Сорняк - 2

В истории человечества отнюдь не редки случаи когда сорняки становились основными культурами со временем заменяли их.

В первом веке Плиний Старший писал, что рожь возделывается на севере, но "хлеб из ржи плохого качества и может служить только для утоления голода. Мука ржаная темная, тяжелая... в высшей степени противная для желудка"

Культурная рожь произошла из сорняка, засорявшего когда-то посевы озимой пшеницы. В суровых условиях северных районов пшеница оказалась менее устойчивой к холодам, чем сорняк - дикорастущая рожь. Постепенно в этих местах он вытеснил неженку пшеницу.

Сорняк - 2

Пролог.

Жара, белое солнце снова висит высоко в зените щедро даря свое тепло раскинувшейся по левую руку степи. Справа, с реки, изредка дует прохладный ветерок. Не так часто как хотелось бы, но все же лучше чем ничего.

-Эй, стой! — Мишка отпустил деревянную палку служившую ручкой и утер тыльной стороной ладони пот со лба, — Давай меняться...

Тянувшие длинную палку-дрын бабы мигом отпустили поперечины и чуть ли не повалились в стороны, только грозный окрик Ура не позволил им сделать этого.

-Идите вон к реке... там... — что делать "там" он договаривать не посчитал нужным. Охотник подошел и принял у Миши широкую палку служившую ручкой. С реки уже подходила другая группа женщин освежившихся и отдохнувших на берегу. Они без особой радости, но и без недовольства, ненужного охания и стенаний навалились на поперечины на дрыне и медленно потянули плуг за собой.

"Весенний день год кормит", припомнил Мишка никогда не ассоциировавшуюся с самим собой поговорку. Он окинул взглядом вспаханное поле целины густо усеянное клочками перевернутой травы — пахали то второй раз. Посмотрел в спину удаляющемуся Уру с силой удерживающего вихлявший в земле плуг, который тянула упряжка из баб. Усмехнулся про себя и тоже пошел к реке. Нужно было ополоснуться, смыть пот и положить на ветерок сушиться кожаные портки и обмотки для ног. Иначе к вечеру все натрет к чертовой бабушке и завтра ему эти сельхоззанятия покажутся адом. Хотя и сейчас они с раем ничего общего не имели и совсем на него не походили. Уж не в представлении Миши так точно.

Так уж получилось, что из-за похода на племя волков основную посадку бобов в мягкий после спада воды грунт Мишка успешно пропустил. А когда вернулись и притащили с собой больше чем четыре десятка дополнительных ртов то, как это ни странно, в рационе рода появился сильный перекос в белковую пищу. Даже с учетом того что уже посаженных бобов на всех не хватило бы. И вроде это даже не проблема, мясо пока есть, а новое охотники добудут в летнюю большую охоту когда говы пойдут на север спасаясь от летней жары и в поисках зеленых пастбищ с сочной, не выгоревшей на солнце травой. И есть то его несомненно можно много и с удовольствием. Но... мясо это мясо... Хранить его здесь кроме как основательно провялив не умеют, а на солонину раньше просто не хватало именно самой соли. Сейчас конечно она есть, после зимнего торга-то... Да Гото еще привез часть платы за железо. Но насолить в достатке мяса на весь внезапно выросший род этого совсем не факт что хватит. И придется весь остаток времени до зимней охоты трескать провяленные до твердости доски "мясные чипсы". Оно конечно пару раз в неделю может быть и неплохо совсем, даже наоборот — деликатес. Но вот жрать их постоянно удовольствие своеобразное. А что делать? Мясо до наступления холодов в сыром виде не сохранишь... А прокормить всю толпу обычной охотой конечно можно, но геморройно — много труда для охотников, а результат не факт что успешный. И вообще, кто этим будет постоянно заморачиваться, когда есть такой прекрасный способ оптовой добычи как большая охота? Нет, конечно охотники ходят в степь постоянно и редко когда возвращаются пустыми, но это больше для себя, чем по необходимости.

А вот бобовые хранятся не в пример прекрасно. В больших глиняных горшках, куда их просушенных пересыпают после уборки, могут лежать не один год. И едятся они очень даже не плохо, в особенности с разваренными кусками вяленки, да приправленные топленым жиром и сушеными травками и корешками... Поэтому чем их больше — тем лучше и оставшегося количества явно не достаточно. Но, как говорится, жизнь внесла свои коррективы. Местные сельхозтехнологии подразумевали любые посадки сразу после разлива реки в мягкую землю, на которой еще не успела прорасти ковром ярко-зеленая трава. Сейчас же эта трава была почти по колено и с каждым днем продолжала расти вовсе не думая останавливаться. А вот в местах разлива уже колосились ярко зеленые бобовые стебли, и травы там было куда как меньше, не то что чуть повыше в степи. И для всех в общем-то было очевидно, почему бобы следует сажать именно туда куда сажают. Но Мишка то знал как сделать землю относительно мягкой, пригодной для посадок, превратить этот бесконечный зеленый ковер в поле чернеющее на солнце...

Именно поэтому когда он предложил засеять оставшимися для еды бобами прилегающий к холму участок степи, который никогда в принципе не заливался, на него все, даже Туя, смотрели откровенно "косо". Мишка на это не расстроился, даже наоборот получил заряд энтузиазма. Уговорил Тауку отправиться с ним на плес куда в половодье нанесло множество обломков деревьев в поисках подходящей коряги. А потом, провозившись пол дня и найдя подходящий ствол обхватом чуть больше чем в ладонь с обломком толстого сука, и притащив к горну принялся обравнивать его топором. Прежде всего снял кору и заровнял места мелких сучков. Затем с помощью других деревяшек наметил отвал, закрепил все как мог, для верности обмотав вымоченными ремешками, и положил в тень на просушку. Сам же пошел забирать те крестовины, что сделал вместо шлемов Тауке и Уру. Нужно было сковать железную насадку-резец иначе вся эта конструкция долго не продержится. Угля правда не было, но что делать... Зато были дрова причем в довольно большом количестве. Да сырые, да за ними надо плыть на плес, а затем еще и тащить к себе. Но они были и их было много. Для суррогатной перековки вполне должно было хватить. Тем более что-то особо сильно изменять Миша не собирался: обод планировал убрать, а саму крестовину тупо обить по форме плуга с импровизированным отвалом. В оставшееся место набить то, что останется от обода... На деле все получилось несколько сложнее... Хотя за три дня, с горем пополам, он управился, правда зарекся когда-либо еще использовать сырое дерево и вообще дерево, а не уголь в кузнечных целях. Потому как получилось, что несмотря на все свои усилия он ковал железо горячее, так что вполне ожег оставить может, но вот практически по холодному. Матерился, плевался, но ковал, потом точил передний край... В итоге насадив на плуг железную насадку он еще день мастерил поперечины на дрыне.

Изначально он планировал впрячь в него мужчин-охотников, потому как в способности овец тянуть его за собой сильно сомневался. И неожиданно для себя нарвался на полное непонимание... Зачем работать охотнику если в роду теперь есть столько баб? На недоуменные взгляды мужчин осталось только развести руки. Ну конечно, как он мог и подумать то о другом... Мишка тогда только пожал плечами и добавил еще пару поперечин. Женщины тут хоть и готовы с радостью выполнять функции ломовой лошади, но все же гораздо слабее и мужчин, и, что характерно, этой самой лошади.

И вот теперь они занимались распахиванием целины. Уже в самом процессе Миша понял, что не так уж местные и были неправы когда смотрели на него как на полоумного. Слой дерна возле подножья холма, который он намеревался без особого труда вскрыть, оказался почти в ладонь, под ним шло еще несколько слоев перегноя и корневых остатков. Ну это ладно... А вот когда отошел на метров сто вглубь степи, дерн стал такой, что на глубине в пол метра еще совсем и не заканчивался. Мишка тогда споро вернулся обратно и принялся пахать то, что хоть как-то получалось. И вот все это вскрываться, подрезаться и отваливаться в сторону отнюдь желанием не горело. Пока тянули первую борозду со всех сошло пота как не всегда сходит при целом дне бега по степи. И это при том, что зачастую в плуг впрягался и он сам, и Таука, и Ур вместе. Бабы так вообще еле держались на ногах... А потом прошлись еще раз, потому как то, что получилось никак не походило на то, что в Мишкином понимании должно было получиться. Так и пошло — пахали каждую борозду по два раза. Потом возвращались к началу и начинали маяться снова... К концу первого дня из "пахарей" на ногах остались только те, кто в непосредственно вспашке участия не принимал, а так, стоял в сторонке и наблюдал. То есть большинство мужского населения поселка. И только на второй, когда начали от уже от подсохшего и вспаханного участка, начало получаться что-то более или менее похожее на то, что Мишка представлял себе в голове. Только тащило бревно теперь в два раза больше человек чем планировалось изначально.

Ряд за рядом стала заметна вытянутая линия перевернутой, чернеющей под жарким солнцем земли. Как ни печально, но несмотря на массу усилий работа шла откровенно медленно. Охотники, что Ур, что Таука, присытившись трудом землепашца за первые пару дней, на третий выступать в качестве ломовой силы посчитали ниже своего достоинства. Мишка винить их в этом не мог, все-таки остальные отказались сразу, а эти хоть как-то, но его поддержали... Бабы же тянули плуг тяжело и бестолково. Неровно, даже наверное рывками и Мишка все боялся что скрипящая корягина из которой этот прогрессивный сельхозинструмент был изготовлен, вот-вот лопнет и похерит все начинания. Однако обошлось. Начали менять, как команду тянущих, так и самого "водителя" плуга и к концу пятого дня дело как-то тихо-мирно, но пошло на лад. Если бы не регулярно попадающиеся по пути камни и валуны, которые приходилось обходить, то можно было бы сказать, что такой труд в некотором роде даже комфортен. Не для тягловых женщин конечно же... А так все выровнялось и вспашка шла примерно на одном уровне скорости. Сейчас Миша заканчивал очередной участок и прикидывал прекратить ему эти муки уже сейчас наплевав на все и оставив Ура за главного или все-таки продолжить и допахать землю вон до того стоящего отдельно разлапистого дерева...

Идущие следом за плугом женщины и дети шевелили рассеченную перевернутую землю палками, делали лунки и сразу же опускали в них вымоченные семена бобов. Вот так-то. Земле возможно следовало дать полежать, насытиться воздухом, возможно проборонить... Но эти эксперименты Миша решил оставить на следующий раз. Потому как с пониманием процесса обработки земли тут не ахти. Хотя, если он правильно понял, то лето должно было быть долгим. По крайней мере Коит уверял, что бобы можно успеть собрать аж два раза, если первый посадить достаточно рано. Вот если так, то тогда нужно будет снова пахать и можно попробовать поборонить... Мишка шлепнул севшего на руку слепня.

Интересно, боронить надо до того как посеял или уже после? По идее если разбрасывать зерно просто по земле, то его скорее всего все пожрут птицы, которых вокруг даже при нынешнем способе сева собрались просто толпы. Правда от этого во всей округе на раз пропали почти все слепни и кузнечики всякие. Один вот тут только, на руку сел, не местный по всему выходит... Потому как местные в основном просто исчезли, как и не было их. Что не радовать никак не может, хотя далеко не самое важное и стрекотания как то недоставало. А вот если после того как разбросал сразу пройтись по нему, по вспаханному то есть, бороной, то большая часть неминуемо перемешается с землей и скорее всего будет спасена. Такая схема работы неминуемо увеличит производительность и скорость посевной, однако качество может получиться довольно сомнительным. В особенности если все эти Мишкины рассуждения так же далеки от истины, как и он сам от прогрессивного сельского хозяйства...

-Бли-ии-н, чтоб тебя!!! — он ругнулся хлопнув себя по спине сгоняя невесть откуда взявшуюся еще одну залетную кусачую муху при этом дернулся и запнулся о торчащий из земли холмик серого камня. — Ай блин!!! Какого хрена эта фигня тут вообще взялись! И камень мать его этот...!!! Что блин, тоже ледник принес... А ну сто-о-ой!!!!

Махнув рукой начавшим было оборачиваться бабам Мишка пробежался вперед и не прекращая движения, на всякий случай, быстро осмотрел плуг. С тем все было в порядке, как срезал, а скорее рвал дерн и переворачивал пласты земли, так дальше и шел других камней на пути не встретив. А с ними надо было быть осторожнее. После осмотра коротко кивнул Уру и вернулся к реке обойдя стороной торчавшую из земли верхушку камня.

Однако в том, что в этом мире тоже было свое оледенение Миша не сомневался. Все эти холмы, огромные пространства плоской степи. Опять же камни разбросанные хаотично и неравномерно. По крайней мере этим признакам все соответствовало практически идеально. И оставалось только радоваться, что если ледник и был, то он уже давным-давно как стаял. Что особенно хорошо в особенности если смотреть на все это со стороны земледельца. Коим трудом в последнее время Мишка и еще пара-тройка десятков членов рода в поте лица и занимались. Не особо успешно и без большого энтузиазма, но все же.

Вообще понятие о сельском хозяйстве Миша имел довольно смутные и ограничивались они в основном копкой грядок у бабушки на даче и регулярным ненавистным поливанием огурцов в теплице водой с примесью навоза. А еще этот ненавистный всем студентам и школьникам биопродукт нужно было регулярно по осени растаскивать ведрами или тачкой по грядкам... Еще, с курса истории намертво в памяти у него выгравировалось словосочетание севооборот — четырехполье. Смысл которого в общем был понятен, мол не надо сажать из года в год на одном и том же месте одно и то же. А так же, что надо один из четырех годов дать земле отдохнуть. Помнилась ирригация и целый сонм разного сельхозинструмента не всегда понятного назначения. Собственно все. Не так и мало если вдуматься, саоты и остальные рода холмов даже близко такого не знают. Более того даже в перспективе ближайших нескольких поколений сами до подобного не додумаются если кто-то более просвещенный их этим вещам не научит. Вот только окромя навоза и огурцов большая часть Мишкиных знаний — голая теория никак не подкрепленная практикой и именно поэтому с ней надо быть осторожнее.

Вымоченные для посадки бобы подошли к концу. Это сказала Туя, подойдя к нему стоящему на берегу речки в чем мать родила и сушившемуся на ветерке. Жена провела ладошкой по его спине, на мгновение прижалась и тут же упорхала дальше по своим делам. Миша посмотрел ей вслед и невольно улыбнулся. Он, как и обещал, не стал брать себе ни вторую ни третью жену, ограничившись той, что уже была. В отличии от других охотников, которые с удовольствием взяли себе еще по одной, а некоторые даже по две. И Туя была ему за это благодарна. Но все равно положения это не меняло и свободных женщин оставалось теперь в роду довольно много. Причем Коит разрешил взять в жены только женщин с детьми и пресек все попытки наложить лапы на совсем молодых девиц. Охотники поворчали, но согласились, Коит мудрый — ему виднее. Однако Мишу подобным аргументом было убедить трудно. Зато он прекрасно осознавал, что у старика на девок появились планы. Какие? Не трудно было догадаться — Коит решил найти им женихов. Что тут собственно такого особенного, это как раз нормально и естественно. Другое дело, что Миша был уверен, Коит не собирается отдавать их в другие рода, а совсем даже наоборот. Мол, хочешь молодую жену — пожалуйста, но только для этого надо перейти в род пегой лисицы. Логика была Мише близка и понятна: род саотов резко вырос, но охотников в нем не прибавилось, а такое положение надо исправлять и чем быстрее тем лучше. Но вот как старейшина хотел это провернуть, это оставалось для Мишки загадкой. Навряд ли найдется в степи еще с почти полтора десятка таких же безродных в этом мире деятелей как он. Тем не менее если Коит к этому ведет, значит имеются возможности, а это в свою очередь просто обязывает ими воспользоваться.

