Борджиа: Гроза над Италией

Борджиа: Гроза над Италией

Тройная тиара Папы Римского на голове вовсе не синоним власти. Это понимает как сам Родриго Борджиа, так и оказавшийся в теле его сына Чезаре Кардинал — авантюрист и наёмный убийца из XXI века. К тому же он не забывает и о том, что в самом скором времени на итальянские земли нахлынет нашествие французов, чем король Карл VIII хочет как корону Неаполя, так и контроль над властью духовной. И что делать в такой ситуации, да ещё при стремительно уходящем времени? Искать союзников, создавать практически с нуля верную не Святому Престолу, а исключительно роду Борджиа армию и... не забывать о том, что даже самый опасный враг смертен, порой так и вовсе внезапно. А уж представить смерть 'естественной' для киллера из XXI века — не есть нечто особо сложное.

'Таким образом, тем, кому необходимо в новом государстве обезопасить себя от врагов, приобрести друзей, побеждать силой или хитростью, внушать страх и любовь народу, а солдатам — послушание и уважение, иметь преданное и надёжное войско, устранять людей, которые могут или должны повредить; обновлять старые порядки, избавляться от ненадёжного войска и создавать своё, являть суровость и милость, великодушие и щедрость и, наконец, вести дружбу с правителями и королями, так чтобы они с учтивостью оказывали услуги, либо воздерживались от нападений...'

Никколо Макиавелли.

Пролог

Османская империя, Стамбул, январь 1493 года

Винченцо Раталли, ещё совсем недавно обычный кондотьер — пусть и довольно сильной, пользующейся хорошей репутацией кондотты — год назад не мог даже помыслить о том, чтобы стать папским легатом, личным представителем понтифика. Да, это было разовое поручение, зато очень весомое, значимое как для Святого Престола, так и для того, кто сидел на нём. И для того, кто находился рядом с ним.

Чезаре Борджиа, сын Родриго Борджиа, ныне Папы Александра VI. Тот самый человек, встреча с которым в одной из тратторий Пизы неожиданно обернулась для кондотьера Раталли... возможностью не просто заработать, получить выгодный найм, но и дала шанс вознестись очень высоко. Теперь оставалось не упасть, закрепиться рядом с новой силой. Той силой, что уже показала свою жёсткость, решительность, стремление не просто сидеть на Святом Престоле, но и получить светскую власть. Духовной для Борджиа явно не хватало.

Винченцо немногое мог сказать о Папе Александре VI, но вот о его сыне, кардинале Чезаре Борджиа смог составить впечатление, особенно касаемо того, что под сутаной кардинала скрывались броня и меч воина... Порой в самом прямом смысле, без иносказаний. Те, кого этот каталонец приближал к себе, знали — кардинальский сан для Чезаре всего лишь средство к достижению власти, не более того. Зато было известно и то, что юный Борджиа поставил на личную преданность, а вовсе не на связи приближённых с римской или иной знатью. А как иначе, если именно сила кондотт стала первым камнем в создаваемой папской армии. Кондотт, которые по сути служили не Святому Престолу, а исключительно семейству Борджиа. Теперь ещё и отправка его в качестве легата к самому султану Оттоманской империи Баязиду II.

Разумеется, он отправился в Стамбул, бывший Константинополь, не просто так, а с полагающимся папскому легату сопровождением, на специально выделенном корабле. И получив указания почти на все могущие возникнуть ситуации. Чезаре не поленился лично наставлять его два дня напролёт, с небольшими перерывами. Это показывало то, какую значимость младший Борджиа придавал предстоящим переговорам.

Раталли честно признавался самому себе, что более прочего опасался нападения на посольские корабли со стороны многочисленных в Средиземном море мусульманских пиратов, которым плевать было на посольскую принадлежность кораблей. Да и сами турки... тоже те ещё приверженцы дипломатии, готовые нарушить неприкосновенность послов при первом же случае. Однако на сей раз ему повезло, бог явно был на стороне Рима. Посольство успешно добралось до Стамбула, было встречено — без излишнего почёта и вежливости, хотя это ничуть не смутило бывалого наёмника и свежесотворённого папской волей легата — после чего... Ожидание.

Да, несмотря на важность предмета переговоров лично для султана Баязида II, проклятый Господом магометанин предпочитал сначала как следует 'выдержать' посланника понтифика и лишь после этого допустить его до разговора с собой. Винченцо оставалось лишь ждать. Хорошо хоть посольству выделили подобающие положению комнаты. И вот уже больше недели он большую часть времени проводил в этих комнатах, снова и снова беседуя со своими помощниками, Паскуале Калоджеро и Фредо Гриццони, которые были с ним чуть ли не с момента создания кондотты.

— Была Византия, а стало.... Я и слов подобрать не могу, кроме ругательств, — вновь напомнил о своём неприятии всего вокруг происходящего Фредо. — И в этом, прости меня, дева Мария, богомерзком месте мы должны сидеть и ждать.

— Сидим, ждём, — невозмутимо ответил Калоджеро, на восточный манер устроившийся на груде подушек и цедящий неплохое вино. — Это тебе не в 'Сломанном стилете' шлюх за груди хватать, мы сейчас сопровождающие аж папского легата. Да, Винченцо?

Раталли отмахнулся, поскольку слишком давно знал этих двоих. Знал и мог наперёд сказать, что они предпримут, что скажут, о чём подумают. Равно как и они могли предсказать его собственные действия. В кондоттах знают всё обо всех... почти. Исключения есть всегда, жизнь не раз напоминала об этом.

— Турки, они любят показать 'неверным' или 'гяурам', как они нас называют, свою важность. Синьор Чезаре мне говорил, я вам. Неужели забыли?

— Помним, — вздохнул Фредо. — Просто тут сидеть уже сил нет. Хочется что-то делать, а не только пить, спать и на танцы здешних девок любоваться.

— А среди них и итальянки, и испанки, и другие, кого поймали, а потом на базарах продали. Некоторых прямо по весу, как скотину!

Ярость Паскуале Винченцо Раталли хорошо понимал. Дочь брата его матери так чуть было не сгинула в гареме одного из арабов. Повезло, что сумели выкупить, но на это ушли очень большие деньги, чуть было не разорившие всю семью. И с тех самых пор весь род Калоджеро был готов терпеть мавров, турок и прочих лишь в мёртвом виде, ну или в живом, но неумолимо приближавшемся к смерти. Иного просто не признавалось. А тут вдруг посольство в одно из сочащихся чёрным гноем сердец чудовища, враждебного всему с детства близкому. Тяжело это для некоторых.

— Терпи, Паскуале, просто терпи. Сам знаешь, что мы сюда не просто так, а для того, чтобы обменять одного турка на множество солдат. Или тех, кто может ими стать в самом скором времени. Кардинал Борджиа знает, что делает.

Вот с этим ни один из его помощников спорить даже не собирался. И саму затею все трое поддерживали. Один турок, пусть и брат султана. Множество попавших в рабство кастильцев, италийцев, арагонцев, германцев и прочих. Понятно было, кто ценнее и полезнее для Рима и его прежних понтификов, а кто для Борджиа, умеющих смотреть чуть дальше, чем в глубину собственного кармана.

Этим напоминанием Раталли немного успокоил своих людей, которые от вынужденного безделья начинали ощутимо звереть. Вместе с тем было понятно, что надолго их терпения всё едино не хватит. Требовалось придумать что-то новое, но... К счастью, уже через пару дней после того разговора им была назначена аудиенция у султана Баязида II

Дворец Топкапы. Именно это место было резиденцией султанов с семьдесят восьмого года. Сначала там успел пару лет поприсутствовать завоеватель Константинополя Мехмед II, а потом и его сынок Баязид II, который правил и по сей день. Оба султана не жили в Топкапы, они только раздавали приказы как своему дивану, так и пашам, что властвовали в тех или иных частях империи. Там же принимали послов со всех сторон света. Жили же хоть и рядом, но за пределами этого дворца, считая его недостаточно обширным и удобным для размещения обширного гарема, куда, помимо жён, входило и множество наложниц, что постоянно менялись.

Раталли уже успел за время пребывания в Стамбуле прогуляться по улицам этого древнего города. Увидеть удалось многое, что он не просто запоминал, но и записывал. Зачем? Так приказал Чезаре, а его стоило слушаться в таких делах. Чего хотел кардинал Борджиа? Как всегда... странного. Его интересовало, насколько сильно изменилась бывшая столица Византии за те сорок лет, что прошли с момента крушения последнего обломка некогда великого Рима Восточного. Вид улиц города, люди, его населяющие, общие ощущения и сравнение их с теми, которые возникали при посещении Рима италийского.

Бывший кондотьер не собирался забивать себе голову сверх необходимого. Приказали смотреть, слушать, записывать? Вот он и выполнял порученное, стараясь сделать это с предельным усердием. Пусть потом Чезаре разбирается, что делать с его наблюдениями, как их использовать в своих целях.

Но и ему было ясно — это уже не Византия, а Османия. Не Константинополь, а Стамбул. Прежнее же население частью было перебито во время падения города, частью обращено в рабство... Частью же просто покорилось, включая духовенство. И тут ему вспомнились слова кардинала Борджиа, сказавшего очередные запоминающиеся, но необычные для 'князя церкви' слова: 'Для многих из них важна только вера, но не кровь и не честь. Так было в испанских землях, в Московии, так же стало и в бывшей Византии. Окажешься там, сам всё увидишь'.

Вот Раталли и увидел, хотя не был уверен, что хотел подобных зрелищ. Бывшая твердыня христианства — одна из нескольких, но не это главное — ныне захваченная магометанами, по улицам которой ходят завоеватели, переделавшие самые значимые христианские церкви под свои мечети, множество христианских же рабов, пленённых в разных европейских землях. И в то же время по этому самому Стамбулу вполне свободно перемещаются... христианские же священники. Не находящиеся в составе посольств, а именно живущие тут постоянно. Ведущие службы, молящиеся Господу и... ничуть не смущающиеся происходящим вокруг.

Одно дело слышать про творящееся тут и в иных местах, пусть из уст человека, которому можно и нужно верить. Совсем другое — увидеть это самому. От подобного что-то в душе матёрого наёмника... не хрустнуло, а скорее изменилось. Ему было не привыкать к обману и лицемерию, но... Но должно же было быть в жизни хоть немного святого? Должно. Только сейчас это самое 'святое' словно задало вопрос: 'А то ли ты считал святым, Винченцо? Тех ли людей считал проводниками высших сил, воли небес? Или ещё того хуже...' Додумывать папский легат откровенно побоялся, зато напомнил себе о том, что по прибытии обратно в Рим непременно поговорит с кардиналом Борджиа не только о порученном ему, но и о другом, о личном.

Перед тем, как оказаться собственно перед султаном, папскому легату пришлось пройти довольно сложный церемониал. Сначала его просели через ведущие в первый двор Ворота Повелителя, Баб-ы Хумаюн, некое преддверие основных помещений дворца. И лишь затем, спустя некоторое время, позволили в сопровождении немалого числа стражей султана пройти через Баб-ус-Селям, они же Ворота Приветствия. Там и находился диван, правительство при султане, полностью ему покорное и озвучивающее волю Амир уль-моминина — предводителя всех правоверных, как любили себя величать главы Дома Османа.

Никаких почестей папскому легату оказывать не собирались. Дескать, ты тут лишь ничтожный гяур, не больше. Одно это должно было сильно унизить, заставить чувствовать гнев, страх, неуверенность. Хорошо ещё, что пожив некоторое время не просто в Риме, а по сути при папском дворе, бывший кондотьер успел не просто привыкнуть, но и научиться не особенно обращать внимания... на всякое. И наставления Борджиа насчёт османских забав помогали сохранять ум ясным и холодным.

Но всё проходит, прошло и это. Прелюдия миновала, началось главное. Переговоры. И слова одного из разряженных как павлин приближённых султана Баязида II были тому подтверждением:

— Султан Баязид II, хан, властитель Дома Османа, султан султанов, хан ханов, предводитель правоверных и наследник пророка Владыки Вселенной, защитник святых городов Мекки и Медины, владыка Константинополя, Адрианополя и Бурсы, со всеми зависимыми странами и границами, и многих других стран и городов, спрашивает у посланника Александра VI о причинах, что бросили его, ныне пребывающего в прахе у ног устрашителя мира, на порог дворца Топкапы?

'Турки любят говорить много, витиевато и с целью унизить хотя бы словами. Не обращай внимания и делай свое дело. Они расплатятся не только за дела, но даже за слова, которые бросают в разные стороны', — предупреждал Раталли кардинал Борджиа. Исходя из этого легат и собирался действовать. Говоря в ответ нечто столь же витиеватое, заблаговременно разученное, он извлёк из футляра запечатанный печатью Александра VI свиток, который должен был попасть в руки Баязида II и только в его. Для того, чтобы избежать излишнего любопытства султанских придворных, этих самых свитков было два. Сломав первую печать, можно было прочитать лишь то, что дело касается одного очень ценного пленника, который в настоящее время содержится в Замке святого Ангела и очень важен как для Святого Престола, так и для самого султана. Этот намёк Баязид II просто обязан был понять.

Так и получилось. Первую печать сломали ещё до того, как послание дошло до султана, но вот прочитав написанное — а оно было на латыни и на местном, османском наречии — 'стая павлинов' всполошилась, залопотала и... В общем, вторую печать тронуть побоялись. Головы, они свои, не чужие. Страсть же султанов к скорому отрубанию голов, а то и сажанию на кол тех, кто их либо прогневил, либо увидел что-то лишнее.... Известное всем дело.

Винченцо внимательно смотрел на происходящее и старался запоминать каждую мелочь. 'В таких местах, в таких делах не бывает бесполезных знаний. Есть лишь то, что пока нельзя использовать и то, смысл чего не может быть осознан'. И опять легату пришли в голову слова Чезаре Борджиа. Вот и прояснилось значение слов. Узнать, кто сильнее боится султана из его придворных — это важно. И ему сейчас предоставилась редкая возможность наблюдать за ними истинными, на малое время сбросившими маски. Может и не все это сделали, но точно большая часть.

Когда после нескольких сказанных лично султаном слов и повелительного жеста количество присутствующих... заметно уменьшилось, стало понятно, что послание было не просто прочитано, но и правильно понято. Лицо Баязида тоже заметно изменилось, теперь на нём прослеживалось заметное беспокойство. Понятное дело, ведь речь должна была пойти о серьёзной угрозе. Тут уж не до того, чтобы пытаться унижать того, кто прибыл вести переговоры. находясь в заведомо не проигрышной позиции.

Вновь слова, но на сей раз обращённые к нему, Винченцо Раталли, папскому легату. Не напрямую, а через переводчика, само собой разумеется.

— Властитель Дома Османа желает узнать, что хочет получить Александр VI, владыка Рима и окрестных земель, за выданную султану султанов голову его недостойного брата?

— Гияс ад-Дин Джем ещё довольно молод и может прожить долгие годы, пользуясь гостеприимством понтифика, — слегка улыбнувшись, начал Раталли. — И дожидаясь подходящего времени, чтобы попытаться предъявить претензии на трон... принадлежащий великому Баязиду по праву рождения и силе клинков его войска. Потому мой повелитель через мои уста предлагает солнцеликому султану избавиться от ежегодной утомительной выплаты Святому Престолу.

Недолгое молчание, во время которого султан думал, взвешивая услышанное. И оно очевидно не вызывало ни гнева, ни досады. Скорее нечто противоположное.

— Предводитель правоверных и наследник пророка согласен заплатить за голову предавшего его и весь мир правоверных Гияс ад-Дина Джема единожды, избавив и себя, и владыку Рима от нужды ежегодных хлопот. И предлагает триста тысяч дукатов.

— Брат великого султана, как я имел смелость напомнить, ещё достаточно молод. Три с небольшим десятка лет, лучшие врачи на случай болезни, достойные 'дорогого и ценного пленника' условия, — напомнил легат об очевидном, но тут же, понимая нежелание султана платить слишком уж много, добавил. — Но Папа Александр VI понимает, что такие суммы существенны даже для великих и могущественных правителей. Посему предлагает вам и вовсе не расходовать золото, дав Риму нечто иное — то, чего очень много в вашей великой империи.

Жест, показывающий заинтересованность султана, и переводчик тут же поспешил облечь в слова увиденное:

— Могучий брат Солнца и Луны желает узнать, что Папа Римский хочет получить вместо денег?

— Людей. Тех, которые были захвачены в плен воинами великого султана и сейчас либо ожидают своей участи, либо уже находятся на галерах или в иных местах, — быстро и уверенно ответил легат, благо это было как раз то, ради чего он сюда и прибыл. — Италийцы, германцы, венгры, московиты, испанцы, литвины, поляки. Мы готовы выкупить по достойной цене всех тех, кого сочтём нужными для себя. На сумму... в четыреста пятьдесят тысяч дукатов. И не откажемся от наиболее... непокорных, которых надсмотрщики всё равно забьют в ближайшее время, не заставив работать.

Вот тут султан предпочёл сначала поговорить со своим визирем и реис-эффенди. Раталли и не думал, что получит ответ сразу, поэтому спокойно ждал. Однако... уже не в позе просителя, а в нормальной обстановке. Столик с напитками, восточные сладости, несколько подушек для удобного не то сидения, не то возлежания. Он так и не понял, к чему это ближе, зато осознал, что ситуация благоприятствует получению желаемого. Турецкого языка он почти не знал, лишь отдельные слова и обрывки фраз, которые удалось воспринять во время подготовки к посольству и во время его. Только и этого хватило, чтобы понять — Баязид II готов купить предлагаемый товар, просто сперва хочет как следует поторговаться.

Забавляло же опытного наёмника другое — его хоть и 'отставили в сторону', но не удалили из зала, тем самым позволяя слушать и слышать. Причина? Кроме чрезмерной спеси османов ответов просто не находилось. Да и была ли особая разница? Особенно когда шушуканье турок закончилось и тот же переводчик изрёк предложение султана:

— Четыреста тысяч дукатов. На эту сумму наследник пророка разрешает выкупить рабов. Что делать с ними дальше — уже ваша забота. И он напоминает, что простой раб мужчина, способный выполнять тяжелые работы, стоит от тридцати до сорока дукатов. Сначала будете выкупать тех, кто находится в собственности Дома Османа.

В этом то Раталли сомневаться и не думал. Сначала султан продаст тех, за кого может получить деньги. Затем отдаст рабов других собственников, выкупив тех по цене... заметно меньшей, нежели та, которая прозвучала. Чезаре предупреждал об этом, но велел не торговаться. В любом случае четыреста тысяч — более чем достаточная цена, даже со всеми ухищрениями турок.

— Это устраивает моего господина, — вымолвил легат, сгибаясь в поклоне, хотя его и с души воротило от подобных почестей, что он вынужден был отдавать султану. — Осталось обговорить время смерти Гияс ад-Дина и вашу уверенность в ней. Вот что приказал мне передать Папа Александр VI...

Всегда можно убедить даже очень подозрительного, враждебно настроенного человека. Разумеется, если правильно подобрать слова и сопутствующие им действия. А Борджиа умели это делать, причём с давних пор. Дать врагу то, что по всем понятиям можно использовать против них, но на деле... не столь и опасное. Сейчас этим 'опасным' должно было стать письмо, написанное Папой Римским и заверенное его е печатью, в коем говорилось о желании Александра VI продать Джема Гияс ад-Дина его брату, султану Баязиду. Обнародование этого документа могло довольно сильно скомпрометировать викария Христа... по мнению многих, в том числе и по мнению приближённых турецкого султана. Вот и получилось, что Баязид II быстро согласился принять такой 'залог'.

Что же до дальнейших действий самого Раталли и его помощников, то они были очевидны. Им предстояло долго и усердно выбирать тех попавших в плен и рабство, которые могли быть использованы как будущие солдаты армии семейства Борджиа и готовы были подписать договор о начальном пятилетнем найме. А уж являлись ли они солдатами уже сейчас или их требовалось подготовить... Кардинал Борджиа не зря особенно часто говорил, что надо брать и тех и других. Качественную сталь можно переплавить в клинок, а вот поеденный ржавчиной мусор таким и останется. Потому нужны были те, кто не сломался, не принял рабский ошейник, кто готов был грызть зубами и пылал ненавистью. Ведь если есть ненависть, то жива душа. И Раталли охотно соглашался с этим мнением юного Борджиа, пусть и идущим вразрез с проповедями многих и многих священников.

Глава 1

Папская область, Рим, февраль 1493 года

Блокировать кинжалом удар меча, уйти в сторону от кинжала. Попытаться отскочить вправо-назад, разрывая дистанцию... Ч-чёрт! Недостаточно быстро это сделал, и вот уже чувствую, что острие кинжала Моранцы упирается мне в бок. Проигрыш... Незнамо какой по счёту.

— И сколько лет мне предстоит издеваться над собой, чтобы хотя бы один из пяти поединков у тебя выигрывать? — спрашиваю я у Бьянки, вонзая клинок в рыхлую землю тренировочной площадки, а кинжал вбрасывая в ножны на поясе.

— Не меньше двух лет. У тебя хорошие задатки, Чезаре. Но их не развивали как должно.

Понимаю и даже не думаю обижаться на пусть не самое лестное, зато честно высказанное мнение. До Моранцы мне далеко, тут действительно годы тренировок требуются. Но не мне ж одному. Ага, я это про Мигеля, которого моя, хм. телохранительница тоже в пыли валяет на раз-два без малейших сомнений и проблем. Правда сегодня и вообще в ближайшее время ему это не светит. Причина тут более чем уважительная — нет Корельи в Риме, по делам в Миланское герцогство укатил, да не один, а с сопровождением. Каким делам? Важным и срочным, связанным с договорами о поставках угля, железа и... мастеров. И ему ещё повезло, что не в далёкие арагонско-кастильские края поехал. Слишком он важное и доверенное лицо, чтобы в дальние путешествия без крайней нужды посылать. Нет, туда покатили иные люди, больше связанные с Александром VI, он же Родриго Борджиа.

Что требовалось достать там? Опять же мастеров, способных выплавлять действительно качественную сталь, необходимую для нового оружия. Плюс пушечных дел мастера. Плюс механики, плюс специалисты по созданию кораблей и усовершенствованию крепостных стен. Риму, точнее роду Борджиа нужно было многое... и многие. А в Каталонии в частности и Арагоне в целом род был более чем известен. Теперь же, когда его глава восседал на Святом Престоле и готов был щедро платить землякам... Право слово, желающие сменить одно место на другое просто обязаны были найтись. Предлагалось им много по любым меркам.

— Ещё один бой?

Неутомимое создание! Я уже откровенно выдохся, а Моранца ещё ого-го как резво прыгает. Вот и верь после этого, что женский организм не так вынослив, как мужской. Брешут поди! Или это многолетние тренировки настолько закалили Бьянку, что она способна дать фору многим и многим? Может и так.

— Нет уж, на сегодня с меня хватит. От развития тела к тренировке духа перейду, — открестился я отдельнейших тренировочных боёв. — А я немного отдохну, приведу себя в порядок и... Буду в мастерской. Ты знаешь, где она.

— Знаю, — отозвалась Бьянка, которой тоже требовалось привести себя в порядок. Земля в волосах, грязная и мятая одежда. Не самые приятные ощущения. — Я скоро буду.

Верю. Её зацикленность на моей охране никуда не исчезла, скорее поднялась на новый уровень. Даже тут, в замке Святого Ангела, с недавних пор твердыне семейства Борджиа, она была готова к чему угодно, в том числе и к прямому нападению. Вот и стала моей постоянной тенью, что вело к ещё большему расползанию слухов среди гарнизона замка... да и по всему Риму тоже. Шила в мешке утаить предсказуемо не удалось. Это я про половую принадлежность Моранцы.

— Тебя опять побили, братик, — притворно печально вздохнула Лукреция, всё это время наблюдавшая за нашими тренировочными поединками. Она вообще полюбила смотреть на тренировки и наблюдать за составляющими основную часть гарнизона бойцами кондотт. -Тебе не обидно?

— Ничуть. Лучше проигрывать в таких вот учебных боях с сильным соперником, нежели пыжиться, побеждая на них слабаков и... получить полосу отточенной стали в живот на поле боя.

— Ты кардинал, тебе нельзя быть на поле боя.

— Может нельзя, а может и можно. Если что, то наш общий отец легко отпустит своему сыну подобный, хм, грех. Ты пока лучше расскажи что у тебя с новыми занятиями. Теми самыми, которые я рекомендовал.

И замолотила кофемолка! Рекомендованные мной занятия интересовали Лукрецию куда больше, нежели те, что полагались ей как 'дочери благородного семейства'. Умение видеть и понимать как ложь, так и её оттенки. Прикладная психология — пусть такого слова тут нет, но суть то всё едино не меняется — способствующая пониманию чужих интриг и проворачиванию своих. Азы в обращении со стилетом, в том числе и его метание в цель. Основы ядов, хотя тут пока лишь в области противоядий и умения распознавать основные виды отравы. Дегустаторы, они ведь далеко не панацея, есть яды отложенного действия, пусть пока их не так и много. Ну и политика во всей красе и многообразии оттенков и полутонов. Вот это было тем, что действительно требуется дочери рода Борджиа. А всякая хрень вроде этикета, танцев и тому подобного... Они хоть и нужны, но не первостепенны.

Эх, вот слушаю сейчас Лукрецию и понимаю, что вместо пусть и умной, талантливой, неординарной, но девушки своего времени может сформироваться нечто на порядок более опасное. Особенно важно, что без тех цепей, которые опутывают с детства почти всех живущих в этой эпохе. Я ведь начал прививать ей модель поведения авантюристки века не шестнадцатого, а вовсе даже двадцать первого. Осторожно, шаг за шагом, но ещё немного и процесс станет необратимым. Такая 'Лукреция 2.0', коли сочтёт кого-то за угрозу — хоть сама стилетом ткнёт, хоть нужному человеку поручит. Даже на исповедь по сему малозначимому поводу не пойдёт. И вообще от христианских заповедей в другую сторону двинется, не считая сие нужным и важным для собственного развития. Не сейчас, конечно, а после 'прохождения полного курса' от своего, хм, старшего брата.

Слушал, местами поддакивал или задавал короткие вопросы по существу. Голова же была большей частью занята совсем другими вопросами. Их, увы и ах, хватало. Адское варево, которое булькало, источая клубы зловонного пара, было приготовлено при моём непосредственном участии. Весь вопрос был в том. чтобы оно было скормлено или опрокинуто за шиворот нужным объектам, а не ошпарило меня самого.

Чего стоило то, что Савонарола под крылышком у короля Франции Карла VIII изрыгал пророчество за пророчеством, которые все как одно сулили Риму беды и несчастья, пока на Святом Престоле восседает 'антихрист в папской тиаре' и 'отродье самого Люцифера'. Сам по себе этот фанатик мало чего стоил, но обладая поддержкой немалой части простых флорентийцев и даже кое-какой знати, мог бы натворить дел. Мог бы, но... Частично угроза с его стороны должна быть нейтрализована в скором времени. Если точнее, то в начале весны, когда Пьеро де Медичи при полной поддержке Святого Престола должен взять в свои руки не просто власть, а власть самого настоящего монарха. И перестроить Флоренцию из республики в великое герцогство. Все документы уже готовы, осталось лишь оформить и печати приложить.

— Чезаре! Ты меня не слушаешь...

— Слушаю, сестрёнка, — улыбнулся я и в доказательство этого уточнил. -Ты сейчас говорила, что иногда не нужно раскрывать вражеского соглядатая, скармливая ему вместо правды заранее составленную правдоподобную ложь. Только не забудь, что это сработает лишь несколько раз, а потом...

— Потом от него лучше избавиться. Совсем.

— Предварительно отдав его мастерам развязывать языки, — подтвердил я. — Всё верно. Я доволен твоими успехами.

— Всё-таки слушал. А мне показалось, что о чём-то своём задумался.

— Беру пример с Гая Юлия Цезаря, — ответил я чистую правду. — Он, по свидетельству современников, делал одновременно сразу несколько дел. Вот и я стараюсь. Во многом достойный образец.

— Для подражания?

Тут я отрицательно покачал головой, вызвав неслабое такое удивление у Лукреции. И сразу же, не дожидаясь шквала вопросов, пояснил:

— Учиться можно и нужно, причём как у живых, так и у мёртвых, того заслуживающих. Вот только подражать не стоит никому. Стоит ли пытаться стать бледной копией, а не ярким оригиналом?

— Не стоит... наверное.

— Точно не стоит. К тому же ошибки совершали многие, никто не был от них избавлен. Цезарь тоже. Он и был убит оттого, что не сумел распознать врагов в своём ближайшем окружении. Зато дал другим урок, что порой рядом может таиться 'брут', прикидывающийся другом.

— А как это узнать?

— Не всё сразу. Ты лишь в начале пути, делаешь первые осторожные шаги. Время у нас есть, много времени. Тебе ведь сколько лет?

— Скоро исполнится тринадцать!

— Во-от. Значит года два-три до того, как твой возраст начнут считать пригодным для интриг и политики, у нас есть. И их надобно правильно использовать. Пока же...

— Да?

— Мне нужно привести себя в порядок и заняться делами. А ты, юное создание, возвращайся к себе, не стоит излишне приковывать внимание слуг к тому. чем ты занимаешься на самом деле.

— Я поняла.

Действительно поняла, потому как спустя минуту Лукреции уже не было в поле зрения. Ещё один полезный урок, данный в самом начале, состоял в объяснении необходимости как можно меньше рассказывать о том, чему именно я её учу. Маскировать всё под обычное девичье любопытство и желание проводить больше времени с любимым братом. И пока эта самая маскировка вполне работала. Слуги и даже её мать ни о чём таком не догадывались. Зато Родриго Борджиа — это совсем другое дело. Мне он ничего не говорил, но вот оставалось ли для него наши с Лукрецией дела хоть на какую-то часть тайной... Сильно сомневаюсь. Но если и знал, то не мешал, что меня тоже вполне устраивало.

Пока же действительно стоило сменить одежду, залезть в ванну — которая здесь не обычное дело, а роскошь, доступная исключительно сильным мира сего — после чего уже в пристойном, отмытом виде приступить к иным делам. На свежую голову и думается легче. Проверено, к тому же далеко не единожды. А если эту ванную принимать совместно с одной из служаночек, которые... набраны в одном из римских борделей, так оно совсем хорошо. К слову сказать, скоро эти самые 'места интимных радостей' могут стать очень опасными. Причина? Одна оч-чень паскудная болячка, которую завезут моряки с судов Христофора Колумба, вернувшиеся после открытия нового континента, Америки.

Сифилис. Очередная чума этого века, в довесок к уже имеющимся чуме классической и оспе. И если насчёт оспы уже многое предпринято, а 'сифон' тоже реально на местной 'материальной базе' если не лечить, так хотя бы смягчать течение болезни, то вот с натуральной чумой... Вот тут куда сложнее. Думай, выходец из буйного двадцать первого века, наёмный убийца, отравитель и неплохой химик по прозвищу Кардинал, думай! Именно мозг всегда был твоим основным оружием, остальное лишь облегчало выполнение тобой же разработанных планов.

Подумать удалось. Отдохнуть тоже, в компании и со всеми удобствами. И вот уже когда я успел привести себя практически в 'парадный' вид и даже побриться — никаких помощников в этом деле, наличие человека с острым лезвием у моей шеи было категорически неприемлемо — раздался стук в дверь. Хорошо хоть не несколькими минутами раньше, а то рука могла дрогнуть, а я на дух не переношу даже малые порезы.

— Кто? — прорычал я, двигаясь в направлении двери, ведущей из моих комнат с коридор замка.

Его Святейшество, Папа Римский Александр VI просит кардинала Чезаре Борджиа явиться к нему, — прозвучал приглушённый дверью голос. Вроде бы один из слуг 'отца', из числа облачённых в рясу. — Это важно.

— Скоро буду. Жди.

Кажется, мои планы посидеть в мастерской и поработать над кое-какими задумками временно откладываются. Интересно, что понадобилось 'отцу' сегодня, да к тому же в срочном порядке? Надеюсь, что это не очередная неприятность, свалившаяся на наши головы.

Одежда... вполне. Меч-шпага на поясе, пара пистолетов там же, да и про стилет я не забыл. Вроде мне и нечего опасаться в 'цитадели Борджиа', но бережёного бог бережёт, а не бережёного... известно кто стережёт. Эту истину я как еще много веков тому вперёд усвоил, так и забывать не намерен. Остаётся лишь чисто на рефлексах проверить, кто находится за дверью, отодвинув в сторону заслонку смотровой щели. Нормально, да и охрана виднеется.

Паранойя, над которой могут начать смеяться? Первая часть — вполне вероятно. А вот насчёт 'посмеяться' — это точно нет. Может всякие там слуги и похихикивали в своих каморках, но вот гарнизон замка, составленный из много повидавших 'псов войны' относился к такому не то что с пониманием, а с уважением. Они то знали, как легко добраться до человека, пренебрегающего мерами безопасности. Врагов у рода Борджиа и раньше хватало, сейчас же их количество заметно увеличилось. А насчёт моего умения и готовности лично отправить человека к богу в гости были случаи убедиться.

Выхожу, закрываю за собой дверь и следую за 'проводником' в рясе. Пусть ведёт, 'вергилий' хренов, коли уж по этикету так положено. Зато пара топающих рядом со мной бойцов — это уже не этикет, тут исключительно суровые будни. Чуть менее месяца назад при попытке проникнуть в замок отловили нескольких хорошо вооружённых наёмников. Кто именно их нанял, они толком и не знали, но вот цели были вполне себе понятные — прикончить понтифика и его сына, а именно Чезаре Борджиа.

Откуда 'привет' прилетел? Вариантов масса. Прихвостни Савонаролы, пожелание скорой смерти от Ферранте Неаполитанского, который и сам был одной ногой в могиле... Кардинал Джулиано делла Ровере, покамест так и сидящий в Остии, без особой вежливости отправляющий обратно посланников понтифика с требованиями явиться пред очи викария Христа, или кто-то из его многочисленных родичей опять же. Другие варианты были куда менее вероятны, хотя и их нельзя было сбрасывать со счетов.

— Кардинал...

Оп-па. А вот и телохранительни... ца. Моранца собственной персоной, в своем обычном виде, то есть в полностью мужском одеянии, разве что уже без своего стального 'ошейника', горло закрывающего. Теперь там обычная широкая полоса черного бархата, чтобы уж совсем имидж не менять. Скрывать то уже по большому счёту нечего, разве что от совсем левого народа. Так от них и полосы ткани вполне достаточно.

Киваю своей боевой подруге и просто помощнице в делах, тем самым показывая, что увидел и предлагаю присоединиться. Не думаю, что она будет присутствовать при разговоре с 'отцом', но до его комнат дойдёт и моего выхода оттуда ждать будет. Устоявшаяся уже традиция, чтоб ей пусто было. О нет, я вовсе не против её общества, просто автоматически срабатывает рефлекс. Тот самый, побуждающий разгрузить женщину от части хлопот. С этим уж ничего не поделать, воспитание у меня такое.

Добравшись до покоев Родриго Борджиа, я обнаружил понтифика в задумчивом, но отнюдь не печальном или мрачном состоянии. Это означало одно — подоспели какие-то новости, которые нельзя было однозначно отнести ни к плохим, ни к хорошим. Уже неплохо.

— А Чезаре! Быстро пришёл, не пришлось искать тебя в твоих подземных мастерских, которые больше алхимику подходят, или на площадке, звенящего мечами с наёмниками.

— Так ведь все перечисленное и нужно, и важно, отец, — парировал я, проходя и устраиваясь поудобнее в одном из массивных и. как по мне, слишком уж украшенных в ущерб удобству, кресел. — Ты сам видел и готовые результаты, и те, которые скоро будут представлены на твой суд.

— Видел и признаю их пользу. Только сейчас я не о них хочу поговорить. О том, что за стенами Рима и вне нашей власти.

— Неаполь? Франция? Может Милан? Или и вовсе из далёких Кастилии с Арагоном нечто новое прибыло с целью сделать нашу жизнь ещё более замысловатой?

Загадочная улыбка, которую я уже не первый раз видел. Что-то особенно заковыристое ему не то сказали, не то он сам понял из донесений. Будем послушать,.

— Донесение от моих людей в Остии.

— Делла Ровере зашевелился?

— И не просто, а, по наблюдениям, собирается бежать из наших земель далеко на север... во Францию.

Тут я поневоле скривился, понимая, что от этого будет масса проблем. Заметив это, 'отец' слегка улыбнулся и успокаивающим таким голосом произнёс:

— Не всё так плохо, сын мой. Просто так он не стал бы бежать от нас, отрываться от своих родственников — кардиналов и римского префекта — и союзников. Некоторые, кстати, перестали ими быть.

— Неужели? И кто отказался от нашего дорогого и любимого кардинала Джулиано?

— Скорее отказался он. Вынужденно, поняв, что бывший союзник уже не помощь, а камень, привязанный к ноге.

Удивил меня 'отец', чего тут скрывать. Лично я покамест не видел ни одной причины. по которой делла Ровере захотел бы отказаться от одной из союзных ему сил. Глаза у меня поневоле скользнули в сторону карты, которую Родриго Борджиа с недавних пор повесил на стене. Карты земель италийских и смежных, что для нас были очень важны. И взгляд мой не остался незамеченным.

— Не туда смотришь, Чезаре. Остия — морские ворота Рима, туда стекается много важных слухов и верных сведений. В том числе из Кастилии с Арагоном.

— Изабелле с Фердинандом не интересен кардинал делла Ровере, — мигом сообразил я. — Они что-то хотят сказать тебе?

— К нам едет новый посол. Бернардино Лопес де Карвахал, став кардиналом, понадобился королевской чете там, но не здесь. Его заменит Диего Лопес де Харо, который везёт нам от их католических величеств небольшой, но ценный дар. Не материальный, но духовный. Ты знаешь, сын, что иные слова опаснее меча.

— Против кого они направлены, отец?

— До Изабеллы, особо мне благодарной, дошли слухи, — тут Родриго Борджиа цинично улыбнулся, показывая, что это было отнюдь не случайностью, — что король Неаполя Ферранте лелеет враждебные для семьи Борджиа замыслы. А Кастилии и Арагону лучше дружить с сидящим на Святом Престоле. Они уже получили одного нового кардинала и получат ещё. Не только кардиналов, но и поддержку их политики.

Вот куда ведёт старый интриган! Ведь и в Кастилии с Арагоном, и в Неаполе на тронах сидят представители династии Трастамара. Пусть Ферранте и из боковой ветви династии, но до сей поры он пользовался пусть молчаливой, местами ограниченной, но поддержкой могущественных родичей. А сейчас ситуация может измениться. Добавим к этому отлучение самого Ферранте и его потомков от церкви, устроенное покойным Иннокентием VIII и получим...

— Ты знаешь, что именно скажет посол насчёт Неаполя?

— Конечно. Их католические величества были настолько любезны, что позволили моим доверенным людям узнать содержание послания ещё до того, как к нам прибудет Диего Лопес де Харо. Там будет написано, что: 'Соединенные Короны Испании, Кастилия и Арагон, защищать короля Ферранте Неаполитанского не будут'.

— И старый хищник становится вкусной дичиной, — оскалился я. — Без поддержки Трастамара, с имеющимся отлучением от церкви и ненавистью большей части вассалов. С пустеющей сокровищницей, которую истощают выплаты наёмникам. И с нависающей угрозой со стороны Франции и не только. Неудивительно, что Джулиано делла Ровере больше не желает видеть короля Неаполя в числе своих союзников. Теперь он отрезан от всех, и это можно использовать.

— Ты думаешь о войне против Неаполя? Слишком многие претендуют на эту корону, — поморщился понтифик. — Кастилия хочет Неаполь, Франция хочет Неаполь, вассалы Ферранте хотят его голову, отделённую от тела... Но загнанный в угол волк может кинуться на загонщиков, успев перед смертью порвать кого-то из них. Велик риск, у Ферранте всё ещё сильная армия, и сам он одарённый полководец. Стар, болен, но командовать можно и не на поле, а из-за стен крепостей.

— А разве я сказал что-либо о войне с Неаполем? — ласковую такую улыбку, специально предназначенную для демонстрации коварства и хитрости. — Нет уж, зачем рушить то, что может быть полезно? Однако зачем нам, Борджиа, сильный Неаполь? И неважно, кто будет им править. Зато слабое государство, уязвимое, нуждающееся в защите — это совсем другое дело, отец. Пока же пусть Ферранте почувствует себя неуютно, ощутит одиночество и ледяные объятия страха от надвигающихся на его королевство угроз. Мы же... можем поговорить о другом. Например, о Милане. И о Сфорца, будь они прокляты!

