↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Главарь попытался вытащить из-за пояса "Вальтер", но было уже поздно. На него с криками летел Коротышка, которого Пётр со всей силы толкнул в его сторону, а сам ушёл с линии огня. Ржавый сделал два выстрелил, но только ранил в плечо Коротышку. Тот завизжал, внося свой "пятак" в общую сумятицу, а Пётр в это время в кувырке снова ушёл из-под обстрела и спрятался за мешок с зерном. И уже оттуда сделал прицельный выстрел в руку Ржавому. Тот выронил пистолет.
— Ненавижу! — во всё горло орал он, пытаясь зажать перебитую кисть. — Мусора поганые!
Ташкент сообразил, что здесь ему больше ничего не светит. Он оттолкнул от себя раненного Коротышку и шустро рванул к выходу. Пётр выскочил из-за укрытия и побежал за ним. Ему никак нельзя было упустить главаря, но тот заскочил за первый попавшийся ящик и впопыхах открыл стрельбу под аккомпанемент матерщины Ржавого и нудного воя Коротышки. Кубарем откатившись в сторону, Ташкент чуть ли не на четвереньках рванул к выходу из помещения. Ему повезло, до выхода было совсем уже недалеко, но всё же. Пётр тоже выскочил из укрытия и побежал за ним. По дороге он стал качать маятник, пытаясь предугадывать направление выстрелов бандита. Сам он не стрелял по Ташкенту, а пытался лишь его догнать. Он был нужен ему живым. Главарь обернулся и сделал ещё пару выстрелов. Пули с неприятным звоном рикошетили от толстых стен подземелья. Петру пришлось приостановиться и укрыться за выступ в стене. Ташкент обрадовался, что его преследователь отстал и стремглав устремился к заветной цели. Ещё немного и он спасён. Пётр хотел прыгнуть, чтобы в полёте ударом ноги в спину сбить с ног Ташкента. Но тут Петра, как назло, отвлёк Ржавый. Он, превозмогая боль, поднял здоровой рукой с пола наган и выстрелил. Теперь повезло Петру. Ржавый явно пренебрегал тренировками и, к тому же он стрелял левой, так как был ранен, а поэтому выстрел у него получился неточным. Но он своё дело сделал — отвлёк Петра. Пришлось повторно выстрелить в Ржавого. Теперь уже тот упал бездыханным. А Ташкент за это время успел скрыться в подземельях Гостиного Дома. Пётр выскочил в коридор, но Ташкента уже и след простыл. Прислушался, но нет. Вокруг была тишина и только в помещении, из которого он только что выскочил, раздавались стоны. Это стонал раненный Коротышка.
— Чёрт! — выругался Пётр, пытаясь что-то разглядеть в разбегавшихся в разные стороны подземных коридорах Гостиного Двора.
Но там было темно. А догонять чёрную кошку в чёрной комнате, да не зная устройства подземелья — абсолютно не разумное занятие. Вернувшись обратно, Пётр поднял за шкварник с пола Коротышку. Тот затравленно озирался по сторонам. Все его подельники были убиты. Слегка постанывая от боли, он опасливо посмотрел в разъярённые глаза Петра.
— Ты меня тоже убьёшь? — тихо спросил последний из выживших бандитов.
— Вначале посмотрю, как ты будешь себя вести! — зло взглянув Коротышке в глаза, ответил Пётр. — Выход из подземелья покажешь — сочту за помощь следствию.
Коротышка тоскливо посмотрел на свою рану. Пётр подошёл к первому попавшемуся мешку и снял с него верёвку.
— На перетяни, а то кровью изойдёшь! — сказал он.
Коротышка торопливо схватил её и попытался перетянуть себе руку повыше локтя, но у него это плохо получалось. Пётр посмотрел, как тот мучается и забрал верёвку.
— Давай перетяну! А то еще загнёшься раньше времени, а мне тебя в управу нужно отвести.
— А может ты меня отпустишь? — с надеждой просил Коротышка.
— С какого такого перепугу я тебя отпускать должен? Мне нужно, чтобы ты для начала вывел меня из подземелья!
— Лады, выведу, но ты потом меня отпусти? У меня мамка больная, сестра голодная. Отпустишь, да? — продолжал торговаться Коротышка, иногда кривясь от боли.
Пётр поднял с пола свою фуражку, отряхнул запылившийся верх, затем одел её и стволом маузера приподнял к верху козырёк.
— Отпустить, говоришь? А сколько на твоих руках кровинушки, поганец? Не мерял?
Коротышка уныло опустил голову.
— А за явку с повинной срок скостишь, начальник? — снова с надеждой спросил он.
— Так это ж я тебя на пушку взял! Какая, к чертям собачим, явка с повинной?
— А если я что-то дельное расскажу? -спросил Коротышка, тоскливо глядя на Ржавого, который лежал недалеко от него с дыркой между глаз.
— Вот это уже другой коленкор, гражданин арестованный! Пойдём со мной в управу. Там и поговорим. Заодно медики твою рану осмотрят. А пока найди пустой мешок и собери всё оружие. Но не балуй! Увижу, что замышляешь что негодное, не обессудь — продырявлю тебе в каком-нибудь самом непотребном месте.
Пётр ухмыльнулся, а ожог лица сделал своё дело. Улыбка получилась весьма зловещей, а опер прекрасно знал эту особенность своего лица. После этого Коротышка выполнял все его приказы беспрекословно.
Когда он появился вместе с Коротышкой посреди ночи в управлении, Иван Михайлович не спал. Он составлял пазлы из обрывков разных событий, пытаясь свести их в одну, более-менее правдоподобную картину. После вежливого стука открылась дверь его кабинета и на пороге появился Пётр. Он подталкивал впереди себя Коротышку. Руки у того были связаны той же самой верёвкой, которой совсем недавно был связан он сам. Пётр нёс мешок, доверху набитый оружием. Тяжёлый, конечно, но слава Богу силой он обижен не был с самого детства.
— Что это за представление Петра народу? — спросил начальник убойного отдела, удивлённо разглядывая вошедших. — Где ты был? Я же тебя с утра посылал лишь лавку в Гостином Дворе проверить.
— Принимайте улов, Иван Михайлович. Один из участников банды "Чёрный Ворон" по прозвищу Коротышка. Это оружие банды, а сами бандиты остались мёртвые в своём логове. Но каюсь, Иван Михайлович, упустил я их главаря, который по кличке Ташкент. Ушёл он от меня, гад! Может как раз на счету этих самых "Воронов" и вчерашнее убийство директора продовольственной базы числится.
— А сколько человек в банде-то было?
— Шестеро, вместе их с главарём.
— И ты их всех в одиночку уложил? — удивлённо спросил начальник убойного. — Ну, ты, разведка, даёшь! Не плохо бойцов наших на фронте готовили!
На этот вопрос Пётр не ответил, а лишь покосился на Коротышку и с сожалением произнёс:
— Главаря я всё-таки упустил, Иван Михайлович!
— Ты в одиночку целую банду разгромил! Герой, ну а главаря ихнего мы непременно с тобой ещё возьмём! Слово тебе даю — поймаем и точка! Товарищ Сталин нам приказал покончить с бандитизмом в самые короткие сроки! Так что, кровь из носу, но мы просто обязаны выполнить его приказ! Это как на фронте. Только наш враг — невидимый и от того бороться с ним значительно сложнее, чем идти в штыковую атаку, где ты ясно видишь: кто твой враг, а кто — нет.
Глава 5. Невидимый враг
— Так говоришь, это был твой сосед, Венька, — задумчиво произнёс начальник убойного.
— Так точно, Иван Михайлович, он самый, — подтвердил Пётр.
— Хорошо гнида замаскировался. Днём, значит, образцовый производственник, а по ночам, значит, — бандитская сволочь. И ничего ты за своим соседом такого, особенного всё это время не замечал?
Чеканя каждое слово, словно отливая чугунные чушки, спросил начальник и пристально посмотрел на подчинённого. Пётр отрицательно покачал головой.
— Посылал я нашего человека на Невский судостроительный завод. Этот бандит там разнорабочим числился. Вроде как, никаких нареканий к нему. На работу не опаздывает, план выполняет. В общем, ничего такого, чтобы зацепиться. Правда, на фронте не был. Какая-то болезнь у него аккурат в самом начале войны обнаружилась. Вот и не взяли его на фронт. Всю войну в Ташкенте, вместе со своей семьёй в эвакуацию отсидел. На обыск его комната я тебя из этических соображений не посылал, но там тоже ничего наши ребята не обнаружили. Или, может, когда он от тебя ушёл, то всё-таки успел заскочить домой? Забрал все улики и уничтожил их? Его жена и дети, естественно, молчат, а престарелая мать парализована и не может говорить. Дочь твоя утверждает, что в ту ночь спала и ничего не слышала. Не исключаю, конечно, такого варианта. Комната, где она спит в самом конце длинного коридора находится. Можно и не услышать, если дверь осторожно открывать. Кстати, ты говорил, что, когда вчера спускался по лестнице, то встретил своего соседа с двумя дорожными мешками. Так вот, их мы у него в комнате тоже не нашли. Вот такие вот сыроватые пироги у нас с тобой получаются, Пётр. Вроде и есть бандит, а улик на него серьёзных у нас нет. В нашей картотеке такой тоже не числится. Ты и пойманный тобой Коротышка единственные пока свидетели.
— А не смог ли Прохор вновь уехать в Ташкент. Ведь должны были у него там оставаться какие-то связи? Всю же войну там отсидел!
— Я уже созвонился с узбекскими товарищами и попросил их сообщить нам, если вдруг у них объявится Прохор, и за одно прислать нам весь материал, который они у себя смогут собрать на него. Тем более, что оружие, которое ты изъял в его логове уже успело не один раз засветиться в нашем городе в различных убийствах. Так что эти "Чёрные Вороны" уже успели весьма порядочно наследить. Да и в некоторых мешках, что в ихнем логове мы изъяли, обнаружился белый рис, а таким у нас в городе никто не торгует. Дорогой он очень и приобрести его можно только на юге, в Афганистане! Торговля с приграничными районами ещё понятна, а вот как он попал к нам, в Ленинград? В этом тебе тоже придётся разобраться. Но это всё потом, а пока съезди со своими ребятами на Малую Конюшенную. Там снова убийство и снова директора продсклада, и снова — вместе со всей семьёй. Походи там, поспрашивай, присмотрись к обстановке. Может чего путного и разузнаешь. Четыре глаза, да столько же ушей — это, конечно, хорошо, а шесть — всё-таки лучше!
— Коротышка чего полезного рассказал?
— Только то, что нам уже и так известно по текущим делам, а вот где укрывается его главарь — будто бы ни сном, ни духом. Говорит, что тот сильно осторожный был и ни с кем особо не откровенничал. Ну, давай беги, а то ещё уедут без тебя ребята. Там на дворе как раз наш автобус стоит. Вот на нём все вместе и езжайте на дознание. Сегодня вас с комфортом доставят! — хитро подмигнул Иван Михайлович.
Начальник отдела в меру возможного старался беречь своих сотрудников. Им, в основном, приходилось мотаться по городу на своих двоих. Тяжело было с горючим и транспортом в послевоенном Ленинграде, а уголовный розыск не был исключением. Один старенький автобус на всё управление, а опергруппа Петра в управлении была не единственная. Так что кататься на автобусе приходилось довольно редко, и ребята каждую такую возможность использовали для отдыха. Жулья и бандитов в городе было много, а оперативников — кот наплакал. Нагрузка как физическая, так и моральна была просто неимоверная.
Квартира директора продовольственного склада выглядела весьма неплохо для послевоенного Ленинграда. Хорошая мебель, дорогой фарфор. На кухне большой запас продуктов. Были там и свежая буженина, и копчёная колбаса нескольких сортов, белорыбица, икра — и красная, и чёрная, не говоря уже о всяческих фруктах и овощах. У наших: опера Сени и эксперта Жоры от удивления даже челюсти отвалились. Они-то кроме куска чёрного хлеба с чаем, да солёных огурцов с картошкой ничего такого и не видели. Кусок белого хлеба — это счастье, а если им удавалось достать к нему ещё и кусок потемневшего сахара — это уже был настоящий праздник. Иногда перловая каша добавляла разнообразие в съестных "изысках" милиционеров, а тут такое богатство. Пётр смотрел на своих послевоенных ленинградских сверстников и диву давался: как это они могли сутками с такой едой держаться на ногах, да, при этом, ещё лихо проворачивать свои дела. Ведь в те сложные времена раскрываемость уголовных преступлений по Ленинграду достигала семидесяти пяти процентов, а по раскрываемости банд держали аж сто процентную. Из всей оргтехники — листок бумаги и карандаш, а компьютеры у них у каждого были свои, персональные, в собственных головах.
Ребята посмотрели на кулинарный рай, удивлённо поцокали языками, но к еде так и не притронулись, а пошли осматривать трупы директора продовольственного склада и его домочадцев. Почему-то бандиты вновь, как и с первым директором убили полностью всю семью и не пощадили ни детей, ни прислугу, а многие ценные вещи в квартире оставили нетронутыми. Не понятно!
— Пойду, пройдусь во дворе. Народ поспрашиваю. Может кто и видел чего-нибудь? — сказал Пётр, направляясь к выходу из квартиры.
— Иди-иди Петя! Не топай здесь своими сапожищами сорок пятого размера! Ты мне тут все следы попортишь! — махнул на него рукой Жора.
Ему чем меньше людей находится на месте, где он в это время работает, тем лучше. Сеня и Жора — это и была вся оперативная группа Петра. То есть группа его погибшего деда, но сейчас он уже не разделял время деда и своё время. Послевоенный Ленинград быстро стал для него и его городом. Городом, который теперь он был обязан защищать от всякой нечисти, так же, как свой родной Петербург двухтысячных годов.
Пётр нутром чувствовал, что Ташкент никуда не уехал, а находится где-то совсем рядом. Он на шаг опережал их группу. Враг убирал ненадёжные звенья своей бандитской цепи или всё-таки, наплевав на то, что Пётр его видел, просто продолжал грабить горожан, но тогда почему такие ценные продукты, в то время, когда жители города постоянно голодали, были им не тронуты. Ведь их можно было продать на базаре за весьма хорошие деньги. Или в доме директора продовольственной базы было что-то более ценное, чем просто продукты. Драгоценности? Но они тоже остались лежать в своих бархатных коробочках. Или заведующий складом знал что-то весьма опасное для деда Веньки и его убрали, а заодно и всех тех, кто в это время по неосторожности или по стечению обстоятельств оказался рядом с ним?
До войны справочным бюро во дворах работали старушки. Они же строгие надсмотрщики за младшим поколением. После блокады их стало гораздо меньше. В некоторых дворах и вовсе не было. Пётр заметил примостившихся на куцей площадке детей и направился к ним. Они с азартом играли в лапту. Среди них были двое подростков. Остальные — один другого меньше. На старших были оставлены младшие, пока их родители работали на заводах и фабриках. Он подошёл к детям, но те казалось, что не обращали на него никакого внимания. "Вряд ли они могли что-то увидеть", — глядя на увлечённо играющих дети, подумал Пётр. Но тут один из подростков поймал самодельный кожаный мяч, который битой отбил его товарищ и, деловито раскачиваясь с боку на бок, прямо как заправский моряк, подошёл к незнакомому мужчине, который за ними некоторое время внимательно наблюдал.
— Чего-то хотел, дядя? — попытался пробасить подросток, чувствовавший себя ответственным за свой двор. Голос у него ещё только формировался и поэтому предательски дрогнул. Парень сделал вид, что лишь откашливается.
— Вот, хотел поинтересоваться: не видели ли вы в последние дни подозрительных чужаков в вашем дворе?
— А ты хто такой будешь, чтобы меня спрашивать? — поинтересовался подросток и оценивающе оглядел мужчину в штатском.
