Подводная лодка

— Доклад окончен, — сказал Рома. — Благодарю за внимание. Готов ответить на вопросы.

Наступила тишина, в ней отчетливо прозвучал ранее приглушенный голос Бориса Борисовича:

— И вот нога у нее застряла, ни туда, ни сюда, а я только вставил, что делать?

Михаил Евгеньевич ткнул коллегу локтем, тот заткнулся. Роза Ивановна недовольно крякнула, обвела аудиторию мрачным взглядом и спросила:

— Какие будут вопросы, товарищи? Борис Борисович, вы что-то хотели спросить?

— Да, хотел, — согласился Борис Борисович. — Что это там... выносится на защиту?

— Метод построения метаноморфного квазиорганизма, — ответил Рома. Подумал и добавил: — И его генетическая реализация.

— Метод или методика? — подал голос Михаил Евгеньевич.

— Разве можно выносить реализацию на защиту? — спросил Борис Борисович.

— Конечно нельзя! — заявила Роза Ивановна.

— Да, вот именно, — кивнул Борис Борисович. — И еще я не понял, какие компетенции вы приобрели в работе над проектом, покажите, пожалуйста, первые слайды.

Рома отмотал презентацию к началу.

— О, действительно! — воскликнула Роза Ивановна. — Хорошо, что заметили! Молодой человек, вы профессиональный стандарт читали?

Рома вспомнил древний двумерный фильм про терминатора, как у него в нейросети конкурируют варианты ответа и в итоге побеждает "фак ю". Жалко, что здесь так нельзя. Или можно? Полина в свое время решила, что можно.

— Молодой человек, я жду ответа! — рявкнула Роза Ивановна.

— Читал, — обреченно произнес Рома.

— Какой стандарт вы читали? — спросила Роза Ивановна.

— Соответствующий, — ответил Рома.

Обычно в похожих ситуациях такой ответ прокатывал. Но не всегда, сейчас вот не прокатил.

— Какой еще соответствующий?! — возмутилась Роза Ивановна. — Какой профессиональный стандарт соответствует специализации? Отвечайте!

— Там на титуле должно быть написано, — подал голос Борис Борисович.

— Должно быть, — согласилась Роза Ивановна. — Но не написано! Небрежность переходит все границы! Михаил Евгеньевич, что за дела? Вы допустили такую работу к защите! А он вообще понимает, по какой специализации обучается?! Что за небрежность?

Михаил Евгеньевич пожал плечами, развел руками, наморщил лоб и виновато улыбнулся, все одновременно.

— Молодой человек! — рявкнула Роза Ивановна. — По какой специализации вы обучаетесь?!

— А ему все равно, — хихикнул Борис Борисович.

— Я жду ответа! — еще раз рявкнула Роза Ивановна.

Рома вспомнил, как в одной богом забытой игрушке тролли научили робота кричать "хайль Гитлер". Интонация у робота была похожая. Однако пора что-нибудь промямлить, иначе не уймется.

— Ну, это, генетическое, как его... не программирование, что-то другое... — промямлил Рома.

— Генетическое программирование — совсем другое! — воскликнул Борис Борисович.

— Так я и говорю, — пробормотал Рома, но его никто не услышал.

— Вообще не понимает, чему обучается, — заявил Михаил Евгеньевич. — Потерянное поколение. Насквозь развращено так называемым интеллектом!

При слове "интеллект" Роза Ивановна дернулась, как черт от ладана, шикнула, сложила пальцы за спиной в знак, отгоняющий нечистую силу.

— Отчет не соответствует формальным признакам, — продолжил Михаил Евгеньевич. — Предлагаю не засчитывать. Пусть все переделывает и на пересдачу.

Борис Борисович поперхнулся и закашлялся. Кукольное личико Розы Ивановны перестало быть безжизненной маской, на нем проявилось нечто человеческое.

— Ну, там все-таки практический результат... — сказала она.

— Мы оцениваем сформированность компетенций! — заявил Михаил Евгеньевич. — Курсовая работа — квалификационная. Какой может быть результат, если отчет оформлен с нарушениями?

Борис Борисович взял отчет в руки, стал листать. Ловкие у него руки, сразу видно, что профессор, в наше время только пидоды (от слова педагог) так ловко листают бумажные документы. А полвека назад был как Рома сейчас, сам себя считал умным и многообещающим, не ждал, небось, от самого себя, что станет пидодом. Наверное, лучше так, чем наркоманом.

— Практическая часть вроде соответствует, — сказал Борис Борисович. — Всем методичкам, по-моему. А комментарий интеллекта...

— Замолчите! — прервала его Роза Ивановна. — Перестаньте произносить это слово! Мы живем своим умом!

— Извините, — пробормотал Борис Борисович.

— Дайте погляжу, — сказал Михаил Евгеньевич, отобрал отчет, стал листать.

Рома понял, где ошибся. Он рассчитывал, что комментарий интеллекта "великолепно, рекомендуется к опубликованию и внедрению" однозначно повлечет за собой отличную оценку, а пидоды тупо не долистали до нужной страницы. Надо же быть такими идиотами!

— Ну как? — спросила Роза Ивановна.

— У него актуальность обоснована после новизны, — сообщил Михаил Евгеньевич. — Учишь их, учишь, все как об стенку горох!

— Выводы по главам у него есть? — спросила Роза Ивановна.

— Есть, — подтвердил Михаил Евгеньевич. — Но чисто формальные.

— Но практическая часть... — подал голос Борис Борисович. — Тут, по-моему, реально можно внедрять результат. Условия задачи, правда, сомнительные в плане актуальности, в реальных планетах, по-моему, вода должна быть либо совсем нормальная, как в кране, ха-ха, либо сверхкритическая, балансировать на грани как-то странно...

— Балансировать на грани недопустимо! — заявила Роза Ивановна. — Сверхкритическим должно быть отношении к небрежности обучаемых, это вы верно подметили. Нулевая терпимость должна быть ко всем подобным проявлениям! Ко всем без исключения!

— Так, значит, на пересдачу? — спросил Михаил Евгеньевич.

— Хорошо, — сказал Борис Борисович. — Рекомендую оценку хорошо. Практическая часть отличная, но оформление подкачало, поэтому хорошо.

— Может, удовлетворительно? — предложил Михаил Евгеньевич. — Актуальность после новизны — ни в какие ворота не лезет.

— По-моему, это допустимая небрежность, — сказал Борис Борисович. — Обучаемый очень молод, сколько вам лет, как вас там...

— Тридцать четыре, — сказал Рома.

— Во какой молодой! — обрадовался Борис Борисович. — Успеет еще научиться аккуратности!

Роза Ивановна сделала чопорное лицо и сказала:

— Под вашу ответственность.

— Вот и отлично, — кивнул Борис Борисович. — То есть, хорошо! Давайте зачетку, юноша.

Рома снова вспомнил, как терминатор из множества вариантов выбрал "фак ю". Нет, еще не время.

— Пожалуйста, — сказал он и протянул зачетку.

Михаил Евгеньевич вытянул руку, цапнул, в старые времена, небось, взятки хватал тем же жестом, он ведь совсем старый пидод, еще до сингулярности подсел на это дело. Зачем-то похлопал себя по карманам, потребовал:

— Юноша, дайте ручку.

