↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Записки в вечерних тенях
(POV Сенджу Цунаде)
Солнце неторопливо приближалось Монументу Хокаге; длинные тени от бесконечных кип бумаг уже почти растворились в сумерках кабинета. Вот бы то же случилось и с самой макулатурой... мечты, мечты...
Доклады муниципалитета, рапорты АНБУ, запросы на предоставление, записки на рассмотрение, заявки на утверждение... Дипломатическая переписка, служебная переписка, личная переписка (а как вы думали? Долг Хокаге — дружить с нужными людьми!). Канцелярские сводки, аналитические справки, кадровые списки. И счета, счета, счета — из Академии, из Госпиталя, от АНБУ, от поставщиков... даже от своих же кланов, гаки им в тёщи!.. хотя лучше не надо, так расходы на прокорм станут совсем непомерными.
Светловолосая женщина улыбнулась мыслям и потянулась, откинувшись в кресле. Неуловимая глазом волна прошла по всему телу, заставив дрогнуть пышную грудь (надо будет намекнуть Морино, чтобы не ставил молодняк наблюдать за кабинетом руководства — у этого дурачка нецелованного аж дыхание прервалось). Особая техника изометрической гимнастики, осваиваемая джонинами диверсионных и разведывательных подразделений и всеми ирьенинами рангом выше санитара (в смысле, доросшими до кабинетной работы) — очень полезная штука, чтобы не потерять форму в этой богадельне. И как Учитель справлялся? Она сначала подозревала, что старики решили замотать её в мелких делах — ведь точно помнила, что у Сарутоби-сенсея на столе бумаг было меньше! А потом проверила изменения в объеме делопроизводства за последние пару лет, припомнила, с какой скоростью Третий их изучал и визировал... и поняла, что до приличной Пятой ей ещё далеко. Ведь Утатане-сан и Митокадо-сан, говоря по совести, даже сняли часть нагрузки!
Правда, теперь она не имеет представления о некоторых деталях жизни того же Корня и ещё нескольких интересных мест... Цунаде выпустила воздух сквозь зубы, постаравшись сделать вздох незаметным. Привилегия Хокаге — нигде и никогда не оставаться одному, непрерывно олицетворяя мощь, уверенность и Волю Огня... чтоб он протух! По Селению ходишь, а народ смотрит и на Монумент косится: она? А выглядит плоховато — значит в Конохе что-то не так? Или показалось? Дрожание её левой икры есть великий знак!.. нашли себе тенно1, тьфу!
Последняя Сенджу как никто осознавала собственную слабость и несовершенство. По меркам собственного клана она не была ни сильной, ни выдающейся. К Мокутону она даже близко не подобралась, даже обычными стихийными техниками владела относительно слабо; регенерация так и не вышла на рефлекторный уровень, склонности к политике не имелось и по сей день. Крепкое тело, отличные рефлексы, активный Очаг и большой резерв чакры — ничего выходящего за рамки так называемого "наследия Рикудо"... Кстати, интересно, как по мнению простецов это мифическое "тело мудреца" должно было сочетаться с такой же легендарной слабостью прародителя Асуры? Клановая легенда рассказывала, что младшей женой Мудреца была воплощение Каннон-о-ками-сама, с чем якобы и связаны мон и название клана2. Но сама Цунаде скорее ставила на глубокое изучение медицины и совершенствование тока чакры на протяжении поколений. Усердие и труд всё перетрут — она сам тому свидетель. Сколько её более сильных и талантливых родичей легло в мутную грязь Дождя? А она выжила. Пусть порой благодаря удаче, но главный признак успешного шиноби — способность пережить то, что пережить невозможно. Например, Ханзо в подготовленной им засаде — да, Саламандра почти наверняка оставил бы последнего выжившего разнести весть о его победе; но ведь сперва надо было этим последним стать!.. Спасибо Учителю, направившего энергию девчонки-сорванца на обучение традиционному семейному ирьедзюцу, убедившего, что она больше, чем просто химе Великого Клана... добившегося, чтобы глупенькая блондиночка выросла в ветерана Великой Войны.
