Многоцветная магия. Часть 2. Защита от ненависти

Ия молча смотрела в пол.

Глава XV

На этот раз Юрию Златову, как и целителю Симеону, пришлось спать в кабинете Звениславы на расстеленном на полу матрасе — кушетка в завешанной цветами и травами кухне была занята Лилит. Впрочем, никаких неудобств Юрий из-за этого не ощутил и даже сумел вполне прилично выспаться. Когда он открыл глаза, за окном уже опять начинало темнеть. "Что-то я совсем на ночной образ жизни перешел!" — вздохнул молодой человек, вставая, и отправился на поиски хозяйки дома.

Вместо Звениславы он нашел Ольховского: лесной маг сидел на кухне и был занят приготовлением бутербродов.

— Угощайся, — предложил он Юрию. — Как самочувствие?

— Спасибо, ничего. Скажи лучше, где все остальные?

— Не переживай, с остальными все в порядке. Лилит еще утром домой уехала — злая, как черт. А Звенислава пока с работы не вернулась. Очень надеюсь, что она уже сегодня с Эрастом поговорит, до того, как он своему начальству на нас нажалуется...

— А Альбина не звонила? — небрежно спросил Юрий. Симеон в ответ хитро прищурился:

— Звонила. Интересовалась, как Лилит себя чувствует, и спрашивала, что мы будем делать дальше с "несущими добро". Ладно, не хмурься, про тебя она тоже спрашивала!

— А я и не хмурюсь, — пожал плечами Златов. — Что делать с "несущими" мне бы и самому хотелось знать. Кстати, ты не в курсе, как там дела с Вадимом? Ваши целители смогли его в себя привести?

Симеон отрицательно покачал головой:

— Нет, не смогли. Воздействие на психику было слишком сильным. Похоже, нормальным он уже не будет. И представь себе — оказывается, за последний год в питерские клиники довольно часто привозили таких же сумасшедших. Они тоже не могли ни о чем другом думать, как только о том, чтобы "всех наказать и переделать в лучшую сторону". Мой наставник сказал, что видел двух таких женщин, когда Вадима в больницу привез — у них была такая же хрень с аурами.

— И что, с ними все безнадежно?

— С большинством из них — да. Было несколько человек, у которых это прошло. Хотя наши целители пока еще не все по этой проблеме изучили. Вроде бы как у этих людей ауры и сами по себе были не совсем обычные — до волшебных, как наши, они не дотягивали, но что-то в них такое было...

— Никогда о таком не слышал! — удивился Юрий. — Но ведь способностей к магии у них не было?

— В полном смысле слова — нет. Хотя, возможно, они могли бы развиться — если бы не чужая подземная магия.

Златов неуверенно взглянул на своего друга и, наконец, решился задать ему еще один давно беспокоивший его вопрос:

— Слушай, Симеон, а как ты думаешь, почему они с нами не смогли ничего сделать? Я имею в виду на крыше, когда они напали на нас с Алей и Лилит, да и потом, на кладбище? Ведь они же наверняка пытались!

— Ты знаешь... — Ольховский тоже выглядел не очень уверенным. — Мне кажется, тут дело в том, что это новое волшебство действует не на всех. Если личность самодостаточна, уверена в себе и не поддается чужому влиянию, ее даже самое сильное воздействие "не пробьет". И я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, ваша троица — это именно такие люди.

— М-да... — задумчиво протянул Юрий. — Похоже, ты прав... Выходит, я совсем безнадежный тип — меня нельзя сделать лучше даже насильно, даже при помощи самой тонкой магии? И Лилит с Альбиной — тоже?

— Так ведь это же хорошо! — возразил ему целитель. — Это ведь значит, что сделать вас хуже тоже нельзя! Вы такие, какие есть, и никакая сила не может вас изменить и исковеркать вашу личность — хоть в худшую сторону, хоть в лучшую. Разве не здорово?

— Да, пожалуй, — признал его правоту Златов. — Никогда не хотел быть идеальным.

