Охота на слизня (После нас 3)

Глава 1

Мак шел по улице и пинал истрепанный мяч. Внутри него что-то бултыхалось, словно туда налили воды. Но мяч был легким, и когда исцарапанная мальчишечья нога в порванном кроссовке, перемотанным изоляционной лентой, ударялась в него, то он довольно-таки далеко отлетал, шваркая и хрустя песком пыльного асфальта.

Мак улыбался, вприпрыжку пробегал это расстояние, и снова бил.

Пот струился по загорелому веснушчатому лицу, и он изредка вытирал его, отводя со лба выжженные добела волосы. На тельняшке в крупную полоску у него крепился круглый значок с лицом какой-то девушки. Если продержать его на солнечном свету достаточно долго, а Мак шел по пустынной улице уже примерно час, то крохотная батарея внутри значка заряжалась и начинала выдавать на глянцевую поверхность забавную анимацию — красивая голова девушки поворачивалась вслед за любым движением, бросавшим тень на ее лицо. Примитивный процессор, отвечающий за это, был сделан на славу и не сломался, даже пролежав в заброшенном магазине несколько десятков лет.

Но Маку было все равно на анимированную девушку, он наигрался с ней первый день находки. Основная польза значка состояла в том, что он стягивал прореху на любимой тельняшке, в которой уже становилось все жарче и жарче. Мальчик закатал рукава, поднял мяч и зажал его подмышкой. За время пути он успел и пожонглировать им, и понабивать коленями и даже покрутить на пальце. Сейчас это все порядком надоело, и он жалел, что взял мяч с собой. Нужно было его оставить дома, с сестрой.

Взопрел бок — прижатый к нему, нагретый и пахнущий затхлой резиной, мячик включил эффект парной бани, заставив Мака переложить его на другую сторону. Но там случилось ровно то же самое. Мокрая тельняшка неприятно липла к телу.

Ну не выбрасывать его?

Мак огляделся по сторонам — он знал, что в этом городе обитает всего лишь два человека — он да его сестра — поэтому глупо бояться, что кто-либо украдет мяч. Но вдруг? Терять забаву не хотелось, тем более, он помнил, с каким трудом удалось надуть спущенную вдавленную сферу при помощи своих легких и рта, а не насоса, придав ей упругость и вернув былое предназначение.

Он увидел покосившуюся зеленую голубятню — квадратную клетушку на четырех столбах — и уверенно направился к ней. Под ее тенью, раздвинув густую, плотную траву и серебристые стебли полыни, он и положил мяч, прижав по бокам обломками попавшегося под руку красного кирпича. Все, отныне можно было не беспокоиться и не томиться лишним грузом.

Мак отряхнул руки и с интересом посмотрел вверх.

Голубятня выглядела донельзя заброшенной, но вокруг нее по-прежнему висел незримый плотный птичий запах, да и землю, хотя ее покрывала трава, устилал давно засохший черно-серый слой помета.

Мальчик взялся за хлипкую лестницу и потряс — все сооружение отдалось вибрацией и посыпался легкий сор, но ничего не отвалилось, не упало и не обрушилось. Мак через плечо оглянулся назад, думая, не заметит ли сестра опоздания, если он уделит немного времени этой голубятне, и не станет ли спрашивать, почему он задержался сверх положенного?

Просто посмотреть, что там наверху, вот и все, что он хотел.

Это займет...

— Десять минут, — пробормотал Мак и уверенно двинулся по лестнице наверх.

Подточенные ржавчиной порожки прогибались под его цыплячьим весом, а шероховатая краска, пластами осыпающая с перил, царапала пальцы. Но все было в порядке, Мак держал ситуацию под контролем. По крайней мере, он был уверен в этом, пока не забрался на верхнюю площадку и не посмотрел вниз, откуда голубятня казалась не столь высокой. Здесь же, по факту, Мак словно очутился на четвертом, а то и пятом этаже. Такая удача подворачивалась ему крайне редко, потому что жили они в обычном одноэтажном доме, и Лиля всегда следила за тем, чтобы брат не оказался где-нибудь выше собственного роста. Где-нибудь, где ему бы грозила опасность.

Но разве могла угрожать голубятня?

Мак прошелся, скрипя рассохшимися досками, и со скрежетом открыл сетчатую дверку. Полумрак не скрывал горы голубиного помета, мусор и перья, устилающие все вокруг. Пахло тут гораздо резче, но сладковато, и в какой-то степени даже приятно, по-домашнему.

Мальчик прошел вдоль насестов, с любопытством заглядывая в них, но там, конечно же, ничего не было. Все птицы давно улетели на юг, и юг этот остался где-то в прошлом, лет на пятьдесят назад. Когда случился Большой Взрыв и пришли Чистильщики, то голубей, вместе с их хозяином, просто высосало органической массой через металлическую рабицу.

С тех пор здесь, наверное, не ступала ничья нога. В прогнивших кормушках скопилась дождевая вода, с крыши сыпалась труха, а два паука, завсегдатаев этого места, свивших паутину в противоположных углах, наверное, удивились бы, увидев перед собой настоящего голубя.

Удивился и Мак, когда услышал за спиной хлопанье крыльев и призывное, горловое урчание. Он резко обернулся и увидел поджарого белого голубя, сидящего на перилах ограждения. Он внимательно смотрел на мальчика черными умными глазами, и шея его беспрестанно дергалась, издавая те самые журчащие звуки.