— Не любишь ты их.

Я лишь развёл руками, даже не думая отрицать очевидное. Не люблю, да по многим причинам. Особенно учитывая наши с 'отцом' расхождения относительно замужества Лукреции, подготовка к которому шла полным ходом. Но именно подготовка, ведь мне удалось, играя на том, что им сей брак нужен и важен куда больше нашего, растянуть предварительный период... на большой срок.

Жених... О нём мало что можно было сказать. Джованни Сфорца, двадцати шести лет от роду, был довольно средненьким и сереньким представителем многолюдного рода, не более того. Из всех достоинств — разве что крепость Пезаро на границах Папской области, да связь с родом Гонзаго, владевшим герцогством Мантуя. Его первая жена, ныне покойная, была из их рода.

— Свадьба будет летом, это уже решено, Чезаре. Здесь, в Риме.

— Само собой, отец. Не в Милан же нам ехать, это было бы не самым умным, учитывая склонность Лодовико Сфорца к предательству в самый подходящий для него момент. Но до лета ожидается и иное, не менее важное для нас событие. Во Флоренции.

— И что во Флоренции? Её дела, как ты и просил, переданы тебе.

— Пьеро де Медичи готов начать.

— Уже? — недоверчиво хмыкнул Родриго Борджиа. — Помню, мы говорили о начале весны.

— Мне удалось его... убедить. Чем дольше он тянет, тем сильнее станут голоса сторонников Савонаролы. Давить смутьянов лучше, когда сидишь на троне, а не на шатком креслице правителя республики, к тому же не выбранного, а оказавшегося там просто так. Я думаю отправиться туда в самом скором времени. Не один, а в сопровождении нескольких сотен солдат.

Понтифик закашлялся, явно не ожидая такой резвости с моей стороны. Странно, я думал, что он уже попривык. Кашель был заглушен несколькими глотками вина, а последовавшие за этим слова были вполне ожидаемы.

— Ты не можешь вести их. Возьми 'знамя'.

— Эспиноза сойдёт. Инициативы мало, но своё дело знает. Много брать не буду, в Риме должны оставаться наши солдаты, помимо гарнизона этого замка. Да и скоро начнут прибывать бывшие рабы османов. Много... Их нужно не только вооружать и кормить, но и кого учить, кого немного переучивать.

— Рим давно такого не видел, — вздохнул 'отец'. — Пленник?

— Как только прибудет большая часть 'выкупа', удавим на глазах у того османского паши, которого султан Баязид II пришлёт для того, чтобы удостовериться в смерти 'любимого брата'. Думаю, к этому времени я уже вернусь из уже обновлённой Флоренции.

Беседа длилась, но во время неё оба мы старательно избегали даже упоминать Хуана Борджиа, который отправился в Арагон некоторое время тому назад, лишившись даже теоретической возможности занять в будущем должность Гонфалоньера Церкви и вообще пользоваться авторитетом среди собственных солдат. Но выгодно женить непутёвого отпрыска глава рода Борджиа ещё мог, что и собирался сделать. Более того, велась переписка с кастильско-арагонской королевской четой, дабы они подобрали 'мальчику' подходящую невесту. Изабелла была особо заинтересована в связи Трастамара с нынешним Папой, потому и искала какую-то пусть дальнюю, но родственницу, подходящую по всем критериям.

Пускай. Мне этот 'мажорчик', прилюдно униженный и морально уничтоженный, уже не опасен по большому счёту. Конечно же, близко к себе ЭТО подпускать не стоит, памятуя о мстительности Хуана, но это ж так, обычные, естественные меры предосторожности.

А удивлять по крупному 'отца' буду немного позже, уже после того, как вернусь из Флоренции. Есть у меня планы и как раз тогда придёт время претворять их в жизнь. Много планов, разных и порой довольно шокирующих с учётом местных реалий.

* * *

Беседа с 'отцом' меня неслабо так утомила, хотя я всеми силами стремился этого не показать. Вроде бы ничего особо напрягающего, но после тренировки и последующих 'водных процедур' в компании сговорчивой и умелой девицы... С некоторым трудом преодолев естественное желание вернуться в свои комнаты а завалиться поспать часиков этак несколько, я всё же отправился в ту самую не то мастерскую, не то лабораторию, за которую большинство здешних алхимиков готово было бы душу продать.

Само собой, размещалась она заметно пониже уровня земли, но вентиляция присутствовала. Без неё никак, особенно если учитывать всю ту химию, которая там находилась и производилась. Эксперименты, мать их! В моей голове были теоретические и практические знания родом из далёкого будущего, но вот воспроизвести их на местной элементной базе было той ещё задачей. Ведь изначально тут даже спирт как таковой привычным для меня образом не использовался! Мрак да и только.

Охрана. Она присутствовала близ моей лаборатории постоянно и готова была остановить любого, кто проявил бы неуместное любопытство. Доступ внутрь имел крайне ограниченный круг лиц, которых можно было по пальцам пересчитать. Секретность, однако, без неё нельзя, а то растащат все секреты по закоулкам Рима, а там и распродадут. Нет уж, такого 'счастья' мне и даром не надобно.

— Всё спокойно? — спросил я у трио солдат, охранявших лабораторию.

— Спокойно, Ваше Высокопреосвященство, — вытянулся Романо, один из бойцов бывшей кондотты Раталли. — Только внутри этот германец, Гортенхельц.

Это нормально. Мы с Моранцей туда пройдём, возможно надолго.

Сказано было для тех, кто нас сопровождал. Дескать, ждать необязательно, а если что, то одного из троицы здешних охранников в сопровождение возьмём. Это место, к слову сказать, расположенное неподалёку от моих покоев, пусть и значительно ниже, было одним из тех, которые являлись совсем уж защищёнными даже по меркам замка Святого Ангела.

Скрипнула, открываясь, окованная железом дверь, открывая мне доступ в собственную лабораторию. Пропускать Бьянку вперёд... бесполезно. Она всеми силами показывала и доказывала всем вокруг, что боец, телохранитель, помощник в разного рода делах, но уж точно не 'слабая женщина'. Следовательно, могла лишь 'разведывать путь', 'прокладывать дорогу' и всё в этом духе. А тут никаких угроз и быть не могло.

— Господин Чезаре, я не ждал вас раньше вечера.

— Бывает. А я взял и появился тут, Вильгельм, — ответил я человеку, находящемуся в лаборатории, Вильгельму фон Гортенхельцу. — И как видишь, не один.

— Синьор... Моранца, — германец улыбнулся, великолепно зная о половой принадлежности сопутствующей мне личности, но не озвучивающий её из чувства такта. — Не забудьте закрыть дверь и засов задвинуть. А вас, господин Чезаре, я попрошу подойти и посмотреть на записи, которые мне доставили из известного нам всем места. О, это копии, не оригинал, я понимаю необходимость осторожности.

Ещё бы он не понимал! Это место было хоть и лабораторией, но не той, само нахождение в которой было бы опасным. Для особо рискованных опытов имелось совсем иное место и находились там совсем другие люди, случись с которыми беда, было бы... не так печально.

Вообще же мне сильно повезло, когда пару месяцев назад обнаружил этого вот фон Гортенхельца, бежавшего из Майнца, что в Священной Римской империи по причинам обвинения в богомерзкой алхимии, колдовстве и надругательстве над трупами. Переводя с мракобесного сленга на нормальный язык, дело было в том, что Вильгельм исследовал трупы — как свежие, так и в разных стадиях разложения — ставил различные алхимические опыты с целью получить в том числе и мифический философский камень. А ещё не особенно то собирался торчать в церкви на службах и соблюдать посты. Всё это сначала подмечали, потом угрожали, маскируя угрозы под 'отеческие увещевания', ну а потом собрались тащить сначала в застенки, а потом, вестимо, на костёр. Только немец был не дурак и быстро смазал пятки салом в направлении куда подальше.

Правда и тут занимался тем же самым, вызывая повышенную возбудимость фанатиков. Их, увы, в это время везде было в избытке. Однако именно увязший по уши в 'колдовстве' и алхимии, с напрочь убитой репутацией человек мне и требовался. Такому бежать от покровителя резона нет, если только нормально с ним себя вести, а не хаметь, как это делали некоторые не слишком умные люди. В общем, после того как объект был изучен и признан пригодным для вербовки, оставалось заявиться в сопровождении нескольких солдат и сделать предложение, от которого очень сложно отказаться. Нет, ну а что? Работать под 'крышей' кардинала и сына самого Папы Римского — при таком раскладе даже самые яростные недоброжелатели засунут язык в жопу и будут лишь жа-алобно так пофыркивать.

А уж потом Вильгельм и себе подручных находил, правда, каждого из оных согласовывал со мной. Критерии же отбора были не то чтобы очень жёсткие, но жёсткие разумно. Откровенная шушера не требовалась, безумцы тем паче, равно как и религиозно озабоченные. Я нуждался в тех, кто мог нормально воспринимать новые подходы к науке, не крестясь поминутно и не объявляя знания 'дьявольскими кознями'. Для этого больше всего подходили те самые алхимики, которые и без того одной своей принадлежностью к сей 'социальной группе' ставили себя на грань, а порой и за грань местных законов. И уж чего-чего, а излишней религиозности там сроду не водилось. Ведь какая была основная цель алхимиков? Получение философского камня, который. как всем известно, должен быть даровать два результата: золото из свинца и напиток бессмертия. Бессмертие же, полученное для тела, оно фундаментально противоречило церковной идеологии. Получалось, что алхимики почти все уже по одной своей сути проходили тест на здравомыслие и отсутствие мракобесия..

Работа с Гортенхельцем... сложилась. Почуяв, что я не сынок влиятельного папы, а более чем понимаю в научных делах, немец, получивший роскошную лабораторию, шикарное по его меркам финансирование и возможность творить, окончательно перестал задирать нос и впрягся в работу. И его совершенно не заботило то, что направление творчества указывалось исключительно мной.

Медицина! Вот что было важнее всего прочего. Меня ни разу не прельщало загнуться от какой-нибудь плёвой по меркам моего времени болячки, тут представляющей собой воистину смертельную угрозу. И самыми первоочередными задачами, которые следовало решить, и можно было это сделать в довольно краткие сроки, являлись: отсутствие дезинфекции при лечении ран и особенно проведении операций, отсутствие нормальных болеутоляющих и наркоза, а также вакцинация против оспы. Вот этим я и озаботился за прошедшее время.

Наркоз? А что тут изобретать велосипед, если материал не просто есть, но и применяется, пусть и не так. как оно требуется. Это, если что, про опий, который и в это время любили курить ловцы кайфа, выжигающие себе мозги сей ядрёной отравой. Разумеется, никаких инъекций, пока на такое замахиваться не стоило, но вот соорудить спиртовой раствор опийной настойки было более чем реально.

Соорудили, при этом заодно составив таблицу расчёта дозировки, исходя из массы тела пациента и конкретных случаев. Более того, не раз успели проверить, погружая в забытье тех, кто, будучи в сознании, вряд ли перенёс бы операцию, померев от банального болевого шока.

Про дезинфекцию инструментов, бинтов и рук проводящего лечение врача и говорить нечего — тут в принципе особых проблем возникнуть не могло. Ну, кроме косности человеческой и инерции мышления. Только дело в том, что пока это было лишь опытами, единичными случаями. Было несколько врачей в Риме, которым я просто приказал врачевать пациентов именно так и никак иначе. В противном случае каждого из эскулапов ожидали большие проблемы, причём каждого свои, по вполне реальным их прегрешениям, за которые могли и повесить. В общем, слушались как миленькие, используя кипячение бинтов с последующим хранением в запечатанной воском упаковке, тщательное мытьё рук перед работой и последующее протирание их спиртом, равно как и пациента в области раны. Что характерно, смертность и тем более осложнения у экспериментальных партий больных резко пошли на убыль.

Зато оспа... тут следовало быть очень и очень осторожным, к тому же самому и близко не подходить к этой заразе до получения рабочей вакцины. Привычка с детства читать много и разное позволила запомнить, что было два способа вакцинации — рискованный и нормальный. Само собой разумеется, второй привлекал куда больше.

Известная с древних времён вариоляция, описанная ещё Ар-Рази и Авиценной, и вакцинация. Первая могла привести к смерти прививаемого, пусть и ориентировочно в трёх-пяти процентах случаев, а также иногда, хоть и довольно редко, не страховала от повторного заражения оспой. Надо ли оно мне было, играть в 'русскую рулетку' со смертью? Конечно же нет.

Зато была вакцинация, по сути схожая с вариоляцией, но за вычетом одного маленького нюанса. То же самое прививание здоровому человеческому организму нескольких 'нитей' ткани из оспенной 'язвы', иначе пустулы, но не человеческой, а... коровьей или лошадиной. До понимания близкой связи оспы коровьей и человеческой дошли лишь в конце XVIII века, тогда же были проведены и соответствующие опыты. Успешные! Прививание коровьей оспой давало иммунитет к натуральной, да к тому же смертность от прививок отсутствовала и повторные заражения не наблюдались.

Грешно было не воспользоваться опытом веков грядущих в собственных целях. Вот я и того, воспользовался, приказав парочке помощников Гортенхельца найти в окрестностях Рима больных оспой коров и использовать поражённую болезнью ткань для прививания человеку. Добровольцев, понятное дело, найти было бы сложновато, зато имелись мавританские рабы, которых спрашивать точно никто не собирался. Им это и прививали. А затем, выждав некоторое время, привили человеческую оспу. И она, как и следовало ожидать, не вызвала никакого эффекта. Именно это было в доставленном от помощников Вильгельма сообщении, которое я и прочитал.

— Замечательно! Как и предполагалось, две разные болезни, у людей и коров, оказались родственными, — произнёс я не для себя, а для Бьянки и Гортенхельца. — Более того, неестественное заражение коровьей оспой защищает от заражения той, что у людей. Выждем ещё немного и...

— И что?

— Защитим от этой угрозы самих себя и всё окружение, само собой разумеется. Чтобы никто не сомневался, я буду в числе первых.

— Опыты убедительны, — процедил Вильгельм, но его аж перекосило от застарелого и естественного для этого времени страха перед этой болезнью. — Я... готов пойти на такое.

Моранца кивнула, соглашаясь. Верит она мне с некоторых пор, чего уж скрывать. А страх перед многим у неё давненько перегорел, оставшись лишь перед... известно какой областью. В других же — нет, шалишь.

— Но осмелюсь предупредить Ваше Преосвященство, — придавая своим словам предельно официальный тон, вновь заговорил алхимик. — Очень многие будут всеми силами уклоняться от этого действа. Возможны разные действия со стороны тех, кого вы, руководствуясь несомненно добрыми намерениями, захотите защитить от болезни.

Правильное предупреждение... для Чезаре Борджиа, каталонского аристократа. Зато наёмному убийце по прозвищу Кардинал, родившемуся во второй половине XX века, и без предупреждений очевидно, что облагодетельствовать людей против их воли — то ещё занятие, радующее лишь склонных к мазохизму идеалистов.

— Всё по доброй воле, Вильгельм. Кто хочет помирать от оспы в то время, когда другим она в принципе не грозит, используя молитвы вместо действенного лекарства... Это их проблемы, а не мои. Дуракам и бог жить не велел. Умные же, увидев, что предложенное лечение действенно, сами обратятся к тебе или другим, кто будет это делать.

— Слухи всё равно поползут. О колдовстве.

— Понимаю, тебе это знакомо. Только тявкать на кардинала открыто мало кто осмелится. А подобные Савонароле... Когда его казнят у всех на виду, заодно с самыми значимыми последователями, другие бесноватые сильно задумаются, прежде чем идти по тому же пути, выдавая себя за пророков, святых и прочих.

Алхимик лишь тяжко вздыхал, не возражая, потому как хотел в это верить, но и не спеша соглашаться, будучи сильно пуганым в недавнем и не только прошлом. Понимаю его, успел уже собственными глазами увидеть силу местного мракобесия, источником которого были даже не князья церкви, в большинстве вполне адекватные, а бесноватая шваль из Орденов вроде доминиканского. Монахи, а точнее исповедуемая ими идеология, вообще являлись главной проблемой, которую предстояло решать. Хорошо ещё, что не в ближней и даже не в среднесрочной перспективе.

— Это будет... великое достижение, — с нотками явного восхищения в голосе произнесла Моранца, имея в виду средство от оспы. — Одна из двух жутких болезней вдруг возьмёт и станет безопасной.

— Не сразу, лишь со временем. Глупцов и невежд куда больше, чем нормальных, умных, готовых принять новое людей. Поэтому умирать от этой болезни будут ещё слишком долго.

— Всё равно! Кто хочет, тот спастись сможет.

— Это да, тут ты верно говоришь. Однако... не медициной единой.

Намёк был верно понят. Под химию и связанную с ней медицину была выделена лишь одна из частей лаборатории. Другая же больше заслуживала названия мастерской. Тут колдовали с механикой, причём с размахом, замысловато, от души. Прежде всего в том аспекте, который был связан с оружейными делами. Теми самыми, о которых я ещё осенью говорил Родриго Борджиа как о важных.

Артиллерия и лёгкое стрелковое оружие — вот те два краеугольных камня, на которых должны основываться победы формируемой армии. Ведь как с одним, так и с другим здесь, в этом времени, было, мягко говоря, печально. Фитильные аркебузы, у которых не имелось даже нормального приклада. Примитивные орудия, стреляющие в основном каменными ядрами или россыпью более мелких камней, называемых дробом. Вот и всё по большому то счёту. Колесцовые замки хоть и появились, но были большой, дорогой и очень редкой диковинкой, о мало-мальски массовом распространении которых даже заикаться не стоило.

Ах да, с недавних пор и первые нормальные лафеты у орудий появились, теперь их спокойно перемещали по полю биты. Хорошо? С одной стороны да, не придётся и это с нуля делать. И в то же самое время плохо по причине того, что не удастся самому ввести подобное новшество и снять первые, самые жирные сливки с подобного усовершенствования.

Ладно, это лишь частность на общем фоне. Сейчас в мастерской находились так сказать опытные образцы того, что нужно было запускать в массовое производство, равно так и те, которые уже сделали этот шаг. Хм... мелкий такой шаг, неуверенный и прихрамывающий. Это я про кремневый замок для аркебуз и пистолетов. Дело тут было вовсе не в самой схеме, а в нехватке нормальных материалов, точнее сказать качественной стали, так называемой пружинной. Годилась сталь, используемая теми же толедскими мастерами, а также их шведскими коллегами. Но привлечь испанских оружейников было куда легче, поэтому... выбор очевиден.

Очевиден, но пока из-за нехватки мастеров и материала производство кремневых замков 'батарейного' типа шло ни шатко ни валко. Почему был выбран именно такой вариант замка? Сочетание простоты конструкции и её же надёжности. Курок с зажатым в нём с помощью винта кусочком жёсткого кремня специальной формы. При нажатии на спуск кремень ударялся об огниво, по совместительству и крышку 'полки' — стальную пластину, покрытую насечкой для гарантированного получения искры. Искра попадала на 'полку', где находилось некоторое количество пороха, после чего он воспламенялся и через затравочное отверстие достигал основного заряда в стволе оружия. Ну и боевые пружины — основная и подогнивная, куда без них. Именно пружины и были самым сложным в изготовлении замка, как раз для них требовалась наиболее качественная сталь и мастера, способные работать с ней на должном уровне.

Недостатки? Их хватало. Тут и осечка примерно на каждом десятом выстреле, и необходимость прочищать от нагара затравочное отверстие и нежелательность долго держать оружие в заряженном состоянии из-за отсыревания пороха на 'полке'. Зато куда более простой и дешёвый вариант в сравнении с колесцовым замком. И возможность среднему обученному стрелку делать три выстрела в минуту, а при усиленных тренировках и больше. Игра явно стоила свеч.

— Скоро прибудут мастера из Арагона и Кастилии, — напомнила об ожидаемом мной событии Бьянка, видя, как я смотрю на несколько опытных образцов с кремневым замком. — Тогда можно будет быстрее переделывать фитильные аркебузы и делать новые.

— Хочется верить. Хорошо хоть с прикладами таких проблем нет.

А вот тут девушке 'захорошело'. По вполне понятной и болезненной причине — она некоторое время тому назад не удержалась от желания попробовать пострелять не из пистолетов, а из аркебузы нового типа. И ощутить на себе всю сомнительную прелесть отдачи в том смысле, в каком лично я её понимал. раньше ведь как всё было? Приклад в привычном мне понимании отсутствовал как класс. Имелось нечто вроде скруглённой палки, которая зажималась под мышкой. Тупо и примитивно? Без сомнения, но именно так всё и было.

Мне такая фигня радости никак не доставляла, поэтому при первом же удобном случае был взят лист бумаги, перо и создан простенький, но понятный рисунок нормального приклада. Не забыл и про тот факт, что при прикладывании к плечу приклада столь мощного по силе выстрела оружия отдача может вызвать минимум ушиб, а при неудачном раскладе и перелом ключицы. Требовался депмфер, смягчающий силу отдачи. О резиновых накладках пока и мечтать не приходилось, а вот присобачить к плечу небольшую подушечку, набитую конским волосом — самое оно, так и в известной мне истории поступали. Потом.... посмотрим, может и что-то более пристойное соорудить сумею.

Моранца же... После того, как получила неплохой синяк на плече от отдачи после парочки выстрелов, пусть и смягчённый прикреплённой подушкой, больше решила не связываться с аркебузами. Вот пистолеты — это другое дело, их она сильно зауважала. Хоть один, да носила при себе, а порой и пару. Колесцовых, вестимо, ведь для себя и близкого круга ограничиваться кремневыми я как-то не собирался.

С лёгким стрелковым оружием всё было более-менее понятно, зато артиллерия напоминала о себе постоянно. В сравнении с теми же Францией или Англией итальянские государства сильно отставали. Как в числе орудий. так и в их качестве. Время бомбард уходило, слишком недалеко и со слабой силой летели выпущенные из них ядра. Требовались новые модели пушек и мортир, а также правильные к ним боеприпасы. Для первого были наняты мастера, обошедшиеся казне в немалую сумму, но того стоившие, к тому же способные воспринимать те новшества, которые можно было ввести при создании орудий. Оставалось только обзавестись нужным объёмом бронзы и чугуна, из которых в это время отливались орудия. Дорого? Бесспорно. Только никуда от этих расходов не денешься. И пусть Родриго Борджиа тоскливо вздыхает и жалобно покряхтывает, но отмахнуться от необходимости создания действительно мощной артиллерии ему не удастся. Понтифик успел осознать, что скоро грядут серьёзные войны с опасными врагами, против которых простой пехотой и кавалерией много не навоюешь.

— Ты хотел показать новые ядра к пушкам, Чезаре.

— Так и есть, — согласился я, услышав слова девушки. — И поскольку привык выполнять свои обещания, то... Смотри.

Сдёрнуть ткань со стола, на котором на специальных подставках покоились новые виды боеприпасов к орудиям. Было просто, зато дало нужный эффект. Да уж, подобных придумок в этом времени ещё не видели.

— И что это?

Задав вопрос. Бьянка не столько ожидала скорого ответа, сколько просто выразила своё искреннее удивление. Неудивительно, ведь увиденное ею не было ни обычными ядрами, ни картечью.

— Пояснить?

— Если можно.

А как тут окажешь то? Девушкам вообще отказывать сложно, а уж если они при полном при параде, то есть при оружии...

— Собственно, это то самое. о чём мы уже несколько раз говорили как в твоём присутствии, так и при Мигеле с ещё несколькими. Для начала самое простенькое — цепные ядра. Название, думаю, вопросов не вызывает.

Какие уж тут вопросы! Две вариации — соединённые длиной в пару-тройку метров цепью ядра или половинки ядра. Что лучше — тут надо статистику нарабатывать, потому на первых порах лучше поровну использовать. А там уж видно будет, какая разновидность более эффективной окажется.

— Помню. Это чтобы по парусам и прочей корабельной оснастке стрелять, — радостно улыбнулась Моранца. — Интересно, как это выглядеть будет.

— Впечатляюще. Но не кораблями едиными. Если такие вот цепные ядра, да по плотному строю пехоты ударят, мало не покажется. У этого снаряда широкое применение. И страшноватое, кровавое.

Улыбка приугасла, но интерес никуда не делся. Бьянка не кисейная барышня, а довольно опытный и умелый боец, повидавшая за свою короткую пока жизнь много схваток, из которых ей удавалось выбраться не просто живой, но и без серьёзных ранений.

— А ещё?

— Есть и ещё. Вильгельм, поверни-ка бомбу. Ну ту, которая изнутри видна.

Гортенхельц, исполняя приказ повернул довольно весомый образец так, что стали видны его потроха. И это производило впечатление же потому, что здесь такого ещё не видели. Хотя казалось бы, что мешало сделать ядро пустотелым, а внутрь натолкать смесь пороха и мелких каменных или железных поражающих элементов. Отверстие же закупорить деревянной полой дистанционной трубкой, обеспечивающей замедление взрыва.

— Порох и мелкая картечь внутри — это я понимаю, ты рассказывал, — призадумалась Моранца. глядя на бомбу с частично отсутствующей оболочкой, что показывала внутреннее строение. — А вот эта деревяшка, внутри пустая, она замедлит взрыв, да? Но как?

— Проще простого. Набиваем поплотнее пороховой мякотью и обрезаем на нужную длину, которая опытным путём устанавливается. Поджиг произойдёт во время выстрела. Пороховая мякоть воспламенится и к тому моменту, когда огонь дойдёт до конца и соприкоснётся с основным зарядом... Бум! И бомба разорвётся посреди вражеского строя, нанося множество ран тем, кто на свою беду оказался рядом. Ещё один вид бомбы — зажигательная, она исключительно для пальбы по городским постройкам или по кораблям. Внутри две части — порох и зажигательная смесь. Взорвётся гораздо слабее, но подожжёт находящееся вокруг. Теперь поняла?

— Конечно. А испытать?

— Успеем. Можно в ближайшие дни, перед отъездом во Флоренцию, за городом. И чтобы вокруг никого, помимо тех, кому можно верить. Пусть новые снаряды для пушек окажутся крайне неприятным подарком для врагов.

— Врагов вокруг много.

— Значит надо постараться, чтобы подарков на всех хватило, — оскалился я. — К тому же есть у меня и ещё мысли на тему того, как в дальнейшем улучшить бомбы. Потом, не сейчас.

Это я, если что, про шрапнель. Хотя как именно сделать так, чтобы взрыв происходил в воздухе... тут высокая точность нужна, а не абы какая. В общем, думать буду, долго и усердно. Не теперь, потом. Пока же так, чтобы и главный мой алхимик не расслаблялся, и Бьянке полезно в восторженном состоянии пребывать. Аж посмотреть приятно. Ещё больше, чем обычно.

Глава 2

Флоренция, конец февраля 1493 года

Зачастил я во Флоренцию, зачастил! А куда денешься, если она стала чуть ли не краеугольным камнем во внешней политике Рима. Основная ставка сделана на род Медичи, не доброты душевной ради, а исключительно собственной выгоды для. Относительно слабая Флоренция, сама по себе не способная на активную внешнюю политику, но служащая заслоном для Рима с севера — тот результат, который требуется получить.

Именно для его достижения я и выдвинулся из Рима в сопровождении шести сотен войска, находящегося под знаменем Борджиа и номинально возглавляемого Мигелем де Корелья. Ага, он таки да успел вернуться из Милана — сманив немалое количество специалистов и заключив договора по поставке большого числа нужных Риму ресурсов — и тем самым избавил меня от необходимости выбора между Сальваторе Эспинозой и ещё парочкой перешедших на постоянную службу семье Борджиа кондотьеров. Нет уж, Эспиноза пусть в Риме остаётся, контролирует тамошнюю непростую обстановку. Здесь же, во Флоренции, Мигель куда полезнее, несмотря на свою юность и некоторое свойственное ему разгильдяйство. Почему так? Он понимает мои планы полностью, не нужно объяснять дважды. Плюс ко всему, 'друг детства' даже не попытается перехватывать поводья. Мой собственный возраст, сутана кардинала... он уже полностью научился отметать сии факторы в сторону. Он, Винченцо Раталли с его помощниками-лейтенантами тоже. Увы, последние пока ещё занимались наиболее важным делом — формировали и отправляли в Папскую область новые и новые партии выкупленных у османов рабов. Тех самых, которые в скором времени станут основным кадровым составом папской армии. Нет, не так. Армии Борджиа, потому что как мне, так и самому Александру VI нужна была преданность личная, а не тому, кто носит тиару понтифика.

Зачем вообще понадобился шестисотенный отряд со мной во главе? Демонстрация силы противникам Пьеро де Медичи и напоминание о том, что в случае чего из Рима могут выдвинуться и новые отряды, которые охотно помогут верным роду Медичи войскам придавить любое сопротивление. Масштабных боёв, конечно, не ожидалось, но вот отдельные операции по устранению фанатиков Савонаролы и особо рьяных сторонников республики... Уверен, что без этого точно не обойдётся. Слишком много Медичи успели нажить противников, а то и откровенных врагов среди флорентийской знати. Далеко не все смогут смириться с тем, что их давние конкуренты сделают последний шаг, закрепив свою власть над Флоренцией с помощью короны великих герцогов Флорентийских. Той самой, которую я и вёз. Не саму корону, а полнейшее одобрение Папы Римского Александра VI намерения Пьеро де Медичи возложить на себя сие украшение.

— Флоренция, Флоренция... — ворчал Мигель, едущий чуть справа от меня. — Скоро я эти места не хуже Пизы и Рима выучу. Только и делаем, что туда-сюда ездим.

— А ты не ворчи, — отозвалась Моранца, пытающаяся вразумить малость забрыкавшегося коня андалузской породы. — Первый раз я был никем, простым наёмником, а Чезаре лишь епископом Памплоны. Во второй он стал сыном не вице-канцлера, а понтифика, приехавшим с важными поручениями. Теперь кардинал, везущий правителю Флоренции право короноваться. Ты и вовсе командир не такого пока большого, но войска.

— Я же не жалуюсь. Разнообразия хочется, новизны!

— Это новых флорентийских шлюх что ли?

Заслышав последние слова Моранцы, едущие в пределах слышимости солдаты откровенно заржали. Что поделать, кобелизм Корельи был ни разу не тайной. Сами же солдаты кондотт, как люди не чуждые прекрасного, это вполне понимали и разделяли.

— Признанному потомку благородного рода Медельяччи, имеющему владения близ Беневента, не стоит так грубо выражаться, — придал своему лицу постно-благостное выражение Мигель. — Учите правила этикета, Бьяджио, они обязательно пригодятся. Учите вдвойне, это будет ещё более верным решением.

Подцепил, причём аккурат за слабое место. Не злобно, а так, по приятельски, даже я не мог удержаться от улыбки. А Бьянка малость покраснела, понимая, что именно подразумевал Корелья.

Дело всё в том, что Родриго Борджиа довольно быстро, почти незамедлительно по своим меркам, выполнил данное мне осенью обещание. То самое, относительно перевода Моранцы из обычного сословия в благородное. Самому заниматься подобными мелочами понтифику не по чину, так что он лишь отдал распоряжение и вуаля, скоро появился более чем достойный результат. Близ Беневента обнаружился нобиль Витторио де Медельяччи, находящийся в стеснённых обстоятельствах и готовый за не столь большое вознаграждение признать, что Бьянка Моранца является его незаконнорожденной дочерью. А заодно и её сестра Риккарда... за небольшую доплату к основной сумме.

Дальше и вовсе было дело техники. Подача прошения в канцелярию Святого Престола о признании его 'дорогих дочерей' законнорожденными, моментальное удовлетворение прошения, и вот уже обе девушки становятся ни разу не простолюдинками. К огромному удивлению матери обеих, к которой явились посланцы из Рима и сообщили, что та, оказывается, многие лета тому назад была пусть периодической, но любовницей почтенного синьора, дочери же не от законного мужа, а именно от Витторио де Медельяччи. И возражения не принимаются, ибо с мнением Святого Престола спорить для простой горожанки чрезвычайно опасное занятие.

Шок — это по-нашему. А именно шоковое состояние и возникло у этой недостойной и тени моего уважения женщины, охотно отказавшейся от собственной дочери лишь по той причине, что она прирезала домогавщегося её отчима и сбежала куда подальше. Зато, чуть было не обделавшись от страха, она не пыталась и пискнуть по поводу того, что и вторая её дочь отправляется в края далёкие, римские.

Бьянка была не то что довольна, а счастлива прибытию единственного действительно родного её человека. Мать она за родню давно уже не считала по понятным причинам. Но наравне с радостью Моранца, а ныне Медельяччи получила для себя кучу неслабых таких хлопот. Каких именно? Связанных с тем, что она хоть и де Медельяччи, но именно что 'она', девушка благородного происхождения, весьма молодая и с хорошими знакомствами среди верхушки Рима. А как ещё назвать вполне себе тесную, пусть и дружескую, связь с кардиналом Борджиа и довольно благожелательное, пусть и ироничное, отношение самого понтифика. Знакомства с менее значимыми персонами, тем не менее резко идущими вверх в римской иерархии, я и вовсе не упоминаю.

— И как твоя сестра осваивается в доме почтенной Адрианы де Мила, родственницы Его Святейшества? — оседлал любимого конька Мигель, учившийся подтрунивать над окружающими, явно взяв меня за пример. — Удачно ли идёт обучение тем вещам, которые полагается знать благородной юной синьорине?

— Благодарю, моя сестра схватывает всё на лету. Это у нас семейное, — съязвила в ответ Бьянка. — Ты и сам знаешь, как быстро я учусь всему, что может пригодиться.

Знает он. И я знаю, чего тут скрывать. Бедной девушке приходилось учить не просто этикет, но сразу две его ветви — мужскую и женскую. Откровенно говоря, первую часть разучивать никто и не заставлял, Напротив, мягко и ненавязчиво намекали, что это вряд ли будет востребовано. Она Бьянка де Медельяччи, а не Бьяджио, под маской которого провела немалую часть своей жизни.

Однако в этой части бытия с Бьянкой по части упрямства могло поспорить только одно живое существо, а именно осёл. Амазонка местного розлива накрепко вбила себе в голову, что во всех возможных случаях будет продолжать выдавать себя за парня. И доблестно игнорировать улыбки тех, кто был посвящён в её, кхм, тайну, которая успела разлететься если не по всему Риму, то уж по особнякам знати точно. С такими скабрезными подробностями, что таки ой.

Хорошо ещё, что в лицо такое Бьянке никто не ляпнул, опасаясь соответствующей реакции с моей стороны. Сам я, по положению князя церкви, вызывать на дуэль не мог, а вот использовать для этой цели кого-то из своих людей или и вовсе отдать приказ по тихому устранить хама... В подобных ответных действиях даже не сомневались. Был один прецедент. Жил себе один любящий покуражиться типус, а потом вдруг раз и исчез. И совесть меня ни разу не укусила, потому как у него и помимо недержания поганых слов много неприятных черт было. Например, склонность силой добиваться у юных девушек взаимности. Где он теперь? Тибр — река со своеобразной историей, в ней много чего тонет, включая трупы. Если же предварительно труп раздеть, к рукам-ногам камни привязать и пару раз молотом по лицу с целью полной неузнаваемости... то и концы в воду. В прямом смысле этого слова

Касаемо же Бьянки... Меня откровенно забавляло разучивание ею предназначенного для девушки этикета и воспроизводство элементов оного в её мужском образе. Как говорится, мыши плакали, кололись, но продолжали кушать кактус. Она понимала, что в самом скором времени просто вынуждена будет, скажем так, официально принять естественный облик. И уже знала, когда именно сие событие произойдёт. На действительно важном мероприятии, которое, пусть и вызывало у меня нервную чесотку, но неотвратимо приближалось. Свадьба Лукреции, вызванная исключительно политическими мотивами. Вдвойне досадно было осознавать тот факт, что она при любом раскладе будет не только вредной для юного создания, но и откровенно бессмысленной и лишней. Заключать какие бы то ни было договоры с Лодовико Сфорца себе дороже, предаст при первом удобном и даже не очень удобном случае, такова уж природа этого человека.

Лето, а значит и примерно намеченная дата, приближались, нагоняя на девушку неслабую тоску. Вздыхала, смотрела этак тоскливо, пыталась даже возмущённо пофыркивать, утверждая, что её там присутствие вовсе не обязательно, тем более в таком парадном виде. Ан нет, бесполезно. Бьянка была придавлена весомейшим аргументом. Дескать, если уж решила быть как подругой, так и помощницей в делах, то будь любезна не пятиться в обратном направлении. Немалая часть политики вершится не в тиши кабинетов, но и на торжественных мероприятиях, среди скопления важных персон. Следовательно, необходимо присутствие на оных. А в мужском обличье... не поймут-с, не то сейчас время.

Приняла доводы, скрипя зубами. Впрочем, я понимал, что Бьянка всё равно будет большую часть времени проводить в том виде, который считает более для себя подходящим. И лишь в таких вот важных случаях, уступать стечению обстоятельств.

— Бегство делла Ровере во Францию — вот что меня беспокоит, — процедил Мигель, переводя разговор в серьёзное русло. — Как исчез из Остии, так твоему отцу, Чезаре, лишь через несколько дней доложили, что и как.

— Остия... Морские ворота Рима, Риму толком и не подчиняющиеся. Хотя про бегство — это ты не совсем верно говоришь. Джулиано делла Ровере не бежал, а просто тихо покинул город и отправился в приличное его положению путешествие.

— Так он и скажет и его сторонники тоже, — опечалилась Бьянка. — Эх, взял бы и... шею сломал, с коня упавши. Или холодной водой подавился... совершенно случайно.

— Намёк понятен, но увы, не то положение. Их, кардиналов делла Ровере, слишком много. Если даже случится что-то с одним, оставшиеся из него мученика сделают. А это сейчас опасно! Много мучеников, пострадавших от 'антихриста на Святом Престоле', не ко времени. Хватает и одного Савонаролы.

Мои слова были поняты правильно. Дескать, не ко времени. Вот когда всё уляжется или же Савонарола покинет сей грешный мир и после этого ситуация успокоится, вот тогда возможны варианты. И всё равно, пусть даже ожидаемое, подобное развитие событий совсем не радовало. Карл Французский уже серьёзно точит зубы как на Неаполь, так и на всё, что по дороге к нему попадётся. Теперь же к нему под крылышко сбежал не только бесноватый проповедник из Флоренции, но и целый кардинал делла Ровере, имеющий неслабую поддержку италийской знати. В том числе на территории Папской области. И если Савонаролу Карл будет играть как пешку, то вот делла Ровере... с ним сложнее. Этот кардинал наверняка не изменил своего стремления стать Папой, да и историю хорошо знает. Те самые моменты, когда понтификов стаскивали с престола, срывали тиару, а на освободившееся место сажали своего ставленника.

— Гонка на опережение, — произнёс я, но понимая, что услышанное без пояснений мало чего стоит, добавил. — Если Джулиано делла Ровере сумеет доказать Карлу VIII свою значимость в итальянских землях, тогда счёт пойдёт не на годы, а на месяцы.

— Ты о чём, Чезаре?

— О французских претензиях, Мигель. Флорентийский проповедник, бежавший из Рима кардинал, имеющий поддержку ещё нескольких 'красных шапок'. Что ещё нужно могучему претенденту на корону Неаполя и всего находящегося поблизости для того, чтобы начать поход?

— Собрать армию.

— Безопасный до поры путь.

Первый ответ от Корельи, второй от Бьянки. И оба, что характерно, правильные. Приятно осознавать их профессиональный рост и повышающееся умение разбираться в делах политических, можно даже сказать государственных. Теперь осталось лишь сложить оба их ответа, дабы получить истину.

— Чтобы не просто собрать армию, но двинуть её в нашем направлении, Карлу нужно договориться о нейтралитете с Кастилией плюс Арагоном, Священной Римской империей и... Англией.

— Бретань?

— Она, родимая, — подтвердил я, осаживая вздумавшего было рвануться вперёд коня. — Стоять, хвор-роба! Не везёт мне что-то с лошадьми последнее время.

— Чаще ездить на них надо, — с ноткой торжества посоветовал Мигель, который раньше, до известных событий, не был лучшим из нас наездником. — А ты последние месяцы только по необходимости, а не для удовольствия.

— Ладно, потом наверстаю, — отмахнулся я, хотя понимал, что тут не навёрстывать, а приводить память тела с соответствие с собственными умениями. Это с клинками я постоянно тренируюсь, но не в верховой езде. Хотя надо, ой надо, тут это умение одно из важнейших, к тому же статусных. — Но не о том говорим. От соседей Карл откупится, от кого деньгами, от кого кусками спорных земель. После этого ему останется лишь выбрать путь. Думаю, нам не нужно останавливаться и доставать карту, вы и так должны её помнить.

