Глава D. Долгие проводы

Глава D. Долгие проводы

"Все было конечно, они уезжали"...

Какой же я был глупец, что боялся этой встречи и этих людей! Всего несколько часов общения с ними дали мне, измученному вынужденному путешественнику во времени, давно не испытываемое чувство теплоты и огромную порцию положительных эмоций.

Блин! Знал бы, что у Кости такие классные родственники, сам бы их приглашал на выходные! Ведь сейчас с этим нет никаких проблем — нет ни длительного ожидания в аэропортах, ни высоких цен на билеты. Рейсы идут в режиме нон-стоп, словно маршрутки в мое время, так что от родительского дома в Одессе до нашего Центра подготовки в Подмосковье можно было бы доехать за каких-нибудь три часа!

Вот и прибыли ко мне больше двадцати человек, как говорится, изо всех уголков нашей необъятной страны — хоть географию по ним изучай. Причем, было заметно, что такие многолюдные семейные сборища для них в порядке вещей. Как ни странно, но развитие коммуникационных сетей, с помощью которых любой человек мог в мгновение ока связаться с кем угодно хоть на другой стороне планеты, лишь дополняло, но не заслоняло здесь живое общение. Или, может, после двух с лишним веков информационной эры люди снова научились ценить такие встречи?...

Так или иначе, я жалел лишь об одном: что я познакомился с ними всеми только сегодня и уже вынужден прощаться. Ведь каждый из них стал для меня в эти недолгие часы по-настоящему дорог и близок.

Невзначай смахивает непрошенную слезу дед — колоритный старый моряк с роскошными седыми усами, между прочим, мой родной прапраправнук. На лацкане его старомодного пиджака — неприметный, но многое говорящий тому, кто знает, значок капитана-наставника. В этом времени моряцкий труд тоже нелегок. И хотя суда напичканы автоматикой, а спутниковая связь заранее предупреждает их о штормах и циклонах, все равно не обойтись без человека, который приведет трехсоттысячетонный контейнеровоз или балкер в порт назначения.

Где дед, там и бабушка — известный мастер-кулинар, автор популярных в инфорсети сборников и наставлений. Большая часть термоконтейнеров, что сейчас сложены, опустошенные, в большие пакеты из толстой глянцевой бумаги, — ее рук дело. Готов подтвердить: бабушкино коронное блюдо — вареники с картошкой — это нечто! А как вспомнишь памятью Константина, каковыми они бывают, когда прямо из кастрюли, исходят паром на большом овальном блюде, стоящем посреди стола... Рот сам собой наполняется слюной. Пожалуй, ради такого стоит слетать к звездам и вернуться обратно...

Сейчас бабушка хлопочет вокруг своей матери — настоящего матриарха нашей большой семьи, недавно отметившей 110-летний юбилей. Прабабушка устало сидит в самом удобном кресле: она встала сегодня в шесть утра, чтобы прилететь из Ростова вместе с внуками и правнуками. Конечно, все беспокоятся за ее здоровье, но понимают, что не приехать она не могла. Всю жизнь она преподавала астрономию в школе, и звезды для нее — не пустое понятие.

Как-то вдруг вспоминается, что семьи здесь, в основном, по-прежнему состоят из трех поколений. Хотя средняя продолжительность жизни выросла — сейчас она приближается в Евразийском Союзе к 94 годам (а пенсионный возраст начинается с семидесяти семи), но люди стали позже создавать семьи и заводить детей. Рождение первого ребенка до тридцати — редкость: считается, что люди должны сначала поумнеть и набраться жизненного опыта, а уже потом заниматься таким ответственным делом как продолжение рода.

Вот и моему отцу уже семьдесят, а ведь я... то есть, Константин — его старший ребенок. Сейчас он немного печально улыбается и машинально вертит в руках какой-то инструмент. По профессии он — инженер-электронщик, и именно от него Костя унаследовал свои технические способности, в частности, умение закорачивать дримстеры и вообще разбираться во всяких приборах получше обычного пользователя.

А у мамы, промышленного дизайнера, — кстати, в реале она оказалась еще более обаятельной, чем при разговорах по вирту, мой альтер эго научился делать классные карандашные эскизы. Удивительно, но этот талант передался и мне, хотя в прошлой жизни я рисовал как курица лапой.

Здесь же и младшее поколение. Двоюродный брат смотрит на меня с отчаянной завистью. С улыбкой хлопаю его по плечу.

— Не грусти, Валера! Лучше заканчивай поскорее универ! Ты еще обязательно полетишь в космос, там квалифицированные гравитационщики знаешь, как нужны!...

И тут же внутри появляется неприятное сосущее ощущение. Будут ли они вообще, эти новые космические экспедиции? Или в этом мире, как и в моем, променяют звезды на соевую колбасу?...

Нет, хватит! Свой мир, чужой... Этот мир мой, и точка! Константин сделал все, что нужно, в двадцать первом веке, так я не посрамлю его имени в двадцать третьем! Это мои родные, моя страна и моя Земля! И, если понадобится, я буду защищать ее от любой космической угрозы, не жалея жизни!

Пафосно, конечно, но, может быть, именно это мне сейчас и нужно, чтобы прогнать прочь депрессию и ощутить себя, наконец, своим в этом мире. И, как по мне, уж лучше пафос, чем обычный в прежнем времени равнодушный пренебрежительный цинизм!

Еще раз расцеловавшись со всеми родными, я подхватил сумку с вещами и кофр с книгами и накопителями и в последний раз переступил через порог своей временной квартиры. Я не оглядывался — здесь и сейчас это считалось плохой приметой, но украдкой поймал на свой инфор изображение с установленных в коридоре видеокамер, как они все стоят и молча смотрят мне вслед.

На аэродром нас отвезли в большом автобусе с затененными стеклами и с человеком-водителем за рулем. Дорога, по которой мы ехали, оказалась совершенно пустынной — ни одного бильчика, зато впереди, сзади и с боков нас окружали громоздкие бело-синие машины с мигалками, напоминавшие "Хаммеры". Очевидно, вчерашний инцидент подвиг кого-то наверху на экстраординарные меры безопасности.