— Привет, — тихо сказал Мак и пошел к птице навстречу.

В этот момент длинная доска под ним переломилась надвое, и нога скользнула вниз, провалившись по самое колено. Мальчик взвыл, завалившись на бок и упершись руками в пол. Голубь, закурлыкав в разы громче, спорхнул с перил и короткими прыжками начал приближаться к Маку, нервно дергая головой.

Из нескольких продольных ран, прорезанных острыми щепками доски, по ноге стекала горячая кровь, попадая прямо внутрь обуви. Инстинктивные слезы, которые Мак меньше всего хотел видеть на своем лице, мешали обзору. Он, осторожно отняв одну руку от пола, вытер их и внимательнее осмотрел место происшествия.

Все оказалось средней паршивости, включая большое количество крови и грязь, царившую в голубятне. Сегодня нужно было надевать полноценный штаны до пят, но Мак выбрал шорты, и поплатился. Во-первых, джинсы не дали бы доске пропороть кожу. Во-вторых, когда он вернется домой, сестра все увидит и без скандала никак не обойдется.

"ЗАЧЕМ ТЫ ТУДА ПОПЕРСЯ, А?!"

Мак покрепче оперся руками и попытался вытащить ногу из деревянного капкана, но ничего не получилось — действие наткнулось на противодействие. Тогда он взялся за край отошедшей доски потянул ее на себя. Пол угрожающе заскрипел, ржавые гвозди со стоном выходили из перекрытий, но нога сразу же почувствовала себя свободнее.

Цокая коготками розовых лапок, голубь допрыгал вплотную до мальчика, склонился над его рукой, как внимательный папаша, и неожиданно клюнул, ущипнув за кожу между большим и указательным пальцем.

— Эй! — Мак испуганно взмахнул рукой, чтобы разогнать птицу, потерял равновесие, и тут же ушел вниз еще на полноги, разодрав ее выше и зажав где-то в районе бедра, замерев в нелепой растяжке.

Ничуть не обескураженный голубь перепрыгнул на новое место и вцепился в голень мальчика. Его маленький клюв, несмотря на размеры, действовал, словно отбойный молоток. Пяти-шести быстрых ударов по кости хватило, чтобы выступила кровь и Мак, опомнившийся от шока, вновь отогнал его.

Птица взлетела, хлопая крыльями, и села на насест, для нее же когда-то и созданный. На ее белой грудке расцветали мелкие капли алой крови. Мальчику стало страшно — он сидел в этой проклятой голубятне, в пяти километрах от дома, наедине с чокнутым голубем, пытающимся его сожрать! Или умертвить, чтобы принести в жертву своим голубиным богам? Мак представил, как его истекший кровью труп, осаждают целые толпы белых птиц, клюют, высасывая глаза и вырывая щепотки мяса, но их настолько много, что уже через десять минут от него остается один лишь скелет, который проваливается в прореху сломанной доски, гремя костями.

"Нет! Что за бредовые мысли?!"

Мак тряхнул головой и посмотрел на голубя. Тот сидел смирно, но урлыкающие звуки, идущие из дрожащей шеи, звучали угрожающе.

— Куда меня угораздило попасть? — прошептал мальчик и снова попытался вытащить ногу. Получалось с трудом, но получалось. Мелкие занозы десятками вонзались ему под кожу и прямиком в открытые раны, но ничего с этим поделать было нельзя.

Мак неводом тянул из пучин деревянного моря собственную ногу и от того, успешно завершится эта рыбалка или нет, зависело его будущее. Конечно, Лиля найдет его тут, спустя некоторое время после того, как поймет, что брата слишком долго нет. Найдет, куда она денется.

Либо же...

Голубятня отстояла от дороги метров на двадцать, и с нее нельзя было увидать торчащую ногу, если не приглядываться специально. Потеряй Мак сознание или усни в момент прихода сестры — и все, прощай жареное мясо с фасолью и приправа для растворимых супов, которую он любит слизывать с обслюнявленного пальца.

Мака затрясло. Поразительно ясно он понял, что впадает в панику и ничего не может с этим сделать. Трусливая ярость, закипевшая внутри, паровым ударом заставила мозг отключиться чуть ли не полностью и он резко, остервенело, дернулся вверх, всаживая в ногу деревянные шипы и зубочистки, воя от боли.

Голубь, встревоженный его криком, расправил крылья, крутанул головой и спланировал вниз, прямиком на макушку. Его лапки вцепились мальчику в волосы, а жесткий клюв, как будто сделанный из железа, начал долбить прямиком в черепную коробку, словно голубь пришел к своему старому глуховатому знакомому и все никак не может до него достучаться.

— Слезь с меня, тварь! — Мак руками схватился за тельце птицы и отбросил ее в сторону, подняв в воздух целый ворох перьев и перышек. Это помогло ему, но лишь наполовину, потому он опять ухнул вниз, нивелировав все прежние болезненные попытки выбраться из плена. Голубь же, деловито вытащив выбившееся из крыла перо, уверенными прыжками направился к мальчику.

Мак не выдержал и заплакал. Теперь искренне и совсем не от боли.

Глупая, глупая гибель, но отсюда не было никакого выхода, он не видел абсолютно никаких решений.

