|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Чего не знала Хотон-хон.
(записки Ирмы Гринберг)
Часть вторая. Муданг.
Время бежит, как укушенное. Полгода пролетело, а я и не заметила. Сашка изучает Муданг, перелопачивает сеть в поисках информации и постоянно дёргает Лизу с расспросами. Это ему начальство такое задание дало — поняли, что с этими ребятами лучше дружить. Азамата с Лизой приглашают на Землю, но куда ж они поедут — Лиза беременна, а Азамат планетой управляет. На фотографиях Лизка вся в золоте, платине и брильянтах, а Азамат вообще на ёлку смахивает — на нём-то камушков куда больше навешано. И всё — подарки от благодарных подданных! Обалдеть не встать. Лиза нам с Сашкой, Маськой и внуками постоянно чего-то присылает, я на почту хожу чаще, чем в собственный сад. Одежда, игрушки, вкусняшки всякие... Ну и драгоценности, куда ж без этого. Пришлось в банке сейф снять, а то в доме такую гору золота хранить как-то боязно.
Лилии гарнетские я высадила, так что в саду у меня теперь красотища неописуемая. Даже из новостей снимать приходили. Так-то я их лопатой гоняю (не хватало ещё чтоб эти шакалы микрофона в Лизкину жизнь грязным лапами лазили!), но тут сделала исключение. Конечно, в передаче меня иначе как "мать императрицы Муданга" не называли, но ладно уж, пускай. Зато мой сад теперь на всю Землю прославился, просьбами выслать семена вся почта забита. Ай да я!
Но на самодовольство времени у меня маловато — дел по горло! Азамата я обвязала по полной программе, чемодан битком набит. Хотела уже по почте выслать, но передумала — Сашке муданжцы позвонили.
Я так поняла, они Азамату вроде близких друзей, раньше с ним вместе летали и Лизу в плен захватывали. Теперь, конечно, образумились, поумнели и стали приличными людьми, даже какие-то чины получили. А чтобы Азамата с Лизой поблагодарить, решили отвезти нас к ним в гости. Мы, конечно, враз согласились — Лиза как раз родила, Саша отпуск себе вытребовал, за садом моим подруги присмотрят — можно двигать!
Сперва нас с Земли выпускать не хотели — Сашка всё же особо важный сотрудник, на базах данных сидит, да и я не кто попало — резиденцию ЗС знаю, как свой огородик. Вот тут нам как раз муданжцы и помогли. Тот, кто нас и приглашал — Алтонгирел, кажется, (я его сократила до Алтона, а то никаких сил нет, каждый раз это имечко выговаривать) такой весь из себя губастик, связался с Сашкиным начальством и вежливо спросил, не является ли запрет на выезд для родственников императрицы Муданга враждебным актом? И что б вы думали — через день мне документы прямо на дом принесли, а Сашке вместо отпуска дали командировку — с полной зарплатой и премиальными.
До Гарнета мы добрались без приключений, на "Стриже". Я первые дни немного мандражировала, а потом вдруг как-то успокоилась. Сашка бездельем маялся, семью доставал. А вот как мы пригарнетились — тут и началось веселье. Встречали нас прямо у трапа — целая куча этих самых муданжцев. Все здоровые, как баобабы, ручищи что шпалы, а уж кулачищами можно камни дробить. Сашка как этих верзил вживую увидел, так и припух слегка, да и я сразу прочувствовала, почему они столько лет успешо пиратствовали. Но как только они нас увидели — так и сами прибалдели. Оттранспортировали на корабль со всеми почестями и повезли на Муданг.
До Муданга мы летели недолго, но весело. Меня разместили в той же каюте, где раньше Лиза жила, а Сашку по соседству. Сынуля мой вспомнил детство и облазил весь корабль, да и мне любопытно было. А то ведь, как как нам объяснили, Азамат этот корабль собирал сам. На Земле-то такую штуку без десяти роботов и полсотни рабочих фиг изготовишь, а этот — запросто. Вот это я понимаю — настоящий мужик.
