"Танцуй, танцуй!"

Это юмористический, музыкальный рассказ. В отмеченных местах текста, лучше включать музыку из предложенного плейлиста, так оно воспринимается цельнее.

Предупреждние: вампиры, слеш рейтинга NC-17, авторское чувство юмора.

Эпиграфы взяты из анекдотов.

1. http://prostopleer.com/tracks/786890veAS (Шакира)

2. http://prostopleer.com/tracks/998014wP0Z (Juanes)

3. http://prostopleer.com/tracks/3449519YaBx (Putumayo)

4. http://prostopleer.com/tracks/4725310BvdH (Tormenta)

5. http://prostopleer.com/tracks/1445886iJq (Juanes)

... а тебе что привезти, дочь моя меньшая?

— а привези ты мне, батюшка, чудовище волосатое, для развратного и разнузданного секса...

— ЧТО?!

— та-а-к... пойдем длинным путем. Привези мне, батюшка, Цветочек Аленький...

Часть 1. Красавец и Чудовище.

Цветные брызги прожекторов, освещавших танцплощадку дискобара, придавали обстановке нереальность, а движениям — дискретность. Это ужасно било по чувствительному ночному зрению, но таков и был расчет. Я-то хоть запасся солнечными очками, немного защищавшими нежные глаза, а вот моим преследователям приходилось нелегко. Осторожно пробираясь среди танцующих компаний, пар и одиночек к бару, я удовлетворенно заметил, что по внешнему виду сливаюсь с пестрой молодежной толпой. Высокие кожаные сапоги на каблуке, заправленные в них узкие черные джинсы, белая, расстегнутая на две пуговицы, рубашка и черный шелковый шейный платок — я мог бы сойти за золотую молодежь, активно тусовавшуюся в этом клубе. Музыка оглушала, протекала сквозь тело, танцоры дергались, как под напряжением, выгибаясь в странных спазмах. Дьявол, кто же так танцует?! Вот если бы... нет, сейчас не время для глупостей, надо спрятаться и пережить где-то несколько дней, пока не пройдет эта постыдная слабость. А потом наведаться к Анне и поблагодарить за такую подставу.

Не дойдя до выхода, я замер, понимая, что загнал себя в ловушку. Диего и Карлос подпирали стену, зорко выглядывая меня в толпе. Так, здесь не пройти. У черного хода меня также ждало разочарование в виде Педро и Доминика. Остальные, по-видимому, искали меня в зале. Надо было срочно что-то придумывать. Я вернулся к бару и, оглядываясь по сторонам, заказал себе пиво. Столько людей, а я так голоден... Но, боюсь, моих сил сейчас не хватит "поймать" даже ребенка. Чертова ведьма! Клыки чуть не начали удлиняться от ярости, и я поспешил взять себя в руки и не тратить остатки магии. Пальцами машинально ухватил прядь длинных черных волос, накручивая ее на фалангу, а потом тряхнул головой, откидывая с лица густую челку. Отчаянный план медленно вызревал в моем сознании.

"Жертва" нашлась почти сразу. Высокий детина в синих джинсах и какой-то сеточке, изображавшей из себя футболку, двигался под музыку рваными, но удивительно завораживающими движениями. Казалось, он чувствует музыку кожей, впитывает ее каждой клеточкой, пропускает через себя, чтобы в тот же миг выдать обратно изгибом собственного тела. Ну, хоть кто-то в этом гадюшнике умеет танцевать. Отставив пиво в сторону, я запустил пальцы в волосы, растрепал их поживописнее и двинулся на охоту плавной кошачьей походкой.

трек Љ1

Мой маневр не остался незамеченным, парень окинул меня взглядом и сделал приглашающий жест рукой. Если так уговаривают... я шагнул к нему, и в это время песня сменилась зажигательным латиноамериканским мотивом. Он ухватил меня за руку и крутанул на месте так, что кончики моих волос хлестнули по его груди. Ого, сразу попал в десятку? Я всегда знал, что натуралы так не танцуют. Сегодня мне везет. Шаг вправо, повинуясь уверенной сильной руке, ведущей меня в этом танце, поворот, ногу назад. Дыхание не сбивается ни на секунду, горячие ладони скользят по плечам, сминая нежную ткань, а потом он перехватывает мои пальцы, увлекая в разворот. Я забыл про погоню, про голод, слыша лишь музыку и громыхающий стук сердца своего партнера. Даже на каблуках, я едва доставал ему до подбородка, да и в остальном был значительно тоньше и как будто хрупче. На секунду стало немного страшно, ведь сейчас, когда я так беспомощен, этот человек был значительно сильнее. Мысль мелькнула и исчезла, вытесненная пьянящей эйфорией танца. Давно я не танцевал так, с таким упоением, страстью и ощущением полета. Тело пело, как натянутая струна, а душа...

Музыка смолкла, и я обнаружил, что стою, прижавшись к нему спиной. От парня разило пивом, он тяжело дышал, несколько утомленный духотой и нашим сумасшествием, а в ягодицы мне отчетливо упиралось что-то твердое. Отлично. Подавшись назад, я вжался в него, проехавшись по выпирающей части брюк вниз, а потом вверх, не без удовольствия услышав хриплое ругательство, произнесенное сквозь зубы. Развернулся, запустил руку в короткие светлые волосы и притянул вниз, впиваясь в приоткрытые губы. Дьявол, надо же было ему так нализаться! Да и побриться бы не помешало. Но выбора нет, нужно, чтобы он вывел меня отсюда, мои братья не будут особо присматриваться к обжимающимся парочкам, к тому же сразу видно — эта горилла абсолютно не мой типаж. Но целуется неплохо. Ай! А вот руки пока убери, извращенец, не у всех же на виду!

— Прокатимся? К тебе... — прошептал я ему на ухо, покусывая за мочку, пальцем проводя по ширинке джинсов. Каин, его шея была так близко, что у меня помутнело в глазах от голода, но я сдержался, призвав на выручку всю свою силу воли. Ничего, только бы добраться до укромного места, там и пообедаю. Горилла согласно кивнула и потянула меня к выходу. Э-э-э... не так быстро.

— А у тебя куртки нет? Или пальто?

Он непонимающе воззрился на меня, а потом кивнул, выдохнув алкогольные пары. Ну и тип.

— Жди, — отрывисто бросил он, разворачиваясь и исчезая в толпе, чтобы через секунду вернуться с какой-то кожаной тряпкой в руках. Со вздохом облегчения я выдернул у него неплохую, кстати, вещицу и напялил на себя, а затем подхватил его под руку, утягивая за собой к выходу.

Мы целовались через каждые два шага, и вскоре я уже не обращал внимания на такие мелочи, как адский перегар и то, что он периодически пытался упасть прямо на меня. С другой стороны, это было даже хорошо: поддерживая его сзади и обнимая рукой за талию, я спрятал лицо, проходя мимо Диего, сосредоточенно хмурящегося и крайне обозленного. Пара рискованных шагов — и мы на улице. Свобода!

Пьяное чудовище снова захотело целоваться. При этом, получив один раз по рукам, он целомудренно хватал меня только за плечи и талию, не рискуя залезать под рубашку или в штаны. Спокойно, все будет, солнышко, только у тебя дома. А когда ты наконец вырубишься, я хоть пожру спокойно! Нет, только не падай!

Питекантроп умудрился оторваться от меня, чтобы сообщить адрес таксисту. В его куртке обнаружился бумажник и ключи, так что, расплатившись с водителем, я потащил этот шатающийся баобаб на двадцать пятый этаж довольно респектабельного дома. В коридоре, пока я пытался открыть ключом дверь, этот неандерталец совершенно распоясался и попытался облапать мою задницу, но был приведен в чувство ударом локтя под дых. Обиженно засопев, он послушно опустил руки, ободренный моим:

— Потерпи немного, детка.

Дверь наконец сдалась, и мы ввалились внутрь, сшибая косяки и какие-то предметы мебели. Меня вжали в стену, жадно целуя лицо, шею, дергая руками тугую пряжку джинсов. Я не отставал, впиваясь неострыми зубами в его плечо, приучая к укусам, и сдергивал эту дурацкую сетку, пробираясь пальцами к горячей коже. Мое собственное тело должно было казаться ему необычно холодным, но на такие мелочи парень, похоже, решил не отвлекаться, уже приспустив мои брюки, стиснул пальцами ягодицы, а затем скользнул рукой к животу, ниже... и замер. Пальцы больно сжали мой член, и я взвыл, со всей силы двинув его в плечо. Через мгновение на меня смотрели два огромных, совершенно трезвых синих глаза.

— Это... что?

Да уж, глупее вопроса я еще не слышал.

— Сам догадаешься, или подсказать? — ехидно осведомился я. Секунду он обдумывал услышанное, а затем...

Я не знаю, кто придумал, что вампиры не теряют сознания. Держу пари, от такого хука справа отрубился бы и сам прародитель Каин. Мир встал на дыбы, дохнув в лицо перегаром. Ну, здравствуй пол.