Птицы воспарила, курлыкая и хищно открыв клюв с грязно-сизым нутром, и в тот же миг исчезла, потому что кто-то сбил ее прямо на лету. Она врезалась в стену, распластавшись по ней белым пятном, и упала вниз безвольным комком со свернутой на сто восемьдесят градусов головой.

— Господи, Проня! — воскликнул Мак и заплакал еще сильнее, глядя, как к нему, отбросив палку в сторону, приближается мутант.

Он осторожно передвигался, сгорбившись под высотой своего двухметрового роста, явно не укладывающегося в параметры голубятни. На его тощем теле, помимо затасканной черной куртки с оторванными рукавами, болтались туго подвязанные штаны. На лице, лишенном всяческих морщин, идеально гладком и безупречном, блуждала радостная улыбка.

— Осторожнее! — предупредил Мак. — Тут гнилые доски, постарайся не наступать на них.

Проня понятливо кивнул. Как и многие муты, он не разговаривал, ограничиваясь лишь бессвязным мычанием и парочкой простых слов, вставляемых всегда строго по делу. Большой Взрыв зацепил его родителей, а те передали сыну (и еще десяти своим детям) уникальный рост, кукольное лицо и полное отсутствие волосяного покрова и каких-либо выпуклостей на теле — будь то грудь, задница или бедра — Проня со всех сторон походил на ровно отесанный кусок бревна, безобидный и очень добрый.

Мутант протянул руку Маку и тот уцепился за нее. Затем он, другой рукой, осторожно поднял край доски, высвобождая ее от плотного соседства с остальными и ставя вертикально. Отсыревшее дерево поддавалось с трудом, но Проня, хоть и не отличался большими мускулами, все же обладал достаточной силой, чтобы справиться с этим.

Когда Мак почувствовал, что острые концы доски больше не касаются ноги, то потянулся вверх, опираясь на здоровую ногу, и выбрался наружу. Тут же отскочил в сторону от провала, осматривая повреждения, но не отпуская руки Прони.

Зрелище было печальное. Неровные кровавые полосы разрезанной и покрасневшей по краям кожи поднимались от икры и вплоть до середин бедра, всю ногу заливала кровь и еще неизвестно, что было под ней — грязь, занозы. Шорты тоже немного порвались, но это являлось наименьшей из бед.

— Что же мне делать? — спросил мальчик у мута.

— Ма-к, — ответил он и кивнул на выход из голубятни.

— Максим, — по привычке поправил Проню мальчик. Его на самом деле звали так, но с тех пор, как их семейство подружилось с мутантом, умеющим выговаривать только три первых буквы из имени, это прозвище крепко за ним закрепилось.

— Ма-к, — повторил мут.

— Хорошо, пойдем.

Мальчик оперся на Проню и они осторожно побрели на выход. Спускаться вниз по лестнице с раненой ногой оказалось не слишком удобно, но еще хуже стало, когда они вышли на солнце и его лучи буквально въелись в свежие порезы, будто обливая их кислотой.

— Мне нужна вода, — сказал мальчик. — Много воды, чтобы обмыться. И чистые тряпки. Ты сможешь мне помочь?

Проня внимательно посмотрел на Максима. В его черных глазах не читалось ровным счетом ничего, и только отсутствие улыбки говорило за то, что мут настроен серьезно. На груди у него висел такой же значок, как у Мака, только там изображался мужчина — странный парень со смешным обезьяним лицом. Мут очень радовался, когда Мак подарил ему эту штуку и его детский интерес к анимации не прошел за сутки. Кажется, он до сих пор восторгался любому движению, что совершалось на поцарапанной поверхности значка.

— Вода, понимаешь? И тряпки. Тряпка! Длинная, на бинты.

Проня кивнул.

— Ты знаешь, где все это найти?

Мутант поднял руки, и показал левый указательный палец. На правой же пальцы остались сжатыми в кулак.

— Знаешь, где найти воду, но без понятия, где отыскать тряпки? — уточнил Мак.

Проня опять кивнул.

— Хорошо, принеси хотя бы это.

Мут понятливо моргнул и легонько пихнул мальчика в грудь — тот отступил на шаг назад и плюхнулся в тень, на траву, клацнув челюстью. Когда он поднял глаза, чтобы понять, зачем Проня сделал это, мутанта уже был на другой стороне улицы и вскоре скрылся меж домов, долговязым силуэтом растворившись на фоне клетчатых строений, с верхушек которых ветер и непогода оборвали всю красивую облицовку и теперь они походили на наполовину очищенные гнилые бананы.

Мак, опираясь на руки, отполз еще подальше в тень и только сейчас понял, почему мутант толкнул его сюда.

— Спасибо за прохладу, — проворчал мальчик. Теперь ему оставалось лишь ждать мутанта. Он не сомневался, что тот вернется за ним, но вот когда именно? Лишь бы побыстрее, иначе Лиля задаст им обоим хорошую трепку. Мутанту за то, что тут же не сообщил ей о случившемся, а брату за то, что полез, куда не следуют.

Они договаривались, что пойдут по Платоновской улице вдвоем, но сегодня Максиму удалось отговорить сестру, и отправиться в маленькое путешествие в одиночку. До этого они всегда ходили на разведку, за продуктами и одеждой, вместе, но Маку исполнилось уже достаточно много лет, чтобы иметь хоть какую-то самостоятельность и не зависеть от... женщины. Он любил сестру, но ее любовь и забота были чересчур сильными и навязчивыми.