— И правильно, — подтвердил Симеон и полез в висящий на стене шкафчик за банкой кофе. — Помнишь, что Звенислава говорила тогда, в музее? Идеал не может долго существовать, потому что ему больше ни к чему стремиться. И остается ему только одно — разрушиться. Что с нашими "несущими добро" и происходит. Так что их главаря надо вычислить как можно быстрее, пока он еще не так много их наплодил.

"Это я и сам понимаю, что его надо вычислить! — подумал про себя Юрий. — Вот только как это можно сделать? Ведь мы по-прежнему ничего о нем не знаем. Только то, что он — сильный маг, принадлежащий к земной стихии, тайком от всех работавший с обыкновенными людьми и, похоже, имеющий отношение к тому, что произошло в Эрмитаже и к расследованию этого дела. Плюс еще он, по всей вероятности, как следует "сдвинут" на почве ненависти ко всем людям вообще — хоть к обычным, хоть к волшебникам... И при всем при этом это совершенно точно не Вечерковский. М-да, проблема..."

Златов встал из-за стола, чтобы помочь Симеону заварить кофе, но внезапно остановился, как вкопанный. Идиот! Полный кретин, вот он кто! Все это время рядом с Вечерковским, у всех на глазах находился еще один подземный маг! И никто не обращал на него ни малейшего внимания, никому даже в голову не пришло обратить на него внимание, потому что нельзя же относиться всерьез к какому-то ничего из себя не представляющему курьеру!

— Юр, ты куда? — удивленно воскликнул Симеон Ольховский, когда Златов на полной скорости промчался через все комнаты Звениславы и, не сбавляя темпа, вылетел из ее дома в темноту лесопарка.

— Потом! — крикнул он, но пробежав несколько шагов и почувствовав, что задыхается, остановился. В самом деле, зачем куда-то бежать, когда кое-кто может помочь ему попасть в нужное место более быстрым способом? Юрий повернулся к выскочившему вслед за ним Симеону:

— Можешь переместиться со мной в Приморский район? Желательно на угол улицы...

— Домой к Альбине, что ли? — перебил его Ольховский. — Могу, но только к ее парадной — в квартиру сам поднимешься.

Спрашивать, откуда его друг знает, в каком доме живет Альбина, Юрию было некогда. Он молча протянул Симеону руку, и оба молодых человека исчезли.

За то время, пока Юрий разговаривал с Симеоном, в городе успело окончательно стемнеть. Вечер был безлунным и беззвездным. Именно таким, какой был сейчас нужен Златову. Несмотря на протесты Симеона, он не стал брать его с собой и, велев лесовику подождать внизу, в одиночестве поднялся на крышу высотки, в которой жила Альбина. В первый момент ему показалось, что там никого нет, и он с досадой подумал, что теперь ему придется забираться сюда каждую ночь и часами сидеть в засаде, дожидаясь подземного волшебника. Но магическое зрение сразу же развеяло эти страхи — из-за выступа, в котором находилась ведущая на крышу дверь, высовывался дрожащий край медово-желтого ореола.

Владимир Сергеев стоял на крыше, запрокинув голову и, казался полностью отрешенным от реальности. Шагов приближающегося к нему Юрия он, во всяком случае, не услышал.

— Ты никогда его не увидишь, — тихо сказал Златов, и подземный маг испуганно вздрогнул.

— Ты..! — выдохнул он, поворачивая к непрошенному гостю перекошенное злобой лицо. Юрий запоздало понял, что выходить в одиночку против сильного и очень способного мага, не обладая никакими волшебными способностями, было с его стороны верхом глупости. Но отступать было уже поздно.

— Вы никогда его не увидите, почтенный Владимир, — повторил он, подходя еще ближе. — И ничего не сможете сделать с его помощью. Что бы вы ни делали с другими людьми, как бы ни вредили нашему городу, никакого "спасителя человечества" из вас не выйдет. Лучше бы кровь сдали, что ли, или лечение кому-нибудь оплатили!