Муданжцы вокруг нас прямо отплясывали, стоит о чём-то попросить — уже тащат. Сашку даже кораблём порулить пустили. Я тоже хотела, но Алтон не позволил. Не запретил, конечно, (я его всё равно не понимаю) но такую несчастную рожу скорчил, что я его пожалела. Вообще, странный он какой-то. Остальные его вроде как слушаются, хоть он и не капитан. (Капитан у них слегка помоложе будет, а в помошниках у него родной брат ходит. Очень похожи, только у одного волосы короткие, а у второго ого-го какие патлы!) Держится, опять же, как-то настороженно, будто я его покусаю. И Сашку обо мне расспрашивал. А на буке у него заставкой — фотография Лизы с Азаматом. Та самая, где они на диване за куколку дерутся. Чудеса, право слово!
Приличного космопорта, с залом ожидания, рестораном и справочной, как на Земле или Гарнете на Муданге нет — звездолёт сел прямо на какую-то горную вершину. Сооружений никаких, считай, нет, только канатная дорога и навес от дождя. Сашка полез выяснять, неужели и пассажирские корабли так же приземляются, так его сначала просто не поняли — здешние в космос просто так не летают, а туристов здесь из-за джингошей не водилось. Нас запихали в кабинки этой самой подвесной дороги, и мы поехали. Я полпути вниз так и сидела с закрытыми глазами, пока Сашка Лизу вызванивал, только когда мне сказали, что земли метров пять осталось, глаза открыла. И сразу полезла окошко открывать — прямо по стенам кабинки такие роскошные клёны с лиственницами шаркали... Сашка в меня вцепился как клещ, чтобы я не вывалилась, но зря — окна не открывались, жалость какая!
Наконец кабинка опустилась до земли, и мы с сыном выползли наружу. И первое что я увидела — Лиза! Живая, здоровая, слегка располневшая (небось, после беременности ещё не отошла), и вся прямо сияет. Я её схватила, обняла, расцеловала — ну, наконец-то! Целых десять месяцев родную дочь не видела!
Пока мы обнимались и целовались, народу набежало, ужас! Одни мужики, женщин раз, два и обчёлся. Все такие здоровые, ну да к этому я уже привыкла. А самый здоровый, ясное дело, стоит рядом с Лизой. Подманила я его поближе, обняла, расцеловала, внука потребовала — а вот фиг мне! Четыре часа лёту. Ну уж нет, хватит с меня высоты на сегодня, завтра поеду. Да и то сказать, пока мы со всеми тут не перезнакомимся, никто нас никуда не пустит. Нас представляют Арону, брату Азамата, смешному кучерявому красавчику Эцагану, и ещё кому-то, мне уже не до имён — кланяться на муданжский манер с моим-то бюстом не шибко удобно. Наконец, мы вырываемся из толпы и идём гулять по городу. Толпа топает следом.
По дороге у меня глаза разбегаются. Деревья, кусты, цветы — всё новое, неземное, даже трава и то декоративная! Правда, поближе подобраться не получается — у меня на пути как из-под земли с непреклонным видом вырос Алтон. Лиза, хихикая, объяснила, что он меня по ней равняет. Бедненький, задолбала она его, небось, по полной программе.
Наконец, нас занесло в совершнно невероятный трактир — на вид прямо огромаднейшее черепашище. Внутри никого, только нас и дожидались. Накормили-напоили на славу! Сперва-то нам вместо нормальных чашек попытались принести какие-то напёрстки, но Азамат это пресёк, и нам таки выдали нормальные пиалы, я и дома чай из таких пью. Сашка исполнил свою миссию — пригласил Азамата на Землю, но тот отказался. Ну и правильно, а то уведут ещё у Лизы мужа — оно мне надо?
Во дворце — тоже ничего себе хибарка — я так прямо спать и завалилась. Но проспала недолго — что-то там упало и меня разбудило. Вышла посмотреть — а там Лиза с мужем перед Сашкой в парадной одежде красуются. Красотища, конечно, неимоверная, вышито-украшено так, что глаз не отвести, но и мы кой-чего можем! Так что весь остаток вечера Азамат примерял мои подарки.
