клетку.

Я инстинктивно свалился на пол — так учатся падать ещё в армии. Первое, что я услышал, был пронзительный писк зверька на фоне затихающего аккорда стика моего брата. Невысокие перила в нижней половине были цельные, а в верхней — решётчатые. Это меня спасло. Прямо над спиной пронесся десяток разрядов импульсника, ударив по толпе, слушавшей музыканта. Послышались истошные крики, запахло жареным и палёной одеждой. Я на миг приподнял голову — Артур неподвижно лежал рядом, и я понял, что он мёртв. Георгий потащил меня за рукав. Приподнявшись, я посмотрел в сторону Леонида — мой троюродный племянник полусидел на корточках, прижавшись к стене и обхватывая руками стик. На противоположной стороне, откуда стреляли неизвестные, была какая-то потасовка.

Я встал на ноги и побежал за Георгием вверх по пандусу, к четвёртому перрону, где нас ждал сферобус. За нами метнулся ещё десяток горожан. Писк обезьяны продолжался, но было непонятно, откуда он идёт.

— Портовые... — бормотал Георгий. — Портовые уродцы. Был же договор! Артур...

— У него бомба!!! — послышались крики из зала, мы забежали за поворот, ведущий к служебные помещения, и вовремя пригнулись.

Взрыв потряс здание сферовокзала. Взрывная волна прокатилась по пандусам мимо нас спустя секунду, вместе с ней донёсся запах гари вперемешку с озоном — естественная реакция сферополя аппаратов.

Я выскочил из укрытия первым. Дым рассеялся, зал заполняли крики раненых. На нижнем ярусе я увидел фигуру стикиста, поднимавшегося с пола. Жив.

Взвыла пожарная сирена, бойцы горохраны побежали к месту взрыва.

— Вниз, скорей! К выходу! — крикнул Георгий, и я увидел, как с верхних этажей спешит толпа. Я поймал 'брата' за руку и затащил обратно в коридор.

— Они тебя затопчут, идиот! — сказал я ему. — Подожди, пока все выбегут.

Из-за ворота его мантии показалась испуганная мордочка игрунки. И этот жив.

— Да, Стоян, прости, — Георгий успокоился и сунул руку за пазуху, чтобы погладить и успокоить зверька. — Главное, что ты жив. Уроды, они за всё ответят.

* * *

Стыдно это осознавать, что я был даже рад смерти Артура. Этот человек с самого начала казался мне самым отвратительным напарником, которого можно только представить. Без него я почувствовал себя немного свободнее. С другой стороны, Артур знал моё истинное лицо и нёс важную информацию, которую я мог не знать. Без него в Сереброполисе я мог почувствовать себя, как без рук. Георгий казался менее грубым, но хитрым и боязливым — типичная шестёрка, а это могло нести новые проблемы. Но решил решать их по мере поступления.

После досмотра, процедуры установления личности и проверки документов нас выпустили из оцепления. Мы поспешили скрыться, чтобы к нам не обратились с вопросами по поводу смерти Артура.

Клетку подобрали по дороге обратно и вернули туда игрунку. Самец, которого звали Джеф, был рад возвращению, но спать больше не хотел — бедное животное, похоже, сильнее нас переживало шок от произошедшего.

Я связался с Майком по шифрованной аудио-связи и доложил о произошедшем. Он долго молчал, после чего сказал продолжать путь.

— Сиднеина могут искать, лучше идти на восток. Радик приедет на пару дней позже. Смертью Артура займётся Ольгерд, на связь с ним не выходите.

— Оставаться здесь?

— Нет, скорее покидайте город, муниципальным транспортом не пользуйтесь, сейчас усиленная проверка на всех вокзалах и сканирование всех левых сферолётов на границах субдиректорий. Задержитесь в Сереброполисе, в апартаменты и базы приходите только дождавшись прибытия Радика. С Георгием поменьше трепись.

Ольгерд — это дальноморский 'отец', вспомнил я. Они со Стояном очень хорошо знали друг друга, и лучше было не встречаться. О способе передвижения Майк промолчал, поэтому этот вопрос должен был решить я. Мы присели с Георгием в одном из кафе, которых было много в улочках, веером расходящихся от сферовокзала. Заказали бифштексы из левиафана — местного морского деликатеса, хотя я сомневался в их подлинности — и по кружке пива.

— Что портовым от нас надо? — я решил спрашивать осторожно. — В каких мы с ними отношениях сейчас?

— Как и раньше, у нас договор. Они стригут рыбаков, мелкие конторы в прибрежных районах и рынки, — Георгий выглядел подавленно. — В контрабанду, работорговлю и пушки не вмешиваются. Чем ты им помешал? Может, надо связаться с Ольгердом?..

— Не стоит. Чем меньше суеты, тем лучше.

Георгий помялся и спросил.

— Поговаривают, вы с ним не очень-то любили друг друга?

Я промолчал, изобразив на лице смесь отвращения и усмешки. Георгий кивнул — похоже, понял, что лишних вопросов лучше не задавать.

— Почему ты так уверен, что это именно портовые?

— А кто же ещё? 'Тритонов' и 'Мастодонтов' сюда бы не пустили.

Или он играет простачка, или действительно немного глуп.

— Они запросто могли прилететь сюда рейсовым транспортом. Для такой задачи легко можно купить даже водителя государственного сферобуса вместе со всем экипажем.

— Но откуда им знать, что мы отправимся именно через этот сферовокзал? — возразил Георгий. — Мы могли вообще пролететь мимо Дальноморска...

Он сказал это и осёкся.

— Почему, кстати, не пролетели? — прищурившись, спросил я. — Что, нынешним 'отцам' сложно выделить мне отдельный сферолёт для прямого перелёта в Сереброполис?

Георгий недоумённо пожал плечами.

— Сферолёт, летящий на дальнюю дистанцию без пересадок и без разрешения может привлечь внимание... И, я так понял, на то была воля Верховного Отца?

Я снова усмехнулся.

— Хочешь сказать, что свои? — округлил глаза Георгий. — По указанию...

Я отвернулся, посмотрев на толпу.

— Либо свои. Либо в толпе, в которой играл музыкант, был кто-то другой, кого захотели убрать. Либо — маньяк-самоубийца, фанатик, сепаратист или чёрти-кто.

Георгий допил пиво и задумался.

— Свои — более правдоподобно. Потому и отправили обычным транспортом, всё сходится.

— Нет, не всё, — я поднялся, оставив наполовину недопитую кружку — много пить алкоголя не хотелось. — Мне ещё ничего не понятно. Такое чувство, что меня хотят не убить, а напугать. Придётся теперь ехать окольными путями, чтобы и свои не подумали.

— Западный сферопорт?

— Нет. Сейчас там усиленные досмотры. Да и рейсов оттуда должно быть поменьше. Что-то другое.

Рейсовые сферобусы и сферотакси отпадали — их проще проконтролировать. Поезд не подходил — слишком долго ждать ближайшего пассажирского рейса, и слишком большое отклонение от 'зачипованного' маршрута. Как и сферолёты дальнего следования — досмотр там куда более тщательный. Оставались 'частники' — но где поймать частника, который летит в такую даль? Выход лежал где-то на поверхности, и лишь вглядевшись в поток транспорта над улицей, я вдруг понял, как можно решить проблему.

Заглядывая внутрь себя, я обнаружил, что мой характер за последние несколько дней сильно поменялся. Виной тому и перемены в жизни, и перепрошитые знания о синдикате. Я всё больше чувствовал себя частью большой закрытой системы, где много тайн даже внутри разных группировок. Мне по-прежнему было страшно думать о той жестокости, с которой придётся столкнуться, но с другой стороны во мне начинал просыпаться азарт первооткрывателя — я отправлялся заниматься совершенно неизвестной мне до этого сферой деятельности в среду, которая сильно отличается от того, где я был ранее. Какое-то время, понял я, мне придётся играть по правилам и искать компромисс между своей совестью и задачами синдиката.

Я вспомнил о друге-военном, с письма которого и началось моё путешествие сюда. Он жил в Дальноморске и при других равных условиях мог бы помочь с транспортом, но мой нынешний статус не предполагал общения с военными. К тому же, я с моим нынешним лицом приятель вряд ли узнал меня, да и впутывать его в эту историю не хотелось. Стоян Сиднеин всё ещё был в розыске, и на любого 'своего' охранника и прокуратора мог найтись тот, кому интереснее отдать меня и моих сообщников в руки правосудия.

Оставалась тревога за Леонида, но подобные чувства я умело прятал поглубже, чтобы они не разрослись и не мешали решать текущие проблемы.

2. Сереброполис

Мне уже приходилось пользоваться автостопом, однако ловить курьерские сферолёты в квартале от хаба службы срочных доставок до этого не приходилось. Я слышал всего пару историй о том, как работники почты подбирали случайных автостопщиков, но риск был большим. Моя идея, конечно, могла показаться идиотской — я сомневаюсь, чтобы когда-то раньше иерархи синдикатов вроде Сиднеина пользовались автостопом, но в нашей ситуации нестандартное решение могло оказаться только кстати.

Мы ждали больше получаса, Георгий уже начал лениво спорить, как вдруг один из сферолётов с красно-синей символикой пошёл на снижение. Вероятно, наш курьер, наслышанный о теракте на вокзале, позарился за лёгкие деньги и решил нас подобрать. Традиции автостопа в Новоуралье и восточнее были настолько глубокими, что я не удивился, что это сработало.

Правда, попросил он дорого, и летел не в Сереброполис, а в Краснолес — восточный городок в трёх сотнях километров от Сереброполиса. Этот город предполагался как возможный пересадочный пункт на пути нашего следования в Сереброполис, поэтому мы согласились. Узнав о том, что мы монахи-обезьянники, он криво усмехнулся и замолчал, а через несколько минут, заметив спящего Джефа в клетке, в шутку попросил платы ещё за одного пассажира. Разумеется, мы ему отказали.

Мы разместились на верхних сиденьях, над пилотским креслом. Нижнюю и заднюю часть четырёхметрового аппарата занимали стеллажи, набитые ящиками. Коробки разных размеров, поставленные на полозья, были настолько идеально распределены по круглому объёму машины, что в нём оставался минимум свободного места. Крупные в центре, а мелкие ближе к сфере. Порой мне становилось интересно, как происходит процесс разгрузки такого агрегата.

Сферолёт был новым, амирланским, снабжённым компенсатором, и потому перерывы на рекреацию оказались редкими и не столь резкими, как на отечественных машинах. Меня потянуло в сон — такое часто происходит после какого-то внезапного стресса, — но только я задумал уснуть, как проснувшийся Джеф в клетке громко заверещал, прося корм.

— Ты брал ему пищу? Что он ест? — спросил я у спутника.

Георгий сначала посмотрел на меня, как на идиота, но потом спохватился, вспомнив, кто я такой, и поправился, приняв тон, свойственный монаху:

— Как и все наши малые собратья — фрукты, личинки насекомых, — он стал рыться в сумке. — У меня где-то оставлял яблоко...

Говорить при постороннем о делах синдиката я поостерёгся, поэтому решил поговорить о чём-то отвлечённом, заодно и получше узнать собеседника:

— Ты что такой кислый? Всё из-за вокзала напрягаешься?

Георгий поморщился.

— Девушка в Шимаке осталась.

Я усмехнулся.

— Переживать из-за женщин? Не велика ли честь для них?

Произнеся это, я сам немного удивился. Похоже, с 'прошитыми' воспоминаниями мне передалась и частица характера Стояна. Раньше бы я такое не заявил.

Мой спутник начал рассказывать про свою девушку — аспирантку Магистрата Средополиса по авиастроению. Сначала ругал её сложный характер, стервозность, смешанную с замкнутостью. Потом стал расхваливать её внешность, особенности фигуры и уже был готов мне раскрыть тайны их взаимоотношений в постели, как я остановил его.

— Довольно, мне это не интересно.

— Прости. Скажи, а ты, правда... многое забыл? Или тебя заставили?

— Забыл. Препараты, пси-блокировка.

— Вас всех так в братстве заставляют? — внезапно подал голос курьер.

Я даже вздрогнул, до этого мне казалось, что он нас не слышит или хотя бы не слушает.

— Некоторых, — ухмыльнулся я. — В братстве.

— А вы все с ручными обезьянами таскаетесь?

— Конечно, нет, только с теми из младших братьев, с кем стали друзьями, — ответил заученной фразой Стоян. — И кто готов составить нам компанию в пути.

Водителю, похоже, захотелось втянуться в беседу.

— Мой двоюродный служил в Бриззе, в Штормополисе. Говорил, что там водятся огромные обезьяны, гигантские, метра по три ростом.

Георгий снова нацепил на себя маску всезнайки-священника:

— Исполины, гигантопитеки. Они ближе всех подошли к земным обезьянам по своему развитию, но эволюция на Рутее совершила ошибку, и разумными стали земноводные Мрисса.

— Да, гигантопитеки. Бризза — это же страна каннибалов. Там было три мегаполиса, бывших наших колонии, а потом остался только Штормополис...

— Мы знаем историю, — немного резко прервал Георгий. — И что?

— Вот вас бы туда! Там был конфликт с дикарями, и бригаде брата приказали охранять сланцевый рудник. Провизии не оставалось, солдаты голодали, за периметр не вылетишь, да и было у них всего два транспортника с пулемётами. Отправил четырёх ребят в ближний лес, так они нашли там одну эту гориллу с детёнышами...

Я вспомнил фотографии и ролики про гигантопитеков из южного полушария — медлительные здоровяки с зеленоватой шерстью, травоядные и безобидные. Мне стало жалко их.

— Довольно, и так всё понятно, — прервал водителя я. — Ваш брат совершил грех. Скажите, любезный, а будут ли остановки?

— Будут, а как же, — водитель отозвался немного недовольно. — Перелетим вон ту гряду, после неё — посёлок, там кафе и топливный магазин.

Мы летели на северо-восток, по стокилометровой полосе, отделяющей Полярный океан от Левиафанового моря. Местность на перешейке очень изменчивая. Если в западной его части с юга к нему примыкают степи, тянущиеся по южному побережью и переходящие в приморский климат, то на севере и востоке сплошные, почти девственные леса. В малое средневековье горы перешейка перечеркнули с севера на юг тремя железнодорожными трактами с широкой колеёй, чтобы ставить суда на тележки и перевозить из Левиафанового моря в Северный океан. Эти тракты пересекала обычная железная дорога, которая использовалась и сейчас для неторопливых перевозок чего-то крупногабаритного — леса, металлопроката, труб и длинных корпусных деталей. На самом восточном из таких пересечений и стоял крошечный посёлок, обслуживающий теперь транзитную станцию сферолётов и старый участок железнодорожных путей.

Я немного напрягся. Именно здесь проходила невидимая граница субдиректорий, на которой отслеживают перемещения непроверенных сферолётов. В случае, если сферолёт засекли как непроверенный, на табло загорается надпись 'ожидайте досмотра', и сферолёт должен дожидаться погранцев. Мои сомнения развеял водитель.

— Вот и пересекли, — сказал он и нырнул в крутое пике.

Перегрузки мы почти не ощутили — всё же, амирланские машины заметно комфортнее наших, зато медленнее и дороже. Но, насколько мне было известно, машинами производства Рутении в Амирлании пользовались настолько же часто, насколько у нас — их машинами. Сферодвигатели нашего производства намного экономичней, быстрее и дешевле, поэтому на мировом рынке нашим конкурентам приходилось брать качеством сборки, комфортом и дизайном.

Сферостанция в посёлке стояла обычная для таких мест, башенного типа. Вокруг башни и на огороженном пяточке стояли сферолёты побольше, рядом пустовала площадка для тридцатиметрового гиганта, а на трёхуровневых решётчатых платформах парковались машины поменьше. Несмотря на обеденное время, мы оказались единственными на станции и приземлились на второй уровень, наиболее удобный для взлёта. Наш водитель погасил поле, откинул носовой колпак, вытащил две коробки из грузового отсека и выпрыгнул из машины, коротко прокомментировав:

— Отнесу директору, заправлюсь и до сортира.

Мы остались вдвоём. Я спросил Георгия:

— Ты хорошо знаешь это место?

— Да, тут постоянно останавливаемся на полпути до Краснолеса.

— Здесь всё спокойно?

— Ага. Погранцы периодически паркуются. А так — зона 'Тритонов'.

При упоминании конкурирующего синдиката стало немного тревожно на душе. Я спрыгнул с сиденья, чтобы размяться, и решил тоже сходить до туалетов. Главное предназначение сферостанций — это место, где можно после нескольких часов пути спокойно перекусить и оправить естественные надобности.

Туалеты были на первом этаже, под решётчатой платформой, и я сбежал по внутренней лестнице вниз. После я вышел и отошёл в сторону, чтобы позвонить со своего терминала Майку.

Разговор получился коротким — стоимость связи между континентами была дорогой, и на звонки с одного аппарата автоматически выделялось всего пара минут в сутки. Я обрисовал ситуацию и объяснил планы. Узнав, что мы летим в Краснолес, мой начальник сказал остановиться в отеле и дождаться приезда Радика. Ещё раз напомнил, чтобы я поменьше говорил и побольше выглядел угрюмым, каковым был Стоян. Собственно, таковым я и был все последние дни.

Когда я закончил разговор и приготовился подниматься по лестнице, то увидел, что с юга, из кварталов посёлка, к станции приближается ещё сферолёт, резко идущий на снижение. Что-то заставило меня поверить своей интуиции, и я побежал вверх по лестнице.

Вспышки импульсных разрядов пробежались по решёткам. Судя по частоте и разбросу, стреляли из двух стволов. Из будки смотрителя внизу выбежало трое, в том числе наш водитель-курьер. Я добежал до второго этажа и спрятался за дверным проёмом, доставая импульсник из-под балахона.

Со стороны почтового сферолёта послышался крик Георгия, я высунулся из-за угла и послал пару выстрелов в кабину машины, стоящей внизу, в двадцати метрах от меня. Снизу послышался шум, и звуки стрельбы прекратились. Я выглянул из-за укрытия — сферолёт стрелявших поднялся и полетел в сторону леса.

Я подбежал к нашему сферолёту — Георгий, скрючившись от боли, ворочался в кресле пилота, пытаясь смахнуть пламя с горящего рукава мантии. Позади него, в грузовом отсеке горела пара коробок — видимо, от нескольких выстрелов Георгий смог увернуться.

— Аптечка, достань аптечку! — шипел он.

Мне приходилось сталкиваться с ожогами от импульсника, я быстро отсоединил от каркаса ближайший встроенный огнетушитель, сорвал колпачок и залил рукав пеной. После погасил пламя в коробках, достал аптечку и покрыл локоть Георгия регенерационным гелем.

— Как весело! — сказал подбежавший вместе с директором станции курьер. У обоих тоже были импульсники. Меня всегда поражали такие люди — способные даже в самый сложный момент шутить и держать самообладание. — Ты чего в моё кресло залез? Угнать хотел!

— Хотел запустить экстренный взлёт! — морщась от боли, ответил Георгий. — Чтобы уйти от огня. Они почему-то стреляли по коробкам.

Стреляли, разумеется, по пассажиру в сферолёте, но Георгий дальновидно решил 'перевести стрелки'.

— Видимо, что-то важное везём, и захотели убрать, — водитель достал стереокамеру и приготовился запустить её в летающем режиме. — Давайте, выметайтесь, мне нужно запротоколировать для начальства. Вы тут лишние.

Его бесцеремонность, с одной стороны, выводила из себя, с другой, его можно было понять, ведь он брал нас на борт нелегально. Директор станции — грузный, бородатый старик — помог выбраться Георгию и повёл его в медчасть, я забрал из сферолёта клетку и наши вещи, и последовал за ними, мысленно матеря водителя и ситуацию.

Ожоги Георгия говорили о том, что стреляли со средней мощностью, не на поражение. Это было уже второе препятствие на пути в Сереброполис, как будто кто-то испытывает меня — или нас с синдикатом? — на прочность. Причём в этот раз создавалось чувство, что нас больше пугают, чем действительно хотят убить. Или, может, не хотят меня пустить на восток?

Кто это делал, и по каким причинам, я пока не знал.

* * *

'Вопрос с перешейком крайне интересен. Сложно сказать, стоит ли делить Рутенийский (Главный Северный) Материк на два, или же Западная и Восточная Рутения — одно целое. Если верить источникам, аналогичным образом споры вызывало разделение перешейком земной Америки на Северную и Южную.

Более того, некоторые географы предпочитают делить Рутению на три или даже четыре части. Бесспорно, выделяется Западная Рутения, половину из которой занимает Рутенийская Директория. Здесь же расположены и Этолла, Югрось, Греосия и два побережных анклава Иаскана. Южные государства — от Хварезма до Семдестана, оставшиеся после распада Директорий Фарси и Корё (а теперь, после отделения, и Конзатан) иногда выделяют в Южную Рутению.

Перешеек отделяет от западной части то, что называется Восточной Рутенией, а фактически также разделено на две или даже три независимых области. Половину этой части материка занимает Заповедник Мрисса, отделённый Пограничными горами на западе, Пустынным Плато на востоке и каньонами рек Махавели-Ганга и Шри-Ганга. Он обособлен от остальной части света геологически, климатически и тектонически. По одной из гипотез, он является результатом импакта исполинского астероиода или даже малой планеты на раннем этапе формирования Рутеи. Восточные субдиректории РД примыкают к перешейку и находятся между ним и обширным Заповедником. Узкая полоска суши между Левиафановым Морем и Пограничными горами, принадлежащая Кеолре, смыкается с тремя полуостровами Ирниатана на юге, формируя общую Восточно-Центральную Рутению. Амирланский субконтинент простирается от северного полярного круга вдоль всего Пустынного Плато до южных границ с Ирниатаном и Бриззским проливом.

(из обновлённого учебника по географии)

* * *

В медчасти локоть Георгия ещё раз обработали регенерационным клеем и упаковали в защитную повязку. Позже случилось то, чего мы оба опасались — пришёл городской охранник и составил документ о происшествии. Наши липовые документы не вызвали у него подозрения, но лишней шумихи всё равно не хотелось.

Сферолёт нападавших, как это обычно бывает, работал без идентификатора, и камеры наблюдения смогли зафиксировать только его марку и цвет. Курьер охранника не дождался и улетел — в его конторе предпочитали разбираться с происшествиями уже после того, как посылки довезены и работа закончена.

Охранник же предложил составить уголовное дело и вызвать прокуратора, но мы отказались, сославшись на неотложные дела.

Вообще, плюс своего нынешнего статуса я ощутил. Мантии монахов действовали на должностные лица в провинции каким-то магическим образом. Видимо, нас считали непрегрешимыми философами, которыми следует дорожить. Долгих допросов охранник не учинял, директор станции накормил нас обедом, предложил вызвать медицинскую помощь и увезти Георгия в больницу, но мы отказались. Через пару часов нас посадили на рейсовое сферотакси и оплатили проезд до Краснолеса.

Краснолес был типичным послевоенным городком. Когда Соединённые Королевства Амирлании захватили пять из одиннадцати наших главных южных колоний, правительство Директории вдруг вспомнило, что помимо заморских земель у нас полно территории в северном полушарии, за перешейком, и начало строить здесь города. Тогда была вновь обретена технология сферодвигателей, но хорошего контроля за передвижениями летающих аппаратов не существовало. Поэтому все боялись внезапных налётов противника, и новые города строились по 'крепостной' схеме.

На расчистках в глухом лесу, на горе, стоял квадратный центр города с тесно стоящими жилыми тридцатиэтажками, двухметровые внешние стены которых были без окон. На случай нападения бандитских отрядов, которых в то время было ещё больше, чем сейчас, или налёте амирланцев, к городу прикреплялась сферотанковая сотня. Тяжёлые летающие машины по команде со сторожевых вышек за считанные минуты выстраивались над городом в проёмах небоскрёбов и поливали пулемётным и ракетным огнём нарушителей. Помогали им в этом зенитные пушки, натыканные на каждом втором чердаке.

Внутри квадрата укреплённых высоток располагались здания пониже — учебные заведения, супермаркеты, больницы, зоны отдыха и прочее. Территорию вокруг квадратной цитадели занимали фермы, фабрики и тепличные комплексы, а в паре километров от квадрата стоял большой завод в форме куба. Всего этого вполне хватало, чтобы жить и работать пятидесяти-ста тысячам человек вдали от транспортных путей, поддерживая связь с большой землёй исключительно на сферолётном сообщении. Со временем города разрастались, нередко рядом строилась вторая, а то и третья квадратная крепость, но вскоре в мире стало спокойнее, и от крепостной системы отказались.

Примерно в такие города я и стремился попасть, когда хотел идти на север. Но сейчас это был всего лишь пересадочный пункт на пути в более суетный и крупный Сереброполис.

Прилетели мы уже ближе к закату. Сферовокзал тут стоял полноценный, почти такой же, как в Дальноморске — кубической формы, со спиральной галереей вокруг посадочных мест и подземным ангаром. Такси выпустило нас на верхнем уровне. Мы решили остаться в городе до утра, поэтому спустились на лифте вниз.

Привокзальная площадь встретила нас вечерней суетой толпы и вонью попрошаек. Я заметил, что тут их намного больше, чем в западных городах. Ещё чувствовался едва ощутимый запах дыма.

— Показывай, где тут что, — обратился я к Георгию. — Я так понимаю, что город наш наполовину, свои заведения у синдиката тут есть. А я ни черта не помню.

— Во внешнем городе у нас своя ночлежка, идём.

Георгий провёл меня через толпу народа к остановкам городских электробусов и мы поехали за границу укреплённого квадрата, в пригород. Из окна я разглядывал центральный район города — в туманной дымке он казался намного скромнее и грязнее, чем аналогичный у Средополиса. Здесь не было яркой рекламы и крупных офисных высоток, дома стояли не отремонтированные, пыльные, но что-то похожее на мой родной город в нём сквозило, и я не мог понять, что. Планировка, что ли.

Электробус проехали через западные 'ворота' квадрата между высотками и стал спускаться с холма. Совсем стемнело. Впереди россыпью светились огни пригорода — в основном, одноэтажного, с темнеющими прорехами цехов и складов, за которыми тёмной стеной вырастал лес. Мы долго ехали и пару раз поворачивали, водитель высаживал пассажиров на тёмных узких улочках. Наверное, наземный городской транспорт ничуть не изменился за последние полтысячи лет, думалось мне, и от спокойствия и мелькания огней я начал засыпать. Но долго спать мне не пришлось — вскоре мы подъехали к самой опушке леса, и водитель объявил конечную станцию — отель 'Край шорохов'.

Само здание отеля стояло в конце длинной улице коттеджей и представляло собой мрачное деревянное строение с двумя этажами и декоративной башенкой. Я сразу понял, что заведение скорее является борделем, чем гостиницей — на дорожке до станции электробуса валялись использованные презервативы и упаковки к ним. Когда нам путь у дверей преградил привратник, больше похожий на вышибалу, Георгий тихо сказал ему пару слов, от чего карие глаза двухметрового деннийца округлились, и он пугливо отступил в сторону.

Ночной портье услужливо улыбнулся:

— Какой номер желаете?

— Два верхних одноместных люкса. До завтрашнего обеда. Бесплатно.

— Простите, вы?...

— Новенький? Позови Серго.

Георгий, похоже, хотел показать мне, что тоже умеет командовать. Портье после недолгого раздумья отправился куда-то в соседнюю комнатушку и привёл полноватого, лысого владельца заведения. Густые брови и орлиный нос выдавали в нём горца — греосийца или аргостанца.

— О, Георгий, добрый день, — пробасил толстяк и посмотрел на меня. — Простите, мы знакомы? Вы, вероятно, из монастыря?

— Серго Милани, держатель отеля, — Георгий представил нас друг другу. — Стоян Сребров, он же Стоян Сиднеин.

Серго нервно сглотнул. Несколько секунд в воздухе висела немая пауза, затем держатель ночлежки поменял бас на услужливый тенорок:

— Простите. Я не узнал вас, я знал, что... вы изменили внешность, но не думал, что вы нагрянете к нам с визитом по пути в именье, конечно, мы сейчас же освободим номера и предоставим вам всё, что захочется.

Через час я, плотно поужинавший и вымытый, вышел на веранду с кружкой пива, чтобы отзвониться Майку и посмотреть на лес. Майк отреагировал на известие о происшествии в посёлке коротким конзанским ругательством и пообещал разобраться. Сказал избегать встреч с местными членами синдиката и ждать Радика, который уже в пути и прибудет ночью.

В полукилометре от гостиницы текла местная речушка, снабжавшая город, а за ней виднелись холмы, над которыми горело зарево лесного пожара. Языков пламени я не видел, но лесные огни подсвечивали дым, из-за которого и было так душно в городе. Ветер сейчас дул в другую сторону, и запаха гари почти не чувствовалось. Я уже хотел уйти с балкона, как вдруг увидел в лесной чаще в каком-то десятке метров от гостиницы два больших силуэта.

На опушку перед гостиницей из леса вышла самка полосатого мастодонта с детёнышем. Массивные животные неторопливо посмотрели по сторонам, длинные морды с прямыми короткими бивнями отбрасывали причудливые тени на землю. Я впервые видел этих лесных исполинов в природе.

— Видимо, испугались лесных пожаров, — услышал я женский голос за спиной.

Обернулся, инстинктивно хватаясь за несуществующий импульсник на поясе.

Миниатюрная брюнетка лет тридцати, одета в кожаную куртку с символикой городской охраны. Я узнал её — в списке 'прошитых' мне знакомых личностей она значилась как Рина, 'моя', то есть Стояна, бывшая любовница, а ныне — старший осведомитель синдиката в Краснолесе. Человек указывался как проверенный, но нежелателен разговор о структуре синдиката и прошлых связях. Других деталей наших отношений я не знал и потому приготовился к любому развитию событий.

Моя бывшая знакомая, похоже, тоже не знала, что ожидать от нашей встречи. Она стояла в лёгкой растерянности и часто дышала, изучая моё-Стояна новое лицо. Я нагло и не скрываясь прошёлся взглядом по её телу — подтянутая, с крепкими плечами, небольшой, но эффектной грудью.

В ней было что-то знакомое и даже привычное. Неприятно-привычное. Ну, что ж, Стоян, спасибо за воспоминания.

— Как ты зашла? — сухо спросил я.

— Универсальная карточка, — с немного удивлённым видом ответила Рина. — Во всех учреждениях города замки электронные, а я работаю в горохране.

— Как ты узнала, что я тут?

— Серго отправил кодовое сообщение час назад. Я сказала, что убью его, если он не сделает этого. Ты... вспомнил меня?

— Да, Рина. Но очень смутно. В колонии на мне испытывали препараты, разрушающие память.

Внешность её нельзя было назвать вызывающей и стервозной, но аппетитная фигура и уверенность движений казались привлекательными. После ухода второй жены уже месяца три у меня не было женщин. Да и во время нашей семейной жизни всё было вовсе не так гладко. Разумеется, при виде красивой девушки, проникшей ко мне в номер, возникало забавное забытое желание, но я решил не торопить события. Включилась подозрительность — она работала в городской охране и вполне могла быть 'двойным агентом', хоть и числилась в списке лиц синдиката как 'проверенная'. К тому же, первая жена, моя старая цель и давний бзик... Я старательно отговаривал себя.

Мастодонты повернулись и незаметно растворились в лесной темноте. Рина подошла поближе и крепко, немного грубо обняла меня. Пришлось ответить тем же, хотя я старался быть начеку. Заодно я осмотрел комнату на предмет чего-то подозрительного или странного. Подозрительными показались только сапоги Рины, снятые у входа.

— Да, ты... стал совсем другим, — грустно проговорила она, гладя меня по спине. — Особенно голос. Сильно изменился. Надеюсь, в лучшую сторону.

Я увидел свечение над головой, разомкнул объятия и посмотрел вверх — гигантский, в сотню метров пожарный сферолёт, окутанный голубым сиянием, медленно проплыл над гостиницей в сторону очага пожара. Мне приходилось видеть, как они работают: пилот выбирает нужную точку, набирает высоту в сотню метров, и сферополе исчезает. Включаются реактивные компенсаторы, удерживающие машину в равновесии, и на пламя под давлением из сотни сопел в днище, как из огромного дуршлага, выливаются долгожданные потоки воды.

Рина стояла рядом на балконе и молча расстёгивала куртку. Девушку не смущала ни возможность быть увиденной с улицы, ни вероятность, что я не захочу близости. Куртка упала на пол, под ней оказалась скромная серая блузка с глубоким вырезом, через которую ещё сильнее проступали контуры тела. Нижнего белья заметно не было. Сопротивляться становилось всё труднее.

— Что ты делаешь? — спросил я, осознавая всю глупость вопроса.

— Прости, я сразу со смены, не успела надеть твоё любимое бельё, — тихо сказала Рина. — Только не говори, что тебе не хочется, я не поверю.

Она сняла брюки и повесила их на балконный парапет. Поправила простые чёрные трусики, затем подошла ближе и, прижавшись ко мне, прошептала:

— Дальше ты любил раздевать меня сам.

Я послал всё к чертям, схватил её в охапку и отнёс к кровати.

Рина не обманула. Похоже, она была искренней и действительно ждала Стояна все годы. Я же испытывал угрызения совести — во-первых, потому что обманул Рину, выдав по долгу службы себя за её бывшего любовника, во-вторых, из-за уже привычного чувства вины перед первой супругой, которую я до сих пор мечтал найти. После секса Рина лежала на моей кровати и пыталась расспросить о том, как я-Стоян жил на каторге, о том, помнил ли я наши прошлые встречи, и рассказывала о том, как ей было тяжело эти четыре года. Я отделался парой общих фраз, молчал и чувствовал себя подлецом. На самом деле, я испытывал целую гамму чувство — от морального и физического удовлетворения и сиюминутного комфорта после череды лишений и испытаний, до растерянности и вины. Потом я уснул, а Рина оделась и легла на диван в прихожей, чтобы не тревожить меня.

Наутро меня разбудил бесцеремонный стук в дверь. Я взглянул в видеофон — в камеру смотрела толстая, угрюмая морда Радика. Рина проснулась, соскочила с дивана и принялась собираться, а я неторопливо накинул халат и открыл дверь.

— Зачем стучать? — недовольно проворчал я. — По роже захотел?

Радик немного оторопел от моего наглого тона, потом увидел Рину и молчаливо зашёл в комнату. Фактически, Майк и Радик стали моими начальниками, серыми кардиналами, они отдавали приказы. Но для всех других членов мафии теперь я был полновластным правителем Востока, следующим к своему трону, и это понимали мы оба. И в присутствии третьих лиц деталей нашей иерархии раскрывать не хотелось. Радик посмотрел на проскочившую мимо него Рину и захлопнул дверь. Немного изменился в лице и спросил:

— Уже развлекаешься?

— А что мне, страдать? — снова огрызнулся я.

Здоровяк присел на диван и зачем-то принюхался. Я заметил, что он странно водит носом уже не в первый раз, словно принюхиваясь. Похоже, это было у него что-то вроде вредной привычки или нервного тика.

— Да не, ты всё правильно делаешь. Огрызайся на меня, показывай власть и силу. Входи в роль. Но помни, каким бы не казался авторитетным твой персонаж, он всего лишь пешка в игре Верховного Отца.

В руке Радика появился программатор для моего чипа.

— Снимешь? — оживился я. — Это хорошо.

— Не совсем, — сказал Радик, подходя ближе. — Я так понял, в новой прошивке тебе будет запрещено посещать всю западную часть страны. Только Восточная и Сиянь-градская субдиректории.

Мне вдруг показалось, что это момент выбора. Стоит лишь убить Радика, забрать программатор и сделать себя свободным. Но я не решился. Под рукой не было оружия, а под окнами дежурили телохранители, которые наверняка наблюдали за мной в скрытые камеры.

Я подставил висок. В конце концов, подумалось мне, места для возможного манёвра теперь было куда больше — эти две субдиректории были самыми большими в стране.

— Ну, через десять минут спускайся вниз. Местный народ ждёт тебя в малом зале столовой. Побольше слушай и поменьше рассказывай. Меня никто из них не знает, я буду твоим телохранителем.

В столовой играла скучная музыка углерода — старые 'шахтёрские песни', которые любят в подобных заведениях. Все 'отраслевые капитаны' Краснолеса, собравшиеся в тесной нише, выглядели образованными и впечатление лесных дикарей не производили. Через пять минут я подозвал официанта и потребовал выключить радио, чем вызвал немое удивление у собравшихся.

Разговор получился коротким — я послушал сбивчивые отчёты о доходах, проблемах и людских потерях. Все эти люди пока подчинялись Христофу, бывшему восточному владыке синдиката. Сейчас этот Христоф, как мне пояснили перед отправлением, шёл 'на повышение' и должен был по моему прибытию отправиться в Средополис. Меня немного настораживало, что Майк и Радик так мало о нём говорили, но пока я решил не думать об этом.

А в конце случилось то, чего я опасался.

— У меня провинился один паренёк... — грустно проговорил оружейник. — Он отвечал за один из оружейных арсеналов, пара десятков импульсников, три ствола огнестрела. Его пьяным схватила горохрана, и он сообщил несколько фактов о себе, в частности, что его нанял синдикат, и что я — его начальник. К счастью, Рина вовремя подсуетилась, и лишняя информация наверх не ушла. Сейчас парня выкрали из отделения, он в подвале у Светланы. Что мне сделать с ним?

Я почувствовал комок в горле. Мне уже было понятно, что нужно сказать, и иного решения принять я не мог, ведь перед моими подчинёнными я был Стояном, жестоким и принципиальным. И нужно хорошо играть роль.

— Ты сам знаешь, что велит кодекс, — сухо ответил я.

— То есть — как обычно, отрезать, а потом?..

— Да.

Даже убивать самому оказалось не так тяжело, чем отдавать приказы об убийстве. После этого короткого слова я начал ненавидеть себя гораздо сильнее прежнего, и это чувство не покидало меня многие годы.

* * *

Когда мне становилось особенно паршиво на душе, я мысленно возвращался в места, где мне было комфортно. Мне достаточно совсем небольших кусочков той реальности, ярких кадров, чтобы стало спокойнее. Например, я вспоминаю мягкость колосков ковыля в Уктусском природном парке или шелест листьев в роще, куда мы бегали с ребятами в детстве.

По дороге в Сереброполис мне вспомнился достаточно сложный и не вполне приятный, но тоже очень яркий эпизод из юности.

Когда мне было пятнадцать, мой троюродный брат Стефан, отец Леонида, вернулся со службы в Штормополисе — дальней южной колонии на скалистых берегах Бриззы. Он был старше меня на пятнадцать лет, и то ли от воспоминаний об армейских тяготах, то ли от неустроенности — жил он в старом панельном домике на окраине Средополиса — стал пить. В ту пору крепкое спиртное можно было достать гораздо легче. Леониду было тогда пять лет, я иногда я ходил к ним в гости, чтобы помочь по хозяйству жене Стефана. Когда пьяный родственник заваливался спать, мы с Леонидом шли в гараж и играли там.

Однажды в гараже обнаружился в разобранном виде небольшой лёгкий сфероаппарат. В разобранном — это даже сильно сказано, по сути, его обручи представляли собой скорее обломки, чем детали.

— Папа принёс, — сказал Леонид. Откуда Стефан, служивший ефрейтором снабжения, мог достать обломки летательного средства, оставалось только гадать. Воровство он воспринимал как обычное дело, за что позже и был наказан — через десять лет его отправили на исправительные работы в южные колонии, где он и пропал без вести.

После небольшого сравнения деталей с каталогами в сети, я понял, что это лёгкий двухобручевый сферобайк 'Югрось-35'. Тогда я только начинал интересоваться механикой, и идея починить аппарат захватила меня. На следующие полторы недели я поселился в гараже. Попросил старого сварочного робота у соседей, купил охлаждающие трубки, залил хладагент и сварил сломанные обручи. Сиденье взял от велосипеда, а разломанный корпус блока управления скрепил липкой лентой.

Затем вытащил из гаража на крохотную взлётную площадку перед домом и влил биотопливо.

Сферобайк взлетел. Я впервые сидел за рулём живого летающего аппарата, у меня не было ни опыта, ни курсов 'визика' по вождению, ни, тем более, сданного экзамена. В отличие от лёгких сферолётов, немного превосходящих мой аппарат по размерам, сферобайки никаких средств для смягчения аварийной посадки не имели. Как не имели нормальных систем стабилизации полёта. А я был молодым безумцем, которому не куда было девать свою творческую и прочую энергию.

Первые метров двадцать я летел почти ровно по прямой, очень низко над поверхностью, мимо соседских домиков. Микрорайон этот находился в пойме реки, на дворе была весна, и поднявшиеся грунтовые воды подтопили окрестности. Часть домов были покинуты ещё несколько десятилетий назад, теперь там жили одичавшие собаки и бомжи-ирниатанцы. Помню, как залаяла на меня снизу чёрная собака, стоявшая на жестяной крыше сарая.

То ли из-за лая, то ли из-за резко-накатившего желания подняться повыше я резко дёрнул ручку штурвала вверх. Аппарат послушался меня, меня повернуло на девяносто градусов вдоль поперечной оси и сложило пополам, от чего я стукнулся головой сначала о штурвал, потом об задний обруч. От резкого перепада давления заложило уши. Сферобайк, тем не менее, продолжал полёт вертикально вверх — стабилизация, какая никакая, но всё же работала. Я осторожно выправил штурвал и почти вернулся в горизональное положение, затем машинально отпустил одну руку, чтобы потереть ушибленный затылок.

Это стало моей ошибкой. Рукой я задел шланг хладагента сзади, и он отвалился от обруча. Мысль о том, что после такого надо срочно снижаться, ещё не посетила меня, чувство полёта захватывало и сбивало с толку. Не глядя поправил шланг и продолжал любоваться полётом.

Обручи тем временем начинали раскаляться, охлаждающая жидкость из трубки полилась вниз, через сферополе, шипя и сгорая в нём. Я закашлялся от дыма и пара и понял, что сферолёт надо 'продуть', как это делают профессионалы. Взял руль немного на себя и отключил сферополе.

Аппарат пролетел по инерции метра два, после чего по параболе полетел вниз. Я нажал кнопку включения сферодвигателя. Ничего не произошло — то ли аппарат подумал, что полёт закончен, и я его выключил окончательно, то ли ему не позволил это сделать перегретый верхний обруч.

Я безуспешно продолжал давить на гашетку включения двигателя и дёргать штурвал. Почему? Почему не работает? Метров семьдесят. Как быстро приближается поверхность! Что скажет Стефан? Что скажет мама?

Это всё, о чём я успел подумать. Меня прижало к верхнему обручу, горячему, обжигающему. Я падал вперёд ногами на небольшой двухэтажный особняк с плоской крышей и бетонированным подъездом, и вокруг не было ни одного мягкого места — ни кустов, ни стога сена, ни хотя бы лужайки. Я осознать неизбежность смерти и отпустил кнопки и штурвал.

Что произошло в следующие мгновения, я не мог понять многие годы. По всем расчетам я должен был превратиться в лепёшку, а обручи должны были изломать мне позвоночник и конечности. Через пару недель на курсе физики я даже пытался рассчитать, с какой скоростью и силой объект вроде меня врезается в землю с высоты в семьдесят метров.

Но сферополе включилось. Включилось, хотя я уже не нажимал на кнопку. Включилось на доли секунды на сломанном, раскалённом сферобайке, когда до земли осталось метра четыре. И тут же выключилось. Сильного удара о землю не произошло — сферобайк легко стукнулся о поверхность, как при обычной посадке.

Что-то или кто-то затормозил удар о поверхность, погасил всю силу от моего падения.

Я сидел в сферобайке, наверное, минут пять, обдумывая случившееся, пока на пороге особняка не появился пузатый хозяин и не начал кричать на меня и грозить горохраной. За сферобайк этот я больше не садился (как и за все другие летательные аппараты до семнадцати лет), и что с ним стало, мне не известно. Мне удалось сдержать язык за зубами в первые дни, позже я поделился историей с парой друзей, но никто мне не поверил. Потом, намного позже, я поделился историей со своей женой, Иреной. Она была крещённой в одной из единобожеских церквей, хоть и никогда не являлась верной прихожанкой, и потому ответила мне что-то вполне обычное, что говорят в таких случаях:

— Чудеса бывают. Возможно, за нами кто-то следит оттуда, сверху, и помогает нам.

Так вот, иногда я вспоминал — даже не то моё падение, а эту её фразу, спокойную, достаточно наивную и тихую, которая наложилась на воспоминания о падении и сделала их менее драматичными. Следят. Помогают.

Знать бы, кто помог ей покинуть квартиру.

* * *

'Сереброполис — пятый по величине город Рутенийской Директории, крупнейший порт в Северном океане на побережье Серебряного Залива, столица Восточной Субдиректории. Первопоселение с 2073 года, колонизировался преимущественно сферолётами 'Владивосток', 'Уренгой', 'Одесса' и 'Маракайбо'. Столица порубежного расселения в эпоху Малого Средневековья, центр независимых княжеств во времена раздробленности. Центр машиностроения, авиа— и судостроения, деревообработки, нефтяной, горнодобывающей промышленности, стеллерного и мясного животноводства. Город-герой рутенийско-амирланской войны. Город-побратим Нью-Сиднея (Амирлания), Геалдакарта (Иаскан) и Аргентумаидо (Бризза). Демографический и национальный состав (...). Цитадель города (модернизация 2545г.) вмещает 700 000 человек.

Город получил название от месторождения самородного серебра, обнаруженного первыми колонистами. Позже имя города дало название неоклассическому жанру музыки (см. 'музыка серебра') и диалекту креольского языка (язык серебра, платаленгва).

* * *

В Сереброполис мы прибыли вечером того же дня, уже затемно. Сферолёт наш влетел в город с юга, и я глядел вперёд, любуясь картиной ночного города. Россыпь огней протуберанцами пригородов впивалась в прибрежные леса, разбегаясь гирляндами вылетающих сферолётов. На побережье было особенно многолюдно, в небо взлетали фейерверки и светили лазеры, и я заинтересовался, что там может быть.

Со мной летели Радик, Георгий и водитель, имя которого я не счёл нужным запоминать. Все устали за день и разговаривали мало, лишь водитель обмолвился, прокомментировав столпотворение на набережной:

— Фестиваль музыки серебра проходит. Первый день, завтра снова будет.

После его слов сначала вспомнились трансляции с фестивальных сцен, которые я видел ещё в детстве. Этот старинный жанр возник именно в этих краях ещё века три назад, его впервые стали играть рыбаки и рабочие фабрик Сереброполиса. Следом вспомнился троюродный брат Леонид, который играл в том числе и музыку серебра.

Мы пролетели над самым центром города, по магистрали, отделяющей исторический центр с малоэтажной 'средневековой' застройкой у побережья от центра делового, который десятком пирамидальных небоскрёбов подпирал небо. Затем пролетели мимо десятка спальных кварталов-микрогородов и свернули к побережью.

Я знал, что мы должны встретиться с Христофом, чтобы он передал мне мои полномочия. Главная явочная квартира синдиката располагалась в пригороде, я знал её местоположение и слегка удивился, что водитель повернул с маршрута в сторону побережья.

— Что, не на квартиру? — ворчливо спросил я. — Мне уже жрать и спать хочется.

— Погоди, Стоян, тебе обязательно нужно сюда, — сказал Радик. — Мы покажем тебе кое-кого.

Я решил не спорить. Сферолёт приземлился на окраине коттеджного посёлка, за оградой у какого-то небольшого здания, стоящего на самом побережье. По длинным уходящим в сторону моря мосткам я догадался, что мы на ферме морских коров. Во время инструктажа одна из ферм фигурировала как 'контролируемое предприятие'.

Мы спрыгнули с подножки сферолёта.

— Проходи вперёд, вон туда, — учтиво, но настойчиво порекомендовал Радик, махнув рукой в сторону моря.