...Это было прекрасное время. Ужасное, но и прекрасное, когда она наконец то поверила, что является не просто внучкой и племянницей Хокаге — поверила не в слова Учителя, а в себя. Когда они втроём совершенствовали свои техники, осваивали призывы и сендзюцу, совершали безумства, которые потом такие же молодые дурачки назвали подвигами. Время когда она ещё не встретила Дана и был жив Наваки...
Первый скрип соловьиных полов раздался ещё тогда. Джирайя подобрал троих детей и взялся устраивать их судьбу; а Учитель, вместо того чтобы взять сирот в Коноху или посоветовать отдать в хороший дом, почему-то дал бака-Джи отдельное задание в Дожде на несколько лет. Орочимару ещё работал с ней в госпитале, но уже заимел собственную лабораторию. Мито-оттян, согласившаяся "подучить раздолбайку каллиграфии", не желала делиться родовым знанием с кем попало, так что фуиндзюцу из их разговоров пропало. Слушать хвастовство Джи-куна успехами его воспитанников ни ей, ни Оро было не интересно... список тем, дел и секретов, связывавших их, вместе как-то незаметно сократился до банального "Как дела?"... нет, это было уже потом. После Наваки.
Это был второй поворотный момент после знакомства с Учителем. Горе, боль, гнев, желание покарать виновных... и ледяное ошеломляющее понимание, что виновных нет. Не врагов же обвинять, что они заминировали подходы. Не штабистов, отправивших новичков с опытным джонином на рядовую миссию в тылу, пусть прифронтовом — не та была ещё война, чтобы отправлять детей на передовую — да и шли они в арьергарде у более взрослой группы... которую пропустили поглубже в засаду! А их тайчо лёг там же, но вытащил ребят ещё живыми... Наваки умер даже не от ран — от пустячных осложнений! С которыми любой ирьенин, получивший допуск к самостоятельной работе, справился бы! Если бы он там был...
Бывает, сказали родичи. Медиков мало, в Конохагакуре итак лучший госпиталь на континенте, наши специалисты лечат даймё всех окрестных стран... а вот своих не лечат! Медику нечего делать на поле боя? Ему не место возле раненых?.. Клан её не понял — впервые. Мысль поделиться накапливаемыми веками знаниями с теми, кого меж собой с усмешкой именовали "знахарями" и "живодёрами", казалась... дикой. Бессмысленной. Учитель — Хокаге — не мог позволить себе открыто пойти против мнения Клана-Основателя, но разрешил обсуждение и втихомолку подкинул несколько идей. Мито-оба-сама не позволила запереть её бунт на женской половине. Орочимару глухо буркнул "Полумеры" и зарылся в очередное исследование по стимулированию регенерации. Джирайя шумел и бесился где-то на заднем плане — только потом она поняла, что его скандалы неплохо подпортили настрой не принадлежащим к Сенджу противникам идеи, а заодно и сделали вопрос обсуждаемым не в кулуарах Совета, а всеми жителями Конохагакуре-но-Сато. И рядовые шиноби, бесклановые и из малых семей, не имеющие по всем традициям своего мнения, безгласной стеной встали именно за ней. И пришёл Дан...
Как-то сразу всё наладилось. Свободный (относительно) обмен информацией в госпитале создал настоящий взрыв знаний — Сенджу опять оказались впереди всех в медицине, так что инициатива была признана полезной клану. Цунаде была признана Советом клана и приближалась к тому, чтобы стать советником по медицине. Её выбор был принят родными — Лесные были достаточно славны, чтобы не скреплять союзы дочерями главной семьи, зато с охотой брали талантливых молодых людей в примаки; а Дан стремительно набирал вес как советник от бессемейных и даже сородичи Узумаки принимали его с благосклонностью. Оставалось только чуть-чуть — окончательно отладить новую систему подготовки, доубедить старейшин в своём видении новых времён, с полным правом принять должность в Совете... осесть наконец в Селении, а там можно и о детях подумать!
