|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Часть 1
— Гарри!
Пощечина.
— Гарри!
Меня берут за грудки и встряхивают. Нормально так встряхивают, с силой крепко огорченного чем-то медведя. Ладно, медвежонка. Пожалуй, такое усилие стоит вознаградить. Открываю один глаз. Вижу двух девушек. Довольно милых, хотя и растрепанных, к тому же, похожих, как сестры-близняшки. А у меня хороший вкус!
Открываю второй глаз. Парочка все еще на месте, но приобретенная глубина зрения делает неутешительный вывод — это двоится у меня в глазах. Способ побороть эту неприятность есть, но он порочен и мерзок на вкус. Впрочем, не то, чтобы у меня был выбор.
— Девочка моя, — бормочу я. — Поверни меня на... на бок.
К счастью, девчонка хорошо знает, что я имею в виду. Сильные руки подхватывают меня под солнечное сплетение. Метод Хаймлиша, вот что это такое. Нетипичное применение. Желудок сжимает спазмом, и меня тошнит прямо в заботливо подставленную...
Хм.
— Твою мать! — раздается вопль с пола. Не будь я полумертв от усталости, барабанные перепонки тут же ушли бы в отпуск. — Гарри, ты опять меня обблевал!
— Так было надо, Ронни, братан, — сообщаю я в пространство. Желудок плачет соляной кислотой, но уже не корчится в адовых муках. Голова тоже вроде бы начинает что-то соображать. И в данный момент она соображает, что...
— Дщерь моя, — говорю я таким севшим голосом, что от него нельзя зарядить даже телефон. — Подгони-ка папаше...
— Давно готово, — слышен насмешливый голос. В тряскую ладонь втыкается что-то холодное и запотевшее.
— Гримберген! — я присасываюсь к пивной бутылке, словно граф Дракула к Мине Харкер. — Славные швейцарские гномы потрудились как следует! Передай им большой поощрительный приз от моего лица. Или от твоего — оно у тебя вполне привлекательное. Когда трезвое.
— Гарри, ты жуткий пошляк! И "Гримберген" — бельгийское пиво, чтобы ты знал.
— Благослови Гриффиндор твою уместную эрудированность! Неужели в Бельгии нет гномов? Тебе нужно срочно разъяснить этот вопрос! Первостепенно! Куда подевались доблестные пивовары небольшого роста?
— В задницу, — серьезно отвечает Гермиона. — Она стягивает волнистые волосы в привычный хвост, критически осматривает себя в большом зеркале с облупившейся амальгамой, сокрушенно качает головой и острым движением ладони призывает косметичку. — И мы там окажемся в самом скором времени, если ты не поднимешь сейчас свою проспиртованную наглухо тушу, и не возьмешь себя в руки. Дамблдор ждет нас уже полчаса!
— Вот! — я укоряюще вздымаю в воздух худой перст. Руки у меня бледные и тонкие — руки пианиста. Возможно, скрипача. Жаль только, что к музыкальным инструментам меня нельзя подпускать на пушечный выстрел, иначе может случиться всякое. Были прецеденты. — А если он ждет нас полчаса, что из этого следует?
— Что? — она быстро наводит марафет тоналкой и корректором, бронзером наводит скулы, самую малость очерчивает глаза. Никаких стрелок, никаких теней, утренний макияж должен выглядеть так, будто его и вовсе нет.
— Что подождет и еще пятнадцать минут. Мне надо отлить, а ротового отверстия, как видишь, для этого однозначно не хватает.
— Пошляк и алкоголик! Никакого самоконтроля!
— Странно слышать это от тебя, учитывая твой в чем-то нетрадиционный вкус в подборе одежды, — говорю я раздумчиво, девушка ойкает и затыкается.
Забыл сказать — из одежды на Герми сейчас только тоненькие трусики, открывающие великолепный доступ к круглой девичьей попке. Не помню, было у нас что-то ночью?
Хм-м-м-м...
Нет, не вспомнить.
— Любовь моя... — шепелявлю я задушевно. — Слились ли мы давеча в экстазе искренних и чистых чувств, или же ты снова оказалась алкогольной фригидной сучкой?
— Заткнись, Гарри.
Это значит — не было. В противном случае она бы мило смущалась и маскировала бы нервозность грубостью и мощными шутками насчет моего достоинства. Получается, мы просто нажрались и уснули в обнимку. Сколько славного алкоголя угроблено, какие траты, какая печаль. Наверное, жалеет теперь. Я-то жалею точно.
— Этот вечер решал — не в любовники выйти ль нам? — говорю я поставленным голосом. Маяковского, конечно, лучше цитировать перед пьянкой, или хотя бы в процессе. После пьянки лучше идет Есенин, это проверено. — Темнота, никто не увидит нас... Я наклонился, действительно, и, действительно, я, наклонясь...
Тут меня снова тошнит, но Рон успевает увернуться, молодца. Что значит — друг. Никогда не поставит тебя в неудобное положение. А пиво чего-то не зашло, похоже. В Бельгии плохо понимают, что человеку нужно утром. Или просто наши местные призраки просто туда нассали. Открыли холодильник ночью, пиво выжрали, а в пустые бутылки опорожнились. Это объясняет пикантный вкус.
— Как насчет отрезвляющего заклинания? — интересуюсь невинно. Сами должны были догадаться, но раз уж никто не предложил... — Руки дрожат, сам не справлюсь...
— Обойдешься! — ехидно восклицает Гермиона. Она уже успела одеться, и список приятных зрелищ сократился в моих глазах еще на две позиции. — Не умеешь пить — нечего носить палочку!
— Ты же сиськи носишь, хотя пользоваться ими один хрен не умеешь... — вяло парирую я, с надеждой глядя на Рона. — Братан, хоть ты прояви сочувствие...
— Извини, Гарри, — бормочет рыжий деградант. — У самого тремор, ладони ходуном ходят, словно на морозе...
Я мотаю головой, встаю и терпеливо жду, пока комната перед глазами прекратит вращаться. О, нормуль. Одежда уже на мне — как предусмотрительно было не снимать ее перед сном! Можно начинать движение. Где там у нас кабинет Дамблдора? Наверху? Значит, начинаем движение наверх. Одна нога вперед, а вот и другая — это называется ходьба. Ничего страшного, спотыкаться — это в человеческой натуре. Только спотыкаясь, мы растем над собой. Кто это сказал? Аристотель, конечно. А может, я сказал. В любом случае, сказанное — истинная правда, а правда не может быть несвоевременной. Поехали дальше.
Ну вашу же дивизию! Я знаю, что завязка "герой просыпается с бодуна и втыкается лицом прямо в неприятности" стара, как говно мамонта! Но что тут поделаешь, если так выглядит почти каждое мое утро!
* * *
По утрам субботы в Гриффиндоре шумно. Никто не учится, вчерашние задания заброшены за печку, до понедельника еще нужно дожить, причем хотят этого, видимо, далеко не все. Только за первые три минуты мне повстречалась полуголая Джинни Уизли, отчаянно, но безуспешно пытающаяся вернуть одежду у хохочущего Лонгботтома, Чжоу Чанг, лежащая на полу в прострации — что она вообще тут делает? — и крепкий, как доска, Симус Финниган, деловито катящий куда-то десятилитровый бидон отличнейшего эля.
В счастливый час я вышел из комнаты! Я ткнул локтем Рона, и тот все понял без слов: отбежал в сторону, подбоченился и заорал:
— Эй, ирландская морда, кого ты имел в виду, ухмыляясь столь гнусно?!
Симусу не потребовалось дополнительного приглашения — в ту же секунду он выстрелил в сторону Уизли, словно ракета. Если бы у ракеты, конечно, были растрепанные светлые волосы, злые голубые глаза и кулаки размером с мою голову. Ну, вот такая у меня голова, что тут поделать.
Хорошо одно — она думает быстро и связно. И в основном удачно. Пока Рон задиристо, хотя и не сильно, бодался с Финниганом, изрыгая проклятия вперемешку со слюной, я шустро отвинтил крышку у бидона и...
Нет, зря я это насчет головы. Чертова тыква совсем ничего не соображает. Где мне взять кружку, или черт с ней, хотя бы бутылку, чтобы отцедить в личное пользование пристойную долю этого чудесного напитка? Ладно, ситуация не оставляет выбора, идем ва-банк!
Я поставил бидон на ребро, чтобы он мог катиться без помех, и нацелился было обратно в сторону своей комнаты, чтобы продолжить свои тихие безобидные медитации и поразмыслить, отчего во Вселенной так много жестокости, но тут неблагодарная Вселенная преподнесла мне очередной удар.
— Поттер!
— Не сейчас, детка, — пробормотал я, пытаясь слиться с полом. Он у нас красный, корпоративного цвета, так что попытка имела шансы на успех. — Утренний стояк прошел, а глядеть на тебя сквозь трезвые глаза — та еще задачка. Давай перенесем? Где-нибудь ближе к вечеру, часов на шесть, чтобы стемнело?
— Гарри Поттер! Ты, чертов алкоголик, немедленно брось эту дрянь, нас ждет ДАМБЛДОР!
Понятия не имею, о какой дряни она говорила, у меня в руках было только первоклассное пойло, но спорить с Гермионой, когда она в таком состоянии, бесполезно. Да и задумка моя провалилась, не родившись: Рон, видя развитие ситуации, пропустил хук от Финнигана и шустро отвалился на пол подумать о вечном. А я бросил попытки отхлебнуть из неприлично узкого горлышка и пристроился опять к нашей ореховолосой стервочке.
— Ну почему, почему ты всегда стремишься нас опозорить, Гарри? — прошипела Гермиона, когда мы покинули Гриффиндор, мгновенно окунулись в общий двор, где по обыкновению яблоку негде было упасть, и отправились в Директорскую Башню, в кабинет Дамблдора, похожий на прилепившееся к стене осиное гнездо, тревожное и опасное. — Разрушить нашу репутацию и выставить на посмешище? Я день и ночь тружусь, чтобы гриффиндорцев воспринимали теми, кто они есть — отважными, трудолюбивыми и бескорыстными, а ты...
— А я показываю всем наше истинное лицо, милая моя, — сказал я светским тоном, выискивая во дворе взглядом, у кого можно стрельнуть сигаретку. — Лицо пьяницы, лжеца, дебошира и вообще отличного парня. А твои попытки обмануть всех вокруг я рассматриваю как безнравственные. Позор!