-С вспашкой наверное надо заканчивать... — пробормотал себе под нос Миша и посмотрев в сторону поселка на холме тяжело вздохнул. Там ему предстояло еще трудиться и трудиться, чтобы сделать свою жизнь, да и жизнь родичей лучше, безопаснее и, возможно, комфортнее.

Глава 1

На склоне была вырыта не глубокая, но довольно обширная яма. В которую сейчас с десяток женщин и почти все дети таскали с реки глину, песок и воду. Потом с радостью забирались в нее и с усердием, визгом и радостными криками вымазавшись с ног до головы, усердно перемешивали все это. После выбирались и неслись к зарослям камыша или высокой травы на берегу, где остро отточенным железным ножом срезали стебли, затем нарезали их длиною в локоть и тоже сносили в яму, где снова с визгом и криками топтали все ногами. Работа и веселье — мечта плантатора.

Другая половина рода веселилась гораздо меньше, они копали канаву под основание стены. И не по кругу, как он был построен, а по кривому квадрату, который Миша намерил и закрепил натянутыми кожаными веревками привязанными к вкопанным в будущие углы поселка жердям. Работы было не так чтобы и много, но... Но Мишка же не зря оттрубил три курса в техническом ВУЗе, так что кое-какое понимание в него преподаватели вдолбить все-таки сумели. К примеру, что без фундамента никакая конструкция долго стоять не будет, тем более на неровной поверхности и сползающем грунте. Если это конечно не бетонные плиты жестко заваренные сами на себя или специальная перемещаемая конструкция... Стену же вокруг поселка планировалось возвести из подобия самана. То есть кирпича из смеси глины песка стеблей соломы и травы. Собственно ничего нового в нем не было — все хижины в селении сделаны из практически того же материала только с различными вариациями. Но вот сложить получившуюся смесь в отдельные блоки — это была уже своего рода революция. Сырье для которых сейчас весело месила на берегу детвора. Насколько он помнил, для воспроизведения оригинальной технологии необходим был еще и навоз. Но вот с ним-то как раз и была самая большая проблема. Попробуй набери потребное количество овечьих "катышков" — заманаешься. И это мягко сказано... Что касаемо человечьего помета, то он даже и не рассматривался. Не дорос Миша еще до того чтобы дом себе из собственного дерьма делать. Не проникся всеобщим космосом...

Вообще в этом, в смысле "навозном" плане Миша считал, что ему повезло. Саоты были родом чистоплотным и не только регулярно и по возможности мылись, содержали поселок в относительной чистоте. То есть кости и объедки, потроха и всякое такое, как и продукты процесса дефекации собирали в специальные горшки, содержимое которых хозяйки жилищ каждый день относили на речку вниз по течению от поселка. Где в нее же и выбрасывали, а саму эту посуду отмывали. Мочу же собирали в другие горшки более мелкие и с крышкой, чтобы не выветривалась, сливали в чан-яму на отшибе, где та кисла и выкристаллизовывалась. Потом ее использовали для разных нужд, в том числе вместо мыла и для выделки шкур.

И совсем другое он видел на зимнем торге у быков. Возможно в своем поселке у них традиции и были схожими или даже точно такими же, но вокруг холма, где сам торг и проходил всю округа загадили капитально, так что ходить вне основного спуска к реке не смотря каждый шаг под ногу стало делом весьма грязным. Собственно там Миша впервые идею стены и озвучил... Теперь вот она получила довольно неожиданное развитие. Рассказ баб из племени волка, на первый взгляд старого Коита совсем не впечатлил. Тот как сидел с ничего не отображающем лицом попивая из плошки кислое ягодное пиво, так и сидел дальше. Внимая рассказам вначале баб, потом охотников рода, потом Мишки. А через пару-тройку дней, когда Миша со всеми охотниками сидел возле большого костра слушая в который раз повторяющиеся байки и чуть ли не "кивающий носом" от скуки, подозвал его к себе. И когда он уселся рядом между делом поинтересовался, можно ли сделать то, что Мисша тогда назвал стеной вокруг поселка саотов. Миша тогда даже думать не стал, картины разоренного селения еще нет-нет да стояли перед глазами, а выпотрошенные человеческие тушки снились по ночам, заставляя просыпаться в холодном поту. Сразу сказал, что очень даже можно, но для этого ему понадобится помощь всего рода. Тогда старик только утвердительно кивнул. А на следующий день объявил всем, что с сего дня род строит "стену", а что да как, так это к Мисше...

Сам саман Миша попробовал делать еще до того как взялся за плуг, дождался когда брусок высохнет и показал его Коиту. Тот был доволен, как же почти камень, а не просто засохшая глина, но виду особо не показал. А Мишка тем временем бросал и крошил получившийся кирпич об землю, эксперементируя над прочностью. А кирпич, надо отдать ему должное, от бросков ломался не особо. Да кусочки по краям отлетели, так что те стали немного округлы. Да пошла небольшая трещина поперек... Но он не сломался полностью, а бросал то его Миша по склону! Потом добил первый образец обухом топора раскрошив почти полностью, так что отдельные его части повисли на стеблях травы и соломы. Нормальный обожженный керамический кирпич конечно намного прочнее и устойчивее к различным атмосферным осадкам, но где его взять? А попытаться делать его в потребных количествах самостоятельно — просто не реально. Не хватит ни дров, ни времени, ни терпения. Возможно, когда-нибудь небольшое количество сделать все же придется, когда Мишка соберется сложить печь, или еще что подобное, но это точно не сейчас. И вообще не факт, что это будет проще чем набрать в степи подходящего камня и даже обколоть его по краям придав хоть какую-то видимость правильной формы. Хотя последнее на Мишин взгляд было явным излишком... Но в древности же этим занимались и наверняка не от большого желания трудиться.

Так вот теперь Мишка справедливо полагая, что просто на земле такая стена стоять не будет, а если будет то не долго, заставлял вторую, наиболее сильную часть племени копать канаву глубиной по середину бедра и шириною почти что в метр. Люди работали, но ворчали. В большей степени охотники и те саотки, что были коренными. То есть не те кого привели из набега и потом приняли в род. А объяснения, мол смотри я камень ставлю на холмик и в ямку, и где он лучше будет лежать, элементарно не проходили. Народ не понимал зачем нужна эта бесполезная работа. Стоит же камень на земле. Какая разница, где он будет стоять на самой земле или в вырытой в ней же канаве? А бесполезная и непонятная работа имеет свойство сильно раздражать. Ведь мало того, что просто рыть, Миша заставлял ровнять дно приблизительно на один уровень, вот это народ и бесило. В принципе возмущались пока не сильно и авторитета Коита хватало с лихвой. Но осадочек то, как говорится, остался и косые взгляды в сторону Миши никуда не делись. Ну а как же, стена она стеной, тут старый Койт прав во всем. Но яму то эту длинную заставляет копать непонятно зачем Мисша!

Мишка в начале нервничал, переживал, а потом, когда некоторые попытались было перестать копать, подошел к работающим мужикам и громко, чтобы все слышали сообщил, что так делать повелел отец солнце! И если кто не согласен, то может идти разбираться персонально с ним. На этом роптание закончилось, но плюшек надо было подбросить. В один из вечеров, сидя за большим костром в кругу охотников и слушая их извечные байки, Мишка неожиданно для всех начал рассуждать громко и вслух. Глубокомысленно поглядывая при этом то на светящиеся в небе звезды, то на пламя костра вздымающееся к ним.

-Я долго думал какие еще вещи мне сделать из железа... И придумал. Много железа нужно нашему роду и много из него получится длинных ножей, топоров, иголок... Но как я могу этим заняться если не закончил еще со стеной, не вырыта еще длинная яму вокруг нашего поселка? — Тут он прервался, а окружающий его народ насторожился, с некоторой опаской ожидая продолжения. А ну как Мисша откажется дальше делать свои замечательные ножи и наконечники для копий. Оно конечно понятно что у каждого охотника рода есть сейчас и то и другое. Но таких вещей мало не бывает, их всегда можно обменять на торге или при встрече с другим родом на много чего другого. А тут...

Старый Коит не вмешивался, сидел скромно в сторонке и с интересом наблюдал. Но с ним то Миша собирался переговорить позже. Старик далеко не дурак, настроение в роду чует как ищейка и Мишкин ход должен оценить.

-За ту работы, что вы делаете для рода в это лето, Коит, — Мишка кивнул в сторону старика, — сказал мне сделать для каждого охотника по большому топору, такому как у меня...

Раздался довольный рев, такой, что женщины выглядывали из-за перекрытых шкурами проемов и из некоторых хижин раздался детский плачь. Да, это было то что нужно, такую цацку хотели все, даже Ур, хотя один топор у него уже бы. Охотники стали подниматься, подходя к Мише, хлопала его по плечам, радостно обнимали. Но это было еще не все...

-Но я не знаю как успею все если мне придется еще и копать канаву и ставить камни в стену...

Охотники загомонили практически разом. Практически одновременно уверяя Мишу, что за яму ему браться не придется. Таким "макаром" вся работа им стала в миг пусть и не сплошным удовольствием и смысла в ней они как не видели, так и не видят, зато цель теперь стала каждому из них кристально понятна. Вот есть топор, который нормальный охотник никак не откажется заполучить и есть непонятная работа, которую надо сделать. Она сделана почти на половину, но ее еще надо закончить, хотя делать ее долго и неинтересно. Топор получишь тем быстрее чем закончишь с непонятной нудной и грязной работой. Все вмиг стало ясно и понятно. Мнение остальных работников — женщин и детей никого никогда и не интересовало. Но для рода это было абсолютно нормальным. Самое главное, что Мишка довел до сведения всех, что ничего железного они могут не ждать пока со всеми этими работами не будет покончено, а это довольно большой стимул.

Мишка конечно понимал, что вместо топоров лучше бы сделать хотя бы несколько панцирей, пусть замучается ковать на них чешую. Результат драки с неандертальцами был для него более чем убедительным. И это на большинстве была одета только толстая кожа. И тем не менее, у рода пегой лисицы нет ни одного убитого или покалеченного. А вот выдры не досчитались шестерых. При этом напали тогда внезапно и никакой перепалки и перестрелки до этого не было. Случись так раненых было бы больше. А там и подвижность в драке и пропущенные удары, тут даже щиты не помогут... А Мишкин панцирь... Все видели отметины оставшиеся на нем и все знают, что он, Мисша, очень сильный воин и в драке всегда один из первых. Авторитет-то теперь у него есть и не маленький. Вот только работать от этого люди все равно не очень хотят. А так, гляди начнут работать побыстрее и Мишка действительно успеет за осень сковать достаточно чешуи... может и на всех... и возможно сдвинется с места положение рода среди остальных людей обитающих в холмах вдоль реки. Все равно вопрос встанет... Тем более если, не дай Бог, случится конфликт с кем-либо из родов у которого достаточно меди для наконечников копий или, чем черт не шутить, железа. Случись так, то никакая кожа тут не поможет. Проткнут ее нафиг столько раз, сколько посчитают нужным, разве что щит поможет. Но он от удара сзади не защитит, да и их-то, нормальных в смысле, тоже всего три! Остальные еще сделать предстоит...

А потом они сидели в доме Коита, ели свежее мясо и пили слабое ягодное пиво. Старик, который был последнее время хмур и демонстративно Мишу не хвалил, в этот раз сказал, что тот поумнел. И заодно спросил, не сможет ли он сделать для новых девиц рода какое-нибудь украшение. Совершенно проигнорировав тот факт, что именно сейчас Мишка занят по самое "не могу".

-Ты Мисша делаешь железо. Делаешь копья из него, топоры. Даже рубашку сделал... — старик помолчал подбирая слова, — А можешь ты сделать что-то для тех девок, что просил принять в наш род, но что остались без мужей. Чтобы показать всем их красоту и богатство рода?

Эк, как загнул. Миша про себя присвистнул. Конечно слова "богатство" не прозвучало по причине его отсутствия в лексиконе. Вместо него старик сказал "сила", но смысл был понятен. И, вот ведь хитрец, даже ведь не вспомнил старикан, что сам запретил охотникам брать в жены самых молодых. Но дело не в этом, на лице Миши расплылась довольная улыбка, — он разгадал все эти замыслы с самого начала.

-Ты хочешь чтобы я сделал им украшения, чтобы на летнем торге молодые охотники завидев их решили бы оставить свои рода и перейти в наш?

Про себя чуть ли не смеясь добавил: "Чтобы не просто девку молодую заграбастать, но и получить потом от рода железные ножи, наконечники и все остальное. О чем остальные роды могут пока только мечтать... Подкупить то есть."

Старик кивнул и тоже улыбнулся.

-Да, я хочу чтобы они увидев как богат и силен наш род захотели прийти к нам.

-А отпустят ли их старейшины? — покачал Миша головой крутя в руке обглоданную косточку молодого оленя, добычи что принес сегодня с охоты вставший наконец на ноги Унга.

-Молодые охотники не всегда слушаются старейшин рода, — при этом старик не мигая смотрел на Мишу, как бы намекая, но скорее всего поучая. — И не у всех из них живы отцы, что не позволят молодости взять верх.

При этих словах старый Коит усмехнулся совсем по молодому, а после выпив глоток прямо из кувшина вопросительно посмотрел на Мишу. Тот несколько озадаченно почесал затылок, потом потер подбородок и задумчиво произнес.

-Другие роды станут завидовать...

-Пусть, — отмахнулся старик, — Если захотят такое же, пусть приходят, будем договариваться...

Миша не выдержал и невольно засмеялся. Ну Коит, ну рекламщик, блин. Значит решил и рыбку съесть и на двух стульях за зайцами угнаться. Уже отсмеявшись он согласно кивнул.

-Я попробую. Может и получится, но... — Миша помедлил. Работы у него и так хоть отбавляй, а тут его еще пригружают и совсем не факт, что чуть-чуть. — Быстро не смогу. Нужна будет помощь... и медь.

Старик согласно кивнул.

Вот так решилась проблема с замотивированностью работников, но наросла другая плавно перерастающая в третью. С такими делами Миша стал понимать причины возникновения такого явления как рабство в доисторические времена. И время от времени ловить себя на мысли, что может стоит попробовать...