Ха, подумать!.. Вечная её беда — слишком много думает. О себе, о других, о Конохе... хорошо хоть о клане уже можно не думать, да. Этот мальчик в АНБУ, так трогательно подражающий двоюродному деду, уже не Сенджу, что бы не говорили анализы крови и мокутон. В его глаза не лесной тишины, только Воля Огня, разожженная Первым. Потомки Тензо не будут слушать родовых преданий и гордость наследников Первого Ученика Ниншу останется красивой сказкой кровавого и таинственного прошлого... и это правильно, пожалуй. Не ей, неудачнице, возрождать божественный род — у шиноби не бывает второго шанса, а первый она упустила.
Как всегда неожиданно, подкралась Третья Война и времени на семью, как они думали, не осталось. Его, собственно, даже на сон не хватало — "Сенджу-ика " металась между госпиталем и полем боя, медицинскими курсами при Академии и контрабандистами, что таскали из Молнии новую аппаратуру, из Песка хирургические инструменты, из Воды шёлк и копру... хвала Рикудо, фармацевтика у них была своя! Как она ругалась с Шимурой-саном, когда его болванчики мало того, что отравили очередную "ворованную" партию, так ещё и пропустили её в поставку для своего госпиталя!.. Хокаге-медик старательно подавила улыбку и настойчиво уставилась в экономическое обоснование теплицы для разведения лечебных мхов. Всё-таки ей досталось удачное время. Страны наконец-то упились кровью и пусть худой, но мир длится более десяти лет. А ведь промежуток между Первой и Второй войнами даже затишьем не назовёшь, скорее перегруппировкой... что поделать, старые кланы, не мыслившие себя без войны, захлебнулись в развязанной трижды подряд бойне. А ведь перед смертью Дана она также вчитывалась в проект полевой лаборатории по созданию боевых вирусных штаммов... и, вернувшись, ещё не отмытыми от его крови руками, поставила свою печать. Хотя теперь эта лаборатория служит куда более разумным целям, так что этим делом можно было бы даже гордиться, будь её мотивы более достойными...
Война уже двигалась к финалу, когда это случилось. Рядовой выход, обычная инспекция полевых госпиталей и ротация личного состава. Дан даже не должен был там быть, к моменту выхода его команда только вернулась из рейда. Но: "Ничего страшного, милая, просто разомну ноги. Мы давно не гуляли вместе"... и — засада, ненужная, нелогичная, неудачная. Глупо, атакуя группу ветеранов полевой медицины с сопровождением, начинать с охранения — ирьенин, переживший первый удар, оказывается очень неприятным противником. Были ли это действительно были кем-то нанятые нукенины? К сожалению, пленных взять не удалось.
Находники умерли быстро, Дан нет. Если бы она занялась им сразу... но "великая" Сенджу Цунаде последовала собственноручно выведенному правилу — сперва спасать тех, кого точно можно спасти. Такими оказались все, все кроме него. И тот, ради кого она уже решилась оставить любимую работу и желанный пост хотя бы на время, умер, не оставив ничего кроме памяти... и крови на руках.
