Сокровище сердца и ума

Много написано о том, как они находят себе человека-девушку. Мы уже приблизительно представляем, как это будет и что в результате может получиться. Но что если смертный в союзе — мужчина?

Предупреждения:

— меланхолично и в плане интима — не стандартно

— не для любителей героев у которых кожа лопается от переизбытка мышечной массы, которые обязательно всех везде спасают и везде главенствуют.

— повествование в третьем лице, фокальный персонаж — мужчина (экспериментирую).

— мистика и все вытекающие

— сюжет книги развивается в нашем мире и является сиквелом "Без памяти", но не повествует от лица тех персонажей, а лишь частично упоминает их жизнь после эпилога

Сокровище сердца и ума

Надо уметь часто повиноваться женщине, чтобы иметь право иногда ею повелевать.

Виктор Гюго

Жизнь контрабандиста была подобна постановке азартной игры, думал он. Нелегальная торговля оружием часто скрывала действия официальных государственных инстанций. Правительства препятствовали продаже на определенной территории, но обязательно одобряли частные поставки в другом месте. Провести четкую грань между частной контрабандой ради личного обогащения и государственной, "во имя национальных интересов", было весьма затруднительно. Для власть имущих был велик соблазн интерпретировать интересы страны в соответствии с потребностями собственного кошелька. Не смотря на мнение большинства, он всегда находил в этом что-то честное и чистое. Тяга человека к наживе ведь всегда была донельзя примитивна.

— Проходите, проходите... не, не разувайтесь.

У некоторых людей, например у тех, кто часто ездил за границу для провоза контрабанды были особые преимущества: летный состав peгулярно проходил через таможню, и вполне естественно, что таможенники досматривали этих людей не так усердно, как остальных пассажиров. В гражданских самолетах было множество мест, для сокрытия целых килограммов нелегального товара. При обслуживании самолета на летном поле к нему имели доступ наземные служащие — товар можно было пронести вообще мимо таможни. Конечно, для этого требовалось согласие наземных работников, но его было не так уж трудно получить.

Высокий холеный мужчина твердой хваткой взял портмоне с ленты и двинулся к выходу на посадку. Солидному на вид человеку, было гораздо легче пройти через таможню, чем заросшему волосами оборванцу. Служители закона были не умнее остальных, у них имелись столь же ограниченные взгляды и склонности к стереотипам. Работники таможни набросились бы на какого-нибудь хиппи, но к аккуратному, солидному человеку в костюме-тройке приставать бы не стали. А даже если бы он попал под подозрение, допрос бы начался с вежливых вопросов.

— Добро пожаловать. Бизнес класс направо.

Некоторым иммунитетом пользовались и работники правоохранительных органов, но им до таможенников было далеко. Как редко мы слышали, что таможенника арестовали — эти не попадались. Им не нужно было самим проносить контрабанду, достаточно было сотрудничать с контрабандистом и "отворачиваться", когда тот пересекал границу. Как случилось и сегодня.

За окном иллюминатора приближался автобус с пассажирами эконом класса. Молодой человек посмотрел на часы и зацепил взглядом, сидящую через проход женщину. Совершенно особый статус был у дипломатов. По Венскому Соглашению человек с дипломатическим паспортом не подлежал обыску, задержанию и аресту. Практически дипломатический паспорт являлся "лицензией на убийство". Дипломаты регулярно провозили контрабанду либо для себя, либо для своей страны. Это не составляло труда, так как таможенникам было запрещено открывать их багаж и даже спрашивать, не хотят ли они что-нибудь внести в декларацию. Шпионское оборудование регулярно провозилось в "дипломатических почтах". Это не обязательно были портфели или сумки, довольно часто — огромный ящик или сундук. Там могло быть всё, что угодно: оружие, наркотики и даже человеческое тело. Лет двадцать пять тому назад египетские дипломаты пытались вывезти из Италии шпиона под наркозом в дипломатическом сундуке. Однако наркоз был не очень сильный, шпион ожил, поднял шум в аэропорту Фьюмичино и сумел привлечь внимание итальянского таможенника, который и положил конец операции.