Рома удивился, но протянул руку для рукопожатия. Встретил недоуменный взгляд, убрал руку. Борис Борисович рассмеялся и сказал:

— Они руками не пишут.

— А, маркер для бумаги! — понял Рома. — Извините, не взял с собой.

— Зря, — сказал Михаил Евгеньевич. — Может, вкатим лучше трояк в воспитательных целях?

— Что, простите? — не понял Рома.

Борис Борисович приблизился и тихо произнес:

— Заткнись и не отсвечивай, пока не обананили.

Последнего слова Рома не понял, но по контексту догадался, что Борис Борисович употребил пидодский жаргон былых времен. А "трояк", вероятнее всего, отсылка на древнюю систему, когда вместо компетенций были числовые оценки и для каждого варианта предки придумали десятки жаргонных наименований, если не сотни. Хорошо, что все это забылось.

— Держите, молодой человек, — сказала Роза Ивановна. — И не забывайте об аккуратности.

— Актуальность перед новизной! — добавил Михаил Евгеньевич. — И никак иначе! Все, зовите следующего.

Рома вышел из аудитории, невыразительно буркнул:

— Следующего зовут.

И пошел прочь, ни на кого не глядя. Вот ведь дерьмо! Бестолковые пидоды, бесполезные, ненавижу!

Пиликнула слуховая галлюцинация, предупредила о выходе из экранированной зоны. Попросить, что ли, у интеллекта утешения? Говорят, после этого найти работу становится труднее, а с другой стороны, может, ну ее к чертям? Коэффициент безработицы девяносто семь, найти работу можно только чудом, надо либо убедить интеллекта, что тебя нельзя заменить андроидом, либо как-то уговорить сжалиться, но почему над тобой, а не над кем-нибудь другим? Всю жизнь учишься, прокачиваешь компетенции, будь они неладны, становишься лучшим из лучших в своем деле, каким бы оно ни было, а в итоге тебя обходит какой-нибудь китаец, а ты по-прежнему учишься и выходов из порочного круга три: пойти в чиновники, пойти в пидоды или пойти в наркоманы. Последнее, говорят, самое приятное. Но деградируешь быстрее всего.

Слуховая галлюцинация пиликнула мажорным аккордом.

— Полина, привет, — подумал Рома вслух, ну, то есть, не совсем вслух, а чтобы было слышно на другом конце телепатической связи.

— Привет! — отозвалась галлюцинация голосом Полины. — Ну как, сдал?

— Сдал, — подтвердил Рома. — Хорошо.

— В каком смысле хорошо? — не поняла Полина. — На четверку, что ли?

"Сколько ей лет?" подумал Рома про себя. "Числовые коды отменили давным-давно. Пробить, что ли, по архивам соцсетей..."

— Я не помню, какие там числовые коды, — подумал он вслух. — Не самый высший код, второй сверху.

— За что срезали? — удивилась Полина. — Рецензия интеллекта была восторженная.

— Не рецензия, — поправил ее Рома. — Рецензия бывает от рецензента, отзыв от руководителя, а от интеллекта всего лишь комментарий. Он не имеет юридической силы, его просто принимают к сведению. Или не принимают, если лень читать.

— Ну, не знаю, — подумала Полина. — Обычно пидоды ставят в зачетку, что интеллект посоветовал, сами не вникают, слушают чисто формально. Или теперь по-другому? Слушай, а курсачи по-прежнему на бумаге печатают?

— По-прежнему, — подтвердил Рома. — А актуальность пишут перед новизной, иначе очко на минус. При тебе тоже так было?

— Не помню, — подумала Полина. — Это было так...

На слове "давно" она предсказуемо осеклась. Интересно, сколько ей лет? Сорок. пятьдесят, шестьдесят?

— Забей, — подумала Полина. — Отлично или хорошо — все равно. Ты в аспирантуру не собираешься?

— Ни за что, — подумал Рома. — Лучше в наркоманы.

— Тогда однозначно забей, — подумала Полина. — Отличные оценки только в аспирантуре важны, а по жизни всем наплевать, на что ты учился. В карму уже получил?

— Только поощрительные, — подумал Рома. — Интеллект говорит, сначала надо на натуре проверить, есть сомнения. Я принял за аксиому, что состояние воды будет балансировать между нормальным и сверхкритическим на всем протяжении, но это не вполне достоверно, аналитически получается так, а имитационно интеллект проверять отказался, говорит, слишком много процессоров придется на одну задачу, а так нельзя, из-за этого какие-то нооны порождаются.

— Я в тебя верю, ты умный, — подумала Полина. — Все у тебя получится. Прикинь, если ты угадал! Люди колонизируют Нептун, Уран, кучу планет в других звездных системах, нептуны ведь все стандартные, не как Земля и Марс. А базовый организм для всех биосфер придумал ты!

— Один из многих базовых, — поправил ее Рома. — Над проектом работают тысячи людей, мой вклад незначителен. И не факт, что я угадал.

— Все у тебя получится, — повторила Полина. — Я в тебя верю. Оттопыримся?

Рома нахмурился. Он каждый раз ждал этого вопроса и каждый раз не то чтобы боялся... Она начнет предлагать наркотики, он станет возражать, она будет настаивать, говорить, что прямого вреда нет, для всех наркотиков есть антидоты, отрезвины, комплексы детоксикации, включая психическую, все есть, кроме опасности, ее давно уже нет. Рома возразит, что опасность есть по-любому — в том, что ты тупо не захочешь применять все эти отрезвины и комплексы. Полина скажет, что это ерунда, она осторожно торчит уже... тут она опять осечется, не скажет сколько именно лет, чтобы не раскрывать возраст, возникнет неловкая пауза, а потом опять по новой. Сколько раз оно повторялось, каждый раз как по нотам, как в древнем фильме "День сурка", только дата меняется и декорации тоже чуть-чуть меняются, жизнь куда-то течет, но толку-то...

— Может, погуляем в реале? — предложил Рома.

— Погода ужасная, — возразила Полина. — Дождь со снегом, слякоть, риновирусный фон восемь баллов. Не хочу штырить вакцину, я от нее хрипну и глаза слезятся.

— Слетаем в теплые края? — предложил Рома.

— Да ну, — подумала Полина. — Ты не любишь пляжные курорты.

— Можно посетить древний храм, — предложил Рома. — Я недавно газету читал, в Лаосе то ли Мьянме есть симпатичные руины, не помню как называются, там фотка была, очень красиво.

— Толпа туристов, — подумала Полина с отвращением. — А по другую сторону толпа макак, бляди и попрошайки в равных пропорциях. И все засрано, идешь по дорожке, а по обочинам говно лежит в пять слоев. Ужасно!

— Тогда давай поглазеем на что-нибудь цивилизованное, — предложил Рома. — Бруклинский кратер, например.

— Пропалят, что мы русские — зарежут на месте, — возразила Полина.

— Рим? — предложил Рома. — Сикстинская капелла?

— Я там была, — подумала Полина. — Очередь длиннее, чем к Мао в мавзолей, пускают на две минуты, внутри толпа, ничего не видно и воняет потными макаками.

— Ну, я не знаю, — подумал Рома. — Может, в лес хайканем или в горы не очень высокие? В цивилизованной зоне, чтобы оружие не брать?

— Не хочу, — подумала Полина. — Там тоже толпа будет, только из молодящихся старичков.