— Гарри, ты невозможен!
— Но ведь я есть. Значит, возможен. А потому отныне называй меня не иначе как "Принц Парадокс". — Здесь я счел необходимым прервать нашу продуктивную беседу, потому что завопил: "Как у нашей Гермионы на башке сидят вороны!", поймал одну или две пятюни за удачную рифму и нашел, наконец, то, что искал.
Джорджа Уизли.
— Здорово, братан, — развязно сказал рыжий громила шести с половиной футов ростом, с которым разговаривать можно было только задрав голову, словно обращаешься к дорожному фонарю. — Ты-то мне и нужен.
— Не угостишь сигареткой? — быстро сказал я. У Джорджа в голове шестьдесят шесть мыслей вращаются одновременно, трепыхая маленькими шкодливыми лапками, и если хочешь расстаться с ним, не потеряв свой кошелек, ум или совесть, лучше говорить быстро. — А если в заначке есть что покрепче да поярче — тоже не откажусь.
Джордж удивленно скривился.
— Дружище, да ведь я честнейшим образом собирался поделиться с тобой вчерашним выигрышем! Восемь с четвертью галеонов, как одна копейка! Но если ты предпочтешь вместо этого добрый косяк с белладонной — я только за!
Интересно, кто додумался давать местной валюте имена многопалубных кораблей?
— С другой стороны, как говорит Дамблдор, деньги есть корень всего зла, — рассудительно вывернулся я из непростой ситуации. — А наш долг, как рыцарей света, это зло беспощадно изничтожать. Гони мою долю, принц Джордж! Кстати, по какому поводу на этот раз?
— Так ведь ты же задрал ночью юбчонку этой недотроге Грейнджер? Весь факультет уже гудит, многие слышали — и я был среди этих многих! — что из вашей комнаты ночью доносились очень красноречивые стоны! Моя тебе уважуха, дружище, это стоит отметить!
— Эта девочка из тех, кто просто любит пить! — немелодично, зато отчетливо пропел я. В трех шагах от меня виновница торжества окаменела и налилась багрянцем. Вот все-таки до чего не хватает здесь гитарного аккомпанемента! — Гермиона любит громкий секс, пыль в глаза и алкоголь...
— И об этом ты мог узнать только подглядывая в замочную скважину! — рявкнула Гермиона, приближаясь ко мне, как акула к купающейся во время месячных склеротичке. — Потому что по своей воле я за руку с тобой не буду держаться даже под угрозой исключения из школы... даже... даже если...
— Даже если Дамблдор прикажет? — с надеждой поинтересовался я. Интересно, если к старику подкатить с такой сделкой, что он скажет?
Гермиона только прорычала что-то нечленораздельное и бурундуком рванула в сторону — наверное, сама решила прояснить этот вопрос. Сто пудов, она на меня запала еще с третьего курса.
Но дело было проиграно. Джордж, медленно отсчитывая золотые монеты, вдруг замер и поднял на меня задумчивый взгляд. Скорбь от расставания с деньгами на его хитром лице сменилась осуждением. Он медленно сложил галеоны обратно в кошелек, зашнуровал его, сунул под мантию и торжественно отправился прочь — само благочестие, будто это не его в компании Фреда и Пенни Кристал из Когтеврана я как-то обнаружил голыми в Тайной комнате.
— Хоть огоньку подбрось! — взмолился я, но жесткосердечие старшего Уизли граничило только с его же жадностью. Похоже, сегодня все намекают, что мне пора взяться за голову и вести здоровый образ жизни. За голову, между прочим, это запросто, а вот со вторым вряд ли получится. Не в этом году, во всяком случае.
— Девочки, зайчики! — во дворе внезапно наметилась шумиха, все адекватные люди прыснули в стороны, будто им скипидаром под мантии плеснули. Но на самом деле все было прозаичнее. — Строимся, строимся! Быстренько! Ну и что, что суббота, поем утренний гимн!
Это профессор Минерва МакГонагалл, декан нашего факультета. Старушка к старости слаба мозгами стала, или как там у классика. Теперь она ежедневно строит студентов во дворе и заставляет петь гимн Гриффиндора. Говорит, что это способствует радикальному росту патриотизма и обостряет здоровую конкуренцию между факультетами. Не знаю насчет этого, лично у меня пение гимна обостряет только головную боль.
Я шмыгнул сквозь арку к лестнице, птицей взлетел на второй этаж, и уже с безопасной высоты принялся наблюдать, как декан пересчитывает пальцем дюжину слишком медлительных студенток — в основном, первогодок, которые еще не постигли своим медленным разумом вечную истину: видишь профессора где-нибудь, кроме пары — убегай как можно дальше. Собственно говоря, и на парах это тоже отлично работает.
— Девоньки! Ну-ка, построились в два ряда, повыше сзади, пониже спереди! — продолжала командовать МакГонагалл, не замечая, что студентки топчутся на месте с кислыми минами. — Что же вы вялые такие? Что вам нужно, чтобы прийти в себя? Зарядка? На мальчиков посмотреть?
— Похмелиться им нужно, — громко сказал я с верхотуры. Со всех сторон одобрительно заржали: наблюдать за унижениями других не только весело, но и педагогически полезно, я всегда это говорил. Жертвы декана стоически выдерживали ее корявое руководство, но тоже постепенно начинали зыркать глазами в поисках безопасного пути отступления, хоть даже и сквозь канализацию, прямо в объятия Плаксы-Миртл. А я привычным взглядом оценил их форму одежды — по пятнам на мантиях всегда хорошо видать, чем нынче питаются младшие курсы. Судя по этим, они предпочитали помои и мусор.
— Ради Юпитера, Гарри! — Гермиона материализовалась из ниоткуда и буквально втащила меня на следующий этаж. — Тебя просто невозможно куда-нибудь довести!
— Разве что до оргазма, — согласился я. — Попробуем?
— Ничего другого я и не ожидала... Сколько тебе лет, шестнадцать или все-таки три?
— Если интересуешься в смысле того, можно ли мне уже пить спиртное, ответ — да! И даже нужно. А что, Дамблдор приготовил угощение?
— Гарри! Помолчи уже, ты, несчастный, опустившийся человек...
— Одни работают на гордости, другие на амбициях. А я — я уникален, Гермиона. Я работаю на спирту.
Но дальше до самого кабинета директора не было уже ровным счетом ничего интересного, потому что Гермиона тащила меня по дряхлым скрипящим лестницам, будто ракета-носитель, отправляющая на орбиту ценный груз, и отключить ее огненную целеустремленность было невозможно, как я убедился. Ладно, давайте уже поговорим с нашим славным директором; если повезет, он тоже будет нетрезв и рассеян, и угостит коробкой конфет или мясной нарезкой из холодильника, которые ему постоянно приносят аспиранты и журналисты. Дамблдор взяток не берет, как всем известно, но вкусно поесть любит. В этом мы с ним похожи.
У дверей кабинета нас уже дожидался малость помятый, но в целом вполне жизнерадостный Рон. Судя по фруктовому запаху, после драки Финниган все-таки поделился с ним элем. Нет в жизни справедливости, эта страшная правда открылась мне еще в младенческом возрасте.
— Что там? — почему-то шепотом поинтересовалась у него Гермиона. Она выглядела бледнее, чем обычно, но все равно красивой до невозможности. Нет, точно сегодня замучу с ней — вечер субботы для этого, такое впечатление, специально предназначен. Сопру литрушку у ирландца, плюс пощекочу грушу, пролезу на кухню, сопру оттуда сливовых пончиков и устрою романтику под крышей.
— Да ничего, — пожал плечами рыжий дуралей. — Полная тишина. Никаких воплей "спасите-помогите" и ломающейся мебели, если ты об этом. А с ним что? — кивнул он на меня.
До Гермионы дошло, что я уже с минуту не отрываясь пялюсь на ее коленки, и она издала громкий стон отчаяния.
— Вот, правильно, — одобрил я. — Потренируйся пока, а я вечером проверю. Что, Рональдо, пойдем, что ли?
Я решительно повернул ручку и вошел без стука.
Дамблдор без сознания полулежал в кресле. В клетке беззвучно разевал клюв и дымился несгораемый феникс Фоукс. А посреди кабинета стояла закутанная в мантию фигура. Издавая чавкающие звуки, она медленно повернулась на звук открывшейся двери. На нас пахнуло омерзительным смрадом. За спиной громко сглотнул Рон.
На меня уставился неживыми белесыми буркалами самый настоящий Пожиратель Смерти.
* * *
Часть 2
Бэмс!
Кулак Гермионы мелькнул так быстро, что я едва его заметил. Правда, это вполне объяснимо тем, что я в этот самый момент как раз медленно моргал. Раннее и малость сумбурное пробуждение сыграло злую шутку с профессором Плейшнером. Да и со мной до кучи.
Пожиратель отшатнулся, его глаза приобрели более осмысленное выражение. Из полуоткрытого рта вывалился на пол обслюнявленный кусок булки.
— Сколько раз тебе говорить, Малфой, — с отвращением сказала Гермиона, вытирая кулак, — не жри этот гадостный фаст-фуд внутри Хогвартса. А тем более в кабинете директора!
Драко безропотно проглотил нецензурщину и остатки бургера, потому что в этот момент Дамблдор зашевелился в кресле, что-то неразборчиво пробурчал и отверз сонные вежды. Феникс перестал выделывать акробатические этюды в своей клетке и замер, как изваяние. Только перья дымились.
— А? — неразборчиво сказал директор магической школы Хогвартс. — Что? Ага... Что ж, я, кажется, немного прикорнул в ожидании...
— Простите, сэр, — Гермиона выразила личиком искреннее раскаяние, словно юная школьница из какого-нибудь порнофильма средней руки. — Это Поттер, сэр. Он никак не желал просыпаться, даже когда я сказала, что вы вызываете нас, сэр.
И торжествующе уставилась мне в глаза после этого, только что язык не высунула. Точно запала на меня, никаких других объяснений просто не может быть.
— Чистая правда, сэр, — отрапортовал я, принимая самый свой идиотский вид. — Однако это случилось только по той причине, что вчера мы с мисс Грейнджер занимались до поздней ночи, да и спали потом плохо... А кроме того, здорово отвлекали все эти летающие и орущие птицы у нас под окном...