По настоянию своего начальника Пётр снял форму и теперь ходил на службу в старом довоенном пиджаке деда и его чёрных брюках с отворотами, да в серой, клетчатой кепке и видавшем виды пальто. Теперь он уже ничем не выделялся среди многих других мужчин Ленинграда. Пётр вынул из кармана пиджака своё удостоверение и показал мальцу.
— Читать умеешь? — поинтересовался он.
— А то! — важно ответил подросток и вслух по слогам прочитал название учреждения, должность и имя и фамилию Петра. — Ну. так была вчера, вон у того подъезда! Полуторка и мужики там чего-то шустро на неё грузили. Жильцам объясняли, что хозяин, что на первом этаже жил, уезжает на новую квартиру, а они, мол, ему вещи грузить помогают.
— А лица людей или номер машины не запомнил?
— У меня память железная! Всех запомнил, и машина у них приметная такая. На правом борту у кузова одна доска немного проломленная, а номер грязью был заляпан, так что совсем не видать. Но я втихаря, пока мужики отвернулись грязь счистил, но всю не успел. Спугнули они меня. Так вот, там были цифры...
Парень немного задумался, с остервенением потёр себе затылок, а потом выдал:
— Двадцать девять, чёрточка, тридцать два! Точно, так и было! Вот буквы не успел увидеть.
— А вот этого гражданина ты вчера, случайно, возле дома, где машина стояла, не видел?
Пётр показал мальчишке маленькую фотографию, на которой был запечатлён Ташкент. По паспорту, откуда была взята фотография, — это был Прохор. Мальчишка внимательно разглядел фотографию, а потом заулыбался, будто бы ему подарили целый пятак.
— Вчерась, вечером такой дядька точно здесь был. Он тоже с чужаками приехал, только он командовал ими, а те его во всём слушались, как начальника.
— Тебя как зовут-то, гений сыска?
— Алексей я, — важно ответил парень. — Алексей Фёдорович.
— Ну, вот что, Алексей Фёдорович, ты в каком доме живёшь?
— Да вот в том!
Парень указал на соседний дом и, немного подумав, добавил:
— В шестой квартире, вместе с Люськой и Колькой. Это друзья мои. Мы в одной квартире живём. Вместе играем и в школу ходим.
— Тогда, если чего понадобится, то я к тебе загляну, Алексей Фёдорович! — ответил Пётр и потрепал мальчонку по голове. — Вот держи, — глядя на рваную, но аккуратно заштопанную одежду, Пётр протянул мальчонке рубль. — Мамке передашь!
— Спасибочки, дяденька! — с серьёзным лицом ответил мальчишка и по-взрослому рассудительно произнёс. — Это моей сестрёнке на новую обувку добавим.
Потом внимательно посмотрел на лицо Петра и спросил:
— Это вас бандиты так?
— Они самые! — подтвердил Пётр и попрощавшись пошёл к своим ребятам.
Те как раз заканчивали свою работу.
— Мы уже всё закончили, можно сказать, что только последние штрихи остались! — с довольным видом сказал Жора и, улыбнувшись, продолжил. — Теперь можешь ходить где хочешь! Ничего не затопчешь!
— Ну, спасибо — удружил! — улыбнувшись, ответил Пётр и решил для полноты картины пройтись по комнатам квартиры потерпевшего.
Оказалось, что все обитатели квартиры были убиты без единого выстрела. Причём, профессионально, со знанием дела. Ни одной лишней раны на их телах не было. Один удар, точно в сердце, с поворотом лезвия ножа на девяносто градусов. После такого удара в сердце рвалось множества сосудов и выжить уже практически было невозможно. "Кто же вас обучал такому способу убийства людей, господа бандиты?", — задумался Пётр, отходя от последней жертвы.
Он прошёл дальше. В спальной комнате висела огромная картина. На ней была изображена вольготно расположившаяся на постели дама, причём, самую малость прикрывающую свои пышные телеса изысканным шёлком. Картина висела немного кривовато, и Пётр машинально решил её поправить, но один из удерживающих её гвоздей внезапно вылетел из стены, и она повисла на буквально на честном слове. Ещё немного и упадёт. Пётр аккуратно снял со стены полотно и поставил его на пол. Оказалось, что она скрывала за собой дверцу сейфа.
— Жора, захвати Сеньку и подойдите ко мне! Что-то интересное нашёл! — крикнул Пётр своим ребятам, которые в это время находились в другой комнате.
Он рукавом пальто осторожно взялся за ручку сейфа и потянул её. Дверца сейфа была не заперта. С надеждой заглянул в него, но тот был пуст. Лишь небольшой обрывок какого-то пожелтевшего листка сиротливо лежал на верхней полке в самом дальнем углу.
— Ну, что у тебя? — улыбаясь спросил миролюбивый Жорка, подходя к товарищу, но, увидев открытый сейф, сначала удивился, потом покраснел, что не догадались отодвинуть картину, а затем накинулся на Петра, что тот своими неразумными действиями все "пальчики" ему на сейфе затёр.
— Не волнуйся ты так, Жора! Я рукавом пальто и очень осторожно. Сейф уже был открыт и пуст. Только в его глубине, в самом углу кусочек бумажки лежит.
Подошёл Сенька и тоже, увидев сейф, оглядел его со всех сторон и важно изрёк: — Не наш сейф — немецкий!
— Подтверждаю! — ответил Жора.
Пётр протянул ему тот самый кусочек бумажки, который он извлёк из сейфа. Эксперт взял его пинцетом, да с такой осторожностью, будто бы это была великая реликвия. Сеня попытался у Жоры его забрать, но педантичный эксперт отвёл его руку в сторону и покачал перед носами Сеньки и Петра указательным пальцем.
— Но-но! руками не трогать! Это вещдок!
— И что там? — с любопытством спросил Сенька.
— Германский орёл и надпись: "Особо секретно", а затем номер дела.
— И к чему бы всё это? — задумчиво спросил молодой опер.
— Мне кажется, что именно за документами, которые хранились в этом сейфе и приезжал наш Ташкент со своими подельниками! — задумчиво произнёс Пётр.
— А ты откуда знаешь, что сюда наведывался Ташкент с дружками? — удивлённо спросил Жора.
— Ну, не только же одному нашему многоуважаемому эксперту известно всё и вся на свете. Мы опера тоже не лыком шиты и пока ты припудривал своим волшебным порошком все углы этой квартиры, мне тоже удалось кое-что выяснить.
Сенька, услышав хвалебную оду про оперов подбоченился и важно посмотрел на своего друга-эксперта, а потом многозначительно изрёк:
— Да!
— Что "да"? — стоя перед Петром и Сенькой с кусочком бумаги из немецкого архива в руке, спросил Жора.
— А то "да", что местные ребятишки видели Ташкента вместе с его подельниками на полуторке и они быстренько её загружали какими-то вещами из квартиры бывшего директора продуктового склада. Кроме того, вы не обратили внимания — как были убиты все обитатели этой квартиры?
— Ножом. Длинна лезвия около двухсот пятидесяти миллиметров. Ширина лезвия — примерно двадцать пять. С одного края лезвие имеет ребристую поверхность с зазубринами. Вывод: нож боевой, предположительно немецкий, скорее всего штык-нож от "Маузера". Широко использовался в различных немецких военных подразделениях, — поправляя свободной рукой свои круглые очки, спокойно ответил Жора.
— Ты, конечно молодец, Жора, но я спросил не чем, а как? А убиты люди в этой квартире были по одной схеме: одним точным ударом в сердце с поворотом лезвия на девяносто градусов. И мне подобный удар хорошо знаком. Его часто используют диверсанты, чтобы нанести непоправимый урон своей жертве. Причём сделано всё весьма хладнокровно, с чрезвычайной педантичностью! Точно в сердце, вне зависимости от того, кто была жертвой: мужчина, женщина или ребёнок. Значит работали или, скорее всего работал, профессиональный, немецкий диверсант.
— Ты так думаешь? — с сомнением спросил Сенька.
— Голову даю на отсечение! Они это! — убеждённо сказал Пётр.
— Ну, не знаю, ребята. Война ведь уже закончилась. Какие в нашем городе немецкие диверсанты? — поддержал сомнения Семёна эксперт.
— В любом случае это дело нужно обсудить с Иваном Михайловичем! — закончил дебаты Сенька.
Начальник убойного был как всегда на месте. Казалось, что он никогда не покидает своего рабочего кабинета. Что, по большому счёту, было абсолютной правдой. Иван Михайлович буквально жил и работал на своём рабочем месте. Он не отделял свою жизнь от работы. Эти два совершенно несовместимые понятия, для любого нормального человека, для начальника убойного отдела были совершенно неразделимы. Небольшое снисхождение, по-отечески, он делал только своим сотрудникам, которых ценил на вес золота, как высококлассных специалистов, и они отвечали ему тем же: самоотверженной работой и преданностью своему профессиональному долгу.
— Садитесь и докладывайте, что нарыли, бродяги! — тут же с порога, едва усталые ребята вошли в его кабинет, спросил Иван Михайлович.
Начал доклад Пётр. Ребята, не сговариваясь, признали его старшим в своей группе. Начальник отдела после гибели на боевом посту бывшего руководителя группы, ещё только присматривался к своему новому сотруднику. Но Пётр уже успел ему понравился своей способностью быстро ориентироваться в обстановке и принимать единственно верное решение. Естественно, чего не хватала Петру — это опыта оперативной работы. Начальник считал, что армейская разведка дело, конечно, хорошее, но только в качестве боевой подготовки, а в профессиональной подготовке, помимо прочего, необходимо и соответствующее образование. Он уже запланировал, как только появится возможность, отправить своего молодого работника на учёбу в университет, на юридический факультет. Он не знал, что Пётр его уже закончил, но значительно позже.
— Таким образом, я считаю, что в нашем городе орудует банда, — продолжал докладывать Пётр, — в составе которой есть люди, прошедшие серьёзную диверсионную подготовку. Не исключаю школу "Абвера". Перед нами незримый и оттого ещё более опасный, и хорошо подготовленный противник. И возможно, что именно Ташкент руководит этими людьми, а значит он может исполнять роль резидента диверсионной группы, которую по всей видимости сам и создал по приказу своих бывших хозяев. Я не исключаю, что этот человек был заслан или завербован немецкой военной разведкой ещё до войны с целью диверсий и саботажа на нашей территории.
— Больно уж складно, Пётр, у тебя всё получается, но Германия уже разгромлена и кому тогда нужны эти немецкие диверсанты в нашей стране? — спросил начальник убойного.
— Англичанам и американцам, — не громко произнёс Пётр, но его все хорошо услышали и присутствующие как один удивлённо уставились на него.
— Что ты сказал? — переспросил Иван Михайлович.
— Я сказал, что в создании подпольных диверсионных групп на территории нашей страны теперь заинтересованы прежде всего — Англия и Соединённые Штаты Америки, как наши нынешние потенциальные противники! — чётко, по-военному доложил Пётр.
— Ты хоть понимаешь: что ты сейчас нам такое сказал? — тихо спросил начальник и внимательно посмотрел на своего подчинённого.
— Так точно, товарищ майор!
— Они же наши союзники по борьбе с гитлеровским отребьем, а ты их грязью вот так запросто поливаешь!
— Война закончилась, Иван Михайлович. Недавно Черчиль выступил в Фултоне с речью, в которой практически призвал страны Запада к войне с Советским Союзом, и теперь интересы наших стран снова разошлись. Американцы в их оккупационной зоне на территории Германии набирают себе немецких специалистов и учёных. Это и химиков, и физиков, а также ракетчики. Они берут всех, кого только могут, включая и бывших сотрудников германских спецслужб. Они перенимают бывшую немецкую резидентуру, которая осталась замороженной на территории нашей страны. Американцы и англичане планируют их активно использовать в час "Икс".
Пётр замолк и в кабинете начальника отдела наступила звенящая тишина. Иван Михайлович поднялся со своего кресла, ещё раз внимательно посмотрел на Петра и подошёл к окну. Оно было абсолютно тёмным. Слабоосвещённая Дворцовая площадь еле-еле виднелась за ним. Ребята сидели молча, напряжённо ожидая решения. Спустя несколько минут Иван Михайлович повернулся к своим сотрудникам и тихо сказал.
— Это лишь пока твои личные соображения, Пётр и ты можешь глубоко заблуждаться, поэтому — то, что ты сейчас произнёс в моём кабинете, останется лишь здесь и не выйдет за его стены, до тех пор, пока в наших руках не окажутся убедительные доказательства, что ты действительно прав! Ты меня понял, Пётр?
— Так точно, Иван Михайлович! Понял! — ответил Пётр, встав со стула и повернувшись лицом к начальнику.
— Вот и хорошо, что ты понял меня! Теперь идите и работайте! Даю вам пять дней на то, чтобы вы нашли главаря по кличке Ташкент и обезвредили остатки его банды!
— Есть! — по-военному за всех ответил Пётр и ребята по одному вышли из кабинета.
Иван Михайлович ещё долго размышлял над словами Петра. Он так и этак переворачивал их, то пытался сложить в стройную картину, то её разрушал и строил заново. Исходя из всего того, что ему самому было известно, его молодой сотрудник был во многом прав. Но как не хотелось вновь готовиться к войне. Истерзанная страна ещё только-только пыталась заживлять раны, нанесённые только что прокатившейся по её территории жестокой войной. Народ прилагает неимоверные усилия, чтобы поднять её из руин. Досыта накормить изголодавшихся людей даже пока и не мечтали. Иван Михайлович повертел в руках обрывок бумаги, который забрал у эксперта. Посмотрел на так ненавистный ему германский орёл и поднял трубку телефона.
— Найдите и позовите ко мне в кабинет Григория Малышева, — приказал он. — Нужно провести тщательную экспертизу одной важной бумажки. Жду! Это срочно!
Глава 6. Отголоски прошедшей войны
Пётр припозднился и шёл домой по Невскому проспекту пешком. Трамваи уже не ходили, да и запоздавшие прохожие по пути не встречались. Дежурный постовой медленно катил мимо него на мотоцикле, освещая перед собой мостовую светом слабой фары. Пожилой сержант подъехал поближе к одинокому прохожему и остановил мотоцикл.
— Сержант Заскокин! — козырнул он. — Куда направляетесь, гражданин?
— Домой, — непринуждённо ответил Пётр.
— Так поздно? Предъявите свои документы!
Пётр достал из кармана удостоверение, а постовой, держа на всякий случай руку на кобуре, пока с ними ознакомился.
— Убойный! — с уважением в голосе произнёс постовой. — Со службы идёте, товарищ старший лейтенант?
— Да, нужно сходить домой, мать проведать, а то уже несколько дней домой никак не удаётся выбраться. Волнуется за меня, небось!
— Мать — это святое дело, товарищ старший лейтенант! О ней заботиться надо! Но будьте поосторожнее! По ночам этот район весьма неспокойный!
Попрощавшись с сержантом, Пётр задумался: "А ведь прав парень, причём, на все сто! Какой же я дурень! Поспал, пожрал и убежал на службу. Даже не поинтересовался у матери — есть ли у неё хотя бы деньги и продукты на житьё-бытьё!". Повернув на Лиговский проспект, он нос к носу столкнулся с тремя пацанами. Они с надвинутыми на глаза кепками и наглыми ухмылками, сверлили его тяжёлыми взглядами. Гопники стояли и подпирали стены в тёмной подворотне, ведущей в его двор. Удобное место для засады на припозднившихся прохожих. Как раз на перекрёстке двух больших улиц.
— Что дядя тормозим? Платим за проход! Сегодня вход домой платный! — лениво пожёвывая уголком рта папироску, произнёс один из них.
Под гиканье подельников он, отделившись от стены и вразвалочку подошёл совсем вплотную к намеченной жертве.
— Ну, что встал, уродец? Выворачивай свои карманы, показываем публике свои рублики!
Гопник из-за спины вытащил финку с наборной, костяной ручкой. Мечту всякой мелкой шпаны. Остро заточенная сталь сверкнула в неверном свете одиночного фонаря на Лиговском проспекте.