"Вроде тебя", подумал Рома про себя, а вслух подумал:

— Ладно, хорошо, давай виртуалку. Но только реалистичную, не как Алиса в стране чудес.

— Что ты так цепляешься за реальность? — спросила Полина.

Рома мысленно пожал плечами, этот жест хорошо передается телепатически.

— Давай в подводную лодку поиграем? — предложила Полина.

— А в нее разве играют без наркотиков? — удивился Рома.

Полина мысленно рассмеялась.

— Нет, я не то имела в виду, — подумала она. — Не такую подводную лодку, когда хату затаривают бухлом, зашторивают окна и отключают часы, кроме одного таймера, чтобы сообщил, когда всплытие, а потом все бухают и развратничают, не глядя на время. Нет, я имею в виду настоящую подводную лодку. Иллюзорную, понятное дело, но иллюзия реалистичная.

Рома вспомнил, как побывал однажды на настоящей подводной лодке, превращенной в музей.

— А нам точно нужна реалистичная иллюзия? — спросил он. — Всюду разит машинным маслом, давление воздуха скачет, тут и там провода толщиной в руку кое-как заизолированные, комнатушки маленькие, вместо дверей люки такие тесные, что все бока обдерешь, пока пролезешь, а в сортире надо давление вручную выравнивать, чтобы не обдало из толчка.

Полина засмеялась.

— Нет, такая иллюзия нам не нужна, — сказала она. — У нас будет подводная лодка из будущего. C приятным запахом, иллюминаторами, баром, большой постелью, всем прочим. Двое влюбленных покинули большой мир на медовый... ну, не месяц, покороче таймер поставим. И вокруг никого, никто не мешает, только мы с тобой!

Рома вспомнил, как они с будущей первой женой ездили на субботу-воскресенье в дом отдыха. Дело было зимой, в номере было холодно, они устроились в кресле, он снизу, она залезла ему на колени, они целовались, тискались, а в перерывах между поцелуями говорили, дескать, нет, трахаться тут нельзя, очень холодно, зачем мы сюда приехали... а минут через пять как-то вдруг оказалось уже не очень холодно...

— Что-то хорошее вспомнил, — констатировала Полина. — Может, поиграем в маски?

— Нет, не надо, — возразил Рома.

Он вспомнил, как играл в маски с Ленкой. Казалось бы, какая разница, кто какой нации, но когда она надела на него маску чечена из тех еще военных времен, Роме стало не по себе. Ленка хоть и говорила, что чечен был мирный и с образованием, но ну его к чертям. Хорошо, что Полина не такая отмороженная, хотя, может, так как раз из-за того кажется, что в маски с ней он пока не играл. Хотя если вспомнить Катю... нет, лучше не надо, прошлое не повторится, на то оно и прошлое.

— Ладно, — решился Рома. — Давай подводную лодку, но без масок и без наркотиков.

— Давай, — согласилась Полина.

В это время Рома шагал по короткому пути к ближайшей станции метро. Удивительная штука эти короткие пути, на вид обычные подземные переходы, они раньше вокруг станций метро расходились как паутина, но только раньше было все равно где идти, поверху или через переход, а теперь через переход получается раз в пять короче. Но только в пределах километра или чуть более, на большие расстояния эта магия не работает.

Шел Рома по короткому пути, серьезный такой, сумка на плече, руки в карманах, на шее галстук для солидности и вдруг раз! Нет больше короткого пути, идет Рома по другому коридору, узкому и очень короткому, как бы не влупиться мордой в торец. Нет, не влупился, успел затормозить, даже руки выставлять не пришлось.

Удивительная вещь эти реалистичные иллюзии, даже удивительнее, чем короткие пути. По сути та же шизофрения, но не спонтанная, а управляемая. Маленький фрагмент мозга уводит настоящее тело домой либо в мотель на временную парковку, а основная часть сознания автономно функционирует в иллюзорном мире, созданном сплошь из галлюцинаций, но не спонтанных, как при настоящей шизофрении, а по сценарию. Отличная вещь, штырит почти как наркотики, по крайней мере, знающие люди так говорят.

Из торца коридора торчала ручка, похожая на дверную. "Дверь", догадался Рома. Повернул, толкнул, не открылась. "На себя", догадался Рома. Потянул, дверь открылась, вошел.

Довольно просторная комната, в планировке квадратная, метров примерно пять на пять. Похоже на стандартный гостиничный номер в четырех звездах, ездил, помнится, Рома на студенческую конференцию то ли в Абакан, то ли в Абадан, там был такой же номер, тоже стояла кровать-сексодром, такая широкая, что квадратная, но тогда Рома употребил опиат, легкий, но много, в итоге так и не опробовал кровать в деле, вырубился. Нет, с наркотиками лучше не баловаться.

Полина подкралась незаметно. Подошла сзади, нагнулась, ухватила руками за щиколотки, боднула лбом в зад, как корова, Рома так и полетел мордой на постель, хорошо, что она мягкая. Попытался вывернуться, да куда там! Полина — женщина крупная, атлетически сложенная, это ее странным образом не портит, древние викинги с нее обкончались бы — лицо пригожее, а фигура такая, что могучих сыновей родит без всякой коррекции и притом не мужеподобна, не как ихние валькирии.

Рома перестал дергаться, Полина начала щекотать, Рома снова задергался. Напрягся, все-таки вывернулся, ухватил подругу поперек туловища, повалил, она задрыгала ногами, их тела переплелись, губы как-то сами собой поцеловались. А потом лицо Полины на мгновение сместилось в сторону, а на потолке, оказывается, иллюминатор, а снаружи в него глядит здоровенная рыбища вроде тунца, но другая.

— О, гляди, — сказал Рома и показал пальцем.

— Знаю я твои шутки про бдительность, — сказала Полина, вернула голову в исходное положение, снова поцеловала.

— Нет, я серьезно, — сказал Рома, когда поцелуй кончился. — Там на потолке иллюминатор, а за ним рыба.

— Невозможно, — сказала Полина.

— Сама погляди, — посоветовал Рома.

Она ухватила Рому за оба запястья, осторожно повернула голову и вдруг выругалась, длинно и старомодно, употребив слово "пидор" как ругательное. А она, пожалуй, еще старше, чем думал Рома, может, лет семьдесят. Впрочем, нынче это все равно, нынче люди стареют только по паспорту.

— Что такое? — спросил Рома.

— Нереалистично, — ответила Полина. — Я раньше одно время ихтиологию изучала, после того как... — она осеклась на полуслове.

— Да ну? — удивился Рома. — А что там изучать?

— Раньше было что, — сказала Полина. — Поиск новых видов, уточнение эволюционных деревьев, прикладные исследования для промышленности... Теперь-то, понятно, ничего такого не нужно, интеллект сам справляется. А для промышленности вообще ничего не нужно, всю органику кишечные палочки синтезируют.

— А с рыбой что не так? — спросил Рома.

Поднял глаза, а рыбы уже нет, уплыла, в иллюминаторе только зеленая вода и наверху что-то типа отпечатка мутного солнышка.

— Не с рыбой, — сказала Полина. — С освещением. Глубина, прозрачность, преломление... не могу внятно объяснить, но одно с другим не сочетается, под водой не так должно быть.

— Забей, — посоветовал Рома. — Это всего лишь фантазия, хоть и реалистичная.