У населения приграничных районов тоже был особый статус, хотя и сугубо неофициальный. Они отлично знали топографию родных мест, и многие семьи занимались контрабандой не одно поколение. Например, в Пиренеях местные жители регулярно нарушали границу между Францией и Испанией.

Первоисточник тайных поставок почти всегда находится в легальной экономике. Наркотики выращивали на нелегальных плантациях, раритеты минувших веков отыскивали "черные" археологи, но оружие производить нелегальным образом было практически невозможно. Продажа его частным лицам была также запрещена почти во всех странах кроме США. Поэтому на нелегальный рынок шел товар, если не тайно проданный силовыми структурами иностранных государств, то украденный с военных складов, собранный из похищенных с военных заводов деталей или прошедший цепочку перекупщиков. Мужчина улыбнулся. Он как-то обещал завязать, но теперь уже не мог остановиться. Возможностей и прибыли было так много, что он даже представить не мог, что же ждёт его дальше.

Трое в чёрных плащах зашли в салон самолета одновременно и молодой мужчина ощутил резкую боль в рёбрах. Он все ещё думал о деньгах.

Глава 1 Наваждение

Круглая лампочка, излучающая кислотно-зеленый свет. Пустые бутылки. Рябь в глазах. Ореховая столешница из ДСП терялась в темноте под приглушенной подсветкой мониторов. Кругом шумели процессоры, из наушников долетали звуки природы. Прохладный сквозной ветер бродил в ногах, время от времени поднимая пыль с каменного пола. Укутанный в плед молодой человек слушал новостное радио, но рокот насекомых и шум колёс никак не давали ему сосредоточиться. Мельком, он глянул на соседние экраны, откинувшись в кресле, затем, сбросив наушники, со скрипом оттолкнулся от стола и начал пробираться к мигающей лампочке у входа. Его шаги глухо отдавались в толще каменных стен. На поверхности восходящее солнце выглядывало из-за занавесок. Стояла утренняя, первозданная тишина.

Забравшись по лестнице наверх, молодой человек облокотился на подоконник и залюбовался рассветом сквозь чугунную решетку второго этажа. Белое солнце, пока ещё только появившееся над горизонтом прогоняло легкий туман над лужайкой, который с приходом света опускался все ниже. Молодой мужчина до сих пор не ужился с картиной, порванной железными рамками. В эти редкие мгновения он воображал себя хозяином поместья, защищенного на случай приёма воров или как минимум, туристом, оторвавшимся от гида и исследовавшим старинный палаццо самостоятельно. Когда солнце окончательно взойдет, ему придется уйти. Всего час в день он мог находиться здесь, на поверхности, не навлекая подозрения. Всего час, пока они действительно спали.

— "Au clair de la lune, mon ami Pierrot, prete-moi ta plume pour ecrire un mot...".

Стремительно подхватив поднос с едой, задумавшийся молодой человек проверил замки на дверях, ведущих в подземелье и, заперев их, в спешке двинулся обратно по коридору. Эта семья редко звала гостей. Поместье было огорожено не хуже Алькатраса и хотя подобная конструкция на холме близь города должна была привлекать внимание — в радиусе полутора километров жизнь не теплилась. Палаццо охватывал обруч неприкосновенности, вокруг время застыло и особенно трудно было разрушить иллюзию в утренний час, когда в поместье стояла первозданная тишина. Далеко, в конце подземного коридора без окон, доносились шорохи и слабый детский напев. Молодой человек зашёл под арку и толкнул тяжелую дверь, разрезая комнату полоской света. Ребёнок уже проснулся и играл с холодными пальцами, обвившей её руки.

— Je vous ai apporte la nourriture*, — подойдя к кровати, молодой человек поставил на постель поднос.