Мрачно кивнув, я зашагал вперёд, и спустя пару секунд мне стало страшно. Место было слишком безлюдным, чтобы проводить какие-то встречи. Чаще всего в такие места привозят, чтобы тихо убить. Запрятав страх поглубже, я решил действовать по ситуации. Мостки были деревянные, шаткие и сырые от морской воды, и свет тусклых фонарей едва позволял различить путь. В метрах двухстах, в самом море, виднелось какое-то небольшое строение на сваях, а по сторонам в огороженных сетями заводях ворочались огромные пятнистые тела. Одна из морских коров, услышав шум шагов, высунула из воды голову в каком-то метре от нас и повела огромной подслеповатой мордой, после чего совсем по-конски фыркнула и опустилась под воду. Я впервые видел капустниц так близко, и в другое время обрадовался бы такому открытию, но только не сейчас.

Мы молча дошли до строения, оказавшегося кормокухней. У входа нас встретил рослый, налысо бритый парень, открывший дверь с сенсорным замком. Внутри пахло травой и какими-то едкими кормами. В тесной комнате стояло ещё двое незнакомых парней в чёрных футболках и пожилой мужчина, в котором я узнал кеолранца. Он держал старинную видеокамеру. Люди расступились, и я увидел человека, ради которого мы и приехали на эту ферму. Человек этот сидел на косом пластиковом стульчике с завязанными за спиной руками. Рядом со связанным стоял тазик с размешанной цементной смесью. На лице виднелись кровоподтёки, он умоляющие поднял взгляд на вошедших, но, увидев меня, побледнел.

В нём я узнал Христофа.

— Что с ним? — спросил я.

— Он провинился, — сказал Радик. — Передавал сведения о нашей работе 'Горным Тритонам'. Из-за этого мы потеряли деньги и несколько деревень, в которых кормились.

Я промолчал и лишь через пару секунд сказал то, что требовалось:

— Убрать.

Любопытно, но второй аналогичный приказ дался мне несколько легче первого.

А свет на горизонте показался лишь спустя десять дней.

3. Пригороды

С трудом выспавшись и немного изучив свои апартаменты, я отправился на праздник музыки Серебра на следующее утро. После двух приказов об убийстве, настроение было ни к чёрту, я чувствовал себя циником на пиру во время чумы. Но, поразмыслив, плюнул на всё и решил, что это долгожданная возможность развеяться. Меня сопровождали Радик, Георгий и ещё один молодой 'брат' из числа телохранителей. Мы сидели в летнем кафе в сотне метров на набережной, пили пиво и наблюдали за водно-воздушным балетом на сферобайках-амфибиях. Зрелище было достаточно любопытное, раньше я наблюдал его только в видеороликах в сети.

Светящиеся шарики летали над океаном, то падая на поверхность воды, то поднимаясь. Они рисовали геометрические фигуры в воздухе, поднимали фонтаны брызг, выстраивались в шеренгу и проносились над берегом. На всякий случай я принял безразличный вид — мало ли, смотрел ли Стоян Сиднеин такое раньше.

Уборщики-деннийцы прибирали город, зрителей на набережной было не так много, крики чаек и свежесть ветров с холодного Северного океана помогли немного забыться. Я даже умудрился почувствовать лёгкий комфорт, хоть и понимал, что чувство безопасности обманчиво. Люди, окружавшие меня, продолжали являться для меня врагами. Георгию я доверял чуть больше, он казался простым, не сильно умным парнем. Но вот остальные...

Когда мы остались наедине с Радиком, он спросил меня:

— Что, всё ещё чувствуешь себя заложником? Пленным? Расслабься. Теперь это твоя вотчина, и ты можешь позволять себе достаточно многое. Главное — выполнять поручения. И остерегаться городскую и пограничную охрану.

— Почему я, Радик? — прямо спросил я. — Вы могли поймать, запрограммировать и изменить внешность любого другого человека. Проверенного, более знакомого.

— Тебя выбрал Майк, ему это приказал сделать Верховный Отец. Похоже, тому был нужен именно ты, — Радик немного замялся, уже привычно-странно поведя носом. — Не можешь сказать, кстати, чего в тебе такого может быть особенного? Мы с парнями сами голову ломаем.

Особенного, усмехнулся я и промолчал. Что могло быть особенного в обычном вчерашнем батраке? Позже, правда, я немного задумался о его вопросе. Первое, что пришло на ум — моё отсроченное старение.

'Феномен подкидышей', из-за которого я (до операции, разумеется), выглядел на пятнадцать лет моложе и здоровее ровесников, было то самое 'особенное', что я смог припомнить. Я мало слышал о феномене и особо никогда не придавал тому значения.

Официально никакого феномена не существовало, его даже относили к псевдонауке. Однако небольшая группа учёных около семидесяти лет назад провела исследование над людьми с замедленным старением и обнаружила одинаковую странную мутацию в генах. Ещё одной особенностью всех этих людей — и меня в том числе — было то, что все эти дети являлись или подкидышами с неустановленными родителями, или один из родителей, обычно отец, внезапно после рождения бесследно исчезал.

Как у меня. Сохранилась всего пара фотографий моего папаши. Мать мало рассказывала об отце, говорила, что он был красивый, молодо выглядел и очень богатый. Похоже, именно это пленило мою молодую тогда и несмышленую матушку. После того, как я появился на свет, мой отец появлялся дома очень редко и пропал, не дождавшись моего первого рождения. Единых баз данных тогда не существовало, и никого похожего на него ни маме, ни в последствие мне разыскать не удалось. И, честно говоря, не особо хотелось — гораздо более важным для меня в последние месяцы казался поиск пропавшей жены. Ирена, кстати, была сиротой, но я видел её в последний раз молодой и не знал, распространялся ли феномен на неё.

Говорят, некоторые подкидыши доживали до двухсот лет, а может, и больше, но потом сами где-то исчезали. Эта мысль временами даже немного грела меня, хотя в ней было что-то неприятное, нарциссическо-превосходящее. Также свойствами всех 'подкидышей' была феноменальная память, свойственная и мне. Впрочем, современные методы психомодификации позволяли развить подобную память и простому смертному, только монополией на подобные методики располагали лишь спецслужбы.

Может быть, именно память и привлекла Верховного Отца синдиката, подумалось мне. Поразмыслив над этим, я неизбежно вернулся к мысли о побеге. Восток тянул меня, звал своей дикой тайной Заповедника. Кеолра — тоже закрытая территория, закрытая страна, пусть и с полу-военным режимом, казалась мне такой близкой. Наверняка действие синдикатов там не столь велико. Теперь уже казалось, что не только поиск жены, то и сам смысл моей жизни — вырваться из-под контроля, перейти границу и оказаться где-то там.

Главное, чем меня сдерживали, не считая угроз и влиятельности синдиката — это чип. Оставалось узнать, как именно он отслеживал местоположение — с каких-то устройств у Радика, станций мобильной связи или даже неизвестных широким массам спутников, на запуск которых лишь недавно сняли мораторий. Я порылся в сетевых энциклопедиях. Там говорилось, что технология использования этих устройств — засекреченная, а все попытки обратного инжиниринга потерпели фиаско. Но надежды я не терял.

Следующая неделя выдалась откровенно скучной. Мне показали квартиры синдиката, лаборатории по производству наркотиков, склады для контрабанды, оружейную мастерскую. Я заметил, что начал привыкать к своим апартаментам, узкому двухэтажному коттеджу на окраине, привык и к неустанному присутствию двух парней, дежуривших во внутреннем дворике.

Привык я и к Сереброполису, в который меня отпускали на прогулку в сопровождении телохранителей. В какие-то моменты я даже пожалел, что не оказался здесь раньше, когда был свободным.

Этот город, тоже портовый, несмотря на размеры, оказался даже намного уютнее своего южного брата, Дальноморска. В его архитектуре, сохранившейся с феодального периода, привлекало какое-то старинное изящество и простота. Климат в этих широтах был намного прохладней Дальноморского, говорят, несколько раз за десятилетие здесь даже выпадал снег — невиданное для центральной Рутении и Новоуралья явление. Народ, намешавшийся из славян и латиноамериканцев ещё во время первых волн земной колонизации, оказался по-южному приветлив. Национального и языкового разнообразия здесь было намного меньше. В Полярный Океан, в отличие от Левиафанового моря, имели доступ всего три державы — Рутенийская Директория, Королевство Иаскан и Соединённые королевства Амирлании, причём последние многие годы вели с нами торговую войну, и эмиграция что в их сторону, что в нашу казалась редкостью. Иасков в городе проживало всего около десяти тысяч, и они почти не выходили за границы своего изолированного посёлка в соседнем районе.

Радик приезжал раза три, один раз приезжала Рина. Она осталось на ночь, и моё притуплённое чувство совести оказалось как никогда кстати. Кажется, она даже осталась довольна.

— Ты сильно помолодел. И неплохо научился заниматься любовью в тюрьме, — сказала она после, откинувшись на подушку.

Отдышавшись, я решил уточнить, что она имела в виду.

— Тебе не кажется, что это слишком рискованная шутка?

— Ты редко бил женщин раньше, поэтому я не боюсь так шутить. И я вовсе не подозреваю тебя в мужеложстве — говорят, сейчас в колониях даже каторжникам дают раз в месяц жрицу любви.

Я многозначительно промолчал и нахмурился.

— Но если ты хочешь, мы не будем это обсуждать, — тактично завершила она. — Понимаешь, весь тот арест... Я говорила, не надо было убивать прокурора. Ты ушёл из моей жизни так внезапно, что я надолго разучилась быть вместе с кем-то. Знаешь, я тут читала про таинственные исчезновения людей двадцать лет назад...

Холодок пробежал по моей спине.

— Что за исчезновения?

— Ну, может быть, слышал. По всей Рутении тогда пропало около пяти тысяч человек. Похищали во сне, из закрытых помещений, было много разбирательств, и непонятно, как это сделали. Думали на синдикаты или спецслужбы, хотя ни мы, ни они... В общем, не важно. А потом их списки подбросили на сервер городской охраны в Красноморе. Я как раз начинала работать. Говорят, сейчас новая волна начинается, в Сереброполисе уже два случая.

Язык зачесался спросить подробности, но я вытерпел. Выдержал паузу и спросил:

— Это ты к чему?

— Вот ты точно также пять лет назад пропал из моей жизни. Словно тебя вытащили из моей спальни.

Осталось неясным, почему она вспомнила эти исчезновения именно сейчас, и я списал всё на случай. Случайностей и совпадений в моей жизни и так было предостаточно. Пока речи о моём освобождении не шло, не было смысла продолжать поиски и расспрашивать Рину о судьбе моей первой жены.

Мне показалось, что Рина вела себя достаточно искренне со мной. Ещё, к своему стыду, я почувствовал, что держать дистанцию становится всё сложнее, я начал привыкать к её телу, голосу и движениям. Она казалась мне чем-то очень похожей на вторую жену, Наталью. Но не тем, что в ушедшей супруге меня отталкивало, а, напротив, тем немногим, что нравилось. Меня останавливало то, что всё в этих отношениях — женщина, уютный особняк, красивый старый город, — по сути, были инструментами моего 'приручения', затягивания в омут Синдиката.

Оставалось только ждать, не терять контроль над ситуацией и искать возможность стать свободным.

Радик ввалился в мои апартаменты рано утром и сказал, что мы едем осматривать дальнюю лесную базу и знакомиться с теми самыми загадочными 'инновационными сферами деятельности'. Я, разумеется, спросил, какими сферами?

Он сказал, что расскажет всё по дороге. Мы погрузились в небольшой сферолёт втроём. Третьим был водитель, пожилой, но крепкий иаск чуть старше меня. Я так понял, что он почти не понимал по-рутенийски и перед полётом общался со мной и Радиком через автопереводчик, который затем был изъят и выключен.

Мы полетели на юго-восток. Под нами пролетели обширные поля, тепличные плантации и коттеджные посёлки. Около получаса мы мчались по достаточно оживлённому маршруту в сторону какого-то заводского комплекса — другие сферолёты летели в нашем направлении в десятках метров впереди и сзади. Внезапно Радик дал знак водителю, и тот опустился из потока вниз, к роще, после чего повернул на юг.

Холмистая местность с перелесками прервалась длинным, в десяток километров горным обрывом, спускающимся в долину незнакомой полноводной реки. Сферолёт нырнул с полукилометрового обрыва вниз, пересёк реку и стал петлять вдоль берега. Внезапно нашему взгляду открылось то, о существовании чего я попросту забыл — настоящая староверская деревня.

Когда в начале Малого Средневековья случился раскол, и все окраины Директории начали отделяться, в восточных краях образовалось феодальная Федерация Мангазея. Столицей стал Сереброполис, бывший самым крупным городом в этой части материка. Уже тогда, в первый век колонизации, в Сереброполисе заработал крупный машиностроительный завод, который всё Средневековье продолжал делать тракторы, экскаваторы и другие машины по старинным технологиям. В центральной Рутении, которая всеми силами старалась не потерять Новоуралье, были введено военное положение, законами были закручены все возможные гайки. Именно поэтому на восток, в окрестности Сереброполиса стали стекаться фанатики, анархисты, сектанты, язычники, староверы, вегетарианцы — словом, все, чьё пребывание в западной части страны становилось опасным. Здесь, в условиях отсутствия промышленности, на удалении от дорог и магистралей, основывались сотни деревень, в которых люди возвращались к традиционному укладу жизни. Власть над Сереброполисом то возвращалась в руки Директории, то ускользала из неё, а десяток деревенских княжеств, вскормленный на комбайнах с завода, продолжал расти, как на дрожжах, воевать друг с другом, торговать с соседями и осваивать всё новые земли в сторону Заповедника.

— Выходи, — скомандовал Радик. — Сейчас пойдём пешком, местные не одобряют, когда у них над головой шарики крутятся.

Мы дошли до ближайшего деревенского проулка, прошли мимо заборов основательных деревянных домов. Я разглядывал их с нескрываемым интересом — последний раз мне приходилось видеть такие больше пятнадцати лет назад, когда судьба занесла меня в подобную, но уже осовремененную деревню.

Здесь всё было по-настоящему. Когда мы пересекли центральную улицу, я заметил деревянную церковь и какие-то культовые сооружения на небольшой площади, шарообразный памятник, изображающий не то глобус Земли, не то сферолёт-ковчег. Про такие памятники ходит много шуток, они стояли на каждом углу в самом начале Малого Средневековья, и сейчас в крупных городах их уже давно нет.

Деревенские были странно одеты — разумеется, на праздниках я видел традиционный наряд староверов, но в реальных условиях это гляделось куда экзотичнее. Они испуганно озирались на нас, я заметил, как одна женщина почему-то схватила ребёнка за руку и потащила с улицы в дом.

Дорогу перебежала индюшка, и Радик топнул ногой, пугая птицу. Чувствовалось, что он в каком-то непривычно-шутливом настроении.

— Похоже, нас тут не жалуют?

— Раньше деревни в этой местности были под 'Горными Тритонами', — объяснил Радик. — У них был налажен экспорт донорских органов из сельских регионов.

От нехорошего предчувствия мурашки побежали по спине.

— Так поэтому мы здесь?

— Нет, сейчас с этим сложнее, слишком заметно. В деревнях бывают комиссии из департамента развития, пограничники из вольных отрядов навещают, местные могут рассказать, потом придётся долго решать проблему. Мы здесь не для этого.

Мы миновали ещё пару заборов и вышли на узкую тропку, ведущую в лес. Я проходил мимо вековых сосен, прикасаясь руками к их шершавой синеватой коре — мне всегда нравилось это делать. В середине тропы нас встретил парень, похожий по внешности на новоперса. одетый по-местному. Молча пожал руки, посмотрел на меня со смесью опасения и ненависти.

Возможно, он знал о личности Стояна чуть больше, чем знал я сам.

— Как эта неделя? — спросил его чуть погодя Радик.

— Нормально. Вес потерял не сильно. Собрали пока немного, но надо дождаться, не сезон ещё. В основном кормлю свиньями.

— Как настрой?

— А какой может быть настрой? — усмехнулся парень. — В яме сидеть. Я-то тут — и то помираю со скуки.

Заложник? Пленник?

— Как зовут? — осторожно спросил я.

— Меня или его? — обернулся проводник.

— Обоих.

— Меня — Эсхак. Его — Амамг-са.

Последнее слово было сказано с какой-то странной артикуляцией. Затейливое имя, подумал я, и начал соображать, каких кровей может быть пленник. Сначала я подумал, что это восточно-денниец, кеолранец или иаск, ещё слегка напоминало имена народности маори с архипелага колоний Амарлании но почти сразу же осенила жуткая догадка.

Собрали. Вес потерял. Про обычных пленников такого не говорят.

Вскоре мы оказались около длинного пластикового забора, прошли вдоль него пару десятков метров и зашли внутрь маленькой будки, наполовину спрятанной внутрь огороженного участка. Внутри будки стояли кровать, компактный кухонный синтезатор, биотуалет и шкафы со всякой ерундой.

— Сейчас наденем комбезы, — Эсхак завозился у шкафа. — Эти твари редко вылетают дальше чем пятьдесят шагов от улья, но, всё равно, не стоит рисковать.

Мы напялили комбинезоны химзащиты — старые, допотопной модели, но частично закрывавшие лицо. Затем Эсхак достал с полки и показал автопереводчик, который нацепил с помощью ремня на голову. Модель была особая, старая и большая, видел подобные пару раз в армии и на общественных мероприятиях. С переводчиком и в комбинезоне он выглядел по меньшей мере нелепо.

— Обычные речь мрисса не понимают. Он у меня один, если захотите поговорить — передам, — сказал Эсхак и открыл вторую дверь будки.

За забором начинался небольшой овраг, в котором виднелись сарай и загон с парой свиней. Мы спустились вниз по склону, миновали загон. Я заметил, что спины свиней в кровавых ссадинах и подтёках.

— Вон они, кружат.

Эсхак на миг остановился и показал куда-то в воздух. Я пригляделся и увидел десяток крупных насекомых, кружащихся над загоном.

— Пчелоры — пчелиные комары, — пояснил наш проводник. — Они же — пчёлы-вампиры. Рой молодой, они ещё только строят улей.

— Матка стоила кучу денег, — сказал Радик. — Порода не местная, привезли с острова Дель-Сорос в Центральном архипелаге. Против них нет антидотов, сильнейшая аллергическая реакция, и кирдык.

Про пчелоров я, конечно, слышал. Видел на картинках и видеороликах из Заповедника. В отличие от обычных москитов, сосущих кровь, эти твари охотятся на жертву целыми роями, а кровь на надкушенных ранах из-за их фермента может не сворачиваться несколько часов. Собранная кровь жертв их ульях перерабатывается, смешивается с нектаром и превращается в кровавый мёд, чем-то похожий по свойствам на гематоген. Живут они в болотах от самых северных островов Заповедника до юго-запада Денны.

— Это всё потом, — обрезал я. — Покажите пленника.

Мы вошли в сарай, пчелоров здесь было больше, чем снаружи, и я заметил вверху, под стрехой, клетку с ульем. Посередине пола был старый, присыпанный листьями решётчатый люк с кодовым замком.

Эсхак открыл его, и мы спустились вниз. Я лез по лесенке последним и почувствовал, что мне даже не хочется туда спускаться. Потому что я уже понял, что ждёт меня там.

В бетонном бункере размерами три на четыре метра сидел мрисса.

* * *

'Мрисса — разумная нечеловеческая раса, аборигены Рутеи. Эндемик особого государственного образования 'Заповедник Мрисса', отдельные группы проживают в составе малых резерваций в Рутении и культурных посольств в семи державах планеты. Вместе с неразумным видом карликовый мрисса (эндемик Ирниатана, на момент открытия находился на грани вымирания) и вымершими мриссапитеками образуют моноотряд высших амфибий или антропоамфибий. Согласно основной гипотезе — пример успешной мутации и конвергентной эволюции, когда в изолированной экосистеме Восточно-Центральной Рутении место высших приматов занял вид, не относящийся к млекопитающим.

Половой диморфизм сильно выражен (рост, вес, окраска). Рост взрослого разумного от метра пятнадцати до метра семидесяти. Условно разделяется на северный (высокорослые, светло-зелёная кожа) и южный (низкорослые, коричневая и бирюзовая кожа) этносы'.

(Из школьного учебника по этнобиологии)

* * *

Пленник оказался мужчиной — слово 'самец' тут не совсем уместно — небольшого роста. Его макушка едва доходила до моего плеча, худые плечи покрывали изношенные красные одежды, похожие на вязаный свитер. Морда его была замотана так, что сбоку оставалась небольшая щель для питья.

Говорят, достаточно посмотреть на мрисс живьём чуть более получаса, чтобы научиться понимать их мимику. В больших по-лягушачьи выпученных глазах читался испуг.

Люк захлопнулся. Я огляделся — в бункере было что-то, похожее на ванну с мутной водой, яма для туалета с непривычным неприятным запахом, подстилка и какие-то сумки.

Увидев нас, мрисса поднялся с кривого табурета и что-то промычал.

— Почему завязал рот? — спросил Радик Эсхака.

— Он пытался ловить языком пчелоров, хоть я и запрещал их трогать. Они ядовитые. Обычных, своих-то они иногда едят, не то для профилактики, не то, чтобы закинуться. А эти не с Заповедника, а с архипелага, кто их знает, как подействуют.

— И зачем мы его держим? — спросил я. — Продать?

— Продадим мы его потом, — сказал Радик. — Сначала — надоим кровяной мёд. У этих парней кожа выделяет вместе с потом природный реппелент, и местные твари их не едят. Но если держать на голодном пайке...

Эсхак перебил товарища.

— ...То от стресса и голодания очень скоро реппелент перестаёт вырабатываться, пчёролы начинают кусать. А из крови мрисса, говорят, мёд получается с наркотическим эффектом. Очень дорогой, высоко ценится в Бриззе. И практически не обнаруживается таможней.

Мрисса заёрзал на табуретке, чувствуя, что говорят о нём.

— Ты с ним говорил? — спросил я Эсхака. — Расспрашивал?

— О чём, например?

— Ну, из какой он, например, фратрии?

То, что общество мрисса делится на фратрии, чем-то напоминающее касты Ирниатана или родовые кланы Иаскана, было на тот момент единственным, что я знал о их устройстве.

— Окончание 'Са' — путешественник, странник. Те, кто не нашёл место в обществе и отправился за границы Заповедника. Или кого выгнали за преступления, отбраковали. Я начитался тут уже, тоже любопытно стало.

— И где мы его взяли?

— Ну, ежегодно пара сотен таких же, как он, отправляются от болот через Пограничные горы. Точно непонятно, зачем. Что-то вроде национальной развлекухи. Сотня выживает и минует наши патрули. Кто-то, возможно, находит какие-то местные водоёмы, и остаётся жить по эту сторону границы, тут ничего не понятно. Пара десятков доходит до деревень, тут их или убивают фанатики, или продают кому-то из наших, или "Тритонам".

Пленник что-то прошипел и показал на рот. Радик скомандовал:

— Развяжи.

Эсхак неохотно принялся снимать повязку с морды. Когда последний моток был снят, мы увидели большой синяк на левой щеке.

— Бил его? — спросил Радик.

— Угу, — кивнул Эсхак. — Ударил один раз. Он толкнул меня и попытался вылезти через люк...

Радик молча сделал шаг вперёд и вмазал Эскаху в челюсть. Надсмотрщик отлетел к стене, оступился и воткнулся рукой в 'ванну'. Поднялся, отряхнул руку от жижи, постанывая, схватился за челюсть. Мрисса недоумевающим взглядом посмотрел на Эсхака, потом на Радика и сказал что-то длинное и гортанно-трескучее. Переводчик на ухе Эсхака отозвался тихим голосом.

— Я же просил не портить шкуру. Что он только что сказал?

— Он сказал тебе, чтобы ты меня не бил. Дескать, я его ударил не со зла, и мы собратья по несчастью.

Я усмехнулся, а в следующий миг даже задумался над тем, что меня так рассмешило. Понятно, что философия мрисса сильно отличается от нашей, но выглядело всё настолько наивно и нелепо, что показалось смешным. Видимо, из-за включившегося после в последние недели после визио-программатора цинизма. Радик же просто захохотал.

— Я хочу домой, Радик, — вдруг сказал Эсхак. — Я понимаю, что я проштрафился, поэтому здесь, но... Я отсидел достаточно, отправь сюда ещё кого-нибудь?

Радик изменился в лице, подошёл к Эсхаку, сбил его с ног и пару раз ударил сапогом по почкам.

— Ты будешь сидеть здесь. Ведь так, Стоян?

Я пожал плечами и кивнул. Впрочем, Эсхак показался мне человеком, который может быть полезен именно здесь.

В этот момент мрисса подошёл ко мне и заговорил. Сказал пару фраз со словом, которое мне показалось знакомым — 'Дальноморск'. Радик оттолкнул его. Жестом потребовал у Эсхака автопереводчик, изучил кнопки, затем поднёс ко рту и включил громкий перевод.

— Он тебя кормит?

Переводчик захрипел писклявым сбивчивым голосом, потом мрисса заговорил, и из прибора послышался рутенийский.

— Кормит. Мало кормит. Наверх хочется. Вода есть плохая, воду сменить хочется.

— Зачем тебе наверх? — спросил я. — Вернуться к своим?

— Моей истиной-судьбой является на запад идти. Мне про город Дальноморск известно. Нужно в Дальноморск идти. Не стоит убивать меня. Пока что.

Мы переоделись и отправились обратно. По дороге я спросил Радика:

— Как мы его продавать будем?

— Или целиком, или по частям. Скорее всего, кораблём или подводной лодкой на Денну. Тамошним князькам они очень нравятся как домашние животные. В худшем случае, если совсем будет плох после "доения" — продадим по частям, как деликатес, в ту же Денну или в Бриззу.

После этих слов что-то словно щёлкнуло внутри меня. Стену цинизма пробило сострадание и чувство, что мы с этим несчастным мрисса похожи. Оба пленники.

Только моё предназначение — идти на восток, а его предназначение — на запад.

* * *

На следующий день состоялась долгожданная очная встреча с "Тритонами".

Мы сидели в одном из наших кафе на окраине, и Радик от моего имени вёл разъяснительную беседу с отраслевыми капитанами. Я дул щёки и вставлял важные реплики — за последние недели я вжился в роль и научился это делать.

За большим столом собралось человек восемь, и ещё столько же в кафе было солдат-охранников. Капитан, отчитывающийся за продажу антиквариата, признался в пропаже двух старых картин, которые должны были продать в Скомле.

— Ты расстраиваешь меня, — сказал я. — Найди и накажи тех, кто это сделал.

В следующий миг звякнуло пробитое стекло, и сидящий рядом со мной капитан, заорав, схватился за окровавленное плечо.

— Вниз! — рявкнул Радик.

Мои рефлексы сработали и без него. Я нырнул под стол. В кафе послышались крики. Солдаты засуетились, пытаясь образовать живой щит.

— На кухню!

Меня толкнули вперёд. Я допрыгнул до стенки, вдоль неё скользнул до двери, ведущей на кухню. Спустя пару секунд ещё две пули снайпера прошлись по столам и полу. Солдат, тащивший меня, локтём распихал поваров и официантов, столпившихся у выхода из кухни, сказал:

— Здесь безопаснее, переждём, Стоян.

Рядом оказалась ещё пара капитанов и солдат. Один из них, матерясь, держался за ногу. Персонал, увидев крепких парней, убежал куда-то в подсобку. Выстрелы прекратились, и через минуту мы выглянули наружу. У противоположной двери скрылись Радик с парнями и раненым в плечо капитаном. Увидев меня, он махнул рукой и крикнул:

— Уходим!

— Туда? — указал я на дверь и осёкся.

Не стоило мне при подчинённых спрашивать у него, это я должен был принимать решения.

— Нет, сейчас тут будет горохрана. Через заднюю дверь, — он повернулся к парням. — Вы двое — найдите снайпера.

Потом мы недолго бежали по узким проходам между старыми домами, вышли на небольшой дворик в глубине иасканского квартала и дождались парней. Те прилетели спустя десять минут на одном из сферолётов, которые мы оставили у кафе. Парни сели, один из них откинул крышку багажного отсека, и мы увидели незнакомца с мешком на голове и пластиковыми стяжками на руках.

Я решил исправиться перед подчинёнными и скомандовал:

— На ферму его.

Вскоре подогнали второй сферолёт, в который погрузились мы.

— Плохо, что ты растерялся, когда он начали стрелять, — тихо, но сквозь зубы сказал мне севший рядом Радик, когда мы взлетели. — Мне уже задавали вопросы, точно ли ты тот Стоян, о котором все говорят.

— Ничего не могу с собой поделать, — я пожал плечами. — Я изменился, приспособился, но мне далеко до этого вашего Стояна.

— Это авантюра, — вдруг сказал Радик. — Это всё дурацкая авантюра, с начала и до конца. Взять парня с улицы, прошить ему мозги и думать, что он будет тем же.

Я несколько удивился тому, как легко он спорит с решением "отцов".

— И что предлагаешь мне делать?

— Ждать решения. Для чего-то же тебя поставили на место Стояна.

После того, как раненых доставили к врачам, мы отправились в нелюбимое мной, но уже знакомое место. Ферма морских коров в светлое время суток воняла ещё сильнее, чем ночью. В старой кормокухне нас было немного — я, Радик и двое поручных. Допрос снайпера длился недолго, очень скоро он раскололся:

— Мне сказали убрать его, — он кивнул в мою сторону. — "Тритоны" недовольны тем, что у вас сменилась власть. Нам не нужен в соседях глава-пересидок с перепрошитым мозгом. После тюрьмы не бывает адекватных.

— Так почему не убрал? — усмехнулся я. — Стрелять не умеешь?

— Объясни лучше сам! — крикнул снайпер и дёрнулся в мою сторону, но тут же получил удар в живот от нашего солдата. — Из моего оружия в принципе невозможно промазать! Мы в третий раз пытаемся уничтожить тебя, но ты словно проклятый!

Его оттащили.

— Ксандр — один из лучших снайперов 'Тритонов', — подтвердил Радик. — Что с ним делать?

Похоже, он действительно хотел предоставить мне возможность решить судьбу парня, а не изображал перед парнями. Симпатию к людям, которые пытаются меня убить, я не испытывал и до того, как стал Стояном Сиднеиным, но почему-то он заинтересовал меня.

— Он никого не убил из наших, только ранил. Пусть пока посидит у нас, — сказал я. — Потом или продадим его, или обменяем на ценные сведения.

После я отправился в апартаменты и рано лёг спать.

Ближе к полуночи меня разбудила Рина. Она всегда приезжала и заходила внезапно. Я до конца не понимал, почему она была в синдикате на особом счету. То ли потому, что была осведомителем, работала в городской охране и заметала следы от преступлений. Но в моём прошлом представлении о структуре синдикатов, связи с полицейскими структурами были чем-то из ряда вон выходящим. То ли потому, что быть любовницей Стояна и так означало высокий статус.

Но на этот раз она пришла совсем не для занятия любовью.

— Ты в курсе, что сейчас там решается твоя судьба? — толкнув меня в плечо, спросила она.

— Откуда ты знаешь? Я не соображаю спросонья.

— Радик разговаривает с кем-то из 'отцов' прямо во дворике твоего дома. Я слышала, что он упоминал о тебе. После покушения тебе, скорее всего, предложат лечь на дно. Возможно, понизят до капитана.

— И зачем ты мне это говоришь?

— Потом объясню. Не бойся, дорогой, я помогу тебе, если ты захочешь этого.

В её глазах горел какой-то странный, дикий огонь. От её последней фразы по спине пробежал холодок.

Тогда я впервые почувствовал, что она не та, за кого себя выдаёт.

Она вышла из комнаты. Я услышал голос Радика с лестницы:

— Зачем ты заходила?

— Попрощаться.

Он ничего не сказал, не стал спорить с ней по поводу прощания со мной, и это насторожило меня. Прощаться могут в разных случаях. Перед расставанием и перед смертью.

Мой взгляд упал на предмет, оставленный Риной на полу. Импульсник-пистолет. Я вспомнил, как упустил шанс, когда Радик перепрошивал мне чип. До этого всё оружие, с которыми я ездил на встречи, Радик выдавал мне самостоятельно. Я скатился с кровати и схватил импульсник. В момент, когда Радик открыл дверь, я успел подняться и направить дуло на него. От неожиданности он поднял руки кверху.

— Что она наговорила тебе? — спросил он, привычно-странно поведя носом.

— Она ни при чём. Сейчас время неспокойное.

— Ты прав. Неспокойное. Опусти пушку, мне не хочется никого сегодня убивать.

Я услышал топот по лестнице — судя по всему, мои охранники поднимались проверить, в чём дело. Я поверил Радику и опустил дуло, когда парень заглянул, я сделал вид, что проверяю заряд оружия. Солдат ушёл. Мой надсмотрщик присел на диван и вытер лицо от пота.

— Общался с Майком. Народ скоро начнёт бунтовать. Многие сказали, что не узнают тебя. Ещё и "Тритоны" против. Мы решили отвезти тебя на юг, в дальний монастырь. Там ты какое-то время будешь в безопасности. Потом решим, что делать. Собирайся. Пушку можешь взять с собой.

4. Пограничье

В тот момент мне захотелось выругаться при слове "монастырь", хватало воспоминаний с прошлого раза, но я стерпел. Мы вылетели ночью втроём. Сферолёт сначала вёл один из 'солдат', который уже через два часа попросился спать. К моему небольшому удивлению, Радик согласился его подменить.

Сферолёт был старинный и небольшой, первых моделей — пару раз местные им пользовались при мне, когда скрывали местоположение. Казалось, что верхний полуобруч отцепится и упадёт прямо на голову. У всех современных моделей в сферодвигатель вшит чип, подобный тому, что есть в моём виске. Он позволяет отслеживать положение сферолётов в городах и на границах, и именно поэтому синдикат старался использовать для междугородних перелётов более экзотический транспорт, вроде этого. Как им удалось сохранить эту колымагу в рабочем состоянии и спрятать от проверок, я не знал, хотя раньше часто слышал о подобных нарушениях в новостях.

Меня насторожило отсутствие вопросов про Рину. То ли Радик посчитал, что я достал импульсник где-то у парней, то ли решил, что мне можно доверять и пора носить оружие не только на показных выездах. Разговаривать на остальные темы не хотелось, и я обрадовался возможности наконец-то спокойно послушать плеер. Когда мы пролетели над последними окраинами Сереброполиса, в наушниках играла музыка серебра, и мне стало немного грустно расставаться с этим городом, потому что мне не верилось, что я вернусь обратно.

В сумме мы летели на юг четыре часа. Лобового и боковых стекол, защищающих от ветра во время рекреаций, конструкцией не предусматривалось. Уже через час я почувствовал, что начинаю простывать. Выключил плеер и попытался уснуть, но не получилось, и тогда я укутался в куртку и стал наблюдать за горизонтом.

Далеко на западе виднелся широкий рукав Перешейка, ведущий в родное и потерянное теперь Новоуралье. Тайга начала чередоваться с перелесками и туфовыми колоннами, оставшимися от извержения Великого Вулкана.

Сам вулкан уже показался на горизонте, когда забрежжил рассвет. Десятикилометровый, он стоял на обширном полуострове, там, где Пограничные горы сворачивают к Левиафановому морю и образуют нашу границу с Заповедником слева и побережьем Кеолры справа, южнее. Это был самый юго-восточный край нашей страны — самый забытый и дикий.

Всего таких крупных вулканов на Рутее было три — наш, Северный в Левиафановом море, Экваториальный, южнее Новой Персии и Южный, на острове между Бриззой и Денной. Из-за особого строения планетарной коры и геомагнитной аномалии с приборами в зоне вулканов происходило что-то непонятное. С первых годов колонизации они были объявлены "ничейными зонами", куда допускались только небольшие группы учёных.

В детстве я, как и многие, переболел повышенным интересом к теме Великих Вулканов — слишком много легенд ходило в народе, слишком много фильмов было снято про эти земли за Малое Средневековье. Больше, наверное, только про Заповедник и Южные Тундры. Потом я стал более скептичен, и лишь пропажа супруги и последующее таинственное письмо выводили меня из привычного мировосприятия.

И когда мы летели на юг, навстречу Вулкану, я вновь чувствовал, как этот юношеский романтизм просыпается снова. Словно почувствовав моё настроение, Радик оглянулся на спящего солдата и затем спросил меня:

— Ты хорошо знаешь своих предков?

— Своих — это у Антона или у Стояна? — усмехнулся я.

Вообще, разговоры о предках, первопоселенцах и генеалогии принято вести только с самыми близкими друзьями, и я немного удивился. В Малое Средневековье было много брошенных детей, многие прервали историческую нить, связывающие свой род с земными народами. Лишь жители столиц, первопоселений и древних диких деревень могли похвастаться, что знают, кто и на каком сферолёте прилетел в Рутею.

— У первого. Настоящих предков.

— Как-то в детстве бабушка рассказывала, что один прадед в двадцатом поколении был капитаном сферолёта 'Екатеринбург'. А другой, в девятнадцатом — главным архитектором Скомлы. Ещё была династия известных художников, один из них сменил фамилию на Этоллин, потому что жили в Этолле. Тогда была повальная мода на смену фамилий.

— Я имел в виду первопоселенцев. Капитан — это хорошо. У меня тоже, говорят, по одной ветке был капитан. Но с другой стороны были совсем другие люди.

— Преступники?

— Да, преступники, хочешь — верь, хочешь — нет.

— Но считается, что на переселение всеми директориями отбиралась лучшая часть народа? — возразил я.

— Да, считается. Самые образованные, здоровые и так далее. В соответствии с конвенцией. Но не всё так просто. Во-первых, техасцы и австралийцы с самого начала плевать хотели на эту конвенцию. Посылали поочерёдно, пару нормальных рейсов, и один с уголовниками. Именно поэтому Амирлания первая начинала почти все войны в Малое Средневековье. Наши смекнули, в чём дело, и перевезли в Бриззу, где теперь Штормополис, пару трудовых колоний, но только под самый конец переселения.

— То есть, хочешь сказать, традиции синдикатов не прерываются с самой Земли?

— Именно. Конечно, за Средневековье многое случилось. Многое потерялось, например, лексикон. Все словари древней 'фени' были переведены на рутенийский. Все инструкции распространялись только в бумажном виде.

— Но зачем? — мне стало любопытно. — Зачем было привозить преступников, когда со временем всё равно появились бы свои?

— Инструмент управления обществом, лишний инструмент никогда...

Фраза оборвалась на полуслове. Сферополе выключилось, ветер ударил в лицо. Я понял, что это рекреация и привычно схватился за кресло. Секунд пять нас по инерции несло вперёд, затем мы начали падать, и только тогда до меня дошло, что двигатель нашей колымаги всё же не выдержал и отказал. Я крикнул:

— Парашюты?!

— Они есть! Должны! — ответил Радик и обернулся на заднее сиденье. — Чёрт!

— Что за?.. — сказал голос проснувшегося солдата на заднем сиденье.

Я наклонился влево и прикинул высоту. Мы были в ста — ста пятидесяти метрах над землёй. Парашюты, центральный и боковые, сработали через секунды три, но не синхронно. Вместо того, чтобы стабилизировать вращение, нас сначала резко мотнуло вправо и закрутило. Из-за этого что-то ударилось о спинку моего кресла и вылетело из салона.

Через мгновение до меня дошло, что это был солдат. Он спал на сиденье лёжа и в момент раскрытия парашютов не был пристёгнут. Затем я посмотрел на кресло Радика.

Оно оказалось пустым.

— Помоги! — послышался его хрип из-за борта.

Радик висел, держась одной рукой за ножку кресла пилота, второй — за боковой обруч.

— Зачем отстегнулся?!

— Хотел поймать... Раиса.

Раис. Я даже не запомнил, как зовут того парня. Но почему? Почему Радик бросился пристёгивать солдата, рискуя собственной жизнью?

Вращение стабилизировалось, но снижались мы быстро. Попытался дотянуться, чтобы перехватить его руку, но длины не хватало. Оставалось секунд пятнадцать до посадки. Я хотел его спасти, но предательская мысль закралась в мой разум. Я вспомнил, что у него может быть с собой программатор чипа в моём виске. Что, если так и нужно? Что, если Радика не нужно спасать, и это долгожданная возможность сделать меня свободным?

Но я не переступил эту грань. Я вжился в роль. Мы были спутниками, терпящими крушение в безлюдной местности. Если даже Радик, капитан синдиката, попытался спасти рядового "брата" ценой жизни, почему я не

Я протянул ещё пару секунд, после чего отстегнул ремень и, держась левой рукой, схватил Радика за запястье. Мне удалось потащить его на себя, и он перехватился второй рукой за сиденье, но остался по пояс висеть над бездной. Но понял, что все сто двадцать килограмм его веса мне не вытащить. Времени почти не оставалось.

— Прости, — успел сказать я и вернулся в кресло.

Мы упали на невысокие деревья и, застряв в кронах, на несколько секунд замерли. Боковые малые парашюты подмялись сразу, я услышал треск веток. Две пёстрые сороки с криком разлетелись в разные стороны. От касания сработал датчик приземления, на трёх углах и на днище вспучились подушки-амортизаторы. Я даже удивился, что они тут есть. Но подушки мало помогли, спустя миг днище ударилось о ствол дерева, аппарат повалило на бок, и он стал проваливаться вниз, на поверхность.

Радик заорал и отпустил кресло. Было слышно, как он с треском ломает сучья и глухо падает на землю в семи метрах ниже. Это его боком сферолёт ударился при касании о дерево. Я со сферолётом приземлился следом в метре от него. Приземление было жёстким, я ударился бедром и резко откинулся головой, стукнувшись затылком об сиденье. В глазах побелело, но я быстро пришёл в себя, вскочил и вытащил из-под заднего сиденья аптечный блок. Выпутался из обрывков осевших парашютов и, пошатываясь, вылез наружу.

Он ещё был жив. Кашлял и истекал кровью, но цеплялся за жизнь. Я разорвал куртку на его груди — бок был пробит сучком дерева и разорван, грудина продавлена, рёбра и ноги переломаны. Простенький аптечный блок не в состоянии справиться с такими повреждениями, понял я, но всё же раскрыл чемодан и включил аппарат. Чертыхнулся, старая батарея показывала всего пятую часть заряда. Была бы новая — работала бы несколько лет без подзарядки. Развернул манипуляторы, прилепил присоски, запустил сканером по раненым местам. Воткнул в ноздри трубки лёгочного вентилятора, подложил под голову какие-то вещи, чтобы он не захлебнулся.

— Дыши. Смотри на меня. Видишь?

— Да.

Пока шло сканирование, я попытался отвлечь его, чтобы не потерял сознание.

— Зачем ты полез спасать солдата?

— Потому что... сын знакомой. Она умерла. Давно было. Сейчас и я к ней... отправлюсь.

— Рановато собрался, вылезешь. Сейчас тебя заштопают, аварийный маяк сработает, прилетят...

— Нет... маяка. Выломали... Так надо.

Аппарат вколол обезболивающее, попытался наложить пару жгутов на особо страшные повреждения. Потом пискнул и выдал на экране неутешительное: 'Критические повреждения. Срочная реанимация в регенерационной капсуле'.

— Иди к монастырю, не пытайся бежать... они всё равно достанут, и берегись женщины, — последнее, что сказал Радик, прежде чем сознание погасло навсегда.

Пульс пропал через минут десять. Аппарат попытался запустить дефибриллятор, но от первого же разряда издохла батарея.

Пару минут я сидел молча рядом с трупом. Мне честно стало жалко этого толстяка, каким бы ни было его отношение ко мне. Я никогда не разговаривал с ним о близких и даже не знал, кому о его смерти нужно сообщить. Потом побродил по окрестностям и нашёл то, что осталось от солдата. Вернулся к месту падения, чтобы найти, чем закопать оба тела, и тут, наконец, вспомнил про программатор. Шанс был невелик, но я беспардонно пошарился по карманам куртки и нашёл чёрную коробочку.

* * *

'"Freedomless" ('Бессвободность' или 'Несвободство') — компания-мировой лидер по производству аппаратуры для контроля перемещений ограниченных в правах и заключённых лиц. Штаб-квартира находится в Фелпстауне, Королевство Новая Калифорния (СКА).

Компания выпускает браслеты и ошейники 'Фридомсет', а также чипы 'Токси Ресет' и 'Нейро Ресет'. (...) Аппаратный комплекс включает в себя вживляемый под кожу (обычно рядом с крупными артериями на голове) чип, отслеживающий местоположение ограничиваемого в передвижении лица, беспроводного программатора. Чип снабжён капсулой с сильнодействующим веществом или разрядным устройством. В случае выхода лица за границу разрешённой зоны происходит выброс препарата в кровь, в результате чего происходят необратимые изменения в личности или полная утрата рассудка. Точный принцип регистрации передвижений (аналогично способу регистраций перемещения сферолётов) является государственной тайной. Предположительно, могут использоваться спутники, космические тела или недокументированные функции районных станций терминальной связи.

Аппаратные комплексы, помимо системы уголовного наказания Амирлании, нашли широкое применения в рабовладельческих строях княжеств Денны, рекрутской армии Бриззской империи и различных преступных синдикатах множества государств.

(из Энциклопедии о криминалистике и работорговле)

* * *

Сказать, что меня в тот момент накрыла эйфория — значит, ничего не сказать. Я почувствовал, что сейчас получу свободу. Мне подумалось, что я готов хоть сейчас бежать в Заповедник. Включил прибор и поднёс ближе к голове. Экран ожил, начался поиск чипа, и спустя секунд десять прибор нашёл его.

Я нажал 'Перепрограммировать' и почувствовал лёгкое жжение в виске. Открылось два пункта меню: 'Изменить радиус активности', 'Изменить время активности' и 'Деактивировать'. Разумеется, я нажал последний. И тут меня ждало вполне ожидаемое разочарование.

'Введите графический или звуковой пароль', — сказал мне аппарат.

Звуковой или графический пароль мог ввести только Радик. Это не цифровой код, который можно подобрать с третьей попытки, как это делают герои старинных боевиков. Я сосредоточился. Попытался вспомнить, какие движения пальцами совершал Радик, когда последний раз перепрограммировал мне чип. Нарисовал на экране кривую. 'Ошибка', сказал аппарат. Я попробовал ещё и ещё раз. Бесполезно. В бессильной злобе я уже размахнулся, чтобы бросить программатор на пол, как вдруг он странно запищал. Он никогда так не пищал раньше.

Я посмотрел на экран. Там горела надпись 'Попытка несанкционированного доступа. Перевод чипа в аварийный режим. До активации капсулы 47 часов 59 минут'.

У меня двое суток, чтобы не превратиться в растение, понял я. Вот тебе и свобода.

Сначала я ломанулся через заросли в лес на юг, но спустя пару шагов одумался и вернулся к телам. Собрался с мыслями, включил холоднокровие.

Вокруг на десяток километров лес. Другой такой программатор может быть только у Майка Фарвоздина, который сейчас или в Средополисе, или где-нибудь вообще в Скомле. Ещё он может быть у властей — например, тюремщиков, но если я приду к ним, они могут не разобраться и попросту меня прикончить. Десяток минут ничего не решит. Я отломал подножку от сферолёта, импровизированной лопаткой срезал дёрн. Ещё раз пошарил по карманам, перетащил тела и кое-как закопал их.

В старинном сферолёте никакой нормальной системы навигации не было. Зато в кармане Майка я нашёл свёрнутую карту-терминал, а в сумке солдата — бутерброды и походный таблеточный концентрат. Решил подкрепиться перед дорогой, присел на обломок обруча и включил карту. Навигация по спутникам из-за густой листвы не работала. Технология была новой, по слухам, она вообще плохо работает в краях восточнее Дальноморска. Пока что навигационных спутников-сферолётов на геостационарной орбите очень мало, и над территорией Заповедника ни один так и не запустили.

Место монастыря Радик перед полётом отметил меткой. Я прикинул маршрут и скорость. Мы пролетели юго-восточнее перешейка, примерно на широте его южного берега, и, судя по маршруту, нам оставалось километров тридцать-сорок ещё на юг. Ломиться такой путь через лес — безумие, и за двое суток не дойти даже до монастыря. Я закрыл глаза и попытался вспомнить момент, когда мы начали падать. Вспомнил, что видел большое озеро на востоке и какую-то просеку на западе. Посмотрел ближайшие населённые пункты — в пятнадцати-двадцати километрах северо-западнее лежал шахтёрский посёлок Чёрная Серьга. Других населённых пунктов отмечено не было. Всё равно, слишком далеко. С другой стороны, в посёлке есть связь, и я успею сообщить о произошедшем Майку. О том, что о не согласится передать программатор, я даже не хотел думать.