— Страшно? — усмехаясь, спросил гопник.
Он незаметным для нетренированного человека движением хотел пырнуть финкой в живот одинокого прохожего. Но это он в своей компании гопников слыл виртуозом ножевого боя. Пётр же так не считал. Он среагировал мгновенно и вывернул руку нападавшего. Финка тут же перешла к нему, а гопник от дикой боли в плече согнулся в три погибели. Пётр опустил в карман финку. Зачем занимать руку, если она ещё может понадобится для более эффективного и неожиданного хода.
— Отпусти руку, урод! Тебе же хуже будет! — кривя лицо от боли, с ненавистью шипел гопник.
Его подельники бросили подпирать стены и неторопливо пошли на помощь к своему собрату. Один из них пошёл в обход, а другой вытащил из кармана наган и, глядя в лицо Петру, истерично заорал:
— Пристрелю, сучара уродливая!
Он беспорядочно водил стволом, пытаясь взять Петра на мушку и не зацепить своего подельника. Но это оказалось для него не таким и простым делом. Цель не стояла на месте, да и истошно вопивший от боли напарник заметно нервировал его. Пока он прицеливался Петру удалось сократить до него дистанцию. Но сзади к нему уже зашёл второй гопник и замахнулся, чтобы, подхваченным с мостовой булыжником, огреть Петра по голове. И снова просчёт. Оказалось, что за его действиями уже наблюдают.
— Не дури, брось камень, парень! Поднял руки и медленно повернулся ко мне! — скомандовал раскатистый голос у него за спиной.
Раздался щелчок предохранителя и гопник, отбросив в сторону булыжник, обернулся. Перед ним стоял постовой сержант. Из-за спины Петра постовой не видел вооруженного наганом гопника. Поэтому постовой посчитал, что наибольшую опасность составляет именно тот, который был с булыжником в руке. Пётр уже узнал голос сержанта и воспользовался возникшей заминкой. Он резко толкнул парня, у которого он отобрал финку, на вооруженного наганом. Тот не успел быстро разобраться в ситуации и с перепугу выстрелил, да угодил в своего подельника. Пётр же схватил его за запястье и вывернул руку, забрал оружие и мощным ударом кулака сбил с ног.
— Дурная инициатива всегда наказуема! — посмотрев на лежащим на мостовой с пулей в животе гопника, грустно произнёс Пётр. — Не успеют тебя спасти медики, дурашка.
Раненный гопник тоже это хорошо понимал. Он, скорчившись от боли, двумя руками держался за живот и даже не скулил. Из его глаз молча лились слёзы. На него растерянно, с задранными вверх руками, глядел его подельник. Наконец, один из них не выдержал и закричал:
— Так делайте же что-нибудь! Он же сейчас умрёт!
Пётр сорвал с визжащего в истерике гопника шарф и туго перевязал живот раненного.
— Раньше нужно было думать! Голова вам для чего дана? Кепку только носить? — нравоучительно спросил пожилой сержант. — На кого пёрышки точить надумали, недоросли! Спасибо скажите, что он вас всех разом не уложил! Этот человек один голыми руками на целую банду головорезов пошёл и всех разом прикончил. Двенадцать человек в той банде было и что? Всех до одного перебил, никто не ушёл! А вы, сопляки, попёрли на него! Чего с них взять, товарищ старший лейтенант? Необразованные идиоты, а воспитывать и уму разуму учить — некому! Страна-то наша вся в развалинах. Ей бы на ноги хоть трохи подняться, тогда и учиться всем можно будет!
Пётр удивлённо посмотрел на сержанта, а тот задорно подмигнул ему. Оказывается, о его приключениях в городе уже знают, а слухи, как известно, имеют свойство перерастать в неправдоподобные истории. А говорят ещё, что сплетни быстро распространяются только в деревнях. Пётр не стал переубеждать постового, а просто помог ему связать гопников и усадить обоих в одну люльку, спинами друг к другу. Получившему ранение в живот, уже действительно ничем помочь было нельзя. Он был мёртв.
— Этого я второй ходкой заберу, — понизив голос и указав на труп, произнёс постовой.
— Ну, спасибо тебе за помощь, сержант! Ты как сумел-то так тихо подкрасться к гопникам? — спросил Пётр.
— В разведке служить доводилось! — подкручивая лихо торчащие усы, с гордостью произнёс сержант.
— Тогда, доброй тебе службы, а мне пора! — произнёс Пётр и, кивнув ему головой на прощание, пошёл домой.
— И тебе на бандитов лёгкой охоты, старлей! — крикнул вдогонку сержант и быстро перекрестил удалявшийся силуэт Петра. Затем сел за руль мотоцикла и оглянулся на понуро сидевших в люльке гопников.
— Ну, жульё немытое, поехали! Определю я вас сегодня на постой, да с ночлегом! Будете сегодня дрыхнуть с комфортом, но в камере! — хохотнул сержант и резко надавил ногой на стартёр.
Пётр потихоньку ключом открыл входную дверь. Она предательски слегка скрипнула. И не успел он переступить порог, как к нему на шею с криком бросилась Мария.
— Папка пришёл, а я как раз о тебе все эти дни думала и мне казалось, что ты вот-вот должен прийти домой! — визжала девчушка, вися на шее "отца" и радостно болтая ногами.
— Когда кажутся, тогда крестятся! — нравоучительно произнёс Пётр и погладил "дочку" по голове.
— Ты что, папка! — соскочив на пол, возмущённо воскликнула Мария. — Ты же коммунист, а меня недавно приняли в комсомол, и ты такое мне говоришь! Это же антинаучно!
— Что антинаучно?
— Креститься — это антинаучно! — важно ответила "дочь".
— Почему?
— А потому, что Бога нет!
— И ты в этом точно уверена?
— Конечно, это наука уже доказала сто раз! Ученые мощными телескопами исследуют ближний и дальний космос; изучают планеты и звёзды. Это нам в школе рассказывают! В свои телескопы учёные ещё ни разу не увидели Бога. А попы всё врут! Им за это верующие деньги платят — вот они и стараются!
— А если Бог не на небе живёт?
— А где же тогда?
— Вот тут! — хитро подмигнув Марии, Пётр указал на свое сердце.
— Ты хочешь мне сказать, что ты веришь в Бога?
— Скажем так. Мне довелось в жизни пережить такое, что мне очень трудно это объяснить только при помощи моих весьма скромных познаний в науке.
— Расскажешь? — нетерпеливо теребя Петра за рукав пальто, попросила Мария.
"Вот так и мать глядела на меня, когда она в чём-то сильно сомневалась, а я пытался её в этом убедить! Но женское любопытство — страшная сила!", — подумал Пётр и от смущения опустил голову и стал рыться в карманах пальто, которое он до сих пор так и не успел снять.
— Да ты пальто снимай и пошли пить чай! Я сейчас быстро закипячу воду! — засуетилась Мария, помогая "отцу" снять пальто.
— А мне сегодня небольшую премию выдали. Вот удалось по случаю купить нам к чаю немного сахара и сушек, — объяснял Пётр, одновременно вытаскивая из карманов пальто бумажные кульки с гостинцами.
— Это за спасённых детей? — догадалась Мария.
В это время за один из кульков зацепилась финка, которую Пётр в пылу драки сунул себе в карман, и она с грохотом упала на пол. Девчушка со страхом посмотрела на блестящее лезвие.
— Это у тебя откуда? У бандитов отобрал?
Пётр снова смутился и не знал, что и ответить. Ему очень не хотелось, чтобы Мария ещё и начала за него постоянно переживать.
— Да вот, в нашей подворотне нашёл, — вертя в руках финку и не глядя в глаза будущей матери, произнёс он.
Не мог он без зазрения совести врать родному человеку. Врагу, во время выполнения боевой операции, — сколько угодно раз и ни один американский детектор лжи не докопается до истины, но только не родной матери! Даже во имя её блага Петру это сделать было весьма сложно. Какой-то генетический барьер стоял перед ним и не хотел пропускать ложь.
— Посмотри мне в глаза, — тихо попросила Мария.
Видно она только сейчас, наконец-то, осознала насколько опасна работа у её "отца". Пётр поднял голову, приобнял Марию и тихо сказал:
— Я его у шпаны в подворотне отобрал. Ну, что они могут мне сделать? Я ведь обучен бороться с бандитами. Так что ты не волнуйся! Я всегда буду очень осторожен!
Будущая мать внимательно посмотрела в глаза своему будущему сыну и молча кивнула головой. Она согласилась с его доводами, но от этого будущему материнскому сердцу спокойнее не стало.
— Ладно, оставим пока разговор про твою работу. Сейчас мы вместе и давай просто попьём чайку и забудем про бандитов за нашим окном.
Они ещё долго пили чай. Рассказывали друг другу разные истории и смеялись. Смеялись от души. Пётр был рад общению с молодой мамой, а Мария интуитивно чувствовала какую-то удивительную душевную близость с человеком, сидящим напротив неё. Завтра утром Пётр снова уйдёт на свою опасную службу, но это будет для Марии завтра, а пока для неё существует только здесь и сейчас.
После чая Пётр ещё долго лежал на кровати, а сон к нему всё никак не шёл. Мария уже давно затихла и крепко спала. Сохранится у неё особенность — очень тихо и крепко спать и тогда, когда она станет значительно старше. Пётр перевернулся на другой бок и хотел уже пытаться себя силой воли заставить уснуть, но тут он вспомнил о разговоре с Иваном Михайловичем, что при обыске в комнате Прохора не нашли мешки, который он видел у Ташкента. Пётр всё ещё винил себя в том, что упустил главаря банды. Вспомнил, что Мария рассказывала про людей в гражданской одежде, которые вчера приходили к ним домой и под конвоем вывезли всю семью соседа в неизвестном направлении. "Значит, их комната пока пуста и не факт, что Ташкент докладывал жене, что у него хранится в мешках и что он собирается с ними делать!", — внезапно осенило Петра.
Он тихо встал с кровати и вышел из комнаты. Включил в коридоре свет. Так и есть: комната Ташкента опечатана. На двери красовалась бумажная лента с фиолетовой печатью МГБ. "Вот и органы подключились к работе", — констатировал Пётр как само собой разумеющийся. Ну это мелочи жизни проникнуть в комнату за печатью. "Но они же, как пить дать, тоже провели обыск. Таким образом эта комната претерпела уже два обыска и остался третий — мой! А как говорится: Бог любит Троицу!", — подумал Пётр и пошёл разогревать чайник. Когда он вскипел, то при помощи пара легко снял бумажную ленту с печатью. А затем залез на антресоль и достал дедовские инструменты. Из толстой проволоки быстро соорудил отмычку. "Ловкость рук и специальная подготовка самый короткий путь к удаче или к "казённому дому!", — про себя усмехнулся Пётр и без лишнего шума, чтобы не разбудить дочь, открыл дверь. Комната была девственно чиста. Никакой мебели, даже занавесок на окнах. Бумажные обои в особо подозрительных местах были сорваны со стен и теперь валялись на полу.
— Основательно наша спецслужба копала! — тихо присвистнул Пётр. — Ну, и где теперь искать будем?
Пётр обошёл комнату, потрогал подоконники — они ходили ходуном.
— Значит и их срывали. Как же без этого? Так, но мои коллеги только облегчили мне поиск! — обрадовался Пётр.
Он вспомнил, как в детстве игрался в этой комнате, а особенно он любил прятать вещи в тайнике, который ему в детстве показал отец. Пётр вышел в коридор и принёс лестницу, которую использовали, чтобы вкрутить под потолком перегоревшую лампочку. Они в старых домах очень высокие и так просто до неё не достанешься, даже если у тебя высокий рост.
Печь была большая, от пола до потолка и с красивыми изразцами. Пётр приставил лестницу и залез наверх. Две больших верхних плитки имели одну маленькую хитрость. Если разом на них надавить, то они раскроются подобно дверцам шкафа. Кто и зачем сделал этот тайник узнать так и не удалось. Петра ещё грыз червячок сомнения, что Ташкент мог тоже знать об этом тайнике, но перепроверяться не помешает.
С некоторым волнением, прямо как в детстве, он надавил на заветные плитки и механизм сработал. "А что ты хотел? Ведь после войны и печь, и механизм были моложе, чем в моём детстве!", — усмехнулся Пётр. У него под рукой не было фонаря, а внутри хитрого "сейфа" было темно. Свет от единственной лампочки, висящей почти под самым потолком, был совершенно никудышный. Пётр засунул руку и стал на ощупь проверять тайник. После недолгих поисков наткнулся на какой-то предмет из грубой ткани. Сердце сладостно защемило.
Когда достал припрятанное Ташкентом, то это оказался "сидор". Так бойцы во время войны именовали армейский вещмешок. На глаз он был таким же полным, как и в тот день когда Ташкент возвращался к себе домой. Значит, можно предположить, что "сидор" спрятали и больше к нему не прикасались. Пётр ещё раз засунул руку в тайник и снова пошарил в нём. Его рука наткнулась на второй мешок. Пётр достал и его. Слез с лестницы. Осторожно поставил на пол тяжёленькие мешки и развязал на одном из них горловину. Заглянул в него. Света тусклой лампочки было маловато, но понять, что там было оказалось не трудно. Там находились папки с документами. Пётр достал одну из них. На обложке красовался чёрный германский орёл. Точно такой же, который был на листке бумаги, который он сам обнаружил в квартире убитого директора продовольственной базы.
Рано утром Пётр был уже на службе. Он постучался в дверь теперь уже хорошо знакомого ему кабинета номер восемь. Дождавшись приглашения, вошёл.
— А Пётр, здорово, что ты пораньше пришёл. Мне как раз звонил эксперт по поводу того листка бумаги, который вы с ребятами нашли в доме убитого директора продбазы. Так вот, бумага действительно немецкая. Но вот от какого документа этот кусок бумаги — наши эксперты сказать не могут. Так что, небольшой тупичок в твоей версии образовался. Кстати, что это за вещмешки ты ко мне приволок? Куда-то собрался? И почему их два? Один для меня, что ли припас?
Начальник отдела добродушно хохотнул и хитро посмотрел на своего подчинённого.
— Здравия желаю, Иван Михайлович. Пока, никуда не собираюсь, но мне кажется, что тупика у нас уже нет, и нам из-за этих мешков теперь предстоит огромная работа. Похоже, что нужно будет перекопать множество актов гражданского состояния и архивов военных комиссариатов! — с таким же хитрым видом доложил Пётр и поставил на край стола начальника оба найденных им "сидора". Вот, полюбуйтесь Иван Михайлович,
— Что это? — спросил начальник.
— Это как раз то, что ни наши следоки, ни следоки органов безопасности найти в комнате Ташкента так и не смогли!
— А ты, значит нашёл! — довольно хмыкнул начальник отдела.
— Так точно, товарищ майор! Нашёл!
— Ну, хвалю-хвалю и что же в них такого интересного?
Пётр достал из одного из "сидоров" первую попавшуюся ему в руку папку и положил её на стол перед начальником. Тот посмотрел на её обложку и при виде германского орла, презрительно хмыкнул. Затем аккуратно раскрыл. То, что было внутри папки и без переводчика было понятно. Это были установочные документы на сотрудников резидентуры немецкой разведки. Там же было и расписка агента о своём согласии честно работать на Абвер и германское государство. Ещё много чего предстояло выяснить, но то что эти документы бесценны для советской контрразведки и позволяют раскрыть глубоко законспирированную сеть противника — это безусловный факт.
— Какие-нибудь соображения у тебя по этому поводу имеются? — указывая на раскрытую папку немецкого архива, спросил начальник отдела.
— Первое, на что мне хотелось бы указать, — это то, что оба случая убийств с идентичным почерком было актом изъятие архивов, и ликвидацией их хранителей. И второе, я считаю, что немецкий резидент по кличке Ташкент поставил перед собой задачу работать не только с ранее завербованной агентурой, но и организовывать вспомогательное бандитское сообщество.
— Ты посчитал сколь велик найденный тобой архив?