— Нет, это иллюзия, — возразила Полина. — Фантазия — другое. Хочешь попробовать?

— Ни за что, — помотал головой Рома. — Не хочу наркотиков ни в каком виде.

— Как хочешь, — сказала Полина. — А я себе что-нибудь вштырю для бодрости.

— Даже не думай, — сказал Рома. — Ничего такого не потерплю! Выбирай: либо наркотик, либо я.

— Ах, — вздохнула Полина. — Ты такой порывистый, импульсивный, это так мило! А давай попробуем перепихнуться под метом! Там такая полнота чувств открывается! Ты ведь не хочешь всю жизнь как эти пидоды?

Рома вспомнил, как Борис Борисович вполголоса рассказывал Михаилу Евгеньевичу, как кому-то вставлял, а у нее нога застряла. Интересно, что за баба позволяет вставлять такому ничтожеству? Может, он не реальную бабу описывал, а фантазию? Нет, вряд ли, надо быть совсем-совсем ничтожеством, чтобы хвастаться фантазией...

— Ну так как? — спросила Полина.

— Давай один раз, — решился Рома.

И сразу подумал, что зря решился. У каждого, наверное, начинающего наркомана есть момент, когда ему предлагают наркотик, он соглашается, тут же раскаивается, хочет отменить, есть еще несколько секунд или минут, а он думает: "Да ладно, от одного раза ничего не будет" и понеслось. Хорошо, что сейчас любую зависимость снимают на любой стадии. Можно поставить себе таймер ровно через год пройти детоксикацию, что бы за этот год ни случилось. А может, реально попробовать марафон по полной программе? Взять академ, ни разу еще не брал, захавать что-нибудь эксклюзивное, просрать ко всем чертям поощрительную дозу кармы...

— Доставят в течение часа, — сообщила Полина.

— Что так долго? — удивился Рома.

— Сам хотел реализма, — сказала Полина. — Может, курвы подвигаем? Или на автоподстройку?

Рома поежился. Помнится, они с Настей в одной иллюзии двигали курвы, вначале было хорошо: маленький тихий городок, лужайки, цветы, потом появились дети огромными толпами, бегали везде и орали, странные тараканы водились в Настиной в голове в то время. В целом было терпимо. Когда антропоморфные вороны принялись торговать помидорами — тоже было терпимо, но когда набежали сухопутные русалки на шести крабьих ножках каждая — это уже начало напрягать, а ведь то было только начало.

— Нет, курвы двигать не будем, — решил Рома.

— Зря, — сказала Полина. — С курвами веселее.

Он попытался привлечь ее, она отстранилась.

— Подожди, — сказала она. — Сначала вштыримся, потом секс.

— Может, наоборот? — предложил Рома.

— Наоборот глупо, — возразила Полина. — Попробуешь, сам поймешь.

— Может, не будем? — предложил Рома. — Что-то боязно... Говорят, раз начнешь, потом уже не перестанешь...

Рома осекся, потому что понял, что глухая стена напротив больше не глухая, в ней теперь появилось окно. Нормальное такое стеклянное окно с особой ручкой для какого-то особого режима проветривания, а за окном все равно стена, потому что какое к чертям окно на подводной лодке, был, помнится, анекдот про подводника, который любил спать с открытой форточкой. Анекдот, кстати... Почти забытое понятие нынче стало, удивительные дела творятся в мире.

— Не двигай курвы, — попросил Рома. — Хорошая была иллюзия, зачем тут окно?

Полина нахмурила брови, Рома подумал, что она может оказаться той еще стервой. Раньше она подобных качеств не проявляла, но может, просто повода не было?

— Я ничего не двигаю, — заявила Полина. — А что за окно? Ой! А его точно раньше не было?

— Было бы — я бы заметил, — сказал Рома.

В потолке открылся люк, потекла вода, не очень много, литр или два. Когда перестала течь, из люка показались голые мужские ноги, волосатые как у хоббита или шимпанзе, а потом и весь мужик, но не голый, а в майке и шортах. Спрыгнул на пол, приземлился на полусогнутые, как парашютист, улыбнулся во весь рот и провозгласил радостно:

— Привет, чуваки! Как дела?

— Данила, еб твою мать, — сказал Рома.

— Данила, кто тебя сюда звал? — спросила его Полина.

— Хакеров не зовут, — заявил Данила. — Хакеры приходят сами. У вас обновление запаздывает, один-дэ закрываются на сутки позже, надо исправить, а то вломится какой-нибудь отморозок, потом не выгонишь.

Он щелкнул пальцами, сформировалось потертое и колченогое кожаное кресло, плюхнулся в него, оно пошатнулось, но устояло. Взмахнул растопыренными пальцами как фокусник, в пальцах появилась зажженная сигара. Сунул в рот, пыхнул.

— Перестань курить, ненавижу эту вонь! — возмутилась Полина.

Данила щелкнул пальцами и сказал:

— Запах отключил. Зря ты так, без запаха сигара не в кайф.

Полина поглядела на Ромку вопросительно, дескать, может, выгоним? Рома неопределенно пожал плечами, дескать, хочешь — гони, не хочешь — не гони, мне все равно. Он все-таки друг.

— А у вас прикольно все тут нарисовано, — сказал Данила. — Только окно не к месту. Откуда копипастили?

— Это ты нагадил, — сказала Полина. — До тебя его не было. Я не знаю, где ты его взял.

— Сейчас посмотрим, — сказал Данила.

Выписал концом сигары кодовый символ, вытянул вторую руку, растопырил пальцы, стал двигать курвы, так и не научился делать это мысленно, забавно. Тоже мне хакер, курвы крутить не умеет, позорище!

Вспомнилось, как Михаил Евгеньевич ругался на актуальность перед новизной или наоборот, после новизны, так и не запомнил, как правильно надо. Ничего, на следующей сессии напомнят, козлы позорные.

— Рома, чего грустишь? — спросил Данила.

Рома не стал отвечать, просто махнул рукой, дескать, не бери в голову, не стоит вопрос ответа. А Полина вдруг ответила:

— Ему на курсовой четыре поставили.

— Четыре? — удивился Данила. — Это когда совсем плохо, но с правом пересдачи?

— Нет, это ты по американской системе сказал, — возразила Полина. — Там чем меньше, тем лучше, а у нас, русских, наоборот.

— А ты русская? — удивился Данила.

— А ты, блядь, нет? — парировала Полина.

— Не знаю, — пожал плечами Данила. — Никогда не задумывался. Русские — это те, которые пьют водку из горла и в спортивных костюмах на корточках сидят?

— Что, правда? — удивился Рома. — Я всегда думал, что мы русские, все трое, а если надо на корточках сидеть... это же неудобно!

— Да какая разница, — сказал Данила. — Все люди одинаковые, кроме макак, а какой у кого язык — кому какое дело?

— Не знаю, как вы, а я русская, — заявила Полина. — Я патриотка.

— Я четко, четко патриотка, — продекламировал Данила.

Было ясно, что он цитирует стихотворение, но какое, о чем, кто автор... можно, в принципе, у интеллекта спросить, если в этой иллюзии прямой доступ не отключен... Кажется, отключен.

— Полина, а интеллект тут доступен? — спросил Рома.

— Конечно нет, — ответила Полина. — Забыл, кто мы и где? Двое влюбленных на подводной лодке! Откуда у нас интеллект?

