Ненаучный подход. Главы 1-5

Глава 1

На рассвете после суток без сна майский Гнездовск казался Виктору чуточку нереальным. Будто нарисованным прозрачной акварелью. Он усмехнулся поэтическому сравнению, вспомнил пару знакомых художников — тех еще поэтов-романтиков, и фыркнул уже в голос.

Что угодно годилось, чтобы продержаться на ногах еще немного.

Перед глазами следователя продолжали мелькать убористые строчки на желтоватой бумаге протоколов. Побаливала спина — он всю ночь просидел за неудобным столом в управлении стражи, так и эдак прикидывая показания. Завтра суд, хитрый адвокат непременно постарается развалить дело. На прокурора надежды немного, назначен кто-то из недавних стажеров, так что придется подсказывать новичку, чтобы вытащить процесс.

Ладно, не впервой.

Вот только шкаф этот проклятый... Выходя из управы, Виктор бодро предложил своей напарнице Анне Мальцевой, магу-эксперту, помощь с перестановкой мебели. В тот момент он чувствовал себя достаточно неплохо, но по дороге следователя, что называется, 'накрыло'.

Добил его запах свежих булочек из лавки пекаря. Одновременно невыносимо захотелось есть, спать и вишневой полянской наливки.

Точнее, так: сначала плотный завтрак, потом стакан наливки, а потом спать до вечера.

Из-за шкафа план откладывался на неопределенный срок.

Пока Анна возилась с ключом от калитки, Виктор разглядывал ее новое жильё, стараясь не заснуть стоя.

Небольшой, празднично-зеленый домик окружен цветущими яблонями. В слегка заросшем сорняками палисаднике растут тюльпаны и еще какие-то мелкие цветочки, названия которых Виктор не знал. Двор устелен мягкой, ровной травой. По столбам у крыльца вьется плющ, к середине лета обещающий стать плотными зарослями.

Идеальное место для колдуньи.

— Ты же спишь на ходу, — услышал Виктор ее голос, — может, потом?

— Когда? — он с трудом сдержал зевок. — Сейчас я пойду отсыпаться, а вечером опять на дежурство, график в этом месяце ни к черту. Так что показывай свой шкаф, передвину и забуду.

— Спасибо. Ты извини...

— Угу, — снова чуть не зевнул Виктор.

Они вошли в светлую прихожую, все еще пахнувшую пылью нежилого дома. Анна переехала сюда несколько дней назад, но пока даже не успела разобрать коробки. На светлом половике были видны грязные следы ботинок грузчиков, в углу валялась скомканная тряпка — видимо, кто-то (и кто бы это мог быть?) пытался помыть пол, но быстро забросил это занятие.

Виктор всецело одобрял желание магички жить отдельно. Вваливаться к эксперту глухой ночью, чтобы срочно вызвать на труп, и нарываться на необходимость светской беседы с ее родителями было сомнительным удовольствием. Они, конечно, милейшие люди, но все равно неловко.

Так что он старался всеми силами поддержать Анну с переездом и обустройством, резонно опасаясь, что колдунья не слишком приспособлена к самостоятельной жизни.

Шкаф оказался монстром. Дубовым чудовищем, покрытым темным лаком. Двустворчатая монументальная коробка с резными украшениями на дверцах стояла посереди комнаты, разделяя и без того небольшое пространство пополам.

— Вот, — смущенно вздохнула Анна. Видимо, предыдущие жильцы оставили... Тут большая семья жила. Мне бы его в этот угол.

— Разберусь, — кивнул Виктор и аккуратно пошатал жутковатое творение неведомого мебельщика.

Шкаф, к счастью, оказался прочным, только немного присох к полу. Виктор аккуратно приподнял его, по очереди с обоих торцов. Загнал под ножки коврик, чтобы не поцарапать паркет, и задвинул на место.

Обернулся и удрученно вздохнул. Вот черт!

Анна сидела на краю дивана, ее остановившийся взгляд уперся в стену. Плечи опущены, глаза блестят...

— Готово, — бодро сообщил Виктор, — но тебя это не слишком радует. Как только я уйду, ты начнешь рыдать. Что стряслось, госпожа эксперт?

Анна посмотрела на него, отвернулась и вздохнула.

— Грехи мои тяжкие, — проворчал Виктор, не теряя надежды разрядить обстановку. — В прошлый раз ты так грустила, когда на твоих руках умер маньяк, не дождавшийся плахи. Маньяков у нас давненько не было. В бабских капризах ты не замечена, версию несчастной любви отметаем, это точно не про тебя.

Анна грустно усмехнулась.

— Обоснованные выводы, господин следователь.

— Прихожу к заключению, — продолжил Виктор, — что кто-то тебя обидел. Пока ты страдаешь на манер нервного новобранца после первой заварухи, пользы от тебя немного. А дел у нас невпроворот. Утешитель из меня — как из лопаты алебарда, так что просто скажи, кому оторвать голову.

— Ученому совету Академии, — Анна вытерла слезы и шмыгнула носом, — я неделю назад письмо получила. Не будет у меня диссертации. Накрылась карьера ученого.

Виктор устало оперся спиной на только что передвинутый шкаф.

Кофейку бы... Разговор явно затянется, а он устал настолько, что рискует уснуть, не дослушав историю о печалях эксперта-напарника. И не отложишь! Анна способна сдерживать свои порывы черного мага, но 'держать удар' от простых человеческих неудач так и не научилась.

Будь дело в чем попроще, Виктор без зазрения совести оставил бы ее одну справляться с проблемой — надо же и магичке когда-нибудь переживать провалы, без этого никак. Разве что заказал бы доставить из ближайшей кофейни ее любимых булочек, чтобы не обижалась (экспертов нужно холить и лелеять, первейшая заповедь следователя).

Но степень магистра магии была мечтой Анны.

Она слишком много сил положила на получение ученого звания. Конспектировала труды по магии в промежутках между исследованием трупов в морге. Не высыпалась неделями, ставила свои заумные эксперименты, десятки раз переписывала заявку, подбирала нужные слова, и при этом умудрялась еще и работать в монастырской больнице.

Такое рвение, как минимум, было достойно сочувствия.

Анна света белого не видела ради того, чтобы предоставить академии достаточные основания для соискания степени.

И... 'Ученый совет постановил... в утверждении темы диссертации отказать в связи с бесперспективностью исследования', — процитировала она выученные наизусть слова приговора.

Виктор сел рядом, обнял плачущую Анну и погладил по волосам. Она уткнулась лицом в его плечо и зарыдала еще громче.

— Не все мечты сбываются, госпожа эксперт, — сказал Виктор как мог участливее, — ну и черт с ними. Будет еще у тебя своя научная школа.

— Черта в ступе мне, а не научную школу. Я все понять не могла, — всхлипывая, спросила Анна, — как ты умудрился выжить? Не на войне, а потом, после разгрома твоего принца? Был гётский рыцарь барон фон Берген, князь Бельский — стал следователь в Гнездовской страже. Я бы удавилась с таких перемен. Ой, прости, я... зря, наверное. Извини, сама не знаю, что говорю...

Виктор усмехнулся.

— А я и удавился, нет больше рыцаря. И вообще — не обо мне речь. Плюнь ты на ученый совет. Возможно, мои слова не помогут, но ты их просто запомни. Ты нужна нам, в страже. Ты нужна в больнице. Ты нужна своей семье... На академии свет клином не сошелся.

Анна глубоко вздохнула.

— Предлагаешь просто делать свое дело? А остальное как-нибудь утрясется? Даже если я бездарность?

— Настаиваю. Все, давай, вытирай слезы. Держи платок, — Виктор осторожно взял ее за плечи и посмотрел в заплаканные глаза. Сказал отчетливо, надеясь, что до магички дойдет хотя бы половина: — И каждый раз, когда захочется порыдать про бездарность, подумай, сколько людей живы благодаря тебе. Я в том числе, кстати.

— И о том, сколько работы меня еще ждет?

— Именно. Все, давай, завтракать и спать. А мне домой пора, с теми же целями. Я с ног валюсь. Еда-то у тебя есть?

— Была вроде. Ты не беспокойся. Спасибо за шкаф. И за то, что выслушал. И вообще...

После ухода Виктора Анна решительно вытерла глаза, плеснула в лицо несколько пригоршней воды из умывальника и отправилась разжигать плиту.

* * *

Через полчаса у Анны от дыма слезились глаза и першило в горле. Она закашлялась, зажав рот рукой, и схватила с плиты сковородку. Чудом не вылив кипящее масло себе на подол, магичка переставила свой неудавшийся завтрак на разделочную доску и распахнула окно.

— Бездарность ты, Анька, — негромко и горько сказала она сама себе. — И в науке бездарность, и вообще. Зря Витька тебя уговаривал...

Сизая муть, мерзко пахнущая подгоревшим мясом, стала потихоньку выдуваться из кухни.

Анна всхлипнула и с трудом проткнула вилкой нечто, недавно бывшее аппетитной отбивной.

Есть хотелось невыносимо, но этот кусок угля уже не был съедобен.

Колдунья шмыгнула носом, взяла со стола блюдце с колотым сахаром и вышла на крыльцо. Вздохнула полной грудью прохладный утренний воздух.

Сквозь ветви цветущих яблонь пробивались солнечные лучи. На улице гремела тележка молочника. Анна подскочила, чтобы купить у него хотя бы творога, но тут же обреченно уселась обратно. Волосы растрепаны, лицо в саже и разводах от слез, на руке набухает волдырь ожога, а когда-то белый поварской фартучек больше похож на половую тряпку.

Позорище.

В таком виде нельзя никому показываться, хорошо хоть, соседей пока не видно.

Анна Мальцева, эксперт стражи Гнездовского княжества, маг-медик и некромант в одном лице, она же — аспирант-неудачник, сидела на крыльце, с голоду грызла сахар, вытирала грязным фартуком закипающие слезы и жалела себя.

Начинался четвертый день ее самостоятельной жизни.

Идея съехать от родителей возникла почти сразу, как Анна прочитала официальный отказ из академии. Ей невыносимо захотелось перемен.

'С ученой степень не вышло, ну и не надо, — спокойно и рассудительно объясняла она семье. — Открою свою врачебную практику. Но лучше съеду, чтобы вам не мешать'.

Родители понимающе кивали, стараясь не упоминать о научной работе.

Подходящий домик в аренду нашелся быстро, собралась Анна за один вечер, и все, казалось бы, шло неплохо. Пока колдунья не столкнулась с суровой реальностью жизни в одиночестве.

Вчера опустела корзина с домашними вкусностями, которыми снабдила ее кухарка, много лет проработавшая в семье купцов Мальцевых. Оставался только кусок мяса, так бесславно сожженный поутру.

Теперь и его нет.

План позавтракать после дежурства, любуясь рассветом, накрылся обгоревшей сковородкой.

Анна с тоской вспомнила домашние разносолы. Ледник, набитый мясными копченостями, буквально встал перед глазами. А еще пироги...

'Хотела повзрослеть? — зло фыркнула она про себя, — давай, взрослей. Не обляпайся'.

Анна встала, пошатнулась от усталости после бессонной ночи и поплелась умываться.

Через полчаса, одетая в темно-серое платье (последнее чистое, на стирку не было ни времени, ни сил), она вплетала в косу с широкую ленту, чтобы волосы казались хоть чуточку погуще. Иначе, как говорила бабушка, получался 'белесый мышиный хвост'. При том, что внешность у Анны и так была 'не очень', пренебрегать бабушкиным советом не стоило. Бледная, худая блондинка с тускло-серыми глазами, она сама себе иногда казалась похожей на испуганную мышь.

На кухне все еще немного пахло гарью.

Успокоиться так и не получилось, слезы все равно предательски текли из глаз. Очень хотелось домой. Какой смысл быть магом, экспертом, да кем угодно — если ты не можешь простейших вещей? Если даже жить-то одна не способна?

Анна снова тихонько всхлипнула.

— Доброе утро, — глухо раздалось от входа.

Колдунья была готова поклясться, что калитка не скрипела и колокольчик над дверью даже не брякнул.

На пороге стоял полевик. Невысокий, коренастый уроженец Межевья. Вроде бы человек, а вроде бы и не совсем.

Усталый, в запыленной куртке, из-под которой выбивался воротник рубахи, испачканный чем-то бурым. На лице — старый, давно зарубцевавшийся шрам. Руки в недавних ссадинах, костяшки сбиты, из рукава торчит край бинта.

— Вы доктор? — хрипло спросил полевик.

Анна кивнула.

Странно, полевики редко обращаются к магам-медикам, предпочитая лечиться собственными хитрыми наговорами и травами.

Здесь, в Заозерье, полевики жили бок о бок с людьми с незапамятных времен. Молились тому же Богу, пахали ту же землю. Так что мало кто задумывался об их происхождении — если, конечно, не нужно было слупить с мирных огородников очередной налог.

Анне было совершенно наплевать на налоги. И уж точно не хотелось сейчас никого видеть. Тем более — эту жуткую рожу со шрамом через все лицо. Тоже мне, мирный огородник! Это ж какой бороной его перепахало?

— Доброе утро, — неприветливо ответила она полевику, завязывая ленту. Отвернулась и попыталась незаметно вытереть глаза, но по тени усмешки в голосе гостя было очевидно — не вышло с незаметностью.

— Анна Мальцева, — устало и чуть удивленно выдохнул утренний посетитель. — В прошлом июле вы магией вытащили с того света обгоревшую циркачку. При таких ожогах ни один врач не взялся бы.