Правый глаз открылся легко. С левой половиной лица было несколько сложнее. А зачем я вообще решил открыть глаза? Точно, чтобы узнать, какая сволочь плюхнула мне на лоб что-то мокрое, так что теперь вода затекает за шиворот. Открыл. Узнал. Очень хочу обратно в беспамятство.

— Парень... — неандерталец переминался с ноги на ногу, косясь на меня красными с перепоя глазами. — Слушай, ты прости, что так вышло, но я реально думал, что ты девка! Я еще порадовался, мол, красивая, зараза. А тут такое... ты не представляешь, какой я шок испытал...ну и двинул... А еще, главное, сам тут же и вырубился. Прихожу в себя — ты лежишь... со спущенными штанами. Я аж протрезвел.

С последним утверждением я бы мог поспорить, но парень выглядел и правда виноватым, и я не стал его добивать. Неожиданно, да? Сам себе удивляюсь. Как же я так ошибся-то? Кряхтя, попытался сесть, скинув с лица совершенно мокрое полотенце, но голова закружилась, и я снова рухнул на... кровать, на которой, оказывается, лежал. От белья исходил приятый свежий аромат, и я чуть не застонал от блаженства. Или все-таки застонал, потому что этот садист переменился в лице и порывисто шлепнул меня по физиономии все тем же полотенцем, желая, видимо, облегчить мои страдания. Добив.

— Да убери ты эту тряпку! — завопил я, и мы синхронно схватились за головы, пытаясь унять звон и боль. Немного придя в себя, я осторожно коснулся пальцами щеки и отдернул их, поморщившись. Вот что значит нерегулярное питание! В иное время от синяка не осталось бы и следа за пару часов. Стоп. А сколько сейчас времени? Меня обуял панический ужас, а этот гад, истолковав мое смятение по-своему, быстро затараторил:

— Эй, да ты не бойся! Я тебя бить не буду, я мелких не обижаю. Случайно вышло, честное слово. И против геев я ничего не имею, хорошие вы ребята, не конкуренты...

Мелких?! Это кто здесь мелкий?! Хм, видимо все-таки я. Кстати, это идея. Давить на жалость у меня раньше получалось хорошо.

— Случайно? Ты посмотри, что со мной! — я скривил губы и состроил жалобный взгляд. — И куда я теперь такой? Да я даже встать не могу!

В подтверждении своих слов, я попытался приподняться и демонстративно повалился на него, рассчитывая на инстинктивный хватательный рефлекс. Расчет не подвел, он машинально подставил руки, и я рыбкой грохнулся прямо в крепкие, сильные мужские объятия. Черт, так и умереть не жалко. Черт!

— Это было обязательно?

— Прости, — произнес он сконфуженно, поднимая меня с пола и снова укладывая на кровать. — Просто я еще не отошел от вчерашнего шока, а тут ты так близко. Слушай, да у тебя руки ледяные! Погоди, сейчас я раздвину шторы, солнышко тебя согреет...

Солнышко? Не успел я опомниться, а он уже оказался у окна, раздергивая занавески. Комнату залили яркие солнечные лучи, струящиеся по полу, стенам, постели... Я заорал от боли, скатываясь на пол и прячась под кроватью. Руки, грудь и щеки были обожжены, но, слава Каину, я не загорелся весь.

— Задерни шторы! Пожалуйста!

Послышалось витиеватое хриплое ругательство, а через мгновение в комнате стало значительно темнее. Тяжелые дорогие портьеры не пропускали солнечный свет. Едва живой от ужаса, я вылез из своего убежища и оглянулся к окну, где стоял совершенно растерянный хозяин дома.

— Ты... ты задымился, — потрясенно произнес он. С ума сойти, а то я не заметил. Определенно, титул "мистер Очевидность" это его.

— А почему? — добавил он через некоторое время, осознав сей факт. Я вздохнул и оскалился, позволяя появиться клыкам, а глазам — подернуться бордовой дымкой. Парень медленно сделал пару шагов по направлению ко мне, склонив голову на бок, словно большой и взлохмаченный пес, а затем закатил глаза и картинно грохнулся в обморок. Слабак.

Я подошел ближе, разглядывая бездыханное тело у своих ног. Нет, мужчины, конечно, всегда падали при виде меня штабелями, но не в буквальном же смысле. Присел на корточки, разглядывая чудовище. Если побрить, похмелить и причесать, то очень даже ничего будет. Черты лица не грубые, чувственный рот (черт, как же он классно целуется!), заостренные скулы. К вискам прилипли короткие светло-русые волоски, и так призывно бьется голубая жилка... Не в силах сдерживаться более, я склонился к его шее, почти чувствуя терпкий вкус кожи на губах, как вчера ночью, когда мы сдирали одежду друг с друга. И вместо того, чтобы прокусить вену, провел языком по будоражащей воображение впадинке у ключицы. Это дало свои результаты — он пришел в себя. Синие глаза распахнулись, пару мгновений концентрировались на мне, а затем расширились от ужаса.

— Мама! — заорал он, стремительно отодвигаясь от меня на противоположный конец комнаты.

— Не ори! — скривился я, снова пытаясь унять головную боль. — Ну, вот что за день? В глаз получил, с сексом обломали, жрать нечего. Еще ты кричишь.

— Что значит... жрать нечего? — ухватил он самое главное. Ишь ты, соображает. Видимо удар об пол вернул мозги на место. Может и мне приложиться? Хоть пойму, что делать дальше.

— А то и значит. Не тобой же мне закусывать в конце концов.

— Почему не мной? — спросил он заинтересованно и как-то даже обиженно. Я подумал и ответил честно:

— Потому что, боюсь, в таком состоянии, как я нахожусь сейчас, при попытке укусить ты мне просто засветишь под второй глаз, для симметрии. А мне как-то этого не хочется.

Он странно дернул головой, зарекаясь, видимо, про себя пить еще когда либо, а потом придвинулся ближе, внимательно разглядывая мои глаза и клыки. Дотронулся до руки, удивленно качнул головой, а потом пальцами коснулся моей губы, приподнимая ее вверх и обнажая клык и ... сильно дернул за него .

— Мама! — завопил я, отпрыгивая назад. — Ты что творишь, сволочь?!

— Настоящий... — заворожено глядя на меня, произнес он. — Твою мать, настоящий!

— Нет, черт побери, искусственно выведенный, — разозлился я, языком прикасаясь к чуть не утерянному сокровищу и сверкая глазами в сторону чудовища. Он потрясенно оглядел меня с ног до головы, а затем неожиданно протянул руку:

— Тревис.

— Вик, — автоматически отозвался я, вкладывая пальцы в его ладонь и легонько пожимая. Да уж, неудивительно, что вчера он принял меня за девушку. В его клешне легко могли потеряться обе мои кисти. Прибавить к этому длинные черные волосы, смуглую гладкую кожу и темные, как будто подведенные глаза, обрамленные густыми ресницами в цвет волос — вот вам и готовый сюрприз для натурала. А я тоже хорош, ну кто же знал, что он не гей? Это с собратьями проще — у нас нет предрассудков: мальчик, девочка — какая разница, если умеючи? Люди такие странные...

— А теперь, Вик, — произнес он тем временем, крепко сжав мою руку, — ты садишься во-о-н туда и рассказываешь мне, что ты за хрень такая.

Зовут меня Витторио Матиас, и, как любой придурок уже мог понять, я вампир. Лет мне немного — восемьдесят семь, и из них двадцать четыре я прожил человеком. Надо сказать, что это были самые распутные и бесшабашные годы из всех, что мне далось пережить, что в итоге и привело к моей безвременной кончине. Или не совсем кончине, но молодой сорвиголова, звезда кабаков, тихо отдал Богу душу под клыками своего любовника, оказавшегося ни много ни мало лидером клана Матиасов. Он приметил меня на одном из моих выступлений и после танца пригласил выпить с ним в баре. Так и начался обратный отсчет моей жизни.

Я так и не проникся жаждой убийства, предпочитая соблазнять свою жертву, зачаровывать, а потом пробовать ее кровь на вкус, не убивая и стирая память о прошедшей ночи. К некоторым я возвращался неоднократно, но в большинстве своем уходил не оглядываясь. Внутри клана, надо сказать, царила жесткая дисциплина и иерархия, Алонсо, мой Сир, был консерватором, сторонником древних традиций и обрядов. Он был стар, умен и холоден во всех смыслах. Охотничьи угодья нашей семьи занимали восточные районы Сан-Франциско, по которому сейчас и рыскали мои братья и сестры, разыскивая сбежавшего сородича.

Все это я вывалил ошалевшему от подобной информации недоразумению, уже успевшему сходить к бару за бутылкой двадцатипятилетнего скотча, который мы по очереди прихлебывали из горла.

— А сейчас мне нужно где-то переждать несколько дней, поесть и поспать, — подытожил я свой рассказ. Тревис оторвался от бутылки и протянул ее мне, вытирая пухлые губы большим пальцем. Это... это было эротично. Я едва сумел отвести взгляд от возбуждающего зрелища, чтобы сосредоточиться на вопросе, который он мне задавал уже второй раз.

— Что ты имеешь в виду под "поесть"? Ты собираешься... э-э-э ... покусать кого-то?