Кивает Мигель, Бьянка хранит молчание... как знак согласия. Оба моих помощника чуть ли не ежедневно видели карты как италийских земель, как и всея Европы и даже частично Африки с Азией. Уверен, что нужные картинки у них намертво в мозгах отпечатались.

— Мигель, вот ты и скажи, через какие государства армия Карла VIII будет топать от Франции до Неаполя?

— Савойя, Милан, Модена... Флоренция. И Папская область, конечно.

— И для облегчения этого пути нужно...

— Получить союзника, деньгами или обещаниями, — опередила задумавшегося Корелью Бьянка. — Ты хочешь сказать, что... Чезаре!

Вскрикнула она громко, точнее даже взвизгнула, чего я категорически не ожидал. Более того, не ожидало то четвероногое, на котором я находился. Мля-я... Каким чудом мне удалось удержаться в седле — сам не понимаю. Да и под Мигелем 'транспорт' взбрыкнуть попытался, явно испугавшись крика, способного составить конкуренцию любой гарпии.

— Вот и что это такое было? — пристально посмотрел я на смутившуюся Бьянку. — С какой, позволь полюбопытствовать, целью?

— Прости... Просто я в тот момент поняла суть загадки.

— Ну, тогда только и остаётся, что простить и выслушать. Давай уже, новое воплощение Архимеда. Только тот слово 'эврика' орал, а ты моё имя. Наводит на размышления. Ладно уж, это я так, шучу, зато жду более осмысленных слов, чем тот крик.

— Милан. Лодовико Сфорца сейчас там правит, а Джан Галеаццо, коронованный герцог, женат на внучке Ферранте Неаполитанского. Карл VIII может купить Лодовико обещанием признать его герцогом Неаполя после... смерти племянника. А во Флоренции Савонарола. Монах-правитель... Такое может быть?

Тут оставалось лишь улыбнуться и неопределенно взмахнуть рукой. Типа чего только в нашем мире не бывает. Зато тут и Мигель решил внести свою лепту в прогнозирование событий.

— Но теперь, если Флоренция станет не республикой, а герцогством, то на Савонаролу сложно рассчитывать.

— Верно. Вот мы и спешим это исполнить. Чем больше времени будет у Пьеро де Медичи для укрепления своей власти и придавливания врагов, тем большая крепость будет у 'римского щита', каковым мы, Борджиа. хотим видеть обновлённую Флоренцию. Только обо всём, что сейчас говорилось, во Флоренции молчать. Даже стены имеют уши.

Прониклись. Оба. Что же до понимания того, что потайные ходы и тем более слуховые отверстия есть в любом нормальном итальянском дворце... тут и напоминать не стоило. Чай не дети уже, всё и сами осознают. Следовательно, поостерегутся беседовать о том, что объявлено действительно важной тайной. Тут ведь дело в том, что сам Пьеро де Медичи хоть и не глупец, но и не гений интриги. Вполне может пропустить мимо разума происходящее где-то там, вне Флоренции, особенно теперь, когда всю его голову занимают мысли о том, к чему стремились его предки, начиная с Козимо Медичи — власти над Флоренцией. Не частичной, как сейчас, а настоящей, основанной на праве монарха, к тому же поддержанного Святым Престолом. Пока ещё это очень важный фактор, хотя уже и не такой, как некоторое время тому назад. Времена меняются, это нельзя забывать.

— Стены Флоренции! — крикнул кто-то из солдат, наверняка повторивший переданное от головного дозора. — Мы уже рядом, передайте командиру.

Значит добрались. Почти. Осталось войти в город, причём сделать это так. чтобы всем было понятно, кто мы и под чьим знаменем прибыли в пока ещё республику Флоренция.

* * *

Монастырь Сан-Марко, своего рода цитадель противников рода Медичи, над которой витал дух самого Савонаролы, сейчас скрывающегося во Франции. Крепость, по сути своей лишённая настоящих стен, да и защитников в прямом смысле слова у неё было маловато. Монахи — это в большинстве своём ни разу не воины. Их оружие — ядовитые слова, собственно яды в особо сложных случаях, да костры, на которые они очень уж сильно полюбили отправлять тех, кто вызывал у них тревогу.

Этим нельзя было не воспользоваться. Нельзя! Вот Пьеро де Медичи и воспользовался, после не слишком продолжительных, но настойчивых убеждений с моей стороны. Я же, в свою очередь, не мог не принять деятельного участия в 'искоренении ереси', носителями коей Папой Александром VI были объявлены ВСЕ последователи Савонаролы, не пожелавшие публично отречься от идей своего духовного наставника.

— Забегали, как муравьи после того, как на муравейник наступили, — усмехаюсь я, видя, что творится вокруг.

— Муравьи с зубами, Ваше Высокопреосвященство, — скалится в ответ Гаэтано Рикотто, один из кондотьеров 'второго ряда'. — Не стоило вам самому с нами внутрь идти.

Вроде и говорит, а на деле видно, что и ему, и прочим 'псам войны' это более чем по душе. Нечасто их наниматели во время пусть и невеликого, но всё же боя, находятся рядом.

Краем глаза вижу. как выскочивший из-за угла человек даже не в рясе, а неплохом доспехе пехотинца целится из арбалета... в кого-то. Да и пофиг в кого, ведь рефлексы работают даже вперёд мысли, не зря же в одной из рук у меня пистолет уже со взведённым курком. Б-бах! И словивший пулю прямо в не скрытое шлемом лицо противник падает замертво, а арбалет, из которого так и не успели выстрелить, тоже падает... на его тело.

— Стрелков опасайтесь, — рявкает Рикотто. — Тут дьявольский лабиринт, в этом их святом монастыре.

Так оно по сути и есть. Окружить монастырь со всех сторон, блокировать выходы просто и тайные отнорки, после чего ворваться внутрь — это было самой простой частью плана. А вот начать планомерную зачистку, по возможности хватая живыми и относительно невредимыми местных обитателей — это оказалось сложнее, чем я ожидал. Хотя бы потому, что на наличие внутри немалого количества нормальных таких, вооружённых до зубов бойцов я никак не рассчитывал.

Мать вашу, да никто не рассчитывал. Эх, что ж ты, моя внутренняя паранойя, на этот раз не сработала? Прошляпил, будучи уверенным, что последователи Савонаролы оставят свою 'цитадель идеологии' этакой благостной и спокойной. Впрочем, они может и хотели бы, да только их союзники сами по себе могли настоять на охране столь ценного для себя ресурса.

— Первый этаж полностью наш, — подлетает с докладом один из солдат, изрекая новость не то мне, не то Рикотто, не то обоим сразу. Лицо скрыто шлемом, поэтому узнать его проблематично. — Штурмуем лестницы. Много стрелков, за каждой колонной прячутся.

— Аркебузиры?

— Стреляют. И хорошо.

Что стреляют — это я и без его слов слышу. Причём часто палят, ведь не фитильные девайсы, а новые, кремневые. Плюс и с новыми, нормальными прикладами, позволяющими целиться по человечески, а не через пень-колоду.

— Пленники? — влезла с вопросом Бьянка, которая если и отходила от меня, то на шаг-другой. Телохранительница ж.

— Много. Монахи не воины.

— Хорошо, — протянул я, задумавшись. — Главная цель — настоятель, отец Франциск. Его помощники тоже сгодятся.

— Постараемся...

В голосе Рикотто были определённые сомнения. Чтобы захватить цель, нужно хотя бы знать, как её опознать. Печально но с этим имелись определённые проблемы. Внешность отца Франциска была самая обычная для монаха доминиканца: лишённая каких-либо особых примет одежда, незапоминающееся лицо, среднее телосложение. Всё среднее! Оставалось хватать всех в надежде на успех и скрестить пальцы, тем самым уповая на внимательность солдат, на отсутствие нам неведомых потайных ходов, ведущих за пределы монастыря Сан-Марко.

Торжествующие крики после очередного, на сей раз дружного, залпа из аркебуз свидетельствовали об успехе. Топот ног, лязг клинков и крики раненых.

— Прорвались, — констатировал очевидное Рикотто. — Синьор Черазе, вы скоро сможете...

— Смогу я уже сейчас. Идём следом за прорвавшимися солдатами. По сторонам смотреть внимательно, тут много чего есть. И много кого.

Последнее — это я про фанатичных монахов, некоторые из которых с радостью разменяют свою жизнь на жизнь 'отродья, вышедшее из чресел блудницы антихриста, оскверняющего Святой Престол'. Витиевато выражаются, самки собаки! Зато это показывает, что меня стали считать угрозой, а не простым папенькиным сынком, каких в Италии хватало.

Кровь, трупы, стоны раненых. Пленники, связанные кусками веревки по рукам и ногам, лежащие у стен и призывающие на наши головы все кары небесные. Нашли кого пугать! Мне оно и вовсе пофиг, бойцы кондотт также подбирались из числа не шибко религиозных. 'Псы войны' вообще не склонны считать монахов и даже князей церкви кем-то неприкосновенным. Сразу вспомнился великий писатель Артур Конан Дойл и его роман 'Белый отряд'. Про тех самых людей войны, повидавших разное и не склонных трепетать перед носителями креста и рясы, даже самыми значимыми.

Вспомнился оттуда один совсем уж говорящий фрагмент, давным-давно впечатавшийся в память и не собирающийся оттуда исчезать. Сейчас оказался не только к месту, но ещё и ко времени. Ну почти ко времени.

' — Значит, ваш отряд удостоился тогда преклонить колени перед нашим святейшим отцом папой Урбаном, опорой и средоточием христианства? — с интересом спросил Аллейн. — Может быть, вам и самому удалось узреть его величественный лик?

— Я дважды видел его, — ответил лучник, — такой тощенький, крысоватый, на подбородке струпья. В первый раз мы выжали из него пять тысяч крон, хотя он очень сопротивлялся. Во второй раз попросили десять тысяч, но пришли к соглашению только через три дня, и я лично считаю, что лучше бы нам тогда просто разграбить дворец. Помню, управляющий его двором и кардиналы вышли вперед и спросили нас, согласимся мы взять семь тысяч, папское благословение и полное отпущение грехов или десять, но с бесповоротным отлучением и притом по всей форме. Мы были единодушного мнения, что лучше десять тысяч и проклятие, но сэра Джона как-то удалось уговорить, и мы получили отпущение и благословение — вопреки своей воле. Может, оно и к лучшему, ибо Отряд тогда очень нуждался в отпущении грехов'.

И вот велика ли разница между английскими наёмниками и итальянскими? Сильно в том сомневаюсь.

Сопротивление защитников было сломлено. Может и не полностью, но путь наверх был открыт, а число настоящих воинов в этих стенах не могло быть чрезмерным. К тому же количество трупов говорило само за себя. Большая часть из них пала от аркебузных пуль — хороших таких, с голубиное яйцо, оставляющих мало шансов на выживание при попадании в тело. Калибр, однако!

— К келье настоятеля, может быть он там.

— А может и нет.

— Зато бумаги частью останутся, Рикотто, — оборвал я кондотьера. — И пусть парни не ослабляют натиск. Только осторожнее, загнанные в угол крысы больно кусаются.

— Зубы обломаем! Не первый раз уже.

Верю. Плевать им 'на чины и стулья', если вовремя платят, подкидывают монет за особо хорошую работу, а к тому же не бросают совсем уж в пекло как расходный материал. По большому счёту ребятки довольно простые, если понять некоторые их особенности. Я понимал, что уже давало хорошую отдачу.

— Вот она, дверь, — выдохнул один из флорентийцев, взятых из числа людей Медичи как раз для работы проводника. Он тут уже был, причём не так давно. — Закрыто...

— Оно и понятно, — усмехнулся я. — Взрывать долго, к тому же опасно. А найдите-ка мне что-то вроде тарана. Живо!

Громко орёт Рикотто, требуя из-под земли достать что-то бревнообразное и прочное, чтоб дверь к ангелам на небеса улетела. Я же, выждав чуток, тоже ору, но уже обращаясь к засевшим за дверью, пусть и не знаю ещё, кто там и в каком количестве:

— Если откроете дверь — уйдёте целыми и невредимыми. Мне нужен только отец Франциск, — про то, что и помощники пригодятся, пока промолчу. Про бумаги тем паче.

— Убирайся из божьего дома, изблёванный из своих гнилых уст Люциферов ублюдок Борджиа!

Неплохо поставленный голос, чисто церковная склонность к основанным на религии оскорблениям... Интересно.

— Это он?

Антонио, тот самый находящийся поблизости проводник-флорентиец, чешет затылок и с лёгкой толикой неуверенности в голосе тянет:

— Похож... Но я его голос слышал, когда он не кричал, спокойно говорил.

— Будем считать, что он, — теряю интерес к флорентийцу и вновь, повысив голос, обращаюсь к находящимся за закрытой дверью. — Каждому по полсотни дукатов, если вытащите мне отца Франциска, живого и здорового. Сами же уйдёте с почетом, с оружием и вещами. Жду ответа, но недолго!

А в ответ опять проклятия. Видимо, по-хорошему договориться не судьба. Ладно, переживём. Мы переживём, потому как в долгой и счастливой жизни находящихся за дверью я ох как не уверен! Особенно учитывая то, что сюда уже тащили импровизированный таран. Мать моя женщина, да они ж какую-то статую сюда приволокли и собираются выбивать дверь её постаментом. И как только не надорвались?

Хрясь, снова хрясь... основание статуи показывало себя с самой лучшей стороны, а вот дверь похрустывала и потрескивала, не выдерживая 'святых ударов'.

— И всё же есть в святых своя, особенная сила, — вздохнул я. — Вот так посмотрит слабо верующий в бога на силу, с которой сия святая статуя воздействует на дверь, которой еретики отгородились от меня, кардинала и посланца понтифика...

— И что?

— Да кто его знает, Рикотто, — тут только и можно было, что развести руками. — Вот если посмотрят, впечатлениями поделятся, тогда и видно будет.

— Ну вы, Ваше Высокопреосвященство, и скажете порой. Парни первый раз такого кардинала видят... и епископов таких тоже не было. Всё повеления покаяться, жертвовать на благо церкви, а вы нам грехи сразу отпускаете, по первому пожеланию.

— Не все. Выборочно.

Кондотьер лишь оскалиться соизволил. Знал, что пакости вроде насилия, содомского греха и тому подобные мерзости... Тут я скорее сам могу устроить кары земные, не особенно вдаваясь в воздаяние небесное.

Хр-рупс. Сломали таки. Не статую, её отбросили в сторону и вроде бы что-то от неё отвалилось. Плевать. Последнее усилие, и вот путь полностью свободен. Прикрываясь щитами, внутрь помещения ломанулись сразу двое солдат, а уж за ними и остальные, готовые при нужде как стрелять, так и клинками поработать. Понимают, что мне нужны не тела, а живые и пригодные для разговора пленники. Особенно важен настоятель монастыря Сан-Марко. То, что знает он, остальным может и не быть известно.

Несколько выстрелов, лязг клинков. Ну, млин, если напортачат — устрою им клизму с дохлыми ёжиками.

— Синьор Чезаре...

Так, если солдаты зовут меня, то это явно ситуация не из стандартных. Захожу, отмечая, что Бьянка всё так же рядом, с лёгким мечом в одной руке и пистолетом в другой. Готова хоть выстрелить, хоть проткнуть, хоть собой меня закрыть. Хотя последнее — лучше бы кто другой на этот случай нашёлся. Охранников у меня сейчас хватает, а вот друзей и помощников по пальцам пересчитать.

Картина Репина 'Приплыли' во всей сомнительной красе! Три трупа вражеских солдат, один раненый, скрючившийся у стенки и сучащий ногами, прижав руки к животу. И кровь... не жилец, сразу понятно. Мёртвый монах, ещё парочку сейчас вяжут мои обормоты. Им, кстати, тоже досталось — двое раненых явно нуждаются в квалифицированной врачебной помощи. Хорошо, что это понимают другие, уже устремляясь к товарищам с целью содрать доспех, перевязать, а там уж и к доктору.

Но не это главное, не это. Отец Франциск, будь он неладен, укрылся за двумя оставшимися защитниками, один из которых и вовсе с большим, окованным стальными полосами щитом. Вроде бы и бес бы с ними, с защитниками, пристрелить их дело нехитрое. Или зарубить, чтоб уж точно главный трофей не задеть. Ан нет, не так всё просто, как хотелось бы.

— Зачем тебе эта скляночка, Франциск? — спрашиваю я у доминиканца, хотя и так понимаю её назначение. — Самоубийство есть грех великий, это я тебе как кардинал говорю. Брось отраву, и обещаю, мы с тобой вежливо поговорим, после чего можешь катиться к своему обожаемому Савонароле. Слово Чезаре Борджиа, а его я никогда не нарушал.

Злобно зыркает глазами, но пока молчит. Знает, собака страшная и вшивая — в прямом смысле слова, ибо мытьё и монахи, особенно вроде доминиканцев, почти не сочетаются — что если Родриго Борджиа можно обвинить в нарушении слова, то Борджиа же, но Чезаре, старается блюсти авторитет.

— Большинство твоих братьев живо, пусть и побито, и связано. Расскажи о связях Савонаролы во Франции, поведай про то, кого он приказал поддерживать из флорентийской знати... Тогда отпущу тебя, их, про обвинение в ереси и говорить нечего. Папа Римский, отец наш и наместник Господа на земле, милостив, он дарует своё прощение.

— Он не наш, а только твой отец, ублюдок! — внезапно взвыл Франциск. — Флоренция склонится, узрив говорящего от имени Господа, его истинного наместника в мире, не богомерзкого испанца, развратника и властолюбца. И сам Рим падёт к ногам тех, кто уже скоро придёт вернуть Святому Престолу прежнюю чистоту, — тут доминиканец, накрутивший себя до полного исступления, опрокинул содержимое пузырька к себе в пасть и, скривившись, прохрипел. — Про-кли-на-ю! Весь род Борджиа... Всех... тебя...

Труп. И тут же попытались прорваться двое защитников настоятеля. Удалось ли им? Конечно же, нет. Брать их живьём особого смысла не было, поэтому аркебузиры нажали на спусковые крючки своего пока ещё громоздкого оружия и... Бедные мои уши. В горячке боя — это ещё ладно, но когда вот так вот, то совсем тяжко.

— Проклинать он меня вздумал, — хмыкнул я, подходя к телу ныне покойного настоятеля. — Нездоровое какое-то стремление что у Савонаролы, что у его последователей. Как видят нормального, умного человека, так сразу проклинать. Похоже, им мила лишь глупость и ограниченность. Печально стало смотреть на некоторых слуг церкви, совсем печально.

— Синьор?

— Это я так, мыслю вслух, Гаэтано, не обращай внимания. Лучше проследи, чтобы придавили последние очаги сопротивления в этом месте.

Я же займусь сперва бумагами, а потом допросом монахов. Или сперва допросом, а бумаги могут и подождать, Да, пожалуй так. И тут мне поневоле вспомнилось то, что было недавно, почти сразу после нашего прибытия во Флоренцию...

* * *

Флоренция, немногим ранее

Состояние, близкое к предвоенному. Я бы описал атмосферу в городе именно так. Большое количество стражи на улицах, у ворот и вовсе натуральная боевая группа, готовая к чему угодно. И неоднозначная реакция горожан на прибытие нашего отряда. Часть была откровенно рада, другая демонстрировала нарочитое безразличие. Зато третья, не такая и малочисленная, готова была закидать гнильём и камнями, едва опознали знамя дома Борджиа. Только лишь приказ проявлять по возможности сдержанность удерживал некоторых солдат от естественного душевного порыва. Какого? Надирания задниц и бития морд тех местных, которые всяческим образом, словами и бросанием гнилья, выражали своё к нам отношение.

Зато Пьеро де Медичи встретил нас со всем уважением. Более того, был непритворно рад видеть не столько даже дополнительные шесть сотен солдат, сколько сам символ поддержки со стороны как Святого Престола, так и собственно рода Борджиа.

Само собой, на встречу с правителем Флоренции и без нескольких дней либо герцогом, либо изгнанником отправились лишь я, Мигель, да моя... да уже телохранительница, её истинное лицо являлось секретом лишь для несведущих в светской жизни Рима. Почти те же и Мигель, вот как это называлось. Ведь Пьеро де Меличи встречал нас в компании — помимо безмолвной стражи и нескольких слуг, видимо, тоже доверенных — своего брата-кардинала, жены да советника, того самого Довици да Бибиены. И вид у всех них был весьма озабоченный.

Ритуальные 'пляски с бубном' на сей раз продлились совсем недолго, на грани допустимого. Медичи с места в карьер задал наиболее интересующий его вопрос:

— Бумаги за подписью Папы, вы привезли их?

— Само собой, великий герцог Флорентийский Пьеро I Медичи,— улыбнулся я, доставая из свитка бумаги, скреплённые подписью Александра VI и его же печатью. — Если слово понтифика ещё что-то значит во Флоренции, то оно будет услышано и принято многими. Вам остаётся лишь позаботиться об этом. А пришедшие со мной солдаты наглядно подтвердят, что Рим и сам Александр VI желают сохранения власти Медичи и перехода республики в монархию.

Слова прозвучали, а документ перешёл в руки Пьеро, тем самым подтвердив ранее достигнутые договорённости. Всё ж одно дело слышать, а совсем другое — убедиться в том, что слово сдержано. В славящейся предательствами и постоянными переходами с одной стороны на другую Италии это немаловажно. Облегчение на лице самого Пьеро, с каждой секундой уходящая нездоровая бледность Альфонсины, его жены. Разве что советник, Бибиена, удержался от проявления эмоций, да и то по причине многолетнего опыта и почтенного возраста. Нервничать ему явно не стоило.

— Господь и Дева Мария милостивы к нам, — упав на колени, схватился за крест кардинал Джованни Медичи, со временем всё больше углубляющийся в религию. — Не оставил ты наш род, дал нам поддержку...

— Не сейчас, брат, — положил руку на плечо Джованни Пьеро де Медичи. — Успеем помолиться, возблагодарить Господа нашего. Сейчас нужно успокоить флорентийцев.

— Успокоить? — саркастически хмыкнул я, вновь убедившись в неслабой нерешительности Пьеро в тех случаях, когда требовалось действовать быстро и жёстко. — Нас старательно закидывали грязью и гнильём, я не раз повторял своим людям, что надо до поры сдерживаться. Отдайте приказ, герцог Флорентийский. Пора! Созовите представителей флорентийской знати, вы же должны были предварительно выяснить, кто будет поддерживать дом Медичи.

Невесёлая такая улыбка в ответ. И полные горечи слова:

— Корсини и Портинари поддержат, но только словами. Гонди останутся нейтральными. Остальные с радостью разорвут в клочья всё наше достояние. Им всё равно, под чьим знаменем свергнуть Медичи. Думают, что потом или договорятся или сбросят вслед за нами.

— Кто?

— Содерини, Питти, Строцци, Ручеллаи, Филикайя, Сахетти, Уццано, иные, не такие влиятельные. Даже изгнанные из Флоренции Альбицци из-за пределов и то поддерживают тех, кто против нас, их давних врагов.

— Почти все семьи Флоренции, — подсказал Мигель то, что я и без него знал. — И у них тоже есть наёмники.

— Которых нужно не просто собрать, но и дать указания. Да и не все будут сражаться с врагом, который неизмеримо сильнее. Главное для нас — как можно скорее и эффектнее это показать. Ударить по тем. кто сильнее всех выступает против вас, герцог. А отсюда вопрос... Кто подбивает простых флорентийцев против вас, кто стоит за их спинами?

— Я перечислил своих врагов.

Так, да не совсем. Мои спутники с ходу поняли. что подразумевалось, а вот оба Медичи... пока что подтормаживали. Зато Альфонсина, подтверждая коварство не просто женское и итальянское, но истинной дочери рода Орсини, вымолвила:

— На улицах кричат разные люди, но слова исходят от Савонаролы. Даже из Франции он подбивает добрых флорентийцев на зло.

Браво и ещё раз брависсимо. Я склонил голову. показывая, что восхищён проницательностью Альфонсины. Так оно и было, собственно говоря. И если сказано 'а', то пора говорить и 'б'.

— Я понимаю вашу вынужденную сдержанность в отношении тех, кто укрылся не просто за стенами монастырей и церквей страны, но ещё и под рясой. Вы, герцог, скованы тем, что подобных смутьянов должна судить власть не светская, но духовная. А потому... Бумагу!

— Ваше Высокопреосвященство, — улыбаясь на зависть рыбе акуле, Бяьнка подала мне хранящийся до сего момента у неё документ.

— Благодарю, — приняв у неё из рук ценный документ, я произнёс. — Не короной единой. Есть и другой документ, в нынешней неспокойной обстановке не менее важный. Согласно ему все, кто продолжает поддерживать Савонаролу, объявлены еретиками и отлученными от церкви, подлежащими церковному суду в Риме либо на месте, но с участием полномочного представителя Папы Александра VI. Именно таковым я и являюсь, что подтверждается здесь. Прочитайте и убедитесь.

И прочитали, и убедились. Бумага, надобно сказать, была страшненькая. От неё несло даже не кровью и пыточными подвалами, а гарью костров 'во имя Господа и веры истинной'. Признаюсь честно, мне было противно держать в руках... такое. Пользоваться подобным следовало лишь как той отравой, которая лишь в минимальных дозах и единичных случаях употребления становится лекарством. Иначе же — смерть, причём в страшных мучениях. Увы, но с волками жить — сам шкурой обрастёшь и на луну завоешь.

Оставалось задать лишь один вопрос, ответ на который был известен заранее.

— Скажите мне, Пьеро, где больше всего сторонников Савонаролы, продолжающих разбрасывать семена гнева и войны по всей Флоренции?

— В монастыре Сан-Марко, конечно, — вздохнул Медичи. — Савонарола бежал, кое-кто арестован вами же, но другие остались. Сами они больше не кричат...

— Совсем?

— Кричат меньше, — поправился Пьеро. — Только их слушают. И слуху помогает звон золота из кошельков Содерини, Уццано и иных.

— Тогда сегодня же монастырь Сан-Марко будет окружён, а находящиеся в нём либо склонятся перед посланником самого Папы Римского, покаявшись в своей склонности к еретическому учению Савонаролы либо... Тот документ, что у вас в руках, даёт мне большие полномочия.

— И вы пойдёте на такое? Ах да, зря я спросил. Кардинал Чезаре Борджиа. несмотря на свою молодость, уже успел приобрести некоторую известность.

Именно так. Сначала ты работаешь на репутацию, а потом репутация начинает работать на тебя. Родриго Борджиа тоже, хм, создал себе репутацию, но несколько иного рода. Такую, что мне с самого начала понадобилось выстраивать свою собственную, отличную от понтифика. И каждая из наших репутаций полезнее в своих случаях. Жизнь, как ни крути, сложная штука.

Вот Джованни Медичи, тоже кардинал, тяжко вздыхает и явно шепчет молитвы. Память, доставшаяся по наследству, подсказывает, что раньше был куда менее богомольным, теперь же... Ряса явно не слишком хорошо влияет на мозг некоторых её носителей. Если же к собственно кардинальской или иной сутане добавить частое чтение разных 'библий' и выслушивание проповедей фанатиков вроде Савонаролы, тогда совсем плохо может оказаться. Надо что-то менять в окружающем мире. Медленно, осторожно, двигаясь аккуратными шагами, но не абы куда, а в нужном направлении. И хвала всем высшим силам — а они несомненно есть, мне ли это не знать — что ресурсы для этих самых изменений есть уже сейчас. Потом, ежели правильно всё делать, их станет куда больше. А пока...

— Считайте, что находящиеся в стенах Сан-Марко сподвижники Савонаролы — а значит ваши враги — больше не доставят хлопот. Заодно и скажут, кто именно из семей Флоренции больше других связан с Савонаролой и как именно связан. Что особенно ценно, показания будут получены не под пыткой. Вы же знаете, Пьеро, я умею убеждать людей. Но вы...

— Говорите, Чезаре! Есть другая часть... работы?

— И сделать её можете только вы. Приказать закрыть ворота города сразу после того, как мои люди окружат монастырь Сан-Марко. Незадолго же до сего события было бы хорошо пригласить в ваш дворец представителей тех самых семей: дружественных, нейтральных, даже враждебных. Обещав, если нужно, полную безопасность.

— Репутация Медичи...

Кардинал Медичи, брат Пьеро, пискнул было что-то, но тут же был прерван. Уже потому, что не понял сути высказанного мной предложения. Ну почему Борджиа всегда подозревают в излишнем коварстве? Вопрос риторический, я и так понимаю, что 'отец' постарался со своими порой слишком яркими действиями, не внушающими другим и тени доверия к своим словам.

— А кто сказал, что они подвергнутся хоть малейшей опасности, мой дорогой Джованни? Зайдут во дворец, выйдут из него без малейших проблем. Только к тому моменту и Сан-Марко перестанет быть оплотом сторонников Савонаролы, и город окажется закрыт, да и вы будете знать, кто именно и до какой степени поддерживал фанатика-доминиканца. А уж со знанием, кто есть кто среди ваших врагов и на какие действия каждый из них способен, правильно разыграть сию шахматную партию вы сможете без особенного труда.

— Безопасность для членов флорентийских семей не значит её же для наёмников и слуг, — злорадство в голосе Мигеля било через край. — Без поддержки наёмных и вассальных клинков они смогут немногое, даже если захотят. И на банки ваших соперников, которые поддерживали еретика Савонаролу, обещания безопасности могут не распространяться. Векселя, золото, серебро... Для герцога Флорентийского это не будет лишним. Ни для кого не будет.

Намёк прозвучал и наверняка был услышан. Дескать, Господь повелел делиться... Даже амёбы это услышали и с незапамятных времён делятся ровно пополам. Право слово, зачем Медичи конкуренты из числа врагов? Лучше дать им выбор — полностью поддержать новую-старую власть, но увенчанную герцогской короной, либо лишиться большей части своего имущества. Но на всякий случай я уточнил, дабы слова моего друга и помощника поняли действительно правильно.

— Сначала ведь можно поговорить по-хорошему, а уж потом. если не внемлют увещеваниям, принять иные меры.

— Прийти могут не все, — процедил Пьеро.

— А вот с не пришедшими разговор будет идти как с явными врагами. Ибо это есть неуважение не только к вам, Медичи, но и к самой Флоренции, на землях которой они живут и процветают.

Ещё немного разговоров, уточнений и... Пьеро де Медичи окончательно удалось убедить последовать разработанному плану. А вместе с тем я понял ещё один немаловажный аспект, касающихся будущих отношений с Флоренцией. Здесь нужен хороший посол, который будет не столько дипломатом, сколько наблюдателем, а порой и устами рода Борджиа. Иначе нерешительность будущего герцога может дорогого стоить. Прежде всего ему самому.

— Мигель, для окружения Сан-Марко и взятия его под контроль будет достаточно двух сотен солдат из числа наших и одну, я надеюсь, предоставит нам герцог Флорентийский, — взгляд в сторону старшего Медичи и уточнение. — Они будут вне монастыря, внутрь пойдут исключительно мои люди.

-Под вашим, кардинал, командованием?

— О нет, Пьеро. Номинально будет руководить капитан Рикотто.

— Понимаю... Очередной удобный для вас человек.

— Так и есть, — ничуть не смутился я, да и Мигель, которого явно попытались уколоть, лишь ехидно хмыкнул, показывая своё к этому отношение. — Ещё по полусотне отправится к каждым воротам города. Оставшиеся же во главе с Мигелем помогут в охране дворца, дабы не было различных эксцессов со стороны приглашённых ваших гостей.

Дворцовый переворот, вот то, что предлагалось. Быстро, в меру нагло, с поддержкой оного со стороны официальной церкви и соседнего государства по совместительству. И шансы на успешный исход были более чем приличными. Осталось лишь получить конечное одобрение Пьеро де Медичи и готовиться к занятию монастыря Сан-Марко, внутри которого так много важного, полезного... способного говорить, выдавая важные тайны.

* * *

И вот первая часть плана закончилась. Монастырь Сан-Марко захвачен, пусть это и оказалось куда более сложной задачей, чем представлялось изначально. Имелись пленники — к сожалению, в их число не попал настоятель монастыря, выбравший пузырёк с ядом, лишь бы не начать говорить — кое-какие интересные бумаги. Более того, несколько защищавших монастырь солдат тоже оказались в плену. Кто-то был ранен, кое-кто сам бросил оружие, не желая гибнуть за идеалы Савонаролы и его последователей. И трое — солдат и два монаха, один из которых был кем-то вроде секретаря у отца Франциска — сейчас стояли передо мной, заметно побитые и связанные. Где? В месте, где совсем недавно жил и работал тот самый самоотравившийся настоятель. Только теперь в его кресле сидел я, а позади стояла Бьянка, готовая помочь как словом, так и делом. Любым, благо какое-либо почтение к монахам у неё и так то было не на великом уровне, а уж учитывая проведённое в моём обществе немалое время... В общем, она сейчас могла и по мордасам им двинуть, и выпотрошить одним из своих кинжалов, благо 'отпущение грехов' сразу получит, аж от целого кардинала.

— Ну что, грешники и еретики, будем душу то облегчать, дабы избежать сурового наказания? — довольно мирно поинтересовался я у выбранной для разговора троицы. — Или придётся переходить от нормального разговора к тому, который так любят ваши собратья-инквизиторы? Сам то я вас на ленты резать не буду, другим поручу. Правда удовольствия никому из нас это не доставит. И да, чтобы избежать недопониманий. Вы, согласно эдикту Александра VI, уже еретики, как последователи отлучённого от церкви Савонаролы, беглого монаха. Однако! Можете не просто облегчить свою участь, но и получить полное прощение при достаточной разговорчивости, — уточнил я важный аспект своего предложения. — Скажете, что мне нужно, после чего свободны. Не сразу, а, допустим, дней через пять-семь.

Сами по себе мои слова мало что значили, только вот под ними находилась серьёзнейшая база — собственно взятый штурмом монастырь, почти поголовно перебитая охрана, пленённые монахи и отравившийся настоятель. Это давало пленникам понимание того, что и с ними церемониться никто не станет, нужные сведения получат тем или иным способом.

Что до этой конкретной троицы — солдата по имени Джованни, прикреплённого к переводу книг и разных документов Марка и того самого 'секретаря' покойного настоятеля Гвидо — они были выбраны не столько по причине значимости, сколько из-за замеченного мной нежелания подвергаться пыткам и отсутствию явных следов фанатизма. Хотя с Гвидо могло быть и не совсем так, но уж больно интересную должность он занимал.

— Я прошу о милости, Ваше Высокопреосвященство, — бухнулся на колени Марк. — Помилуйте согрешившего по незнанию, позвольте покаяться и делами искупить содеянное...

Пошло-поехало. Как раз то, что и требовалось. Если заговорил один, побуждаемый теми или иными мотивами, то за ним и другим легче выкладывать то, что раньше говорить не хотели. Начать же стоило... с того, кто именно прислал сюда солдат и какие планы на ближне— и среднесрочные перспективы строили приверженцы Савонаролы вкупе с флорентийской знатью, готовой союзничать с бесноватым доминиканцем. Мне оставалось лишь сказать Бьянке, чтобы она перестала стоять за моей спиной, а присаживалась, брала бумагу, перо с чернилами и начинала записывать откровения поплывших пленников. Они... старались. Старались сильно, старались хорошо. И плоды их откровений не слишком ровными строками с периодически образующимися кляксами, но таки да ложились на бумагу.

Какие лица, какие имена! Семья Содерини, особо ярко засветившаяся и именно их наёмники по большей части были задействованы в охране монастыря. Ручеллаи тоже. пусть и в чуть меньшей степени. Договорённости с Савонаролой по поводу полного содействия в сокрушении 'тирании Медичи', финансовые обязательства. Наивные! С Савонаролой договориться нереально, как и с любым другим фанатиком. Он будет обещать, а потом отопрётся от всего сказанного, ибо ему 'Господь повелел' действовать так, а не иначе.

Другие семьи, включая давних ненавистников рода Медичи, а именно изгнанных за пределы Флоренции Альбицци, также подсуетились, заранее готовясь к... французскому вторжению, которое воспринимали пусть и не как манну небесную, но как удачный инструмент для окончательного избавления от власти Медичи. То, что за такую помощь потребуется дорого заплатить, в том числе вассальной зависимостью от французской короны, а также рядом земель и крепостей, считалось 'приемлемой ценой'.

А вот с чем Медичи ошибся уже теперь, так это с семейством Гонди, которые вроде бы объявили о своём нейтралитете. Ага, щ-щаз! Не более чем простое прикрытие, чтобы наблюдать, делать определённые выводы, после чего либо действовать самим, либо через союзные семьи. Много чего предстояло сегодня узнать Пьеро де Медичи! И мало что из узнанного ему понравится. Твою ж мать, это надо было настолько не контролировать ситуацию, чтобы позволить развиться у себя под боком целому змеиному гнезду... в рясах.

Эх, были бы таблетки для повышения решительности! Тогда Пьеро получил бы двойную... может даже тройную дозировку. Вроде бы и не глуп, а в то же время нерешителен просто до одури. Зато теперь я окончательно убедился в том, что без нескольких наблюдателей и грамотных советников под боком этому новоиспечённому герцогу не выстоять. Сольёт Флоренцию, как пить дать сольёт, выжидая и жуя резину вместо того, чтобы действовать.

— Есть что принести герцогу Флорентийскому, — улыбнулась Бьянка сразу после того, как первый, сжатый этап допроса был завершён. — И допросные листы, и найденные бумаги — они доказывают участие и монахов, и нескольких семей Флоренции в заговоре Савонаролы. И не только его, но и коронованной особы.

— А вот это мы до поры вперёд выдвигать не станем. Не стоит излишне пугать Медичи.

— Тогда что будем делать?

— Всё просто. Полсотни флорентийцев и столько же наших солдат остаются тут. Охрана пленников, разбор и сортировка монастырских архивов, которые я по возможности хочу вывезти в Рим, как и часть пленников.

— Часть?

— Ну не всех же. Только тех, с которыми говорить надо долго и вдумчиво. Пригодятся, чтобы вскрыть связи с Францией и всех тех, кто будет поддерживать вторжение в италийские земли французских варваров.

— Вот оно как...

— Именно так. Да, я надеюсь, что гонцов во дворец Медичи уже успели послать.

Успели. Оказалось, распорядились сразу же после того, как были подавлены основные очаги сопротивления. Кстати, о нём...

Потерь среди наших солдат было немного, а ранеными уже занимались, благо о том, чтобы к каждому мало-мальски крупному отряду были приписаны доктора, пусть и не из местных, кхм, светил, я заранее озаботился. К тому же 'светила' мне нафиг не требовались, они слишком уж раздулись от собственной мнимой важности и в штыки встречали те самые нововведения, которые внедрялись с моей подачи для своих солдат в приказном порядке. Зато я мог быть уверен, что никто не умрёт во время хирургического вмешательства от болевого шока, да и риск заражения ран от занесённой грязи заметно снизится.

Замечательно проявили себя аркебузы, снабжённые кремневыми замками. Проблема с ними заключалась лишь в одном — слишком малое количество. Нужна была сталь наподобие 'толедской', требовалось и достаточное количество мастеров, умеющих её получать и грамотно работать с механикой. Проблема решалась, но не так быстро, как хотелось бы. А мастера из Арагона, о доставке которых хлопотали люди 'отца' в тех местах, должны будут прибыть примерно через месяц.

В любом случае, захват Сан-Марко дал нам именно то, чего от него и требовалось — доказательства причастности как местных церковников, так и немалого процента флорентийской знати к заговору Савонаролы по свержению Медичи. Большего и не требовалось. Свидетели, причём ни разу не пытанные. Документы, в которых встречались оч-чень интересные намёки. Связать одно с другим, и получается вполне достаточная база для того, чтобы ответные действия являлись полностью оправданными. Юридическая точка зрения, о ней даже в это время без нужды забывать не стоило.

— Ну что, Бьянка, тут закончили, пора в другое место. Заодно полюбуешься на самый цвет флорентийской знати.

— И на то, как поменяются выражения их лиц?

— Не без этого, — хмыкнул я, представив себе ту картину, которую скоро предстоит узреть воочию. — Главное, чтобы в самом городе не начались слишком масштабные беспорядки.