Нас подвезли прямо ко взлетной полосе, где уже стояли два гиперзвуковых самолета с плоским днищем и узкими стреловидными крыльями, которые выглядели совсем небольшими по сравнению с массивными носителями. Один из них явно предназначался для нас, второй — для дублирующего экипажа.

Кстати, Марк всю дорогу ехал с дублерами. Я мельком увидел его выходящим из второго автобуса, беседующим с капитаном-два Джоном Маклейном, которого я про себя называл Маккейном в честь американского сенатора и бывшего кандидата в президенты из прежнего времени. Маклейн, мощный мужик лет сорока пяти с толстой шеей и плотным телосложением, чем-то напоминающий актера Вячеслава Невинного, был еще более ярым "воскрешенцем" и сторонником восстановления военной мощи Америки, чем наш Дэвид Джонс. При виде его мне сразу вспомнились предостережения Ивана Александровича, а настроение, приподнятое после общения с родственниками, покатилось вниз.

Да, и, пожалуй, именно сейчас я впервые обратил внимание на незаменимость нашего Марка Брайтона. Если каждый член экипажа имел своего дублера и дубль-резервиста (третий экипаж тоже проходил с нами все тренировки и должен был вылететь в Штаты на день позже... или раньше?), то Марк был единственным и неповторимым начальником экспедиции.

Интересно, с чего бы то он такая важная шишка?! И, между прочим, Константин почему-то этим вопросом вообще не задавался и воспринимал его как данность.

Мои размышления прервала посадка. Салон гиперзвуковика по своему размеру примерно соответствовал среднемагистральному самолету наподобие 737-го "Боинга" или старого Ту-154, но был намного более роскошным. По обе стороны овального в сечении фюзеляжа были установлены небольшие одноместные кабинки-купе, словно в салоне первого класса лайнеров Emirates Airlines.

Ах, да! Это же для нас подогнали VIP-борт! А так пассажирская гиперзвуковая авиация имела здесь широкое распространение. Машины, рассчитанные на 80-100 человек и развивавшие скорость порядка пяти тысяч километров в час, обслуживали сотни дальнемагистральных линий, связывавших между собой страны и континенты. А для Евразийского Союза, раскинувшегося от Адриатики до Тихого океана, они были просто незаменимы.

Как здесь вообще существовал такой вид транспорта, и почему его не постигла участь "Конкордов" и Ту-144? Прежде всего, благодаря некоторым особенностям местной энергетики, которая базировалась на каталитическом разложении воды, точнее, водяного пара при температуре от 120 до 160 градусов, на кислород и водород.

Львиную долю местных электростанций составляли парогазовые установки, использующие водород в качества топлива. При этом, образующийся в ходе процесса водяной пар, отдав по ходу большую часть своего тепла, расщеплялся в катализаторных решетках, а полученный в них водород улавливался и шел, фигурально выражаясь, в топку.

Фишка здесь заключалась в том, что такая установка выдавала значительно больше водорода, чем затрачивала его на выработку тепла и электроэнергии, даже если считать расход на подачу и опреснение воды. В результате получалось, что электростанция, используя только воду в качестве единственного сырья, производила не только практически бесплатную электроэнергию, но и излишек водорода, который "упаковывался" в полимерные композитные структуры для дальнейшего применения в топливных элементах.

Использование в качестве топлива дешевого водорода, очевидно, значительно снизило затраты на авиаперелеты и сделало гиперзвуковой транспорт доступным для большинства населения развитых стран. А с появлением предложения, согласно всем законам маркетинга, возник и спрос.

Живя с детства в пространстве инфорсетей, люди здесь больше всего ценили подлинные впечатления и личное общение. Их не устраивала возможность видеосвязи по вирту или даже просмотра в виртуальной реальности дальних стран либо фантастических миров. Благодаря массовому и недорогому гиперзвуковому транспорту люди могли свободно провести выходные на Таити или пляжах Копакабаны и вернуться домой к началу новой рабочей недели. Памятью Константина я хорошо помнил, как он сам и его сверстники — школьники старших классов — специально копили на билеты, чтобы раз в месяц слетать на денек в какое-нибудь экзотическое местечко, а потом похвастаться перед одноклассниками фотографиями и сувенирами.

Зайдя в салон одним из первых, я занял второе купе справа, с большим иллюминатором, точнее, обзорным экраном, имитирующим иллюминатор. Напротив меня устроился Дэвид Джонс, тут же повернувшийся ко мне со своей фирменной американской улыбкой. Слабо улыбнувшись ему в ответ, я отвернулся к "окну". Общаться с Дэвидом не хотелось.

Последними в самолет зашли кэп и Марк. Продолжая что-то с жаром обсуждать вполголоса, они удалились куда-то в самый хвост. Похоже, только их и ждали, потому что сразу же после их появления самолет чуть вздрогнул, а сзади-снизу раздался рокот прогреваемых двигателей носителя.

Прикрыв глаза, я откинулся на спинку кресла. Чувство дежа-вю было невероятно острым. Константин летал на челноках "поверхность-орбита", но его готовили и на пассажирские гиперзвуковики, а между двумя типами летательных аппаратов было немало общего. И сейчас память без малейших усилий с моей стороны воспроизводила всю процедуру подготовки к полету с последовательной проверкой всех систем воздушного корабля.

Двигатели изменили тон, и вся конструкция — гиперзвуковой самолет на "спине" широкофюзеляжного носителя — покатила по полосе, набирая скорость. Отрыв! Огни аэродрома стремительно проваливаются вниз, а экраны-иллюминаторы заполняет вечерняя темнота, в которой в разрывах нижнего слоя облаков проглядываются световые пунктирные линии дорог и пятна жилых кварталов подмосковных поселков.