Назавтра Лиза потащила нас с Сашкой на базар. Всю дорогу бухтела, что приличные женщины на Муданге в штанах не ходят. Я только отмахивалась — не люблю я юбок, и собой ни одной не взяла. И всё было хорошо, пока я панамку не потеряла. Не прошло и трёх минут, как меня заметили, опознали, и закидали подарками. Мне впихивали шнурочки, платки, сапоги, ларцы, платья, заколки, камни, золото и даже книги! Ужас, мне одной этого даже на тачке не утащить! Сашка давно удрал куда-то на другой конец базара, а Лиза научила меня говорить всем "йиб ирихун" и тоже сбежала.
Когда появился ещё один муданжец, я и не поняла. В том гаме я бы и мамонта не заметила. Да и вообще, ещё один здоровенный мужик в толпе других здоровенных мужиков как-то не выделяется. Я уже запуталась, сколько их тут столпилось и вместо "йиб ирихун" давно говорила "иерихон". Но вот когда он заговорил, я на него внимание обратила. Сам здоровенный, волосы белые, в бороде какие-то камушки вплетены, нос как у орла — в общем, морда лица вполне ничего себе. Правда, общий вид какой-то помятый, как у больного. Но при этом весь из себя решительный и сердитый. Подошёл ко мне и давай чего-то бухтеть. Да так сварливо и раздражённо, словно я ему мозоль отдавила. И грубо. Я хоть слов и не понимаю, но когда хамят — нутром чую. Ну, думаю, я тут мать императора или кто? Сцапала с ближайшего прилавка какой-то фрукт вроге фиги и запихнула ему в пасть.
Мужик аж позеленел. Стоит, фигу вместе с кожурой пережёвывает, а в глазах изумление, как у того репортёра, которому я месяц назад камеру лопатой разбила.
Тут остальные набежали. Тарахтят, кто по-своему, кто на всеобщем, разъясняют. Мне-то без разницы, я и на всеобщем ни бум-бум, а о муданжском и вовсе, но пару слов всё же уловила. Имя родного зятя не узнать — вот стыд был бы! Наконец до меня дошло. Этот скандалист — отец Азамата, а ругался он из-за моих джинсов.
— А-а-а, — говорю прожевавшему дядьке, — так ты батя Азамата!
Тот неуверенно кивает. Я немного подумала, и решила сделать человеку приятное. Заскочила в ближайший шатёр, нацепила юбку пошире (прямо поверх джинсов, а то все ляжки сотру) и заставила его меня сфоткать. Арават (это его так зовут) побухтел, но согласился. И даже вместе со мной снялся, хотя и рожу скорчил, будто я ему не фигу в рот запихнула, а лимон. Потом он попытался удрать, но от меня ещё ни один мужик не уходил! Так что уже через пять минут Арамат был схвачен, скручен, нагружен моими сумками и затащен в ближайшее кафе. Посидели мы с ним душевно. Я болтала, расхваливала его сына и планету, а он молчал и пил какую-то фигню типа водки. Потом затащил мои вещички в машину и удрал, перекинувшись парой слов с Алтоном.
Мы уж ехать собрались, как Алтона какой-то дедок заприметил и позвал. Пока они там болтали, я из машины вышла ноги поразмять и завернула в ближайший переулочек. И вдруг услышала сердитые вопли. Слов я, понятно, не понимаю, но если это не мат — значит, я ничего не знаю в этой жизни.
Подошла поближе — местные ругаются. Двое здоровых мужчин стоят нос к носу и рычат друг на друга. Один молодой, рыжий, на голове прямо как костёр разведён, физиономия нахальная, весь в бусах и камушках. И одет ярко, во всё зелёное и пёстрое. Второй — постройнее и повзрослее, навскидку чуть постарше меня, волосы тёмные, лицо умное, пальцы тонкие, как у музыканта, и одежда вся синяя с красным.
Рыжий не говорил, прямо рычал, даже слова разобрать трудно было. Брюнет только оправдывался. У него голос был повыше, чисто комариное зудение.