— Кому?! — взревел подземный маг, вперившись в Юрия ненавидящими глазами и медленно отступая от него к краю крыши. — Этим идиотам? Этим мерзким, этим ничтожным тварям, которые только и могут что лгать, воровать, убивать друг друга? — он сделал еще шаг назад и остановился у окаймляющей крышу ограды. — Этим людишкам, которые не любят никого, кроме себя, которые трясутся над каждой копейкой, которые избивают собственных жен и детей? Этим мразям, которые никогда никого не благодарят за помощь — даже если ты им целый дворец отреставрировал? Этим поганым жителям самого отвратительного в мире города?!

— Что наш город вам сделал?! За что вы так его ненавидите?! — Златов тоже закричал, уверенный, что сейчас Сергеев сбросит его с крыши или расправится с ним каким-нибудь другим способом.

— Да за то, что вы, простые людишки, от него без ума!!! — Владимир выбросил вперед руку, собираясь, по всей вероятности, применить какое-то волшебство, но внезапно изменился в лице, схватился рукой за свой собственный воротник и, захрипев, повалился на черную поверхность крыши, судорожно хватая ртом воздух. Это длилось не дольше нескольких секунд — к тому времени, как Юрий подскочил к задыхающемуся волшебнику и наклонился над ним, тот был уже мертв. В скудном освещении Златов с трудом разглядел, как меняются черты лица Владимира: на гладкой коже проступали старческие морщины, темные волосы стремительно становились седыми, а на руках, которыми он по-прежнему оттягивал от горла узкий воротничок, вздулись бугристые вены. В выпученных глазах застыло выражение ужаса и непонимания.

С не меньшим страхом глядя на лежащего перед ним мертвого старика, Златов начал отступать к чердачной двери. Ему казалось, что он не сможет оторвать от него взгляд, но потом молодой человек почувствовал, что на крыше он не один, и весь его испуг мгновенно прошел. Обернувшись, он увидел выскочивших с чердака Симеона и Альбину.

— Юрий, что... — начала было Шорохова, но, заметив тело Владимира, тихо охнула и прикрыла себе рот рукой.

— Я не знаю, — растерянно пожал плечами Златов. — Это он сам. Может быть, у него сердце не выдержало? Все-таки, триста лет...

— Так это он? — несмотря на испуг, почти сразу догадалась молодая женщина. — Это он заколдовал Зимний, а потом не стал обновлять свое волшебство?

— Он, — мрачно ответил Златов. — И главный "несущий добро" — тоже он. И помощник Эраста Владимир, хотевший всех осчастливить. Симеон, ты можешь определить, что с ним случилось?

— Сейчас попробую, — Ольховский подбежал к краю крыши и начал медленно водить руками над мертвым телом. Юрий, до сих пор ни разу толком не видевший своего друга-целителя за работой, заставил себя вернуться к покойному. Альбина тоже сделала несколько шагов в его сторону, но совсем близко подходить не стала.

— Сердце тут не при чем, — удивленно пробормотал лесной волшебник. — Вполне здоровое, хоть и старое уже, конечно. И легкие у него были в порядке. Не понимаю... Он бы мог прожить еще лет десять, наверное!

— Надеюсь, я вне подозрений? — осторожно поинтересовался Юрий. — Я действительно ничего ему не сделал. Только дал понять, что мне все известно, а он в ответ начал ругаться, поносить обычных людей и вообще весь наш город... Клянусь, я его и пальцем не тронул!

— Город, говоришь, стал ругать? — поднял голову Ольховский. — А как именно? Очень злобно?

— Да уж достаточно, — заверил его Златов. — Я даже удивился — откуда у него такая ненависть?

— Вот, значит, в чем дело, — Симеон выпрямился и отошел от Владимира, глядя на него почти с жалостью. — Тогда ты, Юра, можешь не беспокоиться — тебя в его смерти обвинять никто не будет.

И Златов, и Шорохова уставились на Симеона с одинаковым непониманием в глазах.