Бьянка как-то не особо обратила внимания на эти мои слова. Зря. Лично мне хотелось бы обойтись без лишнего кровопролития, да и прессовать сверх необходимого флорентийскую знать тоже не есть хорошо. Даже из такого вот сплющенного состояния они смогут доставить немало неприятностей потом, когда начнётся глобальная заварушка по всей Италии. Эх, дела-делишки. Посмотрим, как всё пройдёт во дворце Медичи, куда мы сейчас и направимся. Искренне надеюсь на удачный для нас расклад не только на ближнюю, но и на отдалённую перспективу.

Глава 3

Флоренция, февраль 1493 года

Мигель Корелья не подвёл, совместно с верными Медичи людьми организовав такую охрану дворца и прилегающей к нему территории, что ни крысе, ни рясе не прошмыгнуть. Принцип был прост и выражался в словах: 'Выборочно впускать и никого из посторонних не выпускать'. Да и люди Медичи были предупреждены о том, что многих могут временно притормозить, от греха подальше. Продажность рода человеческого следовало учитывать, особенно тут, в Италии, где все привыкли продаваться, перепродаваться и сдаваться во временное пользование.

Нас, само собой разумеется, не просто запустили внутрь 'внешнего кольца', но и уведомили, что приглашённые представители знатных семей Флоренции уже внутри, причём не так чтобы недавно. Это порадовало. Зато несколько насторожил тот факт, что во многих случаях прибыли не главы семей, а их полномочные представители. То есть вроде бы и весомые персоны, но не такие, изоляция которых существенно усложнит действия оставшимся. О том же, чтобы появиться всей верхушкой, ни у одной семьи и речи не шло. С другой стороны, попыток покинуть пределы города или начать бузу на улицах тоже вестей не поступало.

— Новость о штурме Сан-Марко не спрятать, — шепнула Бьянка. — Выстрелы, крики... Об этом уже сейчас знают многие, а через пару часов станет известно всему городу.

— Неизбежное зло. Зато ворота города закрыты, а так сразу пытаться пробивать путь силой, ещё не будучи уверенными, что это нужно... На такое семьи не пойдут.

— Если им не откроют ворота.

— Для того там и находятся наши солдаты. Ворота точно не откроют. Вот через стены отдельные особенно прозорливые могут попробовать перебраться. Только это единицы, а не поток.

Знакомые уже места. Был тут, да, причём даже не единожды. Сказать, что совсем родные места, не возьмусь, но ориентироваться уже вполне в состоянии. Вот и не удивился, когда ближе ко входу в небольшой зал, где Пьеро де Медичи любил принимать особо важных гостей, нас встретил Мигель, одновременно радостный и озабоченный.

— Что у тебя лицо такое... двойственное? — с ходу полюбопытствовал я. — Никак проблемы образовались?

— И они тоже, — не стал скрывать Корелья. — Только сначала, Чезаре, ты бы в сутану облачился. Вашему Высокопреосвященству полагается предстать во всём великолепии.

— Помню я, помню. Не видишь что ли, чего Бьянка в руке несёт?

Вышеупомянутая возмущённо этак засопела. Чего это вдруг? Ах да, ещё никак не привыкнет, что её во всеуслышанье женским именем начинают величать. А что поделать? Откровенно глупо, как по мне, носить маску, которая уже давно никого не обманывает. Вот потому на людях начинаю обращаться к ней по настоящему имени и постепенно повышаю частоту таких обращений, дабы мало-помалу привыкала.

— Теперь вижу, — присмотревшись, вымолвил Мигель. — Тогда облачайся, пора. Я же скажу, что там было и что может случиться уже очень скоро.

— Плохое?

— Нет, плохим не назвать, — помявшись, ответил Корелья, в то время как я отстёгивал ножны с мечом и избавлялся от плаща. — Ты уже должен знать, что прибыли представители почти всех приглашённых семей, но не их главы. Зато один из самых влиятельных Содерини, Пьеро, появился. Он среди всех самый значимый, говорит так. словно интересы половины Флоренции представляет.

— Значит, проклюнулся будущий вожак. Содерини... У нас теперь на эту семейку три телеги доказательств и подписанные признания монахов Сан-Марко и их охранников, которых нанимали те же Содерини наравне с иными семьями Флоренции.

Ах как возрадовался Мигель, посмотреть приятно. Казалось ещё немного, нимб вокруг головы вспыхнет, настолько благостное выражение лица у него стало. Наверняка представил себе итоговый результат всех наших хлопот. Однако... до этого ещё дожить надо. Закончив воевать с сутаной, я спросил:

— Что Пьеро Медичи, герцог наш новоявленный?

— Убеждает. Пытается прикинуться пламенным оратором, доказать, что корона на голове его как Медичи и наследника таких титанов как Козимо и Лоренцо Великолепный выведет Флоренцию на новую высоту, принесёт ещё большие богатство, славу и процветание.

— И что, неужели получается?

— Плохо получается, — посмотрел Корелья на вклинившуюся в разговор Бьянку. — Спеси в нём на двух герцогов хватит, а вот убедительности и властности много меньше. Его и слушают потому, что не принимают всерьез, в отличие от нас. Спрашивают, какое право имеет такой большой отряд из Рима находиться внутри столицы республики Флоренция? И осторожно намекают, что это может плохо кончиться для самого Пьеро и всего рода Медичи. Про Сан-Марко они не знают, как и про закрытые ворота города.

— Пусть и дальше не знают. Сделаем вот что... Ты можешь войти в зал и подойти к Пьеро Медичи так, чтобы передать ему о новостях, чтобы остальные ничего не услышали? Потом уже и я появлюсь.

— Смогу, — ни секунды не колебался Мигель. — Он тут правитель, может делать всё, что за грань не выходит. И стражники в зале опытные, много их. Если прикажет — хоть схватят гостей, хоть глотки вскроют.

— Лишнее, им обещали безопасность. К тому же, как я понял, помимо Пьеро Содерини, там слишком важных персон не пожаловало. Потому просто сделай то, что я сказал. И как сделаешь, вернёшься, чтобы я знал.

Кивнув, Корелья устремился в сторону ведущей в зал двери. Вот и чудненько. Осталось совсем немного обождать и... Вот тогда увидим, кто есть кто и как будет реагировать на столь резко изменившуюся обстановку.

Жалко, что тут ещё нет нормальных, то есть карманных часов. Знаменитые 'нюрнбергские яйца', первые рабочие и мало-мальски не единичные образцы появятся лет через пять-семь, насколько я помню. Покамест же только массивные, со сложной такой механикой. Дело в том, что мне было интересно, сколько времени пройдёт до того момента, как Корелья вернётся, выполнив ему порученное. Пока же оставалось лишь перекидываться словами с Бьянкой, развлекаясь обсуждением мысли, которая внезапно пришла мне в голову.

— А знаешь, что я подумал... Ближайшее из действительно важных событий. на котором тебе просто необходимо присутствовать — это отнюдь не столь нежелательная для меня и самой Лукреции её свадьба,— подмигнул я телохранительнице, помощнице и подруге в одном лице. — Мы вполне можем и даже должны перенести твоё появление в новом, точнее сказать истинном облике.

— Я буду только рад...а, — с усилием выдавила из себя именно такую речевую конструкцию Бьянка. — Ты ведь, понимаешь, Чезаре, мне непросто предстать в платье, как девушка. Много причин. И я... боюсь.

— Мы ведь уже говорили об этом, никто даже не осмелится пискнуть и тем более рыкнуть в твою сторону.

— Понимаю, только всё равно побаиваюсь. Но я уже готова. И Лукреция сказала, что хочет, чтобы я там... была. Не как Бьяджо Моранца, а как Бьянка де Медельяччи. Я... обещала.

Ба, даже так! Интересно девки пляшут. Похоже, юная Лукреция получила нехилое влияние на мою боевую подругу, особенных усилий к тому не прилагая. Надо, однозначно надо будет спросить у неё, как ей удалось совершить подобный подвиг, сравнимый с деяниями самого Геракла. Заставить Бьянку пусть вынужденно, но всё же примириться с предстоящим выходом в свет в женском облике, к тому же без попыток улизнуть — это серьёзно. Но раз уж такой расклад, то и мои следующие слова будут не столь эмоционально восприняты. Надеюсь.

— Дело в том, что ожидается иное событие, на которое соберётся ещё большее количество правителей итальянских земель и прочих значимых персон. Да и нельзя им пропустить столь значимое событие, как торжественная коронация первого великого герцога Флорентийского Пьеро I Медичи. Лорды Умбрии, Романии и иных земель папской области, представители Милана, Венеции, Генуи, Феррары и иных государств, что помельче. Даже из Неаполя должны появиться представители, несмотря на все сложности, и посланники из иных стран, которых в Риме предостаточно. Более чем подходящий момент для того, чтобы заявить о себе не просто как о Бьянке де Медельяччи, а как о важной части новой силы Рима и не только. Там соберутся достаточно умные люди, умеющие отличить глупенькую куклу в дорогой одежде от той, на кого следует обратить внимание и... опасаться.

— И это будет...

— Довольно скоро, да, — подтвердил я то, что Бьянка и без того понимала. — Не хочу и не собираюсь приказывать, поэтому всего лишь прошу. Это важно. Как для меня, так и для тебя. Причин много, могу тебе их одну за другой изложить во всех подробностях. Кстати, сестрёнка моя порадуется.

— Эх... Никогда не думала, что моя жизнь как Бьяджо Моранцы закончится вот так.

— Как 'так'? — подначил я девушку.

— Из простого наёмника стать сначала охранником, а потом помощником не просто кардинала, а сына понтифика, который хочет стать... Ну, ты же понимаешь, не хочу здесь.

— И правильно. Об этом говорить можно лишь там. где точно не подслушают. Но сказанное тобой означает...

— Да. Согласна я, уговорил, — потупилась Бьянка. — Появлюсь именно тогда. когда будет эта коронация. Надеюсь, что она будет, ничего же ещё не решено.

— Ты серьёзно думаешь, что есть значимые препятствия? Вопрос лишь в том, какой именно получит Пьеро I Флоренцию — невредимой или с изрядными подпалинами на боках. Хотелось бы добиться первого варианта, но если что, второй тоже сойдёт. Особенно учитывая...

— Мигель.

— Что? — осекся я, но тут и сам увидел, что появился более чем довольный Корелья. — Вот и моё время пришло, а ты сопровождай. Ты же мой самый верный и надёжный телохранитель, не так ли?

Пришла пора познакомиться! Именно с этой мыслью я, сопровождаемый Бьянкой и ещё тремя бойцами, вооружёнными до зубов, в том числе и пистолетами, по паре на брата, зашёл в небольшой зал, двери в который передо мной заботливо так отворили не то слуги, не то переодетые наёмники — что более вероятно — рода Медичи. Ибо сомнительно, что сейчас тут много настоящих слуг, зато бойцы, знающие с какой стороны держаться за клинок — совсем другое дело.

Вот они, представители флорентийских семей, прошу не любить и не жаловать. Я не оговорился, мне их любить и жаловать точно не стоило, ведь они были в лучшем случае нейтральны, в худшем же представляли собой помеху далеко идущим планам. Только одно дело не любить, а другое — относиться с уважением и вести себя вежливо. По крайней мере, до той поры, пока они себя будут держать в определенных рамках. А хамить человеку в кардинальском облачении... таких умников надобно ещё поискать. Тут знать Флоренции, а не фанатики вроде Савонаролы, не к ночи будет помянут.

Моё появление особого удивления не вызвало — все тут собравшиеся были в курсе прибытия в город кардинала Чезаре Борджиа в сопровождении шести сотен солдат под знаменем даже не Рима, не Папы, а именно рода Борджиа, что понимающим и умным людям на многое намекало. Дескать, никакой религии ради неё самой, исключительно прагматичная политика. Игра символами, она в землях итальянских применялась давно и умело.

— Ваше Высокопреосвященство...

— Кардинал Борджиа...

— Кардинал.

Проявив ответную вежливость, то есть поприветствовав собравшихся вместе и отдельно Пьеро Медичи, но уже как герцога Флорентийского, я вызвал... эмоции. Их, понятное дело, не озвучили, но лица многие удержать не сумели. И чтобы окончательно прояснить ситуацию, я вымолвил:

— Как посланник Его Святейшества, Папы Александра VI, спешу заявить, что Святой Престол, взвесив все обстоятельства, согласился с просьбой правителя Флоренции Пьеро Медичи о создании великого герцогства Флорентийского. Папа Александр VI даёт герцогу Пьеро I Флорентийскому своё благословение и приглашает его в Рим, дабы короновать его в той торжественной обстановке, которая только и подобает подобному великому для всех итальянских земель событию. Сказанное мной есть истина, подтверждённая не только словом как посланника викария Христа, но и этой бумагой. Если кто-то из собравшихся в этом зале желает, то может ознакомиться с ней.

Никакого блефа. Бумага была оформлена по всем правилам, не придерёшься. И пусть смотрят, никаких проблем. Даже если какой-то 'герой' решит её разорвать или даже попытается, милль пардон, скушать, то у меня ещё две копии имеются.

— Позвольте, Ваше Высокопреосвященство, — аж выпрыгнул из кресла Пьеро Содерини, тот, кому многие явно доверили говорить от своего имени. — Я не одинок в своём удивлении этим. Пьеро Медичи — правитель республики Флоренция, но никто из нас, тех, кто является опорой власти республики, не мог и помыслить о таком! Флоренция была республикой, ей остаётся, такой и останется до тех пор, пока мы все, семьи, на которых держится вся сила этой земли, не примем иное решение. Простите. но Пьеро Медичи обманул Его Святейшество, а потому... Если угодно, другие это подтвердят.

— Он не говорил об этом с нами, — прошипел Паоло Сахетти. — Тайком послать людей и письмо в Рим чтобы припасть к ногам викария Христа можно, но есть ли в этом законная сила?

— Мы сожалеем о случившемся и просим прощения у Папы Александра за доставленное беспокойство, — тяжко и лицемерно вздыхал Вителеццо Ручеллаи. — В ближайшие дни от республики отправится посольство в Рим, везущее богатые дары и просящее о милости к неразумному нашему собрату, который поспешил вызвать ложное впечатление у великого человека, наместника Господа нашего на земле.

И так далее, и всё в том же стиле. Дескать, мы все тут соль земли флорентийской и без нашего согласия даже муха воздух не испортит. Знаем. проходили, наблюдали. А ведь при Лоренцо Великолепном все эти красавцы и пискнуть боялись, особенно после провалившегося заговора Пацци, когда даже сам кардинал Риарио, племянничек папы Сикста, с трудом миновал судьбы сплясать на верёвке. Сейчас же, поняв, что Пьеро ни разу не копия своего жесткого и решительного отца, флорентийская знать, более схожая с олигархией, закусила удила. Серьёзно так закусила, раз решилась так открыто и при посланнике Рима в моём лице поливать презрением правителя республики, напрочь отказывая ему в праве стать герцогом Флорентийским.

Более того, якобы нейтральное семейство Гонди тоже, хм, отбросило маску, показав свой кариесный злобный оскал. Ну-ну! Хорошо хоть Корсини и Портинари, равно как и ещё парочка из совсем уж малозначимых в сравнении с теми же Содерини, воздерживались от подобного, предпочитая выступать в примирительном ключе. Дескать, всё бывает, со всеми случается и надо бы отбросить случившееся недоразумение и жить дружно, по старым республиканским традициям. То есть с Медичи ссориться не хотим, ибо союзники, но конфликтовать с единым оппозиционным фронтом тоже боимся.

Эх, менее года прошло со смерти Лоренцо Великолепного, а уже такой бардак. Не успел он подготовить сына. Хотя нет, скорее уж банально не смог. Увы и ах, но ни один из его сыновей не отличался выдающимися лидерскими качествами или хотя бы способностью проводить жёсткую политику при наличии силы воли и подобающего уровня решительности. Вот он, нынешний правитель Флоренции и фактически уже её герцог, сидит, морщится при выслушивании очередных нелицеприятных для себя слов, но не реагирует, лишь порой посматривает в мою сторону. Можно было бы принять это за выдержку, порой правителю сильно необходимую, но все его предыдущие действия говорили об обратном. 'Выдержка' покоилась не на умении ждать подходящего времени для наиболее болезненного удара по противнику, а на неготовности совершить этот самый удар без долгих, мучительных раздумий, отягощённых колебаниями. Печально.

Ладно, вы хотите геморроя для своих родов, вы его получите. В самой болезненной и непроходящей форме, что особо характерно, благо средств для этого у меня вполне достаточно. Пару раз хлопнув в ладоши, тем самым привлекая к себе внимания, я вкрадчиво поинтересовался у представителей флорентийской знати:

— А знаете ли вы, синьоры, что Папа Александр VI отлучил от церкви как Савонаролу, чьё учение объявлено еретическим, так и всех его последователей из числа тех, кто не поспешит покаяться и разорвать все связи с этим лжепророком и хулителем на Святой Престол и самого викария Христа?

— Нет, мы этого не знали, глядя мне в глаза, без трепета и колебаний ответил Пьеро Содерини. — Нам печально слышать о том, что Святому Престолу не удалось убедить фра Джироламо в необходимости смирить своё выдающееся красноречие. Он мог быть полезен для нашей матери церкви.

Печальные вы мои! Зато умеют врать, глядя прямо в глаза, и никак сей факт не выдавать. Полезнейшее умение для политика. интригана, банкира и вообще для целого ряда занятий. Только на сей раз положение у всех вас в целом и у тебя, Пьеро Содерини, в частности, заведомо проигрышное. Не рассчитали вы решительность не Пьеро Меличи, а рода Борджиа, представители которого решили взять быка за рога, а вас, соответственно, аккурат за яйца.

— Мог быть, но не захотел. И вы могли...— усмехнулся я. — И тоже не захотели. О нет, не говорите, почтенный синьор Содерини, — пришлось сделать отстраняющийся жест, прерывая попытку флорентийца вставить свой комментарий, — вы ещё успеете. Пока вам лучше слушать. Дело в том, что совсем недавно мы навестили монастырь Сан-Марко. Правда меня, посланца Папы Римского, кардинала Чезаре Борджиа, туда почему-то не хотели пускать, но с этим удалось справиться. Методы убеждения были выбраны верные.

— Где не действует слово, вступает сила, — процедил Пьеро Медичи, который после всего услышанного в свой адрес смотрел на представителей знатных семей Флоренции так, словно хотел поджарить большую часть из них на медленном огне. А может действительно хотел, этого также не стоило исключать. — Монастырь Сан-Марко был захвачен, невзирая на сопротивление находящихся там наёмников Их было много и они...

— Простите, герцог, но не смущайте сверх меры своих нерадивых подданных. Им ещё многое предстоит услышать, увидеть, осознать.

— Конечно кардинал, — понял весьма прозрачный намёк старший Медичи. — Вам, Чезаре, моему другу и верному союзнику Флоренции, здесь отныне и навсегда можно многое. Как и всему роду Борджиа, пришедшему на помощь Медичи тогда, когда от них отвернулись те, кто должен был думать прежде всего о Флоренции, а не о...

Тут Пьеро замолчал, поняв, что может сказать откровенно лишнее сейчас. Но я понял его, чего уж. Слово 'Франция' не прозвучало, вот и слава богам. С другой стороны, это не очень хорошо. Медичи понял, кто за всем этим стоит, ибо дураком он не был. Слабохарактерным, нерешительным, медлительным... но не дураком.

Важно ли это именно сейчас? Не слишком. Имеются более насущные проблемы, а именно окончательная прессовка тут собравшихся, до которых дошло, какая может быть связь между взятым монастырём Сан-Марко и их личными проблемами. Если же кто до сих пор не понял, я могу помочь.

— Настоятель монастыря Сан-Марко, отец Франциск, много чего знал, равно как и его приближённые. О Савонароле. О его связях среди братьев Ордена святого Доминика и не только. Не только братьев, но и среди мирян Флоренции. А нанятые солдаты, защищавшие еретиков внутри монастыря, не захотели отправляться к палачу и тоже много рассказали. Подписанные Папой Александром VI бумаги о признании Савонаролы и его последователей еретиками. Признания некоторых монахов Сан-Марко и солдат-наёмников... И известный во Флоренции род Содерини, почтенный Пьеро, там упоминается отнюдь не единожды. Заодно и другие рода из числа тех, представители которых тут присутствуют.

Смотря на меняющиеся выражения лиц собравшихся тут, мне поневоле вспомнился один псевдофилософский диалог о вечности и казённой части человеческого организма:

'— А мы в прошлом или в будущем?— спросила Алиса.

— Мы в жопе, — ответил кролик.

— А "жопа" — это настоящее? — спросила Алиса.

— А "жопа" — это у нас символ вечности'.

Именно этот, хм, 'символ вечности' во весь рост вставал перед Пьеро Содерини, Вителеццо Ручеллаи, Паоло Сахетти и иными, кто ещё совсем недавно вдохновенно витийствовал, будучи почти уверенными, что им ничего не грозит, а дни власти Медичи сочтены. Оказалось, всё совсем наоборот.

— Вы обещали, — с усилием выдавил из горла эти два слова Ручеллаи.

— И обещание будет выполнено, — с ненавистью глядя на одного из своих врагов. процедил Медичи. — Вас выпустят отсюда через день или два.

— И вонзят кинжал в спину на улицах города.

Это уже Пьеро Содерини, которому смелости явно не занимать. Или отчаяние так себя проявило, раз взялся провоцировать Медичи, который с удовольствием сделал бы именно это. Однако, подобный шаг был бы не только неуместен, но и откровенно вреден сейчас, в данных условиях.

— Как кардинал, могу обещать, что в стенах этого города вам ничего не угрожает, — поспешил я опередить Медичи, который вполне мог сказать нечто несвоевременное. — Думаю, я выражу мысли герцога Флорентийского, сказав, что роду Альбицци, а может даже самому Савонароле будет с кем перемолвиться долгими и печальными вечерами... вне италийских земель.

— Благодарю за... щедрость, — сказал, как отплюнулся Содерини. — Но вам это не забудут. И не простят.

— А вы смелый человек, Содерини, — не выдержал я. — Будь на моём месте кто-то другой и... Сами должны понимать.

Он понимал, но явно не смог удержаться от выплеска искренней ненависти в сторону как мою, так и всего рода Борджиа. Зато Пьеро Медичи им как серьёзный враг не воспринимался, тёзка свежеиспечённого герцога умел грамотно расставлять приоритеты. Запомним и учтём. Я слово держу, поэтому отсюда он выйдет, из города тоже. А вот потом не исключено, что его ужалит 'пчёлка' с рицином или же другой яд окажется в еде или питье. Тот, который ни на одного дегустатора сразу не подействует, а потому подобная мера предосторожности окажется бессмысленной.

Меж тем Пьеро I, герцог Флоренции, отдал своё первое в новом статусе распоряжение — вывести 'гостей' из зала. По большей части без особых почестей, ну а кое-кого со всем уважением. Как первым, так и вторым предстояло всего лишь подождать, не более того. Но явным и только сейчас проявившим себя врагам Медичи предстояло ждать, будучи запертыми в отдельных помещениях, минимум сутки-другие. Что до мало-мальски союзных семей, то с ними Пьеро должен был побеседовать в куда более скором времени.

Закончилось? Вовсе нет. Этот разговор всего лишь позволил расставить все точки над 'ё', показать Пьеро и мне, кто из семей Флоренции союзник, кто противник. Нейтралов тут... не осталось. Теперь требовалось начинать активную фазу действий. Да, именно активную, потому как случившееся в Сан-Марко было всего лишь предварительной фазой, подготовкой к основному этапу.

Замолкли отдельные возмущённые возгласы и попытки оправдать собственные, недавно сказанные слова со стороны выводимых из зала. Всё, посторонних больше не осталось, только сам Пьеро Медичи, появившийся откуда то его братец-кардинал, да я с Бьянкой. Не считая охраны, конечно, но их в данной ситуации считать явно не стоило. Необходимый элемент декора, не более того.

— Ваше высочество, — улыбнувшись, обратился я к Пьеро. — Вы же знаете, что надлежит сделать?

Даже не намёк, а прямое напоминание о тех обсуждениях, которые были ранее. Рассматривались несколько вариантов развития событий и для каждого из них разработаны свои планы. Теперешняя ситуация была вполне стандартной, а значит и шаблон-заготовка для дальнейших действий также присутствовал.

— Гонцы в Пизу, Ареццо, Ливорно и другие города уже отправились, Чезаре, — обращаясь ко мне по имени, Медичи всеми силами показывал приязнь. Недавние события ещё раз показали ему, что врагов у семьи Медичи более чем достаточно, а вот союзников далеко не так много, как он хотел. Даже значительно меньше, чем мог ожидать. — Наёмникам в каждом из этих городов хорошо заплачено, они должны быть верны.

— Только сперва Флоренция.

Обмякший в своём кресле, которое пока ещё не походило на трон, Пьеро кивнул, соглашаясь. Понятное дело, что столица важнее прочего. Для взятия же её под полный контроль предстояло поработать.

— Кардинал, — смотрю на Джованни и тот, перестав шептать не то молитвы, не то просьбы к высшим силам, встречает взгляд и даже не отводит свои глаза, как порой бывало. — Надеюсь, что в городе есть достаточное число священников, которые поддерживают дом Медичи?

— Если хорошо поискать...

— А разве это уже не сделано? — нарочито изумляюсь я. — Тогда нужно как можно скорее собрать их и пусть в церквях возносят хвалы Господу, что Пьеро Медичи, всей душой беспокоясь о благе Флоренции и флорентийцев, решил возложить на себя тяжкий груз не республиканского правителя, а монарха, чья власть не от людей, но от бога. И про полную поддержку Святого Престола пусть не забывают.

— И про охрану, — напомнила Бьянка. — Могут побить.

— Точно, охрана должна быть подобающей. И на площадях пусть глашатаи кричат во всю глотку о том же самом, но попроще, для обычного народа. Им надо доходчиво, понятно, без изысков. Снижение налогов, прощение процентов по займам, взятым в банке Медичи.

Пьеро этот удар по кошельку не сильно нравился, но ничего не поделать, корона того стоила. Хотя банкиры, они банкиры и есть, пусть и из благородного рода. Я не удивился, когда услышал следующие слова:

— Конфискация банковских контор бунтовщиков может ещё сильнее укрепить меня на троне. Они уже высказали своё отношение к Медичи и ко мне! Такое нельзя стерпеть.

— Нельзя, — охотно согласился я. — Только вот что делают сейчас все эти Содерини, Ручеллаи и прочие Строцци, узнав о закрытии городских ворот и о взятии штурмом монастыря Сан-Марко, оплоте учеников Савонаролы?

— Готовятся бежать.

— Или сражаться, — парировал я мнение, высказанное Пьеро. — И лучше бы с ними договориться, дабы избежать уличных боёв, пожаров и прочих сомнительных прелестей, столь часто возникающих при смене власти. Уверен, что большинство флорентийцев ещё помнят, что творилось в дни 'заговора Пацци', когда пытались свергнуть вашего великого отца.

Медичи помрачнели и задумались. Оба были тогда ещё детьми, Джованни и вовсе несмышлёнышем трёх лет от роду, оо суть не в этом. Обоим не хотелось быть причастными к излишней крови, которая ознаменовала бы собой первые дни перехода от республики к монархии. Я их более чем понимал, а значит и выдавленные Пьеро слова не стали откровением.

— Договориться можно, но только о признании моей власти над Флоренцией. Хочется казнить многих, но придётся обойтись изгнанием. Только не сочтут ли желание договориться за слабость?

— Не сочтут, если перед этим показана сила. Тем же, кому мало примера монастыря Сан-Марко, придётся добавить. Но вашему высочеству лучше прибегнуть к силе лишь тогда, когда кто-то откажется слушать.

— Они откажутся. Чезаре, — процедил Пьеро. — Вы не знаете их так, как знаю я!

— Отказавшиеся потеряют ВСЁ своё состояние. Это покажет как готовность Медичи к дипломатии, так и их жёсткость к тем, кто не пожелал воспользоваться милостью герцога Флорентийского.

Вот и произведена 'идеологическая накачка'. Глаза у Пьеро заблестели, решительности прибавилось, теперь остаётся лишь следить за его действиями и, случись что, вежливо вносить коррективы. В ближайшие сутки город должен перейти под контроль наших войск. Наших — это отрядов Медичи и Борджиа. Именно под знамёнами родов, а никак не Рима и Флоренции, должна происходить — и уже происходит — смена власти. Кому нужно, тот поймёт. Сейчас или несколько позже — это не так и важно. Хотя... лучше, если до некоторых персон этот посыл дойдёт с некоторым запозданием.

Интерлюдия.

Франция, Париж, март 1493 года

Любой правитель, тем более могущественного государства, рано или поздно привыкает к тому, что хорошие известия чередуются с не слишком радующими, а то и вовсе плохими. Другое дело, что получая любой вид этих самых новостей, умный правитель сперва как следует подумает, а уж потом будет заносить услышанное в раздел дурных, нейтральных или радующих событий. Ну и про разновидности трёх основных разделов забывать также не следовало.

Король Франции Карл VIII старался взвешенно, вдумчиво подходить к решению тех или иных задачек, которые жизнь подкидывала ему с завидным постоянством. Ещё в первые годы правления случилась война за сохранение короны с герцогом Орлеанским. Опасным противником, пользующимся поддержкой немалой части французской знати и герцога Бретонского. Тогда ему повезло, опытные полководцы во главе с Луи де Ла Тремуйлем не просто разбили войска бунтовщика, но смогли взять в плен его самого, тем самым обезглавив восстание. Да и Франциск Бретонский был вынужден чуть ли не капитулировать, став лишь чем-то немного большим, чем вассал короны. Чего стоило обязательство не выдавать замуж своих дочерей без позволения французской короны. Ведь у Франциска были... только дочери из числа законных, наследующих корону Бретани.

Затем окончательное закрепление на троне, удачное стечение обстоятельств, когда Франциск Бретонский отдал богу душу... Женитьба на Анне, его дочери — вынужденная для последней, ибо как ещё понимать ситуацию, когда предложение 'руки и сердца' передаётся женихом посредством вторгнувшейся во владения невесты армии — и де-факто присоединение Бретани к Франции.

Последующие длительные и сложные переговоры с соседями — Арагоном, Священной Римской империей, Англией, которые были недовольны столь резким усилением роли Франции и её могущества. Они длились немалое время, но совсем недавно завершились. Благополучно по мнению как самого Карла, так и его советников. Не считать же серьёзной потерей не слишком значительные в сравнении с самой Бретанью куски земельных владений и денежных сумм, брошенных соседям как откуп за свободу рук в ближайшее время.

А свобода действий требовалась Карлу VIII как никогда раньше! Ему хотелось больше, ещё больше земель и славы для себя лично и той короны, что была возложена на его голову в весьма юном возрасте. Вместе с тем достаточно было взглянуть на карту, чтобы увидеть и — при наличии должным образом развитого разума — понять, что почти все соседи Франции обладают схожим с ней могуществом. На юге — Кастилия с Арагоном, раздражать которых по крупному — напрашиваться на серьёзную войну с неизвестными последствиями. Победители мавров, успешно завершившие длившуюся не один век Реконкисту, с закалённой в боях армией и готовностью использовать её при первом же представившемся случае... Нет уж, Карл был слаб телом, но не умом.

Про Священную Римскую империю в качестве будущей жертвы даже думать не стоило! Пусть империя была довольно рыхлой, подтачиваемой изнутри проблемами с непокорными императору Максимилаиану I вассалами, но это лишь при ведении войны атакующей. Зато натиск извне империя отразила бы без особых сложностей, после чего стала бы концентрировать силы для ответного удара. Не только свои, но и союзнические. А уж оторвать от его Франции пару-тройку пограничных провинций, да при поддержке такого сильного союзника мало кто отказался бы. К тому же Максимилиан был сильно обижен на него, Карла, из-за нехорошо закончившегося сватовства императорской дочери. Пусть он вернул приданое и сверху добавил, но память то осталась. Нет, смотреть в сторону империи стоило лишь с пусть ложной, но дружелюбной улыбкой.

Англия... Все помнили, что такое война с этим врагом, Столетняя война оставила слишком глубокий, воистину неизгладимый след. Может именно поэтому без крайней необходимости ни сам король, ни его советники не хотели связываться с этим островом. Уж точно не теперь, когда и Англия сильна, и их милая Франция всё ещё уязвима к высадке английских десантов.

И что оставалось? Савойя? Славная исключительно своими дерущимися как звери наёмниками Швейцария? Первого само по себе было маловато, да и вызвало бы объединение других итальянских государств. Лезть в Швейцарию, что стричь кота — шуму много, шерсти мало, да ещё и уйдёшь весь исцарапанный. Зато за пределами этих двух стран лежала действительно богатая и не слишком то защищённая добыча — конгломерат небольших италийских государств, вечно грызущихся друг с другом, варящихся в котле взаимной ненависти, сложных интриг и беспредельного коварства.

К тому же — и это было очень важным — у него, Карла VIII Французского, были вполне законные права на престол Неаполя. Не бесспорные, это да, но и у занимающей его сейчас подобной ветви династии Трастамара они ничуть не более прочные. Как и у главной ветви, но это уже так, в дополнение.

В таких случаях право силы становилось особенно значимым. Не то чтобы оно в других случаях было менее весомым, но... Раз уж 'звёзды' сложились столь удачно для него, Карл начал действовать. Действовать активно, для чего в сжатые сроки старался разрешить проблемы с 'Бретонским наследством' и заручиться поддержкой на итальянских землях. Чьей именно? Понятно, чьей. Ведь Святой Престол, несмотря на то, что у Франции были давние и сложные отношения с Римом — Авиньонское пленение и само по себе дорогого стоило, так не им единым — мог оказать значимую поддержку. Тем более, когда стало ясно, что Иннокентий VIII вот-вот отправится к Отцу Небесному, нельзя было не вмешаться в партию, которая разыгрывалась каждый раз при смене понтифика.

Франция поставила на кардинала Джулиано делла Ровере, считая его кандидатуру наиболее весомой. Были достигнуты определённые договорённости, отправлена существенная сумма на скупку кардинальских голосов... Впустую! Новым понтификом стал испанец, Родриго Борджиа, которого теперь стоило учитывать как важную фигуру на политической доске Европы и всего христианского мира. И он с самого начала стал проводить политику, ориентированную на союз с Кастилией и Арагоном, это было понятно даже не очень разбирающемуся в подобных делах человеку.

Представляло ли это опасность для планов Карла насчёт Неаполя? Если и да, то ей можно было пренебречь. Сама суть Папской области мешала кому бы то ни было из пап собрать воедино немалые возможности номинально подвластных Риму земель. Да что там, у понтификов даже собственной армии и то с давних пор не было! А отряды, предоставляемые вассалами... сначала их нужно было получить, да и заручиться верностью тоже не было бы лишним.

Именно поэтому, окончательно решив 'Бретонскую задачку' и успокоив на время соседей, Карл стал осторожно, незаметно, но собирать войска для похода на Неаполь. И не только собирать войска, но и через послов узнавать настроения при дворах итальянских монархов и правителей республик. Нужно было знать, кто может выступить союзником, кто готов занять позицию благожелательного нейтралитета, а кому лучше всего будет стать жертвой во благо величия Франции. Результаты обнадёживали. Оставались несогласованными кое-какие вопросы, но было ясно одно — найдутся как союзники, так и готовые отойти в сторону и смотреть на то, как полыхает объятый пламенем замок соседнего владетеля.

'Духовную поддержку' своим притязаниям на корону Неаполя он также рассчитывал получить. Не зря же кардинал делла Ровере, пусть и проигравший выборы, оставался для Франции важным и нужным человеком. Хотя бы как средство давления на нынешнего понтифика, Александра VI. Этому как нельзя лучше должны были помочь начавшиеся чуть ли не в первого дня после того, как на голову Родриго Борджиа возложили тройную тиару, крики тех, кого ну совершенно не устраивал устроившийся на Святом Престоле испанец. Громче всех — и с самыми впечатляющими результатами, чего тут скрывать — кричал фра Джироламо Савонарола, монах-доминиканец из республики Флоренция. Это было тем более кстати, что Флоренции ТОЖЕ было уготовано своё место в предстоящей шахматной партии. Той самой, в которой республика в своём нынешнем, подвластном Медичи и независимом виде, была ему, королю Франции совершенно не полезна. Неудивительно, что он отдал приказ 'французской партии' — которая имелась и в Флорентийской республике — сначала как следует присмотреться к вдохновенному и несомненно талантливому проповеднику, способному зажигать сердца людей и вести их за собой. Присмотревшись же, начать вполне конкретные разговоры.

И тут... Случившегося мало кто мог ожидать. Неожиданная 'атака' Папы Александра VI на Савонаролу. Одним листом бумаги понтифик развязал руки Пьеро де Медичи, правителю Флоренции, по сути позволяя ему хоть бросить проповедника в тюрьму, хоть повесить посреди городской площади. Да, Медичи на выборах поддержали именно Борджиа, но чтобы так явно вставать на их сторону... Неожиданное решение.

Савонарола был вынужден бежать. Сюда, во Францию, пользуясь явными и недвусмысленными намёками о том, что под сенью французской короны он будет не просто в безопасности, но и получит возможность продолжать своё дело. Какое? Громить пламенными речами 'антихриста на Святом Престоле' и будоражить народ Флоренции с целью сбросить 'пьющего соки из простых людей Медичи'. При дворе Карла VIII понимали, что таким людям как фра Джироламо вовсе не обязательно быть рядом с каким-либо местом, чтобы доставить его хозяевам большие неприятности. Особенно если остались сторонники, да в немалом числе и при влиянии.

Всё шло хорошо. Отряды, что должны были стать могучим войском, способным заставить преклонить колени все государства Италии, пусть ещё не собирались, но готовились к этому. Были заключены договора со швейцарскими наёмниками, чтобы сделать и так большую силу действительно необоримой. Проверялась уже имеющаяся артиллерия и отливались новые орудия. Современные, не ровня тем устаревшим бомбардам, которые по большей части имелись у его будущих противников. Дипломаты также старались, выполняя порученное им так, что выказывать им своё неудовольствие у Карла и повода то не было.

И вот... новости из Флоренции. Такого рода, услышав которые, королю потребовалась сначала некоторое время на осознание, затем на получение подтверждения, что тут нет никакой ошибки. Лишь потом, осознав и приняв случившееся как данность — или божий промысел, тут Карл не был уверен — он пригласил к себе тех, с кем старался согласовывать как войну, так и политику. Ведь оба этих понятия порой так тесно сливаются друг с другом, что невозможно различить, где кончается одно и начинается другое.

Жильбер де Бурбон Монпансье, дофин Оверни и граф де Клермон. Бернар Стюарт д'Обиньи, родовитейший шотландец. капитан шотландской гвардии короля. И, само собой разумеется, Луи де Ла Тремуйль, сеньор дома Амбуаз, командующий королевской армией и просто верный Карлу человек с талантами не только полководца, но и дипломата. Этим троим король верил куда больше, нежели остальным, да и доказали они свою ему преданность, тут секрета не было.

Сейчас Карлу требовался совет, облечённый в следующие слова: 'Как быть, учитывая недавние известия, доставленные как из Флоренции, так и из Рима?' Все четверо — сам король и трио его советников — были осведомлены обо всём случившемся. Более того, вести поступали к каждому из них почти сразу — сначала узнавал их сам король, а затем дозволял уведомить своих приближённых. Не всех, конечно, лишь малую часть. Эти трое к ней несомненно относились. И сейчас переглядывались, переминаясь с ноги на ногу, словно безмолвно обсуждали, кто нарушит повисшее в комнате молчание. Карл, тот сидел и вертя в руке гусиное перо, ждал. Ему нужен был совет, и он его получит, сомнений тут не было. А вот кто осмелится первым оценить изменившуюся ситуацию... тут монарх был в затруднении.

Решился де Ла Тремуйль, как тот, чьё слово было наиболее весомо, с какой стороны ни посмотри.

— Ваше Величество, республики Флоренция больше нет, есть великое герцогство Флорентийское. И теперь там правит герцог Пьеро I Медичи, восставать против которого... некому. Соперники дома Медичи и тем более враги либо мертвы, либо брошены в тюрьмы, либо объявлено об их изгнании за пределы герцогства. Савонарола обличен понтификом как ересиарх, он сам и его последователи отлучены от церкви эдиктом Папы Александра VI.

— Мне это известно, Луи, — поморщился король. — Дальше...

— Прошу прощения, но это необходимо, — склонился в поклоне сеньор Амбуаза и главнокомандующий. — Пьеро Медичи конфисковал почти всё имущество изгнанных из Флоренции и тем более арестованных, а среди них были и банкиры, лишь немного уступающие по богатству роду властителей Флоренции. Конечно, Медичи добрались не до всего, лишь до того, что находилось во Флоренции и в Папской области, но и это укрепило их финансы.