Анна невольно бросила взгляд на сожженную отбивную.

Горелое мясо. Тошнотворный запах плоти, тихий стон девчонки, который стал бы истошным воплем, будь у нее хоть чуточку больше сил. Вихрь сил вокруг нее — смерть, ставшая жизнью, жизнь, что стократ хуже смерти... Страх, торжество, дикая усталость, боль — своя ли, чужая — неважно, все вместе, одна суть...

И безумный восторг некроманта, твари-в-себе, которую Анна так ненавидела.

Видит Бог, она хотела сказать 'нет'. Прогнать полевика ко всем чертям и забыть, как предрассветный сон. Пойти в кофейню с золотистым кренделем на вывеске, к булочкам с корицей и ванилью, к шкворчащей на сковороде яичнице...

Обжаренный бекон. Сгоревшее мясо. Обгоревшая девчонка...

В затуманенном усталостью воображении Анны они переплелись, стали одним целым, кошмаром почти наяву. Легкий приступ тошноты (что вы? какие нервы? просто не спала всю ночь) поставил точку в вопросе о завтраке.

Никакого бекона.

Тем более, что именно из-за того случая она и захотела поменять тему диссертации. С очень печальным итогом. Даже научный руководитель не помог, а если уж мастер Валентин оказался бессилен — это все. Конец.

Не отрывая взгляда от уголька на сковороде, Анна спокойно, даже равнодушно ответила:

— Да, я. Но это было просто везение.

— Прекрасно! — уверенно прервал ее полевик, и тут же зачастил: — Пойдемте, пожалуйста! Только нам бы поспешать, а то не дождутся племяши мои, совсем плохи. У одного дырка в пузе, второму тоже не восторг, в костер рухнул. Из-за девки подрались, дурачьё. — И добавил, совершенно тем же тоном: — Да и проветрить бы тут, надымили вы. Кухарка, что ли, уволилась? Не плачьте, новую наймете.

Анна вскинула голову и в упор посмотрела на полевика. Глаза в глаза. Тяжелым, мрачным взглядом некроманта, ищущего, на ком бы сорвать злость. Тот выдержал полсекунды и отвернулся.

— Барышня, на вас вся надежда, — негромко сказал он. — Заплачу, сколько скажете, не совсем темные мы, слыхали, какие у магов гонорары.

Анна как будто наблюдала за собой со стороны. Эта странная, злобная девица выпрямилась, перекинула косу за спину и скомандовала:

— Идем. Минуту подождите, возьму инструменты. И учтите, если травмы криминальные, я обязана буду сообщить страже.

— Не извольте беспокоиться, Анна Георгиевна, — махнул рукой полевик,— за квартальным сами сбегаем. Все ж понимаем, стража — это стража... Никак без стражи. Да, это, я Семен. Все Сеней кличут. Вот.

— Ведите, Сеня.

От небольшого домика на окраине Гнездовска разило болью. Анна чувствовала это всем телом, каждым темным штрихом сути некроманта.

Ты ведь питаешься болью... Зачем тебе булочки? Там, совсем рядом, есть кое-что намного вкуснее.

Слезы высохли, как только они повернули на узкую улочку, и стало понятно — почти пришли.

С каждым шагом движения Анны становились все более уверенными и плавными. Так собаки идут к загнанной дичи.

Пятьдесят шагов до порога. Анна подняла голову, губы тронула легкая улыбка.

Тридцать шагов. Она всегда стремилась быть незаметной и чуть сутулилась, но сейчас плечи расправились сами собой, придавая скромной купеческой дочке осанку знатной дамы.

Десять. Такой легкой походки эта заросшая травой улочка не видела никогда.

Злющий цепной пес поперхнулся лаем, лег у будки и едва слышно заскулил.

Семен про себя вздохнул с облегчением. Уставшая заплаканная девица, которую он застал над сожженным завтраком, никак не могла быть доктором, совершившим чудо. Зато эта жутковатая госпожа казалась способной на всё. И спасти, и уморить.

Видно, не обманул благодетель, когда велел за ней бежать.

В небольшой светлой комнатке на дощатых лавках лежали два молодых полевика, похожие, как близнецы. 'Как мертвецы' — эхом пронеслось у Анны в голове.

Расшитые занавески на окнах были раздвинуты, чисто вымытый пол блестел, в ярком солнечном свете можно было разглядеть каждую ниточку разноцветной скатерти на столике. Умирающие полевики, которых Анна видела одновременно магическим и обычным зрением, казались двумя сгустками серой могильной пыли.

Светло-русые волосы, носы картошкой, коренастые и плечистые, совсем как дядюшка. Оба явно оглушены каким-то зельем, но даже сквозь дурман чувствуется боль. Смерть совсем рядом, руку протяни, парни висят на волоске, с каждым беспокойным, неглубоким вздохом приближаясь к краю.

— Если бы вы позвали меня сразу, я смогла бы спасти обоих, — глухо сказала Анна, не глядя ни на Семена, ни на сидящую на стуле пожилую женщину-поляницу. — Какого черта ждали больше суток?

Поляница, не поднимая глаз, покачала головой, тихонько всхлипнула, махнула рукой на Семена и вышла.

Сеня пробормотал что-то невнятное, но Анна его уже не слушала. Она открыла принесенный с собой чемоданчик, повязала косынку, привычным движением накинула халат и наклонилась над первым пациентом.

Ожоги, несколько гематом, сломанная рука. Скорее всего, еще и сотрясение мозга. Пару часов продержится.

Со вторым все было намного хуже. Колдунья осторожно срезала повязку на животе и негромко выругалась. Глубокое колотое ранение. Повреждение толстого кишечника, сепсис, он же — заражение крови. Как парень до сих пор жив — непонятно. Хотя...

Из срезанной повязки с глухим стуком выпала зеленая бусина разряженного артефакта — регенератора. Подпрыгнула на досках пола и закатилась под лавку. Семен проводил ее взглядом, но доставать не стал — зачем? Теперь это просто кусочек покрашенного дерева.

Анна повернулась к полевику, краем глаза заметив, как жесткий, опасный взгляд Семена меняется привычным растерянно-крестьянским недоумением и готовностью служить могущественной колдунье.

Наверное, ей стоило бы хоть чуточку испугаться таких перемен. Тем более, что за обещанным квартальным никто явно не побежал, а физиономия у заказчика насквозь бандитская. Анна только усмехнулась про себя.

Попала белка в колесо...

— Семен, вы их ближайший родственник?

-Ну... да. Дядька. Сынки сестрицы моей покойной... А чего?

— Сейчас вам нужно принять решение. Я постараюсь объяснить попроще, если что-то непонятно — переспрашивайте.

Семен кивнул.

Анна присела на табуретку, с которой только что встала сиделка. Полевик остался стоять, комкая в руках шапку.

— Я — ментальный маг— медик, — начала Анна, — мы, ментальщики, работаем собой. Своей силой. Если совсем по-простому говорить, то когда силы у меня много — я могу ее передать больному, чтобы вылечить. Сейчас я очень устала и голодна, но если съесть побольше сладостей, силы я восстановлю быстро.

— Чего ж непонятного-то? — пожал плечами Семен, нахлобучивая шапку. — Сейчас в кондитерскую метнусь. Вам чего взять?

— Таким способом я смогу спасти только его, — Анна показала на обожженного. С раной мне не справиться.

Семен шумно вздохнул и замер вполоборота к ней. Анна успела заметить короткий, тоскливый взгляд, брошенный им через плечо.

На секунду Анне захотелось промолчать. Остановиться. Она не всесильна, она всего лишь слабенький ментальный медик...

Но дома лежало проклятое письмо из Академии. Чертов отказ, поставивший крест на всех ее мечтах. А здесь, перед ней, стонет от боли шанс! Опасный, ослепительный шанс доказать, что замшелые маги ошиблись!

Нарушить прямой запрет совета? А что ты теряешь? Лицензия останется при тебе — ее дает князь Гнездовский, а не совет. Право практики — тоже, а что диссертации не видать — так ее все равно не будет!

Анне вспомнилась Святая Евдокия. Ее тихий голос: 'Благословляю тебя. Лечи во славу Божию'.

Кому ты поверишь, Аннушка?

Совету магов? Святой Евдокии? Себе?

Себе — страшнее всего.

— Есть второй вариант, — не меняя тона, сообщила Анна полевику, — очень опасный. Я могу попытаться... Подчеркиваю, попытаться, — она постаралась как можно четче выделить это слово, — спасти обоих. Но, во-первых, результат не гарантирован. Во-вторых, это будет черная магия. 'И в третьих, — промолчала она, — я сама рискую умереть в процессе, не зря ученый совет запретил'.

— Некромантия? — Семен снова выбился из образа недалекой деревенщины и постарался тут же исправить положение. — Чертей, что ли, на помощь кликать станете?

— Нет. Я сделаю то же самое, что сделала для обгоревшей циркачки. Оберну смерть жизнью. Может быть, получится.

'Если долго мучиться — что-нибудь получится. Помирать — так с музыкой', — хмыкнула она про себя.

Семен вздохнул и уселся на пол у стены. Запрокинул голову, прикоснувшись затылком к некрашеным доскам.

— Я некромант и ментальный медик. Нелепое сочетание, — грустно усмехнулась Анна. — Некромант питается болью и смертью. Ваши парни умирают, любому черному магу это — как званый ужин, простите за сравнение.

Семен не шелохнулся, но Анна кожей почувствовала опасность. Еще бы, услышать, что любимые племянники для кого-то — вкуснейшая еда! Тут кто угодно озвереет.

— Я могу взять их боль и вернуть жизнью. Начну с раненого в живот, ему меньше осталось. Потом обожженного. Если смогу — выживут оба. Если нет — оба умрут. Решать вам. Либо гарантировано выживет один, либо риск с шансом спасти обоих.

Семен невидящим взглядом уставился в стену. Лицо полевика было каменной маской — боль потери и груз решения. Не было больше туповатого огородника, которого он пытался изобразить перед Анной. С таким лицом командир отправляет отряд на смерть, чтобы сохранить основные силы.

Колдунья была уверена в его ответе. Жаль. Очень хотелось снова рискнуть, снова укротить 'своего некроманта', победить, доказать... Видимо, не сегодня.

Семен встал, подошел к раненому в живот парню. Подержал его руку в ладони, чуть сжал и повернулся к Анне.

Дверь негромко скрипнула. В комнату вошел элегантный господин, которому пристало прогуливаться по каменной набережной Нестрижа у ратуши, а не посещать небогатые окраины Гнездовска. На нем был идеально сидящий черный костюм, густые ухоженные волосы собраны в хвост (Анна от такой красоты не отказалась бы), на лице — светская улыбка.

Семен посмотрел на него с плохо скрываемой досадой, но промолчал.

Вошедший снял шляпу и поклонился Анне.

— Простите, сударыня, окно было открыто, я нечаянно подслушал ваш разговор. Если вам пригодится ассистент с богатым опытом полевой медицины — я к вашим услугам. С полостными ранениями тоже имел дело. Семен, ты ведь не будешь возражать?

Короткий обмен взглядами между Семеном и странным господином, набивающимся к Анне в ассистенты, больше походил на обмен выпадами в поединке. Через несколько секунд полевик отвел глаза.

— Спасайте обоих, — бросил он. — Что-то еще от меня нужно?

— Горячая вода, — велела Анна. — И, если собираетесь молиться, делайте это где-нибудь подальше.

Семен молча поклонился ей и вышел.

— Простите, забыл представиться, — слегка улыбнулся незнакомец, — Юрий Александрович Соболев, к вашим услугам. Наслышан о вас, Анна Георгиевна, и почту за честь помочь.

'Что-то многовато сомнительных личностей на одного некроманта, — хмыкнула про себя Анна. — И откуда ты взялся, информированный такой?'

Но вслух спросила иначе:

— Да неужели? Извольте объясниться.

Соболев почтительно наклонил голову.

— У нас с Семеном есть... общие дела. Суть их сейчас совершенно не важна. Сегодня я пришел сюда кое-что с ним обсудить — и узнал об этом прискорбном происшествии. Посоветовал обратиться к вам. Каюсь, под окном я стоял исключительно из любопытства. Подслушивал. Как говорят у вас в Гнездовске — не велите казнить, велите слово молвить.

Анна, вполуха слушая его, прикидывала, как приступать к лечению. Разрешение от ближайшего родственника есть, а дальше...

Дальше она докажет, прежде всего — себе, что Анна Мальцева не бездарность. Все остальное, не имеющее отношения к спасению жизней, можно игнорировать.

Рану нужно вскрывать, чистить, сращивать поврежденные органы ...На одной магии не получится, придется заниматься хирургией. В операционную бы! Но кто ж ей даст заниматься некромантией в больнице при Спасском монастыре...

— Велю. Молвите. Только сначала помогите переложить пациента на стол. Надо резать, а стоя на коленях это будет очень неудобно. Позовите Семена, нам нужно поднять лавку на один уровень со столешницей и передвинуть больного, а то мало ли...

Соболев аккуратно снял свой щегольский камзол. После едва заметного колебания повесил его на спинку стула.

Вошел Семен с бадьей горячей воды, поставил ношу в угол и они вдвоем осторожно подняли тяжелую дубовую лавку. Анна вцепилась в льняную простыню и довольно легко перетащила пациента на столешницу.

Покрасневший от натуги Семен вздохнул и снова вышел. Соболев, не переводя дыхания, аккуратно закатал рукава рубашки.

