А разве мы подонки?

А разве мы подонки?

Пустынный пляж, говорит сам за себя — конец сезона. Еще неделю назад здесь бурлила жизнь — классные телки в бикини, поджаренные на солнце, потные тела на любой вкус, ласковая вода с прозеленью в мелком море, теплое вино в трехлитровом баллоне и сказочные вечера после дискотеки с залетными, столичными девицами, ищущими приключений. Теперь этого нет. Грустно. Остается лишь закрывать сезон на любимом пляже банкой вина.

-В следующем году будет еще лучше, — глубокомысленно протянул Эдик.

Он держал в руке граненый стакан, наполненный мутноватой жидкостью доброй тёти Даши. Поговаривали, что она для крепости и духу подсыпает в вино табак. Брешут, наверное, но ее пойло по голове бьет знатно.

— Будет, будет. Ты давай, тару-то не задерживай.

Эдик, наш философ, самый старый из нас. Как подопьет, так и начинает: о жизни, о смерти или еще какую чушь нести. Сидел он. Ни за что сидел. Трахнул однажды малолетку, а она, дура такая, маме и выложила все. Мама кажется краевым народным судьей работала, подняла вонь до самой Москвы. Напрасно девка в слезах орала: "Люблю я его! Люблю! " Мамаша оказалась последней стервой, посадила таки нашего Эдика, правда по легкому, не на полную катушку, всего два года, плюс амнистия вовремя подоспела. Облажался. С кем не бывает? Вот и торкнуло его на мозги в тюрьме.

Толян отобрал стакан у Эдика, не дождавшись пока он выпьет, и передал мне.

— Хороша, падла! — крякнул я, глотнув одним махом полстакана вина. — Пойду, пожалуй, отолью, не помещается уже.

Генка хмыкнул принимая от меня стакан: "Смотри, в штаны не на ссы!"

— За кого держишь?

Я отошел недалеко, с вожделением расстегивая ширинку и окидывая взглядом унылый, заброшенный пляж. По кромке воды, в нашу сторону, неспешно брела парочка влюбленных. Волны мягко стелились по песку, задевая босые ноги девушки, парень шел немного дальше воды и держал в руке красные сандалии. "На дикий пляж ее ведет, там все ебутся" — подумал я, заканчивая поссать.

— Мужики, смотри, кто идет!

— А! Знаю их, у Степановны остановились, с мамашами. — Сказал Толян, осторожно приподнявшись над кустами нашего убежища. — Идиоты, разве кто берет предков на море отдыхать? Видать проблемно ее пялить на глазах у всех мам, вот и тащит в дикушник.

— Давайте над ними приколемся? Посмотрим, как он ее ебать будет? — Возбужденно произнес Генка. Ну, ясен пень, молодой еще, первый сезон с нами.

— Тюююю. — разочарованно присвистнул я — оно тебе надо? Если бы самому ебать...

— Так, баба, пиздатая! Ты глянь, ты глянь!

Да, девушка действительно была хороша, и фигура, и личико, и ножки — все при всем. А попка! С такой, лишь анальный секс, регулярно и как можно чаще. Хм, и белая, белая кожа, мы по сравнению с ней настоящие эфиопы. Северянка, коню понятно. Парня мы не рассматривали, да и интересовал он нас, поскольку шагал рядом с этой ослепительной снегурочкой.

— Так в чем дело? Давайте ее поднимем вчетвером? — удивился Толян, глядя на нашу перепалку. В сущности, мы и говорили с Генкой об одном и том же.

— Я, пас, — сказал Эдик икнув. — Давайте лучше выпьем.

— Ты чё? Как не родной совсем.

— У мужиков, патроны считаны, выданы один раз и на всю жизнь.

— Да ты, ебанулся, Эдик. Не далее как вчера, кого ебал? Анку, последнюю шалаву, на нее патронов не жаль было? Не выёбуйся, давай.

— Хуёво мне что-то, вы начинайте — я, потом присоединюсь, проблююсь, может, полегчает?

— Ну и залупа же ты, хитрожопая, философ, — беззлобно проворчал Толян, — как халява, так в три глотки, как работать надо, в кусты посрать.

План созрел мгновенно. Да мы его и не обсуждали даже, потому, что гениально прост... Типа; будет, как будет. Парень не в счет. В крайнем случае, пиздюлей отвалим, он и завянет, но желательно этого не допускать, мы же не выродки какие, понимаем, что приезжих бить нельзя, иначе у нас не будет так многолюдно каждое лето.

Пора! Они уже поравнялись с нами.