Самолет, стремительно поднимаясь вверх, пронзает облака. Внизу просторное волнистое белое поле, освещенное огрызком Луны, но и оно уходит из поля зрения, оставляя в иллюминаторе почти космическую черноту. Пол под ногами слегка вздрагивает. Отстыковка! Невидимый с пассажирского места носитель, израсходовав горючее, уходит вниз, возвращаясь на аэродром, а меня вжимает в спинку кресла — это запустились ракетные ускорители. Рев усиливается, от него не спасает даже звукоизоляция салона. Вообще, шум до сих пор остается главной и пока нерешенной проблемой гиперзвуковой авиации...

Есть! Ускорители завершили работу, двигатель вышел в режим сверхзвукового прямоточника. На челноке я бы продолжал наращивать скорость, пока на рубеже пяти-шести Махов не наступил бы момент перехода на чистый гиперзвук. После этого — быстрый набор до пятнадцати Махов и подъем вверх, на суборбитальную траекторию, где уже в ионосфере включится второй ускоритель, который подбросит меня на орбиту... Впрочем, здесь это не надо. Для пассажирского лайнера четыре Маха — вполне достаточно, а требования к двигателю, термической устойчивости и управлению потоком на порядок ниже.

Прислушиваюсь. Двигатель работает штатно, никаких посторонних шумов. Вибрации, биения тоже не ощущается. Молодцы пилоты!

— Уважаемые пассажиры! — вдруг ожил динамик. — Самолет вышел на гиперзвуковой режим. Полет проходит на высоте 27 километров, скорость 4800 километров в час. Прибытие на аэродром Неллис, штат Невада, ожидается через два часа пять минут. Экипаж и его командир Алексей Лобанов желают вам приятного полета!

Лёшка?! Давно, несколько лет назад, Константин знал некоего Алексея Лобанова и даже летал с ним в одном экипаже. Интересно, он ли это или просто двойной тезка?!

Недолго думая, я встал с места и направился в пилотскую кабину. При этом краем глаза я заметил, что за мной увязался и Дэвид Джонс. Странно, раньше ничего подобного за ним не наблюдалось, чего это он решил меня сопровождать?!...

Стюард, молодой парнишка в аккуратной белой форме, было, дернулся мне навстречу, но не решился загородить дорогу пилоту космического корабля. Приоткрыв дверь, я заглянул в кабину.

— Простите? — привстал мне навстречу миниатюрный чернявый латиноамериканец с изрядной примесью индейской крови.

— Кто там?! — недовольно обернулся со своего места пилот, но тут же его лицо расплылось в широкой улыбке. — Ба-а, какие люди! А я вот все думаю, заглянешь ты ко мне, Костя, или уже совсем оторвался от земли в своем космосе!

— Не оторвался! — я с удовольствием пожал его руку. — Привет, Лёшка! Рад тебя видеть!

Командир летного экипажа ничем не походил на своего однофамильца из "Интернов", разве что телосложение у них было сходное. А так — короткие рыжеватые волосы, большие, чуть навыкате, глаза, короткий нос-пуговка... Лешка, конечно, не был красавцем, зато он был славным компанейским парнем и, конечно, классным специалистом.

— Лёш, это Дэвид Джонс, — представил я американца, тоже заглянувшего вслед за мной в пилотскую кабину. — Наш гравитационщик. Скоро сделает так, чтобы тебе не были нужны никакие носители. Поднимешься на антиграве на свои двадцать семь и оттуда уже стартуешь!

— Тогда уж проще сразу в космос, — усмехнувшись, Алексей пожал руку Дэвиду. — А это, знакомьтесь, мой экипаж. Бортинженер Антон Шарий, — высокий, немного нескладный парень, неловко изогнувшись, прикоснулся своей ладонью к моей. — И наш коллега из солнечного Эквадора Петюня Блинчиков!

— Очень приятно, — маленький латино тепло улыбнулся нам.

— А почему его так зовут? — вдруг спросил Дэвид. Он знал русский язык достаточно хорошо, чтобы участвовать в нашей беседе на равных.

— Да вот, представляешь, не повезло парню, — Алексей широко улыбнулся: очевидно, эта история уже была привычной шуткой для экипажа. — Родился в какой-то деревушке, где никого из русских и близко не было, вот и назвали его Педрито, да еще и Охуэло! Пришлось переводить.

— Ojuelo это на испанском "блин"? — вспомнил я. — Тогда почему не Блинов?

Лёшкина улыбка стала еще шире.

— Ну, какой он, блин, Блинов с такими-то габаритами?! Он у нас Бли-и-инчиков! — произнес Алексей с неподдельным удовольствием, и все трое весело захихикали.

— У меня в колледже была знакомая китаянка, так она русских очень не любила. Они всегда ее имя коверкали, — вдруг сказал у меня из-за спины Дэвид.

— А как ее звали?

— Обычно. По-китайски. Сюй Хунь.

Пару секунд в кабине стояла восхищенная тишина, а затем раздался дружный хохот. Смеялись все, даже Дэвид и "Петюня Блинчиков".

— Здорово, я запомню, — отсмеявшись, кивнул Алексей. — Ладно, Костя, рад был тебя видеть!

— Аналогично, — улыбнулся я в ответ. — А то все думал, ты это или не ты? Мы же с тобой на челноках раньше летали.

— Ушел я оттуда, — Алексей махнул рукой. — Скучно. На орбиту, с орбиты... челнок он и есть. А тут... сегодня Денвер, завтра Гавана, а через месяц какой-нибудь Ханой или Пенанг... Романтика! Да и знаешь, Костя, не обижайся, но, как по мне, нет ничего хорошего в этом космосе! Пустой он такой, холодный... Не для людей! А "зеленые человечки" эти... Ну, жили они без нас сто тысяч лет, проживут еще столько же! Ты лучше посмотри, как через час мы через терминатор будем проходить! Ты еще помнишь, Костя, как это здорово — обгонять зарю!? Какая это красота?!

— Знаю, Лёша. "Нет ничего прекраснее нашей Земли" — это я помню. Но иногда чтобы это понять, нужно повидать и другие миры...