По логике, старые дороги в этих краях должны быть, подумал я. Монастыри разных культов строились ещё до возобновления полётов сферолётов, да и связь с 'большой землёй' они предпочитают поддерживать старым наземным транспортом. Обезьян и других животных очень сложно и опасно возить на сферолётах, поэтому дорога до монастыря, пусть и заброшенная, точно должна быть.

Я услышал шум в листве и поднял голову. Словно услышав мои мысли об 'обезьянниках', к месту падения сферолёта подобралась стайка колобусов. Они испуганно и с любопытством разглядывали меня, и мне даже как-то посветлело на душе.

Подумав, я собрал оружие, провиант и другие вещи и решил идти не в монастырь, а на запад, до места пересечения с предполагаемой дорогой. А там — выбрать, что в итоге окажется ближе.

Я двинулся через лес. Колобусы последовали за мной, резво перепрыгивая с дерева на дерево. Это немного удивило меня, но их компания показалась вполне приятной.

Лес в этих местах отличался от леса в западной части Рутении. В отличие от суховатых ветров Новоуралья, воздух здесь был влажный, пахучий, вековые секвойи кое-где хищно обвивали плети лиан. В краях южнее перешейка циклоны из Левиафанового моря упирались в Пограничные горы. Часть из океанской воды уходила дальше, в заповедник, другая часть мощными ливнями обрушивалась в леса.

Стоило мне подумать про погоду, как я услышал отдалённые раскаты грома. Я ускорил свой шаг. Хищников я боялся во вторую очередь. С утра было достаточно холодно, чуть выше десяти градусов по водяной шкале, и я начал замерзать. Разжечь костёр, когда вокруг нет нормального укрытия, сухих дров, а разбившийся сферолёт не имел современного комплекта выживания — приключение, которое я не хотел испытать на себе. К тому же, я не знал, что может случиться с программатором, если он намокнет и потеряет сигнал от чипа.

Вскоре небо скрыли тучи. Колобусы издали стрекочущие крики и забрались повыше. Я знал, что обезьяны так просто не кричат. Остановился и постарался разглядеть, куда именно смотрят и чего испугались мои спутники.

В сорока метрах на меня смотрели две пары кошачьих глаз, под которыми виднелись две пары длинных и кривых, как сабля, клыков. Самка махайрода с детёнышем, судя по неотрывному взгляду, больше интересовалась мной, чем колобусами. И определить, боится ли она меня или видит во мне добычу, я не смог.

* * *

По спине пробежал предательский холодок, страх был больше природным, чем осознанным. Мне приходилось встречаться с хищниками в природе и раньше, но саблезубых кошек я увидел впервые. Я повернул рычаг изменения режима импульсника на прицельный огонь, но поднимать ружьё не стал. Потом вспомнил совет, что хищникам не стоит смотреть в глаза, отвёл взгляд, продолжая следить периферийным зрением, и продолжил путь.

Через десяток шагов налетел на паутину крестовика и пока снимал её с лица и одежды, остановился. Движение позади заставило меня обернуться, холодок снова побежал по спине. Детёныш куда-то исчез, а самка сократила расстояние до меня и прилегла на землю, слившись с травой. Так домашние кошки, притаившись, следят за птицей. Я вскинул импульсник и попятился назад. На лоб упала первая капля дождя. Хищница пару секунд продолжала смотреть на меня, потом заметила начинающийся дождь, приподнялась и посмотрела наверх. Повернулась, смешно, по-кошачьему замотала головой и неторопливо пошла к укрытию. С полминуты я следил за ней, потом понял, что опасность миновала.

К просеке, оказавшейся старой, заросшей травой дорогой-бетонкой, я добрался через минут сорок уже изрядно промокший. Я начал жалеть, что оделся легко и предпочитаю простую, без новомодных наворотов, одежду. Собственно, в Новоуралье и на востоке обычные куртки носило большинство городского населения. Только в столичном регионе и западе, где влияние Иаскана больше, в моду начинала входить в обиход одежда с обогревательными элементами, самоочищающиеся дышащие ткани и тому подобные технологии, известные ещё в эпоху колонизации и возрождённые после Малого Средневековья.

Никаких табличек и дорожных указателей, указывающих расстояние до монастыря и посёлка, в первом исследованном мной километре дороги не оказалось. Если они когда-то и были, то за пятьдесят лет использования сферотранспорта в этих местах вряд ли кто-либо решился их обновить. Зато навигатор в карте-терминале сработал, поймав чей-то сигнал. Помогло это слабо, устойчивую сеть для вызова всё ещё не ловило, а координаты аппарат показывал настолько неточные, что понять, какой из двух пунктов ближе, не получалось.

Поэтому я плюнул и выбрал направление наобум — направо, до посёлка. Замотал программатор в пакет в кармане, чтобы он намок меньше всего, и старался идти по краю дороги, чтобы кроны деревьев прикрывали меня от косого ливня.

Вскоре я увидел проблески света позади себя и услышал характерный шелест дождя по поверхности сферополя. Оставляя после себя душный след испарённой воды, в сотне метров над дорогой неторопливо двигался патрульный танк-сферолёт Восточной пограничной службы.

В отличие от своих южных и западных коллег, восточные пограничники летали не на лёгких патрульных машинах, а на тяжёлых пятиметровых 'Панголинах'. Оказавшись на земле, такой сферолёт даже с выключенным сферополем и подбитыми обручами остаётся неприступной крепостью для пехоты.

Восточные пограничники были особым родом войск, сочетавшим функции егеря, патрульного, участкового или шерифа в отдалённых приграничных секторах. Радик и капитаны синдиката считали не конкурентов из 'Горных Тритонов' и даже не прокураторов, а погранцев своими главными врагами.

Меня заметили, и летающий танк начал снижаться, садиться на бетонку. Я повернулся и на миг замер, уже готовый нырнуть в чащу. Потом вспомнил, что многие танки-сферолёты оборудованы сферобайками, и уйти через лес будет не просто.

Я приготовился к досмотру. В голове возник план: я решил идти ва-банк.

Сферолёт приземлился достаточно быстро. В метре от земли сферополе погасло, и от корпуса вниз выстрелили амортизаторы с гусеничными приводами. Нижний люк открылся, и из него резво выпрыгнул худой солдат в желтой кирасе пограничника и неторопливым шагом, не обращая внимания на ливень, направился ко мне. На плече у него по-залихватски лежало мультиружьё — импульсник, совмещённый с огнестрелом и парализатором. На вид солдату было лет двадцать.

— Документики! — спросил он. — Оружие на землю! И куда направляемся?

— Стоян Сребров, — я положил импульсник на бетонку и протянул им УНИ, который мне дали в первом монастыре на Перешейке и который я носил с собой. — Направляюсь в посёлок. Мне нужна ваша помощь.

— Подвести? — погранец с вполне дружелюбным видом подошёл и считал данные из УНИ. — Подвезти мы можем. Только... какие-то подозрительные у вас данные.

— Не только подвезти. Я работал батраком в монастыре. Отрабатывал долг. Чтобы я не сбежал, сектанты вживили под кожу чип, — я указал на голову. — Сказали, что он впрыснет мне яд, если я далеко уйду.

— Яд?

Я достал из кармана свёрток с программатором.

— Да, мне удалось уйти. Я прихватил с собой вот это. Только, судя по всему, что-то напутал, и жить мне осталось пара дней.

— Ого! — у солдата прямо расширились зрачки, когда он увидел программатор. — Это же знаменитый 'Токси Ресет', нам про него на курсах рассказывали. Сектанты? Вроде бы у них нормальный монастырь, всего десяток человек живёт... Погодите...

Он снял с плеча ружьё, наставив его на меня и сделал жестом коммуникатор, не то имплантированный, не то встроенный в шлем.

— Товарищ старший лейтенант, тут какой-то странный парень. Говорит, что ему вживили под кожу рабовладельческий чип. У него и программатор есть.

— Тащи его сюда! — услышал я тихий баритон из наушника.

— А что если он рванёт прямо у нас там?

— Не рванёт. Растением станет. Ты обыскал его?

— В процессе! — ответил солдат и бросился хлопать меня по карманам и водить по мне рукояткой ружья, в которой, по видимости, был встроенный сканер.

Заставил вытащить из карманов металлический нож, карту-терминал, цепь-пилку из спасательного набора, в итоге я начал злиться.

— Может, обыщите меня внутри? Мокровато, знаете ли, хотелось бы согреться.

— Пускай его внутрь! — услышал я голос в наушнике, и солдат наконец-то махнул мне рукой.

— Идёмте!

Я прихватил импульсник и скользнул через люк внутрь, проведя рукой по чешуйчатой многослойной броне, спрятанной под обручами. Меня накрыли не очень приятные воспоминания двадцатилетней давности. В похожем танке я летал в степях Югроси.

Внутри, впрочем, танк оказался немного другой планировки. В нём было чуть меньше отделений для боевых устройств и боеприпасов. Двухэтажный, с трюмом и багажным 'чердаком', он спокойно мог поднимать до двадцати человек. Меня оставили в самом низу, напротив люка в 'трюме', в котором обычно перевозят заключённых. Впрочем, я рад был и такому месту, чтобы присесть и расслабить уставшие за переход ноги.

Командир корабля спустился из кабины, когда задраили люк. Он оказался бородатым полным мужиком моих лет, похожим на морского пирата из старинных произведений. При этом лицо его показалось смутно знакомым.

— Старший лейтенант Той Беринг, — представился он. — Командир третьего отряда пограничной службы Серьгинского сектора Восточной субдиректории.

Я тоже представился. Той Беринг... Я вспомнил, где уже слышал эти имя и фамилию, лишь спустя минуту. Мне сказал её на ферме прокуратор в день, когда я убил Стояна Сиднеина.

Только искать его я должен был в северном Сиянь-граде, а не здесь, на три тысячи километров южнее. И работать он должен прокуратором. Я решил, что это может быть другой Той Беринг и потому не стал задавать лишние вопросы, торопить события.

Меня отсканировали.

— Покажите, что у вас там? — спросил я.

Я протянул программатор и показал на едва заметный выступ в виске.

— Чип. Вживили ещё в том месяце. Я попытался перепрограммировать его самостоятельно, но из-за этого запустился режим уничтожения.

Старлей поморщился.

— Видал я такие. Их в синдикатах используют. Очень интересно. Надо везти в Чёрную Серьгу, может, парни могут что-то сделать.

— Товарищ старший лейтенант... — вклинился в разговор солдат. — Нам рассказывали, если программа уничтожения запустилась, то отключить её может только программатор из того же набора, и то, если знать пароль... Ассимитричное шифрование.

— Помолчи, Стефан! — рявкнул командир и полез наверх. — Отведи нашего гостя в третью каюту, просуши и дай сухпаёк. Программатор оставь при нём, мало ли, что. Пока взлетим.

Оставшись один, я посмотрел на экран. Осталось сорок пять часов.

5. Чёрная Серьга.

Летели мы минут двадцать. Тяжелые машины летают в дождь медленнее, эффективность сферополя падает из-за расхода мощности на испарение воды.

Во время полёта, показавшегося вечностью, я с трудом боролся с мандражом. Время уходило. Сдаться властям — слишком смелый поступок. Даже после недель 'работы' в синдикате я не представлял, насколько у него длинные руки и насколько они связаны с властными структурами. Мне было сложно доверять подобравшим меня парням, тем более, я не знал, хватит ли у них инструментов и связей, чтобы отключить чип.

Центр посёлка оказался типичным бункером-бастионом с четырьмя многоэтажками, коробкой шахты и сферовокзалом. А местность вокруг выглядела живописной — улочки окраин карабкались по крутым склонам вверх от большого озера, деревянные и бетонно-печатные домики с разноцветными крышами облепляли окрестные холмы, словно глазурь, которой посыпали большой пирог.

Я думал, что мы сядем в сферовокзале, но мы зависли над самым центром и затем вертикально вниз приземлились в открывшиеся створки ангара бастиона.

Сферополе погасло, и старлей скомандовал выходить. Я выпрыгнул из люка и едва не поскользнулся в грязи на полу ангара. Рядом в полумраке на площадке стоял большой сферолёт пожарников, тройка небольших патрульников горохраны и несколько частных машин.

— Стефан, проводи Стояна в департамент прокураторов, в технический отдел. Всего доброго!

Я ожидал такой поворот, но туда мне хотелось меньше всего. Старлей пожал мне руку.

— Той, погодите, — решил всё же сказать я. — Может, не стоит к прокураторам?

— Больше некуда. Время не ждёт, а в этих краях только у них может быть нормальный арсенал.

— Я ошибаюсь, или вы раньше работали в Сиянь-граде? Мне рекомендовал вас один прокуратор из Шимака. Для трудоустройства.

Он округлил глаза, потом вздохнул и помрачнел.

— Алексей сказал? Вот ведь дороги как пересекаются... В нынешнем положении мне будет сложно повлиять на трудоустройство. Я уже не майор. Впрочем, разберётесь с вашей проблемой, и я попробую вам помочь.

Мы пошли по хмурым коридорам бункера, использовавшегося как поселковая администрация и как воинская часть одновременно. Дорога закончилась у широких бункерных дверей с табличкой 'Департамент прокураторов Восточной Субдиректории. Сектор Чёрной Серьги'.

— Альберт, это Стефан из третьего отряда, я вам подарок привёл, с 'Токси-чипом', — сказал Стефан в переговорное устройство.

— Ой! Давай, впускай.

— Не бойтесь, проходите, — сказал Стефан и провёл своим УНИ по считывателю.

Я не спешил заходить.

Прокураторов я недолюбливал по той причине, что за дверью с похожей табличкой оборвалась моя воинская карьера в Западной оборонительной армии.

Во время конфликта в Югроси меня подставили. Я дослужился до сержанта и надеялся поступать в военную академию. Когда основная фаза конфликта уже завершалась, а войска были отведены, мой полк расквартировали в Белополисе, юго-западном городе недалеко от новообразованной границы. В ту ночь кто-то проник в один из двух танков-сферолётов моего взвода, воспользовался моей картой активации и дал из наземного положения залп по границе. Возможно, это был кто-то из моих мичманов, возможно — пара недолюбливавших меня парней из других взводов. Снаряды легли в пустом поле, никто не пострадал, но ситуация тянула на международный скандал. Сначала к прокуратору вызвали моего командира, он перевёл стрелки на меня. Меня допрашивали на детекторе лжи с визиопрограмматором, результат, разумеется, оказался отрицательным. Прокуратор поразмыслил и сказал:

— Сам понимаешь, всё указывает на тебя. Даже если это сделал кто-то из твоих парней, позволять им пользоваться своим идентификатором — серьёзное преступление. Короче, давать тебе срок я не стану, но сделаю всё от себя зависящее, чтобы ты не продолжил военную карьеру.

После демобилизации я дважды проваливал вступительные экзамены в военную академию в Рутенграде и один раз — в нашу, в Средополисе.

Не скажу, чтобы я во всём винил то решение прокуратора и не чувствовал вины за собой. Моя вина в том, что я не смог распознать мерзавца среди 'своих' и плохо прятал свой идентификатор. Впрочем, гораздо позже я стал подозревать уже совсем другие силы.

Так или иначе, дверь с надписью 'Департамент прокураторов' вызывал у меня в душе не самые приятные воспоминания и подозрения.

Внутри оказалась небольшая приёмная с двумя дверями. Маленькая брюнетка-секретарь с восточными глазами испуганно вскочила, увидев нас.

— Альберт занят! Нужно пока что снять голограмму для дела!

— Погодите, Лариса! — Стефан перешёл на бас, явно заигрывая с девушкой. — Дело мы будем заводить позже. Мы с Альбертом уже обо всём договорились.

Секретарь, немного посомневавшись, скопировала данные с УНИ и пустила нас в кабинет своего начальника.

Прокуратору, казалось, нет и двадцати лет. Он глядел на меня испуганными глазами студента-хирурга, первый раз делающего операцию.

— Вот, привёл, — Стефан указал на меня жестом, которым, наверное, работорговцы указывают на товар. — Нашли на заброшенном тракте, утверждает, что чип вживили в монастыре. Сейчас на программаторе аварийный режим.

— Ой, наверное, надо проверить на детекторе лжи? Или нет, не стоит?

Я не выдержал и рассмеялся — скорее нервно, чем надсмехаясь над ним. Парень был настолько зелёный и неопытный, что, казалось, он задаёт мне вопрос, а не решает сам. Впрочем, не удивительно — в настолько глухих посёлках или начинают карьеру парни вроде него, или, наоборот, заканчивают свой трудовой путь уставшие от суеты пенсионеры.

— Может, сначала проводите меня в техническую службу и обследуете? — предложил я.

— Да, нужно обследовать, идёмте, — Альберт слегка покраснел, поняв, насколько глупо выглядит его интонация.

Стефан раскланялся и ушёл. Прокуратор проводил меня в соседний кабинет — большую лабораторию, под завязку забитую оборудованием. Там сидели два мужика, по комплекции и внешности мало отличавшихся от головорезов синдиката, и играли в какую-то увлекательную настольную игру. Увидев начальника, они быстро выключили голопроектор.

— Ребята, помните, у нас где-то был программатор 'Токси Чипа'?

— А что, опять? — лениво потянувшись, сказал один из них.

— Да, вот, привели.

— Не поможет, — сказал второй. — У нас старая модель. Как и у тюремщиков. И у них серии разные. И пароль мы не знаем. Нет, конечно, он может быть 'один-два-три-четыре', но мы же не в Денне, синдикаты обычно поумнее действуют.

— Синдикаты?! — чуть не взвизгнул Альберт.

— А вы что думаете? Это явно какие-то их внутренние разборки. Откуда у тебя чип, парень?

— Я тебе не парень, — огрызнулся я в ответ. — Монастырь. Я проштрафился, работал там батраком. Выкрал программатор, пытался бежать.

Врать становилось всё тяжелее. Я почувствовал, что зря расслабился, увидев такого молодого прокуратора.

— В наручники... — немного неохотно скомандовал Альберт. — Возьмите анализ генной пробы и фото сетчатки для сравнения с базой заключённых. Пока что в камеру для защиты свидетелей.

Сопротивляться было бессмысленно, и надежда ещё оставалось, поэтому я выругался и покорно позволил скрутить руки за спиной. Потом неожиданно для себя у меня проснулось красноречие.

— Проверяйте, делайте, что хотите, но помните, что чип сработает через сорок четыре часа. Я уже записал видеообращение и отправил его другу. Если вы хотите, чтобы у вас на руках оказался труп или человек-овощ, которого вы не спасли — можете и дальше проводить ваши... следственные мероприятия.

— Не беспокойтесь, мы всё успеем.

Меня снова повели по коридорам и лифтам куда-то вниз, впихнули внутрь, сняли наручники и закрыли дверь. Камера оказалась вполне приличной и походила скорее на небольшой номер в отеле. Здесь оказался холодильник с продуктами, мультиварка, терминал для выхода в сеть, нормальный санузел. Программатор оставили при мне.

От нечего делать я приготовил обед и поел. Посмотрел новости — показывали видео с дикарских войн в Денне, землетрясение в Новой Персии, спуск на воду нового авианосца в Бриззе, сезон размножения шерстистых носорогов в Амирлании. Взглянул в программатор — оставалось жить сорок два с половиной часа.

Дверь щёлкнула, вошёл один из сотрудников департамента с кучей приборов. Взял анализ крови, посветил камерой в зрачок. Я спросил:

— Что хоть решают? Удастся перепрограммировать?

— С чипом ничего не сделать, — покачал головой он. — Вообще, есть два способа. Рискованный и малоосуществимый. Или мы достаём чип хирургическим образом, при этом мы не знаем точно, что там за яд, и сработает ли антидот, если капсула вскроется во время операции. Или мы ищем программатор из той же серии. В этом вашем монастыре могли быть ещё такие программаторы?

— Понятия не имею.

— У кого вы его выкрали?

Я мысленно выругался. Пришлось называть имя наугад.

— У жреца Георгия.

— В общем, ждите. Альберт работает над этим.

Снова безделие, просмотр новостей, фильмов. Кажется, мне даже удалось вздремнуть.

Проснулся, когда на таймере оставалось тридцать девять часов, а за окном было уже три пополудни.

Вскоре дверь открылась во второй раз, и сказали выходить. Наручников надевать не стали, чему я немного обрадовался.

Альберт предложил присесть, подождал, пока из кабинета выйдут его коллеги, и спросил:

— Стоян, кто вы?

— В смысле?

— Кто вы на самом деле? Ваш генокод на сто процентов совпадает с генокодом Антона Этоллина, погибшего месяц назад на ферме под Шимаком. Как и сетчатка.

Я нервно сглотнул слюну.

— При этом в это же время, за несколько часов до его гибели, из лагеря сбежал ваш тёзка, Стоян Сиднеин. Анализ вашего лица и формы черепа показывает пятидесятипроцентное сходство и с тем, и с другим лицом. При этом в базе по обоим записям есть следы операций, авторство которых установить невозможно. Кто вы?

Альберт, казалось, даже вспотел от волнения. Мне всё сложнее было выглядеть правдивым, но я выдавил из себя:

— Не знаю. Психокоррекция. В монастыре на меня надевали визиопрограмматор.

— Я вызвал на допрос жрецов из монастыря, — он нажал кнопку вызова секретаря. — Лариса! Впускайте её.

В кабинет вошла настоятель Дальноморского монастыря 'Креационистов Церкви Приматов' жрица Селестия.

'Берегись женщины', — почему-то вспомнил я последние слова Радика.

* * *

Департамент прокураторов — отдельное подразделение в структуре Директории и Субдиректорий. Исторически в Рутенийской (полётной) Директории прокураторами были корабельные судьи на космических сферолётах-ковчегах, избираемые из самых благочестивых и проверенных на детекторе лжи. Изначально все судебные процессы проводились удалённо, но вскоре стало понятно, что за время полёта, длившегося от полутора лет до десяти месяцев, судебные решения лучше принимать находящимся на корабле лицам. Вплоть до самого конца колонизации нститут прокураторов обеспечивал порядок на прямых и обратных рейсах.

После окончания колонизации эти же лица стали выполнять функцию судей по важным делам и следователей на местах, в построенных колониях. С началом локальных войн и Великой войны внутри института Прокураторов оформился сектор Контрразведки. В период Малого Средневековья известны эпизоды, когда прокураторы брали на себя роль правителей в целых регионах, охваченных беспорядками и беззаконием. С этим же связаны самые спорные периоды истории (см. прокураторы Смирнополиса и Удмуртополиса).

(из краткого школьного курса истории и политологии)

* * *

Увидев меня, она улыбнулась какой-то странной, неприятно-знакомой улыбкой и села на кресло напротив, приняв царственную позу. Она была всё в той же полупрозрачной тоге, которую я видел в день, когда меня 'зачиповали'. Теперь я был почти точно уверен, что белья под ней нет.

— Вы узнаете этого человека? — сказал Альберт. Я заметил, как он немного покраснел.

— Да, ваша светлость, — кивнула она. — Это наш брат по вере, который принял крещение от моих рук в Дальноморском монастыре.

Молодой прокуратор кивнул. У него вдруг стал какой-то безразлично-отсутствующий взгляд.

— Чип... Это вы его вживили?

— Нет, ваша светлость, — покачала головой Селестия. — Но я предполагаю, что этим занимались неблагонадёжные члены нашего братства, которых ныне нет в наших рядах.

— Как их зовут?

— Артур и Радик. Первый погиб на теракте месяц назад, второй выбыл позже.

Альберт снова кивнул. При упоминании Радика холодок побежал по спине. Откуда она может знать про это? Ведь она не была в составе синдиката? Не менее странным показалось то, что он не спросил фамилии Артура и Радика.

После небольшой паузы он ответил.

— У вас есть программатор?

— Есть. Но не с собой. В Дальноморском монастыре.

— Хорошо... Забирайте и перепрограммируйте его.

— А как же база данных? Как же ваш рапорт об Антоне Этоллине?

— Сотру...

У меня волосы встали дыбом. Я вскочил со стула.

— Чёрт возьми, Альберт, она же гипнотизирует тебя! Это психоиндуктор! Эй, парни!

— Тише, тише, — Селестия поднесла палец к губам. — Не бойся, так надо.

Я посмотрел на Альберта. Он, казалось, не слышит нас — он ушёл в транс и, не мигая, глядел на стенку с портретом Верховного Директора. Селестия поднялась и повторила.

— Так надо. Поверь. Идём со мной.

— Что надо? Куда надо? Обратно в синдикат?

Она перешла на шёпот.

— Надо отключить этот чёртов чип. Доверься мне, я не из синдиката. Или ты хочешь, чтобы тебя с риском для жизни резали эти болваны? Думаешь, откуда у них прошлый образец и знания о том, что бывают неудачный исход?

Мы прошли мимо Ларисы. Девушка сказала 'всего доброго', даже не взглянув в нашу сторону. Вышли в коридор.

— Откуда у вас программатор?

— Я забрала один у Майка Фарвоздина. И можно на ты.

Её речь стала гораздо более спокойной и естественной. И какой-то... очень знакомой. А холодный взгляд бесследно исчез.

— У него?! У второго лица синдиката?

— Понятия не имею, какое он лицо. Так или иначе, программатор у меня в монастыре. Полетели.

Мы поднялись на площадку ангара — там стоял маленький, но быстрый двуместный сферолёт 'Лебедь'. Я остановился, схватившись за обруч. В голове всё ещё крутилось 'берегись женщины'.

— Почему ты медлишь, Антон? — улыбнулась она.

— Откуда мне знать, что ты не врёшь? И почему ты так назвала меня?

Она начала сердится.

— Ты знаешь, пока мы тут будем разбираться, Альберт может очнуться. Я не до конца уверена в том, насколько мой гипноз силён.

— Почему, кстати, не загипнотизируешь меня? Давай, пробуй!

Она смотрела на меня секунд пять, потом спросила, усмехнувшись:

— Ну, как, действует?

— Ни капли.

— Вот. Собственно, главная цель того обряда посвящения и была — лишний раз проверить, действует, или нет. Если ты хочешь узнать, почему не действует, и всё ещё не хочешь, чтобы капсула в твоей голове взорвалась через тридцать с небольшим часов — то отбрось подозрения и поторопись.

Я мысленно махнул рукой и сел в сферолёт. Действительно, мне уже практически нечего было терять.

Створки ангара раскрылись. Селестия села за руль и сказала, хитро улыбнувшись:

— Они ещё не знают, какую важную фигуру в игре упустили.

— Имеешь в виду себя? Или меня?

— Обоих!

Мы взлетели над посёлком и полетели на восток. Она убрала руки от руля и полезла в сумку.

— Автопилот? Я не видел, чтобы ты его включила.

— Не бойся, случай с Радиком не повторится. Техника надёжная. А управляю им мысленно.

Я не сильно удивился. Нейроинтерфейсы уже давно были в разработке.

— Откуда ты знаешь о Радике?

— Следила. Через колобусов. Они были моими глазами.

Мне стало не по себе от осознания её возможностей.

Психоиндуктор. Тот самый, способный читать мысли на расстоянии.

— И много вас таких, в вашей Церкви?

— Ха, в Церкви! — рассмеялась она. — Ты до сих пор серьёзно думаешь, что я — жрица обезьянников?

— А кто же? Ведьма? — усмехнулся я.

— Ну, в средневековье, земное или местное, боюсь, моих коллег называли бы примерно также. Но — нет, это слишком грубо.

— И давно ты за мной следишь?

— Давно.

Дальше мы какое-то время летели молча. Внизу, после пруда Чёрной Серьги, лежали заболоченные равнины, среди которых виднелся дым костров.

— Там живут мрисса, — зачем-то сказала она.

После всего произошедшего это показалось наименее удивительным, но я всё же спросил:

— Граница же намного восточнее?

— Да, но здесь живут только фратрии Са — изгнанники и Огогигл — которые отшельники, люди искусства и прочие странные товарищи. Они тоже пытаются колонизировать мир, уже не в первый раз. Только выходит у них это намного хуже, чем у людей.

Я кивнул. Она поняла, что попытка разрядить неловкое молчание оказалась не очень удачной, и спросила:

— Что, Антон, всё ещё не доверяешь мне?

— А как сама думаешь? — Я поёжился в куртке. — Конечно, не доверяю. У меня просто нет выбора.

— Вот что мне нужно сделать, чтобы ты поверил? Наверняка хочешь задать ещё кучу вопросов? Потерпи, у нас теперь будет куча времени обо всём рассказать.

Мы взяли южнее, и через минут десять оказались над небольшим полем на берегу пруда, посреди которого стоял домик уже привычной архитектуры с остроконечной крышей. Рядом с монастырём виднелись вольеры с обезьянами, а небольшое посадочное поле было сплошь занято сферолётами. Это меня насторожило, ведь по описанию Радика монастырь должен был быть гораздо более тихим местом.

— Идём, — Селестия плавно приземлила сферолёт на той самой дороге-бетонке в сотне метров от монастыря и выпрыгнула наружу. — Я должна отлучиться, стой пока что здесь.

Она убежала в кусты. Выглядело это по меньшей мере странно, но я промолчал. Отошёл на обочину и послушно постоял минут пять. Только тогда вспомнил, что оставил плеер, терминал и несколько других личных вещей в камере в Чёрной Серьге, стало скучно и обидно от этого.

Подошёл чуть поближе. Из ворот вышло двое мужчин в кожаных куртках, достали сигары и закурили. Тут же к ним подбежали три мартышки, сели в метре от них и стали клянчить еду. На монахов парни не походили, на знакомых мне солдат и капитанов синдиката тоже, а состав восточного крыла 'Степных Волков' я знал уже практически весь.

Еще мне показалось подозрительным, что они даже не смотрели в нашу сторону, хотя из особняка наверняка было заметно, как мы приземлились. Видимо, они знали, что Селестия прилетит, и тогда ситуация очень походила на ловушку. Оружия у меня не было. Я уже подумал о том, чтобы угнать сферолёт и вернуться в Чёрную Серьгу, как вдруг почувствовал, как в спину мне уткнулось что-то твёрдое и круглое.

Я инстинктивно поднял руки над головой, сделал шаг вперёд и медленно повернулся.

Передо мной стояла Рина. В руках она держала автомат-огнестрел, на плече виднелся ремень какого-то другого оружия. Но ещё более странным было совсем другое. Чёрт с ним, оружие она могла заблаговременно припрятать в кустах. Но сетчатая кираса была надета поверх полупрозрачной туники, точно такой же, которая только что была на Селестии.

По взгляду её карих глаз мне показалось, что она не шутит. Что-то странное было в её взгляде. Я напряжённо сглотнул слюну.

* * *

Рина медлила. Я перехватил дуло, отвёл его в сторону и был уже готов болевым приёмом выбить автомат из рук, как вдруг она поменялась в лице, улыбнулась и сама сунула автомат мне в руки.

— У нас тут гости. Думаю, с ним ты управляешься не хуже, чем с импульсником. Я возьму что-то посерьёзнее.

Она сняла с плеча армейское мультиружьё и спокойным шагом направилась к особняку.

— Что ты здесь делаешь?...

— Ты что, ещё не понял? — она обернулась.

— ...И где Селестия?

Секундой спустя я понял, какую глупость спросил. Стало страшно, и я машинально навёл на неё автомат.

— Я и есть Селестия. У таких, как я, может быть много лиц.

— То есть?...

Я почувствовал, как от поднявшегося пульса у меня застучало в висках. Как? Почему? Десятки вопросов запросились наружу, но я понял, что сейчас не лучшее время их задавать.

— Потом, — я отвёл автомат в сторону.

— Потом, — кивнула она. — Бери вот тех.

Начали работать забытые с армейских времён инстинкты, в кровь вспрыснулся адреналин, но спокойнее мне не стало. Вопросов становилось всё больше. Зачем столько времени врать? Почему я?

Курящие на крыльце парни отвлеклись от мартышек, заметили нас и полезли в кобуру за пистолетами. Я опередил их и выстрелил дважды. Из открытого окна на втором этаже кто-то выглянул, и следом посыпалась очередь из импульсника.

Шары летели мимо меня, отклонялись и с шипением впивались в грунт. Я машинально отпрыгнул в сторону и сделал пару выстрелов по окну. Параллельно на периферии сознания всплывали всё новые мысли, совпадения фактов и догадки.

— Не спеши, тебе всё равно ничего не будет, — прошептала Рина и крикнула наверх. — Я включила отклоняющее поле. Эй, ребята, мы входим, кончайте стрельбу!

— Нет, я уже ни хрена не понимаю! — я психанул и дал очередь по фасаду. — Что, чёрт возьми, происходит?

— Ничего особенного. Монастырь захватили 'Тритоны'. К ним прилетели на переговоры наши.

Я остановился и отдышался.

— И у них есть то, что нам нужно? Пароль для программатора?

— Нет.

— Тогда зачем врать? Почему бы тебе не выложить сразу все карты на стол?

Рина вздохнула.

— Наверное, неправильно делать из этого сюрприз. Там твой родственник, Леонид. Они требуют выкуп. С программатором разберёмся позже.

Я рванул наверх, перепрыгнув через тела — живые или уже нет, я не знал — охранников. В маленьком холле было пусто, я шагнул на лестницу. В углу сидел испуганный, читающий молитвы монах, в котором я с трудом узнал Георгия. Он поднял глаза и через миг со смесью страха и надежды воскликнул уже мне в спину.

— Стоян?!

Мне некогда было объясняться с ним, я скользнул наверх вдоль голых кирпичных стен. Лестница закончилась в небольшом коридоре, который вёл в церемониальный зал. Из двери сбоку вылетел парень, стрелявший из окна. Две пули просвистели рядом с ухом. Я выстрелил по ногам, шарахнулся в сторону зала и замер. Из дверного проёма на меня было наставлено ружьё, которое держал в руках незнакомый рослый денниец.

— Опусти автомат, — скомандовал он.

Шагнул вперёд.

— Опусти! — повторил 'тритон'.

Чувство страха проклюнулось через адреналиновую блокаду. На миг я перестал верить в слова Рины про то, что мне ничего не будет, и опустил ствол. Денниец дёрнулся и посмотрел через меня в коридор. Меня толкнули в спину, я услышал голос Рины.

— Дай пройти.

Я пропустил её, сделал ещё один шаг вперёд и бросил автомат. Оглядел зал.

Слева и справа стояли стражниками два деннийца в кожаных куртках с импульсниками — трое у стены и двое у окна. У алтаря лежал один из наших солдат и два мёртвых павиана. Зачем убили последних — непонятно. Скорее всего, просто потому что шумели. В боковой ложе сидели трое в рясах монахов и один пожилой лысый мужик в представительском чёрном костюме.

Лицо его было мне прошито визио-программатором среди прочих. Ольгерд, дальноморский отец. Ещё одного из монахов я видел в первом, Дальноморском монастыре. С другой стороны сидели два наших, 'волчьих', капитана восточного крыла — оружейник и контрабандист.

Оглядевшись по сторонам, я наконец-то обратил внимание на сидящих в центре зала. Там в просторном кресле развалился грузный метис в блестящей сине-перламутровой куртке, в его руках был старинный револьвер, который он, играясь, покручивал на пальце. Эдуардо, один из отцов 'тритонов'. Рядом с ним на стуле сидел парень со связанными руками, которого я узнал спустя секунду.

Обросшее небритое лицо с синяками, длинные косички-дреды. Я с трудом узнал своего троюродного племянника. Мы встретились глазами.

Рина бросила мультиружьё в центр зала, к ногам Ольгерда.

— Я привела его, — сказала она.

Леонид тихо спросил:

— Антон, это ты?

— Антон, говоришь, — сказал дальноморский 'отец' и повернулся ко мне, наклонив голову на бок. — Я думал, ты Стоян. И все мы думали, что ты Стоян.

Ольгерд поднялся из ложа и неторопливо пошёл в мою сторону, словно пытаясь разглядеть.

— Я привела его, — повторила Рина. — И это Стоян Сиднеин. Ему проводили сеансы визио-программатора. В тюрьме и у нас. Личность изменилась. Внешность изменили мы, чтобы скрыть.

— Кто она такая? — спросил главный 'тритон' Ольгерда. — Почему она отвечает за него?

— Наш агент по работе с внешними структурами, — отмахнулся Ольгерд. — Прикрывает нас от легавых. Так что, получается, у тебя, Стоян, есть троюродный брат, который работал на 'Тритонов'? И мы об этом не знали?

Дилемма — открещиваться от родственника, чтобы спастись самому и спасти собственную репутацию, либо признаться обо всём, никак не решалась. Я посмотрел на Рину. У неё было какое-то хитрое выражение лица. Такой же взгляд бывает у кошек, когда они играются с мышами, и кто в данной ситуации мышь, я или все остальные, мне оставалось неясным. Я тоже решил поиграться. Мне составило немало труда сконцентироваться, нацепить на себя выражение лица Стояна и войти в роль.

— Кто ты такой, чтобы меня судить? — рявкнул я. — И что ты делаешь здесь? Почему бы тебе не убраться и не навести порядок в своих краях? Пока я добирался сюда через Дальноморск, меня чуть не прикончили!

— Я не работал! — почти синхронно сказал Леонид, словно оправдываясь передо мной. — Меня заставили. И я его троюродный племянник, а не брат. Задолбали уже путать!

Кто-то из солдат засмеялся. Действительно, уточнение по поводу нашей степени родства прозвучало нелепо. Очень в духе Леонида — в нём всегда было что-то бесшабашное, по-хорошему шутовское. Все ненадолго замолчали. В тишине я услышал писк от окна. Там в клетке сидел Джеф, самец игрунки. Дверца была открыта.

— Эдуардо, что ты хочешь, в конце концов? — спросил я.

— На твое происхождение мне не-ме-импортэ , сами разбирайтесь. Верни снайпера, Ксандра. Хочу махнуть его на твоего родича. И заткните эту тварь, или я её прикончу! — рявкнул 'тритон', взмахнув револьвером в сторону окна.

Джеф взвизгнул, словно уловив, на кого обращён гнев, вылез из клетки и по шторе спустился на пол. Прыжками преодолел расстояние от окна до угла комнаты, поковырял между плинтусами и поймал там не то таракана, не то клопа. Рина тем временем снова начала говорить.

— Ольгерд, я видела, как Стояна зачиповал Майк. Я знаю, что и ты тоже чиповал своих капитанов. Ты помнишь пароли от программаторов?

— А не обнаглела ли ты такое спрашивать, милочка?

— Я знаю пароль от программатора, — с долей безразличия в голосе сказал монах, сидевший рядом с Ольгердом и пояснил мне. — Я прибыл по поручению Майка разобраться по поводу смерти Радика.

— И какой же пароль? — Рина подошла чуть ближе и неотрывно глядела ему в глаза.

Я же продолжил следить за игрункой — скорее машинально, чем осознанно. Наевшись, Джеф пропрыгал до двери, потом, не то унюхав меня, не то увидев, издал радостный писк и прыгнул мне на штанину. Повисел немного, и я думал уже наклониться и поднять его на руки, но зверёк вырвался из рук и прыгнул в центр зала.

— Всё ясно, — Рина повернулась ко мне. — Я знаю пароль. Они нам больше не нужны. Стой спокойно.

Повисла гробовая тишина. Затем все люди за пару секунд выстроились в зале, словно фигуры на гигантской шахматной доске. Солдаты 'тритонов' встали строем, вскинули ружья и наставили их на солдат на противоположной стороне комнаты. Монахи 'волков' поднялись с ложа и молча, со стекленеющим взором вышли на середину комнаты. Джеф в два прыжка оказался около мультиружья, брошенного в середине комнаты. Крохотные ладошки нащупали кнопку автоспуска.

Всё оружие выстрелило одновременно, зал закружило в безудержном хороводе смерти. Солдаты застрелили друг друга. Три ствола мультиружья выпустили управляемые снаряды в капитанов и монахов. Мы стояли с Риной посреди этой безумной пляски, пули свистели мимо нас, а люди падали, захлёбываясь в крови и забрызгивая стены монастыря своими внутренностями. Осознание ужаса происходящего пришло с небольшим запозданием, я не выдержал и инстинктивно опустился на пол.

Действо, которой могло показаться вечностью, длилось от силы секунд пять. Затем, после последних агонических судорог умирающих, всё стихло.

6. Вулкан.

Я привстал с пола и пересчитал живых людей: их, помимо нас, оказалось двое. Эдуардо, свалившийся с кресла и держащий руки на голове, осторожно приподнял голову. Леонид взглянул на него и прыгнул со стула в нашу сторону.

— Подними автомат, — тихо сказала Рина.

Я последовал её совету.

— Вашу мадре! — заорал Эдуардо, поднимаясь с четверенек. Револьвер всё ещё был в его руках, но к моменту, как неповоротливый метис поднялся, дуло моего автомата уже смотрела ему в лоб.

— Вашу мадре! — повторил он. — Мои солдаты! Как?!

— Нечего возмущаться, — Рина подняла с пола мультиружьё. — Размен равносильный. Будем считать, массовое помешательство. Хочешь, забирай своего снайпера, он больше нам не нужен.

Только после этих слов я обратил внимание, что Ольгерд и капитаны 'волков' тоже мертвы. Моя рука с автоматом дёрнулась. Пароль. Его знал только посыльный Майка. Что Рина собирается делать теперь?

— Кто ты такая?! — дуло револьвера в дрожащих руках Эдуардо металось из стороны в сторону. — Что за хрень!

— Я — верховный отец 'Серых Волков', — голос Рины стал громче, чем прежде, словно она говорила через усилитель. — По договору между владельцами мы закрываем всю восточную ячейку нашего синдиката. Оставшиеся капитаны и отряды переходят в ваше подчинение. В обмен нам нужна жизнь Стояна.

— Как я могу верить тебе? Ты, хижьяпута, перестреляла всех моих солдат! Колдунья! Бруйа!

Он изрыгнул ещё пару проклятий на платаленгва и наставил револьвер на неё.

— Ты не можешь убить меня. Я не могу убить тебя. Он — может, — Рина кивнула на меня. — Но твоей жизни ничего не угрожает. Если не веришь, можешь проконсультироваться у своих отцов.

Эдуардо поднялся с кресла, всё ещё держа револьвер наставленным на Рину.

— Улетай. Можешь захватить пару бойцов у входа, они, возможно, живые. За трупами прилетите завтра.

Когда он вышел из зала, Рина посмотрела на меня и улыбнулась. Я подумал почему-то, что уже привык к этой улыбке, которую считал достаточно искренней. Но я понял, что боюсь её. Это был какой-то глубинный, инстинктивный страх перед неизвестным чужеродным разумом, сродни страху перед НЛО и приведениями, описанному в древних книгах и проходящий холодком по спине, сковывающий язык. Я уже понял, что она не человек. Или не совсем человек.

Я посмотрел на Леонида. По его побелевшему лицу я понял, что он испытывает точно такие же чувства, если не сильнее. Он сидел пару секунд на корточках, потом закричал и, спотыкаясь, выскочил из комнаты.

Мне, всё же, удалось побороть желание повторить его поступок. Рина положила ружьё и осторожно, словно ребёнка, обняла меня. Погладила по спине, шепнула:

— Успокойся, не бойся, так всегда бывает, скоро пройдёт.

Я обнял её тоже — скорее, рефлекторно, чем осознанно. Через секунд десять я понял, что действительно успокоился.

Снизу, с лестницы, послышался крик Эдуардо:

— Эй! Парнада, я не дотащу их сам!

— Георгий! — я вышел в коридор. — Ты там всё ещё прячешься? Иди, помоги ему.

Под лестницей послышался шорох с невнятными фразами. В углу, прислонившись к стене у входа в келью, стоял Леонид. Он истерично тёр руками виски и бормотал что-то несвязное. Я сходил к мультиружью, вытащил оттуда нож, подошёл, разрезал стяжки на руках. Он вцепился мне в плечи. На него было страшно смотреть. К синякам и грязи прибавилось безумье в глазах.

— Антон! — зашептал он. — Она! Это ведьма! Они!

Я обернулся и посмотрел на Рину. Лёгкая злость за покалеченного родича примешалась к остальным чувствам. Общая смесь ощущений получилась такая, что получилась апатия, которая бывает при эмоциональном выгорании. Немного заныла голова.

— Отведи его во вторую келью, — сказала она. — Там в третьем ящике комода расслабляющий визиопрограмматор. Когда выспится, вставлю и покажу ему другую карту, с пояснениями. Моей сегодняшней квоты способности уже не хватит, чтобы вправить ему мозги без помощи техники. Я ещё молодая.

Я решил не уточнять, насколько она молодая на самом деле, и что это значит. Её командный тон вперемешку с непонятными фразами начинал раздражать, но я ничего не мог с этим поделать. Я чувствовал себя мышкой, которой играет кошка.

— Мне бы тоже не помешали пояснения, — бросил я и повёл слегка упирающегося Леонида в келью. — Про способность, квоту и прочее.

Успокоил его, как мог, нацепил визиоиндуктор и вернулся в зал. Нашёл сигару, брошенную то ли Эдуардо, то ли кем-то из капитанов, подошёл к окну, распахнул его и закурил. Внизу босс 'Тритонов' вместе с Георгием несли к сферолёту одного из подстреленных мной бойцов.

Рина подошла сзади и тронула за плечо. Я вздрогнул.

— Я так и знала, что ты сильный. Многих ломает после того, как они видят подобное. Стояна, например. Того, которого ты прикончил, настоящего.

— Вы долго были вместе? — зачем-то спросил я. Конечно, на тот момент это был самый малозначительный вопрос, на который мне хотелось получить ответ. Ревность — последнее чувство, которое я мог испытывать к ней.

— Вообще не были. Любая бы из наших побрезговала. Я была его командиром. Показала силу с помощью похожих спецэффектов. Подробности я ему не рассказывала. Потом получила выговор за несоблюдение правил. Но он не перестал бояться меня. Он вышел из-под контроля, возможно, был перевербован, и моё начальство посчитало, что ему будет нужна замена в синдикате. К тебе я применила другую тактику, гораздо более опасную. Во время... любви я практически беззащитна.

— Несоблюдение? Каких правил?

— Игры. Великой Мировой Игры. Так было тысячелетиями, только раньше, на Земле были другие игроки и другие ферзи. Ты же играл в шахматы?

— Конечно. В детстве вон с тем парнем, которого ты чуть не свела с ума. Так что за правила? Это всё синдикаты?

Она осторожно начала массировать мне затёкший загривок.

— Не синдикаты... Они лишь один из инструментов, не самый главный. Если я расскажу, если я раскрою все карты, то... это означает окончательную вербовку.

— Я давно завербован. У меня нет выбора. Меня загнали в тупик.

— Завербован — не в синдикат, глупенький... И даже не в структуры Директората. У таких, как ты, гораздо больше выбора. В прочем, ладно. Лучше начну не с правил, а с игроков и фигур. Ты слышал о Сеяных? Или о Потомках Творцов?

— Пожалуй, только название. Какая-то старая секта?

— Секта — это одно из недолгих проявлений всей структуры, которое случайно вырвалось наружу в средневековье. Побочный эффект. Сеяные — это моя раса. Мой род. Так мы называем себя. Потому что считается, что нас рассадили, посеяли Собиратели. Первое поколение Сеяных, тридцать мужчин и тридцать женщин, родились в две тысяча пятьдесят шестом на Земле, за пару лет до Зимы. В разных семьях, в разных странах. Внешне они ничем не отличались от людей. Но у них была особая доминантная мутация в генах, особый код, который отличал их от остальных. Сам по себе этот набор генов ничем особым не является и ничего сверхъестественного не даёт — так, может, исключает пару смертельных болезней, влияет на общее здоровье. Но так вышло, что эта комбинация генов является особым маркером, открывающим для носителей недокументированные возможности физики и реальности. Кто-то или что-то считывает этот ген, сверяет его и разрешает нам пользоваться Способностью.

Она замолчала, чтобы я осмыслил сказанное.