— Вообще, было бы достаточно и пакетов с донорской кровью, — задумчиво протянул я. — Гадость, конечно, несусветная, но на пару дней сойдет. Сможешь достать?

Неандерталец воззрился на меня так, как будто я предложил ему самому ими закусить. Надо же, какой нежный. Разозлившись, я улыбнулся, демонстрируя клыки на всю длину, злорадно отметив, как он вздрогнул и снова приложился к спасительной бутылке. Замечательная картина: сидим на полу, полуголые, я, ко всему прочему, еще и с фингалом в пол-лица, пускаем по кругу скотч. Наблюдал бы со стороны — умер от смеха.

— А почему ты потерял силу? — спросил он, выуживая из карманов не застегнутых джинсов пачку сигарет и зажигалку. Огляделся в поисках пепельницы и подтянул к себе массивное и уродливое нечто на паучьих ножках, куда и начал стряхивать пепел.

— Это заклинание, — неохотно признался я, с ужасом косясь на странный предмет интерьера. — Скоро оно ослабнет, но сейчас успешно сдерживает все мои способности, так что не могу навредить тебе.

— Минуточку! — дошло до него как до жирафа. — Это что значит, ты меня сначала соблазнить пытался, а потом...

Его глаза заискрились нехорошим блеском, а рука потянулась к жуткой пепельнице. Я попытался что-то протестующее пискнуть, срываясь на фальцет, но он оказался быстрее. Конечно, на его-то массу крепкий скотч, это не на мои кожу и кости, да еще с учетом пустого желудка. Бронзовая безделушка промелькнула в воздухе, направленная нетрезвой, но меткой рукой, и я отключился от мира во второй раз. Сволочь. Два — один.

Не надо, не трясите меня. И по щекам тоже бить не надо, какой идиот придумал этот способ приводить в чувство? Таких, как я, надо будить поцелуем, и не после, как Спящую красавицу из анекдота, а до. Проклятье Каина, о чем я думаю?! И сколько я уже валяюсь в отключке?!

— Слезь с меня, чудовище!

— Ты живой?

Гениальный вопрос. Даже затрудняюсь с ответом. Видимо сообразив, что сморозил глупость, Тревис смутился и протянул мне какой-то пакет. Кровь! Я выхватил сокровище из его рук и, вспоров полиэтилен зубами, стал пить, жадно глотая и стараясь не давиться. Холодная мерзкая жидкость стекала по горлу, восстанавливая силы, не так хорошо, конечно, как это сделала бы живая горячая кровь, но я просто чувствовал, как тело оживает и регенерирует. Парень удивленно косился на меня, не забывая прикладываться к скотчу, которого в бутылке оставалось буквально на дне, и наблюдая, как сходят синяки и ссадины с моего лица. Увидев, что я закончил с одним пакетом, он покачал головой, как будто не веря своим глазам, и протянул мне следующий. Как хорошо! Приятная сытость и тепло распространялись по телу, и я блаженно вытянулся на постели, куда меня подняли с пола, проваливаясь в глубокий сон .

Проснулся я от запаха крепкого, ароматного кофе, способного свести с ума. По моим внутренним часам явственно чувствовалось, что ночь уже вступила в свои права. В комнате никого не было, и я решительно поднялся с кровати, намереваясь осмотреть, наконец, свое временное пристанище. Ничего такое, на дворец, конечно, не похоже, но обстановка дорогая и явно подобранная со вкусом. За одной из дверей обнаружился коридор, за второй — просторная ванная. Решив отложить водные процедуры на потом, я двинулся в недра замка, тьфу ты, квартиры. Принц обнаружился на кухне, сидящий за столом и перебирающий какие-то бумаги, периодически ероша волосы одной рукой, а другой — поднося к губам чашку с кофе. Какое милое чудище. Он был так поглощен своим занятием, что не заметил, как я подошел сзади и, не удержавшись, звонко чмокнул его в шею.

Эффект превзошел самые смелые ожидания. Чашка полетела на документы, кофе равномерно распределился по бумагам, футболке и джинсам Тревиса, лицо которого приняло фиолетовый оттенок. Клянусь, я этого не хотел!

— И-извини... — пробормотал я, делая шаг назад, а затем развернулся и опрометью бросился обратно в комнату, не дожидаясь, когда разъяренный монстр опомнится. Я почти завершил свой стратегический маневр, как спасительная дверь захлопнулась перед самым носом, а меня сильно толкнули к стене и с непередаваемой злорадной гримасой на лице вылили на голову почти полный кофейник кофе. Я задохнулся от возмущения, дернулся вперед, но Тревис крепко прижал меня своим телом, не давая вырваться. Кофе затекал за шиворот, чертя дорожки по шее и плечам, и, должно быть, вид у меня был настолько обиженный и растерянный, что этот орангутанг покатился со смеху. Не удержавшись, я расхохотался вслед за ним, воображая, какое зрелище представляю. Три — два. Дьявол.

— Иди в душ, навеселились, — он отстранился и, ухватившись за мое плечо, развернул в сторону двери, открывая ее и вталкивая меня внутрь. А затем шлепнул пониже спины, придавая ускорение. — А я тебе сейчас одежду поищу.

Пытаясь справиться с удивлением, я посмотрел ему вслед. Ни хрена себе натуралы пошли! Так и... мои глаза мстительно загорелись. Ладно, сейчас ты впереди на одно очко, но и я знаю, как сравнять счет.

В ванной я пустил горячую воду и с облегчением скинул свои тряпки, в которых ходил уже второй день, на пол. Забрался под душ, подставляя лицо струям воды, наслаждаясь ощущением чистоты и свежести. Дверь тихонько приоткрылась, и на пороге появился Тревис со стопкой одежды в руках. Он положил ее на тумбу и, стараясь не смотреть на меня, произнес:

— Тут мои старые джинсы, вроде не должны с тебя сваливаться, если одеть с этим ремнем, рубашка и все остальное. Полотенце...

— Тревис! — перебил его я. Он машинально обернулся на звук своего имени, как раз вовремя, чтобы успеть лицезреть, как я нагибаюсь, проводя мочалкой по ноге, поставленной на край ванны. Проклятье Каина, он покраснел! Пробормотал что-то невразумительное и вылетел за дверь. А я всего лишь хотел попросить его достать мне во-о-он тот флакончик.

Джинсы с меня и правда не сваливались. На чем они держались, тоже было непонятно. Сползая на самые бедра, они восхитительно открывали нежную кожу внизу живота и выступающие тазовые косточки. Среди остального вороха обнаружилась футболка, которая была презрительно откинута в сторону, и потрясающая шелковая белая рубашка. То, что надо! Я внимательно оглядел себя. Хорошо, что вампиры не отражаются в зеркалах, иначе можно было бы влюбиться в собственное отражение! Затем подсушил волосы, чуть завивающиеся от влажности, и понял, что готов к бою. У этого гринго нет шансов!

На этот раз Тревис обосновался в гостиной за большим столом, с теми же документами, изрядно пострадавшими от моей шутки, но с новой бутылкой виски вместо кофе. Очевидно, после посещения ванной комнаты ему требовалось привести нервы в порядок. Бедняга, да так он сопьется. На звук шагов парень поднял голову и сглотнул, глядя на меня. Я был хорош. Рубашка, которую я не стал застегивать, облегала смуглое, чуть влажное тело, пояс джинсов, затянутых ремнем, с одной стороны подтянут, с другой — приспущен, ноги босые. Черные волосы откинуты назад, спадая мягкой волной до лопаток, глаза блестят в полутьме, губы чуть приоткрыты, обнажая полоску белоснежных зубов. Зрелище явно было не для слабаков, потому что он шумно выдохнул и сделал большой глоток из горлышка.

Я продефилировал к стоящему напротив креслу и упал в него со вздохом удовольствия. За столом поперхнулись и закашлялись. Просто музыка для моих ушей. Кстати, о музыке...

— Где это ты научился так танцевать?

Пару секунд он соображал, о чем я говорю, а потом улыбнулся.

— Это сестра. Она увлекалась танцами, а я был ее партнером. Это было давно, — он внезапно помрачнел и снова уткнулся в свои бумаги. Э, так дело не пойдет. У стены я заприметил музыкальный центр, а шкаф рядом с ним оказался полон дисков. Латиноамериканским песням была выделена отдельная полка, очевидно, к ним относились бережно и с любовью. Я быстро пробежался по названиям и сунул один из дисков в проигрыватель.

трек Љ2

Он поднял голову при первых же звуках музыки. Я усмехнулся и поманил его пальцем, делая шаг вперед. Тревис отрицательно замотал головой, зажмурился, а потом снова открыл глаза, зачарованно наблюдая за моими движениями. Я никогда не танцевал то, что сейчас называют стрипдансом. Это пошло, грубо и вульгарно. Нужно лишь раскрыть эротику, чувственность мотива, подчиниться его течению и одновременно подчинить. Ничего лишнего, ничего чересчур. Страсть дрожит на кончиках пальцев, сгорает в дьявольском пламени расширившихся зрачков, прячется среди взметнувшихся вверх прядей волос. Я приближаюсь медленно, ступая по-кошачьи мягко, опираясь лишь на носки. Он не отстраняется, когда я хватаю его за руку, вытаскивая на середину комнаты. А через мгновение уже сам уверенно ведет меня в танце, скользя пальцами по шелку рубашки, обхватывая за талию, кружа в этом абсолютно фантастически прекрасном безумии. Я не понимаю, куда девается его неуклюжесть и грубость, он сама пластика и грация, способный поспорить со мной в гибкости и изяществе. Наши движения идеально слажены, я угадываю следующее за мгновение до того, как он сделает его, а Тревис умело удерживает меня в руках, задавая ритм моему небьющемуся сердцу.

