Я не боюсь тебя любить

Название: Я не боюсь тебя любить

Автор: Jaye

Бета: Aisha8975 (aisha8975@yandex.ru)

Рейтинг: R

Жанр: romance и немножко юмора

Cтатус: Завершен

Содержание: О сложностях взаимопонимания между коллегами на работе =)

"Ненавижу"... Стиснув зубы, приседаю на корточки и, уперевшись руками в коробку, толкаю ее в сторону. Чувствую, как на коже выступают капельки пота. Мокрая темная прядь прилипла к виску и я с огромным трудом удерживаюсь от того, чтобы не провести рукой по волосам. У меня, наверное, снова поднялась температура. В субботу, гуляя с друзьями, я неожиданно почувствовал себя плохо: глаза болели и слезились, меня слегка подташнивало и немного кружилась голова. Добравшись до дома и по пути предварительно зайдя в магазин, я начал курс лечения с горячего чая, витамина Ц и грейпфрута. Потом порошочки там всякие чудодейственные, отличавшиеся препротивным вкусом... В воскресенье я почувствовал себя значительно лучше и, легкомысленно забросив медикаменты подальше, благополучно обо всем забыл, переключившись на чтение сборника увлекательных фантастических историй Герберта Уэллса. И вот результат: с меня пот льется в три ручья, а легкое головокружение заставляет незаметно жмуриться, чтобы прийти в себя. Слава богу, завтра выходной. Учеба начинается только с понедельника, поэтому у меня еще будет время хорошенько отдохнуть и вылечиться.

Все-таки хорошо, что родители на неделю уехали в Одессу к старой знакомой, а то мама с меня три шкурки сняла бы за такое пофигическое отношение к собственному здоровью. И почему нашему главному бухгалтеру срочно понадобилось собирать все документы за последние десять лет и вести в архив? А козлом отпущения, конечно же, сделали меня. Последняя неделя лета, но вместо того, чтобы спокойно отработать свои законные 15 часов (обычно я занимаюсь тем, что регистрирую входящие документы, отвечаю за отправку писем и справляюсь с другими мелкими поручениями), я вынужден пахать как проклятый: собирать и заклеивать коробки, предварительно компактно уместив в них толстенные папки с полутора сантиметровым слоем пыли! И все бы ничего, если бы мою пятую точку с таким пристальным интересом не разглядывали наглые синие глаза. Ну не могу я все время клеить и заполнять коробки сидя! Итак уже ноги дрожат от напряжения и колени болят от постоянного нахождения в одной позе. Не-у-доб-но! Иногда приходится и наклоняться, пародируя страуса, но вряд ли у него это вызывает такие же проблемы, как у меня.

Выпрямившись, небрежным движением отвожу несколько непослушных прядей со лба и как бы между прочим оборачиваюсь... и еле удерживаюсь от того, чтобы не зарычать вслух: густые черные ресницы медленно поднимаются, и синие глаза переключаются на мое лицо, а их обладатель, откинувшись на спинку мягкого стула и вытянув длинные ноги, продолжает невозмутимо потягивать кофе. Своими бы руками придушил бесстыжую скотину! А еще лучше подсыпал бы яд в кофе, которое это Исключение пьет каждые пол часа и почему-то именно в этом кабинете, а не на кухне, как положено всем воспитанный людям, которые здесь работают.

— Венечка, ты все папки нашел за 98 год?

Пожилая полноватая женщина, наш главный бухгалтер, поворачивается ко мне на крутящемся офисном стуле от монитора компьютера, старательно обмахиваясь веером. Да, у меня очень редкое имя, но, понятное дело, восемнадцатилетнего парня вряд ли будут называть Венедиктом, поэтому приходится мириться с уменьшительным вариантом.

— Да, Надежда Васильевна, — смирено отвечаю, с пронзительным скрипом отматывая скотч и чувствуя его приятный, еле уловимый сладковатый запах клея. Краем глаза замечаю, как поморщился этот кретин... Спрятав в уголках губ злорадную усмешку, тяну липкую коричневую ленту вдоль коробки, учась извлекать из нее как можно более громкие и неприятные звуки...