— Эй! — Крикнул я, выглядывая из кустов, улыбнулся, дружелюбней не бывает. И шепнул своим притаившимся товарищам: "Потрясающая, девушка".

— Да не гони, ты. Работай, давай, лучше.

— Привет, ребята! — продолжал я работу. — Вы случайно не со спичками? Уши пухнут, а домой идти, такая лень.

— У меня зажигалка, — отозвался парень.

— Потянет! — Я сказал это с такой радостью, что тут же себя отдернул, не переиграть бы, пошел к ним к прибою, — Кхе, кхе. А я, вас знаю, вы у бабки Степановны остановились.

— Точно! — Парень выглядел, более чем добродушно, с услужливой улыбкой подал мне зажигалку.

"Ууууу, лопух. Ну, это к лучшему"

Я прикурил, сладко затянулся, будто не курил последнюю неделю подряд.

— Классно! — Сказал, возвращая зажигалку. И вдруг, словно вспомнив, воскликнул. — Ой! Что же мы будем делать без огня? Через десять минут снова захочется. Знаете, что? Давайте разожжем костер?

— Давайте! — воскликнула девушка с энтузиазмом.

Мда... Видимо не очень хочет переться на дикий пляж с этим солодоватым горе-блядуном. Наверняка отмазу ищет. Милая! Мы, твоя отмаза. А то ж...

— Вы никуда не торопитесь? — Подхватил я ее энтузиазм, многозначительно взглянув ей в глаза. — Познакомлю вас с моими друзьями, выпьем за знакомство. Минут двадцать потеряете, не беда?

— Конечно! Конечно, Алеша, давай посмотрим, как костер разжигают?

Она, наверное, дура тряпочная или совсем парниковая, раз не видела ни разу живого костра. Но, скорее всего не хочет ебаться. Однозначно, догадывается, куда тащит ее этот бабушкин недоносок. Ничего, с нами захочет!

— Кстати, — бестолково поддакнул я, — туда, куда вы идёте, песок уже холодный. Завтра в полдень сводим вас, ну, очень, замечательное место.

— Ладно, — согласился Алеша недобро сверкнув глазами в мою сторону, — не больше двадцати минут. Мы торопимся.

— А куда мы торопимся? — Весело защебетала девушка с явным облегчением.

— Как же! Мама волноваться будет.

Мама волноваться будет! Я чуть не лопнул, пытаясь удержаться от хохота. Отвернулся, чтобы они не видели, как у меня из орбит лезут глаза от натуги. Не хочется вот так обломить, начавшуюся переть фортуну. Не дай, господи, обидятся и все, провал. Меня здорово выручил Толян. Он поднялся нам на встречу.

— Ура! — завопил он и продекламировал, — чую, индейским духом пахнет. О, дайте, дайте сигарету!

— Сейчас костерок разведем, — торопливо сказал я, загоняя насмешку, хрен знает куда.

Генка, как самый молодой, бросился собирать в песке, обкатанные морем до белизны и пересушенные солнцем, дрова.

— Это мои, друзья — представил я по-простецки. — Тот, кто понесся дрова собирать — Гешман, вот этот здоровенный — Торкман, я Душман. А вон там, слышите, в кустах вэкает? Это блюёт, наш, всеми уважаемый, профессор Эшмаль.

— Вы евреи? — прыснула девушка.

— Что, вы? Обижаете. Мы, китайцы!

— А меня зовут Лена, а это мой братик, Лёша.

Мы с Толяном многозначительно переглянулись. Кого ебать повел на дикий пляж, сучёнок? Нравы, блядь. Ну, такую, раз плюнуть раскрутить на ромашку, если с родным братом порется.

— Мы из Тюмени приехали, — продолжала Лена, словоохотливо.

— Оно и видно, — сказал Толян, наливая из баллона полный стакан вина.

— Почему?

— Бледные очень. Лишь из страны деда Мороза такими приезжают, — гордо произнес Толян и поиграл загорелыми мускулами, — Так, ребята, будем считать вас опоздавшими, посему штрафная.

— Но это много! — сделал попытку противостоять Алёша.

— Да ты, чё, Алекс? Это же компот, от него ни в голове, ни в жопе.

— А если мама унюхает? — продолжал сомневаться Алёша, но стакан взял.

— Конечно, унюхает, — прыснул я, — тебе сколько лет?

— Ну, шестнадцать.

— Знаешь сколько лет Гешману? Ему пятнадцать и он давно послал нахуй, маму с ее контролем.