— То есть, благодаря набору генов ты можешь двигать предметы на расстоянии? Управление сознанием, психоиндукция и тому подобная ерунда?

— Да. Всё то, о чём писали. Можем читать мысли, менять силу притяжения, модифицировать собственное тело. Можем — точнее, самые старые из нас — могут управлять погодой и передвигать целые города и горы. Можем управлять людьми и другими разумными, чем, собственно, и занимаемся пять с лишним веков. Это называется Способностью. Возможно, на Земле и других планетах до нас и были подобные личности, но они никогда не становились теневым правительством на планетах. Или становились, но были настолько хорошо законспирированы, что...

— Хочешь сказать, наш рутенийский Директор тоже? Или он пешка?

— Ну, не надо делить всё на пешек и королей. Да, в конце средневековья несколько раз Директорами становились мои сородичи. Но нынешний Рутенийский Директор простой человек, а по статусу он что-то вроде 'слона' или 'коня'. Он сознательный и мудрый человек, но иногда, как и все правители, общается с нашими психоиндукторами, консультируется с ними. С нашими издалека, или с теми, кто рядом и кто используют делегированную Способность. Таких людей немного, они служат нашим семьям и, если сравнивать с шахматами, являются чем-то вроде ладьи. А личности вроде тебя, Стояна или Эдуардо — либо ничего не осознающие пешки, либо ферзи.

— Ну и в чём особенность?

— Вы все внебрачные дети Сеяных. Бастарды. Правнуки Творцов, если хочешь. Синдром подкидыша — это спящие гены Сеяных, обрабатываемые специальном мировым Алгоритмом.

* * *

'Группы Потомков Творцов, или Потомков Сеяных — несколько разрозненных несистемных средневековых религиозных сект и тайных сообществ. Существовали в Малое Средневековье в период с 2180 по 2240-й годы, главным образом в королевствах Амирлании, частично Иаскане, Новоперсии и Рутении. Объединяли сторонников теории заговора и тайного круга человечества вокруг ряда харизматических фигур. По их мнению, основатели данных групп, коммун и общин являются потомками неких 'полубожественных личностей', тайно управляющих народами Рутеи, а возможно и остальных планет. Объявлялось, что большинство из 'учителей' имели странную или уголовную биографию, сопротивление болезням, жили несколько тысяч лет и т.д, хотя единственным документальным свидетельством долголетия являются годы жизни Еремея аль-Амади (2102-2289), возглавлявшего ячейку культа в Нью-Сиднее.

Ряд историков связывают происхождение данных вероучений с возникновением парадокса или синдрома подкидышей и определёнными генетическими изменениями, произошедшими с человеческой расой после переселения на Рутею. Культы же в большинстве стран практически сразу были объявлены еретическими или тоталитарными. В цивилизованном мире последние секты действовали в Бриззе в 2290-х годах, часть дикарских вероучений на основе сект, возможно, распространены на территории княжеств Денны.'

(из некоторых расширенных учебников по истории для высшей школы)

* * *

— Да ну?

Крепкий бриззский табак позволил мне воспринять подобную информацию с максимальным спокойствием. Почти с безразличием. Наверное, подобное чувство испытывают люди, которым говорят о страшном диагнозе и которые о нём уже догадываются. Я повернулся к ней, потушил сигару о подоконник и повернулся к ней. Она подошла поближе.

— Да, это так. Твой отец был одним из наших. Кто именно и из какого точно дома — не могу сказать, я не видела твоих тестов ДНК.

— То есть при желании я тоже могу научиться телекинезу, телепортации и так далее?

— Разочарую тебя — нет. Не на нашей планете. Возможно, даже нигде. Способность для отбракованных закрыта — часть генов передаётся при смешанных браках, но целая комбинация с другими не получается. И не подходит под ключ. Более того, даже психоиндуктором и делегированным способным игроком я тебя не сделаю. Запрещено правилами Игры. Ферзь не может ходить, как конь. Зато этими же правилами запрещено убивать вас и применять любые методы Способности во вред. Технически, при угрозе для жизни или при угрозе мировой катастрофы были случаи, когда Сеяным удавалось убить полусеяных, но... Я слишком много излагаю?

Я замотал головой, переваривая информацию.

— Хорошо, как ты сказала, получается, вы, Сеяные — игроки. А кто король? Кого все вышеперечисленные фигуры защищают от шаха и мата?

— Ну, королём в Игре, если хочешь, является всё население контролируемых нашими семьями территорий. Народы, страны, культуры. И человечество, и мрисса. Ещё есть псоглавы на Дарзит, четверорукие Скрадо на одноимённой планете, гмоннийцы на Гмон-ян... Продолжать?

— И что, игра на уничтожение?

— Не в этом веке и не на этой планете. Правила могут измениться, возможно, чуть позже, но, скорее всего, что теперь уже никогда. Рутея очень важна для Сеяных. И население пока не настолько велико, чтобы его так безбожно уничтожать. Вот двухмиллиардная Хаелла...

— Угу, — сказал я. — Успокоила.

Она снова обняла меня. Я ответил на её объятия, хотя теперь они мне казались неприятными. Неискренними.

— Ещё вопросы, дорогой?

— Почему я? Почему не кто-то другой?

Она изобразила смущение.

— Ну, сначала я работала в отделе, который занимается контролем таких, как ты. Вас немного, всего пара сотен в стране. Большинство уже на нужных местах и трудятся — в министерствах, в директоратах субдиректорий, в армии, в синдикатах вот. Тебя выявили и учли не сразу, в лет тринадцать. Ты, похоже, не запланированный. Выдернуть и дать нормальное образование не получалось, поэтому долго держали в резерве. Проверяли, наблюдали через вторую жену... ты уж прости.

— А обычно все бастарды вроде меня завербованы?

— Кто-то нами, но некоторые нашими соперниками. Кто-то действует неосознанно. А к тебе долго не могли найти подход. Потом я перешла в отдел по работе с синдикатами, тот самый, который называют 'верховным отцом'...

Я вспомнил о первой жене. Получается, она тоже могла быть полу-сеяной? Отпустил Рину, посмотрел ей в глаза.

— Получается, ты знаешь всю мою биографию? Что стало с Иреной? И ребёнком?

В глазах Сеяной загорелся хищный огонёк.

— Вот тут-то мы и подошли к главному вопросу. У нас в чём-то общие цели. Помнишь, я как-то упомянула о том, что двадцать лет назад пять тысяч человек пропали без вести? И о том, что это снова началось несколько месяцев назад?

— Конечно, помню.

— Мы не знаем, почему такое произошло. И кто это сделал. У нас есть предположения, которые проверить мы можем только с помощью тебя. Поможешь?

— Давай, — я согласился. — В отсутствии этих засранцев работать с тобой станет намного приятнее. Но сначала — отключи этот чёртов чип.

— По рукам!

Всё прозвучало как обычный приём на работу.

Вспоминая этот момент, я даже немного удивлялся, с какой лёгкостью согласился. С другой стороны, до сих пор не знаю, был ли у меня в тот момент выбор.

— Ну и что будет подразумевать работа?

— Поиск... Поиск определённых личностей и определённого места. Пойдём лучше в комнату, здесь надо будет прибраться.

В келье два на четыре метра оказалась узкая койка, тумбочка и окно. Она до омерзения напоминала такую же комнату в Дальноморском монастыре, в которой меня заперли во время пленения. Это чувство укололо меня, я посмотрел на Рину. Было обидно осознавать, что все эти недели моим пленителем, моим тайным прокурором и кукловодом была эта же самая хрупкая женщина, которая не гнушалась при этом делить со мной постель, казаться милой и благодетельной для меня.

Она улыбнулась, достала программатор. После связи с чипом загорелась надпись 'Аварийный режим. До активации чипа осталось двадцать девять часов сорок пять минут'. Рина нажала 'Деактивировать'. Загорелось поле ввода пароля.

— Я догадываюсь, о чём ты думаешь, — сказала она и отложила программатор на койку. — Не, не потому, что мысли читаю, я говорила, что не могу это сделать с тобой. Просто это очевидно. Думаешь, зачем был нужен весь этот чип, пленение и прочее — не проще ли просто завербовать? Поверь, я хотела сделать так сразу, но я низший чин в дворцовой иерархии, а у старших были другие планы. Им казался важнее этот синдикат, им казалось, проще засунуть тебя в эту среду и сделать там своим, чтобы потом руководить системой. Но всё сразу пошло не так, как нужно. Ты не был создан для криминала. Ты мне веришь?

Рина положила руку мне на грудь и потянулась для поцелуя. Я целовал её недолго, и как мне показалось, бесчувственно. Конечно, мне продолжало нравиться её тело, но осадок оставался, и его было очень сложно смыть. Потом сказал:

— Допустим, верю. Не хочу портить момент, но давай закончим с чипом?

Она нахмурилась и сунула мне в руки программатор.

— Набирай сам. Счастливый Ублюдок.

— Чего?!

— 'Счастливый Ублюдок'. В две строчки, пальцем, с заглавной буквы. Такой пароль придумал Майк.

Со второго раза получилось. 'Выход из аварийного режима. Чип деактивирован'. Я выдохнул, отложил программатор, посмотрел на Рину. В её голосе звучали слёзы.

— Не получается, — сказала она. — Не веришь ты мне. Не надо было раскрываться. Не надо было отключать чип. Понимаешь, мы сидим там, в этих дворцах. Погрязшие в сплетнях, рутинной работе. Думаешь, почему создали особые правила для таких, как вы? Вы — наша козырная карта, наш джокер, но вместе с тем и наше наказание, наша особая слабость...

— А почему ты так хочешь, чтобы я поверил в твою искренность? — немного грубо прервал её я. — Я не думаю, что это сейчас так важно. Ты работодатель, я наёмник. Даже если ты не до конца искренняя, я не стану...

— Я работодатель, а ты мой любовник, — шутливым голосом передразнила меня она и стала стаскивать с меня куртку.

— То есть секс с тобой входит в оплату моих услуг?

Физиология на миг стала сильнее чувства опасности. То ли от стресса, то ли от чего-то ещё мне вдруг захотелось поддаться, я стал медленно и осторожно раздевать её, как делал это в прошлые разы. Но, стыдно признаться, через пару минут нам обоим стало ясно, что я ничего не смогу. Усталость за день, тот самый стресс и гигантский объём новой информации плохо повлияли на мою мужскую силу. Даже новость о том, что мои гены и моё происхождение являются чем-то особенным, вовсе не делала меня суперменом в постели. Мы молча оделись, она подвела меня к окну и прервала небольшую неловкую паузу:

— Бывает, не переживай. Теперь давай о деле. Видишь вулкан на горизонте?

— Конечно.

Она прикоснулась к моей щеке и вытянула руку.

— Его вершина видна тебе на уровне вон тех ветвей?

— Ага. А что?

— Просто большинство людей видит голограмму. Со всех ракурсов. Им кажется, что вершина выше примерно на пару пальцев. А при приближении он кажется ещё выше. Ты не замечал, что нигде нет точного указания его высоты? Говорят, десять, десять с половиной, одиннадцать километров. Неужели сложно измерить? На самом деле, вершина ниже, там, где ты её видишь. Он всего семь километров высотой. Голограмма и неправильная высота служат для того, чтобы скрыть от людей западный склон. Из всех приборов и по всем снимкам — со сферолётов, с берега и так далее — там безжизненная вулканическая пустыня. На самом деле там оазис и город на пятьдесят тысяч жителей. Цитадель Игоря — Левиафанер.

— Кто такой Игорь?

— Все Цитадели, они же Дворцы распределены между парами основателей династий Сеяных. Он один из шестидесяти первых Сеяных. Мой пра-прадед. Не важно. Вся деятельность синдикатов в Восточной Субдиректории нас интересовала именно как прикрытие для шпионажа за Дворцом. Но, как ты знаешь, простые люди попасть прямо туда не могут.

Она достала из кармана планшетную карту и развернула её, поменяла масштаб.

— Есть предположение, что всех украденных людей ведут сюда. Район с обратного склона от кратера относительно дворца. Между кратером и горной грядой. Здесь нейтральная зона. Егерьская служба там тоже бывает, но чаще видели солдат гвардейского департамента. Спутники сняли там какое-то поселение. Сходишь туда?

— Схожу?

— Да, придётся идти пешком.

Рина рассказала примерный план. Затем вернулся Георгий и мы поужинали какой-то невкусной жратвой, оставшейся от монахов. Георгий с Риной стали таскать трупы куда-то вниз, а я рано лёг спать.

Через час-полтора Рина разбудила меня.

— К нам вылетели. Из отдела прокураторов и представитель 'Тритонов'. Будут через семь минут. Спустись в подвал, мне не хватит сил, чтобы сделать тебя невидимым, а запрашивать поддержки очень не хочется. Могут не разрешить применять невидимость к тебе. И родственника своего захвати. Я отвлеку их от подвала психоиндуктом.

Я выругался, схватил подушку и пошёл вниз. В дверях Рина сунула в руки сменный картридж визика. Из соседней кельи вылез Леонид, в его руках был визио-программатор. По его хмурому невыспанному лицу казалось, что он пил спиртное несколько дней, но безумного ужаса в глазах я не увидел — то ли помог программатор, то ли несколько часов сна.

— Что вчера было? — спросил он. — То есть, я, в принципе, всё помню, что было, и уже не так страшно, но... Тут другая карта, я посмотрел вступление, а потом побоялся, мало ли чего.

— Пойдём, теперь я хочу посмотреть то, что в твоём визике.

Мы спустились в подвал — достаточно просторный для жилого дома, но тесноватый для чего-то общественного. Воперки ожиданиям, там было не столь прохладно, видимо, благодаря генераторам тепла. Половину занимали коробки с барахлом, половину — вольера с семьёй каких-то мелких глазастых обезьян.

Мы уселись на тахту, имевшуюся здесь для смотрителя за обезьянами. Глазастые, почуяв незнакомцев, издали громкий вопль, собрались в кучу и попрятались в домик.

— Блесни знаниями! — кивнул я на вольеру. — Ты же что-то заканчивал там.

— Биологический, но не доучился. Это ревун ночной амирланский. Ты в курсе, что с Джефом, который вчера всех перестрелял, они примерно в том же родстве, что мы — с глистом? Хотя выглядят одинаково.

— В смысле? Обезьяны же, и там, и там.

— Угу. А отличаются на уровне строения ядра клетки и ДНК. Белки те же, вроде бы и похоже, но учёные первых экспедиций, когда взяли анализ клеток, были в шоке. Это параллельная эволюция. И развилка, чувак, намного дальше, чем ты можешь представить, не десять миллионов лет, а полмиллиарда.

— Так говорят же, что все местные похожи на виды древней Земли. Мамонты, мастодонты.

— Ага, похожи, да только внешне. Так же, как похожи два печенья, выпущенные на похожих станках в фабриках на разных концах страны. Рецепт один, но мука-то разная! Просто и на Земле, и на Рутее кто-то запустил развитие видов по одинаковому сценарию. Там также сначала были червячки, ставшие рыбами, потом рыбы полезли из воды, научились бегать, производить молоко, потом полезли на деревья... Но если взять клетку Джефа и этих парней и сравнить, то они будут различаться также, как клетки земного червяка и человека. Почему, думаешь, в Средневековье на местные виды мяса и фруктов у половины детей была аллергия, пока не научились лечить?

Я замотал головой.

— Ты, я смотрю, не очень выспался. А я, похоже, ещё хуже. Ну и как такое возможно, что ты говоришь? Собиратели?

Он махнул визиком.

— Я вот к этому и клоню. Теперь всё стало более-менее ясно. Если допустить, что кто-то всем этим управляет и управлял миллионы лет, то... Словно кто-то подталкивал наших и их потомков в нужные моменты. Говорил — теперь ты, чувак, должен высунуть морду из воды, а теперь должен отрастить себе пятерню, чтобы хватать вкусных личинок. Ну, или не управлял, а направлял как-то. А сейчас народы направляет. Фиг его знает.

Мы немного помолчали, осмысливая новую информацию. Я подумал спросить, как давно его завербовали 'Тритоны', и что он делал на том вокзале — приманивал меня, шпионил за мной, или что-то ещё. Но какое это теперь имеет значение?

— Они угрожали меня, по сути, в заложники меня взяли, прикинь! — сам ответил на некоторые мои вопросы Лео. — Я пришёл за стиком. Они меня в сферолёт и за вами по пятам. Я сначала всё никак понять не мог, нафига я им нужен? Оказалось, это не я им нужен, а ты.

— Прости. Так уж сложилось. Ты уже в курсе, что у меня отец был из их же рода?

— Да ну? И что, ты тоже можешь всё это? — вытаращил глаза Леонид, хотя тут же вспомнил и махнул рукой. — А, ты же, получается, полукровка, там сказано, что они не могут.

Я кивнул.

— Слушай, а ты этой Рине доверяешь? Давно её знаешь? — продолжал сыпать вопросами Леонид.

— Как в Сереброполис прилетел, сразу познакомились. А что? Как она тебе показалась?

— Как девушка — очень ничего, — Леонид изменился в лице, неожиданно посерьёзнел. — Как человек — сложный, да и не человек она, как выясняется. А как наниматель — надо смотреть. Скоро сам узнаешь.

Я нацепил шлем себе на голову.

В визио, конечно, о биологии и приматах ничего не говорилось, а говорилось о более конкретных и полезных вещах.

Сеяные. О них говорилось коротко, даже короче, чем рассказала Рина. Первые шестьдесят из них родились на Земле в трёх странах. В год, когда они нашли друг друга, случился Катаклизм, и нам подарили новые планеты. Когда им было по пятнадцать, в мире вдруг изобрели сферодвигатели и начали строить межпланетные сферолёты. Новые планеты Сеяные посетили и изучили за пару лет до прибытия первых ковчегов. В первые годы колонизации, в восьмидесятые, у них уже родились дети, второе поколение, которое с малых лет включилось в работу по освоению земель. Параллельно они познавали свою Способность — открыли возможность телепатического воздействия и мотивации, то есть психоиндукции, научились перемещать большие предметы, управлять своим телом, телепортироваться, узнали о дневных лимитах воздействия, разработали Язык Алгоритмов и так далее.

Затем Землю закрыли. Почему и зачем — сказано не было. Всем Сеяным сказали эвакуироваться на другие планеты. Их число росло в геометрической прогрессии, а благодаря управлению телом и старением умерло всего двое из них. Через пятьсот лет, к концу двадцать шестого века их становится триста тысяч, и четверть живёт в трёх Дворцах на Рутее.

На дальних планетах, занятых чужими цивилизациями, Дворцы тоже есть, и их занимают члены Клана Экспансии, тогда как на Рутее почти все Сеяные принадлежат к Клану Консерваторов. Почему Консерваторов? Потому что, говорят они, после закрытия Земли человечество Рутеи и Хаеллы ещё не набрало достаточной мощи, чтобы осваивать новые миры. Не созрело, и население многих планет превосходит людей по численности. И именно Рутея теперь — основная колыбель человечества на всех одиннадцати планетах.

Я сначала мысленно возразил своим нанимателям, но чем дальше вникал, тем больше соглашался. После Нового Средневековья мировая экономика Рутеи лежала в руинах точно также, как после земной Великой Зимы. Ещё пара десятков лет, и можно будет думать о том, как лететь на соседние планеты, а пока что...

Но, хоть мнение в этом у всех трёх Дворцов Рутеи и едино, каждый Дворец — это соперничающая корпорация с кучей департаментов, обслуги, внутренней безопасностью, сложной иерархией и тому подобным. Иерархия Синдиката, которой меня обучили через подобный визик, показалась детской шалостью по сравнению с тем, что было тут. Ветви Дворцов тянулись вниз и вплетались в правительства всех мировых держав и компаний. Конечно, мне не показывали всех лиц и всех имён, да я бы их и не запомнил. Деятельность Сеяных могла показаться чем-то страшным, но если посмотреть, то оказывалось, что последние пятьдесят лет все Дворцы только и делали, что спасали мир от крупных войн и потрясений. А все локальные стычки, говорили мне, суть шоковая терапия и подготовка к новым эпохам.

Моим нанимателем был некто Артур — по совпадению, тёзка моего убитого знакомого из синдиката. Его Дворец Авалонер был в Авалоновом архипелаге, к западу от Денны. Основное их поле деятельности — Фарсиан и Денна, а главный соперник — третий Дворец, спрятанный в море у побережья Бриззы — Аркадер. С Левиафанером, цитаделью Игоря Первого, в которую мне полагалось отправиться, у обоих Дворцов были сложные, но вполне мирные отношения, что не исключало потребности в шпионаже.

Мне показали карты Дворцов двадцатилетней давности. Начался продолжительный экскурс по генеологии и хронологии Артура, но мне это быстро наскучило.

Я снял визик и передал Леониду.

— Ничего страшного. Откровенной зомбёжки не заметил.

— Посмотрим, что там дальше за мультики.

Он тоже начал смотреть. Сверху слышались какие-то мужские голоса, но я был спокоен, помня о Способности Рины. Потом я снова ненадолго уснул и проснулся, когда Леонид сказал, что всё чисто, и позвал на завтрак.

Мы уселись в местной трапезной. Георгия попросили выйти. Мне не очень нравилось, что его используют, как слугу, но выбора не оставалось. В принципе, он не был мне приятен в общении.

— Ну? — коротко спросила Рина. — Что скажете?

— Всё круто! — воскликнул Леонид. — Я так понял, что мы летим во Дворец?

— Мы ли? — она вопросительно посмотрела на меня.

Я пожал плечами.

— Я так понимаю, что одному туда лучше не соваться. Кто-то должен подстраховать на подлёте и дождаться меня со сферолётом.

Леонид засмеялся и толкнул меня в бок:

— Я думал, ты скажешь мне: 'Нет, ты чего, это очень опасно, а я отправлюсь туда один и буду выживать'. Так же принято в старинных фильмах.

— Вообще, странно, — я усмехнулся. — Слабовато я для шпиона подготовлен. И не боишься отправлять меня в самое пекло, по сути, к врагу?

— Выбирать не приходится, — Рина погладила меня по руке. — Задача, на самом деле, простейшая. Посылать простых людей небезопасно — при встрече с психоиндукторами их проверят и. скорее всего, убьют или сотрут память. Тебя после проверки будут допрашивать. Скорее всего, без пыток, потому что иначе их самих будут пытать.

— То есть, получается, меня могут прикончить? Весело! — сказал Леонид.

— Тебя — нет. Ты не пройдёшь периметр, потому останешься в пограничном посёлке и будешь связным. В крайнем случае, попробуешь представиться нашим пограничникам отделом исследования аномалии Вулкана, а я помогу им в это поверить. Напрямую бителепатию мы с Антоном включить не можем. Он защищён от любого воздействия. Придётся вам с ним быть на обычной спутниковой связи и общаться со мной через тебя, Леонид.

— Ты уверена, что меня отпустят? — спросил я Рину напоследок.

— Они не имеют права задерживать полусеяных, — она на секунду замялась, но потом договорила. — Но могут попытаться перевербовать и оставить у себя навсегда. Будь осторожен.

Я пересилил себя и всё же досмотрел визик. Там были карты и пара контактов. Не скажу, чтобы я теперь знал много, но вполне достаточно, чтобы понимать ситуацию. Мы собрали сумки с вещами и провиантом. Попрощался с Георгием, Джефом и Риной.

В нашем распоряжении были два тяжёлых старинных сферобайка — полутораметровые, что-то среднее между обычным сферобайком и полноценным сферолётом. Тесные для двух пассажиров, но достаточно просторные для одного. Рюкзаки укрепили на боковых дугах, заправились и вылетели в обед.

Вулкан впереди неумолимо приближался.

* * *

Вскоре мы миновали Чёрную Серьгу и вылетели на трассу у побережья, ведущей в сторону Кеолранского Берега и полуострова с Вулканом. Впрочем, назвать эту местность трассой можно было с большой натяжкой. Газона или твёрдого покрытия внизу никто обустраивать не собирался, а вырубка то и дело прерывалась молодой порослью и небольшими свалками. За полчаса полёта нам попалось всего два-три грузовика. Берег, к которому вела трасса, был шириной полтора-два километра и длиной тысяча восемьсот, и населяло его полмиллиона человек в паре десятков небольших посёлков. Зажатые между отвесным обрывом Пограничных гор и берегом Левиафанового моря, они предпочитали больше торговать со своим островным центром и с южным Ирниатаном, чем с рутенийцами.

По дороге я пробовал продуваться, продувки были жёсткими и опасными, от них долго кружилась голова, и приходилось снижать скорость. В итоге вместо продувок решили каждые десять минут делать небольшую посадку. К тому же, никаких систем общения в такой древности не было предусмотрено, и так казалось проще координировать полёт.

Чем ближе к морю, тем более сухим становился климат. Здесь нас не покидало полное ощущение края цивилизации. Придорожные кабаки строили из песочных кирпичей, которые не используют уже полвека. В крохотном хуторе на десяток домов, в котором остановились перекусить, старый конзанец готовил шашлык около бензинового гибрида — смешного и старого тарантаса сороковых годов выпуска, который, судя по свежей резине, ещё был на ходу. Одежда на нём была фасона десятилетней давности.

На последнем из таких привалов я рассказал Леониду, что я действительно ищу на Востоке.

— Ты всегда был чуточку безумным, — сказал он. — И романтиком. Не настолько, конечно, безумным романтиком, как я, но всё равно. Если Ирена действительно пропала из всех баз — искать иголку в стоге сена, знаешь... У них такие возможности.

— Сейчас я скорее упёртый циник, чем романтик. Люблю доводить дело до конца. К тому же, наводку Рина мне дала. Может, они действительно там.

— Может, это приманка для нас? А цели совсем другие? Хотя нет... что я говорю...

Он как-то странно упёрся взглядом в стаканчик с чаем.

— С тобой Рина, кстати, уже телепатически общалась? Эй! Слышишь меня?

— А? — Леонид вышел из оцепенения. — Угу. Сейчас вон сказала, чтобы я не болтал лишнего, а спокойно выполнял свою задачу.

Он выждал паузу, потом допил чай и посмеялся.

— Я пошутил. Хотя пару раз уже слышал её голос. Вообще, чужой голос в твоей голове — это как-то не очень приятно. Попахивает раздвоением личности, или как там его правильно. Интересно, мне потом не придётся лечиться от этого всего?

— Не думаю. Судя по всему, ты не первый, с кем так общаются. Но, на всякий случай, передай ей, чтобы не следила за мной через тебя каждую минуту.

Леонид кивнул, потом опять замер на пару секунд.

— Слушай, это работает — передал. Ещё говорит, чтобы я не параноил, и что это она случайно подключилась в момент, когда мы беседовали.

В общем, проверка связи прошла успешно.

В Вулканск, один из двух приграничных с нейтральной полосой посёлков, мы прибыли засветло, ближе к четырём вечера. Вокруг крохотной по меркам других городов сорокаметровой цитадели в форме куба ютилось три десятка домиков — как песочных, старых, так и новых, напечатанных из пеностекла и керамобетона. Мы посмотрели по карте и обнаружили среди них гостиницу. Хмурый администратор с пропитым лицом смерил нас взглядом, в котором смешались удивление и отвращение. Удивление от того, что мы делаем в этих краях и отвращение по поводу нашей новой одежды. Номер на двоих с парковкой стоил копеечные двести рутен, мы сняли его, хотя и не знали, понадобится ли он нам следующей ночью.

Дальше начиналось самое рискованное и интересное. Мы оставили сферобайки, часть вещей и пошли на окраину, на пограничный пункт. Там Леонид должен был предъявить подготовленный Риной липовый УНИ от Средовского филиала бюро по изучения редких видов. К нему прилагались документы о неоконченном образовании биолога, из которых следовало, что он — волонтёр-исследователь, а я — его помощник.

Подходя ближе, я оценил, что преодолеть границу иными способами, кроме как через вахту, было бы не так-то просто. Бетонная стена высотой четыре метра шла с севера на юг и терялась на горизонте в соседней роще. Через каждые три сотни метров на ней виднелась площадка со сферодроном. Я вспомнил, что читал об этом ещё в юности — тогда в какой-то статье высказывалось удивление, что на границу с вулканической территорией длиной сто двадцать километров потратили столько средств, когда как есть не менее важные рубежи — с тем же Заповедником, например. Теперь всё становилось ясным.

Рина сказала, что сорок лет назад агенты этим же маршрутом уже проникали в замок Игоря. Но неужели Рина не знала об изменениях? Неужели единственный способ проникнуть внутрь — идти на такой риск?

— Ну, пожелаем друг другу удачи, — сказал Леонид и первым шагнул внутрь. Я вошёл последним и осмотрелся.

В будке-бункере, врезанной в стену, сидели трое человек — офицер пограничной службы лет двадцати трёх, парень, его ровесник в странном пиджаке, и девочка семи-восьми лет. На её руках сидел рыжий хорзь — судя по размеру, ещё детёныш. Перевернувшись на спину, он тыкался острым носом в детские ладошки, махал короткими лапками и пытался поймать руку, как котёнок. В помещении пахло ароматным чаем, явно редких ирниастанских сортов. И играла лёгкая, бестелесная музыка — что-то вроде снова модной в последние годы Музыки Аргона.

Леонид положил документы на стол.

— Мы из Средовска, филиал бюро по изучению Великого Вулкана. Прибыли по распределению для изучения вулканической флоры. Я остаюсь в посёлке, а вот этого сотрудника... нужно пропустить.

УНИ воткнули, принялись смотреть. Я краем глаза взглянул на Леонида. Он стоял нахмуренный, неподвижный, потом резко обернулся на меня, и я прочитал в его глазах лёгкий испуг. В этот момент Рина должна была подключиться к сознанию охранников и заставить их выдать разрешение. Судя по тому, что офицер замешкался, я понял, что этого не произошло.

Парень с девочкой, беседовавшие о какой-то ерунде, сверлили нас взглядом. Хорзь тоже затих и, посмотрев на нас, пару раз настороженно рявкнул.

Через десять секунд раздумий офицер почесал подбородок и сказал:

— В общем, сейчас нужно получать разрешение в секторе. Подойдите к той стенке, я вас сниму и черкну заявление. Подойдёте завтра. Пока что в гостинице остановитесь, я вам адрес дам.

Чиркнула трёхмерная камера, снимая наши голографии.

Мы пошли обратно.

— Что-то пошло не так? — спросил я.

— Ага. Я ждал, когда Рина меня отпеленгует и подключится к этому офицерчику. А там никакого сигнала. Зато я почувствовал, что непроизвольно начал вспоминать всё, что со мной происходило за последние месяцы. Типа, кто-то меня расспрашивать начал — а что вчера было? А позавчера? А неделю назад? Потом ты на меня посмотрел, и я очнулся.

— То есть, хочешь сказать, кто-то шарился по твоему сознанию? Кто?

— То ли шарился, то ли, наоборот, глушил контакт с Риной. Может, кто-то из этих? Ну, кто в будке? Может, хорзь? Специальный такой, обученный?

Я посмотрел на него, но по выражению лица понял, что тот шутит и толкнул в бок.

— Не смешно. Хотя — кто знает, какие там у них технологии. Рина что говорит?

— Молчит. Позвони ей по обычному видеовызову? Терминал же должен быть нормально зашифрован?

Рина долго не отвечала на звонок, и ответила, только когда мы заходили в гостиницу.

— Какая-то подстава, — сказала она. — Там блокировка, слепая зона. Я не могу подключиться к их разуму.

— То есть кто-то в будке — ваш товарищ? — спросил Леонид.

— Не наш, а этих... Игоря. Сидит и блокирует.

— И чего делать? Нельзя где-нибудь через стену пройти?

Рина замялась на пару секунд, потом покачала головой.

— Я, конечно, попытаюсь включить голографию и сделать дырку в бетонном заборе. В прошлые разы, по слухам, это получалось. Но сейчас там камер понатыкано через каждые десять метров. И дроны-разведчики. Самое слабое место, как это ни странно — будки пропуска.

Мы шагнули в номер. Хоть это и не рекомендовалось, я вытащил терминал из рук Леонида.

— Ты что, не предвидела такого? Для кого-то же они служат, эти будки?

За окном уже темнело, я свободной рукой включил свет. Заметил замешательство на её лице.

— Для вербующихся во Дворец.

Мы оба с Леонидом нервно рассмеялись. Она что, предлагала нам завербоваться? Вдруг мой родственник толкнул меня в бок и показал на кровати, на которых мы кинули свои вещи.

— Смотри...

Чемоданы были раскрыты. Вещи раскиданы по кроватям и полу.

— Что там? — спросила Рина и тут же добавила. — О... Я вижу. У вас гости были.

— Чёрт... — Я отдал терминал Леониду и стал проверять, всё ли цело. — Как считаешь, к администратору стоит идти?

— Нет. Он ни при чём. И камеры здесь или отсутствуют, или старые, которые запросто рубятся на расстоянии. Даже обычной техникой, не Способностью.

Через пять минут анализа и наведения порядка мы сделали вывод, что все вещи на месте. Возможно, искали документы, возможно, решили напугать.

Мы не нашли лучшего решения, кроме как лечь спать.

Заснул я не сразу, а проснулся от того, что меня толкнули в бок.

Надо мной стояла та самая девочка из сторожевой будки. Я захотел крикнуть, но она поднесла палец ко рту и показала жестом: идём.

А ещё я, наконец, почувствовал, что Стоян Сиднеин умер.

Часть III. Адам

1. Школа

Криса Эндрюсона дети застукали в ординаторской за просмотром порнографии в большую перемену. Бедняга, работавший у нас преподавателем литературы и словесности, смотрел видео в небольшом окошке, выведенном на терминальную стену, загородившись наглядными пособиями. Всё бы ничего, но он настолько увлёкся, что забыл поставить видео на паузу и скрыть, когда забежавшие дети зашли к нему со спины.

В те месяцы я был достаточно стар, чтобы вызывать уважение окружающих людей. И, в то же время, по меркам многих моих сородичей, ещё слишком молод, чтобы занимать верховные руководящие посты в департаментах Дворца.

Мне, как и большинству далёких от пуританских устоев людей, ситуация казалась скорее комичной, чем опасной. Я и сам далеко не безгрешен, но сложно было понять, зачем понадобилось выводить непотребства на стену в ординаторской, вместо того чтобы спокойно смотреть в очках или по надбровнику, раз невтерпёж. Возможно, мозг одинокого гуманитария попросту не смог решить такую сложную техническую задачу.

Нет, не подумайте. Я вовсе не испытываю презрения по отношению к простым людям. В конце концов, никогда нельзя забывать, что это мы созданы, чтобы служить им, а не наоборот.

Разумеется, по поводу происшествия собрали педсовет лицея, на задних партах маячили голографические головы кого-то из министерства образования графства. Признаться, я подключился где-то на середине, отправив сначала своё сознание заниматься совсем другими вещами. В этот момент накал страстей в аудитории был уже столь велик, что мешал концентрации.

— ...Это кошмар, где же это видано, чтобы преподаватель смотрел 'это'! — бушевал учитель музыки, Гунтур Искандар.

Я хмыкнул, переглянувшись со школьным секретарём, Кэтрин. Мы оба прекрасно знали, что этот милый парень иасканских кровей смотрит у себя на терминале вещи куда позабористей. И что оба — и музыкант, и литератор — неравнодушны к одной из математичек.

Хоть мыльную оперу снимай, подумал я. Кэтрин улыбнулась.

— Вы же, чёрт возьми, поэт! — вторил ему директор. — Вы должны пробуждать у детей любовь к природе, труду, родине, Рутее, благодарность матери-Земле и тому подобные вещи, а совсем не заниматься их сексуальным просвещением на переменах!

— Парням по тринадцать лет, я сомневаюсь, что они не видели это раньше, — вставил слово пожилой темнокожий трудовик. То есть, деннаамирланец.

— Вот! — директор махнул рукой на трудовика. — Я понял бы, если бы за этим занятием застукали бы кого-то из них, трудовиков, физкультурников, учителей по безопасности. Даже биологов, чёрт с ними. Но вас!

Кэтрин снова перехватила мой взгляд и кивнула в сторону директора. Я понял, на что она намекнула, но коротко покачал головой.

Нет, я не буду лезть к нему в голову. Не сейчас — просто выразительно посмотрю на него.

— Так, — директор тоже поймал мой взгляд и поменялся в лице. — Мы нарушаем регламент. Кто последний высказывался, я забыл?

— Мистер Искандар, — Кэтрин указала на музыканта.

— Итак, я предлагаю лишить мистера Эндрюсона звания учителя второй категории и отправить на принудительные... нет... запретить занимать должности в образовании навсегда!

— Ну, парниша, притормози, — сказал трудовик. — Все же сейчас поймут, что ты его того... перед мисс Гидеон решил принизить.

По аудитории прошёл смешок.

Я решил, что хватит с меня цирка, встал с места и решил высказаться:

— Леди и джентльмены, вы серьёзно считаете, что его поступок говорит о нехватке у сэра Эндрюсона профессионализма? Я считаю, он профессионал и хороший педагог, совершивший досадную ошибку. И ошибку ли? Вы знаете, почему наши далёкие предки не переубивали друг друга во время путешествий на сферолётах? Почему факты насилия были у западноафриканцев, у Фарси, но не у нас и не у русских? Потому что на бортовых серверах в видеоархиве каждого из Великих Ковчегов валялась сотня-другая файлов, которые волшебным образом ускользнули от модератора. И потому что кое-кто проносил на борт личные архивы и гаджеты, забывая их декларировать.

Все притихли, кто-то на задних рядах хихикнул.

— Да, это всего лишь гипотеза! Но новейшие исследования восстановленных копий некоторых архивов подтверждают её. Все мы когда-либо испытываем стресс, одиночество, нехватку эмоций. И есть пара простых, пусть и немного сомнительных способов помочь с этим. Только подумайте — все эти величайшие первые колонисты, герои легенд, зачастую являлись столь же одинокими и застенчивыми людьми, и ничуть не отличались от сэра Эндрюсона.

Я смотрел, как они меняются в лице, отводят глаза, начинают кивать. Мне даже не пришлось применять никаких хитростей и того, что меня отличало от всех собравшихся. Было приятно осознавать, что все эти почтенные люди верят моим словам исключительно благодаря харизме и убедительным интонациям. И, в то же время, я испытывал лёгкий стыд, потому что в моих рассказах не было никакой правды — вся информация о подобных исследованиях была банальными статейными утками. Конечно, колонисты возили запрещённый контент, но это вовсе не означало, что это ощутимо помогало избежать насилия. Кому-то помогало, а кого-то — наоборот, подталкивало к нему.

Так или иначе, мой пассаж возымел действие.

Собственно, вот примерно в такой обстановке я и провёл те три года своей жизни — мой третий полноценный отпуск. Среди простых людей, работая учителем земной истории.

И отпуск подходил к концу — мне оставалось доработать до конца учебного года, а затем, перед отпуском учительским, я собирался подать заявление об увольнении. Либо просто исчезнуть, пропасть без вести.

Нельзя сказать, что мне этого очень сильно хотелось, но ведь мы все — прирождённые трудоголики. Система построена так, что не приносить пользы обществу и вверенным тебе народам просто не получится — уровень Способности начнёт падать день ото дня. После чего, если верить источникам, произойдёт Лишение, и ты превратишься в обычного — ну, почти обычного — человека. Говорят, такое случалось всего пару раз за пятисотлетнюю историю наших родов.

Именно поэтому сказать, что ушёл в преподавание я только чтобы отдохнуть или сменить деятельность на время отпуска, было бы не совсем верным. Я продолжал работать над некоторыми проектами. По сути, занимался банальным программированием Способности, столь активно развивавшимся в те ранние века нашей истории.

Многие Сеяные тогда всё ещё использовали Способность интуитивно, рефлекторно, и многие популярные теперь прикладные Алгоритмы тогда всё ещё только создавались. Конечно, уже существовали базовые Алгоритмы, так называемый 'первый язык Алгоритмов'. Вроде функции переноса предметов, функции телепатии, функции телепортации. Были установленные кем-то из Первых запреты, вроде запрета на действия, причиняющих вред полукровкам. Но, тем не менее, то был век 'шаманов' и самоучек, а не профессионалов и 'инженеров'. О каких-то стандартах, общих словарях — и речи не шло. Каждый департамент Дворца 'разговаривал' на своём наречье.

Большинство — на земном русском, кто-то на современном рутенийском. Мой департамент — на английском. Находились умники, начитавшиеся древних религиозных и оккультных книг и использовавших латынь. Я же разрабатывал новый язык Алгоритмов — Базовый, он же язык Базилиа. Мало кто тогда предполагал, что его разговорная форма, смешавшись с русским, английским и парой инопланетных наречий, всего через пару столетий станет основным языком Сеяных во всей системе, а позже — международным языком общения, но это совсем другая история.

В общем, моя работа заключалась в тестировании всяких небольших Алгоритмов.

Но это было не всё. Также в обычное, рабочее время на моём попечении находилось несколько личностей и пара городов, за настроением в которых приходилось следить. По сути, банальные контроль, шпионаж и разведка.

Но об этом чуть позже.

* * *

'Алгоритм (алгоритм Способности) — последовательность мыслительных команд над физическим или психическим объектом, которая выполняется обладающим Способностью лицом в зависимости от введённых в Алгоритм данных. Ядро сознания в этот момент может быть занято совсем другими процессами, и алгоритм может выполняться бессознательно, что облегчает управление процессами и распараллеливает задачи. Многие исследователи земной истории сравнивают использование Алгоритма с использованием заклинания, однако корректнее сравнение с процедурой или микропрограммой в вычислительной технике. Алгоритмы можно поделить на: 1) низкоуровневые, данные Сеяным их создателями, Сеятелями, или созданными Первым поколениям в первые десятилетия, 2) прикладные, или новые — созданными Дворцами в периоды колонизации и независимости планет'...

(из служебных учебников для посвящённых)

* * *

Совет закончился вынесением выговора Эндрюсону, а не увольнением. Я шёл после совещания через рощу к своему микрорайону и вошёл в небольшой цикл. Запустил поиск по воспоминаниям и пытался отыскать координаты места на другом конце света. Чтобы ускорить процесс, приходилось раздваивать и растраивать сознания. Не то, чтобы производственная шизофрения, ведь у людей такое тоже происходит, когда они занимаются чем-то машинальным и перебирают в памяти события за день. Но с возрастом начинаешь совершать ошибки и делать странности.

Вообще, я очень не любил стареть. Я даже завидовал полусеяным, ведь им проще — у тех старение ещё больше замедлено, чем у нас. Гетерозисная сила, повышающая эффективность гибрида, если говорить сухим языком науки. Не любил я старение даже не столько из-за вялости организма, сколько из-за определённых проблем с мозгом. Поэтому даже семидесятилений биологический возраст казался мне чересчур сложным. Хотя даже в ту эпоху находились Сеяные, которые доживали без модификаций до двухсот восьмидесяти, а то и трёхсот лет.

Как я говорил, я вошёл в цикл. Одновременно следил за дорогой. Одновременно тестировал один из алгоритмов поиска. Одновременно перебирал в голове события за прошлый день.

И в этот самый момент мне 'позвонили' из Дворца — установили бителепатический канал. Звонил двоюродный племянник Роман, работавший в нашем отделе.

— Как успехи, Адам?

— Сегодня разнимал учителей. Ополчились на парня, который смотрел порнографию на перемене. Представляешь, даже не пришлось лезть к ним в мозги, чтобы что-то исправить.

— Парень в чём-то может нам быть полезен?

— Да. Он преподаватель литературы, а меня осталось одно незавершённое дельце. Мне нужен человек, который очень много читает простого текста на старых языках. Хочу проверить, как работает Алгоритм поиска по чужим снам. Я подсылаю ему в сон книги, которые он прочёл за день, а если парня уволят, то с этим могут возникнуть проблемы.

— Звучит сложновато, но, думаю, ты справишься. У меня есть новость для тебя. Кажется, группа поиска полусеяных нашла одного незарегистрированного. Возможно, он четверть-кровка или какой-нибудь хитрый гибрид.

— Правда?! — Случаи нахождения 'в дикой природе' гибридов двух полукровок — большая редкость, подумалось мне.

— Да, Алгоритм Защиты срабатывает у молодых и не срабатывает у первых пяти-шести поколений, так что ты нам нужен. На вид — метисной расы. Живёт рядом с тобой, в Айктауне. Ребята готовы отправиться в командировку и установить контакт лично, но, может быть, проще будет тебе?

Пора бы вкратце рассказать о месте, где я находился. Айктаун представлял из себя большущую, в сотню тысяч жителей деревню, которая выросла вокруг стронгхолда 'Айк Ньютон'. Вокруг древней базы, которая входила в тридцадку самых древних сооружений в Амирлании.

В народе стронгхолд называли 'Призмой'. Пятиугольный ржаво-серый каркас Призмы возвышался над плоскогорьем на добрую четверть мили, а в ширину был вдвое больше. В нижних помещениях оставался с десяток государственных учреждений, пара фабрик и супермаркет. В средних — сферостанция и склад. Со временем верхние блоки разрушились, и вместо них на гигантских опорах, которые могут простоять ещё века, теперь крепилась прозрачная стеклянная крыша. Подниматься на вершины опор из-за ветхости конструкций строго запрещалось, но регулярно сообщалось о задержании смельчаков, устраивающих экскурсии по тайным тропам наверх.

Климат здесь был прохладный и сухой, зимой даже случались снегопады. Айктаун примостился на Пустынном Плато, на высоте в два километра над морем всего в пятидесяти милях от Утёса — продолжительной границы с Заповедником Мрисса. И являлся при этом столицей самого малонаселённого из графств Новой Калифорнии — Озёрного. Севернее было только графство Северных Территорий, расположившееся на побережье континента и на островах Полярного Амирланского архипелага.

Графство, хоть и принадлежало к Соединённым Королевствам, как и все населённые регионы вокруг Заповедника, были нейтральной зоной в игре Дворцов. Здесь приходилось играть по особым правилам.

Населяли Айктаун, в основном, коренные амилрандцы. Имелась диаспора близзцев, пара кварталов с иасками, но процентов девяносто составляли чистокровные амирландцы. Темнокожих, как всегда на севере, было не так много.

Тем более метисов.

— Метис? Звучит интересно. Круг лиц для наблюдения за ним определён? Маршруты?

— Определён. Ему скоро семнадцать, выпускник. Живёт с родителями и двумя старшими сёстрами. Остальные по тестам — простые люди. Сейчас, как мне подсказали, идёт на биржу труда. Взглянешь?

— Валяй.

Мне прислали координаты. Я увидел коридор биржи труда с электронными табло, толпами разномастного народу, в основном молодёжи. Сначала мне показали парня глазами людей из очереди.

Среднего роста, смуглая кожа, резковатые черты лица. Волосы немного кудрявятся.

'Метис, что ли? Или бриззец, — думал рослый парень, стоящий в паре метров от него. — Нарожают неизвестно кого'.

Наш объект, словно почувствовав неприязнь, обернулся. Я переключился, чтобы продолжить смотреть с другой стороны.

'Тоже симпатичный, но вон тот, рядом, намного приятнее, — думала девушка, бросая взгляды на парня'.

Мысли юной особы ушли в совсем другую сторону, и я перестал их слушать.

Рискнул и попытался подключиться к сознанию самого объекта.

Обожгло, словно кипятком, вмазало в стену, самодельный Алгоритм выдал сообщение: 'Внимание, полусеяный!'.

Парень заметно нервничал. Неудивительно, почти каждый в его возрасте проходил через биржу труда.

Обычно в наших краях, в глубинке, день совершеннолетия — это тот самый знаменательный день, когда у молодого человека в жизни меняется всё.

Как известно, законы Соединённых Королевств Амирлании запрещают лицам моложе семнадцати лет работать больше шести часов в неделю. Считается, что молодые люди до семнадцати лет должны не работать, а учиться в лицеях, познавая какое-нибудь ремесло, чтобы после сразу начать работать и зарабатывать на будущую семью. Родители обязаны заботиться о детях до семнадцати лет и снабжать их всем необходимым, за чем в графствах и провинциях внимательно следят шерифы и различные комитеты по опеке.