— Командуйте, сударыня.

Анна была уже на грани обморока от усталости и голода. Отдать чуточку жизненных сил — и всё. Начнется время некроманта. Она с трудом сдерживалась, чтобы не начать забирать боль и смерть израненных полевиков прямо сейчас, сию секунду!

Именно это ей и запретил ученый совет магической академии. 'За бесперспективностью'.

'Да пошли вы ко всем чертям, маразматики!' — одними губами прошептала Анна, отвернувшись от ассистента.

— У вас нервы крепкие? — вслух спросила она. — Сейчас начнется работа черного мага. Будет страшно, поверьте. Некоторые реагируют неадекватно, пытаются убежать или меня оглушить... Это очень отвлекает.

— Не беспокойтесь, Анна Георгиевна. Я не слишком впечатлительный человек. К тому же сам к вам напросился.

— Хорошо... — протянула она, — если что — не обессудьте.

Анна отбросила все лишние мысли. Плевать, откуда взялся этот лощеный хмырь. Трижды плевать, какие там у него дела с Семеном и четырежды — откуда он что-то про нее знает.

Ученый совет ошибается.

Некромант может спасать жизни.

Сила есть сила, и неважно — какая. Важно — как использовать!

Начали!

Остатки ее собственной жизненной энергии горячей волной вливались в умирающего от раны и заражения крови полевика. И одновременно, урча от счастья, Анна-некромант стала забирать у него силу смерти.

Это было похоже на родник в пустыне. На пир после долгой осады. На все счастье мира!

— Скальпель!

Анна была готова к неуклюжести ассистента, но тот подавал ей инструменты на удивление быстро и точно. Ничего не перепутал и не переспрашивал — как будто рядом был не сомнительный господин, а привычная, почти родная медсестра.

Ох ты, как все перепахано... Погоди, обезболить надо. Вот, теперь хорошо. Так, сращиваем, клеточка к клеточке, и чтобы без рубцов, зачем нам рубцы на кишках, правда? Не нужны нам рубцы... Давай, родной, умирать рановато, нам с тобой еще пожить надо. Ты мне тыкву вырастишь, вы, полевики, по огородному делу большие мастера, а я люблю тыквенный суп, да со сметанкой...

— Иглу!

Сейчас, потерпи, сейчас все зашьем и начнется самое трудное. Дырки в тебе залатать — полдела, а вот заразу из крови убрать... Ничего, мы с тобой справимся, куда мы денемся? А то старые маразматики из ученого совета правы окажутся, козлы безрогие, мы ведь такого позора не допустим, а? Нет, не допустим, ни за что, они у нас еще увидят...

— Зажим!

Вот, почти закончила, сейчас я узелочек завяжу, и все хорошо будет. Только не смей у меня тут умирать! Стоять, зараза! Я тебе дам остановку сердца! Я за тебя дышать буду, поганец?! Давай!

— Иглу держите! И чтоб не шелохнулся!

Вот, молодец, а напугал-то как... Ничего, сейчас веселее будет. Ох, веселее! Пьешь много? Печенка крепкая? А то ведь может и не выдержать, многовато заразы у тебя в крови, ох, многовато...

Время замерло. Врач и некромант, жизнь и смерть, все сплелось в один клубок — не развязать, только резать, но резать уже не нужно. Все сшито, готово, осталось отмыть, потому что кровь, и дерьмо, и все на свете. Промыть организм от заразы — это очень, очень грязно, зато оба будут жить — надеюсь, будут, ведь иначе все напрасно, и старые маразматики окажутся правы.

Анна прислонилась спиной к стене и буквально сползла на пол. Взгляд замер на дрожащем от сквозняка огоньке свечи. Она не помнила, как стемнело, кто зажигал свечи, что вообще происходило вокруг. Была смерть, стала жизнь — остальное не важно.

Посмотрела на часы — десять вечера. Ничего, не так уж и долго провозились.

— Вымойте здесь, — негромко велела она, — а мне нужно поесть и отдохнуть. Всё. Справились.

Почти сразу в комнате оказалось очень много народа. Несколько полевиков суетились, перекладывая раненых, Семен раздавал команды, давешняя сиделка гремела ведром и шваброй.

Соболев присел рядом с Анной.

— Анна Георгиевна, встать можете?

Она слабо улыбнулась:

— Могу, наверное. Но не хочется.

— Вам помочь?

— Да, пожалуйста. Мне бы прилечь... И поесть. Вот только сил совсем нет. Даже жевать, наверное, не смогу.

— Кисельку, барышня? — вклинился Семен. — Клюквенного, только что наварили, вкусный — страсть! Сейчас, секундочку!

В руках у Анны почти мгновенно оказалась глиняная кружка с густым, кисло-сладким киселем. Она пила его мелкими глотками и как-то отстраненно думала о том, что надо бы уносить ноги. Чем быстрее — тем лучше.

Потому что ранения ее пациентов никак не могли быть результатом драки из-за ветреной красотки. Удар в живот нанесен сверху вниз, острым трехгранным клинком, больше всего похожим на кавалерийскую пику. Откуда такое оружие у крестьян-полевиков? С ожогами второго совсем любопытно. Глубина поражения тканей и легкий магический фон говорили точно не о падении в костер. На коже парня что-то горело. Что-то, очень похожее на наполнитель магических фонарей.

'Никогда и никому не отказывать во врачебной помощи', — вздохнула Анна про себя словами клятвы врача.

Будь она в полной силе, ей бы ничего не угрожало. Сейчас, когда колдунья вымотана до предела, возможностей для самозащиты у нее не больше, чем у курицы, которую хозяйка решила пустить на суп. Хорошо хоть, здесь об этом никто не знает. И вряд ли эта компания сомнительных личностей умеет правильно убивать некромантов. Так что, если решатся — есть все шансы хотя бы отомстить.

Страх прокатился по телу Анны ледяной волной, засев большим холодным комком где-то в животе. 'Господи, помоги!' — мысленно взмолилась она, собрала остатки сил и встала — на одном упрямстве, на страхе и жажде жить. Обругала себя "самодовольной идиоткой" — за то, что стремясь доказать всему миру — методика работает, забыла про собственную безопасность.

В глазах от резкого движения слегка потемнело. Анна сумела не покачнуться и выдавить самую светскую из своих улыбок.

— Ну что, господа, мне пора. Следите за состоянием пациентов. Если температура начнет подниматься — бегите за мной. Я проведаю их завтра вечером. Нужно провести еще кое-какие процедуры.

Стоять прямо было трудно, но Анна справлялась. Гораздо сложнее было выжидательно посмотреть на Семена — мол, в приличном обществе не принято напоминать о гонораре, но вы бы поторопились, уважаемый.

Уйти без оплаты означало показать свой страх.

Семен поклонился и протянул Анне увесистый кожаный кошелек. Она не глядя положила его в свой чемоданчик с инструментами, кивнула всем на прощание и направилась к двери.

— Сударыня, позвольте, я вас провожу? Время позднее, — шагнул к ней Соболев.

— Конечно, если хотите, — пожала плечами Анна. — Но вряд ли мне что-то может угрожать, — она постаралась выделить это 'мне' как можно яснее, чтобы все поняли — нельзя трогать некроманта! Будет хуже!

'Вот и абзац котенку, — обреченно подумала она, — ткнет ножиком в темном переулке, и буду я его потом с того света доставать'

Но отказаться было бы все равно, что заорать: 'Я вас боюсь! Я не могу себя защитить!'.

Над Гнездовском сгустились синие сумерки. Уже были видны первые звезды и ярко-желтая полная луна. К ночи похолодало, но Анна не чувствовала прохлады. Слишком напряжены нервы, слишком трудно держать осанку, не оступиться, шагая по заросшей травой улочке. Она оперлась на руку своего кавалера, и с удивлением почувствовала, что стало легче.

— Вы уникальны, сударыня, — негромко сказал Соболев. — Я вам безгранично благодарен за возможность участвовать в чудесном спасении этих обормотов.

— Не стоит б-благодарности, — Анна все-таки споткнулась, но удержалась на ногах, повиснув на нем, — лучше доставьте меня домой в целости и сохранности, пока я по темноте ноги не переломала. Здесь направо, дорога чуть длиннее, зато мощеная.

'И управление стражи по пути, а там я вспомню про какое-нибудь важное дело', — понадеялась она.

— Как будет угодно, — кажется, Соболев улыбался, но у Анны не было сил на него смотреть. — Кстати, сударыня, завтра вы Семена на прежнем месте не найдете. Их там, скорее всего, уже сейчас нет. Вы ведь обязаны доложить о криминальных травмах?

— Да, конечно, — облегченно выдохнула Анна. — Обязана, иначе лишусь лицензии.

— Вот и они это прекрасно понимают. Так что не беспокойтесь. Дальше сами справятся.

'Господи, слава Тебе! — со всей искренностью мысленно воскликнула Анна, — можно не бояться! Они просто скроются где-нибудь на полянских хуторах, их вокруг Гнездовска столько, что никакая стража не отыщет! И никто не собирался меня убивать — зачем? Мертвый маг — сплошные проблемы. А я-то перепугалась, идиотка! Точно собственная гордыня остатки мозга съела'.

Она глубоко, полной грудью вдохнула ночной воздух, пропитанный запахом цветущих яблонь. Негромко засмеялась своему недавнему страху и, сама не зная, зачем, спросила:

— А вы? Завтра тоже исчезнете, как утренний туман?

— Ни в коем случае, в тон ей ответил Соболев. — Перед законом Гнездовска я чист, к криминальным делам Семена никакого отношения не имею, зато очень хотел бы пригласить вас на ужин. Окажете мне честь?

— Почему бы и нет? Но с одним условием. Вы мне расскажете, что и откуда вам обо мне известно. Я не популярная актриса, не знатная дама, не роковая красотка, я просто рядовой эксперт стражи и врач. А вы как будто на меня досье собирали.

— Принимаю любые ваши условия, — улыбнулся Соболев. — Здесь нам направо, если я не ошибаюсь?

Несмотря на усталость, Анна все равно решила отправиться в управление стражи, а не домой. Мало ли что? Береженого Бог бережет. Идти было недалеко, и через несколько минут она уже видела знакомый желтый фонарь над входом.

Глава 2

На крыльце стоял ее напарник, а рядом с ним чуть ли не подпрыгивал парнишка, едва достававший Виктору до груди.

— Господин следователь, всем святым клянусь, оне тама големов выращивают! Прям в лесу! Грядки выкопали — и посадили. А они того, этого... колосятся! Кто на поле забредет — сожрут! Сам видел!

— Угу, — равнодушно кивнул Виктор, приподнимая глиняную чашку, чтобы размахивающий руками парень ее не опрокинул. Видимо, следователь перед дежурством запасся кофе, а тут на него и налетел 'добровольный помощник'.

— Големы не колосятся на грядках, — назидательно сообщила Анна им обоим. — Големы создаются из глины путем сложнейшего ритуала. Это я вам как маг-эксперт говорю. Проспитесь, юноша. Привет, напарник.

— Привет, — кивнул ей Виктор. — Спасибо за консультацию, очень кстати.

— Здравствуйте, ваша светлость, — Соболев снял шляпу и церемонно поклонился Виктору.

Через полсекунды Виктор с абсолютно каменным лицом ответил ему таким же поклоном.

Парнишка, пытавшийся шумно возражать про големов, прервался на полуслове и растворился в темноте.

Анна смотрела на происходящее с нескрываемым любопытством.

— Вижу, тратить время на представления не нужно. Господин Соболев, спасибо, что проводили. Всего хорошего.

— Был счастлив с вами познакомиться, Анна Георгиевна. — Он поцеловал Анне руку, коротко кивнул Виктору и ушел в сторону ратуши.

Виктор придержал перед Анной дверь в управу. Они вместе поднялись в крошечный кабинет следователя. Анна почти рухнула на стул, откинулась на спинку и жалобно попросила:

— У тебя еда есть? Извини, что вот так...

— Найдем, — фыркнул Виктор, — пирог с рыбой будешь? Горячий еще. А что, кавалер не накормил?

— Да какой там кавалер... Я до последнего боялась, что он меня по пути прирежет.

Виктор всем видом изобразил заинтересованное внимание.

— Значит, так, — начала Анна, дожевав пирог, — явился ко мне поутру полевик...

Когда она закончила рассказ, Виктор только головой покачал:

— Во-первых, можно сказать точно — убивать тебя Соболев не собирался. Иначе мы бы с тобой не разговаривали. А во-вторых... прости, конечно, но на правах напарника скажу. Ты после отказа из Академии сама не своя. Ты, Анна Георгиевна, вообще о чем-нибудь думаешь, кроме большой печали по неудавшейся научной карьере?

Анна отвела глаза.

— Бог с тобой, — махнул рукой Виктор, — все наделанные глупости ты сама перечислишь лучше меня, не буду зря воздух сотрясать.

— Да ладно, — смущенно ответила Анна, — мне ничего не угрожало. Кто ж в здравом уме поднимет руку на мага? Сам колдун по стенке не размажет, так за него потом другие маги рассчитаются так, что чертям в аду страшно станет. Цеховая солидарность у нас на высоте. Сама не понимаю, что на меня нашло?

— Благоразумие на тебя нашло. Надеюсь, в дальнейшем оно будет просыпаться пораньше. — Виктор достал из портфеля бланки. — Пиши показания. А я пока смотаюсь к этому домику, постучусь в запертые ворота. Если чутье меня не обманывает, влипли мы с тобой в ту еще историю.