В это время появился Генка с огромной охапкой дров. Девушка манерно всплеснула руками от предвкушения зрелища. Она читала в книжках, что это хорошо, но ни разу не видела. Вот отсталая! Я почувствовал себя при этом, чуть ли не учителем Хон Шу.

— Никогда не видела, как разжигают? — небрежно выпятив губу, словно знатоквсегонасвете спросил я.

— Нет.

— Давай, пей и я тебе сейчас покажу. До дна пей! У нас в Китае не принято халтурить!

Я знал, что пока буду возиться с костром и девчонкой, мои друзья не будут зевать и накачают вином братишку до поросячьего визга.

— Вот, посмотри сюда... — нравоучительно произнес, дождавшись пока девушка с содроганием выпьет полный стакан термоядерной мути. Вот, вот, меня точно так же корежит от него.

Я пытался флиртовать с Леной, разжигал костер и краем глаза наблюдал за бурно развивающейся драмой. Толян — бог Бахус, или его верный последователь, только он, так может убедительно, за короткий срок, сломить сопротивление и до упора залить вином желудок кого угодно. Да хоть слона!

— Вот, ты говоришь, мама, мама, нас ведь тоже не дельфин родил. А мне мама все время говорит: "А ну, Торкман, сынок, налей стаканчик"

— Да я, что? Я ничего, — оправдывался Лёша, едва удерживая в нетвердой руке стакан. — Мы с батей тоже, выпиваем в нагляк при матери. Вот, ей богу!

— Молодееееец! За это тебя и уважаю! Пиздатый, ты мужик, Алекс. Держи пять, братишка! Давай хлобыснем еще? Наливай, Геш.

— Ребят. Я тоже вас уважаю очень! Ребят. Вот, всю жизнь хотел попробовать анаши, у вас случайно есть? У нас там, на севере, какая анаша, бля?

— О! — Закатил глаза Толян, — От кропаля анаши, все мы будем хороши.

И я понял, история приобретает более интересное развитие, в плане поебаться. Теперь девочке, точно пиздец, если конечно философ не выкурил всю анашу, затаившись в кустах. У этого придурка, хватит совести захарчевать без друзей.

— Эй, профессор, хорош блевать, выдь. Народ хочет план! — крикнул Генка в сторону укрытия Эдика.

— Кто не курит план, тот отъявленный... мерзавец, — поддакнул Толян.

Наконец, долго возившись, из-за кустов, появился Эдик, изрядно помятый и замученный рвотными упражнениями.

— Ооооооо! — в голос застонала команда совращенцев. — У тебя есть план, мистер Фикс?

— Есть ли у меня план? Есть ли у меня план? У меня есть два плана!

Кстати и костер запылал под восторженные возгласы девушки. Она радовалась искренне и по детски, хлопала в ладоши, восхищенно приплясывала. И глаза такие счастливые! Бляха-муха. Точно, никогда не видела. Я гордился собой.

— Ты, хочешь попробовать, Ленчик? — с придыханием шепнул девушке, с которой сложились довольно доверительные отношения, за время возни у костра.

— А, что это такое?

— Я тебя научу, это такая штука, от которой в тысячу раз более хорошо, чем от вина.

Лена, смутилась, пожала плечами. Хочет, же! В доску разъебусь, уболтаю.

— Да. Если конечно это не больно.

— Нееее. — я был убедительным как никогда — Это не больно. Просто курить надо, как сигарету. Ты же курила? Вот при мне же курила.

— Да. Тогда я попробую, если не надо колоться.

— Вот колоться не надо. Это, мы не приветствуем. Как сядешь на иглу, хуя отвертишься.

Мы расположились вокруг костра, ну прямо — настоящие индейцы, во время мирных переговоров. Главное в нашем деле, это священнодейство. Создать ореол таинственности и тогда любая инсинуации прокатит. Вот же ж блядь, как повезло! И солнце село, и крашеное небо в волшебную бирюзу с огненной полоской на стыке с морем , и трепыхающийся костер, и мы, торжественно скрестив ноги по-турецки, выпрямили спины, опять же, море вкрадчиво шумит... Инопланетный мир... А чего мне пиздеть?

Северяне в точности копировали наши жесты и поведение, отнесясь к этому с не меньшей серьезностью, чем мы. Нашим шаманом будет Эдик, он эффектнее всех забивает косяк, артист и точка. Тюремная выправка, понимаешь.

— Запускайте стакан по кругу. — Таинственно произнес Эдик-шаман, мгновенно ухвативший роль и суть, сосредоточенно проделывая заученные движения и пассы.