Да и все, что окружало их в быту, было навязчивым. Они поселились здесь, на краю дуги, лишь потому, что ни одно разумное существо по своей воле не захотело бы тут жить. А, стало быть, никакой опасности для постоянных поселенцев. Никаких угроз. Никакой напряженности. Если не считать, конечно, магистраль, проходящую у них под боком. Каждый день Мак, просыпаясь, выходил из дома и видел перед собой эту гигантскую рытвину, вдоль прорезавшуюся город, от края до края, куда только хватало глаз.

Каждую ночь, ложась, они занавешивали окна тремя слоями ткани, чтобы сияние дуги не пробивалось в комнату и не манило их к себе. Но Мак, в тайне от сестры, иногда смотрел на эти переливы, а за последние два года даже три раза подходил к магистрали вплотную, касаясь кончиками пальцев прозрачной яркой оболочки, за которой что-то напряженно, но тихо, жужжало и выло.

Мак своими глазам видел однажды, как худая рыжая лиса, тявкая и принюхиваясь, медленно шла к дуге, чтобы затем немедля прыгнуть внутрь нее, кубарем скатившись с обрыва. Это произошло засветло, поэтому мальчик все отчетливо видел и усвоил урок — короткая рыжая черта бежала зигзагами, прыгая то в одну сторону, то в другую, а затем вдруг, будто ее ударили пинком, взвилась в воздух и — тут Мак мог поклясться — врезалась в невесть откуда взявшееся собственное отражение, маревом дрожащее в метре от земли. И исчезла в мираже.

"Она просто схлопнулась", как сказала Лиля, только и всего. Когда Мак спросил, что означает "схлопнулась", она ответила, что это происходит со всеми, кто попадает в дугу, аорту или магистраль, как не назови, смысл остается прежним. Зайдешь в нее, и обратного пути нет. Мак впитал это из детских сказок и родительских предупреждений, полустертых из воспоминаний. Но формулировку сестру он слышал впервые.

Проверить — так ли это на самом деле, не имелось никакой возможности, потому что жертвовать собой уж точно не хотелось, а в городе, кроме них, не было практически никого. Проня появился позже. Однажды, в очередной раз выбравшись за продуктами на центральную улицу, идущую и выходящую окнами как раз на край разлома, брат с сестрой заметили странного человека, шедшего прямиком на магистраль.

Лиля хотела спрятаться, но Мак (тогда еще Максим) ее не послушался и с криками бросился к человеку, желая остановить его во что бы то ни стало. Уже только приблизившись, он понял, что перед ним не человек вовсе, а мут, пусть и хорошо сохранивший человеческий облик, но мут.

Тот мельком взглянул на мальчика, улыбнулся, и пошел дальше, зачарованно смотря куда-то вдаль. Еще несколько шагов и он свалился бы с обрыва на дно дуги, и вряд ли бы выбрался оттуда в одиночку, совсем как та лиса. Но Максим, подкупленный вполне осознанной, человеческой улыбкой, в пару прыжков достиг его и сбил с ног, отбросив в сторону. Их веса были несоизмеримы, но расслабленное тело мутанта поддалось инерции.

Мак уже не помнил, что кричал и каким образом достучался до вдвойне затуманенного разума мутанта, но уже через десять минут тот вел себя вполне адекватно. Для мутанта.

Лиля, стоявшая на безопасном расстоянии, умоляла брата убраться отсюда и поскорее, но тот не слушался сестру, смотря на сидящего перед ним большого челомута. Так он назвал его про себя, потому что не мог причислить это наивное, чистое лицо к мутантам, но и к людям тоже определять его не годилось.

Мутант протянул руку к Маку и раскрыл ладонь — на ней лежала мятый, грязный леденец в фантике. Мальчик осторожно взял его, развернул, с натугой откусил половину и отдал муту. Так они и познакомились.

Через некоторое время мут, поселившийся рядом с ними, обрел новое имя — Проня. А еще через какой-то промежуток новое имя получил и Максим — Мак. Лиля к тому моменту уже была не против соседства, тем более, что преданный мут, потенциально, мог защитить их от разных опасностей, памятуя о долге в честь своего спасения.

Все те, из немногих живущих на краю магистрали, людей знали, что однажды отведенное от дуги живое существо получало иммунитет к ее притягательности, и в дальнейшем могло спокойно смотреть и на ночные переливы всех цветов и красок, вспыхивающих над магистралью, и слышать зовущее многоголосье, иногда прорывающееся сквозь блокаду ватной тишины, царящей по обе стороны аорты.

Хотя, иногда, Мак чувствовал непреодолимое желание сделать целеустремленный шаг и оказаться на дне магистрали. Возможно, это было всего лишь любопытство или мальчишечий азарт, кто знает. Но чтобы переломить это желание требовалось достаточно много усилий, все равно, что отказаться от холодной воды в жаркий день или тарелки настоящего мясного бульона, после голодного поносного трехдневья.

Мак никогда не спрашивал у сестры, испытывает ли она подобные рецидивные чувства к магистрали, но подозревал, что ее ответ был бы положительным. Не зря она так боялась ночного расцвета аорты и чуть ли не гвоздями прибивала плотные тряпки к рамам окон.