— Да что стряслось-то? — спросила Анна, но ответом ей был только стук закрытой двери и топот ног по лестнице.

Анна не чувствовала правую руку, которую отлежала, скрючившись на продавленном диванчике в комнате отдыха за дежуркой. Вечером идти домой сил не было, и она осталась в управе. Была слабенькая надежда проснуться, когда вернется Виктор, и выяснить, с чего он так разнервничался, но усталость оказалась сильнее.

Анна растерла руку и чуть не взвыла от боли, когда чувствительность стала возвращаться сотнями колющихся иголок. Она наскоро почистила зубы над щербатой раковиной вечно протекающего умывальника, кое-как пригладила волосы (ладно, не на бал собираюсь!) и осторожно выглянула за дверь.

В дежурке было на удивление пусто. Только сержант Жилко, сидящий за стойкой спиной к ней, что-то старательно писал в журнале регистрации.

— Все у шефа, на оперативке, — сообщил Жилко, не оборачиваясь. — Вам, барышня, велено передать — как проснетесь, сразу к полковнику.

Сержант вывел последнюю буковку, довольно крякнул, посыпал страницу песком, шумно сдул его и закрыл журнал. Прихлопнул обложку ладонью и обернулся к Анне.

Мол, дамочка, я вам все сказал, вы чего еще тут? Шеф ждать не любит.

— Угу, — кивнула Анна, — и вам доброго утра.

Она уже поднималась, когда услышала негромкое бурчание сержанта:

— Куда там... Когда утро и правда доброе, Горностай не велит всех из отгулов пригнать.

Анна осторожно, постаравшись не скрипнуть дверью, зашла в приемную шефа. Здесь собралось почти все следственное управление, разве что патрульных не позвали. На нее никто не обернулся, только Светочка, бессменная секретарша Горностая, приветливо кивнула и подвинулась на своем стуле. Анна тихонько уселась рядом с ней.

Полковник Силин, невысокий и быстрый, действительно похожий на небольшого хищного зверька, вышагивал около большого окна. В пальцах шефа порхал карандаш.

— Задача всем ясна? Вперед. На писанину время не тратить, потом крючкотворством займетесь. Ты и ты, — шеф ткнул карандашом сначала в дальний угол, где у стенки стоял Виктор, а потом в сторону Анны, — ко мне в кабинет.

— Что стряслось? — шепотом спросила Анна у Светочки, пока коллеги, шумно переговариваясь, выходили из кабинета.

— Аврал, кошмар, караул и праздник для следственного, — хихикнула секретарша, — в Кошице серебряные рудники ограбили. Похоже, полевики, но черт его знает, ушли телепортом. Герцог в бешенстве, прислал всем соседям проникновенные письма — помогите, мол, найти злодеев, вдруг да к вам удрали. Будем искать.

— Это ж бред. Телепортом хоть до Сепанго прыгай.

— Ага. Но князь велел изобразить бурную деятельность. А шеф и рад, под княжеским указом можно будет такие двери вышибать, к каким в обычное время подойти боязно. Так что если мы на фоне поиска международных бандитов-террористов не закроем кучу старых висяков, я неделю на работу краситься не буду. Спорим?

— Светлана! — громко позвал Горностай. — Прекращай выбалтывать служебные секреты! Лучше кофе нам свари.

Анна с Виктором привычно уселись у стола для совещаний. Горностай откинулся в кресле и с интересом уставился на Анну.

— Ну что, эксперт Мальцева, рассказывайте, как вы вчера статьи 'Уложения о наказаниях' нарушали оптом и в розницу.

— Шеф! — вскинулся Виктор, — Анна ничего не нарушила. Все бумаги у вас на столе.

— Ладно, — на удивление легко согласился Горностай и крутанул в пальцах карандаш каким-то новым, особенно хитрым финтом, — молодец, подсуетился, прикрыл нашу звезду экспертизы.

Виктор только головой покачал.

— А теперь — без шуточек, — шеф серьезно посмотрел на них обоих, — Анна, изучи, — и выложил перед ней несколько портретов полевиков.

— Вот этот, — взяла она в руки один из них, — похож на Семена, который вчера за мной приходил. Шрам, правда, чуть иначе расположен. Но похож.

— Это, судя по ориентировке из Кошица, организатор ограбления их серебряного рудника, — назидательно сообщил шеф, — чувствуешь, во что вляпалась? Рассказывай. По минутам.

Пока Анна говорила, Горностай хмурился и делал какие-то пометки на лежащих перед ним показаниях, которые она вчера вечером, почти засыпая, написала в кабинете следователя.

— Черт знает что, — подвел итог шеф, когда она закончила. — Виктор, теперь ты. Аннушка, слушай внимательно, может, хоть так дойдет.

— В рамках проверки по заявлению...

Шеф скривился, и следователь продолжил иначе:

— Когда я с дежурным нарядом вломился в дом, там, ясное дело, никого уже не было. Только тлеющие угли в печке да собачья миска во дворе. Владельца нашли быстро, мещанин Протатько, он таких домов пять штук сдает, в разных концах города. Интересующий нас домик две недели назад сняло полянское семейство. Заплатили за два месяца, сказали, что будут сыром с хутора торговать. Продали домовладельцу голову выдержанного, с большой скидкой, — Виктор усмехнулся, — Протатько говорит, хороший сыр.

Горностай нетерпеливо махнул рукой. Виктор снова посерьезнел:

— В доме проведен осмотр, результат нулевой, даже полы вымыты. За владельцем установлено наблюдение, но, я уверен, ничего оно не даст. Здесь тупик.

Шеф кивнул и хитро усмехнулся.

— С тупиком понятно. Давай про полосу препятствий и забор с колючкой.

— Даю, — вздохнул Виктор. — Итак, Юрий Александрович Соболев. Имя настоящее, личность его я подтверждаю, виделись. Подданный Империи, дворянин, в Гнездовск прибыл позавчера. Живет в гостинице 'Подкова', напротив ратуши, зарегистрировался честь по чести.

Анна почувствовала, что начинает краснеть. Самую капельку. Можно списать на то, что майское солнце слишком ярко бьет в высокие окна кабинета начальника следственного управления, и становится жарковато.

Реакция на имя ее вчерашнего ассистента не осталась незамеченной шефом. Горностай ехидно наблюдал за ней. Колдунья постаралась придать себе максимально равнодушный вид, но не получилось.

— Прямо сейчас он на аудиенции у князя Федора Гнездовского, — сообщил Виктор, — так как прибыл сюда по его приглашению, для торжественного подписания договора о реконструкции пути через перевал. Странно, что он поселился в гостинице, а не в имперском посольстве и не в замке. Но имперские кавалергарды замечены и не в таких странностях.

— Кто? — переспросила Анна.

— Кавалергардский корпус — ближняя охрана императора и его семьи, — пояснил Виктор, — в нем есть и телохранители, и... доверенные лица. Соболев из доверенных.

— Может говорить и действовать от имени их императора, — хохотнул Горностай, — потому его, как официального представителя, сюда и отправили. Так что ты вчера командовала одним из первых лиц Гётской Империи. Впечатляет?

— Н-не очень, — отозвалась Анна, чтобы сказать хоть что-нибудь. — Хотя, конечно, причастность имперского кавалергарда к ограблению кошицкого рудника — любопытная история. Я ни черта не понимаю. Зачем это ему?

— Нагадить Кошицу — не самый невероятный мотив для имперца, — хмыкнул Горностай. — Но с этим пусть большие политики разбираются. Или он хочет поближе к Виктору подобраться, как-никак, Виктор фон Берген, князь Бельский, у нас Гётскому императору не самый дальний родственник, хоть и служит в Гнёздовской страже.

Он помолчал и добавил — жестко, выделяя каждое слово:

— Как только Соболев снова появится рядом с любым из вас, а он появится, к гадалке не ходи — я должен об этом знать, во всех подробностях.

— Есть, — хором ответили Анна с Виктором.

— И еще, — Горностай снова крутил карандаш, сидя к ним вполоборота, — наша бурная деятельность с кошицким ограблением связана лишь формально. Князь ясно дал понять — даже если мы найдем виновных, выдавать их в герцогство не станем. У него с полевиками какие-то свои дела наметились, и виселицы в программу не входят. Но всем нашим бандитам и жуликам нужно вбить в головы — здесь, в Гнездовске, такое не прокатит. Так что, Аннушка, если твой заказчик снова появится, передай, что я хочу с ним поговорить. — Шеф повернулся, аккуратно положил на стол карандаш и закончил, спокойно и буднично: — Гарантия его безопасности — моё слово.

Уже в кабинете, сидя за столом, Анна наклонила голову набок и оценивающе посмотрела на Виктора.

— Если тебя кавалергард Империи назвал 'Ваша Светлость' — значит ли это, что ты носишь титул имперского барона?

Следователь мрачно посмотрел на нее:

— На заборах тоже пишут что попало.

— И скрепляют большой императорской печатью?

Виктор не ответил.

В дверь коротко постучали, и в кабинет ворвался запыхавшийся парнишка лет тринадцати.

— Господин! Нашел я ваших сыроваров! Хутор Березовый, от Гнездовска километров шесть! — пацан перевел дыхание и только сейчас заметил Анну, сидевшую сбоку от двери. Разом посерьезнел, шагнул к магичке и почтительно поклонился.

— Извините. Здравствуйте, сударыня.

Анна с трудом узнала в нем избитого до полусмерти пацана, которого Виктор притащил в больницу полгода назад.

— Здравствуй, Винсент, — сказала она, — ты подрос.

Глава 3

...В прошлом ноябре

Чертов холод пробирал до костей. Ветхий, латаный-перелатанный зипунишко не спасал от ледяного ветра. Да и где на проклятом во все стороны берегу Нестрижа можно спрятаться от пронизывающей мороси?

Винс зябко передернул плечами и шагнул поближе к пожарищу. Вздрогнул от выстрелившего уголька, потер обожженную щеку, но остался на месте.

Все равно идти некуда. Тут хоть тепло.

Как прогорит — можно будет поживиться. На полке вазочка серебряная была. Поплавится, но не дотла же!

С треском обрушилась крыша объятого огнем дома, в темное плачущее небо взметнулся сноп искр. Винс отпрянул, но почти разу вернулся к огню. Пожарище выло от ветра, огненные языки завивались причудливыми лентами, мокрый туман становился легкими облачками пара вокруг горящих балок.

Пламя обжигало лицо, по спине стекали попавшие за воротник капли холодного ноябрьского дождя. Винс крутился у огня, пытаясь и обсушиться, и не сгореть, не забывая опасливо поглядывать по сторонам. Он стоял за домом, с дороги не увидят, но мало ли...

Пожарной команде тут делать нечего. Хутор на отшибе, леса рядом нет, сам прогорит. Хозяин, опять же, орать на брандмейстера не станет. Он вместе с Иваном, бывшим Винсовым патроном, теперь орет на чертей в аду. Им обоим, небось, особый котел припасли. Шутка ли — по всему Гнездовску дурью торговали.

Дурь Винсу была без разницы, а Ивана он немножко жалел. Не выгнал большой человек сироту, разрешил послужить.

Винс на новой службе даже поел досыта. Целых два раза.

Если вернутся те, кто домик с трех концов поджег — хана Винсу, в том же котле побулькает. Даром, что на Ивана всего ничего побатрачить успел. Разбираться не станут, в то же пожарище закинут. Хорошо, если для начала шею свернут. А ну как живьем?

Винса передернуло.

Вот только деваться пацану было некуда. Без гроша в кармане, с утра не евши, он мог надеяться только на то, что соберет на пожарище.

Винс был уверен — убийцы не вернутся. Зачем им?

Днем к Ивану кто-то важный должен был приехать. Так что Винсу сказали проваливать и до вечера носа не казать. Пошел, куда деваться. Ломоть хлеба с кухни прихватил, хотел какую-никакую одежку выпросить — застеснялся. Сунулся в книжный шкаф на дальнюю полку, нашел книжку поневзрачнее, чтоб не жалко, страниц надрал, скомкал и напихал под рубаху, как знакомый нищий научил. Сразу теплее стало.

Иван все равно книжки в печке жег, Винс вчера видал. Жег и ругался, что чушь всякую пишут.

Эх... Ладно, не о том речь.

Весь день Винс по городу шнырял, новости вызнавал, как Иваном велено. Вечереть стало — обратно двинул. Поторапливался, жрать хотелось, как не в себя. Хорошо, ума хватило на дорогу не соваться, перелесками на хутор идти. Хоть и мокро, а безопаснее.

Дым издалека заприметил и сразу же свернул в самую чащобу. Подобрался поближе, а там и вовсе замер в колючих кустах, боясь шелохнуться.

Дом полыхал вовсю. Только мокрое полено, которым дверь подперли, еще не занялось — но и ему недолго оставалось.

Перед домом стояло пятеро.

Двое повыше, одеты богато. Один совсем солидный господин, в добротном плаще, сапоги аж блестят, хоть вокруг и грязища по ноздри. Второй попроще, зато амбал. Еще трое — невысокие, кряжистые, в крестьянской одежке... Ба! Да это ж полевики. Нелюди!

Сразу вспомнились страшные сказки. Про то, как полевики в стародавние времена младенцев воровали, своими детьми подменяли, а человеческих резали на капищах.

Вот сейчас они как почуят Винса!