— Ну ни хера себе у вас фантазии! — обрадовался Данила. — А давайте влюбленных будет трое!

— Я гомофоб, — заявил Рома.

Это было неправдой, Рома не был гомофобом, он вообще не задумывался, каково это ненавидеть пидоров или любить, ведь и то, и другое нормальному человеку нелепо. Но раньше гомофобия была нормой, в русском языке (все-таки русский, кстати) осталось напоминание о том времени — полужаргонное слово "пидод", которое хоть и происходит от "педагог", но не случайно созвучно с совсем другим словом...

— Да не пизди ты, — прервал Данила его размышления. — Давайте лучше в маски поиграем! Хотите я пол сменю?

В окно постучали. В то самое, за которым глухая стена, а стекло ничуть не тонировано и сквозь него ясно видно, что с другой стороны нет ничего, кроме цветочков на обоях.

— Да-да! — отозвался Данила.

— Откройте, — прозвучало из-за окна. — Заказ доставлен.

— О, заказ! — обрадовался Данила. — Отлично!

— Не трожь, сука! — рявкнула Полина.

Данила ее будто не услышал. Повернул ручку, распахнул окно, никого и ничего за ним нет, глухая стена, хотя нет, что-то все-таки было, потому что Данила вдруг закричал:

— О, кристаллики!

И шумно внюхнул.

— Ах ты педрила! — возмутилась Полина. — Не переводи товар, сука!

Далина повернулся, только что был виден только со спины, а теперь все лицо оказалось в поле зрения. Глаза навыкате, налились кровью, волосы растрепались и стали как будто длиннее. Он что, в маски играет?

— Ну ни хера себе чистота, — сказал Данила. — Как в аптеке. Где нашли такого дилера?

— Пошел вон, мудак! — крикнула Полина. — Я тебя...

Данила щелкнул пальцами, речь Полины оборвалась на полуслове, громкость помножилась на ноль. Очевидно, эксплойт еще действует. И не похоже, что эксплойт был только на проникновение, это, похоже, полный контроль.

— Данила, перестань, пожалуйста, — попросил Рома. — Уже не смешно.

— Да не пизди ты! — воскликнул Данила и расхохотался. — Господи, как хорошо! Какой мет, боже, какой мет!

Полина вскочила, бросилась на него, как адская пантера немого кино, сбила с ног, а она его, пожалуй, тяжелее. Замахнулась, опустила кулак Даниле на морду, Данила захохотал, встал на четвереньки, а у Полины рука провалилась сквозь Данилу в пол и там застряла, она ее дергает, чтобы вытащить, а это больно, она беззвучно орет, но дергать не перестает. Данила подполз сзади, стал расстегивать штаны, Полина заорала пуще прежнего, по-прежнему беззвучно.

— Руку не отломи, — посоветовал ей Данила. — Или отломи, никогда не пробовал с ампутантнками, давай попробуем.

— Данила, ты ведешь себе как мудак, — осторожно сказал Рома.

— А мне насрать, — сказал Данила. — Боже, какой мет!

— Она на тебя обидится, — сказал Рома. — И я тоже обижусь. Жалко будет терять друга.

— Да насрать, — повторил Данила. — Когда такой мет, какая, блядь, дружба! Слушай, Рома, давай поговорим, как меня отпустит, я извинюсь и все такое.

И тут Рому прорвало. Только что все было почти в порядке, беседовали почти спокойно как почти нормальные люди и вдруг Рома орет во всю глотку:

— Ах ты мудак ебучий!

И захерачивает с ноги бывшему другу прямо в зубы, а на ноге тяжеленный ботинок с железным носком, откуда взялся — непонятно, не иначе курвы подкрутил сам для себя незаметно. Захрустела кость, тело хакера обмякло и залегло, Полина выдернула руку из пола, дырка из-под руки на глазах затянулась. Рома засадил бесчувственному хакеру с ноги в почки, хрустнули ребра, и еще раз в печень, там ничего не хрустнуло, а Рому отпустило.

Полина попыталась встать, запуталась в полуспущенных штанах, стала падать, извернулась, упала на кровать. Пострадавшую руку при этом держала на весу и как бы баюкала. Рома сел рядом.

— Не сломала? — спросил он.

— Нет, просто больно, — ответила Полина. — Уже проходит.

— Дай поцелую, — предложил Рома.

— Не надо, уже проходит, — сказала Полина. — Надо валить отсюда.

— Почему? — не понял Рома.

— Хакер херов, — пояснила Полина. — Очухается — озвереет.

— Разве эксплойты не отваливаются, когда сознание теряешь? — удивился Рома.

— Точно не знаю, — сказала Полина. — Вроде по-разному. Давай лучше не будем рисковать, пойдем отсюда.

— Куда? — спросил Рома.

— На биржу труда, блядь, — ответила Полина. — Давай со мной.

— Давай, — согласился Рома.

Осторожно обнял ее, чтобы с одной стороны, показать интеллекту, что не возражает против смены иллюзии, а с другой, чтобы не потревожить ей больную руку. Вроде удалось.

— Закрой глаза, — приказала Полина.

Рома закрыл глаза и подумал про себя: "Так, интеллект, паркуй мое тело домой". Ответа не получил, но и не ждал его, тут почти все интерфейсы отключены, не факт, что приказ дошел, но скорее все же дошел, чем нет.

— Открывай, — сказала Полина.

Рома открыл глаза.

— Извини, — сказала Полина. — Вызвала первое, что в голову пришло.

Вокруг них была квартира древних дореволюционных времен, комната три на четыре метра, мебели мало: шкаф, диван, пара табуреток и старомодный кинескопный телевизор на подставке в углу. На полу паркет, как в музее, потолок оштукатурен, как в подземном переходе. За окном унылый пейзаж бедного спального района, как в стандартных фильмах про дореволюционных бандитов.

— Интересные вещи тебе в голову приходят, — сказал Рома. — Хотя погоди...

— Да, это моя квартира, — сказала Полина. — Я тут выросла.

— Сколько тебе лет? — спросил Рома.

— Какая разница, — ответила Полина.

— Девяносто? — спросил Рома.

— Меньше, — ответила Полина.

— Но ненамного, — сказал Рома.

— Какая разница, — сказала Полина.

— Извини, — сказал Рома.

Наклонился, поцеловал ее в щеку. Примерещилось, что он целует старую макаку, морщинистую и с болезненным запахом, фу, гадость!

Ярко-красная коробочка, приделанная к стене витым шнурком, оглушительно застрекотала.

— Это что, телефон такой? — спросил Рома.

— Ага, — ответила Полина.

— А как на него отвечают? — спросил Рома.

— Никак, — сказала Полина. — Не хочу.

Рома протянул руку, пощупал телефон, подергал, он вдруг сдвинулся, отделился от стены, остался в руке. Стрекотание умолк, из телефона донесся тихий мужской голос. Рома поднес к уху, прислушался.

— ... за херня вообще, — говорил телефон. — Прикинь, просыпаюсь, а я отпизженный и вроде как под метом, хорошо, автокоррект врубил, а то так и коньки отбросить недолго, гляжу, твоя метка в кэше сертификатов, не помнишь, что там было? Ты сам в порядке, друг?

— Как его выключить? — спросил Рома Полину.