И всем понятно, что сами Медичи на такое не пошли бы, только при явной, открытой поддержке Рима.

В ответ на эти слова д'Обиньи Ла Тремуйль расхохотался, правда, быстро подавил смех, сейчас несколько неуместный.

— Кардинал Борджиа и шесть сотен наёмников Борджиа во Флоренции. Куда уж тут действовать более открыто! И взятый штурмом монастырь доминиканцев, в котором стены пробиты пулями, а кровь с пола оставшимся живыми и не в цепях монахам ещё долго отмывать пришлось. Чего тут говорить о захваченных домах семейств Уццано и Ручеллаи, которые... не вняли предложениям договориться мирно. Зато другие, видя участь несговорчивых собратьев, стали очень покладистыми, соглашаясь почти на все условия... капитуляции.

— Я понял, что сама Флоренция склонилась перед Медичи, — недовольно проскрипел король. — А что Пиза, Ливорно? Может хоть там остались силы, которые можно будет в нужный нам момент заставить поднять восстание за возвращение республиканского правления? Или просто отколоться от этого нового герцогства.

— Борджиа знают, какой ложкой мешать дерьмо. Что старый, что молодой. Прошу прощения, Ваше Величество, — осёкся было Жильбер де Монпансье, но видя, что короля нормально воспринял грубость, продолжил. — У недовольных нет 'голов', а руки сами по себе мало что могут. И золотой дождь, который пролился на головы простых людей, он добавил Медичи народной любви. Легко расплачиваться тем золотом, которое взято из чужого кармана. Его не так жалко.

— Флоренция потеряна и теперь стала преградой на пути в Неаполь, — отчеканил Тремуйль. — С Пьеро I говорить не о чем, он будет слушать то, что говорят ему советники из Рима, давшие Медичи то, чего они так долго добивались. Корону Флоренции. О короне...

— Да, Луи.

— Скоро Папа Александр VI коронует первого герцога Флорентийского в Риме, в торжественной обстановке. Приглашены все государи и знатные сеньоры Италии, про послов тоже не забыли. Это первый триумф Борджиа.

— А избрание Родриго Борджиа папой Римским?

— Это не совсем то, — улыбнулся де Ла Тремуйль, отвечая на вопрос своего короля. — Взошедший на Святой Престол не всегда может получить настоящую власть — такую, чтобы действовать самому, собственными силами, не опираясь на волю других. Борджиа выиграли Флоренцию самостоятельно, им никто не помогал. Отныне Медичи им обязаны и ещё долгие годы не осмелятся предать тех, кто дал им корону. Она слишком новая, слишком хрупкая, может слететь с головы Пьеро и даже одного из его сыновей от дуновения ветра. Нужны те, кто удержат её своим словом и поступками. Слово — Папа Александр VI. Дела... Тут лучше вспомнить его сына, Чезаре, от кардинала в нём лишь сутана и перстень.

Карл VIII понимал, что хочет сказать его верный генерал. Где были Борджиа, туда же тихими, неслышными шагами прокрадывалась смерть. И если нынешний понтифик ещё пытался это как-то скрывать, то его сын напротив, выставлял сию связь напоказ, тем самым ещё сильнее пугая как уже состоявшихся врагов, так и других, кто мог ими стать в будущем. Этакое предостережение, нависающая над головами угроза. Король вздрогнул от ощущения, будто по спине провели куском льда. Такие мысли ему настолько не понравились, что он предпочёл отбросить их в самый дальний угол, да ещё и придавить как следует, чтобы не вернулись. Нет, не ему, монарху великой страны, опасаться какого-то кардинала, за которым ни армии, ни земель в достаточном количестве.

— Это не именит моего решения о походе на Неаполь, — с несокрушимой уверенностью в голосе произнёс король. — У всех этих итальянских государей и самого Папы Римского будет только один выбор — склониться или потерять всё.

— Мы полностью поддерживаем Ваше Величество, но рассчитывать на лёгкую прогулку не стоит.

— Лучше начать поход уже летом, самое позднее в начале осени, — вторил Монпансье Ла Тремуйлю. — Важно, чтобы наш миланский друг не передумал. Он способен менять свои решения слишком часто.

— Он хочет не просто стоять за троном и править, а ещё и сидеть на нём, с герцогской короной на голове, — хмыкнул Карл VIII. — Неожиданно, но восхождение Пьеро I Медичи на престол Флоренции не только помешало, но и помогло. Лодовико, как охотничий пёс, почуял 'запах' желанной ему дичи. И он написал мне... Я только сегодня прочитал это послание. Сфорца подтверждает наши договорённости и предупреждает, что его племянник совсем плохо выглядит, наверное, скрытая болезнь подтачивает его силы незаметно для окружающих.

Советники монарха понимающе переглянулись. Если итальянец начинает в таких словах сокрушаться о здоровье кого-либо, значит он или уже отравил его или готовится это сделать. Яды — вот один из важнейших инструментов итальянской политики, от них там умирают как бы не чаще, чем от топора палача или в петле.

— Он избавится от племянника незадолго до того, как наша армия войдёт в Миланское герцогство, — озвучил д'Обиньи то, что уже витало в воздухе. — И использует нас как защиту от родственников жены покойного.

Капитан шотландской гвардии счёл лишним упоминать всем известный факт о родстве Изабеллы Арагонской с королём Неаполя. Она, что ни говори, приходилась ему родной внучкой, а значит действительно могла рассчитывать на поддержку. Активную, подкреплённую не словами, но неаполитанским войском, которое было довольно сильным, способным доставить неприятности..

— Или она умрёт вслед за мужем.

— Сразу? — поморщился де Монпансье. — Дорогой Луи, это слишком даже для Лодовико, его не поймёт даже часть сторонников, не говоря об иных. Нет, Изабеллу он не тронет, в отличие от мужа. Меня больше интересует другое — что будем делать после того, как войдём в Милан? Модена и тем более Лукка не препятствия, мы пройдём сквозь них так же легко, как раскалённый нож сквозь масло. Но Флоренция и особенно Папская область, преграждающие путь к Неаполю — тут нужно подумать. Обстановка изменилась и значительно.

— Если армии Флоренции, Папской области и Неаполя объединятся, они могут стать опасными. Не для победы, но для понесённых нами потерь, — не стал увиливать Ла Тремуйль. — Но Его Величество в мудрости своей предпочёл заранее заручиться поддержкой и внутри Рима. Не зря же кардинал делла Ровере вот уже не первый день является дорогим и почётным гостем Франции.

Слушая, как его советники спорят друг с другом, Карл VIII неспешно попивал вино и где-то даже наслаждался происходящим. Особенно когда де Ла Тремуйль сослался на его королевскую мудрость... забыв упомянуть, что именно сам он и намекнул своему королю о чрезвычайной пользе делла Ровере в предстоящем походе. Святой Престол — не то место, которое можно игнорировать. Для придания полной легитимности своим притязаниям на корону Неаполя, Карл просто обязан был получить не только благословение, но и корону этой земли из рук викария Христа, наместника Господа на земле. Причём не столь важно, кто именно будет понтификом — его устроит как Александр VI, так и любой другой. Главное, чтобы был послушен и понятлив.

— Нами будет сделано всё, чтобы не допустить объединения, — сверкнул глазами король. — У Папы Александра VI много врагов в Риме, а мы должны сделать так, чтобы они помогали нам. Для Флоренции у нас приготовлены проповеди Савонаролы. Для Рима есть кардинал делла Ровере и его сторонники в Папской области и в самой коллегии кардиналов. Папская область раздроблена между многими властителями, которые не допустят, чтобы возвысился кто-то один.

— Орсини, Колонна, Сфорца, другие, — задумался де Монпансье. — Я понял слова Вашего Величества. Прикажете действовать через нашего посла при Святом Престоле?

— Нет, Жильбер. Пусть старается делла Ровере, у него в Риме много родственников. Орсини и Колонна не любят Борджиа. А Сфорца...

Повисшую было паузу нарушил де Ла Тремуйль.

— Сфорца не станут защищать того, против кого пойдёт войной их родственник, Лодовико Сфорца, в скором времени герцог Милана. Но я не понял, хотите ли вы сместить понтифика или просто ослабить, сделать зависимым от себя?

— Как будет удобнее, Луи, — улыбнулся Карл VIII. — Я посмотрю на его поведение, с каким усердием он станет помогать мне получить корону Неаполя, поняв, что все его усилия противостоять мощи Франции рассыпались прахом.

Карл VIII аж зажмурился, мысленно уже видя перед собой поверженную Флоренцию, склонившегося понтифика и замерший в ужасе Неаполь. Тот Неаполь, корона которого должна стать достойным украшением его головы.

Зато де Ла Тремуйль был настроен более серьёзно. Только вот произносить вслух то, что зарождалось в его разуме, не спешил, понимая, что не стоит раздражать пусть многим ему обязанного, но всё же склонного к вспышкам гнева монарха. В любом случае, требовалось готовить армию к походу и заниматься подготовкой к тому, чтобы в Милане их правильно встретили, а в тылу у врагов в нужный момент возникли серьёзные проблемы. А дать королю несколько дельных, пусть и призывающих к осторожности, советов он ещё успеет. Время для этого ещё имелось.

Глава 4

Рим, апрель 1493 года

Что во Флоренции дела, что по возвращении в Рим они же. Нет, другие, конечно, но всё равно заставляющие крутиться, аки белка в колесе. И в спину словно упираются острия клинков, напоминающие о том, что время неумолимо тикает, приближая тот момент, когда войска Французского короля окажутся буквально на пороге Италии — ещё не образовавшейся как государство, но от того не становящейся менее значимой в европейском политическом раскладе. А о чём тогда поразмыслить в то время, когда вновь трясёшься в седле по дороге в тренировочный лагерь, где готовятся к предстоящим боям солдаты папской армии... Нет, скорее не папской, а армии Борджиа. поскольку ни римские бонзы, ни сам Гонфалоньер Церкви, Никколо де Орсини Питильяно, к этому не имеют ровным счётом никакого отношения. Хм, может быть подумать о том, что прибывший около недели тому назад Винченцо Раталли привёз с собой не только последнюю часть 'выкупа' за жизнь Джема, но и полномочного представителя султана Баязида II, который должен был удостовериться лично в смерти угрозы для трона своего повелителя.

Удостоверился, причём в моём присутствии. Никаких излишних мучений или там пафосных речей. Просто заблаговременно одурманенному подлитой в вино опийной настойкой пленнику Нино, один из солдат бывшей кондотты Раталли, набросил на шею прославленную среди италийских наёмных убийц гарроту, да и удавил. Быстро, качественно, явно проделывая подобную процедуру не в первый раз. Турок, прибывший сюда тайно, под видом одного из торговцев, пронаблюдав за ликвидацией Джема Гияс ад-Дина, лишь поклонился и вымолвил на довольно сносном итальянском, что договор выполнен, и султан Баязид II будет рад узнать об этом.

Плевать мне было на радость этого чебурека, откровенно то говоря. И вообще. радость турок как правило оборачивается проблемами для нормальных людей. Вот только на сей раз мы избавились от откровенно проблемного ресурса, получив взамен ресурс куда более нам важный и нужный. Людей. Более пяти тысяч мужчин в возрасте от семнадцати до сорока с лишним лет, большая часть из которых умела держать оружие и пользоваться им. Более чем достойная оплата за одного турка, пусть и султанских кровей. Тот же факт, что они были набраны 'с бору по сосенке', происходя со всех уголков Европы — так это всего лишь мелкое неудобство по большому то счёту. Все они согласились в обмен на избавление из турецкого плена подписать договор пятилетнего найма с возможностью продления. Плата, само собой разумеется, была положена крайне скромная, но с оговоркой, что она может быть повышена, если новоиспечённый солдат дома Борджиа хорошо проявит себя в грядущих сражениях.

Тренировали эту разношёрстную братию по полной программе. Вот уж где действительно пригодились нанятые за большую по любым меркам плату лучшие 'псы войны'. Теперь бойцы из лучших кондотт Италии передавали свой богатый опыт тем, кто пусть по большей части и сам нюхнул крови и пороха, но всё равно нуждался в шлифовке имеющихся навыков и получении новых, доселе неведомых. Я и сам там бывал с завидным постоянством, следил за процессом обучения, время от времени внося мелкие, но необходимые коррективы. Мысли сами собой скользнули в недавнее прошлое. буквально на час назад, когда я в сопровождении ну совершенно не отклеиваемой Бьянки и ещё нескольких бойцов отправился за пределы Рима, в его окрестности, где и находились тренировочные лагеря создаваемой армии. На сей раз не просто так, а ради показа формируемого войска самому Родриго Борджиа, который должен был появиться чуть позже меня...

Лагерь встретил нас деловой суетой, сразу показывающей, что тут не прохлаждаются, а работают в поте лица. Бои на мечах, стрельба из арбалетов и аркебуз, строевые занятия, столь важные сейчас, в этом времени. И строгая дисциплина, особенно необходимая для места, где слились в один котёл представители разных стран, у которых отношение друг к другу было далеким от дружелюбия. Так что и надзирающим за порядком работы хватало, ведь одними словами эту буйную разноплемённую ораву было не пронять. Потому к словам добавлялись действия. Пока что банальные телесные воздействия, будь они неладны! А что поделать, ведь если у некоторых голова плохо работает, то за это всегда задница отвечает. Если точнее, спина, по которой вволю плеть погуляет. В меру, потому как солдат, у которого вместо спины кровавое месиво, ни к чему толковому не пригоден. Да и применялся этот вид воздействия не за совершённые ошибки, а исключительно за грубые нарушения дисциплины вроде драк, поножовщины или попыток устанавливать внутри подразделений свои порядки.

Чего уж тут греха таить — нескольких пришлось банально повесить. Парочку за удачную попытку прирезать соседа по отряду. Ещё трёх — за рецидив побега. Нет, а что тут ещё можно было сделать? Контракт подписан, из турецкого рабства засранцев освободили, а они, заразы этакие, бежать решили. Нехорошо... и наказуемо.

— Синьор Чезаре, — встречающий нас Асканио Росиенте, главный в этом лагере на тысячу подопечных, расплылся в улыбке, местами даже искренней. — Мы вас ждали и всё приготовили. А Его Святейшество?

— Прибудет в скором времени, — ответил я, слезая с коня и передавая его одному из солдат, чтобы позаботились о животине. — Пока же хочу пройтись, посмотреть, что тут изменилось к лучшему и не очень.

— За те пять дней, пока вас не было, изменения если и есть, то очень незаметные, — не стал кривить душой наёмник. — Порядок навели, это да, но остальное... Им ещё долго готовиться, чтобы стать не просто умеющими рубить и стрелять, но похожими на нас, частью целого.

— И основная проблема...

Намеренно подвесив фразу в воздухе, я ожидал, что скажет Асканио. Тот не разочаровал. Посмотрел в сторону одной группы своих учеников, затем на других таких же, после чего, даже не смотря на меня, вымолвил:

— Многим мешает то, что они привыкли воевать по-другому. Плохое знание или незнание языка, необходимость прийти в себя после рабства у некоторых, иное... это не так сложно. Язык выучат, откормятся, перестанут видеть врага в любом человеке. Новое воспринимается не всеми, синьор Борджиа. Привычка, порой она — большое зло.

— А мне кажется, вы справляетесь!

Бьянка и её порой очень яркий оптимизм, особенно связанный с моими новаторски тут идеями. Я то уже привык, Росиенте же саркастически хмыкнул, посмотрев на юное неугомонное создание.

— Моранца... то есть уже Медельяччи, ты сначала поживи хотя бы с половину моего, тогда и поймёшь, как сложно бывает ломать свои привычки через колено. Тут же не только воинское искусство, есть и обычная жизнь. Чего стоит заставить некоторых хотя бы мыться, а не вонять немытым телом, как вошло в привычку у этих северных варваров.

— Германцы? — понимающе хмыкнул я.

— И поляки тоже. Французов тут почти нет, а то они тоже привыкли, что ходить по улицам городов по колено в дерьме и грязи и вываливать ночные вазы прямо за окно — это нормально и богоугодно. Простите... Ваше Высокопреосвященство, — вспомнил он о моём кардинальском статусе.

— Отпускаю грехи твои, — лениво отмахнулся я. — Ничего, хоть плетью, а и их от варварства отучим. Ну а пока... Строй, стрельба, владение клинками и пиками. Показывай.

И началась экскурсия. Ближе всего оказалась группа пикинёров, которых натаскивали на одновременный и сильный удар. Тяжёлые, предназначенные для пробивания как доспехов, так и конской груди — порой тоже защищённой сталью — пики в руках довольно накачанных вояк ритмично били в цель. Целью служили набитые соломой чучела, отдалённо напоминавшие тяжелую пехоту противника.

— Это пика, а не твой член, — орал на чуток замешкавшегося с ударом бойца наставник. — Бей сильно и резко, выбрасывай руки вперёд, тогда жало вонзится куда и как надо. И руки не оторвутся, и оружие не улетит.

— Защищать вас будут другие, — вторил ему коллега. — Ваше дело ударить в свою цель по команде.

— А если строй прорвут, — раздался вопрос, заданный с заметным испанским акцентом.

— Меч на поясе тебе поможет. И Господь на небесах, если не успеешь его вытащить. А у тебя он так подвешен, что тянуться долго будешь. Тебе что ещё вчера сказано было, отродье плешивого мула и старой капуцинки?

За дело пропесочивают что одного, что другого. Улыбнувшись, глядя на сей процесс, я не забывал оценивать и картину в целом. Правильно свели в пикинёры тех, кто более других связку рост-вес выдержал. Причём вес не в смысле дурного жира, а именно мускулов. Даже если есть талант обращения с длинным древковым оружием, но нехватка массы... то толку в строю от такого вот солдата маловато будет. Это знал я, но ещё лучше знали бывалые кондотьеры и их бойцы. Вот и применяли опыт на практике, натаскивая поступивших под их начало то тому же шаблону, что и новичков в своих родных кондоттах. Принципы те же самые, различия если и есть, то чисто косметические.

— Понимаю, почему ты не любишь пики!

— Она весит много. А я мало! — возмущённо фыркает Бьянка. — Ты сам её удержи попробуй, а потом уже говори.

— Держал. Взаимопонимание не слишком хорошо находится, — не стал отпираться я. — Но без пикинёров никак не отразить атаку кавалерии, ты меня понимаешь.

— Участвовала в таком... Жуть! Выжить — уже везение.

Неприятные воспоминания на подругу нахлынули, по лицу видно. Оно и понятно, за недолгий срок пребывания в этом времени я успел понять, что атака тяжёлой кавалерии — это один из наиболее жутких кошмаров для опытного солдата. Пехота может удержать строй и более того, победить, но 'впечатлений' сумевшие остаться живыми наберутся столько, что мало никому не покажется. Новобранцы же порой, даже если не побегут, то обнаружат в штанах некие, хм, посторонние отложения.

— Надеюсь, пикинёров не только с пикой обращаться учат? — порядку ради поинтересовался я и тут же получил ответ от Росиенте.

— Короткий клинок, строй, немного стрельба. Арбалет и аркебуза, как и приказано.

— Это хорошо. Одно оружие может быть основой, но знакомство с другими видами необходимо. А потому... Пойдём к аркебузирам, Асканио.

— Извольте, синьор Борджиа, они неподалёку. Достаточно идти на звук.

Тут он точно подметил. Где стрелки, там и грохот... с того момента, как появились и стали использоваться аркебузы. Пусть сейчас расходовать порох почём зря никто не стал бы — слишком дорогое удовольствие — но для обучения действительно неплохих стрелков без частых тренировочных стрельб никак не обойтись. Вот и расходовали ценный ресурс, особенно не скупясь. Экономить на обучении собственных солдат — верный путь к большим потерям и проигранным битвам. Это я знал не только из древней, но и новой истории, даже новейшей. Чего стоила методика, кхм, обучения в родной стране, поражённой дебильной властью вот уже около века, где солдаты если и стреляли, то мало и нечасто, с чёткой 'нормой расходования боеприпаса', от которой куры со смеху дохли.

Ага, вот и стрелки. Учатся не просто меткой стрельбе, но стрельбе в строю, состоящем из четырёх линий стрелков, ведущих огонь последовательно, одна за другой, с последующим отступлением за спины товарищей для перезарядки оружия. Тут, само собой разумеется, не было массового построения — всего по пять человек в каждой линии — но для отработки и доведения до автоматизма действий этого вполне хватало. Я жестом остановил Росиенте. который хотел было прервать стрельбу.

— Пусть. Я смотрю.

— Это те, которые ещё не...

— Не столь важно. Мне нужны не лучшие, а надо видеть процесс обучения.

Вот теперь до Асканио дошло. Встал чуть в стороне и превратился в призрака, не мешая смотреть и оценивать. Как раз то, что от него и требовалось. А меж тем я слушал, как этих, ещё обучающихся строевой стрельбе из кремневого оружия бойцов натаскивают на чёткость выполнения, произнося команды, которые разбивали процесс ведения стрельбы на отдельные стадии.

Залп, и вот разрядившая оружие первая линия отступает назад, проскальзывая в оставленные стоящими позади стрелками проходы. Немного выждав, слитно стреляет вторая линия... Тут главное выдерживать чёткий ритм, достигать равномерности ведения огня. Четыре линии стрелков — как по мне это минимально необходимое их количество для ведения относительно быстрого залпового огня. Три выстрела в минуту — та планка, которой необходимо было достичь. Вот до неё здесь и должны были подтягивать стрелков. В том случае, если в руках у них будет кремневый огнестрел, а не фитильное убожество. В случае фитиля о подобной скорострельности и мечтать не приходилось. Только вот учиться на том образце, который вот-вот безнадёжно и окончательно устареет... нафиг такое счастье!

— А ведь неплохо у них получается, Асканио, — похвалил я ворона здешних мест. — Со скоростью есть определённые проблемы, но нет неуверенности, чёткие движения, ритм опять же поймать сумели. Уверен, что вскоре вы большинство своих подопечных до такого уровня мастерства доведёте, а то и повыше.

— Вы преувеличиваете, синьор Борджиа.

Говорит одно, но я то вижу, что старому вояке приятна похвала. Пусть привыкают ему подобные, что не деньгами едиными, но и таким вот отношением готовы платить за верную службу. Репутация... это штука такая, складывается из множества крупных кирпичей и мелких кирпичиков, в конце концов формируя общую постройку. Какая она будет? Тут исключительно от нас самих зависит. Мне желательно, чтобы была основана на страхе со стороны врагов и уважении друзей, союзников и подчинённых. Уверен, это наиболее крепкое строение из всех возможных.

— Думаю, говорю именно то, что вижу. Как-никак, именно стрельба мне ближе всего из воинской науки, — говорю Росиенте то, что и так каждому известно. — Однако... Неужели вы успели всех обучить не только стрельбе, но и таким вот маневрам?

— Не всех, — вздыхает начальник лагеря. — Вы же знаете, у нас немного новых аркебуз. Мы вынуждены почти целиком сосредоточиться на будущих стрелках, остальные упражняются с фитильными аркебузами, делая из новых всего пару-тройку выстрелов.

— Скоро это изменится. Да, а вон там что?

Проследив за движением моей руки, Асканио ответил.

— Те, кто только-только учится обращению с аркебузой. Жалкое зрелище.

— Зато полезное. Посмотрим?

Бьянка, к которой и был обращён вопрос, с энтузиазмом закивала. Ну да, конечно, девушке хочется малость повеселиться, наблюдая за теми, кто с её точки зрения есть полные неумехи и цель для нескольких язвительных комментариев, на которые она порой ох как горазда.

Стрелки, изучающие основы... И впрямь печальное зрелище. Зато я сразу узнал методику, по которой велось это самое обучение. Хм, мудрено было бы её НЕ узнать — как ни крути, сам её составил, самым наглым образом содрав оную с используемой в той ещё, околопетровских времён русской армии. Разумеется, со всеми полезными для того времени нововведениями вроде бумажных патронов с отмеренной порцией пороха и находящейся внутри пулей. Именно по этому 'алгоритму' начинающие стрелки и действовали, выполняя следующие одна за другой команды наставника.

— Готовность!

И тут же несколько стрелков перехватывали свою аркебузу, держа её в положении, оптимальном для зарядки. И курок на предохранительный взвод.

— Открыть полку!

Большой палец стрелка давил на огниво, тем самым заставляя механизм открыть полку для пороха.

— Патрон!

Из сумки извлекается бумажный свёрток, имеющий крайне мало общего с привычными мне патронами. Прототип, мать его за ногу! Затем стрелки зубами скусывали патрон с той стороны, где находился именно пороховой заряд.

— Сыпь на полку!

И часть пороха сыпалась на полку, причём часть малая, строго отмеренная, за чем стрелки должны были следить.

— Закрыть полку!

Снова давление на огниво, но в обратную сторону, для того. чтобы полка закрылась, тем самым позволяя продолжить зарядку.

— Упор!

Уже с закрытой полкой аркебузы упираются прикладом в землю, а ствол чуток наклонён в сторону условного врага. Самое то для следующего действия, когда потребуется засыпать в ствол основную дозу порохового заряда и засунуть следом саму пулю.

— Патрон в ствол!

Весь оставшийся порох струйкой ссыпается в дуло. А следом и уже свободный от пороха, но с пулей внутри патрон засовывается в дуло и малость проталкивается внутрь пальцем стрелка.

— Шомпол!

Сей важный для зарядки стальной штырь вынимается из специального паза в ложе аркебузы и используется по прямому назначению. Именно им пулю в обёртке запрессовывают до упора, тем самым создавая нужное давление для произведения выстрела.

— Вернуть шомпол!

Важная команда для неопытного стрелка. Многие в горячке боя могут там, в стволе, его и оставить. Нет, выстрел то произойдёт, спору нет. Шомполом! Только вот с помощью чего стрелок будет заряжать своё оружие в следующий раз?

— Готовься!

Боевой упор, то есть упереть приклад в плечо, в специально нашитую подушечку с конским волосом. Отдача, она тварь коварная, когда палишь из подобных допотопных устройств. И курок взвести не забыть.

— Прицел!

Небольшая пауза. чтобы действительно успели прицелиться, а не палили в белый свет как в копеечку.

— Огонь!

Наконец раздаётся грохот выстрелов, а некоторые пули даже в мишень попадают. Не все и уж точно не в центр, но и то хлеб.

— Занудно, — с трудом удержалась от зевка Бьянка. — Если они и такого сразу понять не могут, то это... грустно.

— Не все такие умные как ты.

— Не все! Зато эти твои патроны из бумаги, они помогают заряжать аркебузу намного быстрей.

— Для того и созданы.

Патроны для ускорения заряжания, плюс использование не пороховой пыли — склонной к быстрому вбиранию влаги даже из воздуха и дающей куда меньшую энергию взрыва — а пороховых гранул, которые только-только начинали применяться. Я уж не говорю про такие полезные и важные вещи как нормальный приклад и особенно сам кремневый замок. За счёт всего этого аркебузиры должны были стать не просто полезной составной частью, но одной из главных частей войска. Наряду с артиллерией, о которой вообще разговор особый и отдельный.

Время до приезда 'отца' ещё оставалось, поэтому Бьянка не могла не посмотреть, как тут обстоят дела с учебными боями на привычном ей оружии. Не работа с кинжалами, конечно, но меч или связка меч-кинжал — это тоже радовало её чувство прекрасного. Я же предпочёл удостовериться, что главное — а именно демонстрация боя в строю — будет проведена на должном, способном впечатлить Родриго Борджиа уровне...

Что должно было быть показано? Не только стрелки в четыре линии, но и действие их совместно с пикинёрами и воинами с большими щитами. Да, последних использовали уже не столь часто, но мне хотелось попробовать снизить потери. В конце концов, арбалетчики пока продолжали использовать щиты-павезы. Только вот павеза не защищала от огнестрельного оружия, увы и их, даже если была обшита стальными полосами. Зато при изготовлении цельнометаллического щита, да к тому же такого, который мог втыкаться в землю... Тут совсем иной расклад. От ядра, само собой разумеется, не защитит, но аркебузную пулю и даже картечь, буде таковая хлестанёт по строю, остановит, про арбалетные болты и вовсе промолчу.

Недостаток? Цена металла — чхал я на неё! Выгоднее тратиться на оружие и амуницию, чем на подготовку действительно хорошего солдата. А устраивать зерг-раш с целью вырвать победу. завалив противника мясом своим людей... Это или к азиятам, или к 'великим полководцам' вроде Жукова и прочих Тимошенко, не выигравших ни одного сражения без солидного численного превосходства и больших потерь.

Вот вес — дело другое. Пятнадцать-двадцать килограмм были важным фактором, от которого не отмахнёшься. Ну да ничего, самых бугаистых на это дело ставить, оно и неплохо получится. Кстати, в демонстрации моему 'отцу' щитоносцы также будут участвовать.

Излишнее рвение — это не есть хорошо. Именно поэтому я напрочь отклонил предложение Росиенте устроить 'последнюю проверку' выбранного для демонстрации навыков отряда. Понимал, что так можно лишь чрезмерно измотать людей или же просто заставить нервничать сверх меры. Никому на пользу это точно не пойдёт. Поэтому предпочёл ещё немного погулять, посмотреть на тренирующихся бойцов, да и просто отдохнуть от порой малость давящей атмосферы Рима. Всегда нужно менять обстановку, чтобы голова кругом идти не начинала.

* * *

Явление Христа бурому медведю... Или же появление аж целого Папы Римского в тренировочном лагере войска, которое было набрано не под Святой Престол, а под лично его род, род Борджиа.

Появился Александр VI как и подобает, то есть в сопровождении нескольких десятков свиты в парадных облачениях, а если конкретнее — каталонских вояк в роскошных доспехах. И никаких монахов, аббатов и прочих епископов, ибо верить им если и следовало, то с ба-альшой такой осторожностью. Выслушал верноподданнические приветствия Асканио Росиенте и других 'офицеров'. Таким словом их нельзя было назвать не потому, что они того не заслуживали, а попросту по причине отсутствия в нынешних войсках законодательно регулируемой субординации. То есть де-факто она присутствовала, а вот насчёт де-юре было куда сложнее. И это, помимо прочего, предстояло исправить. Чёткая и явная иерархия, видимая не только изнутри, понимающим людям, но и извне, каждому встречному-поперечному — штука весьма нужная и важная. В том же Риме старом она ох как присутствовала. А потом изволила временно уйти на дно с приходом новой и не самой лучшей эпохи мракобесия и упадка. Той самой эпохи, из которой только-только начинали выбираться отдельные части Европы.

— Ты хотел мне показать что-то важное, сын, — закончив с сокращённым до минимума церемониалом, напомнил о цели своего прибытия сюда Родриго Борджиа, хотя прекрасно знал, какого рода зрелище его ждёт.

— И покажу. Прошу, там уже подготовили подобающее твоему положению место.

Действительно, несколько кресел, одно из которых было особенно выделяющимся, небольшой столик с вином и кубками. И в любой момент, если вдруг пойдёт дождь, можно было развернуть навес, защищающий от стихии. Что до солдат, так они уже были готовы показывать своё умение, ожидая лишь приказа.

— Новые аркебузы я уже видел, как и способ ускорить стрельбу из них, — напомнил об очевидном идущий рядом со мной Родриго Борджиа. — Но ты приготовил что то ещё, не так ли?

— Мало улучшить оружие, нужно ещё и правильно его применить. Это я и хочу тебе показать. Применение нового. Числом нам врагов не одолеть, остаётся использовать иные преимущества. Для того новое оружие, новая тактика, да и политические интриги. К слову о них...

— Если только к слову, — усмехнулся понтифик. садясь в приготовленное специально для него кресло. Я же пока остался стоять за его спиной. — Коронация великого герцога Флорентийского уже скоро и приглашены многие. Отказаться некоторые может и хотели бы, да понимают, что нельзя. Отказаться — значит объявить себя врагом не только Флоренции, но и Рима. Послать кого-то незначительного — почти то же самое. Приедут все, даже сын Ферранте Неаполитанского.

— И герцог Милана?

— Или он сам или Лодовико, — неопределённо так махнул рукой понтифик. — Решать будет, конечно, сам Мавр. И все знатные семьи: д'Эсте, Чибо, Колонна, Орсини, многочисленные Сфорца и прочие, несть им числа.

— Смотр друзей, врагов и желающих остаться в сторонке.

Кивает Родриго Борджиа, нравятся ему прозвучавшие слова. Именно смотр почти всех фигур, представляющих собой сколь-либо значимую силу на 'шахматной доске' под названием Италия. Внутренние персоны, а ведь есть ещё и внешние, о чём я не преминул напомнить.

— Послы значимых государств... Точнее их реакция на происходящее.

— Кастилия и Арагон получат новых кардиналов, Португалия также не будет обделена, — ласково, как он это умел, улыбнулся Родриго Борджиа. — Англии и Священной Римской империи всё равно, не говоря о Венгрии и иных. А Франция... Чезаре, ты и сам знаешь, что Карл будет доволен, лишь если я вручу ему корону Неаполя, да ещё и позволю его дикарям прогуляться в Риме, как у себя дома. Это останется...

— Начинается, отец.

Действительно, демонстрация начиналась. Необычное построение солдат и само по себе притягивало взгляд, а уж то, что они должны были начать делать...

Терция — вот как называлось та войсковая единица, которая должна была получить своё рождение несколько раньше привычного исторического варианта. Ну и некоторые изменения в её структуре имели место быть.

Вот она, терция в уменьшенном составе и изменённом варианте. Центральное каре, в основе своей состоящее из пикинёров, закованных в тяжёлую броню и вооружённых длинными пиками. Они должны встречать противника — как конного, так и пешего — как ударами пик, так и, в случае необходимости, берясь за мечи, второе основное оружие. В первом же ряду, наряду с пикинёрами, находились и солдаты с массивными цельнометаллическими щитами, защищающими в том числе и от вражеских пуль.

Это был центр. А по четырём сторонам находились роты аркебузиров, выстроившиеся в шесть линий. Первая — вновь те самые шитовики. Вторая — пикинёры, но с облегчёнными пиками, более подходящими для быстрого перемещения. Остальные четыре — стрелки, ведущие стрельбу по противнику, надвигающемуся на терцию с той или иной стороны.

— Не то римский легион, не то македонская фаланга, — хмыкнул Александр VI. — Необычное построение. И эти щиты...

— Целиком из металла, не пробиваются ни пулями, ни болтами, ни даже картечью. Только ядрами, да если будет использована навесная стрельба из луков. Только последнее... маловероятно. Тут татар нет.

— Да, нет. Интересно движутся. И стреляют тоже.

Что да, то да. Как раз сейчас отряды стрелков впереди и по бокам терции показывали, как будут отражать атаку в фронта. Шиты в землю и... пошли залпы, когда одна линия сменяет другую, да так, что никаких затянувшихся пауз. Хорошая синхронность, ещё один плюс в копилку Асканио Росиенте, оказавшегося не только кондотьером, но и наставником.

— Резерв...

Верно Бьянка, доселе молчавшая и изображавшая безмолвную телохранительницу, напомнила о себе, точнее о том, что должно произойти. И верно. Половина стрелков тылового отряда сейчас влилась в отряд левого фланга, который как бы находился в более уязвимом положении. Тем самым показывалось, что терция может перебрасывать резерв, которым является один из четырех стрелковых отрядов.

— А если противник подходит вплотную? — резонно поинтересовался Родриго Борджиа, которому дела военные отнюдь не были чужды. — Отряды стрелков легче прорвать.

— Тогда...

Взмах рукой, подающий знак Росиенте. И вот бывший кондотьер подаёт уже свой сигнал, приказывающий отработать отражение атаки подобравшегося врага. Услышав это, отряды стрелков как бы втягиваются внутрь центрального каре, которое подрастает в размерах. Внутри стрелки, готовые как стрелять по прорвавшимся сквозь пикинеров, так и поработать своими клинками. Снаружи — пикинёры, увеличившие свой состав за счёт шитоносцев и лёгких пикинёров стрелковых отрядов. Взломать такую ощетинившуюся иглами коробочку ох как нелегко. И наконец...

Пикинёры разом опускаются на колено, тем самым давая возможность аркебузирам начать залповую же стрельбу по целям. Залп. Первый ряд сам припадает на одно колено, открывая обзор второй линии, затем третьей и так далее... Новый сигнал. Пикинёры поднимаются, а стрелки под их опять-таки полноценным прикрытием могут перезарядить оружие.

Угроза миновала и враг отступил? Единое каре вновь выталкивает из себя четыре стрелковых отряда. И так до тех пор, пока либо битва не будет выиграна, либо не придётся отступать. Тут уж как карта ляжет.

— Это. Действительно. Впечатляет, — отчётливо, проговаривая каждое слово, вымолвил Родриго Борджиа. — Но обучение, новые аркебузы, порох, полные доспехи пикинёров и большие щиты из металла... Деньги!

— Мы говорили с тобой об этом, отец. И не раз.

— Помню я, помню! — отмахнулся понтифик, показывая, что не собирается отступать от обещанного. — Та часть золота, которую ты получил с соперников Медичи во Флоренции, это позволяет. Но запасы золота не бесконечны, они скоро покажут дно.

— Армия способна кормить сама себя, надо лишь дать цель. Хорошую, нагулявшую жирка. А таковых хватает,— оскалился я. — Только этот вариант будет нужен лишь в случае, если война каким-то чудом не постучится в наши двери уже очень скоро. К сожалению, она постучится, отец, мы оба это понимаем.

— Ты готовишься к худшему, Чезаре.

Вот что тут скажешь? Ничего, остаётся лишь пожать плечами, показывая, что не я такой, жизнь вокруг такая. И не подготовившихся к крутым поворотам в лучшем случае сносит за борт колесницы, а в худшем... прямиком в могилу, да со свёрнутой шеей.

Показ возможностей терции был закончен и, как мне казалось, все оказались довольны увиденным. Росиенте тем, что сумел подготовить 'показательные выступления' на впечатлившем главного зрителя уровне. Сам Александр VI — новыми возможностями формируемой армии. Я же мог гордиться общей организацией процесса и хорошей памятью, позволившей припомнить нужное для нормального функционирования сей тактической единицы. Разве что...

— В бою терция, а именно так мне показалось правильным назвать это построение, будет значительно больше — от пятисот до трёх тысяч человек.

— Три тысячи, — усмехнулся Родриго Борджиа. — Не многовато ли?

— Это для большого сражения и не сейчас, отец. Просто лучше заранее предусмотреть и такую численность.

— Допустим. А как же твоё второе нововведение, артиллерия?

— Можно показать и это, только придётся удалить куда подальше большую часть тут находящихся. Новые типы пушечных снарядов лучше показывать при ограниченном числе свидетелей. Ты готов немного подождать.

— После уже увиденного... — старый интриган сделал небольшую паузу, после чего искренне и несколько злорадно улыбнулся. — Да!

Признаться, с артиллерией — точнее с её количеством, дела обстояли так себе. Наиболее печальным фактором, который в последнее время я всеми силами пытался исправить, являлось почти полное отсутствие в Риме и окрестностях промышленности.

— Именно так! Рим не производил ровным счётом ничего, кроме духовности в феерических масштабах. Иными словами, он предоставлял нематериальные услуги огромному количеству верующих и винтикам сложнейшей машины 'по распространению и поддержанию накала христианства', а заодно славился как место, приехав куда, можно получить не только 'увеличение благодати', но и иные, куда более понятные и приземлённые удовольствия. Изысканные блюда, редкие вина, девочки из числа наиболее красивых и на любую толщину кошелька.

Золото в Риме и впрямь лилось рекой, но вот в плане производства важных именно для государства товаров было совсем плохо. Какие уж тут плавильни с литейными, если около Вечного Города даже сельское хозяйство присутствовало в самом зачаточном состоянии! И вот это приходилось исправлять как можно скорее. Брать мастеров из других мест Папской области, да и пересаживать с места на место, как репку на огороде. Хлопотно, а ничего не поделаешь — ведь столица без наличия в её пределах хотя бы минимально необходимой промышленности в нынешние времена многим рискует. Особенно учитывая сильно отличающуюся от нуля вероятность войны в самом скором времени.

Впрочем, речь не столько об этом, сколько об артиллерии. Пусть я и надеялся к началу войны получить пристойное количество орудий — частью местного производства, частью купленных через тех же флорентийцев и венецианцев — сейчас 'стволов' было мало. Нового образца, само собой разумеется, потому как старых бомбард хватало. И большинству из них предстояло стать всего лишь источником металла для переплавки, не более того.