Вот ведь волшебник! Даже я залюбовался, что говорить о наивной, глупенькой девочке? Она с затаенным восторгом смотрела во все глаза, не пропуская ни одного пасса. Будто боялась, словно в детстве, что фокусник вновь наебёт. А ведь наебёт! Мы-то, все знаем заключительный трюк Эдика.

Стакан пошел по кругу, мы выдумывали правила и режиссуру на ходу, дополняя ритуал новыми тонкостями. Генка, вздохнул, коротко глянул на небо, да так, что северяне и мы, в том числе, последовали его примеру. Сделал глоток. Посмотрел на небо еще раз и опять пригубил.

— Зачем, это? — шепотом спросила меня Лена.

— Не разговаривай, — шикнул на нее я, сам не зная, зачем это.

Генка показал три пальца, передавая стакан Толяну. Толян глотнул, произнес совершенно идиотскую фразу: "Ахалбара" Сделал еще два глотка с фразами "Буримэ" и "Дюк". Показал четыре пальца, передавая стакан Алексу. Ну, как закончится все, я ему пиздюлину дам, чтобы знал, как портить впечатление от ритуала.

— Что делать? — Взволнованно спросил Алеша, внезапно протрезвев. Он так к этому серьёзно отнесся, меня пиздец бьет и колбасит.

— Загадай желание и выпей четыре глотка, как я показал тебе, — не моргнув глазом, сказал Толян, — если знаешь заветные слова, произнеси.

— Я не знаю, заветных...

— Тогда, просто выпей и покажи сестре пять пальцев.

Алёша глубоко вздохнул. Сделал два жадных глотка подряд, произнес " Килиманжару!" Меня даже передернуло от такого кривляния. Напыщенный уёбок! Но, то, что в стане Буратинов прибыло, безмерно радует. Сделал еще глубокий вздох, выпил оставшихся два глотка и торжественно показал Ленке пятерню. Она, закрыв глаза, медленно делая расстановки между глотками, выпила стакан до дна. Интересно, что она себе загадала? Вот будет смешно, если захотела, чтобы мы ее выебли. Так все просто, а мы театр устроили!

Девушка протянула мне пустой стакан и шепнула потупившись: "Извини, я все вино выпила" — Ничего, кому не досталось вина, повезет вдвойне.

Я приложил стакан ко лбу медленно раскачиваясь и закрыв глаза, напряженно подумал уже и сам веря в наш цирк: "Вот бы мне первому ее трахнуть!" Резко отнял стакан ото лба. Будет, что будет! Молниеносно развернулся всем корпусом и поцеловал девушку в губы. Губы у нее мягкие, мягкие, и натурально розовые — никогда не видел таких. Она вспыхнула, часто заморгала, глядя мне прямо в глаза с неописуемым изумлением. Вот те на! Я что, угадал? Или просто удивил своей выходкой?

Братишка ничего не заметил, он уже расплылся пьяной медузой на песке и если бы не Толян, что поддерживал его за локоть давно бы свалился мордой в костер. Накачали его мастерски. Блядь! Нет, такой премии на свете, что заслуживает, Толян. Пожалуй, не буду давать ему пиздюлину.

Эдик в это время заканчивал, сделал в заключении два охуительных пасса и.. смачно облизал папиросу. Твою мать! Он хоть рот полоскал после блевоты? Еще пара красивых жеста и папироса полетала в костер. Ахнули даже мы, давно привыкшие к его выходкам. Убью, зараза!!! Но он ловко выхватил папиросу прямо из огня голой рукой и, завалившись на бок, прикурил, приблизив лицо к огню. Шаман. Даже волосы не подпалил. Я искоса глянул на Лену, которая чуть не захлебнулась в восторге. Немного кольнуло ревностью. Крут, крут, ничего не скажешь. Но я, ее выебу первым.

Шмаль пошла по кругу, все смотрели, с почти религиозным экстазом, на сизый дымок исходящий с ярко-малинового кончика и вдыхали ни с чем не сравнимый аромат. После Эдика затянулся Генка, он свел глаза к переносице, зачарованно гипнотизировал приближающийся огонек. Набрал дыма в легкие, затаил дыхание, передавая папиросу Толяну. Резко выдохнул "Уху-хууууууу"

— Так надо? — Спросила меня вновь Лена, пододвигаясь ко мне ближе и прижимаясь плотнее.

— Ага, — кивнул головой, я, разглядывая за топорщившимся между пуговиц халатом ее белое тело.— Чтобы видеть радостные картинки, иначе впустую.

— А они красивые?

— Посмотришь.