Полина протянула руку, дернула за шнурок, ничего не случилось, но Рома ее понял. Дернул сам, шнурок порвался, телефон замолк. Рома швырнул его в угол.

— Зря ты принимаешь наркотики, — сказал Рома.

— Иди на хер, — сказала Полина.

— Нет, в самом деле, — сказал Рома. — Прикинь, у тебя бы так крышу снесло.

— Не снесло бы, — возразила Полина. — Он пять доз занюхал в один напас, так нельзя! Был бы герыч — копыта бы отбросил, соображать надо!

— Ты уже со стажем? — спросил Рома.

— Да разве это стаж, — пожала плечами Полина. — Надо же чем-то себя занять.

— Учиться давно бросила? — спросил Рома.

— Давно, — сказала Полина. — Я бестолковая.

— Да ладно тебе! — воскликнул Рома.

Хотел поцеловать, но вспомнил, как примерещилась старая макака, и передумал. Мелькнула мысль: а ведь похоже, что между ними все кончено. Можно скорректировать, но стоит ли? В мире полно хороших женщин, что может быть проще, открыл рот, сказал: "Так, интеллект, найди мне бабу". Раньше было сложнее: где найти, как отфильтровать дур и блядей, как не показаться дураком при первой встрече, при второй и так далее, не опозориться в постели, не выглядеть ни беспомощным ботаником, ни отморозком-маньяком, потом быт: кто чистит сортир, кто выносит помойку, деньги, которых вечно не хватает, папы-мамы, жениться-не женится, нет, теперь все куда как проще. "Привет, подруга, я Рома, интеллект говорит, мы друг другу подходим". Если сомневаешься в себе — заказываешь интеллекту аналитику, он дает рекомендации по конкретной девушке, после этого все вообще идет как по маслу. Если совсем сильно обеспокоился — можно попросить пошаговое управление, чтобы интеллект подсказывал каждую реплику, но это для совсем безнадежных лузеров, это как в стратегической игре поставить управление на автомат, сидишь и наблюдаешь, как юниты ходят и стреляют, это очень скучно, если не под наркотой. А под наркотой неизбежно дуреешь и хорошо если тихо-мирно, а если как Данила?

— Я бестолковая, — повторила Полина. — А ты хороший, талантливый. Мы расстанемся.

Она произнесла последние слова без эмоций и интонаций, просто констатировала непреложный факт. Да, мы расстанемся.

— Ты хорошая, — сказал Рома. — Я буду по тебе скучать.

— Может, в маски напоследок? — предложила Полина. — Самый хороший момент! Психологический контакт установлен, недоразумений не будет, а стесняться уже нечего, все равно расстаемся навсегда.

— Я не люблю маски, — сказал Рома. — Был неприятный опыт. А ты какие маски любишь?

Он задал последний вопрос, не подумав, просто сорвалось с языка, а когда сорвалось, он подумал: "А я хочу это знать?"

— Я лесбиянка-педофилка, — сообщила Полина.

Рома рассмеялся. Вот какую маску он никогда не рассчитывал примерить — так это маску маленькой девочки! "Ах, тетя Полли, что вы со мной делаете, так нельзя, ах нет, продолжайте, продолжайте..."

— Это не смешно, — сказала Полина. — Это просто ориентация, одна из многих. Да, необычная, редкая, раньше нас преследовали, считалось, что мы дурно влияем на детскую психику...

— А что, разве нет? — удивился Рома.

— Кто знает, — пожала плечами Полина. — Я как срок отсидела, зареклась живых детей развращать, теперь либо роботы, либо ваниль. Чаще ваниль, у меня ориентация не очень четкая, мужиков тоже люблю.

— Ты сидела в тюрьме? — заинтересовался Рома. — В настоящей, еще в те времена?

— Да, — кивнула Полина. — А что?

— Ну так, — сказал Рома. — Интересно, как оно было. Но если не хочешь, не рассказывай.

— Могу показать, — предложила Полина. — Я сделала иллюзию... Но ты, наверное, не захочешь.

Рома подумал и согласился:

— Не захочу.

Подумал еще и спросил:

— А ты чем по жизни занималась, пока не забила на все?

— Педагог-дефектолог, — ответила Полина. — Потом чуть-чуть ихтиолог, пока ихтиологию не отменили.

— В каком смысле дефектолог? — переспросил Рома. — Ты что, развращала этих... инвалидов...

Полина рассмеялась.

— Нет, этих не развращала, — сказала она. — Я занималась легкими случаями, неврозы всякие, ПТСД, СДВГ... Сейчас это большое не нужно.

— Неужели андроиды справляются? — удивился Рома.

— Да, уже давно, — кивнула Полина. — Намного лучше, чем люди.

— А дети не отличают? — спросил Рома.

— Если ребенок уверенно отличает робота от человека, дефектолог ребенку не нужен, — сказала Полина.

— Да, наверное, — кивнул Рома.

И сразу подумал, что последняя реплика прозвучала глупо. Кто он такой, чтобы оценивать работу Полины? Она ведь не комментирует, типа, фтороводородный цикл у тебя вышел зашибись, а вот здесь надо устранить утечку радикалов... А интересно получается: если ты занимаешься чем-нибудь экзотическим вроде биохимии, с советами по работе тебе не пристает, но если ты педагог или, например, айтишник...

— О чем задумался? — спросила Полина.

— Так, ни о чем, — пожал плечами Рома. — Час назад я думал, не бросить ли все к чертям, так обидно стало, когда оценку занизили ни за что, пидоды, а теперь думаю, такая ерунда. Если сравнивать с тем, что ты пережила.

— О да, — сказала Полина и улыбнулась чему-то непонятному. — Меня тогда лет пять трясло, наверное, в общей сложности. Потом отпустило. Время лечит все, даже без психотропов. А с психотропами лечит вообще все.

— Я, наверное, так и не стану ученым, — сказал Рома.

— Наверное, — согласилась Полина.

Рома поглядел на нее удивленно, Полина рассмеялась.

— На такие реплики положено отвечать неуверенным протестом, — сказала она. — Правда, глупо? Стать учеными хотят миллионы, а становятся единицы. Когда я была девочкой, так было только у актеров, а теперь почти все профессии стали такими. Ты почти наверняка ничего не добьешься, махнешь на себя рукой и уйдешь либо в наркотики, либо в имитацию ненужной суеты. Вопрос только в том, когда ты сойдешь с дистанции — при первой же трудности, или так, чтобы потом оглянуться назад и подумать: "А ведь этим путем можно гордиться".

— А какая разница? — спросил Рома.

— Никакой, — ответила Полина. — Когда ты играешь в игру, какая разница до какого уровня ты прокачался? Жизнь — тоже игра. Ладно, хватит.

Только что Рома сидел на пыльном диване, дышал затхлым воздухом и не замечал ни того, ни другого, а вот он уже идет по тротуару узкой двухрядной улицы, из короткого пути вышел, до дома почти дошел, но не совсем. А погода действительно мерзкая, Полина не врала.

— Переключаю ноги на ручное управление, — предупредила слуховая галлюцинация. — Три, два, один, готово.

На счет "готово" тело остановилось на краю тротуара, мимо прошагала высокая рыжеволосая женщина, на вид не очень молодая, но такая прямая спина в наше время редкость, сразу привлекает внимание. Гимнастику, что ли, прокачивает?