Кожа к коже, и мне так горячо, что пересыхает в горле, а остановиться нельзя. Я чую бешеный пульс его бунтующей крови, бьющий в барабанные перепонки, и по телу проходит обжигающая волна. Возбуждение, страсть, желание заполняют мое тело, разум и то, что я по привычке называю своей душой. У меня никогда не было такого партнера: чуткого, уверенного, умелого. Мы творим что-то невообразимое, испытывая пределы выносливости и гибкости друг друга, задыхаясь одним на двоих воздухом, уже ненужным ни ему, ни мне, находящимся на самой грани этого мира. И за секунду до того, как музыка смолкнет, он останавливается, возвращая нас обоих из небытия.

трек Љ 3

Я толкаю его в то кресло, где сидел сам несколько минут назад, и делаю шаг назад. Я знаю, какая песня будет следующей, и кладу пальцы одной руки на ремень, а другой — медленно вычерчиваю по коже линию от губ до живота. Похоже, чудище жалеет, что оставило бутылку на столе. Ничего, хватит с него, мне он нужен трезвым. Хорошо, относительно трезвым. Я хочу его до безумия, до алых кругов перед глазами, и я заполучу желаемое. Капли моей магии все-таки хватает, чтобы усмирить в нем инстинктивное сопротивление, и взъерошенная и вспотевшая жертва расслабляется, жадно следя за мной глазами. Держу пари, ты не знал, что можно так медленно расстегивать ремень. Голову даю на отсечение, ты не догадывался, что шелковая ткань может так эротично смотреться на мужском теле, иначе бы выдал мне дерюжную робу. Клянусь проклятьем Каина, ты не подозревал, что можешь испытывать такое желание, которое я вижу в твоих расширившихся глазах. Похоже, ты уже вообще ни о чем не думаешь, когда я в распахнутой рубашке и расстегнутых, держащихся на мне лишь чудом, джинсах медленно опускаюсь на твои колени, усаживаясь на них верхом лицом к тебе.

Его руки автоматически смыкаются в замок на моей талии, поглаживая холодную кожу, и он чуть вздрагивает, на миг приходя в себя. Я глушу его испуг поцелуями, выпивая каждый вздох из приоткрытых губ, запускаю пальцы в светлые волосы, провожу ладонями по щекам, царапаясь о щетину, и это лишь возбуждает и подстегивает. Его руки уже скользнули за пояс моих джинсов, лаская ягодицы и ложбинку между ними, вынуждая выгибаться и мурлыкать от удовольствия. Я вжался в него пахом, и это послужило последней каплей. С каким-то отчаянным рычанием, он опрокинул меня спиной на пол и навалился сверху, сдирая мои штаны и разводя ноги в стороны. Черт, не стоило так его заводить! Разрывов я не боялся — регенерация великая вещь, но в первый момент это было по-настоящему больно. Я задохнулся, вцепился в его плечи, умоляя не двигаться, и он понял, замерев, давая мне время прийти в себя. Похоже, Тревиса уже не смущало наличие у меня "лишних" частей тела. Его руки бессистемно блуждали по моему животу, груди и бокам, лаская все, до чего могли дотянуться, поглаживая, стискивая, нажимая, и вскоре я расслабился настолько, чтобы разрешить ему продолжать. Повторного приглашения не потребовалось, он чуть приподнял мои бедра вверх и вошел до конца плавным и мягким движением. А потом... Великие силы, если у него это первый раз, то каким же он будет, если его немного понатаскать?! Нет, это сокровище точно надо приручить и никому не показывать. Оторвут с руками.

Перед глазами все поплыло, и я зажмурился, снова подчиняясь его ритму и движениям. Высокий голос, выпевавший что-то про любовь, сплетался с нашими стонами и хрипами, заставляя терять голову и остатки здравого смысла.

— Чудище мое, — кажется, шептал я ласково, слыша в ответ такое же нестерпимо нежное:

— Твою мать...

Я впивался пальцами в его плечи, расцарапывая до крови, и, кажется, все-таки укусил его, за что едва не получил в глаз в промежутке между первым и вторым оргазмами. Вроде бы, он сдернул с меня рубашку, просто разорвав ее напополам, чуть не вывернув мне руки. Наверное, мы как-то добрались до дивана и продолжили уже на нем, причем я оседлал его бедра, решив, что на этот раз хочу вести сам. Все это я помню как в тумане, потому что очередная мелодия сменилась зажигательной ламбадой, и нас накрыло обоих, сначала истерическим смехом, а потом сумасшедшей истомой, стремительно разлившейся по телу.

— Три— три, — успел прошептать я, прежде чем отрубиться, на этот раз — не в одиночестве.

Смс: Дорогая фея! Туфли потеряла, сижу в тыкве, бухаю с крысами.

Часть 2. Которая тут Золушка?

За последние сутки это было самое приятное пробуждение. Я был сыт, удовлетворен и согрет горячим телом, на котором расположился с максимальным для себя комфортом. Телу, однако, было не очень удобно, о чем оно не замедлило меня уведомить.

— Ты мне всю руку отлежал, придурок, а мне еще работать.

— Переживешь, сегодня у людей выходной, я знаю, — сладко потянулся я, игнорируя возмущенное ерзание внизу. Ему все-таки удалось отпихнуть меня в сторону и встать, лишая такого уютного тепла. Он не выглядел смущенным или разозленным, что не могло не радовать, очевидно, неожиданное расширение сексуального опыта не выбило его из колеи. Тревис разыскал свои джинсы, натянул их прямо на голое тело и, не застегивая, двинулся к столу. Взял оттуда ноутбук, испорченные документы и глянул в мою сторону. Вздохнул, сгреб все свои сокровища в охапку и, к моей вящей радости, вернулся на диван.

— И что это за работа? — вяло поинтересовался я, устраивая голову у него на коленях и косясь одним глазом на экран. Взгляд выхватил знакомые слова, и я удивленно произнес:

— Двенадцать тысяч экземпляров роботов модели "Капитан Смит"? Трев, ты работаешь в Пентагоне?

— А, так вот они о чем! Переводчица, коза, заболела так некстати, а у нас завтра встреча с клиентами. Они прислали письмо с предварительным заказом, все на испанском, как видишь, а в конторе только один переводчик, владеющий этим языком, да и та валяется дома с температурой. Что они еще хотят, можешь прочитать?

— Партия далматинцев средних роботизированных, десять тысяч экземпляров железной дороги — модель А 541, столько же — модель А — 812, роботы автоботы — партия в пятьдесят тысяч штук... Тревис! Это что за хрень?!

— Это игрушки.

— Ты... ты продаешь игрушки? — я пробежал глазами список дальше и понял, что он не шутит. Меня обуял истерический смех. Проклятье Каина, здоровый, неуклюжий, если речь не идет о танце или сексе, Тревис никак не ассоциировался у меня с продавцом в детском магазине.

— И вот что такого смешного? И не продаю я их, а нахожу клиентов. Моей семье принадлежит фабрика игрушек, всем заправляют отец и сестра, а я вот... помогаю.

— Погоди. Фабрика? Твоя фамилия случайно не Картер? Джон Картер — твой отец? Тот самый Джон Картер, который игрушечный магнат? А ты его сын? А...

— Заткнись. Да. Да. Снова да. И опять да.

Я приподнялся и возмущенно уставился на него.

— И почему ты мне не сказал?

— А было когда? Сначала мы танцевали, потом попеременно находились в отключке, потом снова танцевали, потом...

— Понял, понял, — я задумался и внимательно огляделся по сторонам. — Для сына своего отца ты живешь достаточно скромно.

— Здесь есть все, что мне нужно, — досадливо дернув плечом, ответил он, — лишний пафос и суету я терпеть не могу. А завтра эта чертова встреча и трижды долбаный прием, на котором я должен быть в костюме и улыбаться несколько часов кряду! И переводчица заболела!

— Встреча и прием вечером? — нарочито равнодушно поинтересовался я. Он кивнул, думая о своем. — Я мог бы помочь.

— В смысле?

— Ты тупой, чудовище? — я поднял руку и постучал его по лбу. — Я испанец, могу помочь тебе с гостями, быть переводчиком. Ты сумеешь доставить меня на место так, чтобы я не попал на солнце? И раздобыть подходящий костюм?

— Да! Это отличная идея! — его глаза вдруг опасно сузились. — Так, а как это ты меня сейчас назвал?

— Чудовище и есть, глянь в зеркало. Будешь столько пить и не бриться — о поцелуях можешь забыть, — отрезал я. Он нахмурился, взглянул на меня и ехидно ухмыльнулся.