Распрощавшись с экипажем, я покинул кабину в сопровождении верного Дэвида. Все-таки не стоило мешать ребятам делать свою работу.

— Костя! — раздался у меня за спиной негромкий голос.

— Да, Дэв.

— Спасибо тебе за то, что ты сделал вчера. За Марка. Не представляю, что стало бы, если бы с ним что-то случилось!

— Не стоит, — я коротко кивнул. — Э-э-э... Дэв!

— Да, Костя.

— Почему Марк настолько важен для нас? Почему он — единственный и неповторимый начальник экспедиции? Почему только у него нет дублера?

— Ты действительно не знаешь?!

— Нет, — я покачал головой. Константин почему-то даже не задумывался над этим и воспринимал как должное.

Дэвид задумчиво потер лоб.

— Марк совершенно незаменим, — убежденно сказал он. — Если бы не он, нашей экспедиции вообще не было бы. Это ведь он основал Комитет Хары. А потом убедил парней из Вашингтона, что нужно строить корабль. Наш "Одиссей".

— Спасибо, Дэв!

Я пошел к своему месту. Все это я знал, Непонятно мне было только одно: почему из множества энтузиастов по всему миру, выступавших за организацию звездной экспедиции, именно Марк оказался на гребне волны.

Усевшись в кресло, я нацепил очки-инфор и сделал небольшой поиск, решив потянуть за одну из ниточек, которую дал мне сегодня утром Иван Александрович. И сразу же получил результат. Фонд Миллера, сотрудником которого был Марк Брайтон до того как приобрести всемирную известность в качестве главы Комитета Хары, был одним из крупнейших доноров лаборатории Саймона Кларка — создателя теории антигравитации.

Вот, собственно, и ответ. Если американский секретный проект существует, то Марк, очевидно, — один из его руководителей. Или, подсказала подружка-паранойя, ширма для широкой общественности, из-за которой втихомолку действует кто-то еще.

На всякий случай, я снова погрузился в инфорсеть и тут же вытащил из нее интервью четырехдневной давности, данное главой Precision Technics Артуром Линдеманном корреспонденту Frankfurter Allgemeine Zeitung. Это СМИ носило старинное название известной немецкой газеты, но, как и все современные информагенства, сбрасывало прямо в сеть блоки новостей, сопровождаемые видеорядом, лишь немного разбавленные аналитикой и комментариями.

Хм, если бы не знал, никогда бы не подумал, что они родственники. Невысокий, плотненький Артур Линдеманн совершенно не походил на долговязого и длиннолицего Марка Брайтона, а напоминал, скорее, Бориса Абрамовича Березовского образца середины 90-х, когда он крутил гешефты в российском Совете Безопасности. Похожи у них были только волосы — черные и жесткие, но у мистера Линдеманна уже с проседью и изрядной лысиной.

Сам Артур Линдеманн мне, в целом, понравился. Он говорил быстро и напористо, со знанием дела, и не увиливал от острых вопросов. Да, соглашался он, изготовление гравитационных двигателей для звездных космических кораблей сегодня выглядит не той сферой, где можно сделать хороший бизнес. Но, с другой стороны, создавая уникальную, единственную в своем роде, установку, конструкторы и инженеры его компании приобрели ценнейший опыт, которого не имеет ни один другой коллектив в мире. Нет, этот опыт не может быть бесполезным. Человечество уже открыло для себя звезды. Как бы ни ворчали ретрограды, но оно больше не замкнется снова в своей раковине, словно улитка. Даже если Первая Звездная не найдет ничего интересного на планетах Хары, люди все равно на этом не остановятся. Будут новые экспедиции, новые корабли, а значит, им понадобятся новые двигатели. Да, ему известны результаты опросов общественного мнения и дискуссий в инфорсети. Но кому как ни вам, герр корреспондент, должно быть известно, какими переменчивыми могут быть настроения?! Человек земной неизбежно станет человеком космическим, может быть, именно в этом и заключается божий промысел, на который так любят ссылаться противники продолжения космических исследований...

Возможно, будь я настоящим Константином Пашкевичем, уроженцем конца двадцать второго века, я бы ему аплодировал. Но я-то родился в двадцатом! И слишком привык к тому, что за громкими словами и напыщенными манифестами всегда скрываются чьи-то конкретные корыстные интересы. Марк Брайтон открывал для человечества звезды, его двоюродный брат делал на этом бизнес... А за ними ощущалась рука кого-то третьего, преследующего какие-то свои цели...

От невеселых мыслей мне помог отвлечься вид на обзорном экране. Как и говорил Лёшка Лобанов, далеко впереди по курсу самолета появилась светло-оранжевая черта. Она на глазах расширялась, становилась все ярче и красочнее, затем посветлела, внезапно развернулась во все небо, а чуть сбоку, на западе, из-за далекого края земли выставило свой ослепительный диск солнце. Поднявшись в воздух поздно вечером, мы догнали зарю и должны были прибыть на место еще до заката. Всего за два часа мы преодолели треть окружности Земного шара на нашей широте и заходили на посадку на дальнем краю Американского континента, почти на старой границе с некогда независимой Калифорнией.

Аэродром Неллис, на который мы прибыли, оказался неожиданно большим. Казалось, он занимал всю обширную и очень плоскую равнину, протянувшуюся до желтовато-бурых голых склонов невысоких гор, окружавших ее неровной дугой. Широкие и оттого казавшиеся низкими ангары отбрасывали длинные тени в свете заходящего солнца. Забетонированные полосы и площадки практически не оставляли места для голой, серо-песчаного цвета, бесплодной земли. Вокруг были видны десятки летательных аппаратов — дозвуковых пассажирских лайнеров и авиеток, грузовых самолетов-дирижаблей с двигателями на водородных топливных элементах, гиперзвуковиков, уже водруженных на спины массивных носителей. Та часть меня, что представляла собой слепок личности Константина, немедленно определила, что некоторые из этих аппаратов имеют военное назначение и представляют собой многоцелевые ударные бомбардировщики типа Global Strike.