Какое-то время она справлялась. Правда, но тут наступил мир, угар военных дней схлынул, и "Сенджу-сама" как-то вдруг снова сменилось "Цунаде-химе", а долг перед кланом, как оказалось, состоял уже не в работе на благо деревни, а в обзаведении достойным потомством (список производителей, впрочем, так и не согласовали). Ведь "Сейчас тяжёлые времена, молодая госпожа, род Мудреца должен быть продолжен...". Она, молодая дура, не поверила. И, как настоящий учёный проверила. И ужаснулась. Озверевшие от избытка чести старики сами не знали насколько правы — когда по возрасту и выслуге проводишь почти всё время в Селении и клановом квартале, а молодые "тешат кровь" на войне и миссиях, как-то сложно правильно оценить количество... и средний возраст этой молодёжи. Дети были, да. Но долгоживущие, хоть и меньше, чем островные родичи не спешили обзаводиться детьми. Кстати, тех из Узумаки, кто жаждал бурной жизни на большой земле, старший род легко зачислял к себе; ну, пока было кого принимать в род — теперь-то остатки владык Водоворота за своих держались крепко, даже часть примаков вернулась в квартал "союзного клана"... В общем, всем казалось, что дети никуда не убегут, в отличие от славы и перспектив вернуть в Семью пост Хокаге. Нужно было не просто знать медицинские техники, а день ото дня надрываться в госпитале, а лучше в полевых лагерях, чтобы оценить масштаб и ужас резни, пославшей к биджу те ошмётки ниндо, что ещё соблюдались в Первой и Второй войнах. Чтобы понять — шансы пережить эти несколько лет много меньше, чем в открытой охоте на Хвостатых. Чтобы оторваться от круговерти смертей и осознать: клан действительно стоит на краю и готов бесстрашно слепо шагнуть в будущее.
...Её снова не поняли. Родные уже открыто говорили о помутнении рассудка от горя, о чрезмерно затянувшемся трауре, вспоминали детское сумасбродство. То ли действительно не могли правильно оценить остроту слуха военного ирьенина, то ли было всё равно. Бабушка умерла давно, близких, как вдруг выяснилось, не осталось — и она ушла. Дурачки, решившие её остановить, на годик перешли в список нонкомбатантов; правда, шансом продолжить род не воспользовались, притом что вроде бы и было с кем. А она ушла, не взяв с собой ничего, кроме личного набора инструментов. Да ещё дурочка Сидзуне, за которой она взялась приглядеть в память о любимом, зачем-то увязалась. И ещё сны, полные крови и призраков. Тогда ей это ещё казалось нормальным — в конце концов у всякого медика за спиной кладбище и несколько теней со знакомыми лицами (ладно, несколько десятков теней, но родных-то там была только пара!). Просто надо было немного отдохнуть, развеяться, посетить пару святынь для успокоения души...
Последняя Сенджу со вздохом отложила очередное особое мнение. Надо же, какая она всё-таки трусиха. Даже смешно, годами распоряжаясь жизнями всех вокруг — пациентов, коллег, подчинённых — в личных делах она всегда отдавала инициативу другим, а если и принимала решения сама, то потом старательно пряталась за мифом о яростной Сенджу-химе. Прошло столько времени, а она всё ещё не может сознаться даже себе в подвигнувшем на бегство страхе. Не оказаться вдруг старухой с кучей сопляков у подола — в конце концов, она почти решилась на это перед войной. Нет, её страх был куда проще и гораздо более... эфемерным. Основанным на сущей ерунде, на одном взгляде, по сути. Может, это было всего лишь торжество от победы в споре или довольство, что удалось настоять на правильном с точки зрения старого пердуна выборе будущего... но тогда почему он сразу спрятал взгляд? По привычке? И те соболезнования о смерти Дана — были ли они искренними? Внезапно резиденция клана перестал быть домом, люди, которых она знала всю жизнь, вызывали раздражение, а некоторые и подозрения. Которые было практически невозможно развеять — ведь хороший шиноби не оставляет и намёка на улики, а Сенджу всегда были лучшими, не считая разве что Учих. Которые бередили душу, заставляя додумывать намёки из болтовни служанок; и, ками, порой эти выдумки оказывались удручающе близки к истине!.. что поделать, ведь люди несовершенны. Нервный срыв набирал обороты, такой диагноз она однажды поставила себе сама. И сбежала, чтобы не взращивать ненависть к родной крови.