— Сто тридцать шесть человек. Причём, если судить по тем данным, что немцы привели в своей картотеке на своих агентов, то география их поиска у нас будет весьма обширная!
— Не уж то ты хочешь сказать, немцы закинули свою сеть на всю нашу страну?
— Именно так, Иван Михайлович. От Владивостока до Прибалтики, — подтвердил Пётр.
— И на наш город имеются данные?
— Пять человек.
— Но зачем агенту немецкой разведки нужны бандиты?
— Я могу лишь только полагать, что Ташкент в настоящее время является агентом американской или английской разведки, а возможно, что работает одновременно и на тех, и других. А бандитов он сплачивает под своё крыло, чтобы в нужный момент нанести наиболее болезненный удар по нашему государству, вдвое сильнее обычного. При хорошо подготовленной внешней военной атаке, подкреплённой мощной внутренней диверсионно-подрывной работой и активизацией уголовного беспредела в нашей стране, — противник может значительно облегчить достижение скорого, положительного результата.
— Тебя послушать, так аж в дрожь бросает от возможных масштабов действий нашего вероятного противника! — произнёс Иван Михайлович, нервно вытаскивая из пачки новую папиросу.
— Не спорю, планы, конечно, у Ташкента и его хозяев могут быть значительно внушительнее, чем я даже могу себе их сейчас представить. Но, возможно, что я излишне нагнетаю обстановку. Хотя, я считаю, что мы просто не имеем права сходу отметать вероятность подобного плана. И я полагаю, что нашему управлению нужно сосредоточится на выявлении бандитской группировки Ташкента, как наиболее опасной для нашего государства, а контрразведка пусть занимается ликвидацией диверсантов прямо по обнаруженной нами немецкой картотеке. Будет очень даже хорошо, если нам удастся нанести Ташкенту и его хозяевам встречный двойной удар! — закончил Пётр.
— Не спорю, твой план на опережение весьма хорош и, возможно, достаточно эффективен. Но ты, Пётр, не учёл одного важного обстоятельства, а у меня, старого дурака, от вида такого богатого улова прям из головы всё повылетало, — глубоко затянувшись папироской и глядя в тёмное окно своего кабинета, тихо произнёс Иван Михайлович. — Мне кажется, что наш удар уже упредили.
Пётр удивлённо посмотрел на своего начальника, а в это время на столе у него громко зазвонил телефон. Майор взял трубку.
— Тебя, дежурный спрашивает, говорит, что тебя дочка просит к телефону, по очень важному делу, — сказал Иван Михайлович и протянул подчинённому трубку.
Пётр сразу почувствовал неладное. Он приложил трубку к уху и ему показалось, что она раскалена до предела.
— Слушаю! — почти крикнул он.
Выслушав ответ, Пётр так и застыл с замолкшей трубкой в руке.
— Что случилось? — спросил начальник убойного напряжённым голосом.
— Ташкент сам объявился. Он украл Марию и теперь требует, чтобы я вернул ему обратно мешки с документами. Если я не выполню его требование, то он убьёт Марию, а вслед за этим устроит в городе масштабную диверсию. Причём, обещает это сделать очень скоро, если мы не пошевелимся.
Глава 7. Погоня
Пётр машинально продолжал держать в руке замолкшую трубку. Иван Михайлович забрал её у него и положил на место. Некоторое время начальник смотрел на замолкший телефонный аппарат, а затем тихо произнёс:
— А я только что хотел тебе сказать, что ты сильно поторопился с изъятием документов.
— Теперь я и сам сообразил об этом, — ответил Пётр и гневно, сжал кулаки с такой силой, что те побели.
Судьба вновь преподнесла ему новый сюрприз. Теперь, если Мария погибнет, то и сам он в этом времени, скорее всего, исчезнет и вряд ли сможет потом появится во своём. Если, конечно, время, куда попал Пётр и его родное время двухтысячных годов — это одна и та же временная последовательность. Странная, всё-таки, эта штука — Роза Времён.
— Нужно было организовать в твоей квартире засаду и ждать, пока за мешками не заявится Ташкент! — продолжил Иван Михайлович, выводя своей репликой из размышления своего подчинённого.
Он досады всегда хладнокровный начальник даже слегка повысил голос.
— Оперативники-недоучки! Сколько у нас времени?
— Сутки, — не глядя в глаза начальнику отдела, ответил Пётр.
К его лицу предательски прихлынула кровь. 'Эйфория от важной находки совсем застлала мне разум, и я, прямо как какой-то курсант первогодка, не подумал о своей матери! Оставил дома одну. Да-а, опер называется! Ой, как прав Иван Михайлович! Если бы грамотно организовал засаду, то и мать была бы сейчас дома и Ташкент бы уже сидел на нарах. Но что теперь посыпать голову пеплом? Поздно! Или, всё-таки нет? Ташкент дал мне сутки на выполнение своего требования, это очень много, если грамотно распределить время!', — размышлял Пётр.
— Ну, что удумал, опер?
— Иван Михайлович, нужно срочно в Ленинграде искать меченную полуторку. Я уже отправил запросы на автобазы и авторемонтные мастерские города по поводу этого грузовика, но сейчас к делу нужно привлечь всех, кого мы только сможем задействовать. А в случае обнаружения — полуторку не трогать её, а только сообщить об этом мне и, по возможности, сопровождать. Нужно выяснить маршруты её следования. Возможно она сможет нас вывести на новое логово бандитов. Машина — это наша единственная зацепка в этом деле. Других вариантов я пока просто не вижу.
— Хорошо! — стукнул ладонью по столу Иван Михайлович. — Дело архиважное. Обещаю, что задействую все силы, какие только смогу привлечь к твоему делу. А ты пока, перебери все папки и составь список агентуры по Ленинграду и области и предоставь его мне.
— Уже! — Пётр достал из внутреннего кармана вчетверо сложенный листок бумаги и передал его начальнику.
— Хоть это сообразил! — удовлетворённо разглаживая листок и просматривая имена диверсантов, произнёс Иван Михайлович. — Иди, работай! Даже не знаю теперь, что и делать: то ли радоваться твоему богатому улову списка диверсантов, то ли готовить голову на плаху за упущенного главаря банды! Да и тебе не легче — то ли наградят, то ли посадят за разгильдяйство? Ну, да ладно, ты главное это — за дочь пока не сильно там переживай! Попробую привлечь к поимке Ташкента МГБ! Здесь именно тот случай, когда и они будет нам помогать ловить бандита!
Иван Михайлович действительно сумел задействовать мощный силы и уже через час Петру доложили, что машина найдена. Он не понимал: каким образом при отсутствии привычных для Петра средств связи, сотовых телефонов, раций, электронной почты и компьютерной базы данных можно было так быстро разыскать пропавшую машину в большом городе? Но УГРО в те времена работало не менее, если даже не более эффективно, чем в двухтысячных и что было особенно важно, за очень редким исключением, подкупить кого-либо из оперативников в голодные послевоенные годы было практически невозможно. В убойный отдел шли не за длинным рублём или за привилегиями и блатом, а для того, чтобы под корень извести бандитскую мерзость. Во многом эти люди были идеалистами, но они просто не могли жить по другим принципам. Они по-своему пытались помочь стране построить действительно светлое общество.
Дежурный сообщил Петру, что подозрительную машину видели в районе "Апрашки". Это старый базар в районе переулка, на углу с Садовой. Пётр со своей группа тут же сорвался с места и выбежал из здания. От Дворцовой до рынка по меркам Ленинграда было не так и далеко, но сейчас была дорога каждая минута. Возле выхода стоял старый автобус. Дверь у него открывалась изнутри и Петру пришлось обежать вокруг него. Он кулаком застучал в дверь водителя.
Тимофеич, давай открывай двери, поехали!
Старый водитель в выгоревшей фронтовой гимнастёрке, с медалями на груди протёр кулаком сонные глаза и открыл дверь. Опергруппа бегом влетела в салон. Пётр сел на сиденье, что сразу за водителем.
— Давай, Тимофееич, торопись! Уйдут гады!
— Извини, Пётр Иваныч, всю ночь у здания дежурил, — стал неторопливо объяснять старый водитель. — Иван Михайлович, как чувствовал, приказал у входа мне дежурить и не вылезать из автобуса.
Несмотря на свою медлительность в речи Тимофеич хорошо знал толк в вождении. Неуклюжая колымага круто развернулась и набирая скорость помчалась по Дворцовой. Затем проскочила мимо Невского и через некоторое время повернула на какую-то улицу. Пётр заволновался, что по Невскому было бы быстрее, но старый водитель, как почувствовал его волнение и спокойным тоном произнёс:
— По Гороховой быстрее будет!
И действительно, вскоре автобус выскочил на Садовую и повернул к 'Апрашке'.
— Вот он! — закричал Пётр.
Он не то чтобы разглядев, а по какой-то внутренней интуиции сообразил, что они в потёмках проскочили мимо припаркованной в пустом переулке разыскиваемой полуторке и он был на сто процентов убеждён, что это была именно та машина, которая им сейчас позарез была нужна.
— Сдай назад! — приказал Пётр, но старый водитель уже сам понял ситуацию и знал, что ему делать.
Но пока он разворачивался, полуторка завелась. Включилась её одинокая фара. Свет от неё ударил прямо в глаза водителя автобуса. Он стал притормаживать, а полуторка развернулась, полоснув светом фары по окнам автобуса и уехала. Водитель остановился и крепко прикрыл глаза.
— Давай, Тимофеич, упустим же! — в отчаянии крикнул Пётр и подскочил к водителю, но тот уже тронулся с места свой старый автобус и вновь стал набирать скорость.
Полуторка неслась впереди него, подскакивая на выбоинах. Автобус тоже трясло неимоверно и люди, сидящие в нём иногда буквально, чуть ли не на полметра подлетали со своих сидений. Они, лишь крепко вцепились в поручни и сжали зубы, чтобы не потерять их и старались держаться. Наконец разбитая брусчатка закончилась и начался асфальт, но там была новая напасть. В потёмках можно было легко влететь в какую-нибудь яму, оставшуюся после авианалёта фашистов. Ещё не все ямы в городе были засыпаны, а дороги отремонтированы. Серые доски, которыми были обычно огорожены ямы, трудно было разглядеть в темноте. Видимо водитель полуторки не раз уже здесь ездил. Это было видно по тому, как он ловко объезжал препятствия. Старый водитель автобуса неотрывно следовал за своей целью, прямо как приклеенный. Но сила движков была примерно равна и ему никак не удавалось догнать полуторку.
— Пётр, у меня скоро бензин закончится! — тревожно сообщил водитель автобуса.
— Сейчас, Тимофеич! Ты только не отставай от него и постарайся, пожалуйста, ехать поровнее, без вихляний!
— Сделаю! А ты что, Пётр Иванович, такое удумал?
— Если бешенного хищника не догнать, то его подстреливают!
— Жора, высаживай своё окно и вместе с Сенькой держите меня за ноги, а я попробую снять этого гонщика.
Пётр рассчитывал на то, кабины у советских грузовиков в те времена были в основном деревянные. Так что пуля её возьмёт наверняка. Он на пол корпуса высунулся в окно автобуса. Впереди из стороны в сторону, вихляя и не давая пойти на обгон, нёсся грузовик. Пётр взвёл курок маузера, мысленно похвалив себя, что вместе со своим табельным наганом прихватил с собой и маузер Коротышки. Конечно, не имел права этого делать, но очень уж он ему приглянулся, когда им легко в подземельях Гостиного Двора вгонял пули именно туда, куда целился.
— Ещё крепче мои ноги держите! — крикнул он своим парням.
Те ухватились за него вдвоём, и Пётр почувствовал себя увереннее, несмотря на то, что ветер хлестал ему в лицо. Теперь он вылез на полный корпус. Сел на раму окна так, чтобы быть выше кузова полуторки. Ухватился одной рукой за край крыши автобуса и прикинув, где в кабине полуторки должен сидеть водитель. Иногда ему удавалось в заднем окне машины видеть силуэт плеча и головы водителя. Тот иногда оборачивался, чтобы узнать, где находятся его преследователи. Пару раз Петру показалось, что увидел справа ещё один силуэт, но тот показался лишь на мгновение. Если там и есть пассажир, то больно уж осторожный. Пётр постарался стрелять так, чтобы не убить, а только ранить водителя полуторки. Он не вполне был уверен, что в машине есть ещё и пассажир. А если его нет, то только водитель может стать для Петра единственной зацепкой. На кону была жизнь его матери. Набрал воздух и замер. Выбрал момент, когда автобус ехал более-менее ровно и, только в заднем окне полуторки показалось плечо водителя, мягко нажал на спусковой крючок. Прозвучал выстрел, и машина дёрнулась, а потом пошла наискосок, поперёк улицы. Снесла фонарный столб и врезалась в дом. Надрывно загудел клаксон.
— Попал! Попал, Пётр Иванович! — радостно закричал старый водитель, подъезжая поближе к врезавшейся машине.
Но в это время раздался выстрел. Во все стороны разлетелись осколки лобового стекла. Водитель вскрикнул, и голова его повисла на груди. Раздались ещё выстрелы. Пётр, пригнувшись пониже, и держа маузер перед собой короткой перебежкой добрался до водителя. Осторожно стащил его на пол и пощупал артерию на шее.
— Жив! — вполголоса сказал он рядом присевшим ребятам. — Жора, присмотри за Тимофеичем, рану ему перетяни, да не высовывайся, а мы с Сеней попробуем поймать этого гада.
Жора согласно кивнул головой, а Пётр с Сенькой, осторожно отворив дверь автобуса, быстро выскользнули наружу. Спрятавшись за колесом, они внимательно осматривались. Вокруг была тишина. Только из полуторки иногда раздавались тяжёлые стоны. 'Жив водила!', — удовлетворённо констатировал Пётр. Сенька уже хотел рвануть к полуторке, чтобы допросить бандита, пока тот жив.
— Куда! — положив ему руку на плечо, тихо шикнул Пётр.
— Он же сейчас там кровью истечёт! — удивлённо спросил Сенька.
Пётр,не говоря ни слова, подобрал с земли небольшой камушек и кинул его в противоположную сторону. И тут же на звук упавшего камешка раздался выстрел, а Пётр выстрелил прямо по вспышке. Раздался сдавленный стон. Толкнув в бок напарника, он привычно откатился в сторону. Выждал, ответного выстрела не прозвучало. Привычно подумал: 'Минус два!'. Осторожно выглянул из-за автобуса и приказав Сеньке оставаться на месте, чтобы, если что, то подстраховать его, осторожно пополз к 'подстрелышу'. За пару метров приостановился и прислушался. Тишина. Тогда уже увереннее пополз дальше. Со вторым бандитом не повезло. Прямо посреди его лба красовалось пулевое отверстие.
— Чёртов снайпер! — вслух обругал себя Пётр.
Сзади кто-то громко пыхтел, но полз. Пётр обернулся. Это оказалось, что Сенька не утерпел и всё-таки увязался за ним следом. 'Дурашка!', — беззлобно подумал Пётр. — 'В бою бы тебя уже давно подстрелили!'.
— Ну что, мёртв? — тяжело переводя дух, спросил Сенька.
— Мертвее не бывает! — сухо констатировал факт Пётр.
Вдвоём они отволокли убитого бандита в автобус. Необходимо было попытаться опознать его. При нём был только паспорт и тот, как пить дать, украденный или поддельный, со спешно наклеенной фотографией. Но это был явно не Ташкент. Жора же — прям молодца! За это время успел и Тимофеича перевязать и оставшегося в живых бандита и связать, и перевязать. Даром, что не опер, а эксперт. Но с кем поведёшься — от того и наберёшься! Шофёр бандитской машины отделался сравнительно легко. Пуля попала ему в плечо и пролетела навылет, даже кость не задела. Только сознание от болевого шока он на время потерял. А за это время Жора как раз и успел его упаковать.