Зато после судьбоносной даты внезапно повзрослевшее чадо освобождается от всех привилегий и должно обеспечивать себя финансово — идти работать мелким клерком, курьером, рабочим на завод или в фермерство, параллельно, если нужно, осваивая какую-то новую профессию.

Лицам дворянских кровей, как правило, проще — бароны и графы опекают своих детей и дальше, пока ребёнок не получит хорошее образование, а вот детям простых смертных, особенно младшим, везёт куда меньше. Родители собирают чемодан, дают неплохую — но иногда и вовсе не дают — сумму денег, после чего выпинывают сына или дочь из жилплощади. Чтобы чадо ехало в большой город, работало и получало образование. А потом, если захочет, можно возвращаться в родное гнездо вместе с семьёй и внуками. Таковы порядки уже много лет.

Но парень нервничал совсем не из-за этого. И вскоре я понял, из-за чего.

Вскоре он поднялся и шагнул в открывшуюся дверь кабинета инспектора. Я скользнул поиском в кабинет, подключился к сознанию ближайшего Разумного и всё понял.

— Заходите!

Эта история стара, как мир. А за время работы в лицее я видел столько душевных драм на этой почве, что становится одновременно и смешно, и грустно.

Парень на границе семнадцатилетия и двадцатилетняя девушка. К тому же, младший в семье парень, которого могут выставить за дверь как только пробьют часы в полночь. Ему кажется, что шанс есть, что скоро будет семнадцать, и всё станет возможным. А ей кажется, что вокруг есть мужчины постарше и поинтересней.

Лиза Далтон, младший инспектор биржи труда, взглянула в своё отражение в стекле.

'Ага, припоминаю, — отметила она про себя. — Экстремал-неудачник. Волнительный тип. Он всё время пялится на грудь, бедный мальчик. Но он симпатичный, хотя я не уверена, могла бы я с ним...'

— Садитесь, Рэд. Надеюсь, вы больше не залезали на Призму? Штрафы нам очень не нужны.

— Нет.

'По глазам вижу — залезал! Чёрт, если его оштрафуют, я испорчу статистику'.

— Вы сходили на речной порт?

— Да. Им... не нужны стажёры.

Бумажку полетела со стола вниз, и Лиза наклонилась за ней.

— Ой.

'Пожалуй, пусть посмотрит на грудь, раз ему это так нравится. Посмотрел! Вот хулиган'.

— Рэд, вы мне так и не объяснили в прошлый раз, собираетесь ли вы после семнадцатилетия только работать, или пойдёте куда-то учиться?

— Пока я точно не хочу менять специальность...

Он говорил что-то ещё, но Лиза — и я вместе с ней — продолжали разглядывать его мимику и реакцию.

— Вы как бы мне посоветовали, Лиза?

'Чёрт, что он там говорил? Про родителей? Скажу что-нибудь стандартное'.

— Ну, я бы порекомендовала найти некоторый компромисс с родителями. Они ведь готовы оставить вас на время обучения?

— Я и сам был бы рад сбежать.

'Как там рекомендуют в методичке проверить на готовность воевать?'

— Многие так говорят. А если новая война? Лучше всего будет засидеться здесь, у Заповедника, защищать родные края. Хотя сюда всё равно никто не долетит.

— Если будет война, я сбегу в Заповедник! Или уйду в партизаны.

'Так и запишем, потенциальный дезертир'.

— Вы не хотите стрелять в рутенийцев?

— Ни в кого не хочу. Занимайтесь любовью, а не войной!

'Чёрт, это даже немного возбуждает. И глаза у него красивые!'

— Ладно, мы отвлеклись. Вам родители хотя бы дадут стартовый капитал?

— Не знаю, я с ними не разговаривал, — я пожал плечами. — Наверное, дадут. А что, это так важно?

'Он флиртует! Ну, это не совсем по субординации, но давайте подыграем'.

— Ну, разумеется. Хотя бы для успеха в обществе, начала карьеры. Да и среди девушек, в конце концов.

Рэд, кажется, волновался не меньше моей наблюдательницы.

— Да я и без наследства, и с наследством никому не нужен! Мне семнадцать, со мной никто даже не согласится погулять. Даже такой же метис, как и я. Вот вы бы... вы бы согласились, Лиза?

Соглашайся, дура!!!

— Ну, я бы подумала.

'Что это я такое сказала! Он что, в обморок падает!'

Лиза вскочила, обогнула стул и подбежала к обмякшему на стуле юноше.

— Эй, что с тобой? Плохо, что ли?

— Попался ты, парень, нашли мы тебя, — сказал я вслух и в этот момент очнулся сам.

* * *

Огляделся и тут же спрыгнул на землю. Я настолько увлёкся своим незапланированным 'кино' про молодёжь, что почти перестал следить за дорогой, и в тот момент, когда впервые споткнулся, полумашинально включил алгоритм левитации и стал медленно парить в полуметре от тропинки.

Жуткая, непростительная оплошность. Именно поэтому нам и требуется периодическая 'перезапись' сознания и обновление тела.

Просканировал окружающую местность. В трёхстах метрах от меня, за изгибом тропы шла пара прогуливающихся горожан лет сорока. Мгновенно залез к ним в головы и обнаружил, что они активно спорят, действительно ли я лечу при помощи какого-то нового устройства, либо им кажется издалека. Скрипя сердцем, заблокировал мысли обо мне, заставив вспомнить первое свидание. Раз уж приходится выполнять роль престарелого купидона, можно 'оторваться по полной'.

Вуайеризм — наш частый грех. Когда тебе дали возможность наблюдать издалека за всем, что происходит на планете, к тому же, взвалив обязанности по контролю, волей-неволей начинаешь подсматривать за всем подряд.

— Ну как, Адам, разглядел парня? — проснулся Роман.

— Да, я тут увлёкся одной драматичной сценой и слегка наследил. Пришлось позаметать следы. Так что, решение о вербовке уже принято?

— Пока нет. Это же нейтральная зона, должно быть особое разрешение. Но субъект несомненно интересный — отличные оценки в школе, рассудительный, начитанный. Возможно, познакомься лично, пока не раскрывая карты. Тебе можно, ты же на особом счету! У тебя же есть какая-то секция по нумизматике?

— На неё уже почти никто не ходит, и он уже слишком староват для этого. Но, впрочем, идея интересная. Слушай, как там слухи про инопланетных агентов? Снова люди пропадали?

Я издалека почувствовал, как он изменился в лице.

— Пропадали. Совет Старших собирать планируют. Пока никакой информации. Если что, тебя вызовут.

Придя домой, я крепко задумался.

Пропажи людей, в том числе и четверть-сеяных — проблема, которая будоражила все три Дворца Рутеи в последние полгода. Были явные признаки телепортации, причём насильственной — людей крали из своих домов, из каких-нибудь общественных туалетов. Причём ни следов, ни конечных мишеней не удавалось определить. Вычислить возможного 'крота' в своих отделах не получалось. Все думали друг на друга, и каждый подозревал соседа. Посольства других планет, связь с которыми была весьма ограниченной, также не признавались.

Первое поколение молчало — оно, возможно, как всегда вело какую-то свою игру, не посвящая своих многочисленных потомков и их наёмников в детали.

Меня настолько волновала эта загадка, что я уже пару раз порывался прервать свой многолетний отпуск, чтобы разобраться с этим. Не даром меня считали одним из лучших ищеек Дворца.

Мой особняк стоял на самой окраине района за рощей, с двух сторон окружённый лесом. Тропа сворачивала прямо к забору особняка, но калитки со стороны рощи не было. Чтобы не обходить кругом, я иногда просто заходил в кусты и телепортировался через трёхметровый забор. Квартал был тихим, достаточно зажиточным, а дом уже давно являлся явочной квартирой Левиафанера.

Но мне всё чаще становилось скучно здесь. Если первые годы отпуска я воспринимал одиночество как радость, то сейчас я всё чаще чувствовал нехватку общения, пусть даже и с простыми людьми. Конечно, скука Сеяного — это не самое страшное, что может случиться, потому что занятий для себя можно найти массу.

Тем не менее, я завёл себе подругу в лице школьной сороколетней секретарши Кэтрин. Она была вдовой, её мужа сослали в южные колонии, где он погиб. Мне в какой-то момент стало настолько жалко её, что я решил подарить ей немного чуда, представившись сотрудником мировой спецслужбы. Мы были просто друзьями, как мне казалось — какой ещё интерес красивая женщина может испытывать к морщинистому старику со странной внешностью и акцентом.

К тому же, часто требовалось просто чьё-то чужое мнение по каким-то проектам. Мои коллеги слишком заняты, и их не так много, чтобы занимать их время ерундой. Я мог его получить, прослушав и смоделировав чьи-то сны, либо запустить мысль в голову к какому-нибудь писателю. Но простое живое общение с образованным человеком было гораздо лучше.

Жила она в другом конце Айктауна, и наведываться к ней приходилось опять же с помощью телепортации. Благо, при моём неспешном ритме работы над проектами за дневной лимит Способности я выйти не рисковал.

Предварительно предупредил при помощи бителепатии и шагнул к ней на кухню. Морфеус, гигантский пёс породы северная лайка, уже привычно поприветствовал меня, ткнувшись рыжей мордой в колени. Кэтрин налила кофе и занялась приборкой.

— Зачем тебе этот литератор? Он чем-то полезен?

— Да. Я тестирую на нём одни Алгоритм по снам... Слушай, возник один вопрос. Есть семнадцатилетний парень. Судя по всему, влюблённый в своего инспектора по труду. Мне надо его завербовать и, возможно, увезти отсюда, но так, чтобы не влезая к нему в голову и не ломая психику. Есть идеи?

— А это нормально — вырывать из семьи в семнадцать лет? Ладно меня, но такого молодого? Он так ценен тебе?

— Нормально. У парня пьющие родители, которые будут рады выставить его за дверь. Но вот что делать с влюблённостью? Ты, всё же, помоложе, а мне совсем сложно понять, о чём они мыслят.

— Хм, — Кэтрин задумалась. — У меня есть одна идея, но она не выдерживает никакой критики в точки зрения нравственности.

— А именно?

— Надо окончательно дать понять, что у него нет шансов. Она же старше его, правильно? И видит множество парней, раз работает в бюро труда. Когда мне было немного за двадцать, я на семнадцатилетних даже внимания даже не обращала.

— Хочешь сказать, надо, чтобы она однозначно отказала ему? Думаю, это не составит труда. Но не наделает ли он глупостей из-за этого?

— Тебе решать. Ты же всемогущий, правда? Есть, кстати, не хочешь?

Кэтрин немного кокетливо улыбнулась.

— Не откажусь. И не надо лести, тебе не идёт. Мы ограничены нравственными нормами, целями и кучей других вещей. Знаешь, в моём языке есть, по крайней мере, было раньше слово 'беспредел' — полная вседозволенность на границе с криминалом. Если бы наша структура тоже занималась беспределом, нашего мира бы давно не существовало.

Мне положили на тарелку большую порцию пуддинга с беконом и снова вернулись к приборке.

— Но кто-то же из ваших конкурентов ограничен в своей совести гораздо меньше, чем ты, правда? Множество ситуаций, когда этих границ — нравственно или безнравственно — попросту нет, и тут, возможно, тот случай? Или я ошибаюсь?

Теперь и я задумался.

— Почему, есть определённые правила. Мы не калечим парня, потому что это запрещено, не влезаем к нему в мозги... Мы всего лишь принимаем решения окружающих его людей. Да, пожалуй, ты права. Но, чёрт, до чего же я не люблю управлять людьми, как марионетками. Даже целыми городами управлять приятнее, чем такими вот молодыми парнями.

— Главное, что мной не управляешь, — Кэтрин погладила меня по спине, проходя мимо и продолжая убираться и готовить.

Я кивнул и промолчал. Близкие люди, посвящённые в наши тайны — наша главная слабость и главная уязвимость наших проектов. Соперничающий Дворец может прочитать все наши планы и подслушать все наши разговоры. Конечно, мне пришлось защитить её разум от телепатического хакинга, как я это называл. Для этого специальный Алгоритм следил за тем, не пытается ли кто-то проникнуть в её голову, после чего сразу же должен был подключиться я. И заставить её говорить и думать то, что я решу. Или даже делать то, что требуется.

Контрразведка — штука ещё более циничная, чем то, что предложила мне только что Кэтрин. К счастью, пока этого не происходило.

Доел пудинг, поблагодарил Кэтрин и уже хотел уходить, как вдруг вспомнил про свой клуб нумизматики. Возник небольшой план.

— Слушай, можешь накидать небольшое рекламное объявление? Про клуб нумизматики. Чтобы молодой ботаник однозначно заинтересовался. Кажется, у нас что-то было, а я терпеть не могу рыться в компьютерах.

Кэтрин фыркнула после анахронизма 'компьютер' и тут же включила надбровник.

— Вшей тоже себе в бровь надбровник, очень удобно же, всё равно что кольцо в ухе... Нужно просто объявление? У меня лежал где-то файл, который ты делал в прошлом году. Думаешь, сработает?

— Сработает! За это не беспокойся.

Я присел в кресло. Мысленно перенёсся в свой рабочий кабинет в лицее, где стоял большой бронированный шкаф. В шкафу покоились толстые альбомы с монетами, которые я собрал со всей Рутеи.

Если вкратце говорить про мою легенду, под которой я работал учителем в этой глуши, то я представился опальным майором вооружённых сил Рутении. Во время конфликта с Югросью подался в бега, шлялся по Фарисану, Иаскану, Западной Денне, Кеолре и прочим краям, пока не осел в Амирлании. Это всё было недалеко от истины — я был во всех перечисленных странах живьём, а мысленно — в большинстве более-менее важных уголках Рутеи. Разумеется, я неплохо знал историю, что Нового Средневековья, что земную, и мог похвастаться коллекцией монет, собранной по всему миру.

Я прошёлся по альбомам и пакетам с монетками, раскрывая их при помощи удалённого переноса. Нашёл медную монетку с надписью 'Одна Рутенийская Гривна, 310 год'. У неё была богатая история, и она мне показалась наиболее интригующей — странными казались и название валюты, и год выпуска, и шрифт, и материал.

Затем я осведомился у коллег, поискал и нашёл объект наблюдения. Нашёл сороку, сидящую на карнизе соседнего здания, подключился к зрительному каналу. Парень несколько понурый шагал пешком из бюро труда. Закинул файл с рекламным объявлением о кружке нумизматов на пару ближайших столбов, затем выбрал удачный момент, и... телепортировал монетку буквально в метре от парня.

'Блестит!' — подумала сорока и прыгнула вперёд, на тротуар.

Парень вздрогнул, остановился. Монетку он явно заметил. Наклонился, поднял, повертел в руках, положил в карман. Осмотрелся по сторонам, заметил сороку.

— Ты, что ли, подкинула?

— Штрк-штрк-штрк!

— Не ты, так кто?...

Так, приманка закинута. Сработает ли?

На этом я закончил с парнем. Пробежался по трём своим подотчётным городам, затем переключился на особых подопечных — парочке полубезумных учёных в Кеолре, решивших построить ракету с биологическим оружием, одному дотошному историку, изучавшему культы полусеяных. Историку вручил пузырь алкоголя, у учёных сжёг УНИ с данными. Затем поблагодарил Кэтрин и переправился домой.

В гостиной меня ждал гость.

Незнакомец.

— Ну, здравствуй, коллега.

2. Гость

Я сразу понял, что это кто-то из чужаков — не наш. Столичная причёска, вельветовый жакет с голографией, ядовито-зелёные глаза. Чужак вальяжно развалился в моём кресле и крутил в руках старинную записную книжку. Из тех работников Авалонера и Аркадера, что могли ошиваться в наших краях, я тоже не припоминал ни одного c такой внешностью. Впрочем, запомнить двадцать пять тысяч персоналиев и мгновенно извлекать из памяти — даже мне практически нереально и бессмысленно, а внешность меняется после каждого обновления организма. Не будешь же просить сделать пробу ДНК каждый раз, когда здороваешься?

Но я терпеть не могу таких сюрпризов, каким стал такой внезапный визит. На всякий случай послал сигнал тревоги в свой Дворец, сделал запрос.

— Прошу прощения за вторжение, но дело не требовало отлагательств. Не стоит утруждаться в запросах, я представлюсь сам. Игнатий IV-й Аркадерский, девятое поколение, департамент аренды полусеяных. Я ненадолго. Я смотрю, что вы заинтересовались одним местным молодым человеком?

Сопляк, подумалось мне. Я был чистым шестым поколением, рождённым от Сеяных чистого пятого. А на восьмое поколение пришлись реформы, когда вся иерархия перемешалась. Тогда из-за нехватки кадров на время Сеяным с обновлённым телом разрешили снова рожать детей и заводить браки с сородичами моложе себя на два-три поколения. В итоге, он мог быть меня моложе как на шестьдесят лет, так и на сто двадцать. Впрочем, Старшим я тоже формально не являлся — на тот момент Старшими считались все, родившиеся до две тысяча сто пятидесятого года.

Чужак положил книжку на столик и жестом предложил присесть напротив.

— Ну... не без этого. Пока ещё решения не принято.

— И правильно, что не принято. Мы вычислили его уже около полугода назад. В соответствие с таблицей квот полусеяных, найм его и введение в игру пока не допустим. Если его активация произойдёт без нашего ведома, мы будем вынуждены внести апелляцию. И ввести в строй две фигуры из запаса. Ты это знаешь.

— Знаю. В чём вопрос? Ты только для этого заявился ко мне в дом? У меня, между прочим, законный отпуск.

— У тебя какой-то неправильный отпуск, насколько я могу судить. Занимаешься разными проектами, следишь за народом. Ты в курсе вообще, что тут нейтральная зона? Которая, к тому же, ближе к нашей территории, чем к вашей. Ты тут шпионишь почти в открытую.

— Да, шпионю, — кивнул я. — А ваши товарищи мало того, что шпионят, так ещё и наплодили преступных синдикатов по всем окраинам Рутенийской Директории. Военные мятежи в султанатах на юге... Бунты веганов в Кеолре. Я молчу про Югрось. Вы в последние тридцать лет в очередной раз играете на границе допустимого.

Игнатий привстал с кресла и снова взял в руки книжку — видимо, просто чтобы занять пальцы.

— Я, собственно, не осуждаю тебя. В конце концов, ты шестого поколения, даже старше меня, твоё влияние и сила Способности выше. И здесь больше по другому вопросу.

— Не растягивай, я хотел выспаться.

— Ха! Рассказывай мне. У вас в роду принято не спать месяцами, я общался с обоими твоими бабушками. В общем, я к тебе больше с предложением, чем с претензиями.

— С предложением? Ты можешь подавать предложения через департамент внешних связей. Иначе — незаконно.

Он кивнул.

— Я знаю. Но у меня есть предположение, что такую информацию лучше не проводить через департамент внешних связей. Ты уже, наверное, в курсе, что в одной только Амирлании пропало уже около четырёхсот человек? И что они не определяются как электронными средствами, так и поиском через Способность?

Чуть поразмыслив, я кивнул. Отпираться было бессмысленно.

— Я думаю, Первые и Вторые найдут причину и решения.

— А вот мне кажется, что Первые и Вторые уже давно всё решили. Тот факт, что предыдущая серия подобных пропаж людей оказалась неразгаданной, говорит о многом.

— О чём же?

Игнатий усмехнулся.

— Ладно, не будем это озвучивать. В общем, я знаю, что ты располагаешь кое-какими данными на этот счёт. Или будешь располагать. Я предлагаю тебе поделиться со мной. Видишь ли, я назначен ассистентом следователя в нашем департаменте. И я хочу хорошо себя показать, чтобы произошло повышение.

— Карьеризм? — усмехнулся я.

Обычное человеческое желание продвигаться вверх по служебной лестнице внутри структуры Дворца воспринималось как признак недалёкого нрава. Намёки же на заговор внутри 'руководства' Дворцов — внутри поколений Первых и Вторых Сеяных говорил об ещё более странном мировоззрении.

— Ну, что-то засиделся я на одной должности. Да, это странно, но — тем не менее. В общем, предлагаю сделку — я постараюсь договориться об отчуждении Рэда в резерв полукровок взамен на какую-либо значимую информацию о пропажах людей.

— Ну, во-первых, это совсем неравнозначный размен, мне не настолько дорог этот ребенок. Во-вторых, какие-либо сторонние договорённости противоречат правилам. Я не хочу быть уволенным на расцвете карьеры.

— А ты подумай, — Игнатий хитро подмигнул мне и исчез.

* * *

'Второе, или Малое Средневековье — период технологического упадка, вместе с тем, период активной колонизации и расселения землян по территории Рутеи.

Началом эпохи считается 'изоляция планет', случившаяся в 2149 году. Тогда в течение нескольких месяцев была потеряна треть флота межпланетных сферолётов, участвовавших в колонизации Рутеи — пятьдесят шесть из ста шестидесяти аппаратов. Все земные службы и аппараты, попавшие в область изоляции, перестали передавать радио— и лазерные сигналы. Точная судьба потерянных аппаратов неизвестна — по разным данным, они были сбиты ракетами, уничтожены во время астероидного дождя или просто исчезли. Капитаны остальных 'ковчегов', направлявшихся обратно на Землю для погрузки, в большинстве своём приняли решение вернуться на Рутею.

После того, как стало ясно, что цивилизация на Земле не подаёт признаков жизни и не выходит на связь, четыре сферолёта, находящихся на Рутее, предприняли попытку вернуться на Землю и произвести разведку. После прохождения точки Лагранжа они исчезли в радиоэфире и перестали быть видны в телескопы, имевшиеся в распоряжении колоний Рутеи. Пять сферолётов позже были отправлены на разведку и колонизацию Дарзит. Их судьба, как и судьба сферолётов, колонизировавших другие планеты, до сих пор неизвестна, так как на Рутее на тот момент отсутствовали полноценные центры управления полетом и связи с удалёнными объектами. (...) Конструкции остальных "ковчегов" позже были использованы в металлургии, судостроении и строительстве молодых колоний.

Закончилось Малое Средневековье в начале двадцать шестого века, после вековых программ Рутении и Амирлании по воссозданию утраченных технологических циклов. К восьмидесятым годам двадцать шестого века наступил момент, когда технологии ведущих стран Рутеи вернулись к уровню земных на момент начала XXI-го века, а затем — на момент начала колонизации.

Судьба Земли остаётся неясной до сих пор, мораторий на космические исследования сохраняется и после возрождения сферотранспорта.

(Их любого приличного учебника истории)

* * *

Утром выяснилось, что Гунтура Искандара, того самого учителя музыки, который больше всех возмущался по поводу инцидента с литератором, посадили под арест. Его подозревали в сексуальных домогательствах по отношению к выпускнице. Одни говорили, что он буквально полез к ней под юбку во время частной практики на цитре, другие — что просто расчувствовался от красивой игры и поцеловал. Все видеозаписи были изъяты, но я не выдержал и удалённо посмотрел их с помощью Способности. Ближе к истине оказался второй вариант — бедняга Гунтур поцеловал её в щёку, даже как-то по-отечески. Девица, выглядящая не по годам зрелой, не только ответила поцелуем в губы, но схватила руку преподавателя и положила себе на грудь.

За этим делом их застукал учитель литературы. Назревал новый педсовет. Подумалось, что я уже начал уставать от бесконечных совещаний и заседаний — что в лицее, что во Дворце.

После уроков ко мне в кабинет постучали.

— Мистер Корнин? Я из соседней средней школы. Увидел объявление о клубе нумизматики.

Я почувствовал, что он идёт ко мне в гости всего за пару минут до этого и толком не смог подготовиться. Актёром я всегда был никудышным, и радость по поводу встречи скрыть не смог.

Наша радость увидеть полусеяного сравнима, пожалуй, с человеческой радостью найти дальнего родственника после долгой разлуки — вне зависимости от того, чьим родственником является этот человек. Поиск полукровок в человеческой массе — увлекательное занятие, сродни поиску дикого жемчуга в океане. Мы не можем их искать теми же Алгоритмами, что ищем простых людей. Поисковики просто пропускают их в толпе, как какой-нибудь неодушевлённый предмет. Потому-то многие из нас и не сознаются в том, что у них есть дети от брака с человеческой женщиной. Тем более редко сознаются наши девушки, вынесшие под грудью дитя от человека.

Вместе с тем, все полусеяные опасны для нас и могу стать как нашими врагами, так и нашими друзьями.

— Надо же! — сказал я, не отрываясь от таблиц успеваемости. Я думал, что пора закрывать кружок. Уже никто не интересуется монетами. Я, конечно, подавал объявление, но...

— Рэд Стефансон, — представился парень и без каких-либо колебаний протянул монету. — По правде сказать, я тоже не особо интересуюсь. Но это монета мне показалась очень редкой. К тому же, она буквально... свалилась мне под ноги. Словно материализовалась из неоткуда.

Я взглянул ему в лицо — первый раз своими собственными глазами. Моего роста, с неширокими, но крепкими плечами, волосы слегка вьются. Нос с лёгкой горбинкой и разрез глаз действительно выдавали в нём метиса. Ещё у парня оказался синяк под глазом.

— Где это тебя так?

— Так... пустяки, приятелю показалось, что я бросил его в один неподходящий момент.

Я вспомнил, как в разговоре с Рэдом инспекторша упоминала о вылазках парня на Призму. В досье это тоже значилось. Не поладил с проводником или спутником? Круглосуточно я следить за ним не мог, а выяснять это задним числом заняло бы лишнее время.

— Парень хоть сам не пострадал?

— Ну, я показал ему, что он заблуждается, и... Я отвлёкся, сэр, я не об этом. Вот монета. У меня хорошо работает голова, и мне кажется, что всё это было подстроено. Возникшая из неоткуда монетка, объявления о никому неизвестном клубе нумизматов, оказавшееся так близко.

Парень оказался жутким упрямцем. Или не упрямцем? Я даже слегка опешил.

Не мог же он быть уже завербован кем-то?

— Ну, рекламные технологии совершенствуются, говорят, в век колонизации они могли безо всяких хитрых приборов угадывать мысли людей, и... дайте рассмотрю монету. Так... Рутенийская гривна, 310 год. Всё ясно. Никаких догадок у самого нет, откуда эта монета?

Рэд присел на табуретку напротив.

— Из Рутении, я полагаю. Только почему 'гривна'? У них же совсем по-другому называется валюта, кажется, Рутен.

— Да. По-другому, ты прав. И год странный, не находишь? 310 год не может быть годом новой эры. Тогда на Земле не было ни рутенийского языка, ни его прародителя — русского, ни страны, ни даже технологий такой чеканки. Ни электричества, ни дизеля, ни станков, ничего! Только конные упряжки, каменная кладка...

— Я читал. И фильмы смотрел, — кивнул парень. — У меня, между прочим, 'отлично' по древней истории. Хотите сказать, это уже из Рутении? Тогда нумерация с какой даты, с даты начала колонизации?

— Нет, приятель, это с даты её окончания. Знаешь, как это произошло?

— Корабли перестали долетать до Земли. Какое-то поле вроде сферолётного в точке Лагранжа. А потом началось Малое Средневековье.

— Примерно так. Только началось оно не сразу. Сначала через пять лет закончилось топливо и средства для ремонта сферодвигателей. А заводы достроить не успели. Потом произошли бунты и распались четыре директории — две африканские, фарси и латинская. А две англоязычные директории, Атлантическая и Австралийская, наоборот, объединились и...

— И переродились в Первую Амирланскую Империю. Я это помню, сэр.

Мне снова показалось, что он читает мои мысли. Именно так я и хотел выразиться — 'переродились'. Я продолжал.

— Потом империя распалась на королевства, ну, и далее по списку, это уже не важно. А у Рутении тоже были определённые проблемы. Люди на востоке и на севере начали уходить в сельские поселения и основывать свои удельные княжества, натыканные то тут, то там подальше от трасс. И одно из этих княжеств на острове Констант, в Северо-рутенийском море, просуществовало почти три века, войдя в состав Рутении совсем незадолго до переоткрытия сферодвигателей. Они были самыми развитыми и большими из заморских территорий. Их называли 'Северной Кеолрой', сравнивали с островом, который лежит почти симметрично, через перешеек. Они одними из первых самостоятельно сумели развиться до нефтедобычи, построили небольшой, но неплохой дизельный флот, держали в напряжении все северные моря. Вели бойкую торговлю и с Новой Калифорнией — откуда, скорее всего, и взялась эта монетка. А сгубило их то, что их правители объявили себя истинными продолжателями Рутенийской Директории и пытались воевать с соседями, со своим собственным народом.

Я затеял эту спонтанную лекцию не только потому, что увлёкся, и потому что сам родился в Малое Средневековье. Заодно я попытался нащупать, насколько сильно срабатывание Алгоритма защиты. Меня снова словно ошпарило, к этому я уже был готов, но мне вдруг стало страшно. Совсем не из-за того, что он предсказуемо оказался Сеяным. В момент, когда я упёрся в невидимый барьер, мне показалось, что в ответ из-за барьера Рэд посмотрел на меня.

Так смотрят другие Сеяные, когда им разрешают скопировать какие-то воспоминания друг у друга.

* * *

Как я уже говорил, каждый полусеяный защищён особым образом от любого негативного воздействия, оказываемого нашими Способностями. От внушения, он физического воздействия, от чтения мыслей, от микровоздействий на структуру тела и так далее. Есть некоторые исключения, но в определённой степени они даже сопротивляются глобальным воздействиям — по изменению погоды, по предотвращению взрывов и так далее.

Алгоритм этот никто из низших рангов не видел вживую, так как придумал и поддерживает его кто-то из Первых или Вторых. Как он действует, известно лишь примерно, но ясно, что он каким-то образом сканирует ген человека и сравнивает его с геномом Сеяных. Если они похожи, то Способность блокируется. А если негативное воздействие совершено опосредованно, например, через визиопрограмматор или через кого-либо загипнотизированного — то за это нарушение штрафовали и наказывали, вплоть до увольнений из Дворца.

Этот Алгоритм сродни фаерволлам компьютеров, защищающим от хакерских атак, или электрическим фильтрам, сглаживающим скачки напряжения.

Но известно, что одинаково стабильно механизм срабатывает только у полноценных полукровок, чьим отцом был Сеяный. Также срабатывал у всех, чья мать была Сеяной, а отец — простолюдином, но таких гибридов за всю историю было очень мало — мало кто из наших дам решался сохранить ребёнка. В ещё более редких случаях, когда скрещивались два полусеяных, либо когда рождался ребёнок от полусеяной и Сеяного, результат срабатывания этого Алгоритма — да и многих других — был непредсказуемым.

У Старших поколений Алгоритм Защиты не работал, а у средних и младших — срабатывал. Говорили даже, что такие полукровки могут обладать интуитивными признаками Способности, вроде древних экстрасенсов или телепатов.

Как мне на миг показалось, этот парень был именно таким человеком.

Его надо было брать за шкирку и тащить во Дворец. Разумеется, по его согласию.

— Сэр... вы мне, кажется, прямо в душу смотрите. Я понимаю, и это всё интересно. Но меня больше интересует, откуда берутся такие монеты прямо посреди тротуара. Может ли быть так, что эту монету принесла, скажем... сорока?

— Ну, сороки любят блестящие вещи. Вы знаете, они — одни из самых разумных птиц, что у нас, что на матушке-Земле. А их дальние родственники на Хаелле вообще стали по-настоящему разумными и основали цивилизацию. Так что она вполне могла найти где-то в старых домах и обронить на дорогу перед вами. А вы не замечали больше ничего странного?

Парень на миг замялся, но сказал то, что я и ожидал.

— Замечал.

— Что именно? Не бойся, мне нет никакого интереса кому-то докладывать.

— Ну, это из разряда паранойи, или типа того, так что я никому особо не рассказывал про это. Люди иногда при разговоре со мной на миг зависают и молча пялятся на меня. Как в фильме про психоиндукторов. Знаю, вы скажете, что у меня едет крыша, но, я думаю, тут дело в каких-то новых имплантах и надбровниках.

Да, не умеют наши ищейки работать чисто. Вводят наблюдателя в ступор, блокируют речевой канал и считывают всё через уши. Примитивно и просто — я старался так не работать. У меня вдруг возникла идея. Я сделал выражение лица помягче.

— У вас просто тяжёлый жизненный период, юноша. В такие переломные моменты всегда тяжело. Подвешенное состояние. Родители могут выгнать в любой момент. Денег мало, даже на девушек не хватает... Там, откуда я родом, всё совсем не так.

— Рутения? — оживился парень.

— Тогда была Рутения, теперь Югрось. Белополис, — не моргнув глазом, выдал я свою легенду, вполне совпадавшую со школьной. Вы уже нашли работу и вторую, взрослую специальность?

— Ищу, — нахмурился Рэд.

Я перешёл на рутенийский.

— Вы выглядите образованным парнем. Как у вас с иностранными языками? Хорошо понимаете рутенийский, можете читать без словаря, разговаривать?

— Я... Хорошо понимать, но плохо говорить, — сказал Рэд по-рутенийски и перешёл обратно на амирланский. — Причём я все последние года учил иасканский, а не рутенийский, по нему у меня была всего пара занятий в младших классах. Да и вообще, по иностранному у меня всегда было 'удовлетворительно'. Я начал хорошо понимать язык как будто совсем недавно, и сразу без словаря.

— Визиопрограмматором не пользовались?

В Новой Калифорнии последние семь лет они были запрещены, но парень оживился.

— Насколько помню, в третьем или четвёртом классе на нас надевали что-то такое. Возможно, именно курс рутенийского прошили. Но как тогда?...

— В этом ничего удивительного, просто знания были глубоко в подсознании, а в один прекрасный момент разблокировались. Я спросил вас не просто так про знание языков. У меня в Норд-Анжелесе есть знакомства в торговом представительстве Югроси. Я могу попытаться вас устроить туда на должность младшего техника. Вы же не против переезда?

Про знакомства я наврал, но при желании устроить парня мне не составило бы труда. Небольшая проблема заключалась лишь в том, что Норд-Анжелес находился уже на территории, официально контролируемой Дворцом Аркадера. И моя деятельность там была весьма ограничена — использование любого Алгоритма могло легко быть замеченным.

Парень снова задумался.

— Спасибо за предложение. Но я должен посоветоваться со своим инспектором по труду. Я думаю, что так просто она меня в соседнее героцогство не отпустит. И вы мне можете дать гарантии, что ваши слова — не пустой звук, сэр?

Вот наглец, подумалось мне. Впрочем, они все такие. Словно чувствуют, что мы почти ничего не можем с ними сделать.

— Не могу. Но разве вы, юноша, не любите рисковать? — и я протянул ему свою электронную визитку.

Тем вечером Кэтрин сидела на диване и делала мне массаж загривка.

— Ты был на других планетах? — вдруг спросила она. — Наверняка же у ваших тайных обществ есть подобные возможности.

Я не любил разговаривать с ней на такие темы, потому что не любил отвечать полуправдой. Но и просто затыкать не хотелось.

— Возможности есть, — признался я. — Но у меня сравнительно невысокий ранг, к тому же, работа, которая запрещает контакты с... нашими коллегами на других планетах. Межпланетными делами занимаются совсем другие департаменты, вполне секретные. Даже нам не дают всей информации о том, что происходит на других планетах.

— Если возможность есть, то почему мы до сих пор тогда не установили связь с Хаеллой и другими планетами? Там же тоже живут люди и другие... разумные. Тьеллы, кажется, так зовутся?

— А как ты думаешь, почему во всех странах действует запрет на строительство радиотелескопов и принимающих антенн большой мощности? Люди не готовы. Людей и так сильно поломали сначала Катаклизм, потом колонизация, потом потеря связи с Землёй. К тому же, по слухам, население Хаеллы больше нашего. И они уже пять веков вынуждены ютиться в двух десятках Периметров. Угадай, что будет, когда они узнают, как много у нас свободного места?

Почти всё сказанное выше было правдой. Почти.

После каждого такого откровения мне становилось совестно на душе. Потому что всё сильнее я загонял мою невольную подругу в ловушку, из которой вызволять её придётся самому же.

К счастью, рассказать ещё больше не пришлось, потому что мне в голову вдруг постучался Роман.

— Привет. Собирают совет Старших. Через полчаса. Нам обоим есть место на задних рядах. Я знаю, что у тебя отпуск, но, может, ты идёшь?

— Иду. Где, в секретном зале?

— В секретном. Координаты дадут во Дворце. Тебе хватит?

Я вздохнул. Два прыжка через весь континент — совсем не то, на что я планировал потратить почти весь остаток дневной квоты. Но выбирать не приходилось. К тому же из-за достаточно высокого ранга дневной квотой я обижен не был.

— Хватит, — ответил я вслух и резко встал.

— Что-то случилось? — спросила Кэтрин.

— Да, прости, срочные дела. Большое спасибо тебе за ужин и за вечер. Мы хотели посмотреть ещё пару видео, но, пожалуй, посмотрим на неделе.

Я вышел в соседнюю комнату и переместился во Дворец.

Признаться, я соскучился по тёплому климату. Конечно, даже простые люди привыкают к жизни в среднегорье и на северных широтах. Но нам, избалованным своими почти безграничными возможностями, легко привыкнуть к комфорту.

Здесь, семью часовыми поясами западнее, был ещё полдень. Я накинул своё лёгкое пальто и материализовался на своём любимом месте — гребне внутренней стены, чуть ближе к экспериментальной роще. Внизу, под стометровым обрывом, плескались волны бухты, а сверху, за спиной, высилась громада Левиафанового Вулкана. Спокойные воды бухты продолжались на четыре километра вперёд, на юг и на запад, и заканчивались барьерной рукотворной скалой высотой в полкилометра. Даже если бы кто-то и смог пройти через защитный барьер, он бы оказался на берегу обрыва, скрывающем нашу цитадель.

Внутренняя стена — широкая двадцатиметровая полоса — отделяла бухту от расположенного выше водохранилища и системы каналов, окружающих Вулкан.

Дворец высился впереди. Он был гораздо больше под землёй, чем снаружи, но и надземная часть вызывала уважение. Левиафанер не столь высок, как Авалонер, и не столь богато украшен, как Аркадер. Возносясь над скалой на метров пятьдесят, он сливался с каменистыми склонами отрогов Вулкана, словно вырастая из него. Массивные бетонные стены и купола сочетали древние стили конструктивизма, нео-ампира и древнерусского зодчества. Я родился здесь, и потому испытывал целую гамму эмоций — от чувства, что вернулся в родной дом, до лёгкого раздражения от набивших оскомину очертаний.

Постоял совсем немного, чтобы разглядеть местную природу, и двинулся ко Дворцу. Скоро я встретил первых коллег. Молодая — по нашим меркам — пара сидела на скамеечке на набережной. Перед ними в воздухе крутилась непонятного предназначения сфера, не то обычная голографическая, не то запущенная с помощью Способности. Из обрывков фраз я понял, что это схема магнитосферы планеты, скорее всего, не нашей. Мы поприветствовали друг друга короткими кивками, и я двинулся дальше.

Спустя минуту лёгкая тень мелькнула на солнце, я поднял голову вверх и увидел свою жену, Адель. Она тоже меня заметила и спикировала вниз.

Я был и рад, и опечален нашей встречей одновременно.

3. Совет

Наши отношения с супругой, как это очень часто бывает после нескольких веков совместной жизни, были весьма непростыми. Собственно, это началось ещё после того, как я поддался частому соблазну и начал заводить детей от простых смертных. После был ряд производственных конфликтов, её уход в другой Дворец, после которого она вернулась, подхватив модное на соседних планетах движение бодимодификации. Помимо двух белоснежных крыльев за спиной, в привычки их субкультуры входил нудизм и поддержание биологического и психологического возраста на уровне двадцати лет. Как одна из наиболее старых (по реальному возрасту) и уважаемых представительниц своего движения, она завела у нас во дворце небольшой круг последовательниц. Учитывая, что я предпочитал ходить в одежде и молодеть лишь раз в полвека , наши взгляды совпадали далеко не во всём.

Но это не отменяло моего тёплого отношения к ней, а её — ко мне. Не знаю, как она, но я не изменял ей ни с кем из Сеяных. К тому же, невозможно плохо относиться к обнажённой двадцатилетней на вид девушке с крыльями, с которой прожил вместе несколько веков.

— Привет! — она мягко приземлилась на землю, сложила крылья за спиной. — Какими судьбами? У тебя же отпуск.

— Вызвали по срочному делу.

— Я слышала о каком-то новом совете Старших. Тебя позвали? Что обсуждать будете?

— Адель, при всём уважении — ты же знаешь порядок, я не могу рассказать.

Она подошла, обняла, уткнулась в плечо. Я коротко, даже немного холодно провёл рукой по спине в ответ, задевая мелкие перья на крыльях.

— Да, я в курсе — наш департамент не позвали. Так, неудачная шутка. Не поверишь, но я скучала.

— Мы же не виделись всего года полтора? Хотя, признаться, я тоже немного скучал.

— Немного? Ты когда уже решишься помолодеть? Я не помню, чтобы ты так долго ходил стариком.

— Чаще всего я сбегал от тебя в такие периоды жизни. Мне не очень нравится, когда ты меня видишь таким.

— Представь, как было бы круто, если бы мы снова стали молодыми и родили бы какого-нибудь карапуза. Кстати, ты общался с родителями, с нашими детьми? Ты в курсе, что Натали, наша правнучка, целых три года крутила интрижку с одним твоим полукровкой? Я узнала только сейчас.

Я промолчал, потому что уже давно был в курсе. И имел с правнучкой нелицеприятный разговор, после чего их отношения прекратились. Отчасти мне потом было даже стыдно за это, но любимая, самая младшая из правнучек и так рисковала быть излишне избалованной. Впрочем, юную особу уже было не остановить, и после моего сына она снова нашла себе кого-то из простых смертных.

И девять наших общих детей, и мои родители не работали с нами в одних подразделениях. Таковы были правила иерархии Дворца, не рекомендующие быть в отношениях 'начальник-подчинённый' близким родственникам. Пара старших сыновей ушли в другой Дворец, а родители работали далеко отсюда, на строительстве на окраинах системы.

— На этой неделе — нет. Во-первых, у меня отдых, во-вторых, есть дела поважнее.

— Хотя бы зашёл, проведал.

Мы немного прошлись, рассказываю друг другу о своих разработках. Прошли мимо рощи, в которой резвилась группа дошколят. Как в одном из самых прогрессивных Дворцов, Сеяные, полусеяные и дети немногочисленных простых сотрудников играли и воспитывались здесь вместе. Но мы сумели вычленить из толпы трёх праправнуков и ещё пару детей более дальнего родства. Адель поймала белокурую девчушку и с визгами подняла её в небо на пару минут.

Мы прошлись ещё, затем, у самого входа во Дворец, она покинула меня. Я взглянул на две сияющие позолотой полусферы с изображением планет над исполинскими вратами, ещё раз окинул взглядом природу вокруг и вошёл внутрь. Поздоровался с привратниками — по давней традиции, на эту должность брали молодых парней не меньше двух с половиной метров высотой. Дальше была долгая череда приветствий, быстрых разговорах, часть из которых пришлось вести в двух диапазонах, включая телепатический. По коридору я вышел на открытую терассу, с которой открывался величественный вид на парки второго и третьего ярусов, и неторопливо прошёлся по ней, здороваясь с проходящими. Обратил внимание на то, что бодимодификантов стало ещё больше. И раньше было так, что те, кто помоложе, кто еще не перешагнул вековой рубеж, любили эксперементировать со своей внешностью, да и с организмом в целом. Некоторые меняли свою видовую принадлежность — из людей становились синекожимми хиоттами с Айпоиды, низкорослыми гмоннийцами, или, еще хуже — кентаврами-миксеридами. Некоторые, как Адель, отращивали себе крылья или хвосты. Процесс перестройки тела занимал от нескольких лет до пары часов — в зависимости от возраста и уровня владения своей Способностью.

Признаться, я тоже отращивал себе кошачьи вибриссы по молодости, но сейчас гораздо больше занимали прикладная философия и военная стратегия. То, что Рутения не потерпела столь сокрушительный провал в Мировой войне, как это могло быть, был обязан во многом моим разработкам, которые затем реализовывали через умы офицеров. Равно как и отделение Югроси, которое произошло с минимумом жертв.

Потом я воспользовался левитацией, поднялся в верхние департаменты без лифта. Последовал совету Адель и зашёл к родственникам — повидал двух сыновей и трёх внуков. Остальные были или на заданиях в разных частях планеты, а то и за её пределами, другие отдыхали дома. Возникла мысль прогуляться до коттеджного посёлка, раскинувшегося сверху по склону, откуда был выход с верхних ярусов Дворца, но время уже оставалось не так много, и меня позвал к себе Роман.

Он ждал меня у самого нижнего портала вместе с группой Старших. За полтора года мой родственник и по совместительству коллега почти не изменился, лишь прибавила в размерах лысина, с которой ему так нравилось ходить.

Мы стояли в тупике большого коридора, который мог ввести в заблуждение любого из простых смертных. Впрочем, на эти уровни рядовых сотрудников Дворца просто не пропускали. Среди присутствующих готовился в переносу один из третьего поколения, мой прадед Криштиан III, руководящий департаментом мрисса. Этот департамент, один из самых обширных, имелся в каждом из трёх Дворцов Рутеи. Заповедник, при всей его мнимой неприкосновенности, как и государства людей тоже был полем Игры между Дворцами. Шутка ли — четыреста миллионов разумных, множество фратрий, несколько субэтносов и окраинных группировок требовали контроля если не большего, чем люди, но точно не меньшего.

Похоже, именно Криштиан был в роли переносящего. Я мысленно вздохнул с облегчением — идти в Секретный Зал своим ходом совсем не хотелось. А для Сеяного, чьей квоты хватает на то, чтобы ворочать циклоны и управлять землетрясениями перенос пары десятков коллег — раз плюнуть.

— Так, ребятишки подоспели, — поприветствовал он нас. — Департамент контроля? Вся группа в сборе?

— Вся.

— Пристегните ремни. Долгая дорога предстоит.

Бетонная створка за нами не то опустилась вниз, не то материализовалась из специального хранилища. Стало немного душно, но бояться этого не стоило — я проходил подобное уже не первый раз.

Я дал разрешение на перенос, Алгоритм переноса коснулся моего тела, просчитал параметры, и сознание на пару-тройку секунд отключилось.

Стоп. Пара-тройка — это слишком много. Обычно перенос длится доли секунды.

Бетонная створка растворилась, и нам открылся выход в Секретный Зал.

— Что за фигня? — проворчала Агнесса, взглянув под ноги.

— Гравитация? — усмехнулся Роман. — Ага, я заметил. Похоже, мы опять далеко забрались.

Запустив алгоритм просчёта координат, я присвистнул. Мы были на Лунаре, спутнике Рутеи.

* * *

'Поколения Сеяных' — сначала естественная, затем условная градация Сеяных в зависимости от возраста и даты рождения, исходя из которой вселенским Алгоритмом высчитывается дневная квота Способности. До две тысяча сто семидесятого года ( действовали строжайшие запреты на связь и деторождение у двух Сеяных, состоящих друг с другом в родстве ближе троюродного и с разницей в возрасте больше сорока лет. Поэтому все первые семь поколений рождались строго через восемнадцать — двадцать пять лет после рождения предыдущего поколения. Позже, после Закрытия Земли, возникла нехватка кадров, вылившаяся в потребность новых деторождений Сеяных. Хорошо освоенный к тому времени алгоритм обновления организма позволил женщинам поколений со второго по пятое снова родить Сеяных. В домах отдалённых планет, таких как Скрадо и Айпоида также были и остаются разрешены браки между двоюродными родственниками при условии незначительных модификации генокода, а также браки между лицами разных поколений.

Всё это вызвало неизбежную путаницу в терминологии, после чего поколения стали назначаться условно, с промежутком в двадцать лет. Так, десятое поколение — 2230 год рождения, 360 лет (на момент написания статьи), пятнадцатое — 2330 год и 260 лет, двадцатое — 2430 год и 160 лет.

'Чистое поколение' — максимальное число поколений до Первого. К примеру, если в роду Сеяного были браки между лицами разных поколений, то при расчёте 'чистого' поколения учитываются только те ветви генеалогического древа, которые ведут к Первым без нарушения очерёдности.'