А вообще вся эта затея с украшениями попахивала авантюрой еще больше чем идея со стеной вокруг поселка. И если стену ему сказал строить Койт имея для этого довольно веские основания. И, что характерно, тогда все дружно и безропотно согласились, потому как видели какая участь постигает тех, кого гтухам удается застичь врасплох. То вот украшения из железа и меди... Не ножи, иголки или шило, не скребки, а украшения, вещи в хозяйственном смысле практически бесполезные! И кому! Не женам охотников, а девкам, которые из рода на этом же самом летнем торге скорей всего уйдут! Ну, то что это делается как раз для того чтобы все вышло наоборот охотники пока не увидят — не поймут. А просвещать их, понятное дело , Койту и в голову не придет... Такого расточительства мужчины рода могут и не понять, тем более когда далеко не у каждого был нормальный, не каменный топор. А возню с топорами неминуемо придется отодвинуть иначе просто не успеть... Но с другой стороны каков будет эффект! И если с саотами, Койт уж как-нибудь, да договорится. Может пообещает чего еще. То для остальных это будет выставленное на показ большое богатство... Именно богатство, потому как все будут глядя на девок понимать, что раз и их украсили, то в роду этого просто девать некуда.

Уже выйдя из хижины старейшины Миша крепко задумался. Ну пусть молодых охотников Койт таким манером в род привлечет. То, что будет именно так и старик все просчитал он не сомневался. Но вот не вызовет ли это потом такой же поход родов на стан пегой лисицы, в какой ходил он сам на волков после зимнего торга. И пусть саоты никого из родов выгонять с насиженного места или истреблять не собираются, да и откровенно мало их для этого. Но вдруг... Повод то найти дело совсем плевое... тем же Куницам, например.

* * *

Солнце еще только недавно поднялось, а Мишка ползал по ровной площадке у холма и разравнивал две уложенные одна на другую шкуры так чтобы не сталось ни одной складочки. С одной из сторон он прибил их к ровному бревнышку диаметром в ладонь и сейчас собирался их на него намотать. И сделать это надо было со всем возможным старанием и аккуратностью, потому как сейчас Миша готовился сделать совершенно не свойственный для него, но очень характерный для многих народов, в особенности кочевых, продукт — войлок. От чего немного волновался. Задумал Мишка это дело довольно давно, еще когда просил у Гото шерсть. Но вот в результате не был полностью уверен. Что собственно такое войлок — это многократно перепутанная и раскатанная шерсть. Он годится и как замена ткани и как утеплитель и вообще много для чего. Но вот сколько шерсти надо чтобы получить приемлемую толщину представлял с трудом, поэтому клал ее "на глаз". Время пока было. С украшениями он пока ничего не придумал, самана не наделали, яму до конца так и не прокопали, а горн он пока не разжигал потому как кончились, что руда, что уголь. Вот, решил попробовать что-то новое, пока оказия случилась. К тому же по Мишкиным соображениям, войлок зимой, если он конечно получится, будет очень даже кстати. Если и не всем, то ему и Туе так точно.

А дело это оказалось на редкость занудным. И начал его Миша этим утром было с того, что решил почистить от сора шерсть... Хватило его на пол часа не больше. Уже по прошествии этого времени он сидел на земляном полу в хижине кладовой, сейчас полупустой, весь красный чихающий и раздраженный. О-о-о, теперь Миша понимал почему занимались шерстью практически исключительно женщины. Сколько он вытащил сора? Ответ — дофига и больше. Сколько его еще в шерсти осталось? Да блин столько же!!! При этом тонкие волоски то и дело от резкого движения взмывали в воздух и попадали в глаза и нос. От чего Миша чихал и поднимал еще больше волосков. В итоге он плюнул на все и просто высыпал шерсть на расстеленную шкуру. Чтобы она не летала обильно попрыскал ее водой и постарался распределить более или менее равномерно. После чего накрыл другой шкурой, смотал в рулон и унес на склон, где и прибил железным обрезком к бревнышку.

Аккуратно накатил его на шкуры и намотав таки образом их на него, Миша подогнул край и обвязал кожаным ремешочком. Все теперь работу стоит передать в пусть и не очень надежные, но деятельные руки.

-Идите сюда.

Сидевшие поодаль пацанята поднялись и с интересом поглядывая на "сверток" подошли к нему.

-Видите это бревно, — Миша указал пальцем на него, обернутое в двойной слой кожи. Пареньки дружно закивали. — Будете катать его со склона весь день, сегодня и завтра... И если ничего не сломаете, я вам потом в кузне разрешу помогать. Понятно вам, Ума и Аша?

Пацанята усиленно закивали. Все, теперь Мишкина работа сделана... Миша сделал свое дело, Миша может уходить. Если все получится, то дальше его участия в этом, Богом придуманном на пытку мужикам, процессе не понадобится. Вычесывать шерсть будут бабы. Они же мыть и просушивать, и красить если найдут чем. Хотя найдут по любому, если они даже кожу красить умудряются, то с шерстью, Миша был уверен, разберутся. Сам же оставив довольных детей играть в новую и поэтому не успевшую еще надоесть игру пошел на другую сторону, где женщины начали выкладывать в формы первые саманные блоки. Шел и улыбался своим мыслям. Интересно, где в итоге окажется больше детей, возле саманных форм или "войлочного" бревна. Вот это поистине было непредсказуемо, потому как детское настроение предсказать не многим легче чем женское. Если бы дали выбрать ему, то он скорее всего занялся бы саманом. Но он пристрастен, потому как с утра уже успел повозиться с шерстью и желанием продолжать совсем не горел. Дети же этого не делали, так что шансы равные.

Пока думал дошел до глиняной ямы. Смесь для форм была уже давно готова, несколько баб таскали к ней воду, а другие методично перемешивали ее ногами. Все делали уже привычно и ни на что особо не отвлекались. А вот на формы под кирпичи неуверенно косились. Мишка глубоко вздохнул и пошел к сколоченным им лично из обрубленных по сторонам полешек и укрепленных по ободу высохшим теперь кожаным ремнем деревянным ящичкам без дна и гипертрофированно развитыми стенками. Прежде чем здесь заставить кого-то работать ему эту работу следует показать. Все как по знаменитой присказке про инициативу, где она — дело наказуемое. И все это по причине глубочайшей и закоренелой безграмотности населения. Они конечно новые для себя задачи осваивают, но не так чтобы быстро...

Мишка подозвал одну из женщин, сказал ей наполнить полное кожаное ведро смеси из ямы и принести к нему. Когда она принесла стал рукой доставать из нее глину и укладывать в форму периодически уплотняя. Затем, когда все внутреннее пространство было заполнено, подравнял верх проведя по нему плоской палкой и принялся за вторую. Когда обе формы заполнились уплотнились и выровнялись по верху, Миша, слегка надавив широкой досочкой на получившуюся заготовку кирпича, снял их. Вот как-то так. Мишка повернулся к стоявшей рядом женщине.

-Поняла как делать?

Та кивнула, но больше ничего и не предприняла.

-Ну давай, делай тогда...

Он положил формы на землю прямо на зеленую траву. Женщина принесла в ведро больше похожее на кожаный блин, что делать, других здесь не знают, и начала их заполнять. Миша стоял рядом, наблюдал, но не мешал. В принципе она справилась, правда уплотнять не уплотняла. Пришлось ей на это попенять... поругался. А потом увидел наблюдавшего за всем этим со сторону хромого Хуга.

-Хуг...

-Иди Мисша, занимайся своими делами, — он кивнул и отстранив бабу в сторону запустил руку в ведро с глиной. — Здесь я сам...

За два дня почти всю яму вычерпали и даже то, что вовремя спохватились и начали добавлять не помогло — все равно не хватило. Теперь снова носили от реки глину и воду, и песок, а так же стебли камыша и траву. А все ровное место у подножья холма было уставлено сохнущими глиняными кирпичами и не в один слой... Миша планировал оставить их минимум на неделю, чтобы те просохли как следует. И только после всего этого приняться за строительство. Пока правда он не особо себе представлял как будет делать кладку, потому как уже чем-чем, но этим он со времен детсада точно не занимался. Однако делать это придется как раз самому. Такую ответственную работу тут поручить просто некому... Единственным исключением был пожалуй хромой Хуг, он похоже нашел себя в изготовлении самана. Да впрочем как и всего остального связанного с глиной, так как почти всю посуду в поселке лепил именно он. И дело у него спорилось хорошо. Кроме того Хуг был явно умнее большинства остальных саотов, а это в свою очередь значит, что саму кладку он вполне мог освоить. И именно не как обезьяна, которая повторяет операцию не задумываясь и лепит не зная что и как — таких помощников тут вон, половина рода на такие подвиги горазда. Хуг же вполне может понять принцип, а это уже совсем другой уровень... И такие рассуждения натолкнули Мишу на мысли про гончарный круг. Ведь если кладку поймет и освоит, то и с кругом разберется без особых проблем. А это уже совсем другой уровень керамики...

Еще Мишке предстояло посмотреть, как там обстоят дела с войлоком. Дети с этим бревном игрались два полных дня и если суждено было там чему-нибудь сваляться, то оно безусловно свалялось. А если нет... На нет и суда нет. И пофигу... Разворачивал бревно Миша под кучей заинтересованных взглядов собравшихся поглазеть мальцов буквально дышавших ему в затылок. Если судить по тем кто собрался, в игре успело поучаствовать едва ли не все детское население поселка. По крайней мере все, кто мог ходить здесь были. И все с интересом смотрели, что же там получилось. Мишка раскатал наконец бревно, вытащил гвозди и поднял верхнюю шкуру.

Ну что же... Это определенно был войлок, по крайней мере что-то очень и очень на него похожее: грязный, с дырками от неровно распределенной шерсти и довольно тонкий, но войлок. Только вот практического применения именно этому его куску Миша бы затруднился придумать.

Он нагнулся, поднял пласт на просвет и посмотрел через него на солнце. Как он и предполагал равномерностью тут и не пахнет. Где-то толщина получилась заметно больше, где-то меньше. Мишка сложил свой кусок пополам, затем еще раз. Посмотрел на просвет...

-Вроде ничего, — пробормотал под нос и положив на шкуру снова прикрыл верхней и закатал в бревно. -Катайте его еще,... а там посмотрим.

Дети, до этого стоявшие затаив дыхание и не издававшие ни звука вдруг все разом радостно загомонили, заулюлюкали. Шутка ли, тут при них такое колдовство происходит и они же в нем еще и поучаствовать могут!

А вот Миша смотрел на это бревно достаточно озадачено. Войлок получился очень тонким и, если быть откровенным, кране поганого качества. А ведь шерсти он изначально потратил на него очень даже прилично. Это сколько же ее надо, чтобы свалять что-то более или менее подходящее для одежды... И овец то у них не так уж и много чтобы шерсти на несколько кусков хватило.

Но в принципе плевать. Процесс пошел и его улучшение проблема решаемая поэтапно. Тем более возней с шерстью он сам заниматься не собирался. Зачем? У него для этого жена есть и куча ее товарок которым такое занятие будет не только интересно и естественно, но и наверняка приятно.

Ночью, при свете жировой лампы он показывал получившийся материал жене чем привел ее одновременно как в замешательство, так и в восторг. Смущала ее сама структура валяльного материала, его концепция и происхождение. А вот восторг вызвала легкость и то сухое тепло которое бывает когда сунешь руку в свернутый кульком теплый шерстяной платок. И именно в этот момент, по сверкнувший неподдельным интересом ее глазах, Миша понял, что, может и не у всех, но вот у него одежда на войлочном подкладе будет точно.

Глава 2

По Мишиным подсчетам прошел почти месяц с момента как они начали формовать саман. На полях уже давненько пробились ростки бобов или фасоли, или еще там чего. Не важно. На степь опустилась жара, небо было высокое и ясное, и даже без какого-то намека на тучку, не говоря уже про дождь. Хотя по ночам еще дождик случался, правда недолгий и не сильный.

Канаву под стену охотники давно закончили, дно частично выровняли, частично натаскали песка с реки и дружно забили на работу уже мечтая о летней большой охоте... До нее кстати не так много времени и осталось дней двадцать наверное, не больше. И за это время Мише предстояло переделать уйму всего, до половины из которого он, возясь с этой самой стеной еще и не брался. Койт просил сделать украшения для девиц. Мишка тогда согласился и попросил для этого медь. Ее ему дали в виде пары старых полу истертых кинжалов и даже сложили несколько угольных костров, натаскали на всякий случай дров. Вот только как этим всем заняться когда тут такая грандиозная по масштабу стройка и каменщиком тут работает Мишка практически в соло. Еще и Туя с этим войлоком достала, то помочь просит, то хвастается, то плачет... Короче хрен ее поймешь. Но пласт валяльного материала, причем гораздо лучшего чем у Миши качества она все же получила. В отличие от Миши она сразу поняла, что шерсть вначале нужно почистить и окрасить. И по вечерам они с Магой сидя в большом доме вначале перебирали привезенную Гото, очищая ее, а потом держали в большом глиняном котле, от чего та приобрела красновато-рыжий цвет. И вот с этого момента Мишу и доставала вопросами... А сушить надо? А как раскладывать? Валять? А это как? Мишка в итоге не выдержал и плюнув на время на все пошел показывать ей грубую технологию, раз на словах не понимает.

Снова расстелил на полу шкуру, выложил на нее прямо из горшка мокрую шерсть, как мог перемешал. А затем завернул шкуру в рулон и перевязав долго топтал ее со всей злости выпуская пар. Сказал жене делать то же самое до вечера или подбить к бревну что рядом с канавой валяется и отдать детям, и ушел дальше делать свою стену. Как ни странно получилось, уж если с его поделкой сравнивать, то день и ночь. Впечатление этот вполне небольшой кусочек на Тую и всех остальных женщин произвел просто убийственное. Новый материал практически на ровном месте из шерсти овец... Такое им надо было еще переварить. Однако это не мешало той же Туе уже чего-то из него пытаться сшить. Ну да, в этом мире модельеров нет и одежду женщина готовит себе сама, а стало быть модницам здесь надо быть очень трудолюбивыми и к тому же мастерицами. И не только для себя. Жены здесь традиционно обшивают и мужа и детей, причем частенько и не своих. Это было нормально и частью от мастерства жены зависело и отношение к мужу — какое может быть уважение к охотнику если он одет в гнилые шкуры, а куртка у него грязная, косая и рваная. За такую безответственность нерадивая хозяйка вполне могла и отгрести под одобрительные взгляды собственных подружек. А то и вообще разозленный муж возьмет да и вернет супругу родителям на перевоспитание... Мишку такой момент забавлял и он над копошащейся женой периодически посмеивался, чем вызывал ее искреннее непонимание, но поделать с собой ничего не мог.

Стену вокруг поселка Миша выложил уже практически по всему периметру на высоту примерно в метр, прервав ее лишь на проем, где должны были располагаться ворота. И получалась она у него в отличие от многого другого ровная и аккуратная. Еще бы, глину и саман он сам не таскал — все, что нужно ему подносили помощники, в основном те же бабы да дети, реже охотники. Чтобы получилась она ровной использовал натянутые веревки. Ширину выбрал в два кирпича, благо они у него были сантиметров по тридцать в длину, около десяти в высоту, а в ширину чуть больше двадцати... Да, не самые идеальные "формы", зато сохли довольно быстро. Скреплял их Миша той же глиной, а выкладывал один к двум поперек и все это со смещением по рядам. Получалось вроде бы неплохо, но вот теперь ему нужно было от этой работы отвлекаться потому как старый Коит напомнил о данном обещании. А заменить себя он не мог, хромой Хуг хоть и помогал ему, но работать самостоятельно наотрез отказывался. Пока. Поскольку строить эту стену в высоту он намеревался "до победного", то есть метров до трех, а лучше четырех. Но с такими отвлечениями, которые могут легко затянуться по целому ряду внезапно возникших обстоятельств, до зимы можно и не успеть.