Думала, пройдёт... не прошло. Были дороги, перестук костей в игорных домах, пьяный угар баров. Были ночёвки в горах под дождём, придурки, полагающие что странствующая вдвоём с малолеткой женщина обязательно слаба и беззащитна; даже какой-то идиот в одноглазой маске, вообразивший себя мастером гендзюцу — пришлось показать ему, почему Сенджу всегда считались надежнейшей защитой от Учих. Были визиты набегами в Коноху: обменяться парой слов с Орочимару, отогнать Джирайю от купален, поужинать у Учителя, навести шороху в госпитале... что угодно, лишь бы не задерживаться в зелёной роскоши квартала Сенджу. С каждым разом слова родных становились всё более формальными, упрёки, что не завела детей, всё более явным, а речи о славном прошлом и безусловно достойном его будущем всё более длинными. Она кивала, улыбалась, а потом уходила, сняв кимоно с клановым знаком. И как-то незаметно продолжительность этих визитов всё уменьшалась, по совершенно разумным причинам, конечно.
Потом Намикадзе-куна избрали Хокаге (женщина задумчиво уставилась в стену, словно надеялась рассмотреть сквозь всё здание лица на скале — Четвертый и Пятая смотрят в одном направлении). Она с удовольствием пропустила выборы, для верности на несколько месяцев. Потом искренне поздравила Куши-чан и её мужа, с радостью организовала медосмотр уже беременной молодой Узумаки... и сбежала снова. Почему-то ей тогда было неудобно видеть такие пары — молодые, любящие... Пообещала подыскать подарок к рождению первенца и ушла. Волноваться было ведь не о чем, Бивако-сенсей хоть и в целом была слабее, специализировалась именно на акушерстве. Да и что могло угрожать семье Хокаге посреди Конохагакуре-но-Сато?..
...Она практически не ошиблась в сроках — на следующий день после нападения Лиса уже последняя Сенджу ошеломлённо вглядывалась в облако хорошо знакомого, многократно виденного на войне вида над местом, в котором ему просто неоткуда было взяться! А ещё через семь часов и сорок минут она бежала через чужие развалины на месте знакомых домов туда, где от неё ещё была польза — в госпиталь. Сидзуне догнала её только назавтра. А дальше был сумасшедший разгул операций на скорую руку, ругани с едва шевелящимися полицейскими, пощёчин впавшим в истерику санитаркам и спирта на брудершафт с потерявшими близких врачами — через неделю её авторитет в селении был снова на высоте. Только это не имело больше значения: Лис, появившийся рядом с кварталом Учих, первым делом атаковал резиденцию Второго Клана, и уже с этого плацдарма пяток домов, принадлежащих Узумаки. Её родные и барьерщики выполнили долг, задержав Девятихвостого на требуемые для мобилизации минуты, но большего не смогли. Не помогли ни "тело мудреца", ни собираемые веками техники, ни даже Мокутон, недавно открывшийся сразу у двух генинов — хвалёная сила потомков Рикудо не могла сравниться с его истинным наследием, а на отступление мозгов не хватило.
А может, не хватило не мозгов, а кого-то, кто мог эти мозги вправить? Как ни крути, а тогда она всё ещё была сильнейшим бойцом клана, опыт двух Войн и многолетних странствий дёшево не стоит... хотя это уже теоретический вопрос, а как заявлял двоюродный дед "Теорий не измышляю!". И хрипло посмеивался... А вот ей было не смешно, когда полуразрушенный дворец восстанавливали чужие, не имеющие отношения к клану люди, торопливо вынося заляпанные кровью и сажей балки. Совсем не смешно, даже больше, чем когда она в госпитале отделяла тех, кому помогать надо, от тех, кто пойдёт по остаточному принципу: ещё живых от умирающих, излечимых от безнадёжных, шиноби от гражданских... а вот когда она читала списки потерь — вот это было смешно. Здоровая тётка, кающаяся в капризах, это ведь смешно, правда? Кровавые, жирные, пепельные мазки на захватанных листах согласно ухмылялись в ответ.