Только когда на картоне едва остается свободное место для наклеек со списком содержимого коробки, я понимаю, что пора остановиться и с сожалением откладываю скотч в сторону. Теперь сюда надо уместить десять папок... Закусив губу, самозабвенно пихаю их внутрь, на время позабыв о том, что за мной наблюдают... Так, последние две ну ни в какую не хотят помещаться. Ну что за идиотизм! Неужели придется все перекладывать?!

— Ты еще камней туда положи, — раздается сверху насмешливый голос.

— Обязательно, — не поднимая головы, тихо отвечаю сквозь стиснутые зубы. Чтоб тебя...

Резкая трель телефона не дает закончить приятную мысль. Подождав несколько секунд и поняв, что кроме меня здесь ответить больше некому, со вздохом поднимаюсь, беру трубку и скороговоркой выдыхаю:

— Компания ..., я вас слушаю.

На том конце провода что-то говорит мужской голос, но ощущение такое, будто шепчет... связь просто отвратительная и нифига не слышно. Он что, не может говорить громче?

— Простите, вас плохо слышно. Не могли бы вы повторить еще раз?

Виски начинает ломить в предчувствии сильной головной боли. Мне трудно сконцентрироваться на разговоре, а сообразить, что хочет мужчина еще труднее.

— Через 15 минут я привезу вам кассовые аппараты.

— Хорошо, — в ступоре отвечаю и, положив трубку, "радостно" сообщаю — Через 15 минут нам привезут кассовые аппараты.

Надежда Васильевна смотрит на меня глазами ученого, всю жизнь утверждавшего, что снежные люди не существуют, и случайно встретившего одного их них:

— Венечка, ты что? Наша фирма занимается грузоперевозками. Какие кассовые аппараты?

— А что? В хозяйстве пригодится. Поставим каждому на стол рядом с компьютером, будет классно смотреться.

Даже не взглянув на ненавистный источник еще более ненавистного голоса, отворачиваюсь, возвращаясь к коробкам. Ну кому приятно лишний раз выставлять себя дураком?

— Думать надо, Венечка, — огорченно говорит женщина, отложив веер в сторону.

Покраснев до кончиков волос и по привычке закусив губу, запихиваю последнюю папку, обдирая на пальцах тонкую кожу. Через десять минут снова звонят, только на это раз, опередив меня, трубку поднимает Он. Внимательно выслушивает, извиняется и вежливо объясняет, что произошла ошибка, и никакие кассовые аппараты мы не заказывали. А я в этот момент тихонько офигеваю: за два месяца работы чаще всего я привык слышать этот голос либо насмешливым, либо низким, приглушенным, когда приятный женский голосок, меняющийся каждую неделю, просил Антона Дмитриевича, и я почему-то был уверен, что это не имеет никакого отношения к работе. Поэтому всегда, когда его интонация вдруг становилась такой вот успокаивающей, капельку серьезной, и вместе с тем волшебно мягкой, словно сладкий мятный леденец, чуть-чуть пощипывающий на языке, я неосознанно замирал и прислушивался, забывая дышать. Если же я был чем-то занят в этот момент, то старался не шуметь, чтобы не пропустить ни одного слова. Я даже сам себе не мог объяснить такое поведение; наслаждение, которое я получал, просто слушая этот голос... Страшно признаться, но я, наверное, запросто мог бы влюбиться в него. Не в самого человека, потому что Антон был парень, а именно в его голос, который почему-то не имел для меня пола... Странно, правда?.. Но во всем остальном Он меня необъяснимо раздражал.

— Мы остались без кассовых аппаратов, — положив трубку и улыбнувшись, Антон с пустой кружкой скрывается на кухне, а через несколько секунд до меня доносится звук включенной кофеварки. Не удержавшись, тихонько фыркаю.

— Венечка, там еще с верхней полки нужно будет 99 год достать. Попросишь Тошечку тебе помочь, хорошо? (у Надежды Васильевны была привычка всех людей моложе себя называть уменьшительно-ласкательными именами) А я пока на обед быстренько сбегаю.

— Хорошо, — утвердительно киваю. Да я лучше забью себя коробкой, чем попрошу Его хоть о чем-нибудь.