Тимофеич пришёл в себя и внимательно оглядывал ребят. Те стояли возле него и удивлялись. Бандитская пуля угодила точно в медаль 'За оборону Ленинграда' и благодаря ей изменила своё направление. Если бы не медаль, то пуля точно попала бы в сердце старого солдата. А так ушла чуть левее. Ребята надеялись, что сердце у него не задето, а там кто его знает. Это только врачи смогут точно сказать. Беспокоило то, что перевязка уже была вся тёмная от крови. Ребята постелили в проходе всё что смогли собрать из одежды, чтобы ему было помягче.
— Ну что, ребятишки? Всё живы? — пытаясь улыбнуться, слабым голосом спросил водитель.
— Не волнуйся, Тимофеич, все живы! Куда мы денемся? — отмахнулся Пётр. — Ты лучше себя береги, помолчи, пока я тебя в госпиталь не привезу.
— Ты что же, водить умеешь?
— Да, приходилось, — ответил Пётр, скромно умолчав, что ему на практики приходилось водить и тяжёлые, многоосные ракетоносцы.
— Ты там поосторожнее! Береги мою ласточку! Она у меня одна! — взволнованно произнёс Тимофеич.
— Парни, сядьте рядом с Тимофеичем и подстрахуйте его, а то дороги у нас неровные, — попросил Пётр, садясь за руль автобуса.
Оставив старого солдата в госпитале на попечении врачей и пообещав, что вечером непременно заскочит его проведать, он вернулся в автобус. Жора и Сеня уже успели сводить бандита на перевязку и теперь он сидел с безразличным видом у самого окна, крепко-накрепко привязанный верёвкой к поручню сидения. Ребята опасались упустить такого важного свидетеля.
— А вот теперь мы и с тобой поговорим! — угрожающе произнёс Пётр и обжигающим взглядом посмотрел на него.
— Пётр, может его в управление всё-таки отвезём, а там и пораспрашиваем под протокол? — осторожно спросил Сеня.
— Некогда, у нас каждый час на вес золота! — отрезал Пётр.
Бандит пытался вначале вызывающе смотреть на него, но далёко не все люди способны выдержать прямой взгляд человека с обезображенным от ожогов лицом. Тем более, что его ледяные глаза не предвещали бандиту ничего хорошего.
— Поверь мне, я очень хорошо обучен пытать людей, — подсев поближе на обтянутое дерматином сиденье, шепнул ему на ухо Пётр и широко улыбнулся.
Лучше бы он этого не делал. У бандита началась такая истерика, что и Жорка, и Сенька подскочили со своих мест и недоумённо уставились на Петра.
— И что ты ему такое сказал? — поправляя свои кругляшки очков, и опасаясь, как бы бандит не расколол себе голову о ручки впередистоящего сиденья, спросил Жора.
— Да, ничего особенного! Пообещал ему нескучную жизнь, если он вздумает молчать или врать, — пожал плечами Пётр, спокойно дожидаясь пока бандит придёт в себя.
Тот нервно всхлипывал и время от времени косился на крепкие руки Петра. А когда Пётр на его глазах без особых усилий изогнул металлическую ручку на сиденье и снова выпрямил её, у него началась новая волна истерики.
— Ты его до сумасшедшего дома доведёшь! Будет тогда тебе не свидетель, а псих самый настоящий! — высказал свою мысль Сенька.
— Пусть только попробует! Я его вмиг, безо всяких врачей вылечу! Правда, родимый? — мирно произнёс Пётр и добродушно похлопал бандита по плечу.
На удивление ребят, тот тут же замолчал и уже лишь изредка хлюпал носом. Бывший водитель теперь только согласно тряс головой, но выглядело это вроде мелкой дрожи. Ему было действительно страшно.
— А теперь говори: ты был за рулём грузовика, когда Ташкент выкрадывал девочку-подростка?
Бандит, стараясь не глядеть на Петра, затряс головой ещё чаще.
— Куда её потом отвёз? — продолжал допытываться Пётр.
Задержанный не говорил. Он просто не мог говорить. Его всего трясло. Он только указывал рукой вперёд и мычал что-то неразборчивое.
— Ладно, будешь нам указывать дорогу и не дай тебе Бог — надумать мне врать. Пожалеешь, что на свет родился!
Пётр пошёл к водительскому креслу, а Жорка и Сенька в один голос спросили у него:
— А ты часом до прихода к нам следаком в органах не работал?
Не-е, только в разведке служил, но нас там очень хорошо обучали пленным языки развязывать! — добродушно усмехнулся Пётр и завёл автобус.
— Смотри-ты, как в нашем деле пригодился твой навык! — уважительно цокнул языком Сенька.
— Посадите его ко мне поближе! — попросил он ребят, указывая на бандита. — Так будет лучше видно — куда он там пальцем тычет!
Автобус покатил по улицам просыпающегося города. Пришлось ехать на окраину. Подъехали к деревянному, разваливающемуся дому. Задержанный засуетился, попытался сползти на пол. Видимо, испугался, что его опознают свои. Пётр проехал мимо, стараясь не привлекать к себе внимания. Проехав ещё пару домов, свернул за угол и остановился.
— Теперь сидите здесь и ждите меня! — приказал Пётр.
— Может я с тобой? — встал с кресла молодой опер.
— Ты не обижайся, Сеня. Туда, куда я пойду будет нужен мой боевой опыт. Опыт опера тебе в освобождении заложника никак не поможет! — по-дружески кладя ему руку на плечо, произнёс Пётр.
Сенька сел и обиженно отвернулся к окну.
— Пётр прав! Ты же на фронте не был, а у него опыт фронтового разведчика, — миролюбиво произнёс более старший по возрасту Жорка.
Сенька лишь ещё больше обиженно засопел.
— Некогда мне с вами нянчиться, друзья-товарищи! Жора присмотри за нашим горячим парнем и никуда не выходите, пока я не вернусь! И караульте задержанного! Считайте, что это приказ! — Пётр подмигнул эксперту, вышел из автобуса и быстрым шагом направился к заброшенному дому.
Жорка посмотрел на своего друга, который в окно наблюдал за Петром; толкнул его кулаком в плечо и сам стал тоже смотреть, как тот огородами пошёл к дому с заложницей.
Пётр увидел одиноко стоящую вдали от дома деревянную будку туалета и буквально стелясь над землёй побежал к ней. Спрятавшись за стоящий рядом с ним куст, он стал следить за входной дверь дома. Его необитаемость оказалась лишь кажущейся. Через некоторое время на пороге появился дородный мужичок. Потянувшись, он лениво сплюнул. Почесал под рваной майкой толстое пузо и передёрнулся от холода. Затем резво засеменил к туалету, мимо дровяного сарая. Пристроившись в сортире, он стал весело насвистывать какую-то мелодию. Слуха у него явно не было, а вот кричания — хоть отбавляй!
Через какое-то время дверь туалета с грохотом распахнулась. Мужичок вышел из него со счастливым видом. Ещё раз почесал пузо и неспешно засеменил обратно к дому. Он не заметил, как за его спиной тенью выросла фигура Петра. Тот шёл с ним шаг в шаг и буквально зеркаля его походку. Поэтому мужичок совершенно ничего не заподозрил. Поравнявшись с открытой дверью пустого дровяного сарая, Пётр чётко дозированным, коротким, боковым ударом отключил мужика. Подхватил его обмякшее тело и затащил в сарай. Плотно закрыл за собой дверь. Сквозь редко прибитые доски в сарай еле-еле пробивался свет, но Петру этого было вполне достаточно. Через несколько минут мужик очухался и ошалело завертел глазами. Он не понимал, что с ним произошло. Но тут он заметил незнакомого человека, спокойно сидящего на деревянном чурбачке с наганом в руке. Его дуло смотрело прямо ему в лицо. Мужик попытался закричать, но незнакомец лишь приложил указательный палец к губам и тот послушался, обеспокоенно засопев.
— В доме кроме тебя кто-то есть? — спросил Пётр.
Мужик учащенно затряс головой.
— Сколько?
Пленный показал два пальца.
— И что это мне так на немых сегодня везёт?
— Я не немой! — растерянно ответил пленный.
— Ну, слава Богу! Чем вооружены?
— По два 'Шмайссера' и два 'Вальтера', ну и гранаты — как-то неуверенно произнёс мужичок и стал растерянно ощупывать свой пояс.
— Не ищи! Вон на земле валяется, — произнёс Пётр и указал на лежащий у его ноги 'Вальтер'. — А, кстати, где твой 'Шмайссер'?
— Нету у меня! Он только немцам положен! — зло ответил мужик.
— Так значит опять война и немцы! Ну, вставай, пошли тогда поговорим с твоими немчурами.
— Куда? — испугался мужичок, что его поведут на расстрел.
— В последний и решительный! — усмехнулся Пётр.
Мужичок с вытаращенными от страха глазами посмотрел на обожжённое лицо незнакомца и покорно пошёл вперёд. Петра направился следом за ним. Чужой 'Вальтер' уже лежал в его кармане.
— Будешь делать строго то, что я тебе прикажу! Любая самостоятельность приведёт к твоей преждевременной кончине! Всё уяснил или тебя сразу здесь пристрелить?
— Не надо меня убивать! Я всё выполню, что только прикажете!
— Тогда иди к дому. Приоткроешь входную дверь и позовёшь кого-нибудь из своих подельников! Пусть выйдет из избы на улицу.
На дорожку, которая вела к сортиру, он смотрел глухой стеной. 'Правильно — зачем портить эстетику?', — рассудил Пётр и это обстоятельство было только ему на руку. Таким образом, он вместе со своим пленником подошёл к дому незамеченным. Остановились.
— Хорошо запомни — ты у меня будешь всё время на мушке и будь уверен — я не промахнусь с первого раза, — предупредил мужичка Пётр.
— Что я, — сам себе враг? — пожал плечами тот.
— Вот и хорошо, а теперь иди в дом и топай в сенях как можно громче!
— А зачем мне кого-то звать? Что я им скажу?
— Кричи, что кто-то сарай с дровами подпалил и огонь вот-вот может перекинуться на дом! Всё равно они из дома сарай не видят. Будет очень хорошо, если оба фрица разом во двор выбегут.
— Понял, — сказал мужик и ломанулся в дом с криками 'Пожар! Пожар!'.
— Заставь дурака Богу молиться — он и лоб расшибёт! — втихаря выругался Пётр. — А может так даже и лучше. Со страху могут действительно разом оба выскочить и без оружия.
Так оно и вышло. Вслед за достаточно реалистично кричащим от ужаса хозяином дома выскочили два молодца — одинаковых с лица, в одинаковых белых рубашках, тёмно-синих галифе, заправленные в сапоги. Пётр в это время как раз прятался за углом дома. Троица дружно бежала мимо, даже не замечая его. Дождавшись последнего Пётр рукояткой нагана ударил его по голове. Немец упал как подкошенный. Бежавший впереди близнец обернулся на шум, но тут же получил мощный удар в челюсть и тоже упал.
— Чистый нокаут! Счёт два-ноль в пользу боксёра в красном углу ринга! — усмехнулся Пётр и приказал повернуться, растерявшемуся предводителю забега к мнимому пожарищу.
Тот с недоумённым видом повернулся и тут же получил тем же наганом по затылку.
— Всё! Счёт стал три-ноль в пользу красных! — удовлетворённо хмыкнул Пётр. — Теперь минут десять ребятки смогут отдохнуть и мне не мешать!
Оглядев свой улов, он для надёжности снял со всех троих брючные ремни, а затем связал им руки. Ещё раз критично осмотрел бандитов и оторвал от подола одного из них широкий кусок ткани. Разорвал его на части и всем троим плотно завязал глаза, дазаткнул кляпами рот. 'Теперь порядок! Сами не сразу сообразят куда бежать, а дорогу друг у друга спросить не смогут!', — усмехнулся Пётр. Он совершенно беззвучно вошёл в сени дома и прислушался. За закрытой дверью был явственно слышно тихое всхлипывание. 'Видно не наврал мужик с количеством охраны!', — обрадовался Пётр и всё-таки, на всякий случай, потихоньку приоткрыл дверь. С оружием на изготовку он проскользнул внутрь и попал в махонькую. Дверь, ведущая из неё в комнату, была завешена дешёвеньким ситцем. Пётр осторожно отодвинул краешек занавески и присмотрелся. Комната была под стать кухни — совсем куцая. Посредине её на полу сидела Мария и всхлипывала. Она была привязана к железной скобе, которую бандиты не церемонясь вогнали прямо в некрашеный, деревянный пол. Кроме матери в комнате никого не было. Пётр слегка кашлянул. Мария обернулась и, увидев его, устало улыбнулась.
— Я знала, что ты меня спасёшь, папа! — прошептала она.
— Разве я мог не прийти тебе на помощь? — так же тихо ответил Пётр.
Глава 8. Диверсия
Иван Михайлович, заложив руки за спину, неторопливо прохаживался по своему кабинету. Ходьба позволяла ему лучше сосредоточиться, да и врачи советовали больше ходить, мол для сердца полезно. А где тут ходить будешь, если работы столько, что многие месяцы начальник убойного уже почти безвылазно находился в своём кабинете. Здесь же ел, спал и работал.
— И что мы на сегодня имеем? — спросил он у собравшихся в его кабинете подчинённых. — А имеем мы сейчас играющих в молчанку пятерых подельников Ташкента, машину, которую тот использовал для своих противоправных действий, имеем картотеку его резидентуры, а он сам, прямо как в воду канул! Думайте, хорошенько думайте — где нам его искать?!
— Я полагаю, что он может затаиться где-то здесь, в Ленинграде и предпринять ещё одну попытку вернуть себе архив, — ответил Пётр.
— Сутки, которые он нам дал, чтобы выполнить его условия уже истекли. Возможно, его планы сорвало то обстоятельство, что вашей группе всё-таки удалось выбить из его рук главный его козырь — это твою дочь, Пётр. — Кстати, как она себя чувствует?
— Держится молодцом, несмотря на то, что, конечно, порядочно испугалась. Сегодня я отвёз Марию в детский дом под Ленинградом и разместил её туда под другим именем. Так что, надеюсь, что Ташкент и его люди её не смогут быстро найти.
— Это хорошо! Я передал архив немецкой резидентуры в МГБ. Мне поручено выразить тебе благодарность от имени их руководства. А вот почему Ташкент так настойчиво требует возвращения картотеки — вот это непонятно? Имена и установочные данные на всех агентов наши службы обязательно занесут в свои архивы, и даже, если произойдёт чудо и мы вернём Ташкенту его папки, то все имена агентов у нас уже будут и рано или поздно, но мы их переловим. Это ведь лишь вопрос времени...
Иван Михайлович хотел ещё что-то сказать, но в это время зазвонил телефон. Он подошёл к своему столу.
— Майор Сидоров слушает!
— Что?! — возмущённо прокричал начальник отдела.
Положив трубку на место, он оглядел собравшихся в его кабинете ребят и сказал:
— На хлебозаводе номер двенадцать произошёл взрыв печи. Погибло трое рабочих. Выпечка хлеба в цеху, где произошёл взрыв, временно прекращена — до окончания восстановительных работ. Оборудование на заводе, конечно, старое и изношенное, но это не исключает вероятность преднамеренного вывода из строя печи.
— Вы считаете, что это может местью Ташкента? — спросил Пётр.
— Не исключаю! В любом случае, нужно иметь ввиду и эту версию. Сотрудники МГБ уже там, но ты Пётр всё-таки возьми своих ребят и съезди на завод. Нам нужно знать: что там произошло и как этот взрыв связан с Ташкентом. Кстати, стекло в автобусе уже поменяли. Теперь тебе Пётр ветер в лицо дуть не будет!
— Спасибо, Иван Михайлович.
— Да, ты ведь вчера был в госпитале у Тимофеича? Как он там?
— Как и положено настоящему солдату — держится отлично. Пулю уже извлекли. Прошла она лишь в сантиметре от сердца. Медаль 'За оборону Ленинграда', которой Тимофеич очень гордился и постоянно носил на своей груди, помогла отбить бандитскую пулю!