Она с облегчением узнала, что сын Куши-чан выжил и до решения совета останется под присмотром Учих — девочка хорошо отзывалась о жене главы, вроде они даже дружили. Поздравлять Учителя с возвращением на пост было неуместным, так что, закончив дела в госпитале она снова засобиралась... уже не помнит куда. Сарутоби-сенсей рассказывал ей про молодого Тензо, про планы на будущее, но Цунаде слишком устала, чтобы вникать. Перед глазами стоял тот мальчик, один из молодых носителей Мокутона; он ещё был жив, когда она добралась до операционной, но уже безнадёжен. Она выполнила свой долг, пусть в том безумии никто этого и не заметил. Чего ещё от неё можно желать?
Через год Сенджу-химе чуть не возмутилась, узнав, что маленького Наруто решено передать в приют под общее наблюдение Совета. Но... формальности, как выяснилось, всё ещё имели над ней мистическую власть, а по решению Селения ни один клан не должен иметь преимущественного влияния на достояние деревни. Что уж говорить, если даже Третьему Хокаге удалось только отстоять уже ставшие традиционными инспекции "условий жизни будущих шиноби"! Оставаться было бессмысленно и она ушла, как думала, теперь уж точно навсегда. Это ведь правильно — Сенджу сгорели под лапами Лиса, а мёртвым нечего делать среди живых?! Ведь не осталось никого, даже Змей, упёршийся в идею бессмертия, сгинул со своими безумными опытами... хотя за мальчишку с Мокутоном она так и не успела его приголубить!
По дорогам великих и малых стран шла светловолосая женщина в компании мёртвого будущего. За ней следовала девчонка, зовущая себя ученицей, да иногда напрыгивал старый знакомый, каким-то образом всё ещё остающийся живым. Это вызывало недоумение, а настойчивая болтовня раздражала: ну какое ей дело до новостей из навсегда ушедшего мира? Над старым пепелищем зеленеет новая листва, но к ней это уже не имеет никакого отношения! А бака-Джи ещё и смеет пропадать где-то месяцами, даже когда она остынет от очередной ссоры! Хотя его присутствие на время делает её почти прежней... Но потом беловолосый кривляка опять растворялся вдали, а острый запах крови возвращал всё на положенное место.
Конечно, были и другие средства: игра сутки напролёт, пока не кончатся деньги, а из ростовщиков нельзя будет больше выдавить ни рьё, недели бессонных экспериментов над очередной дикой, но такой интересной идеей, сложнейшие операции в варварских условиях за смешные, на самом деле, деньги — последнее помогало лучше всего. Краткая вспышка успеха затмевала её будущее. На время, пока однажды от тяжёлых красных капель с ржавым запахом руки не становились холодными и липкими, как на той поляне и оно не выходило из-за левого плеча, смотря куда угодно, только не в глаза! У будущего было лицо, даже не одно: Наваки, Дан, Куши-чан, та старуха, которая всё бормотала "Осэва ни наримасита3, Сенджу-сама!" у постели оставшегося калекой сына... который тоже хрипел слова благодарности. Неплохо помогали медитации, перед операциями для надёжности добавлялось самовнушение — а вот алкоголь не работал. Рефлекс военного медика с ходу разлагать любую отраву... хотя всё равно саке почти в любом идзакая4 было куда качественнее чая, да и пива. Ну не хотелось ей по рётэй5 ходить, разве что Сидзуне порадовать под настроение, чтобы этикет не забывала.
Годы ловко прятались за тягучими днями, прошлое уходило всё дальше. И ей понемногу начало казаться, что единственное, о чём стоит ещё беспокоиться это судьба одной упрямой девчонки, никак не желающей остепениться. И разумеется, эту иллюзию разрушил именно бака-Джи — мало ему было известий о смерти Учителя! В хрупкое равновесие бытия ворвалось настоящее, и голубые глаза Намикадзе-куна вперились в душу фирменным возмущённым взглядом Куши-чан. Да её явление змеевладельца6 так не возмутило — ну встретил нукенин ватари, их дело! Джир-кун в кои-то веки играл нечестно, совсем. Дурацкий спор, дурацкая драка... с отвычки она одурела так, что не заметила, как влипла в этот кабинет. Ну, сюда, по крайней мере, дурная мелочь не врывалась, не часто, во всяком случае. "Я стану Хокаге!", ага. Не знаешь, мальчик, чего хочешь...