— Договорились, hermoso.[красавец]

— О, а говоришь, что по-испански не понимаешь, — поперхнулся я. — Спасибо за комплимент.

— Не за что, monada.[милашка — в женском роде]

А вот за это он уже получил по шее. Потом, абсолютно счастливый, вывалил на меня гору писем на испанском, заставив переводить, а сам набивал перевод на ноутбуке под мою диктовку. Вдобавок к крову, еде и любовнику я, похоже, нашел еще и работу.

Утром Тревис позвонил какому-то мрачному типу, оказавшемуся личным секретарем его отца, и распорядился относительно моего костюма. Через полчаса в квартиру вошел мужчина средних лет, который высокомерием и холодностью мог поспорить даже с Анной, имевшей в семье прозвище "Снежная королева".

— Мистер Йохансон, — представил мне этот холодильник Тревис. Секретарь смерил меня взглядом, что-то пробурчал сквозь зубы о странных поручениях, касающихся то пакетов крови, то костюмов, так, что его услышал только я со своим чутким слухом, и вынул из кармана сантиметр. Через несколько минут, сняв с меня кучу мерок и выслушав инструктаж от Картера, он удалился покупать одежду. Довольно скоро секретарь вернулся, привезя два строгих классических костюма, черный и кремовый, несколько рубашек, галстуки, белье, черные джинсы и ботинки. Я начинал влюбляться в такую жизнь.

Все подошло практически без подгонки, и к вечеру, убрав волосы в хвост, я облачился в светлый костюм, надев под него кроваво-красную рубашку. Тревис, увидев это, вытаращил глаза и одобрительно хмыкнул, а потом неожиданно оказался рядом и впился в мои губы поцелуем. Великая инквизиция! А вот надо было так психовать в первый раз? Бабуин, костюм бы не помял.

— М-м-м... у-а-а... — неразборчиво выдал он.

— Что?

— Нам пора, опоздаем, libertinoа, — он оторвался от меня и ехидно усмехнулся.

— Каин, где ты набрался таких пошлостей?

— Да была у меня одна... испанка... на тебя похожа. Ай! Драться зачем?

— Для профилактики, — мстительно прошипел я и направился к выходу. Внизу нас ждала машина.

Прием проходил в весьма пафосном и дорогом ресторане и посвящался открытию новой линии мягких игрушек. Среди гостей было много постоянных клиентов знаменитой игрушечной фабрики, каждым из которых занимался кто-то из сотрудников. Картеру-младшему были поручены испанцы, бывшие наиболее важными на данный момент заказчиками. Тревис явно чувствовал себя не в своей тарелке, он краснел, потел, дергал галстук, как будто тот душил его, и не мог сосредоточиться на переговорах, проходивших неофициально и неформально, но, как я понял, являвшихся весьма значимыми для его отца. Горе-переговорщик капнул соус на скатерть, уронил вилку и чуть не опрокинул вино на сеньору Гарсия. От всего этого смущался еще больше, краснел и чуть ли не заикался. Проклятье Каина, ну и увалень! Извинившись перед собеседниками, начавшими уже косо посматривать на него, я ухватил Картера за руку, утащил в темный уголок и прижал к стенке. Смотрелось это, наверное, забавно, учитывая разницу в росте и весе.

— Ты что творишь? — прошипел я. — Мне приходится не переводить, а говорить за тебя. Что ты мнешься, как девица на смотринах?

— Я не могу! Я всегда теряюсь на подобных мероприятиях, кажусь себе неуклюжим и громоздким, говорю глупости... Если я и на этот раз все провалю, отец точно разочаруется во мне. Это мой последний шанс доказать им, что я чего-то стою, — он чуть не плакал от отчаяния, глядя на меня огромными синими глазами. Нечестно! Это запрещенный прием и я... Ладно.

— Ты и есть неуклюжий, громоздкий... Стоп! А это идея! — я сделал шаг назад и скрестил руки на груди, окидывая взглядом это наказание, расслабляющееся только под звуки музыки. — Значит так. Сейчас возвращаемся обратно и покажем этим выскочкам, каким ты можешь быть.

— А каким? — заинтересованно спросил он, вызвав у меня желание, дать ему подзатыльник. Я ухватил его за отвороты пиджака и притянул вниз, почти прорычав в самое ухо:

— Раскованным и сексуальным, чудовище. И я знаю, как тебя расслабить.

— Что, прямо тут? А как же испанцы?

Подзатыльник он все-таки схлопотал. Обиженно насупился, став похожим на большого плюшевого медведя, и мне вдруг захотелось плюнуть на все и утащить его в укромное место, чтобы... Ладно, успеется.

— Слушай сюда. Сейчас мы вернемся за стол, и ты вспомнишь ту песню, под которую мы с тобой вчера танцевали. Почувствуй мелодию, услышь ее внутри, говори под нее, двигайся под нее, пусть она ведет тебя. Только не пой, ради всего святого, — добавил я, увидев, как на его лице попеременно отражаются все испытываемые эмоции. — А чтобы тебе было проще, я буду тихонько отстукивать пальцами ритм.

Он задумчиво кивнул, обдумывая идею. Прародитель Каин, что за бред я несу? Но ничего более разумного в голову пока не приходило, а, значит, придется использовать то, что есть. Я поправил на нем галстук, одернул пиджак, как образцовая жена, и пинком придал ускорение на выход. Он двинулся к столику, словно приговоренный к эшафоту: спина напряженная, глаза страшные, руки сжаты в кулаки. Кусок идиота. Я ткнул его в спину, напоминая о договоренности, и внезапно он выпрямился, расправил плечи и, мурлыкая что-то себе под нос, плавной походкой двинулся вперед. Я застыл на месте. Эта бредятина сработала? Тревис обернулся, подмигнул мне и протянул руку, в которую я машинально вложил свою ладонь. Он дернул меня на себя, заставил сделать разворот и, хмыкнув, поспешил к гостям. Я чувствовал себя гением. Нет — феей-крестной. Башмачков лишних нигде не завалялось?

Переговоры прошли великолепно. Тревис перестал стесняться и зажиматься, говорил без умолку, так что я едва успевал переводить, испанцы были покорены его обезоруживающей улыбкой и обаянием. Ха! Знали бы вы, как он танцует! Я исподтишка наблюдал за ним, наконец-то выбритым трезвым и причесанным — прямо как в моих эротических мечтах. Иногда его взгляд на секунду приобретал отсутствующее выражение — это он, видимо, вспоминал мелодию дальше. Порой вдруг заливался краской — а это, по всей видимости, были воспоминания о том, что мы творили после. Со временем, румянца стало черезчур много, и я, снова извинившись перед испанцами, вытащил его на улицу проветриться.

Мы вышли с черного хода на небольшую пустынную улочку. Тревис облокотился на дверь спиной и оглушительно расхохотался, заставив меня испугаться за его душевное здоровье, а потом сгреб в свои медвежьи тиски, рискуя переломать мне все кости. Я не остался в долгу, цапнув его за шею, не получив, что удивительно, за это в глаз.

— Ты гений! — провозгласило это чучело, возвращая меня на землю. А то я не в курсе. Но приятно, черт возьми. Только, похоже, моя идея имела ощутимый такой побочный эффект. Прямо-таки моим собственным бедром ощутимый. И твердый.

— Проблемы, малыш? — я прижался ближе и потерся об него. Ответом мне было жалобное поскуливание. Просто песня. Осторожно расстегнул молнию его брюк, проникая рукой внутрь, слушая, как наверху судорожно сглотнули и перестали дышать.

— З-здесь? — жалобно спросил он.

— З-здесь, — передразнил его я, опускаясь на корточки и от души жалея, что не надел темный костюм. — Но можно и в зале, если ты настаиваешь.

— Придурок.

А вот за хамство можно и наказать. Не медля больше, я освободил от одежды ту часть его тела, которая настойчиво требовала внимания, и провел языком от основания до головки. Чудище подавилось какой-то фразой и задышало чаще, стиснув пальцами мои плечи. К его чести надо отметить, что он никак не пытался ни прижать мою голову ближе, ни ускорить процесс, полностью отдавшись моим изматывающим и дразнящим ласкам, позволяя вести его. Я оценил и сжалился, вбирая его в себя целиком, не мучая больше. Вслед за языком и губами скользили пальцы, сжимая чуть сильнее, заставляя его глотать стоны, которые могли переполошить округу, и вскоре он не выдержал, резко подавшись назад, чтобы не кончить мне в рот. Я, пряча улыбку, оглядел его безнадежно испорченные брюки.

— Нет, я, конечно, ценю твою деликатность, но как ты вернешься в зал в таком виде?

— Не знаю, надеюсь, пиджак прикроет, пока я иду к столику. А потом просто не буду вставать.

— Ладно, сейчас что-нибудь придумаем, чудище мое, — я убрал платком все, что мог, и сделал шаг назад, оглядывая результаты своих трудов. И почти не видно. Меня тут же схватили за руку и притянули обратно, целуя.

— А как же ты?

Я усмехнулся и осторожно отстранился.