Я уже уйти хотела — взрослые люди, сами разберутся, — но тут услышала имя дочери! Ноги меня сами собой вперёд понесли. И вовремя — рыжий уже брюнету под дых заехал. Так, думаю, щас на моих глазах этот хулиган музыканта пришибёт, и останется Муданг без интеллигенции.
Набрала я воздуха в грудь побольше, да как рявкну:
— А ну, прекратить безобразие!
Эти двое аж подпрыгнули. Рыжий на месте крутанулся, у брюнета глаза стали с местную монету. Уставились на меня, как на чудо заморское, весь запал куда-то исчез.
— Так, — говорю, — что здесь происходит? И не стыдно вам, молодой человек?
Эти двое на меня смотрят так, словно живую женщину впервые увидели, и вдруг рыжий как подпрыгнет!
— Лиза? — спрашивает он как-то изумлённо.
Я только головой помотала.
— Ирма, — говорю, и тычу себя в декольте — чтоб наверняка поняли.
Эти двое переглянулись.
— Умукх, — говорит брюнет и кланяется по-местному.
— Ирлик, — заявляет рыжий и тоже кланяется. А потом вдруг выпаливает целую тираду слов на двадцать, я только и разобрала "имгичи", "Лиза", "Азамат" и "Земля".
— Ага, — спрашиваю, — ты что про Лизу говорил?
Эти двое начали чего-то объяснять, руками размахивать, а потом брюнет взял палку и принялся фигурки в пыли рисовать. Целый комикс получился. И я всё как-то сразу поняла.
Этот самый рыжий Ирлик — какой-то известный хулиган, который всех вокруг так разозлил, что его в подземную тюрьму засадили. И сидел он там, пока его Лиза не выпустила. Ирлик на радостях сотворил что-то такое, за что его вроде как простили, но зато сам он никого не простил и решил всем своим врагам рёбра пересчитать. Ну и ясное дело, Умукх ему первым под руку попался. Ирлик как раз выбивал из него на извинения, а Умукх извиняться не желал и требовал независимого судьи. Азамата, который как раз сегодня всех судит, они подключать не желали, зато подумывали обратиться к Лизе.
Вот тут я и появилась, аки ангел небесный. Так что теперь мне и решать, что эти типы теперь делать будут — бить друг другу морды или взаимно извиняться.
Подумала я немного и решила.
— Ты — в Ирлика тыкаю, — виноват был?
Он глазами хлопает. Я жестами показываю на рисунок, на него, корчу страшные морды и объясняюсь на всех языках. Доходит. Долго думает, в затылке чешет. Потом неохотно кивает, но жестами показывает, что половина — враньё.
— Ага, — говорю им. — Значит так. Ты, — Ирлику, — можешь каждому из тех, кто тебя в яму сажал, один раз врезать. Один! Понял?
И на жестах то же самое. Он радостно кивает, тоже один палец показывает. Сначала мне, указательный, потом Умукху, средний.
— А ты, — говорю Умукху, — больше его за то же самое не гоняй. И вообще, дружно живите! Что за детский сад? Ну-ка, пожали друг другу руки!
Не понимают. Ладно, хватаю их сама без лишних слов, руку в руку вкладываю, трясу. И добавляю, как Лиза учила: "Йиб ирихун".
Эти двое прибалдели. Уставились сперва на меня, потом друг на друга, потом себе на руки... Неожиданно рыжий Ирлик сжал кулак и вроде бы собрался врезать Умукху, но в последний момент остонавился.
— Хойх, — медленно говорит он. Даже не дёрнувшийся чтобы защититься Умукх задумчиво кивает.
— Хойх, — подтверждает он. Я смотрю, как они внимательно изучают друг друга и вдруг понимаю, что кто-то (Алтон, кто ж ещё) давно уже меня выкликает. Торопливо машу обоим спорщикам на прощание и убегаю.
По пути обратно в Азаматов дворец я размышляю, рассказывать ли Лизе о том, что я наворотила. Наверное, не стоит — если они с этим Ирликом такие друзья, то он сам ей всё расскажет (или выскажет), а если приврал — тем более ну его. Тут я вдруг замечаю совершенно дивный куст каких-то местных роз и требую остановить машину на предмет набрать веток. Пока мы добираемся до дома, я уже напрочь забываю о муданжских чудиках.