(сценарий визиопрограмматора для обучения персонала Дворца)

* * *

Секретный Зал заседаний нашего Дворца изнутри представлял собой не вполне уютный бункер с низким потолком, минимумом технических средств обеспечения и большим овальным столом, вокруг которого располагалась пара рядов кресел для лиц, вроде нас. Но гораздо интереснее было то, что он менял своё местонахождение при каждом новом заседании. Весь его объём со всеми коммуникациями при переносе просто замещал часть базальта где-нибудь в глубине материковой плиты или какой-нибудь отдалённой горы. При этом обратный выход из него был только один — телепортация. Не знаю, что бы делал человек с клаустрофобией, окажись он здесь, но для большинства заседающих дело было вполне привычное.

— Прошу, прошу, — подбежавший худой старичок в цветастой рубашке отвёл нас на свои места на заднем ряду. Это был Грэг, мой троюродный родственник, работавший хранителем зала. — Дамы и господа, заранее извиняюсь за слабую гравитацию, хватило только на половину 'же'. Если хотите, можете сделать больше сами.

Я кивнул и окинул взглядом зал. За столом расположилось шестьдесят персон, не больше, поровну мужчин и женщин. Игоря Первого с Полиной я не заметил, чему нисколько не удивился. В последний раз я, как и многие, видел своего прародителя сорок лет назад. Самым старшим в зале оказался его сын, отец Криштиана — Макс Первый. Второе поколение.

Нам выдали пароли от каналов бителепатии. Совещания проводили молча, чтобы исключить риск простой технической прослушки.

— Начнём, коллеги, — сказал Макс. — На повестке дня три вопроса. Как вы могли догадаться, уже озвученный вопрос про пропажи людей — не самый главный. Во-первых, мы теряем кадры. Нас покинуло трое из пятого поколения, включая двух руководителей групп. И ещё двенадцать их подчинённых. Специалисты по аборигенным расам. Официально они перешли работать на Скрадо, но, скорее всего, это Гмон-ян или Айпоида, как наиболее развитые и перспективные. Всем руководителям групп просьба провести внутренние проверки и докладывать в отдел безопасности о всех возможных сомнениях сотрудников.

Начались небольшие прения. Особенно разошёлся руководитель Департамента Климата, долго рассказывая о том, как мало у него ресурсов и как плохо удаётся уладить споры с соседями. Двое начальников заявили о том, что их подчинённые не появлялись и не выходили на связь последние пару месяцев. Начали поступать предложения о том, как сохранить коллектив — увеличить квоты для молодых специалистов (что под силу было сделать лишь Игорю и Полине Первым), увеличить отпуска до шести лет, проводить обновления организма не за счёт своей квоты, а с помощью специальных отделов и так далее.

— Это всё ерунда, — сказал Макс. — Если кто-то захочет уйти и унести все наши секреты в другие Дворцы, мы не в силах будем помешать ему. В конечном счёте, мы не тайная масонская ложа, мы не секта, мы корпорация по развитию, и законы рынка труда тут действуют точно так же, как и у людей.

Родившийся ещё на Земле, он любил старинные словечки из двадцать первого века — рынок труда, корпорация, масонская ложа. Думаю, не все присутствующие понимали его, но я понял суть сравнения.

— Почти точно так же, — поправил его я. — Люди не работают на одной должности веками. И у людей не все сотрудники в компании являются родственниками, тем более близкими. Тут ближе законы растущей замкнутой популяции.

— В смысле?

— В том смысле, что мы всегда ограничены в передвижениях, мы навсегда связаны родственными узами. Даже если кто-то увольняется, он не сможет навсегда покинуть территорию всех тридцати Дворцов.

— Опять старая песня про то, что мы — пленники? — усмехнулась руководитель отдела по кадрам. — Пожалуйста, отправляйся на Байзилию, строй континенты. Или во внешнюю систему, строй Сферу.

— У меня и в мыслях не было куда-то уходить. Я про то, что в таких условиях рано или поздно число деструктивных действий разных горячих голов будет всё больше. Больше будет случаев неповиновений Старшим, более свободомыслия. Нас давно пора контролировать, причём, контролировать как младших и средних, так и Старших. Нас всех. Контролировать мягко, разумно, но...

— Вот тут, собственно, мы и переходим ко второму вопросу, — закрыл тему Макс. — Наши опасения, про которые я говорил на прошлом заседании, подтвердились. Несколько Дворцов из дальних систем, включая Дворец на Хаелле, объявили о создании новой междворцовой Комиссии. Комиссии по наказанию и, внимание, Лишению.

— Лишению?

— Что?

В телепатическом эфире начался настоящий шум. Кто-то не выдержал и выругался вслух.

Мне почему-то вспомнилось заседание в школе, на котором чуть не лишили должности учителя литературы.

Криштиан продолжил.

— Да, друзья, всё именно так. Видимо, Первым поколением обнаружен механизм, который позволяет превратить Человека Сеяного в простого человека разумного. Либо же этот Алгоритм существовал всегда, просто именно сейчас появилась потребность его применять. Я не думаю, что комиссия заинтересуется кем-то из наших коллег. У нас все сотрудники на хорошем счету, наши внутренние службы безопасности работают исправно. Скорее это каснётся наших друзей из Авалонера и Аркадера, им могут припомнить, к примеру, два ядерных взрыва в прошлом веке, которые стрёли с лица планеты мегаполисы в Бриззе.

Народ шумел, народ негодовал. Хотя, разумеется, не весь — я посмотрел по сторонам, и заметил, что часть коллег сидит с привычной загадочной улыбкой или странно ухмылкой. Ещё я заметил, что большинство из негодующих были мужчинами. Роман шепнул:

— Чего это они испугались? Грешки есть?

— Предвижу ваши вопросы — связь с подопечными, включая интимную, предположительно не будет являться причиной Лишения, — в голосе Макса прозвучала лёгкая ирония. — Слишком многие есть с этим грешком. И он вполне незначителен. Вот рождение полусеяных без согласования с Комиссиями по Рождению — большой вопрос.

— Не логично ли собрать Вселенский совет Первых и Вторых? — сказала руководитель отдела кадров. — Подобные вопросы следует решать всеми Дворцами, а не только дальними планетами.

Макс усмехнулся.

— Разумеется, мы будем принимать участие в обсуждении. Было бы глупо отдалиться от этого. Речь лишь о том, что раз вопрос о создании такого института возник, Комиссия точно рано или поздно появится. Следует иметь это в виду. Я понимаю, что очень скоро слухи дойдут и до младших поколений, но я рекомендую хранить эту информацию в тайне, чтобы избежать спекуляций со стороны наших коллег.

Последовало несколько вопросов разной степени серьёзности и наивности — что считать преступлением, какие будут наказания, кто будет входить в Комиссию, и так далее. Макс и Криштиан отмалчивались — то ли пока было мало информации, что ли пока они не хотели ею делиться с подчинёнными.

— Не могли ли трое уволившихся уйти в эту самую Комиссию? — озвучил кто-то из дам и мою догадку. — Вполне логично предположить, что между двумя этими фактами имеется взаимосвязь.

Криштиан кивнул и подмигнул.

— Следует понаблюдать, попытаться выйти с ними на связь. Если от них не будет никакого ответа в ближайшие пару месяцев — что ж, придётся признать предположение верным.

— Что там с исчезновениями людей? — не выдержал я.

— Да, коллеги, — кивнул Макс. — Думаю, закончим с первыми двумя вопросами. Мы собрали сводку по поводу пропажи людей. Как вы знаете, возобновились массовые пропажи людей с признаками телепортации. Буквально вытаскивают из одежды. Предыдущий пик пришёлся на гражданскую войну в Югроси и Чёрный Халифат в Фарсиане, то есть примерно семнадцать лет назад.

Над столом возникла большая полупрозрачная карта Рутеи — разумеется, простые смертные её бы не увидели. Изображение транслировалось прямо к нам в мозг. Несколько областей на разных континентах подсветились красными пятнами.

— Все же помнят тот список, который был подброшен пограничникам Рутении? Больше всего людей тогда было украдено из пяти регионов планеты, в том числе из Уктусской субдиректории Рутении, лагерей беженцев на границе Греосии и Югроси. Из центральной Денны, из Архипелага, а также из Приполярного дистрикта Бриззы, где были народные волнения индейских меньшинств. Женщин крали несколько больше, чем мужчин — примерно трёх к двум. Есть мысли?

— Никакой взаимосвязи, — сказал Роман. — Данные регионы не связаны ни по языку, ни по истории культуры... Только то, что там из-за волнений подобные кражи были бы менее заметны. Или... Эти же территории были на границах зон контроля Дворцов?

Макс кивнул.

— Словно пытаются подставить друг друга. Сейчас ситуация похожая. Крадут из шести регионов. Три из них примерно совпадают. Два теперь другие, но также расположены в спорных зонах. Люди не обнаруживаются нигде по Рутее. Но что самое забавное, обнаружилось, что по крайней мере в прошлый раз пропало около десятка четвертькровок и два полукровки.

— На закрытых базах Лунара и Соноры тоже нет активности? — спросил Роман.

— Нет, они остаются законсервированными.

— Вы предполагаете кражу населения на другую планету системы?

— Да, это очевидно, — кивнул Криштиан.

— Но каким образом? Совершить мгновенную телепортацию такого числа людей в обход всем действующим алгоритмам... да ещё и полусеяных.

Я не выдержал и подал голос.

— Это под силу только Первым и Вторым, вы уж простите, Макс.

Макс снова кивнул, выглядел он мрачно.

— Есть ещё одна гипотеза. Что работает группа 'кротов', нанятая инопланетными Дворцами. Скажем, пять-шесть Сеяных, раскиданных по вот этим вот зонам, каждый по своей.

— Где вы найдёте столько Сеяных Второго поколения? — перебил его Роман.

— Нет¸ пять-шесть Сеяных средних поколений. Они собирают сворованных людей в какой-то один центр, а оттуда транспортируют их на другую планету.

Этот вариант приходил и мне в голову. Я кивнул и решил высказаться.

— Самое очевидное, куда они могут их собирать — это Заповедник. Скажем, его часть, прилегающая к Ириниатану. Авалонер, отвечающий за этот сектор, запросто может быть вовлечён в мероприятие.

— Это исключено, — покачал головой Криштиан. — Мои безопасники из числа полусеяных регулярно прочёсывают и их сектор и общаются с местными. Они уже давно бы засекли такое число переселенцев.

Сказано это было как-то непривычно резко, особенно, если учесть, что он являлся моим прямым предком, и нас разделяло всего несколько поколений.

— Следы подобного воровства наверняка уже давно заметены, — неприятно поморщившись, сказал Макс. — Самое очевидное, что мы можем сделать — это продолжать поиски кротов внутри Дворца. Сейчас мало ресурсов для досконального контроля за поверхностью планеты. Надеюсь, усовершенствованные Алгоритмы поиска, над которыми сейчас работает Адам, помогут нам в этой проблеме. А сейчас, господа, попрошу удалиться всех, кроме руководителей департаментов. Криштиан, проводи коллег.

4. Кеолра

Несколько дней после совета я занимался разными делами по лицею, разработкой Алгоритмов, устранением проблем в городах и прочими вещами, не относящимися ни к моему новому подопечному парню, ни к пропажам людей. Не то, чтобы я забыл об этом, но список задач по приоритетам, разложенный у меня в голове, просто не позволял переключиться на эти вопросы.

Парень сам заявился ко мне в школьный кабинет.

— Мистер Адам, ваше предложение ещё в силе?

— Да, — кивнул я.

Мне было немножко стыдно, потому что просчитывать варианты того, как пристроить парня, я начал просчитывать всего десятком минут тому назад, когда коллеги подсказали мне, что он направляется в гости.

— Я посовещался с инспектором по труду. Она вовсе не против моего переезда в Норд-Анжелес, и отец не против. Мать возмущалась, но родные её уговорили. Но возникла одна проблема... Нельзя ли отложить мою поездку ещё на несколько дней?

— Да, да. Конечно, — кивнул я. — Признаться, я только сейчас сел писать рекомендательное письмо моему знакомому из консульства. А в чём проблема?

Парень слегка покраснел, помялся, потом сказал:

— Ну, мы идём с моим инспектором на свидание, и я не знаю, как всё обернётся.

Я рассмеялся.

— Ничто не мешает вам встречаться по выходным. Ты запросто можешь летать к ней, когда захочешь.

— Спасибо, мистер. Но почему вы предложили эту работу именно мне? У вас же столько учеников здесь, в лицее?

Я решил слегка приоткрыть парню глаза.

— Тебе никогда не казалось того, что ты немного особенный? Ну, отличаешься от сверстников. Не цветом кожи или разрезом глаз — чем-то другим?

— Хм, признаться, мне инспектор сказала то же самое сегодня.

Мысленно выругался за то, что не в состоянии был проследить за девицей. Уж очень фраза напоминало то, что обычно говорят при вербовках полусеяных. Коллеги из соседнего Дворца подсуетились?

— В общем, верно говорит. Ты сдавал кровь на анализы гаплогруппы? Дело в том, что есть гипотеза... что определённая земная народность с Кавказа обладала сверхъестественными способностями. Если у тебя есть кровь этой народности, то...

— Я понял, мистер. Вы намекаете, что у меня отец не родной. Мне это уже многие говорят, правда, я сам не особо в это верю. Впрочем, сдам, если это так важно. Мне уже несколько человек про это сказало. Но, думаю, это всё — совпадения.

— Сдай анализы, если не сложно. К тому же, это может понадобиться при трудоустройстве в Консульство — у них существуют генетический ценз.

Режим в Югроси переживал не лучшие времена. Анализ крови действительно был нужен для трудойстройства в консульстве: возобновилась традиция из Малого Средневековья установления негражданами всех людей с генетическими отклонениями и признаками некоторых земных народностей. Но на самом же деле анализ крови нужен был мне — проанализировав генокод, я бы мог вычислить, является ли парень полусеяным, или это какой-то гибрид. А также определить с большой долей вероятности, потомком примерно каких родов Сеяных удосужилось быть парню.

Вечером, по дороге из школы домой снова ждал сюрприз. На этот раз Игнатий не стал подкарауливать меня дома, а подловил на аллее в парке.

— Добрый вечер! — он учтиво приподнял шляпу-котелок. — Как вам погодка?

— Прохладно, ребята из нашего климатического снова нагнали циклон на север Заповедника.

— Да, я видел. У мрисса неурожаи водорослей, пытаются откорректировать. У меня вопрос про парня. Ты уже просчитал, кто был его родителями?

— Ты хотел сказать, отцом?

— Нет, — лукаво усмехнулся Игнатий. — Именно родителями. Я рассказываю тебе небольшой секрет, но его мать тоже не родная.

— Как узнал?

— Я же говорю, мы его давно пасём. Проанализировали память и биографию обоих родителей — мать просто не была беременна третьим ребёнком! Вернее, у них всех есть какие-то замещённые воспоминания о беременности, возможно, у неё был выкидыш. Но потом просто сам по себе у них в семье появился трехмесячный ребёнок. Именно поэтому, кстати, они оба со временем и стали квасить. Понимают, что что-то не так, ещё и Рэд сам стал часто задавать им разные неприятные вопросы...

— Подкидыш. Классическая схема из Средневековья, — кивнул я. — Но кому это понадобилось? Сейчас рождение полусеяных уже не под строгим запретом, как века два назад.

— Ты помнишь, какой у него возраст? Он мог родиться как раз в предыдущий период Жатвы.

— Жатвы?

— Да, так у нас назвали массовую кражу людей. Кстати, ты не подумал по поводу нашей сделки? Есть какая-то новая информация? Иначе я беру парня в оборот, скоро снова освободится место. Он нам нужен.

— Это ты нарисовал ему роман с инспекторшей? Чтобы удержать в городе.

— Нет! Она сама, у парня природное обаяние. А вот твою историю с Югросью я не оценил. Югрось же под Авалонером. Или ты просто ищешь путь, как в случае вербовки вытащить парня на материк, поближе к своим?

— Ищу, — признался я. — Давай повременим с нашим пари. Я не собираюсь его вербовать и использовать против вас. Мне просто интересно, чей он полукровка, может, кого-то из моих сыновей или внуков.

— Что ж, вполне резонно. Подождём результатов анализов — если он, конечно, согласится. Но дольше мы ждать не согласимся.

Игнатий снова приподнял шляпу и растворился.

* * *

Королевство Новая Калифорния — одно из шести Соединённых Королевств Амирлании (наряду с Новой Австралией, Новым Вашингтоном, Третьей Зеландией, Новым Колорадо и Армстронглэндом). Второе по площади (1,9 млн. кв. км) и четвёртое по населению (9,5 млн человек) королевство. Расположено в северно-западной части Амирлании, на границе с Заповедником и на ряде островов Северного Амирланского архипелага, на востоке и юге граничит с Новым Колорадо и Новым Вашингтоном.

Состоит из восьми графств и одной столичной территории. Столица и главный порт — Норд-Анжелес (250 тыс.чел.), крупнейший город и экономический центр — Фелпстаун (1020 тыс.чел.)

(из любой заурядной энциклопедии)

* * *

Рэд всё ж сдал тест на кровь через пару дней, и я не проворонил момента, успел скачать электронные данные генокода. Проанализировать кровь удалённо, с помощью Способности, запрещали все те же Алгоритмы Защиты.

Данные человеческой части генома, которые и подвергались анализу, меня не сильно удивили — в парне улавливались кавказские, латиноамериканские и славянские корни, что больше соответствовало рутенийскому типу, чем амирланскому. А вот след Сеяных заставил серьёзно задуматься.

Потому что я увидел свои гены. Рэд однозначно являлся моим прямым предком, только непонятно, по какой из линий — на родных сыновей он не был похож. Кроме того, в нём улавливались гены и кого-то из родственников моей супруги, Адель. Её младший брат в своё время наплодил немало полукровок, за что чуть не был подвергнут увольнению.

Тем не менее, вопросы оставались — ведь раз мои Алгоритмы проверки срабатывали через раз, то парень не являлся чистым полусеяным, а был гибридом — сыном двух полсуеяных, или полусеяного и Сеяного. Технически полукровки и гибриды являются обычными людьми — такими же, как остальные миллионы человек на Рутее, разве что со слегка усовершенствованным геномом. Но никакими паранормальными Способностями, как мы, они не обладают.

Их геном — своеобразный ключ, который обрабатывается Алгоритмом Защиты. Но этот Алгоритмы несовершенен, раз кому-то удаётся красть с Рутеи и простых людей, и полукровок.

Внутри вновь заиграло знакомое чувство лёгкой тревоги и ответственности за жизнь парня. В мои привычки не входило бросать на произвол судьбы тех, к чьему рождению я был причастен. Да, полусеяные охраняются нами, и риск несчастных случаев и убийств таких людей сведён к минимуму. Но по статистике до ста лет из них доживало всего около двух третей — остальные гибли от неизлечимых болезней и травм, кто-то спивался, кто-то попадал в зоны боевых действий. А кто-то был убит другими полусеяными.

И всё же сомнения в том, что я совершаю верный поступок с точки зрения нравственности, оставались. Я сходил к Кэтрин, рассказал про парня, утаив, разве что, что он является моим потомком.

— Если ты так хочешь его защитить, и у него неблагополучная семья, то что тебе мешает вытащить его из этой дыры?

— Понимаешь, существуют определённые правила. Нельзя так просто сделать человека посвящённым во все наши тайны. Размен должен быть равнозначным.

— Но меня же ты просветил? — Кэтрин села напротив меня. — Скажи честно, какие у тебя планы на меня? Ведь наверняка ты когда-то уйдёшь отсюда. Что я буду делать без твоего общества?

Я ждал и немного опасался этого вопроса.

— Есть несколько вариантов. Ни один из них мне не нравится в достаточной мере, но придётся выбирать. Возможно, действительно, весьма скоро.

Я перевёл тему на более безопасную, и вскоре меня вновь прервал сеанс связи с Романом.

— Адам, есть несколько новостей и предложений. Ты уверен, что нас никто не подслушивает?

На всякий случай, я вышел в другую комнату, чтобы не сказать что-то ненароком вслух — в последнее время я стал делать такие ошибки всё чаще и чаще.

— Говори.

— Во-первых, Комиссия по Лишению действительно созвана, в неё вошли по двое старших со всех Дворцов, включая нескольких наших, из тех, кто увольнялся. Но можно быть спокойным — пока никаких серьёзных дел против нашего Дворца не будет рассматриваться. Против Аркадера и Авалонера — возможно. Так что не удивительно, если вдруг на Рутее обнаружатся Сеяные с других планет, о визите которых никто не извещён.

— Пренеприятнейшее известие — к нам едет ревизор, — проговорил я.

— Что?

— Ничего, это я наслушался мыслей в голове литератора. Ещё какие-то новости?

— Да. Я ещё раз поговорил с Криштианом и его заместителем про Заповедник и кражи людей. И тайком исследовал сектор Меомрасотала, столицы мрисса. Там я заметил несколько полусеяных, не зарегистрированных в игре. Криштиан упорно утверждает, что в Заповеднике никакой подобной активности быть не может. Доложил Максу, тот хочет, чтобы мы организовали самостоятельную независимую экспертизу. При помощи полусеяных. Но проблема в том, что мне не хватает нормальных молодых кадров — все или в дипломатии, или в разведке в странах. Я, конечно, не против сдёрнуть в Заповедник половину посёлка, но столетние мужики, пусть даже и выглядят на полтинник, не самые лучшие спецназовцы. Поэтому надо вводить в оборот новые фигуры. Через пару недель будет новая аренда полусеяных, примерно три на три. Выбери фигуру помоложе и поактивней. И, желательно, нормально изъясняющихся на рутенийском. Как насчёт этого парня, Рэда?

Меня совсем не обрадовала перспектива отправлять близкого потомка в Заповедник.

— Думаешь? Он слишком молод. А ещё он мой потомок.

— Учитывая, что ты шестого поколения, сейчас четверть всех полусеяных Рутеи — твои потомки. Или, хочешь сказать, близкий потомок?

— Да. Внук, может, правнук. Не очень хорошо будет допрашивать всех сыновей, но он кто-то из наших.

— Ты же знаешь — работа превыше всего. Всегда приходится совершать нравственный выбор. Неизвестно, что лучше — не рисковать одним своим потомком, или спасти тысячи людей.

Я кивнул.

— Да, всегда. И никто не даст просто так завербовать полусеяного из глубинки, чтобы оставить его на приличной должности. Что ж, будем думать.

— И, наконец, новые слухи. Экспансионисты подарили гмоннийцам технологию сферодвигателей. Теперь три нации в системе будут владеть ей.

Гмоннийцы — достаточно свирепая раса. Живущие на одном гигантском гористом материке на пятой планете от Земли, они были третьи, если не вторые после людей среди аборигенов всех новых планет по уровню технологий. На момент переноса они осваивали паровой двигатель и открыли электричество. Лишь постоянно кипящая мировая война между десятком государств и кланов не позволяла им развиться до высокого уровня.

Я решил пока не задумываться об этом. Кэтрин позвала есть пиццу, и мы сели смотреть старый фильм.

* * *

Признаться, я пару раз подсматривал за Рэдом во время свиданий глазами соседей и случайных прохожих. Рэд водил Лизу в визиотеатр на один из нескончаемых сериалов, в названии и хронологии которых я не хочу разбираться. В целом — это оказалось вполне привычное свидание: Лиза держалась слегка холодно и отстранённо, но позволила взять себя за руку.

Он проводил её до дома, по дороге рассказывал что-то про историю и монетку — в общем, как любой неопытный парень, всякую скучную ерунду, малоинтересную девушкам. Они договорились о следующем свидании, но поцеловать себя 'по-взрослому' Лиза не дала, подставив щёку.

На выходные я смотался на один из южных пляжей Кеолры. Сравнительно небольшой остров был одним из самых густонаселённых на Рутее, здесь жило двадцать миллионов человек. Кеолранцы, как и иаски, были плодом селекции, предпринятой властями космической Директории. Помимо корейских колонистов, на остров было завезено несколько тысяч переселенцев из Скандинавии, и полученные метисы вышли очень красивыми людьми. Немного смущала традиция красить волосы в белый цвет, чтобы подчеркнуть то, что предками были блондины, но очень нравилась местные музыкальные жанры — Музыка Золота и Музыка Цинка. Первая — с длинными композициями, то атмосферно-монотонная, то возвышенно-пафосная. Вторая — резкая, отрывистая, грубоватая, играемая андеграундными коллективами. Я шагал вдоль набережной, вглядываясь в ряды пагод, спрятанных за столиками, пока, наконец, не нашёл свободное кафе.

Мимо летала навязчивая голографическая реклама про туры к местам обитания левиафанов — реликтовых морских рептилий, давших имя местному морю. Кеолра являлась одной из немногих стран, где был разрешён отлов этих животных, но мне было жалко есть бифштексы из них. В Рутее не было китообразных, только морские коровы и аналоги тюленевых, и нишу морских хищников занимали морские змеи.

Я заказал роллов и селёдочный суп, взял бумажную газету — здесь до сих пор выпускали такие. Я настолько расслабился, что совсем перестал следить за результатами разных Алгоритмов защиты. Поэтому совсем не заметил, как к столику подошёл мужчина и спросил разрешения присесть.

— Не занято? — прозвучало на кеолранском.

— Да, конечно, — машинально ответил я, продолжая читать газету.

— Ты хреново выглядишь, — прозвучало теперь уже на рутенийском. — Тебе пора обновиться.

Я совсем по-человечески вздрогнул и посмотрел на незнакомца. Пятидесятилетний собеседник выглядел как кеолранец, но знакомые черты лица всё же я смог разгадать.

Его звали Олег. Олег Девятый Рутенийский был — и остаётся — моим отцом.

— Папа?! — воскликнул я. — Ты чего тут делаешь?

Мы обнялись, похлопали друг друга по спине. На тот момент мы не виделись больше шести лет.

— Мать передаёт тебе привет. Я взял себе двухмесячный отпуск, решил отдохнуть от праведных дел. И надоело сообщество стариков.

— Как идёт строительство? Когда звёзды начнут меркнуть?

— Строительство идёт медленно. Отбуксировали в систему ещё три экзопланеты, но нам предстоит строить ещё полторы-две тысячи лет. К этому времени должен закончиться эксперимент по ассимиляции разных разумных народов. А звёзды не начнут меркнуть, мы нашли способ, как проецировать их на внешнюю поверхность Сферы. Даже большие телескопы не заметят разницы, только более сложные приборы.

— Голограмма? Как и...

— Не говори вслух. Да, свето-массовая. Пришлось подключить тридцать молодых ребят, генерируют круглосуточно картинку и гравитацию.

— Наказанные?

— Наказанные, с Дарзит и Айпоиды, что поделать. Но они не жалуются, кому-то даже нравятся. Переженились все.

Я вспомнил недавние новости.

— Скажи мне, что слышно про новую Комиссию?

— По Лишению? Знаешь, давно пора. Молодёжь совсем распоясалась. Все эти распри между консерваторами и экспансионистами... Они не забыли, что такое баланс в Игре. Они напридумывали исключений из правил, ввели Алгоритмы Защиты для полукровок. Полукровки — такие же простые люди, чем больше мы их выделяем, тем больше лепим из них новую расу, с которой у нас потом будут большие проблемы.

У нас с отцом всегда были разногласия по поводу полусеяных. Мои родители славились как одна из самых крепких семейных пар. Помню, по молодости отец в буквальном смысле метал молнии, когда узнал, что у меня есть дочь от простой смертной. Правда, когда она стала премьер-министром Этоллы и вытащила это крохотное государство из столетнего противостояния с соседями, несколько смягчил свою позицию.

Это больная тема для меня, моей старшей человеческой дочери уже нет в живых.

— Но охранять полукровок же придумали Первые и Вторые? Не молодые, и даже не Старшие.

— Да. Но всё это сделано в угоду молодым! Знаешь ли, сейчас между всеми Первыми и Вторыми нет единства. У нас в команде трудятся одиннадцать Первых, ещё тридцать восемь — во Дворцах. Где остальные? Они отдыхают. Со вторыми — та же ситуация. Отпуск некоторых из них затянулся на сотню лет. Где Игорь Первый? Где Аркадий Первый? Поговаривают уже про безумство Первых. В общем...

— Отец, ты знаешь, кто крадёт людей с Рутеи?

— Знаю. Знаю, сынок.

— Тогда мне нужен твой совет.

— Ты же привык не слушать ничьи советы, особенно близких?

— Это так. Но тут совет касательно человеческой этики, а ты на одно поколение ближе к людям, чем я. Что важнее — сохранить любовь или помочь человеку построить карьеру, вырваться из низов?

— Человеку хочется быть счастливым. Нам это не так важно, мы счастливы по определению, потому что мы всегда можем жить, работать, развлекаться. Но поэты неправы, сынок. Если у человека нет работы, нет увлечений и того, ради чего он живёт, и его цель — обладать кем-то, безраздельно любить кого-то, то он никогда не будет счастливым. Всё поломается, рано или поздно. Ты опять про кого-то из своих отпрысков?

— Не моих. Кто-то из сыновей. Только не могу понять, кто.

— А ты всех сыновей проверил? Полусеяных тоже?

Я хлопнул себя по голове.

— Точно! Он же гибрид. Слушай, я так забегался, что не увидел очевидного решения.

— Знаешь, у пожилого человека, который постоянно работает на одной работе, гибкость мышления часто начинает страдать. В общем, рад был тебя видеть. Если захочешь перебраться к нам — оставь заявление в департаменте кадров нашего Дворца, они передадут. Но не забудь сначала помолодеть!

5. Перелёт

Не откладывая дела в долгий ящик, я решил пройтись по всем своим подопечным, как я обычно делал это раз в неделю.

Пришло время признаться. Стыдно говорить об этом, но я считался весьма плодовитым, хотя последние тридцать лет старался не злоупотреблять женской доверчивостью. Всего у меня на тот момент были живы пятеро полусеяных потомков. Двое, сестра и брат, были уже почтенного возраста и жили на полуострове около Левиафанера. Один служил консулом в Фарсиане, одна — военным атташе в Бриззе и последний, самый молодой — ещё не был инициирован в Игре и жил в Рутении.

Конечно, за ними следил департамент аренды полусеяных, но я предпочитал периодически проверять всё и самостоятельно. Помимо них я следил за тремя внуками, которых мне оставили переехавшие на другую планету сыновья-Сеяные. Один из внуков был самым проблемным персонажем. С детства попал в криминальные круги в Конзатане и был завербован враждующим домом, наплодившим синдикаты по всему востоку Рутении. Я пытался его спасти и вытащить из этого ада, но мои коллеги приняли решение упихнуть его в тюрьму.

Его звали Стоян Сиднеин.

И вот, просматривая их всех глазами предполагаемых соседей, я вдруг не обнаруживаю на месте Сиднеина, а также не вижу самого младшего из полукровок-сыновей, работавшего в закрытом посёлке через границу, в Рутении.

Его звали Антон Этоллин.

Я потерял на поиски больше получаса, что при моих возможностях весьма внушительно. Стал искать следы в открытых и закрытых источниках, пока не обнаружил два факта.

Антон покинул посёлок и ушёл куда-то. Как я боялся, на поиски первой жены, пропавшей во время ещё предыдущей 'жатвы', как назвал это коллега из соседнего Дворца.

Стоян Сиднеин же вновь был введён в игру. Авалонер добрался до него. Судя по новостям и сводкам горохраны, синдикаты совместно с кем-то из тюремщиков помогли ему сбежать из тюрьмы, и теперь он направлялся на ту же ферму, на которую шёл через ковыльную степь Антон.

Мне очень не хотелось, чтобы их пути пересеклись. Но помешать я этому не мог — и благодаря Алгоритмам, и благодаря правилам Игры.

И, наконец, после всего этого я получил ответ на вопрос, мучивший меня последние дни. Но обо всём по порядку.

Спустя пару минут после того, как я это всё обнаружил, со мной связался Роман.

— Я вижу, один твой парень снова вошёл в игру, а другой вот-вот в неё войдёт. Причём первый вошёл не на нашей стороне. Комиссия по Правилам признала, что аренда законная.

С грустью я вынужден был согласиться.

— Придётся выбирать, кого взять в аренду — Рэда или Антона. И это будет очень тяжёлый выбор для меня.

Вернулся к обязанностям в школе, затем всю ночь занимался городами в другом часовом поясе — пришлось подключиться к заседанию местного парламента и протащить весьма спорный закон. В квартиру к Кэтрин я пришёл рано утром — я могу приобрести еду и синтезировать её самостоятельно, но очень захотелось домашней пищи, кроме того, надоело одиночество.

Я был молчалив и замкнут — на тот момент я третьи сутки не спал и не использовал Алгоритмов, придающих бодрость. Съел пудинг, выпил кофе.

— Как там твой молодой парень? Нашёл способ его завербовать?

Мне и самому не терпелось проверить, потому что было не до того.

— Сейчас проверим, — кивнул я. — Отлучусь в другую комнату.

Сел на диван, нацепил очки с голопроектором, запустил непонятные штуки — я так иногда делал в обществе Кэтрин, чтобы не шокировать внутренним диалогом и отсутствием надобности в девайсах. Сам же я после недолгого поиска выяснил, где находится Рэд.

Он сидел с Лизой на вершине Призмы, свесив ноги вниз с бетонной балки. Рядом был накрыт пикник. Сначала я подключился к её зрительному каналу, но потом подумал, что это будет слишком странно, тем более, если они начнут целоваться. К тому же, так я мог повлиять на развитие событий, а это было бы вдвойне неправильно. Нашёл скрытую камеру, поставленную на стекле давным-давно, расшифровал видеопоток и подсмотрел.

— Здесь так красиво! Спасибо, что провёл меня сюда. Но очень страшно, я боюсь высоты. И боюсь, что меня накажут.

— Не бойся. Я... я же рядом, — немного неуверенно сказал Рэд.

Она улыбнулась — скорее снисходительно, чем от радости.

— Я давно хочу уехать отсюда, — сказала она. — В Норд-Анжелес или Фелпстаун. Но меня не отпускают родители. Они хотят, чтобы я вышла замуж за какого-нибудь небогатого потомка графских родов, со своим домом и машиной.

— Обычное дело, — кивнул Рэд. — Моя мама тоже всё хочет, чтобы младшая сестра нашла себе принца. Чтобы нас обогатил.

— Слушай, прости за грубость, но ты никогда не думал о том, кто твой настоящий отец?

— Думал, — Рэд поменялся в лице, отодвинулся. — Матушка однажды перебрала с алкоголем и рассказывала, что по ночам к ней является один странный джентельмен в шляпе. Но мне не очень хочется об этом рассуждать. Да, я метис, но сейчас уже не тот век, когда их всех ссылали на юг.

— Просто... вдруг он на самом деле граф, или что-то в этом роде, — сказала Лиза и покраснела. — Нет, я не это имела в виду... Просто тогда условие будет выполнено.

Рэд нахмурился, приподнялся, встал, держась за колонну.

— Всем вам подавай богатых и успешных. Зачем ты тогда согласилась со мной идти?

— Погоди! Не обижайся. Мне страшно тут вставать одной, дай мне руку.

Немного нехотя, он помог ей подняться. Она обняла его и поцеловала в губы — долго, с закрытыми глазами.

— Не упадите, идиоты! — проговорил я.

Я продолжал помнить, что всё увиденной мной не идёт на пользу исполнению плана. Всё это было неправильно, плохо, неуместно. Парень нужен был Дворцу, нужно, чтобы он был где-то рядом, на своей территории, и в новой, непривычной для него среде. А любовь, оставленная в городе — это сильный якорь, тянущий человека обратно. Но нравственный выбор я оставил на потом. Я почувствовал, что у меня закололо сердце от волнения — старый организм давно нуждался в ремонте, а уровень эмпатии в такие моменты зашкаливал.

— Пойдём вниз? Здесь неудобно.

Они чудом удержались на узкой балке. Рэд подал ей руку, и они спустились по лесенке вниз. Там стояли пыльные полуразломанные столы, Рэд скинул куртку и посадил Лизу на краешек, помогая раздеться. Камера не могла поворачиваться, и видно было только часть сцены. Моё сердце снова кольнуло, по лицу потёк пот — это было достаточно странно и непривычно, и я не сразу понял, что происходит со мной. Почувствовал лишь, что пришла Кэтрин и села рядом, что-то спросила.

— Кровь, у тебя идёт кровь! — послышался её голос. — Что с тобой происходит?

Но я, старый негодник, не мог оторваться, продолжая наблюдать за молодыми влюблёнными.

— Целуй, целуй же, идиот, — снова проговорил я, как в бреду.

И Кэтрин поцеловала меня. Меня продолжало слегка трясти, я бессвязно говорил что-то, меня переполнял эндорфин, я делал то, что не стоило делать. Отключился от видеопотока и обнаружи, что мы оба были раздеты.

— Ты помолодел, что с тобой? Как ты это делаешь, чёрт возьми?!

Я вскочил и посмотрел на себя в зеркало. На меня глядел парень лет тридцати. По лицу и груди тёк пот вперемешку с сукровицей.

Как я понял, произошло следующее: заколовшее сердце автоматически вызвал Алгоритм обновления организма. Поскольку Алгоритм был отработан мной ещё много лет назад, это произошло быстро и незаметно, почти рефлекторно. Кэтрин же не поняла, что происходит, и подумала, что она нужна мне, чтобы помочь мне завершить этот процесс. Отчасти, так и было. Сложно сказать, где закончилось безумие во время обновления организма и началось естественное желание, которое сложно было остановить.

Это грустно и больно признавать такому разумному существу, каким я являюсь, но иногда единственный способ побороть искушение — это поддаться ему.

Кэтрин уснула рядом. Поход на работу был безбожно пропущен, да и, собственно, с такой внешностью старый учитель истории Адамас Корнин был вынужден пропасть без вести.

Снова позвонил Роман и ещё один парень из отдела аренды. Я вынужден был рассказать им о случившемся, утаив, разве что, подробности про Кэтрин — с этим мне ещё предстояло разобраться. Меня ждала новость, от которой мне стало одновременно и чудовищно грустно, и, признаться, несколько легко на душе.

Сиднеин был убит. Причём убит своим собственным дядей, Антоном Этоллиным, о родстве которых ни тот, не другой даже и не догадывались.

Игра вступала в новую фазу. После обновления организма я потерял почти всю дневную квоту способности и отправился домой через весь Айктаун пешком. Процесс омоложения ещё продолжался, мешковатая учительская одежда некрасиво свисала с боков, но плюсом было то, что меня никто не узнавал и не отвлекал.

Или почти все. Буквально в двух квартала от меня обнаружился старый знакомый, Игнатий, который поравнялся со мной и пошёл рядом.

— Я вижу, вы омолодились?

— Не без того.

— Давно пора. А чистку воспоминаний делали?

— Нет. Предпочитаю, чтобы часть из них забылась естественным путём.

— Я слышал, что один из ваших отпрысков-полукровок убит. Приношу соболезнования.

— Не совсем 'мой' отпрыск.

— Да, но ведь родственник? Как и Рэд Стефансон, не так ли? Каковы ваши дальнейшие планы относительно него? И остальных ваших человеческих детей?

— Я выжду результаты аренды других Дворцов.

Игнатий усмехнулся.

— Думаю, тут нечего и ждать. Вполне ясно, что на стороне Авалонера сейчас в игру вступит Антон Этоллин, ваш самый младший сын. И, скорее всего, вступит как частично-инициированный — ему расскажут о структуре синдикатов, но о структуре Дворцов и природе Сеяных умолчат. Он подходит по многим параметрам на роль гангстера.

Я следил за Антоном с детства, помогал ему всем, чем мог помочь в своём положении, направлял по жизни — насколько это возможно. Это был удар под дых. Точнее, этого следовало ожидать, и такой вариант тоже был мной просчитан, но когда догадки подтверждает совсем посторонняя личность — это вдвойне болезненно.

— И что ты предлагаешь?

— Я думаю, тебе не осталось ничего, кроме как арендовать Рэда как игрока своего дворца. Иначе это сделаем мы, и ты растеряешь всех своих родственников. Кроме того, его можно удачно использовать, чтобы перевербовать Антона. Так что на счёт нашего предложения?

И я принял решение. Это был риск, и на грани допустимого и служебного преступления, но я сказал ему.

— Заповедник. Южная часть, у Меомрасотала. Мы предполагаем, что оттуда есть следы переноса. Будем проверять.

Про грядущую проверку независимой командой, в которую войдут полусеяные, я умолчал.

— Хорошо. Спасибо. Я поговорю с коллегами, возможно, мы отложим аренду Рэда. Однако полную инициацию и посвящение делать пока рано, надеюсь, ты понимаешь?

Я кивнул. Игнатий учтиво поклонился и ушёл.

После этого я занялся домом — все ценные вещи я телепортировал в новое место жительства, а на веранде устроил пожар с признаками взлома и грабежа, подкинув тело из морга, похожее по комплекции на моё прошлое. Полиция завела уголовные дела, но я позаботился, чтобы они их не раскрыли.

Так грустно закончилась биография школьного учителя, Адамаса Корнина. Позже я попытался смягчить боль многим людям, которым был близок, но иного выбора у меня не было.

Многолетний отпуск, тем не менее, если его можно было назвать таковым, продолжался.

* * *

'Меомрасотал ([мемр'с'тáлл] или [меомра-сóтал], мрисс."сторона толпы") — неофициальная столица Заповедника мрисса, единственного на планете Рутея государственного образования аборигенов-амфибий. Не является городом в человеческом значении слова, правильнее называть это "местностью с большой плотностью расселения" или "агломерацией болотных поселений", раскинувшаяся на площади в 18000 кв.км. Столица Заповедника — единственная местность, где можно встретить все одиннадцать фратрий-каст мрисса, в том числе и загадочных Гью, неотенических головастиков-жрецов, обитающих в священных прудах. Здесь же предположительно находится феодальная знать мрисса, однако доподлинно о её существовании не известно.

В силу удалённости от границ Заповедника, Меомрасотал впервые открыт колонизаторами лишь в 2148 году, за несколько лет до закрытия сообщения с Землёй, поэтому программа исследования территории возобновилась лишь спустя три века, в самом конце Малого Средневековья. Первые путешественники описывали Меомрасотал как бесконечную подтопленную и орошаемую равнину с узкими улицами-каналами между двух— и даже трёхэтажных деревянных строений и хижин, над которыми кружились полчища пчёлокомаров. Местность к северу от Меомрасотала богата нефтяными месторождениями, и попытка их незаконного освоения в 2290-х годах Амирланией привела к нарушению статуса Заповедника и Первой Нефтяной войне'.

(из популярных энциклопедий)

* * *

Я потерял Антона. Уже на следующие сутки его завербовал и насильно увёз в свои владения синдикат, подконтрольный Авалонеру. Мы с Романом подали апелляцию относительно способа вербовки, но рассмотрение таких штук занимало достаточное время, потому я переключился на другие дела и вхождению в новую роль.

Рэда в следующий раз я повстречал неделей спустя. Меня теперь звали Тимур Ратмиров, я был младшим советником консула Югроси в Норд-Анжелесе. По легенде я закончил факультет международных отношений в Белополисе, приехал с материка и, судя по фамилии, приходился родственником важным чиновникам в администрации.

Парень же приехал с лёгким рюкзачком и выглядел в своей одежде как прожжённый провинциал. Да и пялился по сторонам, словно первый раз приехал в такой крупный город.

— Привет! — помахал я ему с подъезда консульского особнячка и перешёл на рутенийский. — Господин Корнин, пусть земля ему будет пухом, дал вам хорошие рекомендации. Пройдёмте со мной.

Провести его через охрану не составило труда. Я уже успел внушить всем окружающим, что я здесь постоянный и нужный сотрудник.

Мы очутились в отделе кадров, где ему поставили печать в карту и назначили практику — три месяца. Меня назначили руководителям практики. Поскольку я выглядел лишь немногим старше его, к тому же, иностранцем, расположить друг друга к себе не составило труда. Уже через час после общения мы вполне непринуждённо беседовали на двух языках, сыпля цитатами из фильмов и книг.

На рабочем месте я появлялся достаточно мало, и тому были отдельные причины, о которых вскоре расскажу. Дал парню штудировать все города, предприятия и организации Югроси, системы логистики и прочие вещи, чтобы тот затем занимался операторской работой — приёмом и ответами на заявки.

Но очень скоро я понял, что задерживаться на этой роли я не хотел бы. Антона отвезли в Сереброполис, перешив ему лицо, и около него крутилась одна особа, с которой я немного был знаком, и которая не вызывала у меня доверия. Я понимал, что это не самая главная моя задача, но я должен что-то с ним сделать, как-то попытаться спасти его.

Игнатий нашёл меня и наведался в гости ещё через неделю. Подошёл к очереди в кафетерии и начал говорить на рутенийском, даже не опасаясь, что нас услышат. Выглядел он на этот раз немного недовольно и даже был без шляпы.

— Вам не кажется, юноша, что вы нарушаете правила игры, вербуя полусеяных. находясь в роли дипломата? Да ещё и на нашей территории. Да ещё и в консульстве страны, которая принадлежит третьему Дворцу!

Как всегда, он мешал обращение на 'вы' и на 'ты'.

— Думаю, правильнее мне называть вас 'юношей'. Несмотря на внешность. Я не работаю дипломатом. Я им притворяюсь. К тому же, находясь на вашей территории, я практически не использую Способность.

— А гипноз сотрудников консульства? А подделка файлов в архивах при помощи гипноза администраторов? Надеюсь, это скоро пройдёт. Иначе нам придётся пожаловаться в соответствующие органы.

— В Комиссию по Лишению? А вам, достопочтенный сэр, не кажется, что это чересчур, что это не в её компетенции? Не думаю, что при появлении такого органа следует засыпать его исками подобной незначительной важности. Достаточно внутренних комиссий по Игре. Ты скажи лучше прямо, чем именно недоволен?

— Скажу. Мало информации про Меомрасотал, про кражу населения. Мне сказали, что информация, которую ты дал, несущественна. Я думаю, что ты что-то знаешь, чего не знаю я.

Я повысил голос.

— Ты хочешь, чтобы я пересказывал все свои разговоры с коллегами, заседания совета Старших? Ты в своём уме?! Я тебе выдал очень важную информацию. Проверяйте свой департамент по Заповеднику, проверяйте людей на границе — наверняка какая-то информация должна всплыть.

— Ясно, — сказал Игнатий и ушёл, не прощаясь.

С Рэдом удалось сдружиться настолько, что через пару дней мы пошли в паб и разговорились, как и все молодые парни, о девушках. Он рассказал свою историю про Лизу Далтон и её продолжение, о котором я ещё толком не знал — корректно, без особых излишних подробностей.

— После того случая на стройке мы встретились ещё один раз, у неё дома, когда ушли родители. Это было перед самым моим выездом сюда. Но после этого она словно переменилась — писала коротко, без подробностей. Я выслал её букет орхидей на половину своего недельного жалования, она сказала 'Спасибо'.

— Да, порой не знаешь толком, что им нужно. Молодая! Не то что зрелые двадцатисемилетние девушки. Не волнуйся. Вот отправим мы тебя в командировку в Югрось, склеишь там кого-нибудь из местных метисок, припоминаю, они очень горячие штучки.

— А это реально возможно? — оживился Рэд.

— Возможно.

К тому времени я уже действительно придумывал план, как вывезти его из Амирлании. Дело осложнялось тем, что по правилам игры не мог ещё пока раскрыть ему всю суть происходящего и его роль в нём. В четырёх консульствах Югроси, расположенных в стране, проходил конкурс на лучшего молодого специалиста, по результатам которого позволялось совершить поездку через океан.

Вскоре я узнал о том, что на Антона и его родственника совершали покушение. Судя по почерку, это были синдикаты, подконтрольные Аркадеру. Наверняка это была месть Игнатия за то, что я отказался дальше сливать ему информацию. Я понимал, что надо ускориться, надо подключать новые 'боевые единицы', чтобы спасать Антона.

Но буквально на следующий день возникли новые проблемы. Серьёзные проблемы.