Дитю не нравилось, когда полоска света касалась покрывал и девочка ждала, когда молодой человек уйдёт. В темноте он не мог рассмотреть её лица, понять в каком настроении находится юное сознание сегодня. Она продолжала ласково поглаживать холодную, но такую же маленькую, как её собственную ладонь. Черные глаза внимательно следили за ним.

Он часто задумывался, как это — быть ей. Сидеть взаперти, прижимаясь к безжизненному телу в момент сна. Сплетать свои ноги с его и петь удивительные мелодичные куплеты, будто труп мог услышать и оценить. Понимала ли она, что это тело — мертво? Говорили ли ей, в чем разница между нормальной жизнью и той, которой жила она? Что вообще девочка знала и была ли несчастна?

Бывали дни, когда эти вопросы отходили на второй план. Он сидел за монитором и следил, как собираются вместе они. Лица повторяющиеся, разные, но в какой-то мере — идентичные. Эта семья действительно не любила гостей, они приглашали единицы максимально приближенные к ним, а от этого и более опасные. Камера, расположенная на втором этаже, давала картинку всего двухъярусного зала. Внизу, вокруг уродливого столба из мраморного камня, всегда стояли десятки столиков и кресел, которые в обычное время пустовали. Это были одни из тех вечеринок, где человек мгновенно понимал, что чтобы выжить, сначала следовало найти себе место. Неважно, какое и где.

Бывали дни, когда случались странные вещи. Обычно хозяева быстро вычисляли, когда ум молодого человека захватывала одна, навязчивая мысль, но та, что родилась в его голове в последний раз, будто обладала собственной волей и периодически исчезала, когда чувствовала опасность. Тогда, через наушники он услышал женский смех.

Она стояла в углу, эта манящая фигура с ровной спиной и длинными, изящными руками. Высокая, на голову выше его, с широкими плечами и хищным, резким взглядом, устремленным на говорящую с ней женщину. Несомненно, она была такой же как они, но этот голос, глубокий как органный аккорд с первых слов ввел молодого человека в необъяснимое душевное состояние. Женщина, несомненно являвшейся чудовищем в черной тряпке вмиг пропитала его сердце невиданной доселе преданностью сына к матери и пылким желанием любовника к любимой женщине.

— Чёрт! — испугавшись себя, молодой человек резко отшвырнул наушники в угол и выключил монитор, отъезжая как можно дальше к стене. Ещё несколько секунд невидимые нити обволакивали его разум, затем, словно прибитые ветром листья, опали, оставив молодого человека судорожно сжимать собственную грудь.

Они ничего не заметили. Молодой мужчина по своему обыкновению убрался в комнатах, насладился рассветом и составил компанию маленькой девочке, которая на этот раз, кружила по комнате в одиночном вальсе. Он пытался вспомнить хотя бы одно отдельное слово таинственной женщины, но к своему ужасу не мог воспроизвести даже черты её лица. Она обладала необычайным, специфическим даром, подумал он. Молодой человек не стал любопытствовать, но был более чем уверен, что гостья заглянула в город проездом и бояться было нечего. Её следовало забыть, а к другим — приглядеться. Он в первый раз сталкивался с таким уровнем внушения.