Назавтра мы-таки летим на Лизину дачу. Двумя машинами — нас набралось аж десять человек, считая пилотов, Лизину ученицу, её подругу Яну и Алтона с Эцаганом. Мы с Сашкой щёлкаем на камеры пейзажи, живность и прочие достопримечательности Муданга, Азамат чего-то объясняет про местные легенды, но мне не до этого — очень уж красиво. К тому же акцент у него чисто кавказский, так что краем уха понять, что он там толкует, довольно сложно. Наконец он оставляет меня в покое, вызваниет по буку мою маму и начинает урок русского. Я еле сдерживаюсь, чтоб не заржать в голос — очень уж забавно выглядит этот амбал, которого сурово отчитывает моя родительница.
Наконец, мы подлетаем к дому. Домина — помереть не встать, прям дворец. Весь круглый, стены все в орнаментах, окна синие, крыша — как две птицы, и весь он какой-то праздничный, сразу видно — с душой строили, и уж никак не по типовому проекту. Только голо всё вокруг как-то, ни сада, ни парка, ни газона захудалого. Непорядок! Ну ничего, исправим.
Пока я планирую что, где и куда сажать, мы снижаемся и навстречу нам выходят очередной муданжец и седая, но бодрая старушенция с моим внукам на руках. Отпихиваю Сашку и пулей (ну ладно, ладно, торпедой) выскакиваю наружу. Ах ты мой красавец, иди к бабушке!
Внук и впрямь хорош — глазки голубые, волосики тёмные, пальчики — ой! — цепкие, и вообще — один в один Азамат, только мелкий. Тут до нас добирается Лиза и отбирает ребёнка, а я сперва раскланиваюсь, а потом и обнимаюсь со статрушкой — Азаматовой матерью. Надо же — мелкая, худенькая, а руки-то покрепче моих будут, даром что я с детства лопату из рук не выпускаю! Она тащит меня посмотреть дом, и пока мы бегаем по всем этажам (ух ты, какие кошки!) чего-то объясняет мне на своём языке и вовсю нахваливает Лизу, я ей по-русски расхваливаю Азамата — и мы, не понимая ни слова, прекрасно находим общий язык.
Наконец я понимаю, что мне срочно нужно отвлечься, иначе я просто разревусь от избытка чувств. Успокаивающее средство находится быстро — прямо за окном шумит настоящий дикий лес! Хочу туда, и поскорее! Все со мной соглашаются, только Сашка попытался увильнуть под предлогом присмотра за племянником — что с него взять, с крысы офисной, его собственная жена в армреслинге делает три раза из пяти. Но Лиза демонстративно упихала Олежку в слинг и Сашка, чтоб не терять лицо, потопал на выход вслед за всеми.
С собой мы берём кучу огромаднейших корзин — если местные не врут, то грибов здесь — просто завались! — и зверушку с длиннющим хвостом, который надо намотать на руку как поводок. Сашка, не получив племянника, зацапывает зверушку и гордо топает рядом с Олеговой нянькой — молодым муданжцем, который нас встречал вместе с моей сватьей. Зовут его Тирбиш и он, кажется, тоже из бывших Азаматовых подчинённых. Точно-точно, я его на фотографии видела, которую Лиза мне высылала.
Нас по три раза предупреждают, чтоб за места, огороженные заборчиками не лазили — там порталы, которые фиг знает куда могут завести. И особо Сашку — если куница встанет и зарычит — чтоб остонавливался. А если зверюшка исчезнет, а хвост у него в руках останется — не бояться, вытягивать её назад и остальных звать. Запуганный Саша намертво цепляется к Тирбишу и отходить от него явно побаивается.