Что же до странного голубя, то он вполне соответствовал духу окраины дуги. Наверное, только здесь жалкая птица могла напасть на человека и попытаться... Что сделать? Убить? Поклевать? Мак так до сих пор и не понял, чего хотел добиться от него голубь. Самым вероятным вариантом был тот, что где-то внутри голубятни таилось гнедо с яйцами или птенцами, и птица просто защищала свое потомство. Но не таким же яростным, неадекватным способом?

Солнце двигалось по небу и вот уже тень, падающая от домов, немного отступила, желтый жаркий свет коснулся кроссовка мальчика. Он оглянулся назад — если отползать дальше, то там будет голубятня, а находиться рядом с ней ему хотелось еще меньше, чем даже с дугой. Оставался вариант зайти в прохладный подъезд. Мак уже даже начал подниматься, чтобы оказаться в живительной прохладе и посидеть на удобных порожках, как вдруг из-за угла дома появился Проня, с пластиковой бутылкой, до краев заполненной водой и еще чем-то небольшим и продолговатым, завернутым в картонку.

— Дай! — Мальчик выхватил бутылку и присосался к горлышку, даже не спросив, питьевая это вода или нет. Но мутант молчал, спокойно наблюдая за другом, значит, опасаться было нечего.

Напившись, мальчик вылил немного воды на ладонь и принялся протирать раны от уже подсохшей крови. Касаться воспаленных мест было действительно больно, но Мак, закусив губу, не отступался, понимая, что это необходимо. Наконец, когда под ним растеклась целая мутно-багровая лужа, нога почти полностью очистилась.

— Тряпки, как я понимаю, не нашел? — спросил он у Прони. Мут заулыбался и раскрыл картонку — сначала мальчику показалось, что там, внутри, ничего и нет, затем Проня чуть повернул ее, изменив угол, и в глаза ударил отблеск солнца. — Что это? Стекло?

Мут кивнул. Сложил картонку еще, дополнительно, вчетверо, вставив туда широкий конец кинжаловидного стекольного осколка, затем оттянул штанину, чуть ниже колена, и принялся резать. Когда с ней было покончено, он стянул с ноги отрезанную ткань и ловко раскроил ее на узкие полосы, на бинты. Потом протянул эту охапку, с торчащими из неровных краев нитями, мальчику и промычал что-то нечленораздельное.

— Вот оно как, — сказал Мак. — Спасибо. Надеюсь, у сестры сегодня выдался трудный день, и она ничегошеньки не заметит.

Он плотно перевязал ногу, оставив свободным колено, чтобы оно сгибалось, и встал с помощью Прони. Боль тут же отозвалась, не терпя и не мешкая, прострелив от бедра донизу самой настоящей, если не шаровой, так обычной молнией. Мальчик охнул, припав на бок, но выстоял.

— Это очень хреново, — сквозь зубы выдавил он и попытался сделать шаг. И, хотя было больно, ему удалось сделать это. Еще несколько шагов для разминки и Мак медленно, но уверенно, пошел вперед, махнув рукой Проне, чтобы тот следовал за ним.

— Мы посмотрим, что есть в этих магазинах, понял? С пустыми руками я возвращаться не хочу, а ты мне в этом поможешь. Если мы найдем хороший магазин с едой или одеждой или блестящими бусами, то Лиля будет не такой злой. Сгладим впечатление, согласен?

Стомиллионный кивок Прони и Мак кивнул ему в ответ, хотя, как всегда, сомневался, что тот понял хотя бы половину из его слов.

— Ты иди впереди и постарайся выбирать путь полегче, — сказал он мутанту. Тот послушно ускорился, и его спина замаячила перед мальчиком, как маяк, ведущий моряков к безопасной бухте.

Они довольно быстро прошли по улице, нашли удобный проход и свернули в него, между домов, чтобы оказаться лицом к лицу с дугой. Этот город родители Мака, еще до своей гибели, выбрали не случайно — для жизни тех, кто понимал суть вещей и не боялся неизведанного, он подходили идеально. "Их" Чистильщик, пройдя через него, сотворил уникальную вещь — оставил невредимой примерно одну крайнюю правую полосу асфальтовой дороги и тротуар центральной улицы города с сотней всевозможных магазинов, магазинчиков и прочих полезных зданий. Конечно же, улица не была идеально ровной, поэтому, где-то Чистильщик выгрыз ее полностью, где-то задел по касательной. Глубокие трещины и разломы — все это имело место здесь быть, не бывает ничего идеального в мертвом мире. Мак и Лиля жили примерно посередине прямого отрезка, и всегда ходили на левую сторону Платоновской улицы. А когда там закончились продукты, было принято решение осваивать правую. В этот выбор никоим образом не входил план праздного посещения голубятни и именно поэтому Мак боялся гнева сестры.

Они вышли на покрытый глубокими трещинами, осыпающийся с боку, тротуар, резкой переходящий обрывом прямиком в дугу. Перед ними стояла бронзовая скамейка с сидящей на ней бронзовой же статуей человека в старомодной шляпе и костюме. Он держал на коленях корзинку, наполненную бронзовыми продуктами вперемешку с пылью, грязью, засохшими разноцветными листьями и всем прочим, чем наградил ее мир после Большого Взрыва.