Однако для демонстрации орудий хватало. Да и как иначе, ведь найти четыре орудия из новых вообще не есть что-то сложное. Предстояло показать действие новых боеприпасов, а не разыгрывать тактические сцены. Тут разница есть и весьма солидная.

Пока мы перемещались в другую часть тренировочного лагеря, а оттуда, в свою очередь, изгонялись на должное расстояние все те, кому знать об артиллерийских изысках однозначно не стоило, Родриго Борджиа успел и дополнительные вопросы по использованию в боях терций задать, и относительно самой подготовки бывших турецких пленников поинтересоваться. Последние его интересовали как бы не больше.

— Ты так рассчитываешь на их чувство благодарности. Чезаре? — понтифик шёл медленно, аккуратно переставляя ноги. А ехать верхом не захотел, мотивируя это тем, что ему надо побольше двигаться, а то обильная еда и сидячий образ жизни здоровью не способствовали.

— Помимо прочего, я учитываю и это. А ещё внимательность наших наёмников, которые следят за происходящим и докладывают своим командирам, а те кондотьерам. Последние же сводят узнанное воедино и передают уже мне. Если вдруг возникнет нечто подозрительное и тем более угрожающее, я успею принять меры.

— Благостно...

— Не совсем. Нескольких пришлось повесить, — опережая вопрос, ориентируясь лишь на промелькнувшее в глазах понтифика любопытство, я пояснил. — Свары внутри отрядов, попытки бежать, нарушив договор. Этим я показал серьёзность намерений. Если ещё и остались желающие 'пересмотреть условия договора' я показал им, что оно того не стоит.

— Страх. Понимаю.

— Не страхом единым, — возразил я, попутно отмечая, что мы почти пришли. — Тем, кто будет служить нам верно, достанется много чего хорошего. Желающим предать... в лучшем случае петля или клинок в спину. Как только эта простенькая мысль накрепко засядет в голове самого ограниченного разумом солдата, мы можем спать спокойно. Ну почти, потому как общие меры предосторожности и разумную подозрительность никто не отменял. А вот и новые пушки, отец, и те цели, по которым они станут стрелять.

Никаких каменных стен, развалин замка или чего-то вроде. Это сейчас не требовалось. Осада крепостей в ближайших планах вроде бы не значилась, в отличие от использования артиллерии против живой силы противника. А её, живую силу. представляли соломенные чучела в старой броне и они же, посаженные на грубые макеты лошадей. Показуха? Не совсем. Мне требовалось показать Александру VI высокий уровень эффективности новых снарядов. И наглядность тут — лучший из вариантов. Слова словами, но когда человек видит, что именно могут сделать с плотными порядками пехоты бомбы и цепные ядра... Тут уж уровень скептицизма, даже если он в принципе остался, уйдёт в ноль... или почти в ноль.

Сперва попросил 'отца' подойти вместе со мной к орудиям. Не для того, чтобы быть рядом во время стрельбы. Чур меня! Даже лучшие из орудий этого времени могли разорваться во время стрельбы, убивая и калеча расчёты. Нет уж. нафиг мне такое счастье! Зато посмотреть на процесс зарядки двух орудий ему стоило. И там и там использовался порох, но он был разным. Вот это, в отличие от уже известных понтифику лафетов, позволяющих вести как нормальную полевую стрельбу, так и на пристойном уровне прицеливаться, должно было вызвать интерес. И впрямь вызвало.

— Порох, он отличается, Чезаре.

— Да, отец, — подтвердил я. — в одном случае обычная пороховая мякоть, по сути пыль. В другом — гранулы примерно одинакового размера, полученные 'помолом' из цельного куска. Придумка новая, но кое-где уже вполне распространённая. В той же Франции, к примеру.

— Если ты на неё обратил внимание, это не просто так. Смысл?

В ответ была прочитана краткая, но по сути лекция об отличиях двух разновидностей пороха и однозначных преимуществах его гранулированного варианта. И сказано, что сейчас то, что касается увеличения эффективности, будет продемонстрировано наглядно.

Уже демонстрировалось. Мелкий порошок при заряжании орудия гораздо менее удобен, нежели гранулы.

— А вот теперь нам стоит отойти на достаточное расстояние, — невесело усмехнулся я. — Увы, но пока стрельба из орудий не так безопасна, как мне хотелось бы.

Сказано — сделано. Родриго Борджиа также не хотелось подвергать себя совершенно бессмысленному риску. Посмотреть же на результат выстрелов можно и издалека.

Б-бах! Выстрелы прозвучали практически слитно, а вот результат... Ядро, выпущенное из пушки, заряженной гранулированным порохом, улетело куда дальше второго. А ведь масса использованного пороха была одинаковой, это специально подчёркивалось мной.

— Моя армия будет использовать новый порох, — озвучил Александр VI принятое решение как нечто само собой разумеющееся. — Дальше.

— Сейчас всё будет. И тебе это понравится, а вот враги семьи Борджиа будут плакать кровавыми слезами.

Совсем заинтригованный, глава рода Борджиа только и мог, что кивнуть и отправиться к месту, откуда смотреть за стрельбой было и удобно и безопасно. А посмотреть ему будет на что.

Так и оказалось. Первый же выстрел цепным ядром показал, как хорошо половинки ядра, соединённые цепью, крушат тесный строй пехоты противника. Вот против конницы этот боеприпас малоэффективен, чего скрывать, про это я тоже не забыл упомянуть. А затем были бомбы. И если цепное ядро было воспринято хоть с удовлетворением, но без особого удивления, то 'взрывающееся ядро' заставило понтифика чуть не подпрыгнуть от избытка эмоций. Оно и понятно, эффект для нынешних людей был более чем действенный.

— Если бы такое оружие появилось у наших врагов, — покачал головой Александр VI, — я бы непременно издал эдикт об объявлении его дьявольским и заслуживающим искоренения. Но поскольку оно в наших руках... Этому точно не бывать. Ещё?

— Есть, но те больше для флота, — не стал я скрывать. — Или для осады крепостей. Поэтому демонстрация здесь будет... тусклой. Лучше уж потом. Например тогда, когда Остия станет не твердыней делла Ровере, а верным нам, Борджиа, городом и портом. Настоящими морскими воротами, а не 'морской преградой' как сейчас.

— Хорошо.

— Но ты доволен увиденным, отец? — счёл я необходимым уточнить вроде бы очевидное. — Ведь показанное мной надо распространять на всё наше войско. Использование терций, новые аркебузы... артиллерию. Не только 'полевую', но и для защиты сначала Рима, а потом и других городов.

— Может объявить сбор средств на новый Крестовый поход? — призадумался Родриго Борджиа. Серьёзно, а не для отвода глаз. — Объявить об этом, попросить помощи золотом и серебром у правителей христианских стран. Не войсками, а золотом для найма и вооружения. Венеции особенно сложно будет остаться в стороне, когда Османская империя грозной тенью нависает над владениями республики, особенно над Критом и Кипром.

Извилистыми путями движется мысль человеческая! Лично я о подобном финте ушами даже помыслить не мог. Зато Родриго Борджиа смотрел на мир с несколько иного ракурса, в полной мере оценивая психологию верующих. Несмотря на то, что чем большее время проходило с периода, когда эти походы были действительно успешными, а не выродившимися в череду бесконечных неудач... они всё ещё находили неслабый отклик в сердцах и душах пусть не правителей, но, скажем так, среднего звена.

А тут и недавно состоявшееся завершение Реконкисты, по сути схожего действа. Успешное, триумфальное завершение, попрошу заметить. Над этим однозначно стоило подумать. Сейчас же от меня требовалось высказать именно мнение, с которым 'отец' уже начинал нехило так считаться, видя, что многие из вроде как авантюр закончились успехом. Следовательно...

— Нельзя называть его дату. Подготовка — это одно. Конкретные слова — другое, нам нельзя связывать себя ими. В конце концов, освобождение Гроба Господня в нынешней ситуации далеко не главная наша проблема. А бить мусульманских правителей следует там, где они слабее всего. И даже не это главное.

— Я тебя хорошо понимаю, Чезаре, — кивал Родриго Борджиа, на лице которого было глубочайшее удовлетворение от того, что сейчас рождалась очень интересная задумка, способная принести семье множество 'вкусностей и полезностей'. Если, конечно, правильно разыграть партию. — Объявив о начале подготовки нового Крестового похода, мы выставим всех, кто попытается мешать, врагами веры христианской. Я понимаю, что это не удержит наших врагов, но испортит их попытки представить себя в благородном обличье.

— Будет булла об этом событии, Ваше Святейшество?

Бьянка... И если она, до сих пор мало-мало побаивающаяся моего 'отца', решила вмешаться в беседу, выйдя из образа 'безмолвной тени' — это не просто так, а по веской причине. Сам Александр VI, посмотрев на девушку в мужском облачении как на заговорившую 'валаамову ослицу', всё же соизволил ответить. Не столько ей — поскольку не любил, когда вмешиваются в разговор с членами семьи — сколько не желая обострения ситуации в разговоре со мной. Знал, что для меня Бьянка не охранник и тем паче не любовница, а подруга и помощник в делах.

— Я думал об этом.

— Это нужная булла, но... неоднозначная. Может следует предварить её иной, куда более радостной, показывающей, что сам Творец на стороне вас, нынешнего владыки Святого Престола?

Промельк интереса в глазах понтифика и жест, позволяющий Бьянке продолжать. А я уже догадывался, что имеет в виду юное создание, стремительно осваивающее не просто политику, но и интригу. И точно!

— Оспа много веков уничтожала огромное число людей, в том числе и христиан. Её считали бедствием, от которого нет спасения. Считали и божьей карой, которую не отвратить. А теперь... Вы сами, Ваше Святейшество, отныне надёжно защищены от этой болезни. Вокруг вас образуется расширяющийся круг, которому отныне тоже это не грозит. Многие будут бояться лекарства, считая его порождением колдовства. Зато если с вершины Святого Престола, из уст самого Папы Римского лекарство будет объявлено богоугодным...

— То такие слова и булла 'Об изничтожении оспы' может и вызовет кое-где возмущения, но укрепит престиж моего понтификата, — после недолгого раздумья согласился Родриго Борджиа. — Интересно, что больше влияет на ум женщины: ношение мужской одежды или умение обращаться с мечом? Мы поговорим об этом долго и не раз. Не о женщинах с оружием, а о буллах. Двух... или даже трёх. Сегодня был очень хороший день, Чезаре. Я доволен.

Устал глава рода Борджиа, притомился от избытка мыслей и впечатлений. Но напоследок таки да съехидничал в адрес Бьянки, опять заставив ту краснеть и устремлять глаза в землю. На самом же деле он, пусть и в столь своеобразной манере, признал дельность ей сказанного. И вообще, постепенно начинал привыкать к столь необычному 'советнику' в окружении его сына.

Мне же оставалось самому похвалить засмущавшуюся девушку. Не из желания морально поддержать, а по причине того, что её слова действительно были и к месту, и результативны. Избавление от оспы — это действительно впечатляюще по любым меркам. Ну а в действенности лекарства, точнее сказать прививки, убедились уже многие среди значимых персон Рима. Страх перед оспой был слишком велик, а потому любое мало-мальски действующее средство было бы принято 'на ура'. А тут вдруг всплывает более чем действенный вариант, пусть и не в виде порошков или снадобий, а более экзотический. Зато с ссылками на действенность как в минувшие времена — у некоторых народов и в несколько изменённом виде — так и подтверждённую совсем недавно разновидность, совсем лишённую риска и без вероятности рецидивов.

Тут и впрямь оставалось лишь огласить с высокой трибуны голосом крайне авторитетного в Европе человека приемлемость и безопасность средства. И не просто так, а в наиболее подходящий момент. А он — момент то есть — вдруг р-раз и образовался! Булла с условно-предварительным названием 'Об искоренении оспы'. Затем, спустя малое время, объявляющая 'Призыв к Крестовому походу', а заодно демонстрирующая, что Папа Александр VI стремится заботиться как о здоровье тел, так и о духовном. И после такого всяким условным 'савонаролам' и схожим с ним деятелям будет гораздо сложнее строить козни. О нет, они несомненно будет продолжать, но столь разрушительного эффекта их мракобесные изречения иметь уже не будут. Сложновато хаять того понтифика, который успешно борется с оспой и стремится созвать новый Крестовый поход.

Глава 5

Рим, конец апреля 1493 года

Рим и праздники... Давняя, уходящая своими корнями в глубину веков традиция, остающаяся практически неизменной. Великий город, множество людей, огромные деньги и исходящий из всего этого воистину потрясающий воображение размах. Что до поводов, так и их хватало. Чего стоило хотя бы грандиозное празднование в честь становления Родриго Борджиа Папой Александром VI, память о котором не то что изгладиться не успела — многим казалось, что это было чуть ли не вчера. А ведь с того момента прошло целых девять месяцев.

Девять месяцев... Словно бы Вечный Город, уподобившись женщине, полный срок вынашивал в своём чреве новый праздник. Да такой, чтобы тот ничуть не уступал по массовости и размаху предыдущему. Более того, по моему разумению, он сможет даже превзойти его, если немного постарается и вообще сложится удачный расклад. Как-никак грядёт не просто коронация одного из монархов, решившего по такому случаю прибыть в Рим, но коронация монарха нового государства, совсем недавно сменившего форму правления с республиканской на монархическую. Более того, это изменение произошло при непосредственном участии того, кто сейчас восседает на Святом Престоле и носит на голове тройную тиару.

Мда, интересные мысли стучатся в голову прямо на рассвете, в тот самый момент, когда пытаюсь проснуться. Впрочем, а почему бы и нет? Думать — это и само по себе полезно, а уж в моей ситуации особенно. Просыпаться было... приятно. Мягкая кровать, живые, тёплые и очень приятные на ощупь и вообще во всех отношениях 'грелки' по бокам. Благодать! Напрягаю память, чтобы вспомнить, кто именно оказался этой ночью в моей постели... Нет, нереально. Придётся преодолеть внезапный приступ лени и повернуть голову сначала влево, потом вправо. Можно и в другом порядке, сие несущественно.

Ага, Мария и Мануэлла, две как бы личные служанки с очень симпатичными лицами и фигурками, где однозначно есть за что подержаться. Это хорошо... В том смысле, что никакая малознакомая красотка у меня в спальне не оказалась. Что так? Меры предосторожности, банальные, но необходимые. С учётом того, что в относительно скором времени грядёт пришествие в Европу сифилиса, которую предотвратить просто нереально, нужно на уровне рефлекса вбивать в себя установку о недопустимости спать с непроверенными девицами, как бы хорошо они ни выглядели. Если разобраться с проблемой под названием оспа было не так и сложно — ага, как себе, так и ближнему кругу прививки были сделаны сразу по прибытии из Флоренции, да и последние события очень многое поменяли — то с 'сифоном' всё куда сложнее. Тут на скорую руку лекарства не слепишь, требуются довольно длительные предварительные исследования, чтобы научиться хотя бы гасить болячку, не давать ей перейти в острую, разрушительную для организма фазу. Не то чтобы эти работы не велись, просто требовалось время и удачное стечение обстоятельств.

Та-ак, слева зашевелилась Мануэлла, не просыпаясь, пытаясь устроиться ещё поудобнее, но одновременно окончательно прогоняя сонную расслабленность. Вот и ладно, вставать всё равно пора. Только осторожно, чтобы обеих прелестниц не будить, ночка у них выдалась напряжённая, пусть поспят как следует. Хотя и у меня... тоже те ещё впечатления остались, пусть и в хорошем смысле слова. Поневоле возблагодаришь некие высшие силы за то, что это новое тело обладает, помимо юности, ещё и повышенной выносливостью наравне с минимальными требованиями к длительности сна. Не возможность спать мало при необходимости, а именно что минимальные требования к длительности сна. То бишь если даже и захочешь последовать примеру сурка и дрыхнуть большую часть суток... всё едино не получится. Максимум будешь просто валяться в этаком расслабленном состоянии, но при этом сном это не будет. Проверено.

Встать, одеться, соскоблить малость отросшую щетину опасной бритвой, ругательски вспоминая отсутствие тут нормальных, то бишь безопасных бритвенных станков. После всего этого оставалось лишь бросить полный симпатии взгляд на продолжающих безмятежно дрыхнуть девиц и покинуть свои комнаты. Пусть в замке Святого Ангела и не столь сильно ощущалась предпраздничная суета, но забыть о ней всё равно не получилось бы.

И куда теперь? Позавтракать? А может сперва размяться, тем более что с утра аппетит у меня практически отсутствует? Дилемма, однако. С другой стороны, перекусить я мог и у себя, достаточно было лишь приказать, чтобы доставили хоть легкий перекус, хоть целого порося на вертеле. Компания... тоже имелась, аж двойная.

Пока мысли лениво так перекатывались по извилинам в моей голове, ноги сами принесли организм на открытое пространство, заполненное свежим воздухом. Великолепный вид на Рим, этот Вечный Город, а в то же время присутствует раздвижная ширма, которая отгораживает желающих отгородиться от снующих туда-сюда слуг и охраны. Хорошее место, сам приказал его обустроить некоторое время тому назад. Вот только оценил его не только я, но и другие.

Необычная компания, хотя в последнее время довольно привычная. Облокотившийся на камень ограждения Мигель. Рядом стоит полупустой кубок с вином, но сам Корелья смотрит вдаль, куда-то в стороны ограждающей Рим стены. Играющийся с кинжалом Винченцо Раталли, довольно мрачный по своему обыкновению, но вместе с тем разговорчивый, стремящийся поделиться с окружающим миром неисчерпаемыми запасами меланхолии. Забавно, что чем выше он поднимался, тем сильнее становилась и эта самая меланхолия. Беззлобная, не представляющая угрозы, а так... необычная особенность и ничего больше.

И конечно же вновь ускользнувшая от совершенно неинтересных ей дел и занятий Лукреция, с каждой неделей старающаяся всё большее время проводить в компании не только моей, но и моего окружения. Сейчас она со свойственной подростку настойчивостью выносила мозг своей любимой цели, то есть Бьянке. Та же, обречённо вжавшись в кресло, с предельно доступной ей вежливостью и аккуратностью отбивалась от неугомонного создания, которому было интересно знать всё и обо всём. Неудивительно. что более прочего её интересовала грядущая коронация и участие в ней присутствующих тут людей.

Рим же... гудел. Коронация коронацией, а вот оглашённая недавно Папой Александром VI булла 'Об искоренении оспы' произвела настоящий фурор. Понтифик заявил, что отныне от этой болезни есть защита, но она подействует лишь до того, как человек заразился этой чрезвычайно опасной болезнью. И добавил, что в ближайшие дни в Риме будут открыты первые 'безоспенные дома', куда сможет прийти каждый, желающий защититься от вот уже много веков нависающей над миром угрозы. Более того, сам он и немалое число 'князей церкви' уже испробовали это средство на себе, желая лично удостовериться в безопасности лекарства для добрых и богобоязненных христиан.

Крыть эту карту было просто нечем. Если уж сам викарий Христа, наместник Господа на земле заявляет о желательности и безопасности использования защиты от оспы... Мне же было очень интересно, как именно чувствуют сейчас себя Савонарола, Джулиано делла Ровере и прочие враги? Хотя вид у остающихся в Риме и поблизости членов клана делла Ровере был такой, будто их свежим конским дерьмом три раза в день кормили. Однако! Прививку от оспы они себе сделали и с большой охотой, правда со всеми предосторожностями, затесавшись в череду обычных римлян. Понимаю. страх получить отраву вместо лекарства никуда не делся.

Понимаю, причины у них ой как имелись! Дело в том, что префект Рима Джованни делла Ровере, являвшийся братом беглого кардинала Джулиано делла Ровере, чувствовал себя очень плохо, буквально находясь на последнем издыхании. Врачи из числа лучших постоянно крутились рядом с ним, но не могли понять, что же такое творится и как лечить человека. Вроде бы и стараются, а толку чуть. У префекта отказывали одновременно печень, почки и вообще почти все внутренние органы, а ещё... лезли волосы. Последнее было единственной странностью, но не для здешних лекарей. Это многие современные мне врачи из числа обладающих пристойной квалификацией опознали бы по такому говорящему симптому... отравление таллием. В конкретном случае использовался хлорид таллия, который получить было проще всего.

Кто знал о тихой и незаметной для всех непосвящённых ликвидации римского префекта? Сам Александр VI, посвящённые почти во все мои дела Мигаль с Бьянкой и... всё. Исполнители не считаются, они и сами не знали, что именно делают, добавляя яд , таковым не выглядящий.

— Утра вам доброго, синьоры и синьориты, — поприветствовал я всю честную компанию, занимая место у ограждения. Вид на Вечный Город... хорош. — Я вижу, наслаждаетесь хорошей погодой и интересным обществом?

Вопрос был скорее риторическим, так что ответа особо и не ждал. Но 'не ждал' и 'не получил' — понятия разные, как ни крути.

— Обсуждаем слухи, которые ползут по Риму. Тут и коронация, и недавно оглашённая булла и попытки угадать, чем в очередной раз поразит и удивит ещё такой короткий по времени, но оказавшийся насыщенным важными событиями понтификат твоего отца. Чезаре.

— Нашего отца!

— Простите, синьорита Лукреция, — улыбнулся Мигель. — Конечно же, вашего. Борджиа действительно умеют оставлять яркую память о своих делах. И вы тоже наверняка этому научитесь. С таким то учителем.

И взгляд в мою сторону. Дескать, яблоко от яблони и так недалеко укатывается, а если за ним пристально следят и поддерживают в избранных случаях... Вот что тут возразить то можно? Ровным счётом ничего, я и не пытался. Зато сестрёнка аж носик вздёрнула, явно гордясь причастностью к фамилии Борджиа. Это правильно, гордиться стоит. А уж проследить, чтобы это была гордость, а не мания величия, как у Хуана — чтоб он провалился в своей арагонской ссылке, скотина страшная — я не забуду.

— Слухи слухам рознь,— проворчал Раталли, на собственном ногте проверяя заточку кинжала. — Пока они доброжелательные, их не стоит трогать, не надо им мешать. Но если вдруг...

— Тогда и пресечём, — на мгновение оскалился Корелья, показав суть хищника под привычным обликом 'великосветского раздолбая', который постепенно спадал даже против его желания. — 'Дно' Рима под нашим наблюдением, у нас есть там люди, служащие нам за золото и страх.

Я кивал, подтверждая очевидное. С момента, когда ещё до избрания Родриго Борджиа Папой Римским мы отловили первого из разбойников средней руки, согласившегося работать на Борджиа под страхом верёвки или и вовсе пыточного подвала, прошло много времени. Альберто, та самая 'первая ласточка', а точнее сказать 'первая крыса' прикармливаемого мной выводка не только сам работал, постукивая зубами от страха и дрожа от жадности при каждой новой выплате, но и сдавал нам подходящие кандидатуры. Они тоже становились... осведомителями и 'королями клоаки'. Мы давали жить одним с расчётом, что они сдают нам других, своих конкурентов. Шпионят в наших интересах а заодно удерживают преступность в строго заданных рамках.

Искоренить криминалитет невозможно в принципе, зато приручить часть крыс и посадить на цепь, пусть довольно длинную — это уже совсем другой расклад, использованный многими правителями, а особенно теми, кто возглавлял при них секретные службы. Я это хорошо помнил, поэтому не мог не использовать в собственных целях. И покамест жалеть о сделанном не приходилось. Преступность в Риме заметно снизилась за последние месяцы, а особо понятливые разбойнички либо умерили пыл, либо бежали куда подальше. Что до непонятливых... свободное место на виселицах всегда найдётся, да и топор палача мог поработать в любой нужный власти момент.

— Слухи... это ладно,— отмахнулся я. — Мигель прав, мы следим за этим и, случись что, готовы принять меры. Что с подготовкой к коронации, гости уже начали прибывать? Самые значимые из них, я имею в виду.

— Сам Пьеро I Флорентийский приедет одним из последних, так уж положено в его случае, — буркнул Раталли. — Ферранте Неаполитанский прислал своего сына и наследника Альфонсо, сам он стар и болен. Но тот приехал не один.

— Кто ж едет в Рим, да без свиты!

— Не то, синьор Чезаре. Он взял с собой в поездку двух внебрачных детей, Альфонсо и Санчу. Одному двенадцать лет, а другой уже пятнадцать. Вы понимаете, на что это похоже?

— На смотрины, — грустно вздохнула юная Лукреция, с каждым месяцем всё более хорошевшая и начинающая превращаться в очень юную, но девушку. — Только кого будет высматривать наследник короны Неаполя?

Щёлк-щёлк... Мозги быстренько сработали, подняв на поверхность сознания ту тему, которую я и так не забывал. Неаполь, поиск союзников, связь сразу двух 'арагонцев' с семьёй Борджиа. И словно в подтверждение мыслей оба они уже здесь. В известной мне истории Альфонсо Арагонский ближе к концу века стал вторым мужем Лукреции, ну а Санча в девяносто четвёртом стала женой тогда совсем ещё юного Джоффре Борджиа, младшего из детей Родриго и Ваноццы. А ведь тогда ему было... тринадцать, как сейчас Лукреции. Не удивлюсь, если сейчас старый циник Ферранте решил как можно скорее обезопасить свою корону от резко усилившегося Рима.

— Нас, то есть Борджиа, — ответил я на вопрос сестры, пока остальные пытались как следует призадуматься. — Потому как помимо нас из действительно мощных и родовитых возможных для Неаполя союзников тут будут только Медичи. Хотя... может и на них начнут охоту. Только первым делом всё равно станут интересоваться нами.

— Но меня же... Джоффре?

— Умница, — похвалил я Лукрецию, которая, услышав это, даже и не думала смущаться. Вот с кого Бьянке пример надобно брать. — Хотя сейчас он слишком молод, но помолвку можно заключить и теперь. Более того, я уверен, что Альфонсо готов будет оставить свою дочь тут, в Риме, как знак серьёзности намерений. Она для него... не самая великая ценность, уж настолько я этого человека успел изучить.

Действительно успел. Жестокий, циничный, вспыльчивый... и одновременно с этим лишённый интеллекта своего отца. Паршивое сочетание черт для правителя, особенно учитывая тот факт, что неаполитанская знать ненавидела Альфонсо наравне с его отцом, в большинстве гнусных делишек которого наследник также принимал самое живое и непосредственное участие. Разве что обедать с трупами не любил, вот и вся разница между отцом и сыном.

— Это грустно.

— Не для нас, сестрёнка. Но если грустно слышать об этом, нужно сменить тему. Немного... Мигель, а что с другими?

— Представители Венеции уже здесь, генуэзцы будут завтра. Герцоги Урбино, Феррары, Асти, Салуццо и Пьомбино уже здесь. Совсем скоро, не позднее вечера прибудут правитель Сиенской республики Пандольфо Петруччи, герцог Мантуйи, Колонна, Орсини, Чибо, Сфорца, делла Ровере...

— Проще говоря, все или уже прибыли, или вот-вот окажутся в Риме. А что с гостями из Милана?

— Герцог Джан Галеаццо должен был выехать из Милана, — не услышал в моём вопросе ничего необычного Мигель. — Его сопровождает супруга, Изабелла Неаполитанская.

Оп-па! Всё страньше и страньше, а затем ещё чудесатее. Это ж какое количество мамонтов должно передохнуть, чтобы Лодовико Сфорца с 'милым и ласковым' прозвищем Мавр отпустил своего племянничка в Рим, тем самым позволяя выскользнуть из-под своей опеки. И не его одного, а ещё с супругой, которая, на минуточку, приходится внучкой королю Неаполя и законной дочерью его сыну и наследнику Альфонсо. Тому самому, что уже в Риме и несомненно рад будет не просто увидеть дочь, но и использовать сию встречу в собственных целях. Например, помочь дочурке получить реальную власть, вырвав её слабовольного и откровенно никчёмного мужа Джан Галеаццо из-под влияния 'дяди Лодовико'.

Видимо, я совсем задумался и ушёл в себя — бывает такое, когда вокруг нет угрозы, а есть лишь люди, которым можно доверять. Впрочем, даже в таких случаях подсознание фильтрует окружающее пространство на предмет подозрительных элементов и сразу же выдёргивает обратно, буде обнаружится мельчайшая несообразность. Сейчас же ничего такого не было, поскольку 'на поверхность' меня выдернул голос обеспокоившейся Бьянки:

— Чезаре! Ты в порядке?

— Да... Что со мной случится то! Просто задумался. И мне странно, что этого не сделали вы, — смотрю на каждого из присутствующих, исключая Лукрецию, которая до такого ещё не доросла, ей как раз простительно. — Птичка выпорхнула из золотой клетки, дверцу словно нарочно оставили открытой.

Ухмылка на лице Корельи, смущение у Бьянки, да и Раталли скорчил гримасу, довольно специфическую, но понятного содержания. Дескать, моя вина, сразу не понял. Ничего, со всеми бывает. А пока...

— Не пройтись ли нам сначала по террасе, а потом может и до других мест?

— Пройтись! — мгновенно отозвалась явно засидевшаяся Лукреция. — А потом я хочу, чтобы Бьянка показала тебе, в каком платье она будет на коронации. Оно красивое!

Сама Бьянка, вопреки моим ожиданиям, не попыталась 'соскочить с темы', лишь тяжело вздохнула, окончательно убедившись, что от настойчивости и энтузиазма юной Борджиа спасения ей не видать. Остальные... старательно скрывали улыбки. Особенно Мигель, которому как раз и предстояло выводить Бьянку де Медельяччи в свет. Ага, именно ему, поскольку больше по большому счёту и некому. Другие могут начать либо нос задирать, либо пытаться проявлять чисто мужское внимание из прагматических соображений. А оно кому-то из нас надо? Во-от, а особенно самой Бьянке.

Пока мы всё той же компанией неспешно гуляли по террасе, а в разговоре всплывали то коронация, то предстоящая консистория, на которой число кардиналов, несколько убавившееся по определённым и вполне естественным причинам, должно было вновь подрасти. Ну и дела миланские, раз промелькнув, исчезать не спешили. А если бы и спешили, моё вмешательство способно было это предотвратить. Вот не верил я, что Лодовико Сфорца откажется как от желания получить настоящую власть, так и от французской поддержки в этом вопросе.

Многим хорош замок Святого Ангела, но есть и парочка не самых приятных нюансов. Например, тут довольно часто можно встретить тех, кого видеть не слишком то и рад. Раньше это был Хуан Борджиа, теперь... Джулия Фарнезе. Хотя эта любовница Родриго Борджиа имела место быть и в период до отбытия Хуана в арагонскую ссылку, но теперь она попадалась слишком уж часто.

Удивляться тут было нечему — за прошедшие месяцы она успела укрепить свои позиции близ любовника в папской тиаре и исчезать никуда не собиралась. Я же, что логично, не собирался плести против неё интриги, считая, что пусть лучше рядом с 'отцом' будет известная персона, чем кто-то, кого придётся изучать буквально с нуля. А что кто-то будет, к тому же из весьма юных — тут даже гадать не стоило. Родриго Борджиа не был аскетом ни в одной из областей, а уж что касаемо тяги к прекрасной половине человечества... она даже не думала угасать.

Красавица, что тут скажешь. Изящная, утончённая, умеющая правильно себя преподать. Настоящая 'невеста Христова', как её быстро прозвали в Риме острые на язык люди. Шуточка тут была в том, что 'невестами Христа' обычно называли монахинь, но тут то никаким монашеством и не пахло, зато имелся пусть не сам Христос, но его викарий. Ах да, ещё она была замужем за неким Орсино Орсини — косоглазым, не обладающим сколь-либо значимым умом и талантами представителем обширного семейства. Любовью там тем паче не пахло, поскольку замуж она вышла чуть ли не насильно и в возрасте пятнадцати лет. Фарнезе очень уж хотели хоть так породниться с куда более могучим и богатым семейством.

— Синьора Фарнезе, — поприветствовал я Джулию. — Рад видеть вас в бодрости здравии.

— Ваше Высокопреосвященство...

И поцелуй кардинальского перстня, которого не избежать. Хотя сейчас то нормально, ведь руку целует не кто-то, а более чем красивая девушка. В других же случаях... только перчатки и спасают. Более того, постоянно менять приходится, с собой немалое количество запасных носить вынужден. Брезгливость, она зачастую даже волевым усилием не подавляется.

Несколько светских фраз и нынешняя любовница Родриго Борджиа продолжает движение по своим собственным делам. Мне до них особого дела нет, пока они не войдут в конфликт с собственными планами. И об этом красотка была заблаговременно предупреждена. Восприняла... достойно. Более того, видела во мне если и не союзника, то благожелательного нейтрала, который вполне может и помочь, если труда не составит.

Зато отношение Лукреции к Джулии Фарнезе... заметно отличалось. Полное отсутствие интереса и даже лёгкая неприязнь. Вот и сейчас, при встрече с Джулией, Лукреция начала изображать из себя античную статую. Полное безразличие, горделивый, преисполненный превосходства взгляд. И плевать, что снизу вверх с чисто физической точки зрения, посыл всё равно дошёл до адресата. Причина? Вполне мне понятная, учитывая изменения в характере юной Борджиа. Ей с некоторых пор были малоинтересны придворные красавицы в качестве образца для подражания.

Впрочем, не совсем так. Красота ей была более чем интересна, но именно красота, а не известные ей её обладательницы. Особенно если одна из них отцовская любовница. В известной истории Джулия Фарнезе смога получить симпатии Лукреции, вызвав сначала её любопытство, а затем желание самой стать 'самой очаровательной из всех красоток Рима и не только'. Здесь... не тот расклад. Лукреция не без моих усилий пошла по совершенно иному пути, в качестве подруги и примера для подражания выбрав иную персону, ту самую, которой вот уже не первый день и даже не неделю никакого прохода не даёт. Ага, я о Бьянке, что неожиданно для себя стала для юной Борджиа нужной, важной и... интересной. Ведь необычное притягивает подростков, девушек в том числе. А обычной мою подругу назвать не получалось при всём на то желании.

Пользуясь случаем, Мигель и Винченцо 'спрыгнули с хвоста' при первой же возможности, понимая, что ничего для них хорошего тут не будет. Бьянка хоть и своя во всех отношениях, но с её то опасениями и переживаниями по поводу предстоящего выхода в женском обличье у всех на виду... Нет уж, лишние проблемы этим двум не требовались ни в каком виде. Я их понимал и даже где-то завидовал. Сам бы с радостью смылся, но юная чертовка, сумевшая за довольно короткое время стать родным созданием, тащила меня и Бьянку по направлению к комнатам последней. О боги, сохраните меня от этого!

Не сохранили. Ни меня, ни Бьянку, которая порой бросала на меня взгляды кошки, которую схватили и куда-то тащат с самыми добрыми намерениями, но против её воли. Понимаю, сочувствую, а сделать ничего не могу. Самого туда же волокут.

Впрочем, не так страшен чёрт, как его малютки. Оказалось, что Лукреция пока вовсе не собиралась капать на мозг Бьянке с целью заставить последнюю облачиться в платье. О нет, она хотела показать мне сам этот наряд, на который было угроблено немалое время труда портных, огромное количество драгоценностей и всяких-разных кружев. Серо-голубого цвета платье, роскошное, достойное, пожалуй, даже герцогини. И это я ещё преуменьшаю, герцогини бы от подобного не то что не отказались, они бы с большим удовольствием заимели сей наряд. Не ожидал я такого от Родриго Борджиа, чего уж.

— Отец... очень уж хорошо приказал портным расстараться. И ювелирам тоже, — добавил я, едва увидел кольца, серьги, подвеску. Полный сапфировый гарнитур, причём камешки однозначно вызовут зависть у многих и многих из гостей прекрасного полу.

— И я его попросила! — горделиво так произнесла Лукреция, преисполнившись собственной важности. — Бьянка должна блистать при своём первом появлении.

На автомате ведя разговор с сестрёнкой, я пытался как следует уложить в своей голове мотивы Родриго Борджиа. Плевать ему было на Бьянку как таковую, пусть даже он и начал признавать её полезность. Тогда что? Тут точно не постельный интерес, он умён и проницателен, понимает всю глупость подобного. Да и пытаться использовать её в будущем в качестве чьей-то невесты... не смешно. Остаётся одно — очередное подтверждение того, что Родриго Борджиа делает главную ставку именно на Чезаре Борджиа. Хуан однозначно ушёл в отбой.

Вроде и так всё было понятно, но радует. Особенно масштаб доказательства, ведь одно дело выправить подруге сына родословную и совсем другое — устроить не просто выход в свет, а такой, чтоб многие от зависти ахнули. И Бьянка это отлично понимает. Равно как и последствия осознаёт, по лицу видно. Говорить сейчас не будет, чтобы Лукрецию не расстраивать, а вот после того, как сестрёнка уйдёт к себе или к учителям манер и прочего политеса... Ох и выскажется бывшая наёмница! Заковыристо, зато по делу. И придётся мне думать, как это очень уж яркое её появление в девичьем обличье использовать с минимумом вреда и максимумом пользы. Не для меня, для Бьянки. Та ещё задачка!

Глава 6

Рим, май 1493 года

Клинок одного из обучающихся 'видеть кровь и смерть' солдат вонзается в грудь 'куклы' и та, выронив оружие, падает на землю, корчась в предсмертной агонии. Не самое приятное зрелище. но я к такому давно привык. Однако...

— Добей, — морщится Мигель. — Тут не бой, можно позволить себе прекратить ненужные страдания.

Пара секунд колебаний... И меч ещё раз вонзается в тело поверженного, прерывая его страдания. Финита. Вот и очередной бой закончен. Сейчас унесут труп, кровь засыплют землицей и через пару минут на 'ринг' выйдут очередные, с позволения сказать, гладиаторы. Хотя тут не колизей — это довольно своеобразное развлечение для пресытившихся — а нечто куда более серьёзное, лишённое и тени развлекательной составляющей. Родом, естественно, из времён грядущих, причём из арсенала спецслужб, на публику не выносимого.

Игры с 'куклами', то есть реальные схватки со смертниками, которые действительно готовы были бороться за свою свободу. И шанс у них был. Не самый высокий, ну так иначе и огород городить не стоило.

— Не первый раз тут, а всё равно... противно, — вздыхает Бьянка, которую, к слову сказать, я сюда не то что не приглашал, а даже настойчиво предлагал поберечься от подобных зрелищ. Ан нет, куда я, туда и она,и это явно не изменить. — А для 'гладиаторов' ещё и тяжело. Ты ведь специально берёшь тех, кто ещё не убивал.

— Инициация, — цежу сквозь зубы, видя, как готовятся к бою очередная 'кукла' и 'гладиатор'. — Лучше пусть они убьют первого врага тут, под присмотром лекарей, чем будут колебаться во время боя. Ты ведь знаешь, что такое ПЕРВЫЙ бой, первая же кровь, смерть не просто рядом, а когда от твоего оружия. Это... барьер, которые немногие могут перешагнуть без сомнений и колебаний.

— А ты?

— Это было легко.

Я ничуть не кривлю душой, а Бьянка кивает, потому как думает, будто видела моё 'боевое крещение'. То самое, по дороге из Пизы во Флоренцию. Ведь и Мигель наверняка подтвердил ей, что до того для его друг детства Чезаре никого не убивал. Тогда Корелья был весьма впечатлён моей реакцией на этот бой как во время оного, так и после. Точнее сказать, отсутствием какой бы то ни было реакции. Откуда же ему было знать истинную причину! Те трупы были не то что не первыми, даже не сотыми, поскольку путь Кардинала в XXI веке был настолько залит кровью, что слова 'личное кладбище' ни разу не стали бы преувеличением. Чего стоило одно лишь массовое отравление верхушки двух китайских триад, собравшихся что-то 'перетереть'. Там они и остались — как лидеры, так и многочисленная охрана. Выжили считанные единицы, да и то из числа находившихся на внешних постах, сумев отделаться тяжёлым отравлением. Да и другие были дела, разные и запоминающиеся. Так что какие уж тут эмоции. Рутина.

А вот и очередная схватка началась. Выбор оружия — меч или меч-кинжал, из брони лишь лёгкая кожаная плюс открытый шлем. Ну и формат схвати один на один, групповые бои тут совершенно неуместны. Это не тренировка, а именно инициация, крещение кровью и смертью. Или убьёшь ты, или убьют тебя. Мотивация самая что ни на есть мощная, от такой не отмахнёшься.

Обоих бойцов я, признаться честно, знать не знаю. Очевидно лишь то, что один из них — солдат из числа бывших пленников турок, да к тому же из тех, которые не успели отнять чью-то жизнь. Таких 'псы войны' видят сразу, никакая ложь не поможет. Второй, он же 'кукла'... О, это из числа тех, кому самое место на виселице либо на плахе.