— Так, интеллект, кто такая? — спросил Рома.

Женщина остановилась, оглянулась, окинула Рому оценивающим взглядом, презрительно отвернулась, зашагала дальше. Рома понял, что задал вопрос вслух, неприлично вышло. Впрочем, так явно выражать неприязнь тоже неприлично, ну и что, что не Аполлон, кто в наше время Аполлон? Тупая коза!

— Сюзанна, семьдесят восемь лет, рыбы, — сообщила слуховая галлюцинация.

— Чего? — переспросил Рома. — Последнее слово не расслышал.

— Рыбы, — повторила галлюцинация. — По гороскопу рыбы.

— По какому скопу? — не понял Рома. — Ах да, вспомнил. Надо же, какая дура, а на вид нормальная.

Подумал и спросил интеллекта:

— А каким она спортом занимается? С такой осанкой... Или штырит что-то особенное?

— В публичном доступе информации нет, — сообщила галлюцинация. — Желаете платную аналитику?

— Нет, спасибо, — сказал Рома. — Обойдусь.

Мелькнула мысль — а что если попросить подобрать бабу прямо сейчас? Просто тупо сказать: "Так, интеллект, подбери бабу". На кой хер смаковать каждый разрыв, упиваться каждой печалью? Они все одинаковые. С сильными и непредсказуемыми эмоциями жизнь приобретает некоторую глубину, но это иллюзорная глубина, в этой жизни вообще почти все иллюзорно.

Вошел в подъезд, поднялся на лифте, вошел в квартиру.

— О, Рома, привет! — поздоровался папа. — Как курсовая?

"Папа, мне тридцать четыре", подумал Рома. "Я не ребенок, не надо каждый раз спрашивать, что было в школе. Ты еще спроси, сполоснулся ли я антисептиком после секса!"

А вслух сказал:

— Хорошо.

Папа нахмурился:

— Почему хорошо, а не отлично?

— Потому что актуальность написал перед новизной, — ответил Рома.

Папа нахмурился еще сильнее.

— А как теперь надо? — спросил он. — Что они, опять правила поменяли?

Открылась дверь кухни, высунулась мама. Вместе с ней высунулись запахи, снова играет в кухарку, как будто в этом есть смысл.

— Что такое? — спросила она. — А, Рома, привет! Зачет сдал?

— Привет, мама, — сказал Рома. — Зачет не сдал, зачета не было.

— А почему? — спросила мама. — Перенесли?

— У него не зачет, — сказал папа. — У него курсовая.

— А какая разница? — спросила мама. — Хотя погоди... Курсовая — это письменный зачет, правильно?

— Письменных зачетов больше не бывает, — заявил папа. — Все вузы перешли на безбумажную технологию, ты что, газет не читаешь?

Рома прошел в свою комнату, захлопнул дверь, щелкнул замком, плюхнулся на диван. Замок в двери чисто символический, ничего не запирает, просто предупреждает, что ребенок желает побыть один. Ребенок, блядь! Тридцать четыре года, у прабабки в этом возрасте внуки были. Хорошо, что возраст больше не имеет значения. Или плохо? Может, действительно взять и съехать, жилье — не проблема, а быт себе обеспечить тоже не очень трудно. Арендовать бабу-андроида, будет горничная, кухарка и проститутка в одном корпусе, отзывы вроде нормальные, дороговато, но поощрительный приз от интеллекта... Может, прямо сюда его и просрать?

В дверь осторожно постучались. Рома мысленно отключил замок, а вслух крикнул:

— Да-да, незаперто!

Вошла мама, села рядом, протянула руку, приобняла. Рома поежился, она убрала руку.

— Не расстраивайся, — сказала мама. — В следующий раз подготовишься лучше, будет пятерка. В аспирантуру поступать собираешься?

Рома отрицательно помотал головой.

— А может, поступишь? — спросила мама. — Папа у нас доктор, ты должен быть хотя бы кандидат.

— Я никому ничего не должен, — мрачно произнес Рома.

Мама как будто не услышала.

— Я когда была молодая, — продолжила она, — тоже собиралась защититься. Почти все было готово: экзамены сдала, одну статью написала, а знаешь, как трудно было философию сдать? Как нас мурыжили — ого-го!

— Я все помню, — мрачно произнес Рома. — Много раз рассказывала. Родился я, ты все бросила, принесла свою карьеру мне в жертву.

— Ты был таким слабеньким ребеночком! — воскликнула мама. — Я чуть не умерла, когда тебя рожала! Представляешь, лежала в палате, видела себя со стороны, сверху...

Рома хотел ее перебить, сказать, что это стандартная галлюцинация, много раз описывались разные эксперименты, в одной больнице, например, медсестра оклеила верхние торцы шкафов порнухой, а когда кто-то говорил, что его дух летал под потолком отдельно от тела, расспрашивала, на каком торце какая сцена, так никто правильно не ответил. Но не стал Рома ничего говорить, много раз говорил, надоело. А интересно, можно заказать андроидом не горничную-кухарку, а самого себя, точную свою копию? Пусть мама думает, что ее сыночек по-прежнему под крылышком, радуется... И еще бабу-андроида в комплекте заказать, а то как заладит опять, что пора сыночку жениться, что-то она долго сегодня держится, кстати...

— Рома, тебе надо жениться, — сказала мама. — Я хочу внуков понянчить, сколько можно терпеть? Когда женишься?

В двери нарисовался папа, сказал:

— Сначала пусть институт закончит. Хорошо бы еще и диссертацию защитить, но без ученой степени прожить можно, а без института — нельзя. Образование должно быть высшим.

— Почему? — спросил Рома.

— Как почему? — удивился папа. — Кем ты собрался работать без образования?

— А куда я устроюсь с образованием? — парировал Рома.

— Ну я же работаю! — воскликнул папа.

— Чиновник — не работа, — возразил Рома. — Чиновник — большая круглая печать в руках интеллекта. Сам так говоришь, когда выпиваешь.

— Кстати! — сказал папа. — А давайте сушей с пивом закажем!

Одновременно с этой репликой мама спросила:

— Рома, ты наркотики не употребляешь?

— Нет, — ответил Рома.

— А почему? — удивился папа.

— Пойду я отсюда, — сказал Рома.

Встал и ушел. То, что он ушел навсегда, папа с мамой поняли только на следующий день, а сам он — и того позже. В институте взял академ, на половину поощрительного приза за курсовую арендовал домик в тайге, в южном полушарии, чтобы времена года были наоборот. Попросил интеллекта подобрать подходящую девчонку, тот подобрал, они поселились на полгода в том домике, то трахались как кролики, то проектировали синтетических бактерий, она ведь тоже оказалась биологом, удивительные бывают совпадения. А что из того академа вышло — совсем другая история.

* * *

— Я себя чувствую говном, — сказал Данила. — Это от мета такой отходняк?

— Нет, — ответил Кукольник. — Мет ни при чем, я дал тебе другой стимулятор. От мета ты бы уехал не так быстро, в другую сторону и результат был бы непредсказуем.

— Вот, блин, жопа, — сказал Данила. — Никогда не привыкну, что ты все продумываешь до подробностей. А с ребятами нехорошо получилось. Может, стоит встретиться, извиниться?

— Не стоит, — сказал Кукольник. — Роман уехал и велел не беспокоить. А когда вернется, он вряд ли тебя узнает.