— Вероятно, — светским тоном сказал Драко, — ты ожидал встретить в Хогвартсе других птиц. Нелетающих. Пингвинов, вероятно, а может быть, кур?
— Заткнись, Малфой. Я просто хотел сказать, что их вопли поутру дико мешают спать.
— Что ж, — добродушно пробормотал Дамблдор, попеременно закрывая и открывая левый глаз. Может, это азбука Морзе, и он подает мне тайный сигнал? Следует разобраться в этом вопросе. — Это вполне понятно. Но давайте все же вернемся к причине нашего сегодняшнего собрания. Что вы об этом думаете?
— Прошу прощения, сэр, — отчеканила Гермиона, преданно глядя на директора сверкающими глазами и только что не выпрыгивая от усердия из своих тугих трусиков, — вы же нам еще ничего не рассказали.
— Неужели? Хм, хм... а ведь верно, не рассказал. Что ж, простите старика. Память дряхлеет, мысли уже не так быстро сверкают под моим древним черепом... к этому следует привыкнуть.
Он безбожно кокетничал и притворялся. В старике было еще жизни лет на сорок.
— Мне поступила жалоба от мисс Стебль, — сообщил Дамлдор, забавляясь с фениксом: он просовывал сквозь прутья клетки насаженные на острие волшебной палочки ломтики сырого мяса, птица топорщила перья — и на выходе уже получался стейк средней прожарки. — Она говорит, что вы больше не ходите на пары травологии. Что вы можете сказать в свое оправдание?
— Ничего, — сказал я раньше, чем Гермиона успела открыть свой прелестный ротик. Идея с Морзе, похоже, не прокатила, сигналы показывали сущую ахинею. — Это чистая правда. Не ходим.
— Почему же?
— Потому что мисс Стебль, возможно, забыла, — сказал Рон, радуясь, что у него получилось вовремя открыть рот, — но мы уже на пятом курсе. Травологию же читают до третьего включительно. И, по правде сказать, все растения, которые она могла нам показать, мы уже по сто раз видели, нюхали...
— А некоторые даже скурили, — подтвердил я, заработав еще один яростный взгляд от Грейнджер. Драко Малфой заржал. Он был в этом дока.
— Понимаю, — сказал Дамблдор. Он медленно жевал кусочек мяса, по комнате витал вкусный дымный аромат. Интересно, куда старикан спрятал спиртное? Не просто же так он тут дремал перед нашим приходом. — Я передам мисс Стебль ваши ценные объяснения. Но вернемся к главному вопросу.
— Я не знал, что есть что-то еще, сэр, — надменно сказал Драко. Он, когда трезвый, всегда жесткий, как баскетбольный мяч. Возможно, я и сам таков. Невозможно вспомнить, слишком давно это было. — Какая-то свинья снова на нас настучала?
Малфой — большой филолог и потомственный лингвист, и может изъясняться так, что его слова слушаешь, словно нечеловеческую музыку, вроде "Апассионаты". Сам-то я так не умею, я человек скромный, можно сказать, застенчивый, а кроме того, напрочь лишенный музыкального слуха.
Директор ласково усмехнулся.
— Не совсем. Ко мне обратился мистер Филч; по какому-то запутанному вопросу ему требуется помощь толковых ребят, как он выразился. Сходите, узнайте — и по возможности окажите содействие. Я глубоко уважаю мистера Филча, и раз он говорит, что нуждается в помощи, так оно и есть.
— Сэр, возможно, помощь девочки ему не так уж необходима... — подала голос Гермиона. Здорово это она придумала: когда выгодно, она хрупкая девочка, а когда нет — плод любви взбесившейся валькирии и паучихи Шелоб из учебника профессора Толкиена.
Дамблдор оскалился в бороду.
— Считаю, мисс Грейнджер, напротив, ваше участие там совершенно необходимо. Кто же еще сможет осуществлять от моего лица руководство над этими... гм... самоуверенными молодыми людьми?
Гермиона тут же забыла про свои сомнения.
— Разумеется, сэр! — а хитрый директор только что заручился ее лояльностью, да еще и повесил на шею функции менеджера. Всегда мечтал вот так непринужденно манипулировать людьми. — Я прослежу, сэр! Разрешите идти?
— Разрешаю, — сказал Дамблдор, и мы заструились к выходу. Малфой старался оказаться с моей стороны; у Гермионы все-таки отлично поставлен удар. А у меня отменно поставлен навык торговли, так что не будь я Гарри Поттер, если не стрясу сейчас же с него минимум галеон на поправку расшатанного организма!
— Погоди-ка Гарри, — вскинулся Дамблдор, уже задремавший было снова, — у тебя на руке что, шесть пальцев? Давай-давай покажи... Уф-ф-ф, все хорошо, а то я уже подумал, что к нам снова начали принимать мутантов, но нет, ничего подобного. Проходи, Гарри, не задерживай поток сознания.
Я прошел. Поток сознания скользнул мимо, не принеся разрушительных последствий.
Сопровождаемые тихим хихиканьем и цепляясь за косяки фейспалмами, мы покинули кабинет.
* * *
Пришла пора сказать чистую правду: все, что вы до сих пор знали о Гарри Поттере — наглая ложь, полная и беспринципная. Не фантастическая книжка про Мальчика-который-выжил, а пьяная ахинея юного алкоголика плюс деловая жилка местной медсестры. Как же ее? Жанна, что ли? Неважно.
Таращило меня тогда нормально. Не первая моя пьянка, но, наверное, самая жестокая. Шоты коварны — никогда не поймешь, до чего набрался, пока не встанешь из-за стола. Вот я и встал. А потом упал. А потом меня унесли.
Сам-то я не очень помню все это — но это логично. Своими ногами я вряд ли дошел бы до медпункта, своими руками нипочем бы не разделся, своей задницей... неважно, в общем. А медсестрам нашим за это платят, между прочим. Так что первым, что я помню, была именно она — немолодая некрасивая женщина в белом халате, похожая на очень мудрую и очень печальную лошадь. Она глядела на меня сверху вниз и возвышалась посреди сверкающей медицинской дребедени, как башня. Голова у меня гудела и была пустой и звонкой, словно барабан.
— Кто я? Где я? Какой сегодня год? — прошепелявил я. Больше для драматического эффекта, конечно, потому что, несмотря на все мои усилия, вряд ли у меня получилось впасть в кому и пролежать в летаргическом сне двадцать лет. А интересно, кстати, какая жизнь была бы в две тысяча шестнадцатом!
Женщина пригляделась ко мне повнимательнее. Я изо всех старался не моргать, потому что ресницы, соприкасаясь, производили очень неприятный звук, вроде треска крылышек стрекозы. Наверное, для борьбы с этим кошмаром женщины и красят ресницы тушью.
— Да у тебя же глаза в разные стороны смотрят... сотрясения, что ли? Может, тебе таблетку дать волшебную? Или клизму поставить?
Да, не очень у нас обстоят дела с медсестрами. Кризис в системе здравоохранения. Даже касторку не предлагают. Не говоря уже о настойке боярышника.
— Опохмел мне волшебный надобен, — поведал я таким голосом, что им можно было бы распиливать стены Хогвартса. — Лечить подобное подобным — вот правильный метод, одобренный специалистами, и другого я не желаю. Чем я болел-то?
— Алкогольное отравление, — строго сказала медсестра. Или фельдшерица. — Мадам Помфри сказала, довольно серьезное. Жизнь твоя, говорит, болталась на волоске.
Врала наверняка. От бухлишка еще никто не умирал.
— Вот, — сказал я. — Отныне зовите меня "Мальчик, Который Выжил". — Злой лорд Спиртоворт, демон Алкоголь и прочие адские твари пытались утащить меня в свою кудрявую дымную бездну, но позорно просчитались. Я им не по зубам!
— Вот кстати, — женщина поглядела на меня уже более осмысленно. Ну, или это я уже начал адекватно воспринимать происходящее. — Ты пока без сознания лежал, наговорил много всякого, я даже кое-что записала... Про какого-то Темного Властелина, повелителя Змей, хранилища душ под названием хоркруксы, магическую тюрьму... Могла бы получиться интересная история. Я, знаешь ли, подрабатываю журналистикой немного — статьи пишу. Можем сработаться.
Словом, сразу стало понятно, отчего у нас такие проблемы в медицине — все подались в газетчики. И теперь катастрофа медленно перемещается и туда тоже. Но меня тогда это меньше всего волновало. Фельдшерица — все же Джоанна ее звали, если склероз не изменяет — выставила мне сотню галеонов золотом авансом, как автору идеи, и пообещала процент от продаж будущего бестселлера.
Мне-то процент, по совести говоря, был и вовсе не нужен, а сто галеонов уже жгли ляжку и просились на волю, суля неисчислимые бутылочки темного стекла с манящей надписью "Кениг Людвиг Дункель" — но так показалось солиднее.
Тогда-то и началась вся эта бодяга. Сочинения лошадиной Джоанны неожиданно выстрелили — да не просто так, а с шумом похлеще, чем у "Большой Берты". Народ ломился за книжками, словно укушенный, я в жизни не видел такого сумасшествия. Ну, я, натурально прочитал первую книжку — обхохотался. Там и Хогвартс выписан первоклассной школой похлеще Оксфорда, и Дамблдор — эдакий гениальный седовласый мудрец, и Хагрид — недалекий, но, в общем, добродушный великан, и волшебники — чуть ли не отдельная каста, ничего не имеющая общего с остальным миром...
Чушь это все, как вы уже поняли. На самом деле все не так. Но на это самое дело всем было глубоко наплевать. Поэтому все продолжало оставаться в шоколаде: народ сметал с прилавком книжечки, на карман мне капала веселая валюта, а Хогвартс... ну, продолжал оставаться самим собой.
Это довольно захолустная школа, если честно. Чуть пониже среднего уровня — ну, это если Итон и Кембридж считать первым классом. Куча разномастного народа, настоящая сборная солянка, несопоставимая ни по уровню владения магией, ни по личным качествам. Попадаются и умные, вроде Гермионы, и обнаглевшие платники, купившие себе место, наподобие Драко, и откровенные идиоты, за которых на коленях ползали за директором плачущие родственники — скажем, тот же Рон.