Рим и разбойники, разбойники и Рим. Увы и ах, но самый богатый город Италии не избежал одной из напастей подобных мест — повышенной концентрации криминала. Более того, учитывая слабость центральной власти и периоды откровенной анархии 'междупапства', не было ничего удивительного, что поближе к Риму перекочевывали и шайки из иных италийских земель. В общем, ходить по улицам Рима ночью можно было лишь с надёжной охраной, да и то... выборочно.

Терпеть такое было нельзя, ведь в городе должна быть одна власть, а 'ночным королям', совсем уж обнаглевшим за долгие годы вольготной жизни, стоило дать такой укорот, от которого у оставшихся от одних лишь воспоминаний острый энурез начинался бы.

Проще всего было бы вырезать часть крупных и борзых банд, пользуясь поставляемой Альберто и иными агентами информацией. Однако 'проще' и 'лучше' — две большие разницы. Разбойники, что ни говори, тоже ресурс, который можно использовать к собственной выгоде. Да, ресурс своеобразный, многие в этом времени в принципе не понимали, на что может сгодиться отребье, только и умеющее, что грабить и убивать, да и то делающее это через пень-колоду.

Зато я уцепился как раз за последнее, то бишь умение и готовность убивать. О нет, в войско таких рекрутировать — хлопот не оберёшься. Ненадёжны, скользки, да ещё обязательно будут пытаться свои уголовные порядки устанавливать... Нафиг! Зато использовать в качестве материала для тренировок своих солдат — совсем другое дело. Даже двойная польза намечалась. Сначала уже мало-мальски опытные бойцы проводят операции по разгрому банд и захвату как можно большего числа 'личного состава' в живом и не слишком покалеченном виде. Затем же захваченным предоставляется выбор: знакомство с палачом и неминуемая смерть или же шанс на жизнь, пусть невеликий, но всё же реальный.

— Сильно бьёт, — прокомментировала Бьянка происходящее на 'ринге'. — А наш солдат неправильно блокирует. Ему же так руку отсушат, скоро меч держать не сможет основной рукой.

— Угу, — соглашаюсь я, благо одного беглого взгляда хватает для оценки ситуации. Если так и дальше будет продолжаться, шансы у него невелики.—

Шансы победить, а не выжить. Последние, скажем так, несколько повыше, хотя говорить про это испытуемому не собирались. Дело в том, что 'кукол' должным образом подготавливали, объясняя, что им нужно одержать три победы, а вовсе не убить трёх противников. То есть добивать раненого крайне не советовалось. В противном случае... О нет, им дадут уйти при любом раскладе после трёх выигранных поединков, но память то никуда не денется. Намёк и только он, больше ничего Мало-мальски умный должен был понять, а дурак... Хотя умных среди римских разбойников было малое количество.

— Синьор... — прошелестел знакомый голос. — Вы приказали мне явиться и вот он я.

На лице прибывшего такая же маска, как и у меня, и у Мигеля с Бьянкой, и у прочих наших сопровождающих. Ни к чему, чтобы как наши испытуемые, так и 'куклы' видели, кто именно тут находится. Нет, догадываться то они могут сколько угодно, более того, я ничуть не возражаю относительно того, что в мою мрачную репутацию будет добавлено ещё несколько крепких блоков. Но видеть... нет уж, это явный перебор, в таких случаях надобно знать меру.

А прибыл ни кто иной, как Альберто. Он боялся как меня, так и моих приближённых до слабости в ногах и с трудом шевелящегося языка, но... Именно работа на Борджиа помогла ему, всего несколько месяцев назад лидеру мелкой шайки, очень серьёзно приподняться в своей среде. И обратного пути ни для него, ни для прочих, кто связался с нами, просто не имелось. За одну лишь поставку 'кукол', точнее сказать слив информации о других шайках, ему бы учинили такое, что бедняга мог бы претендовать на вакантное место среди многочисленных христианских святых.

— Говори, но не громко.

— А...

— Ближе подойди, дубина, — вздохнул я. — Тогда и голос повышать не придётся.

Дошло наконец, аки до жирафа... или самую малость быстрее. Приблизился, ухитрившись аж несколько раз за два сделанных шага поклониться, после чего зашептал:

— Вожаки из Остии готовы сделать то, что вы хотите, Ваше...

— Дурак!

— Прошу прощения, — осёкся Альберто, чуть было не озвучивший кардинальский титул тут, в обстановке совсем неуместной. — Они могут и провести людей, и попытаться открыть ворота, если не будет большой опасности. За щедрую плату, но вы сказали. что она будет.

— Золото поступит. Одна часть до, но основная после сделанной работы. И не говори мне, что это против их правил, всё равно не поверю. Ведь если поручителем выступает другой вожак банды, то в этом случае особенное отношение.

— Я уже поручился. Можете мне верить!

Верить... Нет, Альберто, я верю не тебе, а исключительно тому страху, который пропитывает твою душу и заставляет даже тело источать его флюиды. Человек порой действительно может пахнуть страхом. Пот... становится особенным, я это не раз чувствовал, это не перешибить даже изысканным парфюмом. Тем более здешними вариантами, сильно уступающими тем, к которым я привык тогда, в далёком грядущем.

— Я доволен, — киваю, показывая, что к агенту и впрямь нет претензий. — Деньги получишь как и всегда, суммой разочарован не будешь. А ещё...

Злобный рык со стороны поединщиков. Короткое ругательство Мигеля, шипение Бьянки... Ага, вот оно что! У нашего 'гладиатора' 'кукла' ухитрилась выбить меч, полоснуть по боку, прорезав лёгкий кожаный доспех. Ну а тот, словно забыв об остающемся у него кинжале, ухватился за рану, сделал шаг назад и... рухнул, зацепившись за неровность почвы. И тут же его попытались добить, благо это было легко.

Щёлк! Это аркебуз отплюнулся стальным шариком, что угодил победителю в область поясницы, тем самым сбив с ритма уже готовой добивающей атаки. Заминка буквально на секунду-другую, но и этого хватает 'контролёрам', чтобы перехватить раздухарившегося победителя.

— Третья победа, — цедит Мигель сквозь зубы. — Придётся отпускать, слово дано.

— И оно нерушимо, ибо честь дороже, — соглашаюсь я. — Всё, как и было обещано. Выдать одежду, дукат серебром, кинжал. И про метки не забудьте. Ах да, подведите ко мне, я с ним... попрощаться хочу.

Раненым уже занимались, а заодно избавили от оружия и брони 'куклу', которая уже перестала находиться в этом состоянии, таки да выиграв у смерти три раза. Нечастое событие, но так уж карта легла.

— Пока подожди, — делаю отстраняющий жест и Альберто, сам не желающий даже в маске находиться близко от того, кто в теории может его опознать, скрывается в темноте.

Ведут красавца. Рожа откровенно уголовная, исполненная злобы, ненависти, но уж точно не ума. Зато видно, что работать с клинком этому человеку не в диковинку, да и показанное им на 'ринге' было пусть и не шикарно, но в то же время и не убого.

Смотрит именно на меня, звериным чутьём понимая, кто тут главный. Игнорирует Мигеля, тем более Бьянку, доказывая, что инстинкт хищника — это не пустые слова. А меж тем к нему подходит один из солдат, вроде ранее бывший членом кондотты Эспинозы, с клеймом в руке. Раскалённым, что характерно.

— Руку!

— Чаго?

— Руку протяни, а то ноги протянешь, — кривится... да, точно, Карло его зовут. — Получишь клеймо на память и тогда беги отсюда, как и было обещано. Или тебя держать надо будет?

Сопит, взрыкивает, но руку вытянул. И получает на плечо выжженное на всю оставшуюся жизнь клеймо — римскую цифру 'III', как раз по числу одержанных побед.

— Вина ему дайте. Крепкого, — приказываю, понимая, что прижигание — это больно и весьма. Подождав, пока тот, кривясь, проглотит чуть ли не треть бутылки, продолжаю, но обращаясь уже к сумевшему выскользнуть с 'ринга' разбойнику. — Тебе повезло, ты прошёл по лезвию меча над пропастью и не упал. Но если попадёшься снова...

— Убьёшь? — скалится тот. — Мы поняли, кто ты есть!

— Вот и помни, это полезно. И отвечаю на твой вопрос. Нет, не убью, но если опять окажешься в банде и будешь пойман... четыре поединка. Ты меня услышал?

— Да.

— Тогда передай это другим, тебе подобным. А теперь сгинь с глаз моих долой.

Этот сгинул, но вернулся Альберто. Да и новый поединок скоро должен был начаться. Жеребьёвка была проведена заранее, так что всё по воле великого случая и никак иначе.

— Я внимаю, припадая к вашим ногам, синьор...

Смешно. Мелкий, пусть и приподнявшийся, уголовник пытается копировать хоть какие-то манеры, подобающие прежде всего слугам. Ладно, плевать. Пусть изображает из себя невесть что, мне от него нужно лишь чёткое и по возможности быстрое исполнение поручений и ничего больше.

— Начнёшь узнавать то же самое в других городах. Пезаро, Имола, Форли, Сполето. В общем, во всех тех городах-крепостях, где тебя хотя бы выслушают, а не отправят восвояси.

— Но я же не могу...

— Не сам. Пошлёшь людей, как это и положено в таких случаях. Там, где договориться удастся, можешь заплатить вперёд. Часть. Небольшую. Деньги на такие расходы я дам, этим ты докажешь серьёзность своих намерений. Если же они будут готовы поставлять тебе сведения о настроениях в городе, числе солдат и прочих полезных вещах, можешь обещать помесячную оплату. Но тут обещаниями не сори, денег давать надо в меру. Иначе... я буду разочарован. Ты ведь понимаешь, что это значит?

Понимает, вон как затрясся и головой кивает часто-часто. Зато раз есть страх, значит будет из кожи вон лезть, лишь бы не вызвать неудовольствие одного из семьи Борджиа. Так что... Отпустив его трясущийся организм, я вновь посмотрел на 'ринг'. Там 'гладиатор' как раз урабатывал 'куклу', да так, что сомнений в исходе боя маловато было. Ага! Укол в бедро, затем ложный замах мечом и, как только уже страдающий от раны противник пробует поставить блок — удар кинжалом. Для него кожаная броня вообще не особая проблема. Была 'кукла', а вот и нету её.

— А тебя узнают, даже с этой маской, — немного грустно поведала Бьянка то, что я и без того знал. — Если твой отец и не знает, то ему очень скоро скажут.

— И что с того? Он тоже Борджиа. К тому же он хоть и не все воплощаемые мной в жизнь идеи понимает, но уже дошёл до того, что готов сначала их разрешать, а потом уже, через некоторое время, оценивать результат. А здесь он более чем пристойный обещается.

Ещё бы! Вечное проклятье всех войск — новички с их страхом крови, смерти и неготовностью убивать — вполне может остаться в прошлом для нашей армии, идущей в бой под знаменем Борджиа. А уж средства, которыми это достигнуто... Игра однозначно стоила свеч. Утилизация тех, кто один бес по всем здешним законам заслужил петлю на шею, перед смертью приносят определенную пользу. Более того, имеют шанс не просто выжить, но и получить свободу. Нет, совесть меня точно не гложет.

— Тогда может отправимся обратно, домой?

— А вот тут ты права, — охотно согласился я с подругой. — Завтра важный день, а значит надо отдохнуть как следует. Нужное я узнал, приказы этому отребью переданы. Собираемся, тут и без нас справятся. Впрочем, как и всегда.

Что да, то да. Бои давно были поставлены на поток, проводились исключительно в тёмное время суток и за пределами городских стен. 'Инициируемые' солдаты, 'куклы' под надёжной охраной и связанные, освобождаемые лишь перед боем. Сам 'ринг' — утоптанная площадка, вокруг которой горели освещающие площадь боя факелы для удобства участников. Ах да, ещё дозоры вокруг, которые в случае чего отгоняли случайных прохожих. Хотя случалось такое очень, чрезвычайно редко — окрестности Рима в ночное время и так не были богаты на путников, а уж чтобы они приближались с освещённому факелами месту, где явно находится немалое число людей... это из разряда совсем уж маловероятного.

Собраться в обратный путь не заняло много времени. Вообще не заняло, ведь никаких вещей у нас с собой не было. Только и нужно, что дождаться, пока подведут лошадей, сесть на них, да и отправиться в сторону ведущих в пределы Рима ворот. Я, Мигель с Бьянкой, да пяток человек охраны, без которой действительно никуда. И маски теперь можно — более того, нужно — снять.

Хорошо на душе. Дело в том, что, во-первых, завтра состоится та самая коронация герцога Пьеро I Флорентийского. Долгожданное событие, которое уже стало знаковым для всех итальянских земель, а заодно неслабо так обеспокоило все имеющиеся поблизости республики: Венецию, Геную, Сиену, Лукку. Оно понятно, что если одна республика вдруг стала монархией, к тому же при поддержке Рима, то и другим следовало как следует задуматься. И разные люди задумались о разном. Тот же Пандольфо Петруччи из Сиены явно был не прочь повторить путь Медичи, хотя ещё не обладал достаточным уровнем силы.

Агостино Барбариго, дож Венеции... с ним было сложнее. Дело в том, что он был братом предыдущего дожа, да к тому же старался расставить своих родственников на ключевые посты, постепенно отстраняя от власти представителей семей-конкурентов. Сложно сказать, как лично он воспринял эту новость, но вот представители властей Венецианской республики, все эти советы десяти, сорока, сенат, большой и малый советы — они были серьёзно обеспокоены.

Генуя... та сейчас находилась под властью миланских Сфорца, но власть эта была не шибко устойчивой. Только дело в том, что последний законно избранный дож, пусть и был изгнан генуэзцами за пределы страны, но находился тут, в Риме. Более того, был вынужденным союзником Александра VI, и звали его... кардинал Паоло ди Фрегозо. Интересный такой расклад по республикам, учитывая то, что мнение такой мелочи, как республика Лукка, вообще никого не интересовало.

Было ещё и 'во-вторых'. Этим вечером таки да помер Джованни делла Ровере, оставив пост римского префекта вакантным. И на него уже облизывались как делла Ровере, благо и предшественник Джованни был из того же семейства, так и Колонна с Орсини. Ожидалась большая такая, роскошная грызня. Вот только Борджиа в целом и мне в частности нафиг не сдался кто-то неподконтрольный на этом весьма значимом посту. Следовательно...

— Как думаешь, Мигель, сколько времени можно поддерживать грызню за пост префекта Рима?

— Месяц. Может чуть больше, — тот сразу понял суть вопроса. — Колонна и Орсини сцепятся друг с другом и будут перетягивать на свою сторону делла Ровере и других, которые менее значимы. А сами делла Ровере... они побоятся. Понимают, что очень уж к месту умер Джованни.

— Только доказать ничего не смогут, — ухмыльнулась Бяьнка, заставившая свою лошадь приблизиться чуть ли не вплотную к моей животине. — Но они всё равно договорятся, если только...

— Продолжай.

— Их можно напугать. Например, если Папа Александр VI установит свою настоящую власть над Остией. Теми 'морскими воротами Рима', важными и нужными, но чьи власти укрывали изменника, бежавшего во Францию кардинала делла Ровере. А обвинить его в связях с ересиархом Савонаролой уже можно. Они успели не раз встретиться, тебе об этом говорили.

— Попробовать в деле обучаемое войско, взять действительно важную крепость под свой контроль. А ещё пугнуть Орсини с Колонна... Мне нравится ход твоих мыслей, Бьянка.

Ночь, а в свете факелов много видно не так хорошо, как хотелось бы. Поэтому о выражении лица девушки можно было лишь догадываться. Только вот я успел её очень хорошо узнать, поэтому не сомневаюсь, что лёгкого покраснения ей опять избежать не удалось. Забавная она.

— И тогда Орсини с Колонна окончательно станут нашими врагами. Нужно ли?

— Как будто сейчас они наши друзья, Мигель. Да, отец купил голоса кардиналов из их семей, но они с таким же успехом и с куда большей охотой продадутся другим. Тому же Карлу VIII. Тем более сейчас, когда поняли, что мы, Борджиа. становимся всё сильнее и уже получили настоящую армию. А кто у нас Гонфалоньер Церкви?

— Орсини, — процедил Корелья. — И он точно понял, что эти тысячи солдат ему под команду не отдадут. Колонна, они хоть и рады унижению семьи-соперника, но не глупцы, предадут сразу, как только представится случай.

А вот и ворота. Стража, всё как и полагается. Только физиономия Чезаре Борджиа тут всем известна, значит и задержки ожидать не стоит. Ну да, так и есть. Стоило стражникам опознать кардинала Борджиа. пусть и без сутаны, как они готовы были пропустить и меня, и сопровождающих... да хоть самого Люцифера в обнимку с архангелом Гавриилом.

Репутация. Она не то чтобы сложилась, но начинала складываться. И особо забавным было то, что уважение причудливо переплеталось со страхом. Причина? Штурм монастыря Сан-Марко во Флоренции, манеры и образ жизни, куда более подходящий военачальнику, но уж точно не кардиналу. Понимание того, откуда взялись войска семейства Борджиа, да и ситуация с оспой... Слухи о связи кардинала Чезаре Борджиа с алхимией давно уже разлетелись по Риму и дальше. Всё это вместе и заложило основу, которую, признаться, стоило и дальше развивать. Оно того стоило.

Копыта лошадок застучали по камню городских улиц, напоминая о том, что мы почти дома. Бьянка же продолжала делиться своими предложениями.

— Пока морские ворота Рима остаются местом, в которое не всегда могут попасть верные люди самого Папы Римского, о каком Крестовом походе можно говорить. То есть только говорить и можно, получая в ответ улыбки от понимающих людей. И Мигель правильно признал, что Орсини, Колонна и другие всё равно не станут друзьями. Так пусть боятся по настоящему, страх способен туманить разум.

— И когда, по твоему мнению, нужно будет захватывать Остию?

— Через несколько дней после коронации Пьеро I, — мигом ответила подруга. — Нам поможет то, что идти меньше дня. И до этого пусть, как ты и задумал, часть солдат проникнет внутрь крепости.

— Это если получится. Крепость то невелика размером, хотя и хорошо укреплена.

— Пусть этот... Альберто ещё раз напомнит тамошним разбойникам, что они могут получить и золото и верёвку.

— Посмотрим, может и получится, — вновь призадумался я. — Если правильно выбрать время, скрыть от дозорных ости наше приближение... Может и получиться. Но сейчас не стоит об этом слишком сильно задумываться. Завтра коронация, а это очень значимое событие для всех нас.

Этими словами я намекал обоим своим друзьям, что надо как следует отдохнуть. Сама же коронация и особенно то, что начнётся после, возможностей расслабиться точно не предоставят. Что будет после? Приём в Ватикане всей элиты итальянских земель. как официально независимой, так и независимой по факту. Те же Орсини с Колонна мало чем уступали по военной мощи и богатству герцогам Мантуйи и Феррары, а разных там правителей Салуццо и иных Асти даже упоминать не стоило.

Так что спать, спать и ещё раз спать. Даже без общества прекрасной половины человечества, это ни от кого не убежит. Специально про сей нюанс Мигелю напомнил, зная его особенную тягу к подобным радостям бытия. А Бьянка... ей просто не страдать нервами и понять, что с официальным появлением в женском обличье жизнь не то что не заканчивается, но и никаких пакостей с собой не несёт. То есть могла бы нести, но не в данной ситуации, при полной поддержке семейства Борджиа. Да и есть у меня ещё одна козырная карта, которую аккурат завтра надо использовать.

* * *

Коронация. Всего лишь одно слово, а сколько оно таит в себе. Сложнейший и красочный ритуал, если конечно проводить его как подобает, а не в 'полевых условиях'. Но сейчас нам, то есть Борджиа и Медичи, требовался именно красочный праздник, показатель силы и могущества победителей, показывающий государствам Италии и даже тем, которые были вне её, серьёзность намерений и нерушимость произошедшего. Пятое мая одна тысяча четыреста девяносто третьего года — вот этот навсегда врезавшийся в историю день.

Римская коронация — явление особое, подчёркивающее власть понтифика, его превосходство над тем, на кого он возлагает корону своей рукой и своей волей. И это видят все, кто присутствует при этой самой коронации. Более того, сей факт очевиден и тем, кто находится мне места, где происходит обряд. Чего стоит хотя бы тот факт, что во время церемонии монарх аж два раза целовал папскую туфлю, тем самым ритуально признавая его власть над собой. Более того, после окончания торжественной литургии ещё и выполнить 'службу конюшего' — держать стремя коня, на которого садится Папа Римский для торжественного проезда по улицам Вечного Города. И последнее, как бы 'это сказать, уже на глазах куда большего числа зрителей.

В общем, разработчики церемониала 'знали толк в извращениях', умело возвышая возлагающего корону и принижая получающего её. Только вот здесь и сейчас это воспринималось как нечто нормальное, привычное и потому естественное. Да и Пьеро I отлично понимал, благодаря кому корона вообще оказалась на его голове, и всеми способами готов был доказывать свою верность Борджиа. До тех пор, конечно, пока это будет иметь смысл. Медичи, что тут ещё сказать!

И присутствие италийской знати во всей красе. Правители независимые де-факто и де-юре. Независимые де-юре, но де-факто вынужденные извиваться как уж на сковородке, стремясь угодить всем действительно сильным мира сего, чтобы сохранить имеющуюся сейчас власть и относительную независимость. Официально являющиеся вассалами, но на деле поплёвывающие на сюзерена сквозь зубы... Этих как раз больше всего было на территории Папской области, к огромному моему сожалению. До поры, конечно, но о том знать им не рекомендуется.

И все они смотрели, оценивали, делали выводы сами или готовились их передать тем, от кого зависели. Плюс послы иных европейских государей, понимающих, что списывать со счетов Святой Престол и особенно того кто сейчас на нём сидит — редкостная глупость.

Меня всё происходящее откровенно бесило. Однако приходилось ждать окончания официальной части и начала более важного и интересного события — собственно приёма в стенах Ватикана, куда были приглашены... по сути все бывшие на самой коронации. Именно там состоится главное для меня — разговоры с главными фигурами в разыгрывающейся партии. Ладно, за небольшими исключениями, ведь сложно считать французского посла достойной заменой самому Карлу VIII, да и посланник Кастилии и Арагона также не в состоянии заменить королевскую чету и особенно Изабеллу Кастильскую.

Полное кардинальское облачение добавляло 'радости'. Пусть под ним была кольчуга, а также пара пистолетов и длинный кинжал — а значит чувствовать себя 'голым и босым' не грозило — сам факт чужеродного облачения никогда не добавлял мне хорошего настроения. Мигель довольно улыбался, а Бьянка... Ей было хоть немного, но легче от того факта, что не она одна страдает от статусного, но очень уж неприятного облачения.

Бьянка — это отдельный разговор. Девушка произвела настоящий фурор своим появлением и представлением. Завидовали... многому. Очень дорогому и изысканному платью, явно пошитому лучшими портными Рима. Драгоценности в ту же степь, такие и за большие деньги не всегда можно купить, ведь далеко не каждому продадут. Тому факту, что 'выводил синьорину в свет' ни кто иной как Мигель Корелья, правая рука Чезаре Борджиа и де-факто первый кандидат на реальное командование уже сформированной по сути армии под знаменем дома Борджиа.

Красоте... особо не завидовали. При всём моём душевном отношении к Бьянке. Назвать её красоткой язык не поворачивался. Да, она была вполне себе миловидной по моим понятиям родом из XXI века, но по здешним реалиям складывалась иная картина. Жилистая, с сильными руками, 'украшенная' несколькими шрамами и с давних пор не заморачивающаяся какой-либо причёской. Хотя волосы за последние пару месяцев мало-мало отросли, что позволило создать нечто пригодное для выхода в свет, не прибегая к ухищрениям типа 'парик обыкновенный'.

Зато глубочайшая убеждённость окружающих в том, что Бьянка де Медельяччи является для некоего Чезаре Борджиа примерно тем же, чем Ваноцца ди Катанеи для его отца Родриго... Этого уже не изменить и не исправить. Да и тот факт, что юная Лукреция то и дело вертелась вблизи Бьянки и всячески, несмотря на свой юный возраст, подчёркивала своё расположение, тоже многое значил.

Без вины виноватая! Именно эти слова приходили на ум, как только мой взгляд падал на подругу, которая и впрямь была только подругой. С другой стороны, пусть лучше так, чем к ней пытаются клеиться всякие разные из неразборчивых в средствах. Ведь одно дело юная синьорита сама по себе и совсем другое — та, на которую давно наложил лапы кардинал Борджиа, которому убить столь же легко, как единожды прочитать 'Pater'. Хотя нет, на порядок легче, ибо даже в минимальном благочестии и склонности к молитвам я замечен не был.

Зато гости... Каждый из них был по уши занят: кто-то делом, кто-то отдыхом, ну а особо продуманные умело совмещали эти две составляющих, ухитряясь не потерять и малой толики обеих частей. Мда, мне до подобного ещё расти и расти, равно как и Мигелю с Бьянкой. Хотя нет, Корелья тут гораздо лучше освоился, сказывается происхождение. Я то пусть и имею память 'донора', но это именно что память, а не суть. Бьянка же и вовсе только начала входить в мир аристократии, до этого будучи всего лишь наёмным солдатом одной из кондотт, 'псом войны'.

Интересны из гостей были лишь некоторые. В данный момент, само собой разумеется. Может несколько позже и другие — тот же д'Эсте, герцог Феррары или правитель Сиенской республики Пандольфо Петруччи — станут фигурами первостепенной важности, но сейчас важны не они. Кто же тогда? Про Пьеро I Флорентийского я и не говорю, тут вообще отдельный случай. Мы с ним уже самую малость поговорили, причём на темы, далёкие от празднования его коронации. В очередной раз пришлось напомнить недавнему герцогу новосозданного герцогства, что власть нужно не только взять, но и быть готовым отстаивать. И делать это легче, когда есть люди, умеющие обращаться с оружием, равно как и само оружие. Хорошее, современное, в число которого входит огнестрельное просто — иными словами аркебузы — и стационарное, то бишь артиллерия. Старые бомбарды к последней пусть и относятся, но слабовато, особенно в сравнении с французскими и английскими орудиями. Французскими особенно по причине возможности излишне близкого с ними знакомства.

Слова были услышаны и даже восприняты. Более того, Медичи порадовал тем, что флорентийские мастера озадачены отливкой пушек нового образца, хотя дело это... не такое быстрое. Иными словами, работа идёт и настроен он серьёзно, но такого уж 'ударного труда' ожидать не стоит. Предсказуемо, хотя и печально. Тут вся проблема в том, что Медичи не считал войну уже стоящей на пороге, будучи уверенным, что годик-другой на подготовку точно найдётся. И не он один, слишком многие так думали.

Сейчас он о чём-то беседовал с Мигелем, будучи действительно этим увлечён. Мешать их разговору не стоило — смысла ноль, а у меня другие дела имеются.

Неаполитанцы во главе с Альфонсо, сыном и наследником Ферранте. Этот вёл себя в полном соответствии с заветом одного пингвина. Того самого, который порой исповедовал принцип: 'Улыбаемся и машем... Машем, я сказал!' Сейчас он 'махал и улыбался' в сторону Борджиа, от всей души показывая намерение дружить. Обольщаться этим не стоило — пусть Альфонсо и был лишён ума и таланта отца, но вот прислушиваться к советам старика Ферранте он не переставал, о чём ни разу не пожалел. И в нынешней обстановке явно получил даже не совет, а приказ во что бы то ни стало заключить с нами союз. Пусть временный, пусть на тяжёлых условиях, но союз. Хотя бы по той причине. что мы были последней возможностью для Неаполя не остаться один на один против ВСЕХ сил в пределах Италии и вне их. Ведь даже Трастамара, родственники по крови, предпочли отойти в сторону, отказавшись — не совсем, а на время — от чересчур проблемных родственников. На то были свои причины, которые Ферранте Неаполитанский понимал, но легче от этого старику не становилось. Вот и ходил кругами его сын и наследник Альфонсо вокруг Родриго Борджиа, чуть ли не облизываясь. Не просто ходил, а пытался по поводу и без оказаться рядом, переброситься парой слов либо с ним, либо со мной... А свою незаконнорожденную дочурку, Санчу, отправил мило улыбаться Лукреции. Пока просто улыбаться и беседовать о погоде и римских красотах.

Это пока терпело. Зато тут были те, чьего прибытия я изначально даже не ожидал. Ага, это про Джан Галеаццо Сфорца и его жену Изабеллу Арагонскую — герцога и герцогиню Миланских. На самого Джан Галеаццо плевать — безвольное ничтожество, если чем и интересующееся, так исключительно вином, псовой и соколиной охотой, а ещё... страстью к молоденьким девушкам и юношам. В общем, лично у меня это существо вызывало одно омерзение и желание сбросить с ближайшей скалы.

Однако в политике даже таких типусов можно и нужно использовать. Не в числе своих людей, а как агентов влияния или же, как в данном случае, объект влияния. А влияли на него все подряд. Дядя, то есть Лодовико Моро. Жена, являющаяся дочкой Альфонсо и внучкой Ферранте Неаполитанского. Хотели и другие, но Лодовико Сфорца быстро, резко и с печальным для многих исходом пресекал попытки влияния со стороны. и вот нате... отпустил племянничка без контроля, да ещё с женой, да не абы куда. а в Рим, на коронацию, где собрались почти все значимые персоны Италии. Загадка!

— Червяк, — меланхолично обронила подошедшая ко мне Бьянка, к виду которой в шикарном платье и при полном наборе украшений я так пока и не привык. Хотя что-то в этом было, вне всяких сомнений. — Его скоро убьют. Хоть Лодовико, хоть родственники жены. Кукла на троне иногда нужна, но скоро нормальные люди захотят править сами, а не дёргать за нити.

— Сам об этом думаю. А ещё удивительно, что у столь ничтожного брата есть столь примечательная сестра.

— Какая из? Их много.

— Катарина Сфорца, графиня Форли и Имолы, известная как Львица Романии. Действительно необычная личность и заслуживающая не только моего, но и твоего пристального внимания. И именно сегодня ты с ней познакомишься.

— Я? — опешила Бьянка. — Зачем? Почему тебе сейчас это в голову пришло, Чезаре?

— Не сейчас, а с того самого момента, как мой никчёмный братец по дурости своей сделал так, что тайна, которую ты хранила, окончательно развеялась. Тогда, видя твои терзания по сему поводу, я и подумал, что моей подруге стоит познакомиться с той женщиной, которая умеет сочетать как женскую суть, так и путь воина. Тогда это было... затруднительно. Зато сейчас есть как возможность, так и относительное соответствие положению.

— Я не графиня.

— Зато признанная девица благородного происхождения, что подтверждено самим Папой Римским. И твоё положение при Святом Престоле вызывает зависть у множества тут присутствующих, синьорита де Медельяччи. Ты умная девушка, Бьянка, сама всё понимаешь. Поэтому сейчас чинно и величаво следуешь рядом со мной, а двинемся мы по направлению, где последний раз я приметил графиню Сфорца. Или ты её побаиваешься?

Ага, прямо щ-щаз! Возьмёт да и признается Бьянка в том, что чего-то опасается тут, не на поле боя и не в процессе обсуждения вопросов политики. Именно этим я коварно и воспользовался, на незримом канате потащив подругу к той персоне, что реально могла помочь хотя бы частично победить её давний, застарелый комплекс. Ну, с богами и демонами! И плевать, кто именно откликнется на моё пожелание ниспослать удачу.

Глава 7

Рим, май 1493 года

Найти Катарину Сфорца было несложно даже здесь, среди всего здешнего многолюдства. Подобные люди обладают особой... аурой что ли, которая никогда не даст им остаться незаметными, даже в тех случаях, когда они сами этого хотят. Графиня Форли этого не желала, предпочитая всегда быть в центре внимания. К ней вполне можно было применить пословицу: 'Или Цезарь, или никто'. Сложно представить себе, чего бы добилась эта женщина в том случае, если бы ей не мешало... отсутствие кое чего между ног.

Раньше я не имел чести быть с ней знакомым, хотя мне её и описывали в словах, да и портрет довелось увидеть. Вот не сложилось и всё тут. Зато теперь...

— Чрезвычайно рад видеть Тигрицу из Форли тут, в Ватикане, — произнёс я, подойдя к Катарине, которая развлекала себя тем, что рассказывала что-то Альфонсо д'Эсте, сыну и наследнику герцога Феррары и Модены. — И мне приятно видеть, что одна из почётных гостий не скучает здесь, найдя развлечение по душе. Однако... — теперь я обращался к д'Эсте. — Вы не будете возражать, если я ненадолго похищу прекрасную и воинственную графиню. Обещаю возвратить собеседницу не просто в целости и сохранности, но и в хорошем настроении.

— Разве можно вам отказать, Ваше Преосвященство.

Д'Эсте вежлив, оно понятно. И не только по причине дипломатичности, сколько из-за категорического нежелания ссориться с нами, Борджиа, сейчас, когда вот-вот одному из их рода светит шапка кардинала. Только он тут вторичен. Главное желание самой Катарины, а она дама с характером, вся её жизнь — сплошная череда испытаний за право жить по своим собственным законам, не склоняясь ни перед кем.

— Кардиналу Борджиа есть чем меня удивить?

И пристальный взгляд на меня. Но не сразу, лишь после того, как обожгла им спину удаляющегося Альфонсо д'Эсте. Мда. пару баллов он в её глазах потерял. Наверное, как мне показалось. Тут ведь дело не в том, что он сделал, а КАК он это обставил. Женщины, подобные Львице Романии, подмечают любую мелочь.

— Иначе я бы не стал отвлекать вас, Катарина. Хотя может и стал бы, потому как познакомиться со столь необычной синьорой, которая из всех женщин близких к нам по времени бытия, ближе всего к Орлеанской Деве, Жанне д'Арк.

— Двусмысленный комплимент... от кардинала.

— Но не от Борджиа, — парирую я. — Как-никак именно один из нашего рода, бывший тогда Папой Каликстом III, восстановил её доброе имя. И уж точно при Борджиа на Святом Престоле не будут твориться подобные мерзости, как сжигание на кострах женщин, чья вина по сути лишь в том, что они оказываются более мужчинами, нежели те, кто их судит.

А вот эти слова Катарине явно понравились. Слегка улыбнулась, и лицо её в этот момент стало не просто красивым, а ещё и одухотворённым. Молодая по сути женщина по моим меркам, всего то тридцать лет. Печать же на её облике поставил не возраст, а жизнь. Не то что она её старит, просто делает более... отпугивающей для многих и многих. Страх! От неё он тоже исходит. Львицу Романии реально боялись из-за того, что она уже сделала и готова была повторить в любой момент. Я её прекрасно понимал, а она... чуяла это. Чутьё, оно есть у всех нам подобных. Словами объяснить это чрезвычайно сложно, да и хватит ли их, простых слов? А вот Бьянка пока лишь на пути к обретению чего-то подобного, её 'аура хищника' только формируется. Тут ведь дело не столько и не только в количестве трупов на жизненном пути, но и в отношении к прокладываемой дороге, в готовности идти до конца и плевать на все преграды, переступая через препятствия живые, неживые и вообще любые.

— Чем будете удивлять, кардинал?

— Можно просто Чезаре. Если до вас, Катарина, дошла хоть часть слухов о моей персоне, но вы понимаете, какую долю сути Чезаре Борджиа составляет эта сутана.

Понимающая улыбка, взмах небольшим, но богато украшенным веером и ответные слова.

— Небольшую... Чезаре.

— Вот и хорошо, что мы оба не питаем особых иллюзий относительно реального мира. А удивление... Мне хотелось бы представить вам мою спутницу, Бьянку де Медельяччи, после чего попросить о небольшой услуге, которая, впрочем, вам несомненно доставит удовольствие.

— Вот даже как, — теперь изучающий взгляд был направлен на мою подругу, которая, к слову сказать, тут даже и не думала смущаться. Видимо, почуяла в Катарине схожую, но более развитую и сформировавшуюся личность. — Эти шрамы я сразу узнаю. И руки... они привычны к мечу или иному оружию. Значит и тут слухи не лгали. У вас необычная подруга, Чезаре.

Не 'любовница', а именно 'подруга'. Слово было выделено соответствующей интонацией, тем самым доказывая проницательность Львицы Романии. Опознала истинные отношения между нами, причём с ходу. особенно себя не утруждая.

— Есть такое. Ну а просьба... Проведя несколько лет как один из солдат кондотты, успешно притворяясь мужчиной, моя подруга теперь испытывает некоторые сложности.

— Сочетать женскую суть и необходимость оставаться воином, — улыбнулась Катарина. — Вы действительно и удивили, и порадовали меня, Чезаре Борджиа. Не думала, что здесь и сейчас это будет возможным. Поверьте, я с удовольствием дам этой синьорите несколько полезных советов. Только...

— Они должны быть даны без присутствия рядом мужчины. Понимаю, а потому временно удаляюсь. Бьянка. Катарина...

Ну вот и заинтересовал, причём сразу обеих. Пусть побеседуют друг с другом, Бьянке подобное однозначно пойдёт на пользу. Что же касается Катарины Сфорца... тут сложно сказать. Она может быть весьма опасным врагом, но вместе с тем и союзником, если суметь её переманить. А это будет не самой простой задачей уже потому, что она сильно обязана своему дядюшке, Лодовико Моро. Не находится под влиянием, как её ничтожный сводный братец, лишь по недоразумению ещё носящий герцогскую корону, а именно обязана.

Когда её первого мужа, Джироламо Риарио, бунтовщики прикончили прямо у неё на глазах, она поклялась отомстить. И отомстила, уничтожив всех причастных к заговору, причём жестоко, показательно, наплевав на любые обвинения в 'нехристианском поведении'. А помощь ей оказал тот самый Лодовико Моро, фактический правитель Милана.

Непреклонная личность, которую нельзя ни подкупить, ни запугать. Вообще нельзя, это уже пытались сделать. После того, как был убит её первый муж, она скрылась в ближайшей крепости с малым числом сторонников, сумевших выбраться из охваченного бунтом города. Разумеется, сразу же были посланы гонцы в Милан, с просьбами о помощи, но... Вскоре же под стены крепости припёрлись и осаждающие из числа тех самых бунтовщиков, которые потребовали от тогда ещё не Львицы Романии, а всего лишь графини Форли открыть крепостные ворота и сдаться со всеми своими сторонниками. Наглость? Да. Тупая? Вовсе нет, ибо у бунтовщиков имелся козырь, который, как они считали, ничем не бьётся — дети Катарины. Все дети. Подлый, гнусный, но почти не дающий сбоев расчёт, что материнский инстинкт возобладает над всем, в том числе и рассудком.

Уроды просчитались. А слова графини Форли, будущей Львицы Романии. навсегда вошли в историю как памятник гордости и непреклонности. 'Ho con me lo stampo per farne degli altri!' — именно это осаждающие крепость запомнили на всю оставшуюся жизнь... которая оказалась весьма короткой. Катарина сообщила вышедшим за все возможные пределы уродам, что у неё осталась 'формочка' для того, чтобы родить и других детей... которые помогут отомстить за тех, кого бунтовщики готовы убить.

Не потребовалось. Львица Романии справилась сама. Хорошо справилась, показательно, кровь тогда текла ручьями, сливающимися в реку.

Вот потому её и боялись до сих пор. Но и врагов хватало... Какой там 'хватало', их было куда больше того количества, что могла себе позволить графиня Форли и Имолы — двух не самых мощных крепостей и не чрезмерно богатых графств. Более того, тучи сгущались над её головой в очередной раз. Хотя и сама она, скажем так, дала определённый повод, выйдя замуж за некоего Джакомо Фео, итальянца из малознатного и совсем не богатого рода. Даже венчаться ей пришлось тайно, скрыв подготовку к обряду и его место-время даже от большинства своих сторонников. Чтобы не помешали, пусть и из лучших намерений.

Не помешали. Джакомо Фео стал её мужем, но этот брак заставил ещё сильнее активизироваться врагов Тигрицы из Форли. Я помнил, что в знакомой мне ветви истории нынешний супруг Катарины будет убит не то через год, не то через два. И снова Тигрица будет мстить, причём всё столь же успешно. Однако... история уже изменилась, так что определённо что-либо утверждать уже невозможно. Зато можно рассматривать разные варианты с учётом известных мне основных исторических тенденций и неизменности характеров основных действующих лиц. Именно неизменности, поскольку люди очень редко меняются в основе своей, ограничиваясь лишь сменой масок, которые есть всего лишь ложь на потребу порой окружающим, а иногда и самим себе.