Толян уже передавал косяк изнывающему, от нетерпения Алексу. Тот сделал, так, как внимательно изучал методику приема наркотика. И не рассчитал легких, натужно закашлялся, брызгаясь слюной, заойкал по девичьи сквозь хриплый кашель.

— Ну, тебя и торкнуло приятель!

— Хочу еще. — Гулко кашляя, простонал в безмерном блаженстве Алеша.

— Можно, но, по-моему, с тебя и этого будет.

Он все равно приложился к папиросе еще раз, сквозь затихающие кхекания, с жадностью тянул и тянул дым. Пиздец! В отрубон пойдет надолго и глухо. Анаша у нас, не беспонтовка какая — пластилин высшего сорта. Алеша повалился на спину, из открытого рта слегка струился дымок. У-тю-тю, дракончик!

Лена сделала обычную затяжку, и просто выдохнула дым.

— Неееет девочка, моя, не так! Хочешь, тебе паровозик сделаю? Дай сюда косяк. Сделай несколько резких вдохов-выдохов, провентилируй легкие, приоткрой ротик и медленно вдыхай дым до упора, пока некуда будет. Я буду дуть тебе через мундштук. Затем, несколько секунд не дыши.

Мы сели на корточки друг против друга. Боже! Какая у нее красивая грудь, небрежно прикрытая легким, летним халатиком. Ее голые коленки упираются в мои, и мелькнувшие в прорехе розовые плавочки туго обтягивающие вожделенный бугорок... Я сейчас свалюсь без всякой затяжки и сдохну от оргазма. Она повторила в точности, что насоветовал я. Долго вдыхала сизую струйку, легкие у нее будь здоров. Всё. Задание выполнено! Тёлка наша.

— Еще?

— Можно?

Я склонился над ее розовым, нежным ртом с бумажным мундштуком готовясь выдавить еще одну порцию драгоценного дыма. Струйка густо обволакивала ее влажные губы, неровно пульсируя, тяжелым шлейфом заползала в рот, исчезала за белыми, красивыми зубами. Я представил, что это, моя сперма. И, честное слово! У меня встал хуй. Чуть не сломался, там, зажатый плавками.

Её повело, она качнулась неловко оперевшись о мои колени двумя руками, еще более сводя меня с ума, и обмякла, закатив глаза. Так быстро? Дурочка, картинок ждет! Наверное, все учуяли мой легкий порыв и резко вскочили с мест. Я сделал предупредительный жест. Спокойно. Работа, продолжается. Её ещё не зацепило, как следует.

— Пойдем, милая.

— Куда? — спросила она, не открывая глаз.

— Я буду твоим проводником в мир иллюзий.

— Хорошо. Это далеко?

— Очень далеко, Это не в нашем мире.

Нежно взял ее за руку, поднялся, призывно потянул к себе. Она медленно поднялась, с трудом разлепила глаза с секунду смотрела отсутствующим взглядом на меня. Не смогла сфокусировать взгляда и веки сомкнулись. Готовченко!

— Глаз не открывай, идем. Медленно.

Удерживая за талию увел от костра , совсем недалеко, не более пяти шагов. Сначала усадил в песок, затем мягким движением уложил. Она подчинялась как надувная, резиновая кукла! У меня сейчас треснут плавки, если я не расстегну ширинку. Уф! Облегчение. Он выполз, хищно пульсируя. Так никогда в жизни не стоял. Это же надо! Я, начал гладить ее по животу, все ближе и ближе подбираясь к груди.

— Не надо, — тихо, почти шепотом, произнесла она.

— Почему, не надо? Принимай свои картинки, я, тебе просто помогаю.

Гладил ее нежно, едва касаясь тела, трогая пуговицы на халатике прикидывая, как их расстегнуть более незаметно. Наконец, удалось расстегнуть одну, напротив пупка.

— Не надо, — прошептала еще тише.

Но я уже не слушал, нащупав другую пуговицу. Пуговица совсем легко поддалась. Ёб твою мать! Кожа нежная и чистая. Как меня колбасит. Эта затянувшаяся игра распаляла мое итак больное воображение. Трахну её, выебу, как последнюю сучку, а потом её трахнут мои друзья, и она будет стонать, и подмахивать как истеричка. Ещё! Ещё! Ещё!

Склонился над ней, совсем неслышно губами тронул живот, она вздрогнула и напряглась.

— Тише, тише. Всё хорошо, моя ненаглядная.

Она ничего не ответила, тело расслабилось, это меня немного приободрило и я расстегнул еще две пуговицы подряд, добравшись до так желанной груди, Она без лифчика! Очень хорошо. Трогал и трогал губами ее тело, подбираясь выше к горошинкам-соскам. Наконец лизнул, вдруг набрякший сосок до твердости моего хуя.