— Потерплю до дома. Я жаден и не хочу довольствоваться малым. Ну и в благодарность ты будешь должен мне танец... — я осекся, заметив нехороший блеск в его глазах. — Что?

— Танец, говоришь? Пошли, — он ухватил меня за руку и потащил обратно в ресторан. — Сходить с ума надо до самого конца, правда, Вик?

Бросив меня около нашего столика, он направился к небольшому оркестру, услаждавшему слух живой музыкой, и о чем-то недолго говорил с ними. Испанцы недоуменно смотрели на меня, а я лишь пожал плечами, сам не понимая, что задумало мое неугомонное недоразумение. А потом он скинул пиджак . Прямо на пол. И грянула музыка.

трек Љ 4

Мой пиджак последовал вслед за его, а я двинулся навстречу Тревису, кожей чувствуя прикованные к нам взгляды: недоуменные, восхищенные, пораженные. А потом все исчезло, кроме надежных рук, которым я повиновался беспрекословно. Я не знаю, как это смотрелось со стороны, да и мне было плевать на это. Проклятье, я сотворил настоящего монстра, всего-то за два дня. А какой был стеснительный мальчик, так краснел в ванной. А я... я подчиняюсь, я позволяю ему вести, и мне почему-то совершенно не страшно. Он знает, кто я на самом деле, и спокойно спит рядом со мной, подставляет горло под поцелуи. И мне впервые хорошо, я расслабляюсь, скидывая маску язвительности и нахальства, просто доверяясь кому-то другому. Почему из всей толпы я выбрал именно его? Может, мне наконец-то повезло?

Музыка закончилась, и мы застыли в оглушительной тишине. Несколько мгновений царило потрясенное молчание, а затем грянули аплодисменты, а крупный, светловолосый мужчина, так похожий на мое чудовище, одобрительно поднял вверх большой палец. Понятно, сумасшествие в этой семье это наследственная болезнь.

Испанцы назначили подписание контракта на следующий день, я уж не знаю, почему. То ли они пребывали в состоянии культурного шока, то ли Тревис очаровал сеньору Гарсиа, но уходили они весьма довольные и воодушевленные. А Картер-младший сиял так, что моим чувствительным глазам становилось больно. Он переговорил с отцом, представив меня ему как своего приятеля, согласившегося помочь, и Джон Картер совершенно серьезно поинтересовался, не нужна ли мне работа. Я подавил смешок, вежливо отказался, ссылаясь на некие личные обстоятельства, и мы наконец смогли покинуть это осточертевшее обоим мероприятие.

— Это надо отметить, — Тревис потрясал бутылкой вина и штопором. Не знаю, что произошло у них с отцом, но сегодня, видимо, что-то наладилось, и я был рад, что сумел помочь. Я знаю, как важна семья. Он уже разлил вино по бокалам и протянул один мне. Мы столкнули их в традиционном салюте и откинулись на диване, расслабляясь и чувствуя, как отпускает напряжение.

— Ты меня удивил. Отколоть такой номер на глазах у всех...

— Сам не знаю, что на меня нашло, — рассмеялся он. — Это все ты на меня так действуешь. С самого первого взгляда, между прочим. Я ведь и в клубах-то не знакомлюсь, а тут вот... словно магнитом потянуло. Я как тебя там увидел, так сразу захотел познакомиться, а тут ты сам идешь. Вот удача, думаю, такая девчонка и... ну не совсем девчонка... Ты случайно гипнотизировать не умеешь?

Меня словно обдало холодом. Он моментально почувствовал это и удивленно покосился в мою сторону, а затем нахмурился и отставил бокал.

— Умеешь, — полувопрос, полуутверждение.

— Умею, — кивнул я, понимая, что разговор пошел не в ту сторону, — но не делал этого. Клянусь. У меня и сил-то нет, помнишь?

— Сейчас нет, а раньше? Ты вот так и находил себе... пищу? Снимал в баре, а потом... спал с ними? — он почти выплюнул последнюю фразу.

— Не всегда, — зло процедил я сквозь зубы, — Иногда просто закусывал, без промежуточного удовольствия. А иногда, да — спал. Что тебя смущает?

— Ничего, ровным счетом. А со мной ты как собирался поступить? Видимо, все-таки с "промежуточным удовольствием", да? Да и нужен я тебе был на подольше, пока слабость не пройдет. Ты так легко... все равно с кем?

— Легко, — меня понесло на волне ярости и обиды. Идиот. Расслабился он. Доверился. Трижды придурок. Вот и получай теперь. — Привычка, знаешь ли.

Он непонимающе посмотрел на меня, и я пояснил, испытывая какое-то садомазохистское удовольствие:

— Ты так и не понял, кем я был до смерти? Стриптизером. И шлюхой. Меня мог снять любой, что, собственно, и сделал мой Сир, желая получить в личное пользование симпатичного и умелого мальчика. Так что да, тогда в клубе мне было все равно с кем, — я оставил чудом не раздавленный бокал на пол и поднялся, стараясь не смотреть на оглушенного и потерянного Тревиса. Внутри что-то закаменело, так что каждое движение давалось с огромным трудом. Дойдя до двери, я не выдержал, оглянулся и добавил, чеканя слова:

— Тогда было все равно, но то, что случилось потом... это было для тебя. Только для тебя, потому что мне внезапно стало небезразлично. Не все равно. И на этом приеме... Жаль, что так вышло.

На улице шел дождь, и я порадовался влаге, текущей по лицу и немного усмиряющей то, что творилось у меня внутри. Я видел, как Тревис выскочил вслед за мной, зовя по имени, но укрылся в тени, не желая продолжать этот дурацкий разговор, все расставивший на свои места. А потом почувствовал чужое присутствие и обернулся, уже зная, кого увижу.

— Не надоело бегать, Вик? — Диего и Карлос вышли из тени на свет фонаря, отрезая мне путь к отступлению. Можно подумать, у меня были хоть какие то шансы. Они-то полны сил.

— Знаешь, действительно надоело, — я широко улыбнулся, наблюдая за недоумением, расползающимся на их лицах. — Как там поживает Старик? Не соскучился?

— Хватит паясничать, придурок! Как же ты достал всех! — Диего ухватил меня за плечо. — Вся семья вздохнет, наконец, спокойно без тебя. Пошли, нас ждут, до церемонии всего два дня.

— Ты прямо как о свадьбе говоришь. Да иду я, иду.

Бежать? Я слишком устал. Пусть все идет, как должно. Сегодня я умер второй раз, так что хуже уже не будет. Я оптимист.

— Да что ты с ним церемонишься? — не вытерпел наших препирательств Карлос и ухватил меня за другую руку, нарочно причиняя боль. Я врезал ему ногой по колену, пытаясь вывернуться, и он взвыл от ярости.

— Ах ты, дрянь! — его кулак рассек воздух и... замер, остановленный чужой рукой. Секунду мы оба пораженно смотрели друг на друга, а затем и его, и Диего неведомая сила приподняла в воздух и столкнула лбами. Я ошалело уставился на мирно отдыхающих на земле собратьев, а потом перевел взгляд на тяжело дышавшего Тревиса, который, в свою очередь, мертвой хваткой вцепился в мои плечи, стискивая их чуть ли не до хруста. Они точно решили меня сегодня покалечить.

— Ты в порядке? Они тебе ничего не сделали? Вик, да очнись ты! Ты в порядке? — в его голосе было столько тревоги, а во взгляде отчаянного беспокойства, что я не выдержал. Ноги подогнулись, и я сполз на землю, увлекая его за собой, не в силах сдержать рвущуюся наружу истерику. По щекам текли слезы, я всхлипывал от душивших меня рыданий и смеха, с трудом пытаясь выдавить из себя слова.

— Т-тревис... ты... в нокаут... двух м-ма-а-астер вампиров ... лбами... Как котят!

— Они, типа, крутые? — наивно поинтересовалось это прекрасное видение с мускулами Тайсона, оглядывая распростертых у наших ног столетних кровососов.

— Знаешь, типа, да, очень крутые, — я, наконец, справился с собой и начал связно мыслить. — Надо уходить, пока они не очнулись. Или у тебя есть с собой что-нибудь острое или деревянное?

Тревис расстроено покачал головой.

— Ладно, все равно это было бы неправильно. Пусть живут. Ну, ты понял, — я поднялся на ноги и, оттолкнув от себя все разглядывающего вампиров Картера, двинулся дальше по улице. Далеко уйти мне не дали, в очередной раз за сегодня схватив за руку. К утру мне ее точно оторвут.

— Ты куда?

— Тревис, мы уже все выяснили. Спасибо, за помощь, но дальше я сам, — я попытался освободить руку, но он только крепче стиснул пальцы.

— Вик, надо поговорить. Пошли домой, пока твои друзья не очнулись. Откажешься — я тебя понесу.

— А как же мои гражданские права?

— А ты уже умер, на тебя не распространяется. Так пойдешь сам, или мне нести тебя на руках? — он уморительно поднял бровь вверх, и я понял, что сопротивление бесполезно. Действительно понесет.

— Тревис, а ты не оборотень случаем? Это же надо так — двух мастер — вампиров с одного маха уложить.

— А... оборотни существуют? — и у меня случилась вторая истерика.