Все вокруг было блеклым, серым или металлически-блестящим, и только в одной стороне были заметны яркие пятна зелени. Там, в промежутке между горными грядами, на фоне закатного неба виднелись высокие башни небоскребов Лас-Вегаса, до которого было не больше двадцати километров. В отличие от Москвы, где предпочитали плавные криволинейные поверхности, в Америке по-прежнему сохраняли верность традиционной угловатой четкости форм.

И как вы думаете, с чего началось наше пребывание на американской земле?! С пресс-конференции! Если в прежние времена американцы испытывали прямо таки религиозное преклонение перед понятием свободы, то сейчас они были, буквально, помешаны на идее свободы информации. Считалось, что в этой стране совершенно невозможно сохранять какие-либо секреты, и, будь я действительно настоящим Константином, а не пришельцем из прошлого, я бы наверняка отнесся бы с куда большим сомнением к словам Ивана Александровича.

Причем, в Штатах одновременно действовали очень жесткие законы по охране личного пространства, того самого "прайвеси". Как американцы ухитрялись проводить черту между этими двумя противоположными установками, знали, наверное, только они сами.

Так или иначе, в обширном ангаре с высоким потолком, превращенном в импровизированный пресс-центр, собралось, наверное, с полтысячи репортеров, представлявших все возможные национальные и расовые типы — от рыжеволосых веснушчатых ирландцев до китайцев и чернокожих. Америка и в двадцать третьем веке продолжала оставаться самым многонациональным государством мира.

Интересно, что и в нашем, и в дублирующем экипаже все представители США были белыми, хоть и не обязательно WASPами. Возможно, двести лет назад в их число обязательно включили бы представителей, так сказать, национальных (и не будем говорить, каких еще) меньшинств, однако в современной Америке слово "политкорректность" было давно и прочно забыто. Его даже уже не считали ругательством.

Зато умению сделать шоу из любого события американцы отнюдь не разучились. Нас вывели на высокую сцену, залитую яркими лучами разноцветных прожекторов, и ведущая — красивая темнокожая женщина в переливающемся блестками длинном платье — начала представлять каждого из нас собравшейся публике.

— Начальник экспедиции Марк Брайтон! Соединенные! Штаты! Америки!

Гром аплодисментов. Марк делает шаг вперед. Сейчас он без очков-инфора и поэтому совершенно не похож на профессора Селезнева. Лицо бесстрастно-отмороженное. Да, не умеет Марк улыбаться широкой американской улыбкой, не умеет... И вообще, как и все мы, человек достаточно замкнутый и закрытый. Даже странно, как ему так долго удавалось играть роль публичной персоны?...

— Капитан звездного корабля "Одиссей" (а звучит, кстати: "Starship Odysseus", почти как "Enterprise") Анатолий Коржевский, Евразийский Союз!

Кэп приветственно машет рукой, улыбаясь своей немного страшноватенькой улыбкой. Да, маршал Жуков есть маршал Жуков. Но сегодня он выглядит довольным — не так, конечно, как после взятия Берлина, но после завершения Висло-Одерской операции — точно.

— Первый пилот Константин Пашкевич, Евразийский Союз!

Вот и моя очередь получать аплодисменты. Да, в официальной иерархии я — третий человек на корабле. Извини, Костя, что занял твое место. Я обязательно оправдаю, не подведу!...

Делаю шаг назад и возвращаюсь на свое место в шеренге...

— Второй пилот Мичиёши Симокава, Япония!

Высокий, ростом почти с меня, атлетически сложенный японец кланяется залу. Жесткие черные волосы как всегда взлохмачены, на широком плоском лице играет легкая улыбка.

Мичиёши, который предпочитает, чтобы его называли Миша или Митч, — один из самых опытных космонавтов в нашем экипаже. Вместе с Сергеем Сухиной, с которым он очень дружен, он принимал участие в экспедициях к Марсу, Церере и в систему Юпитера. По справедливости, именно он достоин звания первого пилота, вот только Миша при всех своих знаниях и опыте совершенно лишен лидерских качеств. Он хороший товарищ, славный парень и идеальный исполнитель, но... только исполнитель. Проявлять инициативу — не в его характере.

Как мне кажется, дело здесь в немалой степени заключается в национальных особенностях. Современная Япония со средней продолжительностью жизни, превышающей сто лет, и самым пожилым населением в мире представляет собой абсолютную и законченную геронтократию. Молодежь, а к ней там относят всех, кому еще не исполнилось пятьдесят, не имеет практически никаких прав, кроме обязанностей, и ни к каким серьезным делам не допускается.

Правда, самой Японии такая политика ничего хорошего не приносит. Ее последний расцвет относится аж к временам полуторастолетней давности, когда в бурные годы середины двадцать первого века распался Китай, а Корея, наоборот, объединилась, что принесло и тем, и другим немало бед. С тех пор "Восходящее солнце" медленно, но верно клонится к закату, превращаясь во что-то вроде Швейцарии — богатой, благополучной, но безнадежно провинциальной. В сегодняшней Восточной Азии она считается вообще четвертой по влиянию страной после пробританской Кореи, Индонезии, сблизившейся в последнее время с панафриканцами, и Вьетнама как ассоциированного члена Евразийского Союза. Космические исследования — как ни странно, одна из немногих областей, в которых Япония все еще входит в число мировых лидеров.

А шоуледи, тем временем, представляет нового участника.

— Главный инженер! Инженер по гравитационным установкам! Дэвид Джонс! Соединенные Штаты Америки!

Вот у Дэвида с улыбкой все в порядке. Наш "профессор" так и светится от радости встречи с соотечественниками. Сейчас он похож на политика, приветствующего своих избирателей. Кстати, у Дэва, и в самом деле, есть определенное сходство с молодым Биллом Клинтоном.

— Инженер по двигательным установкам Эрик Болас! Соединенные Штаты Америки!