Ну что же, пусть Хуг и дальше занимается саманом, а Миша займется медью.

С утоптанной площадки его импровизированной кузни вид на поселок открывался замечательный и пенек торчащей из канавы стены совсем его не портил, а скорее добавлял некую таинственную загадочность. Мишка стоял и любовался пока качал меха разогревая горн.

Вы хотели украшений? Ну что же, если род просит, то Миша готов выдать ему первую дозу "опиума" для женского населения. Только учтите товарищи старейшины, вожди, охотники и все остальные сильные этого не испорченного еще цивилизацией мира, — лечить эту зависимость в будущем придется вам самим.

Как ни странно, но с украшениями Миша проблем не видел. Он прекрасно помнил различные этнонаряды из кованого серебра и меди, монет различных и многого другого, что земные женщины даже в двадцать первом веке порой с удовольствием натягивали на себя. Большинство из них действительно довольно сложны в изготовлении и требуют даже особой сноровки чтобы их носить. Но не все... те же самые височные диски, различные кольца и браслеты. Что в них настолько сложного если не заморачиваться мелкой отделкой? Да особо и ничего. Причем большую часть элементов Мишка собирался отлить. Поэтому после сегодняшней ковки он планировал заняться лепкой тигля. Ну да, медь вроде плавится довольно легко и обычной смеси пески и глины по идее должно было хватить. В простом керамическом горшке он плавить ее уже пробовал, почти сразу из интереса. В итоге остался и без горшка, который, странное дело, оплыл и рассыпался, и запоганил один из кинжалов, кусок которого собирался сейчас использовать.

Сейчас же он хотел попробовать ковать медную проволоку. Отрезанный зубилом кусок старого, теперь еще и оплавленного кинжала уже светился на углях. Мишка подцепил его клещами и принялся привычно отковывать. Что он понял уже через несколько минут, так это то, что проволоку проще отливать чем ковать. Из этого куска меди стремительно остывающего, но потерявшем от этого далеко не всю ковкость получится прекрасная пластина, полоска, еще практически что угодно плоской формы или прут, но только не тонкая проволока. Хотя не толстый прут Мишу тоже устраивал. И еще, медь прекрасно ковалась и без нагрева. Да, Мишка знал что она мягкий металл, но что настолько ковкий. Через некоторое время обломок кинжала представлял собой довольно длинную толстую спицу диаметром миллиметра в три — четыре. Точность конечно относительная, но так тоже было не плохо. Мишка отложил молот в сторону, внимательно ее осмотрел и начал гнуть синусоидой. Погнув и поправив особо корявые волны снова взял молот и принялся ее плющить. Уже через десять минут работы перед ним лежал широкий извивающийся браслет с незакрепленными краями, который можно без труда обернуть вокруг руки. Можно было конечно для красоты на нем еще что-нибудь нацарапать, но пока Миша решил этим не заморачиваться. Гораздо лучше бы смотрелось если на краях сделать кольца, а в них вставить красивые окатыши или кость. Жалко, что никаких драгоценных камней в этом мире Мишка еще не видел, а то могло бы получиться интересно. Тем не менее до вечера он сковал еще один браслет и свернул пару колец. При этом после подержал каждое над раскаленными углями чтобы немного оплыли и приняли более округлые формы. Потом, пока окончательно не стемнело какое-то время возился с тиглем, не мудрствуя лукаво смешав две части глины к трем песка, после чего размял смесь налепил из нее глубоких но небольших горшочков. Оставил их сушиться рядом с горном.

Жена примерив браслеты осталась довольна, даже несмотря на то, что Мишка честно ее предупредил что их придется отдать. На это она только пожала плечами свято уверенная, что муж при случае сделает ей еще лучше. А вот использование куска свалянной в войлок шерсти Мишу удивило. Он предполагал, что она начнет кроить из него одежду или, на худой конец будет использовать в качестве коврика. Однако Туя поступила иначе, она сшила себе из него тапочки доходящие до середины голени и обшила их сверху мягкой кожей. Мишка удивился, неужели у нее летом ноги мерзнут? Но спорить не стал. Насчет лета он не был уверен, а вот на зиму он от теплых войлочных сапог бы не отказался. Тем более Хуг говорит, что за теплым летом идет холодная зима.

Первый тигель который он собрался было обжечь в горне на обычных дровах уже через небольшой промежуток времени лопнул. Не досушил, понял Миша и собрав все остальные поставил их в тень, подальше от солнечных лучей. После чего добавил в горн угля и принялся снова разогревать очередной отрубленный зубилом кусок кинжала. В этот раз он делал практически то же самое, только увеличил длину, чтобы вместо браслета получить обруч. Когда расплющенная волна была готова Мишка примерил ее себе по голове, немного обжал, чтобы прочно сидела и невольно снова задумался.

Медь, тем более в какой-либо хитрой форме это несомненно хорошо, но нужно все-таки ее украсить. Как? Царапать рисунки он не мастак, а возиться еще с чем-либо не хотелось. Так ничего и не придумав Миша, пока горн не остыл, доковал еще несколько медных безделушек и оставив инструмент двинулся к поселку выкладывать стену. При этом он размышлял на тему как много всякой информации за относительно не долгую прожитую на Земле жизнь накопилось у него в голове. Поразительно просто. Даже любопытно стало, какой бы ему пришлось испытать информационный голод если бы не приходилось постоянно бороться за выживание, а теперь постоянно заниматься совершенно не тривиальными делами начиная от убийства себе подобных и заканчивая строительством саманной стены и медными украшениями.

Вечером, помывшись в речке и поев он попросил жену надеть все украшения, что он успел сделать. Осмотрел ее довольно сидящую у очага с ног до головы и остался недоволен. Нужно было чем-то закрыть волосы, а то все эти косички в сочетании с браслетами и медным обручем выглядели несколько комично. А обычный кусок ткани оставляющий на виду только лицо придал бы Туе сейчас дополнительной загадочности. Это на Мишкин взгляд конечно же. Для местных же все это итак наверняка выглядит не хуже вечернего туалета с полным "боевым" макияжем. Однако жене он об этом сказал. И был сильно удивлен, когда она извлекла откуда-то сбоку скатный в трубочку кусок тонкой плетенки из высушенных травяных стеблей. Размерами оно было где-то метр на полтора, выкрашенный в темно фиолетовый цвет, имел ровные обрезанные и подшитые кусочками тонкой кожи края, но при этом был довольно тонким и мягким. Видно было, что жена его делала долго, наверняка для себя только с не совсем понятными целями... Ну что же, отбирать ни кто и не собирается. Мишка снял с ее головы обруч, надел на нее полотно и водрузил гнутую медную полоску на место. Да, так было во много раз лучше. Выглядело немного по "средневековому", но для данного общества это как минимум мегапрогрессивно.

Однако особого впечатления украшения на жене не производили. Что заставило Мишку несколько призадуматься. То, что подобное здесь встречается — это было понятно, иначе не возник бы и сам вопрос. А если есть украшения из кости, ракушек жгутиков и прочего, то почему бы не сделать их и из другого, более дорогого материала. Но вот то, что по простому в этот раз не прокатило действительно напрягло... Это значит, что строить стену и возиться с медными украшениями одновременно не получится. Что в принципе было понятно и раньше, но вот отчего-то очевидно стало только сейчас. Миша тяжко вздохнул. Придется идти к Койту, пусть сам выбирает что ему важнее — защита от гипотетического нападения гтухов или удачно найти мужей для девиц...

Старик ничего выбирать не хотел, сказал чтобы Миша и дальше делал стену, а когда устанет, то может заняться остальным. Вот ведь. Тогда Мишка набрался наглости и тихо, но твердо произнес.

-Мне нужен постоянный помощник... скажи Хугу чтобы теперь он клал стену вместе со мной.

Коит немного подумал, потеребил задумчиво губу и кивнул.

В этот же вечер Миша снова попробовал обжечь тигель. Результат был не особо утешающий, но все же скорее позитивный, чем нет. Тигель не развалился полностью, а треснул по одной стороне, зато на всю длину. По краям от трещины неровными кустами в стороны разошлись сетки поменьше и окончательно расширились к донышку, но до полного разрушения сосуда дела не дошло. В принципе изначально было ясно, что чем дольше посуду для выплавки сушишь — тем лучше, но... На практике все оказалось несколько прозаичнее. И если верхняя часть просохла хорошо, то сторона которая была у стены и низ — нет. Поэтому Миша перевернул все оставшиеся сохнущие тигли и уже на следующий день с чистой совестью посвятил себя полностью возведению стены.

Хуг пришел ближе к полудню. Хмуро смотрел на Мишу, а потом, по прежнему ничего не говоря принялся помогать, пока просто подавая саман и старательно наблюдая как Миша его выкладывает. Так прошли одну стену. Мишке было любопытно как старик себя будет вести дальше, но вида пока не подавал. Вторую прошли впрочем так же. За ней сделали третью и принялись было за четвертую, но наступил вечер, накатили сумерки и стало быстро темнеть. В темноте Мишка стену не клал, — это совсем не кузня, где есть свет от раскаленных углей в горне. Тут, на краю поселка темно хоть глаз выколи и саман совсем не горит в ночи ярким красным светом как раскаленный металл одновременно веселя и указывая куда бить. В поселке свет по ночам есть только в жилищах и у большого костра перед домом Коита. А работать в тусклом свете факела или костра то еще удовольствие...

Вообще длина самой большой стены составила пятьдесят два шага. Разумеется остальные были ей не равны и на несколько шагов от нее отличались, каждая. Но этот момент Мишу в принципе не беспокоил ибо уже когда отмерял он прекрасно понимал что строгие формы здесь штука пока недостижимая. Да и шаг у него был не особо "петровский" и до метра заметно не дотягивал. Поэтому когда Мишка пересчитывал размер стены в метрах, то исходил из того, что она никак не должна превышать сорока четырех — пяти метров. А это в свою очередь значило, что на один ряд одной стены уходит дохрена кирпичей, наверное около пятисот, может и более, точно Миша в такой относительности считать не видел смысла. Так вот, по его прикидкам получалось, что на один ряд одной стороны он тратил около четырех часов. С помощью Хуга — меньше трех. Прогресс по времени на лицо... Вот только даже при такой работе, чтобы возвести еще метр в высоту понадобится дней двенадцать — тринадцать напряженной работы. А еще надо было приспособить перекрытие воротам из бревен, которые еще предстояло найти на плесе и перевезти к поселку. И сам проход перегородить приставной рогатиной — ежом, хотя бы на ночь пока не удастся сделать более или менее нормальные ворота. То есть выходило, что времени как обычно впритык, работы "выше крыши" и края этому всему пока не видно. Причем авторство конкретно его проблем Мишка смело мог присвоить себе. Небольшой перерыв ожидается разве что на "большую охоту", которая сама по себе наверняка тот еще гемор... Мишка немного рассеяно посмотрел на дело рук своих, почесал тыльной, не измазанной в глине, стороной ладони затылок и улыбнувшись весело подмигнул стоявшему рядом Хугу.

-Завтра опять надо будет баб гнать месить глину и делать... — он указал кистью на саман, — кирпичи. Иначе до охоты все сухие закончатся.

Хромой Хуг хмуро кивнул, но видно было, что это больше напускное и вызвано это скорее тем что его заставили делать то, чего он сейчас не особо хотел, а сам процесс кладки ему скорее всего понравился. В ответ Миша тоже кивнул, как тут принято и неспешно пошел вниз по холму к реке — ополоснуться пока совсем не стемнело. Сбросил на берег свои пропотевшие шмотки: короткие кожаные штаны, жилетку плетеную из прочной желтой травы, пояс, нож... Ступил в воду и через несколько шагов погрузился с головой в прогревшуюся за день реку. Потом вынырнул, проплыл туда-сюда пару десятков метров выбравшись на мелководье и усевшись на песочке принялся им же усердно оттирать тело. После этого он некоторое время водил пятерней по мокрым отросшим волосам пытаясь их немного расчесать. И, наконец, поморщившись напялив штаны и подхватив другие вещи на руки усталой походкой пошел к себе в хижину. Еще не полностью стемнело и поселок на холме отсюда с берега видно было достаточно хорошо. Уже сейчас его метровая с хвостиком из сегодняшнего ряда стена выглядела довольно впечатляюще для этого мира... Мишка топал по склону, в траве стрекотали кузнечики, с прогретой земли поднималось накопленное за день тепло которое сдувал в сторону степи подувший с реки легкий ветерок. Трава негромко хрустела под босыми ногами изредка заглушаемая криком ночной птицы. Вот так просто и не отличишь от позднего вечера в глухой деревеньке...

Мишка остановился помотал головой сбрасывая воспоминания одновременно поднимая голову к небу в поисках светящихся отраженным светом звезды лун... Их все так же было две. Иллюзий он в принципе не испытывал, но "магия" момента...

Жена ждала его держа горшок с похлебкой возле горячих углей чтобы та не остыла. Когда он откинул полог от входа и пригнувшись протиснулся в хижину улыбнулась и засуетилась расстилая на полу выделанную шкуру. Мишка уставший, но довольный молча опустился на нее и принял в руки протянутую ему Туей плошку с густой похлебкой. Благодарно кивнул, наклонился и понюхал исходящий от варева аромат. Вкусно! С учетом того, что он с утра вообще не ел, а днем из-за жары есть особо и не хотелось, то сейчас поздним вечером горячая густая похлебка была в самый раз.

Рядом на шкуру Туя поставила еще одну плошку доверху заполненную пресными лепешками. Муку она натерла из тех же бобов, до злаков то еще далеко, добавила трав, воды и запекла на стенках горшка на углях как когда-то показал ей муж. И хотя сама она эти безвкусные лепешки ела только когда не было чего-либо другого, но зная пристрастие к ним мужа периодически их пекла.

Мишка это знал и поэтому расплывшись в довольной улыбке попытался отложив в сторону деревянную, вырезанную им персонально ложку, свободной рукой заграбастать девушку. Но та смеясь ловко увернулась и Миша смог ухватить только руку. При этом он взглянул на кисть и веселая улыбка на мгновение сползла с его лица. Резко перевернул кисть и рассмотрев ладонь жены поднял голову и вопросительно уставился на нее.

Туя, вначале не понимающе отшатнулась было. Но мишка крепко удерживал ее, а потом посмотрев вначале на свою ладонь, потом на Мишкино озадаченное лицо весело рассмеялась.

-Это краска...

-Краска... — все еще озадаченно протянул Миша разглядывая ладонь жены. В тусклом свете с кончика плетеного фитиля торчащего из жировой лампы это больше походило на остатки смытой крови. — Блин...

Пробурчал Мишка хмыкнув и отпустив руку жены взял ложку, зачерпнул ей похлебку и понес ко рту. Но не донес, а замер на половине пути и повернувшись к жене с веселыми искорками в глазах поинтересовался.