В следующий раз, хозяин велел ему подняться и находиться в зале, подле семьи. Это случалось редко и значило, что поместье посещали новые гости — ведь прежние уже знали, что здесь жили люди. Весь вечер молодой человек наблюдал за ходом событий, опустив руку с бокалом на перила второго этажа. К тому времени он уже забыл о том, что видел какую-то женщину и просто следил за тем, как маленькая девочка крутится вокруг диванов и кресел, ища, притаившегося под одним из столов белокурого мальчишку. Дети были одеты в изысканные наряды, расшитые золотой нитью, но напоминали фарфоровые куклы. Бездушные, бледные тела, красивые снаружи и холодные внутри, казались продолжением ткани, на которой можно было писать кистью декоративные орнаменты. В дрожащем свете медной люстры чёрные волосы девочки были пролитой на белую шубку тушью, а седая голова мальчишки — пятном белой краски на чёрном пиджаке. Приметив кончик туфли, высовывающийся из-под скатерти, девочка тоже нырнула под стол и вскоре тот заходил ходуном, врезаясь в бока гостей. Молодой человек, наблюдавший за семейной сагой испытал жгучее желание вдохнуть свежего воздуха и, воспользовавшись открытыми дверьми, спустился с крыльца. Звёзды сегодня светили необычайно ярко, небо чистое-чистое. Он подумал, почему не может найти сигарет и вспомнил, что его заставили про них забыть. Захотел найти созвездие, но осознал, что и эту малость стёрли из памяти. На лужайке перед домом в одиночестве стоял двухдверный седан — молодой человек уставился на него, вдыхая вечернюю свежесть. У него тоже могли быть дети, не такие как эти, а настоящие, живые. Они бы были похожи на него или свою мать. Имели бы странные, но забавные привычки, доставляющие не одну радостную минуту. У него могла быть своя жизнь, любимые люди и проблемы. Он бы мог стать продолжением чего-то, эпицентром чей-нибудь судьбы.

Сильные руки обняли его сзади и молодой человек расслабился, повернув голову в бок. Расположив ладони на груди, хозяин резким движением прижал его к себе. Он бы мог быть кем угодно в той жизни, но теперь это не имело значения. Ему открылось чудовищное знание.

Они стояли так несколько мгновений, пока молодой мужчина, вздохнув, не почувствовал мягкие округлости, упирающиеся в его лопатки. Чужое дыхание искрой прошлось по его шее, скользящий по коже язык заставил поежиться. Воистину чудесный аромат окутал его, едва он запрокинул голову. Пара бледных рук с длинными, изящными пальцами, принадлежала женщине. Она смотрела на него сверху вниз, широко раскрыв пронзительно серые глаза и плотно сжав тонкие, посиневшие губы. Свет луны впитался во впалые щеки, озаряя лицо ореолом божественности. Это была она.

Кто-то вышел на крыльцо и незнакомка, не размыкая рук, бесшумно шагнула в сторону, перенося их в тень декоративного, подстриженного куста. Теперь он не видел её лица, но чувствовал пристальный взгляд. Тонкие пальцы с острыми ногтями обхватили его голову и прижали к груди, заставляя дышать ароматом холодной кожи. Другая рука обвилась вокруг его талии, тисками припечатывая к впалому животу. Разум молодого мужчины помутился, его скрутило сильное чувство сопричастности. Он едва понимал, почему живёт не с этой женщиной, подобно ангелу сошедшей с неба.

— Тссс, — выдохнула у самого его уха, когда он не думая, разомкнул губы.

Ему хотелось повернуться, упасть, вжаться в это ароматное тело и умолять, целуя серые колени, быть хоть чем-то полезным. Ещё никогда в нем не вызывали такие безумные идеи. За какие-то доли секунды, он почувствовал себя готовым отречься от всего. Ноги не держали, они были не нужны и, молодой человек буквально висел на женской руке, изнемогая от желания угодить. Переместив ладонь на шею молодого человека, где отчаянно пульсировала артерия, незнакомка скользнула губами по его виску:

— Тише, mijn schat, — произнесла она, развернув его в сторону крыльца. — Ты сейчас же пойдешь туда, где спишь. Не дашь хозяевам этого места прочитать, что у тебя на душе. Продолжишь делать, то, что делал и сколько бы времени ни прошло, оно не будет тебя тяготить.

Её речь лилась подобно гипнотическому ручью. Разум молодого мужчины помутился до такой степени, что лишилось зрения. Почувствовал лёгкий толчок, он издал вздох сопротивления, испугавшись, что отдалиться и в действительности едва не упал, когда холодные руки перестали его поддерживать. Что-то странное происходило вокруг. Сквозь пелену обволакивающих сердце нитей, он наблюдал за какой-то суматохой. Кто-то страшно кричал, гости вылетали из дома подобно спасающимся от террористов заложникам.