— Не надо, пожалуйста! — она сделала вялую попытку подняться.

— Надо! — уверенно сказал я. — Тебе же хорошо?

— Мне нестерпимо, хорошо, но твои друзья рядом.

— Они за тысячи парсек отсюда, поверь мне, — с этими словами я взялся за резинку ее плавок.

Она сделала едва уловимое движение задом. Она хочет! Она помогает, мне! Окончательно осмелев, плавно потянул, плавки вниз Она чуть изогнулась. Плавки слезли легко. Ебать! Ебать! Ебать. Прямо сейчас. Но, нет! Потяну еще немного, буду люто мстить своему дергающемуся в агонии хую, за прошлые отказы. Заодно народ потомлю чуток, пусть знают, наших. Стал целовать, чуть солоноватые от морской воды, кончики пальцев на ее ногах, в рот набился песок, прилипший к ее ногам. А, хуйня это все! Я ближе и ближе к цели, вот уже губы выше колен скоро трону губами пизду.

Лена слабо застонала, размякла, нога безвольно повисла в моих руках. Пора. Осторожно раздвинул ей ноги, поддалась ни пикнув. Вот оно, кучерявое чудо, чуть темнее белой кожи слабо светящейся в свете звезд. Сейчас я войду! Мягко без суеты, со знанием дела старейшего быка из стада. Генка наверняка бы спорол горячку, а мы летали реактивной фанерой над Мадагаскаром. Да, я тот самый, племенной бык. Первый из первых. Нихуя себе, какая она мокрая! Уссалась от счастья, что ли?

Склонился над ней, направляя взбесившийся хуй в затрепетавшую промежность. Плавно, с легким нажимом вошел, выдавив из нее, наконец, стон блаженства. Сделал первый качек, осторожно прислушиваясь к ощущениям. Целочка или нет? Нет, конечно. Интересно, сколько ей лет? Легкое разочарование, сменилось на удовлетворение, значит, выдержит всех. Мы вчетвером не сможем ее заебать — это к лучшему. Что? Уже пожалел бабу? Раньше никого не жалел. Целка, не целка, все похуй.

Она застонала громче, смелее двинувшись тазом навстречу мне. Еще качек, посильнее и агрессивнее. Мы открываемся, друг другу, познаем, друг друга и взаимно смелеем. Вот она уже положила руки мне на спину, легонько прижимая к себе. Как пиздато! Я в улете. Не кончить бы, раньше времени. Свят, свят! Растянуть удовольствие. Агрессивность растет на глазах, она сильно тянет меня к себе, я завелся, не могу остановиться. "Кричи, сука! Стони и извивайся подо мной угрем, истекай соками". Уже не понимаю, думаю, я это или громко кричу ей в ухо. Она слушается меня и гудит горлом, наполняя меня животным удовольствием: "Ы. Ы. Ыыы. Ыыыыыы." Кошка. Блядь. Кошка. Сука!

Ну, нет. Я не кончу! Еще раз хочу, тебя поиметь. И когда уже подкатило нестерпимое, до боли в паху, резко вскочил. Не кончил! За мной уже стоит очередь. Толян. Разделся до гола. Смешной, такой, с торчащими коленками как у хоккеиста щитки. Держится за хуй. Тут не пропустить момент, когда она уже поймет, что это другой, но не сможет остановить оргазма. Тогда она наша, до конца вечера. Перманентный оргазм, великий дар, данный женщине свыше. Мы, устроим тебе, перманентный оргазм.

Толян быстро сменил меня, засадил жестоко, она охнула и дернулась. Не тот!

— Нет! — Вскрикнула она, поняв, наконец, куда влипла. — Нет! Пожалуйста. Я не хочу!

— Ладно, тебе! Все, ебаться хотят!

Он продолжал невзирая на ее сопротивление, и она расслабилась... Вошла во вкус. Пиздец! Я сгораю от ревности. Она так же стонет и извивается под Толяном, как и подо мной, также прижимает его к себе и гладит его жопу икрами ног. "Суууука! Я же тебя сейчас завафлю! Напихаю полный рот своего драгоценного киселя" Грубо схватил ее за уши присев над ее лицом.

— Сосиии-и-ии!

Она сосала. Схватилась обеими руками за хуй и с жадностью впилась губами в плоть. Уж не ждала ли, этого момента с самого начала знакомства? Так хочется понять эту бывшую, наивную скромницу...