Пацан забыл, как дышать. Холодный пот стекал по спине, он чувствовал себя крысенком, загнанным в угол. Пара мгновений, и когтистая кошачья лапа подцепит, потащит к громадной пасти с зубищами... Хорошо, если сразу убьет, не будет играться.

Ноги отнялись, перехватило дыхание, мог бы бежать — кинулся б в чащу, да заледенел, не шевельнуться.

Полевики тем временем о чем-то с солидным пошептались и в лес двинули. Один метрах в десяти от замершего пацана прошел, чудом не заметил. Винс зажмурился и беззвучно взмолился: 'Дева Мария! Ты добрая! Помоги, не дай сгинуть!' Пытался слова вспомнить, какие попы на службах говорят — не вышло.

Ладно, Богородица не осерчает.

Тем временем амбал отошел в сторонку и привел красивых, откормленных лошадок. Коняшки храпели, прядали ушами — не нравился им, вишь ли, пожар. Но стояли смирно.

Винс перевел дыхание. Полевики не заметили, люди тем более не углядят — хранит Богородица!

Тут-то ему и подумалось — дождаться, пока все прогорит, да порыться на развалинах. Авось, найдется чего полезное. Жить-то дальше надо! А этим, солидным, точно в углях шариться без интереса. Что им — мусор, то Винсу — сокровище.

В погребе, он точно помнил, окорок висел. При мысли о сочном, прокопченном куске свинины в пузе Винса заурчало. Хорошо, что пожар воет, доски трещат, не услышит никто.

— Поехали, ваша милость, — прогудел амбал, — на что тут смотреть?

Винса не раз выручал тонкий слух, но тут он подумал — приблазнилось. 'Ваша милость'? Благородный? На хуторе у Гнездовска? Ивана спалил?

Вот бы монетку обронил... Чего ему стоит?!

'Милость' тем временем откинул капюшон и пристально вглядывался в огонь. В его темных волосах алмазами блестели капельки воды. Между ним и Винсом взметнулся язык пламени, и мальчишка еле-еле сдержал новый порыв рвануть отсюда как можно дальше.

Нельзя шевелиться. Заметят. Да и окорок...

— Поедем скоро, — задумчиво кивнул солидный. — Ты за полевиками в оба глаза смотрел? Ничего не сперли?

— Ваша милость, обижаете. Серьезные ребята, не шантрапа. Да и чего там воровать? Ложки? Казну-то Иванову мы давно взяли... Все четко сработано.

Солидный фыркнул чуть ли не громче лошади.

— Например, там сейчас догорает одна из последних книг Эльтарна, — 'Милость' скептически смерил амбала взглядом, — хотя да, о чем это я. Скажу иначе — одна из книжек, которую вы спалили, стоила больше тысячи золотом. На аквитонском аукционе коллекционеры и до пяти тысяч могли бы дойти. Теперь ясно, четкий?

Амбал почтительно присвистнул.

— Так вот почему вы велели всё на пол вывалить и самогонкой полить...

— Знаешь примету: 'не свисти — денег не будет'? — холодно спросил солидный господин, — обдумай ее.

Шевельнуться Винс смог не скоро. Казалось, он сейчас вмерзнет в размокшую, вязкую землю, так и останется жалким скелетом среди колючих веток облетевшей сирени.

Но вокруг было тихо, только пламя трещало, и Винс решился. Тем более, что становиться скелетом ему пока что очень не хотелось.

Сегодня утром он выбирал самую плохонькую книжку, чтобы напихать бумаги под одежду. Вроде как, там буква 'Э' была...

Дрожащими пальцами он вытащил из кармана полуразодранный томик.

'Записки о путешествиях. Составлены Эльтарном в году...'

Дальше лист оборван, но это ничего.

Жизнь обретала смысл.

Вот только надо просушить бумажки, за которые эти, кол-лек-ци-о-не-ры (слово-то какое! господское!), готовы платить золотом. Скорей бы прогорело, чтоб в погреб попасть.

Винс все листки из-под зипуна вытащил, расправил, как смог, и в книжку сложил. Сушить потом будет, сейчас сберечь бы, а то ветром унесет — не поймаешь.

Дождь зарядил еще пуще, и Винс устроился у забора на бревнышке, соорудив какую-никакую крышу из доски. Подтащил еще мусора покрупнее, чтобы со стороны казалось — нет тут никого, просто гора хлама. Даже чуточку пригрелся. А потом, кажись, задремал...

И прошляпил!

Как есть прошляпил!

Это ж не потайной хутор, а проходной двор!

Стража появилась как будто ниоткуда. Не спится им дома у теплой печки!

Вот Винс тихонько сидит, заваленный провонявшим гарью барахлом... а вот уже болтается, приподнятый за шиворот, а перед носом у него сверкает серебристая бляха следователя.

— Эт-то кто тут у нас? — беззлобно спросил следак. — Ты зачем дом спалил, малявка?

Винс извернулся, повис на державшей его руке и попробовал укусить. Не вышло. Стражник Винса встряхнул за шкирку, как котенка, только ноги дрыгнулись.

Вот тут Винс и заорал. Что орал — сам потом не помнил. Но про 'волков позорных' точно помянул. И про то, что все разборки ему по барабану. До фонаря. Вдоль подола распоследней шлюхи. Потому что деловые месятся, за что — непонятно, а он человек честный. Просто отдохнуть присел.

Следак Винса на землю поставил, но приглядывал, чтоб не удрал. Ага, удерешь тут, амбал похлеще охранника, который с 'милостью' приходил. Еще и быстрый, как рысь.

Городовые, что со следаком приехали, на пожарище пялились, Винсу ноль внимания. Видали они таких, орущих. На начальство глянули — вразумить, мол, дурачка малолетнего?

Следак только башкой белобрысой мотнул — не трожьте, сам разберусь.

Винс быстро выдохся орать. Слов ругательных он не так чтобы много знал, а повторяться неловко было.

Только когда следак его обыскал, нашел ножик плохонький (что было — то Винс и стянул, без ножа совсем швах) и книжку забрал, Винс чуть не расплакался. Сдержался, не след мужику реветь, зато икать начал. Так и проикал, до самого города.

Вернуть не просил. Бесполезно.

* * *

Виктор Берген, следователь Гнездовской стражи, со стуком поставил на стол кружку с горячим компотом и положил рядом завернутый в салфетку еще теплый пирог.

Винс даже ухом не повел. Спал, укутавшись в потертый плащ городового.

Вчера, когда Виктор приволок в участок единственную свою добычу с места преступления — тощего пацана, возможного свидетеля, допрашивать его было бессмысленно. Парень стучал зубами, наотрез отказывался расставаться с промокшей насквозь одеждой, глотал злые слезы, икал и мотал головой на все вопросы.

Виктор всерьез подозревал, что мальчишка только пытается изобразить дурачка. Слишком уж богатый словарный запас он продемонстрировал в момент поимки.

Можно было, конечно, обойтись с ним, как с любым другим задержанным — скрутить, переодеть в арестантский балахон и закинуть в камеру, но следователь поступил иначе. Выдал старый плащ, давным-давно забытый кем-то в дежурке, велел сержанту Винса покормить, а потом запереть в допросной.

Утро вечера мудренее.

Рассвет Виктор встретил на пожарище. Проливной дождь сменился гадкой серой моросью, под ногами чавкала ноябрьская грязища, а от реки тянуло ледяным ветром. Мастер Николас, эксперт стражи, даже оставил свои вечные подколки — только зябко поводил плечами да шепотом ругался, обследуя пепелище.

Дом выгорел почти дотла, следы вокруг него смыло ливнем — ничего полезного не найти. И ни следа магии, привлекать колдунью-эксперта нет никаких оснований.

Только два обгоревших трупа, и у одного татуировка на предплечье — роза ветров.

Виктор громко выругался. Увидев недоуменный взгляд мастера Николаса, никак не ожидавшего от бывшего гётского дворянина таких слов, повторил еще раз, добавив несколько подробностей. В вольном переводе это звучало бы примерно так:

'Какая незадача, что Иван по кличке Шкипер, контрабандист — наркоторговец, был убит сегодня ночью. Я с арест-командой опоздал всего на пару часов. Сколько работы проделано впустую! А теперь вместо заслуженного отдыха придется разыскивать убийцу этого нехорошего человека'.

Эксперт неопределенно хмыкнул, а следователь, злой на весь свет, отправился обратно в управление стражи — будить и допрашивать свидетеля.

Городовой, охранявший место преступления, проводил Виктора взглядом, покачивая в ладони завязанные прямым узлом два кованых гвоздя-костыля. Стражник мог поклясться — до того, как железки попали в руки следователю, это были просто измазанные пеплом бруски в мизинец толщиной.

Теперь они были похожи на корявое украшение каминной решетки

Перед дверью в допросную Виктор вздохнул и с нажимом провел ладонью по лицу. Он не спал больше суток, промок и замерз, но срывать злость на пацане нельзя. Замкнется, откажется говорить — и все. Последняя ниточка потеряна. Тюрьмы он по малолетству не боится, да и не за что мальчишку сажать. Остается убедить, что сотрудничать со следствием для него намного лучше, чем молчать или орать.

Так что будем прикармливать. Как напуганного щенка.

Виктор повернул ключ и потянул на себя тяжелую дверь. В допросную он вошел как спокойный, чуть уставший служитель закона, а не бешеный следак, со злости крутивший гвозди.

Виктор сел напротив спящего Винса и дважды громко хлопнул в ладоши.

Пацан подскочил, как ужаленный. Сглотнул, с опаской глянул на Виктора исподлобья.

— Доброе утро, — поздоровался с ним следователь. — На вот, поешь, — и пододвинул к нему сверток с пирогом.

Винс Быстро развернул тонкую ткань, вцепился обеими руками в еду и откусил, сколько в рот влезло.

— Не давись, не отберу, — почти ласково сказал Виктор.— Ешь, а я говорить буду. Ты пацан вроде смышленый, — польстил следователь свидетелю, — так что мотай на ус, а отвечать не спеши. Подумай.

Винс, казалось, его не слышал. Не выпуская из руки остаток пирога, он маленькими глотками, чтоб не обжечься, глотал компот.

— Ивана больше нет, и людей его нет. Один ты, похоже, остался. Вряд ли ты в чем серьезном провинился, мал еще. Но видеть мог многое. Как думаешь, те, кто Ивана сначала с насиженного места погнал, а потом и вовсе спалил, тебя хотят в живых оставить?

Винс отшатнулся и чуть не полетел со стула. Виктор не шевельнулся, только посмотрел на него грустно и участливо.

— Н-не видел я н-ничего, — пролепетал мальчишка. И головой помотал, для убедительности.

— Это ты им расскажешь, как поймают. У Стражи к тебе претензий никаких, так что можешь идти на все четыре стороны. Вот только далеко ли убежишь, а? Ты не кричи, ты дальше слушай. Мне надо убийц Ивана найти. Служба такая, понимаешь?

Винс мелко закивал. Понимаю, мол.

— Вот, молодец, — одобрил Виктор. — Я убийц Ивана найду и на виселицу отправлю. Если ты мне поможешь, у меня это дело быстрее получится. А теперь подумай — когда их повесят, тебе некого будет бояться. И за Ивана отомстишь, он бы порадовался.

Винс шмыгнул носом, хлебнул компота, собрал в ладонь крошки со стола и отправил в рот. Уперся взглядом в салфетку.

Виктор замолчал, давай пацану обдумать предложение. Винс сначала сидел неподвижно, а после чуточку подался вперед, к Виктору. Пока свидетель не передумал, Виктор проникновенно добавил:

— Расскажи, что видел. Станешь ценным свидетелем, получишь защиту, пока душегубов не поймаем.

Винс допил компот, последнюю каплю языком слизал, запрокинув чашку. С сомнением и надеждой покосился на Виктора.

Следователь откинулся на стуле и ждал.

— Дяденька, вы это... Извините, что плохое орал, там, у пожарища. С голодухи не в себе был. Спасибочки. Только вот не знаю я нихрена.

Виктор скептически хмыкнул.

— Не, что видел — расскажу. Только книжку отдайте, — Винс слегка запнулся, но все-таки выговорил, — пожалуйста.

Ближе к вечеру, в кабинете шефа следственного управления, Виктор отчитывался, даже не пытаясь изобразить оптимизм:

— Всей пользы со свидетеля — сможет опознать поджигателей. Да и то не факт. Ночь, дождь, дом полыхает, парнишку от страха колотит. Много ли он там разглядел? К художнику я его отправил, сами смотрите, — Виктор выложил перед начальником несколько листов, — это не портреты подозреваемых, а герои страшной сказки. Приметы — три полевика, один охранник, один образованный человек. Лирическая зарисовка, а не розыскной лист.

Полковник Силин, прозванный Горностаем, привычно крутанул в пальцах карандаш, посмотрел на рисунки и чуть скривился.

— Что твой парень о делах Ивана знает?

— Тут все еще хуже. Мальчишка вырос в Перевальске, на границе. Сирота, у контрабандистов кормился на должности принеси-подай-пошел вон. Вот только не при Иване, а при совсем мелкой сошке. Была там артель небольшая. Северные с Иваном войну развязали, и эта вольная артель первая попала под ножи. К Ивану Винсент прибился, когда тот в Гнездовск поехал, за подмогой. Но подмогу увидать не успел.

— М-да... Снова-заново, — мрачно подытожил Горностай. — Ладно. Завтра мне на стол план расследования убийства криминального авторитета Ивана Шкипера. Пацана пристрой, что ли, в монастырский приют. Пусть под рукой будет. И что ты по этому Ивану убиваешься, как по родному?