Тут я вдруг унюхиваю грибной запах и вывожу половину отряда к огромной грибнице. Оставшихся выводит к другой, не меньшей, Азаматова мамаша, Ийзих. Ну тут и грибы, скажу я вам! Размером с табуретку, а шляпки целые — молодые, значит. И цвет совершенно психоделический, как будто тут пьяный художник-авангардист с распылителем заблудился. Собираем всё подряд, кроме жёлтых (ядовитые) и коричневых с золотом (золото — паразит). ещё меня пугают грибами истины, синими с серебром, и конечно, немного отбившись от группы я быстро нахожу целую их россыпь. Оглядываюсь — не видит ли кто — и срезаю пару-тройку. Запас карман не тянет, верно?
Набродившись и набрав чуть не тонну грибов (шесть муданжских мужиков — это страшная сила!) возвращаемся, и Ийзих с Эцаганом принимаются за готовку. А я влезла в своё любимое леопардовое бикини с золотыми пряжками, повесила на плечо бирюзовое полотенце и двинула купаться. Остальные почапали за мной, даже внука поволокли. Только Алтон покраснел как рак вареный и вспомнил про срочное письмо. Ну и фиг с ним, с моралистом несчастным! Остальные получают массу удовольствия, особенно Азамат. Он учит сына плавать, и тот вовсю работает ножками. Идиллия, право слово!
После купания я вооружаюсь пакетом с бутербродами и двигаю осматривать окресности. Красиво, но голо. Я прикидываю, что и где посадить, и чуть не налетаю на очередного муданжца — высокого, крепкого, ярко одетого. Он кланяется по-местному, я тоже, представляюсь, он с минуту хлопает глазами и только потом называет своё имя — Учок. И вдруг нервно дёргается, словно что-то страшное увидел или глупость сморозил, и тут же собирается уходить. Я зову его в дом, но он чуть ли не испуганно мотает головой на местный манер — до упора. Тогда я впихиваю ему один бутерброд, говорю "йиб ирихун". Он радостно кивает, снова кланяется и быстро-быстро уходит, почти убегает куда-то в лес. Прямо как испугался чего! Я оглядываюсь, но ничего опасного или там подозрительного не вижу. Не мог же здоровенный муданжец испугаться какого-то маленького рыжего зверька вроде мангуста, который столбиком сидит у меня за спиной? Я бросаю зверушке кусок мяса с бутерброда, та неторопливо, с достоинством берёт и начинает есть. Я решаю не мешать животному питаться и заканчиваю обход.
Вернувшись, делаю Лизе выговор за отсуствие зелени и потрошу Азамата на предмет всякого сельхозинвентаря. Он только и успевает, что новые слова записывать, но обещает найти или сделать всё, что понадобиться.
Перед сном мы дружно сидим у костра и поём песни. А хороший отпуск у меня получается!
Назавтра я просыпаюсь рано — часов в одиннадцать, сгребаю в кучу всех, кто под руку подвернулся и принимаюсь за работу — замерять участок, определять почву, выравнивать местность... Муданжцы смотрят на меня с суеверным ужасом, но спорить не рискуют. Правда, и самой руками особо работать не дают, сразу лопату отбирают — вежливо, но непреклонно. Дикий народ, что с них возьмёшь? Лиза с мужем забирают лодку и отправляются на озеро, а я в хвост и в гриву гоняю мужиков. Орива с Янкой довольно любуются на это, но помогать не спешат. Алтонгирел прячется за занавеской и наружу выходить не рискует; Эцаган сперва стонет что-то о ногтях, но спорить со мной не решается и скоро втягивается в работу.
Под вечер муданжцы устраивают тренировку. Это надо видеть, причём лучше — по телевизору и в замедленной съёмке. Движутся они, как молния, глаз не уследит. Сашка набирается наглости и просит, чтобы его тоже чему-нибудь научили. Выглядит это донельзя забавно, но Азамат проявляет прямо-таки сверхчеловеческую осторожность, так что мой сын остаётся не только непокалеченым, но даже синяков не получает.
Следующий день проходит точно так же. И ещё один. Будущий сад почти готов, теперь осталось только подождать пару лет.
На третий день нас всех с утра пораньше потащили в город Долхот на открытие Императосрского Музея. Лиза с Азаматом оделись ярче некуда, да и остальные не отстали. Мы с Сашкой тоже влезли во что поярче и двинули.