Наваждение спало так же быстро как зародилось. Женщина испарилась с лужайки. Молодой человек ощутил, что леденеет от ужаса и растерянности, стоя один под кустом.

Ноги против воли, согнулись в коленях и понесли тело к крыльцу. Внутри зала творилась паника. Дети стояли, взявшись за руки, у головы распластавшегося на полу тела, пока вокруг хаотично разбегались фигуры. Впереди виднелась дверь, ведущая в подземелье, где находилась его комната и молодой мужчина машинально направился туда, оглядываясь назад, пытаясь понять на кого было совершено покушение.

— Узнай кто сделал это, — шипящий голос хозяина. — Узнай кто убийца.

Он приложил все усилия, чтобы идти прямо и не навлечь подозрения. Перейдя с шага на бег уже внутри коридора, он ощущал как кружится голова и давит кровь на виски. Вытолкнув дверь и еле захлопнув её кончиками пальцев, он остановился у дивана, служащего спальным местом. Только теперь вернулся контроль над телом и возможность говорить.

Подбежав к мониторам, он подключился к камерам на втором этаже и промотал запись. Важного гостя убила незнакомка в длинном черном платье, буквально разделив того пополам каминной кочергой.

*Je vous ai apporte la nourriture — "Я принес вам еду" (фр.)

Смерть одного, не смотря на изначальные опасения, не навлекла на дом несчастий. Гость не имел собственной семьи и скорбящих по нему попросту не нашлось. Внутри общины разделили оставшееся после трупа имущество, чему посветили отдельное собрание, и вскоре даже хозяин забыл, что приказал найти убийцу. Притихший после потрясения человек потерял счет времени и занимал себя тем, что размышлял о том, как паршиво вести одинокую жизнь. Он был более чем уверен, что умерший сделал куда больше для мира, чем отдельно взятый житель планеты вроде него и, не заслуживал быть рассыпанным безымянной кучкой пепла на лужайке.

Нашелся лишь один человек, кому смерть гостя принесла торжество. Малолетнюю фарфоровую куклу теперь можно было увидеть расхаживающей по усеянным солнцем коридорам с кочергой, с восторгом тянущей свои изумительные песни или кружащей по пыльному залу с невидимым партнером, наступающим ей на ноги. Она то и дело возвращалась на место преступления и тыкала пальцем мраморные плиты, где лежало тело, будто хотела прочувствовать ту лужу крови, которая до недавнего времени заливала пол. Молодой человек снова пытался понять это загадочное существо, но чем сильнее присматривался, тем больше безумия находил. Он спрашивал себя, была ли эта любовь к холодному трупу равносильна тому наваждению, что испытал он при контакте с незнакомкой и, что важнее, ждал ли его такой же невменяемый конец. К своему изумлению, молодой человек так и не понял, чем привлек к себе внимание. У него была непримечательная внешность и грешная, по словам хозяина, кровь. При среднем росте с неухоженными рыжими волосами, инфантильным румянцем на щеках и нескладной, худощавой фигурой он напоминал шестнадцатилетнего. Зажатое, часто потерянное выражение лица человека оказавшегося не в том месте и не в том теле выставляло его глупым. Он одевался в то, что ему давали, но не часто мог заставить себя сочетаться с элегантными костюмами. Внутри него молчаливо боролись два человека: изгнанная хозяином "скверна" и пустая оболочка. Он знал, что раньше мог носить, что угодно, но теперь не мог даже вспомнить, как это делать.

Иногда она приходила в его сны. Проснувшись на потном диване в темной комнате, молодой человек долго думал, как описать собственные ощущения. Он не желал незнакомку так, как нормальный мужчина желает женщину. Это не была ни страсть, ни любовь, ни подавление, которое культивировал хозяин. Белые нити, окутавшие его, были похожи на зов судьбы. Она внушала привязанность, её высшую форму. Возвращаясь к событиям того вечера, он не мог припомнить, чтобы хотя бы на секунду задумывался о том, что в чем-то обманывался. С такой силой, эта женщина могла вести за собой легион, быть царицей целого континента. Он не мог понять, почему ей пришлось воспользоваться кочергой для убийства, так же как и не смог найти ничего, что бы сдвинуло поиски незнакомки с мертвой точки. Никто не знал, кто она. На записи фигура в платье появилась так же внезапно, как исчезла.