Невысокий черноволосый Эрик, потомок венгерских иммигрантов, откровенно не смотрится на фоне импозантного Дэвида, но приветствуют его с не меньшим энтузиазмом. Все-таки, молодцы штатники — умеют поддерживать своих!

— Инженер по системам жизнеобеспечения Хавьер Исаси-Исасменди! Эускади, Европейский Союз!

Хавьер, уроженец Страны Басков, давным-давно отделившейся от Испании, такой же темноволосый и густобровый, как Эрик, но на этом сходство между ними заканчивается. Низенький, подвижный Эрик — во всех смыслах человек легкий, может быть, иногда даже легковесный, тогда как от Хавьера так и веет серьезностью, спокойствием и солидностью. Впрочем, и сфера ответственности у него исключительно солидная. В его ведение входят все системы защиты экипажа — от очистки воздуха до экранировки от излучений двигателя и космической радиации. Здесь нет и не может быть мелочей, поэтому серьезный, педантично точный Хавьер, безусловно, по праву занимает свое место. Пожалуй, единственная его слабость — это отсутствие чувства юмора, но к этому давно уже все привыкли и не пытаются над ним шутить или его разыгрывать.

— Инженер по планетной и космической технике Цветан Чочев, Евразийский Союз! — с заметным усилием, но без ошибки произносит ведущая трудное для нее имя.

Цветан немного робеет, как всегда при большом скоплении народа, но уверенно делает шаг вперед и получает свою дозу аплодисментов.

— Инженер-механик Кэнджи Охара, Япония!

Наверное, правильно было бы Кэндзи, но все зовут его через "дж", даже в документах так написано. Еще один молчун-скромник, хотя его вместе с Цветаном следовало бы назвать самыми замечательными и нужными людьми в экипаже. Золотые руки в сочетании с инженерным мышлением и в прежние времена были редким талантом, а сейчас, наверно, особенно. Пока они с нами, можно быть уверенным, что любая поломка будет ликвидирована.

— Инженер по электронной технике Олег Давыдов, Евразийский Союз!

Еще один мастер на все руки со светлой головой. Олег, сегодня особенно похожий на капитана Соло, приветственно машет руками. Он умеет веселиться сам и получать удовольствие от хорошего настроения других.

— Инженер по информации Стив Старобин, Соединенные Штаты Америки!

Зал просто взрывается аплодисментами. Стив, невысокий, темноволосый, скромный, похожий на умного студента из второсортных комедий, — не только наш сисадмин, но и выдающийся аналитик и широко известный в мировой инфорсети комментатор. По крайней мере, слово "блогер" было бы для Стива чересчур слабым. На тестах, требующих наличия физической формы, Стив регулярно занимает последнее место, но мы все его любим и ценим не за силу или ловкость, а за ясный ум, четкое мышление и широчайшую эрудицию, в которой с ним может сравниться только Сергей Сухина.

А еще Стив выполняет в экспедиции еще одну очень важную функцию. Он наш завхоз. И несмотря на свою интеллигентную внешность и интеллектуальный род занятий, Стив когда надо ушлый как десять прапорщиков. Возможно, это у него так сказывается генетическая память. Прямо удивительно, как это он в молодости не выбрал карьеру в бизнесе?

Стиву особенно рада небольшая группа в переднем ряду. Какая-то женщина увлеченно размахивает бело-синим флагом с шестиконечной звездой. Как ни странно, Израиль сохранился и в двадцать третьем веке и даже поддерживает вполне нормальные отношения со своими арабскими соседями. Очевидно, после краха абсолютистских режимов в Саудовской Аравии, Катаре и других странах Залива в двадцать первом веке исламские радикалы лишились спонсоров, а после религиозной реформы в двадцать втором — идеологического обеспечения.

— Врач Мартин Нидермайер, Германия, Европейский Союз!

Мартин весело трясет своими кудрями. Несмотря на свою чисто немецкую точность и педантичность, он знает толк в веселье. Впрочем, и в прежнее время говорили, что баварцы — это не совсем немцы...

Мартин — одиннадцатый и последний член собственно экипажа космического корабля. За ним начинается представление тех, кого когда-то называли космонавтами-исследователями.

— Астроном Ив Рош, Франция, Европейский Союз!

По внешности француз немного похож на друга главного героя из фильма "Такси" — незадачливого полицейского инспектора. А по характеру слегка напоминает профессора Паганеля. Ив знает всё о Солнечной Системе. Он может часами с энтузиазмом рассказывать о планетографии Марса или Венеры, а к транснептуновым объектам вообще испытывает большую и пылкую любовь, сравнимую разве что только с восторгом энтомолога перед особо ценным экземпляром.

По большому счету, Ив — типичный кабинетный ученый, которого неизвестно как занесло в состав экспедиции. Впрочем, наверное, даже такому неспециалисту как я понятно, что вряд ли кто-то лучше него справится с изучением чужой планетной системы. Все будет скрупулезно изучено, описано и отпрепарировано с величайшим тщанием и знанием дела. Единственное, что у Хары за ним придется присматривать, чтобы не забывал обедать и спал хотя бы четыре часа в сутки.

— Биолог Жоаким Альберто Перейра да Силва, Бразилия!

А вот его никак не назовешь кабинетным ученым. Жоаким Альберто провел добрый десяток лет в экспедициях, побывал и в восточносибирской тайге, и в Амазонии, и в горных джунглях Новой Гвинеи. Вряд ли сейчас на всей Земле найдется более опытный биолог-практик и специалист по экосистемам его возраста.

В свои тридцать семь он в прекрасной форме и поэтому напоминает мне кого-то из белых бразильских футболистов — то ли Неймара, то ли Зико, то ли вообще Хулио Иглесиаса, хотя последний — не футболист и вообще не бразилец. Как и все уроженцы солнечной Бразилии, наш биолог в дополнение к куче имен (то, что назвала ведущая, это сокращенный вариант) имеет прозвище Брату (уж не знаю, что оно означает, но ни к братьям, ни к браткам явно не относится). Однако сам он любит называть себя Иванов, потому что в Бразилии этих донов Педро... э-э-э... донов да Силва просто завались — не меньше, чем в России Ивановых.