— Дайте, мне! Дайте и мне! — поскуливал и прыгал на одной ноге, освобождаясь от штанины, Генка.

Девчонка бьется в истерике предоргазма, бешено и конвульсивно машет задом, помогая войти Толяну в себя глубже, дальше, резче. Глотает мой хуй по самые яйца, глухо подвывая, иногда неудачно засасывая давится в рвотных позывах. Девка, сошла с ума. Забилась судорогой, утробно замычала в унисон реву Толяна. Блиаааааа! Кончают. Вместе. Кончили бурно и затихли. Она обмякла желатиновым студнем.

— Потащили ее к костру, — предложил Толян — здесь нихуя не видно.

— Потащили! — Я подхватил Ленку подмышки. Толян за ноги. Халат, так и не снятый с ее тела, волочился по песку, и я спотыкался наступая на полы. Лена смотрела мне в лицо, не мигая, губы ее дрожали.

У костра мы увидели картинку и эта картинка нас чуть не припиздячила. Эдик стаскивал штаны с вырубленного Лёши.

— Ты чё, ёбана рот, делаешь?

— В жопу хочу ебаться, вот, что я делаю.

— Ты в конец охуел! Брось блядь, нахуй! Я же потом с тобой срать рядом не сяду, пидор гнойный! — закричал Толян. — Будет тебе жопа, вот, смотри какая.

— Ладно... я думал.... Мне все равно не достанется...

— Иди сюда, блядь, и еби кого надо. Геш, подбрось палок в костер.

— А когда я, ебаться буду?

— Будешь. После Эдика.

Лену перевернули на живот, раздвинули ноги. Она опять смотрит на меня. Не могу так! Не смотри лучше.

— Не надо, туда. Пожалуйста.

— Потерпи милая, больно будет только вначале, потом хорошо...

Я присел перед ней и ласково потрепал за щеку.

— А можно я ей в рот дам? — Не унимался Генка, подложив дров в огонь.

— Ну, дай. — Согласился я. — Может и отвлечется от боли в жопе.

— Бля! Вазелина нету, как без вазелина? — Суетился Эдик.

— Пошарь в ее сумочке, может крем какой завалялся.

— Я уже шарил, там только корейский бальзам, звездочка!

— А это тебе, не вазелин, что ли?

— Это не вазелин. От бальзама, знаешь, как жжет?

— А ты откуда знаешь?

Эдик смутился. Но взял баночку звездочки и подошел сзади к Ленке.

— Не надо....— прошептала она.

— Геш, ты вроде хотел дать ей в рот. Так вот, займи девочку, чем ни будь!

Генку долго не упрашивают, он всегда готов, со своим крючковатым хуем, задорно смотрящем в пупок. От этого Генка выглядел соседской собакой Бубликом с весёлым хвостом. Он плюхнулся на колени перед Леной и приподнял ее голову за подбородок.

— Ну, давай милая, давай.

Она поудобнее устроилась, опираясь локтями в песок с готовностью открыла рот. Блядиииища! Я не вынесу такого зрелища, схвачу дровеняку и, как по голове, ей, дам!

Эдик мазнул ей слегка анус. "Ууууу!" Дернулась от боли Лена, не выпуская Генкин хуй изо рта.

— Говорил же, что жечь будет! — сказал Эдик.

— Да, ты задрочил уже, здесь всех. Дай сюда, нахуй! — Толян энергично выхватил баночку из рук Эдика и жирно смазав палец, воткнул Лене в анус. Немного помассировал. "У.У.У.Ууууу" Она выплюнула плоть Генки, засучила ногами от нестерпимого жжения.

— Ой! Ой! Как больно!

— Нихуя не больно. — Жестко сказал Толян. — Давай Эдик, не томи.

— Может быть сначала, ты?

— Нет уж, нет уж. Жопа, твоя.

Нет. Лучше я! Сам разделю с ней боль. Мазохист хренов. Оттолкнул мямлящего Эдика от Ленкиного зада. "Иди к ебеням!" Осторожно дотронулся плотью до мягкого, тёмно-розового бутона, свободной рукой протиснулся между животом и бедрами прикрыл ладонью лобок, нащупал указательным пальцем клитор. Ленка, напряглась. Хуй обожгло словно крапивой, нос защипало от едкого запаха концентрированной мыты, брызнули невольные слезы.

— Расслабься милая, я постараюсь не причинить тебе боли.