Ну а что делать здесь и сейчас именно мне? Может попробовать прозондировать замыслы Альфонсо, принца Неаполя? Да и с герцогиней Милана Изабеллой стоит поговорить. Сама она не есть нечто особенное, но вот про общую обстановку в герцогстве сказать может. А про Лодовико Сфорца ещё и захочет, потому как сильно его не любит, скорее даже ненавидит.

Пока я думал, всё решилось само собой. Фернандо, один из каталонских наёмников 'отца', входящий в число его личной охраны и частенько использовавшийся в качестве посыльного — слава богам, Родриго Борджиа наконец то перестал использовать для этой цели ватиканских холуев в рясах — почти бесшумно возник рядом и тихо произнёс:

— Ваш отец хочет видеть вас, синьор Чезаре. Позвольте, я сопровожу вас к нему.

— Позволяю.

И поневоле возникшая на лице улыбка. Если Александру VI что-то от меня нужно, да ещё в таком месте и в такое время, то это явно неспроста.

Чем хорош Ватикан, так это тем, что тут везде есть скрытые комнаты, ниши в стенах, причём довольно просторные, и всё в этом роде. Ну а обеспечить недопуск в комнату или закрытую занавесью нишу посторонних поможет выставленная охрана. Для тех, кто в Ватикане хозяева, само собой разумеется.

Сопроводив меня к одной из таких ниш, выйдя из которой, можно было наблюдать за большей частью гостей, но вместе с тем не находиться к ним слишком уж близко, Фернандо остановился и вымолвил:

— Отец ждёт вас.

Уж понимаю, что именно он, а не некто затаившийся. Доверенная охрана на то и доверенная, чтобы почти полностью исключить вероятность предательства. Отодвинув ткань, я сделал шаг и увидел Родриго Борджиа, восседающего на небольшом диванчике. Вид у него был несколько утомлённый, но в то же время довольный и... воодушевлённый. Причина? Не знаю, но узнать хочется и сильно.

— Отдыхаешь от многолюдства, отец? — для затравки разговора поинтересовался я, присаживаясь в свободное кресло. — О, вода... холодная. Как раз для моего нынешнего состояния, а то после многочисленных разговоров в горе пересохло, а слуги разносят в основном вино. Ловить же кого-то и приказать принести то, что хочу лично я... Можно, но долго и утомляет.

— Не выглядишь ты утомлённым, Чезаре.

— Это хорошо. Потому как один разговор с Тигрицей из Форли дорого стоит, если это не простая болтовня о погоде и нарядах.

— О Сфорца позже, — небрежно отмахнулся понтифик. — Сегодня удачный момент для того, чтобы объявить собравшимся здесь о том, что Борджиа на Святом Престоле могут не только даровать короны союзникам и находить избавления от оспы, этого бича народов, но и поднимать меч против врагов всего христианского мира.

— Рановато...

— В самый раз, — не согласился со мной Родриго Борджиа. — Собрались все государи Италии, их наследники либо иные близкие родственники. Присутствуют представители либо даже правители республик. И посланники стран, которые важны. Все впечатлены коронацией, которая показывает не столько силу Медичи, сколько могущество Борджиа. Многие ждут результатов консистории, на которой будут назначены новые кардиналы. Самое время, лучшего нам не найти!

А ведь так оно и есть. Я со своей осторожностью и излишней подозрительностью не обратил внимание на столь удачно сложившийся расклад. Другого такого и не дождаться в ближайшее время. Потом ещё неотвратимо надвигающаяся война...

— Действительно, ты прав. Пусть прозвучавшее известие заставит шевелиться всех: союзников, врагов, да и нейтралов заодно. Безучастным остаться не получится. Однако... Орден Христа, что с ним? Если объявлять о подготовке Крестового похода, то самое время послать доверенных людей в Португалию.

— Люди уже посланы, — ла-асково так вымолвил Александр VI, аж зажмурившись от удовольствия. — И Ависский дом, восседающий на троне королевства, благосклонно относится к тому, чтобы Орден Христа, сохранив свои возможности, не препятствовал возрождению Ордена тамплиеров и не претендовал на то имущество, которым тот обладал вне Португалии и Кастилии с Арагоном. Несколько услуг со стороны Святого Престола этому особенно поспособствуют.

— Каких именно услуг?

— Нам ничего не стоящих. А одна из них тебе очень понравится. Возрождённые тамплиеры не будут первым Орденом, который будет избавлен от обетов безбрачия и бедности взамен на обеты супружеской верности и отчисление немалой части доходов в казну ордена.

Есть! Как раз то, что доктор прописал. И действительно, пусть Орден Христа, эти посттамплиеры первыми проложат дорогу от чисто религиозной структуры к чему-то совершенно иному, на порядок более жизнеспособному и эффективному. Ведь слишком многих отталкивали именно обеты безбрачия и бедности, которые нормальному, здоровому разумом человеку нафиг не упёрлись. Теперь их не будет. Прелестно, просто замечательно, с какой стороны ни взглянешь.

— Обрадовал, отец. действительно обрадовал. Оказывая услугу им, на деле мы избавляем от части проблем себя. Ну а остальное — это, как я полагаю, кардинальская шапка.

— Две, — вздохнул понтифик. — В обмен же дипломатическая, а может даже и финансовая поддержка королевством Святого Престола... в нашем лице.

— Имена кардиналов уже известны?

— Пока нет. В Лиссабоне думают, но это продлится недолго. Уже до конца года будет созвана новая консистория.

Двумя 'красными шапками' больше... не велика разница, особенно учитывая планы по сокращению числа их нынешних носителей. Как ни крути, но Колонна, Орсини и особенно делла Ровере — последних стало совсем уж много — явно лишние. Главное тут не впасть в соблазн излишне простых и быстрых решений, устраняя врагов поодиночке и через приемлемые промежутки времени. Вот был кардинал Карафа и помер во время конклава. Через девять месяцев не стало Джованни делла Ровере, римского префекта — человека, который для всего клана делла Ровере был очень важен, потому как держал под наблюдением весь Вечный Город и немалую часть финансов и военной силы последнего. Пусть это и называлось стражей, но по факту... А теперь этого ключевого поста у делла Ровере нет и не предвидится. Думаю, они сами это отлично осознают.

Так что никакой спешки, только разумные паузы между 'совершенно естественными смертями'. Касаемо же объявления о подготовке очередного, хм, Крестового похода... Пусть будет сегодня, тем более зная красноречие 'отца', впечатлит он всех присутствующих. Вот кто окажет хотя бы небольшую помощь в его далеко идущих планах? Мда, тут совсем другой и куда более сложный вопрос. Но посмотрим. благо ждать всего ничего осталось. Почему? А вон тот свиток, лежащий на столе, который явно не просто так.

— Набросок речи? — спросил я, пальцем указывая на замеченное творение.

— Он самый. я постарался учесть всё.

Кто бы сомневался, но уж точно не я. Прошедший долгое обучение интригам при Святом Престоле, умеющий вывернуть наизнанку любое событие и преподать в абсолютно ином, порой до неузнаваемости искажённом виде, Родриго Борджиа способен был на многое. В том числе и на подготовку нового Крестового похода, способного ударить... по самым разным врагам рода Борджиа. И сделать это так, что обвинить в нарушении изначального посыла будет очень и очень сложно. К тому же, как ни крути, а Османскую империю по любому требуется сначала ослаблять, а потом и рвать в клочья. Ну или сначала не её, а другие мусульманские государства. Не суть. Хм, даже интересно, что он скажет. Или почитать речь заранее?

— Лучше не надо, — поняв мои намерения, отозвался понтифик. — Я хочу, чтобы ты оценил слова не тут, а видя, как другие откликаются на неё. Не римская чернь, а те, кто правит Италией.

— Которой пока нет... Пока.

— Ты правильно подобрал слово, сын мой. Италии пока нет, но ведь мы с тобой хотим, чтобы она появилась. Не просто, а под властью Борджиа.

Приятно разговаривать с человеком, который тебя понимает, а вдобавок не враг. Так что настаивать на предварительном знакомстве с текстом речи я не стал. Хотел было обсудить ещё пару вопросов, но не срослось. Родриго Борджиа желал как можно скорее ошарашить всех присутствующих своими словами. Понимаю, где то даже разделяю, но... Два события за один день — это жёстко.

Несмотря на это, где то через полчаса состоялся очередной, второй за сегодня торжественный выход Папы Римского Александра VI. Такой, что всем присутствующим стало ясно — он не имеет ничего общего с уже свершившейся коронацией, а посвящён, скажем так, иному событию. Да и сопровождение понтифика, состоящее помимо стоящей на некотором расстоянии охраны всего из двух человек как бы намекало.

Два человека, всего два. Один в облачении кардинала, другой — при оружии и в доспехе, разве что со шлемом, оставляющим открытым лицо. Первым был я. Вторым оказался Мигель Корелья. Ещё одно зримое свидетельство того, на кого нынешний викарий Христа делает основную ставку.

Знак, и я подаю Александру VI свиток. Тот самый, мною так и не прочитанный. Ну что ж, посмотрим, чем удивит собравшихся старый, опытный пройдоха. Точнее сказать, как именно он это сделает. А вокруг тишина... полнейщая. Кажется, что ещё немного и я смогу услышать дыхание собравшихся в зале. Ну же... Всё, началось.

— Сыны и дочери италийских земель, держащие на своих плечах ношу правления землями, благословленными святостью Рима нынешнего и величием Рима прошлого, изначального. Посланники христианских государей всех земель европейских, светом истинной веры озарённых. К вам обращена речь моя и увещевания мои, несущего бремя викария Христа. Сегодня все вы собрались здесь по событию значимому и в то же время радостному, узреть глазами своими и признать истинность образования на земле италийской нового герцогства, герцогства Флорентийского, под властью принявшего из рук моих корону Пьеро I из славного рода Медичи. И тем сильнее болит сердце моё, когда я обращаю свою взор в сторону земель южных и земель восточных. Тех земель, что отделены от нас морем Средиземным. И ещё печальнее становится от того, что ранее эти земли были под мудрым и благим правлением владык христианских, светским и духовным. Сильно болит и сердце моё, и дух мой.

Были ранее и Первый крестовый поход, затем Второй, и Третий, и иные... Но с каждым разом всё менее успешными становились они, всё меньше земель оставались свободными от власти магометан. И не в последнюю очередь из-за междоусобиц Орденов и светских властителей. После же Девятого крестового похода раздоры между государями стали слишком велики, гнев и зависть друг к другу помутила их разум, а владения, ранее отвоёванные у магометан, одно за другим вновь возвращались под их нечестивую власть. Мы потеряли все прежние завоевания, помимо Крита, Кипра, Родоса и нескольких иных островов.

Тут Александр VI остановился, смахнув с глаз невидимую слезу и продолжил с тем же надрывом, столь хорошо действующим на слушателей.

— Раздоры среди христианских государей, забывших про общего своего врага, привели не только с потере земель на Святой Земле и побережье Африки, но и к тому, что усилившиеся и познавшие вкус побед магометане, жаждущие омыть свои кривые клинки в свежей христианской крови, хлынули на наши земли. Османская империя — эта страна хорошо известна всем нам. Давний враг, опасный враг, наносивший горькие. тяжелые поражения при Никополе, Варне и в иных местах. И это лишь за последний век, лишь из самых памятных и кровавых для нас проигранных битвах.

До каких пор, спрашиваю я вас? До каких пор будут продолжаться эти тяжёлые времена торжества нечестивцев, разрушающих наши святыни. Порабощающих сынов и дочерей Господа нашего? Вопрошаю я и слышу порой ответ. До тех пор, пока мы сами не будем готовы взять в руки клинки и не вернём то, что по праву принадлежит нам. И тому есть зримое свидетельство. Взгляните в сторону Кастилии и Арагона, как следует взгляните. Они нашли в себе мужество отбросить в сторону распри и споры, сумели объединить усилия и вместе опрокинуть врага в море. Того самого врага. против которого воевали отцы их, деды и боле далёкие предки не один век. Не остановились они, прельщённые обещаниями богатств и мнимой покорности со стороны мавританских эмиров. Не захотели оставить на своих землях тех, кто предал бы при первом случае. ударив в спину отравленным кинжалом. Они — верные воины Христа, то доказавшие...

Но разве вы, гордые наследники Рима или же потомки Карла Великого, Ричарда Львиное Сердце и иных великих правителей и полководцев, хуже, слабее, нерешительнее?

Задел за живое, точно задел! Особенно последними словами, обращёнными не абы к кому, а к тем, что являлся — или на крайний случай думал что является элитой всех италийских земель. Любой из собравшихся тут хотел быть, пусть и в глубине души, фигурами масштаба Ричарда Львиное Сердце, Раймонда Тулузского и им подобных. Да и лавры совсем уж близких и ныне здравствующих Изабеллы и Фердинанда, завершивших Реконкисту, они тоже недвусмысленно намекали. Зажечь собравшихся интересом и даже частично энтузиазмом Родриго Борджиа однозначно сумел. Уже хорошо. А дальше... Посмотрим, речь далека от завершения, я за время знакомства успел хорошо изучить нынешнего хозяина Святого Престола.

— Нет, ибо я вижу разгорающееся пламя в ваших сердцах, стремление свершить возмездие за утраченные святыни, за положивших жизни свои предков. Пусть благородный гнев будет вам путеводной звездой, ибо гнев гневу рознь и не всегда он есть грех. Гнев небес тому примером — гнев не быстрый, но который откладывает наказание и дает время для покаяния. Они, в безумном исступлении казнящие через лютые муки братьев наших во Христе, не покаялись, потому поставили себя вне закона божьего и человечьего. Сам Господь превознесёт вас перед иными силой тела, величием духа, умением обращаться с оружием, что станет продолжением рук тех, кто решится на повторение великих деяний предков.

Мы не повелеваем и не увещеваем, чтобы отправлялись вы в Крестовый поход незамедлительно. Лишь о подготовке его говорю я вам, но не о точном времени и не о том месте, куда нанесёт свой первый удар воинство Господа нашего. Воинство то — острое копьё, а наконечником его станет папская армия, которая уже начинает готовиться, собирая под своими знамёнами людей, вооружая их и обучая. До всех до вас доходили слухи о том, а некоторые и сами видели часть сего воинства.

Только так может поступить сейчас Святой Престол, дабы избежать глумливого шёпота за спиной. Не оказаться несправедливо обвинённым в том. что лишь деньги на собственные цели ему нужны и чужие армии хочет использовать понтифик для решение собственных проблем. Потому мы не повелеваем, мы не увещеваем... Лишь сообщаем о своих намерениях, чтобы не стали они неожиданностью для вас. И конечно же охотно дадим возможность желающим принять в том посильное участие. Золото — опасный металл, но необходимый. На него можно купить оружие и припасы, нанять учителей и наставников, построить и оснастить боевые корабли. И привлечь тех христиан, кои готовы продать услуги рук, умеющих обращаться с оружием, доказавших то во многих схватках. Вы можете в том помочь, но лишь если сами того захотите. Помочь создать наконечник копья из лучшей толедской стали. закалить его, заточить до бритвенной остроты.

И тот, кто возымеет в душе намерение внести посильный вклад в благое дело готовящегося Крестового похода, не будет забыт и в этом мире, и на небесах. Так говорю вам я, викарий Христа, Папа Александр VI. И клянусь именем Господа нашего, всем дорогим для меня лично, что поход сей состоится, вложены в него будут возможные силы и произойдёт это не когда-нибудь, а при жизни моей. Да пребудет с нами бог и великая сила его.

Твою же мать! И это выражение отнюдь не в плохом для Родриго Борджиа аспекте. Он сумел и с пафосом не перебрать — для этого времени, конечно — и показать серьёзность намерений, и верно донести до собравшихся мысли. Какие? Что Крестовый поход будет, но не прямо сейчас. Что первый удар непременно нанесут его личные войска. Что от помощи он и на первом этапе не откажется — более того, примет с большой благодарностью — но помощи деньгами и отдельными отрядами наёмников и может даже добровольцев. Зато крупные отряды, приближающиеся по численности пусть к небольшому, но войску, да ещё под командованием видных персон вне Папской области... этого пока не требуется. Ах да, весомая оплеуха знати Папской области была отвешена пусть и не явно, но от того не менее болезненно. Всем стало ясно, что нынешний Гонфалоньер Церкви, Никколо Орсини ди Питильяно, не получит эту армию под своё командование. Ни при каком условии, даже номинально. И вообще, его дни на этом посту подходят к концу. С учётом же того, что и пост римского префекта, кхм. освободился, лорды Романии и иных земель, подвластных в теории Александру VI, должны были неслабо так задёргаться.

Игра на обострение началась и это есть хорошо. Нужно лишь правильно разыграть имеющиеся на руках карты, не забывая и про те, которые до поры припрятаны в рукавах.

— Посмотри и послушай. И ты, и Мигель. Обрати внимание на Альфонсо, сына короля Ферранте. Он уже говорил со своей дочерью, герцогиней Миланской, — обронил напоследок Родриго Борджиа. покидая зал под предлогом 'необходимости пообщаться с Господом', а на деле просто отдохнуть... и наверняка в компании кувшина вина и Джулии Фарнезе. — Свою подружку... не отвлекай. Пусть блистает платьем и драгоценностями, ей надо к этому привыкать.

Надо, кто же спорит! Сегодняшний приём лишь первый из множества значимых, на которых ей придётся присутствовать. Махать клинком — штука полезная и забывать об этих умениях не следует. Только не ими едиными. Ещё есть разум, который следует использовать не только в тиши рабочего кабинета и в тесном кругу доверенных лиц, но и вот в таком многолюдстве. Где высокая политика с интригами, там и необходимость 'вращаться в обществе'. Это я понял давно, в далёком будущем, которое наверняка уже не наступит... в этой ветке мироздания.

Мда. Вот не получится не отвлекать Бьянку, хоть ты тресни! Дело в том, что она что-то выпытывала у Катарины Сфорца, а та, хоть и не высказывала ни малейшего неудовольствия, но уже оказалась рядом с четой Джан Галеаццо и Изабеллы, номинальных властителей Милана. Это было любопытно, поэтому я и решил добавить в эту группу и присутствие себя любимого. Как ни крути, а права хозяина приёма — одного из, но это уже вторично — многое дают понимающему человеку. Например, можно спокойно подойти к любой группе гостей и, официально не вмешиваясь в разговор, поинтересоваться их настроением, пожеланиями. Самое оно во многих ситуациях.

Бьянка, увидев приближающегося меня, довольно улыбнулась. Дескать, всё хорошо, разговор с Катариной Сфорца понравился и вообще всё хорошо и прекрасно. Почти, потому как было видно, что 'шкурка' из шёлка, кружев и прочих драгоценностей, в которой девушка сейчас находилась, её давит. Но меньше, чем это было в начале дня, заметно меньше. Явно помогла не столь уж и долгая беседа с Львицей Романии.

Сама же графиня Форли тоже заметила мою отнюдь не скромную персону, пусть и чуть позже Бьянки. И точно так же, как и моя подруга-помощница, понимала, что если я тут, то мне что то нужно. А вот что именно... это она скоро узнает. Сомневаться в уме этой неординарной женщины мне и в голову не приходило. Зато другие, пренебрежительно относившиеся к ней из-за гендерной принадлежности, теряли многое, частенько и саму жизнь.

— Прекрасная и воинственная графиня, — улыбнулся я, вновь приветствуя самую яркую из всех Сфорца. — Джан Галеаццо, Изабелла, — не поклон а просто 'наклонение головы', потому как положение кардинала автоматически ставит минимум на одну доску, а уж статус сына понтифика и тем более. — Я думаю, что и вы хотите спросить кое о чём, и мне найдётся что сказать. По самым разным темам, не только по поводу объявленного моим отцом.

Полное понимание в глазах Сфорца, а вот Изабелла ограничивается парой нейтральных слов... И взгляд в сторону мужа. Любви там явно и в помине не водилось, а вот беспокойство присутствует. Чёткое такое, даже не скрываемое. Поэтому переключаю всё внимание на Тигрицу из Форли.

— Что случилось.

— Мой брат... болен. Боли в животе, тошнота, — деловито изложила симптомы Катарина. — Он хочет покинуть этот несомненно значимый для все приём.

— Нужен врач, понимаю. Свой или?..

— С ним собственный врач из Милана. Доверенный, — слегка покривилась Катарина, из чего я понял, что лично у неё эта доверенность вызывает определённые сомнения.

— Не смею задерживать больного человека. Крепкого здоровья вам, герцог. Герцогиня...

А вот Изабелла как то не спешила вслед за мужем, который удалился, причём опираясь на одного из не то слуг, не то телохранителей. Вид же у Джан Галеаццо и впрямь был нездоровым. Причины? Да бес его разберёт, особенно учитывая тот образ жизни, который тот вёл. Пьянство, обжорство, постоянные походы по девочкам и мальчикам — паразиту даже особой разницы не было, как мне доносили — и многодневные загулы на пользу мало кому шли. Скорее всего, ему надо просто как следует проспаться. Именно это я и озвучил, пусть и в несколько более деликатной форме, хотя мысли проскальзывали и иного рода. Ведь Джан Галеаццо скоро должен был стать лишним, совсем лишним в любых раскладах. А такие субъекты долго не живут, история многократно доказывала.

Осталось, кхм, чисто женское общество в числе трёх представительниц. И вот что делать прикажете? Мне было о чём поговорить как с Изабеллой, внучкой короля Ферранте Неаполитанского, так и с графиней Форли. С каждой по отдельности поговорить, а не с двумя сразу. Ведь откровенной глупостью станет зондирование миланской обстановки через Изабеллу с намёками на угрозу со стороны Лодовико Сфорца в то время, когда рядом находится союзница этого самого Лодовико, многим ему обязанная.

Замешательство длилось совсем недолго, я уже успел прокачать несколько возможных вариантов ведения беседы и выбрать подходящий, как Львица Романии опередила, сама начав, вернее продолжив разговор. При этом включая в него всех рядом находящихся.

— Его Святейшество решил воскресить времена великих походов для завоевания утраченного. Смелое решение, но после Флоренции эти слова заставляют к ним хотя бы прислушаться, а не посчитать... просто словами. Я всего лишь графиня Форли и Имолы, мне далеко до герцогов Милана или Флоренции, не говоря уже о Неаполе, но... Это заинтересует тех италийцев, кто захочет новых земель, золота, славы. После того как ваш отец, Чезаре, покажет, что слова превращаются в дела.

— Армия Святого Престола уже собирается, — вежливо напомнила Бьянка о том, что Катарине и без того было известно. — Она будет расти и дальше.

— Будет расти... войско Святого Престола, — эхом отозвалась Тигрица из Форли, особенно выделив последние слова. — Пусть оно станет большой угрозой врагам христианского мира, тем самым, что отделены от нашей солнечной Италии Средиземным морем или несколькими странами. Юг — именно туда лежит путь войска.

Сами слова, интонация — всё более чем говорящее. Показывает опасения вассалов Святого Престола относительно того, что собираемая сила может ударить сначала по ним, а Крестовый поход... он ведь может и подождать. Никто даже не удивится такому промедлению. Италия же! Учитывая, что с 'турецким пополнением' к двум тысячам наёмников из Италии и Кастилии с Арагоном прибавилось почти пять тысяч вояк, спешно подготавливаемых и переобучаемых... Противостоять такому числу, причём отнюдь не новобранцев, в италийских землях мало кто мог. Разве что Неаполь с Венецией, да ещё Флоренция, но последняя теперь являлась союзной Борджиа. Не зря же и у Изабеллы, герцогини как бы Миланской, но на деле проводнице интересов Неаполя, на лице отразилось явное, ничуть не скрываемое беспокойство. И вот его я, основываясь на консультациях с 'отцом', мог развеять. Правда поверят мне или нет — это уже вопрос десятый.

— Юг — это хорошо. Хотя на юг от Рима и находится Неаполь, но там собираемому войску явно нечего делать. Разве что если король Ферранте вдруг сам решит пригласить нас. Хотя зачем ему это может понадобиться — большой вопрос, ответа на который я пока не нахожу.

В моих словах прозвучал не слишком явный, но всё же посыл, адресованный именно Изабелле. Дескать, Рим не желает вражды с Неаполем и не копит против него силы. Более того, в принципе рассматривает возможности взаимодействия... против кого-то третьего. Интересно, герцогиня Миланская поймёт или не слишком? Вопрос, однако! Она — это не её дед, тут и 'труба пониже, и дым пожиже', хотя отец герцогини, Альфонсо, тот вообще как правитель ноль без палочки. Так что будем посмотреть.

Оп-па. Уже посмотрели. Изабелла резко так вспомнила про то, что ей надо сопутствовать мужу, величаво удалилась. И явно не к Джан Галеаццо. Наверняка будет сейчас отцу пересказывать мои слова, стремясь ничего не упустить. Ну-ну! Не уверен, что сам Альфонсо поймёт послание, но вокруг него есть и другие, куда более подкованные в тонком искусстве интриги.

— Скоро дома Борджиа и Сфорца породнятся между собой, — с тонкой улыбкой-усмешкой на точёном, породистом лице вымолвила Тигрица из Форли. — Как вы думаете, Чезаре, что принесёт с собой эта свадьба?

— Она состоится ближе к концу лета, Катарина. А что до вашего вопроса... Многое будет зависеть от тех из рода Сфорца, слова и дела которых влияют на остальных. Желания и стремления разных людей, они редко полностью совпадают. Вы и Асканио Сфорца, Джан Галеаццо и Лодовико.

— Как и Борджиа. Вы и Хуан...

— Это тоже верно, — не стал я ни опровергать, ни тем более смущаться. — Родная кровь, текущая в жилах, есть лишь увеличение шанса на то, что интересы людей будет приближены друг к другу. Но быть в этом уверенным нельзя. В конце концов, Каин и Авель тоже были очень близкими родственниками, братьями.

— От Вашего Высокопреосвященства услышать отсылку к Библии. Я удивлена.

Язвит, стерва, но умело, к месту, грамотно выбирая время и ситуацию. А может НЕ язвит, под 'внешним слоем' маскируя нечто иное? С графиней Форли всё может быть далеко не так просто, как кажется даже на второй взгляд, не говоря уже о первом. Попробуем прощупать

— Лучше я буду на неё ссылаться, нежели Савонарола и ему подобные. Увы, но его ересь находит отклик слишком у многих. И не только в землях Италии, но и там, где он теперь.

— Сейчас он во Франции, в гостях у короля Карла VIII.

— Ересиарх в гостях у христианского монарха, доброго сына матери нашей Церкви, — тяжко вздохнул я, играя в меру отпущенных мне сил, но так, чтобы было видна именно игра. Тем самым показываю, что как был кардиналом лишь по формальным признакам, так им и остаюсь. — И с этим отлучённым грешником, упорствующим в грехах своих, встречаются самые разные люди. Аббаты, епископы... даже кардиналы.

— Не только французский, — непонятно пока с какой целью, но подхватила тему Сфорца. — Сам же фра Савонарола проповедует о скором триумфальном возвращении в италийские земли, объявлении Флоренции 'Божьим царством' и сокрушении великого грешника, своим присутствием оскверняющего Святой Престол.

— И что, ТЕПЕРЬ в это готовы верить?

Обмахнувшись веером, скрывшим на пару секунд лицо, итальянская красотка и просто опасная женщина аж промурлыкала:

— После буллы 'Об искоренении оспы'? Нет. После сегодняшней речи, которая тоже обязана стать буллой? Тем более нет. Сбросить Его Святейшество со Святого Престола после такого мало кто посмеет. Его не поймут собственные вассалы, а особенно жёны и дочери. Ведь оспа лишает не только жизней, но и у уцелевших отбирает красоту. Я сама... благодарна лично вам, Чезаре, за избавление от давнего страха даже не умереть, а стать уродкой, которая никогда не сможет без содрогания взглянуть в зеркало.

— Мне? Любопытно...

— Вам. Всем умным людям известно, кто в семье Борджиа знает алхимию... и яды. И этот человек не Его Святейшество.

Прямым текстом. Ну почти прямым. Даже Бьянка не в силах сдержаться и откровенно скалится. Ей то весело, а вот мне не так чтобы очень. Слова Катарины Сфорца о моей известности как алхимика и отравителя не являлись причиной, тут совсем другое. Были ли слова о признательности искренни — тоже не вопрос. Любая женщина будет благодарна за избавление от угрозы, что висит дамокловым мечом почти над всеми. Висела... Катарина Сфорца не была исключением, многие синьоры и синьорины спешили обезопаситься от болезни раз и навсегда, частенько опережая представителей мужеска полу.

До какой степени благодарна Львица Романии? Знать бы это! Тогда и только тогда можно разыгрывать определённый вариант. Увы, но пока я не готов был делать ставку, слишком велик процент ошибки. Риск, конечно, дело благородное, но не в этом случае. Посему подождём до поры.

— Мне всегда приятно радовать прекрасных женщин. Однако... Как вам моя подруга и помощница?

— У вашей подруги большое будущее, — графиня посмотрела на Бьянку с заметной симпатией. — И мне кажется, вы не думаете бросать синьорину де Медельяччи.

— Пусть даже не надеются.

— Я вижу. И слышу искренность в вашем голосе, Чезаре. Почаще показывайтесь с ней на людях. С ней не в доспехах и при оружии, а в подчёркивающем черты девушки платье и с многочисленными драгоценностями. Разными! Видя девушку в притягивающем изяществом и богатством образе, многие забывают, что мы — это не только грудь и лицо, но и разум. Некоторые из нас, кто не забывает о нём в погоне за удовольствиями. И ваша Бьянка...

Вышеупомянутая явно хотела что-то сказать. Возможно, не самое лестное относительно даваемых Катариной советов. Однако к Тигрице из Форли почти что подбежал один из слуг и что-то зашептал ей на ухо. При всём желании я не мог различить внятных звуков, фон вокруг мешал даже тренированному слуху. Но это что-то явно было серьёзным и способным резко уронить настроение графини.

— Джан Галеаццо стало хуже, намного, — произнесла Катарина, жестом отослав слугу в сторону. — Это может быть не болезнь, а отравление. Врач не исключает.

Здрасьте... то есть приплыли. Если нет никакой ошибки — а в таких случаях они бывают нечасто — то разыгрываемая вокруг Милана партия перешла в острую фазу. Мне же предстоит из кожи вон вывернуться, чтобы оказаться не в числе проигравших. Совсем хорошо — получить от произошедшего пусть минимальные, но преимущества. Думай, Чезаре, думай, это никогда лишним не бывает. Только думать надо быстро, времени на первую реакцию мало, оно секундами измеряется.

Через час или около того, ибо время я как-то засекать не удосужился, всё стало понятно. Звездец! Не мне и даже не каким-либо моим планам, а всего лишь конкретному стрёмному типусу, по гримасе судьбы бывшему некоторое время герцогом Милана. Плевать, что он пока ещё дышал, потому как делать это ему оставалось совсем недолго. Яд уже сделал свою работу, и теперь было лишь вопросом времени, когда он окончательно убьёт Джан Галеаццо Сфорца, герцога Миланского.

— Что скажете, Ваше Высокопреосвященство? — вымолвил Джузеппе Альтини, дипломированный врач и один из тех, кто был допущен до лечения Джан Галеаццо и сопровождал его в этой поездке.

— То, что очевидно всем и было мной сказано немногим ранее. Кантарелла. Яд принят несколько часов назад, принят скорее всего с вином. Все симптомы соответствуют. Сперва были боли в животе и тошнота, затем они сменились рвотой, болями в почках. Кровь в моче, возникающие признаки частичного паралича. Медицина тут бессильна, можно лишь смягчить состояние ударной дозой опиатов. Но это и так сделано. Теперь ему нужны лишь молитвы за упокой грешной души ну и отпущение грехов. Кстати...

Читаю назубок выученную формулу отпущения грехов. Пришлось выучить, ибо положение обязывало знать хотя бы необходимый минимум. А тут почему то многие считают, будто подобного рода ритуал со стороны князей церкви на порядок более эффективен. Ладно, пусть. Мне несложно, а присутствующим тут жене почти покойника Изабелле и его сводной сестре Катарине это может быть важно.

— Вот и всё, — закончив, я обратился к обеим женщинам. — Ваш брат и супруг в беспамятстве и более из него не выйдет. В его положении это и к лучшему. Я же прошу вас обеих покинуть это место, где царит уже не жизнь, а смерть. Вдобавок мне есть что вам сказать.

Выйдя из комнаты, я почувствовал, что стало легче. На дух не выношу находиться в одном помещении с умирающими, атмосфера там ну просто отвратительная. Пусть Джан Галеаццо был мне весьма неприятен, но я не люблю смотреть на человеческие страдания в принципе.

Хорошо ещё, что информация о том. что герцог Милана отравлен и находится при смерти не просочилась за пределы очень узкого круга посвящённых. Его родственники, я, Мигель, сам Александр VI, Мигель с Бьянкой. Ах да, Альфонсо Неаполитанский по вполне понятной причине. И врач с несколькими слугами умирающего, без этого тоже никуда. Зато вне этого круга — полнейшая тишина. Вот потому приём так и длился, гости веселились, общались, строили самые разнообразные планы, позволяя нам, Борджиа, хотя бы частично разгрести возникшую на пустом месте кучу отборнейшего, ядрёного навоза.

Пустая комната нашлась почти мгновенно. Туда я и пригласил зайти Изабеллу с Катариной, не забыв выставить у дверей караул из парочки преданных лично мне бойцов. Что ни говори, а те же кондотты Раталли и Эспинозы стали замкнуты исключительно на меня, да и ощущали себя частью узкого круга доверенных лиц. Самое оно в теперешней ситуации.

— Надеюсь, глупых мыслей о причастности рода Борджиа к смерти герцога Миланского не возникнет? — хмыкнул я и тут же, на всякий случай, добавил. — Травить кантареллой прямо в Ватикане, в столь важный для моего отца и меня день... это даже не глупость, а полное отсутствие разума.

— Вы, Борджиа. знаете толк в ядах.

— Не глупите, Изабелла, — раздражённо оборвала герцогиню Миланскую Катарина. — Кантарелла известна не только Борджиа. Делла Ровере. Орсини, Колонна, да и мы, Сфорца, знаем рецепт приготовления яда и правила его применения. А если вам мало, вспомните смерти кардинала Карафа и префекта Рима Джованни делла Ровере. Если бы Чезаре Борджиа хотел отравить Джан Галеаццо, он бы умер не от известного яда, а 'своей смертью' от неизвестной болезни. Или не своей, но от непонятного яда. И не здесь, не в Ватикане! Не в важный для Папы Александра VI и его сына день.

Упс. Львица Романии показала свой ум, свою наглость и... готовность сотрудничать. По крайней мере, в деле отравления своего сводного брата. Поняла, приняла и даже озвучила тот факт, что Борджиа не нужна была смерть герцога Миланского в данный момент времени. Зато вопрос о том, кому она требовалась, так и оставался 'на повестке дня'.

— Хвала разуму! — выдохнул я, глядя на собранную, готовую к любому развитию событий Катарину и малость притихшую, придавленную круговертью творящихся событий Изабеллу. — Что же до виновников смерти Джан Галеаццо, герцога миланского, то тут лучше руководствоваться простейшим принципом.

— Ищи, кому выгодно.

— Верно, графиня. Врагов как у личности у вашего брата не было по понятной причине. Слишком уж он был... никаким. Может кто-то из любовниц и любовников и затаил обиду, но чтобы добраться до герцога и суметь отравить не простым мышьяком, а пусть и прославленной, но сложной в получении и малораспространённой кантарелллой... Нет, невозможно.

— Оружие. Слепое.

Улыбаюсь Катарине, признавая разумность сказанного, но суть от этого всё едино не меняется.

— На то и слепое, что личность истинного убийцы всё едино останется скрытой. Увы, но вам остаётся лишь ждать и смотреть, кто воспользуется этой смертью в своих интересах. Не смертью как таковой — тут многие постараются — а именно обстоятельствами оной. К примеру, начнёт громко обвинять нас или кого-то иного. Например, короля Неаполя.

— Неаполь...

Видели улыбку голодной тигрицы? Так вот сейчас графиня Форли совсем уж слилась со своим прозвищем. Хищный взгляд, грация, мурлыкающий голос. Судя по всему, она бы не отказалась сожрать Ферранте Неаполитанского и кое-кого из его родни. Да и на Изабеллу посмотрела этак специфически, оценивающе. Последняя не факт что заметила. А зря, чутьё в такого рода делах нужно всем сидящим на тронах. Вот только не всем им обладают и, что забавно, не обладающие оным частенько даже развивать не пытаются. Наивные.

— Ферранте — окончательно обезумевший от крови и окружения мертвецов палач... Простите, герцогиня, что так говорю о вашем деде, но сейчас не до этикета, — извинился я перед Изабеллой. — Но он умён и потому понимает ситуацию. Ему нужна не смерть Джан Галеаццо как таковая, а усиление власти его внучки в Милане. А пока там Лодовико Мавр Сфорца, Изабелла Неаполитанская власти не получит. Он просто объявит себя регентом юного Франческо и всё. Слишком велика поддержка вассалов, его так просто не скинуть. Не-ет, Ферранте убил бы Лодовико, истинного хозяина Милана, а не его никчёмного родственника, просто сидевшего на троне. И ваш брат, Катарина. легко стал бы слушать не дядю, а жену... точнее её родственников, лишь бы ему не мешали пить, охотиться с соколами и сношаться со всеми подряд. Снова простите.

— Тогда остаётся...

Ох и сказал бы я Львице Романии, кто именно остаётся! Ага, как раз Лодовико Моро, которому племянничек давно стал мешать. Увы, пока нельзя. Да и не факт, что это её сильно расстроит, сразу видно, что особо тёплых чувств к помирающему братцу она не испытывает. Он ведь законный, а она бастард, пусть и признанный. Тут большая и значимая разница с любой стороны. Но скинуть вину на кого-нибудь требуется. И слава богам, что кандидатура у меня имеется, да такая, у которой и впрямь имеется весомый мотив.

— Остаётся тот, кто был бы не против свалить убийство Джан Галеаццо как на Борджиа, так и на короля Неаполя. На того, кому мешают сила и самостоятельность как Папской области, так и Неаполитанского королевства. Мешают уже потому. что мой отец не захочет пропускать через свои земли чужие войска, а Ферранте уж точно не пожелает отдать корону, да ещё в руки северного варвара.

— Вы обвиняете короля Франции?

— Кардинал подозревает, что Карлу VIII выгоднее других была смерть Джан Галеаццо и подозрения в причастности к ней семьи Борджиа или вашей, Изабелла, — с нотками скорби из-за недостаточной сообразительности собеседницы вымолвила графиня Форли. — Его слова убедительны, их надо обдумать. И вашей семье тоже. Надо обдумать.

— Тогда не буду вам мешать. Если что, вы знаете, как меня найти. Поверьте, в наших общих интересах как можно скорее разрешить эту проблему. Катарина. Изабелла...

Теперь пора уходить отсюда. Потом обе они наверняка захотят встретиться. Или не обе, а Львица Романии собственной персоной и кто-то из семьи короля Ферранте. Изабелла, что ни говори, сама по себе слабо годится на роль переговорщика.

Из огня да в полымя... Стоило мне покинуть этих двух дам, как нарисовалась третья. Бьянка. Сразу было видно, что она тут не просто так, не из собственного интереса — хотя и это тоже. тут сомневаться не приходилось — но по поручению понятно кого.

— Отец?

— Да, Чезаре. Он в бешенстве. Не из-за тебя, а из-за того, что кто-то посмел испортить его успех. Будь осторожнее.

— Только меня?

— Больше никого, — подтвердила подруга. — И он просил, чтобы ты поспешил.

— Но ты не прерывала мою беседу с Катариной и Изабеллой.

— Поспешил 'как только уладишь насколько возможно дела с родственниками отравленного'. Так он мне сказал.

Не Мигелю, не кому-то другому, а именно ей, Бьянке. Что ж, она была 'введена в круг' семьи Борджиа её главой. Не родственников, а тех, кому стоило доверять. Отныне это есть непреложный факт. Мне же оставалось поспешить к Родриго Борджиа. Бьянка... она осталась среди итальянской знати, равно как и Мигель. Пусть изображают, что вокруг всё хорошо и просто замечательно. Из Борджиа по крови пока останется Лукреция. За ней присматривают, так что опасаться нечего. Хотя охрану один бес пришлось увеличить. Не явную, а косвенную, само собой разумеется, на подобного рода мероприятиях иной и быть не может.