— Геолог Сергей Сухина, Евразийский Союз!

Снова шквал аплодисментов. Кто-то крутит над головой футболкой с эмблемой юпитерианской экспедиции, как флагом. На Европе Сергей спас американского астронавта, когда у того забарахлил скафандр, приняв единственно верное решение за считанные секунды. И в этом весь Сергей — спокойный и надежный как скалы, которые он изучает.

— Астрофизик Джон Ханна, Соединенные Штаты Америки!

Последний по списку член экипажа приветственным жестом поднимает обе руки вверх. На первый взгляд, Джон выглядит немного нескладным. Высокий, худой, с вытянутым унылым лицом и длинной шеей, он имеет прозвище Печальный Жираф, которое, кажется, дал себе сам. Но даже если это и неправда, то вполне в стиле Джона, который относится ко всему, включая самого себя, с мягкой доброй иронией.

Это чувство самоиронии у нашего кинозвездного однофамильца врожденное и, наверное, наследственное. Ведь он у нас не просто Джонни, а Джон Ричард Ханна VII. Это ж кем надо быть, чтобы на протяжении семи поколений подряд называть своих детей Джон Дик, если учесть, что каждое из этих имен при написании с маленькой буквы имеет другое значение, причем, не совсем цензурное! Впрочем, в нынешних США больше в ходу русские и китайские ругательства, а родные "четырехбуквенные" словечки используются довольно редко и обозначаются в словарях с пометкой "устар.".

Из всей четверки ученых Джон — единственный, чья основная работа начнется не после прибытия в систему Хары, а непосредственно со старта. Как ни странно, хотя мы уже научились пользоваться антигравитацией, в теории этого явления все еще встречаются непроясненные места. Задача Джона как раз и заключается в том, чтобы на основании наблюдений и экспериментов в самых, что ни на есть, практических условиях попытаться объяснить эти моменты. Кроме того, он имеет инженерную подготовку и в полете будет помогать Дэвиду и Эрику.

Вслед за нами точно так же называют по одному дублеров. Их встречают с не меньшим радушием. Наконец представление закончено. Разноцветные прожекторы еще раз проходятся по нашей шеренге, а ведущая вывешивает в воздухе виртуальный голографический экран.

— А сейчас, леди и джентльмены, ваши вопросы!

В той, прежней жизни, я побывал на сотнях пресс-конференций, но только здесь впервые оказался, так сказать, по другую сторону от микрофона. Выглядело все это так: на большой виртуальный экран выводились вопросы, ведущая помогала распределять их, а мы отвечали, причем, иногда даже одновременно. Специальная аппаратура, очевидно, распознавала речь, так что тексты наших ответов сразу же появлялись на том же экране и, надо полагать, на виртах корреспондентов.

Как бывший журналист, я оценил это удобство. Но отвечать на вопросы было не так просто — надо было обдумывать слова и следить за речью, чтобы получалось понятно и складно. В принципе, выступать под запись здесь учили еще в школе, так что у Константина должны были быть соответствующие навыки. Однако мне поначалу пришлось нелегко, тем более, что некоторые вопросы относились лично ко мне как объекту вчерашнего покушения. Я даже вспотел, пока отвечал, и только потом, когда журналисты, утолив свое любопытство, переключились на моих товарищей, смог перевести дух и даже получить некоторое удовольствие от процесса.

Вообще, пресс-конференция мне понравилась, это я вам скажу как профессионал. Подавляющее большинство вопросов были умными и по существу. Журналисты не пытались произносить речи или высказывать свою точку зрения на те или иные вещи, а интересовались конкретными фактами и нашими мнениями. Также я обратил внимание, что практически не встречалось враждебных, критических, провокационных вопросов. То ли организаторы хорошо поработали с контингентом, пригласив на пресс-конференцию, по большей части, сторонников межзвездной экспедиции, то ли в США наш полет, и в самом деле, имел широкую общественную поддержку.

Было уже далеко за полночь по московскому времени, когда всё, наконец, кончилось, и мы смогли покинуть ангар, чтобы переместиться в большой удобный автобус. Небольшой экранчик на спинке переднего кресла сообщил мне, что нас теперь отвезут на космодром Грум-Лейк, а дорога займет примерно один час тридцать две минуты.

Н-да, а между прочим, чтобы прилететь из другого полушария, нам понадобилось всего лишь около двух часов. Все-таки здесь не хватает по-настоящему скоростного наземного транспорта...

Автобус мягко тронулся. Я было настроился подремать в удобном широком кресле, но полусонный мозг вдруг выдал мне неожиданное воспоминание. Грум-Лейк — где-то я уже слышал это название, еще в прежнем времени, незадолго до переноса. Причем, с ним было связано что-то важное!

Спать вдруг перехотелось, а я с любопытством взялся за вирт — кому еще здесь задавать вопросы, как не ему?!

Поиск не занял у меня много времени. Космодром на берегу высохшего соленого озера Грум-Лейк был построен в 2290 году, специально для запусков экспериментальных кораблей с гравитационными двигателями. Но это я бы мог сказать и сам, воспользовавшись памятью Константина.

Та-ак, а появился этот космодром на месте авиабазы. Причем, надо сказать, знаменитой авиабазы! Когда-то всего в нескольких десятках километров отсюда пролегала граница с Калифорнией, отношения которой с остальной Америкой были далеко не безоблачными, а воссоединение в начале двадцать второго века — отнюдь не мирным. На Грум-Лейк базировалось авиакрыло так называемых Стражей Неба — самолетов-перехватчиков, охранявших воздушную границу страны. На ссылку вирт тут же выдал мне впечатляющий список кинофильмов и литературных трудов.