Мак отер усатое добродушное лицо статуи ладонью и сказал Проне:

— Этот парень должен знать, где здесь еда. Что скажешь?

— М-ак!

— Я в курсе, как меня зовут, — улыбнулся Максим, смотря на мута. — Слушай, а сколько тебе лет? Тридцать? Сорок?

Брови мутанта сошлись на переносице, но морщин не обозначилось, появилась лишь одна, едва видимая толстая складка. Он пожал плечами и тоже прикоснулся к лицу статуи.

— М-ак!

— Да что ты говоришь! А может, это Лиля, не?

— Ммм-ак!

— Для тебя это Мак, согласен, но на самом деле он мужчина. Я тоже мужчина, пусть и маленький. Ты — мужчина. Но ты не Мак и он не Мак. Понял? Не все, кто мужчины — Мак.

Мальчик указательным пальцем поворошил мусор в корзине, ликующе воскликнул и извлек оттуда круглую тонкую монету.

— Деньги, Проня. Кто-то, давным-давно, решил, что железный усач побирается, совсем как городские, что вышли на дороги по дурости. Раньше эту штуку можно было обменять на мясо и воду, представляешь? Мне рассказывали родители. Они их собирали — монеты и бумажные деньги. А потом... — Мак погрустнел и щелчком большого пальца подбросил монетку в воздух. Поймал полупрозрачную сферу налету и положил ее в задний карман шорт. — А потом это никого не стало интересовать. Отдам Лильке, может, ей пригодится. Пойдем искать еду.

Они оставили мужчину на скамье, и направились дальше. Как и на левой стороне улицы, здесь все было обустроено точно так же. Различались лишь вывески, наполнение витрин и некоторые фасады домов. Куда хватало взгляда — тянулась вполне ровная, пусть иногда и идущая волнами, дорога. На прежнем месте, почему сестра Мака и решила пойти в другую сторону, где-то с середины улицы образовалась форменная катастрофа — обвалившийся треснувший дом увлек за собой еще несколько, ссыпавшись прямиком в аорту, и захватив по соседству внушительный кусок земли. Его можно было обойти, но легче всего было пойти по пути наименьшего сопротивления.

Право и лево. Лево и право.

В сознании Мака эти указания давно уже звучали с большой буквы и значили для него ровно то же самое, что и называния улиц в этом городе, если не больше. Какая разница, ведь кто-то из людей придумывал их до него, а он, Максим, придумал что-то свое, сызнова. И никто не мог с ним поспорить. Никто.

Потому что из тех, что могли, одной было все равно, а другой был практически немым. Остальных же в Адыгейске не наблюдалось.

Продуктовый магазин стоял сразу же после сломанного фонарного столба, снизу улепленного, как шелухой, бумажными рекламными объявлениями. Мак протер витрину от толстенного слоя грязи и, сложив руки, прислонил лицо, чтобы разглядеть, что внутри. Увиденное удовлетворило его полностью. Он дернул за белую дверь, но та не поддавалась и явно была заперта изнутри. Что странно, так как Большой Взрыв в этой полосе произошел ранним вечером и все общественные здания и сооружения к летнему истомному часу были открытыми, лишь за редким исключением. Но здесь, где Максим за несколько лет не встретил ни единого человека, могущего первым добраться до ценного магазина и запереть его извне, дверь на замке являлась нонсенсом, как девственница в финале порнофильма.

Мальчик огляделся и поднял кусок слипшегося бетона, отколовшегося от столба.

— Отойди, — сказал он мутанту, сделал пару шагов назад и с силой бросил камень в стеклянную дверь. Ударопрочное стекло хрустнуло и без промедления пошло множеством трещин, теперь оставалось лишь добить его до конца. Эту обязанность Мак возложил на Проню, и тому пришлось приложить не слишком много усилий, прежде чем заветная дверь распахнулась.

Мак осторожно вошел в помещение и потянул воздух ноздрями — пахло не очень славно, но и не слишком настойчиво отвратно, значит, все, что могло сгнить, давно сгнило, оставалось лишь найти устойчивые к изменениям и фактически вечные по сроку хранения продукты. А их от предков в наследство новым поколениям досталось предостаточно.

На мясном прилавке, за полукруглой сферой, растекалось что-то неприятно зеленое, сто раз перебродившее и съеденное невесть как попавшими туда личинками мух, там же вместе с мясом и погибших. В ящике из-под мороженого по стенкам висели прилипшие яркие обертки и фантики — их содержимое давно уже испарилось. Лотки с фруктами — туда же, в небытие, а в сухом остатке одна источенная почерневшая кожура да немногочисленные хилые ростки непонятного происхождения, когда-то попытавшиеся вырасти в этом вечном сумраке.

Но Мака интересовало совсем другое — полки возле касс. Именно там, на выходе из магазина, всегда располагались продукты, которых не могло убить ни время, ни жара, ни холод. Мальчик отодвинул заржавелый сварливый турникет и направился вглубь магазина, по пути захватив слежавшуюся упаковку мятной жвачки. Пара пластинок хоть немного освежили его.

— Не хочешь? — Мак протянул жвачку Проне, но тот отказался, с любопытством озираясь по сторонам. — Зря. Тебе бы не помешало. Когда зубы-то в последний раз чистил?

Его вопрос остался без ответа, впрочем, Мак давно к этому привык и разговаривал с мутантом на своей волне, в девяти случаях из десяти спрашивая для того, чтобы спросить, а не для того, чтобы услышать ответ.