-А какие краски есть еще?

Четыре дня Миша полностью посвятил укладыванию рядов кирпичей по периметру стены. Хромой Хуг теперь приходил с утра и с его помощью дело двигалось быстрее. А вот пятый день Мишка решил немного передохнуть. И дело было даже не в том что он устал, просто идея возникшая у него в голове когда он увидел окрасившуюся руку жены требовала чтобы ее опробовали. Вчера вечером Туя сообщила, что приготовила все необходимые краски... А рисовать, как известно, надо при дневном свете. Ну и высота стены поднялась выше полутора метров и выкладывать ее обычным способом стоя на земле стало довольно не удобно. Помостов разумеется не было, поэтому Мишка теперь забирался на саму стену и сидя на ней уже выкладывал саманные кирпичи. Работать в такой скрюченной позе то сидя на корточках, то вывернувшись в бок и свесив ноги с краю было тяжело. И повод немного передохнуть Миша решил не упускать.

Пол утра он провалялся пытаясь побороть привычку вставать рано и урвать еще немного сна. Но толком ничего не получилось. Мишка ворочался с боку на бок, а потом не выдержал и сел скрестив ноги перед собой. Жена как обычно куда-то ушла по своим делам, как и все женщины поселка. Но небольшие кожаные мешочки с цветными порошками оставила возле входа в хижину. Мишка потянулся, смачно зевнул и не вставая переполз к ним снова сел и принялся теребить стягивающие их завязки.

Всего цветов оказалось три: красный, порошок с немного оранжевым оттенком, но все равно довольно насыщенный. Желтый, тоже порошок больше похожий на карри, пряность из пакетиков у мамы на кухне. И фиолетовый. Причем последний представлял собой высушенные и измолотые в муку ягоды... Какие Мишка не знал, но предполагал что на подобии черники, хотя ее он здесь не встречал. Черной краски как он ожидал не было, но это то как раз было не проблемой.

Какое-то время он сидел и высыпая по чуть-чуть порошка из мешочков смешивал их с водой на большом куске серой козлиной шкуры с тщательно вычищенной мездрой и критически осматривал получившийся результат. Потом, когда цвет и насыщенность его стал удовлетворять он мазал пальцем краску себе на руку и начинал заниматься следующей пока получившаяся полоска подсыхала.

Когда Туя откинула полог в хижину то в свете струящимся сверху из дырки для дыма увидела мужа с раскрашенными по плечи в разные цвета руками и сейчас приматывающего к тонкой палочкам кусочки нежного меха.

Увидев ее Миша широко улыбнулся и скомандовал

-Садись вон туда, к свету, — и видя недоумение в глазах жены добавил. — Хочу попробовать кое-что. Не шевелись и закрой глаза...

Он быстро протер ей лицо пучком влажной травы, потом стер остатки влаги сухим, всмотрелся, прикинул что и как и принялся рисовать. Аккуратно подвел самодельной кисточкой контур губ, потом широким мазком закрасил середину, так что они стали ярко красные и выделялись даже на загорелом лице. Большим пальцем подвел веки обильно размазав там что-то относительно напоминающее синюю краску, не темную как синяк, а именно сине-белую. Потому как наносил ее сухой, а сделал из смеси порошка из ягод и кусочка мела, который он нашел уже довольно давно и все не мог найти ему применения. На отметки, где резать или рубить пускать его было жалко когда вокруг полно угля, а мел бродя по берегу речки еще и не факт что найдешь. Красной же краской, только теперь почти сухим порошком натер для румяности щеки и, наконец, добрался до самого сложного. Мишка достал тонкую кисточку, обмакнул ее в смесь топленого жира из плошки-лампы и угля, и высунув от усердия язык принялся подводить жене глаза.

Получилось довольно не ровно, но интересно. В особенности порадовали уголки глаз, которые Миша вытянул "по-египетски". Ресницы тоже намазал и попытался растянуть пучком щетинки. Не то чтобы получилось, но и отвращения не вызывало. Когда с подводкой было законченно Мишка еще раз оглядел лицо жены, подправил мелкие косяки и наконец разрешил ей открыть глаза. Они сразу же распахнулись.

Мишка отполз в сторону и взглянул на лицо Туи со стороны. Ну что же, получилось как минимум вызывающе... Были бы белила, то эффект был бы еще более сильным. А так, по Мишиным меркам хоть и вычурно и не очень аккуратно зато внимание привлекает гарантированно. Осталось только надеть те костяные украшения что он привез с тогра...

Старик откинул полог входа, посмотрел сощуренными с яркого дневного света глазами внутрь и так и остался стоять пораженный до самой глубины души. Мишка протиснулся с боку и привычно усевшись на шкуры и с довольным видом попросил.

-Туя, дай мне плошку воды...

-Это... это твоя жена? — выдохнул старый Коит и шагнув внутрь суетливым движением захлопнул полог.

Глава 3

Как Мишке ни хотелось довести до конца работы со стеной, но сбыться этому в ближайшее время было не суждено. Потому как настало время собираться на летнюю большую охоту. Она, как и зимняя, проводилась на традиционном месте, с той лишь разницей, что в этот раз стадо двигалось обратно на север к берегам холодной воды, как местные называют северное море, все тем же протоптанным за тысячелетия и намертво зашитом на уровне инстинкта маршрутом. Без особого отклонения или еще какой вариации. Спасаясь от наступающей на юге жары и суши, а заодно и проходя по еще зеленому морю необъятной степи, что к середине лета выцветет и пожелтеет под жестким палящем солнцем. Говам до этого не будет ровно никакого дела, потому как в это время они дойдут практически к самой холодной воде, где трава в то время еще только будет наливаться соком и спелой зеленью. И уже там стадо разобьется на отдельные табуны-рода... Соберется оно вновь только когда наступит время идти обратно, когда с северного моря задуют холодные ветры и потянутся вереницы тяжелых туч неся в себе обильные дожди на всю измотанную, уставшую от солнечного зноя за долгое лето степь. Чтобы та приняв ее в себя снова расцвела и зазеленела...

Строго говоря по Мишкиным прикидкам зимняя большая охота была как раз крайне позднеосенней... Но против традиционных названий попрешь не особо. Тем более, что времена года в местном понимании были довольно смазанными. Четко выделялись только зима и лето, все остальное, а именно осень и весна, было довольно условно и выражались в большей степени как "время дождей" или что-то в этом роде.

Поэтому когда все охотники внезапно одновременно приободрились Миша понял — вот оно и настало время большой летней охоты. Плыть на нее и тратить три руки...

-Тьфу ты, — Мишка мысленно чертыхнулся, совсем адаптировался, нормальный счет в руки переводить начал.

...Пятнадцать дней на путь в обе стороны и бойню тратить не особо хотелось. Зачем это ему, когда желающих итак выше крыши, а дел невпроворот? И не только с этой пресловутой стеной и перспективными воротами в ней. Которые еще только предстоит вырубить из наличествующего дерева, сколотить и установить на место в раму, которой тоже пока нет. Да и рогатины, что он планировал сделать для временной их замены тоже нет. И кроме того нужно восстановить, а лучше перестроить, кузню, нажечь угля и вообще сплавать на лодке вверх по течению в поисках того самого леса с которого половодье почти все окрестное дерево приносит. Или плюнув на все и сковать за это время себе новую бронь, в замен отданной, а то мало ли кто еще может пожаловать... Да и просто чешуи для панцирей впрок наделать тоже занятие перспективное. А то чувствовалось Мише, что после этого лета, тем более если опять роды выдр и куниц где-то пересекутся, за железными рубашками могут пожаловать целые делегации. Столько дел... А тут эта охота...

Мишка заикнулся было чтобы остаться в поселке вместе с самим Коитом и хромым Хугом, как в прошлый раз. Мол медный топор, защита рода и все такое — не прокатило. Коит покивал соглашаясь и сказал, что отказываться нельзя. Большая обида может выйти. И что если Мисша не понимает, но другие то знают, что участие в большой охоте это знак уважения как полноправному и очень важному члену рода и увильнуть от такого никак нельзя. Да и вдруг духи, что гонят говов могут обидится и ну как пошлют их другим путем... Ну и ртов в роду стало заметно больше, это тоже надо понимать... Мишке показалось, что старик при этих словах слегка ухмыльнулся. Уверенности впрочем не было, но намек он понял. Кто ртов лишних привел? Вот, то-то же. А то, что засеяли они в этот раз бобов чуть ли не в двадцать раз больше против обычного, это за кормление рода не прокатывает значит? Коит на это только привычно пожал плечами, мол посмотрим как там что будет когда придет пора собирать бобы. А пока — нет.

Мишка конечно поворчал про себя для приличия, но спорить больше не стал. К чему это? В то что именно мелкая вредность стала причиной его отправки со всеми мужчинами на охоту он не верил. А значит причина в другом. В чем он тоже догадывался. Как-то так получалось, что из всех охотников он общался в основном с Таукой и с братцами Уром и Унгой. Причем с последним, ввиду болезни, не особо часто. Еще немного с Тоной, причем большую часть заочно и через связку жена-Мишсши-Туя — жена-Тоны-Мага. На этом практически все. И если забыть про то как он дрался со всеми в поединках перед походом к стойбищу волков и сам поход, то дальше его активное общение с остальными охотниками рода сходило практически на нет. То есть они друг друга прекрасно знали, всегда вежливо кивали в знак приветствия, иной раз приходили к кузне спросить как точить нож или править наконечник копья... Но как-то все этим и ограничивалось. А тут еще и эта канава под стену... В общем с остальными взрослыми мужчинами рода особой дружбы Миша не водил, общения особо не было как и тем для соприкосновения. И старого главу рода такое положение вещей перестало устраивать. Как тут пропустить такой замечательный повод подружиться как большая охота? Ну а то что там Миша сделать хочет, так лето еще только началось, еще даже на летний торг не ходили, невест новых сватать... А утром уже надо уходить по реке к местам охоты.

Собирался Миша не долго: надел новые кожаные штаны, замотал в обмотки ноги подвязав к ступням толстые кожаные вставки, накинул на торс плетеную из травы рубашку и жилетку из толстой кожи. Застегнул широкий пояс на новую выкованную самолично пряжку, просунул в петлю топор в смазанном жиром чехле. С другой стороны подцепил ножны с ножом, тоже обильно промазанные салом. В руку взял копье с широким железным наконечником, а на плечи одел лямки сплетенного из приречного кустарника короба. Внутрь которого жена уже наложила вяленого мяса и бобовых лепешек. Сверток с разными травами, железную иглу и тонкие жилы, и всякой другой мелочи заканчивая горьким мхом который разжеванный надо укладывать в рану чтобы не загнила.

Дротики... Он с сомнением посмотрел на них и на копьеметалку. Зачем они там? Судя по размерам говов пригодиться они скорее всего не смогут. Тогда зачем таскать их с собой? Впрочем, немного поколебавшись протиснул их один за одним возле стенки короба, а саму копьеметалку закрепил снаружи подвязав ремешком. Пусть будут под рукой, мало ли что... Еще раз проверив все, в том числе и мешочек из плотной кожи что был подвешен к поясу внутри которого лежала пара кремней и запас сухой вычесанной травы, Мишка поцеловал обняв стоящую рядом Тую и молча развернувшись пошел через проем в окружающей поселок, невысокой пока, стене спускаться по склону к спущенным уже пацанвой лодкам. Рядом шли другие охотники, кто-то уже спустился, кто-то только вставал. Но сейчас это было не особо важно, пока разложатся в лодках, пока погрузят все что забирают с собой — успеют все. Сзади послышались едва уловимые шаги и через пару секунд Мишку нагнал Таука, брат жены широко улыбался.

-Хороший день будет Мисша, — охотник указал рукой в чистейшее, ни облачка небо.

Миша пожал плечами. С его точки зрения день был как день, от других не особо отличавшийся. Разве что, судя по тому что небо чистейшее, будет немного жарковато, но на реке должно быть полегче.

Таука видя его не очень довольное настроение ободряюще похлопал по плечу.

-Большая охота Мисша это очень важно. Я рад что в этот раз ты идешь с нами.

Миша кивнул, коснулся рукой подвешенных на шею амулетов лисы и медведя и пожав плечами продолжил спуск. Брат жены заметил этот жест и одобрительно кивнул.

Внизу, на реке уже спустившиеся охотники и вездесущие пацаны грузили на спущенные в воду лодки туги кожаные мешочки соли.

* * *

Лодки скользили практически бесшумно, только звуки от поднимаемых то снова опускаемых в воду весел разлетались над рекой. Еще изредка плескалась рыба, но больше с реки звуков почти не доносилось. Зато с берегов, стоило подойти к ним поближе, раздавался звонкий стрекот насекомых, шумели вдоль берега камыши на ветру, реже бывали звуки зверей. Но это пока. Унга говорил, что Стадо придет через день или два и сейчас они еле успевали подготовиться.

Нос лодки глухо зашуршал по песку, Мишка ловко спрыгнул на берег стараясь не угодить в воду и не замочить ног. Ничего приятного в таскании на себе промокшей кожи нет, особенно когда ремешки что стягивают обмотки ног и подошву начинают ослабевать и слетать. И даже то, что все это обмазано жиром не особо помогает. Он перехватил кромку борта лодки и с силой потянул на себя вытаскивая нос долбленки на берег. Теперь из лодки, пробежав по ней спрыгнул на берег Таука, а с крутого склона холма спускался Ур. Теперь им предстоит та еще задачка — оттащить тяжелую лодку почти на самый верх, чтобы когда здесь пройдет Стадо могучие говы ее не разбили. Хотя Миша себе это представлял довольно с трудом. Не так-то по его мнению было и просто разбить долбленую из цельного ствола дерева лодку да еще у проморенную за все прошедшие годы хождения ее по реке. Однако все остальные саоты были в этом свято убеждены. Поэтому Мишка просто пожал плечами и потянул ее вверх по склону вместе со всеми.

Сейчас он выполнял эту процедуру уже второй раз. Собственно лодку спускали чтобы отвезти на другой берег Тауку — он должен был разведать далеко ли еще Стадо. Конечно обычно никто такими вещами на заморачивается, но именно в этом году вода в реке стояла еще высоко. Не как в половодье, но и до межени было еще ой как далеко. Поэтому ширина русла была метров под пятьдесят против обычных двадцати. А поскольку брод тут образовался из-за близко подступающего к поверхности каменного основания, скорее всего гранит или другая какая прочная порода, то глубина хоть и увеличилась, но незначительно. Полтора метра вместо обычного одного. Река для местных вещь хоть и привычная, но загадочная, насыщенная духами... И пусть вода в ней течет точно та же что и выше по течению, но место то особенное и практически сакральное. Поэтому жизнью родича предпочли не рисковать, мало ли какой дух его за ногу схватит и в воде утопит. Предпочли дружными усилиями сначала спустить к реке, а потом так же поднять обратно на склон тяжеленную лодку.