Увы, голубые глаза стали не единственным ударом. Таранная настойчивость смешного ученичка сынишки Дай-куна, багряные искры в тёмном колодце младшего Учихи, привычно-сквозная белизна Хьюг... наконец, пытливая зелень её новой ученицы. Они впивались хуже сенбонов, отвлекали, загоняли в настоящее — и родное привычно мрачное будущее куда-то спряталось, даже не попрощавшись. Цунаде осталась одна против этих детей, против так и не угомонившейся Сидзуне, против медиков, смотревших на старую игроманку как новое воплощение Каннон. Хорошо хоть Джи-кун куда-то сбежал по делам, да советники всё также неодобрительно кланялись; а вот Данзо-сан совсем противным стал (похоже, многовато Учитель дал воли старому другу... ками, она уже думает как Хокаге!). И что оставалось делать бедной куноичи в окружении? Только идти на прорыв!
Цунаде иронично хмыкнула, визируя смету на ремонт Академии — ну кому она врёт, прохожим Яманака? Всё куда проще, люди вообще очень простые мухи. И эгоцентричные, за себя, любимых, весь мир разнести готовы. И с ней всё прозрачно — детей не от Дана ей до сих пор не хочется, да и старовата она для матриарха, если уж честно сознаться (главное, только себе, всяким разным ни гу-гу!); а всё-таки хочется оставить после себя какое-то продолжение, что-то особенное, чем можно будет гордиться. Увы, даже с этим ей не слишком везло — Сидзуне смогла усвоить далеко не всё; её гордость, Бьякуго но Ин, сестре Дана вообще не давалась, притом, что девочка объективно была талантливее, чем сама Цунаде. Оказалось, клан Сенджу не зря именовал себя наследниками Рикудо: забавы, которыми её развлекал ещё дед, для опытного взгляда содержали целую систему упражнений на формирование кейракукей. Как простые шиноби за счёт правильной подготовки с детских лет были гибче и сильнее любого штатского или буси даже без укрепляющих техник, так и Сенджу, войдя в возраст, владели своей чакрой не хуже, чем кулаками.
Конечно, привыкшая уже зваться "великой" медик попыталась применить наследство к своей ученице. И даже не совсем бесплодно — преобразование клеток для Чикатсу Саисей ей давалось почти с такой же лёгкостью, а Докугири сама наставница так и не приспособилась осуществлять прямо в бою. Но увы, время оказалось упущено, а каналы чакры слишком стабильны, чтобы принять новую форму. По всем прикидкам, начинать следовало не позже раннего подросткового возраста, когда половое созревание интенсифицирует работу Очага и формирует периферийную сеть циркуляции — не случайно студентов Академии делают генинами и подбирают личных наставников именно в этом возрасте. А лучше раньше. Найти ребёнка, желательно с хорошей родословной, чтобы гарантировать высокий потенциал, развить по уже известной системе достаточный контроль... ага, купить малолетку у родственников — где ж таких дурных найти? Подошёл бы кто-нибудь из Юки, да где их взять то? Был слушок про последыша у северных границ Воды, но он вроде сам себя заморозил вместе с домом. А так потомственные все на виду и цену им знают. Был ещё вариант Орочимару — переделать ученика, приведя его кейракукей к желаемому стандарту; но за такое она сама себя удавила бы позорной смертью. А уже после десяти ученику пришлось бы крутиться как грешнику в дзигоку; и как объяснить малолетке необходимость пахать даже не до седьмого пота, а пока нервы на Очаг не намотаются?