— Вот как бывает. Весь фронт прошёл мужик, в каких только передрягах не побывал, но ни одной царапины, а вот тебе — после войны всё-таки нашла его бандитская пуля. Будешь у него в больнице — обязательно передавай ему от меня привет!
— Обязательно, Иван Михайлович!
Пока Тимофеич был на излечении Пётр решил сам возить на автобусе своих ребят. Пользовались им, конечно, если путь был не близкий, а так экономили горючее, ибо его в городе пока было не вволю. Начальнику обещали прислать на время замену временно выбывшему из строя водителю, но это когда ещё будет.
На Смоленскую, где располагался хлебозавод, подъехали, когда сотрудники МГБ уже садились в свою чёрную эмку. Молодой майор с синими пролётами на погонах неторопливо курил, прислонившись к кузову автомобиля. В это время хорошо знакомый ему автобус убойного отдела уголовного розыска остановился совсем недалеко от проходной хлебозавода. Он критически оглядел выходящих из него людей в штатском и резким тоном приказал.
— Старший группы, ко мне!
Пётр услышал команду синепогонника, но не спешил её выполнять.
— Я сказал: старший группы, ко мне! — недовольно повысив голос, повторил команду майор.
— Ты бы сходил, Пётр, узнал бы чего ему от нас нужно, а то потом греха от его ведомства не оберёмся, — тихо шепнул Петру на ухо Жора.
— Видимо, этого товарища на неподкованной кобыле не объедешь, — согласился Пётр. — Ждите меня здесь! Сейчас я выясню, что ему от нас нужно!
Демонстративно не спеша, опер подошёл майору.
— Старший лейтенант..., — начал было Пётр.
— Можешь не представляться! В убойном отделе только один сотрудник с таким лицом, как у тебя! — оборвал его майор. — Так вот, старлей, я считаю, что: взрыв на хлебозаводе — это акт политической диверсии. Виновные люди мною уже выявлены и будут наказаны по всей строгости социалистического закона!
— И кто эти виновные, если не секрет?
— Какой там секрет? Нашему ведомству нечего скрывать, потому что советские люди имеют полное право знать своих врагов в лицо! Или у тебя, старлей, другое мнение?
— Я считаю, что наш народ имеет право знать о своих истинных врагах.
— Ты что это, сомневаешься в компетентности наших органов? — майор недобро прищурился и испытующе поглядел на Петра, но сильный ожог на лице собеседника не дал ему возможности разобрать эмоции собеседника.
— Я не сомневаюсь в справедливости социалистической формы общественного строя, -ответил Пётр. — А вы, майор?
— Ладно, некогда мне сегодня с тобой попусту лясы тут с тобой точить! Как-нибудь потом ещё побеседуем. Мне кажется, что достаточно скоро у нас ещё появится такая возможность. А насчёт врагов народа, устроивших взрыв на хлебном заводе, можешь у его руководства спросить. Но ещё раз повторяю: делать вашему отделу там нечего — это дело политическое и я уже взял его на свой контроль!
Майор не прощаясь сел в автомобиль и уехал, так и не представившись. Пётр посмотрел ему вслед и вполголоса произнёс:
— Когда кажется, тогда крестятся, гражданин майор!
— Что он от нас хотел, Пётр? — спросил подошедший к нему Жорка.
— Да так, о жизни с майором потолковали! — усмехнулся Пётр. — Ну что, пошли работать!
Троица из убойного отдела направилась к проходной. Директор завода как раз проводил представителей из МГБ и давал разнос своим вахтёрам.
— Слышали, что товарищ из органов сказал? Враги кругом! Поэтому, бдительность, бдительность и ещё раз бдительность! Уразумели? Иначе и с вами случится тоже самое, что и с предыдущей сменой!
Директор ещё раз поднял правую руку, видимо хотел добавить более серьёзный аргумент, но заметил троих в штатском в помещении проходной, опустил руку и строго спросил:
— А вы это куда, товарищи? У нас тут охраняемое предприятие, а не какой-нибудь проходной двор.
Пётр показал своё удостоверение. Хмурое лицо директора тут же прояснилось.
— Понял, товарищи! Но представители компетентных органов уже поймали всех преступников! Ими оказались враги народа, подлым обманным путём затесавшиеся в ряды нашего честного коллектива!
— Мы бы всё-таки хотели бы осмотреть место происшествия, товарищ...
— Кудрявцев Вениамин Павлович! Директор завода!
Пётр критически посмотрел на директора: 'Ещё один Вениамин'. Сей факт не сильно его обрадовал. 'Но посмотрим, может это только всего лишь предвзятое отношение к этому имени?', — подумал опер и произнёс:
— Проведите нас к месту происшествия, Вениамин Павлович. Нам нужно составить собственное мнение о природе взрыва и его возможных организаторах.
Директор ещё какое-то время сомневался, но корочки удостоверения сотрудников уголовного розыска и суровый взгляд Петра всё-таки возымели на него своё воздействие. Он повёл группу в цех выпечки хлебных изделий, который сейчас имел весьма печальный вид. Сама печь была искорёжена, а в ближайшей стене зияло здоровенное отверстие. Тут и там, вперемежку с искорёженным железом, щепками и головешками от хлебных лотков, лежали чёрные как угольки кусочки обгоревшего хлеба. Того самого ленинградского хлеба, который до сих пор жителям города выдавали лишь по карточкам. Появился риск, что могут ввести ограничения на норму его выдачи. Завтра, если уже не сегодня, цена хлеба на рынке, в который уже раз поднимется. Хотя, и нынешняя рыночная цена, особенно на белый хлеб, была недосягаема для основной массы горожан.
— Где в момент взрыва находились погибшие люди? — спросил Пётр у директора.
— Двое как раз загружали очередную порцию выпечки, а ещё один работник погиб на улице под завалом, который образовался из-за обрушения стены цеха. Случайная, можно сказать, жертва. Просто человек проходил мимо, а тут такое случилось!
— Можно осмотреть трупы?
— Майор приказал их убрать. Он сказал, что они портят общий вид и не дают спокойно работать! — виновато потупил взгляд директор.
Пётр посмотрел на Жору, но тот только в полном недоумении пожал плечами.
— Мне понадобится полный список людей, которые работали в этом цеху в день взрыва. Причём, я должен знать: — кто и чем конкретно занимался в этот день, персонально, каждый работник.
— Это мог бы сделать начальник цеха, но его уже увезли товарищи из госбезопасности.
— Он в момент взрыва был на производстве?
— Нет, взрыв же был ночью, а начальник цеха был уже дома. В это время на производстве остаётся только дежурная смена. Начальник цеха узнал о взрыве только по телефону. Мастера производства тоже уже увезли..., — задумчиво почесал затылок директор, — но списки должны были ещё остаться у дежурного мастера цеха! Это в его конторке. Я тут человек новый, только сегодня приступил к исполнению обязанностей директора завода. Старого-то компетентные органы тоже забрали, — перешёл на шёпот исполняющий обязанностей директора.
Руководитель завода ушёл за списком работников, а Пётр отправил Сеньку осмотреть на дворе завал. Может вместе с кирпичами во двор вывалилось и что-то ещё интересное. Сам он, вместе с Жорой принялся тщательно осматривать развороченную печь. Характер повреждений наводил на предположение, что здесь поработал знающий своё дело взрывник.
— Жора ты у нас химик по образованию, — размышляя вслух произнёс Пётр. — Вот ты сможешь определить наличие и примерный состав взрывчатого вещества?
— Конечно, только сразу я тебе ответ дать не смогу. На это потребуется некоторое время.
— Тогда собери для образцов куски обгоревших батонов хлеба и остатки форм. Ведь все хлебные печи на заводе работают в непрерывном режиме. Поэтому, взрывчатку могли положить в них только вместе с новой партией выпечки. А это значит: либо взрывчатка была прикреплена к одной из тележек с хлебными формами, или она находилась в самом тесте. В первом случае взрывчатку мог незаметно подложить практически любой работник, который имеет доступ в цех. Во втором — это кто-то из работников, которые формируют хлеб для выпечки. Так что, так или иначе, но под подозрением сейчас находятся все люди, имеющие доступ к цеху выпечки.
Вернулся директор со списком работником, занятых на выпечке хлеба. Он с торжественным видом передал его Петру. Тот быстро пробежался взглядом по фамилиям.
— Эти люди сейчас ещё находятся на территории завода?
— Да, хотя их смена давно уже закончилась, но пока они ещё все здесь. Майор из органов потребовал, чтобы я никого не отпускал, пока ему на это не даст санкцию его руководство. Правда наш рабочий Семенов слёзно просился домой. У него трёхлетняя дочка слегла с высокой температурой и всю ночь провела дома одна. Он так сильно переживал за неё, что я не смог ему отказать и под свой страх и риск всё-таки отпустил бедолагу домой.
— То, что дежурную смену решили не распускать по домам это, конечно, хорошо! — обрадовался Пётр. — У вас есть в цехе городской телефон?
— Нет, в цехе только внутренний, но городской есть в моём кабинете!
— Жора, когда вернётся Сеня, пусть сходит пообщаться с людьми. А ты присмотрись здесь. Может какие-то ещё зацепки найдёшь. Ну, не мне тебя учить. Пойдёмте, Вениамин Павлович! Мне нужно срочно переговорить со своим руководством!
К удивлению Жоры и Сеньки, менее чем через час на завод приехал сапёр, да ещё и с собакой. Пётр попросил выстроить во дворе всех работников цеха, причём заставил их одеть ту же одежду, в которую они были одеты во время смены. Сапёр с собакой прошёлся вдоль людей. Его четвероногий помощник бежал рядом с ним, не задерживаясь. Теперь Жора и Сенька поняли — зачем Петру понадобился сапёр с собакой.
— Ничего, товарищ старший лейтенант! — доложил сержант. — Чисто!
Пётр согласно кивнул головой. Как-то так он и думал. Опер обернулся к директору завода и спросил:
— Так где, говорите, живёт ваш Семёнов?
Тот почувствовал неладное и, отирая носовым платком тут же вспотевшую лысину, извиняющимся тоном произнёс:
— Поймите меня, товарищ, правильно. Я здесь человек совершенно новый. С людьми ещё не успел хорошо познакомиться, но в отделе кадров у нас с этим всё строго. Там есть все данные на всех наших работников.
Пётр ничего не ответил и повернулся к своим товарищам.
— Сенька, помоги Жоре дотащить до автобуса все вещдоки, которые наш эксперт отобрал на месте взрыва, и ждите меня там вместе с сержантом. Ведите, Вениамин Павлович, в ваш отдел кадров.
Старый кадровик долго рылся по папкам. Тяжело вздыхая, он что-то бормотал себе под нос, но, наконец, обрадованно воскликнул:
— Вот, аккурат все данные на Семенова и его адрес прописки! Извольте поглядеть!
— Я пока заберу у вас эту папочку, — попросил Пётр.
— Конечно-конечно, я всё понимаю, но вы, уж будьте так любезны, мне только расписочку оставьте!
Пётр быстро черканул на вырванном из тетради клетчатом листке бумаги: 'Дело изъято 2 ноября 1946 года сотрудником 1 отдела УУР старшим лейтенантом Афанасьевым Петром Ивановичем'. Кадровик довольно закряхтел:
— Во всём должен быть порядок, Пётр Иванович! — произнёс кадровик, делая из расписки закладку между папками личных дел работников завода.
— Кстати, Семёнов действительно совершенно один с дочкой живёт, да так что и присматривать за ней совершенно некому? — спросил опер.
— Да нет, не один он живёт! В документе чётко указано, что у него есть жена. Значит он вместе с женой, тёщей и со своей дочерью в старом бараке проживают. Но именно сейчас женщины в отъезде, на своей малой родине. Так что, формально, Семёнов тепереча один проживает. У нас ведь в городе с выделением жилплощади настоящая проблема, если не сказать катастрофа получается. Вот и тяжело людям в одной комнатушке ютиться всем разом ютиться. Здесь, в его личном деле записан адрес. Всё строго, как тому полагается, зафиксировано.
Сенька, Жора вместе с сержантом и его овчаркой, как и договаривались, наготове сидели в автобусе. Пётр выскочил из проходной и бегом припустил к автобусу. Заскочив в него, он быстро сунул в руки Сеньке дело Семенова, сел за руль и завёл автобус.
— Оружие у всех с собой? — лихо разворачивая его, поинтересовался он у своих ребят.
Все утвердительно кивнули головами.
— Откройте папку и хорошенько запомните фотографию Семенова! Чует моё сердце — будет у нас сегодня очередное задержание. И не исключаю, что наш подопечный будет вооружён и совершенно не обрадуется неожиданному визиту. Как, сержант, не страшно?
— Немец страшнее был, товарищ старший лейтенант, и то выдюжили, а с бандитом уж и подавно справимся! — лихо ответил молодой сержант.
— А куда едем, Пётр? — спросил Сенька.
— На Елизаветинскую.
— Далековато забрался Семёнов.
— Это нам только на руку. Нашему вероятному диверсанту дольше нашего будет добираться до дому. Так что, надеюсь, что мы сможем его захватить ещё совсем тёпленьким! — с надеждой в голосе ответил Пётр.
Не прошло и часа, как его группа подрулила к дюжине двухэтажных, деревянных домишек на Елизаветинской улице. Это были временные бараке. По крайней мере так утверждали городские власти, но как говорится: 'Нет ничего более постоянного, чем временное!'. Пётр остановил автобус и осмотрел местность. Чем больше Пётр вглядывался в расположение домов и особенности местности, тем больше ему не нравилась обстановка.
— Сюда, по-доброму бы роту солдат нужно прислать, чтобы надёжно оцепить этот рассадник бандитизма! — стукнув кулаком по ни в чём не повинной баранке, произнёс опер. — Сержант, остаёшься вместе с собакой здесь, в автобусе и пуще глаза береги своего пса. Теперь мы без него прямо как без рук!
— Но, товарищ старший лейтенант! — заканючил молодой сержант. — Можно я с вами пойду! Сколько уже на дело не ходил — руки так и чешутся, да и душа в бой рвётся.
— Никаких 'но'! Выполняйте приказ, сержант! Сидеть в автобусе!
— Есть выполнять приказ! — недовольно буркнул сапёр.
— Сенька и Жора, оружием пока не светить! Мы мирные люди — социальные работники, но наш бронепоезд стоит на запасном пути! — на распев произнёс Пётр и продолжил. — Жора, у тебя где-то блокнот и карандаш были. Доставай и делай вид, что что-то записываешь. Ты Сеня возьми в руку Жоркину рулетку и время от времени чего-нибудь измеряй. Усекли? Всем надеть умные рожи!
Ребята кивнули головами. Они уже поняли, что ломанулись, не подумав о том, что Семёнов вполне может быть не один, а их только трое, да кругом гражданское население. Особо в таких условиях не повоюешь. Автобус уже успела окружить ватага любопытной малышни. Они с интересом разглядывали его. Во дворе же мужики, сидевшие тесной кучкой за столом, играли в карты на 'интерес'. Среди них Семенова не было, если, конечно, верить фотке из личного дела. Пётр про себя мысленно выругался: 'Ещё и детей тут нам только не хватало!'.
— Дяденька, а вы кто? — спросил самый любопытный паренёк, лет семи-восьми, когда вся троица из убойного, выходила из автобуса.
— Мы из отдела переписи населения города Ленинграда. Собираем сведения о гражданах нашего города, изучаем их условиях жизни, чтобы в последствии улучшить эти самые жизненные условия всех без исключения людей, — ответил Пётр.
— Это нас, что ли, улучшать будут? — с сомнением в голосе спросил малыш.
— Со временем вы все переедите в благоустроенные квартиры, где будет горячая вода, электричество и газ!
— Понятно, а солдат и большая собака вам зачем? — всё не унимался любопытствующий
Пётр посмотрел на сапёра и с серьёзным видом произнёс:
— А он нас от бандитов охраняет!