На их счастье, в магазине целый длинный стеллаж отводился под сухие супы, пюре и прочие продукты, в состав которых входило то, чего конкретно узнавать мальчику никак не хотелось. Когда-то, на примере "химической пищи", он даже думал, что все съедобное на свете может храниться нескончаемо долго, но реальность в виде прокисшего супа или сгнившего яблока поставила все на свои места.

Помимо супов, на пластиковых зажимах болтались сухарики, сушеная рыба в синей упаковке, чипсы и прочий съедобный, пусть и чересчур соленый, ширпотреб. Достав из кармана шорт объемные шуршащий пакет, Мак принялся складывать в него все без разбора, только в самый последний момент задумавшись и пробежавшись по полкам глазами, доложив туда суп с креветками. Он никогда не ел этих странных скрюченных существ в настоящем виде (картинки на желтой упаковке не могли врать), но вкус их в порошковом эквиваленте ему нравился.

— Нам должно хватить на неделю, — сказал Максим. — Потом вернемся сюда еще раз и возьмем побольше. Ты еще ничего интересного не видишь?

Это был редкий вопрос, требующий действительного ответа, и Проня понял мальчика. Он осмотрелся и пожал плечами.

— Понятно, значит, пойдем домой.

Они развернулись, и в этот момент сверху, ударившись по потолку-полу, что-то громыхнуло. Мак резко поднял голову, с тоскливым замиранием сердца ожидая, что увидит падающие потолочные перекрытия подточенного Чистильщиком дома, но ничего такого страшного не произошло, да и громкий звук, неожиданно возникший, так же неожиданно и исчез, будто не было его вовсе, оставив после себя звенящее послевкусие.

— Что это было? — Мак прищурился: в самом конце магазина, у стены, располагалась неприметная лестница, ведущая наверх, к двери с табличкой. Это заинтересовало мальчика. — Пойдем, посмотрим?

Но Проня отчаянно замычал и ринулся к выходу, не разбирая дороги, с расхлябанным щелчком распахнув турникет — от него отлетел ржавый круглый знак с белым кирпичом на красном фоне. Мут не обратил на это внимания, остановился у входа и, жестикулируя, принялся звать мальчика к себе, но Мак оставался на месте, прислушиваясь к тому, что происходило наверху. Или не было там ничего?

Он поставил пакет на пол, прижал указательный палец к губам, приказывая Проне вести себя потише, и крадучись направился к лестнице. То было второе его безрассудное восхождение на высоту за день, но к этому моменту он уже не помнил о голубятне. Внутри него разгорались искры смелости и азарта, впрочем, совсем иного уровня, по сравнению с тем, как было раньше. С чем это было связано? Мальчик не знал. Ему определенно хотелось узнать абсолютно иное — что там, наверху? Ведь дверь в магазин была заперта изнутри и этот звук... Звуки не появляются просто так. У них есть хозяева.

Об опасности он не думал, потому что за годы, проведенные по соседству с дугой, это чувство притупилось. К тому же, одна единственная встреча с живым существом принесла ему верного друга, что будет, если новая увеличит количество друзей как минимум вдвое? В лучшем случае, он увидит на втором этаже какой-нибудь отвалившийся кусок штукатурки и ничего более. В худшем — Проня придет на помощь.

Но если бы Мак оглянулся назад, то увидел, что мутант уже стоит на улице, жалобно скуля, подпрыгивая на месте и заглядывая внутрь магазина. Если бы он оглянулся, то увидел бы слезы страха на лице мута и эмоции, так и прущие наружу в виде мечущегося обезумившего взгляда. Он явно хотел броситься вслед за мальчиком, но что-то останавливало его. Что-то несущественное, но в то же время сковывающее по рукам и ногам.

Вцепившись в проем, Проня наблюдал за исчезающим в полумраке Маком и тихонько всхлипывал, глотая слезы.

А мальчик все шел и шел. Лестница эта, не в пример той, что на голубятне, была прочна. Дверь, с табличкой на иньере "Посторонним вход воспрещен!", тоже выглядела весьма внушительной, но когда он повернул ручку, то она легко открылась, и Мак вошел на второй этаж.

Здесь было солнечно и тепло. Свет проникал в комнату с высокими потолками даже через пыльные грязные окна.

— Есть кто? — громко спросил мальчик, но глухое эхо ответило вместо кого бы то ни было — здесь царила пустота. Прислонившись к желтой стене, Мак постучал здоровой ногой по достчатому полу, на всякий случай, чтобы убедиться в его крепости. Вроде бы ничего.

Помимо света и пустоты, в комнате, если так можно было сказать, ничего не наблюдалось вообще. Табличка не врала — посторонним тут делать было нечего. Мальчик смог прочитать, что на ней было написано и уяснить смысл, этому его обучили родители, потому что чтение в мире после Большого Взрыва являлось чуть ли не главенствующим умением. Можно метко стрелять или быстро бегать, но если съесть сухари с крысиной отравой или умереть, так и поняв, что за таблетки у тебя под боком, то на кой черт вообще рождаться?