С учителями тоже дело обстояло кучеряво. На эту зарплату получалось взять только самых непритязательных. Старушка МакГонагалл, доживающая свой век в тихом маразме, или рассеянная, словно призма, мисс Стебль, или уже напрочь поплывшая башней Сибилла Трелони... Нет, Дамблдор, конечно, глыба и матерый человечище, но ведь и он тоже стареет, и это явно не идет ему на пользу. Единственный стоящий учитель здесь — это Снейп, хотя чувство юмора у него малость странноватое для взрослого человека, да и пьет он по-черному. Один раз он запер директора в шкафу, пока тот спал. В такой ситуации трудно не пить. А наш трудовик Хагрид, кажется, не просыхает вовсе никогда, знай себе гонит самогон в своей хижине, да продает потом интересующимся старшеклассникам. Я у него числюсь в постоянных клиентах.
И из интересного, вроде возвращения Темного Лорда, которого Нипочем-Нельзя-Называть, в школе у нас ничего не происходило уже лет пятьсот, с тех пор, как Почти Безголовому Нику почти отрубили его пустую башку. Ни великих героев, ни великих злодеев, ни великих середняков — Хогвартс даже дуралеев выпускал обычных, стандартного размера и диаметра. Ну, кому такое понравится? То ли дело в книжках, что, как на конвейере, клепала Джоанна! Даже завидки берут, насколько захватывающей у книжного Гарри получалась жизнь. Не то, что у меня, где кроме постоянных пьянок и половых излишеств, даже похвастаться было нечем.
— Угар нэпа, — сказал я уверенно, провожая затуманенными глазами ступеньки под ногами, глотая противного вкуса слюну и стараясь не сблевануть себе под ноги. — Нет того энтузиазма.
В голове серой грозовой тучей висело недоумение. Что за игрушки в мальчиков на посылках? Что за великолепная четверка без вратаря? Послал бы Дамблдор меня в Хогсмид за бутылкой, как уже не раз бывало, никто бы даже вопросов не задавал, но какие-то разборки с завхозом — это уже что-то за пределами моего бедного, интоксицированного уксусной кислотой организма.
— Чего? — непонимающе уставился на меня белобрысый Малфой. Олух эдакий, ни черта не понимает в классике.
— Учителей, говорю, нормальных нам не завезли, — пояснил я спецом для тупых. — Хожу, ищу уже шестой год, хоть бы одна падла отозвалась. Нет, вру — одна-то как раз и отозвалась, Северус Снейп его фамилия. Больше пока не нашел.
— А они хоть когда-то тут были? — хохотнул Рон, с ходу въехав в суть вопроса. — Отец рассказывал, сорок лет назад была та же херня. И даже директор тот же самый. По ходу, в этом все дело.
— Мне Грозный Глаз нравится, — вступила в беседу Гермиона. Эта скользила по ступенькам своими точеными ножками до того ловко, что у меня заболела голова. То есть заболела еще сильнее, чем раньше. — Он рассказывает интересные вещи.
— Ну да, интересные, — снова влез Малфой. — Выдернули человека с пенсии: на, дорогой товарищ, тебе новый предмет, а то к нам на такую зарплату молодняк идти не хочет. А то, что защита от темных искусств за последние полвека малость эволюционировала, ему сообщить забыли. Вот и учимся применять вместо нормальных силовых заклинаний и трансфигураций какую-то адскую архаику... глаз жабы и кровь девственницы. Условной, конечно же.
— Почему условной? — заинтересовалась девушка.
— Потому что настоящей нынче днем с огнем не сыщешь! — заржал рыжий Рон, а Гермиона надулась, как мышь на крупу. То ли жалела о навсегда упущенном, то ли о несбыточном мечтала.
— Грозный Глаз клевый, только не по теме, — вынес я вердикт. — Только подумаешь, что вот сейчас будет что-то по-настоящему полезное, как он опять начинает хромать по комнате, вытаскивать протез, громко дышать на него, протирать полой плаща и втыкать обратно в голову, и торжественно в сотый раз рассказывать, каким героем он был когда-то во время Великой войны.
— Скакал бок о бок с Котовским! — снова хрюкнул Рон. Похоже, тот эль у Финнигана — забористая штука. Нужно будет его украсть.
— Т-с-с-с-с! — Гермиона приложила палец к едва-едва, но очень мило покрашенным губкам и перешла на шаг. Мы как раз выбрались в коридор, где находились лаборатории и обычно преподавал Грюм. Вот и сейчас из ближайшей доносилось ровное сопение спящих студентов и задумчивый голос Грозного Глаза:
— Это было в степях Херсонщины...
Двигаясь с изяществом Эйса Вентуры, я подкрался к двери, заглянул туда одним глазом — ну да, так и есть, все спят, а кто не спит, режется в карты и магические шахматы — и громко сообщил в пространство:
— А Котовского потом застрелил Майорчик, шоб он был здоров!
Что интересно, от ответного вопля Грюма проснулись не все. Дневной сон крепок и весьма, говорят, полезен для молодых организмов. А что он там кричал, я не очень понял, потому что красная, как редиска Гермиона отчего-то вцепилась в меня скрюченными ладошками и утащила по лестнице вниз, на этот раз уже окончательно. Но ничего — кто услышал спойлер, тот его услышал!
До чего же хорошо быть разгильдяем! Особенно — разгильдяем талантливым. Учителя много от тебя не требуют — разгильдяй же. Но и не придираются особо: ведь талантливый, чертяка! Да и чихать я на них хотел, и на их мнение тоже, если честно.
Мы выперлись во внутренний двор, вымощенный древней брусчаткой и заросший не менее древней травой. Вот где стоило бы приложить силы и энергию первогодков! Впрочем, они и так шевелились где-то сбоку, пытаясь не то поднять, не то передвинуть здоровенный огнеупорный шкаф. Архивы, что ли, сжигать приказали? Это тревожный признак.
Я вырвался из твердой, как дерево, ладони Гермионы и огромными прыжками понесся по двору. Предыдущие поколения озвучивали свои безумные шалости вслух и давали какие-то глупые обещания. То ли дело я! У меня слова не расходятся с делом, потому что я сначала делаю, потом говорю, а уже потом, в самом конце — думаю. Очень, кстати, советую этот способ, кроме тех случаев, когда вы размышляете о суициде.
Хотя нет — во всех случаях советую.
— Так! — сказал я так громко, что с ближайшего студента взвилась в небо и улетела шапка. — Это что это вы тут? Да как вы вообще... Вы чего, совсем уже тут ополоумели?
Это способ я подсмотрел у Дамблдора. Работает безотказно, плюс на удивление универсален. За каждым человеком вьется шлейф косяков. Обвинить его напористо и нагло — а остальное живое человеческое воображение додумает само. Метод не подвел и на этот раз — ребята присмирели, словно кролики при виде орла. Или какая там живая тварь жрет кроликов на завтрак?
— Да мы тут...
— Так! — взвился я стремительным фазаном. — Смирно стоять. Меня называть — игемон. Поняли меня? Или ударить тебя? Вот конкретно тебя, жирный?
— Н-не надо... — пробормотал паренек. Да, зря у нас тут убрали допризывную подготовку. С одной стороны, магам физо не особенно нужно. А с другой стороны, в здоровом теле — здоровый дух. Плюс с девчонками можно отрабатывать норматив "отдание чести в движении"!
— Странный ты парень, обычно все кипят трудовым энтузиазмом. Что за шкаф, отстающий?
— Э-это богарт... — заикаясь, сообщил первогодка. Эх, были мы все салабонами...
— Вижу что богарт, — сурово сказал я. — Почему не покрашен?
— А разве н-нужно?
— Еще как нужно! — разъярился я. — Хагрид увидит, что до сих пор не покрашено — шкуру с вас спустит, а то вы его не знаете!
Малышню словно ветром унесло. Про Хагрида они слышали много, но ничего — хорошего. А я приоткрыл дверку и аккуратненько заглянул внутрь. Ну да, как и предполагалось. У совсем мелких там живут всякие змеи да кузнечики. У ребят постарше — венерические заболевания и голая МакГонагалл. А у битых жизнью и многое повидавших дедов, вроде меня...
В темноте магической ловушки, кося на меня оранжевым глазом, сидел, весь в синьке и белилах, грустный клоун.
* * *
Часть 3
— Гарри Поттер! — засветился недобрым трезвым огоньком Аргус Филч. Трезвый человек — опасный человек, я всегда это знал. — Тебя-то я и жду. Тебя и... остальную компанию.
Завхоз — крепкий мужчина средних лет в наглухо застегнутой клетчатой рубахе и простых рабочих штанах — сидел на рабочем месте и пил чай с вареньем. Под рубахой у него, говорят, немеряно партаков, но насчет этого я пока сомневался. Те, кто видел Филча без рубашки, доверия, с моей точки зрения, не заслуживают.
Обитал он в подвале, который своими силами перестроил в помесь пустого борделя и солдатской казармы. Тоже пустой. Старые шторы, гобелены и гравюры, которые завхоз уволок из коридоров Хогвартса, выглядели на голых стенах дико, а двухэтажные кровати с проломленными боковинами — свидетели жестоких заруб между Слизерином и всеми остальными факультетами — высились здесь, как скелеты небоскребов в мрачном постапокалиптическом будущем, до которого мы, конечно, доживем.
— Привет, Филч, — закричал я и без особой надежды сделал ручкой, пытаясь поймать улепетывающее эхо. — Есть выпить?
Забыл сказать, именно по этой причине я и есть всеобщий любимчик и вообще душа компании. Тем для разговора у меня немного — но все они необычайно близки любой аудитории.
— И тебе привет, Парень-Который-Выпил, — завхоз с хрустом поднялся и обдал меня запахом колбасы, чеснока и спирта. Вероятно, технического. — Ты, вот что, пока не забыл... Как насчет одолжить мне до следующей недели с полсотни галеонов? Дело верное, на этот раз выигрыш, считай, уже у нас в кармане. И тридцать процентов, как всегда, тебе...
— Да они постоянно мне, Аргус! — с ласковым зубовным скрежетом сообщил я. — Я регулярно получаю ноль, с того самого момента, как вы впервые мне сообщили насчет теории игр и прочих своих интересных задумок.