* * *

То ли приятели Игнатия, то ли Авалонер, под чьим контролем находилась сейчас Югрось, сообразили, что в консульстве происходит что-то странное, и обычных сотрудников не хватает. Потому прислали для усиления из посольства нового старшего советника. Девушка, эффектная стройная мулатка, выглядела на тридцать лет, хотя наверняка ей было за сорок пять. С первого взгляда было понятно, что она из тех, кого называют 'железная леди' — строгий костюм, отсутствие макияжа, накаченные плечи.

Её звали Кейли Савватина. Но самым страшным было то, что она, судя по всему, была посвящённая полусеяная.

Я находился не в консульстве, Рэд позвонил мне и запинающимся голосом стал рассказывать, как она устраивала ему разнос, спрашивая про нас обоих — кто мы такие, откуда взялись, почему дела и приказы подделаны.

Вечером я наведался к ней в кабинет. Запер за собой дверь и сел напротив.

— Кейли. Давайте поговорим без обиняков и поставим все точки над 'i'. Надеюсь, вы догадываетесь, что я из себя представляю. Что вам известно про Дворцы?

— И вам добрый вечер. Мне известно всё, что должно быть известно лицу моего ранга. Я работаю уже двадцать лет. Известно то, что вы, судя по всему, из враждующего Дворца. Что вы бесцеремонно влезли в нашу внешнеполитическую деятельность. Что вы протащили какого-то парня, неизвестно откуда взявшегося, и читающего мои...

— Так, стоп, стоп, остановитесь! Вот именно про этого парня я и хотел поговорить. Во-первых, я — Сеяный. Он — полусеяный, как и вы. Этот парень уже арендован мной, но пока не инициирован в Игре.

— Ваш сопляк? Полусеяный? Вот из-за таких, как вы, страдаете такие, как мы. Вы породили нас на свет, как каких-то плодов селекции. Вы выдернули нас из привычной среды. Вы пытаетесь защитить нас, но относитесь как к ручным зверькам. Вы ненавидите и боитесь нас, и вместо счастливой безопасной жизни мы получаем полный контроль и зависимость!

Она встала из-за стола и опасно приблизилась ко мне. Я не мог причинить ей вреда, а она мне — чисто гипотетически, и не фатальный — могла.

Вот почему многие мои знакомые при общении с полусеяными всегда на изготовке держат Алгоритмы телепортации.

— Убирайтесь вон! Вон из посольства!

Пара шагов до меня, и она схватилась за воротник моего пиджака. Я высвободился, шагнув к выходу. Она шла следом за мной, буквально выталкивая меня грудью из кабинета.

По коридору шёл Рэд, видимо, услышавший крики. Увидев его, Кейли направилась к нему.

— Охрана! Выволоките этого...

— Чёрт возьми, погоди! — шёпотом заговорил я, схватив её за плечо. — Мне ничего не нужно ни от Югроси, ни от тебя, ни от вашей внешнеполитической деятельности. Мне нужно вытащить этого парня на материк, больше ничего. Он уже арендован. Нужно всего неделю, не больше, и я сам покину консульство.

Она вывернулась, остановилась.

— Я должна совершить звонок руководству. Ждите в коридоре.

Мы остались стоять, как выгнанные из аудитории школьники.

— Кто эта стерва? — спросил Рэд. — Такое чувство, что она знает что-то обо мне. Ещё мне показалось, что я... нет, это бред, но что я слышу, о чём она думает. У меня такое бывает.

Я кивнул, даже не изображая удивление. Рэд был гибридом, я уже знал это. Интуитивное чтение мыслей иногда непроизвольно могло включаться. Но как объяснить парню, если пока это не допустимо правилами игры... Ведь Антон ещё не инициирован, а это значит, что пока не допустимо раскрывать Рэду все карты.

— Почему она преследует именно нас двоих? У вас с ней какие-то особые счёты?

— Боюсь, что не с ней, а с её покровителями.

Параллельно мысленно я писал по всем каналам во Дворец, докладывая о происходящем. Минуты тянулись вечностью.

— Ты же не из консульства, Тимур? — вдруг сказал Рэд. — Я уже давно понял, что не из консульства? Что тебе от меня нужно? Ты мне всю карьеру к чертям испортишь!

— Пока — только доверия. И не испорчу я тебе карьеру, не беспокойся.

Наконец дверь кабинета советника консула распахнулась, и она вышла с двумя электронными документами. Включила голограмму на обоих, сунула нам в руки.

— Два билета лайнером до Иаскана. Оттуда своим ходом на Материк. На завтрашний вечер.

— Готов на авантюру? — спросил я Рэда.

Пару секунд помедлив, он кивнул.

— Я же вернусь сюда? У нас хватит денег?

— У меня хватит. Ты всё ещё на моём попечении. Отправляйся домой, собирайся.

Я мог и не пользоваться лайнером, а просто телепортироваться туда, но мне показалось нужным сопроводить парня по всему маршруту. О том, что вместо Югроси мы последуем совсем в другом направлении и, по сути, совершим кругосветное путешествие, я пока ему не сказал.

Перед полётом у меня было некоторое время, чтобы наведаться к Кэтрин.

Она, судя по всему, была в полном смятении.

— Уходи, — с порога сказала она. — Ты бросил меня после всего, что было, ты решил, что я тебе больше не нужна!

— Я не могу просить тебя о прощении. Я говорил, что наше прощание будет нелёгким, и что есть всего несколько способов, чтобы его преодолеть. Во-первых, я могу предложить тебе забыть всё, что нас связывало, от всего плохого и хорошего, очистить твои воспоминания от наших совместно-проведённых вечеров. Но это может вылезти боком в самый непредсказуемый момент — фантомные воспоминания, дежа вю и тому подобное. Во-вторых, я могу забрать тебя работать во Дворец, который расположен в Рутении, ты будешь дипломатом, будешь ездить по миру, и...

— Уходи. Ты уже умер — официально и в моей душе. Оставь меня пережить это всё самой, и уходи.

К сожалению, я не послушал её, я не мог так всё оставить. Она не должна была стать разносчицей всех тайн, которые я раскрыл ей за время нашего знакомства.

— Ответь мне на последний вопрос, если вдруг у нас после той ночи мог бы получиться ребёнок, ты бы хотела его оставить?

— Нет, — ответила она и закрыла дверь.

Я остался за дверь ещё на миг. Это было жестоко, но я был вынужден был завершить дело. Через пару секунд после того, как дверь закрылось, из сознания Кэтрин удалилась львиная доля воспоминаний обо мне. Растворилась часть подарков, которые я дарил ей, а память о пожилом учителе истории ограничилась парой диалогов в рабочее время и странными снами, где они вместе пили чай и мирно беседовали о мировых проблемах. Я безболезненно удалил из неё частицу себя, как она это просила, потому что это было справедливо, как мне казалось.

Мой дед, Римус Пятый, когда ещё в детстве учил жить в мире людей — а такую практику обязательно проходят все юноши и девушки — сказал мне одну злую, циничную фразу, которую мне приходится ежедневно носить в памяти. 'Нельзя спасти всех бездомных котят, Адам' — сказал он. И всё же, не хотелось верить, что она не останется одна, что в школе или другом её окружении будет кто-то, кто поможет ей не оставаться одной.

Впереди был долгий путь. Сначала мы с Рэдом отправились до Фелпстауна, там сели на стометровый сферолёт, который понёс нас и ещё три сотни пассажиров в двадцатичасовое путешествие до Геалдакарты, столицы Иаскана.

Говорят, на Земле самолёты и ракеты летали быстрее, чем сферолёты. В Малое Средневековье людям тоже удавалось создавать технику, позволявшую переносить друг друга с континента на континент за несколько часов. Мы, Сеяные, тщательно препятствовали развитию быстрой авиации — в период неравномерного развития технологий в этом случае войны были бы более непредсказуемыми. Не осталось бы малых держав, да и Заповедник бы оказался под угрозой. Эксперименты с этим проводил лишь Аркадер в Бриззе. Всё это обернулось ядерными бомбардировками двух восставших городов. То ли из-за этого, то ли просто из-за осознания, что тянуть больше нет возможности, мы позволили людям вновь открыть технологию сферолётов — вовсе не забытую, а, наоборот, тщательно скрываемую нами.

Мы прилетели ночью. Столица Северной державы в том веке была самым крупным городом на Рутее. Из девяти миллионов человек большая часть жила в районах на равнине, прилегавшей к обширной бухте.

Мы же остановились в двух номерах в Верхнем городе, где было намного холоднее, но не так многолюдно. Между рейсами был разрыв в восемнадцать часов, мы успели выспаться и на утро я предложил подняться на фуникулёре ещё выше, на плоскогорье.

Здесь подавали шикарный кофе, собранный на южных полуостровах материка. Взяв пару стаканчиков, мы глядели с высоты на ледяные шапки к северу, на огни просыпающегося исполинского города и далёкое холодное море на горизонте.

— Там, наверху, в горах, расположено небольшое княжество Шамбала, которое не подчиняется королевству Иаскан, — начал я издалека. — Монахи и последователи шести земных религий основали его ещё в самом начале Малого Средневековья.

— Я в курсе. Говорят, именно они правят всем человечеством Рутеи.

— Нет, не совсем так. Но там сохранилась мудрость землян, в ледяных пещерах стоят древние сервера, которые позволили сохранить многие фильмы, книги, технологии. А миром правят совсем другие люди. Такие, как я, например. И такие, как ты.

И я рассказал ему о том, кем является он, и кем являюсь я. Я предложил ему направиться во Дворец, чтобы лучше познакомиться с тем местом, где всё связывается воедино.

Инициация прошла успешно. Рэд не испугался и не повредился умом. Хлопнув по полрюмки сакэ в горном ресторане, мы отправились обратно на сферовокзал, и взяли билеты на Скомлу, столицу Рутении.

* * *

Я сильно рисковал. С одной стороны, Иаскан был уже 'нашей' державой, и об инициации мало кто мог узнать. С другой — это произошло не совсем по правилам. Точнее, совсем не по правилам.

Лететь предстояло пятнадцать часов. Чувство тревоги не покидало меня, и я решил спросить совета у Старших. Когда Рэд уснул на соседней койке в тесной каюте, я не выдержал и телепортировался в Левиафанер.

Я очутился в центральном холле Дворца. Несмотря на обеденное время, вокруг было пустынно. Меня заметили и направились ко мне с двух разных сторон Адель и Макс.

— Ты в курсе, что нарушаешь пропорцию по аренде? — с ходу спросил Второй.

— В курсе.

— Ты в курсе, что после этого могут последовать действия от других игроков?

Я кивнул.

Адель приблизилась ко мне, приобняла, погладила по голове, затем горячо, страстно поцеловала. Нагая, почти такая же молодая, как и я, на виду у всех.

— Я так рада, что ты снова молод. Дорогой, ты всегда так трепетно относился к своим человеческим детям и прочим отпрыскам. Но ты же понимаешь, что руководство не сможет тебя поддержать, если что-то случится с Рэдом?

— Что-то назревает, Адам, — кивнул Макс, прохаживаясь мимо меня и даже не глядя в мою сторону. — Возможно, скоро нам придётся вести Игру не только с Дворцами Рутеи, но и с Дворцами других планет. В таких условиях вместо него должен был быть кто-то другой. Этот юноша должен был быть нам полезен. Когда придёт время вводить парня в Игру, докажи мне, что он не балласт.

Это была совсем не та реакция на моё решение, которую я ждал. Но, с другой стороны, любая определённость хуже неопределённости. Я вернулся в каюту, прямо под одеяло, и вдруг обнаружил, что Рэда нет на своей койке.

Вышел в узкий коридор, дошёл до зоны буфета — там было пусто. Почувствовал неладное, дошёл до туалета, открыл дверь, и увидел, как моего спутника у умывальника держит за грудки и трясёт рослый денниец.

— ...Задание, какое у тебя задание!

Я инстинктивно, с ходу обрушил на него Алгоритм 'щит', пытаясь повалить на пол и оттеснить от Рэда. Не помогло. Я подумал, что что-то не то с реакциями, запустил Алгоритм снова, и только после второй попытки понял.

Не получится. Противник — полусеяный. Камера в углу не работала. Охрана деактивирована Алгоритмом отвлечения.

Инициированный полусеяный. На голову выше и меня, и Рэда. Всего лишь в плане роста, разумеется, но...

Бессилие — наверное самое страшное, что может испытать подобный мне. Не страх за свою жизнь, не боль и не обиду — бессилие перед простой ситуацией.

Мельком посмотрел на Рэда — удивительно, но в его глазах не было страха! Только дикий азарт и хищная, почти животная злость. Я начал думать, где достать оружие, и хватит ли моей Способности, чтобы просто оглушить деннийца. И как потом оправдываться перед Комиссией. И тот, наконец, повернулся, заметив меня.

— А. Крыша прилетела, — с пониманием кивнул он.

Он выждал пару секунд. Да они провоцируют меня, понял я вдруг. Ждут, когда я сорвусь и применю вред полусеяному — не Способностью, так просто физической силой. С пренебрежительным видом, словно отряхиваясь, он выпустил воротник Рэда. Прошёл мимо меня в коридор, на мгновение обернулся и бросил:

— Забирай парня. Привет тебе от Игнатия. Он, кстати, не доволен. Говорит, ты его обманул. Говорит, парень-то особый у тебя. Полезный.

— Вали давай.

Денниец послушно скрылся за поворотом коридора. Обернувшись к Рэду, я уже начал готовить извинительную речь, но тот ответил даже немного с весельем в голосе:

— Ну, мы так не договаривались! Что, теперь мне всю жизнь предстоит провести в подобных разборках?

— Не всю, но ближайшие пару недель лёгкими не обещаю. Ты как, в порядке?

— В порядке, — Рэд пошлёпал обратно в тапках по коридору. — Мне удалось даже прочитать у него пару мыслей. Точнее образов, знаешь — что-то про Заповедник и про странного парня в шляпе. Так на какое задание ты хочешь меня отправить?

— Пока тебя нельзя никуда отправлять. Погоди, придёт время.

— Его время не скоро придёт, — послышался голос из-за спины.

Игнатий был без шляпы и выглядел несколько старее, чем раньше.

Я всё понял без слов.

— Уйди в комнату, — скомандовал я Рэду.

Начался поединок — безмолвный, тихий, совсем не похожий на поединок Средневековых магов или супергероев. Это была мысленная шахматная партия, поединок программистов или игроков в стратегию.

Сначала он попытался вломиться в моё сознание при помощи Алгоритмов парализации. Я выстроил стену, стал глух и нем, оставив лишь зрение и тонкий канал связи.

Потом сознание на миг отключилось, я машинально схватился за стену. Меня затащило в мир, похожий на мир компьютерной игры и сна одновременно. Это была планета Гмон-Ян, мрачная, суровая гористая местность, в которой я ни разу не был. Время не то ускорилось, не то замедлилось. Я увидел армию из исполинских паровых машин, управляемых низкорослыми волосатыми разумными, похожими не то на мифических гномов, не то на земных павианов. Разум Игнатия, нарисовавший картину, выдал мне всего лишь пару крошечных танков, управляемых армией светлокожих гмоннийцев севера. Я принялся копировать сознание, плодить, умножать число своей армии. Когда число танков и бойцов стало больше тысячи, я понял, что моего мозга и моей силы Способности просто не хватит на большее. Игнатий был слабее, но это он создал игру, он уже играл в неё много раз, его армия была больше в разы.

И я бросил свою армию в атаку. Небо становилось то красным, то синим, его заполонили хрупкие исполинские самолёты, похожие на журавлей. Они бросали бомбы на мои машины, те поливали их огнём зениток, разрывая древесные крылья в труху. Но армада огромных двухметровых машин Игнатия окружала моих бойцов, пытаясь взять их в в кольцо. Тогда я создал десяток сферолётов, вооружённых ракетными турелями и отправил с частью освободившегося сознаний с двух флангов.

До армады долетело всего трое из них. Гигантские импульсные пушки, каждая от которых питалась от небольшой атомной станции, шарахнули по моим машинам, разбивая их о соседние скалы.

Мысленные поединки — редкая форма Игры. Мы не могли погибнуть, нет, но мы могли истощиться и впасть на время в лёгкое безумие, если перегнём палку. Как, как Сеяному девятого поколения удаётся создать такую сцену и обыграть меня, игрока шестого, более высшего поколения? Свободным от игры сознанием я вдруг понял — он играет не один. Он лишь создаёт сцену, словно игровой сервер, в своей голове, а бойцами управляет десяток Сеяных, его коллег.

Мои сферолёты выпустили ракеты, разом убиваая десятки тысяч бойцов Игнатия. Но тут же со склонов гор лавиной полезли племена псоглавов. Низкорослые, бегущие то на двух, то на четырёх лапах, они запрыгивали в мои машины, вгрызались в глотки моим светлокожим солдатам. Их были сотни тысяч, их не должно быть и никогда не было на Гмон-Яне, это полудикие жители Дарзит никогда не собирались в такие исполинские стаи, но правила в этом мире устанавливал Игнатий.

Два моих сферолёта одиноко поливали ракетным огнём пылающее поле боя, на котором осталась всего сотня моих солдат. Я жил там, я чувствовал их боль и смерть, слышал крики и стоны умирающей армии, я устал, это было невыносимо тяжело и трудно.

Из-за горизонта поднималось нечто, похожее на четверорукого исполина-аталавва с одноимённой снежной планеты, только увеличенного в сотню раз. Я понимал, что скоро он раздавит остатки моей армии, схватит, словно крохотные снежки, два моих сферолёта и, обжигая ладони, смолет их в труху.

Я проигрывал.

И вдруг — на доли секунды, земля под полем битвы затряслась, словно от огромного катаклизма, мир побелел по краям и превратился в точку.

Я раскрыл глаза. Игнатий сползал по стене, едва придерживаясь за косяк туалета. Рядом стоял довольный Рэд, в его руках была табуретка из нашей каюты. Я посмотрел на Игнатия — он на миг раскрыл глаза, прошептал губами.

— Победил, — и пропал, схлопнув воздух на месте, где был.

— Он умер? — немного испуганно сказал Рэд.

— Нет, экстренная телепортация во Дворец. Спасибо, внучок, выручил. Мы выиграли эту партию.

* * *

Но время Рэда пришло не тогда — парой дней спустя.

Мы прилетели в Скомлу, столицу Рутении. Мы прогуливались по главной Главной площади напротив Стеклянного Кремля, в самом сердце страны, когда к нам навстречу вышел Роман. После короткого знакомства, он сообщил:

— Антона инициировали. Пора вводить парня в игру, отправляемся во Дворец.

Часть 4. Антон

1. Дворец

Надо мной стояла та самая девочка из сторожевой будки. Я захотел крикнуть, но она поднесла палец ко рту и показала жестом: идём.

Страх ожившего и оказавшегося в комнате ночного кошмара вскоре испарился, уступив место простой логике. Заглянув к ней в глаза, не осталось сомнения, что девочка — Сеяная из Дворца, за которым меня послали шпионить. Жестом я показал на Леонида. Девочка покачала головой и тихо сказала:

— Без него. Все спят.

Я накинул куртку, сходил в уборную, взял пару вещей, потянулся за чемоданом, который наспех упаковали обратно вечером, но она снова покачала головой.

— Не надо. Налегке.

Спали действительно все. Мы вышли из номера, прошли мимо администратора и охранника — первый спал, лёжа на стойке в своём кресле, второй уютно улёгся на диване у входа.

На улице в сферолётах спали солдат горохраны и пара местных алкашей. Я шёл следом за хрупким силуэтом девочки-сверхчеловека по тихому посёлку, ощущая себя персонажем древнего фильма-триллера. Я верил, что они не должны и не могут мне причинить вреда, но казалось, что мой маленький проводник буквально светится изнутри каким-то невидимым радиоактивным светом, и оттого было жутковато.

В будке на проходной горел свет. Теперь мне стало ясно, почему такой объект так слабо охраняется — его охраняют не простым оружием, а силой Способности Сеяных. Если можно читать мысли на расстоянии, двигать предметы, управлять перемещением людей, то достаточно просто поставить ребёнка-телепата на проходной, чтобы в случае чего вмешаться издалека.

Пограничник не то дремал, не то читал что-то с наплечного терминала-читалки. Увидев нас, он отвлёкся, текст перед лицом погас, протёр глаза и спросил:

— Ведёшь?

— Да, он к нам, — сказала девочка.

И мы оказались за стеной.

Участок вдоль городской стены освещался мёртвым светом светодиодных прожекторов. Прямо за будкой была стоянка машин — с удивлением я увидел на ней не сферолёты, а бензиновый колёсный автомобиль, предположительно бриззской марки — Ариан или Сакраменто, я не разглядел. Колёсный транспорт и без того встречается только в глубинке и сельской местности, а бензинники, тем более бриззские — редкость в наших краях. Небогатая растительность, которую выхватывал свет фонарей, здесь была вполне заурядной — заросли самшита, ивняки вперемешку с хвойными кустарниками. От стоянки вглубь зарослей вела не дорога — настоящий тоннель в зелёной гуще, над которым смыкалась крыша из ветвей.

Девочка наконец-то повернулась ко мне.

— Сумеешь вести? Я могу помочь, но не хочу тратить Способность. То есть, свою силу.

Голос был непривычно и неприятно взрослый. И со странным акцентом — примерно так произносили слова в старых фильмах.

— Да. Тебя как зовут?

— Камила. А ты — Антон Этоллин, мы же не ошиблись?

— Разве вы можете ошибиться?

— В твоём случае — бывает, что да. Тест Способности не работает, тут только техника может помочь. А откуда ты знаешь, кто мы?

— Так, начитался разного.

Рина плохо рассказала мне легенду в этой части, и потому пришлось импровизировать. Главное — не завраться, подумалось мне.

— Ну, ты не мог прочитать ничего настоящего о нас. Кто-то рассказал?

— Может быть.

— Хорошо, потом расскажешь всё это старшим. Заводи машину, бензина должно хватить. Умеешь?

Я кивнул и повернул ключ зажигания. До этого я водил автомобили всего раза три — на армейских курсах, на одной экскурсии в отпуске и в Александрите, когда экспериментировал в гараже. Управление оказалось намного грубее, чем у сферолёта, но легче, чем у велосипедов. Очень скоро свет прожекторов сзади померк, автоматически включились фары. Я смотрел вперёд, пытаясь разглядеть свет в конце тоннеля. Ветви пару раз хлестнули по лобовому стеклу, Камила заметила это и сказала:

— Тут только прямо, следи за дорогой. Я скажу, когда нажать на тормоз.

Дорога пошла под небольшим углом наверх. Вскоре, через минут десять, начало светать, а светало в этих краях намного быстрее, чем в том же Сереброполисе. Сначала машину окутал зелёный свет, пробивающийся через листву, в глазах неприятно замельтешило от смены яркости. Потом мне пришлось прищуриться — мы выехали на открытое поле, посередине которого стояли ворота.

Голые одинокие ворота на дороге — стен не было.

— Стены невидимые, — тут же пояснила Камила. — Животные пересекают свободно, а любой разумный мгновенно обнаруживается. У него отрубается техника, начинается кожный зуд, навязчивые мысли... Но так у любого, кроме таких, как ты.

'Разумный' прозвучало как существительное. Мы проехали ещё минут сорок, за невидимой стеной сначала шли поля, потом начались террасы, засаженные виноградником и ещё какими-то плодовыми деревьям. Наконец, появились признаки цивилизации. Левее в небольшой низменности расположился пруд, огороженный плетёной изгородью, вдоль которого стояло три десятка приземистых домиков с соломенными крышами и несколько коттеджей чуть повыше.

Я заметил пару человек в соломенных шляпах — мужчину и женщину средних лет, собирающих фрукты в полусотне метров от дороги. Услышав автомобиль, они отвлеклись от дел и помахали нам. Мне захотелось спросить у Камилы, кто эти люди, но я решил отложить лишние вопросы на потом.

Пейзажи вокруг, идеально вписанные в природу, вселяли атмосферу какого-то торжественного умиротворения. Величественный вулкан высился прямо передо мной. Его вершина, казавшаяся до того достаточно близкой, теперь потерялась в дымке облаков. Я читал про этот эффект — если ехать на какую-то большую гору, то будет казаться, что она совсем рядом, при этом на деле до вершины ехать придётся гораздо дольше, чем по ровной местности.

Рина говорила про Дворец, но пока никакого дворца заметно не было. Я попытался вспомнить карту, которую мне прошили через визик — мы ехали верным путём. Трасса шла мимо террас и терялась в небольшой роще, примостившейся на боку вулкана. Налево, к пруду и поселению, уходила просёлочная дорога.

— Поворачивай налево, — скомандовала вдруг Камила.

— Погоди, как налево? — спросил я и врезал по тормозам. — Мы же едем во Дворец?

— Не-а, — неожиданно по-детски покачала головой девочка. — Во Дворец тебе рано. Останешься пока здесь.

Постепенно мне начало казаться, что весь план Рины рассыпается в прах. Нас обнаружили ещё до входа на территорию полуострова. Меня сопровождает какая-то незнакомая девочка со Способностью, которая приказывает, куда мне свернуть. До Дворца сходу доехать не удалось. Я успокоил себя: по сути, поселение могло быть неплохим местом для начала расследования. К тому же, там можно было бы избавиться от хвоста в виде девочки-Сеяной. В конце концов, закралась циничная и неприятная мысль — мне не так важно, кто мне приказывает и на чьей я стороне. Главное, выжить и найти то, чего я искал все эти годы.

Последняя фраза Рины из нашего разговора по видео-вызову не выходила из головы. 'Будка — для вербующихся во дворец'. Она это сказала, как что-то естественное, очевидное. Может, я что-то не понимаю? Может, она так всё и задумывала, хоть и говорила вслух другое? Вспомнились шпионские фильмы столетней давности. За ней запросто мог вестись непрерывный контроль, как через имплантаты, так и с помощью этой их Способности. Может, она хочет, чтобы я стал двойным агентом? С другой стороны, она вполне могла и мне что-то недоговаривать, и, к примеру, специально сдать меня с потрохами этим...

— Слушай, сколько тебе лет? — вдруг спросил зачем-то я.

— Тридцать девять, молодая совсем, — улыбнулась Камила. — Первое омоложение сделала. Вроде, мы почти ровесники? Ты притормози, врежемся.

Шлагбаум — настолько архаичное и даже почему-то смешное устройство, закрывающее въезд в поселение, гостеприимно открылся, едва я притормозил перед ним.

— Вон у того, второго домика припаркуйся, — приказала Камила.

По лестнице спускался робот-консьерж — я даже сначала не понял, что это. До этого видел таких только в кино — в Рутении андроиды были официально запрещены уже больше века. Собственно, при растущем населении планеты они были просто не нужны — достаточно минимальной автоматизации, а свободные мозги и руки найдутся. Хотя в Амирлании, по слухам, их до сих пор использовали.

— Добро пожаловать в Первый Рутенийский посёлок, — сказал робот приятным женским голосом. — Пройдите в гостиную.

Заходя в дом, я заметил, как со стороны коттеджей по дороге неторопливо направляется коренастая фигура, одетая в лёгкие шорты и старинного фасона футболку. Камила и робот зашли следом.

— Располагайтесь, — учтиво прозвенел консьерж. — Скоро к вам придут.

Мебель в небольшом холле была фасона столетней давности — старинный и минималистичный ретро-хайтек. На большом экране, висящем на стене, транслировался не менее старинный фильм, возможно, даже земной. Я плюхнулся в кресло, попытался вникнуть в происходящее в экране — просто чтобы снять накопившийся стресс. Но ждать пришлось недолго. Человек, фигуру которого я заметил на дороге, ввалился в холл, резко распахнув дверь.

— Да... Вот, вижу, приехал... Пока не говорил, — он разговаривал по какому-то старинному аппарату, приложенному к уху, наконец, отвлёкся и поздоровался: — Александр. Не узнаёте меня?

— Антон, — я пожал руку и вгляделся в его лицо. Хм, выглядит знакомым, но я и своё лицо последние недели не узнаю.

— Это хорошо, что не узнаёте, так и надо, — улыбнулся Александр и присел рядом. — Моя фамилия Макшеин, я был Директором Рутении... в начале века, как раз перед войной.

По спине пробежали мурашки. Конечно, я помнил это лицо из всех учебников истории и кадров киноплёнки. Разумеется, слегка постаревшее. При Макшеине Рутения вернула себе все восточные территории, закончилась раздробленность и правление дворянских родов на окраинах. Была восстановлена технология сферодвигателей, произошли первые конфликты с Амирланией... Я попытался вспомнить, после чего произошло падение рейтинга и голосование об отстранении, и не смог вспомнить. Похоже, об этом вообще нигде не говорилось.

— Да-да, именно я виноват в том, что у нас есть сферодвигатели, — продолжил Макшеин. — Я сам работал в конструкторском бюро, изучал древние чертежи. Ты представляешь, мои коллеги мёрли один за другим. Только начнёт что-то получаться — известие, что умер. Даже на меня совершалось несколько покушений, хотя это запрещено правилами Игр. Пока, наконец, они не смирились.

Робот принёс душистый чай, запеканку и выпечку. Учитывая, что я не завтракал, я накинулся на угощение. Кажется, я даже не заметил, как он перешёл на 'ты'.

— Кто не смирились? Эти... из Дворца?

— Из Дворцов. Сеяные. Они поняли, что новое открытие технологии сферолётов неизбежно. И что мир неизбежно будет меняться. А я долго не понимал, кто они такие, что от меня хотят.

— Но вас, то есть тебя же избрали?

— А, это всё интрижки экспансионистов, — махнул рукой Александр. — Была там одна фракция, они и сейчас, по слухам, собираются. В общем, они побоялись, что грядёт новая война, что нарушится баланс и предложили мне поменять должность, пока я не наворотил делов. Работал одно время послом под прикрытием, потом осел вот здесь, на полуострове. Теперь староста посёлка. Сейчас пообедаешь, и пойдём знакомиться с соплеменниками.

Похоже, ни у кого не возникало не тени сомнения в том, что я собираюсь тут остаться. Я решил, что лучше не лишать их уверенности в этом.

— Кстати, я прихожусь тебе двоюродным дядей, — как-то между делом сказал Макшеин, когда мы вышли за ограду и пошли вдоль улочки с коттеджами. — Тут все друг другу дальние родственники. Ну, или не совсем дальние.

Знакомство проходило очень просто — меня подводили к подъезду, звонили в дверь, открывал мужчина или женщина, мне называли имена и степень родства, которые я даже не старался запомнить.

— У нас живёт сорок пять человек, в основном, все старше пятидесяти лет — ты будешь один из самых молодых, — продолжал экскурсию Александр. — Те, кто помладше, в основном, трудятся на благо Дворца за его пределами. Да, и здесь собраны те, кто говорит на рутенийском — для жителей архипелага, иасков и амирланцев поселения отдельные. Но мы часто собираемся и устраиваем чемпионаты в волейбол, настольный теннис и компигрушки.

Я даже не стал спрашивать, что значит 'компигрушки'. Кое-кто проводил в дом и показывал убранство, пытался угостить чаем — достаточно обычное, с намёком на земное реконструкторство. Всего одна пара оказалась моложе меня, а большинству из хозяев на вид было лет пятьдесят-шестьдесят, не больше.

— Погоди, но тебе, получается, около сотни лет? — вдруг осознал я.

— Сто шестьдесят три, если не ошибаюсь, — кивнул Александр. — Да, мы живём раза в два-три дольше простых смертных. А то и в четыре. Помнишь Арсения из вон того домика? Ему триста шесть. Бонус за обладание идеальным генокодом. И всякие неведомые дополнительные функции. Но, всё же, мы немного стареем, в отличие от наших предков. Сеяные могут делать омоложение и модифицировать себя вплоть до возраста ребёнка. Ну, ты видел Камилу.

Два-три раза дольше. Триста, четыреста лет. Я даже не знал, радоваться этому или огорчаться.

Так продлился наш день до обеда. Потом меня отвели в коттедж, стоявший в конце улицы. На первом этаже там расположилась худая девушка моего возраста, судя по всему, греосийских кровей, её звали Майя. Она показалась мне весьма привлекательной, но наименее разговорчивой из всех.

Меня ответили на второй этаж — в моём распоряжении оказалось четыре комнаты и большая гостиная.

Наконец, меня оставили одного. Сначала я осмотрелся, потом присел в кресло отдохнуть. Здесь работал настенный терминал, я попытался вызвать карту, но не смог разобраться в интерфейсе — настолько он был неудобен. Нашёл лишь красочные разделы с биографиями и блогами жителей.

Одна родилась сто двадцать лет назад, работала послом в Амирлании. Второй было семьдесят, работала военным атташе в Бриззе. Третий был разработчиком сферолётов и известным писателем. Четвёртый — тут я уже более заинтересовался — изучал мрисса в Заповеднике. Я посмотрел биографию Майи, моей соседки — она оказалась сравнительно скупой. Оказалось, ей шестьдесят лет, работала раньше преподавателем истории, исследовала историю информационных систем, было двое детей.

Я попытался прикинуть, какие перспективы мне светят в этом месте. Как я понял, меня могут сделать послом, могут сделать политиком и журналистом, 'четвёртой властью', могут отправить в Заповедник. Но, вместе с тем, мне здесь не нравилось. Всё это до боли напоминало что-то среднее между туристическим лагерем, домом престарелых и... каким-нибудь средневековым лепрозорием.

В дверь постучали, на лестнице оказалась Майа.

— Я заметила, что ты зашёл на мою страницу в системе. Что, знакомишься с людьми?

— Да, есть такое. Майа, можно задать тебе пару вопросов?

— Валяй.

Она подошла по-хозяйски к барной стойке, взяла какой-то зелёной настойки, плеснула в стакан.

— Как оказалось, что ты здесь? Ты сама пришла?

— Нет, конечно. Когда я поняла, что не старею и задаю слишком много вопросов окружающим и себе, на меня вышел агент вражеского Дворца и раскрыл все тайны. После этого любой козырь обязательно переходит из одной колоды в другую.

— В какую?

— Ну, скажем, он переходит в руку того, кто быстрее его сцапает. На меня началась охота. Моих сыновей поймали и посадили в тюрьму. Потом другие люди освободили их. Потом я решила обо всём рассказать прессе и миру. Меня упекли в лечебницу, лечили визио-программатором. Коррекцию делали. Не помогало, на нас, полусеяных, это вообще избирательно действует.

— Но... Там же какие-то правила? Нас нельзя трогать?

— Ха! Нас нельзя убивать. Нам нельзя причинять серьёзные увечья. Причём что такое 'серьёзное' — большой вопрос, я допускаю, в истории случались спорные моменты. Но никто не запрещает нас изолировать от общества. Не запрещает угрожать нам и не запрещает что-то делать с нами. Пока мы не согласимся работать на них. Я сломалась полтора года назад.

Снова холодок по спине. Уже какой раз за день.

— Но почему... почему нас не привлекли и не завербовали раньше?

— А зачем? И у меня, и, я подозреваю, у тебя было не самое лучшее образование. Либо просто были не нужны. Либо какие-то условия договора не позволяли — я до сих пор не разбираюсь в тонкостях. Либо — не получалось взять заложника, и ты представлял большую опасность.

Заложника.

Леонид.

Мама.

Но ведь Рина?... Но на кого она работает? На тех, или на этих?

Что-то щёлкнуло внутри меня, и весь стресс, накопившийся за последние дни, выплеснулся наружу. Я вскочил и побежал вниз по лестнице.

— Погоди! Дурак, не торопись с выводами! — крикнула мне Майа вслед. — Может, это вовсе и не они виноваты!

Но меня уже было не остановить.

* * *

Большой Рутенийский Вулкан (Левиафанов Вулкан, позднее — 'Северный Великий Вулкан'). Действующий стратовулкан на побережье Вулканического полуострова в Левиафановом море. Является самым высоким активным вулканом на Рутенийском материке и третьим по величине пиком на планете после Горы Олимпус Рутенийский и Южного Великого Вулкана. Возраст вулкана приблизительно 9000 лет. Высота его меняется от 8950 до 10150 м и больше над уровнем моря. С момента последнего извержения (19 августа 2513 г.) его высота составляет 9840 м. Вершина конусообразная. (...) Диаметр кратера — 900 м, имеются многочисленные фумаролы. В результате последнего извержения в кратере вулкана образовалась массивная лавовая пробка. В вершинной части вулкана расположено двенадцать ледников на площади 41,7 км², которые питают реки (...)

Над вулканом и на всей территорией Вулканического полуострова существует электромагнитная аномалия, причиной которой считается расположение вулкана над выступом ядра планеты. Из-за связанных с аномалией проблем физического (недоступная связь, отказывающие приборы), а также физиологического и психического характера (головные боли, спутанность мышления, кожный зуд и т.д.), вулканическая территория находится под особым контролем доступа, аналогичным с доступом в Заповедник Мрисса. Изучением вулкана и аномалии занимается Бюро изучения Великих Вулканов, включённое в структуру Департамента Природы и Географии.

* * *

Я вылез через окно туалета и прыгнул во внутренний двор. За ним раскинулся яблоневый сад, опоясывающий пруд и упирающийся в край террасы. Я попытался вспомнить карту, которую показывала Рина — она была безбожно устаревшей, либо намеренно искажённой.

Пришлось сделать вид, что ничего не происходит и пойти размеренным шагом по известному маршруту.

Я прошёл мимо пары, которая возвращалась от виноградника. Мужчина учтиво приподнял шляпу, еле сдерживаясь, с трудом я улыбнулся и кивнул. Оставалось метров двадцать до шлагбаума, как сзади послышался голос Александра:

— Антон! Погоди, ты куда?

Я не стал оборачиваться.

— Антон!

Только вперёд. Я перешёл на бег. Вышел на главную трассу, идущую от Дворца. Оглянулся — пара человек вышли на улицу, но не торопились меня преследовать. Замедлился, успокоил дыхание. Пошёл шагом, прикинул время — за три-четыре часа можно будет добраться до ворот. Но наверняка меня будет там ждать какой-то патруль... Чёрт, да я вообще не представлял, как действовать

Я заметил рощу в километре от дороги, решил скрыться там и свернул в поле.

В поле рос ковыль вперемешку с местными травами. Ускоряя шаг, я невольно подставлял руку метёлкам ковыля, как детстве и юности. Ирена, план найти кого-то — теперь меня это интересовало меньше всего. Меня волновал один вопрос — как спасти тех, кто уже есть рядом со мной и кто дорог мне.

Оставалось совсем немного до рощи, как я почувствовал тень за спиной и обернулся. Надо мной висел лёгкий трёхместный сферолёт, конструкцию которого я до этого не встречал. Казалось, он состоит лишь из обручей и сидений — никакой электроники и прочей начинки.

Внутри сидел парень лет двадцати, на вид безоружный. Он приветливо помахал рукой, и я невольно остановился. Сферолёт коснулся земли, сферополе погасло, и парень крикнул:

— Садись, подвезу!

Ситуация очень напомнила мне ту, что произошла в начале всей этой истории, когда я шёл через природный парк. Я молча повиновался, мы взлетели.

— Хорошая погода сегодня, правда? — попытался разрядить обстановку парень спустя пару минут.

— Ну, она редко бывает плохой в этих краях.

— Тоже верно! Меня, кстати, зовут Адамас.

— Антон.

— Угу, я в курсе. Ну, Антон, что ты планируешь делать сейчас?

— Прикончить вас всех. А потом свалить отсюда куда-нибудь подальше.

Мой спутник рассмеялся — звонко, совсем по-мальчишески. Каким-то даже совсем знакомым смехом.

— Слушай, а давай я тебе помогу. Честно. Ты думаешь, нам тут всем лишь бы посадить тебя на цепь? Вовсе нет. Живи, как знаешь и хочешь. Родственников твоих мы не трогали и не собираемся. И наниматели твои, я думаю, тоже. Хотя, конечно, за Георгием придётся следить, раз он теперь знает так много. Ты в курсе вообще, какие территории обслуживает наш Дворец? Кто наши подданные, тебе сказали твои вербовщики?

И тут я понял, что об этом в визике не говорилось ни слова, а сам я просто не задумывался об этом. И тут же обнаружил новый серьёзный вопрос для себя.

— Рутения?

— Рутения, Конзатан, Кеолра, Иаскан, халифаты южные, центральный архипелаг... Именно мы охраняем все те земли, где ты прожил всю жизнь. Я не буду посвящать тебя в наши взаимоотношения с твоим нанимателем, но они далеко не самые дружеские. Лучше, чем с третьим Дворцом, но...

Получается, Майк соврал мне. Соврал мне тогда про то, что синдикаты подчиняются правительству, и я все последние недели, по сути, был предателем, работавшим против собственного народа. Но кто же тогда Рина? Двойной агент? Шпион, отправивший меня к врагам, или она сама — шпион в южном Дворце?

— Хорошо, я вижу, ты задумался, — продолжал Адамас. — Давай я помогу тебе убраться из наших краёв взамен на одну небольшую услугу.

— Какую?

— Я тебя познакомлю с одним человеком. Что скажешь? Это не займёт много времени.

— С кем, с вашим главным? А зачем он мне нужен?

— Ну, нет. Игорь Первый слишком занят, чтобы разменивать своё время по мелочам. Но не бойся, тот человек тоже неплохой. Он тебе вреда не причинит.

Я молча пожал плечами, мой спутник воспринял это как согласие и резко поменял курс. До Дворца мы так и не долетели. Сначала мы направились снова в сторону вулкана, но потом, чуть дальше развилки, ведущей на посёлок рутенийцев-полусеяных, свернули направо, в небольшую горную долину.

Туда вела похожая дорога, заканчивающаяся смешным шлагбаумом.

Сферолёт приземлился на небольшой площади, окружённой маленькими домами с остроконечными крышами. Парень толкнул меня вперёд, к небольшим беседкам, стоявшим между коттеджами. Здесь слышалась совсем другая речь, малопривычная, но оттого даже менее пугающая. У одной из беседок вокруг толпилось человек шесть — разного пола, возраста и цвета кожи. Пахло костром и жареным на углях мясом. На нас обратили внимание, и пожилой на вид мужчина толкнул вперёд парня, на вид — примерно ровесника Адамаса.

Он был смуглый, загоревший, слегка с восточным разрезом глаз.

А ещё он очень сильно напоминал меня в юности.

— Знакомься, — сказал Адамас. — Мой внук. И твой сын.

Парень протянул мне руку. В его глазах был страх. В моих, скорее всего, тоже.

2. Заповедник.

— Вы уверены, что это мой отец? — разобрал я фразу по-амирлански. — Он не похож на меня.

— Ты похож на меня, — ответил я за нашего проводника. — Мне перешили лицо. И ты похож на мать, мою первую жену.

— Ты полусеяный, ты это уже знаешь, — продолжал Адамас, обернувшись ко мне. — Я был знаком с твоей матерью в течение двух лет и вполне по-человечески любил её. Я очень хотелось подарить ей сына, чтобы он стал хорошим, справедливым человеком. Помнишь, как ты свалился на неисправном сферобайке в четырнадцать лет? Это я тогда спас тебя.

— Ну, спасибо, — хмыкнул я.

— Это я познакомил вас с Ирэной, организовал цепь случайностей. Пытался помочь во время войны, но там не всё было в моей власти, тогда менялись области в игре, и Югрось стала зоной на границе интересов Дворцов. Пару раз я подходил к тебе — в роли преподавателя, когда ты сдавал экзамены, в роли курьера в Александрите-пять...

Мне пока было непонятно, благодарить этих людей, или нет. Подобно персонажу старинных фильмов, я чувствовал себя только что обнаруженным, что являюсь подопытным кроликом в какой-то большом эксперименте, которым являлась вся моя жизнь.

— Нет, ты не думай, что я управлял тобой. Это попросту невозможно. Мне хотелось, чтобы ты не ввязывался во всё это и жил своей жизнью.

— Как видишь, у тебя плохо получилось. Ирэна тоже полусеяная?

— Она была полусеяной, судя по всему, но её происхождение не определено. Скорее всего, её матерью была Сеяная, а не наоборот. А отец, возможно, полусеяный. То есть в ней три четверти от нас, и всего четверть — от человека. Такое случается, но очень редко, и таких редко обследуют на предмет происхождения. С ними непредсказуемо срабатывает Алгоритм защиты. Позже её подкинули приёмным родителям, которые, к сожалению, рано умерли. Очень похожая история у Рэда, только его родители живы.

— Как так получилось, что он здесь, а она — там? Получается, она успела его родить перед тем, как её украли?

Адамас развёл руками.

— Мы не знаем. Это предстоит выяснить. Но гены не врут, Рэд однозначно её сын. И твой.

— Она умела читать мои мысли, как мне иногда казалось, — сказал я. — Это за этим вы украли её?

— Это сделали не мы! Более того, вполне возможно, что никто из местных Дворцов не причастен к кражам. Мы хотим совершить расследование. И нанять тебя в качестве охранника экспедиции.

— Куда?

— В Заповедник. Мы подозреваем в нарушении законов наших коллег, которые работают над охраной Заповедника. По сути, они варятся в своём соку, их департаменты слабо контактируют и плохо подчиняются нам. Государство в государстве. В последнее время в Заповеднике замечена странная активность.

Значит, интуиция не подвела. Я всё это время шёл в правильном направлении.

— Хотите сказать, Ирэна на другой планете, и я должен отправиться туда, чтобы найти её?

— Совсем не обязательно отправляться. Главное — найти следы и доказательства того, что людей украли. И продолжают красть.

— Только не говорите, что я отправлюсь в путешествие вместе с ним, — кивнул я на Рэда. — Он слишком молодой. У него ещё всё впереди.

— Нет, я хочу! — сказал Рэд, перейдя на рутенийский. — Я вырос на границе с Заповедником, с другой стороны. Я с детства хотел... желал попасть туда.

— Это не туристическая поездка, сынок.

Было непривычно и как-то тревожно называть кого-то 'сынок'.

— У меня отличные показатели по физкультуре и военной подготовке.

Я нервно хохотнул. По физкультуре! Адамас кивнул:

— Мне тоже очень не хотелось бы отправлять тебя в это пекло. Вы отправитесь туда не на сферолёте, на броневике, которым пользуются исследователи. Покинуть его потребуется только в конце путешествия, но и это будет очень опасно. Полёты сферотранспорта над Заповедником запрещены. Тем более, вам нужно пробраться незаметными. Меня или простых людей там заметят в любом случае. Однако, когда дело будет раскрыто, или по истечению периода, я помогу вам выбраться обратно.

— Я могу остаться в броневике, — предложил Рэд. — Всё равно кто-то должен будет его охранять.

Адамас задумался, но в конце, всё же, кивнул.

— Лишняя фигура нам не помешает. Также возьмёте Майю, твою соседку, Ильяса, он уже переходил один раз границу, и проводника. Кстати, Антон, ты уже знаком с ним, и это одна из причин, почему ты нам был так нужен.

* * *

'Этносы Мрисса условно делят на северный (высокорослые, светло-зелёная кожа) и южный (низкорослые, коричневая и бирюзовая кожа). Южные этносы также подразделяются на шесть или семь субэтносов, некоторые из которых (так называемые Гагарм, или дикари), не признают власти верховной элиты Меомрасотала Мри и де-факта являются отдельным раннефеодальными автономными государствами. Относительно точно известно, что у северного этноса письменность, традиции, законодательные основы и технологии (такие как многоэтажное строительство, инкубаторы для головастиков, рытьё каналов, рыбоводство, утеплённая одежда плащи для среднедальних путешествий) появились раньше приблизительно на 2-3 тысячи лет, нежели таковые на юге. Южный этнос сохранял независимость и копировал достижения севера, пока, наконец, не слился с ним в единое государство незадолго до Переноса Планет'

(из исследовательских докладов станции Меомрасотал-15)

* * *

Мы находились в деревне мрисса-путешественников, которая расположилась в крохотной резервации около Чёрной Серьги. Посёлок представлял собой небольшое поселение с двумя десятками деревянных строений из грубо-обтёсанных брёвен с крышами из елового лапника. Если верить самым древним, ещё чёрно-белым фильмам, похожие избушки строили и наши предки на Земле. Видимо, технология деревянного зодчества на таких этапах развития на разных планетах мало чем могла отличаться.