— Шеф, вы же знаете, сколько сил было потрачено на его разработку. На пару часов только опоздали с арестом. А теперь все, что остается — материалы расследования на его могилке сжечь, пусть мерзавцу на том свете икнется. Тут не то, что убиваться — тут волком взвоешь!

— Ну, это ты загнул, — успокоил Виктора Горностай, — побереги пока, в хозяйстве пригодятся.

— Кстати, о 'пригодятся'. Мальчишка может рассказать о путях поставок контрабанды. Отписать безопасникам?

— Обойдутся. Что он расскажет? Про козью тропу? А то пограничная стража про нее не в курсе... К тому же, чует мое сердце, эту заваруху прикрывает кто-то из людей протектора. Им точно не нужно знать про пацана. Еще его трупа не хватало.

Виктор чуть слышно фыркнул. О давней вражде Горностая и Протектора Гнездовского знало все управление стражи, включая служебных собак.

В допросной, куда Виктор зашел за Винсом, мальчишки не оказалась. Там следователь Жданович допрашивал мужика совершенно бандитского вида. Задержанный развалился на стуле и всем своим видом демонстрировал полное нежелание сотрудничать со следствием.

— Продолжишь запираться, — сказал ему Жданович, мельком глянув на взбешенного Виктора, — уйду. Я старенький уже, мне на кровищу и сопли твои любоваться неинтересно. Вот ему тебя оставлю, — и хитро кивнул на младшего коллегу.

Мужик подобрался и сел ровно. Досматривать спектакль Виктор не стал, захлопнул дверь и рыкнул на дежурного:

— Пацан где?

— В к-кабинете вашем, — опешил сержант. — Сами ж велели — в-вежливо. Вот я и...

— Бардак, — выдохнул Виктор, взлетая обратно по лестнице на второй этаж.

Опасения следователя не оправдались. Мальчишка не сбежал через окно, не попытался вскрыть сейф (все равно бесполезно) и не натворил никаких других пакостей.

Винс удобно устроился на полу и драил щеткой старые сапоги Виктора. Правый сапог уже блестел, как новенький, а левым мальчишка как раз занимался. Сосредоточенно закусил губу и мазал ваксой потертое голенище. На вешалке висел старый плащ, аккуратно расправленный и тоже отчищенный.

— Здрасьте, — вскочил Винс, — а я тут... Вот. Только масляное пятно с плаща не сумел вывести, стирать надо. Мыльца бы кусочек.

Виктор удивленно кашлянул.

— Ты где так научился?

Винс слегка смутился, шмыгнул носом и сознался, как в чем-то стыдном:

— Я раньше при школе в Перевальске жил, сторожу помогал. Он мне дядькой приходился. Добрый был, только пьяница. Учительствовал там, потом спился, погнали в сторожа... Ну вот. Я полы подметал, отмывал, чего велят. Сапоги школярам чистил, по грошику. Мундиры зашивал, если, к примеру, подерется кто. Чтоб маменьки не ругались. А потом потонул дядька с пьяных шар, ну и меня взашей.

Винс вздохнул, сел на пол и продолжил чистить сапог. Получалось мастерски. Виктор был уверен, что такого блеска от старой обуви добиться невозможно — а поди ж ты!

— Ладно, заканчивай тут, — махнул рукой следователь, доставая из сейфа пакет с отобранными у Винса вещами, — и пойдем. Надо тебя до заката в монастырский приют определить. На вот, держи свое богатство.

Винс схватил пакет, глянул, на месте ли книжка, завернул обратно и засунул под рубаху.

— Спасибо, — удивленно протянул он, — я думал, не вернете так просто... — И тут же вскинулся: — Не надо меня в приют! Я взрослый уже!

— Сколько тебе лет, взрослый? — устало спросил Виктор, и добавил, не дожидаясь ответа: — Тебе там хорошо будет. Монашки добрые, накормят, к делу приставят.

— Пятнадцать мне, — соврал Винс, постаравшись посмотреть на следователя как можно честнее. И тут же широко распахнул глаза: — Во! Вы меня лучше на работу возьмите! Я чистить умею, шить, прибираться, полы мыть...

Виктор не сдержал скептической усмешки.

— Будут у вас всегда блестящие сапоги... — закончил Винс, глядя в пол.

В возгласе 'не надо в приют!' Виктор уловил что-то смутно знакомое, но не стал пытаться вспомнить, что именно.

Вместо этого с недоверием смерил Винса взглядом.

— Ну, двенадцать, — шмыгнул носом мальчишка. — Будет. В мае. Зато про сапоги я не врал! Сами посмотрите! А еще у вас шов на рукаве разошелся, я б зашил. И платить мне много не надо! Можно и совсем немного...

Виктор молча смотрел на мальчишку. Винс схватил сапог и еще быстрее заработал щеткой, доводя голенище до идеального блеска.

'Он явно рассказал не всё, — думал тем временем следователь. — Не скрывал, но какие-то детали точно упустил. А еще книга Эльтарна, очень дорогой фолиант, явно доставшийся ему в том сгоревшем доме. На последней странице штамп владельца стоит. Мальчишка — единственная ниточка к убийцам Ивана, и все шансы есть на то, что они попытаются эту ниточку оборвать. Уж лучше в этот момент рядом с ним буду я, а не монашки. Что, бывший рыцарь, станешь втираться в доверие к ребенку, чтобы раскрутить поганое дело? А почему нет? Со мной, опять же, у него шансов выжить намного больше. А воровать у меня все равно нечего'.

— Ладно, — кивнул Виктор обалдевшему от счастья Винсу. Найму тебя на неделю. Посмотрим, на что годишься. Но учти — будешь врать, вылетишь мгновенно.

— Я не подведу, вашбродь. Честно! Все в ажуре будет, зуб даю!

Виктор едва заметно поморщился.

— Пойдем, камердинер. Ливрею цветов Бергена я тебе не обещаю, но отмыть и переодеть тебя явно не помешает.

Про 'камердинера' и 'ливрею' Винс не понял, но переспрашивать на радостях не стал.

Потом разберется. Главное — что не погнал его большой человек!

Глава 4

...В прошлом декабре

Декабрьский снег празднично скрипел под ногами, напоминая о близком Рождестве. Над Гнездовском сгущались ранние сумерки, в домах зажигали свечи, впереди кто-то волок большущую ель — видно, не терпится человеку начать готовиться к празднику.

Над забором, мимо которого проходил Винс, торчал столб с надетым на него горшком. На круглом глиняном боку была углем нарисована смешная рожица. Винс хотел было скатать снежок и запустить в это художество — то-то брызнет! Но сдержался.

Он взрослый, работающий человек. Какие снежки?

Правда, дело, по которому он шел, было насквозь несолидным. Но тут ведь как посмотреть — господин велел, значит, тоже работа.

Винс возвращался из вечерней школы. Он ходил туда уже третий день кряду, и все эти 'буквы пишем ровно, с одинаковым наклоном' и 'у крестьянина было три яблока' уже надоели ему хуже горькой редьки.

Где это видано, чтобы у крестьян по три яблока было? Три мешка — еще туда-сюда, а если три штучки, так это очень так себе крестьянин! Пропил, небось, все. И домишко у него покосившийся, куры не кормлены, а скотины и в помине нет.

Так Винс и собирался сказать господину Виктору. Мол, глупостям учат в вашей школе! Читаю я и так лучше всех в классе, буковки красиво рисовать мне не надо, чай, не письмоводитель. А яблоки пусть крестьянин сам считает, раз больше не вырастил. Неудачник.

— Эй, ты, крысеныш! — услышал он глухой голос из переулка. — А ну, шагай сюда.

Винс не сразу понял, что это к нему обращаются. Обернулся к темному проему между зданиями, углядел там несколько темных фигур, и как кипятком окатило — влип!

Хотел со всех ног припустить вдоль улицы, но сбоку (и как успел-то! никого ж не было!) подошел вразвалочку парень на голову повыше Винса, ухмыльнулся во все давно нечищеные зубы, обдав пацана невыносимо мерзким запахом изо рта:

— Давай, шевели копытами, когда старшие зовут, — повернул Винса за плечо и кулаком промеж лопаток добавил. Для скорости, значит.

Тут стало кристально ясно, кто именно неудачник.

Винс испуганно ойкнул, понуро опустил плечи и пошел, куда велено. Еще и вздрагивал на ходу. Пусть поверят, что он от страха сам не свой — зазеваются, можно будет удрать.

В переулке было темно, да и не переулок это был, а тупик между двумя высокими каменными домами, перегороженный крепкой решеткой.

Не пробежишь насквозь.

Там стояло еще трое. Один смутно знакомый, вроде как при Иване был. Остальных Винс видел впервые, но породу эту прекрасно знал.

Полушубки нараспашку, порты широкие, щербатые злые улыбки до ушей. Бандюки. Как сказал бы господин — 'представители нижних классов криминального элемента'. В рукавах у таких что угодно может быть — хоть свинчатка, хоть бритвенно-острый нож, хоть кастет.

Если бы не спалили Ивана, лет через пять-семь Винс стал бы таким же. Тоже бы ножиком игрался, кренделя блестящие выписывал.

Видно, не судьба.

Окружили, похохатывая. Винс даже башкой не особо вертел, и так все понятно было.

Не дернуться.

И народу на улице — никого. Ори, не ори...

— Что, крысеныш, — презрительно сплюнул один из них — видимо, главный. — Сдал Ивана страже? Продался за харчи, паскуда?

— Не сдавал я никого, — Винс сам удивился, как звонко сумел ответить. Посмотрел тому в лицо, попытался поймать взгляд — не вышло. Вожак глазами по округе стриг.

Тут Винса проняло — видать, от отчаяния:

— А если ты, Лысый (и кликуха вспомнилась! надо же!) предъявить хочешь — так пойдем к людям, пусть рассудят, кто кого сдавал, а кто душегубов видал и показать на них может!

— Ты шо, пацук, пишчышь? — издевательски спросил с деревенским говором бандюк, что Винса на улице отловил. — Не трэба людив, забивай яго туты. Сами усе ведаем.

Винс со всей мочи ударил его каблуком чуть повыше голенища сапога. Тот такой прыти не ожидал, дернулся, аж шапка упала.

Винс на него уже не смотрел, а во всю глотку орал 'Пожар!!! Горииииим!'. Хотел с разбегу протаранить Лысого головой в живот, но получил короткий, точный удар в лицо. Нос хрустнул, по губам потекла кровь.

От мощного пинка в живот Винс забыл, как дышать. Он ослеп от боли и хватал ртом воздух, дергаясь на грязном снегу.

Попытался свернуться калачиком, хоть как-то защитить руками голову, откатиться от ударов...

Куда тут откатишься, когда тебя пинают, как мяч в веселой игре?

Волной дикого отчаяния пришло отчетливое — это всё. Конец. Забьют.

Где-то далеко кто-то жутко заорал от боли. Гаснущий разум Винса решил было, что это он сам кричит — но нет. Так басовито выть незнакомым голосом он бы не смог.

Удары почему-то прекратились.

Как потом вспоминал Винс — помирать он не стал от любопытства. Хотелось узнать, кто так верещит.

Залитый кровью левый глаз никак не хотел открываться, но в итоге Винс справился. Мир завивался вокруг него теплым рождественским снегопадом, непонятно было — где снежные хлопья, а где пятна перед глазами. От мелькания мутило, кружилась голова, и взгляд никак не собирался 'в кучу'. Кое-как проморгавшись и заставив себя смотреть в одну точку, Винс обнаружил, что пропустил почти всё.

У глухой стены выл Лысый. Его правая нога была вывернута в колене под жутким, неестественным углом. Рядом с ним сполз по каменной кладке давешний деревенский увалень и упал лицом в снежную кашу. Вместо затылка у него было кровавое месиво.

Невовремя ты, парень, шапку обронил, — отстраненно подумалось Винсу.

Двое оставшихся отступали к решетке, а следом спокойно, не торопясь, шел кто-то с короткой дубинкой.

— Вы двое, — услышал Винс знакомый голос, — мне не нужны. Наручники одни. Так что придется кого-то убить при задержании. Или сдаётесь оба, один другого вяжет, а я. может быть, уговорю прокурора заменить виселицу каторгой.

— Пошел ты на ............ рыцарюга, — зло сплюнул один из отступавших. — Я тебе сейчас кишки выпущу, .......!

Винс разглядел только резкий рывок и блеск длинного клинка. Потом было секундное сплетение темных фигур, нож со звяком улетел в сторону, его владелец впечатался физиономией в решетчатый забор, а второй бандюк отлетел в стене и упал на четвереньки. Щелкнули наручники. Бывший владелец ножа дергался, прикованный к решетке, а человек с дубинкой не торопясь шел к поднимающемуся на ноги последнему противнику.

— Вот и решился вопрос, кому в камеру, кому в морг, — с улыбкой сказал он.

Почти сразу после этих слов в тупичке стало очень много стражи.

Топот подкованных сапог гулко отдавался в голове Винса. Его снова замутило.

Над головой позвучал резкий приказ:

— Сержант Жилко! Остаетесь за старшего. Экспертов не вызывать, картина и так ясная. Побитых раскидать по разным камерам, и проследить, чтоб сговориться не успели. Я буду утром.

— Есть! Только, Ваше Благородие, мертвяка бы в морг...