— Так что... — Филч втянул голову в плечи, приобретя большое сходство с Грегором Замзой после того несчастного случая, но не отступил, — как насчет деньжат-то?
— Гермиона! — снова закричал я. Наша чудо-девочка только повернула голову с королевским видом. Слабая реакция на столь могучий талант — это плохо, очень плохо. — Запиши мое завещание. Версия ноль сорок два, окончательная, с правками!
— Ага, — равнодушно отозвалась эта наглая сирена, продолжая болтать ногами и сидеть на столе. И тискать Мисс Норрис, между прочим. А у меня на нее аллергия!
— Записывай... Ладно, запоминай. В случае моей безвременной смерти, или если я помру раньше мистера Аргуса Филча, и мой пепел, в соответствии с последней волей покойного, будет развеян над Бирмингемом... чего, конечно, никто не заметит, там постоянно какая-то фигня падает с неба... в общем, только в этом случае упомянутому мистеру Филчу отходят двадцать галеонов с мотивировкой "за настырность". Точка. Печать, подпись. Целую, Поттер.
— Зря ты так, Гарри, — закряхтел завхоз. Из-за десны он достал крохотною заточку — скрепку, что ли, модифицировал? — Ты только что дал мне весомый... да, очень весомый мотив.
Мне пришло в голову, что весь этот комический стендап с завещанием был так себе идеей.
— Спокойней, Аргус, — сказал я потому, что и сам был спокоен. — Не имейте эту привычку быть жадным на работе. Вот когда мисс Грейнджер оторвет наконец свою соблазнительно круглую попку от стола и официально запишет то, что я прошу...
— Не дождешься.
— Вот именно, не дождусь. Так что я пока что еще поживу, с вашего разрешения.
Филч расстроенно засопел, малость притух и засунул расклепанную железяку обратно в рот, но возражать не стал. Вот так понаберут технический персонаж из уголовников, а потом в школе дети пропадают. Нет, рано еще думать об этом. Рано.
— Так что, дядя? — сменил я тему. Их у меня, как вы заметили, всего две. — Вы проигнорировали мой вопрос относительно спиртного напитка! Не могу поверить, что сделали это специально! Должно быть, имеется другое объяснение.
— Правила школы, мистер Поттер, не позволяют продавать учащимся алкогольные и спиртосодержащие жидкости, — занудил было волосатый завхоз, но я пресек этот поток сознания царственным наклонением головы.
— Они также запрещают клянчить и учащихся бабло на свои странные развлечения, но это вас никогда не останавливало. А кроме того, кто говорит о продаже? Речь о подарке, Аргус! Сугубо добровольное дело.
За спиной захихикал Рон, одобрительно проворчал что-то Драко, устало вздохнула и ругнулась Гермиона. Ну, конечно, у нее же трубы не горят.
— Нету у меня спиртного, Гарри, — решительно и печально сказал Филч, потирая красный — вероятно, от здорового образа жизни — нос. И уточнил: — покамест нету.
— Назовите тогда хоть дату! — простонал я, приобнимая Гермиону, которая от такой наглости лишилась дара речи. О, счастье! О, моя похмельная голова! О, эта очаровательная пофигистская непосредственность!
— Точных данных выдать не имею возможности, — отрезал завхоз. — Но ты, Гарри, можешь поспособствовать, чтобы, значит, дата эта настала как можно скорее. Вдобавок к тому, чтобы выполнить, значит, поручение господина Дамблдора.
Вот же хитрый жук! Небось, напрячь меня хочет на предмет контрабанды всякого горячительного из Хогсмида! Ну правильно: нельзя продавать учащимся спиртное. А насчет несанкционированного проноса ведь ничего такого не сказано! Да этот старый капитан Флинт за те сто пятьдесят лет, что работает завхозом, наверное, все схемы выяснил и изучил. А многие даже сам придумал. Вот оно, преимущество долгой жизни!
Пока я пребывал в плену грез и хихикал, как умалишенный, Гермиона освободилась-таки из моих пылких, но трясущихся объятий.
— Гарри! — наша лучшая половина... нет, погодите — наша лучшая четвертина наконец нашла нужные слова. И это было мое имя! Думаю, это знак. — Ты... да я тебе... руки по локоть за такое!
— Не преувеличивай своих достоинств, дорогая, — нахмурил брови и засомневался я, а Малфой заржал уже совсем гнусно. В принципе, Драко-то парень неплохой, но вот дальше все, к сожалению, по тексту. Филч недовольно прислонил костлявую руку к уху, похожему на лист лопуха, но явно не расслышал.
— Так вот, значит, — сообщил он в пространство своим скрипучим голосом. — Насчет Дамблдора-то. День рождения у него приближается, знаете, наверное?
— Нет.
— Нет.
— Нет.
— Все в учебе по уши, — сокрушенно пояснил я единодушие своих товарищей-дебилов. — Такая обстановочка, понимаете ли. А Дамблдор, он ведь такой скромный, никогда про себя ничего и не скажет...
— Да я же в вестибюле огромную растяжку повесил! — разозлился завхоз. — "С днем рождения, Альбус!" Никто уже совсем ничего не читает, что ли?
— Так Альбус и Дамблдор — один и тот же человек? — поразился я. — Вот так раз, вот правильно говорят, век живи — век учись, а я пока что...
Тут меня кто-то обхватил и облапил, как пьяный медведь, и напрочь лишил возможности махать руками. А потом кто-то другой закрыл мне рот ладонью, так что и этот канал информации оказался потерян для человечества.
— Он молчит, — подтвердила очевидное Гермиона. Это ее ладошка закрывала мне рот, я уже понял. Роль пьяного медведя, судя по всему, выполнял Малфой — из-за спины явственно несло табачищем. Тут следует заметить, что в книжках Драко, в полном соответствии с гениальной авторской задумкой, был прыщавым белесым задротом. Но в жизни-то он — настоящий скандинавский викинг, хоть пока и не достигший товарных размеров, а потому вырваться из его захвата не смог бы, наверное, и сам Сириус Блэк.
О! Кстати о Сириусе...
— Так вот! — громовым голосом сказал Филч, и у меня немедленно заложило уши и потек нос. Не переношу, когда на меня орут. — Подарок ему нужен, вот что! Подарок, говорю! Сообразил?
Гермиона убрала обслюнявленную руку, и Вселенная снова установила со мной контакт. Возможно, даже половой.
— Сообразил, — сказал я. — Только я не смогу сам ничего выбрать, я Дамблдора с этой стороны и не знаю вовсе...
— Узнаешь, — пообещал завхоз. — Не надо ничего выбирать, уже все сделано до вас. В трактире "Кабанья голова" подойдешь к Аберфорту, хозяину, скажешь, что от меня, он тебе кое-что и передаст...
— Да ладно, в это невозможно поверить! — возмутился я. — Насчет Дамблдора я был почти уверен, но чтобы и его младший брат...
Филч взвыл.
— Отдаст! — пролаял он спустя некоторое время, как только снова научился складывать нечленораздельные звуки в обыкновенные слова. — Отдаст он тебе подарок для директора! Но это еще не все, погоди! После "Кабаньей головы" тебе нужно будет зайти еще в "Три метлы" и забрать там... э-э-э... ну, товары для поправки здоровья, значит. Розмерта обратно в курсе дела. Подарок для директора будет в мешке с надписью: "С днем рождения, Дамблдор!", а бутылки из "Метел" — в мешке под названием "Альбус, с днем рождения!" Ну, запомнил? Понятнее стало?
Я наморщил последние оставшиеся извилины.
— Да ничуточки. Вы же нас практически под противозаконное дело подводите! Заметут дементоры — будем чалиться по этапу, только в путь! Голуби летят над Азкабаном... — пропел я шепеляво. — Есть еще такая болезнь — туберкулез. И для нее заклятий пока что не придумали.
Вид у Филча стал малость пришибленный.
— Но ничего, я все продумал, — сообщил я уверенно. — Вот как мы это провернем: запустим сначала внутрь "Кабаньей головы" голую Гермиону и заставим ее танцевать экзотический танец. Потом, когда внимание гостей будет отвлечено...
Я воровато оглянулся. Драко и Рон внимали с явным интересом. Их внимание сейчас явно находилось где-то во внутренних сферах черепной коробки.
— Мистер Филч, — взмолилась Герми. — Дайте ему уже выпить, он же так никогда не уймется!
Завхоз осмотрел меня с ног до головы.
— Не, — вынес он вердикт. Рано пока что. Вот возвратитесь — будет в самый раз. Ну, пошли вон!
* * *
— И почему девчонки ходят в туалет настолько дольше, чем мы? — задумчиво сказал Драко, пока мы столпились несвятой троицей в коридоре учебного корпуса, похожем на храм средней руки. — Меня мучает этот вопрос.
Судя по выражению на его широкой физиономии, мучить его мог разве что геморрой, но я не стал разбивать его детскую картину мира этим печальным фактом.
— Я-то думал, ты размышляешь о причинах появления во Вселенной звезд из антиматерии, — сообщил я осуждающе. — А ты, вижу, замахнулся на нечто более глобальное.
— Нет, ну правда же... им ведь даже штаны снимать не нужно, в отличие от нас. Сел, сделал дело, встал — вот и все.
В полумраке и тишине тупика было явственно слышно скрипение трех пар мозгов.
— Может, они заклинания читают? — предположил Рон, сверкая красным, как турмалин, глазом. — "Аве Мария" наоборот, или еще что?
— Зачем?
— Так ведь все женщины — ведьмы, даже сериал такой есть...
— Пока еще нет, — сказал я сердито. Чертовы анахронизмы, так и лезут в голову! — На самом деле все просто и примитивно, как песок. Они там... медитируют.
— Да ладно!
— Точно. Но не в том смысле, который обычно вкладывают в это слово. Вот сидит она в кабинке и думает: "Зачем я живу? Я тупая дура, которая только смешит всех окружающих. Может, пойти повеситься? Нет, у меня даже платьишка подходящего нет... Кстати, что бы вечером надеть такого, чтобы Драко обратил на меня внимание..."
— Это уж наверняка, — согласился Малфой, подбоченившись. — Меня все любят.
— В данном случае речь о Помоне Стебль, — уточнил я, и парня едва не стошнило. А я продолжил.