Вошел на удивление легко, Лена всхлипнув сквозь Генкин хуй выгнулась дугой, тело покрылось характерными пупырышками как от холода. Сколько переебал жоп, и всегда эти пупырышки. Непонятно, то ли от наивысшего кайфа, то ли от страданий. У кого ни спрашивал: "Тебе хорошо? Тебе хорошо?" Всегда получал утвердительный ответ. Пиздят, суки страшные, лишь бы не обидеть меня. Я, например, свою жопу никому не дал бы... До сих пор так и теряюсь в загадках.

Какой у нее классный зад! Мягкий и нежный, будто мясо цыпленка бройлера, выращенного по интенсивной технологии. Круглый футбольный мяч аккуратно нанизанный на талию, которую и сравнить-то не с чем, как с бейсбольной битой. Я в восторге от этого изящного тела! Была бы эта девушка моей и ничьей более... Скотина Эдик, со своей звездочкой весь кайф начисто срезал. Мог ведь и без вазелина обойтись, западло было полизать анус, анус бы и размяк, я всегда так делаю, и не надо никакой смазки... Звездочка, размазалась по телу, вот теперь и яйца жжет нестерпимо. Все сильнее и сильнее. А каково Ленке? У нее там все внутри отнялось, однозначно. Бедняжка...

Неприятное ощущение вскоре прошло, и я почувствовал небывалый прилив сил. Бляяяя! Это же звездочка! Она делает из мужиков настоящую секс машину. Хуй напрягся и раздулся до величины кулака. Нихуя себе заявочки! Как он там помещается? Я внимательно прислушивался к поведению Ленки. Плохо ей? Хорошо? Спросить бы, но какие вопросы во время ромашки?... Только чувствовать и наблюдать. Жжение утихло. Она шевелится! Вот не поверите, легонько поддает задом навстречу. Что это? Опять, проклятое бабское — угодить? Или действительно... Ебанусь, когда ни будь, с такими мыслями. Спросить бы... Она поддает задом все заметнее, на теле пупырышки прошли, но зато она вспотела, Все сильнее и сильнее движения, все энергичнее и энергичнее покачивания. Ей нравится! Бля буду! Вот ей богу, кончу в зад, чтобы легче было, потом принять Эдика, он, хуй у верблюда украл, это точно. Меня разорвало как бомбу, я кричал, корчился, бушевал и тёк, тёк, тёк. Как сквозь туман смотрел на Генку со слюнявым приоткрытым ртом на совершенно одухотворенном лице, он кончал Ленке в рот, а она глотала, глотала захлебываясь пеной и судорожно сучила ногами. Приплыла. Кончила с нами вместе.

— Все, Эдик, твоя очередь.

— Уже...

— Что, уже?

— Уже не надо...

Мы одновременно посмотрели на Эдика. Вот пиздюк! Он сдрочил. Онанировал, как занюханый зэк в одиночке. А еще говорит, патроны считаны... Философ.

* * *

Последнее тепло сентября. Солнце уже не жарит как сумасшедшее, лишь ласково гладит кожу. Я смотрю на солнце и загадочно улыбаюсь, мну в руках плавки Лены, изредка подношу к лицу, чтобы вдохнуть ее легкий запах. Она вчера таки забыла их там, где я снял.

Генка с Толяном валяются у потухшего костра, блаженно жмурятся. Эдик опять где-то в кустах, срёт, а скорее всего по-жлобски тянет пяточку косяка.

Я, наверное, влюбился. Она, ёбанная сука и шлюха, а я влюбился. Не могу забыть ее пронзительного взгляда и подрагивающих розовых губ. Что я с ней делал? Уговаривал, обрабатывал, как чистую, прозрачную девочку, а она, простая шлюхомань. Так орала под нами, и до пизды ей, чей хуй у нее внутри... Блядь! Жопа! Надо же так попасть? Что ж так сердце ноет?

— Ты чё, Димон? — Толян приподнял голову с полена.

— Ничё...

— Будто не вижу, взгрустнул. Влюбился, что ли?

В точку! Было бы в кого, а так ромашечная любовь. Ну, красивая сука, хотя и дура.

— Ага.

— Да, брось, ты. Она не стоит того. Пополоскал хуй и ладно. В следующий сезон приедут еще пиздатей телки.

— Угу...

Вдруг, шаги. Торопливые и легкие. И голос, такой родной:

— Эй, китайцы! Кто нас обещал сводить на дикий пляж?

Я вскочил, словно мне в штаны скорпион залез. Она... С братиком Лёшей. Улыбаются.

— Привет, братва! — Возбужденно проговорил Леша с широкой улыбкой. — Нахуя, вчера меня вырубили? Я бы поучаствовал с вами. Эээх...