— А с поцелуями торопиться не будем, — сказал принц, слезая со Спящей красавицы.

Часть 3. Пока ты спал...

Мы поднялись наверх, обратно в его квартиру. Он даже не закрыл дверь, оставив ее нараспашку, когда ринулся вслед за мной. Заходи, кто хочешь — бери, что хочешь. Я прошел в гостиную, где на полу все еще стоял мой недопитый бокал вина и замер, не зная, что говорить и что я хочу услышать от него в ответ. Жизнь становилась чрезвычайно сложной.

— Прости... — он подошел сзади и уткнулся носом мне в шею, обвивая руками за талию. — Я не хотел обидеть, не хотел сделать больно. Просто... это тяжело объяснить.

— А ты попробуй, — съязвил я, инстинктивно закрываясь привычной маской. Тревис вздохнул и потащил меня на диван, усаживая спиной к себе, так чтобы обнять рукой за плечи. Я не видел его лица, только слышал голос и ощущал тепло тела, когда он начал говорить.

— Ты понимаешь, я тебя когда увидел, там, в клубе, то что-то почувствовал. Как толчок в спину. Я ведь не девушек снимать туда хожу, и уж тем более не парней. Просто чуть расслабиться, когда совсем плохо. Обычно один. С девушками вообще сложно, чаще им нужен не я, а деньги моего отца, и это так видно, что становится противно. Посмотри на меня: слишком неуклюжий, не очень умный, не изящный, не утонченный — кому я могу быть интересен сам по себе? Даже отец и сестра считают меня бездарностью. Не перебивай, дай сказать. То, что ты сделал для меня сегодня — это бесценно. Я что-то смог, у меня получилось, я не подвел отца. И это твоя заслуга. Ты заставил меня почувствовать себя особенным, я подумал, что не так уж и плох, что могу кому-то нравиться. И мысль о том, что в тот вечер ты выбрал меня просто случайно...

— Не случайно, — я откинулся назад, стараясь не потерять ни одну частичку его тепла. — Ты танцевал, помнишь? И в этом было что-то, мимо чего я не смог пройти. Да и вообще, такие встречи не бывают случайны. И ты извини, но твои родные — слепцы. Я еще ни разу не встречал настолько особенного человека. И не хмыкай, нечего. Слушай, что говорят старшие.

Он рассмеялся и, обхватив меня руками, затащил к себе на колени. Особенный. Я понимал его, как никто другой. Тревис не хотел обидеть меня, ему просто было больно. Чудовище. От слова "чудо".

— А ты ведь кое-что мне обещал, — произнес он с каким-то лукавым блеском в глазах. Я непонимающе вскинул голову, выныривая из своих мыслей и пытаясь понять, о чем идет речь. — Там, на улице у ресторана. Ты сказал, что надо подождать до дома. Ты мне позволишь?

— А мое прошлое? Что это для тебя значит?

— А для тебя? Мне кажется, ты придаешь ему гораздо больше значения, чем я. Меня сильнее волнует настоящее.

-Когда это ты успел стать таким умным, чудище? — изумился я. — Штудировал книги по психологии?

— Ага. Называется "Содержание и разведение вампиров в домашних условиях ", — с трудом удерживая серьезное выражение лица, произнес этот новоявленный юморист. Загрызу. Реализуя свою навязчивую идею, я приподнялся и легонько куснул его за плечо, и через мгновение уже лежал на полу, а он нависал надо мной. Синие глаза подернулись поволокой, и я потянулся к нему всем телом, желая урвать поцелуй, но меня очень мягко остановили, откидывая обратно на пол.

— Позволь мне, — ответил он на мой недоумевающий взгляд. — Просто расслабься, ладно?

Я расслабился. Ненадолго. А потом вообще потерял себя в водовороте испытываемых ощущений. Он творил что-то невообразимое, прикасаясь ко мне бережно и дразняще, лаская как величайшее сокровище и драгоценность. Шептал мое имя вперемешку с ругательствами и проклятиями, покрывал поцелуями лицо и шею, зарывался пальцами в распущенные волосы. Опережал мое собственное тело, угадывая желания за секунду до того, как я сам осознавал их. Он брал меня, отдавая при этом всего себя без остатка, до конца. Хотелось одновременно и плакать, и смеяться от невыразимого блаженства, впервые не чувствуя себя грязным. Не игрушкой, не красивой и податливой куклой. Особенным. Может, даже любимым, но уже точно не безразличным и не чужим. Это было больше, чем прекрасно. И я поверил.

— Зачем тебя ищут?

Мы так и не поднялись с пола, стянув с дивана покрывало и закутавшись в него. Я все-таки допил свое вино и теперь чувствовал приятную расслабленность в изнеженном ласками теле. Вопрос вернул меня к суровой реальности.

— Ты точно хочешь это знать? — я испытующе заглянул в синие глаза, и он решительно кивнул головой. — Я — подарок.

Он непонимающе воззрился на меня, и я пояснил:

— Не так давно наконец закончилось противостояние семьи Матиасов, к которой имею несчастье принадлежать я, и семьи Ла Круа. Причем не в нашу пользу. Согласно традиции, Франсис Ла Круа потребовал от проигравшей стороны компенсации. Часть территорий и... меня.

— Как это... тебя? Ты что, вещь, что ли?

— Именно, что вещь. Красивая, достаточно ценная. Ты забываешь, кто я. Всего лишь доступное для всех тело...

— Заткнись, — его губы побелели от ярости. На секунду мне стало страшно, а потом я понял, что этот гнев направлен не на меня. — Я вообще не желаю слушать ничего в таком духе. Если бы это было так, ты бы не скрывался сейчас от семьи, а покорно принял свою участь. Кстати, а почему твои собратья так настроены против тебя? Или мне показалось?

— Не показалось, — криво усмехнулся я, вспоминая "нежные" отношения с родственниками. — Не поверишь, но я могу быть редкой сволочью. Кончай ржать. Да не трясись ты! Вот, ну и, кроме того, я долгое время пользовался особым расположением главы клана, чем заслужил неудовольствие Анны, бывшей фаворитки, а уж она постаралась отравить мне жизнь по полной программе. Ведьма, это ведь ее заклятие держит меня.

Я не очень сильный вампир. Хотя лет мне не намного меньше, чем тому же Диего, он легко скрутит меня в бараний рог. Для того чтобы стать сильнее — нужно убивать. Кровь позволяет нам существовать, а чужие жизни — наращивать могущество, пользоваться магией. Я не люблю смерть, слишком хорошо запомнив собственную. И нашел свой способ. Тех крох энергии, частиц чужих душ, что я получаю от своих любовников, хватает мне на простые вещи, вроде подавления воли, ускорения, увеличения силы. Я могу сделать свое тело теплым, ненадолго, а вот в скорости со мной не может сравниться ни один из братьев. Именно поэтому мне и удалось скрыться, использовав последний отчаянный всплеск магии. Те, кто сильнее, даже могут находиться на Солнце, короткое время, но могут. Могут заставить биться свое сердце, или остановить чужое. Я слабее, но мне не нужна сила, добытая такой ценой.

А я постепенно восстанавливаюсь. Заклинание отступает, возвращая мне мои способности, и я уже легко могу справиться с Тревисом, реши мы устроить потасовку. Но не хочу, мне нравится быть слабее его, нравится его молчаливая защита. Это эгоистично, но мне все равно. Я так устал быть один, мне так надоело защищаться от мира, что хоть на мгновение хочется узнать, что это такое — чужая, не пугающая, а дарящая покой, сила.

— Ты голоден? — он спросил это так обыденно, что я чуть не расхохотался.

— Да. А ты хочешь поджарить мне яичницу? — и почему я никогда не могу удержаться от сарказма? Он только хмыкнул и покачал головой.

— В холодильнике есть оставшиеся донорские пакеты. Тебе подогреть?

— Да, и посолить. Стой, Тревис, это шутка! Не надо греть, это и так на вкус редкая гадость, а уж теплая... Просто дай мне пакет, а лучше два... и отвернись.

Конечно, он не отвернулся, и я был вынужден глотать эту тошнотворную консервированную дрянь у него на глазах. Проклятье Каина, я не протяну на такой диете долго.. Но об этом я поразмыслить уже не успел. Послышался грохот, а затем в комнату вошли несколько до боли знакомых мне субъектов.

— Здравствуй, Анна, — я отвесил поклон высокой темноволосой женщине, одетой в длинную кожаную юбку и черную атласную блузку, и улыбнулся самой наглой и пошлой из своих улыбок. Ее передернуло от отвращения, и красивое породистое лицо исказилось в брезгливой гримасе. Что ж, взаимно. Я искренне порадовался, что мы были уже одеты, и переместился к Тревису одним едва уловимым движением, закрывая его собой и демонстрируя, что заклинание больше не сковывает меня. Королева подняла бровь и усмехнулась.

— Я думала, моя магия продержится дольше. Но и оставшихся следов хватило, чтобы найти тебя, стоило лишь подойти поближе. Попытаешься скрыться опять?