Пацан ещё раз внимательно посмотрел на Петра, потом на солдата с собакой и сорвался с места. С криками: 'Нас улучшать приехали!', он резво помчался к домам. За ним побежала и все остальная детвора. Через минуту уже все жители улицы знали, что приехала комиссия улучшать их жилищные условия. Женщины засуетились и потянулись к приехавшим с жалобами, а мужики лишь недоверчиво махнули рукой и продолжили свою игру. Сеньку с рулеткой и с важным видом ходил вокруг. Что-то замерял. Называл Жорке цифры, а тот записывал их в блокнот. Круглые очки, висевшие у него на самом кончике носа, добавляли его внешнему виду солидности.
— Милок, ты видно здесь самый старший? — шамкая беззубым ртом произнесла старушка, с надеждой обращаясь к Петру. — У нас в семье целых шесть человек, а ютимся мы в совсем маленькой комнатушке. Ты уж нас первыми на очередь на жильё запиши.
— Так, граждане, по очереди называем свои фамилии, количество людей, проживающих на вашей жилплощади и количество квадратных метров! — прокричал Пётр, пытаясь докричаться до ругающихся меж собой женщин.
Они боялись остаться не записанными в очередь на улучшение своих жилищных условий и ревностно следили за очерёдностью. Люди торопливо называли свои фамилии. Жора с деловым видом их записывал в блокнот, но фамилии Семеновых так и не прозвучало.
— Все записались? — Пётр уже в который раз попытался перекричать бабский базар.
— Не-е, Семеновых нет, — ответила самая бойкая девица.
— А где они живут?
— Да, вона! На втором этаже хозяин как раз в своём окне торчит! Чаво-та не решается прийтить записаться на улучшение! — произнесла девица и ткнула рукой в сторону самого дальнего барака.
Пётр посмотрел в указанном направлении и, действительно, в одном из окон он заметил смотревшего на них мужика. Тот напряжённо всматривался в собравшуюся толпу.
— И что ему совсем не требуется улучшений жилищных условий? — спросил он.
— Так, у Семенова же лучше всех! Сожительница евоная от него сбежала с молодым хахалем, тёща укатила к себе на Украйну, а он таперыча с дочкой один тут — бобылём проживат. Прям, как кум королю, в своей бывшай кладовке! — с сарказмом ответила стоявшая рядом с Петром старуха.
— А дочка его часом не болеет?
— Да, чо ей сделается-то? Только нелюдима она шибко. Всё в каморке своей сидит и книжки всякие там умнаи читает. Нет, шобы как все туташние дети по улице в это время носиться!
— Значит дочка у него умеет читать и не болеет. Это хорошо. — ответил Пётр, а затем громко заявил собравшейся публике. — Нам всех без исключения опросить велено! Поэтому Семенова тоже опросим!
Он кивнул Жоре и Сеньке, и они все вместе направился к бараку Семенова. Тот, заметив, что незнакомые люди идут к его дому, тут же отпрянул от окна.
— Ускорили шаг, но не бегом! — полушёпотом приказал Пётр.
Когда они подошли к дверям дома, из них как раз выскочил Семенов с чемоданом в одной руке и маленькой девочкой в другой. Та испуганно смотрела на чужаков.
— Вы кто такие? — нервно спросил человек, сильно похожий на фотографию из личного дела Семенова.
— Вы не волнуйтесь, товарищ! — по возможности как можно более мирным тоном произнёс Пётр. — Мы из социальной службы и проводим опрос населения с целью улучшения ваших жилищных условий.
— В соцобеспечении одни бабы работают, а не такие здоровенные лбы как вы! — взвизгнул Семенов. — Не подходите ко мне!
Девчушка громко заплакала.
— Да что это вы, ироды, такое делаете! Ребёнка ни за что, ни про что пугаете! Что к людям пристали! Не хочет Семёнов улучшать свои жилищных условий и не надо! Пусть в бараке остаётся! Нам больше достанется! — закричали за спинами оперов бабы.
Мужики снова оторвались от своей игры и даже привстали из-за стола.
— Всем оставаться на своих местах! — громко крикнул Пётр. — Работает уголовный розыск! Производится задержание опасного преступника.
Он выхватил из-за пояса наган, но Семенов тоже был не промах. Он уже успел бросить на землю свой чемодан и на Петра теперь смотрел ствол 'Вальтера'.
— Нашли всё-таки, гады легавые! — зло прошипел Семёнов, а маленькая девочка испуганно прижалась к нему и даже перестала плакать.
Бабы заголосили и бросились на утёк. Мужики же остались стоять где и стояли, недовольно косясь на чужаков.
— Детей с улицы живо убрали! — приказал Пётр убегающим бабам.
— Стволы на землю, мусора! — прошипел Семенов, проведя дулом 'Вальтера' из одной стороны в другую, а затем приставил его к спине девочки — А не то я эту девчонку порешу и её смерть тогда будет на вашей совести!
Стоявшие в десяти метрах от него здоровенные парни, сжав кулаки, смотрели на нелюдя, но ничего пока не могли сделать. Жора и Сеня посмотрели на Петра. Тот сквозь зубы выругался и бросил на землю свой наган. Вслед за ним бросили на землю своё оружие и его товарищи.
— Пожалей хоть свою дочь, Семенов! — попросил Пётр.
— А она и не дочь мне вовсе! — захохотал тот. — Манькина она, моей приживалки, а та даже не помнит от кого и родила, да и сбежала она от меня вместе со своей матерью! Нетути её, а девку её мне не жалко!
Петру было всё равно чей это ребёнок. Он хотел, чтобы девочка осталась жива, но ему был нужен и живой Семенов.
— Хорошо, можешь идти куда хочешь. Я не хочу зла ребёнку. Отдай его мне! — сказал Пётр и сделав один шаг вперёд.
— Стой, где стоял! — снова завизжал Семенов.
Пётр миролюбиво поднял руки и вернулся на место.
— У меня же в руках ничего нет. Отдай мне девочку и проваливай на все четыре стороны!
Семёнов затравлено огляделся по сторонам. Опера выжидающе смотрели на него. С минуту они играли в гляделки. Затем псевдоотец резко бросил ребёнка на землю и тут же скрылся за углом дома. Пётр первый поднял с земли наган и побежал вслед за ним.
— Жора, посмотри, что там с девочкой! Сенька, обходи дом с другой стороны! — крикнул он на ходу.
Пётр прильнул к стене дома и быстро заглянул за угол. За домом было большое поле, а дальше, вдали виднелся пруд. Семёнов бежал именно к туда. Опер взял его на мушку, но расстояние для нагана было великовато. 'Эх, сюда бы маузер! Почему я его с собой не взял?!', — мысленно обругал себя Пётр. Он побежал вслед за Семеновым. Тот оглянулся и выстрелил. Пуля просвистела где-то в стороне. 'Свою пулю не услышишь!', — подумал Пётр и прибавил ходу. Прилично отставая от него бежал Сенька. Пётр оглянулся и махнул тому рукой, чтобы тот прибавил ходу, но физической подготовка молодого опера желала оставлять гораздо лучшего. 'Вернёмся в отдел — обязательно займусь своими сотрудниками!', — решил Пётр и ещё прибавил скорости. До пруда было не так и далеко, но зачем он нужен Семенову? Лучше бы бежал к лесу. Там хоть есть шанс попытаться скрыться. Беглец снова оглянулся и был неприятно удивлён. Не смотря на порядочную фору и бездорожье, преследователь его споро нагонял. Семёнов снова выстрелил. Но у него не было времени хорошенько прицеливаться. Поэтому пуля снова ушла куда-то мимо. Пётр был обучен качественно стрелять в любых условиях и, когда он понял, что Семён уже находится в зоне поражения, то выстрелил. Тот тут же упал и истошно завизжал. Теперь ему уже было не до 'Вальтера', который он уронил при падении.
— Лучше бы сразу сдался, целее был бы! — подойдя к нему добродушно произнёс Пётр.
Семенов лишь сплюнул от досады и злобно посмотрел на опера. Он старательно зажимал рану на своём бедре, но кровь всё равно сочилась сквозь пальцы. Вскоре к ним подбежал Сенька. Он согнулся в три погибели и всё никак не мог отдышаться. Посмотрел на раненого бандита и, тяжело хватая ртом воздух, отрывисто произнёс:
— Ну, ты и лось, Пётр! За тобой не угнаться!
— Вернёмся — займусь вашей физподготовкой! — беззлобно произнёс Пётр, на что Сенька состроил кислую рожу.
Ухмыльнувшись, Пётр повернулся к Семенову, присел на корточки и вкрадчиво спросил:
— И куда же ты так торопился, родимый?
— Не твоё дело! — недовольно поглядев на него, прошипел тот в ответ.
— Ну, не моё так не моё! — ответил Пётр и встал с корточек. — Перевяжи его и пакуй, Сеня! В отделе с ним будем разговаривать. Там он у нас посговорчивее будет. А я пока автобус поближе подгоню.
Через пятнадцать минут Семенова уже усадили на заднее сиденье. Пётр критически осмотрел его и потребовал:
— Руки покажи!
— Что? — не понял Семенов, косясь на овчарку, которая время от времени явно недовольно на него поглядывала и рычала.
— Руки вытянул перед собой! Сержант, командуй своему учёному псу.
Овчарка понюхала руки диверсанта, вновь оскалила пасть, а потом залилась громким лаем.
Семенов от страха даже забыл про свою рану и опасливо поджал ноги.
— Он, товарищ старший лейтенант! — прокомментировал поведение собаки сержант. — Верный учуял запах взрывчатого вещества на руках задержанного.
— Вот и прекрасно, а теперь поедем с твоим умным псом к его дому, а затем и сходим к пруду. Не хочешь, Семенов, нам добровольно выдать место, где ты хранишь взрывчатку? — спросил Пётр.
— Вам надо — вы и ищите! — огрызнулся бандит.
— Ну что же, так и запишем: задержанный отказывается сотрудничать со следствием! Но ничего, нам Верный всё покажет! Правда, Верный? — на что опер получил в ответ оглушительный лай собаки.
— Верный согласен! — с гордым видом за своего умного питомца, перевёл его лай на русский язык сапёр.
— Менты поганые! На всё у вас свои ментовские выверты имеются! — тихо прошипел Семенов, получше пристраивая раненую ногу. — Ничего-ничего кое где у нас тоже свои люди имеются. Так что, не долго тебе, мент поганый, радоваться осталось!
Пётр слышал ворчание бандита, но не придал ему какого-либо значения, а лишь улыбнулся. Он подмигнул маленькой девочке, которая тихо сидела в дальнем углу автобуса, прижавшись к плечу Жорки. Для него сегодня было важно спасти невинную детскую душу и ему это удалось. А что может быть на свете важнее жизни ребёнка? 'Ради них, будущих граждан нашей необъятной страны, и воюем!', — подумал Пётр, садясь за руль автобуса.
Глава 9. Майор МГБ
Группа Петра вернулась в отдел уже поздно вечером, но с хорошим уловом. В укромном месте, недалеко от пруда они обнаружили хорошо замаскированный склад взрывчатки и огнестрельного оружия.
— Молодцом, старший лейтенант! Такой арсеналище твоя группа выявила! -взволнованно ходил по своему кабинету Иван Михайлович. — Это же сколько людей могли бандиты положить этим оружием! Сколько вреда нанести нашему родному городу!
Время от времени он с уважением поглядывая на молодых ребят, скромно сидящих у него за столом.
— Если бы не сапёр со своей собакой, то не видать бы нам этого схрона оружия, как своих ушей, — без тени лукавства ответил Пётр.
— Ладно-ладно, не скромничай! А кто придумал применить для поиска преступника обученную на выявления взрывчатки собаку. Моё представление на тебя о награждении уже ушло наверх! Я полагаю, что вместе с тобой будут достойно отмечены все ребята твоей группы. Они тоже участвовали в деле и достойны награды. В список награждения я включил и сапёра.
— Служим Советскому Союзу! — встав из-за стола и повернувшись лицом к начальнику отдела, ответил за всех разом Пётр. — И спасибо вам, Иван Михайлович, за заботу о личном составе!
— Запомни, командир по уставу обязан заботиться о своих подчинённых! Ладно, на сегодня всё, а теперь по домам — всем отдыхать! Сегодня вы вполне заслужили полноценный отдых в домашней обстановке!
Ночной, послевоенный Ленинград спал. Он отдыхал после напряжённого трудового дня. Его сон охраняют сотни людей в форме и без неё, которые по долгу своей службы стоят на страже порядка в героическом городе. Пётр возвращался домой по Невскому. Тусклые, редкие фонари бледными пятнами неуверенно освещали ему дорогу. Ещё далеко до того времени, когда в ночное время его город будет залит огнём яркой иллюминации, но Пётр знал, что это время непременно наступит. Нужно только потерпеть, пока истощённый войной город вновь наберёт свою былую силу и расцветёт в ореоле непередаваемого шарма своей великой истории.
Сегодня никто не помешал Петру спокойно добраться до дому. Мимо него проехал постовой на мотоцикле. Правда уже другой. Тем не менее он признал Петра и, когда поравнялся с ним, уважительно козырнул. 'Уже становлюсь знаменитым. Даже документы у меня перестали проверять!', — усмехнулся Пётр.
Завернув с Литейного в тёмный 'колодец' своего родного двора, который освещался лишь одной неяркой лампочкой над дверь подъезда, он бросил взгляд на свои окна. Они были темны. Вошёл в подъезд, поднялся на свой этаж. Вставил ключ в щеколду входной двери и не сразу повернул его. Он подумал, что сегодня дома его никто не ждёт. Ещё не успевшая повзрослеть мать не встретит его у порога. Ему стало немного грустно. Он уже успел привыкнуть, что в те редкие вечера, когда ему всё-таки удавалось ночевать дома, его ждала его будущая мама. Но сейчас она была далеко от него. 'Как она там в детском доме?', — подумал Пётр и повернул ключ.
Он уже обжился в послевоенном Ленинграде. Успел привыкнуть и к старым выключателям, и тусклому свету лампочек, и к репродуктору, который обязательно с утра разбудит его гимном Советского Союза; и к шипению примуса, и к тому, что на столе у него нет тех разносолов, которыми богато его время. Нет телевизоров, нет компьютеров, и много чего ещё нет, но есть люди. Люди, искренне болеющие и переживающие за свою страну; готовые в любую минуту встать грудью на её защиту. И ему было комфортно находиться здесь, среди таких людей и бороться с нечистью, которая мешает городу дышать полной грудью. Он всё реже и реже вспоминал о своём времени, где уже нет его матери, нет его жены. Времени, где его жестоко предали и безжалостно выкинули со службы. Теперь он был нужен здесь. Этому жестокому, но, по-своему, прекрасному времени, когда каждый день — это крохотный шажок к лучшей жизни и Пётр был рад тому, что и его скромный труд приближает это лучшее завтра.
Он поставил на примус кастрюлю с водой. Сегодня у него на ужин будет перловая каша на воде и немного растительного масла, да соль — в качестве приправы. Потом травяной чай с кусочком чёрного хлеба. И спать! Страшно устал, но счастлив, что за один день удалось вычислить и поймать диверсанта. 'Завтра нужно будет заставить его выдать своих сообщников. Не в одиночку же он смог протащить на территорию завода взрывчатку? А склад с оружием прямо в городе! Кому он понадобился и для чего было накоплено столько оружия и взрывчатки?', — размышлял Пётр, допивая из алюминиевой кружки остатки остывшего чая.
Раздевшись, он лёг на кровать и долго ещё крутил в голове варианты завтрашнего допроса Семенова. 'Нужно будет ему устроить очную ставку с немцами из банды Ташкента!', — сквозь сон подумал Пётр и провалился в черноту небытия.