Мак сделал несколько шагов и завернул за угол, и вот тут уже наткнулся на огромный мотоцикл, стоящий посреди инструментного беспорядка. Это настолько резонировало с общим восприятием — чистая пустынная часть комнаты и другая, кардинально иная, грязная, пахнущая бензином, машинным маслом и горячим от солнца металлом — что мальчик изумленное зажмурился и потер глаза, прежде чем поверить своему счастью.

Этого просто не могло быть! Всю жизнь он мечтал о корабле, и вот, нечто подобное, а может быть даже лучшее, случайно возникло на его пути! Не заброшенное, сгоревшее и вычищенное дотла, вросшее в землю и источенное ветрами до состояния хрупкой кружевной ржи, а почти целое и невредимое! По книгам он знал, что это мотоцикл и, к сожалению, не знал, как его завести, отремонтировать или исправить, потому что, судя по развалам запчастей и инструментов, в момент Большого Взрыва этот аппарат был на заслуженной профилактике.

Мак аккуратно обошел стороной большую банку, лежащую на полу, из которой, булькая, медленно выливалась черная густая масса. Видимо, это она упала с жутким грохотом, так напугавшим мута. Мальчик улыбнулся, вспомнив и свою реакцию. "Ты подпрыгнул аж до потолка, дружок". Стоило бы спуститься вниз и рассказать Проне, что же произошло на самом деле. Но это можно было сделать немного погодя, пока же...

Он застенчиво коснулся хромированного обода руля и пошевелился его из стороны в сторону. Колесо на спущенной покрышке сначала неохотно, но затем послушно отозвалось. Тогда Мак покачал мотоцикл, удостоверившись, что он прочно стоит на подножке, и залез на сиденье, морщась от боли, вновь вспыхнувшей в ноге, которая еле доставала до рамы.

Сидеть в мотоцикле оказалось еще более здорово, чем просто смотреть. Мак пригнулся к рулю и сморщился, издав звук, похожий на рев двигателя. В видео-иллюстрациях одной из самых любимых его книг, он слыхал такое не раз:

"Вжжжжжжжжжжжжжжжж!"

Мак покрутил ручку газа, сжал тормоз. Все работало и при этом оставалось неизвестным, что из мотоцикла полезного вытащили и что туда обратно нужно запихать, чтобы маленький буксир бесконечных дорог заработал как в старые времена.

Мальчик с неохотой слез с аппарата и подошел к заваленному верстаку. Странная масса из банки, похожая на загустевшее отработанной масло, растеклась еще больше, но, что самое удивительное, ее как будто магнитом тянуло к Маку, хотя пол был абсолютно ровным и без наклона. Мальчик убрал кроссовок чуть в сторонку, чтобы не запачкаться, и принялся рыться в грязных запчастях. Где-то тут, возможно, лежала инструкция или, как говорил отец Мака, когда у них был корабль, "умная книжка", вряд ли мотоцикл перебирали по памяти.

Наконец, он наткнулся на тонкий планшет в бордовом кожаном чехле. Конечно же, не рабочий, потому что солнечный свет не умел проникать через различные шестерни, пластиковые короба и наборы рожковых ключей, а без него любые, самые стойкие, батареи разряжались до нуля за пятьдесят лет простоя. Без особого энтузиазма понажимав кнопку включения книги, мальчик направился к окну. Чавкающий звук, раздавшийся откуда-то с пола, застал его врасплох — недоуменно он посмотрел на ногу и увидел тонкие нити черного цвета, идущие от кроссовка к массе из пресловутой банки. Каким-то образом она успела затечь под подошву и обляпать его обувь, хотя Мак и сделал все возможно, чтобы предупредить это.

— Вот черт, — пробормотал мальчик, отцепил непонятное клейкое "масло" и отер пальцы о доморощенные бинты на раненой ноге. — То чокнутый голубь, то дерьмо, что за день-то такой сегодня.

На солнечном свете, возле окна, "умная книжка" ожила, заморгав индикатором, и возвестила, что до полной зарядки нужно подождать час. Это вполне устраивало мальчика, тем более, что в сию же минуту ремонтировать мотоцикл он не собирался, а рассчитывал зачастить сюда со свиданиями, разобраться, что да как, и довести машину действительно до ума, а не наскоками, доканав себя всепоглощающим желанием получить игрушку в виде двухколесного корабля, на котором можно уехать не за пять или десять километров от Адыгейска, а значительно дальше. И, может статься, пополнить ряды странников еще одной буйной, томимой приключениями, головой.

Раненая нога, в районе бедра, зачесалась, и Мак автоматически потер ее, тут же вляпавшись кончиками пальцев в неприятную липкую массу. Вроде бы, когда он очищал кроссовок, ее было гораздо меньше, сейчас же...

— Блин, что это такое? — Мак поднес перепачканные пальцы к носу, понюхал и испуганно замер, потому что жидкость из банки двигалась прямо к нему. Она не лилась и не текла по полу, нет, он натурально направлялась прямиком к Маку, черным жемчугом блестя на солнце.

В это время за окном послышались мерзкие звуки, как от острого гвоздя, чиркающего по металлу. И если бы Максим успел посмотреть туда, то он бы узнал своего старого знакомого — голубя — он сидел на карнизе, с неестественно свернутой шеей, спиной к окну, но одним глазом к мальчику. Из приоткрытого клюва его вытекала черная патока, а в нише второго, выбитого глаза, копошилось что-то непонятное.

Но мальчик ничего этого уже не видел.