— Объясни, что с ним случилось? — потребовала Альбина. Лесной маг усмехнулся и бросил на Юрия укоризненный взгляд:

— Нет, я понимаю, что Аля может не знать этой легенды — она все-таки в магическом мире новичок. Но ты-то, Юр! Не стыдно?

— Симеон, — простонал Юрий усталым голосом. — Сделай милость, перестань говорить загадками. Иначе, честное слово, я за себя не отвечаю.

Ольховский невозмутимо полез в карман за мобильником:

— Для начала надо сообщить обо всем в подземную общину.

— Симеон, — выразительно глядя целителю в глаза, повторила Альбина. — Если ты им позвонишь на пять минут позже, ничего страшного не случится. И вообще, все самое страшное уже произошло.

Лесной волшебник со вздохом опустил руку:

— Если кратко, то когда предсказатели нашей общины увидели будущее Санкт-Петербурга, они узнали, что очень многие люди будут относиться к этому городу с неприязнью. А некоторые так и просто будут его ненавидеть, постоянно говорить о нем разные гадости и желать ему гибели — причем часто без всякой причины. И тогда маги всех пяти стихий решили придумать и создать для города защиту от этой ненависти. Правда, нет никакой информации, что им это удалось. Но теперь... — Ольховский многозначительно покосился на труп Владимира Сергеева и снова взялся за телефон. — Теперь, я думаю, нашим магам-исследователям будет, чем заняться в ближайшее время.

Аскольд медленно шел по улице — впервые за долгое время шел пешком, мысленно прощаясь со своим любимым "Москвичонком". А также с домом, в котором он еще недавно жил, и со всеми привычными вещами, которые его там окружали. И со всем своим родным городом, из которого ему теперь уже совершенно точно предстояло навсегда уехать.

Возвращаясь домой из Сосновки, он не знал, к чему готовиться. Камилла могла ограничиться слезами и упреками, а могла и пригласить в гости своих старших братьев, нажаловавшись им, что Аскольд уже вторые сутки ночует неизвестно где. А это означало шумную семейную разборку: как бы близко Аскольд не дружил с родственниками жены, в этом случае они, без всякого сомнения, заняли бы ее сторону. И если в другой раз Тихомирова бы это не слишком испугало — ссоры в огненной общине случались часто и проходили крайне бурно, но зато, как правило, довольно быстро заканчивались таким же страстным примирением — то на тот момент ему было совсем не до скандалов. Он мечтал об отдыхе и одновременно прекрасно понимал, что в ближайшие несколько часов это ему абсолютно точно не светит.

Тем сильнее было его изумление, когда он вошел в квартиру и увидел выходящую ему навстречу бледную и невыспавшуюся Камиллу, которая, во-первых, была одна, а во-вторых, не стала даже спрашивать, где он все это время был и что с ним случилось. Она просто уткнулась носом в его пиджак и принялась тихо, почти беззвучно рыдать, вздрагивая всем телом и изредка всхлипывая. Тихомиров от такого приема растерялся окончательно и единственное, что смог тогда сделать — это довести жену до ближайшей комнаты и уложить там на диван. И почти все оставшееся до рассвета время он сидел рядом с ней, гладил ее темные курчавые волосы и ругал себя за то, что эти слезы волновавшегося за него человека вызывают у него одну лишь брезгливую жалость.

— Я не могу без тебя, я с ума сойду, если с тобой что-то случится, — шептала Камилла, закрывая лицо руками. — Я не переживу, если ты меня бросишь, я...

"Привыкай! — мысленно наставлял себя Аскольд. — Привыкай, тебе еще минимум два века все это терпеть. И никуда ты теперь от нее не денешься, раньше надо было думать, до того, как решил выгодно жениться. Сам ее выбрал, сам захотел, чтобы твоя супруга была тихая, забитая и во всем от тебя зависела!"

Лишь под утро, когда Камилла немного успокоилась, они оба перебрались в спальню и почти моментально заснули. Мир в семье был восстановлен — как считал проваливающийся в сон Аскольд, навсегда.