— Нет, если вы не тронете его, — я взглянул ей в глаза, читая в них удивление. — Вам нужен я, правда? Оставьте его в покое, и я пойду с вами. Учти, он связан со мной, так что если после моего ухода кто-то попробует причинить ему вред — удеру, и поминай, как звали. Дважды твое заклинание на мне не сработает, ведьма. Теперь либо я иду с вами сам, по доброй воле, либо завтра Алонсо будет объяснять Ла Круа, где его игрушка.

— Он знает, кто мы, — зеленые глаза Анны сузились. Я пожал плечами.

— Ему никто не поверит. Кроме того, я могу стереть ему память об этих днях. Заткнись, Тревис, — я ткнул его в бок, и он подавился своей протестующей фразой. — Так будет лучше, пойми.

Я заглянул ему в глаза, подавляя сопротивление. Прости, малыш, я сильнее. Его взгляд рассредоточился, теряя осмысленность, и я подхватил на руки обмякшее тело. Обычно в сказках засыпает красавица, а я усыпил чудовище. Потом уложил его на диван и обернулся, готовый идти. Наверное, мне померещилось, но буквально на секунду я увидел, как во взгляде Анны мелькнуло уважение. Мы молча покинули гостиную.

Меня разодели в пух и прах, стараясь придать товарный вид. Клан сильно ослабел во время этой войны, поэтому Алонсо старался изо всех сил, чтобы сохранить мир с более сильным противником. Я понимал его, но от этого не становилось легче. И уж точно не испытал радости, когда он явился в комнату, в которой меня заперли.

— Ты поступил неразумно, Тори, — Сир покачал головой, показывая, как он расстроен моей выходкой, а меня передернуло от звучания имени, которым пользовался только он. А когда-то ведь нравилось. — Ты не подумал о семье, о собратьях, о том, какие беды их настигнут из-за тебя.

— Это ты не подумал о семье, когда решил урвать у Ла Круа их территории. Ты думал, что это будет легко, и развязал войну, стоившую многим жизни. А платить по твоим счетам придется другим, — отрезал я, чувствуя, как внутри снова закипает злость. Сир нахмурился.

— Ты дерзишь. Пожалуй, во избежание проблем, стоит лишить тебя возможности сбежать или оскорбить наших гостей. Франсис весьма обидчив.

Я почувствовал, как меня затягивает его воля. Нет! Но сопротивляться Сиру почти невозможно, да и без этого Алонсо несоизмеримо сильнее меня.

— Спи, — произнес он, и мир померк.

Чем старше становятся вампиры, тем больше они держатся за традиции, обряды и прочую никому не нужную шелуху. Вся церемония была лишь формальностью, насквозь пропитанной пафосом и помпезностью, но оба лидера кланов относились к ней с максимальной серьезностью. Посередине огромной пустой залы стоял стол, на котором под плотным покрывалом угадывались очертания лежащего тела. На соседнем столе был приготовлен договор, удостоверяющий мир между некогда враждовавшими семьями, который требовалось скрепить древними родовыми печатями.

Часы пробили полночь, двери распахнулись, и зала быстро наполнилась голосами и шумом. Первыми вошли Алонсо Матиас и Франсис Ла Круа и встали напротив друг друга, так чтобы их разделял стол. Остальные расположились за спинами своих лидеров и замерли в ожидании. Алонсо медленно приблизился к столу, на котором лежал живой — немертвый — подарок, и откинул покрывало, готовясь приказать испанцу проснуться.

— Это что? — ледяным тоном осведомился Франсис, указывая длинным и тонким пальцем на надувную куклу из магазина секс — игрушек, лежащую на столе. На ее обнаженном теле черным маркером было выведено замысловатое ругательство, которое, по большому счету, вполне могло сойти за инструкцию по применению. Однако юмора ситуации никто не оценил. Алонсо с ужасом заглянул в бесстрастные серые глаза стоящего напротив вампира и прочел там приговор себе и своему клану. "Будь ты проклят, мальчишка!" — пронеслась в его голове мысль, а затем началась бойня.

Я очнулся от странного ощущения, приятного и расслабляющего, чувствуя влажность и тепло на губах. Ну, надо же, меня будят поцелуем, как принцессу. Э, какого черта?! Я в ужасе распахнул глаза, вспомнив, при каких обстоятельствах засыпал.

— Ай! Клыки-то зачем выпускать было? — Тревис вытирал кровь с прокушенной губы, укоризненно качая головой. Я смотрел на него в полном недоумении, не веря своим глазам. Как?

— Очень просто, — улыбнулся он в ответ на мой не высказанный, но легко угадываемый вопрос. — Ты же отрубил меня ненадолго, помнишь? Кстати, почему? И память не стер, как обещал.

— Я хотел, чтобы ты меня помнил. Таким, каким я был с тобой. Вряд ли бы мне удалось прожить у Ла Круа долго, а так остался бы хоть один человек, знавший меня настоящим. Я поступил жестоко, прости.

— А почему усыпил так ненадолго?

— Боялся, что они вернутся за тобой, и не хотел оставлять легкую добычу. Кстати, где мы? — я приподнялся на локтях и огляделся. Комната была небольшой и очень уютной, плотные шторы закрывали окно, а у противоположной стены весело потрескивали дрова в камине.

— Это охотничий домик отца, тут тихо и спокойно. Я подумал, что это идеальное место, куда можно тебя отвезти.

— Отвезти меня? — голова шла кругом, — Тревис, а как ты вообще смог меня куда-то везти? Последнее, что я помню — как Алонсо выключил меня, и это было в его доме, полном кровососов всех мастей. Откуда ты вообще взялся?

— Ты, видимо, не рассчитал силы, я очнулся почти мгновенно, как вы вышли, и проследил, куда тебя отвезли. Ваши были так заняты своими делами, что мне удалось проникнуть внутрь и подслушать, как будет проводиться все это действие. Ваша зеленоглазая фурия инструкции остальным давала. Ну и пришла мне в голову одна идея. Я смотался, купил надувную куклу и подложил на стол вместо тебя. Эти придурки совсем расслабились, комнату никто не охранял, я тебя в окно выкинул и сам выбрался следом, да и двинулся сюда. А уж как там дальше было — не знаю.

По мере того, как он говорил, мои глаза становились все больше, а челюсть стремительно приближалась к полу. Кукла?! Гордому Франсису, да еще и на глазах двух кланов?!

— Тревис... скажи, пожалуйста, ты точно человек, а? — я закусил губу, стараясь не сорваться в истерический припадок. — Таких же просто не бывает, ты уникум. И прекрати так счастливо улыбаться, укушу! Ты меня, между прочим, похоже, без семьи оставил, неси теперь ответственность!

— Хочешь сказать, что теперь твоя семья — это я? — он склонил голову на бок, лукаво щуря синие глаза. Мое веселье тут же померкло.

— Это невозможно. Тревис, я вампир, мне нужна кровь, я могу выходить из дома только по ночам. Ты не сможешь держать меня на донорском пайке, я просто загнусь. Нужна живая кровь, хоть немного, но нужна. Ты что, позволишь мне охотиться на людей? — я вздохнул, прочитав ответ на его лице. — Вот и я об этом. Мне лучше уйти. Да и жить у тебя нахлебником или домашним любимцем тоже не хочется.

— Во-первых, не нахлебником. Отец не шутил, предлагая тебе работу. Ты можешь делать переводы электронных писем и документов, или работать переводчиком для меня ночами. А по поводу крови... у меня тут есть с собой литров пять. Тебе хватит?

Я недоуменно посмотрел на него, и он ткнул пальцем себе в грудь. Что?

— Ты это себя мне предлагаешь? Охренел, придурок? Жить надоело?

— Напротив, говорят, регулярная небольшая кровопотеря полезна для здоровья, омолаживает организм, обновляет клетки...

— Заткнись...

— ... способствует работе печени...

— Заткнись.

— ... снижает давление, уменьшает нагрузку на сердце...

— Заткнись, заткнись, заткнись!

— ... и позволит мне не отпускать тебя.

Я взглянул на него из-под ресниц, пытаясь понять, где кончается шутка и начинается правда. Так не бывает, мечты не сбываются, сказки не становятся былью, уж я-то знаю об этом. Судя по всему, он тоже это знает, но почему-то смотрит на меня, улыбаясь, и в его глазах я вижу не веру — уверенность. И что-то еще, чему я не хочу давать никаких названий.

— У меня два условия, — нарочито сурово произнес я, и он кивнул с таким же неискренним послушанием во взгляде. — Во-первых, ты бросаешь курить. Ты хоть знаешь, как это портит вкус всех жидкостей в организме? Во-вторых, ты немедленно рассказываешь мне, что это там такое нужно переводить с испанского по ночам. Это та испанка, что похожа на меня, да? Я ее загрызу! Отныне, для тебя не существует никого кроме меня, понял, чудовище?

— Вик?

— М-м-м... что?

— Клыки убери, целоваться неудобно.

— А мы не ищем легких путей.

трек Љ 5

Страсть играет на кончиках пальцев, переливается поцелуями на губах, горячая, стремительная, заводящая, как ритмы музыки, звучащей в наших сердцах. Танцуй, пока можешь; дыши, пока хватает воздуха; живи, пока не умрешь. Люби — всегда.