В Долхоте нас с Лизой и Ийзих запихивают на лошадей. Я жутко боюсь навернуться, они же огромные, как жирафы, но всё же меня запихивают на эту жуткую зверюгу и торжественно везут к огромному зданию — тому самому музею. Азамат его открывает в самом прямом смысле — руками поднимает огромадную деревянную дверь и даже не потеет от этого титанического усилия.
Нас таскают по огромному зданию, где есть всё — от портретов до моделей домов, включая образцы блюд муданжской кухни и природы. На одном из портретов — вылитый Эцаган, на другом — Азамат, на третьем я с трудом и с подсказкой опознаю собственную дочь.
В одном из залов, уставленном всякими чучелами, я вижу старого знакомца — рыжего Ирлика. Он задумчиво крутится возле одной из витрин, с чёрными зверюгами. Я машу ему, он машет мне, подмигивает, прикладывает палец к губам и скрывается меж двумя монстрами. Когда я заглядываю туда, его уже нет, как сквозь землю провалился. Тут меня выкликает Лиза и зовёт в симпатичный трактирчик по соседству — передохнуть и покормить ребёнка.
Мы очень уютно сидим и обсуждаем музей, когда Алтон вдруг дёргается и вид у него такой, будто его кто втихаря по макушке огрел. С полчаса он портит всем настроение, отмалчиваясь и корча рожи, пока его не утаскивают какие-то бритые деды. Наконец он возвращется, и мы летим в столицу — оттуда ходит какой-то особенный монорельс, на котором, по словам Эцагана, не покататься грех.
Монорельс и впрямь знатный, полтора дня езды через полпланеты. Едем со всем возможным комфортом — в поезде десять вагонов, и наш особый императорский. Вокруг природа, цветы, деревья, папоротники, звери (я всё страдала, что нельзя остановиться и пощупать растительность вблизи, но как увидела, какое кошище выглянуло на нас полюбоваться, враз передумала), глиптостробусы, динозавры, мамонты и прочие прелести.
Добираемся до места, и Азаматова матушка Ийзих отбывает к себе в деревню. А нас тащат в трактир, где кормят раками, и это такая вкуснотища, что я просто выпадаю из реальности. Лиза с Янкой о чём-то щебечут, Азамат болтает с трактирщиком. Идиллия, да и только.
Назавтра мы гуляем по городу. Красиво, ничего не скажешь — дома все в резьбе, и её куда больше, чем в других городах. На одной из улиц я замечаю Азаматова батю, но не успеваю ни позвать его, ни показать Лизе — завидев меня, он мигом куда-то исчезает. Наверное, испугался, что я его опять покупками нагружу.
Наконец, нас отвозят на Дол, в Лизину дачу, где я заканчиваю высаживать будущий сад. Затем мы все отправляемся в столицу, где я тоже развиваю бурную деятельность — навожу марафет на старый запущенный сад, среди которого построен дворец (пожар тут был, что ли?), а потом ещё облагораживаю Дом Старейшин, чтобы никому мало не показалось.
Дворец — это резиденция Азамата, а Дом Старейшин, который стоит прямо на огромном мосту — это как парламент или кабинет министров. Их тут много, Старейшин этих, в каждом городе есть, а главные — здесь, в столице. По имени я запоминаю только Унгуца, милейшего дедка с козлиной бородкой и манерами доброго дедушки. По лицам — ещё троих, а имена их произнести я и с пятой попытки под диктовку не сумею. Унгуц, кажется, тоже не может — одного, самого неразговорчивого (по-моему, он вообще немой), он зовёт просто "Ажги-хян". В последний мой день на Муданге они заманили меня внутрь дома и вывалили передо мной кучу игрушек-бормол. Унгуц с Ажги объяснили мне, что я должна выбрать три штуки, да чтоб меня описывали. Я и сцапала деревце — это ж моя работа, деревья да цветы высаживать; женщину с ребёнком — я ведь мать; и книжку — люблю почитать на досуге.