— А потом она выходит из кабинки, становится перед зеркалом и начинается самое интересное: "Жирная я? Жирная корова! Коровушка. Но вообще-то лапочка, несмотря ни на что. Сейчас подтяну сиськи, оттопырю попу, сделаю губки уточкой — и все парни мои будут! Да и не нужны они мне, хоть целая толпа за мной волочись! Я одинокая тигрица, хищница и недостижимая мечта! По моей воле светит солнце и текут реки! По мановению моего пальчика свергаются цари и воздвигаются..."
— Что-то ты слишком много знаешь о том, чем занимаются девочки в туалете, — с подозрением сказал Драко. — Чертов извращенец!
— Это со мной Гермиона поделилась, — нашелся я. — Вчера ночью. О, а вот и она!
Наша девочка-скандал и правда выползла из дверей, но выглядела малость задумчиво. Необходимо было ее подбодрить.
— Наконец-то она явилась изумленной публике! — закричал я голосом клоуна Пеннивайза из романа нашего почетного слизеринца. — У нас тут уже зубы начали выпадать от времени, и седина образовалась в самых немыслимых местах! Я понимаю, ты там, внутри, наверняка поклонялась своим темным богам, но всему же должен быть...
— Там кое-что странное, — прервала меня Гермиона. Она была бледна и сосредоточена. — И отвратительное. Вам бы лучше взглянуть на это.
— Серьезно? — Я даже чуточку удивился. — Это вот сейчас реальная жизнь, ребята? Гермиона Грейнджер своими развратными губками приглашает меня в туалет? У кого-то есть фотоаппарат? Диктофон? Ну, хотя бы блокнот?
— Гарри, — она смотрела серьезно. — Просто заткнись и зайди. Может, хоть тогда у тебя пропадет вкус к этим идиотским шуточкам.
* * *
— Что ж, — сказал я, оглядываясь. — Одно можно сказать точно: гигиенических прокладок у этой девушки с собой не нашлось.
Туалетная комната была стандартной — четыре кабинки, три раковины под зеркалом, две лампы да сушилка. Вот и все. Никаких хнычущих призраков, никаких плакс Миртл, которые вписала в свои романы явно психически нездоровая Жанна. "Водички бы, а?", — шевельнулась в мозгу ленивая мысль. Но лезть башкой под кран сейчас не стоило.
Раковина была залита кровью — яркой, артериальной. Не то, чтобы забрызгана сверху доверху, но с полстакана здесь набежало точно. На полу тоже было, но совсем чуть-чуть, пара капелек. И все. Вот это сбивало с толку — ни разбитых зеркал, ни следов борьбы, ни красных отпечатков ладоней на стенах. Будь все это, дело выглядело бы ясным — нападение древнего и могущественного чудовища, вызывай авроров. А так...
— Что здесь случилось, Гарри? — Гермиона почему-то решила перейти на шепот. Волнуется, поди. За меня. Или за ту девчонку, с которой тут случилось непонятное.
— Что ж, — сказал я. — Полагаю, дело ясное. Кто-то просто нёс мимо раковины кровь и пролил немного.
Она саданула меня по плечу. Больно, между прочим, а учитывая, что я только что разгадал самую большую тайну Хогвартса за последние сто лет, так еще и неблагодарно.
— Гарри! Ты можешь для разнообразия побыть серьезным хоть пять минут подряд? Здесь случилось что-то очень плохое, я чувствую! Кто-то стал жертвой! Совсем недавно, видишь, кровь даже не засохла! Рон! Драко! Скажите уже ему!
Парни переглянулись и пожали плечами. Драко вообще, судя по всему, больше интересовал интерьер, чем непонятно откуда взявшиеся струйки крови в раковине. Я чутко втянул носом воздух. Нет, никакой магией и не пахнет, только едой какой-то и сладостями; наверное, вентиляция с кухни рядом проходит. А может, здесь вообще эльфы крысу сожрали по причине бескормицы. Или какая-нибудь Вивиен Грохлис неаккуратно брила ноги. А мы тут панику поднимаем.
— Мир вообще злая штука, — сказал я. — Например, я уже второй час подыхаю от недостатка алкоголя в организме, а окружающие не то что не прониклись сочувствием, но и всячески тормозят мой неизбежный поход в "Кабанью голову". Но нет, граждане! Этот номер у вас не пройдет! Свободу не остановить!
— Можно было бы стукнуть старосте, — с сомнением сказал Рон. — Да только мы все втроем уже здесь!
Гермиона гневно засопела. Они и правда здесь были материально ответственными лицами, но брать на себя ответственность никому не хотелось. Один я сумел проявить слабые зачатки разума и избег чаши сей. А значит, решать придется тоже мне. Как самому предусмотрительному.
— Так, — решил я, — Тут речь явно не идет об убийстве — слишком мало крови. Так что паниковать мы не станем, а будем, наоборот, работать в хронологическом порядке. Сначала Дамблдор и его подарок. Потом Филч и его бухло. Потом туалет Гермионы и ее неудавшиеся месячные.
— Это не мои!
— Скажешь мадам Помфри то же самое, молодец, что тренируешься... Да и старшим пока ни слова, разберемся сами. Но потом.
Топоча, как стадо мустангов, от которых вихрем разбегаются даже самые опытные объездчики, мы покинули уборную. На входную дверь я мастерским штрихом повесил табличку "Не входить! Идет уборка!", которую нашел в половом ведре за дверью. Предусмотрительность во всем, а вы как думали.
Вокруг высились пустынные школьные своды. Еще бы, кто же в субботу проведет в школе больше времени, чем нужно? Только дуралей. Которым я, конечно, не являюсь.
— Так, — потер я руки, — теперь, когда мы со всем разобрались в школе, и ничто не омрачает прекрасного дня...
— Кроме залитого кровищей туалета, — мрачно добавила моя любимая зануда.
— Кроме мелких частностей, о которых позже... мы можем приступить к основному квесту! Так это называется, да? Доставьте таинственный мешок из пункта А в пункт Б, и персонаж даст вам ценный артефакт!
— Гарри, с тобой все хорошо? — Гермиона на ходу потрогала мой лоб. — Температуры нет?
Я сделал большие глаза.
— Потрогай лучше сердце, оно куда горячей!
— Там, куда ты показываешь, расположено вовсе даже не сердце... а мозг, судя по всему. Святые Мерлины, почему мальчишки всегда думают об одном и том же?
— Почему об одном? Я про разных думаю: про тебя, про Чжоу, про Джинни...
— Эй, братан, она ж моя сестра! — Рон, разумеется, влез со своими пресными замечаниями куда не просили.
— Мои соболезнования, парень... — рассеяно перекрестил его я. — Ладно, тогда просто про Гермиону и Чжоу. Возможно, вместе. Да, точно.
Что-то я сегодня в ударе — мы только вышли из школы, а девушка уже доведена до белого каления. В Хогсмиде она, будем надеяться, дойдет прямо до нужной кондиции, и либо прибьет меня, либо...
— Это. Просто. Невозможно! — взревела Гермиона, закатила глаза и глубоко выдохнула. Я почувствовал ее руку на своем плече, но не успел обрадоваться, потому что грудь тут де сдавили невидимые железные обручи, глаза, и без того измученные видением этого печального мира, словно вдавило внутрь, барабанные перепонки прогнулись, будто я оказался под водой... и в следующее мгновение все исчезло.
Мелькнула где-то внизу спокойная гладь Черного озера, какие-то камни, пятна, смазанные человеческие фигуры — и в следующую секунду оказалось, что мы, все четверо, стоим на мощеной булыжниками кривой улочке, а вокруг высятся перекошенными шляпами черные крыши, разукрашенные дома и магазинчики. Орали, как резанные, впервые выпущенные в свет младшекурсники, слышался смех и веселые восклицания, пахло сливочным медом и прочими вкусностями.
Гермиона превзошла саму себя и трангрессировала нас в Хогсмид.
* * *
Часть 4
— Вот это ты дала, сеструня! — восхитился я, как только желудок перестал водить хороводы во рту и отправился на подобающее место, а цветные круги перед глазами снова превратились в скучные колбочки. В голове, правда, яснее не стало, но это уже вошло в привычку. — Вот я тут стою, а если бы Дамблдор сказал: "Гарри Поттер! Скажи по совести, кто тебе дороже, отец родной или Гермиона?" — скажу: "Гермиона", ей-богу...
Как видно, конгениальный план нашей сексуальной стервочки не сработал — накал веселья не только увеличился, но и приобрел какие-то уже вовсе пугающие формы. А ведь это я еще не накатил! Ни вот столечко! Но благодаря усилиям Гермионы теперь эта цель была ближе, чем когда-либо!
Я распахнул объятья и, искусно мимикрируя под дебила, скорчил дакфейс.
— Позволь, душа моя, я тебе влеплю по такому поводу один безе! Да, Гермионушка, уж ты не противься, одну безешку позволь напечатлеть тебе в белоснежную щеку твою!
— Гарри, отстань от меня, ты, пьяная морда! — завизжала девушка, покраснев; а после оттолкнула мое бренное тело и рванулась вперед, к "Кабаньей голове", где, как она наивно надеялась, мои странности приобретут более упорядоченный характер. Не хотелось бы ее разочаровывать, но сам я оценивал этот исход как маловероятный. И любой алкоголик, знакомый со мной достаточно накоротке, не смог бы не согласиться.
— Нормально, — оценил Рон этот демарш и вцепился в локоть, словно утопающий на "Титанике" — в спасательный круг. — Но сказать по правде, братан, ты уже децл напрягаешь всех своей активностью. Давай-ка приведем ее в обычный расслабленный вид.
Хотелось бы, кстати, заметить, что круги утопающим тогда не особенно помогли — вода была дьявольски холодна.
— Неужели отправимся бухать?
— Именно, братан. Именно.
Малфой одобрительно хрюкнул. У них, викингов, это вроде бы совершенно нормальный звук, вроде хихиканья. А что, самая викингская фамилия — Малфой. Не говоря уже об имени. Круче был бы только какой-нибудь Драккайнен Малфуссон. Но нельзя требовать от людей того, что они неспособны дать в принципе.
Я и не требовал. Покорно перебирал ногами и тихо радовался, что искомая вывеска с заветными словами насчет кабанов и голов приближалась. В холодном воздухе витал аромат спиртовых паров.