В нашем офисе международной компании, как вы уже поняли, занимающейся транспортными грузоперевозками, работает всего восемь человек: директор, четыре агента, бухгалтер, секретарь и я. Небольшой дружный коллектив. Но так получилось, что сейчас нас только трое: остальные или в отпуске, или в командировке. Благо, в это время звонков, а следовательно и работы, не очень много. И я уже второй день подряд остаюсь с этим придурком наедине. Несколько раз мне правда повезло: Надежда Васильевна уходила на обед именно тогда, когда Антон ездил по делам в порт, и я был полностью предоставлен сам себе: доставал из сумки булочки и колдовал над кофейным аппаратом. Теперь главное чтобы Антон с разговорами лезть не стал и не мешал работать.

Терпеть его не могу и, честно говоря, немного побаиваюсь, хотя все остальные, включая клиентов, от Тошечки или Антона Дмитриевича просто без ума. Волк в овечьей шкуре и я, похоже, единственный, кто это замечает. Несмотря на мою антипатию, стоит признать, что со своими обязанностями он справляется прекрасно: благодаря его стараниям и личным качествам фирме за неполный год его работы удалось завязать много новых и полезных контактов, заполучить выгодные договора и значительно повысить количество грузоперевозок. Знает в совершенстве три языка и к тому же обладает яркой, запоминающейся внешностью: высокий, стройный, с правильными чертами лица и красивыми руками. Рыжие волосы с красным оттенком длиной до плеч в сочетании с синими (не голубыми, а именно синими) глазами и загорелой после солярия кожей производят невероятное впечатление.

Он обожает дорогую одежду и, к слову, спокойно может себе ее позволить. Но даже обычные джинсы и красная майка смотрятся на нем сногсшибательно, а все потому, что любую одежду он умеет носить по особенному, так, что позавидовала бы профессиональная модель. Мистер Совершенство. А еще он очень следит за внешним видом: регулярно посещает спортзал, бассейн, ходит на массаж и каждый месяц в парикмахерскую, если не чаще. Лично у меня это вызывает недоумение: разве нормально для парня ТАК носиться со своей внешностью? Прибавьте ко всему выше перечисленному любовь к дешевым безделушкам и дорогим украшениям в виде разных кулонов, браслетов, колец и прочих побрякушек (кстати, мне так и не удалось сосчитать, сколько же сережек у него в каждом ухе, но больше всего почему-то бросалась в глаза сережка конго с маленьким нежно-фиолетовым камешком в виде звезды) и получится неповторимый Антон Дмитриевич или как его называла бухгалтер — Тоша. Весь офис это сокровище чуть ли не на руках носил.

Нет, вы не подумайте, что его внешний вид или манера поведения отличались какой-то неестественностью или странностью. Он просто был самим собой, не пытался притворяться в своем желании отличаться от других. Антон находился в гармонии со своим внутренним "я" и воспринимал себя со всеми недостатками и достоинствами. И эта уверенность, светившаяся в его глазах и вызванная любовью к себе, — манила к себе окружающих как бабочек на огонь... Огонь. Пожалуй, эта стихия намного лучше любого зеркала или гороскопа отражает его сущность: гордый, упрямый, изменчивый, самовлюбленный, нетерпеливый, настойчивый...

Он умел безошибочно чувствовать границы дозволенного и поэтому никогда их не переступал, все время балансируя на тонкой грани. Несмотря на все это его даже язык не поворачивался назвать манерным или каким-то... ну, не таким... Но понимаете, было в его взглядах, бросаемых на меня, что-то такое, что заставляло меня нервничать, беспокоиться, смущаться, чувствовать себя неуютно. Но никто другой кроме меня этого не замечал, может быть именно по этой причине я с таким упорством гнал от себя эти навязчивые мысли и подозрения... Наверное, Антон являлся воплощенной мечтой любой девушки... Для меня же он был воплощением кошмара, потому что будил внутри болезненное чувство неуверенности, смутную тоску и незнакомое, но пугающее по силе желание чего-то, что у меня никак не получалось определить словами.

В первый раз наша встреча произошла случайно. Была ранняя весна. Только растаял снег и влажный воздух, за день нагреваемый солнцем, кружил голову, сводил с ума. Компания, в которую я собирался устроиться на неполный рабочий день, арендовала помещение на третьем этаже красивого старинного здания, напротив которого находился настолько же старый парк, с позеленевшим от времени позолоченным фонтаном. Центр города, да и до института остановки три. В общем, идеальный вариант для студента-бюджетника дневного отделения с ограниченным количеством свободного времени, но нуждающегося в карманных деньгах, которые бы давали приятное ощущение независимости. Собеседование было назначено на девять, а лекции начинались только в двенадцать, поэтому я спокойно собрался, никуда не торопясь.