— Разберитесь сами, сержант. — И добавил, уже намного тише, — держись, пацан, бывает намного хуже.

Когда Винс снова проморгался, он увидел над собой белокурого ангела с огромными черно-багровыми провалами вместо глаз.

Винс попытался поднять руку, чтобы потрогать видение, но сил не хватило, и он просто продолжил любоваться самым прекрасным и жутким созданием на свете.

— Виктор, ты охренел, не побоюсь этого слова, — внезапно сказал ангел, глядя в сторону от Винса, — у пацана сотрясение мозга, сломанные ребра и без счета синяков. Как ты это допустил?

— Ты его на ноги поставишь?

— Поставлю. Но нельзя было использовать мальчишку, как приманку!

Винс хотел было возразить, что господин все правильно сделал, но ангел пристально посмотрел на него, и сверкающая темнота и сомкнулась над головой мальчишки глухим забытьем.

Следующее пробуждение было мучительным. Даже самые крошечные косточки и мускулы, о существовании которых Винс и не подозревал, ныли, дергались и причиняли массу боли.

Он еле сдержался, чтоб не взвыть.

Через пару секунд боль отпустила, оставив только небольшое неудобство. Бледную тень, напоминание о себе. Но Винс был уверен — стоит шевельнуться, и кошмар вернется.

Он и не шевелился. А потом даже дышать постарался незаметно, уж очень хотелось дослушать интересный разговор.

— Вот шеф меня и отправляет в глушь, — с досадой говорил господин Виктор где-то рядом. — На, говорит, материалы дела, изучишь по дороге. Люди пропадают, весь городишко в панике... Бери своего пацана и катись.

— А расследование? Есть у меня пара мыслей, где искать убийц твоего Ивана, — ответил ему женский голос. Смутно знакомый... Матерь Божья, это ж белокурый ангел так говорил! Не привиделось, значит?

Винсу ужасно хотелось снова посмотреть на ангела, но парнишка сдержался. Насмотрится еще.

— Следователю Ждановичу изложи, ему передали. Я по этому делу теперь подозреваемым прохожу. Как тебе поворот, а?

— Ого! Благородный рыцарь фон Берген в роли карающего меча правосудия? — рассмеялся ангел.

— Я тоже похохотал, — хмыкнул господин. — Оказалось — всё правда. Отморозки, которые пытались Винса запинать, были совершенно уверены, что Ивана по его наводке спалил я, во главе отряда мстителей. Не смогли законным путем арестовать, так расправились беззаконно.

Ангел не ответил. Винс услышал только сдавленное фырканье.

— Потому и пошли вчетвером мальчишку убивать. Знали, что я буду неподалеку, думали обоих завалить.

— Не местные, что ли? — сдавленно спросил ангел. И тут же в голос захохотал: — Ой, не могу... Рыцарь правосудия! Судейский молоток на щите нарисуй!

— Хоть меня и обижает твой смех, госпожа эксперт, — преувеличенно серьезно сказал господин Виктор, явно пряча улыбку, — отвечаю. Не местные, из Перевальска.

— А шеф?

— Горностаю я все соображения изложил. На что он сказал, что у безопасников на меня зуб еще с прошлого лета, и что лучше бы мне блестяще раскрыть преступление на окраине княжества, а не мелькать у них перед глазами. Я, конечно, попытался возражать, но получил прямой приказ отправляться немедленно. За пацаном присмотришь?

Тут Винс не выдержал. Резко сел на кровати, чуть покачнулся, повернулся к господину и заявил:

— Я с вами!

— Извольте видеть, Анна Георгиевна, — ехидно обратился господин к ангелу, — ваш пациент рвется сбежать. Дозволите?

Винс тем временем озирался, пытаясь найти одежду — не в больничной же рубашке ехать!

— Ангел, ой, простите, Анна Георгиевна! Отпустите, пожалуйста! Я уже здоровый совсем! Чего я тут валяться буду?

— И тебя не смущает, что в компании следователя стражи Бергена риск получить по голове намного выше, чем вдали от него? — поинтересовалась дама-ангел.

— Это моя работа, — солидно ответил Винс. Думал, господин хохотать будет — а нет, серьезно смотрит.

И ангел не смеется. Тоже глядит пристально.

Винс смутился, и решился спросить — первое, что в голову пришло. Лишь бы не молчать:

— Как вы догадались, что те, кто меня пинал, не местные?

— Очень просто, — вздохнула ангел. — Местные ни за какие пряники не ввязались бы в рукопашную с Виктором. Издалека бы пристрелили.

Винс повернулся к господину и воскликнул с отчаянной надеждой:

— А меня так драться научите?

Глава 5

'Майский шухер', как нижние чины мгновенно окрестили операцию по демонстрации силы гнездовского правопорядка, разворачивался стремительно. И скоро должен был начать приносить первые плоды.

— Кто на что учился, — наставительно заявил мастер Николас, покачав указательным пальцем в перчатке, вымазанной содержимым внутренностей очередного 'постояльца' морга. — Кому достанутся проблемы, кому галочки в графе 'раскрытия', кому награды и звания... а нам с тобой, Анька, как обычно — трупы. Так что давай пошевеливаться, скоро в леднике место закончится. Надо хоть кого-нибудь на кладбище сплавить, пока следаки нам новых не наволокли.

Анна и мастер Николас не вникали, какими чудесами оперативной смекалки неделю назад старший следователь Жданович сумел выйти на захоронение в болоте, где последние пару лет одна из гнездовских криминальных группировок прятала трупы. Главарь и трое исполнителей уже сидели в камерах, но показания давали неохотно, прекрасно понимая, что шансов отвертеться от казни почти нет.

-Николас, на тебя вся надежда, — сказал Жданович, передавая главе судмедэкспертизы протоколы осмотра места обнаружения трупов, — расскажи мне, как их убивали. С твоей наукой я этих душегубов вернее раскручу. Если что — с меня бутылка.

— Иди ты в пень со своей бутылкой, старый хрыч, — удрученно ответил Николас, глядя на процессию телег, на которых привезли тела из подсохшего жаркой весной болота, — нам с Анькой тут не меньше месяца возиться. Притащил, понимаешь, подарочек... Радуйся, если мы их хотя бы опознаем.

В секционной Анна склонилась над очередным телом из 'болотной могилы'. Мужчина, лет двадцати пяти — тридцати, останки частично скелетированные, сохранились остатки одежды. Видимо, этого притопили неглубоко. Более ранние трупы лежали в болотной тине почти без доступа кислорода и неплохо мумифицировались.

— Ну что, посмотрим, кто ты такой... — сказала Анна телу.

И тут же с досадой обернулась на негромкий стук.

— Не заперто! — крикнула она. Хотела добавить: 'кого там черт несет?', но вместо этого неловко закашлялась.

В дверях стоял господин Соболев с большим букетом разноцветных тюльпанов.

— Добрый день, Анна Георгиевна, — вежливо поклонился он. — Ваш начальник разрешил отвлечь вас на пару минут.

За спиной кавалергарда маячил мастер Николас, наблюдая за происходящим с искренним интересом.

— Добрый день, — ответила Анна, снимая перчатки. Чуть повысила голос, чтобы мастер Николас точно ее услышал, и поинтересовалась: — а мой начальник вам сказал, что посторонним в секционную заходить нельзя?

Соболев, сохраняя на лице все с ту же вежливую улыбку, сделал шаг назад.

— Да вы не пугайтесь, — по-отечески похлопал его по плечу Николас, — Аннушка у нас только с виду суровая. А рядом с трупами вам, господин хороший, и правда делать нечего. Идите лучше в сквер, там и поговорите.

Соболев кивнул старому судмедэксперту и открыл перед Анной дверь на улицу.

— Извините, что отвлекаю от работы, — он вручил Анне охапку тюльпанов, — но мы с вами договаривались поужинать. Завтра вечером вы, надеюсь, сможете уделить мне время?

'Шеф предупреждал, что ты появишься. Делаешь вид, что я тебе понравилась? Думаешь, невзрачный эксперт ошалеет от счастья в лучах твоего благосклонного внимания? В общем-то, правильно думаешь...'

Пауза затягивалась.

Нужно сказать хоть что-то. Любой ответ, хоть 'пошел к черту!' был бы лучше, чем это неловкое молчание.

Анна зачем-то поправила волосы и не сумела удержать одной рукой букет. Тюльпаны посыпались на мощеную дорожку парка, она попыталась подхватить цветочную волну, но только выронила оставшиеся.

Движение Соболева она не заметила. Кавалергард поймал тюльпаны, не дав им упасть на утоптанную дорожку парка. Аккуратно сложил их и снова передал Анне.

— В следующий раз попрошу перевязать ленточкой, — улыбнулся он.

Магичка потерянно посмотрела сначала на букет, потом на своего спутника.

— Хорошо, что это были не розы, — покачала она головой. И добавила, как будто опомнившись, — Я рада вас видеть, господин Соболев. Завтра у меня нет дежурства, и я с удовольствием с вами поужинаю. Спасибо за цветы.

— Что, к Светке за нарядом побежишь? — спросил мастер Николас, когда она вернулась в морг. — Это правильно, это хорошо. В кои-то веки приличный мужик, с цветочками. Да не смотри ты на меня волком, я же шутя. Следаки у нас — сплошь охламоны, даже Витька, хоть и из благородных. И Малышом его уже не назовешь — повзрослел наш рыцарь из следственного. А этот вроде ничего, на трупы морду не кривит, ведет себя вежливо. Ладно! — замахал он руками в притворном ужасе. — Все-все, молчу, пока ты меня не загрызла.

Анна действительно обдумывала, не обратиться ли к Светочке. Может, и не за платьем — но с макияжем секретарша Горностая точно может помочь.

Но после тирады Николаса как-то расхотелось.

Потому что... Потому.

Во что я умудрилась влипнуть? — задала себе Анна риторический вопрос. — Надо подумать. Только сначала — успокоиться. А то у тебя, дорогая, руки трясутся. Мертвецам, конечно, наплевать, но все равно. Прояви уважение к мертвым, хоть бы и к бандитам.

Срезать одежду с тела. Видимых повреждений кожи — той, что сохранилась — нет. Теперь разрез...

Ее звали не на романтический ужин, как бы это ни выглядело со стороны. Галантность, букет, поцелуи рук... Мишура. Здесь что-то другое.

'Лживая сволочь', — едва слышно прошипела Анна

Теперь выделить то, что осталось от органокомплекса. Тут явно постарались болотные твари, печени почти нет, селезенка отсутствует, все остальное просто растеклось в руках.

В тазик. Здесь искать нечего. Даже если и были какие-то повреждения, теперь их не найти. Поехали дальше.

На операции у тебя был идеальный ассистент. Лучший за всю жизнь. Понимающий без слов и продолжающий твои движения.

Имперский кавалергард, гость князя Гнездовского. Бред какой-то!

Стоп.

Семен говорил, что именно Соболев настоял на том, чтобы ее позвать. Он слишком много знает о какой-то Аннушке Мальцевой, слабеньком маге-медике. Или...

Или о некроманте.

Ах ты ж зараза!

О том, что она в прошлом году вылечила обгоревшую плясунью, были в курсе немногие, и кто-то, похоже, не промолчал. Ладно, откуда просочилась информация к имперцам, сейчас не выяснить. Да и неважно.

Важно другое.

Соболев в Заозерье явно имеет какие-то дела с полевиками. Раз уж Семен, организатор налета на серебряные рудники Кошица, его беспрекословно слушается — значит, кавалергард в том домике точно не сыр покупал.

По идее, это должна быть секретная миссия.

Но Соболев без всякого стеснения идет ее провожать! И раскланивается на крыльце управы с Виктором, который его прекрасно знает!

Хотя у князя Гнездовского тоже есть планы на полевиков. И давняя вражда с Кошицем, с последней войны всего-то пять лет прошло.

Итак?

О, а вот это уже интереснее. Ребра-то у покойника сломаны, судя по цвету костей — незадолго до смерти. Ага, точно, множественные травмы, нанесенные тупым предметом, скорее всего, короткой дубинкой, любимым оружием бандитских разборок.

Еще не забудь про 'Ваша Светлость' в обращении к Виктору. Уж не хочет ли этот хитрый имперец сманить твоего напарника домой? Витька, конечно, утверждает, что война проиграна и он больше не барон фон Берген, но что он запоет, если позовет Император?

Так что нужно Соболеву?

Контакт с полевиками? Твой напарник Виктор в роли барона фон Бергена, князя Бельского?

Показать князю Гнездовскому, что Империя поддержит любое его начинание против Кошица?

Уж точно не ты, магичка — недоразумение.

Романтикой и не пахнет, сплошная политика.

Почему же тебе так тоскливо от того, что вам больше не оперировать вместе? Не почувствовать понимание без слов?

'Потому, что я не гётский император, — хмыкнула про себя Анна, — таких доверенных лиц у меня нет и не будет никогда. И мне завидно!'

Нашлось! Вот она, причина смерти! Крошечная царапина на шейном позвонке. Ткани вокруг съедены болотными тварями, и с первого взгляда не очевидно, что это — перерезанное горло.

Так и запишем — смерть от потери крови, наружная яремная вена повреждена острым предметом.

Все, можно заканчивать на сегодня.

* * *

День клонился к закату, синева неба над Гнездовском становилась все более глубокой. Первые звезды путались в ветвях цветущих яблонь. Анна медленно шла по аллее городского парка.