Они стояли вокруг небольшого пруда, в котором плескалась форель. Все жители, увидев въехавший на территорию вездеход, попрятались в хижинах, оставив костры на берегах догорать.

Сторож-пограничник пропустил нас. Cо мной прошли Майа, Ильяс — средних лет коренастый метис, Рэд и Леонид. Последнего я не стал посвещать в цели миссии, хотя он догадался и сам.

По дороге от пограничного посёлка я осторожно спросил его про Рину. Оказалось, что она как будто испарилась и больше не появлалась, не выходила на связь. Возможно, она смирилась с тем, что нас перевербовали, возможно — залегла на дно и собралась всплыть в самый последний момент. Меня это насторожило.

— Нет, ребята, я туда не поеду, — ответил он на моё предложение отправиться в Заповедник. — Это, конечно, очень круто, но у меня теперь гигантские творческие перспективы и куча дел на родине. Не хочу помереть где-нибудь в тысяче километров от людей, чтобы археологи мрисса достали мою мумию из болота через тысячу лет.

— В таком случае, у меня одна просьба к тебе.

И я попросил его навестить мою маму и оставшихся родственников, чтобы сообщить о том, что я жив, что у меня есть сын, и что я занимаюсь теперь вещами государственной важности. Было рискованно, что он разболтает что-то лишнее, но я осведомился у Адамаса (всё никак не мог привыкнуть и назвать его отцом), чтобы тот позаботился об этом.

Я угадал по поводу проводника — действительно, я уже был знаком с ним. Амамг-Са вышел из шалаша и приветсвенно поднял руки над головой, опустив сначала левую, затем правую.

— Это знак особого почтения, — подсказала мне Майа.

— Приветствую вас, — проскрипел переводчик в ухе. — Я помню тебя, Стоян. Ты был добр ко мне, и был невольник, как я. Благодаря тебе меня отпустили.

Выглядел путешественник куда лучше и здоровее, чем тогда, в грязном бункере. На шее у него висело что-то, что я сначала принял за амулет, но чуть позже понял, что это переводчик, аналогичный нашему, только для мрисса.

— Не совсем благодаря мне, — ответил я. — Благодаря тому, что кое-кто уничтожил почти всю восточную часть синдиката. А моё настоящее имя — Антон.

— Мне помогли выбраться и добраться сюда. Теперь я познал свою цель-предназначение. Я думал, это Дальноморск, а это вы. Я должен был прийти сюда, чтобы проводить вас обратно в Страну.

Слово 'мрисса' переводчик перевёл как 'Страна'. Осталось за кадром моего понимания — то ли мысль о том, что Амамгу нужно проводить нас, внушил кто-то из Сеяных, то ли с ним просто поговорили и предложили отправиться в обратный путь, то ли он сам это осознал. Мы погрузились в болотоход-амфибию и выехали из деревни. Управление было интеллекутальное, хотя нас предупредили, что электроника в Заповеднике может отказать, и придётся вести вручную. Двинулись через лес, вдоль ручья, берущего истоки в пограничных горах. Амамг сидел на заднем сиденьи рядом с Рэдом в специальном комбинезоне.

— Тебя же изгнали? У тебя не будет проблем? — спросил его Рэд.

Парень, похоже, дико волновался, впервые в жизни видя зеленокожих так близко.

— Я попросил себя быть изгнанным.

Нам предстояло ехать вместе два дня до границы, долгие шесть дней до столичной территории, и неизвестно сколько плутать по окрестностям. Насколько это будет напоминать поиски иголки в стоге сена — предстояло разбираться по ходу пьесы.

По дороге мы немного разговорились с Майей и Ильясом. Обоим было в районе шестидесяти, хоть и выглядили моложе. Ильяс родился в Югроси и в чём-то казался мне похожим на меня. Плотно изучал мрисса и понимал кое-что без переводчика. Учитывая сложную генеологию Сеяных, я догадывался, что он также приходится внебрачным родственником кому-то из организаторов экспедиции. Он сильно прихрамывал на левую ногу, и мне стало понятным, почему его одного туда не пустили бы. Когда я его спросил, какую роль он занимал в конфликте, он переменился в лице и предложил поменять тему. Мне тоже это перестало быть интересным. Совсем не захотелось узнать, что ближайшие дни предстоит делить хлеб с человеком, против которого воевал в юности.

Мы высадили Леонида рядом с трактом, проехали через деревушки староверов и доехали до гор ближе к вечеру. Заночевали в среднегорье на границе, найдя подходящую высокогорную речушку, чтобы наш проводник мог нормально освежить кожу. Достали походный синтезатор пищи, устроили небольшой пикник. Рэд о чём-то оживлённо болтал с Амамгом, но его переводчик переводил на амирланский. Двойной перевод получался ужасным, и я попросту перестал слушать и отключил переводчик.

— Это последний раз, когда я нахожусь на родине, — проговорил я.

— Перед походом? — спросила Майа.

— Да, перед ним.

— Не волнуйся.

Легко было сказать. Я смотрел на равнины, теряющиеся в закатных облаках, а на душе была лёгкая грусть, смешанная с радостью от того, что я так близок к цели.

* * *

Пограничники на летающих танках, патрулирующие местность на всех высотах, нам не встретились. Видимо, им тщательно отвели глаза или навели неисправность на технику. Признаться, я даже немного огорчился тому — вспомнился Той Беринг, так удачно повстречавшийся после крушения сферолёта с Артуром.

Границу мы пересекли ещё до рассвета. Нам пришлось подняться до уровня вечной мерзлоты, на высоту в четыре тысячи метров. Дул пронизывающий ветер, температура была чуть выше нуля, почти не виднелось растительности. И вместе с тем этот горный перевал был одной из самых низкогорных точек на всём протяжении границы с Заповедником.

— Как ты пробрался через перевал?

— Я чуть не умер здесь, — коротко ответил Амамг-Са. — Но я верил тогда в свой путь. И этим путём много веков назад шли многие из наших предков.

Впереди была едва прозрачная дымка, тонкая колышущаяся пелена, указывающая границу Заповедника. Она слегка напоминала сферополе и поднималась с поверхности, шла вверх, огибая ветки низкорослых кустарников и терялась в облаках. Я вышел из вездехода и прикаснулся к ней — она была вполне ощутимой. Не то её делали таковой особые технические средства, оставленные нам ещё земными колонизаторами, не то всё было реализовано при помощи Способности.

По словам Адамаса, пограничников они взяли на себя, но что касается этой границы...

— Погасите электронику, — сказал Ильяс. — Иначе нас засекут.

Мы перевели вездеход на дизельный режим и поддали газу. На секунду нас обожгло — примерно так обжигает от импульсника на самом слабом заряде. Сильнее всех заворчал Амамг — у него заслезились глаза, и он стал растирать кожу через скафандр. У меня чесались руки и ноги, как от сильного загара.

— Поздравляю, ребята, мы в Заповеднике, — сказал Ильяс, сидевший за рулём.

Я услышал стук сзади и посмотрел на Рэда. Он сполз с сиденья на пол, схватившись за голову. Расчёсывал руками лицо, нервно массировал виски.

— Эй, эй, Рэд! Что с тобой! — я присел рядом с ним.

Ильяс притормозил, но Рэд прошипел сквозь стиснутные зубы:

— Вперёд, вперёд!

Амамг-са тоже опустился на колени и приложил свои зелёные, немного скользские пальцы к его голове. Рэд успокаивался — покраснение на коже проходило, дыхание становилось ровнее. Полностью оклемался он через минуты три.

— Как ты? Что это было?

— Никогда такого раньше не было, — проговорил он. — Видимо, поле границы действует, как должно действовать на людей. Я же не полусеяный, я гибрид. На меня все эти ваши колдовские штуки действуют... рэндомно, избирательно.

Мы спускались с хребта до самой темноты. Электронику снова стало можно включить, а вместе с тем заработали и блага цивилизации. Становилось теплее, воздух приносил новые ароматы — запахи каких-то местных животных, дым далёких костров, затерянных внизу.

— Здесь нет крупных поселений, — сказал Ильяс. — Живут только фратрии Са, Огогигл и Гагарм.

— Первые — это путешественники и колонизаторы, вроде нашего проводника, вторые — что-то вроде отшельников?

— Да, отшельники, лекари, собиратели растений, странствующие музыканты. В отличие от Са, которыми являются только мужчины, и которых изгоняют из общества, эти могут быть и женщинами. Могут заводить семьи, только очень редко рожают и выносят потомство. И тоже стороняться густонаселённых территорий.

— А Гагарм — это, вроде бы, дикари?

— Да, это мелкие кочевые племена дикарей.

— Недостатки, — вдруг сказал Амамг. — Увечья.

Видимо, он тоже прослушивал наш разговор.

— Их выгнали за недостатки.

— Физические?

Тут в разговор вклинилась Майя.

— На севере почти не осталось настоящих дикарей. Цивилизация существует много веков. Раньше дикарями становились те, кого изгоняли за врождённые увечья — например, отсутствие конечностей, длинный язык, не отпавший после созревания хвост, короткие уши и так далее. Сейчас таких почти нет, и в дикари уходят простые бандиты. Примерно как в синдикаты по ту сторону границы. И вот таких следует остерегаться больше всего.

И всё же нашей встречи с дикарями не удалось избежать. Поскольку нам приходилось двигаться вдоль реки, а вся цивилизация Мрисса построена вокруг рек и озёр, нам пришлось встать на следующую стоянку на побережье небольшого пруда.

Ночью нас разбудил Рэд, несущий дежурство.

— Там... огонь. Пожар!

Мы выглянули в окна нашего броневика. Нас окружал десяток факелов. Кое-где проглядывали силуэты аборигенов в странных куполообразных балахонах.

— Мы влипли, — констатировала Майя.

Ильяс кивнул.

— Самое интересное — то, что у пограничных банд бывает огнестрельное оружие. До центральной части оно не доходит, и запрещено — что местными законами, что Способностью охраняющих Заповедник. Но на границах ведётся игра — не вполне честная.

Амамг-Са, тоже проснувшись, не стал слушать наши разговоры. Не секунды не раздумывая, он нажал кнопку открытия верхнего люка и неуклюже высунулся наружу, махнув ластоногими ступнями.

— Ты куда, достопочтенный?! — попытался я остановить его, но получил за это лёгкий шлепок по щеке.

И он запел. Он пел в трёх или четырёх октавах, совершенно атонально, вне привычных нашему уху гамм и интервалов. С трелями, переливами, клокочущим бульканьем, среди которого мелькало что-то, похожее на наши имена. Я вспомнил редкий древний жанр музыки — Музыку Фосфора, произошедшую из южного Ирниатана. Я вспомнил, где я слышал её — в старых фильмах, которые рассказывали про этот край. Там нет столь чёткой границы, и местные племена людей-рыбаков в Малом Средневековье жили бок о бок с отдалёнными племенами мрисса. Но почему-то тогда этот эксперимент был прекращён — непонятно, почему?

Факелы стали гаснуть. Сначала один, потом другой. В конце концов осталось два факела, которые после последней фразы Амамга стали медленно отдаляться. Я услышал серию криков и трелей в ответ, после чего Амамг спрыгнул вниз и скомандовал:

— Путь зовёт вновь, в путь.

Мы дали газу. В темноте приходилось двигаться медленно.

— Кто это был? — спросил я.

— Это племя искателей Травы Вечности. Одно из племён. Они ищут траву, вызывающую видения, и продают их на юг.

— Банда наркодилеров? — предположил я.

— Да, — кивнул Амамг, и я разглядел на его лице что-то вроде усмешки.

Все реки мрисса текли в центр исполинского кратера, который образовался сотни миллионов лет, если не миллиард, от удара гигантского астероида или даже небольшого планетоида. Этот кратер, края которого частично разрушились и раздвинулись, был в радиусе не менее четырёх тысяч километров и занимал почти всю территорию Заповедника, не считая северных полуостровов и южных границ с Ирниатаном.

Ближе к центру реки, подобно нитям паутины крестовика, пересекались многочисленными каналами, позволяющими путешествовать от одной артерии к другой. В конце концов, все они впалали в цепь круговых больших озёр, полукругом окутывающих центральную возвышенность и впадающих двумя крупными реками в Ирниатанский залив. Именно в середине этих озёр и распологался Меомрасотал — столичная территория.

Нам следовало идти чуть южнее столицы, не попадаясь на глаза сотрудникам одной из семи станций Заповедного Контроля. Департаментам Дворца было сложно обнаружить нас напрямую, потому что мы были полусеяные. Но среди станций Контроля работали точно такие же полусеяные, как и мы, и на них не действовали никакие 'заклятья' в виде Алгоритмов отвлечения, запущенных Адамом. К тому же, как сказал он, на мрисса большинство из Алгоритмов управления человеческой психикой также не действуют.

Потихоньку я начинал разбираться в системах фратрий. Как и система счёта, она была одиннадцатиричной. Три фратрии были непарными и общими для всей Страны — это Са, Огогигл и Гью. Остальные восемь делились попарно на южные и северные.

Гагарм были дикарями, не признававшими власть. Они делились на кучу мелких родов и шаек, таскавшимся по горам в поисках пропитания. Они не использовали инкубаторы для головастиков, использовали совместные нерестилища, вручную отсеивали и выбирали детей — в общем, не признавали никаких законов цивилизованного общества. Гагарм-ваа жили на севере, и именно таких мы повстречали на пути, Гагарм-ав — на юге, и там племена были больше и древнее — по сути, целые княжества.

Гигл были чем-то вроде крестьян, жителей отдалённых провинций и маленьких поселений. Точно так же Гигл-ваа жили на севере, откуда держали путь мы, и Гигл-ав на юге. Вскоре нам стали попадаться и первые из них. Крохотные деревеньки с плантациями водорослей, прибрежными огородами и садками с рыбой, вокруг которых трудились команды и семьи молодых мрисса. Я вглядывался в них — они выглядели утомлёнными, но вполне спокойными. Младенцы мрисса, совсем крохотные, меньше годовалого человеческого детёныша, совсем по-ребячески дрались и возились на небольших плотах посреди плантаций. Мы включили голографическую маскировку и проплыли мимо почти незаметно, лишь пара трудяг оглянулась в нашу сторону, увидев странные волны на реке.

Следующей фратрией, которую мы увидели, были Сотал — ремесленники, мастера, строители и жители крупных городов. На четвёртый день, после того, как наш первый ручеек три раза впал в реку побольше, мы миновали первое такое поселение. Рельеф тут стал уже достаточно равнинный, и оно растянулось вдоль берега на добрый десяток километров, а протуберанцы оросительных каналов разбежались ещё на километры в сторону.

— Сколько тут примерно населения?

— Примерно семьдесят три тысячи двести пять душ, — ответил переводчик. — И примерно в шесть раз больше головастиков.

Я усмехнулся такой точности, но после сообразил — наш проводник назвал вполне себе круглое число с четырьмя нулями, просто в одиннадацтиричной системе счисления.

В самом центре поселения я заметил что-то вроде рыночных рядов напротив кучи лодок, увидел первые двухэтажные дома с наклонными крышами и орнаментом на окнах. На деревьях то тут, то там виднелись небольшие избушки. Кое-где подальше на поленьях сидели группы жителей вокруг больших костров, рядом с которыми стояли пёстро раскрашенные жители, игравшие на музыкальных инструментах.

— Смотри, столовая, — показал на одну из таких групп Ильяс. — А там певец из Огогигл.

Мрисса здесь одевались по-другому — вместо травяных набедренных повязок были тканые рубахи и вязаные свитера, я разглядел даже что-то наподобие синтетической ткани, непонятно откуда взявшейсмя. На крыльце одного основательного дома сидел в настоящей кресле-качалке крупный пожилой мрисса в разноцветном свитере до пола. В его пасти виднелась хитрая курительная трубка с тремя чашами.

— Мри! — воскликнул Амамг, слегка склонив голову.

Ильяс расшифровал.

— Это городская элита. Охотники на мастодонтов и другую крупную дичь. Вояки. Но этот пожилой, на пенсии.

— Ты боишься его? Или уважаешь? — спросил я Амамга.

— Я ценю его существование, — непонятно отвечал тот.

Так я увидел все фратрии мрисса из присутствовавших на севере. Все, кроме фратрии Гью, которую я увидел лишь в последний день своего пути.

3. Жрецы

Наше общение с Рэдом, сначала не заладившееся, ближе к середине пути уже вполне напоминало доверительное. Перед выездом он прошёл курс визиопрограмматора, и на рутенийском говорил теперь намного лучше. Рэд увидел, что я неплохой человек и, кажется, понял, какие цели я преследую. Я рассказал ему, как познакомился с его матерью, какой она была, рассказал о городе, в котором мы жили, о времени, о войне. Он рассказал о своих приёмных родителях — я попытался убедить его, что они не такие уж и плохие люди, просто с проблемами. Потом он рассказал о Лизе Далтон, своей первой любви. Я дал пару, возможно, неуместных и неуклюжих советов, которые могли сойти за отцовские. Всё же, хотелось верить, что если не я, то хотя бы он обретёт своё семейное счастье.

На пятый день пути мы вышли на главную водную магистраль, одну из одиннацати Великих Рек, ведущую к озёрам и Меомрасоталу. Теперь двигаться приходилось ночью — отчасти из-за жары, отчасти из-за опасности быть замеченными. Трафик днём здесь был более чем напряжённый. Парусные рыбацкие лодки, гребные галеры, что-то вроде паромов, движимых непонятно какой тягой, между которыми приходилось бы лавировать с большим искусством. Баржи, гружёные брёвнами, в лучших традициях Средневековья вверх по течению тащили бурлаки. От берегов рек раскинулись обширные садки с инкубаторами и местами нерестилищ. Благодаря нашему проводнику мы незаметно миновали три крупных поселения, каждое из которых тянуло на миллион жителей, прежде чем начались серьёзные проблемы.

То ли сам по себе от старости, то ли из-за внешнего воздействия, в полночь отказал один из генераторов на вездеходе. Из-за чего накрылась голограмма, синтезатор пищи и часть освещения. Мы доковыляли на дизеле до одной укромной заводи в притоке большой реки, надели комбинезоны и разбили лагерь на берегу. Вокруг крутились полчища комаров-вампиров, лишь дым костра и прочная защита одежды спасали нас.

— На дизеле мы не доедем до столицы, — сказал Ильяс. — Запаса еды хватит ещё на недели полторы, но...

— Надо взять лодку у кого-то из местных, — предложил я.

— Местные могут доложить местным властям, и тогда нам придётся или стрелять, или убегать, — сказала Майя.

— Можно обратиться на станцию заповедного контроля, — предложил Рэд. — Или это строго-настрого запрещено?

Я кивнул.

— Запрещено. Мы подозреваем, что они тоже замешаны в этом.

— Чёрт, но неужели нет пути назад?! — воскликнула Майя. — Неужели нет возможности подать знак Адамасу или Роману?

Мы переглянулись с Рэдом. Я знал об одной его особенности, и пришло время сообщить её.

— Есть, — признался Рэд. — Я же чёртов гибрид. На мне Алгоритм работает избирательно, и иногда я слышу, как он стучится ко мне в мозг, и могу что-то ответить взамен. Но пока это очень рано и рискованно.

— Остаётся лодка.

— Есть вариант, — вдруг сказал Амамг. — Вездеход съест и наше масло. Наверное. Надо достать много нашего масла.

— Что за масло?

— Точно! — воскликнула Майа. — В крупных городах продаётся аналог дизельного топлива, они используют его в шлюзах.

— У них что, есть сложные механизмы? — удивился я.

— Да, но только на крупных артериях. Это появилось всего пару десятилетий назад и было, кстати, предметом большой Игры. Наш Дворец был против такого прогрессорства и нарушения естественного разивтия технологий, но Авалонер продавил проект.

— Я займусь этим, — сказал Амамг, снял с шеи амулет-переводчик и ушёл по крутому берегу куда-то в сторону города.

* * *

'Меомрасотал-15' — одна из семи станций заповедного контроля, окружающих столичную территорию Мрисса и одна из двадцати семи по всему Заповеднику. Одна из старейших, действует с 2410 года. Общая численность сотрудников — 250 человек. Большинство рутенийцы'.

* * *

Вечером наш проводник не пришёл, и мы приняли решения остаться на ночлег. Я проснулся ночью от толчка в бок. В это время дежурил Рэд, он молча показал в заросли, где за кострами, под листьями исполинских папоротников виднелся чей-то силуэт.

Человеческий силуэт.

— Кто это? — спросил я.

— Я думаю, со станции.

— Меомрасотал-пятнадцать?

Он кивнул.

Я вскочил, на ходу застёгивая защитный комбинезон. Заметив движение, незнакомец взобрался по склону холма и нырнул в чащу леса. Вылезли из палатки. Ильяс тоже заметил движение и высунулся из вездехода, воткнувшегося в берег.

— Сиди, мы догоним! — скомнадовал я.

Мы двигались синхронно, молча, стараясь не шуметь. Хоть мы и выдали своё местоположение, мне вовсе не хотелось убивать кого-то, но я понимал, что мне нужно поговорить с этим человеком.

Впереди, в полукилометре от реки, сквозь заросли виднелись огни. Я скомандовал присесть, Рэд понял меня, и остановился. Огляделись. 'Шпиона' нигде не было видно.

Скорее всего, он включил голографическую маскировку. Вспомнив, что в наших комбинезонах есть точно такая же, мы тоже включили её.

— Что там горит? — спросил Рэд.

— Подойдём чуть ближе. Только на опушку леса не выходи.

Огни впереди, на обширной поляне, формировали что-то вроде большой геометрической фигуры. Огонь светильников, закреплённых на длинных шестах, выхватывал из темноты высокие, в пару десятков метров, обелиски, стоящие по углам квадрата. В центре квадрата виднелось два строения — треугольная хижина и широкий навес.

Я вспомнил, что видел что-то подобное в старых документальных фильмах про Мрисса.

— Это храм, — одновременно со мной понял Рэд. — Храм со жрецами.

Спустя минуту из шалаша вышел мрисса в цветном балахоне, несущий в руках ёмкость с какой-то жидкостью — видимо, маслом или топливом, и прошёлся вдоль светильников. Затем отнёс ёмкость обратно в хижину, вылез оттуда полностью голый и скрылся в зарослях.

— На речку пошёл, — шепнул Рэд. — Или пошла, я до сих пор не различаю их пол.

Изнутри, из-под навеса, слышалось пение — примерно такое же протяжное, горловое, странное пение, которым Амамг-са ещё недавно утихомирил горных бандитов, только ещё более высокое, со свистом. Оно манило и вводило в транс. Я вышел из-за ствола сосны, за которым скрывался, и сделал пару шагов в сторону опушки.

Под ногами хрустнул сучок дерева.

Спустя секунду что-то невидимое схватило меня, подсекло ноги и бросило на землю. Воздух колыхался перед глазами, и я почувствовал удар в челюсть. Размахнулся и ударил вслепую — кажется, попал.

— Антон! — крикнул Рэд и тоже вылез из укрытия. Я успел подумать, что он так и не решился назвать меня 'папой'.

Его отбросило назад, к деревьям. Я привстал, пытаясь поймать невидимого соперника и опрокинуть на землю. Схватил что-то, зацепил, дёрнул вниз. В бок врезался тяжёлый ботинок — умный комбинезон смягчил удар, спасая рёбра, но всё же я скрючился от боли. Я увидел глаза и фрагмент лица, тёмным пятном видневшегося на фоне звёздного неба. Меня прикратили бить, лишь прижимали коленом к земле.

— Кто вы такие?! — послышался голос. — Что вам нужно здесь?!

— Мы не контрабандисты, — прошипел я, чувствуя на губах кровь. — Поисковый отряд. Нас послали найти здесь кое-что. Ты со станции заповедного контроля?

— Ты боишься, — послышался голос сзади. — Я слышу, что ты боишься, что мы тоже полусеяные, как ты. И это правда.

Наступило молчание. Меня отпустили.

— Я ничего не знаю, — послышался голос, теперь уже с расстояния в пару шагов. — Я доложу начальству обо всём. Убирайтесь отсюда!

Разумеется, 'отсюда' — не из Заповедника, подумалось мне. Я послушно кивнул, и отправился обратно в лагерь.

* * *

Мы обсудили случившееся и решили не торопить события. К утру Амамг вернулся. Правда, не один, а в сопровождении десятка боевых Мри. На них были металлические кольчуги, стёганые доспехи, в руках держали арбалеты и ещё какие-то хитрые орудия.

Но самое дикое, что мы увидели — это четвёрка поджарых двуногих рептилий ростом около метра, сверкающих острыми зубами, которых воины держали на поводке.

Рапторы. Я слышал о них — это были одни из немногих уцелевших на Рутее потомков динозавров. Как и на Земле, здесь тоже было массовое вымирание и понижение уровня кислорода в воздухе, однако прошло оно более мягко, благодаря чему некоторым видам удалось выжить — таким как рапторы и левиафаны.

Мы укрылись в вездеходе и стали думать, что делать.

— Наверняка они известят власти о том, что мы здесь, в ближайшие часы. У них то ли система костров, то ли какая-то голубиная почта, — сказал Ильяс.

— Они будут его пытать, и он всё расскажет, — предположил Рэд.

— Нет. Они очень редко пытают друг друга. И редко убивают — разве что головастиков для отсева потомства.

— Я предлагаю выйти и просто поговорить. Всё равно это неизбежно, — сказал я, нашарил на сиденьях брошенный нашим проводником амулет-переводчик и вылез наружу.

Мимо пролетела пара стрел. Амамг что-то долго и быстро проговорил, переводчик еле успевал за ним, и я выхватывал фразы 'путешественники', 'проверка', 'станции'. Я поднял руки вверх и медленно опустил их. Затем предложил кому-то из солдат надеть переводчик на шею.

— Это переводчик, чтобы говорить, чтобы понимать, чтобы разуметь, — сказал Амамг.

Солдаты молчали. Наконец один из державших раптотов на поводке подошёл к броневику и жестом показал:

— Кидай.

Он надел переводчик на шею.

— Мы пришли с мирными намерениями, — сказал я. — Кто-то крадёт наших людей, и их след теряется в ваших лесах. Мы пришли проверить станции Заповедного контроля около вашей столицы. У нас нет оружия, кроме одного ружья от диких зверей.

— Вы Мри или Са? — спросил солдат.

— Мы Са. Мы путешествуем, путь ведёт нас сюда, к Меомрасоталу. Амамга его путь сначала вёл к нам, теперь повёл всех нас к вам.

— Вы путаете, — сказал солдат.

— Да это переводчик что-то путает, мать его побрал! — выругался я. — Нам не интересны ваши вожди или кто у вас там во главе. Я ищу жену, я ищу правду, я помогаю своей стране и своему народу.

— Сеете разрушения. И так слишком много людей здесь.

— Много? Есть ещё люди?

Насколько я понимал, все станции заповедного контроля остались в стороне от нашего маршрута, и один проверяющий, болтающийся в лесу, вовсе не 'многие'. Оставалась лишь вероятность, что они имеют в виду кого-то из снабжения станций, но насколько я знал, всё нужное им поставляют на беспилотниках.

— Ещё трое людей прилетели недавно на большой летающей птице. В двух днях пути на юг. Тоже говорили, что приехали проверять ваши поселения. А на деле убили двоих Гигл.

— Нам очень важно знать, кто эти люди. Мы можем остановить их.

Солдаты отошли в сторону и о чём-то долго и оживлённо беседовали несколько минут. Потом один из них убежал куда-то в сторону города, а наш собеседник ответил.

— Они в окружении. Мы сторожим их. Мы должны получить разрешение, чтобы вы могли пойти с нами. Отдайте нам оружие. Ты главный?

Я кивнул. Собеседник махнул рукой в сторону леса и молча, не сговариваясь, пошёл передо мной. Сзади, словно конвоир, зашагал солдат вместе с раптором.

Как я и догадался, мы шли по тропе к храму. Уже издалека я заметил, что в светлое время суток здесь гораздо более многолюдно — между потухшими светильниками, вокруг шалаша стояли мрисса — в разной одежде, разного возраста. Подойдя поближе, я увидел, как все они держали в руках какие-то маленькие свёртки, которые по очереди отдавали двум служителям, одного из которых я видел ночью. Служители стояли у входа под навес.

Толпа расступилась, увидев нас и солдат. Послышались удивлённые возгласы, дети и подростки, завидев меня, испуганно спрятались за спины взрослых.

Я заметил, как к навесу от дальней его стороны идёт узкая канава с непривычно-чистой водой, вдоль которой идёт тропа. Канава заканчивалась под навесом, и я увидел, что под бревенчатой крышей расположен небольшой бассейн.

Сопровождающий что-то отрывисто сказал служителям, и они пропустили нас двоих внутрь.

Солдат опустился на колени и осторожно, тихо коснулся воды — мутноватой, резко пахнущей.

Из глубины вынырнула голова. Она напоминала голову взрослого мриссы, только была меньше раз в пять. Тонкая, белая, полупрозрачная кожа альбиноса, торчащие за ушами отростки жабр. На шее у него был тонкий браслет не то из латуни, не то из золота. Он уже не был головастиком, но и взорослым так и не стал. Я вспомнил всё то, о чём смотрел когда-то в фильмах и читал в книгах. Фратрия Гью — дитя неотении. Это особые, не то отбракованные, не то специально выбранные головастики, которых с момента вылупления кормят какой-то особой отравой. Из-за этого они так и не вырастают большими, оставаясь в форме головастика, но со временем точно также приобретают способность к размножению, способность говорить, мыслить, размышлять.

Солдат запел. Переводчик плохо переводил пение, но он выхватил из потока слова 'Чужаки', 'пустить', 'проверить'. Его монолог продолжался недолго. На пару минут всё стихло, даже негромкие разговоры из очереди у шалаша. В меня пытливо вглядывались красные, немного безумные глаза жреца-головастика. Мне показалось, что он смотрит мне прямо в душу, читает мою память, как могут её читать Сеяные у простых людей.

И я вдруг понял, кто является настоящим правителем мрисса. Нет никакого верховного императора, тайных правящих семей. Есть такие вот крохотные бассейны, разбросанные по всей центральной части страны, и есть полубезумные головастики, которых посещают видения. И не важно, что где-то за спинами у всего общества стоят Дворцы Сеяных, именно Гью, и только они были и будут истинными владыками своего странного народа.

Внезапно жрец тонко, пронзительно засвистел, переводчик на шее у солдата перевёл:

— Пустить, его путь, пустить, пусть идёт!

— Пустить, его путь, пустить!.. — из воды высунулись ещё три головы в браслетах, одна из которых была угольно-чёрной.

Солдат повернулся ко мне.

— Мы отправимся с вами. Путь лежит через Меомрасотал.

4. Меомрасотал

Нас везли на десятиместной галере, надев на головы полупрозрачные мешки. Как я понял, солдаты не хотели выдавать нашего присутствия и вносить смуту в население — что ж, вполне разумно. Тем более, что мешок почти не мешал обзору.

Великая река завершилась огромной дельтой, впадавшей в не менее значительное озеро — одно из пяти Великих Озёр. Меомрасотал мы прошли по самой границе его обширной территории, на месте входа в канал, соединяющий наше озеро с тем, что расположено южнее.

Вдоль десятиметрового канала по обоим берегам виднелась бесконечная череда торговых рядов, крохотных пристаней, загонов для морских коров, пастбищ для каких-то странного вида водосвинок, садков для рыб, детских садов, где резвились вместе головастики и подросшие груднички-прыгуны. По накидным мостикам перемещались странные дамы с веерами из цветных листьев, грузчики, музыканты с арфами, переносящие на спине десятки пузырей-инкубаторов.

Почти все строения вдоль берега были двухэтажными. На отдалении то и дело виднелись редкие, но от того ещё более заметные каменные строения и значительные, в десятки метров в высоту, обелиски и идолы. Один раз я заметил нечто, напоминавшее не то воздушного змея, не то небольшой аэростат. Баржи перевозили всё, что могло вырасти и быть изготовленным неуклюжими на первый взгляд руками мрисса — каменные и бронзовые изделия, древесину, уголь, домашних животных, многие названия из которых я не знал, детские сады и повозки.

— Очень круто, — сказал Рэд. — Страшно и круто одновременно.

Я вынужден был согласиться с ним.

Мы преодолели пару шлюзов — тут-то я и увидел что-то вроде дизельных насосов, перекачивавших воду с одного уровня на другой — и вышли в нижнее озеро. Прошлись вдоль берега и свернули в одну из незначительных рек, вдоль которой, впрочем, тоже кипела жизнь. Затем свернули в совсем небольшой ручеек, вышли на берег, и нас повели через болотистый луг к странному белёсому объекту, который виднелся за деревьями.

Подойдя ближе, солдаты расступились и встали полукругом, пропуская нас вперёд. Я увидел электропланер с солнечными батареями на крыльях, уткнувшийся носом в болото. На крыле сидело трое мужчин. Увидев нас, они встали. Чувство тревоги, не покидавшее меня с момента крушения вездехода, превысило все разумные пределы.

На мне по-прежнему был мешок. Сквозь него я попытался вглядеться в лица людей, как вдруг понял, что знаю по меньшей мере двоих из них.

— Ложись, это полусеяные! — рявкнул я спутникам.

Перед нами, помимо одного темнокожего незнакомца, были Майк Фарвоздин, бывший иерарх 'Серых Волков', и Эдуардо из 'Мастодонтов'. В руке последнего блеснул метательный нож.

Рэд послушно упал, как подкошенный. Майя распихнула пару солдат, окружавших её, и прыгнула за дерево.

— Мы ждали вас, ребята, — Майк Фарвоздин спрыгнул с крыла и, не обращая никакого внимания на солдат, направился к нам.

На него посыпались десятки болтов из арбалетов и пара копьев. Они по странной траектории огибали его, либо падали в землю, либо улетали вверх.

— Видишь, их можно не бояться, — продолжал он. — И тебе можно не бояться их. И мне можно их не бояться. Нам нужно бояться друг друга. Потому что нет Алгоритма, защищающего полусеяного от такого же, как он сам. В этом наше предназначение — быть ферзями в ряду пешек.

Я снял мешок.

— О, так вот где ты. Предатель. Из-за тебя погибо столько народа. Всё, чтобы сохранить твою шкуру. Чтобы сохранить тебе жизнь и довести сюда. Что будет, если я прикончу твоих спутников?

— Не снимайте мешков!! — рявкнул я и побежал навстречу ему.

Эдуардо кинул нож, тот впился в горло Ильясу. Захлёбываясь кровью, он упал на землю, пытаясь освободиться от мешка, прибитого к шее ножом. Эдуардо выругался на платоленгве и кинул ещё один нож, в сторону Майи. Я успел увидеть, как Майа вырвала из рук солдата арбалет и прицелилась в третьего противника. Выстрел, и темнокожий упал в болото. Краем глаза я увидел, как Рэд ползёт через ряды солдат подальше от заварушки. Правильно, парень, правильно, это не твой бой.

Мрисса перестали стрелять. Стояли, как вкопанные, и затянули монотонную трескучую песню. Музыка Олова зазвучала словно долгим, мрачным саундтреком нашего боя.

Я прыгнул на Майка и повалил его на землю. Я попытался утопить его, но падение пришлось на кочку. Извернувшись, он пнул меня в живот и придавил к земле. На этот раз почва подо мной оказалась мягкой, и я почувствовал, как проваливаюсь вниз.

— Из Синдиката не выходят, — сказал он, доставая из голенища сапога нож.

Боковым зрением я увидел, как Майа прицелилась в Эдуадрдо. Он опередил. Я услышал её крик, но не мог определить, жива она или нет. Я пытался свалить с себя Майка, но его тяжёлое тело всё прочнее топило меня в болотной жиже.

Я понял, что это конец. Он замахнулся, чтобы ударить меня ножом в грудь, как вдруг его голова дёрнулась, и он повалился на бок. Я увидел дырку от пули в его голове.

Позади послышался крик Эдуардо. Затем всё стихло.

Я высвободился из болота, используя тело Майка, как опору. Огляделся. На крыле планера стояла Рина. В его руках был пистолет.

— Здравствуй, дорогой, — сказала она. — Пойдём, я покажу тебе, что ты искал.

* * *

'Периодическая система музыки Рутеи — инновационная система классификации жанров и стилей, придуманная и введённая ещё во время колонизации. Каждому стилю и направлению земной музыки двадцать первого века был поставлен в соответствие какой-либо элемент таблицы химических элементов. Инертным газам соответствовала лёгкая электронная музыка, тяжёлая электрогитарная музыка — тяжёлым металлам, классическая и народная музыка — элементам первых рядов. К изначально-использовавшимся двадцати жанрам-элементам во времена Малого Средневековья добавилось ещё около сорока, в новейшее время — ещё около десяти новых жанров. Со временем часть стилей поменяли своё изначальное соответствие, стали носить территориальный характер, обозначая местность и язык, в которой впервые родилась музыка'.

(из исторических энциклопедий)

* * *

Рина вела нас с Рэдом через болотистую чащу тонкой звериной тропой. Майа, раненая в плечо, осталась у знахарей мрисса, те же боролись за жизнь Ильяса. Я не стал спрашивать вслух у Рэда, смог ли он известить о бойне наших покровителей, но оставалась надежда, что помощь из Дворца подоспеет, когда будет ещё не поздно.

— Кто она? — спросил Рэд в начале маршрута.

— Моя старая знакомая. Прошлый наниматель.

Рина заговорила лишь через пятнадцать минут. Сперва она ответила на вопрос Рэда:

— Я твоя бабушка по материнской линии. Мать Ирэны. Я родила её, когда первый раз влюбилась в полусеяного. Ну, и мне хотелось бы поучаcтвовать в эксперименте — на других планетах таких гибридов рожают очень часто.

— Я спал с собственной тёщей, — подумал я вслух.

Какая мерзость.

— Ты ещё не знаешь, кто был твоей второй женой... — Рина усмехнулась и повернулась к моему сыну. — Нет, не волнуйся, Рэд, ты плод любви, а не селекции. Твои отец и мать действительно любили друг друга.

— Я и не волнуюсь, — ответил Рэд. — Я больше волнуюсь о том, куда ты меня ведёшь. Я чувствую, что ты готова и дальше убивать.

— А меня больше волнует то, что ты сейчас сделала с нашими приятелями. Получается, ты можешь убивать полусеяных? Получается, Алгоритм защиты — ложь?

Она остановилась и повернулась.

— Мне показали хитрость, как глушить на небольшой территории Алгоритм защиты полукровок. Способностью вас всё равно не убить, а вот простым оружием... Прости, но иначе я не могла спасти тебя.

— Кто показал? Ты двойной агент?

— Да, с некоторых пор — да. Я поняла, что мне тесно на одной планете, и хочется работать сразу на две.

— Экспансионисты. Дед рассказывал. Погоди, ты говоришь, что ты моя бабушка, и знаешь, откуда я. Как я родился?

— Мы почти пришли. Сейчас я покажу тебе место, где ты родился.

Мы вышли на обширную болотистую проплешину посреди бушующих джунглей. На ней росла только мелкая ряска, а заросли камыша виднелись только по краям. Присмотревшись, я понял, что проплешина идеально круглой формы, и её диаметр достигает двухсот метров. В самой его середине виднелся небольшой холмик двух-трёх метров в диаметре, напоминавший горку в альпийском саду. Приглядевшитсь, я понял, что он идеально круглой формы, и сквозь тину и мох просматриваются очертания стального корпуса.

Я понял, что внизу, под нами, находится гигантский двухсотметровый сферолёт. Космический сферолёт.

К холму от тропинки вела узкая плавучая понтонная переправа. Мы молча, почти инстинктивно, пошли вперёд, к островку.

— Я работаю на один из дворов Дарзит, — продолжала Рина. — Дарзит, планета-пустыня, как её называют, на самом деле — планета-степь. Если вы не знаете, она тоже колонизировалась ещё с Земли, но туда было перенесено всего триста тысяч человек. Сейчас их там около пяти миллионов. И полмиллиарда местных дикарей. Между Дворцам и государствами людей там тоже идёт игра, правда, не столь оживлённая. Им регулярно нужна свежая кровь, свежий генофонд. И нужны ферзи, вроде вас, ребята. Но красть и телепортировать столько людей незаметно для Дворцов-консерваторов мы не в силах. Среди нас нет Старших, максимум, на что мы способны — это перенести всех... позаимтсовованных людей с планеты в слепую зону вокруг сферолёта, а затем, через год, отправить его в двухлетнее путешествие до Дарзит. Да, это тоже запрещено, но хотя бы менее затрано в плане Способности. Ты, Рэд, родился на этом сферолёте семнадцать лет назад. Я не знала, что Ирэна беременна, когда выкрала её. Нам не нужны были проблемы на борту. Поэтому пришлось прямо в пути придумывать, как родить тебя и отправлять обратно. Мы построили небольшой сферолёт, посадили тебя и ещё одного парня внутрь, и отправили...

— Ты разлучила меня с собственной матерью?! — прокричал Рэд.

Видимо, я медленно соображаю в такие моменты. Видимо, я медленно принимаю решения. Но я не выдержал, в два шага оказался рядом с Риной, и схватил её за плечи.

— Ты! Именно ты повинна во всех моих бедах. Ты подстроила всё, начиная от моей разлуки с женой, заканчивая боем с Майком. Ты использовала их и убила, просто так!

Она с трудом освободилась от захвата, балансируя на понтонном мосту.

— Но я любила тебя! Я полюбила тебя, когда ты был ещё мальчишкой. Я понимала, что ты лучший кандидат на то, чтобы быть моей правой рукой. Это всё было ради тебя, чтобы нам быть вместе!

В её руке снова появился пистолет.

— Рэд не входил в мои планы. Он не нужен. Он хороший мальчик, но зря он сюда пошёл.

Я выбил пистолет у неё из рук. Булькнув, он сначала упал в воду, потом беззвучно поднялся вверх из воды и вновь оказался у неё в руке. Она медленно, спиной вперёд отошла дальше по тропинке и приподнялась над ней, левитируя в метре над поверхностью воды. Я почувствовал, что нахожусь в ловушке.

Рэд набрал полную грудь воздуха и с головой прыгнул в болотистую воду рядом с дорожкой.

Рина выстрелила ему в след. Судя по всему, мимо.

— Чёрт возьми, но есть же справедливость в этом мире?! Или только сплошное безумие! Я хочу увидеть свою жену, я хочу счастья для своего сына, хочу освободить всех этих людей! Почему я получаю только вот это всё?!

— Их не нужно освобождать, — послышался голос с островка.

Мы обернулись. Пистолет в руке Рины исчез, её пальцы сначала сомкнулись вокруг пропавшей рукоятки, потом она испуганно заозиралась по сторонам. Рэд вынурнул и, ухватитвшись за понтонный мостик, вылез наверх.

На островке стоял высокий седой человек, обёрнутый в клетчатый халат.

— Меня зовут Игорь. Игорь Первый. Я владею соседним Дворцом, знаете ли.

* * *

Мы вчетвером присели на островке. Верховный Иерарх достал откуда-то термос с горячим чаем, разлил в пластиковые стаканчики и раздал нам.

— Последние годы я вместе с моими друзьями наблюдал за тем, во что превращается род Сеяных. Мы не бездействовали. Мы думали, как сделать, чтобы он не выраждался. Во-первых, мы поняли, что не надо никаких браков между двоюродными или, упаси боже, ещё более близкими родственниками. Не в обиду буде сказано, Рина, я знаю, что ты родилась в сложное для семьи время.

Рина послушно кивнула. Она держала руки так, как будто на запястьях были наручники.

— Ещё надо раз в десяток поколений подмешивать кровь человеческую, и когда доля человеческой крови достигнет одной десятой, получившегося гибрида вполне можно считать Сеяным, он будет точно также грамотно пользоваться Способностью, как и все наши близкие.

— И, наконец, мы решили лишать Способности всех тех, кто убил большое количество неповинных людей, нарушил законы Системы, торопит время с освоением переферийных планет, смешением человеческих и аборигенных культур, и прочее... Многие говорят о 'безумии Старших' или даже о 'безумии Первых', но это ложь. Мы остаёмся верны своему призванию. И вовремя реагируем на изменения цивилизации. Да, мы видели, что соседние дома крадут народ. Криштиан, мой внук, его работники на станциях замешан в этом — это факт. Однако если в прошлый раз мы были категорически против этого, то сейчас понимаем, что за. Так вышло, что ещё две цивилизации, помимо человеческой, получили доступ к технологии сферодвигателей. По правде сказать, именно хиотты с Айпоиды её и изобрели ещё за много веков до Переноса Планет. Но потом у них начался период долгого упадка. Сейчас они снова поднялись благодаря некоторым моим коллегам, и обратили внимание на две соседние с собой планеты. Точно также, как и гмоннийцы — и именно на Дарзит наши с ними интересы пересекаются, эта планета всего в двух перелётах от них. Очень скоро, всего через лет двадцать-тридцать начнётся новый этап Игры — игры не между тремя Дворцами на каждой из планет, а игры между тремя крупнейшими цивилизациями за планеты, расположенные между ними в солнечном хороводе. Поэтому именно сейчас мы разрешили красть людей. Разрешили красть обездоленных, нищих, раненых в войне — чтобы позволить им обрести новый дом. Вы оба, юноши, можете присоединиться к переселению. Можете продолжать работать на мой Дворец и народ Рутеи на своём новом месте.

— Вы говорите, что цивилизаций три, а как же Хаелла? И Земля, там же кто-то тоже остался? — спросил Рэд.

— Земли нет. Это пустышка, гигантская голограмма, а на месте неё — особая гравитационная аномалия, воронка в четвёртом измерении, которая уравновешивает планентарный хоровод и не даёт планетам рассыпаться. Землю уже давно отбуксировали в безопасное место к светилу, похожему на земное. Земная цивилизация развивается своим чередом, и ею правят совсем другие силы. А у людей теперь две планеты, и они имели преимущество в технологоиях, у остальных же развитых планет в системе — всего одна. Поэтому нам приходится сдерживать человеческие амбиции.

— Что будет со мной? — коротко спросила Рина.

— Ты будешь лишена Способности. Ты будешь обеспечена всем необходимым, ты состаришься естественным путём до ста-ста двадцати лет. Возможно, в конце твоей человеческой жизни тебя помилуют, и ты будешь восстановлена в правах. Вас же, правнуки мои, я ни в чём не ограничиваю. Хотите — оставайтесь, хотите — летите вместе с ними. Отправление через пару недель, а пока — внизу функционирует настоящий город. Я могу и просто телепортировать вас на Дарзит, если захотите, мне не составит труда.

— Я полечу вместе со всеми, — решил я. — Не хочу быть там чужаком. А ты, сын, оставайся. У тебя есть семья и есть девушка, которая к тебе неравнодушна. И есть карьерные перспективы. И есть дед, который присмотрит, если что. — Я повернулся. — И тебя я, Рина, прощаю. Если ты действительно любила меня, то я должен простить тебя. Не судите её строго, она просто великовозрастная, способная дура.

— Я учту твои пожелания, — кивнул Игорь. — Ну, что, заходи?

Он нажал кнопку на корпусе корабля. Люк загорелся огнями по периметру и отъехал в сторону, обнажив белоснежную лестницу, ведущую вниз.

Эпилог

С неба опускался исполинский, сверкающий металлическими боками сферический Город.

Ближайшие племена, обитавшие в степи, навострили свой взор на него. Щелкун, чей клан жил ближе всех к месту приземления, слышал от шаманов и предков, что это город Больших Двуногих, прилетевший с неба. Больших Двуногих не водилось в десятках дней пути. Их города, не считая оазисов и горных поселений, стояли далеко на юге и ещё дальше на севере, вдоль побережья океана. Он знал только одну женщину, жившую среди кланов. Она лечила детей, помогала охотиться, оберегала от дикарей-каннибалов, а по ночам сидела на утёсе и смотрела в небо.

На следующий день он послал двух гонцов — одного к месту посадки Летающего Города, второго — в соседние кланы, чтобы те нашли ту женщину.

Она пришла следующим вечером. Проследовала мимо стойбища прямо к Городу, держа в одной руке копьё, а в другой — сорванные метёлки ковыля, росшего в степи. В её глазах были звёзды.

Июль 2011 — октябрь 2017 г., Екатеринбург-Сочи