Зайдя в холл, я тут же увидел два автомата: один с шоколадками, а другой с кофе. Я приехал раньше минут на двадцать, пятнадцать из которых следовало как-то потратить, и поэтому я направился к первому автомату. Выковырял из кармана "серебряную" монетку и, бросив ее в узкое отверстие, нажал на номер приглянувшейся мне шоколадки. Подталкиваемая пружинкой, она немного сдвинулась с места и замерла... Облом. Закусив губу, я выжидающе уставился на блестящую красную обертку, потом растерянно обвел взглядом автомат, соображая, куда ударить и кого, в случае провалившейся попытки, звать на помощь. Я был настолько поглощен своей проблемой, что когда прямо над ухом раздалось тихое хмыканье, испуганно вздрогнул и только тогда почувствовал спиной тепло, исходящее от стоящего рядом тела. Звон брошенной монетки, писк набираемых кнопок и глухой звук ударившихся о дно автомата шоколадок. Наклонившись, я протянул руку и, достав их, повернулся, протягивая одну неожиданному спасителю... и потрясенно замер со словами благодарности на губах: меня внимательно разглядывали удивительные синие глаза, а тонкие губы кривились в легкой полуулыбке. Спустя несколько секунд, показавшихся мне вечностью, они приоткрылись и насмешливый голос произнес:

— Спасибо, малыш, но я не ем сладкое.

А потом, не дожидаясь ответа, он повернулся и ушел, оставляя глубоко во мне какое-то смутное разочарование и детскую обиду на слово "малыш". Спустя пятнадцать минут мы снова встретились уже в офисе. Но я так ничего ему и не сказал, потому что просто не знал, что сказать, не сумев разобраться в своих чувствах, самым легко узнаваемым и понятным из которых была недосказанность.

Нужные мне папки находились в картонных коробках на самой верхней полке установленного во всю стену шкафа. Помещение было очень маленьким и узким, а освещалось единственной лампочкой, висевшей под потолком. Я только забрался на стул, как в дверях нарисовался Антон. Сегодня я чувствовал себя как никогда уставшим, одиноким и слабым (наверное, сказывалась нагрузка на еще не до конца окрепший организм), поэтому уже одно его присутствие моментально выводило из себя. Я раньше даже и не подозревал, что могу быть способен на такую агрессию по отношению к одному человеку, тем более что серьезных причин для нее и не было.

Он стоял, небрежно уперевшись плечом в дверной косяк, и молча меня разглядывал с какой-то непонятной улыбкой:

— Помочь?

Да, исчезни, — вопили натянутые как пружины нервы, но реально я понимал, что без помощи не справлюсь. Выдавив из себя короткое "да", я повернулся к нему спиной и, потянувшись, обхватил руками первую коробку.

— Может быть будет лучше, если мы поменяемся местами и я буду сверху? — раздалось рядом.

— Не нужно, я справлюсь... — упрямо отвечаю, пропустив мимо ушей явную двусмысленность его слов. Он еще и остроумничает. Посмотрю, кому из нас будет веселее, когда я уроню на его голову эту коробку. Еще не хватало, чтобы он решил, что я не в состоянии самостоятельно справиться с порученной мне несложной работой. Я не хуже тебя, хоть ростом ты и повыше.

Коробка была тяжелая, поэтому мне пришлось привстать на носочки, чтобы крепче взяться за ее бока и подтянуть поближе. Не удержав равновесие, я немного покачнулся, а в следующее мгновение его руки уже крепко обнимали меня за талию, поддерживая и наполняя ощущением надежности... Стиснув зубы, я полностью сосредоточился на деле и после некоторых усилий мне наконец-таки удалось стащить коробку. Одной рукой придерживая ее под дно, а другой сжимая край, я осторожно повернулся, борясь с сильным желанием разжать руки. Потом стал медленно наклоняться, чтобы передать коробку в протянутые руки, но в последний момент она внезапно треснула с боковой стороны, и все папки с грохотом попадали на пол, поднимая столбы густой пыли. А спустя две секунды снизу раздался злой голос, тихо выговаривающий довольно оригинальные ругательства. Но всё-таки больше всего он походил на шипение, которое издают раскаленные угли, когда их тушишь водой.