Хотелось идти как можно дольше, купаться в запахах свежей зелени, любоваться причудливо высаженными клумбами примул и гиацинтов, быть просто человеком — не ученым-неудачником, не сотрудником стражи, не элементом какой-то хитрой интриги... Выйти с работы — и потеряться в весеннем городе. Уйти, куда глаза глядят.

'Ты просто очень устала', — утешила она сама себя и попыталась выкинуть все из головы. Минут через пятнадцать все начнется снова, нужно будет говорить и думать, а сейчас...

Ей под ноги кинулся маленький, очень пушистый щенок. Зашелся заливистым лаем, махая колечком хвоста. Девочка лет пяти с очень серьезным видом подошла к собачке, уселась рядом и обняла мохнатого приятеля. К ней уже спешила нянька, неразборчиво причитая о том, что нельзя сидеть на земле, и давно пора домой, ужинать... Анна улыбнулась щенку и девчонке, осторожно их обошла и направилась дальше.

Впереди уже были видны льняные шатры летнего ресторана 'Настурция', где ее ждет единственный человек, которого она действительно хочет видеть — и с которым совершенно не хочет разговаривать.

В действиях имперского кавалергарда точно есть сложные политические мотивы, которые не понять простому магу-эксперту. А понимать придется.

Вот бы все было просто! Идеальный ассистент, совместная работа, потрясающее чувство поддержки, которого ей не хватало всю жизнь. Если бы он почувствовал то же самое...

Ага. Почувствовал. Представитель Императора, в качестве хобби оперирующий покалеченных полевиков. Причем непременно в твоей, Анна, компании.

Самой-то не смешно?

Смешно. Обхохочешься.

Сесть бы на землю, обнять щенка, и пусть весь мир остановится и ждет!

Не остановится.

Не подождет.

Вот и 'Настурция'.

Анна повела головой, отгоняя неуместные сожаления. Нужно работать. Шеф просил попытаться выяснить, что же нужно Соболеву в Гнездовске — она попытается. Нужно передать предложение о встрече — не проблема, передаст. Горностай явно хочет снова обскакать княжескую безопасность, так что будем кормить его лошадку лучшим овсом, строить глазки кавалергарду, изображать дуру... Впрочем, особо изображать не придется.

Просто выполняй приказы начальства.

Так, эксперт Мальцева?

Так.

И хватит ныть о понимании. Ты сама-то готова понимать?

Столик был на летней веранде, в нише, огороженной с трех сторон густыми кустами сирени. Цветы еще не распустились. Через пару недель Анна точно начала бы высматривать в гроздьях пятилистники, приносящие удачу, а сейчас осталось только грустно улыбнуться своей суеверности.

На нежно-голубой скатерти, украшенной по краям элегантной вышивкой, стояла тонкая вазочка со свежесрезанными крокусами. Элегантный Соболев встал, поцеловал Анне руку и придвинул стул.

— Добрый вечер, сударыня.

— Добрый вечер.

Повисла неловкая пауза, которую быстро и профессионально заполнил официант, предлагая посмотреть меню и нахваливая салат от шеф-повара.

Когда заказ был сделан и перед ними, будто сами собой, появились дымящиеся чашечки кофе, Соболев просил:

— Как предпочитаете, Анна Георгиевна? Сначала поужинаем, а потом будем говорить о делах? Или начать сразу?

— Позвольте, начну я, — улыбнулась Анна, взяв в руку чашку, больше похожую на наперсток. — И начну с вопросов. Почему Гнездовск? Почему после удачного ограбления рудников в Кошице Семен с подельниками отправились сюда, а не, например, а Альградское Межевье, недавно получившее независимость?

— Потому что Вы живете в Гнездовске, госпожа Мальцева, а не в Межевье или где-то еще.

— С ума б от счастья не сойти, — смущенно фыркнула Анна. Глотнула кофе, аккуратно поставила чашечку и добавила с легким намеком на ехидство: — Извините, я очень удивилась и не подумала о светскости нашей с вами встречи.

— Ничего страшного, выбирайте любой стиль общения. Слово дамы — закон, — Соболев с удивительной точностью повторил ее интонацию.

Анна молча смотрела ему в глаза.

— Вы были их единственным шансом на спасение, — уже абсолютно серьезно сказал кавалергард, — Семен и так потерял почти всю семью, за племянников он боролся до последнего, все артефакты-регенераторы на них извел, но не хватило. Нужен был маг-медик. Точнее — команда медиков, в одиночку вряд ли бы кто-то справился.

— Если бы медика нашли в первую пару часов после ранения — вполне можно было бы их вылечить, не прибегая к... сомнительным методам, — возразила Анна.

— Так то в первые пару часов. Вы были совершенно правы, предположив, что они телепортировались сначала в Альградское Межевье. Магов там нет, полянские наговоры не помогли, время стремительно утекало... Как Семен умудрился связаться с нашими сотрудниками — отдельная шпионско-авантюрная повесть, я не в курсе всех деталей. Но в итоге сумели выйти на меня. А я уже вспомнил, что в Гнездовске есть уникальный специалист. И, как видите, не прогадал. Сейчас оба идут на поправку.

— Полевики искали мага через гётов? Странный выбор, — недоверчиво покачала головой Анна.

— Семен искал святого, сударыня. Парней могло спасти только чудо.

— Искал святого — нашел некроманта, — хмыкнула Анна, — но где полевики и где империя? Почему вы стали ему помогать?

Соболев молча поставил пустую кофейную чашечку на край стола.

— Понятно, — ответила Анна сама себе, — кто бы им еще помог в Заозерье? С нашей-то системой взаимной выдачи преступников? Семен мгновенно оказался бы в кошицкой тюрьме, а племянники — в могилах. Зато вы не могли упустить возможности сделать своим должником одного из самых опасных главарей полевиков...

— Вы правы, Анна Георгиевна. Я помог им добраться до Гнездовска телепортом и дал ваш адрес, за что был вознагражден возможностью участвовать в операции. То, что вы делаете — чудо.

Соболев посмотрел на приближающегося к ним официанта, и Анна обрадовалась возможности ненадолго замолчать. Им принесли тот самый салат — чуть обжаренные над огнем овощи, зелень, тертый сыр и говядина, сбрызнутые бальзамическим уксусом.

— Еще одна причина, почему я всегда рад побывать у Гнездовске — местная кухня, — сказал Соболев, попробовав угощение, — здесь очень вкусно готовят.

— Неужели при императорском дворе нет хороших поваров?

— Есть, конечно. Но, например, ваши потрясающие драники они делать не умеют. Могут, конечно потереть картофель и попытаться изобразить из него оладьи, но...

Анна очень хотела в лоб спросить его: 'Я-то вам зачем?' — но язык почему-то не поворачивался. Было страшно услышать ответ.

Вместо этого она поддержала тему кулинарии:

— Имперцы почему-то без ума от местной еды. Один ваш соотечественник обожает мачанку, иногда шутит, что ради нее и переехал в Гнездовск.

— Мачанку? — переспросил Соболев, — а, точно, жаркое с блинами. Тоже потрясающе вкусная вещь...

Пронзительный женский визг на пару мгновений перекрыл все звуки. Кричали где-то совсем рядом.

Анна подскочила.

Визг прервался рыданием.

Анна бежала на вопль. Что-то случилось явно в одном из отдельных кабинетов, расположенных в здании ресторана. Черт, в котором? Двери одинаковые, посетители пока не сообразили, что происходит (кто бы Анне рассказал!) и недоуменно крутили головами. Охранник тоже спешил сюда, но потерял несколько секунд, пытаясь не сбить с ног дородную даму, замершую в проходе.

Анна не поняла, каким чудом Соболев ее опередил. Он резко распахнул одну из дверей в кабинеты, заглянул туда и посторонился, пропуская ее.

В небольшой комнатке за столом сидел человек, откинувшись на спинку дивана и уставившись мертвыми глазами в потолок. По рубашке от плеча расползлось пятно крови.

Официантка, обнаружившая труп, вжалась в стену, хватала ртом воздух и сжимала побелевшими пальцами кожаную папку с меню.

— Стража Гнездовска, — Анна предъявила свой служебный жетон охраннику, все-таки сумевшему добежать до них, и скомандовала: — Никого не выпускайте из ресторана, ни работников, ни посетителей. Вызывайте следователя. Сюда никому не заходить.

Официантка слабо пискнула, на подгибающихся ногах вышла из кабинета, подальше от жертвы убийства. Соболев осторожно взял ее под руку и усадил на стул в зале.

Анна никогда в жизни не командовала на месте преступления, и сейчас растерялась. Нужно было дождаться следственную группу, умудриться не допустить паники, не дать разбежаться свидетелям — про убийцу надежды нет, наверняка уже где-нибудь далеко...

Это вам не тихонько в морге трупы препарировать. Господи, что ж делать-то?

— Велите владельцу успокоить гостей, — тихонько посоветовал ей Соболев, — вон он, спешит сюда. Сделайте суровое лицо, вы тут представитель власти. Скажите пару слов, а потом это будет его проблемой. Надо продержаться минут двадцать, мальчишка-поваренок уже бежит в управу, сломя голову.

Он незаметно ободряюще пожал ей руку и через пару секунд уже стоял у входа, не давая выйти подвыпившему чиновнику в компании усталой бледной дамы. О чем они вполголоса говорили, Анна не слышала. Все силы и самообладание ушли на то, чтобы рявкнуть на почтенную публику: 'совершено преступление, всем оставаться на местах до прибытия следственной группы!' и отдельно — на господина Карасева, хозяина ресторации. Он удрученно кивнул и отправился уговаривать посетителей 'сохранять спокойствие и дожидаться стражи'. С работниками-то проблем не было, приказано — не выходить, они и не выходили, только что напряженно шептались у входа на кухню.

Зато гости ресторана ожидаемо устроили скандал.

Это была, пожалуй, самая жуткая четверть часа в жизни Анны. Она терпеть не могла оказываться в центре внимания, но сейчас деваться было некуда. Публика здесь собралась самая представительная (жаль только, что ни из следственного, ни от безопасников никого не случилось), и теперь все эти солидные люди хором требовали немедленных действий, обеспечения безопасности, объяснений, извинений и черта лысого. Усталая бледная дама собралась падать в обморок. Тощий господин, похожий на сушеную рыбину, оказался помощником городского головы и попытался начать командовать, но нес такой бред, что оставалось только понимающе кивать и мечтать о следственной бригаде, как об избавлении.

Соболев все это время мирно стоял у входа. Сталкиваясь с его безмятежным взглядом, больше никто не пытался покинуть зал ресторана.

Когда в двери шагнул Виктор, Анна была готова одновременно наорать на него за медлительность и кинуться на шею от радости. Напряжение отпускало, можно было наконец-то заняться привычной работой — осмотром трупа и места преступления.

— Ваша светлость, — невозмутимо поклонился Виктору Соболев. Анне почему-то показалось, что в душе имперский кавалергард хохочет, наблюдая за бесстрастным кивком следователя.

'Тоже мне, чемпионат постных физиономий', — нервно хихикнула про себя колдунья.

Виктор мгновенно взял ситуацию под контроль. Мельком заглянул в кабинет, где остывал убитый. Громко объявил, что дело тут чрезвычайной важности, убийство в таком солидном заведении в присутствии уважаемого общества. Упомянул о важности первых часов следствия, о неоценимой помощи очевидцев — в общем, по мнению Анны, развесил по ушам присутствующих несколько чашек витой сепангской лапши.

Публика почтительно внимала.

Следователь выдал финальный пассаж про 'заранее благодарю всех вас за сотрудничество', посадил стажера составлять список свидетелей и уточнять, кто-когда пришел в ресторан, а сам наконец-то приступил к осмотру тела.

— Неизменно ваша — Гнездовская Стража! — поприветствовал Анну мастер Николас, отдуваясь после быстрой ходьбы. Что у нас за пожар и потоп одновременно? Уфф, где тут сесть-то можно, дух перевести? А то влетает в управу Витькин оруженосец и орет, как потерпевший, что в моей любимой 'Настурции' чуть ли не реки крови и геенна огненная. Витьке хорошо, молодой, ноги длинные, а я старенький уже, мне нервничать нельзя. О, спасибо, дочка, — мастер Николас взял у заплаканной официантки стакан с клюквенным морсом, — самое то, что нужно старику, за каким-то лешим пробежавшему полкилометра...

Краем глаза Анна заметила, как Соболев, уступивший место у двери городовому, дал монетку поваренку, сбегавшему за стражей.

Мальчишка браво отчитался: 'исполнил как велено, барин!', обернулся, увидел Анну, подошел и почтительно поклонился.

— Винс, ты-то что тут делаешь?

— На кухне работаю, госпожа Мальцева. Помыть, порезать, почистить... Сыр натереть, — чуть заметно подмигнул мальчишка. — Когда тот барин, — Винс кивнул на Соболева, — меня за шкирку схватил и велел за стражей бежать — я побежал. Вот.

Сыр... — попыталась вспомнить Анна. — Что-то было связано с сыром... Точно! Вчера Винс радостно вопил, что нашел для Виктора каких-то сыроваров.

Ага.

Каких-то.

Тех самых сыроваров, в доме у которых ты занималась магической хирургией.

Вот, значит, как мальчишка их искал. Логично, в общем-то. Где знают все или почти все о поставщиках продуктов? На рынке или в ресторанах.

Виктор стоял к ним спиной, но Анна догадалась — он прекрасно видел общение кавалергарда и своего слуги, категорически его не одобряет, но в жизни не скажет об этом вслух.