— Mijn schat, — повторял, бессознательно гладя себя по шее.

Как-то вечером хозяин снова позвал его составить семье компанию. Гости уединились во внутреннем дворе и ему с несколькими людьми было разрешено подняться на верхние этажи, создавая иллюзию обжитого дома. Молодой человек зашёл в одну из опечатанных спален и сорвав покрывало, с книгой опустился в кресло у окна. Застолье с музыкальным сопровождением грозилось растянуться — гостями были близкие друзья, которые часто оставались на ночь. Убей кто-то одного из них, хозяин, наверняка, не поленился бы запачкать собственные руки.

Перелистывая страницу за страницей, молодой человек задремал. Ему снился её голос. Глубокие, грудные тона и ощущение давящей руки на плече. Откинув голову на спинку кресла, он не мог не представить её лицо. Она была так похожа на них, подумал он, но то, как она подействовала на него делало её исключительной, единственной в своем роде. В своем сне он воображал как стоит перед ней на коленях, как рыцарь перед прекрасной дамой и произносит клятвы на выдуманном, непонятном языке. Женщина велела ему подняться и он встал, припечатав к ней взгляд полный обоготворения. Ему хотелось угождать ей даже в иллюзии. Глаза богини, светло-серые огоньки, передавали в его сознание чувство бесконечного глада. Она смотрела на него, как дикое животное смотрит на пересекающую пустынное поле дичь, но он был только рад быть съеденным ей.

Неожиданно она взяла его за подбородок:

— Mijn schat. Не дай времени тревожить тебя.

Резко проснувшись, он уронил книгу.

Последующие месяцы легли на его сердце тяжким бременем. Он волочился из одной комнаты в другую, бесцельно бродил по коридорам и пытался заняться хоть чем-то. Внутри образовывалась непонятна пустота, несвойственная даже его безликой оболочке. Он упрекал себя в том, что не может делать элементарных вещей. Всё на что он был способен — это сон.

"Mijn schat" — "Моё сокровище". Эти слова все реже проносились в голове, будто кто-то захлопнул дверь и он мог слышать только шёпот.

— Что значит "грешная кровь"? — задал вопрос хозяину.

— Я объяснял тебе, но ты забыл.

— Это плохо, иметь её? — не унимался.

— Это не то же самое, что иметь добродетель.

— Я не понимаю...

— Грех притягивает бесов. Они ведут тело и разум к ещё большему падению. К разврату, смерти души. Пути назад для таких как ты нет.

Равнодушные слова хозяина навели его на новые мысли. Если его кровь грешна, то была ли та женщина демоном? Она извращала его внутреннюю суть, вела к безумию.

— Бесы существуют?

— К каждому грешнику они приходят в неповторимом обличии. Я — могу быть твоим.

Молодой человек не мог заснуть. К сожалению, хозяин при всей своей монструозности, не был его демоном. Не им он бредил, не им был одержим. Молодой человек мог поверить, в то, что бесом маленькой девочки был седой мальчик, но рассуждая о первопричине, не ведал в чем провинился маленький ребёнок. Каков был его собственный грех? Он не мог вспомнить.

Как-то глубоко ночью молодой человек проснулся от осмысления. Будто выступивший из тумана, каменный потолок навис над ним подобно крышке гроба, затхлый воздух сдавил лёгкие, жужжание системных блоков ультразвуком ударило по вискам. Он испугался таких изменений и вылетел в коридор, где тут же сетка паутины заставила его отскочить обратно. Посмотрев вниз, он понял, что босыми ногами мял грязь, а рубашка давно пропахла потом.