Блин, живучий какой... Кажется я сказал это вслух, потому что даже ойкнуть не успел, как оказался в кольце сильных рук, прижатым спиной к стенке. В глубине слегка прищуренных синих глаз, находившихся в нескольких сантиметрах от моего лица, горели предупреждающие искорки. Щеку обдало горячим дыханием:

— Повтори, что ты сказал?

Я несколько раз ошарашено моргнул, пытаясь прийти в себя, и тут меня осенило: да это же провокация! Сердце билось о грудную клетку как бешенное, неумолимо отсчитывая находившиеся в моем распоряжении драгоценные секунды. Теперь я должен решить, как поступить: притвориться, что он ослышался; обратить все в шутку; извиниться и попытаться уйти или нагрубить просто для того, чтобы наконец-то дать выход накопившимся за долгий день раздражению и усталости, и увидеть, как на мгновение его глаза удивленно распахнутся... но тогда все закончится слишком быстро. Выбор сделан: улыбнувшись, я негромко произнес, делая ударение на каждом слове:

— Я сказал, что ты высокомерный кретин и... — под прожигающим взглядом мое красноречие закончилось очень быстро — и... и вообще иди сам знаешь в каком направлении.

Коротко, ясно и вполне достаточно для того, чтобы обидеться.

Его реакция не заставила долго ждать, хотя и была совершенно противоположной той, которую я ожидал: вместо того, чтобы дать мне по морде, он наклонился и впился в мои губы яростным поцелуем, грубо раздвигая их языком. Его руки поймали мои запястья и прижали к стене над головой, лишая возможности оттолкнуть, ударить... обнять... Я чувствовал, что задыхаюсь. Легкие разрывались от недостатка воздуха. А его язык продолжал жадно исследовать глубину моего рта, завораживая своим танцем и сковывая мысли тяжелыми цепями... Не пошевелиться...

Перед закрытыми глазами вспыхивали желтые и красные искры фейерверка и, медленно оседая на кожу, жалили своими прикосновениями... Когда он наконец отстранился, я почувствовал как тоненькая струйка слюны потекла вниз по подбородку. Наше прерывистое дыхание в этот момент было единственным звуком, нарушавшим равномерный пульс замершей вокруг тишины...

Опомнившись, я попытался его ударить, но сделал это скорее от растерянности, нежели от злости и сознательного желания причинить ему боль. Я жестоко ошибся в собственной реакции, ведь до этого был абсолютно уверен, что если Антон переступит черту, то я смогу себя защитить и не побоюсь бросить ему вызов. Но вместо того, чтобы рассердиться или отшатнуться в отвращении, я чувствовал лишь смятение и какую-то детскую беспомощность, которые теперь и пытался всеми силами скрыть, провоцируя драку.

Но он опять опередил меня, перехватив мою руку и заведя ее за спину. Я снова оказался в плену, но на этот раз куда более тесном и мучительном, потому что надежды на спасение почти не было. Его бедра откровенно прижимались к моим, давая возможность оценить всю степень его возбуждения. И тогда мне оставалось последнее: глядя прямо в его раскрасневшееся, возбужденное лицо, я громко рассмеялся, намеренно оскорбляя своим смехом и видя, как в синих глазах преломилось мое отражение. А в следующее мгновение я больно ударился спиной о все ту же стену, но на этот раз Антон и не думал со мной церемониться: его руки быстро скользнули мне под одежду, прошлись по животу и, устремившись вверх, задрали майку до подбородка. Ухмыляясь, он склонился к самому уху и, легко касаясь его припухшими от поцелуя губами, хрипло прошептал:

— Значит, тебе смешно? Ну что ж, малыш, готов поспорить, что совсем скоро тебе будет уже не до смеха. Я слишком долго сдерживался...

Недостающие фрагменты мозаики тут же встали на свои места, сложившись в четкую картинку: нашлось объяснение и настойчивым взглядам, и многозначительным улыбкам, и странному поведению. Все оказалось настолько просто, что даже не пугало... Во мне больше не было страха. Единственным, что меня удивляло и беспокоило в этот момент, была уверенность в том, что Антон не сможет мне сделать ничего плохого и выбор все равно остается за мной.