Старичков заколбасило. Один, весь из себя такой красивый, я его Изей назвала, вскочил на ноги и заорал чего-то не то испуганно, не то возмущённо, Унгуц захохотал, Ажги что-то в тетрадке строчить начал, ещё один за сердце схватился, остальные тоже кто во что горазд заизгалялись. Гвалт стоял такой, что я аж испугалась. Вдруг Ажги встал, хлопнул кулаком по полу, сказал какое-то слово (ага, может всё-таки!), и все заткнулись. Ажги мне поклонился и показал на дверь, Унгуц меня под локоток ухватил и поволок на выход. Я им хотела на прощанье что-нибудь сказать, но не смогла — губы как склеило почему-то. Только снаружи отошла. Унгуц мне поклонился, подмигнул и обратно в залу убежал, а я только рукой махнула и снова пошла с кустами перед входом разбираться.
Дело было вечером, народу немного, под ногами никто не путался, так что работалось мне неплохо. Комары, и те не кусали, только жужжали поблизости. И всё было хорошо, до тех пор, пока я не попыталась подрезать дерево, которое с берега свесилось. Влезла я на перила, начала веточки обрезать, а нога возьми да и поедь! Я даже испугаться не успела — меня подхватило и поставило на мост. Проморгалась я — смотрю, а это мой старый знакомый, Умукх. Тот самый брюнет, который с рыжим Ирликом ссорился в базарный день. Стоит он, улыбается, меня за руки держит.
— Уф, — выдохнула я, — спасибо. Ты меня спас. Он только улыбнулся. Но тоже как-то испуганно, хотя ему-то с чего? Или он за меня перепугался?
— Я в порядке, — говорю. — Иди-ка сюда, спаситель!
Высвободила я руки, сцапала его за голову — хорошо, он нагнулся, а то ведь длинный, фиг достанешь — и поцеловала. Хорошо поцеловала, от души. Когда я его отпустила, взгляд у него стал совсем перепуганный, а потом в нём сверкнуло какое-то отчаяние, и он наклонился ко мне, и прижался губами к моим губам, и мир завертелся вокруг нас бешеным хороводом.
Он подхватывает меня на руки, и несёт куда-то с такой лёгкостью, будто я ничего не вешу, и в какой-то миг я готова поклястся, что мы стремительно летим над ночным городом прямо в чёрное небо. Но это мне, конечно, просто показалось, потому что через минуту мы стоим перед большим зелёным шатром, в который он вносит меня, опускает на толстую муданжскую перину и сам падает рядом. Я хохочу, и его высокий смех, чем-то похожий на комариную трель, вторит мне, и наши тела сливаются в одно. И всё хорошо, и в мире нет ничего кроме нас, и мы с ним — одно целое.
А потом мы с ним купаемся в огромной ванне, и он играет мне на флейте странную мелодию, которую я никогда не смогу ни забыть, ни вспомнить, и он снова подхватывает меня на руки и несёт по утреннему городу, окутанному туманом, ко дворцу Азамата, и снова я готова поклястся, что его ноги не касаются земли. Я целую его на прощание, машу из окна и падаю на кровать. А когда я засыпаю, то снова слышу комариную трель — то ли его смех, то ли мелодию его флейты.
Через пару часов меня разбудила Лиза — мы с Сашкой улетали назад на Землю. Возле корабля толпилась уйма народа, и я увидела и Эцагана, и рыжую голову Ирлика, и нервного Учока, и Умукха, который смотрел на меня не отводя взгляда, и Ажги-хяна, и Унгуца и ещё целую кучу народа, и все махали мне, даже Олежка, которого этому учили Лиза с Азаматом.
И мы улетели. Сначала на Гарнет, а потом на Землю. А на второй день полёта я вдруг поняла, что у меня болят глаза и вижу я нечётко. Но только пока я в очках. Пришлось снять к дикому изумлению Сашки. Лиза, когда позвонила и увидела меня без очков, тоже удивлялась. А уж как удивилась я, когда на Земле сходила к врачу и у меня оказалось стопроцентное зрение — это и вовсе не описать.
Словом, хорошо съездила. Надо бы как-нибудь ещё повторить. Но сначала Лиза с Азаматом обещали ко мне в гости приехать. Надо бы их встретить как положено, верно?
Конец.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