Всем скопом долбленку затащили довольно легко, помогали и охотники рода черного енота, что в прошлом году не ходил на торг. А вот род барсука ожидаемо не пришел так как не было его теперь, в начале зимы его весь побило племя волка и единственный выживший паренек Она теперь был приемным сыном Рены из рода степной собаки. Но теперь он не барсук и права на родовое место охоты не имеет. Барсуки не пришли ожидаемо саотами, однако еноты когда за вечерним костром услышали эту историю сильно удивились. Они не были ошарашены — такое и раньше случалось, что какой-либо из родов исчезал. Они были удивлены, что племя волка собралось вместе и откочевало за реку, так близко к землям рода барсука. Еще больше они удивились рассказу о великой битве, что воины родов вели с волками и в которой победили обратив противников в бегство. Дружно охали и кивали когда слушали о весеннем походе, о волшебной Мишкиной рубашке из металла что блестит не как медь, а как рыбья чешуя. О гтухах... Когда речь пошла о неандертальцах охотники вначале загомонили, а потом надолго притихли внимая рассказчикам. На лицах многих из них появилось жесткое выражение, а некоторые судорожно сжимали в руках каменные ножи... Рассказывал в основном Унга, ему то и дело вторили Таука и Тона, важно кивал подтверждая сказанное Ур, другие охотники рода тоже время от времени встревали в разговор. Мишка пару раз ответил на заданный ему вопросы, но предпочитал просто слушать. Не потому, что не мог что-то сказать. Нет, сказать-то он мог побольше чем любой из них, ему просто надоели эти замусоленные рассказы и байки, которые всплывают у охотничьего костра раз за разом и повторению которых, казалось, не было уже предела. Но других достойных событий за последнее время не происходило. И судя по довольно размеренной жизни родов, эти рассказы пропишутся у костров на долгие годы, пока не превратятся в легенды имеющие мало чего общего с реальностью или откровенные байки, которые знают все, но веры им нет ни на грош.

Лодку оставили на склоне в высокой его части, а сами поднялись на ровную площадку расположенную на вершине холма. Здесь были разбиты стоянки что лисиц то есть саотов, что енотов. Вообще сама площадка была крайне любопытна с точки зрения ее организации. Она была довольно большая и явно когда-то выровненная. Дерн был снят и перемещен на края, а скрывавшаяся под ним глина хорошо утоптана. Но это было не самое главное. Главное было то, что по краям всей площадки склоны холма были довольно сильно подтесаны как со стороны реки, так и степи, а росший на них кустарник обрезан и местами засох... Получилось что-то вроде заграждения из засохших палок на крутом склоне. Человек конечно его мог преодолеть пусть и не без труда. И то, в конце подъема держась за сброшенную вниз обвязанную вокруг большого камня кожаную веревку. А вот зверю... Более или менее крупному зверю здесь было не пройти... Мишка это прекрасно понимал. И поскольку очень сомневался, что говы вообще полезут на этот склон. Справедливо предполагал, что все эти мероприятия предприняты с целью недопущения на площадку холма хищников... Вот только, что же это за твари такие, что двадцать три взрослых мужика, да еще и охотника прячутся от них на холме да еще и обрезают кустарник на подобии ежей для своей защиты... Хотя, Миша прекрасно помнил как жил в степи один, тогда он хищников практически не встречал, да и копытных собственно тоже... Получается большая часть животного мира этой степи в буквальном смысле крутится вокруг этого Стада, следует за ним по пятам в периоды миграции, пересекает континенты. Какие индивиды могут появиться при такой кормовой базе может показать только практика. Но вот воображение однозначно рисовало что-то абстрактное и несомненно огромное. Вообще интересно все это.

Рев хищника Миша услышал этой же ночью, когда сидел у костра и ровнял ножом заточенное топором острие колышка для ямы.

Железные ножи и топоры вызвали натуральный фурор. Влуха — вожак охотников рода черного енота вертел нож в руках рассматривая со всех сторон, нюхал, пробовал на зуб. Он смотрел как саоты рубят палки железными топорами, стругают щепу и вообще делают множество обыденных и повседневных вещей с таким выражение лица, что у Миша сложилось впечатление что он не верит собственным глазам. Ну да, род пегой лисицы к таким вещам уже привык, но еноты то нет. Потом Влуха долго хвалил Мишкин нож все время поглядывая в его сторону, в конце концов не выдержал и, видя что Миша никак особо на это не реагирует и дарить не собирается, напрямую спросил что он за него хочет.

Мишка менять свой нож совсем не планировал, но и прямо отказать не мог. Не "политикь" получается однако, так человека и обидеть можно и не дай бог вражду с родственным родом начать. Что конечно маловероятно, но и исключать такого тоже нельзя.

-Влуха, скажи, а чего такого есть у твоего рода, чего нет у нас?

Охотник енотов хотел было что-то сказать, но осекся и надолго задумался. Потом несколько растеряно развел руки в стороны и нехотя произнес.

-Нет, Мисша. У нашего рода нет ничего чего нет у рода пегой лисицы.

Было видно что мужик явно недоволен, но держит себя в руках, потому как предложить ему как оказалось особо и нечего. Но нож то хочется... Мишка хмыкнул, чем вызвал злой взгляд в свою сторону.

-Я услышал тебя Влуха. — Миша повернул нож боком, отблески костра скользнули по лезвию. — Давай сделаем так. Когда мы набьем мясом свои лодки, мы следом набьем и твои. А ты и твои охотники поможете нам довести их до поселка рода пегой лисицы...

Миша немного помолчал убеждаясь что собеседник его понял и воспринял. А то мало ли. И видя что взгляд енота стал заинтересованный добавил.

-Там ты сможешь договориться о том сколько тебе надо ножей и топоров со старым Коитом и уже с ним решишь что за них дать. В задат... — тут Мишка споткнулся, потому как слова "задаток" в языке племен степи как-то не было и он не задумываясь произнес его по русски. — Вперед я отдам тебе свой нож...

Прозвучало довольно коряво, но никто тут изящностью слов даже и баловаться не пытался. Тут до такого еще лет так под пару тысяч прожить надо. Влуха все прекрасно понял. Вожак охотников некоторое время сидел обдумывая, потом кивнул чему-то своему и посмотрел Мишке в глаза.

-Твои слова говорят правильные вещи. Охотникам рода черного енота нужно много таких ножей и топоров. И ты прав вести такие важные разговоры лучше с Коитом. Я согласен с тобой Мисша.

И он протянул руку. Нет, не для рукопожатия...

Миша невесело вздохнул, отцепив от пояса ножны, засунул в них нож и вложил в протянутую руку. Хорошо, что в коробе у него есть запасной. Да, он не такой красивый как этот: не полированный любовно песком и камнями, с простой, а не костяной с вырезанным узором ручкой... Но острый, закаленный и не особо уступает тому, что он сейчас обменял. Однако ножа все равно немного жалко, его Миша делал гораздо дольше других и подправлял что лезвие, что рукоять непосредственно для себя.

И вот этой ночью он впервые услышал настоящий рев хищника, нежданный озноб мигом пробежался по коже от чего стало несколько не по себе. Охотники засуетились, но особого беспокойства не проявляли из чего сам собой напросился вывод, что такой рев при приближении стада штука достаточно обыденная и на эксклюзив отнюдь не претендующая хотя и впечатляющая. Уверенности в себе это как-то не добавило. Более того, Мишка теперь прекрасно осознал от чего они с Таукой той осенью в таком темпе бежали к поселку на холме... С этой мыслью он, незаметно для себя задремал.

Утром Миша проснулся от заметного гула и мелкой дрожи земли. Воздух был насыщен сладковатым запахом спертого навоза, чего-то кислого, еще непонятно чего, в воздухе и на земле, везде мельтешили черные точки невесть откуда взявшихся мух. Складывалось полное впечатления что попал в огромный коровник. Впрочем на мух ни кто особого внимания не обращал, — ну есть и есть, куда от них денешься. Весь слух заполнила нахлынувшая и уже никуда не уходящая волна мычания, блеяния, рычания и наконец душераздирающих криков и стонов... Стадо пришло. Всю противоположною сторону реки сейчас заполнила бугрящаяся темными спинами постоянно движущаяся масса, конца и края которой не было видно даже на горизонте, который то и дело перекрывали целые тучи носящихся туда-сюда птиц.

Мишка стоял на холме и разинув рот смотрел вдаль... Сказать что Мишу эта картина поразило — ничего не сказать. Он на время просто потерял дар речи и тупо пялился в даль, то и дело отмахиваясь от назойливых насекомых пытаясь оценить хоть приблизительные размеры этого закрывшего землю сплошного серо — бурого покрывала. Целое море из миллионов огромных копытных перетекающих вслед за инстинктом континенты с одного места на другое в поисках новых пастбищ с сочной травой и спасаясь от подступающей с юга жары. Все, больше такой массе животных ничего не страшно...

В рот залетела одна из вездесущих мух, Мишка закашлялся и чертыхаясь принялся отплевываться и прочищать горло. Когда закончил, утер тыльной стороной ладони выступившие в уголках глаз слезы и снова стал рассматривать расстилающийся по другому берегу реки картину. Ночных хищников видно не было, хотя Миша был абсолютно уверен, что они где-то рядом. Хотя... хоть они и рядом, но здесь бал правят несомненно не они. Да будь здесь даже целое стадо хищных мамонтов они и то не смогли бы чего-либо сделать и скорее всего были бы тупо затоптаны таким количеством травоядных!

Из замешательства его вывел уверенный хлопок по плечу. Мишка обернулся. Рядом стояли Ур, Таука и Унга, Тона, другие охотники рода — все улыбались. И Таука озвучил совершенно очевидную вещь.

-Стадо пришло.

Мишка только кивнул в ответ и снова отвернулся рассматривая дикое, практически не укладывающееся в голове буйство фауны.

-Когда солнце будет высоко — пойдут, — добавил Унга и развернувшись, но не прекращая улыбаться, пошел к костру.

Мишка еще некоторое время смотрел в даль, потом прошелся вдоль склона. Теперь ему все стало полностью понятно. Нет, схема охоты для него тайной отнюдь не была. И яму с заостренными кольями на дне, и узкий, шириной не более двух метров коридор к ней он за последние пару дней успел довольно хорошо осмотреть, изучить и поучаствовать в обновлении кольев. Но вот все думал как? Как так случается, что в этот стоящий практически под прямым углом к ложбинке в холмах, по которой говы поднимаются на высокий берег после брода, коридор может попасть хоть кто-то если специально не перегораживать эту самую ложбинку рогатиной. Теперь этот вопрос просто не стоял. Ни вправо, ни влево края Стада не было видно. Конца — тоже. Когда вся эта масса пойдет на переправу получится чудовищная давка. Кого-то просто затопчут, кого-то унесет река, кто-то сломает ноги и увязнет в топком, превращенном в непроходимую грязь берегу... Но тех кто выберется будет все равно слишком много, они забьют эту, не особо и широкую ложбинку очень плотно, так что у тех кто окажется в отнорке просто не останется выбора. Развернуться у крупного быка не получится и он будет тупо двигаться, бежать вперед, к своей гибели... Сколько таким образом можно набить добычи Миша затруднился бы сказать. Зато теперь он прекрасно понимал от чего в родах и племенах холмов и степи несмотря на довольно высокий для простых дикарей практически не знающих металла и многих других благ и пороков цивилизации, но все же имеющих понятие о земледелии, такой его низкий, возможно даже деградировавший, а не зачаточный уровень. Земледелие им практически не нужно! Так же как и животноводство, которое выражено держанием небольшой отары овец, так сказать "на свежак". За одну такую охоту можно набить быков такое количество, что мяса хватит на очень большое количество народа. При этом Мишка совсем не сомневался, что эти потери на Стадо хоть чем-то повлияют.

Теперь было ясно и расположение самой ямы. Она располагалась в нескольких метрах от площадки, если смотреть сверху, но ниже по склону. Разница в высоте составляла метров пять. С учетом глубины самой ямы (тоже около пяти), получался перепад в добрый десяток метров. С этого края площадки никаких кустов не было. Их наверняка еще в давние времена выкорчевали и сбросили остатки подальше по склону. Зато были приготовлены скрутки кожаных веревок, которые принесли с собой как саоты, так и род черного енота. Зачем веревки Мишка понял — доставить туши. Но вот как они это собираются делать? А если бык на голову свалится, никаких перегородок для отнорка, тем более таких массивных чтобы удержать могучий напор говов, он не видел. Ну да в этом во всем Мишка собирался разобраться уже в ближайшее время.

Как только солнце взошло в зенит говы пошли. Вначале тонкой струйкой, один, потом пара, потом сразу с десяток... А потом как прорвало плотину, целый поток темных туш сорвался в реку, без особого труда пересек ее и хлынул на противоположный берег. Вся масса животного моря казалось одновременно пришла в движение и поток копытных стремительно нарастал. Огромные туши бились в воде, то и дело то единицы, то целые группы срывались с брода и их начинала сносить река. Быки, коровы довольно легко добирались до берега, но взобраться на крутой склон удавалось не всем. Тех, обессиливших смывало течением вниз. Возможно там у них был шанс выбраться на противоположный берег, а может и нет. Миша об этом не особо задумывался во все глаза наблюдая за переправой. Наконец поток перебравшихся на другой берег усилился настолько, что первых быков оттеснили в отнорок и они, почувствовав относительную свободу с боков и свободное место спереди устремились вперед, в ловушку.

От крика раненных в яме животных Мишку пробил озноб. В этом вое слышались боль и разочарование. Хотя последнее дорисовало скорее всего Мишино воображение. Но все равно, это не охота, это бойня. В этом он еще раз убедился. Нет в ней ни романтизма, ни геройства присущего обычной охоте в степи, на которую обычно ходят мужчины рода. Однако именно благодаря этой бойне они живут без необходимости особо экономить пищу. Именно благодаря самому наличию возможности набить себе столько мяса, сколько нужно, все эти женщины и дети племени волка были приняты в род пегой лисицы, а не вырезаны практически поголовно еще там, на пепелище их же собственного стойбища. Хотя, возможно именно сама возможность такой охоты и стала причиной того, что волки пришли в эти земли. Вырезали род барсука и продолжали бы уничтожать остальные рода один за другие, прежде чем занять свою нишу в этой своеобразной кормовой цепочке.

Миша стоял сейчас на краю площадки на холме, смотрел на разворачивающееся снизу действо, кривил лицо от очередного крика умирающего быка, но в то же время был безумно рад, благодарен тому что эта жестокая охота существует. Потому как картина, на которой валялись по весенней степи трупы женщин и детей с размозженными головами сейчас стояла у него перед глазами. И если уж выбирать, то он однозначно ставил на гекатомбу животных, чем людей.

Так продолжалось весь день. Нескончаемый поток непрерывно шел через брод на другой берег, а само Стадо даже и не подумало уменьшаться. К вечеру, в сумерках поток копытных резко ослаб, а через примерно час, когда начало темнеть и вовсе прекратился. Остатки быков выбрались из отнорка, кто все-таки сумев развернуться, а кто и пятясь назад, оставив в самой яме мертвых и все еще мычащих живых, не сумевших выбраться из нее сородичей. Вот тут охотники, весь день практически ничего не делавшие резко оживились. Запалили от костра заготовленные пучки травы и стали раскидывать их по склону возле ямы. Затем вниз полетели и горящие палки. Вокруг ловушки, на расстоянии метр, кое-где два, образовался круг из горящих тут и там небольших костерков. Несколько охотников споро спустились и подкинули к ним еще немного дров, пошарили факелами по сторонам освещая быстро сгущающуюся со всех сторон темноту. Затем похватали сброшенные веревки и стали осторожно спускаться в яму. Израненных острыми кольями, но все еще живых быков, кто мог двигаться быстро добили, остальных кто опасности не представлял оставили и принялись методично обвязывать уже мертвые туши теми же веревками, на которых и спустились.