Я заставил себя расслабиться и не дрожать, когда его губы нежно прошлись по щеке. Теперь он был осторожен и сдержан, словно почувствовал, что сопротивление закончилось и с этого момента все по-другому. Я позволял его рукам скользить по телу, изучая, лаская... И позволил себе зарыться пальцами в шелк его волос, поражаясь их мягкости. Его поцелуи оставляли на теле ожоги, и только дыхание способно было охладить уязвленную кожу, поэтому я неосознанно подавался навстречу слепым губам, снова и снова...

Прочертив поцелуями дорожку от основания шеи до линии джинс, Антон расстегнул ширинку и одним движением спустил их вместе с бельем вниз. Бросив на мое лицо быстрый озорной взгляд из-под ресниц, он одним движением вобрал в себя мою плоть и стал вытворять губами и языком вещи, лишавшие меня остатков разума. Я и сам не заметил, когда стал громко стонать, подаваясь навстречу его движениям. Его руки, сжимавшие мои ягодицы, переместились на бедра, крепко удерживая и подталкивая себе навстречу, задавая ритм... По венам бежал жидкий огонь, он плавил тело, сжигал изнутри... А потом меня накрыла горячая волна такого всепоглощающе острого наслаждения, что я, кажется, потерял сознание и очнулся только тогда, когда чьи-то ладони стали не сильно, но ощутимо хлопать меня по лицу. Открыв глаза, я увидел перед собой встревоженное лицо Антона, и мне это показалось настолько забавным, что я не удержался и улыбнулся.

Прохладная ладонь опустилась мне на лоб, и тут же его брови почти сошлись на переносице:

— Послушай, малыш, у тебя, похоже, температура.

Проведя кончиком языка по пересохшим губам, я безразлично выдохнул:

— Не называй меня малышом.

— Хорошо... малыш, — его губы дрогнули в теплой полуулыбке.

Нырнув в уютный салон машины, я быстро скинул кроссовки и забрался с ногами на сиденье. От выпитых антибиотиков немного клонило в сон, но в целом я чувствовал себя уже намного лучше. Опустившись на место водителя и легко хлопнув дверцей, Антон пристегнул ремень и, выразительно посмотрев на меня, попросил сделать то же самое.

Мы успели вовремя, потому что как раз начинал моросить мелкий дождик. Его капли оставляли на стекле короткие дорожки, а я медленно водил по ним кончиком пальца и ждал, не смея первым нарушать тишину. Выехав с территории автостоянки и свернув на главную дорогу, Антон спокойно произнес:

— У нас есть два варианта: либо мы сейчас заезжаем в магазин за продуктами и едем ко мне, либо сразу едем ко мне и заказываем еду уже из дома.

Я улыбнулся, вспомнив нашу первую встречу и отвернувшись от стекла, внимательно посмотрел на его профиль:

— Ты же говорил, что не любишь сладкое.

— Я говорил, что не ем сладкое, а это две разные вещи, — невозмутимо поправил он. На это ответить было нечего и я уставился на дорогу перед собой, с трудом сдерживаясь, чтобы не расплыться в идиотской улыбке.

Через несколько минут мы остановились перед светофором. Протянув руку, Антон включил радио, и тишина наполнилась нежными звуками медленной и красивой композиции на английском языке, так же как и моя жизнь наполнилась новыми целями и ощущениями. Нас окружали машины, в которых сидели люди с разными стремлениями и судьбами. Они куда-то торопились, о чем-то мечтали... Но все ли смогли найти то, что было им действительно нужно? Ведь это так важно — понять себя, уметь разобраться в собственных чувствах... Я знаю, что мы очень многое можем дать друг другу. А еще я знаю, что хочу быть с тобой несмотря ни на что. Ты нужен мне. И я обещаю тебе, что сделаю все, чтобы навсегда остаться в твоем сердце единственным и однажды ты поймешь, как сильно я тебе нужен... даже если для этого мне придется все время на тебя что-то скидывать или опрокидывать.

Я тихо попросил:

— Поцелуй меня... пожалуйста.

Когда теплые губы нежно накрыли мои, я сделал свой выбор.