Он услышал её. Не голос, не зов, а тяжелую поступь. Мистический ручей, тянущийся от неё к нему, вмиг стал осязаем. Он чувствовал, как ей сопротивлялся ветер. Бестрепетно женщина плыла в его враждебном потоке, пронизанная порывами, обмывающими внутренности. Его демон, его бес.

Он застонал, рухнув на колени. Не от боли, не от желания, а от ясной неотвратимости. Она была совсем рядом и шла за ним, решительно продвигаясь вперёд. Он чувствовал, что от падения его не спасёт ничто. Шёпот сухой листвы под ногами дал понять, что, будучи в ясном сознании, он устремился на поверхность, чтобы встретить её.

Чудесный аромат заполнил лёгкие, едва она обхватила его рукой. Он вжался в её костлявое тело, желая раствориться и перестать существовать.

— Спи, — приказала она.

Глава 2 Картины

Молодой человек то провалился во тьму, то снова выныривал на поверхность. Повременно ему чудились чьи-то глаза и незнакомые голоса. Он будто плыл в потоке концентрированного воздуха, ощущая неведомую доселе свежесть восприятия. Что-то странное происходило с ним здесь. Он вдруг обрел способность четко мыслить и без промедления воспользовался этой возможностью, чтобы осознать собственный грех.

Он родился в сельской местности, в семье фермеров и шахтеров, где всех мальчиков называли в честь умерших родственников. Ему было суждено стать Марком. Когда-то, в честь бога войны, так нарекали апостолов, римских императоров, философов, в надежде, что те добьются успехов в жизни. Он соответствовал своему имени, старался во всем быть первым, но почему-то всегда обладал чёрной душой, которую доверчивые землеробы побаивались. В селе говорили, что этим он был похож на деда, пропавшего в рудниках. Тот постоянно кряхтел о том, как умрет и с каким остервенением набросятся собственные дети на его дом. Он пережил нищету, смерть жены и не хотел, чтобы кровным трудом нажитые стены заселяли люди не достойные.

Бывало дед посещал его во сне и пытался удушить, наутро возвращаясь в свою фотографию на первом этаже. Об этом он никогда не говорил с родителями, будто знал, что не поймут. Люди его вообще никогда не понимали — слишком много амбиций для парнишки, который так или иначе сложит кости в шахте. Со временем, люди перестали иметь значение для Марка. Он озлобился и если бы мог, продал бы отца за новую кровать, а мать обменял на хороший ужин. Все его существо желало быть другим, более значимым, более успешным, не таким как окружавшие его неудачники.

Чёрная дыра разрасталась. Из года в год семья Марка редела, пока в один прекрасный день он не остался один на один с фотографией деда. Вместо чувства сгорби, боли и нежелания жить дальше, он чувствовал, что наконец, добился чего-то. Невидимые нити, стягивающие его крылья, будто опали и он, словно птица воспарил над бренностью бытия. Должно быть, грех действительно притягивал бесов и тогда, ему повстречался человек с такой же чёрной душой. Он выходил его, обучил всему, что знал и умер в чувстве зависти и собственного ничтожества...

Молодой человек распахнул глаза.

— Hoe gaat het?

В первые секунды он не понял, где находится. Вокруг стояла полутьма. Расписной потолок добротной комнаты прикрывали две, наклонившиеся над ним черные головы. Бесы.

— Ben je in orde? — перед его носом неожиданно возникла зажженная свеча. — Alles in orde?

Машинально, он двинул рукой и подсвечник полетел в сторону, проделав светящуюся дорожку в воздухе. Хором раздались крики, бесы задвигались в адском танце и Марк снова прикрыл глаза, не желая видеть, как они совращают его душу. Он попал в Ад и за свои грехи будет томиться здесь до конца дней. Хозяин был достаточно милостив, чтобы избавить его от этой ноши, сделав урода существом пустым и безвредным.

— Hier! Doe het!