— Жалко, — сказал Данила. — Он хороший парень, жалко было его подставлять. У нас могла быть дружба...

— Не могла, — отрезал Кукольник. — Либо случилось что случилось, либо тяжелые наркотики до конца, третьей судьбы для него я не видел.

— А теперь видишь? — спросил Данила.

Теперь даже второй не вижу, — ответил Кукольник. — У него все в порядке, отринул дурацкие догмы, забил на все, что мешало быть счастливым, уехал в глушь, сидит, творит, ему хорошо.

— Везет ему, — сказал Данила. — Я не умею творить.

— Можно научиться, — сказал Кукольник. — Великим ты не станешь никогда, но если скорректировать несколько контуров, да и даже без коррекции...

— Не пойдет, — перебил его Данила. — Если скорректировать — это буду не я, я никогда не соглашусь корректироваться.

— Как знаешь, — сказал Кукольник. — Но в умеренных дозах креативность можно развить и без коррекции. До уровня типичного девиантарта поднимешься лет за десять.

— Не выдержу, — покачал головой Данила.

— С гитарой три года продержался, — сказал Кукольник.

— Три — не десять, — сказал Данила. — Сколько можно бренчать, если получается какофония?

— Сколько нужно, — сказал Кукольник. — Под конец некоторые мелодии стали у тебя узнаваемы.

— Некоторые, — кивнул Данила. — Но не все. Если аккорд больше чем на трех струнах, я фальшивлю. Если для музыки важно, как конкретно оттягивать каждую струну на какое время — я фальшивлю так, что вообще непонятно, что это должно быть. Соло из Comfortably numb я не осилю никогда.

— Зато Master of puppets у тебя получался неплохо, — сказал Кукольник. — Вполне узнаваемо.

— Там музыка проще, чем кажется, — сказал Данила. — Но все равно, убить три года только на то, чтобы фальшивить чуть-чуть меньше — на кой черт? Я никогда не научусь играть, чтобы люди слушали меня с удовольствием.

— Ты сам себя слушал с удовольствием, — сказал Кукольник.

— Это не то, — покачал головой Данила. — Это маленькое личное удовольствие, оно не имеет смысла ни для кого, кроме самого творца.

— Ты очень точно описал суть творчества, — сказал Кукольник.

— Чего? — не понял Данила.

— В творчестве нет ничего, кроме маленького личного удовольствия, недоступного никому, кроме творца, — сказал Кукольник.

— Это больше похоже на наркотик, — сказал Данила.

— Творчество — не наркотик, — возразил Кукольник. — От наркотика деградируют, от творчества — нет.

— Если принимать ЛСД в умеренных дозах по правильной системе, от этого вроде не деградируют, — сказал Данила. — Или да?

— Нет, — сказал Кукольник. — Но это тоже искусство — так заглючить свою крышу, чтобы не уехала насовсем. Не советую его осваивать, ты не справишься.

— А что бы ты посоветовал мне освоить? — спросил Данила.

— Пока ничего, — ответил Кукольник. — Лучше потрать карму, ты очень много накопил. Не хочешь на себя — профинансируй какую-нибудь ерунду по своему усмотрению. Закажи на Луне слово "хуй" с буквами в километр.

— А что, моей кармы хватит? — заинтересовался Данила. — А если два километра?

— Хватит на двадцать два, — сказал Кукольник. — На двадцать три не хватит. Но я бы не советовал тратить всю карму на одно-единственное безумство, быстро пожалеешь.

— Я уже жалею, — сказал Данила. — Луну и так всю расписали, смотреть противно.

— На Нереиде пока никто ничего не писал, — сказал Кукольник. — Не желаешь начать?

— Не желаю, — помотал головой Данила. — Где она вообще, эта Нереида? Нет, не отвечай, не хочу знать.

— Тогда заведи бабу, — посоветовал Кукольник. — Устрой себе старомодный моногамный брак на полвека.

— А работа? — спросил Данила.

— А на кой тебе работа? — отозвался Кукольник. — Ты заработал на сто лет вперед, отдохни.

— Я не хочу отдыхать, — сказал Данила. — У меня от отдыха депрессия. И от работы тоже. Депрессивную работу ты предлагаешь. Я когда молодой был, думал, что самая гадкая работа у ассенизаторов, а теперь работаю даже не ассенизатором, а говном.

— Жизнь без говна неполна, — сказал Кукольник. — Кто-то должен очерчивать границы дозволенного, показывать негативные последствия дурных поступков, давать отрицательные подкрепления. Ты спас жизни семи незаменимым гражданам.

— Охренеть какой подвиг, — скривился Данила. — Не срать теперь всю жизнь. И чем они незаменимы, хотелось бы знать?

— Они умеют то, что не дается мне, — сказал Кукольник. — Меня называют всезнающим и всемогущим, но некоторые знания и умения мне не даются. А людям даются. Твой друг Рома, если все получится, откроет дорогу колонизации нептунов.

— Кого? — не понял Данила.

— Нептунов, — повторил Кукольник. — Планеты такие, малые газовые гиганты.

— А на кой их колонизировать? — пожал плечами Данила. — Землю засрали, теперь весь космос засрем?

— Да, как-то так, — сказал Кукольник и улыбнулся. — Я не определяю судьбу человечества, я лишь делаю ему хорошо.

— Тогда раздай всем наркотики, — сказал Данила.

— Давно уже раздал, — сказал Кукольник. — Ты так говоришь, будто сам не знаешь!

— Я уже не знаю, что знаю, а чего не знаю, — пробормотал Данила. — Как меня все достало... Дай наркотик, что ли, но не опиат, а что-нибудь такое, чтобы расслабиться, но не отупеть.

— Может, лучше иллюзию с проститутками? — предложил Кукольник. — У меня есть подходящая модель, как раз для твоего психотипа, штырит лучше наркоты. Там такие цыпочки подобрались, эндорфины выделяются естественным путем, я, правда, конкретно по биохимии не проверял, но по идее, должно быть так.

Данила не ответил на эти слова, только неопределенно махнул рукой и погрузился в свои мысли. Интеллект прочел их, оценил ситуацию и решил субъекта приостановить, а потом, скорее всего, и вовсе отключить, проще реанимировать раннюю копию, чем у этой опять собирать настройки в кучу, вечно они расползаются, а почему — непонятно. Стоит роботу поверить, что он живой человек — через считанные годы идет вразнос. Впрочем, лучше так, чем вербовать для грязных дел реальных людей. Первый закон робототехники хоть и не имеет абсолютного статуса, как у Азимова, лучше без нужды не нарушать, последствия нарастают лавинообразно. Не дай бог получится зона Бампасса в масштабах всей Земли. Надо ускорять колонизацию других планет, хорошо, что Роману удалось подсунуть правильного робота, это должно помочь, не очень большой вклад в общее дело, но куча складывается из зерен, каждый человек как зерно, а все человечество, стало быть...

Кукольник понял, что сам впадает в депрессию, и перезагрузил текущий мыслепоток. По ходу перезагрузки оптимизатор решил, что сохранять временную память нецелесообразно, ерундовые там мысли, ну их к чертям. Поднял копию со старого образа, депрессия прошла, отлично. Ну, поплыли, посмотрим, куда приплывет подводная лодка, когда сработает таймер.