Все это, конечно, очень занимательно, но что здесь располагалось еще раньше, в мои прежние времена? Еще один поиск... Да, это, наверное, оно: в двадцатом веке в районе Грум-Лейк находилась тестовая площадка бомбардировочного полигона авиабазы "Неллис". Только вот что мне с того? Так, а вот ссылка на какую-то древнюю карту... Как интересно! Оказывается, здесь совсем рядом территория ядерного полигона в штате Невада! А сама база вот тут: круглый значок с самолетиком внутри маленького желтого прямоугольничка с числом "51".

Блин! Конечно! Да это же та самая Зона 51!

Кажется, последнюю фразу я, увлекшись, произнес вслух, потому что на меня с интересом покосился из соседнего кресла Олег.

— Что ты сказал, Костя?! Какая-такая зона?!

— Зона 51. Так во второй половине двадцатого и в начале двадцать первого века называлась авиабаза Грум-Лейк. Это был сверхсекретный полигон для испытания уникальных, новаторских летательных аппаратов — скоростных высотных разведчиков, самолетов-невидимок, первых гиперзвуковиков... Некоторые разработки проводились по заданию ЦРУ, то есть, тогдашней американской разведки. Здесь вокруг были сплошные запретные зоны, но эта была всегда окружена особой тайной!

— Здорово! — восхитился Олег. — Дэв, а ты это знал?

— Нет, — откуда-то у меня из-за спины отозвался Дэвид. — Я только читал, что рядом с базой Грум-Лейк находился полигон для испытаний ядерного оружия. Кстати, мы будем проезжать через его территорию.

— Здесь взрывали атомные бомбы? — удивился Хавьер. — Всего в ста с небольшим километрах от Вегаса и Лос-Анджелеса?! Неужели другое место трудно было найти?

— А чего здесь такого?! — весело откликнулся Эрик. — С одной стороны казино, с другой — Голливуд! Если бы что-то и бахнуло, то не сильно жалко.

— Но это еще не все! — я снова включился в разговор. — Зона 51 стала знаменитой не из-за бомб. Некоторые летательные аппараты, которые там испытывали, были настолько экспериментальными, что совсем не походили на известные в то время самолеты. Из-за этого постоянно ходили слухи, что вокруг базы летают НЛО...

— Кто? — не понял Эрик.

— По-английски это UFO — неопознанные летающие объекты. О Зоне 51 говорили, будто там испытывают инопланетные технологии...

— А откуда у них могли взяться такие технологии?

— Якобы, в середине двадцатого века в районе Розуэлла, штат Нью-Мексико, потерпел крушение инопланетный корабль. А его обломки изучали именно на базе Грум-Лейк, в Зоне 51. Эта версия была настолько распространена, что сюжеты о тайнах Зоны 51 включали в кинофильмы и фантастические сериалы. Некоторые из них в свое время считались культовыми — "Ангар 18", "День независимости", "Звездные врата"... — я осекся: эти названия ничего не говорили моим товарищам. — В общем, ходили даже слухи, что там построили целый подземный город, где содержатся живые инопланетяне! Их то ли нашли в разбитом корабле, то ли они регулярно прилетали на Землю в гости!

— Да, там действительно есть обширные старые подземелья, — авторитетно подтвердил Дэвид. — Но они все используются как лаборатории, склады или бункеры. Если там когда-то что-то и было, то сейчас никаких следов не осталось.

— Интересно, а бывали ли действительно на Земле инопланетяне? — поинтересовался Цветан.

— По официальной версии — нет. И, кстати, не было ни одного достоверного подтверждения, что они когда-либо прилетали к нам. А за инопланетные корабли люди принимали необычные, но вполне земные летательные аппараты, из тех, что не пошли в серию. Хотя, если бы инопланетяне действительно существовали, то лучшего места для них и не найти. Спрятать настоящий секрет за горой дурацких слухов — это достаточно действенный прием.

— Получается, мы к ним, а они — к нам?! — подбросил поленце в затухающий разговор Олег.

— Ну, да. Точнее, наоборот. Сначала они к нам, а потом мы — к ним. Кстати, те, кто гостили у нас, наверняка не имели никакого отношения к Харе. Если там кто-то живет, то это мы их опережаем, а не они нас.

— И все-таки интересно, прилетал ли к нам кто-то в гости или нет? — вздохнул Цветан.

— Знаешь, мне кажется, скорее, да, — поразмыслив, сказал я. — Не думаю, что это мы одни такие умные. Гравитационные двигатели мог изобрести кто угодно, причем, намного раньше нас. Так что, я не удивлюсь, если инопланетяне и сейчас на Земле и действуют!

На несколько секунд в автобусе повисла недоуменная тишина. Да, не читают в этом веке Стругацких, не опознали цитату...

— Все может быть, — философски заключил Олег. — Знаете, у кого об этом надо спросить?!

— У Марка! — засмеялся я, хотя на самом деле мне было совсем не смешно. — Он такие дела должен знать. По должности!

— Э-э-э... Костя, лучше подождать с этим до утра, — осторожно заметил Хавьер.

Я чуть приподнялся в кресле. Теперь мне был виден Марк, отражавшийся в зеркале за спиной водителя. Марк спал, скорчившись в неудобной позе, или, по крайней мере, тихо лежал с закрытыми глазами.

— Упс... Прошу прощения, парни. Кажется, нам и в самом деле пора прекращать дозволенные речи. Не будем мешать тем, что хочет чуть-чуть выспаться!

Удобно устроившись в мягком кресле, я и сам задремал, убаюканный чернотой за окном и мерным покачиванием автобуса. Не знаю, сколько прошло времени, но внезапно что-то словно толкнуло меня. Проснувшись, я рывком подскочил с места. Автобус въехал на возвышенность, и впереди виднелись огни — целое море огней, освещавших обширную площадку с многочисленными широко разбросанными строениями, высокими мачтами и монструозными металлическими конструкциями.

Плоское дно большого высохшего озера блестело словно стеклянное, за дальним берегом в темноте угадывались очертания невысоких гор. А посредине этого пространства высилась огромная круглая масса величиной с большой крытый стадион. Это и был космический корабль "Одиссей" — наш дом на ближайшие три с половиной года.