Под утро его разбудил бесцеремонный стук в дверь. Грохот стоял на всю квартиру. Явно по двери лупили кулаками и ногами. С трудом выходя из тяжёлого сна он силой заставил себя открыть глаза. Чрезмерная усталость и скудное питание, которое не позволяло быстро восстанавливать силы, давало о себе знать. Снова застучали бесцеремонные гости.
— Гражданин Афанасьев, откройте дверь! Мы знаем, что вы дома!
— Это ещё что за представление простому народу! — вслух чертыхнулся Пётр.
Он сидя на кровати натянул на себя рубашку, затем одел штаны. Влез босыми ногами в старые, растоптанные тапки. Вытащил из-под подушки наган и пошёл к двери. Включив в коридоре свет, прислушался. Чувствовалось, что там были люди, но они теперь старались сильно не шуметь. Скорее всего они сами прислушивались к происходящему в его квартире.
— Кто там? — недовольно крикнул Пётр, взводя курок.
— Немедленно откройте, гражданин Афанасьев! — потребовал молодой голос за дверью.
— Я спросил: кто там? Не уж-то вы так плохо владеете русским языком, что не можете ответить на такой простой вопрос?
— Открывайте или, в случае неповиновения, мы будем вынуждены взломать дверь и применить оружие! У нас имеется постановление на обыск вашей квартиры!
В щели под дверью показался желтоватый листок бумаги. Пётр взял его в руки и прочитал текст. Заполнено всё было безукоризненно, ни к чему не придерёшься. Он спрятал наган за пояс и открыл дверь. Тут же к нему в квартиру бесцеремонно ворвались люди в штатском. Вслед за ними неторопливо вошёл знакомый по хлебозаводу майор МГБ. Сегодня он был в тёмной, цивильной одежде.
— Ну, здравствуйте, Пётр Иванович! Что же вы так не любезны к своим гостям? За дверью держите, домой к себе пускать не хотите? — натянуто улыбаясь, спросил он.
— Не имею привычки принимать незваных гостей, особенно по утрам, когда порядочные трудящиеся города собираются на работу! — жёстко ответил Пётр, глядя, как люди в штатском сноровисто переворачивают вверх дном небогатую обстановку его квартиры.
— Зачем же так грубо, Пётр Иванович? Вы же хорошо образованный человек и, вдруг, такие грубые манеры! Вам это не к лицу!
— Может скажете: чего вы ищите, так я вам сам это покажу. Значительно сэкономите и моё и своё время. Если, конечно, то чего вы ищите — у меня есть!
— Кстати, действительно, было бы весьма неплохо, если бы вы добровольно выдали нам списки завербованных вами людей и инструкции, которые вы получили от своих заграничных хозяев! Ведь это именно вы организовали взрыв на хлебозаводе, и готовили в нашем героическом городе серию терактов ко дню светлого праздника всего советского народа — Дню Великого Октября! Даже склад с оружием и взрывчаткой подготовили!
Майор встал напротив Петра. Он был гораздо меньше его ростом, но тем не менее смотрел на него снизу с чувством явного превосходства. Фальшивая улыбка исчезла с его лица. Он смерил хозяина квартиры презрительным взглядом и, почти не открывая рот, приказал:
— Обыскать его!
Фраза прозвучала подобно профессионально выполненному удару плетью — оттягом и финальным режущим слух щелчком. И тут же к Петру кинулись сразу три человека в штатском. Двое сноровисто заломили ему руки, а третий стал со знанием дела обыскивать.
— Вот, товарищ майор! — с гордым видом произнёс тот самый третий, передавая своему начальнику наган Петра.
Руки майора были в чёрных, кожаных перчатках. Тем не менее, он осторожно взял оружие двумя пальцами за дужку, охватывающую спусковой крючок, и мерно покачивая его перед собой, усмехнувшись произнёс:
— Оформи этот наган, как средство подготовки покушения на редставителей государственной власти и внеси его в протокол об изъятии.
Он отдал оружие Петра своим людям и, окинув прощальным взглядом перевёрнутую верх дном обстановку квартиры, недовольно спросил:
— Ну, ничего больше не нашли?
— Ничего, товарищ майор! — ответил всё тот же третий.
— Ну, это ещё ничего не значит! Изымайте все бумаги и всё подозрительное, что нашли в квартире! Не исключено, что задержанный для обмена информацией с сообщниками применял тайнопись! Сотрудники нашей лаборатории — хорошие специалисты, они во всём на месте разберутся!
— Идёмте, бывший старший лейтенант. Я ведь обещал вам на нашей предыдущей встрече, что у нас с вами ещё будет время пообщаться!
— Я ещё не видел приказа о лишении меня звания! — ответил Пётр.
— Ещё увидите, непременно увидите! — усмехнулся майор.
Садясь в чёрный 'воронок', Пётр вспомнил об угрозе Семенова и понял, что тот имел ввиду, когда говорил об человеке, который ему поможет. Но теперь, как и в двухтысячных, доказать сейчас, что майор — предатель, у Петра пока не было возможности. 'Всё снова повторяется!', — грустно усмехнулся он.
— Не стоять! В машину! — рявкнул на него дюжий, розовощёкий парень в штатском. Пётр поднял голову, посмотрел на тёмные окна своей квартиры. Удастся ли в неё снова вернуться и увидеться с матерью? Потом он взглянул на напряжённые лица своих конвоиров и молча сел в чёрный 'воронок'. Заурчал двигатель, и эмка, плавно набирая скорость, помчалась по Литейному проспекту. Она увозила его прочь от родного дома.
Петра помести в одиночную камеру. Голые деревянные нары; тусклая лампочка высоко, под самым потолком; четыре стены с облупившейся краской, да железная дверь с круглым глазком. Вот и вся обстановка камеры. Дверь за спиной Петра с лязгом захлопнулась. Заслонка глазка через мгновение отодвинулась и снова закрылась. Когда-то, уже теперь в прошлой жизни, его готовили к подобным поворотам судьбы. Ведь разведчик никогда не знает, что его ждёт впереди — успех или провал. Его жизнь постоянно висит на волоске и зависит от множества, порой кажущихся совершенно незначительными событий, переплетённых в невообразимом клубке жизненных обстоятельств и, порой, совершенно незнакомых ему людей. Кто и в какой момент окажется друг, а кто враг сможет показать только время. Пётр лишь присел на нары, хотя знал, что в одиночных камерах до отбоя этого делать не положено. И тут же дверь снова загрохотала, распахнулась, и стоявший в дверях конвоир рявкнул:
— Задержанный, на выход! Руки за спину!
Пётр вышел в длинный коридор, перегороженный решётками и дверьми с замками. Конвоир на автомате отдавал команды:
— Стоять! Лицом к стене!
— Вперёд!
— Стоять! Лицом к стене!
— Пошёл!
Пётр, не спеша, механически выполнял все его приказания. Куда теперь спешить? Нужно тянуть время. Может его ребятам удастся вынудить на чистосердечное признание Семенова, если, конечно, могущественное министерство безопасности не надавит на министерство внутренних дел и не вынудит передать его им. Теперь многое зависело от ' подковёрных игр' где-то там наверху, и задача ребят Петра дать весомые аргументы Ивану Михайловичу, а он уж найдёт тому должное применение. Пётр верил в своих ребят и в своего непосредственного начальника и это придавало ему силы. 'Или всё-таки у майора свои игры и руководству МГБ совершенно неизвестно о его инициативе с хлебозаводом и ним самим?', — опер неспешно размышлял, когда ему приказали остановиться перед дверью, обитой коричневым дерматином.
Конвоир постучал, открыл дверь и подтолкнул Петра в спину. Тот переступил порог и оказался в небольшом кабинете. Как раз напротив него, скрестив руки на груди, подпирал стену здоровенный сержант с расстёгнутой верхней пуговицей на гимнастёрке.
— И снова здравствуй, Пётр Иванович! Вы, наверное, уже успели по мне соскучиться?
Яркий свет от настольной лампы был направлен прямо в глаза Петра, и он не смог разглядеть, кто сидит за столом, но этот голос он уже хорошо запомнил.
— И вам не хворать, майор. Кстати, вы почему-то до сих пор мне не представились, хотя это и положено было сделать согласно устава ещё при первой нашей с вами встрече, — прикрывая ладонью глаза, произнёс Пётр.
— Вы присаживайтесь-присаживайтесь! — указал рукой майор на грубый табурет, стоявший напротив его стола.
Сержант, не отрываясь от стены, подтолкнул ногой табурет поближе к Петру.
— Ну, смелее-смелее! Разве вы никогда не были на допросах? — иронично спросил майор.
Пётр поправил табурет, не спеша сел и стал глядеть прямо перед собой в пол, чтобы яркий свет поменьше давил на глаза.
— Вы не ответили на мой вопрос, майор.
— Иванов, майор Иванов, если вам станет легче от того, что я назову какую-нибудь фамилию. Даже забавно: вы — Иванович, а я — Иванов! Не находите, задержанный?
Пётр понимал, что майор просто смеётся над его бессилием. По каким-то причинам тот сейчас работал на банду Ташкента. Своими действиями он разваливал работу группы Петра, а вместе с этим и всю работу убойного отдела в этом направлении. 'Каким боком майор причастен к банде Ташкента?', — размышлял Пётр.
— Молчите. Тогда начнём разговор, по существу. Каким образом ваши действия связаны с иностранной разведкой? — спросил майор.
Пётр попытался посмотреть на собеседника, но яркий свет настольной лампы не давал ему разглядеть его лицо. 'Такие вопросы мне после возвращения из последней командировки уже задавали в моём родном ФСБ, только с подключенным детектором лжи!', — опуская голову и пряча глаза от яркого света, подумал опер.
— Не слышу ответа! — рявкнул майор.
— Я не причастен ни к одной из разведок иностранных государств, — спокойно ответил Пётр.
— А, тогда как объяснить наличие у вас таких больших запасов оружия иностранного производства и взрывчатки?
— Каких запасов?
— Те, что были на берегу пруда, что на Елизаветинской улице.
— Но это же склад Семенова!
— А у нас есть показания Семенова о том, что это именно вы являетесь руководителем диверсионной группой и именно вы отдали ему приказ взорвать цех выпечки хлебобулочных изделий, чтобы сорвать план производства хлеба и создать недовольство среди населения города и области.
— Чушь! Я сам, вместе со своей группой шёл на задержание гражданина Семенова!
— Вы это сделали, когда поняли, что вас скоро разоблачат и тогда решили сдать Семенова, в надежде, что тот будет молчать о вашей роли в подрывной деятельности. Говорите! На кого вы работаете?! Какая иностранная разведка отдаёт вам приказы?!
— Я ещё раз повторяю: я не причастен ни к одной из иностранных разведок. Я гражданин Советского Союза и на её врагов не работаю, — не повышая голоса ответил Пётр.
— Ну, хорошо! Вы сами не оставляете нам другого выбора!
Майор сделал знак своему сержанту. Тот отделился от стены, которую до этого момента с равнодушным видом подпирал; размял свою бычью шею; похрустел костяшками пальцев и без замашки нанёс удар в голову Петра, но... промахнулся. Он с удивлённым видом посмотрел на задержанного. Видимо, это у него случилось первый раз в его жизни!
— Тарасенко! Мне что тебя учить, как вразумлять заключённых! — недовольно рявкнул майор.
— Не заключённого, а задержанного, майор, — не на тон не повышая голос поправил Пётр.
— Молчать! Я вас не спрашивал и не вам указывать мне на терминологию! — завизжал майор. — Тарасенко!
Сержант резким ударом ноги выбил из-под Петра табурет и хотел по привычке тут же, кованным сапогом нанести ему удар в живот, но вновь промашка. Мощный удар прошёлся мимо, так как задержанный успел в кувырке уйти в сторону, а в тот момент, когда сержант поднял ногу для удара, опер подсёк ему вторую. Грузное тело палача рухнуло на каменный пол. Он сильно ударился копчиком и застонал от боли. На время потерял ориентацию и тут же получил удар ногой в челюсть. Голова его резко мотанулась из стороны в сторону, и он обмяк.
Майор выскочил из-за стола и стал нервно хвататься за пистолет, но он так разволновался, что никак не смог совладать с кобурой, а Пётр уже был рядом с ним и нависал над его тщедушным тельцем всей своей стокилограммовой массой.
— Не балуй с оружием, майор, а не то ненароком ещё застрелишься, — спокойно произнёс Пётр. — Конвоиров зови! Надоело мне с тобой уже разговаривать!
Задержанный был в наручниках, но майор только что своими глазами видел на что он способен и от этого ему стало сильно не по себе. Он дрожащей рукой пошарил под своим столешницей и, наконец, нашёл кнопку вызова. Нажал и долго держал её, не в силах оторвать взгляд от обезображенного ожогом лица Петра.
В кабинет ворвались двое конвоиров. Они с непонимающим видом уставились на лежащего без сознания сержанта. Майор с раздражением посмотрел на них и заорал:
— Что стоите, остолопы?! Отведите задержанного в камеру!
Пётр пошёл к двери, но на пороге остановился. Оглянулся и внимательно посмотрел на майора. Тот в это время нервно отирал носовым платком вспотевшее лицо. 'А всё-таки ты санкции на мой арест от своего руководства не получал, совсем не товарищ майор!'. — подумал Пётр и вышел из кабинета.
Его снова отвели в камеру. Несмотря на предупреждения конвоира, он лёг на нары и, лежал отвернувшись к стенке. Он слышал, как ещё не раз конвоир открывал глазок, смотрел, чем занимается задержанный, но в камеру к нему не входил. Даже замечаний не делал. 'К чему бы это?', — усмехнулся Пётр и незаметно для себя уснул. Чисто армейская привычка спать, когда появляется на то возможность. Ведь кто его знает, когда в следующий раз снова можно будет спокойно отдохнуть. Принесли ужин. В алюминиевой миске, в непонятной жиже плавало что-то не менее понятное. Ночь прошла на удивление спокойной. Никто Петра не беспокоил, на новые допросы не водили. Разбудил его лязг открывающейся двери.
— Задержанный, с вещами на выход!
— У меня нет вещей! — поворачиваясь лицом к орущему 'вертухаю', машинально ответил Пётр.
— Разговорчики! Подъём, задержанный! На выход!
И снова команды: 'Стоять! Лицом к стенке! Пошёл', но пошли они не в сторону кабинета майора, а совсем в другую. Туда откуда Пётр привели в камеру. Он был удивлён, но ему вернули его наган, кошелёк, ремень и одежду, которую он сдал, когда попал в этот не совсем гостеприимный дом.
Пётр вышел на Шпалерку из ДПЗ, или как в народе его называли: 'домой пойти забудь!' и оглянулся. К нему бежали Сенька и Жорка. Подбежав, они радостно похлопали его по плечу. Пётр и сам был рад встрече со своими новыми друзьями. В этом неспокойном, послевоенном Ленинграде он пока не успел обрести себе друзей, кроме тех, с кем общался по службе, хотя он особо и не пытался с кем-либо ещё подружиться. 'Как там мой Василий в родных двухтысячных поживает?', — подумал опер.
— Привет, Пётр! — в один голос поприветствовали его Жорка и Сенька. — Нас Иван Михайлович послал тебя встретить, но мы бы и сами без его приказа пришли!
— Спасибо, ребята! — ответил Пётр, тронутый их искренностью.
— Ты не нас, ты Ивана Михайловича благодари! Это он нажал на нужные кнопки где-то там наверху! — важно произнёс Жорка и ткнул пальцем в небо. — Как ты сам-то?
— А знаешь, даже вроде, как и ничего! Даже выспаться дали сатрапы! Может даже стоит иногда попадать в 'Большой Дом', чтобы просто выспаться, а то у нас на работе сами знаете — как с отдыхом? — усмехнулся Пётр.
— Нет уж спасибо! Лучше уж у нас, на нашем потёртом, жестком диванчике отдыхать! — рассмеялись в ответ Жорка и Сенька.
— Ну, тогда к нам, на Дворцовую! Нужно ведь поблагодарить Ивана Михайловича! Да, и там нас уже ждёт очень много работы!
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|