А еще впереди маячила возмущенная попка Гермионы, только самую малость прикрытая форменной (хотя и три раза перешитой в сторону укорачивания) мантией, и это бодрило не хуже предвкушаемого спирта. Может, даже чуточку сильнее.
На входе в "Кабанью голову" — логично же! — никакого кабана не наблюдалось. И даже с головой возникли заметные сложности. Вместо нее у входа торчало два тощих скелета, обряженные в рыцарские латы. А когда кто-то входил в заведение, эти твари вращали глазами и щелкали челюстями. Либо дешевая магия, либо такая же дешевая аниматроника. В любом случае, художественный вкус у владельца оставлял желать лучшего.
— А вот если бы кто-то написал такую книгу... — мечтательно сказал Рон, и я поперхнулся. Я даже не подозревал, что рыжий умеет читать. — И чтобы там вот такие вот зомби-викинги воевали с...ну, например, с драконами. Э, нет! С драконами-вампирами! Вот это был бы номер!
— Зомби-викинги, побеждающие вампиро-драконов — это такая избитая попса, что писать о таком не будет даже Златопуст Локонс, — строго сказал я. — Кому может интересен миллион первый роман на эту тему?
— Мне, — сказал Рон. Нетребовательные вкусы этого парня всем были, впрочем, знакомы.
— Нет, — сказал я. — У меня тут есть идея поинтереснее: мальчик приезжает на пару недель в дом отдыха — или даже курортный отель — и знакомится там с несколькими симпатичными девочками, с одной из которых он пытается построить отношения, потому что влюбился без памяти, а остальные пытаются его отбить. Что скажете, парни? Свежо, дерзко, увлекательно! По-моему, должно выстрелить.
Пританцовывающая от нетерпения Гермиона показала глазами, что готова меня пришибить и испепелить взглядом, но я ей не поверил. Нечего глазки строить, наши нервы крепче стали.
— Говно твоя идея, — сказал Драко. — А все потому, что поправить здоровье не можешь. Похмелос. Мысли из головы вываливаются. Давай уже внутрь, там целебные алкогольные пары спасут гиганта мысли и отца магической демократии.
— Когда мысли вываливаются из головы — это не похмелье, а творчество! — попытался спорить я, но спорил недолго, будучи подхвачен под белы рученьки верными сподвижниками.
В общем, мы вошли.
Внутри было тепло, накурено и напито. Народу оказалось не так чтобы яблоку было негде упасть, но мы, с другой стороны, совсем даже не яблоки, так что упали за свободный столик достаточно непринужденно и принялись с удовольствием озираться.
Журчащее многоголосие навевало сонливость и благодушие, в воздухе висели горящие мягким оранжевым пламенем свечи, от которых легко было прикурить, не опалив брови и бороду, пахло жарящимся мясом и капающими на пол слюнями, а в соседнем зале пели срывающимся голосом, но старательно, про то, как вокруг какого-то университета колючая проволока натянута в три ряда — лепота! Сквозили мимо, стреляя хитрыми глазками, грудастые официантки, одетые то ли как горничные, то ли порномодели, в общем, день начинал стремительно становиться томным, но только...
— Гарри! — почти что на парселтанге прошипела Гермиона. — Ты куда уставился?
— И кот может смотреть на короля, — находчиво парировал я старым английским присловьем.
— Кот — может, — решила девушка. — Вот только ушей я у тебя не вижу, и на мисс Норрис ты вовсе не похож. А уж те места, куда ты так пристально уставился, к королевским особам не имеют ровно никакого...
— Тс-тс-тс, — зацокал своим длинным языком Драко. — Официантки, конечно, официантками, но почему к нам ни единая не подходит? Мы что, такие страшные?
— Думаю, дело в том, что среди нас имеется девушка, — решил Рон. — И она очень враждебно смотрит на остальных девчонок, отчего они и боятся.
— Девушка? Да ладно, невозможно поверить. Где она, покажите! — нахально потребовал я, но рыжий не оценил иронии.
— Да вот же она сидит, Гермиона звать! — он ткнул пальцем с обгрызенным ногтем в сторону ведьмочки.
— Гермиона сидит и ушами шевелит, — сказал я, но на мой явно прорезающийся поэтический дар в очередной раз никто не обратил внимания, что обидно.
— Ладно, — решил я, вздохнув так тяжело, как будто тянула меня ко дну многопудовая гиря. — Пойду сам закажу у хозяина. Заодно и с подарком разрулим вопрос. Кто что будет?
— Вискарь! — проявил аристократизм Малфой. — "Тичерз", тематический!
— Не рано?
— В плепорцию! Рон будет аналогичное, верно?
— Еще не решил, — помотал лохматой головой жертва литературных игр. — Пускай сперва принесут, там посмотрим.
— Любовь моя, какое бухло ты предпочитаешь в это время суток? — ласково наклонился я над копной каштановых волос. — Медицинский спирт, твой любимый, предложить не могу, а шмурдяк они пока не научились бодяжить, но в остальном...
Я не ожидал, что она вообще ответит. Бездумное половое влечение к самому альфасамцовому альфа-самцу в этой комнате, как вы понимаете, способно на самые мрачные штуки, а алкогольная интоксикация накануне... так все же, чем мы занимались-то вчера? В общем, ее дело на сегодня было — вести образ жизни пожилой сороки: гадить на головы юных натуралистов, да ругаться скрипучим голосом.
Но тут Гермиона меня удивила.
— Сливочное пиво, — уверенно сказала она. — И сразу большой кувшин. Чтобы не вставить два раза.
Усмешка ее была почти ироничной.
— Привет Гарри, — профессионально участливым тоном, который обычно только и встречается у барменов и психоаналитиков, сказал Аберфорт Дамблдор. Из психоаналитиков его в свое время выперли за пьянство и магические шалости с пациентками, да и здесь, чует мое сердце, он особенно не задержится. Слишком уж добрый. — Как жизнь, какие планы?
— Планы, — алмазным голосом сказал я, — обыкновенные. После долгих раздумия и решил повторить непростой трудовой путь своего отца. Бухать, колдовать, нигде не работать.
— Очень достойная позиция, — кивнул хозяин. Кружка у него в руках напоминала кусок хрусталя. Прочная, чистая, небывало красивая. И пустая. — Начнешь исполнять, я понимаю, прямо сейчас?
— Как определил?
— Скверно выглядишь, Гарри. С виду практически трезвый, а это никуда не годится. Чем лечиться-то будешь?
— "Кроненбург" светлое, — решил я, чуть не подавившись слюной от божественного звучания этих великолепных слов. Они теснились и сталкивались на языке, словно пузырьки хорошего шампанского. — Французы умеют варить эту дрянь. Особенно когда притворяются немцами.
Точно. В голове у меня враз прояснилось. Шампанское мы вчера пили, вот что. Взяли подороже, раз уж такое дело. И Гермиона еще сказала мне тогда, склоняясь к уху и хохоча, словно безумная...
Память снова обрубило. Начисто, вроде как мающийся сушкой наркоман выдергивает из земли приличный кусок омедненного телефонного кабеля. А все почему? Потому что ему срочно нужно позвонить.
Мозг, испытав чудовищное усилие, снова погрузился в теплую ласковую дремоту. Я сглотнул. Передача прервана. Один фиг не помогло.
— Притворяться всегда легко. Словно примеряешь на себя чужую маску. Ощущение свободы, невыносимая легкость бытия... Прости за философскую добавку. Считай ее чем-то вроде пенной шапки на бокале.
— Так и поступлю. Знаешь, давай сразу две поллитры. Единственное, что сейчас может нанести пользу отравленному давешней попойкой организму.
— Да, я слышал про вчера, — согласился хозяин, наполняя сосуды янтарным спасением. — Что-то еще?
Интересно, хоть кто-то, про вчерашнее не слышал? Я пока знаю всего одного такого человека. Это я.
— Да уж к гадалке не ходи. Литрбол вискаря и столько же сливочного пива. Для друзей беру, — честным голосом сказал я, наблюдая за процессом истечения разведенного спирта по пузатым бокам кружек. — Первая суббота на неделе, надо бы отметить!
— Сам донесешь или девчонку прислать? — Аберфорт уже похоже ничему не удивлялся. А я с опозданием вспомнил главную причину своего появления тут. Ладно, вторую главную.
— Девчонку... пришли, пожалуй. Только несимпатичную, а то Гермиона во внеочередном припадке ревности пробьет потолок своей прекрасной яростной головкой. Влюбилась она в меня, понимаешь ли. Делиться не хочет.
— Несимпатичных у меня нет, — отрезал хозяин, ухмыляясь. — Сам подбираю. Так что либо твоя маленькая ведьмочка сгорит от зависти, либо справляйся своими силами.
Понимаете, да? Девушку обидели, хоть она и не совсем моя, точнее, даже совсем не моя, пиво нести не хотят... пугают! Как прожить простому и скромному алкоголику в этом жестоком мире?
— Ладно, ладно, — проворчал я. — Не бережешь ты клиентов своих, вот они и разбегаются. От грубости твоей, от черствости. И половых излишеств с симпатичными официантками. А еще...
Я принял таинственный и многозначительный вид.
— Аргус из Филча передавал привет. А может, то был Филч из Аргуса. В общем, он просил забрать товар для Альбуса. Все готово?
Тут я сообразил, что что-то идет не так. Глаза у младшего Дамблдора остекленели. Стали буквально двумя обломками бутылочного горлышка. И там, в глубине, плескалось что-то непонятное, такое, что даже я пить бы поостерегся.
— Так ты, значит, тоже... — пробормотал Аберорт. По его шее, почти полностью скрытой бородой, быстро-быстро ходил вниз и вверх острый кадык. — Я просто не сразу сообразил... не догадывался даже. Ты, выходит, тоже с ними?
Башка внезапно приобрела большое сходство со скороваркой — ее сдавили со всех сторон невысказанные вопросы, а те мысли, что были там до того, будто взорвались гроздьями спелого сока и горячего недоумения. Какого черта все эти непонятности должны были случиться именно сегодня, когда я трезв и одинок и вообще не в лучшей форме...
Хотя если подумать, вчерашний день был ничуть не лучше. Да и завтра, похоже, меня ждет аналогичная судьба.
— Э... это... это сейчас про кого было? Про Гермиону, что ли, с парнями? Так я ж с самого начала сказал... Или нет?