Но тут ками послали этого ребёнка. Некрасивую девочку с умными глазами, которая пришла к Великой Сенджу Цунаде (это величие больше всего утомляло в последние посещения Конохи) и попросила... нет, не совета. И не рекомендаций хотя бы к той же Сидзуне. Она попросилась в ученице к той, кого гарантировано не сможет превзойти — просто потому, что в глазах всего континента именно Цунаде создала современную медицину (чушь, конечно, полная). Военный ирьенин обязан разбираться в людях — в поле приходиться не только лечить своих, но и не давать чужим солгать — словом или делом. Было видно, девочка осознаёт, к кому и зачем пришла. Если Харуно-тян и не понимает, что её ждёт, то догадывается. И, она уже давно рассталась с мечтами о славе или, упаси Амида, величии; этот ребёнок готов пахать ради того, чтобы жили те, кто имеет значение. А вопрос значимости — это, пожалуй, единственное, в чём старая дура Сенджу более-менее разобралась в свои годы.
Если бы не Сакура-кун, она бы покрутилась полгодика и уболтала бы Джирайю на замену. А сама ушла бы странствовать дальше, провожаемая косой усмешкой Шимуры... нет, правда бесит, что Данзо думает, будто его ухмылки хоть сколько-то важны! Для последней Сенджу уже мало что имеет значение: тело можно усилить тренировками и ирьедзюцу; малое количество чакры только в плюс — меньше сопротивление изменениям, а родовые техники потом решат вопрос с мощью (да, не всё сгорело под лапами Лиса! Точнее, ничего важного, кроме жизней); контроль довольно неплох для её возраста, да и характер присутствует. Осталось только сказать положенные фразы и расставить печати в документы (родители ученицы двух слов связать не могли!). Легендарная Королева Слизней решилась приняться за свой самый важный проект; она только надеялась, что вместе с инфуин Харуно-тян не переймёт и неудачливость наставницы в личной жизни. А то судьба Сидзуне-тян внушает определённые опасения.
Сенджу Цунаде с отбросила очередную подшивку и с удовольствием потянулась (нет, надо сдать этого охламона начальству! Или самой объяснить, чтобы не смущал вздохами честных женщин?). С мелочёвкой она разобралась, теперь посмотреть срочное, и надо будет поспать. Завтра снова тяжёлый день, как и все ближайшие годы; но раз уж она решила, следует передать мелкому засранцу (тоже, нашёл себе бабулю! ей тридцатник редко дают!) приличное Селение, а не свалку вроде Кусагакуре. Да и что греха таить, после хорошей работы и сон слаще. И в нём не будет ни прошлого, ни будущего — только настоящее. И дети, которым она сохранит жизнь...
Примечания:
1- Один из ритуалов, которые обязан исполнять император Японии — каждый день сидеть на троне неподвижно в течение некоторого времени, чтобы не допустить (сильных) землетрясений. Поскольку означенный срок составляет несколько часов, со временем присутствие стало символическим — императора представляют лежащие на троне регалии.
2- Каннон — будда милосердия (см. Вики), часто изображается с тысячей рук ("Сенджу" дословно "тысяча рук"). Символ (мон) клана — ваджра, элемент буддистских обрядов. Любопытно, что в индуизме ваджра — священное оружие бога грома Индры.
3— Осэва ни наримасита — дословно "Я ваша должница". Очень вежливая формальная благодарность, учитывая, что японцы к обязательствам и долгам относятся крайне серьёзно
4- Идзакая — Ресторан-пивная. Типа того, в котором Джирайя обрадовал подругу повышением
5- Рётей — очень приличный ресторан. Для чистой публики.
6- Орочимару — окончание мужского имени "-мару" традиционное в благородных семьях, означает "муж/повелитель/господин" (http://www.diary.ru/~japanese/p7531439.htm; не путать с "-маро"! это другое окончание с другой этимологией). Распространено примерно как у славян частицы "Влад" или "Слав"
7— Дзигоку — Ад в японском буддизме (см. Вики Нарака). Так же называют горячие источники, слишком жаркие для купания
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|