В этой полутьме происходила целая бойня. Скорчившись, молодой человек снова приоткрыл глаза, щурясь от приглушенных вспышек света. Неужели наказание было так несомненно? Он будет гореть?

— Hier!

Бескровное, худое лицо покоилось на атласных подушках подле него. Глаза были закрыты и уже мертвенно посеревшее лицо, белело, будто флуоресцентное среди тёмной ткани. Длинные, жидкие локоны, покрытые дымкой загадочного тумана, уходили глубоко вниз, под тёплое одеяло, где ледяная, словно из камня, рука лежала на талии молодого человека, прижимая того к окоченевшим ногам. Марк лежал совершенно нагой на огромной кровати, щекой прижимаясь к холодному плечу.

— Hier!

По их телам прошлась волна света. Подскочив, Марк живо отбросил загоревшееся одеяло на пол, где на него тут же обрушились две полненькие женщины. В ночном воздухе повис запах гари, крики обернулись стуком каблуков и громкими хлопками. Полная луна выглядывала в продолговатое окно, отбрасывая сквозь раму косые тени на роскошные мраморные плиты. Силуэты старинной мебели читались в каждом углу, стены вплоть до потолка были забиты картинами. Марк запрокинул голову и понял, как высоки потолки и как огромна люстра, непременно раздавившая бы их одной своей десятой, в случае сильного землетрясения.

— Dat is alles.

— Ja.

Пухлые женщины в тёмных платьях и белых чепцах, которых он принял за бесов, закончили тушить пожар и теперь обмахивали покрасневшие щеки руками. Они разговаривали на неизвестном ему языке и были одеты как служанки в старых фильмах про аристократию. Заметив, что он их разглядывает, одна из них, совсем коротышка, сглотнула и что-то пролепетав, нагнулась, чтобы подобрать одеяло. Другая, оттерев руки о фартук, взяла откуда-то поднос и подошла к кровати:

— Je moet eten.

Свет луны делал что-то невероятное с лицом подающей, и Марк машинально заслонил собой часть тела спящей. Рука незнакомки скользнула вниз и рухнула на простыню. На серебряном подносе стояла глубокая тарелка с какой-то светлой массой, ломоть хлеба, ложка и графин со стаканом. Молодой человек почувствовал, что проголодался.

— Сколько я проспал? — спросил он, но женщина не поняла языка, лишь положив поднос на покрывала.

Потерев губы, молодой человек резко поднялся и ступив на холодный пол, подошёл к окну. Впереди простирались бесконечные поля. Спальня находилась на втором этаже очень крупного здания, частично прикрытого деревьями.

— Что это за страна? — спросил по-английски.

— Голландия, — почти без акцента ответила женщина. — Вы должны поесть.

— Кто вы такие?

— Служанки.

Марк задумчиво оглядел вторую девушку, которая смутившись его, рассматривала носки собственных туфель.

— Вы должны поесть.

— Уйдите.

— Сначала вы должны поесть.

— Я поем.

Женщина не сдвинулась с места. Прошлепав босиком до кровати, Марк опустился на покрывало и взял поднос. Это была гречневая каша и вода.

Обе толстушки внимательно следили за тем, как он ест, пока молодой мужчина в уме пытался понять, как оказался в Голландии. Он не помнил ничего, что случилось после того как она дотронулась до него.

— Что-нибудь ещё, mijnhe...сэр?

— Мне нужна одежда.

— Мы обмерим вас утром, сэр.

— Одежда мне нужна сейчас.

— Боюсь это невозможно, сэр.

— У вас что, нет здесь мужской одежды? Дайте мне женскую.

— Вы будете смотреться нелепо, сэр.

Вторая девушка, до этого молчавшая, шмыгая носом, открыла сундук у ног кровати и достала длинный халат. Грубо вырвав его из рук служанки, Марк накинул его на плечи и тут же рванул в сторону двери. Это не был палаццо хозяина, тут же понял он, оказавшись в узком, затейливом коридоре.

Продолжение следует