Младший брат Дамблдора облизнул губы, пересохшие, как пески Большой пустыни Виктории в Австралии. Или, скажем, как мои мозги прямо сейчас. Слишком много дурацких загадок, парни из сценарного отдела, дайте мне уже немного пива!
— Вот ваш заказ, — нервно сказал Аберфорт. — А ваш товар... я сейчас вынесу. Мистер Поттер.
И пока я раздумывал, что бы мог значить этот неожиданный брудершафт наоборот, хозяин бесследно скрылся через заднюю дверь, подозрительно похожую на откормленную свиную задницу. Так вот откуда взялось это название! Жопа здесь, а голова, значит...
Додумать мысль мне не удалось — так случается с большинством моих мыслей. Предатели-глаза сфокусировались, наконец, на вожделенном "Кроненбурге", и все остальное перестало существовать.
О, этот карамельный цвет! О, эти капельки конденсата на приятно соразмерных округлостях сосуда! Воспел ли тебя Петрарка? Нет, Петрарка же умер... Может быть, кто-нибудь другой? Шекспир? Мильтон? Маяковский? Что за черт, все стоящие поэты уже померли, некому и слово сказать в защиту бытового алкоголизма! Безобразие!
Вцепившись крепкими молодыми зубами в запотевшую кружку, я доставил заказ к столику. Малфой и Гермиона напряженно сидели подальше друг от друга и смотрели в разные стороны. Точно как мои глаза сейчас.
— А Рон? — поинтересовался я, чтобы сделать вид, будто я не видел, как они тут шушукались за моей широкой спиной. А только ли шушукались? Я в последнее время стал малость подслеповат. — Куда вы дели моего туповатого, но верного друга? Что, если подумать, наверняка взаимосвязано...
— Отлить вышел, — совершенно не своим голосом сообщил Драко.
— Небось кровь из носу?
— А?
— Которую ты ему пролил, когда он полез лапать Гермиону. Спасибо, братан, ты настоящий... ну, братан. А Рон, сволочь такая, мне еще ответит!
— Я не... — начала было девушка, но Малфой громко закашлялся, а Гермиона отчего-то покраснела еще больше. Приятно, наверное, когда вокруг такие друзья. Я обессиленно свалился на низенькое красное кресло "под плюш", а-ля "Казино Рояль". Правда, из казино бы его быстро выкинули, за моральную устарелость и материальный износ. Похоже, именно такая судьба его и постигла в свое время. А Аберфорт, значит, подобрал?
Я подцепил трясущимися лапами стакан с призом и споро опрокинул в распахнутую пасть, будто опасаясь, что очередной апокалипсис помешает мне завершить ритуал превращения человека жаждущего в человека разумного. Бибо эрго сум! Но обошлось. Ледяная, но все равно благодатная аквавита послушно потекла в пересохшее горло, расширяя сосуды и подстегивая усталые синапсы. Мир устаканился и налился красками. Неодолимая сила и могучий разум Гарри Поттера вновь обрели форму.
Одно плохо — такими темпами на меня скоро накатит меланхолия, и я начну опять глупости говорить, декламировать стихи и сентиментально пускать слюни на ту единственную, которая, может, и не заслуживает такого к ней отношения... ну вот, уже началось!
— Кто это? — Малфой сменил тему, резво дернув рукой в направлении дальнего столика, за которым уютно прикорнул магический полицейский-дементор, то есть "безмозглый", как их обычно называют студенты. К столику ползком подкрадывался крупный, бритый налысо парень. Выражение его лица было смесью азарта и неуверенности, а мантия волочилась по полу, словно флаг отступающей армии. Или изрядно разложившейся в пьянках и кутежах армии, тут метафора хорошая и так, и эдак.
Я пригляделся.
— Похож на И Фана, китайчонка со второго курса... Да, точно он.
— И что же он делает? — заинтересовалась Гермиона.
— Насколько я вижу, пытается слямзить у дементора электрошокер.
— Но тот же сейчас проснется! А шокер намертво прикручен к поясу заклятием Замка! Он об этом знает?
— Ему говорили, — дипломатично сказал я.
— А он?
— Послал в жопу.
— Понятно. Значит, теперь ты просто наблюдаешь? Любишь оказываться правым?
— Не то чтобы прямо люблю... — сказал я с чеканным акцентом выпускника Оксфорда, хотя ни разу не был даже близко. — Как-то само собой получается обычно.
Ответное слово младшего Малфоя потонуло в разгоряченном шуме трактира, а меня вдруг словно под руку кто-то толкнул, и не зря: хозяин появился, наконец, из подсобки, таща за собой сумку с неразборчивой надписью. Я крякнул и поднялся.
— Ладно, ущемленные! Грубые вы, ухожу я от вас — хотя и ненадолго. Смотрите не изнасилуйте тут друг друга. Упущенная прибыль! Аберфорт для этих целей официанток держит.
Пока брел обратно к стойке, понял, до чего ж умаялся. Заиграла музыка, что-то знакомое, из прошлогодней попсы... "Cake by the Ocean" вроде бы. А и правда, здорово было бы, наверное, жить где-то далеко, на островах, на краю вечного лета... Просыпаться утром и видеть вдали, на горизонте далекие абрисы туманных гор, и огромный синий океан без конца и границы, и чтобы рядом лежала, потягиваясь, как кошка...
Было бы хорошо. И пусть ради этих ускользающих минут и дней счастья пришлось бы годами батрачить на дядю в фирме — это ощущение, это чувство свободы, его нельзя спутать. И забыть тоже никак невозможно. Жаль, что мне ничего подобного не светит: еще год обучения в захолустной магической школе, потом восемнадцать месяцев практики среди маглов, потом работа в министерстве — кризис-менеджером. Спасать маглов на профессиональной основе, предотвращать катастрофы, тушить конфликты, останавливать перевороты — вот первое и единственное предназначение волшебников в мире. Дурацкая схема, да, но это лучшее, что приготовила для меня эта вселенная. И здесь не было для меня другой роли. Только это.
Но сначала нужно было забрать подарок для Дамблдора.
Я поднял погруженную в мысли голову и понял, что уже с полминуты стою у стойки, а Аберфорт выжидающе глядит на меня, помахивая своим мешком. Чем-то он в этой ситуации напоминал очень недовольного Санта-Клауса.
— Надеюсь, тут не отрубленные головы тех, кто не скинулся на праздничную вечеринку, — предположил я, но хозяин шутку не поддержал, так что я просто хлопнул на стойку золотой галеон и потащился обратно.
На этот раз за столом отсутствовал уже Драко, Рон пырился на нее с совершенно ошалелым выражением выпученных глаз, а Гермиона выглядела немного растрепанной, но вид у нее был боевой. Ситуации явно недоставало абсурдности. К счастью, для этого есть я.
— Эх, заведу я себе тихоокеанские галифища, — рявкнул я, распугав, словно стайку подвыпивших воробьев, небольшую толпу первокурсников, — чтоб из штанов выглядывать как коралловый риф! А куда подевался Малфойчик? Постыдился глядеть в мои задумчивые глаза? Ушел в закат, наступая на собственный плащ?
— Ширинку бы лучше застегнул, — порекомендовала мне Гермиона, скептически оглядывая мой ладный силуэт. — А то у тебя из нее вовсе даже не коралловый риф выглядывает. А Драко с непривычки навернул сразу стакан "Тичерза", и ему как-то резко поплохело. Возможно, и добежит до уборной, но я в этом что-то сомневаюсь. Так что будь осторожен там, не иди по его неверному пути.
— Грешно смеяться над больными людьми, — укорил я девушку. — Рональдиньо, как ваше самочувствие? Вздрогнем?
— А... э... — забормотал рыжий, бессмысленно глядя перед собой. Белочку, что ли, поймал? И вот с этими людьми мне нужно захватить мир и стать Императором Галактики! Поистине, жизнь жестока и несправедлива.
За отсутствием мелкой моторики со стороны Рона, мы чокнулись с Гермионой. По части скорости уничтожения пива она, кстати, обставляла меня на раз-два, и это чувствовалось: она больше не зыркала на меня, аки лев рыкающий, и не роняла язвительных замечаний насчет моих мыслительных способностей и общей молодцеватости. Из-под глаз пропали мрачные темные круги, щеки зарумянились, и она все больше усмехалась, отхлебывая из пухлой кружки с белой каймой пены.
Все-таки до чего замечательная вещь — моя компания!
— "Ступефай" кастовать на друга — это все-таки, я считаю, слишком, — сказал я через несколько минут, энергично жуя, потому что Аберфорт проявил-таки слабые зачатки гуманности и прислал официантку с целым блюдом жареных на гриле ребрышек. А может, просто поглядел на следы недавней жизнедеятельности Драко, содрогнулся от темного ужаса и принял превентивные меры. В любом случае низкий ему поклон и шампанское от третьего столика! — Даже я на такое способен только после третьей бутылки. Но ты-то, душа моя, ты должна работать примером для нас всех!
Гермиона пожала голыми плечами, с которых поочередно сползала хитро сшитая мантия, и я опять отвлекся от обличительных речей.
— Во-первых, он постоянно норовил прикончить виски — видимо, туалетные лавры Малфоя покоя не давали... вот я и позаботилась.
— Туалетные лавры Малфоя не давали герою покоя, — сказал я, на манер лорда Байрона прожигая демоническим взглядом потолок. — И Чайльд Гарольд взалкал, и немедля сожрал с полведра спиртового настоя... А во-вторых?
— Чего?
— Ну раз ты сказала "во-первых", значит, имела в виду и "во-вторых". Так обычно бывает. Так что там во-вторых?
Гермиона открыла рот. Нахмурилась. Покраснела.
— Неважно!
Я покладисто кивнул, принимаясь за вторую кружку. Ребрышки были хотя и мелковаты, да вдобавок пережарены до черноты, в качестве закуски подходили идеально. Самая правильная еда в субботнее утро... хотя погодите. В субботу, всю целиком.
Из угла со спящим дементором раздался резкий звук электрического разряда, с которым обыкновенно срабатывает заклинание Замка, а после — жалобный вой на китайском. Предначертанное исполнилось.
Но вот вопрос: чего все-таки испугался Аберфорт Дамблдор?
* * *
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