Оставшиеся наверху мужчины, в том числе и Миша, дружно подхватили канаты и поднатужившись начали вытаскивать многокилограммовые туши наверх, на площадку. Тащили туши по одной, за четыре веревки и по четыре человека на каждую. Потому как оставшиеся семь человек суетились при свете факелов внизу, вязали вторым комплектом веревок следующего быка и продолжали добивать еще живых животных.

За довольно короткое время из ямы извлекли двадцать три туши, столько же сколько охотников участвовало в этот раз в большой охоте. Еще шесть туш достали, подняли на верх, но после осмотра забраковали и спихнули вниз по склону на другую сторону холма предварительно отвязав веревки и содрав шкуры — слишком они были избиты, изломаны упавшими на них сородичами. Из темных шкур торчали отсвечивая недобрым белые, в кровавых ошметках обломки костей, а колья слишком неудачно вспороли животы повредив в них что-то, что заставило забраковать тушу целиком. Впрочем Миша не думал, что случись дефицит, то от этого мяса кто-либо да отказался бы. Все бы вычистили как миленькие, а явно попорченные куски вырезали. Но сейчас, Мишка прекрасно понимал, что большая охота только началась...

Дальше вся ночь была посвящена разделке туш. Занимались этим тоже группами по пять— четыре человека. Вначале делались аккуратные длинные надрезы и снималась шкура. Потом вспарывалась брюшина, и из нее изымалось все содержимое. Сердца и печень естественно убирались в сторону, как самое ценное дабы насытить потом самих охотников. Все остальные внутренности сматывались кишками в комок и выбрасывались с противоположного от реки склона холма. Там уже раздавалось довольное чавканье, грозное порыкивание, визг и недовольный скулеж. Халява... Да, добычи кругом море, тут вам и затоптанные животные и просто слабые и обессилившие, завязшие по брюхо в размочаленном черноземе, и не сумевшие добраться до вновь раскинувшейся за холмами степи и сбиться с пасущимися в ожидании остального стада. Но вот выброшенные потроха всегда в приоритете и найдут своего ценителя. И не факт еще что этот ценитель не в состоянии самостоятельно добыть себе пропитание. Совсем не факт.

От такого соседства Миша ничего хорошего не ждал, поэтому выбросив очередную порцию кишок поспешил отойти на другую сторону, туда где полным ходом шла разделка.

После того как с внутренностями было покончено, приступили к вырезке собственно мяса. Прямо на еще не успевшей остыть шкуре, ловко орудуя железными ножами, лучшее отделяли от жил и пленок небольшими кусочками и складывали тут же на шкуре. Потом, когда все самое ценно с костяка было срезано или его оставалось совсем немного принимались за отделение жил. Кто-то размеренно ухая топором отделял рога, кто-то вскрыв череп доставал из него мозг.

В способностях Миши эффективно разделывать тушу вместе со всему охотники быстро разочаровались. Не получалось у него все делать так же быстро как и у них. Не получалось и все. Поэтому заметив что Таукин нож уже затупился и режет мясо и хрящи с трудом он предложил ему свой. Все равно пока он возился с ногой они уже тушу практически очищали. Так вот, взяв Таукин нож Миша подошел к костру и достав из мешочка камни, вытер его пучком сухой травы и быстро подправив лезвие заточил. Затем, видя что нож Ура тоже затупился сунул Таукин ему, а сам принялся точить снова. Так уже через примерно час охотники сами стали подходить к нему, брать заточенные ножи и оставлять затупившиеся свои. Один раз подошел охотник енота, показал обломанный кремневый резец, спросил может ли Мисша заточить и его. Мишка в ответ покачал головой, сказал что может точить только железо и медь. Тот в ответ только кивнул и через несколько минут принес ему измазанный в крови медный кинжал. Мишка ухмыльнулся, но лезвие подправил, прошелся камешком делая грубую заточку.

Вообще конечно интересно все получалось... Ведь если посмотреть правде в глаза, то кремневый резец в остроте железному не просто не уступает, но и заметно превосходит, пока скол свежий. И если бы не его хрупкость, то уж в разделке туш, но фору бы он всей этой железной новизне дал без каких-либо проблем. А так что получается? Тот мужик, что подходил с вопросом о заточке сейчас сидел в сторонке и аккуратными, выверенными движениями отбивал пластины от большого куска. Его родичи, когда лезвия резца крошилось не задумываясь выкидывали его в сторону склона и шли за новым. И что характерно, ни один из них в разделке своего собственного, тщательно выделанного ножа на, как правило, костяной ручке, не использовал. Чтобы не попортить лезвие значит. По сути сейчас еноты поступали практически так же как и лисицы, только с поправкой на уровень инструмента... Понятно, то видя как Миша раз за разом точит одни и те же ножи, которые при этом не крошатся и гораздо тверже меди, не проникнуться они просто не могли. И бросали в сторону охотников родственного рода, да и Влухи пронизанные плохо скрываемой завистью взгляды.

Еще двое охотников подправляли все это время колья в яме и когда сложенные внизу костры почти прогорели принялись кричать чтобы их подняли.

Так прошла практически вся ночь, а когда стало светать настало время солить мясо и поесть самим.

Печень, практически полностью сожрали еще теплой, когда только начали потрошить несчастных животных. Большую часть правда почему-то выкинули. Мишка в эти вещи вникать особо не собирался, так как сырые внутренности, тем более печень — фильтр организма, где собирается вся его зараза — есть не хотел. Он и жарить то ее опасался, но до этого не дошло, все что не съели — выкинули со всеми внутренностями. А вот сердца нарезали на кусочки, положили в большие привезенные с собой горшки и поставили на огонь. Уже через пол часа от них потянуло запахом крутого бульона, который перебил даже вонь крови и запах пасшихся через речку травоядных. И над всем, над всем над эти сновали тучи мух! Ночью, во время самого пика разделки их было не так много. Тут еще дым от сожженной травы помог. Но вот под утро они снова стали появляться... И вот в это время добытое мясо принялись солить. Прямо на снятых шкурах его заливали крутым рассолом, быстро перемешали и в них же подняв края и скрепляли наверху завязками из сырых ремешков. Вот так вот! Соли в рассол сыпали довольно прилично и оставляли греться в большом глиняном чане, который похоже так с этой площадки никуда и не уходил на протяжении многих лет и скорее всего так никуда и не уйдет. Потом в него добавляли еще какой-то порошок желтоватого цвета и сильно отдающий мочевиной. Но немного, небольшую горсть на здоровенный чан. Еще в рассол клали жеваный мох, тот самый что использовали для дезинфекции ран. Все это тщательно перемешивалось и постояв на огне зачерпывалось кожаным ведром чтобы заливать мясо в шкурах. Их встряхивали за края чтобы выпустить воздух, мяли за тем же и завязали. Мишка только хмыкнул. Охотники убивали таким "макаром" стазу трех, а может и больше, "зайцев". Ведь что получается? Посолив они мясо сохраняют, причем на довольно долгий период. Ведь тот же самый мох, если он правильно понял содержит в себе сильное антибактериальное вещество. Зачем добавляют желтый порошок не знал, но наверняка смысл тот же. Просолив по средствам мясного рассола шкуру, они тоже ее сохраняют и одновременно готовят к последующей обработке. Ну и, наконец, последнее на Мишкин взгляд, но далеко не самое простое — им для такого хранения не нужна никакая специальная тара! Ни горшков, ни бочек, ничего! Все что надо имеется под рукой здесь и сейчас, нужна только соль. Вот ее важность! Вот от чего старый Коит продавая его ножи и топоры большую часть платы брал именно ей. А еще соль убьет в мясе личинки мух, буде им удалось все-таки их отложить. Что тоже само по себе просто прекрасно, потому как жрать зимой солонину с опарышами удовольствия совсем никому не доставит.

Другая, небольшая часть охотников сидела и со всей серьезностью жевала мозги. Мишу от этого немного передернуло, замутило, но любопытство пересилило. Он подсел к ним и начал наблюдать. Разжеванные мозги они выкладывали на одну из оставшихся шкур и аккуратно разравнивали древками копий. После того как вся внутренняя сторона покрылась почти сантиметровым слоем мерзкой на вид, буро-серой с вкраплениями крови кашицой, шкуру скрутили в сверток и туго обвязали ремнями. После чего довольно улыбаясь и ковыряясь в зубах положили с краю площадки, туда где днем будет самое солнце снова принимались за жевание для новой расстеленной перед ними шкуры. То что это какая-то выделка понятно было сразу, но вот результат... Мише было очень любопытно на него посмотреть.

Когда со всеми делами было покончено и ободранные костяки были выброшены со склона охотники поев принялись таскать с реки воду, пока солнце еще высоко, говы не прут через реку, а крупные хищники, которые обожравшиеся до состояния большой плюшевой игрушки лежат на спинах и тут и там, подставив солнышку раздутые от съеденного мяса светлые животы и просто не в состоянии реагировать на бегающих туда-сюда двуногих. Мелкие конечно сновали поблизости, но на такое количество людей нападать остерегались. Тем более местами уже коптили небо небольшие травяные костерки. От которых огня как известно мало, но зато дыма и запаха гари на всю округу. А дикие звери такого совсем не любят.

Таскали воду недолго. Но все равно, когда закончили солнце уже подобралось к зениту и начало ощутимо припекать... Через брод пошли говы — Стадо продолжало свое движение на север.

Охотники развалились под навесами и в большинстве своем крепко спали после утомительной ночной работы. Мишка тоже сильно зевал, но несмотря на усталость сон к нему как-то не шел. Так он лежал у дернового бортика на краю площадки и смотрел на степь. На переправу Стада через реку нагляделся еще вчера, хотя даже сегодня она вызывала у него некую оторопь своей грандиозностью. Сейчас Миша смотрел на степь несколько в другом направлении, туда где на фоне уже переплывших воду говов сейчас очень хорошо просматривались хищники. И еще на подножие холма, на склоне которого их тоже было вполне предостаточно.

Набор хищного зверья был довольно разнообразен. Начиная со стай мелких собакообразных в пару десятков голов и заканчивая развалившимися сейчас на солнце здоровенными медведями на непривычно длинных ногах. Хотя... если прикинуть средний размер гова и сравнить его с этими самыми собачками, которые с огромным удовольствием обгладывали костяк одного из быков, то получалось, что размером они никак не уступали обычным овчаркам правда в основном имели рыжий, почти красный окрас и несколько крупноватую на Мишкин взгляд голову. Возможно они были даже крупнее, но разница в расстоянии заметно сглаживает нюансы. Медведи же, если исходить опять же из размера гова были в холке метра под два с половиной, не меньше. И передвигались на своих длинных ногах вполне себе резво даже на коротких дистанциях, когда нужно было шугануть стайки собак от очередного недоеденного костяка или еще вполне целой туши. Держались небольшими группами особи по три, реже четыре и гоняли в хвост и в гриву всех кто мешался им насладиться свежей падалью. Таких мешающихся было на удивление много. Гиены, те же собаки только много мельче, еще кто-то непонятно кто скрытый в траве, но от этого ему доставалось ни меньше. На этом фоне выделялись крупные кошачьи с золотистым отливом шерсти, но державшиеся парами и чуть в стороне. Еще были волки. Их Миша узнал сразу, наверное по серому меху и от того, что были они заметно крупнее собак — сработал стереотип. Они тоже держались стаями, но расстояние выдерживали еще большее. И, судя по размерам, уже вполне могли позволить себе охоту на свежую добычу и главное, не дать ее у себя отобрать тем же медведям. В небе парило множество птиц, над стадом — насекомых. Пернатые хватали их на лету, хищные птицы хватали их и все это венчали широко расставленные в небе крылья крупного орла. По крайней мере Миша его так назвал про себя. А то, что скорее всего он питается падалью и по функционалу больше похож на грифа его не особо смущало.

Но все же наблюдая за всем этим обладателя громогласного ночного рыка он так и не увидел. Да хищники ревели, рычали скулили, но все не так.

Вечером когда проснулся Таука Мишка спросил об этом у него и тот подтвердил Кхарш на день уходит дальше в степь, а охотится ночью, пока не наступит жара. И если сейчас его здесь нет, скорее всего тот который тут вчера ходил сейчас еще не голоден и вернется только утром. Потом брат сестры ненадолго задумался, а потом глубокомысленно заявил, что этот кхарш наверное старый самец изгнанный из прайда. А значит скоро появится и весь прайд. Плавать в воде они ой как не любят поэтом перейдут через реку они только в самом конце когда все Стадо уже уйдет далеко на север и объедать на оставшихся костяках уже будет совсем нечего.

С этими словами Таука поднялся с края площадки на котором они сидели и отправился будить остальных — начинались сумерки, самое время приниматься за разделку туш.

Глава 4

В таком режиме охотники провели четыре дня. Днем спали, а вечером принимались за работу. Теперь Миша занимался только тем, что точил ножи и топоры и на другие работы не отвлекался. Топоры конечно в меньшей степени, но и их умудрялись затупить в особенности со второго дня когда особо ушлые уговорив Мишку наточить кромку принялись их использовать в разделке наравне с ножами. Ходило все это железо по кругу, так что работа его почти не прекращалась. Ничего сложного в принципе, но вот с точки зрения разнообразия не особо. С другой стороны все охотники рода енота смотрели на него как на настоящего шамана все дни напролет общающегося с духами металла, что делают лезвия острыми. И значения, что это может сделать каждый лишь немного пройдясь шершавым камешком вдоль кромки, а потом более гладким все доправить, не имело ровным счетом никакого. Все же знают что с духами может общаться каждый, но вот не всякий может добиться от них того чего хочет. Мисша — может, значит шаман.

Соль закончилась в начале четвертого дня. И если за первый день заготовили двадцать больших кожаных мешков мясной солонины каждый в районе пятидесяти-пятидесяти пяти килограммов, так что взрослый охотник взваливал на себя с ощутимым усилием. То в последующие два солили больше и к четвертому дню после Мишкиного пересчета общее количество мешков достигало семидесяти четырех штук. То есть, если усреднить, на площадке сейчас было где-то около четырех тонн солонины и недосола... на который соли осталось совсем малость. И вот все этого было много. Очень много! Начать хотя бы с того, что сами охотники в азарте разделав столько быков только сейчас сообразили, что переплюнули свою планку в несколько раз. И то, доходить до них это стало только тогда, когда кожаные мешочки соли окончательно опустели. Вот тут то все дружно и принялись "репу" чесать и за головы хвататься в немом, да и вполне озвучиваемом вопросе "что делать?". Миша видя такое раздосадованно-довольное поведение еле давил в себе ехидную улыбку. Но все равно, она то и дело проскальзывала на его лице в момент когда охотники несмотря ни на что доставали из ямы и принимались за разделку очередной туши... Собственно понаблюдав эту картину и сделав нехитрые подсчеты Миша мысленно присвистнул. Ведь что получается: если принять что сейчас на площадке в мешках лежит около трех тонн солонины (а ее тут больше, но ам не везде с солью все в порядке), то даже если тонна уйдет енотам, саотам останется еще две. А это, если опять же грубо прикидывать, что выдавать каждому члену рода, включая маленьких и грудных детей по двести грамм мяса в день и принять что в роду семьдесят человек... То получается что на весь род надо минимум четырнадцать килограмм солонины в день. И если ее будет две тонны, то при таком раскладе хватить должно на... Мишка задумался подсчитывая результат.

-Где-то на сто сорок дней, — пробормотал он вслух и задумчиво потеребил подбородок.

И это все если не учитывать бобы и то что принесут охотники в зимнюю и обычную охоты. То есть получается маханули очень круто, так как даже если и оставить часть этой солонины до зимы, не ходя больше никуда, то в сочетании с бобами, которых засадили на свежевспаханной с Мишиной подачи целине, этой добычи вполне может хватить и до следующей летней охоты. Как-то так получается. При этом остается еще недосол, который по всему выходит употребить надо как можно быстрее.

А все она — соль то есть. В этом году саоты ее привезли очень много наверное килограммов около трехсот. Хотя в килограммах может даже и больше потому как разложили ее на всех лодках примерно поровну, а со своей Мишка сгрузил мешочков по ощущениям на центнер так точно. Такого никогда раньше не было и охотники рода черного енота, когда помогали ее таскать наверх были этим просто шокированы. Отсюда все и пошло. Привыкли солить в летнюю охоту мясо пока соль не кончится, вот и солили отдавшись азарту и забыв про все на свете. Народ здесь не привык к такому изобилию и теперь ломал себе голову, что со всем эти богатством делать. При этом, как Миша смог убедиться, от разделки очередных тушь и не подумал отказаться, только сейчас мясо нарезалось на тонкие и длинные пласты и все это укладывалось и вешалось на любое свободное место, только чтобы побольше солнца дабы побыстрее завялилось, а не стухло — соли то нет. Однако это помогало далеко не всегда и множество кусков летело вечером со склона навстречу радостному урчанию, чавку и приглушенному рыку. Некоторую часть полосок охотникам удалось закоптить на дыму от травяного костра. Вот только трава почти закончилась, ее и так со всего склона собрали и нещадно палили отпугивая мух. Еще несколько десятков шкур "замариновалось" с помощью мозгов. А рядом с ними были уже целые горы сухожилий и рогов. Что делать со этим ни кто до времени особо не задумывался и вообще имел довольно смутные представление. Понятно было только, что за раз все это будет не увезти, но на этом коллективное размышление и закончилось. Чего тут думать, надо — повезем! Причем две трети всего саотам. Потому как они соль и привезли и енотам столько мяса просто не надо.

В принципе логику Миша и не отрицал. Только вот по его подсчетам получалось, что если даже еноты помогут отвезти мешки солонины в поселок, то и при таком варианте понадобится два рейса. И если так, то кого-то надо будет оставить для присмотра за остальным добром. То есть, если охотников всего двадцать три, то в дорогу отправится двадцать — одного же не оставишь. А это соответственно десять лодок в каждую из которых можно было бы уложить килограмм не менее чем по триста... Но! Но это если бы были эти лодки нормальными, такими как делают на Земле — широкими, глубоко сидящими и с небольшим килем. Здесь же лодка представляет собой половинку здоровенного бревна выжженную и очищенную изнутри и несмотря на свою довольно приличную длину и ширину, ходить по ней во время движения было категорически противопоказано, потому как крутилась она вдоль своей оси в воде не хуже чем то самое бревно из которого и была изготовлена. То есть нагрузить то ее можно было бы и килограммов так под пятьсот не считая гребцов, но вот нужно было это сделать аккурат не смещая вверх центр тяжести. Иначе никуда этот "Титаник" не поплывет, по крайней мере гребцами вверх. Зато вниз пожалуйста и без проблем, течение трупам в помощь. И это только перевозка солонины в мешках, а есть еще и шкуры, которых тоже много, рога, куча крупных костяков (видимо для поделок) и сухожилия с копытами. Последние были на особом счету и по важности стояли сразу за мясом и шкурами ибо из них, как Миша знал, варился костяной клей. Который повсеместно применялся для клеенья всего: от кожаной зимней одежды и до копей, стрел и луков. Его он правда толком еще ни разу не видел, но слышать доводилось регулярно.

В общем по его прикидкам выходило, что делать придется никак не меньше четырех рейсов если что-нибудь не придумать, а это тот еще геморрой. Хотя решение Мишка уже знал, вот только его реализация была довольно сомнительна ввиду отсутствия подходящего материала. Решение простое и в некотором роде даже изящное. Он предполагал сделать из четырех лодок — два катамарана. По идее ничего особо сложного в этом нет. Нужны только бревнышки в качестве жердин, веревки и кожи. Все. За день бы они вместе с Таукой с одним точно управились: набили бы поперек толстых бортов поперечины, стянули бы всю конструкцию веревками и перекрыли шкурами. Как площадку, так и сами лодки. Ничего сложного, но грузоподъемность в таком случае вырастет даже не в два, а в три или четыре раза именно из-за устойчивости конструкции на воде и наличию широкой площадки между поплавками. Но подходящих бревнышек на жердины разумеется поблизости нет, готовой выделанной кожи — тоже. Хоть с веревками все в полном порядке, но кто же их даст на такую невиданную фигню! Тут веревка вещь сама в себе особо ценная и разбазаривать их не принято. А если что подвязать надо, так отрежь себе сколько душе угодно ремешков от цельной шкуры и делай с ними что хочешь. Короче не сделать тут на месте ничего, не из чего элементарно.

С другой стороны пока это и не надо. Влухе все равно надо до Коита добраться и насчет железа переговорить. Кроме того нож то он Мишкин уже получил, так что пускай поработают. Старый Коит такой случай не упустит и наверняка намекнет еноту, что без помощи в перевозке добычи никакого бартера не будет...

Но вот катамаран Мишка думал сделать все равно. Пусть и один, но попробовать надо Перекрыть палубой две лодки и попробовать его пока есть актуальность. И это надо будет сделать пока будут возить добычу с большой охоты, между вторым и третьим рейсом, чтобы опробовать в деле и показать преимущества и комфорт. Как раз будет четыре дня. А дальше уж кто-кто, а Коит сумеет найти ему применение, тем более и летний торг не за горами. А на него еще и невест везти надо, да и впечатление на молодых охотников вроде как собрались произвести... Короче Миша твердо решил — катамарану быть! А вот...

От размышлений отвлек гомон внезапно оживившихся охотников. По степи пригибаясь к траве кралась большая темная фигура. Кхарш, это был несомненно он. Охотники указывали на него и возбужденно гомонили. Мишка тоже подошел поближе к краю и с не меньшим интересом принялся смотреть вниз. Огромная, больше чем пятиметровая бесхвостая кошка охотилась, подкрадываясь к краю пасущегося стада. Не того Стада, что стояло сейчас на противоположном берегу реки и просачивалось через нее через брод. А той его части, что уже переправилась и сейчас с усердием поедало зеленую траву на северном берегу реки восполняя энергию, потраченную на преодоление реки, ее топкого берега и давки на подъеме в ложбинке между холмов.

Трава еще не вымахала на всю длину и поэтому не скрывала огромную кошку. От чего копытные при ее приближении просто смещались в сторону выдерживая приличную дистанцию. Кхарш привставал, осматривался, также пригнувшись отходил в сторону и все повторялось сначала.

Мишка смотрел на эту картину и удивлялся. Казалось бы эта зверюга с таким размером может вести себя как ей будет угодно и где угодно. Однако, все вот эти ужимки с высоты холма уж больно напоминают обычных домашних, взять хотя бы Витькиного, кошака. Эта похожесть так его развеселила, что Миша невольно рассмеялся. И в этот момент кхарш сделал бросок. Не в том смысле что прыгнул. Нет, он так же довольно нелепо крался, говы и затерявшиеся среди них другие копытные, так же как и разы до этого лениво двинулись в стороны, врассыпную выдерживая дистанцию. И вот тут то здоровенная кошка стремительно бросилась вперед. У зазевавшегося быка просто не было шанса. Могучие лапы с когтями в пол локтя человека крепко сдавили его тело, а шею уже вовсю рвали огромные саблевидные клыки.

Смеяться Мишка перестал заворожено наблюдая за картиной охоты. Стоявшие рядом охотники застыли благоговейно наблюдая и лишь сиплое дыхание кого-то и шелест теплого ветра прерывало повисшую вокруг тишину.

Над степью раздался победный рев. Тот самый, что Миша слышал в ту ночь и от которого что тогда, что сейчас по телу прошел озноб.

Могучий хищник стоял попирая лапами добычу и окровавленной мордой оглядывал все пространство вокруг. Как будто выискивая противника способного бросить ему вызов оспорив право на теплый еще труп быка. Соперников не было... Кхарш опустил морду, подхватил зубами тушу за шею и поволок ее в сторону, подальше от речки и от холма от которого так сильно тянет дымом. Большой кошак еще не успел утащить свою добычу далеко, а то место где еще недавно лежал труп сородича уже заняли другие говы и снующие среди них мелкие копытные поедая зеленую, сочную и кое где еще залитую теплой кровью, траву.

-Таука, а кхарши встречаются в степи сами по себе или идут все время за стадом?

Охотник пожал плечами не отрывая взгляда от большой кошки тащащей за собой здоровенную тушу гова ответил.

-А что ему делать в степи, Мисша? Кого он будет есть? — и отмахнув рукой крутившуюся возле лица назойливую муху продолжил. — Летом в степь приходит жара и сушь. Отец Солнце прогоняет на север всю крупную живность, сушит землю, дает ей отдохнуть от топчущих ее весну и осень стад. А там, где нет говов — нет ни кхаршей, ни медведей, — при этом он кивнул в сторону трущихся неподалеку пару троек этих крупных на необычно длинных ногах медведеобразных. — Нет ни волков, ни собак...

Таука еще перечислял какие-то виды и названия, но толком из них Миша ничего не понял потому как сопоставить их было не с чем, а раньше большинство из них ему слышать не приходилось. Хотя наверняка среди этих названий было место и тому непонятному зверю, что он забил тогда каменной булавой, сейчас казалось уже давным-давно, под дождем возле арки на ручье и той здоровенной птице с массивным клювом.

Стадо шло через реку еще шесть дней, а на седьмой через брод утробно рыча потянулись и следующие за ним хищники. С площадки были хорошо видны скользящие в траве их спины. Кто-то принимался обгладывать торчащие из грязи у переправы и уже порядком потрепанные остатки туши при этом рыча и размахивая оскаленной пастью во все стороны в попытке распугать конкурентов. Кто-то молча переплывал реку и скрывался в степи. Но в любом случае их было много. Собаки сбивались в огромные стаи и обнаглев вырывали сворой потрепанные костяки у медведей. Те огрызались, ревели вытягивая губу, но убирались подальше. Волки семьями обходили сбоку, кошки всевозможных видов и размеров жмурились на ярком дневном солнце вдоль берега, чтобы когда оно зайдет переплыть реку... Когда броду подошла стая пятнистых гиен, вот эти здоровенные, размером с упитанного хряка падальщики разогнали всех: и своры собак, и медведей, и кошек, что поджав хвосты уходили подальше. Потому как несмотря на неуклюжесть у гиен есть очень весомый аргумент в спорах, где не надо бежать за добычей или подкрадываться к ней, у них есть здоровенная пасть с мощными челюстями. И если на земле Мишка гиен в живую не видел, то эти его впечатлили. Не хотелось бы встретиться с чем-либо подобным в степи. И если с одной пара охотников скорее всего если не справиться, то отогнать бы точно смогла. То даже с небольшой семьей определенно нет. После такого, сомнительно что даже косточки останутся. Это Миша судил по тому как эти самые пятнистые "собачки", стремительно пожрали торчащие из грязи уже порядком подглоданные костяки.

Весело стало когда эти твари привлеченные запахом подтухшего мяса переплыли через реку и принялись за попытки взобраться по крутому склону на площадку. Гиены окружили весь холм и самые бойкие из них принялись за попытки взобраться на него по крутому склону и ни запах человека, ни дыма этих пятнистых падальщиков совсем не отпугивал. Попытки впрочем неудачные. Весь холм окутался волной непереносимого смрада, до которого запаху стада было ой как далеко, а в уши ударил постоянный визг, подвывание и лай десятков глоток. Внезапно поскуливание одной сорвалось на громкий визг, вслед за ней так же завизжала и вторая, — неудачно скатившись со склона эти две гиены съехали вниз и сорвались в яму с торчащими кольями. Предсмертные визги еще не кончились, а половина стаи уже стояла вокруг, толкаясь по краями ямы и чуть на съезжая вниз. Тогда как вторая половина водя в стороны чувствительными носами устремилась к отнорку. В самой яме еще оставались остатки туш копытных недогрызенных медведями. Но те то были заметно крупнее и труда выбраться обратно им не составило, а вот гиены... Гиены некоторое время еще толпились на краю, а потом первая, наверное самая голодная, распластавшись на брюхе съехала вниз. И сразу, только почувствовав по лапами твердею землю впилась зубами в горло своей неудачливой товарке, что лежала на боку проткнутая окровавленным колом в районе позвоночника и до этого визгливо верещала. Следом потянулись другие и в начавшейся свалке целый водопад пятнистых тел стремительно скатился ко дну. На кольях забилось еще несколько хищников в яме началась остервенелая грызня и лай. Остальная часть стаи так и толпилась наверху то подвывая, то подпрыгивая от нетерпения.

К вечеру в яме было все кончено. Гиены пожрав своих с трудом прокапывая себе путь, но выбрались по тропке что прорыли себе с краю медведи оставив на дне кровавые клочки шкур и меха, а так же кучи экскрементов. Пятнистые падальщики разбрелись по округе и затихли. По крайней мере эта какофония раздиравшая Мишкин слух весь день порядком попритихла сменившись на отдаленные хихикающие звуки и редкое скуление.

Однако наутро от гиен у подножия холма простыл и след, так как через реку перебрался прайд кхаршей. Четырехметровая самка первой выбралась из воды и отряхнувшись принялась обследовать территорию. То что это самка было понятно по отсутствию у нее на холке причудливо торчащей гривы, которую Миша пару дней назад прекрасно рассмотрел у охотившегося самца. Они неспешно ступая обошла всю территорию вокруг холма и не найдя ничего интересного вернулась к броду. В сторону холма с людьми она даже не посмотрела, хотя запах не почувствовать не могла.

Тем временем из воды выбрались и остальные: еще четыре самки, двое молодых самцов и целый выводок котят. Младших из которых самки перенесли через воду прикусив боком за шкирку. Боком потому, что спереди мешали выступающие на локоть из пасти широкие, с зазубренной внутренней кромкой и острые клыки.

Все члены прайда выбравшись из воды отряхнулись и недовольно порыкивая неприятно себя чувствуя на вытоптанной траве двинулись дальше в степь вслед за ушедшем на север Стадом.